Роман в формате хэппи-энд [Павел Верещагин] (fb2) читать онлайн

Павел Верещагин Роман в формате хэппи–энд

1

=====

Отправлено: 17 октября 15:22

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Главному редактору <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: рассказ для Вашего журнала

=====

Уважаемая главный редактор!

На прошлой неделе совершенно случайно мне в руки попал ваш журнал.

Из–за разыгравшейся метели я почти на сутки застрял в одном северном аэропорту, где поневоле от корки до корки изучил все, что нашлось в местном киоске прессы. В том числе и ваш журнал под названием «Дамский клуб».

Как я понял, ваше издание рассчитано на женскую аудиторию, к которой я не принадлежу. Однако я с любопытством прочитал журнал и узнал из него много нового — из жизни западных кинозвезд, из мира моды, из области кулинария, здоровья, семейных отношений и прочего.

Но особенно сильное впечатление произвел на меня рассказ под рубрикой «Житейская история».

В этом рассказе автор, некая В. Федякина, выводит историю молодой и, вроде бы, симпатичной женщины, которая изобретательно и очень жестоко мстит знакомому мужчине за то, что тот — кстати, весьма деликатно — отверг ее домогательства.

Не могу сказать, что впечатление произвели художественные достоинства рассказа. Художественных достоинств в рассказе нет. Но дело не в этом. Вызвало изумление то, что в изображении автора эта психопатка — почти что героиня нашего времени, борец за права женщин, едва ли не Жанна д’Арк ХХI века.

Только, ради Бога, не подумайте, что я пытаюсь морализировать или вызвать к чьей–то совести. Ни в коем случае! Я вообще за плюрализм. Ваш журнал, вы печатаете, что хотите. Бумага, как говорится, все терпит.

Вопрос в другом. Слоняясь бессонно по заплеванному, продуваемому насквозь залу ожидания, я вдруг сообразил, что вы, скорее всего, за подобное творчество еще и деньги авторам платите. И подумал, а почему бы мне не припасть к этому финансовому источнику?

Ведь это наверняка жутко выгодное занятие. Потому что им можно заполнять пропадающее впустую время. Когда, например, стоишь в автомобильной пробке. Или едешь в поезде. Или вот так, в аэропорту… Время пропадает зря. А его можно использовать с пользой для себя.

Я вдруг понял, что могу писать рассказы ничуть не хуже, чем В. Федякина, а может быть даже и лучше! Да–да! Более того, времени в том самом аэропорту у меня было хоть отбавляй, и я решил сразу попробовать. Когда, наконец, была объявлена регистрация на мой рейс, на свет уже появился некий опус, который, как мне кажется, вполне вписывается в стилистику вашего журнала.

Надеюсь, вы заметите, что в оценке людей и человеческих отношений я придерживаюсь несколько другой позиции, чем В. Федякина.

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

Быльем поросло…

— Молодой человек, пустите заправиться бензином без очереди, — попросила Алена. И, очаровательно улыбнувшись, немного приврала: — Опаздываю на студию.

Мужчина в «Жигулях», который, конечно же, сразу ее узнал, блаженно заулыбался и дал дорогу новенькой «Мазде». Все–таки телевидение — великая сила! Все тебя узнают и рады оказать услугу. Молодой человек из «Жигулей» даже помог управиться со шлангом, а потом завернуть крышку бензобака.

А, выруливая с заправочной станции, в голосующем у обочины мужчине Алена вдруг узнала его. И почувствовала, как от неожиданности перехватило дыхание.

Первым ее желанием было поскорее проехать мимо. Но она поборола себя и затормозила. Мужчина удивился тому, что останавливается такая дорогая машина, но решительно шагнул к двери. А увидев, кто сидит за рулем, вздрогнул. Однако спросил, по дороге ли, и сел. И несколько минут они ехали молча.

— Ты что, меня не узнаешь? — наконец первой заговорила Алена.

— Узнаю, — ответил он. И поставил на пол между ботинок свою спортивную сумку.

— И ты не удивлен? Вот так встреча! Сколько же лет прошло? Шесть? Семь?

— Восемь с половиной, — сказал он.

— Неужели? Как бежит время! Ну, как ты? Где? Пробился?

Он уклончиво пожал плечами.

— В редакции. Заведую отделом происшествий.

— Как? И все? — удивилась Алена.

Тогда, в студенчестве, он подавал большие надежды. До того, как она пришла в их группу факультета журналистики, он считался непререкаемым светилом.

— А я вот, видишь… Стала знаменитой…

— Знаю, — сказал он.

Алена удивилась, с какой обыденностью происходило то, о чем она когда–то часто мечтала: как они когда–нибудь встретятся, и он увидит, кем она стала. Смешно!..

— Ну, как ты? Рассказывай! Женат? Вижу, что женат. Кто она? Кинозвезда? — пошутила Алена.

— Нет. Обычная женщина. Хорошая, добрая женщина. У нас двое детей.

И опять Алена с удивлением почувствовала, что это известие ее почти не тронуло. А когда–то казалось, что она не сможет пережить, если у него появится связь с другой.

— Как странно, — проговорила она. — Мы с тобой разговариваем, как чужие люди. Как будто между нами никогда ничего не было. Не было той страстной любви, безумных ночей, студенческого общежития, последних электричек… Не было планов, надежд… А потом твоего предательства…

— Моего?! — изумился он, хотел что–то возразить, но лишь покрутил головой.

Алена с грустью вспомнила, как ей было плохо, когда они расстались. Как она болела. Как хотела уехать из этого города, куда глаза глядят, в Сибирь, на стройку… Брала «академку». Год работала корректором в многотиражке. Хорошо, что тогда хватило ума никуда не уехать. Теперь прежние мучения казались смешными.

— А знаешь, я даже благодарна тебе за наше прошлое, — сказала она. — Та история заставила меня мобилизоваться. Вызвала желание доказать что–то тебе и всем окружающим… Без той несчастной любви я не стала бы тем, кем стала. Но как жестоко с твоей стороны было оборвать все в один день! Без возможности объясниться, без надежды на примирение. Как я мучилась! Ты не представляешь… Я чуть было не покончила с собой.

— Но ведь не покончила, — как–то болезненно улыбнувшись, сказал он.

Алена не сразу поняла его, а когда поняла, у нее от гнева перехватило дыхание.

— А ты бы хотел? Ты думал тогда, что я поползу к тебе на коленях, буду молить о прощении, о том, чтобы ты вернулся? Говорить, что не могу жить без тебя, гениального? Так?

Он не ответил, лишь пожал плечами.

— А знаешь что, милый, — сказала Алена. — Иди–ка ты… пешком!

Она резко затормозила и вырулила к обочине. Сзади раздались сигналы возмущенных водителей. Перегнувшись через его колени, она дернула за ручку и распахнула перед ним дверь.

— Я еще тогда поняла, в чем наша проблема, — сказала она. — В том, что я сильная женщина. А ты таких ненавидишь. Они будят в тебе комплекс неполноценности. Ты не переносишь тех, кто умнее и талантливее тебя.

Он зло поиграл желваками, но опять промолчал. Подобрал свою сумку и собрался выходить.

— А ты не изменилась, — все же сказал он напоследок. — Идешь по трупам… Ты и нашу любовь видела, как соревнование: а ну–ка давай посмотрим, кто из нас лучше! А вот эту статью я написала ярче, чем ты, и экзамен я сдала лучше, и люблю тебя сильнее, чем ты меня. А любовь — это что–то совсем другое. Любовь — это близость, доверие, нежность… Да что тебе говорить!

Он махнул рукой и вышел. А Алена еще несколько секунд сидела, чувствуя, что его последние несправедливые слова все же всколыхнули в ней застаревшую боль.

«Вот гад! Вот гад! — думала она. — Спокойно, Аленка, спокойно! Дыши глубже. Он просто слабый человек. Слабак! Всегда любил, чтобы его хвалили. Чтобы смотрели в рот. А бороться не умел. Слюнтяй! Не дай кому Бог любить такого мужчину!»

Справа от нее остановилась машина и в автоматически опустившееся окно выглянуло загорелое мужское лицо. Узнав телезвезду, лицо просветлело:

— Проблемы, Алена Ивановна? Помочь?

Алена приветливо улыбнулась, благодаря за участие, повертела в воздухе кистью руки — все ОК — и рванула машину с места:

— Нет проблем! Нет никаких проблем!

=====

Отправлено: 5 ноября 13:12

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Главному редактору <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Re: Re: рассказ для Вашего журнала

=====

Уважаемая главный редактор!

Спасибо за реакцию на посланный мною рассказ.

Несмотря на лаконизм послания, я понял, что рассказ принят к публикации и появится в номере, который выйдет в понедельник через три недели. Спасибо. Был приятно удивлен и даже обрадован.

А когда я смогу получить причитающийся мне гонорар?

Заранее благодарен за ответ. Буду с нетерпением ждать третьего понедельника.

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 15 ноября 17:02

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev_s@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: спасибо за письмо

=====

Уважаемая Марина Викторовна!

Спасибо вам за письмо, за разъяснения и за приглашение зайти в редакцию для знакомства и более подробного разговора.

Честное слово, Вам не стоило извиняться за то, что предыдущее письмо, которое показалось мне лаконичным, написал человек в делах журнала несведущий — секретарь директора издательского дома, то есть вашего шефа. Честно говоря, мне все равно — секретарь, так секретарь.

Очень кстати пришлись ваши пояснения. Я понял: ваш журнал иллюстрированный, облегченного содержания, существует для чтения «между прочим». Большая часть тиража распространяется на стациях метро. Люди покупают, чтобы почитать в поезде, потом выбросить и забыть.

Такая концепция журнала не предполагает проблемных материалов и серьезного чтения. Более того, отклики читательниц показывают, что они охотнее всего читают истории, рассказывающие о любви и имеющие счастливый конец. Это тоже понятно. Мне лично нравятся другие книжки. Но вы редактор, вам виднее.

Вы сообщаете также, что гонорар я смогу получить в бухгалтерии в ближайший четверг, следующий за днем публикации, и что обед в бухгалтерии между часом и двумя. И за это спасибо.

Еще раз признателен за внимание к моей особе. Кроме того, приятно было увидеть, что и в наше время есть люди, неравнодушные к делу, которым они заняты. Даже если это всего лишь журнал, рассчитанный на чтение в метро.

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 5 декабря 11:22

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Новый рассказ

=====

Уважаемая Марина Викторовна!

Никогда не думал, что будет так приятно увидеть свое творение на иллюстрированных страницах периодического издания. Ощутил прилив несказанного тщеславия и новый творческий подъем.

Посылаю еще один рассказ. Много думал над вашим предыдущим письмом. Надеюсь, новый рассказ уложится в концепцию вашего журнала лучше предыдущего.

Хочу также сообщить, что я не поленился сходить в библиотеку и просмотреть номера вашего «Дамского угодника» за последний месяц. Особенно рубрику «Житейская история», в которой опубликован и мой, с позволения сказать, труд.

За это время вы напечатали четыре рассказа, три из которых принадлежали золотому перу В. Федякиной.

Эти три рассказа как две капли воды походили на первый, прочитанный мною. Изменились имена и место действия, в остальном, автор использовал уже опробованный сюжет: хорошенькая стерва упивается своей властью над мужчинами и жестокостью по отношению к ним. Причем явная психическая неуравновешенность преподносится автором как идейная позиция и даже как особый женский шарм.

Мысленно вижу вашу улыбку. Вы считаете, что я несправедлив к невинным опусам Федякиной. Что к ним нужно относиться терпимо и с юмором, как к некому курьезу, преувеличению, почти что шутке. И что некоторым эти рассказы даже нравятся… Например, вашему шефу, владельцу издательства.

Должен сразу сказать, что я с вами не согласен. Более того, считаю идеи Федякиной опасными и боюсь их.

Может быть, дело в моем личном печальном опыте. Когда живут вместе два человека, живут в убеждении, что все у них в порядке, и они — отличная семья. Они встречаются с друзьями, читают книги, ходят в театры, путешествуют … Любят своего ребенка… А потом у одного из них, а точнее, у одной, как–то незаметно появляются новые подруги, которые, вроде бы вот так же невсерьез, шутя, излагают идеи, которые исподволь проповедует Федякина… О том, что женщина должна любить и баловать только себя… Быть хитрой и расчетливой по отношению к мужчине… Заботиться в основном о нарядах и украшениях… Все дни заниматься ненужными дорогими покупками… Короче, быть проще, а все остальное — высокие порывы, долг, совесть, великодушие, милосердие — воспринимать как выдумки эгоистов–мужчин, которые только и думают о том, как бы попользоваться женским телом, ничего за это не заплатив.

И поначалу эти новые подруги — личная жизнь которых почему–то куда как далека от идеала — кажутся какими–то карикатурными персонажами, которых не то что бояться, а принимать всерьез смешно… И вы смотрите на новое увлечение жены сквозь пальцы. Но очень скоро выясняется, что дамы эти — крайне опасны, а их идеи очень легко овладевают женскими умами. И вы сначала пробуете смеяться, потом что–то объяснять, потом бороться — но уже поздно. Потому что становится ясно: некогда близкие люди утратили способность понимать друг друга — они разговаривают на разных языках…

Так что, если хотите, воспринимайте то, что я пишу, как полемику с вашим любимым автором. Не знаю как ей, а мне кажется, что люди в любой ситуации должны, прежде всего, оставаться людьми.

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

Дочки–матери

Выйдя в конце дня с работы и оглядев весеннюю улицу, Маша почувствовала, что домой идти совсем не хочется. «Это из–за дочери, — поняла она, — из–за Ксении“.

Дочери недавно исполнилось четырнадцать, и Маша с ужасом поняла, что рядом растет совсем чужой человек. Который ничем не интересуется. Книг не читает. Целыми днями слушает ужасную музыку, которую и музыкой–то не назовешь, и щелкает программами телевизора. Разговаривает на своем собственном непонятном языке. И на родителей смотрит с презрением.

Перед днем рождения дочь окрасила волосы в фиолетовый цвет, а ногти — в зеленый. «Зачем ты себя изуродовала?!» — «Так прикольно». — «С тобой же стыдно идти рядом!» — «А ты не ходи! Тебя никто не просит!» И так во всем. «Пойдем с нами в театр». — «Не хочу». — «Почему? Ты же раньше любила». — «Не прикольно.» — «А кроме «прикольно» ты какие–нибудь слова знаешь?» — «Конечно!» — «И какие?» — «Клёво!»

Маша тяжело вздохнула, вспоминая этот разговор, и пошла пешком, не к метро, как обычно, а через мост и Стрелку, на Петроградскую сторону, по Большому проспекту, а потом налево, через проходные дворы и скверики, в улочки своего детства.

На днях Маша случайно увидела дочь вдвоем с мальчишкой. Коротко стриженный, с дерзкими глазами, в мешковатых штанах и нелепом балахоне. В общем, из этих… Мальчишка по–хозяйски нагло держал руку на плече Ксюши.

«С ним ты встречаться не будешь!» — кричала дома Маша. «Нет, буду!» — «Только через мой труп!» — «Посмотрим! И вообще, оставьте меня в покое! Ненавижу вас!»

«Ненавижу»! Думала ли когда–нибудь Маша услышать от собственной дочери такие слова!

Маша перешла трамвайные пути и оказалась в знакомом переулке. Вот сквер с холмом старого бомбоубежища, вот клуб с кинозалом и тиром, вот знакомая с детства арка… Маша вошла во двор и с удивлением обнаружила, что внутри почти ничего изменилось. Тополь, забор котельной, металлические контейнеры с мусором, скамейка в тени акации…

На скамейке сидела долговязая фигура, которая вдруг показалась Маше знакомой.

— Лешка! — приглядевшись, удивилась она. — Леннон!

Фигура обернулась, прищурилась и узнала ее.

— Мэри! Ты ли это! Вот фарт! А я смотрю, что за герл знакомая.

Перед Машей на скамейке сидела ее первая любовь.

Маша не верила своим глазам. Лешка был в точности таким, как двадцать лет назад: истертые джинсы, длинные волосы, лента на лбу, холщовый мешок. Только лицо… Как пошутил бы Машин муж, страстный автомобилист, появились явные следы износа.

— Лешка… Целая жизнь прошла. А ты… Все еще здесь… Это чудо!

— А что со мной будет, — рассмеялся Лешка. — Живем все там же, я и мазер. А ты стала такая… — он с почтением оглядел Машу. — А была… — он легкомысленно махнул рукой.

Маша небрежно пожала плечами — во внешности женщины главное стиль. К сожалению, уходят годы и годы, чтобы это понять.

В четырнадцать лет Маша с ужасом поняла, что растет некрасивой, худой, с длинными руками и ногами. Мальчишки–одноклассники, с которыми она всегда дружила больше, чем с девчонками, начали влюбляться, бегать на свидания, а на нее не обращали ровно никакого внимания. Точнее, обращали, но как на приятеля, своего парня. Которому можно все рассказать, спросить совета, поручить передать записку. Это было ужасно.

А родителям не было до Маши никакого дела. Они вечно обсуждали в какие–то скучные заботы: работа, деньги, ее учеба, поступление в институт. Машины проблемы они считали детскими глупостями.

Леннон был неподражаем. Тогда все были немного хиппи, носили длинные волосы и потертые джинсы, дерзили взрослым и не подчинялись их порядкам, но Леннон… Его походочка, его сленг… Взрослые считали его совсем пропащим.

Наверное, с Машей он стал дружить из оригинальности…

Теперь Маша вглядывалась в Леннона и не понимала, что ей могло в нем нравиться двадцать лет назад и чего боялись взрослые. Перед ней сидел смешной взрослый мальчик, не пожелавший расстаться с лентой через лоб, с холщовым мешком и словечками — атрибутами подросткового возраста.

— Столько лет… — сказал он. — А помнишь, как ты слиняла из дома?

Маша грустно улыбнулась. Как же, этого она никогда не забудет. В тот вечер они допоздна просидели с Ленноном на батарее в чужом подъезде. Леннон разворачивал жизненные планы: он выучится играть на гитаре, станет музыкантом, будет писать песни и ездить с концертами по всей стране. «А я буду ездить вслед за ним», — зачарованно думала Маша.

А в это время родители сбились с ног, разыскивая ее. В том числе и потому, что она ушла с этим ужасным Ленноном. Когда Маша, наконец, пришла домой, мама была на грани истерики, потеряла контроль над собой и ударила Машу по лицу. Мир рухнул, Маша схватила пальто и убежала. И в двенадцатом часу позвонила в дверь своего рыцаря — ей казалось, что только он сможет понять ее и утешить. А рыцарь, увидев ее на пороге, страшно испугался. С опаской оглядываясь на дверь комнаты, из–за которой слышался голос его матери, стал теснить Ксюшу на лестницу. «Завтра, завтра поговорим», — сердито шипел он.

Всю ночь она прорыдала на чердаке школы. Над своей неудавшейся жизнью и растоптанной любовью. Над нескладной внешностью и всеобщим непониманием. Над эгоизмом родителей и равнодушием мальчишек. Там, на чердаке, ее под утро и обнаружила милиция, поднятая на ноги родителями.

Как получилось, что спустя годы Маша все это забыла? Как? Как могла она быть так бездушна к собственной дочери?

«А если Ксюша тоже сбежит из дома? — вдруг спохватилась она. — Что тогда? Ведь сейчас ее искать никто не станет, не допросишься… Времена не те!»

— А может, ко мне? — вдруг сказал Лешка. — А? Поторчим, диски покрутим… Мазер на даче, хата свободна…

— Нет, нет… Спасибо. И вообще… Извини, мне пора.

…Дочь, к счастью, была дома. С заплаканными глазами сидела в своей комнате. Увидев Машу, она ощетинилась, готовая, если нужно, защищаться — кусаться, царапаться…

Маша почувствовала облегчение. И в то же время острый приступ сочувствия и жалости.

— Знаешь, — волнуясь и стараясь сдерживать волнение, сказала она. — Я была не права. Прости меня. Ты можешь дружить с кем хочешь. И одевать, что тебе нравится… И этот твой мальчик… Может быть, пригласить его в гости? Как–нибудь вечером на чай?

Дочь вскинула на Машу пронзительные глаза, желаю убедиться, искренне она это говорит или нет.

— И, кстати, волосы… — вздохнула Маша. — Носи, как хочешь…

— Ах, мама, ну при чем здесь волосы? — с тоской сказал дочь.

Маша посмотрела на нее вопросительно.

— Ну почему, почему я такая?

— Какая?

— Такая некрасивая… Худая.

Маша с удивлением узнала в словах дочери свои собственные сомнения двадцатилетней давности. И заговорила, тщательно подбирая слова.

— Некрасивая? С чего ты взяла… То есть, конечно, Клаудия Шиффер — это женщина другого типа… Но и в тебе… — Маша подняла дочку с дивана, обняла ее за талию и вместе с ней подошла к зеркалу в платяном шкафу. — Но и в нас с тобой… Есть изюминка. И вообще, для женщины главное — стиль.

— А Людка Булкина сказала, что у меня грация гардеробной вешалки.

— Кто сказал? — презрительно переспросила Маша. — Булкина? Из восьмой квартиры? Ты думаешь, Булкины что–то понимает в женской красоте?

Дочь посмотрела на нее полными слез глазами и вдруг улыбнулась.

— Нет, нет. Тобой определенно пора заняться, — уверенно сказала Маша. И заговорила, чувствуя, что с каждым словом между ней и дочерью растет какое–то новое доверие. — Знаешь что? Давай–ка в эту пятницу пойдем вместе к моей косметичке. Пусть она с тобой поработает. А в субботу — на выставку в Манеж, там будет показ мод. А на следующей неделе…

Маша перехватила в зеркале недоверчивый взгляд дочери и ободряюще ей улыбнулась.

— А этот твой поклонник… — через некоторое время задумчиво проговорила Маша. — Что ж, поклонник, как поклонник… Время покажет, на что он способен.

=====

Отправлено: 12 декабря 10:33

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: приятно было познакомиться

=====

Марина,

Вчера был день выплаты в вашей бухгалтерии, и мы, хоть и кратко, но познакомились. Лично мне это было очень приятно.

Гонорар я получил, спасибо. Был несказанно тронут суммой. Как жаль, что эта сумма не сможет повлиять на мое финансовое положение.

Ваши авторы, как правило, переводят деньги на банковскую карточку. А можно, я не буду этого делать? Чтобы два раза в месяц иметь законное право зайти в редакцию и поболтать с вами.

Признаюсь честно, читая ваш журнал, представлял его редактора совсем другой… Сам не знаю какой… Суховатой, несимпатичной, даже желчной… А вы, оказывается, вот какая… Женственная и загадочная…

Уже было подумал, что пора завязывать с этим несерьезным писательством, — коллеги посмеиваются, — но теперь, боюсь, не брошу… Скорее наоборот….

Кроме того это занятие… Я имею в виду сочинительство… Никогда бы не подумал… Оно как–то засасывает… Этак можно и графоманом стать…

P. S. Вы не возражаете, если для связи с вами я буду использовать электронную почту? В вашей редакции, как я увидел, — проходной двор и сумасшедший дом. Разговоры по телефону торопливы, бестолковы и оставляют неприятный осадок. Мои же компьютерные письма вы сможете читать тогда, когда выдалась свободная минутка. И они, надеюсь, не будут вас раздражать.

Заранее благодарен!

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 20 декабря 12:45

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Re: замечания к рассказу

=====

Марина,

Спасибо за советы по поводу предыдущего рассказа.

Как?! Ваше руководство считает, что история должна быть еще легче? Куда уж легче!

В принципе я согласен, рассказ, помещенный между рецептом шарлотки с земляникой и советами специалиста по эпиляции, не должен быть слишком глубокомысленным. Но разве это слишком? Даже если ты едешь в метро, почему бы на секунду не задуматься о жизни? Думать вообще полезно. Хотя бы в умеренных дозах. Врачи настоятельно рекомендуют.

В целом же ваши замечания и правка очень существенны и деликатны. Спасибо.

Кстати, встретил на днях у вас в редакции моего коллегу, автора. Немолода, но напориста. Почему–то понял, что это В. Федякина. В жизни она оказалась вполне вменяемым человеком. И неглупым. «Ах, вот вы какой! — сказала она. — Так сказать, романтик… Глаголом, можно сказать, жечь, — и неприятно смеется. — Дорогуша, незачем! Никто не оценит. Читают журнал только малограмотные тетки. Сиропу побольше, сладких сказочек. Развел словоблудия на пять тысяч знаков и получай свои трудовые».

Грустно… Писатель пишет, отводя нос от написанного, а потом несчастный читатель читает с тем же отвращением.

Как в той мрачноватой шутке. Из свадебного тоста: «Знаю жениха, поэтому не могу поздравить невесту. Знаю невесту и не могу поздравить жениха».

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 14 февраля 15:22

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Еще один рассказ

=====

Марина!

Нет! Ваша правка меня нисколько не задевает. И то, что вы иногда вынуждены укорачивать мои тексты, им, этим текстам, даже идет на пользу.

Оказывается, снабженные картинками мои рассказики выглядят не так уж плохо. И я как–то привыкаю каждую неделю находить свое слово в средствах массовой информации.; —))

(Знаете этот компьютерный значок? Если посмотреть, склонив голову к левому плечу, получится улыбающаяся рожица. Так принято отмечать место, в котором пишущий хотел пошутить. Когда пишущему, наоборот, неприятно, рожица бывает такой: — ((.)

И еще. Марина, я все прекрасно понимаю. Не вы владелица журнала и поэтому не вы определяете его политику. Тут не надо многих слов, достаточно поговорить с вами один раз, и станет ясно: будь ваша на то воля, журнал бы печатал что–нибудь более человеческое и более душевное. Не удивлюсь даже, если за любые сочинения с хоть каким–то человеческим смыслом вам приходится бороться с руководством.

Но вот что я скажу. Если владельцу вашего издательства бред Федякиной нравится больше моих «Дочек–матерей» — то он мастдай. Вы, конечно, знаете это выражение компьютерных хакеров. Оно обозначает нехорошего человека. От английского «must due» — должен умереть. Так звучат приговоры виртуальным злодеям в компьютерных играх.

По терминологии тех же хакеров мы с вами переписываемся по Емеле (e-mail). А моя Клава (клавиатура) сегодня капризничает.

Посылаю еще один рассказ. Чушь, конечно. Но, надеюсь, читатели слегка улыбнутся в конце.

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

Маленькие хитрости

— Терпеть не могу эти свадьбы… — вздыхала Оля, когда они с Сережкой собирались в очередной ресторан. — Толпа родственников приходит, чтобы наесться, напиться и потешаться над ни в чем не повинными молодыми.

Сережка согласно кивнул и посмотрел на нее влюбленными глазами: Оля всегда умела несколькими словами выразить то, о чем он и сам в этот момент думал, но что не умел как следует сформулировать.

Они были знакомы уже шесть лет, но женаты не были. Когда они влюбились друг в друга, ей было семнадцать, а ему восемнадцать. Всполошившиеся родители уговорили их не спешить со свадьбой: мол, вы сами еще дети, если друг без друга не можете, живите так, проверьте чувства, чай, двадцать первый век на дворе, да и мы не ханжи… Оля с Сережкой согласились: своего жилья все равно нет. Так они и прожили эти шесть лет, то у его родителей, то у ее, то порознь. Пока нет детей, такая жизнь имеет свои преимущества.

— Оль, глянь, эта рубашка глаженная или нет, — озабоченно спросил Сережка. — Я что–то никак не пойму…

— Глаженая, глаженая… Твоя мама стирала, а я гладила.

«Тебе–то что, — говорили подруги, жалуясь на личную жизнь. — Ты со своим Сережкой как за каменной стеной».

Это правда, ее Сережка — самый лучший. Во–первых, интересный — высокий и мужественный. Во–вторых, в свои двадцать четыре уже имеет не только машину и все прочее, но и маленький бизнес (автозапчасти, пока в подвальчике, но ведь все еще впереди). В-третьих, любит ее ужасно. К тому же веселый и не зануда.

И все–таки Оля все чаще и чаще бывала озабоченной… Все подружки постепенно повыходили замуж. Вот теперь даже Нинка. Сколько Нинка настрадалась со своим Колей, сколько было сомнений и слез, а дело все–таки закончилось свадьбой.

То есть не подумайте чего–нибудь, у Оли с Сережкой были чудесные отношения. И все же… Все же… Они как–то слишком привыкли друг к другу… Как–то слишком успокоились… О будущем если и говорили, то совсем не романтично, в практическом ключе: вот когда накопим на квартиру, то диван не будем покупать, сразу купим спальный гарнитур… И балкон застеклять не будем — от этого в комнатах становится слишком темно. И так далее… Как будто прожили вместе целую жизнь, знали друг друга, как свои пять пальцев, и ничего нового уже не ждали…

На свадьбе, в ЗАГСе, а потом ресторане, глядя на счастливую Нинку с глупым лицом и ее белую соломенную шляпку вместо фаты, на одеревеневшего от ответственности Колю, на которого потрачено столько сил (а было бы ради чего!), на подвыпивших гостей, — Оля была почему–то грустной. И «горько» вместе со всеми не кричала. И все время непонятно почему сердилась на Сережку. Хотела быть обаятельной и веселой, а помимо воли все время раздражалась и сердилась.

— Ну, до свидания, радость моя, — развязно сказал выпивший несколько рюмок Сережка, выходя из ресторана и оглядывая проспект в поисках такси. — Хотел бы сегодня поехать к тебе, но нужно выспаться. Завтра с утра — в Тольятти… А уж снег… Дорога тяжелая.

— Конечно, конечно, — сухо сказала Оля. Они заранее договаривались, что Сережка будет ночевать у своих, откуда ближе к гаражу с грузовичком, но сейчас она почему–то обиделась.

«Вот. И это называется любовь! — думала она, сидя одна в такси и чувствуя себя несчастной. — Одна привычка и осталась… Привычка и все!..»

…Сережка вернулся из Тольятти в пятницу, поздно вечером, так что родители, не дождавшись его, уехали на дачу. Он приехал уставший, пропахший дождем и бензином, но крайне довольный поездкой. Оля едва дождалась его приезда. А по его глазам сразу поняла: он тоже ужасно скучал без нее.

За столом, с удовольствием глядя, как он с аппетитом поглощает сваренные ею пельмени, она, как будто случайно вспомнив, радостно сказала:

— Представляешь! А мне на работе предложили перейти из моего информационного отдела в секретари к главному менеджеру!

Сережка на секунду перестал жевать, переварил услышанное, кивнул головой и опять налег на ложку.

— А что? Буду сидеть в приемной. У всех на виду, — принялась с энтузиазмом рассуждать Оля. — В приемной постоянно сидят интересные люди. Шутят. Шоколадки дарят. Хотят подружиться. Не то, что у нас в информационном… Одни бумажки и тоска… И начальник зануда…. А главный менеджер вообще говорит, что женская красота — это талант. И в наше время грех зарывать этот талант в землю.

— Главный менеджер? — насторожился любимый и опять перестал жевать.

— Ну да! — Оля сделала вид, что не замечает озабоченности Сережки. — Кстати, это такой человек! Супер! В Лондоне учился! Три языка свободно. Из–за границы не вылезает. Машина — я такой вообще не видела. Здорово! Да?

Сережка ничего не ответил. Но заметно помрачнел.

Просыпаясь ночью, Оля слышала, что Сережа не спит, ворочается и о чем–то напряженно думает. «Дурачок», — с нежностью думала она и, засыпая опять, покрепче его обнимала.

А проснувшись утром, она обнаружила любимого сидящим рядом с ее постелью — еще не бритым, но уже в костюме и при галстуке.

— Ты чего это такой нарядный? — сладко потянулась она.

— Собирайся! — скомандовал он.

— Куда это?

— Как куда? Туда! Я тут подумал–подумал… Короче… Может, нам пора ребенка завести? А? А что? Чего тянуть? Институт ты закончила… На ногах мы стоим крепко… По–моему, пора!

Оля даже рассмеялась от неожиданности.

— Вот здорово! Что это ты вдруг, с бухты–барахты…

— Почему же с бухты–барахты. Я уже давно об этом думал. И за рулем все эти дни… Короче, давай, собирайся, пойдем подавать заявление в ЗАГС…

У Оли на секунду перехватило дыхание, но через мгновение она уже опять весело смеялась.

— Ну ты даешь! А деньги на свадьбу?.. А квартира?.. Ой, ты такой смешной в костюме! Это что–то! Да по субботам и заявления–то в ЗАГСе не принимают. И вообще, мне нужно сначала хотя бы прическу сделать… И маникюр…

Но постепенно она поддалась уговорам, и они с Сережкой начали обсуждать свадьбу и строить планы на будущее.

— Что поделать, если таковы обычаи, — вздыхая, говорила Оля за завтраком. — Если родственникам и друзьям обязательно нужно собраться толпой, наесться, напиться и тормошить молодых. Это даже забавно…

Сережка жевал набитым ртом — последние дни ему не часто приходилось питаться по–человечески — и смотрел на Олю влюбленными глазами. Она всегда умела в нескольких словах выразить именно то, о чем он и сам думал, но не умел как следует сформулировать.

— А он женат? — улучив момент, нарочито небрежно спросил он, глядя, как Оля наливает ему кофе.

— Кто? — не поняла та, погруженная в свои мысли.

— Ну этот, твой «главный».

— Какой еще «главный»?

— Ну, главный менеджер. У которого ты будешь сидеть в приемной?

— Ах, ты о нем, — Оля спрятала невольную улыбку. — Замужем. Она — замужем. Потому что «главный» у нас — женщина.

Сережка вытаращил на нее недоуменные глаза. Потом, наконец, сообразил, крякнул, поерзал на стуле и потянулся через стол за сахарницей.

— Понятно! — блаженно улыбнулся он. И положил в кофе семь ложек сахара вместо двух.

=====

Отправлено: 20 января 14:42

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Re: нет ли чего нового?

=====

Спасибо за записку.

Было приятно узнать, что вас обеспокоило мое молчание. В наше время трудно рассчитывать, что ты кому–то нужен.

Не объявлялся и не присылал рассказов потому, что отсутствовал в городе.

Был занят по работе. Ведь основное мое занятие — бизнес–бюро, которое занимается обслуживанием иностранных предпринимателей. Помогает этим самым предпринимателям находить нужные двери в нашей запутанной экономической системе. И подбирать ключики к этим дверям.

Собственно, я сам с парой приятелей и создал это бюро. Народ у нас подобрался неплохой. В общем, интеллигентный. И хваткий.

Режим работы — импульсный. Пока нет клиентов, каждый может делать то, что ему нравится: углубляться в дебри восточной философии, играть в теннис и кататься на лыжах с гор, кружить головы девушкам… Если клиент приехал — забудь обо всем. Своего времени у тебя нет. Двадцать четыре часа твои знания, энергия, обаяние, выдумка принадлежат чужому бизнесу. За что этот бизнес платит нам очень и очень неплохие деньги.

К счастью или к сожалению, затишья в последнее время выпадают нечасто…

Так что последние две недели я провел в занесенных снегом хозяйствах Вологодской области в обществе одного датчанина средних лет. Товарищ, в общем, симпатичный. И дела у нас шли неплохо. Но к концу двух недель датчанин, признаться честно, смертельно надоел.

А вот следующую неделю я, похоже, буду свободен. Отосплюсь, наконец… А там, глядишь, что–нибудь для вас напишу.

В любом случае, спасибо за внимание и добрые слова.

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 21 января 10:53

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Вопрос

=====

Марина!

Честно говоря, думал первые несколько дней вообще ничего не делать, а вот, пожалуйста — с утра пораньше уже сижу над листом бумаги.

