Сокровище гугенотов [Пьер Алексис де Понсон дю Террайль] (fb2) читать постранично

Понсон дю Террайль Сокровище гугенотов

I

Было 4-е декабря 1576 года. На башенке королевского замка в Блуа пробило десять часов, когда король Генрих III кончил ужинать в обществе своих миньонов — Келюса, Можирона, д'Эпернона и Шомберга. Ужин отличался большой веселостью: вкусно ели, много пили, злословили о женщинах и превозносили мужчин.

— Господа, — сказал наконец король, — я очень скучаю здесь, в Блуа. Кто из вас мог бы развлечь меня?

Не успел никто ответить, как дверь раскрылась, и в комнату вошел человек. Указывая на него, Можирон сказал:

— Могу сказать одно, государь, что развлечь вас может кто угодно, только не этот господин!

— Господин де Можирон, — просто ответил вошедший, — я служу своим королям и в случае нужды проливаю за них свою кровь, но никогда не рассчитывал отбивать хлеб у шутов!

Миньоны принялись смеяться, однако король остановил их. — Здравствуйте, Крильон! — сказал он, протягивая руку этому истинному рыцарю «без страха и упрека», начальнику дворцовой стражи.

— Вашему величеству было угодно призвать меня?

— Да, Крильон, друг мой… ведь вы мой друг, не так ли? Герцог Крильон, очевидно, не нашел в этом обращении ничего особенно лестного для себя, так как ответил с наивным простодушием:

— Государь, я всегда был другом французских королей, из которых служу уже пятому, да сохранит его Господь!

— Ну так вот, друг мой Крильон, я в самом деле позвал вас. Вы были мне нужны, но это было тогда, когда я еще был королем Франции, то есть до ужина. Я хотел отдать вам распоряжения относительно собрания государственных штатов, которое должно состояться в Блуа через два дня. Но, черт возьми, после ужина и особенно после этого журансонского вина я совершенно не могу вспомнить, что такое я хотел сказать вам!

Крильон и бровью не повел, продолжая молчать, хотя Генрих сделал короткую паузу.

Увидав, что герцог и не собирается отвечать что — либо, король продолжал:

— Я скучаю, милый мой Крильон, скучаю до смерти. Крильон продолжал хранить молчание.

— Вы только посмотрите, — продолжал Генрих, — все эти молодые люди осыпаны моими милостями, я наполняю их карманы и делю с ними корону, но ни один из них не способен развлечь меня!

— Ну уж извините, государь! — воскликнул Можирон. — Как раз в тот момент, когда герцог вошел, я собираюсь развлечь ваше величество!

— Каким это образом? — жадно спросил король.

— О, это целая история, государь!

— Так выкладывай ее, и, если она позабавит меня, я сделаю тебя кавалером ордена Святого Михаила!

— Велика штука! — пробормотал д’Эпернон. — Теперь этот орден болтается у всякого встречного! Орден Святого Духа, это я еще понимаю!

— Господин д'Эпернон, — сказал Крильон, делая шаг к разряженному и раздушенному придворному, — орден Святого Духа жалуют лишь тем, кто понюхал пороха и от кого не разит так мускусом, как от вас!

— Ох уж этот мне Крильон, — со злобной усмешкой сказал король. — Он всегда бьет наверняка! Помолчи, д’Эпернон, я сделаю тебя рыцарем ордена Святого Духа после первой битвы!

— Значит, еще есть время подождать, — ответил Крильон и, видя, что никто не предлагает ему стула, взял табурет и спокойно уселся.

— Историю! Где история? — с детским нетерпением крикнул король.

— Вот извольте! — ответил Можирон. — В Блуа есть улица, которая поднимается в гору…

— Они все поднимаются! — заметил Келюс.

— Пусть! На этой улице имеется дом…

— На всякой улице имеется дом! — заметил в свою очередь Шомберг, который был остроумен и весел, как чистый понедельник.

— В этом доме живет девушка, прекрасная, как день!

— Сравнение неудачно, — заметил король. — Сегодняшний день, например, печален, туманен и способен навеять на душу самую черную меланхолию.

— Я имею в виду весенний день, государь! Эту девушку стережет какой-то старик — слуга, как говорят одни, отец, как уверяют другие. Девушка выходит лишь по воскресеньям, да и то всегда под густым вуалем… Словом, красавицу держат, что называется, под семью замками. Вот я и подумал… В бытность польским королем его величество наш государь нередко производил по ночам веселые скандальчики, выбегая с друзьями на улицы Варшавы и учиняя дебоши разного рода…

— О, как я тогда веселился! — со вздохом сказал Генрих III.

— Ну, так почему же не представить себе, что Блуа — та же Варшава! Уже в девять часов здесь дают сигнал тушения огня, а патрули уходят спать в десять.

— А теперь сколько времени? — спросил король. — Около двенадцати? Значит, патрули уже спят?

— Давно уже, и мы можем без всякого риска заняться похищением таинственной красавицы!

— Эге! — сказал король. — Такое приключение мне нравится. Конечно, сама по себе красотка мне ни на что не нужна, но зато само похищение… Ну а со стариком мы что сделаем?

— Государь, не разбив яиц, яичницы не сделаешь!

— Это очень верное замечание! — согласился король и обратился к Крильону: — А вы, друг мой, как полагаете?

— Не знаю, государь, —