Знание-сила, 2003 № 05 (911) [Журнал «Знание-сила»] (fb2) читать онлайн

- Знание-сила, 2003 № 05 (911) 4.58 Мб, 173с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Журнал «Знание-сила»

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]


Знание-сила, 2003 № 05 (911)

Издается с 1926 года

«ЗНАНИЕ — СИЛА» ЖУРНАЛ, КОТОРЫЙ УМНЫЕ ЛЮДИ ЧИТАЮТ УЖЕ 77 ЛЕТ!

Заметки обозревателя

Александр Волков

Позади зима. Впереди век водорода?

Уильям Роберт Грев, изобретатель топливного элемента


Зима кончилась даже в Сибири. Она еще долго не наступит.

О ней не будут вспоминать три летних месяца, три осенних месяца... Сколько же нужно времени, чтобы совсем не подготовиться к зиме?

Когда она опять внезапно нагрянет, нам останется лишь ждать милостей от природы. Не надеяться же на ведомство энергетиков!

Как хорошо было нашим предкам: печь, камин, костер...

Каждый мог сам обогреть жилище. Теперь мы угодили в паутину теплотрасс и по полгода мучаемся в зябких квартирах от летнего головотяпства властей. Что остается делать? Хоть оборудуй каждую многоэтажку маленькой электростанцией, чтобы ни от кого не зависеть! А ведь так оно и будет в XXI веке — иначе не жить нам в тепле и при электрическом свете. Ради подобных станций — домашних котельных, — без которых прошлой зимой мерзли многие тысячи россиян, вспомнили одну старую идею: открытие, о котором забыли.

Более полутора веков назад, в 1839 году, английский изобретатель Уильям Роберт Гров придумал «гальваническую газовую батарею», или, как назвали ее позже, «топливный элемент» (ТЭ). Эта батарея вырабатывала электрический ток за счет соединения водорода с кислородом.

Открытие было сразу замечено. В ближайшие месяцы о нем сообщили научные журналы Швейцарии, Франции, Германии и Италии — сообщили и забыли. Для электрификации Европы эта курьезная батарея не понадобилась. Напрасно немецкий физик Вильгельм Оствальд в конце XIX века убеждал «в преимуществах топливного элемента над электрогенератором», добавляя, что последний «пора бы сдать в музей». Его похвалы не услышали.

Прошло еще полвека. Лишь с развитием космонавтики, когда понадобился легкий и эффективный источник тока, выбор пал на ТЭ. В 1965 году бортовая аппаратура американского корабля «Джемини» работала от ТЭ мощностью 1 киловатт. Позднее аналогичный источник питания использовали на кораблях «Аполлон», участвовавших в «лунной программе» США, а также на космических челноках.

И вот на рубеже XXI века изобретение Грова — экологический чистый и эффективный источник энергии — обретает новую жизнь. Давний курьез находит широкое применение. Появились экспериментальные модели автомобилей, телефонов, ноутбуков и даже подводных лодок, оснащенных ТЭ. С его помощью можно отапливать и освещать коттеджи и многоэтажные дома. С ним не страшны даже сибирские холода.

Что же такое топливный элемент? Это — батарея, которая преобразует химическую энергию топлива сразу и в тепловую, и в электрическую, например греет трубы и тут же освещает дом.

Состоит батарея из двух емкостей с водородом и кислородом, разделенных электролитом. Эта «перегородка» мешает образованию гремучей смеси. Реакция протекает под контролем; ее называют «холодным сжиганием водорода». Его молекулы благодаря катализатору теряют свои электроны. Зато, лишившись их, ионы водорода проникают сквозь электролит и соединяются с кислородом. В емкости с кислородом электроны оказываются в дефиците, а с водородом — в избытке. Появляются положительный и отрицательный полюса. Возникает электрический ток. Основным побочным продуктом этого технологического процесса является вода. Что же касается безопасности ТЭ, то, по оценкам экспертов, привычное для нас бытовое топливо — пропан и бутан — взрывоопаснее водорода.

Со временем водород и кислород могут стать неисчерпаемым источником тепла и света. На смену «углеродному веку» — эпохе нефти, бензина и угля — грядет «водородный век». Но тут начинаются проблемы.

Водород — самый распространенный элемент во Вселенной. Однако в природе он встречается в основном лишь в виде различных соединений, и главное из них — вода. Получать водород можно путем электролиза воды — ее разложения на водород и кислород, — но этот процесс очень энергоемкий. Поэтому в выигрыше окажутся страны, обладающие запасами возобновляемой энергии. Так, экспортерами водорода могут стать страны Азии и Африки, если использовать для его электролиза солнечную энергию. На специальных танкерах водород будут доставлять в Европу для заправки автомобилей и домашних котельных.

В Исландии планируют приступить к промышленному электролизу воды, используя геотермальную энергию, которой страна изобилует. Власти Исландии надеются, что со временем все ее жители будут пользоваться лишь автомобилями, работающими на водороде. Излишки его станут важной статьей экспорта. Чем не пример для Камчатки с ее Долиной гейзеров?

Пока же водород можно получать за счет переработки (риформинга) природного газа, ведь этот газ содержит метан (СН4). При его реакции с горячими водяными парами образуется смесь, насыщенная водородом. Этот технологический цикл намного дешевле электролиза. Поначалу домашние электростанции будут работать именно на метане.

Такая электростанция невелика она чуть больше холодильника. Ее подключают прямо к газовой колонке. Сейчас в ряде стран ведутся эксперименты по отапливанию домов подобными агрегатами. Так, в нидерландском Арнхейме вот уже шестой год действует домашняя электростанция мощностью 100 киловатт. В немецком Эссене похожая станция проработала более 20 тысяч часов, обогревая один из местных павильонов. Это — рекордный показатель! Свои опытные образцы «водородных котельных» есть в Торонто, Милане, Марбахе, Нюрнберге.

Так выглядит топливный элемент

1 - он представляет собой батарею из двух емкостей с водородом и кислородом, разделенных электролитом (в рамочке показан топливный элемент в разрезе по линии 1);

2 - биполярная пластина;

3 - газодиффузионный слой;

4 - катализатор;

5 - полимерноэлектролитическая мембрана;

6 - ионы водорода проникоют сквозь электролит и соединяются с кислородом


В 2005 году планируется начать серийный выпуск домашних миниэлектростанций. Немецкая фирма «Vaillant», один из пионеров этой отрасли, надеется уже к 2010 году продать около 100 тысяч подобных агрегатов, рассчитанных, как минимум, на 40 тысяч часов работы. К этому времени в Германии, например, каждый десятый дом можно будет отапливать с помощью ТЭ.

Со временем мини-электростанции станут доступны каждому, как в наши дни — мобильные телефоны. Основным топливом для них будет биомасса, например навоз или силос, ведь при ее брожении выделяется метан.

Кстати, домашние ТЭЦ могут вырабатывать гораздо больше тока, чем нужно в обычном хозяйстве. Ведь даже топливный элемент мощностью 5 киловатт покроет вашу обычную потребность в горячей воде и электроэнергии примерно на 80 процентов. Очевидно, излишки тока будут перераспределять, связав в единую сеть десятки тысяч топливных элементов. Так образуется виртуальная электростанция — назовем ее «Интертэц».

Массовое внедрение домашних котельных позволит децентрализовать энергетическую систему и защитит население от диктата крупных компании-монополистов и просчета городских и областных коммунальных служб. В энергетике возобладает та же тенденция, что в информатике (появление сети персональных компьютеров, потеснивших прежние ЭВМ) и в связи (появление сотовой связи).

Переносной топливный элемент

Исландские траулеры будут оснащены топливными элементами


Топливный элемент — универсальный источник питания. Он не только обогреет ваш дом, но и способен на многое другое.

*Так, американская фирма «Моторола» разработала ТЭ, который может служить раз в десять дольше, чем обычный аккумулятор мобильного телефона. Заряжают его сжиженным метанолом.

*В Германии создан миниатюрный ТЭ для ноутбука. Он рассчитан на десять часов непрерывной работы — аккумулятор сядет быстрее.

*Фирма «Боинг» ведет испытания ТЭ, которые могли бы питать бортовую аппаратуру самолета в случае ее аварийного отключения.

*В июне 2000 года со стапелей верфи в Гамбурге сошло на воду прогулочное судно «Гидра», работающее на ТЭ. Оно может принять на борт до 22 пассажиров. Запасов водорода на нем хватит на двухдневную морскую экскурсию.

*В марте 2002 года в Германии была спущена на воду первая в мире подводная лодка, оснащенная ТЭ. До 2006 года планируется выпустить шесть подводных лодок U31. Подобное судно может неделями находиться под водой. Его двигатели работают бесшумно, и потому противник не так легко обнаружит его, как обычную подлодку. Интерес к новой технике уже проявляют в Южной Корее, Испании, Португалии, Греции.

*В настоящее время в Японии ведется разработка ТЭ, которыми будут оснащены исландские траулеры. Сейчас 30 процентов всей нефти, закупаемой Исландией, идет на нужды рыболовного флота. Стремясь сэкономить на импорте нефти, власти страны обратились с необычной просьбой к японским инженерам.

Так выглядит домашняя электростанция

«Мерседес», работающий на товарных элементах, развивает спорость до 120 километров в час


Топливными элементами можно оснастить любые виды транспорта: мотоциклы, велосипеды, автобусы. Так, американская фирма «Palcan» выпускает ТЭ мощностью до одного киловатта, рассчитанные на любителей поберечь силы во время поездки на велосипеде. В некоторых городах США и Европы в последние годы появились автобусы, оснащенные ТЭ мощностью свыше 200 киловатт. Подобный транспорт может преодолевать расстояния до двухсот километров без всякой подзарядки. И конечно, нельзя забывать про обычные автомобили!

Правда, для них, по большому счету, нужно менять всю инфраструктуру, созданную в XX веке: вместо сети бензоколонок — строить такую же сеть станций, где заправляют водородом. По оценкам экспертов, только в Германии на это придется потратить около ста миллиардов евро. Пока там имеются всего две «водородные» колонки: в Мюнхене и Гамбурге. Не лучше положение и в других странах.

Получается замкнутый круг. На автомобили, работающие на водороде, нет спроса, потому что с ними мороки не оберешься — сервис для них не создан. А инвесторы не хотят вкладывать деньги в развитие сервиса, потому что на эти машины нет спроса. Впрочем, оптимисты считают, что уже лет через десять начнется серийный выпуск «водородных авто».

Выход все же есть: автомобиль — как и домашняя «котельная» — должен сам вырабатывать водород. В принципе, топливом для такой машины может стать любое вещество, содержащее атомы водорода: природный газ, метанол, бензин. Надо лишь оснастить ее «риформером», преобразующим соединения водорода в чистый водород.

В 2004 году фирмы «Опель», «Даймлер-Крайслер» и «Тойота» намерены начать выпуск электромобилей, работающих на топливных элементах. Так, «HydroGen 1» фирмы «Опель» успешно выдержал серию испытаний. Например, осенью 2001 года он участвовал в США в ралли для автомобилей с альтернативными двигателями, причем преодолел трассу длиной 442 километра, лишь однажды остановившись на заправку. «HydroGen 3» развивает скорость до 150 километров в час. Вместо выхлопных газов подобные машины выбрасывают в воздух клубы водяных паров.

Когда-то в романе «Таинственный остров» Жюль Верн предсказывал, что вода станет «углем будущего», «неисчерпаемым источником тепла и света». В ту пору эти слова казались фантастикой, но в XXI веке им наконец суждено сбыться.

Оптимисты добавляют: «Зачем цепляться за старые технологии? Если бы наши предки не изобретали ничего нового, а жили по старинке, мастеря каменные топоры да уповая на то, что запасов камня хватит надолго, мы бы все еще жили в каменном веке». Эта эпоха, как и многие другие, пройдена нами. Мы спешим навстречу «водородному веку».

Вехи внедрения топливных элементов

1839 — сэр Уильям Гров открывает принцип работы топливного элемента.

1965 — американский космический корабль «Джемини» впервые оснащен топливными элементами.

Середина 1980-х годов — в научных кругах пробуждается интерес к топливным элементам.

1991 — американская фирма ONSI впервые приступила к коммерческому выпуску топливного элемента тепловой мощностью 220 киловатт.

1999 — в США начато использование автобусов, работающих на топливных элементах. В 2003 году подобные автобусы появились на улицах восьми европейских городов: Амстердама; Барселоны, Гамбурга, Лондона, Люксембурга, Стокгольма и Штутгарта.

2001 — начаты испытания мини-электростанций (топливных элементов мощностью до пяти киловатт), рассчитанных на отопление и снабжение электрическим током многоквартирных домов и коттеджей.

2002 — в Германии начат выпуск подводной лодки U31 — первой серийной подлодки, оснащенной топливными элементами.

2006 — планируется закончить испытания миниэлектростанций и приступить к их серийному выпуску. 2010 — ожидается заметный рост интереса к домашним мини-электростанциям.

Адреса в Интернете
Все о топливных элементах: www.initiative-brennstofTzelle.de

Транспорт, работающий на топливных элементах:  www.fuelcelltoday.com

www.daimlerchiysler.de/news/- top/2002/t20204a_jg.htm (автобусы)

www.isi.fhg.de/pi/bz/index.htm (автомобили)

Подводные лодки, оснащенные топливными элементами: www.hdw.de/bau/marine.html


ЧИТАТЕЛЬ СООБЩАЕТ, СПРАШИВАЕТ, СПОРИТ

Игорь Андрианов

Усложнять просто, упрощать — сложно

В интереснейшей заметке М. Арапова «Когда текст обретает смысл» («Знание — сила», 2003, К© 1) отмечается: «Идея «грубой оценки» отсутствует в нашем курсе школьной математики. И органично ввести ее туда — очень сложно».

Затронутый вопрос настолько важен, что хочется продолжить разговор.

Эта проблема актуальна не только для нашей школьной математики и не только математики, и не только школьной. Известный физик Р. Пайерлс настаивал: «В процессе обучения физике мы переоцениваем роль совершенно исключительных проблем, поддающихся точному решению, и не уделяем достаточного внимания гораздо более общей ситуации, в которой используются различные приближенные методы решения. Искусство выбора подходящего приближения, проверки его непротиворечивости и отыскания, по крайней мере интуитивных соображений по поводу удовлетворительности данного приближения, является куда более утонченным, чем искусство нахождения строгого решения уравнения». Так что и в университетских, и в вузовских курсах мы сталкиваемся с такими же проблемами, причем не только в России.

Перед учениками школы встает, на мой взгляд, большая психологическая проблема Действительно, в реальной жизни нет ничего строгого и окончательно известного, с детства нам приходится действовать в условиях неполной информации. Исследования психологов показывают, что наш мозг отдает предпочтение быстрым приближенным алгоритмам, а не точным, но медленным. «Человеческий мозг работает предельно эффективно и экономно. Именно поэтому он совсем не заинтересован в накоплении максимума возможной информации об объекте. У Бонгарда я впервые прочла о том, что принципиальная задача любой узнающей системы — это не получение всей информации об объекте, а наоборот, способность системы выбросить всю несущественную информацию, то есть дать вырожденное описание объекта» (Р. Фрумкина, «Знание — сила», 1996, № 6).

Между тем в школе ничего подобного на уроках математики и физики мы не встречаем. Здесь царствуют законы природы: Ома, Гука, Бойля — Мариотта и т.д. Какова точность этих законов, область их применимости, идеализацией каких реальных процессов они являются — все это остается за кадром.

Эйнштейн высказывался резко: «Чтобы понять физические законы, мы должны усвоить себе раз и навсегда, что все они в какой-то степени приближенные».

Школьник должен сознавать, что в любой физической теории мы работаем с идеальными моделями реальных вещей и процессов. Здесь не место обсуждать конкретные детали, но, поверьте, накопленный прикладными и особенно асимптотическими математиками опыт позволил бы сделать это без особых проблем!

Речь идет — назовем вещи своими именами! — о введении асимптотических понятий уже в школьные курсы физики и математики. Вот это была бы подлинная революция школьного образования, а не бурбакистско- схоластическая «революция» преподавания математики, нанесшая такой вред. Я не идеалист и понимаю, насколько это сложно осуществить с практической точки зрения, особенно сейчас. Попробуй преодолеть многовековую инерцию преподавания и консерватизм учителей, да еще в то время, когда им приходится регулярно голодать, чтобы получить свои жалкие гроши-зарплаты, и преподавать в холодных школах! В этой части я полностью согласен с М. Араповым. И все же я оптимист и надеюсь, что в обозримом будущем ситуация изменится и понятия, позволяющие примирить реальное представление о мире ученика с его школьной обязаловкой, найдут свое место в российской школе.

Новости науки

Новые исследования показали, что черная дыра в центре нашей галактики — особенная. Выброс радиации из ее окрестностей намного меньше, чем от черных дыр в центрах других галактик. Ученые объясняют это тем, что наша черная дыра, видимо, поглощает окружающее вещество непрерывной струей, а не из обращающегося вокруг дыры диска, как в других галактиках.


До сих пор считалось, что насекомые «дышат» благодаря чисто механической циркуляции воздуха по микроскопическим тубулам, проходящим внутри их наружного скелета. Сейчас удалось, с помощью тончайших методов исследования, установить, что эти тубулы периодически сокращаются и расширяются, вполне подобно нашим легким.


Китайские археологи обнаружили несколько скелетов небольших динозавров, у которых перьями были покрыты все четыре конечности. Эта находка заставляет думать, что предшественниками птиц были динозавры, прыгавшие с деревьев на деревья, и крылья возникли в помощь таким прыжкам. Ранее считалось, что крылья развились из перьев на передних конечностях, помогавших динозаврам бегать.


Весной нынешнего года биологи из шести стран объявили, что достигнута окончательная расшифровка генома человека — опознаны все три миллиарда букв-нуклеотидов в хромосомах человека. На очереди более сложная задача: прочитать слова-гены, записанные этими буквами.

А далее — еще более сложная задача: понять, как гены и их продукты осуществляют жизнедеятельность живой клетки, органа, всего организма. О трудностях, которые встречаются на этом пути, рассказывает публикуемая заметка. О сложнейшем мире внутриклеточных процессов — статья И. Лалаянца "РНК: о, новый дивный мир" на с. 65.


Михаил Вартбург

Не все кошки серы

Будучи сам заядлым кошатником, вынужден разделить с собратьями- фелинолюбцами свое огорчение: Сс не похож на свою маму.

Напомню, кто такой Сс. Это котенок. Его странное название образовано из первых букв двух английских слов «Carbon сору», что можно перевести как «под копирку». Как легко понять, он скопирован, то есть склонирован из другой кошки, своей матери, одна из клеток тела которой была подвергнута обычной при клонировании обработке: ее ядро вместе со всеми содержащимися в нем генами было пересажено в предварительно освобожденную от своего ядра яйцеклетку другой кошки, «приварено» к этой яйцеклетке с помощью электрического или химического импульса и после недолгого развития в пробирке, до эмбрионального состояния, подсажено в организм суррогатной матери, другой кошки. В результате этой процедуры 22 декабря 2001 года на свет появился первый в истории котенок- клон. Сегодня ему год с небольшим.

Его маму зовут Рэйнбоу, то есть Радужка. У нее белая шерсть, испещренная коричневыми, рыжеватыми и золотыми пятнами. Действительно, радуга. У Сс на белой шерсти серая полосатая попонка. Типичная полосатая кошка. Маминой радужки нет и в помине.

Мама у Сс — кошка сдержанная, серьезная. Сс — игривый и любопытный.

Мама у Сс — волохатая, округлая. Сам Сс — продолговатый, прилизанный.

Этот список можно продолжать. Но незачем. Суть ясна и без этого. Котенок-клон — не стопроцентная копия своей матери. Хотя и сделан «под копирку».

«Уж сколько раз твердили миру», что гены — это еще не все, что определяет индивидуальную особь. В том числе и кошку. В том числе и человека. В великом споре, кто важнее, природа или воспитание, «nature or nurture», правы обестороны. В формировании индивидуальной особи участвуют и гены, и среда. Поэтому не следует думать, что клон Моцарта в пять лет сядет за рояль, и клон Эйнштейна откроет то, чего не дооткрыл папаша. Не получится вырастить армию клонированных гитлерят. И слава богу. Не получится вырастить и копии любимой кошки или собаки взамен умершей или погибшей. А жаль.

Собственно, с этой «задумки» все и началось. Четыре года назад некто Джон Сперлинг, миллионер, основавший университет в аризонском городе Финикс, дал некой техасской компании (Texas А&М) 3,7 миллиона долларов на создание копии любимой собаки — колли по имени «Мисси». Увы, Мисси умерла раньше, чем попытки создать ее копию увенчались успехом. Тогда Стерлинг перевел свои деньги фирме Genetis Savings & Clone. Эта калифорнийская фирма основана со специальной целью собирать деньги у богатых любителей кошек и собак для клонирования их любимцев. К чести компании следует упомянуть, что ее ученые откровенно предупреждали вкладчиков, что создать точную копию их домашних животных невозможно даже методами клонирования. «Мы могли бы им пообещать, — объяснил представитель компании. — Но это было бы не этично. Рано или поздно владелец сказал бы нам: послушайте, это не моя собака, она не умеет проделывать те фокусы, которым я научил свою».

Еще бы. Овечка Долли тоже не была похожа на свою маму. Но она — ее истинный, научно удостоверенный клон. И котенок Сс — тоже клон своей матери. Это тоже удостоверено научными методами. В отличие от недавней Евы, якобы родившейся в секте раэльян. Ту вообще никто так и не видел. И какой она расцветки, не известно. Там денежки были собраны без особых забот об «этичности».

Клонирование домашних животных оказалось более трудным делом, чем предполагалось. На данный день Сс — единственный удачный кошачий клон. Собак клонировать пока не удалось вообще. Мечты фирмы уже в нынешнем году выйти на коммерческое клонирование кошек не реализовались.

Так что, друзья-кошатники, даже сомнительная копия любимой кошки или кота нам пока не светит. Поэтому призывают вас — берегите тех, кто есть.

А вот животноводов ни к чему такому призывать не нужно. Их требования к копиям своих животных куда скромнее, чем наши. Была бы, как поется, страна родная и нету других забот. То есть давал бы клон столько же молока, что мать-клониха, а какой он расцветки и характера — какая разница.

Руководствуясь этим прагматичным подходом, новозеландские биологи сделали недавно новый важный шаг в клонировании коров. В отличие от американских коллег из Калифорнии, они ограничились воспроизведением лишь одной особенности клонируемого животного. В их случае — способности коровы давать молоко с повышенным содержанием протеинов (белков) под названием бета-казеин и каппа-казеин. Повышенное содержание бета-казеина в молоке резко ускоряет процесс образования сыра. Каппа-казеин был взят для контроля.

Как это обычно во всех экспериментах по клонированию, процент выживших эмбрионов был очень низок. Из 126 трансгенных клонов выжили лишь 11; 9 из них обладали той способностью, которой добивались экспериментаторы: их молоко содержало от 8 до 20 процентов больше бета-казеина и дважды столько контрольного каппа-казеина.

Перспективы нового достижения очевидны. Но реализуются они не скоро. Сначала молоко должно пройти апробацию в Управлении пищевых и лекарственных ресурсов, которое запрещает продажу молока или мяса генетически модифицированных и клонированных животных, пока не выработает все необходимые правила. Предстоит еще проделать эксперименты по проверке безопасности нового молока для людей. Возможно, по полям и лугам загуляют стада клонированных и генетически модифицированных коров. Сыру будет досхочу.

Или не будет. Ибо это уже от науки не зависит.


ГЛАВНАЯ ТЕМА

Санкт-Петербургу — триста лет

Галина Бельская

Петербург, Петроград, Ленинград, Санкт-Петербург (СПб).

Этому городу — триста лет.

Триста лет назад идея Петра I построить на краю России, в болотах большой европейский город была настолько сумасшедшей, что оказалась гениальной. Город строился наперекор не только здравому смыслу, но и физическим возможностям, потому что когда разбушевавшееся море поворачивало вспять течение реки Невы, все прилегающие болота оказывались под большой водой, и тогда никакой тверди не оставалось совсем. Мысль Петра была очень простой — помимо разнообразных флагов, которые станут «ходить в гости к нам» со своими кораблями, помимо страстного желания отделаться от старья в виде ли длинных кафтанов, бород и вони или редкой замедленности мысли своих соотечественников и способности ее по большей части отдыхать, не обременяя хозяина, помимо всего этого ему, насмотревшемуся Голландий, мечталось: вот построит он прекрасный европейский, а совсем не русский город, и русские в нем станут европейцами, новыми людьми — в другой одежде, с другими мыслями, ему помощниками. Прямо по системе Станиславского: наденьте сюртук и котелок, и вы почувствуете себя банковским служащим!

Но город Петр построил, пригласил лучших мировых архитекторов, в основном итальянцев, и город стал красивейшим в Европе. С узорами чугунных решеток, громадой великолепных домов на прямых, как стрелы, прошпектах, с храмами и колоннадами, как в Риме, разводными мостами и умопомрачительными белыми ночами, в которых этот дивный город качался и плыл, словно в ладонях Всевышнего. Будучи Петроградом, он чернел кожанками и ощетинившимися штыками, гремел выстрелами в почти обезлюдевших улицах, долго хранил кровь на мостовых и потрескавшихся стенах и обмирал при стуке в дверь...