В связи с чем, у меня к вам вопрос: а знаете ли вы точно, кто ваш читатель?

Я вдруг понял: утверждения о том, что читатели — это женщины, крайне недостаточно. А что за женщины? Пенсионерки или жены «новых русских»? Каков их возраст, уровень образования, профессия, семейное положение? От этого зависит, о чем писать. Что интересно нашим читателям. Что им понятно и что их волнует.

Занимаетесь ли вы составлением такого обобщенного социального портрета?

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 21 января 15:22

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: о читателях нашего журнала

=====

Марина!

Надеюсь, вы не рассердитесь по поводу того, что я пишу вам второй раз за день.

Выходил в город, чтобы понаблюдать за людьми у журнального лотка, в основном, за теми, кто покупает наш журнал. Их много, и они разные. Видел сцену: женщина скандалила с продавцом о том, что цена на наш журнал выросла на рубль. Из чего следовало, что для нее каждый рубль имеет значение, и все рубли в ее кошельке — считанные. Тем не менее она отдала семнадцать из них за наш журнал. Это много о чем говорит.

На научном языке то, чем я занимался, называется маркетингом. То есть я исследовал рынок, то есть покупателей. Это звучит забавно, но тем не менее это так. Чтобы написать хорошо, нужно знать, для кого пишешь. Чем лучше будешь знать, тем лучше получится. А если уж заниматься рассказиками для иллюстрированного журнала, то почему бы ни делать это как можно лучше?

А может быть, меня заражает Ваше отношение к своей работе? Я чувствую, что вы относитесь к своему делу очень ответственно. И я, кажется, вас понимаю. Люди читают журнал, потому что он им нужен, а раз так — стыдно делать свою работу плохо, стыдно обманывать людские ожидания.

И вообще! Я все чаще думаю о том, как мне повезло с вашим журналом. Мало того, что печатают, так еще редактор — чудесная женщина. Как сказал бы мой персонаж, вот подфартило чувачку.: —)).

В понедельник ждите следующий рассказ. Первые наброски обещают быть… Автор доволен…

А пока… У вас в журнале, как я заметил, существует рубрика «Улыбнитесь». Хотите шутку от моего датчанина?

«Послушайте, я пригласил вас настроить пианино, а вовсе не для того, чтобы вы целовали мою жену». — «Ах, она тоже сидела такая расстроенная…»

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

Мишкина мама

Весной Мишка заметил, что его мама влюбилась. Во–первых, она изменила прическу. Во–вторых, купила туфли и сшила у своей подруги тети Мариши два новых платья. В-третьих, стала по десять раз на дню целовать его, Мишку. Как столкнется с ним, так обязательно наклонится к нему, притянет за шею, посмотрит близко блестящими глазами и поцелует. А уж это, как понял Мишка, самый верный признак.

— Начинается… — ворчал он. — Опять ты… А потом плакать будешь…

— Мишка, Мишка… Не будь занудой, — смеялась мама.

Беда с этой мамой, ей Богу! И вообще, смешные они, женщины. Ходят с независимым видом, как будто им все нипочем, фасон держат, а на самом деле… А нечего было с отцом разводиться. Мало ли что у них там вышло, дело житейское, можно было и потерпеть.

А тут еще и баба Лида: «И–и–и, девка, — говорит. — В наше время мужики все ушлые стали. Ни на кого надеяться нельзя. Особенно в твоем возрасте. Каждый — себе на уме. Это раньше женихи были, а теперь одни только спонсоры… Да и те все нарасхват. Кстати, ничего плохого. Если мужчина приличный…»

Мама покраснела, как–то укоризненно посмотрела на бабу Лиду, потом на Мишку и ничего не сказала.

Мишка не очень понял, при чем здесь спонсоры. Но он привык доверять мнению бабы Лиды, потому что знал: баба Лида плохого не посоветует. Она хоть и не родная, но маму любит и желает ей добра.

А накануне восьмого марта к ним в гости пришел мужчина. Подарил маме цветы и косынку в цвет глаз. А Мишке новую компьютерную на диске.

Самое противное, что мужчина этот, Сергей Петрович, Мишке чем–то сразу понравился. Не болтливый. Подтянутый. Виски седые. На руке якорь выколот.

— Вы что, моряк? — спросил Мишка.

— Был, — усмехнулся мужчина. — Теперь, можно сказать, предприниматель.

А главное, на маму этот Сергей Петрович смотрел как надо, робко, нежными глазами, как будто удивлялся, что она такая красивая. Тут уж Мишку не обманешь. Да и то сказать, мама разрумянилась, помолодела… Когда она возвращалась из кухни с новым блюдом, Сергей Петрович галантно привставал и придвигал ей стул.

— А вот, к примеру, если эсминец встретится с подлодкой, кто победит? — чтобы поддержать разговор, спросил Мишка, когда мама опять вышла.

— Эсминец или подлодка? Так не скажешь… Но если интересуешься, могу тебя сводить на корабль. У меня лучший друг — старпом эсминца «Смелый». «Смелый» на 9 мая придет в Неву.

Мишка понял, что Сергей Петрович пытается завоевать его расположение, установить с ним контакт. И насупился.

— Ладно, — буркнул он. — Обойдусь.

Вошла мама, посидела с ними, счастливо улыбаясь, и побежала в кухню за пирогом.

— Красивая у тебя мама, — сказал моряк и посмотрел мужественными глазами на фотографии на стене. — Домовитая. И человек хороший. С кем это она?

На карточке мама и ее брат дядя Коля стояли в обнимку рядом с дяди Колиным «фордом».

— Дядя Коля, — небрежно сказал Мишка. — Клёвый чел. Мне на день рождения горный велосипед подарил.

— Понятно… — почему–то посерьезнел мужчина. Потом помялся немного и спросил: — А он маме — кто?

— Кто? — Мишка задумался. Ему вдруг захотелось поднять мамин престиж в глазах этого человека.Чтобы тот не думал, что они с мамой его ждали — не могли дождаться. И он сказал: — Дядя Коля — мамин спонсор.

Мужчина вздрогнул. А потом нахмурился. И остаток вечера, несмотря на мамины старания, сидел мрачный. И рано стал собираться домой. Даже чаю не попил.

И больше не появлялся.

Мама загрустила.

— Меня? Кто? — спрашивала она с надеждой, заслышав телефонный звонок. Но звонила то подруга тетя Мариша, то баба Лида, то с работы. Короче, все время не те.

А как–то ночью, проснувшись, Мишка услышал, что мама, стараясь не выдать себя, плачет в подушку.

Мишка задумался. И при случае спросил у бабы Лиды.

— Лид, вот ты тогда маме про спонсора говорила…

— Когда это?

— Ну тогда… Когда про женихов…

— А-а… Ну и что?

— А при чем здесь спонсор?

Баба Лида внимательно на него посмотрела. И отчего–то рассердилась.

— Спонсор, — сказала она, — это мужик с деньгами. Который считает, что он на эти деньги все на свете может купить! А тебе зачем?

Мишке два раза объяснять не нужно. Он все сразу понял.

На майские, когда в Неву вошли военные корабли, он отправился искать эсминец «Смелый». Эсминец он нашел за мостом лейтенанта Шмидта, совсем рядом с набережной. У трапа стоял злой на что–то матрос с автоматом. Мишка даже не стал вступать с ним в переговоры, а уселся ждать на гранитный парапет.

Примерно через час по трапу в город, отдав честь часовому и флагу, сбежал офицер с двумя большими звездочками на погонах. Мишка шагнул ему навстречу.

— Скажите, вы не старпом?

— Старпома сегодня нет, — удивился офицер, глядя на Мишку сверху вниз. — А зачем он тебе?

Мишка оценивающе его оглядел. Мужчина внешне был чем–то похож на того маминого знакомого. Подтянутый, посеребренные виски, а глаза синие, молодые и веселые.

— Я ищу Сергея Петровича, — строго сказал Мишка. — Он вашему старпому лучший друг.

— Коломийца? Так его здесь все знают. А ты ему кто? — офицер весело посмотрел в Мишкино лицо, хотел отпустить какую–то шутку, но не стал.

— Я его знакомый, — отрезал Мишка.

Офицер как–то понял, что дело серьезное, и стер улыбку с лица.

— Да был где–то его телефон… Если не потерял.

— Мне бы лучше сразу адрес, — попросил Мишка. — По телефону разве поговоришь…

…Сергей Петрович открыл дверь в отутюженных брюках, полосатой морской майке и с намыленной щекой — он куда–то собирался. Мишку он сразу узнал и даже, кажется, вздрогнул.

— Проходи, — просто сказал он.

— Нет. Я на минутку. Я только хотел сказать, что никакой это был не спонсор, а мамин брат дядя Коля.

Сергей Петрович нахмурился, как будто припоминая, о чем речь, но Мишка заметил, что он сразу все вспомнил, задумался и даже, кажется, просветлел.

— Зачем же ты это придумал? — вытерев щеку полотенцем, спросил он.

— Дурак был, — буркнул Мишка и непонятно почему сам на себя рассердился. — Короче, я пришел сказать, что, если мама вам нравится, вы можете на ней жениться. Я не против.

Сергей Петрович чуть было не рассмеялся, но посмотрел на Мишку и сдержался. Подумал еще и очень серьезно сказал:

— Что же это мы, брат, с тобой за нее решаем? А она–то сама… Может, она против?

— Кто? Она?.. — изумился Мишка, но оборвал себя и густо покраснел. Потом потоптался на месте и сердито сказал: — А вы ее уговорите. Поухаживайте. В кино сводите, мороженым угостите — они все мороженое любят. Ну, что я вам объясняю, сами не маленький. И будьте с ней построже. С женщинами знаете, как надо. Вот так, — и Мишка сжал перед глазами Сергея Петровича маленький кулак.

Сергей Петрович улыбнулся.

Но если бы Мишка тогда знал, как переменится его жизнь, когда мама и Сергей Петрович, поженившись, родят ему брата… Если бы, черт возьми, он догадывался…

Но это уже совсем другая история.

=====

Отправлено: 2 февраля 13:43

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Re: новый рассказ

=====

Марина!

Вам в самом деле понравилось? Или вы хвалите рассказ просто так, чтобы поддержать молодого автора? По–моему, как–то слишком старомодно… Как в кино из нашего детства.

Я, конечно, же не буду возражать, если вы кое–что исправите. О чем вы говорите! Правьте все, что посчитаете нужным. Я отлично представляю, что многие вещи со стороны видны яснее.

Ради Бога, называйте главного героя, как хотите. Пусть он будет не Мишка, а Лешка. Я не возражаю! Хоть и не понимаю, чем вам не нравится Мишка.

И пожалуйста, не извиняйтесь за мастдая! Не могу сказать, что меня порадовало снижение авторских ставок, но вы знаете, гонорары вашего журнала почти ничего не меняют в моем материальном положении.

Разве в деньгах дело!..

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 21 февраля 16:12

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: это вам спасибо!

=====

Марина!

Не благодарите меня, пожалуйста, за вчерашний обед! Это мне нужно благодарить вас за чудесно проведенные пятьдесят минут.

Просто все сложилось крайне удачно! То, что в обеденное время дела привели меня в район вашей редакции, то, что вы, оказывается, еще не обедали, что как раз рядом с редакцией недавно открылось модное бистро, в котором и вы и я думали побывать.

Означает ли ваша записочка, что вам было не скучно со мной?

Знаете, я часто ловлю себя на мысли, что мне очень повезло с вашим журналом. Потому что за необходимостью выживать и бороться за благосостояние какие–то важные вещи незаметно ушли из нашей жизни. Мысли о вечном. О человечности и доброте. О преданности, о счастье. О любви. А у меня вдруг появилась возможность не только размышлять и высказываться, но еще и деньги за это получать. Ну не ловко ли! Более того, я все время чувствую, что вы, мой очаровательный редактор, думаете об этих вопросах примерно так же, как и я. И смотрите на мир одними со мной глазами. То есть получается, что это мне с вами повезло, Марина.

В связи с чем вам не за что меня благодарить.

И вообще, если хотите знать, авторы по своему положению должны оказывать знаки внимания редакторам. Так положено. Я знаю. Мне Федякина говорила.

Короче, приятно было с вами поговорить в неформальной обстановке. И, если вы не против, я постараюсь как–нибудь еще проехать мимо вашей редакции во время обеда.

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 8 марта 12:37

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: 8 марта!!!

=====

О, чудесная Марина!

Понимаю, что эту мою записочку вы сможете прочитать только после праздников, 10-ого марта, на работе… И все же пишу…

Вы сейчас, наверное, принимаете поздравления от своих мужчин… Представляю их в фартуках, неумело орудующих на кухне… И вас, наблюдающую за этим со снисходительным видом именинницы… Завидую им…

А я вот взял и никуда сегодня не поехал. Сам не знаю почему. Хотя приглашений в разные веселые компании было много.

Единственное существо женского пола на данный момент — соседская собака. Соседи уехали в горы кататься на лыжах, а присматривать за своей Фросей поручили мне. По случаю женского праздника я скормил этой симпатичной даме породы бассет почти килограмм неполезных, но горячо ею любимых охотничьих колбасок и разрешил спать на моем диване. Кажется, она счастлива. Мы с Фросей договорились ничего не говорить о сегодняшнем нарушении режима питания ее хозяевам.

А я сижу и привожу в порядок бухгалтерию, на которую не хватает времени в рабочие дни. А точнее, делаю вид, что привожу в порядок бухгалтерию. А сам уставился с блаженной физиономией в одну точку и раз за разом возвращаюсь мыслями к вчерашнему вечеру.

Это исключительно правильная традиция — собирать авторов на общие редакционные праздники. И вот, казалось бы, не было ничего особенного, все как всегда на служебной пьянке: колбаса и сыр на одноразовых тарелках из ближайшего универсама, шампанское в пластиковых стаканчиках, гомон, смех, шуточки и анекдоты. Кто–то напился, кто–то пытался закадрить спутницу на вечер. А мне почему–то было исключительно уютно и хорошо.

Должен со всей ответственностью заявить, что вы были необычайно хороши — с новой стрижкой, в нарядном платье, с загадочно мерцающими глазами и хлипким стаканчиком шампанского в руке.

Даже хохот Федякиной над, с позволения сказать, шуткам нашего мастдая не мог испортить этот вечер! Как она запрокидывала голову, сверкая золотыми коронками… Как заглядывала ему в рот! Эта дама, кажется, не чужда интриг. К тому же бабешка разбитная. Верно ли, что они с мастдаем ушли вместе?..

А мне даже не хотелось принимать участие в общем шуме. Я сидел и тихонечко за всеми наблюдал. И много всякого подметил!

Наш мастдай — это, конечно, удивительный жлоб. Но к вам, кажется, относится особо, едва ли не с опаской… По крайней мере, со всеми остальными сотрудниками он держится по–барски, хамовато. А с вами нет.

А коллеги, как я подметил, с вами бережны и даже нежны. Когда вы решаетесь что–то сказать, все замолкают. Всем очень нравится, что наш Карабас вас побаивается, а вы не боитесь сказать ему слово поперек. И вообще. Вы в каком–то смысле олицетворяете их идеал: вы человек, у которого, судя по всему, все хорошо и все есть. С точки зрения непоседливой и небогатой журналисткой братии, вы вообще могли бы не работать, не иметь дела с дураками начальниками, а сидеть дома, проводя дни в свое удовольствие между теннисным кортом и массажным кабинетом. А вы без дураков и на полную катушку жуете горьковатый и тяжелый для пищеварения журналистский хлеб…

Кстати, правильно я понял, что ваш тост «за наших читателей» имел принципиальное значение, был репликой в вашем споре с начальством? Так же как и его шутливое добавление: «И за их деньги!»

Нет, вечер определенно удался.

А танцы! Вспоминаю танцы, и на моих губах сама собой появляется самодовольная улыбочка: я обставил всех кавалеров и танцевал с вами больше других.

А потом еще отправился провожать вас домой… Ну не ловкий ли парень!

Кстати, вам не показалось удивительным, что вы, как выяснилось в тот вечер, всю жизнь живете на улице, где прошло мое раннее детство?

Теоретически это означает, что мы могли встречаться раньше. Например, ваша мама могла провозить вас в коляске по бульвару как раз в тот момент, когда дворник вел меня за ухо к родителям, чтобы разобраться за первое разбитое мячом стекло.

P. S. А знаете, в какой–то момент, где–то на платформе метро, мне показалось, что вам, как и мне, не хочется, чтобы этот вечер кончался… Впрочем, молчу… Молчу… Я заметил, что вы не любите разговоры на подобные темы. У вас между бровей появляется озабоченная складочка…

P. P.S. Очередной анекдот в вашу рубрику.

Муж говорит жене:

— Завтра праздник на работе. Я приду пьяным.

— Выпивши! — грозно предупреждает жена.

— Ладно, ладно, выпишви.

— Не «ладно, ладно, выпивши», а выпивши!

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 9 марта 10:58

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: О том, о сем. И еще рассказ

=====

Драгоценная Марина!..

Какая роскошная вещь не занятые ничем праздники! Сколько мыслей лезет в голову.

Размышлял о том, что же это такое выходит из–под моего пера? И понял, что пишу сказочки. Итак, позвольте представиться, Ганс Христиан Андерсен юниор, то есть младший. Качество произведений, конечно, не в счет.

В самом деле, так, как в моих рассказах, в жизни не бывает. Действительность сильно подретуширована автором. В действительности все не совсем так. Или, если хотите, совсем не так.

Но я не виноват! Вы сами, ваш журнал, ваши читательницы определили своими пристрастиями этот жанр. В конце концов, история приемщицы в химчистке, которую полюбил случайно зашедший «новый русский» — это тоже сказочка. Только сказочка с чудом, понятном практическому уму. А мои сказочки о непрактичном…

Как хочется, чтобы читатель поверил в это непрактичное… В то, что доброта, романтика, человечность могут иметь место в каждой ситуации.

Я вообще убежден, что мир держится на доброте, милосердии, великодушии… Убежден категорическим образом! Даже в наше время, когда все мы, под давлением обстоятельств, стараемся быть этакими «cool people», людьми, которым все нипочем и на все, кроме денег, наплевать. Это лишь имидж. В глубине души мы не такие!..

У одиночества в праздник есть свои плюсы — написал рассказ. Точнее, рассказик. Скоро, весной, как обычно, начнется сезон в нашем бизнесе и, боюсь, мне будет не до рассказов.

Я стал записным щелкопером. Видел в метро парочку молодых влюбленных идиотов. Он — лохматый, в очках, этакий не от мира сего книгочей и умница, будущий гений, она — народоволка наших дней, очень симпатичная, но строгая и волевая и, очевидно, презирающая свою красоту.

Пока ехали — любовался ими исподтишка. И нафантазировал целую историю. Которую вам и посылаю.

Кстати, выудил из Интернета шуточку для вашей рубрики.

«Господи, сделай так, чтобы столицей Англии был не Лондон, а Копенгаген, как я написал в контрольной работе».

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

Женщины, женщины

— Ольга Ивановна, так покупать белорусский батист или нет?

— Покупайте.

Ольга быстрым шагом проходила по мастерской и на ходу решала скопившиеся в ее отсутствие вопросы. Приближалась пятница — день выдачи заказов клиенткам, и как всегда что–то нужно было срочно согласовать, а что–то переделать. На следующей неделе последнюю коллекцию увозили на дефиле в Прагу, а документы были еще не готовы. С утра дожидалась журналистка из модного журнала, которая пришла, чтобы взять интервью, а с нею и две новые девушки–модели, которых Ольга всегда отбирала сама. В общем, дел было выше головы.

А голова Ольги была занята совсем другим.

«Нужно сказать ей так, — думала Ольга. — Доченька, в твои двадцать два года жизнь только начинается. Впереди еще будет много, много хорошего. И когда–нибудь ты еще встретишь достойного человека и узнаешь, что такое настоящая любовь. И настоящее счастье».

«У меня уже была любовь, — сказала вчера дочка. — Большая любовь. И другой любви мне не надо. Но теперь можно считать, что мой любимый умер. Его больше нет. И от этой любви останется ребенок!»

Ольга понимала отчаяние дочери. После трех лет знакомства, после цветов, подарков, безоглядного юного счастья, после восхищенных взглядов вслед — какая пара, после поездок вдвоем на юг, семейных обедов, воскресений на даче у бабушки… После всего этого сказать: «Нужно прекратить отношения. Мы друг к другу слишком привязываемся. А мы еще молоды. И такие отношения могут повредить нашему будущему».

Если бы он знал, что в это время думала ее дочь, к чему себя готовила…

«Ты должна все ему сказать!» — убеждала вчера Ольга. — Нужно уметь понимать и прощать! Нужно искать компромиссы. Он блестящий мальчик, и у него впереди годы и годы учебы!» — «Ни за что! — отрезала дочка. — Если я ему не нужна, он мне тоже не нужен».

— Ольга Ивановна, у серого костюма из коллекции подол так и не отстирался. Отнести в итальянскую химчистку?

— Нет. Перешивайте.

«Нужно сказать ей так, — думала между тем Ольга. — Ты даже не представляешь, что тебя ждет! Это прежде всего горы и горы непосильной работы. Волнения. Хлопоты. А когда ребенок болеет!.. А когда у него не ладится в школе? Я уж не говорю про пересуды соседок… И про насмешливые взгляды вслед…»

«Ты же вырастила меня одна, — сказала вчера дочь. — И даже в конце концов вышла замуж. И я выращу!»

Как можно сравнивать! Это сейчас у Ольги все хорошо. А сколько для этого пришлось вынести? Неустроенность, одиночество, безденежье. А бесконечные вечера за грошовыми заказами? Перешить–перелицевать… А ночи наедине с подушкой? А унылые воскресенья вдвоем… «Нет, это невозможно! — ужаснулась Ольга. — Я не допущу!»

— Ольга Ивановна, сантехник говорит, что за эти деньги ничего починить нельзя…

— Да в конце концов! Вы можете решить что–нибудь сами! — взорвалась Ольга.

Женщины в мастерской замерли. Швейные машинки перестали стучать. Здесь никогда не слышали, чтобы их Ольга теряла самообладание и кричала. Окружающие опустили головы.

Пришлось взять себя в руки.

— Простите, девочки, — сказала Ольга. — У меня… Я… Мне нужно уехать на полчаса.

«Здесь даже нечего обсуждать! — сердилась Ольга, силясь дрожащим ключом попасть в замок зажигания своего «Пежо». — Нужно силой посадить ее в машину и отвезти к врачу. В конце концов, кто она такая? Девчонка, не знающая жизни. Не для того я столько вынесла, чтобы родная дочь…»

Но выруливая от тротуара, Ольга вдруг некстати вспомнила себя, вспомнила это чудо, когда новая жизнь ворочается, толкается ножками в животе. А потом, почти слепая, жадно ищет губами твою грудь. А потом начинает улыбаться тебе… А потом шагать… А потом… А потом…

Нет, нет и нет! Гнать прочь эти мысли!

…Дочка лежала свернувшись калачиком на диване. Лицом к стене. Услышав, как вошла мать, она медленно повернула голову.

И вдруг, увидев ее, Ольга отчетливо представила, что не решись она тогда рожать одна, будь она тогда умнее, расчетливее, и этого человека, ее дочки, никогда бы не было на свете: не было бы этих строгих серых глаз, не было бы морщинки между бровей, губ, таких мягких, но с упрямыми складками по краям, не было волос, в которые так сладостно зарыться и почувствовать запах трав… Не было бы ничего…

— Знаешь, я хотела сказать… — дрожащим голосом проговорила Ольга, чувствуя, что получается совсем не то, что она приготовила. — В общем, вчера я высказала свое мнение. Будет трудно. Ужасно трудно. Но если ты решила… То есть, если ты решишь… Не говори сейчас ничего! Но знай: ты всегда можешь опереться на меня. Всегда!

Дочка посмотрела недоверчиво, а потом порывисто спрыгнула с дивана и уткнулась лицом Ольге в плечо. Они обе заплакали.

— У меня родится девочка, — упрямо проговорила дочка.

— Ну, конечно…

— Она вырастет и будет очень, очень счастливой…

— Конечно! — шморкнула носом Ольга. — Только уж лучше парень. С девчонками нашей семье что–то не везет… То есть я хотела сказать… — спохватилась она. — Ты даже не представить себе не можешь…

Дочь подняла мокрое улыбающееся лицо.

— А вот уж это — мальчик или девочка — вас, Ольга Ивановна, не касается! Нечего тут командовать… Не у себя в мастерской! Я, может быть, как раз девочку хочу…

В это время дверь комнаты отворилась и вошел он — виновник их слез.

— У вас не заперто, — укоризненно пояснил он. И радостно сообщил: — А знаете, Маслов женился в девятнадцать лет!

— Кто такой Маслов? — отчего–то растерялась Ольга.

— Маслов — крупнейший экономист двадцатого века, — хмуро пояснила ей дочь. — Это его кумир.

— Да, — подтвердил будущий папа. — Маслов считал, что неженатая жизнь отнимает у ученого слишком много времени. А финансовый гений нашего века Джон Фарази женился в двадцать лет. И в двадцать пять у него уже было трое детей.

— Ну и что? — мрачно спросила дочь.

— Как что! Как что! Ты забыла, в прошлый раз я жаловался, что наши отношения отнимают слишком много времени у моих занятий. Даже когда тебя нет, я не могу думать ни о чем, кроме тебя. Тогда я как раз читал книгу об академике Тышлере, который всю жизнь прожил один, чтобы не отвлекаться от науки. Оказывается, можно по–другому! Понимаешь! В общем, я придумал: нам нужно пожениться! Тогда я целыми днями буду с тобой и в то же время смогу заниматься по шестнадцать часов в сутки!

Ольга почувствовала, что ее ноги становятся ватными. Она слепо пошарила рукой у себя за спиной и опустилась на ближайший стул.

«Господи!.. — подумала она. — Что же это такое? Детский сад. Ей–богу… Чистый детский сад…»

=====

Отправлено: 10 марта 12:58

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Не может быть!

=====

Марина!

Неужели это правда? И вы провели 8 марта одна… То есть, конечно, не одна, а в обществе сына?

Почему же вы ничего не сказали? Или хотя бы не намекнули! Ведь вы наверняка знали об этом накануне, когда мы прощались с вами возле вашего подъезда.

Это безобразие. Женщина, встречающая 8 марта в обществе сына, — это укор всем живущим на Земле мужчинам. Каким бы очаровательным не был ее сын, и как бы не было ей приятно его мужское общество.

Марина! Я отказался слушать сплетни Федякиной, но она все же успела нашептать мне что–то в уши. Поэтому я знаю, что ваша личная жизнь далеко не проста. Но честное слово, я на нее никак не покушаюсь.

Вы мне симпатичны, по–женски, конечно, и профессионально. Но прежде всего по–человечески. И мне было бы просто приятно сделать что–то для вас.

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 12 марта 12:18

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Деловое предложение

=====

Марина!

Простите, что опять вмешиваюсь не в свое дело. Но вчера я случайно слышал ваш разговор с Нонной, секретарем редакции. Нонна рассказывала, что в выходные едет за город, на новую дачу к богатым друзьям. А вы, вздохнув, заметили, что планов никаких нет. И, видимо, опять просидите все выходные дома.

Так вот, Марина, у меня к вам просьба…

Мой студенческий приятель, который исчез из поля зрения много лет назад, недавно вернулся в родной город и хочет устроить праздник для старых друзей.

Все мы, его знакомые тех лет, человек, кажется, сто, приглашены на охоту в правительственный заказник. Да–да, ни больше, ни меньше. Туда, где время от времени бывают сам президент и премьер–министр.

Судя по всему, наш старый приятель хочет показать друзьям, что прошедшие годы не прошли для него даром. Как я помню, он учился в Горном … Потом жил и работал в Сибири. Разбогател… Говорят, обзавелся персональным нефтяным месторождением. И, кажется, не одним…

Ожидается в высшей степени шикарное мероприятие. Егеря, ружья, амуниция — все высшего разряда. В точности как для правительства. Думаю, и дичь тоже. Наняты автобусы, чтобы с утра доставить всех приглашенных на место, а вечером развести по домам. Для кормежки заказано выездное обслуживание из самого дорогого в городе ресторана… Подозреваю, что официанты будут во фраках… Но публика соберется самая разная. И уверяю вас, симпатичная.

Все приглашены с семьями и детьми. Для тех, кто не собирается охотиться, будут непрерывно работать бары и буфет, сауна и бассейн, теннисный корт, боулинг и уж не знаю, что еще. Для развлечения публики приглашены известные артисты. Короче, будет все, что душа пожелает. Для детей особая программа, с ними целый день — труппа цирковых клоунов.

Так вот, Марина, не в службу, а в дружбу… Составьте с сыном мне компанию. А? Очень не хочется ехать одному и отвечать на разные вопросы. Я уверен, вам понравится. И уж конечно, вас это ни к чему не обязывает. Чисто дружеское мероприятие.

Поехали? А?

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 13 марта 13:37

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Re: Рассказ «Женщины, женщины…»

=====

Марина!

С правкой «Женщин…» согласен. Если стилистика журнала требует другое название, то ради бога, меняйте. Нужно выбросить десять строк? Сокращайте все, что захотите. Не нужно никаких согласований и церемоний. Я заранее согласен.

А как насчет охоты?

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 14 марта 12:32

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: еще раз о том же

=====

Марина! Ау! Пятница идет к концу… Хоть пару слов…

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 14 марта 16:28

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Re: извините, не получится

=====

Вы не можете…

Что тут сказать… Жаль… Очень жаль…

Вы обещали сыну пойти в зоопарк, чтобы смотреть новорожденного детеныша орангутанга. А менять однажды принятые решения вы считаете непедагогичным. Понимаю…

Еще раз — жаль!

Желаю вам приято провести время. И не скучать. Съесть побольше мороженого. И от души напиться газировки.

Передавайте привет орангутангу. И его детенышу.

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 20 марта 12:16

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Re: Куда вы пропали?

=====

Уважаемая Марина!

Я никуда не пропал! И ни на что не обиделся. На что, в самом деле, мне обижаться?

Ничего не пишу потому, что на это нет времени. Весна. Стало много работы. Да и вообще… Темы не идут на ум.

Вы уж извините.

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 23 марта 14:58

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Только что приехал

=====

Марина!

Отсутствовал в городе и поэтому не заходил за гонораром. Получу как–нибудь в следующий раз.

А между прочим, в Мурманске до сих пор лежит снег — кое–где до второго этажа….

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 25 марта 15:35

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Re: Автор, ау!

=====

Марина!

Мне, конечно, лестно слышать, что вашему журналу очень не хватает моих рассказиков. И что читательницы пишут письма, спрашивая, куда пропал их любимый автор. И что даже вы огорчены моим молчанием.

Подозреваю, что вы лукавите! Зачем вам это? Ну да все равно!..

Журналу в самом деле нужна какая–нибудь история в номер? У меня нет ничего приличного… Есть, правда, один старый текстик… Но он какой–то незаконченный… И вообще странный…

Но если вы настаиваете… В общем, смотрите сами.

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

Треугольник

Панин и Листратов — друзья с первого курса. Так выглядит со стороны. Но друзьями они считаются лишь потому, что оба влюблены в Лену. Поначалу они ссорились, кому провожать ее домой из института, а потом стали ходить все втроем.

Лене это даже нравилось. Оба были ей симпатичны. Панин забавный. Все время острит, каламбурит, и то и дело разыгрывает Листратова. Между прочим, раньше Панин здорово играл в шашки, был чемпионом города среди юношей, но потом надело, бросил. Он вообще несерьезный. Поначалу, оставаясь с Леной наедине, пытался ее без слов обнять. Так что Лене приходилось ставить его на место.

А Листратов, наоборот, слишком серьезный. Он способный, хорошо учится и ужасно честолюбив. Говорит, в основном, о компьютерах и программах. Когда они втроем, это еще ничего, но когда Панина нет, Листратов становится напряжен и скучен. А глаза у него при этом несчастные. Хотя Лена и старается быть с ним ласковой и терпеливой.

Так они и ходили втроем. С одной стороны, это неплохо, вроде как компания, и на концерт, и на дискотеку, и за город. Но с другой стороны… Лену порой охватывало беспокойство: ведь всю жизнь втроем не проживешь. Да и мама все чаще и чаще намекала, что пора определяться, и если не выйти замуж сейчас, то потом это сделать очень и очень сложно… Значит, нужно выбирать. А как? Оба симпатичны. И потом, они все друзья, как приблизить одного, не обидев другого?

В начале четвертого курса Листратов победил в конкурсе программистов и на полгода уехал учиться в Мюнхен. «Может, это судьба?» — подумала Лена.

И Панин как–то приободрился, будто что–то почувствовал. Но оказалось, что быть вдвоем намного сложнее, чем втроем. Не стало Листратова, шутить стало не над кем, и Панин сделался как–то скучен и ненаходчив. Он все больше и больше мрачнел и замыкался в себе. Только и знал, что звать Лену ехать на дачу, и обязательно с ночевкой. Лена под разными предлогами уклонялась. Потому что в ночевке, конечно, нет ничего страшного, но с другой стороны, какой в ней толк, если не сказано никаких слов.

В общем, возвращение Листратова оба они встретили с облегчением.

А весной, наоборот, Панин поскользнулся на льду, сломал ногу — шейку бедра — и в гипсе по пояс залег на три месяца дома.

И тут уж Листратов почувствовал себя на коне. Стал со значением говорить о своих планах на будущее. О том, что в Германии он многое увидел, понял и теперь своего в жизни не упустит. И при этом как–то особенно пристально смотрел на Лену.

А Лене было скучно и досадно. Листратов как будто давал понять, что она может упустить счастливый шанс, то есть его, Листратова. А она вовсе ничего не собиралась упускать, но как он это себе представлял? Что она все в уме прикинет, подсчитает и скажет: «Ой, Листратов, хочу за тебя замуж?» А любовь, а романтика, а ухаживать? Она же не какая–нибудь заторканная Дюймовочка, она не на помойке себя нашла.

В итоге, Панин выздоровел, и опять все пошло по–прежнему.

Правда, молодые люди стали немного другие. Панин то и дело вздыхал и говорил, что ему не интересно учиться и он, наверное, уйдет из института. А Листратов глядел заносчиво и нетерпимо реагировал на шуточки.

Да и сама Лена… По утрам все чаще и чаще она стала просыпаться несчастной. И поклонники все чаще и чаще стали ее раздражать. Панин, например. Взрослый, вроде бы, мужик, а в голове черт–те что!.. Лекций не слушает, смотрит в окно. И в конспекте у него не формулы, а картинки, как в комиксе: обнаженный супермен в черных очках и красотка с формами, распирающими крохотный купальник. Или Листратов. Только и знает, что средние баллы да рейтинги. Хоть бы улыбнулся когда, анекдот рассказал. А тут еще мама с разговорами…

А после пятого курса Лена поехала в молодежный лагерь на море и влюбилась.

В первый же день она заметила, что на нее поглядывает симпатичный парень, и поняла, что он ей тоже нравится. За утро они несколько раз сталкивались, и уже после обеда Коля нашел повод познакомиться. А за ужином оказался с Леной за одним столиком. А утром ждал ее с двумя шезлонгами на пляже.

И Лене как–то сразу стало очень легко и надежно рядом с ним, с его веселыми голубыми глазами, рыжими вихрами, крепкими руками в золотых на солнце волосках. Она ни разу не почувствовала никаких сомнений. В окружении моря, солнца, молодости, любви, все случилось как–то само собой уже в первую неделю, и видя, как он ей благодарен, как нежен, Лена откуда–то безошибочно знала, чувствовала, что это не просто так, не мимолетное увлечение.

