10 персон нон грата [Николай Михайлович Сухомозский] (fb2) читать постранично, страница - 3

выбирается из автомобиля и собирается перебраться на другую сторону. Но тут вмешивается завпартотделом, причем безапелляционным голосом. Фотокор что-то зло бурчит, однако подчиняется. Водитель и заведующая отделом писем не скрывают своего смеха.

Въезжаем в Овруч. Вот и типография, где находится лаборатория фотокорреспондента – ему сходить. Выбираясь из машины и уже не стесняясь коллег, он начинает уговаривать меня пойти с ним, чтобы поглядеть, как делаются снимки. Но дураков нет. Однако я ошарашен: разве такой человек имеет право работать в редакции?!

И еще. Жаль, что ввиду молодости и интеллигентности не накостылял «нетрадиционалу». Глядишь, этой показной мерзости было бы куда как меньше!

Нон грата 4. Превращение в сутягу

(1990 год; г. Ашхабад, ТССР)

Начну с предыстории. Где-то году в 1978-м в Красноводск, где я собкорил от республиканской газеты «Туркменская искра», приехала на работу чета Бородавок – в местное издание. Глава семьи, Дмитрий Тимофеевич, оказался родом не просто из Украины, а из моей родной – Полтавской – области. Так что не удивительно, что мы подружились семьями.

Шли годы. Мы с супругой уже давно жили в Ашхабаде, я в родной газете был уже первым заместителем главного редактора, но теплые отношения с Бородавками у нас не перывались. Столица есть столица, поэтому они гостили у нас куда чаще, где им были всегда рады.

Потом красноводская пара распалась, и Дмитрий Тимофеевич, некоторое время похолостяковав, женился в очередной раз – на землячке из Скадовска.

Нормально складывалось у него и карьерой. Из областной газеты «Знамя труда» его взяли инструктором отдела сельского хозяйства обкома КПТ, а через некоторое время назначили заместителем председателя облсельхозуправления. К этому времени уже началась горбачевская перестройка и Бородавка, окрыленный пламенными московскими речами Генсека, начал предпринимать попытки внедрять «гласность» и «демократию» на вверенном ему объекте. А когда вышестоящее начальство сделало ему основательное внушение, написал критический материал в «Туркменскую искру», который – в духе времени! – мы тут же опубликовали.

Само собой, человек, выносящий сор из избы, нигде ко двору не приходится. Но чем больше местные чиновники давили на Дмитрия Тимофеевича, тем более разоблачительные материалы он слал в Ашхабад. Мы оба понимали: так бесконечно долго продолжаться не может – с работы борца за справедливость рано или поздно вытурят. И, не исключено, отнюдь не по собственному желанию. Поэтому я выдвинул идею, которая через пару дней по согласованию сторон была одобрена.

Заключалась она в следующем. Дело в том, что мой непосредственный шеф Владимир Слушник давно уже был не против иметь в сельхозотделе редакции не только остро пишущего, но и профессионально разбирающегося в тематике человека. И я предложил ему Дмитрия Бородавку, на что он тут же согласился. И тут я изложил ему свою идею.

Рассказав, ничего не утаивая, в какой ситуации очутился Дмитрий Тимофеевич, уговорил главного на следующий вариант (это и была моя идея). Бородавка пишет нам заявление о приеме на работу, не проставляя дату. Документ хранится у меня. До тех пор, пока в Красноводске ему не станет горячо настолько, что следовало увольняться вчера. Один звонок в Ашхабад – и у нас готов приказ о зачислении Дмитрия Тимофеевича на работу с …позавчерашнего дня. Весь расчет строится на том, что облсельхозуправление, даже поддерживаемое обкомом КПТ, не захочет бодаться с газетой – органом ЦК, и отпустит неудобного спеца на все четыре стороны.

Так оно и получилось. Общими усилиями редакция, создав новому сотруднику режим наибольшего благоприятствования, подыскала еще и общежитие. Начались трудовые будни.

Когда же земляку едва не с первых дней, несмотря на горячую хлопкоуборочную страду, улететь по личным делам в Украину, он не только получил разрешение, но я, подсуетившись, организовал ему командировку.

Месяцев через восемь Дмитрий Тимофеевич заявил, что в его возрасте обитать в общаге не очень комфортно, да и с новым заведующим отделом сельского хозяйства газеты отношения как бы не очень. По взаимному соглашению его отправили назад в Красноводск – уже в качестве собственного корреспондента.

Еще с полгода все шло своим чередом. Однако примерно через публикацию нам приходили мотивированные возражения. Невооруженным взглядом было видно, что журналист все чаще руководствуется не интересами газеты, а стремлением свести счеты со всеми, кто его недавно притеснял. А поскольку Бородавка был моим выдвиженцем, то и вести с ним «воспитательные» беседы приходилось мне.

В ответ собкор перестал выполнять редакционные планы и начал слать материалы исключительно по персонам. Многие из них, естественно, шли не на полосы «Туркменской искры», а в корзину.

Очередная