Ленинград вошел в историю человечества своим героизмом, великим мужеством и причастностью к самым высшим нравственным категориям — благородству, чести, достоинству. Блокада и то, как вынесли ее ленинградцы, заставила вздрогнуть мир и поднять планку для Homo Sapiens'a, ибо человека, как и поэта, оценивают по его высшим проявлениям духа или таланта. Санкт-Петербург нынешний — это современный российский город. Только декорации прежние. В них давно идет другая пьеса, но они по-прежнему прекрасны. И если ходить по чудной набережной ночью в одиночестве и слушать лишь шум волн, может пригрезиться, что мечта Петра сбылась.


Игорь Андреев

Две столицы

Ф. Алексеев. Петербург. Вид на Адмиралтейства и Дворцовую набережную. 1820-е годы


Разгромив русские войска в ноябре 1700 года под Нарвой, Карл XII был уверен, что отправил царя Петра в глубокий «нокаут». Король даже не стал дожидаться окончания «счета», будучи уверен, что трагическое «десять» прозвучит без его участия. Но он ошибся. Первая Нарва — не нокаут, а нокдаун. Теперь мы знаем, что Петр удивительно быстро поднялся. Очень скоро он уже нанес слабый ответный удар: в 1701 году добыл скромную победу при Эрествере. Потом последовали Нотенбург, Ниеншан, Санкт-Петербург...

Время основания Петербурга — май 1703 года. Дата отчасти условная, хотя в сравнении с мифическим годом основания Москвы выглядит удивительно точно. Известие об основании Петербурга спустя три месяца угодило в «Ведомости». Здесь появилось сообщение, что царь «не далече от Шлотбурга при море город и крепость строить велел, чтоб впредь все товары, которые к Риге, к Нарве и Шанцу приходили, тамо пристанище имели, также бы персицкие и китайские товары туда же приходили». Так впервые публично было определено «торгово-посредническое» будущее Петербурга — города у моря, где Запад должен был встретиться с Востоком и все вместе — с Новой Россией.

Однако очень скоро стало ясно, что Петербург для царя не просто корабельная пристань. Верх берут более весомые соображения. В письме царевичу Алексею парь писал, что лишив Россию выхода к Балтике, шведы не просто экономически ограбили страну, «но и разумным очам к нашему нелюбоэрению добрый задернули занавес и со всем светом коммуникацию пресекли». Царь в этих строках очень точен и выразителен. Выразителен, потому что он человек барочной культуры, думает именно по-барочному: ведь «занавес» и «свет» — это язык барокко! Точен — поскольку уравнивает выход к морю с приобщением к культуре, выходом к просвещению-свету. Ключевое слово здесь — «коммуникация». Если прежняя Россия делала все, чтобы ограничить связи с Западом, то царь, меняя минус на плюс, говорит об открытости. И символ этих перемен — новый город на Балтике.

Царь не единственный, кто мыслит этими категориями. Уже в 1708 году митрополит Стефан Яворский в своей торжественной проповеди «Три сени Петром господу поставленныя» писал о «несовершенстве» России, отторгнутой от мира. Но все сменилось с пришествием Петра, создателем флота, армии и Петербурга. В итоге «взблаговолил Бог ключом Петровым отверзти врата на видение света». Так стал складываться один из основополагающих элементов образа Санкт- Петербурга — города, обращенного в просвещенный мир.

Основание Петербурга вовсе не означало превращения его, точно по мановению волшебной палочки, или точнее, царской дубины, в столицу. Будущее долго висело на волоске и решалось вдали от него — в Польше, затем на Украине и, наконец, под Полтавою. Не случайно Карл XII язвил относительно отвоеванных и основанных царем в Прибалтике крепостей, которые он собирался удостоить чести быть возвращенными шведской короне. Полтава обратила эти обещания в прах. Перелом в Северной войне стал переломом в судьбе и Петербурга. Петр первым понял это. Не случайно вечером в день баталии он вывел в письме Апраксину строчки, которые стали хрестоматийными: «Ныне уже совершенно камень во основание С.-Петербурга положен с помощию Божиею».


Но какое будущее? Город на болоте, словно в насмешку названный Петром «парадизом» — раем, по мере устроения, желания и возможности стал примерять на себя столичные костюмы. В 1712 году в Петербург переезжают царский двор и часть семейства — царские сестры, вдова и дети умершего брата Ивана, наследник Алексей. Тогда же велено было во время церковной службы называть Петербург «царствующим градом».

В конце 1713 года следом за двором тронулся Сенат с сенаторами. Начался великий исход аристократии из старой столицы. Исход по большей части со вздохами и слезами — страшно было подыматься с насиженных мест, отрываться от родных могил и ехать в проклинаемый про себя «парадиз». Это не выдумка автора. Переводчик прусского посольства И.Г. Фоккеродт, человек любознательный и по-немецки пунктуальный, пишет о странном свойстве русских: в обществе они без устали расхваливают все сделанное Петром, но едва сблизишься — затягивают совершенно иную «песню». Все петровские начинания они «умеют превосходно обращать в смешную сторону, кроме того Петербург и флот в их глазах мерзость, и уже туг не бывает у них недостатка в доказательствах для подтверждения этого положения». Вывод Фоккеродта очень печален: русские ненавидят Петербург.

В 1715 году в Петербурге появились центральные исполнительные органы — коллегии. На этот раз обошлись без переездов. Старые приказы тихо скончались в Москве, уступив место европеизированным коллегиям. Впрочем, обритые и обряженные в парики новоявленные служащие коллегий мздоимствовали и крали с тем же рвением, что и московские приказные. В этом преемственность была соблюдена полностью — и версты, и перемена места на ней не отразились.

После смерти патриарха Адриана царь не разрешал проводить избрание нового архипастыря. В лице патриарха он опасался встретить противника своим планам. В 1721 году был образован Святейший Синод, поставивший церковную власть в еще большую зависимость от самодержавия. Тогда же выяснилось, что в этой смене был еще один смысл: известно, как бы отнесся патриарх к переезду на гнилые невские берега, подальше от почитаемых всеми святынь. Члены новоустроенного Синода перечить государевой воле не осмелились. Собрались и поехали.

К концу жизни Петра Петербург стал средоточием высшей государственной власти, столицей Российской империи. Москва, в свою очередь, превратилась в развенчанную столицу, или, как тоща говорили, в «порфироносную вдову», хотя и первопрестольную. Смысл происшедшего чрезвычайно важен. И дело здесь не в одной пресловутой нелюбви царя к старой столице. Один из показателей глубины всякого реформирования — смена знаков, обладавших сущностными признаками, символами эпохи. Утверждая и насаждая новые символы, преобразователь подчеркивал свою решимость разорвать с прошлым. На смену царю пришел император; Московское царство ушло в прошлое, уступив место Российской империи; Москва была оттеснена Петербургом, как длиннополое русское платье — европейским кафтаном. Миру даже явились обритые щеки и подбородок русских, сокрытые в продолжении стольких веков отечественной истории бородой.

Медаль на основание С-Петербурга. 1703 г.


Перемены не оставляли сомнений, в каком направлении они идут. Они кричали, вопили о европеизации жизни верхов. В Москве же все напоминало о православной старине. Сам воздух, густо пропитанный ладаном, казалось, душил всякое преобразовательное движение. Даже внешний вид хаотически выстроенной Москвы совершенно не соответствовал тому образу «регулярного государства», который собирался соорудить государь. По убеждению царя, Москву как символ, нельзя было уже изменить. Ее можно было только заменить.

Так в русской истории возникло взаимное сосуществование двух символов, двух образов, двух центров притяжения — Москвы и Петербурга. Очень скоро это явление превратилось в феномен отечественной культуры. Причем феномен чрезвычайно многоплановый, заключающий в себе немало семантических смыслов и кодов, равно важных для историков, литературоведов, искусствоведов. Неудивителен постоянный интерес к этой теме, особенно сильный в связи с 300-летием Санкт-Петербурга, юбилей которого актуализирует старые тексты и рождает новые.

Прежде всего, следует напомнить о характере взаимодействия двух символов. Это — соперничество, иногда даже противоборство. Логика замены оказалась обусловленной особенностями русской истории, которая всегда была склонна к заменам резким, со сменой знака на противоположный. С самого начала был запущен механизм противопоставления: в петровском реформировании Россия новая противостояла России древней, объявленной никуда негодной. Противостояние, впрочем, было слишком абстрактным: сознание требовало чего-то более зримого, конкретного. В итоге появился русский вариант «единства и борьбы противоположностей» — спор Москвы с Петербургом и Петербурга с Москвой.

Москва, продолжая древнерусскую традицию, в сознании современников стояла в центре православной земли; Москва — прообраз небесного города, «вечный город», возведенный на холмах (горах — ближе к небу!) В рамках этой парадигмы возможен был лишь спор, с кем обретают святость.

Английская набережная у Сената. Бенжамен Патерсен


Любопытно, что Москву как «срединный город» воспринимали не только на Руси, что естественно. Вспомним выбор Наполеона. Он идет поражать старую столицу, потому что она — «сердце» России в противоположность Петербургу — «голове». Это не просто географическая оценка, сделанная человеком европейской ментальности. Сравнение страны и государства с телом — устойчивый общекультурный архетип. Сердце всегда претендовало на «срединность», срединность ассоциировалась с самой стремниной жизни.

Ко времени появления Петербурга Москва была отягчена множеством мифов и преданий. В сознании уже давно сформировалось восприятие Москвы как города «сорока сороков», царственного града, где процветает святость, как Третьего Рима.

В отличие от Москвы Петербург — подчеркнуто окраинный город. С точки зрения традиционного сознания, это — неисправимый недостаток. Но Петр его преодолевает, меняя всю систему координат. Окраинность, эксцентрическое расположение в представлении секуляризированного сознания есть достоинство, открывающее возможность для культурного обмена. Такой город обязательно пребывает на берегу моря или в устье реки. Здесь реализуется не антитеза «небесное — земное», как в «срединных городах», а «естественное — рукотворное».

По наблюдению Ю. Лотмана, такая оппозиция определила мифологическую будущность Петербурга. С одной стороны, город как символ торжества человека над природой, разума над стихией. С другой, как извращение естественного порядка с последующим наказанием — потопом, мором, неминуемой погибелью.

Это мифотворчество отражается не только на литературе. Влияние его неизмеримо шире: современники все события жизни воспринимают через мифологические стереотипы, именно они предопределяют восприятие, оценку и реакцию на происходящее.

Мифологическая заданность приводит к тому, что создаются крайности в осмыслении города. Первая — город как идеал будущего. Основоположник этого мифа — сам Петр. На берегах Невы он создает «новый Амстердам». Здесь следует вспомнить о том огромном впечатлении, которое произвел Амстердам на царя во время его великого посольства. Амстердам для Петра — это лес корабельных мачт; верфи, одна из которых — Ост- Индийская — стала в продолжении нескольких месяцев местом его напряженной работы; это мануфактуры, лавки, музеи, каналы. Царь пытался уподобить Петербург Амстердаму, сделав его не только административным, но и торгово-промышленным и культурным центром.

Набережная Фонтанны у Прачечного моста. Неизвестный художник


Далее — город-«парадиз». Даже письмо, написанное в день наводнения, которое заставило жителей сидеть, как птицы, на крышах и деревьях, Петр закончит: «Из Парадиза, или Санктпитербурха, в 11 день сентября 1706 года». «Парадиз» — это еще и рай, святость государственного интереса.

А противоположная крайность — это Петербург, город Антихриста. В устах Д.М. Голицына, человека умного и самостоятельного, Петербург — место, пораженное антоновым огнем. Именно с подобным стереотипом связан миф о Петербурге — городе «на костях».

Горячейший и триумфальный город, Построенный на трупах, на костях, — писал Максимилиан Волошин.

И все-таки всем льстило, с какой быстротой был создан Петербург. Но далее противники Петра задавались вопросом: «А какой ценой?» Цену представляют несообразной — город на «костях». Между тем работы историков показали, что размах смертности сильно преувеличен. Строили, как обычно строили — не особенно жалея людей, но и не закапывая их сотнями в ямы.

И еще одна трактовка: Петербург — это как бы пустое место, место без прошлого. Петру с его установкой на разрыв со стариной была нужна именно такая географическая точка. Стоит вспомнить хрестоматийный случай, как раз происшедший в устье Невы в начале мая 1703 года, когда Петру удалось взять на абордаж два шведских судна — «Гедан» и «Астрил». Атака была совершена на 30 лодках, что, конечно, было само по себе дерзостью. К удовольствию царя боярин Стрешнев сообщил, что искать «нечево, примеров таких нет», и Петр приказал отчеканить памятную медаль с необычной подписью: «Небывалое бывает».

По сути, Петербург и есть вариант превращения «небывалого в бывалое». Желательно при этом не быть отягощенным историей. Новое создается торжествующим разумом, с чистого листа.

Среди символов, которыми общественное сознание наделило обе столицы, для Москвы более всего характерны дерево и огонь, для Петербурга — вода и камень. «С водой стоячей, вправленной в гранит», так и М. Волошин писал. И неслучайность этих символов очевидна. Символика Петербурга — антитеза рукотворного и природного, стихии и культуры, разума и хаоса. Камень изначально оказался связан с образом Петербурга. Сам Петр неоднократно обращался к нему.

И еще важная деталь. Все крупные проповедники петровского времени любили обыгрывать значение имени Петра — «камень» и особенно евангельские слова о Петре как камне — фундаменте грядущего будущего. Так осуществлялась сакрализация Преобразователя.

Но еще раньше Симеон Полоцкий пророчествовал еще ничего не сделавшему Петру «владельное стояние» на суше и на море. При этом Петр сравнивался с камнем, «являющим собою твердость». До Петербурга было еще очень далеко. Но как подошло его имя к тому, что пришлось делать на берегах Невы!

Камень становится символом культуры эпохи Петра. Потому не случайны сравнения императора со скульптором, а Петербурга — с его лучшим творением. Есть и более широкий образ-толкование: Петр, высекающий из дикого камня прекрасную Россию.

Камень противопоставлен стихии — юле. Культура упорядочивает хаос, укрошает стихию, как камень — воду. Но одновременно вода — это то, что служит символом потопа, уничтожения, интерпретируемого в самом широком диапазоне: от неминуемой гибели возгордившегося человека, покусившегося в ничтожестве своем на могущество природы, до гибели как рока.

На первый взгляд, и московская символика может интерпретироваться так же. Дерево рукотворно, огонь хаотичен и неуправляем. Однако в московских мифах огонь обретает небесный смысл, а бесконечные пожары превращаются в наказание за грехи и в справедливое мщение.

Противопоставляя Москву Петербургу, люди наделяют прежние образы новыми текстами и кодами. Деревянная Москва и каменный Петербург — это образы старой и новойРуси. Петербург с его архитектурным единством — признак европейской государственности. Москва с ее разнообразием — стиль первопрестольной в разностилье, — как бесспорное проявление национального духа и уклада жизни.

Далее в развитии образов чрезвычайно важным становится отношение к «деревянной» Москве и «каменному» Петербургу. Рукотворность, «искусственность» Петербурга породили осмысление петербургского пространства как театрального. Театральность Петербурга — в постоянном разделении города на сценическую «официальную часть» и на зрительный зал. И потому — «обвинение» в неискренности, ирреальности, призрачности.

Москва при всей своей экзотике подчеркнуто нетеатральна, естественна. Москва святая, благовестная, она раздольна, широка, многоцветна, пьяна и патриархальна. Москва — матушка, всегда приютит, обогреет, умилосердствует. В чиновной Северной Пальмире все во фрунт, все в гербовых пуговицах, все строго. В старой столице — проще, «расстегнутее». Впрочем, и Петербург не остается в накладе, «обвиняя» Москву в невежестве, аляповатости, кликушестве, суеверности, беспробудном пьянстве и т.д.

Этот спор имеет множество оттенков, отражавших общественные настроения. Вот Лермонтов, истый москвич:

Увы! Как скучен этот город,

С своим туманом и водой!

Куда не взглянешь, красный ворот,

Как шиш торчит перед тобой;

Нет милых сплетен — все сурово,

Закон сидит на лбу людей;

Все удивительно и ново —

А нет не пошлых новостей!

Доволен каждый сам собою,

Не беспокоясь о других,

И что у нас зовут душою,

То без названия у них!..

Известна оппозиционность «обиженной» Москвы, которая взирала на Петербург, как на незаконнорожденное и неблагодарное чадо, узурпировавшее ее наследственные права. Подобно тому как первенствующее дворянское сословие, имеющее все права, кроме политических, в лице лучших своих представителей восполняло свое бесправие обостренным отношением к личной чести и достоинству, так и Москва своим «ворчанием» выказывала общественное недовольство правящим Петербургом.

Был ли с того результат? Или в самом деле все выливалось в пустые толки и болтовню? Теперь ясно, что не под одни только орудийные громы на Сенатской площади формировалась оппозиция самодержавному строю. Она вызревала и в московских салонах, в атмосфере критики и неудовлетворенности действиями властей. Оппозиционность эта была разной закваски. Но понятно, например, что российский либерализм славянофильского оттенка лучше рос на московской почве и куда хуже — на петербургской. «Москва по сердцу — не по идеям — всегда была либеральной» — заметил в 1926 году Г.П. Федоров.

Петербургом Петр отвергал Москву и все то, что она собой символизировала. Но настолько ли глубок был разрыв, как это принято считать?

Прежде всего, следует напомнить о такой особенности русской истории, как последовательная смена политических центров, совпадающих с важнейшими этапами политического развития. Киевская Русь. Владимирская Русь. Московская Русь. Московское царство. Огромное значение символа, знака, какой приобретала столица на каждом этапе истории, оборачивался необходимостью в смене этого знака. Внешне это воспринималось как ритуальное очищение, освобождение от груза прошлого, без чего невозможно дальнейшее движение. Но в этой новизне уже была своя устойчивая традиция: движение при условии смены столиц. Так что при всей внешней парадоксальности Петр со своим отрицающим Москву Петербургом выступает как традиционалист.

Конечно, едва ли сам Петр согласился бы с подобным определением. Он ощущал себя преобразователем, создателем совсем иной России. С самого начала строительства Петербурга царь стремился придать ему особый образ.

В 1717 году обер-иеромонах Балтийского флота Гавриил Бужинский так обосновал особый статус «царствующего града». Петербург, по признанию иеромонаха, поставлен на «честном, красном, веселом и выгодном месте».

«Честное» — оттого, что здесь некогда Александр Невский одержал победу над шведами — напоминание важной для русских людей мысли о преемственности, незримой связи Петра и Александра Невского. Петербург возникал вовсе не на «пустом месте», а обретал небесного покровителя, к тому же покровителя воинства, что вполне отвечало «военному» статусу новой столицы.

«Красное» — красивое. Но едва ли Бужинский думал о красоте: для него присутствие этой категории было обязательным, поскольку это нечто большее, чем этическое понятие, это признак особого Божественного расположения: место, устроенное Создателем, «парадиз». А такое место, естественно, может быть только «красным».

«Веселое место» — не просто веселость. А радующее изобилием, вселяющее радость и бодрость место.

Обоснование напоминает скорее увешевание. Так оно и есть. Гавриил Бужинский обрушивается на противников нового града, не понимающих, что «кая [какая] победа бывает без урону».

«Выгодное место» — здесь больше рационального и всем понятного. Бужинский — человек нового времени, но отрешиться от многих старых представлений он не стремится, да и не может. Он апеллирует к прошлому, использует его образы, приемы и ассоциации.

Сенатская (Петровская) площадь и памятник Петру I. Бенжамен Патерсен, 1799 г.


Не может отрешиться от прошлого и Феофан Прокопович. Феофан строит официальную концепцию Санкт-Петербурга и, как истинный идеолог, привносит в нее вымысел. Таков закон жанра. Вымысел превращается в реальность, в которую положено слепо верить и которая со временем становится аксиомой. В «Истории императора Петра Великого» Прокоповича царь сам закладывает Петропавловскую крепость, хотя в действительности этого не было. Тогда же на военном совете город получил свое имя, соименное имени императора, тогда как на самом деле название город получил позднее, в день святых апостолов Петра и Павла. Таким образом, из истории Петербурга была изгнана случайность.

Несмотря на нарочито подчеркиваемую разницу между старой и новой Русью, связь эта была неестественна и неразрывна. Не только из-за взаимовлияния, преемственности культур. При всей масштабности преобразований модернизация страны не затронула фундаментальных основ общества и государства. Европеизация без глубокой модернизации — вот формула происшедшего, потому что бурный поток реформирования был ограничен абсолютизмом и крепостничеством. Но как туг не вспомнить, что оба эти берега — наследие Москвы, Московского царства, которое старательно, веками, кирпичик к кирпичику возводило здание самодержавия на крепком растворе крепостной зависимости.

Теория Москва — Третий Рим в век Просвещения обветшала и стала несуразной, как несуразной была бы ферязь в окружении париков и мундиров. Но ведь половина этих мундиров были перешиты из старых платьев! Перешита, перекроена, поновлена была и старая теория. Мысль об особой, мессианской роли православного государя и его государства не канула в Лету. Она стала неотъемлемой частью имперской доктрины и политики, только — совершенно в духе Петра — святость была подчинена государственности, не благость и священство, а власть и царство. Эта «имперская сторона» старой доктрины получила соответствующее ей новое оформление и выражение, частью которой и стал Петербург, «новый Рим» на берегу Невы.

Следует говорить не только о внутренней связи Москвы и Петербурга. В отечественной истории они еще и дополняли друг друга, а значит — взаимодействовали. Эта взаимодополняемость играла важную роль во многих сферах — в политике у власти существенно расширялось поле для маневра. Хозяева Зимнего дворца не случайно ездили венчаться в Москву. Здесь власть возвращалась к самым своим истокам, набиралась чисто русского, самодержавного, православного, крепостнического начала. Но та же власть уже не мыслила свое существование вне европейского контекста и не могла обойтись без общения с Западом. Для первого нужна была Москва, для второго — Петербург.

Екатерина II казнила в Москве Пугачева, но не потому, что до Петербурга его было далеко везти. Помещичья Москва жаждала крови Злодея, причем крови пролитой на старый образец, с четвертованием. В Петербурге этого сделать было нельзя *— она могла бы из-за Пугачева потерять репутацию просвещенного монарха, какой прослыла в Европе. Потому крепостническая Москва была более подходящей для средневековой казни, чем обставленный посольскими особняками Петербург.

Породив спор и соперничество двух столиц, царизм не без успеха для себя эксплуатировал укоренившиеся в жизни представления о столицах. В трудные военные годины, когда необходимо было мобилизовать нравственные и духовные силы всей нации, власть обращалась к образу. Москвы. Так случилось в 1812 году с падением Первопрестольной и со знаменитым московским пожаром, огонь которого воспламенил русские сердца, а зарницы высветили скорую гибель Великой армии.

В извечном колебании власти между движением и топтанием, реформой и приверженностью к традиции Петербург оставался символом движения по воле сверху, Москва — прибежищем консерватизма и незыблемости устоев. Самодержавие маневрировало, прибегая по необходимости к той или иной стороне самосознания общества.

В свое время Белинский пророчествовал: «Петербург и Москва — две стороны или, лучше сказать, две односторонности, которые мшут со временем образовать своим слиянием прекрасное и гармоничное целое... Время это близко: железная дорога деятельно делается». Через 150 лет академик Д. Лихачев мечтал о Москволенинграде (теперь мы скажем — Москвопетербурге). Смысл все тот же: два культурных пространства, связанных скоростной трассой, превращаются в одно. Не в смысле смешения по принципу коктейля, а в доступности культурного обмена и активного взаимовлияния.

Ясно одно — во взаимодополняемости двух столиц находят свое проявление базисные черты российской цивилизации. То есть те черты Востока и Запада, которые позарез нужны для развития и которые, тем не менее, никак не выплавляются в «гармоническое целое».

Может быть, потому, что мы по-прежнему смотрим сразу в два зеркала?


Григорий Каганов

Как выглядит Петербург?

Откуда узнают люди, как выглядит их город?

Вопрос странный. Ходят, смотрят и узнают. Но ведь смотрят они на прохожих, на витрины, на торговые палатки и прочие подробности городской жизни. А как складывается сам образ города, его целостность, его сущность, то, чем различаются города? Такой образ не возникает стихийно, а долго, постепенно формируется всей художественной культурой. Григорий Каганов, блестящий историк архитектуры, потомственный петербуржец, рассказал об этом в нашем журнале много лет назад (1984, № 10) на примере Петербурга. Мы сочли возможным, учитывая юбилей северной столицы, перепечатать несколько фрагментов прежнего исследования, добавив, что речь идет о первоначальном образе города.

На протяжении долгой своей жизни город и его образ, естественно, претерпевают изменения. Но это уже — другая тема.


Эпизод первый
Новый город несколько лет как объявлен официальной столицей. В 1716 году по царскому указу был «вырезан на медных досках градорованным художеством сей царствующий град Санкт-Петербург, которой и напечатан в прешпект, на многих листах обширностию состоящий». На одном из листов гравером А. Ростовцевым изображена главная площадь новой столицы — Троицкая. Это ровный прямоугольный плац, обстроенный по периметру «на голландский манир» и выходящий на реку отличной набережной, к которой швартуются морские суда. Площадь полна народа, карет, штабелей товаров, сгруженных с судов.

На гравюре сама площадь показана с такой высоты, с какой человек никогда не мог ее увидеть, — с высоты полета тех трубящих слав, которые часто населяют верхнее поле гравюр того времени.

