Сердце и душа [Мейв Бинчи] (fb2) читать онлайн

Мейв Бинчи Сердце и душа

В память о моей дорогой младшей сестренке Рени. И с большой любовью и благодарностью Гордону, который делает плохие времена терпимыми, а хорошие — волшебными.

Пролог

Бывают проекты, заведомо обреченные на неудачу.

Именно таким проектом оказались заброшенные склады госпиталя Святой Бригид — отталкивающего вида нагромождение хозяйственных построек, окружающих двор больницы. Когда-то в них хранились припасы, но расположение складов было ужасно неудачным. По новым правилам дорожного движения надо было долго и муторно пробираться по узким и пыльным дублинским улицам, чтобы попасть от складов в сам госпиталь.

В этой части города сохранились старые коттеджи, в которых раньше жили рабочие, и фабричные здания, переделанные в многоквартирные дома. Район, как утверждали агенты по недвижимости, считался перспективным. В один прекрасный день принадлежащие госпиталю склады привлекли внимание перекупщиков, и они сделали руководству предложение, от которого, казалось бы, невозможно отказаться.

Фрэнк Эннис ликовал. Он считал себя кем-то вроде финансового управляющего госпиталя Святой Бри-гид и был уверен, что это предложение как раз то что нужно. Единовременное получение столь крупной суммы обещало большие возможности!

Фрэнк так и видел, как он теперь сможет развернуться.

Каждый раз, когда члены правления собирались на ежегодное собрание, возникали различные проблемы — то одно, то другое. Все это мешало Фрэнку вплотную заняться делом и сбагрить кому-нибудь этого бесполезного “белого слона”, чтобы вложить деньги в развитие госпиталя. В один год приняли решение устроить там отделение ревматологии, хотели даже на его базе оборудовать клинику. В другой отдали помещение пульмонологам и собирались открыть центр помощи легочным больным. При этом горластые кардиологи все настойчивее требовали, чтобы те пациенты, за которыми есть кому ухаживать, лечились амбулаторно, и убедительно доказывали, что это позволит освободить больше койко-мест. Кардиологи напоминали собаку, вцепившуюся в кость: попробуй отними — загрызут.

Когда они вошли в тесный и душный зал заседаний, Фрэнк тихонько вздохнул. За круглым столом сидели члены правления. Созерцание их физиономий не доставляло Фрэнку никакого удовольствия. Обычное сборище, какое можно увидеть на любом больничном собрании. Была здесь и дама, которую он про себя окрестил “монахиней в штатском”. Когда-то управление госпиталем Святой Бригид находилось в руках монахинь, но сейчас здесь осталось лишь четыре сестры. Новых не брали. Были и чиновники от здравоохранения, известные уважаемые бизнесмены, зарекомендовавшие себя разносторонней деятельностью, и невозмутимый филантроп-американец Честер Ковач, открывший частный оздоровительный центр за много миль отсюда в какой-то глуши.

Монахиня, как обычно, открыла окно, бумаги мгновенно взмыли в воздух и начали кружить вокруг стола, и кто-то встал, чтобы окно закрыть. Фрэнк неоднократно бывал свидетелем подобных сцен. Но сегодня его не оставляло предчувствие удачи. У него было письмо от застройщика с предложением внушительной суммы за безотлагательную передачу в собственность пресловутого участка земли со складами, до сих пор бессмысленно пустующего. Стоит ему только озвучить эту сумму, и почтенное собрание мигом обратится в слух.

Конечно, возникнет вопрос, как распорядиться деньгами. Может быть, купить новые ультрасовременные томографы? Или сделать капитальный ремонт фасада больницы? Как и у многих построек начала двадцатого века, к приемному покою госпиталя вели крайне неудобные каменные ступени. А для больных более уместен и практичен был бы пологий пандус.

В женской хирургии не хватает не только отдельных палат, но даже коек. Врачи из отделения интенсивной терапии настойчиво требуют закупки нового оборудования, на которое опять-таки нужны деньги.

Что ж, по крайней мере, хорошо бы уже сегодня дать положительный ответ застройщику и прекратить впустую тратить время на эти бесконечные междоусобные разборки, кому полагается кусок побольше.

Кофе с печеньем принесли, повестку дня определили, совещание началось. И вдруг Фрэнк почувствовал, что дело принимает не тот оборот, на который он рассчитывал.

Члены правления очень некстати начитались какой-то свежей статистики, доказывающей, что ирландцы сами виноваты в своих сердечных недугах. Мол, неправильный образ жизни, питание, употребление алкоголя и курение не проходят бесследно. Все принялись обсуждать, как поддержать сердечных больных. Хорошо бы оказаться в авангарде борьбы против сердечных недугов. Кардиологический центр очень помог бы пациентам ускорить выздоровление. Фрэнк мысленно послал тысячу проклятий тем, кто опубликовал эти цифры прямо перед совещанием. Более того, ему казалось, что все это вполне могло быть сделано нарочно — слишком уж нахальны здешние кардиологи. Мнят себя чуть ли не богами.

В надежде на поддержку он обернулся к Честеру Ковачу, который в сложных ситуациях обычно проявлял завидное здравомыслие. Но нет. Честер очень вдохновился и заявил, что был бы счастлив, если бы госпиталь встал в авангарде такого прекрасного начинания. В конце концов, деньги — это всего лишь деньги.

Фрэнк задохнулся от возмущения. Легко Честеру говорить, что это “всего лишь деньги”; у него их куры не клюют. Да, его нельзя упрекнуть в скупости, но что он понимает, этот польско-американский внук ирландца, готовый верить каждому встречному.

Фрэнк был вне себя от злости.

— Это не “всего лишь деньги”, Честер, это огромные деньги, на которые можно привести клинику в нормальное состояние.

— Но в прошлом году ты сам хотел продать землю под автостоянку, — напомнил Ковач.

— Сегодня нам предлагают куда более выгодный вариант. — У Фрэнка на лице выступили красные пятна.

— И где б мы сейчас были, если бы тогда пошли у тебя на поводу? Вон как все обернулось, — мягко, но непреклонно возразил Честер.

— Я столько времени потратил, чтобы добиться этого предложения…

— Но мы же решили, что нам не нужна автостоянка.

— Сейчас речь не о стоянке, а о грандиозном строительстве! По последнему слову техники!

— Госпиталю это не нужно, — уперся Ковач.

— Вообще-то, раз уж у нас есть этот клочок земли, надо, чтобы он приносил какую-то пользу, — подал голос влиятельный бизнесмен.

— Он и будет приносить, мы сделаем на нем деньги и вложим их в развитие госпиталя. — У Фрэнка было ощущение, что он находится в классе для умственно-отсталых.

Монахиня поджала губы.

— Нам бы не хотелось нарушать заведенный в госпитале порядок.

— А строительство этому порядку как-то противоречит? — едко поинтересовался Фрэнк.

— Возможно, дорогостоящее строительство, пусть даже по последнему слову техники, не совсем то, чего хотят благочестивые сестры, — дипломатично высказался Честер.

— Да ваши благочестивые сестры давно уже вымерли! — взорвался Фрэнк.

Честер покосился на монахиню. Она выглядела оскорбленной до глубины души. Опять ему выпала роль миротворца.

— Мистер Эннис хотел сказать, что миссия сестер давно завершена, они выполнили свою работу. Но они оставили после себя наследство, которым нужно распорядиться с умом. Обществу в большей степени требуется нормальное здравоохранение и в меньшей — роскошные жилищные комплексы, где на каждую квартиру по две машины, усугубляющие и без того плачевную ситуацию на дорогах. Необходима хорошо продуманная система, которая позволит людям, страдающим сердечными заболеваниями, жить нормальной, полноценной жизнью. И, откровенно говоря, если дело дойдет до голосования, то я точно знаю, что мне ближе, и я свой выбор сделал.

Последние слова прозвучали несколько высокопарно.

Фрэнк упал духом. Рухнули все его утренние надежды сбагрить эту землю, которая снова оказалась на повестке дня. Кардиологи победили. Теперь начнутся бесконечные согласования стоимости строительных работ, мебели, оборудования. Назначат директора, утвердят штатное расписание. Фрэнк тяжело вздохнул. Почему у людей нет ни капли здравого смысла? Они могли бы иметь все что угодно, если бы дали себе труд задуматься, как устроен этот мир. А вместо этого они только все усложняют и запутывают.

Он досидел до конца совещания, слушая вполуха. Началось голосование по вопросу использования недвижимости, а именно: бывших складских помещений, принадлежащих госпиталю. Как и следовало ожидать, решение о строительстве кардиологического центра было принято единогласно.

Фрэнк было заикнулся о том, что надо бы для начала проанализировать план на предмет экономической целесообразности, но его даже слушать не стали. Действительно, зачем, усмехнулся про себя Эннис, делать дело, если можно еще лет шесть потратить на разговоры. Они думают, что согласия достаточно. Ну что ж…

Теперь придется собирать чрезвычайное общее собрание, утверждать бюджет, объявлять строительный тендер, согласовывать с кардиологами штат.

Народ зашуршал ежедневниками, назначили дату собрания. Фрэнк высказал предположение, что раньше чем через полгода собираться не имеет смысла, но Честер заявил, что это дело нескольких недель, они как раз успеют получить все документы. Строители, должно быть, рвутся приступить к работе. Представитель от кардиологов сказал, что врачи госпиталя готовы в кратчайшие сроки представить свои требования.

— Требования? — фыркнул Эннис.

— Разумеется, на пост директора будет объявлен конкурс? — произнесла монахиня.

— Да уж, конечно, он будет проходить конкурс, — пробормотал Фрэнк, все еще остро переживая горечь поражения.

— Он или она, — жестко уточнила монахиня.

— Бог ты мой, как я мог забыть, — хмыкнул Фрэнк. Он часто забывал о женщинах. Когда в гольф-клубе из-за женского турнира переносили его игру, он приходил в ярость. Он и жениться до сих пор не собрался из-за своей забывчивости. Что, впрочем, возможно, и к лучшему. — Да, разумеется, он или она, — громко сказал он. — Старомоден я, грешный.

— Зря вы так, мистер Эннис, — укорила его монахиня, снова открывая окно, чтобы впустить свежий воздух.

Глава 1

Клару Кейси предупредили, что на обустройство нового места денег выделят немного. Суетливый администратор с звучным голосом, взъерошенными волосами и раздражающей манерой размахивать руками обвел широким жестом унылую, неуютную комнату с серыми стенами и неуместными стальными шкафами. Не на это она рассчитывала, старший консультант с тридцатью годами учебы и медицинской практики за плечами. И все же гораздо мудрее начинать работу с позитива.

Она с трудом вспомнила имя собеседника.

— Да… э-э-э… Фрэнк, безусловно, — произнесла она. — Я здесь вижу большой потенциал, если можно так выразиться.

Он ожидал другой реакции. Эта красивая сорокалетняя шатенка в элегантном сиреневом трикотажном костюме расхаживала по маленькой комнатке, как львица по клетке.

— Потенциал не безграничный, доктор Кейси, — поспешно проговорил он, — во всяком случае, боюсь, не в плане финансов. Но… пройтись краской, прикупить симпатичной мебели… женская рука творит чудеса. — Он снисходительно улыбнулся.

Клара с трудом удержалась от резкости.

— Да, конечно, именно так я и рассуждала бы, собираясь украсить собственный дом. Но здесь — совершенно другое дело. Прежде всего я не могу работать в комнате, затерянной среди коридоров. Если я управляю этим заведением, я должна сидеть в центре — и управлять.

— Но все будут знать, где вы, на двери будет ваше имя, — сбивчиво возразил Фрэнк.

— Прикажете мне работать тут, запершись ото всех? — спросила она.

— Доктор Кейси, вы видели, как распределено финансирование, и знали, каково положение вещей, когда согласились на эту должность.

— О том, где будет мой стол, не было сказано ни слова. Ни единого. Этот вопрос мы собирались обсудить позже. Позже наступило.

Ему не понравилось то, с какой интонацией она это произнесла. Слишком уж это было похоже на менторский тон.

— Ваш стол будет стоять здесь.

Она испытала мимолетное искушение предложить ему называть ее просто Клара, но ей слишком хорошо был знаком подобный тип людей. Чтобы от них чего-то добиться, им нужно постоянно напоминать о своем статусе.

— Думаю, нет, Фрэнк, — твердо возразила она.

— Может, вы покажете, где еще можно вас посадить? Кабинет диетолога и того меньше, секретарше едва хватает места для нее самой и ее папок. Физиотерапевту нужно оборудование, медсестрам — пост. Приемная должна находиться у входа. Будьте так добры, поделитесь идеями, где найти для вас кабинет, если это, абсолютно приемлемое, место вас не устраивает.

— Я расположусь в холле, — просто ответила Клара.

— В холле? В каком холле?

— В зале, куда входят через стеклянные двери.

— Но, доктор Кейси, это совершенно невозможно.

— Почему же, Фрэнк?

— Вы… окажетесь у всех на дороге, вокруг вас постоянно будут бегать туда и сюда, — начал он.

— В самом деле?

— Никакого личного пространства, это… это неправильно. Там только стол можно поставить!

— А мне ничего, кроме стола, и не нужно.

— Но, доктор, при всем уважении, вам нужно гораздо больше, чем стол. Гораздо больше. Например… шкаф для документов? — Его голос звучал неуверенно.

— Я могу пользоваться одним из шкафов в кабинете секретаря.

— А где вы будете хранить истории болезни?

— В сестринской.

— Но иногда вам будет нужно побеседовать с пациентами наедине.

— Мы назовем эту комнату, которая вам так нравится, консультационным кабинетом. При необходимости каждый сможет ею воспользоваться. Покрасьте стены в спокойный, пастельный цвет, повесьте новые шторы; если хотите, я подберу. Несколько стульев, круглый стол. Хорошо?

Он понимал, что битва проиграна, но взмолился напоследок:

— Раньше дела делались иначе, доктор Кейси, совершенно иначе!

— Раньше здесь не было кардиологической клиники, Фрэнк, нет смысла сравнивать новое с никогда не существовавшим. Мы строим наше заведение с нуля, и если я буду им руководить, я буду делать это так, как считаю правильным.

Выйдя из дверей клиники и направившись к машине, Клара все еще чувствовала спиной его недовольный взгляд. Она шла с высоко поднятой головой и намертво приклеенной на лицо улыбкой. Быстро открыв дверцу, Клара буквально рухнула на водительское сиденье.

Сегодня после работы кто-нибудь непременно спросит Фрэнка, как ему новая начальница. Она дословно знала, что он ответит: “Вся из себя крутая, выскочка”.

Если расспросят поподробнее, он добавит, что она жаждет власти, не может дождаться, чтобы начать распоряжаться и задавить всех авторитетом. Если бы только он знал! Но нет! Никто никогда не узнает, как сильно не хотела браться за новую работу Клара Кейси. Но она согласилась. Согласилась на год. И она будет ее выполнять.

Она выехала на послеполуденное шоссе и только тогда почувствовала себя в достаточной безопасности, чтобы убрать с лица фальшивую улыбку. Предстояло еще заскочить в супермаркет, купить три разных соуса для пасты. Что бы она ни выбрала, одной из девочек непременно не понравится. Сырный слишком ароматный, томатный слишком пресный, песто чересчур модный. Но хоть один из трех их, может быть, устроит. Пожалуйста, пожалуйста, пусть у них сегодня будет хорошее настроение.

Если Ади и ее приятель Герри снова устроят идеологический спор об окружающей среде, китах или птицефабриках, она не выдержит. Или если у Линды случится очередной мимолетный роман с каким-нибудь неудачником, который даже не перезвонит ей.

Клара вздохнула.

Говорят, девочки ужасны в подростковом возрасте, но после двадцати снова чудесны. У Клары, как обычно, все пошло не так. Чудовищны они сейчас, в свои двадцать три и двадцать один, а подростками были не так уж и плохи. Хотя, конечно, тогда Клара жила с этим ублюдком Аланом и жизнь казалась гораздо проще. В некотором смысле проще.

Ади Кейси пришла домой. Она жила здесь с сестрой и матерью. Ее сестра Линда называла это место Климактерическим замком. Очень смешно, обхохочешься просто.

Мама еще не приехала. Это хорошо, подумала Ади, можно завалиться в ванну, она как раз купила на рынке по дороге домой новые ароматические масла. Еще она купила натуральных овощей, а то неизвестно, какую химию принесет из магазина родительница.

Увы, из ванной доносилась музыка. Сестрица Линда пришла первой! Мама когда-то говорила о второй ванной. Хотя бы о душевой комнате! Но в последнее время эта тема не всплывала. И сейчас явно не лучший момент, учитывая, что мама не получила хорошую работу, на которую так надеялась. Ади приносила домой не много денег, но преподаванием особо и не заработаешь. Линда не приносила ничего. Она еще училась, а поискать подработку ей и в голову не приходило. Делами распоряжалась мама, она же принимала все решения.

Не успела Ади зайти к себе в комнату, как резко зазвонил телефон. Отец.

— Как поживает моя красавица-дочь? — спросил он шутливо.

— Думаю, принимает ванну, пап. Позвать ее?

— Я тебя имел в виду, Ади.

— Ты имеешь в виду того, с кем говоришь, пап, как обычно.

— Ади, пожалуйста. Я только пытаюсь поддерживать беседу, не устраивай скандал на пустом месте.

— Хорошо, папа, прости. Так в чем дело?

— Неужели я не могу просто поздороваться с мо…

— Нет. Ты звонишь, когда тебе что-то нужно.

Ади всегда отличалась острым язычком.

— Мама будет вечером дома?

— Да.

— Во сколько?

— Папа, это семья, а не учреждение, где люди регистрируются на входе и выходе.

— Я хочу поговорить с ней.

— Так позвони ей.

— Она не перезванивает.

— Значит, приезжай.

— Ты же знаешь, она этого не любит. Личное пространство и все такое.

— Папа, по-моему, вы заигрались, я уже успела вырасти. Разбирайтесь сами, а?

— Не могли бы вы с Линдой погулять сегодня вечером? Я хочу поговорить с ней.

— Нет, мы не могли бы.

— Я угощу вас ужином.

— Ты заплатишь, чтобы мы ушли из собственного дома?

— Ну, пожалуйста, помоги мне с этим.

— С какой стати? Ты, если мне память не изменяет, не особенно утруждался помощью ближнему.

— Тебе трудно сделать для отца такую малость?

— Пап, мы с мамой собирались устроить семейный ужин и отпраздновать ее выход на новую работу. Мы давно это запланировали, и я не хочу портить ей вечер. Извини.

— Я в любом случае приеду. — И он повесил трубку.

Линда вышла из ванной вся мокрая, завернувшись во влажное полотенце. Ади неодобрительно посмотрела на сестру. Линда ела что попало, курила, пила и при этом выглядела прекрасно, ее длинным мокрым волосам могла позавидовать дама, только что вышедшая из парикмахерского салона. Нет в жизни справедливости.

— Кто звонил? — поинтересовалась Линда.

— Папа. Чокнулся напрочь.

— Чего хотел?

— С мамой поговорить. Предлагал заплатить нам, чтобы мы ушли сегодня гулять.

Линда оживилась:

— Правда? И сколько?

— Я сказала нет. Это не обсуждается.

— Ты много на себя берешь.

— Позвони ему и передоговорись, если хочешь. Я никуда не иду.

— Думаю, все дело в кое-чем на букву “р”, — предположила Линда.

— С какой стати им теперь разводиться? Раньше надо было. Она не вышвырнула его, когда это нужно было сделать. А сейчас у них прекрасные отношения. У него есть его фифа, у мамы — мы. — Ади искренне не понимала, зачем что-то менять.

Линда пожала плечами:

— Бьюсь об заклад, его фифа беременна, и именно об этом он хочет поговорить.

— Боже, — вздрогнула Ади. — Теперь я уже жалею, что не согласилась на ужин, если из-за этого весь сыр-бор. Пожалуй, я перезвоню ему.

Немного поразмыслив, она решила обойтись сообщением: “Дом будет свободен от детей с 7:30 вечера. Мы ушли в “Квентинз”. Пришлем тебе счет. Люблю, Ади”.

* * *

— Алан? Алан, в трубке помехи. Ты слышишь меня? Это Синта.

— Я узнал, милая.

— Ты сказал ей?

— Как раз еду к ней, милая.

— Ты не сдрейфишь, как на прошлой неделе?

— Все произошло не совсем так.

— Главное, чтобы это не произошло снова, пожалуйста, Алан.

— Милая, можешь на меня положиться.

— Придется, Алан, на этот раз просто придется.

Клара вошла в дом. Вокруг стояла подозрительная тишина. Наверное, девочки уже дома. На полу ванной лежали мокрые полотенца, так что Линда точно приходила и принимала ванну. На кухонном столе валялись листовки, призывающие к повторному использованию пластика, значит, Ади тоже уже вернулась. Но теперь, очевидно, дома их нет.

Тут Клара заметила записку на холодильнике.

В 8 приедет папа. Тоном, не допускающим возражений, сообщил, что хочет поговорить с тобой с глазу на глаз, и предложил оплатить нам ужин, так что мы отправляемся в “Квентинз”.

Любим, целуем. Ади.

Ну что еще ему надо? И именно сегодня, после этого бесконечного, изматывающего и разочаровывающего дня, после знакомства с этим бездушным местом, где ей придется работать весь следующий год. После часов притворства и подковерной борьбы за рабочее пространство с докучливым больничным бюрократом. После беготни по магазинам в поисках соусов для пасты, которые устроят ее привередливых дочерей. И вот, теперь они ужинают в модном ресторане, а Кларе придется общаться с Аланом. Интересно, что ему понадобилось на этот раз, ведь они вроде худо-бедно утрясли все финансовые вопросы.

Клара убрала еду. Никаких угощений для Алана. Больше никогда. Прошлого не вернуть. Она достала из холодильника минералку, а две бутылки австралийского “Совиньон блан” спрятала поглубже, за йогуртами и обезжиренным паштетом. Там Алан их ни за что не найдет, а ей они могут очень пригодиться после его ухода.

Ади и Линда радостно уселись за столик в “Квентинз”.

— На счет во-о-он с того столика можно было бы в течение недели кормить небольшую страну. — Ади не одобряла подобное расточительство.

— Да, но кормежка была бы скучной, без огонька. — Линда скорчила смешную гримаску.

— Неужели мы с тобой родные сестры? — изогнула бровь Ади.

— Ты вечно задаешь этот вопрос, — хмыкнула Линда, потягивая “Текилу Санрайз”.

— Как думаешь, когда он уйдет? — полюбопытствовала Ади.

— Кто, парень за тем столом?

— Дура! Я про папу!

— Когда добьется, чего хочет. Разве он чем-то отличается от остальных мужчин? — Линда поискала глазами официантку. Еще один коктейль с текилой, и можно будет сделать заказ.

Не успела Клара переодеться в домашнюю одежду, как зазвонил телефон. Мама интересовалась, что представляет собой новое место работы.

— На полу есть ковер? — Ее интересовала практическая сторона.

— Там везде такое… современное покрытие.

— Значит, нет. — Клара явственно представила, как мама поджимает губы. Она поджимала их, когда Клара обручилась с Аланом, вышла замуж за Алана, разошлась с Аланом. Кларина жизнь давала маме немало поводов поджимать губы.

Потом ее подруга Дервла позвонила спросить, какое у Клариного рабочего места настроение.

— Грибы и магнолия, — ответила ей Клара.

— Боже, в каком смысле?

— Там сейчас такая цветовая гамма.

— Но это же можно изменить.

— Можно, конечно.

— Значит, ты расстроена не из-за цветовой гаммы.

— Кто это расстроен?

— Ой, понятия не имею. Познакомилась с коллегами?

— Нет, там ни единой живой души, все вымерли.

— То есть все плохо, да?

— Как обычно, Дервла. — Клара вздохнула.

— Слушай, Филипп на встрече, так что ужинать не будет. Хочешь, заскочу с бутылочкой вина и прихвачу полкило сосисок? Когда-то это помогало!

— Не сегодня, Дервла. Этот ублюдок Алан заплатил девочкам, чтобы они поужинали в “Квентинз”, ему вдруг приспичило со мной поговорить строго конфиденциально. Не пойму, что еще ему от меня понадобилось.

— Вчера на собрании один из пунктов повестки назывался ЭУА. Так я на полном серьезе подумала, что они имеют в виду Этого Ублюдка Алана.

— А что оказалось на самом деле? — рассмеялась Клара.

— Понятия не имею. Эмоционально уравновешенные алкоголики, этика утраченных амбиций, черт его знает, я не интересовалась.

— Мда, заподозрить в тебе наличие мозгов может только хорошо знакомый с тобой человек, а со стороны ты, дорогая, вылитая блондинка, и это не комплимент.

— Это же отлично работает!

— Мне бы твой талант. В общем, не знаю, чего хочет Алан, но что бы это ни было, он этого не получит.

— А зачем упираться, если это что-то для тебя неважное? Конечно, можно поломаться для приличия, но если тебе это безразлично, то дай ему, что попросит, и живи спокойно.

— Вопрос в том, что он попросит. Дом он не получит. Девочки ему не нужны, к тому же они достаточно взрослые, чтобы идти куда захотят, и к нему их ни капли не тянет.

— Может, он болен ангиной и ему нужен врач?

— Я его никогда не лечила. С самого начала устроила, чтобы он ходил к Шону Марри.

— Тогда, может, захотел жениться на молоденькой и ему нужен развод?

— Нет, он изо всех сил увиливает от брака с ней.

— А ты откуда знаешь?

— Девочки рассказывали, да и он тоже, когда думает, что я готова слушать.

— А ты готова его слушать?

— Не очень. Знаю, вы все считаете, что нужно было давным-давно покончить с этим раз и навсегда. Как знать. Но что сейчас об этом говорить…

— Ладно, удачи тебе, Клара.

— Жаль, не получится в этот раз посидеть с вином и сосисками.

— Ничего страшного, в другой раз.

Клара заглянула в почту. Письмо из магазина красок — таблицу цветов можно забрать завтра утром, письмо от кузины из Северной Ирландии — их дамский клуб собирается в Дублин, не знает ли Клара, где там можно припарковать автобус, пообедать, купить сувениров и подышать воздухом страны, и чтобы цены были не астрономические. Заглянул сосед, собирающий подписи под просьбой о запрете поп-концерта, который оглушит их через три месяца. В восемь вечера раздался звонок в дверь, на пороге стоял Алан.

Он хорошо выглядел. Чересчур хорошо. Намного моложе своих сорока восьми. Лимонно-желтая рубашка апаш под темным пиджаком. Немнущаяся ткань, машинально отметила Клара. Его фифа не будет наглаживать воротники и манжеты. Бывший муж держал в руках бутылку вина.

— Я подумал, так будет приличнее, — пояснил он.

— В каком смысле?.. — недобро прищурилась Клара.

— Приличнее, чем сидеть и злобно пялиться друг на друга. Боже, как ты прекрасно выглядишь, какой чудный цвет. Это вереск? Или сирень?

— Понятия не имею.

— Брось, ты всегда отлично разбиралась в цветах. Может, фиалковый или лиловый? Или?..

— Может быть. Ты так и будешь стоять на пороге, Алан?

— Девочки ушли?

— Да, или ты уже забыл, что пообещал оплатить им “Квентинз”?

— Я пообещал угостить их ужином. Не сообразил, что они выберут самый гламурный кабак. Ладно, что с них взять, вся нынешняя молодежь такова.

— Хм, по части молодежи, Алан, ты у нас большой спец. Проходи, садись, раз пришел.

— Спасибо. Я достану штопор?

— Это мой дом. Я достану мой штопор и принесу мои бокалы, когда захочу.

— Клара, Клара, полегче, я пришел с трубкой мира, в смысле, с бутылкой мира, с чего ты вдруг завелась?

— Сама удивляюсь. В самом деле. Может, с того, что ты годами обманывал меня, весь изоврался, давал обещания и не выполнял их, а потом бросил меня и судился со мной, задействовав всех юристов в округе?

— Ты получила дом. — Алан вскинул на нее непонимающий взгляд.

— Да, я получила дом, за который заплатила. И больше ничего.

— Мы уже обсуждали это, Клара. Люди меняются.

— Я — нет.

— Ты изменилась, Клара, мы все изменились. Ты просто не хочешь признать это.

Она вдруг почувствовала ужасную усталость.

— Чего ты хочешь, Алан? Чего ты на самом деле хочешь?

— Развода.

— Что-о-о?

— Развода.

— Но, господи помилуй, мы разошлись четыре года назад.

— Мы разъехались, а не разошлись.

— Но ты говорил, что не хочешь снова жениться, что вам с Синтой не нужен официоз.

— Не нужен. Но, видишь ли, она умудрилась забеременеть и… ну, понимаешь…

— Не понимаю.

— Понимаешь, Клара, все ты прекрасно понимаешь. Все кончено. Все давно кончено. Пора подвести черту.

— Убирайся.

— Не понял…

— Убирайся, Алан, и забери свою бутылку мира. Открой ее дома. Ты выбрал абсолютно неподходящий вечер.

— Но это произойдет, так или иначе. Почему нельзя расстаться по-человечески?

— Да, Алан, я тоже не понимаю. — Клара встала из-за стола, резко придвинув неоткрытую бутылку обратно к Алану.

Ей не хватало чувства завершенности. Ужасно неприятно оставлять вопрос вот так, зависшим в воздухе, но Клара не собиралась подыгрывать Алану, жить по его расписанию. Неужели она до сих пор на что-то надеется? Даже если так, это именно то, чего она хочет сейчас.

Клара молчала, пауза затянулась, Алан понял, что аудиенция окончена. Негромко хлопнула входная дверь.

— Синта, милая…

— Алан, ты?

— А сколько еще мужчин называют тебя Синта и обращаются “милая”? — хмыкнул он.

— Что она сказала?

— Ничего.

— Должна же она была сказать хоть что-то.

— Но не сказала.

— Ты к ней не ездил.

— Ездил! — обиженно вскинулся он.

— Но она не могла ничего не сказать.

— Она сказала: “Убирайся”.

— И ты убрался?

— Любимая, ведь это не имеет никакого значения.

— Для меня имеет, — возразила Синта.

Клара всегда верила, что есть верный способ выкинуть все волнения из головы. Много лет назад, в пору студенчества, у них преподавал общую терапию чудесный профессор, которому удалось буквально заразить их своим предметом. Доктор Моррисси, по совместительству отец ее подруги Дервлы.

“Никогда не стоит недооценивать труд как целительную силу”, — неутомимо наставлял он своих подопечных. Моррисси утверждал, что большинству пациентов полезно делать больше, а не меньше. Свою легендарную репутацию профессор заработал благодаря методу лечения бессонницы. Он просто советовал встать и разобрать кассеты или погладить белье. Доктор Моррисси был для Клары роднее, чем настоящий отец, далекий и вечно погруженный в себя.

Сейчас профессор наверняка заставил бы ее заняться каким-нибудь делом. Любым, лишь бы отвлечься от мыслей об этом ублюдке Алане, его беременной подружке и разводе. Клара налила бокал вина и поднялась наверх. В конце концов, действительно пора заняться этим чертовым медцентром, раз уж она его на себя взвалила.

Ади с неодобрением наблюдала за сестрой. Та накручивала на палец длинную прядь светлых волос и улыбалась мужчине, сидевшему в другом конце зала.

— Линда, прекрати, — прошипела Ади.

— Прекратить что? — Линда округлила глаза, огромные, голубые и невинные.

— Прекрати с ним заигрывать.

— Он улыбнулся. Я улыбнулась в ответ. Это ненаказуемо.

— У нас могут возникнуть проблемы. Линда, прекрати немедленно!

— Ладно, ладно, зануда. Быть доброжелательной нынче не модно?

Линда надула губы, но тут к их столику, настороженно улыбаясь, подошел официант.

— Мистер Янг передает свое восхищение, он хотел бы угостить юных леди. Возможно, они пожелают выбрать напиток?

— Пожалуйста, передайте мистеру Янгу, что мы благодарим его, но вынуждены отказаться, — выпалила Ади.

— Пожалуйста, передайте мистеру Янгу, я не откажусь от кофе по-ирландски, — заявила Линда.

Официант беспомощно переводил взгляд с одной сестры на другую. Мистер Янг быстро оценил ситуацию и материализовался у их стола. Высокий мужчина лет пятидесяти, в хорошо скроенном костюме, он, судя по всему, умел решать проблемы.

— Я как раз размышлял, насколько коротка и печальна жизнь, проходящая в деловых мужских беседах, — проговорил он, и на его загорелом лице блеснула улыбка.

— Золотые слова, — жеманно заулыбалась Линда.

— Золотые, да, — сухо кивнула Ади, — но мы не те люди, с которыми стоит провести остаток вашей жизни. Мистер Янг, моей сестре двадцать один год, она еще студентка. Я учительница, и мне двадцать три, возможно, мы не намного старше ваших детей. Отец дал нам денег, чтобы мы здесь поужинали, пока он объясняет маме, что ему нужен развод. Сами понимаете, у нас сейчас сложный период. Право, возможно, вы лучше провели бы время среди… себе подобных.

— Такая сила и страсть в столь юной и прекрасной особе. — Мистер Янг смотрел на старшую сестру с восхищением.

Линде это совсем не понравилось.

— Ади права, нам на самом деле пора домой, — заявила она.

Официант издал незаметный вздох облегчения и расслабился. Далеко не всегда проблемы решались так просто.

— И что, ты просто взял и ушел, только потому что она сказала: “Убирайся”? — не могла поверить Синта.

— О боже, а что я, по-твоему, должен был делать? Взять ее за горло?

— Ты говорил, что попросишь ее о разводе.

— Я так и сделал… Так и сделал! Рано или поздно мы получим его. Таков закон.

— Но ребенок уже родится.

— Неужели так важно, когда мы получим развод, ведь мы вместе, мы будем с ребенком… Неужели важно что-то еще?

— Значит, свадьбы не будет?

— Пока нет, но потом у тебя будет самая лучшая, самая пышная свадьба в мире.

— Ясно. Значит, потом.

— Ну, что еще?

— Ничего-ничего, я не собираюсь тебя пилить. Может, откроем вино, которое ты собирался предложить ей?

— Я оставил его там.

— Ты оставил ей вино, а развода не получил? Алан, ну что ты за человек?

— Сам не знаю, — искренне ответил Алан Кейси.

Клара познакомилась с Аланом, когда училась на первом курсе медицинского, а он только-только начал работать в банке. Ее мать считала, что, работая в банке, лишь законченный неудачник не может заработать денег. Алан Кейси оказался из таких. Он вечно ввязывался в какие-то рискованные авантюры и не только ничего не приобретал, но и терпел убытки. Более предприимчивые коллеги в последний момент уводили у него из-под носа выгодные сделки. Жили они всегда довольно стесненно. Клара регулярно откладывала часть своего заработка и затыкала уши, когда мать и друзья доставали ее непрошеными советами. Это ее жизнь и ее решение.

Алан был слишком честолюбив, он не умел довольствоваться имеющимся, стремился получить еще и еще. Это относилось в том числе к женщинам. Поначалу Клара делала вид, что ничего не происходит. Затем притворяться стало слишком тяжело.

Когда отношения между ними окончательно прекратились, Клара позаботилась, чтобы в каждой из трех спален было собственное рабочее место, чтобы никто никому не мешал. Нижний этаж остался общим. Свою комнату она обставила очень стильно и изысканно, разделив ее на две половины. В одной разместились кровать, туалетный столик и большой встроенный шкаф, в другой — импровизированный кабинет: шкаф для документов, удобный кожаный стул и хорошая лампа; вся мебель дорогая, качественная, не то что безликий офисный ширпотреб. Клара выдвинула ящик стола и достала толстую папку с надписью “Центр”. Уже три недели она всячески откладывала этот момент, бумаги буквально кричали о том, что она потеряла и сколь мало получила взамен. Ну что ж, сегодня пора взяться за дело. Только, может быть, сначала посмотреть девятичасовые новости.

Когда в огромном оптовом магазине объявили большие скидки на телевизоры, Клара купила сразу три штуки. Девочки говорили, что она ведет себя, как сумасшедший миллионер-эксгибиционист, но Клара хорошо обдумала вложение средств. Теперь Ади получила в свое распоряжение программы о деградации планеты, Линда наслаждалась поп-шоу, а сама Клара спокойно смотрела исторические художественные фильмы.

Она потянулась к пульту, но вспомнила любимую присказку доктора Моррисси: “Мы находим поводы избегать того, что на самом деле отвлечет нас от волнений, словно не хотим отказываться от роскоши волноваться”. Поэтому Клара открыла толстую папку и взглянула на аккуратно рассортированные файлы с записями. Здесь была подробнейшая подборка документов о функционировании кардиологической клиники, целях ее создания, финансировании и должностных обязанностях Клары Кейси как первого директора клиники. Здесь лежали ее собственные отчеты об образовательных поездках в четыре кардиологических клиники в Ирландии, три в Великобритании и одну в Германии. Все поездки были утомительны. Изматывающие часы изучения оборудования, которое неуместно или не нужно в ее собственном центре… Конспектировать, кивать головой, поддакивать, задавать вопросы…

Она видела, как скрупулезно экономят деньги и как их транжирят. Она наблюдала отсутствие планирования, чрезмерно подробное планирование, видела, как просто-напросто обходятся тем, что уже есть. Ничто не вдохновляло ее. Сколько она видела идиотских решений, например, сердечная клиника на четвертом этаже здания без лифта, или нерегулярные осмотры больных, или отсутствие распорядка, или дублирование всех файлов и отчетов. Она видела веру и надежду пациентов, когда те чувствовали, что могут справиться со своей болезнью. Но ведь подобного может добиться обычный хороший терапевт или поликлиника.

Клара разными цветами записывала, что ей нравится, а что нет, — так проще разбираться в собственных наблюдениях. Затем ее взгляд упал на файл над названием “Персонал”. Здесь она будет искать помощников. Ей понадобятся услуги диетолога и физиотерапевта как минимум, две медсестры, специализирующиеся в кардиологии, и эксфузионист для забора крови. Также нужно найти врача-стажера на шесть месяцев для связи между больничными врачами и специалистами. Еще нужно организовать кампанию для привлечения внимания общественности, интервью в центральной прессе и на радио.

Все это Клара уже делала раньше. Только тогда она была на передовой и двигалась в будущее. Во всяком случае, думала, что движется. Что ж, раз это нужно сделать, значит, она справится. И справится хорошо. Иначе зачем вообще тратить силы?

Клара начала просматривать файлы.

Лавандер. Ну и имя для диетолога. Но у нее хорошее резюме, девушка хочет специализироваться на питании для сердечников. Написано живо, свежо, с убеждением. Клара поставила галочку напротив ее фамилии и потянулась к телефону. Зачем откладывать? Да, сейчас, конечно, девять вечера, но уж на мобильный-то ей можно будет дозвониться. Наверняка они с телефоном неразлучны, как сиамские близнецы.

— Лавандер, это Клара Кейси. Надеюсь, я не слишком поздно…

— Нет-нет, конечно, нет, доктор Кейси, рада вас слышать.

— Мы могли бы встретиться завтра, если вы подъедете в центр. Там есть некое подобие конференц-зала. Когда вам удобно?

— Я завтра работаю дома, доктор, так что в любое время.

Они договорились на десять утра.

Теперь ей нужно было подыскать физиотерапевта, но Клара еще не знала, сколько часов в неделю может предложить. Пробежавшись по всем резюме, чтобы найти, кому подойдет неполная занятость, она наткнулась на крупное, грубоватое лицо. С фотографии смотрел честный, надежный человек, некрасивый, похожий на бывшего боксера, при этом текст резюме ей чем-то понравился. Он много работал в городских Ночных клубах, учился на вечернем, и слово “зрелый” ему, кажется, не вполне подходило. Парень на фотографии кривовато ухмылялся.

“Великолепно, — подумала Клара. — Теперь я подбираю сотрудников по фотографиям”.

Он взял трубку после первого же гудка:

— Джонни слушает.

Клара Кейси обрисовала ситуацию и — да, он может подъехать к одиннадцати, нет проблем. Пока все шло хорошо. Она позвонила двум медсестрам и заодно узнала имя охранника. Тим. Клара набрала ему на мобильный. Мужчина с легким американским акцентом пообещал перезвонить. Если она начнет завтра разбирать свою новую работу на запчасти, нужен человек, который не даст растащить здание по кирпичикам.

Вдруг в замке скрипнул ключ. Вернулись дочери и прямиком направились в ее комнату. Без стука. Назвать их лица радостными было бы большим преувеличением. Эта манера в последнее время стала раздражать Клару.

— Чего он хотел? — с порога спросила Линда.

— Кто?

— Папа.

— Развод. Он хочет снова жениться.

Девочки переглянулись.

— И?

— И я его выгнала. — Клара казалась совершенно спокойной.

— И он ушел?

— Разумеется. Как провели вечер? Не очень? Он оставил внизу бутылку вина. Можете ее открыть.

Линда и Ади снова обменялись недоуменными взглядами. У мамы зазвонил телефон.

— О, Тим, спасибо, что перезвонили. Нет, конечно, не поздно. Вы не могли бы подойти завтра, обсудить небольшую подработку? Я собираюсь снести стены в здании и оставить место на несколько дней “нараспашку”, так что мне нужен человек на полный рабочий день. Потом будут обычные дежурства, на регулярной основе. Отлично. Отлично. Тогда увидимся. — Она рассеянно улыбнулась дочерям.

У них был растерянный вид. Ужин в “Квентинз” прошел… не то чтобы отлично, отец собирался жениться на их ровеснице, а у мамы, похоже, поехала крыша.

Следующее утро пролетело почти мгновенно. Собеседования прошли просто замечательно. Лавандер оказалась аккуратной, серьезной, очень деловой одинокой женщиной лет сорока. Она реалистично оценила количество часов, необходимое для консультирования по поводу диеты, заодно предложила ввести еженедельный мастер-класс по кулинарии — в клинике в Лондоне он, говорят, пользовался большим успехом. Многие пациенты понятия не имели, как правильно готовить овощи или полезные супы, и открывшиеся возможности потрясли их воображение.

Лавандер каждый год брала два месяца отпуска в январе и феврале и уезжала в Австралию, но пообещала находить себе замену самостоятельно. Также она предложила помочь Кларе в обустройстве кухни. На работу она могла выйти через две недели.

Клара осталась довольна первым собеседованием.

Джонни, физиотерапевт, на самом деле оказался крупным и рыхловатым, но он, казалось, обладал неисчерпаемым запасом терпения. По его словам, пациенты-сердечники слишком часто видят в кино, как люди хватаются за грудь и через несколько секунд умирают на полу. Поэтому больные боятся физических нагрузок, боятся перегрузить себя и умереть от сердечного приступа. В итоге их мышцы теряют эластичность. Он поинтересовался, сможет ли Клара подключить пациентов к ЭКГ, чтобы наблюдать за их динамикой.

— Не уверена, что мне предоставят оборудование, — засомневалась Клара.

— Мы сможем обосновать нашу заявку, — возразил Джонни — и присоединился к команде.

Тим, охранник, прожил два или три года в Нью-Йорке. Он много работал в больницах, поэтому хорошо разбирался в специфике работы. В ближайшие пару недель он мог выйти на полный рабочий день, так каксобирался открыть собственное дело и хотел обеспечить себе симпатии пары крупных клиентов. Но переступать через других он не собирался.

— А почему вы не обратились к больничной службе безопасности? — поинтересовался он.

— Потому что здесь распоряжаюсь я, — откровенно ответила Клара.

— И что, вам дадут на это деньги?

— Да, если ваша цена покажется нашим чиновникам разумной. Им хочется думать, что они экономят деньги. Больше их ничего не волнует.

— Так везде, — понимающе кивнул Тим.

— Вы вернулись из Америки?

— Да. Все, кого я знал там, работали по четырнадцать часов в сутки. Все, кого я знал здесь, носили костюмы “от кутюр” и покупали недвижимость в Испании. Подумал, что стоит попробовать вернуться и урвать кусок для себя. Так что на самом-то деле я не лучше всех этих ребят в костюмах.

— Рады, что вернулись?

— Не уверен, — честно ответил он.

— Думаю, все образуется, — обнадежила его Клара. Удивительно, как легко общаться с этим человеком.

Первая медсестра, Барбара, оказалась именно такой, какую Клара выбрала бы из тысячи. Общительная, откровенная, отличный профессионал. Она без запинки ответила на стандартные вопросы, полагающиеся в таких случаях: о сердечной медицине, кровяном давлении и инфарктах.

Вторая женщина была старше, но не умнее. Ее звали Жаки, и она дважды произнесла имя по буквам, “чтобы избежать непонимания”. Она заявила, что ей нужна работа без вечерних и суточных смен, что существующие государственные праздники необходимо уважать, что ей понадобится полуторачасовой обеденный перерыв, чтобы выгуливать пса — он сможет спокойно спать в машине, если будет знать, что его ожидает продолжительная прогулка. Ее нынешняя работа напоминает эксплуатацию в странах третьего мира. Большая часть времени проходит в попытках объясниться с иностранцами. Клара уже через несколько минут поняла, что эта женщина в команду не войдет.

— Когда вы свяжетесь со мной? — уверенно спросила Жаки.

— Еще очень много людей ждут собеседования. Я дам вам знать о результатах через неделю, — отрезала Клара.

Жаки раздраженно огляделась.

— Вам здесь придется потрудиться, — фыркнула она.

— Разумеется, но ведь трудности должны вдохновлять, не так ли? — на лице Клары застыла улыбка.

* * *

На следующее утро Клара обнаружила, что на самом деле ей нужна еще одна пара ног. Нужен кто-то, кто сможет сбегать и найти ту бумажку, занести эту папку, попросить бригады строителей и электриков собраться и обсудить насущные вопросы… Но пара ног отказывалась материализоваться из ниоткуда. Что ж, значит, придется заняться поиском.

Клара совершенно случайно обнаружила подходящие ноги на парковке. Худенькая девушка с длинными всклокоченными волосами и замшевой тряпкой наизготовку и предложила Кларе помыть лобовое стекло.

— Нет, спасибо, — доброжелательно, но твердо ответила Клара. — Здесь не лучшее место для подобной работы, большей частью машины работников больницы, а им все равно, как выглядят их автомобили, или пациентов, а эти слишком обеспокоены собственным состоянием, чтобы обращать внимание на окружающий мир.

Девушка, кажется, не совсем поняла ее. Она наморщила лоб, обдумывая услышанное.

— Ты откуда?

— Польский, — ответила та.

— А, Польша. Нравится тебе здесь?

— Думаю, да.

— Работа есть?

— Нет. Нет работы. Делаю то да се. — Она продемонстрировала тряпку для мойки окон.

— А еще что? Какую еще работу?

— Хожу по домам, мою чашки, полы. Складываю листья с деревьев в большие корзины. Видела, как мальчики моют стекла. Подумала, может… — Лицо девушки было бледным, изможденным.

— Ты не голодаешь? — спросила Клара.

— Нет, я живу над рестораном, так что один раз в день ем.

— У тебя там друзья?

— Друзья. Да.

— Но ты ищешь работу?

— Да, мадам, я ищу работу.

— Как тебя зовут?

— Аня.

— Пойдем со мной, Аня, — сказала Клара.

Ее ожидал долгий и утомительный разговор со строителями. Прораб сказал Кларе, что она никогда не договорится с администрацией обо всех намеченных переменах. Они там просто ненавидят перемены, боятся открытых пространств, предпочитают маленькие личные кабинеты, где люди могут общаться только с глазу на глаз. Клара выбрала ширмы, которые разделят между собой рабочие места, и жалюзи для окон. Она проглядела несколько каталогов офисной мебели, отмечая столы и шкафы. Время летело быстро.

Маленькая полячка бегала с поручениями по всему центру, пока Клара разбиралась с навалившейся бюрократией. Она напечатала письмо, подтверждавшее, что Аня Праски является временным ассистентом доктора Клары Кейси, не упустив ни единой из своих регалий. Перед таким послужным списком не устоит никто.

До четырех часов дня у Клары не было ни минутки, чтобы даже задуматься об обеде. Аня, должно быть, тоже не обедала. Она бегала по Клариным поручениям.

— Аня, обед, — коротко напомнила Клара. На лице Ани отразилось легкое волнение.

— Нет, спасибо, мадам, но я работаю, — ответила она.

— Хороший обед и добрый крепкий кофе, и мы будем работать еще лучше.

Аня заметно расслабилась. Клара заплатит за обед. Ей не придется залезать в собственный дневной заработок. Аня казалась счастливым ребенком.

Клара знала, что когда восемнадцатилетние Ади и Линда путешествовали, добрые люди часто давали им ночлег и кормили горячей едой, когда те в ней нуждались. Такая своеобразная валюта — вы добры к детям других людей, а они добры к вашим.

— Пойдем, Аня, заморим червячка.

— Червячка? — Аня вздрогнула.

— Нет, нет, никаких червяков. Это просто такое выражение. Слышала когда-нибудь?

— Кажется, нет, мадам.

— Попытаюсь объяснить тебе за обедом, — пообещала Клара, надевая пиджак.

Фрэнк не мог поверить, что эта женщина так быстро и так много взяла на себя. Его стол был завален служебными записками, требующими того, этого, пятого и десятого. Казалось, что разбор сообщений займет целый день. Теперь ему только добавилось проблем. Маленькая полячка с большими встревоженными глазами забегала с дополнительными сведениями не меньше дюжины раз. Кажется, эта Клара Кейси собиралась разобрать свою новую клинику по кирпичику. Каждый заказ или объяснение сопровождались записками на личных бланках, которые она, вероятно, распечатала за ночь.

Она то и дело ссылалась на “наш разговор” и “нашу договоренность” и уже вполне успешно вписала Фрэнка в свой захватнический план. Необходимо остановить ее прежде, чем она увлечет его за собой. Иначе он позволит ей распоряжаться здесь как она захочет. Он не слишком любил такой тип женщин, железные леди, но в роли целеустремленной коллеги по клинике ей, надо признать, не было равных.

Фрэнк решил дать ей день или два, прежде чем вмешаться. Разумеется, в ближайшие сорок восемь часов она с таким размахом превысит заявленные полномочия, что это будет равносильно профессиональному самоубийству. Между тем Фрэнк написал ей осторожное (и довольно бессмысленное) письмо, чтобы прикрыть собственные тылы. Напомнил, что все планы необходимо согласовывать с правлением.

Барбара вгрызлась в огромный гамбургер. Она сидела на диете уже шесть недель и потеряла всего три кило. К тому же она пообещала побаловать себя, если получит работу в кардиологической клинике. Барбара выбирала между новыми туфлями и большой сумкой. Но день был долгим, и сил идти по магазинам у нее, пожалуй, не хватило бы. Барбара договорилась встретиться и отпраздновать устройство на новую работу с подругой Фионой.

Фиона изнывала от зависти. Она сама мечтала о такой работе.

— Но ты не подала резюме, — разозлилась Барбара. — Ты получила бы место, и мы работали бы вместе, но нет, ты ведь не станешь заполнять все эти бумажки.

— Я не знала, что работа окажется такой славной, клиника будет так перестроена и у тебя откроется столько возможностей. Я думала, это будет что-то типа мальчика на побегушках.

— Ну, а теперь слишком поздно. Может, она уже наняла какую-нибудь чудовищную бой-бабу, с которой мне придется работать, — просто потому, что ты не пожелала заполнять бумажки.

— Какая она? — поинтересовалась Фиона.

— Темноволосая, ухоженная, выглядит хорошо для своих лет. Похожа на женщину вон за тем столиком. Эй, погоди-ка, да это она! — Барбара замерла, так и не откусив гамбургер.

— Она обедает здесь? — Фиона открыла рот от изумления.

— Да, а рядом с ней девушка из нашего центра, иностранка по имени Аня, точно, это она. Потрясающе! — Барбара недоверчиво потрясла головой. — Впрочем, если подумать, должна же она где-нибудь есть…

Но Фиона уже направлялась к Кларе.

— Вернись! — прошипела Барбара, но было поздно. Фиона уже атаковала жертву и теперь что-то говорила.

— Доктор Кейси, пожалуйста, простите, что беспокою вас за едой. Но… меня зовут Фиона Райан. Я коллега Барбары, вон она сидит, она будет работать у вас со следующей недели. Я собиралась подать вам резюме, но решила, что мне будет скучновато. А теперь я слушаю Барбару и кусаю локти! Может быть, не поздно еще отправить резюме? Я могу отправить его сегодня вечером, если вы еще никого не взяли.

Перед Кларой стояла симпатичная, широко улыбающаяся девушка лет двадцати, излучающая уверенность и энергию. Именно такие люди нужны ей в команде. Сидящая в глубине зала Барбара делала отчаянные знаки подруге в попытках вернуть ее за свой стол, но Фиона не обращала на них никакого внимания.

— Барбаре за меня стыдно, но я подумала, что если не спрошу вас, то так никогда и не узнаю, есть ли у меня шанс.

Она казалась сообразительной и бойкой. Почему бы не прочитать ее резюме?

— Конечно. — Клара улыбнулась. — Присылайте, как сможете, и не забудьте телефонный номер, чтобы я могла с вами связаться. Кстати, это Аня.

— Привет, Аня. Приятного аппетита. Большое спасибо. — И Фиона вернулась к своему столику, где Барбара сразу же накинулась на нее.

— Милая, правда? — Казалось, Клара была готова общаться с Аней на равных.

Аня, ужасно польщенная, согласилась:

— У нее хорошая улыбка. Вы возьмете ее?

— Определенно, — кивнула Клара. — Ну, Аня, как ты думаешь, взять нам по мороженому? Или пойдем руководить?

— Пойдем руководить, мадам, — ответила Аня. Они хорошо пообедали, но нужно уметь вовремя подвести черту.

В семь часов Клара выплатила Ане ее дневной заработок.

— Увидимся завтра в восемь тридцать, — добавила она.

Аня расплылась в широкой улыбке.

— Я завтра снова работаю? — Она восторженно прижала руки к груди.

— Конечно, если ты не против. Ты ведь теперь опытный сотрудник. Но завтра, возможно, придется убираться и двигать мебель. Разумеется, я помогу.

— Спасибо, мадам, от всего сердца спасибо, — поблагодарила Аня. — И спасибо за прекрасный обед. Вы очень добрый доктор.

— Дома обо мне думают иначе, — вздохнула Клара. — Они считают меня сумасшедшей.

Ади привела ужинать своего приятеля Герри. Они сидели за кухонным столом и ели суп и салат, когда вошла Клара. Ади встала, чтобы положить матери еды, но Клара помотала головой:

— Только кофе, милая. Я съела днем огромный обед. Бургер с жареной картошкой.

Герри состроил недовольную гримасу:

— Мясо! Очень плохо. Право, совершенно ужасно!

Ади удивилась:

— Ты обычно живешь в другом ритме, мама.

— Да, жизнь у меня сейчас далека от привычной. — Клара налила себе кофе и пошла наверх. По дороге она постучалась к Линде.

— Заходи. — Линда лежала в постели с маской на лице. Она была похожа на клоуна-мима или на ребенка, нарядившегося на маскарад привидением.

— Прости, не думала, что ты так рано ляжешь, — извинилась Клара.

— Я и не ложусь, я готовлюсь к выходу в свет. Около одиннадцати пойду в клуб, сегодня открывают новое место, хочу быть лучше всех.

Линда взглянула на Клару, как бы ожидая укора или небольшой лекции об антисоциальном ритме жизни. Разумеется, мама не преминет напомнить, как мало внимания Линда уделяет книгам и учебе. Но с Кларой никогда нельзя было угадать, чем обернется разговор.

— Линда, когда же ты будешь приносить домой деньги? — мягко спросила она.

— Так и знала, что ты начнешь брюзжать. — На лице Линды, даже сквозь маску, проступило раздражение.

— Кто это брюзжит? Просто задала вопрос.

— Ну, думаю, через пару лет, — ворчливо ответила Линда.

— Ты ведь заканчиваешь в следующем году?

— Мама, к чему этот разговор? Ты хочешь сдать мою комнату или что?

— Нет, мне очень нравится, что мы живем здесь все вместе. Просто сегодня я общалась со строителями, электриками, сантехниками…

— И ты собираешься жить с ними коммуной, — перебила ее Линда.

Клара проигнорировала этот выпад.

— И я подумала, что нужно построить вторую ванную комнату. Но твой заботливый, великодушный отец навряд ли захочет поддержать мою идею, вот я и раздумываю, откуда взять средства. Ади уже может немного вложить, и я надеялась, что в следующем году ты тоже будешь в состоянии поучаствовать.

— Я подумывала взять год на передышку, прежде чем начинать работать.

— Передышку между чем и чем, позволь уточнить? — язвительно спросила Клара.

— Не надо срывать на мне плохое настроение, если у тебя был неудачный день, — возмутилась Линда.

— Ничего подобного. У меня был очень удачный, совершенно отличный день. Я взяла на работу девушку примерно твоего возраста, она проработала с девяти утра до семи вечера, как маленькая рабыня. Я попросила ее выйти на работу завтра, и она захлопала в ладоши.

— Наверняка она не ирландка, — заметила Линда.

— Когда-нибудь будет, пока она полячка.

— Ага! — В голосе Линды звучал триумф.

— Ой, Линда, лучше закрой рот, ты ничегошеньки не знаешь о работе и притом блеешь, что тебе нужен год на передышку. Ты не представляешь, как тебе повезло.

— Вот уж не думаю, что мне повезло. Мои родители ненавидят друг друга. Отец собирается жениться на моей ровеснице. Представь, каково мне это. Моя мать — трудоголик, который жалуется, что я не убиваюсь, зарабатывая на жизнь, хотя мы договорились, что я буду учиться. Я сижу здесь, никого не трогаю, сплю, ты врываешься и вываливаешь на меня свои проблемы. Почему бы не напомнить мне о голодающих сиротах в Китае, Индии или Африке заодно с твоими рабынями-полячками?

— Маленькая дрянь, — холодно процедила Клара и хлопнула дверью.

— По поводу чего они кричат там наверху? — спросил Герри Ади.

— Видишь ли, Герри, — ответила она, — в реальном мире люди не могут ужиться, не понимают окружающих, не готовы принять чужую точку зрения.

— Во всем виновато красное мясо, — сказал убежденно Герри. — Если ты ешь днем мертвых коров, это не может привести ни к чему хорошему.

На следующее утро, когда Ади спустилась завтракать, Клара уже ушла. Похоже, она ничего не съела — и не оставила записки о планах на вечер. Должно быть, вечерняя ссора оказалась серьезнее, чем показалось Ади вчера. Когда Ади разбудила Линду, та оказалась не в лучшем настроении.

— В этом доме стоит только закрыть глаза, как немедленно кто-нибудь врывается с криками и руганью, — пожаловалась она, пытаясь прогнать сон.

— Что у вас с мамой произошло?

— Господи, я откуда знаю? Вчера она была совершенно не в своем уме, жаловалась, что я не полячка, что я не вкладываю денег в новую ванную и что я до сих пор студентка. Чуть дверь с петель не сорвала. Она совсем не в себе, говорю же.

— О чем вы разговаривали?

— Понятия не имею. Может, она расстроена из-за того, что папа хочет жениться на Синте.

— Она давно не любит папу.

— Откуда нам знать, кого она любит, она же совершенно чокнутая. А теперь, пожалуйста, отстань от меня, я хочу спать.

— А лекции?

— Ади, ради бога, иди уже отравлять юные умы, пожалуйста.

Линда снова завернулась с головой в одеяло. Ади пожала плечами и вышла. От сестры все равно больше ничего не добиться.

Маленькая Аня сидела у входа в центр.

— Вы ведь правда сказали, что я могу прийти, мадам?

— Да, я так и сказала, Аня. Сегодня я сделаю для тебя ключи, так что завтра ты сможешь войти первая.

— Вы дадите мне ключи?! — Аня была поражена.

— Конечно, тогда ты сможешь приготовить кофе к моему приходу.

— У нас будет кофе-машина?! — снова взволнованно воскликнула она.

— Да, ее привезут сегодня, а сейчас возьми деньги и спустись вниз, купи нам две больших чашки кофе и выбери что-нибудь на завтрак. Что-нибудь очень сладкое, нам понадобится много энергии: круассан, пончик… На твой вкус, по штуке на нос.

— Какая чудесная работа! — Аня послушно умчалась за покупками.

День пролетел незаметно. Бригада строителей работала весело и быстро. Вскоре центр начал напоминать место, рисовавшееся Кларе в воображении. Ее собственный стол стоял в самом центре происходящего, так что все перемены были у нее на виду. Нужно обеспечить пост медсестер и подать заявку в “Дженерал Медикал Сапплайз”. Привезли кровати для пациентов, помещения разделили на отсеки ширмами из материала, выбранного Кларой. Приемную покрасили и расставили стойки, где будут помещены буклеты с информацией для сердечников. Здесь поставят кулер для пациентов и кофеварку.

Комната Лавандер была готова принять диетолога. Сегодня, чуть попозже, должны привезти весы в ее кабинет и на сестринский пост.

Кабинет физиотерапевта был совершенно пуст. Какое оборудование они получат, зависит от того, что Джонни и Клара смогут выжать из начальства. Пока все шло на удивление хорошо. Клара еще покажет Фрэнку, кто она такая. В обеденный перерыв Аня, к удивлению Клары, принесла ей сэндвич с салатом и кофе.

— Сейчас я отдам тебе деньги. — Клара полезла в сумку.

— Нет, мадам, вы дали мне много денег вчера. Сегодня я угощаю.

Она казалась такой довольной и гордой, что у Клары защемило сердце. На фоне Ани ее особенно раздражала собственная ленивая дочь, которая в этот момент, вероятно, отсыпалась после ночной гулянки.

— Мадам, вы уже нашли всех нужных сотрудников?

— Нет, Аня, мне все еще нужен офисный менеджер. Человек, который будет держать в порядке финансы. Кто-то, кто прикроет мой тыл.

— Прикроет тыл? — Выражение оказалось новым для Ани.

— Да. Не даст мне попасть впросак, сесть в лужу.

— И это будет ваш секретарь?

— Вроде того, но в секретарши мне хотят навязать молоденькую девочку. А от нее пользы не будет. Мне нужен человек, который сможет потягаться с монстрами вроде Фрэнка Энниса и его банды. Ребенок с такой задачей не справится.

— Думаете, победа будет за вами, мадам? — В глазах Ани плясали взволнованные искорки.

— Если я найду подходящего человека, мы наймем его прежде, чем все поймут, что к чему. Осталось только найти.

— У вас получится, мадам. Я точно знаю.

— У тебя веры больше, чем у меня, Аня.

— Как же жить без веры? — спросила Аня, прихватив веник, и отправилась жизнерадостно подметать пол за плотниками, а потом принесла им с Кларой две большие чашки чая.

Когда первая неделя почти подошла к концу, Клара поняла, что пора познакомиться с местным фармацевтом. Она знала, что его зовут Питер Барри и что этот суетливый мужчина лет пятидесяти содержит аптеку в торговом районе неподалеку от центра. Когда центр начнет работать, именно он будет продавать лекарства по их рецептам. Нужно убедиться, что у него в запасе есть все необходимые сердечные средства и лекарства от давления, которые она выпишет.

Клара могла не беспокоиться. Питер Барри был настоящим профи. Несмотря на суетливость, он читал все последние исследования по новейшим препаратам и противопоказаниям. На мгновение Кларе показалось, что она снова студентка на лекции.

— Желаю успеха вашему центру, — формально попрощался он. — Он очень нужен, людям пора осознать, что они в состоянии держать под контролем свои недуги.

— Да, безусловно. Давно пора было открыть что-то подобное, — пробормотала Клара. Когда ей говорили, каким нужным делом она занимается, она отвечала привычной, ничего не значащей вежливой фразой. Никто не должен заподозрить, как она презирает этот тупик, в который завела ее жизнь. Она выполнит свою работу как можно лучше — и отправится дальше. На лице Клары сияла улыбка.

— Вы правы. Видели бы вы, как пациенты прижимают к груди свои бутылочки с лекарствами в ужасе, что они не поняли, какая именно магическая пилюля позволит им выжить. Я пытаюсь поддержать их, но часто им нужно поговорить, расспросить, научиться, а на это у меня просто нет времени.

Фармацевт произвел на Клару хорошее впечатление. Он оказался гораздо более человечным, чем она ожидала.

— Согласна, работы много. У вас есть помощник?

Питер Барри снова принял строгий вид.

— Позвольте вас уверить, доктор Кейси, в аптеке всегда присутствует квалифицированный специалист. Хотя для моего помощника это только подработка. Видите ли, я надеялся, что моя дочка Эми займется аптекой вместе со мной. Но… эти дочери! — Он пожал плечами.

— А что выбрала Эми вместо аптеки? — сочувственно спросила Клара.

— Вероятно, поиски себя. А это можно делать очень долго. — В его голосе звучали годы разочарования.

— Моя с уверенностью рассуждает о годе передышки. Она хочет еще один год просидеть на моей шее, не принимая решений. — Клара знала, что в ее голосе слышна горечь. Она только надеялась, что на лице и поджатых губах не проступило холодное, жесткое выражение, свойственное ее матери. Но возможно, у матери Клары также были причины разочароваться в дочери. Чего она добилась в жизни? Две хмурые девочки, разрушенный брак, неудачная карьера в кардиологии, хотя все утверждали, что это ее призвание. Возможно, ее мать так же разочарована в ней, как она — в Линде, как этот мужчина с очками на макушке — в своей дочери.

Питер Барри не собирался менять тему.

— Что бы вы сделали, если бы могли начать сначала? — спросил он.

Клара в точности знала что. Она не стала бы выходить замуж за Алана. Но тогда у нее не было бы двух девочек, а это немыслимо. Да, правда, с ними иногда сложно, но это ее дети — она так хорошо помнила день рождения каждой. Они бывали очень славными, любящими, забавными и нежными. Она и представить не могла себя без них. И все же — если бы она не вышла за Алана, она бы заслуженно сделала серьезную карьеру в кардиологии. Но Клара провела много лет, скрывая свои истинные чувства и притворяясь спокойной. Она не собиралась расслабляться и обсуждать с этим мужчиной свою личную жизнь.

— Господи, трудно так с ходу ответить. А что бы сделали вы? — Она уверенно приняла мяч и отправила пас обратно.

Питер Барри не колебался.

— Я бы снова женился, и у Эми был бы настоящий дом, — просто ответил он. — Ее мать умерла, когда девочке было четыре года. Она так и не узнала, что такое семья.

— Вот так взять и найти свою любовь, да еще и жениться — это непросто, — покачала головой Клара. — Должно очень повезти, не правда ли?

— Не знаю. На самом деле не знаю. Мне кажется, в мире множество людей, из которых получились бы превосходные спутники, супруги, половинки, если бы мы об этом просто как следует задумались.

Клара пробормотала что-то в знак согласия и ушла. На экране телефона мигало сообщение от Алана, но она не стала читать его. Она уже вновь погрузилась в заботы, что нужно сделать, над чем поработать и каких ошибок избежать. Размышлять об Алане было просто некогда. Впрочем, к концу дня она почувствовала, что готова прочитать его послание. Она сделала больше, чем полагала возможным.

Чудовищный Фрэнк Эннис явился с неожиданным визитом, явно ожидая увидеть в центре сумятицу и переполох, но вместо этого обнаружил, что работа почти выполнена. Уже привезли покрытие для пола, строители были бодры и полны энтузиазма, мебель заказали, и Тим, новый охранник, с гордостью продемонстрировал Фрэнку выбранную им систему безопасности. Медсестры Барбара и Фиона деловито наводили порядок на своем посту. Лавандер принесла плакаты о здоровом питании. Джонни установил свои тренажеры. И в довершение всего Клара нашла себе помощницу.

Ее звали Хилари Хики, она зашла поинтересоваться насчет какой-нибудь подработки. Хилари была профессиональной медсестрой, эксфузионистом и работала в администрации больницы. Сорокадевятилетняя вдова, она жила с единственным сыном. В силу домашних обстоятельств ей нужно было проводить часть времени дома, поэтому она не могла выйти на полный рабочий день. Еще до окончания собеседования Клара поняла, что Хилари идеально ей подходит. Но она предпочла подавить свою привычку принимать решения, не взвесив все “за” и “против”.

— Домашние обстоятельства связаны с вашим сыном? — спросила она.

— Нет, с матерью. Она уже пожилая женщина и живет с нами. За ней необходимо присматривать, просто время от времени заглядывать домой, проверять, все ли в порядке.

— Конечно, конечно. А как у нее со здоровьем?

— Совершенно прекрасно. Она нас всех переживет. Бывают небольшие проблемы с головой, но беспокоиться не о чем.

Энергичная Хилари была готова браться за любую работу. Она помогла Ане, Кларе и Джонни перенести огромный аппарат, похожий на беконорезку, впрочем, Джонни уверял, что это тренажер для рук. Хилари с легкостью нашла общий язык со всеми сотрудниками. Когда Фрэнк Эннис явился инспектировать клинику, она была в кабинете. Клара не могла бы пожелать лучшего союзника. Она представила друг другу Фрэнка и Хилари:

— Мисс Хики.

Он кивнул и пожал Хилари руку.

— Рада знакомству, Фрэнк, — улыбнулась Хилари.

У Фрэнка так перекосилось лицо, что Кларе пришлось прикрыть рот рукой, пряча улыбку. Он так привык быть мистером Эннисом, так привык к огромному уважению.

На Аню, налившую ему кофе, он посмотрел с некоторым непониманием.

— А вы… вы будете…

— Я буду Аня Праски, — ответила она.

Он раздраженно хмыкнул, но сообразил, что она не хотела передразнивать его. Скорее всего, она просто плохо владела языком.

— Вы здесь работаете?

Клара вмешалась:

— Я плачу ей из наличных, выделяемых на мелкие расходы, но предпочла бы перевести ее оплату на более регулярную основу, — объяснила она.

— А за что вы ей платите?

— Она работает сиделкой, — ответила Клара не моргнув глазом.

— Но сиделки помогают медсестрам в больничной палате, у нас в штате их нет.

— Нам очень понадобится сиделка. У нас будут пациенты в креслах-каталках, некоторым понадобится помощь, чтобы дойти от автобусной остановки и вернуться обратно, нам нужно, чтобы кто-то готовил кофе, нам нужна уборка, нужно, чтобы кто-то заботился об уюте и комфорте для посетителей и сотрудников. Нужен человек, который сбегает в аптеку к мистеру Барри для пациентов, которые не могут дойти туда сами. Нам постоянно нужно ходить в больницу, чтобы забирать рентгеновские снимки и просто передавать сообщения. Поверьте, наша сиделка будет занята делом каждую минуту рабочего дня.

— Боюсь, мы никак не сможем убедить в этом больницу, — начал Фрэнк.

Клара увидела, как сощурилась Хилари. Битва началась.

— Видите ли, доктор Кейси, у вас уже есть мисс… э-э-э… Хики, она будет вашим помощником. Навряд ли мы можем рассчитывать на неиссякаемый источник вакансий…

Хилари перебила его:

— Послушайте, Фрэнк, с вашей силой убеждения вы можете заставить всю больницу плясать под свою дудку. И потом, ведь вы не думаете, что у меня такие же молодые ноги, как у Ани, не стану же я мыть полы, да и глупо тратить на это мое время, я буду помогать управлять нашим центром. В общем, уверена, вы позаботитесь, чтобы Аня осталась у нас.

Казалось, пауза длилась не меньше десяти секунд, хотя Клара понимала, что на самом деле не прошло и трех. Наконец Фрэнк заговорил.

— Сколько вы ей платите? — пролаял он.

— Минимальную ставку, но сейчас, после недельной стажировки, я хотела…

— Минимальная ставка! — отрезал он и вышел.

Аня обняла их обеих и принесла шоколадное печенье. После такого прекрасного дня Клара нашла в себе силы прочитать сообщение Алана. Он хотел встретиться, предлагал выпить после работы или даже поужинать. Клара написала ответ. Он может заехать, но без вина, они пообщаются час, без ссор и ругани, не вмешивая девочек. Если он согласен, то пусть приезжает в семь.

В ту же минуту позвонила Кларина мама и попросила дочь заехать и помочь ей выбрать ткань для штор. Клара прекрасно знала, что это бессмысленная затея. Ее мать наслаждалась состоянием нерешительности. Они ни на чем не сойдутся и ничего не выберут.

— Не могу, мама, — ответила Клара. — Мне нужно встретиться с Аланом.

— Надеюсь, чтобы наконец избавиться от него? — едко поинтересовалась мать.

— Может быть. А может быть, и нет. Посмотрим. — Кларе не хотелось ссориться.

— По-моему, мы уже все видели, — огрызнулась мать, — и то, что мы видели, нам не понравилось.

— Разумеется, мама. — Клара обессиленно отключилась и положила трубку на стол.

Хилари сочувственно посмотрела на начальницу. Работает как проклятая, хорошо бы у нее сегодня сложился приятный вечер. Хилари не удержалась от вопроса, но ответ Клары ее удивил.

— Сегодня заедет мой бывший муж, от которого я смертельно устала, и, уверена, снова заведет разговор о разводе, — просто ответила Клара.

— Но вы согласитесь — и избавитесь от него. — Хилари произнесла это так, как будто это было совершенно очевидно.

— Почему я должна делать его жизнь легче? — ощетинилась Клара.

— Потому что если вы будете цепляться за него, хуже будет вам. Мне пора бежать. Одному Богу известно, что там творит моя бедная мама, — с этими словами Хилари ушла.

Когда Клара ехала домой, позвонила ее подруга Дервла.

— Он сегодня снова придет, — объяснила Клара.

Дервла никогда не любила Алана, но обычно она сдерживалась. На этот раз, услышав новости, она не стала скрывать свои чувства:

— Я слышу, что он придет или что он не пришел, последние двадцать пять лет. Клара, соглашайся на этот чертов развод. Ради бога, покончи наконец с этим.

— Спасибо, Дервла, — рассмеялась Клара.

— Ты что, думаешь, он устанет от своей новой подружки и захочет вернуться к тебе?

— Нет. Я слишком старая и морщинистая.

— Если он захочет вернуться, ты примешь его?

— Ну уж нет. С меня хватит, — сказала Клара. Она не хотела бы снова пережить все это.

Клара обрадовалась, обнаружив, что девочек нет дома. Так будет проще. Она приняла душ и вымыла голову. Но едва она успела чуть подсушить волосы и переодеться в свежую розовую рубашку, как раздался звонок в дверь. Клара предложила Алану кофе. Черный, как всегда.

— Давай просто поболтаем, Клара, как в старые времена, — попросил он.

— Не как в старые времена. В старые времена мы, если помнишь, по большей части пытались переорать друг друга.

— Что же, значит, как в очень старые времена.

Улыбка у него хорошая, в этом ему не откажешь. Он склонил голову к плечу, как бы предлагая взглянуть на вещи с его стороны, — конечно, именно так она много лет и поступала.

— О чем же мы говорили в очень старые времена?

— О работе, о детях, друг о друге, — ответы давались ему легко.

— Ну, работа — самая безопасная тема. Как у тебя дела?

— Все в порядке. Конечно, утомительно. Банковское дело изменилось за последние годы. Работать стало значительно тяжелее. А у тебя как?

Он спрашивал так, будто ему на самом деле было интересно.

Она рассказала ему о полячке Ане, о новой помощнице Хилари Хики. О двух смешливых медсестрах, о физиотерапевте, о диетологе Лавандер и охраннике Тиме. Она даже рассказала о чудовищном администраторе Фрэнке и о фармацевте Питере Барри. И — да, ему на самом деле было интересно.

А если бы он не встретил эту профурсетку Синту? Смогли бы они дальше жить вместе? Клара решительно тряхнула головой, стараясь выбросить непрошеную мысль. Нет, это невозможно. Как ни противно вспоминать, но Синта у него далеко не первая, и сколько их еще будет, бог его знает.

Он расспрашивал ее про новых коллег, о которых она рассказала. А ведь он очень, очень внимательно слушает. Она помнила эту его черту. Она всегда обсуждала с ним свои рабочие дела. Алан был хорошим слушателем. Когда ей пришлось в одиночку пройти через унижение, когда ее работу передали другому, ей так не хватало Алана. Она долила ему кофе.

— Может, ты еще с кем-нибудь познакомишься на новой работе, — словно успокаивая ее, сказал он.

— На этой неделе я, должно быть, познакомилась с сотней людей, — вздохнула она.

— Нет, я имел в виду, с кем-нибудь. В смысле, сойдешься с кем-нибудь. — Он обезоруживающе улыбнулся.

Клара оторопела. Алан желает ей сойтись с кем-то? Каким же он бывает бесчувственным толстокожим болваном!

— А вот это не твое дело, и я не собираюсь обсуждать с тобой эту далекую перспективу. Очень мило с твоей стороны, что ты заботишься обо мне, но, честно говоря, я нахожу твой тон невыносимо покровительственным.

— Покровительственным? Я тебе покровительствую? Ты, должно быть, шутишь! Это при твоих-то мозгах, Клара? Куда уж мне…

— Брось, Алан. Еще скажи, что женился на мне, потому что я такая умная.

— Я сделал это по многим причинам, и не последняя из них — то, что ты была и остаешься одной из самых красивых женщин в мире.

Он погладил ее по щеке. От неожиданности Клара отшатнулась:

— Алан, пожалуйста!

— Только не говори, что ты ничего ко мне не чувствуешь. Ты такая красивая, у тебя такие роскошные волосы. Ты пахнешь, как цветок. Иди сюда, дай тебя обнять.

Клара была так ошарашена, что не успела увернуться, и вот уже, прежде чем она смогла вырваться, он держит ее лицо в ладонях и покрывает поцелуями.

— Ты с ума сошел? — задохнулась она. — Прошло пять лет!

— Пять лет с тех пор, как ты выставила меня! Но я-то не хотел уходить. В душе — никогда не хотел.

— Так… Тебя, что ли, Синта тоже выставила? — Клара подозрительно прищурилась.

— Вовсе нет, она тут вообще ни при чем. Дело в нас.

— Никаких “нас” нет, Алан, оставь меня. — Она попыталась вырваться, но он только крепче прижал ее к себе.

— Ах, Клара, как это напоминает старые времена, — жарко прошептал он ей на ухо.

Наконец она оттолкнула его и отскочила в другой конец кухни, поставив стул между Аланом и собой.

— Что ты имеешь в виду? Как это Синта ни при чем? Ты живешь с ней! Господи помилуй, да она беременна. Ты приехал говорить о разводе со мной, чтобы жениться на ней. — Ее глаза гневно сверкнули. — Ну, выкладывай!

— Просто хотел, чтобы ты расслабилась. Ты же вся как сжатая пружина, того и гляди распрямится и ударит по лбу. Отпусти себя, тебе ведь было со мной хорошо, я умею доставить тебе удовольствие. Может, попробуем еще раз, а?

Он улыбнулся, красавчик Алан, всегда привыкший добиваться своего. Он ничуть не изменился. И скорей всего от Синты тоже погуливает. Внезапно у Клары словно пелена с глаз спала. Выбросить его из головы срочно, не думать ни минуты больше, пытаясь что-либо понять, иначе ничем хорошим это не кончится.

— Значит так, — сказала Клара резко, — ты меня таки достал. Убирайся и скажи своей крошке Синте, что она добилась своего. Будет тебе развод, а ей в качестве переходящего приза — ты. Не забудь добавить, что все это тебе удалось, как только ты вознамерился меня трахнуть.

— Я бы описал это иначе, — пробормотал он.

— Это можно описать только так, и именно так это будет описано.

— Ты ведь ничего не скажешь девочкам. — В его голосе прозвучали испуганные нотки.

— Вряд ли это произведет на них большее впечатление, чем новость о том, что у тебя будет ребенок от их ровесницы.

— Пожалуйста, Клара…

— Уходи, Алан. Уходи немедленно.

— Ты лишаешь себя радости жизни. Ты прекрасно выглядишь…

— Иди, пока еще можешь ходить.

Клара подхватила стул и замахнулась, словно собираясь использовать его в качестве оружия. Алан попятился и так, задом, добрался до двери и быстро выскользнул прочь. Ни гнева, ни обиды. Осталась пустота и… стыд. Как, как ей могла прийти в голову мысль, пусть даже на мгновение, что все можно вернуть, что этот никчемный мужчина устанет от своей любовницы и захочет вернуться к ней.

Завтра же она начнет бракоразводный процесс.

Алану удалось то, чего не смогли добиться ее мать, дочери, лучшая подруга Дервла и новая помощница Хилари. Его идиотская попытка заняться с ней любовью… и ведь он был уверен, что она бросится скидывать с себя одежду… Будет ему развод! Хотя… А вдруг он не хотел разводиться? Впрочем, это уже неважно, она никогда этого не узнает — и не хочет знать. Нужно подумать о вещах поважнее. Впервые с момента, как Клара вступила в новую должность, она на самом деле почувствовала, что работа, пожалуй, самое главное в ее жизни.

Сейчас она выкинет Алана из головы и подумает о завтрашнем дне. Нужно встретиться с новым рыжеволосым врачом и показать ему клинику. Он, кажется, приятный юноша — хорошее резюме, спокойные манеры. Все что нужно пациентам-сердечникам. Его зовут Деклан Кэрролл, и у Клары такое чувство, что они отлично сработаются.

Глава 2

Маме было бесполезно объяснять, что ничего такого героического он на работе не совершает. Молли Кэрролл рассказывала всем и каждому, что ее сын получил блестящую должность и будет теперь главным кардиологом. Попытки переубедить ее ни к чему не привели. Так или иначе, все друзья и знакомые с детства привыкли считать Деклана вундеркиндом. Объяснять им, что это всего лишь часть подготовки и прежде чем получить диплом врача, он должен “отбыть срок” в кардиологии, задача утомительная, занудная, а то и вовсе безнадежная.

Он уже отработал полгода на “скорой”, до этого столько же в детской больнице, а после кардиологии его ждет еще полгода в гериатрии. Только тогда он будет считать достаточно квалифицированным, чтобы заняться собственно терапией.

Ну вот как это объяснить родителям? Его отец, Пэдди Кэрролл, был тихим, безобидным продавцом мяса в супермаркете, выпивал каждый вечер свою пинту пива, по субботам — три пинты и с суеверным восторгом восхищался успехами сына.

— Твоя мать, должно быть, переспала с компьютером, чтобы у нас получился ты, — любил повторять он с восхищением.

Деклан ненавидел это. Как бы ему хотелось, чтобы его отец не унижал себя вот так. Деклан был бы гораздо счастливее, если бы Пэдди осознал, что всего в своей жизни Деклан добился просто потому, что очень много работал.

Завтрак Молли приготовила как на убой.

— Кто знает, когда у тебя получится снова поесть, — суетилась она вокруг сына. — К тебе весь день будут ходить на консультации, спрашивать твое мнение…

— Скорее уж вводить в курс дела и рассказывать, что к чему, — пробормотал Деклан, с ужасом глядя на огромную тарелку еды перед собой.

Пэдди Кэрролл бросил многозначительный взгляд на Димплза, большого спящего пса.

— Ты ведь не забудешь выгулять его перед работой, сынок? — спросил он.

Деклан понял намек. Нельзя огорчать маму, отказываясь от ее гигантского завтрака, но Димплз быстро управится с сосисками и кровяной колбасой. Молли обняла сына, прежде чем отправиться открывать прачечную.

— Я так тобой горжусь, так горжусь, — сказала она.

— Мама, ведь это все благодаря вам с отцом, вы вечно работали сверхурочно и экономили для меня.

— Так бы всем и рассказала, что мой мальчик — специалист по сердечным болезням. — Ее лицо светилось от счастья.

Деклан Кэрролл знал, что новости придется выслушать каждому клиенту прачечной. Возможно, она даже покажет фотографию его выпуска. На ней Деклан, в полном студенческом обмундировании, из-за веснушек и рыжих волос выглядит самозванцем, во всяком случае, так всегда казалось ему самому. Три таких фотографии, только увеличенных, висели в каждой из комнат их маленького дома.

Димплз — наполовину лабрадор, наполовину дворняжка — оценил неожиданный завтрак по достоинству. Деклану показалось, что этим утром даже собака гордится им. Хорошо, что никто не знает, как он волнуется — первый день на новом месте… Нужно приехать заранее. Нельзя в первый день опаздывать. Он потрепал разомлевшего пса за загривок, сел на велосипед и поехал в клинику. Лавируя между машинами в утренней пробке, он думал, что ему было бы гораздо легче, если бы у него был предшественник, тогда Деклан вошел бы в уже проторенную колею. Но увы… Он будет первым стажером, первым ординатором, первым мальчиком на побегушках. Или, как с наслаждением повторяла его мама, старшим кардиологом.

Деклан пристегнул велосипед на замок рядом с клиникой. Его просили быть на месте в девять тридцать, но он приехал на полчаса раньше. Клара Кейси, элегантная, ухоженная женщина, уже провела его по клинике после собеседования. Она выбрала для здания открытую планировку и особенно подчеркнула, что ее сотрудники не смогут отсиживаться в кабинетах. Разумеется, у него будет стол и шкаф, но главная цель персонала — помогать пациентам справляться с недугами и вовлекать в работу каждого члена команды.

Она знала свое дело, эта доктор Кейси; как-то, не больше года назад, он слышал, что ее прочат на серьезное место в кардиологическое отделение больницы, но вышло по-другому. Может, она сама не захотела. Пока ясно одно: больничных властей она не боится. Это дает огромное преимущество, подумал Деклан. Интересно, научится ли он когда-нибудь подобной смелости. Возможно, что и нет. Деклан был не храброго десятка, а его родители отличались такой скромностью, что из-за этого он еще больше боялся сделать что-то не так. Помнится, когда он работал в “скорой помощи”, у него на руках умер молодой парень, разбившийся на мотоцикле. Приехав домой и все еще трясясь мелкой дрожью, Деклан рассказал обо всем родителям.

— Но ты ведь не мог ему ничем помочь, Деклан, — заявила Молли.

— Никто не посмеет упрекнуть тебя, сын. — Пэдди был готов стоять горой за своего мальчика.

Но они, похоже, совсем не поняли, что Деклан вовсе не считал себя ответственным за смерть пьяного гонщика. Он просто искал сочувствия, шутка ли, услышать последний вздох парня, который на каких-то пару-тройку лет моложе тебя. Деклану хотелось, чтобы кто-нибудь обнял его и сказал: “Ты хороший парень, Деклан. Когда-нибудь ты станешь отличным врачом…” А вместо этого родители переполошились, не придет ли кому-нибудь в голову обвинить их мальчика в причастности к этой смерти. Трудно быть храбрым и дерзким, когда дома только и знают, что бояться, не закроется ли мясной отдел, не потеряет ли отец работу или не дай бог в прачечной вместо матери наймут кого-нибудь помоложе.

Зато Деклан хорошо умел слушать. Скоро он поймет, что к чему на новой работе.

Он надеялся, что приехал не слишком рано. Не хотелось показаться чересчур восторженным и навязчивым. Но девушка, открывшаядверь, ему явно обрадовалась.

— Я — Аня. Сейчас я сделаю ваш бейджик. Вам как написать? — Она широко улыбалась и говорила с заметным акцентом.

— Думаю, просто фамилию, — удивленно ответил он.

— Вы хотите кельтские буквы или просто жирный шрифт?

— Вы местный каллиграф? — спросил он.

— Извините?

— Простите, вы эксперт по письму?

— Нет, но Кларе понравился бейджик, который я ей сделала, и она предложила сделать такие всем. Клара говорит, они лучше, чем скучные больничные, к тому же пожилым людям сложно прочитать, что на них написано, слишком мелкий шрифт. Она дала мне вот эти специальные ручки, для тонких и толстых штрихов.

— Уверен, администрация больницы оценила нововведение, — заметил Деклан.

— Нет, совсем нет, но Кларе все равно. — В голосе Ани звучала гордость.

— Отлично. Пожалуйста, Аня, напишите мою фамилию кельтским шрифтом.

— Хорошо. Сейчас напишу, и когда подойдут остальные, вы сможете прикрепить ваш бейджик на форму. Так что все будут знать, кто вы.

Ане явно нравилось здесь работать, хотя и непонятно было, кем она числилась — секретаршей, медсестрой или уборщицей. Но то, что она сама не посчитала нужным объяснять, было хорошим знаком. Значит, она — часть команды. Деклан расслабился и наблюдал за тем, как Аня уверенной рукой надписывает его имя: Д-р ДЕКЛАН КЭРРОЛЛ. Маме очень понравится, надо сделать копию и принести ей.

Постепенно один за одним подтянулись остальные сотрудники.

Лавандер, диетолог, похвалила его выбор. Молодежи нынче лишь бы покрасоваться, вот они и идут в консультанты, а пользы от них никакой. А большинству людей, как, например, Китти Рейли, нужны не консультанты, а хорошие врачи.

Барбара, милая, веселая медсестра, сказала, что эта клиника — отличное место. Они всего две недели как открылись, но в конце дня чувствуешь, что принес пользу и не зря приходил на работу. Замечательное ощущение, к сожалению, не многим, судя по всему, дано его испытывать. Барбара похвалилась, что в начале каждой недели принимает три решения. На этой неделе она собирается сбросить два килограмма, заставить эту несносную грубиянку Китти Рейли выучить названия своих таблеток и сходить на благотворительную вечеринку в очень модный гольф-клуб. Они с подружкой Фионой слышали, что там будут невозможно прекрасные кавалеры.

Хилари Хики представилась помощницей Клары, поприветствовала Деклана и пообещала, что ему здесь понравится. Видеть, как люди, уже списавшие себя со счетов и попрощавшиеся с жизнью после сердечного приступа, осознают, что с болезнью можно справиться, — настоящее волшебство.

Охранник Тим сообщил, что каждый день будет ненадолго заглядывать в клинику, главным образом, чтобы убедиться, что все в порядке, затем уточнил, собирается ли Деклан хранить какие-то препараты в шкафу и если да, то им понадобятся дополнительные меры предосторожности, опись и замки. Подумав, Деклан решил, что, пожалуй, будет только выписывать рецепты, а за самими лекарствами пациенты пусть ходят в аптеку.

Деклан познакомился и с физиотерапевтом Джонни, который признался, что возлагает на клинику большие надежды. Эта женщина, Клара, имеет больше мужества, чем многие ее коллеги-мужчины. Несмотря на полное отсутствие денег, она пошла и заказала необходимую технику. Джонни сначала даже боялся распаковывать коробки, опасаясь, что кретин-администратор Фрэнк как-там-его-фамилия все отнимет. Но нет, хитроумная Клара устроила пресс-конференцию и публично поблагодарила больницу за ультрасовременное оборудование, участие и поддержку. Фрэнку, вот досада, нечем было крыть.

Деклан заметил, что директора клиники все называют по имени. На его предыдущей работе ко всем обращались мистер-такой-то и доктор-сякой-то, там очень бдительно относились к неофициальной иерархии.

— А пациенты? — спросил он Хилари. — К ним тоже обращаться по имени?

— А мы их обязательно спрашиваем, какое обращение они предпочитают. Клара говорит, что им самим больше нравится, когда к ним обращаются по-простому, но попадаются капризные пациенты, а иногда и их дети возмущаются здешней якобы фамильярностью.

Все это имело для Деклана большое значение.

В этот момент вошла Клара — высокая, темноволосая, очень ухоженная. Первое, что замечаешь, глядя на нее, что она явно следит за собой. А затем видишь ее улыбку. Она улыбалась так, будто с нетерпением ждала встречи с вами — именно с вами.

— Деклан Кэрролл? Добро пожаловать, добро пожаловать. Жаль, что не смогла встретить вас. Ездила в больницу, встречалась с тамошними неандертальцами. Приходится тратить время на встречи с ними, иначе они за твоей спиной такого нарешают. Так или иначе, рада, что вы с нами. Вы со всеми познакомились?

— Кажется, да.

— Готовы приступить?

— Вполне. — Хотелось бы Деклану держаться так же непринужденно и в то же время с таким достоинством.

— Отлично. Тогда вперед.

Она свернула налево, к трем ярко освещенным терапевтическим кубиклам. Пространство разделяли разноцветные ширмы, при необходимости огораживая немного личного пространства. Кресла с откидывающейся спинкой, если пациенту нужно лечь, раскладывались в койки. Они остановились у первого кресла. Снизу вверх на них подозрительно смотрела пожилая женщина.

— Китти, это доктор Деклан Кэрролл. Деклан, это миссис Китти Рейли. Вот ее карта. Китти в превосходной форме, она будет приходить к нам раз в три недели. Деклан вас послушает, Китти, передаю вас в его руки.

— А куда делся врач, который приходил в прошлый раз?

— Сулонг? Он работал временно, теперь вас будет вести Деклан, — объяснила Клара.

— А он был квалифицированным врачом? У него было достаточно практики там, откуда он приехал?

— Да, несомненно, он получил превосходное образование в Малайзии. Но он только согласился выручить нас, пока на работу не вышел Деклан.

— Как поживаете, миссис Рейли? Или вы предпочитаете, чтобы к вам обращались по имени? — Деклан скорее почувствовал, чем увидел одобрение на лице Клары.

— Ну, раз уж вы будете меня слушать и все такое, думаю, вам стоит звать меня просто Китти, — неохотно ответила та.

— Отлично, Китти. Какие лекарства вы принимаете?

— Господи, да вы не лучше этой медсестры, Барбары, вот уж кто любит покомандовать. Вечно спрашивает, знаю ли я, где какая таблетка. Я вам так скажу: я принимаю те лекарства, которые вы мне здесь прописали.

— Китти, вам стоило бы самой разобраться, что именно вы пьете, — широко улыбнулся Деклан.

— С какой бы стати? — На лице пациентки вспыхнула готовность к дискуссии. — Это ваша работа, не так ли? А я должна просто принимать то, что выпишут.

— Да, но представьте, что у вас начался приступ, вы позвонили в клинику, вам посоветовали принять диуретик, ну, знаете, мочегонное, но вам это не поможет — вы ведь не знаете, где у вас какое лекарство.

Китти слегка смягчилась:

— То есть разбираться в таблетках нужно для моей же пользы?

— Именно так, Китти. Позвольте взглянуть на вашу аптечку. Если хотите, пройдемся по названиям вместе.

— Вы же не хотите, чтобы я их все выучила, как на уроке в школе? — ощетинилась Кити, хотя за ее воинственным видом на мгновение проявились скрытые хрупкость и уязвимость.

— Ну что вы, нет, конечно. Давайте разложим все на столе.

— А вы успеете послушать меня? — Китти хотела убедиться, что ничего не упустит.

— Обязательно. Я полностью в вашем распоряжении, — искренне заверил ее Деклан.

— Вот еще что, — блеснули глаза Китти. — Что вы думаете о падре Пио?

— О ком? — озадачился Деклан.

— Неужели вы о нем не слышали? У него были стигматы.

Деклан смутно припоминал, как его мать рассказывала что-то об итальянском священнике, у которого на руках, ногах и на боку были раны, как у Иисуса Христа.

— Поистине великий человек, — кивнул он с чувством.

— Не уверена, что он человек. — Китти была настроена так решительно, что готова была бороться даже с собственной тенью.

— Но в человечности-то ему не откажешь, правда ведь? Давайте все-таки посмотрим на ваши таблетки. Да здесь у нас все цвета радуги!

Клара вышла из кабинета. Она улыбалась. Кажется, Деклан Кэрролл был правильным выбором. У него задатки превосходного доктора, и пока он здесь, она с удовольствием будет учить его кардиологии.

В соседнем кабинете Барбара измеряла давление мистеру Уолшу. Его супруга требовала, чтобы к нему обращались именно таким образом, разве можно допустить, чтобы эти молоденькие медсестры называли ее супруга “Бобби”?! Мистер Уолш был терпеливым человеком. Он рассказал Барбаре, что всегда хотел жить легко и сейчас, когда ушел на пенсию, просто счастлив. Его сын, Карл, работает в школе учителем и любит свою работу. Бобби немного рисовал, в основном акварелью, ходил на рыбалку, проводил долгие счастливые часы в библиотеке. Его жена хотела, чтобы они больше развлекались, но, слава богу, кардиолог, отправивший его в эту клинику, порекомендовал покой. Барбара вздохнула. Приличные, порядочные мужчины вечно женятся на злобных грымзах вроде миссис Уолш. Так оно всегда и бывает. Впрочем, иногда мироздание проявляет несправедливость и другими способами. Сколько слез пролила ее подруга Фиона и сколько времени потратила на этого неудачника Шейна. Теперь он сидит в тюрьме за торговлю наркотиками. К счастью, Фиона не живет прошлым. Но сколько ей пришлось натерпеться!

Барбара никогда не влюблялась по-настоящему. Во всяком случае, еще не встречала человека, с которым захотела бы провести всю жизнь. Но все изменится в ближайшие выходные, когда они попадут на эту гламурную вечеринку. Гольф-клуб устраивает звездный аукцион. Там будут настоящие знаменитости, и можно будет поторговаться, чтобы известный певец приехал и исполнил номер у тебя на вечеринке, или шеф-повар приготовил ужин, или художник расписал дом или украсил сад.

Барбара слышала, что вечеринка обещала быть умопомрачительной. Два бесплатных билета ей подарил пациент, молодой парень, сотрудник банка. Она рассказала немного о вечеринке мистеру Уолшу, и тот ответил, что только безмозглые слепцы не оценят красоту Барбары и Фионы, которые должны сразить всех наповал.

