Лукавый взгляд с любовью [Юрий Семенович Гах] (fb2) читать онлайн

Лукавый взгляд с любовью

Литературный портрет Любови Овсянниковой

Гах Юрий Семенович

© Гах Ю.С., автор, составитель и переводчик с украинского, 2016

Предисловие

«Лукавый взгляд с любовью» — это дополнение к портрету моей героини, самокритично изложенному ею в книгах воспоминаний из цикла «Когда былого мало». Помещенные здесь статьи и газетные заметки, а по сути рассказы друзей о Любови Борисовне Овсянниковой и окружающем ее мире, дали мне повод присоединиться к ним и добавить в общий хор свои комментарии.

Раздел 1. Мне было восемнадцать…

Наступило 1 сентября 1965 года, когда я переступил порог университета в качестве студента-первокурсника механико-математического факультета Днепропетровского государственного университета имени 300-летия воссоединения Украины с Россией. Мне едва исполнилось 18 лет, и я совершенно не подозревал, что совершаю последние шаги навстречу событию, сравнимому по значению и последствиям с появлением на свет. Еще несколько мгновений и прекратится разлука, длящаяся весь мой век, сопровождающая меня от рождения до этого шага за порог аудитории. Вот сейчас все случится и больше никогда не будет по-прежнему. Как я жил все эти годы и как выжил без этой судьбы? Странно, прошло свыше половины столетия, а все помнится, будто происходило вчера.

Аудитория, в которую я вошел, была маленькой, потому что занятия начинались семинаром, кажется, по истории КПСС. Прямо напротив входа располагались четыре окна, открывающие вид на запад. А за ними был внутренний двор университета, ограниченный корпусами мехмата, физического и физико-технического факультетов. Наш — был новым, только что сданным в эксплуатацию, еще пахнущий известью, побелкой и красками. Справа от входа стоял стол преподавателя, за ним — доска. Протянувшись вдоль окон в три ряда, ждали нас парты. Опять же — новые и сверкающие.

Худенькая стройная девочка с природными кудрями на стриженных темных волосах вполоборота стояла у окна и отрешенно смотрела туда, с удивительной естественностью ни на кого не обращая внимания, будто так и надо было. Пожалуй, только этот фрагмент происходящего вмещал в себя смысл и был наполнен настоящей жизнью. Остальное, что обреталось вокруг — ее ровесники, разъединенные не наступившим еще знакомством, предметы учебного предназначения, девчоночьи ужимки и нервная бойкость парней, даже наступившая осень, — служило скучным и безликим, как размазанное мгновение, антуражем. На ней была бело-синяя в полоску блузка из вискозного трикотажа и бежевый сарафан легкой шерсти, явно не массового производства. Весь ее вид — неброский и обыкновенный — тем не менее чем-то привлекал внимание, был окутан беспокойно клубящимся флером, словно таилось в ней еще что-то огромное, не вмещающееся в это стояние.

Кажется, я промедлил, и она сразу же среагировала — повернулась и посмотрела на меня взглядом лесов, полей и летних просторов. Это было неожиданно — такие темные волосы и при этом светлая матовая кожа лица и ясные зеленые глаза. От этого я почувствовал непонятную тревогу и какое-то мгновение стоял, словно не понимал, что должен делать.

Между тем, события развивались. Появился представитель деканата с журналом посещаемости и успеваемости, начал делать перекличку, из которой я узнал имя стоящей у окна девочки — Люба Николенко.

Одна из всех в нашей группе, как березка в чистом поле, она была выпускницей сельской школы, к тому же — украинской, и это-то накладывало на нее печать иной культуры, окутывало ореолом загадочной романтической нездешности. Видимо, ей было среди нас, горожан, очень одиноко и тесно. Именно тоска по ветрам и открытым горизонтам, глубокое разочарование грохотом и многолюдностью, неудовлетворенность безудержной говорливостью и чужеродностью обстановки струились от нее, проникали в душу и бередили щемящей болью. Вблизи нее, задумчивой и молчаливой, обитала затаенная сила, чувствовалось дыхание грозных стихий, слышались взрывы сверхновых звезд — все, что она открывала тут для себя нового, немедленно транслировалось в пространство, заполоняло его ошеломлением, делало непустым и вовлекало в свое неистовое бурление.

Это была среда, середина рабочей недели. Еще три дня мы занимались, скорее, просто обвыкались с новой жизнью. В эти дни и погода была, как мое настроение, — то проглядывало солнце, то шли дожди, порой даже ливни с грозами. А потом настал выходной, после которого — с понедельника — нас отправляли в колхозы Херсонской области на сбор бахчи и томатов. Намечающийся перерыв в учебе был нужен нам, как глубокий вздох, как остановка после долгого бега, как отдых на парковой скамейке. Он был желанным после изматывающих выпускных экзаменов в школе, после вступительных экзаменов в университете, после сумасшедшего лишенного каникул лета, после всех трудов, напряжения и треволнений.

***

Ехали мы в Херсон весело — отдельным составом, украшенным транспарантами, свежими кленовыми и акациевыми ветками, душистыми травами и цветами, в плацкартных купе, с песнями и шутками. Впрочем, дорога оказалась до обидного короткой — вечером сели, утром были на месте. Некоторые даже выспаться не успели.

Там, куда мы прибыли, первым делом нас накормили совершенно домашней едой, приготовленной с потрясающими стараниями и щедростью. А потом поселили в общежитие и, до конца дня позволили гулять.

Такая наша роскошная жизнь, почти санаторная, с той лишь разницей, что днем нас возили работать в поле, продолжалась еще дня три-четыре. А потом городские барышни начали придираться к кухне и стряпухам, капризничать без никакого повода, проявлять дурной нрав и кичливость. Это выглядело нагло и отвратительно, на что колхоз отреагировал резко и решительно.

В новый выходной день нас передислоцировали: отвезли километров за пять от села, поселили в одиноко стоящий в полях дом на две отдельные комнаты, разделенные коридором, кухней и комнатой для кухарок. Комнаты были абсолютно без мебели, правда с тюфяками, одеялами и подушками для спанья. Ни о каком постельном белье не могло быть и речи. Комнаты поделили: правую заняли девочки, а левую — мальчишки.

Встали вопросы о питании: где брать продукты, кто будет готовить, где принимать пищу? Ответы оказались жесткими: продукты надо было выписывать в кладовой, доставлять к себе приданной нам двуколкой, готовить на кухне и есть на улице, для чего нашлись столы, сбитые из неотесанных досок. Все надлежало делать самим. Санаторий кончился.

Больше всего тягот досталось Любе Николенко. Когда дело коснулось готовки, то городские фифочки, заварившие всю эту кашу, быстро «отмазались», сославшись на неумение. Пришлось закатать рукава наименее хитрой и наиболее серьезной девочке из села. Но для готовки на тридцать ртов одних рук было мало. Вторым человеком на кухне поначалу согласилась стать Люба Малышко — соученица, приехавшая из Синельниково. Но выдержала она не дольше недели. Затем попросилась работать в поле и там каждый день пела нам бойкие песни из пионерского репертуара. Оказалось, что Люба Малышко была годом старше нас. Сразу по окончании школы она не поступила в вуз и работала пионервожатой. Естественно, находясь в этой должности, быстро привыкла командовать и всех строить, ни минуту не сидеть на месте и без конца метать в толпу инициативы, доводящие окружающих до желания прибить ее.

Так что в оставшиеся три недели Люба Николенко всю еду готовила сама, хотя девчонки ежедневно дежурили на кухне, оказывая ей помощь. Но какую помощь могли оказать неумехи, да еще ленивые?

***

Ни стипендии, ни общежития Любе Николенко не дали на том основании, что у нее, якобы, была зажиточная семья. Многим другим (не хочу называть фамилии), являвшимся единственным ребенком в семье с двумя высокооплачиваемыми родителями и жившим тут же, в городе, без трат на поездки и неустроенный быт, — материальное пособие выделили. А ей, одной иногородней, из сельской школы, с простыми рабочими родителями — отказали. Поразительно!

После первой сессии меня назначили старостой группы и вменили в обязанность собирать со студентов справки о составе семьи и доходах. Поэтому я отлично знал, что зажиточностью в Любиной семье и не пахло. Мама — работник книжного прилавка. Какие книги доставались селу и кто там стоял в очереди за ними? Это же не обувь, не мебель, не стройматериалы и не пальто с шубами. При численности села в три тысячи жителей никак нельзя было размахнуться и на неходовом копеечном товаре хорошо заработать. Отец работал слесарем-наладчиком, следовательно, получал твердую ставку. Излишне подчеркивать, что небольшие сельские предприятия не шли в сравнение с городскими производственными гигантами — ни квартир там не давали и люди вынуждены были строить и содержать дома за свои деньги, ни денег больших не платили.

Тем не менее пришлось Любе жить на съемной квартире. Тогда на это уходило 15 рублей в месяц, что составляло довольно ощутимую сумму — почти 17% средней заработной платы. Сопровождая иногда Любу в столовую, я видел, что она очень экономила на еде, тратя на обед 25-30 копеек (салат из капусты или кабачковая икра — 2 копейки, полпорции горохового супа — 4 копейки, котлеты с гарниром — 13 копеек, пара кусочков хлеба — 2 копейки, чай или компот — 2 копейки), так что в сутки еда обходилась ей около одного рубля. Так продолжалось весь первый курс, пока общими усилиями нам не удалось пробить щит несправедливости. Нам навстречу пошла прекрасная старая фронтовичка, работавшая комендантом общежития и жившая в нем. Выслушав об ущемлениях, терпящих Любой, она персонально ей ежегодно выделяла место в общежитии — под свою ответственность.

Правда, стипендию Люба начала получать сразу же после первой сессии, по итогам которой многих троечников по требованию закона отлучили от государственной кормушки и высвободившихся в бюджете денег начало хватать на долю более достойных студентов. Со второго курса Люба уже получала повышенную стипендию, а ее платили независимо от доходов семьи. И больше безденежье над ней не висело.

***

На лекциях мы писали конспекты, а потом по ним готовились к семинарам, коллоквиумам и экзаменам. Если что-то пропустишь в доказательстве теоремы, считай пропало — потом нигде его не найдешь, потому что преподаватели оригинальничали, не любили читать строго по учебникам. Приходилось не отвлекаться. Но разве удержишься, если где-то в лекционном зале сидит эта девочка, на которую так и тянет посмотреть и от вида которой теплеет на сердце? Первые три года, пока мы изучали общеобразовательные дисциплины, лекции читали всему потоку сразу, а это 100 человек. Вот и крути головой!

Со временем мы во всех аудиториях освоились и каждый облюбовал свое место. Я приспособился сидеть в задних рядах, тогда и Любу хорошо видел, и лектора слушал без вращения головой.

Однажды мой взгляд как бы толкнул ее и она оглянулась. Почувствовав, что краснею, я наклонился. Потом в какой-то другой день это повторилось. А потом она подошла ко мне на перемене, когда я стоял у окна, заговорила. Не помню о чем.

Вуз — не школа, это сразу стало понятно. В вузе требовалось так много разнообразных книг, что купить их все мог позволить себе не каждый. Да и не стоило этого делать, потому что повсеместно имелись читальные залы с полным набором необходимых учебников и сборников задач. Читалки были и в общежитиях, и в факультетских корпусах, и кроме того — городские, отраслевые, областные. И во всех — полно народу, только бурлящая едва различимыми шепотками и звуками дыхания тишина залегала над склоненными головами, по четыре за каждым столиком. Все студенты занимались в этих читалках, особенно иногородние.

Несмотря на то что основные книги у меня в домашнем собрании были, я иногда тоже занимался в читальных залах. Тамошняя атмосфера помогала чувствовать себя в струе, быть частью чего-то большого и сильного, лучше усваивать материал, быстрее решать задачи. Казалось, что при необходимости можно тут же проконсультироваться с соучеником, спросить что-то у других. Хотя на самом деле мне это ни разу не потребовалось. В тот день, когда Люба заговорила со мной, я пришел заниматься в читалку и сел за ее столик. А вечером впервые провожал ее на квартиру — это было в двух минутах ходьбы от читалки.

Тут можно поставить точку, потому что дальше ничего уже не менялось.

Но для любителей знать подробности могу добавить, что после третьего курса я предложил Любе пожениться. Но она отказалась — боялась близких отношений, детей и того, что это помешает окончить учебу. Решили отложить женитьбу на год. Так и получилось, что Люба первой из всех девочек в группе, а может, и на потоке обрела ухаживающего за нею мальчика, но последней вышла замуж. За четыре года наших встреч мы так проросли душой друг в друга, так сроднились, так соединили и мысли свои, и привычки, и настроения, что к моменту создания семьи давно уже были единым нерасторжимым целым. Хотя никогда не проявляли нервозности, если Любе приходилось уезжать на все летние каникулы домой. Мне нравилась наша спокойная уверенность друг в друге, непоколебимость в привязанности, которая не торопила нас никуда, не изводила ничем, а просто разливалась тихим благодатным фоном жизни, в которой мы что-то делали: учились или работали.

Помню, как сияло солнце 26 апреля 1969 года — после холодного марта с сильными пыльными бурями! Все улеглось, все прошло, настал день нашей свадьбы. Как радостно было снова видеть мир живым и теплым, прозрачным и обнадеживающим, и вступать в него уже под одной фамилией!

Раздел 2. Подарок себе и вечности

Когда Любовь Овсянникова пишет о других — людях или книгах, крупных явлениях или мелких событиях, мыслях или поступках, идеях или интересах — это всегда приятно. Нет, она не льстит и не расточает пустые похвалы, а излагает свою серьезную правду, но такую, от которой не содрогнешься в гневе и обиде, а восхитишься в радости. Секрет прост: первое — Любовь Борисовна обладает способностью выделять в людях хорошее, позитивное и на него опираться при совместной работе; и второе — не берется писать о вещах, которые ей не интересны, которые не увлекли ее. То, о чем она знает, но не пишет, находится или за гранью ее внимания, или за гранью морали и она его просто игнорирует. «Не снисходит» — как говаривала Марина Цветаева.

Она пишет так, как будто делает подарок себе и вечности.

Двум равновеликим данностям. А другие пусть сами разбираются, если захотят, сумеют и осилят. Однако велика ее вера в людей, если она предлагает им такие масштабы. И велика ее любовь к ним.

Именно от Любови Борисовны полезно набираться умения любить, потому что ей свойственно оставаться вне влияний и амбиций, жить на нейтральной полосе, держать равновесие и соблюдать меру вещей. Выделить в любом деле главную суть и говорить только о ней, даже если все остальное не нравится — вот ее творческое кредо. Способность подняться над корыстью, над капризами текущей политики, над суетой и интригами, над модой и пошлостью эмоциональной составляющей жизни и играть на струнах бесстрастной объективности — это и редкий дар и тяжелый крест, требующий упорного, осознанного, незаметного героизма. Но именно на такую жизнь она и обречена. Как соловей обречен услаждать наши души своим гениальным пением, как райские птицы призваны покорять нас совершенно фантастическими брачными танцами, как лебеди являют миру пример абсолютной верности, так и Любовь Борисовна делает то, для чего создана. Она поет, танцует и служит верности в соответствии со своей духовной природой и предначертанным ей уделом.

Наверное, трудно однажды сгореть, метеоритом пролетая по высокому небу. Так сгорели первые герои-мученики, не отказавшиеся от своих убеждений. Но мы знаем о них, помним их, воздаем им благодарностью.

А легче ли оставаться на земле, юдоли слез и порока, всечасно сдерживать наступление холода и тьмы, зная прекрасно, что подвиг этот останется безвестным и невознагражденным? Легко ли, понимая, что ты лишь капля в океане добра и света, продолжать делать свое дело?

Эти несправедливости, конечно, не останавливают тех, кто мыслит категориями неба, высшего порядка, сравнимыми по значению с вечностью.

Художественное освоение истории в творчестве Александры Кравченко

Еще недавно мы были самой читающей нацией в мире: престиж книги и разносторонних знаний был неподдельно высок. Сегодня — увы! — все переменилось: завещанные отцами-дедами нравственные ценности подвергаются остракизму, в сознании людей превалируют материальные приоритеты, в умах и душах — пышно цветет цинизм и безверие. На фоне этого давно утрачены традиции семейного чтения, снизилась его культура. А значит, упала взыскательность к литературному творчеству: появилась мода на лубочные издания, малоценные по художественности и сомнительные по воздействию на читателей. Для многих книга стала не духовной потребностью, а лишь способом незатейливого развлечения. Наименьшее зло, которое приносит такое отношение к ней, это профанация знаний и пристрастие к жизни пустой и никчемной.

Людям же, которым книга нужна для пополнения представлений о мире, для постижения жизненной мудрости и для воспитания в себе Человека, становится все труднее встретиться с достойным доверия автором. Между тем такие авторы на Украине есть, об одной из них и пойдет речь.

Александра Петровна Кравченко, известная писательница из Днепропетровска, хорошо понимая, какой читатель пришел на смену «умникам и умницам», стремится все же донести как можно большему их числу свое понимание добра и счастья, высоких идеалов и методов борьбы за них. И это ей удается. Причем, в немалой степени потому, что она, идя к намеченной цели, выбирает тщательно продуманные дороги, начиная от самого порога — определяясь в жанре так, чтобы уже этим привлечь внимание к своим произведениям. Помня об известной условности такой классификации литературы, можно не упрекать ее за этот прагматизм, ведь жанр — всего лишь обстановка, в которую автор поселяет своих героев. И в конечном итоге совсем неважно, где проявляются ум, воля и качества характера, если речь идет об общечеловеческих ценностях, о чем только и стоит писать.

Какие же жанры она избирает? Сегодня Александра Кравченко — автор семи книг. Две из них можно отнести к социально-психологическим романам с элементами детектива («Муж во временное пользование» и «Завещаю вам вечную молодость»), а остальные — к любовно-приключенческим, развернутым на историческом фоне, или, для краткости, — исторических. Кстати, она была едва ли не первой современной писательницей, кто способствовал современной аранжировке исторического романа, его демократизации, адаптации к новым вкусам, сделав его одним из самых любимых как молодежью, так и многоопытными скептиками-пенсионерами. Ибо стояла у истоков зарождения у нас «женского романа», каким он вскоре стал широко известным и популярным. Немного опережая издательское чутье, Александра Кравченко тогда встретила непонимание и непринятие господ, от которых зависела встреча ее произведения с публикой. Книга «Тайна преображения» — повествующая о влиянии начинающегося итальянского Ренессанса на взаимоотношения мужчины и женщины, написанная еще в 1990 году, — была отвергнута издателями по соображениям безыдейности и из-за обилия в ней авантюрных коллизий. А сегодня она дважды переиздавалась. И это вовсе не означает, что если мы критикуем нынешний уровень литературы для широких масс, то «Тайна преображения» подверглась в более строгие времена гонениям обоснованно. Наоборот!

Александра Петровна говорит, что она училась искусству художественного письма у сестер Бронте, Джейн Остен, Маргарет Митчелл — известных и серьезных знатоков женских проблем. В построении сюжетов они, действительно, больше придерживались ситуаций реальных, жизненно правдоподобных, где не было обилия острых моментов, резких скачков и необходимости постоянно бороться с опасностями. Но взяла она от них не это, а разве что интерес к разработке темы взаимоотношений влюбленных, к проблематике достижения духовной гармонии двоих, и еще тон изложения, авторские настроения, нити, сплетающие приятный языковый узор.

В остальном же Александра Кравченко пошла дальше. К накалу любовных страстей, как внутреннему импульсу к раскрытию характеров, добавила искусно закрученные, необыкновенно сложные композиционные построения — внешний фактор достижения той же цели. В ее книгах есть хитросплетения событий, невероятные совпадения, экзотические путешествия, встречи с необыкновенными людьми, захватывающие кульбиты судеб и все это органично вплетается в ткань основного рассказа. Она вообще непревзойденный мастер сюжета, с этим не спорят даже ее оппоненты, которые, как тень от солнца, обязательно есть у талантливого человека.

Правда, в последние годы беллетристика, подхватив метод первопроходцев, достаточно отяготила себя изо­щренными структурами скелетов, и может показаться, что это не является достоинством писательской манеры Александры Кравченко. Но тут следует задаться во­просом, ответ на который и расставит все на свои места: а зачем строить сложный сюжет, зачем он нужен рассказчику?

Если приглядеться к создателям занимательного чтения типа Дарьи Донцовой, Полины Дашковой или — в особенности! — Татьяны Поляковой, то мы увидим, что для них сложный сюжет — всего лишь простенькая самоцель, направленная на то, чтобы читатель загорелся отслеживанием, «что же будет дальше» и читал взахлеб. Да еще и упиваясь тем, как ловко все придумано и изложено бойкими, «непотопляемыми» ни в каких переделках «авторками», зачастую отождествляемыми с главными героинями супервуменовских похождений, так как повествование у них всегда ведется от первого лица. Преследуемая при этом цель вырождается в одно: распалить в читателях интерес к внешней стороне чужой жизни, развлечь его, помочь убить время. А мы знаем, что время — это жизнь: сколько его нам отпущено, столько мы и живем. Значит, убить время — это отнять часть жизни. Впустую, ничего не дав взамен! Не преступление ли это? Классики, воспитанные на цивилизованном чувстве ответственности перед потомками, этого себе не позволяли, памятуя, что даже народная сказка, при всей ее занимательности, слагалась для выражения мысли, а не для того, чтобы служить пустой погремушкой. Добротный интересный сюжет служил им лишь поводом для разговора о своем времени. Главным же героем всегда оставалась Эпоха, в которую сюжет лишь ввинчивал внимание читателей. Вспомните Александра Дюма, Чарльза Диккенса, Оноре де Бальзака, Николая Васильевича Гоголя, наконец. По их произведениям можно изучать обычаи, костюмы, колорит конкретного исторического часа. Они увековечивали свой образ жизни, свои интеллектуальные озарения, свое понимание мира. Они распахивали душу со всем ее смятением и переплетениями с природой и оставляли в наследство потомкам: пользуйтесь, развивайтесь и не повторяйте наших ошибок.

Понимая, что время олицетворяется человеком, классики живописали его в д’Артаньяне, Евгении Онегине, Чичикове и Милом друге — создавали собирательные портреты его персонификаций. Конечно, для этого надо было помещать их в какой-то сюжет.

Такое же подчиненное значение сюжет имеет и для Александры Кравченко. Только, в отличие от других авторов «женского» исторического романа, он в большей степени нужен не для исследования особенностей выбранного исторического периода и не для обнаружения новых человеческих черт, порождаемых им, а для изучения внутренней динамики социума, для прослеживания диалектики духовного взаимопонимания людей, для обнаружения толчков, приводящих к смене общественных отношений и, как следствие, исторических эпох. И вот тут без сложного сюжета, подвергающего героев испытаниям на человеческую состоятельность, не обойтись.

Александра Кравченко в своей прозе исповедует принцип классической французской драмы, заключающийся в сохранении «единства места, времени и действия». Согласно ему, она намеренно сгущает события, вводит в жизнь действующих лиц так много перемен, трудностей и конфликтов, как в реальной жизни не бывает. Она подвергает своих героев запредельным испытаниям все с той же целью — дать им возможность довершить нравственное развитие на глазах у читателей.

Кроме искрометного сюжета, несколько искусственного, Александра Кравченко использует еще один прием, с лихвой возмещающий ущерб от этой искусственности, — разворачивает его на срезе эпох, во времена ломки, когда в обществе все порушено и ничего еще не создано. Как ваятель, она берет обломок отслуживших ценностей и, отбрасывая от него лишнее, преодолевая его примитивность, создает модель новых идеалов.

Не зря ее внимание привлекло высокое Возрождение. Место действия первого романа «Тайна преображения» — Италия. Время действия — ранний, только забрезживший Ренессанс, эпоха Данте и робкого еще рыцарства, вагантов и первых изобразительных шедевров. Там, в той мрачной дали, хрупкая Лавиния впервые научила сотканного из мышц Руджиеро уважать себя, любить свою душу, а не то, что так быстро от нас уходит, — внешность. Несмелые эти сполохи, появившиеся лишь кое-где, верится, быстро множились, приведя сначала к революции отношений полов, продолжились затем в резкой смене в обществе нравственных приоритетов и закончились зарождением духовности, апогеем которой и стал Ренессанс. Не ей ли, Лавинии, отважной воительнице, женщины современности обязаны счастьем царить над мужчинами?

Истинный исследователь, Александра Петровна Кравченко осмелилась задаться сугубо научным вопросом: а что, Возрождение было лишь в Европе? Она пишет ряд произведений — «Киевская невеста», «Суженый Марии», «Изумрудное сердце» и других, — в которых доказывает, что наша культура тоже развивалась и обогащалась взаимосвязями с зарубежьем. Отличие лишь в том, что для этого приходилось преодолевать тормоз Орды. Своим многострадальным телом мы закрыли от нее Европу, как раз и дав западу возможность возродиться чудесно и полно.

Что считать Ренессансом, каковы его безошибочные черты? Об этом до сих под спорят историки и искусствоведы. Но Александра Кравченко, оттолкнувшись от того, что Возрождение есть усиление светских начал в городской культуре против церковных, доказывает, что оно коснулось своим благотворным влиянием и нас, славян.

Все это Александра Кравченко берет на вооружение. В то время как в известных произведениях исторического жанра (романах, трагедиях, операх) «людей древней Руси» традиционно изображали консервативными, она выводит из палат и теремов наших праматерей, обученных грамоте, образованных в языках и других науках, ввергает их в водоворот исторически важных событий, подвергает нелегким испытаниям их волю и знания и венчает заслуженной победой в любви, той победой, с которой, как мы помним, начинался Ренессанс в Италии. Таким образом, ею ретроспективно создается древнерусский «рыцарский роман», призванный восполнить этот пробел в нашей литературе.

Истинно талантливые произведения всегда многоплановы, поэтому уместно сказать еще об одной сильной особенности книг Александры Кравченко — воспитательной наполненности. Вместе с ее Марией и Иваном из «Суженый Марии» или Любашей и Максимом из «Изумрудного сердца», выковывающим себя друг для друга, выверяются и утверждаются духовные ценности читателей.

Излишне подчеркивать, что в понятие «воспитание», кроме качественной составляющей, заключающейся в формировании нравственного идеала и путей его духовного освоения, о которых мы уже говорили, входит и количественная — информативность или популяризация знаний. В упомянутых произведениях это достигается методом насколько простым, настолько же и уникальным: возведением временнόго ландшафта, на котором разворачиваются события, в ранг самостоятельного героя. Ее величество История в романах Александры Кравченко занимает ничуть не меньше места, чем живущие в ее лоне люди. В отличие от Беатрис Смолл, Джудит Макнот и других, которые прибегают к прошлому только чтобы разнообразить повествовательную канву и поэтому не особенно заботятся об истинности дат и событий, Александра Петровна скрупулезно и добросовестно учитывает все официальные версии истории. Она, погружаясь в жизнь наших предков, старается не упустить ни единой малости из того, о чем можно поведать людям попутно с основной интригой.

В романе «Суженный Марии», например, активно действуют Изяслав Мстиславович (внук Мономаха) с множеством братьев и дядьев, Элеонора Аквитанская и Людовик VII, церковники Бернар Клервоский и Одо, известные трубадуры Джауфре Рюдель и Маркабрю. В ткань романа искусно вплетены основание Москвы в 1147 году, начало второго крестового похода, убийство князя Игоря Ольговича. Для Александры Петровны нет мелочей. Она прекрасно знает географию древнего Киева с его церковью Николая Мирликийского и киевского загорода с могилой Аскольда. Известен ей и Константинополь с заливом Золотого Рога, храмом святой Софии, акведуком Валента, колонией Галата. Она умеет удачно обыграть самый неожиданный факт. Например, узнав о том, что Ярополк, сын Мономаха, был перезахоронен из первоначальной усыпальницы, Александра Петровна «велит» своей прорицательнице Чанди, вклинившись в ход основных событий, предсказать пожар в церкви, где лежит Ярополк, и посоветовать его жене перезахоронить останки мужа в другое место. Казалось бы, можно без ущерба для сюжета обойтись без этого штришка, но именно такими деталями Александра Кравченко добивается ощущения прекрасной достоверности всего, о чем она пишет. И это непостижимым образом позволяет ей сделать древнюю историю своей страны живой и яркой, вызвать у читателя любовь к ней и желание изучить ее основательнее.

К упомянутым достоинствам произведений Александры Петровны Кравченко несомненно следует добавить бережное отношение к слову, умение писать просто и доверительно, говорить с читателями языком богатым и понятным. Это дорогого стоит, ибо известно, что в революционные эпохи происходит быстрая порча языка. В жизнь вторгается новая лексика. Под влиянием изменяющегося темпа жизни и за счет ее стихийной демократизации меняется и синтаксис. Так было в Петровскую эпоху, когда в русскую речь хлынули варваризмы, на усвоение которых ушел едва ли не весь ХVIII век, так было в Октябрьскую революцию, когда ускоряющийся темп жизни заменил полноценные слова аббревиатурами. Подобный этап мы переживаем и сейчас, когда сняты многие табу и блатное арго уравнено в правах с литературной речью.

Знакомясь с творчеством Александры Кравченко, невольно задаешься вопросом: а будут ли ее книги читать через двадцать или сто лет? И приходит уверенность, что будут. Более того, со временем, покрывшись благородной патиной, ее романы станут еще привлекательнее, ибо их тепло и свет ободряет, а вера в людей импонирует им, делает их сильнее и чище. Кто же откажется прикоснуться к столь целебным родникам?

Патриотизм по-украински

Если отбросить почти повсеместно принятое лукавство, иногда выдаваемое за патриотизм, то можно сказать, что курс украинской литературы, разработанный для нашей школы, весьма сухой и скучный, неинтересный. В свое время мне это не нравилось, но, не имея возможности ответить на вопрос «почему так?», я заговорщицки помалкивала. По законам ревностного нежелание смотреть правде в глаза, искала причину в своем учителе — сереньком мужичонке с привычкой пошмыгивать в конце каждой фразы, придерживая при этом кончик носа деликатно отставленным мизинцем. «Вот бездарь, — мысленно ругалась я, — угнетает нас этими оболваненными мужиками и ранними проститутками, уверенными, что они несут миру высокую любовь, на самом деле — наивную распущенность мужчинам и судьбу матерей-одиночек себе».

И только со временем пришло понимание, что мы, с коротеньким своим опытом, еще не могли понять, а значит осознать и оценить, сложные социальные проблемы, освещенные в произведениях, которые должны были изучать по программе. Предметом моих неприятностей, оказывается, был перекос в их отборе для освоения учениками. Почему так было и продолжает оставаться? Теперь я знаю — потому что других озабоченные вселенской справедливостью писатели, помеченные своеобразным снобизмом, не писали.

Тяжелая история Украины, отраженная в нашей литературной классике, где преобладают поражения в неугомонных попытках изменить мир по своему усмотрению, не несла в себе романтики, такой привлекательной для расцветающих душ, не пробуждала вдохновения пройти и самим теми терновыми тропами. А значит, не пленяла мысли и не вызывала интереса. Так и должно быть — незакаленные практикой жизни дети, со здоровыми, однако, инстинктами, защищались от схоластических идей, которые несли им непомерные нагрузки на психику.

Так же и черная судьба народа вряд ли составляла чью-то затаенную мечту.

Конечно, наши педагоги, как и литературные мессии, хотели выработать в учениках гнев к неволе, возмущение к врагам, желание отречься от собственного счастья ради общего благополучия. Не слишком ли абстрактной была та цель? Разумно ли приближенной к тому, что составляло наши стремления и порывы? Вопросы эти, как видно, риторические.

Здесь специально сделан акцент на критическом отношении к тому, что несет и прививает украинское чтение. Ведь были у нас и светлые страницы, были и достижения, рождались и крепли свои прекрасные традиции, которые, как стихи Ахматовой, попирали серость и грязь конкретного момента, перерастали его и создавали фон, на котором, как на холсте, ложились наброски завтрашнего дня. Именно из них выросло настоящее, которым мы довольны.

Те зачатки нового времени, по крупицам разбросанные в годах и событиях, не прошли незамеченными мимо внимательных глаз нашей современницы, талантливой днепропетровчанки Александры Кравченко, которая взялась изучить высокое Возрождение этап за этапом в своих исторических романах. Украинка по происхождению, она сознательно стремится романтизировать страницы родной старины, вернее, возродить их в художественном изображении — ибо они ведь, отвергнутые многими ее предшественниками, или, что еще хуже для последних, нераспознанные ними, были на самом деле! — чтобы привлечь к их свету молодежь. Последовательно, от книги к книге Александра Кравченко ведет своего читателя по карте гуманистических сдвигов.

В первом романе «Тайна преображения» она наблюдает родину Ренессанса Италию. Здесь поют песни легендарные ваганты, герои читают стихи Овидия и Данте, здесь возникают первые цивилизованные отношения полов, появляется представление о любви не как о сексе и утилитарной потребности плоти, а как о необходимости души. Древние науки, такие как этика и философия, приобретают неизвестные до сих пор различия, и уже рассматривают не только вопрос натуралистического познания мира, но и то, как влияет этот мир на человека, что дает ему при рассекречивании объективного своего устройства. Возникают науки о человеке.

Как известно, в средние века претерпела определенные прогрессивные сдвиги и Европа. В первую очередь, развернула километра своих пространств перед шеренгами крестоносцев, призвала к общественной — даже к идеологической, в ипостаси религии, — активности все слои населения, перетрясла его до основания новыми настроениями и устремлениями. Но о Европе Александра Кравченко, возможно, еще будет писать. Сегодня же она уверена, что наши предки, плотно общаясь с западным миром, просто не могли избежать той новизны, что наплывала из Италии. Поэтому она начинает грандиозную эпопею о славянском Ренессансе и пишет первую посвященную ему книгу, роман «Киевская невеста». Это начало ХII века, вершина прогрессивного по своему значению объединения славянских княжеств под эгидой Киева, времена правления знаменитого Владимира Мономаха, популярного среди людей, уважаемого пассионарными личностями. Народ бурлит оптимизмом, просветляется интеллектуально, с прекрасным вдохновением строит молодую Киевскую Русь.

Но ничто не постоянно на земле, и мадам диалектика очень ловко все превращает в свою противоположность. В следующем романе «Суженный Марии» цвета другие. Киевский престол, укрепленный и возвеличенный Мстиславом, сыном Мономаха, становится лакомым кусочком для тех, кто любит рискованные посягательства. Вокруг него начинается политический разброд, междоусобная вражда. Изяслав, последователь своего деда Мономаха, прикладывает усилия к сохранению государства в целости, но... Власть — это всегда слепые, неоправданные претензии алчности; это разгул эгоистических интересов, пренебрежение судьбами людей, антипатриотизм, центробежные ускорения и в конечном итоге — развал.

Зато укрепляются северные княжества, среди которых набирает силы Суздальское и скоро становится новым центром тяжести. Где-то далеко на западе свободные страны переживают бурный расцвет. Рыцари идут во Второй Крестовый поход, а здесь — полный разброд, а при этом изнурительная борьба с татарским игом, преодолеть которую в одиночку раздробленным княжествам не удается. И вот в конце XV столетия появляется еще один собиратель славянских земель — Иван III. Он строит Москву, возводит Кремль, закладывает основы новой империи. А что делается в славянской колыбели? Она попала, как сама и подвела к тому, обессилев в амбициозной возне, в зависимость от польских и литовских вельмож. Не всем нравится эти вельможи и их порядки. Украинские князья ищут убежища за пределами Киева, народ бунтует, возникает казачество. Об этом говорится в романе «Изумрудное сердце», что является третьим в упомянутой эпопее.

