Исход – 2 (ЛП) [Ким Притекел] (fb2) читать онлайн

Ким Притекел Алекса Хоффман
Outcome (ИСХОД) 2

Я ухватила пульт и нажала кнопку «стоп». Стереосистема вырубилась, а я вернулась к своим счетам, выписывая чеки направо и налево.

В дверь постучали.

– Заходи, Эйрин, не заперто! – крикнула я. Задняя дверь отворилась, и я услышала звук шагов, приближающихся по дощатому полу. Руки тихонько обвились вокруг моей шеи, и теплые губы прикоснулись к щеке.

– Доброе утро.

– И тебе привет, – я потянулась вверх, улыбаясь и охватывая ее руки в ответном объятии.

– Чем занимаешься? Ты готова?

– Ага. Вожусь с чековой книжкой.

Моя девушка уселась за стол напротив меня.

– Знаешь, иногда мне кажется, что я никогда не расплачусь за этот дом. Они снова подняли налоги. Стервятники, уж ты мне поверь!

– Я верю, детка, – улыбнулась она, – Знаешь, а ведь мы могли бы оплачивать только один дом… вместе…

Она позволила предложению повиснуть в воздухе, а я едва сдержала раздраженный вздох и посмотрела в ее исполненные надежды карие глаза.

– Эйрин, мы ведь уже обсуждали это…

– Я знаю, прости, – она вздохнула и похлопала меня по руке, – не знаю, что на меня нашло… Ну, ты готова? – с улыбкой повторила она. – Пойдем, я же знаю, что ты не хочешь опоздать на встречу с обожаемой Линдой Эдер. В который раз ты идешь на ее концерт, в третий?

– Пятый, но кто их считает? – ухмыльнулась я, сворачивая свою бухгалтерию. Я встала, приставила стул к столу, взяла ключи от машины, билеты, вывела Эйрин наружу и закрыла за нами дверь.

ЧАСТЬ 9

Я взирала на свой сэндвич, пытаясь понять, какой вид мяса на этот раз изображает из себя курятину. Надпись на обертке утверждала, что это курица гриль, содержимое упаковки было вполне куриного цвета и даже с изящными отметинами от решетки, но вот за все свои 29 лет я не пробовала решительно ничего, что так сильно отдавало бы соей. Даже в мои школьные годы производители умудрялись маскировать вкус сои лучше.

Я завернула надкушенный сэндвич обратно в упаковку и решила, что лучше будет сжевать пакет морковок. По крайней мере, я помнила, что удосужилась хоть их принести. С тоской я вспомнила свой пакет с ланчем, оставшийся на кухонном столе, когда я в спешке выбегала из дома. Я терпеть не могла засиживаться у Эйрин допоздна. В этом случае бывало здорово, если на следующий день я не забывала прихватить собственную голову.

Со вздохом я забросила в рот очередную молодую морковку и посмотрела на дверь кафетерия, интересуясь, покажется ли Эйрин здесь в ближайшее время. Взглянув на часы, я поняла, что скоро будет нужно возвращаться в лабораторию. Сегодня был очень важный день – мы с доктором Самантой Торрес проводили эксперимент с тканями пациентов, проверяя, ответят ли они позитивно на применение Эксрентона – лекарства, которое мы пытались усовершенствовать. Мы специализировались на пациентах, страдающих рассеянным склерозом. Здесь, в клинике Мейо мы сталкивались с самыми необычными и сложными случаями заболевания. Иногда трудно было не впасть в отчаяние, осознавая, что с каждым годом таких случаев становится все больше и больше.

– Здравствуйте, доктор Литтман!

Я обернулась и увидела Эйрин. Она бросила на стол свой кошелек и поставила рядом поднос с ланчем.

– Ты как раз вовремя появилась.

– Да, знаю. Меня задержали.

Я посмотрела на ее больничный костюм медсестры детского отделения – весь в косолапых мишках и переваливающихся утятах на пурпурном фоне.

– Мм… веселенькая расцветка, – я мотнула головой в сторону ее наряда. Она оглядела себя, поправила выбившуюся прядь каштановых волос и пожала плечами.

– Ну, детям, кажется, такое нравится.

– Да, конечно нравится. Они симпатичные.

Она посмотрела на меня и подперла подбородок рукой.

– Что-то не так, Энди?

– Да нет, ничего, – я взглянула на нее, совершенно не желая обсуждать нашу личную жизнь здесь.

– Неправда. Это из-за выходных?

Я откинулась на спинку стула и бросила остатки морковки на стол.

– Может быть.

– Ну на что тут обижаться? Мы же обо всем договорились.

– Ты имеешь в виду, ты обо всем договорилась? Прошлым вечером все вышло по-твоему, и не тебе пришлось идти на уступки.

Она наклонилась вперед и понизила голос.

– Энди, все, чего я хотела, это чтобы ты осталась на весь уикенд у меня, – она посмотрела мне прямо в глаза. – И что в этом плохого?

– То, что ты не считаешься с тем, что я говорю и чего я хочу. Да, у меня с этим проблемы и да, я из-за этого сержусь.

– Ой, я не хотела, чтобы ты сердилась, – она скользнула своей туфлей вдоль моей ноги. – Ну и как ты повеселилась в остаток уикенда? Насладилась ли одиночеством?

Я кивнула и отхлебнула газировки:

– Да. Я говорила тебе, что у меня впереди напряженная неделя и мне нужно время, чтобы побыть одной.

Она пожала плечами, глядя на наших сотрудников, многих из которых я даже не знала по имени, и вздохнула:

– Мы с тобой такие разные, Энди.

– Вот с этим я соглашусь.

Она посмотрела на меня и улыбнулась:

– Кажется, это все, в чем ты со мной соглашаешься.

Я посмотрела на нее игриво:

– Ну, это неправда. Я согласна, что дома у тебя бардак, что ноги у тебя воняют, что… Ладно, хватит на сегодня ссориться, – усмехнулась я, давая понять, что шучу.

– Тогда позволь мне загладить мою провинность сегодня вечером.

– И как ты собираешься это сделать? – я допила «Доктор Пеппер» и смяла банку в руке.

– Я приготовлю тебе ужин. Лосось с лимоном на гриле, твой любимый.

– Ох, так нечестно! – я провела рукой по волосам, мысленно прикидывая, хочу ли я идти, будет ли у меня достаточно сил после тяжелого дня, а он, несомненно, будет длинным и тяжелым… я снова глянула на Эйрин. – Ладно, заметано!

– Отлично! – она улыбнулась, широко и ослепительно. Ее улыбка была одной из первых вещей, привлекших мое внимание три года назад. Когда она улыбалась, она выглядела такой юной, такой невинной. – В котором часу?

– В шесть? В семь самое позднее.

– Ох, детка, ты собираешься засиживаться здесь допоздна?

Я пожала плечами и встала, оттолкнув стул:

– Это зависит от того, как много мы успеем сделать сегодня.

– Окей. Созвонимся позже?

– Угу. – Я коснулась пальцами ее плеча, проходя мимо, и пошла в лабораторию. Спускаясь в холл, я засунула руки в карманы брюк и задумалась о жизни и своем месте в ней. Я была на пороге тридцатилетия и сейчас мысленно возвращалась к своим юношеским мечтам и устремлениям. Чего я хотела тогда? Где я была сейчас? В общем-то, я не очень отклонилась от намеченного курса, за исключением нескольких небольших неудач.

У меня определенно была работа моей мечты, хотя я никогда не представляла себе, что я останусь в Миннесоте. Ну, это же мечта каждого подростка, правда? Уехать из родного городишки? Из родного штата? И я была на этом пути, я даже было уехала из Миннесоты…

Я вздохнула и улыбнулась проходящему мимо смутно знакомому доктору, хотя даже ради спасения собственной жизни я бы не вспомнила, как его зовут. Стойка регистрации клиники Мейо замаячила прямо по курсу, я взглянула сквозь входную дверь на яркий майский день, и было повернула направо, вниз к холлу, за которым была моя лаборатория, но резко остановилась, привлеченная непонятной возней у стойки регистрации.

– Что происходит с моим братом? – низким и резким голосом спросила стоящая у стойки женщина.

– Мэм, я уже сообщила вам, что вам следует поговорить об этом с его врачами. Доктор Самунг еще не завершил осмотр…

– Слушайте, да мне чихать на то, что скажет этот ваш доктор! Немедленно сообщите мне, где находится мой брат!

Войдя в зал со стороны главного входа, я увидела высокую женщину, угрожающе склонившуюся над стойкой и перепуганную донельзя регистраторшу.

– Дорогая, возьми себя в руки!

Я перевела взгляд и увидела невысокую блондинку в ковбойской шляпе. Ее рука успокаивающим жестом опустилась на плечо раздраженной женщины.

– Тайг, не лезь!

– Говорю тебе, успокойся! – блондинка развернула женщину, потянув за пояс джинсов, и они мрачно уставились друг на друга. Я почти уже испугалась за маленькую блондинку.

– Ты не можешь вот так врываться в больницу и до смерти пугать эту милую леди.

Высокая женщина скрестила руки на груди и глянула на регистраторшу, которая, я уверена, и дух еще не успела перевести.

– Извините, пожалуйста, – пробормотала она и отвернулась. Я подошла к ним, и лицо женщины за стойкой озарилось от облегчения.

– Доктор Литтман!

Откуда она знает, как меня зовут? Я вот ее совсем не помню…

– Здравствуйте, – обратилась я к двум женщинам. Они смотрели на меня с ожиданием, а в голубых глазах высокой женщины я заметила еще и надежду.

– Вы доктор?

Я кивнула.

– Тогда расскажите мне, что с моим братом, с Джонни!

Было заметно, что она вновь достигла точки кипения, и мне нужно было разрядить обстановку, причем быстро.

– Послушайте, я знаю только то, что услышала от вас же, когда вошла сюда. Так что я предлагаю пока пойти выпить кофе.

Она посмотрела на меня так, будто я внезапно отрастила себе три головы.

– Джейми, дорогая, пойди вместе с ней! – блондинка стояла рядом со мной, касаясь рукой плеча своей подруги. – А я тем временем все разузнаю.

Они посмотрели друг на друга.

– Тайг, я его тут не брошу.

– Дорогая, ты никого не бросаешь. Джонни в хороших руках.

Та, которую звали Джейми, вздохнула, потом глянула на меня и кивнула.

– Ладно, док. Вы угощаете?

Я ухмыльнулась и тоже кивнула.

– Идемте со мной.

Мы спустились в холл, и ее сапоги звонко зацокали по кафелю.

– Ну, как же зовут вашего брата? – я бросила взгляд в ее сторону. Она смотрела прямо перед собой, темные волосы, обрамлявшие ее лицо, почти скрывали от меня ее профиль.

– Джон Мэдден.

– Старший или младший? – я завела ее в кафетерий и провела к стойке с кофе.

– Младшенький.

– О, у меня тоже есть младший брат. – Я улыбнулась и передала ей картонный стаканчик. – Хотя, он сейчас там, дома, с семьей. Его стараниями я скоро стану тетей.

Она улыбнулась мне.

– И где его дом?

– Винстон. Недалеко отсюда. А вы сами откуда?

– Техас, Лагранж.

Наполнив наши стаканчики дымящимся кофе, я провела Джейми к уединенному столику, подальше от шума и гама завтракающей толпы.

– Я никогда не бывала в Техасе. Чем вы там занимаетесь? – Я оперлась щекой на ладонь. Джейми отхлебнула кофе и сморщилась.

– Паршивый у вас тут кофе. Совсем не такой, как у нас на ранчо, – она улыбнулась и отодвинула стакан.

– Вы живете на ранчо, Джейми?

Она кивнула.

– Я и Тайг, ну, та самая, что была со мной там, – она указала на дверь, – мы держим ранчо «Трипл Эм». Разводим лошадей и овец.

Я была удивлена – она совершенно не выглядела, как владелица ранчо. Зато ее подруга соответствовала деревенскому стилю жизни на все сто.

– Звучит симпатично.

– Там красиво.

– Расскажите мне о Джоне.

Джейми опустила взгляд на мгновение и переплела пальцы, нервно потирая руки.

– Он заболел, наверное, около года назад. Никто из врачей в изоляторе не смог ему помочь.

– В изоляторе? Я слышала, что доктора в военных изоляторах хорошие специалисты.

Она снова опустила глаза и глубоко вздохнула.

– Джонни не был на службе, док. – Она подняла взгляд, и в глазах ее плескалась боль. – В тюремном изоляторе.

– О, мне жаль.

Она пожала плечами.

– Знаешь, как оно бывает – ты бунтуешь, буянишь, пытаешься разрушить систему, а в итоге она разрушает тебя. – Она откинулась на стуле назад, одной рукой охватив спинку.

– И какие симптомы у него проявились?

– Поначалу он просто чувствовал себя разбитым, как будто у него заканчивалась батарейка. Он молодой парень, но как-то так вышло, – она щелкнула пальцами, – что он просто сходил на нет, потухал. Никто не мог этого понять, пока мы с Тайг не пришли на свидание с ним, а он потерял сознание прямо там, за стеклом. Охранники увели его в изолятор, потом отправили в больницу, а потом снова перевели в тюрьму. Приступы продолжались, а когда у него начались кровотечения, его снова отправили назад в больничку. Они немножко подержали его на обезболивающих, сделали анализы, но ничем больше помочь не смогли. И вот, – вздохнула она, – поэтому мы и здесь.

Она оглядела кафетерий, потом ее глаза остановились на мне: – Вы сможете ему помочь, док?

– Вот вы где! Пойдем, дорогая, нам нужно идти…

Мы обе обернулись, чтобы увидеть стоящую у столика Тайг. Она улыбнулась мне:

– Привет. Я – Тайг МакКлюр.

Я пожала протянутую мне руку.

– Энди Литтман.

– Вы же сможете помочь Джонни, верно?

В ее глазах было столько участия, столько заботы и любви. Эти две женщины глубоко затронули меня.

– Мы сделаем все, что в наших силах, Тайг. Это все, что я могу сказать.

– И этого пока достаточно. – Она обаятельно улыбнулась мне, потом повернулась к Джейми. – Идем, дорогая. Доктор хочет поговорить с нами.

Джейми отодвинула свой стул и встала. Она поглядела на меня и улыбнулась.

– Спасибо, док.

– Берегите себя.

Она кивнула, Тайг прикоснулась пальцами к полям своей шляпы, и они ушли. Я смотрела им вслед, поражаясь тому, как они вели себя друг с другом, тому, какая огромная любовь сияла в их глазах. Желала бы я знать, есть ли где-то еще такая? И встречу ли я ее когда-нибудь?

Я вышла из душа в клубах пара. День был холодным, всего плюс десять, а из-за ветра казалось, что на улице еще холоднее. Я завернулась в полотенце, подоткнула края, подошла к зеркалу и провела рукой по гладкой холодной поверхности. Белки моих глаз покраснели, и на их фоне зеленая радужка выделялась еще сильнее. Я чувствовала себя очень уставшей, долгие рабочие дни и недостаток отдыха начинали на мне сказываться.

С тех пор, как доктор Торрес присоединилась к моему персоналу, наша рабочая нагрузка едва ли не утроилась. Она была очень умна и наблюдательна, работать с ней было истинным удовольствием, и мы обычно даже не замечали, как продолжительность нашего рабочего дня переваливает за тринадцать часов. Это отнюдь не радовало возлюбленного Саманты. Что до меня, то работа была моей жизнью. Возможно, мне стоило попытаться как-то втиснуть Эйрин в этот распорядок, но эта необходимость ставила меня в тупик.

После всего того времени, что мы провели вместе, я почему-то не могла сделать следующий шаг. Не могла позволить ей полностью войти в мою жизнь, а наоборот воздвигала баррикады, чертовски хорошо зная, что, сколько бы воздвигнутых мною стен она ни разрушила, столько же на их месте я построила бы новых, еще более высоких.

Со вздохом я взяла расческу и принялась расчесывать спутавшиеся волосы. Впереди меня ожидали свидание и ужин.

– Ну что, здесь хорошо пахнет?

Я бросила свой пиджак на спинку дивана и пошла вслед за Эйрин на кухню.

– Пахнет определенно замечательно. Я умираю с голоду. – Я прислонилась бедром к кухонному столу, скрестила руки на груди и стала смотреть, как Эйрин готовит.

– Помочь? – я подошла к столику, накрытому на двоих, на котором уже стояли свечи и бутылка вина. Я подняла ее, чтобы прочесть этикетку.

– Можешь наливать вино, если хочешь. Еда вот-вот будет готова.

– Хорошо.

– Ой, а можешь еще включить музыку?

Я нашла пульт от музыкального центра на компьютерном столике, взяла его и ткнула в зеленую кнопку. Я уже возилась со штопором, но при первых звуках музыки остановилась и глянула через плечо в сторону проигрывателя.

– Я знаю, как сильно ты любишь Линду Эдер, – прошептала мне на ухо Эйрин, и ее руки обвились вокруг моей талии, – и ты, кажется, заиграла эту песню до дыр.

– Я знаю. ‘Unusual Way’

– Правильно, – она прихватила губами мочку моего уха.

– Эта песня… я просто не знаю…- я задумалась на мгновение, пытаясь понять, почему я так на нее реагирую.

– Ну, она красивая, – Эйрин развернула меня, не выпуская из своих рук, не открывая глаз, пока она вдыхала запах моей кожи. – Ты так хорошо пахнешь…

Я вслушалась в слова песни.

Чувство невероятной тоски пронзило меня, и я зажмурила глаза, пытаясь совладать с ним, пытаясь понять, что со мной происходит. Ни то, ни другое мне не удалось.

– Энди?- я медленно открыла глаза, услышав нежный голос, севший от беспокойства. Ее лицо было так близко к моему, темные глаза глядели прямо в мои. – Ты в порядке, милая?

– Ага, все хорошо. А что? – я попыталась взять себя в руки, чувствуя крайнее смущение.

– Ты просто… ну, ты выглядела так, как будто сейчас расплачешься или что-то в этом роде…

– Да нет, еще чего. – Я освободилась из ее объятий и глубоко вздохнула, прежде чем нацепить на лицо улыбку. – Ладно, женщина, где обещанная тобой еда?

Какое-то мгновение она пристально смотрела на меня, потом повернулась и пошла на кухню.

Я схватила пульт и переключила диск на следующую песню.

– Садись. – Эйрин начала приносить из кухни тарелки, уставляя стол неимоверно ароматными блюдами. Я взяла бутылку, налила нам по бокалу вина, потом уселась.

– Все выглядит и пахнет просто волшебно, Эйрин!

Она улыбнулась мне.

– Спасибо, милая. Ну, налетай!

Я наполнила свою тарелку изумительно пахнущими лососем, спаржей и молодым картофелем.

– Я не знаю, что бы я делала без твоей стряпни, Эйрин. – Я закрыла глаза и стала смаковать первый кусочек рыбы.

– Научилась бы готовить самостоятельно?

Эйрин улыбнулась мне, потом начала есть. Попутно она рассказывала о своем дне, о том, что ее мама собирается приехать из Аризоны погостить в августе и о новых пациентах, принятых в ее отделение. Я смотрела, как она говорит, как ее пальцы сжимают вилку или нож, когда она резала мясо, как нежно они охватывают ножку винного бокала. Я разглядывала ее губы, полные и мягкие, ее глаза, темные и озорные, но исполненные заботы и любви, слушала, какие добрые слова она находила, рассказывая о тех, кто ей небезразличен.

Эйрин в полной мере обладала всеми этими замечательными качествами, а я никак не могла заставить себя раскрыться и по-настоящему впустить ее в свою душу, отдать ей то, чем я обладала. Черт, я даже не была уверена, что мне есть, что отдавать. Так что, возможно, дело было совсем не в Эйрин. Дело было во мне.

У меня было три попытки серьезных отношений со времен моего каминг-аута на втором курсе колледжа, и у меня было еще несколько любовниц, но ни одна из этих женщин не смогла проникнуть ко мне в душу.

Мой каминг-аут… это был как раз такой опыт, который я с удовольствием бы стерла из памяти, только вот это было не в моих силах. Я помню, как стояла на маминой кухне, зная, что я должна ей все рассказать. На том этапе моей жизни дело было уже даже не в честности. Я тяжело оперлась на столешницу и опустила глаза на собственные руки в попытке найти правильные слова.

– Что такое, дорогая? – спросила мама, протягивая мне чашку кофе без кофеина.

Я посмотрела на нее и сделала глубокий вдох.

– Мам, я думаю… мне нужно тебе кое-что сказать.

– Еще один сюрприз, а? – улыбнулась она. Я улыбнулась ей в ответ.

– Да, наверное. Я тут кое о чем размышляю уже давно… – я нервно провела рукой по волосам, но, почувствовав ее руку на своем плече, нашла в себе силы встретиться с ней взглядом.

– Милая, что бы это ни было, я всегда буду любить тебя. Ты же знаешь это, правда?

Я кивнула, чувствуя, как сжимается горло. Господи, я ненавидела это. Все время такая раздерганная теперь…

– Мама, я думаю, может быть, я гей.

В глазах защипало, и я поняла, что вот-вот разрыдаюсь. Я заставила себя посмотреть на маму, мне нужно было видеть, как она это воспримет.

В какой-то момент она выглядела удивленной, затем медленно улыбнулась и кивнула.

– А я-то удивлялась… в смысле, кроме Скотта ты, кажется, никем по-настоящему не интересовалась.

Я с трудом овладела собственными эмоциями и кивнула, слабо улыбаясь.

– Ага, – я чувствовала себя ужасно, как будто я разочаровала ее. – Прости, пожалуйста.

– Милая моя, – ее руки сжали меня в крепком объятии, – Ох, дорогая моя, никогда не смей извиняться за то, кто ты есть. Я не стану врать тебе и говорить, что я не мечтала бы помочь тебе устроить твою свадьбу, подобрать свадебное платье и все такое, но, Андреа, – она взяла мое лицо в свои ладони так, чтобы я смотрела ей прямо в глаза, – я не могла бы гордиться тобой больше, чем сейчас. Не имеет значения, чем бы ты или Крис ни решили заниматься, я всегда буду гордиться вами. Если ты решишь посвятить свою жизнь рытью канав, и это сделает тебя счастливой, то до тех пор, пока ты будешь лучшим землекопом из всех существующих, я буду горда тем, что я – твоя мама. Тут мои слезы хлынули рекой, и я из всех сил прижалась к маме.

– Милая? Энди?

– Что? – я тряхнула головой, пытаясь отогнать прошлое. – Прости, я задумалась.

– Похоже на то. Ты готова к десерту?

Мое лицо медленно расплылось в улыбке.

– Тащи его сюда!

Она отбросила смятую салфетку в сторону и отправилась на кухню за шоколадным муссом, встречу с которым я предвкушала весь вечер.

– И что ты делаешь на уикенд? – спросила она, внося две охлажденные креманки.

– Кендалл.

– Ой, ребята, вы же уже виделись пару недель назад, – она подала мне ложку.

– Спасибо. Да, виделись, но у нее учебная олимпиада на носу, и ей нужна помощь. Мы собираемся посвятить уикенд подготовке.

– Это и правда замечательно, вся эта программа наставничества, которую ты ведешь. (В системе образования США существуют программы наставничества (менторства), когда за способным учеником закрепляется преподаватель-наставник, который помогает ему в учебе и выборе профессии – прим. пер.)

– Спасибо, – улыбнулась я и погрузила ложку в десерт.

Я остановилась перед домом семьи Торрини и заглушила двигатель. Пеликан Вью был красивым и спокойным городком. Он мне всегда нравился. Плюс ко всему, он располагался совсем недалеко как от Рочестера, где я жила сейчас, так и от Винстона, что позволяло мне навещать маму всякий раз, когда я забирала Кендалл. Я открыла дверцу, вышла на тротуар и направилась к передней двери дома.

Терпеливо ожидая, пока на мой звонок ответят, я повернулась, чтобы посмотреть на дома на той стороне улицы. Приближалось лето, и лужайки начинали зеленеть, а цветы готовились распуститься.

– Энди, привет! – я обернулась, чтобы увидеть Мелани Торрини. – Как ты, дорогая?

– Все в порядке. А сама как?

– О, все замечательно, просто замечательно. Я читала о тебе в газете на прошлой неделе. Мы так гордимся тобой! – она протянула руку и сжала мою ладонь. – Кендалл! Энди приехала за тобой!

– Спасибо, Мелани. Очень приятно это слышать.

Она снова мне улыбнулась.

– Кендалл будет через минуту, а мне нужно приглядеть за кексами. Боюсь, они вот-вот пригорят.

Она поспешила на кухню, а я услышала топот на втором этаже. Это Кендалл спешила к лестнице. Улыбка автоматически засияла на моем лице, и я глубоко вздохнула.

– Привет, Энди!

– И тебе привет! – я улыбалась, пока она сбегала вниз по ступенькам. Она была одета в джинсы и футболку с нарисованной на груди маргариткой, темные волосы заплетены в косичку. Ее глаза всегда изумляли меня – такие яркие и умные.

– Ты готова?

– Ага. Мои вещи здесь, – она похлопала по рюкзаку, улыбаясь мне.

– Окей, тогда поехали.

Кендалл уселась на переднем сидении моего джипа, пристегнула ремень безопасности и снова мне улыбнулась.

– Ну, как в школе? – я выехала на улицу и повернула в сторону Рочестера.

– Все хорошо, хотя я рада, что школа уже скоро закончится.

– Какие планы на лето? – тем временем я свернула на шоссе.

– Да никаких особенно. Мама и папа говорят, что хотят куда-нибудь поехать в отпуск, но я не знаю, куда.

– Почему не знаешь? Ты что, с ними не едешь?

– Еду, конечно! – она уперла руки в свои худенькие бока – Я еще слишком маленькая, чтобы оставаться дома одной.

– Это правда, – улыбнулась я.

– Они просто еще не знают, куда мы поедем.

– Ну да, понимаю.

В своей работе я обычно имею дело со взрослыми, серьезными типами, у которых никогда нет ни времени, ни желания пошалить или повеселиться. Но всякий раз, когда я оказывалась рядом с этой девчонкой, такой юной, такой яркой и невинной, я чувствовала, что переношусь в гораздо более простое время. Кендалл снова заставляла меня чувствовать себя необыкновенно легко. Почти легко.

– До сих пор никакой реакции?

Я отрицательно покачала головой, внимательно глядя в окуляр микроскопа.

– Черт. Я и вправду думала, что на этот раз мы что-то увидим.

Я вздохнула и поднялась на ноги:

– Да я тоже на это надеялась…

Я поглядела на свою коллегу.

– Ну, я полагаю, мы возвращаемся к тому, с чего начали.

Саманта кивнула, соглашаясь.

– Где-то находишь, где-то теряешь, да, доктор Литтман?

Запустив пятерню в волосы, я кивнула, изо всех сил стараясь скрыть разочарование.

– Я думала, в этот раз точно получится.

– Что же пошло не так? – доктор Торрес шагнула к микроскопу и посмотрела на препарат.

– Не знаю. Думаю, клетки просто не разделились, как мы предполагали. Температура, что ли, была не та? Может, слишком холодно? Давайте попробуем еще!

– Доктор Литтман, а почему бы нам не…

– Попробуйте еще раз, доктор Торрес. Я знаю, это сработает, – я подошла к клеткам с лабораторными крысами, чтобы взять Микки, на котором мы изначально тестировали наш самый новый препарат. И раздраженно закатила глаза, когда зазвонил рабочий телефон. Черт! Мне работать нужно, времени нет на разговоры.

– Доктор Литтман, – я стояла у стола, подбоченившись, и с нетерпением ожидала, пока звонивший заговорит.

– Привет, Энди!

– Привет, Эйрин. Что там такое? Я занята.

– Ой-ой-ой, вся такая вечно занятая доктор Андреа Литтман.

Я услышала обиду в ее голосе.

– Извини. Что случилось?

– Здесь пациент в критическом состоянии, и она хочет поговорить с тобой.

Я нахмурилась.

– Со мной? А почему со мной? Кто из докторов ведет этого пациента?

– Не знаю. Она хочет поговорить с кем-то из исследователей, а с кем еще лучше поговорить, если не с тобой? Ее зовут, о черт, я забыла… как-то на А… в общем, она в палате 301.

– Хорошо, я поднимусь к ней, когда смогу.

– Спасибо, детка.

Я улыбнулась.

– Да пожалуйста. Увидимся позже?

– Пока!

Я повесила трубку и глянула на Саманту.

– Доктор Торрес, мне нужно ненадолго наверх. Вы здесь сами справитесь?

Моя коллега повернулась ко мне и кивнула.

– Конечно.

Я сняла белый халат с крючка на двери и вышла из лаборатории.

ЧАСТЬ10

Идя по холлу клиники, я поймала себя на том, что нервничаю. Я была хороша в исследованиях, но вот в прикладной медицине… там, где дело касалось пациентов… Я представления не имела, что мне сказать этой женщине, не говоря уж о том, как ей это сказать. Если она уже в критическом состоянии, то у меня мало шансов чем-то ее утешить.

Я вздохнула, нажала кнопку вызова лифта и стала ждать, отстраненно постукивая пальцем по кафельной плитке на стене. Даже еще когда я училась в колледже, для меня никогда не стоял вопрос выбора между научными исследованиями и практической медициной. Я не обладала этой волшебной харизмой, которая нужна врачам, чтобы их пациенты чувствовали себя комфортно и безопасно. У меня были все необходимые знания, я знала, как ставятся диагнозы и как проводится лечение, но мне всегда не хватало некоей основополагающей части, чтобы стать классным врачом. Мне не хватало базовых навыков человеческого общения.

Я никогда не могла понять, чем я так отличаюсь от всех остальных. И с некоторых пор я не сильно этим заморачивалась. Хотя, помнится, когда мои университетские преподаватели настойчиво пытались сподвигнуть меня заняться практической медициной, я едва не свихнулась. Как бы то ни было, я преданно любила свою работу и все, что с ней было связано. Мы с доктором Торрес, да и с предыдущими коллегами, добились нескольких существенных подвижек в лечении рассеянного склероза и некоторых других заболеваний. Так что, когда мои бывшие однокурсники при встрече рассказывали мне, какое чувство глубокого удовлетворения они испытывают при виде лица пациента, которому сказали, что его рак излечен или в ремиссии, или при взгляде на лицо молодой матери, которой только что показали ее новорожденное дитя, я всегда думала о не менее счастливом выражении лиц моих знакомых-исследователей, когда то, над чем мы так тяжко работали, оказывалось правильным, или когда я просыпалась посреди ночи, разбуженная новой теорией, а потом она подтверждалась.

Я широко улыбнулась. Вот что действительно было важным для меня. Вот что действительно меня глубоко затрагивало.

Лифт приехал, я шагнула в кабину и нажала кнопку нужного мне этажа. Я прокручивала в голове все, над чем мы работали в лаборатории, пытаясь подготовиться к любым вопросам, которые мне могла бы задать пациент. Еще я пыталась вспомнить все, что знала о врачебной этике, о чем можно говорить с больным, а о чем нельзя, чтобы не заработать обвинение в ненадлежащем исполнении служебных обязанностей.

– Здравствуйте, доктор Литтман, – сказала одна из медсестер из-за стойки сестринского поста. Я понятия не имела, кто она такая и как ее зовут. Улыбнувшись и приветственно покивав, я отправилась в сторону палаты 301. Остановившись на мгновение пред дверью, я вошла. Палата ничем не отличалась от остальных – узкая кровать, приятный декор, чтобы пациент чувствовал себя мирно и непринужденно. Телевизор работал, но звук был сведен почти к нулю. У стены под окном стояла больничная каталка. Я повернулась, чтобы посмотреть на пациента и увидела, что она пристально изучает меня. Она выглядела очень хорошо, короткие темные волосы влажно блестели, видимо, она недавно приняла душ.

– Здравствуйте, – я вытащила ее карточку из держалки на спинке кровати и глянула на ее имя, – миссис Блеквелл, как вы себя чувствуете?

Ее голубые глаза озарились улыбкой.

– Ну, у меня бывали деньки и получше, но, в общем и целом, я чувствую себя хорошо.

Я услышала, как кто-то включил воду в маленькой ванной комнате за дверью и поняла, что у нее посетитель.

– Да, и, пожалуйста, зовите меня Анна.

– Хорошо. Стало быть, Анна. А я – доктор Литтман из отдела исследований, и я слыхала, что у вас к нам есть вопросы.

– О да. Я так рада, что вы пришли.

– Анна, вот ваша вода.

Я повернула голову на звук. Дверь ванной, скрипнув, отворилась. Оттуда вышла женщина, и мои глаза широко распахнулись, когда чувство узнавания охватило меня.

– Ой, я не знала, что мы не одни!

Она рассмеялась, поставила графин с водой на тумбочку, подошла ко мне и протянула руку.

– Здравствуйте, я доктор Корриган.

Я сжала предложенную руку, все еще ошеломленно глядя в ее голубые глаза. Мне изменяет зрение или мое прошлое пытается пожать мне руку? Она смотрела на меня с ожидающей, вежливой улыбкой. Она что, меня не помнит?!

– Доктор Литтман.

Она глянула на меня и глаза ее сузились.

– Литтман… Вы не состоите в родстве с Литтманами из Винстона? – она склонила голову на сторону, обозревая мое лицо. – Энди?

Я кивнула.

– Привет, Хейли.

– Боже мой! – она улыбнулась, шагнула назад, чтобы лучше рассмотреть меня, прижала руку к груди. – Вот это сюрприз!

– Ты это мне говоришь? Что ты здесь делаешь?

Она указала на кровать.

– Я как раз собиралась провести психологическое обследование Анны. А ты?

– Ну, предполагалось, что я отвечу на ее вопросы, но раз ты добралась сюда первой, то я вернусь позже. Здорово было снова повидать тебя.

– Тебя тоже. Может, как-нибудь увидимся и поболтаем?

Я кивнула, улыбаясь.

– Да, как-нибудь. Ну, хорошего дня вам обеим.

Взглянув на нее еще раз на прощанье, я повернулась и вышла, направляясь в холл. Представить только… Я не видела Хейли столько лет… и я не очень многое помнила о нашей дружбе… Пока я шла к лифту, какие-то обрывочные воспоминания стали всплывать в моей голове. Я помнила, как мы с ней ходили на какую-то кошмарную вечеринку, хотя не могла сказать, кто был хозяином. И что-то насчет мячика… мяч куш, может быть? А может, это было с кем-то другим.

Прошло почти одиннадцать лет с тех пор, как я видела Хейли. Мы повстречались однажды, когда она вернулась домой на рождественские каникулы. Это было в торговом центре, но никто из нас не остановился. Мы увидели друг друга, помахали руками и разошлись.

Я засунула руки в карманы халата, пока лифт с мягким шумом спускался, возвращая меня в мой уютный лабораторный мирок.

Где моя память дала сбой? Я была уверена, что у меня не было ни единого школьного друга, что все школьные годы прошли для меня под знаком полного одиночества. Моя жизнь по-настоящему началась только в колледже, поэтому я сознательно решила забыть большую часть старшей школы и вообще все, что было до этого. И вот, пожалуйста, моя школьная подруга сидит там, наверху, и разговаривает с больной молодой женщиной.

Пожав плечами, я толкнула дверь лаборатории и пошла в свой кабинет.

С усталым вздохом я повесила халат на спинку стула в кафетерии. Эйрин умудрилась прийти первой и заняла для нас столик. Теперь она сидела и читала журнал «Редбук».

– Ты есть собираешься? – спросила я, засовывая руку в карман за деньгами.

Она подняла голову и отрицательно ей замотала.

– Неа. Я не голодная.

– Конечно, ты всегда так говоришь. А как только я вернусь к столу, ты тут же начнешь ковыряться у меня в тарелке.

Она захлопала темными ресницами и невинно заулыбалась.

– Я? Да ни за что на свете!

– Салат или сэндвич?

– Ну правда, Энди, я ничего не хочу.

– Значит, салат. Сейчас вернусь.

Очереди к стойкам уже начали формироваться, и это напомнило мне о школьных днях. Я продвигалась вперед, поглядывая по сторонам. Я вроде бы услышала свое имя, но слишком погрузилась в свои мысли, да и никто на работе никогда не называл меня Энди.

– Энди?

Прищурившись, я огляделась и увидела знакомые голубые глаза. Она стояла всего в паре человек от меня. Я улыбнулась.

– Привет. Проходите вперед, – я пропустила двоих врачей и встала перед Хейли.

– Привет. Как дела? – улыбнулась она.

– Отлично. А сама как?

– Хорошо, все хорошо. Просто пытаюсь привыкнуть к новой работе.

– Да, а когда ты приехала? Я уверена, что заметила бы тебя.

Улыбаясь, я продвинулась на шаг вместе с очередью.

– Ну, в общем-то, я перебралась сюда в понедельник.

– На полную ставку? – она кивнула. – А откуда ты переехала?

– Я преподавала в UCLA последние два года. (UCLA – Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе – прим. пер.)

– Правда? А как ты оказалась здесь? Я имею в виду, ты вроде как выполняла работу психолога с Анной Блеквелл.

– Да. У меня диплом психиатра, но после обучения я практически занималась этим около двух лет… – она провела ладонью по волосам, они у нее теперь были до плеч. – А пять лет назад мой отец заболел.

– О, мне очень жаль.

– Да, ему диагностировали рассеянный склероз. Он некоторое время держался молодцом, но в последний год ему намного хуже. Мама не может ухаживать за ним сама, поэтому я вернулась, чтобы какое-то время помогать ей.

– Должно быть, это большой удар для вашей семьи. Я-то знаю, что эта болезнь не из легких.

Она посмотрела на меня и покачала головой.

– Да уж, не из легких. Ну а ты что? Вот не думала, что ты останешься в Миннесоте.

Она улыбнулась и взяла бутылку чая со льдом из кулера. Очередь продвинулась еще немного.

– Ну, я уезжала ненадолго, а потом вернулась. Долго рассказывать… в общем, я получила эту работу, а все остальное – уже история.

– И как долго ты здесь работаешь? – она потянулась за ножом и вилкой и обернула их салфеткой, пока очередь переместилась еще на шаг.

– Ммм… дай соображу… доктор Виллз помог мне устроиться в здешнюю интернатуру, когда я была на последнем курсе.

– Да, я наслышана о твоем докторе Виллзе. Его имя очень известно в научных кругах.

– Знаю. И я очень гожусь им. Мы до сих пор поддерживаем тесную связь, – улыбнулась я.

– Всегда хорошо оставаться на связи…

– Это точно. В любом случае, я прошла здесь интернатуру, а потом, когда получила докторскую степень, мне предложили должность в здешней лаборатории. Исходя из вышесказанного, я могу заявить, что работаю здесь около десяти лет.

– Ух ты! Какая ты молодец!

Она взяла себе салат в пластиковом контейнере с прозрачной крышкой, я взяла такой же для Эйрин и сэндвич с индейкой для себя.

– Проголодалась?

Я посмотрела на ее искреннюю улыбку, и меня охватило чувство узнавания, как будто я видела ее каждый божий день с тех пор, как мне было семнадцать.

– А это на двоих.

– А… понятно. Ну а почему ты заканчивала университет здесь? Моя мама сказала, что ты поступила в колледж где-то на восточном побережье.

– Ой, это долгая сказка, расскажу в другой раз, – я улыбнулась, расплачиваясь с кассиром. – Увидимся как-нибудь, Хейли.

– Да, хорошо. Пока, Энди!

Я поспешно вернулась к ожидавшей меня Эйрин. С улыбкой она выхватила салат прямо у меня из рук.

– Спасибо! А кто это был? – она ткнула в сторону очереди пластиковой вилкой.

– Ааа, старая школьная подруга.

– О, кто-то из однокурсников?

Я покачала головой, сражаясь с пакетиком майонеза, который никак не хотел выдавливаться на мой сэндвич.

– Нет, я знаю ее по школе в Винстоне.

– Она симпатичная, – рассеянно заметила Эйрин, глядя, как Хейли проходит к столику и усаживается в компании сотрудников психологического отделения.

– Угу. Она такая и есть.

– Лучше бы ты побыстрее его доела.

Мы сидели на скамейке в торговом центре Рочестера, и я с улыбкой наблюдала за Кендалл, которая сражалась с клубничным мороженым. Конечно, оно таяло быстрее, чем успевал работать ее язык. Она облизала липкие пальцы и продолжила воевать с вафельным рожком.

– Так, а что это за история с тобой и Дженной? Ну, когда вас застукали за курением?

Она быстро глянула на меня распахнутыми глазами, в глубине их явно промелькнули удивление и страх.

– А ты откуда знаешь?

– Твоя мама рассказала.

Ее узенькие плечи поникли, она вздохнула и выбросила остатки мороженого в ближайшую урну.

– Она обещала никому не говорить, – пробурчала Кендалл.

– Солнышко, твоя мама рассказала мне не потому, что она хотела предать тебя или нарушить свое слово. Она переживает за тебя…

Кендалл пожала плечами.

– Это случилось всего один раз, и это было так гадко. Я больше так не буду, Энди.

Я пристально посмотрела в ее зеленые глаза.

– Знаешь, когда мне было примерно столько же лет, сколько тебе, я как-то нашла мамину бутылку текилы.

– А что такое текила?

– Очень крепкий и очень мерзкий на вкус алкогольный напиток.

– Типа, им можно сильно напиться?

– Ага. Можно очень сильно напиться. И вот, мне стало интересно, и я отхлебнула здоровущий глоток этой гадости. Как мне было плохо! – я улыбнулась ей, она улыбнулась мне в ответ чудесной щербатой улыбкой. Она так гордилась, что у нее выпадают «детские зубы», а теперь будут «взрослые»…

– А твоя мама узнала?

Я кивнула.

– О да. Ей пришлось везти меня в больницу.

Глаза Кендалл распахнулись.

– Ой-ой!

Я засмеялась и обняла ее.

– Да уж, ой-ой-ой… У меня тогда были такие неприятности… Кендалл, тебе только десять лет, и я не хочу, чтобы с тобой случилось что-то подобное. Ты умница, красавица, ты так талантливо поешь и танцуешь. Оставайся такой, как ты есть, ладно?

Она усиленно закивала.

– Не позволяй другим детям, которые делают глупости, заставлять тебя поступать глупо тоже. Ладно?

Мы смотрели друг другу в глаза, и я ощутила, как по мне проходит волна гордости и любви к этой маленькой девочке, которая так много привнесла в мою жизнь.

– Энди, прости! Я не хотела, чтобы ты сердилась!

Я обняла ее и прижала к себе.

– Я не сержусь на тебя, дорогая. Я просто хочу быть уверена, что ты счастлива. У меня работа такая, понимаешь?

Она посмотрела на меня снизу вверх и закивала, широко улыбаясь. Я тоже улыбнулась и снова ее обняла.

– Так, я вижу, ты нашла себе новую подружку по шопингу?

Я подняла глаза и увидела Хейли, улыбавшуюся нам с высоты собственного роста.

– Привет, – с улыбкой сказала я, – ты здесь одна?

Я огляделась, но не увидела никого знакомого.

– Нет, с мамой. Она сейчас вон там, в Wooden Spoon, – Хейли махнула рукой в сторону магазинчика, торговавшего разными сортами кофе и кухонными принадлежностями. – Мне наконец-то удалось вытащить ее на целый день не только из дома, но и из города.

– А как твой папа?

Она пожала плечами:

– Нормально, я полагаю. Я наняла сиделку ему в помощь. Маме действительно нужно отвлечься.

– Могу себе представить.

– Ладно, – она хлопнула в ладоши и улыбнулась Кендалл, – а это у нас кто?

– Ой, Хейли, это – Кендалл Торрини. Кендалл – Хейли Корриган.

– Рада познакомиться с вами, мэм, – Кендалл протянула свою маленькую ручку моему старому другу. Совершенно очарованная, Хейли улыбнулась. Эта девочка умела произвести впечатление на большинство взрослых.

– Ну, привет, Кендалл. И вот что я тебе скажу – зови меня просто Хейли, договорились?

Девочка кивнула.

– И поскольку моя подружка по шопингу возжелала мороженое, мы остановились здесь, чтобы исполнить ее желание.

– Неа, Энди, это же ты хотела мороженое.

Я опустила голову и наткнулась на хитро прищуренный взгляд. Сверху раздался хохот. Я глянула вверх:

– Ладно, ладно. Оказывается, это я здесь – сладкоежка.

Кендалл торжествующе улыбнулась.

– Ну, я вижу, за прошедшие годы ничего не изменилось, – ухмыльнулась Хейли.

– Ха-ха. А твоя мама все еще преподает?

Хейли кивнула:

– Да, но с прошлого года она работает не на полную ставку, чтобы иметь возможность быть с папой. Школьное начальство отнеслось с пониманием.

– Это здорово.

– А как твоя мама, Энди? Я ее сто лет не видела. Она все еще печет свои чудесные брауни?

– Мне досталось несколько штук в прошлые выходные, – хихикнула Кендалл.

– Ну и повезло же тебе!

– Присядешь? – я похлопала по скамейке рядом с собой.

– С удовольствием.

– В общем, мама по-прежнему печет брауни, и все у нее в порядке. Она, наконец, стала старшей медсестрой больницы.

– О, как замечательно, – Хейли закинула ногу на ногу и положила рядом с собой пакет, который до сих пор держала в руках.

– А еще она недавно вышла замуж.

– Замуж? Твоя мама? Вот это да! За кого?

– За мужчину, с которым она давно встречалась. Не знаю, может, ты помнишь Клайва?

– Конечно, помню. Он классно жарил барбекю.

– И до сих пор жарит, – тут мы обе хихикнули. – Они, было, расстались лет пять назад, а потом случайно встретились снова, ну и остальное – уже история.

– Это очень здорово. Твоя мама такая замечательная женщина… А как поживает твой брат?

Я была удивлена и впечатлена тем, как много она помнит о моей жизни и о моей семье. Вполне возможно, одна я такая тупица,которая и собственное имя не в состоянии запомнить.

– Крис поживает отлично. Они с женой ожидают прибавления семейства со дня на день.

Нежная улыбка тронула губы Хейли, глаза залучились теплотой.

– Ах, как славно. Ты будешь тетей. Это их первенец?

Я кивнула.

– Они вместе с другом, Брайаном, открыли мастерскую по ремонту автомобилей несколько лет назад. И с тех пор я ни разу не платила за замену масла.

Она закинула голову назад и рассмеялась. Я улыбалась, глядя на нее. Она была таким хорошим человеком, а я об этом совсем забыла. От одной ее улыбки вокруг делалось светлее.

– А он иномарки тоже ремонтирует?

– Да.

– Ух ты! Надо будет к нему обратиться, – улыбнулась она. – Здорово, что у него все хорошо.

– Да, мы им очень гордимся. Подожди, а у тебя ведь тоже есть брат?

– Конечно, есть.

Ага, Энди зарабатывает очко! Хоть что-то я помню…

– Он живет в Нью-Йорке. Он – архитектор.

– Вот это новость! Прямо как снег на голову…

– Знаю, знаю. Холден не такой уж раздолбай, как я о нем всегда думала. Вообще-то, в колледже он серьезно занимался бейсболом и едва не попал в команду Миннесота Твинз, но дело не выгорело, так что он стал архитектором. Он обручен с чудесной девушкой, ее зовут Стейси. Очень симпатичная и тоже архитектор.

– Наверное, очень умная девочка.

– Что есть, то есть.

– Вот вы где! – перед нами стояла миссис Корриган. Хейли вскочила:

– Мам, ты помнишь Энди Литтман?

– Конечно! Как поживаешь, дорогая? – она тепло улыбнулась мне, и я улыбнулась ей в ответ. Ох, она постарела. Наверное, из-за того, что случилось с ее мужем. Бедная женщина…

– У меня все хорошо, – я встала и коротко коснулась ее руки. – Я сожалею о болезни вашего мужа. Я знаю не понаслышке о том, как сложно противостоять этому заболеванию.

– О, спасибо тебе, милая. Я наслышана о том, чем ты занимаешься и уверена, что скоро ты придумаешь какое-нибудь волшебное лекарство, которое поможет Тиму.

Я глянула на Хейли, она гордо мне улыбалась. Я потупилась, чувствуя беспомощность от незаслуженной похвалы.

– Ну, я определенно сделаю все от меня зависящее.

Тут в разговор вступила Хейли:

– Скажи мне, Энди, а ты все еще фанатка Эдди Байера?

Снова чувствуя себя совершенно беспомощной, я вытащила из-под скамейки пластиковый пакет и раскрыла его, давая Хейли возможность увидеть, что там внутри. Она расхохоталась:

– Ты безнадежна! Скажи мне, что это не туристические ботинки!

Краем глаза я видела, как Кендалл энергично кивает. Я раскрыла пакет еще шире, чтобы продемонстрировать ей очертания прямоугольной коробки. Хейли покачала головой:

– Я так и знала!

Эта женщина что, вообще ничего не забывает?!

– Ну, это очень неплохо – быть предсказуемой, особенно на праздники.

Я ей подмигнула, она усмехнулась.

– Ну что, мам, ты готова?

– Я готова, если ты готова, солнышко.

Они вдвоем повернулись к нам с Кендалл, которая тоже поднялась, и теперь стояла рядом со мной.

– Было здорово поболтать с вами обеими, – улыбнулась нам Хейли. – И я была очень рада познакомиться с тобой, Кендалл.

– И мне было приятно познакомиться с тобой, Хейли, – Кендалл улыбнулась и напыжилась, явно гордясь тем, что ведет себя, как взрослая.

– Берегите себя, миссис Корриган.

– Спасибо, дорогая, и сколько можно говорить тебе, чтобы ты звала меня Марша? – она шутливо погрозила мне пальцем. Я улыбнулась и закивала:

– Слушаю и повинуюсь.

Я смотрела, как они уходят, увлеченные разговором, и глаза мои следовали за Хейли. Кажется, наше прошлое медленно, по крупицам возвращалось ко мне. И с каждым днем она все больше заполняла мои мысли, и с каждым днем я пыталась вспомнить все больше. Я хотела вспомнить.

– Она такая милая леди, – слова Кендалл вырвали меня из пучины раздумий. Я склонила голову, соглашаясь:

– Да, так и есть.

И мы начали спускаться в главный зал торгового центра.

Я забросила Кендалл домой и решила использовать оставшееся время, чтобы съездить домой в Винстон и повидать маму. И пока я ехала по своему родному городу, поглядывая на знакомые магазины и кафе вдоль улиц, я вспоминала, как мы ходили по ним с моей семьей, как я ходила по ним одна и как я ходила по ним вместе с Хейли. Я остановилась на светофоре и глянула налево. В «Райской пицце Карлоса» было полно народу, парковка была забита, посетители входили и выходили.

Я от души улыбнулась, вспоминая, как мы с Хейли зависали там. Мы были почти завсегдатаями, провели там бесчисленные часы за приятными разговорами и хихиканьем.

Светофор стал зеленым, и я поехала дальше.

– Эй, есть тут кто живой? – я положила ключи от машины и бумажник на столик у двери.

– Андреа? Это ты? – крикнула мама со второго этажа.

– Это я!

Я пошла наверх, заглянув по дороге в свою бывшую комнату. Теперь это была комната младшего сына Клайва. Его звали Джонни, и он был уже подростком. Алан, старший, уже учился в университете. Когда он приезжал на каникулы, он жил в бывшей комнате моего брата Криса. Сейчас Алану было девятнадцать, и на его фоне я чувствовала себя такой древней. Я чудесно помнила то время, когда Клайв с мальчиками переехали к нам, как мы смотрели кино по ночам и как Крис или я играли с ними на плейстейшен.

Я обнаружила маму в спальне. Она складывала белье.

– Эй, ты, привет! – она улыбнулась, подошла ко мне и крепко обняла, чуть не лишив меня доступа воздуха. Но, поскольку я приезжала совсем не так часто, как следовало бы, я не могла жаловаться. – Какой чудесный сюрприз! Какими судьбами?

Я ухватила пару носков и свернула их вместе:

– Я просто отвозила Кендалл домой, ну и решила заскочить к вам.

– Как она поживает? И когда ты соберешься привезти ее сюда?

Я неловко пожала плечами:

– Обязательно привезу. Обещаю тебе.

– Ты всегда так говоришь, юная леди, – она ткнула меня пальцем в бок. Я рассмеялась и отбила ее следующий выпад.

– Как дела на работе, дорогая?

– Хорошо. Кстати говоря, угадай, кого я там случайно встретила?

Она глянула на меня выжидающе.

– Помнишь мою старую подружку Хейли Корриган?

– Конечно! Она была такой симпатичной девочкой.

– Да, а видела бы ты ее сейчас! Она работает в клинике.

– Давно?

– Думаю, уже несколько недель.

– Ух ты… это удивительно, милая, – она свернула пару клайвовых штанов и уложила в растущую стопку белья. – Она замужем? У нее есть семья?

Я остановилась, пораженная вопросом.

– Я не знаю. Я ее как-то не расспрашивала об этом.

– Ну, может, тебе стоит это сделать в следующий раз, – мама улыбнулась мне. – Я очень рада, что ты приехала, дорогая.

Мне досталось еще одно сокрушающее обьятие.

– Ты останешься на ужин?

Я кивнула и ухмыльнулась:

– Ты же знаешь, мне не так часто удается поесть домашней еды, так что не откажусь.

– Я знаю. Я думала, я тебя хоть чему-то научила, Андреа.

– Ага-ага.

– Ладно, идем, – она обняла меня за плечи, и мы пошли вниз. – Сегодня у нас в гостях только ты да я.

Я обрадовалась. С некоторых пор мне очень не хватало возможности побыть с мамой вдвоем.

Рочестер встретил меня вечерними огнями. Всю дорогу назад я думала о том, что сказала мама насчет Хейли. О тех вопросах, которые я должна была ей задать. Теперь Хейли была для меня сплошной загадкой, а ведь было время, когда я знала о ней все. Все, о чем она мечтала, на что она надеялась, куда она собиралась пойти и что она намеревалась делать.

А теперь? Добилась ли она того, чего хотела? Сейчас ей тридцать, исполнится тридцать один в конце года… неужели мы не виделись целых двенадцать лет?

