Киднепинг по-советски [Леонид Иванович Бородин] (fb2) читать постранично

- Киднепинг по-советски 215 Кб, 42с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Леонид Иванович Бородин

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Леонид Бородин Киднепинг по-советски

Детали этой истории по некоторым причинам и сегодня не могут быть оглашены. Но, восстанавливая события, если я и допустил импровизацию, то исключительно в деталях.

Рассказ
1
Игорь Смольников считал, что жить можно, и был прав, потому что жил.

Он был дважды и трижды прав, ему было с чем сравнить, потому что однажды то самое, другое, что есть «не жить», в натуре нарисовалось ему своим хамским оскалом. Более того, Игорь знал, и опять же по личному опыту, что не жить, это не всегда означает — умереть. К примеру, жить в степи, но всю жизнь тосковать по горам, по сути — издыхать в тоске по иному, недоступному вообще или просто от лени и трусости сделать шаг навстречу… Впрочем, когда таким образом рассуждал или думал, то полагал, что в основании тоски больше самого обычного вранья, чем тоски как таковой. Есть же тип людей, которые живут и скулят всю жизнь, и скуляжом другим, кто рядом, жизнь отравляют. Личный опыт, если он, как говорится, принят во внимание, — великое дело.

Имея по отцовским связям шикарный блат, с треском провалился он при поступлении в Автодорожный институт, так провалился, что никакой блат не помог. То-то был позор. Катастрофа! Честолюбивому своему папаше-работяге на глаза показаться не мог. В городишко, где все все о всех знают, пути заказаны. Ремесла в руках никакого. Болтался по столице, глазел на людей, которые все при жизни и при деле, завидовал, издыхал и гнил. Предкам задвинул туфту, что, мол, решил сперва жизнь познать, попахать вусмерть, а потом уже… и так далее… Мать, плакальщица-идеалистка, поверила, посыпались письма с ахами и причитаниями. Папаня, тот нет! Не поверил. И молчал. Его молчание, пожалуй, было побольнее материнских слез.

Тут-то и покатился, покатился… Даже не так — спрыгнул, как в яму, сразу на самое дно. На жратву и бормотуху зарабатывал на вокзалах. Когда не хватало, скидывался на троих, когда хватало — за троих на одного. Кантовался при общежитии института. Выследили, выперли. Приятели бомжы вывели на ночлежку по полтиннику за ночь. Когда на лацкане пиджачка поймал первую вошь — разрыдался, соплями поизмазался. И был уже не Игорь Смольников, а Игорек и никак иначе. Насобачился в электричках обдирать лохов в очко. Не зарывался, ограничивался трояком, самое большое — пятеркой, потому под хипеж не попадал. И вообще ни в пьяном, ни в трезвом виде не бузил, просто тихо гнил себе не в радость и не в горе…

После, когда все это кончилось, не раз пытался доискаться до первопричины падения и, кажется, убедил себя в том, что падения, собственно, как такового вовсе не было — эксперимент над собой поставил на предмет отпускания вожжей и только. Ведь в сущности сколько это длилось? Чуть более трех месяцев. На фоне уже прожитой жизни в девятнадцать лет и, тем более, в сравнении с тем, что еще впереди, мгновение, которое запросто не в счет. И все бы в приговоре проклятому прошлому было чисто и логично, если бы не одно обстоятельство, которое, как ни крути, так и просилось именно в счет. Не собственной волей выкарабкался Игорь Смольников, бомж, картежник и пьяница, из ямы, попал в которую зато, увы, исключительно сам! Конечно, теорию экспериментального падения можно было бы подпереть этаким бревнышком, дескать, не будь воли к жизни, никакие обстоятельства не помогли бы… Но обстоятельства были и помогли.

Игру в очко Игорь освоил за месяц в колхозной обязаловке, когда их десятый класс на весь сентябрь был отправлен на уборку картофеля, турнепса, моркови и прочих даров полей. Но с овощей Игорь слинял уже на третий день по прибытии в колхоз, пристроившись грузчиком на МАЗ, тоже откомандированный на уборку аж из другой области. Здоровьем Бог его не обидел, мускулы нарастил сам — взялся один нагружать и разгружать бортовую вместо двух дохляков, которые истекли жалобами на перегрузку. Намахавшись изрядно лопатой у зернопогрузчика, можно было завалиться после в теплое зерно и балдеть полтора часа — семьдесят километров до элеватора. Потом опять отмашка в несколько потов и опять балдеж на ветерке. Два часа обед. После обеда еще два рейса — водила в стахановцы не выбивался, и как на него ни наседали, три рейса в день — и отвалите!

Только что, в августе, Игорь получил водительские права, с отцовским «москвичом» управлялся, как с велосипедом, и тут, однажды выпросив баранку, продемонстрировал водиле очевидные способности. Через неделю водила вчистую обнаглел, поддавать начал, за баранку садился лишь близ пунктов назначения, благо по пути ни ГАИ, ни переездов, степь да степь кругом, несколько деревень проходом — тут главное — кур да гусей не передавить, а так — знай жми на железку!

Этот месяц обернулся Игорю праздником. Водила забрал его из команды на свой постой в красный уголок колхозной бригады, где все свободное время они валялись на матрасах и резались в очко. Сперва за так, потом, когда Игорь вполне овладел