Гетманщина быстро превратилась в оплот свободолюбивых настроений и орудием для их реализации. Казацкий образ жизни охватил чуть ли не все слои населения, поэтому глубоко проник в народные традиции, создав специфическую, оригинальную культуру. Ее историческим эпицентром стала середина XVII века, а географическим — столица Кирилла Разумовского, последнего украинского гетмана, располагающаяся в городке Глухов. Сейчас Глухов лежит на границе Сумской области с Россией и считается довольно заштатным, а тогда это был маленький Париж, не меньше. Именно туда поселяет Александра Кравченко блестящих героев книги «Озеро страха». И через перипетии их приключений описывает быт тогдашней Украины, прекрасно воспроизводит язык и обычаи как простых людей, так и новоявленной элиты. Кстати, читая эту книгу, убеждаешься, что, во-первых, мы имеем давние навыки демократии, а во-вторых, глубокие традиции межнационального общения, культурного обмена с другими народами.

Уже стало вроде бы нормой считать, что Александра Кравченко пишет женские романы. Пусть так, потому что действительно в основе ее интересных и сложных коллизий лежат нежные чувства, судьбы влюбленных людей, после тяжелых и длительных испытаний сливающиеся в одно целое. Но из-под пера писательницы выходят также и детективные приключения. И вот в сюжете последней книги Александра Кравченко соединила два жанра, создав редкий по красоте и изяществу детектив.

Можно сказать, что Александра Кравченко сознательно, с чувством высокого нравственного долга и ответственности перед сегодняшним юношеством творит художественную летопись Украины, побеждая предвзятое отношение читателей к избранным ею темам. Без преувеличения — это творческий подвиг. Хотя многие ее собратья по перу, привлекая внимание к своему творчеству, спекулируют именно на тематике. Согласитесь, что процентов семьдесят потребителей беллетристики предпочитают более громкие и скандальные события прошлого, чем те, о которых я упоминала, а то и вовсе стремятся к выдумке. Прежде всего их интересует сюжет. И хорошо! Потому что здесь рассказчица так поворачивает дело, так ловко расставляет наживку, что избежать ее невозможно, и книга привлекает каждого, кто хотя бы издалека взглянул на нее. А за сюжетом на читателей ждет наша древность, выписанная точно даже в мелочах, здесь ждут их россыпи малоизвестных фактов, достоверных имен, дат. И все это оказывается интересным, легко усваивается, заставляет поклонников любовной романтики благосклонно относиться к прошлым векам и той жизни, которая отшумела в нашей стране, по-другому, с уважением и гордостью воспринимать свою землю, свою историю.

С учетом сказанного, я небезосновательно утверждаю, что патриотизм по-украински — это как раз то, что делает Александра Кравченко. Это сознательное служение своей культуре во имя ее завтрашнего дня, самоотверженное отношение к современникам, прокладывание тропы от предков к нам и дальше в будущее к потомкам.

И последнее. Все книги нашей землячки выходят массовыми тиражами на Украине. Это означает, что они попадают в украинские книжные магазины, библиотеки, школы, в наши домашние библиотеки. Следовательно, деньги наших граждан не идут за рубеж, а остаются дома. Не является ли это еще одним доказательством истинного патриотизма? Ведь первые книги Александры Кравченко вышли в «ЭКСМО», популярном российском издательстве, которое и гонорар платит щедрее, и аудиторию обеспечивает более широкую, но... не украинскую.

Не слава и гонорары интересуют, значит, настоящих украинских художников, а возможность вписать свое слово в культурное достояние Родины. К большому сожалению, сегодня не все так преданно относятся к собственному государству и его культуре, иначе бы давно уже Александра Кравченко за ее творческие наработки (12 романов!), популяризацию и романтизацию родной истории, воспитание подрастающего поколения в духе патриотизма и сознательной любви к Родине должна была быть выдвинута на премию им. Короленко. Хочется думать, что еще не все потеряно, и когда-нибудь наши литературные чиновники повернутся к ней лицом. И я вовсе не против, если они это сделают в ближайшее время, взяв за основу изложенные здесь суждения.

У нас есть свой рыцарский роман

Статья напечатана 15 октября 2003 года в газете «Наше місто».

***

Искусству художественного письма она училась у сестер Бронте, Джейн Остин, Маргарет Митчелл — известных и серьезных знатоков женских проблем. Впостроении сюжетов они придерживались ситуаций реальных, жизненно правдоподобных, где не было обилия острых моментов, резких скачков и необходимости постоянно бороться с опасностями. Александра Петровна Кравченко, писательница из Днепропетровска, переняла у известных авторов интерес к разработке темы взаимоотношений влюбленных, к проблемам достижения духовной гармонии двоих и еще тон изложения. В остальном же она пошла своим путем. К накалу любовных страстей добавила искусно закрученные, необыкновенно сложные композиционные построения. В ее книгах есть хитросплетения событий, невероятные совпадения, экзотические путешествия, встречи с необыкновенными людьми.

***

Александра Кравченко — автор семи книг. Две из них можно отнести к социально-психологическим романам с элементами детектива («Муж во временное пользование» и «Завещаю вам вечную молодость»), а остальные — к любовно-приключенческим, развернутым на историческом фоне. Книга «Тайна преображения», повествующая о влиянии начинающегося итальянского Ренессанса на взаимоотношения мужчины и женщины, написанная еще в 1990 году, была отклонена по причине безыдейности и из-за обилия в ней авантюрных коллизий. А сегодня она дважды переиздавалась. Просто автор опередила издательское чутье.

В своей прозе писательница исповедует принцип классической французской драмы, заключающийся в сохранении единства места, времени и действия. Согласно ему, она намеренно сгущает события, вводит в жизнь действующих лиц много перемен, трудностей и конфликтов. Она подвергает своих героев испытаниям, чтобы дать им возможность довершить нравственное развитие на глазах у читателей. Сюжет разворачивается на срезе эпох, во времена ломки, когда в обществе все порушено и ничего еще не создано.

Место действия романа «Тайна преображения» — Италия. Время действия — ранний Ренессанс, эпоха Данте и робкого еще рыцарства, вагантов и первых изобразительных шедевров. В своих дальнейших произведениях «Киевская невеста», «Суженный Марии», «Изумрудное сердце» и других автор доказывает, что наша культура развивалась и обогащалась взаимосвязями с зарубежьем

Она показывает женщин грамотных, знающих языки, образованных, бросает их в водоворот исторически важных событий, подвергает нелегким испытаниям их волю и знания и венчает заслуженной победой в любви. Таким образом создается древнерусский рыцарский роман, призванный восполнить этот пробел в нашей литературе.

Талантливые произведения всегда многоплановы, поэтому уместно сказать об их воспитательной наполненности. Вместе с ее Марией и Иваном из «Суженного Марии» или Любашей и Максимом из «Изумрудного сердца» выверяются и утверждаются духовные ценности читателей.

История в романах Александры Кравченко занимает ничуть не меньше места, чем живущие в ее лоне люди. Скрупулезно и добросовестно учитывая все официальные версии истории, она погружает читателя в жизнь предков, старается не упустить ни единой малости из того, о чем можно поведать людям попутно с основной интригой.

В романе «Суженный Марии», например, активно действует Изяслав Мстиславович (внук Мономаха) с множеством братьев и дядьев, Элеонора Аквитанская и Людовик VIII, церковники Бернар Клервоский и Одо, известные трубадуры Джауфре Рюдель и Маркабрю. В ткань романа искусно вплетены основание Москвы в 1147 году, начало второго крестового похода, убийство князя Игоря Ольговича. Для Александры Петровны нет мелочей. Она прекрасно знает географию древнего Киева с его церковью Николая Мирликийского и киевского загорода с могилой Аскольда. Известен ей и Константинополь с заливом Золотого Рога, храмом святой Софии, акведуком Валента, колонией Галата. Она умеет удачно обыграть самый неожиданный факт: например, что Ярополк, сын Мономаха, был перезахоронен из первоначальной усыпальницы. В романе прорицательница Чанди предсказывает пожар в церкви, где лежит Ярополк, и советует его жене перезахоронить останки мужа в другое место. Такими деталями Александра Кравченко добивается ощущения достоверности всего, о чем пишет. Это позволяет ей сделать древнюю историю своей страны живой и яркой, вызвать у читателя любовь к ней и желание изучать ее основательнее.

Знакомясь с творчеством Александры Кравченко, проникаешься уверенностью, что ее книги будут читать и через двадцать и через сто лет, со временем ее романы станут еще привлекательнее.

Тайны медового леса Марины Тумановой

Впервые статья опубликована в журнале «Борисфен», № 10 за 2004 год, на украинском языке, с предисловием Ф. Сухоноса.

***

После того как рухнули ценности реализма и в литературе воцарилась развлекательность с ее подленьким разжиганием мелких страстей, нежеланием отвечать принципам веками шлифовавшейся нравственности, потаканием неприхотливым вкусам, найти книгу для вдумчивого чтения стало непросто. Благо, у людей не угас интерес к фантастике во всех ее разновидностях, а значит и к иносказательным повествованиям, скрывающимся в триллерах, романах в стиле хоррор или фэнтези. Именно тут обосновались серьезные и добросовестные писатели, сохраняющие лучшие традиции родной литературы, не желающие снижать интеллектуальный и информационный уровень своих произведений, по‑прежнему отдающие предпочтение осмыслению проблем, связанных с конфликтами, преследующими конкретного человека или группу людей в дебрях социума.

Клан этих писателей могуч и активен. И это радует. А еще больше радует, что он растет, расширяет свои ряды, ибо к нему примыкают лучшие из тех, кто сегодня берется за перо впервые. Такова и Марина Туманова.

Однажды, неуверенно улыбаясь, она пришла в редакцию альманаха «Стожары» и предложила для публикации свои стихи. Как и многим другим издательствам, нам часто приходится отклонять рукописи или основательно редактировать их. Но тут была настоящая, вполне сложившаяся поэзия со своим стилем и болевыми точками, со своим пониманием прекрасного и того, чем следует дорожить. В следующий номер Марина принесла прозу. И снова мы не изменили ни одной ее строчки. Чувствовалось, этот автор сформировался сразу, без раскачки, без долгого ученичества. Мы пригласили ее в литературное объединение «Джерело», в котором собрались наиболее известные писатели Днепропетровщины, особенно те, кто пишет крупными формами. И не ошиблись: Марина легко вошла в атмосферу объединения, начала участвовать во встречах с читателями, в работе со школьной молодежью, а через два года неожиданно преподнесла читателям, и нам в их числе, потрясающий роман «Медовый лес», изданный массовым тиражом в крупнейшем издательстве восточной Украины.

О чем ее книга?

На мой взгляд «Медовый лес» — программное произведение, впитавшее мировосприятие и философию, идеалы и эстетику, понимание счастья и принципы общения между людьми, которые исповедует и берет на вооружение сама молодая писательница. Поэтому тут есть все: тяжелое детство героев, несчастливая любовь, плохо устроенный быт, закономерные трудности и неожиданные испытания, борьба с инфернальным злом и, конечно, победы. Нет смысла пересказывать сюжет, тем более что он достаточно прост, и это, кстати, сообщает ему поразительную правдоподобность. Но талантливо написанное произведение, насыщенное диалектикой правильного пути, населенное живыми, поразительно похожими на нас героями, допускает столько прочтений, сколько человек за него берется. Каждый видит в нем свое, причем, эволюционируя в практическом смысле, человек будет находить здесь все новые истины, мысли и рассуждения, созвучные его текущему моменту. Как я понимаю сегодня, мысль писательницы сконцентрирована на утверждении, что добротное семейное воспитание, полученное человеком в раннем возрасте, делает его неуязвимым на всю последующую жизнь.

Девятилетний Рэнди Макфлит обрел это абсолютное оружие в своем родовом имении в Шотландии. Но затем теряет связь с привычным миром, оказывается со странной и далекой по духу матерью в другой стране, среди непонятных ему людей. Новые родственники не принимают беглецов, завидуя их обеспеченному прошлому. Сверстникам в этом чужом городке Рэнди кажется неинтересным, потому что его представления о мире богаче и четче, чем у них. Взрослые тоже косятся на маленького джентльмена. Каким же будет его круг общения, кто примет его к себе, кого он изберет достойным внимания? Рэнди находит свое место… в компании старшеклассников, не отличающихся праведностью поведения. Возникает притяжение двух полюсов: его знаний и их физической мощи, символизирующих соответственно душу и мышцы человека. Обе стороны в состоянии, пусть интуитивно, понять и оценить достоинства друг друга. Но они не равнозначны: великовозрастных драчунов больше и они активнее, а Рэнди один и при этом – тих и скромен. Однако весь парадокс в том и заключается, что сила духа способна перебороть и повести за собой любую другую силу, достаточно, чтобы ее в тебе почувствовали.

Конечно, в романе не все так однозначно, как об этом можно сказать в коротком отзыве о нем. Трудные подростки тоже демонстрируют силу духа. Только она у них замешана на ненависти, а у Рэнди – на любви. Как вы думаете, чья сила оказалась действеннее?

Об основных ценностях личности задумываются не только читатели, умело подведенные к этому автором, но и юные герои, обладающие духовным измерением. Тема самосознания, а следовательно, самооценки и жизненного определения для них – ключевая. Мальчишки не склонны предаваться иллюзиям, они сами ищут истину, и поэтому их не так‑то легко обмануть обещанием ложных или легких путей. Даже Брэд, «один из тех волчат, у которых клыки прорезаются раньше молочных зубов», испытавший однажды целебное воздействие высшей силы, заявляет: «Подсаживаться на чудеса, как на героин, я не хочу».

Марина не пишет о счастье, не дает его рецепты, видимо, потому же, почему и у меня от этого слова зависает компьютер: запечатлеть миг нельзя. Зато можно всласть потоптаться рядом, обойдя его со всех сторон и хорошенько рассмотрев. И тогда вы поймете, что содержал обойденный повествованием миг. Поражают в романе психологические прозрения автора, ее чудесные открытия, например, о силе чистоты, которая позволяет человеку не бояться чудовищ.

«Славянский образ мышления довольно сложен и понятен только им самим. Для них ни в чем нет существенных проблем». Так писал в 1965 году французский популяризатор науки Жан Санди. И с ним можно согласиться. Ибо никто в мире не попытался написать книгу из русской жизни, чтобы при этом она была по стилю повествования и по правдивости изображаемых событий неотличима от русского авторства. А наоборот – пожалуйста! Взять хотя бы «Милость динозавров» Василия Головачева. А теперь – «Медовый лес» Марины Тумановой.

Книга написана живым, неподражаемо богатым и красивым языком, истинно американским, изобилующим своеобразным юмором. Здесь много афоризмов, коротко и метко сформулированных истин, глубоких образов: «Чтобы получить свое от жизни, надо сложить себе цену». Марина умеет сказать просто о сложнейших дилеммах бытия, таких, например, как его двойственность: «… боролись любовь и ненависть: бездумная слепая любовь ко всему привычному, обжитому, надежному и припыленному для вящего уюта – и ненависть к миру, взявшему тебя в плен законов, традиций и привычек еще до того, как для тебя нашлась первая пеленка». Или вот: «… друг и брат – все равно, что жареная картошка с уличного лотка и та, которую вы сами приготовили дома». Городок Ханивуд и его обитатели с их заботами и образом жизни – это сама Америка: кажется, что читаешь не украинку Марину Туманову, а добротный перевод какого‑нибудь английского классика. И убеждаешься, что умение легко и понятно выражать свои мысли зависит не только от богатого словаря рассказчика, но и от его ассоциативного мышления, порождающего безошибочные иллюстрации своих мыслей для читателей.

Марина адресовала свое произведение подросткам. Но она ошиблась. Она написала больше и лучше, чем задумывала. И поэтому я уверенна, что от книги не оторвутся также родители этих подростков, их дедушки и бабушки, а тем более педагоги и учителя, воспитатели и наставники. Да и любой интеллектуал, возьми ее в руки, не пожалеет, а поблагодарит меня за подсказку.

Сейчас Марина Туманова написала роман «Не привязывайся» – продолжение «Медового леса» – и сдала его в печать. Малыш Рэнди стал юношей и возвращается к тем, кто успел его полюбить. Чтобы за них сражаться с чудовищами.

О литературе для детей и юношества

Этот материал в сокращенном варианте был опубликован в газете «Наше місто» от 31 октября 2003 года под названием «Чому у жирафи шия довга», на украинском языке.

***

Проблема взаимодействия человека с художественным словом — многогранная, глубокая и вечная. И каждая страница истории накладывает на нее свои оттенки. Сейчас она характеризуется плодотворным выплеском тех, кто это слово создает, то есть писательской активностью людей. Так всегда бывает на рубеже эпох, когда общество, или, как теперь говорят, — социум, находится в состоянии динамичной адаптации, обусловленной резко изменившимися внешними воздействиями со стороны власти, экономики и культуры. Творческая активность наблюдалась также в канун Октябрьской революции 1917 года и после нее, когда пышно расцвела поэзия и дала миру Марину Цветаеву, Анну Ахматову, Александра Блока и Есенина, а проза — Дмитрия Мережковского, Максима Горького, Алексея Толстого. Так было даже в период хрущевской оттепели, на волне которой поднялись, например, Белла Ахмадулина и Андрей Вознесенский.

Так происходит и сейчас, хотя громкие имена в основном появляются в прозе. И это существенно — люди, возможно неосознанно, пытаются увековечить словесным мазком хотя бы последние отблески солнечного дня, в котором когда-то родились, ведь теперь наступает день иной — мрачноватый, с компьютерным бумом и многими, откровенно говоря злокачественными, свободами.

Не избежала в своем развитии этих тенденций и детская литература.

Секция литературы для детей и юношества «Родник» при областной организации Национального Союза писателей Украины, была создана тридцать лет назад. Но по сей день остается одной из самых многочисленных и наиболее активных среди других, объединяя в себе более тридцати писателей.

До последнего времени сюда в основном приходили те, кто писал для детей дошкольного или раннего школьного возраста. Проблемы же старшеклассников, студенчества, тех, кто совершает первые шаги во взрослой жизни, попадая в художественные произведения, сразу переносили их авторов в число пишущих для взрослых. Вот так и получилось, что литература для юношества была редкостью, оставалась вне интересов творческих секций и развивалась медленно.

Теперь мы решили ликвидировать этот перекос и привлекли к работе литературной секции «Родник» достаточно известных людей, таких как: Александра Кравченко с ее поистине рыцарскими романами, чрезвычайно острой социально-психологической прозой; фантаст Виктор Савченко; поэт-фронтовик Михаил Селезнев; переводчик, поэт и публицист Александр Завгородный — тонкий знаток слова и законов художественного творчества.

Члены нашей секции работают вдохновенно, настойчиво и много издаются. В числе последних изданий можно назвать «Петин ангел» и «Три сказки из корзины бабушки Арины», опубликованные в альманахе «Стожары», а также отдельная книга воспоминаний о детстве известной детской писательницы Ирины Прокопенко. Продолжает печатать рассказы о сельских чудаках и рассказы в стиле наивного хоррора Любовь Овсянникова — ее «Відголосся» и «Знак от черной птицы» можно прочитать в номерах альманаха «Стожары» за этот год. «Почему у жирафа шея длинная» — новая книга Зинаиды Гриевой, которую хорошо знают те, кто в детстве смотрел по украинскому телевидению «Вечернюю сказку» — передачу, которая полностью строилась на произведениях Зинаиды Николаевны. Анатолий Худяков, поэт и художник, пишущий на русском языке, опубликовал в нашем альманахе свои поэмы для детей: «В поисках клада», «Сказка у порога» и «Без них наш мир неимоверно беден». Отдельными книгами вышли стихи Екатерины Калениченко, Тамары Доброгорской. Хорошо были изданы книги сказочницы Людмилы Шпак в ее собственном оформлении, отмеченные призами книжной ярмарки в Харькове.

Но детские писатели видят свою миссию не только в том, чтобы писать для подрастающего поколения интересные, поучительные, познавательные произведения, но и в непосредственном воспитании детей, их личностном становлении. Пожалуй, как никто другой из писателей члены секции «Родник» часто встречаются со своими читателями и в живом общении помогают им понимать мир, человеческие отношения, завещанную нам предшественниками духовность.

Мы также ставим целью помогать нашим юным последователям овладевать навыками художественного творчества. Для этого группой детских писателей разработана программа «Стожары», которая охватывает несколько аспектов работы.

Прежде всего это издание альманаха «Стожары», где имеют возможность печататься все желающие, причем печататься после основательной подготовки к такому ответственному в их жизни событию, так как предварительно здесь с каждым автором проводится кропотливая воспитательная и редакционная работа. Второе — это выпуск на областном телевидении литературно-художественной программы «Стожары», в которой зрители знакомятся с нашим творчеством, а через него и с интересными людьми нашего края. И наконец, мы воспитываем молодых авторов в студиях «Стожарик», организованных при редакции альманаха, в некоторых школах и библиотеках. Пусть не каждый из участников этих студий станет писателем или драматургом, но несомненно, что все студийцы овладеют хорошими эпистолярными навыками и хорошо поставленной речью.

Приятно сказать, что на данный момент альманах уже есть открывателем и воспитателем новых имен. На протяжении нескольких лет на его страницах печаталась Марина Туманова, а теперь она — член секции «Родник», сформированный художник с определенными литературными перспективами. Ведь, как и в любом деле, в литературе не последнее значение имеет умение найти свое место среди коллег по цеху. Это очень важно. А здесь, в окружении талантливых и неравнодушных людей, начинающие авторы освобождаются от эпигонства, творческого подражательства, точнее находят свой стиль и темы.

В целом следует отметить, что днепропетровская земля очень богата литераторами-самородками, которые сейчас массово издаются в центральных украинских и российских издательствах. Правда, им уже не нужны занятия в секциях или кружках, и они остаются в стороне от литературных кругов города. Но мы все равно гордимся ими, потому что они являются частью нашей неповторимой степной души. Меня не покидает мечта привлечь их все-таки к работе с детскими писателями и, если это удастся, тогда я расскажу о них подробнее.

Один известный в Днепропетровске публицист сказал как-то, что он не считает себя мастером с большой буквы, а только относится к группе красного писательства. Как известно, так сказать о себе решится человек неординарный, который чувствует свой талант. Но дело не в персоне сказавшего эти слова — не зря я не называю его имя, — а в его мудром отношении к роли писателя. Он видит ее в том, чтобы создавать и поддерживать писательскую среду, литературную ауру, в которой, как в первозданном бульоне, возникает его величество Творчество.

И поэтому я призываю всех, у кого появилось тяготение к художественному слову, не бояться высокомерных или плохо воспитанных людей и показывать свои попытки тем, кому вы доверяете. Платон говорил, что большие камни без малых прочно не лежат, так и литературе нужны люди разной степени одаренности. А время само отберет имена для вечности.

Итак, в своей работе мы стараемся сохранить лучшие традиции классической литературы и обогатить ее новыми тенденциями, которые диалектически идут на смену прошлому.

Волшебные владыки звучаний

Музыка! В счастье и в печали она всегда с нами, смеется или плачет, кричит или стонет, но берет в свой волшебный плен и спасает сердце от торжественной суеты или трагического одиночества. Большинством людей она отождествляется с песней и поэтому понятна и, как воздух, нужна им. Потому что песня – это наш вечный спутник, наш верный друг. И недаром говорят, что человеческая душа поет. Особенно – украинская, не самая ли певучая во всем мире, даже если отдать должное итальянским гондольерам.

И поэтому в большинстве своем народными кумирами становятся именно певцы, хотя они – только исполнители, они лишь воспроизводят то, что несут в копилку достижений ее настоящие создатели, композиторы. Это от них мы аккумулируем в себе высокий дух, спасительную энергетику песни, и потом через настроение воплощаем в наши дела и свершения.

Какими же они есть, эти Волшебные властелины звучаний?

* * *

О человеке, который сейчас пленил мою душу, я слышала давно и много интригующего. Даже имела его домашний телефон в своем блокноте и размышляла о том, чтобы как‑то позвонить и познакомиться, но по натуре – к несчастью ненавязчивой – медлила. Однако судьба решила исправить мою ошибку, и наша встреча состоялась по инициативе журнала «Бористен», который заказал мне статью о нем. Не скрою, я шла на беседу с давно заинтриговавшим меня человеком с волнением, из‑за которого даже забыла принести в подарок собственные книги, о чем лелеяла меркантильные мыслишки – вдруг ему что‑то понравится и он напишет на мои стихи песни.

Знаете, как бывает, когда с первого взгляда остро чувствуешь духовное родство? Так произошло и тут: радость встречи и желание обо всем, о чем знаешь, поговорить безотлагательно, а дальше – работать вместе без передышки.

Ярцев Владимир Иванович.

Это имя, без преувеличения, сейчас известно на весь мир, и это справедливо, потому что является он с тем миром величиной одного порядка, одной масштабности. Почему? Пожалуйста. Древние мудрецы утверждали, что жизнь прошла не зря, если ты родил сына, посадил дерево и построил дом. Так вот по этим меркам Владимир Иванович прожил всех лет своей судьбы не на одну жизнь, а на множество обычных жизней. Сына он родил, а еще – архитектор Ярцев всю жизнь занимался строительством не домов, а целых городов в обрамлении парков и садов, лесополос и внутренних зеленых насаждений. По его архитектурным проектам, создаваемые с чистого листа, на необжитых территориях, росли новые поселения мечтателей и энтузиастов, а также реконструировались исторические застройки в старых городах. Параллельно с этим композитор Ярцев воспевал в песнях, которые теперь являются почти народными, романтику своей молодости, и по сей день продолжает увековечивать в них свое время и свой народ. Золотогорлый певец Владимир Ярцев объездил всю Европу, Азию и Австралию, где знакомил слушателей со своим эстрадным творчеством.

Композиторская и исполнительская деятельность Владимира Ивановича не осталась незамеченной, он занесен в Книгу мировых рекордов Гиннеса, как композитор, написавший больше других песен о спорте – девяносто восемь.

Как‑то сидел Владимир Иванович в ностальгическом настроении, перебирал детали прошлого и вдруг оно показалось ему не таким уж и значительным (конечно, он же хорошо привык к нему): не так уж и удивительно, мол, что им всегда владели две Музы – Архитектура и Музыка. Дело было на заре внедрения в нашу жизнь Интернета, еще новинки даже для продвинутых энтузиастов. Вот и подумалось Владимиру Ивановичу посмотреть, знают ли о нем люди; показалось, что это и составит объективную оценку прожитых им лет. Вышел в Интернет и в поиске Яндекса набрал свое имя. А потом только читал, смотрел, слушал, что хлынуло на него с экрана монитора и… вспоминал – так много оказалось о нем информации в Интернете.

Вспоминал свою милую родину – город Кизел, что на Северном Урале, где он родился в семье работников треста «Кизелшахтобуд». Не от родителей ли, технарей, он взял уважение к серьезным точным наукам? Но были в той семье и другие предпочтения: там царила ее величество Музыка. Отец малого Владимира искусно играл на гармонии, мама пела, а бабушка имела прекрасное контральто и была активной участницей церковного хора. Да и старший брат Юрий заявлял о себе достаточно обнадеживающе как певец, и как пианист. Неудивительно, что Владимир в пятилетнем возрасте уже выступал на праздничных концертах с песней про зайчика, а потом пошел в музыкальную школу раньше, чем в общеобразовательную. Эту школу основала его любимая тетушка и на протяжении долгих лет руководила ею. В двенадцатилетнем возрасте, зажегшись героикой поднятия целины, подросток Владимир Ярцев на собственные слова написал об этом песню и послал в газету «Комсомольская правда». К счастью, там нашлись грамотные люди, которые поддержали дебютанта добрым словом, советом ни за что не бросать музыку. То же говорила Володе и Анна Владимировна Виноградова, его музыкальная воспитательница, которая в свое время с отличием окончила Ленинградскую консерваторию и, естественно, несла ответственность за свои слова.

Но Владимир считал, что музыка – это не способ зарабатывать денег, музыка – это душа. Кстати, такое мнение разделяет большая часть образованных людей. И когда слышишь фразы наподобие «профессиональный художник» делается неловко за тех, кого к этой категории относят, потому что такие утверждения слишком не вяжутся с логикой жизни и солидных человеческих дел. Ведь художник, чтобы художественно иллюстрировать деяния людей или провозглашать мысли о них, должен безукоризненно знать предмет их деятельности с практической стороны. Только подробный эмпирический опыт, пропущенный через душу, способен родить художественное произведение удовлетворительного качества. Разве мог бы, например, композитор Ярцев написать песню «Апатиты, знаменитый заполярный городок» на таком забирающем эмоциональном накале, что она стала гимном этого города, каждое утро открывающего его жизнь, если бы архитектор Ярцев не разрабатывал проект детальной его застройки, не пережил в себе трудности и победы этой работы? Конечно, нет. Итак, заимствованные пафос и вдохновение – не для настоящего Мастера. Владимир еще в юности понял, что надо жить собственными впечатлениями и только ими наполнять песни.

И поэтому юноша поступил в Уральский политехнический институт, который в те годы был вторым в Союзе после МГУ по количеству студентов, выбрал факультет градостроительства. На первом курсе института Владимир Ярцев создал музыкальный ансамбль «СИГМА», название которого расшифровывалось абсолютно созвучно тому, о написано выше – «Строительный инженерно‑грамотный музыкальный ансамбль», где начинал свою музыкальную карьеру прославленный позже бард Александр Дольский, где играл на саксофоне Владимир Присняков‑старший, где пела его будущая жена Елена Кобзева. В те годы хитом ансамбля была песня Владимира Ярцева о любви, о студенческой жизни – «Сумерки синие». На ее высокой волне соединились сердца Владимира Приснякова с Еленой Кобзев и Владимира Ярцева с его будущей женой Галиной.

На знаменитом конкурсе «Музыкальный апрель Урала», который был предтечей телепрограммы «Алло, мы ищем таланты», песня Владимира Ярцева «Приходи на белый звездопад» заняла третье место. О что с нами делают, эти колдовские мужские баритоны!

А на втором месте, кстати, были такие известные песни Евгения Родыгина, как «Уральская рябинушка» и «Едут новоселы», – настоящие шедевры эпохи, на долгие годы ставшие ее песенной эмблемой.

И снова после окончания института Владимир выбирает путь зодчего, конкретное практическое дело, которое как раз бы и вдохновляло его на творчество.

Две музы так и шли рядом с ним рука об руку: архитектор Ярцев проектировал жилой комплекс Белоярской атомной электростанции, строительство поселка работников Троицкой ГРЭС, другие объекты, а композитор Ярцев участвовал в «Голубых огоньках», в популярной телепередаче «Доброе утро», писал новые песни, которые исполняли популярные певцы. Вадим Муллерман, например, взял в свой репертуар песню Владимира Ярцева «Ай‑яй‑яй», написанную в ритме твиста.

Есть о чем вспоминать Владимиру Ивановичу. Вот на экране компьютерного монитора крутится «интернетовский» ролик, в котором рассказывается об архитекторе и композиторе Владимире Ярцеве, который стал легендой города Апатиты, потому что не только создал его, но и дал ему музыкальную визитку. А дальше льется песня «Апатиты…», сопровождаемая видами города. Владимир Иванович перевод взгляд на этажерку, где у него размещен собственный архитектурный музей, долго и задумчиво смотрит на макет будущего города Апатиты. Тот самый макет, по которому утверждали проект города. Вот таков масштаб его жизни: дистанция от этого макета до видеоролика в Интернете об авторе города за Полярным кругом – с живыми картинами, людьми на улицах, забитых машинами, зданиями.

Владимир Иванович просмотрел информацию об Апатитах и перевернул страницу. И снова песни. Здесь они звучат в сопровождении ансамбля Вилли Токарева, в свое время работавшего в Мурманске и взявшего в свой репертуар шесть песен композитора Ярцева.

В Днепропетровске Владимир Иванович живет уже более тридцати лет. По его проектам здесь возведен микрорайон Коммунар, созданы генеральные планы цирка и горисполкома, выполнены планирование и застройка центральной части Верхнеднепровска.

И снова песни! «Люби меня» на стихи В. Кудрявцева сразу стала популярной, ее брали в свой репертуар ансамбли «Смерічка», «Кобза», «Свитязь», певцы Лина Прохорова, Тамара Миансарова. Он снова был почетным гостем на центральном телевидении в передачах «Споемте, друзья», «Шире круг», «Утренняя почта», «А ми до вас в ранковий час», «От субботы до субботы» и других. Владимир Иванович часто исполнял свою песню «Вперед, Днепр», написанную о футбольной команде из Днепропетровска, которая в 1983 году стала чемпионом СССР. А в 1987 году, когда «Днепр» получил высшее футбольное золото во второй раз, Владимир Иванович подарил футболистам и всем футбольным болельщикам песню «Золотое танго».

С этих песен началась еще одна страница творчества Владимира Ярцева – он отдался воспеванию спортивных достижений и спорта в целом. Его песнями открывались чемпионаты мира, международные соревнования, чемпионаты России, Украины. Владимир Иванович неоднократно был участником международных марафонов «Москва – Париж», «Париж – Москва – Сидней», в 2000 году сопровождал выступления в Сиднее параолимпийцев из России и Украины.

Многое можно сказать о замечательном человеке, одаренном певце, талантливом композиторе, известном архитекторе Владимире Ивановиче Ярцеве, который является гордостью Днепропетровска, всей Украины. Он много внимания уделяет культурным учреждениям родного города, его творческим коллективам. Но это отдельный разговор.

Сегодня он работает особенно плодотворно, ведь им заинтересовались наши братья из диаспор. Как им нужно, в тех заокеанских Сиднее и Канаде, чистое украинское пение, как им не хватает там духа земли родной, культуры предков! А Владимир Ярцев искренне и навсегда отдал свое сердце Украине, потому что с детства она не была ему чужой. Здесь спит вечным сном его прошлое – мама, тетя и бабушка, здесь легли в землю его корни. Но с Днепропетровском связано и его будущее.

Слушая песни Владимира Ярцева, особенно в исполнении его волшебного голоса, я чувствую свою ответственность за такой большой талант, чувствую желание защитить его от обид, зависти, от всего, что может прятать за облаками солнце вдохновенной души Мастера. И это существенно. Ведь давно замечено, что чем больше одарен человек творчеством, тем меньше он защищен от прозы жизни, и тем больше зависит от настроения и отношения к нему окружающих. Поэтому призываю честных и порядочных людей не скупиться на доброе слово и поддерживать тех, кого мы любим, кого Бог послал в нашу судьбу хотя бы такой каплей счастья, как счастье жить с ними в одно время на земле.

А со своей стороны я выражаю теплую благодарность Владимиру Ивановичу за все, что он делает, за его прекрасную жизнь Художника и Труженика: низкий поклон Вам, дорогой Маэстро.

Свет гончаровской зари

(О новых литературных традициях)

Статья опубликована 22 апреля 1999 года в газете «Літературна Україна» на украинском языке.

***

Редакция днепропетровского ежемесячника «Борисфен» еще три года назад объявила проведение на своих страницах литературного конкурса им. Олеся Гончара на лучшую публикацию года. С тех пор в канун дня рождения известного земляка проводятся собрания, где чествуются победители конкурса, обсуждается гончаровское духовное наследие, подытоживаются впечатления от его творчества, осмысленного художественной интеллигенцией. «Борисфен» уверенно возводит основы настоящей Гончарианы, объединяет вокруг себя первопроходцев, которые своими достижениями закладывают ее фундамент, учреждают прекрасную традицию новейшей украинской культуры.

В этот раз в Центре эстетического воспитания Национальной горной академии Украины (НГА Украины) собрались литераторы, преподаватели вузов, студенты поклонники ежемесячника, чтобы поздравить победителей конкурса-98: Марьяна Красуцкого из Каменец-Подольского, Юрия Семенка из Мюнхена и Григория Савчука из деревни Берестовец на Черкащине.