И почему у меня такое чувство, что было еще что-то… что-то, что я должна вспомнить, о чем я должна подумать?

Попытавшись выбросить из головы бестолковые мысли, я заехала на парковку круглосуточного магазина. Войдя внутрь, я огляделась, раздумывая о том, что хорошо бы чем-то порадовать Эйрин. И увидела стойку с букетами роз. Это, конечно, были далеко не самые лучшие цветы в мире, но, раз выбор невелик, эти вполне сойдут. Я выбрала букет, открытку и отправилась к прилавку, чтобы расплатиться.

В последнее время у нас с Эйрин все складывалось весьма хорошо. Хотя я все равно не могла понять, почему мы все еще вместе. Она была готова обустроить жизнь, хотела детей, собаку и все такое прочее. И хоть в этой жизненной картине не было ни одного изъяна, я не видела, как мы можем это осуществить. Я понимала, чего хочет Эйрин, я принимала это. Но я не могла ей это дать, как бы сильно ни хотела.

Я вздохнула, и мне снова стало грустно. Я вела себя нечестно по отношению к Эйрин, но мы не раз об этом разговаривали, и она знала о моих чувствах и сомнениях. Много раз я пыталась отпустить ее, предлагала ей оставить меня и найти того, кто будет с ней на одной волне, кто захочет того же, что и она, кто не побоится соединить с ней жизнь.

Она всегда отвечала, что подождет меня.

Я ехала к окраине Рочестера и улыбалась. Мне не терпелось увидеть Эйрин. Я хотела обнимать ее, держать в своих руках и согреваться ее любовью. Да, я любила Эйрин. Как иначе могла бы я быть с ней целых три года и не любить?

Скоро я поверну к ее дому. Я рулила и поглядывала на все, что я для нее купила. Надеюсь, ей понравится. Она жаловалась раньше, что я не делаю ей сюрпризов, ну так вот, теперь делаю.

Я подкатила к ее дому, мои фары осветили дверь гаража. Я увидела, что в спальне горит свет, так что я точно знала, что она наверху. Я заглушила машину, взяла открытку и вытащила авторучку.

Щелкая ручкой, я задумалась, как же подписать открытку. Лицо мое расплылось в недоброй усмешке, когда я начала писать. Закончив, я сунула открытку в конверт, лизнула его, заклеила, вылезла из машины, отыскала нужный ключ на связке и тихонько отперла дверь. Раз я решила устроить сюрприз, нужно было стараться не спугнуть Эйрин. И не перепугать ее до смерти в процессе.

Я закрыла за собой дверь и прислушалась, пытаясь понять, где Эйрин и что она делает. Я услышала звук телевизора, доносящийся из спальни, и так и представила себе, что Эйрин сидит в кровати, опершись на изголовье, в руках книга, на носу очки для чтения. Телевизор включен для фона, она его совсем не смотрит.

Прихватив подарки, я отправилась наверх, остановилась в коридоре и тихонько заглянула в спальню. Ага, она оказалась такой предсказуемой. Со своего места я могла разглядеть даже название книги. И хоть до сих пор я не знала, что она – поклонница Даниэллы Стил, но, как говорится, о вкусах не спорят.

Если бы я захотела, я легко подобралась бы незамеченной прямо к кровати. Когда Эйрин зачитывалась, она полностью выпадала из реальности. Вместо шпионских штучек я решила применить кавалерийскую атаку. Я ворвалась в дверь с громким воплем и запрыгнула на кровать.

Эйрин завизжала, а я, смеясь, приземлилась на нее сверху.

– Черт возьми, Энди! У меня душа в пятки ушла! – она начала колотить меня по спине.

Я все смеялась:

– Давай, доставай свою душу из пяток, она мне здесь нужна!

– Очень смешно! Ты зачем это устроила?

Я оперлась на руки, подняла верхнюю часть туловища, посмотрела ей в лицо и вздернула плечо:

– Хотела сделать тебе сюрприз.

– Тебе это определенно удалось, – она усмехнулась, подняла обе руки и взъерошила мне волосы.

– Вот, – я протянула ей цветы и открытку, – Сюрприз.

– Ой, Энди… – ее лицо вытянулось, а карие глаза приобрели трогательное щенячье выражение. Этого всегда было достаточно, чтобы я растаяла. Она быстро разорвала конверт, хихикнула, увидев картинку на открытке, потом открыла ее и прочла то, что я написала. Посмотрела на меня поверх открытки и выгнула бровь:

– Ты хочешь это сделать, ммм?

Она опустила открытку и придвинулась ко мне вплотную:

– Спасибо, детка. И я согласна.

Она охватила мое лицо ладонями, придвигаясь еще ближе.

– Я думаю, мы должны попробовать. А ты?

Мой взгляд скользнул по ее лицу и остановился на губах.

– Я с тобой.

Я захлопнула за собой дверцу джипа и поправила сумку на плече. Рабочий день кончился, и теперь я приехала в доджанг (зал для тренировок, школа тхэквондо – прим. пер.), где тренировалась последние десять лет. Когда мой прежний Сабум Ним (учитель, тренер не ниже 5 дана – прим. пер.) Кюнг решил отойти от дел, я покинула его школу. Мой нынешний доджанг был всего в пятнадцати минутах езды от работы, да и в любом случае, было бы безумием ездить на ежесубботнююю тренировку через два города.

Сегодня была среда, и мой Сабум Ним попросил меня подменить его и провести тренировку, поскольку он уехал на соревнования. Обычно я проводила утреннюю тренировку в субботу, но сегодня тоже будет неплохо позаниматься. Мне явно нужно было отвлечься от работы. Вчера во второй половине дня к нам в клинику поступила еще одна молодая женщина, очень напомнившая мне Анну Блеквелл. Нам удалось выяснить, что наш климат, холодный и суровый, мог обусловить большую восприимчивость женщин к рассеянному склерозу, особенно, если они прожили здесь свои юные годы. Это было поразительное и неприятное открытие, оставляющее мало надежды нашим больным.

Анне Блеквелл было двадцать семь, она была моложе меня, и ей становилось хуже с каждым днем. Диагноз ей поставили в двадцать два, и три или четыре года она держалась молодцом, а потом болезнь ускорилась лавинообразно. Анна уже не могла самостоятельно ходить и большую часть времени какие-то части ее тела были парализованы.

С тех пор, как я стала регулярно навещать ее, я начала все сильнее понимать, через что приходится проходить нашим больным. И это знание пришло ко мне не из учебника, не из лабораторной пробирки, а на воистину живом примере. Видя каждодневные страдания реальных людей, я еще сильнее прониклась важностью нашей работы.

Я отперла дверь доджанга, вошла и включила свет. Я всегда старалась появиться за полчаса-час до начала тренировки.

Войдя в офис, я пристроила сумку на столе, достала из нее свои добок и ти (форму и пояс – прим. пер.) и пошла в ванную переодеваться. Я всегда старалась разминаться с наибольшим комфортом. Вернувшись в офис, я закрыла глаза, подняла руки над головой, делая глубокие вдохи, чувствуя, как мое тело приходит в порядок, как я концентрируюсь, и окружающий мир отходит на задний план, а потом и вовсе исчезает.

Медленно я опустилась на колени, подняла лицо вверх и задышала глубоко, наполняя легкие, а потом полностью опустошая их. Я делала это снова и снова, все глубже погружаясь в медитацию, медленно опускаясь, пока не села полностью. Я чувствовала готовность каждой мышцы, я ощущала, как обостряются мои чувства, обретая остроту ножа.

Все эти годы я продолжала заниматься йогой. Иногда только она могла помочь мне расслабиться после восемнадцатичасового рабочего дня, проведенного в лаборатории, скрючившись над микроскопом и слайдами. И мне фактически еще предстояло проделать массу работы, едва я доберусь домой. У меня был ноутбук, по которому я могла связываться с лабораторным компьютером, чтобы контролировать ход и результаты экспериментов.

Я сделала последний выдох и медленно открыла глаза. Так всегда бывало, когда я завершала медитацию – все вокруг казалось таким странным, я чувствовала себя сбитой с толку и почти потерянной. Я огляделась, узнавая офисную мебель, старенький компьютер, который Сабум Ним использовал для ведения учета студентов и платежей и, наконец, огромный плакат, с которого глядел наш бесстрашный молодой наставник, в высшей степени похожий на Брюса Ли.

Медленно вдохнув, я встала и прошла в зал. Теперь разминка. Я подошла к дальней стене, где был устроен станок и начала растяжку. Я усмехнулась, вспомнив, как когда-то я начала тренировку без растяжки, потому что пришла прямо с работы, и у меня совершенно не было времени. Я решила, что и так сойдет. Всего один раз, подумаешь…

Ходить потом я не могла неделю.

Но тогда я получила действительно ценный урок. И теперь я растягивала мышцы ног, насколько они могли растянуться. Медленно опустившись в шпагат, держа руки точно на бедрах, я несколько раз приподнялась, опустилась, затем встала и вздрогнула, ощутив чьи-то пальцы на своем плече.

Инстинктивно и мгновенно я отреагировала ударом с разворота, но, к моему удивлению, соперник остановил и парировал мой удар.

Я повернулась и замерла в изумлении, глядя на самодовольно ухмыляющуюся Хейли. На ней был добок, перевязанный черным поясом.

– Классный блок, – улыбнулась я.

– Спасибо. Классный удар.

– Когда же ты научишься не подкрадываться к воину?

Она склонила голову на сторону.

– Двенадцать лет?

– Какими судьбами ты здесь оказалась? – я продолжила растяжку, и Хейли присоединилась ко мне.

– Я здесь занимаюсь. Каждую среду вечером. А ты что здесь делаешь?

– Сегодня буду изображать учителя.

– А, так ты замещаешь Сабум Нима?

Я кивнула.

– А я думала, ты ходишь в доджанг в Винстоне.

– Я и ходила. Много лет. Но Сабум Ним ушел, а я уже жила в Рочестере. Мне показалось, будет практично перейти сюда. И я вижу, ты тоже даром времени не теряла, – я показала на три золотые полоски на ее поясе.

Она гордо улыбнулась и кивнула:

– Угу. Кое-кто подсадил меня на это, еще когда я заканчивала школу.

– Ты представляешь…

– Когда я узнала, что недалеко от студгородка в Лос-Анджелосе есть доджанг, я начала заниматься.

Я прекратила растягиваться и повернулась к ней.

– Это же чудесно, Хейли. Я очень рада, что ты так увлеклась. И может быть, когда-нибудь, в один прекрасный день ты достигнешь моего уровня.

Она скептически глянула на меня. Я улыбнулась в ответ злой и хитрой улыбкой.

– Хочешь достать меня, Литтман?

– Не то слово, Корриган!

Схватка! Пусть начнется схватка!

Мы обе переместились к центу зала, обе подозрительно смотрели друг на друга, ожидая, кто же сделает следующий ход.

Я почуяла удар раньше, чем увидела и с легкостью блокировала его ногой, потом попыталась сбить ее с ног. Она поняла и успела отпрыгнуть. Мы кружили друг вокруг друга, не отводя глаз ни на секунду. Ее кулак пролетел мимо моего бока, и я толчком отправила ее на пол. Хейли недолго оставалась на матах. Прыжок – и она снова была в бою.

Она была выше меня, но я была быстрее, и у меня было двадцать три года опыта. Хотя, нужно признать, что она была хорошо обучена, а ее концентрация и сфокусированность были великолепны. Иметь такую ученицу – это же сплошная радость.

Дальней частью сознания я отметила, что начали в зале начали появляться ученики. Я слышала их взволнованный шепот – еще бы, не каждый день увидишь схватку между Сабум Ним и Сонбэ Ним (учителем и старшим учеником – прим. пер.). Скоро они встали вокруг нас плотным кольцом. И это раззадорило нас еще больше.

Мы сражались жестко, обе взмокли, обе были исполнены энергии и желания победить.

Наконец я дождалась возможности и, зная, что пора заканчивать, сбила Хейли с ног и прижала ее к полу. Мой локоть придавил ее грудь. Класс вокруг нас взорвался громкими возгласами. Я улыбнулась ей, она улыбнулась в ответ.

– Здорово, – сказала она.

– Спасибо.

Ее темная челка прилипла ко лбу, я чувствовала, что и мои волосы мокрые от пота. Я встала, помогая Хейли подняться.

– Поприветствуем нашу Сонбэ Ним Хейли! – я подняла ее руку, поворачивая ее по кругу, пока класс приветствовал ее. Когда я посмотрела ей в лицо, она улыбалась:

– Я хочу реванш, Литтман.

– Считай, что он у тебя в кармане.

Второй раз на этой неделе я шла в палату 301. Когда я навещала Анну в понедельник, она чувствовала себя хорошо. Она была живой и подвижной, ее бледность прошла, и она была очень разговорчивой.

– Доброе утро, доктор Литтман, – приветствовала меня сестра Вилсон из-за стойки. Я улыбнулась:

– Как ваши дела? – я остановилась на мгновение, опираясь рукой на высокую стойку. Женщина с самой гладкой темной кожей, котрую я когда-либо видеа, покачала головой:

– Не стану жаловаться. То есть, я могла бы, но кому от этого будет лучше?

Мы обе хихикнули.

– Как дела у Анны сегодня?

Она покачала головой и прищелкнула языком:

– Дела не очень, доктор. Лучше сами зайдите и посмотрите.

С тяжелым вздохом и еще большей тяжестью на сердце я прошла в палату. Анна спала в кровати, рядом стояло кресло-каталка. Рядом с кроватью, склонив голову, сидела женщина. Я услышала приглушенные всхлипывания.

Я почти уже повернулась, чтобы уйти и не прерывать столь личные переживания.

– Простите? – я остановилась и медленно повернулась, оказавшись лицом к лицу с женщиной. Ее глаза были опухшими и покрасневшими, тушь растеклась, перемешавшись со слезами. Она быстро схватила салфетку и принялась вытирать лицо.

– А вы – доктор?

– Ну, я не совсем доктор Анны… я – доктор Литтман.

Женщина улыбнулась и шагнула ко мне.

– Анна рассказывала о вас. Я – Джоан, мама Анны.

– Рада познакомиться, Джоан. Как ее самочувствие сегодня?

– Не очень хорошо.

Она повернулась и посмотрела на дочь. Я видела боль на ее лице и отчаяние в ее глазах, когда она обернулась.

– Есть что-то, что еще можно сделать, доктор Литтман? Может, вы что-нибудь изобрели в своей лаборатории? Ну хоть что-то?

– К сожалению, наука не может работать так быстро, а люди работают еще медленнее. Я верю, что в один прекрасный день мы придумаем лекарство, но сейчас этот день еще не настал. Хотя Анна хорошо держится.

– То же самое сказал и ее доктор. Она мой единственный ребенок. Такая молодая… – дрожащей рукой она коснулась лица своей дочери и снова села.

– Мне очень жаль, – это было все, что я могла сказать, чувствуя, прежде чем мое горло сжалось при одной мысли о том, что переживает эта женщина. – Мне нужно идти. Я просто заходила поздороваться.

– Спасибо вам, доктор Литтман. Я знаю, что ваши посещения много значат для Анны.

Я ошеломленно глянула на нее. Я и представления не имела.

– Ну, тогда, я рада. Я, конечно, буду еще приходить, – я улыбнулась и вышла.

Спускаясь в столовую, я думала о бедной девушке, беспомощно лежащей там, наверху. Сегодня ее тело отказалось ей служить. Она испытывала почти полный паралич. К завтрашнему дню это состояние могло пройти, но с равной вероятностью оно могло продлиться, скажем, неделю или около того. Давать какие-то прогнозы было неблагодарным делом.

Я вздохнула и нажала кнопку вызова лифта. Как, я вас спрашиваю, как практикующие врачи справляются с этим? Как они умудряются отграничивать себя от пациентов, которым они должны помочь? И как быть с теми, кому помочь уже невозможно?

Я была знакома с лечащим врачом Анны. Я знала, что он был лучшим специалистом из всех, кого могла предложить клиника. И я знала, что шансов выкарабкаться у Анны практически нет.

Я была в курсе, что Эйрин сегодня слишком занята, чтобы прийти на ланч, поэтому я уселась за столик в полном одиночестве. Есть мне не хотелось, но вот побыть какое-то время вне лаборатории было просто необходимо. Отвлечься хотя бы пятнадцать минут… я запустила пятерню в волосы и вздохнула.

– Эй, там! Ты выглядишь, как в воду опущенная.

Я подняла голову и увидела Хейли. В руках она держала поднос с ланчем. Я улыбнулась:

– И тебе привет!

– Можно присесть? – я кивнула. – Ты в порядке?

– Да. Я просто только что от Анны Блеквелл. Господи, так печально видеть, как бедная девочка угасает с каждым днем.

– Я знаю, – Хейли села и переставила с подноса на стол миску перлового супа и целую кучу разных крекеров. – Я была наверху сегодня утром. Она даже пошевелиться не могла.

Я кивнула.

– Ее мама сейчас с ней. Она вся испереживалась.

– Я могу ее понять.

Хейли улыбнулась, но эта улыбка была такой грустной. Я подумала о ее отце. Как Хейли с этим справляется? И как справляется ее мама, проводящая с ним все время?

– Твоя мама, должно быть, очень сильная женщина, Хейли.

Она коротко глянула на меня и принялась крошить крекер в суп.

– Это да. Она сильная. Отцу сегодня назначили новое лекарство.

– Какое?

– Аванекс.

– Это хороший препарат. Надеюсь, он ему подойдет.

– Да, я тоже.

Она посмотрела на меня. Проглотила ложку замечательно пахнущего супа.

– Ну, расскажи мне о себе, Энди. Ты замужем? У тебя кто-то есть?

– Да, есть. А ты как? Замужем? – меня так и распирало от любопытства. Что же у Хейли с личной жизнью?

– Была замужем. Целых два года, – кивнула она.

Я была удивлена, но не сильно.

– И когда твой брак закончился?

– Дай бог памяти, лет пять назад? Да, время просто бежит. Мы оба еще учились… и оба были слишком молодыми.

– Как его звали?

– Лонни.

– Ух ты! Я пытаюсь представить себе, как ты шла к алтарю, – я улыбнулась и подперла щеку кулаком.

– Ну, я как раз к алтарю и не шла, – ухмыльнулась она. – У нас не было столько денег, чтобы устраивать церемонию в церкви, да и времени тоже. Мои родители и Холден прилетели, и мы заключили брак у мирового судьи. Наши предки устроили большой прием. Было мило.

– Тебе нравилось быть замужем?

– Это было нормально, если можно так сказать. Я думаю, если бы мы поженились по более серьезным причинам, чем необходимость платить за жилье и не беспокоиться о том, с кем встречаться, пока учишься, наш брак протянул бы дольше.

Она улыбнулась, я тоже.

– Ты так спокойно об этом говоришь…

– О да, я в полном порядке. Мы до сих пор общаемся при случае. Он теперь на Аляске. Единственный врач на несколько крохотных городков в округе.

– Это круто.

– Доктор Литтман, перезвоните на 407й. Доктор Литтман, перезвоните на 407й.

Я вздохнула и встала.

– Ну, я лучше побегу. Увидимся позже?

– Можешь не сомневаться, – улыбнулась мне Хейли.

ЧАСТЬ 11

Выйдя из кафетерия, я поспешила в небольшую комнату ожидания для персонала и родственников пациентов. Там, кроме нескольких кресел, автомата с газировкой, микроволновки и кофеварки было еще несколько телефонных аппаратов. Я присела в одно из кресел и набрала номер.

– Это доктор Литтман.

– Доктор, это сестра Вилсон. Вам лучше подойти к нам, причем побыстрее!

Она всегда была такой невозмутимой и сосредоточенной, а сейчас ее взволнованный голос заставил меня вздрогнуть. У меня возникло чувство, что я знаю, что происходит.

– Уже иду!

Я было рванула к лифту, но решила, что по лестнице будет быстрее. Мои шаги гулко отдавались в пролетах, руки скользили по перилам, пока я бежала, перепрыгивая по две ступеньки за раз.

В отделении я быстро прошла к палате 301. В коридоре стояла плачущая мама Анны, и я почувствовала комок в горле. В палате несколько врачей лихорадочно колдовали над молодой женщиной, возле стены стоял священник и что-то бормотал себе под нос.

Я повернулась к маме Анны. Она подняла голову, заметила меня и неожиданно резко обняла.

– Что случилось? – спросила я.

– Она перестала дышать, – всхлипнула она.

Я прислушалась к врачам в палате, пытаясь понять, что они делают, и в каком состоянии Анна. Равномерный шум аппарата искусственного кровообращения заставил меня вздрогнуть. Потом, как будто обретя второе дыхание, аппарат начал пищать в такт заработавшему серцу.

Я шумно выдохнула и отстранилась.

– Подождите минутку, пожалуйста, – с этими словами я прошла в палату.

Врачи собирали оборудование, глаза Анны были открыты, половину лица все еще закрывала кислородная маска. Она посмотрела на меня, и со вздохом облегчения я вышла в коридор.

– Она в порядке.

Ее мама снова сжала меня в сокрушительном объятии и расплакалась еще сильнее. Из палаты вышел священник и встал рядом. Мама Анны повернулась к нему:

– Спасибо вам, отец Грей. Большое спасибо, что пришли.

Пожилой мужчина улыбнулся ей и охватил ее ладони своими:

– Теперь с ней все будет хорошо. И я всегда буду здесь, если я вам нужен.

Она кивнула.

– Благослови тебя Бог, дитя. И благослови Анну, – улыбнувшись нам обеим, он ушел.

– Мне нужно позвонить. Спасибо вам, доктор Литтман, – она еще раз обняла меня и пошла к телефонам.

Я глубоко вдохнула и вернулась в палату 301. Я сидела на стуле и смотрела на Анну. Ее веки вздрогнули, и она посмотрела на меня, попыталась протянуть руку. Я еще мгновение взирала на нее, потом потянулась и взяла ее руку в свои. Ее ладонь была холодной и липкой, но чувствовать, как она сжимает мои пальцы, было чертовски здорово.

– Ты ужасно перепугала нас, Анна, – сказала я негромко. Она слабо улыбнулась.

– Извините, – едва слышно прошелестела она, но я все равно услышала и улыбнулась.

– Не за что извиняться. Мы просто ужасно рады.

Она посмотрела на меня, потом потянулась рукой к лицу и сняла кислородную маску.

– Доктор Литтман?

– Да?

– Как вас зовут? По имени?

Я почувствовала, как в горле встал комок, и я испугалась, что вот-вот расплачусь. Взяв себя в руки, я ответила:

– Энди.

– Моего мужа тоже так зовут. Эндрю, – улыбнулась она.

– Ну, у него явно хорошее имя.

Она еще шире улыбнулась и кивнула:

– Он хороший человек. И у нас есть дочка, ей четыре.

– Как ее зовут? – я начала медленно, успокаивающе гладить ее по руке.

– Саванна…

Она раскашлялась, и я вернула маску на место.

– У нее очень красивое имя, Анна.

– Какого черта происходит с моей женой?!

Я повернулась и увидела, как в палату входит мужчина в сопровождении лечащего врача Анны. Я быстро поднялась, освобождая место у постели.

– Детка! – он обнял ее сильно, но нежно, и мягко отвел с ее лба мокрую прядь волос. Его глаза излучали такую невероятную любовь, что я попятилась к выходу, чувствуя, что стала свидетельницей чего-то очень личного, очень особенного. Я знала, что мне придется сделать вечером, и меня охватила печаль.

Скрестив руки на груди, я уставилась на телефон. Последние пятнадцать минут я пыталась принять решение, а вернее, найти в себе мужество, чтобы позвонить. Наконец, вздохнув, я набрала номер.

– Алло?

– Привет, Эйрин.

– Привееет!

Я слышала, что она улыбается. Я закрыла глаза.

– Послушай, ты не занята?

– Нет. А почему ты спрашиваешь?

Я намотала телефонный шнур на палец. Мои ладони взмокли.

– Можно, я заеду? Нам нужно поговорить.

Она минутку помолчала, пытаясь сообразить, в чем дело. Я физически почувствовала, как ее охватывают нехорошие предчувствия. И они вполне соответствовали моим.

– Да, конечно. Я что-нибудь приготовлю на ужин?

– Нет, я не голодная. Я скоро буду.

Задыхаясь, я повесила трубку. Несколько раз глубоко вдохнула. Потом переоделась в джинсы и майку и вышла из дома.

Несколько минут я сидела в джипе, просто глядя на дом Эйрин. Я знала, что она волнуется, не понимая, что же, собственно, происходит. Наконец, собравшись с силами, я вылезла из машины и подошла к двери. Я позвонила в звонок, Эйрин открыла через несколько секунд.

– Почему ты звонишь? У тебя же есть ключ…

Я пожала плечами, улыбнулась. Она провела меня в кухню, там витал запах свежего кофе.

– Так что случилось?

Она стояла ко мне спиной и не поворачивалась, что уже о многом говорило. Я уставилась на собственные ноги.

– Анна чуть не умерла сегодня, – начала я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Эйрин повернула голову и посмотрела на меня через плечо. Глаза ее были полны участия.

– Ох, Энди, мне так жаль.

Я кивнула и прикусила губу.

– Ее муж пришел… он так ее любит… это было удивительно…то, как он себя вел, как чувствовал…, – я щелкнула пальцами и посмотрела на нее,- Эйрин, я так никогда не могла и не смогу.

Она вздохнула и провела рукой по волосам.

– Ну вот, опять.

– Эйрин, я была просто эгоисткой по отношению к тебе все эти три года, и так нечестно.

– Энди…

– Нет, дай мне договорить. Я собираюсь сделать самую бескорыстную вещь для тебя.

Я посмотрела на нее, чувствуя, как сердце грохочет у меня в ушах. Дрожащим голосом я продолжила:

– Я собираюсь отпустить тебя. Тебе нужно найти кого-нибудь, кто сможет дать тебе то, чего ты хочешь, чего ты ищешь.

Лицо Эйрин дрогнуло, глаза заблестели:

– Не делай этого, Энди. Разве не мне решать, чего я хочу, а чего нет?

Я замотала головой:

– Не в этот раз, Эйрин. Я тебя не заслуживаю!

Мои глаза тоже налились слезами. Как я буду без нее после трех лет вместе? Мне будет ее так не хватать… но я знала, что так будет лучше.

Она повернулась, подошла к кофейнику и уставилась на него.

Я тяжело вздохнула.

– Знаешь, мой папа ушел из семьи, когда я была еще маленькой. А перед этим они с мамой все время ругались, без остановки, и даже когда они не ругались, отец все равно был не с нами, – я запустила пальцы в волосы. – С юных лет я уразумела, что отношения, возможно, не стоят той боли, которую приносит их разрыв.

– И? – она повернулась ко мне с каменным лицом, злая и сердитая.

– И я не могу нагружать тебя своими комплексами.

– Ты боишься, Энди. Ты знаешь, когда я смотрю на тебя, я вижу, какая ты цельная, как много себя ты отдаешь работе и своим боевым искусствам. Я пыталась подобрать к тебе ключик, но у меня не получилось.

Я затрясла головой:

– У тебя не могло получиться, Эйрин. Нельзя выжать воду из камня. Во мне этого просто нет!

Я стукнула себя кулаком в грудь, подчеркивая сказанное.

– Господи, ты такая хорошая! Красивая, умная, жертвенная! Я не могу все время брать и брать, ничего не отдавая взамен. Это нечестно!

Я замолчала, не зная, что еще я могу сказать. И стала ждать ее ответа.

– Три года, – прошептала она. – Три года, и ты готова все бросить из-за какой-то причуды! Да как ты смеешь утверждать, что ты делаешь это для моего же блага? Ты меня совсем не знаешь. Убирайся!

Слезы заструились по ее лицу, у меня в глазах тоже защипало.

– Так будет лучше, – прошептала я.

Она отвернулась и фыркнула:

– Лучше для тебя, ты хочешь сказать?!

Я вздохнула, зная, что мне нечего ответить. Взяв свои ключи, я отыскала среди них ключ от дома Эйрин и медленно сняла его со связки. Дрожащими руками я опустила его на деревянную поверхность стола.

Я отвернулась, потом снова посмотрела на нее. Она закрыла лицо руками и попятилась, пока не уперлась спиной в стену. Ее плечи вздрогнули, и она медленно сползла вниз. Я шагнула к ней, разрываясь между желанием помочь и осознанием того, что я не могу это сделать.

– Я сказала тебе убираться отсюда! – взорвалась она. – Я не желаю твоих утешений! Ты сама это сделала! Ты так боялась чувствовать, боялась впустить кого-то в душу, что теперь ты сбегаешь! Ты в этом чемпион! Так беги! Убегай прочь, только чтобы ничего больше не чувствовать. Похорони себя в своих экспериментах, закопайся по уши в работу, я знаю, ты так и сделаешь! Отгородись от внешнего мира! Только в один прекрасный день он все равно к тебе просочится, и ты не будешь знать, что делать!

Я замерла в ожидании – может, она еще что-то хочет сказать, на дальнем плане сознания промелькнула мысль – а может, я должна что-то ответить… и еще я точно знала, что заслужила каждый удар, который она мне нанесет.

– До свидания, Эйрин, – сквозь слезы я бросила на нее прощальный взгляд, вздохнула и вышла. Она осталась сидеть на полу у стены, сгорбившись и обхватив колени руками.

Я едва помню, как доехала домой. Почти всю дорогу я проплакала. Я знала, что Эйрин было очень больно, что она рассержена, и у нее были на то все причины. Но в глубине души я также знала, что то, что произошло – к лучшему. Я не могла больше делать ей больно.

Я провела ладонью по глазам, потом вытерла нос. Все было кончено.

Мой дом, как обычно, встречал меня темными окнами. Я жила в удалении от города, и ближайшее домовладение располагалось в полумиле от меня. Перечень местных достопримечательностей включал в себя велосипедную дорожку, которой я не никогда пользовалась, и ручей за домом.

Я щелкнула выключателем, прошла к дивану и рухнула на него. Подняв голову, я уставилась на лампу над камином. Ее свет расширяющейся дорожкой отражался на паркетном полу и сходил на нет.

Я вздохнула, пытаясь решить, что же мне делать и внезапно почувствовала, что не могу сдержать рыдания. Я закрыла лицо руками, и плечи мои затряслись в такт всхлипываниям. Три года пропали пропадом, и еще я смертельно обидела Эйрин. Я никогда этого не хотела, но так уж вышло, и винить было некого, кроме себя.

Резко выдохнув, я нанесла удар с разворота и попала точно в центр боксерского мешка. Так тебя! Отклонившись назад, я провела прямой удар и приготовилась нанести задний.

– Черт!

Я промахнулась мимо мешка и упала на пол, задыхаясь, истекая потом и ошеломленная. Я не падала на тренировке с тех пор, как была ребенком. Проклятье, где моя концентрация?

С трудом поднявшись, я потащилась на кухню, чтобы попить. Краем глаза я заметила телефон, и мне захотелось позвонить маме, поговорить с ней. Мне нужно было, чтобы она успокоила меня, раз уж я не могла успокоить Эйрин.

Поставив опустевший стакан на стол, я подняла трубку и набрала семь знакомых цифр. И разочарованно зажмурилась, услышав сигнал «занято». Повесив трубку, я пошла в спальню. Может быть, мне удастся заснуть…

Я разделась, отбросила покрывало к изножью кровати – мне все еще было жарко после тренировки. Я легла и долго глядела, как фары проезжающих машин рисуют на потолке причудливые узоры из света и тени, а потом все исчезает, исчезает… Я закрыла глаза, заклиная сон прийти ко мне.

Сновидения терзали меня, картины, исполненные боли и печали сменяли друг друга, пока я не очнулась с криком, замершим на губах. Сердце тарахтело, дыхание сбилось и, глянув на часы, я обнаружила, что едва пробило два. Зная, что заснуть больше не удастся, я протерла глаза и отправилась в душ. Мне нужно было работать.

Я еще раз посмотрела на образцы, нахмурилась и подкрутила лимб микроскопа, пытаясь увидеть совпадение. Чуть не зарычав от разочарования, я встала и раздраженно взъерошила волосы.

– Приветствую, доктор Литтман!

Я повернулась и увидела, как в лабораторию входит Саманта Торрес. Она была все еще в куртке, значит, утро выдалось холодное…

– Почему вы снова здесь с самого утра? – свела брови к переносице она. – Уже четвертое утро кряду я прихожу, а вы тут как тут. И я точно знаю, что вы уходите позже меня.

Она сняла куртку и повесила ее на вешалку вместе с сумочкой.

– Работать нужно, – просто ответила я. Я не думала, что будет правильно признаться ей, что я нахожусь здесь с четырех утра и что дома я провела всего три с половиной часа, и что лишь часть этого времени мне удалось поспать.

Я долго созревала, но, наконец, приняла решение. Если единственная вещь, которая мне глубоко небезразлична, это мои исследования, мои попытки помочь Анне и ее товарищам по несчастью, то именно этим я и буду заниматься. Если уж мне суждено быть замужем за собственной работой, то так тому и быть.

– Берите микроскоп и вперед, доктор Торрес. Времени нет!

Она некоторое время пристально смотрела на меня, потом щелкнула выключателем и включила свет. Я потерла глаза, ощущая жжение. Я знала, что они покраснели от недосыпа, знала, что мне не мешало бы поесть, но мне было плевать.

Я вошла в кабинет и налила в кружку крепкого кофе.

– Когда это ты подсела на кофе? – я повернулась и увидела в дверном проеме Саманту. Я пожала плечами:

– Всегда пила.

– Мы шесть лет работаем вместе, и я никогда этого не замечала.

– Мне нужен кофеин.

Она глянула на меня с непроницаемым выражением лица, кивнула, развернулась и вышла. Я проглотила кофе настолько быстро, насколько позволяла его температура. Скоро я собиралась навестить Анну. Вчера мы с Хейли обсуждали ее состояние, и она сказала, что психологически Анна держится замечательно, настроена весьма позитивно, хотя ее физическое состояние продолжает ухудшаться.

На мгновение я прикрыла глаза, пытаясь побороть жжение. Бутылочка визина давно прописалась в кармане моего халата, но что-то он перестал помогать. И бесконечная зевота замучала. Я потянулась к маленькому холодильнику в углу, достала банку энергетика, открыла ее и сделала хороший глоток.

Тут же я ощутила волшебный прилив энергии, заставивший меня буквально задрожать.

– Ну, вперед! За работу! – я проглотила остаток содержимого банки, смяла ее в руке и швырнула в мусорную корзину, где она звякнула, ударившись о пятерку своих предшественниц. Встав, я отправилась в лабораторию, напевая себе под нос. И мне было плевать, если кто-то на меня смотрит. «Ля-ля-ля-ля», – пропела я и проделала небольшой пируэт по дороге к столу. Да, я справлюсь!

Я же видела, как светофор стал красным, правда? Я потрясла головой, пытаясь разогнать засевший в ней туман, и протерла глаза. Я так устала… я заезжала домой только чтобы переодеться и поесть. В последнее время мне до жути не хотелось сидеть дома. Там было так пусто и одиноко…

Я нажала на педаль газа и было начала ускоряться, пытаясь проскочить светофор, пока он не пожелтел, и тут издалека донесся истошный рев клаксона. Я снова тряхнула головой и посмотрела налево.

– Черт! – что было сил, я вдавила педаль тормоза в пол, джип с визгом остановился, и меньше чем в тридцати сантиметрах от моего переднего бампера просвистел полуприцеп. Прижав руку к груди, я пыталась унять бешеный стук, прежде чем меня настигнет сердечный приступ. Я повернула голову вправо, провожая взглядом задние огни удалявшейся в утренних сумерках фуры. Что я творю?!

Продышавшись, я включила передачу и отправилась на работу.

К моему удивлению, Саманта уже была в лаборатории. Она сидела на стуле и руки ее были скрещены на груди.

– Здравствуйте, доктор Литтман.

– Привет.

– Нам нужно поговорить.

Она встала, подошла ко мне и заглянула мне в глаза. Нахмурила брови.

– Господи, ты выглядишь хреново. Что ты с собой творишь? Пытаешься уработаться до смерти?

Я молча смотрела на нее.

– Ты работаешь по двадцать часов в сутки, а спишь, как я понимаю, не больше пары часов. Ты ничего не ешь, – она покачала головой и положила руку мне на плечо.

– Смотри, Энди. Я не знаю, что с тобой происходит, но тебе нужно домой. Я уже говорила с доктором Циммером, и он приказал тебе покинуть лабораторию и взять недельный отпуск.

– Ты действуешь через голову? Ты говорила с моим руководителем? – меня охватила злость.

– Да, говорила. Мне очень жаль, что приходится так поступать, но в таком виде, в каком ты сейчас, от тебя в лаборатории нет никакого толка. Я застала тебя заснувшей в кабинете, а вчера ты перепутала образцы. Тебе нужно домой – отоспаться и отдохнуть.

Моя злость улетучилась, и меня одолела невероятная усталость. Я кивнула, соглашаясь, и доктор Торрес похлопала меня по руке.

– Отправляйся домой, Энди. Увидимся через неделю.

Я открыла глаза, зевнула. Взглянув на часы, я поняла, что проспала почти весь день. Когда я ложилась, было три минуты шестого утра, а сейчас часы показывали шестнадцать тринадцать.

Я села в кровати, подняла руки и с удовольствием потянулась, и это было лучшее чувство, которое я испытывала за последние несколько дней. Я встала и было отправилась в ванную, но, проходя мимо гостиной, остановилась. Я подняла руку к лицу, задумчиво потерла подбородок, развернулась и рванула снова в спальню – переодеваться. Было уже почти пять вечера, и я предполагала, что они работают именно до пяти.

– Как вы видите, выбор у нас большой. Вот этого малыша принесли вчера.

Я опустилась на колени, вглядываясь в симпатичную мордочку, тем временем егохвостик мотался со скоростью стопятьсот километров в час.

– Сколько ему?

– Мы думаем, около двух лет.

– О, – я встала. – Вообще-то, я предпочла бы щенка.

Я пошла дальше, чувствуя себя предателем, жалея, что не могу забрать их всех домой. Я заглядывала в каждый маленький манеж, улыбаясь тявкающим и лающим обитателям. Когда я была совсем маленькой, у меня был щенок, но отец забрал его с собой, когда уходил из семьи. Так что завести щенка – это будет целое приключение для меня.

Сзади кто-то резко взвизгнул, а потом я услышала непрекращающееся пыхтение. Я повернулась, встала на колени и потянула цепочку, запиравшую дверцу. Маленький, черно-серый мопс уставился на меня большими выпученными глазками. Он наклонил голову, посмотрел на меня одним глазом, потом другим, подобрал свесившийся из пасти язык и заскулил. Я улыбнулась, понимая, что он меня купил.

– Вот этого.

Возвращение домой было шумным. Четырехмесячный мопс, которого я только что купила в Humane Society (организация по защите животных – прим. пер.) скулил, сидя в своей клетке-переноске. Внутри клетки было полно игрушек, но они его не сильно развлекали. Рядом на сиденье тарахтели мешок сухого корма для щенков и пакет с косточками.

Всю дорогу домой я пыталась придумать имя моему новому приятелю. Я чувствовала себя взволнованной, почти легкомысленной прогульщицей. Ни разу за всю свою жизнь я не пропустила ни единого рабочего дня. Нет, один все-таки пропустила, но тогда просто не было другого выхода. И, хотя это было больше десяти лет назад, каждый год в этот день я вспоминала произошедшее.

Помотав головой, чтобы отвлечься от пустых мыслей, я остановилась на светофоре и посмотрела на щенка.

– Как же мне тебя назвать, малыш?

Я просунула пальцы сквозь прутья клетки, он тут же их обнюхал, облизал и заскулил. Я улыбнулась:

– Скоро, малыш, скоро ты будешь дома.

Он снова взвизгнул.

Доехали! Я припарковала машину у клумбы и, ухватив клетку в одной рукой, второй забросила мешок с кормом на плечо и поспешила в дом. Бросив вещи посреди гостиной, я поставила клетку, открыла ее и уселась прямо на пол, скрестив ноги.

Щенок несмело шагнул наружу и тоже сел, глядя на меня. Он снова склонил голову набок и захныкал. Я вздохнула, только теперь осознавая, что же я, собственно, сделала.

– Что же мне с тобой делать, Бунзен?

Мои брови сами собой приподнялись. Бунзен? Эй, а мне нравится! Я улыбнулась, все еще глядя на щенка. Он снова заскулил, встал, потом сел, потом снова встал, робко шагнул, принюхиваясь по пути, неуверенно повиливая свернутым в колечко хвостиком. Он подошел к мешку с кормом, обнюхал его и стал лизать пакет. Я наблюдала за ним, изумленная и очарованная. Сопя, он повернулся и вопросительно посмотрел на меня, его глазищи были исполнены смятения.

Я поскребла ногтями по деревянному полу:

– Иди сюда, Бунзен!

Причмокивая губами, я похлопала себя по ноге. Мгновение он смотрел, а потом вскочил и рванулся ко мне, скользя по гладкому полу на разъезжающихся лапках. Наконец он забрался мне на колени и завозился, пытаясь допрыгнуть до моего лица, облизывая все, до чего мог дотянуться.

Да, малыш, скучно нам с тобой не будет.

– Ну хорошо, Бунзен! Раз ты не дал мне глаз сомкнуть прошлой ночью, теперь я собираюсь гонять твою маленькую задницу, пока ты с ног не свалишься! Понял?

Он посмотрел на меня снизу вверх и облизался. Такой маленький, так далеко внизу…

Я сжала в руке недавно купленный поводок. Темно-синий, он прекрасно подходил к ошейнику.

Взглянув на уходящую вдаль велосипедную дорожку, я вздохнула и мы отправились в путь. Щенок тихонько трусил рядом, подладившись под мой неспешный темп, попутно оглядывая новую для него местность. К счастью, он был любопытным малышом и не пытался со мной бороться.

Была середина июня, и денек выдался прекрасный, особенно для прогулки. На мне были свободные шорты с накладными карманами, майка и кроссовки. Пока мы шли, я тоже осматривалась, начиная замечать вещи, о которых раньше совершенно не задумывалась. Деревья, росшие вдоль дорожки, были красивыми, с густой зеленой листвой. Некоторые даже принесут плоды… Впервые я не просто смотрела и слушала – я по-настоящему видела и слышала то, что меня окружало. Вот птицы щебечут в ветвях, перекликаясь, пока мы проходим мимо… Бунзен смотрит на них, прислушиваясь то одним ухом, то другим, явно пытаясь понять, что за чепуху они щебечут…

Улыбка тронула мои губы, и я не стала ее сдерживать. Наступил новый день, и пора было подумать о своей жизни, о том, куда она запропастилась. Сейчас я чувствовала, что поступила правильно, уйдя от Эйрин. Теперь она была свободна, и в каком-то смысле, я тоже. Я посмотрела на моего нового друга, который уже привнес так много, скажем, бурной деятельности в мою жизнь. Он наполнил ее своим всепоглощающим присутствием и оказалось, что это именно то, что мне нужно, хотя раньше я этого не осознавала.

Я подумала и об Анне. Всего этого она может уже не увидеть. Пройдет несколько месяцев, и в Миннесоту придет осень… как прекрасны будут тогда эти деревья… Сколько же раз я проходила мимо, и не замечала их?

Дорожка свернула, и я обнаружила, что мы входим в парк. Там играли дети, смеялись взрослые. Я и представления не имела, что здесь есть парк! Печально…

«Тяв-тяв-тяв!»

Поводок натянулся, и Бунзен пронзительно залаял. Я улыбнулась, заметив белку. Она держала в лапках что-то похожее на краюшку хлеба и отщипывала кусочки, поглядывая на мою собаку.

«Рррррр! Тяв! Тяв!» – Бунзен бесновался, рвал поводок в отчаянной попытке добраться до местной обитательницы.

– Бунзен, прекрати!

– Тяв! Тяв!

– Нет!

Он заскулил, посмотрел на меня, потом снова на белку и тихонько заворчал. Белка метнулась на дерево. Следя за ней, я подняла глаза выше и обнаружила там синее-синее небо и ни единого облачка. «Ух ты…», – прошептала я, изумленная чистотой и глубиной цвета. Где я была до сих пор?

– Ладно, дружище, я сейчас вернусь. Хорошо?

Я подняла мопса к лицу, глядя в его темно-карие глаза. Он посмотрел на меня, облизал свой нос.

– Хорошо?

Аккуратно прикоснувшись губами к его морщинистому лобику, я опустила его на пассажирское сидение моего джипа и, захлопнув дверцу, быстро пошла в больницу.

– Эй, а вы разве не в отпуске на этой неделе?

Вздернув бровь и подбоченившись, на меня взирала сестра Вилсон. Я смущенно закивала:

– Я просто заехала повидаться с пациентом.

– И эта ваша пациент будет очень рада вас видеть, – улыбнулась она.

Я поспешила по коридору, все сильнее волнуясь по мере приближения к палате 301.

– Энди! – улыбнулась мне Анна. Я расплылась в ответной улыбке. Она сидела в кровати, волосы чисто вымыты, кожа чистая и сияющая. Она выглядела хорошо.

– Привет! У меня для тебя маленький сюрприз.

Голубые глаза вспыхнули:

– Правда?

– Ага. Ну-ка, помоги мне усадить тебя в каталку.

Она бодро передвинулась к краю кровати, спустила на пол худые, бледные ноги. Я подвезла каталку и похлопала по спинке:

– Помощь нужна?

– Нет, я сегодня чувствую себя хоть куда.

– Ну и хорошо.

Она перебралась в каталку, я укутала ее ноги одеялом.

– И куда это вы собрались с этим вашим пациентом?

Я глянула на сестру Вилсон, улыбавшуюся нам из-за стола.

– Я привезу ее обратно, обещаю.

Она подмигнула мне и повернулась к компьютеру.

– Ну, так как ты поживаешь, Анна? – спросила я, катя кресло к лифту.

– Неплохо. Пару дней назад боли мучали, но кроме этого и пожаловаться не на что.

– Приятно слышать. Как на тебя действует новое лекарство?

– Замечательно! – улыбнулась мне она снизу вверх. – На этой неделе у меня вообще не было паралича.

– Изумительно!

Дверь лифта открылась, я вкатила Анну внутрь и нажала кнопку первого этажа.

– Кстати, а куда мы едем?

– Увидишь.

Я оставила коляску у входа и поспешила на парковку за своим сюрпризом. Он скулил и изворачивался, но я умудрилась дотащить его и посадила Анне на колени.

Анна резко втянула воздух. «Щенок!» Я стояла в сторонке и смотрела, как она гладит его по затылку, как подносит к лицу.

– Как его зовут?- спросила она, улыбаясь. В ее глазах плескалось чистое, ничем не замутненное удовольствие.

– Анна, это Бунзен. Бунзен, познакомься с Анной.

– Привет, маленький Бунзен. Ты очаровашка, правда?

Мопс затявкал, запрыгал у нее на коленях, изо всех сил пытаясь лизнуть ее в лицо, пока она, смеясь, пыталась увернуться, что раззадорило его еще больше.

– Ах ты вредина!

Она схватила его под пузико, перевернула, и теперь он лежал у нее на коленях на спине, яростно дрыгая всеми четырьмя лапками и пытаясь зажевать ее пальцы.

Улыбка не сходила с моего лица, пока я смотрела, как она улыбается, хохочет, играется, как будто снова стала ребенком. Бунзен был полностью счастлив, он фыркал, взвизгивал и требовал все больше и больше внимания от своей новой подружки.

Анна посмотрела на меня сияющими глазами:

– Спасибо, Энди! Это просто волшебство какое-то!

– Всегда пожалуйста, Анна.

Я ехала домой с ощущением счастья. Анне было хорошо. Я так давно не видела ее улыбки. В последнее время она была очень больна, и мы все за нее волновались. Я знала, что отпущенное ей время истекает, но может быть, может быть теперь оно продлится хоть немного дольше.

Мы с Бунзеном обязательно заедем к ней на выходных.

Мы с Бунзеном гуляли по недавно обнаруженному нами парку возле дома. Светило солнце, ветер доносил до нас детский смех. Я думала о Винстоне, о своей семье, о годах, проведенных там. Моим всегдашним желанием было сбежать, уехать, уйти. Почему? Ведь я так и не уехала от них далеко. Я усмехнулась при мысли о том, что если бы тогдашняя я знала, что буду жить всего в двух часах езды от родительского дома, я бы обалдела и не поверила.

Потом я подумала о времени, которое мы с Хейли провели вместе. Забытые мною события, утраченные воспоминания, которые я хотела бы вернуть. Я чувствовала, что мы легко могли бы возобновить прежнюю дружбу. Нам всегда было легко вместе, мы смеялись, подшучивали друг над другом, и только благодаря ей я смогла пережить школьные годы чудесные.

Мы с ней были хорошими друзьями, я это знала. И я поверить не могла, что она до сих пор увлечена тхэквондо. Я чувствовала себя виноватой, что забросила игру на фортепиано. Это произошло не от недостатка желания, черт, да я до сих пор хотела научиться. У меня было пианино, и время от времени я садилась побренчать на нем. Было забавно и весьма приятно осознавать, что я могу своими руками произвести на свет нечто прекрасное. Но по-настоящему я научилась играть лишь ту песню, которой учила меня Хейли.

Я улыбнулась, нашла скамейку и уселась на нее, отпустив Бунзена побегать по травке.

Я до сих пор знала эту песню, до сих пор ее играла. В общем, я очень хорошо ее играла. Когда ты знаешь только одно произведение… ну, как говорится, играй то, что ты знаешь.

Со вздохом я посмотрела на маленькую детскую площадку. Посередине возвышалась песочница – всегдашний детский рай. Я вспомнила, как мы с Крисом играли в песочнице у нас на заднем дворе.

Почему мы с Хейли так отдалились друг от друга? Наверное, просто из-за нашего возраста и разного образа жизни. Она уехала после окончания школы, а мне оставалось еще год доучиваться в Винстоне.

Мама всегда говорила, что если у человека есть хотя бы один настоящий друг, его можно считать счастливым. С Трейси мы не общались уже многие годы, да и с однокурсниками тоже. Равно как и с бывшими девушками. Так что, Эйрин была права? Закончится тем, что я останусь совсем одна? Буду искать утешение в работе? Я этого хотела? И можно ли что-то изменить? Я знала, что нам с Эйрин не суждено быть вместе, как бы там ни было. Но в какой момент моя жизнь пошла не по тому руслу, так, что теперь я оказалась в полной изоляции? Почему я шла по жизни с ощущением, что я – человек-невидимка?

Я снова вздохнула и посмотрела на своего песика. Он сидел на четвереньках, поводок свисал с ошейника.

– Готов познакомиться с бабушкой, Бунзен?

Он склонил голову вбок и взвизгнул.

– Идем, дружище, – я подняла его на руки, и мы пошли к машине.

Я захлопнула дверцу джипа, Бунзен натянул поводок и устремился к передней двери дома. Я позвонила маме заранее и знала, что она только что пришла домой с работы.

– Ладно, дружище, ты готов?

Я подняла мопса и посмотрела в его выпученные глазки.

– Знаешь, а ты действительно забавный маленький пес!

Умиленно покачав головой, я чмокнула своего щенка, и открыла дверь. И расплылась в улыбке, учуяв запах брауни. Клааассно!

– Это ты, милая?

– Ага.

Я прошла на кухню, Бунзен за мной на буксире. Мама стояла у мойки и мыла форму, в котрой испекла брауни. Я подошла и встала сзади:

– Мам, познакомься со своим внуком!

Она хихикнула:

– И скольких внуков ты мне собираешься подарить?

Она повернклась и ее лицо удивленно вытянулось:

– Андреа, ты завела собачку!

– Похоже на то,- гордо улыбнулась я.

– Почему ты мне не сказала? И когда ты это сделала?

– Где-то с неделю назад, я и хотела тебя удивить.

Она потянулась за ним:

– Иди сюда, симпатяга! Как ее зовут? – она прижала его к груди и зарылась носом в шею.

– Это он. Бунзен.

Мама закатила глаза.

– И почему меня это не удивляет?

Я ухмыльнулась.

– Ох, дорогая, я думаю, это чудесно. Мне всегда не нравилось, что ты живешь совершенно одна.

– Да? И что, ты думаешь, он сделает, если на меня кто-то нападет? Залижет его до смерти?

– Ну, кто знает, – она улыбнулась, – Так, держи его. Мне нужно домыть посуду. Я приготовила тебе брауни.

– О да, я вся в предвкушении. Я унюхала их, как только вошла в дом.

Она улыбнулась мне, подняла руку и провела по моей щеке.

– Ну, а ты здесь по какому случаю? Зачем пожаловала? – она положила посудную мочалку на край раковины. – Идем, я угощу тебя чаем со льдом.

– Я ни по какому случаю, правда. Просто приехала повидаться с тобой, и хотела познакомить тебя с этим чертенком, – я пожала плечами и разгладила складочки у Бунзена на макушке. – И вообще я тут думала…

– О чем это? – она достала кувшин с чаем их холодильника, налила в два высоких стакана, выдавила в свой лимон. Некоторые вещи не меняются…

– Я ушла от Эйрин, мам.

Она подняла голову и замерла.

– Ох, милая моя…

Я опустила голову и уставилась на своего щенка, засыпавшего у меня на руках.

– Когда?

– Почти две недели назад.

Ее теплая рука накрыла мою.

– Почему ты мне не сказала?

Я посмотрела в обеспокоенные карие глаза, так похожие на мои:

– Я попыталась, в общем-то, в тот день, когда это случилось. Но телефон был занят, да и я решила, что должна сама разобраться во всем. Мне нужно было посмотреть в лицо некоторым фактам и кое-что понять.

– Пойдем. Давай присядем.

Она взяла оба стакана и провела меня к маленькому кухонному столу, не изменившемуся с тех пор, когда я делала за ним уроки. Я отодвинула стул, села и устроила спящего Бунзена у себя на коленях, взяла стакан и отхлебнула.

– Ну и?

– Ну, мы просто хотели разных вещей. С самого начала.

– Девочка моя, ну почему ты так боишься отношений? Я даже не имею в виду с Эйрин. Господь свидетель, я знаю все о том, как совершать ошибки. Я сама сделала их более чем достаточно в своей жизни, но сейчас я говорю не об Эйрин.