Фионы сегодня в больнице не было; Клара подумала, что неплохо бы отправить ее на фармацевтическую конференцию. Какая-то фирма пригласила специалистов по кардиологии на ланч в крупном отеле. Фиона позвонила, как раз когда Барбара подумала о ней.

— Занята? — спросила она.

— Неа, сижу, закинув ноги на стол, пью “Текилу Санрайз”, — иронично ответила Барбара.

— Ясно, передышка между пациентами значит. Кто у тебя сейчас?

— Дай сообразить, ах да, душка Уолш, чокнутая Китти, несколько новеньких. Позвонила та милая дама с тявкающими собаками, она придет завтра.

— А, да, Джуди. Но ведь чертовы терьеры лучше, чем одиночество?

— Не уверена, — помрачнела Барбара.

— Как твои еженедельные решения? — поинтересовалась Фиона.

— На обед съела одно яблоко. Слушай, ты не поверишь, помнишь, я собиралась заставить Китти Рейли выучить названия таблеток — или удушить ее?

— Ага, и что, удушила?

— Нет, новый врач меня опередил. Теперь она знает, где у нее бета-блокаторы и где сердечные средства. Когда я спросила, где у нее диуретики, она показала на них и посмотрела на меня как на идиотку.

— То есть новый доктор — ого-го?

— Не то слово! Его зовут Деклан.

— Завтра на него посмотрю. Мне пора бежать. Сейчас подадут омаров, не хочу пропустить.

— Омаров? — вскинулась Барбара. — Под толстым слоем жирного майонеза? Или в горячем масле? Боже, как я хочу омаров.

Ее возглас услышал проходивший мимо Деклан.

— Нет, Барбара. Они вам не понравятся. Это резина, плавающая в жире. Вспомните о своем решении.

— Боже, кто это? — прошептала опешившая Фиона.

— Новый доктор, завтра его увидишь.

— Скорей бы наступило завтра, — вздохнула Фиона и повесила трубку.

* * *

Деклан ехал на велосипеде домой. Его дорога пролегала через районы, чей облик претерпевал стремительные перемены, и Деклан не уставал удивляться тем изменениям, свидетелем которых становился чуть ли не ежедневно. Раньше на этом рынке продавали капусту и картошку, а сейчас приезжие торговцы разложили здесь индийские шелка и экзотические специи. А вот огромное здание с роскошными квартирами внезапно выросло на месте… чего? Уже и не вспомнишь. Деклан привычно порадовался тому, что двигается быстрее машин, практически замерших в пробке. И вот он уже дома, на улице Сент-Иарлат.

Родители, как всегда, обрадовались его приходу, усадили за стол и принялись расспрашивать, как прошел день. Чтобы порадовать их, он приукрасил события и придал себе побольше важности. Затем спросил маму про падре Пио и тут же пожалел об этом, потому что на него обрушилось гораздо больше информации, чем он готов был переварить по этому малоинтересному для него вопросу. Расспросил отца, как прошел его рабочий день в мясном отделе. Пэдди Кэрролл пожал плечами. Ничего особенного, как всегда, сказал он, то толпы покупателей и каждого нужно немедленно обслужить, то ни души. Деклан съел две бараньи отбивные с консервированным горошком, вспоминая, как смешливая медсестра обсуждала с подругой омаров. Вот если бы родители хоть иногда выбирались куда-нибудь из дома. Он представил однообразные будни, как они с родителями живут здесь и живут и ничего не меняется… разве что когда-нибудь готовить на всех придется ему, потому что они больше не смогут этого делать.

На следующее утро Деклан снова поехал в клинику. На этот раз он торопился на работу, но не волновался — в конце концов, все уже выучили, как его зовут. В яркой, жизнерадостной приемной собирались и болтали пациенты.

Первой к нему вошла женщина по имени Джуди Мерфи, которая сообщила ему, что ее совершенно ничего не беспокоит, у нее все отлично, абсолютно отлично, но ее убеждают лечь в больницу на обследование на три дня. Проблема в собаках. У нее два щенка джек-рассела, кто будет за ними присматривать? На дорогой питомник денег нет, да и грустно им там. Сосед готов их кормить два раза в день, но гулять с ними он не станет. А собак нужно выгуливать. Так что в больницу она не ляжет. Может, ей выпишут лекарство посильнее. У нее ведь нет ничего страшного, да? Она с тревогой на худом лице наблюдала, как он читает записи в ее карте. Хронические ангины, сильные перепады давления. Взгляд Деклана упал на ее адрес. Джуди Мерфи жила в паре кварталов от его дома.

— Я могу их выгуливать, — предложил он.

— Вы… что?

— Могу их выгуливать. Я все равно каждый вечер гуляю с Димплзом, моей собакой, буду брать всех вместе. — Он заметил, как лицо женщины засветилось надеждой.

— С Димплзом? — переспросила она.

— Огромный, страшно обаятельный, кастрированный полулабрадор. А по жизни — котенок-переросток, вашим ребяткам понравится.

— Доктор, неужели?.. Доктор?

— Деклан, — поправил ее он. — Начну прямо сегодня.

— Но ведь я не лягу в больницу сегодня?

— Нет, Джуди, в больницу завтра, а сегодня мы с Димплзом будем знакомиться с вашими собаками. Я зайду в восемь. Идите запишитесь у Клары, потом Аня свяжется со стационаром, и вскоре вы будете совершенно здоровы.

— Вы самый лучший доктор, доктор Деклан, — заявила Джуди.

Клара тоже была в восторге от его успехов.

— Я велела ей приходить три раза в неделю, чтобы отслеживать ее состояние. Никому не удалось уговорить ее лечь в больницу, а вы смогли. Скажите, никакого Деклана до сих пор не канонизировали? Если нет, вы вполне можете стать первым.

— Вроде был какой-то святой Деклан, но я почти ничего не смог о нем выяснить. В святцах за Давидом идет Димитрий, так что я… бросил эти попытки. При крещении мать назвала меня Декланом Франциском, просто на всякий случай.

Клара рассмеялась.

— Она права, всегда стоит подстраховаться, — заметила она.

Но Деклан не слушал. Он засмотрелся на девушку в больничной форме — темных брюках и белой робе. Ей было чуть за двадцать, она стояла на коленях рядом с пожилым мужчиной и помогала ему заполнять анкету. Какие у нее длинные ресницы, какая восхитительная улыбка! Она определенно была самой прекрасной девушкой, которую он когда-либо видел. Впервые в жизни Деклан Кэрролл испытывал чувство, о котором до сих пор лишь читал, пел и грезил. Как он хотел познакомиться с прекрасной Фионой! Впервые с тех пор, как ему исполнилось четырнадцать, Деклан пожалел, что он не высокий красавец-брюнет, а веснушчатый рыжий увалень. Такая красавица и не взглянет на него.

Фиона оторвалась от анкеты Лара Келли и наткнулась на взгляд карих глаз. Надо было быть слепой, чтобы не заметить, сколько восхищения было в нем. Наверно, это и есть тот новый врач, который уговорил Китти выучить названия таблеток, а Джуди — лечь в больницу. Что же он за гуру такой?

— Добро пожаловать, Деклан, в наш сумасшедший дом, — поприветствовала она его.

— Это сумасшедший дом? — встревожился Лар, невысокий яйцеголовый лысый толстяк в галстуке-бабочке.

— Простите, Лар, конечно нет, я всего лишь неуважительно отозвалась о собственном рабочем месте. Деклан, это Лар Келли, великий эрудит! Каждый раз он рассказывает мне что-то новенькое. Хорошо, если бы он приходил каждый день.

— И что вы рассказали Фионе сегодня, Лар? — поинтересовался Деклан.

— Вы знаете, как меня зовут? — Девушка напрочь забыла, что на ней висит бейджик с именем.

— Разумеется, знаю. Я даже знаю, что вчера на обед у вас были омары, — добавил он.

— Ничего себе осведомленность! — Казалось, что ей было приятно такое внимание.

— А мне вы про омаров не рассказали, — расстроился Лар.

— Просто не успела. Честно говоря, их было очень мало, организаторы явно пожадничали.

Деклан хотел говорить и говорить с ней.

— Так что новенького принес вам Лар сегодня?

— Он научил меня футбольному правилу офсайда, — сказала Фиона.

— Вы знаете правило офсайда? — искренне восхитился Деклан. Едва ли кто-либо вообще может объяснить, что это такое.

— Лар сказал, что его применяют, когда нужно разогнать игроков, которые болтаются вокруг ворот противника в ожидании длинного паса. Если, когда вам пасуют, вы ближе к воротам, чем к мячу и к предпоследнему защитнику, вы вне игры.

— Вам нужно идти в спортивные комментаторы, — заметил Деклан с благоговейным испугом.

Лар тут же встрял с уточнением:

— Не такая уж хорошая у нее память. Не вздумайте расспрашивать ее о терминах вроде URL или html. Не понимаю, как она умудряется работать на компьютере. А ведь в ее руках наши жизни, подумать страшно, что она может там напортачить.

Фиона, похоже, нисколько не обиделась.

— Я же вспомнила, что такое полевка. А то, когда я натыкалась на упоминание их в книгах, все никак не могла понять, полезные они или вредные. У нас в Ирландии их вроде нет. Лар рассказал, что так называются тупоносые короткоухие грызуны, похожие на мышей или крыс.

— Так они полезные или как? — спросил Деклан.

— Вредные, очень вредные. Давайте, Лар, а то мы никогда не заполним вашу анкету.

— Я привык внимательно читать документы, — обиделся Лар.

— Да, но это направление на рентген, и в этом пункте спрашивают, не беременны ли вы. — В глазах у Фионы появилось хулиганское выражение.

— Лучше перестраховаться, — ответил Лар.

Деклан с чудовищным усилием оставил их и отправился по своим делам.

* * *

Деклан понимал, что Фиона невероятно прекрасна и у него, разумеется, нет ни единого шанса. В гардеробе клиники он подошел к зеркалу и посмотрел на себя. Из-под копны ужасных рыжих волос на него взирало большое круглое лицо. Если бы не эта лохматость, пожалуй, еще можно было бы на что-то надеяться…

Вчера по дороге домой он проезжал мимо каких-то пафосных магазинов, и среди них был ужасно дорогой парикмахерский салон. Нужно заехать туда сегодня и обсудить свой внешний вид, вдруг они придумают, как его облагородить.

Внутри салона царили черный мрамор, хром и стекло.

— Здравствуйте, мне нужен консультант, — начал Деклан.

— К вашим услугам. Меня зовут Кики, я стилист, — ответила девушка с длинными черными волосами, бледным лицом и темно-фиолетовым лаком на ногтях.

— Спасибо, Кики. Я присяду, можно? Я бы хотел узнать, можно ли что-нибудь сделать с моими волосами? — спросил он.

— А что вы хотите с ними сделать?

— Вот мне и нужен совет. Так, как сейчас, жить нельзя.

— Почему? — Кики чудовищно широко зевнула, продемонстрировав Деклану свое горло.

— Ну, они мешают мне жить, — попытался объяснить Деклан.

— Они выпадают? Или что? — переспросила Кики.

— Нет, не выпадают, но они же похожи на туалетный ершик. Это невыносимо!

— Не понимаю, что вас беспокоит, — проговорила Кики.

— Я выгляжу нелепо.

— Да что вы, у вас волосы прекрасно сочетаются с типом лица. — Кики явно не понимала, чего от нее хотят.

— Я думал, что вы должны привлекать клиентов, а не выгонять их, — обиделся Деклан.

— Мистер, вы прекрасно выглядите. Какой смысл предлагать вам лечение, или покраску, или мелирование, или “перышки”, или еще что-нибудь, что обойдется вам в несколько сотен евро, если у вас и так все прекрасно. Разве я непонятно выразилась?

Около них материализовался менеджер, привлеченный разговором на повышенных тонах.

— У вас все в порядке? — поинтересовался он.

— Да, Кики мне очень помогла. Я зайду на следующей неделе. — Деклан направился к выходу. Кики подошла к двери первая и придержала ее.

— Спасибо, — сказала она. — Ненавижу вынимать деньги из таких людей, как вы. Вы же и так сидите без гроша в кармане.

Деклан снял замок с велосипеда. Неужели она решила, что он беден, потому что ездит на велосипеде? А мать считает его специалистом в кардиологии. Впрочем, все это не важно. Важно только то, что думает о нем Фиона. И еще важно, чтобы она ни с кем не познакомилась на этой благотворительной вечеринке в пятницу. Чтобы никто ей там не понравился.

С терьерами Джуди Мерфи все прошло отлично. Они прекрасно поладили с Димплзом. Тот высокомерно игнорировал своих мелкорослых спутников и делал вид, что он не с ними. По дороге в парк Деклан рассказал собакам про Фиону, какая она красавица, какая умная и веселая. Еще и мир повидала, вот в Грецию ездила. Она снимает квартиру с Барбарой, но часто навещает родителей. Кажется, он ей нравится, поведал собакам Деклан, но с женщинами ни в чем нельзя быть уверенным наверняка. Если объясниться слишком рано, выставишь себя круглым дураком, а если объясниться слишком поздно, она успеет с кем-нибудь познакомиться на этой ужасной благотворительной вечеринке. Как у людей все непросто, то ли дело у собак. Джек-расселы поддержали его одобрительным гавканьем, Димплз искоса покосился на них. Тут Деклана кто-то окликнул.

— Глазам своим не верю! Мой сын болтает со сворой псов, а ведь дома из него слова не вытянешь!

Это был его отец. Пэдди Кэрролл направлялся в паб за своей вечерней пинтой.

— Пойдем вместе, и лаек своих бери, посидим снаружи, на тротуаре.

— Пап, я не хочу докучать тебе и твоим друзьям.

— Брось, я так горжусь моим сыном, знатным выгуливателем собак, — рассмеялся отец. — Заодно расскажешь мне о девушке, которая свела тебя с ума.

— О какой девушке?

— Декко, я знаю, тебе кажется, что пятьдесят семь — это ужасно много, но я не забыл, как оно бывает. Когда я впервые увидел твою маму, то чуть с ума не сошел, прямо как ты сейчас.

Боже, избавь меня от интимных подробностей из жизни моих родителей, беззвучно взмолился Деклан. Только не сейчас. Но Пэдди Кэрролл, судя по всему, ударился в приятные воспоминания:

— В тысяча девятьсот восьмидесятом повсюду звучала песня “Your Eyes are the Eyes of a Woman in Love”. Когда я впервые увидел твою маму, на ней была красная бархатная юбка и белая блузка. Мы протанцевали всю ночь, и я чувствовал, что все делаю правильно, что это — настоящее. Я спросил: “Да?” “Что — да?” — удивилась она. Я сказал: “Твои глаза, Молли. Это глаза влюбленной женщины?”

— И что ответила мама? — невольно спросил Деклан.

— Она ответила “может быть”, мол, время покажет, а времени у нас тогда было предостаточно. Знаешь, Деклан, я неделю не мог спать, это чудо, что я тогда не покалечил руки на работе.

— И когда она тебе ответила? — Деклану не верилось, что он говорит обо всем этом со своим отцом.

— Через восемь недель, — сказал тот.

— А ты? Небось цену себе набивал?

— Нет. Я не умею этого. У меня слишком открытое лицо. И попомни мои слова, Декко, ты такой же. Наша сила в честности. В порядочности, понимаешь? В этом мире акул на нас можно положиться.

— Наверное, ты прав, — с сомнением покачал головой Кэрролл-младший.

— Деклан, по-моему, нам надо отметить конец нашей первой рабочей недели. Не хотите сегодня выпить со мной и Хилари?

Предложение было заманчивым, но Деклан все еще надеялся как-нибудь добыть билет на благотворительную вечеринку. Он даже нашел прокат костюмов, который работает допоздна, так что если дело выгорит, можно будет взять там смокинг. Он понимал, что ведет себя глупо, но он страшно боялся, что Фиона в кого-нибудь влюбится в этом гольф-клубе. А ведь он сам любит ее со вторника. Да, это именно такая любовь, как у отца к маме. Настоящие вещи происходят быстро, ты просто чувствуешь, что это правильно.

— Я польщен вашим предложением, Клара, сейчас позвоню отцу, спрошу, не выгуляет ли он собак за меня.

— Вы до сих пор каждый вечер развлекаете чудовищных питомцев Джуди Мерфи? — В голосе Клары звучало восхищение.

— Они не так уж чудовищны, если познакомиться с ними поближе. Голосистые, конечно, но тут уж ничего не поделаешь.

— Да, терпения вам не занимать, — улыбнулась Клара, и они вернулись к работе.

В обед Барбара и Фиона ходили в парикмахерскую. На вечернем оперативном совещании у Деклана аж пальцы заныли, так ему хотелось прикоснуться к крохотным завиткам над ушками Фионы. Он резко заставил себя вернуться к реальности. С ума он, что ли, сошел. Он три раза прокашлялся, прежде чем решился пожелать им удачной охоты сегодня вечером.

— В понедельник расскажете, как все прошло. — Он надеялся, что его голос звучит не слишком тоскливо. Нельзя, чтобы она догадалась, как ненавистна ему мысль, что она отправляется на это светское мероприятие.

— Доложу лично, — пообещал охранник Тим. — Я работаю там сегодня, так что расскажу в подробностях.

Деклан еле удержался от просьбы приглядеть за Фионой, чтобы она вернулась домой не слишком поздно, в целости и сохранности и, разумеется, одна.

— Я тоже доложу, — рассмеялась Аня. — Я там буду работать в гардеробе.

Барбара и Фиона пришли в детский восторг от этой новости и запрыгали в волнении.

— Может, тоже с кем-нибудь познакомишься, — предположила Барбара.

— Гардероб не самое подходящее место для знакомств, — возразила Аня.

Деклан кое-как доработал день и с тяжелым сердцем сел в машину к Кларе.

— Хилари не сможет присоединиться к нам сегодня, у нее мама приболела, но предлагаю все равно где-нибудь посидеть, пусть и вдвоем, — сказала Клара.

Они погрузили велосипед в багажник и поехали в винный бар.

— Я вам очень благодарен за приглашение, — начал неуклюже Деклан, не зная, как вести себя с этой любезной женщиной, сидящей напротив него.

— Бросьте, я безумно рада, что пятничным вечером могу пообщаться с приятным собеседником, а не возвращаться в пустой дом, — пришла ему на помощь Клара.

Она заказала минералку, затем бокал белого вина, а потом снова минералку. Деклан выпил три бокала красного. Клара рассказала ему о своих дочерях, Ади и Линде, о сложном характере кавалера Ади, о сложной жизни Линды. Она рассказала Деклану о правилах, принятых у нее дома, — не только ради нее, но и ради самих девочек. Должны же они понимать, что нельзя вечно переступать через других людей.

— Не думаю, что вы переступаете через своих родителей, Деклан, — неожиданно сказала она.

— Возможно, я слишком легко принимал их жертвы, — признался он. — Впрочем, мы все так поступаем. Как насчет вас?

И она снова принялась рассказывать — на этот раз о далеком отце, который, казалось, вообще не интересовался семьей, об усталой, разочарованной матери, которая только и умела, что критиковать, и была не способна к диалогу.

— Каким одним словом вы бы ее описали? — спросил Деклан.

— Сожаление. Точнее не скажешь. Ей вечно чего-то жаль. Например, что сейчас люди разучились себя вести, или как все теперь дорого, или что я вышла замуж за Алана, или что я разошлась с Аланом, что у Ади есть мальчик, что у Линды нет мальчика… Все, что происходит, неправильно по умолчанию. Надо же, а ведь я только сейчас это осознала. — Клара выглядела удивленной.

— Может, мне стоит пойти в психологи? — пошутил Деклан.

— Даже не смейте думать. Вы — тот самый врач, которого каждый встречал в книгах, но не в жизни. Следуйте своему пути, Деклан.

— Я следую. Мне просто жаль, что я такой скучный и тяжелый.

— О чем вы! Вы меньше чем за неделю помогли стольким пациентам. Вы на самом деле любите людей, это заметно. Что в вас скучного и тяжелого? — Клара говорила искренне.

— Женщинам нравятся предатели, деспоты и безжалостные проходимцы. — Слова прозвучали легко.

— О да, минут пять, а взрослым женщинам — совсем нет.

— Надеюсь, вы правы. У меня не слишком-то хорошо с безжалостностью.

— Поверьте, я права.

— Давайте я угощу вас напоследок, — предложил он.

— Нет, доктор Кэрролл. Пожалуйста, запомните, нельзя предлагать выпить водителю.

— Я забыл, — смутился он.

— Ничего страшного. И знаете, я думаю, что после выпитого красного велосипед вам тоже не стоит доверять. Я отвезу вас домой.

По дороге они проехали мимо маминой прачечной — она как раз запирала дверь. У Молли было две поздних смены. Они до сих пор откладывали деньги, чтобы купить сыну место, где он сможет открыть собственную практику.

— А вот и моя мама, — сказал он. — Мы ведь можем подвезти ее?

По дороге домой Молли рассказывала Кларе Кейси, боссу Деклана, какой чудесный кардиолог ее сын и какое великое будущее ему уготовано.

В понедельник, осматривая Бобби Уолша, Деклан спросил его о живописи. Что ему больше нравится: акварель или масло? Бобби Уолш предпочитал акварели.

— Но почему? — спросил Деклан.

Их разговор через ширму услышал Лар.

— Вы должны постоянно тренировать мозг, все время учиться новому, — укоризненно сказал он. — Даже юная Фиона, хоть она всего лишь безголовая медсестричка, умудряется постоянно усваивать новые факты.

Деклана до глубины души возмутило небрежное упоминание о Фионе как о безголовой медсестричке. Но он сдержался. Еще слишком рано. Слишком рано расстраиваться. Скоро, очень скоро он узнает, как прошел благотворительный вечер.

— Интересно, как там наши девочки, развлеклись ли на вечеринке? — спросил он Бобби Уолша, измеряя ему давление.

— Туда ходила моя жена. Говорит, алкоголь лился рекой. — Бобби Уолш был рад поделиться информацией.

Деклан перешел к Джимми, маленькому рыжему ирландцу. Джимми приехал в Дублин из Западной Ирландии на футбольный матч. На стадионе у него случился сердечный приступ, и его отвезли в госпиталь Святой Бригид. Когда его выписали, ему назначили дополнительное лечение. Джимми, очень застенчивый, даже скрытный человек, предпочел пересечь всю страну и лечь в их клинику, только бы соседи не узнали, что у него проблемы с сердцем. Деклан слышал, как по соседству Фиона разговаривает с Китти Рейли.

— Что ж, Китти, вас не проведешь. Придется мне работать изо всех сил, чтобы соответствовать. Вы знаете свои лекарства лучше, чем я. Думаю, доктор захочет побеседовать с вами насчет одышки, но она прошла, когда вы приняли правильную таблетку, так?

— Дело не только в таблетке. Я перемолвилась словечком с падре Пио.

— Разумеется, Китти, одними таблетками никогда не обойтись. Иначе все было бы слишком просто. — Фиона была сама дипломатичность.

Деклан попытался хоть что-то понять по ее голосу. Может, она провела выходные в пентхаусе какого-нибудь плейбоя? Может, вечеринка оказалась неудачной? Как тут угадать. Китти трещала без умолку:

— Я все равно послушаю вашего милого юного доктора. Какой же он рыжий! Вы как думаете, он женат?

— Наверняка, — кивнула Фиона. — Милые доктора всегда женаты. На каких-нибудь невыносимых очкастых мегерах, по уши погруженных в исследовательские проекты.

Деклан расплылся в улыбке. Она считает его милым доктором! Она думает, что он женат! О боже, неужели надежда все же есть? В обеденный перерыв он подошел к ней и предложил как-нибудь сходить вместе в ресторан. Деклан Кэрролл никогда в жизни не приглашал никого на свидание, потому что у него всегда не хватало либо денег, либо времени, либо уверенности в себе.

— Не хочешь поужинать со мной на неделе? — Самые обычные слова, но они громким эхом отдались в ушах у Деклана, словно он стоял в огромной пещере. Сейчас она рассмеется и посоветует ему прийти в себя. Или, может быть, скажет — нет, у нее новый роман, но все равно спасибо.

— С удовольствием, — ответила она, и это прозвучало так, как будто ей действительно приятно.

— Куда бы ты хотела пойти?

— На твой выбор, — просто сказала Фиона.

В голове Деклана разверзлась пустота. На его выбор! Он же никуда не ходит. Он ужинает вечером дома, за кухонным столом, маминой стряпней. Как это печально. Недавно он видел статью в газете, про ресторан “Квентинз”. Автор статьи назвал ресторан “убер-стильным”. Убер? Слишком стильный? Может, имелось в виду “пафосный”? Впрочем, больше он вообще ничего не мог придумать.

— “Квентинз”? — предложил он, поражаясь тому, что слова звучат вполне естественно. Изнутри Деклану казалось, что он не то хрипит, не то визжит.

— Ого. — “Квентинз” произвел на Фиону впечатление.

— Подойдет? — Нужно говорить небрежно.

— Так значит, никакой миссис Деклан? — спросила она.

— Нет. Нет, посидим вдвоем, — пробормотал он.

— Я и не предполагала, что ты пригласишь ее на ужин, — удивилась Фиона.

— Да нет, конечно нет. Я хотел сказать, что миссис Деклан нет в природе. Боже, о чем ты.

— Вот и отлично. — И Фиона отправилась разбираться с анализами крови, которые предназначались для варфариновой клиники, но по какой-то причине попали к ним.

Вечером Деклан выбрал такой маршрут, чтобы по дороге взглянуть на “Квентинз”. Ресторан оказался очень внушительным. Наверное, было безумием приглашать Фиону сюда. Если повезет и не окажется мест, он честно скажет Фионе, что попытался. Но, увы, когда он, завернув за угол, позвонил с мобильного, выяснилось, что места есть и даже есть столики на двоих. Деклан с тяжелым сердцем попросил забронировать один.

Может быть, зайти и осмотреться, хоть чуть-чуть привыкнуть к этому месту, которое он с такой уверенностью предложил. Деклан открыл дверь. Внутри было людно. Недорогой ужин “Ранняя пташка” для людей, собирающихся в театр, очевидно, имел успех.

К Деклану подошла красивая женщина средних лет, которая буквально излучала энергию. Она предложила найти столик, но Дэклан подумал о том, что дома скоро выставят на стол “пастушью запеканку” от Молли Кэрролл.

— Извините, я просто зашел осмотреться. Понимаете, я здесь никогда не был, но пригласил на ужин… — До него вдруг дошло, что он, наверное, похож на городского сумасшедшего. Сейчас эта женщина попросит его уйти и больше никогда не появляться. Надо же было выставить себя таким дураком — прийти почву прощупывать. Но женщина, кажется, сочла его поведение совершенно нормальным.

— Разумеется, мне понятно ваше желание. Давайте я быстренько покажу вам ресторан. Кстати, меня зовут Бренда Бреннан, а мой муж Патрик — здешний шеф-повар. Мы с удовольствием проведем для вас экскурсию.

— Деклан Кэрролл, — представился он, не смея поверить, что смертельный приговор откладывается.

— Да, конечно, мистер Кэрролл, вы нам только что звонили. Давайте я покажу столик, который, мне кажется, вам подойдет.

Он следовал за ней, как сомнамбула, — от устричного бара с колотым льдом к витрине с десертами, где с маленьких колонн струились вниз фруктовые водопады. Она показала, где находится туалет, и проводила на кухню, где представила Деклану Патрика и его брата со странным именем Блуза. Деклан пораженно поблагодарил ее и сказал, что будет с нетерпением ждать четверга.

— Вы очень добры, миссис Бреннан, спасибо за экскурсию. Боюсь, у меня совсем нет опыта во всех этих светских приемах пищи.

— Вы не одиноки, мистер Кэрролл, но едва ли многие способны в этом признаться. А что, четверг для вас — важный день?

— Очень. У меня первое свидание с самой красивой девушкой на свете. Надеюсь, все пройдет хорошо.

— Мы приложим все усилия для этого.

Бренда Бреннан проводила его до дверей как постоянного и уважаемого клиента. Она увидела, как Деклан сел на велосипед и вскоре исчез из вида, весело крутя педали.

— Очень приятный юноша, — сказала она Патрику, вернувшись на кухню.

— Он, случаем, не доктор? — спросил тот.

— Не думаю. Он бы сказал. Доктора вечно кичатся своей профессией и выглядят ужасно самоуверенными. Он не из таких. А что?

— А помнишь, Джуди Мерфи рассказывала про молодого рыжего доктора на велосипеде, который выгуливал ее ужасную свору. Может, это он?

— В Дублине таких полно, — пожала плечами Бренда, и вечер пошел своим чередом. Но при следующей встрече она, пожалуй, расспросит Джуди поподробнее.

Деклан сел ужинать. Молли взволнованно наблюдала, как он сражается с громадной порцией еды.

— Расскажи, как прошел день, — попросила она.

Довольно скромная просьба. Особенно учитывая, что она всю жизнь отказывала себе в любой мелочи, лишь бы вывести сына в люди. Но сегодня Деклан был не в состоянии бессмысленно трепать языком, радуя маму рассказами о волшебнике в белом халате. Он отвечал на ее вопросы, но не мог усидеть на месте.

— Пошли! — решительно сказал отец.

— Куда, папа?

— Да вот думаю, не составишь ли ты мне сегодня вечером компанию в пабе, вместе со своей ездовой упряжкой? А когда собаки тянут сани, им как раз кричат: “Пошел! Пошел!”

— Боже, Пэдди, не води мальчика в свои ужасные убогие пабы. Наш Деклан теперь будет проводить вечера только в винных барах, в барах при отелях, а то и еще где получше.

Деклан беспомощно смотрел на родителей. Он никогда не сможет рассказать им, что в четверг потратит почти недельный заработок отца на ужин в “Квентинз” и что сегодня он сравнивал ирландских и тихоокеанских устриц, чтобы в ответственный момент сделать правильный выбор.

Если бы только знать, как прошла пятница. Деклан не хотел расспрашивать Барбару с Фионой, чтобы не показаться по-старушечьи любопытным. Может, полячка Аня ему расскажет. Или Тим, ведь он подрабатывал там охранником.

Ане вечеринка не понравилась.

— Там была жена Бобби. У нее мерзкий характер, а я с ней поздоровалась по имени. Ужасно глупо. Она разозлилась, сказала: “Господи, эти поляки везде, они скоро захватят страну”.

— Боже, Аня, ну и женщина. Надеюсь, такие нечасто попадаются. — Деклан был полон сочувствия, но при этом изнывал от желания разузнать побольше. — А как Фиона и Барбара, хорошо провели время?

— Не думаю. Нет, даже точно знаю, что нет. Хозяева и гости очень плохо друг друга поняли. Как это называется?

— Недопонимание? — предположил Деклан.

— Да, думаю, оно. Серьезное недопонимание.

Но больше она ничего не сказала.

У Тима он выяснил, что там была очень неприятная публика и много наркотиков. В какой-то момент Тим зашел в мужской туалет и увидел целую россыпь наркоты, выложенной на продажу, словно на рынке.

— Что же вы сделали? Вы же вроде как были охранником? — Деклан подумал, как непросто некоторым живется.

— Пошел к главному по безопасности, а он велел мне заткнуться и заниматься своим делом. Я так и поступил. Я не подписывался спасать в одиночку страну, Деклан.

— А Фиона и Барбара? Они… в смысле, они…?

— Нет, у них со всем этим ничего общего. Они рано уехали. Попросили меня вызвать такси.

— Из-за наркотиков?

— Нет, просто организатор посчитал их доступными девушками. Он на это и рассчитывал, когда подарил им билеты. Боже, ну и ночка была.

Деклан чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Все складывалось прекрасно. Он глубоко вздохнул. Вечером даже собаки, кажется, заметили, что на душе у него полегчало.

Наутро в четверг Деклан проснулся с взволнованно колотящимся сердцем. Этот день просто обязан пройти прекрасно. Он, Деклан, будет уверенным и сильным — с самого утра.

Он начал с завтрака.

— Мама, я сегодня не приду к ужину, — сказал Деклан.

— А кто будет гулять с животными? — Молли попыталась скрыть разочарование за деловым вопросом.

— Джуди Мерфи выписывается сегодня из больницы, а Димплза папа сводит в паб.

— Чем же ты будешь так занят, что не сможешь выпить с нами чаю? — Молли не собиралась сдаваться без боя.

Деклан уже подумал, что ответить на этот вопрос. Можно солгать, что у него оперативное собрание, но все равно когда-нибудь придется признаться — да, у него появилась девушка. Что здесь странного или неестественного. Вот когда мужчина в двадцать шесть лет не ходит на свидания — это неестественно.

— У меня встреча с коллегой. Мы собираемся вместе поужинать.

— С коллегой, — мрачно повторила мама.

— Да. Ее зовут Фиона Райан, она медсестра-кардиолог в нашей клинике.

— Медсестра, — повторила Молли.

— Славная девушка, да, Деклан? — спросил Пэдди.

— Очень славная. — Он знал, что отвечает слишком сухо, но не хотел вдаваться в подробности.

— И куда вы пойдете? — Молли забыла про милосердие.

— Куда-нибудь около работы, нам в целом все равно, — солгал он, надеясь, что его голос звучит достаточно убедительно.

— Ну что же, надеюсь, вы хорошо проведете время. Мне пора. Некоторым из присутствующих приходится работать. — Молли холодно попрощалась и закрыла за собой дверь, всем видом демонстрируя огорчение и глубокую обиду. Ее разжаловали, перевели во второй сорт.

Фиона предложила встретиться прямо в ресторане. Деклан все думал, не лучше ли заехать за ней на такси. Вдруг он покажется скрягой? Но Фиона сказала, что автобус идет прямиком от ее квартиры к “Квентинз”.

— Нечасто их клиенты приезжают на автобусе, — сказала она.

— Ну, в понедельник я приехал на велосипеде, — сказал он — и чуть не умер на месте.

— Ты по два раза в неделю ходишь в “Квентинз”! — Глаза Фионы округлились от изумления.

— Нет-нет. Я просто столик заказывал. — Он чувствовал себя чудовищно нелепо.

— Жду не дождусьвечера! — восторженно сказала Фиона. Она почти всегда чего-нибудь восторженно ждала — обеда, перерыва на кофе, какого-нибудь фильма по телевизору или вот вечеринки на прошлой неделе, о которой, надо заметить, с понедельника не было сказано ни слова.

Как прекрасно, когда жизнь вызывает такие сильные чувства, подумал Деклан. Он надеялся, что не окажется для Фионы слишком скучным. Слишком тяжелым на подъем. С другой стороны, ее ведь никто не заставлял соглашаться на свидание.

Он кое-как скоротал день. Раньше Деклан не понимал, что значит выражение “время еле ползет”. Интересно, волнуется ли хоть самую чуточку Фиона? Он стоял у дверей “Квентинз”, когда она вышла из автобуса. Раньше он ни разу не видел ее нарядной, только в черно-белой больничной униформе. На этот раз Фиона надела розовое шелковое платье с жакетом, расшитым блестящими пайетками. Она выглядела умопомрачительно.

Бренда Бреннан поприветствовала их так тепло, словно они были промышленными магнатами, иностранными послами или политиками. Она предложила им по бокалу шампанского за счет заведения и пожелала приятного вечера.

— Как это у нее получается? — изумленно прошептала Фиона.

— Вы, женщины, такие, — восторженно сказал Деклан.

— Не все. Я и за миллион лет не научусь быть такой.

— А она не смогла бы выполнять то, что ты делаешь каждый день. Ты потрясающе ладишь с людьми. — Деклан искренне восхищался Фионой.

Официант спросил, не желают ли они устриц. Фиона видела, сколько они стоят, и сказала, что предпочтет начать с легкого салата.

— Если хочешь, пожалуйста, давай закажем устриц. — Деклан так хотел доставить ей удовольствие.

— Честно говоря, я пробовала их один раз, и на мой вкус, это все равно что глотать морскую воду, — сказала она.

Деклан улыбнулся и с облегчением перевел дух. Все же устрицы были астрономически дороги.

Бренда Бреннан издалека присматривала за их столиком. Она не вмешивалась в разговор, но всегда была готова наполнить их бокалы, чашки с кофе или корзинку с хлебом.

Когда Деклан оплатил счет, Бренда Бреннан сказала:

— Спасибо, доктор Кэрролл.

— Она знает, что ты доктор. — Это произвело впечатление на Фиону.

— Я не говорил, честное слово.

— Знаю, — сказала Фиона. — Ты слишком славный, чтобы хвастаться.

Они не успели заметить, как ужин подошел к концу. Деклан предложил поймать такси, но Фиона сказала, что этой чистой воды безумие и автобус от двери до двери никто не отменял. Еще она сказала, что вечер ей очень понравился, и пригласила на следующей неделе поужинать с ее родителями.

— А тебе не нужно сначала с ними договориться?

Деклан подумал, что вот так пригласить гостей к нему домой на Сент-Иарлат решительно невозможно.

— Нет, зачем? Пожалуйста, приходи. Увидишь, какая я на самом деле. Если я тебе понравлюсь, продолжим встречаться.

— Ты мне очень нравишься, — сказал он.

— Ты мне тоже, — ответила Фиона.

Деклан поймал взгляд Бренды Бреннан. Она наблюдала за ними с довольной улыбкой.

Когда он вернулся, родители еще не легли. К папе зашел приятель, Матти Скарлет.

— А вот и Деклан, — радостно сказал Пэдди Кэрролл. Димплз в знак приветствия мотнул головой.

— У Деклана было свидание. С медсестрой, — фыркнула Молли. Она все еще была преисполнена обиды и неодобрения.

— Да это же великолепно! — сказал Матти.

— Что вы ели? — спросил отец.

— Салат и рыбное филе.

— Ты, должно быть, умираешь с голода. — Молли была готова немедленно накрывать на стол.

— Нет-нет. Мы съели много хлеба.

— Могли бы и дома поесть. — Огорчение Молли сложно было не заметить.

— Когда-нибудь, наверное, так и поступим. Я приглашу Фиону на ужин, мама. Уверен, ей понравится твоя стряпня.

— Конечно, понравится! — сказал отец.

— Предупреди меня заранее, прежде чем даже задумаешься о том, чтобы привести ее сюда! — Молли покраснела от волнения. — Нам нужно будет покрасить кухню. Еще обновим покрытие на столешницах, и стоит подумать, не открыть ли гостиную — может, сделать из нее столовую?

— Нет, мама, мы поедим здесь, как всегда. Все и так будет чудесно.

— Извините, а кто будет накрывать на стол? Я. И я вам скажу так: прежде чем приглашать кого-то, дом нужно привести в порядок.

Трое мужчин вздохнули. Именно так все и будет.

* * *

На следующее утро приехал Джимми из Голуэя. Он прибыл вовремя, проведя три часа в поезде. Когда Деклан пригласил его в кабинет, лицо у Джимми было совершенно серое.

— Что-нибудь болит? — спросил Деклан.

— Ну так, как обычно.

Деклан посмотрел в его историю болезни: в карте Джимми боли вообще не упоминались.

— Боль острая?

— Будто кто-то затянул вокруг меня очень тугой пояс и все стягивает и стягивает его. — Джимми скривился.

— Я вернусь через минуту. — Деклан подозвал Фиону, которая была как раз поблизости. — Клара здесь?

— Нет, она ведет очередную битву по поводу финансирования. До обеда не вернется.

Деклан заговорил быстро и тихо:

— Я вызову “скорую помощь”. Когда машина приедет, закрой дверь приемной, чтобы за происходящим не наблюдали все посетители. И пожалуйста, пойди поговори с Джимми. Ты успокоишь кого угодно, но… попытайся все же выяснить, с кем связаться у него дома, в Голуэе.

Фиона немедленно отправилась выполнять поручения. Клара взяла на работу практически идеальную медсестру, не говоря уже о том, что Деклан был от нее совершенно без ума.

Джимми положили в больницу, и через двадцать минут он умер. Волшебным образом материализовалась Клара. Она очень хвалила Деклана и Фиону. Они выполнили свои обязанности безукоризненно. Фиона даже записала адрес племянника и его суровой жены, рассчитывавших получить ферму Джимми. Еще Джимми успел рассказать, что составил завещание, которое неприятно удивит родственников. Она держала его за руку, утешала, поехала с ним на “скорой” и оставалась рядом до конца.

Клара попросила их зайти к ней в кабинет. Ей придется написать отчет, каким образом у пациента, посещавшего кардиологическую клинику, внезапно остановилось сердце, причем именно в клинике. Она понимала, что сотрудники сделали все необходимое, но администрация больницы потребует бесконечных подробностей и деталей.

Аня сбегала за супом и сэндвичами и хотела выйти, чтобы Клара, Деклан и Фиона могли спокойно все обсудить.

— Пожалуйста, останься, Аня. Ты такой же член команды, как все остальные, — сказала Клара.

Лицо маленькой полячки порозовело от удовольствия. Она — часть команды!

Похороны Джимми должны были состояться во вторник, в крошечной деревушке на извилистом побережье графства Голуэй. Клара предложила Деклану и Фионе поехать туда в качестве представителей клиники. В конце концов, они были единственными друзьями Джимми в Дублине. Деклан и Фиона доехали на поезде до Голуэя и пересели на автобус, идущий до дома Джимми. Им было легко друг с другом, словно давним друзьям. Фиона захватила сэндвичи на случай, если в поезде не будет вагона-ресторана. Было очень приятно отдохнуть денек от работы. Они любовались деревенскими пейзажами, мелькавшими за окном, маленькими полями за рекой Шаннон, к западу от Дублина, сложенными из камня стенами, любопытными овцами, которые поднимали голову и провожали взглядами ползущий мимо поезд. Они говорили про Джимми, удивляясь его скрытности. Да, конечно, он ездил на поезде бесплатно, но все же — преодолевать такое расстояние, просто чтобы избежать любопытных глаз…

В маленькой церкви собралась внушительная толпа. Фиона и Деклан, единственные незнакомцы, привлекали к себе всеобщее внимание. Они познакомились с племянником и его женой — та оказалась пренеприятной особой, в точности как описывал Джимми.

— А вы откуда знаете дядю Джимми? — сварливо спросила она.

— О, как это обычно бывает, — с восхитительной неопределенностью ответила Фиона. — Мир так тесен, вы не находите? Можно абсолютно случайно встретиться с самыми разными людьми.

Больше от нее ничего не смогли добиться.

Их поезд обратно уходил только в шесть.

— Давай вернемся в дом, — предложила Фиона.

Деклан надеялся, что удастся побродить по лесу или прогуляться до ближайших скал. Но Фиона была настроена решительно:

— Нас отпустили с работы не просто так. Нужно отдать долг Джимми.

— Мы не можем отдать ему долг, Фиона, мы ведь никому не расскажем, что он посещал клинику.

— Да, он так хотел, чтобы это осталось тайной. Но все же, пусть вся эта толпа знает, что у него были друзья.

И Деклан согласился.

Они поели ветчины с помидорами в коттедже, когда-то служившем Джимми домом. Он так и не женился и жил в домике один. Здесь не было ни картин, ни сувениров, ничего личного. Маленькая гостиная, очевидно, использовалась редко. Фиона и Деклан общались со всеми гостями, ничего не рассказывая о собственных отношениях с покойным. Оказалось, что когда-то он положил глаз на некую женщину по имени Бернадетта, но у них ничего не сложилось. Земельный надел Джимми был слишком мал, и никто не верил, что из него выйдет что-то путное.

Объявили чтение завещания. Деклан и Фиона попытались улизнуть. В конце концов, они не были родней покойного, сказали они. Они сядут на автобус до Голуэя… Но к этому моменту они успели пообщаться со всеми родственниками, так что их признали почти членами семьи.

Фиона представила, какой шок равнодушный племянник и его грубая жена испытают, когда завещание будет прочитано, и ее глаза заблестели в предвкушении. Оказалось, что Джимми обратился за разрешением на переустройство своего маленького земельного участка — и получил его. Так что земля оказалась гораздо дороже, чем все предполагали. Племянник и жена с трудом сдерживали волнение. Наконец нотариус прочитал, что Джимми завещал разделить все свое состояние между кардиологической клиникой в Дублине и леди Бернадеттой, предметом его юношеского восхищения. Он желал бы, чтобы Бернадетта и ее семья узнали: он все же добился кое-чего в жизни.

Деклан решил, что пора быстро-быстро уезжать. Определенно до того, как кто-нибудь догадается об их принадлежности к кардиологической клинике. Прежде чем племянница и племянник полностью осознали ужас ситуации, прежде чем разговор перерос в скандал, Деклан и Фиона уже снова были в пути. Они поймали попутку до Голуэя и провели в городе несколько волшебных часов — прогулялись по художественной выставке, изучили ассортимент книжного магазина и выпили кофе на террасе кафе.

На обратном пути в Дублин Фиона заснула на плече у Деклана. Он смотрел на закат и думал, что никогда еще не чувствовал себя таким счастливым.

Деклан ужасно нервничал по поводу предстоящей встречи с родителями Фионы, но она, казалось, воспринимала это событие совершенно буднично. В гости они поехали на автобусе. Деклан надеялся, что орхидея в горшочке будет хорошим подарком для мамы Фионы. Фиона сказала, что мама будет в восторге, но Фиона вообще была склонна к восторгам и судила об остальных по себе. Она не дышала воздухом улицы Сент-Иарлат, где любой подарок — и поступок — подвергался многодневному, подробнейшему анализу и изучению.

Деклан не мог без дрожи представить себе день, когда Фиона познакомится с его родителями. Если такой день вообще когда-нибудь наступит.

Отец Фионы, Шон, оказался очень добродушным человеком.

— Боже, парень, ты серьезно задрал для нас планку, явившись в дом с орхидеей, — сказал он Деклану. — Теперь от Морин уже не отделаешься букетиком с бензоколонки.

— Надеюсь, я никого не расстроил, — испуганно проговорил Деклан.

— Что ты, парень, подарок просто отличный.

Фиона чувствовала себя легко и непринужденно. Никто не суетился, не настаивал, чтобы все помыли руки или сели именно сюда, на хороший стул, — что-нибудь подобное непременно творилось бы у него дома. Фиона принесла салат и теперь раскладывала яркие салфетки. Ее мама, Морин, позвала младших детей и поставила на стол большой котел с чили и рисом. Казалось, никто особенно не замечает присутствия Деклана. Он снова вздрогнул, представив, какой допрос устроят Фионе, если она все же приедет к нему в гости. Почему Пэдди и Молли Кэрролл не могут вести себя спокойно и расслабленно, как эта семья, почему отец должен лебезить, теряя чувство собственного достоинства, а мама — разбирать беседу по косточкам в поисках неуважения или оскорбления?

— Думаешь, я им понравился? — взволнованно спросил Деклан на обратном пути к автобусной остановке.

— Конечно, еще как! Впрочем, я знала, что так будет.

— Что ты имеешь в виду?

— По сравнению с последним парнем, которого я к ним приводила, ты — ангел с крыльями, — сказала она, словно это все объясняло.

Деклан откладывал приглашение Фионы на улицу Сент-Иарлат.

Все шло так хорошо, зачем было что-то портить? Вопрос секса он тоже еще не поднимал. Они нежно целовались на прощание, а как-то вечером, когда он ужинал с Фионой у нее в квартире, Барбары не оказалось дома. Возможно, это был его шанс — или даже приглашение? Но у Деклана оставались сомнения. Фиона столько для него значила — он хотел, чтобы все прошло идеально. А может, он ведет себя по-дурацки? Ведь Фиона была обычной девушкой.

Деклан уже занимался сексом. Конечно, недостаточно, но во всяком случае он знал, как это здорово. Возможно, у Фионы тоже были до него мужчины. Но действовать нужно только наверняка. Может быть, поехать куда-нибудь вдвоем на выходные. Сейчас они проводили вместе почти каждый вечер после работы.

Дни в клинике летели быстро. Деклан многому учился у Клары, причем это происходило как бы само собой. Они проводили разборы медицинских случаев, где Клара задавала вопросы — и охотно отвечала на них. Он ближе познакомился с коллегами. Среди пациентов Деклан стал настоящей легендой — ведь он присматривал за собаками Джуди Мерфи, пока та лежала в больнице. Для его огромного слюнявого лабрадора Джуди купила чудесную собачью миску с портретом Димплза. Мама Деклана сказала, что Джуди слишком стара для него и чтобы он даже не думал об этой женщине, ведь она годится ему в матери. Пэдди закатил глаза, всем видом намекая Деклану, что не стоит развивать тему.

— Мама, я очень ценю твое мнение, — сказал Деклан.

В клинике он близко сдружился с Хилари. Однажды в обед она попросила ее подменить. Ей просто необходимо было уехать домой. Позвонили соседи и сказали, что ее мама разгуливает по саду в ночной рубашке. Деклан, как и все остальные, предположил, что мать Хилари, возможно, пора устроить в дом престарелых. Как и все остальные, в ответ он получил вежливый отказ. Они понятия не имели, чем Хилари обязана этой женщине. Нет, ее не упрячут с глаз долой на закате дней, чтобы Хилари проще жилось.

— Тогда вам скоро придется бросить работу, Хилари, — тихо сказал Деклан.

— Нет-нет. Нас спасает мой сын, Ник. Он проводит много времени дома. Он пишет музыку — и присматривает за бабушкой.

Деклан подумал, что не слишком-то хорошо Ник за ней присматривает, если пожилая дама оказалась в саду в ночной рубашке. Но, как обычно готовый помочь, он согласился посидеть за столом Хилари во время обеденного перерыва, отвечая на звонки.

Фиона собиралась вечером на девичник, так что Деклан ужинал дома с родителями. Его мама старательно изобразила изумление, увидев его. Он терпеливо выслушал, как Молли рада, что сегодня он удостоил их своим вниманием. В конце концов, она выставила на стол румяный мясной пирог с почками.

— Твоя юная леди способна испечь такой пирог? — спросила Молли.

— Ты прекрасно знаешь, что нет, мама.

— Ты собираешься когда-нибудь показать ее нам?

Вот он, долгожданный шанс.

— Я с удовольствием приглашу ее на ужин, мама. Может, ты испечешь такой пирог.

— Пирог я печь не буду. Если в этот дом придут гости, я приготовлю настоящее жаркое, — сказала Молли.

— Может, сразу договоримся когда? — попросил Деклан.

— Когда твой отец покрасит стены, — сказала Молли.

— Какое совпадение. Я как раз собирался заняться этим в выходные, — сказал Пэдди Кэрролл. Он смотрел на Молли с такой же любовью, как в тот первый вечер на танцах, когда впервые увидел на девушку в белой блузке и красной бархатной юбке.

Два дня они расчищали комнату и три часа выбирали краску. Пэдди подумывал о белой магнолии, Молли заинтересовал зеленый лайм, а Деклану очень понравилось персиковая “золотая осень”.

Наконец была назначена дата, и Деклан пригласил Фиону.

— Конечно, — ответила она, словно он не сказал ничего необычного. — С удовольствием, Деклан. Спасибо тебе — и твоей маме.

— Она придет от тебя в восторг, — сказал он неуверенно.

— То есть я лучше, чем твоя бывшая?

— У меня не было бывшей. Во всяком случае, никаких бывших я не знакомил с родителями, — взволнованно уточнил он.

— Уверена, у тебя девушки по всему дому, — весело сказала Фиона. — Что же мне ей подарить? Моей маме так понравилась орхидея.

— Может, коробку печенья? — Деклан глубоко задумался. Есть ли на свете такой подарок, который Фиона может принести и который мама не раскритикует? Маловероятно.

Во время дежурного обхода Джуди Мерфи удивила Деклана, рассказав, что подрабатывает бухгалтером в “Квентинз”. Раз в неделю она считает для них НДС. Так вот, ей рассказали, что приятный молодой доктор, как две капли воды похожий на врача, гулявшего с ее собаками, ужинал там со светловолосой красавицей.

— Это наша общая знакомая? — Джуди кивнула головой в сторону Фионы.

— Да, она. Но откуда вы знаете?

— Да все уже знают.

— Боже! — встревожился Деклан.

— Ей повезло, — искренне сказала Джуди.

Барбара собиралась поехать на свадьбу в Килкенни и там заночевать. Она дважды напомнила об этом Деклану, на случай, если он не понял с первого раза. Фиона разговаривала с Ларом.

— У тебя есть минутка? — спросил Деклан.

— Конечно, — сказала она энергично.

Они вышли из кабинета.

— Спасибо, — поблагодарила его Фиона. — Предполагается, что я должна знать четыре главных города штата Теннесси. А я ни одного не могу вспомнить. Нет ли там совершенно случайно какого-нибудь Теннесси Сити?

— Не думаю, но там есть Мемфис, Чаттануга и Нашвилл, — перечислил он.

— Еще один, Деклан, пожалуйста.

— А Ноксвилл не там?

— Я тебя люблю, — сказала Фиона в ответ и чмокнула его в нос.

— Подожди! — Он поймал ее за руку. — Минутку! Я хотел спросить, Фиона, раз Барбары не будет всю ночь, может, я… ну… может, я останусь у тебя?

— Я уж думала, ты никогда не спросишь, — сказала она и отправилась отчитываться Лару о городах штата Теннесси. Она измерила ему давление и заверила, что он вполне может прожить достаточно, чтобы увидеть все четыре города собственными глазами — если будет меньше тратить на лошадей и больше откладывать на поездки.

Деклан отправился звонить родителям. Им он сказал, что сегодня ночью дежурит. Вот так все и произошло…

Сначала оба нервно перешучивались, как бы откладывая момент икс. В конце концов Фиона сделала первый шаг.

— Можем взять вино и бокалы в спальню, — предложила она.

Ночь прошла прекрасно. Фиона заснула у него на груди. Деклан лежал и думал, что счастье, испытанное им в поезде из Голуэя, было лишь слабым предвестником настоящего.

Они проснулись поздно и с трудом втиснулись в автобус. Казалось, все в клинике знают, что произошло этой ночью. Конечно, это было невозможно, но даже если бы и так, Деклан не чувствовал ни малейшего смущения, скорее даже гордость. А через два дня он познакомит Фиону с родителями, приведет ее на улицу Сент-Иарлат. Разве могло теперь хоть что-то пойти не так?

Молли сделала новую завивку по поводу торжественного события и сто раз напомнила Пэдди, что ему придется ужинать в костюме и при галстуке. Она погладила столовые салфетки, подаренные им еще на свадьбу и с тех пор, кажется, ни разу не извлекавшиеся из сундука.

Охранник Тим предложил Деклану одолжить на несколько дней машину.

— Она застрахована? — спросил Деклан и тут же устыдился своей вечной осторожности.

— Конечно. Будешь ездить по моей страховке — я выпишу доверенность. И честно сказать, не думаю, что ты такой уж лихач! — рассмеялся Тим.

Деклан отрепетировал поездку, чтобы не выглядеть полным новичком. Фиона в торжественный день сделала прическу и принесла на работу нарядную одежду. Кремовое шелковое платье и жакет — ее лучший костюм. Возможно, она будет выглядеть чересчур элегантно. Это маме тоже не понравится.

Дома вымыли и причесали Димплза — и запретили ему сидеть на любимом стуле. Другу отца, Матти Скарлету, велели не заходить и не приглашать Пэдди выпить. Мама Деклана накрасила губы уже к завтраку. Она сказала, что решила попрактиковаться заранее, так как обычно не позволяет себе подобного. Деклан хотел прижать ее к себе, погладить по новой завивке и рассказать, что она чудесная, что он любит ее, что никогда не бросит их с отцом, но, конечно, ничего подобного не сделал, только расплылся в глуповатой улыбке и сказал, что вечер будет просто чудесным.

Казалось, рабочий день никогда не кончится. У Бобби Уолша болело в груди, но его жена сказала, что он не ляжет в одну палату с людьми со всей страны и бог знает какими еще иностранцами. Что бы ни тревожило мистера Уолша сейчас, выпишут его с чем-нибудь гораздо, гораздо более ужасным.

Деклан пожалел, что рядом нет их сына Карла. Карл смог бы успокоить мать.

Он поймал себя на том, что наблюдает за часовой стрелкой. Во второй раз за все время работы в клинике. Наконец день закончился. Он гордо распахнул перед Фионой — своей девушкой! — дверь машины Тима. Они весело ехали домой, Фиона радостно болтала обо всем, что произошло за день. Какой чудесный человек Лар, как много он знает. Как вздыхала и стонала миссис Уолш, ужасная жена Бобби, когда Лавандер расписала ей диету для мужа.

“По крайней мере, вы ирландка. Это единственное, что говорит в вашу пользу”, — так она закончила свой монолог. Прямо перед Аней. Эта женщина — просто чудовище!

Через некоторое время Фиона заметила, что Деклан ей не отвечает.

— Я слишком много болтаю? Когда мы приедем, я буду помалкивать, — пообещала она.

— Нет, пожалуйста, не молчи. Просто будь собой. Понимаешь, ведь они тоже… будут собой. — Деклан выглядел очень грустным.

— Но это твои мама и папа. Они мне понравятся. Они родили тебя. Как можно их не полюбить?

— Они неуклюжие и застенчивые. Совсем не такие нормальные, естественные люди, как твои родители.

— О боже, Деклан! Приди в себя! Родители не бывают нормальными. Все отлично.

На улице Сент-Иарлат Молли и Пэдди уже были готовы к приезду гостьи. Персиковые стены кухни сияли и сверкали новенькой белой отделкой. На каждом ломтике дыни красовалась засахаренная вишенка. В духовке тушилась говядина, собственноручно выбранная сегодня Пэдди Кэрроллом, лучшим мясником в округе. Что еще оставалось сделать?

— Как только приедет девушка, пес тут же захочет писать, — объявила Молли.

— Хорошо. Я его сейчас выгуляю. — Пэдди Кэрроллу уже казалось, что вечер не закончится никогда.

— Только возвращайся вовремя! — прокричала Молли.

Пэдди взял собаку на поводок и вывел из дома, но от самых ворот Димлпз заметил крадущуюся вдоль дороги кошку. Кошка не понравилась Димлпзу. Тот зарычал. Пэдди не обратил внимания — не заметил, насколько суров был этот рык. Кошка бросилась через дорогу — и Димплз рванулся за ней, так что поводок полетел следом. События разворачивались перед Пэдди, словно в замедленном кино.

На улицу въехала машина. Водитель попытался свернуть, чтобы не сбить собаку, и врезался прямо в фонарный столб. Пэдди услышал звук бьющегося стекла, сминаемого металла — и увидел на лобовом стекле кровь своего единственного ребенка.

Еще никогда в жизни он не чувствовал себя настолько беспомощным, ошеломленным. Он стоял как вкопанный, когда к нему подбежал и виновато лизнул руку Димплз.

С пассажирского сиденья выбралась светловолосая красавица. Ее лицо и платье были в крови.

— Вызовите “скорую”! — крикнула она. — Быстрее! Скажите, у нас травма головы.

Пэдди понял, что это она, медсестра, удивительная девушка Деклана. Сегодня она должна была ужинать с ними, только вот Деклан умер. Голова сына была склонена под неестественным углом. Наверное, у него сломана шея.

Пэдди вошел в дом, как робот, отодвинул в сторону Молли, которая как раз собралась посмотреть, что произошло.

— Вернись в дом, Молли, прошу тебя, — сказал он и снял трубку.

Но она не послушалась. Он диктовал “скорой” адрес, а его жена замерла, прижав руки к лицу, и смотрела, не в силах поверить — среди разбитого стекла на коленях стояла Фиона и говорила, говорила, обращаясь к водителю. Она обещала Деклану, что помощь уже едет. Она говорила, что любит его.

Димплз чувствовал, что случилось что-то нехорошее, но не мог понять что. Он грустно сел рядом с плитой и стал с заметным интересом принюхиваться к говядине.

Пэдди вынес на улицу плед. Там уже собралась небольшая толпа. Фиона держала ситуацию под контролем.

— Он нас не слышит, — говорила она Молли. — Пожалуйста, доверьтесь мне. Он без сознания. “Скорая” приедет с минуты на минуту.

И они приехали.

Санитары с облегчением обнаружили, что на месте катастрофы уже есть компетентная медсестра. Фиона не давала толпе подойти слишком близко, успокаивала, ободряла и держала все под контролем. Она заверила санитаров, что у нее только несколько поверхностных ран на лбу и что она займется ими, как только “скорая” заберет Деклана. Тело Деклана вынули из машины. Она хотела поехать с ним, но понимала, что его родителям помощь нужнее.

— Ну как? — спросила она санитара.

— Слабый пульс, — ответил он.

— Лучше, чем ничего. — Она улыбнулась сквозь слезы и обернулась к подъехавшим полицейским. Те уже начали выслушивать рассказы очевидцев.

— Мы не могли бы обсудить все внутри? — спросила она. — Это родители Деклана. Думаю, после пережитого они предпочли бы разговаривать, сидя в собственном доме.

Она помогла Молли войти, накинула ей на ноги плед и растерла руки. Человек по имени Матти принес виски, и она влила глоток в Пэдди, чтобы вернуть ему нормальный цвет лица. Она выключила духовку, где жарился огромный кусок говядины. Затем они долго и мучительно излагали, как собака увидела кошку и бросилась через дорогу, как сын хозяев дома увидел собаку, вывернул руль, чтобы не сбить ее, и врезался в фонарный столб.

Фиона несколько раз выходила, чтобы позвонить другу в больницу, другу, который мог рассказать больше, чем справочная. Новости были достаточно хорошие. Деклан лежал в реанимации, но, судя по всему, выкарабкивался. Трещина в черепе, сломанная рука, но обошлось без повреждений внутренних органов. До завтра — никаких посетителей.

В одиннадцать, спустя пять часов после приезда на улицу Сент-Иарлат, Фиона в последний раз за вечер позвонила своему другу и в справочную. И там, и там сказали, что Деклан будет жить. Тогда Молли, Пэдди и Фиона вынули из духовки говядину, сели за стол и съели ее с хлебом и маслом. Фиона осталась ночевать — в доме, где родился и вырос Деклан. И даже смогла заснуть, лежа в его постели.

Деклан Кэрролл тоже спал в больнице. Ему снилась клиника. Он лежал на полу и пытался дотянуться до стола, а Хилари просила его отдохнуть и предоставить делам идти своим чередом. После нескольких бесплодных попыток Деклан решил последовать ее совету. Обычно Хилари была права.

Глава 3

Хилари Хики краем глаза увидела собственное отражение в витрине и остановилась как вкопанная. Она выглядела не только старой, но еще и очень странной. Волосы разлохмачены, торчат во все стороны, одета, будто напялила на себя что попало. Неужели так ее видят окружающие? Хилари была удивлена. Она представляла себя совершенно иначе. Если бы ее попросили описать себя, она сказала бы — миниатюрная, опрятная, аккуратная, подтянутая, с приятной широкой улыбкой… Много лет назад, на открытии одной картинной галереи, ради этой улыбки Дэн Хики бросил богатую невесту.

Теперь никто не захочет к ней приблизиться, горестно подумала Хилари. Скорее, перейдут на другую сторону улицы. Она еще раз посмотрела в витрину и вдруг поняла, что это парикмахерский салон. Может, это знак? Само провидение подсказывает, что пора что-нибудь сделать с этим овином на голове. Пожалуй, надо зайти и спросить, есть ли свободные мастера. Если есть, значит, и правда знак. Девушку на ресепшене звали Кики.

— Разумеется, — сказала она. — Я с вами поработаю.

Она выглядела чересчур юной и, на консервативный вкус Хилари, чересчур густо накрашенной.

— Но… э-э-э… а как же ресепшен? — нервно спросила Хилари.

— Ничего страшного, сам о себе позаботится. — Кики уже достала полотенца и повела Хилари к раковине.

Девушка без умолку болтала о новом клубе, который откроется на следующей неделе.

— Очень может быть, что туда пойдет мой сын, — весело сказала Хилари.

Судя по всему, Нику клуб понравится — шумно, пестро и открывается в полночь. Они часто встречались в дверях — она уходила на работу, а он возвращался домой. Но Хилари давно научилась не комментировать образ жизни сына.

Во многих отношениях Ник был идеальным ребенком. Талантливый музыкант, днем он давал уроки игры на кларнете и присматривал за бабушкой. По мере своих сил. Но конечно, если он уходил в школу или к ученику на дом, то подменить его было некому, и мама Хилари оставалась одна.

Хилари прикусила губу. Кто бы что ни говорил, пусть он будет хоть трижды светилом от медицины, ей все равно, она не собирается отдавать Джессику в богадельню. Она не откажется от матери.

Хилари была единственным и обожаемым ребенком в семье. Отец, красавец-мужчина, продавал машины в выставочном зале. Он любил автомобили. Хилари помнила, как он оглаживал их бока и разве что не мурлыкал. Он мечтал, что когда-нибудь накопит денег, купит прекрасную машину и по воскресеньям они всей семьей будут ездить за город.

Но прежде чем их мечта осуществилась, отец Хилари познакомился с блондинкой в черном кожаном пальто. Эта дама покупала машину, и ей было нужно много пробных поездок. Во время одной из поездок выяснилось, что отец Хилари и дама в черном кожаном пальто созданы друг для друга, так что они переехали на юг Англии и завели там собственную семью.

Хилари было одиннадцать лет.

— Можно, я буду на каникулах ездить на юг Англии, чтобы повидаться с ними? — спросила она у матери. Та оскорбленно поджала губы в ответ, и Хилари больше не заикалась ни о чем подобном. Не стоит жить бессмысленными надеждами. Лучше усердно трудиться и найти хорошую работу. Папа бы это одобрил.

Так где же его одобрение, где он сам, недоумевала девочка. Мать не отвечала на этот вопрос, а их жизнь изменилась раз и навсегда. С отцом она встречалась один раз в год. Джессика много работала — помогала людям ухаживать за садом и пекла торты для знакомых. Ей нравилось, когда в пятницу вечером Хилари приглашала домой друзей. После отъезда отца дом стал им настолько велик, что они сдали две комнаты. Квартирантки Виолетта и Норин работали в банке и жили тихо, как мышки. Жизнь Хилари превратилась в рутину. Домой из школы, стакан молока с домашним печеньем, потом за уроки.

Позже Виолетта научила ее бухгалтерскому делу, а Норин — печатать на старой машинке, где буквы были заклеены лейкопластырем. К окончанию школы Хилари достигла всего, чего мама желала для нее — получила хорошее образование и сделала первые шаги к карьере секретарши. Она с удовольствием поступила бы в университет вместе со школьными друзьями, но к восемнадцати годам Хилари пришлось осознать, что у них просто нет денег. Мама занималась садоводством и выпечкой не из любви к людям. Этим она зарабатывала на жизнь для них обеих.

Хилари поступила в секретарский колледж и благодаря урокам двух квартиранток очень быстро усвоила все, чему ее могли научить. Она окончила колледж с отличием и через несколько коротких месяцев была готова зарабатывать на жизнь. Хилари взяли в больничную администрацию — там она и осталась. Работа так занимала ее, что она не задумывалась о мужчинах и замужестве. Пока не познакомилась с Дэном Хики.

Все друзья были настроены против него. Он слишком хорош собой, говорили они. Он ненадежен. Если он бросил ради нее невесту, где гарантия, что это не повторится. У него нет нормальной работы. Он белоручка. Он ищет богатую женщину, которая будет его содержать. И только мама согласилась с Хилари, что Дэн — просто чудо.

Хилари взволнованно перечислила Джессике доводы своих друзей.

— Мама, он не слишком красив для меня? — нервно спросила она.

— Чепуха. Хилари, ты красивая девушка, у тебя отличная работа и дом, где вы сможете жить.

— Но не может же он переехать сюда. — Хилари пришла в ужас.

— А где еще ему жить? Я достаточно долго и тяжело работала, чтобы дом достался тебе. И квартиранток у нас уже нет. Устроишь мне маленькую квартирку за кухней, и будет лучше некуда.

— Но получается, что мы выживаем тебя из собственного дома… — начала Хилари.

— Нет. К тому же мне тяжеловато ходить по лестнице. А так у меня будет и компания, и независимость. Куда уж лучше?

— Но разве мы можем позволить себе пристройку?

— Конечно, можем. Я же запасливая, как хомяк. Все ждала этого дня.

— День еще не наступил. Он пока не сделал мне предложение.

— Сделает. Просто будь к этому готова, — посоветовала Джессика.

Дэн сделал ей предложение на следующей неделе.

— Я не лучшая партия, — извинился он.

— Никого другого мне не нужно, — сказала Хилари, и он был счастлив. Еще счастливее его сделало отсутствие забот о доме для новой семьи. После тихой свадьбы он легко и незаметно переехал к ним.

Дэн вечно встречался с кем-нибудь по поводу блестящей возможности, обсуждал перспективы развития. Но за двенадцать лет семейной жизни он не заработал ни пенни. Напротив, Джессика вернулась к садоводству и кулинарии, да еще и добавила к списку выгул собак. Хилари занималась бухгалтерскими заказами для маленьких компаний или состоятельных частных клиентов — такая работа хорошо оплачивалась.

В одиннадцать лет Ник, как и Хилари, остался без отца. Но, в отличие от ее собственного отца, который уехал на юг Англии с женщиной в черном кожаном пальто, Дэн утонул в глубоком темном озере в центральной Ирландии, где встречался с каким-то парнем, который, возможно, мог предложить ему работу. Полицейские приехали сообщить о случившемся Хилари, ее матери и сыну. Они были очень добры. Они зашли в дом, заварили чай для пораженной горем семьи и уехали, не узнав об утонувшем ничего нового, кроме разве что того, что после него осталось три разбитых сердца.

Овдовевшая семья получила небольшую страховую выплату. Джессика настояла на достойных, элегантных похоронах. Дэну Хики это было бы приятно. Хилари была слишком поражена и разгневана, чтобы принимать участие в организации. Как ему пришло в голову плавать в незнакомом озере? Как он мог оставить их, не вырастив сына?

Сейчас, оглядываясь назад, она была глубоко тронута и благодарна матери за то, что та настояла на своем. Маленькие бутерброды, дорогой отель, бесчисленные друзья и знакомые — никто из них не помог Дэну найти работу, контракт или знакомство, но все с удовольствием явились на прием. Да, все было так, как устроил бы Дэн. Она ни секунды не жалела о том, как прошли похороны.

Хилари приложила все усилия, чтобы подарить Нику такое же счастливое детство, как было у нее благодаря Джессике. Когда сын заинтересовался музыкой, она организовала для него частные уроки. Она никогда не суетилась по пустякам. Она знала, что друзья завидуют Нику и его безумному дому, где он живет с двумя старухами. Хилари понимала, что в глазах его сверстников она принадлежит к тому же поколению, что и Джессика.

Шли годы. Хилари так и не познакомилась ни с кем мало-мальски привлекательным — хотя бы настолько, чтобы просто задуматься о романе. Предложений хватало — она нравилась людям, трудолюбивая молодая вдова с собственным домом, хорошим доходом, общительным взрослым сыном, композитором и преподавателем музыки, и веселой матерью, живущей в маленькой квартирке на первом этаже. У Хилари было много достоинств. Во всяком случае, было раньше.

Но по мере того как мама становилась все более хрупкой, забывчивой и менее самостоятельной, Хилари уделяла все меньше внимания своей внешности. Разумеется, мама просто старела — невозможно было поверить, что Джессика утратит свой острый ум, щедрое сердце, понимание жизни.

Но Джессика, на свой собственный лад, угадала, что происходит. Понимая, что может ожидать ее в будущем, она написала письмо, короткую машинописную записку:

Старея, я становлюсь все более забывчивой. Возможно, настанет день, когда я не смогу понять, где я, кто я и, что гораздо важнее, кто вы. Поэтому сейчас, находясь в относительно здравом уме и практически трезвой памяти, я хочу как следует, на ясную голову попрощаться с вами и поблагодарить вас.

Я прожила очень хорошую жизнь. Надеюсь, вас не обидит каша у меня в голове. Настоящая я живу глубоко внутри и хорошо вас помню…

Каждому досталось несколько слов. Вот что она написала Хилари:

Ты просто-напросто лучшая дочь в мире. Никогда об этом не забывай. Когда время придет, делай что должно. Я всегда буду любить тебя…

Мама

Мама лично разрешала отправить ее в дом престарелых. Невероятная щедрость? Или безумие? Впрочем, Хилари все равно не смогла бы на это решиться.

Она без удовольствия посмотрела на свое отражение в зеркале.

— Что вы собираетесь сделать? — спросила она Кики.

— Придать форму. Коротко и стильно, да?

Собственно говоря, прежде чем Хилари увидела свое отражение, она как раз считала свою стрижку короткой и стильной.

— Да, но не слишком коротко.

— Доверьтесь мне, — сказала Кики. Состриженные пряди падали и падали на пол.

Хилари задумалась, почему она доверилась этой девушке с огромными, густо подведенными глазами и зелеными ногтями. Ведь была же какая-то причина.

Когда Хилари вернулась в клинику, Клара задохнулась от восторга.

— Хилари, где ты постриглась? Ты выглядишь на десять лет моложе. Я немедленно туда иду.

Хилари показала ей визитку:

— Спроси Кики. У нее зеленые ногти.

— Ну, стрижет она отлично. Ты потрясающе выглядишь. Думаю, нам с тобой нужно как-нибудь отправиться в паб.

— Боюсь подумать, во что мы можем влипнуть. — Хилари рассмеялась, но ее глаза оставались серьезными.

— Бессмысленно спрашивать, как мама? Все так же, да? — с сочувствием спросила Клара.

— Нет, хуже. Вчера ночью она вышла из дома и спрашивала прохожих, сколько времени.

— А сколько было времени? — поинтересовалась Клара.

— Четыре утра. Она приняла четыре утра за четыре дня и решила, что я скоро приду пить чай.

Клара ничего не сказала.

— Ну, давай, Клара, выскажись.

— Нет, Хилари. Скажи сама. Ты не хуже меня знаешь, что нужно сказать.

— Ты считаешь, что ее нужно отдать в дом престарелых.

— Мое мнение не имеет значения.

— Уверена, ты знаешь какое-нибудь отличное место. Если я спрошу, ты немедленно продиктуешь название и номер телефона… — Хилари закусила губу.

— Это твое решение. Но если ты спрашиваешь — да, я знаю очень хорошее место. “Сиреневый двор”. Им заведует моя подруга, Клэр Коттер. Мы знакомы много лет. Она обеспечивает своим постояльцам очень приятную жизнь.

— Не могу. Пока не могу.

— Конечно. Конечно.

— Не суди меня, Клара. Ты не знаешь, что она сделала для меня. Я не могу от нее отказаться.

— Возможно, так было бы лучше для нее.

— Легче. Но не лучше. Даже если мне придется бросить работу и сидеть дома…

— Ты и так проводишь там все больше времени.

— Знаю, ты, наверное, думаешь, что я слишком часто беру отгулы… — начала Хилари.

— Да при чем тут они! Ты отрабатываешь каждый пропущенный час. Я же вижу, как ты торчишь здесь в обед или задерживаешься, если Ник дома. Ты отлично справляешься с работой, поверь мне.

— Клара, а если бы это была твоя мама?

— Я сдала бы ее в первое же заведение, куда ее приняли бы, и занялась бы своими делами.

— Ты только говоришь так.

— У меня слова с делом не разошлись бы. Моя мама — склочная скандалистка, которая в каждом человеке и в каждой ситуации видит худшее. Тебе не повезло — у тебя глубоко порядочная и добрая мама, и поэтому ты не видишь, как ей будет лучше.

— Нельзя сказать, что мне не повезло, — ответила Хилари.

— Конечно. Это очень, очень здорово, когда у тебя такая мама. Сама я, разумеется, не такая. Я своих девочек так достала, что они наверняка обо мне слова доброго не скажут.

Их разговор прервала Барбара, собиравшая деньги на подарок для возвращающегося Деклана. Деньги сдавали легко — пациенты и сотрудники клиники любили молодого доктора. Обе женщины достали по крупной купюре.

— Я ездила к нему вчера вечером, — сказала Клара. — Он быстро поправляется. На следующей неделе поедет в санаторий.

— Я бы с удовольствием навестила его, — сказала Хилари.

— Однажды жизнь изменится, и у тебя появится время, просто пока еще рановато, — утешила ее Клара.

— О-о-о, спасибо. — Барбара была довольна их вкладом. — А вы знаете, какой у нас славный охранник! Тим тоже не стал экономить. Он сказал, что хороших людей вроде Деклана нужно объявить национальным достоянием, представляете!

— Может, у него в сумке для инструментов припрятано сердце поэта-романтика? — предположила Клара.

— Думаете? Ну, польский разговорник там точно припрятан, он все учит и учит фразы — “Так” и “День добры”.

— А что это означает? — заинтересовалась Хилари.

— Понятия не имею.

— Может, ему нравится Аня, — задумчиво проговорила Клара.

— Нет, думаю, дело в ее соседке по комнате, — сказала Барбара. Она всегда знала, что к чему.

Сын Бобби Уолша Карл давал Ане уроки английского. Их головы склонились над столом — Аня стоически пыталась отправить человека из больницы в центр города.

— Сперва идете вдоль центральной улицы, следуете указателям до Колледжа Тринити, там слева увидите университет. Продолжайте идти, пока не увидите большой банк, это когда-то были дома парламента. Если вам нужно на улицу О’Коннелл, сверните здесь направо. Если хотите идти за покупками, за парадным входом в университет поверните налево, там будет улица Графтон для покупок…

— Лучше не уточнять про “для покупок”, — мягко поправил ее Карл.

— Почему бы мне не сказать просто: “Я полячка, я не знаю, где тут что!” — рассмеялась Аня.

— Потому что это неправда —ты прекрасно ориентируешься. А я всего лишь стремлюсь к совершенству!

Они снова громко расхохотались — и заметили Барбару, которая наблюдала за их шутливым разговором. Оба сдали ей денег.

— Ваш отец уже поучаствовал, — честно предупредила Карла Барбара.

— Ну и что, я с удовольствием добавлю от себя лично. Деклан — это просто чудо.

— Я сделаю огромный плакат со словами: “Добро пожаловать обратно!” — сказала Аня.

Барбаре показалось, что Карл смотрит на маленькую полячку с большой нежностью.

Хилари поняла, что что-то не так, едва повернула за угол. Около дома столпились соседи, из окна кухни валил дым. На секунду шок парализовал ее, так что она не могла сделать ни шага. Потом она бросилась к дому, крича: “Мама! Мама!”

Ее остановили друзья и соседи.

— С ней все в порядке, Хилари. Все в порядке, ни царапины. Смотри, вот она, сидит на стуле.

Хилари нашла глазами маму — та в самом деле неторопливо прихлебывала чай, окруженная соседями и прочими доброхотами. Огонь уже потушили, но на всякий случай все равно вызвали пожарных. Подойдя к матери, Хилари бегло оценила ущерб. Сгорели шторы — с окон свисали обрывки ткани, стена кухни в проеме разбитого окна казалась черной. Джессика могла погибнуть. Умереть при пожаре в собственном доме.

Хилари понимала, что должна благодарить Бога за ее спасение. Джессика казалась совершенно безмятежной.

— Не могу понять, к чему такая суета, — повторяла она снова и снова.

— Мама, ты могла погибнуть! Ты могла сгореть здесь! — Хилари испытывала такое облегчение, что почти кричала на мать.

— Но я хотела порадовать Ника. Он сказал, что не отказался бы от тарелки жареной картошки, как в старые добрые времена. Я предложила ее пожарить. Он куда-то пошел, а потом сковородка вспыхнула.

Хилари знала, что Ник никогда не подпустил бы бабушку к плите.

— Мама, ты, наверное, неправильно его поняла, — начала она и увидела сына. Он бежал по дороге, держа в руках две тарелки с картошкой. Ник решил побаловать бабушку — ведь она сказала, что это напомнит ей о старых добрых временах. Только тогда Хилари позволила себе расплакаться.

Поздно ночью, когда заменили окно и выкинули большую часть сгоревших полок и оплавленных кухонных принадлежностей, Хилари и Ник сели поговорить.

— Ума не приложу, что же нам делать. — Хилари закрыла лицо руками.

— Утром придут плотники. Я свожу бабушку погулять, пока они…

— Да я не об этом, сынок, не о завтрашнем дне.

— О будущем?

— Понимаешь, она ведь уже не в себе. Она решила, что ты просишь ее пожарить картошку! В ее состоянии…

— Да ведь это ты вечно повторяешь, что с ней все в порядке, мама. Ты же растерзаешь любого, кто не согласится.

— Да. Ну что же, может быть, я слишком долго прятала голову в песок.

— Мама, да ты страус, — нежно сказал Ник.

— Знаю. Вот интересно только, почему один юный страусенок не сказал старому страусу, что эта тактика не ведет ни к чему хорошему.

— Может, он и пытался, но старый страус повторял: “Чепуха! Чепуха!”, поэтому в конце концов страусенок сдался.

— Так ты хотел поговорить со мной про бабушку?

— Нет. С ней все в порядке. Это ты вечно ноешь и трясешься, когда бабушка говорит что-нибудь неожиданное. Лично мне все нравится. По-моему, она прикольная.

— Ты не помнишь, как блестяще она соображала.

— И до сих пор соображает. Вот сейчас она лежит в постели с кружкой горячего шоколада, а мы с тобой с ума сходим по поводу нее. И кто здесь лучше соображает, спрашиваю я вас?

— Ужасно видеть, как она теряет связь с реальностью.

— Мама, вот она — по-настоящему старый страус. Естественно, временами она спотыкается.

— На работе говорят, что…

— Ма, мы справимся. Я буду давать больше уроков дома и поменьше развлекаться.

— Ну ты же не можешь гробить свою личную жизнь, живем-то один раз.

— Я ничем не жертвую, мне отлично живется по ночам.

— Милые девушки попадаются?

— Мама, безусловно, девушек попадается много, милые они или нет — это другой вопрос.

— Но ведь ночные клубы… это же не лучшее место для знакомства? Я просто беспокоюсь за тебя, не думай, не хочу докучать тебе расспросами.

— Мама, ты ведь просто потрясающая, ты никогда мне не докучаешь.

— И все же, ты не можешь проводить целые дни, присматривая за бабушкой, — заметила она.

— Не все дни. Всего лишь на несколько часов больше, чем сейчас. Не буду уходить из дома и оставлять ее одну. — Он печально оглядел сгоревшую кухню.

— Интересно, сможем ли мы получить страховку? — подумала вслух Хилари.

— Не знаю. Когда дело доходит до выплат, страховые компании просто звереют. Они скажут, что бабушка — это ответственность страховщика. Честно говоря, думаю, не стоит даже связываться — кто знает, к чему это приведет.

— Ты имеешь в виду, они заставят нас поместить Джессику в дом престарелых?

— Ну, тут уж только нам решать, заставить нас никто не может. А время пока не пришло.

Хилари испытала невероятное облегчение. Она так боялась, что Ник будет упрекать ее, призывать взглянуть на вещи реалистично, скажет, что ради всеобщего блага за бабушкой нужно организовать надлежащий присмотр. А теперь выясняется, что он, как и она, всей душой за то, чтобы Джессика осталась дома.

Хилари еще раз оглянулась и улыбнулась. Какие пустяки — пара шкафов, немного краски. Можно взять еще бухгалтерскую подработку, чтобы все оплатить. Главное, что мама цела и невредима — и даже не испугалась.

Хилари хотелось вскочить и крепко-крепко обнять сына, но ведь он вывернется со словами: “Пусти, мать, я уже давно вырос из этих нежностей”. Поэтому она просто сказала:

— Твоему поколению так повезло. Вы можете делать почти все, что хотите. Мы были такие образцовые, такие особенные. Знаешь, все, что о нас пишут в книгах, — чистая правда.

— Просто жизнь была другая, — снисходительно сказал Ник. — У вас в голове был один секс, потому что его не было в жизни. А теперь секса сколько угодно, и люди гораздо легче к нему относятся.

— Сколько угодно — это интересно, — задумчиво произнесла Хилари.

В знак признательности Хилари подарила Ане яркий шарф.

— Но за что вы меня благодарите, Хилари?

— Ты столько вкалываешь за меня и ни разу ни словом не попрекнула этим. Ты такая умница, у тебя любое дело спорится.

Аня порозовела от гордости. Она так восторгалась шарфом, словно он был из лучшей ткани в мире.

— Сегодня напишу маме, расскажу о вашем подарке, — сказала она.

— Ты пишешь ей каждую неделю?

— Да, рассказываю про мир, в котором живу, про всех людей, которые меня окружают.

— А о личной жизни? — заинтересовалась Хилари.

— А у меня ее нет, так что и рассказывать не о чем. У меня было слишком много личной жизни в Польше, а теперь нет. Теперь я так много работаю, что на любовь времени не остается.

— Это неправильно, — улыбнулась Хилари. — Ведь ты знаешь выражение: миром правит любовь.

— Мой мир она только искорежила. Мне кажется, мне без нее лучше. Сейчас буду зарабатывать деньги, а любовь найду потом.

— Но представь, что встретишь его. Что ты будешь делать? Попросишь подождать лет десять? — спросила Хилари.

— Почему десять? Может быть, пять. Я хочу купить маме маленький магазинчик с квартирой на втором этаже. Понимаете, она портниха. Если бы на двери было ее имя, а в витрине — платья, в городе ее уважали бы, а не жалели.

— Уверена, они и сейчас не жалеют ее, Аня.

— Жалеют. Ее жалеют из-за меня. Я была такая дура. Если бы вы только знали. Я так ее опозорила. Она не могла поднять голову и взглянуть людям в глаза.

— Боже, Аня, что же ты сделала?

— Я поверила лгуну. Понимаете, я думала, что когда он говорит: “Я люблю тебя”, он и правда меня любит.

— В это верят все женщины на свете, — заметила Хилари. — Да и мужчины тоже.

— Но ваш муж на самом деле любил вас.

— Да, да, но это же другое. Это было много-много лет назад. Мир так изменился. Только представь себе, вчера мой сын сказал, что сейчас у людей сколько угодно секса!

— Думаю, с вами очень здорово обсуждать такие вещи. Моя мама ни разу в жизни не упоминала секс. При мне — ни разу. Я так подвела ее.

— А твои сестры с тобой говорили?

— Нет. Потому что когда со мной произошла вся эта история, им было так стыдно за меня. Они обе вышли замуж в семнадцать или восемнадцать. Вышли за соседских сыновей. А мне приспичило влюбиться в мужчину, приехавшего в наш город издалека. Он приехал, чтобы открыть дело.

— Открыл?

— Да, и некоторое время все шло хорошо. Но ему нужны были деньги, поэтому он женился на дочери богатого человека.

— Предпочел ее тебе?

— Дочери портнихи? Да еще и вдовы? Разумеется. Но я думала, что он любит меня. — У Ани увлажнились глаза.

— Может, он и любил, по-своему. Люди любят очень по-разному, — попыталась утешить ее Хилари.

— Нет, Марек никогда не любил меня. Он сам сказал мне потом об этом. А еще сказал, что просто посмеялся надо мной, как и его друзья.

— Мои друзья думали, что выходить замуж за Дэна — это безумие. Несколько человек мне так и сказали. Прямо в ночь перед свадьбой.

— Но вы были в нем уверены?

— Да. И что еще важнее, была уверена мама, поэтому я никак не могу позволить упрятать ее в сумасшедший дом. Ты ведь понимаешь, правда?

— Конечно, понимаю. Я и дальше буду вам помогать, вы не беспокойтесь, — пообещала Аня.

В обед Хилари отправилась домой, размышляя, как бы поймать Аню на слове. Может, попросить ее проводить вечер в неделю с Джессикой. Или иногда приходить и готовить обед. Хилари могла бы платить ей, ведь Ане так нужны деньги на маленький домик с именем мамы на двери. Рабочее место, которое обеспечит ей уважение.

Когда Хилари пришла домой, плотник уже работал на кухне, орудуя пилой и молотком. В гостиной Ник и Джессика листали альбом с фотографиями.

— Это свадьба твоей мамы, Ник. Смотри, какой красавец. Это один из самых счастливых дней в нашей жизни. До твоего рождения — пожалуй, самый лучший.

Они сидели и дружески болтали, переворачивая страницы, мама говорила совершенно здраво, и Нику явно было приятно ее общество. Хилари перевела дух. О чем она тревожится? С мамой все в порядке. Ей не нужна Аня, и сиделка тоже не нужна. И уж конечно, даже думать нечего о доме престарелых.

Через четыре дня Джессика собрала сумку и вызвала такси до вокзала. Когда Хилари пришла домой, Ник уже ушел, поэтому не мог объяснить, что случилось. Машину пришлось отослать обратно, в доме царила неразбериха.

— Мама, куда ты собираешься?

— На юг Англии. Хочу, чтобы твой отец хорошенько подумал и вернулся к нам. У него чудесный сын, Ник. Пора ему познакомиться с мальчиком.

— Мама, папа умер. Вспомни, пожалуйста. Умер давным-давно. Он умер, а та женщина вышла замуж за соседа.

— Он должен вернуться к сыну.

— Ник — его внук, мама.

— Нет, это неправда. Думаешь, я совсем выжила из ума и не знаю членов своей семьи?

— Ник — сын Дэна. Ты помнишь Дэна? Мой любимый Дэн утонул в озере.

— Хватит рассказывать мне о покойниках. Не знаю я никакого Дэна.

— Знаешь, мама. Ты его любила. Ты прекрасно к нему относилась. Ты рассказывала Нику, что день, когда я вышла замуж за его отца, был одним из лучших в твоей жизни.

— Хилари, ты слишком чувствительная. Думаю, тебе не очень подходит твоя работа.

— Мама, пожалуйста, не бросай меня.

— Тебя бросишь, как же, ты ведь отпустила такси, — тяжело вздохнула Джессика.

— Погоди, мама. Мне нужно позвонить.

Хилари кинулась в спальню и набрала номер сына.

— Ник, что произошло?

— В каком смысле?

— Бабушка. Ее что-нибудь расстроило?

— Нет, когда я уходил, все было в порядке. Что случилось?

— Она совсем не в себе, чуть не уехала на такси в Англию.

— Поездка влетела бы в копеечку.

— Ник, я не шучу. Она сама не знает, что говорит. Думает, что ты ее сын, а не внук.

— Мне приехать?

— А где ты?

— В кофейне, пью капучино с другом. Мы хотели сходить в кино, а потом я играю в клубе.

Хилари вдруг поняла, что Ник ничем ей не поможет. Он и так сделал достаточно. Ее захлестнуло чувство вины. Сколько можно портить мальчику жизнь?

— Все в порядке, Ник, прости, что побеспокоила тебя, — начала она. — Не нужно приезжать, отдыхай. Мы тут разберемся как-нибудь.

Она вернулась на кухню. Мама сидела и смотрела отсутствующим взглядом куда-то вдаль.

До утра Хилари ни на секунду не сомкнула глаз. На следующий день за завтраком она еще раз извинилась перед сыном.

Ник пожал плечами и сказал, что извиняться не за что. Он сегодня побудет дома и покараулит бабулю. Джессика казалась совершенно спокойной, словно ничего не произошло.

На работе, в клинике, Хилари выглядела измученной, и даже Клара это заметила, хотя и не стала высказываться прямо.

— Сейчас все такие усталые. Должно быть, погода, да еще вот-вот начнется рождественская суета, — мимоходом заметила Клара.

— Клара, оставь эти дипломатические игры. Никакая косметика не скроет мои морщины и облезлость.

— Джессика? — коротко спросила Клара.

— Конечно. Иногда она совершенно теряет связь с реальностью, но потом подолгу пребывает в здравом уме. Это какой-то кошмар.

— Ты не передумала держать ее дома, Хилари?

— Мы с Ником справимся.

— Хотя бы своди ее к доктору на обследование, ну что ты упираешься как баран?

— Свалить проблемы и принятие решения на других? Не думаю, что это правильно.

— Послушай, я уже рассказывала тебе про мою подругу Клэр Коттер и про “Сиреневый двор”. Ее пациенты очень счастливы…

— В том смысле, что они не понимают, где находятся?

— Они все понимают. У них прекрасный сад, очень вкусная еда. Пожилые люди там чувствуют себя в безопасности.

— Даже если понимают, где находятся.

— Именно так. Хилари, хотя бы съезди посмотреть, ты же ничего не теряешь от этого.

— Да, я теряю только мысль, что отправляю свою мать в богодельню.

— Все-таки давай-ка я дам тебе адрес, — сказала Клара.

Спустя два дня, приехав домой из больницы, Хилари обнаружила, что мама снова ведет себя очень странно. Очевидно, она пыталась выставить Ника из комнаты. Наконец Ник понял, чего она хочет, и безмолвно вышел.

— Что он здесь делает? — прошипела Джессика.

— Кто? Ник? Он готовил тебе обед, пока я была на работе, — упавшим голосом проговорила Хилари, предчувствуя недоброе.

— Кто он такой и что он делает в нашем доме?

— Мама, он твой внук. Это Ник, мой сын.

— Не пори чушь, Хилари, у тебя нет сына. Что здесь делает этот бродяга?

— Мама, ты что, не помнишь Ника?

— Я скажу тебе, что я помню. Я помню, что он прорезал у меня в сумке дыру и вытащил все деньги. Сотни фунтов!

— Мама, сейчас мы пользуемся евро, да к тому же у тебя нет ни сотен фунтов, ни евро, — возмутилась Хилари.

— Теперь нет, — покладисто согласилась Джессика.

Хилари позвонила в “Сиреневый двор” и договорилась, что приедет взглянуть на него. В доме престарелых оказалось свежо и чисто. Ее встретила Клэр Коттер, эффектная, элегантно одетая женщина с теплой улыбкой, так что Хилари сразу почувствовала себя легче.

— Мне хочется, чтобы родственники наших постояльцев были так же счастливы и спокойны, как они сами, — сказала Клэр. — Пожалуйста, миссис Хики, оглядитесь, посмотрите, как тут живется. Мы вам покажем пустую комнату, вы будете знать, чем мы располагаем, потом возвращайтесь, обсудим подробности.

Хилари прошла через большую, просторную столовую, где обедали несколько стариков. На столах стояли вазы с цветами, самых пожилых людей и инвалидов обслуживали помощники. В комнате царила жизнерадостная атмосфера, стоял гул разговора. Она заглянула в комнаты постояльцев, в каждой была отдельная ванная. В большой яркой гостиной можно было давать концерты, но маленькие альковы вдоль стен позволяли поболтать с семьей и друзьями без посторонних глаз. Там даже был небольшой спортивный зал, где шли занятия.

За чашкой чая с Клэр Коттер Хилари почувствовала, как напряжение отпускает ее. Она обратила внимание, что, в отличие от собственно дома престарелых, офис хозяйки был обставлен довольно аскетично. Ни модной мебели, ни роскошного ковра на полу, очень практичное рабочее место — шкафы и полки…

Клэр Коттер проследила за ее взглядом.

— Мы предпочитаем тратить деньги на удобство наших постояльцев и уверенность их семей, — пояснила она.

Хилари искренне улыбнулась — впервые за весь день.

— И мы знаем, как это непросто, миссис Хики. Всегда кажется, что еще не пора.

— Как же люди решаются? — задала Хилари свой главный вопрос.

— Когда понимают, что другому человеку так будет лучше, — мягко ответил Клэр. — Вам никто не подскажет, и никто не имеет права давить на вас.

— Большую часть времени она в полном порядке.

— А что говорит врач?

— Я еще не говорила с ним. Понимаете, серьезные ухудшения начались в последние несколько месяцев, — призналась Хилари.

— Ясно. Может, все-таки пригласить врача? Тогда мы поймем, как обстоят дела.

— Да-да, я так и сделаю, — согласилась Хилари.

Эта женщина успокоила ее. Можно справиться даже с нынешней ситуацией. Она больше не одинока.

* * *

На следующий день, когда приехал доктор, мама спокойно собирала головоломку. Он не найдет никаких симптомов и, возможно, решит, что она совершенно здорова.

Джессика решила, что доктор Грин приехал взглянуть на Хилари.

— Она слишком много суетится, доктор, — доверительно поделилась с врачом Джессика. — Тревожится о работе, обо мне, о том, что никогда не случится. Она всегда была такая.

Хилари резко подняла голову. Что-то изменилось в голосе ее матери, она теряла связь со своей нормальной, рациональной частью. Хилари теперь умела отслеживать признаки.

Она оказалась права.

Хилари сидела и слушала, как ее мама рассказывает врачу, что Хилари так и не вышла замуж и это ужасно грустно. Слишком разборчивая у нее дочка — и слишком серьезная.

— А юный Ник? — мягко спросил доктор Грин.

— Ник? Ник? Вы говорите об этом молодом бродяге? Дайте-ка я расскажу, что он украл у меня — не пойму, как Хилари доверяет ему дом…

Вердикт был однозначен — тяжелая форма старческого слабоумия, необходимость в постоянном уходе.

В следующие выходные Хилари отвезла мать посмотреть на “Сиреневый двор”. Их встретила Клэр Коттер, как обычно, готовая поддержать и успокоить Хилари. Она прочитала заключение врача, а затем они втроем прогулялись по дому и саду.

Джессика заявила ясным и звонким голосом, что она очень благодарна за чай и прогулку, но теперь предпочла бы поехать домой, будьте так любезны, она достаточно налюбовалась на это место и на незнакомых стариков. Теперь она хочет домой.