Шеф-редактор «Борисфена» Фидель Сухонос, энергичный, непоседливый руководитель молодой формации, умеет сочетать в своей деятельности поиск нового, научный подход для его воплощения в культуру, приятное и ненавязчивое общение с широкой общественностью и сохранять живые нити эстафеты поколений. В октябре выйдет сотый номер журнала, это весьма значительный отрезок для существования периодического издания в такое бурное время, как сейчас.

Читатели и друзья «Борисфена» имеют возможность непосредственно встречаться с теми, кто знал Александра Терентьевича, имел с ним творческие или семейные отношения. А значит, Гончариана вырастает не на искусственной почве опосредованных впечатлений от созданных им образов, а в родственности с его окружением. Так случилось и во время нынешнего собрания, где присутствовала сестра Александра Гончара — Александра Терентьевна Биличенко, симпатичная, говорливая, мудрая женщина. Александра Терентьевна старше брата Олеся на четыре года, но — дай Бог ей здоровья! — весьма живая, щедрая душой, отзывчивая.

Ее растрогало внимание вокруг борисфеновского окружения к фигуре Олеся Гончара. Тут выступил профессор Днепропетровского госуниверситета Анатолий Поповский, сделавший краткий обзор творчества земляка. Фидель Сухонос зачитал отрывок из своих опубликованных воспоминаний об Олесе Гончаре. Декламировали собственные стихи поэты Юрий Кибец, Любовь Овсянникова, Владимир Сиренко. Пели украинские народные песни днепропетровские самодеятельные артисты.

Выступила и Александра Терентьевна. Какая это роскошь — слышать воспоминания из первых уст! Конечно, мы долго расспрашивали ее о собственной жизни, о родительской семье, об Александре Терентьевиче. И было этих рассказов так много, что о них надо писать отдельно.

Смерть ценой в бессмертие

Статья посвящена книге В. Чемериса «Жизнь и смерть Владимира Глебовича, князя переяславского, о котором Украина много поплакала». Опубликована в мартовском номере «Борисфена» за 2001 год на украинском языке. Сопровождается прекрасным снимком, сделанным на презентации книги в Днепропетровске, но, увы, оригинал этого снимка не сохранился.

На снимке — Любовь Овсянникова в период работы над рукописью этой статьи.

***

Было это в седую древность, еще когда Русь окружали с востока и юга кочевые тюркские племена половцев, жившие набегами и грабежами.

В марте 1187 года киевский князь Святослав Всеволодович получил от своих разведчиков тайные вести, что погане уже идут походом от Сулы до Днепра, намереваясь опустошить Переяславщину, и ведет их сам Кончак — великий коназ, называемый у них ханом. Долго или нет размышлял Святослав, но посоветовался со сватом своим Рюриком Ростиславовичем и решил помочь соседям. Тогда организовали они легкий конный поход, без телег, чтобы напротив Зарубского брода объединиться с дружиной переяславского князя Владимира Глебовича, а оттуда вместе идти, тоже налегке, к броду Татинца, перехватить возле Днепра этого летучего Кончака.

Так и сделали. На совете возле Зарубского брода договорились, что дальше до Татинца впереди русского войска пойдет Владимир Глебович, ибо он, хоть и молодой еще, но на самом деле опытный, тертый в переделках, отважный и доблестный и положиться на него, как на кремень, можно.

Забрал Переяславский князь своих 2100 ратников и пошел наперерез неприятелю. А в степи над Днепром, на всем южном порубежье, ранняя весна стояла, вдохновляла на мысли приятные, что стоит объединить русские княжества в единую крепкую державу с центром в Киеве, как это было при прадеде его Мономахе, и не страшны станут славянскому люду степняки. Так текло время, уже и до места добрались, а половцев, которых должны были застичь внезапно, все не было.

Поняли князья русские, что, как задумывалось, — не вышло. Очевидно, кочевников кто-то предупредил из «своей погани», жили такие на Руси — остатки разбитых печенегов, которых называли черными клобуками. Исчезли-пропали вдруг враги — как сквозь землю провалились.

А Кончак уже было одолел Днепр. Но, получив весть об опасности, хоть и воинственный, но осторожный, повернул назад и успел снова перейти реку, оказавшись на своем берегу. Может, и погналось бы за ним княжеское войско, но на Днепре началось вскрытие льдов, рисковать было уже поздно.

Битва не состоялась. Но… из последнего похода полк привез тело Владимира Глебовича под знаменами боевыми, и никто не верил: вроде бы и боя не было, и врага тоже, все живы-здоровы возвратились, а князя не стало.

***

Об этом говорится в новой исторической повести известного украинского прозаика Валентина Чемериса «Жизнь и смерть Владимира Глебовича, князя переяславского, о котором Украина много поплакала», презентация которой, организованная силами журнала «Борисфен», состоялась в музее «Литературное Приднепровье».

Хорошо обоснованное исторически, с интересным сюжетом, новаторское по толкованию реальных событий, глубокое в плане психологического изображения образов, произведение вызвало живое обсуждение, в котором участвовали научные работники — доцент кафедры языка и литературы Днепропетровского национального университета Валентин Мороз, доцент кафедры истории юридического института МВД Украины Ростислав Васьковский, поэты — Юрий Кибец, Анатолий Шкляр, краевед Владимир Панченко, известные журналисты, читатели.

И каждый пытался ответить на вопрос: почему внимание художника сосредоточилось именно на фигуре Владимира Глебовича?

Не потому ли, что он рано, в двенадцать лет, сел на княжий престол, о чем свидетельствует летопись: «И надумали они раньше идти до Переяславля, оберегая Переяславль — ибо князь переяславльский Владимир Глебович в то время малым был малый, каких-то двенадцати лет», и это является исключительным историческим фактом?

Или потому, что о нем вспоминается в «Слове о полку Игореве», хоть и одной строкой, но такой, что вписывается в историю Руси навечно: «Се в Риме кричат под саблями половецкими, а Владимир под ранами», и нельзя проигнорировать даже короткое слово этого наследия?

Или потому, что о смерти князя игумен Моисей под летом 1187-м оставляет запись: «Он бо любил дружину, и злата не собирал, имущества не жалел, а давал дружине; был же он князь доблестный и сильный в бою и мужеством крепко отличался, и всяких добродетелей был исполнен. За ним же Украина много поплакала», в котором впервые летописно вспоминается название нашей державы — Украина?

А Валентин Чемерис тем временем обратил внимание на несоответствие обстоятельств смерти Владимира Глебовича правде жизни. Официальная версия гласила, что он умер от простуды, захватив ее на мартовских ветрах. Эта версия абсолютно не вписывалась в реальность событий.

Простудился? И в походе умер? Но сколько же продолжался этот поход, если и битвы не было? Мог ли молодой тридцатилетний мужчина — закаленный всадник, воин — в течение дня или двух умереть, даже и простудившись?

Что случилось с ним, как это сталось вдруг, ведь он был опытный и мудрый, ибо с тринадцати лет уже ходил на сечь?

И возникла гипотеза раковой интоксикации. Автор шаг за шагом исследует возможность именно такого развития событий, такого диагноза смерти молодого князя на основании аккуратно собранных фактов его участия в кровавых стычках: 1181, 1184, 1185 годы. В походе 1185 года, как свидетельствует приведенный выше отрывок из «Слова о полку Игореве», Владимир Глебович был тяжело ранен и болел аж до весны 1187 года, когда снова пришла беда и о ранении и болезни думать было не время.

Литературное исследование изложенной гипотезы базируется не только на изучении дат и соответствующих им событий, но и на сопоставлении их, на изучении отрезков времени, лежащих между ними. К этому инструментарию автор добавляет еще одно: интерполяцию аналогичных ситуаций из современности в то далекое прошлое.

Что легло в основу авторских наблюдений, каким был толчок к таким токованиям?

Когда-то, еще когда автор не достиг возраста потерь, он писал: «Оказывается, если радость приносит счастье и утешение, то страдание дает больше — оно очищает зачерствевшую душу, делает ее чувствительнее, богаче, добрее, человечнее». Теперь бы, наверное, он дописал, что страдание закаляет душу, делает ее более прозорливой и мудрой.

Дело не в том стечении обстоятельств, что Владимир Глебович умер в день, по новому стилю выпадающий на 6 марта, и что приблизительно в этот день прошлого года произошла в жизни автора такая же непоправимая потеря — умерла его любимая жена Клавдия Ивановна, а в том, как подступала к ним смерть, и как они прожили последние мгновения. Существует так называемый метод аналогий, метод сравнений, правда, чаще он применяется при определении тенденций в объективных процессах,протекающих в природе или обществе. Но, в конце концов, жизнь отдельных людей, выдающихся или просто дорогих нам, это тоже история, это маленькая составляющая общества. Из таких историй — как из капли воды возникают моря — составляется жизнь народа, и ими же обретается его бессмертие. Этот метод, опосредованно использованный в повести, принес свои плоды.

Именно из него взял исток и подвиг нагоревавшегося человека, ведь если бы не трудился в поте и крови — помер бы; и чудо исследовательского озарения, когда вдруг становится понятным, очевидным то, чего другие не замечают; и погружение в психологию людей, попавших в трагедию преждевременных и внезапных расставаний и понимающих это.

Новое произведение Валентина Чемериса попало мне в руки тогда, когда истекал девятый день по смерти моего отца. Я провела рядом с ним последние два месяца его жизни, обрывающейся от страшной неумолимой болезни. Мы о многом беседовали, но больше было того, о чем молчали. В те дни, в те адские минуты молчания я узнала и смысл жизни, и цену смерти. И вот эта повесть… Словно я там, и снова умирает мой отец, а я поднимаю его, поддерживая под спину, чтобы легче было ему еще раз глотнуть воздуха.

Поразительная достоверность образа князя Владимира Глебовича проистекает не только из колоритной истинности — она вообще свойственна Валентину Чемерису как художнику, — а из тех мелких деталей, что связывают в одно целое события, эмоции и чувства, а также логику неусыпной мысли, перебрасывающей между всем этим мостики диалектики и динамики жизни, и психологизмов, из которых он создает ткань его жизни.

Как и переяславский князь, мой отец был ранен в бою, и тоже в грудь; как и у того далекого витязя, его раны зажили и не просыпались какое-то время (у князя они дремали три года, а у моего отца пятьдесят пять лет, ведь медицина стала другой); как и у Владимира Глебовича, самочувствие отца было неровным: то улучшалось на какое-то время, то болезнь наступала. А потом настало стойкое и быстрое ухудшение. Но «… держал себя в узде, в кулаке, был собранным и как-то держал в себе постоянную боль, не затихающую ни на мгновение. Даже клочка тела не было, который бы не болел».

Читаю это и вспоминаю слова отца:

— А помажь-ка мне мазью поясницу, потому что еще и радикулит вдобавок прихватил.

Или в другой раз просит руку ему растереть настойкой из трав:

— От пальцев до плеча болит. Может, на погоду? — не терял надежды.

«Но плохо ему сейчас стало, ой плохо!

Хватал ртом воздух, а его не было. И где? Над Днепром, где вольно шумели весенние ветры, и там не было воздуха?»

Осень этого года была теплой и долгой, собственно, как и зима, пришедшая ей на смену. Еще на Крещение солнце сияло, и теплый ветерок не давал замерзнуть на улице. Я раскрывала все форточки, распахивала все двери, только бы впустить в комнату, где лежал отец, побольше свежего воздуха. А ему все равно его не хватало, дышал тяжело, натружено.

А как же тем, кто рядом с больным находится, как им быть? Что говорить, как облегчить последние мгновения жизни, чем заполнить их? И седая мудрость подсказывает одно — поддерживать надежду.

«Больные легкие, а он еще и простудился, — бормотал травник. — Над Днепром его где-то сырым ветром протянуло, вот и горит.»

Не от этой ли святой лжи до нас дошла побасенка о смерти князя от простуды? Наверное, так и есть, ведь сама говорила отцу:

— Ездил траву косить в галошах на босу ногу, вот и простудился. Не думай о грустном, у тебя только воспаление легких.

«Во всем теле князя огонь горел, пеком его пек. Хрипел:

— Воды… Не этой… Теплая зело. Мне бы из студенца…

Княжьи люди засуетились, помчались во все стороны искать родник.

Вскорости нашли ручей-студенец, привезли воды, от которой зубы ломило…»

Эта холодная вода не только образ приобщения человека к сокровищам земли, как отметили выступающие на презентации, но и штрих, придающий достоверность событиям, приземляющий наши высокоумные размышления об идеалах, о жизненных ценностях. Глоток холодной воды! — вот самая роскошная и последняя услада человека, последняя его потребность.

В нашем Славгороде, где жил отец, колодезная вода не вкусная, с примесью солей. Поэтому он нашел где-то в верховьях Осокоревки родничок, обустроил его, чтобы можно было набирать воду, назвал эту воду Вкусной и только ее пил, привозил домой в бидоне, держал бидон в погребе.

Звучит в памяти его голос:

— Воды… Вкусной водички подай, холодной…

И я бегу!

Впрочем, достаточно параллелей. Их, убеждена, в жизни каждого из нас достаточно. Вернемся к произведению Валентина Чемериса.

Стоит отметить, что в нем, кроме вышеизложенного, совершенная художественная форма удачно сочетается с научным исследованием по теме, избранной писателем. Соответственно этому он действовал как ученый и в вопросе выяснения даты рождения Владимира Глебовича — 1157 год, которая раньше не была определена точно. Утверждение о научной направленности произведения базируется не только на том новом, что нашло в нем свои доказательства, но и на избранной методологии исследования: кропотливый (для автора) и интересный (для читателя) анализ фактов, изложение доказательств, а между ними — безупречные логические цепочки.

Многообещающее название произведения «Жизнь и смерть…» вполне оправдано, потому что жизнь — это то, что может вместить в себя смерть, надо только уметь об этом рассказать.

Предчувствует ли человек свою смерть? Если да, то что он делает, как готовится к ней? Кто об этом скажет? А получается, что сказать может внимательный, психологически чуткий мастер слова.

Отправляясь в последний поход, из которого — он почему-то знал это — возвращения не будет, Владимир «княгиню, чтобы не тужила преждевременно утешал:

— Я вернусь, как всегда из походов возвращался, — еще увижу Переяслав.

— А меня? — с тревогой княгиня.

Но он ничего не ответил, молчал, засматриваясь в далекую темно-синюю степь за Днепром».

Предчувствие… И развернуло оно перед Владимиром воспоминания о том, что и составляло основную ценность его жизни.

Это были воспоминания о сечах славных, как защищал землю русскую и народ свой от вражеских нашествий. Года 1181 «чуть не схватил за хвост» проклятого Кончака, но, хоть и выскользнул тогда волк половецкий, но удалось взять в плен двух сынов его и брата родного. В другой раз, в 1184 году, снова пришел «окаянный и безбожный, и треклятый Кончак», но объединившись, Святослав, Рюрик и Владимир отогнали его от земель русских, разбили его войско — «тех потоптали, а других захватили, а коней и оружия их многое множество набрали», еще и самую молодую жену Кончака прихватили. Вспоминалась и предпоследняя битва в 1185 году, в которой был ранен тремя стрелами вражескими: в бок и в грудь. Тогда он мужеством и отвагой своей ратников вдохновил отбить степняков, что спешили взять град и уже приступом шли на стены Переяслава, трудная была рать…

Встали перед глазами те, перед кем должен был там держать отчет, славные предки его от отца Глеба Юрьевича и до князя Рюрика, основателя княжеской династии Рюриковичей. Видел, как живых, и первых князей Руси — Кия, Щека, Хорива с сестрой их Лыбидью.

Как будто заново пережил знакомство с Забавой, черниговской княжной Ярославною. Высчитал, что восемь лет с ней прожил, а пролетели они, как один день, нежность не прошла, еще хотелось ее. Обеспокоило ощущение вины за мужские шалости.

«…осталось с ним только самое важное, то, что и должно быть с человеком, если он человек, а все мелкое, незначительное, человеческая возня и суета-сует, что до сих пор отягощала, куда-то на веки вечные отошли…»

У княгини, которая по-своему предчувствовала трагедию потери любимого, было другое:

«— Подождите!.. Лада мой, подожди!.. Я сейчас… сейчас прилечу. Я должна успеть…

Не успела она и в последнее мгновение, ибо если при жизни не скажешь любимому человеку самое главное, самое значительное, самое заветное, разве успеешь его сказать в последний миг?»

Такова вина живых перед мертвыми и такова мука за нее. И еще предупреждение: успейте, люди, сказать своим любимым и дорогим при жизни слова самые главные, не мешкайте, не ждите случая.

Вот так, читая это, становишься более уравновешенным и более уверенным в себе, понимаешь, что невзгоды, бессмысленные и мелочные, не имеют решающего значения, а значит, и внимание на них обращать не стоит. Высокая нравственность, незаметно и ненавязчиво текущая через рассуждения автора, рассказ о событиях посредством описания природы и героев, подсознательно впитывается читателем и становится его интуитивным достоянием, чем-то таким, что начинает действовать в нем априори, еще до того, как активизируются установки сознательного воспитания.

А в этом и состоит основная сверхзадача литературы.

Кроме популяризации научно-исторических достижений, кроме познавательности, сильного воспитательного влияния, новая повесть Валентина Чемериса, наконец, несет развитие украинской культуры в целом хотя бы тем, что обогащает не только оперативный лексикон наших современников введением в текст малоупотребительных слов («небавом», «ряст», «раяти», «комонник»), но и возвращением в употребление языка забытого, слов, которых уже нет в словарях («уборзі», «поножі», «бармиці», «вивідник», «налуччя», «наузи», «зелейник», «носилиці», «крозно», «узороччя», «пістряк»).

Меня не оставляет мысль, что повесть можно расширить до рамок романа. Почему-то верится, что так и будет, что автор, спасаясь от боли потерь, создал сжатый, сконцентрированный рассказ. Находясь в том состоянии, он понял что-то такое, что потребовало быстрой реализации, иначе бы оно пропало, отхлынуло. Надо было спешить. Я понимаю: когда душа замерла и просит не трогать ее, тогда не до лирических отступлений, тогда пишется так, словно добывается уголь в шахте: ударил — отколол, ударил — отколол. Но пройдет время, предатель и врачеватель наш, все успокоится, и повесть сама позовет автора подышать полной грудью в совсем иных, расширенных, рамках.

Подытоживая, отмечу, что украинская литература пополнилась еще одним произведением, которое стоит читать. Потому что оно адресовано абсолютно всем, от школьника, впервые знакомящегося с историей Украины, до диссертанта, возвращающего к жизни забытые страницы этой же истории, то есть широкому кругу читателей.

Остается только добавить, что упоминаемая книга — десятая, юбилейная среди изданий журнала «Борисфен», увидевших свет в последнее время.

А сделал возможным выпуск произведения член Конгресса азербайджанцев Украины Абузар Джаваншир оглы, который спонсировал издание.

Дилеммы о добре и счастье

Это отзыв на книгу Ивана Данилюка «Щаслива жінка світові невгодна», опубликованный в февральском номере журнала «Борисфен» за 2004 год на украинском языке.

Иван Владимирович Данилюк — украинский поэт. В книгу «Щаслива жінка світові невгодна» вошла также его первая проза.

***

Когда приступала к чтению книги Ивана Данилюка «Щаслива жінка світові невгодна», мне предвиделось, что оно не будет развлекательным, не будет легким. Так и получилось. Вообще-то автор заранее соответственно настраивает читателя, потому что уже в название книги заложил противоречие, объективно оправданное законами дуально организованной материи. Но почему так повелось и среди людей, где скорее должны бы побеждать моральные законы, создаваемые всеми совместно от начала времен? Это и является темой художественного исследования, предпринятого Иваном Данилюком.

Правда, название книги имеет несколько лирико-пафосное звучание, вроде намекает на поэзию или опоэтизировано возвышенную беседу в прозе. На самом деле из двести сорока страниц только тридцать отведено стихотворениям, остальные занимают три повести и ряд рассказов, толково объединенных неподдельной болью за женщину, попыткой подсказать ей дорожку к счастью даже в таком ненормальном мире, как наш.

Это сочетание «счастья» и «неугодности» имеет тотальный характер: женщины, одинаково счастливые и нет, чувствуют себя в зачерствевшем мире плохо. Что может быть больнее для вполне благополучной подруги? Конечно, воинственная зависть во всех ее разящих проявлениях.

В прозаической части книги автор начинает исследование проблем с понятийных дефиниций. Так что же такое «счастливая женщин» в его понимании? Вопреки стараниям лукавых искателей найти что-то другое, Иван Данилюк видит счастье женщины в традиционной судьбе — муж, дети, работа. И если отсутствует хотя бы одна составляющая, женщина находится в беде. Но что значит «отсутствует»? Те составляющие счастья никто в своем кармане неожиданно не находит, их надо настойчиво выстрадать, то есть обеспечить, приложив собственное старание.

Всегда ли это понимают молодые девушки? Вот Ольга из «Попутная женщина», наверное, имела другие представления о методах достижения счастья, ибо сотворила то, чего вдруг неосознанно захотелось — «отдала в миг ослепления от желанного счастья не только душу», да еще так бессмысленно, что родила ребенка, стала покрыткой, матерью-одиночкой. Трудно понять, какой меркой «измерялось» ее счастье при том, что она еще в девках не засиделась, как раз приобретала специальность, была студенткой и имела жизненную перспективу. Это достаточно замусоленная проблема в украинской народной традиции, болезненная еще со времен Шевченко, если не раньше. Но почему противоядие, разработанное литературой во множестве вариантов, так и не излечило девушек от глупости? Не потому ли, что подавалось неизменно под соусом сочувствия к покрытке, матери-одиночке, осуждения людской черствости по отношению к ней и шельмования искусителя? Не потому ли, что любовь со стороны женщины общими представлениями была возведена в ранг неотменяемого приговора для избранника, что была эта любовь избавлена от таких понятий, как «осознанное решение», «рассудительность», «долг», «ответственность»? В таком случае женщины, которая любит, надо страшиться, ведь это ловушка. а как же тогда удостовериться в стойкости ее характера, в ее надежности, самостоятельности?

Тема матери-одиночки в повести «Попутная женщина» не акцентируется, она, как и тема социального спроса на личность, проходит на втором плане, служит антуражем, фоном для изображения того, как Ольга ищет «защитника»: «Даже проснувшись, она все же не ощущала себя в безопасности, как человек, не нашедший в своей беде спасения от таких же людей, … с отчаянием думала о том, что все было бы иначе, если бы рядом лежал защитник, который мог бы ее, напуганную и растерянную, взять в крепкие объятия». Тем не менее самим тоном рассказ об Ольгиных страданиях приводит к догадке, что все-таки ей, неспособной подумать о себе, априори не заботящейся возможном зачатии ребенка, этот подлый Строменко совсем не изменил, не пренебрег ею, не убежал от трудностей — он просто не доверял женщине с искаженными приоритетами относительно своего будущего. И не зря, когда милосердный автор подводит Ольге спасителя в образе Анатолия, водителя-инкассатора, то вынужден предварительно искалечить его, чтобы не идти супротив закона равновесия, царящего в диалектике изменений.

Остается только надеяться, что обманутая молодичка наконец поняла истину: если ты безответственна, то довериться тебе никто не захочет.

Конечно, в большой мере женское счастье зависит от мужчины, но не он один его определяет в целом: наш мир дуален.

Наш мир — дуален. С еще большей рельефностью эта мысль отражена в рассказе «Нина-мина». Тут главный герой, терпящая сторона, — мужчина по имени Григорий. Диагноз тот же — безоговорочное и преждевременное доверие к жене, невмешательство в построение собственного счастья. Почему-то ему показалось, что его брачная добросовестность должна восприниматься Ниной, как непререкаемая ценность, как нечто божественное и она должна молиться на него, считаться с ним, обеспечивать его процветание. Так должно быть, но к этому надо прийти, в этом надо убедиться, это надо воспитать друг в друге. А тут женой становится не собственная избранница, а случайная партнерша бывалого Ковнира, опоенного «таврийским портвейном». Единственное, что Григорий нажил собственным опытом, это ошибки, которые, в конце концов, прибавили ему ума, достаточного для того, чтобы устроиться в жизни.

Любовь, которая бывает разной…

Разве не является проблемой поздняя любовь, когда человек выпадает из среды неженатых, попадает в устоявшуюся жизнь и ему трудно встретить пару? Является. Об этом можно прочитать в рассказе «Дело на доследование».

Никакие перипетии семейной жизни не проходят мимо внимания автора книги. Его беспокоит измена, причем опять-таки не каким-то вероломством, а легкомыслием, безосновательностью. В повести «Прощение Марты» речь идет о том, что такую измену легче простить, чем подлую, настоящую, обремененную пылкой любовью к сопернице. Но и она ранит, отравляет мозг. И не является ли намеком, что иногда лишает жизни, болезнь Марты и тяжелая смерть?

Однолюбы, кто они? Возможно те, чья любовь трагически оборвалась на самом взлете, на самом пике, в самом расцвете? Кажется, любовь — это плод души, долго и трудно вынашиваемый. И если этому плоду не дать возможности развиться хотя бы частично, помешать ему, когда он еще не созрел, настает смерть души или ее хроническая болезнь. Асфальт разрывает растущая трава, а не та, что уже выросла. Так и человека изводит любовь, которая еще растет и которой созреть не дали. Она зависает на этапе роста, и нет ей утоления. Мы знаем, как трудно жила Десанка в далекой Болгарии, а Петр тут не пошел на зов Мирославы. Рассказ «Петру-десантнику — от Десанки» является исследованием однолюбия и настоящим гимном однолюбам.

Талантливое произведение всегда многопланово, неоднозначное, каждый прочитывает в нем свое и возникает естественное желание поспорить.

Чем же озабочен Иван Данилюк, против чего предостерегает? Заботится он о надежности отношений, о серьезном, взвешенном отношении к браку, к построению семью, к детям. Он доказывает, что не стоит перекладывать свои провинности на чужие плечи, это бесперспективная позиция, вместо этого лучше не делать глупостей.

Но вот дилемма. Читаю и убеждаюсь в грустной истине, открытой для себя уже давно, — как Ольга из «Попутной женщины», как Григорий из «Нины-мины», так и другие рядовые личности, а таких в жизни большинство, набираются ума от собственных синяков. Почему так? Почему истины от мудрецов мы заносчиво назвали банальными и щеголяем их игнорированием? Зачем мы тогда пишем и читаем книги, делимся своими прозрениями с другими? Но сказал Бог, если хотя бы один из ста не является грешником, тогда сжигать Содом и Гоморру нельзя. Ничтожный процент на исполнение человеческих надежд, ради которых так хочется жить вечно!

К этому маленькому проценту принадлежит и та правда, что миром правит добро и отзвук на него. Автор дает понять в лице Анатолия, что Ольга обретет настоящее счастье, выстраданное, такое, которое она сможет оценить. Но для этого ей надо было много и тяжело страдать, мучиться, познать одиночество, стыд и страх перед завтрашним днем. Именно такой она пригодилась миру — умной, способной на благодарность. Любовь из благодарности как отклик на добро — простой, земной рецепт счастья.

Но кто-то должен первым сделать шаг к нему. Книга Ивана Данилюка учит нас, как на это решиться.

Раздел 3. Ноты отзвуков

В раздел «Ноты отзвуков» помещены статьи, написанные о творчестве Любови Овсянниковой, о ее работе на издательской ниве или о ней самой.

Характерно для этих публикаций то, что их авторами являются люди, светлые личности, духовные по сути. Об их принадлежности к людям свидетельствует отношение к Любови Борисовне, ибо ее очень не любит нечисть. А нечисть теперь пошла хитрая — улыбается кривовато да губы поджимает многозначительно, но не осуждает вслух, молчит, сопит, при этом тихо сапой повсеместно мешает людям жить. Отношение к Любови Борисовне, как лакмусовая бумажка, сразу определяет кто перед вами: представитель света или служитель мрака. Конечно, речь не идет о тех, кто находится, как теперь говорят, не в теме. Речь о других — кто знает Любовь Борисовну, понимает ее святыни.

Увы, наш мир биполярен и тем обречен на бойню и кровь, на позор рождаться из оскорбительных отходов смерти — это самая невыносимая его сторона. Но для того и явился Бог, чтобы умерять эту неприятность, противостоять атакам гибели и разрушения, держать в узде стихию алчности, помогать людям в обретении силы и познании радости от пребывания друг с другом. Об этом много размышляет Любовь Борисовна в эссе «Создатель, Бог и их олицетворения», опубликованном и отдельным выпуском и в составе сборника «Медитации хазарки». Видимо, оно станет составной частью ее воспоминаний «Когда былого мало», над вторым томом которых (рабочее название «Купание в дождях») она работает.

Так вот Любовь Борисовна в борьбе своей стоит на стороне нашего лучезарного Бога, духовной ипостаси человечества, и не является прислужницей его антагониста — творца и покровителя зла. Таковы и те, кто говорит о ней доброе слово.

АЛЕКСАНДРА КРАВЧЕНКО

Александра Кравченко одной из последних влилась в ряды настоящих писателей, поэтому знакомство с нею состоялось осенью 1998 года и явилось самым свежим по времени.

После долгой болезни, собственно, еще и не отойдя от нее, а лишь поднявшись, Любовь Борисовна начала выходить из дому, и одним из первых ее визитов был визит в собственный книжный магазин. Бывать там ей всегда нравилось, так как ее знали покупатели, любили с нею поговорить о книгах, обсудить новости быстрых перемен, что называется, сверить курс. Жизнь в магазине бурлила, захаживали прежние сотрудники по областной книжной типографии, по издательству «Січ», тут ДТРК снимало некоторые передачи. (В свое время это делалось в рекламных целях, для привлечения в магазин покупателей, но оказалось, что магазин и без телевидения популярен в городе. Тем не менее съемки продолжались, не помогая книжной торговле, а мешая тем, что раз в неделю приходилось закрывать магазин на замок.)

И вот однажды, когда в магазин опять пришла Любовь Борисовна, там появилась незнакомая женщина, назвалась Александрой Петровной Кравченко и попросила помочь в реализации книги.

— Что за книга? — спросила Любовь Борисовна.

Женщина вынула из сумки книгу в мягком переплете, довольно объемную, оформление которой явно свидетельствовало о принадлежности к жанру женского любовного романа, положила на стол.

— «Тайна преображения», — вслух прочитала Любовь Борисовна, осматривая ее со всех сторон, профессиональным взглядом изучая выходные данные.

— Это первое мое произведение, — между тем говорила новая знакомая, — но я его долго вынашивала.

— Для начала прочитаю сама, — сказала Любовь Борисовна. — Согласны? А потом буду советовать покупателям.

— Да, конечно! Я вот вам уже подписала экземпляр, — и Александра Петровна протянула Любови Борисовне подарок.

Оказывается, идя сюда, она уже понимала кого встретит и с кем будет говорить, — готовилась. Наверное, многое знала о Любови Борисовне, в частности, о ее приверженности к талантливым людям.

— Если книга понравится, скажу вам откровенно и повезу ее на книжную ярмарку. Вы бываете на книжных ярмарках?

— Пока не приходилось, — сказала Александра Петровна. — Но хочу поехать.

— В этом году уже не удастся, а вот в будущем, в конце апреля, поедем в Харьков. Хотите?

— Конечно хочу! Причем транспорт будет мой.

Так Любовь Борисовна, еще с 1987 года знавшая издательский мир СССР и тесно сотрудничающая с ним, ввела Александру Петровну в круг украинских издателей, в частности, познакомила с издательством «Донеччина».

Написав восемнадцать романов, Александра Петровна ушла из жизни. Странно и непривычно, что уже два года ее нет на земле.

Планета Славгород

«Людей неинтересных в мире нет, их судьбы — как истории планет», — эта мысль поэта многократно подтверждена самой жизнью. Об этом — новая книга известной днепропетровской писательницы и журналистки Любови Овсянниковой «Нептуну на алтарь». У автора, как и у каждого из нас, есть своя «планета» — малая родина, где остался отчий дом и где живут с детства знакомые люди, — Славгород, край очень колоритный, воспетый ею во многих стихах и новеллах.

Литературу, называемую в обиходе «краеведческой», писательница в своем романе-версии поднимает до высокого художественного уровня, насыщая ее такими деталями и подробностями, которые может выразить только настоящий мастер слова. Славгород — это ее Диканька, ее станица Вешенская, ее деревушка Сент-Мери-Мид. Ведь каждое место на земле имеет право быть воспетым. И каждый человек, живущий там, достоин внимания, ибо, так или иначе, он связан с так называемой «большой политикой», с событиями значительными и судьбоносными для всего народа. Иначе и быть не может, ведь великое всегда состоит из множества частностей. Надо только присмотреться к ним зорким взглядом Художника.

В книге «Нептуну на алтарь» писательница прослеживает судьбы многих славгородцев, начиная с неоднозначных 20-х годов ХХ столетия и кончая не менее многоплановым нынешним часом. Эти судьбы, словно капли воды, вливались в огромное море общенародной судьбы. Все события, сотрясавшие страну, коснулись ее героев. Любовь Овсянникова в образах и переживаниях героев открывает малоизученные страницы истории, например, гибель линкора «Новороссийск» в 55-м году прошлого века. На этом Черноморском флагмане служил радистом ее земляк Юрий Алексеевич Артемов. Он погиб, разделив судьбу своего корабля. Другой славгородец, Николай Николаевич Сидоренко, электрик с крейсера «Молотов», был членом спасательной команды. Рассказ писательницы об их судьбах — это не журналистский очерк, а глубокое художественное исследование. Чувства, мысли, даже работу подсознания она умеет передать тонкими и выразительными деталями. Так, когда Николай Сидоренко впервые увидел море, к его восхищению могучей красотой стихии примешивается тревожное предчувствие: «Это был покой уверенной в своем всевластии стихии, незнакомой и, как казалось, – чужой, враждебной. Душу заполонил сумм, в равной мере холодный, как эта темная вода, и столь же необъятной. От него защемило, загоревало сердце, будто его сжали тисками».

Замечательна в романе глава «Славгородские спасители». Без преувеличения можно сказать, что Любовь Борисовна очистила от пепла забытья, от шелухи обыденности и подарила своим землякам двух истинных народных героев, когда-то живших среди них. Она показала, как создается собственная история наших сел и местечек, история народа, из родника которой питаются реки больших научных открытий и большой литературы.

Не нами замечено, что земля держится на праведниках, которые даже в самых бесчеловечных условиях остаются людьми. Два таких праведника из Славгородщины заслуживают того, чтобы о них никогда не забывали.

Яков Алексеевич Бараненко от создания колхозов и до начала войны работал главным агрономом на славгородских угодьях, оставался он на этом посту и в страшном 33-м году. Будучи грамотным человеком, сметливым и наблюдательным, отслеживая политические перемены и трезво оценивая их, он предвидел, что в результате хищнической продразверстки в стране разразится голод. И он заранее готовился к тому, чтобы спасти односельчан от смерти: по ночам прятал необмолоченное зерно, вылущивал, а затем отдавал на хранение своему другу — кладовщику Илье Григорьевичу Вернигоре. Илья Григорьевич, пользуясь, так сказать, «служебным положением», скрывал это зерно от властей, а затем незаметно, по горстям, отдавал его голодающим односельчанам, отвоевывая их жизни у голода.

Еще в 20-е годы по инициативе Якова Бараненко, который смог организовать для этого людей, в Славгороде был вырыт большой ставок. Затем Яков Алексеевич зарыбил его. И вот в лихую годину этот ставок пригодился не только для купания и отдыха или для любительской ловли рыбы: весной, когда припасенного зерна совсем не осталось, голодающие люди ловили рыбу, отваривали ее и, растирая в муку, ели. Этот спасительный пруд на Славгородщине до сих пор называют «Баранивский ставок».

