10 простительных уловок [Николай Михайлович Сухомозский] (fb2) читать онлайн

- 10 простительных уловок 49 Кб, 15с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Николай Михайлович Сухомозский

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

10 ПРОСТИТЕЛЬНЫХ УЛОВОК


Уловка 1. Вагон стеклотары

(1967 год; г. Пирятин, Полтавская обл., УССР)

Кино, танцы, кафе «Ветерок» - карманных денег, выдаваемых родителями, на все не хватает. Поэтому с Виталием Филоненко и Анатолием Костенко начали подрабатывать разгрузкой вагонов на железнодорожной станции «Пирятин».

Постепенно не только втянулись, но и стали в некотором роде спецами. Например, отчетливо секли: лучше всего браться за ракушечник, лес или, в крайнем случае, щебенку. Хуже всего – цемент россыпью: тут никакие респираторы не помогают – отхаркиваться почти бетоном придется не одну неделю.

В этот раз по дороге встретили Александра Возного, тут же изъявившего желание «зашибить деньгу».

Работа на станции была одна – загрузить вагон стеклотарой (пол-литровыми бутылками). Такой мы никогда не выполняли, поэтому тонкостями не владели. Показалось, что задание – игрушка: бутылки ведь – не брикеты ракушечника, а так – соломинки.

Договорились, что за все про все нам платят 32 рубля (по 8 рублей на брата), чему мы жутко обрадовались: закидаем за пару часов ящики - и на речку купаться.

Увы, легко только сказка сказывается. Ибо когда мы забрались в вагон и приготовились принимать ящики со стеклотарой, к двери подрулил автопогрузчик с …ковшом, наполненным бутылочной россыпью. Ни малейшего намека на какие-либо ящики!

Появился и работодатель. Чтобы показать, что тару нужно укладывать рядами почти под потолок – ряд горлышками внутрь, ряд – наружу: так устойчивее.

Начали «подрабатывать». О, если бы вы только представить могли, сколько крохотных полулитровых бутылок может вместить обычный крытый грузовой вагон! Какой там пляж?!

Стрелка часов приближалась уже к цифре «5», а наполнению ведра маковыми зернышками не было видно конца. В очередной раз сели передохнуть и завели разговор о том, как глупо продешевили:

- Но он же нас не предупредил, что грузить бутылки придется поштучно! Поэтому имеем полное право требовать пересмотра первоначальной договоренности.

На том и остановились. А, предвидя жесткий отказ, приготовили работодателю «сюрприз».

Первый раунд переговоров закончился ничем: идти на уступки хозяин положения не собирался, небезосновательно утверждая, что договор – дороже денег. Изначально не разобрались что к чему? Так это не его вина.

Формально он, безусловно, был прав. Но по сути это следовало классифицировать как издевательство. И я решительно выбросил на стол наш козырь:

- Если вы считаете оплату справедливой, он, - мой палец уперся в грудь примкнувшего к нам дорогой Александра, - позвонит отцу и посмотрим, что из этого выйдет.

- Что вы меня пугаете?! Лучше идите дозагружайте вагон!

- Но его фамилия Возный, - пускаю я в ход нашу уловку.

- Ну и…

Пауза.

После которой переговоры …продолжаются. И нам обещают заплатить не по 8, а по 10 рублей. С чем мы бодро соглашаемся. И уходим грузить поштучно бутылки, закончив только к 24.00.

Почему сработала наша уловка?

По той «простой» причине, что отец Александра уже много лет – первый секретарь Пирятинского райкома партии.


Уловка 2. Йодированный сахар

(1970 год; п. Косулино-1, Белоярский р-н, Свердловская обл., РСФСР)

Снова не нашел общего языка со старшиной Дзядевичем (редкостная сволочь). Грозился доложить комбату. А это значит, опять гауптвахта.

Хвала всем богам, существует медсанчасть и солдатские уловки на все случаи жизни.

Залечь на стационар особого труда не составляет. Для этого нужно, к примеру, взять кусочек сахара-рафинада, накапать на него изрядно йода и примерно за двадцать минут до того, как начнет осматривать врач, проглотить. Повышенная температура – обеспечена.