С этого дня Джессика ни на минуту не оставалась дома в одиночестве.

Хилари, Ник и Аня распределили между собой дежурства. Приятная соседская пара, Гари и Лиза, тоже присматривали за ней. Ничего дурного не могло произойти.

Хилари вздохнула с облегчением. Она не обязана поступать так, как многие другие, избавляться от матери и помещать ее в дом престарелых, потому что дома для нее больше нет места.

Две недели спустя Хилари проснулась, услышав, как хлопнула дверь. Она вскочила посмотреть, в чем дело. Комната матери и ванная были закрыты. Распахнутой оказалась входная дверь, которая на глазах Хилари еще несколько раз ударилась о тяжелый мраморный порожек. У Хилари перехватило дыхание. Ведь мама не могла сама открыть дверь? Ее всегда запирали на ночь, а ключ клали в вазу на столике. Хилари трясущимися руками перевернула вазу. Ключа не было. Она заглянула в мамину спальню и в ванную. Никого.

— Ник, Ник! Бабушка ушла на улицу! — закричала она. Но часы показывали всего три часа ночи, Ник еще не вернулся. Он собирался на концерт и в клуб, сейчас там все в самом разгаре. Хилари торопливо натянула теплые брюки, набросила пальто. Господи, пожалуйста, только бы мать ушла не слишком далеко.

Хилари бросилась бегом по улице сквозь морозную ночь. Кто все эти люди, куда они едут в такое время? Можно подумать, это нормально — в три часа ночи находиться на улице! Она остановилась, Пытаясь сообразить, куда могла пойти мать. Невозможно угадать. Хилари озадаченно огляделась — и увидела.

Вдалеке мигала сирена, на дороге стояли полицейские, направляя машины в объезд. Там произошел несчастный случай.

У нее закружилась голова, и она оперлась о припаркованную машину. Может быть, это не мама. На дороге происходит куча аварий.

На негнущихся ногах Хилари отправилась к месту катастрофы. Вокруг уже собралась толпа, ожидали приезда “скорой помощи”. Немолодая пара сидела на стульях, которые кто-то принес для них из соседнего дома. Мужчину трясло.

— Она выскочила из ниоткуда, просто вдруг выросла перед машиной в ночной рубашке. Ее глаза… она ничего не видела. Она не понимала, где находится. Господи, кто-нибудь, скажите, она еще дышит?

На лицах окружающих читался отрицательный ответ. Хилари медленно подошла ближе.

Тело прикрывала какая-то накидка, но из-под нее выглядывали знакомые тапочки. Хилари покачнулась и схватила полицейского за руку, чтобы не упасть.

— Это моя мать, — проговорила она. — Я знаю, это она. Это ее тапочки.

И она почувствовала, как сползает на землю.

Когда Хилари пришла в себя, толпа еще не разошлась. Приехала “скорая помощь”, и Хилари смотрела, как тело ее матери грузят в машину. Затем чьи-то многочисленные руки помоги Хилари встать и забраться в кабину. Ей сказали, что у нее шок и она нуждается в медицинской помощи. Прежде чем они уехали, Хилари попросила:

— Пожалуйста, кто-нибудь, скажите этому бедолаге, что он не виноват. Моя мама страдала слабоумием, ему не за что себя винить…

Она села в “скорую” рядом с безжизненным телом Джессики.

По этой самой дороге две недели назад они ехали в “Сиреневый двор”. Почему она не послушалась ничьих советов, почему не отвезла маму туда? Тогда не было бы всего этого кошмара и Джессика была бы жива. Во всем виновата Хилари. Она знала, что чувство вины будет преследовать ее до конца жизни.

* * *

Когда сына наконец-то отпустили домой, отец Деклана устроил торжественную вечеринку на улице Сент-Иарлат. В честь этого события перекрасили фасад дома, хотя Фиона была уверена, что Деклан навряд ли это заметит. Надо будет его тщательно проинструктировать, чтобы он восхитился оконными ящиками с цветами, посаженными Матти Скарлетом, оценил новые шторы, над которыми его мать корпела последние три недели.

— Как здорово, что ты их навещала, спасибо тебе.

Деклан с Фионой шли по больничному коридору, взявшись за руки. Он уже обходился без костылей, просто опирался на палку.

— А как же иначе? Мы с твоей мамой теперь лучшие подруги. Правда-правда.

— Она столько суетится, я боялся, что она с ума тебя сведет.

— Зря боялся, нам это не грозит, мы обе без ума от тебя, — рассмеялась Фиона.

— Она добрая, хорошая, но я буквально зверею, когда слышу, как она всем твердит, какая я важная персона. — Деклан старался быть честным.

— Не волнуйся, на эту тему я ее уже просветила, сказала, что ты бестолковый бездельник и зря занимаешь место в нашем центре.

— Не может быть!

— Конечно, не может, дуралей. Я сказала ей правду — что ты отличный доктор и что все ждут-не дождутся твоего возвращения.

— Похоже, вы не поладили с моим заместителем? — Деклан знал, каким будет ответ. Его зам был высокомерным хамом, и все его терпеть не могли.

— Хватит напрашиваться на комплименты. Ну-ка, выпрямись, завтра ты должен произвести на всех впечатление. И кстати, не забудь похвалить новое мамино платье, которое она наденет по случаю.

— Она купила себе обновку? — Деклан не поверил своим ушам.

— Ну, если совсем честно, то его купила я, на распродаже, а она дала мне денег.

— Ты ходила на распродажу?

— Да, и что? — Фиона порозовела, она не умела лгать. — Ну, хорошо, я ходила в обычный магазин, там были скидки. Платье ей фантастически идет. Она долго не соглашалась его брать, пока я не сказала, что оно из общества Викентия де Поля.

— Кто еще будет?

— Люди из клиники, несколько твоих приятелей, друг твоего отца Матти, его жена и еще эти его то ли дети, то ли внуки, которые разговаривают, как пришельцы.

Деклан рассмеялся:

— Они отличные ребята. Сейчас им, наверное, лет шестнадцать.

— Семнадцать. Они копят на поездку за границу в весенние каникулы и готовы работать официантами. Но когда они заговорили с твоими папой и мамой про деньги, Матти им чуть головы не оторвал. Так что теперь они помогают бесплатно.

— Это никуда не годится. Я им заплачу потихоньку. Отличная парочка — знаешь, они ведь даже не родственники Матти и Лиззи.

— Я не знала. А что же они там делают?

— Этого никто не знает, кто-то не мог прокормить их, кажется, они двоюродные брат и сестра первого мужа Кэти…

— Кэти?

— Дочь Матти и Лиззи, уж это-то я знаю. Она будет на вечеринке?

— Нет, у нее крупный заказ, она обслуживает концерт каких-то молодых музыкантов. И пусть только кто-нибудь посмеет заикнуться, что Сент-Иарлат не центр Вселенной!

— Я еще не доехал домой, но уже чудовищно устал, — пожаловался Деклан.

— Может, тебе стоит полежать? — предложила Фиона.

— Вот бы…

— Ни в коем случае. У тебя сил, как у цыпленка. Зачем ты мне такой сдался? — хитро прищурилась девушка, но ее голос звучал нежно, и она помнила, что Деклан только-только восстанавливается после аварии.

Аня нарисовала огромный плакат со словами “Добро пожаловать домой, Деклан!” и растянула его между окнами спален. Соседи вышли к калиткам поглазеть, и Пэдди принялся зазывать всех в дом.

— Парнишка будет рад видеть вас, — убеждал их он.

Молли в темно-фиолетовом платье с кружевным воротником выглядела сногсшибательно. Она сделала красивую прическу и, как ни странно, совершенно не суетилась. Деклан ничего не понимал. Мать не бегала кругами, рассаживая гостей, напротив, она сидела и безмятежно потягивала вино. Что у них тут произошло за время его отсутствия?

Мод и Саймон, напоминавшие представителей иной цивилизации, встречали гостей. Фиона попала в точку, сравнив их с инопланетянами: именно так они и разговаривали, один начинал фразу, другой ее подхватывал.

— Сегодня все на улице Сент-Иарлат хотят поздравить тебя… — На лице Мод сверкнула улыбка.

— … с возвращением домой после тяжелых испытаний, — закончил Саймон.

— Все сожалеют о случившемся… — продолжила Мод.

— …особенно владельцы той кошки, — серьезно пояснил Саймон.

Деклан почувствовал, что теряет нить разговора, как нередко бывает при общении с близнецами.

— Кошки?

— Кошки, за которой погнался Димплз, когда убежал от твоего отца, — пояснила Мод с таким выражением, будто Деклан не только стал хромым, но еще и повредился рассудком.

— Я и забыл про нее, — признался Деклан.

— Ну что же, ей будет приятно об этом узнать, — сказал Саймон. — Она боялась зайти поприветствовать тебя…

— Владелица кошки. Сама кошка совершенно ничего не помнит, — пояснила Мод.

— Слушайте, я так понимаю, вы помогаете на вечеринке. Я хотел вас отблагодарить. — Деклан полез в карман за евро.

— Нет, Деклан, спасибо, но финансовый вопрос уже обсуждался… — твердо изрек Саймон.

— И был сочтен неуместным, — закончила Мод.

— Нет-нет. Нельзя работать даром. Труд должен оплачиваться, — возмутился Деклан.

— Это не работа, а добрососедская помощь, — возразила Мод.

На этом разговор закончился.

Деклан озадаченно обошел маленький дом. Казалось, мама не испытывала никаких проблем, развлекая его коллег по клинике. Похоже, пока он лежал в больнице, она очень изменилась. Деклан прислушался. Мама рассказывала Кларе Кейси, как прилежно учился ее сын в юности, но больше ничего не сочиняла про должность старшего кардиолога. Диетолог Лавандер объяснила, сколько белка должно содержаться в хорошем нежирном мясе, и Молли энергично закивала головой. Затем она спросила Аню, не нужна ли ей работа, и предложила взять несколько часов в прачечной.

С тех пор как мама познакомилась с Фионой, все изменилось. За несколько коротких недель Фиона добилась того, чего Деклан пытался достичь многие годы. Он с гордостью взглянул на нее. Фиона стояла на другом конце комнаты и весело смеялась. Зеленая лента в кудрявых волосах подходила по цвету к ее глазам. Барбара, подруга Фионы, во всем ей помогала, в том числе следила, чтобы пивная кружка Пэдди Кэрролла всегда была полна.

Деклану хотелось остаться с ней наедине, но Фиона прижала палец к губам, взглядом давая понять, что у них будет достаточно времени.

Позже, когда почти все гости разошлись, а Мод и Саймон остались убираться, Деклан и Фиона решили расспросить их о планах. Близнецы объяснили, что хотят поехать на весенние каникулы в Грецию. Они надеялись найти работу в баре или ресторане.

— Вы знаете греческий? — спросила Фиона.

— Еще нет, но мы думали… — начала Мод.

— …что как-нибудь освоим его по ходу дела, — закончил Саймон.

— У меня есть брошюра, могу ею поделиться. Всегда ведь полезно что-то узнать заранее, — предложила Фиона.

— А кем вы там работали? — спросил Саймон.

— Ну, на самом деле я не работала…

— Ездили на каникулы? — уточнила Мод.

— Вроде того… — Фиона на секунду утратила самообладание. — Но вам совершенно необязательно знать, какие глупости я там творила. Вам нужны хороший совет и пара знакомств.

— Совет нам очень пригодится, — кивнула Мод.

— Замолвите за нас словечко? — попросил Саймон.

— Думаю, вам стоит поехать в небольшой городок, куда-нибудь, где нет толпы туристов. Тогда вы сможете познакомиться с местными жителями — и со страной.

— То есть мы просто возьмем и приедем…

— С парой фраз из греческого разговорника?

— Сделаем так. Я напишу тамошней подруге, она живет на чудесном острове, я ей объясню, что вам, возможно, понадобится работа.

— Вы это серьезно?

— Это ресторан?

— Вообще-то нет, у нее своя мастерская. Но ее хороший друг Андреас владеет таверной.

— Таверной, — отозвались эхом близнецы.

— Остров называется Агия Анна — дайте-ка мне карту, я вам покажу…

Деклан достаточно хорошо знал Фиону, чтобы быть уверенным: она на самом деле поможет им. Она водила пальцем по карте. Вот дорога из Афин в Пирей, город-порт. Отсюда надо пройти пешком вдоль паромов, уходящих на острова. Нужно записать название “Агия Анна” греческими буквами, чтобы узнать его. Фиона так увлеклась, как будто сама собиралась поехать с ними. У Деклана перехватило дыхание. Она не просто подруга, не просто прекрасная медсестра, у них не просто служебный роман. Это что-то совершенно иное. Он смотрел, как она заправляет завитки за уши, чтобы не лезли в глаза, и понимал, что не может жить без этой девушки.

Она была обязательной частью его жизни, ее улыбка, взгляд, искренний смех… Ему нужны ее одобрение и мужество. Он хочет знать, что она думает — обо всем на свете. Фионе внезапно почудилось, что они с близнецами утомили Деклана обсуждениями Греции. Она подняла на него взгляд.

— Что такое, Деклан? Тебе скучно с нами?

— Как мне может быть скучно с тобой. Это просто невозможно. — Его голос звучал так, как будто он простыл.

— Эй… Я должна заботиться о тебе, — встревожилась она. — Ты часом не простудился?

— Нет, вовсе нет.

— А что у тебя с голосом?

— Знаешь, как в книгах пишут: “Его голос звучал хрипло от нахлынувших чувств…”

— Ой, Деклан, ну ты и умора!

— Я не шучу. Смотрел на тебя, смотрел — и вдруг понял, насколько ты мне дорога.

Мод и Саймон сосредоточенно уткнулись в карту.

Фиона подошла и поцеловала Деклана.

— Ты тоже мне дорог, — сказала она. — А сейчас дай, пожалуйста, свой ноутбук. Наверняка есть рейсы дешевле того, что нашли близнецы.

Он задержал ее руку в своей. Ничто не имеет значения, пока они рядом — здесь ли, на улице Сент-Иарлат, или в доме ее родителей, в их с Барбарой съемной квартире или на море… Где угодно. Внезапно все стало ясно для него. Фиона — в буквальном смысле слова центр его жизни. Скоро он вернется в клинику, будет целыми днями работать рядом с ней и проводить с ней каждый вечер.

Никаким словами не описать радость, с которой встретили его коллеги, когда Деклан вернулся на работу в кардиологическую клинику. Каждый хотел пожать ему руку, рассказать последние новости. О том, что умерла мама Хилари, он уже знал от Фионы, так что первым делом выразил Хилари сочувствие.

— Примите мои соболезнования. Сейчас ей хорошо, — понимающе сказал он.

— Спасибо, Деклан, — безжизненно отозвалась Хилари. — Я никого не слушала, думала, что умнее всех, и вот результат. Она погибла под колесами машины. Погибла из-за меня.

— Не надо так думать. Подобными мыслями ее не вернешь.

— Нет. Но если бы я послушала окружающих, мама была бы жива. Не могу об этом забыть. Стыдиться и печалиться мне никто не запретит.

— Вы любили свою мать, что в этом дурного?

— Вы хорошо умеете утешать, Деклан, но не нужно меня щадить.

— Согласен, у меня есть привычка выбирать щадящий путь, но дайте я вам кое-что расскажу. Если бы я не попал в автокатастрофу, Фиона не познакомилась бы так близко с моей семьей. А ведь они очень полюбили ее. Если бы мы просто поужинали тогда вечером, мы до сих пор играли бы в игры, увиливая от серьезных отношений. Неужели я сумасшедший, если думаю, что нам суждено быть вместе? Что, я тоже пытаюсь нас щадить? Или все же умею быть благодарным судьбе?

— Для меня все закончилось печально.

— Поверьте, однажды вы порадуетесь, что ее миновали долгие годы слабоумия. Не сегодня, но такой день придет.

— Вашей Фионе очень повезло, — слабо улыбнулась Хилари.

Она проводила взглядом Деклана, когда тот направился к пациентам, держа в руке их карты и улыбаясь успокаивающей улыбкой.

— Ну, Джо, выглядите вы отлично, надеюсь, так же себя и чувствуете. Сердцебиения нет?

Казалось, что Деклан никуда не пропадал. Хилари и Аня смотрели на него, чувствуя радость от того, что он снова с ними.

— Без него клиника была бы совершенно не той, — серьезно шепнула Аня.

— Без тебя тоже, Аня. Без тебя здесь все бы развалилось. — Это было сказано с такой искренностью, что Аня едва не расплакалась.

Глава 4

Казалось, само провидение привело Аню к Кларе Кейси и помогло получить работу в кардиологической клинике.

Аня была самой младшей в семье. Она не помнила отца — он погиб в автокатастрофе, когда ей было всего три года. В тот ужасный день бедняга Павел на новом грузовике, его гордости и радости, въехал задним ходом в глубокий карьер. Он успел выплатить за грузовик только первый взнос. Семья так надеялась, что они смогут выбраться из унизительной бедности, что папа будет работать, они разбогатеют, дом полная чаша и все такое. Дочери найдут состоятельных мужей, сын Юзеф продолжит отцовское дело, они станут уважаемыми людьми…

Обо всем этом Аня узнала позже. Все это так часто пересказывалось, что девушке казалось, будто она помнит день, когда принесли известие о смерти отца. А за грузовик еще предстояло заплатить. Говорят, пришла беда — отворяй ворота. Уютный семейный очаг был разорен, ее мамочка, ее Мамуся, работала как проклятая, чтобы прокормить детей. Брат уехал в поисках работы на север, в Гданьск. Сначала он писал, что удачно устроился на верфи, даже присылал маме какие-то деньги. Потом он познакомился с девушкой из Гдыни, начал обустраивать дом для себя и невесты, денег на отправку маме больше не оставалось.

Две сестры работали на фабрике, там они познакомились с будущими мужьями и тоже покинули дом, чтобы уже начать обустраивать собственную жизнь. Иногда они заходили к матери в гости, жаловались на свекровей и тяжелую работу.

— Не спеши замуж, малышка Аня, — предостерегали они сестренку.

Совет был излишним. Аня была юна и еще училась в школе, но времени на уроки катастрофически не хватало. Она не была отличницей, поскольку ей постоянно приходилось помогать матери, ведь Аня осталась у нее одна. Она готовила утюги, чтобы гладить починенную одежду, — а это вам не современные невесомые паровые электроутюги. Аня научилась гладить тяжеленными чугунными громадинами, которые разогревали на плите. Гладили только через влажную тряпку, чтобы не прожечь ткань. Горе тому, кто оставит на одежде подпалину!

Мамуся всегда приговаривала, что если одежда после починки отпарена и наглажена, то она выглядит почти как новая. Клиенты довольны, и есть шанс, что они будут приходить снова и снова — надставить юбки на располневшую фигуру или перешить школьную форму на младшего ребенка.

Когда в город приезжал карнавал и цирк, другие девочки ходили смотреть. Иногда они пили кофе и шипучку в кафе у моста. Но Ане было не до игр. Ведь ей нужно было столько всего успеть сделать.

Мамуся утешала дочку и была настроена оптимистично:

— У нас есть доброе имя, малышка Аня, у нас есть репутация. Твоего отца до сих пор помнят, его все уважали. Нам удалось расплатиться с долгами за грузовик. Мы — люди чести. Нас ничто не сломит.

Но Мамуся не знала, что ждет их в будущем и как изменится их жизнь.

Когда Ане исполнилось пятнадцать, Мамуся приготовила ей подарок: жакетик, отороченный темно-зеленым бархатом. Заказчица купила слишком много ткани, и Мамуся заботливо отложила все обрезки.

Аня была в восторге от роскошного наряда. В нем ее темные волосы блестели особенно ярко, и ей даже пришло в голову, что, возможно, не такая уж она дурнушка. Она всегда казалась себе костлявой и неуклюжей по сравнению с остальными девочками. Аня и представить не могла, какой хорошенькой окажется, если оденется красиво.

Она понемногу отложила достаточно денег, чтобы сходить в кафе с лучшей подругой Лидией и похвастаться обновкой. Другие девочки очень хвалили жакет, и еще Аня все время чувствовала на себе заинтересованный взгляд темноволосого мужчины.

В конце концов он представился.

— Меня зовут Марек, — сказал он. — А ты очень красивая.

До сих пор Ане не говорили ничего подобного. У нее сладко заныло в груди. Этот мужчина на самом деле считал ее красивой — ее, маленькую Аню, мамусиного поваренка.

— Спасибо за комплимент, — сказала она тихо.

— Жаль, что здесь нет музыкального автомата. Мы могли бы потанцевать, — продолжил он.

— Я плохо танцую, — потупилась Аня.

— Я мог бы тебя научить, — предложил Марек. — Я люблю танцевать.

— Мы еще увидимся? — с надеждой спросила Аня.

— Может быть, только не в этой унылой дыре. В соседнем городе есть хорошее кафе “Мотлава”. Я там бываю почти каждый день.

И маленькая Аня, ни разу в жизни не солгавшая маме, сочинила длинную историю о школьной подруге, у которой умерла мать, и о похоронах в соседнем городе. Мама дала ей денег на автобус, и Аня отправилась искать кафе “Мотлава”. Перед путешествием она вымыла голову и ополоснула волосы водой с соком половинки лимона; Лидия говорила, что это придает волосам блеск.

Когда она выходила из дома, мама втиснула ей в руку монетку, чтобы Аня поставила в церкви свечку за упокой несчастной души. Аня никогда еще не чувствовала себя такой виноватой. Деньги она потратила на помаду — и теперь изо всех сил надеялась на чудо: только бы Марек заглянул в кафе.

Она сразу увидела его. Внутри играла музыка. Он подошел и протянул к ней руки. Вскоре они уже танцевали. Обнимать его, быть в его руках — все происходило самой собой и казалось таким правильным… Они почти не разговаривали. Да им и не нужны были слова. Когда пришло время ей идти на обратный автобус, он проводил ее до остановки.

— Тебе так идет этот зеленый жакет, — сказал он. — Ты будто какое-то лесное создание, настоящая нимфа.

— Это мой единственный приличный жакет, — призналась она. — Ты еще от него устанешь.

Она вдруг поняла, что ужасно торопит события.

— Я хотела сказать, если мы еще увидимся… — Она окончательно смутилась.

Он легонько взял ее за подбородок и нежно поцеловал. Всю обратную дорогу, сочиняя историю про похороны, на которых она якобы побывала, и придумывая новый предлог поехать в кафе “Мотлава”, Аня ощущала на губах его поцелуй.

* * *

Для любви нет преград.

Так пишут в книгах, и теперь Аня поняла, что это правда. Местная учительница заказала маме несколько костюмов, но ей были нужны модные пуговицы, в ближайшем магазине ничего подобного не продавалось. Аня вспомнила, что, когда она была “у подруги на похоронах матери”, она проходила мимо магазина. Может быть, съездить туда еще раз, вдруг нужные пуговицы найдутся там. Мамина благодарность снова заставила ее почувствовать себя очень виноватой.

— Какая ты хорошая дочка, Аня. Ты мое благословение, — растрогалась Мамуся. — Павел погиб, Юзеф уехал в Гданьск, только ты у меня и осталась. Спасибо, дочка, спасибо еще раз.

Аня быстро нашла магазин, там продавались именно такие пуговицы, какие хотела учительница. Старик-продавец предложил ей самой порыться в шкатулке. Он очень плохо видел и не мог помочь.

Прежде чем Аня поняла, что делает, она ссыпала в карман полдюжины крохотных перламутровых пуговиц. Это означало, что теперь у нее есть карманные деньги. Она приехала в город в старом темно-синем жакете, очень поношенном, но его легко было украсить. Выйдя от старика-продавца с пуговицами в кармане, она истратила сэкономленные деньги на бело-розовую эмалевую брошь и приколола ее на жакет.

Марек сказал, что она прекрасно выглядит, и они протанцевали весь день. Люди смотрели на нее с восхищением. Никто из них не знал, что она проведет вечер, наглаживая залатанные вещи, над которыми весь день трудилась ее мать, и пришивая украденные перламутровые пуговки.

— Как ты зарабатываешь на жизнь, Аня? — прошептал он ей на ухо.

Значит, он не знает, что она школьница!

— Я помогаю маме придумывать фасоны и шить, у нее свое дело.

— И много ли денег оно приносит, маленькая Аня?

— Нет, очень мало.

— Хотелось бы тебе иметь деньги, чтобы покупать красивые вещи?

— Конечно, а кому бы не хотелось?

— Я тоже люблю красивую одежду, поэтому я зарабатываю на нее деньги.

До чего же он хорош! Белоснежная улыбка, ослепительно белая рубашка, черная кожаная куртка, а как изумительно сидят на нем эти темно-серые брюки из явно дорогой шерстяной ткани. Он наверняка очень состоятельный человек. Но тогда почему он не ходит днем на работу, а проводит время в кафе и танцует? Это странно. Аня спросила его об этом.

— Я выжидаю, чтобы купить собственное место, Аня, хорошее, очень хорошее место. Я не люблю работать на других. Однажды выйдет по-моему. А пока я набираюсь опыта…

Аня находила предлог за предлогом, чтобы ездить в город. Через три месяца он спросил, не хочет ли Аня пропустить обратный автобус.

— Это невозможно! — отпрянула девушка.

— Оставайся со мной, проведем вместе ночь. Ведь мы оба этого хотим…

— Но Мамуся?..

— Твоей Мамусе скажут, что ты опоздала на автобус и ночуешь у подруги — помнишь, у которой умерла мать? А вернешься завтрашним утренним рейсом…

— Нет, Марек, я не могу.

— Ладно. — Он пожал плечами. Аня поняла, что в душе он уже прощается с ней.

— Может быть, получится на следующей неделе, — поспешно сказала она.

Он медленно расплылся в улыбке. Он так чудесно улыбался.

Одна из причин, по которым Аня отказалась, была весьма прозаична: на ней было слишком заношенное белье. Старая серая комбинация, застиранная до потери формы, чуть не рвалась по швам, затертый бюстгальтер носили до нее обе сестры. Если этому суждено произойти, она должна как следует подготовиться.

Целую неделю Аня шила, запершись в комнате. Она украсила нижнее белье кружевом и расшила его розовыми бутонами. Все остальное время она изо всех сил трудилась, помогая матери, чтобы заглушить угрызения совести. Казалось, неделя никогда не кончится. Аня пропустила в школе много уроков. Она принесла шитье в школьный сарай для велосипедов, чтобы успеть доделать Мамусин заказ.

В субботу она нарядилась во все лучшее и, дрожа, села в автобус. Сегодня она впервые займется сексом. Она проведет ночь в руках Марека. Анино сердечко стучало головокружительно быстро.

— Береги себя, маленькая Аня! — крикнула ей вслед мама.

Ане вдруг захотелось броситься обратно, разрыдаться у мамы на плече и обо всем ей рассказать. Но желание пропало так же быстро, как появилось, автобус тронулся.

Теперь ей уже были знакомы некоторые постоянные посетители кафе “Мотлава”, которые приветственно кивали ей, как старой знакомой.

— День добры, Аня, церемонно поздоровался он.

— День добры, Марек, — ответила она застенчиво. Через минуту она уже кружилась под музыку в его руках. Как всегда.

Только на этот раз она не вернется к маме домой.

Пожалуйста, пожалуйста, пусть все будет хорошо…

Она никогда еще не задерживалась так допоздна и впервые увидела, как официанты зажгли свечи в бутылках и по стенам побежали тени. Аня пошла звонить. Она набрала номер миссис Зак, владелицы магазинчика на углу.

Узнав, что Аня опоздала на автобус, миссис Зак пришла в ужас:

— Что мне сказать твоей матери, Аня? Где ты заночуешь?

— У школьной подруги Лидии, миссис Зак. Вернусь завтра.

Кажется, прошла вечность, прежде чем миссис Зак повесила трубку.

Аня обернулась и обнаружила, что Марек наблюдает за ней.

— Аня, ты прекрасна. Я люблю тебя, — сказал он.

— Я никогда этим не занималась. У меня может не слишком хорошо получиться… — начала она.

— Все будет чудесно, и мы будем очень счастливы, — заверил ее он.

Он обнял ее, и они поднялись наверх. В комнатке были только матрас, коврик на полу и принесенный Мареком кувшин с цветами. Не то чтобы все прошло чудесно, но Аня была очень счастлива, засыпая в его руках. Наутро он принес ей завтрак в постель — кофе и булочки.

Никогда еще мир не казался ей таким волшебным.

После завтрака, улыбаясь всем вокруг, Аня села на автобус и поехала домой.

Возвращение прошло гладко, мама ничего не заподозрила. Вечером в гости зашли сестры. Одна из них, похоже, забеременела, так что только об этом и говорили. Мысли Ани витали далеко-далеко — в кафе “Мотлава”. Она найдет способ снова вернуться в город Марека. Но чтобы пропустить автобус, ей пришлось устроить такое представление — это будет невозможно повторить.

С тяжелым сердцем она шила, чинила, гладила — счастье было так близко, но так легко могло ускользнуть.

На следующий день, когда Аня пошла за хлебом и овощами в магазин миссис Зак, она услышала, что кафе на мосту выставлено на продажу. Владелец, тощий, высокий, несчастный мужчина с мрачным, вытянутым лицом, решил, что у заведения нет будущего. Старикам кофе и пирожные были не по карману, а молодежь ездила на автобусе в соседний город, в кафе с музыкой. Теперь он хотел только продать свое дело как можно быстрее.

— Будем надеяться, что покупатели не превратят кафе в шумное заведение, — сказала миссис Зак.

— О господи, — отозвалась Аня.

— Потому что у тех, кто его купит, вполне могут быть планы устроить там бар.

— Разумеется, миссис Зак. Можно мне еще марку? — попросила Аня.

Милый, дорогой Марек.

Помнишь кафе у моста у нас в городе? Так вот, оно выставлено на продажу. Я помню, ты говорил, что хочешь открыть свое дело, так что, может быть, ты его купишь, и мы сможем видеться каждый день. Это было бы так чудесно.

С любовью, Аня.

Марек приехал на следующий день с братом и еще одним другом. Они несколько часов проговорили с владельцем кафе, рассказали, что хотят открыть тихое семейное дело, а других покупателей в таком захолустье еще поискать надо. Целый день прошел за разговорами и маленькими чашками кофе. К вечеру ударили по рукам: Марек, его брат и их друг покупают и обновляют кафе “У моста”.

Марек с партнерами действовали быстро и выторговали хорошую цену. Когда о продаже услышали и проявили интерес другие покупатели, было уже поздно. Теперь оставалось получить разрешение на продажу алкоголя.

Марек понимал, что после заключения сделки не стоит идти прямиком к Ане. С ее Мамусей, судя по всему, стоило считаться. Он предпочел подождать. Он знал, что Аня найдет его — так и вышло.

Марек сидел на мосту. Анины глаза засияли, когда она его увидела.

— Марек! Ты получил мое письмо! — воскликнула она.

— Какое письмо? — спросил он.

— Я написала тебе про это кафе, оно продается.

— Уже нет, мы его купили. Три часа назад!

— О, как чудесно, Марек! Я молилась без устали, чтобы все сложилось…

— И твои молитвы были услышаны, маленькая Аня.

— Но как ты узнал?

— Просто — узнал, — ответил он.

Она испытала мимолетное разочарование. Как было бы прекрасно, если бы именно она принесла ему радостную весть. Но она чувствовала себя такой счастливой, ведь теперь он будет жить здесь, значит, все остальное не имеет значения.

— Только представь себе, мы оба подумали об одном и том же.

— Ты подумала о том же?

— Да, да, я подумала, что это будет просто чудесно. Я так хотела, чтобы ты узнал первым. Мое письмо придет завтра, а сделка уже состоялась! — Она взволнованно прижала руки к груди.

— Ты подумала то же самое? Что ты будешь работать в нашем новом кафе? — Он смотрел на нее недоверчиво.

Аня прикусила губу. Об этом она не думала — но почему бы нет? Тогда они с Мареком будут видеться каждый день. Впрочем, существовало одно препятствие. Мамуся и слушать ее не захочет. Ведь Аня слишком юна, чтобы бросать школу. И Мамусе не понравится, если дочь будет работать в кафе, где молодым людям продают алкоголь.

Нет, об этом она будет думать позже.

— Я не писала, что буду работать у тебя, — начала она.

— Но ты будешь? Будешь, Аня?

— Конечно, буду.

Он и представить не мог, насколько тяжело дались Ане эти слова. Но она знала, что жизнь для Марека — простая штука. Если ты чего-то хочешь, ты это делаешь. У него не было никого вроде Мамуси, миссис Зак, сестер и учителей. Но не стоит пытаться решить все проблемы сразу. Нужно просто дождаться подходящего момента.

Подходящий момент наступил раньше, чем Аня ожидала.

Марек расположил к себе грозную миссис Зак. Он отдался ей на милость и посетовал, как нужна ему милая девушка из хорошей, достойной семьи, чтобы она жила с родителями, а в его новое кафе приходила работать, привлекая приличных, порядочных клиентов.

Миссис Зак немедленно пересказала все Аниной Мамусе.

— Какая жалость, что ты еще учишься, — сказала Мамуся. — Эта работа так близко от дома, она бы тебе чудесно подошла.

— Насчет школы, — медленно заговорила Аня. Возможно, настал самый важный момент в ее жизни; ни в коем случае нельзя допустить ошибку. — Насчет школы. Мамуся, только на прошлой неделе учительница говорила, что, на ее взгляд, мне нет особого смысла учиться дальше…

— Неужели она так и сказала?! — Мамуся была поражена.

— Да, и я сначала расстроилась, потому что представить не могла, как заработать на жизнь и при этом продолжать помогать тебе, Мамуся. Но теперь… может быть… кто знает?

— Думаешь, он даст тебе работу? — В глазах Мамуси появилась надежда.

— Нужно пойти и узнать. — Аня бегом бросилась в кафе.

В первые несколько дней Аня выходила на работу в бело-синей клетчатой блузке и темно-синей юбке. Выпить кофе с пирожными зашли миссис Зак, ее собственная Мамуся, два приходских священника, местный доктор и несколько пожилых соседей. Марек целенаправленно пытался заполучить одобрение города и предупредить любые нападки. Сестры Ани сказали, что ей повезло найти работу так близко от дома. Тем временем ей исполнилось шестнадцать, но Аня не стала суетиться из-за дня рождения. Основная причина была проста: Ане не хотелось, чтобы Марек узнал, как мало ей лет.

У Марека, его брата Романа и их партнера Льва было по комнатке в маленькой квартире над кафе. Аня потихоньку сшила шторы, подушки и покрывало в комнату Марека. На местном аукционе она купила картину с полевыми цветами, а на заднем дворе нашла старый комод, начистила его и отполировала. Вскоре благодаря ее стараниям комната Марека засияла, как маленький дворец.

Ей страстно хотелось поселиться с ним вместе. Как она была бы счастлива, покупая хлеб и молоко утром, разбираясь с поставками, может, на час или два заходила бы к маме, помочь с шитьем и поболтать…

Но это было невозможно.

Утром Аня несколько часов шила, затем шла в кафе “У моста”, помогала прибраться после вечерних посетителей, проветривала и занималась прочими делами, пока Марек, Роман и Лев пили кофе и обсуждали, как привлечь побольше покупателей. В конце концов они запланировали крупную покупку — музыкальный проигрыватель. Это дорогое вложение, но вскоре оно окупится.

Хотя, конечно, если единственными посетителями останутся миссис Зак, Анина Мамуся, их друзья и знакомые, то нет. Нужно, не откладывая, приложить усилия, чтобы в кафе зачастило младшее поколение.

Проигрыватель привезли, и они в благоговении столпились вокруг. Когда заиграла музыка, все четверо принялись танцевать от восторга. Аня никогда еще не чувствовала себя такой счастливой — она была частью чего-то совершенно чудесного.

Пришло время привлечь в кафе молодежь. Во-первых, Аня должна иначе одеться: сейчас она выглядит, как чопорная школьница. Люди будут приходить в кафе “У моста”, чтобы забыть о школе и работе, они захотят перенестись в увлекательный, волшебный мир. Аня наденет черную юбку в оборках и красную блузку с глубоким вырезом.

— Но где мне взять такую одежду? — задохнулась она.

— Ты же портниха, ты все сошьешь, — нетерпеливо ответил Марек.

Поэтому она сшила блузку и юбку. Потом Марек сказал, что она должна танцевать, чтобы остальным захотелось присоединиться.

— Ты имеешь в виду, я буду получать деньги за то, что танцую со своим боссом. По рукам! — весело рассмеялась она.

— Да, со мной — и еще, конечно, с теми, кто будет тебя приглашать, — сказал он.

— Но, Марек, я не хочу танцевать с незнакомыми, я хочу танцевать с тобой, — запротестовала она.

— И я хочу танцевать с тобой, Аня, но работа есть работа, дело есть дело. Мы сможем танцевать с тобой, когда все разойдутся.

— Но я не могу оставаться допоздна, мне нужно возвращаться домой после работы. — У Ани задрожали губы.

— Аня, ты, кажется, начинаешь ныть и жаловаться? — спросил он.

Она боялась этого тона. В его голосе слышалось нетерпение. Сейчас он потеряет к ней интерес.

— Я? Ныть? Жаловаться? Никогда! — засмеялась она.

В награду за послушание Марек обнял ее за талию и прошептал:

— Вот теперь узнаю мою девочку.

Танцевать с неуклюжими мужчинами под взглядами других, выжидающих конца песни, чтобы в свою очередь облапать ее, оказалось настоящей мукой.

— К нам приходит недостаточно девушек, — пожаловался Марек. — Может, ты сходишь в свою бывшую школу, Аня, расскажешь девочкам, как у нас здорово.

Аня послушно отправилась к школе и, встретив у калитки детской площадки знакомых, рассказала им, как весело в кафе “У моста”. Ее лучшая подруга Лидия слушала недоверчиво, но пообещала привести несколько бывших одноклассниц. Девушки стали потихоньку присматриваться к кафе. Они заходили неуверенно, растерянно, не зная, чего ожидать. Марек, Роман и Лев тепло приветствовали гостий и танцевали с ними. Видеть, как Марек танцует с другими девушками, особенно с задавакой Оливией, дочерью владельца пекарни, оказалось еще хуже, чем танцевать самой. Оливия вечно важничала в школе, а теперь царила и в кафе.

Когда Аня пожаловалась, Марек рассмеялся:

— У нее куча денег, Аня, она угощает здесь подруг. Неужели не очевидно, что ей нужно во всем потакать?

Аня считала, что Марек чересчур увлеченно потакает Оливии. Она уходила с танцпола довольная, раскрасневшаяся, а для Ани у Марека не оставалось времени. Их прекрасные, нежные, медленные танцы, когда она словно таяла в его руках, остались в прошлом. К тому же она не могла проводить с ним ночи. Им удавалось украсть несколько часов днем, когда в кафе наступало затишье. Тогда они тайком пробирались в комнату Марека, но это было не слишком приятно. Вечно приходилось прислушиваться, не зовут ли их снизу.

Мамуся до сих пор ничего не подозревала, но одна из Аниных сестер сказала, что у кафе, кажется, появляется “репутация”. Поговаривают, что молодые люди там слишком много пьют.

Аня ответила, что это совершенно невозможно. Миссис Зак каждое утро заходит в кафе выпить кофе. Если бы что-то было не в порядке, она высказалась бы первой, но ведь она регулярно наведывается в кафе “У моста”. Аня не сказала, что это она изо всех сил следит, чтобы к приходу миссис Зак кафе сияло и чтобы там не оставалось ни следа от вечерних гулянок. На заднем дворе стояли ящики, куда складывались бутылки. Раз в неделю их вывозили на грузовике Романа и сдавали в утиль. Никто не должен был узнать, сколько бутылок скапливается за неделю.

Однажды днем, когда Марек и Аня на часок уединились в комнате, Аня обнаружила в кровати шпильки. Пораженная, словно ее ударили, она воскликнула в ужасе:

— Марек, я не ношу шпилек. Откуда они здесь?

— А, я ведь часто завиваю волосы, — рассмеялся он.

— Марек, я серьезно. Ты приводил сюда другую девушку?

Выражение его лица стало очень жестким.

— Как ты смеешь говорить мне такие вещи? Как ты смеешь обвинять меня? Ты же знаешь, я люблю только тебя.

— Тогда как они сюда попали?

— Откуда я знаю? Может, сюда приводил девушку кто-нибудь еще. Мы не полицейские, мы не следим, что делают остальные…

— У остальных есть свои комнаты. Эта комната наша.

— Ну да, пожалуй, что так… — безразлично ответил Марек.

Аня села в постели. Она дрожала.

— Иди сюда, Аня, времени у нас немного, — подбодрил он ее.

Но Аня встала и молча оделась. Она спустилась вниз и подошла к бару.

— Ого, да вы быстро, — сказал Роман.

— Ты не мог бы сгрузить бутылки в грузовик? Их слишком много во дворе.

— Хорошо-хорошо, не бушуй, — сказал он.

— Роман, ты когда-нибудь спал в нашей с Мареком комнате?

— У меня своя есть, — возмущенно ответил он.

— Так я и предполагала.

Роман понял, что, похоже, сболтнул что-то не то.

— Может быть, вообще-то не исключено, я, наверное, мог заблудиться — знаешь, бывает, загуляешь допоздна… Возможно. Я мог… — нескладно закончил он.

В обед Аня принялась готовить ушки и голубцы. Она старательно лепила клецки и заворачивала капусту. Когда к ней подошел недовольный и обиженный Марек, она не обратила на него никакого внимания. Вместо этого она заговорила с посетителями.

— Аня, иди сюда, послушай меня, — попросил он.

— Дело есть дело. Ты сам говорил, что посетители должны быть довольны. Я стараюсь.

— С этим справился бы и Роман — в зале всего четыре человека.

— Позже подойдут еще.

— Где Роман?

— Складывает пустые бутылки в грузовик. Я его попросила.

— Ты суетишься из-за ерунды, Аня.

— Я отработала пять часов. Мы сегодня договаривались на восемь. Когда мне взять остальные три?

На его лице отразилось нечто, похожее на уважение.

— Поверь мне, я люблю только тебя, — проговорил он.

— Есть разные способы говорить о любви, но затащить в свою постель другую девушку, девушку со шпильками, явно к ним не относится.

— Я не люблю никаких девушек со шпильками. Я люблю тебя.

У него были такие огромные, искренние глаза. Он так давно не говорил, что любит ее. Она слегка смягчилась, но не сдавала позиций.

— Так что, Марек, какие три часа?

— На тебя совсем не похоже следить за стрелками и считать часы.

— Да, непохоже. Так какие часы?

— Приходи в семь, может быть, потанцуем вместе, — сдался он наконец.

Аня отправилась домой помогать матери.

— Ты сегодня такая тихая, Аня, обычно болтаешь и болтаешь.

— Я немного устала, Мамуся, вот и все.

Тогда мама охотно поддержала беседу за них обеих: скоро родится малыш, нужно сшить ему одежку, что именно лучше сшить, а уж когда будет известно, мальчик это или девочка, костюмчик украсим голубыми или розовыми лентами…

После ужина Аня медленно пошла в кафе “У моста”.

— Посиди со мной, — сказал Марек.

— Мне нужно работать, — возразила Аня.

— Нет, не нужно. Пойдем со мной, просто посмотрим вместе на реку.

Он держал ее за руку и говорил, что не любил в жизни никого, кроме нее. Он нежно гладил ее по голове и шептал на ухо:

— Я переехал в твой город. Я каждый вечер отпускаю тебя домой к твоей Мамусе, хотя так хочу, чтобы ты оставалась со мной. Я танцую с другими девушками, чтобы кафе процветало, по той же причине ты танцуешь с другими мужчинами. Разве это имеет для тебя значение? Никакого — мы просто делаем дело. Разве это имеет значение для меня? Никакого, а день, когда мы с тобой сможем быть вместе, каждую минуту становится чуть-чуть ближе.

Она долго молчала, а он говорил и говорил и гладил ее по голове.

— Ты знаешь, что я люблю тебя? — спросил он.

— Да, — просто ответила она.

— Тогда почему ты такая грустная?

Она выдавила слабую улыбку. Он так и не объяснил, откуда взялись шпильки в постели. И не сказал, что там никого не было. В сердце у нее поселилась ноющая боль. Интересно, кто это был. Может, все та же Оливия. Бесцеремонная дочь состоятельного отца. Лидия о чем-то таком говорила, но Аня не обратила тогда внимания.

— Где сегодня Оливия? — спросила она, застав его врасплох.

— Ну, она же не каждый вечер приходит, — ответил Марек.

— Конечно. Конечно нет… — Аня встала и пошла к кофейному автомату. Она приклеила на лицо сияющую улыбку, чтобы посетители ничего не заподозрили, и краешком глаза заметила, что Марек показывает ей большой палец, как бы говоря: “Умница!”

Роман и Лев обменялись выразительными взглядами. Слава богу, кризис миновал.

Оливия собиралась учиться в школе до восемнадцати, а потом поступить в университет — во всяком случае, так она говорила в прошлые визиты в кафе “У моста”. Но ее планы изменились. Через несколько месяцев после открытия кафе Оливия перестала рассуждать об университете. Теперь она говорила, что университет чересчур нахваливают, да к тому же все, что нужно для счастья, найдется поближе к дому.

Аня хотела обсудить это с Мареком, но он много разъезжал по делам, пытаясь обеспечить кафе денежные вложения. Музыкальный проигрыватель не окупился, не окупилась и кофейная машина, уменьшились даже выплаты, которые они каждую пятницу производили из кассы.

Аня надеялась, что Марек быстро найдет инвестора. Роман и Лев не горели желанием обсуждать дела; возможно, их куда больше волновали долги. Все равно, скоро она все узнает.

Мамуся слегла с ужасным кашлем, поэтому Аня пыталась организовать рабочие часы так, чтобы как следует присматривать за ней. Она пришла домой испечь хлеба и приготовить суп; Мамуся выглядела слегка бодрее, и Аня решила посидеть с ней пару часов.

— Ты идешь на поправку, Мамуся, скоро будешь совсем здорова, — весело сказала Аня.

— Я об одном прошу Бога и Пресвятую Деву. Мне бы только дожить, увидеть, что ты вышла замуж за хорошего человека и что у тебя есть свой дом. Тогда я с радостью уйду в мир иной.

Иногда Ане так хотелось рассказать Мамусе, что у нее уже есть такой человек и что в кафе “У моста” ее ждет собственный дом. Но они с Мареком решили никому не рассказывать, пока не смогут открыто поселиться вместе. Вернувшись в кафе, она с облегчением обнаружила, что посетителей сегодня очень много. Марек будет доволен.

Оливия наслаждалась всеобщим вниманием. Она хвасталась обручальным кольцом, по всему кафе мелькали блики от маленького бриллианта. Аня, пожалуй, была даже рада такому повороту событий. Теперь Оливия не сможет больше часами сидеть в кафе, надеясь, что Марек пригласит ее танцевать. Но ведь он расстроится из-за друзей, которых она приводила? Может быть, Оливия с мужем все же будут заходить? Или она окажется слишком занята, обставляя огромный дом, купленный ей отцом?

Аня собралась было присоединиться к маленькой толпе, восхищавшейся кольцом, когда в дверях появился Марек.

— Вот и он! — воскликнула Оливия. Дальше все происходило как в замедленной съемке. Аня увидела, как Оливия бежит к Мареку, обнимает его. И хотя в это невозможно поверить, Марек улыбается, все хлопают и поздравляют его.

Аня почувствовала, что вот-вот упадет в обморок. Должно быть, произошла какая-то ошибка. Может, это шутка? Сейчас все засмеются над тем, какая она наивная и как во все поверила. Но на шутку похоже не было.

Комната начала кружиться, Аня услышала голос Марека. Он говорил брату:

— Роман, сейчас же уведи ее.

Сильные руки обняли ее и вывели из кафе во двор, за угол, подальше от гостей. Она села на железный стул и уставилась на маленький садик, который пыталась вырастить. Она поливала эти цветы, выкладывала каменную горку. Они договорились, что когда-нибудь устроят здесь летнее кафе. Для семей с детьми. Качели и горку.

Вернее сказать, Аня сама с собой договорилась, а Марек просто не возражал. Теперь этого никогда не произойдет. Лев принес ей рюмку сливовицы. От крепкого сладкого запаха алкоголя ее слегка затошнило, но горячий обжигающий вкус помог ей прийти в себя. Это невозможно. Марек не мог с ней так обойтись.

Она попыталась встать и вернуться в кафе, но заботливые сильные руки усадили ее обратно. Она услышала, будто издалека, голос Романа:

— Останься здесь, так будет лучше. Он сейчас придет к тебе.

В кафе снова хором закричали: “Поздравляем!”

— Зачем, Роман? — спросила она его. — Зачем он это сделал?

— Тихо, тихо… — Роман вытер ей слезы грязным носовым платком и снова поднес к ее губам стакан с алкоголем, но она оттолкнула его руку. Впрочем Роман тут же отошел сам.

Из кафе вышел Марек.

Она подняла на него заплаканные глаза. Роман и Лев вернулись в кафе.

— Маленькая Аня. — Марек встал рядом с ней на колени и взял ее за руку.

Она ничего не сказала, просто смотрела мимо него на клумбу с цветами. Когда-то это была сточная канава, но Аня углубила ее, посадила цветы, удобряла их, боролась со слизнями и насекомыми, которые чересчур полюбили ее маленький садик.

— Аня. Для нас ничего не изменилось, — снова и снова повторял Марек.

В конце концов она перевела на него взгляд.

— Что это значит — “для нас ничего не изменилось”?

— Мы будем встречаться. Ведь я люблю только тебя. И ты это знаешь.

— Прости?

— Ты же знаешь, у нас с тобой совершенно особенные отношения. Их ничто не заменит.

— Ты женишься на Оливии. — Ее голос ничего не выражал.

— Да. Но для нас это ничего не меняет. Мы так и будем работать вместе, у нас остается наша комната для любви. — Он смотрел на нее, будто ничего не произошло.

— Почему ты женишься на Оливии? — спросила она.

— Ты сама знаешь почему, — ответил он.

— Нет. Не знаю. Почему?

— Потому что она беременна, разумеется, — сказал он, словно это была самая естественная вещь на свете.

— Я тебе не верю.

— Ну, так бывает. — Он пожал плечами.

— И это твой ребенок? — Она смотрела на него, широко распахнув глаза.

— Это еще не ребенок… и я не хотел тебе говорить. Ты сама спросила.

— Конечно, спросила, Марек. Может, я глупа, но все же не полная дура. Конечно, я спрашиваю, почему мужчина, который говорит, что любит меня и собирается на мне жениться, обрюхатил другую женщину и женится на ней. Почему бы мне не спросить об этом? И что ты имеешь в виду, говоря, что ничего не изменится?

— Нам не нужно ничего менять, Аня. Выбор за тобой.

— Но если ты станешь ее мужем…

— Она будет сидеть дома. Отец строит для нее большой дом. А мы заживем как раньше.

— Ты безумен, Марек. Ты жесток и безумен.

— Я всего лишь связал себя с дочерью богача, чтобы удержать на плаву наше кафе. Это вопрос бизнеса и с любовью не имеет ничего общего. Если ты мне не веришь, я не знаю, что еще сказать.

— И я не знаю. Понятия не имею.

— Что ты будешь делать?

— Еще не знаю. Может, умру, река меня укроет. — Она говорила очень спокойно.

— Нет-нет, не смей так думать.

— Мне незачем больше жить.

— Аня, вот увидишь, все будет, как раньше, — повторил он.

— Я пойду домой.

— Ты завтра выйдешь на работу?

— Посмотрим.

Из кафе закричали:

— Ма-рек! Ма-рек!

— Мне надо вернуться, — сказал он.

— Это ее шпильки были в нашей постели.

— Это бизнес. Не имеет ничего общего с любовью.

— В нашей постели.

— Больше это не повторится.

— Конечно нет. У нее теперь будет собственная супружеская постель, — холодно сказала Аня.

Аня почти не помнила следующих недель. Только редкие, случайные события.

Мамуся полностью выздоровела и окрепла. Сестра родила мальчика, и Аня поехала в швейный магазин в соседнем городе покупать голубые ленты. Ее встретил все тот же близорукий старик.

— Теперь вы заходите реже, — заметил он.

— Да. Теперь я здесь по другой причине, — ответила она.

— Вы стали счастливее? — неожиданно спросил он.

— Нет. Я несчастна. Вообще не понимаю, зачем жить дальше.

— Когда у меня стали отказывать глаза, я пережил нечто подобное. Хотел поехать на север и заплыть подальше в холодное море, чтобы уже не выплыть. Но я подумал, вдруг мне удастся еще побыть счастливым, пусть даже и с плохим зрением.

Она вспомнила украденные у него в первый ее визит маленькие перламутровые пуговицы.

— Ой, я вспомнила, я по ошибке взяла лишние пуговицы, когда приходила к вам в первый раз. Вечно забывала сказать вам. Я за них заплачу, могу даже сейчас. Шесть маленьких перламутровых пуговиц…

Он с облегчением улыбнулся.

— Я знал, что однажды вы вспомните.

— Вы знали? — Ее лицо горело от стыда.

— И ведь вспомнили!

Он был доволен — ему нравилось верить, что люди по природе добры, и сейчас он получил лишнее подтверждение.

— Вы были счастливы с тех пор… с тех пор, как все случилось? — спросила она.

— Да, малышка. Очень счастлив. Величайшей глупостью было бы уплыть в Северное море.

— Я запомню, — сказала она.

Но больше она почти ничего не помнила.

Она не помнила, работала ли в кафе “У моста”, приходила ли туда Оливия, поднимались ли они с Мареком в комнату, которую она когда-то с такой любовью обустраивала для их совместной жизни. Она не помнила, как пришли строители, чтобы расширить кафе: Марек с партнерами уже давно планировали устроить столовую на той стороне реки. Должно быть, приходили. Должно быть, кто-то привез мебель. Должно быть, Марек, Роман и Лев взяли на работу шеф-повара и новых официанток.

Должно быть, Оливия родила дочку, потому что Аня помнила большую вечеринку по поводу крестин в кафе “У моста” и девочку, которую назвали Катариной. Должно быть, Аня видела отца Оливии, но вообще не запомнила его. Она не помнила, о чем ругались Лев с Мареком и почему Лев ушел. Он сказал, что теперь это семейное дело и он предпочтет держаться в стороне.

Она помнила чувство онемения и иногда — губы Марека на своих губах. Он снова и снова повторял, что она должна ему верить, что он глубоко и искренне любит ее.

Если бы Аня услышала такую историю, она сказала бы, что эта женщина, должно быть, совершенно безумна. Вероятно, она и была безумной.

Так думала ее семья. Сестры по очереди отводили ее в сторону и рассказывали, что люди много сплетничают. Ходят слухи, что у Ани роман с Мареком, женатым человеком.

Когда об это услышал Юзеф, он решил, что пора приехать с севера навестить родных. Он привез с собой жену. В первый же вечер после приезда он поговорил с Аней. “Доброе имя — это единственное, что у нас есть”, — сказал он ей. Какое счастье, что до сих пор никто ничего не рассказал маме. Аня должна все прекратить.

Аня почти не помнила, как Юзеф гостил у них. Его жена Зофья сходила в кафе.

— Я хорошо понимаю, почему он тебе нравится, — сказала она, увидев Марека. — Он красив, но он только играет с тобой.

Аня, неожиданно для самой себя, спросила, почему Зофья так думает.

— Он женат, — откровенно ответила Зофья.

— Но он не любит ее, — объяснила Аня.

— Знаю, знаю. Представь, я даже верю, что это правда. Но тебя он тоже не любит. Ты поймешь, когда освободишься.

— Я не хочу освобождаться. Я хочу всегда быть рядом с ним. — Аня, очевидно, не владела собой.

— Когда-нибудь ты полюбишь другого. И с радостью вспомнишь наш сегодняшний разговор.

— Я не расстроена из-за разговора. Но я никогда не полюблю другого — и никто другой не полюбит меня…

— Я от всей души желаю тебе добра, — мягко сказала Зофья. — Если когда-нибудь захочешь отдохнуть, приезжай к нам с Юзефом. Он иногда очень глупый и странно смотрит на вещи, но он любит тебя. Он мне столько рассказывал про то, как ты была маленькой…

Вероятно, Аня готовила на всех еду. Сложно сказать наверняка, но, кажется, они постоянно благодарили ее то за завтрак, то за обед. Мамуся все время улыбалась. Разумеется, она была несказанно рада повидаться с сыном — и с Зофьей они тоже замечательно поладили.

— Как без них одиноко, — грустно сказала Мамуся, когда они уехали.

— Но они обещали приезжать каждый год, — утешила ее Аня.

По словам миссис Зак, люди были так возмущены ее поведением, что больше не хотели шить вещи у ее матери.

— Вы тоже бросите мою маму из-за, как они выражаются, моего поведения? — спросила Аня.

— Нет, потому что мы с твоей мамой дружим всю жизнь. Твой отец трагически погиб, но она была и осталась хорошей, работящей женщиной. Не ее вина, что ты не уважаешь чужие брачные обеты.

— Может, другие тоже так подумают, миссис Зак.

— Хорошо бы, ты оказалась права. Я деловая женщина, практичный человек. Но многие местные дамы не занимаются ничем, кроме работы по дому. У них слишком много времени на сплетни и осуждение. Попомни мои слова — она потеряет из-за тебя работу…

— Если только?..

— Если только ты не прекратишь эти глупости, Аня.

— Спасибо, миссис Зак.

Должно быть, она еще не раз с ней беседовала. Но целые месяцы были словно затянуты дымкой, и она ничего не могла вспомнить.

Как-то Аня встретила свою подругу Лидию. Лидия уезжала работать в Ирландию. Она сказала, что для людей, желающих работать, там открываются невероятные перспективы. Может быть, Аня поедет с ней? У них будут приключения, новая жизнь и деньги. Ирландцы — католики, как и поляки, так что в этом плане ничего особенно не изменится. Лидия слышала, что они дружелюбный народ и тепло встречают приезжих.

— О, тебе-то хорошо, Лидия, ты учила английский, ты сможешь с ними общаться. А я совсем потеряюсь.

— Я бы помогала тебе поначалу, — предложила Лидия.

— Нет. Я буду тянуть тебя назад.

— Ты просто не хочешь с ним расставаться, так ведь?

— Нет, не так.

— Конечно, так, Аня.

— Просто пока я не готова уехать.

— Значит, я оставлю тебе мой тамошний адрес, и ты ко мне приедешь, когда будешь готова.

— Ты, кажется, абсолютно уверена, что я приеду.

— Однажды так и случится, — убежденно сказала Лидия.

— Ты можешь не верить, что это любовь, Лидия, но это она, — загрустила Аня.

— А что, если у него есть кто-то еще?

— Но, Лидия, разумеется, у него есть кто-то еще. У него жена и дочь.

— Нет, я имею в виду, помимо них.

— Что за нелепость!

— У него кто-то есть, Аня. Поверь мне, — настаивала Лидия.

— С какой стати?

— Она подруга моей сестры, и она говорит, что это любовь. Точь-в-точь как ты.

— Неправда.

— Зачем бы я стала лгать тебе?

— Чтобы убедить меня поехать за границу, чтобы у тебя была компания. Я не могу уехать. Я не могу бросить Мамусю, дом, сестер…

— И Марека, — закончила за нее Лидия. — Однажды ты решишься. Я пришлю тебе адрес, как только доеду.

— Как ее зовут?

— Кого?

— Подругу твоей сестры?

— Юлита.

— Хорошо, — сказала Аня.

С этого момента вещи начали понемногу проясняться, словно объектив навели на фокус. Аня помнила недели после того, как услышала о Юлите. Конечно, она ничего не сделала с этой информацией, просто запомнила и убрала подальше, в чулан своего сознания, куда редко лазила. Но теперь Мамуся сетовала, что некоторые из ее старых клиенток находят причины, больше похожие на предлоги, чтобы больше не приходить. Обе сестры сказали, что о ней говорит уже весь город. Милый молодой священник спросил, нет ли у Ани какой беды на сердце: даже если он не сможет ничем помочь, во всяком случае, он выслушает ее — он хорошо умеет слушать.

Аня встретила Льва. Уйдя из кафе “У моста”, он устроился на фабрику мороженого. Аня ходила туда узнать, не удастся ли заключить для мамы контракт на пошив комбинезонов и рабочей одежды.

— Как дела в кафе? — спросил он.

— Мне кажется, хорошо. Ты же знаешь Марека, он не очень разговорчивый.

— Я всегда говорил, что ему стоит рассказывать тебе побольше. — Лев покачал головой. — В конце концов, это ведь ты нашла для нас место.

— Нет, я написала ему, но он уже знал.

— Он не знал, Аня. Он просто не хотел, чтобы ты думала, что ты такая умница.

— Уверена, здесь какая-то путаница… — сказала Аня.

Через некоторое время она получила письмо из Гданьска, от невестки.

Дорогая Аня,

Не знаю, почему пишу тебе. Просто когда мы с Юзефом приезжали в гости, ты мне сразу понравилась.

Пару недель назад у нас была торговая ярмарка, продавали оборудование для ресторанов. Мы видели Марека. Он присматривался к очень дорогому автомату для выпечки блинов, он так и называется — блинница. Мы заговорили с ним, но он нас вообще не помнил, поэтому мы не стали объяснять, кто мы. Он был там с очень юной девушкой по имени Юлита.

Чем бы ты ни занималась в жизни, я желаю тебе удачи и счастья.

Юзеф считает, что мы должны оставаться в стороне и молчать, но я чувствую, что у тебя есть право хотя бы просто об этом знать, чтобы когда-нибудь сделать выбор.

С любовью, Зофья.

— Где Марек был на прошлой неделе? — будничным тоном спросила Аня у Романа.

— О, ездил на торговую ярмарку, видел там отличное оборудование. Думаю, назаказывал нам всякого-разного.

— Неужели он может себе это позволить?

Они давно уже не называли кафе “нашим”, оно принадлежало Мареку, и все об этом знали.

— Ну, тесть его неплохо поддерживает, — сказал Роман.

— Да, до тех пор, пока он не дает повода для придирок, — заметила Аня.

— Что ты имеешь в виду? — встревоженно спросил Роман.

— Сама не знаю, — искренне ответила Аня.

Марек заглянул вечером. Она слышала, как Роман предупреждает его, что она сегодня в странном настроении, поэтому Марек пустил в ход все свои чары:

— Красавица Аня, как чудесно ты выглядишь. Будешь ли ты танцевать сегодня с мужчинами, пробуждать в них жажду, заставлять тратить деньги?

— Чтобы побыстрее окупилась блинница? — поинтересовалась она.

— Откуда ты про нее знаешь? — подозрительно спросил он.

— О, я вижу человеческие души насквозь. Вот увидела, что ты хочешь завести блинницу.

— Хм, а видишь ли ты, как одергиваешь пониже блузку с оборками и вытаскиваешь мужчин танцевать?

— Нет, этого я не вижу. Странно…

Он вернулся к Роману.

— Ты прав, она в чудном настроении, — услышала она.

Аня ушла на задний двор, нарвала цветов, поставила их в вазу и хотела подняться наверх.

— Куда ты? — Марек перегородил ей дорогу.

— Я собрала для тебя цветов. Хотела отнести их…

— Нет, не поднимайся, там ужасный беспорядок.

— То есть все как обычно?

— Аня, ты в порядке?

— Да, все отлично.

— Хорошо. Я занесу цветы наверх попозже.

— Мне остаться вечером?

— М-м… наверное, не сегодня.

— Ясно.

— Что тебе ясно? — Он был встревожен.

— Похоже, Оливия начинает что-то подозревать, но ведь ее отец должен оставаться твоим другом, чтобы оплатить все заказы с ярмарки.

— Откуда ты знаешь про ярмарку?

— Ты же сказал мне, что туда поедешь, разве не помнишь?

— Нет, не помню.

— Говорил-говорил, и Роман тоже говорил. А что?

— Ничего.

— Я права насчет отца Оливии?

— Вроде того.

— Тебе очень повезло, что ты получил это место, да, Марек?

— Да, да, очень повезло.

— А от кого ты о нем услышал?

— Не помню, это такая давняя история.

Он места себе не находил. Было странно видеть его таким. Раньше тревожиться и пугаться приходилось Ане, но только не сегодня.

Аня проработала допоздна, не танцевала, но много обслуживала столики. Затем она накинула жакет и пошла домой.

Марек бросился следом.

— Аня, что не так? Ты сегодня очень странная, — сказал он.

— Ничего. — Она продолжала идти.

— Послушай, ты же знаешь, как обстоят дела. Из-за денег мы очень зависим от отца Оливии, ведь речь идет об огромных суммах. Сейчас мы с тобой просто не можем ничего себе позволить. И конечно, маленькая Катарина взрослеет и начинает все замечать, поэтому ей нельзя так много времени проводить в кафе, а значит, мне нужно чаще бывать дома. Но ты же все это знаешь.

— Да. — Аня не останавливалась.

— Ты ведь знаешь, я люблю тебя и только тебя.

— Разумеется.

— Тогда почему ты такая злая?

— Иди, Марек, возвращайся в кафе. Юлита будет недоумевать, что же с тобой случилось.

— Юлита? — Он остановился как вкопанный. — Ты имеешь в виду Оливию.

— Нет. Я имею в виду Юлиту. Она в хорошем настроении, потому что в комнате стоит красивый букет цветов, но не понимает, почему ты не поднимаешься к ней наверх.

— Я не знаю, о чем ты говоришь, — выпалил он.

— До свидания, Марек.

— Что это значит? — Он выглядел почти пораженным.

— Что сказано. До свидания.

— Ты уходишь из кафе.

— Уже ушла.

— Но ты не можешь так поступить, как же твоя зарплата… и… все…

— Я взяла зарплату из кассы и оставила записку.

— Что ты будешь делать?

— Не знаю.

— Ты все переживешь — это просто глупости. Это ничего не значит.

— Нет.

— Ты пережила мой брак с Оливией. Ты вернулась в мою постель.

— Знаю. И это очень странно, не правда ли? — сказала Аня.

Они были уже почти у ее дома, и он понял, что больше сегодня ничего не добьется.

— Мы поговорим завтра, когда ты успокоишься. Говорят же, утро вечера мудренее. Может, это и правда так.

— Да. Может быть.

— Увидимся завтра, Аня.

— До свидания, Марек.

Ночью Аня не сомкнула глаз, зато многое успела сделать. Она закончила кучу шитья для мамы, аккуратно погладила все заказы и сложила их в стопочку, снабдив ярлыками. Затем она написала маме длинное письмо. Сложнее всего оказалось одолеть первые строки.

Дорогая Мамуся,

Я была тебе плохой дочерью, и я надеюсь это исправить. Я была очень, очень глупой, Мамуся, я видела любовь там, где любви не было, верила лжи и вела себя как полная дура.

Мне нужно уехать. Я все исправлю, Мамуся, поверь, я все исправлю. Я отправляюсь в Ирландию к Лидии. Но сперва я все тебе расскажу. Мамуся, лжи больше не будет. Вот моя грустная и нелепая история…

Дальше писалось легко. Ане было даже странно, почему она до сих пор не открылась Мамусе. Она собрала чемодан, а остальную одежду сложила в коробку на случай, если что-то пригодится сестрам. Сверху Аня положила зеленый жакет, тот самый, который мама когда-то отделала бархатом. Тот самый наряд, который она надела когда-то, чтобы привлечь внимание Марека.

Бело-розовую эмалевую брошь, купленную, чтобы удержать его внимание, Аня убрала в мамину шкатулку. Перед самым рассветом она принесла маме завтрак в постель. Теплый хлеб, мед и кофе с молоком.

Мамуся пришла в восторг. Она села в кровати и спросила:

— Но ведь сегодня не мой день рождения, Аня. Почему ты меня так балуешь?

— Мне нужно успеть на ранний автобус, Мамуся. Не торопись вставать. Всю работу я сделала.

— Ты лучшая дочь в мире.

— Поспи сегодня подольше, Мамуся.

— Увидимся вечером, маленькая Аня.

— До свидания, Мамуся.

Аня прибралась в опустевшей спальне, а конверт со сбережениями оставила на кухонном столе для Мамуси. Она в последний раз обошла дом и закрыла за собой дверь.

В соседнем городке она села на поезд, доехала до большого города, а оттуда долетела самолетом до Дублина. В Ирландии она оказалась почти совсем без денег. Она должна была оставить как можно больше Мамусе — той теперь придется справляться без дочери. А Аня снова начнет откладывать.

В этой богатой стране работы было сколько угодно. Утром Аня позвонила Лидии. Та очень обрадовалась и продиктовала ей адрес. Лидия снимала квартиру на втором этаже, над польским рестораном. Аня сказала, что приедет поздно вечером. Если Лидии еще не будет, она подождет внизу и выпьет кофе. Лидия предупредит хозяев ресторана, что приезжает ее подруга.

Аня сидела в автобусе, выезжающем из дублинского аэропорта, и смотрела открыв рот на огромные шоссе, новые здания, высоченные подъемные краны, отвесно уходящие в небо. Когда они подъехали к центру города, уже стемнело и все огромные многоквартирные дома и офисные здания осветились огнями. Широкие улицы и нарядные площади были заполнены сотнями молодых людей. Может, сейчас в городе фестиваль или карнавал?

Аня показывала записанный от руки адрес, и ей жестами объясняли, куда идти. Вскоре она добралась до польского ресторанчика и съела тарелку супа. Дружелюбные люди, работавшие в ресторане, сказали, что Лидия скоро вернется. Она работает в нескольких барах и ресторанах, они не знают, где именно она сегодня. Затем пришла Лидия, иподруги долго обнимались, утирая слезы. Поляки предложили им сливовицы, чтобы отметить встречу.

— Где ты будешь работать, Аня? — спросил ее один официант.

— Пока не знаю. Мне кажется, что я еще в Польше, — улыбнулась она.

— Может, ты останешься здесь — стирать и гладить?

— О, я с огромной радостью…

— Она с огромной радостью полюбуется на тебя умытого, причесанного и в костюме, — перебила ее Лидия.

— Но почему не поработать у нас? Мы бы взяли вас обеих. — Мужчина широко улыбнулся.

— Потому что, если бы мы хотели работать на неудачников-поляков, каждый вечер выпивающих по ведру пива, можно было не ехать через полмира. Таких и дома полно, — весело ответила Лидия и утащила Аню наверх.

Квартирка оказалась маленькой и неопрятной. В ней было две крошечных спальни.

— Ты не стала искать соседку? — спросила Аня с восторгом.

— Нет…

— Ты знала, что я рано или поздно приеду?

— Да, когда поймешь, что готова, — сказала Лидия.

Человеку, готовому мыть полы, тарелки, присматривать за стариками и прибираться, работу в Дублине было найти несложно. Но Аня плохо говорила по-английски.

— Не ходи туда, где много поляков, иначе никогда не выучишь язык, — предупредила Лидия.

— Может, попробовать агентство?

— Нет. Там ты весь день будешь с другими иммигрантами, и потом, агентство забирает почти все деньги. Мы ищем работу сами, просто спрашиваем и спрашиваем. В паб тебя не возьмут, пока не разберешься, что такое “половина”, “пополам”, “черно-рыжее”… из названий напитков можно целый словарь составить, — сказала Лидия.

— Спасибо, что не задаешь вопросов, Лидия.

— Сама расскажешь, когда захочешь, — ответила та.

Аня писала маме каждую неделю. Она расспрашивала о здоровье Мамуси, о маленьком племяннике, интересовалась, как поживает миссис Зак и хорошо ли идут дела с пошивом униформы для фабрики мороженого, где работает Лев. Она не упоминала кафе “У моста” и никого оттуда. Она рассказывала о Дублине, какой это богатый город, какая красивая у всех одежда, сумочки в магазинах стоят целое состояние, а у молодых людей в школе и университете иногда уже есть машины. “Здесь как в кино, прямо как в Голливуде”, — повторяла она снова и снова.

От писем из дома ее одолевала ностальгия, хотя про Марека мама ничего не писала. Иногда приходили открытки от сестер. Часто Ане очень хотелось снова оказаться в маленьком городке, где знаешь каждого встречного.

Пришло короткое письмо от невестки Зофьи.

Молодец, Аня. Ты очень храбрая девушка. Я рада, что ты приняла такое решение. Надеюсь, у тебя все будет хорошо. Я верю в тебя.

А теперь расскажу тебе секрет. Прежде чем я познакомилась с твоим братом, у меня был роман с юношей, похожим на Марека. Он брал и брал — и ничего не давал взамен. Только теперь, когда я нашла хорошего мужчину, я понимаю, насколько плох был тот, бывший. У тебя будет так же. Пусть тебе повезет в чужом краю…

Зофья

Первые несколько недель страна на самом деле казалась Ане чужим краем.

Ранним утром она прибиралась в офисах: это означало подъем в четыре утра. Еще она работала в парикмахерской, стирала полотенца и подметала. Но все это были временные подработки, пока кто-то болел или уезжал в отпуск. Постоянного места Аня пока не нашла. Ей так хотелось пойти в ателье или даже в химчистку, ведь она умела чинить и перешивать одежду, но у нее до сих пор было очень плохо с английским. Кто захочет платить человеку, у которого весь словарь состоит из “Пожалуйста”, “Извините?” и “Что вы сказали?”.

Она усердно занималась с разговорником и ходила на уроки английского в церковный центр. Там она познакомилась с отцом Брайаном. Аня сшила шторы для его центра, иногда гладила для него и никогда не пропускала воскресную мессу.

Разумеется, она никогда не отказывалась помочь хозяевам ресторана на первом этаже.

Лидия только качала головой:

— Они просто используют тебя, у них у самих нет денег. Они тебе не заплатят…

Но они платили ей едой, так что Аня никогда не испытывала голода. Заработанные евро она складывала в коробочку под кроватью.

Теперь у нее появилась совершенно чудесная работа в кардиологической клинике. С тех пор как ее туда взяли, дела пошли совершенно изумительно. Теперь у нее был авторитет, она стала членом команды. Все новые друзья помогали ей научиться говорить по-английски. Она попросила поправлять ее, если она неправильно использует слова, потому что как еще научишься? В самый первый день Клара повела ее в ресторан обедать, и с тех пор они ходили туда еще много раз. Аня подружилась с медсестрами Фионой и Барбарой и иногда смотрела с ними кино. Мама доктора Деклана устроила ей небольшую подработку в своей прачечной. Бедная Хилари, так трагически потерявшая мать, тоже стала другом Ани. Аня помогала ей сумку за сумкой относить вещи покойной матери в благотворительные магазины. Сын Хилари, доброжелательный, сердечный юноша, очень поддерживал мать, и, кажется, она потихоньку приходила в себя.

Хилари сказала Ане, что та миролюбивый человек и с ней легко быть рядом.

— Миролюбивый! — Аня повторила новое слово несколько раз.

— Не обращай внимания, я научу тебя совершенно безумному английскому.

— Мне нравится это слово. Миролюбивый, — повторила Аня. — Я бы хотела быть такой.

Теперь Аня гораздо чаще писала Мамусе о людях, чем о достатке и блеске столицы. Она уже не стояла на обочине, вглядываясь в жизнь города, она стала его частью. Аня рассказывала маме, как помогала Джуди Мерфи мыть ее смешных собачек, джек-расселов, как познакомилась с изумительным польским священником отцом Томашем и как он пригласил их на пикник у часовни Святой Анны в Россморе. Она писала о докторе Деклане, как он попал в ужасную катастрофу и как вернулся на работу.

Парой слов она упомянула очень приятного молодого человека Карла, сына одного из пациентов. Он давал ей уроки английского и одновременно рассказывал про Ирландию. Карл был настоящим учителем в настоящей школе, он водил ее туда смотреть рождественский спектакль. Разве не удивительно, что по всему миру дети рассказывают одну и ту же историю про маленького Иисуса?

“Ты бы даже немножко гордилась мной, Мамуся, если бы видела меня, — писала Аня. — Я научилась высоко держать голову и здороваться с людьми, я никогда не сижу без работы. Я откладываю деньги и примерно через год вернусь в Польшу, чтобы отдать тебе накопленное”.

Мамуся написала в ответ, что всегда гордилась Аней и что это никак не связано с деньгами. Аня должна тратить деньги на себя. Пусть Аня сходит в театр, купит красивое платье или украшение — тогда Мамуся будет по-настоящему счастлива за свою дочь.

Ирландия становилась для Ани все более реальной, а Польша таяла вдалеке. Мамусины письма, болтовня в кафе на первом этаже, девушки в церковном центре — больше она ни с кем не говорила по-польски и даже не думала на родном языке. Она с гордостью рассказала Лидии, что теперь уже и сны ей снятся на английском. Поэтому когда, придя поздним вечером домой, Аня увидела в кафе Марека, она испытала настоящий шок…

Он ждал ее.

Аня проработала весь вечер и устала. Посетителей было немного и, соответственно, чаевых тоже. Она мечтала схватить сэндвич, большую чашку с кофе с молоком и забраться в постель.

И, уж конечно, она в последнюю очередь желала сейчас выяснять отношения с Мареком.

— Какой сюрприз! — сказала она по-английски.

Он ответил по-польски:

— Как я рад снова видеть тебя. О, Аня, я так ждал этого момента.

— Да, — она продолжала говорить по-английски. — Да, я даже верю, что ты его на самом деле ждал.

Он сдался и тоже перешел на английский:

— Скажи, ты чувствуешь то же самое?

— Я чувствую усталость, Марек. Вот и все.

— Разве ты не рада видеть меня? — Он не мог поверить в холодность ее слов.

— О, Марек, ведь тебе всегда все рады. И Оливия, и Юлита, да?

— Я больше не общаюсь с Юлитой.

— Уверена, ты нашел кого-нибудь вместо нее, — с горечью ответила Аня.

— Ты ведь знаешь, для меня существовала только ты.

Аня устало улыбнулась.

— О да, знаю, — согласилась она. — А куда делась Юлита?

— Уверен, эта сплетница Лидия тебе обо всем рассказала, обо всем, что произошло с кафе.

— Нет. Мы с Лидией никогда об этом не разговариваем, — просто ответила она.

— Как будто я поверю… — сказал он.

— Возвращайся домой, к жене, Марек.

— Оливия тоже ушла. У нас было много проблем, слухи обо всем этом дошли до ее отца, он был очень зол.

— Печально. Но ко мне это не имеет никакого отношения, — сказала Аня.

— Имеет. Я хочу начать заново. Все, с самого начала. — Он смотрел на нее с жадной надеждой.

— Ты с ума сошел? — спросила она.

— Ну, ты же вернулась в мою постель после того, как я женился на Оливии, — сказал он, расстроенный ее реакцией на его предложение.

— Да, и сама не пойму почему. Для меня это загадка. Тогда, видимо, с ума сходила я.

— Просто ты любила меня, — объяснил он ей, будто несмышленому ребенку.

— Ты приехал сюда в отпуск? — Она резко сменила тему.

— Нет, я слышал, что здесь много работы, мы с двумя друзьями хотим открыть клуб.

— Ты бросаешь кафе “У моста”?

— Оно больше не мое, бросать уже нечего.

— А твоя маленькая дочь, Катарина?

— Она не захочет, чтобы я докучал ей. У нее есть мать и богатый дед.

— А зачем ты пришел ко мне?

— Я хочу, чтобы ты работала со мной, когда мы откроем клуб. Все будет как раньше.

— Здесь, в Ирландии, нет кафе, как у нас дома, — заметила она.

— Это будет стрип-клуб, такие тут везде. Аня, ведь ты хорошо танцуешь…

— Я не танцую голой, ни вокруг шеста, ни перед столиками. — Она была шокирована.

— У тебя бы отлично получилось. Ты все еще очень хорошенькая, не располнела, не оплыла, как Оливия.

— Спокойной ночи, Марек. — Она развернулась к лестнице, но он схватил ее за руку.

— Разреши мне пойти с тобой.

— Езжай домой, Марек, уезжай и разбирайся с тем, что натворил.

Он сжал ее руку крепче и не давал уйти. Аня видела, что сзади подошли готовые вступиться за нее официанты.

— Все в порядке, он уходит, — сказала она им.

— Ты должна мне — мы должны друг другу, наша мечта еще не исполнилась.

— Да, это была именно мечта — и только. Для меня. А для тебя… даже не знаю. Ты ведь никогда не любил меня. Никогда. Знаешь, как легко теперь, когда я это поняла. Я очень долго думала, что ты меня любил, а я что-то сделала не так и потеряла твою любовь. Сейчас мне гораздо легче. Я больше не боюсь тебя. Не боюсь тебе разонравиться…

Краем глаза она заметила, что в кафе вошла Лидия. Подруга встала рядом, и Аня ощутила ее молчаливую поддержку.

— Ну, давай, сучка, почему же ты ей не сказала? — выплюнул Марек.

— Я не сказала ей, потому что не хотела, чтобы она искала для тебя оправдания и жалела тебя. Я боялась, что она до сих пор тебя любит и найдет что сказать в твою защиту.

Марек протянул к Ане руки, но она оттолкнула его и услышала, как владелец ресторана спрашивает:

— Так что нам сделать?

Лидия молчала. Решение должна была принять Аня.

Ей понадобилось десять секунд.

— Он уйдет, — сказала она.

Она научилась быть гордой, как писала недавно Мамусе. Она умела смотреть людям в глаза. Ей больше нечего было стыдиться.

В этот момент даже Марек почувствовал, что Аня стала другим человеком. Он оттолкнул официантов, стоявших наготове.

— Хорошо, я ухожу, — злобно огрызнулся он, а затем повернулся к Ане и небрежно бросил: — Я ведь на самом деле сначала любил тебя. Правда…

— До свидания, Марек, — сказала она, как тогда, много месяцев назад, в ночь перед отъездом из Польши. Но на этот раз она говорила то, что думала.

Она чувствовала, что жизнь начинается заново, с чистого листа. Словно она очистилась. Такое чувство бывало после исповеди, но в последний раз она исповедовалась давно — дома, в Польше. Впрочем, кажется, она уже достаточно хорошо говорит по-английски. Может быть, сходить на исповедь к доброму отцу Флинну. Да. На этой же неделе.

Глава 5

Брайан Флинн не знал, чего ожидать, когда в Россмор приехал новый польский священник. И уж совершенно точно он не ожидал, что у него появится лучший друг.

Томаш оказался веселым, жизнерадостным молодым человеком, он всегда с удовольствием помогал в приходе. Именно таким священником, как помнилось Брайану, был двадцать лет назад он сам. Томаш верил, что доброй волей можно добиться чего угодно, Брайан эту веру уже потерял. Кажется, у людей пропала потребность в церкви, так зачем же он все пытается строить мост между Богом и верующими?

К утренней мессе не приходил почти никто, только несколько стариков. Когда-то женщины начинали с мессы день, а потом отправлялись за покупками; местные продавцы забегали в церковь во время обеденного перерыва. Школьницы просили о хорошей карьере, время от времени наведывался поставить свечку какой-нибудь юный красавец. Здесь искали помощи родители больных детей. Здесь обретали покой встревоженные и обиженные.

Где они сейчас? Или уже на небесах беседуют со Святой Анной у чудотворного источника, или, как могут, устраивают свою земную жизнь. Отец Брайан Флинн знал, что если люди справляются сами, то нужно просто радоваться за них, и Бог тоже будет доволен. Зачем сохранять пустые ритуалы, если они никому не нужны?

Но от подобных мыслей рукой подать до ереси. Так можно дойти и до того, что церковь не играет никакой роли в спасении души. Этим путем отец Флинн идти не хотел. Поэтому он с завистью наблюдал за Томашем. Тот то устраивал крестный ход, в котором почти никто не участвовал, то фестиваль, который мало кого интересовал.

Шли дни. Каждое утро Флинн навещал мать. Она жила в доме Недди Нолана. Недди, Клэр и их дочь умудрялись присматривать не только за его матерью, но еще и за престарелым каноником и умалишенными братьями, до строительства объездной дороги работавшими в садовом центре. С тех пор облик города полностью изменился. Благодаря усилиям братьев сад Недди и Клэр совершенно преобразился, на зависть всему Россмору. Помимо этого Клэр преподавала в женской церковно-приходской школе.

“Такие люди заменяют церковь”, — иногда говорил Брайан Флинн Томашу за вечерней партией в шахматы. Томаш не соглашался: люди вроде семьи Нолан не заменяют церковь, а дополняют ее, это повод радоваться, а не вздыхать, неужели не так?

Каждый вечер Томаш выучивал три новых слова. Особенно ему понравилось слово “дуралей”.

— А что именно оно означает, Брайан? — спросил он.

Брайан, далеко не в первый раз за эти дни, не знал, что ответить.

— Что у человека, которого так называют, беда с мозгами.

— Он психически болен? Дуралей — психически больной человек?

— Нет, вовсе нет. Это значит, что он ведет себя неумно.

— Словно переживает нервный срыв?

— Нет, “дуралейство” у дуралея в крови. Ох, так я ничего не объясню. Дуралей — это просто-напросто балбес.

— Балбес! — восторженно воскликнул Томаш. — Какое чудесное слово! Что такое “балбес”?

Брайан почувствовал облегчение, когда разговор перешел на конференцию в Дублине. Целый день лекций и семинаров, посвященных Церкви и Новой Ирландии, миссионерской работе среди иммигрантов, основным принципам, актуальным сейчас для приходов по всей стране.

Брайан и Томаш сели на поезд до Дублина, чтобы поприсутствовать на конференции. Днем к Брайану подошел епископ и посетовал, что в центре Дублина очень не хватает работящих, энергичных священников.

— Ваше преосвященство, пожалуйста, не забирайте у меня Томаша. Это человек-огонь, Россмор на глазах преображается, — взмолился Брайан.

— А при чем тут Томаш? Я говорю о вас, — удивился епископ. Как будто это само собой разумелось. Так все и началось. Через три месяца Флинна перевели в дублинский приход.

Где он поселится, кажется, никого не интересовало. Прошли те дни, когда дом священника был важен и значим для всего прихода; подразумевалось, что отец Флинн быстро найдет себе какое-никакое жилье. Он поспрашивал местных жителей, и Джонни, большой, грубовато-добродушный парень, похожий на многоборца, сказал, что в его доме сдается квартира. Разумеется, не слишком роскошная, но удобная; за углом — хороший паб, дальше по улице — магазин, работающий допоздна. Что приятно, хозяин живет в другом месте, впрочем, если подумать, навряд ли Брайан будет так уж часто устраивать шумные пирушки. Так или иначе, переговоры завершились быстро, Томаш заказал грузовик, и немногочисленные пожитки Флинна перевезли в Дублин.

— Пожалуйста, Брайан, возьми этот чудесный теплый ковер, здесь может быть холодно зимой, — упрашивал Томаш.

— Нет-нет, этот ковер останется в доме священника. — Брайан хотел, чтоб все было по справедливости.

— Господи Иисусе, вы точь-в-точь как парочка стариканов, которые после многих лет брака делят имущество, — ухмылялся Джонни, имевший резко отрицательные взгляды на супружество. — И почему столько шума вокруг обета безбрачия? — недоуменно качал он головой. — Вам просто повезло! Мой совет — держитесь от женщин подальше.

— Ты говоришь так только потому, что до сих пор не встретил славную девушку, — возражал Брайан.

— Славных девушек не существует, они все одинаковы. Когда я вижу, как мужчины — нормальные, подчеркиваю, мужчины! — подтирают детскую отрыжку, меняют подгузники, возятся с орущими и гадящими кусочками мяса, мне кажется, что мир сошел с ума.

— Если бы все так думали, Джонни, мир, каким мы его знаем, прекратил бы свое существование, потому что люди перестали бы вовсе заводить детей.

— Тоже недурно, — пробормотал вполголоса Джонни.

В его квартире на втором этаже было полно спортивных тренажеров. Из книжек он признавал только пособия по фитнесу. В холодильнике всегда стояли оздоровительные напитки, а на подоконнике — ваза со свежими фруктами. Джонни был беззаботным добрым парнем, он щедро делился своим временем и навыками. Каждую неделю он давал несколько уроков физкультуры в одном из социальных центров и постоянно приглашал местных жителей побегать вместе с ним в парках. Брайан тоже получил приглашение.

— Мы заставим вас распрощаться с церковным пузом, святой отец, — подтрунивал Джонни. — Если надеетесь выжить в этом городе, вам придется изрядно похудеть.

Томаш научил Брайана нескольким полезным фразам на польском. Он гораздо лучше объяснял слова из своего языка, чем Брайан — английские. Время шло, и Брайан все отчетливее понимал, что ему гораздо больше нравится быть социальным работником, нежели посвящать себя традициям и ритуалам духовенства.

В конце концов, в этом нет ничего дурного. Если ты весь день убираешься, присматриваешь за детьми или прилагаешь усилия, чтобы работникам выплачивалась минимальная ставка, вечером часто испытываешь гораздо более глубокое чувство удовлетворения, чем если бы усердно молился Богу о чем-то, чего никогда не произойдет. Конечно, если бы Брайан относился к жизни так же позитивно, как отец Томаш, он оценил бы достоинства и ценность обоих подходов.

Каждую неделю он ездил в Россмор навещать мать, но постепенно она перестала узнавать его. Недди пообещал в случае ухудшения связаться с доктором Дермотом, а пока пусть миссис Флинн наслаждается вновь наступившим ранним девичеством. В данный момент она ждала весточку от юного красавца, с которым познакомилась в поездке на остров Мэн.

— Это ваш отец, Брайан? — спросил Недди, любивший счастливые истории.

Отец Брайана никогда не бывал на острове Мэн, но положение обязывало.

— Да, это он, — ответил он и заметил, что улыбка Недди стала еще шире.

Он исправно докладывал Брайану обо всем, что происходило вокруг, например, своевременно извещал, что его маме все больше нравится колодец Святой Анны. Еще иногда сестра Джуди писала о своем муже, Сканке Слэттери, и других житейских мелочах. Бывало, приходили письма от бывших прихожан: они благодарили отца Брайана за помощь, пересказывали слухи о чудесных излечениях пьющих мужей, ссорах и примирениях и школьных успехах своих оболтусов. Но чаще всего за подобное благодарили Святую Анну и ее безумный колодец.

Брайан присоединился к утренним пробежкам Джонни и благодаря этому все лучше узнавал Дублин. Он останавливался, чтобы отдышаться, — и видел вокруг малоизвестные статуи и незнакомые памятники, которые не видел до того. Он обнаружил, что даже в этом большом, богатом, сияющем городе, полном огней и жизни, есть место глубочайшему одиночеству. Брайан всем сердцем сочувствовал молодым приезжим из Восточной Европы — они старались держаться вместе в чужой стране. Он научился есть непривычную острую еду, открыл для себя капусту и фрикадельки — новое знание поразило отца Флинна в самое сердце. Брайан Флинн, ранее ярый сторонник двух кусков мяса, двух вареных картофелин и морковки, проникся духом приключений. Кроме того, он выяснил, что заводить друзей не так уж сложно.

Джонни познакомил отца Брайана с Аней, полячкой, работающей в кардиологической клинике. Сам Джонни проводил там физиотепарию для пациентов. Аня сшила шторы для квартиры отца Брайана и сказала, что не возьмет денег, потому что оказать маленькую услугу для доброго пастора — большая честь для нее. Брайан напомнил ей слова Иисуса Христа: “Трудящийся достоин награды за труды свои”, а Аня ответила, что Господь на самом деле очень добр. На автостоянке она познакомилась с чудесной женщиной-врачом, которая дала ей работу. Теперь Аня получает огромные деньги, она важный человек, и кажется, ей что угодно по плечу, она может стать кем захочет. Иногда она приходила на вечера, которые устраивал Брайан. Он приглашал ирландцев, и те рассказывали о стране недавним иммигрантам.

Аня объяснила, что эти вечера нравятся людям по разным причинам. Некоторым на самом деле интересна страна, где они теперь живут, другие надеются познакомиться с работодателями. Большинству из них в глубине души холодно и одиноко, они наслаждаются теплой комнатой и компанией. Поразмыслив над последней причиной, Брайан решил привлечь больше людей: теперь на вечерах всегда была еда и самовар с чаем. Он даже устроил камин, который всем очень понравился, и украсил холл картинами с ирландскими сокровищами, замками и живописными местами. Брайан тревожился за молодых иммигрантов: ведь они так тяжело трудятся, зарабатывая деньги, что не могут ничего узнать о стране, которая должна стать их новым домом.

С Эйлин Эдвардс Брайан познакомился в канун Нового года. Эйлин где-то услышала о социальном центре и выразила желание присоединиться. Брайан мягко объяснил, что на самом деле это всего лишь место, где радушно принимают недавних иммигрантов, их приют и прибежище, но Эйлин настаивала:

— Вы упомянули об этом центре на мессе, святой отец. Я ваша прихожанка и хочу принимать посильное участие, поймите меня правильно.

Брайан не понимал, зачем ей это нужно. Эйлин, красивая блондинка лет двадцати пяти, с длинными вьющимися волосами, носила элегантные кожаные жакеты и жила в очень престижной квартире неподалеку. По ее словам, она была писателем-фрилансером, но проблема заключалась в том, что ее содержал отец: возможно, голод заставил бы ее всерьез взяться за перо, пока же в этом не было нужды. Брайан опять же не понимал, что она имеет в виду. Для него все было просто: ты или писатель, или нет. Но с другой стороны, что он знает о жизни? Вот перед ним стоит добрая прихожанка, желающая помочь. Разумеется, нужно найти для нее дело.

Эйлин Эдвардс постепенно вошла в жизнь социального центра отца Флинна. Она помогала преподавать разговорный английский, часто бывала в центре и разливала чай по чашкам. Эйлин всегда была одета так, будто собиралась на модную вечеринку. Иногда она разрешала другим девушкам примерить свои жакеты. Она рассказывала, что в ее квартире есть специальный стенной шкаф, где хранятся только туфли.

— Она снисходит до нас, Брайан, и получает от этого удовольствие. Она здесь просто потому, что у нее слишком гладкая жизнь, вот ей и хочется чего пожестче.

— Эх, Джонни, вечно ты бранишься, — покачал головой Брайан.

— А зачем бы еще она приходила, Брайан? Вечно крутится неподалеку, и взгляд такой оценивающий.

— И как, она еще не попыталась тебя “склеить”? — с интересом спросил Брайан. — Я хочу сказать, если она хочет чего “пожестче”, то ведь ты — очевидный выбор? Сломанный нос и все такое.

Джонни не обиделся, напротив, он всерьез задумался над словами Брайана.

— Нет, она не на меня охотится. Я бы с ней быстро расправился. Думаю, она нацелилась на тебя.

— На меня? — поразился Брайан Флинн. — На немолодого толстого священника?!

— Разумеется, тебе придется проститься с церковью и зажить обычной жизнью, как у всех нас, — предположил Джонни.

— Нормальной? Мне? Джонни, да ты совсем рехнулся.

— Возможно, не спорю, — согласился Джонни. — А единственное средство от безумия — это пинта.

— Не понимаю, зачем таскать меня на эти мучительные прогулки, если потом ты опять накачиваешь меня пивом, — проворчал Брайан.

— Должен же кто-то устраивать твою светскую жизнь, прежде чем эта бабенка окончательно тебя погубит, — сказал Джонни.

Брайан рассмеялся. Джонни во всем видел драму, и за каждым углом ему мерещились роковые женщины.

Но не один Джонни невзлюбил Эйлин Эдвардс. Сестре отца Флинна, Джуди Слэттери, она тоже не понравилась.

Джуди жила в Россморе. Она была замужем за мужчиной, которого все остальные звали просто Сканком, но Джуди предпочитала называть его Себастьян. Она нашла мужа благодаря колодцу Святой Анны и не желала слышать ничего дурного о своей святой или о так называемых суевериях, окружавших святыню. Джуди была одержима идеей сменить мужу имя: он всегда был Сканком, но Джуди не оставляла надежды сделать его Себастьяном. Выяснилось, что по-английски “Сканк” — это не только “скунс”, мерзкое, вонючее животное, но еще и какой-то ужасный наркотик. “Себастьян” наверняка не таил в себе подобных сюрпризов.

Иногда диалоги Джуди и Брайана шли на повышенных тонах, но Сканк Слэттери был великим миротворцем.

— Джуди, оставь этого несчастного в покое. Он всего лишь неразумный священник, он сам не знает, на каком он свете. Пусть себе рвет и мечет по поводу Святой Анны. Дай ему побыть отважным мужчиной.

Но когда Джуди приехала в Дублин повидать брата, она была одна, так что восстановить мир было некому.

— Зачем здесь крутится эта надоедливая девица? — спросила она.

— Она помощник. Активист, — расплывчато объяснил Брайан.

— Да уж, какая-то она чересчур активная, — неодобрительно сказала Джуди.

— Джуди, чем она тебе не нравится? Она безобидна и, возможно, слегка одинока.

— Хм-м. Мне не нравится, как она о тебе говорит… “О, я учу Брайана отправлять сообщения”; “О, я думаю, Брайану необходимо освоить электронную почту”; “О, Брайан так прекрасно ладит со всеми этими людьми”.

— Передразнивать других очень жестоко! — теперь уже разозлился Брайан. — Да, она говорит манерно, но она ничего не может с этим поделать.