Многие славгородцы, выстоявшие во время голодомора, обязаны жизнью двум своим смелым и умным землякам. Помнить об этом должны и потомки спасенных. Подвиги рядом живущих людей всегда виднее с расстояния времени. Наверное, современники не всегда могли правильно оценить то, что для них сделали Яков Бараненко и Илья Вернигора. А затем ушли сами герои, спасенные ими люди, их друзья и знакомые, и о славных деяниях тех, кто не сдавался черному горю, забыли. Но провидение всегда посылает праведникам своих последователей, и Любовь Борисовна справилась с этой задачей, ибо спасла от забвения гордые имена двоих героических односельчан.

Когда я читала эту главу, вдруг мелькнула ассоциация со знаменитым фильмом Стивена Спилберга «Список Шиндлера». Помните, как немецкий предприниматель во время второй мировой войны спас более тысячи евреев? Он тоже, «пользуясь своим служебным положением», взял этих обреченных на вымирание людей рабочими к себе на завод, где у них были человеческие условия существования. Замечательны слова пожилого раввина, сказанные Шиндлеру в конце фильма: «Кто спасет одну жизнь — спасет весь мир. Благодаря вам у этих людей появятся новые поколения».

Такие слова можно сказать и о двух мужественных славгородцах, которые, наверное, даже не подозревали о своем героизме.

В книге много житейских наблюдений, тонко подмеченных деталей общественной жизни, — таких, например, как воспоминания о танцплощадках 50-х годов: «Отношение молодежи к танцам в те годы было благоговейным, серьезным, как к изысканному самовыражению, как к поклонению богу музыки, а в его лице и всему прекрасному». И таких маленьких социальных исследований в романе много, они вплетены в ткань повествования и придают книге объемность и историческую глубину.

По-своему примечательна глава об интуиции, где философские и мистические размышления писательницы сочетаются с полным юмора рассказом об односельчанках.

Вообще, юмор в стиле народного — это неотъемлемая черта прозы Л. Овсянниковой, ее, в хорошем смысле слова, творческий почерк. Любовь Борисовна — редкий знаток местных говорков, пословиц и всех тех самобытных, патриархальных, иногда смешных примет народного быта, которые могут безвозвратно кануть в Лету, если их не запечатлеет на бумаге рука неравнодушного и памятливого писателя.

Роман-версия «Нептуну на алтарь», как и другие книги Л. Овсянниковой, востребована читателями. И не только потому, что она рассказывает об интересных людях, но и благодаря той особенной энергетике тепла и доброты, которой наполнены ее страницы. Эту книгу писал человек, любящий людей и свою родную землю.

Судьбы, освещенные «Стожарами»

Судя по всему, будущее телевидения — за авторскими программами. В большинстве стран они уже и сейчас доминируют на телеэкране. Наши любимые ток-шоу почти всегда имеют авторский характер.

Радует, что эта современная тенденция не обошла и Днепропетровское областное телевидение (ДТРК). И одна из первых ласточек на днепропетровском теленебосклоне — программа «Стожары». Само название говорит о многоплановости, «многозвездности» этого проекта. Здесь и встречи с писателями, художниками, и рассказы об учителях, врачах, ветеранах войны, и знакомство с примечательными местами нашего края. В доброжелательной обстановке телепередачи люди раскрепощаются, размышляют вместе с ведущими о самых разных проблемах — от философских и художественных до просто бытовых. Недавно в «Стожарах» была рассказана замечательная история о жителях Славгорода, выстоявших в лихую годину голодомора.

Не нами замечено, что земля держится на праведниках, которые даже в самых бесчеловечных условиях остаются людьми. Два таких праведника из Славгородщины заслуживают того, чтобы о них никогда не забывали.

Яков Алексеевич Бараненко в страшном 32-м году работал главным агрономом в славгородском колхозе. Будучи человеком умным и грамотным, он предвидел, что в результате хищнической продразверстки в 33-м году на страну обрушится жестокий голод. И он заранее готовился к тому, чтобы спасти односельчан от голодной смерти: прятал в скирдах необмолоченное зерно и ночевал в них, чтобы сохранить эти скирды от постороннего вторжения (солому часто брали для нужд фермы). Ночами он вылущивал зерно, а затем отдавал его своему другу — кладовщику Илье Григорьевичу Вернигоре. Илья Григорьевич, пользуясь, так сказать, «своим служебным положением», скрывал это зерно от властей и незаметно, по горстям, отдавал голодающим односельчанам. Вообще фигура Якова Алексеевича Бараненко поражает своей грандиозностью, воистину повезло славгородцам, что на их земле жил человек, так мощно одаренный быть кормильцем и защитником для людей. Еще в 20-е годы он стал инициатором создания в Славгороде большого ставка, организовал односельчан, чтобы вырыть для него котлован, быстро заполнившийся водой из речки Осокоревки. Позже Яков Алексеевич зарыбил его хорошими сортами рыб. Росли здесь карпы, сомы, судаки, были караси, лещи, водились и щуки. В 32-м году, видя, что правительство ведет народ к голоду, Яков Алексеевич перекрыл сток из ставка густой сеткой, чтобы рыба не уходила в Днепр, и организовал людей постоянно охранять ставок. Весной, когда зерна уже совсем не осталось, голодающие люди ловили рыбу, отваривали ее и, растирая вместе с чешуей, добавляя в эту кашицу у кого что было, ели. Этот спасительный пруд на Славгородщине до сию пору называют «Баранивский ставок».

Многие славгородцы, выстоявшие во время голодомора, обязаны жизнью двум своим смелым и умным землякам. Помнить об этом должны и потомки спасенных.

Когда я смотрела эту передачу, вдруг мелькнула ассоциация со знаменитым фильмом Стивена Спилберга «Список Шиндлера». Помните, как немецкий предприниматель во время второй мировой войны спас более тысячи евреев? Он тоже, «пользуясь своим служебным положением», взял этих обреченных на вымирание людей рабочими к себе на завод, где у них были человеческие условия существования. Замечательны слова пожилого раввина, сказанные Шиндлеру в конце фильма: «Кто спасет одну жизнь — спасет весь мир. Благодаря вам у этих людей появятся новые поколения».

Такие слова можно сказать и о двух мужественных славгородцах, которые, наверное, даже не подозревали о своем героизме.

Сейчас в планах «Стожар» — передачи, посвященные 60-летию освобождения Днепропетровска. Можно не сомневаться, что и к ним авторы подойдут творчески, без штампов, и расскажут о людях интересной судьбы — может быть, незаслуженно забытых.

Душа авторской программы — трое ее создателей: Любовь Овсянникова — автор и ведущая, талантливая писательница и журналистка, обаятельный и эрудированный человек; Владимир Сиренко — редактор, поэт и публицист, в прошлом диссидент, умудренный сложной судьбой; Борис Ткачев — режиссер, энергичный, изобретательный человек, настоящий генератор идей. Участники этого творческого коллектива дополняют друг друга, и потому их работа оказалась столь плодотворной.

Благодаря таким проектам, как «Стожары», понимаешь: мы живем хоть и не в столице, но и не в провинции, ибо провинция — понятие не географическое, а духовное. И потому каждую неделю телезрители разных возрастов и профессий настраивают свои телевизоры на 51 канал и ждут встречи с любимой передачей. Новых озарений вам, «Стожары»!

Человек в центре циклона

Двадцатый век отошел в прошлое, и теперь, с расстояния времени, становится понятно, каким он был, какие его события оказались знаковыми, несмотря, может, на свою случайность или нетипичность в традиционном течении жизни, а какие — хоть динамичные и громкие — элементарным политическим заказом. Теперь хорошо видно, что в истории ХХ века является не простыми фактами, а объективно обусловленными импульсами к рождению новых тенденций, и наоборот, что сконцентрировало в себе субъективную волю, находящуюся в сложных отношениях с этими тенденциями.

Теперь легче увидеть, чьи фигуры возвышаются над судьбами народов, постоянно излучая свет, а какие требуют дополнительного изучения, чтобы установить, чего больше они принесли потомкам: света или мрака. Ведь бывает и так, что, казалось бы, очевидное зло одного из людей приводит к глобальному прогрессу — к сожалению, в природе не существует чистого добра. Другой же провозглашает себя таким добрым к нам, якобы раскрывает нам глаза на правду, ведет в демократический рай, а мы теперь по его «милости» бедствуем, и конца нашим бедам не видно. Но итог истории — это всегда то, что остается активным достоянием, действующими факторами жизни, а вовсе не то, что развеялось, заглохло и забылось.

То же самое можно сказать и в отношении событий. Есть такие, что подобно щепке вдруг появляются в потоке жизни, а за ними следуют другие, к ним прибиваются еще какие-то, наращивая мощные образования, и вместе они в конце концов изменяют русла потоков. И думай тогда, какой была та, первая щепка. И наоборот, вот случилось что-то грандиозное, громкое, и уже никто не сомневается, что в исторической летописи оно займет монументальное место. Но проходит время и, глядишь, — раз! — и отнесло от той громадины первую щепку — другое событие, оказавшееся ничем с ним не связанным, а за первым событием отнесло прочь второе, дальше третье. И со временем мы убеждаемся, что на самом деле «грандиозное, громкое» событие было пустышкой, а не значительным явлением, и не было никакого монолита, а было крикливое рекламирование чего-то недостойного, ненастоящего.

Исследователи еще долго будут анализировать, чего достигли и что потеряли люди в ХХ веке; в чем оно было великим, а в чем — низким и мелким. Эти вопросы особенно интересуют тех, кто уже вступил в зрелый возраст, но продолжает участвовать в активной жизни. Потому что, с одной стороны, они являются свидетелями уникальных судеб и бурных событий, являются носителями живых воспоминаний наших мудрых родителей, а с другой стороны, они достаточно отдалились от тех событий и судеб и могут взирать на них издалека, как на базу для сравнений и выводов.

Сейчас рассекречены и обнародованы многие документы, мы переживаем бум информации. Но она никогда не подается голой, а обязательно в какой-то упаковке, непременно «под гарниром» комментариев, где есть и домыслы, и умолчания, и специальная ложь. И вот автор романа-версии «Нептуну на алтарь» пытается собрать раздробленные сведения о гибели линкора «Новороссийск» в Севастополе, отбросить лишние, оставить лишь связанные логикой ее рассказа, очистить их от уводящих в сторону комментариев ангажированных писак и сделать собственные выводы с доказательствами и иллюстрациями. Именно так, потому что основным методом этого документально-художественного исследования является преподнесение читателям своих выводов так, как доказываются математические теоремы: принимается во внимание сущий факт, формулируется то, что надо досказать, и на базе основных понятий и аксиом мы идем от первого ко второму.

Этим методом Любовь Овсянникова овладела в полной мере главным образом потому, что она математик по специальности, но еще и по причине того, что небо послало ей особый дар: виртуозное владение логикой. Уверена, что правду всегда можно «вымыть» из пустой породы информации и толкований, как алмазы из песка.

В этой книге автор говорит сам за себя. Добавлю лишь два замечания.

Первое о том, что правда — очень сильное средство для познания мира. И как любое сильное средство должна быть дозирована, чтобы ею не навредить вынашиванию в человеке мудрости. Но предостерегать автора от злоупотребления правдой излишне, так как Любовь Овсянникова имеет еще один дар — дар меры.

И второе — о месте правды во времени. Ведь правда — это не факт, это — действие. Действие, заключающееся в объяснении произошедшего когда-то и сейчас затрагивающего нас своими последствиями. Но известно, что объяснение может быть досрочное (предсказания), своевременное (бесстрастная констатация) или такое, что пришло с опозданием вследствие умолчания. В произведении «Нептуну на алтарь» речь идет о событиях большой политики и о жизни простых людей, маленьких по сравнению с масштабами той политики.

Может ли досрочная правда высших сфер жизни повлиять на ее ход внизу, чтобы от нее была польза маленьким людям? Конечно нет, ведь не они являются основными действующими лицами в игре, называемой большой политикой.

О своевременной правде излишне говорить, она желательна, но есть обоснованное подозрение, что путь к ней — это чья-то добровольная Голгофа, смертельный риск.

Правды опоздавшей, учитывая метод познания мира, просто не существует, она появляется на свет в виде алармистской информации — вот, оказывается, как оно дело было.

И только правда, приходящая к людям через взвешенный, продуманный рассказ, стоит настоящего доверия.

Что же, в данном случае всем причастным к рассказу Любви Овсянниковой повезло. Попытка найти объяснения тревожным событиям 50-х годов прошлого века, так же, как и слово правды о мужественных и прекрасных участниках тех событий, — именно своевременны и уравновешены осмыслением: есть мужественный, опытный и вдумчивый рассказчик, способный идти на риск, и есть кому взять рассказ о тех событиях с собой в будущее.

Герои Любви Овсянниковой всегда маленькие, незаметные люди, которые живут в мире, где больше всего ценится материальный успех. Но каждый из них — личность с глубоко укоренившейся самобытностью, с чувством собственного достоинства, каждый из них — частичка Великого Бога, пришедшего на землю с миссией добра. Описывая их, автор постоянно подчеркивает большую роль местной истории в масштабных событиях, утверждает, что объединение жизненных путей простых, незаметных тружеников прокладывает дорогу народу.

ЮРИЙ КЛЮЧ

Очередь за счастьем

Статья опубликована в июньском номере журнала «Борисфен» за 2004 год. Это отзыв на книгу Любови Овсянниковой «Заручники долі» — о моряках-черноморцах, погибших на линкоре «Новороссийск» в 1955 году. Среди них оказался ее земляк, славгородец Юрий Артемов.

Как видно из названия, книга «Заручники долі» написана на украинском языке. Но после выхода в свет она была отправлена в военно-морской музей Севастополя, а там получила поддержку и предложениепереиздать ее для русскоязычного читателя. Так, спустя несколько лет книга вышла на русском языке под названием «Нептуну на алтарь».

С автором публикации Любовь Овсянникова не знакома. Более того, считает, что он укрылся под псевдонимом. Не со всем написанным ей, наверное, хотелось бы соглашаться и по многим вопросам она готова бы возразить. Но подкупает сдержанность Юрия Ключа, когда чувствуется его желание пойти в разнос, а он не позволяет себе этого. Нравится его внимательное прочтение книги, детальное проникновение в ее героев… Он написал хорошую статью.

Со своей стороны, мне бы хотелось только отметить, что нас и наших предков ни в какой мере не коснулась Вторая мировая война. Они сражались на фронтах Великой Отечественной войны и не стоит нас подстилать под европейские разборки. У нас есть своя великая история.

И еще одно замечание — о всепрощении славгородцев, которое может показаться каким-то... странноватым. Так вот подчас люди прощают другим тяжкие прегрешения — но лишь тогда и потому, когда эти прегрешения не привели к беде, когда усилиями других людей они были нейтрализованы. Так было и с Бемом. Да, он донес на соседку и ее арестовали. Но тут же нашлись люди, сумевшие вмешаться и исправить положение. В противном случае, конечно, не видать бы Бему прощения и лояльного к себе отношения.

***

Вынесенные в заглавие слова обращены Любовью Овсянниковой к одной из героинь ее романа-версии «Заручники долі» (в русском варианте — «Нептуну на алтарь»), увидевшего свет в Днепропетровске. В самом деле, все герои романа живут так, будто находятся в очереди за счастьем. Но не все его дождались, да и могли ли его получить диалектически, ведь все они являются заложниками общества, в котором родились, жили и умирали.

«Заручники…» — роман-версия. Это попытка анализа человеческой памяти, субъективной и объективной, то есть личной и общественной, осуществленная на историческом поле, перевитом паутиной дорог, общеисторических катаклизмов, истории поселка Славгорода и собственной судьбы автора, а также двух славгородцев: Юрия Артемова, радиста линкора «Новороссийск», погибшего вместе со своим кораблем в октябре 1955 года в Севастополе, и электрика с крейсера «Молотов», который был в составе спасательной команды.

Фактически в романе развернут вопрос взаимосвязи личности и эпохи, в которой она действует, через гармонию или дисгармонию общества, идущего вперед или топчущегося на месте. Зачем человеку память? Этот вопрос часто возникает при погружении в текст романа.

Славгородцы, ставшие героями книги, — земные, не абстрактные создания. Для них политика — не схоластическая идеология, а лица, внедряющие ее в жизнь. От того, в какой мере им понятны и близки эти люди, зависит отношение к ним и к памяти о них. Край, о котором речь, впритык расположен к отчизне Нестора Махно, тут живут многие потомки его сподвижников, потому-то и память о старине хорошо сохранена. Она сложная, противоречивая, но живая и события отражает правдиво. Славгородцев уничтожали не только коллективизация, голод 1933 и 1947 годов, Вторая мировая война, сталинские безжалостные законы, но и «гуляйполевские зарезаки». К счастью, были не только они, люди с благодарностью вспоминают Ксению Топоркову, Якова Бараненко и Илью Вернигору.

Эти личности отличаются между собой, и от мотивации их поступков зависит память о них. Объяснение хороших поступков Ксении Топорковой люди находят в положительных человеческих качествах, Ильи Вернигоры — в благодарности землякам, не выдавших его властям за то, что при царизме он был ключником и правой рукой барина Миргородского. И все же нет идиллии на земле. За все позитивное, сделанное для Славгорода и его жителей Яковом Бараненко, его, расстрелянного немцами при отступлении в 1943 году, славгородцы забыли, даже оставили без помощи его семью в голодном 1947 году. Наверное, люди не могли объяснить его доброты, бравшей истоки из далеких от субъективизма специфик личности этого человека (кажется, тут налицо неуместная риторика: что же помешало им, как и у К. Топорковой, найти объяснение в положительных человеческих качествах? Тем более что его тут знали с деда-прадеда, а К. Топоркова — приезжая, — Примеч. составителя).

Любовь Овсянникова пытается дать объяснение этим истокам, чтобы через них выйти на формирование, цементирование жизненного кредо Николая Сидоренко. Автор также ищет эти истоки и у Ильи Вернигоры, объясняя судьбу Юрия Артемова, ибо все то же искупление «грехов», возможно, принудило Юрия не спасать собственную жизнь, а погибнуть, «грехов» не собственных, еще не нажитых, а матери, которая была несправедливо осуждена и увидела свободу только за несколько месяцев до трагической гибели сына. У одних страх кладет на чаши весов добрые поступки, у других злые. Таким является славгородец, прозванный Бемом, которого страх вынуждает доносить на своих земляков. И чудо — те, на кого он доносил, понимают его, помнят и великодушно прощают.

Подсознательные рефлексы, вещие сны, мистические видения органично ложатся на полотно романа, позволяя читателям выйти за тесные рамки текста и примерять ситуации на свою жизнь, более глубоко понять, а иногда и под совсем другом углом зрения переосмыслить судьбы героев, будоража душу горькими вопросами: «А что, если бы?»

Однако без этих «если бы», как бы цинично это ни звучали, мир потерял бы краски и заплесневел в серости предвидений. Если бы Яков Бараненко не устроил в свое время в безводной степи ставок, может, и не выжил бы в голодные годы Юрий Артемов, не стал бы моряком, и не погиб бы. Но имел ли бы он счастье, разменивая свою жизнь на будничность? Если бы не октябрьская большевистская революция с ее печальными для украинского народа последствиями, стали ли бы спасателями от голодной смерти для славгородцев Яков Бараненко и Илья Вернигора, выкристаллизовывая свои лучшие человеческие качества? Если бы не потрясение от катастрофы с «Новороссийском», прожил ли бы Николай Сидоренко свою жизнь так, как прожил?

Даже личная жизнь автора романа могла бы пойти совсем другой тропой, как и любовь, если бы…

С теплом и щемящей болью написаны строки, изображающие первую «встречу» автора, тогда еще девочки, с Юрием Артемовым, вернее с его фотографией, который стал для нее идеалом мужчины. Но, зная его трагическую судьбу, она через много лет после этого с чисто женской интуицией выбирает себе суженого, у которого внешне «все наоборот» от Юрия Артемова, подсознательно оберегая судьбу любимого от несчастий. Все было наоборот, и только загадочное имя Юрий заставляло трепетать сердце студентки сугубо математического факультета университета.

Можно поспорить о причинах катастрофы с «Новороссийском», предполагая, были ли это спланированные действия спецслужб враждебных к СССР государств, или фатальные совпадения, клубок так и не распутанных человеческих судеб. Но для автора романа причина случившегося с линкором — только фон для рассмотрения трагедии поломанных человеческих судеб моряков, их близких и памяти о них вообще и вполне конкретного Юрия Артемова.

Очищающее одиночество среди масок человеческой будничности окутывает душу, когда читаешь страницы, изображающие кладбище погибших моряков и потерявшую разум девушку, которая, словно воплощение трагической любви, бродит там в поисках своего суженого, напоминая нам, потерявшимся в суете счастья, понятие верности. Как будто переброшенный мостик ненормальности истин от этой неизвестной девушки из прошлого в нынешнее — славгородская полоумная Рая Соколова. Непрочитанная книга нелицемерной философии заставляет задуматься — а сумасшедшие ли они? И нормальны ли мы в своем беспамятстве?

Потеря близкого человека для каждого становится своеобразной межой между прошлым и настоящим, принуждает анализировать его жизнь и поступки, примеряя их на себя. Такой границей для Любови Борисовны была смерть отца. «Заручники…» — это своеобразный диалог с ним, с судьбой его семьи и через родных — с собственным «я», ибо она не отделяет себя от родных людей и родной земли, из родника вечных истин которых она и черпает вдохновение для творчества и жизни.

Любовь Овсянникова, как можно узнать из текста романа, пишет его продолжение. Хотелось бы, чтобы ее планы осуществились, чтобы даже эпизодические герои, зачастую показанные в негативном свете, тоже могли донести до читателя свою судьбу и правду, потому что и они — заложники судьбы, и они — славгородцы. Особенно это важно в свете сегодняшнего бытия. История, как известно, циклична, а Славгород не существует в вакууме, и процессы, происходившие при коллективизации в душах и сознании людей, происходят и в реформируемом современном селе, изменяя полосы добра и зла.

Жизнь — это очередь за счастьем? Мы ненавидим ожидание и всю жизнь ждем чего-то, не понимая, что это ожидание, эта очередь с ее толкотней, болезненными ударами, горьким неверием и есть само счастье, так мы все — заложники судьбы.

ЛЮДМИЛА БАБИЧ

Сентябрь 1997 года, поздняя жара, тяжелое время… На Любовь Борисовну тучей насунулись болезни и выхода из них не находилось…

Резкий звонок стрижом пронесся по комнатам, бодро напомнил о внешнем мире. А она теперь так не любила звонки… Недовольно поморщившись, подняла трубку, тихо ответила.

— Вас беспокоят из «Днепровской правды». Журналист Людмила Бабич, — бойко отозвалась трубка.

— Журналист? — переспросила Любовь Борисовна и пожала плечом, дескать, это что-то новенькое для нас.

— Я от Валентины Васильевны Бондаренко звоню. Любовь Борисовна, можно вас видеть? — тараторила трубка. — Я уже в вашем дворе. Выходите. Тут такие удобные скамейки.

Она не давала Любови Борисовне вставить слово. Пришлось тихо произнести: «Сейчас» — и начать собираться. Тем не менее Любовь Борисовна сначала вышла на лоджию, посмотрела во двор. Действительно, на скамейке под старыми акациями сидела моложавая женщина, судя по осанке, высокая и стройная, а за ней по спинке скамейки бегала белочка с пушистым хвостиком. На земле перед скамейкой прыгала еще одна белка, подбирала и грызла разбросанные орехи. С краю скамейки, чуть отвернувшись от журналистки, сидела наша соседка Светлана и длинной лозиной отгоняла настырных ворон, подбирающихся к орехам.

— Сидит, — сказала Любовь Борисовна и вышла из квартиры. — Закрой!

Людмила Афанасьевна, в общем-то довольно бесцеремонная, даже грубая и резкая женщина, привязалась к Любови Борисовне с первого раза, с первого взгляда, с первого слова, хотя, казалось бы, должно было быть соперничество и вражда. Редко две броские, очень интересные женщины мирятся друг с другом. Наверное, секрет состоял в том, что, кроме прочего, это были еще и личности, и это преобладало. А личности они были разные: Людмила Афанасьевна — избалованная капризная филологиня, чуть вульгарная с виду; а Любовь Борисовна — битая ветрами, холодная и логичная математичка, какой осталась навсегда, с манерами закоренелой интеллигентки.

У Любови Борисовны были подруги только в детстве и юности, и им она осталась верна на всю жизнь. А после замужества уже не сближалась ни кем в такой мере, чтобы можно было говорить о дружбе. Однако поддерживать тесные и теплые отношения с людьми она умеет, ценит и бережет взаимность. Так было и тут.

Центр притяжения

Можно с уверенностью сказать, что писатели, по-настоящему востребованные сегодня, совсем не случайно сгруппировались в секции литературы для детей и юношества «Джерело», которой вот уже второй год руководит днепропетровская писательница и издатель Любовь Овсянникова — прекрасно одержимая, сильная личность. «Писать для читателей, а не друг для друга» — этим девизом всегда руководствуется она и ее ближайшие друзья, а теперь он стал девизом для всех, кто принимает участие в работе «Джерела».

Любовь Борисовна давно имеет постоянную и верную читательскую аудиторию, ибо много пишет о своих земляках, людях Славгорода — колоритного края, известного яркой историей, неординарными людьми, своеобразной речью. В сказанном нетрудно убедиться, прочитав ее новеллы из цикла «Татові оповідки» или роман-версию «Нептуну на алтарь». Сейчас альманах «Стожары» начал публиковать главы из нового романа Любови Овсянниковой «Голоса из вечности». В нем главные герои — снова славгородцы. Но их выбор заставляет смотреть на Любовь Борисовну не только как на мастера художественного обобщения, но и как на хранительницу сокровищ родного края, — здесь рассказывается о тех, кто пал от рук фашистских псов, находясь на оккупированной территории во времена Великой Отечественной войны.

«Хочу сделать все от меня зависящее, чтобы заплатить вечной памятью за спасенные нам жизни неприметным героям-землякам» — говорит Любовь Борисовна. И от этих слов на сердце становится тепло и уверенно: велик наш народ, если в трудные для него времена рождаются и воспитываются в его недрах такие дочери.

Частыми гостями «Джерела» бывают местные классики: замечательный поэт и прозаик Михаил Селезнев; писатель-фантаст, стоявший у истоков зарождения этого жанра, Виктор Савченко; один из самых пронзительных лириков Украины поэт Сергей Бурлаков; известный поэт и переводчик Олесь Завгородный. Творчество этих мастеров не утратило актуальности и сегодня: Михаил Сергеевич в канун своего юбилея порадовал читателей трехтомником избранных произведений, Виктор Васильевич продолжает публиковать новые фантастические романы и нумерологические исследования Библии и христианских апокрифов, Сергей Романович недавно презентовал читателям поэтический сборник «Все про кохання, все про любов», отмеченный премией харьковского фестиваля «Світ книги-2004».

Из писателей новой волны особо надо отметить Александру Кравченко. Несмотря на то, что в литературу она пришла сравнительно недавно, сейчас на ее счету десять изданных массовыми тиражами романов, с которыми хорошо ознакомлены читатели не только Украины, но и России. Александра Петровна пишет в духе сегодняшнего дня, но в ее занимательных сюжетах из истории нашей родины столько же информативности, сколько и в школьных учебниках, если не больше. В своих книгах она исследует и популяризирует достижения славянского ренессанса, явления почти не замеченного ее предшественниками. Возвращая народу светлые страницы его истории, Александра Петровна делает благое дело, ибо добавляет нам гордости и самоуважения, так необходимых в это противоречивое время.

Активно работает в «Джереле» детский поэт и книжный дизайнер Анатолий Худяков. В этом году увидели свет три его поэмы, одна из которых — «Чудо-город на Днепре» — прекрасно издана в издательстве «Днепркнига» в его собственном оформлении. А до этого там же увидела свет книга его стихов «Лесная школа». Стихи Анатолия Александровича — отлично запоминающиеся, брызжущие свежестью, легкие — не просто развлекают детей, но рассказывают им о своем крае, учат добру и бережному отношению к природе.

Хороши детские стихи Анатолия Отлетова, ведущего «Литературной гостиной» — городского клуба любителей литературы. Он — постоянный автор альманаха «Стожары», автор презентационных сценариев, которые проводит «Джерело» при каждой новой книге, вышедшей из-под пера его членов.

Исполнены жизненной правды, напряженного психологизма новеллы Ольгери. Под таким псевдонимом публикуется в «Стожарах» преподаватель психологии одного из ВУЗов города — яркая, отзывчивая на все новое, многообещающая в творческом плане личность.

Первая книга Заржицкой об интересных приключениях смышленых динозавриков привлекла внимание читателей и собратьев по перу, показав, что Элина Ивановна обещает стать крепким прозаиком со своим творческим почерком, безошибочно узнаваемым среди других авторов, пишущих для детей.

О книгах Людмилы Шпак, сказочницы и книжного дизайнера, уже много говорилось в печати. Ее маленькие шедевры, соединяющие в себе высокохудожественные тексты и добротное полиграфическое исполнение, нашли своих поклонников и были по достоинству оценены специалистами: Людмила Николаевна, автор четырех сборников сказок, — дипломант Харьковского фестиваля «Світ книги-2003».

Юрий Пусов, в прямом смысле слова, — воспитанник «Джерела», ибо посещает секцию более пяти лет. Он пишет прозу в стиле Стивена Кинга, но настолько не похоже на своего кумира, что об этом, не скажи он сам, догадаться было бы трудно. За это время Юра успел окончить школу и поступить на филологический факультет ДНУ.

Ирина Прокопенко и Зинаида Гриева, основавшие в свое время «Джерело» и долгие годы руководившие его работой, тоже продолжают оставаться в писательском строю. У Ирины Николаевны вышли книги «Колискова для Лилика» и «Исповедь», последняя — это воспоминания о дедушке, рязанском дьяконе Федоре Аверьяновиче Филатове. Зинаида Николаевна недавно выпустила сборник сказок «Чому у жирафи шия довга», а также несколько фантастических повестей для подростков, из которых нельзя не назвать «Девочка с планеты обезьян». В этом году она была награждена премией имени Владимира Сосюры.

Особенные слова хочется сказать о Марине Тумановой. Марину Львовну скорее надо считать воспитанницей «Стожар», поскольку именно на его страницах она раскрылась как писатель и оттуда пришла в «Джерело». Ее первый роман «Медовый лес» стал ошеломляющим открытием для читателей, ряды которых охватывают как подростков, так и людей весьма почтенного возраста. Это умное, глубокое, многоплановое произведение, отличающееся цельностью сюжета, богатством образов, красочностью и неподражаемостью языка. Сейчас готовится к выпуску продолжение этой книги, и мы его ждем с откровенным нетерпением.

Что ж, Любовь Борисовне не откажешь в даре оказываться рядом с самородками, потрясающими людьми, самозабвенно отдающимися творчеству, упоенно и много работающими. Так было в 70-е годы, когда она слушала в своем доме только что написанные стихи Любови Голоты, и когда впитывала душою и сердцем еще не остывшие строки Михаила Селезнева, работая с ним в одном институте в 1980-е годы. Так продолжалось и в 90-е годы, когда она по совместной деятельности прикоснулась к творчеству Василия Головачева, задохнувшись от его грандиозности и красоты. На протяжении 1995–2000 годов Любовь Борисовна тесно общалась с такими мало похожими друг на друга мастерами, как Константин Чернышов, Виктор Корж, Владимир Сиренко, Ирина Прокопенко, Зинаида Гриева.

После сказанного уже не удивляет то, что она сразу же откликнулась на восхождение звезды Александры Кравченко, а теперь вместе с Александрой Петровной лелеет утреннюю зарю Марины Тумановой. Доброжелательность Любови Борисовны к талантам стала закономерностью и верным признаком скорой славы.

В Шатапахе, основном трактате брахманизма, сказано: «Есть два вида богов: те, что являются богами по сути, и люди, которые видят в них богов. Каждому из них надо отдать должное: богам — жертвенные дары, а человеку — награду». Правильно подмечено, ведь сказки о богах слагались из практики человеческой жизни. Аналогичное утверждение справедливо и о тех, кто умеет увидеть одаренного человека, восхититься им, поддержать его и рассказать о нем другим. Только для этого надо самой быть талантливой и одухотворенной настолько, насколько талантлива и одухотворена Любовь Овсянникова, к заслугам которой с полным правом я добавляю еще одну: она — собиратель талантов и их добрый гений.

Поит чистою водою «Джерело»

Статья опубликована 18 июня 2004 года в газете «Днепровская правда».

В некоторых статьях Людмилы Афанасьевны есть повторяющиеся фразы или суждения, но это лишь означает, что то, о чем она писала, стало для нее чем-то постоянным, что улеглось в памяти в определенных образах.

***

Вот уже второй год руководит секцией литературы для детей и юношества при Днепропетровском отделении СП Украины писатель и издатель Любовь Овсянникова — одухотворенная, талантливая, сильная личность, которая всегда руководствуется девизом: «Писать для читателей, а не друг для друга».

***

Любовь Борисовна давно имеет постоянную и верную читательскую аудиторию. Ибо много пишет о своих земляках, людях Славгорода — колоритного края, известного яркой историей, неординарными личностями, своеобразной речью. В этом нетрудно убедиться, читая новеллу Любови Овсянниковой из цикла «Татові оповідки» или роман-версию «Заручники долі» (он же «Нептуну на алтарь» в переработанной и дополненной русской версии, — Прим. составителя). Издаваемый Любовью Борисовной альманах «Стожари» начал публиковать главы из ее нового романа «Голоса из вечности». В нем главные герои — опять славгородцы. Автор выступает не только как мастер художественного обобщения, но и как хранительница сокровищ родного края. Ведь повествование о тех, кто пал от рук фашистов, находясь на оккупированной территории во время Великой Отечественной войны.

«Хочу сделать все, чтобы заплатить вечной памятью неприметным героям-землякам», — говорит Любовь Борисовна. И от этих слов на сердце вновь появляется гордость. Велик наш народ, если в горькие для него дни рождаются такие личности.

Частые гости «Джерела» — местные классики: замечательный поэт и прозаик Михаил Селезнев; Виктор Савченко, писатель-фантаст, стоявший у истоков зарождения этого жанра; один из самых пронзительных лириков Украины поэт Сергей Бурлаков; известный поэт и переводчик Олесь Завгородний. Творчество этих мастеров не утратило актуальности и сегодня: Михаил Сергеевич в канун своего юбилея порадовал читателей трехтомником избранных произведений; Виктор Васильевич продолжает публиковать новые фантастические романы и нумерологические исследования Библии и христианских апокрифов; Сергей Романович недавно презентовал читателям поэтический сборник «Все про кохання, все про любов», отмеченный премией харьковского фестиваля «Світ книги-2004».

Из писателей новой волны особо надо отметить Александру Кравченко. Несмотря на то что в литературу она пришла сравнительно недавно, сейчас на ее счету десять изданных массовыми тиражами романов, с которыми хорошо знакомы читатели не только Украины, но и России. Александра Петровна пишет в духе сегодняшнего дня, но в ее замечательных сюжетах из истории нашей Родины столько же информативности, сколько и в школьных учебниках, если не больше. В своих книгах она исследует и популяризирует достижения славянского ренессанса, явления почти не замеченного ее предшественниками. Возвращая народу светлые страницы его истории, Александра Петровна делает благое дело, добавляя нам гордости и самовыражения, так необходимые в это противоречивое время.

Активно работает в «Джереле» детский поэт и книжный дизайнер Анатолий Худяков. В этом году увидели свет его поэмы, одна из которых — «Чудо-город на Днепре» — вышла в издательстве «Днепркнига» в его собственном оформлении. А до этого там же увидела свет книга стихов Анатолия Худякова «Лесная школа». Стихи Анатолия Александровича — отлично запоминающиеся, они рассказывают детям о родном крае, учат добру и бережному отношению к природе.