Другой «рецепт». Три ложки соли на стакан воды плюс достаточная сила воли, чтобы эту невероятную гадость выпить. От величины вашего артериального давления врач просто ошалеет. Потом, уже лежа в санчасти, сию процедуру не возбраняется время от времени повторять. Меланхолически наблюдая, как сходят с ума медики, не понимая, отчего давление у пациента так сумасшедше скачет.

Наиболее отчаянные вытворяют и номера покруче. Так, рядовой Лукашин, задумав лечь на операцию, хорошо изучил симптомы аппендицита. И склонял составить ему компанию, без устали повторяя:

– Главное, когда врач станет нажимать на живот, не стони. Изображай боль, когда будет отпускать...

У меня смелости для подобного трюка не хватило (Лукашину операцию таки сделали, освободив на месяц от службы, чего он, собственно, и добивался). Однако я в этот раз остановился на менее болезненных сахаре с йодом.

С тем же успехом избежав возможных репрессий с боку командира батареи по жалобе старшины.


Уловка 3. Мнимый больной

(1971 год; п. Косулино-1, Белоярский р-н, Свердловская обл., РСФСР)

В гарнизоне кипит подготовка к соревнованиям лучших лыжников округа. Я с этими «особым образом обработанными дощечками», конечно, знаком. Во-первых, на них прошли юные зимы. Во-вторых, в школе на уроках физкультуры обязательно круги наматывали. В-третьих, однажды даже участвовал в районных гонках. О последних – чуть подробнее, ибо именно их опыт имеет самое непосредственное отношение к рассказываемой истории.

Бросили меня в прорыв единственно потому, что был крепким парнем, ведь лыжами специально никогда не занимался. Ничего не попишешь: начал готовиться. В смысле, искать информацию. Кто-то подсказал: нужно взять с собой на дистанцию запас сахара-рафинада. И по ходу ее прохождения совать его под язык. Дескать, глюкоза придает невиданных сил (о допинге тогда не слышали).

Так и сделал. На пяти километрах съел, наверное, кусочков десять. Увы, первым не прибежал. И даже вытянул на третий разряд. Однако не только во рту, но и во всем организме, разлилась такая горечь – врагу не пожелаешь. Еле отошел, давши обет «официально» на лыжи никогда не становится.

Тем не менее, как разрядник, вызвался бежать военную гонку. Вызвался, имея в голове особый индивидуальный на нее план.

Накануне соревнований команду повезли в Свердловск. Остановились в качестве гостей в одной из тамошних воинских частей. Почти вольные птицы! Какие-никакие последние тренировки, экскурсия по городу. Кайф! Из-за этого я и в спортсмены-удальцы записался.

Наконец день состязания. К стартовой позиции, естественно, прибыли загодя. Начли готовиться - и сами, и инвентарь. Я – едва не впереди финишной ленточки. До команды бежать остается чуть более получаса. И тут неожиданно у меня появляется жуткая резь в животе. О чем тут же докладываю доморощенному тренеру. Он волнуется, однако надеется, что через минуту-другую все пройдет. Я заявляю, что тоже на это рассчитываю: слишком много надежд как спортсмен-разрядник связываю с данным стартом.

Увы, боль не только не проходит, а, наоборот, усиливается. А времени, между тем, в обрез. Офицер с надеждой смотрит на меня. С гримасой отчаяния мимикой сигнализирую: ничего не получится. И с горьким сожалением гляжу на запасного члена нашей сборной, впопыхах седлающего мои лыжи.

Таким нехитрым образом я и рыбку в виде кратковременной вольницы съел, и горечи в организме не поимел.


Уловка 4. Негры-белоручки

(1973 год; с-з «Боскольский», Комсомольский р-н, Кустанайская обл., КазССР)

Стройотряд, с которым я поехал комиссаром, став через неделю командиром (см. «Вояж-1»), был непростой, а, без малейшего преувеличения, особый.

Дело в том, что в течение ряда лет по сложившейся традиции в каждый рабочую «единицу» прикомандировывали либо одного-двух трудновоспитуемых подростков, либо в таком же количестве – иностранцев (из числа студентов). Чтобы, так сказать, и тех, и других закалять в горниле трудовых будней. И вот впервые практику решили изменить, сформировав интернациональный отряд, укомплектованный по принципу фифти-фифти. Вторую половину составляли представители сразу трех континентов: Азии, Африки и Южной Америки. А если точнее, то по одному представителю Ирака (член нелегальной коммунистической партии) и Венесуэлы (сын мелкого буржуа) и все остальные - черный континент (будущие светочи социалистических революций).