Она посмотрела на меня, ожидая ответа, которого у меня не было.

– Почему ты прячешься от людей? Я смотрю на тебя и вижу всю любовь, которую ты можешь дать. – Она смотрела мне прямо в глаза. – Ты такая красивая, умная, честная, и я не встречала более щедрой души, чем твоя. Несмотря на то, как твой брат поступил по отношению к тебе, только ты могла одолжить ему деньги, чтобы он мог начать свой бизнес с этим гаражом.

Я опустила голову, чувствуя неловкость от похвалы и от воспоминаний о Крисе.

– Он будет в восторге, когда узнает, что мы с Эйрин порвали. Он и раньше был просто счастлив, когда такое происходило.

– Ну, если Крис хочет оставаться придурком, то пусть его.

Я почувствовала, как ее рука накрыла мою:

– Милая, не все могут придерживаться широких взглядов. Это его выбор, и ему с ним жить. Вас двое, и только вы друг у друга и есть. После того, как я умру, вы еще долго будете вместе. Когда-нибудь он это поймет.

– Надеюсь, что так. Просто иногда от этого так больно…

Она покивала, и ее пальцы сжали мои, прежде чем вернулись к стакану с забытым чаем.

– Конечно, больно. И мне очень жаль.

– Ты тут не виновата.

– Нет, но он – мой сын. А ты – моя дочь и люблю вас обоих всем сердцем.

Я улыбнулась. Мне нужно было это услышать.

– Я тебя тоже люблю.

– Попытайся жить с открытым сердцем, Андреа. Человек не должен быть один.

Я сидела на диване, подняв ноги на журнальный столик, и глядела в огонь. Измучавший всех жаркий день к вечеру неожиданно сменился резким похолоданием, поэтому я разожгла камин. Отблески пламени плясали на моем лице, отражались на полу, отбрасывали тени в глубине комнаты. Бунзен лежал на коврике у камина и с довольным видом сосредоточенно жевал поводок.

Я думала о нашем с мамой разговоре, о том, как я снова почувствовала себя дома. Она пыталась уговорить меня заночевать, но я не хотела вторгаться в ее новую семью, да и спать я хотела в собственной кровати.

Я вспомнила о Крисе и почувствовала, как снова начинает болеть старая душевная рана. Когда я сказала ему, что я – лесбиянка, он вроде, это неплохо воспринял. Мне тогда было двадцать два, ему – двадцать. Но когда я привела домой свою первую девушку, как там ее звали… Лиза? Лили? Все равно, но он помрачнел лицом и не сказал ей ни единого слова за обедом. Зато потом у него нашлась для меня целая куча слов.

Он сказал, что ему за меня стыдно, что я – неудачница, вляпавшаяся в это дерьмо, и что это у меня такая фаза развития, и что я не могу найти себе парня, поэтому перешла на женщин.

Даже сейчас боль не притупилась. Но это был его выбор, что я могла поделать? И вообще, пора спать.

– Идем, Бунзен, пора на горшок и баиньки.

Я подошла к застекленной створчатой двери, выходившей на задний двор, и острые коготки моего мопса зацокали по деревянному полу. Я диву давалась, насколько быстро он научился скрестись у задней двери, когда ему нужно было выйти. У нас было несколько неприятных инцидентов, особенно, когда я оставляла его запертым в третьей спальне, которую я все хотела переоборудовать в кабинет, да так и не собралась. Тогда я частенько возвращалась домой и обнаруживала маленький сюрприз в виде засохших пятен или кучки в углу.

Пока Бунзен занимался своими делами, я пошла в спальню переоваться ко сну.

Я перевернулась, облизывая губы и устраиваясь поудобнее на подушке. Так хорошо, тепло…

Дзынь! Дзынь! Дзынь!

Разлепив один глаз, я прислушалась.

Дзынь! Дзынь! Дзынь!

Заворчав и посмотрев на часы, я подняла трубку.

– Пять утра… это подождать не может? – пробурчала я в трубку, и мне было плевать, насколько грубо это прозвучало. Я слишком устала.

– Доктор Литтман?

Мои брови поползли вверх, а глаза медленно открылись, когда я услышала столь формальное обращение.

– Да?

– Это Марси Вилсон из больницы.

Я приподнялась на локте.

– Сестра Вилсон, конечно же… – теперь я смутилась.

– Дорогая, мы потеряли Анну. Десять минут назад. Я подумала, что вы хотели бы знать.

Я села, прижав телефон к уху, невидяще глядя в пространство. Я слышала, что она еще что-то говорит, но слова просто проходили мимо, не задевая моего сознания.

– Вы в порядке?

– Да. Спасибо, что сообщили.

С этими словами я повесила трубку и уронила руки на колени.

Я стояла у церкви, сжав руки перед собой, и ждала Хейли. Я бы позвонила ей сразу после разговора с сестрой Вилсон, но представления не имела, как с ней связаться. Она не могла быть на работе в столь ранний час, а ее домашнего номера у меня не было. Она сама перезвонила мне через час.

– Господи, я даже не знаю, что я должна чувствовать, – сказала она дрожащим голосом, и я почувствовала, что она вот-вот разрыдается. – Как мне вести себя? Сдержанно и профессионально? Или можно испытывать горе? Я сама преподавала психологию в колледже, но кто бы научил саму меня?…

Я только улыбнулась. Мне нечего было ответить.

Я оттолкнулась от стены, увидев, как она переходит улицу. Машину она оставила на парковке на той стороне. Хейли была такой красивой в черном брючном костюме и шелковой блузке кремового цвета. Высокие каблуки, солнечные очки, распущенные волосы мерно покачиваются в такт ее шагам…

– Привет, – почти прошептала она, остановившись передо мной.

– Привет.

Люди продолжали проходить мимо нас, заполняя церковь. Многих я знала по больнице.

– Ты как?

Хейли пожала плечами, огляделась и сняла солнечные очки.

– Нормально, я думаю. Конечно, я бы с удовольствием оказалась где-нибудь в другом месте.

Она тяжело вздохнула и улыбнулась мне слабой улыбкой:

– Идем, найдем себе хорошие места.

Я проследовала за ней, по дороге расписавшись в книге соболезнований. Возле алтаря стоял муж Анны. Он держал на руках маленькую девочку. Она уткнулась личиком ему в шею и сосала пальчик. Эндрю Блеквелл негромко разговаривал с проходящими людьми, здоровался с кем-то за руку, принимал объятия от соболезнующих. Я подошла к нему.

– Здравствуйте, – произнесла я, не зная, что мне делать дальше.

Он взглянул на меня из-под полуприкрытых век, и его обычно голубые глаза были красными. Он выглядел таким измотанным…

– Я не уверена, что вы меня помните, но…

– Конечно, помню. Вы – доктор Литтман. Анна много о вас рассказывала. Вы приносили ей щенка.

Он улыбнулся, я улыбнулась в ответ и кивнула.

– Мне очень жаль. Не знаю, что еще сказать, как это выразить, понимаете?

Он кивнул.

– Это – Саванна.

Девочка глянула на меня. Она была так похожа на свою маму…

– Привет, Саванна!

Она взвизгнула и снова ткнулась мордочкой отцу в шею. Я повернулась к Эндрю:

– Берегите себя, – сжав на прощанье его руку, я вернулась к Хейли, ожидавшей меня в задней части церкви.

Служба едва началась, а я уже слышала раздававшиеся отовсюду всхлипывания. Через них иногда прорывался смех, когда члены семьи вспоминали некоторые забавные случаи из жизни Анны.

Я почувствовала, как на мою руку опустилась ладонь, и увидела, что это Хейли сжимает мое предплечье. Я посмотрела ей в лицо, она кусала губы, пытаясь сдержать эмоции. До чего же хорошо, что она со мной! Пытаясь утешить ее, я смогла вытеснить из сознания мои собственные боль и скорбь.

– Моя жена и я познакомились в средней школе, – Эндрю Блеквелл теперь стоял за кафедрой, опираясь на нее обеими руками. Он посмотрел вниз, а потом перевел взгляд на белый гроб прямо перед собой. – Она была истинной любовью моей жизни. Анна была удивительным человеком, удивительной женщиной, удивительной женой и матерью. – Он улыбнулся. – Когда несколько лет назад мы узнали, что она больна, когда ее врач сказал, что она должна оставить работу, она просто рассмеялась, пожала плечами и сказала, что устроит себе отпуск. А потом ей стало делаться по-настоящему плохо… – он снова опустил голову и закусил губы, а потом выдохнул: – Я люблю тебя, милая.

Зажав рот рукой, он поспешно сошел с кафедры.

Я задержала дыхание, чувствуя, что в горле формируется комок, а глаза начинают жечь слезы, и я вот-вот расплачусь. Рядом, откинувшись на спинку скамьи, в рыданиях сотрясалась Хейли. Я обняла ее за плечи, пытаясь хоть как-то успокоить.

Служба закончилась, я резко встала, желая побыстрее выбраться отсюда на свежий воздух. Хейли последовала за мной, и мы медленно проделали путь наружу. Я встала у стены церкви, пытаясь совладать с собственными чувствами.

– Охх…

Я подняла голову. Хейли стояла передо мной с таким беззащитным видом, что была похожа на маленького ребенка. Она смотрела на меня, глаза ее были полны слез, готовых хлынуть потоком. Наконец, она больше не могла сдерживаться и сломалась. Я внезапно обнаружила, что она обнимает меня, ее тело плотно прижато к моему, а сама она беззвучно рыдает, и слезы рекой текут по ее лицу.

Я обняла ее и сжала покрепче, давая понять, что я здесь, что я с ней. Я опустила голову ей на плечо, зажмурила глаза и попыталась сдержать собственные слезы.

Кажется, Хейли стала немного успокаиваться, поток слез замедлился, потом иссяк. Никто из нас не произнес ни слова, никто не двинулся. Было так здорово согреваться теплом другого человека.

Я была рада, что Хейли здесь.

Мы медленно, нерешительно отстранились друг от друга, не желая прерывать контакт. Она глянула на меня, всхлипнула.

– Не хочешь выпить кофе где-нибудь?

Я кивнула и погладила ее плечо рукой.

Мы сидели напротив друг друга за столиком в маленькой кофейне и молчали. Я думаю, мы обе были слишком погружены в свои воспоминания, раздумья и печаль. Наконец, Хейли вздохнула:

– Ну, как ты?

Я посмотрела на нее, вертя в пальцах пакетик сахара.

– Я в порядке. А ты?

Она кивнула и отхлебнула из чашки.

– Я буду в порядке. Просто Анна была моим первым настоящим пациентом и первой, кто, ну…умер.

– Мне очень жаль, Хейли. Это нелегко.

– Мы обе знаем, что нелегко. И тяжело не только поэтому…

– Просто это была Анна.

Мы улыбнулись вдвоем, и она кивнула.

– Да, это тоже. Она была таким чудесным человеком. Я все знаю о том, как ты принесла ей щенка.

Она улыбнулась мне доброй и нежной улыбкой:

– Это было правда здорово, Энди. Весь остаток недели ей было хорошо. Она была счастливой, в ясном сознании, тело ее слушалось. Пока не… – она опустила глаза и крепко охватила обеими руками дымящуюся чашку.

– Я знаю. Несколько раз на неделе я заходила к ней повидаться. Она была в таком хорошем состоянии, что я просто диву давалась.

– Да я тоже, – она несколько раз глубоко вдохнула и улыбнулась мне – Так где ты была всю прошлую неделю? Я выглядывала тебя за ланчем, но тебя там не было.

– О, я была дома. Были некоторые вещи, которые надо было уладить.

– У тебя все в порядке?

Я посмотрела на собственные руки, осознавая, что я разорвала пакетик, и сахар просыпается на стол.

– Ой! – я начала собирать его и глубоко задышала. Почему-то я не могла решить, довериться Хейли или нет. – Я рассталась со своей девушкой, – я подняла взгляд к ее лицу и увидела, что ее выражение не изменилось.

– Мне жаль, Энди.

– Ну, просто время пришло. Три года, а мы застряли на месте и никуда не двигались. Я должна была ее отпустить и уяснить для себя кое-что.

– Это та самая, что всегда сидела с тобой за ланчем?

Я кивнула.

– Она очень красивая.

Я улыбнулась:

– Да, правда. Просто мы с ней оказались в разных системах отсчета.

Хейли согласно покачала головой:

– Я понимаю.

Она мгновение помолчала, потом улыбнулась:

– Если тебе что-нибудь нужно или ты хочешь поговорить, то я к твоим услугам, ладно?

– Спасибо, Хейли. Слушай, я не хочу прерывать нашу встречу, но мне нужно домой.

Она посмотрела на меня, потом потянулась через стол, сжала мою руку и кивнула:

– Конечно. Увидимся позже, Энди.

– Ага, – улыбнулась я в ответ, хотя и слегка принужденной улыбкой. Я плохо притворилась, и улыбка действительно вышла фальшивой, я знала это. Мне нужно было побыть одной.

Я ехала домой в тишине, выключив приемник и закрыв все окна. Только я и мягкий рокот двигателя. Я подкатила к дому, повернула ключ в замке и вошла внутрь.

Я слышала, как скулит Бунзен, почуяв, что я вернулась, и я поспешила к пустовавшей запасной спальне. Я странно себя чувствовала… как будто у меня что-то отняли… Я распахнула дверь спальни, мопс вприпрыжку выкатился наружу, а я заглянула внутрь и обнаружила возле шкафа ожидающую меня очередную кучку. Я вошла в комнату и почувствовала, что закипаю.

– Ну почему ты не мог подождать, Бунзен?! – заорала я, чувствуя, как глаза наполняются слезами, а горло сжимается.

Пройдя в центр комнаты, я огляделась. Здесь было так много свободного места, ничем не заполненного, кроме собачьей подстилки, миски для воды и нескольких разбросанных игрушек. Прежде чем я поняла, что происходит, я опустилась на колени, потом тяжело села на пол и уставилась на устроенный Бунзеном раскордаш. Он засел за углом, потом залег и посмотрел на меня виноватым взглядом.

– Почему, Бунзен? Почему? – мой голос сорвался, я попыталась проглотить подступившие слезы, но безрезультатно.

Мой пес поднял голову, склонил ее на сторону и медленно, очень медленно, начал подползать ко мне на животе. Я опустила голову, и слезы хлынули из моих глаз. Я даже не заметила, как мопсик вскарабкался ко мне на колени и свернулся там, но внезапно я ощутила, что мои руки покоятся на его теплом тельце.

Мои плечи затряслись в такт всхлипываниям, пока все чувства, которые я держала в себе последние два дня, накатывали на меня огромными волнами. Плотина прорвалась.

Я плакала обо всем том, что Анне уже не придется увидеть или сделать. Я плакала о ее дочери, лишившейся чудесной мамы, которой не будет рядом ни в тот день, когда она впервые пойдет в школу, ни на ее выпускном, ни на свадьбе, ни когда она получит первое повышение по службе.

И я плакала о себе, обо всем, что я потеряла, когда много лет назад мое сердце окаменело. Я утратила тогда часть себя. Меня самой со мной не было.

ЧАСТЬ 12

Я глядела не нее, опираясь щекой на кулак. Она закусила губу, отпустила, потом снова закусила, нахмурила брови, темная челка свесилась ей на лицо, и она сдула ее, смешно выпятив нижнюю губу.

– Ты знаешь, Кендалл, шашки сами по себе не двигаются, – улыбнулась я, опуская глаза на доску, на которой мы играли в нарды. – Помнишь, я учила тебя: используй свое положение для достижения максимального преимущества.

Наконец, со вздохом, маленькая рука потянулась к доске и передвинула одну из белых шашек так, что она встала над моей одинокой коричневой. Кендалл победно улыбнулась и убрала мою шашку в центр доски.

– Я тебя съела! – усмехнулась она.

– Точно, паршивка ты этакая!

Она хихикнула.

Мы обе встрепенулись, услышав как кто-то постучал во входную дверь. Я посмотрела на Кендалл, она уставилась на меня.

– Кто это?

Бунзен, лежавший на полу под журнальным столиком, на котором мы играли, вскочил и залаял.

– Я не знаю…

Я встала, но Кендалл меня опередила:

– Можно я открою, Энди?

– Давай, – я снова уселась и уставилась на игровое поле, пытаясь понять, какой ход лучше сделать. Я слышала, как Кендалл щелкает замками и со скрипом открывает дверь.

– Всем привет!

Мои брови поползли вверх, когда я поняла, что узнаю этот голос. Я подняла голову.

– Привет.

– Как поживаешь, Кендалл?

– Я хорошо, а ты как, Хейли?

Я улыбнулась и встала.

– У меня все замечательно. Энди дома?

– Здравствуй, Хейли.

Она перевела взгляд с Кендалл на меня:

– Привет, незнакомка! Где ты пропадала?

Меня всегда поражало, каким светом озарялось ее лицо, когда она улыбалась.

– Вокруг да около. Мы чертовски заняты в лаборатории, так что я просиживаю там целыми днями.

Она неодобрительно зацокала языком:

– Вся в трудах и никаких развлечений? Это нехорошо… В общем, я пришла в надежде умыкнуть тебя и потащить на шопинг, но, – она улыбнулась нам,- я вижу, что у тебя уже есть компания, так что оставлю вас вдвоем.

– А мы можем поехать, Энди? Пожааалуйста.

Я с удивлением увидела, что Кендалл смотрит на меня исполненными надежды глазами.

– А как же наша игра? И как насчет пианино, мисс?

– Она может заняться этим попозже…

Не веря своим ушам, я посмотрела на Хейли. Она хитро улыбалась, и я не смогла сдержать собственную улыбку. Я кивнула:

– Ладно. Так и сделаем.

– Ура! – запрыгала Кендалл – Побегу за кошельком!

И она рванула в свою комнату, громко топая по всему дому. Я улыбнулась и покачала головой.

– Милое дитя, – Хейли скрестила руки на груди и прислонилась к входной двери. Я вздохнула и кивнула:

– Ага. Оно самое и есть.

Должна признать, я чувствовала себя странновато, ведя машину к Рочестер Молл с Хейли, сидящей справа от меня и с Кендалл на заднем сиденье. Кто бы мог подумать? Все двадцать минут мои пассажирки увлеченно разговаривали о летних каникулах и как это удивительно, что Кендалл будет свободна почти до конца августа.

– Ну и чем ты планируешь заняться в ближайшие полтора месяца? – спросила Хейли, извернувшись на сиденье так, чтобы видеть девочку. Я посмотрела на Кендалл в зеркало заднего вида. Она пожала плечами:

– Я не знаю… Я уже прочитала все книжки, которые нам задали на лето в школьном клубе читателей.

– Даа? Расскажи мне об этом.

– Ну, тот, кто прочитает больше всех книг, получит приз.

– Она получала их последние три года кряду, – я посмотрела на свою старую подругу с гордой улыбкой на лице. Хейли удивленно вздернула бровь:

– Правда? Ух ты! Ты меня очень впечатлила, Кендалл.

– Расскажи, какой приз ты получила в прошлом году, Кендалл, – наши глаза встретились в зеркале, и я увидела, как по ее лицу расползается улыбка.

– Я получила право выбрать любые десять книг в магазине Барнза и Нобла. (Barnes amp; Noble – американская компания, крупнейшая в США по продажам книг – прим. пер.)

– Вот это да! Классный приз! Молодец!

Хейли повернулась ко мне:

– Ты должна гордиться, невооруженным глазом видно, что ты проделала хорошую работу.

Я посмотрела на нее, в недоумении вздернув бровь.

– Ну, ты же ее наставница, правильно?

Я увидела, как Кендалл подается вперед на сиденье, открывает рот, чтобы сказать… тут я выпалила:

– Эй, смотрите, мы уже приехали! – и припарковала джип.

– Ура!

– Она хоть и маленькая, но уже заправская покупательница, – объяснила я Хейли.

– Аа… вижу, ты многому ее научила, да?

Она ухмыльнулась, я изобразила возмущение, что вызвало еще более широкую ухмылку.

Я припарковалась прямо возле супермаркета Диллард, чтобы потом гарантированно найти собственную машину. Это был мой пунктик – как я ни старалась, я никогда не могла запомнить, где я оставляю свою машинку.

Кендалл шла между нами и чуть не подпрыгивала, ее темные волосы пружинили при каждом шаге. Ее детское волнение всегда удивляло и вдохновляло меня, не позволяя мне стать слишком занудной. Господь свидетель, мне и так хватало проблем с собственной серьезностью. Иногда я интересовалась, куда же запропастилась часть моей личности, ответственная за веселье. Я знаю, что когда-то она у меня точно была, и в свое время Хейли очень хорошо умела вытаскивать ее на поверхность. Это я хорошо помнила.

– Ну, куда в первую очередь? – Хейли посмотрела на нас, придерживая большую стеклянную дверь.

– Не знаю. Тебе же пришла в голову идея пройтись по магазинам, так что сама скажи, зачем мы здесь?

Она посмотрела на меня, как на полоумную:

– Энди, я в тебе разочарована. Ты что, и вправду считаешь шопинг таким действием, когда ты приходишь в магазин и пытаешься найти необходимые тебе товары?

Она иронично улыбнулась, а Кендалл захихикала.

– Ладно, ладно. Наверное, я не в курсе правил правильного шопинга.

Я и представления не имела, что с десятилетней девчонкой может быть так весело. К тому же Хейли тоже впала в детство, так что они меня едва не уморили. Весь день я только и слышала: «Энди, да расслабься ты!», когда я закатывала глаза при их выходках и детских разговорах. А еще они показывали пальцами на людей с дурацкими прическами и уродливыми одежками.

– Знаешь, Хейли, ты ее чему-то не тому учишь.

– Ну, на это есть родители, – улыбнулась она,- Самое классное, когда ты берешь детей, тащишь их куда-нибудь, и вы веселитесь на всю катушку, ведете себя, как идиоты, а когда нагуляетесь, просто возвращаешь их домой.

– И часто ты так делаешь, а?

Она подбоченилась:

– Послушайте, леди, у меня в Калифорнии есть очень близкая подруга, а у нее – четырехлетний сын. Так вот, мы с Диллоном веселились гораздо больше, чем с его мамой.

Я улыбнулась, зная, что, скорее всего, так и было.

– Ладно вы, двое шибанутых, идемте теперь в игрушечный магазин.

– Правда? – Кендал широко заулыбалась, глаза ее полыхнули надеждой. Я кивнула.

– Йес! – выкрикнула она и запрыгала.

– Кендалл, не так громко.

– Хочу и буду!

Я уставилась на нее, пораженная резкой переменой настроения от чистой радости к полному недовольству. Не зная, что ей сказать, я посмотрела на Хейли. Она тоже уже смотрела на меня. Миссис Торрини предупреждала меня, что такое случается все чаще. Она думала, что дело во влиянии школьных товарищей и вообще в том, что девочка растет.

Я вздохнула:

– Кендалл, пожалуйста, не разговаривай со мной в таком тоне.

Она пристыжено уставилась в пол.

– Извини, – проговорила она и подняла на меня совершенно щенячий взгляд. Ну и как я могла продолжать сердиться?

– Идем. Игрушки заждались.

Улыбка вернулась на ее надутые губы, и я улыбнулась тоже.

Мы с Хейли шли за ней, а она металась между полок, рассматривая все и восклицая, как вот это она видела по телевизору, а вот это хотела бы на день рождения, а вот это – на Рождество.

– Эх, вот бы стать такой юной и беспечной снова…

Я повернулась на голос Хейли и увидела, что она тихо улыбается, засунув большие пальцы в задние карманы шортов. И глядя на нее, я осознала, какой же красивой женщиной она стала. Когда я вспоминала школу, я всегда думала, что она была самым красивым человеком, которого я когда-либо видела, но я не представляла, на что способны ее гены. Ее красота стала более зрелой, черты лица утратили девичью мягкость, сменившись тонкими, точеными линиями. Она выглядела почти как скульптура, как произведение искусства.

Хейли всегда была выше меня; она не сильно прибавила в росте со школьных времен, если прибавила вообще, тем не менее, ее ноги каким-то чудесным образом выглядели более длинными, более оформившимися, великолепно очерченными. И все тот же низкий плавный голос с хрипотцой…

Я повернулась, чтобы увидеть, как к нам приближается Кендалл с Барби в руках. Кукла была из новой коллекции.

– Спорю на десять баксов, она захочет, чтобы я ее купила, – пробормотала я. Хейли хихикнула.

– Энди?

Ну вот, начинается…

– Пожаалуйста?

Она протянула мне розовую коробку. Я взяла, посмотрела на куклу. В комплект входили доска для серфинга и плавательный костюм. Я глянула на Кендалл и задумчиво прикусила губу:

– А сколько денег есть у тебя?

Она полезла в карман, от усердия высунув кончик языка, пока искала кошелек и внезапно ее глаза широко распахнулись:

– О нет!

– Что такое? – немедленно запереживала я.

– Я не могу найти ключ от дома! Мама меня убьет!

– Не спеши. Прежде, чем расстраиваться, проверь все карманы.

Кендалл обшарила все карманы, включая крошечный карманчик для монеток, и облегченно выдохнула, прижимая руку к груди:

– Нашла!

Из заднего кармана она вытащила одинокий ключ.

– Кендалл, а почему ты не повесишь его на цепочку? Его будет легче не потерять.

Она пожала плечами:

– Я все время забываю ее купить.

– Вот, Кендалл, держи. Дарю.

Мы одновременно подняли глаза, и я вздернула бровь. Хейли протягивала нам цепочку для ключей, тонкую и симпатичную, а на конце ее болтался ярко раскрашенный мячик куш. Она ухмыльнулась и подмигнула мне.

– Иди сюда, – подозвала она Кендалл, и та, конечно же, подошла, тогда Хейли что-то прошептала ей на ухо. У меня возникли подозрения.

– Круто! Спасибо, Хейли! – Кендалл снова посмотрела на цепочку и потерла мягкими концами мячика по щеке. – Так можно мне это, Энди? – она подняла Барби вверх.

Я вздохнула и без лишних слов полезла в карман, достала бумажник, выудила оттуда двадцатку и отдала ей.

– Ура! – она схватила деньги и куклу. Дополнительное удовольствие было в том, что она любила расплачиваться за вещи сама, «своими» деньгами, чувствуя себя как взрослая.

Мы с Хейли пошли за ней к кассе, но остановились невдалеке, чтобы дать ей возможность сделать покупку самой.

– Что ты ей сказала? – глянула я на Хейли.

– Ой, ничего такого. Только что мячики куш были твоими любимыми игрушками в детстве.

Я резко повернулась к ней:

– Что? Как ты могла?

Она нехорошо усмехнулась. Я покачала головой и закусила нижнюю губу:

– Ты мне за это заплатишь!

Она заулыбалась еще шире. Я глянула на часы.

– Мне пора отвозить Кендалл домой.

– Не против, если я с вами?

Я посмотрела на нее, улыбнулась и замотала головой.

– Абсолютно.

Из окна машины я смотрела, как Кендалл бежит по дорожке к дому с пакетом из магазина игрушек в руках. Входная дверь распахнулась, в проеме показалась ее мама. Она помахала мне, я махнула в ответ и отъехала от обочины.

– Что за умница эта девчонка, – Хейли глянула на меня, я, улыбаясь, кивнула,- Как ты с ней познакомилась?

Я со вздохом пожала плечами:

– Моя мама знакома с ее родителями, так мы и встретились.

– Ааа…

– Она классная. Мне нравится проводить время с ней. Она не дает мне постареть, – улыбнулась я.

Хейли фыркнула:

– Ну, должен же хоть кто-то это делать.

Я глянула на нее, когда остановилась на красный.

– В смысле?

Она вздернула плечи, потом посмотрела на меня:

– Кажется, что вся твоя жизнь заключается в работе. Тебе нужно иногда развлекаться, – она ущипнула меня за руку, – Хочешь, развлечемся сегодня вечером? Закажем еду на вынос, посмотрим кино или что-нибудь такое?

Я мгновение глядела на нее, прикидывая, нужна мне компания или нет. В итоге я улыбнулась, включила передачу, и мы покатили.

– Да, звучит здорово. Ты уже пробовала, как готовят в ресторане Вонг?

– Шутишь, что ли? Все, кто хоть чуть-чуть любит китайскую еду, знают этот ресторан.

– Значит, Вонг. Заметано.

Я толкнула дверь гаража, придерживая ее для Хейли, которая шла за мной с коричневым бумажным пакетом в руках. Пакет источал такие невероятные ароматы, что у меня просто слюнки текли. Я положила сумки с сегодняшними покупками на кухонный стол и пошла к комнате Бунзена, включая по дороге свет во всем доме.

Мопс выбежал из комнаты и запрыгал вокруг меня, а особенно вокруг Хейли. Он любил общество и ожидал от всех ответной любви.

– И кто это у нас? – спросила Хейли, опускаясь на колени, подхватывая щенка на руки и пытаясь удержать извивающуюся тушку от падения на пол и одновременно избежать его слюнявых поцелуев.

– Это у нас Бунзен.

Хейли уставилась на меня, склонив голову набок.

– Бунзен? – я кивнула. – Как горелка?! (Горелка Бунзена – газовая горелка, имеющая инжектор, установленный в металлической трубке с отверстиями для поступления воздуха, которая закреплена на подставке с боковым вводом для подачи газа. Изобретение немецкого химика Роберта Бунзена – прим. пер.)

Я снова кивнула. Она фыркнула и поглядела на песика:

– Только ты, Энди, могла ТАК назвать собаку.

Хейли прижала успокоившегося щенка к груди и погладила по голове и спине. Она шевельнула бровями, и в глазах ее заплескалось озорство.

– Не возражаешь, если я немного осмотрюсь?

Я кивнула.

Хейли прошла в гостиную, и я щелкнула выключателем. Вспыхнувший над камином свет выхватил из темноты скульптуру на каминной полке.

– Ой, какая красивая, – она подошла поближе и всмотрелась. – Это две женщины, да? Их тела переплелись…

Она посмотрела наменя, я кивнула.

– Она великолепна. Очень чувственная, но сделана со вкусом.

– Я привезла ее из Нью-Йорка несколько лет назад. Была там на конференции.

Хейли отвернулась от камина и осмотрела остальную часть комнаты. Деревянный пол, коричневый кожаный диван с деревянными элементами, столики из стекла и дерева.

– А ты любишь безделушки, правда? – спросила она, поднимая с журнального столика стеклянную статуэтку. Я засунула руки в карманы и почему-то сильно смутилась. Она улыбнулась и пошла на кухню.

– О, целая стенка увешана кухонной утварью, – произнесла она взолнованным голосом. Опустив Бунзена на пол, чтобы лучше рассмотреть вещи, она усмехнулась мне, сняла со стены какой-то предмет и ткнула им в мою сторону. Я смотрела в недоумении, а потом до меня дошло. Я вспомнила.

Хейли расхохоталась.

– Я и не знала, что ты умеешь краснеть, Энди!

Она повесила толкушку для картофеля обратно на крюк и повернулась, чтобы рассмотреть технику. – О, мне нравится твоя плита.

Плита, вернее, просто варочная поверхность была встроена в отдельно стоящий посреди кухни стол, симбиоз кухонного и обеденного.

– Ага, это удобно. Экономит место.

Хейли глянула на меня и неожиданно улыбнулась:

– Знаешь, это заставляет меня чувствовать себя такой древней.

– Что именно?

– Ну, мы стоим здесь, говорим о плитах, посуде, я осматриваю твой дом… мы ведь об этом и подумать не могли, когда дружили в школе, понимаешь? Ну тогда, еще в Винстоне? Черт, мы же все время трещали о том, в какой университет поступим и как уберемся из этого городишки.

Она хмыкнула, покачала головой и вышла из кухни, по пути похлопав меня по плечу. Я пошла за ней в прихожую, хозяйская спальня слева, три двери в спальни справа. Первая из них, собственно, была моим кабинетом.

Хейли зажгла свет, огляделась и прыснула. Я посмотрела вокруг, пытаясь понять, что ее так насмешило.

Ааа, ну да. Хи-хи.

– Ты их все еще собираешь? – Хейли махнула рукой в сторону шкафа, встроенного в стену. За его большими стеклянными дверцами выстроилась моя коллекция Beanie Babies. (Beanie Babies – коллекция мягких игрушек с наполнением в виде пластиковых шариков – прим. пер.)

– Их что, до сих пор продают?

Я замотала головой:

– Нет. Их теперь черта с два найдешь.

– У тебя есть те, которых я не видела?

Я взволнованно кивнула, все-таки, это фактически было моим хобби длиною в жизнь.

– Большинство я отыскала в интернете, а некоторых, так даже в антикварных магазинах, представь себе. А ты мне тут говоришь, что чувствуешь себя древней!

Мы обе рассмеялись.

– Можно? – спросила она, потянувшись к дверце.

– Вперед!

Она открыла дверцу и стала аккуратно перебирать игрушки, читая этикетки. Каждая игрушка была запакована в защитную пластиковую коробочку.

– Они все невероятно симпатичные. Сколько их у тебя?

– О, дай бог памяти… в последний раз я насчитала триста тридцать.

– Ух ты! – она окинула их взглядом – А где тот, который… ээ…Кун Фу?

– А, Suki the Karate Bear?

Она кивнула. Я испустила тяжкий вздох:

– Несколько лет назад я встречалась с женщиной, а она всюду таскала с собой своего золотистого ретривера, ну и, в общем, Барни любил все жевать.

Хейли посмотрела на меня с сочувствием:

– О, Энди, неужели он?…

– Увы, – вздохнула я и пожала плечами.

– Мне очень жаль.

Она поставила игрушку, которую держала в руке, обратно на полку, закрыла дверцу и повернулась ко мне:

– Ну, так как насчет пообедать? Ты проголодалась?

– Умираю с голоду.

Куча безделушек на диванных подушках, закрытая доска для игры в нарды валяется на полу, открытые емкости из-под китайской еды разбросаны повсюду, почти пустые тарелки на журнальном столике, и все это безобразие венчает откупоренная бутылка вина.

– Мне, конечно, пришлось снова привыкать к здешним холодным ночам…

– Пари держу, что пришлось, – я отхлебнула из своего бокала, горьковатая жидкость заполнила мой рот, прежде чем скользнуть вниз по горлу. Мы обе сидели на полу у столика, друг напротив друга. – Расскажи мне, как тебе жилось в Калифорнии.

Я потянулась за бутылкой, налила полбокала себе и предложила Хейли. Она подставила свой бокал.

– Ну, у меня там маленькая, зато своя квартира в кондоминиуме на окраине города. (Кондоми́ниум (лат. con – вместе и dominium – владение) – совместное владение, обладание единым объектом, чаще всего домом, но также и другим недвижимым имуществом – прим. пер.) В Лос-Анджелесе все очень дорого и цены только растут, так что, – она улыбнулась, – накопить на что-то большее никак не получается.

Я с улыбкой кивнула:

– Как я тебя понимаю… ну, рассказывай дальше.

– Ну, я живу одна, если не считать кроликов.

Я уставилась на нее:

– Кроликов? У которых не только ценный мех?

– Типа того. У меня много друзей еще со времен колледжа, да и во время преподавательской карьеры я со многими подружилась. Я поддерживаю с ними связь.

– Ты по ним скучаешь?

Она кивнула:

– Скучаю. Я так давно уехала отсюда, что возвращение кажется, – она прикусила щеку изнутри, – кажется… я не знаю… странным. Ходить по тем же улицам, видеть привычные места боевой славы… я даже Келли время от времени встречаю… У меня такое ощущение, что я выросла.

– Ты и правда выросла, Хейли.

Она улыбнулась:

– Я знаю. Я просто никак не привыкну к тому, что я взрослая – и снова дома.

– Ты не против, если я спрошу тебя о твоем замужестве?

– Абсолютно нет.

Я отхлебнула вина и отставила бокал в сторону.

– Тогда расскажи мне о Лонни. Каким он был? Как он выглядел?

Хейли вздохнула и какое-то время смотрела на потолок, потом перевела взгляд на меня:

– Он очень милый, один из самых щедрых и великодушных людей, которых я когда-либо встречала. Одно время он серьезно размышлял, не принять ли ему сан священника.

– Вот это да! Совсем не с таким человеком я тебя себе представляла.

Она рассмеялась:

– Да, я тоже. Но мы начали с хорошей дружбы. Я могла ему доверять, плюс к тому, он был очень умным. Он стал помогать мне с домашними заданиями. В конце концов, у меня же не было под рукой твоих мозгов.

Я улыбнулась и подперла щеку рукой.

– Мы начали встречаться, и это оказалось так забавно. Потом все стало очень серьезно, и я даже не заметила, как это произошло, мы ведь так были поглощены занятиями. Я снимала квартиру вместе с двумя девушками, они любили шляться по вечеринкам и выпивать, обе любили парней, и это было ужасно, я как-то вернулась домой с занятий посреди бела дня, и она была там с каким-то парнем, в процессе, прямо в нашей гостиной!

Ее глаза распахнулись, как бы усиливая сказанное:

– Это был ужас! Так что я решила, что с меня хватит, и Лонни предложил, чтобы мы поженились. Видишь ли, он не мог жить с девушкой во грехе.

Она улыбнулась, я тоже.

– Так что я согласилась. И это перестало быть забавным. Насколько он был замечательным, настолько же мы оказались разными личностями. И он терпеть не мог, что я так независима. Он пытался контролировать меня, ему не нравился сам факт, что я хотела добиться всего сама, а это не женское дело.

– О, это уже не смешно.

– Ага. Ну и в конце концов мы поняли, что у нас ничего не выйдет, и развелись. Мне было так стыдно, что мне всего двадцать четыре, а я уже разведена. Тот еще рекорд, а?

Я пожала плечами и откинулась на ручку кресла:

– Не знаю. Я думаю, все в жизни случается не зря. Должна была в этом быть какая-то цель.

– Согласна. Но все равно, это не повод для гордости.

– Понимаю, – я улыбнулась, вытянула ноги вперед и скрестила их в лодыжках.

– Да уж…- она откинулась на спинку дивана, – Так, Энди…

– Да, Хейли?

– Ты – лесбиянка?

Я глянула на нее, удивленная сменой темы, но кивнула:

– Так и есть.

– Когда ты это поняла?

– В колледже.

Мы обе рассмеялись, она кивнула.

– Да, как раз подходящее место. Как это произошло?

На мгновение меня охватила паника, но я глубоко вдохнула, выдохнула и ответила:

– Ну, это было на втором курсе. Меня просто осенило. Я знала, что всегда была равнодушна к парням, независимо от того, сколько милых ребят мне встречалось. Они на меня никак не действовали, а вот женщины – да. От женского взгляда я чувствовала намного больше, чем от мужской ласки.

Я снова вздохнула:

– И вот однажды я решила попробовать, смогу ли я действительно встречаться с девушкой.

– И смогла?

– Ну, очевидно, смогла, – улыбнулась я.

– А Эйрин?

– Эйрин… – я посмотрела на свои руки, сцепленные на колене.

– Если ты не хочешь…

– Нет, все нормально. Пришло время признаться кому-то, кроме себя, что я оказалась дрянью. Я просто не была готова к тому, чего она хотела.

– Это к чему?

– Семья, остепениться. Совместное проживание.

– А ты не?…

Я провела рукой по волосам и замотала головой:

– Наверное, нет. Иногда мне казалось, что хочу, что я смогу это сделать, понимаешь? Я хочу сказать, она была вроде твоего Лонни: очень милая, добрая и сердечная. Но мне чего-то не хватало. И я никогда не могла понять, чего именно.

Я поглядела на Хейли. Она смотрела на меня напряженно и внимательно, полностью поглощенная моими словами. Я опустила взгляд:

– Иногда я думаю, что я ненормальная… винтиков не хватает в голове…

Я подняла голову и слабо улыбнулась. Она усмехнулась в ответ:

– Я не думаю, что тебе винтиков не хватает, Энди. Она просто не тот человек и появилась не в тот момент. Это не криминал.

– Может быть, и нет. Но морочить ей голову три года – вот это криминал.

– Ты это о чем?

– Понимаешь, я много раз говорила ей, что я не хочу того же, что она, но она продолжала настаивать на сохранении отношений, говорила, что она может за себя постоять и хочет, чтобы я была с ней. И я, – тут я вздохнула, – я оставалась. А когда умерла Анна, я поняла, что жизнь слишком короткая. И раз я облажалась, то это совершенно не значит, что она тоже должна. Она заслуживала лучшего.

– Это очень благородно с твоей стороны, Энди.

Я посмотрела на нее, ожидая сарказма, но увидела только понимание.

– Эйрин поймет и осознает, что ты поступила так ради ее блага. Если она такая замечательная, как ты рассказываешь, ей непременно кто-то встретится, и у них будет все, чего она хочет.

– Спасибо. Надеюсь, что так и будет.

Мы обе помолчали, переваривая еду и сказанное. Наконец Хейли произнесла:

– А как мама восприняла твой каминг-аут? Я так полагаю, она догадывалась?

– О да. Она все замечательно восприняла.

– Я не очень удивлена, – она улыбнулась и оперлась локтем на диванную подушку, подперев висок кулаком. – И я также не удивлена тем, что ты мне открылась.

Она вздохнула и подняла взгляд на меня:

– Энди, почему ты не пришла на мой выпускной? Ты ведь обещала, что придешь?

Я озадаченно глядела на нее, наверное, с минуту, а потом сообразила. Ни слова не говоря, я встала и прошла в спальню. Я открыла дверь чулана и вытащила на свет божий большую коробку из-под обуви, где я хранила всякую всячину. Я ковырялась в ней, пока мои пальцы не наткнулись на жесткий материал обложки. Есть! Я поспешила назад в гостиную, села рядом с Хейли и открыла коричневую обложку альбома, украшенную золочеными узорами по краям.

– Это что? – спросила Хейли.

– Каждую фотографию, сделанную в те годы, я вклеивала сюда.

– Когда ты так говоришь «в те годы», можно подумать, что ты была в концлагере.

– Просто зови меня Ребеккой.

Она хихикнула.

– Ну вот, – перелистнув несколько страничек, я нашла то, что искала. Хейли забрала у меня альбом, внимательно всмотрелась в фотографию и перевела взгляд на меня:

– Это же я! В моей выпускной мантии.

Я кивнула и откинулась назад, опираясь на руки. Я смотрела Хейли в лицо, пока она погружалась в снимок: толпа, стадион, одноклассники… Она улыбнулась и провела рукой по глазам.

– Ты все-таки пришла, – прошептала она.

Я кивнула:

– Ненадолго, но да.

Она глядела на меня, и я могла видеть в ее глазах слезы. На ее лице смешались боль, удивление и чудо. Закрыв альбом, она снова провела пальцами по глазам, а потом зевнула. Я посмотрела на стоявшие в углу высокие напольные часы:

– Ух ты, уже почти одиннадцать!

– Я знаю. Мне пора собираться.

Я встала, вытянула руки над головой и тоже зевнула.

– Было очень здорово, Энди. Надо будет собраться снова.

Она улыбнулась мне с искренним удовольствием на лице.

– Спасибо. Мне тоже понравилось, и я согласна.

– Давай, я помогу тебе убраться, – она наклонилась и ухватила наши тарелки. Я ее остановила:

– Нет, Хейли, я сама.

Она выпрямилась и поглядела на меня:

– Энди, нет. Я помогала намусорить…

– А я уберу. Перестань, тебе же еще домой ехать, а уже поздно, – я подтолкнула ее к двери, – Я по твоему лицу вижу, как ты устала.

– Ладно, ладно. Дай я только еще в туалет забегу, – она пошла к ванной, но остановилась: – У тебя есть пианино?

Смущенно улыбаясь, я кивнула.

– Но ты же не играешь?

– Нет. Я просто решила, что когда я наконец решу брать уроки, у меня уже будет инструмент.

Она засмеялась и провела ладонями по блестящей деревянной поверхности, остановившись возле компакт-диска, лежавшего там. Удивленные глаза уставились на меня.

– Это же Линда Эдер,- выдохнула она, подняв диск и перевернув его.

– Да, это она.

Я засунула руки в карманы, внезапно смутившись.

– Ты ее слушаешь?

Я кивнула.

– Я впечатлена, – она посмотрела на меня, прищурившись, – ты сегодня вечером просто преисполнена сюрпризов, правда?

Я улыбалась, застенчиво глядя на нее.

– Знаешь, когда я переезжала сюда со всеми своими пожитками, я приложила все усилия, чтобы успеть на ее концерт.

Я уставилась на нее с открытым ртом:

– Концерт в Индианаполисе?

Она кивнула.

– Вудру холл?

– Ага, – ее лицо начало расползаться в улыбке, – Энди, ты была там?

Я кивнула:

– Я уже в пятый раз хожу на ее концерт.

– Боже мой, я тоже там была! С ума сойти! Если бы я только знала! С тобой было бы намного интереснее, чем одной.

– Ты была там сама?

Она кивнула, проводя пальцами вверх-вниз по коробке от диска:

– Мама не смогла выбраться. Отец чувствовал себя неважно.

– Ох. Ну, в следующий раз, когда Линда осчастливит родную Миннесоту своим присутствием, мы будем там вместе.

Она заулыбалась:

– Заметано. Ладно, так и штаны намочить недолго, – она поспешила в ванную, а я, покачав головой, начала убираться.

Ее голубые глаза смотрели на мои губы, а потом встретили мой взгляд. Я не могла понять, что они пытаются мне сказать, но если бы я увидела такой взгляд в своих мечтах, я бы узнала в нем желание.

– Хорошо, – тихо произнесла она, все еще глядя на меня. Ее беспокоило то же, что и меня? Вдруг я плохо на это отреагирую? Прежде чем я успела задуматься над этим вопросом, я увидела, как она наклоняется все ближе. Она потянулась через меня и оперлась рукой на пол возле моего плеча. Я задрожала, я столько всего чувствовала… я нервничала, ожидая того, что должно было произойти, боялась, что этого так и не случится и, боже мой, как же я хотела этого!

Скоро между нами практически не осталось места, кончик ее носа коснулся моего, затем дразняще скользнул вдоль моей щеки, пока она не склонилась вплотную ко мне. Я чувствовала, как ее дыхание опаляет мое лицо, ощущала невероятный жар ее тела. Ее грудь едва ощутимо скользнула по моей, когда она зависла надо мной, опираясь на одну руку, а ее другая рука тем временем перебирала мои волосы, разметавшиеся по ковру вокруг головы. Мои руки оставались плотно прижатыми к бокам, пальцы переплетены и плотно прижаты к животу.

Мягко, невесомо, застенчиво ее губы прикоснулись к моим. Я перестала дышать. Я и подумать не смела, что будет, если она догадается, что я едва не умираю от волнения и нервозности.

– Дыши, Энди,- прошептала она, почти касаясь моих губ. Все мое тело охватила дрожь, и я судорожно выдохнула. Ее губы вернулись, такие мягкие, я и представить не могла, какие они на самом деле мягкие, и они почти поглаживали мои, и ее нижняя губа прижалась к моей. Я судорожно сжала руки в кулаки, умирая от желания коснуться ее кожи, ее волос, чего угодно.

Теперь ее губы нежно прижимались к моим, несмело подыскивая лучшую позицию. Я не знала, что мне делать. Шевельнуть губами, чтобы ответить на поцелуй? Просто лежать и не дергаться? Хейли чуть отодвинулась, и мой разум протестующее возопил, я рванулась за ней в попытке не отпустить то, чего я так жаждала. Она опустила голову, и восхитительное ощущение вернулось, но на этот раз мягкость быстро сменилась настойчивостью.

Моя рука сама по себе скользнула между нашими телами и сжала плечо Хейли, ощущая тепло и мягкость ее тела под шершавой формой чирлидера. Я касалась ее кожи самыми кончиками пальцев, нежно поглаживая, слегка потирая, и когда Хейли вздрогнула, я мысленно улыбнулась, чувствуя удовлетворение. Это придало мне уверенности, и я напрягла свои губы и чуть-чуть приоткрыла рот, как раз настолько, чтобы захватить ее нижнюю губу своими.

Хейли опустилась на меня. Теперь она опиралась на локоть. Ее грудь полностью прижалась к моей. Боже, какая мягкая у нее грудь! Я и представить себе не могла, какая она мягкая… Она чуть-чуть повернула голову, предоставляя мне больше места для инициативы, ее губы следовали за моими, вот они приоткрылись и ее язык, самый чувственный, самый теплый, самый мягкий язык слегка прикоснулся к моей верхней губе, пробуя, исследуя, дразня. Ошеломленная этими чувствами, я впилась пальцами в ее плечи, поглаживая кожу, а потом мои руки двинулись вверх, скользнули по ткани ее костюма и ощутили тепло ее мягкой, гладкой шеи.

Так вот почему мужчины без ума от женщин…

Мои пальцы переплелись в ее волосах, я приподняла это темное облако, пропустила сквозь пальцы и отбросила ей за спину, снова проводя ладонью по всей длине.

Это, казалось, придало Хейли смелости, и я почувствовала как ее язык скользнул в мой рот – ищущий, мягкий, нежно ласкающий. Хейли протяжно и невероятно сексуально застонала, это завело меня еще больше. Боже, я тоже хотела стонать, но не осмеливалась. Наши языки столкнулись и заскользили друг по другу, с каждой лаской дыхание Хейли все учащалось…

Я встрепенулась, возбуждение прошивало мое тело насквозь, дыхание сбилось на судорожные вдохи-выдохи. Оглядываясь, я попыталась прийти в себя, глянула на часы. 3:14 пополуночи. Я взъерошила волосы, да так и замерла на месте, широко распахнув глаза.

«Боже мой!» – понимание опустилось на меня тяжким грузом. Это был не сон.

Это было воспоминание.

А потом они хлынули потоком. Весенние каникулы, последние выходные. На Миннесоту свалился снежный буран, все дороги занесло, и Хейли осталась у меня ночевать.

Я сжалась в комок у изголовья кровати. Бунзен, спавший у меня в ногах, взвизгнул, прополз вверх, отталкиваясь разъезжающимися лапками, плюхнулся рядом со мной и мгновенно уснул, посапывая.

Проводя ладонями по его мягкой шерсти, я задумалась. Хейли, напомнившая мне о выпускном, и эти фотографии, и все напряженные эмоции, связанные у меня с этими событиями…

Господи, как я могла обо всем забыть? И как я могла позволить себе помнить? Я была юной, ни в чем не уверенной девчонкой, и все эти события и чувства вдруг были с мясом вырваны из моего сердца, из моей жизни, так что боль была просто запредельной. Как только я уехала из Винстона, я раз и навсегда решила, что все, что было до университета – это пустота, фикция, ничто. Я решила, что моя настоящая жизнь начнется в университете, где все будет значимым и важным.

Какого же я сваляла дурака! Вот чем все обернулось…

Я глянула на своего пса. И почему моя жизнь не может быть такой же простой, как у него?

Я сжала руки в кулаки, пытаясь набраться храбрости, чтобы войти в комнату. Я не видела Эйрин уже около двух недель и не разговаривала с ней с тех пор, как покинула ее дом той злополучной ночью.

Я не знала, хорошая это идея или нет, не знала, как она отреагирует и вообще не была уверена, ради чего я это делаю. Но я решила, что в любом случае сделать это надо, поэтому я мысленно приготовилась к любой реакции, глубоко вдохнула и толкнула дверь, ведущую в комнату медсестер на ее этаже. Я сглотнула и прокашлялась. Эйрин подняла голову и прищурилась, узнавая меня.

– Привет, – негромко сказала я.

– Здравствуй.

– Не возражаешь, если я присяду? – я указала на кресло напротив дивана.

Она повела подбородком в его сторону, и я села.

– Чем я могу помочь, Энди? – спросила она, пока я усаживалась.

Она говорила со мной таким тоном, каким разговаривала бы с любым сотрудником, так, будто я попросила ее передать мне карточку или что-то в этом роде.

– Ну, ммм, черт!

– Я раньше не замечала, чтобы у тебя были проблемы с выражением мыслей вслух. В чем дело теперь?

Я посмотрела ей в глаза и улыбнулась. Я понимала, как она ко мне относится, и не могла ее винить. Это ведь я причинила ей боль.

– Послушай, Эйрин, я не знаю, какое это имеет значение или важно ли это для тебя, но я по-прежнему считаю, что ты должна знать.

Она ничего не сказала, просто выпрямилась и скрестила руки на груди, слушая меня.

– То, что случилось между нами… в этом не было твоей вины.

Она слегка вздернула подбородок.

– Эйрин, ты чудесный человек, абсолютно невероятная женщина – щедрая, добрая, жертвенная.

Я снова прокашлялась и разгладила складки на своих брюках.

– Это я – сломленный и негодный для отношений человек, а не ты.

Я посмотрела ей в глаза со всей искренностью, желая дать ей понять, что я имею в виду каждое слово:

– И я хочу для тебя всего самого лучшего. Я знаю, что то, что хочешь обрести, уже где-то рядом. И я знаю, что она найдет тебя, Эйрин.

Она отвернулась на мгновение, вздохнула, потом посмотрела на журнал, который отсутствующе перебирали ее пальцы. Наконец она подняла голову и посмотрела на меня:

– Спасибо, Энди. Это много для меня значит.

Она улыбнулась и, хотя ее улыбка была грустной, я почувствовала, что у меня камень с души свалился. Я улыбнулась ей в ответ. Надеюсь, я хотя бы не причинила ей еще большую боль своим приходом.

– Ну ладно… ммм… хорошо. Я пойду, наверное, – я встала и снова глянула на нее. – Береги себя, Эйрин. Ты должна быть готова, когда прекрасная принцесса примчится за тобой на белом скакуне.

Я улыбнулась ей и была просто счастлива, получив улыбку в ответ. Я повернулась и пошла к двери, но замерла, услышав свое имя. Я обернулась к ней через плечо.

– Почему?

Я повернулась к ней полность и пожала плечами:

– Я думаю, время и расстояние дадут тебе возможность по-другому оценить произошедшее. Ты заслуживаешь намного больше, чем я когда-либо могла тебе дать. Ты очень добрый и бескорыстный человек, поэтому можешь попытаться взвалить всю ответственность на себя. Но я хочу, чтобы ты поняла, сейчас, когда эмоции остыли, что в этом нет ни грамма твоей вины, и никогда не было. Ты просто оказалась не в нужном месте в ненужное время, да еще и с таким фунтом убытка, как я.