Хороши детские стихи Анатолия Отлетова, ведущего «Литературной гостиной» — городского клуба любителей литературы.

Исполнены жизненной правды, напряженного психологизма новеллы Ольгери. Под таким псевдонимом публикуется в «Стожарах» преподаватель психологии одного из вузов города — яркая, многообещающая в творческом плане личность.

Первая книга Заржицкой об интересных приключениях смышленых динозавриков привлекла внимание читателей и собратьев по перу, показала, что Элина Ивановна обещает стать хорошим прозаиком.

О книгах Людмилы Шпак, сказочницы и книжного дизайнера уже много говорилось в печати. Она соединяет в себе высокохудожественные тексты и добротное полиграфическое исполнение и уже по достоинству оценены специалистами: Людмила Николаевна, автор четырех сборников сказок, — дипломант харьковского фестиваля «Світ книги-2003».

Юрий Пусов — воспитанник «Джерела», ибо посещает секцию более пяти лет. Он пишет прозу в стиле Стивена Кинга, имея при этом свой почерк, свой талант.

Ирина Прокопенко и Зинаида Гриева, основавшие в свое время «Джерело» и долгие годы руководившие его работой, тоже продолжают оставаться в писательском строю. У Ирины Николаевны вышли две книги. Зинаида Николаевна недавно выпустила сборник сказок, а также несколько фантастических повестей для подростков. В этом году она была награждена премией имени Владимира Сосюры. Пользуясь случаем, мы поздравляем дорогую Зинаиду Николаевну с тем, что международное литературное сообщество высоко оценило ее творчество.

Особенные слова хочется сказать о Марине Тумановой. Ее первый роман «Медовый лес» стал открытием для читателей, среди которых как подростки, так и люди весьма почтенного возраста. Это умное, глубокое, многоплановое произведение, отличающееся цельностью сюжета, богатством образов, красочностью и неподражаемостью языка. Сейчас готовится к выпуску продолжение этой книги.

Что ж, Любови Борисовне не откажешь в даре оказываться рядом с самородками. Так было и в 70-е, и в 80-е, и в 90-е годы. На протяжении 1995-2004 годов Любовь Борисовна тесно общалась с такими мастерами слова, как Константин Чернышов (кстати, земляк Любовь Борисовны, воспитанник того же классного руководителя, что был и у нее, — Примеч. составителя), Виктор Корж, Владимир Сиренко…

Суметь увидеть одаренного человека, восхититься им, поддержать его и рассказать о нем другим — для этого надо самому быть талантливым, одухотворенным человеком. Счастье, что рядом с нами именно такой человек — Любовь Борисовна Овсянникова. Красивая женщина. Богатая душа. Добрый гений.

Любовь Овсянникова: кто она?

Статья юбилейная, приурочена к 50-летию Любови Овсянниковой, опубликована 15 июля 1997 года в газете «Днепровская панорама». К ней приложена подборка стихов, но они не являются главной фигурой этого повествования. А также в статье была новая фотография юбиляра, молодой в свои полвека!

Читая эти строки, которым скоро исполняется двадцать лет, я вижу, что журналисту в такой публикации не дают развернуться и пресловутые «120 строк в газету», и драконовски сухой журналистский стиль, порой приводящий к искажению информации, к появлению темных мест.

Так, например, Любовь Борисовна ушла из науки не по своей болезни, а потому что по болезни отошел от дел ее научный руководитель и темы, которые он вел, свернули. Конечно, она тоже перенесла это болезненно. Это ведь ломка всей работы! Это выход из наезженной колеи и переход на новые темы, что сравнимо с перелетом на другую планету. Но это же придает ситуации другую окраску!

Или вот еще. После прочтения статьи остается впечатление, что Любовь Борисовна перенесла стресс, связанный с завершением научной карьеры, и на этой основе ударилась в поэзию. Но это совершенно не так! Она всегда писала, и писала прекрасно.

Расскажу такую историю. Ее тетради с ученическими сочинениями по литературе учитель попросил оставить в школьном музее и на протяжении многих лет читал их на уроках своим ученикам. И вот один ученик стащил эти тетради и с ними поехал во Львов поступать в вуз. Не поступил. Дабы подсластить пилюлю, решил прокатиться в Крым на отдых. Там у него закончились деньги… Короче, пустился мальчишка во все тяжкие. И только наличие этих тетрадок на месте преступления помогло изобличить убийцу.

Помню, шла летняя сессия второго курса, когда Любовь Борисовну срочно выдернули прямо с экзамена и увезли в областную прокуратуру на допрос и опознание этих тетрадок, измаранных кровью жертвы. Конечно, я поехал с ней. Бедная, она была в ужасе! Об этом можно прочитать в ее воспоминаниях «Когда былого мало».

Так вот, любовь к творческому слову у Любови Борисовны была всегда, она с нею родилась. И после окончания школы совсем не зразу решила поступать на мехмах — бродили в ней мысли о филологическом факультете. Но в принятом решении убедило совершенно справедливое наблюдение, что не все великие писатели были филологами.

А стихи она начала писать потому, что вырабатываемая ее интеллектом творческая закваска, долгие годы уходящая на научную работу, вдруг резко осталась без применения. Да без стихов она бы просто захлебнулась в ней!

И таких не проясненных моментов в газетных статьях, к сожалению, много.

***

— Я женщина такая… — с аналитическим складом ума. Теория относительности, математическая логика, сопротивление материалов — вот что меня влекло с самого детства. Потому-то после школы вопрос выбора профессии передо мной вовсе не стоял — прямиком пошла в университет. На мехмат, естественно.

— И сразу поступили?

— Разумеется.

— В те-то времена…

— Так у меня же Золотая медаль была!

— И что потом?

— Потом был университет. Наш, днепропетровский. После окончания — Институт геотехнической механики, младший научный сотрудник. Поначалу интересно было. А потом… словом, перешла в ДХТИ (Днепропетровский химико-технологический институт, — Примеч. сост.), преподавала. И снова поняла: что-то здесь не то, не получаю я морального удовлетворения. А может, просто я не из тех, кто задерживается на одном месте? Помните, как пел Виктор Цой: «Перемен требуют наши сердца». Я, наверное, из таких людей. Очередным местом прописки стал ВНИИмехчермет — появился в нем новый младший научный сотрудник, механического направления.

— ?!

— Вы что думаете, я чинила какие-то приборы, технику? Моя профессия – это теоретическая механика. Поэтому занималась наукой. И безмерно счастлива, что судьбой было мне отмерено отдать ей пятнадцать лет моей жизни. Маловато, конечно. И успела я совсем не много: 22 публикации, 11 изобретений, причем все запатентованы. Но ведь грянули перемены…

— И какую же, если не секрет, вы разрабатывали проблему?

— Износостойкость оборудования в запыленных средах. На примере Приднепровской ГРЭС и не только. Весь Союз, уже бывший, тогда объездила, все аглофабрики — от Сургута до Кривбаса — изучила досконально. Но…

— Но?

— Увы, случились неприятности со здоровьем. Повторюсь — а тут перемены в стране, другое отношение к науке… И пришлось изменять все в корне. Всю свою жизнь, что, признаться, оказалось делом очень трудным: ведь я по натуре непоседливая.

— И во что это вылилось?

— Оклемалась. Перешла на работу без командировок — на областную книжную типографию, куда требовался инженер по оборудованию. Там меня очень хорошо приняли. Долго я привыкала к новой среде, тосковала…

Но верх взяла привычка жить дальше, искать интересное, размышлять. Думала я, думала, и сами по себе, нежданно-негаданно, родились стихи.

— Наверное, грустные…

— Абсолютно нет. О любви. Меня словно прорвало: что бы ни делала, о чем бы ни думала, а эти два слова, многократно слышанные — «только любовь» — жили во мне неугасимо. Конечно, это было прощание с молодостью…

— Читателям может показаться, что вы пишете о любви между мужчиной и женщиной. Но в ноябре прошлого года «Днепровская панорама» (о других изданиях говорить не будем) опубликовала ваши стихи — они были о другой любви: к Украине, ее природе, к запахам родной земли.

— Да. Но ведь все равно о любви. Только любовь, как я вдруг открыла сама, дарует нам самое бесценное — жизнь. Перестанем любить — и перестанем жить…

— Это кредо наверняка помогает вам заведовать (насколько мне известно, на общественных началах) женским отделом в журнале «Борисфен»?

— Безусловно.

— А первой вашей «ласточкой» стала книжка-раскраска «Алфавит».

— Но и она сделана с любовью. Я не о себе — так говорить о себе не принято. Я об известном художнике Василии Хворосте. Его рисунки великолепны, и я очень рада, что он согласился сотрудничать по изданию этой книги далеко не именитого автора. Как благодарна и Михаилу Селезневу, Константину Чернышеву. Это мои учителя в поэзии. И самые строгие критики.

— Если не секрет, собираетесь ли издавать свои сборники о самом главном открытии?

— Они уже на подходе. Это сборники «С любовью на ‟вы”» издательства «Пороги» и «Восторженная любовь» издательства «Січ». Готовлю и третий сборник «Мої світи», но он пока что в планах.

— Желаю им осуществиться. С юбилеем вас! Здоровья, счастья. И — любви!

— Спасибо. Вам — того же!

Бенефис любви

Статья опубликована 1 ноября 1997 года в газете «Днепровская панорама» по следам двух презентаций вышедших сборников Любови Овсянниковой.

***

Да, это действительно был бенефис Любви — два вечера (один в доме архитекторов, другой — в библиотеке им. Светлова), где свои стихи читала хорошо знакомая друзьям «Днепровки» Любовь Овсянникова. Ведь пишет Любовь Овсянникова именно об этом — неиссякаемом, безмерном — чувстве любви, о чем красноречиво говорят названия двух ее первых сборников: «С любовью на ‟вы”» издательства «Пороги» и «Восторженная любовь» издательства «Січ». На подходе очередная книга «Мої світи». Но и она о том же — о восхищении автора родной землей, о Доброте и Красоте, о яблоках, созревающих в материнском саду, о нас с вами — людях.

— Я словно в юность звонкую спешу, — делилась сокровенным с почитателями поэзии виновница торжества, и казалось, что говорит она и о тебе. Ведь среди собравшихся ее послушать были не только молодые, и слова эти, произнесенные с чисто женской задушевностью. Выражали затаенные мысли многих.

— Я буду петь, пока живу на свете, — произносила Любовь Борисовна, и все сердца бились в унисон с ее сердцем.

— И жажда жить тем ярче и сильней, чем больше я нужна тебе в дороге…

Это уже посвящение мужу, Юрию. Он любим и любит, он никогда не гасит ее стремление к сочинительству, помогал и помогает «в большом и малом». Он — настоящий друг.

Но счастье этой удивительной женщины не только в супружестве. Оно сопутствует ей и в работе, творчестве. Как и друзья. Редактор Василий Левченко, художники Василий Хворост и Константин Чернышев, строгий критик и добрый советчик Михаил Селезнев… А Галина Калиниченко, Борислав Карапыш, Фидель Сухонос, Анатолий Шкляр, другие собратья по перу? А множество подруг из сферы литературы, журналистики, культуры? А мир ученых, педагогов, медиков? Даже перечислить всех — просто невозможно такова притягательная сила ее души. Только ее обаяние. Таков ее талант. И не случайно при встречах с ней никому не хочется расставаться. И не случайно о ней, ее поэзии вспоминают потом подолгу. И не случайно говорит профессор АП. Поповский:

— Сам бог дай ей это имя — Любовь…

И все же никто и ничто не скажет о Любови Овсянниковой так, как ее книги. Передо мной одна из них — «С любовью на ‟вы”». Здесь стихотворения, опубликованные в периодической печати за два последних года, и поэмы, которые представляются на суд читателя впервые. Все они посвящены Любви. А точнее — великому Мастеру, высокому духу в человеке, благодарность которому, по признанию автора, безгранична. Это ему она адресует через расстояния и годы: «Свет ваш — для меня повсюду». Это ему она пишет: «Меня продлили вы». Это к нему она взывает:

И далее — рефреном — заклинание:

В этом вся она, Любовь Овсянникова. Трепетная, нежная, отчаянная. Познавшая цену любви, готовая принести в жертву ей всю себя, не устающая любить.

Поэтесса Любовь Овсянникова: «Я всегда со своим народом»

Публикация «Днепровской правды» за 12 июля 2002 года. На снимке, сопровождающем статью, Любовь Овсянникова и Александр Глушко — главный редактор журнала «Вітчизна». Накануне опубликования этой статьи им обоим была вручена премия им. Олеся Гончара за значительный вклад в воспитание человека.

***

Давнему автору и другу нашей газеты — 55. Но, глядя на Любовь Борисовну, никак этого не скажешь. Да и что это за возраст, в конце концов? В наше-то время…

***

Поэт, прозаик, автор пяти сборников для взрослых и пяти книжек для детей, создатель 30-ти программ на областном телевидении — ведущая на протяжении нескольких лет — страницы для женщин в журнале «Бористен», преисполненная оптимизма и новых творческих планов, «просто красавица»… Ей ли подводить итоги? Но тем не менее, хочешь не хочешь, «остановиться, оглянуться» — приходится.

— Любовь Борисовна, прежде всего, поздравляем вас с юбилеем. Желаем здоровья, счастья, всех радостей земных. И безусловно, новых творческих успехов.

— Я безмерно благодарна «Днепровке» за поддержку.

— Газета наша исстари поддерживает таланты. Это уже традиция. И она, конечно, будет жить. Но сейчас речь о вас, о вашем юбилее. О нем не забыла ни общественность Днепропетровска, области, ни ваши коллеги, ни, естественно, читатели. Музей «Литературное Приднепровье», в частности, провел ваш творческий вечер. Музыка слова, цветы, подарки. И все-таки самый главный подарок вы преподнесли себе сами — выпустили первый номер литературно-художественного альманаха «Стожары», главным редактором которого являетесь.

— К мечте этой шла давно. Но, согласитесь, в наше архитрудное время очень тяжело ее осуществить. Однако нашлись люди, которым небезразличной оказалась и наша идея, и проблемы воспитания Личности. Ведь «Стожары» — не для развлечения. И даже не для разгадывания кроссвордов. Он задуман прежде всего, как, если можно так выразиться, пособие по становлению души.

— Я прочла первый (пока еще) номер. И обратила внимание: львиная доля издания отдана педагогам.

— А как могло быть иначе? Учителя учили нас, растили, давали самые священные наказы — любить свою землю, холить ее, лелеять, почитать старших и их традиции, не щадить себя во имя матери-Украины. Разве можно это забыть? Разве это может пройти бесследно?

— Среди тех, кто поддержал вас в ваших замыслах — управление образования и науки облгосадминистрации в лице его начальника, заслуженного учителя Украины Владимира Долгополова.

— Безмерно признательна Владимиру Григорьевичу. Его обращение к читателю, его наставление юным: «Верь в себя!», его понимание проблем, стоящих не только перед работниками образования — перед всем обществом, не могут не вдохновлять на очередные поиски.

— Кто еще помог вам в осуществлении мечты?

— Хорошо известный днепропетровчанам (и не только им) литературно-художественный, публицистический и научно-популярный ежемесячник «Борисфен», агентство «Книжная биржа» (Киев), книжный магазин «Юрий» (Днепропетровск), Новоалександровский сельсовет Днепропетровского района нашей области, «Славгородские птенцы» — группа выпускников Славгородской средней школы, что в Синельниковском районе.

— К Славгороду у вас отношение особое. Вы там родились, вы там «проходили первыми стежками», вы там — глубоко убеждена — получили тот заряд, который зовется Добром, Любовью и Поэзией.

— Именно так. Получила все это богатство от отца, матери, земляков своих — славных славгородцев. Это благодаря им, их науке родилось в самом сердце сокровенное «Несу любов, служу їй, наче жриця…»

— Что верно, то верно. Любви, ее озарению посвящен каждый из ваших сборников. И даже имя у вас такое — Любовь…

— Его дал мне отец.

— Зная вас не первый год, с полной ответственностью могу утверждать, что вы несете людям Любовь.

— Может, это сказано слишком громко. Просто — живу, как учили меня семья, школа, никогда не лукавлю, и я всегда со своим народом. Этим счастлива.

Издатель, прозаик, поэт

Статья опубликована 21 марта 2003 года в газете «Днепровская правда» в рубрике «Персона», которую вела там Людмила Афанасьевна Бабич.

Она давно недужила и очень просила вывезти ее на природу, куда-нибудь за город, куда пешком идти слишком далеко, а на общественном транспорте ехать утомительно. И вот съемочная группа ДТРК выезжала в Славгород на съемки фильма об участнике событий, описанных в романе Любови Борисовны «Нептуну на алтарь», Николае Николаевиче Сидоренко, и взяла с собой Людмилу Афанасьевну. Там она увидела маму Любови Борисовны и сказала ей много-много прекрасных слов о дочери. Конечно, это было здорово!

Так в последний раз Людмила Афанасьевна увидела цветущие сады, вдохнула их аромат… и по сути, в последний раз была счастлива.

Вскоре она останется без мужа и почти сразу же распрощается со своей просторной трехкомнатной квартирой на Подстанции, за которую задолжала и которую больше не могла оплачивать, и переедет в двухкомнатную «хрущовку». Это тесное гнездышко досталась ей от матери, и она поселила в нем младшего сына Александра. Теперь вот вынуждено потеснила его…

Но вслед за этим оставит ее и Александр, молодой и полный сил, успешный журналист «Днепровской правды». Его гибель станет последней каплей — больше Людмила Афанасьевна не выйдет на улицу. А в конце 2005 года и сама уйдет вслед за ним.

Два слова о втором романе про «Новороссийск», о чем есть упоминание в статье. Действительно, у Любови Борисовны был такой замысел — написать второй том с изложением своих версий гибели линкора, связать их с вещим сном Юрия Артемова перед гибелью, о котором он успел написать в письме к невесте. Даже и материал на эту книгу уже собран, но… Любовь Борисовна то ли перегорела, то ли не нашла в себе силы сесть за него.

Скорее всего, последнее. На нее сильно подействовало то, что из жизни друг за другом начали уходить люди, причастные к описываемым событиям, помогавшие в написании книги. Так, не стало родной тети Юрия Артемова и ее мужа, не стало его брата Александра и его жены, рано ушла из жизни Оля Столпакова. По сути они свое дело уже сделали, и продолжение книги в их помощи больше не нуждалось. Но эти смерти шли одна за другой, как грозное предзнаменование, и это повергало в печаль. Ведь Любовь Борисовна писала для них, для живых свидетелей своего детства, для них писала. А теперь они уходили и оставляли ее совсем одну, подрывая силы, лишая вдохновения.

А без вдохновения она писать не умеет.

Впрочем, еще не все потеряно.

***

И все это — в одном лице автора и героя наших публикаций Любови Овсянниковой. Деловой женщины, лирика в душе, весеннего, светлого человека…

class="book">*** Правда, читатели «Днепровки» знакомы пока что лишь со стихами Любови Борисовны, пять сборников которых вышли в издательстве «Січ» еще несколько лет назад. Но пишет Любовь Борисовна и прозу — изданы ее рассказы, повесть о земляках. Славгород, что в Синельниковском районе, для Л. Б. Овсянниковой — поистине отчий дом; по ее инициативе стал выходить альманах «Стожары», где она — главный редактор; увидела свет первая часть романа-версии «Пучина» (рабочее название романа, в готовом виде известного под названием «Нептуну на алтарь», — Примеч. составителя) — о трагической гибели в 1955 году флагмана Черноморского флота линкора «Новороссийск». На этом линкоре служили и славгородцы. И любящая, тонкая душа писательницы не могла, разумеется, остаться к этому равнодушной.

… Была весна. Цвели вишни, ярко светило солнце, все вокруг бушевало Жизнью и Красотой. Люба пригласила меня в Славгород. Я, наивная, думала — отдохнем от городской суеты, полюбуемся природой, насладимся цветочными ароматами. Собственно, лично я этим и занималась. А она — работала. То в один конец поселка мчалась, то в другой — встречалась с людьми, по крупицам собирала материал для будущей книги, записывала воспоминания чудом оставшихся в живых моряков, родственников погибших. Потом уже, под конец дня, бережно, как драгоценный клад, несла в руках фотографии — Николая Сидоренко, Юрия Артемова, их невест, сестер, матерей…

И снова весна. И снова мы встретились с ней. Только уже здесь, в Днепропетровске. Я зашла на минутку — попросить почитать «Пучину», а разговор затянулся на несколько часов.

— Пишу второй роман о «Новороссийске», — сказала Люба. — Рабочее название «В глубоких водах». Меня не оставляет эта тема, эта трагедия. «Новороссийск», «Нахимов», Чернобыль, «Курск», падающие без конца самолеты… Кто виновник этого? Кто ответит за это? И ответит ли?

— Большинство героев твоего повествования, к сожалению горькому, погибли. Как же ты «оживляешь» их. Совершенно не зная, скажем так, морской жизни. Это же трудность невероятная.

— Помогают те, кого мои герои знали, любили, под чьим влиянием формировались, росли. Пишу об этих людях. На страницах книги они не только рассказывают о моих героях, но и живут собственной жизнью. Достойной, благородной, красивой. Той самой, где духовность, любовь к ближнему выше любых материальных благ. Восхищаясь своими земляками (дай Бог им многие лета!), все отчетливее понимаю: точно так же жили бы и их сыновья.

— Твои произведения всегда трогают душу. Не сочти за лесть, но и стихи твои и прозу всегда читаю с упоением. Ты так любишь свою землю, своих учителей, односельчан… А как волнуют строки об отце — Борисе Павловиче Николенко, о маме — Прасковье Яковлевне… Ты, несомненно, — прекрасная дочь.

— Это родители у меня прекрасные! Папы, как ты знаешь, уже нет, мама — совсем старенькая. Постоянно навещаю ее, поддерживаю. В город переезжать она категорически отказывается. Я ее понимаю…

— Ты понимаешь и, казалось бы, совсем чужих людей. Пишешь о них с такой теплотой…

— Какие же они мне чужие? Яков Алексеевич Бараненко и Илья Григорьевич Вернигора, которые в годы голодомора, рискуя жизнью, не дали вымереть Славгороду? Расстрелянные фашистами в 1943-м году 153 человека мирных жителей? Мои педагоги? Мои школьные подруги? Или может, тот мальчик, который с утра гоняет на велосипеде? Нет, не скажи: все они — близки мне, дороги. Все они для меня — родня. Большая, к счастью, родня…

— Рада за тебя безмерно. Не каждому так везет. Наверняка, о твоей родне будет еще не одна книга?

— Угадала. Заканчиваю роман «Ось времен» (рабочее название романа «Наследство от Данаи», — Примеч. составителя), готовлю к изданию книгу прозы «Легенды степи» (сборники повестей и рассказов «Медитации хазарки», «Кульбит над кручей», — Примеч. составителя).

— С поэзией, выходит, покончено?

— Не могу так сказать, но сейчас мне рифмуется меньше. И все же, планирую переиздать «Родня по крови», войдут в новый сборник и стихи. Как написанные ранее, так и новые.

— Извини за нескромный вопрос. Издаваться в наше время — это немалые финансовые затраты для автора. Или у тебя там, в Синельниковском районе, спонсоры есть?

— Если бы… Даже представители местной власти абсолютно безразличны к тому, что речь в моих книгах — о родном крае, о его героях, о славных традициях. На этих примерах должна воспитываться молодежь. А она, увы, зачастую их даже не знает. И вот еще что обидно — сегодня живется людям в Славгороде одиноко, невесело. Нет того центра, который бы организовал, объединил и старых и малых, зажег бы в их душах огонек творчества. Каждый сам по себе… Когда же в глаза сказала об этом одной «большой умнице, она мне ответил: «Раз наше село таке погане, то й не пишіть про нього».

— Ничего себе! Так могут и руки опуститься.

— Уж этому не бывать! Для меня главное — мои читатели. А они меня понимают, поддерживают добрым словом. После каждой поездки в Славгород возвращаюсь окрыленной. И появляется вера: станет мое родное село жить более радостно. Ради этого и работаю.

— Удачи тебе!

— Спасибо. Спасибо «Днепровской правде» за постоянное внимание к моему творчеству.

Открой для себя удивительный мир

Статья была напечатала в газете «Джерело», № 1 за январь 2002 года, на украинском языке.

***

Днепропетровскую поэтессу Любовь Овсянникову представлять взрослому читателю нет никакой надобности — ее стихи и проза нашли своих почитателей давно. А вот для малышей наша талантливая землячка начала писать только четыре года тому. Во всяком случае именно тогда, в 1997 году, в Харькове вышла первая ее книжка, адресованная ребятне — «Алфавит-раскраска». Вышла — и сразу обрела популярность. Среди родителей прежде всего. Ибо, кто как не они, лучше всех знают, что сейчас нужно их сыну или дочке?

И вот читаем (в прекрасном, кстати, художественном оформлении известного мастера Василия Хвороста) об окружающем мире, о знакомых нам, украинцам, арбузе и вишне, вербе и капусте, учим деток писать каллиграфично, размышляем вместе с ними: а в какие же цвета раскрасить пышный хвост фазана?

Проба пера оказалась удачной. Книжкой заинтересовались не только «отдельно взятые» читатели, но и дошкольные учреждения. Не так уж и много у нас сегодня издается литературы, которая могла бы поспособствовать развитию детской фантазии.

Любя мир, жизнь, детей, Любовь Борисовна публикует — теперь уже в Днепропетровске — еще две книжечки для малышни. Это в той же мере хорошие, привлекательные внешне «Знайомі таємниці» и «Цей дивний світ». Мой внук уже шестиклассник, но с каким удовольствием он листает страницы этих изданий! «Бабуля, — спрашивает, — а что такое ‟горлиця”?» Бедное городское дитя… Безусловно, на таких, как он, и рассчитаны книги Любови Овсянниковой. Ибо, хоть и выросла автор в песенном, васильково-ромашковом краю — поселке Славгород Синельниковского района, однако прекрасно понимает: наследники наши многого лишены. И стремится раскрыть им удивительный мир Природы, возбудить в их сердцах интерес к окружению. Вместе с тем речь не только о «персонажах» стихов Л. Овсянниковой — зверях, птицах, растениях. Не только нужные знания дарят они малышу. Но еще и любовь, а еще и причастность ко всему, что нас окружает. А еще и ответственность.

Ты хочешь «вновь кукушки голос слышать в лесу»? Позаботься…

Любава

Статья опубликована 7 мая 1998 года в газете «Днепровская правда». Читая ее сейчас, я вспоминаю давние сетования Любови Борисовны, что рукописи статей не всегда попадали на одобрение к тем, кого касались. Особенно, если в них излагались только сведения о событиях, без критики. Сколько Любовь Борисовна с этой практикой боролась! Как расстраивалась от пустых публикаций, повторяющихся мыслей, надоевших штампов… Конечно, это зависело от квалификации журналиста…

Название этой статьи до сих пор повергает Любовь Борисовну в содрогание. Оно ей не нравится — до бессонницы и потери аппетита. Ее так никто не называл! Никогда! Зачем выдумывать? Но спорить с автором статьи было бесполезно. За долгие годы руководящей работы она приобрела уверенность в своем праве творить, что хочется. Тем более что хотелось ей хорошего и светлого — быть рядом с Любовью Борисовной, иметь отношение к ее творчеству, к ней самой. Людмила Афанасьевна недоумевала и терялась перед нею: как можно оставаться равнодушной к мужчинам, не поддаваться соблазнам, презирать атрибуты престижа, — но и хотела дышать ее миром. Она подолгу гостила у нас, чувствуя искреннее расположение, как будто не могла надышаться чем-то таким, чего не создала у себя, возможно, чем пренебрегала, а теперь сожалела. Свойственное Любови Борисовне умение парить над буднями, превращать жизнь в праздник духа, поступать не по хотению, а по правильности, ее, от млада руководившуюся противоположными соображениями, притягивало именно инакостью, непохожестью, чуждостью ей. Разве можно этим прожить? Она мало понимала Любовь Борисовну, а хотела понимать больше, ибо пришла к ней такая пора. Последнее и служило объяснением.

Я бы не включал эту статью в настоящее издание, но… из песни слов не выбросишь. Да и хотелось оставить память о настоящей, не приглаженной Людмиле Афанасьевне, ее мятущейся душе. Необыкновенная красавица (выше среднего роста, броская, статная, со свободными манерами), пользующая бешенным успехом у мужчин и откликающаяся на него, выпивающая и курящая, она понимала любовь в узком ключе и писала с большой буквы. Это вызывало улыбку.

А сам день, о котором тут написано, я прекрасно помню. В Славгороде тогда срочно отремонтировали давно стоящий без употребления клуб, побелили внутри и снаружи, убрали пыль, паутину, мусор. Протерли кресла, вымыли и покрасили сцену. И все для того, чтобы провести презентацию творчества первой и единственной писательницы, когда-то родившейся и окончившей здесь среднюю школу. А потом навсегда уехавшей отсюда… и живущей в городах с неукротимой тоской по этим просторам, по этим людям.

Интересны в этой связи рассуждения Любви Борисовны о малой родине. Малой родиной она считает помнящих ее с детства людей и их духовную среду.

***

Так зовут ее очень близкие друзья. Вкладывая в это имя свое восхищение. Ее нежной красотой — белокурые волосы, зеленые глаза, матовый цвет лица. Ее удивительной мягкостью — грубого слова никогда не услышишь. Ее тонкой ранимой душой — так искренне радуются и страдают разве только еще дети.

Но может быть она, Любовь Овсянникова, и совершенно другой — жесткой, категоричной. Когда приходится отстаивать свое собственное мнение. Или сталкиваться с несправедливостью. Или ставить на место хама.

И все же не это, беру на себя смелость заверить, определяет ее характер. Определяет его — Любовь. Безудержная, безоглядная, синоним которой — самопожертвование. Та самая, о которой мы, нынешние, говорим до обидного редко — все больше о политике. Тем и подкупают стихи Любови Борисовны, что она, испытывая, как и все мы, граждане Украины, все превратности судьбы (читай — нынешнего бытия), воспевает чувство, дающее самое дорогое, бесценное — Жизнь.

Вы, надеюсь, читали ее стихотворные сборники: «С любовью на ‟вы”» и «Восторженная любовь». Коли так — убедились в правоте моих утверждений. Если же нет, непременно прочитайте. А заодно поинтересуйтесь и новой книгой днепропетровской бесспорно талантливой поэтессы — «Мої світи». Ее посвятила автор своим родителям — Прасковье Яковлевне и Борису Павловичу Николенко, проживающим и ныне в поселке Славгород, что в Синельниковом районе. А в их лице — всем своим землякам, вспоминая и помня о которых, пишет проникновенные строки.

Кто вырос в таких степях украинских, кому ведома радость прикосновения рук материнских, от которых исходит ни с чем не сравнимый запах Хлеба, тот поймет сказанное.

Земляки поняли безоговорочно. И пригласили Любовь Борисовну в гости — чтобы презентовала «Мої світи» дома, а Славгороде.

День выпал теплый, погожий — как раз накануне Пасхи. Над древними дубами, ясенями витал дух сдобы, люди шли в клуб с приветливыми лицами, и даже у ведущего передачи «С души и сердца» «ее областное телевидение скоро покажет) Владимира Сиренко суровости поубавилось. А уж как себя чувствовала виновница торжества… Терялась, волновалась, смущалась. И очень радовалась: было от чего! Пришла вся школа. Пришли ее, Любы, бывшие учителя, теперь уже, естественно, пенсионеры (сколько лет минуло!): Петр Вакулович Македон, Галина Андреевна Голубь, Мария Федоровна Дмитренко.

Мария Федоровна открыла вечер и сказала:

— И доктора наук у нас есть, и летчики, врачи, инженеры. А теперь вот и писатель появился. Гордимся тобой, Люба!

Дети читали стихи, принадлежащие перу дорогой гостьи. Читала их, разумеется, и она сама. Рассказывала о своей судьбе, творческих планах, благодарила отчий край. Пели в ее честь местные «соловейки» — Людмила Демьяненко, Елена Ермак, Ольга Ротач. Мама потчевала всех пирогами…

— Этот день — один из самых памятных в моей жизни, — говорит Любовь Борисовна, Люба, Любава… — Я так счастлива. Оттого что родители мои живы, что живы учителя, что земляки меня не забыли. Спасибо им за теплый прием. Я словно вернулась в далекие годы юности.

Вернемся и мы с вами, уважаемый читатель. Представим себе тихую застенчивую девочку. Ту самую, которую, собственно, не замечали. Она и не обижалась, не до того было — училась. Прилежно, старательно. На одни пятерки.

Школу окончила, разумеется, с Золотой медаль. Как и прочили педагоги, избрала математику — поступила на мехмат ДГУ. После — аспирантура Таллинского политехнического института, научная и преподавательская работа. Двадцать одна научная публикация, двенадцать запатентованных изобретений — таков «послужной список этой нежной, излучающей свет женщины. К сказанному добавим: ее разработки нашли внедрение в металлургической энергетике, самолетостроении.

И всегда рядом была поэзия. Продиктованная любовью. И конечно же, о любви. Но почему-то безответной, неразделенной. Боясь показаться бестактной, все же на правах доброй знакомой спрашиваю у Любы: может, она несчастлива в браке?

— Наоборот. Только муж и составляет мое настоящее счастье. Остальное не получилось. Я познакомилась с Юрой, когда мне было восемнадцать. С тех пор не расстаемся. Четыре года встречались, а недавно 26 апреля, была 29-я годовщина нашего супружества. Представляете, какой стаж? Даже не верится, что мы столько лет вместе. Но должна признаться бурных чувств в моей жизни никогда не было. Бурю и смятение вызывает то, в чем ты сомневаешься. То, что зыбко в тебе и по отношению к тебе… А в Юре я уверенна, с ним я спокойна.

— Откуда же эта взволнованность в вашей поэзии? Кто тогда Великий Мастер, о котором вы пишете с таким волнением?

— Не стоит понимать так конкретно… Допустим, это воспоминание о мечте, что уже не осуществится, ведь мой возраст подошел к черте, за которой не живут мечты, а обитают лишь воспоминания. Я с большой болью переживаю осознание того, что не все у меня состоялось. Например, всегда хотела писать, но оставляла все на потом, когда будет больше опыта, больше свободного времени. А теперь понимаю, что живой, трепещущий опыт остывает во мне. А время уходит, если уже не ушло. Хватилась!..

Узнаю Любовь Овсянникову — предельно искренняя, предельно откровенная. И не только с журналистами, не только с читателями — абсолютно со всеми. Не потому ли к ней так тянутся люди, не потому ли с ней так легко и просто?

Словно прочитав мои мысли, она вдруг говорит:

— Со мной не всегда легко. Я разбираюсь в людях. И если вижу, что кто-то хитрит, двурушничает, ловчит, прямо в глаза говорю об этом. Но, слава Богу, подобного было мало, меня окружают хорошие люди. Я ими очень горжусь.

И — все. Ни единого худого слова ни о ком, ни малейшего намека на недоброжелательность. Она просто не может этого — хулить, помнить обиды. Не присуща ей и свойственная — что уж тут скрывать — многим из нас, женщин, зависть.

— Низменные чувства, суета сует. К чему, для чего? Что судьбой предназначено, то и будет. В это я глубоко верю. Но больше всего верю в человека, в его силу духа. Мы способны изменить мир к лучшему. Где не будет зла, войн и разрухи. Где будет царить только Любовь…

Настроенная, увы, не столь оптимистично, я спорю с ней. Долго, настырно, но безуспешно. Что, впрочем, меня ничуть не огорчило — только порадовало.

Может быть, мы бы еще спорили, но тут в дверь позвонили.