По прибытию к месту дислокации выяснилось, что строить что-либо в совхозе не из чего: сначала нужно изготовить достаточное количество кирпича. Процесс очень нелегкий, зато знакомый мне по родному Пирятину. Пару дней формовали сырец (работали по 12 часов, а то и более). Загрузили его в печь обжига. И вот пришла пора выгрузки «паленки».

Само собой, когда, став в цепочку, перебрасывали друг другу кирпичи, из-за разлетающегося во все стороны пепла было трудно дышать. Но что сделаешь? Такова технология: грязное производство оно и есть грязное.

Примерно так рассуждали мы, советские, иракец и венесуэлец. Но негры!

Они уже через двадцать минут потребовали… респираторы, о коих в совхозе и слыхом не слыхивали. Я им это и объяснил. Какое там? Уперлись рогом – и все!

Достал медицинские маски. Раздал всем. Но эти черные белоручки всех нас уже так достали, что мы пустились на хитрость. Специально бросали кирпич так, чтобы облако пыли поднималось погуще. И молча ее глотали.

Как и рассчитывали, африканцы отказались зарабатывать добавку к стипендиям в столь нечеловеческих условиях. И объявили …забастовку.

О ЧП я тут же доложил в районный штаб. Что тут началось! Понаехало стройотрядовское начальство, подключились местные органы. Кончилось тем, на что мы, славяне, и рассчитывали: всех иностранцев из нашего отряда убрали, рассовав их по одному в другие.

Так бесславно, едва начавшись, закончилась идея интернациональных строительных отрядов в Киевском университете.


Уловка 5. Экстерн-мания

(1974 год; г. Киев, УССР)

После того, как меня добровольно-принудительно вытурили на заочное отделение КГУ, в голову пришла шальная мысль. А что если, зажался я вопросом, попытаться сдать все экзамены не только до конца третьего курса, но и за четвертый вкупе с пятым и в результате экстерном закончит учебу? На год раньше, чем оставшиеся на дневном однокашники. Вот это фитиль – и им, и, в первую очередь, деканату!

Задумано – нужно осуществлять. Беру список экзаменов по каждому из курсов (зимняя и летняя сессии), составляю список и направляюсь в приемную заочного отделения. С девушкой, работающей там, у меня уже отличные отношения. Не короткий разговор, и уже на следующий день у меня на руках – пачка «бегунков» на сдачу всего и вся. Кроме, само собой, госэкзаменов.

Забегаю вперед, скажу: уловка удалась только наполовину. В первой ее части, то бишь, все необходимые предметы «спихнул». Да вот идти в случае со мной на вариант экстерна деканат резко воспротивился - и слышать о подобном не захотели. И то: лишь по счастливой случайности не исключенный студент оканчивает университет досрочно! Так что пришлось, плюя в учебный потолок, дожидаться 1976 года. Однако я не только и не столько о проблеме в целом, а о том, как сдавал экзамен по политической экономии социализма, который ввиду его сложности оставлял напоследок.

Предстояло действовать вслепую и надеяться на авось, ибо в столь нудную книгу я даже не заглядывал (в отличие, кстати, от политэкономии капитализма).

Кафедра находилась в красном корпусе и никого мы, с бульвара Тараса Шевченко. В самом конце июня под конец третьей пары вместе с женой туда и оправились (она пару дней назад уже получила свой диплом на историческом факультете). Спутницу жизни взял неспроста: вдвоем, предположил, будет легче уговорить преподавателя, не спрашивая студента-заочника, нарисовать в «бегунке» тройку (я-то стипендией уже не рискую). Время дня тоже выбрали не случайно: конец работы, вполне понятная усталость и желание скорее уйти домой. Да, выбирать экзаменатора предстояло визуально: кто покажется более человечным. Брал в расчет и фактор пола: мол, мужику женщину легче «охмурить».

Увы, последний постулат приказал долго жить в первую же минуту. Дама, к которой я подошел, отрезала:

- Нет и еще раз нет! Даже разговаривать на данную тему не хочу. Я чрезвычайно занята.