В последний день смены он предложил ей выходить за него замуж, и Лена, ожидавшая объяснений и из–за этого почти не спавшая накануне, с нежданным раздражением сказала то, о чем думала ночью. Что все это как–то слишком быстро, они еще и месяца не знакомы, и нельзя принимать такие решения с бухты–барахты, что нужно подождать, подумать, проверить чувства. Познакомиться с родителями, в конце концов. Теперь, накануне возвращения домой, все, что случилось с ней за прошедший месяц, казалось невероятным, нереальным, неспособным продолжиться в обычной жизни, вдали от моря, солнца, отдыха. Да и где это могло бы продолжаться? В квартире ее родителей? Или в его городке под Москвой?

Наверное, Лена неосознанно ожидала его возражений, даже уговоров, но он выслушал ее как–то странно, недоуменно пожал плечами, улыбнулся и уехал в свое Фрязино.

…В первый день нового учебного года Лене показалось, что еще немного, и она умрет от отвращения к преподавателям, к аудиториям, к себе, к Панину и Листратову. Ее приятели, за лето соскучившиеся, не сводили друг с друга ласковых глаз, пихались и дурачились. «Господи, как я жила здесь раньше», — с тоской думала Лена. — И как буду жить теперь?..»

Она вдруг поняла, что безвозвратно отказалась от будущего, от счастья, от жизни.

С дикой мигренью она ушла с первой пары и едва добрела домой. И застала маму, которая мирно пила чай в обществе ее Коли. Нераспакованная дорожная сумка стояла у дверей.

— А мы уже познакомились, — сказала мама. И снисходительно укорила: — Что же ты мне ничего не рассказала?

Коля повернулся к Лене лицом, и оно показалось ей вдруг щемяще родным и знакомым до мельчайших деталей, до пятнышек, родинок и морщинок, лучиками разбегающихся из уголков глаз, морщинок, которые были особенно заметны сейчас, на загорелой коже. Его глаза улыбались.

Мама, посмотрев на них, спохватилась о забытом чайнике и вышла на кухню.

— Ну и чему, спрашивается, ты улыбаешься? — сердито спросила Лена. Которая вдруг почувствовала, что еще немного, и она расплачется от обиды. Расплачется оттого, что ей последнее время было так плохо, что хоть в петлю лезь, а он сидит тут, как ни в чем не бывало, пьет с мамой чай, и вид имеет довольный и даже веселый.

Ее обида была так искренна и так неожиданна, что Коля чуть было не рассмеялся.

Но посмотрев в ее лицо сдержался. И стер улыбку с лица.

Он некоторое время молчал, задумчиво опустив голову и машинально разглаживая ладонью скатерть на столе. Потом поднял лицо и как–то вопросительно заглянул Лене в глаза.

— Знаешь, у меня совсем не получается жить без тебя, — признался он.

И Лене вдруг стало необычайно спокойно и хорошо. Даже ее мигрень как–то незаметно прошла сама собой. А все остальное — трудности, неустроенность, чужие пересуды — вдруг стали абсолютно неважными, ничего не значащими. Просто начиналась другая, светлая жизнь. С другими радостями и другими проблемами. И нужно было смело идти этой жизни навстречу.

=====

Отправлено: 26 марта 10:28

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Re: Рассказ «Треугольник»

=====

Марина!

Я же говорил: рассказ довольно странный. И конец сильно смазан.

Но, сами знаете, как бывает: только герои начнут жить, только между ними что–то завязалось, глядь, а все отведенное место уже занято. И из разрешенных ста двадцати строчек осталось только четыре. Вот и получаются неправдоподобные концы.

Уж не знаю, что получилось, но когда писал, я думал о людях, которые по незнанию, по воле обстоятельств, под давлением окружающих принимают за любовь то, что любовью совсем и не является. Благосклонность, симпатию, товарищество… Не знаю еще что. Постепенно уговаривают себя, убеждают, примиряют… Потом выходят замуж, женятся. А потом начинают неосознанно мстить партнеру за то, что любви–то на самом деле нет. Мучаются сами и мучают других.

Мне хотелось также показать, что любовь, приходя, все расставляет на свои места. Природа срабатывает за нас сама. И человек, который считал себя нерешительным, излишне раздражительным, слишком практичным, вдруг становится и решительным, и романтичным, и терпеливым. Просто до этого он не любил.

Вот о чем думал я, когда писал этот рассказ. А уж что получилось, судить вам…

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 27 марта 16:42

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Про наших читательниц

=====

Марина!..

Ехал вчера в метро с приема в английском консульстве. От нечего делать, насчитал на эскалаторе трех женщин, читающих наш журнал. Этот факт произвел на меня неожиданно сильное впечатление. Оказывается, то, что мы делаем, кому–то нужно. И это вовсе не шуточки.

Подумал о том, что должны испытывать вы, видя в руках у случайных людей свое детище. Ведь я в журнале так, с боку припека, а вы отдаете этим тридцати шести полосам всю жизнь.

Смотрел на особенное выражение лиц читающих — женщин, в основном, не очень молодых, видимо, семейных и даже заторканных бытом — и думал о том, что существование вашего и подобных журналов имеет в принципе, большой смысл.

Мы и сами не всегда понимаем, насколько наше общество отстает от прочего мира в уважении к женщине, в понимании ее равенства. Даже от многих азиатских стран. Я уж не говорю о Европе или Соединенных Штатах

Напоследок шутку из Интернета.

Почтальон звонит в дверь. Ему открывает маленький мальчик со стаканом виски в руке. Во рту — сигара, из дверей гостиной слышна музыка и девичий визг.

— Взрослые кто–нибудь есть? — озабоченно спрашивает почтальон.

— А ты сам–то как думаешь? — ухмыляется мальчик.

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 28 марта 13:18

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: еще о читателях

=====

Марина!..

Позвонил вчера один мой высоколобый приятель. Брезгливо говорит: «Ты что же, начал писать рассказы в журнал для домохозяек? Жена показала мне твою фамилию. Я, признаюсь, удивлен…» Ну и дурак!

Во–первых, журнал этот не для домохозяек. В социальной службе издательства мне сообщили, что 80 процентов ваших читателей — работающие женщины с образованием выше среднего. А во–вторых, кто сейчас домохозяйки? Обеспеченные дамы, как правило, хорошо образованные, привыкшие читать. И побольше некоторых других, сильно умных мужчин, расположенные к восприятию искусства.

Вообще, в последние десятилетия отчетливо обозначилось разделение литературы на жанры — детектив, фантастика, женский роман, приключения. И это закономерный процесс. В наше время книг пишется и издается в сотни, а может быть, в тысячи раз больше, чем в конце девятнадцатого века, во времена Льва Николаевича и Антона Павловича. С увеличением предложения читатель получает возможность выбирать более прицельно, что ему нравится. Совершенно очевидно, что университетский профессор, шофер–дальнобойщик и немолодая женщина с несложившейся судьбой ищут в чтении разное. Кому–то нужна игра ума, кому–то адреналин в кровь, а кому–то переживания за тех, кто находит свое счастье. И было бы глупо говорить, что дальнобойщик должен испытывать комплекс от того, что не понимает тонкостей литературного авангарда.

В наш век читательская масса перестала быть однородной. Невозможно угодить всем, приходится выбирать аудиторию. А выбрав, писать о том, что этой аудитории интересно. Это очевидно: если ты оказался в обществе хорошеньких молодых женщин, не будь ослом — не говори о политике, или, не дай Бог, о метафизике познания. Рассказывай что–нибудь забавное и романтическое. О метафизике поспоришь за бутылкой с полысевшим и потолстевшим одноклассником–доцентом.

Итак, нет низких жанров. Есть непрофессиональная литература. В конце концов, Достоевский писал детективы. И как писал!

Все, все, заканчиваю! Ишь, как распетушился! А вообще–то, почему бы и нет! Почему в наше время неприлично проявлять неравнодушие к какой–нибудь высокой материи, вроде литературы? Почему хорошим тоном является лишь любовь к денежным знакам?

Но, как сказали бы на флоте: суши весла и стоп машина. Отставить треп! Своей безответственной болтовней мы отвлекаем занятого человека. Уже вижу, как вы украдкой вздыхаете и ваши прекрасные, но все же редакторские глаза, которые по долгу службы обречены читать горы всякой муры, начинают по диагонали скользить по строчкам.

Вот вам правила хорошего тона для авторов: в кабинет редактора заходи тихо, говори четко, проси мало и уходи быстро! Стоит написать их на листе бумаги и повесить на стену над вашим столом.

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 29 марта 17:05

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Re: Есть ли что–нибудь новое?

=====

Пишу на бегу. Поэтому в телеграфном режиме.

К сожалению, нового ничего нет. И писать, к сожалению, некогда.

Принять участие в радиопанораме на следующей неделе в четверг согласен. Материалы с мыслями, которые, по замыслу редакции, я должен экспромтом высказать, присылайте. Прочитаю.

Завтра после обеда уезжаю в командировку и вернусь только в середине следующей недели. Теперь Псков и его окрестности.

Так что до следующего четверга.

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 4 апреля 12:23

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Наша запись на радио

=====

Марина,

Выпал свободный день, сижу, уставившись в окно, и думаю о том, какой молодец был этот Александр Степанович Попов! Как кстати пришла ему в голову мысль изобрести радио.

Ведь все, что было вчера —благодаря ему. Благодаря ему мы вчера провели чудесный день. Скажите, а скоро будет следующая запись на радио?

Мне понравилось в студии — там все оказалось очень мило и как–то по–домашнему. Обстановка пятидесятых годов. Круглые микрофоны. Наушники.

Как все удачно сложилось… И милая девушка звукооператор — очень молодая, и оттого очень серьезная и сосредоточенная.

И мы с вами в стеклянной звуконепроницаемой кабине, с наушниками на головах… Вы раскрасневшаяся, с выбившейся прядью волос, то и дело падающей на глаза… Как вы огорчались, когда что–то выходило не так, как хотелось. И как радовались, когда дубль удавался…

А день какой был замечательный… Ночью стоял мороз, аж минус восемь, а днем выкатилось горячее солнце, стало бить в запылившиеся за зиму окна, в подоконники забарабанила отчаянная капель, зачирикали какие–то городские птахи…

Даже присутствие в звуконепроницаемой студии радиожурналиста, этого богемного мотылька с гнилыми зубами, идиотскими глубокомысленными вопросами и обтрепанными обшлагами брюк не портило дело.

По–моему, передача получилась интересной. Удалось рассказать о журнале и поспорить. Были и трогательные моменты и смешные. Наш мастдай должен быть доволен.

А как мы перекусывали в перерыве в буфетике Дома радио!

А как, уже в сумерки, я провожал вас домой!.. После целого дня, проведенного вместе…Я что–то говорил, а вы слушали, улыбаясь. И у вас были такие глаза… И потом, когда пришло время расставаться, а мы все стояли, находя все новые и новые неотложные темы…

И откуда взялся этот аккордеонист в метро, с его почти забытыми «Амурскими волнами»? Он оказался там как будто специально, чтобы сделать наши последние минуты вместе еще более волнительными…

Короче, посылаю вам новый рассказ. Уж и не знаю, что вы о нем подумаете. Заранее вижу озабоченную складочку у вас между бровей.

Ну да все равно!..

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

Нервы…

«Нет, — сказала себе Катя, спускаясь по эскалатору в метро. — Так дальше жить нельзя! Любовь прошла. Осталась привычка. Одна привычка».

Катя не спешила на работу, ей захотелось пройтись, побыть наедине со своими мыслями. Она не стала брать машину со стоянки, а поехала на метро.

Проблемы в жизни начались, когда бизнес мужа пошел в гору. Новый офис, сто человек сотрудников. То есть она, конечно, рада, но… Был ее Лешка, а стал Алексей Алексеевич. Президент ассоциации. Не то, чтобы что–то… Но… Все как–то переменилось. Раньше он звонил несколько раз в день, теперь звонит она. И по голосу слышит, что ему не до нее, что он занят…

Раньше он смотрел на нее с затаенным восхищением, на то, например, как она задумчивым жестом откидывает волосы со лба, или как в воскресенье озабоченно сервирует стол к завтраку — раскладывает салфеточки уголками, мажет джем на тосты, варит кофе по–варшавски, а теперь даже в воскресенье утром у них дома звонит без остановки его мобильный телефон.

Раньше он любил ходить с ней в гости, смотреть, как она, собираясь, подбирает вечернее платье, серьезно и строго изучает свое отражение в зеркале, любил восхищенные взгляды мужчин в ее сторону, а теперь она по глазам видит, что он бы с большим удовольствием остался лежать на диване перед телевизором, если бы в гости она поехала одна.

Раньше он без конца спрашивал о ее работе, мастерской, девчонках, а теперь слушает об этом с терпеливой улыбкой, как рассказы ребенка о происшествиях в детском саду. Конечно, их проблемы смешны по сравнению с тем, что делает он, и все же… Обидно.

Да и вообще, раньше он каждый вечер начинал волноваться с приближением ночи, а теперь все чаще и чаще засыпает, не дождавшись ее из душа…

То есть она все понимает, он очень устает, на нем лежит ответственность, от него зависят люди. И их жизнь, безусловно, изменилась за последние годы. У нее своя машина, у него своя. Сын пошел в хорошую школу. Дважды в год они ездят за границу, лыжи в марте, море в сентябре. Родители ни в чем не нуждаются… Но если он думает, что это для нее главное… И если ему больше не нужна ее красота, ее любовь, то какой во всем этом смысл?

Катя почувствовала, что на глаза наворачиваются непрошенные слезы.

Ей тридцать пять. Она, конечно, еще красива, мужчины в ее присутствии становятся мужчинами, но что будет через пять лет? А через десять? А кем будет он через десять лет?

«Надо так ему и сказать, — думала Катя, выходя из вагона у Финляндского вокзала. — Я не хочу, чтобы ты жил со мной только из–за сына, или из привычки, или из благодарности к прошлому. Если больше нет любви…»

Пока еще ей не поздно устроить судьбу. Например, Шереметьевский. Как он за ней ухаживал в свое время! Как был поражен, когда она вышла замуж. Недавно они случайно встретились на улице. Пили кофе. Он стал большим человеком. Жаловался, что семейная жизнь не складывается. Потому что, поняла Катя, он не может забыть ее.

Или этот артист, Бубнов. Дурачится, изображает в шутку, что влюблен, что сердце его разбито, но Катя–то видит, что он и в самом деле сильно задет. Женщину не обманешь.

Вчера вечером они с мужем первый раз в жизни поссорились и друг на друга кричали. Она никогда не думала, что это будет так ужасно. Она просто ненавидела его, кричала и не могла остановиться. Как в истерике. Сын Сережка смотрел на них в ужасе. Это, наверное, конец. И они больше никогда не смогут относиться друг к другу по–прежнему…

И вдруг Катя вспомнила, что именно здесь, в вестибюле метро у Финляндского вокзала…

…Тридцать первое декабря, и всего несколько часов осталось до нового года. На улице метель, люди вбегают занесенные снегом, отряхиваются, обстукивают перчатками воротники, вертят головами… Как всегда под Новый год, все в приподнятом настроении, все спешат, все с покупками, пахнет мандаринами, елками… Шумно… А тут еще слепой аккордеонист громко играет вальс «Амурские волны»…

А рядом с ней стоит он, тогда еще просто знакомый, однокурсник… И между ними еще ничего нет, еще не сказано никаких слов… То есть они, может быть, и отмечали друг друга на общих лекциях, но мало ли в институте симпатичных мальчиков. Они случайно ездили вместе за город переделывать перед сессией какую–то работу, съемку рельефа местности… Потоптались со смехом по снегу, что–то замерили, что–то сняли, что–то записали в журнал; потом сидели в пустом кафе, грелись, разговаривали ни о чем… И вот теперь уже давно пора легко сказать: «Пока!» — и разбежаться в разные стороны, ей вниз, в метро, ему на улицу, на автобус. За ней ухаживает отличный парень, надежный и смелый, да и он, как она заметила, несвободен… Ее через несколько часов будет где–то ждать застолье и гитара, магнитофон и танцы, а ей тошно думать обо всем этом. И они все стоят и стоят. И ему, как она видит, тоже очень не хочется уходить, и от этого почему–то замирает сердце. В его серых глазах рядом, за пушистыми ресницами, смущение и вопрос.

И что там вокруг них в метро? Грязные стены, слякоть на полу, бумажки возле урны, баба, по глаза замотанная в платок, продает пирожки… Этот аккордеонист с его «Амурскими волнами»… А ей кажется, что все сверкает и переливается, как во время китайского карнавала, и что она еще не начинала жить…

При этих воспоминаниях Катины глаза опять наполнились слезами.

…Она вышла в вестибюль и рядом с телефонами–автоматами сквозь слезы увидела собственного мужа. Он стоял, в смятении глядя перед собой. Проходившие с удивлением оборачивались на невесть откуда взявшегося здесь потерянного мужчину с тропическим загаром в середине весны, в распахнутом дорогом пальто, в костюме и при галстуке, в ботинках ручной работы.

Муж, почувствовав на себе Катин пристальный взгляд, очнулся, заметил ее в толпе, вздрогнул от неожиданности и шагнул навстречу.

— Здравствуй, — сказала она.

— Знаешь, я хотел сказать… — начал он, умоляющим жестом останавливая Катю и не давая ей говорить. — Вчера… То есть… В общем, ты — самое главное в моей жизни. Ты и Сережка. Все остальное не важно.

Катя почувствовала, что у нее, вопреки желанию быть твердой и спокойной, начинает что–то стремительно набухать в глазах и в носу.

Люди утренним плотным потоком шли мимо них, старались огибать, толкались, сердились, оборачивались на них — кто–то в раздражении, а кто–то с любопытством.

— Спасибо тебе за эти слова… Я тоже хотела сказать… — начала она, но не смогла продолжить — слезы перехватили ей горло.

Он взял ее за руку и увлек за собой в сторону, к стене, в сторону от потока людей.

Они встали друг против друга, чувствуя, что обоим нужно сказать друг другу так много слов, и понимая, что очень трудно будет найти слова, которые бы выразили то, что они сейчас чувствовали.

— А ты сюда — специально? — только и спросила Катя.

— Да, — ответил муж.

Катя с надеждой заглянула ему в глаза.

— То есть ты помнишь… Как мы тут… И аккордеон…

— А как же! Конечно… Это был самый важный день в моей жизни!

Он привлек ее к себе. И Катя прислонилась головой к его груди.

— Ну хочешь, я все брошу?.. А? — запальчиво спросил муж. — Хочешь? Думаешь, мне так нужен весь этот бизнес? Да он вот где уже сидит! — муж ткнул ребром ладони в горло. — Станем жить, как прежде. Я найду человеческую работу. Например, шофера. А что? Я ведь хорошо вожу машину.

Катя улыбнулась и впервые за последнее время почувствовала, что, наконец, успокаивается.

— Ладно, не надо, — она достала платок и осторожно, чтобы не размазывать тушь, промакнула глаза. — Работай уж, что с тобой поделать. Я же знаю, что ты все равно без этого не сможешь. Да и вообще…

Она отстранилась, достала из сумочки пудреницу и озабоченно оглядела в зеркальце свое лицо. Глаза припухли, но, в остальном, все было в порядке. Катя спрятала пудреницу обратно. Потом взглянула на мужа.

— Только, знаешь, — попросила она. — Мне так нужны эти твои слова. Хотя бы иногда! Ты говори их… Хорошо?

Муж с готовностью кивнул.

— Ладно, беги… — вздохнула Катя. — А то куда–нибудь опоздаешь. Твой шофер в дверях уже весь извертелся от нетерпения…

=====

Отправлено: 10 апреля 13:48

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: предложение

=====

Марина!

Только что звонил мой приятель, в прошлом критик, а теперь издатель театрального журнала. Есть два билета на тот самый нашумевший мюзикл, о котором мы с вами недавно говорили. Билетов не достать, моему приятелю прислали две контрамарки, а он идти не может — рожает жена. Контрамарки предложили мне. Пойдемте? Вы, кажется, говорили, что очень хотите посмотреть это самое шоу.

Скажу сразу: я буду рад составить вам компанию. Но если по каким–то причинам вам это неудобно, я готов отдать оба билета вам. Сходите с сыном. Ему понравится.

Билеты бесплатные. Биться за места не придется — вас усадят в директорскую ложу.

Пойдете?

Напишите, пожалуйста, сразу. От меня ждут срочный ответ.

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 11 апреля 10:06

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Проверка связи

=====

Марина! Получили ли вы мою записку? Как насчет мюзикла?

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 11 апреля 12:25

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Re: Очень сожалею

=====

Марина!

Спасибо за ответ.

Я все понял. Вы ждете звонок из Лондона… Люди, находящиеся в Лондоне, обидятся, если не застанут вас дома.

Я понимаю… Такое бывает… Даже в век мобильной связи…

Вы очень, очень сожалеете…

Я тоже…

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 15 апреля 10:48

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Re: Re: Очень сожалею

=====

Марина!

В районе обеда буду проезжать мимо вашей редакции. Может быть, заехать за вами? Пообедаем? Или попьем кофе?

Мне кажется, нам стоит поговорить. Я все время думаю о том, что происходит, и не могу ничего толком понять… Веду с вами мысленный диалог, в чем–то пытаюсь вас убедить, что–то объяснить… Что–то мне подсказывает, что с вами происходит то же самое.

Давайте попробуем поговорить не заочно, а глаза в глаза.

Недалеко от вас открыли новый суши бар. Вы любите суши? Цены, говорят, вполне приемлемые.

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 15 апреля, утро

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Re: Re: Очень сожалею

=====

Марина! Ау-у!

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 15 апреля 12:43

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Re: Увы, много работы…

=====

Все понял. Много работы, не оторваться. К тому же соседка — милейшая старушка — принесла утром пирожки, и вы взяли их с собой на работу. И не планировали во время обеда никуда выходить.

Что ж… Это убедительная причина…

Как говорится, прошу извинять.

Пользуясь случаем, посылаю вам еще один рассказик. Давно был начат и все лежал… Боюсь, что это последний. — Что–то в голову ничего не лезет…

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

Служебный роман

— Не будь дурой: если влюбилась — беги сразу, пока чувство не пустило корни, — учила подруга Элка. — Секретарша — это профессия повышенного риска. Роман с шефом возникает сплошь и рядом, а счастливых судеб — раз два и обчелся.

— Я не секретарша. Я офис–менеджер. И ни в кого я не влюбилась…

Элка насмешливо хмыкнула.

— Он, конечно, женат… Сколько детей?

— Один. Ее сын от первого брака.

Подруга одобрительно кивнула: это легче. Но вообще–то радоваться нечему.

Элка — феминистка и циник. Ее испортила работа. Она занимается психологическим консультированием в фитнес–центре.

— Ах, перестань, пожалуйста, — попросила Аня. — Тут совсем другое. Мне его просто жалко. Потому что он хороший. И одинокий…

— Как, как? Хороший и одинокий? — переспросила Элка, с беспокойством вглядываясь в Анино лицо. И покачала головой: — Так всегда и бывает! Сначала тебе его просто жалко. Ты приносишь ему из дома бутерброды. Потом помогаешь выбрать рубашку. Потом диван в приемной… А потом он смотрит на часы и спешит домой ужинать, а ты остаешься рыдать наедине со своей любовью.

Вообще–то Элка не злая. Просто она Аню очень любит.

— Впрочем… — смягчается Элка, — науке известны и другие случаи… Современный мужик ленив и изнежен. Он падок на лесть и боится трудностей. Если брать его тепленьким, то шансы есть… Но ведь ты такая идеалистка… — Элка покачала головой. — А у мужиков в наше время нет ничего святого. Ровным счетом ничего!

— Ты ничего не знаешь… Он совсем не такой.

— Все они не такие. А потом у нас на всю жизнь — кровоточащая рана в сердце!

Эх, Элка, Элка, разве тут что–нибудь объяснишь! Разве это можно сказать словами?

…Девятый час вечера, в офисе только он и она: он в кабинете, она в приемной. За окном темно, а он как будто не замечает: конец квартала, аврал. Да еще переговоры. Он вообще трудоголик. Приходит первым, уходит последним. Потому что для мужчины дело — прежде всего.

— Глеб Сергеич, я заметила, вы за весь день — только кофе… — заглянула в дверь Аня. И пошутила: — А ведь известно: здоровье начальника — залог благополучия подчиненных. Так что я купила вам блинчики в соседнем кафе…

Дура, конечно. Видела бы Элка.

Он, как будто очнувшись, оглядел заваленный бумагами стол и покраснел. И как–то неловко развел руками.

— В самом деле. Спасибо… А знаете что, давайте–ка вместе… Давайте, давайте, что за церемонии.

Вот, казалось бы, что такого, самовар и блинчики. А как будто праздник. Его лицо рядом, улыбка… Только для нее. И сердце щемит от жалости: пуговица на его рубашке пришита нитками другого цвета — явно мужской рукой. И галстук…

Он перехватил ее взгляд. И нахмурился. А, помолчав, сказал:

— Аня, вам не обязательно сидеть со мной. Я справлюсь один. Мне конечно, приятно. Но вы… такая молодая. И интересная. Вас, наверное, ждут друзья. А мне, если честно, не хочется домой идти.

Аня вскинула на него глаза, как будто просила не продолжать. Как будто хотела сказать, что все давно видит, но верит, что у него все будет хорошо. Потому что у хороших людей все должно быть хорошо.

— А такие галстуки уже не носят, — вместо всего этого сказала она.

— В самом деле? Если честно, я в этом ничего не понимаю. А жена…

Он опустил голову. Потом вздохнул:

— Жена… Грустная история… Я кто? Средней руки предприниматель. Каких сейчас тысячи… Ну, сотни… А она… — он горько усмехнулся. — Тонкая женщина. Созданная для изящной жизни… Мы учились в одном классе. Потом она вышла замуж. И еще раз… И опять неудачно. А потом мы встретились на вечере выпускников… Когда я уже стал тем, кем стал, — он помолчал. Взглянул в глаза Ане и опять опустил голову. — Я надеялся, что она меня со временем полюбит…

— Собственно, зачем я все это вам рассказываю. Вы такая… светлая… солнечная. Вам, наверное, все это дико. Эх, был бы я помоложе, да свободен…

— Что бы тогда? — тихо спросила Аня.

— Я бы за вами приударил! — пошутил он. Но по глазам Аня видела, что в его шутке лишь малая доля шутки.

— Ну что, работаем дальше? — вздохнул он через некоторое время.

И опять: он в кабинете, она за стеной в приемной. Но теперь все как–то по–другому. Как будто их связывает невидимая ниточка…

А в девять зазвонил телефон.

— Здравствуйте, Валечка…

— Меня зовут Аня…

И почему у его жены такой противный голос?

— Ах, да, Анечка. Вечно путаю имена секретарш. Передайте Глеб Сергеичу, чтобы он по дороге домой купил вина… К нам зайдет один человек… Впрочем, вы его не знаете. А вы тем временем сбегайте, пожалуйста, за сыром… А то Глеб вечно покупает не то. Скажите ему, что я просила. Он вам доплатит за хлопоты.

Аня побледнела. Но сдержалась. Ради него. Только ради него.

— Хорошо. Я схожу. Но ваш муж сегодня придет поздно. Мы еще ждем итальянцев на переговоры.

На том конце провода возникла пауза.

— Итальянцев? — переспросила жена. — Вы в этом твердо уверены? Я могу на это рассчитывать?

«Ну и что, — подумала Аня. — А мне какое дело?»

Через полчаса Глеб Сергеич вышел из кабинета в плаще.

— Все, Анечка. Мы свободны. Переводчик сообщил, что итальянцы сегодня не приедут. У них из–за пробок на дорогах весь график встреч пошел коту под хвост. Попросили перенести на завтра. Так что мы свободны. И я иду мастерить полочку на балконе. Попробую быть примерным мужем. Может быть, все проблема в том, что я мало занимаюсь домом?

Аня замерла и почувствовала, что пол уходит у нее из–под ног. И поняла, что нужно срочно что–то придумать.

— Глеб Сергеич, а что это вы так спешите? — развязно начала она, выходя из–за стола. — А может, нам куда–нибудь сходить?

Глеб вытаращился на Аню так, будто увидел впервые.

— А что? В клуб. Или в кафе. Как сейчас принято?

Глеб нахмурился и некоторое время молчал, уставившись в пол. Потом сказал:

— Вам это не идет, Аня. Совсем не идет.

Она все же заступила ему дорогу.

— Не ходите, Глеб Сергеевич, — попросила она.

Он сердито на нее посмотрел и вышел не попрощавшись.

А утром она застала его бреющимся в кабинете механической бритвой. На кожаном диване лежал скомканный плед.

— Вот… Теперь я бездомный, — Глеб как–то виновато заглянул Ане в глаза. — Ну и пусть. Даже лучше. Как будто камень с души.

Аня опустила глаза.

— А вы знали? — спросил он. — Впрочем, это не важно. У вас никто не сдает квартиру? Хотя бы на первое время.

Аня заволновалась. Заволновалась в основном оттого, что поняла: она вчера не проявила должной настойчивости и выдумки, и именно поэтому у него теперь проблемы. Он бездомный и потерянный. И это очень нехорошо для него. Он так не умеет.

— Нет, квартиру никто не сдает. То есть да, сдает! То есть мне самой после бабушки осталась квартира. Правда, там в настоящее время я живу сама. Но это ничего не значит! Я уже давно хотела вернуться к маме, чтобы и ей было веселее и мне. — Аня вдруг спохватилась, что он может не так ее понять. — Но я не ради денег.

Он посмотрел на нее внимательно и ласково. И улыбнулся.

— Конечно не из–за денег. Я знаю, — сказал он. — Я вообще много о вас знаю. Вы всем помогаете. А я… Я, между прочим, давно… — он не закончил. — И знайте, я буду за вами ухаживать всерьез. Я только с виду такой рохля. А когда хочу, умею быть очень романтичным. И решительным. Вы в этом скоро убедитесь…

Аня улыбнулась.

— Глеб Сергеич, вы только не сердитесь. Но я купила вам галстук. И вообще. Все будет очень хорошо. Потому что у хороших людей все всегда должно быть очень хорошо.

=====

Отправлено: 17 апреля 10:32

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Re: рассказ «Служебный роман»

=====

Марина!

Рассказ отличается от других? Возможно. Он понравился вам меньше? Он мне и самому не очень нравится. Но так хотелось написать что–то более современное. Добавить актуальности.

Взялся за него когда–то потому, что перечитал все мной написанное и с удивлением обнаружил, что все звучит как–то старомодно… Будто бы написано провинциальным учителем… Вот я и попытался ввести модные мотивы…

Наверное, лавры Федякиной не давали мне покоя. Что–то, может, и получилось. Но, видимо, подвели законы нашего жанра — жанра сказочки с гладким концом.

Впрочем, теперь это уже не важно. Я уже писал — это последний рассказ. Хорошего понемножку. Пора мне и честь знать.

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

2

=====

Отправлено: 19 апреля 13:17

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: о вчерашнем

=====

Марина!

Честно говоря, после того, что произошло вчера, сам не знаю, зачем пишу. Наверное, для того, чтобы попросить прощения. Хотя и понимаю: случись все еще раз, я поступил бы точно так же.

Началось все с того, что два дня назад я столкнулся возле кассы с Федякиной, и она шепнула мне по секрету, что приближается день рождения вашего сына, что все будут вас поздравлять и она советует мне сделать то же самое. Я возразил, что наше назойливое внимание вряд ли вам понравится и, более того, может поставить в неловкое положение. Федякина же заявила, что если я такой идеалист — это мое дело, она лично не считает себя Львом Толстым или Барбарой Картрайд, а журнальные гонорары для нее — источник пропитания, и она обязательно использует повод для того, чтобы сделать редактору что–нибудь приятное. И вообще, так принято.

Дело, конечно, не в Федякиной. Накануне я твердо решил к вам в редакцию больше не приходить. И рассказов больше не писать. И вообще, никак не напоминать вам о своем существовании — как я понимаю, этим я только усложняю вашу жизнь. Но тут, дернул черт, решил еще разок взглянуть в ваши глаза — напоследок.

У метро я остановился, чтобы купить цветы. Шел вдоль пышного ряда однообразных роз, хризантем, гвоздик, калов и чувствовал, что все это не то, совсем не то! Что вся эта настойчивая, самоуверенная, гордая красота не имеет ничего общего с моим отношением к вам. Но мне повезло: в самом конце цветочного ряда бабушка–пенсионерка продавала пучок первых подснежников. Таких трогательных и нежных рядом с сочными оранжерейными собратьями. Таких робких… Мне показалось, вы поймете то, что я имел в виду.

Как только я вошел в помещение редакции, которое напоминает спортивный зал, разгороженный на клетушки книжными полками и столами, и издали увидел ваши глаза, я понял — что–то не так. При моем появлении в ваших глазах почему–то мелькнуло смущение, даже испуг. Вы непроизвольно обернулись через плечо, и я заметил на вашем столе редакционное ведро с огромным букетом роз — высоких, роскошных, вызывающих, в количестве никак не меньше тридцати, а то и пятидесяти.

Потерпите немного, вы скоро поймете, почему я так подробно описываю то, что вы и сами видели собственными глазами.

Я огляделся по сторонам и на пороге начальственного кабинета увидел нашего мастдая, а рядом с ним — невысокого, приятного на вид и очень уверенного в себе мужчину. Почему–то я сразу понял, что это ваш родственник, о котором рассказывала Федякина, и человек, подаривший вам эти цветы.

Они стояли, оглядывая редакцию как два хозяина жизни — глядя немного свысока на два десятка работающих компьютеров и столько же согнутых журналистских спин. Причем наш дородный мастдай рядом с вашим родственником стал как–то ниже ростом, будто бы сжался. В его позе и движениях читалось что–то приниженное. Очевидно, ваш родственник преуспел в бизнесе существенно больше мастдая и по негласной табели о рангах богатых людей находился на много ступенек выше него. Мастдай что–то оживленно рассказывал профилю приятного на вид невысокого человека.

У меня отчего–то сразу очень испортилось настроение.

Может быть оттого, что я представлял вашего родственника совсем другим… Уж не знаю каким. Может быть, ярко выраженным жлобом, с мясистой шеей и золотой цепью на ней. А может быть, наоборот — артистичным барином, великодушным и щедрым. А он оказался ни тем и ни другим… Он оказался нормальным человеком. С лицом неглупым и волевым. С чуткими, наблюдательными и терпеливыми глазами лесного охотника. Он оказался из тех людей, которых я никогда не понимал, но которые всегда вызывали во мне уважение…

А может быть, дело было в мгновенном напряжении глаз, в чуть побелевших скулах вашего родственника, от взгляда которого не укрылась моя растерянность и ваше смущение. Может быть, дело в коротком болезненном уколе ревности, который он при этом почувствовал, уколе уязвленного собственнического чувства.

Если бы можно было развернуться и уйти, я бы так и сделал. Но повернуть назад на полдороге к вашему столу было невозможно. Я подошел и, забыв отдать вам мои робкие подснежники, сказал не помню какие слова.

Вы смутились еще больше. И, не поднимая глаза, пояснили: «У моего сына сегодня день рождения». Хотя по принесенным цветам можно было догадаться, что я в курсе.

Мужчина рядом с мастдаем наблюдал за нами с нарастающим недоумением. Мастдай, проследивший глазами его пристальный взгляд, с готовностью сказал что–то насмешливое; ваш родственник чуть порозовел, невнимательно кивнул и вразвалку зашагал к нам.

Приблизившись, он демонстративно опустился в кресло между нами и принялся с нарочитой бесцеремонностью и любопытством меня разглядывать.