Она вздохнула и покачала головой:

– Я слышала, что ты организовала фонд имени Анны. Для ее маленькой дочки.

Я кивнула и засунула руки поглубже в карманы лабораторного халата.

– Почему эта маленькая девочка должна страдать из-за того, что было не в ее власти?

– Да. Это потрясающе, то, что ты сделала. Хочу, чтобы ты это знала.

– Спасибо, Эйрин.

– Собственно, – она потянулась за сумочкой, лежавшей на столике, и выудила оттуда кошелек, – я давно собиралась отдать это тебе.

Она вытащила сложенный вдвое чек и протянула мне.

– Эйрин…

– Нет, я хочу сделать пожертвование.

Я посмотрела на сумму и замерла в изумлении. Тысяча долларов?

– Это очень щедро с твоей стороны, Эйрин. Благодарю тебя, – я засунула чек в карман. – Что ж, я лучше вернусь на рабочее место.

Я шла к лифту, и мне было хорошо. Нет, мне было чертовски хорошо, просто замечательно! Улыбка играла на моем лице, шаги стали легкими и пружинистыми. Я чувствовала себя в мире с Эйрин, первый раз за три года, как будто я наконец сделала для нее что-то правильное, и теперь у нее все будет хорошо. И может быть, ну ведь может такое быть, что и у меня тоже.

Я подумала о нашем вчерашнем вечере с Хейли и обо всем, что приключилось после ее ухода. Жизнь все время подбрасывает тебе что-то новенькое, а потом сидит и с ликованием смотрит, как ты пытаешься с этим справиться. Определенно, у жизни какое-то извращенное чувство юмора.

С удовлетворенным вздохом я раскинула руки на спинке парковой скамейки, в полном восторге наблюдая, как Хейли и Кендалл играют с Бунзеном. Он тоже был полностью поглощен происходящим. А кто бы не был? Когда две прекрасные девушки полностью в твоем распоряжении?

Усмехнувшись собственным мыслям, я склонила голову на руку. С того дня, как мне приснился сон, прошла уже неделя, и я решила ничего не предпринимать по этому поводу, в том числе и говорить с Хейли. Она знала, что тогда произошло, но все дети совершают дурацкие поступки, правда же?

А для меня осознание того, что тогда приключилось с нами, стало ответом на многие вопросы, если не на все. То, что я чувствовала, слушая диск Линды Эдер, эта невероятная тоска, когда я слушала ее музыку… я привыкла ассоциировать ее с нашими с Эйрин отношениями, черт, да вообще с любыми отношениями, которые у меня были. Почти все песни Линды были о любви, и о том, чего она хочет от жизни, а я тосковала именно по этому, и всегда эти чувства казались мне недосягаемыми.

Но однажды они у меня были. Когда я была подростком, Хейли была для меня всем, хотя тогда я этого даже не осознавала. Сейчас, рассматривая ситуацию глазами взрослого человека, я лучше понимала прошлое.

– Энди, пойдем! – ко мне бежала Кендалл.

Она подскочила ко мне, схватила за руку и потянула вверх:

– Идем, поиграем с нами!

– Не, ребята, давайте сами, – улыбнулась я. Черт, меня вполне устраивало смотреть на них.

– Ну давай, ну пожалуйста!

Вот уже и Хейли бежит к нам, а Бунзен с лаем путается у нее в ногах.

Хейли ухватила меня за вторую руку:

– Энди, давай, давай! Пойдем поиграааем! – заныла она, очаровательно надув губы.

– У Кендалл научилась?! – съязвила я.

Она заулыбалась и энергично закивала.

– Ладно, ладно.

Я встала, девчонки радостно заскакали. Бунзен чуть не запрыгнул мне на руки, тогда я вытащила у него из пасти поводок и зашвырнула подальше. С яростным лаем пес рванулся вперед.

– Ты здорово научила его носить поноску, Кендалл, – я обняла обеих за плечи, и мы стали смотреть, как мопсик ухватил поводок и счастливо потащил его к нам, поминутно в нем запутываясь.

– Как часто ты можешь забирать ее к себе? – спросила Хейли, глядя, как Кендалл побежала навстречу щенку.

– В большинстве случаев так часто, как захочу. Стараюсь забирать ее по меньшей мере через выходные.

– Тебе с ней хорошо, да и ей, я полагаю, тоже.

– Надеюсь, что так.

Вздохнув, я хлопнула ладонями:

– Эй, вы двое! Поехали домой и давайте закажем пиццу!

Кендалл мгновенно прекратила игру. Слово из серии «на «пи» начинается, на «цца» заканчивается» всегда действовало на нее волшебным образом.

– Пицца? Правда? – она вскочила с колен и подбежала к нам, ухватила меня за руку и пристально вгляделась в мои глаза: – У нас будет пицца?

– Угу. Иди, забирай Бунзена, собирай его игрушки, и поехали.

– Ура! Бунзен, у нас будет пицца!

– Кто-нибудь хочет еще кусочек? – спросила Хейли из кухни.

Мы с Кендалл сидели за столом и наперегонки соревновались, кто больше съест. Конечно, у десятилетней девочки не было никаких шансов против печально известной обжоры Энди Литтман.

– Да! – почти в унисон ответили мы и захихикали.

– Я первая сказала! – завопила Кендалл, тыкая в меня пальцем.

Я показала ей язык, и она рассмеялась еще сильнее:

– Энди, ты мне очень нравишься. С тобой так весело!

Я посмотрела на нее, чувствуя, как тает мое сердце:

– Ты мне тоже очень нравишься, Кендалл.

Она улыбнулась и впилась в свежий кусок пиццы, который Хейли только что положила ей на тарелку.

– Милые дамы, хочу еще раз поблагодарить вас за такой замечательный день.

Я повернулась к Хейли и улыбнулась:

– Хейли, мы тебе всегда рады. Правда, Кендалл?

Она только кивнула, слишком занятая пережевыванием пепперони.

– Хотелось бы знать, когда ты познакомишь меня со своими кроликами.

– Меня тоже, – промычала Кендалл с набитым ртом.

– Ну, может быть, вы вдвоем могли бы пожаловать ко мне в следующие выходные.

Она отпила газировки.

– Ух ты! Ой, подождите, на следующих выходных я еду к бабушке с дедушкой,- Кендал опустила голову, явно расстроившись.

– Ну тогда в другой раз, хорошо? – улыбнулась Хейли.

Кендалл подняла голову и закивала:

– Хорошо. А как зовут твоих кроликов? – она откусила здоровущий кусок от своего ломтя пиццы.

– Пегги и Орео.

– Пегги? – переспросила я.

Она ухмыльнулась:

– Я объясню, когда ты их увидишь.

– Энди, а можно, когда я доем, я посмотрю телевизор?

Я кивнула:

– Конечно, солнышко.

Она улыбнулась и продолжила жевать.

Я стояла, прислонившись к стене со скрещенными на груди руками, и слушала. Хейли сидела за пианино с закрытыми глазами, и музыка струилась из-под ее пальцев. А я еще удивлялась, когда она сказала мне, что купила подержанное пианино, когда переехала в Миннесоту, потому что свое из Калифорнии у нее почему-то не получилось привезти.

Мелодия затихла, а Хейли подняла глаза на меня. Я встретила ее взгляд улыбкой.

– Очень красиво. Ты замечательно играешь, Хейли.

– Спасибо. Когда я была в колледже, я обнаружила, что музыка чудесно снимает стресс, впрочем, как и тхэ квон до. Удивляюсь, что ты не привлекла Кендалл к тренировкам.

– Она не может. У нее с рождения проблемы с сердцем, и ей нельзя нагружаться.

– Ой. Это плохо.

Я улыбнулась, желая сменить тему:

– Ну так что, учитель, не дашь ли мне пару уроков?

Я мотнула головой в сторону пианино. Лицо Хейли немедленно озарилось:

– Правда?

Я кивнула.

– Ох, я с удовольствием! Так здорово, что ты попросила!

– Энди!

Я повернулась и увидела, как взволнованная десятилетняя девчонка вприпрыжку мчится к нам.

– Да, Кендалл? – я улыбнулась, совершенно очарованная ее энтузиазмом.

– Ты должна это увидеть! Там, в телике тааакую охренительную фигню показывают!

Сказать, что у меня отпала челюсть, означало не сказать ничего.

– Ты что только что сказала?!

Кендалл отвела глаза, когда до нее дошло, что именно она ляпнула.

– Кендалл, ты не должна использовать такие выражения, – ошеломленно сказала я.

Кендалл повернулась ко мне с искаженным от смущения и злости лицом, потом перевела взгляд на Хейли и поняла, что та все видела.

– Ты всегда мне указываешь, что я должна делать! – она яростно уставилась на меня, уперев кулачки в бока. – Ты мне не мать! – выкрикнула она и побежала к своей комнате.

Такое чувство, что меня хлестнули по лицу. Или ударили в самое сердце. Как в тумане, я пошла в гостиную, ощущая, что охватившие меня чувства принадлежат кому-то другому, и я не знаю, что с ними делать. Тяжело опустившись на диван, я закрыла лицо руками, чувствуя, как в горле образовывается ком, и вот-вот из глаз хлынут слезы.

– Энди? – мягкий голос Хейли прозвучал рядом с моим ухом, и я поняла, что она стоит на коленях возле меня. – Ты в порядке?

Я слышала смятение в ее голосе. Я глубоко вдохнула, зная, что мое лицо покраснело от сдерживаемой обиды, готовой прорваться на поверхность, и посмотрела в обеспокоенные голубые глаза.

– Послушай, дети иногда говорят глупейшие вещи, но…

– Но я и есть ее мать, Хейли.

Она молча смотрела на меня.

ЧАСТЬ 13

Я чувствовала, как Хейли смотрит на меня, и сама себе не верила. Я не верила, что я ей это сказала. Об этом никто не знал, даже Эйрин. Что ж, теперь, когда тайное стало явным, надо как-то с этим жить.

Я подняла голову, одновременно запустив пятерню в волосы. Я чувствовала себя идиоткой, не в моих привычках было так открыто обнажать свои чувства, мои щеки будто оцепенели, хотя я продолжала чувствовать, как по ним струятся слезы, капая с подбородка.

– Что?! – наконец выдохнула Хейли, вцепившись мне в руку.

Я кивнула:

– Она – моя дочь. Я – ее мать. Ну, биологическая мать или как еще сказать?

Хейли соскользнула на пол, глядя вниз и явно пытаясь переварить все, что я ей сказала. Наконец, она глубоко вздохнула и, видимо, овладев собой, начала задавать вопросы.

– Как это произошло?

Ее голос был тихим, низким, таким, именно так наши мамы заставляли нас в детстве разговаривать в церкви. Я глубоко вдохнула, наполняя легкие воздухом, а тело – храбростью. Выдохнула, снова провела рукой по волосам. Всегдашний мой жест, когда я нервничаю.

– Когда я начала учиться в Дартмурте (Дартмутский колледж (англ. Dartmouth College) – один из старейших университетов США, входящий в элитную Лигу плюща – прим. пер.), в первую же неделю я познакомилась с парнем. Его звали Скотт Пашовски. Самый классный парень в мире. Мы как-то сразу поладили. Хорошие друзья и соседи по парте, – я улыбнулась, вспоминая. – Когда мы засиживались за уроками, мы могли пойти за мороженым в два часа ночи.

Я улыбнулась Хейли, она улыбнулась в ответ и ободряюще сжала мою руку. Она встала с пола и села рядом со мной.

– А дальше?

Я вздохнула.

– Ну, мне тогда было восемнадцать лет, и я была такой неуверенной и запутавшейся, понимаешь?

Я посмотрела на нее, она отрицательно покачала головой:

– Я не понимаю.

– Насчет себя самой. Ты же знаешь, какой у меня был сексуальный опыт на тот момент.

Она опустила голову и кивнула:

– Да, – она снова подняла взгляд. – Теперь понимаю.

– Ну и, однажды вечером, до того полдня проторчав на лекциях, мы со Скоттом решили взять напрокат парочку фильмов и отдохнуть у меня. Кстати, у Скотта на тот момент не было вообще никакого опыта, – я ухмыльнулась, сплетая и расплетая собственные пальцы. – Собственно, в его бумажнике лежал презерватив, он носился с ним, наверное, больше года. Я все время его подкалывала, – я вздохнула и посмотрела в сторону комнаты Кендалл. – Как бы то ни было, пока мы смотрели кино, мы завели разговор о сексе. Разговор обернулся поцелуями, а поцелуи, в свою очередь, привели к тому, что он получил, наконец, возможность использовать свой презерватив по назначению.

– Который, конечно, оказался просроченным? – негромко спросила она.

Я кивнула, чувствуя, как в глазах снова защипало.

– Ага.

– Думаю, об остальном догадаться несложно.

Я закусила нижнюю губу, пытаясь сдержаться, но слеза сама выскользнула и покатилась, рисуя холодную, медленную дорожку вниз по щеке.

– Почему ты не сделала аборт?

Я посмотрела на нее, вздернувь брови:

– Я бы никогда так не поступила, Хейли. Погубить нерожденное, невинное дитя из-за собственной безответственности? Да ни за что на свете!

Она кивнула.

– А как в эту картину вписались Торрини?

Я почувствовала, как ее ладонь скользнула по моей руке, поглаживая, давая мне понять, что она здесь, со мной.

– Мама. Она работала в больнице и знала одну женщину, которая знала бездетную пару, желавшую взять ребенка. На тот момент они были женаты около семи лет, а детей завести не получалось. Так что мы встретились и заключили соглашение.

– А почему ты не оставила ее?

Я вздохнула и горько улыбнулась:

– Вот это вопрос вопросов. Но на него есть простой ответ: я была очень молодой, Хейли, и я осознавала это. И, если быть уж совсем честной перед тобой и перед собой, я была очень эгоистичной. Всю свою жизнь я мечтала, как ты знаешь, учиться в колледже, вырваться, осуществить свои мечты. И ребенок в эти планы никак не вписывался. Я понимала, что так будет лучше для всех, а в итоге, особенно для Кендалл. Она заслуживала настоящих родителей, которые могли дать ей все, что ей было нужно в эмоциональном смысле. Свое время и свою любовь.

– Тебе пришлось уйти из Дартмута?

– Да. Мама уговорила меня, что если я вернусь домой, я смогу учиться в местном колледже, а она будет мне помогать. Я смогу жить дома и получать отличный медицинский уход. Так что я ушла из Дартмута и перевелась в Карлтон.

– А ты видела Кендалл, когда она родилась? – спросила Хейли и погладила меня по руке, накрыв своей ладонью мою. Я сжала ее пальцы, она сжала мои в ответ. Я кивнула:

– Да. Моя мама и семья Торрини были со мной в родзале. Кендалл отдали мне, как только она родилась. Я обняла ее, поцеловала в макушку, – мой голос сорвался, я закрыла лицо рукой, и слезы хлынули снова. Я мысленно вернулась в тот день. Было три тридцать утра, я была совершенно измучена, все мое тело болело, и так же разрывалась моя душа. И хотя я знала, что поступаю правильно, но я все же отдавала в чужие руки своего ребенка, свои плоть и кровь. При этом обнимать ее, видеть ее густые темные волосы, слышать ее плач – это было практически непереносимо. Мои груди немедленно начали болеть, отвечая на зов моей голодной малышки…

Я почувствовала, как чьи-то руки обнимают меня и вжалась в них, позволяя боли всех этих одиннадцати лет наконец выйти наружу. Я так и не справилась с ней до сих пор, я подавляла ее и не могла отпустить.

– Мне очень жаль, Энди, – прошептала Хейли мне на ухо, поглаживая мои плечи, прижимая мою голову к своему плечу.

Ненавидя себя за то, что выпустила свои чувства из-под контроля, я попыталась собрать всю боль, всю вину, все свои эмоции и засунуть их обратно в темный потаенный угол моей души. И навесить на дверь амбарный замок.

Я вытерла глаза, пытаясь подавить рыдания.

– Ты в порядке?

Я кивнула, отстраняясь, но по-прежнему нуждаясь в контакте, в человеческом тепле. Хейли задержала свою руку на моих плечах, поглаживая мою кожу сквозь рубашку, ожидая, что я продолжу.

– Как бы то ни было, уговор дороже денег. Так что Торрини забрали Кендалл домой, а остальное – уже история.

– А Кендалл знает?

Я кивнула и промокнула глаза подолом своей рубашки.

– Погоди, – Хейли встала и на мгновение отошла, вернувшись с коробкой салфеток.

Я благодарно улыбнулась, высморкалась и вытерла глаза.

– А что со Скоттом?

– Ничего. Я сказала ему о ребенке, но он не хотел в этом участвовать. Подписал отказ от отцовства. Верь или нет, но он был еще более целеустремленным, чем я.

Хейли улыбнулась.

– Надеюсь, он стал крутым успешным нейрохирургом где-нибудь.

– А Кендалл раньше говорила что-либо подобное? – с этими словами Хейли уселась рядом со мной, переложила коробку с салфетками на журнальный столик и повернулась ко мне.

Я помотала головой.

– Нет. Никогда.

Я глянула в сторону ее комнаты, а потом снова на свою старую подругу.

– Я не думаю, что она говорила серьезно, Энди. Дети часто не отдают себе отчета в том, что они говорят. Они не осознают, какую боль они могут причинить.

– Да. Я думаю, она смутилась и растерялась, когда я велела ей не сквернословить. Понимаешь, она же сделала это при взрослых. Да еще и ты ей по-настоящему нравишься…

Мы улыбнулись друг другу.

– Она тоже мне нравится. Она – хорошая девочка, Энди. Я не думаю, что не хотела обидеть тебя.

Я глубоко вдохнула, в глазах снова предательски защипало, и я, как ребенок, прижала запястья к горящим глазам, закрыв руками лицо.

– А кто еще об этом знает?

– Никто. Никто, кроме семьи и тебя.

Хейли выпрямилась и откинула руку на спинку дивана.

– А как же Эйрин? Она не знала?

– Нет.

Ее брови удивленно взметнулись:

– Почему?

Я пожала плечами:

– Хороший вопрос. Наверное, во многом потому, что Эйрин не нравилось общаться с Кендалл. Она никогда не пыталась понять, что Кендалл для меня значит. Даже если бы я просто была ее наставницей, – я снова высморкалась, отбросила салфетку и потянулась за новой. – Я никогда не чувствовала, что могу полностью довериться Эйрин в этом вопросе. Не то чтобы я боялась, что она пойдет и разболтает всей больнице, но она никогда бы не поняла, как Кендалл важна для меня и она никогда не приняла бы ее, как моего ребенка. Понимаешь?

Хейли кивнула:

– Я понимаю, и мне очень жаль. Это было неправильно с ее стороны.

– Да. Она действительно хотела семейной жизни, но она так и не попыталась понять и принять меня, настоящую меня, – я ткнула в себя пальцем. – Ее всегда очень интересовало то, где я была и что делала, но то, что я чувствую и думаю, – я провела рукой по волосам и вздохнула. – И это отталкивало меня гораздо сильнее, чем я сама себя.

– Прости, Энди, но это звучит так, как будто Эйрин была неподходящим для тебя человеком.

Я кивнула:

– Полностью с тобой согласна. Она хорошая женщина, и она непременно найдет то, что ищет, но я рада, что наши отношения закончились.

Я посмотрела на Хейли, чувствуя себя невероятно уязвимой, но в то же время мне просто необходимо было задать ей еще один вопрос.

– Хейли?

– Что, Энди?

– Почему я все время отталкиваю людей? Я хочу сказать, у меня ведь не было ужасного детства, знаешь, где меня никто не любил, и мне приходилось драться на улицах. Я не понимаю…

– Ну, прежде, чем ответить, можно я пойду раздобуду себе попить? – Хейли махнула рукой в сторону кухни. Я улыбнулась и согласно кивнула. Хейли встала и глянула на меня:

– Тебе чего-нибудь принести?

– Ага. Притащи мне апельсинового сока, ладно?

– Знаешь, Энди, – произнесла Хейли, идя к холодильнику, – Я думаю, ты чувствуешь, что тебя не понимают, и из-за этого непонимания ты закрываешься, чтобы тебе не причинили боль.

Она подала мне трехсотграммовую пластиковую бутылку и снова села, открывая свой сок.

– Ты позволяешь всем видеть лишь отражение истинной тебя, и никто не дал себе труда заглянуть поглубже. Давай скажем прямо: ты можешь выглядеть весьма устрашающе, когда хочешь. Что, к сожалению, – тут она хихикнула, – происходит почти постоянно.

Я посмотрела на нее, нахмурившись.

– Но ты же меня не боишься?

Хейли покачала головой, сделала большой глоток и отставила почти пустую бутылку в сторону.

– Ни капельки не боюсь. Я вижу тебя. Настоящую тебя.

Я уставилась на нее, не зная, что мне сказать, что подумать, что вообще чувствовать. Голова моя была настолько забита мыслями, что я даже не пыталась анализировать то, что Хейли мне сказала. Мы обе тихонько сидели, погруженные каждая в свои раздумья. И я не знаю, сколько прошло времени – может, две минуты, а может, и два часа. Просто здорово было сидеть и знать, что рядом с тобой есть тот, кто тебя понимает и может предложить помощь и поддержку.

Наконец Хейли прервала молчание:

– Уже поздно, Энди.

Я снова ощутила тепло ее руки на своей. Я посмотрела ей в глаза, и она улыбнулась мне.

– Я думаю, тебе хватит размышлять на сегодня.

Я усмехнулась в ответ и закивала.

– С тобой все будет в порядке?

Я снова кивнула. Она похлопала меня по руке.

– Увидимся позже, ладно?

– Ага. Большое тебе спасибо, Хейли.

– Всегда пожалуйста.

Она встала, подошла ко мне и развела руки в стороны. Я уставилась на нее.

– Давай, давай!

Покачав головой, я ухмыльнулась, встала и шагнула к ней. Обьятие было крепким, теплым и кратким. Она шагнула назад.

– У тебя все будет хорошо, Энди. Ты крепкий орешек.

Она ухватила свою бутылку с соком, допила ее и пошла на кухню, чтобы выбросить. Обернулась, глянула на меня еще раз, улыбнулась и вышла.

Я еще постояла,чувствуя себя такой уставшей и опустошенной, как будто этим вечером я выплеснула все, что было во мне. Как, каким таким макаром Хейли удалось заставить меня все рассказать? Хотя, в конце концов, это же ее работа. Наверное, не стоит так сильно удивляться.

Кендалл.

Я повернулась к двери комнаты, где она спала. Практически без моего участия, сами по себе, мои ноги начали двигаться в направлении ее комнаты. Я протянула руку и медленно, тихо повернула дверную ручку и открыла дверь.

Приглушенный свет из коридора развеял темноту. Кендалл лежала на боку, спиной ко мне, руки поверх одеяла. Я стояла в дверном проеме и смотрела, как она спит. Моя дочь. Я редко позволяла себе произносить эти слова, даже про себя. Я не должна была так чувствовать, так думать. Как много я упускала.

В этот момент во мне было столько любви, она заполнила меня и я была счастлива, что в моей жизни есть этот волшебный, драгоценный дар. Какой была бы моя жизнь без нее?

Я вздрогнула, услышав движение. Кендалл повернулась, теперь она лежала на спине, и глаза ее были открыты. Она смотрела на меня. Я не знала, что мне сказать, да и что тут скажешь? Внезапно она протянула ко мне руки и слегка склонила голову набок. Ее глаза были полны надежды, как и мои.

Ни слова не говоря, я подошла к ней, села на край кровати и забрала мою девочку в свои обьятья, крепко прижимая ее к себе.

– Прости меня, – воскликнула она, и ее маленькое тело содрогнулось от рыданий. – Я не хотела!

Я зажмурилась и прижала ее голову к своей груди.

– Я знаю. Все в порядке, Кендалл.

Рыдания стали утихать, маленькие пальчики ухватились за ткань моей рубашки, она сжала кулаки.

– Я люблю тебя, Энди.

Мое лицо расплылось в улыбке, и я еще крепче обняла ее.

– Я тебя тоже люблю, Кендалл.

Сведя брови к переносице, я смотрела, как на экране компьютера бегут цифры, отражая ход эксперимента, проводимого в лаборатории. Я потянулась за бутылкой с водой и, прихлебывая, ожидала появления результатов. Они не замедлили появиться, и я удовлетворенно улыбнулась.

– Наконец-то! – я закрыла программу и повернулась к регистрационному журналу, занося туда информацию.

– Привет!

Оторвавшись от записей, я обнаружила, что в дверях моего офиса стоит Хейли, а в руках у нее завернутый в бумагу сендвич и пачка апельсинового сока. Я улыбнулась:

– И тебе привет, – откинувшись на спинку стула, я провела рукой по волосам. – Что такое?

Со времени нашего разговора прошло три дня, и каждое утро она заглядывала ко мне, чтобы поздороваться. Однако я была удивлена, увидев ее сегодня во время ланча.

– Ну, я так понимаю, что раз ты не больше показываешься в кафетерии, значит, ты тут, возможно, голодаешь. Я как-то не представляю, что ты принесла с собой что-нибудь, кроме твоего обычного яблока.

Она кивнула в сторону огрызка вышеозначенного фрукта, валявшегося на моем столе. Я рассмеялась.

– Ты меня застукала. В свое оправдание могу сказать, что я еще принесла с собой воду, – я показала ей полупустую бутылку. Хейли шагнула в комнату:

– Ну, это не тянет на ланч. Вот, – она положила на стол сендвич. – Я помню, как ты любишь рыбу, так что, надеюсь, тебе понравится. И вот еще сок.

– Ой, это мне? – я заулыбалась, тронутая такой заботливостью.

– Да, мэм, все для вас. Ты не можешь замуроваться в этой лаборатории, Энди. И тебе нужно поесть чего-то существенного.

– Спасибо, мамочка.

– На здоровье, доченька! – она улыбнулась. – Мне пора бежать. Увидимся.

Она повернулась к выходу.

– Ага. Вообще-то… мм… Хейли?

– Да? – она полуобернулась в дверях, придерживаясь о косяк.

– Ну, я тут подумала, может, увидимся сегодня вечером? Посмотрим какой-нибудь фильм или поужинаем или что-то в этом роде?

Она повернулась ко мне полностью и по лицу ее расплылась искренняя улыбка.

– Я с удовольствием. Спасибо за приглашение, – она посмотрела на часы. – У меня пациент в четыре пятнадцать и я буду занята с ним не меньше часа, а то и полутора. Может, я позвоню тебе, когда освобожусь?

– Да, это будет хорошо.

– Спасибо. Тогда и договоримся.

И она выпорхнула из моего офиса, а потом и из лаборатории. Тут меня осенило вдохновение. С кривой ухмылкой я цапнула ключи и поспешила к выходу.

Вздохнув, я посмотрела в окуляр микроскопа еще раз, чтобы понять – это обман зрения или может быть, ну вдруг, все-таки, эксперимент прошел удачно…

– Да!

Я вскочила, вскинув руки над головой, и закружилась в победном танце, а потом остановилась, как вкопанная.

Хейли захлопала в ладоши, все еще смеясь.

– Как мило. А можно на бис?

– Привет, – я смущенно улыбнулась. – То, над чем я работала, получилось.

– Ну, тогда я полагаю, твои пляски совершенно уместны, – она снова улыбнулась. – Я просто зашла сказать тебе, что у меня отменился прием, и я абсолютно свободна.

– Ой, а мне нужно еще хоть полчасика, – я записала результаты и почесала голову ручкой. – А может и сорок пять минут.

– Тогда как насчет того, если я поеду домой, переоденусь и подъеду к тебе около семнадцати тридцати?

Я кивнула:

– Ага. Пойдет.

– Отлично. Увидимся!

Я проводила ее взглядом и вернулась к работе.

– Привет, малыш, – я подняла щенка на руки и, пытаясь увернуться от его слюнявых поцелуев, поспешила в спальню, чтобы переодеться. Хейли должна была появиться с минуты на минуту, и я хотела быть готовой.

Динь-дон.

Как раз вовремя!

Я натянула майку, застегнула шорты и поспешила к двери.

– Привет, – улыбнулась мне Хейли.

Я едва раскрыла рот, чтобы ответить, но тут же его захлопнула. Хейли подняла голову и принюхалась. Все еще опираясь рукой на дверь, я глядела, как она, втягивая в себя воздух, мелкими шажками пошла на запах.

– Брауни…- промурлыкала она, продвигаясь в сторону кухни. Я услышала скулеж и посмотрела вниз.

Там сидел страшно разочарованный Бунзен, не понимая, почему эта веселая леди на этот раз обошла его стороной, не уделив никакого внимания. Я взяла его на руки и поспешила вслед за Хейли, которая, все еще принюхиваясь, сворачивала за угол в кухню.

Хейли прошла прямо к столу рядом с духовкой. На нем ее ждала целая тарелка столь обожаемых ею брауни. Она повернулась ко мне с невероятно широкой улыбкой на лице:

– Можно?

Я кивнула, и она со счастливым стоном вгрызлась в печенье, как пиранья.

– Ну а фильм ты все еще хочешь посмотреть? – пробормотала я, качая головой.

Неделя промелькнула очень быстро, и во многом благодаря Хейли. Мы виделись почти каждый вечер, либо чтобы посмотреть фильм вместе, либо чтобы выпить кофе после работы. В пятницу я даже выбралась из лаборатории на ланч.

Мы с Бунзеном шли по дорожке, направляясь в парк. Было субботнее утро, в девять у меня была тренировка, а пока я думала о времени, которое мы провели вместе с Хейли, и о том, насколько я, оказывается, в этом нуждалась. Дружба с ней вытаскивала меня из мглы, в которой я, оказывается, пребывала. Это было так же, как и двенадцать лет назад. В ней было что-то такое, отчего окружающий мир делался ярче. Как будто она отбросила задернутый мной некогда занавес, и в мою жизнь снова хлынул свет. Каким удивительным даром она обладала!

Мы прошли мимо парка и свернули на уводящую влево дорожку. Бунзен важно вышагивал рядом со мной.

Я шла, и все сильнее погружалась в мысли о Хейли. Ее столь недолгий брак, ее муж… каким он был? Что она в нем нашла? Что она вообще искала? Почему она вернулась домой? Я не верила в совпадения. Конечно, все происходящее было легко объяснить с точки зрения логики, но, воля ваша, было что-то странное в том, что она вернулась с другого конца страны.

Я осмотрелась и удивилась, обнаружив, что мы забрели в район, где жила Хейли. На какое-то мгновение мне стало неловко – как мы могли здесь оказаться? А главное, так далеко от дома… Я посмотрела на Бунзена.

– Ох, маленький мой!

Он лежал на тротуар возле моих ног, высунув из пасти язык, и тяжело, отрывисто дышал. Ну, раз уж я так далеко зашла, то не отступать же! Я ухватила своего уставшего мопса на руки и пошла вниз по улице. Вот и дом Хейли… Я взлетела по ступенькам и внезапно осознала, что я стою у нее под дверью и снова чувствую себя ребенком. В животе что-то переворачивалось, ладони вспотели и прилипли к короткой шерсти Бунзена.

Да что ж это такое? Почему рядом с Хейли я чувствую себя так, будто мне снова семнадцать?

Вытерев ладонь о шорты, я сжала пальцы в кулак, трижды постучала в дверь и стала ждать, поглаживая Бунзена по голове. Его дыхание замедлилось, но его все еще нужно было напоить. Мы прошли почти две мили (2 мили = 3.22 километра), и это было чересчур для такого малыша.

Я услышала шум внутри дома, и бабочки в моем животе снова развернули крылья и замахали ими изо всех сил. Она рассердится из-за того, что я нагрянула к ней без приглашения? Господи, Энди, повзрослей уже! Ты больше не ребенок.

Дверь отворилась, и передо мной предстала Хейли – в халате, полы которого она придерживала руками, с сонными глазами и спутавшимися волосами. Я посмотрела на часы и оцепенела, когда поняла, что сейчас всего-навсего десять минут восьмого.

– Энди?

Я подняла глаза на нее и попыталась прикрыть свое смущение улыбкой.

– Привет, эээ… с добрым утром! Мы тут гуляли, и, – я посмотрела на своего пса, а потом в ее смущенные, усталые глаза. – Воды дашь?

Она посмотрела на меня и ее бровь медленно поползла вверх.

– Для Бунзена. Он не привык к таким долгим прогулкам.

О да, вот теперь я почувствовала себя полной дурой.

– Конечно. Заходите.

Хейли отошла от двери, позволяя нам пройти.

– Может, тебе тоже дать воды? Или предложить что-нибудь бодрящего, горячительного?

– Горячительного? Ты предлагаешь мне алкоголь?

– Ну не совсем, – Хейли подтолкнула меня в направлении кухни.- То, что я тебе предлагаю, оно странного цвета, со странным вкусом и запахом, и делается из бобов. Из кофейных бобов, если быть точным.

Она улыбнулась мне, и я заулыбалась в ответ:

– Хорошо. Пусть будет горячительное.

Пока она готовила кофе, я осматривалась. Местность была красивая, просторная и открытая. Эти таунхаусы были построены совсем недавно, лет пять назад. Сводчатый потолок кухни переходил в световое окно, и лучи утреннего солнца согревали комнату, играя на стенах кремового цвета. На черных поверхностях кухонной техники не было ни единого пятнышка. Такими же безупречно чистыми были и развешанные по стене кастрюли и прочие кухонные принадлежности.

– Славно тут у тебя.

– Спасибо. Хочешь, покажу квартиру, пока кофе варится?

– Ага.

– Бунзен без нас не заскучает?

Мы обе поглядели на моего пса, который нашел себе уютное местечко прямо посреди гостиной и прилег.

– Ох, вода!

Она схватила миску, наполнила ее водой из-под крана, и поставила перед мопсом.

– Попей, малыш, – негромко сказала она, нежно приподнимая его голову.

Бунзен жадно напился, потом рухнул обратно и мгновенно уснул, похрапывая.

Хейли провела меня через гостиную ко второй спальне, расположенной в задней части дома. Там у нее стоял компьютер и наполовину заполненные книжные шкафы. На стенах висело несколько картин и фотографий, но этим украшения исчерпывались.

Хозяйская ванная была большой, в углу размещалась красивая полноразмерная ванна, рядом – отдельная душевая кабинка. Узкая лестница вела на верхний этаж, который и являлся, собственно, хозяйской спальней. Центр комнаты занимала красивая кровать с балдахином, у стены стоял одинокий комод.

– Какой красивый набор, – сказала я и пробежалась пальцами по гладкой, темной поверхности вишневого дерева.

– Спасибо. Это бабушкин. Она умерла несколько лет назад, и мои родители держали ее мебель в хранилище, а сейчас разрешили мне ею попользоваться.

Оо, – я заметила прикроватную тумбочку и улыбнулась – на ней лежал старый знакомый оранжевый мячик куш. – Все свое ношу с собой?

Она с улыбкой кивнула:

– Знала бы ты, сколько поклонников в испуге сбежало от моего маленького друга…

– Я себе представляю!

– Если они не поладили с моим кушем, они не поладят и со мной.

– О, у тебя строгие правила. Планируешь какое-то время оставаться одной?

– Ха-ха. Все шутим, да? Пойдем, познакомлю тебя с кроликами.

В углу кладовой был оборудован небольшой манеж для кроликов, хотя я лично скорее назвала бы его кроличьим дворцом.

– Да у тебя тут просто два разбалованных маленьких ушастика!

– Точно!

Она улыбнулась мне, отодвинула засов и подняла верхнюю крышку загона. Я посмотрела на двоих обитателей.

– Вот этот, дружелюбный, это Орео.

Она вытащила одного зверька. У него были длинные свисающие уши, и весь он, включая эти самые уши, был белым с черными пятнышками. (Орео, если кто не знает, это популярное в США печенье-сендвич, состоящее из двух круглых шоколадных печенек, склеенных белым сливочным кремом – прим. пер.)

– Я не знала, что кролики бывают такой далматинистой расцветки. Привет, дружок, – я нерешительно протянула руку и погладила его по мягкой спинке. Его темные глаза смотрели на меня настороженно, а усики подрагивали. – Ух ты, он такой неимоверно мягкий!

– Правда, они приятные? Это, наверное, и нравится мне в кроликах больше всего. Держи!

Она передала пушистого зверька мне. Я приняла его в ладони и прижала к себе. Меня всегда изумляло, насколько хрупкими мне казались такие создания, как будто их косточки были не прочнее бумаги, и я могла нечаянно раздавить или сломать их в мгновение ока.

– А эта малышка – Пегги.

Я подняла голову и увидела в руках у Хейли белоснежного кролика с коричневой лапкой.

– Почему, скажи на милость, ты назвала ее Пегги?

Хейли показала на коричневую лапку:

– Пегая нога. Пегги.

Я посмотрела ей в глаза. Она улыбалась.

– Пожалуйста, не вздумай заводить детей. Страшно подумать, как ты их назовешь.

Она улыбнулась и чмокнула кролика в макушку.

– Неа, они меня любят. Как никто другой.

Кролик завертелся у нее в руках, усиленно шевеля усами и вынюхивая новые запахи.

– Чем вы с Бунзеном будете заниматься сегодня?

Я пожала плечами и продолжила гладить Орео по голове и ушкам.

– Ну, мне нужно провести тренировку по тхэ квон до в девять утра. Я так думаю, что нам пора, я хочу успеть домой, чтобы переодеться.

Хейли глянула на будильник:

– Энди, еще только семь тридцать.

– Ну, мы долго шли, пока дошли сюда.

– Ох, черт. Я могу вас отвезти.

– Да нет, все нормально. Я не хочу создавать тебе больше проблем, чем уже создала.

Я прикоснулась губами к макушке Орео, провела пальцами по его ушкам, приподнимая их, и с веселым изумлением увидела, как уши улеглись на место.

– Глупости! Кроме того, я бы хотела пойти на тренировку с тобой, если не возражаешь.

Я поглядела на нее и нахмурилась.

– Разве ты не по средам тренируешься?

– Конечно. Но я на этой неделе была слишком занята, и дома совсем не тренировалась. Наверстаю, пока ты будешь проводить урок.

– Договорились, – улыбнулась я.

Тут снизу донесся перепуганный пронзительный лай.

– Ой-ой, кто-то проснулся, – усмехнулась Хейли.

Я быстро опустила Орео в его клетку и поспешила вниз. Бунзен сидел посреди гостиной и отчаянно оглядывался в поисках меня. Услышав, как я прыгаю по ступенькам, он вскочил, замахал хвостиком, а его лай превратился во взвизгивания и фыркание.

– Привет, дружище! Ты напугался?

Я подхватила его на руки и подняла к лицу. Он рванулся вперед, пытаясь лизнуть меня в нос, но в итоге облизал свой. Я поцеловала его в лобик и повернулась к лестнице, по которой как раз спускалась Хейли. При каждом шаге полы ее халата слегка распахивались, позволяя мне увидеть фрагменты ее длинных загорелых ног. В какой-то момент в этом мельтешении открылась вся ее нога до самого колена.

С трудом отведя взгляд, я переключила внимание на своего пса.

– С ним все в порядке?

Я кивнула:

– Ага. Он в норме. Просто не знал, где он оказался, и куда подевалась я.

Хели прошла в кухню.

– Кофе готов.

Я опустила мопса на пол и пошла на бодрящий аромат кофе. Бунзен поскакал за мной, цокая коготками по кафелю.

– Ты кофе с чем пьешь? – Хейли протянула мне чашку.

– Спасибо. С сахаром.

Она открыла шкафчик и достала оттуда сахарницу. В ее крышке был вырез, а оттуда торчала серебряная ручка. Я приподняла крышку, и обнаружила внутри маленькую ложечку.

– Как мило, – протянула я, поднеся ложечку к газам и внимательно ее рассматривая.

Хейли посмотрела на меня, как на пришельца с другой планеты:

– Ты что, никогда не видела ложечки для сахара?!

Я покачала головой. Она повторила мой жест, улыбаясь и прихлебывая кофе. Я насыпала себе в чашку свою обычную дозу сахара (если бы я была мухой, мне бы ее на год хватило) и отпила глоток.

– Классная штучка! – Хейли тем временем подошла к столу, где я оставила свои ключи и бумажник. Я последовала за ней.

– Так, что это у нас такое? – она хитро улыбнулась, в глазах запрыгали чертики.

Медленно, словно спрашивая разрешения, она подняла со стола мой бумажник. На какое-то мгновение во мне взыграли защитные инстинкты, как же, сейчас кто-то вторгнется в мое личное пространство, но потом все прошло и, хоть и нервничая, я обнаружила, что совершенно не возражаю. Ну, почти.

– Развлекаешься? – спросила я, усаживаясь на стуле поудобнее, и принялась за свой кофе. Она энергично закивала и начала потрошить мой кошелек. Вытащив кредитные карточки, она отложила их в сторону и стала шарить по всем отделениям и карманчикам, уделив особое внимание чекам, котрые занимали особое отделение сбоку.

– Энди, скажи мне, что ты не хранишь чеки на лабораторные мензурки? – она смотрела на меня, помахивая найденным чеком.

Я только руками развела. Она покачала головой и продолжила обыск.

– Тяв-тяв-тяв!

Вздохнув, я встала и пошла смотреть, что там с Бунзеном. Он стоял, опираясь передними лапами о подоконник, и лаял на проезжавших мимо велосипедистов.

– Что такое, малыш? Ты же видел детей на велосипедах и раньше? – я взяла его на руки и вернулась в кухню. – Знаешь, я тут подумала…

– Ты? Подумала? – усмехнулась Хейли.

– Я подумала. Может, мы можем поехать в доджанг пораньше и устроить спарринг?

Лицо Хейли засияло:

– Ты настолько в себе уверена? Я еще с тобой за прошлый раз должна рассчитаться!

Она начала быстренько запихивать все обратно в мой бумажник.

– Давай, я быстренько приму душ, и поехали!

Дни шли за днями, мы с Хейли встречались все чаще и, наша дружба крепла день ото дня. Я чувствовала себя так, как в юности, когда мы были молоды и беззаботны. Ну, почти так. Тогда каждое чувство казалось таким напряженным и сильным – я волновалась о поступлении в колледж и переживала о грядущем на следующей неделе тесте по биологии, и о том, какие идиотские шуточки я услышу в свой адрес от главных школьных придурков.

Казалось, это было в прошлой жизни. Все, что было таким значимым тогда, полностью потеряло смысл сейчас. Все прошло. Ну, почти все. Важная часть моего прошлого стала моим настоящим, и, честно говоря, я была этому рада.

После того, как мне приснилось произошедшее между мной и Хейли, я часто задумывалась: а что, если бы? Если бы мы обе не перетрусили тогда? Если бы нашли в себе мужество? Как бы все обернулось? Хейли все равно скоро уехала бы в колледж, а там – новые впечатления, новые люди, более зрелые, более опытные. Она забыла бы меня? Хотелось бы думать, что нет, но когда ты молод, ты смотришь на мир совсем другими глазами.

Сейчас все было по-другому. Я стала другой, и она тоже. Для нее эксперименты с сексуальностью давно закончились, а для меня давно прошли дни, когда я сама себя стеснялась. Или нет?

Я обнаружила, что думаю о Хейли слишком уж часто в последнее время. Я сидела на заднем крыльце, наблюдая за белками, шмыгающими вверх-вниз по стволу огромного дерева, росшего у меня на заднем дворе. Бунзен заходился в лае, а я сидела, уставившись в пространство. Нет, не в пространство – в прошлое. Я погружалась в воспоминания, чтобы подпитать ими свое настоящее.

Что я творила? Кого я обманывала? Уж точно не себя, в том-то и была проблема – моя рациональная, логическая часть все прекрасно осознавала.

Серое небо, начало сентября. Я еду на работу. На сегодня обещали проливной дождь. Давно пора – последние несколько месяцев были непривычно засушливыми, и я с нетерпением ожидала первых капель. Я терпеть не могла жаркую сухую погоду и очень сочувствовала жителям западной части страны, которых все лето донимали засухи и лесные пожары.

Я торопилась в лабораторию. Сегодня был знаменательный день, хотя я держала это в полном секрете. О нем знали только я и родившая меня женщина.

– Доброе утро, доктор Литтман, – улыбнулась мне Саманта Торрес, когда я вошла.

– Приветствую. Как дела? – улыбнулась я в ответ, чувстуя себя просто отлично.

– Замечательно. А у вас?

– Не могу пожаловаться. Вернее, могу, но стоит ли?

Моя коллега уставилась на меня, как будто я отрастила себе лишний нос.

– Что такое?

– Да ничего, ты какая-то странная сегодня. Ты, часом, по дороге сюда никого не переехала?

Я фальшиво рассмеялась, даже за живот схватилась.

– Сэм, ты меня убиваешь, я сейчас просто помру от смеха. Ты выбрала не ту профессию. Переквалифицируйся в комики!

Она хихикнула, махнула на меня рукой и вернулась к работе. Я, посмеиваясь, пошла в свой офис.

Да, денек определенно задался.

Вскоре денек стал напряженным. На меня навалилось столько работы, что я и не заметила, как пришло время ланча. Мы были настолько близки к прорыву в исследованиях, что иногда мне не хотелось выходить из лаборатории. Если бы не Бунзен и не моя самозваная мамочка, мне бы и не пришлось этого делать.

– Эй, привет! Ты готова?

Помяни черта, он и появится. Вернее, она. Вон, и рожки через прическу пробиваются… Ну, вообще это больше похоже на заткнутую за ухо ручку…

– Готова, – я заметила коричневые пакеты в руках у Хейли, пока вставала из-за стола. Она умудрилась уговорить меня пойти с ней на ланч в комнату отдыха для докторов на нашем этаже.

– Чего там у тебя? – спросила я, показывая на пакет.

– Ланч. Идем уже!

Мы расположились в комнате отдыха, и Хейли передала мне мой пакет, а свой поставила на стол. Она приносила мне ланч каждый день, потому что знала, что я свой точно забуду, а выйти и перехватить что-то в кафетерии мне недосуг. Честно говоря, мне было как-то не до еды, когда я работала.

Я подошла к автомату и купила нам газировки – Доктор Пеппер себе и колу для Хейли.

– Спасибо. А теперь угощайся, а то у меня не так много времени сегодня.

– Да? Это еще почему? – я села, взяла пакет и заглянула внутрь. Увидев два раздельно завернутых сендвича, я нахмурилась.

– Эээ, мне нужно кое-что сделать после работы.

– Что за черт? – я вытащила сендвичи и недоуменно на них уставилась. Они были весьма странной формы – один круглый, а второй с двумя горбами. Я повертела его и поняла, что это цифра три. Сложив его с круглым, я поняла, что Хейли вырезала мои сендвичи в виде числа 30.

– «МО», – усмехнулась Хейли и повернула тройку так, что она стала похожей на закругленное «М».

– Ты намекаешь, что я корова?

Она рассмеялась и откусила кусочек своего бутерброда.

– Может, «ОМ»? – спросила она и отпила глоток колы.

– Да уж, может быть. Откуда ты узнала? – спросила я, поворачивая тройку в правильную позицию.

– Узнала что?

– Что сегодня я состарилась.

– Состарилась? Энди, тебе только тридцать.

– Ага, видишь, какая я стала старая.

Она откинулась назад и уперла руки в бока:

– Прости меня, дорогуша, но мне стукнуло 30 девять месяцев назад.

– Значит, ты не просто старая, а старая плюс еще девять месяцев.

Пока она возмущенно смотрела на меня, я развернула свои сендвичи и приподняла верхний ломтик хлеба, чтобы понять, с чем они.

– Это твои любимые, хотя после таких слов я жалею, что не посыпала тунец цианидом.

Я принюхалась.

– Ешь, женщина!

Я усмехнулась и откусила кусочек.

– Спасибо, – пробубнила я с набитым ртом. – Так как ты узнала?

– Ну, ты помнишь, как примерно месяц назад я набралась наглости, и залезла в твой бумажник?

– Ох, черт! А ведь я просила девочку, которая выдает права, не указывать там мой возраст…

– Что, старая подружка?

– Одна из.

Она улыбнулась, потом потянулась через стол и сжала мою руку.

– С днем рождения, Энди.

Я улыбнулась, искренне тронутая ее словами.

– Спасибо.

– Ты сегодня вечером свободна?

Я кивнула и покончила с цифрой 3.

– Хорошо. Приходи ко мне домой около шести. Я готовлю тебе ужин.

– Да ты что? Встречаемся после работы?

Она рассмеялась и закивала.

– Понятно. И ты совершенно уверена, что я приду, а?

– Конечно.

– Хорошо. Потому что я таки приду.

Стоя у Хейли на пороге, я оглядела себя. Я решила чуток принарядиться, поэтому на мне были бежевые брюки со складками и блузка. Я подняла руку и постучала. Через мгновение я услышала, как к двери с той стороны кто-то подходит. Я быстренько улыбнулась.

Дверь отворилась, но едва-едва. Хейли уставилась на меня сквозь щель. Я уставилась на нее:

– Эээ… привет?

Она улыбнулась и распахнула дверь во всю ширь.

– Сюрприз!

Я отступила назад с колотящимся сердцем, а тем временем целый хор, возглавляемый Хейли, приступил к исполнению «Happy Birthday».

Я смотрела на Хейли, не понимая, что же мне делать. Потом я перевела взгляд дальше в дом и обнаружила там мою маму, Клайва, Криса с женой, Кедалл вместе с Торрини, Саманту…

– Ты что устроила? Ладно, я пришла, увидела и ушла!

Я повернулась и начала уходить, когда Хейли догнала меня и ухватила за рубашку:

– Ну уж нет!

Она повернула меня и буквально втащила в дом. Я оказалась в окружении самых близких людей. Мама смеялась, и я наставила на нее указательный палец:

– Ты же знала, правда? Ах, сегодня вечером я занята… Занята она, как же!

– С днем рождения, дорогая, – она крепко обняла меня. Я обошла всех, обняла каждого, включая очень удивленную этим Саманту.

– Спасибо, что пришла, хотя ты знаешь, я тебя за это, наверное, уволю.

Она рассмеялась.

– Доктор Литтман, познакомьтесь с моим женихом Кертисом.

Симпатичный парень улыбнулся мне и протянул руку.

Я глянула на доктора Торрес:

– Называй меня Энди, Саманта.

Она улыбнулась и положила руку на спину Кертису.

– Приятно познакомиться, Кертис, – сказала я.

Он с улыбкой произнес традиционные пожелания. В следующий миг меня чуть не сбила с ног весьма взволнованная десятилетняя девчонка.

– С днем рожденья поздравляю, счастья-радости желаю!

Я крепко прижала ее к себе.

– Дружбы вечной и любви бесконечной, да?

Она хихикнула и улыбнулась мне своей щербатой улыбкой.

Вечеринка шла своим чередом, пока Хейли не позвала всех за стол. Не знаю, где она его раздобыла, но он занял чуть ли не всю гостиную, таким он был огромным. Меня, конечно же, усадили во главе стола, и Хейли нацепила на меня пластиковый слюнявчик с надписью «именинница».

Я была потрясена, когда она подала каждому гостю омара со всем положенным гарниром.

Покончив с обслуживанием, она уселась слева от меня.

– Хейли, тебе не стоило так заморачиваться и так тратиться.

Чувство вины терзало меня. Это угощение обошлось ей в копеечку.

Она улыбнулась и похлопала меня по руке:

– Не переживай, ты этого достойна. И, кроме того, сколько раз твоему лучшему другу исполняется 30?

Я только и смогла, что улыбнуться. Да, жизнь определенно хорошая штука.

Веселья добавил нам торт. Он был шоколадный, залит серой глазурью, а посередине располагался надгробный камень из карамели, на котором черной глазурью было выведено: «Старость не радость».

– Ты смерти моей хочешь? – спросила я, пока Хейли зажигала 30 свечей, заботливо вставленных в торт.

– А то! Все там будем… – она сладко улыбнулась и еще раз затянула «Happy Birthday». Песню подхватили все.

– Хейли, я не знаю, как тебя благодарить, – сказала я, пока мы стояли рядом и ели торт. Она глянула на меня и с улыбкой произнесла:

– Да не за что, Энди. Ради тебя стоило повозиться. Ну и потом, я же тебя знаю… скажи, ты планировала как-то отмечать собственный день рождения?

– Черт возьми, нет.

– Вот видишь? Не могла же я позволить тебе пропустить твой тридцатый день рождения? Да хоть и любой твой день рождения!

– Спасибо. Это, кстати, самый лучший день рождения в моей жизни.

– Ой, – ее лицо дрогнуло, как будто она собиралась заплакать. – Спасибо.

– Пора дарить подарки! – прокричал кто-то, и все потонуло в шуме и гаме. Я глянула на Хейли, и хитрющее выражение ее лица заставило меня занервничать.

Я получила много чудесных подарков – как для прикола, так и настоящих. Один из лучших подарила мне дочь. Это был красно-синий мяч куш, и она явно гордилась произведенным эффектом.

– Это же твоя любимая игрушка, – с широкой улыбкой сказала она. Все решили, что это замечательный подарок, но я услышала недоброе хихиканье Хейли.

– Спасибо, дорогая, – я опустилась на колени и крепко обняла свою девочку.

– А это от меня, Энди.

Я подняла глаза и обнаружила стоящую надо мной Хейли, протягивающую мне странной формы подарок. Я взяла его, разорвала упаковку, и тупо уставилась на сделанную из нержавейки толкушку для картофеля. Смущенная и непонимающая, я подняла глаза на Хейли, и в этот же момент на меня накатило воспоминание. Я криво улыбнулась:

– Хи-хи, спасибо большое.

– Ну, уже столько лет прошло, поэтому я подумала, что тебе нужна новая, более прочная модель.

– Но Энди же не готовит, – вмешалась в разговор явно ничего не понявшая Кендалл.

Черт, как же ей обьяснить?

– Ну, я люблю картофельное пюре, солнышко.

– Ааа…

Прошло довольно много времени, пока гости разошлись, обняв меня на прощанье и пожелав всего самого лучшего. Комната опустела, кругом стало тихо.