Пропустив нескольких преподавателей, мы с супругой переглянулись: этот!

Подхожу. Без видимого желания, с колебаниями тот все-таки соглашается экзамен …принять. А не поставить автоматом тройку, на что я усиленно, но не прямо, а косвенно, намекаю. Делать нечего, находим пустую аудиторию и, оставив жену в коридоре, под мой тяжкий вздох заходим.

Визави садится за стол, я, кладя перед собой учебник (учил, мол!) – за парту. Задает вопрос. Я плыву. Второй – то же самое. Еще один – ни в зуб ногой.

Недоуменно смотрит. Я, тем временем, лепечу что-то о переходе на заочное отделение, о желании ехать работать без перерывов на сессии и т.д.

- Что это у вас за книга? – неожиданно спрашивает преподаватель.

- По сдаваемому (?!) предмету, - гордо отвечаю.

- Возьмите ее!

- Беру и протягиваю ему.

- Мне она не нужна.

- ?!!

- Откройте, где оглавление!

Открыл.

- А теперь найдите вопрос, который знаете, и отвечайте.

Усердно ищу знакомые слова.

- Ну, «Себестоимость и цена»…

- Давайте!

«Себестоимость – это все затраты, связанные с выпуском продукции, а цена – еще и различные надбавки, связанные с реализацией товара», - глаголю я и …замолкаю. Ибо на этом мои познания заканчиваются.

Молча смотрим друг на друга. Один – с тем еще недоумением, второй – с соломинкой надежды, причем в каждом глазу.

- Открывайте оглавление и выбирайте новый вопрос!

- Честно говоря, смысла нет! – иду ва-банк. – Остальные знаю не лучше. Я ведь перешел на заочный, и экзамен этот – чистая формальность.

- Ну, как сказать! Вузы зачем существуют? Чтобы ДАВАТЬ знания! А тут… не знаю даже, как быть…

Немного, не подавая вида, паникую. Надо же, до конца учебы остается одна-единственная не закрытая «позиция», а шансы закрыть - катастрофически тают. И тогда я выбрасываю на стол козырной туз (только что придумал):

- Вы сказали «давать знания». Там, за дверью, меня ждет жена, два дня назад закончившая университет. По политэкономии у нее – пятерка. Позовите ее и задайте любой вопрос по своему предмету и вместе посмотрим, как она ответит. Да что там мелочиться – любого выпускника спросите!

Преподаватель опешил (да что там судить-рядить: я – тоже). Потом, покрутив головой, медленно поднялся и направился к двери. «Не отверг с порога уловку, - прикинул я. – Значит, надежда еще остается».

Между тем, дверь уже распахнута:

- Зайдите, пожалуйста, в аудиторию и послушайте, до чего додумался ваш муж.

Вкратце пересказываю свою «придумку» - знаю, Надежда не только на подставу не обидится, но и одобрит, если получу вожделенный автограф.

Естественно, никто никого ни о чем спрашивать не стал (плохие знания выпускника - вина и кафедры). Но после слов супруги «Да поставьте вы ему эту тройку!» преподаватель взял «бегунок» и, наконец, осчастливил меня положительной оценкой.


Уловка 6. Аффект, приправленный вином

(1976 год; г. Красноводск, ТССР)

Прибыв в Красноводск, где я намеревался после получения «полуволчьего» диплома работать в областной газеты «Знамя труда». Заявление о приеме на работу написал, не откладывая дела в долгий ящик.

На следующее утро – один из последних свободных дней – выхожу на балкон номера. И первое, что вижу, это сотрудник газеты Георгий Цура, направляющийся прямиком к входу в гостиницу. Уж не до нас ли? Но зачем? Может, я раньше оговоренного срока понадобился? Так и есть, раздается стук в дверь. Открываю. Точно, Георгий.

– Заходи! – приглашаю. Ведь это первый наш гость в новом городе.

– Спасибо, некогда! Да я всего на минутку. Можешь выйти? – кивает мне заговорщицки.

– Конечно! – выхожу вслед за ним в коридор.

– Понимаешь, какое дело…, – мнется визитер. – Только ты не паникуй, ладно?!

«Все, – думаю я. – Брать на работу меня передумали, а парня направили сообщить».

– Давай, Жора, смелее!