Это было не просто невежливо. Это был вызов. Он обозначал свои права на вас.

Вы смутились еще больше.

Ситуация начинала меня злить.

«Этой мой троюродный брат», — чуть слышно проговорили вы и опустили голову… Сказать что–нибудь обо мне вы отчего–то забыли… Вам было стыдно за вашего родственника.

Ваш брат пошевелился, пристально следя за вами и за мной.

А мне вдруг как–то разом ясно представились ваши отношения. В которых один заявляет права, а другой вынужден уступать. В которых унизительная зависимость соседствует с тиранией собственника. Отношения, которые отравляет навязчивая подозрительность и болезненная ревнивость. Мне вдруг разом стало понятно ваше уклончивое поведение последних недель.

Вы подняли на меня глаза и видимо прочитали в моем взгляде недоуменный вопрос: «Почему!? Почему!?». Ваши глаза опять опустились. Вам нечего было ответить.

От него не ускользнул этот молчаливый диалог. В его глазах на мгновение вспыхнул и тут же был подавлен недобрый огонек.

Он криво усмехнулся и насмешливо принялся изучать меня с ног до головы, мои всесезонные ботинки, джинсы и легкую не по погоде куртку.

«А вы кто же такой? — насмешливо поинтересовался он. — Писатель?»

Вы покраснели, но ничего не решились сказать.

Но самое удивительное, что я тоже смутился.

Отчего–то мне вдруг представилось, каким идиотом я должен выглядеть в его глазах — человек, пишущий за копеечные гонорары однодневные рассказики в бульварный женский журнальчик. Коллега Федякиной. Неудачник, охваченный манией убогого сочинительства.

Мне вдруг почудилось, что он чертовски прав. И то, что я делаю в вашем журнале, в вашей редакции, вообще рядом с вами — полнейшая нелепость, глупость, проявление упрямства и эгоизма. Раздумья, мучительные сомненья последних недель вдруг разом нахлынули на меня и привиделись в совершенно ином, постыдном свете.

Ваш родственник открыто хамил мне и имел на это право. А я не имел никакого права ему ответить. Потому что был кругом виноват.

Я почувствовал, что земля поплыла у меня из–под ног.

В такие минуты я плохо владею собой. Я знаю за собой эту слабость… Рассудок как будто отключается. Сказывается безотцовщина, детство, проведенное в беспокойных Лиговских дворах. В такие минуты мне становится абсолютно все равно, сколько человек передо мной — два или десять, и каковы будут последствия драки.

И только ваше присутствие заставило меня овладеть собой…

Я понял, что нужно как можно скорее уходить.

«Я зайду как–нибудь в другой раз…» — сказал я. Вы поспешно кивнули. И опять его страшно задело взаимопонимание, которое между нами существовало, то, что мы с полуслова поняли друг друга.

«Вы, кажется, принесли цветы», — напомнил он и с усмешкой кивнул на пучок подснежников, который все еще находился в моих руках. А потом небрежно посмотрел на свои розы.

Это было уже слишком. Он наверняка посчитал, что я пожалел денег на дорогие цветы.

Я почувствовал, что горячая волна накатывает на голову, а сердце холодеет …

Я поймал себя на том, что чувствую какую–то шальную легкость в ногах и пустоту под ложечкой, и, как всегда перед дракой, непроизвольно прикидываю, нет ли в нагрудном кармане пиджака бьющихся предметов.

Блуждающими глазами я огляделся вокруг и заметил стоящую на вашем столе недопитую чашку кофе.

«О, кофеёк! — каким–то неестественным козлиным голосом воскликнул я. — Люблю кофеёк!». Я сделал развязный шаг к вашему столу, подхватил чашку, отхлебнул остывшей жидкости и с лицом абсолютно невинным размашистым движением метнул чашку обратно на стол — так, что часть кофе выплеснулась через край точнехонько на брюки вашему родственнику.

Он вскочил на ноги.

Я принял боевую стойку.

Собственно, зачем я вам все это пересказываю? Вы все это видели своими глазами.

Я чувствовал, что мы оба стремительно обрушиваемся в бездонную пропасть. Перед моим мысленным взором уже проносилось то, что должно было случиться через минуту: летающие стулья, звон стекол, охранник, вбегающий с перекошенным лицом и перетаскивающий с поясницы на живот резиновую дубинку и наручники, визг и топот, заломленные руки и забрызганные кровью стены.

Но, слава Бога, в это время входная дверь распахнулась, и в редакцию, споткнувшись, ворвался подросток — как я догадался, ваш сын. Его чудная белокурая головка с синими глазами жадно огляделась по сторонам, он нетерпеливо скользнул глазами по фигуре мастдая, по спинам сотрудников, по вашему лицу, по цветам, по мне и, наконец, увидел вашего брата. Его лицо просияло, и он побежал к нему.

Ваш брат отступил на шаг и торопливо отряхнул брюки. А я замер на месте, как каменное изваяние.

Потому что ваш сын не просто бежал. Он продвигался вперед короткими рывками, и с каждым шагом его голова делала непроизвольное движение подбородком вперед — как будто хотела помочь не очень послушным ногам преодолеть следующие полметра пространства. Невольная гримаса усилия раз за разом проступала на его лице, а руки сами собой судорожно взмахивали в воздухе.

Ваш сын болел детским церебральным параличом.

Я немного знаком с этой болезнью. Ваш мальчишка был молодцом — очевидно у него от рождения была средняя форма заболевания, но он проделал колоссальный путь по борьбе с болезнью. На полдороге он перешел на торопливый шаг и, хотя внимательный глаз наверняка заметил бы некоторую принужденность его походки, к нам приближался вполне здоровый ребенок. На лице его светилась гордость за себя — он, видимо, хотел похвастать перед родственником тем, как он бегает.

Не знаю, зачем я описываю это так подробно. Вы при всем этом сами присутствовали.

Он остановился перед вашим братом, глядя на него сияющими глазами и не замечая вокруг никого другого. Он был очарователен, ваш сын, с лицом вдохновенным и открытым, Брат ободряюще потрепал мальчишку по плечу — молодец! — и тот просиял.

Я понял: перед ним стоял не просто родственник. Перед ним стоял взрослый человек, в которого мальчишка был влюблен, и на которого хотел походить. И в самом деле, чем не пример для подражания? Чем не идеал нашего времени? Уверенный в себе, богатый, способный постоять за себя и своих близких и даже поработать ради них локтями.

Ваш брат запустил руку во внутренний карман пиджака и протянул на ладони приготовленный подарок — новенький мобильный телефон.

Руки мальчишки жадно схватили красивую вещицу — это был подарок, о котором он втайне мечтал, но даже боялся себе в этом признаться.

Вы покраснели, отвернулись и покачали головой. Вы, конечно, были рады за сына, но думали о том, что дорогие подарки портят детей…

А я не мог оторвать глаз от вашего брата. Его лицо вдруг переменилось, как–то оттаяло, помягчало. Он снисходительно смотрел на мальчишку, на торопливые руки, вертящие телефончик, пробующие кнопки, расстегивающие чехол… Он смотрел не свысока, а терпеливо и ласково, как умный взрослый смотрит на порывистого ребенка. Он смотрел с определенной долей сочувствия к его недугу, но без частой в таких случаях жалости. Он смотрел по–товарищески, с верой в мальчишку, в его силы, в его способность все преодолеть. Смотрел так, как смотрел бы отец. И не просто отец, а лучший из отцов. И за это я в одно мгновение все ему простил.

Ваш родственник вспомнил обо мне. И посмотрел на меня прежними глазами — высокомерными и враждебными.

Я развернулся и ушел, ни с кем не попрощавшись. Просто развернулся и ушел.

Вы наверное все еще недоумеваете, зачем я вам все это пишу?..

Марина, то, что я узнал о вас, вашем сыне, вашей жизни многое мне объяснило. Ваше отношение ко мне, вашу нерешительность и сомнения. Но если вы, Марина, считаете, что ваши обстоятельства могут повлиять на мое отношение к вам, могут послужить препятствием, или не дай Бог, испугать меня, то вы глубоко ошибаетесь. Вы могли так думать только оттого, что недостаточно меня знаете.

Марина, мы с вами уже не дети. Мы хорошо понимаем, что с нами происходит. Я очень хорошо к вам отношусь, Марина. Очень! Я не выражаюсь определеннее только для того, чтобы не ставить вас в неловкое положение. И если бы вы посчитали возможным опираться в этой жизни на меня, а не на кого–нибудь еще, то — поверьте — я был бы счастливейшим из смертных и всю свою жизнь положил бы на то, чтобы вы не пожалели.

Вот! Собственно, для того, чтобы сказать вам эти несколько важных для меня слов, я и исписал несколько страниц мелким шрифтом.

Если сочтете возможным что–то мне ответить, я буду очень вам признателен.

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 20 апреля 16:51

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: не волнуйтесь!

=====

Марина!

Вы не отвечаете на мое послание. И, наверное, правы. Ситуация зашла слишком далеко.

Не хмурьте брови — я пишу лишь для того, чтобы проститься. Я уезжаю.

Нашей фирме потребовался доброволец, чтобы на несколько месяцев уехать в глухую деревню архангельской области сопровождать одного голландского специалиста и я вызвался быть этим добровольцем. Воспользовался, так сказать, поводом.

Будем считать, что этот специалист послан нам свыше.

Как издревле принято на Руси, прошу вас меня простить, если что не так, и не поминать лихом.

Долго сомневался… Но все же в конце концов решил отправить еще один рассказик, который, честно говоря, был уже давно написан. Точнее, начат был давно, а закончен недавно…

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

Красивая любовь

— А эта рыженькая сегодня в клубе… Ничего, милая, — говорил Вадим, глядя, как Полина поздно вечером смывает перед зеркалом макияж. — А интересно, какая она в любви? Как поведет она себя в постели?

Полина с трудом вспоминала, кого имеет в виду Вадим, и пожимала плечами. Ах, да, была милая мордашка. И правда, свеженькая…

— Знаешь, — продолжал Вадим, — мне иногда хочется взять вот такую невинную девочку к нам в постель… И научить всему… Ввести, так сказать, в прекрасный мир Эроса, мир любви… Бережно, как ребенка… Если хочешь, поделиться с ней нашим счастьем.

Полина снисходительно улыбалась. Фантазии, фантазии… Они с Вадимом очень сильно любили друг друга. К моменту знакомства оба успели многое пережить, но даже не подозревали, что в жизни, а не в кино, существует такая любовь. Что страсть может охватить человека, как тайфун, и что счастье может быть таким полным.

Кроме того, Полина понимала, что Вадим говорит о молоденькой девчонке не всерьез, а отдавая дань обычаям их среды — мира художников, артистов, музыкантов. Большинство людей этого мира жили так же, как все люди, но среди них было принято говорить о необычных отношениях, странных наклонностях, другой ориентации, свободе любви и нравов.

Мир богемы был их миром. Вадим занимался организацией гастролей артистов из других городов — аренда залов, гостиницы, реклама. Антреприза, или, говоря современным языком, шоубизнес. Конечно, известные артисты работали с крупными шоуменами, но и Вадиму хватало работы. Полина тоже… переводила… писала акварели… Жизнь протекала в блестящей суете — приемы, презентации, вернисажи… Они, красивые, обаятельные, охваченные любовью, везде оказывались желанны, везде в центре внимания.

Одно смущало Полину — ее дочь.

Дочь почти с младенчества жила у бабушки в маленьком поселке на краю области. И ребенку лучше, чем в богемном мире, и бабушке веселее. Вадим легко принял существование ребенка, а когда они как–то весной приехали на выходные познакомиться, сразу подружился с ней.

— Надо бы ее взять к нам… — заметила тогда Полина.

— Зачем? — удивился Вадим. — Ей на воздухе так хорошо! Кругом добрые хрюшки, знакомые козы. Свой братец–кролик. То есть, конечно, если ты хочешь, я не против. Очаровательная девчушка, я в нее просто влюбился! Но как она будет с нами? Ведь моя работа — это сплошное тусование. Каждый вечер или мы в гостях до утра, или у нас компания…

В словах Вадим была своя правда. В мастерской под крышей, которую Полина получила от художественного фонда и которую они с Вадимом переделали под стильный салон, целыми днями терся разнообразный народ.

— Но ведь там и школы нормальной нет, — сказала Полина.

— Школы нет, — согласился Вадим. Но согласился так, будто это был аргумент не в ее, а в его пользу. И заговорил о другом.

Разговор оставил неприятный осадок, было в нем что–то невысказанное, скрытое, но осадок этот вскоре забылся.

«В общем, он прав, — думала Полина. — С бабушкой ребенку лучше. А в школу еще через год. Тогда и решим».

И их опять закружил блестящий водоворот. Летом вслед за бомондом они переместились на юг, к морю. Новый год встречали шумной компанией в Париже. В марте катались на лыжах в Альпах, сначала с пражской труппой современного балета, потом с шотландскими музыкантами, потом с москвичами из своих.

Год пролетел незаметно.

В начале лета Полина снова завела разговор о ребенке. О том, что в сентябре девочка пойдет в первый класс, и будет лучше если она пойдет в школу в большом городе, а не в поселке.

Вадим выслушал ее слова с нетерпеливой скукой.

— Я уже сказал — как хочешь. Дело твое. Но мое мнение ты знаешь — твоей Ане с нами будет только хуже.

— Но не может же она вечно жить у бабушки!

— Почему!? — выразительно удивился Вадим. — Что плохого в деревне? К тому же наш образ жизни…

— Но мы могли бы его немного поменять…

— Как хочешь! Как хочешь! — Вадим поджал губы и спрятал за спину руки. — В конце концов, это твоя мастерская… Но учти: девочка — это твое личное дело! Только твое!

Разговор на том и оборвался — в дверь позвонили гости. А потом еще одни и еще. Но весь вечер, глядя на Вадима, на то, как он, стильный и нарочито загадочный, с серьгой в ухе и с волосами, стянутыми в хвост на затылке, переходит с бокалом вина от одного к другому, говорит, курит, артистично щуря глаза от дыма, Полина чувствовала незнакомое до этого раздражение. И во всех его словах и жестах ей почему–то чудилась поза и фальшь, и она не могла понять, почему раньше она не придавала значения его самолюбованию и эгоизму.

А через неделю Полина случайно увидела, как Вадим, прощаясь в машине, жадно целовал в шею одну общую знакомую, молодую актрису. И быланеожиданно поражена. Долго ходила по улицам, не зная, как прийти домой и как они посмотрят друг другу в глаза. «Что здесь такого? — пыталась убедить она себя. — Даже если между ними что–то и приключилось — это не имеет значения в нашей среде. Все равно он никого не сможет любить так, как меня. А может, у них и вообще ничего не было. Шутливый флирт — часть нашей жизни!»

За ужином она спросила:

— Ну и как она в постели? — Вадим сделал удивленные глаза. — Та, из «Ситроена»?

По тому, как внезапно метнулся его взгляд, Полина поняла, что ее подозрения не беспочвенны. Но Вадим тут же взял себя в руки. И рассмеялся.

— Неужели ты ревнуешь?.. — пошутил он. — Это было бы смешно.

Больше об этом не вспоминали. И еще несколько дней жили так, будто ничего не произошло. Но из отношений прямо на глазах уходило что–то очень важное. Доверие… Искренность… Интерес… Без чего все остальное теряло смысл.

А как–то вечером он, будто случайно вспомнив, сказал:

— Ты помнишь Муратова? Ну, этот… Закончил «Гнесиных». Теперь занимается цветными металлами. Неправдоподобно богатый человек! Второй месяц охмуряю его ради денег на фестиваль «Белые ночи балета»…

— Такой с перстнями и тяжелым взглядом, — припомнила Полина.

— Ну, почему же с тяжелым… Он бывает очень мил. Так вот. Он видел тебя в театре и теперь просто без ума. Сейчас он живет с одной молодой актрисой… ты ее знаешь… Короче, Муратов предлагает нам пожить недельку в его загородном доме. Ну, ты понимаешь… Вчетвером… — Полина вздрогнула. А Вадим поспешно продолжал: — У него дом — что–то невообразимое. Эрмитаж меркнет… Бассейны, фонтаны. Настоящий Модильяни на стенах. Я такого еще не видел…

Полина долго молчала.

— Ты что же, ради денег на фестиваль хочешь меня под него подложить? — наконец спросила она.

— С чего ты взяла! — шумно возмутился Вадим. — И как ты вообще могла такое подумать! Просто мне показалось, что тебе будет интересно. Новые ощущения. В конце концов, если тебя это шокирует… Можно просто погостить…

— А может, ты вообще думаешь сплавить меня ему? — не слушая его возражения, продолжала Полина — А самому заняться молодой актрисой? Устроить, так сказать обмен? — И, не дожидаясь ответа, она ушла в другую комнату.

На следующий день, когда Вадима не было, она собрала вещи и уехала. Ничего не объяснив и не оставив записки.

…К материнскому дому Полина подходила вечером. Люди по огородам окучивали картошку. И сразу увидела дочку, которая хворостинкой загоняла гусей с улицы во двор.

— Здравствуй, Аня! — позвала она.

— Здравствуйте, тетя.

Полина вздрогнула и почувствовала, как у нее закололо сердце.

— Какая же я тетя? — проговорила она. — Я твоя мама. Ты забыла?

— Мама? У меня не мама, у меня Тося, — сказала девочка и указала на капавшуюся в огороде бабушку.

Полина справилась с собой и улыбнулась.

— Нет, у тебя есть мама. По крайней мере, теперь. Твоя мама — это я.

Девочка посмотрела на нее недоверчиво и удивленно проговорила:

— Мама… — потом вслушалась в произнесенное слово и проговорила еще раз, теперь с удивлением и удовольствием: — Ма–ма!

Полина подошла, присела перед ней на корточки и крепко прижала девочку к себе. Ощущая на своей щеке легкое детское дыхание, такое нежное и доверчивое.

И вдруг почувствовала, что это крохотное, почти незнакомое существо — самое важное, что есть в ее жизни! Смысл этой жизни и ее цель. А все остальное — картины, карьера, любовь, друзья — это неважно, это второстепенное. Это нужно лишь для того, чтобы ее дочь выросла достойным человеком!

=====

Отправлено: 22 апреля 15:18

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Простите и прощайте!

=====

Марина!

Пишу вам еще раз вовсе не для того, чтобы искать повод остаться или продолжить наши отношения.

Через два часа уходит мой поезд, вещи уже упакованы, но я не могу уехать, не написав вам еще об одном.

Вчера меня разыскала Федякина. Вы знаете, в свое время я не позволил этой даме посвящать меня в сладкие редакционные сплетни. Но вчера Федякина едва ли не на коленях упросила меня прочитать недавно написанную ею повесть. Перед тем, как отнести повесть в толстый журнал, Федякина непременно хотела узнать мнение коллеги, услышать, так сказать, товарищеские советы.

Повесть была ужасна. Я с трудом разбирал суть за патетическими заклинаниями и сентиментальными вздохами.

Но, прочитав десяток страниц, я понял, что Федякина навязала мне свой труд неспроста.

Были в той повести брат и сестра, она — из очень благополучной профессорской семьи, красавица и душа компании, а он — провинциальный мальчик, которого мама растила в одиночку, с трудом сводя концы с концами. Каждое год обеспеченные питерские родственники приглашали мальчика провести летние месяцы у них в Комарово, в академическом дачном поселке. Там, на фоне общих игр, на фоне юношеских романов и обид и разворачивается начало повести Федякиной.

К сестре тянулись все — подруги, мальчишки, даже взрослые, а брат был болезненно самолюбив и мнителен. Его сторонились девчонки и избегали товарищи — в своем городке он был чемпионом по боксу и любил, чтобы его побаивались. Сестра по–родственному любила брата. Жалела его. Понимая, что он такой ершистый и упрямый от гордости, от сознания их с мамой неблагополучия. Но и сердилась на него. Потому что ребята из ее дачной компании вовсе не были снобами и запросто приняли бы брата в свою компанию, если бы он не был таким задиристым и не смотрел с презрительной усмешкой на хорошо одетых мальчиков и девочек, рассуждающих о Марселе Прусте и Фрейде.

Кроме того, брат был влюблен в свою сестру. Или считал, что влюблен в нее. Потому что ему все время хотелось, чтобы ее внимание принадлежало только ему. И это тоже часто сердило героиню Федякиной: хочешь ухаживать — ухаживай наравне с другими, но распугивать ее друзей своими тренированными кулаками — это, простите, дикость.

А в последнее лето он, уже с пробившимися усиками и кривоватой ухмылочкой блатного знания жизни, вообще взялся преследовать ее: подкарауливать, когда их не видели взрослые, настаивать, прижимать в углах… Ухаживать на уличный манер… Она пыталась противиться, он не унимался, она была вынуждена пожаловаться родителям… Состоялись какие–то переговоры по телефону, и он уехал в свой родной городок.

Прошли годы, и брат с сестрой выросли. Брат попал в армию. А потом завербовался старателем в Якутию — мыть золото. А сестра поступила в университет, и вскоре в ее жизни появился юноша, ставший впоследствии ее мужем.

Это был не юноша, а мечта. Красивый, романтичный, порывистый. К тому же блестящий спортсмен — чемпионом по фехтованию. Как и героиня повести, он учился журналистике, но большую часть времени посвящал спорту, разъезжая по соревнованиям и завоевывая новые и новые призы. Они сразу отметили друг друга и сразу друг другу понравились. Ее, правда, немного смущала некоторая склонность нового знакомого к авантюризму. Но это порой только красит мужчину!

Они полюбили друг друга, и между ними завязался страстный красивый роман, который меньше чем через год закончился счастливой свадьбой. Спортобщество выделило им квартиру и машину, победы на соревнованиях приносили деньги, она сопровождала мужа на заграничные турниры — началась жизнь, где каждый день напоминал праздник.

Я пытаюсь изложить события, описанные Федякиной, простым человеческим языком. В повести же умиленные трели сменялись гневными обличительными пассажами. Но дело не в этом. Дело в том, что Федякина, как я понял, описывала историю вашей жизни.

Постепенно спортивная карьера героя повести сошла на нет, они с женой закончили институт и стали начинающими журналистами — она в экономической газете, он в спортивной редакции известной радиостанции. Денег и там и там платили мало, жить стало тяжелее, но они не унывали — все еще впереди, и они очень сильно любят друг друга.

А потом родился их ребенок, их Мишка. И родился больным. После чего жизнь из пленительной сказки превратилась в каждодневную борьбу.

У ребенка был шанс вырасти более или менее полноценным человеком, но для этого его нужно было лечить, а для этого требовались врачи, массажисты, логопеды, группы лечебной гимнастики, педагоги. А для всего этого — деньги, деньги, деньги.

В этой ситуации героиня проявила необыкновенную стойкость и мужество. Ежедневные заботы, беготня по врачам, сверхурочная работа, казалось, придавали ей еще больше сил.

А вот ее муж неожиданно пал духом. Его то охватывала судорожная беспорядочная деятельность, то, наоборот, полное оцепенение и депрессия.

У него появились новые приятели — люди странные, какого–то авантюрного склада. Каждую неделю он приносил домой какую–нибудь новую идею, призванную изменить их положение, — одну другой безумнее и рискованнее.

В конце концов под влиянием одного из новых приятелей муж героини загорелся почти маниакальной идеей — уехать в Соединенные Штаты. Да–да! Именно в Штаты. В этой богатой стране все их проблемы найдут свое решение и их ребенку тамошняя первоклассная медицина непременно поможет!

Через некоторое время он ни о чем другом не мог ни думать, ни говорить. Они поедут в Штаты, и там все станет хорошо. Там самые лучшие в мире врачи и самые хорошие лекарства. Там их малышу обеспечат нужное лечение и уход. Он найдет хорошую работу и будет получать много денег. Ведь еще когда он выступал в соревнованиях, к нему проявляли интерес американские менеджеры. И языком он владеет — научился в заграничных поездках.

Постепенно он и ее убедил в том, что это их единственный шанс. Они вместе решили, что он поедет вперед, авангардом, чтобы взять на себя все трудности первого времени — обустройство, поиски работы, жилья, обзаведение нужными знакомствами… А как только устроится, пришлет им деньги, и они приедут вслед за ним. Все казалось простым и ясным — ведь они так сильно любили друг друга.

Приятель устроил гостевую визу… Они собрали денег на авиабилет… Оба плакали в аэропорту — им еще никогда не приходилось расставаться надолго… Это были слезы грусти и надежды.

Он улетел в чужой неведомый мир. А героиня с сыном стали ждать писем и звонков из–за океана… Неделя побежала за неделей…

Но в Америке все оказалось намного сложнее, чем представлялось отсюда. Языка, которого хватало для объяснений с портье в гостинице, было совсем недостаточно, чтобы жить в стране — общаться, читать газеты, искать работу… Да и работу было найти крайне сложно — специалистов во всех областях хватало, новые не были нужны, тем более без знания языка.

Сначала он работал уборщиком в универсаме. Потом грузчиком. Потом водителем такси.

Они рассчитывали, что через два, максимум три месяца он устроится и позовет их к себе. Но и через полгода об это не могло быть и речи. А через год у него случился приступ аппендицита и пришлось продавать машину, чтобы выслать ему денег на лечение.

Через полтора года он сообщил, что, наконец, нашел надежных ребят, и вместе с ними затевает бизнес, который должен решить все их проблемы. Он вкладывает в общий котел скопленные деньги до последнего доллара — дело верное, выигрыш окупит все!

А потом надежные ребята оказались проходимцами, и он опять остался без работы и без денег.

Когда истекли три года, она путем унижений и лести умолила включить ее в группу обмена журналистов, которая ехала на недельную стажировку в Америку. Поехала, естественно, одна, без ребенка. Впрочем, вдвоем с ребенком американцы бы их ни в коем случае не пустили. Группа ехала на юг Америки, — чтобы на два дня слетать из Атланты в Нью — Йорк, ей пришлось продать бабушкин кулон с аметистом, который она берегла на черный день.

Она нашла его изменившимся и каким–то странным. Жил он в ужасной комнате с окнами на грохочущую железную дорогу, в комнате, больше напоминающей выгороженные кусок бани или бассейна, со стенами в дешевой плитке и с занавеской, отделяющей унитаз и раковину. Из мебели был только потрепанный пружинный матрац и учебная парта со скамейкой. Муж был возбужден и даже истеричен и почему–то избегал смотреть ей в глаза. Он с надрывом говорил, что в России никто даже понятия не имеет, что такое настоящие проблемы. И как людям приходится бороться за жизнь. Он жаловался, что живет адовой жизнью, работает как проклятый и экономит на всем.

По его словам получалось, что он делает все возможное, чтобы они могли приехать к нему, но нужно еще подождать. Сколько? По крайней мере год. Он, наконец, вышел на настоящих людей, а не каких–нибудь прощелыг. С этими людьми абсолютно точно можно иметь дело. Нужно только подождать. Год, от силы два… И тогда… «Но ведь Мишке будет уже семь… Может быть, тебе просто вернуться назад?» — осторожно предложила она. «Чтобы все прожитые здесь годы и страдания пошли псу под хвост!?» — горячо воскликнул он.

Вечером он предложил ей покурить марихуаны… Наутро она заметила на подоконнике чьи–то шпильки… Стало противно…

Проплакав все оставшиеся в Америке дни, она поняла, что больше надеяться не на кого. Что надеяться можно только на себя.

А между тем, ее троюродный брат не терял времени даром. Несколько лет он проработал на приисках Якутии, потом, с наступлением перемен, перебрался в Москву и занялся бизнесом.

Он оказался очень удачливым бизнесменом — открывшиеся возможности дикого рынка оказались его стихией. И очень скоро он стал богатым человеком, главой сети успешных компаний.

Много лет они с сестрой не виделись, а когда вновь встретились на каком–то семейном торжестве — очередной свадьбе, или, наоборот, на похоронах — она с трудом узнала его.

Внешне он изменился мало: остался подтянутым и спортивным. Разве что был очень тщательно, по–европейски одет. Стрижку он носил короткую, а в висках серебрилась ранняя седина, но это ему даже шло. Говорил он негромко, но так, что все вокруг внимательно прислушивались.

Короче, он стал уверенным в себе человеком, состоявшимся человеком. Но главное, он чудесным образом избавился от угрюмости и скрытности юношеского возраста, став открытым и внутренне свободным, как это часто случается с людьми, жизнь которых удалась.

Они поговорили — легко и по–дружески… Он расспросил ее о родителях, о сыне, о муже — тот был уже в Америке… Они вспомнили годы детства… Посмеялись и растрогались. О последнем лете, не сговариваясь, не вспоминали, но по его лицу она поняла: брату было стыдно за свое тогдашнее поведение. Договорились перезваниваться и не терять друг друга из виду… А сердобольные тетушки на ухо рассказали ей, что его семенная жизнь не сложилась. Что, уже будучи взрослым человеком, он женился на очень красивой девушке, фотомодели или что–то тому подобное. Состоялась пышная свадьба, медовый месяц молодые провели в Ницце, и в положенный срок у них родилась дочка. Но через несколько лет выяснилось, что в их семенной жизни в избытке было гостей, автомобилей, путешествий, нарядов, драгоценностей, мехов, но не было главного: теплоты и любви. Так что через некоторое время жена с дочкой оказались живущими в Лондоне, где для них была куплена квартира, а он — одиноко живущим в Москве.

Между тем время перемен, которое одних возносило на верх жизни, других опускало вниз. Обеспеченная профессорская семья ее родителей в новых условиях превратилась в семью пожилых пенсионеров. А потом как–то нелепо и ужасно умер ее папа — на больничной койне, от пустячной инфекции, из–за равнодушия и халатности персонала. Последний источник помощи иссяк.

И когда в следующий раз нужно было оплачивать очередной курс лечения, героиня взяла и позвонила своему троюродному брату. Позвонила попросить денег.

Он подумал–подумал и согласился. А через некоторое время она попросила денег на массаж. А потом на оплату частного санатория.

А потом он сообщил, что едет в Питер в командировку и хочет заглянуть в гости… И заглянул… И потом еще раз… И еще… А потом остался ночевать…

По тому, как все происходило, героиня женским чутьем угадала, что брат не забывал ее все эти годы, оставался к ней неравнодушным… И что для него начавшиеся теперь отношения много значат…

Она не спала много ночей подряд, все думала, плакала, мысленно разговаривала сама с собой, с ним… И постепенно в ее сердце пустила зерно вера в возможность другой жизни… В которой бы все было определено и надежно. Героиня почувствовала, что и сама могла бы полюбить этого человека. Пусть не той страстной любовью молодости, которой она когда–то любила мужа, но благодарной и преданной любовью жены или возлюбленной.

Но оказалось, что все это не нужно… Не нужно никому.

Когда он время от времени приезжал, и они оставались наедине, брат нарочитым образом менялся… Вдруг вновь становился скучным, а иногда даже угрюмым и раздражительным… Хмуро думал о чем–то своем, молчал… Если она пыталась что–то рассказать — слышал со скукой, демонстративно зевал. Если транслировали футбол или бокс, садился к телевизору.

Он давал понять, что ему не нужны ее тепло и ее любовь. Потому что он в них не верит, не хочет верить. Как будто до сих пор не может простить ей то, что когда–то давно она, первая красавица и всеобщая любимица, не разглядела будущие черты в тогдашнем болезненно честолюбивом подростке и отвергла его. Не может простить и мстит за это, ей самой, а заодно и всему ее тогдашнему благополучному, счастливому миру, семье, родственникам, академическому дачному поселку, подругам и товарищам, красивым и удобным вещам, гамакам, цветочным беседкам, умным книгам, беззаботным играм… Мстит тем, что держит ее на дистанции, заставляя жить жизнью этакой матросской жены в чужом порту, женщиной, к которой время от времени заглядывают переночевать.

Поначалу она плакала ночами. Бунтовала. Пыталась что–то изменить… А потом привыкла.

Потому что денег теперь хватало на все, что нужно. Для нее завели специальную банковскую карточку, сумма на которой пополнялась по мере расходования. Она могла покупать все, что захочет, и тратить столько, сколько нужно. Это разом решало многие проблемы в ее жизни. Впрочем, карточкой она старалась не злоупотреблять, и деньги брала только для сына.

А брат три–четыре раза в месяц наведывался по делам в Питер, и тогда ночевал у нее. Приходил, как правило поздно… А утром уходил… Иногда просил сопровождать его во время ужина, если партнеры шли в ресторан с женами. Но это случалось редко, и со временем все реже и реже… Если Мишка еще не спал, когда он приходил, то они вместе играли — в шахматы или в компьютер.

И это было самым главным: то, что к Мишке он относился почти как отец. Она чувствовала: крепкая связь между сыном и братом перестала со временем зависеть от ее отношений с родственником, и что бы ни случилось, брат никогда не оставит Мишку. Как бы ни складывались ее с ним отношения — родственный долг и сострадание будут сильнее. И Мишка в свою очередь в троюродном дяде души не чаял!

И она поняла, что это ее крест. Что любовь в ее жизни уже была, и теперь суждено быть чему–то другому: долгу, самопожертвованию, тихим радостям материнства…

Так, по крайней мере, излагает эту историю Федякина.

Марина! Повесть Федякиной — это полная глупость. Я бы не стал вам ее пересказывать. Но Федякина помогла мне увидеть многие вещи в совершенно ином свете.

Я разыскал приятеля, детского врача и расспросил его о страшной болезни вашего сына. Оказалось, что я о ней почти ничего не знал! А теперь знаю. Знаю, каких усилий стоит родителям бороться с болезнью и вырастить из больного ребенка полноценного человека. Теперь я представляю, сколько в наше время стоят имеющиеся за границей лекарства. И массаж. И какие чудодейственные вещи можно в наши дни купить за деньги. За большие деньги.

Зачем я вам все это пишу?..

Я пишу вам все это для того, чтобы сказать: я преклоняюсь перед вами. Преклоняюсь не только потому, что представляю, чего стоил для вас прогресс вашего ребенка. Но и потому, что при этом вы нашли в себе силы не обозлиться и не затаить обиду на весь свет и на Провидение. Но Провидение, которое среди сотен тысяч здоровых детей выбрало именно вашего ребенка, чтобы отметить его недугом… Нашли силы остаться такой, какая вы есть — светлой и искренней.

И еще…

Если когда–нибудь чем–нибудь я смогу быть вам полезен — только дайте знать. Я сделаю все возможное и невозможное. Как писал классик, если вам когда–нибудь понадобиться моя жизнь — приходите и берите ее.

Всегда ваш,

Сергей

=====

Отправлено: 25 апреля 09:58

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Конечно! Все будет хорошо!

=====

Марина!

Мы уже в Архангельске. Тут весна еще только начинается. Двина еще не вскрылась. Хотя даже смельчаки уже не отваживаются переезжать или переходить реку по льду.

Мы прямо сейчас уезжаем в далекий райцентр. Машина уже ждет внизу, поэтому пишу коротко, извините. Попросил ребят в Архангельске дать мне возможность подключиться к Интернету и снять электронную почту — перед долгой электронной изоляцией. И неожиданно обнаружил ваше письмо…

Вы пишете, что, получив мое последнее послание, сразу же бросились мне звонить, но я уже уехал.

В пересказанной мной истории есть, конечно, что–то из вашей жизни, но в целом это совсем не то, не то… Да, вы были замужем, и ваш муж живет сейчас в Америке. Но все было совсем не так, как написала Федякина. Да, он бывший спортсмен, и вы были какое–то время влюблены друг в друга, но любовь прошла, и оказалось, что вы разные люди. И ваш троюродный брат… Он, конечно, принимает участие в судьбе вашего сына, относится к нему почти как отец, и вы за это признательны брату, но ваши с ним отношения совсем–совсем не такие, как себе представляет Федякина.