— Я не про манерность. Я про то, что она говорит. — Джуди рвалась в бой.

— Ну, так ведь все это правда. Она учит меня пользоваться электронной почтой и уже научила отправлять телефонные сообщения. Очень полезные навыки.

Джуди фыркнула так, что было слышно на другом конце Дублина.

Через несколько дней Эйлин позвонила в дверь отца Флинна.

— Да? — удивленно спросил он.

— Э-э-э, ну, судя по твоему письму, тебе было одиноко.

— По моему письму? — озадаченно спросил Брайан.

— Да, ты отправил его пару часов назад, — сказала Эйлин.

— Эйлин, я ничего не отправлял.

— Ну как же, Брайан. Вот, смотри…

Она вытащила из сумки листок с распечатанным текстом.

— Мне нужны очки, — сказал он.

— Тогда пригласи меня в дом. Или так и будем стоять на пороге?

Он неохотно впустил Эйлин в свое простое жилище. Она с ужасом воскликнула:

— Брайан, как ты можешь жить с таким ковром! Он же допотопный!

— Я не обращал внимания, — ответил он.

— И все стулья у тебя из разных гарнитуров. Квартира, как у студента-первокурсника. А диван! Весь бугристый и проваливается. Брайан, ты достоин лучшего. — Она покачала головой.

— Спасибо, Эйлин, но мне здесь прекрасно живется, — твердо сказал он.

Кажется, она заметила ноту раздражения в его голосе.

— Нет, я вовсе не собиралась критиковать. Просто хотела, чтобы ты знал, что ты нам очень дорог. Ты должен больше заботиться о себе, позволить себе немного комфорта. Держу пари, у тебя и кухни нормальной нет… — Она без приглашения вошла в кухню, печально огляделась и недовольно хмыкнула себе под нос. — Только посмотри, все поверхности неровные, пол холодный, линолеум дра…

Он не успел остановить ее. Эйлин устремилась в спальню. Она окинула взглядом неприбранную постель и вешалку на колесиках, служившую ему гардеробом. Футбольные плакаты на стенах были прилеплены кое-как, лишь бы прикрыть отсыревшие и запятнанные участки обоев.

В самом деле.

Брайан ослабил воротничок. Ему стало не по себе. Неужели в словах Джонни содержалась хоть толика правды? Он резко встряхнулся. Эйлин Эдвардс — двадцатипятилетняя красавица, а он — немолодой толстый священник. Полным безумием было бы предполагать, что он ей интересен!

Эйлин достала записную книжку и приготовилась составить список. Брайан понял, что нужно ее немедленно остановить.

— Эйлин, это очень любезно с твоей стороны, я понимаю, что ты желаешь добра, но так ты мне совершенно не поможешь. Я вообще не обращаю внимания на обстановку. Мне нравится и моя квартира, и мой ковер. Я предпочту жить, как живется, хорошо?

— Но, Брайан, у тебя даже рубашки не глажены. Честное слово…

— Они немнущиеся, — сказал он жалобно.

— Нет. Они мятые и скомканные. Тебе нужна милая, добрая девушка, которая будет приходить раз в неделю и гладить вещи.

— Пожалуйста, Эйлин.

— Нет, я серьезно. Когда ты был священником в Россморе, кто-нибудь гладил тебе одежду?

— Анна, жена Джозефа. Да, кажется, глажкой занимались они.

— Кажется! Уму непостижимо, ты даже не знаешь наверняка! — Она изобразила изумление.

— Ну, я не предполагал, что это важно.

— А это важно. Ты общаешься с людьми, в том числе состоятельными, они могли бы помочь тебе и центру. Но что они о тебе подумают, ведь ты похож на хулигана? Кто будет вкладывать деньги, кто будет поддерживать тебя?

Он хотел, чтобы она поскорее ушла.

— Эйлин, не буду тебя больше задерживать. Я благодарен тебе за заботу. Обещаю подумать, но я не могу допустить, чтобы ты для меня гладила…

Эйлин взвизгнула:

— Я? Ты подумал, что гладить для тебя буду я? Боже, ну и идея!

Он почувствовал, что заливается краской.

— Прости. Мне показалось, что ты говорила о хорошей девушке…

— Но почему ты предположил, что это буду я? В центре полно девушек, которые работают уборщицами, им это как нечего делать.

— Да, конечно. Извини, — пробормотал он.

— Я бы вообще не стала заходить, просто по твоему письму мне показалось, что тебе нужна компания.

— Эйлин, я же говорю, я не отправлял никаких писем.

— Тогда что же это такое?

И Брайан Флинн прочитал машинописный текст. Письмо было написано от его имени. Автор жаловался на долгие одинокие вечера и намекал, что приятная компания не бывает лишней.

— Что я должна была подумать? — Эйлин изумленно распахнула ярко-синие глаза.

— Прости, Эйлин, я этого не писал, — сказал он.

— Ну как же, здесь стоит твое имя, твой электронный адрес.

Его почтовый ящик в самом деле назывался “Отец Брайан”.

— Ладно, Брайан, минута слабости прошла, — сказала она, понимающая, всезнающая, всепрощающая.

— Да не было никакой минуты слабости, — безнадежно ответил он.

Она просто еще раз взглянула на лист бумаги, как бы подводя черту.

Брайан Флинн плохо спал ночью. Он обдумал все возможные объяснения. Ни одно из них не казалось разумным или хорошим. На следующее утро он отслужил мессу и поздоровался за руку со всеми прихожанами.

— Как было бы чудесно, если бы в следующий раз проповедь нам прочитал польский священник, — сказала маленькая Аня.

Она, как обычно, пришла с Лидией. Аня всегда подходила к отцу Брайану пообщаться, прежде чем уйти. Внезапно Брайана осенило. Ведь он может пригласить своего друга, Томаша. Он с удовольствием согласится проповедовать у них раз в месяц. Прихожане будут от него в восторге. Усталое лицо отца Брайана засияло, когда он представил, как чудесно все организует.

— О, и еще, святой отец, Эйлин сказала, что вам нужно иногда гладить вещи. Я сочту за честь…

— Нет, Аня, Эйлин неправильно меня поняла.

— Но она сказала, что вчера вечером ужинала у вас и вы жаловались, что ваша одежда выглядит мятой и что мужчина не может в таком виде ужинать с другими джентльменами, и она подумала, что я…

— Нет, Аня, огромное спасибо, но нет. И еще. Эйлин не ужинала у меня — ни вчера, ни позавчера, ни на прошлой неделе. Она зашла ко мне с каким-то безумным письмом, которое было написано якобы от моего имени.

— Она говорит, что вы отлично освоили электронную почту и много ей пишете. — Аня никогда не жалела слов похвалы.

— Я не пишу ей писем!.. Но почему я кричу на тебя, Аня? Просто произошло какое-то недоразумение, только и всего.

— Конечно, отец Брайан.

Добрые серые глаза девушки смотрели на него с сочувствием. У Эйлин совсем не такие глаза — холодные, ярко-синие и слегка безумные.

Весь день Брайана Флинна не оставляли дурные предчувствия. На сердце у него было тяжело.

Идея пообщаться с другими поляками очень взволновала Томаша. Он принялся размышлять вслух, где бы ему заночевать в Дублине. Все отели казались слишком дорогими.

— Можешь остановиться у меня, причем совершенно бесплатно, — предложил Брайан. — Ведь тебя же устроит полуразвалившийся диван с парой подушек?

Томаш с радостью согласился, и они договорились, когда он приедет в Дублин.

Томаш прислал Брайану содержание проповеди — несколько строчек на польском. Брайан зашел прочитать письмо в интернет-кафе. Из интереса он спросил владельца, возможно ли отправить электронное письмо от имени другого человека.

— Только если знать пароль, — ответил мужчина.

Так-то вот. Увы, пароль Брайана знал только он сам. Что же произошло? Неужели, пребывая в умопомрачении, он на самом деле написал Эйлин письмо? Может, он сходит с ума?

Отцу Томашу понравились старые мощеные улицы и крошечные ресторанчики в районе Дублина, где жил Брайан Флинн. Томаш выпил полпинты с Джонни и его приятелем Тимом, охранником из кардиологической клиники. Затем они прогулялись по центру, обсудили завтрашнюю мессу и вернулись к Брайану, зайдя по дороге поужинать в дешевый индийский ресторан.

— Здесь чудесно, Брайан. Здесь есть все, что нужно для жизни, — восхищался Томаш.

У Брайана комок стоял в горле. Томаш говорил то, что Брайан хотел слышать. Он не называл его заслуживающим жалости неудачником. Приятели с удовольствием обсудили Россмор, каноника, Недди Нолана, новый книжный магазин Сканка и Джуди, а также последние события в “Папоротнике и вереске”.

В полночь у Брайана Флинна запищал телефон. Текст гласил: “Нет, Брайан, идти в гости уже слишком поздно. Увидимся завтра. Не вешай нос, попытайся уснуть и будь умницей, не пиши мне больше”. Далее следовала подпись: “С любовью, Эйлин”.

Брайан показал послание Томашу.

— Только, понимаешь, дело в том, что я ей не писал. — Лицо у него было грустное, как у бассета.

Они проговорили допоздна. Томаш выдвигал теорию за теорией. Может быть, доброжелательность Брайана заставила Эйлин предположить, что он испытывает к ней нечто большее? Но как объяснить электронные письма и сообщения, которые, по ее словам, присылает ей Брайан? Возможно, она прирожденный преобразователь и стремится переделать всех и каждого. Тогда понятно, почему она так свободно расхаживала по дому, комментируя и критикуя все вокруг.

Да. Но это все равно не объясняет писем.

— А что, если она сумасшедшая? — в конце концов спросил Томаш.

— Думаю, так и есть, — печально согласился Брайан.

Тяжело вздыхая, они выпили еще по кружке чая.

— Может, связаться с ее семьей? — предложил Томаш.

— Не думаю, что у них близкие отношения. Она говорит, что отец содержит ее, но больше ничего о них не рассказывает. Ни о ком.

— И живет одна?

— Кажется, да.

— Ты о ней почти ничего не знаешь, Брайан?

— Совершенно верно, Томаш. Я с ней едва знаком.

Джонни проводил кардиотренировку с группой пациентов клиники. В первом ряду стояла Китти Рейли. Она всегда настаивала, что добрым здоровьем и любыми улучшениями мы обязаны тому или иному святому лично, а когда ей нездоровилось, она порицала весь мир за пренебрежение святыми. Рядом занималась добродушная Джуди Мерфи. Она была теперь в такой хорошей форме, что практически стала ассистенткой Джонни. Джуди помогала людям вроде Лара хоть как-то укрощать свои непокорные руки и ноги. Бобби Уолш пожаловался Джонни, что готов на любые усилия, лишь бы накачать руки, поэтому Джонни запустил для него цикл на ручном тренажере. Занятие шло полным ходом, когда вошла Клара.

— Джонни, тебя срочно к телефону, — сказала она.

Джонни удивился. Кто мог звонить ему в клинику? Мобильный стоял на автоответчике, так что любое сообщение он выслушал бы позже.

— Извини, Клара, я не в курсе, кто бы это мог быть.

— Священник, отец Флинн. У него очень расстроенный голос. Поговори с ним, Джонни, я присмотрю за тренировкой.

— Отлично, пока старшины нет, можем немного расслабиться, — с облегчением сказал Лар.

— Ого! Да вы не видали меня в деле. Когда речь заходит о беговой дорожке, мне сам черт не брат, — сказала Клара Кейси. — Поверьте, вы будете молиться, чтобы Джонни поскорее вернулся.

— Привет, Брайан. Как делишки?

— Ничего хорошего, Джонни. Сегодня после польской мессы ко мне подошла эта Эйлин и сказала, что раз я пригласил ее поужинать, она купит черное в обтяжку.

— Что?!

— Платье. Думаю, она имела в виду платье.

— Я понял, что она имела в виду. Но ты ведь не приглашал ее?

— Конечно нет. Джонни, что мне делать?

— Думаю, это знак свыше. Хватит, побыл уже друидом, бросай это дело. Я бы это истолковал так.

— Джонни, я серьезно.

— Я тоже. Если ты поймал такую красивую пташку, не нарушая обетов, только представь, что начнется, когда ты освободишься.

В трубке повисла пауза.

— Прости, Брайан. Она чокнутая, вот и все.

— Да, наверное.

— Значит, нужно вести себя соответственно. Не обращай на нее внимания.

— Навряд ли стоит так обращаться с психически больными людьми.

— Навряд ли? Тогда тоже купи что-нибудь черное и в обтяжку — и вперед!

— Прости, что отвлек тебя от работы. — Голос Брайана звучал безнадежно.

— О господи, Брайан. В обед я поставлю тебе пинту и постараюсь вытрясти эту лунатичку у тебя из головы.

— Конечно. Отлично.

Отец Брайан Флинн повесил трубку. Джонни тоже нажал отбой — и встретился глазами с Аней.

— У бедного отца Брайана проблемы? — спросила она.

— Да, небольшие. — Джонни не хотел выдавать секретов друга и распускать сплетни.

— Он такой добрый человек и живет так просто. Я гладила для него рубашки и видела, что у него в квартире почти пусто.

— Аня, а мои рубашки погладишь?

— Да, но тебе придется заплатить. Работать для святого отца — это честь, а для гимнаста вроде тебя — просто работа.

— Твой английский все лучше день ото дня, Аня, — заметил Джонни.

— Ну, если бы ты жил там, где все говорят только по-польски, ты бы тоже выучил язык, — ответила Аня.

— О нет, польский я бы не выучил. Там сплошные “взы” и “зы”.

— Извините за отлучку, — сказал Джонни, входя в спортзал. Бобби до сих пор не упал, а некоторые даже работали интенсивнее.

— Как ваш друг-священник, у него все в порядке? — спросила Клара. — Кажется, он был очень расстроен.

— Разумеется, он расстроен. У него завелась ухажерка, совершенно чокнутая. Утверждает, что он пригласил ее на свидание. Бедный Брайан в жизни бы этого не сделал. Думаю, он вообще единственный во всей церкви, кто следует правилам.

— Да, таких людей немного, — согласилась Клара.

— Он спрашивает, что делать, — сказал Джонни.

— Только одно. — Кларе решение казалось очевидным. — Нужно обратиться в полицию.

— Ты с ума сошел? В полицию?

Джонни и Брайан зашли в паб выпить по пинте пива и перекусить сэндвичем.

— Они заставят ее прекратить эти выходки. Чем она теперь там занимается?

— Показывает всем сообщения и письма, которые я вроде как присылал ей.

— Но ведь они приходили не с твоего номера? — озадаченно спросил Джонни.

— Видимо, с моего. Она мне тоже показала, сверху сообщения — номер моего мобильного. Не знаю, как так получается. Может, она переводит их с одного номера на другой.

— Не думаю. А она не могла найти твой мобильный и, скажем так, позаимствовать его?

— Не знаю, как бы ей это удалось. Он почти всегда при мне.

— А почта?

— Письма приходят из интернет-кафе, и я в самом деле туда хожу.

— А она могла узнать твой пароль?

— Нет. Когда она меня учила, она устроила настоящий спектакль, объясняя, что мой пароль должен знать только я. Сказала, что отвернется, пока я набираю его.

— Может, она попросту не отвернулась, Брайан? Она же чокнутая. Нужно обратиться в полицию.

— Я не могу так с ней поступить. Сначала поговорю. Так будет честно.

— Она-то не пытается играть честно.

— Да. Но мы в разном положении. — Брайан, как обычно, был готов всем найти оправдание.

— Потому что у нее не все дома?

— Вроде того. Я ее предупрежу, может, это ее остановит.

— И может, мы увидим, как розовые поросята порхают над Дублинскими горами. — Джонни не был по натуре оптимистом.

Найти Эйлин Эдвардс оказалось несложно. Она пила кофе в социальном центре и оживленно болтала с девушками — описывала им свою новую сумочку. Таких сумочек, рассказывала Эйлин, во всей Ирландии всего тридцать шесть. Пришлось постоять в очереди на Графтон-стрит. Девушки слушали как завороженные. Эйлин явилась к ним из другого мира. Они сами что угодно отдали бы, чтобы попасть туда.

— Не могли бы мы кое-что обсудить? Кажется, у нас возникла некоторая путаница, — сказал Брайан, у всех на глазах присаживаясь за столик. Эйлин не сможет утверждать, что у них было тайное свидание.

— О, конечно, если это личный вопрос… — жеманно хихикнула она.

— Нет, это не личный вопрос. Просто произошла ошибка. Я не собирался встречаться с тобой сегодня вечером.

— Но у меня оттебя сообщение. — Она победно продемонстрировала ему телефон.

— Ну да, об этом-то я и говорю. Должно быть, нас кто-то разыгрывает, потому что я не писал сообщение, которое ты показала мне утром.

— Оно пришло с твоего телефона, Брайан. — Ее глаза искрились.

— Да, нам придется расследовать эту историю. Полиция поможет разобраться.

— Полиция? — Она широко распахнула глаза.

— Да, у них есть люди, которые умеют отслеживать такие звонки и письма. Необходимо выяснить, что происходит.

— И ты хочешь посвятить полицейских в наши… отношения.

— У нас нет отношений, Эйлин.

— Разве нет? Думаю, они удивятся, откуда я столько знаю о твоей спальне, о плакатах с “Реал Мадридом” и “Сандерлендом” на стенах, о ванной с большой старомодной колонкой, о разваливающемся диване в гостиной. Откуда я все это знаю, если ты не приглашал меня к себе?

— Эйлин! — Его большое честное лицо перекосилось от ужаса. Он не ожидал такого коварства.

— Не нужно произносить мое имя таким тоном, Брайан. Ты говорил, что я особенная, что ты откажешься от монашеского обета и женишься на мне. Ты познакомил меня с твоим другом Джеймсом О’Коннором, бывшим священником…

— Я познакомил вас, да. Ведь ты подошла и так долго стояла рядом в “Корриганс”, что я был вынужден что-то сделать. Послушай, Эйлин, остановись, я не знаю, что ты делаешь, но остановись, пока еще не поздно. Ты красивая девушка. У тебя своя жизнь, ты должна жить своей жизнью.

— Ты часто говоришь, что я красивая, — мечтательно сказала она. — Но я хочу услышать кое-что другое. Я хочу услышать, когда мы перестанем скрывать наши отношения.

— Наши отношения? У нас нет отношений, Эйлин. Ради бога, приди в себя.

— Ты связал себя со мной, не пытайся теперь выкрутиться.

— Ты ведь знаешь, что это чепуха… — начал он.

— Ну что же, давай, расскажи полицейским, мне плевать. — Произнося эти слова, она казалась очень юной и беззаботной.

— Я расскажу им, Эйлин. Не только ради себя. Тебе нужна помощь.

— О нет, мне не нужна помощь полицейских. К тому же они тебе не поверят. Всего лишь очередной паникующий священник, подумают они.

— Но что, если они мне поверят и ты получишь предупреждение? — спросил он.

— Тогда я пойду к газетчикам. Со мной обошлись просто бесчестно. Подарить мне надежду, обещать солнце, луну и звезды с небес, а добившись своего, пойти на попятный!..

— Эйлин, умоляю тебя! Ты не в себе…

— Разумеется, я не в себе! Ты бросаешь мне в лицо подобные слова, лишаешь меня будущего…

— Но твои родители, Эйлин. Твоя семья, что скажут они? Неужели они не могут помочь тебе? Я мог бы встретиться с ними, объяснить.

— Объяснения ничего не изменят. Они будут знать, что ты — священник, злоупотребивший своим положением. Так что, во сколько мы сегодня встречаемся и куда ты меня ведешь?

— Мы не встречаемся. Я никуда тебя не веду.

— Ну хорошо же, будь по-твоему. Но если мое тело выловят в Лиффи, будь уверен, в моей квартире найдут подробное объяснение, почему это произошло. Подробности. Фотографии. Все.

Брайан вздохнул.

— Эйлин, полиция не передаст такую информацию в желтую прессу. Это всего лишь бред человека, который несколько… утратил связь с реальностью.

— Прекрасно, значит, я пойду прямиком в газету, — весело пообещала она.

— Эйлин, между нами ничего нет, — начал он.

— Ты прав. Сейчас — нет. Только боль и разочарование, — подтвердила она.

— И никогда не было. Абсолютно ничего не было.

— Да, я понимаю. Ты вернул все на круги своя и ожидаешь от меня того же.

Он заговорил очень мягко, даже нежно:

— Возвращать нечего. Умоляю тебя, напряги память, рассуждай здраво.

— Спасибо, я рассуждаю вполне здраво. Для меня все кристально ясно. Ты идешь дальше, ты нашел себе другую. Но я кое-что должна ей — ей и всем, кто будет после нее. Я предам все огласке!

Она схватила свою новую сумочку и выскочила из-за кофейного столика.

Брайан вернулся в свою квартиру. Он смертельно устал. Ему хотелось прилечь и отдохнуть. Может быть, удастся что-то придумать. Он сел за стол и долго-долго размышлял. Разве это не грустно: он прожил такую долгую жизнь и сейчас ему не с кем посоветоваться. Собственная мать не узнает его. Сестра скажет только: “А я предупреждала!”

Он не мог обратиться к епископу: его преосвященство, без сомнения, решит, что Брайан вел себя неподобающим образом.

Внезапно он подумал о Джеймсе О’Конноре. Когда-то их вместе посвятили в сан. Джеймс всегда был таким уверенным, всегда знал, чего хочет. Он хотел стать священником, даже миссионером. Потом встретил женщину — и захотел стать женатым человеком. Он понимал, что хочет, знал, что делать, и не оглядывался назад. Джеймс даже умудрился убедить родителей, что поступает правильно. Да, стоило посоветоваться с Джеймсом.

И с Джонни, убедительным, весомым воплощением здравого смысла. У Джонни не было времени на ерунду. Однажды он рассказал Брайану, что никогда не мечтает — просто не знает, что люди имеют в виду под этим словом. Джонни вполне может подсказать, что делать. Наверное, вместе у них получится найти решение. Брайан как раз размышлял, не набрать ли номер Джонни, когда ему позвонил Недди Нолан.

— Произошло нечто невероятное, Брайан. Ты ведь знаешь, твоя мать часто не может вспомнить, кто есть кто.

— Да, знаю. Обычно это касается меня и Джуди.

— Ну так вот, она убеждена, что ты оставил сан и женишься. Говорит, ей сказали по телефону, что свадьба состоится в Дублине через месяц. Она хочет приехать на свадьбу.

— Боже милостивый.

— Хм-м, Брайан, я звоню только потому, что она рассказала отцу Томашу… а он пришел в ярость. Я пытался объяснить святому отцу, что бедная миссис Флинн частенько блуждает между фактами и воображением, но, похоже, мне это не удалось. Отец Томаш все утро расспрашивал меня, кто мог позвонить вашей матери, все твердил “злая, злая женщина” — впрочем, говорит, что не имеет в виду миссис Брайан, — так что, понимаете, я пребываю в растерянности…

Брайан Флинн видел, что бедный Недди совершенно запутался и изо всех сил пытается разобраться.

— Так что я поговорил с Клэр, а она сказала, что нужно звонить вам. Если вы женитесь, то навряд ли огорчитесь, что мы уже знаем, а если нет, тогда скажете, что нам делать.

— Недди, ответ один — нет. Нет, я не женюсь, и нет, я не знаю, что делать.

— Томаш?

— Это ты, Брайан? Ты уже слышал?

— Неужели она на самом деле позвонила моей матери?

— Похоже, что так. Трубку сняла сиделка и пригласила к телефону миссис Флинн. Нужно положить этому конец.

— Знаю. Нужно.

— Теперь ты готов обратиться в полицию?

— Готов, — сказал Брайан.

Но он не мог идти туда один. Ему был нужен союзник. А ведь все считают, что любой служитель Бога — сильный, уверенный человек. Где они сейчас, эти сила и уверенность, ведь они так нужны ему. Подумать только, когда-то Брайан считал сложной и запутанной жизнь в Россморе.

Он сел на поезд и поехал к матери. Держа ее за руку, Брайан объяснял, что священник всегда остается священником. Вероятно, звонившая дама просто ошиблась. Ведь это была дама, да?

— Да, ее звали Эйлин. Она сказала, что выходит за тебя замуж, что ты получил разрешение из Рима, но не хочешь мне говорить, потому что я расстроюсь.

— А ты что ответила, мама?

— Что буду только рада, если ты оставишь сан. Но еще я напомнила ей, что ты уже обручен со мной! Ты подарил мне кольцо, так что пусть она выкинет из головы всякую надежду выйти за тебя.

У Брайана опустились руки. В начале рассказа миссис Флинн еще знала, кто он, а в конце уже считала Брайана его отцом. Так что о звонке Эйлин больше ничего выяснить не удастся. Теперь мама была настроена воинственно, Эйлин стала врагом, разлучницей, способной похитить отца из семьи, несмотря на то, что он давно упокоился с миром.

Брайан вернулся в Дублин и устало открыл дверь. В спальне горел свет. Он распахнул дверь комнаты. На кровати лежал букет алых роз. И конверт. В конверте Брайан обнаружил фотографию Эйлин. Девушка лежала посреди подушек, а с плакатов взирали знакомые футболисты. Не оставалось никакого сомнения — она сфотографировалась в его спальне. Письмо гласило:

Спасибо, что впустил меня в свою жизнь, сердце и постель. Я всегда с надеждой и радостью думала о нашем будущем. Может быть, оно еще настанет. Всегда любящая тебя,

Эйлин.

Времени искать союзников не было. Брайан Флинн вышел из квартиры и направился прямиком в полицейский участок. Придется нелегко, но это нужно сделать. Увы, он оказался прав. Ему пришлось нелегко. Дежурный по отделению, щуплый сержант, похожий на лису, уже все в жизни повидал. Священники, сбившиеся со стези добродетели? В наши дни — обычное дело. Часто это всего лишь означает, что пора сменить род занятий, не больше и не меньше. Просто начинается новый жизненный этап.

Брайан слушал этот бред, закипая от возмущения:

— Сержант, неужели ваша позиция такова, хотя в ее голословных утверждениях нет ни слова правды? Эта женщина сбила с толку моих друзей, запутала всех в нашем социальном центре, даже позвонила в Россмор моей матери, страдающей парциальным слабоумием, и сказала ей, что мы пара, любовники, и вот-вот поженимся. Но в этом нет ни единого слова правды!

Сержант взглянул на фотографию Эйлин Эдвардс в постели священника. Электронное письмо, предположительно собственноручно отправленное им этой женщине, список имен и адресов… Отец Томаш, Джеймс О’Коннор и Джонни Пирс.

В красноречивом взгляде сержанта читалось: вот перед ним стоит священник, который завел было интрижку, но передумал. Отец Флинн понял все без слов: конечно, сержант напишет рапорт, но больше и пальцем не шевельнет. Ему вдруг захотелось расплакаться. Он давно не плакал. Но сейчас события, казалось, раскручивались помимо его воли. Он чувствовал себя пловцом, стремящимся к слишком далекому берегу. Сил может не хватить. Возможно, он в самом деле дал этой женщине повод. На стол сержанта упала слеза.

Сержант не был чужд человеческих чувств.

— Может, вам стоит просто пойти домой. Подумайте как следует, а если будете продолжать тревожиться, обратитесь к адвокату и напишите этой юной леди…

Брайан запихал свои пожитки в полотняную сумку. На сумке было написано: “Берегите Землю”. Брайан сказал себе, что делает все от него зависящее, но просто пока получается не слишком хорошо.

* * *

— Аня, пойдем сегодня в “Корриганс”, выпьем по пинте? — спросил Джонни. Аня принесла его пациентам анкеты, которые они должны были заполнять каждую тренировку.

— Если там придется общаться с отцом Брайаном, не пойду.

— Но почему, Аня? Он такой хороший человек, хоть и друид. Да и вообще хороший человек!

— Друид? — озадаченно спросила Аня.

— Забудь. Так называют священников, когда хотят их обидеть.

— Ясно. Хорошо. Значит, друид?

— Это не важно. Запомни другое: отец Брайан — хороший человек!

— Нет, Джонни, нехороший. Хотя я тоже раньше думала, что хороший.

— Почему ты так говоришь? Тебе сказали о нем что-то плохое?

— Нет, но я видела в его постели девушку. Она лежала там, совершенно бесстыдная.

— Бесстыжая, — поправил ее Джонни.

— Что?

— Правильно будет не “бесстыдная”, а “бесстыжая”. Ты с ней заговорила?

— Конечно!

— Это была Эйлин Эдвардс? Мы еще зовем ее Златовлаской.

— Ты же сам знаешь. Да, она. Вы все его защищаете, значит, сами не лучше.

— Но это ложь, Аня, от первого до последнего слова.

— Я видела своими глазами. Ложь? Она лежала в его постели, Джонни.

— Как она вошла?

— Он дал ей ключ.

— Брайан клянется, что запасной ключ всего один — и он у тебя, — сказал Джонни.

— Он, надеюсь, не говорит, что это я ее впустила?

— Нет, но ведь она могла взять твой ключ?

— Нет, это невозможно. Он лежит в моей сумочке.

— А у нее не было шанса залезть в твою сумочку? Знаешь, она ведь совершенно безумна.

— Нет, я все время была в комнате… — Аня замолчала. — Если только…

Джонни так и подпрыгнул:

— Если только что?

— Нет, это невозможно. Однажды она зашла, когда я гладила. Отца Брайана не было. Она попросила меня сделать ей чашку чая…

— И ты оставила сумочку…

— Всего на минуту.

— Но ты оставила ее в комнате, так?

— Я не предполагала, что она залезет в мою сумку…

— Такого никто из нас не ожидал… и, возможно, на следующий день, сделав копию, она пришла в центр и подложила ключ обратно.

— Она чувствовала себя у отца Брайана очень уверенно, прямо как дома.

— Внутри ее головы все так и есть, Аня. Она там дома. Она на самом деле сумасшедшая.

— Так она опасна! — сказала Аня.

— Да, это так, — согласился Джонни. — Пожалуйста, приходи сегодня. Брайану нужны друзья.

— Я думала пойти на урок английского, — сказала Аня.

— Конечно-конечно. Хотя ты и так говоришь по-английски лучше нас! Пожалуйста, приходи в “Корриганс”, — попросил он.

Аня пообещала позвонить и отменить урок. Карл поймет.

— Я ведь уже выучила сегодня одно новое слово, — весело сказала она.

— Какое? — спросил Джонни.

— Дру-у-у-ид, так называют священников, — гордо сказала она.

Джонни схватился за голову.

Вечером, сидя за столиком в “Корриганс”, Брайан рассказал им всю историю, а они слушали открыв рот. Он показал фотографию и в конце концов расплакался. Его плечи тряслись от рыданий. Джонни сбегал и заказал бренди. Ситуация требовала средств посерьезнее пинты. Аня всплакнула над несправедливостью жизни вместе с отцом Брайаном. Ей было стыдно: как можно было усомниться в нем? Джеймс О’Коннор сказал, что школьный учитель твердо знает одно: прежде чем что-то предпринять, нужно составить список первоочередных действий.

Они вытерли слезы, отхлебнули из кружек и составили план. Возможно, стоит нанять частного детектива? Пусть проследит за Эйлин, узнает, куда она ездит, попробует найти ее семью. Так они хоть что-то узнают о ней.

Но как найти детектива? По справочнику? Может, охранник, который работает вместе с Джонни и Аней в кардиологической клинике, знает кого-нибудь? Джеймс записал: “Спросить Тима, найти контакты”. Но услуги частного детектива могут стоить огромных денег, а им это не по карману. Самим следить нельзя: она узнает любого.

— Девушка, с которой я снимаю квартиру! Она может помочь, — предложила Аня. — Ее зовут Лидия. Она работает в баре и очень уверена в себе. — В голосе Ани звучала зависть. — Лидия с чем угодно справится.

Джеймс записал: “Обсудить вопрос с Лидией”. В списке были и другие пункты: “Поговорить с епископом”, “Обратиться к полицейскому старше чином, чем сержант”, “Подать иск в суд”, “Найти журналиста, который изложит историю с точки зрения отца Брайана”, “Сказать всем, что она сумасшедшая, и не обращать на нее внимания”. Но ни одна из этих идей не казалась перспективной. Вся надежда была на Лидию.

Лидия изумилась, когда в ее паб вошла маленькая Аня, а за ней по пятам — трое мужчин. Она присела поболтать, и Аня изложила их просьбу. Лидия была совершенно поражена.

— Аня, это какая-то шутка? — Из вежливости она говорила по-английски, но Аня, чтобы подчеркнуть серьезность ситуации, ответила по-польски:

— Ты — наша единственная надежда спасти хорошего человека. Ты должна нам помочь, просто должна.

— Но вдруг вы неправильно все истолковали… — начала Лидия.

Брайан перебил ее:

— Пожалуйста, мисс Лидия, поверьте мне. Мы просим вас о действительно большой услуге, но если вы не поможете, надежды у нас больше нет.

— Но правительство? Церковь? Закон? Вас нельзя наказать, если вы невиновны.

— Если бы все было так просто, мисс Лидия, поверьте, мы не тратили бы сейчас ваше время. — Брайан был готов сдаться.

— Что нужно делать? — спросила Лидия.

Маленький комитет попросил ее в первую очередь проследить путь Эйлин до многоквартирного дома, где та живет. Эйлин без конца восхищалась чудесным швейцаром: просто душечка, всегда окажет любую услугу. Судя по ее словам, она дружна со многими соседями и частенько ходит в гости и на вечеринки.

Она описывала и прекрасный вид на Дублинские горы, и в какой чистоте содержится дом. Уборщики приходят в четыре утра, занимаются лестницами и площадками — и делают это очень тихо. Все это она рассказывала девушкам, трудившимся в поте лица. Многие из них как раз в четыре утра начинали мыть лестницы в домах. Эйлин не считала неуместным описывать роскошную жизнь тем, кто с трудом сводит концы с концами. Она говорила, что им нравятся сказки о жизни прекрасной принцессы.

Лидия не могла понять, зачем Эйлин общается с иммигрантами, людьми совершенно не ее круга, с таким незначительным достатком. Она надела куртку и джинсы, на голову натянула мягкую темную шляпу, скрывшую лицо. Чтобы не быть узнанной, нужно раствориться, стать безликой.

В первый же вечер, дойдя следом за Эйлин до ее дома, Лидия увидела, что та подошла к привратнику, а не отправилась прямиком к парадному входу. Она выглядела такой красавицей, была так стильно одета. Лидия сама любила наряжаться и понимала, что костюм Эйлин Эдвардс стоит маленькое состояние. Что же она делает со своей жизнью? И что общего у нее с этим парнем, открывающим ворота и впускающим и выпускающим машины? Выглядит он довольно твердолобым… К изумлению Лидии, Эйлин опустошила сумочку и сложила содержимое в пакет. Привратник засунул дорогую сумочку под стойку. Эйлин быстро выбежала и вскочила в подошедший автобус.

Куда она едет?

Лидия, рискуя жизнью, бросилась через дорогу и успела залезть в уже отъезжающий автобус.

— Куда? — спросил усталый водитель.

Лидия не знала, что сказать. Она понятия не имела, когда Эйлин выйдет.

— До конечной, пожалуйста, — сказала она.

— Вы, случайно, не из Литвы? — спросил водитель.

— Почему вы спрашиваете?

— В клубе я познакомился с потрясающей литовкой. Она мне очень понравилась. Я подумал, вдруг вы знакомы.

— Дублин — очень большой город, — пожала плечами Лидия.

— А то я не знаю. Когда я был парнишкой, здесь еще зеленели поля.

Лидия села и принялась смотреть в окно. Они проезжали ряды домов, выросшие на месте зеленых полей. Лидия наблюдала за отражением Эйлин в стекле, готовая вскочить в любой момент. В конце концов, Эйлин подошла к выходу. Она оглянулась, словно боялась, не следят ли за ней.

Лидия вышла следом и целенаправленно пошла в другую сторону. Она сняла черную шляпу и обмотала вокруг головы красный шарф. Теперь, пожалуй, ее трудно будет узнать, и она может продолжить слежку за Эйлин Эдвардс. Через пять минут Лидия снова увидела девушку. Та остановилась на улице Маунтинвью, у сильно перекошенного домишки в ряду таких же бедных и убогих домов. Еще раз окинув взглядом улицу, она открыла дверь и вошла.

Лидия сфотографировала дом на телефон Джонни, одолженный специально для такого случая, села в обратный автобус, доехала до многоквартирного дома и сделала снимок привратника. Когда Лидия вернулась в их с Аней квартирку над польским рестораном, она буквально падала от усталости. Аня сидела в постели и изучала английскую книжку, которую ей дал Карл.

— В старину эти ирландцы были очень религиозны, — сказала Аня.

— Ну, сейчас это явно не так. — Лидия сняла туфли и принялась растирать ноги.

— Что-нибудь получилось?

— Да. Эйлин такая лгунья. В ее россказнях нет ни единого слова правды! — Лидия показала Ане фотографии.

— Давай позвоним отцу Брайану! — взволнованно предложила Аня.

— Но уже поздно. Думаю, слишком поздно.

— Он не спит, бедняга. Он будет счастлив узнать, что мы нашли доказательства!

— Погоди, Аня. Доказательства чего мы нашли? Что она поехала в бедный район? Это еще не преступление.

— Доказательства ее лжи, — радостно ответила Аня. Она уже набирала номер отца Брайана.

Святой отец воспринял новости сдержанно.

— Разве вы не рады, отец Брайан? Теперь мы знаем, что она лгунья.

— Понимаешь, Аня, это я знаю уже давно, — грустно ответил он.

Комитет друзей Брайана организовал наблюдение за Эйлин. Они старались выяснить как можно больше. Джонни попросил помочь охранника, Тима. Тим пообещал навести справки о привратнике, выяснить, известно ли о нем хоть что-нибудь. Также он проследил за Эйлин, когда та ходила за покупками. Тим был тихим человеком, одиночкой, привычным к долгой, тяжелой работе. Он сказал, что рад помочь священнику.

Он поговорил с коллегами — охранниками в магазинах, работающими на другие агентства. Ему даже не нужно было показывать фотографию. Златовласку знали все. В центральные городские магазины и торговые галереи путь ей был заказан. Златовласка, известная воровка, несколько раз выкручивалась даже в суде: она утверждала, что выносила украшение или предмет на улицу, просто чтобы получше рассмотреть при дневном свете. Своей актерской игрой она могла одурачить кого угодно: мировых и районных судей и даже суровых юрисконсультантов.

Нет, охранникам просто запретили ее пускать. Златовласка только снисходительно улыбалась, словно они работали по какому-то сумасшедшему указу. Тиму рассказали, что семья у этой нахальной девицы непростая. Поговаривали, что отец бьет домашних. Эту информацию Тим оставил при себе.

Брайан Флинн был порядочным человеком и легко поддавался жалости. Он может даже потребовать прекратить расследование, если узнает о жестоком отце. Тим считал, что по Златовласке плачет тюрьма. Теперь-то уж точно.

Следующим по списку должен был действовать Джеймс О’Коннор. Предполагалось, что он случайно столкнется с Эйлин, напомнит, как они познакомились в “Корриганс”, и пригласит выпить. Он узнает о ней как можно больше, а следующим вечером доложит обо всем комитету. Чем более подробную информацию они предоставят полиции, тем лучше. Джеймс превосходно справился с задачей. Эйлин легко его вспомнила.

— Конечно! Тогда вечером вы были с моим милым Брайаном.

— Да. Бедняга Брайан сейчас переживает не лучшие времена.

— Ваша правда. — Эйлин была полна сочувствия.

— Между вами что-то было? — спросил Джеймс.

— Вы сами знаете ответ, Джеймс. Было — и есть. Он просто не может это принять.

— Конечно, он все отрицает.

— А вы подумайте, каково мне? Еще в самом начале — как трудно было поверить ему, когда он говорил, что церковные клятвы не имеют значения. Что важна только наша клятва вечно любить друг друга.

— Он прямо так и говорил? — восхищенно полюбопытствовал Джеймс.

— О да. Знаете, он ведь безнадежный романтик. А теперь почему-то хочет вычеркнуть меня из своей жизни. Мне так тяжело!

Джеймс изучал ее округлое личико, всматривался в невинные голубые глаза. Страшно представить, ведь эта девушка могла воспылать страстью и к нему. Она рассказала бы жене и детям, что у них серьезный роман — и кто бы подверг ее слова сомнению? Он внутренне содрогнулся.

— Эйлин, вот что я думаю — может, вам продолжить жить своей жизнью? Забыть его, просто идти дальше…

— Конечно, я бы так и сделала, Джеймс. И сама кому угодно дала бы именно такой совет, но все не так просто. Понимаете, я беременна. Мне приходится думать не только о себе. Да. Я должна думать о Брайане и о ребенке.

Джеймс пересказал весь разговор Брайану, когда они остались вдвоем.

— Я подумал, что ты не обрадуешься, если я выложу эти новости при всех. Я прав?

— Джеймс, друг мой, ты допускаешь, что это может оказаться правдой — и поэтому решил поговорить наедине?

— Нет, вовсе нет, — возмутился Джеймс.

— Тогда к чему секреты? Почему не рассказать остальным, какие нелепости сочиняет эта женщина? Вы все так мне помогаете, зачем скрывать от других, насколько она безумна и неадекватна?

— Конечно, Брайан. Прости, я не подумал.

— Ты подумал. Но ты подумал не о том. Если эта девушка беременна, я не имею к ребенку никакого отношения. Никакого.

— Послушай, тогда дело может обернуться в нашу же пользу, — сказал Джеймс, желая загладить вину. — Ну, знаешь, анализ крови, ДНК, все такое.

— Спасибо, Джеймс. Нет, я серьезно. Спасибо.

Но лицо Брайана было угрюмым. То, что Джеймс мог в нем усомниться — даже на минуту, тревожило Брайана.

У Хилари был выходной, но она отлично обучила Аню, которая теперь прекрасно справлялась одна. Аня работала уверенно — делала записи, сортировала документы, подтверждала назначения. Она проверила, если ли в приемной подходящие стулья.

Розмари Уолш сидела там со своим мужем Бобби. Она, как обычно, вздыхала, а Бобби, наоборот, улыбался. До чего вежливый и жизнерадостный человек! Поразительно, насколько Карл похож на отца — и как не похож на свою заносчивую мать. Аня вздохнула. Некогда думать о Карле. Может, даже вообще не стоит о нем думать. Она так плохо разбирается в мужчинах — подумать только, в какую дуру позволила себе превратиться из-за Марека. Нельзя допустить, чтобы это повторилось.

В дверь клиники позвонили. Должно быть, новый пациент. Остальные входили без звонка. Аня подошла к двери.

У входа стояла пожилая женщина лет семидесяти, кутающаяся в тонкое пальто. У нее были прямые спутанные волосы и большие, напуганные глаза. Женщина представилась и назвала адрес: Кэтлин Эдвардс, Маунтинвью, 34.

Аня старательно записала имена домашнего врача миссис Эдвардс и ее кардиолога и сделала копию больничной выписки.

— Мне нужно имя вашего ближайшего родственника, миссис Эдвардс. Это просто формальность. Сами понимаете, больничные правила! На случай, если вам вдруг будет нездоровиться и нам понадобится с кем-то связаться. Записать вашего мужа?

— Нет, деточка, от него ни Богу, ни человеку, ни самому черту никакого прока, — грустно сказала миссис Эдвардс. — Он будет или пьян, или взбешен. Записывайте дочь.

— Слушаю?..

— Эйлин Эдвардс. Я дам вам ее мобильный. Так ее найти проще всего.

Аня прилежно внесла номер в анкету.

— А где работает ваша дочь? — Она надеялась, что женщина не услышит, как громко стучит ее сердце. Миссис Эдвардс выглядела как минимум лет на двадцать старше своих лет.

— В большой рекламной компании, в старом георгианском доме. Ей там дают такую красивую одежду. Понимаете, чтобы общаться с клиентами, она должна выглядеть стильно.

Аня поняла, что эта женщина не имеет никакого отношения к кражам Эйлин: ей не достается ни одежды, ни денег, заработанных на продаже ворованных сумок. В горле у Ани стоял комок. Может, все матери таковы? Верят любым сказкам о своих дочерях. Ведь ее собственная мама там, в Польше, рассказывает всем и каждому, как удачно юная Аня устроилась в Ирландии, как она ходит по большим магазинам и примеряет пальто, которые стоят ее заработка за полгода!

В своем воображении Аня перенеслась за много миль от клиники, когда осознала, что Розмари Уолш что-то говорит ей. Кажется, она предлагала ей работу.

— Так как Бобби буквально ничего не способен делать по дому, мне понадобится человек, который будет приходить на пару часов каждый вечер — стирать, гладить, убираться. Серебро трогать не нужно. Вы ведь не привычны к хорошему серебру, еще испортите его. Но самые простые вещи…

— Когда, миссис Уолш?

— Как только сможете. Если хотите, сегодня же вечером.

Аня задумалась, не согласиться ли. Тогда она сможет чаще видеться с Карлом, бывать у него дома, может быть, даже заниматься там английским. Впрочем, минуточку. Миссис Розмари Уолш не проявит понимания, если ее сын и наследник будет резвиться с уборщицей, с уборщицей-полячкой. Чудовищно! Нужно немедленно отказаться. Зачем, зачем она сказала при этой женщине, что ей нужны деньги?

— Увы, миссис Уолш, у меня уже слишком много работы. Я не смогу уделять вашему дому должного внимания. Могу я порекомендовать вам мою подругу, Дануту? Или есть еще Агнешка. Что скажете? Попросить их позвонить вам?

— Конечно, если у них есть время. Если они еще не загребли все заработки в Дублине.

— Мы много работаем, миссис Уолш, и мы счастливы жить здесь. Приятно знать, что в этой стране нам рады, — сказала она, пытаясь скрыть слезы гнева и унижения.

К Аниному изумлению, миссис Эдвардс потянулась к ней и сжала ее руку.

— Хорошая девочка, — проговорила она, — хорошая, сильная девочка. Откуда у тебя такое мужество?

— Не знаю, — честно ответила Аня.

— Ты никогда не позволишь мужчине поднять на себя руку, в отличие от меня.

И тут Аня призналась — впервые в жизни, она никогда никому об этом не рассказывала:

— Однажды позволила, миссис Эдвардс. Но больше это не повторится.

Когда комитет собрался вечером в “Корриганс”, все были поражены рассказом Ани о матери Эйлин.

— Модное рекламное агентство, где ей дают одежду. Ха! — сказал Джонни.

Мужчина-портье в фешенебельном доме оказался, судя по информации от Тима, известным скупщиком краденого, занимающимся только самым дорогим товаром. Джеймс сказал, что, возможно, Эйлин хранит свои вещи на улице Маунтинвью. Вот бы пробраться туда! Аня заявила, что, вероятно, расстроит их, но ей неудобно использовать несчастную женщину, которая, в конце концов, является их пациенткой, в качестве приманки для Эйлин.

— Это разобьет ее бедное сердце, — сказала она.

Никто не ответил Ане. Только Брайан Флинн, казалось, понимал ее и сочувствовал.

* * *

Целую неделю ничего не происходило. Из Россмора приехал отец Томаш, и его ввели в курс дела. Он сказал, что все это похоже на роман, но никто пока не знал, чем закончится история. Эйлин все так же заходила в социальный центр, хотя ее визиты стали реже и короче. Она больше не говорила об отце Флинне, только бросила пару загадочных фраз о том, что в свое время все всё узнают и скоро сами убедятся.

После второго посещения кардиологической клиники Кэтлин Эдвардс вышла из дверей, не глядя под ноги, и споткнулась о выбоину в тротуаре. К счастью, все обошлось благополучно. Врачи “скорой” оказали ей первую помощь, дали успокоительное и обработали ссадину на лбу, но не были уверены насчет дальнейших действий. Они позвонили в клинику, чтобы справиться насчет ближайших родственников.

Когда поступил запрос, Джонни оказался неподалеку.

— Мне совсем нетрудно подбросить ее домой. У меня все равно дела в том районе, рядом с улицей Маунтинвью, — сказал он.

— Откуда вы знаете, где она живет? — Клара держала в руках карту Кэтлин Эдвардс.

— Аня что-то такое говорила. Кстати, сейчас ведь у нее обед. Может, она составит нам компанию?

Обычно Клара неодобрительно относилась к любым попыткам облегчить жизнь Фрэнка Энниса и его мандаринов, как она называла свое косное начальство. Но предложение Джонни показалось ей осмысленным.

— И вы свяжетесь с дочерью, хорошо? — уточнила она.

— Безусловно. Позвоним в рекламное агентство, — сказал Джонни.

По адресу улица Маунтинвью, 34 они обнаружили очень ветхий, неряшливый дом. Два окна были выбиты, вместо стекол хозяева забили рамы фанерой.

Аня пошла заварить чай, а Джонни остался в комнате.

— Вам нужен отдых. Вы пережили потрясение, — сказал он.

— Да, я прилягу на диван, — ответила Кэтлин Эдвардс.

— Нет, давайте-ка мы устроим вас в постели.

— Он может вернуться, и если я буду лежать в постели, ему это совсем не понравится.

— А другой спальни нет? — спросил Джонни.

— Только комната Эйлин, но мы туда не заходим. Она ведь заперта.

Миссис Эдвардс указала глазами на дверь, отделенную от кухни-гостиной коридором. Джонни налег на нее плечом, и дверь треснула.

— Теперь не заперто, — сказал он.

В комнате стояли две вешалки, заполненные пиджаками, пальто и платьями. Некоторые костюмы были еще в пластиковых упаковках. В нише у окна рядочком стояли сумки и туфли. На полках Эйлин разложила стопки свитеров, блузок и джинсов. Кэтлин Эдвардс замерла на пороге, прижав руки к груди.

— Вы взломали дверь, — выдохнула она.

— Ситуация этого требовала, — сказал Джонни. — Эйлин не будет возражать. Давайте позвоним ей и все расскажем.

Эйлин взяла трубку после первого же гудка.

— С вашей матерью произошел несчастный случай. Она хорошо себя чувствует, мы привезли ее домой, но ей необходим уход.

— Если она чувствует себя хорошо и вы там сейчас с ней, больше ей никто не нужен.

— Возвращайся домой, сука. Сию же минуту, — медленно сказал Джонни.

— Кто это? В чем вообще дело?

— Дело в тебе, Эйлин. Я стою в твоей спальне. Немедленно возвращайся домой.

— Не может быть! — У нее перехватило дыхание.

— Хочешь, зачитаю тебе ассортимент товаров? Слева направо?

— Вы из полиции? — Теперь ее голос дрожал.

— Я в одном шаге от полиции. В одном телефонном звонке. Нет, скажем так: в десяти минутах от полиции.

— Я не успею доехать так быстро, автобусы…

— Поймай такси.

— Кто бы вы ни были! Я не могу позволить себе такси!

— Можешь. Потратишь часть денег, вырученных у портье за сумочку.

— Кто вы? — теперь она говорила еле слышно, практически шепотом.

— Приезжай — узнаешь, — сказал Джонни.

Аня и Джонни вместе успокоили миссис Эдвардс. Они заверили, что с сердцем у нее все в порядке, давление почти в норме, и единственная проблема — это пережитый шок. Они постарались вывести ее из спальни, чтобы она не успела все рассмотреть. Теперь Кэтлин Эдвардс сидела за кухонным столом и жаловалась, что боится, как бы муж не пришел пьяным. В ее муже уживались два человека — пьяным он был совершенно не похож на себя трезвого. Увы, она никогда не знала, кто именно войдет вечером в дверь.

— Не тревожьтесь, я буду здесь.

— Он очень расстроится из-за двери, — предупредила она.

— Я отлично умею успокаивать расстроенных людей, — пообещал Джонни.

Аня подняла на него огромные, встревоженные глаза.

— Ты ведь не сделаешь ничего… ну, ты понимаешь?

— Не сделаю, — пообещал Джонни. — А тебе пора вернуться в клинику.

— О нет, я останусь, ведь кто-то должен ухаживать за миссис Эдвардс.

— Аня, ты не медсестра. Возвращайся к Кларе.

— Но как я узнаю?..

— Встретимся вечером в “Корриганс”.

— Если бы моя несчастная мать знала, что я каждый вечер хожу в кабак! — проворчала Аня.

Впрочем, Джонни был прав. На работе ее, наверное, уже заждались.

К дому 34 на улице Маунтинвью подъехало такси. Из машины вышла Эйлин. Джонни обратил внимание на ее костюм: элегантный сиреневый пиджак, черная юбка и сиреневые сапоги. Похоже, она ходит “на дело” с цветовой схемой. На шею Эйлин повязала очень дорогой шелковый шарф — дамы часто носят такие на скачках. Да, несомненно, скачки подошли бы Эйлин Эдвардс больше, чем эта развалюха, жестокий отец, издерганная мать и запертая комната, полная украденных товаров. Джонни встряхнулся. Никакого сочувствия, никакой жалости. Эта женщина была готова разрушить жизнь Брайана Флинна, одного из немногих порядочных людей и его друзей в этом мире.

Кэтлин Эдвардс со страхом подняла глаза, услышав поворот ключа в замке. Увидев, что это всего лишь Эйлин, она явно испытала облегчение.

— Не стоило тебе приходить домой. У меня все в порядке, — начала она.

— Очевидно, стоило. Где он?

— В твоей комнате. Он обещает починить дверь.

— Пусть попробует не починить. Кто это?

— Не знаю. Он просто оказался рядом, когда я упала.

Джонни, прислушивавшийся к разговору из соседней комнаты, вдруг понял, что девушка до сих пор ни единым словом не посочувствовала матери. Эйлин вошла в спальню. Джонни спокойно сидел на ее кровати. Она сразу узнала его — он был завсегдатаем “Корриганс”, иногда помогал в центре… и жил в одном доме с Брайаном.

— Могла бы и догадаться, что это его работа, — сказала она, глядя на сломанную дверь.

— Он знать не знает, что мы здесь.

— Мы?

— Мы с Аней. Мы привезли сюда вашу мать после несчастного случая. Да, кстати, если тебя это хоть сколько-то интересует, с ней все в порядке, она скоро поправится.

— Я скажу тебе, Джонни, что должно интересовать тебя: что мой отец с тобой сделает, когда обнаружит, что ты взломал дверь в его доме. — Ее голос звучал ровно. Она не выказывала ни страха, ни паники.

— Разумеется. А еще он обнаружит, что дом битком набит полицейскими, дочь арестована за воровство, а его самого ведут в участок за бытовое насилие.

— Она ни слова против него не скажет. — Эйлин презрительно глянула в сторону кухни. Ее слабая мать ни разу не осмелилась противостоять насилию — не сделает этого и сейчас.

— Уже сказала. — Джонни ответил как бы между прочим, почти лениво, словно на самом деле его это совершенно не интересовало.

— Не верю.

— Она все рассказала нам с Аней. На этот раз она обратится в полицию.

— Мечтай дальше.

— Кто же еще в этом доме выслушает ее? — сказал Джонни. Ответом ему была тишина.

— Чего ты хочешь, Джонни? — спросила Эйлин в конце концов.

Майкл Эдвардс шел домой из паба, куда ходил обедать. Произошло нечто странное. Пока он сидел в пабе, ему пришло сообщение: “Забери доски, засов и усиленный замок из магазина стройматериалов Финна Фитцджеральда. За них заплачено, потому что дома нужно кое-что срочно починить”. Майкл был очень озадачен. Он не помнил, чтобы вчера устраивал скандал и ломал мебель. Придя в магазин, он обнаружил, что Финн Фитцджеральд на самом деле подготовил для него товары, и они действительно оплачены.

— Что происходит, Финн? — спросил Майкл.

— На твоем месте я поторопился бы домой, Мик. Мне совсем не понравился парень, который заходил с твоей дочерью. Какой-то тяжеловес.

— Платил он?

— Нет, твоя дочь. Наличными. Все честь по чести, Мик. Поспешай домой.

* * *

Он вернулся в дом 34 по улице Маунтинвью, как обычно, громко хлопнул дверью и швырнул доски и замки на пол.

— В чем дело? — начал он.

— Ваша жена упала, мистер Эдвардс. К счастью, повреждения незначительные, но, разумеется, она находится в состоянии шока. Если хотите посмотреть, как она, вы найдете ее на кухне.

— Да кто ты такой, чтобы указывать мне, что делать и куда смотреть в собственном доме? — Майкл Эдвардс разозлился, и его лицо налилось кровью.

— Кто я такой? Я друг вашей дочери, а еще так совпало, что я работаю в клинике, пациентом которой является миссис Эдвардс. Вот кто я такой.

— А почему ты до сих пор здесь? Мать дома. С ней все в порядке. Что ты здесь делаешь?

— Собираюсь помочь вам чинить дверь, которая, к сожалению, сломалась, пока мы тут разбирались.

— Что?

— Да, я подумал, что если мы начнем сейчас, то можем вместе все поправить.

— Ну, так ты не то подумал. Я пью пиво, занимаюсь своими делами и тут получаю это бредовое сообщение…

— Можем начать с того, что вынесем сломанные доски, — сказал Джонни.

— Как же они оказались сломанными? — спросил мистер Эдвардс.

Тут нарушила молчание Эйлин:

— Папа, делай, что он говорит. Честное слово. Так будет лучше для всех.

— Я не позволю разговаривать так со мной в моем собственном доме…

— Папа, это мамин дом. Он достался ей от ее отца. Помнишь?

— Большая разница, — сказал он.

— Теперь да. Ситуация изменилась, — твердо сказала Эйлин.

— Для тебя — может быть, если тебя устраивают манеры этого твоего парня.

— Он не мой парень, — ответ прозвучал как выстрел.

— Ну, мне до этого нет дела. — Судя по виду Мика Эдвардса, он собирался вернуться в паб.

— Папа, приди в себя. Она обратится в полицию!

— У нее нет ни единого доказательства.

— Есть. Ее слова подтвердит этот… проныра, полячка Аня — и я.

— Ты? Ты будешь держать рот на замке!

— Не в этот раз.

— Какого черта?

— Этой мой билет из тюрьмы на свободу.

— А как же я?

— Почини дверь, папа, а потом Джонни с тобой поговорит.

— А ты что будешь делать, позволь спросить?

— Приготовлю маме суп и тосты.

— Ты никогда этого не делала.

— Теперь, кажется, буду, каждый день. — Она кинула злобный взгляд на Джонни.

Майк Эдвардс снял пиджак. Он не очень понимал, в чем дело, но дело было серьезное. Он заглянул в спальню дочери. Целые ряды вешалок с одеждой. Он не смог бы их разглядеть, даже если бы ему было интересно.

— Вид у двери будет так себе, ведь мы просто сколотим две половинки, — проворчал он.

— Окна тоже выглядят так себе. На следующей неделе Эйлин собирается к стекольщику, правда, Эйлин?

— Правда, — мрачно ответила Эйлин.

За час они кое-как починили дверь и повесили замок. К замку прилагалось два ключа. Один получила Эйлин, другой Джонни оставил себе.

— Я зайду через неделю посмотреть, как продвигается уборка, — сказал он. — Может, уже даже поставят новые окна…

Прибравшись в коридоре под чутким руководством Джонни, Майк снова ушел в паб.

— Ненавижу загадки, — кинул он через плечо Джонни. — А ты — одна большая загадка.

Кэтлин Эдвардс не привыкла к тому, чтобы вокруг нее суетились.

— Эйлин, разве тебе не нужно вернуться на работу? — взволнованно спросила она.

— Нет, мама. Я отпросилась на весь день.

— И на всю оставшуюся неделю, — доброжелательно добавил Джонни, на случай, если она забыла. В конце концов Кэтлин Эдвардс легла спать, а Джонни и Эйлин остались на кухне вдвоем. Джонни, не задумываясь, налил себе еще кружку чая, словно был другом дома и частенько сидел здесь в гостях.

— Тебе это с рук не сойдет, — сказала она.

— Сойдет, — просто ответил он. — Я сделал предложение, ты его приняла. Вот и все.

— Ты не делал никаких предложений. Ты меня шантажировал.

— Я попросил о трех вещах. Ты передаешь все барахло из спальни в благотворительные магазины. Твоей матери живется в собственном доме спокойно и комфортно. Ты говоришь Брайану, что спектакль окончен.

— И ты все ему расскажешь? — У нее дрожали губы.

— Нет, если ты выполнишь свою часть договора.

— А если не выполню, ты приведешь полицию.

— У меня есть отличный друг, дежурный по отделению, сержант. Он спустит на тебя всех собак.

— Передать мое барахло, как ты его называешь, в благотворительные организации будет нелегко.

— Ты справишься. Ты же смогла все это вынести из шикарных магазинов.

— Если отец снова напьется, я за это отвечать не буду.

— Я дал твоему соседу мой номер телефона, сказал, что я социальный работник.

— Он тебе не поверит.

— Я очень многозначительно посмотрел на его питбуля в наморднике. Он мне верит.

— А Брайан?

— Сегодня, в “Корриганс”, в семь часов. Укромный столик в глубине паба.

— Не уверена, что смогу.

— Уверен, что сможешь. Выбор простой: или “Корриганс”, или мой приятель, дежурный сержант в участке.

— Но если я просто не смогу это выговорить?

— Мы уже дважды все повторили. Давай пройдемся в третий раз, чтобы у тебя слова отскакивали от зубов.

Они собрались за дальним столиком в “Корриганс”: Джеймс О’Коннор, отец Брайан Флинн, Джонни, Тим, Аня иЛидия. Даже отец Томаш по такому случаю приехал на автобусе из Россмора.

Брайан думал, что это будет обычная встреча. Он удивился, заметив, что Джеймс пришел без планшета и бумаги для записей. Джеймс купил всем выпить и откашлялся.

— Сегодня к нам присоединится Эйлин. Она хочет кое-что рассказать, — начал он.

Брайан рывком поднялся на ноги:

— Джеймс, что ты делаешь? Нет смысла расспрашивать ее. Я думал, ты это понимаешь.

— Никто не собирается ее расспрашивать. Она хочет кое-что рассказать. А вот и она.

В паб вошла Эйлин.

Сейчас она была меньше похожа на Златовласку — под прицелом шести враждебных взглядов, перед лицом встревоженного отца Брайана Флинна…

— Брайан, мне нужно кое-что рассказать, и это будет нелегко. Моя жизнь не усыпана розами, поэтому я предпочитаю фантазии — так мир гораздо привлекательнее. Я притворяюсь, что живу одна в прекрасной квартире, а не в разваливающемся доме на улице Маунтинвью, вместе с родителями. Я притворяюсь, что у меня много друзей в высшем свете, хотя на самом деле есть только жестокий отец-пьяница, избивающий мать. У меня нет ни трастового фонда, ни пособия, ничего. Я краду одежду и модные аксессуары. Мне запрещено приближаться почти ко всем магазинам на Графтон-стрит и Генри-стрит, поэтому сейчас я езжу в пригороды. Кое-что из украденного я перепродаю…

Она замолчала и посмотрела в глаза священнику.

— А потом я придумала человека, который меня любит, потому что меня никто не любил. Я притворилась, что у нас роман с Брайаном. Теперь я понимаю, насколько это было опасно, глупо и неправильно. Но я чувствовала себя такой одинокой. Фантазии приносили утешение. Я сочиняла истории. Я подсмотрела, как он вбивает пароль, и написала самой себе письмо из интернет-кафе. Я одолжила в центре его мобильный телефон и отправила себе сообщение. Я взяла ключ из Аниной сумочки, чтобы попасть в его квартиру.

Повисло тяжелое молчание. Все были глубоко поражены ее ужасными поступками.

— Мне очень, очень жаль, Брайан. Ты сможешь простить меня?

У Брайана не было слов. Он совершенно онемел. В конце концов он выдавил:

— Но почему? Почему именно сейчас?..

На этот раз ответил Джонни — спокойно и мягко:

— Этим утром Эйлин испытала глубокое потрясение. Ее мама споткнулась и упала. Теперь Эйлин понимает, что в жизни есть вещи важнее прочих. Она наконец смогла правильно расставить приоритеты. Так, Эйлин?

— Да, так. Теперь я понимаю, что имеет значение, а что — нет.

Большое, великодушное лицо Брайана Флинна расплылось в улыбке. Он был готов снова приветствовать Эйлин как друга, но у Джонни были на этот счет другие планы.

— Так как Эйлин, очевидно, будет неловко общаться с людьми, которые знают о ней такие вещи, она больше не будет появляться в центре. Сегодня она хочет попрощаться с Брайаном и при свидетелях заверить его, что, если Брайан простит ее и не подаст в суд, их жизненные пути больше не пересекутся.

— Да, так будет лучше всего, — сказала Эйлин.

— Разумеется, я прощаю тебя, — сказал Брайан. — Нужно было большое мужество, чтобы прийти сюда по собственной воле…

— Она должна была прийти, — перебил его Джонни. — Она обычный порядочный человек, она не смогла долго жить во лжи, и она знает, что теперь все изменится. У нее нет другого выбора.

Так Златовласка ушла из “Корриганс” — и из их жизней. Аня заметила, что на этот раз Эйлин была не в модных сапогах, не в стильных кожаных туфлях на высоком каблуке, и ее шарфик приличная леди не надела бы на скачки. Еще Аня заметила, что Тим много говорит с Лидией и расспрашивает, какая ей нравится музыка.

Брайан утирал слезы облегчения и радости.

— Вы очень хороший друид, отец Брайан.

— Хороший кто? — переспросил он.

— Ну вот, теперь я буду учить вас английскому. Это ласковое обращение к священнику.

— Вовсе нет, Аня.

— В Анином мире — да. Впрочем, теперь, побывав на волосок от гибели, ты, может быть, готов отказаться от затворничества и выйти в реальный мир? — предложил Джонни.

— Эх, Джонни, Джонни, что ты, в конечном счете, знаешь о реальном мире? — ответил Брайан, шутливо ткнув друга в плечо.

Глава 6

Вопреки мирному названию, Маунтинвью слыл одним из самых криминальных уголков Дублина. Здесь в роскошных домах обитали торговцы наркотиками, и редкий прохожий отваживался заглядывать сюда в темное время суток. В местной школе, как и в любой другой, были свои плюсы и минусы, но с директором ей несомненно повезло. Тони О’Брайену удавалось утихомиривать даже самые горячие головы.

И все же не все учителя оказались готовыми к переменам. Всякое бывало — и школы обшарпанные, и районы не из благополучных, но раньше учителей всегда уважали. Даже дети из бедных и неблагополучных семей на экзаменах успешно демонстрировали полученные знания. Этих же интересовали только деньги. Видя, как чей-то старший брат носит дорогую кожаную куртку или водит хорошую машину, они искренне недоумевали, зачем торчать всю жизнь в банке или офисе, где не только не светит купить ни дом, ни машину, но где даже кожаная куртка может остаться лишь мечтой. Неудивительно, что многие подростки попадали в криминальные группировки. Это же круто быть лихим парнем, все тебя боятся, значит уважают.

Рассказ Айдена Данна о школьных буднях, который он поведал своей жене Норе, звучал невесело.

Хулиганье из старших классов сшибает вас с ног, выхватывает учебники, зажатые под мышкой, и глумливо скалится и качает головами, мол, сдает учитель, на покой ему пора. Правда, однажды они все-таки подобрали разлетевшиеся по полу книжки. Но не сейчас. Его прозвали Плешью и с невинным видом спрашивали, помнит ли он Первую мировую войну.

Женщинам-учительницам доставалось не меньше, а то и больше. Одиноких эти охамевшие цветы жизни изводили вопросами о темпераменте и ориентации, у замужних выспрашивали, сколько раз за ночь их удовлетворяют их мужья.

— А ты что? — выдохнула Нора.

— Стараюсь не обращать внимания. Уговариваю себя, что у них трудный возраст, что все это от неуверенности в себе, что каждый самовыражается по-своему. Впрочем, от этого не легче.

— А женщины?

— Те, кто помоложе, отшучиваются, мол, тебе, малыш, до моего старика расти-расти и не вырасти, а то и сами идут в наступление, как, мол, там с ориентацией у спрашивающего, все ли в порядке, иначе зачем ему замазывать подростковые прыщи и лепить накладные ногти. — Айден грустно покачал головой. — Когда я подхожу к классной комнате, у меня подкашиваются ноги.

— Может, бросить все это? — неожиданно спросила Нора.

Она преподавала итальянский язык у вечерников, ежегодно устраивала для них поездки в Италию. Она вечно где-нибудь подрабатывала, но не ради денег и не ради того, чтобы накопить на черный день. Уютно устроившись в плетеном кресле, найденном на распродаже, она и Айдена убеждала, что жить нужно сегодняшним днем, а не ради какого-то мифического “потом”.

Но у него по натуре был тревожный склад характера. Глупо бросать работу, когда до пенсии осталось несколько лет. Он не хочет лишаться нормальной пенсии, ведь ему нужно обеспечить достойную жизнь Норе и своей бывшей семье.

— Ты их уже и так неплохо обеспечил, — отмахнулась Нора. — Ты отдал Нелл почти все свои деньги, которые получил за дом, Грэни замужем за директором школы, у Бригид турагентство. Если уж на то пошло, они сами должны тебя обеспечивать.

— А ты, Нора? Я хочу заботиться о тебе, дарить тебе комфорт и удовольствия.

— Ты и так даешь мне комфорт и удовольствия, — ответила она просто.

— Но должна же быть какая-то заначка! — отчаявшись ее переубедить, воскликнул он.

— У меня и раньше никогда не было никаких заначек, а сейчас они мне и вовсе не нужны.

— И все-таки я должен доработать до пенсии.

— Ничего ты не должен, если тебя воротит от этого вертепа. Мы же хотели, мы же договаривались, что будем жить чудесную жизнь, и так оно и было, до тех пор, пока не…

— Нора, наша чудесная жизнь очень сильно зависит от наличия у меня надежной стабильной работы, — заметил он.

— Нет. Она зависит не от этого. Где тут чудеса, если ты ходишь весь дерганый и постоянно на взводе из-за этих уродов? Зачем тебе это? Покой и здоровье дороже.

— Здоровье у меня в порядке, — коротко ответил Айден.

Неделю спустя они отправились в свой любимый букинистический магазинчик и разделились, чтобы каждый мог вволю побродить по “своим” полкам. В какой-то момент Нора вдруг обернулась к мужу и замерла от ужасного предчувствия. Он держался рукой за горло так, будто ему не хватало воздуха.

— Айден? — позвала она.

— Что-то здесь душно…

— Бог с тобой, тут ленивый ветерок гуляет с канала.

— Ленивый? — рассеянно спросил он.

— Ему лень тебя обогнуть, и он дует прямо сквозь тебя, — улыбнулась Нора.

Он не улыбнулся в ответ.

— Что с тобой?

— Я не могу дышать, — сказал он. — О, Нора, дорогая Нора, только бы не грохнуться прямо тут.

— Не грохнешься, садись сюда. — Нора взяла себя в руки, главное — не паниковать. Она кинулась к продавцу.

— Где здесь ближайшая больница? — спросила он.

— Госпиталь Святой Бригид. Что случилось?

— Моему мужу плохо. Надо вызвать такси.

— Не нужно, я вас отвезу, — предложил продавец.

Норе было не до церемоний, позже она найдет способ отблагодарить человека.

— Все в порядке, Айден, Дара нас подбросит, — сообщила она мужу.

— Куда? — просипел он.

— Туда, где тебе окажут помощь, дорогой, — заверила она.

Он с облегчением прикрыл глаза.

Из отделения экстренной помощи Айдена отвезли в отдельную палату и надели кислородную маску.

— Снимите с него брюки, — потребовал дежурный врач, войдя в палату.

— Что?! — опешила Нора.

— Прошу вас, мадам. — Эскулап-китаец был само терпение и любезность. — У него забиты легкие, надо откачать жидкость, для этого нужно поставить катетер.

Нора повторила все это Айдену.

— Дичь какая-то, зачем катетер, куда? До сортира я могу дойти и сам, но мне не надо…

Кислород помог. Айден немного успокоился. Нора смотрела на баллон, он медленно наполнялся чем-то тягучим и вязким…

— Доктор, что это было?

— Сердце не справилось… — Врач был лаконичен. — На долю секунды произошла остановка сердца.

У Норы потемнело в глазах. У ее любимого, самого лучшего человека в мире, которого обожает она, который любит ее, остановилось сердце. Неужели им придется попрощаться с прежней жизнью?..

Через час Айден оправился настолько, что засобирался домой. И несказанно изумился, узнав, что его ждет больничная койка в госпитале.

— Да со мной все в порядке, — запротестовал он.

Нора поехала домой, чтобы привезти ему пижаму, халат и туалетные принадлежности. Внешне она оставалась спокойной и невозмутимой, а внутри… внутри будто что-то оборвалось и жить больше не хотелось.

Несколько дней прошли как в тумане. Врачи, ассистенты, сестры, няньки, уборщица, разносчицы еды, встревоженные лица посетителей. И среди них она, Нора, высокая, с шалыми глазами, длинные рыжие волосы с проседью стянуты в хвост черной резинкой.

Она приходила к мужу, садилась рядом, и они подолгу играли в шахматы. Если бы люди понаблюдали за ними, то обнаружили бы, что супруги никогда не обсуждают ни домашние дела — счета, предстоящий ремонт, покупки, — ни соседей, ни друзей. Как будто мир вокруг них не существовал. Особо внимательный наблюдатель обнаружил бы также некоторую неестественность в Норином поведении. Вся ее показная бравада, спокойствие — все это было ради Айдена и только ради Айдена.

Через неделю его выписали, строго наказав избегать стрессов, волнений и переживаний. Стоило ему заикнуться о том, что он работает в школе, врач на полном серьезе посоветовал ему забыть про работу.

Айден категорически отказывался обсуждать эту тему. Он исправно принимал лекарства, выполнял предписания врачей, совершал долгие ежедневные прогулки, но бросить работу? Ни за что! А как, скажите на милость, он будет тогда обеспечивать жене мало-мальски пристойное существование? Добытчик из него неважный, он умеет только учить. А на его доходы есть и другие претенденты. Бывшая семья, например. Нет. По-любому ему надо досидеть до пенсии.

Врачи растерянно разводили руками. Нора как заведенная повторяла, что ее не интересуют ни наследство, ни деньги. Что они снимают небольшую недорогую квартиру. Что работа у нее есть, чем за квартиру платить есть, а запросы у них невелики.

— Тем более, ему незачем держаться за эту работу, уговорите его уйти, — хмурился кардиолог.

— Он должен сам дозреть. Я не хочу вставать между ним и делом его жизни. Айден — учитель от бога, без работы он зачахнет.

— А он не может давать частные уроки?

— Нет. Ему претит сама идея платного обучения. Нельзя заставлять человека поступаться принципами.

— Но вы же сильная женщина, миссис Данн, уверен, вы могли бы убедить его…

— Если сильно постараться, то, наверное, да, но это нечестно — заставлять человека отказываться от того, что ему так дорого.

— Даже если это его убивает?

— Но ведь тогда он тоже умрет, просто по другой причине.

— Знаете, на этой планете вообще стопроцентная смертность, но некоторым удается жить долго и в здравии, особенно если относиться к самому себе по-человечески.

Лицо Норы ничего не выражало.

— Неужели остаток жизни придется провести в вечном страхе, что приступ повторится?

— Можно попробовать убедить его, что не повторится.

— Убедить в том, в чем вы заведомо не уверены? — зло уточнила Нора.

— Мадам, никто не застрахован от дорожной аварии, и вы в том числе. Но у нас очень неплохая статистика по поддержанию пациентов в хорошей форме, живыми и здоровыми, насколько это возможно после остановки сердца. Мы могли бы направить вашего мужа в клинику, его бы там регулярно обследовали. Собственно клиника — часть нашего госпиталя. Пациенты регулярно проходят обследование, сдают кровь, принимают поддерживающие лекарства.

— Почему вы называете это остановкой сердца?

— Потому что это она и есть — внезапное прекращение сердечной деятельности, то есть сердце перестает биться.

— Айдену придется ходить сюда каждую неделю?

— Поначалу да, когда дело пойдет на поправку, то, конечно, реже. Поверьте, улучшение не заставит себя ждать.

Нора молчала.

— Миссис Данн, ему и правда станет лучше. Наши исследования подтверждают, что у людей появляется позитивный настрой и, соответственно, улучшается самочувствие.

— Эти ваши исследования финансируются производителями лекарств? Они экспериментируют над больными? — желчно осведомилась Нора.

— Бог с вами, с чего вы взяли?! — оскорбился врач. — Это делается при поддержке нашего госпиталя, это же наша гордость!

— Простите, доктор, понимаете, для вас Айден — пациент, один из многих, а для меня он — вся жизнь. У меня в голове все так запуталось…

— А вот этого не надо, ему как никогда нужна ваша светлая голова, — посоветовал врач. Похоже, эту колючую несговорчивую дамочку все-таки можно склонить на свою сторону. — Сходите с ним в клинику, поговорите с нашими пациентами, вам многое станет понятней и перестанет так пугать.

Напряженное затравленное выражение вдруг куда-то пропало с Нориного лица. Да она красавица, изумился про себя врач.

— Давайте попробуем. — На ее лице мелькнула слабая улыбка.

Барбара навестила Айдена в госпитале, объяснила, как и что они собираются с ним делать. Он внимательно слушал милую подвижную девушку и понимающе кивал. Похоже, тут все, что ему нужно: лечебная физкультура, контроль давления и веса.

Им дали телефон отделения экстренной помощи, если вдруг понадобится связаться с врачом ночью.

— Зачем телефон, мы же и сами можем приехать.

— Можете и сами, но иногда так быстрее и удобнее. Могут, например, возникнуть вопросы в связи со сменой диуретика. Или тогда мы сами перезвоним вам через полчаса проверить, прошел ли приступ. Зачастую этого оказывается достаточно, и тогда никому никуда ездить не придется. — Барбара была практична и бодра. — Вам понравятся эти люди, Айден, их много, их очень много.

Автобус быстро довез их из дома до клиники. Прохожие зябко кутались, пытаясь укрыться от февральской сырости, ползущей с канала. Нора повязала Айдену клетчатый шотландский шарф; впрочем, он, казалось, чувствовал себя отлично, лишь иногда на лице его мелькала какая-то неясная тень.

Автобус остановился у ворот клиники. Супругам уже рассказали, как складское помещение, которое чуть не отдали под гаражи, удалось чудом спасти и сделать из него то, что получилось сейчас. На воротах приветливо поблескивала латунная табличка с надписью “Кардиологическая клиника”. Внутри было светло и как-то умиротворяюще.

Даннам дали в провожатые симпатичную полячку Аню, которая отвела их в зал физиотерапии. У тамошнего тренера Джонни оказалось мощное рукопожатие и непробиваемая уверенность в том, что главное — мышцы. Он показал им тренажеры, которыми Айдену предстояло научиться пользоваться. Потом Аня отвела их в столовую к диетологу Лавандер, та ознакомила их с меню и графиком “вкусных” презентаций.

Айден узнал Барбару, приветливую медсестру, познакомившую их с умопомрачительной красавицей Фионой. “Если вдруг вам не повезет прийти сюда в мое отсутствие, сразу идите к Фионе, она сделает вам все как нельзя лучше”.

— Вот балаболка, не слушайте ее, Айден! — засмеялась Фиона. — Вы просто звякните в клинику узнать, здесь ли Барбара или у нее выходной.

Еще там был молодой доктор Деклан, женщина-администратор по имени Хилари, знавшая о клинике все и даже немножко больше, и, наконец, доктор Кейси, душа и мозг этого всего.

— Меня зовут Клара, — просто представилась она, держа в руках истории болезни.

Когда Барбара с Айденом скрылись в процедурной, Клара попросила Нору присесть, пробежала глазами записи на полях, споткнулась на словах “поработать с женой”… Странно… И женщина эта странная, подумала Клара, разглядывая сидящую перед ней Нору. На вид около пятидесяти, длинные волосы распущены, рыжие пряди перебивает серебристая седина, удачное сочетание, к тому же естественного происхождения, парикмахерских ножниц эта голова, похоже, не знала давно.

У Норы было одно неоспоримое достоинство. Рядом с ней удивительно легко дышалось. Но что значит “поработать с женой”?

Ответ не заставил себя ждать.

Нора не верила, что муж идет на поправку, и это было одной из главных ее проблем.

Клара привычно рассказывала о клинике и ее возможностях, которые позволяют пациентам лечиться амбулаторно, но ее не покидало ощущение, что она говорит в пустоту. Ну что ж, попробуем иначе.

— Мы обнаружили, что те, кто приходит с положительным настроем, у кого близкие верят, что родной человек скоро поправится, и правда поправляются быстрее, — заметила она.

— Ну-ну, хотите сказать, что разум превыше материи? — недоверчиво хмыкнула Нора.

— Не совсем. Но обязательно должно быть что-то, ради чего стоит жить.

— Еще скажите, что верующие выздоравливают быстрее, — скептически поморщилась Нора.

— Не скажу, потому что не знаю. Хотя знаете, истинная вера иногда действительно творит чудеса. Это то, что не поддается никаким измерениям и подсчетам.

— Отчего же не поддается? Берете количество света и домашней радости и прикидываете, сколько приблизительно пользы из них извлечь. — Нора говорила как законченный циник.

— Нора, вы же видели кое-что из нашего оборудования и возможности, которые мы открываем перед нашими пациентами. Вы общались с людьми, которые считают, что если соблюдать предписания врачей, диету, своевременно принимать лекарства, делать анализы, лечебную гимнастику, вовремя проходить обследования, то все это в комплексе поможет выкарабкаться из болезни, сохранить и продлить жизнь. Почему вы отказываетесь к этому прислушаться?

— Потому что качество жизни, которую вы так упорно сохраняете и продлеваете, оставляет желать много лучшего, — бесцветно ответила Нора.

— Ах, скажите, пожалуйста! — наконец разозлилась Клара. — Я работаю много лет, и поверьте, видела куда больше, чем вы можете представить. Как вы можете с такой уверенностью говорить о качестве жизни, о которой не имеет никакого представления?

— Вы, наверное, считаете меня очень упертой, — грустно усмехнулась Нора. — Поверьте, я бы жизнь отдала, лишь бы Айден выкарабкался. Но вы уговариваете меня поверить в сказку, а я из сказок давно выросла.

— Как вы относитесь к компромиссам? — вдруг спросила Клара.

— Не очень, если честно. Но сейчас все зависит от того, что вы собираетесь мне предложить.

— Дайте мне полтора месяца, а сами притворитесь на это время, что все хорошо, что вы верите в то, что наши методы, старания и усилия идут ему на пользу. Если по прошествии шести недель вы по-прежнему будете считать, что я вам тут зазря морочила голову… что ж, каждый останется при своем. — Клара, не дожидаясь ответа, раскрыла ежедневник. — Я прошу вас о полутора месяцах. Всего шесть недель… Ради Айдена.

— Как я могу отказаться?

Надо же, она умеет улыбаться, устало порадовалась Клара. Слишком многое зависело от участия миссис Данн.

Полтора месяца Нора честно соблюдала договор и буквально всем, кто попадал в ее поле зрения, прожужжала все уши про клинику.

Она рассказала о ней обеим сестрам, Рите и Хелен, которых вообще мало что интересовало. Они встретились в доме престарелых, где жила их мать. Рита и Хелен считали сестру взбалмошной особой и не слишком прислушивались к ее словам. В конце концов, эта девица в свое время сбежала в Италию с женатым мужчиной.

Вернулась, конечно, через несколько лет, наверняка он ее попросту выгнал, видок у нее был тот еще, приличные люди так не одеваются. Снимала комнату в каком-то захудалом районе, преподавала итальянский в школе, а там не подростки, а буквально звери.

Ну и подцепила там этого учителя, замуж, говорит, вышла, как же, как же, разве так замуж выходят, этот ее учитель был женат, развелся, в этом, как его, загсе… Сестры поджимали губы и всем своим видом показывали, что сердечный приступ — еще очень мягкая кара Айдену Данну за адюльтер.

Нора и Айден сходили на мастер-класс по выпечке от доктора Лавандер, там они узнали, как урезать потребление соли и как делать маленькие рыбные котлетки. На лист фольги Лавандер клала мелко порезанные куски трески, лук порей, зеленую фасоль и помидоры черри. Потом смазывала это все низкокалорийным соусом и складывала фольгу конвертиком. Весь процесс приготовления занимал минут двадцать. Не отрываясь от демонстрации, Лавандер попутно рассказывала массу полезного и интересного, как выбирать мясо, как его резать и что с ним потом делать.

Лавандер вела себя с ними не как с пациентами, а как с нормальными людьми. Ее замечания были практичны и полезны. Треска была восхитительна. На следующей неделе будем делать легкие десерты, пообещала Лавандер.

Айден встревоженно всматривался в лицо жены, пытаясь понять, что она обо всем этом думает. Нора была полна энтузиазма, сказала, если бы она знала раньше, что можно противопоставить вредным жирам, то давно бы от них отказалась. Айден тут же повеселел, и они отправились за рыбой.

Лавандер посоветовала им купить несколько кусков впрок и часть заморозить. Но у них не было нормального холодильника, поэтому совет не пригодился.

— Ничего страшного, сходим лишний раз в магазин, заодно и прогуляемся, — сказала Нора, когда они выходили из клиники.

Клара улыбнулась про себя. Нора добросовестно исполняла свою часть сделки.

Вечером к ним забежала проведать Айдена Норина лучшая подруга, Бренда Бреннан из “Квентинз”.

— Как ты решилась оставить вашу роскошную обжираловку без присмотра? — изумилась Нора. Представить “Квентинз” без Бренды, невозмутимой как скала и всегда держащей ситуацию под контролем, было невозможно.

— Учусь распределять ответственность, Нора, — рассмеялась она. — Взяла на работу голенастую блондинку из Латвии, с безупречным английским, безумно элегантную, с хорошим вкусом. Я оставила ее вместо себя, надеюсь, справится, пока меня нет.

— Этого я и боюсь, — вдруг сказал Айден. — Они временно взяли нового латиниста. Но кто знает, возьмут ли меня обратно. — В его глазах заметалась тревога.

— Возьмут, этому мальчику за всю жизнь не выучить столько латыни, сколько знаешь ты, — примирительно сказала Нора.

— Я хочу вернуться. Я себя уже хорошо чувствую.

— Директор сказал, что ты должен отлежаться, — напомнила Нора.

— Еще бы, он на минуточку мой зять, — скривился Айден.

— Ну при чем тут это? — возмутилась Бренда. — Тебе действительно надо отлежаться. Я знаю Тони много лет, он всегда говорит то, что думает.

— Чувствую себя чемоданом без ручки — и выбросить жалко, и никому не нужен.

— Это ты-то без ручки? Не неси чушь, радуйся нежданной передышке, будешь еще тосковать о ней и вспоминать с нежностью, когда снова пойдешь на свои галеры.

— Но если я уже достаточно хорошо себя чувствую, чтобы радоваться передышке, не достаточно ли я хорошо себя чувствую, чтобы и выйти на работу?

— Чем рефлексировать, Айден, свозил бы лучше Нору на море. В Данлири есть прелестное местечко с во-о-от такими волнами! Там зимой изумительно. Или смотайтесь в Сэндкоув или Дальки, там хорошие ресторанчики и вкусно кормят.

Бренда генерировала идеи пачками и могла думать обо всем сразу. Еще она умела претворять свои идеи в жизнь по мере их поступления — качество, напрочь отсутствовавшее у Норы. Супруги глазом моргнуть не успели, как Бренда составила им внушительный список дел, на которые надо потратить неожиданно свалившуюся на них свободу.

— Он прекрасно выглядит, вон румянец уже на щеках появился, — подбодрила Бренда подругу на прощание.

— Это ненадолго, как только пойдет в школу, опять станет зеленым.

— Наши действия?

— А ты как думаешь? У него этот пресловутый комплекс настоящего мужчины, что он должен. Зарабатывать деньги, получить пенсию. Я же не могу его постоянно одергивать.

— А я бы смогла, — просто ответила Бренда. — Я бы легла на пороге и умоляла его не ходить. Будь на его месте Патрик, я бы так и сделала.

— Мы разные, Бренда, вы встретились в юности, а мы в зрелости. Мы слишком уважаем друг друга и не хотим переделывать.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — с сомнением покачала головой подруга.

— Синьора?

Нора изумленно подняла глаза. Синьорой ее называли только в школе. Уважительно, с симпатией. Перед ней стоял директор, заглянул навестить после урока итальянского.

— Привет, Тони, я не заметила, как ты вошел. Представляешь, почти никто не пришел. Я, конечно, понимаю, что февраль, холодно, поздно, но чтобы так…

— Как у Айдена дела?

— Спасибо, хорошо. У него чудесные дочери. Бригид посидит с ним сегодня, а твоя Грэни — завтра, чтоб ему не оставаться одному, а то мне нужно съездить к матери. Ему лучше, гораздо лучше.

— Я бы хотел застать его одного… — Тони запнулся.

— Да знаю, знаю, он считает, что должен срочно восстановиться и вернуться на работу.

— Я не хочу, чтоб он возвращался в эту клоаку, синьора. Я попробую придумать ему что-то вроде досрочной пенсии, ну или льготы, пособия, мало ли…

— Ох, Тони, ты же знаешь Айдена… — Нора вздохнула.

— Знаю и поэтому очень надеюсь на вашу помощь, — ответил он.

— Он взрослый человек. Я не могу относиться к нему как к неразумному ребенку или недоумку. В конце концов, у него же не мозг опух, а только сердечные желудочки увеличились. А соображает он так же хорошо, как и раньше, и твердо намерен вернуться.

— И вы это допустите?

— Я не собираюсь закатывать ему скандалы, от них еще никогда никому лучше не становилось, — огрызнулась Нора.

— Я могу попробовать… — снова предложил Тони.

— Ну, ты же его сто лет знаешь, он учует жалость и благотворительность даже там, где их нет, он же их на дух не выносит.

Для Норы все было очевидно. Ее муж должен вернуться на работу.

Вернувшись домой, Тони О’Брайан застал Грэни очень взволнованной. Опять, что ли, откопала какой-нибудь экзотический пасхальный праздник, на который придется тащиться? Нет, только не это. У них куча планов на пасхальные каникулы.

На накрытом скатертью столе стояли цветы. Бог мой, ужели какая-то годовщина или дата? Нет, нет, конечно нет, даты он все вроде помнит. Он вопросительно посмотрел на жену.

— Сядь, Тони, — начала она.

Он молча повиновался.

— У меня хорошие новости, — продолжила она. — Я беременна. Врач сказал, анализы подтвердились. Тони, у нас будет ребенок!

Неожиданно для самого себя Тони заплакал. Его плечи сотрясались в беззвучных тяжелых рыданиях.

— Ты не рад? — испугалась Грэни, обнимая его.

— Ты представить себе не можешь, как я рад. Только я от радости ничего не соображаю.

Бригид рассказала отцу последние новости. У нее появился мужчина. Все как-то очень быстро закрутилось, пока еще рано что-то всерьез обсуждать, но она впервые встретила человека, с которым была бы готова провести остаток жизни.

Айден был рад это слышать.

Они познакомились несколько месяцев назад на приеме для журналистов, разговорились. Оба были там по работе, она делала презентацию о зимних видах спорта, Като отвечал за фуршет. Когда все разошлись, они остались одни в пустой комнате и долго-долго разговаривали. У него был магазинчик, где торговали африканскими штучками.

Они стали встречаться. Им нравились одни и те же фильмы, спектакли, у них вообще во многом сходились вкусы. В общем, пора его познакомить с отцом и Норой.

— А маме он как? — Айден знал, что девочки иногда видятся с Нелл.

— Мама его не видела, — посуровела Бригид.

— То есть как?

— Ну как ты не понимаешь, папа?! Като — марокканец! — ответила дочь с мученическим видом. — Представь, как я предъявляю маме чернокожего кавалера!

Не успела Нора войти домой, как ее прямо с порога ввели в курс дела.

— А где он жил в Марокко? — живо заинтересовалась она.

— В Марракеше, — удивилась вопросу Бригид.

Нора радостно захлопала в ладоши:

— Отлично! Мы приедем к вам в гости.

— Но Като не собирается возвращаться! У него здесь дело, магазин, я же тебе говорю.

— Знаю, но вам же придется ездить туда за товаром, и возможно, мы с твоим отцом как-нибудь составим вам компанию. Погуляем вокруг Джамаа эль Фна — это огромная рыночная площадь Марракеша, старинный перекресток, где встречались купцы Северо-Восточной Африки, кого там только нет, уличные торговцы, заклинатели змей, музыканты. Конечно, нужно, чтобы был хороший провожатый.

На лице девушки появилось мечтательное выражение.

— У тебя есть фотография Като? — спросила Нора.

— Конечно, — просияла Бригид и достала из сумки пухлый пакет. На снимке высокий чернокожий красавец обнимал ее за плечи.

— Хорош, — невозмутимо кивнула Нора. Ни слова о том, что он иностранец и им придется столкнуться с кучей проблем, о которых они не подозревают. Слишком ко многому придется привыкать. Нет, сейчас не время об этом. Сейчас — только о том, какой он хороший и какая прекрасная у него страна.

Айден смотрел на Нору с нескрываемым восхищением. Как же ему с ней повезло! Надо как-то смириться с этой школьной шантрапой, тихо досидеть до пенсии и обеспечить ей наконец достойную жизнь. Это самое малое, что он может для нее сделать и чего она заслуживает.

В зале физиотерапии шли занятия. Нора и Айден сидели с распечаткой рисунков упражнений, следя за Джонни, который показывал, что и как нужно выполнять. Какой-то человек в инвалидной коляске бодро делал упражнения для рук и шеи. Он с нескрываемой завистью смотрел, как Айден осваивает четырехминутную пробежку на тренажере.

— Счастливчик, — вздохнул колясочник. — Я начинаю задыхаться через пару секунд, даже пробовать не стоит.

Звали его Бобби Уолш, он держал большой бизнес, который пришлось оставить, когда его прихватил инфаркт.

— Как вы это пережили?

— Поначалу ужасно, но потом оказалось, что в мире столько прекрасных вещей, на которые раньше не хватало времени. Жену жалко, конечно, я у нее теперь целыми днями под ногами путаюсь…

— Она здесь?

— Что вы, у Розмари куча дел, встреч…

Айден в очередной раз украдкой порадовался, что у его Норы главное дело — это он сам. Сейчас она пытала Джонни насчет нагрузок, допустимых для Айдена в его теперешнем состоянии. Джонни степенно отвечал, что каждый человек может поднимать пару тяжелых ведер со сливами…

— Ваш сын продолжает ваш бизнес? — поинтересовался Айден.

— Нет, Карла это никогда не интересовало. Вообще. Он преподает в школе в Маунтинвью, кошмарное место, но он вроде справляется, хотя говорит, что учителя постарше не выдерживают.

— Один из этих “постарше” перед вами, — мрачно кивнул Айден. — Я там латынь преподаю.

— Так вы тот самый Айден Данн? — заулыбался Бобби. — Карл много о вас рассказывал. Он говорит, что вам удается привить им любовь к своему предмету, а это не такое уж простое дело, все-таки латынь…

— Как зовут вашего сына?

— Карл Уолш.

— Помню, как же, очень приятный молодой человек, он ведь, кажется, английский преподает, верно?

— Совершенно верно.

— Передавайте ему привет, думаю, мы ним скоро увидимся, через пару-тройку недель, наверное.

— Неужели собираетесь вернуться? — У Бобби изумленно округлились глаза.

— Должен, — ответил Айден Данн.

* * *

Клара нарадоваться не могла на Нору Данн. Пусть у них только полтора месяца в запасе, но Нора старается, просто загляденье. Умеют же некоторые притворяться. Нору интересовало абсолютно все.

Она могла извлечь из сумки дорожный атлас, чтоб найти карту Польши и посмотреть, откуда Аня родом. Она могла попросить Фиону показать, где находится крохотный остров в Греции, куда девушка собиралась поехать в отпуск. Нора с одинаковой легкостью быстро нашла общий язык со всеми пациентами. Она могла обсуждать достоинства заливающихся лаем джек-расселов с Джуди Мерфи. Она каждый день находила какой-то новый интересный факт для Лара и с увлечением обсуждала с Барбарой различные диеты.

Гибкая и стремительная, как борзая, Нора Данн могла вдруг задуматься, почему суп с сельдереем считается таким хорошим, а картошка с маслом — воплощением зла. Она умела себя развлекать, придумывала себе стимулы в жизни, а это качество порой куда ценнее денег.

— Ты не обидишься, если я попрошу тебя пока ничего не говорить отцу о ребенке? — Том О’Брайен внимательно посмотрел на Грэни.

— Почему?

— Пока не будем.

— Но почему?! Я как раз собиралась сегодня сказать.

— Давай подождем до воскресенья, когда они придут к нам.

— Но Бригид приведет Като, ей не понравится, что мы перетянем внимание на себя.

— Мне почему-то кажется, что они с Като будут только рады, если вокруг них никто не будет хлопать крыльями.

— Я так хотела им сказать…

— Не торопись, надо навести их на мысль о том, что ребенку нужен присмотр, вдруг это поможет добиться, чтобы Айден оставил школу.

— Об этом я и не мечтаю, он ведь, как и ты, — живет и дышит этой чертовой школой. Но ты меня убедил, новости лучше отложить.