Совершенно иной предстает площадь в рисунках Ф. Васильева, «которыя он делал про Его Величество», то есть скорее всего по царскому заказу, в 1719 году. Мы видим совершенно безлюдный пустырь в рытвинах, а на нем невзрачные мазанки и покосившиеся плетни. На пустыре пасутся коровы. Трудно поверить, что изображено то же самое место. И, тем не менее, это так, но изображение дано с роста человека, находящегося посреди города. Поэтому в поле зрения попадают места и предметы самые обыденные. И город не удален от зрителя, а подходит к нему вплотную, не пытаясь казаться лучше, чем есть он на самом деле. С этой внутренней, «включенной» точки зрения Петербург полностью лишен того «регулярства» и «сгройства», которые так заметны при взгляде извне.

Очевидно, обе точки зрения нуждаются друг в друге и только вместе придают образу известную стереоскопичность. В сущности, художественная биография города — это история взаимоотношений «взгляда извне» и «взгляда изнутри».


Эпизод второй
Приближается 1753 год — пятидесятилетний юбилей столицы. Его решено отметить выпуском нового «Плана столичного города Санкт-Петербурга с изображением знатнейших оного проспектов» (то есть видов).

Эти виды выполнил с натуры «градоровальной и ландкартной палат» подмастерье М. Махаев. Обычно он рисовал с довольно высоких точек — с колоколен, триумфальных ворот и т.п. «Проспекты», по словам Махаева, «рисованы были для архитектурных предсгавлениев точнаго строения», и главное в них — сама застройка города, а не жизнь, которая в нем идет.

А. Брюллов, Сенная площадь, 1822 г.

А. Ростовцев. Троицкая площадь, 1716 г.

Ф. Васильев. Троицкая площадь. 1719 г.


Эпизод третий
В 1779 году в Россию приехал итальянский архитектор Дж. Кваренги, и с самого начала 1780-х годов появляются его натурные зарисовки Петербурга. В них ощущается совсем иное, чем у Махаева, видение города. Кваренги прежде всего выдерживает высоту точки зрения, свойственную реальному пешеходу, и извлекает из этого замечательный художественный эффект. Вот, например, «Вид Сенатской площади». Низко взятый горизонт ставит на одну отметку и монумент Петра I, и бывший дом Бестужева-Рюмина, и Академию художеств далеко за Невой (самой реки на рисунке не видно). Благодаря неожиданному сопоставлению их высот, измененных расстоянием, создается образ необыкновенно глубокого пространства.

Скажем, «Улица на окраине Петербурга» привлекла его вовсе не архитектурой: редкие дома едва видны по бокам. Зато хорошо видно мостки, перила, заборы, фонари — все то, с чем в первую очередь имеет дело реальный пешеход. Именно на его позицию и встает в данном случае Кваренги, его глазами смотрит на место, как будто ничем не замечательное. Это типичный «взгляд изнутри», родственный взгляду Ф. Васильева.


Эпизод четвертый
Восемью годами позже Кваренги, в 1787 году, в Петербург приехал шведский художник Б. Патерсен. Вообще его специальность — «портреты и исторические пиесы», но через несколько лет он начинает писать и гравировать виды Петербурга, имеющие огромный успех. За короткий срок Императорский Эрмитаж приобретает 22 его работы. И одновременно появляются знаменитые пейзажи Ф. Алексеева, выпускника Академии художеств, прошедшего дополнительную выучку в Венеции. Трудами обоих художников образ Петербурга получил к столетию города великолепную, классически ясную формулировку. В ней синтезировались «взгляд извне» и «взгляд изнутри», до сих пор резко противоположные.

«Вид Петербурга на Неве-реке» Ф. Алексеева и в еще большей степени «Вид Дворцовой набережной от Петропавловской крепости» Б. Патерсена, написанные в 1790-х годах, изображают прославленную невскую набережную в виде узкой полосы между просторами неба и воды. Набережная одновременно соединяет и разделяет две ясные, покойные стихии и составляет с ними единый круг просветленного бытия. Мир осмысленной и гармоничной природы, завершенной творениями высокого искусства, выразительно противостоит миру человека в его «низкой» будничности.

Именно в это время частный дворянский интерьер становится одной из главных тем русской художественной культуры. Образ небольшого замкнутого пространства, отделенного от окружающей среды, но способного вместить целый мир, приобретает такое значение, что в самом городе тоже начинают видеть своего рода интерьер, в котором идет обычная городская жизнь.

Дж. Кваренги. Улица на окраине Петербурга 1780-е гг.


Эпизод пятый
С 1816 по 1819 год в Петербурге появляются первые русские литографские заведения, сперва для чисто военных, а потом и ддя художественных нужд. С 1820 года выходят в свет целые серии городских видов, более или менее общедоступных. В это время возникает Общество поощрения художеств, и одним из его начинаний было «издание примечательных зданий Санкт-Петербурга», чтобы «памятники зодчества, украшающие ныне столицу Русскую и своею огромностию, изящностию и историческими воспоминаниями внимания достойные, были собраны и... сохранены для потомства». Итак, цель общества — фиксация произведений архитектуры. Но в сериях, изданных обществом в 1821 — 1826 годах и имевших огромный успех у публики, оказалась зафиксированной не столько архитектура выдающихся зданий, сколько идущая вокруг них будничная жизнь. В уличной толпе на литографиях появляются портретные фигуры.

Город представляется своего рода интерьером. Но главное свойство интерьера состоит в том, что его можно увидеть только изнутри. И город, воспринятый изнутри городской жизни, оказался устроенным наподобие комнаты или залы.

Б. Патерсен. Вид Дворцовой набережной от Петропавловской крепости, 1799 г.

П. Иванов по рисунку В_ Садовникова. Панорама Невского проспекта (фрагмент), 1835 г.


Эпизод шестой
В 1830 году выходит в свет первая, а в 1835 году — вторая часть знаменитой «Панорамы Невского проспекта». Это длинная лента литографских листов, изображающих полную развертку обеих сторон проспекта. Рисовал ее В. Садовников. «Здания, — сказано в комментарии к «Панораме», — срисованы с натуры с удивительною верностию, ни одна вывеска не забыта... Это самый похожий портрет... Невского проспекта. Многие из его обыкновенных посетителей попали на панораму». Здания, стало быть, узнаются по вывескам. Приметами архитектуры сделались расхожие аксессуары городского быта, а «физиономия» улицы приобретает выражение благодаря «обыкновенным посетителям». С их позиции и сделана «Панорама».

Если застройка, даже самая лучшая, понимается как фон городского быта, то в свою очередь обиходные вещи становятся фоном для изображения города. Городскими видами украшают почтовую бумагу, абажуры, посуду, их развешивают по стенкам и рисуют на оконных занавесках. Как быт стал частью образа города, так и образ города стал частью быта.


Эпизод седьмой
К середине 1840-х годов в русской словесности складывается так называемая натуральная школа, требовавшая писать «быт общеетвенный и нравы» с натуры, «наблюдая предметы и видя их точно так, как они представляются в суматохе жизненных отправлений, в толкотне, разладице, в драке». Этому призыву следовали и художники. Виды города превращаются в изобразительные фельетоны.

В это же время происходит существенный сдвиг в понимании пространства как такового. Центральная пустота, доминирующая в начале XIX века, к сороковым годам оказалась обжитой и заполненной.

Санкт-Петербург. Вид на Кунсткамеру

М. Добужинский. Домик в Петербурге 1905 г.


Эпизод восьмой
В 1865 году Ф. Достоевский пишет «Преступление и наказание». Его герой, умный и чувствительный разночинец, смотрел на Неву, Английскую набережную, Сенатскую площадь, Адмиралтейство и Зимний дворец, и «духом немым и глухим полна была для него эта пышная картина». Все то, что радовало глаз в пушкинские времена, стало для человека шестидесятых годов чужим и ненужным. Передовая интеллигенция начинает ненавидеть Петербург. Он считается казенным, мертвенным, бездушным. Художественному видению город стал представляться каким-то нагромождением изолированных ячеек, в каждой из которых происходили свои крошечные события.

Принципиальная фрагментарность видения свойственна всем героям Достоевского. Город для них — не единая картина, а странная совокупность углов, подворотен, лестниц, мостиков, сцепленных с какими-нибудь событиями или впечатлениями, странная и бессвязная, конечно, для «взгляда извне», но для «взгляда изнутри» (изнутри душевной жизни героя!) составляющая сложное и подвижное единство. Взгляд на город устремлен из глубин индивидуальной психики. «Отсчет» образа города от живой личности открыл писателю особенности восприятия пространства, которые только сейчас экспериментальными методами начинает осваивать наука.

М. Дабужинский. Английская набережная в снегу, 1922 г.

М. Дабужинский. Львиный мостик, 1922 г.

А. Остроумова- Лебедева. Крюков канал. 1910 г.


Эпизод девятый
В первые годы двадцатого века, в преддверии двухсотлетнего юбилея города, возникает «Мир искусства». Несколько лет деятельности этой небольшой группы энтузиастов полностью перевернули отношение общества к «мертвому», «казенному», «бездушному» городу. В этом монстре они обнаружили жизнь, разнообразие, душу. Превращение напоминало известный финал «Аленького цветочка»: отвратительное чудище, если отнестись к нему с любовью, становится сказочным красавцем.

«Мир искусства» реабилитировал все те ценности, на которых строился образ классического Петербурга. По теперь художественное воображение отделило тело города от его человеческого наполнения. Город сам по себе уже есть живое существо, и люди совсем не нужны для того, чтобы проникнуть в его тайную и увлекательную жизнь.

У Петербурга оказалось много разных лиц. Он может тесниться могучим каменным лесом, как у Е. Лансере, а может, как у А. Остроумовой-Лебедевой, превратиться в зачарованное царство узких каналов и золотых небес, заставляя вспомнить стихи К. Бальмонта о «тихом Амстердаме». Но особенно многообразным умеет его видеть М. Добужинский. Он вглядывается в город с небывалой пристальностью и с такой короткой дистанции, что ему становятся видны как бы микроструктуры городского тела и микропроцессы городской жизни, недоступные обычному взгляду.

Взгляд Добужинского — это, конечно, «взгляд изнутри», но изнутри среды, населенной не людьми, а вещами. Петроград, опустевший в годы Гражданской войны, оказался для художника переполненным вещами бездомными и бедствующими. И вот что существенно: когда на первом плане оказываются несчастная обгоревшая будка или баржи, разгромленные и вмерзшие в невский лед, или разбитые фонари, там и сям торчащие из сугробов, то всякий раз величественной петербургской архитектуре, отодвинутой на задний план, отводится роль безучастного свидетеля гибели вещей. А ведь именно с этими вещами человек имел лело постоянно и вплотную — он их трогал, они были на уровне его глаз. Смерть городских вещей равносильна исчезновению обычных человеческих смыслов среды. И наоборот, пока вещи живы, они как бы гарантируют пригодность среды для обитания. Лев на тумбе оказывается добрым гением, хранителем города.

Балтазар де ла Траверс. Вид на Неву и памятник Петру I.  1780-1790-е гг.


Только преобразованный жизненный материал остается в памяти культуры и «тленья убежит». Художественный образ города, следовательно, сохраняет известную независимость от своего реального прообраза. Благодаря этому он может существовать и тогда, когда самого города уже (или еще) нет.

Художественными образами города, как годовыми кольцами дерева, отмечаются фазы развития культуры. Эти образы могут находиться в самых разных отношениях между собой, могут даже входить в противоречия, но только все они вместе составляют бессмертную душу города.


Исторические чтения
Игорь Андреев

Воспоминание о неслучившемся

История — дама капризная, своенравная.


Чего только не творит она, путая, словно карты, народы и государства, смахивая с лица земли города и страны! По прихоти ее одни возвышаются, другие обращаются в прах, тлен.

Петербург, Петроград, Ленинград за трехсотлетнюю свою историю столько повидал, участником стольких — и ужасных, и прекрасных, и таинственных — свершений был, что сам стал историей, творящей судьбы людей.

Историк, писатель Игорь Андреев предлагает читателю другой возможный вариант истории восшествия на царство Екатерины II, который мог бы осуществиться, однако История того не пожелала. Но и другой вариант, не случившийся, также нехорош и преступен, и город молча так же содрогнулся бы, вбирая в себя память истории.

Скорбно признавать, но благодетель мой, государь Петр Федорович, был трус. Я это понял по тому, как он испуганно озирается. В наших мальчишеских драках то был верный признак. Озирается — значит, прикидывает, как лучше дать деру. Тут уж нельзя зевать: кровь из носа, но дави, чтобы страх пробрал до самых печенок. Кричи, бей первым, царапайся, даже если твой противник на голову выше.

Озираться государь стал, когда к нему подскакал офицер и доложил, что на заставе гвардейцы повернули его назад, крикнув вслед, что все полки в столице присягнули императрице Екатерине Алексеевне.

— Насилу ушел, Ваше Величество,

— испуганно говорил офицер, оправляя съехавший на ухо куцый парик. — А может, и нарочно отпустили. Ведь Алешка Орлов коня под уздцы уже держал. Должно, сильны ироды!

Вот здесь государь и стал озираться. Сначала втянул голову в плечи, а потом оглянулся. Раз, другой. И меня увидел. Я стоял с ведром родниковой волы, которое нес матушке. Жили мы на хозяйственном дворе, куда государь и наследником-то никогда не захаживал. Вот я и застыл от удивления, скособочился набок: ведро было тяжелое. Но когда Петр Федорович посмотрел на меня, то я поневоле выпрямился, так что вода плеснулась из ведра на ноги.

— Пить, — сказал государь.

Ему был поднесен бокал с вином. Петр Федорович бросил бокал в траву.

— Воды.

Придворные растерялись. Всем было известно, что государь Петр Федорович не пьет воды. Всем, но не мне. Обойдя двух застывших придворных — только шипение в спину: «Ты куда?», — я подтащил ведро к ногам государя, посмотрел бокал на свет

— не треснул ли — и зачерпнул воды.

— О, мой Гот, — простонал кто-то, увидев, как Петр Федорович пьет воду из ведра, окрашенного в песочный цвет, цвет конюшни.

Пил государь потешно: желтые зубы клацнули о стекло, острый кадык прокатился по птичьей шее. Половина воды пролилось на мундир, но государь даже не заметил этого.

— Этот мальчик служит мне лучше, чем вы все, — неожиданно звонко прокричал Петр Федорович. — Вы все, все в сговоре с этой потаскушкой!

— Государь, не все потеряно. Императрица сделала первый ход — ответ за вами.

— Кем ходить?! Вы все пешки. Пешки! Что вы кривитесь, господин Глебов? Это ведь я пил воду, а не вы.

— И пешки фигуры, если они стоят рядом с королем.

—- Черт побери, за такие слова я бы вчера охотно пожаловал вас табакеркой. Но сегодня... Проклятая страна, где подданные предпочитают юбку вместо штанов. Здесь никто недостоин меня. Уеду в Голштинию.

— Государь, позвольте заметить, для вас путь в Голштинию лежит через Петербург, — сказал Глебов.

Я сразу смекнул, что это чрезвычайно упрямый господин. Он даже говорил, как бодался, упрямо выставив вперед лобастую голову. Может быть, оттого каждое сказанное им слово приобретало вес и значительность. Вскоре я узнал, что сенатор и камергер Николай Иванович Глебов слыл при дворе тяжелым, настырным человеком, с которым даже Петр Федорович предпочитал не связываться.

— Что ты имеешь в виду?

— Сейчас бежать от опасности — значит потерять все! Надо ехать навстречу мятежникам и затоптать бунт, покуда он не разгорелся.

— Да он уже бушует вовсю!

— Ну так залейте его кровью, как это сделал ваш дед Петр Великий.

— И залью, — зловеще пообещал государь. — Непременно залью.

Тучный господин в голштинском мундире по-бабьи всплеснул полными руками.

— С кем вы пойдете навстречу гвардейцам? Да они только и ждут, чтобы схватить вас. Господин сенатор, ваша партия написана в апартаментах императрицы.

Я тогда по юным летам своим не понял, что это за написанная в покоях Екатерины Алексеевны «партия». Зато Глебов сильно разозлился.

— Кажется, это вы, Ваше Высочество, отговорили своего племянника арестовать императрицу? Не думаю, чтобы ей тогда удалось устроить этот бунт.

—Да, дядя, как это понять? — сказал государь, живо оборачиваясь к тучному голштинцу, оказавшемуся принцем Георгом, дядей императора.

Принц не стушевался.

— Все равно я прав. На званом обеде арестовывать императрицу? Стыдно, господа! Такое надобно делать по-тихому, чтобы не пятнаться. Впрочем, теперь не время считаться.

— Ах, не время! Да не отговори вы меня тогда, то сейчас Катька бы сидела за караулом и не кипятила бы заговор!

Неожиданно на помощь принцу Георгу пришел сенатор Глебов.

— Его высочество прав, считаться не время. Надо ехать в столицу.

— Только не в столицу! — возразил принц. — Сначала в Кронштадт, потом на корабле в армию. Гвардейцы мастера только в трактирах задираться, против армейских обстрелянных полков им в поле не устоять.

Мое сердце было на стороне господина Глебова. Он предлагал драку сейчас, не откладывая. Но недаром император озирался. Он ухватился за совет дяди.

— Флот — это мысль! За стенами Кронштадта и флотом мятежникам меня не достать.

Я вдруг почувствовал, как кто-то тронул меня за плечо и потянул в сторону. То был сенатор Глебов.

— Беги в Монплезир, найди княгиню Елизавету Романовну Воронцову. Знаешь ее?

Кто же не слышал о княгине Воронцовой, фаворитке императора? Я собственными ушами слышал, как батюшка рассказывал матушке, будто распалившись княгиня устраивает императору выволочку — хлещет по шекам. А тот терпит. Вот какую силу взяла.

Рубль Петра III. 1762 г.


— Передай, Николай Иванович Глебов слезно просит ее пожаловать сюда. Немедля. Скажи, вопрос жизни и смерти. Не придет — быть ей в забвении.

— А если княгиня мне не поверит? Или меня к ней не пустят?

Глебов содрал с пальца перстень.

— Вот это отдашь. Ну, беги!

Я сразу почуял, что в такой день любая услуга окупится сторицей. Не случайно наш род уже сто лет служит голштинским владетельным особам. Мой прадед подавал трубку еще первому герцогу Гольштейн-Готторпскому Фридриху. Мой отец сопровождал молодого великого князя, будущего Петра Федоровича, когда он ехал по воле императрицы Елизаветы Петровны в Россию, чтобы стать наследником престола. Правда, потом императрица повелела от наследника голштинских слуг отстранить. Батюшка был определен в Петергоф прислуживать гостям и обучать приличным манерам придворных служителей. Здесь он и матушку встретил, и меня стал наставлять в немецком языке и искусстве слуги при высоком господине.

Батюшкины уроки пошли впрок, потому что бежал я к княгине Воронцовой так, будто за мной гналась свора медынских кобелей, которых выпускали для охраны парка зимой. Переполох между тем во дворце Монплезир был такой, что меня пустили к княгине по одному слову, без всякого перстня. Она велела дважды повторить то, что наказывал передать Николай Иванович. Тотчас лицо ее покрылось неровными красными пятнами, словно на нее плеснули кипятком. Потом велела:

— Показывай дорогу.

Я повел ее на хозяйственный двор, уже не зная, застану ли там господина Глебова с императором. Княгиня шла необычайно быстро, размашистым солдатским шагом, отчего ее широкое платье-робронд раскачивалось, точно набатный колокол. Я едва успевал опережать ее, прикидывая, как быть с перстнем — отдать сразу или повременить? Батюшка наставлял, что всегда надобно быть честным, но и своего не упускать. Так как следовало поступать сейчас?

Глебов первым увидел Воронцову и, пользуясь всеобщим замешательством, поспешил ей навстречу. На ходу, пригнувшись, что-то горячо зашептал ей. Я знал: когда господа говорят, слушать нельзя. Зато можно подслушивать. «Детинушка колеблется... Все на кон поставлено... Ей сейчас проиграть, всю жизнь прозябать...» — донеслось до меня.

— Ах, оставьте, Николай Иванович, мы ни при ком не пропадем, — возразила княгиня. Тем не менее, подойдя к императору, она твердо спросила:

— Что решили делать?

Император на ее грудной голос подобрался, петушком выпятил грудь:

— У нас военный совет. Ступай, Лиза, не мешай.

— Знаю я ваши советы — одни разговоры. Лучше скажи, послал ли адъютантов за войсками?

— Войска нету. То есть есть, но его надо назад отбить.

— Ну так и отбивай. Или вы от страха всю храбрость растеряли? Так я вам ее одолжу.

— Ты ничего не понимаешь! — разозлился император и даже ногой притопнул. — Это тебе не в Зимнем на балу. План кампании обдумать надо, а потом уже неприятеля бить.

— Потому и говорю так, что не в Зимнем, — возразила Воронцова. — С неприятелем, чтоб его побить, сойтись надо, а не разговоры разводить. С Богом и шпагой — вперед, вперед!

Тут один за другим стали подъезжать голштинские офицеры и докладывать, что подставы и галера готовы. Подставы — для похода на Петербург. Галера — для бегства в Кронштадт.

Все умолкли. Даже княгиня, собравшаяся было и далее возражать государю, выжидательно уставилась на него. Тот, не зная, на что решиться, грыз ноготь. И вновь, как в прошлый раз, раздалось:

— Пить!

Здесь все заметили меня.

— Ты все крутишься, — досадливо воскликнул Глебов. — Давай сюда перстень да ступай вон.

Я от обидьг защемил губу. Это после всего-то ступать вон! Тем более что государь сказал «пить». Не обрашая внимания на окрик Глебова, я зачерпнул из ведра воды и подал бокал государю. Император в один глоток осушил его.

— Так что порешили, господа?

— По коням, государь! — воскликнул Глебов.

— В Кронштадт! — возразил принц Георг.

Княгиня Воронцова в ответ фыркнула:

— Меня на море укачивает. Так что... увольте!

— Надо кинуть жребий, — оживляясь, неожиданно объявил Петр Федорович. — Да-да, жребий. Бог не оставит меня, подскажет. Дайте мне рубль.

Глебов достал из кармана кожаный через (а мне-то с таким большим кошельком: ступай вон без награды!), выудил сверкающий рубль: гордый профиль, пышная грудь — императрица Елизавета Петровна.

— Нет, ты дай мой рубль, — приказал Петр Федорович.

Придворные, конфузясь, принялись перетряхивать карманы и кошельки. Серебра и меди в них было с избытком, но все — чеканки Елизаветы Петровны. Наконец, дядя императора, издав радостный вопль, достал рубль новой чеканки.

— Господь меня не оставит, — перекрестился Петр Федорович. — Если выпадет орел — едем в Кронштадт. Я — идем на Петербург!

Мне до смерти захотелось узнать, что это за странное «я». Все знают, что у монеты есть орел и решка. А тут — «я»? Это что-то новенькое...

Пущенный винтом вверх рубль угодил в самую траву. Придворные кинулись было к месту падения, но их остановил окрик императора:

— Не сметь! Пускай поднимет невинное дитя.

Я сначала не понял, что это про меня. Но государь, больно ушемив меня за ухо, подтолкнул к месту падения монеты:

— Поди принеси!

Я раздвинул траву — рубль лежал орлом вверх. Но что значит это странное «я»? Торопливо, покуда никто не подошел, я перевернул монету. Там была обыкновенная «решка» — чеканный профиль императора Петра Федоровича, совсем не похожий на настоящего. На монете он был Бог и герой сразу, а в жизни — человек, который озирается. Только тогда я сообразил, что значило это «я». Ведь для него решка в самом деле было Я.

— Неси же! — нетерпеливо выкрикнул государь.

Я вздрогнул, положил рубль на распятую ладонь решкой вверх. Теперь я знаю, что тогда творил историю. Но тогда шел и гадал: пожалует ли меня государь этим рублем с решкой, где он — «я»?

Мы неслись навстречу судьбе. Император Петр Федорович приказал посадить меня к адъютанту чтобы я был постоянно на его глазах.

— Этот мальчик — мой талисман. Он должен принести удачу!

Сначала я сильно жалел, что меня не видят батюшка с матушкой. Но когда мы выехали на дорогу, то стало не до этого. Сидеть вдвоем на жестком, скрипучем седле было очень неудобно. Высокая передняя лука больно уперлась мне в живот, а спину натирала пряжка пояса адъютанта. Я стал ерзать, но адъютант не очень-то церемонился с императорским талисманом и успокоил меня тычком в бок:

— Сиди смирно!

Впереди показались синие мундиры. Император привстал на стремена, приложил козырьком ладонь ко лбу. И стал озираться.

— Измайловцы! Не слишком ли их много? Еше не поздно повернуть в Кронштадт.

— Ваше Величество, нельзя спорить с судьбой. Она накажет, — пытался ободрить Петра Федоровича Глебов.

— Может быть, может быть, — согласился император, натягивая узду. — Но пускай кто-то поедет к ним и спросит, что они хотят.

— Что могут желать мятежники? Конечно же, погубить вас, — жестко ответил сенатор.

— Вот видите, что вы наделали со своими советами! Поворачиваем, господа!

— Государь, вы хотя бы покажитесь им, — с отчаяньем в голосе воскликнул Глебов. — Что скажет о вас король Фридрих, когда узнает, что вы оставили поле боя без единого выстрела?

Петр Федорович нахмурился. Наш император, должно быть, сильно дорожил мнением короля Фридриха, если перестал оглядываться.

— Хорошо, поедем еще вперед... Чуть-чуть.