– Та еще вечеринка, правда? – выдохнула Хейли, собирая с пола мусор. Я начала ей помогать.

– Да уж, поверить не могу, что ты это устроила, Хейли Корриган.

– Чему тут не верить? Ой, подожди, – она поспешила в свой кабинет и вернулась с коробочкой в руках. Небольшой такой коробочкой, примерно 10 на 15 сантиметров, завернутой в бумагу. – Вот, держи. Это мой настоящий подарок.

– Ох, Хейли, это уже слишком, – сказала я и обвела рукой украшенную комнату, остатки обеда и торт.

Она улыбнулась и ничего не ответила, просто протянула мне подарок. С виноватым видом я взяла его, поднесла к уху и потрясла.

– Нет, не смей!

– Ну ладно…

Я аккуратно отвернула первый слой упаковочной бумаги и увидела уголок чего-то твердого и прозрачного. Пластикового. Остальную бумагу я разорвала и ахнула:

– Suki…

Быстро, но осторожно убрав остатки бумаги я, своим глазам не веря, уставилась на столь любимого мною Beanie Baby, которого некогда разорвал на куски пес моей бывшей.

– Как же ты? Где ты его нашла? – ошеломленно спросила я у Хейли.

– О, в мире около трех миллиардов вебсайтов, – улыбнулась она. – Тебе нравится?

Я посмотрела на нее с благоговением.

– Господи, да. И даже слишком нравится. Боже мой! – я поставила коробку на стол и обняла ее так, что у нее перехватило дух.

– Ух ты, кажется, тебе действительно нравится!

Я только улыбнулась и обняла ее еще крепче.

– Спасибо, – прошептала я ей на ухо.

– Не за что, – прошептала она мне в ответ.

ЧАСТЬ 14

Настал вечер субботы, а с ним и очередь Хейли кормить меня. Мы завели традицию по субботам вместе ужинать то у нее, то у меня по очереди. В этот раз в качестве гостинцев я несла бутылку вина, тыквенный чизкейк, собственноручно приготовленный в честь Дня благодарения, и плевать, что он будет только через две недели, а еще я купила для Хейли букет ее любимых узамбарских фиалок.

Идя по дорожке к дому Хейли, я вдыхала осенний воздух, наслаждаясь легким дымным запахом горящих каминов и топящихся дровяных печей. В воздухе уже пахло зимой, хотя снег до сих пор не выпал, что было необычно для этого времени года.

Я прижала вино, чизкейк и цветы к груди одной рукой и собралась постучать в дверь, но замерла, прислушиваясь. Из-за двери доносилась музыка, и это играла Хейли. Я стояла, слушала и улыбалась. Я соскучилась по ее игре.

Удовлетворенно вздохнув, я постучала. Музыка резко оборвалась, и я услышала приближающиеся шаги. Дверь распахнулась.

– Привет, – широко улыбнулась мне Хейли, и я улыбнулась в ответ.

– Приветик. Это тебе.

Я протянула ей цветы, и Хейли прижала руку к груди:

– О, Энди, спасибо. Так приятно…

Она прошла в дом, и я последовала за ней, по пути с удовольствием принюхиваясь к вкусным запахам. Я поставила вино и десерт на барную стойку и подошла к пианино, чтобы посмотреть, что это играла Хейли.

На пюпитре стояли раскрытые ноты.

– Что это? – спросила я, наклоняясь, чтобы прочесть название, написанное карандашом, как и собственно, ноты. – «Исход». Хмм…

– Это так, одна вещь, над которой я работаю.

– Это твое?! – я повернулась к Хейли.

Она стояла в дверном проеме и застенчиво улыбалась. Потом кивнула.

– Ты мне сыграешь?

– Оно еще не окончено.

– Ну и что? Я бы хотела услышать то, что есть.

Она замялась.

– Ладно, хорошо.

Хейли подошла к пианино, подняла крышку и села на полированный фортепианный табурет.

– Подожди, не начинай. Скажи мне, о чем это? Почему такое название – «Исход»?

– Ну, – Хейли глубоко вдохнула и повернулась ко мне, – Вообще-то, это о… нас.

Я удивленно посмотрела на нее, а мое любопытство разыгралось не на шутку. Очень странно было видеть Хейли смущенной, ей это было совсем не свойственно, обычно она всегда знала, что делает.

– Расскажешь мне потом, поняла ли ты, что я имела в виду.

Это заинтриговало меня еще сильнее.

– Хорошо, я приложу все усилия.

Она повернулась на табурете, несколько раз размяла пальцы, и мне снова показалось, что она нервничает, потом опустила руки на клавиши и начала играть.

Мелодия началась медленно, звуки были низкими и отрывистыми. Я слушала и мысленно возвращалась назад, в те дни, когда я была только лишь репетитором Хейли и ее тайной поклонницей. Музыка стала звучать немного громче, немного быстрее и неожиданно в ней прозвучал оттенок веселья. Я почувствовала легкость и заулыбалась, вспоминая, как мы бесились и дурачились во время нашего полуночного набега на Уолл-Март, когда Хейли исполнилось восемнадцать.

Я протянула руку и коснулась плеча Хейли, нуждаясь в этом контакте с ней, пока воспоминания проносились сквозь меня. Наши ночные телефонные разговоры и интернет-чаты.

Я вырвалась из мыслей и воспоминаний, когда мелодия снова изменилась. Внезапно звуки стали долгими, глубокими, почти… как же их описать? Да, чувственными. Наши прижатые друг к другу тела, жар камина, когда мы целовались в подвале маминого дома. Звук нашего дыхания, нервозность и возбуждение, все смешалось вместе, чтобы создать один из самых напряженных моментов моей жизни.

Я закрыла глаза, и музыка потекла сквозь меня, наполняя меня и заставляя чувствовать.

Мои глаза распахнулись, когда звуки стали наползать друг на друга, постепенно высокие звуки сменялись низкими, делались громче, пальцы Хейли перешли на басовые клавиши, пока, наконец, она не взяла один, низкий, наполненный, последний аккорд и дала ему затихнуть на одинокой, громкой, глубокой ноте, исполненной боли. Я поняла, что это было.

А когда звук затих, мелодия началась снова в другом ключе, задевая меня за живое, превращаясь в комок в горле.

Пальцы Хейли замедлились, она слегка раскачивалась в такт музыке, глаза ее были закрыты.

О чем же она играет? Она передает то, что чувствовала после достопамятного уикенда или это время между прошлым и настоящим? Время, когда мы были друг для друга всего лишь воспоминанием?

Мелодия вернулась к началу, но в том же, более низком ключе, как и предыдущая часть, как вдруг Хейли прекратила играть.

Я посмотрела на нее, не понимая, почему она остановилась.

– Все, – произнесла она низким, негромким голосом, сидя спиной ко мне, и опустила руки на клавиши. – Что ты видела, пока я играла?

Она так и не повернулась ко мне.

Я сделала глубокий вдох, пытаясь собраться с мыслями, чувствуя себя так, будто меня силой вырвали из воспоминаний. Отсутствие музыки оглушало.

– Что ж, сначала, когда это было медленно, почти неуверенно, я чувствовала, как все начиналось, понимаешь? Когда я учила тебя?

Она кивнула.

– Потом музыка стала чуть побыстрее и повеселее. Я думаю, именно эти слова сразу и пришли мне на ум: веселье, забава, – я улыбнулась, вспоминая. – Я увидела, как мы слонялись по городу или по магазинам, просто валяли дурака. Это когда мы с тобой подружились.

Еще один кивок.

– А потом… – я замолчала.

– А потом? – Хейли медленно опустила крышку на клавиши и встала лицом ко мне, по ту сторону табурета.

– Потом – уикенд на весенних каникулах. Насыщенный, тяжелый, чувственный. Потом ты остановилась – резко, неожиданно, сильно. Это когда ты уехала в университет, я так думаю, или после уикенда.

Я провела рукой по волосам, взбудораженная воспоминаниями.

– Потом музыка стала долгой, почти грустной, протяжной, она звучала по-другому и была о другом времени. Я так поняла, либо ты описывала свои чувства, либо это был отрезок времени между тогда и сейчас. И, наконец, мелодия завершила круг. Ты снова начала играть первую часть, но в другой тональности, как будто время снова изменилось.

– Да. Ты все поняла, – кивнула Хейли и улыбнулась.

В моем животе взыграли бабочки.

– А чем все заканчивается? Каков исход? – хрипло спросила я, глядя Хейли в глаза.

Она не отвела взгляда:

– Он еще не написан. Я же говорила тебе, что эта вещь не окончена.

Ее голос был таким же хриплым, и мои бабочки замахали крыльями с новой силой.

Я смотрела на нее, а в ушах у меня все еще звучали отголоски «Исхода». Я чувствовала, что начинаю склоняться, притягиваться к Хейли, как магнит. Мой разум и мое тело, или это было мое сердце? бушевали, сражаясь друг с другом, а мои глаза вдруг сосредоточились на ее губах, потом метнулись назад, потом снова вернулись. Ближе, ближе -

Бииииииииииииииип!

– Я возьму! – Хейли чуть не побежала на кухню к духовке, у которой сработал таймер.

Я глубоко дышала, пытаясь угомонить сильно бьющееся сердце и восстановить дыхание. Бог ты мой! Что я чуть не натворила? Больше никогда! Никогда-никогда!

Я буквально встряхнулась, чтобы прийти в себя, и взволнованно провела рукой по волосам. Взволнованно?! Черт, да у меня руки дрожат. И я тоже.

Еще раз вздохнув, я пошла в кухню. Хейли как раз ставила сковороду на стол, руки ее были в пречатках-прихватках.

– Помощь нужна? – спросила я и обрадовалась, что голос мой звучит как обычно.

Она коротко глянула на меня и вернулась к разделыванию куриной грудки:

– Ага. Открывай вино, можешь?

– Конечно.

Она показала на ящик слева от себя, я подошла, открыла его, нашла штопор и понесла его вместе с вином на стол.

Может быть, пить вино в моем состоянии – не такая уж хорошая идея.

Хейли начала приносить на стол тарелки, а я налила нам вина. Никто из нас не произнес ни слова. Я думаю, нам обеим нужно было соблюдать дистанцию. Уж мне-то точно.

– Проголодалась? – спросила Хейли, усаживаясь напротив меня.

– Ага. С энтузиазмом сказала я, поспешно придвигаясь поближе к столу. – Выглядит замечательно, Хейли.

Она приготовила одно из моих любимых блюд – фаршированного цыпленка с особой начинкой из сухариков. У меня просто слюнки текли при одной мысли о нем.

Пока мы ели, я снова мысленно вернулась к музыке.

– Хейли, это было по-настоящему прекрасно, – она посмотрела на меня, не донеся вилку до рта. – «Исход».

Она улыбнулась:

– Спасибо.

– Когда ты ее написала? В смысле, начала писать?

– Двенадцать лет назад. Когда я уехала в колледж. Однажды вечером я сидела у себя в спальне, а родители еще раньше подарили мне электропианино, оно валялось рядом с кроватью. У меня в голове зазвучала мелодия, я ухватила клавиатуру, бумагу, карандаш и начала писать, – она отхлебнула вина. – Я дописала первую часть до конца и отложила. На тот момент история на этом заканчивалась.

– А остальное?

– Когда я вернулась сюда. Я встретила тебя и вспомнила свою музыку. Я наигрывала ее после работы, а иногда записывала ноты и когда была на работе, а потом приходила домой и смотрела, подходят ли эти фрагменты к уже существующим.

– Хи-хи, а я-то все это время думала, что ты законченный профессионал и не занимаешься неположенными вещами во время работы, – ухмыльнулась я.

– Ха-ха-ха, – Хейли добродушно поглядела на меня и съела еще кусочек цыпленка, сопроводив его порцией зеленых бобов. Мы продолжили есть в тишине. Я задавалась вопросом, где витают мысли Хейли, потому как я точно знала, где пребывают мои.

Я и представления не имела, что наша юношеская дружба и последовавшее охлаждение так много значили для нее. Я всегда считала, что она рассматривала наши отношения как одну из основополагающих вещей, впрочем, как и я. Я имею в виду, независимо от того, вернулась ли бы Хейли в мою жизнь, она всегда занимала особое место в моем сердце, без разницы, осознавала я это или нет. Это с нее начала путь к самопознанию странная, не такая как все юная девчонка, которой я тогда была.

Через Хейли ко мне пришло осознание своего жизненного предназначения. Не то чтобы она подтолкнула меня в выборе профессии, нет. Она пробудила мое сердце.

– Ну так что, тебе нравится грудка?

– Я всегда обожала грудки, – с ухмылкой кивнула я.

Вилка Хейли замерла на полпути ко рту.

– Да? И часто тебе удавалось ее попробовать?

– Ну, время от времени, конечно.

Хейли фыркнула, включаясь в игру:

– А ты предпочитаешь белое мясо или темное?

– В общем, белое, – ответила я, прихлебывая вино.

– А темное когда-нибудь пробовала?

– Пробовала.

Она удивленно посмотрела на меня.

– Правда? И чем оно отличается?

Я пожала плечами и разрезала своего цыпленка на кусочки.

– Другой цвет, другая текстура и другой вкус, – я забросила кусочек себе в рот.

– Это правда так?

Я кивнула.

– А ты? Когда-нибудь пробовала темное мясо?

– Нет, я предпочитаю белое.

Некоторое время я просто глядела на нее, сведя брови и нагнув голову:

– Хейли, у тебя что, предубеждение к темному мясу?

Она хихикнула и помотала головой.

– Совсем нет. Просто у каждого свои предпочтения.

– И правда.

Она начала намазывать маслом булочку и, не отводя глаз от ножа, спросила:

– И кто же был твоим первым кусочком мяса, Энди?

Я усмехнулась и отрезала себе еще кусок цыпленка.

– Ну, это было посреди второго курса. Ее звали Алиша. Алиша Хаскелл. Она была чуть старше меня и уже закончила Карлтон.

– Как вы познакомились?

– Я привыкла обедать и заниматься в простеньком ресторанчике, а она была его совладелицей. Им не хватало персонала, и однажды вечером ей пришлось кого-то подменить, и мы разговорились, – я пожала плежами. – Остальное – уже история.

– И как долго вы были вместе?

– Хммм, – я вздохнула, вспоминая, прожевала зеленые бобы… – Я думаю, полгода?

– А почему расстались?

– Ну, ей надоело, что я все время занимаюсь. Она-то к этому моменту с учебой покончила, а принять то, что кто-то пытаетсязаработать приличные оценки в школе и в жизни… на это ей не хватило терпения.

– Да, понимаю.

– Плюс ко всему, мне кажется, ей был нужен кто-то, с кем она могла бы играть, как с марионеткой, понимаешь? Указывать, что делать, когда, где и для чего.

Хейли сморщила нос и странно на меня посмотрела:

– Как же ты могла вляпаться в такие отношения?

– Эй, я пока только примеряла на себя весь этот мир женских отношений. И вначале я была весьма впечатлена ее познаниями.

– Хорошо, понимаю. А потом кто был?

– Ну, после Алиши, кажется, была Нина. Но это были одноразовые отношения. Я совершенно не была заинтересована в чем-то серьезном.

– Так у вас был дружеский перепих или что-то вроде этого? – Хейли улыбнулась, допила вино и откинулась на спинку стула. Я кивнула:

– Вот именно.

– И как долго?

– Мы то расходились, то встречались примерно год. Просто так было проще. Никто на тебя не давит, никаких переживаний, просто развлекаешься, когда захочешь. Мы обе осознавали, что нравимся друг другу больше в постели, чем при свете дня. – Следующая мысль вызвала у меня смешок: – Я совершенно не горжусь этой ситуацией, и это не то, о чем я стала бы рассказывать Кендалл.

– Ну, детка, именно поэтому это так и называется: дружеский перепих, – поддразнила Хейли.

Я рассмеялась:

– Ее мать меня убьет.

– Ладно, а что было после этого года? И кстати, почему вы порвали?

– Я закончила колледж.

– Аа.

– Потом была Кассандра. Темное мясо, – я ухмыльнулась, Хейли кивнула и налила нам по бокалу вина. – Она была, пожалуй, одной из самых милых женщин, из всех, кого я когда-либо знала. Мы пытались строить отношения, но ее родители терпеть меня не могли, потому что я была белой. Все обернулось полной неразберихой и продлилось недолго. И это ее пес разорвал моего любимого медведика.

– Ну и черт с ней!

Я рассмеялась:

– Да. А потом была Эйрин.

Я положила вилку на опустевшую тарелку, встала, собрала посуду и пошла на кухню.

– А как насчет тебя?

Пока я загружала посудомойку, Хейли начала свой рассказ.

– Ну, в первое время в университете я почти ни с кем не встречалась. Собственно, на первое свидание я пошла в начале третьего курса.

– Почему ты так долго ждала? – спросила я, нарезая чизкейк.

– Не знаю. Я думаю, я просто устала от парней, от секса и от всей этой свистопляски еще в школе. Я хотела сконцентрироваться на учебе, на друзьях и семье.

– Такое решение можно только уважать, – я вернулась к столу с нашим дессертом в руках. – Прошу вас, мадам.

– Спасибо.

Я уселась на место. Хейли разглядывала чизкейк, а потом подняла взгляд на меня:

– Ты раньше уже покупала этот дессерт? Как он на вкус?

– Чтобы ты знала, это – домашняя выпечка. От первой и до последней крошки.

– Ты его испекла? Сама?

– Его испекли мы с Бунзеном.

– Ой, я не знаю, стоит ли пробовать еду, которую произвел на свет Бунзен.

– Его участие ограничилось тем, что он подбирал с пола крошки.

Она рассмеялась и наклонилась, чтобы понюхать чизкейк.

Я смотрела на нее, как зачарованная.

– Цианид не имееет запаха, – задумчиво протянула Хейли.

– Съешь ты наконец эту чертову штуку или нет?!

Хейли ухмыльнулась и отломила кусочек. Подцепила его на вилку, еще раз понюхала и отправила в рот. Ее челюсть задвигалась, она перекатывала его во рту, как будто дегустировала хорошее вино. Я и ахнуть не успела, а она уже набросилась на свою порцию.

Я только головой покачала и принялась за свой дессерт.

– Ну, продолжай.

– А, да. Кстати, Энди, это очень вкусно. Я вообще-то не большая поклонница тыквы, но этим можешь угощать меня в любое время.

Я рассмеялась:

– Отлично. Буду у тебя личным изготовителем дессертов.

– Классно, договорились!

Она откусила еще кусочек и медленно прожевала, прежде чем продолжить:

– Итак, на третьем курсе я повстречала Кевина.

– И что из этого вышло?

– Ничего не вышло. Я хочу сказать, мы провстречались что-то около года, но он был настоящим козлом. Я для него была такой символической девушкой, понимаешь? Просто услада для глаз, чтобы друзья завидовали. Определенно, ничего не значащие отношения.

Покончив с чизкейком, Хейли облизала палец и принялась подбирать с тарелки крошки.

– Ээ, Хейли? Там еще есть, ты знаешь? – она подняла глаза и расплылась в улыбке. – Хочешь добавки?

Она закивала, улыбаясь, как симпатичный маленький болванчик. Рассмеявшись ее выходке, я отобрала у нее тарелку и пошла на кухню.

– После этого я некоторое время совершенно не хотела ни с кем встречаться. Думаю, мне с лихвой хватило Кевина. И может быть, поэтому меня так потянуло к Лонни.

Я поставила тарелку перед ней.

– Что ты имеешь в виду? Чистоту его помыслов?

Она кивнула:

– Да. Он был таким хорошим и милым, и полной противоположностью Кевину. Именно с ним я окончательно преодолела школьные комплексы, понимаешь? А еще он до того был похож на Бреда Питта, что мне прямо страшно делалось.

– На Бреда? Фуу.

– И не говори. Ну, историю с Лонни ты уже знаешь. А после всего этого фиаско я познакомилась с Айзеком, и я с ним до сих пор встречаюсь время от времени. То есть, встречалась, когда жила в Калифорнии. Мы оба не искали себе партнеров, но если приключались какие-то праздники или встречи, куда неприлично идти одному, мы друг друга выручали.

Я откинулась на спинку стула, чувствуя, что полностью наелась и задумалась, как это Хейли может есть вторую порцию дессерта.

Мы еще поговорили о том, как нам жилось все эти годы, потом я помогла ей убраться. Было уже позно, и я устала.

Когда я добралась до дома, на часах была почти полночь. Я открыла дверь с удовлетворенной улыбкой на лице. Чем бы мы с Хейли ни занимались, я наслаждалась каждым моментом. Мы могли сидеть на диване, не говоря ни слова, смотреть телепередачу или фильм, и я чувствовала себя умиротворенной и счастливой. Никогда и ни с кем я не ощущала ничего подобного. Только с ней одной.

Я пошла в комнату Бунзена, открыла дверь и выпустила его.

– Привет, малыш. Ты как?

Я подхватила его возбужденную, извивающуюся тушку и прижала к себе, пока он взволнованно фыркал.

– Идем, дружище, надо тебя выпустить.

Я поднесла его к задней двери и выпустила наружу.

Направляясь в спальню, я прошла мимо проигрывателя и заметила, что на нем сверху лежит диск Линды Эдер. Я включила проигрыватель и скормила ему диск. Когда ее чистый, сильный и красивый голос выплеснулся из динамиков, я, не раздумывая, нажала на кнопку выбора трека и не отпускала ее, пока не добралась до песни номер двенадцать.

Медленно, чувственное начало "Unusual Way" заполнило комнату, и вот вступил голос Линды:

С закрытыми глазами я вслушивалась в эти слова, пропуская их через свою душу, и на какое-то мгновение я подумала, что расплачусь.

Я выключила музыку, впустила собаку, погасила свет и пошла спать.

Я натянула длинное кожаное пальто, зная, что вечером оно будет в самый раз. Стоял ранний декабрь, и зима навалилась на нас с удвоенной силой. За последнюю неделю выпало 36 дюймов (примерно 91 см) снега, и я наслаждалось каждой минутой зимы.

Натянув перчатки, я заперла дверь дома и пошла к джипу, чтобы заехать за Хейли.

Сегодня был ее тридцать первый день рождения, и я от души надеялась, что ей понравится то, что я для нее приготовила. Это не была большая вечеринка, как та, которую она устроила для меня, но во-первых, у нее была не круглая дата, а во-вторых, я эгоистично хотела, чтобы сегодня вечером мы были с ней только вдвоем.

Последние несколько недель промелькнули очень быстро, как это обычно бывает с празниками. На День благодарения я отправилась к маме, а Хейли отмечала его со своей семьей дома. Она затеяла праздничный обед, и я помогла ей его приготовить, потому что она не хотела напрягать свою маму, которой и так хватало забот с отцом. Тиму Корригану становилось все хуже, но я продолжала убеждать Хейли не терять надежды.

Наши исследования вошли в завершающую стадию, и я надеялась, что полученный результат будет полезным для всех, кто болеет рассеянным склерозом. Я очень надеялась, что у нас получится.

Я глянула на часы на приборной панели и с облегчением поняла, что не опаздываю. Я задержалась на работе, и когда, наконец, добралась домой, у меня осталось всего полчаса на сборы. Мои волосы были еще слегка влажными, но я не беспокоилась, они высохнут в ресторане. Сегодня я вела Хейли в ее излюбленное место – ресторан под названием «Внутреннее море». Согласно уверениям Хейли, там подавали самые лучшие крабовые котлетки в штате Мэн.

Я медленно рулила по подъездной дорожке. Я еще не переобула машину в зимнюю резину, поэтому мне чуть не пришлось включать полный привод. Наконец, я добралась до ее дома. Меня просто распирало от того, что я придумала для Хейли, и нам нужно было поспешить, чтобы уложиться в расписание. И нужно было учесть, что дорога в ресторан можеть занять больше времени, чем обычно…

С этими мыслями я подняла руку и постучала в дверь, которая немедленно распахнулась.

– Черт, ты что, за дверью ждала? – усмехнулась я.

Хейли улыбнулась:

– Ты представляешь?

– Ну, как бы то ни было – привет? – я чувствовала, что улыбаюсь до ушей.

– Здравствуй. От твоей улыбки станет день светлей? – спросила Хейли и при этом ее улыбка ничуть не уступала моей.

– Ага, станет, – согласилась я и посмотрела на нее.

Теплый плотный свитер, черные брюки, короткое, двубортное шерстяное пальто-бушлат.

– Выглядишь мило и точно не замерзнешь.

– Как ты и просила. Что ты задумала, мисс Энди?

Я покачала головой:

– Пока не скажу. Поехали!

Хейли заперла дверь и пошла за мной к джипу. Мы ехали в молчаниии, но Хейли заметила, в каком направлении мы движемся и воспряла духом:

– Погоди, погоди, мы что, неужели это… – тут я вкатилась на ресторанную парковку.

– Ужели! – улыбнулась я ей. – Это же твое любимое место.

– Да ну? А ты откуда знаешь?

– Птичка на хвосте принесла, – я припарковалась и поставила машину на ручник.

– И как зовут эту птичку?

Хейли приобняла меня за талию, и мы пошли к ресторану. Наше дыхание вырывалось в воздух смешными белыми облачками.

– Птичку? Ээ, Твити? (Тви́ти (англ. Tweety)- анимированный мультипликационный персонаж из серии «Looney Tunes» и «Merrie Melodies» в мультсериале Warner Bros. Жёлтый кенар – прим. пер.)

Она рассмеялась, и погладила меня по спине круговыми движениями. Ощущение было таким приятным… Я никогда не любила проявлений чувств, но, похоже, этодля меня изменилось, как и многое другое.

Я открыла дверь ресторана, и мы оказались в холле, забитом посетителями, ожидающими свободного столика. Вечер пятницы, обычное дело.

– Боже мой, – пробормотала Хейли.

– Не беспокойся.

Я прошла к администратору, назвала свое имя, и она с яркой улыбкой передала нас официантке, выделенной специально для нас. Девушка провела нас в дальнюю часть зала к самому уединенному тихому столику. Я улыбнулась, заметив, что к спинкам стульев и ножке стола привязаны воздушные шарики.

– Ох, Энди, – я услышала смех сзади, – И что мы скажем? Это день рождения или детский праздник?

Мы расположились за столом, и официантка с улыбкой спросила, что мы будем пить.

– Ну, – глянула на меня Хейли, – поскольку я не за рулем, то мне бокал белого вина.

– ОК. А вы, мэм?

– Безалкогольный клубничный дайкири.

– Хороший выбор. Я сейчас вернусь.

Я смотрела, как она торопится к кухне, пробираясь сквозь лабиринт столиков, а потом повернулась к Хейли. Она смотрела на меня.

– Это очень мило, Энди.

Я откинулась на спинку стула и улыбнулась:

– Рада, что тебе нравится.

Некоторое время мы сидели в тишине. В центре столика стояла свеча, и я смотрела, как ее пламя играет и колеблется в невидимых потоках воздуха.

– Знаешь поговорку? – я подняла взгляд, удивленная словами Хейли.

– Какую?

– Путь к сердцу женщины лежит через ее желудок.

– Разве там речь не о мужском сердце?

Она пожала плечами, откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди.

– В общем-то, о мужском, но лично я за вкусную еду готова на все. Пищевая извращенка.

– Неужели?

– Ужели!

– Прошу вас, леди, – официантка водрузила передо мной огромный замороженный напиток, а перед Хейли бокал вина. – Вы уже готовы сделать заказ?

Я взглянула на Хейли.

– Мне крабовые котлетки, пожалуйста.

– Слушаю. С какими овощами?

– С молодым картофелем.

– Мэм? – она повернулась ко мне.

– Копченый лосось, пожалуйста.

– Окей. Уже на подходе.

Она мило улыбнулась и снова оставила нас.

– Славная девочка, – сказала Хейли, наблюдая, как она убегает.

– Да, – согласилась я. – Никогда не хотела работать официанткой. Тяжелая работа.

– И не говори. Я пробовала, когда была в колледже, но очень недолго.

– Правда?

– О да. Это был полный отстой.

– Держу пари, ты была хороша.

Я ухватила свой напиток и мысленно обрадовалась, что он безалкогольный. С таким размером порции, я бы валялась под столом, не допив его и до половины.

– Да, я неплохо справлялась. И чаевые всегда были весьма приличными.

Хейли отпила вина.

– А почему ты недолго проработала?

Она пожала плечами.

– Потому, что это был полный отстой.

Я рассмеялась.

– И потому, что я скоро получила стипендию, так что на расходы хватало.

– О, так ты об этом рассказываешь, чтобы тебя просто пожалели? Тебе толком и не нужно было работать?

Я поболтала в своем стакане соломинкой, вытащила пластиковую шпажку и принялась рубить фрукты на кусочки.

– Да, но это гораздо лучше звучит, когда давишь на жалость.

Я покачала головой и рассмеялась:

– Да ты, дружище, просто псих…олог.

– Прошу вас, леди, – официантка подала нам салаты с фирменной заправкой.

Далее за нашим столиком воцарилась тишина, пока мы обе отдавали должное нашей еде. У меня, например, с самого утра и маковой росинки во рту не было, за исключением съеденного на завтрак бублика, а вот Хейли… Хейли, уже съевшая сегодня питательный, хорошо сбалансированный завтрак, равно как и ланч, была просто пищевой извращенкой.

– Мне нравится здешний салат, – промурлыкала Хейли, с видимым удовольствием пережевывая свои овощи.

Я глянула на часы. Идем по графику.

– Который час?

– Почти половина восьмого.

Хейли доела свою порцию, отодвинула тарелку и улыбнулась мне.

Я глянула не нее:

– Да?

– Отлично! Я готова к основному блюду.

Я рассмеялась и отодвинула свою тарелку. Хейли завистливо покосилась на то немногое, что осталось у меня на тарелке:

– Ты что, не собираешься доедать? Да как ты можешь оставить такой классный салат, чтоб его потом выкинули?

– Ну, если я доем салат, у меня для копченого лосося места не останется.

– Слабачка! – она ухватила мою тарелку и мгновенно стрескала салат. Я только головой покачала в изумлении:

– Ты, часом, не беременна?

Она рассмеялась:

– Ага, конечно. Разве что ты веришь в непорочное зачатие.

– О да, и кто это у нас здесь непорочный? Ты, что ли?

Мои слова вызвали у нее ухмылку.

– Лосось? – официантка, возникнув буквально из ниоткуда, поставила передо мной тарелку. – Осторожнее, тарелка горячая. И крабовые котлетки.

– Спасибо, – теперь Хейли улыбалась от уха до уха.

– Могу я предложить вам что-нибудь еще? – официантка переводила взгляд с Хейли на меня и обратно.

– Нет. Я думаю, мы готовы приступить, – ответила я. Еще раз улыбнувшись нам, она ушла.

– Ух ты! Ну разве не замечательно? – Хейли улыбнулась сначала своей тарелке, а потом мне. – Спасибо, Энди.

– Да на здоровье!

Ни слова больше не говоря, мы приступили к еде, наслаждаясь каждым кусочком и прикрывая глаза от удовольствия. Обслуживание было безупречным, еда – божественной, а вечер – идеальным. Лучшего и пожелать было нельзя.

Наконец, наши тарелки опустели. Официантка мгновенно матеарилизовалась рядом со столиком. Такое впечатление, что она за нами следила.

– Дессерт, леди?

Хейли посмотрела на меня с надеждой. Я кивнула.

– Шоколадно-малиновый мусс, пожалуйста? – попросила она и стала похожа на взволнованного ребенка. Господи, она была восхитительна.

– Мэм?

Быстро сморгнув, я посмотрела на выжидающее лицо официантки:

– Ой, простите. Мне, пожалуйста, банановое мороженое.

С улыбкой, официантка удалилась, чтобы несколько мгновений спустя вернуться в сопровождении компании коллег.

Я услышала аплодисменты с другой стороны зала и усмехнулась, потому что знала, что здесь намечается. Я посмотрела на часы, удовлетворенная тем, что все происходит вовремя, а потом подняла взгляд на Хейли. Она выглядела озадаченной и пыталась рассмотреть, откуда доносится шум. Он становился все громче и громче, пока десять официантов и официанток не выстроились вокруг нашего стола, хлопая в ладоши. Наша официантка встала перед Хейли, в руках у нее был заказанный шоколадный мусс, из которого торчала свеча.

Хейли помотала головой и покраснела:

– Неет…

Я улыбнулась, мне нравилось ее смущение при виде столь пристального внимания. Слаженный хор официантов грянул «Happy Birthday». Я была впечатлена, они действительно классно звучали. И хотя Хейли выглядела так, будто готова была под землю провалиться, было ясно, что происходящее ей нравится.

Официанты закончили петь и каждый из них, проходя мимо Хейли, целовал ее в щеку и желал счастливого дня рождения. Я чуть со смеху не умерла, глядя на это представление. Я и представить не могла, что они такое учудят, но Хейли, кажется, не возражала.

Когда все ушли, Хейли схватила ложку и обвиняющим жестом наставила на меня. Я только рассмеялась и принялась за свое мороженое.

Мы съели дессерт, и я снова глянула на часы.

– Ой, нам пора. Ты доела? – спросила я, посмотрев на Хейли как раз вовремя, чтобы заметить, как она пытается выскрести ложкой последние оставшиеся капельки мусса.

Я криво усмехнулась:

– Может, ты и тарелку оближешь?

Она глянула на меня, потом по сторонам, потом на свою тарелку. С недобрым видом она сунула палец в стеклянное блюдце и провела им по всей поверхности, вылавливая все упрямые кусочки, которые не могла собрать ложкой. Закрыв от удовольствия глаза, она засунула палец в рот и улыбнулась мне:

– Ням!

Я покачала головой:

– Ты абсолютно безнадежна, ты знаешь это?

Она кивнула:

– Да, я такая.

Наша официантка положила на стол маленькую кожаную папку со счетом. Хейли буквально смела ее со стола, я и глазом моргнуть не успела.

– Ха! Я не позволю тебе за это заплатить!

Она распахнула папку, чтобы обнаружить там лист бумаги, на котором было написано: «Большое спасибо, приходите к нам еще». Она смущенно посмотрела на меня.

– Почему бы тебе не положить это на стол и дать мне возможность вручить тебе подарок?

– Как, это еще не все? А с этим что? – она помахала бумагой.

– А, кредитные карты умеют творить чудеса.

Она уставилась на меня.

– Брось, Хейли, за все уплачено.

– Спасибо.

– Да не за что. С днем рождения! – я полезла во внутренний карман пиджака и выудила оттуда длинный конверт. – Вот, держи.

Я положила конверт на стол перед ней:

– Открывай, не тяни!

Она схватила конверт, разорвала его и вытащила прикольную открытку, прочла.

– Ха-ха. Ты тоже старая перечница, надеюсь, ты в курсе.

Я улыбнулась. Внутри был еще один конверт, меньшего размера и, отложив открытку, Хейли вытащила и его. Нахмурившись, она открыла его и вытащила два билета. Глаза ее стали огромными, рот приоткрылся.

– У нее концерт четвертого июля? – прошептала она и снова посмотрела на билеты. – И бог мой, как ты раздобыла пропуск в гримерку? К самой Линде?! Я даже не знала, что так можно!

Она вскочила со стула, буквально сдернула меня с моего и сжала в таком объятии, что мне стало трудно дышать. Я ответила ей тем же, радуясь, что ей понравился подарок.

– Там два билета, так что можешь взять с собой кого-нибудь.

Тем временем она отпустила меня и принялась изучать билеты:

– Третий ряд, в центре… – тут до нее дошло, что я только что сказала. – Взять с собой кого-нибудь? Ты шутишь, что ли? Энди, никаких кого-нибудь! Либо с тобой, либо ни с кем.

Я мечтала это услышать. Я так сильно хотела быть на этом концерте с ней.

– Ну, право выбора за тобой, ладно?

Она кивнула и снова сжала меня в сокрушающем объятии:

– Спасибо, спасибо, спасибо!

– Не за что. Пойдем, женщина. Нам пора.

Мы поспешили к выходу, и к моей вящей радости, посетители, мимо которых мы проходили, стали поздравлять ее с днем рождения. Она принимала их поздравления как должное, с присущими ей элегантностью и очарованием. Дойдя до двери, она повернулась и отвесила всем земной поклон.

В машине я повернулась к ней:

– Так, а теперь отвернись от меня.

Она сделала так, как я сказала, и я достала из кармана маску для сна и завязала черные атласные тесемки у нее на затылке.

– Ох, Энди, а я и не знала, что ты знаешь толк в извращениях.

– Ты и представления не имеешь, насколько, – ухмыльнулась я. – Ты что-нибудь видишь?

– Нет. Ничегошеньки.

– Хорошо. Теперь просто сядь и расслабься.

– А больно будет? – спросила она.

– Возможно. Особенно, если будешь подглядывать.

Я завела машину и включила печку на максимум, решив, что лучше будет хорошенько ее прогреть сейчас. На улице было действительно холодно, да и в машине не теплее.

Я вела машину и смотрела на свою пассажирку. Она откинула голову на подголовник, и по лицу ее блуждала едва различимая улыбка. Она выглядела такой расслабленной и умиротворенной и абсолютно, неимоверно прекрасной. Пока мы обедали в ресторане, я наглядеться на нее не могла. Ее манера двигаться, ее манера говорить, выражение ее лица… Как могли в одной женщине сочетаться красота, доброта, ум, одаренность, и все это одновременно? Это было просто нечестно…

Чувствуя, что вступаю на запретную территорию, я попыталась приструнить свои мысли и сконцентрироваться на управлении машиной. Утром приключилась очередная метель, и дороги были скользкими. Я тихо радовалась, что сейчас нет снегопада.

Прямо впереди нас из темноты выступили сначала огни, а потом и само наше транспортное средство.

Я припарковала джип рядом с экипажем и с волнением и восхищением оглядела громадных лошадей породы Клейдесдаль, запряженных в него. Повернувшись к Хейли, я быстро развязала маску и сунула ее обратно в карман пальто. Она открыла глаза, откинула волосы со лба и замерла, увидев лошадей. Они и правда были огромными.

– Ух ты! – выдохнула она.

– Пойдем, – я открыла дверцу и поспешила к повозке. Кучер ожидал нас. Он был в смокинге, но его трудно было разглядеть под многочисленными слоями верхней одежды.

– Добрый вечер, Хейли, – улыбнулся он. – С днем рождения и пожалуйста, смотрите под ноги.

Он усадил в экипаж сначала Хейли, а потом меня, и мы оказались сидящими плечом к плечу. Нашу повозку правильнее было бы назвать кабриолетом – у нее было одно сиденье и откидной верх.

– Где мы? – спросила Хейли, оглядываясь по сторонам.

– Кросбенд, – ответила я и пошарила под сиденьем. Есть! Я выпрямилась и вытащила оттуда термос. – Горячий шоколад?

Она улыбнулась в ответ, выдохнув белое облачко пара:

– Боже мой, ты предусмотрела все. С удовольствием.

Я открутила крышку термоса, сняла внутреннюю крышку и налила в них шоколад.

– Кросбенд? Это же элитный район.

– Он самый.

Кучер понукнул лошадей, и мы начали двигаться. Похожий на небольшие сани низ нашего экипажа успокаивающе зашуршал по слежавшемуся снегу. Я оглянулась, чтобы посмотреть на оставляемый нами след, а тем временем Хейли, чуть не подпрыгивая от волнения, вертела головой во все стороны.

Все дома были подсвечены рождественскими гирляндами, а большие дворы украшены скульптурами и декорациями.

– Вот это да! Ты только посмотри сюда! Там, наверное, миллион лампочек! А вон, смотри! – она показала на дом, мимо которого мы проезжали.- На крыше пять труб и вон, из одной выглядывает Санта!

– Ага, – улыбнулась я. – Он нам машет, – я подняла руку и крикнула – Санта, привет!

Хейли рассмеялась и тоже помахала.

– Бог ты мой! Как ты думаешь, сколько в этом доме спален? – спросила она, показывая на здание, занимавшее целый квартал.

– Нууу, семь? А может, и восемь…

– Ух ты! Да вся моя квартира целиком уместится у них в прихожей.

– Точно. Когда я подыскивала себе дом, я на самом деле приценивалась к здешним домам. Непременно купила бы себе один, если бы хотела никогда больше не выходить наружу.

– Или покупать ботинки.

– Эй, всегда нужно правильно определять приоритеты.

Она рассмеялась, прижалась ко мне, чтобы согреться, пока мы прихлебывали горячее какао.

Это был необычный вечер. Мы катили по району, рассматривая невероятные украшения, скульптуры, фигуры и рождественские огни. Нам попался дом явно еврейской семьи, украшенный по канонам иудейской веры. Огромная звезда Давида на крыше и менора-семисвечник на лужайке, сияющая желтыми огоньками, символизирующими пламя. Там же, на крыше, оказался и Санта, потерявший штаны при попытке вылезти из трубы.

Мы смеялись, перебивали друг друга, тыкали пальцами и хихикали. Я чувствовала себя примерно десятилетним ребенком и в то же время, как ни странно, женщиной, когда Хейли хватала меня за руку или тянула за рукав, показывая на что-то, или склоняла голову мне на плечо, когда мы рассматривали особенно красивый дом.

– Это волшебно, – прошептала она, дыша мне в шею. Я закрыла глаза и глубоко вдохнула, пытаясь запомнить каждое ощущение, чтобы потом иметь возможность проиграть их снова и снова. Я хотела запомнить запах ее шампуня, запах дыма, вьющегося над печными трубами, запах топящихся в домах каминов, блеск снега, рождественские огни, превращающие улицы в оранжевую страну чудес и нас, катящихся в волшебной колымаге, влекомой сказочными лошадьми.

Я наклонилась к Хейли, вспоминая, что же она только что сказала.

– Да, – от души согласилась я. – Это волшебство.

В конце концов, поездка завершилась, и пришло время покидать сказочную страну и возвращаться в реальность. Я вручила кучеру щедрые чаевые, и в знак благодарности он улыбнулся нам и коснулся пальцами полей шляпы. Мы с Хейли вернулись в джип, и я снова включила обогрев на максимум, потирая руки сквозь перчатки. Тридцать минут на свежем воздухе едва не превратили меня в эскимо.

Я повернулась к своей пассажирке и увидела всю ту же умиротворенную улыбку на ее губах.

– Ну что, тебе понравилось?

Она откинулась на спинку сиденья, посмотрела на меня и кивнула:

– Очень. Это самый лучший день рождения из всех, что у меня были, Энди. Спасибо тебе.

Я взволнованно ответила:

– Всегда пожалуйста, Хейли. И ты этого тоже достойна.

И мы улыбнулись друг другу.

ЧАСТЬ 15

Кендалл выбежала из дома с сумкой в руках. Я улыбнулась. Скоро ей исполнится одиннадцать. Как быстро идет время…

– Знаешь, Энди, я теперь не могу понять, как я раньше этого не замечала, – сказала Хейли с пассажирского сидения рядом со мной.

– Чего не замечала? – спросила я, не отводя взгляда от Кендалл.

– Что она – твоя дочь. У нее абсолютно твои глаза.

Я улыбнулась:

– Да. Я так рада, что хоть что-то у нее от меня.

– И не только глаза. Еще у нее твои губы, – она резко оборвала себя, когда дверца распахнулась и маленький сгусток энергии юркнул на заднее сиденье.

– Привет! – воскликнула она и обняла меня сзади, сомкнув руки вокруг подголовника на моей шее. Я сжала ее запястье:

– Привет, солнышко.

К моему удивлению, она проделала тот же трюк с Хейли, и некоторое время мы все просто улыбались друг другу. Наконец, Хейли ухватила ее за руку:

– Как поживает моя любимая десятилетняя девчонка?

– Хорошо.

Я включила передачу, и мы покатили по направлению к моллу.

– Ты готова к целому дню напряженного шоппинга, дитя?

– Ага! Рождество же!

Мы с Хейли рассмеялись.

– Это точно, – Хейли повернулась, насколько ей позволил ремень безопасности, и посмотрела на Кендалл.

– Солнышко, а ты пристегнулась? – спросила я, глядя на нее в зеркало заднего вида.

– Угу, – последовал полный энтузиазма ответ, и она щелкнула по ремню, пересекавшему ее детскую грудь. Скоро у нее начнет расти грудь… Господи, как все быстро…

– Как дела в школе, Кендалл? – спросила Хейли.

– Фу, не хочу об этом разговаривать.

Я, нахмурившись, посмотрела на них в зеркало заднего вида.

– Почему? Что не так в школе?

– Мальчики такие идиоты, – надулась она.

«Хорошая девочка» – хихикнула я про себя.

– Правда? Хочешь поговорить об этом? – спросила Хейли, прикоснувшись к ее колену. Кендалл помотала головой. – Ладно, тогда не будем.

– Энди?

– Что, солнышко?

– А можно послушать мой диск?

– Конечно. Передай его Хейли.

Кендалл расстегнула свою сумочку и вытащила коробку с диском. Хейли взяла ее, повернулась на сиденье и прочла название:

– "Tempo Toys," – она глянула на меня, и я закатила глаза. Господи, терпеть не могу бойз-бэнды. Я посмотрела на обложку. Там в выспренных позах красовались пятеро юношей.

– Они круче всех! – влюбленно выдохнула Кендалл с широкой улыбкой.

– Даа? И кто тебе нравится больше всех, кто твой любимчик? – Хейли протянула ей коробку, и Кендалл усмехнулась. У нее недавно выпал верхний зуб, поэтому улыбка получилась щербатой.

– Адам, – застенчиво сказала она.

– Который из них?

Кендалл показала на парня в центре – он стоял, широко расставив ноги, рука протянута вперед, палец указывает на зрителя.

– У него еще молоко на губах не обсохло, – пробормотала я. Хейли шлепнула меня по ноге, а потом вставила диск в плеер. Я тут же пожалела о том, что разрешила этому бреду звучать в моей машине. Но что тут поделаешь, если у тебя десятилетний ребенок?

– Как ты думаешь, у него бакенбарды настоящие? – негромко спросила Хейли, а Кендалл тем временем принялась подпевать музыке. К моему изумлению, у нее был действительно классный голос, как для такого воробышка. Слава богу, не мой.

Я глянула на юношу с обложки, о котором говорила Хейли, бакенбарды колосились на его щеках.

– Нет, лично я думаю, ему их пририсовали.

Она усмехнулась:

– А помнишь эти богомерзкие бой-бэнды времен нашей молодости?

– Ага, – хихикнула я. – NSYNC и Backstreet Boys.

– О, а помнишь эту шалаву Бритни Спирс?

– А что такое шалава?

– Ой, – криво усмехнулась Хейли.

– Это не очень хорошее слово, Кендалл, – отозвалась я. И почему дети все время слышат то, что не надо?

До молла ехать было долго, но, к счастью, Мишель Торрини предусмотрела это и снабдила Кендалл игровой приставкой геймбой и несколькими книгами. Наконец, мы прибыли.

Покупки мы делали в три захода. Сначала мы пошли все втроем, чтобы Кендалл купила подарки родителям, а мы с Хейли – нашим семьям. Во второй раз Кендалл пошла с Хейли, что развязало руки мне, а в третий – со мной, чтобы Хейли могла купить то, чем она осчастливит меня и Кендалл.

Я уже решила, что подарю Кендалл компьютер и успела обсудить это с ее родителями. Кендалл входила в такой возраст, когда компьютер ей все равно понадобится, хотя бы для учебы, тем более, что изучать их они начали чуть ли не с первого дня занятий. Ее родители не располагали достаточными средствами, чтобы купить ей комп, так почему бы это не сделать мне? Им эта идея явно понравилась.

Я знала, что Хейли, со своей стороны, планировала подарить Кендалл несколько дисков с программным обеспечением, а я подобрала еще джойстик и диск с игрой, чтобы Санте было, что положить в рождественский чулок. Я знала, что не увижу Кендалл на это Рождество. Это было неприятно, но от меня ничего не зависело – их семья уезжала на праздники в Колорадо к родителям Мишель. Мы с Кендалл отпразднуем наше Рождество позже, когда они возвратятся.

Выбросив эти мысли из головы, я решила получить удовольствие от дня сегодняшнего и, надо признать, это нам удалось. Мне казалось, что у меня на руках два десятилетних ребенка вместо одного. Черт, из Хейли получилась бы отличная мама! Она, конечно, возражала, но у нее был врожденный талант. Забавно, что она то же самое говорила обо мне.

Мы ели, смеялись, покупали, пока едва не рухнули от усталости. Кендалл нужно было вернуться пораньше, завтра с утра они отбывали в Колорадо, поэтому программу закупок пришлось чуток сократить.

Она вырубилась на заднем сиденье по дороге домой, все еще сжимая в руке геймбой. Хейли потянулась назад и выключила игрушку, чтобы не посадить батарейки, потом уселась поудобнее и удовлетворенно вздохнула.

– Ты слышала, что в клинике затевается новогодняя вечеринка? – негромко, чтобы не потревожить Кндалл, спросила я.

Хейли повернулась лицом ко мне и кивнула.

– Ты пойдешь? – продолжила я.

– Ой, не знаю, пока раздумываю. А ты?

– Сомневаюсь. Там требуется кавалер, – ухмыльнулась я.

– Ой, да ладно, Энди. Не могу представить, чтобы для тебя было проблемой найти кого-то. Наверняка в клинике полно одиноких женщин, которые только тебя и ждут!

Я замотала головой:

– Неа. Я совершенно не горю желанием выставлять напоказ свою личную жизнь.

– А, ну тогда мы всегда можем найти тебе мужчину для сопровождения. Всего на один вечер.

Я рассмеялась:

– Да, это было бы интересно.

– Ммм, – Хейли опустила глаза и стала нервно перебирать пальцами.

– Кстати о кавалерах, – она отвернулась к окну. – Меня тут на свидание пригласили…

Она медленно повернулась ко мне и посмотрела так, будто внезапно почувствовала себя неловко.

Честно говоря, у меня все внутри оборвалось, но я и виду не подала. Она имела полное право быть счастличой и встречаться с кем захочет.

– Да ну?

– Ну да.

– И кто этот счастливчик? – я полностью сосредоточилась на дороге. Я вообще не понимала, почему происходящее должно хоть в малейшей степени беспокоить меня. Так почему же, почему я чувствовала, что меня предали?!

– Его зовут Крейг. Вообще, он лаборант в клинике. Берет кровь на анализ.

– Понимаю. Вампир с лицензией.

Она хмыкнула:

– Ага.

– Откуда он тебя знает? И когда у вас свидание?

– Я работаю с одной женщиной, с Шерил. Она сторонница старых традиций и думает, что женщине негоже быть одной. Ну, и все такое прочее.

Я скорчила рожу:

– В каком веке она живет?

– Да уж, точно. Я отношусь к ней с юмором, потому что ей почти семьдесят и она ведет себя так, будто она – моя мама или что-то в этом роде.

– Скорее, бабушка.

– Будь снисходительна.

– Ну, так когда у тебя свидание?

Я глянула на нее и удивилась, встретив прямой взгляд ее голубых глаз. Я отвела глаза и уставилась на дорогу. Очень скользко, знаете ли.

– В субботу вечером.

Второй раз за вечер у меня кровь застыла в жилах. Мы же должны были провести этот вечер вместе. Ага, конечно, с этим хреном-с -горы -Крейгом ей куда интереснее, чем со мной.

– А, и чем вы планируете заняться?

Она вздохнула, запустила пальцы в волосы, распустила хвост и провела пальцами по прядям.

– Представления не имею. Чем вообще можно заняться на свидании? Я слишком давно ни с кем не встречалась.

– Кино? Обед? Боулинг? – улыбнулась я.

– Боулинг звучит заманчиво. Тысячу лет там не была.

Я вела машину, а Хейли все рассказывала об этом мудаке Крейге. Я даже думать не хотела о том, как она пойдет на свидание хоть с Крейгом, хоть с кем бы то ни было.

На какое-то время в машине повисла тишина, а потом Хейли сменила тему. Слава богу.

– Ты когда-нибудь была в Калифорнии, Энди?

Я глянула на нее, удивленная ее выбором темы разговора.

– Неа.

– А хотела бы? Я имею в виду, это было бы для тебя интересно?

– Конечно. Это все равно, что побывать на другой планете по сравнению с Миннесотой.

– О боже, да! Возвращение сюда стало для меня шоком, – рассмеялась она.

– Правда? – я глянула на нее.

– Конечно. У нас там никогда не бывает такого, – она обвела рукой белое великолепие за окном. – Там так красиво…

– Могу понять. На фотографиях и в кино Калифорния выглядит очень красиво. И я всегда хотела увидеть Тихий океан.

– Хммм.

Я разожгла камин, поскольку температура неуклонно понижалась, и, наверное, в пятнадцатый раз посмотрела на часы на каминной полке. Потом уселась в кресло с книгой в руках. Бунзен свернулся калачиком на подстилке, которую я подвинула поближе к камину, чтобы мой мопсик не замерз.

Со вздохом я открыла книгу на закладке и начала читать. Ну, или делать вид, что читаю.

Я перестала что-либо понимать. Я так любила вечера, когда мне удавалось спокойно посидеть, попивая чаек или воду, а иногда даже прихлебывая вино из бокала, и насладиться книгой, хорошим фильмом или, черт возьми, интересным кроссвордом. Сегодня я перепробовала все. Кино было нудным и унылым, на кроссворде я не могла сосредоточиться, а к книге быстро утратила интерес, хотя я героически пыталась продолжить чтение.

Я снова посмотрела на часы. Было всего десять минут десятого, но наступала ночь, и комната погружалась в темноту. Единственными источниками света были пламя в камине и небольшой настенный светильник возле кресла, освещавший мою книгу. Свернувшись в кресле поуютнее, я прокашлялась и принялась читать главу номер четырнадцать.

Никогда в жизни мне не было скучно наедине с собой, и теперь мне совершенно не нравилось, что это стало проблемой. Мне не нужен был никто, чтобы я могла улыбаться или чувствовать себя счастливой. Мои книги, мои исследования, игра Литерати – вот все, что мне было нужно.

А теперь? Ничего не помогало. Это тревожило меня и приводило в замешательство.

Динь-дон.

Я подняла голову, но темнота за узорчатыми стеклами была непроницаемой.