Хорошо, Марина, хорошо. Не волнуйтесь, я вам верю. Верю, как себе.

После моего письма и отъезда не находите себе места… Вы не спали всю ночь, плакали… Не надо, Марина, прошу вас, не плачьте! Мир недостоин ваших слез.

И простите меня! Черт дернул меня пересказывать вам разные глупости!

Уверяю вас, я никуда не исчезну из вашей жизни, если вы этого не хотите… Тем более вот так, при таких обстоятельствах. Я никуда не денусь, обещаю. Я буду писать вам из райцентра письма и посылать их авиапочтой. Буду писать рассказы в ваш журнал. Обещаю! А через несколько месяцев закончится моя командировка, и я вернусь. И все опять будет по–старому: мы будем переписываться по несколько раз на день, обсуждать и править рассказы, может быть, даже готовить вместе радиопередачи.

Все вообще будет хорошо! Обещаю!

Бережно целую,

Ваш Сергей

3

=====**

18 мая, четверг

п. Холмогоры

Архангельской области

Марина!

Вы не представляете, как приятно мне было получить на почте ваше письмо!

Вам пришлось специально наводить справки, звонить моим коллегам, узнавать наш адрес в Архангельской области… И это тоже почему–то приятно…

Забавно, но я впервые вижу ваш почерк. Он у вас симпатичный — аккуратный, но не занудливый. Я бы сказал, энергичный и оптимистический. И сразу видно, что в школе вы были хорошей ученицей. Кстати, письмо шло довольно быстро — по штемпелям получается, меньше недели. Может быть, это даже и не плохо: когда понимаешь, что ответ получишь не раньше, чем через полмесяца, поневоле с особой тщательностью отбираешь слова.

Пытаюсь сговориться с местной телефонисткой, чтобы она разрешала мне время от времени подключать мой портативный компьютер к телефонной сети, а через сеть к Интернету, но пока мне это не удалось. Телефонистка относится к моей идее подозрительно: как бы мой компьютер чего не попортил в ее хозяйстве — тогда весь поселок останется без связи. Да и вообще, она не знает, разрешено ли это начальством. Все–таки со мной иностранец. А вдруг мы передадим в этот самый Интернет какие–нибудь государственные секреты? Что тогда?

Кстати, вы обратили внимание на название деревни? Да–да, это те самые знаменитые Холмогоры, из которых Ломоносов пешком ушел делать свои перевороты в мировой науке.

Сейчас это обычный сельский район. Располагается совхоз, который теперь называется сельскохозяйственным акционерным обществом. Разводят коров холмогорской породы. А мой голландец помогает этим коровам выйти на мировые уровни привеса и удоя. А с голландцем и я по мере сил.

Вы пишете, что в Питере уже лето. Надо же… А тут еще глубокая весна… В тенистых низинках лежит снег. Может быть, поэтому Питер, редакция и вся наша привычная жизнь кажутся далеко–далеко. На другой планете.

Живем мы по–деревенски. Не жизнь, а чистая пастораль. Наша гостиница — это рубленый домик в четыре окошка. Оконца на северный манер высокие — чтобы зимой не заносило снегом. Милая женщина, которая в гостинице и администратор, и уборщица, дважды в день приходит топить печки… Она же кормит нас домашними обедами. Борщами, пирогами с капустой, сырниками с вареньем из дикой земляники.

Первые дни мы с голландцем все никак не могли привыкнуть к местному неторопливому ритму жизни, я вслед за ним все время куда–то рвался и спешил. А потом понял, какое счастье выпало мне на долю: на несколько месяцев быть выключенным из суеты, подумать о вечном…

Моего голландца здесь встретили ласково и хлебосольно. Без конца кормят, произносят многословные тосты за дружбу и выпивают за его здоровье. Огорчаются, что сам голландец категорически не пьет. А с этим делом местное население связывало серьезные надежды. В плане установления контакта и дальнейшего братания.

Гостеприимство окрыляет голландца. Его первые указания и рекомендации выслушали вежливо, не возражали, согласились… Он страшно доволен. Коллеги, уже побывавшие в России, предупреждали его, что внедрять новое будет очень трудно. А у него все идет как нельзя лучше. Хотя я замечаю, что местный народ, разговаривая с ним, отводит глаза. Им не хочется огорчать иностранца, но у меня закрадывается подозрение, что они убеждены: все равно из его советов ничего не получится

Несмотря на ласковость и покладистость, я замечаю тщательно скрываемую настороженность к иностранцу: кто его знает, что у него на уме. Да и то сказать, не похож голландец на нашего человека. Лет уже под шестьдесят, а он гладок, розовощек и жизнерадостен, как ребенок. Волосы вьются мелким бесом и стоят непокорной шапкой, глаза за круглыми очками — небесно голубые и наивно–проницательные.

Зовут его Йохан. А фамилия Брамс. Йохан Ван дер Брамс. Местные зовут его наш Ван, Ваня.

Местное племенное хозяйство выиграло европейский грант — на деньги Европейского Сообщества здесь будут внедрять самые современные методы животноводства — силами Ван дер Брамса и его коллег. Для того, чтобы здешнее хозяйство стало примером для подражания всех окружающих.

Брамс исполнен гордости и значимости своей миссии.

Сельскохозяйственное дело, на его взгляд, поставлено в Холмогорах хоть и добротно, но на средневековый манер — в Европе у каждой коровы давным–давно компьютер на шее.

Народ вокруг невозмутимый и доброжелательный. Живет вечными ценностями. Любовью, дружескими застольями, верностью и коварством. А всякую суету, вроде удоев, рациона питания, санитарии — воспринимает хоть и терпимо, но равнодушно

Короче, простор для деятельности есть…

А как у вас?

Вы пишите, что журналу не хватает такого автора, как я. Не думаю, что это такая уж потеря, но спасибо вам за добрые слова.

Вы спрашиваете, не могу ли я прислать что–нибудь написанное — вам абсолютно нечего ставить, одна Федякина. Отвечаю: пока еще ничего не писал. Хотя местная неторопливая жизнь и располагает.

Есть, правда, парочка написанных когда–то давно рассказов. Нашел их случайно среди бумаг. Перечитал… Весьма грустное впечатление. Рассказы какие–то нервные, с надрывом. Автор будто пытается что–то кому–то доказать… Особенно это чувствуется здесь, в деревне, где от близости с природой душа наполняется покоем и гармонией. Видимо, поэтому рассказы эти я вам в свое время и не отправил.

Но если вы просите — отправляю. Не понравится — просто выбросьте в корзину.

Всегда ваш,

Помор в первом поколении

Сергей

Разница в возрасте

— Что поделаешь, старина… Молодежь подпирает… — сказал директор театра. — В любом случае, ты можешь гордиться. Успех ученика — это прежде всего успех учителя. Я уж не говорю о ваших личных отношениях.

— А мне ваш балет нравится намного больше, — сказала старший репетитор. — Сколько мудрости, сколько поэзии, сколько такта… А у нее — только литавры и фанфары, литавры и фанфары… Уж не знаю, приятно вам это слышать или нет.

Он грустно кивнул. Он понимал: старые друзья пытаются его утешить. Сегодня стало известно решение жюри: профессиональная премия в последнюю минуту была присуждена не главному номинанту, его спектаклю, которому отданы полтора года жизни, весь опыт и жар сердца, а постановке, которую осуществила на вспомогательной сцене молодой балетмейстер — его ученица и почти жена.

Это было тем более знаменательно, потому что приближался его пятидесятилетний юбилей. По всем предположениям в этот год коллеги должны были отдать самую престижную в профессиональной среде премию ему — как признание многолетних заслуг. А отдали все–таки ей…

— Спасибо на добром слове, — усмехнувшись, сказал он друзьям. — Спасибо…

Друзья почувствовали, что ему лучше остаться одному, и, переглянувшись, под разными предлогами вышли из его кабинета. В открывшуюся при этом дверь с первого этажа донеслись звуки музыки и аплодисменты.

А он остался сидеть за столом, сцепив перед собой руки, печально глядя на покрывающие стены премьерные афиши разных лет, драгоценные автографы, оставленные прямо на обоях, фотографии…

«Что поделаешь, — сказал он себе, стараясь, чтобы получилось шутливо. — Это когда–нибудь происходит с каждым. Вершину в конце концов приходится уступать. Собственно, ничего страшного не произошло. Мой спектакль имеет большой успех, рецензии восторженные. Но премия за новаторство досталась не мне. Это означает, что мои ниспровергания авторитетов уже стали традицией. Только и всего!»

Но говоря об этом, он чувствовал, что дело было вовсе не в премии… В своей бурной жизни ему не раз приходилось проигрывать. И каждый раз неудачи вызывали хорошую ярость, прилив сил, решимость в следующий раз обязательно победить. Решимость… А не грусть, как теперь… Нет, дело вовсе не в премии…

«Нечего было влюбляться в девчонку, которая на семнадцать лет моложе тебя, — невесело пошутил он. — Кстати, могла бы и зайти после пресс–конференции… Все–таки не чужие…»

…Она вошла как всегда легко и решительно. Но сразу остановилась, затворив спиной дверь.

— Ну? — затаив дыхание, спросила она.

— Поздравляю, — сказал он и почувствовал, что его голос звучит кисло.

— Я не об этом, — досадливо мотнула она головой.

Что–то кольнуло его в сердце. Она даже не считала нужным об этом говорить. Как будто ее победа в этом конкурсе была делом прошлого. И не то, чтобы само собой разумеющимся, но… Как будто сама она была уверена в своих силах, в том, что за ней будущее, и эту уверенность не могло поколебать никакое решение жюри.

Он грустно усмехнулся: в молодости он был точно таким же.

— Что ты мне скажешь? — спросила она. — О нашем разговоре…

Он и сам прекрасно понимал, о чем она. О том, что на самом деле вызывало его грусть, что не давало спать последние ночи.

И он заговорил разумными словами, которые подбирал одно к другому в последние дни. Есть ли слова, — проговорил он, — чтобы выразить то, как он ее любит. Что значит она в его жизни… То, что начиналось, как легкое увлечение, превратилось в настоящую любовь, страсть, последнюю и самую сильную в его жизни. Она заполнила всю его жизнь. Изменила, преобразила, сделала прекрасной. Но ребенок… Ребенок — это что–то совсем другое… То, что имеет отношение не только к ним. То есть, конечно, к ним, но это ведь самостоятельная жизнь, перед которой оба они имеют колоссальную отвественность…

Боже, как бы он хотел быть на десять, ну, хотя бы на пять лет моложе! Чтобы иметь право… как бы это получше сказать… возродиться в новой жизни… Тем более в жизни, которая была бы частью не только его, но и ее… Начать все сначала, с чистого листа, новые надежды, новые мечты… Снова стать молодым… Какое это было бы счастье! Смотреть на их ребенка, учить его ходить, а потом говорить… Любить его вместе, ссорится из–за него…

И вообще (он усмехнулся) это было бы весьма предусмотрительно с его стороны: привязать ее, молодую, красивую, к себе, старику. Но увы… Жизнь — глумливая баба. Она слишком поздно показывает нам, где могло бы быть наше счастье… Показывает тогда, когда время для этого уже вышло…

Она пристально смотрела на него, напряженно вслушиваясь в слова, а точнее во что–то неуловимое, что слышалось ей за его словами. Под ее взглядом он постепенно умолк. А потом взглянул на нее как–то робко и сказал совсем другим, измученным и несчастным голосом:

— Ну, подумай сама… Через десять лет ребенок еще только–только пойдет в школу. А мне будет шестьдесят. Я буду пенсионером. Пенсионером!..

Она вздрогнула от его слов.

Как передать чувства, которые она в эту минуту испытывала к этому человеку, высокому, красивому, немного уже отяжелевшему, но все еще гибкому и подвижному, как юноша, который бессильно опустил заметно поседевшую — соль с перцем — и такую родную голову…. Как сказать об этом?

Кумир ее студенческой юности, молодой, полный идей, талантливый, недостижимый, блестящий… Потом неслыханная удача — работа в его тогда полуподпольной студии… Затаенные взгляды на него… Ее первые успехи… Его первые похвалы и первый интерес… Слухи о его семейных неурядицах… Потом их роман, красивый, стремительно набирающий силу, страстный, всепоглощающий…

Злые языки говорили о любви с обоюдным расчетом… Она — молодой балетмейстер, он — мэтр, которому ничего не стоит помочь на первых шагах, продвинуть… Он — разведенный мужчина, она — молодая интересная женщина. Необременительный роман… В котором секс легко смешался с профессиональным интересом. Наверное, со стороны это так и казалось. Но если бы кто–то знал, как все было на самом деле! Если бы кто–то знал его таким, каким знала его она: робким, сомневающимся, ранимым и в то же время способным собраться, быть мужественным и сильным…

И вот теперь… Когда их отношения могут наконец обрести новое дыхание, когда у них может быть ребенок…

— Не то… — с тоской проговорила она. — Не то…

И, почувствовав в себе небывалую прежде решимость по отношению к нему, подошла, обогнула стол и вместе с вращающимся креслом повернула его лицом к себе. А сама села на пол перед ним, сложив по–балетному ноги.

— Посмотри мне в глаза, — велела она.

Он рассмеялся неприятным смехом: что за глупости, она обращается с ним, как с маленьким, но в глаза посмотрел. И опять отвел взгляд.

— Нет. Ты не понимаешь, — сказала она. — Ты не понимаешь… Я хочу, чтобы у меня был именно твой ребенок. Твой, а не чей–нибудь еще! Чтобы у него были твои глаза, твои губы, твои волосы… Чтобы он был талантлив, как ты. Понимаешь? И если я тебе уже надоела, и ты решил меня бросить — я рожу его сама и стану матерью одиночкой.

Он поспешно взглянул на нее. В его глазах стояла боль.

— Ну, подумай сама, зачем я тебе нужен? — проговорил он. — Зачем?! Тебе тридцать три… Ты красива, умна, талантлива… Сегодняшний день открывает перед тобой дорогу к триумфу — успех, овации, премии, зарубежные гастроли, фестивали, приемы… Тебя ждет интерес самых блестящих мужчин нашего времени — мужчин всего мира!.. Ты увлечешься, полюбишь по–настоящему, молодого человека, в полной силе… А я… Зачем я тебе нужен? Я понимаю, ты хорошо ко мне относишься, ты благодарна за то, что я для тебя сделал, ты, может быть даже привязана ко мне… Но пойми, мое время заканчивается… Рядом с тобой я — старик… — в его глазах блеснула слеза. — Ты этого еще не чувствуешь… Тебе не хватает жизненного опыта. Но я‑то могу заглянуть на пять лет вперед. Более того как старший среди нас я обязан это сделать! Увы, мудрость — печальное богатство возраста.

Она в гневе вскочила и стукнула кулаком по подлокотнику кресла. В ее глазах заблестели слезы.

— Ты просто трус! Жалкий трус! Ты боишься поверить в нашу любовь. Боишься поверить, что женщина могла полюбить тебя — тебя самого, а не твои успехи. Поверить, что наши отношения — это не просто интрижка, а большое чувство. Чувство, которое выпадает людям, как счастье, может быть, двоим на миллион. И ведь именно об этом, об этом счастье ты рассказываешь в своих балетах, а я в своих. А ты… «Мудрость — мое богатство», — передразнила она. — Плевала я на такую мудрость! Знать не хочу такую мудрость! На кой черт она нужна, такая мудрость!

— Как ты не понимаешь! — почему–то шепотом проговорил он. — Да в моем возрасте можно просто–напросто умереть в любой день! Сердце или что–то еще! То есть, я нисколько не боюсь, но ребенок…

— Идиот! Боже, какой идиот! Если бы его слышали зрительницы, каждые вечер засыпают цветами его сцену… Или девчонки, которые каждый вечер ждут у служебного выхода! Да я, может быть, просто хочу привязать тебя к себе, чтобы тебя не увела какая–нибудь коварная красотка! Идиот! Боже, какой идиот!

Он недоверчиво посмотрел ей в глаза — она, конечно же, шутит, но сколько в ее шутке доли правды? Глаза, поза, выражение лица сказали больше, чем любые слова.

Он обессилено улыбнулся:

— Погоди, погоди… Сегодняшняя премия дает тебе возможность полугодового турне по лучшим концертным залам не только страны, но и мира. Ты что же хочешь сказать… Что ты в своем положении поедешь в турне?.. И будешь нашего ребенка, ни в чем еще не повинного, таскать в себе по этой карусели? По сомнительным гостиницам, кулисам со сквозняками, еженедельным поездам, по случайным ресторанам?..

Она быстро взглянула ему в глаза — правильно ли она поняла перемену в его настроении, не ошиблась ли, не ослышалась. И убедилась — нет, не ошиблась. Все поняла правильно.

Счастливая улыбка осветила ее лицо.

— А что прикажешь делать? — легкомысленно сказала она. — Пусть привыкает с самого начала. Ведь жизнь артиста — это вечные гастроли. Вечная неустроенность, вечный непокой! Ты же сам меня этому учил! И он пусть привыкает!

=====**

30 мая, вторник

п. Холмогоры

Архангельской области

Марина!

Ваше второе письмо я получил. Спасибо. Вы правы: вот так незаметно пошел второй месяц нашей жизни здесь. Даже удивительно.

С удовольствием напишу, как мы тут живем. Если это вас интересует.

Живем мы хорошо. Дышим свежим воздухом со здоровым запахом земли и навоза. Едим натуральные, экологически чистые продукты.

К моему голландцу местное население относится ласково и с любопытством. За ним исподтишка наблюдают и делятся друг с другом увиденным. Теперь уже ни у кого не вызывает удивление то, что иностранец ест, как все люди, используя ложку и вилку и отправляя еду в рот, а не, скажем, в ухо. Но то, что в сортир он отправляется, прихватив свой собственный рулончик туалетной бумаги, вызывает умиление.

Всем, безусловно, нравится, что он запросто лопочет по–иностранному. Особенно школьникам. И ведь как ловко — страсть! Поросль школьного возраста по двадцать раз на дню специально проходят мимо, что бросить небрежно: «Hi! How are you?» — и услышать в ответ: «I’m fine. And you?» После чего удовлетворенно кивнуть головой и отвалить по своим делам. А что тут такого? Специалист из Нидерландов. Обычное дело!

Но сам Йохан немного спал с лица: отношение местного населения к его гуманной и благородной миссии становятся более менее понятно.

Народ здесь симпатичный. С одной стороны — наивный. С другой — проницательный и хитроватый. В основном, деликатный. Даже застенчивый. И женщины все — красавицы. Красивые невозмутимой северной красотой.

Но все категорически убеждены, что любая европейская наука, может быть где–то и верна, но к нашим холодам и просторам никак не применима.

Поэтому слова Брамса все воспринимает с терпеливым снисхождением. С ним не спорят, даже соглашаются, но продолжают делать все по–своему. По старинке. А к нему относятся как к безобидному, чудному, себе на уме учителю. Скажем, ботаники.

Впрочем, по российской традиции его даже полюбили: а чего, мужик симпатичный, не злой, и им добра желает. А уж то, что ничего из его советов ничего не получится — так это не его вина. Такая у нас планида …

Наши все время хотят поразить его широтой души и удалью. Например, во время застолья. Первое время Йохан постоянно мучился животом — у них не принято столько есть и пить.

Большие надежды местное население возлагало на первое мытье в бане. Казалось, что уж нашего пара голландец точно не выдержит. А он выдержал. И в ледяную воду бросался вместе со всеми. Знай ихних, голландских! Вот только от стакана самогона за легкий пар отказался.

Кстати, Йохан вывел свою собственную теорию, почему в России так много пьют. Оказывается, потому, что пища у нас непомерно жирная, содержащая чудовищное количество холестерина. А холестерин, как известно, разлагается алкоголем. Так что резоны повального пьянства — медицинские!

Ему выдали на складе резиновые сапоги от «Красного треугольника» и стеганую телогрейку на меху. Агроном пожертвовал ему свою кепку, и теперь, даже несмотря на золоченую оправу очков от Диора, его не отличить от местного жителя. Родная голландская мама не признала бы, не говоря уж о жене и прочих родственниках.

В свободное время голландец разглядывает картинки в подшивке старых журналов «Моделист–конструктор» — нашел в местной библиотеке. Помните, был такой журнал для пытливых и рукастых пионеров.

А я начал кое–что кропать. Может быть, через пару дней пошлю…

Ваш Сергей

Временный односельчанин Ломоносова

=====**

15 июня, четверг

п. Холмогоры

Архангельской области

Марина!

Посылаю вам новый рассказ. Из тех, что написаны уже здесь.

Кажется, кое–что удалось. Хотя, конечно, далеко не все…

Прошу любить и жаловать: новый сказочный персонаж — благородный банкир…

А как вы там? Что нового в редакции? Чиркните пару строк.

С северным приветом,

Ваш Сергей

Ника и Ларин

Отец Ники — один из директоров известного банка. Узнав это, люди, как правило, не могут сдержать жадного любопытства. Нике пора бы давно привыкнуть, а ее каждый раз коробит. Она же не диковинка в зоопарке! Что на него пялиться!

И вообще, в их положении трудно найти человеческое к себе отношение. Люди относятся или враждебно — у-у, богачи! — или заискивают.

А между тем ее папа — очень простой человек. Терпеть не может приемы, банкеты, поездки. Он трудоголик. Торчит в своем банке с утра до вечера, и часто по выходным. И дома все время просматривает какие–то сводки в Интернете. А в свободные часы любит посидеть в кругу семьи. Чтобы только свои: мама, Ника, брат… Вместе поиграть в лото. Любит молодую картошку с малосольными огурцами, домашние рыжики…

Никин папа вырос в маленьком городке, в скромной семье. И всего добился сам. Поступил в университет, потом в аспирантуру, изучал экономические науки, потом сделал стремительную карьеру в банке. К людям несамостоятельным он относится презрительно. Нике, как девушке, еще бывают поблажки, а младшего брата Ваську держат в черном теле, не то, чтобы шофер на машине подвез, карманных денег дают в обрез. Иначе, как говорит папа, из него ничего в жизни не получится.

Ника тоже считает, что в жизни нужно быть самостоятельной. Поэтому и специальность себе выбрала такую, чтобы потом твердо стоять на ногах.

Впрочем, у них на юридическом многие из непростых семей. Ребята честолюбивые, азартные. Но атмосфера сложилась веселая и дружная. Если складчина, то кто сколько может. Собраться — у кого квартира позволяет. И с девчонками никаких пошлостей, отношения товарищеские. Ника многим нравится, но к ее независимости относятся с уважением.

А Нике нравится Ларин. Хотя об этом никто не знает. И сам Ларин в первую очередь.

Если бы Ларину кто–то сказал, что он любит Нику, он бы рассмеялся. Глупости! Потому что… потому что она — вон кто, а он… У семьи Лариных нет ни денег, ни связей. Да что там! И самой семьи–то нет. Родители давно развелись, у мамы новый муж, маленький ребенок. Отец вообще неизвестно где. Ларин живет в пригороде у тетки. Но это его личное дело, оно ровным счетом никого не касается. Даже если бы в один прекрасный день Ника выделила его среди других, даже если бы она по уши в него влюбилась, он бы ни за что не стал искать ее любви. Потому что он — человек гордый и всего в жизни добьется сам. Закончит факультет первым учеником, будет работать, как проклятый, и когда–нибудь станет знаменитым и богатым. И уж тогда… Тогда… А сейчас ему не нужны отношения, в которых он не был бы равным… Да, сказать по правде, ни у него, ни у нее и времени нет на глупости: каждый день лекции, библиотека, тома юриспруденции, переводы…

Так они и жили, каждое утро тайком отыскивали глазами друг друга в аудитории, а в конце дня расставаясь до утра. Жили, в общем, рядом. Что до поры до времени избавляло от необходимости что–то решать.

Время, между тем, шло. Люди вокруг влюблялись, сходились, женились. За Никой то и дело принимались ухаживать разные молодые люди. Но ей почему–то ни с кем не было интересно, ни с кем она не чувствовала себя свободно. Да и молодые люди никак не могли найти с ней верный тон: или заискивали, или были неоправданно самоуверенны.

На последней практике Ника и Ларин оказались в одном учреждении. Месяц пролетел как один счастливый день. В последний вечер Ларин провожал Нику домой. Не сговариваясь, они пошли по набережной, мимо сфинксов, к мосту. Ларин, который поначалу оживленно рассказывал о каком–то юридическом казусе, постепенно растерял свой энтузиазм. А потом и вообще стал молчалив и задумчив. А Нике было грустно. «Вот и все, — думала она. — Каникулы, потом диплом, и разлетимся в разные стороны».

— Знаешь, а меня Меркурьев замуж позвал, — неожиданно для себя призналась она.

Ларин вздрогнул. Но быстро взял себя в руки. И ухмыльнулся сам себе: «А что, собственно, такого? И что ты ждал? Когда–то это должно было случиться».

— И что ты ответила? — запнувшись, спросил он.

— Обещала подумать, — Ника помолчала. — А ты бы что посоветовал, выходить за него или нет?

Ларин пожал плечами: разве в таком вопросе могут быть советы. В принципе, Меркурьев хороший парень. Хоть и баловень судьбы. А впрочем, откуда он знает…

Ника как–то странно на него взглянула и ничего не сказала. На том разговор и закончился. Они простились, и Ларин уехал за город, к тетке.

Что думал Ларин дорогой — неизвестно, но к тетке он приехал мрачнее тучи.

А нужно сказать, что тетка у Ларина была весьма оригинальной женщиной. Она прожила бурную молодость, не раз страстно любила. Все ее возлюбленные были людьми удивительными: иностранный дипломат, балетный режиссер, известный теннисист. Но в итоге она осталась одна. Укрепившись в убеждении, что мужчины в наше время измельчали и вообще перевелись, а на тех, что остались, нечего и время тратить. Она уехала за город. Жила там с двумя борзыми, на деньги, оставленные теннисистом. Разбила редкой красоты сад. Воспитывала Ларина, оставшегося в пятнадцать лет соломенным сиротой. Кстати, Ларина она жалела и по–своему любила. Хотя и относилась к нему снисходительно, как к представителю слабого пола.

— Что это, зайчик, на тебе лица нет? — насмешливо поинтересовалась тетка, увидев приехавшего Ларина. — В карты продулся?

В другое время Ларин ответил бы грубостью, а тут ни с того, ни с сего расчувствовался и рассказал о Нике и их разговоре. Тетка слушала его сначала вполуха, рассеянно, потом с легким нетерпением, а потом и вообще стала демонстративно проявлять скуку, как будто ей уже стало ясно, чем история закончится.

Наконец Ларин рассказал про Меркурьева и про Никин вопрос. Тетка как–то неопределенно хмыкнула.

— А что ж, она тебе нравится? — подумав о чем–то некоторое время, спросила она.

Ларин раздраженно дернул плечом: какая разница, нравится или нет. Тетка кивнула. Она поняла.

— Тогда ты дурак, — заключила она. И пояснила: — Дурак, что уехал. Потому что девушки подобные вопросы задают только в одном случае: когда хотят, чтобы их отговорили. Причем отговорил именно тот, кого они спрашивают!

Ларин хотел было вспылить, но отчего–то не вспылил. А вместо этого задумался. И через полчаса, несмотря на позднее время, бегом пустился на последнюю электричку в город.

…Дверь в квартиру ему открыл Никин папа.

— Ника нездорова, — мрачно сообщил папа, вглядываясь в отчаянное лицо гостя. — А вы, как я понимаю, Ларин. Наслышан… Да и, честно говоря, наводил справки. Как раз хотел с вами поговорить, — они прошли на кухню и присели к столу. — Время позднее, поэтому я в двух словах. Наш банк открывает представительство в Аргентине. В штат нужны юристы. Я отправляю туда Нику младшим юрисконсультом. Могу и вам предложить ту же должность. Ничего особенного не ждите. Оклад — средний по отрасли. Но по нашему опыту, срок повышения в таких филиалах — три месяца. Проявите себя — через три месяца станете просто юрисконсультом, и дальше — вперед, вплоть до управляющего. Не проявите, — папа развел руками.

— И нечего здесь расплываться в улыбках! — он сердито прихлопнул ладонью по столу. — Буэнос — Айрес — это вам не Лондон и не Париж! Работать придется круглые сутки. Все! Ответ — завтра. А теперь идите. Ника все равно уже легла в постель. И учтите! Это последняя помощь, которую вы с Никой от меня увидите, — крикнул он в спину Ларину. — Так и знайте! Я хочу, чтобы из вас люди получились, а не папины дети!

=====**

25 июня, воскресенье

п. Холмогоры

Архангельской области

Марина!

Спасибо за письмо. Было очень приятно узнать, что у нас в редакции все по–прежнему.

Вы, скорее всего, правы, и в последнем рассказе присутствует некоторая ходульность: пожалейте богатых, им тоже живется непросто. Но, между прочим, мой ближайший школьный товарищ (математик по образованию) — теперь банкир. Чем–то похожий на Никиного папу.

А вообще, в нашем обществе скопилось слишком много антагонизма и ненависти. Одни говорят: «У–у–у! Эти богатые». А те в ответ: «У–у–у! Этот совок!»

Неправильно!

На мой же взгляд, больше всего рассказы портят счастливые концы, которых требует наш читатель.

Впрочем, всерьез думать об этом нет возможности, потому что у нас тут развернулась настоящая война. Между сторонником прогресса Йоханом Ван дер Брамсом и приверженцами старых методов — архангельскими животноводами.

Мой Йохан ходит с вытаращенными глазами и взъерошенной шевелюрой.

Поначалу Брамсу показалось, что можно решить проблемы местного сельского хозяйства внезапным штурмом, но выяснилось, что это не так. Пришлось запастись терпением и упорством. В первые недели он приходил в ужас от того, как невозмутимо–философски, а с его точки зрения, наплевательски, здесь все относятся к делу, от того, что все его усилия что–то изменить вязнут в благожелательно–добродушном апофигизме. Но теперь решил гнуть свою линию, несмотря ни на что. А на местную философию: мол, как–нибудь само все образуется, Бог не выдаст, свинья не съест, — просто не обращает внимания.

Он сердится и негодует, тормошил местное руководство и всем отравляет жизнь.

На него теперь смотрят уже не так ласково, как прежде. Во взглядах раздражение и даже злоба.

В ответ на его требования и даже угрозы улыбаются с вежливым презрением. Мол, приехал, умный. А у нас так всегда делали. И отцы наши, и деды. Это у вас там хорошо: компьютеры, лекарства… А ты бы сам попробовал в наших условиях. Когда зимой минус сорок… Да метет… Да сортир во дворе… Посмотрели бы мы тогда на тебя.

«Как же так! — негодовал Брамс. — Зачем же тогда вы меня пригласили, если не хотите у меня ничему учиться?» Наши отводят глаза…

Путем закулисных расспросов мне удалось уяснить, что в рамках проекта европейцы собираются бесплатно поставить в Холмогоры небольшую сыроварню по последнему слову техники. Но для европейцев передача опыта — это главное, а сыроварня, каких в Голландии тысячи, — это всего лишь довесок. А для наших — наоборот. Главное — сыроварня. А назойливый хлопотливый Брамс — неизбежное к ней дополнение.

И что ему, больше всех надо?

А главное, не пьет, подлец! Разве с таким договоришься?

Ко мне то и дело ходят делегации местных доярок и фельдшеров. Одни говорят: «Объясни ты этому Ване, что не будут наши коровы жрать по ихнему рациону. У них желудки по–другому устроены». А другие, наоборот: «Что он нам все про санитарию да гигиену! Да на их кормах любая корова давали бы по 10 тонн молока! Стой хоть по колено в дерьме!» Я только развожу руками.

Но оказалось, что Йохан считает свою миссию делом чести. И не согласен просто так проедать деньги европейских налогоплательщиков..

Он кстати, происходит из старинного фермерского рода, который на протяжении столетий составлял славу Голландии. Как образец удачливого, расчетливого, тучного фермерства … Нам это даже трудно представить. Его фамилия знакома каждому голландцу и произносится с гордостью. Наравне, скажем, с названием фирмы «Филипс» или маркой грузовика «ДАФ».

Так вот. Ван дер Брамс выработал свою методику общения с местным населением: сядет посреди председательского кабинета и отказывается двинуться с места, пока тот не отдаст нужного распоряжения. Или встанет посреди коровника, упрямо расставив свои голландские ноги, и ждет, пока рабочие сделают, как он требует.

И вы знаете, это, помогает! То здесь, то там, людям приходится делать так, как нужно.

А каждую пятницу они чуть не насмерть парятся с местным председателем.

Кстати, председатель — крайне интересный тип, про него отдельная история. Мужик он хороший, очень неглупый, немногословный и с характером. Между прочим, кандидат наук. Смертельно замучен текучкой. Из тех, на ком издревле держится наше отечество, — из тех, кто тащит воз. У него и голова–то всегда упрямо наклонена вперед, а шея привычно напряжена.

Он–то лучше других понимает, что голландец прав. Но ему за державу обидно. Чем, спрашивается, этот розовощекий Йохан лучше нас? А вот гоняет, как нерадивых школьников. Да нам бы их условия!..

Их с Йоханом баня по пятницам носит характер принципиального противостояния: кто кого перепарит. Несколько часов подряд из–за бревенчатых стен доносятся стоны и кряхтение. За председателем личный опыт и вековая традиция. За нашим Йоханом европейское упрямство и очень здоровое сердце.

Никто из посторонних даже не пытается вступать в их единоборство — куда там!..

Вот так и живем.

А как вы?

Ваш Сергей

=====**

4 июля, вторник

п. Холмогоры

Архангельской области

Вы не поверите, Марина! Сегодня утром я наблюдал, как женщина администратор–уборщица–устопник читала наш журнал! Он доходит и в эту глушь!

Признаюсь, я специально терся в гостиной до тех пор, пока женщина не дошла до моего рассказа. Когда она начала читать, даже разволновался. Исподтишка наблюдал за ней во все глаза.

Как много я понял об этой женщине! О ее муже, каком–нибудь механизаторе или шофере, с которым прожито бок о бок много лет. Мужчине выпивающем и закусывающем луком. О их безрадостной семейной жизни, о стоптанных тапках, мужниных застиранных спортивных брюках с оттянутыми коленками, о борщах и воскресеньях у телевизора.

Она читала, не отрываясь, и явно была увлечена сюжетом! Я испытал что–то особенное. Пусть мелочь. Пусть мираж. Пусть женщина закроет журнальчик и тут же забудет о прочитанном. Но на какую–то пару минут она была в моей власти, во власти моей фантазии…

Пусть то, что мы делаем, это не настоящая, а малая литература. Пусть вообще не литература. Но это кому–то нужно!

Весь день у меня было хорошее настроение.

Ваш Сергей

Пока еще Архангельский мужик

=====**

9 июля, воскресенье

п. Холмогоры

Архангельской области

Марина!

С удивлением размышляю о том, что еще полгода назад я думать не думал о сочинении этих, с позволения сказать, рассказов. Был абсолютно нормальным человеком. А вот ведь как втянулся! Как только не занят работой, вечерами, во время обеда, в машине, в поезде, как только выдается свободная минутка, так сразу в голову лезут всякие герои, сюжеты, реплики… И это вы во всем виноваты!: —))

Взял в местной библиотечке Чехова. Перечитал его рассказы другими глазами, с профессиональной, так сказать, точки зрения. Какое это чудо!

Все ходил и думал: «Что если б уметь писать рассказы так, как Чехов… Или, скажем, как Хемингуэй! И написать что–нибудь такое!.. Вот это счастье!.. Эх!..»

Как грустно быть просто ловким щелкопером, сочиняющим сказочки с гладкими концами…

Но что поделаешь, каждому свое.