Мы проехали совсем немного, когда от строя гвардейцев, спешившись, отделилось человек десять и пошли к нам. Сначала они шли быстро, потом, разглядев императора, замедлили шаг. Один, отстав, побежал назад к гвардейцам, выкрикивая на ходу слова команды. Император тоже стал придерживать лошадь, намериваясь повернуть, но тут Глебов ударил плетью своего коня и выскочил вперед.

— Господа, почему вы не приветствуете своего императора?

— У нас нет императора. Мы служим императрице Екатерине Алексеевне! — дерзко ответил молодой красивый гвардеец, по всему видно, главный заводила, потому как другие только молча покивали.

«Подзорный дворец». Гравюра Штелина 1762 г.


— А. это вы, господин Орлов! Третьего дня мой сын посылал к вам напомнить о карточном долге. Вас не застали. Теперь я понимаю. Вы были заняты заговором.

Поручик вспыхнул.

— По-моему, я не нуждаюсь в том, чтобы мне напоминали об этом. Извольте, я завтра же пришлю.

— А я грешным делом думал, что вы, поручик, все это затеяли, чтобы не платить.

Глебов, кажется, наслаждался этим хождением по острию ножа. Орлов задышал шумно, кинул руку на эфес шпаги. Сопровождавшие его озадаченно переглянулись. От Глебова не ускользнуло это замешательство. Он стал весел.

— Господа офицеры, вас крепко надули. Но государь милостив. Он знает, что вас ввели в заблуждение, и поздравляет следующим чином.

— Да-да! Чином и сотней душ. Каждому! — приосаниваясь, прокричал император, начинавший понимать игру Глебова. — А Орлова взять!

— Взять, чтоб государь мог пожаловать его титулом графа, — подхватил Глебов и, обернувшись к Петру Федоровичу, прошептал: — Государь, не портите дело. Алешка Орлов здесь — всему голова. Озолотите его. Ежели он тому воспротивится — значит неблагодарный, за ним никто не пойдет. А так и они могут не захотеть присоединиться!

У Петра Федоровича заметно дрожали руки. Но он не противился: щетинившийся штыками гвардейский строй делал его благоразумным. На изъеденном оспой лице государя проступила вымученная улыбка.

— Ну, конечно... Я жалую... Подойдите ближе, господа... Я знаю, вас обманули. Теперь вы станете первыми, кто вернет заблудших к присяге и накажет виновных... Граф Орлов, не гоже вам пребывать в таком малом чину Поздравляю вас бригадиром.

Император поискал глазами своего дядю, принца Георга. Тот поймал взгляд, подъехал. Петр Федорович без слов снял с его груди персону — свой портрет, густо усыпанный мелкими брильянтами, и приколол к мундиру растерянного Алексея Орлова Приколол с силой, так что тот вскрикнул, ужаленный острием булавки.

— А теперь я бы хотел, чтобы измайловцы приветствовали меня, как положено. Да скажите им, что государь добр и быть им всем сегодня пьяными.

Гвардейцы повернули назад. Несколько минут прошли в томительном ожидании. Потом ударили барабаны, измайловцы, выравнивая фронт и преклоняя знамена, закричали, как при коронации: «Слава Богу!»

Петр Федорович меж тем поманил адъютанта, на лошади которого я сидел.

— Мальчик, ты на самом деле принес мне счастье. Я тебя не оставлю, осчастливлю безмерно.

Я растерялся, не зная, что и делать. Но зато адъютант знал. Его тяжелая рука легла мне на голову и придавила к голове лошади. Но Петр Федорович уже не видел моего придушенного поклона. Навстречу ему, салютуя саблей, скакал Алексей Орлов со своими товарищами. Но прежде чем милостивая улыбка искривила бескровные губы государя, он произнес, наклонившись к Глебову:

— У этого Орлова рожа разбойника и убийцы. Да и остальные такие же висельники.

— Что ж с того! Зато теперь каждый выворачиваться станет. Им ведь теперь не служить, а отслуживаться надо. Такие, государь, на все пойдут.

Петр Федорович с триумфом вернулся в Петербург. Заговорщики были арестованы. Верные государю люди щедро награждены. Я с нетерпением ждал, когда государь вспомнит обо мне. Напрасно. Батюшка неопределенно пожимал плечами. Он вообще считал, что я все придумал, хотя были люди, видавшие издалека, как я ехал в свите государя. Его, правда, сильно смутил человек, приехавший от господина Глебова и отобравший у меня перстень. Он даже обеспокоился, что перстень, о котором я промолчал, был украден мною. Человек Глебова его успокоил и даже вручил от имени своего господина деньги за мою услугу. Сколько — не ведаю, потому что все тут же провалилось в карман подобревшего батюшки.

Граф Алексей Орлов


Матушка лечила мою обиду бесхитростно — правдивым признанием:

— Ишь чего выдумал, государь ему обещал... О нашем брате большие господа вспоминают лишь тогда, когда что-то надобно принести или убрать.

Через четыре дня в закрытой карете во флигель дворца привезли арестованную императрицу Екатерину Алексеевну. Я об этом узнал от своей матушки, которой приказали прислуживать императрице. Матушка была сильно напугана. Строгости во флигеле были очень большие, и ее не всегда отпускали на ночь, из-за чего мне добавилось хлопот по дому. Особенно докучала работа на огороде. Матушка наказывала мне каждый день обирать с листьев гусениц, дергать сорняки и поливать гряды. За этой работой меня и застал Глебов. Я тащил свое неизменное ведро, когда услышал его насмешливое:

— Ты, кажется, никак не расстаешься со своим ведром? А между прочим, государь про тебя справлялся (у меня заколотилось сердце). Правда, теперь он вновь не пьет воду... Вообще тебя надобно выпороть розгами. Признайся, плут, ведь ты хотел утаить кольцо?

— А я тогда рубль перевернул. Государем... решкой вверх! — неожиданно выпалил я.

— Перевернул?! — Глебов поддел пальцем мой подбородок, внимательно посмотрел в лицо. — А ты плут больше, чем я думал... Ловко! Выходит, государь тебе обязан престолом, а я — лентой, — Глебов усмехнулся. — Долг платежом красен. Видно, придется тебя с собой брать. Ввечеру приведешь отца ко мне во дворец. Скажешь, я велел.

— А у меня матушка там. При государыне... узнице.

Кавалер строго посмотрел на меня.

— Тебе про то знать не надобно. Впрочем, я туда все равно иду, так что ступай со мной.

Я скоро спрятал ведро в кусты и вприпрыжку побежал за господином Глебовым.

Флигель был окружен часовыми. Однако нас они пропустили беспрепятственно, не спросив пароля, — так был важен сенатор. В доме я принялся оглядываться в поисках матушки: уж очень мне хотелось, чтобы она увидела меня с господином Глебовым. Но матушки не было. Зато в зале на первом этаже за картами сидели гвардейцы. Я узнал их. То были офицеры, про которых государь сказал, что у них рожи разбойные. Лицом к двери сидел мрачный Алексей Орлов. На нем был не мундир бригадира с золотым шитьем, а все тот же измятый и поношенный гвардейский мундир с приколотой государевой персоной. Брильянтов на персоне не было. Выковыренные из гнезд, они россыпью лежали перед поручиком. Проифываясь, Орлов ими расплачивался.

— Не желаете ли составить нам компанию? — предложил Глебову один из игроков.

— Благодарствую, князь, я сегодня не расположен. Как императрица?

— Печальна и скучна. Просила книги. Мы дали.

— Опять нейдет. Что за день такой! — Алексей Орлов раздраженно кинул карты на стол. — Что слышно о брате, Николай Иванович? Вы обешали испросить ему прощение.

— Обещал, да вины его больно тяжелые! Не одна измена...

Глебов обернулся ко мне.

— Ты чего столбом стоишь? Ступай, найди отца или мать да приведи их.

Делать нечего, надо было идти, хотя до смерти хотелось узнать, что за «вины» такие были у брага графа Орлова. Это уж потом я узнал, что поручик Григорий Орлов был не просто мятежник, а еще и в фаворе у императрицы, да в таком сильном, что она через этот случай пребыла в тяжести.

Так что Алексею Орлову ничего не оставалось, как для спасения брата вывернуться наизнанку.

Матушку я нашел позади флигеля стирающей белье императрицы. Увидев меня, она страшно удивилась и всплеснула руками:

— Как ты здесь оказался? Ступай, покуда лиха какого не учинилось.

— Тебя господин Глебов зовет, — важно сказал я.

Пока матушка суетливо собиралась, я успел трижды перекрутиться на одной ноге и сообразить, что можно вернуться и послушать разговор сенатора с гвардейцами. К полуоткрытой двери я подошел на цыпочках, боязливо озираясь. Сначала было тихо, потом я услышал вкрадчивый голос Глебова:

— Заслуги у вас немалые, но и вины тяжкие. Розыск всех вас в первые мятежники зачисляет. Я про то государю ничего не сказал, да ведь каждому на роток платок не накинешь. Дойдет до Петра Федоровича, не посмотрит, что простил. Так уж вы, детушки, сидите здесь и назад не проситесь. Я уж не говорю, чтобы за кого о снисхождении просить. У самих головы на живую нижу к телу пришиты.

— Долго ли нам здесь киснуть?

Голос был мне знаком. Он принадлежал человеку, которого Глебов величал князем.

— Полагаю, что долго. Поручить кому другому охранять императрицу опасно. А кидать ее в крепость, сами понимаете, несподручно — императрица.

— Отчего несподручно? Правительница Анна Леопольдовна в остроге не один год просидела.

— Вот вы и сядете охранять на крайний случай, — усмехнулся Глебов.

Из комнаты донесся томный вздох, прерывистое посапывание: кто-то раскуривал трубку. Потом опять Глебов — проникновенно:

— Вы думаете императрица одним вам поперек горла?.. Она и государю руки вяжет. Сами знаете, к наследнику у него доверия нет. Его ли сын или камергера Сергея Салтыкова, про то одному Богу да императрице известно. А новый истинный наследник только чрез новый брак может быть.

— Ему б слово одно только вымолвить или знак какой нам подать. Мол, такова его императорская воля, — тяжело подбирая слова, сказал князь. — А мы уж его освободили... Мало ли что с человеком случиться может... И в заточении, и на свободе... Женская натура слаба — легко рвется...

— Эка придумал, слово или знак. При его-то добросердечии... Да и не государево это дело. Такое дело угадывать надобно, если вы за отечество радеете...

— Отечество-то здесь при чем?

— Сам прикинь. Когда в императорской семье разлад, тогда и в государстве неустройство- Петр Великий это понимал. Оттого и сына на погибель отдал, — Глебов помолчал. Потом продолжил многозначительно: — Кто государево невысказанное угадает, много добиться сможет. А уж как благодарен государь будет! Просить не надо будет. Ни за себя, ни за брата.

Шаркая ногами, по лестнице стала подыматься матушка. Я отскочил подале от двери. Глебов высунулся, увидел входившую матушку.

Площадь перед Зимним дворцом. Литография Бенуа


— Ступай домой, да к завтрашнему дню сына приготовь. Чтоб опрятен и чист был. К государю его повезу. Его величество про него уж справлялся.

Матушка побледнела.

— Мал он, ваше превосходительство.

— Поговори у меня! Ему такое счастье в руки валит, а она — мал.

— Так как же я отлучусь? Меня к ее величеству приставили. Постель постелить.

Глебов коротко обернулся к гвардейцам, скрытым от нас дверью. Уж и не знаю, какой знак они ему сделали, только его превосходительство покивал головой.

— Сегодня государыне другие прислужат. А ты свободна. Смотри, все, что сказал, сделай. Я по утру еду, так что без помешки.

Выехали рано утром. Ветер с моря гнал низкие тучи, сеявшие мелкий дождик. Матушка сунула мне узелок с гостинцем, прижала к себе — отец еще с вечера строго-настрого наказал ей при расставании не голосить: «Что за дурость от счастья плакать? Парень, Бог даст, при императоре станет жить!»

На козлах, куда меня посадили, было зябко. Хмурый кучер в красной ливрее ударил кнутом по мокрым лошадиным спинам. По накатанной колее пошли ходко, без тряски. Убаюканный, я задремал. Кучер, однако, разбудил меня грубым тычком.

— Не спи, парень, свалишься еще под колеса.

Я с опаской глянул вниз. И вправду, козлы высокие, упадешь под тяжелые, обитые железными полосами колеса, перетиравшие песок и гальку, уже не подняться. Тут я вспомнил вчерашний, подслушанный за дверью разговор, и сердце сжалось в тревожном предчувствии. Мой злой покровитель господин Глебов вечно подсовывал меня государю в неурочный час. А как государь спросит про вчерашнее услышанное? Захотелось спрыгнуть вниз, скатиться по мокрой траве в придорожную канаву и дать, пока не поздно, деру. Пускай ищут. Да не велика птииа, не станут искать. Глаза невольно принялись высматривать место поровнее, куда можно было спрыгнуть. Но в это время позади раздался дробный стук копыт. Я оглянулся. Стоявший на запятках лакей Глебова уже стучал по крыше кареты.

— Ваше превосходительство, Николай Иванович, кто-то вдогонку скачет.

Глебов приказал остановиться. Однако из кареты выходить не стал, лишь опустил окно и раздвинул занавески. Его лица сверху мне не было видно. Только напудренные завитки парика да нервные пальцы со знакомым перстнем, смявшие занавеску.

Всадник — то был Алексей Орлов — в расхлестанном, потемневшем от дождя мундире даже не стал придерживать взмыленную лошадь. Только обернулся, выкрикнул перекошенным ртом: «Кончено!» и помчался дальше. Пальцы Глебова разжались.

— Погоняй!

Кучер принялся разбирать вожжи, с неодобрением погладывая на быстро удалявшегося Орлова.

— Запалит барин коня, непременно запалит... А что кончено-то?

Я догадывался, что кончено. Догадывался и молчал. Слава Богу, ума хватило всю жизнь молчать.

...Когда мы прикатили в Петербург, про нежданную смерть императрицы во дворце говорили уже все. Глебов повел меня длинными переходами к государю. В зале пред кабинетом нам попатся какой-то господин.

— Слышали уже новость, Николай Иванович?

Глебов перекрестился.

— На все воля Бога.

— Оно, конечно, все в его воле. Вот несу именной указ о смерти императрицы для обнародования. Государь велел не тянуть.

— Отчего ж кончина?

— Геморроидальные колики. Чудная болезнь, вы не находите?

Я вспомнил господ, игравших в карты в зале. Сумрачного Орлова, томящегося от безделья князя с бездушными глазами (потом уже узнал — князь Борятинской). Вот и все колики — рожи разбойничьи.

Глебов на вопрос отвечать не стал. Пожал плечами и велел мне ждать. Сам ушел к государю — был он уже тогда один из немногих, кто входил в кабинет без доклада.

Государя я увидел не в кабинете, а в оружейной, куда спустя час провели меня. В зале было накурено, кругом, даже на полу, стояли и валялись бутылки. Несколько офицеров в углу в расстегнутых мундирах громко, не обращая внимания на государя, о чем-то спорили.

— А, это ты, пострел! — воскликнул государь. — Ты, видно, и вправду мне удачу приносишь. Как появишься, так счастливый поворот. Николай Иванович, ты творишь, отец его голштинец, мать русская?

— Совершенно верно.

— Получается, совсем все, как у меня. Может, и вправду мне он послан свыше?

— Кто ж такое, государь, знать может? Думаю только, плутовская его рожа вам в приятность.

— К чему ж мне его приставить? Разве воду подносить? Только, думаю, работы у него теперь совсем не будет.

Государь рассмеялся.

Продолжение следует

ВО ВСЕМ МИРЕ

Пчелы-саперы
Американские специалисты из университета штата Монтана вывели пчел, которые способны обнаруживать противопехотные мины. Почувствовав «запах» взрывчатки, насекомые начинают нервно кружиться вокруг заминированного места.

Чтобы «натаскать» пчел на мины и найти лучшие способы тренировки, исследователям потребовалось 30 лет кропотливого труда. Ученые утверждают, что пчелы-саперы обладают сильным обонянием, которое превосходит собачье. По мнению представителей ООН, пчелы смогли бы помочь обнаружить 110 миллионов противопехотных мин, которые остались в земле после военных конфликтов.

Пас через три тысячи лет
К юго-востоку от современного города Веракрус в Мексике некогда находился центр древнейшего народа Центральной Америки — ольмеков. И вот совсем недавно жители ближайшего городка случайно откопали ручной мяч, выполненный из природного каучука. Как знать, может, именно в него играли молодые люди двух команд ольмеков. Окружающая среда изобиловала каучуконосами, и из их сока местные умельцы делали подобные шары для игры. Как говорят очевидцы находки, этот маленький комочек все еще сохраняет легкий запах латекса. Здесь, в этой части Мексики до сих пор культивируется игра в мяч, для чего используется, например, полукруглая чаша захвата с ремнем, прижимающим кисть руки к полусфере чаши. Не исключено, что в подобный прыгучий шар играли и так, как в футболе ногами, задолго до появления кожаного мяча с надуваемой камерой. Жизнь вещей тоже позволяет прослеживать историю. И прыжки нынешних вратарей-асов очень напоминают прыжки ягуара, который некогда был символом центрально-американских народов.

Между прочим, в языке более поздних ацтеков слово «ольмек» неспроста передавалось как «каучуковый народ». А вообще исследованиям в области самой древней цивилизации на американской земле человечество обязано Мэтью Стирлингу из Смитсоновского института- музея редкостей и древностей в США и его сотрудникам. Сам ученый получил почетный титул «отца археологии ольмеков».


Стул для ленивых
Швейцарец Матиос Зайлер убежден, что придуманная им конторская мебель будет иметь огромный спрос. Дело в том, что она сделана для ленивых, для тех, кто предпочитает работать лежа.

Спинка компьютерного стула из новой коллекции молодого дизайнера может отклоняться на 45 градусов. В комплект входит также подставка для ноутбука.



Белье защищает
Электромагнитные излучения, которые воздействуют на человека при его общении с телевизором, компьютером, мобильным телефоном и другими достижениями электронной техники, пока до конца не изучены. Вредны ли они для человека и насколько?

Точного ответа на этот вопрос пока нет. Однако в Испании уже начали выпускать женское, мужское и детское белье из специальных волокон, защищающих человеческое тело от воздействия различных электромагнитных излучений.


И это всё о России
Андрей Трейвиш

Наша страна — самая холодная в мире

Ограничения в развитии России: новый геодетерминизм?

Все мы родом из детерминизма хотя бы потому, что наша наука родом из XVIII века детерминистогз-энциклопедистов Канта, Гердера, Линнея, Мальтуса, Монтескье, Татищева, Ломоносова. Детерминизмы бывали всякие: гео-, этно- и демографический, политисторический, экономический. Марксизм — из последних, причем его сузили до примата базиса, до «руки рабочих создают все богатства на свете», хотя сам Маркс важнейшим разделением труда считал его деление на труд материальный и духовный и ожидал, что в ходе истории первый будет вытесняться вторым.


Геодетерминизм и его циклы
1еодетерминизм периодически возвращается то обновленным, то архаично-абсурдным в духе убеждения аббата де Бо (начало XVIII века), что искусство создают только в полосе между 25 и 52 градусами северной широты: значит, вне Шотландии, Скандинавии, Москвы, Питера и обоих Новгородов, древних центров майя и инков, вне Индокитая, Индонезии. Или в духе Ш. Монтескье, судившего по холодному приему некой оперы в Англии и горячему в Италии о природной разнице темпераментов. А любопытно: что сказал бы Монтескье о британских футбольных фанах и итальянских тиффози?

На одном из подъемов геодетерминизма в начале XX века Рудольф Челлен и Хэлфорд Маккиндер создали геополитику с ее «махровым» геодетерминизмом. Правда, формула мощи держав у Челлена включала, помимо географии, экономику, народ и власть. Геополитика (физиополитика Челлена) как таковая зависела от протяженности территории, ее монолитности и положения на морях. России явно повезло с первым и не повезло с третьим фактором. Британская империя с ее заморскими колониями, то есть клочкообразная (термин В.П. Семенова-Тян-Шанского), немонолитна. А вот у США уже было все, что надо.

Этот простой расклад сравнительно-географических преимуществ и слабостей не лишен смысла.

Середина XX века, очевидно, время провала геодетерминизма. Похоже, что маятник связан с пульсацией мирового рынка: XIX век после Венского конгресса — период его экспансии, а половина XX века между мировыми войнами (кое-где и позже) — эпоха замыкания на своей территории и ресурсах. С ними все работали по- своему, в меру волюнтаризма лидеров, утраты общих критериев эффективности и пренебрежения всякими ограничениями. Географ Г. Тейлор протестовал около 1950 года против активного освоения внутренних пустынь Австралии; он вызвал гнев заинтересованного в этом освоении аграрного и сырьевого лобби, а также коллег, обвинивших его в неогеодетерминизме. Живи Тейлор в СССР и восстань он против освоения Севера или гидрогигантомании, ему бы попало не меньше.


Россия: новое пришествие геодетерминизма
Когда какая-то нация, застряв на перепутье, заново оценивает свои шансы и ограничения, они приобретают весьма практическое значение. Это наш случай. В чем сила и слабость страны, с чем ей идти в мир и идти ли вообще? Мнения разные, а факты-аргументы одни и те же. Все знают, что Россия — огромная суровая страна, богатая ресурсами: при прочих равных их ведь, как правило, тем больше, чем обширее территория и чем хуже она освоена. Но где они, равные прочие условия? И не потому ли так разнятся оценки?

Д.С. Львов (2001) говорит о двух экономических образах России: отсталой неконкурентоспособной страны-банкрота и страны потенциально очень богатой (от природы). Первый образ он считает официальным, второй — теневым, скрытым от мира и своего народа Совсем иные взгляды у другого представителя клана «экономисте в-патриотов» А.П. Паршева. Его книга «Почему Россия не Америка» (2001) интересна уже тем, что вся ее первая часть выдержана в духе нового-старого геодетерминизма или даже геофатализма. Вкратце цепочка тезисов Паршева такова.

1. Мы построили свое государство там, где больше не живет никто. Такого холода нет ни в Скандинавии, ни в Канаде; Аляска — курорт по сравнению с Чукоткой. Россия хотя и велика, но по эффективной для жизни территории (1/3 страны с высотами до 2000 метров над уровнем моря и среднегодовой температурой не ниже 2°С) занимает не первое, а только пятое место в мире. Базовые отличия условий ее развития от прочих стран составляют именно климат и расстояния.

2. Затраты на перевозки, энергию, строительство утепленных зданий, одежду, жизнеобеспечение в целом удорожают российское производство, делая его абсолютно неспособным выдержать конкуренцию (скажем, с Индокитаем, где вечное лето и совсем дешевый труд). Привлечь капитал в нашу экономику нельзя никак, никакими силами, ведь факторы ее непривлекательности неустранимы при «отсутствии закона о повышении средней температуры января».

3. Открываться России было нельзя, но еще не поздно закрыться. Российский рынок должен быть изолирован от мирового, вывоз исчерпаемых ресурсов, валюты, капитала вообще нужно запретить.

Такова общая логика.

А как же факты и аргументы?


Этот ужасный русский климат
Действительно ли наша страна — самая холодная или она просто так заселена? Лучше всего сразу рассчитать средние территориальные и средние демографические параметры климата. В первом случае взвесим их на площадь исходных территориальных ячеек, во втором — на их население, чтобы выяснить, насколько «холодно» самой земле и ее, так сказать, среднему обитателю. Эти расчеты я рискнул провести для России, Канады и Швеции.

Получилось, что у нас холоднее, чем обычно на этих же широтах; вдобавок этот эффект очень усилен расселением. Среднегодовая температура минус 5,5°С для территории и +2,8° для населения: разница достигает 8,3 градусов. В Европейской части, как и в Швеции, средняя температура территории составляет +2,2°, но «среднему шведу» на градус теплее, чем россиянину. Для территории Канады это —4,4°, а канадцы живут в среднем при +5,8°, разница превышает 10°. Морозы в Канаде и России стоят более 200 дней. Площадей с зимами по полгода и дольше у них даже больше, чем у нас (73 и 69%), а жителей, терпящих такие зимы, меньше (2,5 и 8,5%). Для канадца зима в среднем длится 125 дней, для россиянина - 143. Для жителя Европейской России это 133, а для шведа - всего 94 дня, нормальные 3 месяца. В Канаде и у нас такие зимы бывают только на юго-западных окраинах (близ Ванкувера и на Северном Кавказе), где живет 13 и 9% населения.

Итак, холод на канадской и российской территориях почти тот же. Но в Канаде Арктика безлюднее нашей, канадское население сильнее «прижато» к южной границе. Поэтому для него и для агросектора разница чувствительна. Но вот что примечательно: при резкой континентальности нашего климата и более жарком лете суммы активных температур в России, особенно Европейской, выше, чем в Канаде и Швеции. Это, в принципе, дает возможность продвигать довольно теплолюбивые однолетние культуры, включая яровые зерновые и овоши, дальше на север.

Кто на Канары, кто в деревню, а Евгении Ковалев в отпуск отправляется на Север. Иллюстрации к статье - следы его походов на Соловки, Ямал, Сахалин


Почему же урожайность тех же зерновых у нас в два-четыре раза ниже? Если говорить только о климатических причинах, то нужно учесть увлажнение. Агрогеографы всегда находили, что у нас плохо с сочетанием тепла и влаги: где есть одно, там нет другого. В умеренной зоне (субтропиков в РФ почти нет) земель с их сочетанием, пригодным для большинства культур, у нас в пять раз меньше, чем в Америке. Впрочем, умеренная континентальная сухость формирует самые плодородные почвы.