— Юра! — Люба вскинулась, лицо ее вмиг посветлело. Поднялась навстречу — ухоженная, элегантная, в безукоризненно сшитом платье: — Юрочка, а у нас гости.

— Гостям мы всегда рады. Я как чувствовал — сладкого вот принес. Вы тут, надеюсь, не голодны?

И затянулись наши посиделки до позднего вечера. О чем мы только не говорили, какие только проблемы не обсуждали. А все равно возвращались к литературе. И я ощутила: она в этом доме — царица. И вспомнила, как еще раньше, незадолго до этой встречи Любовь Борисовна поделилась: «Это такое счастье, когда тебя понимают». Тут уж поистине возразить нечего.

Однако пора и честь знать, на часах-то… Благодарю за гостеприимство и, соблюдая традиции, спрашиваю у радушной хозяйки, над чем работает она сейчас.

— Пишу прозу. Вчерне уже готовы три повести. Но говорить о них пока еще рано. О другом хотелось бы сказать. Я безмерно благодарна судьбе за встречу с истинными мастерами. Это Василий Головачев, Михаил Селезнев, Виктор Корж, Константин Чернышев. У них учусь многому. И не только в творчестве. Приятно было работать с шеф-редактором журнала «Борисфен», где я вела рубрику «Желтая сурепка», Фиделем Сухоносом. Крепкий публицист, высокообразованный, обаятельный. Хотя совсем еще молодой.

При последних словах нам обеим немножко взгрустнулось. Ничего не поделаешь — ностальгия…

Любовь Овсянникова: «Мне мало просто слова»

Это предисловие к подборке стихов Любови Овсянниковой, что была опубликована 7 декабря 2000 года в газете «Днепровская правда». В те дни сама виновница этого маленького события не имела возможности вообще узнать о нем — неотлучно находилась возле отца, уходящего в вечность. Отец покинул людей через три недели — на Крещение 2001 года, и это стало еще одним ударом, из которого Любовь Борисовна выбиралась почти два года (первый настиг в канун ее 50-летия, если помнят читатели).

Конечно, друзья знали о беде, пришедшей к Любови Овсянниковой, и всеми силами старались поддержать ее, не жалели для нее лучших слов.

Комментарий написан на украинском языке и в большой мере повторяет статью Виктора Коржа от 18 октября 1998 года, опубликованную в той же газете. Не удивительно, этот мастер слова всегда задавал тон в среде своих собратьев по ремеслу, был для них авторитетом. Вот и Александр Зобенко обращается к той самой статье в своих заметках от 7 сентября 2000 года, опубликованных в газете «Зоря».

***

Мало слова, призналась читателям еще несколько лет назад. Для того, отметила, чтобы передать суть своих мыслей или чувств, хочется гармонии, душа жаждет гиперболы, каких-то нездешних образов.

И еще одно откровение поэтессы: «Я уделяю внимание памяти, воспоминанию о прошлом».

Кто читал поэтические сборники «С любовью на ‟вы”», «Восторженная любовь», «Мої світи», кто общался с нею, видел и слышал ее хотя бы с телеэкрана — тот убедился: эта красивая женщина не просто талантлива. Она еще и удивительно добрая, нежная. И прежде всего, любящая. Речь не только о любви, называемой украинцами коханням (хотя эта тема является главной в творчестве нашей землячки). Речь о любви к Родине. К тем стежкам-дорожкам, по которым бегала в детстве, к степи бескрайней, навсегда пленившей ее щедрое сердце, к Отцу и Маме, которые, воспитывая дочь, научили ее главному — быть Человеком. Она признается им:

Від вас — все на світі.

Далеку дорогу

Мені простелили у далі ясні…

Именно так — научили. О чем красноречиво свидетельствует новый сборник «Дикий терен» (Днепропетровск, «Січ», 2000). Тема вечных ценностей — любви и верности — перекликается с темой ценностей не менее вечных — почитания, глубокой благодарности всему дорогому, родному, близкому. Автор призывает:

Нехай на волі сонячнім престолі

Пшениця й небо голубе цвіте.

Или вот, где не в состоянии умолчать и о своем возрасте, и о том знакомом, чем очарована сызмалу:

Глибока осінь. Вже дощі

Удоста землю напоїли…

И еще — обращение к молодым, вступающим в жизнь:

Все відійшло і десь тепер далеко,

Я з вами знову шлях свій повторю:

Летять до вас щасливих днів лелеки,

А я на згадку пір’ячко ловлю.

«Пам’ять», «Сумнів», «Прозріння», «Вдивляючись в далекі ті світи…», «Спадкоємцям» — символичны уже сами названия стихотворений. А рядом венок сонетов, а за ними — «Славгородские бывальщины», где Любовь Борисовна заявляет о себе как прозаик — с юмором, доброй иронией (и все же неисчерпаемой любовью) ведет рассказ о своих земляках, жителях поселка Славгород, что в Синельниковском районе

«Совершенство, абсолютность и одержимость художнической памяти — это те три кита, на которых держится творческий метод автора, — пишет в предисловии к сборнику доцент Днепропетровского национального университета, член национального союза писателей Украины Виктор Корж. — Доказательство этому — все содержание новой книги Любови Овсянниковой «Дикий терен». Читайте ее — ваша память получит обновление от светлой энергии настоящей поэзии, безотносительно к тому, стихотворная она или в прозе»

Читайте. Читайте обязательно. А сейчас познакомимся с несколькими новыми стихотворениями поэтессы. Возьмите себе солнца…

Стихи мои, вы гимны и молитвы,

Признания и исповеди, плач.

На лодке рифм по океану ритма

Несетесь вскачь.

Гривастые шальные жеребята,

Вы мне — все о любви да о любви,

Не ведая осеннего заката,

Стихи мои.

Цок-цок, цок-цок — веселые копытца,

А на пути — и брустверы и рвы…

Все нипочем вам, только пыль клубится —

Несетесь вы.

Ах, несмотря на горе и ненастье,

Что мрак вокруг и не видать ни зги,

Вы для меня — раскатистое счастье,

Стихи мои.

***

Размыли дороги дожди и дожди,

К тебе ни пройти, ни проехать,

И верится в чудо…

«Ты жди, только жди» —

Доносит далекое эхо.

Надрывно-призывно гудят поезда,

Их звуки — надежды примета.

Кому это нужно, зачем и когда

Холодное мокрое лето?

Колышется сырость, ее не унять,

А воздух — из ласковой сини…

Встречать и прощаться, просить и прощать,

И плакать по сказке России.

Тайна Любови Овсянниковой о Великом Мастере

Статья опубликована во втором номере «Стожар» за 2005 год. Увидеть ее Людмиле Афанасьевне не привелось, хотя из телефонного разговора она знала, что ее публикация обязательно состоится.

***

С некоторых пор людей, пишущих о стихах, я для себя делю на две естественные категории: к первой отношу самих поэтов, а ко второй — остальных, далеких от рифмоплетства, но интересующихся им. Эти две категории для меня являются определяющими, когда возникает потребность присмотреться к новой фигуре на поэтическом небосклоне и составить о ней мнение не только по собственным впечатлениям, но более объективное — с учетом разных точек зрения. С недавних пор стала замечаться одна опасная тенденция: нам начали втолковывать преувеличенное отношение к своему мнению и так навязчиво талдычить о его большом значении, с таким рвением осуждать «стереотипы» и рвать понимание типичности, что многие просто разучились обобщать. Или не задавались этой целью, боясь, чтобы на них не навесили новые ярлыки. Невольно они отходили от истины все дальше и дальше, больше не отражали ее, а значит, теряли на нее право, становясь по сути бесполезным мыслительным шлаком, полагающим, что он и есть сталь. На этом пути завышенная оценка частного просто-напросто приводит к потере общего — общечеловеческого — и незаметно, под льстивыми подливками заменяет нравственность пустышками. В этот круг попала и я. И обнаружила это только теперь, когда мешавшая сосредотачиваться суета осталась от меня за четырьмя стенами.

О, очень о многом думается человеку в одиночестве! И сам процесс, вследствие которого начинаешь воспринимать мир не глазами-ушами или обонянием, а всеми имеющимися антеннами, невидимо пронзающими пространство, нравится. Для осмысления самых сложный вещей больше не надо ехать в командировку, на места, не надо беседовать с очевидцами, не надо то и это пробовать на вкус. Все недостающее, требующееся ты обнаруживаешь в себе, уже приготовленным — давно. Только бери, рассуждай и делай выводы.

А началось все с Любови Овсянниковой, как казалось, пишущей свои стихи просто, без вычурности и зашкаливающих претензий в отношении формы. Эта-то простота и оказалась ловушкой — привлекла меня, как бы не требуя больших трудов, а обещая легких заработков на ней! Ну да, думалось безотчетно, говорят же, что форма и содержание находятся в гармонии и если произведение отличается простотой и прозрачностью, то и разбираться в нем долго нечего — понимай все как есть и клепай свои статьи. Вот пишет человек, мол, «Люблю!» — значит… Эй, к кому там это обращено, — лови, чудак, намек, куй, пока горячо, и не теряй шанс!

Только не надо напоминать истину об обратном — о простоте гениального! Кто же ее не помнит? Каждый помнит. Да неймет. По простой причине — проклятое единство противоположностей, на все сущее подсовывающее человеку двойственный взгляд, и тут постаралось! И пошло гулять околицами аки леший — отпугивать людей упоминанием о «гениальности». Завороженные простой формой, «критики прекрасного» опять не видели тут подвоха и воспринимали упоминание о «гениальности» конкретно, отчего впадали в ошибки и заблуждения. Ведь конкретно гениальное встречается шибко редко, оправдывались они… Так и не поняв, что «гениальное» — в данном случае образ качества, неожиданно обнаруженного. Только образ.

Вот и Любовь Овсянникова такую упаковку подготовила для своего подарка. Ну как мне было не понимать ее: при простоте и внятности слога? Такое даже в голову не приходило. Ведь она наша современница, более того — представитель почти моего поколения, и должна одинаково со мной видеть мир. Следовательно, мое мнение — отражение ее смыслов!

Этими соображениями я руководствовалась весьма долго и жила в полном спокойствии. Я любила писать о Любови Борисовне, следила за ее творчеством и отзывалась на все новинки. Мне неприятно об этом вспоминать, будь я моложе, никогда бы в этом не призналась, потому что кончилось мое заблуждение печально: после очередной публикации Любовь Борисовна не позвонила и не поблагодарила за нее, как всегда делала раньше. Я нашла повод зайти к ней и невзначай завела разговор о последней статье — вдруг она ее просто не читала. Но она опять отмолчалась, только нахмурилась.

Придя домой, я призадумалась. И как-то вдруг поняла, что воспринимать любовную лирику Любови Овсянниковой буквально, как до сих пор воспринимала, — верх простодушия. Непростительного причем. Ведь я отлично знала, как нежно и преданно она относится к своему мужу Юрию, как давно они вместе, как нерасторжимо слиты духовно. Да где были мои мозги, почему впали в такую примитивность? И сразу же забрезжили в памяти и М. Булгаков с образом Мастера, и А. Блок с его придуманной Прекрасной Дамой. Сколько поэты бьются над поиском идеала, сколько спорят, каким он должен быть! Один видит его в красивой внешности. Другая — в интеллекте. Третьи ищут что-то усредненное. И все пишут и пишут стихи… А я уперлась в исповедальность... даже стыдно стало.

Образ Великого Мастера в поэтическом творчестве Любови Овсянниковой оказался той изюминкой, которая перекидывала мостик от простоты формы к сложности содержания. И ловушку из него устроила себе я сама.

Нет, что я писала, подумать только?! Отрывок из статьи «Любава»:

«— …Только муж и составляет мое настоящее счастье …в нем я уверенна, с ним спокойна.

— Откуда же эта взволнованность вашей поэзии? Кто тогда Великий Мастер?

— Не стоит понимать конкретно…»

И все потому что она пишет не просто о любви, а о неразделенной любви… и это путало карты. Конечно, теперь я вижу — какая может быть взаимность, когда существует смерть…

Да, так вот тогда я и вспомнила, что такое объективность и как к ней приблизиться. Для исправления оплошностей раздобыла другие доступные статьи о моей героине и начала перечитывать. Поразилась — сколько журналисты пишут чепухи, выливают на читателей какую-то поверхностную пену мыслей, до крайности заштампованных. Наконец, выбрала двух авторов, мужчин, на которых могла опереться в новых рассуждениях: из первой категории Анатолия Шкляра, поэта, редактора издательства «Січ»; а из второй — Вадима Демина, журналиста «Приднепровской магистрали». И не ошиблась в них.

У Вадима Демина, в статье «Голос, воспевающий жизнь», штрихом промелькнула мысль, прочитав которую я окончательно убедилась, что маленько не о той любви Любовь Борисовна пишет, которую я видела и которую готова усмотреть простая женщина. Буквально я там прочитала: «В ее стихах наряду с темой любви к Великому Мастеру, в преломлении через которую автор рассматривает настроение возраста, ностальгию по ушедшему, ожидание будущего, размышляет о созидающем начале человека, что для нее есть Бог, присутствует тема привязанности к своему городу. Преклоняясь перед величием Природы, вместе с тем основным лирическим образом избрала Великого Мастера. Именно к нему обращены многие из поэзий Л. Овсянниковой, с ним она ведет и диалог, и спор, ему посвящает и жалобу свою, и исповедь, и благодарность за большой дар — жизнь».

Нет, не мог Великий Мастер быть заурядным человеком. Ну слишком не по плечу ему, даже и горячо любимому, даже и очень сильному, все перечисленное Вадимом!

Анатолий Шкляр в своей статье «Мои поэмы кронами шумят…», привыкший, как и большинство хороших поэтов, писать афористично, выразился короче: «Обширна и многопланова любовная лирика Любови Овсянниковой, переплавившаяся через образ ее лирического героя — Великого Мастера. Кощунственно ли, что Бог для нее все же — не «закаты и рассветы», а созидающее, творящее начало человека?»

Оба повторили фразу о созидающем начале человека… Вот что они в своей мудрости видели в образе Великого Мастера!! А я что?..

Тоска по идеалу, от которого все больше откатывалась наша «перестроечная» действительность, застигла Любовь Борисовну в период трудный (собственно, потому она и возникла, тоска) — тут и возрастная переоценка ценностей, и пришедшее с ней понимание ограниченности отпущенного времени, которое с каждым днем исчерпывается. А ведь хочется все успеть!

Любовь Борисовна, с тех пор, как потеряла отца, часто и подолгу гостила у мамы в селе. Правда, иногда приезжала ко мне, но ненадолго, у нее совсем не оставалось свободного времени. Сама же я болела и уже не выезжала из дому. Визиты к ней и разговоры дни напролет отошли в прошлое. А я помнила их и перемывала в памяти, просматривая использованные и неиспользованные записи. Чувствовала, что не то думала, писала и публиковала. Требовались исправления. Мне это самой надо было — для завершения своего образа. Вдруг не все равно стало, что обо мне думают люди и что будут думать впредь. Исправлений требовало и отношение к Любови Борисовне, всегда терпеливой и внимательной ко мне, — вольно-невольно я со своими статьями проникла и в ее будущее, оставив неровную колею, и след этот следовало исправить. Или дополнить.

И я делала новые наброски, возможно беспорядочные — не получалось все сразу собрать в кучу. Отдельные мысли я писала на отдельных листках, потом тасовала их, группировала по темам, по внутренней логике, искала склеивающий глей и живые соки… Соки живых мыслей. А потом опять позвонила ей.

Как только смогла, она приехала. О земном уже не говорилось, я от него отдалялась. И не заботилась ни своим видом, ни обстановкой квартиры. Все становилось ускользающими дымами, над которыми терялась власть. Зато теперь имелась возможность видеть со стороны. И я поняла, что в том мире, куда меня несло, нет места страстям и предметам — там обитала душа. Вот где она находилась — вверху, под облаками. Туда не каждый день смотрит бегущий человек. Меня волновали перемены, быстро и безвозвратно пришедшие, бешено разгоняющиеся, как снежный ком с горы, хотелось разобраться в них. Возможно, чтобы освоиться — естественное стремление.

Тем не менее, вновь и вновь материальное не умолкало, память о нем жила, оно звучало как эхо. За что же мне было ухватиться, если ноги на земле не держали? Где тот, кто поможет? И кто он? Сами собой в памяти всплыли слова:

Великий Мастер мой, вне святости и блуда

Из ризницы души, из внеземных палат

Несу вам этот дар, вне поводов и дат, —

За то, что свет ваш для меня повсюду.

И подумалось, что Любовь Борисовну в ее горе и отчаянии, разверзающемся с возрастом в душе каждой женщины (или даже каждого человека!) поддерживает, окружая повсюду, Великий Мастер. И он существует! Под разными именами. У каждого свой.

— Я напишу еще одну статью, — сказала я. — Отвезешь в газету?

— Просто отвезти? — уточнила Любовь Борисовна.

— Нет, надо также договориться о публикации.

— Это сложнее, — она покривилась. Ну не любила кланяться перед людьми, вот вредная! — А о чем статья?

— О Великом Мастере.

— Что-что?

— Кажется, я поняла — кто это. Люба, прости, но это надо опубликовать, — я налила в рюмку водочки и отпила пару глотков, сладко затягиваясь сигаретой.

— Нет, не стану я о себе хлопотать!

— Тогда публикуй в своем журнале, — рассердилась я, высказав давнюю обиду, что в «Стожары» меня ни разу не пригласили. — Всякую муть публикуешь. А это тем более надо…

Она улыбнулась. Так знакомо!

И от этого я ожила, берясь за свое, потому что природу человека изменить никому не дано. Особенно если покажется, что день прекрасный, день молодой, день сует земных вернулся — дыханием своим тебя коснувшись. Так кто ей видится в образе Великого Мастера, кто кажется носителем хотя бы части желанных достоинств? Что ни говори, а была в этом какая-то тайна. Так умело и тесно, и органично приближала она Великого Мастера к нашей жизни, к судьбе, что он виделся просто находящимся рядом, знакомым. Только вспомнить его не удавалось.

— Все равно же тебе видится кто-то, какое-то лицо, когда ты пишешь об идеале, ищешь в нем успокоения от тревог и разочарований, от обид. Ведь не назвала же ты своего героя существом среднего рода, допустим, Солнцем. И какой-нибудь Алисой, Ладой или Тамарой не назвала…

— Не назвала, — говорит она.

— Так кто же он?

Она села боком к столу, оперлась о него локтем и просто, почти без выражения продекламировала. Но с таким значением, что от догадок под кожей разливался холодок:

О, возгордись, прославленное племя,

Взойдет над миром из твоих рядов

Земной, как все, но не подвластный тленью

И встанет выше всех иных богов.

И без передышки — другие строки, прежде читанные мной не раз, но воспринимаемые в совсем другом свете …

Я, как Мария, бедного Христа

Оплакав смерть, вовеки не забыла…

Не отрекусь, не выдам, не предам

Того, что помню и всегда любила.

Я неспроста торопилась — наступала очередная годовщина ее бракосочетания с Юрием Семеновичем, большой для них праздник. И мне очень хотелось сделать подарок. Кажется, успела. Неделю спустя, 25 апреля 2005 года, я через своего сына Сашу передала эту статью ей, радуясь уже одному тому, что она сама ее прочет, а там… — как Бог даст. Ее Великий Мастер.

ТАТЬЯНА АБРАМОВА

«І білий аркуш, свій супутник вічний, з надією я знов на стіл кладу…»

Статья из газеты «Наше місто» за 8 августа 1996 года. Опубликована на украинском языке.

Это одна из первых публикаций о Любови Борисовне, поэтому местные журналисты еще плохо ее знали и многое путали. Именно поэтому и Татьяна Александровна с первых строк статьи нуждается в дополнении. Как-то упустила она из виду, что Любовь Борисовна основную часть своей молодой и энергичной деятельности провела в науке, где основным хлебом было научное, точнее физико-математическое, творчество.

Поясню. Как представитель прекрасной стати, Любовь Борисовна не могла ездить на металлургические предприятия для участия в промышленных экспериментах, это запрещалось законом, поэтому коллеги «честно и неуклонно выжимали из нее теорию» — перекладывали на нее разработку теоретических изысканий по выполняемым работам. А тут без листа бумаги и карандаша не обойтись, причем их как раз и надо было всегда иметь под рукой, ибо неизвестно, когда из твоей внутренней сути в сознание прорвется интересная идея, предположение, метод или даже полное решение.

Так что чистый лист бумаги и карандаш всегда были верными спутниками Любови Борисовны. Даже на ночном столике она их держала — никаких преувеличений!

Следующее. Я понимаю, что на распространенном предубеждении о том, что чудаки от точных наук, всякие там зачумленные физики-математики, — это сухие личности, Татьяна Александровна строит противопоставление, якобы имеющее место в судьбе Любови Борисовны. Но это лишь журналистский ход, художественная антитеза. На самом деле чудес не бывает и, как широко известно, талантливый человек — талантлив во всем. Примеров так много, что было бы банальностью их перечислять; достаточно одного, что есть в этой книге, — пример архитектора и композитора Ярцева В. И.

Вот и Любовь Борисовна такая — она всегда обладала удивительным, поразительным, замечаемым слушателями чувством слова, и никогда бы не сказала: «Я имею решение этой задачи», а выразилась бы правильно: «Я знаю решение этой задачи». Равно как и предложение с наличием в нем чужеродной стилистики: «Она испытывала к такому-сякому чувство любви» — заменила бы русской лаконичной и правильной фразой «Она любила такого-сякого». Я неоднократно был свидетелем того, как совершенно чужие и, возможно, неискушенные в речах люди говорили, что ее приятно слушать, едва она успевала произнести при них несколько фраз. Далеко ходить не надо: так было в Крыму, когда мы искали для покупки квартиру — ей такие слова сказал случайный человек, один из владельцев квартир, истинный работяга, по-моему, всю жизнь «крутивший баранку» на грузовике. Я тогда поразился его наблюдательности, что он именно на ее речь обратил внимание, а допустим, не на внешность, и впервые подумал о том, что народ — как истинный исток и источник всяких премудростей и искусств — является самым гениальным их ценителем.

И еще одно — о якобы имевшей место резкой смене деятельности Любови Борисовны, когда она перешла из науки в типографию.

На самом деле все было естественно и логично. Мама Любови Борисовны, Прасковья Яковлевна, кстати, знавшая Марину Цветаеву, в молодости работала учителем литературы, а потом перешла в книжный магазин и всю дальнейшую жизнь посвятила пропаганде и распространению книги. Так что Любовь Борисовна выросла среди книг, шуршания страниц, запаха типографской краски и разговоров об интересных писателях. Всю школьную пору и студенческую юность она провела в уютном и прекрасном Славгородском книжном магазине. Это была ее родная стихия.

Чего же тут удивляться, что она спокойно пошла работать туда, где рождались книги?

И наконец, о книгоиздании. Это планида, ибо Любовь Борисовна, куда бы ни пошла работать еще в русле своей университетской специальности, вынуждена была редактировать серьезные и многочисленные научные труды. Ведь она, Золотая медалистка, еще со школы отлично знала правописание и постоянно поддерживала в себе эти знания! Так было и в Академии наук, и в ДХТИ, и во ВНИИмехчермете, где ежегодно издавались десятки научных сборников. Их-то она и редактировала. А проработав рукописи с авторами и отшлифовав их до нужной кондиции, проталкивала затем в издательства. Так что в издательствах Любовь Борисовна была своим человеком, первой палочкой-выручалочкой, если там требовался научный редактор. Не зря в перестройку разбежавшиеся по приватным конурам издательские работники наперебой приглашали ее сотрудничать при издании научно-технической и консалтинговой литературы. Кто читал бизнес-бестселлеры, изданные в «Баланс Бизнес букс», и их журнал для бухгалтеров, тот мог убедиться в точности переводов этих книг с оригиналов и в добротности дальнейшей литературной обработки этих переводов на русский и украинский языки.

Лучшим подтверждением тому, как высоко ценили в Любови Борисовне издательского работника, служит ее приглашение в типографский комплекс издательства «Зоря» для того, чтобы организовать и развить там собственное книгоиздание. И это после того, как она уже давно была на отдыхе!

Из сказанного видно — слова о том, что книгоиздание у Любови Борисовны «пошло не очень удачно» и она занималась им только потому что «заболела», поспешны. Опять налицо «выкрутасы красного словца» — преувеличение.

Все же задача критика или мемуариста заключается не в прославлении-хулении книги или ее создателя, а в разъяснении читателям самого художественного явления. Почему оно имело место? И почему стало таким, а не другим? Люди любят разбираться в странных судьбах, в том, что на первый взгляд кажется загадочным, непостижимым, выпадающим из правильного порядка вещей. Такой в свое время была фигура Любови Борисовны, вроде бы крушащей стереотипы, а на самом деле просто решительной и предприимчивой женщины.

Да, трудно получала Любовь Борисовна помощь со стороны новых коллег, как принято говорить — «собратьев по перу». Статья «І білий аркуш, свій супутник вічний, з надією я знов на стіл кладу…» явно оставляет больше загадок о Любови Борисовне, чем было до ее появления, вроде газете просто «для галочки» пришлось откликнуться на некую новизну в городской культурной жизни.

***

Автор этих строк любовь Борисовна Овсянникова, наверное, несколько преувеличила, назвав белый лист своимвечным спутником, однако…

На лист ложится результат размышлений и стремлений, неясных ощущений и скрытых мук — вечных спутников творчества. А когда это все начинает мучить человека, определить трудно.

Любовь Борисовна, кажется, далека от поэзии по специальности. Она окончила университетский мехмат в Днепропетровске, потом аспирантуру в Эстонии, а кандидатскую диссертацию защищала в Московском авиационном институте. Работала преподавателем в ДХТИ (Днепропетровский химико-технологический институт) и сотрудником ряда научно-исследовательских институтов, и везде ею дорожили как специалистом. Возможно она бы так и жила дальше, в мире техники, пописывая в свободные минуты или по ночам, ощущая какую-то неопределенную тоску, если бы не перемены в нашем обществе, которые отразились на очень многих. Да и вообще, кто может с точностью предусмотреть повороты судьбы, особенно женской, даже если эта женщина всегда имела дело с точными науками?

Вот и Любовь Борисовна с началом перестройки вдруг ощущает неудержимое стремление писать стихи. Она меняет и род занятий: поработав в типографии, вскоре начинает заниматься издательским делом, и хотя пошло оно не очень удачно, но наша героиня уже «заболела» книгами, уже поняла притягательную силу чистого листа бумаги, лежащий перед тобой на столе. Она поняла, что поэзия — это то, что она упустила в своей жизни, и вот, как подземный ручей в родник, стихи выплеснулись на поверхность. Воспоминания о селе, в котором выросла…

И о любви, таком важном чувстве для каждой женщины, она находит простые, но очень сильные слова:

Я тепер не живу, я тепер від любові сгораю.

І палає єство, і натомлене серце болить…

Зрозумійте мене, бо в житті більш нічого немає —

Тільки морок тугий над безоднею вічних століть.

Откровения на чистом листе

Статья предъюбилейная, опубликована 12 июля 1997 года в газете «Наше місто», так город поздравлял Любовь Борисовну с 50-летием. Статья подписана именем А. Танич — это псевдоним Татьяны Александровны Абрамовой, к которому она прибегала, когда писала на русском языке.

Тут мне хотелось бы дополнить сказанное А Танич по поводу названия женского раздела в журнале «Борисфен». Любовь Борисовна не сама его придумала, да и решение принимала совместно с Ф. Сухоносом. Она лишь предложила использовать замечательный образ бойкой, вездесущей и стойкой желтой сурепки, который нашла в стихах одной советской поэтессы и который ей очень понравился. Надо же было так подметить! Ведь эта вредная сурепка, оклеветанная людьми со всех сторон, оказывается, так полезна, что ей цены нет. Она съедобна и способна спасти человека от голода, лечебная, дает нектар, является отличным красителем и тонким ароматизатором, ее масло используется при изготовлении хлебобулочных изделий. От нее так много прока, что побасенки о родстве с сорняками можно рассматривать как измышления завистников из-за широкого спектра полезности. К тому же она красиво и долго цветет, радуя глаз цветом самого солнца!

И второе, что надо отметить, дабы отбросить все охи и ахи по поводу ее украинских произведений. Для нее это не кривляние и не дань моде, а органичное самовыявление — Любовь Борисовна окончила украинскую школу, воспитана в среде украинской культуры, и украинский язык она считает своим родным. Не ее вина, что в вузе пришлось осваивать русский язык, переворачивая все устоявшие в сознании понятия на новый лад.

К счастью, оба языка она знает досконально.

***

Бывает в жизни — случится какой-то поворот, откроет в себе что-то человек и, как будто наверстывая упущенное, начинает стремительно идти по новой дороге, открывая себя и людей.

Прошлым летом мы познакомили читателей «НМ» с Любовью Овсянниковой, человеком из науки, волею судеб занявшейся издательским делом и к тому же обнаружившей в себе поэтический дар.

Любовь Борисовна более года работает в журнале «Борисфен», ведет рубрику, которой сама придумала название «Желтая сурепка» (сурепка — это сорняк, но и целебное растение, а также медонос). А самое главное — сбылась недавно еще казавшаяся далекой ее мечта: за этот год появилось сразу три ее книжечки. Харьковское издательство «Гриф» заинтересовала ее детская книжка «Алфавит», где в виде сюжетной сказки в стихах подаются буквы алфавита. А в Днепропетровске вышли два поэтических сборника: «С любовью на ‟вы”» в издательстве «Пороги» и «Восторженная любовь» в издательстве «Січ».

Любовь Борисовна с благодарностью говорит о редакторе «Алфавита», поэте-фронтовике, недавнем коллеге по научной работе Михаиле Селезневе. И о другом поэте Константине Чернышеве, помогавшем в работе над двумя последующими книжками. Каждая из них состоит из нескольких разделов, но обе начинаются со стихов, посвященных любимому родному городу, Преображенскому скверу, так называет Любовь Борисовна сквер на Октябрьской площади, раскинувшийся вокруг Преображенского собора. Живя буквально напротив этого собора, она из своих окон каждый день наблюдает жизнь этого чудесного уголка природы в городе, и не может не соединять его судьбу со своей: «Я — часть тебя, я отшумевший лист, затерянный на третьем этаже».

Ну а большую часть сборников занимают стихи о любви — откровения на чистом листе. В первой книжке этот раздел называется «Последняя струна», во второй — «Только о тебе». Они привлекательны тем, что отражают не только чувства, но и размышления о жизни, в них есть мудрость, но и острота, сила чувства — и возвышающего, и мучающего.

Интересен образ Мастера, проходящий через многие лирические стихи. Это воплощение не только идеала, мечты, но и вообще творческого, созидающего начала в человеке. Это одна из ипостасей человека — та, которая интересует Любовь Борисовну. Особенно ярко мотив выбора главного в человеке звучит в поэме «Звездный корсар», где героиня встретила Мастера, сама зажигается, переосмысливает себя, свою жизнь.

Перу Любови Овсянниковой принадлежат еще две поэмы: «Семь нот» и «Я и пилигрим», в которых тоже ощущается тяга автора к философским раздумьям, к отражению глубоких и сильных чувств.

Но при этом ей не чужд и такой демократический жанр, как песня, в них она переливает свои чувства, пережитые или переживаемые теперь, в частности мучающее ее одиночество:

Суждены мне маршруты недлинных дорог,

Впереди ждет последняя веха.

Самый лучший из всех, что ж ты так и не смог

Отыскать меня в сумерках века?

Когда-то Любовь Борисовна начинала писать только на украинском языке, хотя сама говорит на русском. Видно, необычность чувств хотелось выразить необычными, неизбитыми словами, которые находила она лишь в украинском. И может быть, это мое ощущение, но мне кажется, что стихи на украинском ей удаются лучше. Мы скоро сможем в этом убедиться, ибо готовится новая книга поэзий Любови Овсянниковой уже на украинском языке — «Мои світи».

Во всяком случае, следить за развитием этого дарования интересно.

ГРИГОРИЙ ГАРЧЕНКО

Солнечные гроздья любви

Эта подборка ранних стихов Любови Борисовны сдавалась друзьями в редакцию газеты «Зоря», чтобы стать подарком к ее 50-летию. Но все произошло, как всегда. Она была опубликована с опозданием, и вышла на следующий день после торжеств —15 июля 1997 года с предисловием редактора издательства «Січ», поэта Г. Гарченко и с новой фотографией юбилярши.

Стихи из газетных публикаций в данный сборник не включались по причине того, что они и так доступны читателям, в отличие от комментариев и сопутствующих размышлений авторов подборок.

***

Читатели «Зорі» имели возможность познакомиться со стихами талантливой землячки, математика по специальности, Любови Овсянниковой. В эти июльские дни выходят одна за другой две книги лирики: «С любовь на ‟Вы”» (издательство «Пороги») и «Восторженная любовь» (издательство «Січ»). (Оба сборника — на русском языке, — Примеч. составителя). В настоящее время поэтесса работает над третьим сборником поэзий «Мої світи», который вскорости появится на украинском языке.

Кроме испепеляющих строй Любови Овсянниковой, в ее интимной лирике не оставляют равнодушным и те, что посвящены родным степным просторам, малой родине — поселку Славгород на Синельниковщине.

Разнообразны поиски поэтессы в царстве слова. Она много занимается переводом (свои произведения, а также произведения собратьев в пору). Оригинальное творческое достижение — ее поэма «Зоряний корсар», написанная в форме венка сонетов, причем на двух языках — украинском и русском.

Сердцем Любовь Овсянникова болеет на развитие культуры — на общественных началах ведет рубрику для женщин в журнале «Бористен». Выступает и как журналистка. А еще — пробует свое перо в прозе.

Сейчас, когда с юбилейного перевала Любовь Борисовна обозревает изрядный отрезок пройденного пути, от чистого сердца желаю ей: жить долго и молодо, работать на творческом поприще — плодотворно, здоровья, вдохновения и твердости, которую она всегда проявляла на крутых жизненных виражах.

Звездных дел и сто футов под килем!

Статья была опубликована 17 июля 2002 года в газете «Днепр вечерний». И опять она юбилейная!

***

В жаркие дни середины июля отмечает в этом году свой юбилей хорошо известная нашим читателям Любовь Борисовна Овсянникова — поэт, прозаик, публицист, литературный критик, редактор и ведущая телевизионных фильмов о людях нашего региона, наконец, издатель, главный редактор литературно-художественного альманаха «Стожары». Ее творческий багаж разнообразен, он насчитывает более десяти книг для детей и взрослых, более тридцати телефильмов, ряд публикаций в периодической прессе, ею выпущено в свет около десяти книг молодых и начинающих авторов.

За свои публикации в журнале «Бористен» награждена премией им. Олеся Гончара. За вклад в воспитание подрастающего поколения и верное служение музам и слову отмечена благодарностями Областного управления культуры и Областного управления образования и науки.

Юбилей — время раздумий, когда невольно подводятся итоги прожитого, сделанного, выверяется оставшийся потенциал, созревают планы на будущее. И тут уместно сказать, что прожитые ею годы были не зряшными, а стали определенным вкладом в развитие и обогащение нашей с вами духовности. Как поэт Любовь Борисовна показала мастером крупных форм. Она — автор двух интересных венков сонетов («Осень» и «Роздуми про тебе»), а также множества поэм («Зоряний корсар», «Я и пилигрим», «Имя Бога», «Рідня по крові» и других). В прозе интересны ее «Славгородські оповідки», рассказы о наших современниках, любовные новеллы, документальные очерки и повести.

Конечно, есть задел и на будущее.

Звездных дел вам, милостью Божьей поэт — Любовь Борисовна, и сто футов под килем!

ВАЛЕНТИНА БОНДАРЕНКО

«Я иногда плачу, когда пишу стихи»

Данная статья опубликована 12 июля 2002 года в газете «Наше місто».