В гости к Грэни Нора и Айден поехали на автобусе. Им не терпелось поскорей увидеть избранника Бригид. Они все испереживались за нее, представляя, как, должно быть, одиноко живется в ее крошечной квартирке.

Грэни наверняка приготовит еду без соли, и можно быть уверенными, что все отменного качества и при этом с минимумом калорий. А на десерт она подаст свежие фрукты или испечет свой знаменитый яблочный пирог. День обещал удасться на славу.

Когда до назначенного часа оставались считаные минуты, Бригид запаниковала.

— Не обижайся, если они что-нибудь не то ляпнут, это явно будет не со зла, — попросила она Като.

— Единственное “не то” — это если мне скажут, что нам нельзя встречаться, — заметил он.

— За это не беспокойся, они этого никогда не скажут, — заверила его Бригид.

— Тогда не о чем волноваться, — ответил он.

Като вышел встретить гостей в коридор. Высокий, красивый, с невероятно располагающей улыбкой.

— Мистер и миссис Данн! — воскликнул он. — Рад познакомиться. Хорошо, что вы наконец добрались до нас.

— И нам приятно, Като. — Нора чмокнула его в щеку, Айден пожал руку. Бригид замерла в дверях, сияя от счастья.

С официальной частью было покончено, все сели за стол.

За обедом у всех, кроме Като и Айдена, в бокалах было вино. Айдену и себе Като налил минеральной воды, пошутив, что должен же кто-то завтра остаться со светлой головой. Тони звякнул вилкой о бокал и сказал, что Грэни хочет сообщить им новость. Бригид испугалась, как бы ее сейчас не попросили в очередной раз посодействовать с банком, ей не хотелось на первом семейном сборище производить на Като впечатление своими успехами. Айден решил, что Тони и Грэни собрались перебраться в другую школу или в другой город. Нора прикинула, что им, наверное, сейчас предложат съездить за границу, чтобы отпраздновать день рождения Айдена. Ей этого не хотелось, Айден еще слишком слаб.

Когда новость наконец прозвучала, маленький дом содрогнулся от радостных возгласов и восклицаний. Все одновременно что-то кричали и обнимались.

Лучше всех высказался Като, незаметно смахнув слезу с глаз:

— Теперь я уверен, что вы приняли меня в свою прекрасную семью, раз позволили присутствовать в такой важный момент.

Грэни благодарно улыбнулась Тони. Он оказался абсолютно прав, прав во всем. Конечно, если бы отец согласился оставить школу… Но тогда он зачахнет. Господи, скорей бы все уже закончилось. Все равно ведь рано или поздно придется уходить, лучше уж сразу.

Ей не пришлось ждать долго. Когда стихли радостные возгласы, посыпались вопросы. Как они узнали, сколько недель, когда должен родиться ребенок, кого ждут — мальчика или девочку. И тут вдруг Нора спросила:

— Ты собираешься оставить работу, Грэни, чтобы сидеть с ребенком?

— Я собираюсь уйти в декретный отпуск, а потом, разумеется, вернусь обратно, — безмятежно ответила Грэни.

— Как вернешься? А ребенок? — поразилась Бригид.

— Буду забрасывать его по утрам к тебе в агентство, можешь зарегистрировать его под буквой “Б”, — рассмеялась Грэни.

— Зарегистрируем, не проблема, но ведь надо как-то решать вопрос.

— Мы думали найти какого-нибудь художника или писателя — им же нужно работать в тишине и покое, а заодно пусть дают ребенку бутылочку с молоком и меняют памперс… Думаю, желающие найдутся.

— Богемная публика довольно ненадежна, — озабоченно усомнился Айден.

— Ну, пусть не поэт и не художник, пусть преподаватель, скажем, который дает частные уроки…

Лицо Айдена окаменело.

— Нет, Тони, — твердо сказал он.

— Выслушайте меня. Вы бы оказали нам двойную услугу, вытащив нас не из одной дыры, а сразу из двух. Мы бы могли со спокойным сердцем уходить на работу, зная, что наш ребенок под вашим присмотром, — проникновенно начал Тони.

— И мне не придется каждый раз наводить тут марафет ради воскресного обеда… — слегка невпопад встряла Грэни.

— В вашей школе многим ученикам нужны именно индивидуальные занятия, — добавил Тони.

— Я могу давать их в школе. Я могу задерживаться, сколько потребуется.

— Нет, Айден, это же дети, они устают и боятся этого хулиганья, они просто не высидят допоздна и сбегут вместе со всеми. А так мне еще и за них не придется волноваться.

— Очень изящный ход, Тони, но нет.

— Папа, ну подумай обо мне, кому еще я могу доверить ребенка и при этом не сходить с ума от беспокойства? Сам посуди, это же беспроигрышный вариант. Тебе платят за обучение детей, которым необходимы дополнительные занятия, наш ребенок получает общение с такими прекрасными людьми…

— Спасибо, но я же сказал — нет, — посуровел Айден.

— Синьора, а вы что скажете? — повернулся Тони к Норе.

— Я скажу то, что скажет Айден, — просто ответила она.

Тони растерялся.

— Не хочу ни на кого давить и ни на чем настаивать, а что скажет Като?

Като внимательно посмотрел на каждого из присутствующих.

— Глава семьи волен поступать так, так считает нужным, и элементарное уважение требует, чтобы никто не мешал человеку принимать решения самостоятельно, — произнес он.

Во взгляде Айдена, брошенном на Като, явственно читалось благословение идти в загс хоть завтра утром.

— Конечно, вы все хотите, чтобы я принял предложение Тони, — сказал Айден Норе, когда они вернулись домой.

— Я хочу, чтобы ты делал то, что тебе хочется, — безмятежно ответила она.

— Но тебе ведь по душе его идея?

— Я считаю, что мы кое-то задолжали детям. В наших силах облегчить им жизнь. Все эти годы мы видели от них только хорошее. Тони дал мне работу преподавателя итальянского, сделал тебя завучем вечерних классов, Грэни всегда предельно мила со мной, и она, и Бригид, многие девочки на их месте вели бы себя совершенно по-другому, могли попросту не пустить меня на порог. Мне хотелось бы быть им чем-то полезной, отплатить добром за добро.

— Нора, не заставляй меня чувствовать себя виноватым. Не увиливай. Это все подстроено, чтобы найти мне другую работу.

— Ага, конечно, подстроено, — продолжила Нора. — И остановку сердца они подстроили, и беременность так удачненько организовали, так, что ли?

— Не передергивай, я не об этом, а о том, что они воспользовались ситуацией.

— Айден, не надо становиться параноиком и думать, что весь мир сговорился против тебя. В любом случае, повторяю, я заранее согласна с любым твоим решением. Как скажешь, так и будет.

— Ты бы хотела, чтобы я… чтобы мы… чтоб этот ребенок…

— Ну… мы с тобой могли бы чаще бывать вместе, подружились бы с малышом, он, или она, подружился бы с нами. Пожалуй, мне нравится такое развитие событий.

— Помоги мне, Нора, я ведь хочу как лучше…

— Поступай как тебе лучше, Айдан, не оглядывайся на меня. — Нора направилась в сторону кухни. — Сдается мне, после такого пиршества надо немного дать организму передохнуть, а? Как насчет яичницы с тостами?

— Помоги мне, Нора, — снова попросил он.

— Айдан, тебе самому нужно определиться. Я не хочу никоим образом на тебя давить. — Она была настроена мирно и спокойно.

— Но тебе бы хотелось, чтоб я отступил?

— Знаешь, почему я тебя люблю? Одна из причин в том, что ты никогда не пытался меня переделать. Не требовал, чтобы я красила волосы, иначе одевалась и все такое. Я тоже не хочу ни к чему тебя принуждать.

— Мне нужна твоя помощь.

— Нет, любовь моя. Тебе не она нужна. Тебенужна моя поддержка, и она у тебя есть, — сказала она.

— В приемной сидит Данн, — сказала Фиона, — хотя ему сегодня ничего не назначали.

— Может, они пришли на какую-нибудь презентацию. Джонни с Лавандер опять что-то придумали, — отмахнулась Барбара.

— Может быть, может быть. А жена Айдена — непростая штучка, с характером дамочка, — заметила Фиона.

— Нам бы быть такой, когда состаримся, — вздохнула Барбара.

— Знаешь, если у нас будут мужчины, которые будут от нас без ума так же, как Айден от Норы, то об этом можно только мечтать, — сказала Фиона.

— У тебя-то обязательно будет такой, — насупилась Барбара. — А кому-то, кто забыл похудеть, не светит.

— Фиона, я хотел бы провериться, хотя знаю, что сегодня не мой день, — неуверенно начал Айден.

— Конечно, давайте, ведь для этого мы и существуем, — приветливо улыбнулась Фиона. Они зашли в палату, и Фиона усадила Айдена на кровать. — Для начала давайте измерим давление.

— А что с ним? — всполошился Айден.

— На прошлой неделе чуть скакнуло, но сейчас все в порядке. Вес в норме, все стабильно… Вы из-за чего-то нервничаете? Ничего не случилось за последние дни?

— Нет вроде, если не считать того, что скоро я стану дедом. Но это ведь хорошая новость?

— Безусловно. Поздравляю вас. — Фиона была искренне рада за него. — Так что никаких поводов для волнения и скачков давления.

— Вроде все хорошо, но тогда почему я себя неважно чувствую? — обеспокоенно спросил он.

— Ваша жена пришла сегодня с вами, Айден?

— Вы же знаете Нору, она всегда со мной, она хотела поговорить с Лавандер, пока мы тут с вами…

— Хотите, я приглашу Деклана, чтобы он вас посмотрел? — предложила Фиона.

— Отлично, — обрадовался Айден.

Деклан был сама невозмутимость.

— Давление в норме, давайте посмотрим, что у нас тут…

— Как вы думаете, приступ может повториться?

— Вряд ли. Может, вам не подходит какой-то из назначенных препаратов? Или вас беспокоит что-то еще?

— Что-то еще. Но не настолько, чтобы от этого прыгало давление, — ответил Айден.

— Может быть, вы поделитесь со мной, и мы вместе подумаем, что можно сделать.

Айден был бы рад поделиться, но он не мог заставить себя откровенничать с мальчиком, который был ровесником его дочерей. Ему нужен был более солидный слушатель.

— Я бы хотел поговорить с Кларой; материи, которые мне хочется обсудить, требуют большей… гм… зрелости и опыта, чем у вас, уж не обессудьте.

— Как скажете, только вы же знаете Клару, боюсь, это не лучшие аргументы.

— Я буду предельно деликатен, — пообещал Айден.

— Позвать сюда Нору?

— Нет, пожалуй, если это возможно.

— Положитесь на меня, — сказал Деклан.

* * *

Пока Клара беседовала с Айденом в кабинете, Деклан отвлекал Нору Данн разговором с Хилари. Им нужны картины на стены, чтобы придать помещению воздух и объем. Не может ли Нора помочь им найти постеры или рисунки?

— А где Айден? — спросила она.

— На осмотре, — уверенно ответил Деклан.

— Ну что там у нас, Айден? — поинтересовалась Клара.

— Сколько вам лет, доктор Кейси?

— Айден, я просила называть меня по имени, что вы и делали, я уже разменяла пятый десяток и полагаю, что вы задали этот вопрос неспроста. Выкладывайте, что случилось.

— Я не стал говорить об этом с Декланом, он… он так молод…

— Он очень хороший, правда.

— Никто и не спорит, что он хороший, но вряд ли есть смысл обсуждать с ним вопрос, стоит мне бросать работу или нет.

— Вот с этого момента давайте поподробней, — попросила Клара.

Клара оказалась прекрасным слушателем, она все время подбадривала его то кивком, то интонацией, в конце концов неловкость прошла сама собой, и Айден разговорился. Он не скрывал, что побаивается эту школьную шпану, которая изуродовала своим присутствием школу, где он был так счастлив. Он боялся потерять уверенность в себе, не сдержаться, когда они начнут высмеивать его прилюдно, отпускать свои шуточки. Он не хочет бросать работу. Он не может оставить Нору без средств к существованию. Он не может позволить шайке малолетних ублюдков ломать его жизнь. Он не может принять благотворительность. Ему не нужны поблажки от зятя, и он категорически против того, чтобы Тони изобретал, как половчее и незаметнее достать деньги из своего кармана и переложить их в карман тестя.

Клара слушала внимательно, не перебивая, молча. Айдену требовался какой-то катализатор, какое-нибудь событие, которое помогло бы ему принять решение.

И оно не заставило себя ждать.

Более неудачное время для визита Фрэнк Эннис выбрать не мог. Именно сегодня ему приспичило показать клинику члену правления Честеру Ковачу. Клара выругалась про себя. Фрэнк в своем репертуаре, вечно он сваливается как снег на голову. Неужели трудно позвонить и предупредить или как-то договориться о встрече? Нет, Фрэнк считает ее клинику каким-то незначительным кирпичиком в его великой империи. Ну вот почему ему приспичило тащить сюда этого филантропа, чтобы тот осмотрел помещение клиники, именно сейчас?

Ковач оказался на удивление обаятельным дядечкой. Ему все нравилось, он бурно восхищался всем, что попадалось ему на глаза, долго тряс Айдену руку, извинялся за то, что помешал беседе. Эннису, похоже, даже в голову не приходило, что он мог кого-то побеспокоить. С Аней Ковач разговаривал по-польски, его отец был родом оттуда. Он мимоходом заметил, что встретил очень интересную даму по имени Нора и успел переброситься парой слов о дизайне стен, и даже хотел взять на вооружение некоторые идеи для его оздоровительного центра в Россморе.

— Нора — моя жена, — гордо заметил Айден.

— Счастливчик! Вы давно женаты? А дети есть?

— Нет, жизнь нас свела довольно поздно, но мы счастливы вместе, лучше поздно, чем никогда, — просто ответил Айден.

— Мы с вами в чем-то похожи, мистер Данн. Мы счастливые люди, я тоже поздно женился и обожаю свою жену, Ханну. Вам нравится эта клиника?

— Не то слово как нравится! Здесь удивительные люди, от них веет надеждой.

— Я читал об этом в отчетах. Мечтаю соорудить нечто похожее у себя дома. Там все по-другому. Это вам не городские жители со своими вечными стрессами и головной болью, вы меня понимаете?

— Мне кажется, в городе труднее. Это проклятые пробки, шпана, бандиты…

— Как вы думаете, почему я уехал из Нью-Йорка? Я выбираюсь в Дублин раз в месяц исключительно ради этих больничных собраний. Иногда Ханна составляет мне компанию, и мы идем в театр, остаемся на ночь в городе, но какое-то же это счастье возвращаться домой!

— Вы на пенсии, мистер Ковач? — спросил Айден.

— Да, но свободного времени у меня стало меньше, чем раньше. Пару лет назад нам привалила нежданная удача. Племянница жены, Орла, вдруг родила ребенка, и надо было кому-то с ним сидеть. Мы поселили ее у себя и присматривали за дитем, пока она давала уроки в Россморе. После занятий она забирала ребенка и шла домой.

Клара с преувеличенным вниманием разглядывала узор на полу. Через комнату ей была видна коренастая фигура отца Брайана Флинна, который зашел за своим другом Джонни. Ей очень хотелось подбежать к нему и сказать, что она готова прямо сейчас вернуться в лоно церкви. Это был ее личный бог, и этот личный бог явился как раз вовремя.

Честер Ковач рассказывал, как он, Ханна и их пес Злоти ходят гулять в Уайтторнский лес. Малышка уже достаточно подросла, чтобы их сопровождать, и это просто отлично.

— Когда сам счастлив, нужно делиться своим счастьем, — начал он, но что-то в лице Айдена заставило его умолкнуть. — Совсем я вас заболтал, вам, наверное, это все неинтересно, простите великодушно…

— Нет, нет, что вы, мне это как раз очень интересно. У меня дочь беременна. Они с мужем хотят, чтобы мы присматривали за ребенком. Но я не думал… — Голос Айдена предательски дрогнул.

— Вот-вот, я тоже не думал. Ровно до тех пор, пока не родилась малышка Эммер. Я боялся, что она будет как все, — красное сморщенное личико, нескончаемый плач и пеленки. Но… но оказалось, что это так прекрасно.

— Боюсь, я староват для таких…

— Мы тоже боялись, — прервал его Черстер. — Но знаете, с этими детьми каким-то непостижимым образом сам молодеешь.

— Я думал, они из жалости хотят найти нам дело и обставить все так, чтоб мы еще и деньги получали… — Айден сам не понял, как получилось, что он выложил Честеру все как на духу.

— Поверьте мне, это не они, а вы делаете доброе дело, вы подарите любовь и заботу новому члену вашей семьи.

Айден заметил Нору и Хилари, направлявшихся к ним. По лицу мужа Нора поняла, что решение уже принято. И что оно ему нравится.

Все тепло распрощались, обменялись адресами и рукопожатиями с Честером, чету Даннов зазывали в Россмор, чтобы они как-нибудь сами посмотрели на все. Нора понятия не имела, где это, но горячо и с готовностью кивала.

Деклан вышел как раз, когда Нора с Айденом собрались уходить.

— Нужно померить Айдену давление, — остановил их он.

— Не нужно, — ответила его Клара. — Уже не нужно.

— То есть нам остается только гадать все ближайшие дни, что случилось?

— Послушай, если бы ты видел то, что видела я, ты бы возблагодарил Всевышнего за то, что он все-таки смотрит за нами, — сказала Клара.

— Я знаю, это место слишком хорошее, чтобы быть настоящим, — заметил Деклан. — Здесь точно было святилище. Мне никто не говорил об этом, я сам знаю.

Айден и Нора зашли в первое попавшееся кафе. Они держались за руки, кофе давно остыл, а они все строили и строили планы на будущее. Ребенок, который будет знать их чуть ли не с первого дня жизни. Появится время учить латыни тех, кто действительно хочет учиться. Нора сможет давать уроки разговорного итальянского для состоятельных людей. Грэни и Тони смогут работать и… и ни о чем не беспокоиться.

Чего еще желать?

Впервые в жизни бережливые супруги ушли, оставив кофе недопитым. Им нужно было успеть на автобус и обсудить все с родителями будущего ребенка. Скорей бы он уже родился. Скорей бы сентябрь!

Глава 7

Питер Барри всегда славился предусмотрительностью и аккуратностью. Фармацевту нельзя быть безрассудным и небрежным. Он гордился, что держит все стороны своей жизни под исключительным контролем.

Его дочь Эми была другая, она пошла в покойную мать — такая же безалаберная, не от мира сего. Лаура была совершенно беспомощна, когда дело касалось денежных вопросов, домашними финансами занимался Питер. Вот у кого все всегда было в полном порядке со счетами. Бухгалтерия на него нарадоваться не могла, за ним даже не нужно было проверять подсчеты, каждый пенни как на ладони.

Зато у Лауры был вкус, стиль и артистизм. Она умела бросить простенький индийский плед на диван так, что и то, и другое украсило бы и королевские покои. Она всегда оформляла для него витрины аптеки. Она шила изумительные платья для четырехлетней Эми. Ни у одной девочки не было таких.

Он взглянул на старую фотографию. Эми на ней казалась маленькой принцессой. Впрочем, в последние несколько лет она больше походила на террориста или отпрыска семейки Адамс — черные крашеные волосы, выбеленное лицо, какие-то черные лохмотья вместо нормальной одежды. Что сказала бы Лаура, увидь она этот кошмар, трудно даже вообразить.

Хотя не исключено, что они с дочерью легко нашли бы общий язык и держали бы глухую оборону против папочки, аккуратиста и зануды. С другой стороны, от своих клиентов он нередко слышал, что девочки-подростки больше тянутся к отцам, а с матерями, напротив, воюют. Никогда не знаешь, как выйдет.

Эми училась в выпускном классе. Она сразу предупредила, чтобы от нее не ждали никаких выдающихся успехов. Учеба давно набила ей оскомину, потому что все, что могла предложить ей школа, было “чистым дерьмом”. Доведись Питеру оказаться на любом из уроков, он бы и сам ощутил, как это бессмысленно, бесполезно и никому не нужно.

На родительском собрании он чувствовал себя крайне неуютно. Претензий к девочке у учителей нет, говорили они, кроме одной — ее ничего не интересует, ни один предмет, а на уроках она… смотрит в окно.

Он предложил ей перевестись на двухлетние подготовительные курсы, там тоже дают аттестат о среднем образовании, но Эми отказалась.

— Зачем? — спросила она. — Чтобы получить ударную порцию очередных ненужных знаний в ускоренном режиме?

Каждый день давался очень непросто. Она со скрипом просыпалась, со скрипом же отправлялась в школу, со скрипом закидывала вещи в стиральную машину.

Они жили в небольшой квартирке над аптекой. Это было частью новой градостроительной политики — совмещать жилую и коммерческую зоны в стремлении очеловечить пространство и заполнить пустоту. Эми все ворчала, что у них нет сада.

— И кто бы за ним ухаживал? — резонно возражал Питер.

Эми пожимала плечами. Она умела пожимать плечами. С непередаваемым выражением. После чего сразу переходила к следующей теме, которой на этот раз стала поездка на Кипр в честь получения аттестата.

— Но ты ведь говорила, что тебе нечего праздновать, Эми.

— Тем больше причин куда-нибудь поехать и развеяться, — парировала она. Но беда была в том, что Эми не умела радоваться, она вечно была чем-нибудь недовольна.

Было восемь вечера. Она показывала ему рекламный буклет, зазывающий на отдых за астрономическую сумму. Однако Питер был непреклонен. Он не собирался оплачивать дочери двухнедельное пребывание в отеле с участием в конкурсе мокрых футболок и беспробудными гулянками.

— Зачем ты все это делаешь, пап? — Эми подняла на него густо подведенные черным глаза, так, будто видела его впервые.

— Что “все”? — спросил он.

— Ну, торчишь весь день за стойкой в этом своем белом халате, мусолишь рецепты, улаживаешь вопросы с поставщиками, а жизнь проходит мимо.

— Но ведь это моя работа, — удивился Питер.

— Да, но для чего все это, папа, если не для меня?

— Конечно, все для тебя. Кроме Кипра.

— Это твое последнее слово?

— Последнее, Эми. А сейчас мне надо идти работать.

— Зарабатывать деньги, чтобы завещать их мне, когда я буду уже слишком стара, чтобы порадоваться им.

— Деньги радуют в любом возрасте, — заметил Питер.

— Ты ошибаешься, — ответила Эми, и на этом разговор закончился. Но, очевидно, она думала о том, что ее отец явно так и собирается поступить.

Она больше не заговаривала с ним ни о чем, держалась вежливо, но отстраненно. Поблагодарила за приготовленный ужин, предупредила, что пойдет сегодня гулять с одноклассниками. На следующее утро она читала журнал за завтраком. Потом сполоснула свою тарелку из-под овсянки, быстро собралась и вышла из дома вместе с ним.

— Что за дела, Эми? Куда ты собралась? — забеспокоился он.

У них никогда еще не случалось таких долгих размолвок.

— Работу искать, — бросила она через плечо.

Он глядел ей вслед. Она шла по улице, с сумкой через плечо. Кажется, буквально вчера он держал ее за руку на похоронах матери и обещал, что будет о ней заботиться. Он не нарушил обещания. Он старался, но дочь смотрела теперь на него как на чужого.

Когда ему было столько лет, сколько ей сейчас, все было гораздо проще. Отец решил, что оба сына должны заняться фармакологией, и они так и сделали. Чтобы поступить, пришлось выдержать нешуточный конкурс. И хотя фармацевты шутят, что они всего лишь приказчики со степенью, все они гордятся своей специальностью. Они уважаемые люди.

Конечно, во времена отца все было по-другому. Одна аптека на весь небольшой городок. Так что у Барри-старшего было гораздо больше возможностей, чем у Питера сейчас. Хотя это открыто не говорилось, больные доверяли Барри-старшему как настоящему доктору. Он знал, какое лекарство дать задыхающемуся от кашля ребенку, не дожидаясь предписания врача. Мог вытащить осколок из пальца, вправить вывих, определить перелом. Он собственноручно готовил эликсиры, за которыми приезжали со всей округи, — так им доверяли. У него была чудодейственная микстура от кашля, о которой ходили легенды.

Сразу для двух сыновей в его лавочке работы, конечно, не было, и отец Питера никак не мог выбрать, кого оставить своим помощником. Однако все устроилось само собой: Питер хотел учиться в Дублине, а его брат Майкл — в Корке.

Проблема разрешилась, но забыта не была.

Майкл страшно переживал, что отец не взял его в семейное дело. Питер чувствовал то же самое, когда, отстояв за аптечной стойкой целый день, поднимался в свое жилище, которое снял этажом выше.

После смерти жены Барри-старший продал бизнес молодому предприимчивому помощнику, и тот вскоре превратил его в золотую жилу. А сам он перебрался на запад страны, поселился в бунгало, увлекся рыбалкой, встретил женщину и стал с нею жить. Раз в год Питер ездил навестить отца. В его доме было тепло и уютно. Руби, подруга отца, вкусно готовила и толковала о предстоящем круизе.

Круиз!

Питер и Эми провели там ночь, а на обратном пути в нем заворочалось какое-то неприятное чувство. Питер завидовал отцу в том, что тот, бросив свое дело, не остался не у дел. При этом он с удовольствием вспоминал свою старую аптеку, горделиво рассказывал, как удалось превратить ее из крохотной комнатушки в просторное светлое помещение.

Эми смотрела в окно машины, они проезжали мимо маленьких городков, речек, руин старинных замков.

— Эми, о чем ты думаешь? — спросил он ее.

— Да вот, интересно, эти старички занимаются сексом или нет? — ответила она.

Слова дочери произвели на Питера настолько гнетущее впечатление, что он зарекся задавать Эми или кому-либо еще подобные вопросы. Лучше уж не знать, что у них на уме, у этих детей.

Он не понимал, с какой стати Эми приспичило бросить школу и устроиться на работу. Может, она раскаивалась в том, что плохо училась? Или горевала, что осталась без матери, а правильному зануде отцу ни за что не объяснить, как важно для нее съездить на Кипр на эти несчастные две недели. Кто ж ее возьмет на работу, кому нужна девчонка без образования, без опыта, не закончившая даже школу?

Ему сейчас очень пригодился бы старый добрый друг вроде Руби, чтобы поделиться с ним своими опасениями по поводу Эми. Но друга не было.

И тут появилась Клара Кейси из кардиологической клиники.

— Питер, я к тебе с просьбой, — начала она с порога.

— Что на этот раз? — спросил он с притворно мученическим видом.

— Не делай такое лицо, я ведь никогда не просила у тебя денег, верно? Тем более мне нужны не деньги, а твое время.

Она объяснила, что они организовали что-то вроде лектория для пациентов и их родных. Рассказывают в общих чертах, как работает сердце. Не согласится ли Питер, как уважаемый всеми провизор, прочитать лекцию о различных видах лекарств — бета-блокаторах, ИАПФах^[1] и других. И желательно доступным языком, а то доктора как начнут грузить всякими научными терминами и длинными названиями… Людям свойственно доверять специалистам, которых они знают и которые умеют внятно и понятно объяснять незнакомые вещи, тем более когда речь идет о здоровье. А он-то персона хорошо известная.

Питеру было приятно, что Клара о нем такого хорошего мнения.

— Ты же никогда не слышала, как я умею говорить на публике. Я вообще-то не лучший оратор на свете… — признался он.

— Тебя они примут, Питер. Они тебя знают. Кстати, если тебе удастся рассказать обо всем интересно, привлекательно и доступно, жди наплыва новых клиентов.

— Ну, если речь о том, чтобы поддержать бизнес, тогда я всегда готов, — улыбнулся он.

Когда с формальностями относительно даты и времени было покончено, Питер сказал, что хотел бы получить более полное представление о проекте. Может быть, Клара согласится как-нибудь с ним поужинать? Клара, поколебавшись мгновение, приняла предложение, но предупредила, что это ее конек и она готова говорить на эту тему бесконечно, так что если он обещает предложить и другие темы для разговора, то она будет только рада.

— Куда пойдем? — спросила она.

Он хотел назвать местечко поблизости, но это была скорее закусочная, чем кафе.

— Может, в “Квентинз”? — услышал он свой собственный голос.

Клара широко улыбнулась.

— Это было бы просто прекрасно! — произнесла она. Они договорились о встрече, и Клара отправилась обратно в клинику.

Питер улыбнулся про себя. Неплохое начало дня!

— Ты устроилась на работу? — поинтересовался он у Эми вечером.

— Да, спасибо, что интересуешься, — ответила она.

— И куда, если не секрет? — Он упрекнул себя за то, что взял снисходительно-презрительный тон, хотя ему хотелось расположить ее к себе и внушить доверие.

— Немного похоже на твое, это магазин.

— У меня свой магазин, Эми, — напомнил он.

— Ну и что, у меня тоже когда-нибудь будет свой.

— И чем же ты будешь торговать?

— Ажурные чулки, туфли на шпильках…

— Думаешь, у тебя будет много покупательниц?

— А кто говорит о покупательницах? Это такой… э-э-э… спецбутик. Для телешоу, карнавалов, всякого такого.

— Ясно, — поперхнулся Питер Барри, и у него неприятно засосало под ложечкой.

Клара немного удивилась, что Питер назначил встречу в “Квентинз” на полседьмого. Рановато. Она-то думала, что успеет забежать домой, принять душ, переодеться. Давненько ее не приглашали поужинать. Но, судя по всему, ему это время казалось самым подходящим, так что возражать она не решилась. Вдруг ему надо пораньше быть дома, у него ведь дочь-подросток. Значит, надо соответствующим образом одеться с утра, чтобы после работы быть при полном параде.

Весь день Клара пыталась понять, почему согласилась на эту встречу. Обычно она отказывалась от подобных предложений, ссылаясь на усталость и на то, что с такой работой она должна рано ложиться. Или отделывалась невнятными намеками на то, что ее положение не позволяет ей заниматься подобными глупостями. Но Питер вел себя так просто и естественно. И потом, черт возьми, ужин в “Квентинз” промозглым весенним вечером — это ровно то, что ей сейчас нужно.

Бренда Бреннан проводила их к столику. Клара огляделась. Народу немного, занято всего несколько столиков. Обстановка изысканная, со вкусом. Клара уже бывала здесь дважды. Первый раз — с Аланом, незадолго до того, как узнала про Синтию. Во время ужина он четыре раза вставал и выходил “сделать важный звонок”. Тогда она не придала этому никакого значения.

Второй раз она пришла сюда со своей подругой Дервлой на следующий день после смерти ее отца, профессора медицины. Мудрого, тонкого, добрейшего человека. Дервла рыдала и говорила, что без отца ее жизнь будет серой и безрадостной. Чтобы хоть немного отвлечь подругу от скорбных мыслей, Клара пригласила ее в ресторан и заказала шикарный ужин. Цель была достигнута, хотя и обошлась в кругленькую сумму.

Питер Барри в “Квентинз” не бывал. Он сам не мог поверить в то, что в здравом уме и твердой памяти выбрал такое дорогущее заведение. Но было в элегантной и привлекательной Кларе нечто такое, что заставило его принять это странное для него решение. Он мгновенно оценил ее черное шелковое платье и жакет из плотного шелка с красивым рисунком. Клара с воодушевлением принялась изучать меню и остановилась на свежих сардинах и ягненке.

Беседа завязалась сама собой.

Он рассказал о том, что рос в небольшом городке и аптека была их семейным бизнесом. О позднем романе своего отца и о том, что все меняется. И не всегда к лучшему. У отца в провизорской лавке было четыре стула, для пожилых посетителей. А у самого Питера сейчас всего один стул, на крайний случай, вдруг кому-то станет плохо. Он рассказал о своей матери — доброй и самоотверженной женщине, которая всю себя посвятила семье. Она бы удивилась, живи она сейчас, увидев, сколько в медицине развелось женщин. В ее время женщина и химия были несовместимыми понятиями.

— Боже, как хорошо иметь такую самоотверженную мать, — сказала Клара задумчиво. — Моя всегда была уверена, что знает абсолютно все. И до сих пор так считает.

— И она правда знает все? — спросил Питер.

— Вовсе нет! — рассмеялась Клара. — Но теперь и я уже считаю, что имею право указывать дочерям, что и как делать, а они не обращают на меня никакого внимания.

Разговор перешел на дочерей и сложности с ними. Питер посетовал, что Эми устроилась в какой-то магазин, где торгуют красными атласными корсетами и экстравагантной обувью. Клара, вопреки его ожиданиям, не удивилась и лишь сказала, что хотела бы, чтобы ее Линда была хоть чуть-чуть предприимчивой и тоже нашла себе какую-нибудь работу. А то сидит на шее у матери и считает, что весь мир ей должен. Они поговорили о клинике и о том, что надо бы ее поддержать медицинской образовательной программой. О том, насколько прибыль фармацевтических магазинов зависит от торговли косметикой. Питер возразил, что не за тем он столько лет потратил на учебу, чтобы советовать мамашам подрастающих девочек, какого цвета бархатную повязку купить им на двенадцатилетие. Клара с ним согласилась, добавив, что ей в голову не могло прийти в институте, что она будет целыми днями торчать на работе и без конца препираться с этим психом, Фрэнком, который сидит в администрации клиники и только и выискивает, к чему бы еще придраться.

— Жмот, буквоед и зануда, и мы вынуждены тратить свое время, пытаясь придумать подобные же мелочные способы борьбы с ним, — криво усмехнувшись, вынесла она свой вердикт. — Каждое утро устраивает нам с Аней и Хилари совещания, чтобы выяснить, кто должен платить за туалетную бумагу и чай. Это, конечно, тоже важно, но так надоедает, сил нет.

Ему нравилось на нее смотреть, она была такая живая, настоящая. Неожиданно он заметил, что соседние столики опустели. К ним подошла официантка.

— Вы не будете так любезны перейти в бар? — предложила она вежливо.

— Нет, нам и здесь хорошо, — возразила Клара, прежде чем Питер успел что-то сказать. — Ведь так? — Она обернулась к нему за одобрением, но не увидела его на лице Питера.

— Думаю, в баре будет хорошо, — сказал он.

— Как скажешь, — удивилась она.

— Дело в том, что я заказал столик “Ранняя пташка”, и им надо освободить место для следующих посетителей.

— Да-да, конечно, так бы сразу и сказал, — поспешно кивнула Клара и стала подниматься из-за стола. Питер счел необходимым сделать уточнение:

— Он стоит вполовину дешевле, чем обычный заказ.

Лучше бы он этого не делал. Вечер как-то сразу утратил свою светлую легкость.

— Дервла, я тебя не разбудила?

— Нет, конечно, Клара. Еще десяти нет. А что ты так рано, у тебя ведь свидание?

— Да, но оно уже закончилось, и я вернулась домой.

— Быстро вы управились, — заметила Дервла.

— Именно управились.

— Как все прошло?

— Замечательно. Пока не выяснилось, что он заказал “Раннюю пташку”, потому что она дешевле.

— Не заводись, с каких пор ты стала судить людей по толщине кошелька? “Квентинз”, между прочим, недешевое удовольствие. Ты же не знаешь, как у него обстоят дела с финансами.

— Не знаю… Мне только показалось, что счет был не такой уж и большой. Я даже не знаю…

— Он тебе просто не нравится. Он хватал тебя за коленки?

— Ни за что он меня не хватал, и вообще он симпатичный парень. Я даже подумала, не пригласить ли его в воскресенье на ланч; девочек обычно не бывает дома по выходным.

— Пригласила? — Дервла хотела выяснить все подробности.

— Нет, решила подождать.

— Из-за “Ранней пташки”?

— Не смейся надо мной, я тебе не для этого звоню.

— Пригласи его. Прямо завтра. Нечего тянуть.

— Почему?

— Потому что лучше пожалеть о сделанном, чем о несделанном.

— Это чьи слова?

— Не помню. Кажется, Марк Твен.

— А может, все быстренько свернуть? Он ведь уже согласился прочитать лекцию в клинике, так что я по-любому в выигрыше.

— Клара, не надо путать работу и личную жизнь.

— Тоже верно, боже, какая ты умная, что бы я без тебя делала?

— Отбросила бы коньки от переутомления на производстве, — фыркнула Дервла и отключилась.

— Как прошел вечер? — изнывая от любопытства, спросила наутро Аня.

— Замечательно, Аня, просто замечательно! Прекрасная еда, кавалер, элегантный как рояль…

— Что-то не так? — удивилась Аня.

— Все так. Очень вежливый и воспитанный. Это просто я глупая.

— Это тот самый красавец-провизор Барри?

— Да. Ты правда думаешь, что он красивый мужчина?

— Правда. Он так хорош собой, что ему бы в кино сниматься, а не порошками торговать.

— Хм… может быть.

— Вы увидитесь с ним снова?

— Думаю, да. Я собираюсь позвать его в воскресенье на ланч.

— Счастливая вы!

— Это еще почему?

— Потому что роман — это всегда хорошо, — просто сказала Аня. Она подумала о Карле и улыбнулась.

Клара взялась за телефонную трубку, чтобы не передумать.

— Питер, большое спасибо за чудесный вечер.

— Клара, рад тебя слышать, тебе спасибо, все было изумительно.

— Я хочу пригласить тебя к нам в воскресенье, на ланч. Я приготовлю что-нибудь вкусное.

— Почту за честь. А дочки тоже будут?

— Нет, у них свои развлечения. Я пришлю тебе адрес по электронной почте. В час дня. Хорошо?

— Большое спасибо, буду ждать, — ответил он, и его голос звучал очень тепло.

Конечно, Дервла права. Сейчас она была рада, что снова его увидит. Вместо того чтобы сидеть и в сотый раз прокручивать в голове детали несколько подпорченного вечера.

— Пап?

— Привет, Эми. — Он обрадовался ее звонку.

— Вот решила позвонить. А то ты вечно ругаешься, что я тебе ничего не рассказываю.

— Та-ак. И в чем на этот раз дело?

— Я хочу уехать на уик-энд.

— Давай обсудим это вечером.

— Вечером не получится, па. Я еду прямо сейчас. Обратно — в воскресенье вечером.

— Куда ты едешь прямо сейчас?

— В Лондон, меня посылают посмотреть, как делают презентации в таких магазинах, как наш. Чтобы устраивать то же самое в Дублине.

— А кто еще едет? — Голос его дрогнул.

— Не волнуйся, пап. Я просто хотела тебя предупредить. До воскресенья! — В трубке раздались короткие гудки, как будто ей удалось все уладить. Мда, с ней сейчас бесполезно разговаривать, мысленно она уже в Лондоне, мчится навстречу миру странного секса и фетишей.

Ади и ее приятель Герри собирались на выходные отправиться на марш в защиту деревьев. Вот и чудненько. Осталось выяснить, какие планы у Линды. Дочь скорчила гримаску и сказала, что пока не знает. Она еще не решила.

— А ты можешь решить прямо сейчас? — спросила Клара.

— Зачем? — Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что мать хочет спровадить ее из дома. Линда была не против ланча в каком-нибудь милом месте, разумеется, за счет Клары. Но сначала стоит прозондировать почву. — Не знаю, я вообще-то думала побыть дома…

— В таком случае позаботься заранее о том, чтобы купить себе продукты и постарайся не сильно маячить у меня перед носом, — вынесла решение Клара.

— Чтоб значит “купить себе продукты”? — ужаснулась Линда.

— А что такого? Ты за две недели не дала ни гроша на хозяйство, несмотря на нашу договоренность. Я знаю, что у тебя скоро будет подработка и ты, конечно, внесешь свою долю, а пока что я не собираюсь становиться твоей кухаркой.

— Но если я не найду работы, как я смогу покупать еду? — Линда ошарашенно округлила глаза.

— Да, незадача, — согласилась Клара. — Вот и напряги извилины.

— А ты-то сама что делаешь в воскресенье? — Линда не хотела так просто сдаваться.

— Я пригласила на ланч коллегу.

— У-у-у, тоска какая, небось опять заведете свою волынку, клиника то, клиника сё…

— Именно. Ты уже передумала сидеть дома? Тогда будем считать, что твои планы прояснились.

— Ладно, уговорила. И кстати, перестань уже постоянно проверять холодильник, чтобы выяснить, сколько я выпила твоего молока или отрезала твоего бекона.

— Я уверена, что всегда лучше избегать любого недопонимания, — ответила Клара беспечно.

* * *

Питер принес бутылку вина.

— Как мило, давай откроем. — Клара протянула ему штопор.

— Штопор не понадобится, пробка откручивается. Я беру вино на распродаже, но оно вполне приличное, — ответил он.

— Я вообще считаю, что все бутылки должны быть с откручивающейся крышечкой, — сказала Клара, делая бутерброд из черного хлеба с семгой.

— В винном бизнесе вообще полно абсурда, — сказал Питер. — Люди считают, что хорошее — это обязательно дорогое. Это как новое платье короля! А ведь сколько есть хороших вин, которые стоят вполовину дешевле, чем так называемые фирменные.

Ну почему, почему он все время говорит о деньгах? Взрослые люди, вполне состоявшиеся, она врач, он фармацевт, далеко не бедные, в конце концов, могут они себе позволить разориться на бутылку вина или нет?! Клара с трудом подавила раздражение.

Он похвалил ее дом — светлый и просторный, и сад такой ухоженный и яркий. Она сказала, что весь секрет садов — в пышных разноцветных кустах, которые растут сами по себе и особого ухода не требуют. Они взяли по бокалу вина и вышли в садик, где она показала ему разные растения.

— Ты сажаешь семена? — поинтересовался он.

— Что ты, у меня ведь ни теплицы нет, ни специальных приспособлений, которые нужны, чтобы получить такой результат.

— Но это ведь страшно дорого? — спросил он.

— Не дороже, чем заводиться с теплицей и торчать в ней дни и ночи не разгибаясь, — ехидно ответила она.

— Действительно. — Питер задумался. Друзья не раз жаловались ему, что содержание сада требует больших затрат, так что всякий раз, поднимаясь в свою квартиру над аптекой, Питер утешал себя именно этим.

— Если ты придешь сюда как-нибудь летом, мы можем пообедать на свежем воздухе, я тут сделала специальный уголок, — предложила она.

— Надеюсь, летом мы все еще будем друзьями, — просто ответил он.

На столе были стейки, пирог с мясом и почками, сыр. Клара открыла бутылку красного вина. На вопрос, где и за сколько она его купила, соврала, что не знает, это был подарок. Не говорить же, в самом деле, что зашла в винный погребок за настоящим десертным вином, кажется, это бургундское. И стоит оно соответственно. А то еще решит, что она таким образом пытается его завлечь, а не ведет себя просто как великодушный, гостеприимный хозяин.

Он заговорил о рецептах фармацевтических компаний, которые заполонили рынок своим товаром. Но, возражала ему Клара, то, что люди с сердечными болезнями живут нормальной жизнью, чрезвычайно обнадеживает. Совсем недавно ее пациенты считали клинику чем-то вроде чистилища, откуда всем одна дорога — на тот свет. А сейчас все привыкли, почувствовали уверенность и способны справиться с трудностями.

Он рассказал, как на этой неделе к ним в аптеку, размахивая ножкой от стула, ворвался наркоман. Абсолютно невменяемый парень требовал морфия и антидепрессантов. Тощий, прыщавый мальчишка. Питер отвел его в кладовку, показал закрытый сейф, объяснил, что необходимо три ключа, но сотрудник, у которого третий ключ, ушел на обед.

— И что он сделал?

— Поверил мне. А потом вдруг закричал и весь затрясся. Полицию уже позвали, и мне оставалось только задержать его, чтобы он не сбежал. Дал ему пару таблеток успокоительного, зубы заговаривал. Он и впрямь думал, что мы ждем кого-то, кто принесет третий ключ. А вместо этого пришли полицейские. Грустно все это.

— Ты имеешь в виду, что он тоже чей-то сын? — уточнила Клара.

— Да, ведь кто-то растил его, давал ему все самое лучшее, возлагал на него надежды. А посмотри на него сейчас… — У Питера был очень удрученный вид.

— Я понимаю, но ведь мы не боги. У меня был пациент с приступами головокружения и аритмией. Мы с Декланом дали ему монитор Холтера, чтобы круглосуточно отслеживать состояние. Велели на следующий день прийти в клинику. Пришел, мы распечатали отчет, оказалось, что в районе полуночи прибор отключили. “Почему вы его отключили?” — спросила я его. “Доктор, — говорит он, — я такую красотку подцепил, ну не стану же я пугать ее этой дурацкой штукой! Еще решила бы, что я извращенец”.

— Ну еще неизвестно, что лучше — отслеживать сердечные ритмы или завалиться в постель с красоткой, — заметил Питер.

— Это само собой, но он же еще возмущался, что мы на него давим, ограничиваем его свободу и что он больше к нам не придет.

— И как теперь быть?

— Деклан — великий дипломат, он придумает, как все уладить, поверьте мне.

Разговор снова перешел на дочерей. Эми умчалась в Лондон изучать фасоны модных корсетов, Ади спасает деревья, Линда сердится и дуется. Это было совсем не то, чего они ожидали, когда еще только стали родителями.

— Может, сходим в театр на неделе? — неожиданно предложил Питер. — В Эбби идет новый спектакль.

— Прекрасная мысль, я как раз сегодня утром о нем читала! — ответила Клара.

Вечером позвонила Дервла.

— Ушел? — спросила она почему-то шепотом.

— Давно уже, — ответила Клара.

— Так он еще и жаворонок, ну-ну, — прокомментировала Дервла.

— Вообще-то я пригласила его на обед.

— Ясно, ясно. Когда следующее свидание, если таковое назначено?

— Театр Эбби, в среду, — ответила Клара.

Дервла издала торжествующее восклицание.

— Значит, дело в шляпе?

— Пока не знаю… — осторожно сказала Клара.

— Так это увлечение? Или не просто увлечение? — допытывалась Дервла.

— Старовата я для просто увлечений, — пошутила Клара.

— Понятно. Назовем это романом. У Клары роман с Питером, — объявила Дервла.

— Дервла, ты дура! — засмеялась Клара.

— Роман! — обрадовалась Дервла. — Пусть будет просто роман.

Эми вернулась выжатая как лимон.

— Как съездила? Как презентация? Тебе понравилось? — засыпал Питер ее вопросами.

Они с Кларой решили, что надо проявлять больше участия, иначе они рискуют окончательно утратить контакт с детьми.

— Па, ну что за дурацкие расспросы! — Эми безотчетно уловила фальшь в его голосе.

— Ты моя дочь, — настаивал он. — У тебя начинается карьера. Мне ведь интересно. Разве это плохо?

Вид у девушки был настороженный.

— Ты начнешь сейчас говорить, что я бестолковая, что я упускаю возможности и так далее…

— Вообще-то нет, даже не думал говорить об этом. Я только спросил, удачно ли прошла поездка. Впрочем, не хочешь говорить, не надо. Давай оставим разговор. — На этот раз его голос звучал совсем иначе.

— Мне было интересно, — осторожно начала Эми. — Но по-моему, глупо выбрасывать столько денег на… на это. Там есть много занятных штуковин, кожаные шмотки, наручники, наряды для госпожи, н-ну, ты понимаешь, о чем я.

— Понимаю, — кивнул он серьезно.

— Не то чтобы на них не было спроса. Он есть. Просто большинство наших клиентов ездят за ними в Лондон, чтобы купить их анонимно. Я так думаю, но, может, я и не права.

— Хорошо, что ты это сама понимаешь. То есть тебе кажется, что игра не стоит свеч?

— Вовсе нет. А еще в самолете я познакомилась с симпатичным парнем. Мы собираемся встретиться с ним завтра.

— Он из того же бизнеса?

— Бен? Нет, он бальзамировщик.

— Бальза… кто?

— Бальзамировщик. Да ты наверняка слышал. Когда кто-то умирает, его обязательно гримируют и все такое…

— Ах, в этом смысле…

— А в каком же еще? — Эми, вздохнув, налила стакан молока и взяла бисквит.

Похоже, лед враждебности начал подтаивать.

Вернувшись домой, Линда застала мать с книгой на коленях.

— Коллега уже ушла? — спросила она.

— Давно уже. Мы славно посидели. Осталось немного стейка и пирога. Если хочешь, разогрей.

— Ты передумала держать меня впроголодь? С чего бы это? — Линда явно обиделась на давешнее заявление матери.

— Никто тебя голодом морить не собирается, просто я хотела, чтобы ты поняла, что я не намерена тебе прислуживать до старости. А холодильник, как ты понимаешь, всегда в твоем распоряжении. — Кларе не пришлось повторять дважды. Линда уже ставила тарелку в микроволновку.

— И кто она? — спросила Линда.

— В каком смысле?

— Подруга, которая приходила к тебе на ланч.

— Это не подруга, а приятель. Питер Барри. Фармацевт.

— Ах вот как… А как насчет миссис Барри?

— Никак. Она умерла двенадцать лет назад.

— Вдовец? Хм.

— Именно.

— Так это было свидание, вот оно что.

— Не совсем.

— И когда вы снова встречаетесь?

— В среду. Мы идем в театр.

— А тебе не кажется, что нас с Ади надо с ним познакомить?

Линда погрозила пальцем, передразнивая манеру Клары.

— Доешь пирог и вымой тарелку, а то вот-вот придут веганы и выскажут все, что о тебе думают.

Когда наутро Клара пришла на работу, Хилари уже была на месте, сидела за столом, заваленная бумажной работой. Когда-то они в шутку договорились познакомить Кларину Линду с Ником, сыном Хилари. Женщины решили, что это хорошая идея и что из их детей получится хорошая пара. Хотя им, конечно, придется как-то решить это самим.

Но после смерти матери Хилари не было смысла напоминать ей об этой шуточной договоренности. Наверняка Хилари даже не поймет, о чем Клара говорит. Она словно окаменела. Избегала любого общения, на вопросы отвечала односложно и постоянно винила себя и за то, что не уберегла мать, и за то, что по ее вине, как она себя убедила, пострадал ни в чем не повинный водитель. Заключение следствия тоже не смогло ее переубедить. Она приходила на работу спозаранку, уходила позже всех, даже позже Клары, но делала все будто на автомате. Она работала до изнеможения, чтобы заглушить свое горе, но тщетно.

Так или иначе, может быть, она могла бы вспомнить имя той парикмахерши. Эта женщина буквально омолодила ее на несколько лет.

Клара очень хотела выглядеть хорошо в среду вечером.

Кики с интересом посмотрела на нее.

— У вас прекрасные волосы для вашего возраста, такие густые, блестящие, — сказала она наконец.

— Благодарю, — ответила Клара холодно.

— Я хотела сказать… Вы хотите казаться моложе, но ваши волосы и так выглядят молодо.

Девушка очевидно говорила правду. Клара натянуто улыбнулась.

— Да, но это рабочий вариант. А я хочу вечернюю прическу.

— У вас сегодня вечеринка? — просияла Кики.

— Я иду в театр.

— Вы актриса?

— Нет, я зритель. И хочу выглядеть моложе. Это возможно? — Клара изо всех сил старалась, чтобы ее не выдал голос.

— У вас красивые уши, — заметила Кики. — Вы носите серьги?

— Да, иногда.

— Тогда сделаем над ушами покороче. Немного изменим форму, вот так, годится? Перемена образа?

— Пожалуй, вы правы. Давайте попробуем сменить образ.

Кики незаметно пожала плечами. В последнее время эти тетки как с цепи сорвались. Еще недавно они делали перманент раз в полгода и прекрасно сэтим жили. Теперь подавай им новый имидж и вечную молодость. Но, как говорил ее босс, что хорошо для бизнеса, то и делай.

— Сначала вымоем голову, мадам, — привычно заворковала девушка. Клара прикрыла глаза.

Когда процедура подошла к концу, Кики повернула зеркало так, чтобы Клара могла оценить результат.

— Спасибо, Кики. А что значит красивые уши?

— Аккуратные, маленькие, не оттопыренные, что называется, хорошо сидят, — объяснила Кики.

— А разве не у всех… сидят? — От волнения у Клары дрогнул голос.

— Что вы, мадам. Тут за день такого навидаешься. У некоторых клиенток уши такие, хоть на самолет их ставь вместо крыльев. Так что радуйтесь! И почаще открывайте их.

— Надо же, спасибо, Кики, — растрогалась Клара, удивляясь, почему до сих пор никто не говорил ей о ее ушах. Люди так ненаблюдательны.

Питер сказал, что она выглядит потрясающе.

— Ты что-то с собой сделала? — спросил он.

— Я подстриглась. — Клара постаралась, чтобы ее слова прозвучали как можно небрежнее.

— Какие прелестные ушки, — восхитился он.

Она хотела съязвить в ответ, но увидела, что он вовсе не шутит.

— Спасибо, Питер, — ответила она просто, и они направились к своим местам в зале.

Так продолжалось несколько недель. Питер приглашал ее дважды в неделю, и один раз в неделю приглашала его она. Они побывали в цирке и в зоопарке. По негласному договору, после ланча у Клары они решили не назначать свиданий дома. Слишком много любопытных глаз вокруг. Это могло нарушить благостную размеренность их встреч. Никто никому ничего не обещал, не строил никаких планов. Такие отношения устраивали обоих.

И все-таки плоть требовала своего.

Прощальные поцелуи становились более продолжительными и страстными. Оба они были людьми взрослыми, не обремененными супружескими узами, и все же никто не хотел первым переходить черты, после которой все изменится.

Пока однажды Эми не объявила, что они с Беном едут на конференцию.

— Конференцию бальзамировщиков? — уточнил Питер.

— Нет! Конечно, нет.

— Продавцов интимных товаров?

— Пап, помимо работы есть еще и просто жизнь. Чтоб ты знал, мы едем на конференцию творческой молодежи.

— Здорово! То есть в выходные тебя не будет? — уточнил он, стараясь не выдать голосом своей радости. Вот оно! Наконец-то он сможет пригласить Клару к себе домой. А потом предложит ей остаться на ночь.

* * *

— В субботу вечером меня не будет дома, — предупредила дочерей Клара.

— О! Вдовец? — понимающе хихикнула Ади.

— На всю ночь? — фыркнула Линда.

— И нечего ерничать. Скажите спасибо, что я вас предупредила. В следующий раз ни слова не скажу, раз не умеете себя вести.

— А у меня тоже хорошие новости, — торопливо сказала Линда. — Я нашла работу. Так что со следующей недели смогу вносить деньги в общий котел.

— Ты моя умничка, — похвалила дочку Клара. — Я очень за тебя рада!

— Буду продавать диски, но это так, для начала, потом подыщу что-нибудь посерьезней.

— Конечно, конечно. Место приличное?

— Вроде нормальное, — пожала плечами девушка.

— Стоило столько учиться, — желчно заметила Ади.

— Степень бакалавра тоже не ахти какая квалификация. Ты не получишь работу по специальности, пока не предъявишь диплом преподавателя, который прилагается к этой твоей степени.

— По крайней мере, я работаю и плачу за жилье! — огрызнулась Ади.

— Я тоже теперь работаю, так что заткнись.

Клара с облегчением оставила сестер доругиваться и вышла из дома. Какое счастье, что есть возможность куда-то уйти и посидеть в тишине и покое в приятной компании. Если честно, она отчаянно трусила и надеялась, что все выйдет само собой. Правда, говорят, что любовной игре нельзя разучиться, это как езда на велосипеде. Но если учесть, что мужчина у нее был… гм… довольно давно, то… И еще один момент ее очень смущал. За всю жизнь у нее был один-единственный партнер, этот сукин сын Алан. Клара успела пожалеть, что за последние два года решительно отвергала любые поползновения в свой адрес. Хоть какая-то тренировка…

Вместо пижамы она взяла с собой роскошное кружевное белье. Глупо, конечно, так мандражировать в ее-то возрасте. Но что поделаешь, если никак не удается преодолеть эту предательскую слабость.

* * *

Питер постарался навести порядок в квартире. Он вытер всю пыль, натер до блеска все полированные поверхности, поставил по вазе с цветами на оба журнальных столика. Запек филе семги и приготовил цыпленка в эстрагоне. С последним пришлось изрядно повозиться, прежде чем с третьей попытки все получилось. На гарнир он сделал дикий рис и нарезал салат. На десерт свежие фрукты и сыр.

Питер придирчиво осмотрел плоды своих усилий и остался доволен собой.

Войдя в дом, Клара оставила сумку с одеждой в прихожей и рассыпалась в комплиментах.

— Как у тебя хорошо! Какое славное место, буквально в самой гуще событий, — заметила она.

Он налил ей бокал шерри, достал лед из холодильника. Клару тронули его старания.

— Рад, что тебе нравится. Я купил его в супермаркете за полцены, но вкус у него отменный, — сказал он.

Ну зачем, зачем он снова об этом? Так же было и с цыпленком. По рецепту эстрагон должен быть свежим, но он такой дорогой, и все равно больше половины сгниет в холодильнике, сушеный ничем не хуже, он отлично сохраняет все свойства. И сыр. Зачем платить втридорога за французский бри, когда есть превосходный ирландский, надо просто дать ему немножко полежать.

Клара никак не могла взять в толк, зачем посвящать ее в тонкости этой домашней экономии. Но, видимо, у каждого свои тараканы в голове. У нее тоже есть такие. Пожалуй, не стоит ему говорить, сколько она выложила за кожаную дамскую сумочку, пусть думает, что она купила ее на распродаже.

— Я увидела ее в корзине “Скидки дня”, — потупилась она.

Питер просиял, так он был рад за нее, и аккуратно пощупал кожу.

— Шикарная! — похвалил он. — И как это ты ее углядела? Она определенно стоит того, чтобы поискать ее.

Клара поняла, что сильно выросла в его глазах, правда, повод был, на ее взгляд, уж очень пустячный и неважный. Да, сказала она себе, именно что пустячный и неважный. Но она не позволит таким мелочам испортить ей вечер.

Ее опасения оказались напрасны, все прошло как по маслу, казалось, что они всю жизнь были любовниками. Питер сказал ей, что она прекрасна, а она сказала ему, что он был бесподобен. Что было особенно приятно, он не преминул похвалить ее роскошное черное кружево. Обняв Питера рукой за шею, она уснула.

Наутро Клара спросонья очень удивилась, обнаружив себя в маленькой спальне на кровати не то односпальной, не то двуспальной, но скорее что-то между. Питер принес ей апельсиновый сок, кофе в постель, и они снова занялись любовью.

Потом они отправились на концерт под открытым небом и устроили пикник. Затем побродили вдоль ограды Сен-Стивен Грин, где художники устраивают воскресный вернисаж, и вернулись к Питеру, отправившись прямиком в спальню.

— Я люблю тебя, Клара, — сказал он, когда она ближе к воскресному вечеру засобиралась домой.

— И я тебя, — ответила она.

Не лукавила ли она, этот вопрос не давал Кларе покоя всю обратную дорогу, пока она шла по освещенной закатным солнцем улице.

Пожалуй, нет.

Она уже свыклась с мыслью, что не полюбит никого после Алана, поэтому любое новое ощущение воспринималось ею с опаской. Но Питер славный, теплый, он к ней явно неравнодушен, все время хвалит, говорит хорошие слова. Видно, что он дорожит каждой минутой, проведенной вместе с ней. Чего еще желать?

Надо бы познакомиться с его дочерью и его представить девочкам. И друзьям. Ведь так обычно все происходит. Но Кларе все же не хотелось торопиться, хотелось подольше сохранить этот новый мирок, созданный только для двоих. Умиротворяющий островок, куда можно сбежать от всего мира и где никто не побеспокоит их.

Дома на кухне ее поджидали дочери и вездесущий Герри. Когда она вернулась, они сидели за столом в кухне.

— Ну как? Хорошо провела время? — спросила Ади.

— Любовь-морковь? — В словах Линды прозвучал не столько вопрос, сколько утверждение.

— Прекрасно провела. Всем спасибо за беспокойство.

— Страшно интересно, как далеко вы зашли, — заговорщически ухмыльнулась Линда.

— Ну, до чего я пока не дошла, так это до твоих пиратских дисков, которые, судя по всему, ты как раз записываешь. — Клара мельком взглянула на монитор, там как раз шел процесс копирования.

— И вовсе они не пиратские!..

— Ну конечно, а с чего ты тогда так всполошилась? — язвительно сказала Клара, взяла из холодильника кувшинчик с молоком и направилась к себе в спальню. Там она заварила чай и набрала номер Дервлы.

— Рассказывай скорей, — набросилась подруга. — Филипп меня убьет. Я и сама извелась и ему плешь проела, черт, ну почему я так далеко! Как все прошло?

— Замечательно прошло…

— Так вы с ним… — Дервла сделала красноречивую паузу.

— В каком смысле? — Клара решила, что пусть та учится называть вещи своими именами.

— Вы с ним… переспали? Да?

— И мы все время упрекаем наших детей в инфантильности!

— Клара Кейси! Ты сделала это или нет?

— Да! Три раза! Ты довольна?

— Не то слово! Я боялась, что ты окончательно превратишься в монахиню.

— Не могу поверить, что мы с тобой говорим об этом, — заметила Клара.

— Ну, я тоже. И кстати, когда ты нас познакомишь?

Но сначала Клара встретилась с Эми. Питер пригласил Клару в гости на бокал вина.

Эми была удивлена, услышав новость, и теперь сидела как на иголках, гадая, как выглядит женщина ее отца. Небось синий чулок, в очках и с седым пучком на макушке. Будет нудеть о том, как важно в наше время получить высшее образование. Конечно, она будет в шоке, узнав, где работает Эми, а если ей сказать, что Бен — бальзамировщик, и вовсе придет в ужас. Но папа очень даже хорошо ладил с Беном, когда тот приходил в гости. Несмотря на то, что Бен его раздражал. Значит, и Эми следует быть вежливой с этой женщиной.

Когда Клара вошла, девушка опешила от неожиданности. Элегантная, ухоженная, хорошо одетая. Никаких тебе очков и седины, вместо этого красивая стрижка и хороший макияж. Интересно, что эта женщина вообще нашла в ее отце? Эми была абсолютно ошеломлена.

К приходу Клары она сделала только сырные канапе и сейчас жалела, что не удосужилась придумать что-нибудь поинтересней. Выглядело это соответственно: пресное тесто и плавленый сыр. Однако гостье, кажется, понравилось, во всяком случае она несколько раз тянулась к тарелке.

Клара очень заинтересовалась магазином, в котором работает Эми. Ее подруга постоянно мучается с обувью, у нее очень большой размер ноги, может, ей удастся подобрать что-то у них. Дервла вечно жалуется, что обувь большого размера похожа на ортопедические ботинки. Эми отнеслась к вопросу серьезно:

— Да, это правда. Наверняка у нас ей удастся подобрать себе что-нибудь. Только вы предупредите ее, что обувь, скорее всего, будет на шпильках. Трансвеститы — особенная публика, они не хотят выглядеть как жены викария, им подавай экипировку поэкстравагантней.

Клара невозмутимо кивнула, непременно предупредит, Дервла и без того дама высокая, и совсем уж ходульные каблуки ей и впрямь ни к чему.

С Беном Клара тоже общалась очень непринужденно, будто ей каждый день приходится сталкиваться с людьми его профессии. Они обсуждали необходимость удалять кардиостимуляторы из тел покойных, если планируется кремация. К сожалению, некоторые люди забывают предупредить о том, что у покойного был кардиостимулятор. Но Бен уже наловчился проверять, нет ли внутри посторонних предметов, когда производит вскрытие. Бен также пояснил, что большинство думают, что ногти и волосы продолжают расти после смерти, но это не так. Дело в том, что у покойников кожа съеживается, и поэтому волосы и ногти кажутся длиннее, чем есть.

Питер ушам своим не верил. Ему ни разу не удавалось (да честно говоря, и в голову не приходило) поговорить по душам с кавалером дочери. Оказалось, что этот молодой человек здорово преуспел в своем диковинном ремесле и относится к мертвецам с почтением и уважением.

— Мне пора, — засобиралась Клара. — Я обещала подруге сходить с ней в кино.

— А мне можно с вами? — с некоторой робостью спросил Питер.

— Увы… Хилари никак не оправится после смерти матери. Мы идем на очень женский, сиропно-приторный фильм. Ты через пять минут озвереешь, поверь мне. К тому же мы ведь на неделе с тобой увидимся.

И им осталось только смотреть, как она сбегает вниз по лестнице и, стуча каблучками, выходит в переулок.

— Я пригласила в субботу на ужин своего друга, Питера, — объявила Клара. — Запеку лосося. Была бы очень рада, если бы вы тоже пришли.

— Будет официальное объявление? — поинтересовалась Линда.

— Не думаю. Ну разве что тебе есть что нам сказать.

— Очень смешно, — хмыкнула Линда. — Я просто хотела сказать, что очень удивлена.

— А Герри тоже приглашен? — уточнила Ади.

— Разумеется, он ведь член семьи.

— А там будет еда, которую он… которую мы можем есть?

— Будет. А остальным я приготовлю рыбу.

— А как нам его называть? — спросила Ади.

— Его зовут Питер.

— Разве не “папочка”? — В Линду будто бес вселился.

— Нет, Линда, не “папочка”. Ты ведь смогла запомнить имя Синты, когда ходила встречаться с отцом? Будь добра, запомни, как зовут Питера.

— Он останется на ночь? — поинтересовалась Ади.

— Нет, не останется.

— Надо приодеться? — спросила Линда.

— Не обязательно, Линда. Главное, будьте в семь часов дома и отнеситесь к нему приветливо.

* * *

При виде Питера девушки потеряли дар речи. Он явно превзошел их ожидания. Фармацевт? Провизор? Он же должен быть сгорбленным старичком. А явился высокий обаятельный красавец с милой улыбкой.

Он расспросил Ади о преподавательской работе, обсудил с Герри экологически чистые овощи и попросил Линду научить его пользоваться айподом. Девчонки засыпали его вопросами, впрочем, он не имел ничего против. Да, он уже давно вдовец, у него дочь-подросток, которая считает, что отец старомоден и отстал от жизни. Нет, он никогда особенно не путешествовал, но этим летом хочет съездить ненадолго в Италию, возьмет там машину в аренду и с ветерком прокатится по стране. В кои-то веки захотелось красиво отдохнуть.

— Мам, ты тоже поедешь? — спросила Линда.

— Конечно! — Клара кивнула, будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся.

Уходя, Питер чмокнул Клару в щеку, поблагодарил за прекрасный вечер и напомнил, что они собирались завтра встретиться.

Дочери еле дождались, когда за ним захлопнется калитка, и будто обезумели обе. Он потрясающий, он изумительный, и он похож на киноактера! И как это маме удалось подцепить такое чудо?..

Клара легла спать с чувством громадного облегчения. Самое страшное позади. Главное, они познакомились с детьми, и дальше все будет происходить в открытом режиме.

Первой узнала мать Клары. Она позвонила в воскресенье утром, и девочки сообщили ей, что мама ушла на свидание с нереальным красавцем в вельветовом пиджаке. Это они, конечно, зря сделали.

Когда мать позвонила Кларе на работу, у нее был резко неодобрительный тон:

— Почему ты мне ничего не сказала?

Дел у Клары было по горло, но она-то знала, как укротить материно неудовольствие:

— Я просто ждала удобного случая, чтобы устроить небольшой ланч. Так можно спокойно обо всем поговорить. Это ведь лучше, чем обсуждать все по телефону? — Она придвинула к себе ежедневник. Как бы выкроить время, иначе это будет смертельная обида.

— Ну и где и когда мы встретимся? — требовательно поинтересовалась мать.

— Как насчет “Квентинз”? — Клара полистала ежедневник в поисках подходящего вечера. Может, пятница. — Давай в пятницу, ладно? И там я тебе все расскажу. — С тяжелым сердцем Клара повесила трубку.

— Ты в порядке, Клара? — спросила Хилари.

— Не очень. Мне предстоит ланч с матерью. Она будет пытать меня насчет моей сексуальной жизни.

— В самом деле?

— Ну ты же знаешь, мамы — они такие… — И тут же прикусила язык: — О, Хилари, прости меня! Ну что я за дура! Не подумала…

— Не извиняйся, Клара. Это все не имеет значения.

— Нет, имеет! Я знаю, что ты бы многое отдала за то, чтобы посидеть с мамой в кафе…

— Кто знает, в последнее время это вряд ли могло доставить кому-то из нас удовольствие, она могла принять меня за свою тетю, за почтальона, да мало ли за кого еще. — Хилари ободряюще улыбнулась, и Клара почувствовала себя немного лучше. Совсем чуть-чуть.

— Спасибо, Хилари! Я тебя не заслуживаю.

Хилари бросила взгляд на раскрытый ежедневник, в который Клара записала встречу.

— Ничего себе, вы пойдете в “Квентинз”? Красиво жить не запретишь.

— Точно, но Питеру я об этом, пожалуй, не скажу.

— Неужели он такой жмот? — удивилась Хилари.

— Я бы сказала, что он слишком рачительный, — рассмеялась Клара.

— У тебя счастливый вид, — заметила Хилари, любуясь ею.

— Боюсь об этом думать, но кажется, это так, — согласилась она.

Еще через полчаса позвонил Алан:

— Тебя можно поздравить?

— Избавь меня от банальностей, Алан. О чем ты?

— Девочки сказали, что у тебя появился ухажер. Вот позвонил сказать, что рад за тебя. — В его голосе отчетливо звучала обида.

— Спасибо, Алан. У тебя все?

— Ну, я думал, ты расскажешь мне что-нибудь о нем, как вы познакомились и что он собой представляет?

— А с какой стати я должна тебе что-то рассказывать?

— Но мы ведь друзья, Клара… — начал он.

— Мы не друзья, мы почти во всем соперники.

— Ну почему ты все воспринимаешь так в штыки?

— До свидания, Алан.

Он моментально перезвонил:

— Не бросай трубку, это невыносимо.

— Да, это в самом деле невыносимо. У меня полно работы, так что я не в состоянии выслушивать твои упреки и обиды о том и о сем лишь потому, что тебе нечем заняться.

— Клара, послушай…

— Алан, у меня за дверью очередь из пациентов, мне некогда сейчас с тобой разговаривать. Извини.

Когда Клара положила трубку, то не почувствовала ровным счетом ничего. Питер заслуживает памятника уже за одно то, что он напрочь отогнал от нее огромную темную тучу по имени Алан Кейси.

Клара познакомилась со сводными братом и сестрой Питера и с некоторыми из его коллег. Все были с ней неизменно приветливы и благожелательны. В свою очередь она представила его Дервле, Ане и Деклану. Все быстро привыкли, что Питер постоянно встречает Клару с работы, привозит ей что-нибудь перекусить среди дня. Предстоящая поездка в Италию уже ни для кого не была секретом и стала главной темой для разговоров.

Мать была категорична.

— Слишком долго один, привык жить сам для себя, — не терпящим возражений тоном вынесла она свой вердикт и принялась за устрицу.

— Время покажет, мама, — устало ответила Клара.

— Нет! Это прописные истины! Но ты, боюсь, в них не сильна.

— Как тебе этот ресторан, правда неплохо? — попыталась сменить тему разговора Клара.

— Неплохо, с такими-то ценами!

— Тебя познакомить с Питером или не стоит? — предложила она.

— Ну, ради приличия это надо было сделать несколько раньше, но…

— Но я не сильна в том, что касается правил приличия, ты это хочешь сказать?

— Клара, дорогая, не сердись. Незачем молодому человеку становиться свидетелем наших перебранок.

— Как скажешь, мама, будем улыбаться…

Клара растянула лицо в улыбке очень не вовремя, мимо как раз проходил администратор госпиталя Фрэнк Эннис. Решив, что улыбка адресована ему, он изменил курс и направился прямо к их столику.

— Очаровательная доктор Кейси, — сказал он, завладевая ее рукой.

Клара готова была провалиться сквозь землю. Ее мать оторвалась от еды.

— Это Питер? — бесцеремонно спросила она, уставившись на подошедшего мужчину.

— Нет, мадам, я Фрэнк.

— Боже! Еще один! — поразилась она.

Клара стиснула зубы.

— Фрэнк, это моя мама. Мама, Фрэнк Эннис, это его железная рука держит наш несчастный госпиталь.

— Вы мне льстите, — улыбнулся Фрэнк, и по его тону было ясно, что именно так и обстоит дело. — Как мило с вашей стороны привести дочь в такое прекрасное место, — обратился он к ее матери.

Черт, только бы она промолчала, но нет… Дождешься от нее, как же.

— Что вы, мой мальчик! Это не я ее привела, а она меня балует. Она никогда не умела считать деньги. А я… я бедная вдова!

Фрэнк весело взглянул на Клару. Теперь у него на нее кое-что есть! Клара выбивает из него евро за евро, цент за центом — на зарплату, на персонал, на кучу каких-то расходов. А сама-то, оказывается, богачка и транжира! У Клары возникло непреодолимое желание дать матери такую пощечину, чтобы та слетела со стула. Но, увы, ситуация требовала соблюдения приличий, так что Кларе удалось совладать с этим искушением.

Клара и Питер были серьезно настроены выбраться куда-нибудь на несколько дней. Когда вошла Эми, они как раз разглядывали туристические брошюры и карты Италии. Девушка приветливо присоединилась к их разговору и проявила живейший интерес к предстоящему путешествию.

— Я тоже скоро уеду, — объявила вдруг она. — Мы с Беном летим на Кипр.

— Это же здорово! — воскликнула Клара. Они схватили карту и стали искать Айя Напу.

— Знаете что. — Эми взглянула на Клару из-под своей длинной крашеной челки.

— Что?

— Если вы захотите остаться у нас на ночь, в смысле, ночевать тут, в этой квартире, то я буду рада.

Лицо Питера побагровело от смущения. Клара поняла, что надо спасать положение:

— Это очень великодушно и гостеприимно с твоей стороны, Эми. Я ценю это, и при случае, скажем, если будет уже поздно возвращаться домой, я с благодарностью приму твое предложение. Но сейчас в этом нет большой необходимости.

— Я не про сейчас. Когда вы вернетесь из Италии, возможно, вам захочется побыть вдвоем, ведь вы привыкнете жить вместе. Я просто хотела, чтобы вы знали, что я в самом деле буду рада.

Неделя прошла сказочно. Они пару дней побыли во Флоренции, пару дней в Венеции и прощальный уик-энд провели на берегу озера. В день отъезда Питер попросил ее руки.

Этого она не ожидала.

— Ты не обидишься, если я скажу, что мне нужно подумать? — мягко спросила она.

Он, конечно, постарался скрыть обиду, но она видела, как он уязвлен. Он был уверен, что она сразу скажет “да”. На него было больно смотреть. Этому человеку трудно поменять свой жизненный уклад. Ведь он привык жить только для себя, как считала ее мать. Но она не хотела принимать никаких решений в этой беседке из цветов, под синим небом Италии, у синего озера. Ей надо было приехать домой и хорошенько подумать о том, смогут ли они ужиться вместе. Той ночью она видела, как он, ссутулившись, сидел у открытого окна с несчастным лицом. На обратном пути оба старательно избегали этой темы.

Когда они вернулись в Дублин, она сказала, что ей надо поехать к себе, привести в порядок одежду перед работой.

— Какая разница, — пожал плечами Питер. — Ведь ты уходишь от меня.

— Вовсе нет, я не ухожу от тебя. Ты мне задал прекрасный вопрос, и я обещаю тебе, что очень хорошо над ним подумаю.

— И когда ты дашь ответ? — спросил он.

— Скоро, Питер. Честно!

— И мы даже не можем обсудить, что тебя удерживает? Наша работа? Или то, где мы живем? Или, может быть, дети?

— Ни то, ни другое, ни третье. Мне просто надо привыкнуть к мысли об этом.

— Но ты должна знать, что я чувствую.

— Я совсем не собиралась замуж, — призналась Клара, и он понял, что она говорит искренне.

— Я знаю, тебя первое время смущало, что…

— Нет, не в этом дело. Все давно прошло, и не будем об этом.

— Но тогда почему, Клара…

— Пока, Питер, до встречи, — ответила она.

— Давай куда-нибудь съездим с Димплзом? — предложила Фиона.

— Куда? “Восточным экспрессом” через всю Европу? — пошутил Деклан.

— На денек. Мы его будем приучать постепенно. Начать можно, скажем, с Киллини-Бич.

— И как мы туда доберемся?

— На поезде. Ну, давай! Поехали в субботу?

— У меня много бумажной волокиты…

— Я сделаю сэндвичи с цыпленком, и для Димплза тоже. Идет?

— Уговорила, сдаюсь. Не могу устоять перед собакой и сэндвичем из цыпленка.

— Ты очень покладистый малый, Деклан Кэрролл. Будешь симпатичным старикашкой.

— Когда-нибудь буду, — пообещал Деклан.

Апельсиново-рыжий молодой человек, миловидная спутница и большой ленивый лабрадор — они были похожи на счастливую семью, когда сидели в поезде и смотрели в окно. Димплзу очень понравилось Далки — место, куда они приехали гулять. Там было множество интересных незнакомых запахов, и люди с маленькими собачками прогуливались туда-сюда, любуясь окрестностными домами и садами.

— Подумать только, Уолши живут здесь уже много лет, — задумчиво произнес Деклан. — Казалось бы, в этом месте невозможно ни злиться, ни ругаться… А она прямо ведьма какая-то.

— Ведьма не ведьма, но на редкость неприятная особа, ты прав, — согласилась Фиона.

Они вышли на берег моря, и Димплз залился счастливым лаем. Потом вся троица спустилась по каменистой тропе с горы Уайт Рок и неспешно двинулась вдоль Киллини-Бич.

Горы живописно окаймляли бухту. Попадавшиеся навстречу собачники забавлялись тем, что кидали своим питомцам палки. При встрече все радостно приветствовали друг друга.

Фиона и Деклан вскарабкались на ближайший холм перекусить. Сэндвичи оказались отменными.

Димплз увидел чайку и погнался за ней по берегу.

— Боже, ты только посмотри. Он же ее сейчас схватит, — ахнула Фиона, испуганно закрыв рот рукой.

— Этот увалень? Ни за что. Да и вообще, будь он даже тонкой и быстрой борзой, птицы по определению быстрее и проворнее. Они всегда улетают.

Димплз стоял у кромки воды, захлебываясь в лае. Чайка подлетела совсем близко, явно насмехаясь над неуклюжим толстым лабрадором; и тут пес окончательно потерял голову и ринулся в море, чтоб наказать насмешницу. Волна подхватила его и отнесла от берега. Про чайку было вмиг забыто. Обезумев от страха, Димплз барахтался изо всех сил.

Ни секунды не раздумывая, Фиона скинула туфли и кинулась к воде, успев крикнуть растерявшемуся Деклану, чтобы он посторожил вещи, она сейчас со всем разберется. Хотя ни о каком разобраться со всем не было и речи. Когда ей удалось дотянуться до собаки и схватить ее за ошейник, Фиона стояла уже по пояс в воде. Пошатываясь, они выбрались на берег.

Димплз сразу принялся отряхиваться, обдав их ледяным душем брызг. Потом восемь раз подряд чихнул.

У Деклана был виновато-сконфуженный вид. Ведь он даже не замочил ног.

— Я ничем тебе не помог. Я совсем не умею плавать.

Она спасла его собаку! Она ни на секунду не задумалась, что промокнет до нитки, она просто кинулась за ним. Господи, какая же она замечательная, как же Деклан ее любит.

— Ты спасла Димплза, — сказал он.

— Да ну брось, его не надо было спасать, его надо было просто вытащить из воды. — У Фионы от холода зуб на зуб не попадал, и девушка почти машинально стянула джинсы, носки и розовые трусики, проворно завернулась в плед, который они собирались подстелить, чтобы сесть, подпоясалась ремнем от джинсов, плюхнулась на гальку и залпом выпила почти полбутылки вина из их припасов для пикника.

— Думаю, я заслужила это, — весело сказала она.

— Фиона…

— Да?

— Я должен сказать тебе кое-что. Знаю, сейчас не очень подходящее время. Но…

— Ты хочешь отчитать меня за то, что я разделась на глазах у всех? Прости, мне не следовало, конечно, но я так замерзла, и мне хотелось поскорее избавиться от мокрой одежды…

— О чем ты? Я совсем другое хотел сказать. Совсем другое.

— А что? — спросила Фиона, уже согревшись и обсохнув под пледом. Она прищурилась, глядя на слабый солнечный свет.

— Я хотел тебе сказать… Выходи за меня замуж, — выпалил он.

— Замуж? — ошарашенно переспросила она.

— Ну… да. Я хочу этого больше всего на свете. — Он боялся встретиться с ней взглядом и увидеть там жалость, или насмешку, или желание дать ему мягкий от ворот поворот.

Она молчала.

— Обещаю любить тебя и заботиться о тебе… Я тебя люблю, Фиона, всем сердцем люблю.

— Ты хочешь на мне жениться? — спросила она. — По-настоящему?

— Прошу тебя, скажи “да”… Пожалуйста. — Деклан смотрел на хвост Димплза, отчаянно колотивший по песку. Он боялся встретиться взглядом с Фионой.

— Деклан, — сказала она тихо.

Он поднял на нее глаза. Она улыбалась.

— Я думала, ты никогда не попросишь… Я с удовольствием выйду за тебя замуж. Я тоже желаю этого всем своим сердцем!

Он взял ее за руки, поднял с гальки и поцеловал таким долгим поцелуем, что Димплз засуетился и забегал вокруг них, лая во всю мочь. И если бы кто-нибудь наблюдал эту маленькую живописную картину, он мог увидеть, как плед соскользнул с бедер девушки и как эти двое молодых людей схватились за него так, будто от этого зависела их жизнь.

Когда Клара вернулась в клинику, ей сказали, что она чудесно выглядит. Такая отдохнувшая и умиротворенная.

— По работе соскучилась — сил нет, — заявила она. — Выкладывайте, как у вас тут дела?

Ей принялись рассказывать.

Конечно, главной была новость о том, что Деклан и Фиона решили пожениться. Они молчали как партизаны, но по их виду все было понятно без слов. Барбара, никогда не отличавшаяся излишком церемонности, напрямую спросила, собираются ли они когда-нибудь пожениться или так и будут ходить вокруг да около. Когда они, пунцовые от смущения, промямлили, что уже почти собрались, все словно с ума посходили.

Напрасно Деклан и Фиона пытались протестовать, мол, у них ни колец нет, ни даты они еще не назначали, их никто не слушал. Это был первый служебный роман в клинике, и каждый лелеял его как мог. Аня побежала за бутылкой шампанского, Лар быстренько вспомнил несколько соответствующих случаю фактов, которые необходимо было записать и запомнить будущим молодоженам. Совместными усилиями сочинили поздравительную открытку, каждый расписался на ней, осталось дождаться Клару, чтобы она тоже поставила свою подпись. У Хилари сделался задумчивый вид, похоже, она вспоминала свою молодость, когда была счастливой и любимой. Бобби Уолш заявил, что это отличная новость и что Розмари тоже будет очень рада, чему, впрочем, никто не поверил. Джонни постарался не проворчать, что из этого не выйдет ничего хорошего. А Лавандер пообещала испечь свадебный торт, только пусть они заранее сообщат ей точную дату.

Затем настал черед Бобби Уолша, который оказался в палате интенсивной терапии, и никто не жалел похвал и комплиментов в его адрес, поскольку он наконец-то выучил, когда что нужно принимать, и перестал путаться в названиях лекарств. Он явно шел на поправку, и ему уже не нужно было приходить в клинику каждый день.

— Благодарите Деклана, — сказала ему Клара на прощание.

Китти Рейли открыла для себя очередного святого, Иосифа из Купертино, который, очевидно, исцелял от всех болезней. Она запаслась листовками и брошюрами о нем и раздавала их всем и каждому, кто попадался ей на глаза. Фиона шутила, что душа бедного падре Пия должна чувствовать себя оскорбленной, уж больно рьяно Китти изменила ему со святым Иосифом. Зато у нее осталась целая партия новеньких медальонов падре “От внезапной напасти”.

Лар дал задание посетителям, ожидающим в приемном покое, выучить по одному святому деянию, чем привел их в немалое замешательство. Одному из терьеров Джуди Мерфи дверью прищепило лапу.

Джуди помчалась к ветеринару, но по дороге ей встретился Деклан, он и наложил шину псу. Ветеринар не пожалел похвал в адрес молодого человека и сказал, что никогда не видел столь виртуозной работы. Как бы мимоходом он бросил, что если Деклану надоест лечить капризных, невоспитанных, неблагодарных людишек, то в звериной клинике ему всегда будут рады и для него всегда найдется место. Животные умеют ценить доброе отношение, в отличие от двуногих, и при этом, что немаловажно, они не умеют разговаривать.

Лавандер пригласила местную знаменитость продемонстрировать свое кулинарное мастерство на одной из вечерних встреч “Учимся понимать сердце”. Джонни дали эфир в течение недели на телеканале, чтобы он провел курс занятий для сердечников. Охранник Тим влюбился в Лидию, соседку Ани, и они уехали в Польшу, чтобы познакомить Тима с родителями Лидии.

— А что у тебя, малышка Аня?

— Ничего особенного. Очень много работы, но я каждый вечер перед сном благодарю Господа за то, что свел меня с вами. Вы не представляете, как изменилась моя жизнь.

— Ты так и копишь, чтобы купить маме дом?

— Конечно. Вы не поверите, Клара, но у меня уже набралась довольно приличная сумма. Я подрабатываю в прачечной матери Деклана, убираюсь в доме престарелых, куда Хилари собиралась положить свою мать. Там все такие милые… Миссис Коттер чем-то похожа на вас, мне кажется.

— Это все, конечно, очень хорошо, — перебила ее Клара. — А Карл Уолш по-прежнему занимается с тобой?

Аня опустила глаза.

— Занимается, да. Но все это совершенно бессмысленно. Безнадежно.

— Почему, детка, у тебя отличный английский! — похвалила Клара.

— О да, я стараюсь и учу английский. В этом смысле все хорошо, — бесцветно выговорила Аня.

Клара непонимающе тряхнула головой, и тут ее осенило, что ничего у девушки с красавцем Карлом не получится. Эта мегера, его мамаша не позволит никому приблизиться к своему сыну, которого она считает собственностью. Бобби — ангел, чтобы иметь с ней дело, нужны стальные нервы.

— Если бы не это…

— В каком смысле?

— Я хотела сказать…

— Кажется, я поняла, — вздохнула Аня.

— Да уж. Боюсь, что его мать безнадежна.

— Спасибо вам за это “если”, значит, все могло получиться, это все-таки радует, — поблагодарила Аня.

Клара никогда особо не делилась своими проблемами с близкими подругами. Одно дело поболтать и посплетничать с Дервлой, но рассказывать ей о своих неурядицах? Она ни с кем не советовалась, прежде чем выйти замуж за Алана Кейси. Хотя, возможно, и следовало бы. Но почему она говорит об Алане и Питере с одинаковой интонацией? Даже наедине с собой? Ведь они такие разные!..

Дервла была хорошей наперсницей, к тому же очень проницательной.

— Он сделал тебе предложение? — Они обедали в гольф-клубе Дервлы. Это было одно из немногих мест, где можно было быть уверенным, что тебя никто не побеспокоит.

— Да, прошлой ночью, — подтвердила Клара.

— Я что, должна вытаскивать все из тебя клещами? — рассердилась подруга. — Ты можешь толком сказать, что ты ответила?

— Дервла, а что ты сама думаешь о нем?

— А при чем тут я? Он ведь не меня замуж звал. А если бы меня, боюсь, Филиппу это не понравилось бы.

— Ну я же серьезно тебя спрашиваю!

— В таком случае я думаю, если бы его не было, его бы стоило придумать. Идеальный вариант.

— А почему я тогда ничего не чувствую?

— Боже, Клара, тебе сколько лет? Если тебе нужны серенады под окном и прочие страсти, то вот это уже действительно повод для беспокойства.

— Ты хочешь сказать, что я должна согласиться?

— Ты с ума сошла? Ты просишь совета? Ты просишь совета у меня, Клара? Это тебе решать, но, по-моему, если ты остановишь свой выбор на Питере, то у тебя будет рядом милый, славный, хороший друг, который к тому же любит тебя. Что с тобой? Я что-то не так сказала?

— Остановлю свой выбор? Боюсь, ты ошибаешься, — проговорила Клара.

— Боже, да тебе не угодишь, Клара Кейси.

— А выходя замуж за Филиппа, ты тоже так думала? Что останавливаешь свой выбор на нем?

— Ты прекрасно знаешь, что да. Тот красавчик, по которому я безнадежно сходила с ума, хотел жениться на деньгах. Кстати, он на них и женился. Ну а потом я встретила Филиппа. И знаешь, с тех пор я благословляю каждый свой день.

— Ты слышала звон колокольчиков? — спросила Клара.

— Каких колокольчиков? — непонимающе улыбнулась Дервла.

— Ты знаешь, о чем я говорю, — настаивала Клара.

— А, ты об этом… Когда-то слышала, конечно. Но после двадцати пяти это обычно проходит.

— Так что же, мы все в конечном счете просто решаем остановить свой выбор на ком-то?

— На самом деле это очень удобно. И намного лучше, чем остаться в одиночестве. А главное, есть большая вероятность, что все не закончится слезами, — заметила Дервла.

— Возможно, ты и права, — задумчиво сказала Клара, и на этом тема была закрыта.

В конце дня к Кларе зашла Нора, жена Айдена Данна. Эта стройная и мудрая женщина приложила невероятные усилия, чтобы помочь Айдену встать на ноги и не потерять веру в себя.

— Доктор, я пришла сказать вам огромное спасибо, — начала она. — Вы нам так помогли! Я поверила вам с первой минуты, как увидела вас, просто я в тот момент совсем ничего не соображала. У нас с Айденом теперь начинается совсем другая, новая жизнь. Простите, что отняла у вас столько времени своими жалобами и стенаниями.

— Что вы, бросьте, вы просто были в шоке, — успокоила ее Клара.

— Он любовь моей жизни. Я думаю о нем каждый день, с утра и до вечера. Представляю себе, что он думает о том или об этом. Весь день коплю впечатления, чтобы с ним поделиться. Мне кажется, я даже слегка схожу с ума, когда я слышу слова “болезнь сердца”.

— В наши дни это все прекрасно поддается контролю. Мы не собираемся вас убеждать, что он полностью здоров и что беспокоиться не о чем. Но при постоянном наблюдении можно сделать очень много.

— Теперь я это знаю, доктор Кейси, но тогда мысль о том, что я могу потерять его, буквально свела меня с ума. Мы познакомились довольно поздно. И единственное, что для меня имеет значение, — это чтобы мы были вместе как можно дольше.

— Я понимаю, понимаю.

— Я думаю, вы знаете, люди здесь, в клинике, говорят, что у вас тоже недавно появился любимый человек и что вы с ним ездили в Италию… Простите, я очень хотела извиниться перед вами лично. Я их разозлила. Они сказали мне, что вы на каникулах…

— Вам не за что извиняться, миссис Данн. Правда, я удивлена, что они сообщили вам, что я уезжала отдыхать со своим другом. Это правда. Хотя обычно они не считают возможным обсуждать мою личную жизнь с кем бы то ни было.

— О, это я во всем виновата, не ругайте их, пожалуйста. Я им ужасно докучала, а вот теперь взяла и нечаянно наябедничала.

Клара посмотрела внимательно на Нору. Женщину переполняла любовь, и она была рада, что кто-то разделяет ее чувства.

— Я так обрадовалась, — снова заговорила она, — когда узнала, что в вашу жизнь вошла любовь. Теперь вы понимаете, как страшно терять того, кого любишь. Вы же понимаете, как важно быть рядом с тем, кого безумно любишь. Если с Айденом что-то случится, мне будет незачем жить. Мне кажется, мое сердце остановится в тот же момент, что и его. Я дня не могу прожить без него и без того, чтобы не видеть его лицо. И если вы, доктор, были в La Bella Italia с любимым человеком, то вы поймете и простите меня.

Клара смотрела на нее, а мысли ее были совсем о другом. Она видела свою жизнь с Питером, жизнь, полную удачных покупок, специальных предложений и уцененных товаров. Жизнь вдвоем, неодинокую, безопасную, но больше не свободную.

— Нора, я очень рада, что вы зашли ко мне. Благодаря вам я поняла одну очень важную вещь. Я должна была кое-что решить и все время откладывала. Теперь я вижу, что тут все просто и ясно, и сделаю это прямо сегодня вечером, — сказала она.

Нора Данн проводила Клару обескураженным взглядом, когда та вышла из здания клиники и села в машину.

Она нажала на кнопку домофона, Питер ответил сразу. По его голосу было слышно, как он рад ее приходу. С тяжелым сердцем она поднялась по лестнице.

— Давай откроем вино в честь твоего прихода?

— Ну, разве что, милый, ты решишь отметить свое освобождение от меня, — мягко усмехнулась Клара.

У него сделался такой вид, будто он наткнулся на невидимую преграду, несколько минут он даже произнести ничего не мог. Потом воскликнул:

— Но почему? Скажи, почему? У нас ведь все было так хорошо. Эми тебя любит, я люблю твоих девочек…

— Питер, ты слышишь звон колокольчиков? — спросила она.

— Нет, не слышу. А что это значит?

— Это не имеет значения.

— Обещаю, я услышу, я научусь его слышать. — Он умоляюще протянул к ней руки. Он был таким милым. Боже, да она просто идиотка, чего ей не хватает? Как была идиотка, когда выскакивала замуж за Алана Кейси, так и осталась.

Но ведь есть же где-то безрассудная, сумасшедшая любовь! Пример такой страсти она видела не более часа назад, в клинике. Там не могло быть никакого “остановить свой выбор”, никаких “передумать”. Питер попросил ее не торопиться с окончательным решением, но Клара уже все для себя решила.

— Но мы можем остаться друзьями и иногда заниматься любовью? — спросил он.

— Так не бывает, Питер, — ответила Клара, — ты ведь и сам это понимаешь. Подумай о положительных сторонах этого, их ведь достаточно много. Я рада, что мы решили все сразу и не стали ходить вокруг да около. Мы ведь обычно больше жалеем о том, чего не сделали…

— Тогда, может быть, ты пожалеешь, что не вышла за меня? — спросил он.

— Ты женишься на ком-нибудь, Питер, и будешь замечательным мужем.

— А ты?

— Думаю, нет. Я слишком люблю свободу.

Клара чмокнула его по-братски в щеку и поспешила прочь из его безрадостного дома. Она уже успела спуститься по лестнице и выйти в переулок, прежде чем Питер успел бы что-то ответить. На углу улицы находилась ювелирная лавка, на витрине было выставлено много колец со скидкой. Нет сомнений, что он уже тут побывал, а скорее всего и ушел не с пустыми руками. Но Клара расправила плечи и зашагала прочь, уверенная в себе больше, чем когда бы то ни было.

Глава 8

Разбирая почту, Вонни обнаружила письмо от Фионы. Странно, она же только на прошлой неделе писала. Ее переполняло желание рассказать последние новости об этом парне из кардиологической клиники, Деклане Кэрролле: доктор попал в автокатастрофу, но уже идет на поправку… Может, на этот раз подруга пишет о помолвке? Вонни порадовалась бы таким новостям.

В ее маленькой мастерской было пусто. Она присела, налила себе чашку густого сладкого греческого кофе и открыла письмо. О помолвке речи пока не шло, хотя, судя по всему, роман протекал чудесно. Фиона писала, что ее сумасшедшие семнадцатилетние близнецы ищут какую-нибудь работу на весенние каникулы.

Ни специалисты по генеалогии, ни историки не справились бы, попроси их кто-нибудь объяснить происхождение близнецов. Возможно, где-то жили их настоящие родители, но уже много лет отца и мать ребятам заменяли Матти и егожена Лиззи, а домом стала улица Сент-Иарлат.

Смешливые, забавные подростки. Мальчик хотел изучать право, а девочка собиралась стать учительницей. Они очень милые ребята, которые с радостью будут хоть таскать ящики, хоть ходить с Вонни на рынок за покупками. Еще они могут мыть посуду вместо Андреаса. Они не стремятся по-настоящему заработать, просто хотят окупить каникулы и приобрести новые впечатления.

Письмо оканчивалось словами: “Надеюсь, ты сможешь что-нибудь для них подыскать. Несмотря на все мои безумные драмы и несчастья, случившиеся в Греции, я всегда буду любить это место и всегда буду думать о нем и о тебе с огромной нежностью. Любящая тебя, Фиона”.

Вонни на минуту задумалась, затем достала бумагу и принялась писать ответ:

Дорогая Фиона,

Присылай своих близнецов, я с удовольствием с ними познакомлюсь. Куры умерли от старости, и у меня не дошли руки купить новых, так что курятник пустует. Мы его почистим, поставим туда две кровати, и ребятам будет где ночевать. Пусть едут на ночном пароме — Агия Анна потрясающе смотрится на рассвете, объясни, как до меня добраться, а я тут за ними присмотрю…

Она собиралась уже встать и пойти на почту, когда прозвенел дверной звонок. Вонни выглянула: на пороге стоял Такис, ее адвокат.

Он вошел в магазин и огляделся.

— Ты одна, Вонни?

— Звучит так, будто тебе предстоит открыть мне государственную тайну.

— Нет, но дело личное.

— Не тяни, Такис.

— Твой сын находится в Англии в предварительном заключении.

— Боже мой! За что?

— Какое-то мошенничество с НДС или вроде того.