Как же населена Россия с ее условиями? Как ни странно, равномернее США, Канады, Китая. Мы не теснимся в одном углу, а скорее расплылись по равнинному океану суши, где нет резких природных рубежей. По курьезной версии XVII века, само имя Россия произошло от слова рассеяние. Ошибка, но символичная.

Наши самые пустынные автономные округа не так пусты, как северные территории Канады, где на 100 кв. километров нет и пары жителей, и контраст с обжитой зоной в России куда меньше. Отчасти это следствие традиционного заселения высоких широт, а отчасти наследие ГУЛАГа и шире — почти дарового труда. Население таежной и приполярной зон резко выросло в первой половине XX века и не сокращалось до 1990-х годов. Споры о судьбах Севера велись в СССР лет двадцать, а города в Заполярье все росли, пока оттуда не побежали и лишние, и нужные кадры.

В общем, суровость климата мы усугубили небрежением к нему и к людям, в нем живущим. Однако так ли все ужасно и фатально?

Да, наш климат континентален, контрастен и зимы у нас холодные — но ведь зато летом теплее. Неужто лучше климат побережий и островов северной Атлантики, где ни лета, ни зимы — почти одинаково сыро и прохладно? Ну да, в России бывают неведомые морскому климату засухи. Зато сухие морозы люди переносят легче. Потому и земледелие, и население сильнее сдвинуты в глубь континента и в более высокие широты, чем у других северян. Недаром говорится: что русскому здорово... И наоборот, конечно. Добавим к этому менявшиеся мотивы сдвигов на север и восток, от пушнины, за которой шли землепроходцы, до прогнозов М.В. Ломоносова (богатства России будут прирастать Сибирью) и Д.И. Менделеева, писавшего, впрочем, что центр населенности будет двигаться к обильному землей востоку и благодатному югу (а не к северу). Но великий сдвиг завершен, причем геоцентр городского населения топчется под Уфой вот уже 40 лет. Исчерпаны и его мотивы, и ресурсы, прежде всего демографические.

Нам не изменить времени, места, климата или национального характера. Хотя все это тоже меняется независимо от нас, но уповать, к примеру, на глобальное потепление явно не следует. Еще неизвестно, станет от него лучше или хуже. А вот на выработанную веками народную стойкость, умение адаптироваться к свойствам российского пространства можно положиться. Наша страна встречала много вызовов и умела находить достойные ответы.

Напомню, что перечень главных типов таких вызовов у английского историка АЛойнби (1991) включает вызовы суровых стран, новых земель, исторических ударов. С ними, причем наиболее трудными, но удачно выдержанными, Тойнби связывал само рождение цивилизаций, например, Нового Света — переселенческих и принявших вызов новых земель. Все зависит от способности цивилизации и ее творческой элиты искать и находить ответы. В конце концов, можно учиться и у природы. Возьмем наш Дальний Восток, где зимой — сибирские морозы, летом — почти влажные тропики. По правилу пессимиста (езды на велосипеде и т. п.), биота там должна быть самой бедной. А она богата, и тигры уживаются с кедрами. Разве мы так не можем?

Людям свойственно заблуждаться, но порой они способны это признать. Кстати, это случалось с упрямыми детерминистами XVIH века. Так. графде Бюффон, директор парижского ботанического сада, считал, что человек может приспособиться к любому климату. Но вот о природе и ресурсах Америки он почему-то был нелестного мнения и полагал, что леса там редкие, животные мелкие, а недра скудные. Возмущенный Томас Джефферсон лично выражал ему свой протест. И Бюффон извинился, когда получил из штата Мэн скелет и шкуру гигантского лося. В общем, ограничение по Бюффону оказалось мнимым.

Нечто похожее творится с оценками природного потенциала России. Он вроде бы вдвое больше американского (Львов, 2001). Только резко преобладает минеральное сырье, рента от которого — это 3/4 всей чистой прибыли (капитал — 1/5, труд — 1/20). Есть и мощности по его переработке.

Этой мощи и нашего «демпинга» боятся.

Но главное — это внутренние следствия сырьевого крена в экономике. Нас ведь в три-пять раз больше, чем жителей Канады, ЮАР или Саудовской Аравии. Добыча и первичная обработка сырья занимают 15-20 миллионов работников. Что делать остальным 50 миллионам — работать в третичном секторе? Но его рынок пока узок по бедности людской. Природе- и людорасточительство (а это явления в общем-то одного порядка) нам уже не по карману. Зависеть от цен на нефть, когда она ниже мировых по качеству, а добыча и перекачка обходятся дороже из-за климата и расстояний, не только унизительно — неперспективно. Впрочем, это отдельная и специальная тема. А мы еще не разобрали второе базовое отличие.


Океан суши
Размеры нашего океана суши отражены во всем объективном и субъективном. Это многососедское положение (конкурент — только Китай), размах и гигантомания, освоенческая психология и характер, не раз описанные.

К тому же этот океан асимметричен. Основных осей асимметрии, как минимум, четыре: Север-Юг, Запад- Восток, центры-периферия и русское ядро — этнические ареалы, автономии. Однако каждая специфична, чем-то отличается от общемировой. И очень своеобразны их сочетания. Так, западно-восточная асимметрия явно лишена того глобального и фатального этнокультурного контекста, который всем известен по Р. Киплингу: Запад есть Запад, Восток есть Восток... Но как же им тут не сойтись, если границы Европы и Азии условны и наша Азия-Сибирь есть та же, только попозже и пореже освоенная Россия, а процент русских там, по статистике, выше среднего по стране!

В Европейской России чем южнее, тем как бы восточнее за счет буддистов калмыков и исламских народов Кавказа. А в стране в целом чем восточнее, тем как бы севернее, поскольку холоднее (Петербург и Магадан лежат на одной широте, но морозы стоят в одном случае 4,5 месяца, в другом 7, температуры января -8 и —20 градусов). В горах Приморья зона нормативного Крайнего Севера доходит до широты Прованса. Причина: восток гористее, а с движением вверх все «суровеет» еще быстрее. Это определенно одно изограничений пространственного развития.

Но им одним не объяснить того факта, что России, в отличие от США и Канады, не удалось создать мощного полюса расселения и экономики у Тихого океана. Почему многие волны освоения, инвестиции и т. п. туда не доходили, а оседали, гасли в Сибири? Видимо, из-за расстояний и коммуникаций; на поезде пересечь страну из конца в конец можно с начала XX века, а на автомобиле трудно и по сей день. Так или иначе, вышло, что в России чем восточнее, тем периферийнее, дальше от главных центров своей страны, но ближе к мощным, быстрорастущим центрам азиатских соседей-гигантов.


Это давно порождает опасения и... проекты великих переселений россиян или граждан СНГ на восток для выравнивания по «Великой Китайской демографической стене». Сколько же нужно людей, чтобы сравнять плотность населения регионов юга Сибири и Дальнего Востока с северокитайской? Расчеты показывают, что 500 миллионов, а это почти вся зарубежная Европа от Лиссабона до Донецка. Значит, так проблему не решить. Впрочем, ее отчасти смягчает климат нашего Севера, куда южане едут только за самым длинным долларом.

Одноплановая (западно-восточная, северо-южная или иная) асимметрия — в мире в общем-то не редкость. Однако, в отличие от США, Канады, Бразилии и «тонзурной» Австралии, ее у нас дополняет не окраинность, а глубинность главных центров, их удаленность от морей и границ. Расстояние 20 городов-лидеров России до открытого моря достигает 730 километров. На Американском континенте и в ЕС оно в три-шесть раз меньше.

Глубинность возникла в ходе сдвига на восток и усилилась к концу XX века, когда выросла роль срединного индустриально-экспортного «хребта», вытянутого по оси Таймыр-Ямал- Урал-Волга и «наискось» скрепляющего запад России с ее востоком. Для экономики (затрат на добычу и грузоемкие поставки за рубеж) это не очень удачно. Для единства и безопасности страны — скорее наоборот.

Трение пространства — обшая проблема гигантов — обостряется в России периодически. В 1830-1840-х годах сам царь Николай I считал расстояния ее проклятием. Почему именно тогда? Да петому что страна отстала с устройством железных дорог, уже сжавших дистанции в Европе; национальный комплекс неполноценности возникал (как он обычно возникает) от неприятного сравнения. К XX веку разрыв сократили, а теперь он снова налицо, и снова не столько из-за самих расстояний, сколько из-за способов и цен их преодоления. Мы застряли в эпохе не очень быстрых, технически не лучших поездов.

Этот пока самый народный транспорт в 90-х годах сократил перевозки грузов в шесть раз, а пассажиров — вдвое. Большинству провинциалов поездка в Москву в эти годы обходилась в 1,5-3,5 раза дороже, чем в советское время; жителю Забайкалья и юга Дальнего Востока дорога в Европейскую Россию и обратно стоила двух месячных доходов.

За три часа от Москвы можно выехать за пределы 200 километров — расстояния до Рязани, Калуги, Твери, Владимира — лишь по Октябрьской дороге. А ведь из Парижа за три часа с небольшим можно доехать до Лондона, Амстердама, Кельна, Франкфурта, Штутгарта, Марселя, Бордо, покрывая до 500-750 километров. В ближайший к Москве город-миллионер Н. Новгород (450 километров) поезда идут семь часов: ни за день обернуться, ни толком выспаться.

Вообще-то при наших расстояниях Интернет и сотовая связь — пожалуй, более доступное, надежное и эффективное средство интеграции, чем классический транспорт, капиталоемкий и, в отличие от связи, дорожающий. Накладываемые пространством офаничения эти новые технологии информационной эпохи снимают, конечно, лишь частично, но зато быстро. И сулят прорывы именно там, где правота геодетерминизма, старого или нового, кажется бесспорной.

Вписаться бы еще в производство таких технологий* Любых, в каких сможем преуспеть, но не вчерашних, а завтрашних. Ведь если мы пропустили целых полволны Кондратьева (то есть электронный бум 1975-2000 годов), то можем еще сделать ставку на следующую, которая обещает быть биотехнологической или же информационнобиотехнической. Но туг я не специалист и умолкаю.

А как же с геодетерминизмом и с выводами его неожиданного адепта А.П. Паршсва? Его главная правота, по-моему, состоит в том, что базовые отличия существуют и их никак нельзя игнорировать: такой индетерминизм всегда себе дороже. Россия в самом деле ограниченно конкурентоспособна на рынке массовых изделий широкого спроса, где ключевую роль играет экономия издержек. И причины, в самом деле, трудноустранимы. Нам не изменить климат, хотя он меняется сам, в том числе под влиянием нашей деятельности. Нам не уйти и от российских расстояний — если, конечно, мы не хотим потерять саму Россию. Отсюда повышенные затраты на жизнеобеспечение, энергию, транспортировку грузов и удорожание многих товаров. К тому же они (и увы, слишком часто) уступают импортным по качеству.

Это уже проблема иного рода. Но выход сторонники изоляции предлагают все тот же — укрыться от «радиации» мирового рынка зонтиком протекционизма, высоких таможенных барьеров. Вот только поможет ли это отечественному производителю и как скажется на потребителе отсутствие соревнования, реальной конкуренции, той самой щуки в море, без которой карась умеет только мирно дремать?

Нужно задать себе и другой вопрос: разве сырьевая или масс-потребительская модели развития единственно возможные и лучшие? Это модели для «третьего мира», а нам с ним не совсем по пути. Иные варианты: научно-биотехнический (видимо, на ближайшую четверть века), научнокультурный, культурно-экологический. Ведь хотим мы или нет, а старый крот истории роет дальше, социально-экономические эпохи сменяют друг друга, меняя задачи и приоритеты развития, целые поколения техники и технологий, производительных сил — что когда-то блестяще показал Н.Д. Кондратьев. И какая стадия сменит первую постиндустриальную, неизвестно. Быть может, на смену информационным технологиям придут информационно-культурные и экологические.

Ну. а Россия — великая культурная и великая экологическая держава. Хотя пока неясно, когда и как можно будет капитализировать сии качества и на них зарабатывать. Экологические проблемы, уже всеми признаваемые, еще нс породили глобального экономического механизма их разрешения, кроме разве что торговли квотами на загрязнение атмосферы. По словам геоэколога Н.Н. Клюева, мировое сообщество не спешит содержать Россию (как и Бразилию или Индию) в качестве планетарного заповедника. Возможность изменить ситуацию, как всегда, зависит от внешних и внутренних факторов. И от глобальной смены экономических эпох, и от нашего им соответствия, что требует усилий, прежде всего интеллектуальных.

Главная ошибка геодетерминизма — абсолютизация «фатальных» природных или социально-географических условий при неприятии самого факта (и теорий) смены упомянутых эпох. Потому единственный выход, который видится в этих условиях для России, звучит безапелляционным приговором ее будущему, ибо самоизоляция как стратегия (тактика — другое дело) сулит в лучшем случае бег на месте или «шаг вперед, два назад». Вполне уместна тут и спортивная лексика. Уйдя в глухую оборону, играя только от нее, без атаки, мы скорее всего обречем себя на поражение. К тому же давно известно: кто не хочет делать дело, тот ищет причины, по которым его сделать нельзя. Кто хочет, тот ищет способы их преодоления. Так не хватит ли жаловаться на условия России, не пора ли что-то делать!


Григорий Зеленко

«Династия» начинает. Кто выигрывает?

Очаровательная казачка Катя увлекается теоретической физикой. Именно этот ее интерес и, конечно, общие успехи в учебе позволили ей стать стипендиатом фонда «Династия». Хотя заниматься теоретической физикой, да и вообще учиться Екатерине Максименко, студентке Ставропольского государственного университета, трудно. Для науки нужна среда, нужно общение (а это всетаки Ставрополь!), нужен компьютер и Интернет. Выход в Интернет она получает окольным путем. А с учебой все ясно — стипендии просто не хватает на жизнь. И две недели в месяц Катя работает продавщицей в обувном магазине, стараясь по вечерам заниматься, чтобы не отстать от сокурсников. Но Катя не унывает и считает, что еще хуже приходится ее мужу-медику. Муж предложил некоторые новые лечебные способы восстановления костной ткани, но для экспериментов нужны подопытные животные и различные препараты, а все это добывается с великим трудом.

Сейчас Катя воодушевлена тем, что в течение девяти месяцев будет получать от фонда «Династия» стипендию в размере 2 тысячи рублей.

Д. Б. Зимин


Всего такие стипендии получили 60 студентов из 16 городов России.

А еще 10 молодых ученых из шести городов получили гранты в размере 15 тысяч рублей ежемесячно на год с возможной пролонгацией до трех лет.

Отбор победителей фонд «Династия» вел совместно с ученым советом Международного центра фундаментальной физики в Москве.

«Я доволен результатами конкурсов: поступившие заявки были представлены в основном «сильными» учеными и активными студентами- физиками, — комментирует итоги программы председатель ученого совета Международного центра Михаил Васильев. — Мы считаем, что проводимая фондом «Династия» программа, поможет изменить к лучшему ситуацию в области теоретической физики в России: повысится привлекательность научной работы в России в глазах студентов — будущих теоретиков; появится возможность интеграции талантливых молодых ученых в наиболее перспективные российские научные программы».

Торжественная конференция, посвященная вручению стипендий и грантов и состоявшаяся в ФИАНе, была открыта докладами ученых-победителей. На присутствовавших произвел большое впечатление талантливый исследователь из Томска Алексей Шарапов, выступивший с докладом «Квантовая теория как деформация».

«Программы помощи студентам и молодым ученым — это одно из важнейших направлений деятельности нашего фонда, основной стратегией которого является поддержка и популяризация в обществе российской фундаментальной науки, — комментирует зам. исполнительного директора фонда «Династия» Елена Чернышкова. — Программа финансирования молодых ученых непосредственным образом способствует замедлению «утечки умов» из страны, а стипендиальная программа служит популяризации фундаментальной науки среди учащейся молодежи и возрождению интереса студентов к теоретическим дисциплинам».

«Возродить в широких массах интерес и доброжелательность к науке — вот главное, чего нам следует добиться, если мы хотим сохранить нашу науку», — подчеркнул директор ФИАНа Олег Крохин, отмечая успехи конкурса и заслуги фонда «Династия».

Фонд некоммерческих программ «Династия» основан известным предпринимателем Дмитрием Зиминым (об эволюции Д. Зимина из радиофизика в основателя компании «ВымпелКом» — «Би-Лайн» Геннадий Горелик рассказал на страницах нашего журнала в серии очерков).

Фонд «Династия» ставит своей задачей осуществление социально-значимых программ в области науки, образования, здравоохранения и спорта. В 2002 году фонд, например, спонсировал Третью международную конференцию по теоретической физике им. А. Сахарова. В дальнейшем фонд предполагает продолжать поддержку талантливых студентов и молодых ученых.

САМЫЙ, САМАЯ, САМОЕ

Самый недолговечный мобильный телефон появится в продаже в США и Великобритании. Одноразовый мобильник сделан из бумаги. Поэтому он очень легкий и миниатюрный — толщиной всего в три кредитные карты. В стоимость телефона, с которого можно только звонить, входит и час разговора. Продаваться эти трубки будут в кафе и супермаркетах.


Самые необычные выборы объявлены Ватиканом. Католическая церковь хочет определить, кто из святых станет покровителем Интернета. Выбрать покровителя для Всемирной паутины могут все желающие, посетив специальный сайт, открытый с благословения римско- католической церкви. На нем помещен и рейтинг святых, в котором пока лидирует святой Альфонсо Лигурийский, живший в XVII веке и понятия не имевший о компьютерах. Альфонсо из Лигурии был причислен к лику святых, поскольку одновременно являлся в двух различных местах, что и было признано чудом. За ним идет святой Джованни Боско, а на почетном третьем месте — архангел Гавриил. В течение двух последних лет протекцию Интернету временно оказывал святой Исидор Севильский, живший в 560-636 годах. Его считают первым энциклопедистом, оказавшим значительное влияние на историю Средних веков. Однако пока он набрал только 4,51 процента голосов.


Самые древние надписи найдены в ливанской долине Бекаа. Археологи обнаружили глиняные таблички, на которых ногтями нацарапаны значки. Их возраст — от шести до семи тысяч лет. Всего насчитали около двух тысяч значков. Это — наиболее ранние из известных нам символические изображения, положившие начало записи слов и звуков. Они оставлены племенами, населявшими эту местность до появления финикийцее. Со временем число значков сокращалось. Ученые полагают, что от этих «первых проб ногтя» происходит угаритский алфавит, состоявший из сорока восьми клинообразных черт, а от него — все многообразие наших букв.


Самый высокий замок из песка построили в Голландии. В строительстве этого 30-метрового сооружения участвовали 50 человек. На создание шедевра ушло 16 тонн песка. Для высотных работ пришлось использовать специальные подъемники. Снаружи замок украшен фигурами сказочных персонажей — русалок, гоблинов и принцесс. Старания голландцев оказались не бесполезными — их детище попало в Книгу рекордов Гиннесса.


Самый большой бюджет здравоохранения — в Соединенных Штатах Америки. Затраты на здоровье населения здесь составляют 12,7 процента от внутреннего валового продукта. А вот меньше всего о людях заботятся в африканской стране Сомали. Местные траты на здравоохранение ограничиваются 1,5 процента от ВВП.


Самый дорогой в мире мех принадлежит южноамериканскому грызуну шиншилле. В Европу этого экзотического зверька завезли из Перу в конце прошлого века.

Тело шиншиллы покрыто ровным шелковистым мехом длиной 2,5-3 сантиметра со слабо выраженным ворсом, образующим красивую темную вуаль. Цвет меха на спине и боках — от светло-серого до темносерого с голубоватым оттенком, на брюшке — белый или голубоватобелый. На одном квадратном сантиметре поверхности кожи этого зверька насчитывается более 25 тысяч волос — значительно больше, чем у других пушных зверей. Именно эта особенность и делает мех шиншиллы самым ценным в мире.


Самый неугодный для мусульман телефон — NOKIA. Правительство Саудовской Аравии наложило запрет на использование мобильного телефона Nokia 7650,оснащенного встроенной фотокамерой. Причина такого решения — злоупотребление фотографическими функциями телефона. Властями было зафиксировано несколько случаев, когда этот телефон применяли для скрытого фотографирования женщин. А исламские законы запрещают фотографирование представительниц слабого пола в принципе.


Самое древнее мясо нашли монгольские археологи. В местности Эмээлт Сомона Батцэнгэл они обнаружили конину, которая пролежала в земле 4-5 тысяч лет, однако при этом прекрасно сохранилась. В этом районе ученые раскопали 20 захоронений, относящихся к временам гуннов. IА в одной из могил — бронзовый котел с до сих пор съедобной кониной. Ученые объясняют этот феномен тем, что мясо хранилось в бронзовом котле, что и помогло столь длительной консервации.


Самый умный холодильник разработала японская компания Toshiba. Новый холодильник с компьютером может быть подключен к Интернету, чтобы владелец мог проверить его содержимое и составить список необходимых покупок, например, с работы. Все продукты, хранящиеся в гаком холодильнике, можно увидеть с помощью видеокамеры, установленной внутри. Следующая на очереди — микроволновка, умеющая загружать в память рецепты из Сети.


Самый необычный трудовой кодекс принят в Бразилии. Префект одного из бразильских городов подписал кодекс законов о труде лошадей. В соответствии с этим документом рабочий день лошади не может превышать восьми часов, включая перерыв на обед. Лошадям должен предоставляться, по крайней мере, один выходной в неделю, а больные лошади освобождаются от всех работ.


Самый дешевый способ ездить на метро придумал житель Москвы. Неизвестный рекордсмен за 25 дней по обыкновенной 250-рублевой смарткарте, рассчитанной на месяц, сделал 100 поездок. «Себестоимость» одной поездки составляла, таким образом, всего 23 копейки. Работники метрополитена вышли на след рекордсмена с помощью компьютера, однако задержать его не удалось.

Волна прибегала, запыхавшись,

но так как ей нечего было сообщить,

рассыпалась в извинениях.

В. Набоков


Демон Науки
Вячеслав ШЕВЧЕНКО

Снежинка

История большой науки, в отличие от истории искусства, крайне бедна «автопортретами» ее творцов, и она вообще не знает «исповеди». Чем значительнее ранг ученого, тем менее вероятно, что его внутренний мир имел свидетелей. Документы такого рода — редчайшее исключение. Тем более драгоценным представляется десяток страниц, где Кеплер рассказывает о Кеплере.

«О себе» — это гороскоп Кеплера, составленный им самим. Великий астроном рассматривает себя в убогом зеркале астрологии.

Здесь много странностей.
Начать с того, что Кеплер называет себя «этот человек» и говорит о себе в третьем лице на всем пути исследования. На личное «я» он переходит, лишь забываясь, где-нибудь в конце длинного периода или абзаца. Нет и намека на душевное сродство, на солидарность с этим человеком, на его ценность или хотя бы на особость. Но нет и признаков сознательного отчужденья; нет напряжения человека перед зеркалом, когда тот не просто поправляет прическу, а пытается себя опознать. Словно странник, минуя причудливую местность, наскоро заносит в путевую книжку ее приметы. И таковы же характеристики ближних. Отец — «человек злобный, непреклонный, сварливый, он обречен на худой конец». Мать — «низкого роста, смугла, болтлива и сварлива, с тяжелым характером». Тем более нет иллюзий у Кеплера относительно брата — вольнонаемного воина.

Нельзя сказать, что Кеплер остается вовсе бесстрастным. Он очень заинтересован. И предмет его — очень занятный: жизненные неурядицы именитого астронома. Рассматривается человек, страдающий и от своей участи, и от своего темперамента. Но рассматривается вне всякого к нему участия. Страдает «этот человек», а не тот, кто его изучает.

Рассмотрим причины неудач этого человека. Вызваны его неудачи им самим (врожденной ему натурой) или привходящими обстоятельствами (судьбой)? Это вопрос о разделении ответственности за случившееся, например, за его отношения с недругами. «Итак, причины отчасти кроются во мне, отчасти в судьбе. Во мне — гнев, нетерпимость по отношению к неприятным мне людям, дерзкая страсть строить насмешки и потешаться, наконец, неуемное стремление сулить обо всем, ибо я не упускаю случая сделать кому-нибудь замечание. В моей судьбе — неудачи, сопутствующие всему этому. Причина первого заключается в том, что Меркурий находится в квадратуре с Марсом, Луна — в тритоне с Марсом, Солнце — в секстиле с Сатурном, причина второго в том, что Солнце и Меркурий пребывают в VII доме».

Так в чем же виноват он, а в чем его недруги? «Причиной ссоры с братом были, во-первых, его глупая хвастливость, во-вторых, моя страсть к упрекам, в-третьих, его непомерные требования, в-четвертых, моя скупость».

Почему так остро переживает этот человек свои недостатки? «Откуда проистекает столь сильное страдание»? Не потому ли, что он их сознает? Но тогда любая добродетель вытекает из знания, что вовсе не очевидно.

Последнее рассуждение характерно для всего текста. Кеплера занимает суть не столько этого конкретного человека, сколько этого мира. Так, в числе своих неудач он называет безуспешность «всех его попыток обмануть кого-то». И вот заключение: «Вот я и думаю, не кроется ли причина неудач в самой природе вещей: не могут же завершиться успехом все махинации, творимые людьми». Еше пример — пространные рассуждения о тонких различиях между «похвалами» и «почестями», от отсутствия которых этот человек так страдает.