Посылаю вам очередной рассказ. Плохо ли, хорошо ли — а вам читать. Раз уж вы во всем виноваты.

И еще… Ловлю себя на том, что все время играю в некую игру… Как бы это сказать… Впрочем, вы, наверное, и сами догадываетесь… Что, например, Ника — это вы, а Ларин — я. Лена — вы, а Панин и Листратов — я. И так далее.

Так что имейте в виду, Виктор Павлович — это тоже я.

Ваш Сергей

Сватовство

Весной к Гале стал заходить Виктор Павлович, бывший сослуживец ее мужа, тоже летчик, уволившийся по возрасту из северного летного состава и приехавший работать в питерском аэропорту. Муж Гали погиб три год назад. Жили они плохо, Галя даже не решилась завести детей, и на Север вслед за мужем не поехала. Муж и погиб, как поняла Галя, по глупости. Видимо, пьяным сел за штурвал. Хотя в письме написали, что погиб при исполнении обязанностей, героически.

В первый раз Виктор Павлович зашел из чувства долга — вдова товарища, может, нужно помочь, по дому или деньгами. Галя жила одна, помощь требовалась, и Виктор Павлович стал ее навещать. Не чтобы там что–то, а по–товарищески. Справиться, поддержать. Или, точнее, по–отечески — Гале не было еще тридцати пяти, а он — в середине шестого десятка.

Незаметно они подружились. Виктор Павлович оказался симпатичным мужчиной. Подтянутым, корректным. А глаза синие–синие. Веселые и решительные. А главное, знаете, такой тип: любит женщин. Не в том смысле, что ходок, а любит их общество, понимает их, прощает слабости, ему с ними хорошо… И женщинам с таким мужчиной легко и просто.

Кроме того, сразу ясно, что хороший человек. Хотя бы по тому, как говорит о жене или сыне. Жену, шутя, называет «мой генерал». Например: «Мой генерал сегодня не в настроении. Хандрит с утра. Ведь знаете: если после пятидесяти проснулся и ничего не болит, значит умер. А она посмотрит утром в зеркало и начинает сердиться, будто я невнимателен». То есть говорит о жене с юмором и трогательно. Или спросит: «Вот, купил губки для посуды удобные. Вам, Галя, не надо?» Потому что хозяйством в их семье занимается Виктор Павлович, а не его жена.

— Сам приучил… — шутит он. — Любил очень сильно. Считал, что она, как королева, не то, что посуду мыть или убирать, готовить не должна. А перевоспитывать в нашем возрасте — врачи не велят…

…Они не сразу заметили, что отношения переросли в нечто большее. Знаете, как бывает: смотришь, как человек наливает чай, режет хлеб, поливает цветы; или чинит лампу, курит, улыбается, и при этом морщинки лучиками разбегаются от глаз — и становится хорошо на душе. Так бы сидел и сидел. Поначалу думали: куда там, он ей в отцы годится, а потом оказалось, что нет, это не важно, если душа молодая. А внешне возраст его совсем не портит, наоборот, к лицу.

Когда оба поняли, что произошло, из отношений исчезла легкость, и стало ясно, что необходимо объяснение.

Несколько предшествовавших разговору ночей Галя не спала. Плакала. Потому что тут не то, что разговаривать, думать не о чем. И где только были их головы, когда они позволили себе так привязаться друг к другу? Ну что хорошего у них может быть? Интрижка? Нет. Он с коляской? Это же смешно. А его жена, их генерал? Как с ней? Ведь на чужом несчастье своего счастья не построишь. Да и, по правде говоря, было бы ради чего. Ведь через десять лет ей будет сорок пять, еще вполне, а ему…

Но когда Виктор Павлович заговорил, Галя почувствовала такое волнение, что все доводы сразу потеряли значение.

— Галя, давно хотел с вами поговорить… — начал он. — Собственно, тут и говорить не о чем. Мы с вами не дети. Вы видите, как я к вам отношусь. И я вам, кажется, не противен. Но и вам и мне понятны наши обстоятельства. Которые… — он грустно улыбнулся, — явно против нас… — он некоторое время молчал, вертя в руках пустую чашку. — Словом, Галя… Я вас прошу… — он виновато заглянул ей в лицо, — Только поймите меня правильно…

— Ну говорите… Что?

— Я вас прошу… Только вы пожалуйста не сердитесь…

— Да что же! Говорите!

— Я вас прошу: выходите замуж за моего сына.

— Что!? — вытаращила глаза Галя.

А он смотрел на нее, ожидая, пока до нее дойдет смысл его слов.

На лице Гали постепенно начали проступать неприятные красные пятна.

— То есть как? Виктор Павлович, вы в своем уме? — ощущая досаду, да что досаду, чувствуя себя обманутой, оскорбленной говорила Галя. — Как вы себе это представляете? Да это вообще… Виктор Павлович, вы что, сводник?

А он тем временем успокоился и взял себя в руки. И смотрел на нее, улыбаясь:

— Вовсе нет. Я вас сватаю. Помните, как было на Руси: «Ваш товар, наш купец».

— Да он, кажется, женат, — уже совсем раздраженно произнесла Галя.

— Был. Теперь нет. — Виктор Павлович сгреб со стола невидимые крошки. — Галя, я все понимаю. Это звучит дико. Но вам нельзя одной, плохо… Вы созданы для семьи. И сын… Они очень болезненно расставались с женой: страстная когда–то любовь, горячие головы, терзали друг друга. Он, кажется, вообще вычеркнул женщин из жизни.

— Тем более. При чем здесь я?

— Выслушайте до конца. Он скоро приедет на неделю по делам: бизнес, дело молодое. Я ему ничего не сказал и не скажу. Он знает только, что у нас с матерью остановиться нельзя, я как раз затеял ремонт. И что поэтому я сниму для него комнату у знакомых. А сниму я ее у вас!

— Ну, знаете, это уж ни в какие ворота…

— Галя, не спешите с ответом. Подумайте хотя бы, на что я себя обрекаю… Быть постоянно рядом с вами, видеть, как вы с другим… Но… Когда вы его увидите, вам все станет ясно…

…Когда в назначенное время раздался звонок и Галя открыла дверь, она не смогла сдержать удивление и улыбку: на пороге стоял второй Виктор Павлович. Только на двадцать лет моложе. На нее смотрели синие–синие, молодые и упрямые глаза. И в глазах этих стремительно нарастал ответный интерес и удивление.

— Мой отец — чудак, — сердито сказал молодой Виктор Павлович, не решаясь опустить сумку на пол. — Навел тумана. Взял с меня слово… Почему–то я непременно должен жить у вас, хотя вокруг полно гостиниц. Вы уж извините. Ему что втемяшится в голову — спорить бесполезно.

А Галя не могла оторвать глаз от его лица. В чем–то знакомого до деталей, а в чем–то совсем нового, более содержательного, сложного. И почему–то чувствовала, как на душе становится хорошо и просто.

— Мне кажется, я вас знаю давным–давно, — улыбнулась она.

Он вопросительно взглянул на нее: правильно ли он понял смысл ее слов, может ли поверить тому, что за ними стоит?

— Самое странное, что и мне так кажется… И я начинаю понимать мысль отца, — сказал он, но спохватился: — Я, собственно, пришел только для того, чтобы извиниться, сказать… нелепая затея…

Под Галиным взглядом он сбился и замолчал. В течение нескольких мгновений между их глазами произошел безмолвный диалог, состоявший из десятка вопросов и ответов.

— Что же, даже чаю не попьете? — наконец улыбнулась Галя.

— Чаю?.. — он тоже улыбнулся, и знакомые лучики побежали из уголков глаз. — Ну, разве что чаю… Только ведь время позднее, мне придется остаться…

Она пожала плечом: «Что же поделать? Если вы с отцом такие выдумщики. Оставайтесь. Комната готова. А там… Там посмотрим. Там будет видно».

=====**

14 июля, пятница

п. Холмогоры

Архангельской области

Марина!

Спасибо за письмо.

Приятно читать о ваших новостях — таких знакомых, таких уютных. Федякина в мое отсутствие расцвела и набрала уверенности. Вот разбойница! Мастдай опять устроил всем разнос и, устав, уехал отдыхать в Эмираты. Чтоб там его подвергли суду Шариата и посадили на кол.

А у нас на днях, например, сильным ветром повалило десяток телеграфных столбов. Две деревни на том берегу до сих пор сидят без света и телеграфа. Военные присылали для помощи вертолет и связистов… Об этом только и говорим.

И вообще, человек в деревне гораздо больше зависит от капризов природы, а потому находится к ней несравненно ближе.

Пурга, например. В городе ее, может, даже и не заметишь. Так, поежишься, пробегая десяток шагов от своего подъезда к остановке автобуса или к машине, спрячешь лицо в воротник. Да еще пожалуй чертыхнешься, в двадцатый раз за день сметая с автомобиля новый сугроб снега. Вот, пожалуй, и все.

А в деревне — нет. Потому что здесь стихия мало чем изменилась со времен Пушкина и, скажем, «Капитанской дочки». За пару часов метели единственная дорога, ведущая к цивилизации, дорога, которая к марту представляет собой каньон в двухметровых отвалах снега, перестает существовать, снег равняет ее с окружающими полями так, что даже не определить, где она проходила, и нужно ждать бульдозер, который опять пророет в чистом поле двухметровую траншею. В пургу все сидят по домам, по окна занесенные сугробами.

Если дождь — из дома без нужды не выйдешь. Завывающий в трубе ветер наводит тоску. А ледоход на реке! Вам даже не представить это долгожданное событие, переворачивающее всю жизнь! Зато какой восторг и умиление испытываешь от запаха оттаявшей земли, от пения птиц, просто от весенней грязи, обещающей скорое тепло, жару, лето.

Может быть, именно поэтому и телевизионные передачи производят здесь совсем другое действие. Потому что странным образом исчезает эффект присутствия. Имеющее место на экране так далеко от здешних забот и разговоров, что, кажется, происходит где–то на другом конце света, в Америке.

Новости местного масштаба кажутся интереснее телевизионных. Их мы все и обсуждаем: дрова, качество хлеба в местном магазине, загул главного агронома…

Скоро пойдет третий месяц, как мы здесь. Одичали, обросли бородами.

И вы знаете, Йохан таки переупрямил все местное население.

Я вам писал о его методах. Которые привели к тому, что с этим занудой перестали спорить — себе дороже будет, а он все равно не отстанет. Стали, делать, как он говорит. Сначала понемногу, нехотя… Потом все больше и больше. А потом втянулись!.. И дело со скрипом стронулось с мертвой точки. Порядка стало больше. Появился учет… Возникло понимание, что чистота — не только для красоты… А потом и показатели пошли вверх. Да и лица у коров стали как–то веселее…

Народ дрогнул. В отношении к Брамсу появилось почтение. Когда он идет по улице, люди специально переходят на другую сторону, чтобы с ним поздороваться.

И мой Йохан заметно повеселел: значит все в порядке. Он не зря ест здесь свой хлеб с маслом.

Теперь после обеда он позволяет себе посидеть на лавочке со здешними доярками. Греется вместе с ними на солнце. Калякает о том, о сем. Доярки научили его лузгать семечки…

А вечерами он играет в домино с местной технической интеллигенцией — агрономом, главным инженером и зоотехником. Играют они «на кукареку» — кто проиграл, выглядывает из окна в палисадник и кричит петухом. Между прочим, играет Брамс виртуозно — домино, оказывается, и в Голландии очень популярно. То и дело над деревней разносится то агрономовское, то зоотехниковское «кукареку».

К нему теперь относятся почти с нежностью: гляди–ка ты, вроде бы и на мужика не похож, а характер…

То и дело приносят, кто сырничков, кто вареньица… Наша хозяйка, по–моему, ревнует.

Может быть, когда–нибудь я напишу об этом забавном Йохане Брамсе и нашей с ним жизни в Ломоносовских Холмогорах. Боюсь только, что для вашего журнала этот рассказ не подойдет.

А пока посылаю вам еще один опус. Прошу любить и жаловать: Люда и Трофимов.

Ваш Сергей

Трудные времена

— Представляешь, он будет платить 100 долларов в день! — возбужденно говорила Люда встречавшему ее с работы мужу. — В день! Две недели в Архангельске — и можно купить машину!

Трофимов как–то странно кивнул, но Люда не заметила настроения мужа.

— Конечно, — продолжила она, — переводить четырнадцать часов подряд — каторжная работа… На выставочном стенде, потом переговоры, обед, ужин… Но иностранец, кажется, симпатичный. Торгует лесом. И потом, сто в день! Представляешь! Люди за эти деньги целый месяц…

Трофимов криво усмехнулся.

— Представляю, — мрачно сказал он. — Я ведь и сам…

— Ты — это другое, — спохватилась Люда, но поняла, что как раз нет, то же самое, и умолкла. И до дома они больше не разговаривали.

Трофимов и Люда дружили с первого курса — как–то сразу выделили друг друга, ощутили взаимное доверие, и через некоторое время стали неразлучны. На лекциях писали один конспект. Вместе возвращались домой. На третьем курсе Люда решила учить язык, и они вместе пошли на курсы, хотя Люде английский давался легко, а Трофимову туговато. К концу учебы они даже внешне стали как–то похожи.

Трофимов несколько раз предлагал Люде выходить за него замуж, но Люда все откладывала. Не то чтобы она сомневалась в нем или в своих чувствах. Нет. Трофимов симпатичный. И очень надежный. Разве что какой–то несовременный, слишком честный. Но это Люде даже нравилось. Но если семья… значит нужно где–то жить… А у ее родителей двухкомнатная квартира и еще младшая дочь. А у него с мамой, вообще, коммуналка… Да и потом, нужны деньги, работа… Без этого что за жизнь?

Перед дипломом Трофимов сказал, что нашел для них место на метеорологической точке. Зарплата приличная и дают жилье. Правда нужно уезжать из Питера. Но прописка сохраняется, можно поехать на точку на год или на два. Для начала. И что, если Люда не поедет, он уедет один. И тогда ему будет все равно, и он завербуется в ОМОН на Кавказ. И там наверняка погибнет. Люда подумала–подумала и согласилась ехать.

Она ехала с тревогой. Куда? Из столицы, от друзей. Даже всплакнула тайком в поезде. Но крохотный южный городок ей неожиданно очень понравился. Красные крыши, утопающие в садах, буйство акации, палисадники, цветы, люди здороваются друг с другом на улицах; их домик в два окошка, чистенький, уютный, вишни, заглядывающие прямо в окно… За специальным забором метеорологические приборы: крашенные белой краской зонтики, вертушки, на шестах мерные стаканы, полосатые баллоны для определения силы ветра.

А через пару недель она уже с ужасом думала о том, что сомневалась и могла сюда не поехать. Работы было немного, каждые два часа снимать показания и отправлять по старинному телексному аппарату в центр. Все остальное время Трофимов заботился о том, чтобы Люда не пожалела о том, что поехала. Таскал цветы. Хлопотал по дому. Искал для нее слова в словаре, когда она для практики переводила английскую книжку. А то и просто сидел, держа ее за руку. Смешной, она и без этого чувствовала, что всю жизнь неосознанно мечтала именно об этом, о том, чтобы быть хозяйкой, женой. Никогда еще она не была такой счастливой и спокойной. Кроме того, она вдруг поняла, что ужасно любит своего Трофимова. От одного вида того, как он бреется, или таскает воду из колодца, или ремонтирует калитку, от взгляда на его стриженый затылок, немного оттопыренные уши, от рук, покрытых веснушками, ей становилось легко и хорошо на душе, что–то теплело под ложечкой.

Казалось, она могла прожить так всю жизнь. Но через год они все же решили, что пора возвращаться. Иначе жизнь уйдет вперед и потом ее уже не догонишь. Дальние родственники Люды уезжали по контракту в Канаду, за гроши сдавали квартиру. Это и решило дело.

Переезжали в марте. Когда в городке цвел грецкий орех… А приехали в Питер и попали в слякоть, грязь, в эпидемию гриппа.

Люде сразу повезло. Ее переводом заинтересовалось издательство, а ей самой предложили работу в бизнес–бюро. Бюро встречало иностранных предпринимателей, устраивало в гостиницах, помогало в переговорах и отдыхе. Организованная Люда быстро пришлась ко двору. И ей нравилась эта работа. Иностранцы попадались, как правило, цивилизованные, предупредительные, веселые и какие–то воспитанные… Непринужденно держались и в театре, и в ресторане, и на дипломатическом приеме. Да и деньги… Платили в бюро очень и очень хорошо. Особенно теперь, когда Люду стали приглашать для сопровождения в другие города…

А Трофимов все никак не мог как следует устроиться. Работы по специальности не было, он мыкался с места на место. То продавцом, то охранником, то на выборах… И чем лучше шли дела у Люды, тем грустнее он становился. И деньги, которые она приносила, его не радовали. Он почему–то воспринимал их как укор.

…В тот вечер они долго не разговаривали. Трофимов чинил полочку в ванной. Люда собиралась в Архангельск и все думала, думала…

А когда они сели ужинать, вдруг сказала:

— Знаешь, они мне все до лампочки. Честно. Как пустое место.

Трофимов посмотрел на нее вопросительно, как будто не понимал, о чем это она, но сам понимал, и у него были такие несчастные глаза, что у Люды заныло сердце.

— Я не умею сказать… — сердито выговорила она. — Но я просто знаю, что ты — это мое… Понимаешь? Твои глаза, руки в веснушках, уши. Это мое. И все другие мне — до лампочки. Я живу только тогда, когда ты рядом, тогда мне хорошо, спокойно. А когда тебя нет, я всегда потерянная. Понимаешь?

Он посмотрел на нее недоверчиво, как будто опасался, что она шутит. Как будто боялся поверить, что и у нее так же, как у него.

— Ну и что, что я сейчас зарабатываю больше? — сказала Люда. — У тебя все устроится, и все встанет на свои места. А когда родится ребенок? Тогда мы вообще будем зависеть только от тебя. Понимаешь?

Закипел чайник, и Трофимов встал, чтобы прикрутить газ, но Люде показалось, что он украдкой смахнул с ресницы слезу.

— Знаешь, — помолчав, сказал он. — Не хотел говорить раньше времени… Но Петрович, армейский дружок… Короче, предлагает начать свое дело… Ремонтную мастерскую… Машины чинить… Может, ввязаться. А? Вдруг получится?

— Петрович? Это который прозрачные пивные бутылки красил в зеленый цвет — после того, как прозрачные перестали брать приемные пункты посуды? — переспросила Люда, но постаралась поскорее скрыть свои сомнения. — А что, попробуй. Наверняка получится. А не с ним, так с другим. Обязательно получится!

И она твердо посмотрела в глаза своему Трофимову.

— Обязательно получится! Потому что я в тебя верю! Всегда!

=====**

19 июля, среда

п. Холмогоры

Архангельской области

Марина!

Вот и подходит к концу мое заточение.

Уже ощущается внутри определенное нетерпение. Прелести деревенской жизни, — всякие там птахи, клюющие навоз, коровы, поселковая лошадка, — которые еще совсем недавно рождали в душе умиление и даже восторг, теперь вызывают досаду и раздражение. Почему спрашивается, так грязно, что никуда не пройти? И сколько можно есть бесконечную картошку с отварной говядиной, когда в мире уже давно изобретены, скажем, паэлья и спагетти под соусом тартар?

Мысленно я все чаще возвращаюсь в ту, вашу жизнь, с бесконечными телефонными звонками, суетой, пробками на дорогах, встречами в крохотных кафе, с программами новостей, с элегантными женщинами и тонкими ароматами духов.

Теперь каждый вечер у нас — отвальная. Поем хором народные песни и пробуем плясать русскую. Доярки плачут совершенно искренне. Мой Брамс тоже пускает слезу. Осенью председатель поедет с ответным визитом в Голландию, смотреть, как там все устроено в их сельском хозяйстве…

В последнем письме вы выражаете надежду, что я привезу с собой целый ворох новых рассказов. А вот и нет! Кроме того, что я вам уже послал, есть только один рассказик. Пробовал, правда, писать какую–то большую серьезную вещь, но понял, что получается полная ерунда. Бросил.

Все, что казалось значимым и важным, уместилось в итоге в пять страниц. Может, куда–нибудь и отважусь вам их показать.

А рассказик посылаю.

А писать письма теперь, видимо, уже нет смысла — вы получите их после нашего возвращения.

Так что до свидания. Увидимся в Питере. Или не увидимся… Как вы захотите.

Ваш Сергей

Провинциальная история

Городок, в котором живет Настя, стоит на берегу знаменитой реки, в том месте, где течение делает величественный поворот. Этот берег крутой, а на противоположном, пологом — заливные луга.

И пишет Настя в основном пейзажи: сады на окраине города, деревянные домики старого центра, реку или как цветет сирень в городском парке… Вроде бы просто, а всмотришься, и волнует. Настя работает в библиотеке и работы развешивает там же: пусть люди радуются. Один новый русский хотел купить ее картину для дачи, но Настя не отдала: кто там на даче ее увидит! К тому же картину он хотел купить самую любимую, где девушка сидит, обхватив колени, на крутом берегу.

Все вокруг говорят, что ей надо учиться. Но куда там!.. Наверное, поздно. Да и в институт не поступишь, конкурс ужасный. Нужны репетиторы, взятки, откуда у нее такие деньги? Она уж так…

…Москвич Дима, когда их познакомили, сначала не знал, что она рисует. Она ему просто понравилась.

— Ты симпатичная! — сказал он, глядя прямо в глаза. — Не замужем? Может, погуляем? Ты где работаешь? Я зайду…

Настя пожала плечами: заходи, если хочется. Но погулять вряд ли удастся. Он со знанием дела кивнул: знаем, знаем. Ваше дело поломаться, наше дело — уломать!

На следующий день он зашел в библиотеку. Оглядел небрежно стены, полки, двух школьниц, зубрящих Лермонтова, остановился взглядом на картинах, но тут же отвернулся: что тут может быть развешено! Ясно, что не Репин.

Присел напротив Насти за регистрационный столик, закинул ногу на ногу и принялся трепаться.

Что он там в Москве… Живет на Арбате… Машина, все дела… А брат у него — бизнесмен с бензином. А это, сама знаешь… И что он Пугачеву видит каждый день близко. А Серега Безруков, который из «Бригады», — вообще лучший друг. И вообще…

И главное, парень–то симпатичный. И мог бы Насте понравится. Но, видимо, наслушался в своей Москве, что тут, в провинции — одни дурочки, пальцем шевельни — валятся к ногам, как груши. Вот и несет его, как Хлестакова.

— Скоро заканчиваешь? — спросил он. — Может, посидим где?.. Надеюсь, ресторан у вас есть?

— Не получится, — сказала Настя. — Ко мне сейчас дети придут заниматься. В студию художественного творчества.

Он недоуменно вскинул бровь: какое еще творчество? Настя не стала объяснять.

— Ты на сколько к нам приехал? — помолчав, спросила она.

— На две недели.

Настя кивнула: ясно. И сказала:

— Знаешь, ты со мной время напрасно не трать. Ничего не выйдет. Поищи другую, если хочешь развлечься. У нас всякие есть.

Он возмутился: за кого она его принимает! Он вовсе не то имел в виду! И остался на занятие студии.

Он не сразу разобрался, что к чему, но постепенно понял, что картины на стенах — Настины, и что в студии она учит детей рисовать, и дети, затаив дыхание, смотрят ей в рот. Тогда он и пейзажи рассмотрел по–другому, внимательнее. И притих.

А когда дети стали расходиться, сказал:

— Что же ты молчала? Я кое–что в живописи понимаю. Знаешь… Тебе надо в Москву… Учиться… Хочешь, я поговорю?.. У меня ведь дядя, родной мамин брат…

— Министр в Кремле? — улыбнулась Настя.

— Я серьезно! — обиделся Дима.

На следующий день Настя повела ребят на берег реки на этюды. И Дима увязался с ними. И уже не трепался. Сидел в сторонке. Слушал ее объяснения… О красоте. О гармонии цвета. О душе картины. Думал о чем–то… Кидал камушки в воду.

И назавтра опять пришел в библиотеку. Взял подшивку журналов. И до вечера просидел за столиком, слушая, как она разговаривает с посетителями. И глаза у него были задумчивые и растерянные.

А Настя думала о том, что все они, столичные, такие: с виду самоуверенные и трескучие, а копни — и окажется, что они издерганные и неуверенные в себе. Может, это у них от ритма жизни? Или, потому, что связь с родной природой нарушена? Вот и Дима как–то потерялся. Как будто считал, что может нравиться девушкам только из–за того, что москвич. А по–другому не может.

В тот день вечером Настя сделала прическу.

Так прошли две недели: он каждый день приходил в библиотеку, сидел, слушал, смотрел, как Настя работает. Когда никого не было, они разговаривали. Иногда он смущаясь, приносил цветы. А вечером провожал ее домой. Смотрел задумчивыми глазами. Иногда Настя замечала, что он хочет сказать что–то важное, но каждый раз его что–то удерживало. Настя не сердилась. Она все понимала. У них там своя жизнь, свои проблемы. Жилье, работа. А она… Все непросто. Ей с ним хорошо — и ладно.

В день отъезда Настя пришла проводить его на вокзал.

— Ты прости меня, — сказал Дима. — За то, как я вел себя в начале.

Настя легко кивнула: ладно, кто старое помянет…

— Теперь про тебя, наверное, судачить будут?.. Но ты не думай… — Дима опять хотел что–то сказать, но сбился и не сказал.

Настя дернула плечом: что там, пустяки.

— Это тебе, — сказала она. — Картина на память, как ты просил. «Девушка на обрыве». Между прочим, моя любимая.

Дима смутился, поблагодарил и уехал.

Осенью пришла рано, зарядили дожди. И Настины картины стали очень грустными. Улица за окном, а на стекле косые капли дождя… «Мог бы, между прочим, и написать… — думала она. — Адрес–то известен…»

А в начале октября у нее в дверях вдруг зазвонил звонок. На пороге стоял Дима.

— Собирайся, — сказал он как–то особенно по–деловому, как будто старался скрыть волнение. — Я за тобой! Мой дядя, помнишь я говорил, мамин брат, — он профессор в Академии Художеств. Смотрел твою картину. Его долго не было в Москве, пришлось ждать, потом еще… Это не важно. В общем, тебя зачислили на первый курс без экзамена. Говорят, талант, самородок, нужно учить. Правда, мест в общежитии уже нет. Но ты пока можешь жить у меня! — Настя удивленно вскинула брови. — Ты не подумай… Мы живем с сестрой в бабушкиной квартире. Места много… Я не для того, чтобы что–то там… Я просто так.

Настя почему–то хмыкнула и коротко заглянула ему в глаза

— Ты просто так? — тихо переспросила она.

Дима заволновался.

— Да нет! Нет, конечно. То есть я хотел сказать… — он сбился, а потом почему–то вдруг рассердился и покраснел. — Ну, чего ты спрашиваешь? Сама, что ли, не видишь?

Настя не смогла удержать улыбку.

— А если не вижу?

Он хмуро на нее посмотрел и отвернулся.

— Я понимаю, ты талант, а я… — проговорил он, сердито теребя ботинком коврик у двери. — Но я преданный. И честный. У нас все мужчины в роду такие, спроси у кого хочешь, — Настя незаметно улыбнулась. — Словом, если я тебе хоть сколько–нибудь интересен… если когда–нибудь, пусть не сразу, но я стану тебе нужен… Я… я буду самым счастливым человеком на свете!

Настя опять улыбнулась: какие они все же смешные, эти москвичи. Она взяла у него сумку и, как маленького, за руку ввела через порог.

4

=====

Отправлено: 22 июля

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Не так!

=====

Марина!

Сейчас вечер… Время приближается к восьми…

Я знаю, что ты прочитаешь эти строки только завтра утром, придя на работу, и все же пишу сейчас…

На душе муторно… Сколько надежд связывалось с днем возвращения, сколько раз в мыслях представлялось, как все может произойти, и как нескладно ибестолково все на самом деле получилось.

Почему, почему все так вышло?

Дело, наверное, в том, что мы почти не спали накануне ночью. В Холмогорах дожди размыли дорогу, ведущую к райцентру, нас с голландцем еще затемно вывозил к шоссе гусеничный трактор. Потом ожидание в аэропорту, какие–то досадные накладки с билетами и визой моего голландца… Нервы, ругань, телефонные звонки… Потом туман на взлетной полосе…

В самолет мы сели растрепанные и взвинченные… Долго не могли успокоиться. Наконец голландец задремал, а я наоборот, почувствовал, что во мне нарастает какое–то необъяснимое волнение, почти нетерпение… А когда через два часа самолет сделал правый вираж и стал снижаться, и под его крылом, увеличиваясь, стали проноситься аккуратные квадратики пригородных Пулковских теплиц, я вдруг почувствовал пустоту под ложечкой и похолодевшие пальцы. А в это время кто–то расчетливый хладнокровно прикидывал в голове: в 10:30 мы приземлимся в аэропорту; полчаса на багаж, значит в 12 можно быть дома; душ, побриться, переодеться — еще полчаса, так что можно успеть как раз к твоему обеду в редакции. Если, конечно, машина сразу заведется после четырех месяцев простоя.

На Севере поздняя весна еще только пыталась робко перерасти в лето, А в Питере нас встретило полновесное начало июля, с тополиным пухом, жарой, с политыми с утра улицами, короткими юбками, загорелыми икрами, вызовом в девичьих взглядах…

Машина завелась сразу…

И опять эта цепкая расчетливость — я не стал подниматься в редакцию, а остановил машину в двадцати метрах от дверей на другой стороне улицы, по твоему пути в кафе… Я сидел и ждал, будто подкарауливал тебя, как притаившийся хищник поджидает касулю на ее тропе к водопою.

Почему? Откуда это взялось?

Выйдя из дверей, ты тайком огляделась по сторонам (я почему–то сразу понял, что в поисках меня), — и я с удовлетворением отметил, что ты тоже в уме прикидывала время и тоже рассчитала, что я уже мог приехать.

Когда через нескольких шагов твой взгляд вдруг наткнулся на меня, ты вздрогнула… Как будто надеялась и боялась меня увидеть. В первое мгновение, ты даже хотела сделать вид, что не узнала меня. Ты независимо прошла мимо, как будто по инерции, но потом поняла, что это уж совсем глупо, твои шаги замедлились, ты остановилась… Обернулась… Потом тряхнула головой — будь, что будет! — развернулась и села в машину рядом со мной.

Все происходило как будто не с нами!

Я развернулся и, не спрашивая твоего согласия, поехал в сторону своего дома. Уж не помню, о чем мы там говорили — все было ясно и без слов…

А потом… Потом мы попали в пробку… И полчаса просидели зажатые между машин на набережной перед мостом… Ах, эти идиотские пробки! Возникающие потому, что наши водители упрямы, как бараны, и лезут, несмотря ни на что в самую гущу! А гаишников как всегда нет! Когда нужно собрать с водителей деньги — они тут как тут, торчат на каждом углу, а когда нужно регулировать движение…

А потом… Потом… Все получилось как–то удивительно нелепо. Сутолока рук, губы, застежки, пуговицы, колющиеся сережки, покрывало на кровати… Быстрее, быстрее!.. И все как–то совсем не так и не то… Не так, как мы думали, о чем тайком мечтали и чего боялись. Все происходило как будто по инерции, как будто не с нами… Но раз уж мы совсем потеряли головы и отважились на такое, теперь нужно начатое доводить до конца…

И как я понял, тебе в итоге совсем не было хорошо…

Какой дурацкий день!

А дальше я вообще перестал что–нибудь понимать.

Мы торопливо пили чай с пирогами, которые испекла на заре того дня наша ангел–хранитель в Холмогорах… И ты поглядывала на часы и хмурилась. Я говорил какие–то глупости… Говорил и говорил… И чем больше я говорил, тем строже ты становилась.

«Оставайся», — попросил я. Ты как–то странно усмехнулась и ничего не ответила.

«Я встречу тебя после работы…» — предложил я. Но ты опять усмехнулась и отрицательно покачала головой.

Почему?

Всю дорогу обратно в редакцию ты была молчалива и озабоченна. Вышла за квартал до вашего здания и ничего не сказала мне на прощание.

Марина, мне кажется, я понимаю, что у тебя на душе… Ты наверняка думаешь, что ради того, что было, не стоило столько сомневаться и мучиться, не стоило идти на компромисс со своей совестью. Ты коришь себя за то, что поддалась минутной слабости и сожалеешь о том, что было.

Какой нелепый день!

И все же, Марина, давай не будем спешить с выводами, не будем принимать скоропалительных решений. Давай встретимся еще раз… Посидим где–нибудь… Поговорим… Может быть, найдем какое–то решение…

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 23 июля, 9:15

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Доброе утро

=====

Марина!

Доброе утро! Очень надеюсь, что ты считаешь это утро добрым…

Ты наверное уже прочитала мое письмо, отправленное вчера вечером. Перечитал его на свежую голову. Сейчас я, может быть, так бы уже не написал… Ну и пусть…

Жду твой ответ… Чиркни пару строк, когда будет минутка…

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 23 июля, 10:03

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Ау!

=====

Марина!

Ты не отвечаешь…

Тебе не до меня… Или ты не знаешь, что ответить… Отвечай, как есть. Я готов принять любое твое решение.

С грустью думаю, что мне нужно было встать вчера в дверях и никуда тебя не пускать. Это было бы правильно. Это было бы по–мужски.

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 23 июля, 11:20

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Все равно спасибо!

=====

Марина!

Если тебе нечего мне написать… я знаю… такое бывает… Тогда не надо… Не надо писать только для того, чтобы что–то написать…

Даже если ты раскаиваешься … Если ты никогда больше не захочешь меня видеть… Я все равно благодарен тебе за то, что было.

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 23 июля, 12:14

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Re: не волнуйся!

=====

Марина!

Да, твою записочку я получил.

Тебя все утро не было на работе, и поэтому ты не могла ответить на мои записочки раньше. Это многое объясняет.

Тебя не было потому, что ты разговаривала со свекровью. И теперь твоя свекровь согласна забрать Мишку и пару недель и жить с ним на даче. И ты вечерами будешь совершенно свободна… Боже, как хорошо! А я подумал…

Ты забежала в редакцию, чтобы оформить отгул. А потом ехать по магазинам, собирать вещи, отвозить сына, заказывать такси и так далее…

Получается, все, что я думал… Все, что понаписал…

Господи! Какой я идиот!

Могу ли я встретить тебя у редакции, отвезти в «Гостиный двор» и химчистку? О чем ты спрашиваешь! Через пятнадцать, нет, через двенадцать минут я у тебя!

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 24 июля 12:15

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Re: как самочувствие?; —))

=====

Марина!

На вопрос о моем самочувствии докладываю: самочувствие отличное. Никогда еще не было таким хорошим.

Слоняюсь с безумными глазами по квартире и ни на чем не могу сосредоточиться.

Специально взял письменный перевод, чтобы заняться хоть чем–нибудь, но делать ничего не могу.

Работать не могу. Есть не могу. Спать тем более. Весь организм… Как бы это сказать… Находится в возбужденном состоянии. Думать могу только о тебе.

Глаза рассеянно скользят по строчкам и никак не могут разобрать, что в них написано.

Да и вообще, иностранные слова вызывают раздражение: зачем было писать по–английски? Неужели нельзя сразу написать нормальным русским языком?

Все мысли только о том, как бы поскорее вытащить тебя с работы.

А может, позвонить в милицию и сообщить, что здание редакции заминировано? Понаедет ОМОН, квартал оцепят, всех эвакуируют и распустят по домам. А я буду поджидать тебя за углом.

