Том 1. Стихотворения. Коринфская свадьба. Иокаста. Тощий кот. Преступление Сильвестра Бонара. Книга моего друга. [Анатоль Франс] (fb2) читать постранично, страница - 3

двадцати лет служил он батраком на одной из ферм в провинции Анжу. В эти годы он, по-видимому, не знал даже грамоте, не умел подписать своей фамилии.

Но Франсуа Тибо повезло, он в конце концов «выбился в люди» и, переехав на жительство в Париж, открыл здесь небольшую книжную лавку, а при ней — нечто вроде издательства. В скромной квартире при книжной лавке на набережной Малакэ и главным образом в самой книжной лавке протекали детство и юность Анатоля Тибо — будущего писателя Анатоля Франса.

Книгопродавец Франсуа Тибо, или господин Франс, как попросту его называли соседи (отсюда и псевдоним писателя), решительно противился намерениям своего сына отдаться литературному призванию. Но у молодого Тибо была целая армия союзников — книги и рукописи, заполнявшие полки отцовской книготорговли, и железные лари букинистов вдоль берега Сены. Мальчишеская рука рано научилась разыскивать среди всякого книжного хлама какую-нибудь любопытную брошюру, старинную книгу, редкий эстамп. Способствовали литературным увлечениям Анатоля Тибо и посетители книжной лавки, понемногу превратившие ее, по доброму старому обычаю, в своего рода неофициальный литературный клуб. Среди завсегдатаев лавки было немало писателей и знатоков литературы и искусства — приходили туда братья Гонкуры, известные литературные критики Поль де Сен-Виктор, Жюль Жанен и многие другие. Воспоминаниями об отцовской книжной лавке, о беседах литературных спорщиков и замечаниях книжных знатоков наполнены многие страницы романов Франса. С теплым чувством вспоминает Франс свой «потухший очаг» — книжную лавку отца — и в специальной заметке (1867) в одном из библиографических журналов.

Анатоль Тибо, будущий неутомимый преследователь всяческого мракобесия, воспитывался в католической школе. О характере воспитания, полученного им в родной семье и в школе, можно судить по его первым «литературным пробам». Впоследствии Анатоль Франс не мог без смеха вспоминать благонравные и благочестивые рассуждения, которым он предавался в детстве, когда аккуратно изготовил для своей матери рукописное издание «Новые мысли и христианские максимы, сочинение Анатоля».

Пятнадцатилетним юношей А. Франс получает в лицее награду за сочинение «Легенда о святой Радегунде», а книгопродавец Тибо, счастливый и гордый успехами своего сына, выпускает это произведение в свет литографированным изданием.

Анатоль Франс уже юношей стал понемногу выступать в качестве критика и поэта. Его стихотворные опыты печатались в сборниках «Современный Парнас», отдельные издания его стихов (сб. «Золотые поэмы») и «Коринфская свадьба» вышли в свет у Лемерра, присяжного издателя парнасцев. О тесной связи с парнасцами говорят и многочисленные посвящения, предшествующие стихам Франса.

Для поэтов, объединявшихся в 60-е и 70-е годы вокруг сборников «Современный Парнас», период их бунтарства был уже далеко позади. Глава Парнаса Леконт де Лиль некогда, до революции 1848 года, увлекался идеями утопического социализма, но в сборниках «Античные поэмы» (1852) и «Варварские поэмы» (1862) он покончил с «поэзией социальной пропаганды» и, хотя был полон ненависти и отвращения к капиталистической современности, что нередко чувствуется в лучших его стихах, ушел в мир античной красоты и восточной экзотики. Теофиль Готье еще в 1852 году выпустил свой сборник стихов «Эмали и камеи», — здесь все, начиная даже с заглавия, демонстрировало, что ювелирная отделка слова, ритма, образа стоит для Готье на первом плане. Хосе-Мария де Эредиа публиковал в сборниках «Современный Парнас» свои сонеты, вошедшие впоследствии в единственную выпущенную им за всю жизнь книгу «Трофеи» (1893). В этих стихах образы древнего мира, греческих мифов, восточных стран, западноевропейского Возрождения, отлитые в великолепную форму сонетов, действительно кажутся трофеями какого-нибудь конкистадора, который совершает свои набеги на отдаленные века, народы, страны только затем, чтобы завладеть драгоценной добычей, и любуется ею, глубоко равнодушный к судьбе этих веков, этих народов, этих стран.

Достаточно познакомиться со стихотворением А. Франса «К поэту», чтобы обнаружить несомненное влияние парнасцев; надгробное прощание с Готье переходит в типичную парнасскую декларацию «божественного слова, все в себе содержащего».

Итак, ни семья, ни школа, ни литературные друзья не могли способствовать обращению Анатоля Франса к боевому, злободневному искусству. Однако уже в начале 80-х годов не могло быть никаких сомнений в том, что автор «Сильвестра Бонара», при всей своей любви к отточенной словесной форме, отнюдь не ради этой формы занимается литературой, да и форму-то оттачивает он не на ювелирный манер, а так, как оттачивают оружие, — она и была оружием его социальной сатиры.

В становлении Франса как передового писателя большую роль сыграли традиции гуманистов и просветителей, особенно Рабле и Вольтера.

О том, до какой степени сам Франс сознавал себя