– Вот, – неожиданно он протягивает мне какую-то бумажку.

– Что это?

– Телеграмма!

– Какая, к черту, может быть телеграмма, если ни одна душа в мире не знает, где я в данный момент нахожусь?!

– У твоей жены отец умер!

Вот те на! Беру телеграмму. Точно.

– Хорошо, Жора! Иди! А я подумаю, как эту новость сообщить супруге. Впрочем, подожди минутку! Я зайду возьму деньги, а ты мне покажешь, где поблизости можно купить вина.

– Ты куда? – интересуется ничего не подозревающая супруга.

– Да с Жорой на минуту выйду. Жди - я мигом вернусь и будем завтракать.

Возвращаюсь с двумя 750-граммовыми бутылками «Сэхре».

– Режь колбасу! – командую, как ни в чем ни бывало.

Наливаю два полных стакана вина:

– Ну, давай!

– Чего это вдруг с утра пораньше?

– А что откладывать на вечер?!

Не успеваем сжевать по бутерброду, наливаю еще по стакану. И их опрокидываем. Но когда набулькиваю по третьему, жена артачиться: к таким количествам и в таком темпе пить, несмотря на студенческую закалку, не привыкла.

– Ну, хоть чуть-чуть! – уговариваю я.

Выждав пяток минут, говорю ей жестокую правду. Вино, судя по реакции, подействовало слабо, если подействовало вообще. С супругой начинается истерика. Как могу, ее успокаиваю, хотя опыта на этот счет у меня – никакого.

Больше всего запомнилось, как в распахнутую дверь номера (кто ее открыл, не знаю) то и дело заглядывали любопытные постоялицы и злорадно улыбались. Я сразу понял отчего.

Они подумали, что ночью девушку лишили невинности и, осознав весь ужас произошедшего, та льет слезы по утраченной девственности.


Уловка 7. Проверка с выдумкой

(1985 год; г. Ташкент, УзССР)

Прямо из занятий вызвали к ректору ВПШ, сообщившему: в очередной раз он рекомендовал меня в состав бригады ЦК КП Узбекистана по проверке состояния дел в Самарканде. Партийная дисциплина есть партийная дисциплина, нужно собираться, хотя ехать не больно-то и хочется.

Прибываем. Селимся. Обедаем. И, как говаривал Ленин, «За работу, товарищи!»

Еще в поезде я спланировал свое поведение. Бегать из предприятия на предприятие, из организации в организацию и, прикрываясь мандатом ЦК, пытаться выудить компрометирующую руководство информацию – мартышки труд. Кто захочет саморазоблачиться, рискуя добровольно навлечь на себя «перестроечный» гнев Ташкента? Нет, традиционным методом я ничего не «накопаю» (а задача поставлена именно такая). Значит, следует действовать непредсказуемо.

Итак, проверка началась. Каждому из нас вручен список объектов, нуждающихся в нашем пристальном внимании. И все спешат проявить принципиальность, так сказать, по указанным адресам.

Между тем, я, заранее уточнив, где расположена областная газета «Ленинский путь», отправляюсь в редакцию. Отрекомендовавшись, прошу выделить мне уголок и принести подшивки за три последних года. В течение полутора дней только тем и занимаюсь, что, листая полосы издания, ищу …критические публикации, сверяясь с врученным мне списком. Их более чем достаточно. И факты иногда обнародовались не просто вопиющие, но убийственные. Блокнот мой полнится критическими фактами, многие из которых наверняка войдут в основную справку, а то и прозвучат на Бюро ЦК.

А параллельно еще беседую с коллегами, щедро делящимися информацией о состоянии дел в городе.

Итог: моя докладная по глубине содержания и количеству выявленных эпизодов признается …лучшей.


Уловка 8. Леденец для Горбачева

(1986 год; г. Ашхабад, ТССР)

Утром Михаил Горбачев толкнул очередную пламенную речь. Спустя полчаса мне в обком звонят из ЦК КПТ:

– К 15.00 в Кремле ждут развернутые данные о том, сколько в республике прочитано политинформаций, проведено бесед с разъяснениями положений сегодняшнего выступления Генсека. Значит, нам вы должны передать материалы максимум к 13.30. Действуйте!

Я – в нешуточной панике.