Я положила книгу на кресло и пошла к двери, по дороге включив свет на крыльце. Кто бы это мог ко мне пожаловать в 9.25 вечера в субботу?

Я щелкнула замком, открыла дверь и замерла, ошеломенная. На пороге стояла Хейли и улыбалась мне. Я отступила на шаг, пытаясь побороть шок и подавить радость. Потом я заволновалась:

– С тобой все в порядке? – спросила я, шагнув вперед и придерживая дверь рукой.

– Будет в порядке, если ты дашь мне войти. Я тут насквозь промерзла.

– Еще чего не хватало, – я отступила, и она быстро скользнула в дом, а я захлопнула за ней дверь. – Что ты здесь делаешь?!

– Чего? Хочешь, чтобы я ушла? – спросила она с ухмылкой, размотала шарф и принялась расстегивать пуговицы своего пальто.

– Да нет, конечно, я просто… у тебя же вроде было свидание?

– О да, – сказала она, вешая пальто на крючок и запихивая сброшенные перчатки в карман. – Крейг… о, это было что-то с чем-то.

Я пошла в гостиную, она поспешила за мной чуть ли не вприпрыжку, уселась возле очага и обхватила себя за плечи.

– Боже, пари держу, что снаружи уже минус двадцать.

– Я сделаю тебе чай.

– Ой. Это было бы хорошо, – улыбнулась она. Зубы ее выбивали дробь. Я быстренько налила ей чашку горячего чая, добавила чуть-чуть сахара и капельку меда как раз так, как она любила и поспешила в комнату.

– Пей.

Она сжала чашку обеиим руками и медленно отпила глоток. Я вытащила пуфик и пододвинула его поближе, чтобы сесть перед ней.

– Давай сюда, – я подняла ее ногу, расположила ее лодыжку у себя на бедре и потянула на себя заснеженный кроссовок.

– Ты что, ходила на свидание в обычных кроссовках?

Она покачала головой:

– Нет, заехала домой и переоделась.

– Аа, – я развязала шнурки, сняла кроссовок и начала растирать ее стопу, восстанавливая кровообращение и согревая ее. – Давай, рассказывай.

– Ну, – произнесла она, отпила еще глоток чая и отставила чашку, чтобы взять на руки взволнованного мопса, который как раз проснулся и затребовал внимания. – Крейг оказался вполне милым, если так можно сказать. Вполне милым себялюбивым нарциссом. У него наполеоновские планы поступить в мединститут и стать величайшим доктором всех времен и народов.

Тут она хихикнула и прижала моего пса к груди, целуя его в макушку и поглаживая по спине.

– Настоящий мужик, да?

– Если бы только это. У парня хватило пороху попытаться спорить со мной на тему, сколько лет я получала медицинское образование. Настоящий идиот! А когда он стал рассказывать о себе, мне и слова некуда было вставить. Он меня ни о чем не спрашивал, разве что попросил передать соль во время обеда. Полный кошмар!

Она ухватила Бунзена за щеки и уставилась ему в глаза:

– Никогда не веди себя так с девочками-мопсами, малыш, или у тебя будут проблемы. Понял меня?

Фыркание.

– Я думаю, он понял.

Она улыбнулась и опустила его на пол, мопс вернулся на всою подстилку и свернулся калачиком. Хейли прикрыла глаза.

– Мне тоже нужно тебе кое в чем признаться, – смущенно произнесла она, глянула на меня и быстро отвела глаза.

– В чем это?

– Я скучала по тебе, по нашим субботним вечерам.

Я улыбнулась и ничего не сказала, но внутри у меня загремели фанфары.

Хейли вздохнула, когда я опустила ее ногу на пол и занялась массажем второй. Она закрыла глаза:

– Такое приятное ощущение, Энди…

– Ты хоть чуть-чуть согрелась?

– Мммм, не то слово.

Я улыбнулась и продолжила оказание помощи.

– Энди?

– Хммм?

– А когда мы будем праздновать наше Рождество?

Я подняла глаза на нее и обнаружила, что она наблюдает за мной из-под полуопущенных век.

– Не знаю…

– Просто, Рождество уже через четыре дня, и мы будем с родителями в Нью-Йорке гостить у брата, а вернемся только двадцать седьмого. Я не хочу праздновать Рождество с тобой постфактум.

– Ну тогда, как насчет того, чтобы отпраздновать его сегодня?

Она резко выпрямилась:

– Правда?

Я кивнула.

– Конечно, почему нет?

Потянув ногу к себе, она стала поспешно натягивать кроссовки.

– Я мигом смотаюсь за твоими подарками и сразу назад!

Я рассмеялась, наслаждаясь тем, как на моих глазах она превратилась в большого ребенка.

– Хорошо, мы с Бунзеном будем ждать.

Хейли улыбнулась и поспешила к двери, набросила одежду и ускакала в холодную ночь. Я немного посидела, прислушиваясь к звуку ее заводящейся машины, и тут меня осенило.

Рождество!

Я рванула в запасную спальню, Бунзен понесся за мной, оглушительно гавкая. Я схватила свою четырехфутовую елку (примерно 1м 20 см – прим. пер.) со встроенной гирляндой и несколько коробок сукрашениями. Я не планировала ставить ее в этом году, я вообще купила эту елку только потому, что в прошлом году мы отмечали Рождество с Кендалл.

Мы прискакали обратно в гостиную, я сдернула лампу со столика и водрузила на него елку, подключила электричество, и огоньки замигали, озаряя комнату, а я стала развешивать шарики и мишуру. Бунзен тоже развлекался, как мог.

Закончив с этим, я достала подарки для Хейли и разложила их под елкой. Я от всей души надеялась, что ей понравится. Я приготовила конверт, в котором был мой главный подарок, большую коробку примерно метр на метр и еще один подарок поменьше.

Я снова уселась в кресло и взяла книгу. В последнее время мне с трудом удавалось изображать безразличие, но нужно было хоть попытаться. Теперь дом полностью погрузился в темноту, за исключением пламени камина и елочной гирлянды, огоньки которой рисовали разноцветные узоры на стенах.

Я услышала, как Хейли постучала в дверь.

– Входи!

Дверная ручка повернулась, дверь отворилась, и в дом влетела Хейли. Она захлопнула дверь и прислонилась к косяку.

– Ффух, до чего там неприятно, на улице.

Она замерла и повернулась к огням, видимо, заметив их боковым зрением. Ее лицо быстро расплылось в улыбке, и она прошла в гостиную.

– Ну, я вижу, ты тут времени даром не теряла, – сказала она, подошла к елке и потрогала шарики.

Потом повернулась ко мне и кивнула:

– Я одобряю.

– Ну, я очень рада – я улыбнулась и встала. – Так, кто первый получает подарки?

– Давай, ты.

– Окей.

Я улыбнулась, как маленький ребенок и потерла руки. Хейли тем временем расположила свои дары – два конверта, один из которых был очень пухлым и странную штуку круглой, но не совсем формы. И еще маленькую овальную коробочку.

– Вот, – она протянула мне странную штуку. Она не была очень уж тяжелой, но и легкой ее назвать было нельзя. Я аккуратно сняла оберточную бумагу, задаваясь вопросом, зачем Хейли вообще стала это паковать. Наконец, оттуда свесилось мягкое щупальце. Я глянула на Хейли с ухмылкой и содрала остаток обертки. В моих руках оказался радужной расцветки куш, и он был просто огромным – раза в два больше софтбольного мяча. (около 20 см в диаметре – прим. пер.)

– Какой огромный куш, – рассмеялась я. – И расцветка мне тоже нравится.

– Ну, я подумала, что могу пополнить твою коллекцию кушей, начало которой положила Кендалл.

– Да, а Кендалл положила ей начало по твоему наущению, – рассмеялась я.

Хейли прижала руку к груди:

– Я по-прежнему невиновна по всем пунктам обвинения.

– Отлично. Спасибо тебе. Думаю, я отнесу его на работу и буду держать у себя на столе.

Я подбросила мяч в воздух, поймала и пошла к елке. Достав маленькую коробочку, я вручила ее Хейли. Она взяла ее и с совершенно детской улыбкой начала рассматривать, взвешивать на руке, вертеть и ощупывать.

– Может, просто откроешь эту чертову штуку?

В конце концов, она осторожно развернула бумагу и ее взору предстала белая коробочка. Хейли поддела пленку ногтем, открыла коробку и вытащила содержимое. Она улыбнулась при виде Beanie Baby, но улыбка была слегка недоумевающей.

– Посмотри на ярлычок.

Она посмотрела и рассмеялась:

– Медвежонок Зигги, да? (полагаю, отсылка к Зигмунду Фрейду – прим. пер.)

– Да, мэм. Beanie выпустили новую коллекцию, посвященную профессиям, и это один из них.

– Так что, этот медведик – маленький психиатр?

Я кивнула. Она обняла меня:

– Спасибо, Энди.

– Не за что.

Моим следующим подарком оказался буклет, состоящий из подарочных купонов такого рода, как «Действителен к обмену на одну пару ботинок от Эдди Байера», «Действителен к обмену на один обед во «Внутреннем море», «Действителен к обмену на бесплатный ночной киносеанс, включая ужин» и прочие приятные вещи.

– Ох, как здорово. И я так понимаю, к каждому купону прилагаешься ты в качестве моей личной рабыни для развлечений? – спросила я, глядя на буклет.

– Можешь не сомневаться.

– Мне нравится сама идея, – ухмыльнулась я.

Потом Хейли открыла большую коробку, стоявшую на полу. Внутри оказалась белая коробка чуть меньшего размера. Хейли любопытно улыбнулась и, заворчав, подняла ее и переставила на пол рядом с камином. Снова поддев скотч ногтем, она потянула за крышку и посмотрела на меня.

– Что там?

– Вытаскивай его!

Она наклонила коробку и на пол шлепнулся огромный, оранжевый, весь в щупальцах… тут до нее дошло.

– Это же… это же самый большой в мире куш! – она уставилась на меня в крайнем возбуждении.

Я усмехнулась и кивнула:

– Сядь на него.

– Нет, он же не для этого.

– Как раз для этого. Это, собственно, кресло-мешок.

И с абсолютной уверенностью она плюхнулась на куш, утонув в его мягкости.

– Он круче всех! Где ты его нашла?

– Мне пришлось попотеть, но когда я его увидела, я поняла, что он должен быть твоим. Ой!

Я обнаружила, что уже сижу, причем наполовину на кресле-мешке, наполовину на Хейли.

– Скажи, здорово?!

– Ага, – я вздохнула и откинулась назад, прижавшись к ним обоим. Хейли обвила меня руками и крепко обняла.

– Он такой классный, Энди. Спасибо тебе.

Я прислонилась головой к ее плечу.

– Пожалуйста. Вставай, у нас еще есть чем заняться.

Кряхтя, как две старухи, мы извлекли наши тела из объятий куша.

Следующим номером программы мне досталась маленькая овальная коробочка. Я развязала бантик, сняла крышку и вытащила пенопластовую прокладку. Там, на дне коробочки, сидел крохотный хрустальный мопс.

Задержав дыхание, я осторожно вытащила его, понимая, что это кристалл Сваровски. Я посадила малыша на ладонь и посмотрела сквозь него на пламя камина.

– Это маленький прозрачный Бунзен, – восхитилась я.

Хейли довольно рассмеялась и выжидательно посмотрела на меня.

– Спасибо, – я аккуратно положила фигурку обратно в коробку и обняла Хейли изо всех сил.

– Пожалуйста.

Теперь настало время для моего главного подарка. Я передала ей конверт, она быстро открыла его и прочла открытку. Конечно, в человеческом языке не было нужных слов, но я все же попыталась выразить то, как много она значит для меня и какие счастье и радость я испытываю от того, что она вошла в мою жизнь.

Хейли опустила открытку и посмотрела на меня.

– Я подписываюсь под каждым словом, – это было единственное, что она произнесла.

Потом она вытащила из большого конверта другой, поменьше. Внутри обнаружились билеты на выпускной вечер Чикагской кулинарной школы. Смысл был в том, что заплатив немалую цену за билеты, вы могли заявиться на выпускной вечер и продегустировать все изысканые блюда, приготовленные шеф-поварами, окончившими одну из самых известных кулинарных школ мира.

Хейли посмотрела на меня прищуренными глазами:

– Ох, ты плохааая девочка, ты знаешь это? – спросила она, и ее голос был таким низким, что у меня мурашки пошли по спине.

– Ну, ты же сама сказала, что ты – пищевая извращенка.

– Сказала, и не отказываюсь от своих слов.

Она подошла ко мне и сжала в объятии. Наши тела прижались друг к другу, наше дыхание смешалось, а потом я почувствовала, как ее губы коснулись моей щеки.

– Спасибо, Энди, – прошептала она мне на ухо. Я попыталась подавить дрожь, пробежавшую по моему телу.

Мы разомкнули объятие, но еще какое-то мгновение она держала меня за руку, глядя мне в глаза, прежде чем отпустить, повернуться и взять с журнального столика свой последний подарок для меня. Это тоже был конверт.

– У нас с тобой пунктик насчет конвертов, а? – улыбнулась я.

Она ответила такой же улыбкой и отдала конверт мне.

– Изо всех сил надеюсь, что тебе понравится. Мне кажется, я пошла на серьезный риск и позволила себе некую вольность, – Хейли встала, глядя на меня, завела руки за спину и стала нервно переминаться с ноги на ногу.

Заинтригованная, я осторожно вскрыла конверт и вытащила открытку с голым Санта Клаусом, который традиционно прикрывал красным колпаком свой подарок для миссис Клаус. Я посмотрела на Хейли.

– Ха-ха, – усмехнулась она.

– Ну, просто здесь маловато обнаженных миссис Клаус.

Улыбаясь, я прочла забавный текст на открытке, но то, что Хейли написала внутри, затронуло меня до глубины души.

«Энди, спасибо тебе за то, что ты – это ты и за то, что ты позволила мне стать частью твоей жизни. Ты изменила меня в столь многих отношениях за последние четырнадцать лет, и я благодарю тебя за это. Я надеюсь, что ты всегда будешь частью моей жизни. С любовью – Хейли.»

Я посмотрела на нее и почувствовала, как сжалось мое горло. Ни слова не говоря, я прижала ее к себе, обняла, и с закрытыми глазами прошептала:

– Всегда.

– Всегда, – прошептала она мне в ответ.

Отстранившись от нее, я посмотрела на то, что еще было в конверте. Догадываясь, что это, я открыла небольшую бумажную папку, где лежали два билета на самолет. Желтый стикер на одном из них гласил: «Это тебе, когда ты соберешься в Калифорнию».

Я перевела взгляд на нее:

– Хейли, это уже слишком.

– Абсолютно нет. Надеюсь, ты не думаешь, что это слишком самонадеянно с моей стороны, но ты же сама сказала, что хотела увидеть Тихий океан. Можешь взять с собой кого угодно, поездите по штату вместе. Билеты действительны в течение года.

– Ты же знаешь, что я возьму тебя.

Мы снова сошлись в объятии, но на этот раз ни она, ни я не собирались отпускать друг друга в ближайшем будущем. Я вздохнула, впервые в жизни ощущая невероятную наполненность.

– С Рождеством, Энди.

– С Рождеством, Хейли.

В этом году Рождество прошло для меня под знаком одиночества, впрочем, как и во многие предыдущие годы. Я отправилась в гости к маме и там, конечно, были Крис с женой и Клайв со своей семьей. Я неплохо провела время, но, честно говоря, мне хотелось побыть одной. Самое паршивое чувство, это когда ты ощущаешь одиночество посреди толпы людей.

Я вернулась домой и завалилась спать.

Наступил канун Нового года, и меня ожидала вечеринка. Когда Хейли вернулась из Нью-Йорка, она отправилась прямиком ко мне и в рекордно короткое время уговорила меня пойти. Она сказала, что нашла для меня идеальную пару.

Невозможно. Моя идеальная пара собиралась прийти на вечеринку под руку с нейрохирургом по имени Джон Северо.

Я не могла и не хотела думать об этом сейчас. Хорошо провести время – вот каким был мой план, и я собиралась воплотить его в жизнь. Тряхнуть стариной, оторваться на всю катушку, чтобы потом было, что вспомнить.

Я посмотрелась в зеркало и сама себя не узнала. Когда мне было семнадцать лет, Хейли однажды сказала, что сделает все, что угодно, если увидит меня в платье. Что ж, друг мой, начинай что-то придумывать, скоро настанет время платить по счетам.

Черное платье из матового атласа, неширокие бретельки, юбка почти в пол, черные туфли, каблук два дюйма. Вырез глубокий, но как раз такой, чтобы меня нельзя было обвинить в дурном вкусе. Я повернулась и глянула через плечо на собственную спину – большую ее часть платье оставляло открытой, но при этом оно плотно облегало грудь и талию, а сама юбка была более свободного кроя, чтобы не сковывать движения.

Застегивая круглые серебряные серьги, я еще раз оглядела себя. На волосы я нанесла гель, чтобы придать прическе объем и пышность.

Да, я выглядела на все сто.

Несмотря на то, что мы решили закрыть лабораторию на праздники, сегодня я все же побывала на работе. Наши эксперименты нельзя было просто отложить, и они требовали постоянного контроля. Работы вошли в завершающую стадию, и никто не хотел рисковать.

Вечеринка началась полчаса тому назад, так что мне нужно было поторапливаться.

Парковка «Хилтона» была забита мерседесами, БМВ и даже лимузинами. Я закрыла свой джип и, придерживая платье, поспешила к зданию. Еще на подходе к отелю я услышала музыку.

Я быстро нашла банкетный зал и остановилась в дверях, отыскивая взглядом Хейли. Я представления не имела, как выглядит ее кавалер, не говоря уже о моем.

Разговоры вокруг меня стихли, и в мою сторону начали поворачиваться головы. Меня откровенно разглядывали. Я прошла дальше в комнату, слыша шепот за спиной. Я понимала, что чертовски хорошо выгляжу, и меня охватило чувство гордости и уверенности, наличием которых я не могла похвастаться в обычной жизни. Но сегодня все было по-другому, и я знала это.

– Энди.

Я повернулась налево, и у меня перехватило дыхание. Хейли стояла в компании двух мужчин, но я почти не заметила их присутствия. Ее платье было красным, всего на тон темнее алого. Бретельки поднимались вверх от груди и смыкались на шее, оставляя плечи открытыми. Не глядя, я поняла, что у этого платья полностью открытая спина. Ткань плотно облегала грудь Хейли, а неглубокое декольте заканчивалось соблазнительным V-образным вырезом. Мои глаза проследили весь силуэт почти до самого пола и замерли на разрезе, сквозь который была видна ее левая нога почти до самого колена.

Я буквально заставила себя отвести взгляд от платья и посмотреть в лицо его обладательнице. Ее макияж был сдержанным, но едва видимые штрихи темных теней на веках выгодно подчеркивали цвет ее пронзительных, сине-серых глаз. Ее волосы были подняты вверх и заколоты, ниспадая крупными локонами. Бриллиантовые серьги покачивались в ушах, колье из того же гарнитура дразняще спускалось к груди.

Наконец, я силком втолкнула себя обратно в реальность и направилась к Хейли. Я наблюдала за ней и замерла, когда наши взгляды встретились. Но нет, она смотрела на меня так же, как я на нее, буквально впитывая и поглощая мое платье, мою прическу, те немногие украшения, которые были на мне, всю меня с ног до головы.

– Черт, – пробормотала я про себя. Это же просто недопустимо, это просто нечестно с ее стороны, так великолепно выглядеть. Это должно классифицироваться, по меньшей мере, как нарушение общественного порядка. Так, пора остановиться, эти мысли меня до добра не доведут…

– Ты только посмотри на себя!

Я подняла взгляд и увидела, что Хейли улыбается мне, но ее глаза, ее глаза… осмелюсь ли я сказать, что увидела в них то же, чем были исполнены мои? Я знала, что в моих глазах плещутся желание, жажда, голод, хоть я и пыталась это скрыть.

– Да, посмотри на меня. Я когда-то пообещала тебе, – я улыбнулась и указала на платье.

– Да, ты обещала. И этого стоило ждать, – прошептала она и повернулась к стоящему рядом мужчине. – Энди, это Джон. Джон, Энди.

– Да, я уже встречал вас прежде, но, нужно признать, вы определенно не выглядели так, как сейчас, – произнес он.

Он был достаточно симпатичным – темные волосы, красиво очерченный подбородок, загорелая кожа. Тот тип мужчин, чье тщеславие не уступит женскому.

– Здравствуйте, – вежливо улыбнулась я.

– Энди, встречай своего кавалера.

Я повернулась, и мои глаза широко распахнулись.

– Помнишь моего старинного друга Томми?

Он с улыбкой поглядел на меня. Господи, он ни капельки не изменился.

– Ну конечно. Привет, Томми. Как дела?

Я протянула руку, и он склонился над ней, коснулся губами. Я глянула на Хейли, она иронично улыбалась. Что происходит?

– Томми будет твоим кавалером на ближайшие несколько часов. Его любимый человек вынужден работать сегодня вечером.

Я посмотрела на него. Она имеет в виду то, что я думаю?

– Твой любимый человек? – переспросила я.

– Да. Знаешь, эти доктора, они такие… если не на вызове, то на дежурстве. От этого любые отношения могут загнуться.

– И правда, – улыбнулась я.

– Не хочешь потанцевать? – предложил он.

Я поглядела на Хейли. Она с улыбкой поворачивалась к Джону Северо.

– Давайте все потанцуем, – предложил он.

Вскоре мы все оказались на танцполе. Джон и Хейли шли рядом с нами, пока мы пробирались через толпу танцующих.

– И чем ты занимаешься? – спросил Томми.

– Я исследователь.

– А, я мог бы и сам догадаться. А я работаю в сфере фармацевтических продаж. Мы там с Карлом и познакомились.

– Карл?

– Да. Мой любимый человек.

Я ухмыльнулась, а потом хихикнула:

– Я всегда знала о тебе, Томми.

Он усмехнулся:

– А я не был уверен насчет тебя, хотя слухи доходили. Хейли рассказала мне о твоем затруднительном положении насчет сегодняшнего вечера и, поскольку Карл задержится допоздна, я подумал, почему бы не помочь старому другу.

Он закружил меня раз, другой и, поворачиваясь, я увидела Хейли и Джона. Я поймала ее пристальный взгляд. Она смотрит на меня? Я снова повернулась лицом к Томми.

– Ну, я не из тех, кто любит публичность, поэтому я не стала заморачиваться и подыскивать себе женщину в пару.

– И это единственная причина? – спросил он с понимающей улыбкой.

Я вздернула бровь:

– Прости, не поняла?

– Тринадцать прошедших лет не смогли ничего изменить, как я погляжу.

Поворот, другой.

– Вы двое по-прежнему смотрите друг на друга так, как это было в школе.

– Мы двое? Кого ты имеешь в виду?

– Да ладно тебе, Энди. Кого ты обманываешь, разве что себя? Или лучше будет сказать, вас?

– Я с Хейли?

– Ты с Хейли. Я увидел, как между вами искры проскакивают, когда ты вошла. Бедняга Джон, у него – никаких шансов.

– Ну, Томми, я думаю, есть одна маленькая вещь, которую ты не учел.

– И что это? – он притянул меня ближе, когда песня закончилась, и начался медленный вальс.

– Хейли – натуралка.

– Да неужто?

– Да. И ты знаешь всю эту ерунду насчет правила номер один.

– Никогда не влюбляйся в натуралов? Да, знаю. Но что, если она не такая уж и натуралка? У меня были серьезные сомнения на ее счет еще в школе. Мы с ней были очень хорошими друзьями. И остаемся ими до сих пор.

– Я думаю, ты ошибаешься.

– Очень жаль это слышать.

Музыка затихла, и мы остановились и принялись аплодировать небольшому оркестру из двенадцати музыкантов, который расположился в задней части зала.

Обед был подан, и мы вчетвером действительно неплохо провели время. Томми был в ударе, и мы втроем погрузились в воспоминания о школе и одноклассниках. Оказалось, что Томми знает практически все обо всех, и он порадовал нас массой сведений о том, кем стали и чем сейчас занимаются наши школьные товарищи. Откуда, спрашивается, он это знал, и почему его это так интересовало, было выше моего понимания.

Еще когда мы танцевали, я заметила, что Эйрин сидит за столиком с девушкой, и это явно была не первая встречная девушка.

– Я отойду на минутку, – с этими словами я встала из-за нашего столика.

Хейли и Томми были поглощены беседой, а Джон разговорился с сидевшей рядом женщиной.

Пробравшись сквозь толпу, я быстро отыскала Эйрин и ее даму. Мгновение я смотрела на них, а потом улыбнулась. Эйрин выглядела… сияющей.

– С Новым годом! – сказала я и шагнула к их столику. Обе женщины посмотрели на меня, и Эйрин улыбнулась.

– С Новым годом, Энди. Ты здесь одна?

– Нет, мой столик там. Я просто подошла поздороваться, – я глянула на девушку Эйрин и поняла, что не встречала ее в клинике.

Она, в свою очередь, подозрительно посмотрела на меня. Господи, мысленно рассмеялась я. Детка, я точно не представляю для тебя никакой угрозы, можешь мне поверить.

– Здравствуйте, – наконец произнесла я.

– Дорогая, это Энди Литтман. Энди – Сьюзан Штайн.

– Рада знакомству, – сказала я с улыбкой. Она улыбнулась в ответ, но ничего не сказала. – Что ж, не стану прерывать ваш досуг. Желаю вам приятно провести время.

Я возвращалась к своему столику и улыбалась. Эйрин, наконец, была счастлива. Чего я ей и желала.

Вечер пролетел быстро, и я была не прочь завершить его. В одиннадцать тридцать у Томми зазвонил мобильный и он сказал нам, что ему пора. Карл выбрался с работы, и они хотели встретить новый год вместе.

Я провела его до дверей, радуясь возобновлению знакомства. Думаю, я обрела друга.

– Послушай, Энди, – сказал он, обернувшись ко мне у дверей. – Тебе пора перестать думать этим, – он постучал меня пальцем по лбу. – И пора задействовать это, – он коснулся моей груди в районе сердца. Неожиданно поцеловав меня в лоб, он ушел. Я развернулась и чуть не врезалась в Хейли.

– Тоже хочешь свалить отсюда? – спросила она.

– С удовольствием!

– Тогда поехали. Джон решил, что хочет остаться и побеседовать с дамой, с которой он и так протрещал весь вечер, – мы обе хихикнули. – Сэкономил мне время, которое я бы потратила, чтобы его отшить.

Мы забрали наши пальто, и вышли наружу.

– Боже, а я-то думала, что Крейг – самовлюбленный нарцисс. Да он Джону и в подметки не годится, он переплюнул его по всем статьям! Мне ее искренне жаль, – Хейли ткнула пальцем в сторону зала.

– Может, она тащится от таких парней?

Она рассмеялась.

Дорога домой заняла около двадцати минут, но, наконец, мы добрались до дома Хейли. Я припарковалась и заглушила двигатель. Некоторое время мы посидели в тишине, потом она повернулась ко мне.

– Устала? – спросила она. Я помотала головой.

– Не особенно.

– Я тоже.

Она посмотрела на маленькие золотые часики на своем запястье и внезапно глаза ее распахнулись:

– Ой, Энди! Новый год уже меньше, чем через минуту!

Мы рванули дверцы машины и побежали к дому. Хейли в рекордно короткие сроки вскрыла замок, и мы ввалились в гостиную, включили телевизор и нашли канал NBC. На экране возник Дик Кларк на фоне толпы, заполнившей площадь Таймс-Сквер в Нью-Йорке. Часы в правом нижнем углу экрана отсчитывали секунды. Мы стояли перед телевизором и смотрели.

– Интересно, Холден там? – спросила она.

– Может быть.

– Наверное, это было бы интересно, – она глянула на меня.

– Ага…

Мы стояли плечом к плечу и смотрели, как ускользают последние секунды этого года.

Дик Кларк начал свой традиционный отсчет.

– Десять!

Я внезапно осознала, что обнаженное плечо Хейли касается моего…

– Девять!

Жар ее тела, не уступающий моему…

– Восемь!

Я ощутила запах ее духов, запах ее шампуня, запах ее лака для волос…

– Семь!

Я зажмурила глаза, и мое тело отзовалось на близость, на запах, на чувста, проносящиеся через меня…

– Шесть!

Господи, она тоже это чувствует?…

– Пять!

Мой живот заполнили бабочки, замахали крыльями, пытаясь вырваться наружу…

– Четыре!

Я почувствовала, как меня охватывает жар, как вспотели мои ладони. Боже, что если она почувствует мою нервозность? И почему я так распереживалась? Это же просто Хейли. Господи, это же Хейли…

– Три!

Я почувствовала раньше, чем увидела, что Хейли поворачивается ко мне, и мое тело предало меня. Я повернулась к ней. Она смотрела мне в глаза…

– Два!

Ее пальцы вспорхнули к моему лицу и мягчайшим движением отодвинули прядь волос со лба. Моя рука скользнула вверх и остановилась на ее предплечье.

Время замерло, мое дыхание замерло, мое сердце замерло. Медленно, очень медленно она наклонилась ко мне, и я почувствовала, что падаю и растворяюсь в ней, мои глаза сами собой закрылись, и я ощутила мягкое прикосновение к своим губам, вкус ее помады, когда наши губы раскрылись навстречу друг другу, чтобы сойтись в совершенном поцелуе.

Где-то на уровне подсознания я услышала, как Дик Кларк завопил: «С Новым годом!», но это не имело никакого значения. Мир мог рухнуть прямо сейчас, но это больше не имело никакого значения.

Мы так и стояли, замершие, соединенные, и, казалось, это длилось вечность.

Наконец, я почувствовала, как кровь стучит у меня в голове, как грохочет мое сердце, и я пришла в себя. Я медленно отстранилась и открыла глаза. Ее веки были все еще плотно сжаты, рот чуть приоткрыт, помада слегка смазалась в уголке рта.

Голубые глаза распахнулись, и встретились с моими.

– С Новым годом, – прошептала я.

Какое-то мгновение она непонимающе смотрела на меня, как будто мои слова до нее еще не дошли.

– С Новым годом, Энди, – выдохнула она низким, хриплым голосом.

Она уронила руку, но не отступила от меня ни на шаг.

– Не понимаю… – наконец произнесла она.

Я не сказала ничего, позволяя ей выговориться, хотя я предполагала, что она может сказать.

– Никогда со мной такого не было. Я… – она вздохнула, и мне быстро стало ясно, что больше она ничего не скажет.

– Я думаю, нам нужно поговорить, – сказала я.

Она кивнула и слабо улыбнулась мне:

– Но не в бальных платьях. Я найду тебе что-нибудь переодеться.

Она прерывисто вздохнула, шагнула назад, на мгновение прикрыла глаза и пошла наверх. Я проводила ее взглядом и отвернулась.

Я услышала, как перестали поскрипывать ступеньки, и почувствовала на себе ее взгляд. Я обернулась. Она стояла на середине лестницы и смотрела на меня. Какое-то время мы просто глядели друг другу в глаза. Хейли улыбнулась мне самой искренней улыбкой, и я улыбнулась в ответ. Потом она резко повернулась и взбежала наверх.

Через несколько минут переодевшаяся Хейли спустилась вниз и бросила мне спортивные штаны и футболку. Я пошла в ванную и с удовольствием содрала с себя платье, сняла украшения, смыла с лица макияж, переоделась и почувствовала себя человеком.

Когда я вернулась в комнату, Хейли сидела на диване, поджав ноги, со стаканом апельсинового сока в руках. Банка «Доктора Пеппера» дожидалась меня на журнальном столике. Я улыбнулась и подошла к дивану.

Хейли недобро глянула на меня, когда я уселась на другом конце дивана.

– Иди сюда, – она похлопала по подушке между нами. Я передвинулась, благодарная ей за приглашение. Она глубоко вдохнула и поставила сок на столик.

– Я думаю, нам нужно о многом поговорить. И о том, что было, и о том, что есть.

– Думаю, самое время, – улыбнулась я.

Я потянулась за газировкой, вскрыла жестянку, нервно отпила глоток и вернула банку на столик.

– С чего начнем?

– Как насчет вернуться на тринадцать лет назад? – предложила я.

Она согласно кивнула.

– Что с нами случилось, Хейли?

Она прерывисто вздохнула и покачала головой:

– Я не знаю.

– Чем для тебя стал тот уикенд?

Она опустила голову и некоторе время смотрела на собственные пальцы, нервно перебирая ими, пока, наконец, не подняла глаза на меня.

– Честно говоря, тогда я подумала, что это для меня что-то вроде эксперимента. Позже я сообразила, что это было что-то гораздо большее. Энди, почему ты перестала со мной разговаривать?

Ее глаза были полны давней обиды.

– Я боялась, что ты оттолкнешь меня, Хейли. Думаю, что я не могла тебе полностью довериться. Для меня ты все еще была одной из них. Врагом. Чужаком. Черт, я правда так думала в тот момент. Я решила, что ты закончила свое хождение в народ, если можно это так назвать, достаточно наобщалась с низшим сословием, и покончила с этим. Покончила со мной.

– Как ты можешь так говорить? Что я сделала, чтобы заставить тебя такое подумать? У меня и в мыслях не было! Ни на секундочку!

– Мне было всего семнадцать лет. Это единственное оправдание, которое приходит мне в голову.

– Знаешь, сколько раз я пыталась заговорить с тобой? До последнего дня перед моим выпускным. Помнишь? Когда нас всех запихали в спортзал?

Я кивнула. Еще бы мне не помнить!

– Я тебя отшила.

– Да, отшила, и я до сих пор не понимаю, почему. Господи, это так долго не давало мне покоя. Я думала, ты ненавидишь меня, ненавидишь то, что мы натворили.

Я только улыбнулась.

– Ты знаешь, что я влюбилась в тебя еще в девятом классе?

Она ошеломленно посмотрела на меня:

– Я и представления не имела.

– Конечно, нет. Да и я тоже. У меня не было названия для этого чувства, но я знала, что хочу быть рядом с тобой, видеть тебя, слышать, как ты разговариваешь. Ох, как мне нравился твой голос, – я улыбнулась, вспоминая. – До сих пор нравится, кстати говоря.

Она положила руку мне на колено.

– Я помню тот день, когда в первый раз увидела тебя. Я сидела в библиотеке, и вот явилась ты, ее величество Хейли, черт, я чуть не рехнулась с перепугу. Я тебя до смерти боялась тогда.

– Ты? Меня? – она изумленно прижала руку к груди. – Господи, Энди, да это же ты была той, кого надо бояться! Симпатичная, пугающе умная девушка, полная загадка для всех. Я хочу сказать, никто о тебе ничего не знал, кроме того, что когда требовались ум и знания, и ты открывала рот, все остальные могли заткнуться и идти лесом. Это я тебя до смерти боялась сначала.

– Правда, что ли? – рассмеялась я.

– Господи, да.

– А дальше?

– Дальше я узнала тебя, настоящую тебя, а не ту фальшивую личину, которую ты демонстрировала всем остальным. Ты стала привлекать меня, привлекать, как личность. Ты так отличалась от всех, кого я знала. Ни до, ни после я не встречала таких, как ты. Все-таки, мне помогала в учебе лучшая ученица школы. (В оригинале – Valedictorian – лучший ученик класса или параллели, которому поручают произнести прощальную речь на выпускном от имени всех учеников – прим. пер.)

Я улыбалась, поглощенная воспоминаниями.

– Ты хоть раз вспоминала обо мне, когда уехала из Винстона? – я начала играться завязкой от штанов.

– Мне очень понравилась твоя речь на выпускном.

Я вскинула голову. Когда до меня дошел смысл ее слов, в глазах у меня защипало, а комок в горле, который было совсем исчез, вернулся, как там и был.

– Ты? Ты была на моем выпускном? – спросила я, и голос мой был не громче шепота.

Она кивнула.

– Я видела всю церемонию от начала и до конца. Я так гордилась тобой, тем, что ты, наконец-то, получила признание, которого заслуживала, – она улыбнулась и сжала мое колено. – Я очень гордилась тобой, Энди.

Я опустила голову, пытаясь совладать с собой. Сделав несколько глубоких вдохов, я смогла произнести без дрожи в голосе:

– Почему ты не позвонила? – я посмотрела на нее, больше не сдерживая давнюю боль.

– Я думала, ты не захочешь меня видеть.

– Знаешь, весь свой последний год в Винстоне я все время думала о тебе, прокручивала в голове тот наш уикенд… а потом я решила, что как только я уеду из города, я оставлю все воспоминания позади.

– Так паршиво было, да? – негромко спросила она и опустила голову.

– Хейли, я была совсем девчонкой, которая при этом сама себя боялась. Тут нет ничьей вины. Мы обе сыграли свои роли и справлялись с последствиями, как могли. Я решила не заморачиваться и сделать вид, что ничего не было. Ты знаешь, что я полностью вытеснила все произошедшее из памяти? И больше десяти лет я ничего не помнила, пока ты не вернулась, и прошлым летом мне не приснился сон. Я тогда проснулась в поту и поняла, что заново пережила все, что было между нами тогда в маминой спальне. Так ко мне все вернулось.

– Что нам теперь делать? – тихо спросила она. – Я знаю, что никогда и ни к кому я не испытывала таких чувств, какие я испытывала тогда к тебе. Черт, да кого я обманываю? До сих пор испытываю. Я не знаю, что мне с этим делать, Энди.

– Я понимаю. Не надо спешить с выводами, Хейли. Сейчас мы делаем то, что должны были сделать много лет назад – говорим друг с другом. Нельзя об этом и дальше молчать.

– Ты заставила меня усомниться в себе. Я поэтому почти ни с кем не встречалась в колледже. Я не понимала, чего я хочу, но чего я точно не хотела, так это оказаться в команде, к которой я на самом деле не принадлежу. И должна тебе сказать, – она ткнула в меня пальцем, – твое место в моем сердце так никто и не занял. Никто тебя так и не переплюнул.

– Тебя тоже, – улыбнулась я. – Я пыталась найти кого-нибудь, кто мог бы понимать меня так, как ты, но ни одна женщина из всех, с кем я была, так этого и не смогла, – я покачала головой. – Ни одна.

Хейли вздохнула, провела рукой по волосам, а потом потянулась ко мне и крепко обняла.

– Спасибо, – прошептала она мне на ухо.

– За что?

– За то, что ты здесь.

– Ну, ты меня сама пригласила.

Она рассмеялась и обняла меня еще крепче.

– Поспать бы нам не мешало, как ты думаешь? – спросила она, отстранившись. Я кивнула.

– Ага. Я жутко устала.

– Я тоже.

– Одеяла лишние есть?

– Угу. Сейчас принесу.

В понедельник утром я вышла из лаборатории и зашагала вниз в холл. Нет, я не шла, я буквально летела по воздуху. Мы с Хейли провели уикенд вместе, и это было волшебно, хотя ничего серьезного между нами не произошло. Я чувствовала такую близость с Хейли, какой никогда и ни с кем более не испытывала. Впервые в жизни кто-то видел и воспринимал меня такой, как я есть. Ну, не совсем впервые, строго говоря, это была вторая попытка. Я чувствовала себя невероятно уязвимой, но почему-то меня это абсолютно не беспокоило.

Я шла к кабинету Хейли, чтобы узнать, почему она не пришла за мной как обычно, чтобы вытащить меня на ланч, и вспоминала вчерашний день. Мы провели его дома у Хейли. Мы разговаривали, смеялись, шутили, оживили в памяти несколько старых воспоминаний и создали несколько новых.

Господи, спасибо тебе за то, что дал нам второй шанс. Я вправду подняла глаза к потолку и почувствовала себя глупо. Во мне не было ни грамма религиозности, но сейчас я готова была поверить, что чья-то незримая рука направляет нас и помогает нам.

Я распахнула дверь в отделение психиатрии. Вот и кабинет Хейли.

Я резко остановилась, когда поняла, что она разговаривает по телефону.

– Да, я знаю. Я не уверена, как мне поступить, – она сидела на стуле спиной ко мне, лицом к окну и опиралась лбом на руку. – Да, я начинаю читать цикл летних лекций в UCLA в последних числах мая. Я появлюсь в университете в двадцатых числах. Да, я очень хочу вернуться в Лос-Анджелес. Да, еще пять месяцев – и я вернусь.

У меня внутри что-то оборвалось, дыхание перехватило, когда до меня дошел смысл сказанного.

Нет!

Слезы застилали мои глаза, когда я повернулась и потянулась к дверной ручке. Я рванула дверь и выскочила в коридор. Бежать! Убраться отсюда любой ценой!

ЧАСТЬ 16

Я смахнула слезы, презирая саму себя. Как я могла быть такой глупой? Как я вообще позволила себе надеяться, что у нас что-то получится, что мне положено хоть немного счастья?

Счастья тебе захотелось, дура? Идиотка? Поди, достань луну с неба, это у тебя лучше получится!

Я выскочила из здания и побежала к стоянке.

– Энди!

Я припустила быстрее, слезы застилали глаза. Черт, где мой джип?!

– Энди, стой!

Я рванула ключи из кармана. Открыть дверцу, и…

– Почему ты убегаешь от меня?

Я повернулась и увидела, как Хейли бежит ко мне. Она выскочила из кабинета как была, в пиджаке и брюках. Ее лицо раскраснелось от напряжения и холода. Она остановилась у багажника машины и в смятении посмотрела на меня:

– Что случилось? Почему ты плачешь?

Она было шагнула ко мне, но замерла на месте, такое у меня было лицо.

– Когда ты собиралась сказать мне, Хейли? – негромко спросила я, и голос мой звучал безжизненно и спокойно, а вот глаза горели от уже пролитых и еще невыплаканных слез.

– Сказать тебе что?

– Что ты уезжаешь! Возвращаешься в Калифорнию. Черт бы тебя побрал, Хейли! Как ты можешь так поступать со мной? – я повернулась к машине и снова попыталась трясущимися руками отыскать нужный ключ. – Я так больше не смогу, Хейли. Не хочу и не буду!

– Поехали со мной.

Я вскинула голову, сердце колотилось где-то в горле. Хейли выглядела так, как будто вот-вот разрыдается.

– Что?

– Поехали со мной в Калифорнию, Энди, – она шагнула ко мне. Я ошеломленно уставилась на нее. – Пожалуйста? Я наконец нашла тебя, ты снова стала частью моей жизни и если ты уйдешь… черт, я не представляю, как я буду без тебя.

Она глубоко вздохнула, резко провела рукой по глазам и посмотрела на меня снова. И сделала еще шаг.

– Почему ты не сказала мне? – устало спросила я.

– Знаешь, сколько раз, сколько долбаных, чертовых, проклятых раз я пыталась сказать тебе? Ты думаешь, я просто так спрашивала, хочешь ли ты поехать в Калифорнию? Энди, я хотела, чтобы ты поехала со мной.

Я наконец повернулась к ней полностью. Мои боль и страх вытеснил гнев, мое излюбленное оружие.

– Зачем? Чтобы я жила по соседству? Чтобы мы виделись с тобой субботними вечерами? Что, жить не можешь без моих печенек?

Она зажмурилась, и по ее щекам потекли слезы.

– Зачем ты так? Энди, я пытаюсь предложить тебе жизнь, в которой есть я. После всего, что ты сказала и сделала, я думала, ты этого хочешь. Извини, если мне показалось.

– Хейли, я очень хочу, чтобы в моей жизни была ты. Но на каких условиях? Так, чтоб это тебя устраивало? Я тебе не кукла, с которой ты возишься, пока тебе хочется, а потом аккуратненько запихиваешь ее в маленький кукольный домик, когда наигралась.

– Так вот как ты думаешь обо мне? – она сделала еще шаг и оказалась вплотную ко мне, так что мы чуть не соприкасались лбами. – Энди, ты думаешь, это все, на что я способна?

– А на что ты способна? – я зажмурилась, чувствуя, что сердце вот-вот выпрыгнет у меня из груди.

Хейли помолчала, потом прерывисто выдохнула и покачала головой.

– Я… не знаю.

Я тяжело вздохнула и отступила на шаг, наконец нашла нужный ключ, вставила его в дверцу и открыла замок.

– Пожалуйста, по крайней мере, подумай об этом.

Я подняла взгляд на нее. Она смотрела на меня умоляющими глазами.

– Пожалуйста?

Все, что я смогла, это кивнуть. Я влезла в джип и захлопнула дверцу, оставляя снаружи холод, оставляя снаружи Хейли и весь окружающий мир.

Вырулив со стоянки, я остановилась перед выездом на главную дорогу. Налево, домой или? Я быстро включила правый поворотник и нажала на газ.

Я сжимала руль и пыталась не расплакаться, но быстро сдалась. Слезы хлынули рекой.

Она хочет, чтобы я поехала с ней. Но ради чего? Оставить дом, семью, бросить здесь дочь, отказаться от карьеры? Конечно, в Калифорнии полно исследовательских лабораторий, но десять лет я строила свою жизнь здесь. Все, чего я добилась, все, чего достигла – все было здесь.

А на другой чаше весов была Хейли.

За всю мою жизнь никто не затронул меня так, как она, никто не мог утверждать, что покорил меня, что завладел моим сердцем. В душе я гордилась тем, что ни у кого не было власти надо мной, никто не был способен сломать меня.

И вот появилась Хейли.

Она перевернула мой мир. Она переворачивала его каждый божий день. Черт возьми, даже сейчас, когда я думала о ней, у меня внутри разливалось тепло, мое сердце принималось петь, а уголки рта сами собой приподнимались в улыбке.

Я поневоле вспомнила Бунзена. Без разницы, что бы он ни натворил, что бы он ни разодрал, даже если он внезапно решил использовать кухонный пол в качестве отхожего места, ему всегда было достаточно помахать хвостиком, лизнуть меня разок-другой-третий-надцатый – и все.

То же самое было и с Хейли. В моих глазах она была безупречна. Ей я могла простить все.

Солнце пробилось из-за облаков, и снег засиял, отражая его свет. Я отогнула солнцезащитный козырек, чтобы вытащить темные очки, засунутые за резинку, и замерла, увидев фотографию Кендалл. Она улыбалась мне, и в ее зеленых глазах сияли юность и невинность. Их недавно фотографировали в школе, весь их четвертый класс. Она подарила мне фото, и я засунула его сюда.

Я остановилась на обочине, вытащила фотографию и долго смотрела на нее. Моя девочка еще такая маленькая, ей всего десять лет. Безусловно, я доверяла Винсу и Мишель Торрини. Я доверяла им так же, как доверяла бы своей собственной матери. Я знала, что Кендалл в хороших руках, иначе я бы ни за что им ее не отдала. О ней будут хорошо заботиться, ее будут любить, как это и было в первые десять лет ее жизни.

Я смогу часто видеться с ней, и Хейли ее любит. Она не будет возражать, когда Кендалл приедет погостить.

Я закрыла глаза, отложила фотографию и сжала руль. А что, если нет никаких «нас»? Хейли ничего не сказала о нас с ней вместе. Она только сказала, что хочет, чтобы я поехала с ней. Так какого же черта ей от меня надо? Чего она хочет на самом деле?

Господи, я не знала, что мне и думать. Я ненавидела неопределенность.

Я прошла вестибюль и направилась вниз к лаборатории. Я знала, что глаза у меня красные от недосыпа и хуже того, я их едва не выплакала прошлой ночью. Чертовы слезные железы! Если бы они не выполняли нужную физиологическую функцию, я бы их удалила.

Почти всю ночь я нервно расхаживала по дому и думала, думала… У Бунзена голова закружилась, пока он сидел и смотрел, как его чокнутая хозяйка мечется вперед и назад, назад и вперед.

Ничего стоящего я так и не надумала, но я понимала, что мне нужно что-то ответить Хейли и чем быстрее, тем лучше.

Я постаралась выбросить эти мысли из головы, толкнула дверь в лабораторию и немедленно наткнулась на Саманту.

– Слава богу, Энди, ты здесь! У нас ЧП.

– Что такое?

Встревожившись, я бросила ключи и бумажник на ближайший стол и поспешила вслед за коллегой к распечаткам результатов. Я быстро пролистала их, пытаясь обнаружить проблему.

– Как это случилось? Почему?

– Ночью охладитель вышел из строя. Тот, в котором были образцы.

Я пристально посмотрела на нее.

– Нет, – выдохнула я. Она кивнула. Она выглядела так, будто сейчас расплачется. – Подожди, дай подумать. Где они?

Сэм поспешила в заднюю часть лаборатории, куда она переставила чашки Петри с образцами. Я схватила их, быстро подставила под ближайший микроскоп и вгляделась в окуляр. Нет, не может быть. Этого просто не может быть!

– Надо торопиться, Энди. Оставшиеся замороженные образцы тоже набирают температуру.

– Ты издеваешься? – я посмотрела на нее, но она только покачала головой.

– Хотела бы я издеваться.

– Черт! – я встала. – Эти уже не спасем. Проверь остальные.

Я в ярости рванула в кабинет, схватила телефон и набрала добавочный номер руководителя отдела, доктора Билла Джонса.

– Доктор Джонс, – прозвучал в трубке плавный спокойный голос.

Это подействовало на меня, как красная тряпка на быка.

– Вы должны оторвать свой зад от стула и заказать нам новые холодильные агрегаты на те деньги, которые нам обещали в начале года, Джонс! – рявкнула я.

Это было давней вялотекущей проблемой – наше оборудование часто выходило из строя преждевременно. И хотя всем лабораториям было обещано увеличение финансирования, новый финансовый год еще не наступил.

– Прошу прощения?

– Это доктор Андреа Литтман, и вы только что обошлись нам в тысячу потерянных человекочасов и сорвали исследование стоимостью миллион долларов, доктор. Наши холодильные агрегаты отказали в третий раз за последние полгода!

Я чувствовала, как мои нервы натягиваются до предела. Ситуация в лаборатории, ситуация с Хейли – все это сталкивается, наслаивается, нарастает, как снежный ком и я вот-вот сорвусь…

– Вы хотя бы представляете, с кем вы разговариваете? – теперь он тоже сильно разозлился.

– Да, представляю, но вашу задницу я буду целовать завтра. А сегодня пошевелите ею, наконец и займитесь нашей проблемой! Вы играете с человеческими жизнями, доктор Джонс! Возможно, у нас уже была нужная комбинация, но теперь мы вряд ли об этом узнаем!

– Эти образцы тоже накрылись! – прокричала Саманта из лаборатории.

– Сделайте это,… сэр.

Я повесила трубку и поспешила в лабораторию.

И часа не прошло, как на пороге возник ремонтник. К этому времени мы наполовину восстановили данные из резервной копии. И Джонс заказал для нас новехонькие, с иголочки, холодильные агрегаты.

Чуть позже мы с Самантой начали проект заново, практически с нуля. Сказать, что нас охватило уныние и печаль, значило ничего не сказать. Мы чувствовали себя так, как будто похоронили близкого родственника. В каком-то смысле, так оно и было – ктому моменту, когда страсти улеглись, мы потеряли все образцы.

Саманта ушла на ланч, не в силах наблюдать разгром в лаборатории, а я осталась сидеть в кабинете, уставившись невидящими глазами на экран компьютера. Мысли мои блуждали где угодно, но только не на работе. Хотя, где-то в глубине души я вяло размышляла, а будет ли у меня завтра работа.

Внезапно я почувствовала на себе чей-то взгляд. Я отвела глаза от монитора и увидела, что в дверях стоит Хейли. В руках у нее был коричневый пакет, и она пристально смотрела на меня. Увидев, что я ее заметила, она улыбнулась.

– Даю пятачок за каждую твою мысль, – сказала она.

– Разоришься, – усмехнулась я.

– Можно войти? – она помахала пакетом. – Ланч.

– Заходи, садись, – я ткнула рукой в сторону стула по ту сторону стола. Это у нас был стул для посетителей.

Она вошла в кабинет, положила пакет на стол, вытащила из него завернутый в бумагу сэндвич и положила его передо мной.

– Спасибо, – негромко сказала я. Честно говоря, я порядком удивилась, увидев ее здесь. Вчера все пошло не так, и хоть в этом не было моей вины, я все равно чувствовала себя неловко.

– Энди, послушай меня, я просто хочу, чтобы ты знала, ты можешь решать, что хочешь и поступать, как знаешь, но я искренне хочу быть твоим другом, и я всегда буду с тобой. Она стояла, сжимая в руках салфетку, и пристально смотрела на меня.

Я кивнула:

– Спасибо тебе.

– И я не намерена позволить тебе уморить себя голодом по той простой причине, что ты не в состоянии приготовить себе еду или, страшно сказать, купить ее.

Я криво усмехнулась и взяла сэндвич.

– Кстати о птичках, – произнесла я, глянула на нее и тут же отвела взгляд. – На кой черт я тебе сдалась? В Калифорнии?

Она вздохнула, подняла глаза к потолку, посмотрела на него, потом глянула на меня и, наконец, уставилась на собственные колени.

– Ну, этот вопрос мучает меня саму уже давно, – тут наши глаза встретились. – Для меня никогда не было проблемой завести новые знакомства, вокруг меня практически всегда было полно приятных людей, и долгое время мне этого вполне хватало. Понимаешь?

Я кивнула:

– Очень даже.

– А теперь все не так. Когда я представляю, как вернусь в Калифорнию – там, все-таки, у меня дом, друзья, работа, то умом я предвкушаю это и едва могу дождаться возвращения. Зато душой я понимаю, что без тебя возвращаться нет смысла. Без тебя мне ни к чему ни друзья, ни дом, ни работа. Я просто не представляю себе жизнь без тебя.

Хейли запнулась и опустила взгляд, уставившись на собственные руки.

Она выглядела так, будто дошла до последней степени отчаяния, а потом, к своему ужасу, я увидела, как на ее колени капнула слеза.

Я вскочила из кресла, рванулась к ней, но совладала с эмоциями и присела на край стола. Я не знала, что мне делать, но чувствовала, что должна быть рядом, и ей это тоже нужно.