— И что теперь будет?

— За него нельзя просто поручиться. Дело серьезное, опасаются, что он сбежит.

— А откуда ты все это знаешь?

— С тех пор как в своем завещании ты назначила его единственным наследником, я наблюдал за ним. На случай, если ты умрешь и мне понадобится с ним связаться. Неважно, что я чувствую по этому поводу. Это было твое желание…

— И Ставрос попросил тебя связаться со мной? — Ее лицо осветилось надеждой.

— Нет, Вонни. Он даже не знает, что я в курсе дела.

— Он не просил меня о помощи?

— Нет.

— Разумеется, я организую для него поручительство.

— Этого я и боялся.

— Боялся?

— Мой информант утверждает, что парень сбежит.

— Что же, сбежит — так сбежит. Нужно дать ему шанс. Я у него в долгу.

— Ты ничего ему не должна.

— Это ты так говоришь, а я-то знаю, что это неправда. Все его детство я провела в алкогольном бреду. Я перед ним в неоплатном долгу.

— Вонни, ты слишком много берешь на себя. Возможно, придется ехать в Англию. От анонима из-за границы могут не принять деньги.

— Я поеду. Конечно, поеду, — заверила она.

Такис поклонился и вышел. Он просто-напросто вздул бы мальчишку как следует. Но матери на это не способны.

Получив письмо от Вонни, Фиона отправилась к близнецам.

— Какое необычное имя, — удивилась Мод.

— Для ирландца, — добавил Саймон.

— Думаю, сначала ее звали Вероника, — объяснила Фиона. — Она с запада Ирландии.

— Представляю, как вы нас нахваливали, раз она согласилась приютить нас и взять на работу, — разволновалась Мод.

— Это всего лишь курятник! Но вы правы, я сказала, что на вас можно положиться.

— А вы откуда знаете, можно ли? — заинтересовался Саймон.

— Местный начальник участка Йоргис — мой хороший друг, и если вы окажетесь ненадежными гражданами, то и глазом моргнуть не успеете, как попадете за решетку.

— О, тогда ладно, — сказал Саймон.

— Значит, нам придется быть очень надежными, — согласилась Мод.

— А когда выйдете из тюрьмы — разумеется, если туда попадете, — я заявлюсь к вам домой и буду бить вас палкой, пока вы не истечете кровью, за то, что подвели меня.

— Боже! — сказал Саймон.

— Господи! — добавила Мод.

— Деклан вас очень боится? — спросил Саймон.

— Надеюсь, что очень, — улыбнулась Фиона. — Как вы доедете до Греции?

— Мы нашли дешевый рейс до Афин…

— И вы говорите, что паром ходит два-три раза в день…

— Так что мы доедем на автобусе до Пирея…

— И возьмем лодку до Агии Анны…

— И пойдем пешком по улице 26-го марта…

— И мастерская Вонни будет справа, если подниматься на холм…

У Фиона начала кружиться голова. Интересно, что подумают о них жители Агии Анны.

Вонни и Андреас пили кофе у пристани.

— Возможно, мне скоро придется ненадолго уехать, — сказала она.

Он знал, что о причинах лучше не расспрашивать. Расскажет сама — или не расскажет. Андреас легко сменил тему: его сын, Адони, вернулся из Чикаго, чтобы помогать отцу в таверне. Теперь он, конечно, хочет скупить полгорода. Андреас покачал головой. Нынешней молодежи подавай что-то новенькое, они никогда не довольны тем, что есть. Хотят еще, еще и еще…

— Знаю, Андреас. Слишком хорошо знаю. — Она снова замолчала.

Он вдруг подумал о ее сыне, не из-за него ли она собралась в дорогу.

— Значит, ты хочешь, чтобы я приглядел за ирландскими ребятками?

— Если мне придется уехать, когда они будут здесь. Я буду тебе очень признательна. Просто присмотри по-отцовски, чтобы они не приводили в мой курятник никакой сброд. Курятник ведь у меня очень славный. И поблагодари еще раз Адони за то, что прислал своих ребят на уборку.

— Я только рад, что он занимается твоим курятником, а не открывает какой-нибудь отель на пятьдесят номеров. Право же. — Андреас был потрясен смелостью Вонни и готовностью идти на риск.

— Я вчера разговаривала с Фионой. Говорит, ребята ждут не дождутся поездки. Представь только, в их возрасте впервые увидеть наш райский уголок… — Она улыбнулась, окинув взглядом гавань и фиолетовые горы. — Фиона говорит, ее молодой человек сделал ей предложение. Она очень счастлива. Кажется, он славный парень.

— Вонни, не задерживайся там слишком надолго, — попросил Андреас.

Приехать на рассвете — вот это был хороший совет. Мод и Саймон стояли на пароме, облокотившись на поручень, и смотрели на гавань. Они указывали друг другу на достопримечательности на берегу, про которые им рассказывала Фиона. Должно быть, то большое длинное низкое белое здание — это отель “Анна Бич”, а огромный дом высоко на скале — больница.

Матти сказал, что Вонни нужно привезти бутылку ирландского виски. Фиона решительно воспротивилась, это уж точно последнее, что Вонни желала бы получить. Так что вместо этого ребята остановились на пироге с портером.

Они слегка побаивались встречи с Вонни. Сама Фиона тоже внушала им страх, но эта женщина была гораздо, гораздо старше, возможно, она даже слегка безумна, подумать только, ради них еще и покрасила собственный курятник, чтобы им было где жить.

Фиона велела им делать все, что Вонни попросит. Может, они будут выбирать шерсть для слепых или носить тарелки с рынка на холме, а может — раздавать туристам листовки с рекламой магазина-мастерской Вонни. Фиона несколько раз предупредила, что будет в курсе каждого их шага, потому что регулярно общается с главой местной полиции Йоргисом. Они даже не решались произносить вслух его имя, такой он вызывал у них страх.

Гавань оказалась фантастической. Старухи в черном несли с парома клетки с курицами и корзины с товарами. Родственники тепло приветствовали друг друга. Из кафе доносилась музыка.

— Знаешь, это ведь выглядит точь-в-точь… — начала Мод.

— … как кастинг киноактеров! — восторженно закончил за нее Саймон.

Они забросили на плечи рюкзаки и зашагали по улице 26-го марта. Вскоре они уже стучали в дверь дома Вонни, гадая, кого они сейчас увидят.

Вонни оказалась очень маленькой, жилистой, с туго заплетенной длинной косой, глубокими морщинами и искренней улыбкой.

— Судя по вашему виду, вы не откажетесь от доброго завтрака. Что будете есть? — спросила она.

— Если можно, авга… — сказал Саймон.

— Но на самом деле что угодно, — вежливо добавила Мод.

— Надо же, авга! Вижу, вы учили греческий.

— Пока я выучил десять слов — еду, которую мы можем себе позволить, — признался Саймон.

— Ах, если бы вы приехали, когда мои великолепные курочки неслись, вам достались бы прекрасные авга, — сказала Вонни. — Но мы попробуем приготовить что-нибудь вкусненькое из магазинных яиц.

— Давайте я помогу? — Мод решила сразу продемонстрировать, какие они с братом хорошие постояльцы.

— Ни в коем случае. Вы же всю ночь провели на ногах. Идите, располагайтесь в… господи, пора бы уже прекратить называть эту пристройку курятником.

— Когда мы уедем, вы сможете снова превратить ее в курятник, — ободряюще сказала Мод.

— Нет, не думаю. Мои друзья говорят, что на следующий год стоит попробовать сдавать вашу комнату. Я уже не так проворна, как раньше, а в округе есть и другие магазины — больше и лучше, чем мой.

— Мы поможем, чем сможем… — предложила Мод.

— …чтобы вы снова вернулись в дело, — сказал Саймон.

Фиона оказалась права. Близнецы на самом деле напоминали циркачей.

Матти зашел к Кэрроллам на улицу Сент-Иарлат. Деклан как раз собирался на работу.

— Пожалуйста, расскажи своей чудесной невесте, как отлично она устроила наших Мод и Саймона. Они звонили, говорят, что добрались без проблем, а Вонни совершенно замечательная.

— Рад слышать! — Деклан был действительно рад, что принесет такие хорошие новости.

— Ребята говорят, там рай. Может, вы с Фионой отправитесь туда на медовый месяц? — предложил Матти.

— Она еще не согласилась назначить дату, говорит, что времени достаточно.

— Очень разумная девушка, — одобрительно сказала Молли. — Не устаю благословлять день, когда ты встретил ее.

Она говорила с таким удовлетворением, будто лично исходила всю страну вдоль и поперек, чтобы найти для сына Фиону.

— А как Фиона туда попала в первый раз? — с интересом спросил Матти.

— Она ездила туда с друзьями несколько лет назад, — ответил Деклан.

Он знал от Фионы, что у нее там был молодой человек, но все закончилось плохо. Она раздражалась и нервничала, когда речь заходила о том времени, поэтому Деклан предпочел не мучить ее расспросами. Он чувствовал, что на медовый месяц они поедут куда угодно, но только не на Агию Анну; да, Фиона завела там много добрых, надежных друзей, но там же испытала слишком сильную боль и страдания.

Фиона радовалась, что греческое приключение близнецов протекает так хорошо. Она снова и снова возвращалась мысленно на остров, к друзьям, с которыми там познакомилась. Она отправила две открытки, одну из них — в Англию, Давиду. Давид, милый еврейский юноша, был ей чудесным другом тем летом. Его отец умер, и спустя некоторое время Давид убедил мать продать бизнес, которым никогда не хотел заниматься.

Дорогой Давид,

У меня есть знакомые близнецы, им по семнадцать лет, они “работают” у Вонни и отлично проводят время. Они говорят, что курятник обновили, а в гавани теперь пять кафе. Все остальные наши друзья живут там до сих пор. Правда же, то лето было волшебным? Я влюблена, и на этот раз все правильно и по-настоящему. Он сделал мне предложение, и я сказала “да”. А у тебя случилось что-нибудь эдакое?

С любовью,

Фиона

Дорогие Том и Эльза,

Я все время думаю про Агию Анну, потому что сейчас там живут двое моих друзей. Они будут пару недель помогать Вонни. Помню, как здорово мы проводили там дни и ночи. Уверена, впрочем, что Калифорния так же чудесна.

Я познакомилась с замечательным человеком, он врач в кардиологической клинике, где я работаю. Мы собираемся пожениться. Ощущение, что после кучи подделок я наткнулась на бриллиант. Когда мы назначим Тот Самый День, я обязательно вас приглашу…

С любовью,

Фиона

— Не пойму, как я жила, пока не приехали близнецы, — сказала Вонни Андреасу и Йоргису. — Они такие странные, такие старомодные, притом берутся за любую работу. Я возила их в Калатриаду, там из закрывающегося магазина выносили кучу коробок с вещами. Слишком много, в автобусе не довезти. Саймон сел в автобус, нашел Марию, приехал с ней на машине, и к закату мы все доставили домой. Этот парень слишком умен, чтобы быть юристом.

— Смотри, чтобы Такис тебя не услышал, — хохотнул Андреас.

Но Такис, вышедший на вечернюю прогулку, как раз оказался поблизости.

— Чтобы я не услышал что? — спросил он.

— Она дурно отзывается о твоей профессии, — рассмеялись братья.

— Вонни, хорошо, что я тебя встретил. Помнишь о документах, про которые я говорил? Хочешь, зайду к тебе с ними сегодня?

— Нет, Такис, у меня сейчас живут двое ребят из Ирландии. Может, лучше я к тебе?

— Конечно, — ответил он и отправился дальше.

Андреас и Йоргис переглянулись. Вероятно, речь шла о чем-то, связанном с предстоящим отъездом Вонни. Но она не расскажет — а они не будут расспрашивать.

— Так что теперь? — спросила вечером Вонни у Такиса.

— Я написал им, что залоговые деньги пришли.

— Ты не сказал, от кого? — всполошилась она.

— Нет, но в этом все и дело. Они не могут принять такую сумму неизвестно от кого, неизвестно откуда. Может, это попытка отмыть деньги или выручка за наркотики. Так что придется рассказать, кто ты.

— Сколько шума из ничего. Ведь это его деньги — я отдала их ему, — возмутилась Вонни.

— У них инструкции, понимаешь? Ставрос ведь не знал, что эти деньги принадлежат ему, так что, разумеется, сейчас они настроены подозрительно: такая сумма появилась вдруг из ниоткуда.

— Что же мне делать?

— Существуют определенные формальности.

— Я смогу с ним увидеться?

— Пока он под арестом — нет. Но, конечно, когда он выйдет под залог, сможешь. Я имею в виду, он ведь захочет поблагодарить тебя, — неуверенно предположил Такис.

— Мне не нужна благодарность, — сказала Вонни. — Так поступила бы любая мать.

Вонни сказала близнецам, что ей нужно срочно слетать в Англию. Саймон сходил в “Анна Бич” — в отеле был компьютер — и заказал ей дешевый билет из Афин.

— Не хотите по дороге заехать в Ирландию? — спросил он.

— Нет, спасибо, Саймон, Англии вполне достаточно, — ответила Вонни.

— Конечно, лучше подождать, пока мы не вернемся в Ирландию. Тогда мы вас как следует встретим, — одобрительно сказала Мод. — Вы ведь приедете на свадьбу Фионы и Деклана, правда?

— Да, но, может, у Вонни и без нас есть там друзья и родственники.

— Ох, ну хватит, — отрезала Вонни.

— Помочь вам собраться? — предложила Мод. — Я могу погладить одежду или еще что-нибудь сделать.

— Нет, я почти ничего с собой не беру. Ручная кладь. Но ты мне очень поможешь, если сходишь и купишь билет на паром. Потом загляни, пожалуйста, в больницу и скажи, что я ненадолго уезжаю, но на это время ты меня заменишь.

— Нам говорить, сколько вас не будет? — Саймон хотел получить максимум информации.

— Буквально пару дней. Не знаю точно… — заверила Вонни.

— Значит, мы просто скажем… — начал Саймон.

— … что вы будете в отъезде, пока не уладите все дела, — закончила Мод.

Вонни благодарно улыбнулась. Близнецы позаботятся о работе и присмотрят за домом, так что теперь отъезд представлялся куда менее сложным предприятием.

Они проводили Вонни на паром. Андреас, в больших кожаных сапогах, принес маленький сверток с сыром и оливками, на случай, если Вонни забыла пообедать.

— Хорошей дороги, Вонни, возвращайся скорее, — попросил он.

Мод и Саймон с интересом наблюдали за их прощанием.

— У вас с Вонни особенная дружба? — спросила Мод.

— Да, именно так. Очень особенная дружба.

— А вы не подумывали пожениться? — полюбопытствовал Саймон.

— Подумывал, но время оказалось неподходящее. Стоило бы мне сообразить и сделать ей предложение раньше. А потом стало уже слишком поздно. — На минуту у Андреаса сделалось отсутствующее выражение лица, но вскоре он повеселел.

— У меня отличная идея — мой брат Йоргис собирается прийти ко мне на ужин, когда закроет участок. Почему бы вам не зайти познакомиться с ним?

— Йоргис?

— Начальник полиции?

— Ваш брат? — близнецы пришли в такую панику, словно были международными преступниками, скрывающимися от полиции.

Андреас в замешательстве смотрел то на брата, то на сестру.

— Да, он, как и я, живет сам по себе. Мы часто вместе ужинаем и любуемся городскими огнями.

— Андреас, ради бога, мы ведь не делали ничего плохого!

— Когда мы перевернули стойку с апельсинами, мы несколько часов их собирали, собрали все до единого и протерли. Он был вполне доволен и…

— …и когда мы плавали в гавани, мы же не знали, что там этого делать нельзя, потому что там лодки, мы очень-очень извинялись, и начальник порта сказал “To Пота”, а это значит “Ничего страшного”… — Саймон рвался объяснить все как можно подробнее.

— Так что, пожалуйста, не говорите Йоргису, — взмолилась Мод.

— Мы не хотим, чтобы он о нас знал, — добавил Саймон.

— Ведь Фиона нас убьет; она сказала, что будет бить нас палкой, пока мы не истечем кровью! — Глаза у Мод сделались круглые и огромные.

— Фиона так сказала? Фиона? — опешил Андреас.

— Вы ее знаете?

— Знаю. Она была здесь однажды летом. Кажется, она не из тех людей, кто способен забить кого-то до смерти. Вовсе наоборот…

— Правда? — удивилась Мод. — Я ее очень боюсь.

— И Деклан, сын друга Матти, из кожи вон лезет, чтобы угодить ей.

Андреас давно запутался в несметных толпах персонажей, фигурировавших в рассказах близнецов.

— Итак. Йоргис будет здесь около восьми, — сказал он, возвращаясь к понятной теме. — Если вы не имеете ничего против…

— Мы бы предпочли…

— В будущем мы будем осторожнее…

— Насчет стоек с апельсинами и гаваней…

— Не возьму в толк, о чем вы говорите, — перебил Андреас. — Приходите к восьми в таверну.

Дорогая Фиона,

Мы только хотели сказать, что вчера вечером нас познакомили с твоим другом Йоргисом. Оказывается, он брат Андреаса, владельца таверны. Мы ужинали там вчера вечером. Йоргис был настроен очень доброжелательно и не проявил никакого интереса к инциденту со стойкой с апельсинами. Начальник порта ни слова не сказал о том, что мы плавали в неположенном месте, так что в этом плане тоже все в порядке.

Мы чудесно проводим время. Слов нет, чтобы отблагодарить тебя, ведь именно ты рассказала нам об этом прекрасном месте. Сложно поверить, что курятник был когда-то курятником: в крыше есть окно, а на стенах — картины и тарелки. Должно быть, курицам там было очень комфортно.

Говорят, ты была очень тихая, когда жила здесь. Но ведь люди меняются. Все очень рады слышать о твоей помолвке.

Тебе не о чем беспокоиться. Наше знакомство с Йоргисом было исключительно дружеским, после ужина он пел для нас песни, ведь он не стал бы этого делать, если бы что-то было не так.

Вонни уехала по делам в Англию, так что мы присматриваем за мастерской. Мария, молодая вдова, каждый день выходит на работу и разговаривает с покупателями на настоящем греческом, но в основном делами занимаемся мы.

Еще раз спасибо.

С любовью,

Саймон и Мод

Фиона совершенно забыла, что угрожала побить близнецов, а также стращала их гневом начальника полиции на Агии Анне, поэтому письмо очень ее озадачило. Людям, сталкивавшимся с Саймоном и Мод, обычно казалось, будто мир слегка накренился, и Фиона не была исключением. Но один из пунктов письма ее по-настоящему удивил. Вонни уехала по делам в Англию? У Вонни не было в Англии никаких дел. Что заставило ее лететь туда?

В дешевом отеле, где остановилась Вонни, ее встретили очень радушно. Она рассказала, что никогда раньше не была в Англии.

— Подумать только! А ведь от Ирландии досюда рукой подать! Но я очень рано вышла замуж за грека и уехала на Средиземное море. Так что Англии для меня как бы и не было.

Супружеская пара, хозяева отеля, слушали ее с интересом.

— Какая увлекательная у вас жизнь! — с благоговейным трепетом восхищались они.

— Возможно, чересчур увлекательная, — грустно ответила Вонни.

— Ну что же, мы можем показать, где у нас тут достопримечательности, — сказала жена, уловив перемену в настроении гостьи.

— Нет… единственная достопримечательность, которая меня интересует, — это тюрьма, — ответила Вонни решительно.

Ей объяснили, что буквально от дверей отеля отходит нужный автобус, и больше ни о чем не расспрашивали, только подливали чая в чашку.

Какие спокойные люди. С отелем Вонни определенно повезло.

Наутро, стоя на автобусной остановке, она наблюдала за обычными людьми, занятыми обычными делами. Девушки-продавщицы ехали на работу, женщины вели детей в школу, мужчины беспокойно поглядывали на часы.

Эти семейные люди, мужчины, женщины и дети, жили нормальной жизнью. Они не собирались на свидание в тюрьму, держа в руках чемодан, полный заверенных банком чеков, не теряли связи с сыном на многие десятилетия, не планировали забирать своих детей из тюрьмы на поруки. Их сердца не сдавливала тревога. Они знали, что принесет им грядущий день, Вонни же представления не имела, чем закончится сегодняшний.

Дела в клинике шли все лучше и лучше. Фрэнк Эннис заскочил, чтобы поделиться новостью: в американской газете опубликовали о них чудесную статью. У них проходила лечение жена американского журналиста, на три месяца приехавшего в Дублин. У жены случился паралич сердца, и за ней исключительно хорошо ухаживали. Фрэнк Эннис тыкал пальцем в газету и повторял, что такую рекламу за деньги не купишь.

Клара была довольна, но в целом отнеслась к новости без особого интереса. Они старались обеспечить такой уход каждому. То, что их пациенткой оказалась жена американского корреспондента, не имело большого значения.

— Во всяком случае, здесь сказано, что у нас чисто, просторно и стоит новейшее оборудование, Фрэнк! — сказала Клара. — Если бы вы устроили все по-своему, он писал бы про тюремные подземелья…

Хилари внимательно наблюдала за Фрэнком: кажется, его лицо слегка вытянулось. Хилари казалось, что Фрэнк испытывает к Кларе больше чем исключительно профессиональный интерес. Как-то она поделилась своими соображениями с Кларой, но та только от души расхохоталась.

— Фрэнк! — в ужасе воскликнула она. — Да я лучше в монастырь уйду до конца жизни.

Но Хилари продолжала настаивать на своем.

— Он звонит узнать, будешь ли ты в клинике, и если тебя нет, не приезжает.

— Если ты решишь сделать карьеру частного детектива или психолога, тебе придется как следует поработать над своими навыками, — рассмеялась Клара.

Мимо проходила религиозная маньячка Китти Рейли.

— Ишь, развеселились, это все-таки клиника. — Она неодобрительно покачала головой.

— Мы никогда не смеемся над работой, Китти, — извинилась Клара.

— Но в свободное время, пока вы с Хилари здесь хохотали… Ведь вы могли вместо этого прочитать десять молитв — задумайтесь, сколько добра это принесло бы.

— Да, Китти, возможно, вы правы, но ведь от души посмеяться после молитвы — не грех, как вы считаете?

Фиона изо всех сил сдерживалась, чтоб не расхохотаться, и заторопилась к Барбаре, чтобы поделиться услышанным, уединившись с ней в процедурном кабинете.

— Иногда у нас веселее, чем в цирке, — согласилась Барбара. — А что ты хмуришься?

— Не пойму, что Вонни делает в Англии. Она там никого не знает, кроме Давида. Хотела бы я знать, что у нее за дела.

Ставрос сидел в одной камере с Джеки Макдональдом из Шотландии. Джеки также попал в тюрьму из-за недоразумения. У них было мало общего, если не считать того, что посадили обоих несправедливо — и за них некому было внести залог. Поэтому оба были ошарашены, когда выяснилось, что за Ставроса вот-вот внесут нужную сумму.

— Кто бы это мог быть? Твой папаша? — с завистью спросил Джеки.

— Должно быть… но я не пойму, где он достал деньги. Может, дедушка умер. Он был владельцем каких-то парикмахерских. Думаю, там могли крутиться какие-то деньжата.

— Ты не знаешь, жив он или умер? — недоверчиво переспросил Джеки.

— Нет, откуда?

— А твоя мать?

— О господи, нет. Она безнадежная пьянчуга, может, уже допилась до могилы. И потом, даже если бы она пришла в себя, она не стала бы мне помогать.

— Почему?

— Ну, когда-то давно я получил от нее чудовищное слюнявое письмо, где она просила прощения и говорила, что любит меня. Господи Иисусе!

— А ты что ответил?

— Ответил, как любой бы на моем месте. “Живи своей жизнью и, пожалуйста, оставь мне мою”. Нет, ясное дело, это не она.

Пока выполнялись все формальности, чиновники были очень вежливы с Вонни. Она даже уловила некое сочувствие в их равнодушных лицах. Они не чинили препятствий, и уже за это Вонни была им благодарна.

— Я смогу с ним увидеться? — спросила она.

— Нас просили не сообщать, от кого поступили деньги. Греческий адвокат был совершенно непреклонен на этот счет, — мягко ответил ей мужчина, один из тех, кто никогда не поймет взаимоотношений Вонни с ее сыном.

— Пожалуй, он прав, — вздохнула она.

— Итак, мы по всем правилам проверили законность вашего взноса и теперь просто сообщим, что залог поступил из Греции.

— Да, да, конечно, — согласилась Вонни.

— Возможно, он захочет связаться с вами, когда его выпустят.

— Не факт. Понимаете, я живу в Греции, а сейчас я здесь, рядом, вот и подумала, может, удастся его повидать…

— Вы хотите сначала поговорить с ним и рассказать, что вносите за него залог?..

— Что вы, это же шантаж! Будто он обязан испытывать благодарность и встречаться со мной.

— Неужели он не захочет с вами увидеться? С собственной матерью?

— Я была плохой матерью, — просто ответила Вонни.

— Все мы плохие родители. К этому ведь не подготовишься, институтов нет.

— Уверена, вы хорошо растили своих детей.

— Вовсе нет. Мой сын хотел стать музыкантом. Я же заставил его выучиться “нормальной” профессии. Я думал, что поступаю правильно. Он познакомился с девушкой, та забеременела, они поженились. Он до сих пор работает на ненавистной работе, и виноват в этом я.

Вонни смотрела на него открыв рот. Англичане известны скрытностью, сдержанностью, но этот мужчина вот так, запросто, делился с ней историей своей жизни. Он знаком со Ставросом… Возможно, таким образом он готовит ее к разочарованию.

Вонни была тронута.

— Я оставлю вам адрес и телефон отеля, где я остановилась. Когда он спросит… может быть, вы передадите их ему?

— Если он спросит, передам, — заверил ее чиновник.

— Думаете, может и не спросить?

— Кто знает.

— Что ж, значит, когда все формальности будут соблюдены, просто дайте ему мой адрес…

— Конечно. — Ее собеседник вложил лист бумаги в стоящую на столе папку.

— Ты хочешь сказать, все подписано и доставлено? — Джеки недоверчиво уставился на Ставроса.

— Знаю, это фантастика, правда? Жаль, что тебе так не повезло, — посочувствовал Ставрос.

— Так кто это был?

— Я не спрашивал. Дареному коню в зубы не смотрят.

— Это да, конечно, но ведь это чертова уйма денег.

— Тем более не стоит болтать языком. Я собираюсь просто исчезнуть.

Теперь лицо Джеки сделалось озадаченным.

— Исчезнуть?

— Ну, конечно. А ты бы что сделал?

— Но ведь ты говорил, что произошло недоразумение?

— Разумеется, но я что, в одиночку буду проводить реформу судебных органов? Удачи, Джеки… — И он ушел.

На стойке у выхода ему вручили адрес.

— От кого это? — спросил он.

— От дамы.

Ставрос взглянул на имя и номер телефона.

— Боже! Если бы вы знали ее раньше, ни за что не назвали бы дамой…

— Сейчас она выглядит отлично. — Пожилой мужчина неодобрительно поджал губы.

— Какая разница…

Ставрос порвал бумажку пополам и выбросил в мусорное ведро.

Вонни ждала, сидя в отеле.

Ждала и ждала.

Через два дня ее попросил к телефону какой-то мужчина. Она знала, что это не Ставрос. Звонил пожилой человек, его добрый голос она слышала совсем недавно:

— Это не мое дело и не моя работа, но я подумал, что стоит рассказать вам: ваш сын не взял адрес.

— Но почему вы не передали его?

— Я пытался, но… возникла некоторая путаница.

Вонни понимала, что зря спрашивает, но ей необходимо было знать все до конца.

— Что за путаница? Он оставил его, уходя?

— Да, можно сказать и так.

— Но как именно это произошло?

— Он… просто не взял его, мадам. Мне не хотелось, чтобы вы сидели и ждали неизвестно чего. После всего, что вы для него сделали…

— Он что-нибудь сказал? Хоть что-нибудь? Вы можете мне все рассказать…

— Нет, мадам. Ничего.

— Спасибо. Это уже облегчение.

Вонни собрала свой небольшой багаж и поехала в аэропорт. Саймон рассказывал, как путешествовать на “попутных” самолетах. Это выходило гораздо дешевле. Теперь, когда она осталась совсем без денег, конечно, придется задумываться о таких вещах.

* * *

— Если Вонни полетела в Англию, может, она и в Ирландию приедет, на нашу свадьбу? — предположил Деклан.

— Очень может быть, — мимоходом ответила Фиона. — И когда мы займемся организацией, мы, конечно, пригласим ее.

— Может, лучше устроить все пораньше? — предложил Деклан.

— Может, лучше все как следует обдумать, а не делать наспех? — поддразнила его Фиона.

Иногда Деклана беспокоило, что Фиона отказывается назначать конкретную дату. Он был готов жениться хоть завтра, но не хотел давить на нее. Что ж, значит, он подождет, пока она будет готова. Впереди у них вся жизнь.

Отцовский друг Матти дал Деклану адрес близнецов, и Деклан отправил им пятьдесят евро.

Если вам попадется что-нибудь красивое, может, какой-то интересный местный сувенир и при этом не слишком тяжелый, пожалуйста, привезите Фионе подарок. Это будет сюрприз, так что ей ничего не говорите. Она мне сказала, что вы там фактически сами следите за магазином и домом. Прекрасная работа!

На улице Сент-Иарлат все так же: весна славная, хотя, конечно, с вашей погодой не сравнится. Я снова хожу, только слегка опираюсь на палочку. Можно сказать, я стал почти “как новый”, хотя я и “новый” был не то чтобы очень хорош.

Удачи, и передавайте наилучшие пожелания Вонни. Вы не знаете, зачем она ездила в Англию? Фиона говорит, она уже давно никуда не выбиралась.

Счастливо,

Деклан

Мод и Саймон внимательно прочитали письмо.

— Ожерелье, — предложила Мод. — В Калатриаде продаются очень красивые.

— Да, но они все-таки не отсюда. Может, какой-нибудь керамики из Агии Анны? — Саймон хотел как можно точнее выполнить поручение Деклана.

— Разобьем. До дома ехать так долго, — возразила практичная Мод.

— Посоветуемся с Вонни, когда она вернется, — предложил Саймон.

— Ох, забыла тебе сказать, я встретила Йоргиса, он сказал, что Вонни приезжает завтра.

— Он объяснил?..

— Нет, и я не расспрашивала… — закончила Мод.

— Конечно, это ее дело, — согласился Саймон.

Они принялись придумывать, как лучше встретить Вонни.

— Мне все кажется, нужно купить вина или даже шампанского, — сказал Саймон.

— Да, но ведь она похожа на маму, ей это может не понравиться. — В голосе Мод прозвучала нотка неодобрения. — Пусть будут просто яйца, грибы, хлеб и мед. Кажется, она приезжает на утреннем пароме, так сказал Йоргис.

— Мы ее встретим, — сказал Саймон.

На причал встречать Вонни пришли пятеро мужчин и две женщины. Андреас, его брат Йоргис, доктор Лерос, адвокат Такис и Саймон. Рядом стояли Мария и Мод.

Когда паром вошел в гавань, Вонни заметила их с палубы и принялась восторженно махать рукой. Позавтракать решили в “Месанихте”. Все вглядывались в лицо Вонни, пытаясь понять, как прошли для нее несколько дней поездки. Но так как прямых вопросов задано не было, никто не жаловался, что не получил ответа.

Андреас спросил, дружелюбны ли англичане. Очень, очень дружелюбны — очевидно, встречали Вонни хорошо. Йоргис полюбопытствовал, громко ли они разговаривают. Некоторым чересчур буйным туристам иногда приходилось остывать в его участке. Нет, шумных людей Вонни не встречала. Пожалуй, скорее наоборот.

Доктор Лерос, чуть ли не единственный, озвучил свои мысли вслух: он предположил, что у Вонни проблемы со здоровьем — возможно, она ездила проконсультироваться со специалистом? Вонни очень удивилась. Нет-нет, со здоровьем у нее все в полном порядке.

Мария спросила, как одеваются англичанки, но Вонни ответила, что не знает, не обратила на них внимания. Такис, адвокат, поинтересовался, все ли получилось так, как она надеялась. Вонни посмотрела на него и туманно ответила, что все прошло, как планировалось. Больше он ничего не добился.

Мод и Саймон вообще не задавали вопросов. Они рассказали, что жилось им хорошо. Маленькие синие кружки продавались просто отлично: их выставили в витрину, и покупатели специально заходили в магазинчик, чтобы как следует их рассмотреть. Еще они ходили в больницу и выбирали шерсть для слепых. В отеле “Анна Бич” удалось поработать бэби-ситтерами и получить немного денег. Деньги они отложили и собираются отдать их Вонни за проживание и еду. Каждый день они запоминают по десять слов на греческом и еще разучили небольшой греческий танец. Светлые волосы близнецов сияли на утреннем солнце, их кожа золотилась. Они выглядели гораздо более здоровыми — и менее странными, чем в первое утро на острове.

Вонни с удовольствием слушала их рассказы и улыбалась. В жизни удается не все. Но кое-что удается.

За такие вещи и стоит держаться.

Когда они позавтракали в “Месанихте” вкусным, теплым хлебом с медом, Саймон и Мод донесли маленькую сумку Вонни до дома.

— Дома хорошо? — спросила Мод.

— По-настоящему дома? — уточнил Саймон.

— Да, очень хорошо. — Вонни оглядывалась, весело здороваясь с прохожими.

— Мы купили много магазинных авга, на случай, если вы захотите омлет, — сказал Саймон.

— Омлет — это было бы здорово, — устало улыбнулась Вонни. Она ушла переодеваться, а близнецы принялись готовить.

Они были такие добрые, внимательные — и совершенно ничего не требовали взамен.

— Ну что же, вы, двое, — сказала она им позже. — Я не могу допустить, чтобы все свои каникулы здесь вы провели за работой. Я хочу, чтобы вы хоть на несколько дней отправились развлечься. Возьмите заработанные деньги и прокатитесь по острову.

— Но мы думали, мы сможем вернуть вам хоть немного, — сказал Саймон.

— Не нужно. У нас ведь и так все прекрасно складывается, разве нет? Мне хочется, чтобы вы увидели наши пейзажи: ущелье, пещеры, прекрасные пустые пляжи на севере острова. Когда вы станете взрослыми занятыми людьми — адвокатом и учительницей, — вы не раз вспомните эти каникулы. И тогда я буду по-настоящему счастлива…

— Если вы на самом деле так думаете?..

— Если вы абсолютно уверены?..

Вонни задумчиво посмотрела на них. Нескольких евро, которые близнецы заработали, сидя по ночам с детьми в “Анна Бич”, будет достаточно, чтобы объехать остров.

— Пожалуйста, поверьте мне. И еще…

— Да, Вонни?

— Как вы думаете, почему я была в Англии? Я заметила, что вы не пытаетесь ничего выяснить. Что же вы думаете?

Они замолчали и переглянулись.

— Давайте говорите. Я не стала бы спрашивать, если бы не хотела услышать ответ.

— Думаю, у вас кто-то умер, — сказала Мод.

— Да, думаю, вы ездили на похороны, — согласился Саймон.

— Почему вы так решили?

— У вас пустота в глазах. Взгляд какой-то другой.

— И даже когда вы улыбаетесь, вы грустная.

* * *

Время пролетело быстро, каникулы закончились, бронзовым от загара близнецам пришла пора возвращаться в Ирландию. Вонни помогла им выбрать подарок для Фионы, как просил Деклан: они купили красивый, с ручной росписью шарф.

— Вы приедете на свадьбу Фионы? — спросил Саймон в ночь перед отъездом.

— Нет, милый, я слишком стара, чтобы путешествовать, — ответила она.

— Но ведь вы ездили в Англию? — Саймон прибегнул к безжалостной логике.

— Просто это была миссия милосердия, — напомнила ему Мод.

— Миссия милосердия? — удивленно повторила Вонни.

— Я неправильно сказала? — встревожилась Мод.

— Нет, ты сказала очень хорошо. Как вы думаете, вы здесь чему-нибудь научились? Чему-нибудь, что останется с вами на всю жизнь?

— Ну, мы чуть-чуть изучили греческий. Знаю, недостаточно, но хоть что-то, — сказал Саймон.

— И мы теперь знаем, что не нужно много денег, чтобы быть счастливым, — добавила Мод.

— Чистая правда. А откуда же вы это узнали?

— Пожалуй что отовсюду. Там, в горах, у людей вообще почти ничего нет. Да и здесь, у вас. Вы не богаты, но кажется, вам никогда и не нужен был большой доход. Вы просто живете, и вам все нравится таким, как есть. Что бы ни происходило.

Вонни вскинула брови.

— Но ведь вы сами тоже не думаете, что счастье можно купить за деньги, нет?

— Нет, но так многие считают.

— Мне кажется, вы отлично справляетесь с задачей просто жить, что бы ни происходило, — заметила Вонни. — Вам это удается просто превосходно.

— Пожалуйста, приезжайте в Ирландию, мы с удовольствием покажем вам страну, — попросил Саймон.

— Мы будем заботиться о вас, как вы заботились о нас, — с надеждой предложила Мод.

— Давайте подождем, пока Деклан и Фиона назначат дату, а там посмотрим, — ответила Вонни.

— Люди всегда говорят “посмотрим”, когда имеют в виду “нет”, — проворчал Саймон.

— Ты очень наблюдателен, Саймон, ты будешь хорошим юристом, — улыбнулась Вонни. Близнецы стали ей по-настоящему близки. Она уже давно не позволяла себе так с кем-то сблизиться.

Позже вечером зашел Такис:

— Где ирландские ребятишки?

— В порту, охотятся на бузуки. Мы с Андреасом и Йоргисом присоединимся к ним попозже. Хочешь пойти?

— Нет. Я хочу поговорить с тобой.

— О боже.

— Именно. Он сбежал. Уехал из Великобритании, хотя этого нельзя было делать. Не появился в участке, как положено, возможно, уехал на однодневную экскурсию во Францию — и не вернулся. Плакали твои денежки.

— Это были его деньги, Такис, и ты это знаешь. Он мог распоряжаться ими, как захочет.

— Он ведь с тобой так и не встретился, да? Не поблагодарил тебя.

— Откуда ты знаешь?

— Со мной связались местные власти. Я говорил с одним человеком, он тебя помнит.

— Все это не важно.

Такис тяжело вздохнул.

— С тобой всегда было бессмысленно разговаривать.

— Есть что-то еще, не так ли?

— О, Вонни, ты читаешь лица, как книги. Почему же ты не прочла лицо собственного сына?

— Я уже сказала тебе, это неважно. Деньги принадлежали ему, он мог потратить их как угодно. Что еще ты хочешь мне сказать?

— Он сидел в одной камере с пареньком из Шотландии по имени Джеки. Джеки попросил передать тебе письмо. Его прислали мне… и я боялся его открывать.

— Почему?

— Я опасался, что он станет попрошайничать.

— И был прав, да, Такис?

— В некотором роде. Но я подумал, что тебе стоит прочесть его самой.

— Очень любезно с твоей стороны, учитывая, что адресовано оно мне.

— Просто прочти, Вонни.

Дорогая мама Ставроса,

Я несколько недель сидел в одной камере с вашим сыном. Он был так счастлив, когда его освободили благодаря вашей щедрости. И я понадеялся, что, может быть, вы состоятельная женщина и сможете внести залог за меня тоже. Это гораздо меньшая сумма, чем для Ставроса. Я всю жизнь буду работать, чтобы вернуть вам деньги. Я был бы так благодарен вам, я сделал бы для вас что угодно.

Ставрос — неплохой парень, он просто очень запутался. Он видит все черным и белым, он не понимает, что мир серый. Он сказал, что когда был маленьким, у вас с ним было много проблем. Когда он рассказал подробнее, оказалось, что дело было только в алкоголе, а ведь пьют все. Но он не намерен прощать.

Ставрос позвонил мне один раз, когда его уже выпустили. Ему нужен был кое-чей адрес. Я спросил, повидался ли он с вами, оказалось, что нет. Я спросил, неужели он не испытывает благодарности, а он ответил, что, должно быть, вас совсем загрызла вина за прошлое, иначе вы никогда бы не нашли таких денег на его залог. Он сказал, что когда-то задумывался, не слишком ли жесток с вами, но теперь точно понял: вы сами знаете, что разрушили его жизнь и сделали его таким, какой он есть.

Я пишу вам об этом только потому, что я был бы совершенно другим. Пожалуйста, мама Ставроса, поверьте мне, я был бы так благодарен, я заботился бы о вас, когда вы состаритесь.

Ваш Джеки Макдональд

Когда она подняла глаза, Такис смотрел в окно, на крыши, спускающиеся к гавани. Он не хотел встречаться взглядом с Вонни. Он попытался как-то переменить положение, чтобы вся его поза не кричала громко и яростно: “Я же предупреждал!” Она осталась ни с чем, как ее и предупреждали.

— Ну что же, спасибо, Такис. Теперь мы точно знаем, как обстоят дела.

— Да, это правда, — сказал он.

— Думаю, пора собираться в порт. Ты идешь?

— После всего этого ты пойдешь на вечеринку? Ты потрясающая женщина, Вонни.

Она улыбнулась ему, как улыбалась всем друзьям на этом острове — улыбкой счастливого и свободного человека, который сегодня окончательно доказал, что выплатил все долги. Она нуждалась в товариществе, но не в сочувствии.

— Паме, Вонни. Пойдем, — произнес он.

— Паме, Такис, айда в таверну, — ответила она.

Глава 9

Линда Кейси хотела бы жить в другое время.

В другую эпоху ее таланты оценили бы по достоинству. Она могла бы стать любовницей короля, или содержанкой в роскошных апартаментах, или даже женой какого-нибудь джентльмена-землевладельца, который подарил бы ей маленький городской домик в Дублине.

Но нет, она жила здесь и сейчас, в мире, где все — и мужчины, и женщины — обязаны ходить на работу и зарабатывать на жизнь. Кому сказать спасибо за это? Борцам за равноправие женщин? В этом мире отношения строятся на компромиссах, а браки долго не длятся. И этот мир утверждает, что ты должна денно и нощно испытывать благодарность уже за то, что у тебя есть дом, образование, что ты молода и относительно привлекательна.

Линда считала, что этого совершенно недостаточно.

Но только попробуй поделиться с кем-нибудь своими мыслями. Особенно с мамой. Мама превратилась в ходячую рекламную кампанию, демонстрируя окружающим, как должна жить ухоженная женщина средних лет. Линда видела, как мама чистит пиджаки лимонным соком, вставляет в туфли распорки для обуви, чтобы те сохраняли форму, натирает до блеска сумочку и мажет шею какой-то густой мазью. Зачем? Мама все равно остается грустной женщиной, одержимой безумными идеями. Что с того, что она хорошо выглядит? В душе унее, как и у всех остальных, царит сумбур и хаос.

Линда не помнила времени, когда мама с папой жили хорошо. Ее сестра Ади, которая старше на два года, утверждала, что помнит, но ведь Ади такая сентиментальная: у деревьев есть чувства, нельзя сидеть на кожаном диване, ведь какое-то животное погибло, чтобы из него сделали обивку… А уж ее бой-френд, Герри… Совершенно чокнутый! А Ади перед ним так и стелется, совсем потеряла гордость.

Линда никогда не станет так себя вести ради мужчины, каким бы чудесным он ни был. Впрочем, она встречала не так уж много чудесных мужчин. Честно говоря, вообще не встречала. Если они где-то и существуют, то уж точно не в Дублине.

Она три раза сходила на свидание с парнем по имени Саймон. По меркам Линды, это был почти роман длиною в жизнь. У Саймона было много положительных черт: богатый папочка, нежная мамочка и работа в дядином агентстве недвижимости, где ему почти ничего не приходилось делать. Но Саймон обычно встречался с женщинами, которые сами платили за себя. Не то чтобы они делили пополам ресторанные счета, ничего такого, но эти девушки могли устроить коктейльную вечеринку в отеле или пригласить полдюжины человек поужинать в итальянском кафе. Линда понимала, что ей за ними никак не угнаться.

— Ты папина дочка, Линда. Ты ищешь человека, который будет о тебе заботиться, — сказал он и отправился завоевывать новые сердца.

Как он был не прав! Разве она — папина дочка? Господи, да она собственного отца называет по имени — Алан. Что лишний раз доказывает: вовсе она не считает себя его маленькой девочкой.

Инфантильный эгоист в их семье — это отец.

Мама — сумасшедшая, какого черта она так долго тянула?! Линда вышвырнула бы его гораздо раньше. Папа такой незрелый человек. С Синтой, которую они между собой в семье называют фифой, он тоже долго не продержится. Тем более что скоро у них появится малыш. Как нелепо будет обзавестись сводной сестрой или братцем. А ведь папа будет рассчитывать на “сюси-пуси”, что все будут скакать вокруг и умиляться новорожденному. А через некоторое время сам потеряет интерес к ребенку, как терял его ко всему остальному.

Мать Линды как-то с горечью заметила, что философия Алана такова: “пока смерть не разлучит нас… или пока в поле зрения не возникнет что-нибудь хоть чуть-чуть интереснее”. Иногда мама отпускает отличные шутки. Но, конечно, большую часть времени она похожа на армейского сержанта: дома распоряжается, как у себя в клинике.

И еще она стала на всем экономить. В холодильнике почти пусто. И постоянно капает на мозги, чтобы Линда устроилась на работу. Раньше этому никто не придавал значения. Она собиралась взять год на передышку и отправиться путешествовать, прежде чем искать работу. Но мать совершенно недвусмысленно обозначила свою позицию. Или Линда уезжает посмотреть на мир, и тогда мать сдает ее комнату, или она остается и вносит свой вклад в семейный бюджет.

Решения не было. У Линды не было денег, при этом ни мать, ни отец не собирались оплачивать ей путешествие в Таиланд, Камбоджу и Австралию, как она когда-то надеялась. Она не хотела идти работать в госслужбы, в банк или в страховую компанию. Она не унаследовала материнской страсти к медицине в целом или к кардиологии в частности. Она не хотела преподавать, как Ади. Они с сестрой были такие разные, что Линда частенько задумывалась: может, родители ее удочерили. Ади была почти всегда всем довольна, она любила этих своих орущих школьников. Каждый месяц она отдавала матери часть зарплаты, а остаток вкладывала в какую-нибудь акцию вроде “Спасите кита”.

Ади и Герри копили деньги, чтобы поехать в какую-то невообразимую глушь защищать тюленей от уничтожения, оленей от стресса или еще чего-нибудь в этом духе. Подумать только! Откладывать деньги на такую ерунду! Линда не стала бы заниматься подобными глупостями, даже если бы ей заплатили. Когда у нее появлялись деньги, она покупала туфли или гуляла по комиссионкам. Там она нашла восхитительный лисий воротничок, но, конечно, его приходилось тщательно прятать, чтобы двое “Друзей Земли” не натравили на нее ораву возмущенных защитников животных. От матери Линда его тоже прятала. Кларе такие вещи не нравились, кроме того, она, конечно, будет долго вслух изумляться, как это на подобную чепуху находятся деньги, а на вклад в семейный бюджет нет.

Но теперь Линда нашла подработку в музыкальном магазине, так что мать изводила ее меньше, чем раньше. В холодильнике иногда появлялся вареный окорок или запеканка, и Линде даже не возбранялось присоединиться к угощению.

Конечно, во многом хорошее мамино настроение объяснялось ее увлечением красавцем Питером, аптечным провизором. Увлечение — хорошее слово. Они ходили в театр, ездили на пикники и вместе ужинали, даже летали в отпуск, в Италию. Ади и Линда вполне одобряли их роман, но внезапно все закончилось. Возможно, Клара слишком настаивала на помолвке. Но даже если Питер ее бросил, она держалась просто великолепно. Все ее мысли сейчас занимал какой-то жуткий сбор средств в клинике. Линда назвала мероприятие “распродажей пирожных”, и мать чуть не хватил удар.

— Это не распродажа пирожных! Это серьезная попытка собрать деньги, которые уже давно должна была нам выделить больница. Мы хотим прорекламировать наш курс лекций, поэтому приглашаем прессу, всех первых лиц медицинского мира, деловых людей. Каждый сотрудник клиники выкладывается изо всех сил, и я не позволю тебе пренебрежительно отзываться о нашем мероприятии как о “распродаже пирожных”!

Линда была поражена.

— Прости, я не слушала. Я неправильно тебя поняла.

— Ты никогда не слушаешь. Тебя не интересует ничто и никто, кроме тебя самой.

— Эй, мам, это уже чересчур.

— Что за “Эй, мам”? Хватит мне “эйкать”! Ты взрослый человек, Линда, и прекрати хныкать.

— Ах так? Тогда я и мамой называть тебя перестану. Буду звать тебя Кларой.

— Мне все равно, как ты меня зовешь. Лишь бы ты могла сказать хоть что-нибудь умное! — Клара хлопнула дверью и вылетела из дома. Послышался шум заведенного двигателя.

Линда смотрела в окно. Почему мать постоянно ею недовольна. Линда пожала плечами. Нет смысла пытаться выяснять это. Стариков не поймешь.

Клара стремительно вошла в клинику.

— У тебя плохое настроение, — заметила Хилари.

— О-хо-хо, как же ты права, — ответила Клара.

Аня тоже заметила, что Клара расстроена, и поспешила ей навстречу с чашкой кофе.

— Что ужасного у нас намечено на сегодняшнее утро? — спросила Клара.

— В одиннадцать заедет Фрэнк, по его выражению, “поболтать”, — сказала Хилари.

— Как будто этот мужчина хоть раз в жизни с кем-нибудь “болтал”, — вздохнула Клара.

— Ну, это насчет денег, которые оставил нам в своем завещании бедный Джимми из Голуэя, — объяснила Хилари. — Фрэнк “столкнулся с проблемой”.

— Конечно, — согласилась Клара. — Каждый раз, когда он смотрит в зеркало, он сталкивается там с нашей главной проблемой.

Аня хихикнула.

Клара вздохнула.

— Ну, выкладывайте, что у нас еще, — покорно сказала она.

— Сегодня ведь один из кулинарных мастер-классов Лавандер, да? — спросила Хилари.

— Да, он начинается в одиннадцать тридцать. Мы все должны присутствовать, чтобы поддержать Лавандер, — твердо сказала Клара. — Так что давайте попытаемся вовремя выставить нашего чудовищного Фрэнка. Попробуем завершить нашу милую “болтовню” полюбовно. Он с ума сойдет, если узнает, что Лавандер жарит макрель!

— Макрель? — с интересом спросила Хилари.

Клара с энтузиазмом кивнула:

— Да. Она обсуждает со мной все рецепты. Этот показался мне очень славным. Может, нам стоит устроить ранний обед — и съесть все, что она приготовит.

— Знаешь, я ведь ни разу в жизни не готовила макрель, — сказала Хилари.

— Макрела? На польском она называется так же! Это хорошая рыба? — спросила Аня.

— Это забытая рыба, — сказала Клара. — Моя бабушка ела ее четыре-пять раз в неделю. А потом ее перестали готовить. Думаю, причина в том, что теперь люди могут позволить себе мясо и курицу.

— Я столько нового узнаю от вас, Клара. — Аня убежала по делам, довольная порцией новой информации.

— Боже, до чего славная девочка! Почему мне Бог не дал такой дочери вместо упрямой, раздражительной ослицы Линды? Представляешь, она назвала наш большой прием “распродажей пирожных”!

Клара пребывала в таком возмущении, что Хилари стало смешно:

— Прости, Клара, но ты не видишь себя со стороны! Может, нам самим стоит отныне и впредь называть наше мероприятие распродажей пирожных? Глядишь, успокоимся. А что еще она выкинула?

— Поверь, ты не хочешь этого знать. Она так часто пожимает плечами, что мне кажется, будто она их вывихнула. У нее нет ни честолюбия, ни планов, никакого представления о будущем.

— Ты довольно резко отзываешься о девушке, которая когда-нибудь станет моей невесткой, — сказала Хилари.

Клара совершенно забыла, что они с Хилари задумали свести Ника и Линду, причем как-нибудь хитро, чтобы они не догадались, какую роль в их знакомстве сыграли матери. Хорошо, что Хилари достаточно пришла в себя и снова готова обсуждать эту затею.

— Мы устроим военный совет за обедом, — сказала Клара. — Но сперва скажи мне: кроме макрельной демонстрации (хорошо!) и болтовни с Фрэнком (плохо!), что еще ждет нас сегодня?

— Мерзкая супруга Бобби Уолша говорит, что один из препаратов, назначенный Бобби, в США сняли с производства.

— Она сказала, какой именно?

— Сказала. Я проверила. Ни словечка. Я даже спросила Питера в аптеке. Он говорит, что знал бы, но ничего такого не произошло.

— О боже. Она придет?

— В десять утра… исходя из того… — начала Хилари.

— Исходя из того, что с паршивцами лучше покончить как можно раньше, — закончила за нее Клара.

Миссис Уолш вошла, держа в руках вырезку из журнала. В статье говорилось, что препарат Бобби, ингибитор АПФ, проходит государственную проверку в Америке.

Клара терпеливо объяснила, каковы функции препарата: он назначался, когда требовалось снизить повышенную плотность сердечной мускулатуры. Клара указала, что на рынке представлены десятки подобных лекарств и только данную конкретную марку исследуют на предмет побочных эффектов. Бобби же принимает аналогичный препарат другого производителя.

— Если хотите, я объясню, что такое ингибиторы АПФ, — начала Клара. — Это ингибиторы ангиотензинпревращающего фермента и…

— Будьте добры, оставьте свой снисходительный тон, доктор Кейси. — Голос миссис Уолш звучал, как электропила.

Кларе страстно хотелось предложить ей убраться из клиники и никогда не возвращаться, но это было исключено. Ее главная забота, ее прямые обязанности — это здоровое сердце Бобби. Нельзя отвлекаться на эту чудовищную женщину.

— У меня и в мыслях не было говорить с вами снисходительно, миссис Уолш. Я всего лишь хочу объяснить вам и Бобби, что тревожиться не о чем. Основными побочными эффектами подобных препаратов являются головокружение и сухой кашель. У Бобби нет ни того, ни другого. Итак, чем еще я могу вам помочь?

— Мне не нравится ваше стремление выглядеть всезнайкой, доктор Кейси. Поверьте, я этого так не оставлю.

— Вы волнуетесь за здоровье вашего мужа, поэтому, пожалуйста, не стесняйтесь, вы можете беседовать со мной столько, сколько понадобится, чтобы вам и ему стало спокойнее.

— О, Бобби не волнуется. Он считает, что здесь у вас все просто великолепно. — Миссис Уолш практически задыхалась от презрения.

Клара встала, давая понять, что встреча закончена.

— Мне очень приятно это слышать, миссис Уолш. Что-то еще?

— Вы первая узнаете, если возникнет “что-то еще”. Я буду вскоре лично представлена Фрэнку Эннису, представителю больничного правления. Уверена, он выразит желание побеседовать с вами.

Клара лучезарно улыбнулась:

— Что ж, он как раз будет здесь через сорок пять минут, у нас назначена встреча. Так что, если хотите остаться, я сама вас ему представлю, и вы сможете поболтать, как планировали.

Клара с наслаждением представила, как натравит эту чудовищную женщину со скрипучим голосом на бедного-несчастного Фрэнка Энниса.

— Нет, не стоит.

— Но, миссис Уолш, пожалуйста, останьтесь. Мы предоставим вам комнату для консультаций, я не стану мешать. Я все равно собираюсь на кулинарный мастер-класс “Здоровое сердце” к Лавандер.

Миссис Уолш практически бегом покинула клинику. Клара и Хилари пожали друг другу руки.

— Покончить с паршивцами как можно раньше, — весело продекламировали они.

Фрэнк был непреклонен. Покойный Джеймс О’Брайан завещал деньги больнице. В завещании указана именно больница. Деньги передадут отделу благотворительности и сбора средств главной больницы. Их потратят разумно. Клара сражалась изо всех сил.

Джимми регулярно посещал клинику. В главной больнице он не знал никого, кроме работников “скорой помощи”, которые везли его в первый раз.

— Ну, значит… — триумфально начал Фрэнк.

— И, будучи человеком, практически помешанным на конфиденциальности, он отказался назвать имя своего домашнего врача. Когда его выписали, он вернулся в отель. Так как “скорая помощь” должна была кому-то передать его данные, его приписали к нашей клинике. Он любил нас. Он так и говорит в своем завещании. Он благодарит нас за то, что стал хозяином собственной болезни, перестал подчиняться ей. Деньги мы используем здесь, Фрэнк, даже если ради этого мне придется обратиться в Высший суд. Я и дальше пойду, если понадобится.

— Дальше некуда, — мрачно ответил Фрэнк.

— Есть куда. Например, существует Суд по правам человека! — Глаза Клары сверкали.

— Возможно, часть суммы можно направить сюда… — начал Фрэнк, и Клара поняла, что загнала его в угол.

— Он хотел, чтобы деньги достались нам. Они достанутся нам, — твердо ответила она.

— Искусство сделки заключается в умении понять, когда нужен компромисс, — заметил Фрэнк.

— Это бред, — доброжелательно ответила Клара. — Человек либо прав, либо не прав. Я не могу осмотреть пациента, сказать, что его артерии закупорены, ему нужна ангиопластика, но с другой стороны, я совершенно не в состоянии заполнить все бумаги, поэтому мы достигнем компромисса: я попрошу его вернуться через три месяца, и тогда мы начнем. В реальном мире так не делается, Фрэнк.

— Простите, но именно так все и делается.

В конце концов, он сдался и предложил ей половину имущества Джимми вместо трети. Клара только покачала головой.

— Ваш пример неуместен, — взорвался он. — Вы давали клятву помогать людям. Вы другая.

— Я дала клятву, и я держу ее.

— Но я-то не давал такой клятвы! — не выдержал он.

Клара рассмеялась:

— О нет, просто ваша клятва была другой. Вы поклялись осложнять нашу жизнь, придираться к мелочам, заставлять нас крохоборствовать, сводить с ума бюрократией. Вы пообещали себе, что дух больницы не будет приниматься в расчет, пока существует нечто более весомое — буква закона. Но со мной вы промахнулись, Фрэнк. Я не собираюсь ложиться пластом и сдавать позиции.

— Что значит “промахнулся”? Я вас не выбирал, вас мне сюда назначили! — Надо признать, у Фрэнка хватало храбрости возражать ей. — И я напомню, что раньше этой клиники не существовало и, вполне вероятно, после вас снова не будет. Вы рассуждаете будто бы о важном самостоятельном учреждении, а ведь, по сути, это абсолютное ничто, пустяк, мелочь.

— Таким это место было вначале и оставалось бы до сих пор, если бы вы все устраивали по-своему. Но сейчас это уже не так и дальше будет не так, а деньги Джимми помогут нам преодолеть следующий этап. — Теперь Клара по-настоящему разозлилась.

— Клинику финансирует больница… — начал он.

— Фрэнк Эннис. Если вы думаете, что я потрачу еще хоть минуту на споры, нужно ли брать стулья для лектория напрокат или их можно купить и поместить на склад; если вы думаете, что я еще когда-нибудь буду снова униженно упрашивать вас оплатить минимальную ставку приходящим на лекторий экспертам… Если вы думаете, что я буду часами беседовать с вами и вашими твердолобыми коллегами о “целесообразности” — господи, как я ненавижу само это слово “целесообразность”! — введения молодежной программы, чтобы школьники могли прийти и узнать, как работают их чертовы сердца, как сделать так, чтобы они бились подольше…

— Вы никогда не говорили, что собираетесь привести сюда детей! — Фрэнк уже предвидел тысячу проблем.

— Конечно нет, я ведь до смерти устала воевать с вами по любому поводу, поэтому деньги Джимми купят нам время и свободу и мы сможем сами здесь все устроить. — В ее голосе на самом деле слышалась неподдельная усталость.

— Но вы не можете…

— Могу и сделаю, Фрэнк. А сейчас я собираюсь на кулинарный мастер-класс. В комнате Лавандер — в кабинете диетолога — сейчас ждут начала больше пятидесяти человек. Помните, вы ведь говорили, что ей понадобятся только стол и стул.

— Она же готовит не на открытом огне, правда? — в ужасе спросил Фрэнк.

— Очень надеюсь, что нет, Фрэнк. У нее двухконфорочная газовая горелка и большое зеркало, установленное сзади под углом.

— Позвольте поинтересоваться, кто оплатил это зеркало?

— Позволю, хотя, честно сказать, это не ваше дело. Мы с Хилари купили его на распродаже, а Джонни и Тим повесили на стену. Вам и вашим денежным мешкам это совершенно ничего не стоило!

Клара решительно направилась в сторону места проведения кулинарного мастер-класса. Фрэнк мог видеть, что другие люди шли в том же направлении. Рыжеволосый доктор, который попал в ужасную автокатастрофу, но чудесным образом поправился. Две симпатичные медсестры, Фиона и Барбара, мускулистый Джонни, больше похожий на вышибалу в ночном клубе, чем на сотрудника медицинского учреждения. Тихий охранник Тим, бесцеремонно назначенный на эту должность Кларой в обход традиционной системы обеспечения общей больничной безопасности. Вся кардиологическая клиника теперь опасно напоминала семью или даже провинцию, которая вот-вот объявит независимость и провозгласит себя нацией. Лучше пойти посмотреть, как обстоят дела со здоровьем и безопасностью на их мастер-классе и какие еще ужасающие вольности они себе позволяют. Гул разговоров смущал его. Этих людей что-то объединяло. Впредь нужно будет очень внимательно наблюдать за ними.

Лавандер оказалась прирожденной артисткой. Она справилась бы даже с собственной телепрограммой. Клара позволила себе помечтать. Может, получится организовать для Лавандер местечко в чьем-нибудь ток-шоу — “Пять минут для вашего сердца”.

Диетолог прочитала небольшую лекцию на тему ирландской одержимости солью, которая используется при приготовлении любой еды. Лавандер предложила вообще не держать соли на столе. Если вы придумаете достаточно других безвредных приправ, соль вам не понадобится. Лавандер продемонстрировала аудитории филе макрели. Филе можно купить уже упакованным или попросить торговца рыбой приготовить его прямо при вас. В стакане смешивается сок апельсина, лайма и лимона, добавляется столовая ложка растительного масла, макрель обмазывается соусом и жарится.

Рыба пахла просто божественно. Лавандер передала тарелку публике на пробу, а сама начала жарить следующую порцию. Каждый хотел получить кусочек, а некоторые даже чересчур налегали на угощение. В качестве гарнира к макрели Лавандер предложила легкий салат, сказав, что сердца искренне поблагодарят своих хозяев за такое пиршество.

Вопреки всему, неожиданно для себя Фрэнк был впечатлен. Яркая, веселая комната, деловитая Лавандер, общее настроение надежды, возможность управлять собственной жизнью… Когда создание клиники еще только обсуждалось, именно такие обязательства они собирались на себя взять, так видели свое предназначение. Клара, как бы она его ни раздражала, умела добиваться своего.

Когда мастер-класс закончился, Клара получила от дочери Ади сообщение с просьбой перезвонить.

— Прости, мам, но я тут разговаривала с Линдой, и она вдруг сказала, что мы теперь должны звать тебя “Клара”. Это на самом деле так, или просто у Линды поехала крыша?

— Просто у Линды поехала крыша. Она будет звать меня Кларой. Я сказала, что меня это вполне устроит, если при этом она сможет сказать хоть что-то осмысленное. Ты знаешь, что она назвала большой прием, который мы здесь организуем, “распродажей пирожных”? — Клара снова покраснела от гнева.

— Да, она знает, что допустила ошибку. Она ведь не слушает, мама, вот и все.

— Когда-нибудь ей придется научиться слушать, — сказала Клара.

— Она сожалеет о случившемся. Она сегодня будет готовить ужин, она хочет помириться и сама покупает продукты. Мама, это редкий случай, думаю, мы все-таки должны прийти.

— Я не хочу сидеть и смотреть, как Линда переворачивает вверх дном мою кухню, а потом в очередной раз выслушать про “распродажу пирожных”.

— Она никогда не повторит этого, мама.

— Не хочу. Честное слово, мне эта идея не по душе. А если вспомнить, сколько раз леди Линда поступала так или иначе просто потому, что ей это было по душе или не по душе…

— Ой, мама, у меня сегодня тоже плохой день, а еще мне пришлось уговаривать прийти Герри.

— Вот именно. — Клара испытала прилив нежности к молчаливому Герри.

— Нет, мама, ты неправильно понимаешь. Как можно достигнуть хоть какого-то подобия мира, если четверо человек не могут сойтись вместе за ужином, приготовленным — уникальный случай! — Линдой?

— Вы с Герри не будете есть то, что она приготовит, — возразила Клара.

— Нет. Она обсудила со мной меню. Звучит замечательно: нут, помидоры, чеснок и все такое.

— Великолепно, — сказала Клара.

— А для тебя она готовит бифштекс из вырезки. Да, и мы с Герри не будем морщить нос и обсуждать мертвых животных, мы уже договорились.

— Я не хочу бифштекс. Буду есть ее чертов нут! — прокричала Клара и резко опустила телефонную трубку на аппарат.

К ее раздражению, она тут же обнаружила, что из дверей за ней с улыбкой наблюдает Фрэнк Эннис.

— Простите, Фрэнк, домашние дела, — сказала она, надеясь, что ее голос звучит легко.

— Нет-нет, пожалуйста. Мне просто приятно было узнать, что вы, оказывается, срываетесь не только на меня, — с этими словами он вышел.

— Не обращай внимания, — сказала Хилари. — Он пытается вывести тебя из себя.

— Знаю, — ответила Клара.

— Аня сейчас принесет нам вкусный здоровый обед.

— Я не хочу вкусный здоровый обед. Я хочу тарелку жареной картошки, мороженое на десерт и запить все это огромным стаканом джина с тоником.

— Пожалуйста, Клара, вспомни, где ты находишься. Ты получишь сэндвич с салатом на хлебе из непросеянной муки и какой-нибудь фрукт.

— От этого у меня давление не снизится, — сказала Клара. — Наркотик, способный бороться с последствиями Линды Кейси, еще не изобрели.

К торжественному ужину Клара принесла бутылку вина.

Линда сказала, что этого не стоило делать, но заметно обрадовалась и немедленно ее открыла. Очевидно, Кларино вино было лучше того, что купила Линда.

Кларе пришлось признать, что Линда на самом деле постаралась. На столе стояла миска с овощным салатом и несколько соусов. Все овощи Линда порезала сама, а также разогрела хороший хлеб жернового помола. Она стояла, склонившись над запеканкой, краснела и переживала за нее. Главное блюдо оказалось на удивление вкусным, а в конце ужина Линда сварила кофе и подала его с тарелкой фруктов. Никто — ни кардиолог, ни двое вегетарианцев — не смогли бы осудить это пиршество, поэтому они дружно хвалили ужин и благодарили Линду.

Клара собиралась рассказать смешную историю про свою коллегу, Хилари, но вовремя вспомнила: если они с Хилари хотят, чтобы их план удался, Линда и Ник не должны знать о дружбе своих матерей. Так что вместо истории она спросила Линду про музыкальный магазин. К удивлению Клары, выяснилось, что Линду повысили и предложили ей расширить джазовый отдел.

Она собиралась ответить: “Я понятия не имела, что ты вообще хоть что-то знаешь про музыку”. Вместо этого она сказала:

— Как здорово. Приятно, когда от твоих интересов есть польза.

Старшая дочь одобрительно ей улыбнулась. Мир на кухне был восстановлен, во всяком случае, на некоторое время.

После ужина неожиданно позвонил Алан. Клара ожидала звонков по поводу приема, поэтому трубку сняла сама.

— О, привет, любимая. Ты одна? — спросил он.

— Нет, Алан, у нас семейный ужин.

— Семейный? — озадаченно переспросил он.

— Да, Алан. У нас есть две дочери, Ади и Линда, а у Ади есть друг, Герри. Надеюсь, ты их помнишь? — Она услышала, как вся компания покатилась со смеху у нее за спиной.

— Ну и стерва же ты, Клара!

— Прошу прощения?

— Вечно ты умничаешь, — сказал он.

— Нет, Алан, ты неправильно понял. Я имею в виду: прошу прощения, ты чего-то хочешь?

— Хотел, да, но если ты в таком настроении, то нет.

— Хорошо, значит, в другой раз. — Она собралась положить трубку.

— Клара, пожалуйста. Пожалуйста!

— Что, Алан?

— Ты не могла бы встретиться со мной?

— Как я уже сказала, не сегодня. В другой раз.

— Мне нужно поговорить именно сегодня.

— Сегодня я не могу. Вечер еще не кончился, и к тому же я выпила вина, так что не могу сесть за руль. Позвони мне как-нибудь утром на работу.

— Она вышвырнула меня, — сказал он.

— Синта? Не может быть!

— Боюсь, что да.

— Но ребенок, ведь он вот-вот родится?

— Через две недели. Она отдаст его сестре, та не может иметь своих детей.

— Но, Алан, это ведь и твой ребенок.

— Думаешь, это имеет хоть малейшее значение? Она говорит, раз я не развелся вовремя, чтобы успеть жениться к рождению ребенка, значит, у меня нет права голоса.

— Но это нечестно. Ты подал на развод, как только узнал, что она беременна.

— Да, примерно тогда. Плюс-минус.

— Так что, ты позволишь ей отдать ребенка?

— А у меня есть выбор, Клара? Все карты у нее на руках.

— Она нашла другого?

— Нет. Это исключено. Она говорит, что собирается учиться и хочет свободы.

— И все это вот так, как гром с ясного неба?

— Для меня — да, — грустно ответил Алан.

— А для кого нет?

— Для моих друзей, для наших друзей, для всех, кто ее знает. Пару недель назад возникло небольшое недоразумение, но я думал, мы со всем разобрались, все уладили. А она, видно, зациклилась. Откуда мне было знать?

— Бедный Алан. — Ей на самом деле стало жаль его.

— Вот я и подумал…

— Нет, Алан.

— Мы все еще муж и жена. Это все еще мой дом.

— Ерунда, Алан, мы договорились разъехаться. Скоро мы покончим с разводом. Прав приехать сюда у тебя примерно столько же, как к президенту Ирландии в Феникс-парк.

В трубке повисло молчание.

— Удачи тебе, — сказала она.

— Мне некуда идти, Клара.

— Спокойной ночи, Алан.

Девочки смотрели на нее с любопытством. Герри тактично взялся за мытье посуды. Незаданные вопросы висели в воздухе. Клара понимала, что должна как-то ответить. Алан — их отец: нельзя быть слишком легкомысленной и пренебрежительной.

— Все сложно, — начала она. — Ваш отец не меняется.

— Его застукали? — предположила Линда.

— Очевидно, — сказала Клара.

— Ты пустишь его обратно, мама? — спросила Ади.

— Нет, Ади. Не пущу.

— А его ребенок? — спросила Линда.

— Его отдадут фифиной сестре.

— И папа не… — Ади не могла поверить.

— Нет, милая. С вами дело обстоит иначе. Он на самом деле любит вас. Да, по-своему, нелепой, сумасшедшей, сложной любовью, но он любит вас.

— А тебя он любит, мама? — спросила Ади.

— Он любит воспоминание обо мне. Любит ту меня, какой я была двадцать с чем-то лет назад. Это тоже любовь.

Молчание нарушила Линда:

— Клара права. Алан такой, какой есть. Чем скорее мы примем это, тем лучше.

Клара поднялась.

— Кстати, к вопросу о “принять”. Предлагаю угоститься ликером. Думаю, мы все это заслужили.

Она закрыла шторы на случай, если Алан будет проезжать мимо и заглянет в окно. Он был дураком, но она не хотела усугублять его горе. Не стоит ему сейчас видеть их ужин, оказавшийся удивительным образом по-настоящему семейным и счастливым, и их дом, из которого он ушел много лет назад, причинив столько боли и горя.

— Повеселела? — спросила Хилари на следующий день.

— Еще как, спасибо. Прости, что вчера бросалась на всех. Злая была, как черт.

— Вовсе нет, я будто в кабаре сходила. Как прошел ужин, нормально?

— Отлично. В середине вечера позвонил Алан, рассказал, что фифа вышвырнула его и ребенка отдает сестре. А Линда изо всех сил старалась быть нормальным человеком, и ей это почти удалось. Я получила большое удовольствие.

— Ничего себе! — изумилась Хилари.

— Более того, мне теперь даже кажется, что у нее на самом деле только одна проблема: она до сих пор не встретила правильного мужчину.

— Клара! Мы же с тобой старая гвардия. Мы годами проповедовали, что нельзя судить о женщинах по мужчинам, которых им удалось подцепить. Что будет с нашим сестринским союзом? Неужели ты сдаешь позиции? — Хилари по-настоящему разгневалась.

— Я не предаю идеалы нашего союза, я говорю только про Линду. Давай сегодня поужинаем в итальянском ресторанчике и составим план.

— Сегодня?

— Ага, нам ведь обеим, на самом-то деле, больше нечего делать, — сказала Клара.

— Умеешь ты сделать девушке комплимент, — ответила Хилари, и они отправились работать.

Днем позвонил Алан. Трубку взяла Аня.

— Подождите, мистер Кейси, я посмотрю, свободна ли она. У нее, кажется, посетитель… — Клара покачала головой. — Нет, извините, она еще некоторое время будет занята. Сказать ей, что вы звонили?

— Не утруждайтесь. Ей все равно. Если бы ей было не все равно, она позвонила бы мне сама. Пока, — сказал он.

Аня медленно повторила Кларе его слова.

— Прости, Аня. Тебе пришлось столкнуться с детским поведением человека, которому давно пора перерасти подобные фокусы.

— О, Клара, если бы вы знали, какой нужной я себя здесь ощущаю. Я ведь участвую в жизни тех, кто рядом со мной. У меня от этого растет… подождите… подождите… я знаю это слово!.. растет самооценка!

— Твой английский очень улучшился. Дома тебя не узнают!

— Да. Я встретила кое-кого оттуда. Он глазам своим не мог поверить. Ничего не понимал. Было очень, очень приятно.

— Твой молодой человек? — спросила Клара.

— Когда-то, думаю, да. А может, он и не был никогда моим молодым человеком. Может, все это происходило в моем воображении. Но сейчас история закончилась. Ведь когда что-то на самом деле заканчивается, ошибиться невозможно, правда? — Она испытующе взглянула на Клару.

— Да, чистая правда. Главное — не жалеть того, с кем рассталась.

— В моем случае это исключено, — очень серьезно ответила Аня.

Клара надеялась, что ей тоже хватит уверенности. Она испытывала нечто опасно близкое к сочувствию после вчерашнего звонка Алана. Интересно, где он ночевал. И что он сделал, что обнаружила Синта.

— Итак, давай рассмотрим нашу задачу как проблему, возникшую в клинике. Проблему, которую нужно решить прежде, чем о ней пронюхает Фрэнк.

Клара и Хилари сидели в итальянском ресторане. Клара открыла обсуждение.

— Ник — беззаботный мечтатель. Возможно, слишком беззаботный. Чтобы чего-то с ним добиться, нужно его подгонять. — Хилари выложила карты на стол. — В нем нет честолюбия. Он играет в каком-то клубе. В университет поступать не стал, сказал, это нам не по карману. Начал преподавать детям фортепиано и гитару, а потом еще пришел в свой бесперспективный клуб, теперь играет там, и конца-края этому не видно.

— Клуб на самом деле безнадежный, или просто мы с тобой ни в жизнь туда бы не пошли? — спросила Клара.

— Думаю, безнадежный. Они вечно тревожатся, смогут ли оплатить аренду. Никаких толп. Никаких прорывов, или как там это называется в кино. Но Ник ходит туда, как на работу, каждую ночь. Когда я спрашиваю, сколько у них бывает народу, он отвечает очень расплывчато. Говорит, людей полно и музыка им нравится. Он получает так называемый процент от входа, это вроде как значит, что ему платят одну пятую от пяти евро, которые люди платят за вход. Но сумма всегда небольшая. Остальное он зарабатывает преподаванием.

— Ну что ж, а теперь правда про Линду. Хотя вчера вечером она была великолепна, на самом деле Линда — очень эгоистичная юная леди. Она считает, что пара туфель стоимостью в недельный заработок — это выгодная покупка. Выгодная покупка! Откуда она взялась у меня такая? Она уверена, что мир ей должен. Может, не стоит делать твоему мальчику такой подарочек?!

— У Ника нет проблем с тем, чтобы позволить девушке уйти из его жизни. До этого он прекрасно справлялся. Не стоит опасаться, что он потеряет рассудок.

— Но как же им встретиться? — озадаченно протянула Клара.

— Если их познакомим мы, все закончится, не успев начаться, — согласилась Хилари.

— Итак, где они могут оказаться вместе? — задумалась Клара. — Может, Линде как-нибудь достанутся бесплатные билеты в клуб Ника?

— Нет, она не пойдет. Учует неладное. А если и пойдет, еще не факт, что они там встретятся, — возразила Хилари.

Клара не собиралась сдаваться.

— Что же делать?

— А что, если Ник как-нибудь получит подарочную карту в магазин, где работает Линда? — спросила Хилари.

— Не сработает. Он может подойти не к тому продавцу, или у нее будет выходной. Чтобы разобраться в ее сменах, нужна степень по высшей математике, не меньше. — Дочь оставалась для Клары загадкой.

— Но должен же быть какой-то нормальный способ? Может, пригласим их в клинику, как думаешь? — сказала Хилари.

— Там они увидят, как две старые карги мерзко хихикают, глядя на них, и сбегут, преисполнившись отвращения, — сказала Клара.

— А если они нас не увидят? А если они придут, а нас не будет, и им придется разговаривать друг с другом? — настаивала Хилари.

— Ой, да ну, Хилари, как мы заманим их в клинику, чтобы нас при этом не было? Впрочем, если придумаешь, я соглашусь.

— А что, если пригласить их на прием?.. — начала Хилари.

— Нет, они воспримут это как нудную обязанность, — решительно возразила Клара.

— Но, предположим, они увидят друг в друге родную душу. Это сведет их вместе.

— Нам нельзя их знакомить, — сказала Клара.

— Конечно, разумеется, нам с тобой нельзя. Но, может быть, доверить это Ане?

— Она не справится, — ответила Клара.

— Что же нам придумать, чтобы исчезнуть с места событий? — задумалась Хилари.

— Знаю. Мы напьемся, — глаза Клары засияли.

— Сейчас? — встревожилась Хилари.

— Нет, дурилка, на приеме.

— Прошу прощения… Ты сейчас сказала, что мы напьемся на том самом приеме, из-за которого у нас уже несколько недель сердце обливается кровью? Напьемся? Ты ведь именно так сказала?

— Не по-настоящему. Не “напьемся-напьемся”. Просто притворимся.

Хилари допила вино.

— Думаешь, это хорошая идея — притворяться пьяными на нашем великолепном, образцово-показательном мероприятии? Перед людьми вроде Фрэнка Энниса и всем больничным правлением. А ведь еще будет кто-то от министерства здравоохранения. Кардиологи. Журналисты. Клара, ты совсем с ума сошла.

— Никто не увидит, — весело сказала Клара. — Все будут думать, что мы трезвы. И только Ник с Кларой “поймут”, что мы напились.

Хилари подозвала официанта.

— Можно нам еще одну бутылку “Пино Гриджио”? Дела приняли скверный оборот.

Линда была довольна вечером. Клара вела себя очень мило, в конце даже извлекла из шкафа бутылку “Куантро” и четыре маленькие рюмки. Она отлично справилась со звонком Алана и рассказывала смешные истории.

Будь она такой все время, дома, пожалуй, даже можно было бы жить. Странно, что ее так заинтересовал музыкальный магазин. Ну да, Линду попросили заняться отделом джаза. Клара удивилась и долго ее расспрашивала. И даже чудовищный Герри очень вовремя взялся за мытье посуды, когда мама, то есть Клара, захотела рассказать дочерям, что папа их любит. Может, и правда любит, на свой безумный лад.

— Ник, ты же знаешь про большой прием, который мы устраиваем в клинике? — спросила Хилари.

— Конечно, ма. Разве ты говоришь еще хоть о чем-нибудь в последнее время?

— Это важно. Прости, что замучила тебя.

— Нет, все отлично. Мне просто интересно, почему эта твоя Клара не проявляет к вашему приему больше интереса. Предполагается ведь, что это ее мероприятие, так?

— О нет, она по-своему работает над ним, — сказала Хилари.

— Она тебе нравится? Как человек?

— Я не слишком хорошо ее знаю. Она профессионал, это точно, — ответила Хилари, стараясь не думать, что предает подругу.

— Ага, как гуннский вождь Аттила, — ухмыльнулся Ник.

— Примерно.

— Так что ты хотела сказать мне поводу приема? — спросил Ник.

— О, ничего особенного.

— Мам! Что такое?

— Просто хотела напомнить дату и попросить тебя о маленьком одолжении.

— Только скажи.

Какой же он хороший мальчик. Она уже ненавидела всю задуманную интригу.

— Ну, на приеме мне придется много общаться, выпить бокал то с одним собеседником, то с другим. Мне нельзя брать машину, и я подумала… Ник, может, ты приедешь и заберешь меня часов в девять?

— Конечно, приеду, — добродушно ответил он.

— Мне будет очень, очень приятно, — сказала Хилари.

— Приеду и заберу, только не пойму, в чем проблема? Почему не вызвать такси?

— Можно, но тогда у меня будет несколько одинокий и грустный вид. Хочу, чтобы меня забрал мой чудесный сын.

— Хорошо, ма.

— Я не помешаю твоей личной жизни? Ты не собирался на какое-нибудь свидание?

— Ты же меня знаешь, ма. Меня поймает только очень расторопная девушка, — рассмеялся он.

— Нет, серьезно. Все мы надеемся встретить хорошего человека. Я не хочу тебе мешать.

— Ты не мешаешь, ма. Никогда не мешала. Может, я не из тех парней, с кем девушки хотят оставаться надолго.

— Ну, это мы посмотрим, — сказала Хилари.

— Ади, нам нужно что-нибудь сделать к Клариному приему? — спросила Линда.

— А что мы можем сделать? — задумалась Ади.

— Ну, как-то поддержать ее. Для нее это жутко важно, как я выяснила на собственной шкуре.

— Распродажу пирожных она тебе простила.

— Знаю. Просто я хочу как-то помочь. Может, мы с тобой поработаем у них официантками? Сэкономим ей денег?

— Давай ее спросим, — сказала Ади.

Клара отказалась от предложения дочерей. Она поблагодарила их, но объяснила, что будет слишком нервной и раздраженной.

— Боюсь, что предстану перед вами не в лучшей форме, — извинилась она.

— Но мы и не видим тебя никогда “в лучшей форме”, — сказала Линда, возможно, чересчур искренне. — В том смысле, что ты вечно сходишь с ума и бесишься по пустякам, но это ничего, мы привыкли.

Что-то в лице матери заставило ее поспешно добавить:

— В смысле, мы, конечно, тоже не идеальны. Вот Ади — плакса, и с головой у нее не в порядке, а я… ну, а я бываю такая бестолковая.

Положение не то чтобы было полностью исправлено, как надеялась Линда. Но, слава богу, Клара не обиделась. На самом деле, похоже, самокритичность Линды тронула и удивила ее.

— Спасибо вам огромное за предложение помощи, девочки. Если в ближайшее время что-то появится, я к вам обращусь, — заверила она. — Но вообще-то у меня помощники в очередь стоят.

Разумеется, без Хилари весь проект давно погиб бы, но об этом Клара сознательно умолчала. Очень важно, чтобы Линда не узнала, насколько тесная дружба связывает Клару с Хилари.

* * *

В день приема все в клинике были сами не свои от волнения. В одном углу кабинета Лавандер выставили столы для вина, прохладительных напитков и кофе, а в другом — еще один стол для еды. Вдоль стены в ряд стояли стулья на случай, если кому-то нужно будет присесть. Все двери были распахнуты. Оборудование Джонни старательно убрали подальше, но схемы, диаграммы и расписание тренировок развесили по стенам у всех на виду. Процедурные кабинеты превратились в удобные гардеробные с вешалками для пальто. Две девушки из соседней школы будут принимать одежду и выдавать гостям цветные номерки.

Желающих поработать на приеме оказалось огромное количество: прошел слух, что среди гостей будут две поп-звезды, известный актер и несколько популярных телеведущих.

Также пригласили всех пациентов и сотрудников.

— Что нам придется делать? — подозрительно спросила миссис Рейли.

Все знали, что будет делать миссис Рейли. Она примется рассказывать, что состояние ее сердца улучшилось исключительно благодаря личному вмешательству какого-то святого, и раздавать листовки о целительных силах указанного святого. Клинике не достанется ни слова похвалы. Но нельзя же попросить миссис Рейли остаться дома. К счастью, она сама решила, что на вечер приема у нее есть дела поважнее.

— Должно быть, Пресвятая Матерь объяснила Господу Нашему, что миссис Рейли лучше не приходить в клинику, — весело сказала Аня.

Клара и Хилари переглянулись. Они частенько шутили, что чудесные набожные поляки, приехавшие в Ирландию, оказали всем огромную услугу: на их фоне ирландский католицизм выглядит современным и либеральным. Но на этот раз они промолчали, только серьезно покивали в ответ.

Другие пациенты окажут больше поддержки. Джуди Мерфи расскажет, как клиника помогает тем, кто хочет жить независимо и получить контроль над болезнью. Или вот чудесная женщина Нора Данн с пестрыми волосами и горящими глазами — к ее мужу Айдену вернулось желание жить. Она сделает им блестящую рекламу, особенно учитывая, что она “новообращенная”, со всем прилагающимся пылом. Когда у ее любимого мужа случился инфаркт, она была совершенно уверена, что их жизнь кончена, а теперь эта пара казалась бессмертной.

Даже Лар с его навязчивым желанием заставить каждого ежедневно узнавать новое будет достойным посланцем их миссии. Лар был невыносимо жизнерадостным человеком. Если его спрашивали, как дела, он всегда отвечал, что здоров как бык, а про сердечную недостаточностью болтают слишком много ерунды. Все, что нужно, — это взять болезнь в свои руки. Даже если бы клиника решила нанять профессионального специалиста по пиару, лучше Лара никого не нашлось бы.

Аня крупным аккуратным почерком заполнила для всех именные бейджики: зеленые для пациентов, красные для сотрудников и желтые для приглашенных лекторов.

— А ты сама? — удивленно спросила Клара.

— О, я пока недостойна бейджика, — сказала Аня. — Что я скажу, если меня будут расспрашивать про клинику?

— Больше, чем многие. Сейчас же заполни бейджик для себя, Аня, или это сделаю я!

— Клара, вы очень добры.

— Да, еще уДжонни есть друг, фотограф, он будет нас фотографировать перед началом, так что все сотрудники должны быть в бейджиках. Мы распечатаем такой снимок для каждого и, если карточка нам понравится, повесим ее на стену. — Клара была полна энтузиазма.

— Я пошлю фотографию Мамусе, моей маме. Она будет очень мной гордиться, ведь я — часть команды.

Клара сглотнула. В этой девушке было что-то такое, из-за чего ее хотелось защищать и одновременно становилось стыдно. Большинству людей жизнь дала настолько больше, чем Ане, и при этом они не испытывали благодарности. По случаю приема Клара купила новый жакет из кремовой парчи с красной отделкой. Жакет сидел на ней идеально. Она еще раз сходила в парикмахерскую к Кики и теперь выглядела просто великолепно. Перед выходом из дома она устроила дефиле на кухне.

— Твоя машина теперь тебя недостойна. Ты должна выпорхнуть из лимузина! — восхитилась Ади.

— Знаете, вы выглядите лет на сорок с небольшим, — восторженно прокомментировал Герри.

— Мне и есть лет сорок с небольшим, Герри.

— Как будто вам едва-едва исполнилось сорок, даже меньше… — Его голос становился все тише и тише.

— Ты собираешься на охоту, Клара? — с интересом спросила Линда.

— Прошу прощения?

— Ну, ты собираешься сегодня охотиться на какого-то мужика?

— Нет. Я буду охотиться и на мужчин, и на женщин. Мне нужно признание и поддержка работы, которую я считаю важной.

— Но ты так расфуфырилась! — сказала Линда.

— Мне нужно попытаться продать нашу идею успешным людям, они слушать не станут, если я подойду к ним в домашней кофте, с крысиными хвостиками на голове и еще какой-нибудь наволочке сверху!

Она настолько отличалась от описанного образа, что девочки от души расхохотались.

— Ах да, Линда, знаешь, что меня на самом деле порадует? Если я разволнуюсь и выпью слишком много вина, сможешь приехать забрать меня?

— Конечно, — сказала Линда. — Только не налакайся прямо сейчас, испортишь впечатление.

— Хорошо, постараюсь не… э-э-э… налакаться.

Клара уехала в клинику.

— Не стоило мне говорить, что она выглядит на сорок с небольшим, — сказал Герри.

— Нет, милый, все в порядке. Она тебя правильно поняла, — утешила его Ади.

Линда закатила глаза, но промолчала. Ради любви люди совершают совершенно чудовищные поступки. А ведь у Ади был свой мозг. Когда-то давно.

Все сотрудники собрались вместе.

Друг Джонни, Маут Манган, оказался доброжелательным человеком и большим профессионалом. Он понимал, что фотография делается для всех участников сегодняшнего мероприятия. Поэтому он расположил персонал так, чтобы люди ростом пониже оказались на ступеньках. Они будут выглядеть равными — ведь именно этого хотели организаторы.

Маут попросил посмотреть за его левое плечо, как будто там происходит что-то потрясающее, и хором сказать: “Пиво!” Просьба всех рассмешила, и он немедленно их сфотографировал. Затем он попросил их сказать: “Сочувствие” — и принять более серьезный вид. На этом с групповой фотографией закончили. Маут убрал штатив и достал другую камеру, чтобы снимать знаменитостей.

— Вы работаете на свадьбах? — шепотом спросил Маута Деклан.

— Мне отлично удаются свадьбы, — ответил Маут Манган. — Весь официоз у меня укладывается ровно в восемь минут!

— Официоз? — озадаченно уточнил Деклан.

— Ну, знаете: “Невеста”, “Жених и невеста”, “Жених, невеста и свидетели”, “Родители невесты”, “Его родители”, “Все родители”. Если нет разводов, повторных браков и вторых семей, все очень просто и быстро. — Он вопросительно посмотрел на Деклана.

— Нет, ничего такого.

— Потом я иду к гостям и работаю в толпе, а в конце отдаю вам обзорный лист, чтобы вы выбрали, какие кадры вам нравятся, и по вашему желанию выкладываю фотографии на сайт. А когда у вас? Когда свадьба?

— Мы пока не назначили дату, — с легким сожалением ответил Деклан.

— Ну, лучше вашей девушке думать быстрее, — заметил практичный Маут. — У меня в ближайшие полтора года не так уж много свободных суббот.

Гости собирались. Сотрудники, которых легко можно было узнать по красным бейджикам, представлялись гостям. Фрэнк Эннис с удивлением отметил масштабность приема.

— А для меня есть красный бейджик? — спросил он Барбару.

— Предполагаю, что нет, мистер Эннис, вы ведь представляете только больницу, правда? Вы же не работаете в клинике, — сказала Барбара.

— И даже не являетесь нашим другом. — Голос Клары звучал очень сладко.

— Вы прекрасно выглядите сегодня, доктор Кейси, — сказал он.

— На вас тоже приятно посмотреть, Фрэнк. Симпатичный галстук. Супруга выбирала?

— К сожалению, доктор Кейси, супруги мне Бог не дал, — ответил он.

— Хотите сказать, вы свободны? — спросила она, изображая преувеличенное оживление. — О господи, интересно, сколько одиноких дам, которые будут здесь сегодня вечером, в курсе положения дел?

— Я не говорил, что я свободен, — громко ответил он.

Хилари прикрыла рот рукой, чтобы не рассмеяться вслух.

Бобби Уолш приехал с женой и сыном. Карл толкал отцовское инвалидное кресло. Цепкий взгляд миссис Уолш с некоторым удивлением исследовал открытую планировку клиники. Когда она увидела хорошо знакомые каждому лица, ее собственное лицо еще больше вытянулось. Ведь это же?.. А та женщина — телевизионная знаменитость! Что она здесь делает? Известный бизнесмен беседует с актером… Как эта мегера, босс местной клиники, умудрилась собрать такое общество? Надо признать, сегодня раздражительная Клара Кейси выглядела необыкновенно хорошо. Возможно, сделала подтяжку. Розмари Уолш пожалела, что не подошла серьезнее к выбору наряда. Она не предполагала, что мероприятие окажется таким… изысканным.

Увидев неподалеку полячку Аню, из больничной обслуги, она сняла пальто и протянула ей.

— Проследите, чтобы оно оказалось на вешалке, — сказала она.

Это увидела Клара.

— Рада вас видеть, миссис Уолш. Вы ищете гардероб, да? Он там, дальше по коридору.

— Я думала… — начала Розмари Уолш.

— Да, я тоже думала, что указатель легко читается, но, очевидно, ошиблась. В следующий раз сделаем табличку покрупнее. Пойдем, Аня, я хочу, чтобы ты представила меня отцу Флинну.

Они ушли, а Розмари Уолш так и осталась стоять. Она еще никогда в жизни не была так взбешена.

Звучали короткие, деловые доклады. Фрэнк Эннис, настоявший, разумеется, на том, чтобы ему дали слово, говорил на удивление хорошо. Он даже вполне доброжелательно отозвался о клинике и ее первоклассном директоре, докторе Кейси.

Когда с формальностями было покончено, а вечер пошел своим чередом, Клара позвонила Линде.

— Прости, милая, это Клара.

— И ты надралась! — Линда с гордостью продемонстрировала умение точно описать ситуацию.

— Я бы так не сказала, но ведь мы, безнадежные алкоголики, никогда так не говорим. В общем, думаю, за руль мне садиться не стоит.

— Хорошо, мне сейчас приехать?

— Да. Зайдешь, выпьешь с нами бокал вина.

— Как вообще все проходит? — вовремя вспомнила о вежливости Линда.

— Изумительно. Вот увидишь, как прекрасно мы все устроили, — добавила она.

— Судя по твоему голосу, не так уж ты и надралась, — ворчливо сказала Линда.

— Ну, ты же знаешь, как это бывает. На мне вся ответственность.

— Сейчас пойду на автобус, — пообещала Линда.

— Поймай такси. Ты же не захочешь вся такая нарядная ехать на автобусе. Поймай такси, я заплачу.

— Ой, так что, мне тоже наряжаться?

— Ну, я же тебя знаю, в джинсах ты не поедешь, — ответила Клара.

Она не решилась сказать больше, иначе Линда заподозрила бы неладное. Но Клара неплохо знала свою дочь. Скорее всего, нескольких намеков окажется вполне достаточно.

Клара представила Бобби человеку, который когда-то играл в регби за ирландскую сборную, между ними завязался оживленный разговор. Аня увлеченно общалась с сыном Бобби, Карлом. Розмари Уолш стояла в стороне, раздраженно поджав губы. Она очень напоминала Кларе кого-то. Внезапно Клара поняла. Лицо Розмари Уолш сейчас представляло точную копию лица ее собственной матери. Готова осудить кого и что угодно — и жаждет это сделать.

Мать Клары не пришла. Ее пригласили, но она сказала, что играет в бридж: нельзя же ожидать, что она будет сопереживать каждому безнадежному предприятию, затеянному ее дочерью. Какое счастье, что мамы здесь нет.

Счастьем было бы также, если бы Розмари Уолш немедленно забрала свое пальто из гардероба и ушла. Но чудес не бывает.

Клара приклеила на лицо улыбку и представила Розмари банковскому менеджеру.

— Разумеется, у вас-то никогда не было проблем с сердцем? — галантно уточнил он. Именно так и стоило общаться с Розмари, и Клара решила усилить эффект:

— Муж миссис Уолш гораздо ее старше, он наш пациент, и ему в клинике стало значительно лучше. Познакомившись с нами, он ни дня не провел в больнице. Он всячески нас поддерживает. Сегодня он тоже здесь, вон он, а рядом его сын.

Рассказ Клары произвел впечатление на менеджера, да и у Розмари стал менее остервенелый вид.

Затем Клара представила добродушного священника приглашенному миллионеру, предварительно предупредив отца Флинна, что не стоит весь капитал миллионера использовать на нужды социального центра.

Мероприятие шло даже лучше, чем она смела надеяться.

Первым приехал Ник. Клара увидела, как он здоровается с матерью, и волевым усилием заставила себя остаться на месте, как бы ни хотелось ей познакомиться с мальчиком. Хилари принесла ему бокал вина и представила паре коллег. Высокий, уверенный в себе юноша чувствовал себя среди незнакомых людей как дома. Окажется ли он подходящей парой для ее беспокойной Линды?

Вошла Линда. Клара наблюдала, как дочь с любопытством оглядывается. Вечеринка имела огромный успех. Клара испытала приступ гордости: есть что показать дочери-критиканке! Распродажа пирожных — ну да, конечно!

Хилари повела Ника в кабинет физиотерапии к Джонни, так что Клара направилась в ту же сторону с Линдой.

— Ты просто должна увидеть, какие чудесные учебные планы развешаны у него в кабинете, — сказала она. — Я постараюсь не слишком затягивать экскурсию.