Во-первых, как за столь короткое время обзвонить все районы? И, во-вторых, откуда пропагандисты, агитаторы и политинформаторы узнают эти самые «положения», если они все на работе? В лучшем случае, услышат вечером в программе «Время». Или почитают в завтрашних газетах.

Так какие могут быть беседы? Это же сплошная профанация!

Но делать нечего: сажусь за телефон (все инструкторы, как назло, - на заданиях). Начинаю его накручивать. В районах просят дать хоть несколько часов, чтобы они смогли собрать информацию с мест. И они правы. Беда в том, что этого самого времени у меня нет.

Не исключено, получил бы инфаркт, не вернись в в отдел инструктор Владимир Чеботарев.

– Не мечите икру, Николай Михайлович! – успокоил он меня. – Через пятнадцать минут все передадим.

– !?

– Не торопитесь, сейчас поймете.

Он полез в свой сейф, вынул оттуда какие-то бумаги. Начал перебирать.

– Так, пишите…

И озвучивает какие-то цифры.

– Постой, – возражаю. – При чем здесь твои бумаги?

– Это не просто бумаги – возмущается Владимир, – а списки агитаторов, пропагандистов и политинформаторов области.

– Ну? – все еще не понимаю я, даже мысли не допуская о столь беспардонной уловке-подтасовке.

– Что «ну», Николай Михайлович?! Записывайте – так все делают. И опасность здесь подстерегает лишь одна: чтобы количество выступивших с разъяснением очередных тезисов, не превысило количество населения региона, как это однажды случилось в Ташаузе.

– А как же ЦК КПТ? – не сдаюсь я. – Вдруг проверят.

– Не смешите! Оно им надо?! Или других дел больше нет? Да и прекрасно они понимают, что физически сегодня «помаячить» перед народом не мог ни один активист. Но Москва требует.

Так я и поступил. Все прошло на «ура». Так что тем вечером Горбачев млел от восторга, как активно, буквально захлебываясь, его речь обсуждают в Ашхабадской области.


Уловка 9. Дамоклов меч трибунала

(1994 год; г. Екатеринбург, РФ – 1996 год; г. Киев, Украина)

Бизнес нашего друга на Урале накрылся медным с вкраплениями бажовского малахита тазом. Съездил за машиной в Европу (см. «Вояж 9. Половецкий набег русских на Швецию»), которую тут же перепродали. Разницы хватило на полгода. Перспективы были, скажем прямо, мрачные. Попытки хоть как-то трудоустроиться не увенчались успехом (см. «Просьба 9. Недогадливый товарищ» и «Просьба 10. Алла: «Ла-ла-ла»). И тут очень кстати получил приглашение из газеты «Вечерняя Макеевка» на должность заместителя главного редактора («Оказия 9. Пике на Донецкий кряж»). Посовещавшись, решили возвращаться в Украину навсегда.

Собрали походные вещи (весь скарб уже три года тайно даже от соседей хранится в доме моей матери – в самой отдаленной, всегда закрытой «моей» комнате). Выписались из общежития, где фиктивно числились. Оставалось снятие с воинского учета. Увы, оно оказалось с проблемными рожками.

Дело в том, что на момент развала Союза мы жили в Новом Уренгое, а посему автоматом стали гражданами РФ (если бы пятью месяцами назад не уехали из Ашхабада, были б гражданами Туркменистана). Следовательно, я числился в Екатеринбургском военкомате капитаном запаса российской (какой же еще?) армии. «Хорошо, - рассуждал я, - снимусь тут с учета. Но какой «бурак» меня, офицера Вооруженных Сил другого государства, зачислит на службу в своем? Разве что под грифом «Шпион».

Не сняться вовсе? А вдруг каким-то российским «буракам» приспичит призвать меня на переподготовку? А я не явлюсь. И меня не отыщут по указанному адресу. Объявят розыск. Отыщут в Украине. Потребуют выдачи. А там – как Фемида накануне выспалась (о том, что «загогулины» могут возникнуть в Киеве, даже не помышлял, и, как оказалось, зря).

Прикинул так и этак. И отправился в военкомат. Начальнику которого заявил:

- Не удается трудоустроиться, а жить на что-то нужно. Слава богу, подвернулась работа в Украине. Вместе с супругой едем туда. ВРЕМЕННО! Вот и пришел уладить вопрос с воинским учетом.