Несколько слов об авторе.

Эта спокойная, уверенная в себе, красивая и во всех смыслах приятная женщина, счастливая мать и жена, в то тяжкое время, когда Любовь Борисовна ее знала, безотказно помогала попавшим в беду подругам, а когда хотела сердцем отдохнуть от сопричастности к чужому горю, то немножко покровительствовала тем, кто ей нравился. В ее лице Любовь Борисовна впервые встретила равного себе человека по щедрости и душевной отзывчивости, по действенному милосердию к попавшим в страшные обстоятельства людям. И это сблизило их.

А обнаружилось это не сразу, а спустя время, причем — совершенно случайно. Разговорившись, они нашли общую знакомую, довольно близкую обеим — Валю Гармаш. Это была, с одной стороны, соученица Валентины Васильевны по техникуму и, с другой стороны, сотрудница Любови Борисовны по книжной типографии.

Шла перестройка — жуткое время, когда рушились государства, исчезали предприятия и ломались люди. Многие отчаявшиеся бросали все, чтобы спастись в одиночестве… Так случилось и тут — Валю Гармаш бросил муж с двумя детьми-подростками. И вот оказалось, что и Валентина Васильевна, и Любовь Борисовна посильно помогали ей. Правда, продержаться несчастной удалось недолго, но детей поднять она все же успела…

Валентина Васильевна Бондаренко работала в редакции газеты «Наше місто» ответственным секретарем. Это чиновничья должность. Но зачастую выступала и в качестве журналиста. В основном это касалось тем из области культуры, волнующих всех и каждого.

Бесконечно обожая классический театр и пользуясь журналистским правом бесплатного посещения спектаклей, не пропускала ни одной премьеры Московских гастролеров. Тут их с Любовью Овсянниковой пристрастия снова совпали. Поэтому, когда выпадала возможность, Валентина Васильевна приглашала на спектакли и Любовь Борисовну, интересуясь потом ее мнением, обсуждая увиденное. Так к ней приходили идеи новых публикаций.

***

Любая работа имеет свои сложности и требует высокого профессионализма. Написание стихов — работа или состояние души? Об этом беседую с гостеприимной хозяйкой — Любовью Борисовной Овсянниковой. Людям, интересующимся поэзией, имя нашей землячки хорошо известною. Технарь по образованию, она пришла к поэзии (или наоборот поэзия пришла к ней), успев окончить аспирантуру, поработать в большой науке и преподавателем в вузе. В настоящее время у нее уже вышло пять сборников поэзии и прозы для взрослых и более десяти книг для детей.

***

— Любовь Борисовна, что же вы хотите сказать людям своими стихами, чего добиваетесь?

— Просто раскрываю им то, что познала сама. Я доверяю, поверяю себя. Один человек, прочитав, поймет, вооружится моим опытом, станет богаче, а другой пройдет мимо — значит ему не нужно; его не волнует то, о чем я пишу.

Стихи ничего не должны декларировать, ничего не должны утверждать для других. На глазах у всех, распахнуто, автор может убеждать только себя. Поэзия не учебник по жизни, не пособие сомневающимся, она не должна учить, советовать, призывать. Вижу ее задачу в том, чтобы создавать определенные настроения и чтобы через эти настроения мысли автора, его убеждения и его теория жизни проникали к читателю или слушателю и спонтанно утверждались в нем. Опять же, настроения тоже надо создавать не навязчиво, не зазыванием читателя присоединиться к созерцанию мира или к размышлению над его проблемами, а обстановкой рассказа о том, что волнует автора. И тут круг замыкается.

Например, любовь. Как надо любить, как научиться любить более упоенно и неисчерпаемо? Конечно, пропустив любовь не только через душу, но и через интеллект, и показать это любимому; сделать из этой иллюстрации признание в чувствах, родив нежность из себя в пространство вокруг вас двоих, чтобы вместе дышать ею.

Цель любви, с моей точки зрения, это не спаривание, не обязательно продолжение рода, она не является конкретным притязанием обладать. Нет. Цель любви — это жажда придать себе и тому, кого любишь, силу и желание жить, творить, осуществлять свою миссию на земле. В этом смысле моя любовь безгрешна, так как она не попирает ничьей верности, не увлекает на измену; она — высокое вдохновение, без которого бывает трудно понять, для чего ты живешь.

Такой любовью я могу любить тысячу раз в жизни. Моя любовь — это мой дух, воплощаемый в материю теми, кому я дарю признание. Это они потом несут мой дух в плоть жизни, в ее рядовые дела.

— Всегда ли поэтические сюжеты берутся из личной жизни автора?

— И да и нет. Да — в том смысле, что любой человек понимает реальность и преломляет ее в себе, благодаря собственному опыту, так мы устроены. Даже фантасты, описывая чужие миры, конструируют их из знакомых земных элементов. Если, например, они пытаются дать нам представление о существовании двумерных миров, то мы это хорошо понимаем, так как у нас есть опыт постижения плоскости и плоских фигур на ней. А вот если они предлагают представить десятимерные миры и, соответственно, десятимерные существа, то наше воображение ничего нам не рисует, мы принимает на веру голое утверждение, что такое может иметь место. То есть без опыта личной жизни в творчестве не обойтись, так же, как и в понимании творчества.

А нет, потому что количество наших впечатлений, количество элементов личного опыта намного меньше, чем количество комбинаций из них. Вот мы и комбинируем мысленно, создавая ситуации, возможные коллизии событий, чтобы в них сообщить то, что открыло нам поэтическое чутье или интеллектуальная интуиция.

— Выходит, стихи пишутся не сердцем, а умом?

— Стихи пишутся сердцем, но ум подсказывает ему, как это лучше сделать.

— Написание стихотворения обычно не является социальным заказом, как статья или очерк, например. Это экспромты, рожденные минутным всплеском эмоций?

— Допустим.

— Так из чего же они пишутся: из радости или из горя?

— Радость — это исполнение желаний, событие, которого, возможно, ждали. Она выпархивает из души и обрушивается на своих свидетелей, оставив душу облегченной и невесомой. Мне трудно представить нормального человека, уединяющегося в радости, чтобы терпеливо чертить на бумаге крючки букв. Его же распирает победа! Радостью легко делиться, ее с охотой воспринимают окружающие. Словом, радость есть повод к другим немедленным и приятным действиям, писать просто некогда.

А горе обрекает на одиночество, оно острее, чем радость, продолжительнее, оно гнетет человека и плохо воспринимается окружающими. Горе — это поражение, о котором не всегда хочется говорить друзьям. Оно наполняет душу, гнетет ее, мучает, ищет выход. Тут в самый раз посидеть над листом бумаги, успокоиться, проанализировать ситуацию и, конечно, посетовать на судьбу.

Из сказанного бывают, конечно, исключения, но на то они и исключения, чтобы встречаться не часто.

— Говорят, что занятие поэзией плохо сказывается на здоровье. Это так?

— Без работы души ничего путного не напишешь. А душа слишком нежный, ранимый, хрупкий рабочий орган. Она быстро изнашивается. Мы придумали красивое слово — душа. На самом же деле это элементарные нервы, призванные давать ответ на внешние раздражители. Кто знает меру этих раздражителей, после которых душа способна восстановиться, не остаться надломленной, сдавленной, изогнутой, скрученной? У каждого она своя. Вспомните еще о гиперболизации образов: для того чтобы читатель почувствовал, допустим, разочарование, автор должен в десятки раз больше нагрузить себя им. Вот просто почувствовать разочарование для здоровья полезно, это как зарядка. А в десять раз больше нагрузить себя им — очень вредно, душу подчас зашкаливает.

Этим я хочу сказать, что у нормальных людей нервы — это орган восприятия мира, а у поэтов, кроме этого, они несут дополнительную нагрузку по переработке чувств. Да, поэзия истощает нервную систему, ибо не только пользуется ее услугами, но специально эксплуатирует ее. Я иногда плачу, когда пишу стихи, а после этого сердцебиение, все из рук валится.

Думаю, сказанное касается и актеров.

— А если пишется что-то, например, философское, где чувства не играют доминирующей роли, тогда как?

— Тогда описанную нагрузку несут те сферы мозга, которые работают с абстрактными понятиями, с чистой логикой. Дело в том, что память можно развивать, специально усиливать ее, оттачивать мышление. Я хочу сказать, что интеллект можно натренировать на восприятие достаточно больших мыслительных нагрузок без ущерба для здоровья. А вот нервную систему натренировать так, чтобы она воспринимала внешние раздражители больше и острее, нельзя. Она не поддается тренировкам. Нервные клетки, как известно, не восстанавливаются. Это значит, что при попытке повлиять на нервную систему так, чтобы увеличить ее производительность, мы получим либо инфаркт с инсультом, либо полное отупение от эмоций — человек может стать невосприимчивым к чувствам. Первое получают творческие люди, а второе свойственно работникам силовых структур и врачам.

— Так стоит ли поэзия того?

— Не мы ее выбираем, а она выбирает нас. Мы служим ей по предназначению свыше. Каждый несет свой крест.

Тайна медового леса Марины Тумановой

Беседа в редакции газеты «Наше місто» с писателем и шеф-редактором альманаха «Стожары» Любовью Борисовной Овсянниковой велась на украинском языке и была опубликована 7 июля 2004 года. Поводом послужил успех одной из ее воспитанниц на творческом поприще — Марины Львовны Тумановой, у которой вышла первая книга — роман «Медовый лес». Это событие сражу же стало общественно значимым, весомым по причине обнаруженной автором необычайной одаренности. Писательская среда была этим взорвана.

***

О том, что современная молодежь и подростки очень мало читают, известно всем. Телевизоры и компьютеры заполонили нашу жизнь и вытеснили книгу на второй план. Наша беседа с Любовью Овсянниковой, писателем, шеф-редактором альманаха «Стожары», протекала именно в этом русле. На высказанную мною мысль, что в нынешнее прагматичное время трудно заинтересовать подростка даже фантастикой, она отреагировала весьма эмоционально и рассказала о молодой женщине, авторе, с которой ее свели профессиональные и жизненные дороги.

***

— Однажды, неуверенно улыбаясь, она пришла в редакцию альманаха «Стожары» и принесла для публикации стихи, — начала свой рассказ Любовь Борисовна. — Как и многим другим издательствам, нам иногда приходится отклонять рукописи или основательно редактировать их. Но здесь была настоящая, вполне сформировавшаяся поэзия со своим стилем и точками гражданской боли, со своим пониманием прекрасного и того, чем следует дорожить. В следующий номер Марина принесла прозу, и опять мы не изменили ни одного ее предложения. Стало понятно, что к нам пришел самородок. Эта автор возникла сразу, без раскачки, без долгого ученичества. Мы пригласили ее стать челном литературного объединения «Джерело», где сгруппировались известные писатели Днепропетровска. Марина начала принимать участие во встречах с читателями, в работе со школьниками, а через два года подарила читателям роман «Медовый лес». Изданный массовым тиражом в Донецке.

— И о чем же ее книга?

— На мой взгляд, «Медовый лес» — это произведение, вобравшее в себя мироощущение и философию, идеалы и эстетику, понимание счастья и принципы человеческого общения, которые признает и берет на вооружение сама молодая писательница. Поэтому тут есть все: трудное детство героев, несчастная любовь. Нет смысла пересказывать сюжет, тем более что он довольно простой и это, кстати, сообщает ему поразительную достоверность. Это талантливо написанное произведение насыщено диалектикой правильного пути, населено живыми, очень похожими на нас героями.

События разворачиваются в Шотландии, в родовом замке Ренди Макфлита, главного героя, который со временем теряет связь с привычным миром, оказывается со странной и духовно отчужденной матерью в другой стране, среди непонятных ему людей. Сверстникам в этом чужом городе Ренди кажется неинтересным, потому что его представления о мире богаче и четче, чем у них.

Естественно, в романе не все так однозначно, как можно сказать в коротком отзыве о нем. Книга написана живым, гибким и красивым языком, обогащенным своеобразным юмором. Здесь множество афоризмов, коротко и метко сформулированных истин, глубоких образов.

Автор адресовала произведение подросткам. Но она ошиблась. Считаю, что книга заинтересует и родителей этих подростков, их дедушек и бабушек, а тем более педагогов и наставников молодежи.

Сейчас Марина Туманова написала продолжение «Медового леса» и сдала его в печать. Малыш Ренди стал юношей и возвращается к тем, кто успел его полюбить.

АНАТОЛИЙ ШКЛЯР

«Мои поэмы кронами шумят…»

***

Дар творчества открывается у людей по-разному и в разном возрасте. Начинает звенеть в душе высокая струна, и произведения, которые появляются на свет, удивляют и очаровывают. Замечательные творения создали на заре своей жизни Михаил Лермонтов и Артюр Рэмбо, Леся Украинка и Варнан Пидмогильный. А вот Уолта Уитмена потянуло взяться за перо в возрасте 55-ти лет. Попробовал — и в результате стал классиком мировой литературы.

Любовь Овсянникова, о которой пойдет речь, — человек не только увлекающийся и настойчивый, но и поистине талантливый. Литературой стала заниматься всерьез несколько лет назад, хотя поэзия, по ее признанию, была духовным хлебом с детства. Но не менее влекли Любовь Борисовну, уроженку п. Славгород Синельниковского района, точные науки. Окончив школу с Золотой медалью, она терялась, чему отдать предпочтение. Но все же решила, что жить в атмосфере литературы и высокого поэтического слова — это естественное состояние ее души, а вот настоящую специальность надо получить в вузе. Окончила механико-математический факультет ДГУ, работала в области научных исследований, преподавала теоретическую механику и сопротивление материалов в институтах города.

***

Шли годы, но все это время рядом была поэзия. Созвучная настроению, она помогала в трудные минуты и окрыляла в радостные. Однажды Любовь Борисовна попробовала излить свои мироощущения в поэзии. Работа над стихами увлекла настолько, что ручка, творящая крылатые строки, оторваться от бумаги уже не могла. Появились первые публикации в газетах и журналах.

Трепетно, по-особому пишет Любовь Овсянникова о родном городе. Ее поэтическими героями становятся не только люди, но и улицы, парки, любимый Преображенский сквер. Поэтессу чают музыка степи, дыхание неба, которые воплощаются в пластические образы. У Л. Овсянниковой свой стиль, своя манера, по которой ее отличишь из любой разноголосицы.

Различаю рожь и пшеницу,

И высокие стебли овса,

И ячменя тугие косицы

По оттенкам и голосам.

Знаю колкость их длинных остей,

Что, как стрелы, в небо летят…

Узнаю, но ведь я — только гостья

На недремлющих летних полях.

Обширна и многопланова любовная лирика Любови Овсянниковой, переплавившаяся через образ ее лирического героя — Великого Мастера. Кощунственно ли, что Бог для нее все же — не «закаты и рассветы», а созидающее, творящее начало человека?

По-женски беззащитны и искренни ее признания:

Лукавства поза — мне ли к ней стремиться,

Когда горю, живу в огне костра?

Я в искрах умираю, да.

Меня все меньше — надо торопиться...

Она не жалеет признаний для своего Великого Мастера, щедрость ее — безгранична. Именно ему она посвящает все свое творчество.

Поэтическое творчество Любови Овсянниковой — это, безусловно, яркая страница в культурной жизни нашего города. Но читатели вскоре получат возможность познакомиться с ним поближе — накануне юбилея поэтессы выходят две книги ее стихов: «С любовью на ‟вы”» и издательстве «Пороги» и «Восторженная любовь» в издательстве «Січ».

Но на этом творческие планы Любови Овсянниковой не завершаются. Сейчас она работает над монументальным произведением (условное название поэмы — «Имя Бога»), представляющим обзор нравственных поисков человека за весь предыдущий опыт цивилизации. В преддверии нового тысячелетия она пытается понять и прозреть те духовные ориентиры, которые мы возьмем с собой, отправляясь за черту времён. Уже есть первые наброски. Завершается работа над третьим сборником, который выйдет на украинском языке, — «Мої світи».

В заключение хочется сказать, что поэтесса отчетливо понимает, на какое «рваное время» выпала ей судьба заговорить с читателем о любви и жизни. Но кто знает? Через сомнения она приходит к уверенности, что, может быть, именно это и надо людям в наш нелегкий час. Поэтесса уверенна, что так думает не она одна. Поэтому в стихотворении «Простится мне» пишет:

Зачтется, что так трудно я люблю,

Что все свои закаты и рассветы,

Озвучив в слове, щедро раздаю

Кому и нужно, и не нужно это,

Что я ращу не вовремя свой сад,

Где гнезда вьют пророческие птицы.

Мои поэмы кронами шумят…

Зачтется мне и многое — простится.

Струны сердца

Первая публикация стихов Любови Овсянниковой в «Приднепровской магистрали», на которую уговорил ее Василий Митрофанович Ковалюк, главный редактор. Его энтузиазм значительно придал Любови Овсянниковой уверенности в себе, подтолкнул к публикации других работ, зародил мысли о сборниках и прочей «жизни филолога», как говорит теперь она сама, чтобы отличить литературную деятельность от прежней — «жизни математика».

Василий Митрофанович услышал ее стихи где-то в кругу друзей, пригласил прийти в редакцию с рукописями и тут же начал строить планы о том, чтобы заполучить Любовь Борисовну на постоянную работу в их газету, организовать «под нее» новую литературную рубрику на последней полосе. Понять эти задумки можно, ведь газета-то была отраслевая по сути и региональная по размаху! У нее было читателей — ровно вся Украина. И не только работающая на железной дороге, но и путешествующая по железной дороге. Газета продавалась в киосках города, на вокзалах, в поездах, где публика только и алкала прочитать что-то короткое и интересное.

Действительно, Любовь Овсянникову чудесно встретил коллектив редакции, когда она пришла туда впервые. И в последствии, когда бы ни появлялась, обязательно устраивал праздник с чаем и конфетами. Возможно, так бы оно и вышло, как замышлял Василий Митрофанович. Но к несчастью, активизировалась давняя лейкемия и скоро свела его в могилу.

А память о нем осталась!

Данная публикация состоялась 1 июня 1996 года в «Приднепровской магистрали» с коротким предисловием А. Шкляра на украинском языке. Тут же в редакции Любовь Борисовну сфотографировал фотокорреспондент Борис Моисеевич Ковтонюк. К сожалению, сделанное им тогда фото не сохранилось, зато есть осенние — того же года, которые носят условное название «Поклонение осени». Одно из этих фото и помещено тут.

Предисловие написал А. Шкляр.

***

Любовь Овсянникова по образованию математик, немало лет отдала научной работе, точным наукам. Между тем, хочется сказать о другом крыле ее одаренности — лирике, к которой против всех забот и хлопот обращалась всю жизнь. Ее стихи доверительные, до боли пронзительные и эмоционально насыщенные — передают тончайшие движения души. Преимущественная часть произведений посвящена теме человека и природы, размышлениям о бытии. Надеемся, что читатели встретят лирику Любови Овсянниковой с открытым сердцем.

МАРИЯ ЯКОВЕНКО

Этот дом печали светлой

Статья напечатана 23 апреля 2002 года в газете «Днепр вечерний», посвящена выходу в свет книги Любови Овсянниковой «Дім паʼмяті», где впервые была опубликована поэма «Рідня по крові», посвященная отцу — Борису Павловичу Николенко.

***

Любовь Овсянникову читателям представлять не надо. Поклонники поэтического слова давно — и хорошо! — знают ее. И не только как автора неординарных сборников («С любовью на ‟вы”», «Восторженная любовь», «Мої світи», «Дикий терен»), но и как человека поистине возвышенной души. Для нее, Любови Борисовны, самым бесценным бесценными были и есть отчий край, его люди необыкновенные, чистота помыслов. Добро. Красота. Воспевая их в своих стихах, она не устает восхищаться окружающим миром, учит нас открывать постоянно в нем удивительное, с верой смотреть в завтрашний день. И — Любить! Эту землю, на которой живем. Эти реки, поля. Эти зимы и весны. Эту старую вишню, что растет у родного порога…

***

Ее сердце этой любви преисполнено. Потому и стала писать поэтесса в последнее время еще и для детей. Среди малышей, их наставников сразу разошлись яркие и очень добрые книжечки: «Цей дивний світ», «Знайомі таємниці», «Півник Кука», «Пори року». Да и теперь трудно назвать проходящую в Днепропетровске встречу с юными читателями, в которой бы не участвовала Любовь Борисовна, которой бы они не были очарованы. Ей все близко и дорого. Ей все — интересно.

Интересна и она нам. Оттого и на творческий вечер поэтессы, проводимый народным музеем истории завода имени Петровского, музеем «Литературное Приднепровье» и театром поэзии и музыки под руководством Ф. М. Руденко, собралось так много народу. Виновница торжества читала свои стихи. Композитор Федор Руденко преподнес ей подарок — песню на ее слова «Їду до мами». Не обошлось, разумеется, и без юных — «пробующих перо», вокалистов.

И все же «красной нитью» вечера была нота пронзительная, Любовь Борисовна представила только что вышедшую во Всеукраинском издательстве «Січ» свою новую книгу «Дім памʼяті». Она посвящена светлой памяти отца поэтессы — Бориса Павловича Николенко.

Терять близких людей всегда невыносимо тяжко. А для Любови с детства отец был не только другом, но и образцом во всем: в жизни, в отношении с людьми, в трудолюбии и настойчивости. Участник Великой Отечественной войны, разведчик, изведавший на фронтовых дорогах множество испытаний, он до конца дней своих оставался жизнелюбом. Чему всегда учил и детей, внуков.

В книгу вошли стихи и проза — отрывки из романа «Наследство от Данаи» (рабочее название «Часу вісь», — Примеч. составителя), рассказы о земляках автора — жителях поселка Славгород Синельниковского района «І був день», «Віщий сон», «Весело живемо». Но стержень сборника — поэма «Рідня по крові». Она — об отце. Пронизанные болью, горечью невосполнимой утраты, строки ее раскрывают нам образ человека, по которому плачет не только семья — плачет сама земля. Впрочем, послушаем дочь:

Я його берегла,

де від куль нависали тумани,

У боях, коли ворог

палив наш заквітчаний сад.

Я чекала на нього,

за руку тримаючи маму.

І тому він живим

повернувся до мене назад.

Тільки зранений весь.

Горді груди навіліт прошиті,

Біля самого серця

зрешічені шматтям свинцю.

Але руки були

вже наснагою праці налиті —

Він з каліцтва звільняв

і відновлював землю оцю.

Не зря говорят: лучший памятник отцам — это их дети…

ВИКТОР КОРЖ

Памяти пламенный цвет

Статья напечатана 18 июня 1998 года в газете «Днепровская правда» на украинском языке. В ней размышлениями о поэзии Любови Овсянниковой делится Виктор Федорович Корж, поэт. Он много лет был старшим редактором художественной литературы издательства «Промінь», где за 25 лет работы отредактировал более 200 книг. Затем заведовал кафедрой украинской литературы в нашем родном университете. В последнее время был доцентом Днепропетровского национального университета на кафедре литературы.

Награжден почётной грамотой Президиума Верховного Совета УРСР и орденом Трудового Красного Знамени, почетным знаком отличия «За достижения в развитии культуры и искусств»… Лауреат премий им. Григория Петровского и Андрея Малышко.

В данной статье мне важно то, что автор выхватил из предисловий, написанных Любовью Борисовной к своим сборникам, самое главное, составляющее суть и предназначение Великого Мастера: «…мне не по душе прямые толкования, хочу гиперболы, каких-то нездешних образов». И спасибо Виктору Федоровичу за это, за внимательное прочтение и за глубокое понимание творчества Любови Борисовны.

Возможно, сама Любовь Борисовна возражала бы против такого частого употребления слов «исповедь», «исповедальный» — потому, что говорит не о чем-то в себе наверняка обнаруженном и однозначно осуждаемом (ведь исповедуются в грехах, а не в добродетелях), а об открываемом в человеке вообще. Хотя многое из открываемого ей лично не присуще, а коснулось ее косвенно или опосредованно. И я бы ее в этом возражении поддержал.

Речь тут по сути сводится к вопросу о мере греховности в познании мира, а значит, о мере вещей вообще, о нравственности познания. Но эта философия уведет нас далеко от поэзии. Уж если исповедоваться Любови Борисовне, то в одном: препарируя мир, она пользуется перчатками и пинцетом. Иначе говоря, она успешнее многих других учится и изучает мир не на своих ошибках, а на ошибках окружающих ее людей.

***

Поэзия, по утверждению сегодня, к сожалению, полузабытого русского поэта Л. Ошанина, существует в трех ипостасях. Она всегда — исповедь, в то же время — проповедь, иногда — отповедь (тогда, когда возникает необходимость дать отпор черной энергетике, посягающей на святыни бытия земного). Знакомство с творческими наработками Любови Овсянниковой (в ее активе три поэтических издания (два сборника — «С любовью на ‟вы”» и «Восторженная любовь» — написаны русским языком, третья — «Мої світи» — украинским) утвердило меня в убеждении, что поэтесса свободно чувствует себя в триединстве энергетической сути поэтического слова. Она исповедуется, она и проповедует, она и дает отпор всему античеловеческому, что омрачает бытие наше (не прибегая, однако, к ораторским способам обнаженной публицистики или риторической полемики. Утверждение собственных, судьбой выстраданных, идеалов и есть ее отповедью злодейству темных сил).

Мастерски написанные авторские предисловия к каждому из изданных сборников свидетельствуют о глубоком понимании поэтессой таинств природы поэтического творчества, а это значит, что имеем вполне сформировавшийся поэтический талант. Перед нами — профессионал, знающий законы художественного творчества, согласованные с индивидуальным мировоззрением.

Вот что, например, пишет поэтесса в «Слове к читателю» в своем третьем сборнике: «Мое отношение к миру — изысканное, утонченное, высокое, и поэтому для передачи своих мыслей или чувств мне мало только слова, мне хочется гармонии, созвучия слов, мне не по душе прямые толкования, хочу гиперболы, каких-то нездешних образов».

Это доверительное изложение эстетической программы, признание в самом сокровенном — в жажде реализации своей творческой энергии в формах совершенных, наиболее соответствующих природе поэтического таланта, стремящегося к самому доказательному образному самовыражению.

Еще одна цитата из упомянутого предисловия поэтессы к сборнику: «Стоит хоть на миг оторваться от обыденности и, погрузившись в себя, полететь в какие-то абстракции, как тут же где-то там возникают строки — строки ритмичного рифмованного текста. И уже льется жалоба или признание, ощущение или прозрение. Возникает настоятельная потребность исповедоваться. Кому? Конечно, тому, кого любишь всеохватной любовью…»

Это удивительно точная разгадка тайн творчества и одновременно это авторитетное признание в способности контролировать стихию творческого мышления, когда ощущения трансформируются в зрительные образы незримого.

И еще одно откровение поэтессы: «… я уделяю внимание воспоминанию, памяти о прошлом. Воспоминание само по себе бесцветно, оно — только абстрактная констатация фактов того, что осталось за пределами набегающего времени. Но, навещая мысли, оно расцвечивается теми оттенками, в которых пребывает в это время душа, и это чудесно. Ведь в таком случае имеется возможность пережить свое прошлое множество раз, в бесконечности иных его восприятий…»

И вновь перед нами сама истины. Она не придумана, она — результат осмысления пережитых моментов творческих озарений, когда поэтесса, словно пользуясь фантастической машиной времени, свободно путешествует в трех диапазонах времени как текущей субстанции — прошлом, настоящем, будущем.

Это — свойство совершенной памяти, владеющей способностью ничего не забывать, а в мерцании удивительных видений прошедшего находить самое примечательное, самое дорогое душе отзывчивой и тревожной. Поэтесса в своей лирической исповедальности демонстрирует художественную способность видеть реальное. Для нее это значит не забывать виденные картины и ощущения прошлого. Даже там, где необходимо сиюминутное видение, поэтесса обращается к глубинам пламенеющей памяти. Поэтому в ее лирических этюдах такой живой колорит переживания мгновений, уже удаляющихся в вечность. Детализованное живописание у нее такое конкретное и непосредственное, что создается впечатление собственного контакта с миром, созданным воображением поэтессы.

Моя собственная метафора для определения совершенной художественной памяти, возможно, несколько конкретизирует чудо цветения памяти автора сборника «Мої світи». Собственно, что такое память? Это способность смотреть в зеркало в сплошной темноте и видеть там не свое лицо, а облик своего далекого предка и в его чертах удивленной узнавать себя. Это память абсолютная. Она редкостна. Возможно, на миллион сознаний одна-единственная.

Такая память у автора «Моїх світів». Художественной способностью она противостоит так называемой «дистрофической, вывернутой» памяти, не вспоминающей прошлое, но забывающей настоящее. Это, как правило, память людей с особенным психическим складом, унаследованным от тех, кто привык «жить, жить и жить» проблемами одного дня. Любовь Овсянникова своими стихами противостоит этой химере однодневного бытия, ибо кто при здравом уме может так бездарно прожить судьбу свою? В этом противостоянии поэтесса исповедально проповедует более совершенный способ переживания реалий мира. Особенно в стихах о самом святом чувстве — любви (раздел «Невдіяний гріх» и поэма «Зоряний корсар», кстати, в предыдущем издании есть ее русскоязычный вариант, но украиноязычная была написана раньше и поэтому это не перевод, а качественно отдельное произведение). Исповедальность и откровенность в сонетах (а именно эту форму поэтесса освоила, создав венок сонетов «Роздуми про тебе», поэма тоже имеет сонетную композицию, хотя и скрытую, так как автор поломала цельность строк и не акцентируется на изысканности канонической структуры сонета в четырнадцать строк) имеет самый высокий уровень.

Пересказать тонкие нюансы измененияэмоций в этих лирических исповедях невозможно — их надо читать и реально ощутить живительный и целительный поток чувств, освящающих настоящее и отрицающих инобытие хамелеоновой бесчувственности.

Отвага, с которой поэтесса защищает величие и неповторимость любви, творит культ единственной любви, убеждает меня еще в одном качестве художественной памяти автора — в ее одержимости.

На чем базируется одержимость памяти? На сути неизменного. Вера всегда опирается на себя самое. Потому что она (вместе с Надеждой и Любовью) — это убежденность в самых противоестественных и одновременно в самых естественных вещах, которые свято и трепетно бережет память. Доказательство этому — все содержание поэтической книги Любови Овсянниковой «Мої світи». Прочтите ее — и ваша память обновится от светлой энергии и настоящей поэзии.

Раздел 4. Короткой строкой

Виталий Прудченко. Новый книжный проект

Опубликовано 9 июня 2005 года в газете «Вести Приднепровья». Это о том же, о чем будет и последующая заметка.

Фото — автора статьи.

***

Руководитель днепропетровского издательства «Зоря» Анатолий Полишко встретился с группой прозаиков и поэтов из Днепропетровска и Днепродзержинска. На встрече обсуждались технические и творческие возможности деятельности нового направления предприятия — издание художественных книг.

***

Заниматься новым проектом будет недавно созданный редакционно-издательский отдел, который возглавила известная журналиста и литератор Любовь Овсянникова. Именно издаваемый ею в течение нескольких лет альманах «Стожары» собрал группу талантливых авторов, которые могут стать впоследствии и авторами книг, выпускаемых этим издательством.

Анатолий Полишко рассказал, что планируется издание книг не только за счет авторов или выпуска массовой коммерческой литературы, но и издание книг, имеющих общенациональное значение. Нынче в государстве работает программа поддержки социально значимых изданий. Издательство «Зоря» планирует оформить собственный портфель подобных рукописей. Цель — включиться в общегосударственную программу, что обеспечит и финансирование, и целевое распространение книг по школам и массовым библиотекам.

Творческим фундаментом будущего издания художественных книг должна стать литературная студия «Стожары». Именно среди авторов этого объединения Любовь Овсянникова надеется вырастить крупных поэтов и прозаиков. Студия в то же время станет и своеобразным общественным советом, на котором будут обсуждать будущие книги. Встречаться литераторы планируют второй и четвертый вторники каждого месяца в 15.00 на третьем этаже издательства, оф. 305.

Анна Демина. Пишите и печатайтесь

Статья напечатана в газете «Наше місто» от 22 июня 2005 и относится к периоду, когда Любовь Овсянникова была приглашена в ОАО «Издательство ‟Заря”» для организации и постановки работы издательского дела.

На снимке — Любовь Овсянникова в своем отделе работает над рукописями авторов.

***

Наша газета уже сообщала, что ОАО «Издательство ‟Заря”» в марте текущего года начало свою книгоиздательскую деятельность. Вторым шагом стало создание литературной студии «Стожары», названной по аналогии с одноименным журналом.

***

На первом заседании присутствовали председатель правления ОАО «Издательство ‟Заря”» Анатолий Полишко, руководитель литстудии «Стожары» и она же руководитель редакционно-издательского отдела ОАО «Издательство ‟Заря”» Любовь Овсянникова, а также известные в Днепропетровске и за его пределами авторы, среди которых Марина Туманова, Александра Кравченко, Анатолий Худяков, Виталий Прудченко и другие.

Появление любого литературного объединения всегда обусловлено ​​необходимостью. Наш народ всегда был не только нацией, наиболее читающей, но и такой, что талантливо и много пишет. И если с профессионалами — членами союза писателей — не возникает никаких вопросов, то молодым, начинающим литераторам очень трудно заявить о себе. А если произведения молодого писателя еще нуждаются в доработке, то получить консультацию и надежду на то, что когда-нибудь они будут опубликованы, вообще невозможно. Куда идти? А никуда. А пишут у нас много. Некоторые, правда, в ящик, другие, если имеют возможность, едут в Россию, а мы теряем таланты. Поэтому и возникла идея объединить все творческие литературные силы в литстудии «Стожары». Сюда может прийти любой, у кого есть стихотворные или прозаические произведения, имеющие право на печатную жизнь. Даже если последнее надежда ничтожна, все равно здесь будут рады всем, кто только начинает «пробовать перо», ибо руководители студии убеждены, что надо создать необходимую для творчества атмосферу, где появятся новые звезды литературы.

Анатолий Полишко пообещал литстудии бесплатную полиграфию. К тому же все изданные произведения будут распространяться в торговых точках издательства. И это большая помощь. Финансовый кризис сегодня переживают все издательства. Об этом мы уже не раз говорили. Себестоимость книги высокая, чтобы ее мог купить рядовой украинец, а если падает спрос, уменьшается и предложение. Для сравнения: в советские времена на душу населения печатали 4,5 книги в год, сегодня — 0,4. При том, что сюда входит и техническая книга, и научная, и художественная.

Нынче для книги главное — раскрутка. Скажите, как привлечь внимание к незнакомому имени на обложке, которая стоит рядом с Марининой или Дашковой? Ярких красок для этого недостаточно. Как по мне, большинство из нас покупает книги по рекомендации знакомых, что является лучшей рекламой.

Так что, молодые и талантливые, пишите, приходите в студию со своими произведениями и печатайтесь. А мы с удовольствием будем покупать качественную интересную украинскую литературу.

В. Сухая. Встречи в рифму

Заметка была опубликована 24 апреля 2004 года в одной из газет г. Днепродзержинска (сейчас в архиве альманаха «Стожары» сохранилась только ее вырезка) и посвящена выходу в свет очередного номера альманаха «Стожары». Автор — зав. юношеским отделом центральной библиотеки им. Шевченко.

Периодическое издание альманах «Стожары» в свое время учредила Любовь Борисовна Овсянникова. Его дебют совпал с 80-летием Петра Вакуловича Македона, классного руководителя Любови Борисовны, строгого человека, тем не менее всеобщего любимца и местной легенды. Ему и посвящен был первый номер.

***

Состоялась очередная встреча местных поэтов, участников литературной студии «Факел», с читательской общественностью города. Поводом стал выход в свет нового выпуска днепропетровского литературного альманаха «Стожары». Основу этого издания составили произведения днепродзержинских авторов.