Она нетерпеливо смахнула слезы и подняла голову:

– Энди, никто не проник мне в душу так, как ты. С тобой мне так спокойно, так надежно… с тобой я ничего не боюсь, – она вздохнула. – Я понимаю, что прошу слишком много, и я ничего не могу тебе обещать, но когда я думаю, что мне придется уехать отсюда без тебя, мне делается плохо. Каждый раз, когда ты у меня в гостях, я с ужасом смотрю на часы и боюсь, что ты вот-вот засобираешься домой. Я тоскую по тебе, Энди, я так хочу, чтобы ты была со мной. Ты хоть что-нибудь поняла из всего, что я тебе наговорила?

– Более чем. Но, Хейли, что, если для тебя это очередной эксперимент? Что, если мы попробуем, и тебе не понравится? Если у нас ничего не выйдет?

– Ну, во-первых, не ошибается тот, кто ничего не делает. Тебе, как естествоиспытателю это должно быть известно. А во-вторых, я больше не ребенок, это точно не эксперимент, и я больше не сбегу. Я научилась смотреть своим страхам в лицо и не отводить глаз, сталкиваясь с неизвестностью.

Она снова посмотрела на меня и покачала головой:

– И я хочу быть с тобой. Прости меня, Энди. Я такая эгоистка.

– Хорошо, – вырвалось у меня. Просто взяло и вырвалось.

Хейли подозрительно прищурилась:

– Что?

Я глубоко вздохнула и чуть наклонилась вперед:

– Говорю, хорошо.

Она наклонила голову на сторону, все еще подозрительно глядя на меня:

– Что – хорошо?

– А ты что думаешь? Зря я, что ли, говорила тебе, что всегда хотела увидеть Тихий океан?

Несколько секунд она непонимающе глядела на меня, а потом взлетела со стула, чуть не врезалась головой мне в подбородок и сжала меня в сокрушительном объятии.

Я улыбалась, я наслаждалась, чувствуя, как ее руки обнимают меня, как она прижимается ко мне, как мне передается ее волнение, а где-то в моем подсознании вовсю заливался тревожный звонок и предупреждающий голос вопил: «Что ты творишь?!»

Я заглушила голос разума, наслаждаясь тем, что могу сделать Хейли счастливой.

Я ехала в Винстон с музыкой. В смысле, я нарочно включила ее погромче. Мама была дома, я уже звонила ей. Я хотела рассказать ей первой. Сегодня у Хейли была тренировка, и я решила не терять времени даром.

На работе я пока ничего никому не говорила. Просто не хотела, чтобы все узнали раньше времени. Мысленно я была уже в Калифорнии, представляя себе океан, до которого рукой подать и бесконечные солнечные дни. Особую пикантность моим мечтаниям придавали высоченные сугробы, окружавшие мой автомобиль слева и справа. Ничего, скоро мы будем играться в волнах и нежиться на песочке. Я в жизни своей не построила ни одного песочного замка. Наверное, самое время начать.

А потом я подумала о Хейли, и моя улыбка стала еще шире. Где мы будем жить? Где я буду работать? Хейли говорила, что самый большой исследовательский центр Калифорнии – это институт Скриппса. Было бы здорово устроиться туда. Я слышала, один из его сотрудников получил в прошлом году Нобелевскую премию. Ох, как бы я хотела вписать и свое имя в историю!

Я верю, что мы сами творим собственную судьбу, но, в то же время, я свято убеждена, что жизнь сама может подталкивать тебя в нужном направлении. Возможно, отказ оборудование и провал эксперимента – это знак свыше? Может, для меня пришло время перемен?

Я подъехала к маминому дому, заглушила машину и поспешила к двери. Сегодня выдался холодный вечерок.

Мама с Клайвом были внизу, сидели перед телевизором. На большом плоском экране разыгрывались драматические события очередного сериала.

– Привет, ребята, – поздоровалась я, стаскивая перчатки. Мама повернулась и посмотрела на меня.

– Здравствуй, милая.

Она встала, обвила меня руками и крепко прижала к себе. Я улыбнулась и закрыла глаза. Неважно, сколько мне лет, когда мама обнимает меня, я снова превращаюсь в ребенка.

– Привет, красавица. Как ты? – спросил Клайв с дивана. Я улыбнулась ему:

– Неплохо. А ты как?

– Да тоже ничего.

– Идем, солнышко. Я заварю нам чаю.

Мама взяла меня за руку и повела наверх, чему я была только рада. Я ничего не имела против Клайва, он мне даже нравился, но я совершенно не горела желанием вести задушевные разговоры при нем. Кроме того, я знала, что позже мама ему все расскажет.

– Ну, и что у тебя стряслось? – мама вытащила из кухонного стола чайник и налила в него воды. Я вспрыгнула и уселась на столешницу рядом с раковиной.

– Ну, – начала я, чувствуя холодок в животе, – Хейли возвращается в Калифорнию. В мае.

Мама глянула на меня:

– Ой, как нехорошо. Мне ее будет не хватать. Она такая славная девочка.

– Ага, славная. Мам, я еду с ней.

Мама закрыла кран и удивленно посмотрела на меня. Я молчала, ожидая, что она скажет.

– Ничего себе! С чего это вдруг? Почему?

Я знала, что она поддержит меня во всем, что бы я ни делала, но я понимала, что все это выглядит весьма неожиданно, особенно для тех, кто и представления не имел, что происходило между Хейли и мной.

– Она меня позвала.

– В качестве соседки по комнате или как?

– Ну… или как, – улыбнулась я.

Ее глаза распахнулись еще шире, и она опустила чайник на плиту.

– Ты имеешь в виду, в романтическом смысле?

Я кивнула:

– Что-то вроде того.

– Детка, я… – она улыбнулась и покачала головой. – Ох, девчонки, девчонки. Я теперь вообще не понимаю, как определить, кто любит мальчиков, кто любит девочек… Я готова была биться об заклад, что Хейли не из ваших.

Тут она хихикнула и достала из шкафчика коробку с чаем в пакетиках и две чашки.

– Я тоже, – ухмыльнулась я. – А помнишь тот жуткий снежный буран, когда я была в одиннадцатом классе?

Мама кивнула и посмотрела на меня с опаской.

– Ну вот, мы с Хейли тогда… – я опустила глаза и забарабанила каблуком ботинка по дверце стола, на котором сидела.

Мама резко развернулась ко мне:

– Ты с Хейли? Вы двое? – я кивнула.

– Ну, практически – честно призналась я.

Чайник засвистел, мама сняла его с огня, налила кипяток в наши кружки и подвинула одну мне вместе с чайным пакетиком.

– Спасиб.

– Так вот почему вы перестали разговаривать? – спросила она, купая свой пакетик в кружке в ожидании, пока чай наберет нужные цвет и крепость.

– Да.

– Знаешь, а я что-то такое подозревала. Не тогда, конечно. Черт, когда ты мне призналась в своей ориентации, у меня просто пелена с глаз спала. Тогда-то я и заподозрила, что между вами, девочками, что-то было.

Она вытащила пакетик и добавила в чашку сахар.

– Теперь расскажи мне о Калифорнии. Ты рада?

– Да. Жить вместе с Хейли… – я улыбнулась. – От одной только мысли дух захватывает. Я уверена, что Саманта справится с лабораторией, она все знает и все умеет. Иногда мне кажется, что это ее нужно было назначить заведующей лабораторией вместо меня. Она очень компетентный работник, и если я стронула исследования с мертвой точки, то дальше она подхватит. И Бунзену понравятся солышко и песок. Конечно, я буду скучать по снегу, в смысле, я люблю снег, но я смогу приезжать на праздники, так что снега мне хватит с головой. И еще я полностью доверяю Винсу и Мишель, как самой себе доверяю, да и Кендалл с удовольствием будет приезжать к нам на летних каникулах…

Я оборвала себя на середине предложения, посмотрела на маму и встретила ее прямой обеспокоенный взгляд.

– Что такое, милая? – негромко спросила она.

– Что это я такое говорю? – мой голос сорвался на шепот.

– Ты рассказываешь мне о том, как здорово вам будет жить вместе с Хейли.

Я спрыгнула со столешницы, отставила кружку в сторону, подошла к столику, выдвинула стул и тяжело опустилась на него.

– Я не могу, я совсем растерялась, – я закрыла лицо руками.

В ту же секунду теплая мамина ладонь опустилась на мою спину и успокаивающе погладила.

– Что ты чувствуешь к Хейли, солнышко?

Я подняла голову и запустила в волосы пятерню. Потом оперлась локтями на колени, сжала пальцы и уставилась прямо перед собой, пытаясь сформулировать ответ. Один только звук, одно только упоминание ее имени, и я чувствую, что у меня растут крылья.

– Когда я с ней, я чувствую себя, как будто я под кайфом, – начала я. – Понимаешь, как будто я могу все. Она наполняет меня.

Тут я бросила быстрый взгляд в мамину сторону. Она слушала меня, опустив голову.

– Она придает смысл всему, рядом с ней я чувствую, что жизнь стоит того, чтобы жить, жить в полную силу. С ней я чувствую себя живой. А когда ее нет со мной, я по-настоящему, буквально, чувствую себя так, будто у меня сердце из груди вынули.

В этот раз я не побоялась встретить мамин взгляд.

– Детка, а может, ты просто любишь ее? – спросила она и тихонько погладила меня по голове, а потом отвела назад пряди волос, свесившиеся мне на лицо.

Я сидела и думала о том, что она сказала. Я понимала, что нарочно исключила эти самые слова из своего лексикона. Да кто я такая, чтобы разбрасываться такими заявлениями? Откуда я вообще могу знать?

Но именно сейчас, сидя на маминой кухне, я поняла, что знаю. Знаю так же точно, как собственное имя.

– Мам, я, кажется, влюбилась.

Я произнесла это негромко, почти с трепетом. И для меня самой это стало не меньшим откровением, чем для мамы.

– Так это же хорошо, девочка моя. В общем-то, давно пора, и я не знаю никого, более достойного твоей любви, чем Хейли. Никто из нас не остров, я тебе это все время говорю. (No man is an island – первая строка из проповеди Джона Донна, английского поэта и проповедника XVII века. Кстати, заканчивается эта проповедь словами «…не спрашивай никогда, по ком звонит колокол: он звонит по тебе.» – прим. пер.)

Она улыбнулась мне, и я ответила грустной улыбкой.

– А она тебя любит, Андреа?

– Я не знаю. Я честно не знаю, осознает ли она сама, что она чувствует, – я встала и снова провела рукой по волосам, потом повернулась к маме. – Как я могу поехать с ней, если она сама не знает, чего хочет? У Хейли нет никакого опыта и, черт возьми, а что, если это просто очень сильный случай братской, тьфу ты, сестринской любви?

– Ты действительно так думаешь?

– Надеюсь, что нет. Но я же не знаю точно! И потом, моя работа, мои исследования, я столько труда вложила в них, – я остановилась, и плечи мои поникли. – Моя дочь, – прошептала я. – Мама, один раз я ее уже оставила. Я не знаю, смогу ли я снова…

Мама просто смотрела на меня.

– Я поеду, – пробормотала я, взяла со стола ключи и быстро обняла маму. – Я позвоню тебе потом.

– Что бы ты ни решила, ты поступишь правильно, солнышко, – сказала она и сжала мою руку.

– А что бы ты сделала на моем месте? – спросила я, отчаянно нуждаясь, чтобы кто-нибудь дал мне совет.

– Я не могу решать за тебя. Мы с тобой разные люди с очень разными приоритетами. У меня сейчас все устаканилось, а когда я была в твоем возрасте, у меня было двое маленьких детей, и вся ответственность за вас лежала на мне. Так что я тебе не советчик, решай сама.

– Ты думаешь, мне стоит поехать? – я терпеть не могла просить помощи, но сейчас я была в такой растерянности…

– Ну, честно говоря, я не хочу, чтобы ты уезжала. Но это во мне говорит материнский эгоизм. Если попытаться быть обьективной, я считаю, что для тебя это было бы замечательной возможностью. А жизнь – штука короткая.

Да уж, легче мне точно не стало. Я снова обняла маму и поспешила к выходу. Мне нужно было все хорошенько обдумать. Наедине с собой.

Я сидела у себя в кабинете, закинув руки за голову и уставившись невидящими глазами на темный экран монитора. Наши новые агрегаты прибыли, и сейчас техперсонал устанавливал их в лаборатории. А я пришла сюда, чтобы не путаться у них под ногами.

Хотя это больше смахивало на то, что я прячусь.

Прошлая ночь стала одной из самых тяжелых в моей жизни. Единственное, с чем я могла ее сравнить, так это с той ночью, когда я решала, что мне ответить семье Торрини. Оба решения друг друга стоили. Оба могли навсегда изменить мою жизнь и обернуться либо проклятием, либо благословением.

Мои глаза все еще горели от бессильных и грустных слез. Сердце замирало то в надежде, то в сожалении. Но я приняла решение, и теперь оставалось только озвучить его. Я встала, сделала глубокий вдох и вышла из лаборатории.

Спучкаясь в холл, я безуспешно пыталась притвориться, что сама не знаю, куда направляюсь. Вранье. Я знала, куда мне нужно, но медлила. Я представляла себе, как я войду в ее кабинет. И что я ей скажу.

– Привет!

Все мысли разом вылетели у меня из головы, потому что на другом конце холла я увидела Хейли. И она шла ко мне, ускоряя шаг. Я замерла на месте. Когда она подошла ближе, я заметила, что у нее в руках что-то есть.

– Как ты? – спросила она, подошла вплотную ко мне и обняла.

Я зажмурилась и обняла ее в ответ.

– Я здесь. А ты как?

Мы отстранились друг от друга, она глянула на меня прищуренными глазами и в шутку шлепнула меня по руке.

– Это хорошо, что ты здесь. Смотри, что я раздобыла вчера вечером!

Она подняла руку, и я увидела, что у нее там целая куча путеводителей по туристическим достопримечательностям Калифорнии.

– Я так понимаю, мы переберемся в Калифорнию до того, как начнется разгар сезона, так что, если ты захочешь в турпоездку, то самое лучшее время будет в мае, – она вытащила из пачки брошюрку. – Вот, смотри. Это место…

– Хейли, – я взяла ее за руку. Она смотрела на меня ясными глазами и улыбалась.

– Что?

Боже, дай мне сил.

– Я тут о многом передумала прошлой ночью.

– И? – она подняла руку и стала играться ниточкой, случайно вытянувшейся из моего свитера.

– Мне нужно тебе кое-что сказать.

Она посмотрела на меня и опустила руку. Ее улыбка слегка потухла.

– В моей жизни есть только две вещи, которыми я горжусь, которые я сама создала, – я замерла под ее пристальным взглядом.

Я понимала, что она видит, какие красные у меня глаза, как я устала. Прошлой ночью я несколько часов проворочалась в кровати, пока, наконец, не встала в начале четвертого. Остаток ночи я просидела в кресле, предаваясь невеселым раздумьям.

– Так, – негромко сказала она.

– Эти две вещи – это Кендалл и моя работа, – ее лицо вытянулось, но она еще пыталась сдержаться. – И они обе здесь.

Она опустила голову и уставилась в пол. Потом еле слышно прошептала:

– Понятно.

Хейли шагнула назад, тяжело вздохнула и посмотрела на брошюрки, которые все еще держала в руке. Мое сердце сжалось, в голове зашумело. Господи, мне сейчас станет плохо!

Ее лицо дрогнуло, и я услышала всхлип. Потом она отвернулась и смяла брошюры в кулаке и пошла прочь. Проходя мимо мусорки, она разжала пальцы, и ненужные бумажки с шелестом опустились внутрь.

Я стояла и смотрела, как она уходит. В глазах защипало. Я быстро развернулась и поспешила в лабораторию. Я не могла больше здесь оставаться.

– Энди? Энди! – Саманта вбежала в кабинет за мной и остановилась в дверях, пока я судорожно собирала свое барахло.

– Ты в порядке? – спросила она, участливо глядя на меня. Господи, я не заслуживаю ее доброты.

– Я себя неважно чувствую, Саманта. Завтра меня тоже не будет.

Она молча кивнула.

– Окей. Энди? – она придержала меня за руку, когда я протискивалась мимо нее.

Я повернулась.

– Если тебе что-то понадобится, то я здесь. Хорошо?

Я кивнула, чувствуя странное оцепенение. Если у меня и было когда-нибудь сердце, то сейчас его полностью выжгли боль и стыд.

Я ехала домой. В глазах саднило, но я не плакала. Хватит, наплакались. Мне просто нужно было расслабиться и все обдумать. Я знала, что сегодня я разбила сердце Хейли, но я не могла поступить иначе. Что, если я брошу работу, брошу Кендалл, а потом пойму, что ошиблась и начну обвинять во всем Хейли? Да я лучше сдохну!

По крайней мере, так мы сможем остаться друзьями. Я не могла потерять ее полностью, она стала для меня всем. Только бы она осталась в моей жизни, пусть не так, как я хочу, но хоть как-то!

Я бросила ключи на столик у двери, пытаясь не затоптать развеселившегося Бунзена. Он не привык, что я могу вернуться так рано, и был вне себя от счастья.

Я прошла в гостиную и тяжело опустилась в кресло у камина. Бунзен тут же запрыгнул ко мне на руки. Я механически подняла руку и погладила его по голове, но ему этого было мало. Он спрыгнул на пол, схватил в зубы поводок, запрыгнул обратно и попытался вовлечь меня в веселую игру «перетягивание каната».

– Нет, малыш. Играйся сам.

Я откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Я так устала. Мой пес устроился у меня на коленях, и стал тихонько грызть свою игрушку.

Я проснулась, как от толчка, и села в кровати, широко раскрыв глаза. Посмотрев по сторонам, я обнаружила, что в спальне темно, а мне в бок уткнулся тепленький Бунзен. Я почти не помнила, как перебралась в спальню. Это было около часа дня, но я хотела забыться. Бодрствовать было слишком больно.

Я посмотрела на часы и обнаружила, что уже семь вечера. Я потянулась, и тут же вспомнила о Хейли. Внезапно я разволновалась и поняла, что мне нужно увидеть ее. Она была нужна мне больше, чем воздух.

Я вскочила с кровати, позвонила во «Внутреннее море» и заказала крабовые котлетки навынос. Потом я быстро оделась, чмокнула сонного Бунзена и поспешила наружу.

На улице было холодно. Как символично! Вместо сердца у меня внутри поселился кусок льда, а теперь и снаружи я цепенела от холода.

Я поставила на сиденье умопомрачительно пахнущий пакет и отправилась к Хейли. Только бы она была дома! Вот ее машина стоит у дверей, а сквозь окно пробивается свет. Я затормозила, заглушила двигатель, взяла еду и пошла к двери. Я чувствовала себя по-идиотски с этим жалким гостинцем в руках, но что мне оставалось делать?

Я шагнула на крыльцо и негромко постучала. Не сразу, но я услышала шаги. Дверь отворилась, и рассеяный свет вырвался наружу, разогнав темноту. На пороге стояла Хейли, одетая в теплые штаны и свитер. На руках у нее сидела Пегги.

– Привезла тебе какой-никакой обед, – сказала я, запинаясь, и помахала бумажным пакетом. Тень улыбки скользнула по ее лицу, и она взяла пакет из моих рук.

– Спасибо.

Хейли повернулась и пошла в дом, оставив дверь открытой. Я поспешно вошла, чувствуя, что промерзла до костей. Я захлопнула за собой дверь и осталась стоять, где была. Кто мне скажет, как себя теперь вести? Есть ли для меня место в этом доме? Хейли вернулась с кухни и уселась на диван, прижимая к себе кролика.

– Ты как вообще? – негромко спросила я.

Она кивнула и шмыгнула носом:

– Более-менее, насколько это возможно.

– Ага, – я запереминалась с ноги на ногу, потом решила снять перчатки и пальто. Потом пристроила их на вешалку у двери.

– Хейли, я хочу, чтобы ты знала: я никогда не хотела обманывать тебя или причинить тебе боль.

Тут она наконец подняла голову и посмотрела на меня.

– Я знаю, Энди.

Она выглядела ужасно, лицо и глаза были красными и опухли от плача. Я почувствовала, что у меня сердце рвется пополам. Я пошла к лестнице и уселась на третью ступеньку, согнула спину и обхватила колени руками, как ребенок.

– Хейли, а почему ты не можешь остаться здесь?

Она вытащила салфетку и высморкалась.

– У меня контракт с университетом. Я должна прочесть цикл лекций в летнем семестре. Кроме того, два года назад мы с одним другом, Серджио Владеком, открыли собственный кабинет. У нас на год вперед оплачена аренда, как-то так.

– Похоже, у кажлой из нас есть свои обязанности? – горько улыбнулась я. Она снова глянула на меня и кивнула.

Цок. Цок. Цок.

Я оглянулась и увидела, как Орео прыгает вниз по лестнице. На моей ступеньке он остановился, посмотрел на меня, шевеля усиками, и снова запрыгал вниз. Оказавшись на полу, он бодро доскакал до Хейли, и она тут же подхватила его к себе на колени.

– Почему ты сидишь там? – спросила она, прижимая к себе зверушек.

– Если честно, я подумала, ты не захочешь, чтобы я была рядом. Я не хочу причинить тебе еще больше боли, Хейли.

Какое-то время она просто смотрела на меня, рассеянно поглаживая мягкий кроличий мех.

– Зачем ты приехала, Энди?

Я вздохнула и пожала плечами:

– Хотела увидеть тебя. Должна была тебя увидеть.

– Иди сюда, – сказала она, протягивая мне руку. Я уставилась на нее. – Пожалуйста?

Я встала, подошла к дивану, где она сидела по-турецки, и опустилась на колени. Я подвинулась ближе к дивану и уткнулась лбом в колени Хейли. Господи, я так устала. Все, чего я хотела, так это чтобы мы остались вместе, чтобы мы были счастливы, насколько это было возможно для нас обеих.

Через мгновение я почувствовала, как на мою голову легла ее рука, и пальцы пробежали по волосам.

– Я всегда говорила, что у тебя самые красивые волосы, – прошептала Хейли и продолжила гладить меня по голове. Мы просидели так еще несколько минут, прежде чем она снова заговорила:

– Энди, что ты чувствуешь ко мне? Чего ты ждешь от меня?

Я подняла голову и посмотрела в ее заполненные болью глаза. Я положила руку ей на колено, туда, где недавно была моя голова, и вздохнула.

– Я вчера вечером ездила к маме, и она заставила меня понять и осознать одну вещь…

У меня больше не осталось сил бояться.

– Хейли, – я посмотрела ей прямо в глаза, желая, чтобы она услышала то, что я намеревалась ей сказать. – Хейли, где-то по пути, среди всего, что с нами происходит я… я влюбилась. В тебя.

Я увидела, как ее глаза снова наполняются слезами, и мгновенно вскочила на ноги.

– Ох, только не плачь. Пожалуйста, не плачь.

И вот она рыдает у меня в руках, а ценные кролики спрыгивают с дивана и оставляют нас вдвоем.

Я села рядом с Хейли и стала тихонько укачивать ее, прижимаясь губами к ее волосам.

– Ты как-то не облегчаешь нам жизнь, правда? – грустно хмыкнула она. Я улыбнулась.

– Наверное, нет.

Она успокоилась и посмотрела на меня.

– Как это случилось? Когда?

– Ну, я так думаю, где-то в районе моего семнадцатилетия, – улыбнулась я. – Именно тогда ты глубоко запала мне в душу, заронила в мое сердце крохотный росток любви, и вот прошло двенадцать или тринадцать лет, он вырос, и теперь в полном цвету.

– Почему я, Энди? – я только вздохнула, думая о том, сколько раз я задавала этот вопрос сама себе.

– Никто не проник мне в душу так глубоко, думаю так.

Она улыбнулась и провела ладонью по моей щеке.

– Да ты у нас поэт… тебе бы стихи писать.

– Вот уж нет. В школе терпеть не могла литературу, чуть не завалила ее.

– Что, единственная твоя пятерка с минусом за всю жизнь? – съязвила она.

– Эй, всегда неприятно получать плохие отметки.

Мы улыбнулись друг другу, а потом я очнулась, снова ощутив тяжесть ситуации.

– Пожалуйста, скажи мне, что ты не ненавидишь меня.

– Я никогда не смогла бы ненавидеть тебя, Энди, – она наклонилась и легонько поцеловала меня в лоб. – Это просто невозможно.

Я опустила голову, чуствуя себя глупо и неловко, но мне нужно было знать.

– Хейли? Ты спрашивала о моих чувствах к тебе… а что ты испытываешь ко мне? Я хочу сказать, это вроде как не суть важно на данный момент, но, – я подняла голову, – я все-таки хочу знать.

– Ну что ж, – она откинулась на спинку дивана и накрыла своими ладонями мои. – Я знаю, что я люблю тебя, и я думаю, это романтическая любовь, но мне же абсолютно не с чем сравнивать! Я чувствую такое смущение и неуверенность… Я хочу, чтобы ты всегда была со мной, я терпеть не могу, когда ты уходишь. Даже когда ты встаешь, чтобы отлучиться в ванную комнату, я ощущаю утрату, потерю.

Я улыбнулась. Уж я-то понимала, о чем она говорит.

– Когда я представляю себе жизнь без тебя, я чувствую себя опустошенной. Я понять не могу, как я жила без тебя до сих пор. Но вместе с этим меня сейчас переполняет слишко много эмоций и переживаний, и я никак не могу с ними разобраться. Скажи, это звучит как неудачная попытка избежать серьезного разговора? Съехать с базара?

Я покачала головой:

– Нет. Потому что я тебя понимаю. У меня, знаешь ли, гораздо больше опыта во всех этих чувствах между женщинами.

Я улыбнулась, склонилась вперед, и мы прижались друг к другу лбами.

– Что нам теперь делать, Энди?

– Использовать на всю катушку то, что у нас осталось.

Я подняла руки, охватила ладонями ее лицо и нежно коснулась ее губ своими. Поцелуй длился и длился, Хейли положила руку мне на плечо, потом я почувствовала, как слегка приоткрывается ее рот, и я сделала то же, и наши губы заскользили друг по другу. Наши языки в поцелуе не участвовали, но он был прекрасным, сладким и чувственным одновременно.

Наконец, я отстранилась, пристально вглядываясь в лицо женщины, чей образ будет преследовать меня до конца моих дней, порождая бесконечные сомнения и мучая вопросом: а что, если бы?

– Ты останешься? – спросила она.

Я молча кивнула, она улыбнулась:

– Хорошо. Я так устала…

Хейли встала и подняла на руки обоих кроликов.

– Давай, помогу, – я забрала у нее Орео и поднялась вслед за ней наверх. Она настолько измучалась, что чуть не засыпала на ходу. Я понимала, что я выгляжу примерно так же, да и чувствовала я себя не лучше.

Мы отправили кроликов в загон, и я повернулась к Хейли. Она плюхнулась на край кровати и сидела там, глядя на меня покрасневшими полузакрытыми глазами. Я опустилась на колени перед ней и стащила с ее ног оба носка, отбросив их в сторону.

– Ложись.

Она бухнулась на спину, а я ухватилась за пояс ее штанов, аккуратно стащила их, и отправила в компанию к носкам. Потом я сняла с нее свитер, оставив на ней футболку и нижнее белье.

– Двигайся, Хейли.

Я помогла ей улечься, укрыла ее одеялом и подоткнула с боков. Она лежала и смотрела на меня, смотрела мне прямо в глаза. Мы ничего не говорили, просто глядели друг на друга. Я уже собиралась отвернуться, когда заметила, что ее одеяло соскользнуло. Я нахмурилась, вернулась к ней и снова ее укутала. Едва я шагнула от кровати, как с одеялами приключилась та же неприятность. Я вопросительно посмотрела на Хейли.

– Останься, – сказала она.

Я посмотрела на нее, понимая, что она не стала бы предлагать, если бы не хотела этого. Я быстро разделась до футболки и трусов, скользнула под одеяло и легла на спину. Хейли тут же придвинулась ко мне и свернулась калачиком. Я обняла ее за плечи и прижала к себе. Она положила голову мне на плечо, прижалась еще ближе и вздохнула. С улыбкой на губах, я закрыла глаза.

Я проснулась, но глаза открывать не стала. Мое лицо расплылось в улыбке, когда я почувствовала теплое тело Хейли. Мы обе лежали на боку, я обнимала ее сзади, ее спина прижималась к моим груди и животу. Во сне я закинула руку ей на талию, и теперь моя ладонь лежала у нее на животе. Я глубоко вдохнула, впитывая ее запах, и попыталась прижаться к ней еще плотнее.

Потом я приподнялась на локте и стала смотреть, как она дышит – глубоко, ровно, и как яркое утреннее солнце освещает комнату, скользит по постели и сверкает в ее темных волосах.

Я довольно вздохнула и подняла руку к ее лицу. Кончиками пальцев я проследила все линии и контуры – наклон лба, ведущий к прямому носу с небольшой и такой красивой горбинкой, а потом к полным, чуть приоткрытым губам, за которыми прятались блестящие белые зубы.

Ее губы разошлись в улыбке под моей рукой, и она тихо вздохнула. Она не раскрыла глаз, но прижалась ко мне еще ближе.

– Ты голодная? – пробормотала она.

Господи, какой у нее сексуальный голос с утра! Я совсем забыла…

– Наверное, голодная. А что ты приготовишь? – спросила я и провела рукой по ее лицу вниз, к шее.

– Да что захочешь, то и приготовлю. Хочу накормить тебя хорошим завтраком перед работой.

Я опустила голову на ее подушку.

– Ну, это конечно, очень мило с твоей стороны, но я сегодня на работу не иду.

Ее глаза распахнулись, и она глянула на меня через плечо.

– Не идешь?

Я помотала головой. Она улыбнулась.

– Я тоже.

– Да ну?

Она кивнула, и снова закрыла глаза:

– Удивительно, какое счастливое совпадение.

Я рассмеялась.

– Это точно. Не соблаговолишь ли провести этот день со мной?

Она повернулась в кольце моих рук и посмотрела на меня:

– Правда? Ты хочешь провести сегодняшний день со мной?

Я глядела на нее, и помоему лицу расползалась улыбка. Я кивнула:

– Не то слово.

– Ты билеты взяла?

– Да.

– А открытку?

– Так точно, капитан!

– Мы не опаздываем?

– Энди, угомонись, женщина!

Хейли успокаивающе опустила руку мне на плечо. Мы с ней ехали на каток, вернее, на роллердром. Сегодня Кендалл исполнилось одиннадцать, и почему-то этот факт меня добил. Куда подевалось время? Через два года моя девочка станет подростком. Как такое вообще может быть?!

– Хейли, как же она так быстро выросла, а? – я глянула на свою пассажирку.

– Не знаю, – улыбнулась она и опустила руку мне на колено.

Я мысленно вернулась на одиннадцать лет назад, в такой же день, 26 января. Я тогда была на занятиях, и прямо посреди лекции у меня отошли воды. Семестр еще только начался после зимних каникул. Я тогда надеялась, что Кендалл решит появиться на свет во время каникул, но все вышло по-другому.

По крайней мере, она решила родиться в пятницу. В понедельник я снова была на занятиях, а Винс и Мишель Торрини уже нянчились со своей новорожденной доченькой.

Отбросив воспоминания, я свернула на парковку и мысленно приготовилась ко встрече с дюжиной взволнованных десяти- и одиннадцатилеток, жаждущих покататься на роликах и наглотаться вкусной нездоровой пищи с большим содержанием сахара.

Хейли взяла завернутые в яркую бумагу подарки, которые она купила для моей дочери, а я вооружилась большим конвертом. В нем лежали открытка и три билета на концерт Tempo Toys.

Наверное, она пойдет с Мишель и пригласит какую-нибудь подружку.

– Энди! Хейли! Вы пришли! – Кендалл налетела на нас, чуть не сбив с ног, и обняла сразу обеих.

– Здравствуй, дружище, – я наклонилась к ней, и она обняла меня. Я крепко сжала ее в объятии, а потом ткнула пальцем под ребра. Она захихикала и ускакала туда, где ее вечеринка уже была в полном разгаре – все гости на роликах, наматывают круги по деревянному полу катка под оглушительную музыку из колонок.

– Ты катаешься? – спросила Хейли, оглядываясь по сторонам. Ее глаза сияли детской радостью.

Я помотала головой:

– Ни разу не пробовала.

– Ты серьезно? О, дорогая моя, пора что-то менять в жизни.

– Хейли, нет. Мне и так хорошо, правда-правда. Если ты хочешь вышивать тут на восьми колесах, то флаг тебе в руки. Я лучше спокойно посижу с Мишель.

– Энди, но Мишель тоже катается, вон, смотри! – она ткнула рукой в сторону катка.

И точно, она была там, ездила кругами, время от времени хватаясь за руку кого-то из детей, а иногда просто катясь прямо с широченной улыбкой на лице.

– Ну ладно, я и одна неплохо посижу.

– Неа. Пойдем!

Хейли ухватила меня за руку и потащила к стойке, отгораживавшей комнату, где выдавали ролики напрокат.

– Чем могу помочь? – вывернулся из-за прилавка прыщавый юноша.

– Дайте мне, пожалуйста, пару девятого размера и, – тут она повернулась ко мне, – Энди?

– Ох, – я чувствовала себя, как заяц, застигнутый светом фар, – седьмой.

Юноша исчез в комнате и вернулся с двумя парами роликов. Передо мной оказалась моя пара, перед Хейли – ее.

– Ладно, Энди, идем.

Я позволила увлечь себя в раздевалку. Там обнаружились шкафчики и скамейка.

– Я поверить не могу, что ты никогда не каталась на роликах. Это просто безобразие, – бормотала Хейли, помогая мне зашнуровать ролики.

– Ну, ты же знаешь, у меня было тяжелое детство и в нем не было кучи маленьких визжащих подружек.

Она посмотрела на меня снизу вверх и покачала головой:

– Тогда я просто обязана восполнить этот пробел.

– Если я тут безвременно погибну, завещаю тебе мой дом.

Хейли рассмеялась, и ухватила меня за руку.

– Ладно, теперь осторожнее. В первый раз даже стоять на них будет интересненько.

Я рывком встала с лавки, и ничего страшного не произошло, хотя ролики постоянно норовили выкатиться из-под меня.

– Ух ты! Держись за меня!

Я держалась.

Хейли дотащила меня до катка, где нас встретила пульсирующая музыка.

– Господи, да все эти дети катаются лучше меня, – пробормотала я. Хейли рассмеялась.

– Да ладно тебе, старушка. Ты сможешь! Тут все дело в равновесии, а с этим у тебя проблем нет, я точно знаю, после всех твоих тренировок.

Она подкатила меня к стене, нижняя половина которой была обита ковровым покрытием. Я так поняла, что это сделали специально для таких лузеров, как я, кто должен был хвататься за стену, поскольку не умел тормозить об пол.

– Ох, черт! – пол оказался гораздо более скользким, чем мне казалось сначала и, непонятно почему, колесики моих роликов явно хотели уйти в отрыв.

– Все хорошо, у тебя получается, Энди, – Хейли обняла меня за талию и медленно покатилась рядом. Между стеной и Хейли я чувствовала себя достаточно безопасно, но сама идея катания на роликах не стала для меня более привлекательной.

Впереди по курсу на стене обнаружился маленький выступ, и я жадно ухватилась за него. Хейли остановилась у меня за спиной.

– М-м-м, Энди?

– Что?

– Видишь ли, сама идея катания на роликах заключается в том, чтобы на самом деле кататься.

– Съешь меня!

– Охх, какое искушение…

Я оглянулась, чуть не упав на задницу по инерции, и увидела сладострастную ухмылку на ее лице.

«Мы начинаем праздновать день рождения Кендалл, все гости именинницы приглашаются в комнату отдыха», – прозвучало из динамиков.

– Слава тебе, господи! Меня спас праздничный пирог! – пробурчала я. Хейли хихикнула и помогла мне вернуться по стеночке на праздник.

Я шагала к клинике с улыбкой на лице и даже некоторой резвостью. Сегодня был День святого Валентина, праздник, который я отродясь терпеть не могла. Иногда мне даже удавалось сделать вид, что его не существует под предлогом собственной забывчивости. Но только не в этом году. Уж не знаю, почему, но сегодняшний день много значил для меня.

Я вошла в лабораторию, улыбаясь, приветственно помахала Саманте и подошла к двери своего кабинета. Я отперла дверь, щелкнула выключателем и замерла. На моем столе лежал конверт, в таких обычно приходят открытки.

Нахмурившись, я уселась за стол и взяла его в руки. За дверью кабинета что-то двинулось и зашуршало, но я не подняла глаз. Сейчас меня больше всего интересовал розовый конверт у меня в руках. Закусив нижнюю губу, я пыталась понять, от кого бы это? И каким макаром он попал в мой запертый кабинет?

Ничего так и не решив, я надорвала верхушку конверта и вытащила открытку. На ней был нарисован здоровущий волосатый шимпанзе со сложенными на мускулистой груди руками.

Большие красные буквы над его головой складывались в вопрос:

«ЗНАЕШЬ, КАК МНОГО ТЫ ЗНАЧИШЬ ДЛЯ МЕНЯ»?

Я улыбнулась и раскрыла открытку. Тут же из нее буквально выпрыгнули, широко раскрываясь, две черные картонные руки.

«ВОТ КАК! С ДНЕМ СВЯТОГО ВАЛЕНТИНА!»

Я рассмеялась и прочла написанное от руки:

«Энди, ты стала для меня целым миром, и это до смерти меня пугает, но я тебя ни на кого не променяю. ХОХО.»

Я услышала, как за дверью кто-то хихикает и, наконец, подняла голову, чтобы посмотреть, кто же торчал там все это время.

– Саманта?

Хихикание повторилось, и она показалась из-за угла с ухмылкой на лице.

– Да, босс?

– Ты принесла сюда это? – спросила я, помахивая открыткой.

Она покачала головой:

– Неа.

– Но ты знаешь, кто это сделал?

Она кивнула:

– Ага.

– И ты скажешь мне, кто это был, правда?

Она снова замотала головой:

– Неа.

– Отлично. Ты уволена.

Она только усмехнулась и пошла назад в лабораторию. Я перечитала открытку, потом посмотрела в сторону телефона. Закусив губу, я взяла трубку и набрала три хорошо знакомые мне цифры добавочного номера.

– Хейли Корриган.

– Вы должны мне кое-что объяснить, – сказала я низким угрожающим голосом.

– Простите? – это прозвучало так, будто она смущена, и я хихикнула.

– Ты была в наших краях сегодня утром?

Я расслышала ее низкий, грудной смешок на том конце линии.

– Неа.

– А в лаборатории тебя сегодня не было?

– Неа.

– Ты врешь?

Тишина.

Я ухмыльнулась, наслаждаясь нашей игрой.

– Знаешь ли, дорогая моя, иногда молчание красноречивее любых слов.

Я снова услышала ее смех.

– С Днем святого Валентина, Энди.

Я улыбалась во весь рот, снова разглядывала открытку и изо всех сил желала, чтобы Хейли сейчас оказалась здесь, у меня в кабинете. Или я у нее, чтобы поблагодарить ее должным образом.

Эх, мечты, мечты! Но, как говорится, перестанешь мечтать – перестанешь жить, а до тех пор, пока в моей жизни есть Хейли, я определенно не перестану мечтать.

– Спасибо. И тебя с днем В.

– В-день, да? Мы что, идем на войну? (в оригинале игра слов – V-day или Victory day – День Победы – прим. пер.)

Я слышала, что она улыбается.

– Может быть. Хочешь отозвать своего картонного солдата прямо сейчас?

Она расхохоталась:

– Ты просто очаровательна.

– Скажи, а ты вечером занята? – спросила я, подобрала со стола карандаш, стала вертеть его в пальцах и откинулась на спинку кресла.

– Занята.

Мое настроение сдулось, как воздушный шарик.

– А- а-а.

– А ты как? Планы на вечер?

– Может быть.

– Да ну? У тебя горячее свидание?

– Ну, не знаю. Я думаю, та, с кем у меня свидание, пошла и нашла себе кого-то другого.

– Ой-ой-ой. Терпеть не могу, когда люди так поступают. Ммм, тогда это может нарушить и мои планы на сегодняшний вечер.

– Это еще почему?

– Ну, если та, с кем у меня свидание, думает, что та, с кем у нее свидание, бросила ее, то тогда это означает, что та, с кем у меня свидание, останется дома, а этого я допустить не могу, правда?

Мой дух воспрял, как будто я скормила ему дозу виртуальной виагры.

– Ну, тогда, возможно, та, с кем у меня свидание, ввела меня в заблуждение?

– Может быть. Что ты скажешь, если я приглашу тебя к себе в 6.30 и попрошу прихватить с собой бутылку вина?

Я улыбнулась телефонной трубке и провела пальцами вдоль шнура.

– Хорошо. Думаю, я справлюсь.

– Отлично. Слушай, как бы я ни хотела еще поболтать, но у меня пациент на 9.00, и он уже здесь.

– Хорошо. Увидимся позже.

– Пока, красавица, – сказала она, и у меня мурашки пробежали по спине.

– Пока.

Я подняла коробку с пасажирского сиденья джипа. Удерживая ее одной рукой, я закрыла дверцу и нажала кнопку сигнализации на брелке. Я шла к двери и смотрела на свет в ее окнах. Как же так, как так может быть, что одна-разъединственная женщина, черт возьми, да все, что имеет к ней хоть какое-то отношение, буквально заставляет меня летать? Что бы ни беспокоило меня, как бы мне ни было плохо, Хейли могла исцелить меня одним взглядом, одним прикосновением.

Я удовлетворенно вздохнула и постучала в дверь. Вскоре я услышала звук шагов, а потом за дверью воцарилась тишина. Поклясться могу, что кто-то разглядывает меня в дверной глазок. Я высунула язык и ухмыльнулась. За дверью раздалось хихикание, и я заулыбалась в ответ.

Дверь распахнулась, и моему взгляду предстала смеющаяся Хейли.

– Ку-ку! – сказала она.

– Здрасьте! – я полезла в коробку. – Это тебе, – я протянула ей бутылку белого вина.

– Спасибо большое.

– И это тебе, – я выдала ей бутылку красного. – И это тоже тебе, – бутылка шампанского присоединилась к своим предшественницам.

– Ты что, собираешься напоить меня и воспользоваться моим беспомощным положением? – спросила она, и глаза ее заблестели.

– Может быть. Это опять тебе, – я ткнула ей в руки сердцеобразную коробку шоколадных конфет. – И, наконец, еще вот это, – я вытащила из коробки букет роз. Я его специально выбирала для нее.

– Ой, Энди, это так мило.

Она поднесла цветы к лицу, пытаясь не выронить все то добро, что уже держала в охапке. Я забрала у нее вино, и она глубоко вдохнула тонкий нежный запах цветов. И улыбнулась.

– Спасибо тебе, – прошептала она, потом глянула налево, глянула направо, глянула на меня и крепко и громко чмокнула меня в губы.

Идиотски улыбаясь, я пошла за ней в дом.

Я посмотрела вокруг и остановилась, как вкопанная. Не знаю, куда Хейли подевала диван, может, передвинула в соседнюю спальню, но его место занимал неимоверных размеров надувной матрас, заваленный одеялами и подушками. Рядом на полу лежала стопка взятых напрокат фильмов. Сзади к матрасу был придвинут журнальный столик, уставленный блюдами и тарелками. Еда была накрыта крышками, но запах доносился божественный.

– Боже, как вкусно пахнет! А что это ты такое приготовила?

Я потянулась к тарелке, но Хейлишлепнула меня по руке.

– Увидишь. Вообще-то, это новый рецепт и я надеюсь, что тебе понравится. А еще я надеюсь, что тебе понравится это, – она махнула рукой в сторону подушек и одеял.

Я расплылась в улыбке и закивала.

– Это здорово, Хейли. Большое тебе спасибо. Это будет круто!

Я глянула на названия фильмов и обнаружила замечательные «Когда Гарри встретил Салли», «Пока ты спал» и «Неспящие в Сиэттле».

– Я подумала, эти фильмы подходят к празднику, – сказала Хейли, забрала у меня вино и пошла на кухню, чтобы поставить розы в воду.

– Ну, так что ты приготовила?

– Это испанское блюдо, называется паэлья. Курица, свинина, креветки, мидии, рис и целая куча овощей. Я правда надеюсь, что тебе понравится, – прокричала она с кухни и вернулась с двумя бокалами.

– Звучит здорово, а пахнет еще лучше.

– Надеюсь,- Хейли коснулась губами моей щеки, поставила бокалы на стол и протянула мне тарелку. – Давай, накладывай.

Вскоре мы обе, скрестив ноги, сидели на матрасе лицом друг к другу. Хейли включила отопление посильнее, и в доме было настолько тепло, что мы переоделись в шорты (она любезно одолжила мне свои). Я была в майке, а она в обычной футболке.

Она с выжидательным выражением лица смотрела, как я пробую новое блюдо. Мне показалось, что она даже дыхание задержала.

Я отправила первую вилку в рот и замерла, пока у меня на языке расплывался миллиард разных вкусов, смешиваясь снова вместе, создавая невероятное вкусовое ощущение. Я закрыла глаза, межленно пережевывая порцию и смакуя вкус и аромат, растекавшиеся у меня по языку.

– Ты превзошла саму себя, Хейли, – наконец смогла произнести я. – Это просто фудгазм.

Она ошеломленно посмотрела на меня:

– Чего?

– Фудгазм. Да ладно, ты же у нас пищевая извращенка, ты должна понимать такую терминологию.

Она улыбнулась и покачала головой:

– Я определенно должна это запомнить, и я рада, что тебе понравилось.

Теперь, получив мое полное одобрение, она закопалась в собственную тарелку.

Мы почти не разговаривали, проголодавшись после долгого дня и пропущенного ланча. Мы бодро поглощали паэлью, стуча вилками и время от времени прихлебывая вино.

Наконец, тарелки опустели, и я улыбнулась, сытая и довольная.

– А тебе и вправду понравилось. Я раньше не видела, чтобы ты ела вторую добавку.

Хейли улыбнулась, собрала посуду, и мы потащили ее на кухню.

– Ну, это было непередаваемо вкусно. Ты должна дать мне рецепт.

– Ты будешь готовить?! – спросила она, полуобернувшись ко мне. Она даже перестала загружать посудомойку.

– Неа, я дам его маме, чтобы она приготовила паэлью к моему следующему визиту.

– Ох, ты страшный человек! – она шлепнула меня полотенцем. – Готова к дессерту?

– А когда это я была не готова?

– И то так. Иди, выбери фильм и включай телевизор, а я – за дессертом.

Я выбрала «Когда Гарри встретил Салли», сунула кассету в видик и нажала кнопку «play». Скоро Хейли присоединилась ко мне. В руках у нее были две тарелки, а на них – по большущему куску вишневого торта. Взбитые сливки сверху венчали ягоды малины.

– Ох, ты жестокая, злая женщина, – пробормотала я, не отводя глаз от торта. – Это Шварцвальд, да?

Хейли ухмыльнулась и отдала мне мою тарелку.

Фильм все никак не начинался, на экране мелькали трейлеры, анонсирующие фильмы, которые уже давно вышли и канули в лету. Меня всегда удивляло, как некоторые фильмы умудряются устареть прежде, чем выйдут в прокат. Наконец, началось наше кино.

Я отставила дессертную тарелку и откинулась на подушки, заведя руки за голову. Хейли лежала в той же позе, едва не касаясь меня плечом.

– Я люблю этот фильм, – сказала она с довольной улыбкой.

– Я тоже.

– Мег Райан всегда была моей тайной любовью.

Я глянула на нее с удивлением:

– Правда?

– Ага. А кто бы в нее не влюбился? Она красивая, очаровательная, да и просто умница.

– Да, я тебя понимаю. Ты бы с ней переспала?

Голова Хейли взлетела с подушки, и она уставилась на меня. Я ухмыльнулась.

– Нет! Она слишком невинна для этого.

Я расхохоталась.

– Как? А роман с Расселом Кроу пару лет назад?

– Ээ, я думаю, она всего лишь пыталась изменить собственный имидж. Я хочу сказать, наверное, очень утомительно быть все время такой милой.

Я рассмеялась и вернулась к фильму.

– О, а вот и ее подруга Мери. Вот это моя тайная любовь всех времен и народов.

– Керри Фишер?

– Да, сударыня.

– Правда? – она повернулась на бок и посмотрела на меня. – А почему? Что в ней тебя привлекает?

– Ох, – вздохнула я и стала думать, как это объяснить. Она нравилась мне так давно, что я и не упомню, с чего это началось. – Ну, с одной стороны, она чертовски красива, мне нравятся ее глаза. У нее взгляд кота из «Шрека». Она очень умная и еще талантливая, как писатель и комедийная актриса.

Хейли посмотрела на экран, там шел эпизод, где персонажи Керри и Мег разговаривали в книжном магазине как раз перед появлением Билли Кристала.

– А знаешь, что самое удивительное?

– Что? – спросила Хейли и придвинулась ближе ко мне, практически устроившись на моей подушке.

– Это вообще-то фильм о развитии отношений. Понимаешь, они встретились, когда были молодыми, и не понравились друг другу, потому что были слишком юными, и время было неподходящее. Так что они пошли каждый своим путем. Потом повстречались снова чуть ли не через двадцать лет и вуаля! Теперь все просто совпало.

– Ммм, да я понимаю. По крайней мере, мы хоть друг другу нравились, когда были молодыми.

– Это точно.

Хейли подвинулась ближе, и ее приподнятая нога заслонила мне весь экран.

– Эээ, Хейли, ты меня, конечно, извини…

– Что, Энди?

– Сквозь твою ногу так хорошо видно…

– О, это хорошо, – и она пошевелила пальцами.

Меня посетила злобная мысль, и я сорвалась с матраса, ухватила ее за ноги и стала щекотать подошвы. Хейли визжала, пыталась вырваться, но у нее ничего не вышло, и смех охватил ее.

– Остановись! – заверещала она, в слабой попытке оттолкнуть мои руки.

– Неа! – я защекотала ее сильнее, пытаясь удержать ее извивающееся тело подо мной, пока наконец мы не свалились с матраса на пол. Это дало Хейли возможность вырваться, и она напала на меня, добравшись пальцами до моих ребер.

– О господи! – я зажмурилась, пытаясь сделать хоть один судорожный вдох сквозь приступ смеха, прилагая все усилия, чтобы вырваться и поквитаться с Хейли.

Кончилась тем, что мы прокатились чуть ли не через всю гостиную и добрались до журнального столика.

БУМ!

– Черт!

Хейли перекатилась назад и сжалась в комок на полу, сжимая голову и постанывая.

– Хейли, господи, ты как? – я подскочила к ней и устроила ее голову у себя на коленях. Она держалась за лоб и жмурилась от боли. – Черт, прости, пожалуйста.

– Ой, ой. Этот стол таки твердый, – прохныкала она.

– Лед принести?

Она отвела руку и глянула на нее.

– Нет. Я думаю, все нормально. Крови нет, а вот синяк будет большой, это точно.

– Ага, представляю, какая утром у тебя будет шишка. Все эти игрища всегда заканчиваются подбитым глазом. Хорошо, если хоть голова на месте остается.

Она улыбнулась, но глаза не открыла.

– Может, таблетку? Тайленол? Чтобы приглушить боль?

– Нет, спасибо, Энди. У меня крепкая голова, – она выдохнула и ощупала лоб. – Да, я уже чувствую маленькую шишку.

– Бедняжка.

Я прижала ее к себе и стала нежно укачивать. Она охватила мою руку своей и улыбнулась, потом повернулась, устроила голову у меня на коленях и посмотрела мне в глаза.

Я смотрела на нее сверху вниз, впитывая ее черты, и тонула в ее невероятных глазах. У нее такие голубые глаза…

– Ты знаешь, что ты – одна из самых красивых женщин, которых я когда-либо видела? Черт, я даже думаю, что ты – самая красивая женщина из всех, кого я когда-либо видела.

Она улыбнулась мне снизу.

– Это истинная правда. Видела бы ты свои глаза. Вот это да… – прошептала я. – Поклясться могу, ты сознательно используешь их как самое настоящее оружие, так ведь?

Она посмотрела на меня снизу вверх самым чувственным взглядом из-под полуприкрытых век, но даже полуприкрытые, ее глаза буквально опалили меня.

– Совершенно не понимаю, о чем ты? – промурлыкала она. Меня прошила дрожь. Она улыбалась и по-прежнему смотрела на меня.

– Ах ты, лисица!

Она улыбалась.

– Кто бы говорил, Энди, – она потянулась вверх и коснулась рукой моей щеки. – Ты такая красивая. Знаешь, я чувствую себя довольно по-дурацки, но все равно расскажу. В последний год колледжа мы с друзьями наскребли денег и во время каникул поехали в трехдневный круиз по Карибскому морю. Однажды утром, сама не знаю почему, я проснулась несусветно рано. Делать было нечего, я встала и пошла на палубу. Я взялась за поручни и наклонилась над водой. В тот же миг я впомнила о тебе. Я сначала растерялась, к тому моменту мы уже давно не виделись, почему же ты пришла мне на ум? А потом я поняла. Вода – такая красивая, спокойная, зелено-голубая вода. Она была в точности, как твои глаза.

Я улыбнулась, глядя на нее сверху вниз. Никогда и ни на что я не променяю возможность быть с ней. Я чувствовала, как меня влечет к ней, как меня притягивает это прекрасное лицо и еще более прекрасное сердце. Наши губы соприкоснулись, нежно, просто ощутили друг друга. Хейли отстранилась, поднялась и повернулась лицом ко мне. Она села передо мной, и наши колени соприкоснулись. Я видела, как она рассматривает меня, переводя взгляд от моих глаз к моим губам, а потом обратно. Я склонилась к ней, она повторила мое движение, и мы встретились на полпути. Она запустила пальцы в мои волосы на затылке, я опустила руку ей на колено, и мои пальцы заскользили по теплой коже.

Поцелуй был нежным и сладким, наши губы раскрылись друг другу, наше дыхание смешалось. Я слышала, как грохочет мое сердце, как пульсирует все тело. Мои пальцы начали ласкать ее ногу, ладонь Хейли охватила мой затылок, прижимая меня как можно ближе к ней. Мое тело просто звенело от напряжения. Хейли чуть повернула голову, и наши губы сошлись в еще более близком контакте.