Конечно, этот человек не лишен достоинств. Еще мальчиком он проявил чрезвычайную одаренность, как, впрочем, и ту серьезность, за недостаток которой корит себя сегодня. Например, еще отроком он «самостоятельно пришел к мнению Лютера об отсутствии свободы воли... Еще в возрасте 13 лет он послал в Тюбинген письмо с просьбой выслать ему, если это возможно, какой-либо трактат о предопределении... Выступая оппонентом на диспутах, он всегда утверждал лишь то, что думал... Размышляя о милосердии Божьем, он пришел к заключению, что язычники не обязательнодолжны быть осуждены на вечное проклятие.

Особую радость доставляли ему парадоксы. Он считал, что французский язык якобы надлежит выучивать раньше, чем греческий, а в научных занятиях усматривал признаки упадка Германии».

Особо подчеркивается в этом человеке его исключительная противоречивость. Замечательна и разномасштабность его прегрешений. «Страницы своих рукописей он хранит довольно небрежно, зато всякого рода выпрошенные книги стремится всеми силами не возвращать... Этот человек обладает во всех отношениях собачьей натурой. Он вполне походит на обыкновенную дворнягу». Эта мысль развивается с чрезвычайной подробностью, словно подмеченное сходство доставляет ему радость своей точностью.

Как может такое существо быть носителем или хотя бы свидетелем гармонии?

Гороскоп не закончен, рукопись брошена на полдороге. Кто узнал бы великого астронома в его собственноручном автопортрете? Значит, взаправду он живет в другом предмете (в том же «Космическом кубке», в каком он будет опознаваться и через тысячи лет), а здесь, в своем гороскопе, лишь «вымеряет тени».

Когда Кеплер смотрел на небо или на Землю с Луны, Солнца или Юпитера — а космические ландшафты он видел всегда: их не заслоняли ни безбрежные этажерки цифр, ни стены его дома, ни хлопоты домочадцев, ни даже невыплаты жалованья, обрекавшие его семейство на полуобморочное существование, — он был тем, что он видел. Или тем, что мы видим в нем, знать ничего нс желая о его «быте». Легенда о яблоке, возвестившем Ньютону закон всемирного тяготения, повествует о чем-то подобном. Ведь только в специальном восприятии мира удар по макушке равен научному откровению.

Когда Кеплер смотрел в себя, вооружившись своим гороскопом, он видел лишь драму теней, отбрасываемых им в умы ближних. Так, как Кеплер видит себя, его видели другие. Тут нет и отсвета тайны. Гороскоп — это конфигурация небесных тел, помогающая хоть как-то прояснить, разложить на общепонятные «причины» его персональную драму. Это небесный иероглиф его земной судьбы, но ничего замечательного в нем нет, как нет никакой тайны в рентгеновском изображении каверн какого-то тела.

И потому «гороскоп» Кеплера ныне справедливо забыт. Но иная судьба ожидала «Снежинку».

Миниатюра «О шестиугольных снежинках» — это раритет науки, документ теоретической кристаллографии и гордость ее истории. «Изобилие глубочайших идей, широта подхода при рассмотрении причин образования снежинок, замечательные геометрические обобщения, смелость и остроумие высказанных гипотез поражают и сейчас» — вот авторитетное мнение историка кристаллографии И.И. Шифрановского.

«Снежинка» — это новогоднее подношение покровителю. Астроном, привыкший к телескопическому облику Вселенной, разглядывает в зеркале геометрии ее малое чудо. «Господин благодетель» характеризуется в изысканно маньеристской манере, как тонкий ценитель Ничто. Поиск Ничто, достойного своего знатока, и составляет зачин работы.

Затевается интеллектуальное пиршество, которое будет тем изысканнее, чем ближе окажется к своему божественному прообразу — творению из ничего. И для начала покровитель одаряется вопросом о причине шестиугольности снега: «Почему нс бывает 5-угольных или 7-угольных снежинок?»

«Причины», конечно, понимаются еще по Аристотелю: кроме материальной, учитываются также действующие, формальные и целевые. Материальная сразу отвергается, ведь исходное вещество снега не содержит никаких звездочек, что обосновывается неспособностью пара себя самого ограничивать. Но какова действующая причина? «Врождена» шестиричность снежинке или она ею «приобретается»? Если приобретается, то как? А если врождена, то «что следует считать врожденным: воплощенный в шестиугольном архетип красоты или знание цели, к которой приводит эта форма?»

Обсуждение пчелиных сот, зерен граната, горошин в стручке, раковины улиток, цветов и морозных узоров показывает, что их геометрия не определяется одной причиной. Форма раковины, например, создается одушевленным существом, но объясняется свойствами ее материала. Так же обстоит дело с зернами граната: пластичные шарики, вдавливаясь друг в друга в тесноте плода, обретают ромбическую форму — здесь тоже действует материальная сила. Форма сот, напротив, вызывается их назначением — целевой причиной. Поэтому нет нужды тревожить души пчел геометрией. Можно «не беспокоиться о том, как извлечь сущность крохотной души, заключенной в пчеле, из созерцания возводимых ею фигур», здесь и так все ясно.

Со снежинкой труднее. Не удастся ее собрать ни из шариков, ни из кубиков, ни из пифагорейских или платоновых тел. Приходится допустить, что «в теле Земли существует некая формообразующая сила, носителем которой является пар, подобно тому как человеческая душа является носителем духа». И эта душа Земли в своих созданиях, по крайней мере самых достойных, «предпочитает подражать расположению вершин октаэдра». В том числе и в снежинке.

Снежинка, в дополнение к уже известным всем душам (растительным, животным и разумным), одаряется особой, геометрической душой. Правда, для этого приходится идти на отважные обобщения: «весь род душ родствен геометрически правильным, или космопоэтическим фигурам, как в этом убеждают многочисленные примеры».

Аргумент этот, так сказать, антропный — от сродства всех душ с нашей. Но и он не помогает прийти к твердому выводу. В завершение все гипотезы систематизируются в пять основных. Первые четыре находят возражения, тогда как в пользу пятой высказываются некие доводы. А выглядит эта последняя сакраментальным вопросом: «Быть может, наконец, сама формообразующая природа в своей глубочайшей сущности сопричастна правильному шестиугольнику?»

Так что же в итоге? Если иметь в виду исходный вопрос — о причине шестиричности снега, то он не получил окончательного ответа. Нет его и сегодня. Последователями Кеплера подхвачен сам метод — способ виденья кристаллических, да и не только кристаллических, творений природы.

По сути, ничего, кроме схемы лучей, Кеплер в снежинке уже не видит. Он ищет только зависимость фигуры снежинки от ее материи. Зоркость к деталям нужна лишь затем, чтобы угадать, как обстоят дела на заднем плане — там, в глубине, где, собственно, и происходят «события», в микроскопической перспективе. Всякому факту поверхности соответствует факт глубины. Если здесь что-то изменилось, значит там, в закулисьс, что-то переместилось. Так выглядит вход в современную кристаллографию со стороны механики. Но для Кеплера смысл проведенной работы, конечно, не в том. Ибо настигнута цель более возвышенная. «Не я ли, — восклицает астроном. — умудрился из этого почти Ничто сотворить почти целый мир со всем, что в нем находится? Не я ли, отправляясь от крохотной души самого маленького из живых существ, трижды обнаруживал душу самого большого из земных существ — земного шара — в атоме снега?»

«Пока я писал эти строки, снова пошел снег, причем еще пуще прежнего. Я прилежно принялся разглядывать снежинки». Почему они плоские, если облака объемны? Ведь если бы шарики сталкивались и слипались в объеме, то каждый из них соприкасался бы с 6-ю другими, а это уже зацепка. «Предаваясь этим мучительным размышлениям.., я вдруг вспомнил, что мне не раз приходилось с удивлением наблюдать, как звездочки такого рода ложились плашмя не сразу после того, как падали на землю. Несколько мгновений их части стояли торчком и лишь некоторое время спустя опускались на землю».

Спрашивается, отчего это, глядя на снегопад, 40-летний астроном предается столь тщательным наблюдениям и мучительным размышлениям? Ведь не для того же, чтобы преподать нам основы теоретической кристаллографии.

Снежинка стала тайной, мистерией, но почему? Нормальный человек умирает, так и нс рассмотрев снежинку в снеге. Немногие успели пересчитать число ее лучей. Но до Кеплера ни один человек не озадачился вопросом: почему их 6, а не 8 или 10? Таков же исходный вопрос «Космографической тайны»: почему планет именно 6? Но там хоть предмет вопрошания достойный, а здесь?

Похоже, что снежинка — повод, а не причина этих размышлений. Примем во внимание, что общеизвестный типографский знак, изображаемый «*» и именуемый звездочкой, отражает негативный оттиск звезды и одновременно отвлеченную схему снежинки. Но излревле в звездах опознавались души людей — Кеплер лишь считывает с них эйдетическую потенцию. Как истый звездочет, он выбрал снежинку не только, а может быть, и не столько из соображений симметрии, сколько из-за ее сродства с небом.

Сама центрально-симметричная лучевая форма снежинки позволяет ее трактовать как исток земной энергии и как сток небесной. Снежинка — это точечный очаг тепла, схваченный холодом. Тепло, признает Кеплер, побеждено, но даже в поражении сохраняет свое достоинство. (Следует ссылка на античные добродетели.) Снежинка — это центр кристаллизации стихий. Каких, природных или человеческих?

Нынче подобные занятия называют «Игрой в бисер». По Гессе, это «игра со всеми смыслами и ценностями культуры», позволяющая теоретически «проигрывать все духовное содержание Вселенной». Ибо в эту игру «с одинаковой легкостью включались как основные понятия веры, библейское речение или высказывание святого из мессы, так и геометрическая аксиома или же мелодия Моцарта. Мы не впадем в преувеличение, если осмелимся заявить: для узкого круга истинных мастеров Игра была почти равнозначна богослужению, хотя от создания собственной теологии она уклонялась».

Все признаки этой игры видны в фактуре «Снежинки». Жемчужинами, подобными нотным знакам, служат пифагорейские фигуры (в частности, их абсолютный предел — невидимые шарики как прообраз атомной материи), а их конфигурациям отвечают душевно-духовные интонации. Здесь отзвуки и литургий, и библейских псалмов, и античных поэтов — сплетение аллюзий, что нам представляются избыточными, но автору доставляют, судя по тексту, физическую радость. Радость абсолютного владения инструментом.

Кеплер все еше мыслил в средневековой парадигме, где душа человека лучится в скрещении лучей, сходящихся в ней со всего неба. Планеты движутся, не влияя на человека, до тех пор пока их лучи, сходящиеся на душе, не образуют правильную фигуру; эти особые конфигурации лучей Кеплер искал повсюду, в том числе и в снежинке. Речь не столь о снежной, сколь о человеческой душе, по крайней мере о душе звездочета.


Тот факт, что основное его произведение именуется «Гармонией мира геометрической, архитектонической, гармонической, психологической, астрономической», то есть гармонией завершенной и всеединой, доказывает, что его работа является не столь примером, сколь прообразом «Игры в бисер». Ведь история кеплеровской «Гармонии» еще не закончена: П. Хиндемит, к примеру, только в XX веке переложил ее на нашу музыку, а физика лишь подбирается к квантованию Солнечной системы. В «Снежинке» она проигрывается на малой арене.

Тайная гармония мира состоит в правильности его формы — только на нее отзывается душа и только ее утверждает в своих творениях. Открыть ее — значит возвести видимые вещи к пифагорейским или Платоновым телам, божественным пропорциям, гармоническим созвучиям. Поэтому Кеплер никогда не будет всматриваться в пламя, облако, рябь на воде, в бабочку — он всматривается в драгоценные камни, пчелиные соты, ледяные кристаллы или в косточки плода. Гармония в них, а не в летучих миражах, значимых лишь в момент явления.

«Особую радость ему доставляли парадоксы» — сообщал Кеплер о себе. Не слабость ли к парадоксам заставила его искать душу в бездушном студеном создании? Вспомним, сколь сомнительным выглядит это чудо природы в современном романе воспитания — в «Волшебной горе» X Манна. «Каждое из этих студеных созданий обладало совершенными пропорциями, было холодно симметрично, и в этом-то и заключалось нечто зловещее, антиорганическое, чуждое жизни; слишком они были симметричны, такою не могла быть предназначенная для жизни субстанция, ибо жизнь содрогается перед лицом этой точности, этой абсолютной правильности, воспринимает ее как смертоносное начало, как тайну самой смерти».

Таково общепринятое сегодня отношение к космопоэтической фигуре снежинки: что-то не припоминается, чтобы кто-нибудь из наших современников отважился узнать в ней символ души или духа. То, что Кеплер полагал душой вещей, стало знамением их бездушия.

Геометрическое сродно душе, как вечное в тленном. Геометрическое враждебно душе, как лишенное страха и трепета, шепота и крика — порыва. И потому геометрическое духовно, а не душевно. Душа пребывает в вещах, а дух — только в человеке. Снежинка Кеплера — это душа, видимая духом: духовная структура душевной бездны. Она являет собой те самые кристаллические оси. какими он безуспешно пытался разнять в своем гороскопе петли душевной жизни.

А теперь сравним представленные здесь сочинения. «Гороскоп» Кеплера имеет предметом внутреннюю реальность, а «Снежинка» — внешнюю. Где же он, как человек, раскрывается в первую очередь? Думается, сказанного достаточно, чтобы отдать предпочтение «Снежинке». В суждениях о безднах снежинки «сам» Кеплер сказывается много полнее, чем в соображениях о собственной бездне. Сам он не нашел бы в том ничего загадочного, потому что по философским своим установкам он полностью разделял платоновское учение о душе.

Платон взял выработанную к тому времени модель космоса, доопределил ее арифметическими, геометрическими и гармоническими пропорциями и назвал душой. «...Если есть движения, обнаруживающие сродство с божественным началом внутри нас, то это мыслительные круговращения Вселенной; ими должен следовать каждый из нас, дабы через усмотрение гармоний и круговоротов мира исправить круговороты в собственной голове, нарушенные уже при рождении, иначе говоря, чтобы добиться, чтобы созерцающее, как и требует изначальная его природа, стало подобно созерцаемому». Своей душой человек отражает целое мира. И напротив, себя самого он может созерцать простертым до крайних пределов Вселенной.


Непривычность такого решения не должна нас особо шокировать. Теперь-то мы знаем, что психологии, успешно практикующей, может служить язык и астрологии, и психоанализа или какой-нибудь акупунктуры, добирающейся до психики человека по точкам китайского меридиана. Что же касается нашей официальной, академической, то есть «научной» психологии, то она, став крысиной (в Америке) или шаманской (в Европе), давно утратила из виду этот старинный предмет — психе.

А при Кеплере душа еще оставалась предметом житейского обихода. Другое дело, что он посетил наш мир в момент его радикальной перестройки, когда человек переставал узнавать в космосе строй своей души. Платон знает, каков космос; его копию он называет душой. Кеплер не знает, каков космос, традиционный уже разрушен, новый еще не построен. Поэтому ему ничего не остается, как занять позицию Платонова демиурга. Имея образцом лишь собственную душу, очертить по ее контурам форму нового, эллиптического космоса и установить первый его закон. И сделать это тогда, когда предчувствие этих законов отнюдь не носилось в воздухе, как во времена Ньютона, вынужденного ревностно защищать свое первенство от соперников: среди современников Кеплер был безнадежно одинок.

О чем бы человек ни рассказывал, он рассказывает и о себе. Трудно допустить, чтобы нечто подобное происходило и в науке. Но нельзя не заметить и другого — совершенно парадоксального — обстоятельства: «внешним миром» Эйнштейн называет то же, что Августин — «внутренним». Каждому из них предстоит великой «загадкой» одна и та же «бездна», только один называет ее «внешней», а другой — «внутренней». Не эта ли инверсия, если над ней поразмыслить, станет ключом к «великому объединению» естественнонаучного и гуманитарного знания?

В одну эпоху, называемую нами «мрачным средневековьем», лучшие умы отдавались познанию души. В другую, именуемую «просвещенным» Новым временем, они переключились на познание природы. И те. и другие одинаково истово противопоставляли свои предметы друг другу. Но действительно ли они исключают друг друга? Правдоподобнее допустить, что «фундаментальный» объект лучших умов человечества всегда один.

Из квантовой физики мы узнали, что последний (элементарный) объект естествознания сам по себе один, но вызванный на одну сцену, он выглядит волной, вызванный на другую — частицей. Так, может, и в исторических превращениях фундаментального объекта дело обстоит так же? Не служит ли сама история экспериментом, связанным неким принципом неопределенности и, значит, дополнительности? Тут можно воспроизвести всю логику рассуждений Нильса Бора, поменяв лабораторную сцену на историческую.

Разумеется, ставить проблему «синтеза» подобным образом можно лишь при условии, если культуры Среднего и Нового времени признать равноценными, то есть учесть, что по части познания «природы» мы опередили средневековых мыслителей ровно настолько, насколько они превзошли нас в познании «души». Это значит поставить под вопрос не современную физику, а нынешнюю психологию — нужно увидеть наконец, что она столь же ужасна, как и средневековые измышления о строении естества. Сегодня не психология, а космология, теория элементарных час- • тиц и космического вакуума, напоминает нам о глубине человека. Фундаментальная физика невольно отдает психологией: уж больно похожи квантовые и галактические бездны на человеческие.


Как известно, Леонардо да Винчи знал все. Но даже он сегодня подписался бы на журнал «Знание - сила».

Мы знаем больше...


На заре новой биологии
Игорь Лалаянц

РНК: О, новый дивный мир!


Мой интерес к РНК был подогрет жарким летом 1971 года статьей в «Знание — сила» (1971, № 6), в которой рассказывалось об удивительном открытии никому до того не известного Говарда Темина из Богом забытого Висконсинского университета. Летняя отпускная эйфория стимулировала состояние ума, способствовавшее осознанию революционности события в молекулярной биологии...


А у бабочек так же
В статье, помимо всего прочего, рассказывалось и о том, что киевский генетик С. Гершензон предвосхитил своими работами открытие Темина, доказав, что генетическая информация, вернее, ее поток может быть «повернут вспять» в природе: не «ДНК — РНК - белок», а «РНК —ДНК». Сделано это было в опытах на гусеницах бабочек, которых заражали неким вирусом. Что же помешало признанию приоритета советского ученого?

Во-первых, это самоизоляция, в которой оказалась не только страна, но и ее наука. Самоизоляция политическая и интеллектуальная. Никто в мире не читает наших, немецких и французских журналов, не говоря уж о японских и китайских. Международной научной «латынью» современного мира является английский, на нем и идет общение.

Не будем забывать и о «народном академике» Т. Лысенко, и сессии ВАСХНИЛ 1948 года. Да, мы были изолированы от мира, но «там» находились Г. Гамов и М. Дельбрюк, Ш. Ауэрбах и Г. Меллер. Герман Меллер пытался спасти Вавилова и еле спасся сам, потерпев поражение от Лысенко. Шарлотту Ауэрбах спас Н. Тимофеев-Ресовский, и она осела в Эдинбурге, где основала одну из ведущих генетических школ мира (недаром именно в столице Шотландии была клонирована овечка Долли). Она знала, что после войны ее спаситель сгинул, оставив насиженное место в Бухе под Берлином. Они встретятся лишь много лет спустя. Что же до Гамова, то тут особая статья.

Так с помощью искусственных липосом созданные экспериментаторами короткие РИН доставляются в клетку


Гамов тоже был наслышан о «достижениях» советской агрономии, поэтому в свойственном ему юмористическом ключе иллюстрировал влияние внешней среды на наследование признаков вполне в духе Лысенко. Выступая перед генетиками и врачами одной из крупных университетских клиник, он обратил внимание собравшихся на то, что сын миссис Джонсон может быть похож на молочника Смита Ответом физику, увлекавшемуся вопросами наследственности, был дружный смех аудитории...

И последнее. Кого тогда могли интересовать бабочки и их вирусы?

Темин десять лет занимался раковыми вирусами. А Штатами в шестидесятые годы после внедрения в широкую клиническую практику антибиотиков овладела идея фикс, что победа над раком тоже близка. Достаточно вспомнить, что после официального признания открытия структуры ДНК Дж. Уотсон тут же бросился в Вашингтон, где добился от администрации достойного бюджетного финансирования работ по раку. В 1972 году президент Р. Никсон, у которого от рака умерла тетка, объявил «войну раку».

В 1978 году А. Корнберг, впервые синтезировавший ДНК в пробирке, опубликовал книгу под довольно символическим названием: «Из любви к энзимам: Одиссея биохимика». Эдакая своеобразная сага из биохимии с любовью, в которой он четко заявил о том, что корни молекулярной биологии — в биохимии.

Отмахнуться от этого действительно нельзя, поскольку для успеха научного «предприятия» важна не только высокая теория, но и приземленный реалистичный принцип «кост-эффект» (соотношение цены и качества). Философия учит нас своей «теорией познания», что существует эпистемиология и онтология. Отсюда эпистолы — послания апостолов. Название происходит от греческого «эпистенай» — «на том стою!»

Нам, бросающим взгляд на историю науки, кажется, что идет поступательное и чуть ли не прямолинейное развитие. Это и есть по «теории», которая так ничего и не предсказала, и не сделала ни одного открытия.

А онтология — это низкая сущность, эдакое «аз есмь», сартровский «экзистанс», хотя она и лежит в основе высокой эпистемиологии. На самом деле, наука открывает не то, что хочет, а то, что может на данный момент. И довольно часто «проскакивает» мимо существенных и важных открытий. Это как с первой любовью, воспоминания о которой бередят потом всю жизнь душу так и не осуществленным потенциалом счастья в этой жизни-онтологии.

Заканчивая сие отступление, скажем только, что науки делятся на физические и «коллекционирование бабочек».Так вот Гершензон в силу обстоятельств оказался среди коллекционеров. А ему бы в Штаты...

Темин успел вовремя, выделив из раковых вирусов фермент, получивший название «РНК-зависимая ДНК- полимераза»: фермент, складывающий цепь ДНК по образцу — матрице РНК. Вовремя, потому что совершенно неожиданно для себя тот же фермент открыл Дэйвид Балтимор. Их статьи появились в последнем июньском номере «Нейчур» за 1970 год, после чего коллеги не стеснялись поздравлять их с совершенной революцией в науке. Через пять лет оба будут удостоены Нобелевской премии.

Проявление на листьях гена зеленого флюоресцирующего белка (в центре) и подавление его работы (справа и слева)


Назад в будущее, или обратно вперед
Через пять лет после открытия двуцепочечной спирали ДНК Ф. Крик вполне в духе теоретической физики выступил со статьей «Репликация биологических макромолекул» (то есть воспроизводство ДНК и белков). Именно в ней он постулировал необходимость посредника между ДНК и белком, поскольку к тому времени уже было известно, что белок не синтезируется в ядре, то есть там, где локализуется ДНК. На роль посредника была выдвинута PHК, получившая название «мессинджер» (от «мессидж» — послание, посыл, передающий информацию). По-русски она часто называется информационная РНК, или и-РНК.

Так родилась ЦДБ — центральная догма биологии: ДНК — РНК — белок.

А к концу 1966 года была решена одна из центральных проблем современной биологии: расшифрован код передачи информации в системе синтеза белка. Одно основание в ДНК кодировало одно основание в РНК, а три основания в РНК кодировали одну аминокислоту в молекуле белка. То есть, как часто говорилось тогда, открыт «язык жизни». А вы говорите о каких-то раковых вирусах и нарушении ЦДБ: ДНК — РНК — белок.

И все же Темин не сдавался, и в конце концов вместе с Балтимором они порушили ЦДБ. Оказалось, что управление информационными потоками может осуществляться и в обратном направлении. Уже в середине 1971 года редактор биологического отдела журнала «Нью сайентист» Г. Чедд писал, что установлено открытие РНКовой ДНК-полимеразы, которая осуществляет «обратный» синтез ДНК с РНК. Поскольку синтез нуклеиновой кислоты на матрице другой получил название «транскрипция» — «переписывание» (сравни: скриб — писец), то само явление получило название «обратная транскрипция», а фермент на научном сленге — «обратная транскриптаза», или еще проще — «ревертаза».

А кроме того, он утверждал, что есть и РНК-зависимая РНК-полимераза (РзРп — запомни, читатель, эту аббревиатуру).

Сами открыватели — Темин погибнет от опухоли мозга — надеялись, что им быстро удастся справиться с раком. Для этого всего лишь надо было найти средства, которые ингибируют — подавляют — обратную транскриптазу, играющую важную роль в процессе возникновения и развития рака. Но как много позже покажет история со СПИДом, также вызываемым ретровирусом (то есть вирусом, содержащим РНК), из этого ничего не выходит.

«Дайсер» (вверху под двойной цепью РНК) и расщепление и-РНК с помощью малой РНК и комплекса РИСК (справа), а также синтез двуцепочечной РНК с помощью РНК- зависимой РНК- полимеразы (РзРп). Объяснение всех этих сложных манипуляций — в тексте.


Разочарованные эдаким афронтом биологи попытались получить с паршивой овцы хоть шерсти клок и стали копировать с выделенных из клеток РНК-гены. Так в общем-то случайное открытие в области вирусной онкологии стало основой всей современной биотехнологии, а в конечном итоге привело и к прочтению генома человека. Но об этом мы уже неоднократно рассказывали...