— Ты отлично скрываешь признаки опьянения, — проворчала Линда. — Я думала, ты уже давно на четвереньках.

Клара беззаботно помахала бокалом вина. Это был ее первый бокал за вечер, но Линде не нужно знать подробностей.

— Боюсь, я давно уже приняла больше положенного, — посетовала она. — Но я рада, что способна внятно разговаривать. Мне нужно пообщаться еще с парой человек.

— Я тебя не тороплю, Клара, — весело ответила Линда. По крайней мере, мать не придется нести в машину.

Она была рада, что надела черно-белое шелковое платье, которое ей очень шло. А чудовищно неудобные туфли смотрелись с ним просто великолепно. Кеды она забросила в багажник, выйдя из машины. В туфлях вести машину она бы просто не смогла. Линда принялась рассматривать гостей. Пару лиц она точно видела по телевизору. И этих политиков она тоже знала. О боже, зачем она назвала мамино мероприятие распродажей пирожных? Интересно, где бродит чудовище по имени Фрэнк, которого так ненавидит мама. А еще хотелось бы познакомиться с унылым польским ангелом — маленькой трудоголичкой, воплощением всех желаний Клары.

Симпатичный юноша на другом конце комнаты рассматривал учебные планы. Бейджика на нем не было. Должно быть, гость, как и она сама. Линде показалось, что когда она вошла, он бросил на нее восхищенный взгляд. Но нет, хватит воображать. Обычно она не вызывала большого интереса, люди просто мимоходом оценивали длинноногую девушку. Все ее проблемы происходили оттого, что ей слишком часто чудилось восхищение там, где его и в помине не было.

В конце концов, их по поручению Клары познакомила Фиона.

— Просто скажи: это Ник Хики, а это Линда Кейси. Пожалуйста, Фиона, ну же!

— Но почему не вы, не Хилари?

— Я тебе расскажу, но потом мне придется тебя убить. Так что лучше просто иди и познакомь их, — настоятельно посоветовала Клара.

— О-о-о-о, кажется, кто-то занимается сводничеством? Что же, скоро речь пойдет о двух свадьбах? — пошутила Фиона.

— Если ты еще раз скажешь нечто в этом духе, хотя бы просто намекнешь, я положу тебя на кушетку в кабинете, профессионально удалю тебе сердце и пересажу кому-нибудь еще. — Голос Клары звучал так выразительно, что Фиона отшатнулась.

— Да. Конечно, я поняла вас.

— Разговор окончен, и его никогда не было, — сказала Клара.

— Какой разговор? Клара, прошу прощения, но у меня есть еще пара дел.

Фиона поспешила в кабинет Джонни, чтобы выполнить поручение.

Кларина дочь была прекрасна. Ей определенно не нужна помощь матери в поисках парня. А что касается Ника — этот легкий, добродушный юноша тоже как-то не ассоциировался с “последним шансом”. Но что поделать, миссия есть миссия.

— Я приехала за матерью, потому что она напилась, — сказала Линда.

— Пожалуй, что и я тоже. Вот совпадение! — рассмеялся он.

— А кто твоя пьяная мать? — спросила Линда.

— Хилари Хики. Помощник директора.

— А моя — Клара Кейси, — проворчала она.

— О, большой босс! — протянул он. — Понятно.

— Впрочем, она выглядит вполне трезвой. — Линда приготовилась защищаться. Она не хотела, чтобы этот “помощник директора” решила, будто Клара — алкоголик.

— Да, но в наше время всегда лучше подстраховаться, — одобрительно сказал он.

— Ты работаешь в клинике?

— Не то чтобы, — печально ответил Ник. — Я понятия не имел, сколько они тут сделали. Должен сказать, это произвело на меня впечатление.

— На меня тоже, — призналась Линда.

Он так и не рассказал пока, чем занимается. Ну, не страшно. Вообще-то она ненавидит людей, которые с ходу загоняют тебя в свою классификацию соответственно профессии. Ее бывший парень, Саймон, говорил, что, познакомившись, нужно сразу же спрашивать, чем человек зарабатывает на жизнь, чтобы не тратить время на бездарей и неудачников. Но ведь это Саймон. Не то чтобы она хотела принимать его за образец.

Ник оказался славным парнем. В конце концов он сам рассказал, кем работает. Он пожаловался, что маловато двигается, так как преподает музыку, а это работа сидячая, и еще играет в клубе, там тоже приходится сидеть, только иногда встаешь, чтобы сыграть в душном, жарком зале.

Линда сказала, что работает в музыкальном магазине, и описала, где он находится.

— Великолепное место, — ответил Ник. — Они ведь открывают совершенно новый джазовый отдел.

— И я за него отвечаю, — гордо сказала Линда.

— Не может быть! — Ник очень впечатлился.

— Да, у меня уже есть одна полка — Каунт Бейси, Дьюк Эллингтон и Майлс Дэвис, и мне выдали средства на пополнение коллекции.

— Ты заведешь Арти Шоу и Бенни Гудмена? — спросил он.

— Разумеется. Я собиралась еще добавить джазисток. Ну, там, Билли Холидей, Эллу…

— И Лену! — воскликнул он. — Много Лены Хорн.

— О да, да. Лена — моя любимица. “Больше, чем ты знаешь”.

— А я обожаю “Наконец-то любовь”, — сказал Ник. Гости уже расходились. Клара и Хилари, якобы напившиеся матери, подглядывали из-за двери.

Линда и Ник ничего не замечали.

Две заговорщицы лишь слегка ускорили развитие событий. Теперь нужно было отойти и наблюдать, затаив дыхание. И никогда, никогда в жизни, сколько бы эта жизнь ни продлилась, не признаваться в своей маленькой затее двум юным фанатам джаза, погрузившимся в собственный мир прямо посреди кабинета физиотерапии Джонни.

Глава 10

Фиону пригласили на праздничный ужин на улицу Сент-Иарлат. Близнецы собирались устроить вечер греческой кухни и спросили Молли, не будет ли та возражать.

— И что она? — поинтересовалась Фиона. Молли Кэрролл, как было всем известно, очень гордилась своими кулинарными талантами — умением готовить жаркое и запеканки.

— Очевидно, пришла в восторг. Обсуждает с ними фрикадельки и кебабы, будто сама родилась на греческом острове.

— Что за прелесть твоя мама, — нежно сказала Фиона. — Все благодаря тебе. Когда я попал в больницу, с ней еще было очень сложно. Я ужасался, когда думал, что вас придется познакомить. А теперь вы лучшие подружки.

— Ну, а как же иначе? Мы ведь обе без ума от тебя.

— Так когда же мы наконец порадуем мою маму?

— Мы ее частенько радуем, — сказала Фиона. — Мы же, кажется, ходили с ней в зоопарк только на прошлой неделе? Она сказала, что не была там сто лет, и мне тоже очень понравилось.

— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, — сказал Деклан.

— А, ты про свадьбу! — хихикнула Фиона.

— Да, любимая, про свадьбу…

— У нас впереди вся жизнь, куда торопиться? — сказала Фиона. — Как насчет среды?

— Поженимся в среду? — весело уточнил он.

— Устроим с близнецами ужин у тебя дома, дуралей.

Бобби Уолш рассказал Деклану, что они с женой отмечают рубиновую свадьбу. Сорок лет вместе. Бобби удовлетворенно вздохнул. Деклан не мог понять его чувств. Злая на язык, неугомонная, нетерпеливая Розмари! Подумать только, быть ее мужем на протяжении сорока лет. Но, возможно, когда все только начиналось, она была другой.

— Мы приглашаем в гости человек семьдесят, я подумал, может, вы с Фионой захотите нас поздравить?

Деклан был озадачен.

— Это очень любезно с вашей стороны, Бобби, но неужели вам хочется видеть рядом с друзьями своего ужасного доктора и занудную медсестру?

— Безусловно. Я ваш вечный должник. Я не планировал бы сейчас это празднование, если бы не вы. А между Розмари и Кларой возникло небольшое недоразумение…

— Ах, да, — спокойно и понимающе ответил Деклан. Он уже слышал Кларин подробный рассказ об этом “недоразумении”. На самом деле Розмари дурным голосом орала на Клару, но лучше не будить лихо, подумал он.

— Итак, празднество намечено на двадцать первое, но я еще пришлю вам официальное приглашение. Все будет замечательно. Я буду вам очень, очень рад. — Голос Бобби звучал весело и искренне.

— Розмари сегодня с вами? — спросил Деклан, покончив с анализами крови и заполнением карты.

— Нет. Она договаривается с рестораном. Меня привез Карл. Взял в школе выходной.

— У вас отличный сын. Вы, должно быть, на него не нарадуетесь, — сказал Деклан.

— Ваша правда, отличный мальчик. Любит свою работу. Конечно, Розмари думает, что школа для него недостаточно хороша, вечно всем рассказывает, будто он учится на магистра, но раньше солнце взойдет на западе, чем моего парня снова увидят в университете. Он не расстанется со школой, пока не выйдет на пенсию.

— Как прекрасно найти то, что делает тебя счастливым, — заметил Деклан, помогая Бобби надеть пальто.

— Если ему еще и с женой повезет, как мне, вот тогда он будет настоящим счастливчиком, — сказал Бобби.

Деклан втайне пожелал молодому Карлу найти жену получше, чем у отца, но на его лице ничего не отразилось.

— Мы с супругой ждали его больше десяти лет. Почти потеряли надежду. Тогда-то он и родился.

Добродушный Бобби ко всему в жизни, даже к своей злобной женушке, относился с улыбкой. Мальчику, которого они так долго ждали, повезло унаследовать характер отца, а не матери.

— Фиона будет в восторге, — сказал Деклан, пожимая руку Бобби.

— Так когда же вы двое?.. — начал Бобби.

— Не спрашивайте, — прошептал Деклан. — Это как война — про нее нельзя говорить. Все прекрасно, пока мы не начинаем обсуждать дату и прочее. Тогда начинается настоящее светопреставление.

— Вы мудрый человек, Деклан, — сказал Бобби. — У вас все будет просто прекрасно, поверьте мне.

Подобные обещания человека, который был уже сорок лет как счастлив в браке с Розмари, вызвали у Деклана здоровый скептицизм, но он привычно улыбнулся и поблагодарил Бобби за добрые слова. Всегда проще согласиться, нежели мучительно спорить. Впрочем, иногда ему приходило в голову, что, возможно, его жизнь малость скучновата.

Аня видела, что у Клары и Хилари есть какой-то секрет, но сама ничего не знала о нем. Иногда они хихикали, как школьницы. А иногда оживленно совещались и что-то записывали. Ей они ничего не рассказывали, но Аня не обижалась. Она ведь тоже не рассказала им про Марека. Как она в одну минуту вдруг оказалась сильнее его, прямо там, в ресторане, куда он пришел, совершенно уверенный, что она согласится танцевать голой перед другими мужчинами, зарабатывая для него деньги.

Возможно, они обсуждали сына Хилари и дочь Клары, которые познакомились на большом приеме. Аня задумчиво вспомнила тот чудесный вечер. Карл тогда восторженно сказал ей, что она прекрасно выглядит. Еще он сказал, что ее английский продвигается семимильными шагами, и очень нежно засмеялся, когда она достала тетрадку, чтобы записать выражение “семимильные шаги”. Замечательная фраза! Сразу вспоминаются сказки, царевичи и королевичи и волшебные сапоги.

А уходя, он чмокнул ее в нос.

— Ты такая милая, Аня, и такая умница. Вот бы у меня были такие ученики.

— Я не умница, Карл. Честное слово.

— Прошу прощения, но, на мой взгляд, ты самая настоящая умница. А еще у тебя любая работа в руках спорится.

— Это только потому, что мне приходится усердно трудиться, зарабатывая на жизнь. Мне просто необходимо многое уметь.

— Об этом я и говорю. Только что ты заправляла делами в прачечной, глядишь, и вот ты уже заведуешь клиникой…

— Не говори так! Я здесь работаю, да, но не заправляю делами.

— Я весь вечер тебя слушал. Ты отличный представитель миссии, возложенной на тебя клиникой. А еще ты работаешь в ювелирном магазине…

— Я там просто убираюсь!

— И в международном центре. И с детьми сидишь. И можешь убрать любой дом после любой вечеринки.

— Хорошая была идея. Я ведь сама это придумала. — Глаза Ани засияли. — Хозяйкам же очень приятно, если после праздника они могут просто лечь спать, а с утра кухня будет сиять.

— Да, но когда же ты сама спишь, Аня? Сколько часов в день принадлежит тебе?

— Недостаточно, — серьезно ответила она. — Мне понадобилось бы сорок часов в сутках, чтобы заработать столько денег, сколько нужно. Я так хочу, чтобы моя мама жила достойно.

— А она-то чего хочет? Может, просто чтобы ты была счастлива? — спросил он.

Он бы не говорил так, если бы она ему хоть чуть-чуть не нравилась. Правда же?

Отец Брайан Флинн бежал изматывающий марафон со своим другом Джонни, для которого, впрочем, это было больше похоже на расслабляющую прогулку. На ходящем в пригород поезде железнодорожной сети DART они уехали к югу от Дублина, в район Киллини, на побережье. Там они, по мнению отца Брайана, вскарабкались на гору, а по мнению Джонни — поднялись на небольшой холм. Сверху друзья полюбовались на гавань Дун-Лэаре: сюда приплывали корабли из Англии, здесь же стояли на причале дорогие яхты. Затем они спустились с горы (с холма) в Долки, где выпили пару пинт в славном местном пабе. Вечером поезд DART увезет их обратно в Дублин.

Брайан чувствовал себя совершенно разбитым. У Джонни, очевидно, слепленного из другого теста, вообще ничего не болело.

Они сидели в Долки и разговаривали о жизни. У Брайана начались какие-то странные проблемы с деньгами. Его попросили перевести центр на самофинансирование. Но как это сделать? Он уже привлек всех друзей к покраске стен. Аня сшила по его просьбе шторы и скатерти. Взносы увеличивать нельзя — молодежь отправляет домой столько денег, что им самим практически не на что жить.

Если бы можно было извлечь какую-то выгоду из самого помещения. В их распоряжении был большой зал и несколько маленьких комнат, где люди встречались и общались. В зале подавали чай, кофе, суп и сэндвичи. Здесь же находилась маленькая часовня. После вечерней субботней или утренней воскресной месс Брайан с удовольствием общался с молодыми эмигрантами из разных европейских стран. Ребята чувствовали себя слегка потерянными в большом городе, а здесь можно было выпить кофе и поболтать. Он не мог брать с них столько, чтобы центр стал самоокупаемым.

— Может, устроить там танцевальный или ночной клуб? — предположил Джонни.

— Ой, Джонни, что ты, это не вяжется с представлением о приличном месте, согласись.

— Нет, я не про стрип-клуб, — обиделся Джонни.

— Да, я тебя понял. Но, судя по ошеломительным заведениям, представленным в сфере развлечений, одно от другого совсем недалеко.

— Ну, можно же что-нибудь придумать. — Джонни отказывался сдаваться.

— Господи, в Россморе, пожалуй, и то было проще. Там проблемы решаются так: нужно пойти к Священному колодцу и спросить совета у Святой Анны.

— Но мне казалось, ты поэтому и уехал? — озадаченно уточнил Джонни.

— Да. Но, как и все остальные, я иногда задумываюсь: возможно, в этом безумном колодце что-то есть? Оттуда все возвращаются совершенно просветленные.

— Эта Анна дает им советы?

— Мне кажется, она сеет зерна безумия прямо в их головах. Давай сменим тему.

— А что говорит отец Томаш?

— А, отец Томаш. Милейший человек, который настолько прогрессивен, что даже носит кожаные туфли. Совершенно помешан на чертовом колодце. И ситуация все хуже. Люди уже хотят там свадьбы справлять! — Брайан замолчал и вдруг воскликнул: — Боже милостивый!

— Что такое? — встревожился Джонни.

— Господи, да вот же решение. Мы можем праздновать в нашем центре свадьбы. Сначала я буду проводить в часовне церемонию, а для поляков мы можем приглашать Томаша, а потом устраиваем в холле свадебный завтрак. Черт возьми, какая прекрасная идея!

Клара, затаив дыхание, наблюдала за Линдой. Она уже дважды побывала у Ника в клубе. Он почти каждый день заходил к ней в магазин. Он называл ее гением и, более того, прямо заявил хозяину магазина, что тот, вероятно, не в своем уме, раз до сих пор не взял Линду на полный рабочий день.

Линда обдумала предложение в течение шести минут и согласилась. Приличное жалованье и финансирование расширения.

— Что вы собираетесь расширять? — вполне резонно уточнил босс.

— Ваш магазин. А также ассортимент ирландских и заграничных джазовых музыкантов. По четвергам, когда мы открываемся позже, можно даже устраивать “счастливые часы”. Приглашать музыкантов, поощрять зевак.

Босс слушал ее с интересом. Он считал ее глупой, безмозглой длинноногой блондинкой, которая продержится в магазине недели три. А теперь она разворачивала перед ним проект построения империи.

Хилари тоже едва переводила дух от волнения. Ник постригся и как-то весь подтянулся. Он спросил Хилари, не знает ли она, где можно снять зал: он начал искать помещение для уроков музыки. Дома, конечно, хорошо, но здесь не провести урок для двадцати человек. Он тут посоветовался, и ему подсказали, что гораздо осмысленнее преподавать четырехзвучие двадцати детям за раз, — например, провести курс из шести суббот подряд за фиксированную плату. Кто-то также подсказал Нику, что ему уже почти тридцать и пора, пожалуй, поведать миру о своих талантах. Так как Хилари пыталась донести до сына эту мысль в течение последних двадцати лет, она никак не могла поверить, что кто-то — а именно Кларина дочь — умудрился заставить его послушаться.

Линда перестала носить нелепые короткие юбки и высокие сапоги. В новом свитере Ника не было ни дыр, ни спущенных петель. Дома Линда почти не рассказывала про Ника. Ник не говорил о Линде с матерью. Но в кардиологической клинике две женщины средних лет постоянно обсуждали парочку, а однажды даже исполнили небольшой танец вокруг Клариного стола, прямо на глазах у изумленного случайного посетителя.

Греческий вечер был назначен на среду. Близнецы пришли к Молли Кэрролл заранее.

— Многое зависит от убранства стола… — начала Мод.

— От того, в чем подаются блюда, — добавил Саймон.

— Мы принесли маленькие глиняные тарелки…

— На них мы положим закуски, в смысле, мезе…

— Еще мы подарим тарелки Фионе…

— И вам с Декланом тоже…

У Молли голова шла кругом. Ей приходилось постоянно переводить взгляд то налево, то направо, будто она наблюдала за теннисным матчем. Зато эти чудесные ребятки болтают с ней так запросто, будто она их закадычный друг.

В разговоре постоянно упоминались люди, о которых Молли никогда не слышала: Вонни и Андреас, брат Андреаса Йоргис, местный доктор Лерос, который извлек из ступни Саймона осколки разбившейся тарелки — Саймон чересчур увлеченно танцевал в ресторане. Продолжая рассказывать, близнецы накрывали на стол: оливки, плоская пита, тарелки с хумусом, тарамосалатой и еще чем-то, напоминающим кальмара. Молли задумалась, отважится ли она это попробовать.

Они приготовили пирог, на вид напоминающий обычную пастушью запеканку, но назвали его мусакой и начинили зловещими фиолетовыми овощами. В буфете стоял греческий салат с помидорами, огурцами и сыром “Фета” и десерт из миндаля и меда, почему-то похожий на оберточную бумагу.

Молли вздохнула. Она могла бы зажарить превосходную вырезку — нормальную, привычную еду. Что за дурацкие маленькие мисочки? Пэдди принес бы с работы лучшее филе ягненка или говяжье ребро. Но то ли дядя, то ли дедушка этих ребяток — в общем, Матти, кем бы он им ни приходился, — был близким другом Пэдди, так что все они просто помешались на сегодняшнем ужине.

Молли все лучше удавалось просто сидеть, ничего не делая, и позволять другим суетиться вокруг. Сначала приходилось нелегко. Ведь много лет она делала по дому абсолютно все, да еще и работала в прачечной. Каждое утро гладила одну рубашку для Пэдди, одну для Деклана. Вечером встречала их с горячим ужином. Но сейчас все изменилось.

Деклан проводит почти все свободное время с Фионой. А она такая славная девушка. Конечно, совершенно без ума от Деклана и отлично ему подходит. Теперь он куда больше уверен в себе. А еще Фиона умеет рассмешить кого угодно. Она даже сходила с Пэдди и Матти в паб пропустить пинту-другую. А Молли свозила в зоопарк — что за чудесный день это был! Фиона разговаривала со смотрителями, они несколько часов рассматривали экзотических птиц, а ко львам и близко не подошли.

Так что, если Фионе нравится вся эта жирная пища в крошечных тарелочках, почему нет? Молли не останется в стороне. Она надела праздничное клетчатое платье и теперь отчаянно пыталась понять, в каких сложных взаимоотношениях находятся люди, о которых рассказывают близнецы.

— Конечно, Адони говорит, что наши помидоры не подходят для салата хориатики, но…

— Но Вонни хвалила ирландские помидоры, только советовала смазать их слегка медом…

— Конечно, приготовление пищи — очень творческое занятие… — Эта идея казалась Саймону совершенно удивительной.

— Уж Молли-то знает. Она столько лет кормила Пэдди и Деклана, — тактично ответила Мод.

Молли предоставила близнецам болтать в свое удовольствие, не слишком вслушиваясь в их рассказы. Наконец в замке повернулся ключ. Домой пришли Деклан и Фиона, они уже забрали из паба Пэдди. Можно было садиться за стол.

Близнецы так подробно описывали каждое блюдо, словно сами изобрели все рецепты. Кэрроллы завороженно слушали рассказы про ночное кафе, рынок на площади и толпы, каждый вечер собирающиеся у Андреаса. По вечерам Саймон и Мод работали в ресторане, а днем — в мастерской Вонни. Адони даже организовал грузовик, раз в час увозивший с площади одних и привозивший других посетителей.

— О, так они изрядно помягчели. Нам в наши дни приходилось подниматься до города пешком! — сказала Фиона.

— А ваши дни были давно?.. — спросил Саймон.

Фиона вежливо подождала, пока Мод закончит предложение, но та повела себя совершенно несвойственным ей образом — не поднимая глаз, уставилась на скатерть.

— Ах да, простите, нам ведь не стоит заводить разговор про ваши дни, — вспомнил Саймон.

— Просто Вонни сказала, что для вас это было не лучшее время, — пояснила Мод.

— Это правда, но само место настолько чудесное, что даже хотя я была совершенно не в себе из-за одного парня, я все равно завела там кучу добрых друзей. И я в восторге от того, что вам довелось познакомиться с некоторыми из них.

Слава богу, катастрофы не произошло. Саймон медленно выдохнул.

— О, они просто чудесные, мы никогда не сможем отблагодарить вас как следует за то, что познакомили нас с ними, — сказал он.

— Я слышала, что вы отлично помогали и замечательно общались с Вонни. Она скучает по разговорам с вами, — заметила Фиона.

— Мы показали ей, как отправлять сообщения, но не думаю, что она будет много писать.

— Да, навряд ли. Это не ее, — согласилась Фиона.

— Но она подумывает приехать к вам на свадьбу, — сказала Мод.

— Мы пока не назначили дату, — напомнил Деклан.

— Мы сказали, что точного числа еще нет… — ответил Саймон.

— …но, возможно, ближе к концу лета… — объяснила Мод.

— …пока погода еще хорошая…

— …а дни длинные…

— Великолепно, — рассмеялась Фиона. — Кажется, вы учли все необходимое. Так вы думаете, она приедет?

— Сначала она не собиралась, но мы рассказали, что вы считаете ее близким другом…

— …и что дружба не бывает односторонней…

— …и она нас поняла.

— Она теперь знает, как находить дешевые билеты через Интернет…

— Мы сходили с ней в отель “Анна Бич” и показали, как выходить в Сеть. Менеджер обещал включать для нее компьютер.

— Так что проблем быть не должно.

— И, конечно, теперь мы разобрались с карьерой, — сказал Саймон.

— Теперь мы знаем, чем хотим заниматься, — добавила Мод.

— Чем же? — спросил Деклан.

— Нас заинтересовало ресторанное дело. — Голос Саймона звучал так гордо, будто сегодня вечером он открывал собственный ресторан.

На следующий день, пока они прибирали процедурные кабинеты, Фиона в подробностях описала Ане вчерашнее греческое пиршество.

— Какие они славные! — сказала Аня.

— Наблюдать за ними интереснее, чем смотреть пьесу. Они решили заняться ресторанным делом. Теперь хотят посещать какие-то вечерние лекции и выучить все, что только возможно, не отрываясь от работы. У них есть родственница, она управляет ресторанной компанией “Алое перо”, так что начало практически положено.

— “Алое перо”! Это же компания, которая обслуживает рубиновую свадьбу родителей Карла! — Аня была рада неожиданно оказаться в курсе дел.

— Ну, значит, мы с тобой даже, возможно, встретимся с ними. Хотя, подозреваю, мероприятие слишком ответственное, чтобы к нему допустили Саймона и Мод.

— Ой, нет, меня не пригласили, — сказала Аня.

— Значит, пригласят. Ты ведь девушка Карла.

— Я девушка, это правда. Но я не девушка Карла, — ответила Аня. — Не хочу лелеять пустые надежды.

— Но он каждую неделю занимается с тобой английским. Когда он приходит сюда с отцом, то непременно находит тебя, чтобы перемолвиться парой слов. Вы ходите в картинные галереи, в музеи, в театр. — Фиона несколько смутилась.

— Это просто чтобы я была не такой тупой. А то я тупая как пробка, — ответила Аня.

Фиона внезапно пожалела, что Деклан рассказал ей про чертову вечеринку Уолшей. Если Аню не пригласят, это будет равносильно предательству. По дороге на обед Фиона увидела Карла Уолша. Она поборола желание подойти и напрямую спросить его, получит ли Аня приглашение. Что, если он ответит “нет”? Не стоит пытаться разыгрывать из себя Господа Бога. Это не ее дело.

— Что будут дарить твоим родителям на рубиновую годовщину? — спросила Аня Карла.

— Очевидно, красное стекло. Некоторые собираются купить подарки в складчину. Одна компания дарит графин и шесть винных бокалов из богемского стекла. Другая — красные кофейные чашки. Третья — две огромных салатницы. На самом деле все это полная чушь — у родителей и так посуды и стекла хватит до конца жизни.

— Возможно, друзья просто хотят поздравить их, — предположила Аня.

— Твой мир счастливее и честнее нашего, Аня, — сказал ей Карл. — Цель у всего этого одна — похвастаться домом, банкетом, видом и так далее.

— Но все хорошо проведут время? Правда?

— Э… ну… надеюсь, что ты проведешь время хорошо…

— Меня пригласят? — Глаза Ани засияли от волнения.

— Конечно. Ты ведь мой близкий друг, разве нет?

— Я получу приглашение, как остальные гости?

— Да, если хочешь, я пришлю тебе открытку, Аня. Но я предполагал, что ты в любом случае придешь. Я ведь без тебя не справлюсь.

— Спасибо огромное, Карл. Я боялась, ну, знаешь… я не думала…

— Только представь, как чудовищно я бы себя там чувствовал, если бы не мог пойти пообщаться с тобой.

— Но тебе понадобится общаться с друзьями родителей, разливать напитки, держать беседу.

— Поддерживать беседу, а не держать… — Он всегда так мягко поправлял ее. Аня изо всех сил старалась запоминать и не повторять свои ошибки.

— О, это будет чудесно! — восторженно сказала она. — Я буду хорошо поддерживать беседу. И красиво оденусь, так что ты будешь мной гордиться.

— Я в любом случае буду тобой гордиться. — Карл засмотрелся на нее, забыв про свой сэндвич с помидорами. Через некоторое время он встряхнулся и вытащил учебник английской грамматики, чтобы продолжить урок с того места, на котором они остановились в прошлый раз.

С этого момента дни полетели очень быстро. Аня нашла еще одну подработку. Ей нужны были деньги, чтобы купить платье. Но из суммы, накопленной для Мамуси, она не собиралась брать ни цента.

Собирая стаканы и протирая столы, она услышала, как китаец предлагает какому-то парнишке подработку на четыре часа в неделю: нужно было помогать с прополкой и пересадкой цветов в приоконных ящиках в большом многоквартирном доме. Парня не устраивали часы, так что Аня вызвалась поработать вместо него. Роскошные квартиры с видом на море поразили ее воображение. Дом находился неподалеку от коттеджа Уолшей. Она проходила мимо их коттеджа каждый раз, когда шла по усаженной деревьями дороге на побережье.

На работу Аня надевала дешевые хлопковые перчатки и густо смазывала руки вазелином. Да, это была работа, причем хорошая работа, но она не может явиться на прекрасный праздник с огрубевшими руками, испачканными грунтом, и с черноземом под ногтями. Китаец, которого звали мистер Чен, оказался молчаливым доброжелательным человеком. Она быстро научилась рыхлить почву, подкармливать растения, пропалывать и заменять погибшие или увядшие цветы. Там, где ящики изнашивались, Аня подновляла их белой краской.

Она с любопытством разглядывала изысканную мебель: элегантные стулья, мягкие диваны у окон. Здесь жители этих квартир могли сидеть и любоваться морем. Они жили совсем в другом мире. Сама Аня, проснувшись утром, видела в маленькое окошко только крыши других домов. У нее не было цветочных ящиков, широких мраморных лестниц, кадок с огромными папоротниками на лестничных клетках. Но чувство зависти было Ане незнакомо. Все эти люди — или, во всяком случае, их родители — наверняка очень много работали, чтобы теперь жить в таком достатке. Благополучие доступно каждому, кто готов трудиться.

Барбара с Фионой отвели ее в любимый комиссионный, чтобы поискать ей наряд к вечеринке. Уверенно ориентируясь среди рядов одежды, они предлагали ей на выбор разные платья. Но Аня только качала головой. Слишком короткое, слишком облегающее, слишком откровенное. Слишком похоже заставлял ее одеваться Марек в кафе “У моста”, когда ей приходилось танцевать с посетителями. Она снова отрицательно качнула головой.

— Боже, если бы я выглядела, как ты, непременно купила бы это, — заметила Барбара, восторженно рассматривая черное кожаное платье с металлическими нашивками.

— Так почему не купишь? — спросила Аня.

— Потому что мою огромную грудь в него не запихнешь.

— О, вот бы у меня была такая огромная грудь, — вздохнула Аня.

— Общеизвестно, что ни одну женщину не устраивает размер ее груди, — мудро заметила Фиона.

— Но ты-то, Фиона? Ты-то ведь не хочешь другую грудь? — изумилась Аня.

— Безусловно, хочу, как и все прочие покупательницы этого магазина. Тут самое главное — не тратить время на переживания. Как насчет этого красного платья? Ты будешь выглядеть потрясающе.

— Оно без рукавов, а у меня руки тонкие, как спички.

— Знаешь, как получилось бы славно? — задумчиво сказала Барбара. — Нужно только найти умеющего шить человека. С этим красным платьем совершенно идеально смотрелись бы кружевные рукава.

— Умеющего шить? Я сама шью, — сказала Аня. Вскоре они нашли старую кружевную блузку. Аня заверила подруг, что распороть ее, чтобы выкроить рукава для платья, проще простого.

— У этой ужасной миссис Уолш глаза на лоб вылезут, — торжествовала Фиона.

— Нет-нет. Не говори так. Она была добра. Она пригласила меня.

Аня не собиралась огорчаться ни по какому поводу. Как чудесно они сходили в магазин! И платье обошлось так дешево. Еще хватит денег на парикмахера. Жизнь, совершенно очевидно, повернулась к ней самой лучшей стороной.

Миленькая Мамуся!

Сейчас час ночи, и я пришиваю кружевные рукава к красному платью. Вот бы ты была рядом, ты бы показала мне, как лучше всего раскроить ткань.

Помнишь славного молодого человека по имени Карл? Он помогает мне учить английский, я часто тебе про него пишу, его отец — пациент нашей клиники. Так вот, его родители женаты сорок лет, а это рубиновая свадьба, и меня пригласили на празднование к ним домой, в большой белый особняк на побережье. Это так волнующе! Я тебе расскажу обо всем, когда вернусь. Помолись за меня, чтобы я не сделала ничего глупого и нелепого.

Отец Флинн ремонтирует зал, для которого я шила шторы и скатерти. Он говорит, что там будут праздновать свадьбы. Церемониями займется приезжий польский священник, а мы позаботимся о еде и развлечениях. Возможно, если когда-нибудь я выйду замуж за ирландца, мы будем праздновать именно там, и вы с миссис Зак и все остальные приедете из Польши танцевать у нас на свадьбе. Правда, не думаю, что это случится скоро.

Я люблю тебя, всегда люблю тебя и каждый день думаю о тебе.

Твоя любящая дочь,

Аня

Кэти и Том огляделись. Снаружи дом казался просторным и элегантным и изнутри не обманул ожиданий. Впрочем, им было важнее разобраться с техническими деталями: где припарковать фургоны доставки, чтобы они не слишком бросались в глаза; где установить бар; подавать ли гостям напитки на большом балконе; в какой комнате установить вешалки для одежды. Они проверили розетки и заглянули в туалеты.

Миссис Уолш, женщина с острыми чертами лица и слегка хнычущим голосом, встретила их строго:

— Сколько работников будут обслуживать прием? Ее муж, сидевший в кресле-каталке с палочкой в руках, так улыбался и лучился энтузиазмом, что это почтикомпенсировало манеры жены.

— Приедем мы вдвоем, а также бармен и официант, и хочу вас обрадовать, у нас в штате недавно появились два отличных юных стажера, так что они “прикроют тылы”.

Ответ Кэти звучал одновременно успокоительно и по-деловому, но Розмари уже настроилась к чему-нибудь придраться.

— Мы предполагали, что оплачиваем услуги профессионалов. — Ее голос зазвучал пронзительнее.

— Безусловно, и мы предлагаем исключительно профессиональное обслуживание, миссис Уолш. Близнецы Митчелл будут наблюдать издалека: принимать верхнюю одежду, помогать с парковкой. Очень часто хозяйке не хватает пары лишних рук, чтобы банально предложить всем гостям канапе и “растопить лед” в начале вечера. Мы подумали, что вы будете рады получить пару помощников совершенно бесплатно.

Розмари Уолш поняла, что ее ставят на место, пусть и безупречно вежливо, и испытала приступ острого раздражения.

— Ну, как скажете. Это ведь наш последний большой прием… — начала она.

— О, никогда так не говорите, миссис Уолш. Будет золотая свадьба, а то еще и кто-нибудь из родственников женится, потом устроите крестины. Для праздника всегда найдется повод.

— Сомневаюсь, что мы доживем до пятидесятилетия, миссис Фезер. Кроме того, у нас только сын, так что его свадьбой будет заниматься невеста, если он вообще когда-нибудь найдет себе девушку. В общем, давайте изо всех сил сосредоточимся на предстоящем приеме.

— О да, это большая радость — помогать в организации столь счастливого события, — одобрительно сказала Кэти Фезер.

Она в который раз изумилась, как часто такие женщины находят добрых мужей, живут в огромных домах, и денег у них достаточно, чтобы устроить прием на семьдесят человек. За несколько лет работы в сфере обслуживания она далеко не в первый раз получила повод задуматься над этим вопросом.

Саймон и Мод примерили новую форму: рубашки с фирменным логотипом — алым пером — и элегантные черные брюки. Им сказали, что ногти должны быть чистые, а Мод пусть как следует зачешет назад волосы и уберет их в хвост. Они стояли на кухне, наблюдали, как готовят канапе, и в тысячный раз повторяли, из чего состоит каждый бутерброд.

— Песочное тесто со спаржей и голландским соусом, — продекламировала Мод.

— Пирожки с ломтиком ростбифа с кровью, подаются со сливочным соусом с хреном, — сказал в свою очередь Саймон.

— А если кто-нибудь спросит, из чего состоит “Королевский Кир”? — спросила Кэти. Близнецы беспомощно переглянулись.

— Я бы сказала, что мы уточним у бармена, — ответила Мод.

— Я бы сказал, что в нем есть ингредиент-сюрприз, — твердо заявил Саймон.

— Лучше узнать состав сейчас, — посоветовала Кэти. — Вот, смотрите: это смородиновый ликер Creme de Cassis, а это второсортное шампанское.

— Но мы ведь не говорим гостям, что оно второсортное? — уточнила Мод.

— Разумеется, нет. Думаю, у вас все отлично получится. Когда вы освоитесь, нам с Томом придется опасаться конкуренции…

Близнецы широко заулыбались в ответ на комплимент.

Погода в день рубиновой свадьбы стояла просто идеальная. День был теплый, с моря дул легкий бриз.

— Какой же мудрый выбор мы сделали много лет назад, а, Розмари? — сказал Бобби Уолш, преподнеся жене рубиновое ожерелье.

— Чистая правда, Бобби. — Ее голос звучал непривычно мягко.

Карл отвезет их в какой-нибудь модный ресторан на легкий ланч. Сотрудники кейтеринга, похоже, знают свое дело, хотя владелица фирмы слишком много о себе думает. Парикмахеру Розмари назначено на три. Все идет по плану.

Гости тоже готовились к празднованию. Фиона и Деклан по просьбе Молли устроили дефиле: модный темно-зеленый, хорошо скроенный пиджак сидел на Деклане превосходно, а Фиона в новом костюме выглядела совершенно шикарно. Ярко-красное шелковое платье дополнял сдержанный черный жакет. К жакету Фиона прикрепила шелковый цветок, подходящий по цвету к платью, — цветок сшила для нее Аня. Все вместе выглядело как настоящий дизайнерский костюм.

— Конечно, в этих туфлях я умру, но оно того стоит, — сказала Фиона.

— Почему тогда не надеть что-нибудь поудобнее? — предложил Деклан, но женщины даже не снизошли до ответа.

Приехало такси, и они отправились за Аней. Она обещала ждать их на углу улицы.

Когда такси завернуло за угол, их встретила маленькая толпа. Аню провожал Джонни; священник, с которым они уже как-то встречались, рядом стояли подруга Ани Лидия и охранник Тим. Проводы получились просто отличные.

Аня выглядела потрясающе. Ее черные волосы сияли, в глазах танцевали искорки, а красное платье облегало фигуру, как перчатка. Длинные кружевные рукава смотрелись, как последнее веяние высокой моды. Фиона подумала, что эта девушка не должна драить полы. У нее столько талантов! Пожалуйста, пусть сегодняшний вечер порадует ее. Пусть эта ужасная Розмари не выдаст ничего оскорбительного.

В тот же вечер, когда Уолши устраивали прием, Ник и Линда участвовали в ток-шоу на радио. Клара пригласила Хилари поужинать. Раз молодые влюбленные сегодня в радиостудии, дамы могут спокойно позволить себе провести вечер вместе, не вызывая подозрений.

Они нашли нужную радиостанцию, Клара пожарила лосося и подала его с зеленой фасолью.

— Боже мой, вот гордилась бы нами сейчас Лавандер, — сказала Хилари.

— Да, пока не увидела бы ромовые бабы, которые мы припасли в холодильнике на десерт, — согласилась Клара.

Когда дети вышли в эфир, чтобы обсудить великих классиков джаза, мамы уже пили кофе. Ребята говорили легко и непринужденно, с энтузиазмом советовали слушателям посещать джазовые клубы и музыкальные магазины.

Линда бойко рассказала о живой музыке по четвергам и мимоходом заметила, что на следующей неделе Ник будет играть в магазине вечную джазовую классику.

— Как удобно, — сказал интервьюер. — Там вы двое и познакомились?

— Так или иначе, мы в любом случае непременно бы познакомились, — уверенно ответил Ник.

Клара и Хилари потрясенно переглянулись. Так или иначе? Непременно бы познакомились? Черта с два!

Но подруги поклялись никогда не раскрывать своего секрета.

Брайан Флинн, Джонни, Тим и Лидия проводили нарядную Аню на вечеринку. Теперь кто-то должен был предложить пропустить по пинте. На этот раз “кем-то” оказался священник.

— Мне нужно кое-что обсудить, — сказал он.

Все охотно отправились в “Корриганс”.

— В чем проблема? — спросил Тим.

— Во мне. Проблема всегда во мне, — мрачно ответил Брайан Флинн.

— Ну-ка прекрати, Брайан. Обычно ты предлагаешь выход, а не являешься причиной неурядиц. — Джонни всегда был готов поддержать друга.

— Не в этот раз. Идея праздновать в центре свадьбы, чтобы перевести его на самоокупаемость, так увлекла меня, что я пошел напролом. Но оказалось, что это совсем не просто! Нужно приобрести лицензию и получить разрешение от Комитета по охране здоровья и обеспечению безопасности. А там у них настоящий кошмар! Шага не успеешь ступить, откуда ни возьмись, выскакивают и кричат: “Проваливай! Ничего у тебя не выйдет!”

Брайан имел вид несчастной загнанной собаки. Он крепко сжимал стакан, его разочарованное лицо изрезали морщины.

— А нельзя ли сдавать зал в частном порядке? Может, так проблем не возникнет? — попытался помочь Тим.

— Нет, на этот счет есть целый том правил, да еще вдалеке грозно реет призрак страхования. Мы не можем предлагать людям жениться у нас, если мы не застрахованы.

— Помнишь твоего друга Джеймса? Ну, такой спокойный? — спросила Лидия. — Когда у нас была другая… э-э-э… проблема, он оказался на высоте. Вытащил блокнот и записал все варианты действий.

— Думаю, можем и сейчас попробовать, — предложил Джонни.

— У нас не получится, мы будем отвлекаться, — сказал Тим.

Брайан достал мобильный.

— Джеймс, я знаю, твоя жизнь стала бы куда легче, если бы я окончательно простился с Церковью, но… в общем, если зайдешь выпить с нами по пинте и поможешь кое с чем разобраться, мы будем тебе очень признательны.

— Очередная навязчивая девица? — спросил Джеймс.

— Нет, ничего такого, но нам нужна твоя ясная голова.

— Тот же паб, что обычно?

— Да, мы сидим за дальним столиком.

— Буду через тридцать минут, — пообещал Джеймс.

— Давайте выпьем за Аню, — подала голос Лидия.

— У нее все будет прекрасно. — Джонни не мог понять, почему Аня так нарядилась и зачем она собирается провоцировать чудовищную Розмари Уолш, явившись прямо к ней в логово.

Прямо у входа их поприветствовали Саймон и Мод. Форма “Алого пера” смотрелась на них безукоризненно, в руках близнецы держали подносы с канапе.

Мод сделала шаг вперед и обратилась к Деклану с Фионой, будто никогда в жизни их не встречала:

— Позвольте предложить вам перепелиное яйцо? В качестве приправы рекомендую сельдерей с солью.

— Или, возможно, вы предпочтете артишок с сырным соусом? — добавил Саймон.

Фиона чуть не рассмеялась вслух, но она понимала, что каждый должен играть свою роль.

— Большое спасибо, все выглядит просто превосходно, — сказала Фиона, умудрившись все же подмигнуть и показать близнецам большой палец.

— Ну и огромный же этот дом, — прошептала Аня.

— Слишком огромный для троих человек, — сказала Фиона.

— Это их семейное гнездо. — Аня была готова в любой момент встать на защиту семьи Карла.

Она крепко прижимала к груди красиво упакованный подарок — маленькую розетку для варенья из красного стекла. Идеальный выбор для такого повода.

Фиона надеялась, что у Розмари хватит такта как следует поблагодарить Аню, но понимала, что, скорее всего, получится как обычно. Она попыталась убедить Аню оставить подарок в гостиной, где уже лежала горка других подарков, но нет, Аня была полна решимости лично поздравить хозяйку дома.

— Какое же неудобное жилье. Повсюду лестницы, ступеньки. Господи, ведь Бобби нужно как можно больше ровных поверхностей, — не смогла удержаться от критики Фиона.

— Может быть, когда-нибудь так и будет, — сказала Аня.

— Чтобы леди Розмари покинула свой дворец? Да никогда. Пойдем, Аня, давай осмотримся.

— Я не хочу лезть вперед.

— Съешь перепелиное яйцо, Аня, мы не скоро снова увидим еду. А потом пойдем на балкон и полюбуемся видом.

Деклан в углу комнаты обсуждал с кем-то регби и, кажется, был глубоко увлечен разговором. Карл стоял в другом конце зала. Он помахал им рукой, но дал понять, что на некоторое время застрял с нынешним собеседником. Фиона мягко увела Аню из комнаты на широкий балкон. Здесь обогреватели соперничали с вечерним бризом, долетавшим из огромной бухты, расстилавшейся внизу.

Несколько немолодых, хорошо одетых, громкоголосых гостей с любопытством рассматривали и показывали друг другу детали пейзажа: церковь, центр города… За углом находилась гавань, там был пришвартован роскошный лайнер. Какое же прекрасное место! Сердце Розмари Уолш наверняка ликовало от восторженных и завистливых возгласов.

Фиона увидела, что хозяйка дома идет к ним.

Ей вдруг захотелось оказаться далеко-далеко. Она не вынесет, если эта женщина будет опять унижать Аню, пренебрежительно выскажется о ее прекрасном платье, едва поблагодарит за маленькую розетку для варенья из красного стекла.

— Смотри, видишь вон те квартиры? Я ухаживаю там за цветами, — сказала Аня. — Я хожу туда с мистером Ченом. На прошлой неделе мы посадили там много растений. Мне кажется, я даже могу их разглядеть. Нужно будет рассказать ему.

Все остальные пытались угадать, сколько стоит дом Уолшей, размышляли, получат ли они разрешение на строительство многоквартирного дома на участке, а Аня гордо демонстрировала свою работу — ящики с цветами в доме напротив.

Фиона выскользнула из комнаты. Аня с удовольствием изучала вид с балкона. Подумать только, Карл здесь вырос, он всю жизнь любовался всем этим.

Розмари не узнала девушку в потрясающем дизайнерском платье. Красавицу освещали закатные лучи. Должно быть, это чья-то дочь. Розмари подошла ближе и вдруг поняла, что перед ней Аня. Она ошарашенно смотрела на неожиданную гостью. Это же полячка из их клиники!

— О, миссис Уолш, я желаю вам с Бобби еще многих счастливых лет вместе и хочу подарить к рубиновой свадьбе маленький сувенир.

Пораженная Розмари схватилась за маленький столик, чтобы устоять на ногах.

— Надеюсь, он вам пригодится. — По лицу Ани совершенно невозможно было понять, что она потратила на покупку свой недельный заработок.

— Рада вас видеть, Аня. — Розмари слегка поперхнулась, вежливо приветствуя Аню.

Аня с разочарованием увидела, что, взяв подарок, та положила его на стол и, очевидно, не собиралась открывать. Возможно, Фиона была права: нужно было оставить его в гостиной.

— Какой прекрасный у вас дом, миссис Уолш.

— Спасибо, да. Да, я очень рада вас видеть. Все говорят, что вы очень любезная девушка и всегда готовы помочь.

— Как приятно это слышать! — Аня слегка порозовела от удовольствия.

— Что же, думаю, на кухне вам будут рады, — сказала Розмари Уолш.

— На кухне? — пораженно переспросила Аня.

— Да, выход там, сзади. — Теперь миссис Уолш подталкивала ее к двери.

Аня не хотела оставлять маленькую стеклянную розетку на столе.

— Но ваш подарок, миссис Уолш? — Она попыталась дотянуться до свертка.

— Идите, милочка, не заставляйте их ждать. Им позарез нужны помощники.

— Помощники? — Аня была озадачена.

— Да, милочка, там нужно помыть посуду. Ну же, побыстрее.

Не может быть. Ведь у нее есть настоящее приглашение, напечатанное на открытке. Кто мог предположить, что она приедет мыть посуду? Неужели это Карл и имел в виду, когда сказал, что, разумеется, она будет на вечеринке? Что без нее он не справится? Он имел в виду, что она будет работать на кухне?

Кажется, ей не оставили выбора. Придется делать что сказано.

На кухне никого не было. Все официанты обслуживали фуршет. На столе стояли грязные стаканы, цветные тарелки, подносы, на которых подавали канапе.

Аня грустно наполнила раковину мыльной водой и принялась мыть стаканы. Она уже натирала их, когда в кухню вошла высокая молодая женщина.

— Привет, я — Кэти, — поздоровалась она. — А ты кто?

— Я — Аня. — Ответ прозвучал чуть слышно.

— И зачем же ты моешь посуду?

— Я вам помогаю.

— Нет-нет. У нас делают так: мы все складываем, относим в фургон, а моют посуду в нашем помещении.

— Но миссис Уолш сказала…

— Миссис Уолш — старая задница! — фыркнула Кэти.

— Что?

— Неважно.

В этот момент вошел красивый высокий мужчина. Кэти сердито сказала:

— Том, познакомься с Аней. Эта корова отправила ее сюда мыть посуду.

Аня была расстроена тем, что причиняет столько проблем.

— Понимаете, я думала, что я — гостья, но на самом деле я оказалась помощницей.

Том и Кэти переглянулись.

— Мы немедленно вернем тебя к гостям! — сказала Кэти.

— Нет, пожалуйста, пожалуйста, не надо еще сильнее огорчать миссис Уолш. Я и так рассердила ее своим появлением. Меня пригласил ее сын, а я его, должно быть, неправильно поняла.

— Где этот ее сын? Я его найду. — Том был полон решимости.

— Умоляю вас, не надо, — попросила Аня. — Честное слово, я на колени готова встать. Все будет только хуже. Просто позвольте мне остаться здесь. Если вы покажете как, я могу укладывать тарелки. — Говоря, Аня держала Кэти за руку.

— Но ее сын? Твой друг? — сказала Кэти.

— …подумает, что я еще тупее, чем есть. Я с удовольствием помогу вам, а потом уеду.

Ее прекрасные кружевные рукава были испорчены водой и мылом.

— Это совершенно неправильно, — сказал Том.

— Иногда именно так все и получается — совершенно неправильно, — ответила Аня.

Фиона обошла дом в поисках Ани, но ее нигде не было. Должно быть, она пошла в туалет или, возможно, нашла Карла. Но нет, Карл беседовал с гостями. Он подошел поздороваться с Фионой.

— А где Аня? — спросил он.

— Я оставила ее на балконе, — сказала Фиона, и они пошли искать ее вместе. Безрезультатно.

— Она потрясающе выглядит. Она могла бы быть моделью, — заметила Фиона.

— Да, она очень красивая. — Карл тщетно пытался понять, куда могла деться Аня. Вдруг Фиона увидела маленький неразвернутый подарок на боковом столике.

— Должно быть, здесь она стояла, когда я ушла. Я возьму на всякий случай подарок, вдруг у нее не было возможности его нормально подарить. Давай найдем Деклана и будем искать дальше.

Но поиски оказались безрезультатны.

В конце концов Карл с Фионой дошли до кухни. Том и Кэти готовились подавать морепродукты: на столик выставили омаров и семгу, теперь нужно было вывезти его в гостиную. Близнецы разносили подносы. Бармен открывал два сорта вина, а официантка раскладывала тарелки и столовые приборы.

Празднование было в разгаре.

Речей и торта не предполагалось. Розмари сказала, что это вульгарно и свойственно только внезапно разбогатевшим выскочкам. Бобби хотел рассказать гостям, как они счастливы вместе, но сражение выиграла Розмари. Гораздо мудрее позволить людям увидеть их счастье своими глазами, чем громко хвастаться на словах.

— Чем могу помочь? — Сперва Кэти понравился этот юноша, но теперь она испытывала к нему только презрение.

— Я ищу друга.

— Аню?

— Да-да, — быстро ответил он. — С ней все в порядке?

— Думаю, да.

— Но где она? Я ищу ее повсюду.

— Она уехала домой, — сказал Том.

— Она заболела? Что с ней?

Кэти пожала плечами.

— Ничего особенного. Она испортила платье, пока мыла посуду.

— Какого черта она мыла посуду? — На лице у Карла отразилась злость.

— Ваша мать попросила ее помочь нам. Это было необязательно, но потом такси привезло лед, и мы отправили ее домой.

— Нет-нет. Она не могла уехать домой! Моя мать, разумеется, ни в коем случае не попросила бы ее…

— Еще как попросила, мистер Уолш. И кстати, Аня запретила нам искать вас, — добавила Кэти.

— Сейчас я пойду в гостиную и дам Розмари в глаз! — сказала Фиона. — Да, Карл, я знаю, она твоя мать, но это переходит все возможные границы.

Лицо Карла буквально окаменело.

— Не нужно. Я сам, — твердо сказал он.

— Карл? — теперь забеспокоилась Фиона.

— Не бойся, я ее пальцем не трону.

— Гости еще не разошлись. Может, стоит все же подождать.

— Иди домой и забери Деклана. Пошумите как следует в прихожей, что уже ужасно поздно. Это должно помочь.

— Не забудь, что твой отец…

— Не забуду. Пожалуйста, Фиона, иди.

Они с Декланом громко прощались со всеми, стоя в коридоре, пока наконец самые последние гости не сообразили, что прием окончен.

Фургоны “Алого пера” загрузили, и завели двигатели. Мод и Саймон взволнованно махали всем руками с переднего сиденья. Деклана ждало такси.

— Хороший был вечер? — спросил водитель.

— Честно говоря, полное дерьмо, — ответила Фиона.

— О, ну что же, всякое бывает, — пожал плечами он.

Модная молодая парочка, выходят с вечеринки из дома стоимостью по меньшей мере три миллиона и при этом все равно недовольны. Такова она, жизнь в современной Ирландии.

Аня была очень благодарна добрым людям из ресторанной службы, которые так быстро и без всякого шума забрали ее с черного хода. Очевидно, возникло какое-то недоразумение: они считали, что лед организуют Уолши, а Уолши понадеялись на “Алое перо”. Кэти решила проблему, заказав доставку четырех пакетов льда на такси.

Впрочем, это было не единственное недоразумение за вечер.

Сидя на заднем сиденье такси, Аня пыталась понять, как могла она так опростоволоситься. Карл вручил ей приглашение просто из вежливости. Изначально подразумевалось, что она придет помогать. Ее лицо горело от стыда.

Такси остановилось на ее улице, и Аня вышла.

— Вы уверены, что вам не нужно заплатить? — испуганно уточнила она.

— Нет, нам платят сразу за месяц. Все в порядке.

“Пожалуйста, пусть я никого не встречу!” — взмолилась Аня. В кафе знали, что она уехала на вечеринку. Всего несколько часов назад она хвасталась новым платьем. Ей удалось проскользнуть в дверь и подняться по лестнице, не попавшись никому на глаза. В квартире было темно и тихо. Аня легла на кровать и позволила себе заплакать. Она рыдала, пока у нее не заболели ребра. Потом она встала, сняла новое платье и повесила его на плечики. Рукава, конечно, были безнадежно испорчены. Когда у нее будет достаточно сил, она отпорет их, но сейчас есть дела поважнее.

Она надела джинсы, свитер и анорак, вытащила из-под матраса большой пластиковый кошелек и замерла. Невидящими глазами она смотрела на пачки евро.

Последние гости ушли. Карл помог отцу встать из кресла и поднял глаза на длинную спиральную лестницу. Это будет непросто.

— Может, ты хочешь лечь на первом этаже, пап, и не предпринимать путешествия наверх?

— Ты же знаешь, сын, я буду только рад.

Бобби Уолш иногда спал на диване-кровати в маленьком кабинете рядом с кухней. Сейчас эта мысль представлялась исключительно соблазнительной.

— Я сбегаю наверх за пижамой и халатом для тебя.

Розмари Уолш обходила дом. Она заглянула за кресла и диваны: не проглядели ли уборщики упавшие бокалы или столовые приборы. Она внимательно осмотрела кухню. Надо признать, сотрудники этой ресторанной службы оказались на высоте, как и было обещано: дом выглядел идеально. Оставшуюся еду упаковали, подписали и убрали в холодильник и морозильную камеру. Карл подошел так тихо, что, когда он заговорил, Розмари подскочила.

— Мама, не могла бы ты пройти в гостиную, будь так добра. Нам нужно поговорить.

— Почему не здесь?

— Папа спит в кабинете, я не хочу его тревожить.

— Ты не должен позволять ему выбирать легкий путь. Он никогда не поправится, если не будет прилагать усилий.

— В гостиную, мама.

Розмари пожала плечами.

Карл сел на барный стул.

— Тебе же неудобно.

— Да, мама, мне на самом деле неудобно, — заметил он.

— В чем дело, Карл? Мы все устали. Твой разговор не подождет до завтра? Прием удался, не правда ли?

Он ничего не сказал.

— Я хочу сказать, это “Алое перо” стоит недешево, но, честное слово, они обслуживают клиентов по высшему разряду. И мне кажется, с гостями они вели себя очень вежливо, даже если при общении с собственно работодателями проявили чуть меньше такта, чем хотелось бы.

— Так персонала было достаточно?

— Да, кроме того, двое молодых людей — очевидно, стажеры — достались нам бесплатно. И представь себе, оказалось, что они родственники Митчеллов, семьи юристов.

— Значит, людей хватало?

— Да. Мне кажется, все удалось прекрасно. А ты как считаешь?

— И дополнительные помощники были не нужны?

Розмари не понимала, куда он клонит.

— Нет. Почему ты спрашиваешь?

— Я просто хочу понять, почему ты попросила Аню пойти в кухню и вымыть посуду?

— О боже. Она что, нажаловалась тебе? Я всего лишь попросила ее слегка помочь.

— Зачем ты это сделала?

— Потому что на кухне ей привычнее, милый. Карл, я знаю, ты всячески ратуешь за равенство, но она — всего лишь маленькая полячка-посудомойка. Она приехала сюда на пару лет, чтобы заработать пару евро и потом вернуться обратно. Больше она ничего собой не представляет и сама это прекрасно знает. Она была совершенно счастлива помочь с мытьем посуды.

— Но тебе ведь не пришло в голову просить помочь на кухне других гостей?

— Карл, пожалуйста, будь благоразумен.

— Я благоразумен. Она была гостьей. Моей гостьей. Я так и не встретился с ней, потому что ты выставила ее, заставила работать на тебя, хотя — ты сама это признаешь — рабочих рук и так было вполне достаточно.

— Послушай, она чувствовала себя не в своей тарелке.

— Неправда. На ней было прекрасное платье. Она сделала новую прическу. Она истратила больше недельного заработка на подарок для тебя…

— О боже, она и правда дала мне какой-то сверток. Где он? Не знаю, куда он делся.

— И в качестве благодарности за все это ты отправила ее на кухню, потому что там она чувствует себя как дома.

— Хватит, Карл, я была добра к ней.

— Нет, мама. Ты никогда ни к кому не была добра. Ты никогда не была добра ни к отцу, ни ко мне и особенно ни к кому, кем, как тебе кажется, ты можешь помыкать.

— Я знаю, что ты испытываешь к ней теплые чувства, Карл, но это недопустимо. Она из другого мира. Я знаю, они усердно трудятся, но они не такие, как мы.

— Пожалуйста, немедленно прекрати!

— Я не шучу! У тебя так много друзей и могло бы быть еще больше. Эта девушка — просто никто.

— Я отношусь к ней очень нежно… Если подумать, я, пожалуй, люблю ее.

— Пожалуй! — фыркнула мать.

— Да. Пожалуй. Потому что я не уверен. Я ничего не знаю о любви. Отец искренне любит тебя. Я не знаю почему, и от него я ничего не узнал о любви. Ты любишь только вещи. Ты не любишь людей, так чему я мог научиться у тебя?

У Розмари был встревоженный вид.

— Ты не можешь любить эту девушку, Карл. Тебе жаль ее. И ты это знаешь. Она повиснет на тебе камнем, ты не сможешь двигаться дальше.

— Куда?

— К нормальной социальной жизни, такой, как сегодняшний вечер. Она не справится, не усвоит наш стиль.

— И ты предположила, что лучшим способом помочь ей “справиться” и усвоить, как ты говоришь, “наш стиль” будет выставить ее с приема, куда ее пригласили. Может, ты для разнообразия вдумаешься в свои собственные слова?

— Я просто хотела избежать неловкости. Только и всего. — Розмари не собиралась сдаваться.

— Мне очень неловко, мама, мне неловко, как никогда в жизни.

— Карл, все это чепуха. Давай ляжем спать.

— Больше я не проведу в этом доме ни одной ночи, — решительно сказал он.

— Послушай, это просто алкоголь на тебя так действует.

— Я не пил. Я был слишком занят поддержанием беседы с твоими друзьями. Эти людям столько лет, что они помнят, как в Англии в витринах висели вывески “Черным вход воспрещен. Ирландцам вход воспрещен”. Я разговаривал с одним человеком, его мать была служанкой в Бостоне, ее уволили из семьи, где она работала, за недостаток покорности. Она вышла замуж за сотрудника банка и помогла ему подняться по карьерной лестнице до управления собственным банком.

— Это совершенно другое дело…

— Это совершенно одно и то же, только нам должно быть еще более стыдно. Мы живем в достатке. Нам чертовски повезло с этой страной, мы должны с радостью приветствовать тех, кто к нам приезжает. Но нет, ведь иерархия превыше всего, не так ли? Даже для нас, кто лишь недавно находился в самом низу социальной лестницы.

Розмари пылала от гнева.

— Живя в таком доме, как наш, легко проповедовать высокие идеалы! У тебя-то есть все!

— Больше нет.

— О, Карл, хватит дерзить. Сейчас ты уйдешь, но завтра же вернешься. Давай не будем заниматься глупостями.

— Я не вернусь, мама.

— Ну хватит, где ты будешь жить? Ты практически ничего не получаешь в своей школе. Ради бога, как ты будешь зарабатывать на хлеб?

— Я получаю учительскую зарплату. Четверть суммы я перечисляю на ваш с отцом банковский счет. Я делал это с тех пор, как устроился на работу. Когда я уйду из дома, деньги будут оставаться в кошельке. Как-нибудь справлюсь.

Розмари внимательно смотрела на него. Он говорил совершенно серьезно.

— Как ты считаешь, зачем все это нам с отцом? — Она обвела рукой их элегантный дом. — Мы все делаем ради тебя, Карл. Не швыряй это нам в лицо! Чего еще ты хочешь?

— Стоило бы попросить тебя не вышвыривать из дома моих друзей, если бы я мог предположить, что это придет тебе в голову.

— Карл, пожалуйста…

— Мне жаль тебя, мама. На самом деле жаль.

Он направился к двери.

— Вот и правильно. Ложись спать. Мы все ляжем спать. Утро вечера мудренее.

— Не знаю, каким окажется утро для тебя. Меня это волнует в последнюю очередь. — Карл вынул из тумбочки ключи от машины и сбежал вниз по лестнице.

Вглядываясь в темноту, Розмари увидела, как он садится в машину. Когда-то он настоял на том, чтобы купить ее на свои деньги. Она покачала головой. Подобные разговоры очень утомительны, но завтра, к этому же времени, все забудется, как не бывало.

Аня жила в шумном районе Дублина. Кафе и клубы были открыты, несмотря на поздний час. Звучали разговоры на разных языках.

Карл даже не пытался придумать, что он скажет, когда найдет Аню. К чему репетировать извинения за свою чудовищную мать, объяснения того, что он ушел из дома. Возможно, она даже позволит ему остаться. Самое главное — найти ее, обнять, прикоснуться к нежному лицу, погладить по голове.

Он знал адрес. В квартире у Ани он не был, но пару раз обедал в ресторане внизу. Аня рассказывала ему про разные виды колбасы, и владельцы кафе, невзирая на его протесты, положили ему тогда на тарелку несколько разных сортов, чтобы он мог выбрать, какой ему нравится больше.

Он вошел в ресторан и спросил:

— Как вы думаете, Аня дома?

— Нет, она отправилась на какую-то отпадную вечеринку. Оделась, как кинозвезда! — сказал один из братьев, владельцев ресторана.

— Она уехала оттуда. Я хотел спросить, может быть…

— Вот Лидия. Она должна знать.

Лидия разговаривала по телефону. Она казалась очень взволнованной.

— Разумеется, я беспокоюсь, Тим. Она оставила только записку с просьбой не тревожиться. Мол, скоро она свяжется с нами. Плохо то, что она забрала паспорт.

Глава 11

В восемь утра у Молли Кэрролл зазвонил телефон. Трое клиентов пришли в прачечную и обнаружили, что она закрыта.

— Но ведь Аня приходит в семь, — озадаченно проговорила миссис Кэрролл.

— Сегодня ее нет, Молли.

Неодобрительно поцокав языком, Молли Кэрролл выставила завтрак на стол и побежала открывать прачечную. Очень важно хорошо обслуживать ранних посетителей. Они оставляют одежду с утра, потому что знают: днем заказ уже можно будет забрать.

Как это непохоже на Аню.

Хилари прослушивала сообщения, оставленные за ночь на автоответчике. Все звонившие за что-то извинялись. У одной женщины ночью заболело в груди, она позвонила в “скорую”, но оказалось, что повода волноваться не было. Она извинялась за беспокойство. Мужчина, набравший неправильно номер, многословно просил прощения за пропущенную встречу, обещал, что в следующий раз исправится и все будет в лучшем виде. Следующее сообщение оставила Аня. У нее что-то вроде кризиса. Ей очень, очень жаль, она все объяснит через несколько дней. Ключи от клиники она оставила в конверте, в ресторане на первом этаже. Джонни может их забрать.

Кризис, который продлится несколько дней? У Ани? Хилари была просто ошарашена.

Лидия и Тим за всю ночь не сомкнули глаз. Куда могла уехать Аня? Она не оставила ни единой подсказки.

— Я знаю всех ее друзей, — сказала Лидия. — И уже всем позвонила, но безрезультатно.

— Как насчет отца Флинна?

— Ни словечка. Он спрашивает всех в центре, но пока ничего.

— Не могла же она уехать в аэропорт. Было уже слишком поздно. — Тим сказал это, в основном чтобы подбодрить Карла Уолша. Карл, кажется, совсем потерял рассудок от беспокойства, все повторял, мол, это его вина, он не встретил ее, не позаботился о ней как следует. Лидия, не знавшая подробностей произошедшего на вечеринке, попыталась успокоить его:

— Как ты можешь винить себя? Она была так рада получить приглашение. Твоей маме понравился ее подарок?

— Не говори мне об этом подарке! — воскликнул Карл, и его лицо исказилось. — Должно быть, мы все же не вспомнили о ком-то!

Фиона зашла рассказать Деклану новости об исчезновении Ани. Они съели оставленный Молли на столе грейпфрут. Такой завтрак устраивал их гораздо больше, чем яичница из двух яиц, сосиски и тосты, на которых Молли непременно настояла бы, будь она дома.

Они поговорили по телефону с Лидией, Карлом, Хилари и отцом Флинном. Была небольшая вероятность, что Аня появится в клинике, но они не слишком на это рассчитывали. Рассказ Хилари о сообщении на автоответчике очень их встревожил.

— Может, нам стоит обратиться в полицию? — спросила Фиона.

— Аня очень просила Лидию не поднимать шума, — ответил Деклан.

— Но она была ужасно расстроена.

— Знаю, но какой смысл просить друзей не поднимать шум, Фиона, если не можешь надеяться на уважение к своей просьбе?

Фиона удивленно посмотрела на него.

— Каким же вы будете врачом, Деклан Кэрролл?

— Врачом, который уважительно относится к желаниям пациентов.

— И как далеко вас заведет эта дорога?

— Время покажет. Время — и знание, что рядом моя добрая, мудрая жена, которая вовремя меня выручит. Что ты делаешь в субботу? Я подумал, может, поехать посмотреть кольца? Что ты думаешь про опал?

— Деклан, только не трать слишком много, пожалуйста. Мне что угодно подойдет. Честное слово. Мне не нужно дорогое кольцо — я просто хочу знать, что ты любишь меня.

— Я смотрел, какой камень соответствует твоему дню рождения. Подумал, что это важно. Что ж, давай пойдем к больным. Это все же наша работа.

В нем было столько нежности и преданности, что у Фионы перехватывало дух. Чем она заслужила такую любовь?

Какая-то девушка сказала отцу Брайану Флинну, что видела Аню на остановке автобуса, идущего в аэропорт.

— Но ночью нет самолетов в Польшу, — сказал он.

— Мне кажется, она собиралась лететь через Лондон.

— Но до утра нет ни одного самолета.

Брайан Флинн отказывался поверить, что рассудительная, уравновешенная Аня могла вот так исчезнуть без следа.

— Не знаю, святой отец.

— Конечно, вы не знаете. Просто я беспокоюсь о ней, вот и все.

— Вы беспокоились бы еще больше, если бы видели ее вчера ночью. У нее был вид человека, столкнувшегося с чем-то чудовищным.

* * *

Бобби Уолш пришел завтракать на кухню.

— Ну как, ребята из фирмы навели идеальный порядок? — спросил он жену, наливая себе чай и готовя тост.

— Да, — резко ответила она.

— Где Карл?

— Уехал вчера вечером и не возвращался.

— Значит, отправился прямо в школу?

— Думаю, нет. Они звонили, спрашивали, где он. — Розмари допила кофе.

— Так где же он? — встревожился Бобби.

— Занимается глупостями, — с этими словами Розмари вышла из дома.

Он услышал, как она заводит машину. Двигатель взревел так же сердито, как сама супруга разговаривала.

Внезапно Бобби Уолшу стало очень одиноко в большом доме у моря.

Клара подняла глаза на Хилари, вошедшую с кружкой кофе.

— Где Аня?

— Никто не знает, — ответила Хилари. — Она оставила странное сообщение.

Они озадаченно переслушали послание Ани. Кто угодно из сотрудников клиники мог сказаться больным. Но только не Аня. Она приползла бы, если бы могла дышать.

— Думаешь, это любовь? — спросила Клара.

— Ну, вчера она так и светилась. Она собиралась на рубиновую свадьбу к Бобби Уолшу. Ей очень нравится сын Бобби, Карл.

— Удачи ей в битве с Розмари.

— Нет, все не так. От Розмари она без ума. Очевидно, та прислала ей приглашение. Аня даже купила ей в подарок хорошенькое маленькое блюдо из красного стекла.

— Может, Уолши знают, где она.

— Не то чтобы я мечтала звонить им, Клара.

— Хорошо, хорошо, трусишка. Давай трубку.

* * *

— Привет, Бобби. Это Клара Кейси из кардиологической клиники. Нет-нет, с анализами у вас все отлично. Как ни странно, я совершенно по другому поводу. Я хотела спросить, не видели ли вы нашу Аню? Понимаете, вчера вечером она собиралась к вам на прием по поводу годовщины. Нет? О, она наверняка там была. Нет, конечно, ведь гостей было так много. Возможно, миссис Уолш перезвонит мне? Ее нет? Хорошо… Простите за беспокойство, Бобби. Увидимся, как обычно, на следующей неделе. Да, хорошо, конечно, я дам вам знать.

Хилари вопросительно посмотрела на нее.

— Этого мужчину, Бобби Уолша, нужно канонизировать при жизни. Он очень сожалеет, но Ани вчера не видел. Он бы с удовольствием пообщался с ней. Ему не сказали, что она придет. Он просил позвонить, когда она появится.

— Если она появится, — уточнила Хилари.

Фиона шла мимо стола, когда зазвонил телефон. Она рассеянно сняла трубку, все еще погруженная в мысли о кольце с опалом и о том, что же могло случиться с Аней. Звонила Розмари Уолш.

— Это Клара?

— Нет, миссис Уолш, это Фиона.

— Ну, на самом деле я ищу Аню, полячку. — Она издала легкий смешок, как бы извиняясь за неожиданную причину своего звонка.

— Мы все ее ищем, миссис Уолш.

— Что вы имеете в виду? — Теперь ее голос зазвучал встревоженно.

— Ее не видели с тех пор, как она ушла на вашу кухню вчера вечером.

— Э-э-э… да. Очень любезная девушка, она предложила помочь с мытьем посуды.

— Нет. Я думаю, это вы попросили ее вымыть посуду. Она считала, что ее пригласили как гостью.

— О, с этим уже все улажено. Мы разобрались.

— Вовсе нет. Она не пришла на работу. Она съехала с квартиры. Ее ищет отец Флинн. Карл перезванивает каждые несколько минут. На мой взгляд, пока совершенно ничего не улажено.

— Будьте добры, оставьте этот тон, когда беседуете со мной, Фиона.

— Мне нечего оставлять, миссис Уолш, тон самый обычный. Мне осталось только сообщить вам, что мы обратились в полицию, и скоро они будут здесь.

Фиона с наслаждением улыбнулась, услышав, как невольно ахнула Розмари Уолш. Конечно, про полицию она солгала. Но резкий вдох на том конце провода определенно того стоил!

Когда автобус привез Аню в деревню, первым делом она отправилась в магазин миссис Зак.

— Вот это сюрприз, Аня! Твоя мать уже знает?

— Нет, миссис Зак. Можно, пожалуйста, я быстро сделаю один звонок в Ирландию?

— Я была уверена, что ты купишь себе мобильный, как это делают все девушки.

— Они слишком дороги, миссис Зак. Я заплачу за звонок.

Миссис Зак изумленно слушала, как Аня на безупречном английском говорит по телефону. Она не понимала ни слова, но речь девушки звучала очень бегло. Маленькая Аня, она ведь глаза боялась поднять, пока не познакомилась с этим бестолковым Мареком. А теперь только посмотрите на нее! Разговаривает на иностранном языке, ну прямо профессор!

Аня звонила Кларе:

— Мне ужасно стыдно за свой поступок. Никто не ожидал, что я так сбегу. Понимаете, я совершила серьезную ошибку. Возможно, Фиона вам уже рассказала?

— Да, Аня, и ты не единственная, кто допускает ошибки при общении с Розмари Уолш. Вся ее жизнь сопровождается сплошной чередой ошибок.

— Но я всех поставила в неловкое положение. Карл, должно быть, считает меня полной дурой.

— Он так беспокоится о тебе, Аня. Звонит каждые несколько минут, все спрашивает, есть ли новости. Может, ты позвонишь ему? Он будет так рад узнать, что с тобой все в порядке.

— Нет, я не могу. Клара, пожалуйста, попросите Фиону, пусть она ему скажет.

— А что мне сказать насчет того, когда ты вернешься?

— Я еще только приехала, Клара. Пока даже Мамусю не видела. Я не знаю.

— Все хорошо, Аня. Не волнуйся так. Все будут просто счастливы узнать, что ты жива и невредима. У тебя здесь много друзей, и мы все за тебя переживаем.

— Спасибо, Клара. Мне жаль, что я такой никудышный сотрудник.

— Ты наш лучший сотрудник. Ты уже много месяцев с нами, и твое место будет ждать тебя столько, сколько понадобится.

По щекам Ани скатились две крупные слезы. Миссис Зак наблюдала за ней поверх очков. Может быть, она беременна? Зачем было приезжать к матери? Зачем приносить ей очередные дурные вести?

Новость о том, что Аня вернулась в Польшу, чтобы прийти в себя, быстро облетела клинику. Первым делом Клара позвонила Карлу, а затем — Фрэнку Эннису в администрацию больницы. Им понадобится временная замена.

— Она уведомила вас о поездке в Польшу заранее?

— Возникла чрезвычайная ситуация, — сухо ответила Клара.

— Надеюсь, вы не предполагаете, что заместители растут на деревьях, — заметил он.

— Ну что же, значит, мы назначим кого-то из наших сотрудников?

— Нет. — Фрэнк больше ничего не собирался выпускать из-под контроля.

— Хорошо. Значит, завтра мы познакомимся с Аниным заместителем.

— На какой срок? — спросил он.

— Я дам вам знать, — неопределенно ответила Клара.

— На самом-то деле нам ведь не нужен заместитель для Ани. Мы распределим ее обязанности между собой, — заметила Хилари.

— Где твоя солидарность, Хилари? Где твое самоуважение? — Клара была шокирована. — Если Фрэнк подумает, что мы способны справляться без Ани, впредь мы так и будем справляться без нее. Мы просто обязаны сохранить ее место.

— Бобби?

— Ты вернулась, Розмари?

— Да, конечно. Все в порядке?

— Телефон весь день просто разрывается, Розмари. Пропала маленькая Аня из клиники. Очевидно, в последний раз ее видели здесь.

— Уверена, что это не так.

— Почему ты не сказала мне, что она была у нас, Розмари? Я очень тепло к ней отношусь.

— Ты не единственный, — ответила супруга.

— Что ты имеешь в виду?

— Твой сын тоже за ней волочится.

— Я не волочусь за ней, Розмари.

— Нет-нет, конечно, я зря это про тебя сказала. Прости… Я заплатила бы ей, Бобби.

— Извини? Заплатила бы за что?

— За работу на кухне.

— Я думал, ее пригласили как гостью. Так мне сказала Клара. Так мне сказал Карл. И так сказала Фиона.

— Когда они все это тебе наговорили? — Розмари выглядела измученной и напуганной.

— По телефону. Сегодня.

— Бобби, она ведь не наделала глупостей, правда? Никаких ужасных глупостей? Правда? — Ее голос звучал очень встревоженно.

— С какой бы стати ей совершать глупости?

Розмари с облегчением перевела дух. Ему не рассказали всего.

— Эти европейцы такие неуравновешенные, — пожаловалась она.

* * *

Деклан пошел в библиотеку почитать про опалы. С ними оказалось связано некоторое количество дурных примет, но, впрочем, дурные приметы прилагались к любым камням. Он нашел историю про испанского короля Альфонсо: тот подарил девушке опал, и она умерла, и все, кому достался этот опал после нее, тоже умерли. Деклан, обладавший практичным складом ума, подумал, что они умерли бы в любом случае, так или иначе. Продолжительность жизни в те времена была настолько меньше нынешней. Он не будет заострять внимание Фионы на подобных историях.

Затем Деклан пошел в ювелирный, где обсудил с мастером верхний предел своих покупательских возможностей. Ювелир пообещал сделать к субботе подборку образцов.

В качестве заместителя в клинику прислали Эми Барри, дочь фармацевта Питера. Клара с интересом изучала новенькую. Эми бросала на Клару настороженные взгляды из-под темной челки.

— Ой, это вы. — В голосе Эми не слышалось особого энтузиазма.

— Очень рада снова видеть тебя, — ответила Клара.

— Не думаю, что получу теперь эту работу.Вы-то знаете, что я работала в магазинчике садо-мазо. Так что здесь у меня, конечно, шансов нет.

— Почему же? — Кажется, Клара искренне считала, что работа в секс-шопе — прекрасная стажировка перед трудоустройством в кардиологическую клинику на должность ассистента.

— Почему вы не вышли замуж за папу? — полюбопытствовала Эми. — Он был без ума от вас.

— Мы оба слишком стары и слишком привязаны к своим привычкам. Слишком многое пришлось бы менять. А как твой роман, все идет хорошо?

— Спасибо, прекрасно. Вы знаете, вы мне всегда нравились. — Эми отказывалась уходить от темы.

— Ты мне тоже, — охотно улыбнулась Клара.

— Но недостаточно, чтобы взять меня на работу? — Эми сжала кулаки.

— Конечно, мы тебя возьмем. Только расскажи, почему ты бросила свои корсеты и бандажи. И учти, что, когда Аня вернется, тебе придется уйти.

— Корсеты и бандажи обанкротились. И да, я понимаю, что это временная работа, — широко улыбнулась Эми.

— Отлично. Тогда можешь приниматься за дело.

— Здорово. Есть что-нибудь, что мне обязательно нужно знать?

— Да, нас всех объединяет ненависть к Фрэнку Эннису. Относись к нему как к природному врагу нашей клиники — не ошибешься.

Карл Уолш временно поселился у Айдена и Норы Данн. Эти легкие в общении люди не докучали ему лишними вопросами. Если им и было интересно, почему юноша, родителям которого принадлежит особняк на берегу моря, хочет спать на диванчике в их тесной квартирке, они ничем этого не выдавали. В этих маленьких комнатах было столько нежности по сравнению с ледяной атмосферой, которую создала в особняке его мать. Карлу не верилось, что он все еще живет в том же городе.

Айден и Нора планировали устроить воскресный обед в честь дня рождения Айдена. Карл не уставал изумляться: у них так мало денег, они так тщательно продумывают каждую покупку. Его накрыла волна отвращения к безвкусной роскоши минувшего свадебного приема. У его матери нет ни грамма порядочности. Раньше он закрывал глаза на происходящее, просто старался охранять покой отца. Но сейчас Карл осознал то, что раньше отказывался признать. Розмари Уолш давно пора было дать отпор.

— Ты поужинаешь с нами, Карл? — Нора, как всегда, излучала гостеприимность.

— Нет, Нора, спасибо. Из меня в последнее время никудышный собеседник. Пойду домой, соберу вещи. Лучше сделать это в ближайшие выходные.

— Может, заодно помиришься с родителями.

Нора впервые упомянула их размолвку.

— С отцом я никогда не ссорился, — ответил Карл.

— Да, женщины сложнее. Мы переворачиваем все с ног на голову. Неправильно понимаем…

— Вы не такая, — просто заметил он.

— Нет, но я вижу, как ты огорчен, и меня это расстраивает, Карл. — В голосе Норы звучало искреннее сочувствие.

— Я огорчен, потому что вел себя по-идиотски. Я познакомился с чудесной девушкой… и позволил ей уйти.

— Ты ей нравился?

— Мне казалось, что да, но я такой дурак. Я что угодно отдал бы, только бы тот вечер прошел по-другому.

— А где она сейчас, эта чудесная девушка? — заинтересовалась Нора.

— В деревне на юге Польши. Она не хочет со мной разговаривать.

— А когда она вернется?

— Все думают, что она не вернется.

— А вот я уверена в обратном, Карл. Ты хороший парень. Такие не часто попадаются.

— Нора, я не хороший парень, я клоун!

— Все мы время от времени становимся клоунами, поверь мне. Жаль только, что ты несвободен. Я очень надеялась познакомить тебя с дочерью Айдена от первого брака. Ну, что поделать!

Аня поднималась на холм с тяжелым сердцем.

Она не слишком поверила словам Клары о том, что все скучают по ней. Но ведь она вернулась домой, и в руках у нее — куча денег для Мамуси. Едва ли она проводила в Ирландии хоть час без работы. Когда она увидит лицо Мамуси, когда Мамуся поймет, сколько у нее теперь денег, все труды Ани окупятся сторицей.

Аня только надеялась, что Мамуся не станет плакать. Ей казалось, что если она сама сейчас расплачется, то так и будет рыдать всю жизнь.

Фиона и Деклан склонились над кольцами, и девушка по очереди примеряла их.

Вот у этого красивая оправа. Это играет потрясающими красками, как его ни поверни. В конце концов они выбрали кольцо с тремя маленькими опалами в ряд.

— Его вы примерили первым. Хорошая примета!

Молодой человек весь день продавал камни и знал, что сказать клиентам.

— Когда же свадьба? — спросил он, в последний раз полируя опалы.

— Еще очень, очень не скоро, — поспешно ответил Деклан.

— В конце лета, — сказала Фиона.

— Так и надо, подруга! Лови его на слове. — Эта пара очень понравилась молодому ювелиру.

Они отправились обедать в “Квентинз” и показали кольцо Бренде. Та отреагировала, как нужно, произнесла все положенные похвалы выбору и преподнесла им по бокалу шампанского.

Затем они позвонили родителям Фионы и рассказали, что купили кольцо. Те очень обрадовались и пригласили Кэрроллов поужинать китайской кухней из ближайшего ресторанчика. Фиона отправила электронные письма Тому и Эльзе в Калифорнию, Давиду в Англию и Вонни в Грецию.

Она написала, что очень счастлива, и хочет, чтобы все познакомились с Декланом.

— Почему ты передумала насчет даты? — спросил он.

— Наверное, из-за ужасной ерунды, которая случилась у несчастных Карла и Ани. Не хочу, чтобы мы попали в такую переделку.

— Где теперь живет Карл? — спросил Деклан.

— Не знаю. Удивительно, сколько времени ему понадобилось, чтобы раскусить Розмари.

— Он берег мир в семье ради отца, — вступился за него Деклан.

— У тебя для каждого найдется доброе слово, — нежно сказала Фиона и повернула руку, чтобы еще раз полюбоваться на кольцо.

Дорогая Фиона,

Как чудесно, что ты выходишь замуж — поздравляю! Разумеется, я буду рад приехать. Отличный способ провести отпуск.

Когда я продал отцовское дело, мама очень расстроилась, но теперь она считает, что все обернулось к лучшему. Я собираюсь открыть собственный бизнес, импортировать керамику. Может, пока я буду у вас, я найду какие-нибудь чудесные ирландские штучки. Ты только подскажи, где искать.

Будет просто волшебно снова увидеться с тобой и побывать на твоей свадьбе. Надеюсь, что Вонни, Том и Эльза тоже смогут приехать.

С любовью,

Давид

Фиона,

Ты — единственный человек, ради которого я готова поднять свои старые кости. Ирландия! Я ведь клялась больше никогда не приезжать туда, но, судя по твоим рассказам об этом парне, Деклане, такую встречу пропускать нельзя. Я даже попросила Андреаса поехать со мной, но он отказывается. Будет ждать фотографий.

Ваши чудесные близнецы пригласили меня пожить в их доме, у Матти и его жены Лиззи. Я в самом деле могу у них остановиться? Еще они рассказывают, что занялись ресторанным бизнесом, и даже надеются обслуживать твою свадьбу. Тебе они пока не говорили — я подумала, что стоит тебя предупредить.

Теперь, когда я уже приняла решение приехать, я вся в предвкушении.

Спасибо, что не пропадала из виду. Ты хороший друг.

С любовью,

Вонни

Дорогая Фиона,

Мы не приедем, но причина тому самая что ни на есть чудесная. Мы беременны!

На той же самой неделе Эльза рожает! За много лет я свыкся с мыслью, что детей у меня не будет, но мы прошли курс искусственного оплодотворения, и прямо в день твоей свадьбы у нас должна появиться дочь! Жаль, что мы не сможем быть с тобой. Но мы приедем, как только наша маленькая принцесса подрастет достаточно, чтобы выдержать путешествие.

Билл в восторге. Даже Ширли настроена оптимистично, так что жизнь просто прекрасна.

Каким же чудесным было то лето. Как бы нам хотелось повидаться с Андреасом, Вонни и Давидом. Пожалуйста, сделай много-много фотографий. Мы хотим знать все подробности.

Шлем тебе нашу любовь,

Том

Саймон и Мод лично убедились, что ресторанное дело выжимает из людей все соки.

— Думаю, к двадцати пяти от нас ничего не останется, — сказал Саймон.

— Кэти и Том как-то выжили. — Мод пока не хотела сдаваться.

— Да, но они всю дорогу были без ума друг от друга, — проворчал Саймон.

— Ну, мы тоже неплохо ладим.

— Но мы-то не влюблены, в отличие от них. — Саймон вцепился в эту идею, как кошка в мышь.

— О боже, Саймон. Ну, а если у нас потом появятся и партнеры, и любовь? Тогда все наладится?

— Думаю, это позволит нам пережить худшие периоды.

— Мне кажется, нам нужно попытаться привлечь клиентов. Да, именно так, — твердо заявила Мод.

— Например?

— Например, заняться свадьбой Деклана и Фионы. Мы можем предложить им несколько видов фуршета на выбор и рассказать о расценках.

— Но где мы все это устроим, Мод? У нас нет “площадок” — кажется, так называют залы Том и Кэти?

— Надо поискать. Никому не нужные теннисные клубы? Старые школы? Что-то должно найтись, Саймон.

— И если нам удастся найти площадку… — взволнованно начал Саймон.

— Мы просто придем к ребятам с меню. — Мод буквально излучала уверенность.

— Брайан?

— Джеймс?

— Ты ведь уже использовал это помещение как кафе, не правда ли?

— Да, ты это прекрасно знаешь.

— Так в чем проблема?

— В каком смысле?

— Если Комитет по охране здоровья и обеспечению безопасности устраивало кафе, то и со свадьбой все будет нормально.

— Но алкоголь? — спросил Брайан.

— Ты не будешь продавать алкоголь, Брайан. У тебя нет лицензии.

— Вот и я об этом.

— Но ведь все необходимое можно принести с собой?

— Мне кажется, так не делается, — засомневался отец Брайан.

— Делается так, как кажется нужным. В чем можно обвинить тебя, если все поляки заявятся с собственным “горючим”?

— Джеймс, так не делается.

— Мой тебе совет — попробуй. Поверь моему опыту. А если вдруг начнут задавать вопросы, утверждай, что ничего не знал.

По словам Молли Кэрролл, родители Фионы ей очень понравились. Морин и Шон Райан, а также две сестры Фионы встретили Молли и Пэдди тепло и доброжелательно. Эти спокойные люди были совершенно не склонны к манерности и жеманству.

Молли показалось странным, что они не приготовили жаркое в качестве угощения для будущих свояков, но выяснилось, что они узнали о помолвке очень поздно. Кроме того, китайская еда оказалась очень вкусной.

Родители сошлись на том, что не будут лезть с советами и предоставят молодым заниматься организацией самостоятельно. Одному Богу известно, какой они видят свадебную церемонию и как представляют себе праздничный завтрак.

Саймон и Мод узнали, что отец Брайан Флинн ищет помощников в организации крестин для каких-то словаков.

— Значит, обычная восточная средиземноморская еда, — сказал Саймон.

— Без проблем. Сделаем акцент на баклажанах, фаршированных перцах, цукини и оливковом масле, — согласилась Мод.

— Вот только насчет алкоголя… — начал отец Флинн.

— О, мы прекрасно все понимаем, отец, — успокоил его Саймон.

— Наша мама была совершенно такая же, — похлопала его по руке Мод.

— Речь не обо мне, — сердито сказал Брайан Флинн. — Я говорю о законах. О правилах продажи алкоголя.

— А, ясно, — сказал Саймон. — Я-то думал, это у вас проблемы. Значит, придется просто принести все с собой, так?

— Да. Думаю, такое решение вполне разумно.

— Отлично. Мы предоставим кувшины с фруктовым соком, а что еще они выставят на или под стол — уже не наше дело.

— Да. Думаете, все получится?

— Судя по рассказам других людей, проблем быть не должно. — Мод определенно проявляла несвойственную ее возрасту мудрость.

По дороге из центра домой Саймон внезапно воскликнул:

— Так вот где мы отпразднуем свадьбу Фионы и Деклана! Мы нашли площадку!

— Ты знаешь, что ваша с Фионой свадьба состоится уже в этом году? — взволнованно спросил Деклана Саймон.

— Да, Саймон, я помню.

— Я просто хотел поинтересоваться, может, расскажешь, вы собираетесь венчаться? Или будет только гражданская церемония?

— Ну, думаю, сперва все же церковь, чтобы порадовать стариков.

— Ага. А какая церковь? — Саймон казался очень взволнованным. Деклан удивился, неужели он религиозный фанатик.

— Э-э-э, ну, просто, обычная церковь. Какая-нибудь католическая, да.

— То есть вы еще не выбрали ничего конкретного?

— Нет, пока нет. Саймон, позволь поинтересоваться, к чему весь этот разговор?

— Мы нашли великолепное место, где вы сможете пожениться.

— Правда?

— Правда!

— Что-то у меня нервишки шалят. Почему бы это? — спросил Деклан.

— Совершенно зря! Настоящая церковь, настоящий священник, все отлично.

— В чем же подвох?

— Никакого подвоха.

— Подвох есть всегда. Ну, давай рассказывай.

— Спиртное придется принести самим… в бумажных пакетах.

— Но это же незаконно! — возмутился Деклан.

— Ничего подобного! — ответил Саймон.

— Ну, и где это прекрасное место?

— Чудесный зал, рядом с Лиффи. Церковь находится там же. Это социальный центр, куда приходят люди, недавно приехавшие в Ирландию. Поляки, латыши, литовцы. Мне кажется, вам там понравится.

— Вполне возможно. Но ты ведь пока ничего не заказал, нет?

— Ну, вообще-то… да, — признался Саймон.

* * *

Мама Ани была совершенно счастлива. Она снова и снова повторяла: “Как прекрасно, что Аня дома!” Какой чудесный она устроила сюрприз — вдруг просто вошла в дверь.

Но мама не просила ее остаться. У нее оказалось больше мужества, чем представлялось Ане по воспоминаниям. А еще она почти не изменилась, в то время как Анина жизнь стала совершенно другой.

Мамуся расспрашивала ее про Ирландию. Как поживает приятный юноша, Карл, который учил ее английскому? С ним все в порядке? Да, все в порядке. Хорошо ли отпраздновали его родители сорокалетнюю годовщину свадьбы? Да, вполне. Не то чтобы отлично, но хорошо.

Аня села рядом с мамой и достала деньги, которые так усердно зарабатывала. Этого хватит, чтобы полностью перестроить их маленький домик. Они откроют настоящее дело, а не сельский бизнес. Один из Аниных зятьев займется строительством. Начинать можно хоть завтра.

Солнце село, почти стемнело. Мамуся задернула шторы и включила свет. Аня сидела и пыталась понять, зачем она когда-то уехала отсюда. Может быть, вся шумная жизнь в Дублине ей просто приснилась? На нее навалилась огромная усталость. Она не спала с того момента, как сбежала из дома Карла. Всю ночь она ждала первого рейса в Лондон, а затем — пересадки в Польшу.

Мама увидела, что Аня клюет носом, и накинула ей на ноги одеяло. Аня заснула, и ей приснилось, что Карл прислал огромный букет цветов и открытку: “Я люблю тебя, Аня. Вернись ко мне”.

Когда она проснулась в четыре утра и поняла, что это был только сон, ей стало ужасно грустно. Со слезами на глазах Аня пошла в свою старую спальню.

— Насколько ты была уверена, когда выходила замуж за отца? — спросила маму Линда.

— Как выяснилось, даже чересчур, — ответила Клара.

— Нет, я имею в виду, как это ощущалось внутри, когда ты решила связать с ним свою судьбу?

— Мы так об этом не думали, Линда.

— Я просто хочу услышать честный ответ.

— Ладно. Вот тебе честный ответ. Я была от него без ума. Сохла по нему, до одури. Когда он сказал: “Выходи за меня”, я немедленно подумала, что смогу наконец уехать от матери — она, если ты помнишь, очень непростой человек. Я не предполагала, что можно говорить: “Я люблю тебя”, не имея этого в виду. Все случилось, как фейерверк, как… как выстрел. Такой ответ тебя устраивает?

— Не вполне. Мы с Ником размышляем, не снять ли нам квартиру. Но мы нервничаем. Я хочу сказать, у нас у обоих совершенно разумные матери. Кстати, мне жаль, что ты не слишком любишь Хилари.

— Почему? Она мне нравится, — сказала Клара.

— Ага, ты всегда готова потрепать ее по голове, но и только. Вот мы и думаем, стоит ли нам съезжаться, ведь это выявит все слабые места наших отношений.

— Какие вы оба благоразумные, — заметила она.

— Кажется, ты изрядно не в духе, Клара.

— Вовсе нет. У меня был очередной чудесный рабочий день. Аня сбежала в Польшу, потому что мать ее молодого человека предположила, что она пришла на праздничный вечер работать посудомойкой. Фрэнк Эннис снова превратил мою жизнь в черт-те что. Чокнутая дочка Питера Барри явилась в клинику в поисках работы, и я ее приняла. Фиона и Деклан решили праздновать свадьбу в иммигрантском центре в районе Лиффи. Я ошибочно предполагала, что возвращаюсь домой к доброй тарелке супа, но здесь меня встретила ты — в полной боевой готовности, горящая желанием поговорить о смысле жизни. Я? Не в духе? Да что ты!

— А ты ничего, Клара! — сказала ее дочь Линда.

Безусловно, высокая похвала.

Фиона и Барбара отправились взглянуть на зал в центре отца Флинна.

— Простовато, — сказала Барбара.

— Но ведь можно что-нибудь придумать. Кроме того, это место нам по карману. В отличие от свадебного дворца, где мы с Декланом поднялись бы к небесам в вихрях сухого льда. Ты же знаешь, мне ничего такого не нужно. Единственное, в чем я не уверена: можно ли приглашать сюда наших гостей, они так издалека приезжают, ну, понимаешь, кузены из пригородов, Давид из Англии, Вонни из Греции…

— Они ведь только хотят увидеть, как ты счастлива… и избавить тебя от запасов еды и питья. Эта Вонни и этот твой Давид что, начнут хуже о тебе думать, если все вокруг не будет блестеть и искриться? — уверенно ответила Барбара.

— Конечно нет.

— Итак, последний вопрос — устроит ли это Деклана?

— Барбара, ты же его знаешь.

— Отлично. Итак, осталось только убедиться, что твои близнецы нас не отравят. Пойдем порадуем отца Флинна — закажем у него зал.

Вернувшись домой, Розмари услышала голоса на кухне. Бобби с кем-то разговаривал. Ее сердце на секунду замерло: должно быть, это Карл! Не может же глупый мальчишка вечно держаться за свое нелепое решение. Она продемонстрирует снисходительность и доброжелательность. Покажет, что она выше детских выходок.

Но на кухне ее ожидал не сын, а высокомерная Клара из кардиологической клиники.

— Подумать только, вас приняли на кухне, доктор Кейси! — пораженно воскликнула Розмари.