Участники литературной студии «Факел» Г. Барнгольц, А. Кублицкий, В. Саранчук, Н. Уварова, Н. Литвина, Р. Тулупова, О. Шалыгин, Л. Малик и другие представители благодарной аудитории новые стихотворные работы, рассказали о своих творческих планах.

Фидель Сухонос. Я пью из родников духовного озона.

Статья напечатана 13 июля 2002 года в районной газете «Синельниківські вісті» на украинском языке.

***

Отправляя статью в «Синельниківські вісті», волнуюсь не меньше, чем это была бы, например, «Літературна Україна». И это естественно, ведь речь пойдет о женщине, родившейся на Синельниковщине, получившей здесь среднее образование, проведшей юность, и поэтому этим своим словом я прикасаюсь к самому сокровенному — колыбели, гнезду, из которого она вышла в мир и сейчас стала знаковым явлением на украинском литературном небосклоне.

Писать о Любови Борисовне Овсянниковой и трудно и вместе с тем легко: трудно потому, что ее жизнь и творчество не охватишь двумя словами, и по этой причине легко, ибо есть о чем говорить. Милостью Бога она — поэт, поэтесса.

Может, мне бы хотелось обрисовать этот удивительный край, вдохновляющий человека на всю жизнь, найти в словах уголок — чистой, нетронутой, затерянной в пространствах — степи, словно для того и созданной, чтобы рождать поэтов, но об этом уже успела написать Любовь Борисовна — певец родного Славгорода:

Земля моя, село моє лелече,

Мій Славгород — степів квітучий клин!

Колись я тут біду взяла на плечі:

Пекла млинці із мерзлих картоплин,

Було, босононіж бігала до школи,

При гасових читала каганцях

І чорним дням не бачила кінця.

***

Настоятельно и целеустремленно поэтесса разрабатывает в поэзии образ родной земли как матери, давшей нам жизнь, кормилицы, защитницы в трудный час, а также образ родной земли, как истока народной духовности. И в этом заключается ее гражданская неординарность как человека мудрого, щедрого к подрастающему поколению, осознающего свое предназначение передавать молодым эстафету любви к предкам, к родительскому наследию, ко всему сущему от Бога.

Не стало на свете отца, и поэтесса вновь возвращается к понятию «родная земля», переосмысливает его наново и приходит к убеждению, что, кроме всего, родная земля — это земля, кровно породненная с человеком. Как мы породнены с родителями, дарующими нам временное пребывание в мире, так породнены и с землей, дающей нам укоренение в нее, дарующей вечное упокоение, вечный приют нашим родителям.

Любовь Борисовна пишет много прозы, где основное внимание сосредотачивает на образах своих земляков. В литературных портретах, созданных ею, легко узнаются конкретные люди, слышатся их голоса, вспоминаются знакомые славгородские присказки и приговорки. Простые люди, но с творческой искрой, внесшие определенный колорит в жизнь родного поселка, создали в нем неповторимую атмосферу дружелюбного юмора, шутки, за которыми скрывалось несколько сентиментальное, бережное отношение друг к другу, нашли в ее повествованиях второе воплощение, стали рельефнее, зримее, весомее. Таким является ее Горих, дядька Гнат, написанный с отца, таким является последний сапожник — дядька Геворг, написанный с Григория Колодного, отцова закадычного друга, Артем — Тутрик, в котором обрисован дядька Панин, сосед родителей, другие герои.

Настоящий художник, как известно, не удовлетворяется каким-то одним инструментом, одним рабочим орудием. Так и Любовь Овсянникова. Она много и плодотворно работает на телевидении.

Отдельный ряд документальных фильмов посвящен ее землякам, тут есть рассказы о бывшей учительнице Прасковье Яковлевне Николенко, что стояла под немецкими пулеметами во время расстрела славгородцев в марте 1943 года; Бараненко Алексея Яковлевича; о сложной судьбе ветерана войны Николенко Бориса Павловича; бывшего председателя сельсовета Сидоренко Николая Николаевича, учительницу украинского языка и литературы Демьяненко Людмилу Ивановну. Вообще госпоже Овсянниковой свойственная какая-то фанатичная преданность родному поселку и своим любимым землякам — славгородцам. Она так много сделала для популяризации этого уголка Синельниковщины, так настоятельно привлекает к нему внимание и симпатии современников и так спешит увековечить его для будущих поколений, что, кажется, все, кто тут живет и будет жить, должны чувствовать себя перед нею в вечном долгу.

Понимают ли это славгородцы? За что им такая любовь и почитание, чем заслужили? Любовь Борисовна живет выше земной суеты, она руководствуется зовом вечного, неугасимого, о чем, возможно, обыкновенные люди не думают — такой она родилась, такою является ее миссия на земле. Она не помнит невнимания или небрежно сказанного слова, ей некогда обижаться, выяснять отношения, она — человек других измерений. И твердо знает свое предназначений, вполне осознает его. И цену своему окружению — знает тоже. Но… ей не до этого, она ощущает время физически, не как все, оно ей болит, и она спешит, спешит…

Недавно муж Любови Овсянниковой, Юрий Семенович, учредил литературно-художественный альманах «Стожары», а Любовь Борисовна, как главный редактор, издала его первый номер как раз накануне своего юбилея. Попутно я поздравляю Любовь Борисовну с этим неоспоримым творческим достижением и весьма признателен ей и ее мужу за высокое служение делу литературы. Я горжусь тем, что госпожа Овсянникова проявила себя талантливой журналисткой, мастером документальной прозы, замечательным публицистом, литературным критиком.

В светлый день юбилея желаю ей здоровья, душевного покоя, благосостояния. Пусть хоть немного легче станет ей жить, и тогда, убежден, она подарит нам еще много умных и интересных произведений.

Александр Тараненко. «Стожары» на литературном небосклоне

Статья опубликована в газете «Зоря» от 10 октября 2002 года на украинском языке. Автор — украинский поэт и журналист Александр Андреевич Тараненко.

Любовь Борисовна познакомилась с ним в 1985 году, когда он заведовал сектором печати, радио и телевидения в Днепропетровском Обкоме КПСС, в связи с чем часто бывал на типографии, где она работала. Был это человек тихий, улыбчивый, вежливый и доброжелательный — и этим нравился людям. Времена это были лютые — шли последние годы прежней устоявшейся жизни, но уже была объявлена «перестройка», ощущались подземные толчки черных сил и близкого крушения. Когда же оно наступило, то так завертело всех, что люди потеряли друг друга из виду.

В 1995 году Любовь Борисовна ушла с предприятия и очень тяжело это переживала. Ушла-то она сама, по своей воле, но волю эту надиктовали ей неблагоприятные обстоятельства. Сложно ей было это принять и пережить. Поддержки было ждать не от кого. Бывшие коллеги, более десяти лет превозносившие ее за ум и порядочность, даже не звонили ей, чтобы сказать доброе слово. Видимо, боялись заразиться от нее невезением.

И вот однажды ей домой позвонил Александр Андреевич, что само по себе удивило — они не были так близко знакомы. Дальше больше — он попросился прийти в гости. Конечно, она согласилась. И на следующий день появился с бутылкой коньяка. Это просто чудо, что Любовь Борисовна давно освоила мастерство дружить с мужчинами, принимать их дома и умеет крепко руководить обстановкой и отношениями, а то ведь и растеряться можно было.

Организовали маленькое застолье с кофе и конфетами, выпили-закусили. И Любовь Борисовна, плохо представляя, о чем можно говорить с неожиданным гостем, начала потчевать его своими стихами, совершенно не представляя, что он филолог, что теперь работает заместителем главного редактора газеты «Зоря», что он сам поэт со стажем. Удивлению ее не было предела, когда он все это ей выложил! Оказывается, с 1990­го года, как не стало Обкома партии, — он ушел в практическую журналистику.

— А ведь я именно за этим и пришел, — сказал Александр Андреевич. — Узнал о ваших неприятностях, хотел поддержать. Но вы, я вижу, молодец.

Он высоко оценил стихи Любови Борисовны, уходя, взял ее фотографию и несколько стихов, которые на той же неделе опубликовал в «Зоре» с парой добрых слов. Это была настоящая дружеская поддержка соратника по убеждениям, и Любовь Борисовна всегда ее высоко ценила. Как ей не хватает сейчас его чуть глуховатого, бодрого голоска!

Творческая судьба Александра Андреевича не расцвела полным цветом, чему помешали высокий пост и ответственная работа, а также смена общественной формации. Правда, тут он немного обольщался — ему казалось, что новая экономика все же не затронет основные ценности, так трудно доставшиеся человечеству, он верил, что планка духовности не упадет, что перемены не пойдут дальше купи-продай. В чем-то Любовь Борисовна схожа с ним, только иллюзий относительно нового строя у нее нет. Вершинным людям горько наблюдать закат настоящей духовности и наступления эры эрзацев, и не всем хватает мужества называть теперешние явления своими именами.

***

Сам факт выхода литературно-художественного альманаха о школе и для школы — событие неординарное. Ведь наш и индустриальный регион, к сожалению, беден на подобное издание. «Курьер Кривбасса» и сатирико-юмористический «Носорог», который за неимением финансов выходит нерегулярно. И вот появились «Стожары», редакционную коллегию которых возглавила известная днепропетровская писательница, кандидат технических наук Любовь Овсянникова. Издание ставит своей целью художественным словом воспитывать в молодежи высокую духовность, стать своеобразным мостиком между образованием и литературой. Формирование подростков как личностей, кроме знакомства с новыми произведениями писателей, должны значительно способствовать творческие конкурсы, методические разработки для учителей и пр. с призывом к учащейся молодежи вместе писать книгу истории обратился в «Стожарах» начальник управления образования облгосадминистрации Владимир Долгополый. Новое издание поддержал и поздравил шеф-редактор журнала «Борисфен» Фидель Сухонос. В составе редакции «Стожар» еще два известных писателя — Владимир Сиренко и Людмила Левченко. Первый номер альманаха (а он будет выходить дважды в год) собственно посвящен одному человеку — учителю Славгородской СШ Синельниковского района Петру Вакуловичу Македону, которому исполнилось 80 лет. Ведь именно он учил добру и Любовь Овсянникову, и поэта Константина Чернышева, и учителя из Подгороднего Александру Борисовну Проселкову, и многих других людей, участвовавших в издании альманаха. Среди них и группа выпускников Славгородской СШ «Славгородские птенцы», и книжный магазин «Юрий» из Днепропетровска, и Новоалександровский сельсовет Днепропетровского района, и даже киевское агентство «Книжная биржа». Как говорят, с миру по нитке — и вышел бедной литературе и образованию добротный альманах. Благодаря такому объединению неравнодушных к красному слову и родной школе писателей и предпринимателей читатели получили стоящее издание пусть и небольшим тиражом.

Кроме новых произведений ряда названный выше писателей, оно содержит публикации представителей мировой классики, в числе которых и наш земляк писатель-фантаст Леонид Панасенко, подборку стихов известного поэта Александра Твердохлеба. Широко представлено и творчество молодых: стихами и прозой дебютируют десятиклассница Степной СШ Днепропетровского района Наталья Казмина, студентка Днепропетровского национального университета Елена Гармаш. В помощь учителям публикуется методическая разработка воспитательного часа «Не экономьте доброты, не берегите ее на завтра». Ее автор — учитель-методист, журналист и поэт из поселка Славгород на Синельниковщине Людмила Демьяненко. «Зоря» желает «Стожарам» долго светить на писательском небосклоне Приднепровья огнями добра и вдохновения. Этого же хочется пожелать всему творческому коллективу альманаха и тем, кто поддержал его и художественным словом, и финансами. А также поблагодарить издательство «Полиграфист» за хороший подарок к новому учебному году.

Вадим Демин. Голос, воспевающий жизнь

Предисловие к подборке стихов в выпуске «Приднепровской магистрали» от 19 июля 1997 года.

***

В днепропетровских издательствах «Пороги» и «Січ» в эти дни вышли две книги Любови Овсянниковой — «С любовью на ‟вы”» и «Восторженная любовь». Это своеобразный подарок к ее 50-летию. Автор готовит к выпуску и третий сборник «Мої світи».

Имя Л. Овсянниковой хорошо знакомо читателям «Примы» (Так сотрудники редакции называли свою «Приднепровскую магистраль», — Примеч. составителя). Часть стихов, вошедших в сборники, были напечатаны впервые именно на страницах нашей газеты.

В ее стихах наряду с темой любви к Великому Мастеру, в преломлении через которую автор рассматривает настроение возраста, ностальгию по ушедшему, ожидание будущего, размышляет о созидающем начале человека, что для нее есть Бог, присутствует тема привязанности к своему городу. Преклоняясь перед величием Природы, вместе с тем основным лирическим образом избрала Великого Мастера. Именно к нему обращены многие из поэзий Л. Овсянниковой, с ним она ведет и диалог, и спор, ему посвящает и жалобу свою, и исповедь, и благодарность за большой дар — жизнь.

Читая стихи, веришь автору, но не замечаешь его. И только потом приходит понимание, что этот мир, в который поэтесса нас вводит, создан ее душой и воображением. Другому человеку он показался бы иным. И начинаешь понимать, что перед тобой — распахнутое сердце, которое маленькая мужественная женщина не побоялась в столь смутное время обнажить перед огрубевшим миром.

Сергей Андреев. Предисловие к подборке стихов «Родителям»

Публикация в газете «Зоря» от 7 марта 2000 года, на украинском языке.

***

Любовь Овсянникова не только красивая женщина и прекрасный человек. Она хорошо владеет крылатым поэтическим словом. Стихи, прежде всего лирические, всегда доходят до сердца, легко ложатся на музыку. Лирико-романтические и гражданские произведения поэтессы давно нашли своего читателя на Днепропетровщине и за ее пределами и постепенно приходит признание на профессиональном уровне. В канун Женского праздника Любовь Овсянникова была награждена премией журнала «Борисфен» за лучшую публикацию предыдущего года. Счастья ей и в дальнейшем.

Сергей Андреев. Той памятью мой день навек пропах…

Комментарий, написанный на украинском языке, к подборке стихов, опубликованной в «Зоре» 16 июля 2002 года.

***

Нет ничего более утешительного светлого воспоминания. Конечно, такие воспоминания есть у каждого, но не каждый имеет дар наполняться ими до краев, чтобы хватило поделиться с целым миром. Любовь Борисовна Овсянникова — поэт, прозаик, публицист, издатель, в эти июльские дни отмечающая свой юбилей, — имеет такой дар и делится им с читателями щедро и радостно. Ей повезло родиться в чудесном уголке нашей области — на Славгородщине, для которой она находит в своих стихах проникновенные слова и образы, преисполненные верной любови.

В дни юбилея пожелаем Любови Борисовне Овсянниковой долгой и плодотворной работы, вдохновения, уютности.

Сергей Андреев. Мир, открытый людям

Статья опубликована 19 мая 1998 года в газете «Наше місто». Характерно в ней то, что Сергей Юрьевич коснулся истории поселка Славгород, вспомнил о его знаменитых ярмарках. Это дает возможность рассказать, кем и на каких нравственных и трудовых традициях воспитана Любовь Борисовна.

По ее домашним преданиям, основали поселение, сначала названное Жабуневым, потом Славгородком и, наконец, Славгородом, мирные люди — возчики, чумаки. Как известно, занимались они торгово-перевозным промыслом, а значит, — разводили волов, мастерили телеги, держали склады и постоялые дворы, налаживали контакты и торговали. Хотя эти территории и лежали за днепровскими порогами, вне зоны юрисдикции каких бы то ни было государств (Дикое поле), и считались исконной вотчиной казаков, но казаки сюда пришли позже и просто влились в уже налаженную жизнь, разнообразив ее.

Как и почему вблизи большой полноводной реки, по которой много люду ходило из варяг в греки, на пустом месте образовался устойчивый пункт сухопутных перевозок? Кому он нужен был в дикой степи? А как раз тем и потребовался, кому мешали днепровские пороги.

Дело в том, что Славгород лежит почти на середине того 90-километрового отрезка Днепра, который был практически несудоходным, — из-за порогов. Эти пороги надо было обходить, а суда чем-то заменить. Нашли выход в гужевом транспорте, локализующемся в Славгороде, откуда одинаково ходу было до южного и северного концов несудоходного днепровского отрезка.

Если идти с севера на юг, то начинался этот отрезок, где залегают гранитные скалы Украинской кристаллической линии, чуть ниже Днепропетровска, у Лоцманской Каменки, и шел до самого города Запорожья.

Впервые о порогах на Днепре упоминает в V веке до н.э. греческий историк Геродот. В Х веке о них пишет греческий император Константин Багрянородный. А полный список днепровских порогов находится в так называемой «Книге Большого Чертежа всему Московскому государству», составленной по указанию царя всея Руси Иоанна Васильевича после 1552 года.

Там написано:

«А ниже реки Самары на Днепре порог Кодак. Ниже Кодака миля порог Звонець. Ниже Звонца порог Сурский. А ниже Сурскаго три версты порог Лоханной. А ниже Лоханного три версты порог Стрельчей. А ниже Стрельчаго две версты порог Княгинин. А ниже Княгинина с версту порог Ненасытец (Неясытец). А ниже Ненасытца (Неясытца) на пяти верстах наискось Воронова (Воронаго) забора. А ниже Воронова (Воронаго) забора порог Волнег. А ниже Волнега три версты порог Будило. А ниже Будила три версты порог Лычной (Лычна). А ниже Лычного три версты порог Товолжаной. А ниже Товолжаного три версты порог Волной».

Позже пороги стали именоваться проще: Кодакский, Сурской, Лоханский, Звонецкий, Ненасытец, Вовниговский, Будильский, Лишний и Вольный.

Среди них самым страшным был порог Ненасытец, расположенный вблизи сел Никольское-на-Днепре (по правому берегу) и Васильевка-на-Днепре (по левому берегу). Он имел двенадцать уступов. Сотни судов и великое множество людей нашли свой конец в его бурлящих водах. За это он и был прозван "ненасытным". Это был единственный из всех днепровских порогов, который из-за быстрого течения не замерзал зимой.

В 1787 году императрица Екатерина II по дороге из Екатеринослава (Днепропетровска) в Херсон лично посетила Ненасытец и наблюдала за тем, как лоцманы из поселка Лоцманская Каменка (сейчас это один из районов Днепропетровска и называется Лоцкаменка) проводили все 80 судов ее флотилии. Для этого на близлежащей скале был сооружен специальный деревянный дворец.

Историки считают, что именно вблизи Ненасытца в 972 году нашел свою смерть князь Святослав Игоревич, возвращаясь домой после неудачного болгарского похода.

Недалеко от порога Ненасытец находится красивейший залив — Тягинка.

После строительства в 1932 году плотины ДнепроГЭС в Запорожье пороги скрылись под водой Днепровского водохранилища.

Так вот, занятие коренных жителей Славгорода торговлей и перевозками и привело к возникновению ярмарок — сюда приезжали со всех концов те, кто хотел заполучить заморский товар из первых рук, подешевле.

Со временем к оптовым прибавились ярмарки рабочей силы, как теперь сказали бы — рекрутинговые. Сюда приезжали в поисках работы мужчины из густонаселенных селений Полтавщины и землевладельцы с Таврии — за наймом сезонных рабочих. И те и другие какое-то время, пока шло заключение договоров, жили в Славгороде, нуждаясь в жилье и обслуживании. Поэтому здесь начала развиваться сфера оказания услуг, в том числе по ремонту телег, а затем и сельскохозяйственного инвентаря. Постепенно начатки производств усложнялись, ремонт дополнялся изготовлением новых частей, а потом и целых изделий, затем переросли в механический завод со своим производством: кузней, литейным цехом. Рядом вырос кирпичный завод. И село превратилось в поселок.

Так что ярмарки в Славгороде пропали по политическим причинам — после смены формаций, когда не стало частного землевладения и всем свободным рукам нашлась работа на местах.

Самым стойким наследием тех времен, помимо существующих поныне производств и построек, остался язык — русский, разбаленный полтавским наречием украинского.

Действительно, Славгород дал миру двух докторов наук — технических и физико-математических, одного генерала, много-много медиков. Причем доктор технических наук — это ее брат. Доктор физико-математических наук — сосед, сын маминой подруги и одноклассник ее старшей сестры — он был на семь лет старше ее и по описанным обстоятельствам в детстве много уделял ей внимания. Да и генерал тоже соседский сын, правда, более молодого поколения — крестник ее отца. Так что окружение Любови Борисовны было своеобразным — сосредоточенным на науках, на достижениях, на стремлении к совершенству.

И о любви. Для Любови Борисовны «любовь» — это не инстинктивно-примитивное сусло, не жажда продолжения рода, не сексуальное чувство — даже не чувство вообще. И это далеко не выявление какой-то естественно-безотчетной данности в себе, не признание в пассивном состоянии души. Для нее это борьба со злом. Это активное отношение к миру и ближнему, выраженное в поступках и опирающееся на заповеди Христа. Следовательно, в словах: «…как трудно я люблю» — речь идет о сражениях за добро и трудных победах в них.

И уж, конечно, никакой такой «вести о раскрывшейся яркой поэтический индивидуальности Любови Борисовны» в Славгороде не было. Этого не требовалось — там всегда знали, что Любовь Борисовна была заметной личностью, талантливой и яркой, всесторонне развитой. Да взять хотя бы то, как дети воровали ее тетради со школьными сочинениями, когда она уже была студенткой! Тут писалось об этом. Достаточно еще раз подчеркнуть, что происшествие с ее тетрадями все же не рядовой случай. Это по-детски выраженное восхищение ею и признание ее талантов.

О, журналистика…

***

Есть на Днепропетровщине поселок Славгород, история которого уходит корнями во времена казацкой вольницы. Когда-то славились замечательные Славгородские ярмарки, потом почему-то многие добрые традиции забылись. Но название это не дает забыть имена тех, кем можно гордиться: ученые, медики, генералы.

Любовь Борисовна Овсянникова тоже родилась в Славгороде, и позже войдет в когорту почитаемых славгородцев. Не в этом ли заключена удивительная связь времен, незримо накапливавшаяся преданность родному краю, любовь к землякам, бережное отношение к самому слову «любовь», однажды выплеснувшемуся из души в виде поэтического откровения. Весть о раскрывшейся яркой поэтической индивидуальности докатилась из областного центра, где она живет и работает ныне, до Славгорода.

В мягкий апрельский вечер в поселковом клубе состоялась презентация новой книги Любови Овсянниковой «Мої світи», вышедшей недавно в издательстве «Січ». Книга, в отличие от первых двух, написана на украинском языке и явилась по сути творческим отчетом поэтессы перед односельчанами. Не знаю, чего ожидали совсем юные и преклонного возраста люди от этой встречи, но оптимизм, обаяние, художественное мастерство Любови Овсянниковой взяли свое. Чуткая от природы сельская публика вслушивалась в трепетную музыку стихов.

Славгородцы с удовольствием участвовали в празднике поэзии, который удачно предварял день Пасхи Христовой. Ученики местной средней школы читали стихи поэтессы не менее вдохновенно, чем она сама. Школьные подруги Любови Борисовны, ныне учителя школы, подарили ей и ее гостям прекрасные песни. Нас, членов Союза писателей Украины, приглашенных Любовью Борисовной и хозяевами, было не много — Владимир Сиренко, Константин Чернышев и автор этих строк, но каждому нашлось, что сказать собравшимся. Мы поделились своим профессиональным взглядом на стремительно ворвавшуюся в творческий мир Приднепровья поэзию Любови Овсянниковой. А когда стихи читала автор, обладающая и исполнительским талантом, яркие запоминающиеся образы, свежие метафоры соперничали друг с другом в извечном споре о том, что первичнее: чувства или разум. В чью пользу решился спор, каждый из участников встречи определял для себя сам.

Надеюсь, смогут решить это и читатели новой умной, доброжелательной книги стихов Любови Овсянниковой «Мої світи», которую она преподнесла людям и мужу Юрию Семеновичу в канун 30-летия их бракосочетания: «Він тридцять літ не відпуска весну, що нас колись скріпила воєдино» — признания, признания… Впрочем, книга «Мої світи» посвящена Любовью Борисовной своим родителям: Прасковье Яковлевне и Борису Павловичу Николенко.

В книге много по-настоящему поэтических строк: «І буде ранок, тільки вже без мене. Зовсім одна вночі я відійду, нечутно зіркою зірвуся з неба і на духмяні трави упаду…», «Чи є ті зорі, бездоганні зорі, де справжні обертаються світи? Відносне все… Невже сама відносність в природі абсолютна назавжди?», «І мариться, що інші є світи… Покинуть все і на незримих крилах, зректися плоті і летіть туди», «Єдиний зойк і нерв і пульс єдиний! Незримий час над нами проліта, і щастям резонують все клітини…». «Над проваллям безглуздя і сірості ви до мене на трави впадіть…»

Дай Бог вам счастья и творческого вдохновения, Любовь Овсянникова!

Александр Зобенко. «Дикий терен» Любови Овсянниковой

Статья опубликована 7 сентября 2000 года в газете «Зоря» на украинском языке.

***

В литературных кругах вспоминают притчу о том, как сборник поэзий «Соняшник» (соняшник — подсолнух, — Примеч. составителя) молодого тогда еще поэта Ивана Драча кто-то из книгораспространителей механически (по названию) занес в каталог «Сельскохозяйственная литература», и он был заказан для изучения во всех агрокружках колхозов. Ошибка чиновников пошла на пользу и автору книги, и читателям. Потому что все, узнавшие красоту Драчевского «Соняшника», уже заинтересовано искали в книжных магазинах другие его сборники.

Веду к тому, что тот, кто возьмет в руки книгу «Дикий терен», надеясь прочитать тут о наливках, настойках-терновках и о лечебных свойствах этой ягоды, — не разочаруется. Зацепившись за строки:

«Просив мене Бог не чіпати те дерево,

Мовляв, у тих яблуках сховано гріх.

Та змій скуштувати плоди допоміг

Терпкіші від дикого терену», —

прочтет всю книгу, в которой представлена и поэзия и проза Любови Овсянниковой.

В поэтических творческих наработках, составивших два раздела — «Чара гіркот і надій» и венок сонетов «Осінь», есть мотивы искренней исповеди («О, Господи, прийми останню сповідь і все прости») и проповеди («Влаштується все в милій Україні, Бо вир життя по-новому тече), и отповеди злым козням темных сил («Ваш гріх світ не відмолить за слово, що вами гнане, Приречене… Та живе! І поза земними днями Зустріти бійтесь мене»).

Поэтесса часто прибегает к таким формам изложения мыслей, как диптих («Каяття», «Безсоння»), триптих («Я — про кохання») и даже к подборке из четырех стихотворений («Пори року»). А затем смело принимается за венок сонетов под названием «Осінь», подав в качестве основы (зачатка) такие строки:

Несу любов, служу їй, наче жриця,

Будуючи чи храм, чи мінарет.

Навік засну, але нехай присниться

Любов’ю заримований сонет.

И венок получился на славу, хороший, душевный!

Доцент Днепропетровского госуниверситета, известный поэт Виктор Корж так охарактеризовал поэтессу: «Вполне сформированный талант. Перед нами — профессионал, умеющий объединять законы и формы поэтики с индивидуальным мировоззрением… Это относится и к прозаическому творчеству писательницы».

В третий раздел книги, состоящий из прозы, вошли шесть «славгородськіх бувальщин» и новелла «Гостинець від зайця». Читатель наблюдает картинки из жизни родного села, бытовые конфликты между соседями, кумовьями, рассказы и проказы сельских юмористов, вызывающие его добродушный смех. Дядька Игнат всем односельчанам давал остроумные смешные прозвища. Именно такой «материал» когда-то собирал Д. И. Яворницкий.

Между прочим, в последнее время мне посчастливилось прочитать три такие книги: «Пиріжки з пасльоном» М. Негоды (Черкассы), «Станційні пасторалі» Г. Гусейнова (Кривой Рог) и вот — «Славгородські бувальщини» Любови Овсянниковой. В этих книгах — воспоминания детства. Но как же интересно, каждый по-своему ведет этот рассказ!

Раздел 5. Публикации произведений Л. Овсянниковой без комментариев

«Двое» — № 8, 2000 год, подборка стихов Л. Овсянниковой.

«Зоря» — 26 ноября 1996 года, подборка стихов Л. Овсянниковой.

«Зоря» — 8 апреля 1997 года, подборка стихов Л. Овсянниковой.

«Зоря» — 4 декабря 1999 года, подборка стихов Л. Овсянниковой.

«Зоря» — 7 августа 2000 года, подборка стихов Л. Овсянниковой.

«Зоря» — 7 августа 2001 года, подборка стихов Л. Овсянниковой.

«Зоря» — 15 апреля 2006 года, подборка стихов Л. Овсянниковой.

«Днепровская панорама» — 23 ноября 1996 года, подборка стихов Л. Овсянниковой.

«Приднепровская магистраль» — 11 января 1997 года, подборка стихов Л. Овсянниковой.

«Приднепровская магистраль» — 19 апреля 1997 года, подборка стихов Л. Овсянниковой.

«Вісті Придніпров’я» — 25 марта 2004, статья Н. Терентьевой «Літератори Дніпропетровщини — юним читачам» о работе секции литературы для детей и юношества Днепропетровской организации Национального Союза писателей Украины, которую вела Л. Овсянникова.

«Борисфен» — март 2004 год, подборка стихов Л. Овсянниковой.

«Борисфен — июнь 1996 года, подборка стихов Л. Овсянниковой.

«Борисфен» — декабрь 1996 года, под псевдонимом Лидия Крутояр опубликован рассказ «Нарочно не придумаешь» из цикла «Рассказанное отцом».

Раздел 6. Опубликованное в журнале «Борисфен» под рубрикой «Желтая сурепка»

Ноябрь 1996 года — Подборка материалов, первый выпуск «Желтой сурепки».

Декабрь 1996 года — Подборка материалов. Интервью с Т. И. Хобтой, ответственным работником Облгосадминистрации по вопросам женщин.

Январь 1997 года — Гостья «Желтой сурепки» В.В. Тальян.

Февраль 1997 года — Подборка материалов. Стихи других авторов в моем переводе с русского.

Март 1997 года — Интервью с председателем Днепропетровского отделения международной организации «Жіноча громада» ирецкой Клавдией Петровной.

Апрель 1997 года — Подборка материалов.

Май 1997 года — Инициаторы объединительного движения, о конференции женских общественных организаций.

Июнь 1997 года — подборка материалов, статья «Удачи тебе, Настя», репортаж с городского праздника защиты детей.

Июля 1997 года — Подборка материалов.

Август 1997 года — Тамара Завгородная, «Люди и дела».

Сентябрь 1997 года — Ручей из родника сердца, об учителе Солдатовой Наталье Александровне из Славгорода.

Октябрь 1997 года — Читающая небо, рассказ о Тамаре Павловне Выхрестюк, астрономе, ведущем специалисте Днепропетровского планетария.

Ноябрь 1997 года — Тернистый путь, о творчестве Г. Калиниченко.

Декабрь 1997 года — Как мы себя чувствуем, доктор? Беседа с областным психотерапевтом А. А. Хохолевой.

Оглавление

Юрий ГАХ 1

Лукавый взгляд с любовью 1

(Литературный портрет Любови Овсянниковой) 1

Предисловие 2

Раздел 1. Мне было восемнадцать… 3

Раздел 2. Подарок себе и вечности 6

Художественное освоение истории в творчестве Александры Кравченко 7

Патриотизм по-украински 10

У нас есть свой рыцарский роман 13

Тайны медового леса Марины Тумановой 15

О литературе для детей и юношества 17

Волшебные владыки звучаний 19

Свет гончаровской зари 22

Смерть ценой в бессмертие 23

Дилеммы о добре и счастье 28

Раздел 3. Ноты отзвуков 30

АЛЕКСАНДРА КРАВЧЕНКО 31

ЮРИЙ КЛЮЧ 36

ЛЮДМИЛА БАБИЧ 39

ТАТЬЯНА АБРАМОВА 60

ГРИГОРИЙ ГАРЧЕНКО 64

ВАЛЕНТИНА БОНДАРЕНКО 65

АНАТОЛИЙ ШКЛЯР 69

МАРИЯ ЯКОВЕНКО 71

ВИКТОР КОРЖ 73

Раздел 4. Короткой строкой 75

Виталий Прудченко. Новый книжный проект 75

Анна Демина. Пишите и печатайтесь 76

В. Сухая. Встречи в рифму 77

Фидель Сухонос. Я пью из родников духовного озона. 77

Александр Тараненко. «Стожары» на литературном небосклоне 79

Вадим Демин. Голос, воспевающий жизнь 81

Сергей Андреев. Предисловие к подборке стихов «Родителям» 81

Сергей Андреев. Той памятью мой день навек пропах… 81

Сергей Андреев. Мир, открытый людям 82

noreferrer">Александр Зобенко. «Дикий терен» Любови Овсянниковой 85

Раздел 5. Публикации произведений Л. Овсянниковой без комментариев 86

Раздел 6. Опубликованное в журнале «Борисфен» под рубрикой «Желтая сурепка» 86

Оглавление

Предисловие

Раздел 1. Мне было восемнадцать…

Раздел 2. Подарок себе и вечности

    Художественное освоение истории в творчестве Александры Кравченко

    Патриотизм по-украински

    У нас есть свой рыцарский роман

    Тайны медового леса Марины Тумановой

    О литературе для детей и юношества

    Волшебные владыки звучаний

    Свет гончаровской зари

    Смерть ценой в бессмертие

    Дилеммы о добре и счастье

Раздел 3. Ноты отзвуков

    АЛЕКСАНДРА КРАВЧЕНКО

      Планета Славгород

      Судьбы, освещенные «Стожарами»

      Человек в центре циклона

    ЮРИЙ КЛЮЧ

      Очередь за счастьем

    ЛЮДМИЛА БАБИЧ

      Центр притяжения

      Поит чистою водою «Джерело»

      Любовь Овсянникова: кто она?

      Бенефис любви

      Поэтесса Любовь Овсянникова: «Я всегда со своим народом»

      Издатель, прозаик, поэт

      Открой для себя удивительный мир

      Любава

      Любовь Овсянникова: «Мне мало просто слова»

      Тайна Любови Овсянниковой о Великом Мастере

    ТАТЬЯНА АБРАМОВА

      «І білий аркуш, свій супутник вічний, з надією я знов на стіл кладу…»

      Откровения на чистом листе

    ГРИГОРИЙ ГАРЧЕНКО

      Солнечные гроздья любви

      Звездных дел и сто футов под килем!

    ВАЛЕНТИНА БОНДАРЕНКО

      «Я иногда плачу, когда пишу стихи»

      Тайна медового леса Марины Тумановой

    АНАТОЛИЙ ШКЛЯР

      «Мои поэмы кронами шумят…»

      Струны сердца

    МАРИЯ ЯКОВЕНКО

      Этот дом печали светлой

    ВИКТОР КОРЖ

      Памяти пламенный цвет

Раздел 4. Короткой строкой

    Виталий Прудченко. Новый книжный проект

    Анна Демина. Пишите и печатайтесь

    В. Сухая. Встречи в рифму

    Фидель Сухонос. Я пью из родников духовного озона.

    Александр Тараненко. «Стожары» на литературном небосклоне

    Вадим Демин. Голос, воспевающий жизнь

    Сергей Андреев. Предисловие к подборке стихов «Родителям»

    Сергей Андреев. Той памятью мой день навек пропах…

    Сергей Андреев. Мир, открытый людям

    Александр Зобенко. «Дикий терен» Любови Овсянниковой

Раздел 5. Публикации произведений Л. Овсянниковой без комментариев

Раздел 6. Опубликованное в журнале «Борисфен» под рубрикой «Желтая сурепка»