Или подговорить парочку верных ребят, одеть маски, вооружиться автоматами, ворваться к вам, всех положить на пол, для отвода глаз взять редакционную кассу, а тебя увести. Мастдая, уходя, пристрелить.

Думать могу только об этом.

Нет, серьезно, нельзя ли тебе как–нибудь уйти?

Например, сказаться больной? Или придумать еще что–нибудь? А?

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 24 июля 15.42

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Re: Займись делом

=====

Марина!

Ты просишь меня быть хорошим мальчиком и заняться чем–нибудь полезным. Например, написать рассказик для нашего журнала.

Докладываю. Уже пробовал. Ничего не получается. То есть получается, но исключительно в эротическом жанре. Граничащем с жестким порно.

Да и вообще! Какая может быть работа! Подумай сама!

Ведь мы столького еще не делали! Например, когда ты… в общем… это… А я тем временем… Короче, приедешь, я тебе покажу… Или когда ты… Ну, как, скажем… типа… А я в это время… Нет сил усидеть на одном месте — в голове теснятся и наскакивают друг на друга новые идеи!

Страшно подумать, сколько лет жизни прошло зря!

Господи, как еще долго до окончания рабочего дня. И как ужасно медленно тянется время! Я уже пять раз проверял, не остановились ли мои часы.

Ну когда же!..

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 25 июля 11:35

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: мысли в голове

=====

Черт возьми, Марина!

Вдруг подумал: за последнюю неделю я узнал тебя гораздо лучше, чем за предыдущие полгода.

Тут вдруг почувствовал мучительный приступ ревности. А где, интересно, ты научилась, всему тому, что мы вытворяли вчера? Кто тебя научил?

Хотел было уже писать решительное письмо и рвать наши отношения. С трудом удалось успокоиться. Потому понял: ведь и сам я не давал вчера промаху, а до нашей встречи ничего этого не умел. Умел, конечно, много всякого. Но такого — нет.

Забавно, да?

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 26 июля 13:23

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Ничего не поделаешь!

=====

Маринка!

Ты наверное сердишься на меня за то, что я тебе все время пишу и отвлекаю от работы. Ворчишь, наверное, что можно было бы подождать до вечера и обо всем поговорить.

А вот и нельзя!

Я уже много раз так думал: увидимся вечером и поговорим об этом и о том. А потом ни на это и ни на то не хватает времени.

Сам не понимаю, куда уходит время. Как песок сквозь пальцы. Вроде бы вот только я тебя привез, ты только вошла, мы только посмотрели в глаза друг другу, только поужинали — и пожалуйста, уже второй час ночи. А мы не то что не наговорились, а, кажется, даже не успели двух слов как следует сказать! А еще столько впереди!..

Кроме того в твоем присутствии, я ужасно глупею. Да–да! Я чувствую. Казалось бы должно быть наоборот: кавалер должен стараться изо всех сил говорить умно и увлекательно, а я как увижу тебя — так все! Глупею! Могу весь вечер просидеть не сходя с места, глядя на тебя во все глаза и блаженно улыбаясь неизвестно чему. Слушаю мелодию твоего голоса… Поражаюсь мудрости твоих простых замечаний.

Так что не обессудь! Приходится писать!

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 26 июля 16:54

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: еще мысли

=====

Как удачно, что мне не нужно работать! И за три месяца ударной работы на Севере я заслужил небольшой отпуск! Можно шататься целый день, бессмысленно глядя в пространство, и думать о тебе.

Как это мы раньше не замечали, что смотрим на мир абсолютно одинаково! И имеем практически одинаковое мнение по любому вопросу. Хотелось бы иногда поспорить, да не о чем!

Это еще что! А наши сердца, которые бьются в унисон! Я всегда думал, что это лишь красивый образ, который придумали поэты, что это метафора. Влюбленные — две половинки одного целого. Их сердца бьются в унисон. А оказывается нет! Чистая правда. И когда ты лежишь у меня на плече, наши сердца удивительным образом ловят ритм друг друга и начинают биться, как одно! Как будто у нас на двоих одно сердце, часть — в моей груди, часть — в твоей.

Ну не чудо ли?

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 27 июля 16:33

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Новый рассказ

=====

Марина!

Сегодня, наконец, мне удалось более или менее взять голову в руки. И, кажется, я что–то написал. Как всегда, не бог весть что. Как ты увидишь, решил продолжить историю старых героев.

Нет терпения ждать до вечера — посылаю тебе сейчас. Будет время — прочитай. И чиркни, как он тебе показался.

На улице жарит солнце, погода отличная…

Я жду, когда закончится рабочий день в редакции, чтобы забрать тебя и поехать за город, к воде, на залив… Валяться где–нибудь на солнце и шептать тебе в ушко всякие глупости…

А потом с наступлением прохлады ужинать где–нибудь на открытой террасе… А потом… потом…

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

Соседка

В воскресенье к Мишкиной маме заглянула соседка тетя Лена из восьмой квартиры.

— Ты что же это, подружка, делаешь? У тебя новый кавалер, а ты молчишь? — с порога начала она.

— Да как–то… Не знаю, — смутилась мама.

— Женат? — поинтересовалась тетя Лена.

— Нет.

— Значит, выпивает, — догадалась тетя Лена.

— Да нет. То есть… Ну, как все, в праздник.

— Тебя послушать, просто ангел какой–то, а не мужик. Наверное из госсектора — учитель или врач.

— Да хотя бы и учитель, — начала сердиться мама. — Если хороший человек и любит. Но у него, насколько я знаю, бизнес с товарищами.

— Ну, такой никогда не женится, — с облегчением рассмеялась тетя Лена.

Мишке почувствовал, что ему захотелось ударить тетю Лену чем–нибудь тяжелым по голове.

— Да я, собственно… — покраснела мама, но остановилась. Поняв, что смешно будет спорить с тетей Леной об этом.

Тетя Лена подождала некоторое время, с любопытством ожидая ответа, не дождалась и сказала:

— Эх ты, наивная овечка. Ну да ладно. Что с тобой поделаешь! А я в фитнес–центр иду. Немного привести себя в порядок. Вчера погуляли с одним… Утром встала, на голове — черт–те что, в голове — еще хуже. Нужно в джакузи посидеть, отойти, — небрежно сообщила тетя Лена, но, встретив мамин понимающий и сострадательный взгляд, отвела глаза.

Мама вообще жалеет тетю Лену. Считает, ее жертвой собственной красоты. Из–за которой вокруг тети Лены все время увивались не те мужчины. В результате чего тетя Лена так и осталась один на один со своей красотой.

Тут раздался звонок в дверь — пришел мамин Сергей Петрович.

— О-о! — увидев его, сказала тетя Лена. Сказала так, как будто удивляясь тому, что Сергей Петрович такой видный и симпатичный. А она ожидала увидеть кого–то завалящего.

Мама едва заметно нахмурилась. А у Сергея Петровича побледнели скулы. Что означало, что он сначала смутился, а потом рассердился на себя за это смущение.

— Ну, ты готова? — спросил Сергей Петрович маму. И глаза его стали удивленными и робкими, как всегда, когда он на нее смотрел.

— А вы куда? — оживилась тетя Лена.

— На Петропавловку… Сегодня костюмированный парад по случаю дня города. Гусары, уланы, кавалергарды… Мы хотели посмотреть…

— Я с вами! — обрадовалась тетя Лена.

Мама и Сергей Петрович переглянулись.

— Тетя Лена, вы же хотели в джакузи посидеть, — строго напомнил Мишка.

Тетя Лена только махнула на него рукой: «Сесть я всегда успею».

Мишка пожал плечами. Почему он вечно должен за маму и Сергея Петровича решать их проблемы? Уже сами не маленькие. Могли бы и сами уметь.

Сам же Мишка решил в это воскресенье сходить в компьютерный клуб. Куда давно не заходил. И где, говорят, завелся какой–то «перец», сам по себе — метр с кепкой, но всех подряд выставляет в «Казаков–разбойников». Нужно поглядеть.

«Перец» и в самом деле играл сильно. Мишке пришлось изрядно попотеть, чтобы с ним справиться. Но в конце концов справедливость восторжествовала.

Когда Мишка, удовлетворенный, вернулся домой, Сергей Петрович, тетя Лена и мама пили в гостиной чай с тортом. Причем говорила одна тетя Лена и сама же смеялась, мама была какая–то озабоченная, а Сергей Петрович рассеянно усмехался и вертел в руках кривой десертный нож.

— Два молодых француза, — вещала тетя Лена. — Один бизнесмен, другой дипломат. «Как, — говорят, — девочки, вы можете купаться в этой луже? Разве это море?» А я так, томно: «Ах, — говорю, — надоели эти Канны. Куда не плюнь — знаменитость. А хочется просто полежать и погреться на солнце».

— Тетя Лена, вы в фитнес–центр хотели, — опять напомнил Мишка.

Тетя Лена взглянула на часы и махнула рукой.

— Уже поздно, — сказала она. Потом рассмеялась: — А что это ты меня выпроваживаешь? — она попыталась потрепать Мишку по макушке, как маленького, но Мишка уклонился — он терпеть не может фамильярности.

Сергей Петрович незаметно усмехнулся, а мама встала, чтобы подогреть на кухне чайник. И за спиной гостей сделала Мишке страшные глаза: разговаривать со взрослыми таким образом — неприлично.

Мама вышла, и в комнате некоторое время царило молчание.

— Нравится наша Оля? — снисходительно спросила тетя Лена.

— Очень, — серьезно сказал Сергей Петрович.

— Романтик, значит, — участливо сказала она. — Бывает, — она подняла руки, как будто поправляя волосы на затылке, и потянулась. Сергей Петрович невольно покосился на выступившую под свитером грудь и отвел глаза.

— А я уж ни во что это не верю, — вздохнула тетя Лена. — Со вкусом время провести — это да. Секс, опять–таки… С тем конечно, кто в этом понимает, — и она особенным образом посмотрела Сергею Петровичу прямо в глаза.

Мишка закашлялся, чтобы напомнить о своем присутствии, но тетя Лена не обратила на него внимания.

Помолчали.

— А вы, случайно, в телевизорах не разбираетесь? — ненатурально зевнув, спросила тетя Лена. — А то у меня что–то все красное стало…

Вошла мама с чайником. И тетя Лена как ни в чем не бывало ласково на нее поглядела.

Тут Мишкино терпение лопнуло. Он сел к столу, придвинул чашку, потом потянулся за тортом и локтем опрокинул заварочный чайник на ноги тете Лене.

Тетя Лена вскочила, ошалело хлопая глазами и торопливо отлепляя мокрую юбку от колен.

— Ой–ёй–ёй! Мама! Ах, негодяй! Горячо! И любимая юбка! Испортил, совсем испортил. Заварка не отойдет…

— Застирать нужно сразу… — всполошилась мама.

— Это он специально. Его… его… выпороть надо!

— Никого пороть не надо, — строго сказал Сергей Петрович. Он хотел сказать еще что–то, но не сказал. Поиграл желваками и добавил: — Юбку я компенсирую. А ты Михаил, выйди–ка пока на кухню. Нам поговорить надо.

Мишка встал и, с независимым видом пройдя мимо тети Лены, вышел.

Стоя на кухне, он слышал неразборчивые голоса: женские — возбужденные, мужской — спокойный и уверенный.

«А с ним, пожалуй, можно ладить», — почему–то подумал Мишка.

Потом выскочила красная, как рак, тетя Лена. Она метнула на Мишку огненный взгляд, пробежала по коридору и хлопнула входной дверью. Потом долго стояла тишина, а потом из комнаты вышла раскрасневшаяся мама, а за ней — немного смущенный Сергей Петрович.

— И все же пообещай, — обращаясь к Мишке, сказала мама, — что ты никогда, слышишь, никогда больше не будешь так поступать!

Сергей Петрович, выглядывая из–за маминого плеча, развел руками и сделал Мишке знак: соглашайся, брат, ничего не попишешь! Приличия есть приличия.

— Ладно. Не буду, — буркнул Мишка. — Но и ты пообещай, что будешь получше выбирать подруг!

— Да–да! — поддержал его Сергей Петрович. — Я бы тоже этого хотел!

Мама, видимо, собиралась возмутиться: что еще за условия! Но почему–то не стала.

И довольный Сергей Петрович из–за ее плеча заговорщицки Мишке подмигнул.

=====

Отправлено: 28 июля 12:20

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: поглупение

=====

Маринка, ты будешь смеяться!

Включил радио на кухне. Передавали какую–то глуповатую песенку из модных. Что–то вроде: «Без тебя мир — пустыня. А ты пришла и будто солнце взошло!»

А я вдруг остановился, как вкопанный! И поразился: черт возьми, как это верно! Такие простые слова, а написаны в самую точку! Ну прямо про нас с тобой!

Как ты думаешь, я окончательно поглупел? Или еще есть надежда? Это навсегда или когда–нибудь пройдет?

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 28 июля 16:45

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: сомнения

=====

А я разбираю балкон. Таскаю на помойку скопившийся там за несколько лет хлам. Потому что прикинул: если поставить туда маленький столик и два стула, мы сможем сидеть там под вечерним солнцем, пить вино, смотреть с моего десятого этажа на город, а потом на закат…

Вдруг забеспокоился: а не заскучала ли ты случайно со мной, моя любовь? Не скучно ли ей сидеть каждый вечер дома? Стал прикидывать: нужно предложить ей сходить туда, или съездить вон туда. А потом вспомнил, я точно так же прикидываю каждый день. А потом ты приходишь — и идти никуда не хочется. А хочется просто сидеть, держать тебя за руку, смотреть в глаза…

Кто сказал, что любовь движет миром? Чушь! Как раз наоборот! От любви мир прекращает всякую деятельность и впадает в счастливое отупение!

Может, все же убежишь пораньше?

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 29 июля 16:11

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: рассказ не для Вашего журнала

=====

Маринка!

Решил раз и навсегда: хватит писать тебе всякую чушь! Ничего, кроме досады, это, наверное, не вызывает! Буду писать только по существу!

Понравится тебе это или нет, но я написал рассказ совершенно в другом жанре.

Встал утром и стал думать: а почему я пишу только о любви? Почему все время сентиментальные романтические истории? Да и еще и со счастливым концом. У кого–то может сложиться впечатление, что я ни о чем другом и думать не могу. Как какой–нибудь маньяк–эротоман. А я могу!

Любовная история — социальный заказ вашего журнала. Это понятно. Но почему бы мне ни попробовать себя в другом жанре?

Короче, сел сегодня утром и написал рассказ не о любви. А как раз наоборот — сатирический. Ведь в нашем издательском доме существует юмористический журнал «Смех и грех». Я часто здороваюсь с его главным редактором — немолодым тщательно одетым мужчиной с печальными глазами, — он сидит через два стола от тебя.

В конце концов, сколько можно использовать личные отношения с тобой в служебных целях? А вдруг мои рассказики совсем никуда не годятся, и ты печатаешь их только из хорошего ко мне отношения? Этак никогда не узнаешь правды о себе.

Вот возьму и отнесу свой рассказ немолодому редактору с печальными глазами. Пусть рассказик пока не очень смешной — это же мой первый опыт! Со временем научусь писать как надо.

В общем, посылаю… Почитай глазом профессионала.

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

Прощеное воскресенье

Как известно, последний день масленицы — прощеное воскресенье. Полагается всем все прощать и, наоборот, у всех просить прощения. Чтобы перед постом облегчить душу от обид.

Узнал это Сундуков и позвонил лучшему другу Иванову.

— Прости меня, Иван.

— За что это? — насторожился друг.

— За что хочешь. Сегодня день такой. Всех надо прощать. Прости, например, за то, что я у тебя в том году дрель брал и закрутку для сверл потерял.

— Ах, ты об этом… Так я уж и забыл давно, — сказал Иванов. — А закрутку новую купил.

— Вот видишь! Получается, что простил. Теперь давай я тебя за что–нибудь прощу.

— А меня–то за что? — изумился Иванов.

— Да за что хочешь! Ну хотя бы за то, что ты, как придешь, всегда задники моих тапок заминаешь.

— А как же не заминать, если у меня нога на два размера больше твоей?

— Ловко выходит… Значит, я еще и виноват!

— Конечно. Ты купи для меня тапки побольше, и задники будут целы!

— Нет, вы только посмотрите на него! Мало того, что он всегда сигареты курит мои, так ему еще и тапки нужно отдельные купить! А лицо–то не треснет?

— А при чем здесь сигареты?

— А при том! Ты ведь всегда свои то в машине забыл, то не купил, потому что любимых в ларьке не было, то вообще курить бросаешь. Идем в баню на целый день, а у тебя — две штуки в пачке…

— Ой, да ладно! Тоже мне, святой Герасим! А кто у меня все видеокассеты перетаскал? «Нет чего–нибудь новенького посмотреть?» — и с концами! Ни одной еще не вернул.

— Так ты же не берешь! Каждый раз, когда вы с женой в гости приходите, я собираю хозяйственную сумку с разным твоим добром. А ты все: «Потом, потом!».

— Так чего же я с таким катулем через весь город на метро попрусь! Нет чтобы самому привезти!

— Зато у меня с днем рождения все в порядке! Не то что у тебя!

— А что у меня? Что у меня с ним не в порядке?

— А то! Как мой — так ты за месяц начинаешь поздравлять, чтобы я не забыл отметить. А как твой — так вы то в отпуск уехали, то жена заболела. Как говорится, то понос, то золотуха.

— А я здесь не при чем! У Ленки, сам знаешь, аллергия: как у меня день рождения, так она заболевает! А ты вспомни–ка, Сундук, как на свадьбу племянницы одолжил у меня белый пиджак. Напился и в карман селедку положил.

— А ты бы хотел, чтобы я на свадьбе единственной племянницы трезвым сидел? Ясно дело, выпили… Из ресторана уходили, брат в карман бутылку сунул, а я закуску. А раз ты такой памятливый, что же про щенка ротвейлера не вспоминаешь, которого ты мне продал! То есть мама–то щенка, конечно, твоя Мальвина. А вот папа, видимо, таксой был. Выросло черт–те что! На улицу не выйти. Все пристают, где я крокодила взял и зачем ему хвост отрезал.

— Так кто же знал? Мы–то ее к ротвейлеру водили. А к ней на даче, оказывается, кто–то ночами по сточной трубе лазил.

— А ты бы сначала трубу сеточкой перекрыл, а уж потом щенков друзьям продавал. А то мы привязались, пока он маленький был. Не выгонять же теперь на улицу! И вообще! Что ты за человек! Я тебе по случаю прощеного воскресенья звоню. А ты склоку устроил.

Замолчали друзья. И правда. Нехорошо выходит. Чего это они вдруг?

— А помнишь, — спросил через некоторое время Иванов, — как я ногу сломал и три месяца в гипсе лежал. И ты за двоих работал: днем за меня, вечером за себя.

— Да-а… А как стриженные пообещали наш офис сжечь и ты с пацанами целый месяц ночами дежурил…

— Ну… А как мы машины гнали и в Беларуси под рэкет попали…

— А стройбат наш помнишь? Первый год… Мы еще под ноль стриженными бегали, а все, кому не лень, нам шелобаны отвешивали… А ты в мой день рождения кость из котла в столовой спер… Вот это был подарок!

Они опять помолчали.

— Ладно, Сундук. Прости. Чего–то я… Лишнего наговорил.

— И ты прости. Щенок, тапки… Фигня какая–то. И сигарет не жалко. Кури на здоровье. Травись. Тем более, что сегодня день такой. Всех прощать надо.

На том и порешили. И на душе сразу стало хорошо.

Нужная все же это вещь, прощеное воскресенье.

=====

Отправлено: 29 июля 17:15

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Re: Re: рассказ не для Вашего журнала

=====

Марина!

Не ври, пожалуйста. Рассказ не мог тебе «совсем не понравиться». Этого просто не могло быть. Я, конечно, не Зощенко и не Жванецкий, но чтобы совсем было скучно читать… Не поверю.

Признайся, ты просто ревнуешь меня к своему пожилому коллеге из юмористического журнала. Боишься, как бы он меня не переманил к себе. Поэтому и рассказ ему показывать не хочешь.

Ну и ладно. В конце концов, не в рассказах счастье. Если ты так хочешь, обещаю ничего, кроме сказочек о счастливой любви, больше не писать.

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 30 июля 15:43

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Планы на вечер

=====

Марина!

Позвонил приятель: сегодня в джаз–клубе играют настоящие свингующие негры. Если ты не интересовалась этим никогда, тебе ничего не скажут их имена, но поверь, это редкая возможность. Пойдем? Я закажу билеты.

Не донимаю тебя записками, потому что, наконец, работаю. Перевод двигается. Да и кое–какие свои мысли бродят в голове.

И вообще. Сообразил вдруг, что сегодня четверг. А значит, завтра пятница. И за ней — выходные… Даже страшно подумать, что будет…

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 3 августа 11:35

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Что это было?

=====

Мариша,

Пытался вспомнить, какое сегодня число. И не смог. Знаю только что понедельник.

А нельзя ли, чтобы выходные были вечно?

Чтобы никому никуда не нужно было ходить. И можно было бы ничего особенного не делать: просто сидеть, лежать, есть, спать, ходить в кино, гулять по парку, кормить лебедей, сидеть за столиками разных кафе — и при этом испытывать такой покой, такую полноту ощущения жизни, о каких раньше думал, что они бывают только в книгах.

Могу понять, почему в местах с райскими условиями люди не поднялись выше примитивного первобытного уклада. Им просто незачем было делать что–то полезное. Они и так были счастливы. Они и так жили в раю.

Если бы сейчас пришла костлявая с косой и сказала, что пробил мой час — я бы, пожалуй, не впал в панику: пришел, так пришел. Забирай, черт с тобой. Я знал, что такое счастье.

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 3 августа 15:43

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: И еще мысли

=====

Марина…

Какое это все–таки удивительное чувство — любовь… Вот живешь ты, прямо скажем, на этом свете уже не первый год, и кажется все более или менее в жизни понимаешь. Что вот это происходит от того, а вот то — от этого. А потом приходит любовь — и ты вообще перестаешь что–нибудь понимать!

В Интернете наткнулся на статью. Один пытливый ученый объясняет любовь с научной точки зрения. Мол, в ответ на раздражитель противоположного пола (!) повышается уровень полового гормона в крови (!!), и этот повышенный уровень вызывает неадекватную эмоциональность (!!!), сердцебиения, повышенное давление, бессонницу и потерю аппетита. Так что все, что мы испытываем — это чистая химия. Впрысни любому добавочную дозу полового гормона — и он будет влюблен.

А мне больше по душе восточный взгляд на это дело.

Даосы говорят, что все люди в процессе повседневной жизни вырабатывают и копят в себе жизненную энергию: мужчины — мужскую, воинственную, грубоватую, нетерпимую, а женщины — женскую, уклончивую, податливую, гибкую. И эти две энергии, как заряды противоположного знака, не могут друг без друга быть в равновесии и все время притягиваются друг к другу. А когда мужчина и женщина соединяются в объятиях, между ними происходит обмен энергиями, мужская проникает в женщину, а женская наполняет мужчину, и только после этого оба достигают наконец гармонии и покоя.

Это как–то ближе к нам… Да?

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 4 августа 11:02

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: сюжет

=====

Ты не поверишь! Сейчас никак не меньше получаса наблюдал за тем, как внизу, на крыше соседнего дома на уровне пятого этажа, городской голубь ухаживал за своей голубкой. Как он надувался, как расправлял веером хвост, как внушительно прохаживался вокруг нее, стараясь попасться ей на глаза… А она все время озабоченно от него отворачивалась, увлеченная то хлебной крошкой, то какой–то козявкой — хотя ни крошек, ни козявок, как я понимаю, на той крыше вообще не было. Она смотрела мимо своего кавалера, отворачивалась, но, тем не менее, не улетала, даже не перелетала на другое место, делая вид, что не обращает на голубя ровно никакого внимания, что он ей абсолютно безразличен, но все же каким–то непостижимым женским образом не отвергая его ухаживания насовсем.

Между тем бедняга с каждым новым кругом все больше и больше терял уверенность в себе. Выпяченная грудь его сдувалась, хвост сжимался, походка становилась какой–то подпрыгивающей и небрежной, да и весь облик начинал говорить о том, что он, пожалуй, и не думал ухаживать, а так… вышел на крышу прогуляться…

В ответ и голубка становилась все более и более рассеянной и на глазах теряла интерес к процессу. В конце концов неудачливый ухажер сделал неловкую попытку попросту запрыгнуть на предмет своей любви, получил клювом в лоб, осел на хвост и остался наблюдать, как голубка сделала гордый круг над крышей и улетела прочь.

Маринка, а может быть мне написать рассказ про этих голубей? Имея в виду не голубей, конечно, а нас, мужчин и женщины… Написать?

Боюсь только, что читательницы такой рассказ не поймут. Да и мастдай не пропустит.

Целую,

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 4 августа 16:15

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Еще рассказ

=====

Марина!

Ты меня пристыдила. Мол, вы там работаете, а мы здесь тратим время даром.

Мы уже больше не тратим. И вот, пожалуйста: новый рассказ.

Опять с теми же любимыми героями.

Кстати, сбацал рассказик на одном дыхании. Раньше мучился, переделывал, а теперь настрочил, не отрывая пера от бумаги. Точнее, не снимая рук с клавиатуры. Или следует сказать: «не двигая мышкой по коврику»? Ну не ловким ли я стал писакой!

Эх, одного мы поля ягоды с Федякиной…

И почему только я не Гоголь! Или не Михаил Булгаков…

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

Свадьба

В ЗАГС Мишкина мама и Сергей Петрович решили идти одни — что там, уже не молоденькие, — а все остальные, баба Лида, подруга тетя Мариша и сам Мишка должны были ждать их дома за праздничным столом.

Ждали Сергея Петровича, который обещал зайти за мамой. Мама, счастливая, нарядная, с прической, хлопотала вокруг приготовленного стола, украшая салаты веточками укропа.

— А и правильно, — приговаривала баба Лида, перетирая хрусталь. — Посидим, отметим. Чтобы все по–людски, — баба Лида — мамина тетка, сестра покойной бабушки. Но Мишке с мамой она как родная.

— Ах, я вообще была против, — беспечно отмахивалась мама. — Что нам по двадцать, в самом деле? В нашем возрасте, если чувств нету, никакой штамп в паспорте людей друг возле друга не удержит. Но Сережа, он такой старомодный. Хочет, чтобы все, как полагается…

Мишка грустно усмехался. Он–то понимал, что мама говорит так только для вида, а на самом деле ей ужасно приятно, что ее Сережа такой старомодный. Женщины, они, сами знаете, какие…

Мишке вообще было грустно. Конечно, он рад за маму. Мама у них хорошая, добрая. Кому ж в жизни счастье, как не ей. Но вот, раньше он, Мишка, был светом в ее окошке. А теперь все Сережа, да Сережа…

— И–и–и, девка… Не скажи, — возражала между тем баба Лида. — Совместная жизнь, она только в начале вся розовая. А потом выходит в полоску — то белое, а то черное. Иной раз не то что уйти, убить хочется… Тогда и штампик людей друг возле друга держит, — Лида вздохнула. — Конечно, лучше бы ребенка…

— А что? Какие наши годы, — говорила мама и смеялась молодым смехом. Который Мишка и Лида так любили.

— Поглядите, какая прыткая… А я вот в журнале читала, что люди после тридцати гораздо реже уживаются вместе, чем молодые…

Мишка опять усмехнулся. Он видел, что и Лида рада за маму до невозможности. А говорит все это тоже просто так, вроде как из суеверия, чтобы нечистые силы — если такие существуют — не думали, что у них вдруг все стало отлично, что пора вмешаться и сглазить.

Мама посмотрела на Лиду снисходительно и махала рукой.

— А ты погоди–ка махать, — обиделась баба Лида. — Лучше вспомни, как ты с рекламным агентом встречалась. Что ни день — шампанское, цветы… Тоже, чуть заявление не подали… А потом…

Мама остановилась у стола и покраснела.

— Ах, Лида, брось, — досадливо сказала она. — Сережка не такой.

Но Лида уже и сама поняла, что переборщила.

— А что? Я ничего. Я к тому, чтобы он должен чувствовать ответственность, — пошутила она. — Он ведь берет в жены не только тебя. Он еще и нас всех берет: Мишку, меня… Пусть понимает…

Мама улыбнулась. Но настроение было уже не то.

Сергей Петрович должен был зайти в половине третьего. Но в полтретьего он не пришел. И в три тоже. Мама начала волноваться.

— Позвони ему, Мишка, — попросила она.

— Звонил уже. Три раза. Никто не отвечает.

И в четыре от него не было никаких вестей.

— Что–то случилось. Значит, что–то случилось, — повторяла мама. — Вчера он был какой–то странный, сказал, что может задержаться…

Она села на стул и безвольно положила руки на колени.

— У них вчера был мальчишник… Пропивали холостую жизнь…

Лида многозначительно подняла и опустила брови.

В полпятого позвонил телефон. Мама схватила трубку, но оказалось, что звонит подруга тетя Мариша.

— Вы что уже вернулись? — удивилась тетя Мариша.

— Еще и не ходили, — мрачно ответила мама. И стала совсем несчастной.

— Надо бы закуски в холодильник. Заветрятся, — заметила Лида. — Так что, пирог в духовку ставить или нет?

— Откуда я знаю! — рассердилась мама. — Что ты спрашиваешь…

— Ну, хватит, — прикрикнул на женщин Мишка. — Если Петрович сказал, что будет, значит будет.

И стал надевать кепку. Мишка был уверен: Сергей Петрович не из таких. У него слово с делом не расходится. И в этом они с Сергей Петровичем похожи друг на друга.

— Ты куда? — подозрительно спросила баба Лида.

— Куда–куда? За хлебом! — отрезал Мишка. — Хлеба–то опять нет!

Он сходил за хлебом, а потом сел на скамейку перед подъездом. Потому что у него мочи не было слушать этих женщин. И куда в самом деле Петрович запропастился?

…Он еще издали заметил матроса в застиранной форме, который шел, рассматривая номера на подъездах домов.

— Здесь двенадцатая? — спросил он Мишку.

— Ну, здесь. А тебе зачем?

— Мишка нужен. Ты что ли?

— Ну, я. А тебе чего?

— Записка тебе.

Мишка прочитал записку и вскочил на ноги.

— А где это, госпиталь? — спросил он матроса.

Сергей Петрович лежал навзничь на койке, нога в гипсе была подтянута на блоке к потолку. Половина лица распухла и заплыла, от глаза осталась только щелочка.

— Из–за друга… — с трудом ворочая языком, пояснил он Мишке. — Вместе на корабле служили. Братва его достала, денег требовали. Вот мы и собрались с ребятами. Не бросать же человека…

У Мишки почему–то сразу отлегло от сердца. Он кивнул. Понятно. Обычное дело. И уважительно покосился на ногу.

— Огнестрельное? — спросил он.

— Нет, трубой перебили. А когда упал, по голове, — Сергей Петрович тронул пальцами распухший висок и поморщился. — Такой самосвал достался… Но в конце концов наша взяла.

Мишка опять кивнул. А как же иначе? Он и не сомневался.

— А что же вы маме–то… Хотя бы позвонили… Она же ждет.

— Видишь, мне не встать. А мобильник в драке раздавили. Да и вообще… Как я ей скажу? Я же, дурак, соврал, что иду на мальчишник. Чтобы она не волновалась. Мол, холостую жизнь иду пропивать. Что она теперь обо мне подумает? Что я напился и в драку полез?

Мишка посмотрел на него строго.

— А так, что ли, лучше? — спросил он. — Ну да ладно. Где здесь у вас телефон?

Телефон висел в холле. Мама схватила трубку сразу после первого гудка.

— Короче, — сказал Мишка. — Нашел я его. Собирайте все, что есть, еду, шампанское и приходите в госпиталь на Тульской улице. Тут свадьбу устроим.

— В госпиталь!! Что с ним? Он жив?

— А что ему сделается? — проворчал Мишка. — Так, помяли малость.

— Кто?! Скажи мне, что случилось? Скажи немедленно, что случилось?

— Что–что, — передразнил Мишка. — Мужские дела. Вас не касается. Могут быть у человека от тебя секреты? А ты что думала, он всю жизнь только за твою юбку держаться будет?

=====

Отправлено: 4 августа 16:31

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина<redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Выходные приближаются!

=====

Маринка!

Появилась отличная идея, как провести следующие субботу и воскресенье.

Как тебе домик на двоих в сосновом бору недалеко от берега Финского залива? Почему–то я все еще числюсь членом некоего клуба, назовем его Изотерическим клубом эстетствующих туристов.

Ты умеешь кататься на виндсерфинге? Я тебя научу. А на водном мотоцикле? Ветераны клуба бесплатно пользуются этими благами цивилизации.

Нас покатают в судейском катере, и мы сможем быть одни столько, сколько захотим.

Интернет обещает отличную погоду.

Поедем?

Кстати, все забываю спросить, что это вчера был за звонок по мобильному? По–моему, он тебя заметно озадачил. То есть ты старалась казаться такой же, но твои брови то и дело хмурились.

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 5 августа 11:43

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: несрочные мысли

=====

Марина!

Сидел, вспоминал вчерашний день и всю прошедшую неделю и думал о том, как на самом деле все оказалось просто. И проблемы, которые раньше виделись неразрешимыми, при ближайшем рассмотрении оказались сущими пустяками!

В конце концов, ну, сколько денег нужно на лечение? Ведь я очень неплохо зарабатываю. А из трехмесячной поездки на Север вообще привез кругленькую сумму.

Неделю мне дали на то, чтобы прийти в себя, а со следующего понедельника — новый клиент. Наши девочки уже делают последние приготовления: гостиница, деловая программа, встречи, Мариинский балет. Я буду работать как зверь! Есть для кого!

В крайнем случае, возьмем кредит в нашей фирме. Мои компаньоны — отличные ребята. Они все понимают. Все будет очень хорошо.

Так как насчет выходных? Нужно сообщить, едем мы или нет, чтобы для нас успели зарезервировать места.

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 5 августа 15:00

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: ау!

=====

Маринища! Ау!

Так мы едем или нет?

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 5 августа 16:15

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Очень умные мысли!

=====

Сидел и думал про свои рассказы и наших читателей. Про жанр счастливой сказки, который как–то сам собой сформировался в журнале. И решил, что все здесь совсем не так просто, как кажется на первый взгляд. И желание читателя, чтобы у хорошего героя все в жизни сложилось хорошо, есть выражение нашей веры в глобальную справедливость мироустройства!

Да–да! Не больше и не меньше!

Ведь мои персонажи — самые обыкновенные незамысловатые люди, не семи пядей во лбу, не герои, не ангелы, но они верят в доброту, в справедливость, в благородство. А разве это просто в наше время? Совсем не просто! Да, наверное, и во все времена быть хорошим — честным, справедливым, щедрым — нелегко! Гораздо проще быть плохим — жадным, завистливым, мстительным. Таким людям и устроится в жизни легче. И сытный кусок вырвать у ближнего они всегда сумеют. И что такое угрызения совести не знают. Хорошим людям остается только смотреть на плохих, стиснув зубы, и оставаться хорошими.

И когда в итоге у хороших людей все случается хорошо — это справедливо, это правильно.

Вообще говоря, все писатели просто обязаны утверждать на своих страницах торжество этой справедливости. Конечно, каждый в меру своего таланта. Одни в мировых шедеврах и бестселлерах. Другие на глянцевых страницах иллюстрированных журналов.

Более того! Этот жанр должен был быть первым, придуманным человечеством. И если как следует поискать, то наверняка найдутся наскальные рисунки, рассказывающие о том, как хорошие доисторические люди находят свое счастье — несмотря на все препятствия!