По взгляду, брошенному на Бобби, Клара поняла, что позже ему за это изрядно достанется.

— Я зашла, потому что Бобби не явился утром на прием, а я все равно была неподалеку.

— О, что вы говорите. А по какой именно причине вы оказались неподалеку?

— Мне не все равно, миссис Уолш. Бобби не пришел на прием, и мне это небезразлично. И когда я звонила, он не взял трубку.

— Право, Бобби!

— Знаю. Прости, милая, я не успел дойти до телефона, очень уж запыхался.

— Кроме того, я ищу садовника-китайца, который обслуживает дома в этом районе. У нас пропала Аня, девочка из клиники. Я хотела спросить, может, он что-то знает.

— И что же он сказал? — поинтересовалась Розмари.

— Практически ничего. Только то, что он должен был заплатить ей, но не успел, что работа ее ждет и работы много.

— Где же она?

— В Польше. Очевидно, у вас на приеме что-то очень расстроило ее, и в тот же день она уехала.

— Розмари заплатила бы ей, какая бы ни была ставка. Я знаю свою жену, — внезапно вклинился в разговор Бобби.

— Простите? — Клара не поняла, что он имел в виду.

— Помолчи, Бобби, — оборвала его Розмари.

— Да нет же, это ведь нечестно, с какой стати тебя в чем-то обвиняют. — Лицо Бобби горело, он хотел все расставить по местам.

— Мне пора, — сказала Клара. — Карл привезет вас завтра в клинику, Бобби?

— Карл ушел из дома, — вздохнул Бобби.

— Ну, значит, вы возьмете такси?

— Я его привезу, — ответила Розмари.

— В любое время завтра утром, Бобби. Мы всегда рады принять вас, — с этими словами Клара поспешила покинуть дом Уолшей.

Она остановилась, чтобы полюбоваться на яхты, море и сиреневый полуостров Хоут-Хэд, виднеющийся вдалеке через залив. Коттедж Уолшей — последнее слово на рынке престижной недвижимости. Но трем своим обитателям особого счастья он не принес.

Какая нелепая история.

* * *

Фиона ехала на автобусе к родителям. Она надеялась, что они одобрят выбранный зал. Особенно удачно, что его можно заказать практически на любой день, и отец Флинн сказал, что будет рад обвенчать их.

На соседнем сиденье кто-то забыл вечернюю газету, и Фиона от нечего делать пробежалась по ней взглядом. Обычные сплетни о знаменитостях: кинозвезды, посещающие Ирландию, новости об английских футбольных командах… Затем ее взгляд упал на маленькую статью. В бедном квартале найден мертвым молодой человек, вероятная причина смерти — передозировка наркотиков. Личность покойного установить не удалось, полиция пытается найти тех, кто знал юношу при жизни. Двадцать пять-тридцать лет, хрупкое телосложение, единственная зацепка — часы с гравировкой: дата и слова “Всегда любящая тебя, Фиона”.

Шейн?

Умер от передозировки наркотиков в дублинской квартире?

Фиона почувствовала, что ее сейчас вырвет. Она пробралась к выходу из автобуса, сжимая газету в руках. В статье был указан номер для связи. Но нет, она ведь не хочет во все это ввязываться. Она уже много месяцев, даже лет не думала о Шейне. Зачем возвращаться?

Зачем встречаться с его матерью, особенно учитывая сложившиеся обстоятельства? Но и просто отвернуться она не могла.

Он заслуживает похорон, матери, опознания. Фиона села на скамеечку рядом с остановкой автобуса и обдумала возможные варианты. Можно позвонить в полицию и оставить им полное имя и адрес Шейна. Можно найти его мать и предупредить о том, что ее ждет. Можно не предпринимать ничего. Если бы ей не попалась эта газета, она никогда не узнала бы о его смерти.

Но на самом деле Фиона уже приняла решение. Она набрала номер, указанный в статье.

— Я думаю, что найденный труп — это Шейн О’Лири. Если вы позвоните в полицию Агии Анны, это в Греции, вам дадут номер участка в Афинах, он содержался там под арестом три года назад. У них есть отпечатки пальцев и прочие детали. Кто я? Никто. Честное слово, это совершенно неважно. Я просто хочу помочь вам и, возможно, его матери, если она еще жива. Нет, больше мне нечего добавить.

Она захлопнула телефон и дождалась следующего автобуса.

Ложась вечером спать, Фиона поняла, что не испытывает совершенно никаких чувств к умершему Шейну. Она почти не помнила ни время, когда они были вместе, ни почему она так любила его. Как можно было так безумно и безответно влюбиться? Уму непостижимо. Должно быть, она была тогда совершенно не в себе.

Отец Флинн с гордостью демонстрировал свой зал. Он объяснил молодой польской паре, что первая свадьба состоится в конце августа: венчаться будут молодой доктор и медсестра из кардиологической клиники. Они не возражают, если эта и еще одна пара придут на свадьбу, чтобы понять, нравится ли им церемония.

— Должно быть, они очень великодушные люди, — с удивлением заметили молодые люди.

— Да, они хорошие люди. И ресторанная служба просто чудесная. Они вам понравятся.

— Их услуги, вероятно, очень дорого стоят.

— Не думаю. Они предоставили отличный стол на словацкие крестины. Непроизносимые овощи на гриле — никто таких раньше в глаза не видел, но в итоге все были в восторге.

— Возможно, мы могли бы как-то украсить зал. Шторы хороши, но картин маловато.

— У нас здесь работала восхитительная полячка Аня, но, к сожалению, она уехала домой.

— Может быть, она там счастлива, — предположила молодая пара.

— Может быть… — Отец Флинн был достаточно наслышан о подробностях произошедшего от Джонни, Деклана и Фионы. Где бы ни была Аня, навряд ли она сейчас очень счастлива.

Между тем Аня увлеченно обсуждала переустройство Мамусиного магазинчика с мужем сестры Лехом. Здесь будет большое, длинное окно, в нем — два манекена. Вывеску сделает один из друзей семьи.

— Ты много работала, чтобы привезти домой такие деньги, Аня.

— Она этого заслуживает. Я ведь опозорила ее.

— Так думаешь только ты сама. Ты ведь не единственная, кого одурачил Марек. А ты знаешь, что он теперь сидит в тюрьме?

— Нет, я не знала. — Аня сама поразилась, насколько равнодушной оставили ее эти новости. Ни облегчения, ни грусти. Только безразличие.

Лех достал металлическую рулетку и теперь записывал в тетрадку какие-то цифры. Аня вглядывалась в них и от всей души молилась, чтобы у них все получилось. Она так и представляла себе, как дамы, собирающиеся пошить весенние платья, поднимаются на холм и советуются с ее матерью. Если эта мечта сбудется, значит, все было не зря. Даже ее ошибки.

Кто-то поднимался на холм. Аня присмотрелась. Мужчина с рюкзаком за спиной. Иногда он останавливался, чтобы оглядеться, сориентироваться. Она присмотрелась внимательнее.

Это был…

Это был Карл.

Эми утверждала, что ей нравится работать в клинике. Здесь царила хорошая атмосфера.

— Надеюсь, эта Аня никогда не вернется. Пусть она там познакомится с богатым поляком, владельцем дюжины ресторанов. Тогда я буду работать тут до самой смерти, — сказала она Кларе.

— Я бы на это не рассчитывала, Эми. Я слышала, что ее парень отправился следом за ней. Так что в любую минуту будь готова: ты поднимешь глаза, а она стоит в дверях.

— Какие же глупости люди делают из-за любви, — заметила Эми.

— Знаю! Поразительно, правда? А ты все еще встречаешься с тем парнем, Беном? Такой милый юноша, кажется, бальзамировщик?

— Как ни странно, да. Удивительно, что вы помните.

— О, конечно, помню. Он мне понравился.

— Думаю, раз вы занимаетесь примерно схожим делом, то у вас довольно много общего, — согласилась Эми.

Если Клару и смутило предположение, что ее профессия и работа бальзамировщика — это “примерно схожее дело”, она ничем этого не выдала.

— Твой отец ладит с ним?

— Он не очень представляет, о чем разговаривать с Беном. Вечно боится, что Бен начнет рассказывать про трупы, хотя Бен делает это очень редко. И вообще, папа сейчас по уши увлечен этой вашей дамочкой.

— Вашей дамочкой?

— Ну, вы ее знаете. Миссис Как-ее-там, из “Сиреневого двора”.

— Клэр Коттер! Не может быть!

— Что, она чудовищная? — жадно спросила Эми.

— Нет, она чудесная. И ему подойдет просто идеально.

Клара с облегчением поняла, что говорит совершенно искренне.

— Ну ладно, если вы так говорите… Взгляну на нее теплее.

Фиона услышала, что Бобби говорит про Карла. Карл неожиданно взял в школе отпуск на несколько дней. Бобби очень надеялся, что с мальчиком все в порядке.

— Знаете, Бобби, я никогда еще не встречала парнишку, который был бы в большем порядке, чем Карл. Жаль, что у меня в школе не было такого учителя.

— Может, он ушел в отпуск, просто чтобы поразмыслить о жизни. Он ведь в том возрасте, когда пора обзаводиться собственным домом. Вот как у вас, Фиона. — Бобби бросил восхищенный взгляд на ее опаловое кольцо.

— Как у меня, — повторила Фиона, и голос ее звучал необычно тихо.

— Пойдем покупать свадебные наряды? — предложила мать Фионы в четверг, когда магазины открывались позже.

— Я поищу что-нибудь для тебя, мам.

— Вообще-то невеста обычно тоже одевается нарядно.

— Мне сошьет платье Аня. Мы уже договорились.

— Но разве она…

— Да, но она вернется, — уверенно ответила Фиона.

Аня одолжила мобильный телефон и отправила Фионе сообщение: “Мы с Мамусей долго думали про твое свадебное платье. Я знаю, что тебе пойдет больше всего. Ты нам доверяешь? Ты будешь самой красивой невестой в Ирландии. Я счастлива. Люблю, Аня”.

Барбара собиралась сбросить к свадьбе четырнадцать фунтов.

— Это вполне осуществимо, — сказала она, поедая яичный сэндвич с маслом и майонезом. — В неделю как раз рекомендуют сбрасывать по два фунта.

Молли Кэрролл и Морин Райан собирались в магазин “Главный праздник”, специализирующийся на платьях для матерей невесты и жениха.

Они крепко сдружились и теперь наперебой советовали друг другу не транжирить деньги, не суетиться и не сходить с ума.

Их супруги, впрочем, прекрасно понимали, что подобные рассудительные слова — на самом деле боевой клич, предвещающий абсолютное безумие.

Женщины страстно обсуждали лакировку туфель, подбор сумочек и заказ профессионального визажиста.

Близнецы были сами не свои от волнения. Они слезно попросили о помощи Кэти и Тома.

— Зачем бы нам помогать собственным конкурентам? — шутливо спросил Том.

Он, в отличие от Кэти, не понимал, что с Мод и Саймоном шутить не стоит.

— Разумеется, мы придем и посмотрим, что можно сделать, — сказала Кэти.

— Честное слово, мы не являемся вашими конкурентами… — начал Саймон.

— Они не смогли бы позволить себе ваши услуги… — согласилась Мод.

— Жених потратил все деньги на кольцо с опалом, — осуждающе заметил Саймон.

— Так что, понимаете, на банкет осталось немного. — Мод хотела прояснить все до конца.

— Покажите нам этот зал, а мы скажем, что вам понадобится. — Кэти решительно оборвала монолог Мод и Саймона, грозивший растянуться до бесконечности. — Показывайте место, детки, и несите блокнот.

Вонни продемонстрировала Андреасу билет в Ирландию в надежде все же уговорить его.

— Поехали, дружище, — попросила она.

— Нет. Ты не хочешь за меня замуж, с какой стати я поеду через полмира, чтобы составить тебе компанию на чужой свадьбе?

— Андреас, наша свадьба была бы настоящим сумасшествием. Но ты мне нужен. Без тебя я могу снова начать пить.

— Неправда. Ты уже была в Ирландии и не пила. Почему же начнешь сейчас?

— Вдруг меня что-то выбьет из колеи.

— Нет. Из колеи тебя выбила моя страна и мои соотечественники. Но ты излечилась.

— Окончательно излечиться невозможно.

— Ну, во всяком случае, ты очень и очень близка к исцелению. — Андреас ободряюще похлопал ее по руке.

Мать Давида Файна удивилась, когда он рассказал, что едет на свадьбу в Ирландию.

— Это та девушка, что приезжала сюда, когда твоему отцу поставили диагноз? — спросила она.

— Верно, мама. Фиона.

— Тогда мне показалось, что вы нравитесь друг другу.

— О нет, вовсе нет. Она тогда была влюблена в одного сумасшедшего, но, к счастью, это давно в прошлом, — объяснил Давид.

— Так она выходит замуж не за того сумасшедшего?

— Нет, женитьба — это последнее, о чем он вообще мог подумать.

— Как думаешь, это будет католическая свадьба?

— Почти наверняка.

— Нужно, чтобы кто-нибудь подсказывал тебе, Давид, когда вставать, когда садиться, когда опускаться на колени.

— О, я просто буду наблюдать за остальными, — небрежно отмахнулся Давид.

— Интересно, свадьба будет костюмированная?

— Понятия не имею. Она выходит замуж за доктора. Он рыжий и очень добрый. Она очень взволнована.

— Разумеется, она взволнована, — подтвердила мать Давида. — Она ведь выходит замуж за доктора!

— Нужно послать на свадьбу цветы, — сказала Эльза.

— Подумать только. Вонни возвращается ради такого случая в Ирландию, — заметил Том.

— Жаль, что мы не можем поехать. Куда послать цветы, как думаешь? — спросила она.

— Она упоминала какую-то церковь рядом с Лиффи. Думаю, флорист должен знать, — ответил Том.

— Ну, или, возможно, у нас есть ее домашний адрес.

— Я рад, что она счастлива, — добавил Том. — Этот парень ей гораздо больше подходит.

— Почти кто угодно подошел бы ей больше, чем Шейн, — ответила Эльза.

Бобби Уолш знал о происходящем больше, чем кто-либо мог предположить. Но он не спешил демонстрировать Розмари свою осведомленность. Вместо этого он снял квартиру для сына — поближе к городу. Теперь Карлу будет удобнее ездить на работу в школу. И Ане так будет лучше. Бобби потихоньку, из случайных разрозненных реплик — и не в последнюю очередь из того, о чем рассказчики умалчивали, — восстановил для себя цепочку событий памятного вечера.

Больше всего рассказал Джонни из тренажерного зала и новенькая девушка, Эми, которая так странно одевалась и делала Анину работу. Она поведала, что маленькая полячка уехала домой, оттого что ее взбесила какая-то старая карга: ведьма решила, что Аня — наемная прислуга, хотя на вечеринку ее пригласил сын хозяев дома.

Лицо Бобби пылало от стыда, но время свергнуть власть Розмари еще не пришло.

А еще Бобби знал кое-что, о чем пока не знал никто. Он знал, что Карл и Аня возвращаются в субботу.

Он уже написал Карлу сообщение насчет квартиры — она обставлена, можно въезжать сразу по возвращении. Бобби снял квартиру на год — к тому времени дети поймут, чего хотят, и Бобби купит им постоянное жилье. Большой дом у моря он продаст. Там слишком много ступенек. Агент по недвижимости уже подыскивал что-нибудь подходящее. Пока Бобби еще ничего не рассказал Розмари — он ждал нужного момента.

Нужный момент настал в пятницу.

Розмари принесла домой макрель.

— Подумала, стоит опробовать рецепт этой чертовой бабы, — заявила она.

— Она не чертова баба. Ее зовут Лавандер, она доброжелательна, всегда готова помочь и учит нас, как правильно питаться.

— Ладно, ладно, это всего лишь выражение.

— Не самое лучшее, — заметил он.

— Не придирайся, Бобби. У меня был тяжелый день.

— У меня тоже.

— У тебя? Тяжелый день? Что же ты делал? Ты даже по лестнице больше не поднимаешься!

— Это правда.

— Ну, давай, расскажи мне о своем тяжелом дне. — Она выглядела очень рассерженной.

— Что ж, я просмотрел, кажется, тысячу квартир на ноутбуке, пока не выбрал и не снял подходящую для Карла. Затем я долго и нудно описывал этот дом, чтобы его можно было выставить на продажу.

— Ты не станешь продавать этот дом!

— Именно этим я и занимаюсь.

— Не посоветовавшись со мной?

— Я хотел поговорить с тобой и ждал, когда ты вернешься, Розмари, прежде чем предпринимать решительные шаги. Теперь я все рассказал и буду звонить агенту.

— Бобби, ты совсем сошел с ума? Ты не можешь снять для Карла квартиру. Мы даже не знаем, где он.

— Я знаю, Розмари. Он в Польше.

— Он… где? — Ее лицо посерело.

— Да.

— Он уехал за этой бродяжкой. Не могу поверить. Это невозможно. Как он не понимает?!

— Она не бродяжка. Она его девушка.

— Ну, может быть, я высказалась, не подумав.

Бобби промолчал.

— Да, я готова признать перед Карлом, когда он придет в себя, что говорила резковато.

Молчание.

— Так что, его нелепый бунт окончен?

— Никакого нелепого бунта нет и не было, — медленно проговорил Бобби.

— Так почему со мной не советуются? — Теперь Розмари смотрела на него с ужасом.

— Потому что их жизнь больше тебя не касается, — сказал Бобби Уолш.

— Но почему? — В голосе Розмари послышалась мольба.

— Пора бы уже понять, — грустно ответил муж.

Через пару дней Фиона прочла в газете, что благодаря анонимному звонку в полицию установлена личность умершего молодого человека. Его звали Шейн О’Лири. Покойник, очевидно, принял летальную дозу наркотиков. Его опознала мать. Отец покойного умер несколько лет назад в результате несчастного случая на стройке.

Ранее мистер О’Лири путешествовал по Европе. Его семья не знала, что он вернулся в Ирландию. Он был старшим из четырех сыновей. Его тело нашли в пустой квартире старого, давно не ремонтировавшегося дома. Неизвестно, каким образом покойный оказался в квартире.

Фиона снова и снова перечитывала короткую заметку.

Она не знала, что у Шейна были младшие братья. Он ничего не рассказывал о смерти отца — говорил, что старик уехал в Англию, бросив семью.

Что подумала его мать, когда в дверь позвонила полиция?

Его братья, должно быть, еще совсем юные, может, даже учатся в школе. Каково им узнать о смерти уехавшего брата?

Удивительно, но ни один из этих вопросов не трогал Фиону. Ее не интересовали ответы. Она как будто читала новости о совершенно незнакомом человеке. Но ведь именно ради него, чтобы путешествовать с ним по миру, она когда-то ушла из дома. От этого мужчины она с такой радостью ждала ребенка.

Шейн ударил ее, и случился выкидыш. Но даже тогда она продолжала верить, что он вернется и они проживут вместе всю жизнь. Возможно, она была безумна?

Но хотя сейчас Фиона не испытывала к Шейну О’Лири никаких чувств, некоторые вопросы нельзя было оставлять без ответов.

Вопросы, касающиеся ее самой. Например, способна ли она вообще хоть с кем-нибудь построить нормальные отношения? Она покрутила кольцо на пальце. Реальность казалась как никогда расплывчатой.

Она надеялась, что ни мама, ни Барбара не увидят статью в газете. Она не хотела ничего обсуждать, не хотела даже думать об этом.

* * *

Отец Флинн не мог смириться с мыслью, что в его центре будет кабак, где незаконно торгуют спиртным. Он не позволит гостям проносить алкоголь “под полой”. Или у него хватит ответственности все устроить по закону, или ничего не будет. Свадьба — слишком важное мероприятие, чтобы позволить подобному вопросу повиснуть в воздухе.

Он прочитал условия последних законов о здравоохранении, после чего подал заявку на получение лицензии в Комитет по охране здоровья и обеспечению безопасности. Он получит лицензию, и больше никаких подпольных винных лавок. Однако не все одобрили его поведение.

Джонни сказал, что алкоголь на распродаже в супермаркете стоит в два раза дешевле. Джеймс посетовал, что с этими чиновниками никогда нельзя быть ни в чем уверенным. Брайану может достаться какой-нибудь адов бюрократ.

Отец Брайан хотел обсудить все с Фионой, но ее эта тема, очевидно, не заинтересовала. Кажется, ее мысли были где-то далеко, она смотрела сквозь отца Брайана, не видя и не слыша его.

Молли и Морин купили прекрасные наряды к свадьбе и отлично прогулялись: заботливый персонал, чай и сэндвичи прямо в магазине. Там можно было бы провести ведь день. Что они, в общем-то, и сделали. Надо отметить, что купленные наряды были вполне благоразумными, никаких глупостей на один раз. Их можно надевать снова и снова, был бы повод. Вот, например, крестины. Они радостно захихикали.

Владелица “Главного праздника” заметила, что они ведут себя очень спокойно, не суетятся, в отличие от большинства матерей в подобной ситуации. Если бы со всеми клиентами было так легко иметь дело. В итоге Морин и Молли накупили неимоверное количество вещей и согласились, что это был лучший шопинг в их жизни.

Но как они ни пытались, им не удалось заинтересовать купленными нарядами Фиону. Она казалась отрешенной и глубоко погруженной в себя.

* * *

В понедельник в клинику вошла Аня.

Она долго смотрела на Эми, бегающую туда-сюда с чашками кофе.

— Вы, должно быть, та самая полячка, святая Анна. — Эми первая нарушила молчание.

— А вы — Эми, дочь Питера Барри?

— Да. Ну что ж, вы вернулись, я ухожу, да?

— Я не святая Анна. Мне просто повезло, что меня готовы взять обратно.

— Ну-ну, рассказывайте. Они тут все от вас без ума!

— А вам здесь понравилось?

— Да.

— Утром я была в больнице. Они ищут сотрудников для “скорой помощи”: делать записи на месте, чтобы сестрам потом проще было выполнять их обязанности.

— Это же территория Фрэнка Энниса?

— Да, поскольку вся больница в некотором роде подчиняется ему.

— Но разве он не наш природный враг? — спросила Эми.

Аня рассмеялась.

— Вижу, я вернулась как раз вовремя. Вы практически полностью переняли наши ценности.

Аня и Карл не могли поверить в свое счастье: Бобби снял для них новенькую квартиру.

— Мы не можем принять такой подарок, папа. — У Карла в глазах стояли слезы.

— Зачем же я трудился всю жизнь, если не могу подарить тебе дом? — Бобби весь лучился от удовольствия.

— Но это… это слишком! Тем более что ты собираешься продавать особняк и покупать что-то вместо него. Ты не можешь тратить деньги еще и на нашу квартиру.

— Мы будем платить за нее сами, Бобби, — сказала Аня. — Я просто возьму еще подработок. Это несложно.

— Нет, девочка, ты продолжишь отправлять деньги матери. Ведь ради этого ты приехала в Ирландию.

— О, она так счастлива, Бобби! Вы бы видели, во что мы превратили ее домик! Даже сестры мною довольны. А это большая редкость.

— Ты со всеми познакомился, Карл?

— Да. Они были очень радушны. По крайней мере мне так показалось. Я ведь ни слова не понимал!

— О, Карл, они были очень, очень радушны!

Бобби прокашлялся.

— Розмари очень сожалеет о произошедшем недоразумении… — начал он.

Лицо Карла словно окаменело, но Аня положила руку ему на плечо.

— Пожалуйста, скажите ей, что та история забыта. Если подумать, все обернулось к лучшему. Нам всем пришлось сделать то, чего мы так долго хотели.

— Я не уверен, что Розмари хочет переезжать, но это неизбежно. Она привыкнет. А ты очень великодушна, Аня, и обладаешь удивительным талантом видеть в жизни хорошее.

— У меня в жизни много хорошего, — заметила она.

— Карл, я подумал…

— Нет, отец. Пока еще нет. У меня душа не настолько открытая и добрая, как у Ани.

— Было бы желание, — улыбнулась Аня.

— Возможно, когда-нибудь…

— Надеюсь, это случится скоро, Карл, и твой отец даже в это сложное и суетное время сможет наслаждаться миром и покоем.

— Может быть. — У Карла явно не было желания продолжать разговор о матери.

Аня купила на рынке ткань для свадебного платья Фионы — кремово-желтый индийский шелк. Платье будет просто восхитительным.

Фиона стояла, как статуя, подняв руки вверх, пока Аня снимала с нее мерки и закалывала по фигуре выкройку из дешевой ткани, которая послужит основой для настоящего платья. Фиона почти ничего не говорила. Она не расспрашивала Аню про поездку в Польшу, про новую квартиру, не поинтересовалась, что сказал Карл, когда вошел в дом ее матери.

Прежняя Фиона, которую Аня помнила до отъезда, захотела бы выяснить все подробности.

О свадьбе она тоже не произнесла ни слова. Все разговоры, которые начинала Аня, как-то сами собой заканчивались. Да, восхитительно, что венчать их будет отец Брайан. Да, его центр, судя по всему, изумительное место для свадебного завтрака. В самом деле, множество друзей приезжают из-за границы. Конечно, обе матери отлично проводят время.

Аня отложила булавки.

— Фиона, скажи мне честно. Ты хочешь, чтобы свадебное платье шил кто-то другой?

— Нет, Аня, как тебе это пришло в голову?

— Тогда в чем дело?

Вопрос, кажется, ошарашил Фиону.

— Я не могу выйти за Деклана, — вдруг выпалила она. — Я вообще не разбираюсь в мужчинах. Я не справлюсь.

Она разрыдалась.

— А что говорит Деклан?

— Он не знает, — выговорила Фиона сквозь слезы.

— Ну, нужно же сказать ему.

— Не могу.

— Этонужно сделать. Прямо сейчас я шью для него жилет, отделанный тканью твоего платья… Он должен знать. Ради бога, Фиона…

Карл пригласил Нору и Айдена Данн поужинать в новой квартире. Аня приготовила лосося. Карл пришел домой с цветами. Жизнь была прекрасна.

Какая же славная семья Данн, сколько в их отношениях нежности. Сразу видно, как им хорошо вместе: они так слушают истории друг друга, так трогательно держатся за руки. Айден был пациентом в их клинике, поэтому оказалось, что Аня уже знакома с ними, но она понятия не имела, насколько интересная у них жизнь. Она сидела и весело болтала с гостями, словно с детства была привычна к такому досугу. В девять вечера раздался звонок в дверь.

Аня подошла к домофону. Кто бы это мог быть, в столь поздний час? Она взглянула на маленький экран. У подъезда стояла мать Карла.

— Пожалуйста, извините, что я без звонка. Я знаю, что Карл не хочет меня видеть.

— Вовсе нет, миссис Уолш, просто у нас сегодня гости, понимаете.

— Я всего на минуту. Мне нужно кое-что сказать вам. Я не буду тревожить Карла.

— Возможно, сейчас не лучший момент, миссис Уолш.

Аня заметила, как Карл закатил глаза.

— Скажи ей, пусть уходит, — одними губами произнес он.

Но Аня была слишком добрым человеком:

— Входите, миссис Уолш, только, пожалуйста, ненадолго. Надеюсь, вы нас извините.

Она нажала кнопку, открывающую дверь, и вернулась к столу.

— Мы предложим ей бокал вина.

— Она заслуживает доброго пинка! — возмутился Карл.

Аня сконфуженно улыбнулась гостям:

— Это… долгая история.

— Мы знаем большую ее часть, — ответила Нора. — Нам уйти?

— Нет, пожалуйста, нет. Я отведу мать Карла в другую комнату, мы поговорим там.

— Аня, ты не обязана это делать. Она так ужасно поступила с тобой.

— Ты был вежлив с моей матерью, хотя не мог понять ни единого ее слова. Я буду вежлива с твоей.

Аня провела Розмари Уолш в спальню. На вешалке висело свадебное платье Фионы.

— А это?..

— Для Фионы.

— Понятно. — Розмари даже не пыталась скрыть облегчение.

— Вы присядете? — Аня опустилась на кровать, оставив стул для Розмари.

— Одна кровать, — сказала Розмари Уолш.

— Да, правда. Я принесла вам бокал вина, — предложила Аня.

— Спасибо, я не хочу вина. Я пришла сказать, что мои слова тем вечером на приеме были ошибкой. Мне не стоило этого говорить. Вы были гостьей Карла. Я это знала. Я поступила очень дурно.

— У вас, должно быть, были на то причины.

— Нет, оглядываясь назад, я не вижу никаких на то причин. — Розмари Уолш казалась сейчас искренне озадаченной.

— Значит, все в порядке, миссис Уолш.

— Нет, не все. Я хочу, чтобы вы сказали моему мужу Бобби, что дом продавать нельзя. Что вы с Карлом переедете туда и будете помогать Бобби принимать ванну, подниматься по лестнице и так далее.

— Мне кажется, такие вопросы нужно обсуждать с Бобби и Карлом, а не со мной.

— Но если вы пообещаете, что станете для Бобби поддержкой и сиделкой, они согласятся.

— Не думаю. Бобби твердо решил переезжать. Он показывал нам журналы, рекламу…

— Только потому, что, как ему кажется, Карла не будет рядом. — Розмари почти умоляла.

— По-моему, Карл счастлив здесь, и Бобби счастлив, что мы здесь, миссис Уолш. Я не скажу ничего, что изменило бы это положение вещей.

Розмари долго и пристально смотрела на Аню, ничего не говоря.

— Они правы. Вы умны. Вы сообразительны. Я ошибалась. За это я тоже приношу извинения. Мое поведение наверняка казалось очень грубым.

— Это было недоразумение, миссис Уолш. Сейчас уже все в порядке.

— Вы очень умны. Теперь я поняла. Слишком поздно, увы.

— Но еще не поздно…

— Слишком поздно. Мне пора, Аня.

— Вы уверены, что не выпьете вина?

— Уверена. Спасибо.

Из соседней комнаты раздался смех.

Розмари посмотрела на дверь.

— Карл никогда не приводил друзей ужинать, когда жил дома.

— Ну, может быть, ему был нужен собственный дом.

— До свидания, Аня.

— До свидания, миссис Уолш.

Фиона хотела что-то сказать. Не нужно было быть гением, чтобы понять это. Это чувствовал даже Димплз. Он лежал очень смирно, изучая собственные лапы. Отец Деклана ушел с Матти и остальными приятелями в паб. Молли обсуждала украшение зала с матерью Фионы Морин.

— Деклан?

— Что-то не так, да?

— Ты тоже это чувствуешь? — Кажется, от его вопроса ей стало легче.

— Я совершенно точно чувствую, что ты чем-то расстроена.

— Я не могу выйти за тебя замуж, — выговорила она.

— Ты встретила другого?! — Он выдавил из себя понимающую улыбку.

— Не говори глупостей.

— Значит, дело во мне? Ты разлюбила меня?

— Если бы…

— Так что же случилось, милая?

— Это долгая история.

— У нас впереди целая вечность. — Деклан сложил руки на груди и приготовился выслушать самую запутанную и бессвязную историю, из которой он не понял почти ни слова. Кроме одного: как результат всех упомянутых событий Фиона решила не выходить замуж. Никогда.

Глава 12

Большинство браков заключается, потому что людям жалко усилий, затраченных на подготовку к свадьбе, а не потому, что кому-то на самом деле надо пожениться, думала Фиона. Теперь она очень хорошо это понимала. Достаточно только посмотреть на всех этих людей, которых она расстроит своим решением. При мысли о своих родителях, и родителях Деклана, и ее сестрах, которым теперь не быть подружками невесты, ей становилось дурно. Это ведь обида на всю жизнь. А все эти кузены, тетки и дядья с обеих сторон, которые обзавелись праздничными нарядами, а некоторые даже уже прислали свадебные подарки. Они будут вне себя.

И Вонни приезжает в Ирландию впервые за столько лет. Давид — тот вообще первый раз должен приехать с визитом в Ирландию из Англии. Вся клиника гудит, как потревоженный улей, и наперебой предлагает помощь. Преподобный Флинн готовился впервые провести обряд венчания здесь, на берегу Лиффи, он тоже почувствует себя оставленным в дураках. Близнецы Мод и Саймон уже раструбили на весь город, что этот день положит начало их карьере, даже представить невозможно, как они расстроятся. Аня, которая наконец нашла свое счастье и заново научилась улыбаться, так и не увидит на невесте роскошное платье, которое она сшила своими руками.

Легко понять, почему иные женщины годами уступают, вместо того чтобы переругаться с половиной планеты. Но тех женщин, в отличие от Фионы, не посещало великое озарение.

Увидев в газете статью, подытожившую короткую жизнь и страшную смерть Шейна О’Лири, Фиона окончательно осознала, что когда-то мечтала выйти замуж за этого человека. Она ждала от него ребенка. Она чуть с ума не сошла, когда случился выкидыш. Она страстно желала, чтобы он сделал ей предложение, представляла, что они будут жить у моря на Агия Анна и растить там ребенка.

Как она могла на что-то решиться?

Ей надо уехать подальше отсюда и от всех тех, чьи ожидания она не оправдала. Она уедет за границу, придет в себя. Займется чем-нибудь полезным и ни за что не будет ввязываться в безумные проекты, которые выходят из-под контроля, с их опалами, пирушками и разборками, кому говорить речь.

Понимает ли Деклан, что все кончено? Что не будет никакой свадьбы? Он слишком спокоен. Он говорит, что она вольна делать что хочет. Он проживет свои дни с разбитым сердцем и никогда не женится. Вся жизнь пойдет прахом. Но если она этого хочет, так тому и быть.

Нет, он и слышать не хочет, чтобы забрать у нее кольцо. Она может сделать из него брошку или кулон. А хочет он неделю времени, прежде чем они объявят о том, что свадьба не состоится.

— Неделю? Но люди будут строить планы, Деклан. Мы должны сказать им сейчас.

— Мне нужна эта неделя. Я успел отвыкнуть строить свои планы без тебя. Дай мне всего лишь неделю, — попросил он.

— Будешь строить дьявольские козни?

— Нет, — понурился он, — хотя если бы я хоть на йоту был уверен, что они сработают, я бы их давно построил.

— Вот и хорошо, что не уверен.

— Только не забудь, что еще неделю мы никому ничего не скажем. Никому.

— Но они будут готовиться.

— Ничего страшного. Всего неделя. Потом скажем. Поклянись, что не раньше.

— Клянусь.

— И даже Барбаре?

— И даже Барбаре не скажу, — согласилась она.

— Хорошая девочка, молодец, — невесело усмехнулся он.

Фиона заметила, что он даже не пытался спорить с ней, переубедить ее, сказать ей, что она не права. Он лишь попросил неделю отсрочки, да еще чтобы она оставила себе опалы. Как будто понимал, что ничего невозможно изменить.

— Какая встреча, — удивилась Клара, увидев возле своего стола Фрэнка Энниса.

Вместо приветствия он сразу перешел к делу.

— Что вы можете сказать об Эми?

— Славная девушка. Если бы у нас была для нее работа, мы бы ее непременно взяли.

— Тогда ладно, а то у нее немного… гм… странный вид.

— Нельзя судить о людях по внешнему виду, — улыбнулась Клара.

— Вы правы, конечно. Так странствующая полячка вернулась?

— Вернулась. И Анин кризис, к счастью, закончился. Все очень обрадовались ее возвращению.

— Если я правильно понимаю, у вас ожидается свадьба? — спросил Фрэнк.

Он-то откуда знает, изумилась Клара, но спрашивать не стала.

— Ожидается, Деклан с Фионой решили пожениться. Будет большой праздник. И вокруг сплошные Любови. Аня и сын одной из наших пациенток. Моя дочь и сын Хилари. Осталось только мне найти себе кавалера, тогда можно будет сказать, что все цели достигнуты.

Она, конечно, шутила, но он не был уверен в этом наверняка.

— Так ведь у вас вроде есть кавалер, этот, как его, местный аптекарь.

— О, Фрэнк, ваши сведения устарели. Питер — это вчерашний день. У него сейчас роман с директрисой дома престарелых “Сиреневый двор”.

— Как у вас все быстро меняется! — поразился Эннис.

— А откуда вы узнали про Деклана с Фионой? — не удержалась от вопроса Клара.

— Меня пригласили, вот так и узнал.

— Пригласили? — поразилась Клара. Они пригласили главного врага на свадьбу? Не может быть.

— Н-ну, не совсем меня. Они пригласили кузину Фионы, она социальный работник, а в приглашении написано “На два лица”, вот я и есть второе лицо.

— Ясно, ясно.

Представляю, какие лица будут у молодых, подумала про себя Клара.

— Так что оставьте для меня танец, Клара, — попросил Фрэнк.

— Зачем же я буду переходить дорогу кузине Фионы, — ушла от прямого ответа Клара.

— Никому вы ничего не перейдете. У нас с ней ничего нет, мы просто приятельствуем. Скорей всего она позвала меня просто за компанию, решив, что это будет прекрасный вечер.

— Он и будет таким, Фрэнк. Так все и будет, — неопределенно отреагировала Клара.

— Так какие у вас планы? Куда вы собираетесь отправиться после клиники? — спросил он.

— В каком смысле “после”?

— Ну, когда закончится контракт, — уточнил он.

У Клары совершенно вылетело из головы, что контракт у нее только на год, на чем она сама настояла в свое время.

— Ах, да, когда закончится контракт, — рассеянно проговорила она.

— Наверняка вы уже решили, чем будете заниматься, — не отступал Фрэнк.

— Вы же не поверите, если я скажу, что ничего не планировала, — усмехнулась она.

Он действительно не поверил. Клара Кейси — и без планов? Я вас умоляю. Быть такого не может.

Когда Фрэнк ушел, Клара еще долго сидела за столом в задумчивости.

Удивительный был год. Подружка Алана забеременела, он сначала потребовал развода, потом запросился обратно домой. Ади с Герри собираются спасать джунгли. Линда абсолютно изменилась после встречи с сыном Хилари Ником. Короткий эпизод с Питером Барри, который хотел на ней жениться.

Но главным в этом году была клиника. Это удивило Клару. Клиника занимала в ее жизни куда больше места, чем что бы то ни было еще. А ведь они добились серьезных успехов. Им удалось организовать амбулаторное наблюдение за больными. Они заслужили доверие, дав людям надежду, они смогли убедить их, что с заболеваниями сердца можно жить и не чувствовать себя ущербными.

Все это стоило затраченных усилий. Теперь надо двигаться дальше.

Аня занималась сбором денег на свадебный подарок для будущих молодоженов Фионы и Деклана. Сначала она чувствовала себя не в своей тарелке, но все вроде бы шло нормально. Если не брать в расчет ту неожиданную вспышку Фионы. Однако и после нее никаких шокирующих объявлений об отмене свадьбы не последовало. Все шло своим чередом. Все должно было быть нормально.

Собрать деньги оказалось делом несложным, заодно все подписали поздравительную открытку. Оставалось непонятным, что дарить. У Фионы и Деклана не было никакого списка пожеланий относительно подарков, которые можно купить в магазине. Не было полезных намеков и упоминания о цветовой гамме новой квартирки, которую они надеются приобрести. Деньги меж тем прибывали, и на них можно было купить очень хороший подарок.

Аня решила как бы невзначай поспрашивать Деклана. Мол, как он относится к хрустальной посуде или он предпочитает стаканы попроще? А серебро старомодно или молодежь его все еще любит? Или купить какое-нибудь произведение искусства?

Деклан над ее неумелой конспирацией только посмеялся.

— Аня, нам ничего не нужно, а если нам хотят что-то подарить, то пусть выбирают на свое усмотрение. Это может быть и диск, и книга, и ваза. Ради бога, Аня.

Короче, ничем Деклан Ане не помог. С другой стороны, реакция Фионы была гораздо хуже. Аня спросила, могут ли быть хорошим подарком чугунные сковородки? Причем она очень старалась, чтобы вопрос прозвучал абстрактно, как если бы она размышляла, что вообще можно подарить людям. Но глаза Фионы тут же наполнились слезами.

— У тебя есть список, кто сколько тебе дал? — неожиданно спросила она.

Аня замялась.

— Ну… в общем… — промямлила она.

— Это на тот случай, чтобы знать, кому сколько вернуть, если, например, свадьба не состоится.

— То есть как это?! — опешила Аня.

— Я тебе ничего не говорила, ничего. Поняла? Ничего, кроме того, что если ты собираешь на что-то деньги, то всегда должна записывать, сколько тебе дают люди. — С этими словами Фиона развернулась и ушла, вытирая слезы.

Аня поняла, что ей невольно доверили тайну и что рассказывать о ней никому нельзя. Она вся извелась от необходимости молчать, когда Карл советовался с ней, какой костюм надеть на свадьбу, когда матери Фионы и Деклана хлопотливо обсуждали бутоньерки, которые Аня обещала сделать им к новым нарядам, когда близнецы то и дело звонили на предмет сервировки стола и когда Барбара села на голодную диету, чтобы втиснуться в ярко-голубое платье, которое было ей мало на размер.

Неужели они отменят свадьбу? Может, предупредить людей? У Ани голова шла кругом.

Брайан Флинн зашел в клинику за Джонни. Они собирались на юг, в один из своих марафонов. Хотя правильнее было бы назвать этот вояж словом “прошвырнуться”.

— Может, махнем с нами, Деклан? — предложил Джонни. — Поездом до Брея, пробежимся там, воздухом морским подышим.

— А что, это очень здоровая мысль, — ответил Деклан. — Сейчас только кроссовки надену.

— А потом по пивку, — добавил Брайан.

— Отличная идея, — согласился Деклан.

— Ты мне вкратце напомни, что я должен делать в качестве твоего шафера, — попросил Джонни. — Я не уверен, что все помню.

— Зато ты совершенно уверен, что мы можем протащиться все эти мили и залезть на все эти горы, — проворчал Брайан.

— Не ной, Брайан, ты знаешь, что тебе это полезно, — заметил Деклан, явно обрадовавшись смене темы.

— Я думал, ты будешь по горло занят подготовкой, — сказал Брайан, все еще надеясь на поддержку, на союзника, который способен притормозить Джонни.

— Нет, я все это оставил женщинам. — Незачем кому-то знать, что Фиона отказалась с ним даже встречаться по вечерам. Она сказала, что выполняет свою часть сделки, делая днем вид, что ничего не произошло, но было бы бессмысленно гулять вечерами и снова возвращаться к прошлому. Она объяснила свою позицию и сказала, что ей очень жаль. Что тут еще добавишь?

Фиона взяла Димплза на долгую прогулку. Молли и Пэдди не возражали, пес начал жиреть.

Девушка с лабрадором дошли до центра города и двинулись к Колледжу Тринити. Фиона помнила, как когда-то в школе их водили в “Аптеку Суини”, упомянутую в “Улиссе” Джеймса Джойса; поразительно, но за последние сто лет там ничего не изменилось. У гостиницы, где Джойс повстречал Нору Барнакль, Фиона замедлила шаг. История, которой не должно было быть и которая все-таки произошла.

Фиона не знала, пускают ли туда с животными, но не стала спрашивать. Димплз везде чувствовал себя как дома, и вряд ли кто-то стал бы их останавливать.

Она задумчиво смотрела на здания, которые стояли здесь с тех пор, как Елизавета I уселась на трон Англии. Она увидела очередь, стоявшую, чтобы посмотреть на Келлское Евангелие. Монахи украшали его, почти семьсот страниц, вместо того чтобы заниматься делом. Но, может быть, они хотя бы никому не причинили вреда.

Кажется, я становлюсь брюзгой и занудой, подумала Фиона. Они обошли площадь Меррион. Фиона показала собаке разные достопримечательности. Дом, где жил Оскар Уайльд; статую этого самого Оскара с высеченной на постаменте однострочной остротой; веерные окна эпохи короля Георга над яркими дверями; скобки для чистки подошв; разные дверные молотки. Она и раньше видела их, но почему-то на этот раз все было иначе. Она осознала, что запечатлевает все в памяти.

На следующей неделе, когда они с Декланом скажут всем, что свадьбы не будет, она сможет написать заявление об увольнении, починить столько сломанных барьеров и сокрушенных мечтаний, сколько сможет, и после уехать. Далеко-далеко.

А сегодня она прощалась с Дублином.

Проходящая мимо пожилая американская пара, увидев Димплза, начала бурно выражать свои восторги.

— Его зовут Димплз, — печально проговорила Фиона.

— И давно он у вас? — спросили супруги, трепля Димплза за ушами.

— Он не у меня, это собака моего жениха. — Фиона поглядела на кольцо с опалом и прикусила губу.

— Это одно и то же. — Дама достала шоколадку из сумки и протянула четвероногому сладкоежке. Тот в знак признательности благодарно подал ей лапу.

— Не совсем, — словно чужим голосом возразила Фиона.

— Вы собираетесь жить в таком месте, где не разрешают держать собак?

— Нет. Мы не собираемся жениться. — И тут у Фиона словно отказали тормоза, и ее прорвало. Какая же она дура. Это нечестно. Она должна уехать как можно дальше отсюда.

Американцы озадаченно переглянулись.

— И что, все из-за этого расстроены? — неожиданно спросил муж.

— Никто не знает, — проплакала Фиона, — никто, кроме нас. Он заставил меня дать это дурацкое обещание — хранить все в тайне неделю.

— И сколько осталось от недели? — заинтересовалась американка.

— Четыре с половиной дня, но ничего не изменилось.

— Нет, конечно нет. Но послушайте, это ведь довольно просто, не так ли? Как вы думаете, он вас любит?

— Да, да, любит, — кивнула девушка, вытирая слезы.

— А вы его любите? Потому что если нет, то и не должны выходить за него. Но если любите…

* * *

Брайан Флинн не мог поверить, что до вожделенной пинты им оставалось преодолеть еще пару оврагов. Он пыхтел, шумно отдувался на ходу и обещал сию секунду замертво свалиться товарищам под ноги.

— Мы тебя оживим, — невозмутимо пообещал Джонни.

— Это тебе полезно, Брайан, — сказал Деклан, настоящий Иуда Искариот, оказавшийся любителем спорта.

Наконец они получили свою пинту.

— Ты слишком спокоен для приговоренного, — сказал Джонни Деклану.

— Я притворяюсь, — честно признался тот.

— А что Фиона? — спросил Брайан.

— Разве их поймешь, этих женщин? — вздохнул Деклан.

— Они более целеустремленные, чем мы. Особенно в вопросах брака.

— Ты бы все-таки взглянула на эти квартиры, Розмари, — взмолился Бобби Уолш.

— Зачем? Ты же сказал, что так или иначе купишь одну из них. Зачем тебе в таком случае мое одобрение?

— Я просто хочу найти что-нибудь на первом этаже. Я больше не могу лазать по этим лестницам. Мы, увы, уже не очень молоды.

— И что ты мне предлагаешь? Ходить по чужим домам на смотрины?

— Но мы же вместе пойдем их смотреть, в этом и смысл.

— Мы и здесь вместе, — ответила она.

— Здесь, Розмари, я живу в гостиной. Мне тяжело подниматься домой по ступенькам. Давай выберем что-нибудь, чтобы тебе нравилось.

Она стояла молча, насупившись, с выражением лица обиженного ребенка.

— Ну что ж, тогда я выберу сам. Мне рассказали об очень хорошем месте. Там есть садик. Это дом на тридцать квартир, только что появившийся на рынке. Если мы предложим риелторам продать наше жилье, они дадут нам выбрать одну из новых квартир. Угловая на первом этаже кажется самой лучшей. Из окна видно море, и в комплексе есть бассейн.

— То есть ты уже все решил? И где это волшебное место? — язвительно поинтересовалась она.

Когда Бобби назвал известный аристократический район, у нее изумленно распахнулись глаза. Вот и отлично. Ей будет легко скормить идею этого переезда своим приятелям-снобам. Если он все точно разыграет, то продажу можно планировать уже сейчас.

— Ладно уж, за погляд денег не берут, — согласилась она.

Хилари Хики разбиралась с малярами. Их прислал Эннис, якобы необходимо подновить заброшенные углы клиники. Это было довольно неожиданно. Еще более странным было появление Розмари Уолш. Бобби сегодня ничего не назначали, она пришла одна, вот ведь принесла нелегкая. К счастью, Аня ушла обедать, так что стычки не будет.

— Есть ли здесь кто-нибудь, кто мог бы внятно рассказать мне о состоянии здоровья моего мужа? — начала миссис Уолш.

— Клара сейчас в больнице.

— Только не Клара, — отрезала миссис Уолш.

— Деклан здесь.

— Хорошо, пусть будет Деклан.

Она по-прежнему вела себя надменно. Но она определенно попыталась что-то сделать со своим лицом, чтобы включить обаяние.

— Доктор, вас скоро можно будет поздравить?

— Да, миссис Уолш. Надеюсь увидеть там вас и Бобби.

— А что бы вам хотелось в подарок? — Розмари изобразила, будто слово “подарок” как-то ниже ее достоинства.

Деклан слабо улыбнулся:

— Вашего присутствия было бы достаточно, но если вы настаиваете, мы были бы рады диску с хорошей музыкой, которая, возможно, что-то значит для вас и Бобби.

Она испепеляюще воззрилась на него.

— На самом деле я пришла, чтобы узнать о состоянии сердца Бобби. Продлит ли ему жизнь этот пресловутый переезд на первый этаж без лестниц?

— Разумеется, миссис Уолш, мы уже об этом много раз говорили. Мы с Кларой оба показывали вам результаты стресс-теста. Легкие упражнения, может быть, плавание, но никаких ступенек.

— Тогда, полагаю, придется это сделать, — тяжело вздохнула она.

— Что сделать?

— Бросить мой любимый дом у моря и переехать в тесную квартиру. Бобби присмотрел. — И она назвала адрес застройки.

— Думаю, у большинства дублинцев другие представления о тесноте, — процедил Деклан. — Более того, половина жителей Ирландии была бы счастлива, если бы могла позволить себе там жить.

— У каждого свои представления. Мне есть с чем сравнивать, — холодно сказала она. Затем, резко сменив тему, спросила: — А не мог бы Джонни приходить туда и делать с ним упражнения, чтобы немного его подремонтировать?

— Нет, Джонни работает и здесь, и в больнице. Однако он может дать вам список упражнений или координаты другого физиотерапевта, которого вы сможете нанять.

— Уж не хотите ли вы сказать, что отказываетесь посетить вашего больного?

— Джонни работает здесь на государственную медицину. Вы с мужем, к счастью, можете себе позволить частного физиотерапевта. Кроме того, Джонни распишет вам все упражнения, и вы сможете делать их вместе с Бобби.

— Вы хотите, чтобы я делала упражнения?

У Деклана в голове будто что-то взорвалось. Напряжение последних дней, постоянное притворство, будто все в порядке, когда ему хотелось завыть, — все это вывалилось из него прямо в лицо этой злобной мегере.

— Послушайте, миссис Уолш. Если бы я думал, что могу помочь Фиониной жизни, делая упражнения и готовя ей бессолевую и нежирную пищу, если бы я знал, что этим подарю ей хоть один лишний день со мной в этом мире, я бы сделал все что смог. Я бы на голове стоял, если бы это могло помочь. И то же сделала бы Нора для Айдена Данна, и жена Лара, и остальные родственники, которые сюда приходят. Может быть, вы думаете иначе. Мы все разные.

— Вы решили меня повоспитывать, доктор Кэрролл?

— Нет, миссис Уолш. А теперь не могли бы вы сказать, что именно вы собирались от меня услышать, когда пришли сюда? — Он отвернулся, чтобы она не видела, как его трясет от ярости и раздражения.

— Доктор Кэрролл, пожалуйста… — начала она.

— Скажите мне только, на что вы надеялись?

Ее так потряс голос Деклана, что она правдиво ответила:

— Видимо, я надеялась, что вы скажете, что это все неважно. Что Бобби не станет лучше, где бы он ни был. Тогда мы могли бы остаться у себя.

— И это вы надеялись услышать? — Деклана трясло.

— Да, уж если вы спрашиваете.

— Получите же, что заслужили, Розмари Уолш, — сказал он и отвернулся. Он закрыл глаза и попытался размеренно дышать. — Получите то, чего заслужили в жизни, — сказал он и ушел. Он прошел уже половину коридора, когда услышал грохот и визги.

Хилари уже вызывала “скорую” по телефону, когда Деклан ворвался обратно в комнату.

Розмари проталкивалась мимо лестниц, на которых работали маляры, и сшибла одну из них. Лестница поддерживала длинную доску, на которой стояли двое рабочих. Они свалились наземь в волнах краски, с кучей банок и древесины. Прямо на Розмари Уолш.

Деклан опустился на колени возле них. Была ли в этом его вина? Где Аня, черт побери? Как раз тот случай, когда нужен кто-то говорящий по-польски.

— Аня! — беспомощно позвал он. В дверях появилась Фиона и с первого взгляда оценила произошедшее.

— У нее теперь есть мобильный. Я ей позвоню, — сказала Фиона. Это заняло секунды. Аня бежала обратно из закусочной при клинике.

— Как Розмари? — спросила Фиона.

— Без сознания. Пульс есть. Пусть сначала рабочие уйдут.

Аня вбежала и упала рядом с ними на колени. Деклан рявкнул свои вопросы, и Аня, держа маляров за руки, быстро перевела. Деклан видел, как на их лица возвращается спокойствие, когда с ними заговорили на родном языке.

— Скажи им, что они в порядке, — сказал он.

— Я уже сказала, — ответила Аня.

Фиона предложила, чтобы Аня посидела с поляками, пока не приедет “скорая”. Она заняла Анино место возле Деклана.

— Она дышит, — сказала Фиона.

— С трудом, — ответил Деклан.

Они наклонились, глядя на Розмари, на ее лицо, исцарапанное щепками, и на ее ноги, лежащие под очень странным углом. У нее могла быть сломана спина. Деклан провел по ее телу руками вверх-вниз.

— Сломана рука. Сломана нога. Шея вроде в порядке, но я не рискну ее двигать.

— Что бы ты стал делать, если бы не ждал “скорую”? — спросила Фиона.

— То, что и собираюсь. Начну реанимировать.

— Но…

— У нее поверхностное дыхание. Мы можем ее потерять, — сказал он. И на глазах Хилари, Лавандер, Ани, Фионы и двух перепуганных поляков доктор Деклан Кэрролл начал делать искусственное дыхание изо рта в рот Розмари Уолш, самой неприятной пациентке, какую им когда-либо приходилось видеть.

* * *

Люди со “скорой” источали комплименты. Если бы не молодой доктор, говорили они и качали головой. Они доставят ее в больницу в один момент. Она сильно пострадала, но жить будет. Пусть кто-нибудь сообщит ближайшим родственникам.

— Я позвоню Карлу, — сказала Аня.

— Я скажу Бобби, — добавил Деклан.

К тому времени как вернулась Клара, Хилари беседовала с полицейскими, прибывшими на место происшествия. Она звонко живописала, как Розмари шла прямо сквозь лестницу, что и вызвало несчастный случай.

— А почему она не заметила лестницу? — спросил молодой полисмен.

— У нее был стресс, — дипломатично ответила Хилари.

— А где сейчас Деклан? — поинтересовалась Клара.

— Поехал за город, надо же предупредить Бобби.

— А почему Фиона не поехала с ним? Я ее видела сегодня.

— Понятия не имею, Клара. По-моему, у них что-то неладно. У меня такое чувство, что мы с тобой наденем новые прикиды скорее на свадьбу наших детей, чем на венчание Деклана и Фионы.

— Да, думаю, ты права. Жаль, они так подходят друг другу. И мне кажется, что на этом мы потеряем Фиону.

— Но почему? — спросила Хилари. — Деклан все равно уйдет. Его контракт здесь почти закончился.

— Фиона не захочет тут оставаться. Если все кончено, она куда-нибудь уедет.

— Интересно, с чего это все? — недоумевала Хилари.

— Что-нибудь совершенно ерундовое. Так всегда бывает. Но мы никогда не узнаем, — со вздохом сказала Клара.

— Бобби, это я, Деклан Кэрролл.

— Деклан, как хорошо! Как ты вошел? — Бобби был в маленькой гостиной.

— Открыл дверь и вошел, — слукавил Деклан, на самом деле он попросту стянул ключи из сумочки Розмари. — Решил вас проведать.

— Розмари оставила открытой дверь? Это так на нее не похоже, — расстроился Бобби.

— Нет-нет, — успокаивающе произнес Деклан.

— Чаю тебе сделать? — Бобби всегда был гостеприимным хозяином.

— Давайте я сам. Я отлично готовлю чай. — Он сделал каждому по кружке и положил очень много сахара.

— Я вообще-то пью без сахара, — начал Бобби.

— Сегодня попьете так, Бобби. С Розмари случилась неприятность. Сейчас она в неплохом состоянии, но некоторое время она побудет в больнице. Аня и Карл хотят, чтобы вы пожили пока у них. Я вас сейчас туда отвезу.

Бобби побледнел. Из него посыпались сумбурные вопросы.

— Уверяю вас, Бобби, она поправится. Я свожу вас навестить ее. Пожалуйста, Бобби, выпейте чаю.

— Ох, бедная Розмари. Где это случилось? В машине?

— Нет, ничего подобного. Она шла по коридору и врезалась в лестницу, и сверху упали большая доска, банки с краской и два человека, которые там работали.

— И какие у нее повреждения?

— Множество ссадин и царапин. И у нее сломаны рука и нога.

— Не может быть!

— Но все уже под контролем. У нее прекрасный молодой хирург, и завтра она будет в операционной.

— Розмари очень испугается операционной.

— Ей сделали успокоительный укол.

— Она знает, что ты поехал ко мне?

— Я сказал ей, но она могла уже не слышать меня, — ответил Деклан. — Бобби, помогите мне собрать ваши вещи, и мы встретимся с Карлом и Аней в больнице.

— Карл едет в больницу? Чтобы повидать Розмари?

— Да, конечно.

— О, она будет довольна. У них была глупая размолвка, знаешь.

— Все уже про нее забыли, — с преувеличенной бодростью ответил Деклан.

Конечно, Бобби не знал, какую тяжкую битву пережила Аня, уговаривая Карла поехать к матери. Тот сопротивлялся до последнего.

Фиона сидела в баре над Дублинской бухтой. Было очень красиво.

Деклан говорит, что им повезло жить в Дублине: большой шумный город, а в десяти минутах в одну сторону — море, в двадцати минутах в другую — горы. Она заметила, что про себя все еще думает: “Деклан говорит”, а через неделю время станет прошедшим. На стол упала тень, Фиона подняла взгляд.

— Барбара, ты-то тут что делаешь?

— Когда-то это звучало “О, Барбара, как чудесно! Садись и выпей”.

— Мы в десяти милях от Дублина. Ты здесь не случайно.

— Ты права. Не случайно. Я шла за тобой.

— Что?!

— Я шла за тобой. Ты не пришла домой в нашу квартиру. Ты не разговаривала на работе. Ты не у матери с отцом. Ты не у Кэрроллов. Я хочу знать, что стряслось с моей подругой.

— Ничего не стряслось.

— Не ври.

— Барбара, я серьезно, так нечестно. Ты хуже всех. Неужели нельзя понять, что я хочу побыть некоторое время одна?

— He-а, нельзя.

— А придется. Этого люди и хотят от друзей. Они хотят поддержки и понимания. А не расследований и шпионажа.

— Рассказывай, Фиона.

— Не буду. Не могу.

— Почему не можешь? Мы всегда все друг другу рассказываем. Я тебе рассказывала про то, как первый раз пошла с парнем в постель и он был так потрясен всеми английскими булавками у меня на белье, что чуть не вырубился. А ты была великолепна. Ты понимала.

— Знаю, но это другое дело.

— А ты мне рассказала про Шейна, и я тоже поняла. Почему я теперь не пойму?

— Это из-за Шейна. Это все из-за проклятого Шейна.

— Но он умер, Фиона. Ты же должна знать, что он умер.

— А ты откуда знаешь?

— Я прочла в газете.

— И ничего мне не сказала?

— Я ждала, что ты мне скажешь что-нибудь, а ты не говорила, и я подумала, что ты просто не хочешь об этом говорить.

— Я ничего не почувствовала, когда услышала. Я опознала его для полиции.

— Ты прям вот пошла смотреть на его тело? О господи! — Барбара была потрясена.

— Нет, я звонила в полицию.

— И что ты чувствовала?

— Ничего. К нему — ничего. Мне все равно, жив он или мертв.

Доброе лицо Барбары выражало страдание.

— Ой, да сядь ты, Барбара, бога ради, сядь и выпей ирландского кофе.

— Я давно не пила ирландский кофе. Помнишь то ярко-голубое платье, которое мало мне на размер?..

— Забудь про чертово голубое платье. Не будет никакой свадьбы.

— Тогда мне, пожалуй, большой стакан бренди, — сказала Барбара.

— Мама?

— Это ты, Карл?

— Да, мама. Все будет хорошо.

— Прости, Карл.

— Не за что, мама, это же был несчастный случай.

— Да. Прости, что я не умерла прямо там на месте и не оставила вас всех нормально жить дальше.

— Мама, ты поправишься, и мы все рады, что не случилось ничего серьезного.

— Я сожалею о сказанном.

— Мы все говорим то, чего на самом деле не думаем. — Он погладил ее по руке.

— Я не хотела причинить боль, — сказала она.

— И я не хотел, мама.

Розмари закрыла глаза. Карл вышел из палаты.

За открытой дверью в кресле на колесиках, которое катила Аня, сидел его отец.

— Спасибо тебе, сын, — сказал Бобби со слезами на глазах.

— Нет, папа, это правда. Мы все говорим то, чего на самом деле не думаем, — сказал Карл. Но его лицо было холодно. Все они знали, что Розмари Уолш имела в виду именно то, что сказала.

Деклан чистил ботинки на кухне на улице Сент-Иарлат.

— Мам, давай твои заодно почищу. Я как раз занимаюсь своими.

— Нет, милый, но можешь меня порадовать другим способом?

— Чем же, мам?

— Скажи-ка, что за черная кошка пробежала между тобой и Фионой?

— Какая такая кошка? О чем ты?

— Она вернулась сюда прошлым вечером с Димплзом. Она прошла миль десять по всему Дублину и выплакала все глаза.

— А ты спросила ее, в чем дело?

— Решила, что не надо. Я подумала, что вы могли поссориться.

— Мы не ссорились, — просто сказал он.

— Ты бы видел ее! Передала мне Димплза и пошла по улице. Вся согнулась, как от боли.

Деклан перестал драить ботинки.

— Все станет на свои места в понедельник, — сказал он бесцветным голосом.

— Если что-то надо расставить по своим местам, почему с этим надо ждать до понедельника? — спросила Молли.

— Так мы договорились.

В Данлири обычные люди с обычными жизнями наслаждались летним вечером на побережье. Они ходили на долгие оздоровительные прогулки вдоль пирса. Некоторые брали яхты и отправлялись в бухту. Другие оседали в маленьких ресторанчиках.

Лишь Барбара и Фиона, казалось, не замечали разлитой в воздухе летней неги.

— Объясни еще раз, — потребовала Барбара. — Ты ничего не чувствуешь к Шейну, ты любишь Деклана, но не можешь выйти за него, потому что не доверяешь своему чувству, так?

— Н-ну, почти.

— Я тебя слушаю уже полчаса, Фиона, и пошел второй стакан бренди. Я не могу понять, о чем ты говоришь. Я честно пытаюсь, но у меня не получается. Я правильно изложила суть?

— В общем, да.

— Тогда ты совсем идиотка, подруга, — рассердилась Барбара.

— Почему? Один раз я уже ошиблась, я не хочу повторять свои ошибки. Неужели это так трудно понять?

— Значит, так, с чего бы начать? — проговорила Барбара. — Начнем с того, что Шейн был поганым лузером. Наркоманом, который тебя бил. Который увидел в тебе жертву, а ты его и не разубеждала. Таким был Шейн. Что у нас с Декланом? Влюблен в тебя без памяти, смешной, хороший, добрый, мудрый. Ты никогда не была такой счастливой и уверенной в себе, пока не встретила его. Благодаря ему у тебя не уверена, что поднялась, но совершенно определенно появилась правильная самооценка. Ну и какого черта я тут его тебе сватаю? Он хоть в курсе это твоей бредятины?

— Я пыталась ему рассказать, но он сказал, что прошлое осталось в прошлом. Думаю, что он не понял — он заставил меня пообещать, что я никому ничего не скажу до понедельника.

— Нормальный, правильный мужик. Ты сама в своих душевных переливах разобраться не можешь, а еще хочешь, чтобы это поняли все остальные? — Барбара махнула рукой, прося официантку принести счет. — Ты поговоришь с ним прямо сейчас! — сказала она.

— Нет, он сказал, в понедельник. Мы так договорились.

Барбара взяла мобильный.

— Привет, Деклан, это Барбара. Мы сидим с Фионой в пабе в Данлири. Можешь сейчас подъехать?

Фиона выглядела, как провинившийся ребенок.

— Имей в виду, она мне так ничего и не сказала. Я сама догадалась. Несет какую-то ахинею про то, что ничего не надо делать до понедельника. Господи, Деклан, да мы все помрем до понедельника. Ты можешь быстро приехать? Я уж постараюсь ее задержать до твоего прибытия.

Барбара стояла и смотрела, как эти двое, взявшись за руки, вливаются в толпу простых горожан, прогуливающихся в лучах закатного солнца. Но они сейчас не видели ни моря, ни лодок, качающихся на волнах, ни прохожих, ни продавца воздушных шаров, ни детей, облизывающих подтаявшие рожки с мороженым.

Барбара вздохнула. Все хорошо. Надо было видеть, как они посмотрели друг на друга и ушли. Так и ушли, даже не попрощавшись с Барбарой. Вот и прекрасно.

Ой-ой, а ведь придется хотя бы часть пути до дома проделать пешком. Нужно же избавляться от трехсот лишних калорий, которые она тут выпила. Похоже, что ярко-голубое платье еще понадобится.

— У меня ноги подкашиваются, — пожаловалась Фиона, — давай посидим?

Деклан подвел ее к каменной скамейке, усадил и сам сел рядом, взяв за руку.

— Ты понимаешь, из-за чего все это? — спросила она чуть погодя.

— Нет, честно говоря, нет.

— Но я же говорила! Я так долго объясняла!..

— Я не совсем понял.

— Ну и как это называется? — спросила она.

— Нервы, — просто сказал он.

Последовало молчание.

— Нет у меня нервов, — вдруг сказала Фиона.

— Прекрасно. Потому что у меня тоже нет. Я уверен, что у нас будет прекрасный брак.

— Мы не можем пожениться. — Ее голос был очень ровным и спокойным.

— Почему именно не можем?

— Потому что однажды я уже сделала глупость и влюбилась с идеей выйти замуж и обойти весь мир. Боюсь, что опять делаю то же самое.

— Но мы не будем бродить по миру. Мы собираемся поселиться здесь. Мы собирались внести депозит за квартиру на этой неделе.

— Нет, Деклан, слишком много всего случилось.

— И оно все случилось после того, как мы договорились пожениться?

— В некотором роде да. Шейн умер.

— Шейн?

— Тот парень, с которым я ездила в Грецию. Помнишь, я пыталась тебе рассказать…

— Я же говорил, что прошлое не имеет значения.

— Но оно имеет, Деклан, оно формирует нас.

— Ну, значит, я плохо сформирован. У меня и прошлого-то нет.

— А у меня был Шейн.

— Парень, который тебе когда-то нравился? Ты расстроилась, потому что он умер?

— Клянусь, мне абсолютно все равно.

Деклан страдальчески поморщился, не в силах понять что-либо.

— Какое отношение это имеет к нам? У нас не было сложных отношений. Мы хотим одного и того же, или я только так думал? В чем сходство?

— Я опять могу принять дурацкое решение. Через несколько лет ты можешь стать мне безразличен. Это я такая. Сумасшедшая личность.

— Это уж моя задача — сделать так, чтобы ты продолжала меня любить, — заметил Деклан.

— Если бы все было так просто. Я сумасшедшая, урод, не способный принимать решения. Лучше мне их и вовсе не принимать.

— Вот тут тебе придется помочь мне, Фиона. Я стараюсь. Я очень стараюсь, но все равно не понимаю.

— Тогда я расскажу тебе все сначала, — сказала она.

— Только давай на этот раз помедленнее, ладно?

На ее лице мелькнуло подобие улыбки.

— Ладно, — согласилась она, — если начну частить, притормози меня.

И рассказ занял много времени, а разговор еще больше.

Так все вернулось на круги своя. Деклан и Фиона никому не рассказали, что происходило у моря, что было сказано, что не было сказано и что было заглажено.

Примерки свадебного платья были очень веселыми. Был сшит фрак. Зал украсили к торжеству. Брайан Флинн получил лицензию на продажу алкоголя. Близнецы принесли Кэрроллам пробные меню, чтобы все могли решить, что им нравится, а что нет. Матери жениха и невесты отнесли туфли в растяжку. Аня сумела выдавить из Фионы, что если бы та собиралась теоретически устроить свадьбу и, допустим, даже была на месте невесты, то ей бы понравились скорее тяжелые хрустальные стаканы или хрустальная чаша с насечкой, и Аня стремглав помчалась в магазин, благо денег собрали достаточно.

Деклан предложил, чтобы Фиона выяснила, где могила Шейна.

— Много чести ему, — сказала она.

— Ты его когда-то любила. Он заслуживает чего-то вроде прощания, — сказал Деклан.

Мать Шейна понятия не имела, кто такая Фиона.

— У него столько девчонок было, — сказала мать по телефону, — и толку, в конце концов? — Но она рассказала Фионе, где могила, и они с Декланом посетили ее. Каменного памятника еще не было. Простой крест и номер участка. Фиона положила там цветы.

— Жаль, что у тебя не было жизни получше, — произнесла она.

— Покойся с миром, — сказал Деклан.

И как ни странно, Фионе действительно стало лучше, когда они вышли с большого городского кладбища. Как-то спокойно.

Синяки и царапины никак не хотели заживать, но все-таки Розмари уже выздоравливала.

Бобби приезжал к ней каждый день. Аня предложила постирать ей ночные рубашки, но Карл был категорически против.

— Ты собираешься стать ее невесткой, а не сиделкой, — сказал он.

— Но хорошая невестка была бы счастлива позаботиться о больной женщине.

— Папа может забрать ночные рубашки домой, а Эмилия может их постирать и погладить, или их можно отправить в прачечную.

— Да это же такая мелочь, — сказала Аня.

— Для меня это совсем не мелочь, — возразилКарл.

Он навещал мать раз в неделю и помогал отцу с переездом.

В один из своих визитов он привез опись того, что было в большом доме с видом на бухту: мебель, картины, стекло, украшения.

— Ты можешь забрать примерно пятую часть этого, мама, — сказал он.

Она тут же начала сетовать.

— Папа сказал, что ему все равно, что забирать, но эти предметы очень важны для тебя. Ты собирала их годами. Так что ты только отметь нужное, а я обеспечу перевозку.

— Но ведь мы еще не уверены, что правда хотим переехать. Мы можем снять что-нибудь.

— Папа купил квартиру, мама. А ты не можешь вернуться в старый дом. Ты тоже не можешь ходить по лестницам. — Он говорил так, будто ее травмы не представляли для него ни малейшего интереса.

— Ты всегда будешь ненавидеть меня, Карл? — спросила она.

— Нет, мама, я вовсе не ненавижу тебя, — спокойно ответил он, не вкладывая убедительности в сказанное.

Фрэнк Эннис пришел обсудить с Кларой происшествие.

— Мы будем судиться с миссис Уолш? — спросил он.

— Думаю, нет. Она могла себе все кости переломать. У ее мужа серьезные проблемы с сердцем. Вряд ли это пойдет ему на пользу.

— Но ведь она правда сшибла лестницу.

— Да, это так, но она ведь не нарочно.

— Дело не в этом. Они получат огромную страховку.

— Ну и мы тоже.

— Но мы-то не виновны. Там даже был предупреждающий знак. Я проверял.

— Оставьте это, Фрэнк. У нас нормальная страховка. Я тоже проверила.

— Вы не знаете, как получить бонус за неподачу в суд, — сказал Фрэнк, качая головой.

— Нет, рада сказать, что не знаю, — согласилась Клара.

— Что вы наденете на свадьбу? — неожиданно спросил он.

— Темно-зеленое платье и черную шляпу с такими же зелеными лентами.

— Звучит прекрасно, — заметил он.

— Выглядит тоже. А вы, Фрэнк, в чем пойдете вы?

— Там сказано: “Форма одежды: удобная и непринужденная”. Хотел бы я знать, что это значит.

— Я думаю, это значит — не в джинсах.

— О джинсах речь не идет, — серьезно сказал Фрэнк. — Я думал, может, блейзер надеть.

— Блейзер? Это который с латунными пуговицами и всем таким?

— Нет, на нем обычные пуговицы, обтянутые тканью, — неуверенно проговорил он.

Клара неожиданно для себя растрогалась и решила быть доброй:

— И светлые брюки?

— Именно. Я думал о светло-серых, и рубашку с открытым воротом, и шейный платок.

— Боже, Фрэнк, вы будете неотразимы, вам придется отбиваться от роя поклонниц! — рассмеялась она.

Вонни прибыла за три дня до свадьбы. Она выглядела старше, чем Фиона предполагала. Или виной тому была непривычная обстановка? Если бы она оказалась на Агия Анна среди знакомых, приветствуя всех подряд и занимаясь работой, она могла бы выглядеть иначе. Здесь же она была в совершенно иной Ирландии, в столице, которую не видела десятки лет. Единственными ее друзьями тут были Фиона и близнецы. Она выглядела смущенной, чего раньше Фиона за ней не замечала.

Фиона пристроила Вонни пожить у Матти и его жены Лиззи, где жили и близнецы. Как они ей обрадовались, как наперебой кинулись показывать ей свой город. И еще они очень гордились, что она увидит, как хорошо и грамотно они подготовили первую в своей жизни свадьбу.

Мод и Саймон поехали за Вонни в аэропорт и болтали всю обратную дорогу до улицы Сент-Иарлат, где Вонни встретилась с Матти и Лиззи, затем с Кэрроллами и, наконец, с Фионой. Чтобы втянуть Вонни в происходящее, Фиона пригласила ее в ресторан.

Они заказали в “Квентинз” ужин “Ранняя пташка”, Вонни с ужасом изучала цены. Тут все было так дорого, в этой новой Ирландии, по сравнению со страной, которую она покинула. Они долго и с любовью говорили о Томе и Эльзе и их новорожденном. Кто мог такое предвидеть? И о Давиде, который наконец помирился с матерью и живет той жизнью, которой хотел жить. Они удивлялись, что его еще не подцепила никакая женщина. Он идеальный материал для лепки мужа.

Они говорили об Андреасе, оставшемся на Агия Анна, и его брате Йоргисе, и о том, что сын Андреаса Адони так хорошо принят в бизнесе. И что он хочет жениться на Марии, вдове Маноса, который погиб в результате несчастного случая на судне.

— Та самая Мария, которую Давид учил водить машину! — воскликнула Фиона.

— Та самая, — подтвердила Вонни.

Едва Фиона коснулась запретной темы сына Вонни, лицо Вонни будто опустело. Значит, тут без перемен.

— Я только хотела спросить, не проявлялся ли он хоть как-нибудь?

— Нет, не проявлялся.

На этом они оставили разговор об этом, и Вонни осторожно спросила о Шейне.

— Он вернулся в Ирландию? — поинтересовалась она.

Молчание.

— Извини, — смутилась Вонни, — мне не следовало спрашивать.

— Все нормально, не извиняйся. Он вернулся в Ирландию. Чтобы умереть.

— Боже милостивый, — ахнула Вонни.

— Он умер в грязной спальне от передозировки наркотиков.

— Какое расточительство молодой жизни, — сказала Вонни.

— Увы, кажется, что так.

— Так ты не расстроена?

— Нет, на самом деле я даже шокирована тем, насколько я не расстроена.

— Эта часть твоей жизни закончилась. Поэтому у нее нет силы, чтобы продолжать причинять тебе боль.

— В это я поверила. Деклан меня убедил.

— Ты рассказала ему про Шейна?

— Да. Деклан замечательный.

— Тебе очень повезло, детка. Он особенный, точно как ты мне писала, когда только встретила его. Ты будешь очень счастлива.

— Я этого не заслуживаю.

— Заслуживаешь. Ты была мужественной, когда понадобилось. Ты добра к людям. Не торопись себя принижать. Я этим тоже грешила.

— А теперь нет?

— Думаю, что так. Я перестала винить себя за то, что сестра меня не любит. Это, в конце концов, не моя вина.

— Ты не собираешься повидать ее, пока ты здесь?

— Нет. Я думаю, нам не о чем говорить.

— Я могла бы поехать с тобой на поезде, если хочешь, — предложила девушка.

— За два дня до свадьбы?! Тебе больше заняться нечем, Фиона?

— Оказалось, что нет. Мы могли бы пообедать с ней и к вечеру вернуться.

— Нет, Фиона, правда не стоит. Незачем тащиться в такую даль, чтобы дать возможность двум старухам сидеть и метать друг в друга испепеляющие взгляды. Давай как-нибудь обойдемся без этого. Я просто буду и дальше посылать открытки на Рождество и дни рождения.

— А она?

— Больше не посылает. Обычно она присылала открытки из разных мест, просто чтобы похвастаться, что вот она была в Риме или Нью-Йорке. А теперь она и вовсе не заморачивается.

Вонни отказалась, и Фиона сменила тему:

— Ладно, мы тебя лучше свозим на экскурсию по Дублину. Можно попробовать отправиться на специальном автобусе по туристическому маршруту.

— Поправь меня, если я ошибаюсь, Фиона, но разве не все автобусы одинаковы? Мы можем сесть на любой из них и выйти когда вздумается.

— Нет. Это экскурсионный автобус. Мы можем провести на нем хоть весь день, а может сойти, что-нибудь осмотреть и потом сесть в другой. Это прекрасный способ посмотреть Дублин. Я хочу и Давиду предложить. Может, мы сможем поехать вместе, втроем, и близнецы тоже, если у них когда-нибудь снова будет свободное время.

— Фиона, сколько тут должны зарабатывать люди, чтобы столько платить? Ты посмотри, почем у них тут кофе!

— А как ты думаешь, почему мы мотаемся на Агия Анна?

Фиона рассмеялась и погладила старую морщинистую руку, лежащую на столе.

Когда на следующий день приехал Давид, Фиона встретила его и проводила на квартиру, где жила Барбара.

— Она не будет против?

— Нет, здесь живу я, когда сюда приезжаю. Последние несколько недель я кочую. То у Деклана, то у родителей, то здесь. Она будет рада компании.

Давид еще раз обнял ее.

— Я так рад видеть тебя счастливой после… после всего.

— И я тебя тоже, Давид. Но прямо сейчас я забираю тебя на автобусную экскурсию по Дублину. Мы встречаемся с Вонни в начале маршрута. И с близнецами. Но я даже начинать объяснять не хочу, кто они на самом деле.

— Все это похоже на сон, Фиона. И солнце еще светит, как тогда, когда мы помахали на прощание остальным в кафе “Полночь на Агия Анна”, — сказал он, беря блокнот и карандаш в поездку.

Она уже и забыла, как ей нравится Давид. Ну разве он не чудо, что приехал на ее свадьбу?

Два дня перед свадьбой были очень загруженными для всех.

Вонни получила приглашение выпить в пабе с Пэдди Кэрроллом, Матти Скарлетом и их приятелями. Но объяснила, что она сама не пьет из-за прежних излишеств, и они все печально покивали, как будто это могло быть их проблемой, если бы все не сложилось иначе.

Барбара водила Давида на выставку керамики, где он познакомился с множеством мастеров и мастериц, которые приглашали его в разные части Ирландии.

Ади с Герри уехали в Южную Америку — спасать джунгли. Линде доверили вести большую программу на телевидении, так что у Ника Хики теперь будет возможность играть на саксофоне на джазовых вечерах в музыкальном магазине. Клара и Хилари были среди слушателей, лопаясь от гордости за обоих детей.

Питер Барри и его новая подружка Клэр Коттер прислали свадебный подарок — полдюжины льняных столовых салфеток, и уже взяли два урока танцев, чтобы не выглядеть глупо на празднике.

Отец Брайан Флинн пригласил на венчание своего польского друга, отца Томаша из Россмора, в надежде, что сможет сбагрить ему побольше свадеб и что это могло бы отвлечь его друга от чудесного колодца Святой Анны, которым тот не в меру увлекся.

Близнецы как-то вдруг успокоились, да и то сказать, они столько времени посвятили подготовке, что сейчас их можно было разбудить среди ночи и они, не просыпаясь, сделали бы все как нужно.

Лавандер посмотрела свадебное меню и сказала пациентам, что если они остановятся на копченом лососе и салатах, то большой ошибки не сделают.

Джонни сказал, что нет лучшего упражнения, чем танцы, и показывал некоторым из своих малоподвижных пациентов, как выглядеть и чувствовать себя более гибкими. Для роли шафера ему пришлось добыть себе галстук.

Охранник Тим, который собирался прийти на свадьбу с Лидией, думал втайне, что место это пожароопасное и что эти близнецы, скорее всего, спалят его за день. Так что он потихоньку установил побольше огнетушителей и принес противопожарные одеяла — так, на всякий случай.

Аня доставила свадебное платье к родителям Фионы, фрак к Деклану, настенные драпировки к отцу Флинну. Она смастерила темно-зеленый шелковый цветок для Клары, подобрала цветы для двух матерей и сделала цветки в петлицы для Джонни и Карла.

— А сама ты что наденешь? — спросил Карл.

— Я еще не думала об этом, — призналась она.

— Помнишь платье, которое ты надевала на вечер у моих родителей?

— Д-да, — проговорила она с сомнением.

— Я его толком не разглядел.

— Там сейчас и глядеть не на что. Рукава надо отрезать. Оно какое-то печальное.

— Ты могла бы сделать новые рукава? — поинтересовался он.

— Для этого надо достать кружево, — объяснила она.

— Зачем достать? А купить что, нельзя? Пошли в магазин.

— Новое кружево в магазине? — Аня была ошеломлена такой расточительностью.

— Именно так, — с обожанием сказал Карл.

Фрэнк Эннис примерил свой наряд. Он опасался, что похож в нем на старого сумасшедшего моряка. Возможно, блейзер был не лучшей идеей. Он пожалел, что не отказался от приглашения, сославшись на занятость. Теперь он будет безнадежно неуклюж и неуместен.

Лар, Джуди и миссис Китти Рейли также суетились накануне такого события. Китти Рейли теперь открыла для себя колодец Святой Анны в Россморе и молилась, чтобы это место стало новым Лурдом или Фатимой. На ее детей произвело большое впечатление, что ее пригласили на свадьбу молодого доктора. Это было классно. Место их впечатлило меньше. Иммигрантская церковь на задворках Дублина. Зал, где все эти люди едят свою иностранную еду.

Семья Уолшей планировала прибыть вся вместе. Карл собирался привезти мать в инвалидном кресле, а Аня должна была доставить Бобби. Аня знала и церковь, и зал. Она точно знала, где они разместятся.

Переезд состоялся. Розмари через пару недель приедет в новые апартаменты. Ее отпустили из больницы только на день венчания.

Она сильно изменилась. Теперь она была благодарна за советы, вместо того чтобы отвергать их с презрением.

Аня сказала, что Розмари может захотеть надеть на свадьбу что-нибудь особенное и что Бобби может попросить ее выбрать что-то из своих нарядов. Розмари сказала, что это очень разумно со стороны Бобби и что она, пожалуй, наденет длинную кремовую юбку и коричневый бархатный топ. Она суетилась по поводу подарка, который они должны послать, пока Карл не упросил Аню узнать у Фионы, что они хотят, и побыстрее сказать им, пока они все не свихнулись.

Фиона сказала, что они с Декланом были бы рады корзине для пикников, чтобы побродить по Хаут-Хэду или посидеть на пляжах Киллини. Розмари обзвонила крупнейшие магазины и заказала навороченную корзину для пикников.

Когда ее привезли, Фиона и Деклан уставились на нее, как громом пораженные. Они ожидали увидеть компактную сумку-холодильник для пива. А перед ними стояла здоровенная корзина с кожаными ремнями и латунными пряжками, со всякими вилками, ложками, тарелками, стаканами и даже салфетками. Они не могли дождаться, чтобы взять ее на их первый выезд на природу.

К дню венчания Барбара и Давид стали закадычными друзьями. Они уже успели сходить в театр, прогуляться по Лиффи, доехать на поезде до моря, там Барбара показала, где живут известные поп-певцы и актеры.

Ему было интересно все, включая Барбару.

Она рассказала ему о платье и своих опасениях, что молния может разойтись.

— Давай тебя в него зашьем? — предложил Давид.

— Ты шутишь?

— Вовсе нет. Я сделаю большие стежки петлями, чтобы ты могла дышать. Ты там танцевать будешь?

— Танцевать? Давид, если я хотя бы проберусь по этому проходу, я больше никуда не сдвинусь.

— Погоди, вот проделаю швейную работу, тогда посмотришь, — обещал он. — Будешь плясать до рассвета.

Обе матери молодоженов поздравляли друг друга, что все сложилось.

— Хорошо, что ты поговорила с Декланом, — сказала Морин.

— Я тут ни при чем, это все ваша чудесная девочка, она такая разумная, — не осталась в долгу Молли.

— Сдается мне, что и я тут ни при чем, Молли. Мы ее всегда побаивались.

— Она милейшая и нежнейшая девочка на свете, — уверенно заявила Молли Кэрролл, и не в первый раз мать Фионы удивилась, сколь разные свои лица мы показываем разным людям.

* * *

Фиона проснулась утром самого главного дня и обнаружила сестер, стоящих возле ее кровати.

— Мы тебе принесли яичницу и тост, — сказала Кьяра.

— И свежий апельсиновый сок, — добавила Шинед.

— Большое спасибо, девочки. Я буду скучать по вам, — растрогалась Фиона.

— Не стоит, мы к этому не привыкли, — покачала головой Кьяра.

— Я пошутила, не пугайся. Когда приедет Барбара?

— Она внизу, пьет кофе с мамой. Она потрясно выглядит.

— Она уже одета?

— Ага, вся такая нарядная. Говорит, чтобы ты не торопилась. Иди прими душ, а она потом придет сюда и поможет тебе.

— Если я съем еще что-нибудь, ей придется зашить меня в платье.

— Это с ней уже проделал твой друг Давид. Она маме рассказывала.

Фиона покачала головой. Обе ее сестры были глуповаты. Вечно они ничего не могут понять толком.

Возле церкви, когда приехали Фиона с отцом, собралась толпа. Отец Флинн призвал всех подойти и приветствовать свадьбу. Обнаружились даже журналисты и фотографы, спрашивавшие, откуда приехали невеста и жених. Их разочаровали, что оба — дублинцы.

Пресса надеялась на что-то более экзотическое, может, какие-то знаменитости женятся.

— Спасибо за все, папа, — сказала Фиона у дверей церкви.

— Я передать не могу, как счастливы мы с матерью сегодня. Когда мы думали… — Он замолчал.

— Давай не будем думать о таких вещах сегодня, папа, — сказала Фиона.

— Как тебе удается сохранять такую безмятежность? — прошипела Барбара.

— А как ты влезла в это платье? — прошипела в ответ Фиона.

— Давид меня в него зашил с утра. Он прелесть, этот Давид. Почему ты мне никогда не рассказывала о нем?

— Я тебе рассказывала, — возмутилась Фиона. — Я поэтому и поселила его к тебе в квартиру.

— Девочки! — очень твердо сказал Фионин отец. — Хватит, уже музыка играет. Надо идти по проходу.

Солнце светило в окна здания, некогда бывшего кондитерской фабрикой, и Фиона услышала музыку. Если бы даже от этого зависела ее жизнь, она не узнала бы, что там играют, хотя сама выбирала произведение. Она увидела, что все в церкви встали, а от алтаря им кивает отец Брайан.

Они пошли.

У алтаря Деклан обернулся. К нему, как в замедленной съемке, приближалась прекраснейшая в мире девушка. Она выглядела ослепительно в платье классического покроя из индийского шелка, в руках у нее был букет из желтых и белых роз. И хотя материал был не бог весть какой, казалось, что его шил какой-нибудь великий кутюрье, смотрелось это просто великолепно, хотя все знали, что его шили Аня с матерью.

Церковь была переполнена, но Фиона ни разу не оглянулась вокруг: она шла к Деклану с сияющей улыбкой во все лицо. Через несколько мгновений она собиралась стать его женой.

Деклан на пару секунд закрыл глаза от осознания чуда происходящего.

Хилари было все равно, кто увидит ее слезы; она даже не вытирала лицо.

Клара ощутила, как из уголка ее глаза выкатывается слеза, и, к ее изумлению, Фрэнк Эннис подал ей платок.

Среди прихожан могло быть с полсотни подобных сцен, но Деклан и Фиона не заметили ни одной. Они не могли отвести глаз друг от друга.

* * *

Отец Флинн просил лишь об одном — чтобы речи были покороче. Один мудрый человек сказал ему, что есть единственное правило, которое стоит помнить: речь не бывает слишком короткой или слишком льстивой. Он сказал это Фиониному отцу, который легко мог растечься мыслью. Он также упомянул об этом Джонни, который как шафер, конечно, чувствовал, что необходимо как-нибудь рискованно пошутить; но в лице отца Флинна он увидел нечто такое, что заставило его придерживаться исходного сценария.

Фотограф Маут Манган был верен своему слову и на диво расторопен. Никому не приходилось даже замирать, чтобы он успел сделать снимок. Отец Флинн взял у него визитку на случай, если его услуги понадобятся вновь.

Зал был убран с поразительным вкусом. Массивные буфетные стойки так и манили к себе, а бесчисленные друзья близнецов делали то, что называлось “практикой”: раздавали напитки и ухаживали за гостями.

Куда ни глянь, везде Фиона и Деклан встречали дружеские и доброжелательные взгляды. Фиона был так счастлива, что даже беседа с Розмари Уолш не смогла испортить ей настроение.

— Еще раз спасибо за такую изумительную корзину для пикников, — поблагодарила она. — Это очень щедрый подарок.

— Вот хорошо. Ты написала очень милое письмо. Стоило попытаться. Так странно — захотеть такую вещь. Мы с Бобби подумали, что делать нечего — надо попытаться найти для вас первоклассную модель.

— И вам удалось это, миссис Уолш. Она великолепна. Пойдемте, я вас представлю кому-нибудь. Например, моей маме и маме Деклана.

— Не стоит, дорогая. Кто эта леди с морщинистым лицом, в цветной юбке? На цыганку похожа.

— Это Вонни. Она специально приехала из Греции.

— Цыганка?

— Нет, что вы. У нее там ремесленная лавка.

— Значит, гречанка?

— Ирландка.

— Боже! Очень колоритная дама, очень.

— Я приведу ее к вам, — сказала Фиона и пробралась к Вонни. Она ухватилась за руку Вонни и зашептала: — Тут есть только одна ядовитая личность, и она сказала, что хотела бы с тобой познакомиться. Это та, что так плохо поступила с Аней. Помнишь, я тебе говорила?

— Веди меня к ней. — У Вонни опасно блеснули глаза.

— Только не переусердствуй, — предупредила Фиона.

— Я буду сама кротость, — пообещала Вонни.

Все произнесли короткие, но прочувствованные и теплые речи. Чего еще желать?

Еда была очень вкусной, и Фиона предложила тост за тех, кто приготовил эти дивные угощения. Оставались только пирог и танцы.

Вонни замучила Розмари своим восхищением новыми ирландцами, которые пришли, как раз когда кельты стали в них нуждаться. Розмари давно не доводилось встречать такой напор, и в какой-то момент она с легким содроганием поймала себя на том, что согласно кивает.

Линда и Ник сказали, что они ни в коем случае не хотят отодвинуть на второй план Фиону и Деклана, но подумывают, не пожениться ли им тоже в этой церкви и не устроить ли прием в этом зале.

— Вы женитесь? — радостно ахнули Хилари и Клара. Обе надеялись и строили планы, чтобы эти двое молодых сошлись, но вот так, чтобы пожениться… Об этом они и не мечтали.

Аня вполглаза присматривала за гостями в инвалидных колясках, так, на всякий случай, если им вдруг потребуется помощь.

— Аня!

— Да, миссис Уолш?

— Я хотела у тебя кое-что спросить.

— Да, пожалуйста.

— Мне, право, неловко…

— Вы хотите в туалет, миссис Уолш? Конечно, я вас провожу. — Как обычно, Аня была готова прийти на помощь.

— Нет-нет, ничего подобного. Я о том, что сказала вам с Карлом. Я очень сожалею.

— Но это было так давно. Уже давно. Все забыто.

— Карл помнит. У него каменеет лицо, когда он меня видит. Он мой единственный сын. Если вы поженитесь, ты будешь моей невесткой, а твои дети — моими внуками. Я не перенесу, если все это потеряю из-за своих дурацких замечаний.

— Нет-нет, поверьте мне, миссис Уолш.

— Ты можешь называть меня Розмари?

— Нет, это очень трудно. Дайте Карлу время. Что касается меня, то я уже с вами помирилась. Я всегда буду вам другом. Я люблю вашего сына и надеюсь сделать его счастливым, но я не хочу получить его руку насильно. Ведь так говорят?

— Есть такое выражение, Аня. Ты мудрая девочка. А я просто старая дура.

— Что вам не помешает, так это кусок свадебного пирога. Я пойду и принесу его для вас, — сказала Аня.

Розмари смотрела, как та в элегантном платье пересекает помещение, мимоходом перекидываясь парой слов с гостями. Вдруг она вспомнила, как всего несколько недель назад сама делала то же самое на своей рубиновой свадьбе. Что же с ней стало за это короткое время?!

Том и Кэти Фезер появились, как раз когда начали резать пирог, чтобы посмотреть, как преуспели их протеже. Похоже, тут был оглушительный успех. Они последовали всем их инструкциям даже по поводу остатков. Все было запечатано в пластиковые пакеты и убрано в холодильник.

Начались танцы. Жених и невеста танцевали под композицию “Настоящая любовь”.

Потом к ним присоединились родители. Шафер хотел пригласить подружку невесты, но та уже танцевала с Давидом, так что Джонни вместо нее пригласил Кьяру, одну из Фиониных сестер. Затем дядя Деклана пригласил на танец Хилари. Карл и Аня вышли на танцпол. Линда и Ник танцевали, тесно обнявшись, обсуждая собственную свадьбу. Танцевали Тим и Лидия. У них тоже были планы. Они собирались купить и отремонтировать дом на побережье. Бобби дотянулся и взял Розмари за руку.

— Вот у меня к тебе тоже “навеки верная любовь”, Розмари. Я так чувствую, — сказал он.

— Спасибо, милый Бобби, — откликнулась она.

Давненько она не называла его милым Бобби.

Клара подняла глаза, когда к ней приблизился Фрэнк Эннис. Ему очень шел его наряд. В нем он выглядел предательски хорошо.

— Вы обещали мне танец, — напомнил он.

— Приятно, что вы запомнили.

— Вы самая элегантная женщина в этом зале, — сказал он, когда они вышли танцевать.

Он довольно легко двигался и, вопреки ее опасениям, ни разу не наступил ей на ногу.

— Спасибо. Вы и сами очень колоритно выглядите. А где же та дама, которую вы должны были сопровождать?

— У нее роман с бутылкой вина, — ответил Фрэнк.

— Ладно, будем считать, что вы чисты аки агнец, — улыбнулась Клара.

— А вы разведены по всем правилам? — спросил он, когда они вернулись на место.

— Скоро буду, — ответила она.

— Это хорошо, — откликнулся он.

— Но какое отношение это имеет к моей работе?

— Никакого. Это имеет отношение ко мне. Мне надоело видеться с вами на работе, я хочу видеться с вами где-то еще.

Она подняла на него удивленные глаза.

— Почему вы не хотите видеть меня на работе?

— Ваш годичный контракт истекает через месяц, — сказал Фрэнк Эннис.

— Что за чушь, Фрэнк, я не собираюсь увольняться. Столько всего еще надо сделать. Столько битв начать и выиграть. Мы оба это знаем.

Он ничего не ответил. Только обнял ее покрепче, пока все сотрудники клиники, их друзья и родственники танцевали под звуки “Эй, Джуд”.

Мейв Бинчи — известная ирландская писательница, обладательница множества литературных наград, автор романов “Рождественский подарок”, “Уроки итальянского”, “Дом на Тара-роуд”. Ее книги неизменно входят в списки мировых бестселлеров и экранизируются. “Сердце и душа” — это роман о том, как причудливо могут пересекаться пути самых разных людей и как обычная кардиологическая клиника в тихом районе Дублина может стать местом их судьбоносной встречи.

Эта история с множеством хитросплетений удивительным образом показывает, что люди связаны гораздо теснее, чем они могли бы подумать.

Publishers Weekly

Только совсем черствый человек останется равнодушным и не оценит мастерство автора этой жизнерадостной книги, как будто созданной для чтения уютными вечерами у камина.

Kirkus Reviews

Роман Мейв Бинчи, как обычно, полон чудесных героев… в их мире царствует теплота, забота и здравый смысл.

Choice

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Примечания

1

Ингибиторы ангиотензинпревращающего фермента (ИАПФ) — наиболее распространенные препараты для лечения сердечно-сосудистых заболеваний.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

*** Примечания ***