- В каком смысле?

- Я думал, вы мне подскажите.

- Что «подскажем»?

- Ну, как быть в такой ситуации.

- А что за такая ситуация? Обычная! Снимайтесь с учета и езжайте, вставайте там.

- Во времена СССР – так и было бы. Но теперь Украина – иностранное государство, хотя многие к этому еще не привыкли.

- Ну, что с того?

- А то, что если я выеду, к примеру, в США, меня Пентагон на воинский учет поставит? Или вы прибывшего в Екатеринбург американского офицера зачислите в свой состав?

Военком начал чесать репу. Однако никакой мысли из нее не вычесал. Тогда идею предложил я (затем и пришел):

- А что если вы сделаете в моем личном деле отметку «Убыл на временное проживание в Украину»?

- Так никогда не делали…

- Ну, так страна была единая, а теперь – вон сколько! Главное, что никто к вам во время проверки не придерется. И военкомат мне не будет посылать повесток, зная, что в России капитана запаса Сухомозского нет. Я тоже трепыхаться не стану, переживая, как бы мне на Урале не припаяли статьи за измену Родине.

Собеседник, призвав на помощь зама, все еще колебался. Минут десять мы дискутировали втроем. Потом я заявил:

- О, я, как только устроюсь, перешлю в Екатеринбург свой адрес. Вы его впишете в документы рядом с отметкой о временном выбытии и, если вдруг понадоблюсь, свяжетесь – буду, как штык. Ну, а военный билет поставите обычный штамп о выбытии. Можете от руки указать «Временно».

На том и порешили. Увы, я еще не знал, что подстерегает в Украине. Через Макеевку мы добрались в столицу. Купили – о, радость! - квартиру. И, окрыленно-воодушевленные, пошли прописываться. Все элементарно?

Как бы не так! Ибо в паспортном столе принять необходимые бумаги отказались – прежде я должен встать на воинский учет. И только потом они меня пропишут …на принадлежащих мне, согласно «Договора купли-продажи», квадратных метрах. Путь опять пролегал в военкомат – правда, теперь уже киевский.

Придя, показал военный билет и рассказал все, как на духу. Мол, гражданином РФ сделали насильно, их армии нет присягал, а теперь вот на родине отказываются прописывать в своей квартире. Полный, как говорится, идиотизм!

Мужики оказались попонятливее. Со мной согласились и без особых проволочек («Это же идем на преступление, ставим на учет капитана чужой армии») шлепнули что нужно куда нужно. Даже от магарыча отказались!

С тех пор так и служу: личное дело офицера запаса лежит в Екатеринбурге, а на учете состою в Киеве. Радуюсь, что наши страны не ведут друг против друга боевых действий. А то бы я точно пошел под трибунал!


Уловка 10. Летающая тарань

(2008 год; г. Киев, Украина)

Направляемся с женой на Синее озеро. У последней многоэтажки на несколько минут расходимся: я решил обойти здание слева, о она – справа (так происходит нередко). Вот и вишня, под которой проходил сотни раз. Дел-то…

И вдруг в полуметре от меня о тротуар что-то шлепается. Смотрю – и глазам не верю. Примерно наполовину обглоданная тарань. Что за притча!

И тут смекаю: птицы! Какая-нибудь ворона, сидящая на ветке, обронила свою редкостную добычу – наверняка уволокла из-под носа у пляжников, любящих пиво не просто так, а с солененьким. Поднимаю голову, чтобы убедиться в своей прозорливости. Увы, на дерево – ни одного пернатого. Так что, видимо, птица уронила тарань в полете.

И тут чуть впереди, едва не задев меня, оземь шлепается уже целая рыбина. Что за чертобесия?

Снова устремляю взгляд вверх. И различаю на балконе десятого этажа двух призывно улыбающихся девушек …с бутылками янтарного напитка. Но делаю вид «ничего не вижу, ничего не слышу, ничего ни одной не отвечу».

Нет, нестандартность их мышления я оценил по достоинству: ловить мужика на тарань с пивом – высший пилотаж. Однако я, во-первых, был не сам, во-вторых, меня не мучила жажда и, в-третьих, к старости я стал куда как менее падок на женские чары.