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 5 августа 17:12

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: ну, знаешь!

=====

Марина! Черт побери!

Что ты там такое делаешь в своей редакции, если тебе не написать мне пары слов?

Мы едем или нет?

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 5 августа 17:30

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Re: Извини, если можешь

=====

Марина…

Ну, вот вам и пожалуйста. Спасибо, что хоть наконец написала…

Все никак не соберись с мыслями.

То за одно возьмусь, то за другое, и никак не пойму, где я.

Что–то подобное я и ожидал.

Мне все время казалось, что так хорошо в этой жизни быть не может… Что мы с тобой просто чего–то не замечаем.

Так все и оказалось…

Не понимаю только, почему это должно было случиться именно сейчас, когда мы, наконец, отважились… как это говорят… взглянуть в глаза своему счастью… И почему это не произошло две недели назад, когда еще ровным счетом ничего не было… Или скажем через пару месяцев, когда бы мы уже хоть немного, хотя бы чуточку, к этому счастью привыкли…

Впрочем, твой родственник, наверняка, специально выбрал именно этот момент. Он, скорее всего, что–то заподозрил. Эти твои странные исчезновения… Твой отключенный телефон…

К тому же больные дети, наверняка, подолгу ждут очереди, чтобы попасть в эту знаменитую Швейцарскую клинику. Четырехнедельный курс стоит баснословных денег, но, могу предположить, что даже с деньгами непросто попасть к профессору Шульцу, если он делает чудеса с детьми, больными ДЦП, и если его знает весь медицинский мир. Так что тут не приходится выбирать, появилась возможность, нужно ехать…

Конечно, ты не сможешь прийти вечером. Хотя мы и договаривались… Впрочем, это уже не важно. И вообще ты больше не сможешь прийти. Это тоже ясно… Потому что… Потому что… Не надо объяснять, я все понимаю.

В ситуации, когда Мишка едет за чей–то счет в Швейцарию, его маме нехорошо заниматься получением радостей личной жизни. Даже если об этом никто никогда не узнает. Даже если ей никто не ставит никаких условий.

Она просто не может… Как не может лишить своего несчастного сына этой редкой возможности. В противном случае она просто не будет уважать себя… Я понимаю…

Не надо меня благодарить… Это я благодарен тебе за все, что было… Хотя и сомневаюсь, что мы сможем остаться добрыми друзьями.

Даже если постараемся…

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 12 августа 14:52

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Re: Куда ты пропал?

=====

Да никуда я не пропал… Куда мне пропадать?

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 15 августа 16:22

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Re: На работе тебя потеряли!

=====

А и наплевать!

Что работа? Она, как известно, не волк, в лес не убежит!

Я взял отпуск. Сколько можно горбатиться на иностранный капитал? Может человек, в конце концов, отдохнуть?

Не надо ничего выдумывать, я абсолютно здоров.

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 18 августа 14:09

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Re: Что случилось? Ты живой?

=====

Ты за меня волнуешься? Как это трогательно! Я взволнован до глубины души.

О, не стоит волноваться. Я живой. По крайней мере пока.

Просто нет охоты разговаривать по телефону, а также читать или писать. Особенно электронную почту.

С наилучшими пожеланиями,

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 20 августа 14:45

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Re: Я звонила. Ты был странный

=====

Честно говоря, я не очень помню, чтобы мы с тобой разговаривали по телефону. Но волноваться незачем. Ничего страшного. Я мог и забыть…

Ну конечно, ты не имела в виду ничего особенного… Просто хотела удостовериться, что со мной все в порядке.

Спасибо за заботу. Все ОК!

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 22 августа 14:09

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Re: Что с тобой? Кто подходит к телефону?

=====

Не волнуйся. Со мной все в порядке. Все в полном порядке!

Я чувствую себя прекрасно. Никогда еще не чувствовал себя так хорошо.

К моему телефону подходил, наверное, не я, а Мишаня. Это мой новый друг. Работает сантехником в нашем ЖЭКе.

Мишаня — настоящий мужик! Глазом открывает пивные бутылки! Это тебе не бабушек лохматить! И не бумагу переводить! А стакан водки он выпивает одним глотком. Просто открывает рот — ам! — и нет стакана! Причем глотнуть так какую–нибудь жидкость послабее, например, газированную воду, у него не получается, я сам проверял.

Работает Мишаня только тогда, когда есть работа. А все остальное время свободен. И он никогда не берется ни за какое дело после двух часов дня — плохая примета. Это, сама понимаешь, очень удобно для мужской дружбы. Можно начинать дружить с самого утра. Поступил вызов, прибежит с руганью человек из ЖЭКа, Мишаня отвлечется на полчасика, поправит кран — и можно дружить снова. Ха–ха–ха!

Время от времени к нам присоединяется Толик. Он заведует в нашем квартале мусоропроводами и помойкой. Очень ответственный работник! Он бы тебе точно понравился. Философ! Философ по жизни.

Толик у нас специалист по части закуски. Он знает место, где продается вареная колбаса всего по двадцать три рубля за кило! Представляешь? Нет! Ты даже представить не можешь, какая это чудесная колбаса! Впрочем, закусывать — теперь я знаю — лучше всего кошачьим «Вискасом». Честное слово! Получается, как галеты, только с мясным запахом. Кстати кильки Толик употребляет прямо с потрохами и головой.

Ах, Марина, перестань! Ну как мы можем оставаться с тобой добрыми друзьями… Как ты себе это представляешь? Неужели ты не понимаешь, что я тебя люблю!

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 25 августа 18:09

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Re: это, в конце концов, жестоко

=====

Доброе утро!

Хотя, кажется, уже и не утро…

Извини. Я совсем не хотел казаться жестоким. Просто так получается… Не отвечаю, потому что нечего писать.

Кстати, поздравь меня! Я написал новый рассказ. Ай да я, ай да молодец. Очень собой доволен! Немного длинновато, но моим новым друзьям понравилось. Толик сказал, что жизненно. А Мишаня вспомнил свою историю на эту тему.

Мы, кстати, решили завязать пить. Не знаю, как это получится у них, но я — точно. Трех недель — вполне достаточно. Тем более, что пьянство, в общем, ни от чего и не помогает. Становится только хуже.

Чтобы там ни было — нужно брать голову в руки. И как–то жить дальше. Что–то решать. И за что–то браться.

Так что завтра с утра — холодный душ и за дело!

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

Заживающая рана

Средиземное море в Испании — все время разное. В ветреный день — темно синее и пенистое. В безветрие — голубое и ласковое. И ужасно соленое. Муж Саша смеялся — очень удобно: выпил пивка, поцеловал вышедшую из моря жену и закуски не надо. Шутка была, как всегда, незамысловатая, но произносилась с таким веселым простодушием, что не рассмеяться было нельзя. И вообще, даже посторонние не могли сдержать улыбки при взгляде на ее Сашу: большого, сильного, в прошлом члена сборной страны по гребле, простодушного и веселого… И Женя смеялась вместе со всеми…

А она, глядя на море, думала о том, что находится у колыбели цивилизации… Где–то там слева — Италия и Греция: Гомер, Цезарь, гладиаторы… Справа — Гибралтар: Колумб, Васко да Гама, флибустьеры… А на той стороне — Африка: казалось, вглядись пристальнее в горизонт и увидишь пальму на берегу и под ней бедуинов на верблюдах.

Женя чувствовала, что от моря, от туристских экскурсий, от сентябрьского солнца, еще жаркого, но с ноткой осенней усталости, она излечивается, кошмар последних месяцев постепенно отступает… Как будто от ее души наконец отваливается давившая и мучившая короста. И под ней появляется розовая молодая кожица — пока еще очень нежная и ранимая, но обещающая постепенное исцеление…

Поездка случилась неожиданно: муж сюрпризом принес путевки и сказал, что самолет улетает в ближайшую субботу. Еще неделю назад Женя и не подозревала, что окажется здесь. Тем более удивительно было все это: пляж и море по утрам и праздная, нарядная, залитая солнцем Барселона после обеда, город, приспособленный для отдыха и удовольствия: вращающиеся кабинки канатной дороги, взбирающейся на вершину господствующей над городом горы — Монжуик, глянцевая субтропическая зелень внизу, на вершине — старая крепость, с которой открывается вид на город в горячей дымке; удивительная, сказочная архитектура по–испански безумного архитектора Гауди, византийская мозаика и дорические колонны; заложенный этим Гауди немыслимых размеров собор, самый большой в мире, со смотровой площадки которого автомобили внизу кажутся крохотными букашками, собор, который не могут достроить уже третий век; лента транспортера, ползущая по стеклянному тоннелю на дне аквариума с океанскими рыбами; электрические автомобильчики для перемещения по аллеям зоопарка, от вольера к вольеру, мимо веселых, сытых, довольных жизнью животных — совсем не таких, как в нашем зоопарке, мимо гуляющих прямо по дорожкам павлинов, продавцов орешков и попкорна для кормления животных… И повсюду ресторанчики, кафе, террасы, где так славно посидеть с чашечкой кофе или со стаканом вина, глядя на средиземноморскую толпу — праздную, беззаботную, оживленную, пропитанную южным солнцем… Каждый вечер они ужинали в новом месте, ели что–нибудь необычное, пили вино…

— Откуда у нас деньги? — удивленно спрашивала мужа Женя.

— Только тебе и по секрету: пришил старушку- процентщицу, — шутил он. Женя махала на него рукой: да ну тебя! И смутно припоминала его отлучки по вечерам, тени усталости под глазами, непонятные переговоры по телефону… А она–то с трусливой надеждой думала, что у него роман на стороне… Безумная… Безумная…

Засыпая ночами рядом мужем, без раздражения прислушиваясь к его похрапыванию, слыша плеск моря за открытой дверью балкона, она чувствовала забытый покой, тепло, растекающееся по всему телу откуда–то из–под ложечки… «Господи, — думала она. — Господи, как хорошо, что все позади!»

В конце первой недели, после целого дня, проведенного в испанском «Дисней Лэнде», среди аттракционов и шоу, спускаясь в бутафорском каноэ с очередного водопада, окруженная брызгами и хохотом, она с радостью осознала, что уже несколько часов ни разу не подумала о нем, не вспомнила его руки, его роковое красивое лицо. Стильную недельную щетину, именуемую итальянской бородой, длинные пышные волосы, схваченные сзади в хвост, его глаза, страстные, беззащитные и насмешливые одновременно, то приглядывающиеся к тебе с робкой надеждой, то сверкающие холодной жестокостью.

… Женя вышла замуж, когда ей едва исполнилось двадцать. Саша очаровал всех, всю родню, даже маму. Веселый, сильный… Влюбленный. А главное, какой–то удивительно надежный. К тому же известный спортсмен, показывали по телевизору. Повидал мир. Свои выступления он практически заканчивал. К тридцати уже была квартира и машина. Кое–кто правда считал, что он простоват для нее. Но это просто из зависти. Она была очень счастлива первые годы. Саша ушел из спорта. Стал работать сначала тренером, а потом директором стадиона.

Потом родился Алешка и Женя отдала всю свою любовь ему. Учила всему, что знала сама, стихам, музыке… Вместе делали уроки, ждали с работы Сашу, придумывали всякие штуки. Но Алешка вырос, и как–то отдалился от нее. И самое досадное, что несмотря на все ее старания, вырос похожим не на нее, а, как две капли воды, на отца: здоровым, незамысловатым, оптимистом и шутником. К тому же увлекся спортом…

Как–то незаметно исполнилось тридцать семь… Подумать только! Еще чуть–чуть — и сорок… А там… Обернуться не успеешь, станешь бабушкой. Как бы хорошо не сохранилась твоя внешность… А что с ней было, что она видела в жизни? Идеальная, дружная семья? Подруги, те хотя бы пережили какие–то потрясения: разводы, неудачные романы, муки и трудное счастье. А ее жизнь прямая и ровная, как шоссе. Унылое, скучное шоссе. И зачем тогда нужны были надежды, которые она подавала в юности, все эти музыкальные школы, театральные студии…

Она все чаще стала испытывать непонятное раздражение… На Алешку… Который ничего, кроме своей вольной борьбы знать не хочет. На Сашу… Ну почему, почему, ему ничего в жизни не нужно? Почему вся его интересы ограничилась стадионом, а предел мечтаний — построить на нем поле для пейнтбола, этой популярной игры в войну, когда взрослые люди бегают, прячутся и стреляют друг в друга краской из игрушечных пистолетов и автоматов.

Женя вдруг полюбила одна возвращаться вечером домой. А потом и просто гулять в одиночестве по опустевшим улицам. Ее волновало ощущение непонятного риска, волновали удивленные и пристальные взгляды мужчин: почему такая красивая и приличная женщина — одна на темной улице. «Как ты не боишься? — удивлялась подруга Марина. — В наши дни мужчины… У них ничего святого» — «Что ты! — смеялась Женя в ответ. — В нашем возрасте неприятностей с мужчинами уже не бояться. О них тайком мечтают».

«Живи сегодня, завтра будешь старухой» — вертелась в голове непрошенная стихотворная строчка.

…У подруги Маринки они с ним и познакомились. Он приходился Маринке дальним родственником. Его загадочно–разочарованное выражение лица и поза рокового мужчины показались поначалу Жене забавными и немного смешными… Ее насмешливость и обратила его внимание, задела… Впрочем, Женя, вообще, была в ударе. Он вызвался подвезти Женю домой…

На вопрос, чем он занимается, он всегда отвечал, что артист. Он и в самом деле когда–то учился в театральном, и потом снялся в небольшой роли в известном фильме, и еще в рекламном ролике. Но после этого других приглашений не получал и сам их не добивался, видимо, считал это ниже своего достоинства. По той же причине не пытался попасть ни в какой театр — не любил домогаться и получать отказы. Вот если бы к нему сами пришли с солидным предложением… Он бы подумал… Пока же, как многие, он участвовал в каких–то сделках, что–то покупал и перепродавал, разговаривал по мобильному телефону и наискосок, подражая кому–то из киногероев, записывал что–то в книжечку…

Маринка, узнав, что Женя согласилась встретиться с ним, всполошилась: с ума сошла, куда ты… Ведь вы с ним, как бес с младенцем… А Женя рассмеялась: ах, из младенческого возраста все равно когда–то нужно выходить. Да и потом, они договорились просто выпить как–нибудь вместе кофе… Что тут такого?

«Безумная, безумная…» — вспоминал Женя, лежа без сна в гостинице.

А потом все понеслось, как сани с крутой горы. Как будто в шутку, не всерьез, как будто они разыгрывали красивую пьесу о разгорающейся страсти. Его царские знаки внимания, которые она принимала со смехом. Чувствуя, что всегда была создана именно для такой жизни: для изысканного флирта, для тонкой игры слов и взглядов.

«Где ты пропадаешь?» — удивлялся муж. «Свожу с ума одного рокового красавца», — смеялась она. Красавец и в самом деле, казалось, сходил от нее с ума. Безумствовал, делал подарки.

О Боже, где был ее разум?

Перед глазами вставали картинки из недавнего прошлого. Его холостяцкая стильная квартира — с белыми станами, черным лакированным полом и потолком, с белоснежным ковром на полу и низкой черной тахтой в полкомнаты… На стенах черно–белые авангардные фотографии — обнаженные фрагменты человеческих тел, снятые так крупно, что не понятно, то ли это бедро, то ли поясница…

А потом, когда Саша уехал на сборы в Крым, ресторан, экипаж ожидающий у дверей, лестница, засыпанная ковром из цветов… Приглушенный свет, шампанское в хрустале… Его безумные речи… Он, вскочивший на подоконник девятого этажа, угрожающий спрыгнуть вниз, если она скажет «нет», — и спрыгнул бы, такой человек.

Потом безумство, страсть… О существовании которых смутно знала из книг, но в которые не очень верила… Лихорадочные дни в ожидании встречи… Безумные часы… Как на другой планете, в другом пространстве… Пьянящее ощущение первобытной власти над ним… Медленное падение в пропасть… Цветные фонтаны под веками… Невозможность расстаться…

Она приходила домой будто пьяная или слепая, возбужденная, взвинченная; невнимательно врала что–то о сверхурочной работе, об иностранной делегации в их фирму, или о Маринке, у которой — представь себе — пропадал билет в театр… Видела, что мужа не очень обманывает ее ложь, но тот делает вид, что верит. Пряталась от глаз сына, в которых стояло выражение недоумения и грусти — точь–в–точь как у отца. Не осуждение или угрозы — так было бы легче, а понимания и грусти… Как будто близкий человек внезапно заболел.

«Ну и пусть! — думала она. — Я ничего не могу поделать. Это сильнее меня. Да я и не хочу ничего делать!» Прежняя жизнь рушилась на глазах. И этой жизни было совсем не жаль.

Они даже начали строить планы, мечтать… Она металась между долгом и решимостью изменить жизнь, пожертвовать… Но, оказалось, что жертвовать–то было ни к чему…

Он вдруг начал остывать к ней… Постепенно, шаг за шагом. Как будто слабеющее тело начало выскальзывать из ее объятий… Что она пережила! Ужас, бессилие, мрак впереди… Она напрашивалась в гости, ненавидя себя, приходила без приглашения… Готовая отдать все только за то, чтобы увидеть его глаза прежними, любящими… И он, если был в настроении, позволял себя любить. А если не был… Она писала письма. Безумные, с мольбами и угрозами — он возвращал их с небрежной усмешкой. Она пережила унижение, которого прежде даже не могла себе представить. Пережила почти физическое ощущение нечистоты, грязи на коже. Безумие… Безумие…

Путевки, принесенные мужем, показались спасением. Саша как будто специально выбирал момент… И как хорошо, что теперь все осталось позади…

…В последний вечер в Испании они с Сашей ужинали в ресторанчике на дощатом настиле, который выходил прямо на песок пляжа. В двадцати шагах дышало и шевелилось в закатных лучах море… Ели устриц и краба… Женя выпила два бокала вина… И вдруг почувствовала слезы, другие, не те, что прежде, желанные, очищающие…

— Саша, Саша… Какое счастье… Ты… Как мне повезло, выйти за тебя замуж… Спасибо тебе… Извини меня, если можешь…

Саша опустил глаза. Женя заметила, что в них тоже блестели слезы.

А утром в день отлета, улучив минутку, Женя добежала до почты, торопливо заплатила за открытку, которую приметила заранее — ночная Барселона, сказочная и прелестная, вид с горы… Рука быстро вписала в пустые графы хорошо знакомый адрес и замерла над пустым полем… Женя так хотела, чтобы в этот момент в ее груди ничего не шевельнулось, чтобы она написала текст легко и беспечно, вспоминая о минувшем кошмаре как о чем–то давно прошедшем, о досадном заблуждении или нелепой ошибке. И вдруг почувствовала, как слезы обиды сами собой наворачиваются на глаза и откуда–то со дна души опять поднимается улегшаяся было муть — тревога, боль, ненависть, тоска…

И срывающимся почерком, ощущая пустоту под ложечкой и холод в кончиках пальцев, она написала слова, которые приготовила заранее: «Не могу отказать себе в удовольствии и сообщаю: я счастлива без тебя! Так и знай: я безумно счастлива без тебя!!»

=====

Отправлено: 26 августа 8:50

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: Не читай вчерашний рассказ!!!

=====

Марина!

Пишу так рано, чтобы эта моя записочка встретила тебя сразу, как придешь.

Если ты еще не читала мою вчерашнюю вечернюю почту и этот дурацкий рассказ — то, ради всего святого, и не читай!

Бог знает, зачем я его написал. Вдруг выплеснулось что–то с самого дна… Сам не знаю как…

В любом случае, это ни в коем случае не о тебе. Это обо мне. Да и не обо мне, собственно… А так… Черт знает о ком…

Короче, не читай. А если прочитала, то сразу забудь!

Поверь, все это уже в прошлом!.. Вот увидишь!

Заранее спасибо,

Сергей

=====

Отправлено: 7 сентярбя 11:03

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Надежде <secretary@damy–gournal.ru>

Тема: гонорары

=====

Уважаемый г. секретарь редакции!

Прошу гонорары за рассказы, опубликованные в июне–июле этого года, перевести на мой расчетный счет в Приморском отделении Сбербанка. Реквизиты прилагаю.

С уважением,

Сергей Ростовцев Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 7 сентября 11:34

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Iohan van der Brumes <vdbrums@globalnet.com>

Тема: Наш разговор в Холмогорах

=====

Дорогой Йохан!

Привет тебе из далекой России! Не забыл ли ты еще время, проведенное вместе на бескрайних лесных просторах нашего Севера? Как ты себя чувствуешь в родной Голландии? Не скучаешь ли по Холмогорским просторам и метелям? По российской безалаберности и непредсказуемости?

Уважаемый Йохан! Помнишь, ты говорил, что торговая компания твоего брата ищет менеджера для постоянной работы в нашей Западной Сибири. И что ты писал брату, что я был бы отличной кандидатурой. Месяц назад я не отнесся к твоим словам всерьез, но теперь мои обстоятельства изменились.

Если вакансия еще существует, не будешь ли ты любезен переправить по соответствующему адресу мою анкету?

Заранее благодарен.

С наилучшими пожеланиями…

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 12 сентября 11:34

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Willem van der Brumes <brums@nutproduct.nl>

Тема: О встрече 19.09

=====

Уважаемый Виллем!

Спасибо Вам за письмо от 18 сентября сего года, касательно нашего возможного сотрудничества.

Мне тоже очень приятно свести с Вами личное знакомство. И я тоже много хорошего слушал о вас от вашего брата Йохана.

В приложении к этому письму вы найдете мое curriculum vitae, а также благодарственное письмо в адрес нашего бюро и мой лично, написанное год назад Генеральным консулом Нидерландов.

Подтверждаю также, что 19 сентября я могу встретиться с вами в гостинице «Балчуг Кампински». Любое время будет для меня удобно, я приеду в Москву утренним поездом. Пожалуйста, назначайте.

Ожидая нашу встречу и предвидя плодотворное сотрудничество,

С наилучшими пожеланиями,

Ростовцев Сергей Александрович

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 6 октября 14:53

От: Сергей Ростовцев <rostovtsev23@mail.ru>

Кому: Марина Елагина <redaktor@damy–gournal.ru>

Тема: рассказ для Вашего журнала

=====

Дорогая Марина!

Я ведь так толком и не ответил на то твое письмо месячной давности… В котором ты написала, что нам нужно остановиться и прекратить наши отношения. Не ответил не потому, что был обижен или хотел тебе что–то доказать. Нет. Просто я до сих пор не знал, что тебе написать. А теперь знаю.

Первым движением было бежать к тебе, что–то объяснять, настаивать, уговаривать… Говорить, что как бы ни складывались обстоятельства, а людям нельзя отказываться от счастья. Потому что если человек любит, если он счастлив, то он сможет преодолеть любые препятствия, любую болезнь…

Но потом я почувствовал, что тебе, пережившей в жизни то, что ты пережила, вряд ли могут показаться убедительными мои аргументы. Да и вообще… Пытаться убеждать тебя в этом было бы просто жестоко.

Честно признаюсь, я подумывал даже, не пуститься ли мне во все тяжкие для того, чтобы разом «срубить по легкому» кругленькую сумму, и потом соревноваться в щедрости с этим твоим родственником. Благо способов для этого сейчас предостаточно.

Но, увы, я пришел к выводу, что такой путь нам тоже не подойдет. И я решил поступить по–другому.

Я еду работать в Сибирь. Да–да! Мой старый друг Йохан Ван дер Брамс составил мне протекцию, я успешно прошел через интервью и со следующей недели вступаю в крайне ответственную должность генерального директора западносибирского отделения крупной голландской торговой компании. Правда все отделение пока состоит из шести человек включая шоферов, но бюджет на год нам выделили миллионный, а Сибирь и при Ермаке и сейчас остается краем безграничных возможностей.

Так что еду, как в старину, на край земли, чтобы со временем вернуться оттуда богачом и другим человеком. Ну, богачом, не богачом, а условия мне предложили крайне заманчивые. И перспективы разворачиваются по истине сибирские. Так что через год посмотрим, кто чего стоит…

Признаюсь, долго сомневался, правильно ли поступаю… Не из–за того, что жалко было расставаться со своим элегантным необременительным бизнесом и стилем жизни. Нет. Я все думал, по–мужски ли это — оставлять тебя и уезжать. Что–то подобное уже было в твоей жизни. Но иного пути нет. Я решил, что ты поймешь меня правильно.

Теперь чувствую себя помолодевшим на пятнадцать лет. Ощущаю себя студентом, отправляющимся в стройотряд заработать денег для свой любимой. Или, еще лучше, подростком, загремевшим на парочку лет в армию, и потому прощающимся со своей подружкой…; —))

Впрочем, это я бодрюсь… А такое порою накатывает… Год — это ведь так долго! Как я там буду без тебя?

Но прочь грусть! В конце концов, Сибирь — это не Америка. Захотел — сел в самолет и через шесть часов можно увидеть твое лицо. Кроме того по работе мне придется по крайней мере раз в месяц бывать в Москве. А уж от Москвы до Питера — вообще рукой подать.

И еще одну вещь я бы хотел сказать. В ответ на мое решение я не жду от тебя никаких обязательств или обещаний. Мы уже не дети. Но ты в любую минуту можешь быть уверена, что где–то на Земле есть человек, который по первому твоему зову готов сделать для тебя все, что тебе потребуется, все, что ты пожелаешь. Вряд ли я смогу быть тебе просто добрым другом. Но, как говорили в классических произведениях: если тебе потребуется моя жизнь — приди и возьми ее.

И помни: все будет хорошо. Я это точно знаю.

Напоследок — последний рассказик. Не посылал его раньше, потому что считал слишком уж сентиментальным, слишком старомодным. Но теперь, думаю, это уже не важно. Теперь — можно…

Целую,

Твой Сергей

P. S. А помнишь, как я когда–то написал тебе в первый раз? Даже еще не подозревая, какая ты… И что нас ждет…

А тема сообщения была точно та же: «рассказ для Вашего журнала»…

6 октября

Входя в аудиторию — как всегда, плечи назад, подбородок поднят — Ирина Сергеевна услышала обрывок разговора двух студентов за первым столом:

— Ирине? Да ей не больше тридцати лет!

— А я тебе говорю: у нее сын — студент второго курса. Посчитай, лопух…

С появлением преподавателя разговор оборвался.

Ирина Сергеевна сделала вид, что ничего не слышала. Лишь краем глаза отметила: два стриженных балбеса–первокурсника. Она привыкла не придавать большого значения восхищению ее подтянутым внешним видом. Тут нет ни чуда, ни удачи — просто самодисциплина. В еде, в физических упражнениях, в осанке. Самодисциплина и все. Которая, впрочем, нужна и во всей остальной жизни: в преподавании на кафедре, в науке, дома.

Но настроение от подслушанного разговора все же поднялось: восхищенные слова из уст восемнадцатилетних — это приятно. Тем более, когда тебе незаметно перевалит за сорок.

— Сегодня лекции не будет… — обратилась она к аудитории. — У вас день здоровья и труда. Вы едете в поля. Помогать нашему сельскому хозяйству.

«А мне значит, судьба», — подумала она.

Холода в прошлом году наступили неожиданно и рано — в начале октября сразу минус пять. Муж был в отъезде, и Ирине Сергеевне посреди недели пришлось ехать на дачу отключать водопровод — благо по средам у нее нет занятий в институте. Собиралась она неохотно, но приехав, нисколько не пожалела о потраченном дне. За городом было очень поэтично и хорошо. Деревья в разноцветной листве. Хрустит под ногами тонкий ледок. По садам еще висят неубранные яблоки….

Ирина не расстроилась, даже когда узнала, что из–за ремонта полотна электрички обратно не будет. Не спеша пошла к шоссе на автобус. А на лесной дорожке от станции вопреки своему правилу, махнула рукой невесть откуда взявшейся машине. Хотела попроситься до шоссе, но сидевший за рулем мужчина предложил довезти до города.

Завязался легкий разговор о том, о сем. О морозах, о водопроводе, о работе, о Иринином институте, о студентах. Как у людей одного круга, у них скоро нашлись едва ли не общие знакомые. А через некоторое время стало казаться, что и сами они давно знакомы.

Более того, чем дальше они ехали, тем сильнее охватывало Ирину смутное ощущение… Точнее беспокойство… Или предчувствие… Словом, она вдруг подумала, что вот, с ней рядом — мужчина ее жизни. О каком всю жизнь неосознанно мечтала. «Глупости! — досадливо оборвала она себя. — Так в жизни не бывает. Чушь для молоденьких девчонок».

Как это передать словами? Тембр голоса, глаза… Ее попутчик был не то, чтобы красавец… Но в осанке и интонациях заключалось благородство не нашего века. За сорок. По–военному подтянутый. Очень моложавое лицо и ранняя седина на висках. Отчетливый подбородок и твердые глаза человека, привыкшего принимать решения. В глубине стальных глаз — печаль. Печаль от пережитого и увиденного. А улыбка, появляющаяся как–то вдруг, — неожиданно мягкая, застенчивая, с надеждой, и одним уголком рта больше, чем другим.

«Гипноз какой–то! — думала Ирина, вслушиваясь в охватившее ее состояние. — Наверное, ловкий сердцеед. Умеет создать атмосферу. Впрочем, нет. Сердцееды так не улыбаются».

«Не волнуйся, — успокаивала она себя. — Вот уже метро. Сейчас он скажет какую–нибудь пошлость насчет телефончика и наваждение пройдет. Выйдешь и забудешь…“

— Ирина Сергеевна… — сказал мужчина, когда машина остановилась. — Я не умею… Никогда никому не говорил таких слов… То есть говорил, и не раз, но совсем не так… Трепался, как всякий мужчина перед красивой женщиной. В общем…

Ирина Сергеевна с привычным удивлением вскинула брови, как делала всегда, ставя на место мужчин. Но увидела его глаза — вопросительные, раненные, и ничего не сказала.

— У меня мало времени, я понимаю… Вы торопитесь… Как это высказать!.. Вы верите в любовь с первого взгляда? Зачем я спрашиваю, конечно, нет… Но ведь есть случай, судьба?.. Я никогда не езжу той дорогой. А сегодня почему–то свернул. И тут вы… Впрочем, это тоже не важно…

— Не говорите ничего, — остановил он Ирину Сергеевну. — Мне почему–то кажется, что и вы чувствуете то же самое. Я понимаю, у нас с вами ничего не может быть… Пошлая интрижка — это не для вас. Да и не для меня, — уголок его рта болезненно дернулся. — Я не знаю вашего мужа, но заранее уверен, что это прекрасный, достойнейший человек. И, счастливчик, наверняка, любит вас безмерно. К тому же я скоро уезжаю…

— Не говорите ничего, — опять попросил мужчина. — Послушайте. Сегодня 6 октября. И ровно через год в этот же день я буду ждать вас в полдень на той же проселочной дорожке. Вдруг со временем и вы тоже поймете, что наша встреча не случайна? Как сейчас с абсолютной очевидностью понимаю это я… Вы не верите? Не отвечайте сейчас… Подождите… Через год, 6 октября, в полдень… А я попробую вам кое–что доказать…

Ирина хотела расхохотаться, но почувствовала, что происходит нечто очень важное, что–то большое, возможно, большее всего того, что было с ней раньше. И если она немедленно не выйдет из машины, то, возможно, не сможет выйти никогда.

Она вышла, не попрощавшись и ни сказав не слова.

На следующий день перед первой лекцией ее ждала в аудитории корзина цветов. А через месяц, 6 ноября, международная почта доставила на кафедру коробку с цветком какого–то африканского растения. Еще через месяц, 6 декабря, посыльный авиакомпании принес посланный из Южной Америки восхитительный тропический букет. И так продолжалось месяц за месяцем. Каждое 6 число ее незнакомец напоминал о себе каким–нибудь диковинным подарком. «Забавно, весьма забавно», — говорила себе Ирина, каждый раз с любопытством читая экзотический адрес отправителя, и стараясь думать об этом легко. Но 6 апреля, проведя весь день в невольном ожидании и так и ничего не дождавшись, она вдруг почувствовала себя обманутой и почему–то одинокой. А через два дня в институт явился чернокожий военный в незнакомой форме и, извинившись за задержку, вручил ей волшебную орхидею размером с тарелку.

Жизнь между тем шла своим чередом. Муж Ирины, тоже преподаватель, по компьютерным сетям нашел себе работу в Новой Зеландии. Ирина не захотела становиться новозеландской домохозяйкой, и муж уехал один. В июле она летала к нему в гости. Заштатный городок, почти деревня. Лужайки и заборы. К концу первого дня Ирину охватила смертельная тоска. А мужу нравилось. Он, как мальчишка, радовался купленной машине, огромной, черной и очень старой. Возвращаться он не собирался. Опростился, стал обывателем. Встретил ее в аэропорту в шлепанцах и шортах. И это доцент, кандидат наук… Ирина почувствовала, что перед ней совсем чужой человек…

6 августа Ирина получила нечто вроде гербария — несколько скрюченных невзрачных цветочков, засушенных в плоской коробке под стеклом. Немного удивленная она сверилась со справочником и определила, что это высокогорные эдельвейсы, причем редчайшей разновидности, встречающейся только в Кордильерах.

6 сентября она получила букет, нарисованный тончайшей тушью на рисовой бумаге, изумительной красоты и изящества, со столбиком иероглифов справа.

А 6 октября выпало на понедельник, очень занятой день. «Вот и отлично, — решила Ирина, чувствуя, что нервничает. — Не могу же я ни с того ни с сего отменить лекции! И, главное, ради чего! Да это все вообще, может быть, шутка… Розыгрыш! А я потащусь неведомо куда». Хотя сердцем она чувствовала — это не шутка. И не розыгрыш.

Придя утром в институт, она узнала, что занятий сегодня не будет — ее студентов отправляют в поля. «Значит, судьба», — поняла Ирина.

…Она была единственной, кто вышел из электрички на эту платформу. С ее появлением из трубы маленького патефона, стоящего на скамейке, послышались звуки военного оркестра, играющего вальс. Платформа была украшена воздушными шариками и разноцветными китайским фонариками из бумаги. Лесенку венчала арка из живых роз. У нижней ступеньки ожидал экипаж, запряженный вороной лошадью.

Из окошечка кассы на Ирину выглянуло крайне возбужденное лицо билетерши.

Он шагнул ей навстречу, и Ирине показалось, что она никогда не видела, чтобы взрослый мужчина так сильно волновался. А ей вдруг стало легко и спокойно, как не было никогда в жизни.

— Знаешь, — рассмеялась она. — А я ведь приехала совсем случайно. И если бы не обстоятельства…

— Нет, — убежденно проговорил он.

— Что?

— Ты не могла не приехать.

— Почему это? — она удивилась его убежденности.

— Я очень хотел, чтобы ты приехала. Так хотел, что ты не могла не приехать, — он тоже улыбнулся, и она почувствовала, что волнение понемногу его отпускает. — Просто не могла! Или я ничего не понимаю в этом мире.

Она покачала головой и прислонилась виском к его плечу. И с удивлением почувствовала, что этот легкий запах табака, смешанный с горьковатым вкусом полыни — ее любимый запах. Просто она об этом никогда раньше не знала.

Оглавление

1

  Быльем поросло…

  Дочки–матери

  Маленькие хитрости

  Мишкина мама

  Женщины, женщины

  Треугольник

  Нервы…

  Служебный роман

2

  Красивая любовь

3

  Разница в возрасте

  Ника и Ларин

  Сватовство

  Трудные времена

  Провинциальная история

4

  Соседка

  Прощеное воскресенье

  Свадьба

  Заживающая рана

  6 октября