3D НК
Так в переводе на современный язык выглядело бы название статьи академика В.А. Энгельгардта «Нуклеиновые кислоты — снова в трех измерениях». В ней, а также и изустно, наш патриарх молекулярной биологии рассказывал о расшифровке трехмерной структуры первой транспортной РНК, которая «транспортирует», то есть переносит в рибосому аминокислоту, благодаря чему осуществляется синтез белка.

Открытие было удивительно тем, что с 1953 года мы привыкли к двуцепочечности ДНК, а про РНК знали, что она одноцепочечная. Но, оказывается, РНК может самоизгибаться на себя и образовывать двуцепочечные участки. А с конца у нее свисают четыре нуклеотида. Дважды нобелевский лауреат Фред Сэнджер, вспоминая в связи с пятидесятилетним юбилеем ДНК удивительные дни начала молекулярной биологии, писал о том фуроре, который произвела расшифровка последовательности этой четверки. К 1978 году был расшифрован первый геном вируса из пяти тысяч нуклеотидов, а теперь счет идет на миллиарды, то есть объемы «чтения» увеличились в миллион раз!

Реклама интерферирующей РИН, созданной для борьбы с раком


А в самом начале восьмидесятых всю биологию потрясла весть о том, что РНК обладает самопроизвольной энзиматической активностью. Томас Чек выделил небольшие РНК, которые, подобно мифическому Уроборусу древних греков, «берущему себя за хвост», изгибаются и сами себя «перекусывают». И это в среде без каких бы то ни было следов присутствия белка. Нужно только присутствие металлических ионов, например того же магния или кальция.

Новые РНКовые соединения получили название «рибо-зим», то есть РНК-энзимы. Особо популярным ри~ бозимом оказался «молотобоец», имеющий форму металлического колуна на древке.

Не будем утомлять читателя квантовыми сложностями, заметим лишь, что рибозимы могут выступать не только в рибонуклеазной, то есть расщепляющей ипостаси, но также и «сшивающей», то есть РНК-полимеразной. Такие ферменты замыкания нуклеотидной связи получили название «лигазы» (от латинского «лига» — союз, связка, узы).

Вот тут-то бы ученым и задуматься да пораскинуть мозгами. Да кому нужны были эти РНК! Биологи бросились «считывать» геном человека, под который Уотсон вновь «выбил» огромные ассигнования у конгресса США. Но не все забыли об РНК. Л. Оргел из Биологического института в калифорнийском Сан-Диего вместе с Криком занялись разработкой проблемы панспермии, то есть космического расселения жизни. В своем продолжении идеи Вант-Гоффа они опирались на единство генетического кода у всех организмов Земли.

В какой-то мере идея опирается на экспериментальные данные. В конце 2002 года журнал «Нейчур» поместил статью о получении рибозима, состоящего всего лишь из двух букв генетического кода.

Автор статьи Дж. Ридер, работающий в том же институте Скрипса, где долгие годы изучал проблемы мозга Крик, считает, что на первых этапах эволюции химических систем очень трудно было поддерживать четырехбуквенные рибозимы. Их же искусственная система из пурина и урацила «сшивала» две молекулы РНК с катализируемой скоростью в 36 тысяч раз больше фоновой. Может, и вправду рибозимовые лигазы стояли у истоков жизни?


Рисковые аргонавты
Ясон, увлекший за собой в далекую Колхиду на поиски золотого руна своих друзей, действительно был рисковым парнем. То же можно сказать и об ученых, которые идут по неведомым дорожкам новых биотехнологических возможностей, получая и находя часто вовсе не то, что хотели и надеялись открыть.

Есть классический объект генетики растений под именем всем знакомой петунии. Окраска ее лепестков регулируется одним геном, наследование изучено вдоль и поперек. Эдакая дрозофила ботаники. Вот на этой- то дрозофиле и экспериментировали последователи «нового смелого мира».

Суть опыта заключалась во внесении дополнительных копий гена окраски. Мыслилось получить не розовые цветы, а чуть ли не черные (как это делают с тюльпанами). Но, к удивлению создателей нового ботанического Голема, петунии получились... бесцветные, то есть белые.

Анализ активности гена показал, что никакой активности не было. Гены в виде ДНК были, а вот их информационных копий (и-PH К) не было.

Когда об этом сообщили ботаники, за дело взялись «червячники». Есть такой круглый червячок — нематода — длиной-то всего лишь один миллиметр, который состоит из тысячи клеток. С. Бреннер еще в далекие шестидесятые годы распознал его генетический потенциал. Сегодня геном «кэнорабдитис элеганс» прочитан, поэтому быстро прикинуть на черве идеи не составляет труда. В общем, у червячка оказалось все то же самое.

Но в течение почти десяти лет это явление считали привилегией низших организмов. Оно получило название «интерференция» и было скопировано с известной интерференции вирусов. Еще с пятидесятых годов было известно, что вирусная атака клеток ведет не только к их гибели, но и к передаче другим клеткам сигнала об опасности. Потом в клетках выявили белок, получивший, естественно, название «интерферон». Интерференция, таким образом, мешает распространению вирусной инфекции.

Было также известно, что введение в клетки кусков нуклеиновой кислоты длиной более тридцати букв-нуклеотидов включает в их цитоплазме мощный интерфероновый ответ, блокирующий весь белковый синтез. При этом часто в экстрактах, особенно ядерных, обнаруживалась всякая РНКовая мелочь размером в какие-то 19 — 22 нуклеотцда (нт). Но от нее отмахивались, считая эти супермалые РНК продуктом распада более крупных.

Такие удивительные структуры создает РНК для выполнения своих функций


И вот осенью 2001 года плотину прорвало. В лаборатории Колд- Спрингс-Харбора, где долгие годы директорствовал Уотсон, был открыт фермент «дайсер». Название образовано от английского «дайс», что означает игральные кости, случайность. Потом был открыт фермент «аргонавт», и пошло-поехало. Особенно в этом отношении постарались в Геттингене, где в Институте биофизической химии Макса Планка собралась мощная команда поя руководством Томаса Тушля, открывшая РНК-интерференцию в клетках млекопитающих.

Это открытие произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Оказалось, что в клетках высших организмов действует древняя защитная система внутриклеточного иммунитета, сохранившись в эволюционно первозданном виде. Тут уж все бодро развернулись от различных геномов и стройными рядами...


Не слышны в саду даже шорохи...
В целом весьма упрощенно картина молекулярной интерференции может быть изложена следующим образом. В клетке имеются длинные двуцепочечные молекулы РНК, на которых собираются четыре белка:

дайсер аргонавт

==============

белок белок

При этом «дайсер» смотрит в хвост «аргонавту». Такая ориентация способствует активации «дайсера», который начинает нарезать РНК на короткие 19-22-нуклеотидные куски. Получив свой кусочек, «аргонавт» разворачивается на 180 градусов и избавляется от второй цепочки. В результате этого «аргонавт» получает санкционированный доступ в РИСК, который собирается на и-РНК-мишени.

Для пояснения дальнейшего необходимо сделать маленькое отступление. Биологам известно понятие «сайленсинг», название которого произведено от английского «сайленс» — молчание, немота, тишина. Этот термин стали применять к гену, который, отработав свое в эмбриональном развитии, замолкает на всю оставшуюся жизнь (в норме). Или, наоборот, был молчащим, а потом под действием половых гормонов бурного юношеского созревания включился и вновь замолкает лишь в старости. При раке сайленсинг многих генов снимается, что не есть хорошо.

РИСК — это «сайленсинг»-комплекс PH К-интерференции. Одноцепочечная РНК минимальной протяженности соединяется с соответствующей последовательностью и-PH К (копии гена-мишени), что является сигналом для «переваривания» последней РИСКом. От и-РНК остаются нефункциональные фрагменты. Так происходит весьма целенаправленное «замалчивание» гена без его нарушения, то есть ген «выключается» путем разрушения его информационного продукта на выходе из ядра.

Когда это впервые поняли осенью 200! года, ажиотажу ученых не было предела, что сразу же отразилось на страницах журналов. Ведь это же великолепно! Можно извне выключать нужные вам гены и тем самым начать разбираться в их функции. Такого подарка судьбы молекулярные биологи просто не ожидали.

Дело в том, что большая часть генов в нашем геноме, прочитанном к концу 2000 года, так и не понята, то есть их функции пока еще не известны. Достаточно сказать, что на расшифровку первых тысяч генов ушла четверть века, а остается еще как минимум тысяч 25! Вот почему все заинтересованы в простом и дешевом методе, который позволит быстро определять, что делает тот или иной ген, за что он ответственен. И новая система работы РНК, по крайней мере на сегодня, представляется идеальным выходом из положения.

Так некогда в липоссмах начиналась жизнь или по крайней мере синтезировалась РНК (красная цепочка) благодаря действию РНК- полимеразы (желто- зеленые шарики вверху) из отдельных нуклеотидов, плавающих в первобытном океане (красные шарики — на рисунке внизу)


Это онтология нашего бытия, а что же воспаряющее сознание эпистемиологии? То есть для чего существует с незапамятных времен механизм разрушения РНК? На сегодня теоретическая мудрость гласит: механизм интерференции служит защите клетки от вторжения чужеродных вирусов. Клетка быстро синтезирует короткие РНК с помощью «дайсера», после чего РИСК осуществляет «переваривание» вторгшегося врага.

В клетках же высших существует для их генома и другая опасность, а именно транспозоны. Эти мигрирующие в геноме элементы были открыты Барбарой Маклинток, за что она была десять лет назад удостоена на склоне лет Нобелевской премии. Транспозоны могут так вклиниться в ген, что он начнетработать аномально, что приводит ко всякого рода нежелательным последствиям. И тут РНК-интерференция служит подобно управлению внутренней безопасности силовых структур.

ДНК, намотанная на «шпульки» нуклеосом (одна видна в деталях справа внизу).


Схема наглядно представляет сложнейшую систему «упаковки» ДНК из-за чего молекулярные биологи несколько десятилетий не могли установить точную последовательность операций, совершаемых ДНК которая переходит от плотно упакованного состояния к рабочему


А вирус-то не дурак
И, тем не менее, вирусные инфекции на всех уровнях живого существуют, следовательно, вирусам удается преодолеть интерференционный барьер. В свое время автор Гулливера Джонатан Свифт так обыгрывал эту ситуацию:

Натуралистами открыты у паразитов паразиты,

и произвел переполох тот факт, что блохи есть у блох.

Свидетельством преодоления интерференции является элегантный эксперимент, проведенный на листьях растения с помощью зеленого флюоресцирующего белка тихоокеанской медузы, включаемого белком животного вируса. Поясним, что имеется в виду.

Ген зеленого флюоресцирующего белка (ГФБ) работает в разных организмах и дает протеин, который светится зеленым под действием лазера или ультрафиолета. Клетки табака могут экспрессировать в гены вируса животного, в частности, поражающего домашнюю птицу. Так вот, в одном из подразделений Калифорнийского университета, что в городке Риверсайд, в табак внесли ген ГФБ, который, естественно, не стал светиться в силу РНК-интерференции («дайсеру» табака не важно, чью и-РНК перемалывать). Однако...

Однако через некоторое время свечение восстанавливалось. Под действием двух белков. Анализ показал, что оба они являются РНК-зависимыми РНК-полимеразами (РзРп). А мы уже эту аббревиатуру «проходили» еще в 1971 году. Вот тебе и временная петля, а отнюдь не поступательное движение вперед и ввысь!

Что делают РзРп? То же, что и в 1971 году, и миллиарды лет тому назад. Они столь же древние, как и интерференция. В клетках наблюдается баланс сдержек и противовесов, и вслед за включением интерференции вступает в действие обратный процесс, а именно восстановление двуцепочечности РНК. Интересно, что система настолько «антична», что белок животного вируса прекрасно работает в клетках растения, «зажигая» флюоресцентный белок тихоокеанской медузы. «Если звезды зажигаются, значит это кому-нибудь нужно»...


«РНКовый мир»
Книга под таким названием впервые вышла в 1993 году в издательстве Колд-Спрингс-Харбора. Авторы, среди которых был и Чек, обсуждали на страницах объемистого тома эволюционные аспекты зарождения катализа, специфичности, функции макромолекул. Четыре года назад она была переиздана Тогда еще никто не мог предполагать взрыва интереса к РНК, и книга пользовалась интересом главным образом среди теоретиков. Теперь же совсем иное дело. Можно только поражаться провидческой способности редакторов первого издания, которые предпослали книге следующий подзаголовок: «Природа современной РНК предполагает ее пребиотичность».

С теоретической точки зрения, новое открытие позволит дедемонизировать и снять анафему с ламаркизма. «Знание — сила» уже когда-то приводил строки Мандельштама на эту тему:

Если все живое лишь помарка за короткий выморочный день,

на подвижной лестнице Ламарка я займу последнюю ступень.

30 лет молекулярные биологи «долбили» гены и их строение. Были созданы стройные схемы работы генов. И оказалось, что все не совсем так. Геном — совокупность всего наследственного вещества клетки — регулируется совсем не так, как представлялось при работе на отдельных выделенных генах.

Открытый новый механизм регуляции работы генов и биохимических процессов в клетке оказался очень гибким и эффективным при восприятии воздействий извне. Гибкость, приспособляемость, пластичность живой материи всегда ставила перед биологами серьезные задачи, и сейчас представляется, что сделан серьезный шаг для их решения.

Надо признаться, что автора больше волнуют не теоретические споры и дискуссии, которые интересны, но, как показывает практика, малопродуктивны в биологии, а вечный вопрос: «Ну и что?»

Автор постарался в доходчивой форме изложить состояние дел вокруг РНК, несясь, подобно серфингисту, на волне жгучего интереса, возбужденного недавним «переоткрытием» интерференции и РзРп, что можно было сделать тридцать лет назад. А далее он может сказать только словами «Книги прохладного вертограда» XVIII века, хранящейся в Российской государственной библиотеке (бывшей Ленинке): «Избранная от многих мудрецов о различных врачебных вещех, ко здравию человеческому предстоящих».

Людей прежде всего интересует, что новые открытия в биологии сулят медицине, то есть практическое внедрение. Перейдем же к прозе жизни и практике — критерию истины. Все из того же Калифорнийского университета пришло сообщение о подавлении с помощью РНК-интерференции растительного рака у томатов.

Ту же задачу охраны организма призвана решить РНК-интерференция в приложении к двум белкам ВИЧ, тем самым подавляя репликацию смертельно опасного вируса. Удалось приостановить размножение клеток глиомы, убившей Г. Темина.

Но надо признать, что пока успехи применения РНК-интерференции ограничены в основном культурами тканей. Дело в том, что до самого последнего времени РНК доставляли в клетки с помощью особых частиц — липосом, а это не всегда применимо по отношению к макроорганизму. И вот специалисты Йельского университета предложили использовать для борьбы с раковыми ретровирусами ретровирус же. Это позволяет резко расширить спектр клеток, измененных с помощью введения малых РНК. В качестве иллюстрации они в клетках селезенки выключили ген белка Т4, с помощью которого вирус иммунодефицита входит в клетки.

И это — только начало. Эра РНК еще впереди.


Михаил Вартбург

25 лет — «альфа-ритм» океана?

Каждые несколько лет в западной части Тихого океана происходит фандиозное, но загадочное явление; огромные массы воды разогреваются и затем постепенно перемещаются на восток со всеми вытекающими отсюда последствиями для устоявшейся системы воздушных течений над нашей планетой.

А последствия эти выражаются в мощных природных катаклизмах — в проливных дождях и наводнениях на берегах Тихого океана, в ураганах и лесных пожарах, в непривычной жаре в одних местах и таких же непривычных холодах в других. Явление это называется Эль-Ниньо (так назвали его когда-то перуанские рыболовы), и в последние 20 лет оно происходит все чаще и интенсивнее.

Некоторые ученые связывают его с наблюдаемым ныне глобальным потеплением. Суша евразийского континента, говорят они, впитывает тепло из атмосферы и в результате перегревается; поэтому она время от времени «сбрасывает» излишнее тепло в воды прилегающего океана. Если это так, то глобальное потепление должно приводить к более быстрому перегреву суши, более частому ее «сбрасыванию» и, соответственно, к более частым и интенсивным Эль-Ниньо.


Если эта гипотеза верна, то участившееся появление все более мощных Эль-Ниньо в последние десятилетия следует рассматривать как прямое следствие глобального потепления и еще одно доказательство его негативной роли в климатическом равновесии. Более того, расчеты, основанные на этой гипотезе, показали, что каждый период Эль-Ниньо увеличивает глобальное потепление, нагревая атмосферу планеты на дополнительные 0,1 фадуса, что должно, в свою очередь, вести к учащению таких периодов, создавая своего рода цепную реакцию.

Но вот недавно калифорнииский ученый Франциско Чавес предложил другое объяснение Эль-Ниньо. Он связал его с загадочными циклами температурных изменений не в одном лишь Тихом, но во всем Мировом океане. И если гипотеза Чавеса верна, то описанная выше картина должна быть изменена в самых существенных своих чертах.

Толчком к работе Чавеса оказалось известное рыбакам (но от того не менее загадочное) явление циклической смены так называемых сардинных и анчоусных периодов в океане. Еще в 40-е годы XX века Калифорния, Перу, Чили и Япония наслаждались самым высоким за десятилетия уловом сардин. Затем, в 50-е годы, поголовье сардин, как по приказу, резко упало, зато столь же резко возросло поголовье анчоусов. Прошло еще лет 20-25, и сардины вернулись в океан, тогда как анчоусы почти полностью исчезли. И лишь в последние пять лет анчоусы стали возвращаться, и одновременно улов сардин сократился на 99961 Заинтересовавшись этой регулярной 25- летней закономерностью, Чавес решил собрать все имеющиеся данные о температуре воздуха и воды и концентрации атмосферного углекислого газа в районе Тихого океана и сопоставить их с данными о количестве сардин и анчоусов за те же годы.

Выяснилась любопытная картина. В те периоды, когда в океане преобладают анчоусы, вода холоднее и Эль- Ниньо не так интенсивны. Напротив, в «сардинные периоды» вода теплее и Эль-Ниньо сильны. Сейчас, например, только-только начался очередной «анчоусный» период, и, действительно, первый Эль-Ниньо нового сезона оказался много слабее последнего в предыдущем периоде.

Такая корреляция с большой точностью прослеживается на протяжении всего предыдущего столетия. Такие же, хотя и противоположные «по знаку» циклы происходят у берегов Южной Африки. Что еще любопытнее — температура воздуха в «сардинные» периоды оказывается выше, чем в «анчоусные», причем не только над Тихим океаном, а над всей планетой в целом.

Понятно, что не сардины с анчоусами заведуют температурой воды и воздуха, а также интенсивостью Эль- Ниньо. Верно, скорее, обратное — видимо, существуют какие-то 25-летние циклы изменений температуры воздуха и воды в океанах, и циклы эти являются не локальными, а глобальными, охватывая всю планету. И именно эти глобальные температурные циклы, как полагает Чавес, управляют и появлением и исчезновением сардин и анчоусов, и — что намного более существенно — интенсивностью Эль- Ниньо.

Ныне идущее глобальное потепление накладывается на эти циклы, постепенно повышая максимальную температуру каждого из них. В свою очередь, наличие глобальных 25-летних циклов понижения и повышения температуры должно, по мнению Чавеса, сказываться на глобальном потеплении, несколько уменьшая общий рост температуры в «анчоусные периоды» и повышая ее в «сардинные». Любопытно, что минувший 2002 год был последним в очередном «сардинном» (теплом) периоде, и действительно, он был самым жарким после 1998-го. Не означает ли это, что глобальное потепление несколько замедлится теперь, с началом нового 25- летнего «анчоусного» периода? Если это окажется так, то придется заключить, что глобальное потепление не полностью вызвано промышленной деятельностью людей, а по крайней мере отчасти обусловлено температурными циклами в океанах.

Чем, однако, обусловлены сами эти циклы? На этот вопрос у ученых пока еще нет ответа. Если, однако, гипотеза Чавеса верна, она заставляет науку внимательней присмотреться к тем загадочным процессам, которые происходят в темных глубинах Мирового океана, живущим своей, пока еще мало изученной людьми жизнью.


Александр. Волков

Млечный Путь рождается по всем правилам науки


Как-то незаметно за последние годы произошло кардинальное изменение масштабов нашего восприятия космоса. Технологический прорыв в астрономических средствах наблюдения придвинул к нам чуть ли не вплотную объекты и события, отстоявшие необозримо далеко и по времени, и по расстояниям. Еще одна своеобразная перемена в наших взглядах — происходящее на небесах обнаруживает на разных уровнях все больше сходства с развивающимся, проявляющим черты живого существом. Словно все телескопы объединились в огромный микроскоп, позволяющий следить за эволюцией некоего организма.

Не боясь оказаться в плену метафор, ученые наделяют косную материю атрибутами живой, видимо, подчеркивая этим плодотворность аналогий и поиска общих тенденций развития в, казалось бы, совершенно разных областях. Происхождение Млечного Пути, новые сведения о его структуре, черные дыры в центре Галактики и «залетевшие» к нам из вселенских далей — вот сюжеты, подаренные недавними открытиями. Сведенные вместе, они дают иной ракурс и во взгляде на наш обжитой дом — Солнечную систему, и на его гостей.

В небесном своде есть прорезь, сквозь которую пылает вселенский огонь, считал Филолай, современник Сократа. Нет, это клубятся испарения от планет или дымы от земных огней, а может быть, вспыхивает воздух, трущийся о небесную сферу, возражал Аристотель. Это всего лишь шов, соединивший две половины неба, догадывался Теофраст. Нет, прежняя орбита Солнца, уточнял небесную карту Метродор, ученик Гераклита.

Огненная, бледная, белесая... Выцветший след светила. Колея, в которую не войти дважды, — словно струя молока из разбитого кувшина. Свое название «Млечный Путь» наша Галактика получила от древних греков. По-гречески слово «галактикос» как раз означало «молочный», «млечный». Впоследствии так стали именовать все скопления звезд, оставив название «Млечный Путь» нашей Галактике, — звездной полосе, точно расплесканной по небу.

...Это — скопление звезд, и оно велико. Свет их сливается, образуя яркую, серебристую полосу. Так говорили еще Пифагор, Левкипп, Демокрит. Споры античных мудрецов разрешил лишь Галилей, когда в августе 1609 года направил свою «оптическую трубу» на небо. «Я изучил природу и вещество Млечного Пути. — писал он позднее. — С помощью телескопа я мог исследовать его непосредственно и с такой очевидной достоверностью, что все философские споры о нем, вводившие в заблуждение столько столетий, решены, и мы, наконец, избавлены от этих пространных дебатов. На самом деле, Галактика — это не что иное, как скопление бесчисленных звезд. Наведите телескоп на любую ее часть, и вы тотчас увидите громадное множество звезд, многие из которых довольно велики и ярки; число же мелких звезд невозможно даже оценить».

Лишь в XX веке ученые узнали, как на самом деле выглядит Млечный Путь. Этому способствовали работы многих астрономов и особенно американца Эдвина Хаббла и немца Вальтера Бааде. Итак, если смотреть «сверху вниз», наша Галактика напоминает плоский диск, от которого ответвляются спиральные рукава. Однако наблюдения за ней осложнены, потому что Солнечная система лежит как раз в плоскости Галактики, перед одним из спиральных рукавов. За звездами мы не видим самой Галактики, мы не можем охватить ее взором, оценить ее строение. Многие ее детали скрыты от нас, и мы догадываемся о них, изучая другие звездные системы.

Так, лишь сравнительно недавно было установлено, что в центре Галактики есть «утолщение», или «балдж» (англ, bulge). Звезды там встречаются в десятки тысяч раз чаше, чем в «глухой провинции», где обретаемся мы. Вокруг Галактики, словно аура, простирается огромная звездная сфера, именуемая гало. Природа Млечного Пути нам понятна, но тем больше вопросов вызывает его происхождение.


Поваренная книга астрономии
Долгое время считалось, что Млечный Путь формировался постепенно. Этот процесс напоминал зарождение звезды, только масштабы были другими. Громадное газопылевое облако медленно стягивалось и, наконец, сплющившись, образовывало диск. Если облако было неподвижно, галактика получалась эллиптической; если вращалось — спиральной. Впрочем, эта теория не могла объяснить ни нынешнюю форму Млечного Пути, ни его стабильность.

Сейчас наши мнения о детских летах галактик решительно меняются. Ведь мы следили за их появлением на свет, не задумываясь об «окружающей среде». Галактики рождались в космосе, расчищенном для них. блиставшем стерильностью. Астрономы отвлекались от того, что вокруг первородного облака сновали другие галактики и скапливалась темная материя. Что же они могли приготовить по предложенным рецептам?

Вы когда-нибудь пробовали блеснуть кулинарным мастерством, держа в руках книгу рецептов, написанную на не известном вам языке, и выбрав, наверное, по эффектному рисунку какой-то один из советов, рисковали ли приготовить то же самое — «красивое и, конечно, вкусное», — доверившись лишь знанию «с ipexoM пополам» десятка слов из этого языка? Решались ли, видя среди непонятных слов уже знакомые water, beef, citron, pepper, fish, sugar, смешать все эти части угощения, что-то проделать над ними, может, обжарить или потушить, или отварить, положить еще что-то наугад и все это с обаятельной улыбкой поднести к столу? Результат такого эксперимента легко предвидеть.