Но, так же внезапно, как он начался, наш поцелуй закончился. Хейли медленно отклонилась назад, глаза ее были закрыты, она улыбалась. Вот ее веки дрогнули, и она посмотрела на меня.

– Давай досмотрим фильм, – прошептала она. Я кивнула, совершенно забыв и про фильм, и про то, что он еще мельтешит на экране.

Мы вернулись на матрас. Хейли улеглась на спину и положила руку на лоб. Ей все еще было больно. Я легла рядом, положила голову ей на плечо, закинула руку ей на живот и обняла ее, скользнув пальцами ей под бок. Удивительно, но она была единственной женщиной, с кем я могла вот так лежать. Я никогда не любила обниматься. Если кто-нибудь хотел положить голову мне на плечо или что там еще, то ладно, так тому и быть. Но я никогда не нуждалась в комфорте и защищенности, которые кто-то мог предложить мне. Вот не нужно мне это было, и все.

До сих пор.

Мы смотрели, как Билли Кристал наконец осознал, что он любит Салли, и рванул на новогоднюю вечеринку к ней.

– О, я люблю эту часть, – сказала Хейли и ее рука под моим плечом напряглась, обнимая меня крепче. Тем временем на экране Гарри и Салли признались друг другу в любви и стали рассказывать о своей свадьбе и кокосовом торте с шоколадной глазурью сбоку.

– Ох, господи, они меня растрогали, – сказала Хейли и поднесла руку к глазам.

Я поднялась на локте, все еще прижимаясь к ней всем телом, и посмотрела на нее.

– Ты плачешь?

– Нет, – всхлипнула она. Я улыбнулась.

– Ты восхитительна.

– Я печальная и жалкая.

– Да, но при этом ты все равно восхитительна.

Я смотрела на нее, а она смотрела на меня, все еще вытирая глаза. Я улыбнулась, а потом мои глаза пустились в путешествие, охватывая ее всю. Она лежала на спине, одна нога согнута в колене, ступня упирается в матрас. С ее длинных и сильных ног еще не сошел летний загар. Одной рукой она обнимала меня за плечи, а вторая покоилась у нее на животе рядом с моей. Мой взгляд поднялся выше. Ее грудь приподнималась и опускалась в такт ровному и спокойному дыханию. Холмики ее грудей под обтягивающей футболкой, ее шея, длинная и красивая. Я помнила, какая у нее нежная шея.

Наконец, я посмотрела ей в глаза. Она внимательно смотрела на меня.

– Никогда не могла понять, почему люди используют эту фразу, но сейчас она кажется мне подходящей. Не пойми меня неправильно, но ты такая чувственная.

Крохотная улыбка изогнула уголки ее рта, добавив ей еще больше чувственности.

Она подняла руку к моей щеке.

– Мне говорили это и раньше, – произнесла низким, глубоким голосом, – но мне всегда было безразлично, это никогда по-настоящему не затрагивало меня.

Она посмотрела мне в глаза:

– А тебя это затрагивает?

Я кивнула. Ее рука скользнула мне на затылок и потянула меня вниз.

Опираясь на локоть, я коснулась ее губ своими и тут же закрыла глаза. Я слегка повернула голову, чуть приоткрыла губы навстречу ей, чувствуя, как она играет моими волосами и поглаживает шею. Самым кончиком языка я провела по ее верхней губе. Она судорожно вдохнула и прижалась ко мне еще сильнее, повернулась набок так, что мы теперь сплелись телами. Я закинула руку ей на спину, подтягивая ее к себе еще ближе, и наш поцелуй обернулся жидким огнем, и мы перестали сдерживать себя.

Хейли передвинула ногу так, что теперь она была почти между моими, я чуть согнула свою и приподняла ее, охватывая ее сверху.

Мы тяжело и сбивчиво дышали, не контролируя более ни себя, ни поцелуй. Ее язык прижался к моему, мы обе сражались за господство.

Боже, огонь бежал по мне быстрее, чем горит сухая трава, оставляя меня пылать и жаждать. К своему удивлению, я почувствовала, как бедра Хейли начали двигаться, не сильно, но вполне ощутимо. Она вжалась в меня грудью, животом, бедрами, всем своим существом. Мое собственное тело начала двигаться в ответ, страстно стремясь освободиться, стремясь к тому, чего оно жаждало все эти годы.

Господи, я просто хотела взять ее всю целиком и больше не отпускать, но инстинктивно я знала, что она к этому еще не готова. Пока нет.

Я утихомирила свое тело, вернее, предприняла такую попытку и замедлила поцелуй, так что грохот крови в моей голове свелся к тупому шуму. Обнаружив, что мои руки все еще крепко сжимают ее задницу, я с усилием разжала пальцы и стала успокаивающе гладить спину Хейли.

Все еще тяжело дыша, я полностью отстранилась от нее и попыталась успокоить колотящееся сердце.

Хейли, кажется, поняла, потому что она закрыла глаза и несколько раз глубоко вдохнула.

– Вот это да! – выдохнула она. Я улыбнулась. – Где ты научилась так целоваться?

Она открыла глаза и посмотрела на меня. Я пожала плечами:

– Годы практики, я так думаю.

– Ничьи поцелуи не затрагивали меня так, как твои. Боже мой. Я никогда ничего подобного не чувствовала.

– Я тоже.

– Правда, что ли? – она улыбалась почти застенчиво.

– Правда. Ты меня с ума сводишь, Хейли.

– Это хорошо.

Она зарылась лицом в мою шею, мы лежали щека к щеке, я тихонько гладила ее по лицу, отводя назад пальцами пряди волос.

– Что ты скажешь, если мы уже будем укладываться? – спросила она, поглаживая меня по плечу. – Все-таки, нам обеим завтра на работу.

– Хорошо, – ответила я, похлопала ее по плечу и села. Она смотрела на меня снизу вверх и хитро улыбалась:

– Просто спать.

– Кого и в чем вы пытаетесь убедить, леди?

Она ухмыльнулась. Я попыталась встать, но мои ноги буквально подогнулись, как ватные.

– Ух ты! – я бухнулась назад на матрас.

– Это я с тобой такое сотворила? – спросила Хейли, повернулась и села позади меня.

– Боюсь, что да. Что ты подмешала в этот поцелуй? – я откинулась назад, наслаждаясь ее обятием.

– Свое сердце, – прошептала она мне на ухо. Я улыбнулась и покрепче прижала ее руки к себе.

В конце концов, мы умудрились встать и прибраться. Я стала складывать одеяла, Хейли сдувала матрас.

– Ну что, Энди, это был хороший День святого Валентина?

Я перестала сворачивать одеяло и посмотрела на нее.

– Самый лучший из всех, – негромко ответила я.

– Правда?

Я кивнула:

– Правда.

Она широко улыбнулась:

– Для меня тоже.

Зима заканчивалась, по городу шагал март. Он принес нам сильные дожди, смывшие большую часть снега, хотя время от времени зима брала реванш в виде случайных снегопадов.

Была одна из тех редких суббот, когда ни я у Хейли, ни Хейли у меня не ночевали. Прошлым вечером мы решили немного отдохнуть друг от друга и, хотя с одной стороны, это было неплохо, со всех других сторон это был полный отстой. Все ближе и ближе становился тот день, когда она покинет наш штат и мою жизнь. Я пыталась не думать об этом, но знала, что это неизбежно и скоро произойдет.

Я вернулась с утренней тренировки, переоделась в шорты и майку и решила прибраться в доме. Прошлый вечер мы с Бунзеном провели вдвоем. Бедный пес совсем растерялся. Я так часто уходила, оставляя его одного, возвращаясь лишь затем, чтобы накормить его и выпустить погулять, что он явно на меня обижался. Так что прошлым вечером в качестве компенсации мы переиграли во все известные человечеству и собакам игры. И нам ужасно понравилось.

Я надраивала полы в кухне, когда услышала дверной звонок. Я прислонила швабру к столешнице и поспешила к двери. Когда я ее открыла, в дом влетела Хейли, чуть не сбив меня с ног.

Энергия прямо распирала ее, и она приплясывала на месте.

– Привет! – она поцеловала меня в губы, прошла в комнату и начала беспокойно вышагивать перед журнальным столиком. Бунзен сидел на полу и наблюдал за ней, смешно поворачивая голову.

– Эй, у тебя все в порядке? – я закрыла входную дверь и подошла к Хейли. – Пойдем, присядем.

– Нет, я не усижу на месте, мне надо ходить!

– Ладно, а я присяду, – я уселась на диван, наблюдая, как она носится. – Что случилось?

– Я это сделала! – воскликнула она и победно посмотрела на меня. Я непонимающе вздернула бровь.

– Сделала что?

– Я им сказала!

Я все еще не могла взять в толк, о чем она говорит.

– Что сказала, кому?

– Моим родителям!

Черт, как будто я способна читать ее мысли! И тут до меня дошло. Я распахнула глаза:

– Подожди, ты что, сказала им то, что я думаю, что ты им сказала?

– Откуда я знаю, о чем ты думаешь? Я не могу читать твои мысли!

Я хихикнула.

– А это, часом, не имеет отношения к, ну… ты знаешь… твоему новому мировосприятию?

Она улыбнулась и кивнула. У нее была совершенно сумасшедшая, дикая, яростная улыбка.

– Я звонила Холдену пару дней назад и сказала ему первому.

– Подожди, что именно ты ему сказала? – я встала, обошла журнальный столик и присела на него с краю, чтобы быть ближе к Хейли.

– Я рассказала ему о нас с тобой. Я сначала ужасно боялась, думала, он отреагирует так же, как твой Крис, но, Энди, он воспринял все абсолютно спокойно и он по-прежнему приглашает меня на свою свадьбу в сентябре!

Она так волновалась, что все время размахивала руками и говорила быстро и напористо.

– И он рассказал своей невесте, и она тоже все поняла, как надо, и тогда он уговорил меня рассказать маме и папе, а я так распереживалась, потому что папа больной и все такое, но потом я решила, что я хочу, чтобы он знал, так что я поехала к ним прямо сегодня с утра, и мама сделала нам свои знаменитые вафли, но это так, к слову пришлось, а вообще я им все рассказала.

Дальше ей просто не хватило дыхания, и поток слов иссяк. Она остановилась, сделала несколько глубоких вдохов и выжидательно посмотрела на меня.

– Вот это да, – я запустила пятерню в волосы. – Я больше никогда не смогу посмотреть твоим родителям в лицо.

– Я тебя хоть не расстроила?

– Да нет же! Милая моя, я просто пошутила. Что они сказали?

– Ну, честно говоря, мама сначала расплакалась, сказала, что не понимает меня и что у меня всегда были такие хорошие мужчины. Но вот отец, о, он был прекрасен.

Она улыбнулась и уселась рядом со мной. Столик затрещал под нашим весом.

– На диван?

– На диван.

Мы пересели, я взяла ее за руку, а она продолжила.

– Я думаю, он может меня понять, потому что сам любит женщин и, несмотря на его текущее состояние, он научился находить даже самую маленькую возможность быть счастливым. Я думаю, мама тоже поймет. Она просто немного огорошена этой новостью.

Я уставилась в пол. Мне пришла в голову эгоистичная мысль: если она так легко рассказала родителям о нас, а, вернее, о себе, то, вернувшись в Калифорнию, она вполне может решить найти себе другую женщину. И какое у меня право ее удерживать? Черт, какая кошмарная мысль.

Я помотала головой и решила разобраться с этим позже, а пока я посмотрела на Хейли и улыбнулась вымученной улыбкой.

– Я очень горжусь тобой, Хейли. Это требует большого мужества, – я погладила ее по руке. – И та, кому ты преподнесешь этот дар, будет самой счастливой женщиной.

Она непонимающе посмотрела на меня:

– Энди, что ты такое говоришь? Эта женщина – ты. Я думала, это и так ясно.

– Что? Хейли, мы же будем жить в разных штатах.

– Ну и что? Куча людей состоят в отношениях на расстоянии, – она смотрела на меня с такой детской невинностью и доверием.

– Я не могу с тобой так поступить, Хейли. Будет слишком эгоистично с моей стороны ограничивать твои новые впечатления. Ты заслуживаешь того, чтобы расправить крылья и научиться летать.

– Эй, а это разве не мне решать?

Я опустила голову и кивнула.

– Поедем со мной, Энди, – прошептала она.

– Хейли, пожалуйста…

– Нет, нет, я не прошу тебя переехать. Поедем со мной на свадьбу к Холдену, в сентябре.

Я удивленно посмотрела на нее.

– Пожалуйста? Я хочу быть там с тобой.

– Конечно, Хейли, я с удовольствием, – кивнула я и улыбнулась.

Она ухмыльнулась:

– Он теперь хочет заново с тобой познакомиться.

– О господи!

Она расхохоталась и обняла меня.

– У нас все получится, Энди. Кроме того, мне же придется вернуться в июле на концерт Линды.

– Да, будет здорово. Так что, теперь Холден будет помогать ухаживать за твоим отцом, да?

Хейли кивнула.

– Ага. Целый год. Теперь его очередь.

Мы сходили на обед с Холденом и его невестой. Вышло забавно. Холден превратился в настоящего красавца, как и его сестра.

А теперь мы лежали в постели, я – на боку, а Хейли – на спине, укрытая одеялом до пояса. Мое сердце все еще сбивалось с ритма после того, чем мы только что занимались. Черт, эта женщина таки умела целоваться. И она все еще глядела на меня сквозь полуприкрытые веки, так чертовски сексуально.

Я перевела взгляд с ее лица вниз и залипла на груди. Было видно, что она возбуждена, маленькие бугорки сосков резко выделялись под обтягивающей футболкой. Мне пришла в голову злостная мысль. Я сунула руку ей под футболку, и моя ладонь замерла на теплой коже живота. Хейли смотрела на меня, переводя взгляд с моей руки на мое лицо и обратно.

– Я люблю эти штуки, ты знаешь? – тихо произнесла я, и моя рука скользнула выше, пока не ощутила мягкое полукружье ее груди.

– Да ну?

Я кивнула.

– Ну да.

Кончиками пальцев я провела по всем изгибам, по сладостно мягкой и гладкой коже.

– Поосторожнее, – сказала она хрипло, – они очень чувствительные.

– А это, конечно, проблема, потому что…

Я посмотрела на нее, подзадоривая ее хоть к каким-то действиям, пока мои пальцы рисовали круги на ее груди, с каждым шагом приближаясь к соску.

– Ну, я просто и не знаю… Продолжай, и увидишь сама.

– А я рисковая девчонка. Конечно, почему бы и нет? – мои пальцы прошлись по напрягшемуся соску, Хейли прерывисто вдохнула, и ее бедра взлетели над кроватью. – Ох, как мне это нрааавится.

Я повторила движение, и внезапно оказалось, что я уже лежу на спине, а Хейли оседлала меня. Ее поцелуй был жестким и яростным, она забирала все, что хотела, ее руки пригвоздили меня к матрасу. Я едва могла дышать, но мне было все равно. Мое тело вжалось в нее, я застонала, но тут она отпрянула, скатилась с меня и улеглась рядом, опираясь на локоть.

Она торжествующе улыбалась, а я не могла отдышаться.

– Я тебя предупреждала, – ухмыльнулась она.

– Ох ты… Без дураков!

Она посмотрела на меня, и ее глаза остановились на моей полузадравшейся майке. Она потянулась ко мне рукой и кончиками ногтей прошлась по животу раз, другой. У меня мурашки пробежали по спине. Тем временем ее рука взобралась выше, скользнула под майку, проехалась по ложбинке между грудями, вынырнула через вырез, прошлась вверх по шее и подбородку и, наконец, кончики ее пальцев коснулись моих губ. Я поцеловала их, и рука зазмеилась обратно, остановившись у меня на груди.

Я знала, что у Хейли нет никакого опыта, если не считать того раза, когда она была со мной столько лет назад. Так что я тихонько лежала, давая ей полную свободу.

– Удивительная вещь – женская грудь, – задумчиво пробормотала Хейли, проводя пальцами по моей. Она повторяла то, что я делала с ней раньше, ее рука медленно кружила у меня под майкой, все ближе подбираясь к соску. – Материнская утешает и успокаивает, грудь любовницы чертовски заводит.

– Ты и представления не имеешь, как, – хрипло выдохнула я, и глаза мои закрылись, когда она сомкнула пальцы на соске, нежно сжала и потянула. Я часто задышала, и мое тело само собой задвигалось в такт ее действиям.

– Кажется, ты и сама чертовски восприимчивая, – хихикнула она. Я кивнула:

– Угу. И должна предупредить, что если ты скоро не остановишься, ты получишь гораздо больше, чем рассчитывала.

Она снова ехидно рассмеялась, но убрала руку и мягко, успокаивающе меня поцеловала.

– Пойдем спать, – прошептала она, оторвавшись от моих губ.

Я кивнула, пытаясь совладать с собой. Никто из нас не спал спокойно в эту ночь.

Говорят, что время летит стрелой, что время не ждет. Оно не ждет никого, особенно тех, у кого разбито сердце.

Я сидела на коробке с одеялами. Предполагалось, что я упакую их, заклею коробку пленкой, и надпишу. Но я не могла заставить себя даже дышать, не то что справиться с этим простым делом.

Я вертела в руках Фреда, это был самый первый мячик куш, принадлежавший Хейли с незапамятных времен. Цветные резиновые щупальца щекотали мои пальцы.

Но время не ждет, и я встала и доделала то, что должна была. Я слышала, как наверху Хейли вытаскивает одежду из шкафа и пакует в коробки и чехлы. Я оглядела гостиную. Телевизор и электроника уже упакованы, тумбочки пялятся на меня пустыми полками, раньше там стояли видеомагнитофон, двд-плеер и стереосистема.

Я заклеила коробку скотчем, надписала, подняла ее и понесла на выход.

Была вторая неделя мая, стояла чудесная погода. Это меня тоже раздражало.

Я поставила коробку на задний бампер джипа и задвинула в багажник к остальным. Мы собирались заехать в Винстон, чтобы Хейли могла по дороге попрощаться с Кендалл, а потом с моей мамой. По пути мы бы остановились на почте и отослали вещи в Калифорнию.

Я прислонилась к багажнику и почувствовала, как у меня перехватывает дыхание, а глаза закрываются от боли. Хейли еще не уехала, а я уже чувствовала себя такой потерянной, сердце мое было разбито, и я так понимала, что починке оно не подлежит. Тут же у меня предательски защипало в глазах. Знакомое чувство, особенно в последние дни.

Я несколько раз глубоко вдохнула и попыталась успокоиться. Не хочется сорваться при Хейли.

Я вернулась в дом. Хейли собирала какое-то барахло с обеденного стола и укладывала в коробки. Когда она посмотрела на меня, я увидела, какими красными были ее глаза. Она только что плакала. Я улыбнулась ей, она улыбнулась мне и продолжила сборы. Я пошла снимать со стен немногие остававшиеся там картины и фотографии. Мне всегда было интересно, как выглядела эта квартира до того, как Хейли в нее въехала.

Я горько улыбнулась. Теперь я буду знать.

Хейли наполнила еще несколько коробок, и я стала заклеивать и надписывать их. Мы не разговаривали, работали быстро и эффективно. Иногда мне хотелось сделаться косорукой идиоткой, только бы протянуть подольше.

Я покорно относила коробку за коробкой, пока полностью не загрузила джип, и даже заднее сиденье оказалось заставлено. Мне пришлось высвободить местечко для Кендалл, а так мы были загружены под завязку.

Я вернулась в дом, огляделась.

– Это все?

– Ага, – Хейли поставила несколько коробок у входной двери. – Осталась только моя кровать и то, что отправится домой к родителям.

– Это хорошо, а то места больше нет.

Хейли вздохнула. Она устала не меньше, чем я. Такой я ее и запомню: стоит, засунув руки в карманы шортов, волосы собраны на макушке, и смотрит на меня.

– Ты готова?

Я кивнула и пошла к машине первой. Я чувствовала себя так, будто возглавляю похоронную процессию, а хороним мы, в сущности, умерщвленную часть меня. Господи, как же часто мне приходило на ум, что вот прямо сейчас мы могли бы паковать мои вещи, и это было бы таким счастьем, это было бы началом новой жизни.

Но я сама заварила эту кашу, теперь пришло время ее расхлебывать. И кому какое дело, что она оказалась горькой, как полынь, и мне не избавиться от этой горечи до конца своих дней?

Мы влезли в машину, захлопнули дверцы, и это звук прозвучал для меня так, будто захлопывалась дверь тюремной камеры. Ага, конечно, я все слишком драматизирую и преувеличиваю, но что делать, если именно так я все и воспринимаю? Каждая мысль, каждое чувство, каждая боль – все резало по живому.

Мы ехали в Винстон и подавленно молчали. Хотелось бы верить, что Хейли так же тяжело, как мне. Она отвернулась к окну и наблюдала за пролетающим мимо пейзажем, но ее рука лежала у меня на колене. В последние несколько недель, стоило нам оказаться вместе, она все время норовила хоть как-то прикоснуться ко мне. Я упивалась этим, нуждаясь в утешении и контакте не меньше, чем она, но в то же время я стала и отстраняться. Я поймала себя на этом пару недель назад.

Раньше я не позволяла себе всерьез думать об отъезде Хейли. После первоначального шока и боли я успешно вытеснила из своего сознания все мысли о скорой разлуке. Уж в этом-то я была профессионалом. А теперь я просто не могла и дальше себя обманывать. Она уедет. По-настоящему, без дураков. Она скоро уедет, как ни крути.

Так что, чем раньше я подготовлю себя к расставанию, тем лучше.

– Энди? – я глянула в сторону Хейли, отбрасывая мрачные мысли. Додумаю их потом, времени будет предостаточно.

– Да?

– Спасибо, – негромко и спокойно сказала она.

– Это еще за что?

Она улыбнулась и пожала плечами.

– За то, что ты – это ты. За то, что помогаешь мне. За то, что не ненавидишь меня.

– Ненавидеть тебя? Да, знаешь, у меня к тебе прямо противоположное чувство. Мне больно, да и тебе тоже, но я все понимаю. На твоем месте я поступила бы так же.

– Правда?

Я кивнула.

– Да. И у тебя, и у меня есть обязательства и, хоть я и думаю, что у нас сходные жизненные приоритеты, но вот жизненные пути у нас разные.

Она ничего не ответила, только сжала мое колено и провела пальцами по коже.

Скоро мы приехали к дому Торрини. Кендалл знала, что мы заедем, но не знала, зачем. Я уже переговорила с Винсом и Мишель и попросила их разрешения взять Кендалл с собой в Калифорнию на летних каникулах.

Входная дверь распахнулась, едва мы подошли к дому. Мишель встретила нас с улыбкой. Она потянулась к Хейли, обняла ее и похлопала по спине.

– Удачи тебе, Хейли.

– Спасибо. И спасибо, что разрешили Кендалл приехать ко мне.

Мишель сжала ее руку и улыбнулась.

– Энди! Хейли! -шаги маленьких, но громко топочущих ног промчались вниз по лестнице, и перед нами появилась взволнованная девчонка.

– Ну привет, привет! – я опустилась на колени и прижала ее к себе изо всех сил. Кендалл повернулась к Хейли, и та крепко обняла ее и зажмурилась. Ох, ей тоже непросто.

Появился Винс, пожал Хейли руку, а потом мы отбыли. Мы впихнули мою дочь на заднее сиденье и отправились в ее любимое кафе. Кендалл, естественно, тут же спросила, а зачем все эти коробки и что в них такое.

В кафе я усадила Хейли рядом с Кендалл, а сама села напротив. Мне хотелось, чтобы они могли побыть вместе как можно дольше. Я честно верила, что Хейли любит мою дочь, как свою собственную. И за это я любила ее еще больше.

Они немного поболтали о школе, о планах Кендалл на лето и о том, как здорово, что учеба скоро заканчивается. Мы поели в мире и спокойствии, пока, наконец, Хейли не обратилась к ней:

– Кендалл, мм, детка, я должна тебе кое-что сказать.

– Ага, – ответила Кендалл, радостно досасывая через соломинку густой шоколадный молочный коктейль.

– Я уезжаю.

Девочка уставилась на нее:

– Что?

– Я возвращаюсь в Калифорнию, солнышко. Домой, туда, где я и жила, пока не приехала сюда прошлым летом.

– Ты уезжаешь?

Я видела, как Кендалл расстроилась, как ее зеленые глаза наполняются слезами, брови сходятся на переносице, господи, совсем как я, когда расстраиваюсь.

– Но почему? Разве ты больше не хочешь дружить с Энди?

– Ох, дорогая, я всегда буду дружить с Энди, и с тобой тоже.

По лицу Кендалл побежали слезы. Она повернулась ко мне, я улыбнулась ей, и она снова посмотрела на Хейли.

– Я не хочу, чтобы ты уезжала, Хейли! Я не хочу, чтобы ты бросала меня!

Этого я уже не выдержала. Я встала и сбежала в туалет. Я всегда знала, что как бы мы с Винсом и Мишель ни старались, как бы ни пытались отдать Кендалл все самое лучшее, мы не могли исправить изначальный ущерб, и она все равно чувствовала себя брошенной. Боже, когда же я перестану делать больно собственной дочери?

Я оперлась на раковину, опустила голову и задержала дыхание, пытаясь совладать с эмоциями. Ни за что на свете я не могу позволить, чтобы Кендалл увидела меня расстроенной. На ее долю выпало и так достаточно боли, хватит уже.

На обратной дороге Кендалл вела себя очень тихо, и только время от времени я слышала приглушенное всхлипывание. Я поглядывала на нее в зеркало заднего вида, иногда наши глаза встречались, но чаще всего я видела, что она сидит, опираясь на руку, и смотрит в окно, где уже начинало темнеть.

Мы приехали, и она молча вышла из машины, обогнула ее и подошла к моей дверце. Я выбралась наружу, опустилась на колени и крепко обняла ее. Я гладила ее по голове, а потом поцеловала в щеку.

– Мы поговорим с тобой позже, малыш. Ладно?

Она кивнула и повернулась к Хейли, которая к тому времени тоже вышла из машины и стояла чуть в стороне. Я вернулась за руль, чтобы они побыли без посторонних. Я видела, как Хейли что-то говорит Кендалл, а та время от времени кивает, и по ее щеке скатывается слеза. Хейли смахнула ее, и обняла мою девочку.

В итоге, мне пришлось отвести взгляд. Я слышала, что Хейли вернулась в машину, но смотреть на нее было выше моих сил.

– Теперь на почту, – тихо сказала она, и голос ее дрогнул. Я глянула на нее. Она сидела, зажав рот ладонью, и невидящими глазами вглядывалась в рано наступившие сумерки.

– Ты как? – выдавила из себя я.

Она покачала головой, глубоко вздохнула и отвела руку.

– Господи, как тяжко. Я и представить не могла, насколько эта девочка запала мне в душу, представляешь? – она повернулась ко мне. Я кинула:

– Вообще-то, я как раз представляю.

На почте Хейли выложила около двух сотен, и весь ее скарб отправился домой. Она получит его через три дня, когда сама прилетит в Калифорнию.

Это будет через три дня. Во вторник. Черный день. И хотя сейчас был вечер субботы, я чувствовала себя так, будто меня зажали в тиски, и я не могу ни пошевелиться, ни отреагировать, ни что-либо предпринять.

Мы ехали к моей маме. В последние несколько месяцев, приезжая к ней, я часто привозила Хейли с собой, и мама всегда была рада ее видеть. Я так думаю, что, реши Хейли остаться, больше всех этому бы обрадовалась моя мама. Не считая меня.

– Мам? – крикнула я, когда мы вошли в дом.

– Я на кухне, милая, – отозвалась она.

Она разделывала курицу к обеду. Быстро вымыв руки, мама повернулась к нам. Она улыбалась, но улыбка ее была грустной. Глазами она спросила у меня, в порядке ли я. Я кивнула и прислонилась к стене, скрестила руки на груди и стала смотреть.

– Ну что, все собрала, а? – спросила мама у Хейли. Та кивнула.

– Да.

– Когда ты улетаешь?

– Во вторник, в три часа.

– Может, тебя подвезти в аэропорт, милая? – мама отбросила посудное полотенце, которым вытирала руки, и подошла к Хейли.

– Нет. Я все это время ездила на старой папиной машине, так что я доеду до аэропорта и оставлю ее там. А мой брат потом ее заберет.

Мама кивнула.

– Скажи своим родителям, что если им что-нибудь понадобится или там маму нужно будет подменить, или еще что-то, то пусть не стесняются и звонят мне.

Хейли улыбнулась и закивала. Она подошла к маме, крепко обняла ее и склонила голову ей на плечо.

– Спасибо, – негромко сказала она. Мама наклонилась и что-то прошептала ей на ухо. Хейли кивнула и улыбнулась ей.

– Береги себя, девочка. Я буду по тебе скучать, и я знаю еще одного такого человека, который тоже будет скучать.

Она мотнула головой в мою сторону.

– Я тоже по вам буду скучать, не говоря уже о ней, – Хейли посмотрела на меня, и глаза ее заблестели.

По дороге домой мы снова молчали. Думаю, нам особо нечего было сказать друг другу. Хейли несколько раз принималась плакать, пытаясь скрыть слезы. Когда могла, я прикасалась рукой к ее колену, пытаясь хоть как-то ее успокоить. Почему ты так поступаешь, Хейли? Ну почему? Мне хотелось прокричать это снова и снова, но ответ был мне известен, и было ясно, что не стоит мучать ее еще сильнее, она и так вся извелась.

Я подъехала к ее дому, но двигатель глушить не стала, повернулась к ней и наткнулась на ее пристальный взгляд.

– Я так думаю, что поеду домой сегодня. Хочу побыть одна.

Она ошеломленно смотрела на меня.

– Ну, ладно… тогда, наверное, увидимся завтра? – надежда в ее голосе чуть не убила меня. Я кивнула.

– Ага.

– Тогда, до встречи?

Она легонько провела пальцами по моей щеке, посмотрела на меня еще раз, как бы пытаясь запечатлеть меня, выжечь в своей памяти, потом наклонилась, нежно поцеловала и ушла.

Всю дорогу домой я прорыдала, а дома уснула, обессилев от слез.

Когда надо, время еле тащится, когда не надо – летит стрелой. Наступило воскресенье, и я обещала Хейли помочь навести порядок в квартире перед отъездом.

Я нацепила на себя затасканные спортивные шорты, майку, напялила на голову бейсболку, взяла в гараже старые тряпки и отправилась в путь. Я знала, что еду к ней в последний раз.

На мой первый стук никто не открыл, и я торчала на пороге, пока, наконец, не услышала шаги. Дверь отворилась, и я увидела Хейли. В руке она держала стакан сока. Глаза у нее были опухшие и красные.

– Привет, – хрипло сказала она. Не надо было быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять, что она много и долго плакала.

– Привет. Команда уборщиц прибыла, – слабо усмехнулась я.

Она отступила назад, впуская меня. В нос мне ударил химический запах чистящих-моющих средств. Я шагнула в дом и поняла, что все выдраено до блеска.

– Я думала, тебе нужна помощь?

Она пожала плечами, пошла в кухню и поставила стакан на стол.

– Мне нужно было чем-то занять руки.

– Прости, что не успела помочь.

Она стояла спиной ко мне, и какое-то время я просто на нее смотрела. Со вздохом, я подошла к ней и обняла ее сзади за талию. Она легонько прижалась ко мне. Я закрыла глаза и опустила подбородок ей на плечо.

– Все хорошо. Так мы сможем подольше побыть вместе. Если ты хочешь.

– Я очень хочу, – я посмотрела на пустую комнату. – Это место кажется таким большим, когда ничего нет.

– Знаю. Я поэтому его и купила. Много места.

Я напряглась, чувствуя, как сжимается горло. Господи, как я устала от всего этого. Ну почему я не могу быть ледяной глыбой, сукой с каменным сердцем, какой я была долгие годы? Ничто не задевало эту женщину, и никто не мог ее задеть.

Черт бы тебя побрал, Хейли Корриган!

Меня передернуло, и я поняла, что сейчас точно расплачусь. Я не могла видеть этот опустевший дом, помня, как его наполняли вещи Хейли, зная, что его наполняла сама Хейли, а теперь этого не будет, больше никогда не будет.

Рыдание вырвалось из моего горла, я зажмурилась и горячие, обжигающие слезы потекли по лицу одна за другой, я стиснула зубы, чтобы не разрыдаться в голос.

Хейли развернулась у меня в руках и обняла, прижала к себе мое содрогающееся тело.

– Хейли, не уезжай, – прорыдала я. – Пожалуйста? Останься?

Я подняла глаза, пытаясь рассмотреть ее за пеленой слез и почувствовала, как ее тело задрожало, и она тоже расплакалась. И замотала головой.

– Не надо, Энди. Пожалуйста, не надо, – взмолилась она.

– Ну почему ты не можешь остаться? Откроешь кабинет и практику здесь. И клиника возьмет тебя назад, ты и оглянуться не успеешь!

– Не надо, не надо, не надо, – шептала она, склоняя свою голову к моей. Наши слезы смешались, и я уже не разбирала, где чьи, только чувствовала их соленый вкус на губах.

Я охватила ее лицо ладонями и притянула к себе, захватывая ее рот отчаянным, жаждущим, голодным поцелуем, нуждаясь в том, чтобы чувствовать ее, соединиться с ней, дать ей понять, как сильно она мне нужна. Дать понять ей все то, для чего у меня не было слов.

Руки Хейли обвились вокруг моей шеи, и она сжала меня в сокрушающем объятии. Наши губы сошлись в схватке, но мы не осознавали, за что сражаемся. Я понимала лишь то, что она нужна мне. И что я люблю ее.

Слезы продолжали катиться, но поцелуй стал более глубоким, и сила страсти сравнялась с глубиной нашей боли, заставляя нас хотеть поглотить друг друга.

Прошла, кажется, вечность, прежде чем я отстранилась от Хейли и взяла ее за руку. Все еще всхлипывая, я повернулась и повела нас вверх по лестнице. Никто не произнес ни слова.

Там, где раньше была ее спальня, теперь стояли только кроличья клетка и каркас кровати с одиноким матрасом. Все остальное, включая изголовье, уже вывезли.

Я повернулась к Хейли. Мы стояли в изножье кровати, и лучи заходящего солнца потоком вливались через окно. Хейли смотрела на меня, и в ее глазах было столько чувств, что их трудно было отделить друг от друга. Любовь, страх, тоска, желание.

Я мягко поцеловала ее в губы и отстранилась. Потом потянулась к ее футболке, сжала ткань в пальцах и медленно потянула наверх. Хейли послушно подняла руки, я стащила с нее футболку через голову и отбросила на пол. Сквозь ткань ее лифчика проступали напряженные соски. Я шагнула ближе, охватила ее руками и стала расстегивать застежку.

Пока я с ней возилась, Хейли опустила голову, захватила мои губы своими, а ее руки скользнули мне под майку и начали поглаживать меня по спине.

Поцелуй был медленным, мы безо всякой спешки пробовали, ощущали, исследовали друг друга.

Я расстегнула ее бюстгальтер и провела ладонями вверх по спине, нащупала бретельки и мягко спустила их с плеч и дальше по рукам. Она зажмурилась, и моим глазам предстала ее обнаженная грудь.

Я провела руками вверх и коснулась ее грудей, как раз чуть выше изгиба. Они были такими мягкими, что у меня перехватило дыхание. Я так долго этого ждала. Я хотела, чтобы, уезжая, она знала, как я любила ее. И люблю.

Я наклонила голову и прижалась губами к напряженному соску. И улыбнулась, услышав, как Хейли судорожно втянула воздух. А потом ее пальцы пробежали по моимволосам и вплелись в них.

Я высунула язык и самым кончиком жестко провела по напряженной верхушке ее груди, затем втянула весь сосок в рот и стала нежно его посасывать.

– О госссподи, – простонала Хейли. – Детка, я хочу почувствовать тебя. Пожалуйста.

Лизнув еще разок, я подняла голову и огонь, который я увидела в ее глазах, воспламенил и мою кровь.

В мгновение ока размеренность и неторопливость сменились дикой спешкой. Я схватилась за ее шорты и буквально сдернула их вниз, к полу, а Хейли отпихнула их ногой. Моя собственная одежда будто душила меня, и я отчаянно пыталась сорвать ее с себя.

Мы снова сошлись, наши обнаженные тела соприкоснулись, Хейли застонала, и наш поцелуй был полон огня и отчаяния, руки скользили всюду, и Хейли стала толчками вжиматься в меня. Я развернулась и толкнула ее на матрас, желание охватило меня, я раздвинула ее ноги, втиснулась между ними и прижала руку к ее лону, сразу ощутив, насколько она готова была принять меня. Боже, она была такой мокрой.

Я прижалась к ней, овладевая ею, забирая ее, давая ей понять, что она принадлежит мне, что бы ни случилось. Я хотела, чтобы она всегда помнила это. Помнила меня.

Она закричала, когда кончила, и больно вцепилась в меня пальцами, как когтями, но на эту боль мне было плевать. Наши губы снова слились воедино, ее язык ворвался в мой рот, и вот Хейли перекатила нас, оказавшись на мне сверху. Медленно, неуверенно, ее губы скользнули к моей груди, и мой болезненно твердый сосок оказался у нее во рту. Через мгновение она уже сосала его так, как я ее раньше. По моему истосковавшемуся, напряженному телу разлилось тепло, глаза сами собой закрылись, бедра яростно задвигались. Я чуть не кончила вместе с ней, а теперь точно оказалась на самой грани. Я потянулась вниз, нашла ее руку и сунула ее себе между ног. Хейли поняла намек и провела по мне пальцами, как бы осваиваясь.

– Боже мой, ты такая мокрая, такая горячая, такая мокрая, – она смотрела на меня с благоговением и удивлением. – Все из-за меня?

Я кивнула.

– О да.

Она вернулась к моей груди, ее ласки становились все откровеннее с каждым толчком моего тела; она играла пальцами, внимательно замечая, что заставляет меня вздрагивать и стонать, тогда она поглаживала меня снова и снова, пока, наконец, она не оставила мою грудь, и только смотрела, как движется ее рука, очарованная тем, что она способна сотворить всего-навсего двумя пальцами.

Я вцепилась в матрас, запрокинула голову, зажмурилась и взорвалась. Через мгновение я почувствовала, что Хейли лежит на мне сверху, а ее горячий язык выводит узоры на моей шее. Полизывая и посасывая, она добралась до моего уха, прикусила мочку, и я охватила ногами ее талию, прижимая ее к себе.

Губы Хейли отыскали меня, ее тело слилось с моим, и когда я шевельнула бедрами, она ответила. Я чувствовала, как между нами собирается влага, и было непонятно, моя она или ее. Я снова ее хотела и понимала, что наше желание взаимно.

Хейли приподнялась на локтях и сильнее задвигала бедрами, мои ноги соскользнули с ее талии, и я развела их шире, так, чтобы полностью открыться ей. Она застонала, все жестче вжимаясь в меня, я скользнула руками вниз по ее спине, вгоняя ногти в кожу, пытаясь найти точку опоры. Она снова завладела моим ртом, но почти сразу же поцелуй иссяк, потому что дышать становилось все труднее.

Я чувствовала, как снова приближаюсь к оргазму, и яростные толчки Хейли подсказывали, что она тоже вот-вот достигнет пика. Она буквально вколачивала себя в меня, наши животы сшибались и хлопали при каждом толчке, сильнее, еще сильнее, жестче, и наконец она крепко зажмурилась, ее рот раскрылся в беззвучном крике, и она взорвалась, и я вместе с ней.

Хейли буквально рухнула на меня, я прижала ее к себе. Я прижалась к ней всем телом, отчаянно желая чувствовать такую близость, ее обнаженную кожу, всю ее целиком. Запах нашей объединенной страсти наполнял воздух и снова подстегивал мое желание, но сейчас я хотела просто обнимать ее.

Я скользила пальцами по ее спине, вычерчивая невидимые узоры, когда я почувствовала, как задрожало и содрогнулось ее тело.

Я привлекла ее к себе, понимая без слов. Я принялась гладить ее по голове, и мои пальцы заблудились в густых перепутавшихся прядях. Потом я приподнялась и перевернулась так, что теперь Хейли оказалась на кровати. Она смотрела на меня снизу вверх. Она плакала, и ее глаза от слез стали синими-синими. Я нежно поцеловала ее, она ответила, и я ощутила ее руки всей кожей, когда она провела ногтями вверх по рукам, через плечи и по спине.

Я вжала ногу между ее ног и начала двигаться – мягко, медленно. Она тут же подхватила, и мы слились в неторопливом, почти ленивом ритме. Я абсолютно не ставила целью довести себя или ее до оргазма. Я просто хотела показать ей, что я чувствую, через мои движения, через ощущение кожи на коже разделить с ней свою любовь. Кажется, она поняла это. Всхлипывания утихли и прекратились, хотя слезы все еще струились по ее щекам.

Одной рукой Хейли касалась моего затылка, ее тело медленно раскачивалось вместе с моим, а ее другая рука без устали скользила повсюду, пытаясь охватить и ощутить как можно больше меня. Наши губы по-прежнему были слиты воедино.

Поцелуй был неторопливым и сокрушающе чувственным. Это было медленное движение губ, изящное скольжение языков, легкий наклон наших голов, грациозные движения бедер.

Хейли все плакала, и я прервала поцелуй, уткнулась ей в шею, погрузив лицо в теплую, соленую кожу, время от времени проводя по ней губами. В конце концов, наши тела замедлились и совсем остановились.

– Энди, я люблю тебя, – прошептала она.

Я коснулась губами ее шеи.

– Я тоже люблю тебя, Хейли.

Она уснула в моих руках, и солнце мирно закатилось за горизонт. Наш день кончился.

Я закрыла глаза, крепче обняла Хейли и заснула.

Тихо, как только могла, я натянула майку и шорты. Бюстгальтером я пренебрегла. А потом я повернулась к ней. Хейли спала лицом ко мне, лежа на животе, укрытая одной простыней. Такая спокойная, такая красивая…

Я натянула кроссовки, подошла к постели, наклонилась и прикоснулась к ее губам.

– Прощай, Хейли, – прошептала я и поспешила прочь.

Был понедельник, и я сказалась больной. Я никогда раньше не пропускала ни работы, ни занятий, за исключением того дня, когда родилась моя дочь, а теперь в моей жизни появилась Хейли, и вот, пожалуйста, я прогуливаю чуть ли не раз в неделю.

Я улыбнулась иронии всего происходящего. Правда заключалась в том, что я как раз не хотела видеть Хейли. Я с ней уже попрощалась, а продолжать было бы слишком больно.

Так что я провела этот день дома. Мы с Бунзеном погуляли на солнышке, и я все пыталась собрать в кучку свое разбитое сердце, чтобы я снова смогла дышать, чтобы начать жить заново, и чем скорее, тем лучше.

День клонился к закату, когда я спустилась в подвал. Меня все еще переполняли эмоции и чувство утраты, нужно было найти способ избавиться от них.

Я надела майку и спортивные шорты, перебинтовала руки и начала тяжелую, изматывающую тренировку. Особо досталось моему боксерскому мешку, свисавшему с потолочной балки. Я била, наносила удары руками и ногами, сопровождала каждый удар криком, в общем, я делала все возможное, чтобы уничтожить моего врага, моего демона, который никак не хотел меня отпустить.

Я остановилась со сбитым дыханием, мокрые волосы прилипли ко лбу, мне показалось, что я слышу какой-то звук. Я прислушалась…

Динь-дон.

Сердце сжалось, в глазах защипало. Бунзен зашелся в счастливом лае, и я поняла, кто это. Я не могла, я не могла ей открыть.

Динь-дон.

Я затаила дыхание, бешеный стук сердца почти заглушал все остальные звуки, но в итоге я услышала, как хлопнула дверца и завелась машина.

Я закрыла глаза и рухнула на мат, сжимая голову руками.

Я вошла в клинику, мысленно прикидывая, как дела в лаборатории, как продвинулись исследования после установки нового оборудования. Со всем этим бредом, в который превратилась прошедшая неделя, у меня совершенно не было времени повозиться с нашими новыми игрушками.

Я толкнула дверь и увидела, что Саманта уже трудится в поте лица. Она подняла голову и улыбнулась мне:

– Привет, док. Как самочувствие? Полегчало?

– Выживу, – ответила я, направляясь в кабинет. Я выудила ключи, отперла замок, щелкнула выключателем и замерла на пороге.

На моем столе, на листке бумаги лежал мячик куш. Словно в замедленной съемке, я подошла, опустила ключи на стол и уселась в кресло, все еще не отводя глаз от мячика.

Я тяжело вздохнула, и вся моя напускная сдержанность пошла трещинами и стала рушиться с каждой проходящей секундой. Я схватила игрушку, ощущая знакомые колючки и понимая, что последним, кто к ним прикасался, была Хейли.

Я отложила мячик, взяла сложенную записку и прочла: «Я всегда буду любить тебя. Пусть у тебя на память останется хотя бы маленькая часть меня».

Внизу листа было аккуратно выведено печатными буквами: «Я надеялась на другой исход».

Я опустила голову и часто задышала, слепо шаря рукой в поисках куша.

– Энди?

Услышав мягкий голос, я подняла голову. Саманта стояла в дверях, засунув руки в карманы халата. Я ничего не ответила, только заморгала, пытаясь подавить слезы, запихать их обратно, где там они обычно хранятся.

– Чего?

– Я просто хотела сказать, если тебе нужно поговорить, то я здесь, с тобой. Хорошо?

Я улыбнулась и закивала.

– Спасибо, Саманта, я в порядке, – я встала, взяла свой халат и надела его. – Идем, поработаем.

Я было пошла к выходу, но вернулась, взяла куш и сунула его себе в карман.

Утро пошло своим чередом, и я погрузилась в хорошо знакомый мир науки, все было путем, я по уши закопалась в работу, позволяя исследованиям полностью завладеть мною. Это был чудесный отвлекающий фактор.

Мы все восстановили и даже немного продвинулись со времен аварии.

– Саманта, я пойду, раздобуду кофе. Тебе что-нибудь принести из кафетерия?

– Да, принеси мне этот их банановый кексик, знаешь?

– Понял, сделаю.

Я шла и тихонько насвистывала себе под нос. Было почти время ланча, одиннадцать-тридцать, но я знала, что сегодня мне ланч не светит. Так много всего нужно было сделать, так много нагнать и вообще, я планировала сделать сегодняшний день историческим. Ужасно хотелось наконец добиться результата, проникнуть в тайны человеческого тела. Мы были уже так близко.

В кафетерии было шумно, работники перекликались, подготавливаясь к наплыву посетителей. А пока в помещении была от силы дюжина человек, если считать как посетителей, так и персонал. Я глянула направо, на стойки с едой и остолбенела, увидев табличку: «Специальное предложение дня – ржаной сэндвич с тунцом».

Внезапно куш стал оттягивать мой карман, и все мои защитные барьеры рухнули с треском.

Я добралась до столика и тяжело опустилась на стул. Рука сама по себе скользнула в карман. Я вытащила куш и записку, записку положила на стол, а куш сжала в руках. Я снова перечитала слова и склонила голову. В груди что-то сжалось, в глазах стало саднить, и тут чья-то ладонь легла мне на плечо.

Я вскинула голову, сердце стучало где-то в горле, и встретила внимательный взгляд карих глаз.

Все мои надежды рухнули, и я снова уставилась на куш.

– Энди, ты в порядке?

Эйрин села рядом и прикоснулась ладонью к моей руке. Я кивнула, но ничего не ответила.

– Я тебе не верю. Что случилось?

– Она уехала, – тихо сказала я, и оттого, что я произнесла это вслух, мне стало еще хуже.

– Кто уехал?

– Хейли.

– А. Я так и думала… Я уже привыкла видеть вас, ребята, вместе.

Она подвинулась ближе и прочла записку.

– Энди, мне так жаль, – ее рука сжала мою. – А что случилось? Куда она уехала?

Ее слова были такими мягкими и добрыми…

– Она вернулась в Калифорнию.

– Почему?

– У нее там своя жизнь, – я снова опустила голову и почувствовала, как перехватывает в горле. – Я люблю ее, Эйрин, – прошептала я.

– А она тебя любит? – я кивнула. – Тогда почему ты не поехала с ней?

– Она предлагала. Я не могу уехать. Не могу оставить работу, не могу оставить… просто я не могу уехать.

– Знаешь, Энди, было время, когда я обрадовалась бы, увидев тебя в таком состоянии. Но сейчас я сама обрела счастье, и я знаю, как это может быть, как должно быть. Ты не безразлична мне, и я хочу, чтобы ты была счастлива.

Я посмотрела на нее, и по моей щеке скатилась слеза.

– Ох, милая моя, – она потянулась ко мне и вытерла ее пальцем. – Иногда за некоторые вещи стоит бороться, Энди, – прошептала она, но тут у нее запищал пейджер. – Черт, мне надо бежать. Прости!

Она вскочила и обняла меня за плечи.

– Удачи, Энди!

Я слышала, как удаляются ее шаги, смотрела на смешной мячик со щупальцами, который все еще держала в руках, который принадлежал Хейли… И вдруг я поняла, что мне нужно делать.

Я оттолкнула стул, сунула куш и записку в карман, повернулась к двери и побежала изо всех сил, побежала так, будто за мной гналось мое одинокое прошлое, будто меня преследовал призрак женщины, которую я не могла отпустить.

– Давай, догони ее, Энди! – прокричала мне Эйрин, когда я пролетела мимо.

Я вырвалась из дверей на стоянку, подскочила к джипу, щелкнула кнопкой сигнализации и трясущимися руками сунула ключ в замок зажигания. Господи, что же я наделала?

Я глянула на часы на приборной доске, было десять минут первого, значит, Хейли уже едет в аэропорт. До аэропорта было не меньше часа езды, так что мне придется лететь, как на пожар.

И что я буду делать, когда доберусь туда? Зачем я еду? Что я ей скажу?

Шоссе расстелилось передо мной, сердце отсчитывало каждую милю, кровь шумела в ушах, в голове все плыло.

Я нажимала на газ, держась около верхнего предела ограничения скорости. Только бы не слететь с дороги и ни в кого не врезаться! Я должна увидеть ее. Еще хотя бы раз увидеть ее!

Вот уже шоссе превратилось в узкую двухполосную дорогу, ведущую к аэропорту.

Краем глаза я заметила знакомый автомобиль. Я обернулась, чтобы рассмотреть его, и в следующую секунду уже отчаянно давила на тормоза, яростно оглядываясь, чтобы снова увидеть его. Ага, вот он!

Мои шины запищали, когда я развернулась на 180 градусов прямо посреди улицы. Водитель ехавшей сзади машины возмущенно засигналил, когда я пронеслась мимо него, но мне было наплевать. Я вжала педаль газа в пол и помчалась вперед, обгоняя другие машины, оказавшиеся между нами. Наконец я пристроилась прямо за ней.

В зеркале заднего вида я могла разглядеть ее глаза. Машина была забита чемоданами.

Я начала сигналить, как безумная, чтобы привлечь ее внимание. Она оглянулась, и ее голубые глаза удивленно распахнулись. Маленькая машина резко затормозила, я чуть в нее не врезалась, и она скатилась на обочину в туче пыли. Я проделала тот же маневр, заглушила двигатель, и, бросив дверцу открытой, побежала на другую сторону, к ней. Хейли чуть не сбила меня с ног.

Я прижала ее к себе, мы обе разрыдались.

– Ты что творишь? Ты с ума сошла? – почти прокричала я, и мое сердце грохотало в груди, едва не разрываясь. Хейли подняла на меня покрасневшие глаза.

– Я не могу оставить тебя, Энди, – прорыдала она и охватила мое лицо обеими руками. Я непонимающе уставилась на нее.

– Что? Что ты такое говоришь?

– Я говорю, что не могу уехать. Для меня там больше нет жизни, – она ткнула в сторону аэропорта. – Моя жизнь здесь, с тобой. Я люблю тебя!

Она тряхнула меня, чтобы до меня быстрее дошло. Я прижала ее к себе.

– Я тебя тоже люблю.

Голос Линды замер и затих, и с закрытыми глазами она опустила микрофон. Аудитория вскочила на ноги, а она улыбнулась всем:

– Спасибо, Миннесота! Так здорово оказаться дома! Всем счастливого четвертого июля!

Зал взорвался аплодисментами, из-за сцены открытого амфитеатра рванулись в небо фейерверки, отражаясь в ближайшем озере.

Певица помахала на прощание и окончательно покинула сцену – публика вызывала ее на бис четыре раза.

– Ну что, идем? – спросила я, когда аплодисменты затихли, и зрители стали расходиться. Хейли с улыбкой посмотрела на меня.

– У нас по плану еще встреча с певицей.

Ее улыбка стала еще шире, она встала и протянула мне руку. Мы шли по боковому проходу, ожидая, пока люди разойдутся и можно будет выйти в центральный. Хейли повернулась ко мне:

– Знаешь, я до сих пор удивляюсь, насколько легко доктор Хаггарти уладил мою отставку в университете.

– А вот меня это совершенно не удивляет. Ну кто, будучи в здравом уме, вернется к преподаванию в университете, если есть возможность заниматься любимым делом в лучшей клинике страны?

Она улыбнулась и притянула меня к себе.

– Я так рада, что наше предложение цены на дом прошло сегодня.

– Мм, я тоже рада.

– Знаешь, меня прельстила разноуровневая гостиная.

– Нет, нет. Это точно был камин в спальне.

Я поцеловала ее в щеку, и мы пошли к той стороне сцены, где нас будут пропускать в гримерку к артистке.

– Знаешь, а я на днях присмотрела еще одно замечательное помещение.

– Замечательное для чего? – Хейли взялась за ручку двери, ведущей за сцену.

– Я прямо так и вижу на двери табличку: «Хейли Корриган, доктор медицины».

Она пристально посмотрела на меня и прошептала:

– Ты хотя бы приблизительно представляешь, как я тебя люблю?

– Наверное, примерно так же, как я тебя. Идем, Линда заждалась.

Оглавление

ЧАСТЬ 9

ЧАСТЬ10

ЧАСТЬ 11

ЧАСТЬ 12

ЧАСТЬ 13

ЧАСТЬ 14

ЧАСТЬ 15

ЧАСТЬ 16