Столь же «не вываренными» кажутся и привычные теории, описывающие рождение галактик. Ведь до недавних открытий в космологии ученые, готовя из газа и пыли новехонькие «молочники», не догадывались, что в сей космический «суп» следовало бы для точности и вкуса добавить что-то еще.

После Большого Взрыва водород и гелий почти равномерно растеклись по Вселенной. Из их однородной смеси всего за один-два миллиарда лет образовались сгустки — протогалактики.

Однако флуктуации (колебания) плотности в первородном газе были слишком малы, чтобы за такой «короткий» срок эти комочки под действием гравитации слиплись в огромные галактики. Понять происходившее можно лишь, вспомнив, что в «поваренной книге астрономии» были и другие — расшифрованные недавно, да и то с грехом пополам «ингредиенты рецептуры».

Вселенная почти на 95 процентов «приготовлена» из темной материи и темной энергии. По-видимому, первая состоит из неизвестных пока элементарных частиц, не участвующих в электромагнитном взаимодействии. Лишь сила 1равитаиии помогает заметить ее. Скопления темной материи влияют, например, на скорость вращения Млечного Пути. Возможно, галактики конденсировались вокруг этой, не видимой нам материи.


Галактический центр. Ядро нашей Галактики расположено в созвездии Стрельца. Там притаилась черная дыра, чья масса в 2,6 миллиона раз превышает массу Солнца. Она окружена плотным слоем газа и пыли, звездными скоплениями, остатками сверхновых звезд и молекулярным облаком, чья масса в 10 тысяч раз больше солнечной массы.


Балдж. Общая масса балджа в 20 миллиардов раз превышает массу Солнца. Здесь преобладают старые звезды, содержащие мало металлов. Впрочем, новые звезды продолжают рождаться там и теперь.


Тонкий диск. Он достигает в поперечнике почти 100 тысяч световых лет, а его толщина колеблется от трехсот до трех тысяч световых лет. На долю тонкого диска приходится всего пять процентов галактической массы, зато он излучает до 90 процентов света, ведь в основном здесь находятся молодые звезды. Здесь также много газопылевых облаков, где еще миллиарды лет будут рождаться новые звезды. Тонкий диск состоит из двух (возможно, четырех) больших и множества маленьких спиральных рукавов. Он слегка выгнут; кривизна его по необъяснимой причине меняется со временем.

Толстый диск. Тонкий диск окружен еще одним диском того же диаметра. Его толщина составляет от 3 до 18 тысяч световых лет.


Как это было?
Итак, долгое время считалось, что Млечный Путь формировался постепенно. В 1962 году Олин Эгген, Дональд Линден-Белл и Аллан Сэндеж предложили гипотезу, которая стала известна как модель ELS (ее назвали по начальным буквам их фамилий). Согласно ей, на месте Млечного Пути когда-то медленно вращалось однородное облако газа. Оно напоминало шар и достигало в поперечнике примерно 300 тысяч световых лет, а состояло в основном из водорода и гелия.

Так наша Галактика выглядит сбоку:

1 - ось вращения; 2 - корана; 3 - галактический центр; 4 - галактический экватор;

5 - Солнце; б - тонкий диск; 7 - толстый диск; 8 - гало; 9 - шаровое скопление; 10 - звезды гало; 11 - балдж

Спиральная структура нашей Галактики (вид сверху):

12 - внешний рукав;

13 - рукав Персея;

14 - рукав Ориона


Под действием гравитации протогалактика сжалась и стала плоской; при этом ее вращение заметно ускорилось.

Почти два десятилетия эта модель устраивала ученых. Однако новые данные наблюдений показали, что Млечный Путь не мог возникнуть так, как ему предписали теоретики.

Согласно этой модели, сперва образуется гало, а потом — галактический диск. Однако в диске тоже встречаются очень древние звезды, например, красный гигант Арктур, чей возраст более десяти миллиардов лет, или многочисленные белые карлики того же возраста.

И в галактическом диске, и в гало обнаружены шаровые скопления, которые моложе, чем допускает модель ELS. Очевидно, они поглощены нашей Галактикой позднее.

Многие звезды в гало вращаются в ином направлении, нежели Млечный Путь. Возможно, они тоже находились когда-то за пределами Галактики, но потом были втянуты в этот «звездный вихрь», словно случайный пловец в водоворот.

* Вероятно, Млечный Путь формировался дольше, чем считали прежде.

* В компьютерных моделях более плотная, центральная часть газового облака сжималась стремительнее, чем его оболочка.

* Позднее Космический телескоп имени Хаббла заглянул в самые отдаленные и древние уголки Вселенной. Наблюдения показали, что протогалактики часто сталкиваются.

* Наконец, модель ELS не учитывала темную материю.

В 1978 году Леонард Сирл и Роберт Цинн предложили свою модель становления Млечного Пути. Ее обозначили как «модель SZ». Теперь история Галактики заметно усложнилась. Еще недавно ее молодость, в представлении астрономов, описывалась столь же просто, как во мнении физиков — прямолинейное поступательное движение. Механика происходящего была отчетливо видна: имелось однородное облако, оно состояло лишь из равномерно разлившегося газа. Ничто своим присутствием не усложняло расчеты теоретиков.

Теперь вместо одного огромного облака в видениях ученых возникли сразу несколько небольших, причудливо разбросанных облаков. Среди них виднелись и звезды; правда, они располагались лишь в гало. Внутри гало все бурлило: облака сталкивались, газовые массы перемешивались и уплотнялись. Через несколько миллиардов лет из этой смеси образовался галактический диск. В нем стали возникать новые звезды. Так, из газового «теста» и «изюминок»-звезд был испечен наш галактический «пудинг».

Однако и это творение космических «кулинаров» раскритиковали.

* Так, невозможно было понять, что связывало гало и галактический диск. Этот сгущавшийся диск и реденькая звездная оболочка вокруг него имели так же мало общего, как пирог и бумага, в которую он был завернут. Уже после того как Сирл и Цинн составили свою модель, выяснилось, что гало вращается слишком медленно, чтобы из него образовался галактический диск. Судя по распределению химических элементов, последний возник из протогалактического газа. Наконец, момент количества движения диска оказался в десять раз выше, чем гало.

* Любая модель тем и хороша, что в отведенных ей пределах предсказывает прошлое и будущее, то есть — прогностична. Модель SZ — нет. Согласно ей, при зарождении крупной галактики возникает несколько сотен карликовых галактик. Однако их наблюдается десяток-другой. Итак, в теории все выглядит стройно: образуются галактические скопления, галактики и их крохотные «кусочки» — карликовые галактики. На самом деле, с последними — явная нехватка.

Весь секрет в том, что обе модели содержат зерно истины. Вся беда в том, что они слишком просты и односторонни. Обе они кажутся теперь фрагментами одного и того же рецепта, по которому был сотворен Млечный Путь. Эгген и его коллеги прочитали несколько одних строк из этого рецепта, Сирл и Цинн — несколько других. Поэтому, пытаясь заново представить историю нашей Галактики, мы то и дело замечаем знакомые, уже читанные однажды строки.


Темные скрепы Галактики
Все началось вскоре после Большого Взрыва. «Сегодня принято полагать, что флуктуации плотности темной материи породили первые структуры, связанные действием гравитации, — так называемые темные гало, — отмечает немецкий астроном Андреас Буркерт, автор новой модели рождения Галактики.

Темные гало стали зародышами — ядрами — будущих галактик. Их масса составляла от ста миллионов до десяти миллиардов солнечных масс, они были размером с карликовую галактику. Вокруг них под действием гравитации скапливался газ. Происходил однородный коллапс, как описывает его модель ELS.

Уже через 500 — 1000 миллионов лет после Большого Взрыва темные гало и газовые скопления вокруг них стали «инкубаторами» звезд. Здесь возникли небольшие протогалактики. В плотных облаках газа появились первые шаровые скопления, ведь звезды рождались здесь в сотни раз чаше, чем где-либо. Протогалактики сливались друг с другом — так образовались крупные галактики, в том числе наш Млечный Путь. Сегодня он окружен темной материей, древним гало и шаровыми скоплениями звезд, руинами мироздания, чей возраст достигает тринадцати миллиардов дет.

В протогалактиках было много очень массивных звезд. Не прошло и нескольких десятков миллионов лет, как многие из них взорвались. Эти взрывы обогатили облака газа тяжелыми химическими элементами. (Поэтому в галактическом диске будут рождаться не такие звезды, как в гало, они станут содержать в сотни раз больше металлов.)

Кроме того, эти взрывы породили мощные галактические вихри, которые разогревали газ и выметали его за пределы протогалактик. Вокруг них образовались раскаленные пузыри газа. Так произошло разделение газовых масс и темной материи. Это была важнейшая стадия формирования галактик, не учтенная прежде ни в одной модели.

«Если газовые массы покидали темные гало до образования галактики, то они сохраняли свой момент количества движения, тогда как звезды, оставшиеся в гало, теряли его, поэтому сейчас их момент количества движения намного ниже, чем у галактического диска», — поясняет Буркерт.


Шаровые скопления звезд. Насчитывают от 10 тысяч до миллиона звезд, удерживаемых лишь силой гравитации. По оценкам астрономов, насчитывается, очевидно, около трехсот шаровых скоплений, но в каталоги пока внесено лишь 170 скоплений. Они обращаются вокруг галактического центра, причем движутся по самым причудливым траекториям и часто пересекают диск. Гало. Это — эллипсоид диаметром более 600 тысяч световых лет, окружающий галактический диск. Вращается гало очень медленно. Его масса составляет от двух до шести триллионов солнечных масс. Гало состоит из одиночных звезд, их шаровых скоплений и газовых облаков, причем общая масса звезд не превышает миллиарда солнечных масс. Однако в основном гало состоит из темной материи. Снаружи оно окружено «короной» — слоем водородной плазмы, выброшенной при взрывах сверхновых звезд.


Итак, в протогалактиках оставалось все меньше газа. Процесс образования звезд прекратился. Вот почему рядом с Млечным Путем расположен всего десяток карликовых галактик, а не сотня их, как того требует модель SZ.

Тем временем темные гало все чаше сталкивались друг с другом. При этом протогалактики вытягивались или распадались. Об этих катастрофах напоминают цепочки звезд, сохранившиеся в гало Млечного Пути со времен «юности». Изучая их расположение, можно оценить события, протекавшие в ту эпоху. Постепенно из этих звезд образовалась обширная сфера — видимое нами гало.

По мере остывания газовые облака проникали внутрь этого гало. Их момент количества движения сохранялся, поэтому они не сжались в одну-единственную точку, а образовали вращающийся диск. Все это произошло более двенадцати миллиардов лет назад. Теперь газ сжимался так, как было описано в модели ELS.

В это время образуется и «балдж» Млечного Пути — его срединная часть, напоминающая эллипсоид. Балдж состоит из очень старых звезд. Очевидно, он возник при слиянии самых крупных протогалактик, дольше всего удерживавших газовые облака. Посреди него оказались нейтронные звезды и крохотные черные дыры — реликты взорвавшихся сверхновых звезд. Они сливались друг с другом, попутно поглощая потоки газа. Так зародилась огромная черная дыра, пребывающая ныне в центре нашей Галактики.

Сейчас астрономы выделяют в галактическом диске тонкий и толстый диск. Возраст тонкого диска и его спиральных рукавов — девять- десять миллиардов лет. Значит, он формировался два-три миллиарда лет. Все это время сюда проникали протогалактики. Одна за другой они скрывались в недрах диска, деформируя его. Лишь когда все успокоилось, диск принял свои нынешние очертания.


Карлики смыкают строй
Так, после череды ударов и слияний образовалась наша родная Галактика, внушительная даже по космическим меркам. Ведь она содержит более ста миллиардов звезд, а диаметр ее достигает ста тысяч световых лет. Итак, Млечный Путь — это плод космических катаклизмов, продукт столкновений галактик.

Следы тех давних событий можно обнаружить и сегодня.

* Вокруг Млечного Пути на расстоянии в несколько сотен тысяч световых лет обращаются не менее девяти карликовых галактик. Их орбиты лежат в двух разных плоскостях. Возможно, это остатки двух распавшихся когда-то галактик. Скреплены эти «карлики» плотными гало из темной материи.

* Возраст каждой десятой звезды в галактическом гало — менее десяти миллиардов лет. К тому времени Млечный Путь уже сформировался. Возможно, это остатки «проглоченных» когда-то карликовых галактик. Группа английских ученых из Астрономического института (Кембридж) во главе с Джерардом Гилмором подсчитала, что Млечный Путь, очевидно, поглотил от 40 до 60 карликовых галактик типа Carina или пять карликов типа Fornax.

* Звезды в гало движутся хаотично. Группа нидерландских астрономов, изучая данные, собранные спутником «Гиппарх», отыскала в этом беспорядке одну закономерность: около десяти процентов всех молодых звезд, обнаруженных в гало, двигались с одной и той же скоростью по одной орбите. Она была сильно наклонена к плоскости диска и выглядела очень эксцентричной: расстояние этих звезд до центра Галактики колебалось от 23 до 50 тысяч световых лет. Вероятно, все они когда-то составляли одну и ту же галактику, «проглоченную» Млечным Путем.

* Анна-Катерина Вивас и Роберт Цинн из Йельского университета обнаружили остатки карликовой галактики, поглощенной Млечным Путем около одного-трех миллиардов лет назад. Они занимают участок неба размером 10000 х 100000 световых лет близ созвездий Девы и Весов. Масса здешних звезд примерно в два раза меньше, чем Солнца, зато они поразительно ярко светятся. Их возраст — около десяти миллиардов лет.

* В 1994 году астрономы Джерард Гилмор и Родриго Ибата, работавшие тогда в Канаде, обнаружили в созвездии Стрельца ближайшую к нам карликовую галактику — Sagittarius. Она расположена примерно в 52 тысячах световых лет от центра Галактики. Большая часть ее массы — а она в несколько миллиардов раз превышает массу Солнца — скрыта в гало из темной материи. Если бы не оно, то Sagittarius давно распалась бы. Недавние наблюдения показали, что за этим «карликом» тянется, как борода за Черномором, шлейф из потерянных им звезд. Возможно, этот шлейф уже несколько раз обвил нашу Галактику. Быть может, скопление звезд, открытое Вивас и Цинном, тоже было частью галактики Sagittarius. В ближайшие миллиарды лет она перестанет существовать: постепенно «размажется» по гало, как масло по ломтику хлеба.

* Млечный Путь не умерит свой аппетит и впредь. Очевидно, он поглотит ближайшие к нам карликовые галактики — Fornax, Carina и, может быть, Sextans. Похоже, какие- то их звезды уже пополнили наше гало. Со временем эти галактики станут частью Млечного Пути. Через миллиарды лет в него вольются Магеллановы Облака. Наконец, через пять миллиардов лет Млечный Путь переживет самую большую катастрофу — столкнется с Туманностью Андромеды и превратится в эллиптическую галактику. Вокруг Млечного Пути, этого ненасытного «звездного каннибала», станет еще пустыннее.

Млечный Путь поглощает не только соседние галактики, но и огромные массы газа. В 1958 году нидерландские астрономы заметили в гало множество небольших пятен. На поверку они оказались газовыми облаками, которые состояли в основном из атомов водорода и мчались в сторону галактического диска. Многие из них преодолевали более двухсот километров в секунду.

Спектральный анализ показал, что некоторые облака были остатками сверхновых звезд. Когда-то взрывная волна выбросила их за пределы Галактики, но теперь они падают, подчиняясь ее притяжению — так на Земле после взрыва оседает пыль.

Зато другие облака летели к нам из космический дали. Это — межгалактический газ, захваченный Млечным Путем. Астрономы из Висконсинского университета — ими руководил Берт Уоккер, — наблюдая за одним из облаков с помощью Космического телескопа имени Хаббла, исследовали спектр поглощения им света расположенных позади звезд. Облако содержало гораздо меньше серы, чем галактический диск, и значит, возникло за его пределами.


Звезды в черном
Темные ядра протогалактик не распались до сих пор. Еще и сегодня эти призрачные сгустки материи, весящие в сотни миллионов раз больше Солнца, снуют вокруг нашей Галактики. Еще и сегодня они пересекают галактический диск, взвихряя газопылевые облака и сгущая их. Там, где «метеором» пронесется этот огромный невидимый ком, зарождаются новые звезды. Лишь через необозримое время (по разным расчетам, на это уйдет от 10 до 100 миллиардов лет) все темные ядра рухнут в центр Галактики, в недра черной дыры.

...Когда-то астрономы считали, что посреди нашей Галактики пребывает Сириус. Действительно, это самая яркая звезда на небосводе. Однако такое скопление звезд может удержать лишь объект в миллионы раз массивнее Сириуса.

Еще в конце шестидесятых годов английские астрофизики Дональд Линден-Белл и Мартин Рис предположили, что в центре Галактики таится черная дыра. Наблюдения, проведенные в середине девяностых годов, подтвердили, что здесь расположен очень компактный объект, чья масса в два-три миллиона раз превышает массу Солнца.

Сейчас эта черная дыра по какой- то причине устроила себе передышку. Она не проявляет особой активности. Приток материи сюда очень скуден.

Возможно, со временем у черной дыры пробудится аппетит. Тогда она вновь станет поглощать окружившую ее пелену газа и пыли и пополнит список активных галактик. Возможно, что перед этим в центре Галактики начнут бурно зарождаться звезды. Подобные процессы, может быть, регулярно — через миллиарды лет — повторяются. Поистине астрономы грядущих дней могут «у порога дома своего» увидеть последние тайны мироздания.


Рафаил Нудельман

Что мы знаем и чего не знаем о черных дырах

Словосочетание «черная дыра» прочно вошло в наш обиход. Вполне можно ожидать, что в самом ближайшем будущем вместо «как сквозь землю провалился» будут говорить «провалился, как в черную дыру». И это будет высшей формой народного признания: широкое словоупотребление при полном смыслонепонимании. Уже сегодня можно, например, прочесть: «Обнаружена черная дыра, летящая в сторону Земли... Она летит, потому что образовалась из сверхновой звезды...»

А что на самом деле? Звезды намного массивнее Солнца, выгорая, проваливаются внутрь себя («коллапсируют»), выделяя огромное количество энергии в виде «вспышки сверхновой» и оставляя после себя сверхплотный остаток в виде так называемой нейтронной звезды, в которой все электроны вдавлены в протоны, так что она состоит из одних лишь нейтронов — отсюда и название. При еще большей массе исходной звезды (20 — 30 солнечных масс) ее коллапс приводит к образованию уже не нейтронной звезды, а «черной дыры», окруженной плотным диском оставшегося от звезды вешества. Но «дыра» эта никуда не летит — она только быстро вращается. Считается, что во взаимодействии «дыры» и диска каким-то пока еще не вполне понятным образом рождаются те чудовищные выбросы энергии, которые называются космическими гамма- вспышками.

Тем не менее летящая сквозь нашу Галактику (Млечный Путь) прямо в ее плоском диске черная дыра и впрямь обнаружена. Ее скорость в настоящее время составляет около 400 тысяч километров в час, а линейное движение объясняется тем, что сверхновая, остатком которой является эта дыра, имела близкого партнера, другую звезду, вместе с которой составляла пару. В таких парах обе звезды обращаются вокруг общего центра тяжести и, стало быть, имеют линейную скорость, как камень, вращающийся на веревке. В момент вспышки (коллапса) сверхновой ее гравитационное взаимодействие с партнером резко меняется, поскольку меняется — за счет выброса части вещества — масса звездного остатка, и в результате возникшая черная дыра вместе со звездой-партнером слетают прочь с прежней орбиты, как сорвавшийся с веревки камень. И летят.

Сотрудник французской Атомной комиссии Феликс Мирабель, который обнаружил эту дыру и определил ее движение по наблюдениям с 1996 по 2001 год за ее тускло светящимся звездным партнером, из которого она постепенно на лету высасывает вещество, сообщил о своих результатах в журнале «Astronomy and Astrophysics» в конце прошлого года. Аналогичная быстро движущаяся черная дыра была обнаружена в минувшем году в окружающем Млечный Путь сферическом звездном облаке (гало), но там большие скорости всех объектов — скорее правило, чем исключение. Ученые пока не знают всех деталей образования таких летящих черных дыр (в отличие от нейтронных звезд), потому сейчас они пытаются проследить траекторию обнаруженной ими летящей дыры вспять к месту ее возникновения: быть может, это позволит лучше понять, как она родилась.

Еще одно недавнее сообщение, касающееся черных дыр, тоже нуждается в дополнительных пояснениях. Речь шла об открытии двух обращающихся друг около друга по спирали черных дыр, которые в далеком (через сотни миллионов лет) будущем должны непременно столкнуться и слиться в единую, еще более массивную дыру. Прекрасно. И все верно, однако следует обязательно сказать, что это открытие подтвердило подозрения, которые мучили астрономов вот уже много лет, с тех пор, как они вообще заподозрили, что в центре многих галактик могут находиться огромные черные дыры.

Подобно тому, как наше Солнце выбрасывает в окружающее пространство длинные огненные рукава- протуберанцы, галактики выбрасывают в космос огромные, протяженностью во множество световых лет огненные струи, как правило, в двух противоположных направлениях из центра. Уже лет двадцать назад было выдвинуто ныне подтвердившееся предположение о природе появления этих струй. Объясняется оно тем, что центр галактики представляет собой активно действующее ядро — своего рода чудовищную энергетическую машину, в которой вещество плоского диска, окружающее супермассивную черную дыру, проваливаясь в нее, порождает невероятной мощности выброс рентгеновских лучей. Облака пыли, окружающие этот активный центр, поглощают рентгеновские лучи и переизлучают их в виде света более длинных волн вплоть до инфракрасных. По определенным причинам это излучение выбрасывается в виде упомянутых двух струй.

Тогда же, в начале 80-х годов XX века, были обнаружены галактики, обладающие странной особенностью: выбрасываемые из их активного ядра струи постепенно меняют направление, как говорят — «прецессируют» (так, земная ось не остается на месте, а прецессирует, описывая конус вокруг воображаемой линии, соединяющей северный и южный полюса). Нынешний королевский астроном Великобритании, профессор Кембриджского университета Мартин Рис вместе с Митчелом Бенгельманом и Роджером Бландфордом из Калифорнии выдвинули гипотезу, которая объясняла эту прецессию струй тем, что в центре таких галактик находится не одна, а сразу две черные дыры, «танцующие» вокруг друг друга.

В 1983 году астрономы обнаружили на расстоянии 400 миллионов световых лет от Земли галактику (каталоговый номер NGC6240), видимая форма которой резко отличалась от обычной и указывала, что этот космический объект скорее всего образовался в результате столкновения двух предшествовавших ему, меньших по размеру галактик — явление довольно частое в окружающей нас Вселенной. От других неправильных галактик ее отличал, однако, тот факт, что основная масса излучаемой ею энергии приходилась на инфракрасную часть спектра. Это можно было объяснить как наличием активного галактического ядра, так и тем, что в ее центре происходит активное звездорождение (оно тоже сопровождается выбросом инфракрасных лучей).

Выбор из этих двух возможностей удалось сделать благодаря запуску на околоземную орбиту обсерватории «Чандра», телескоп которой был рассчитан на наблюдение в рентгеновских лучах. Группа немецких астрономов, работая на этом телескопе, показала, что источник рентгеновских лучей, идущих из центра исследуемой галактики (и позже преобразующихся в инфракрасное излучение), имеет не сферическую, а протяженную форму и состоит, на самом деле, из двух источников. Оба они в высшей степени малы и интенсивны, что больше соответствует характеристикам черных дыр, а не районам звездорождения в галактиках. Кроме того, в их излучении присутствуют спектральные линии железа, а как раз появление атомов железа характерно для тех вспышек сверхновых звезд, из которых рождаются черные дыры (тяжелые элементы, вплоть до железа, появляются во Вселенной только благодаря вспышкам сверхновых звезд, в глубинах которых эти элементы образуются из водорода и гелия с помошью термоядерных реакций).

Таким образом, давние подозрения Риса и его коллег подтвердились: во Вселенной могут существовать галактики, активное ядро которых образовано парой черных дыр, а не одной. Было установлено, что черные дыры в ядре галактики NGC6240 имеют массу от 10 до 100 миллионов (!) солнечных масс и находятся на расстоянии 3000 световых лет друг от друга, поэтому процесс их сближения вплоть до слияния должен занять многие сотни миллионов лет. При слиянии этих дыр должна высвобождаться гравитационная энергия (как она, например, высвобождается в виде тепла и акустических волн, то есть звука при падении камня с высоты на землю), и часть ее будет излучаться в окружающий космос в виде гравитационных волн. Энергия этих волн, по подсчетам авторов открытия, будет наверняка достаточной, чтобы«Космический интерферометр» — прибор для улавливания гравитационных волн, планируемый к запуску в этом десятилетии, — мог их обнаружить. Поскольку в окружающей Вселенной таких галактик с парами черных дыр в центре должно быть много, ученые рассчитывают, что «Космический интерферометр» будет регистрировать по меньшей мере одно слияние в год, а то и больше.

Все ли это, что мы знаем и чего не знаем о черных дырах? Нет, разумеется, но теперь вы можете с достаточным основанием ответить, что знаете немного больше, чем знали раньше.

ВО ВСЕМ МИРЕ

Джинсы с «мобильником»
Так можно назвать новую модель, которая недавно появилась в продаже в магазинах Европы. Вместо традиционного и уже не очень актуального карманчика для часов сконструирован специальный карман для мобильного телефона. Причем модельеры предусмотрели два варианта присоединения мобильного телефона к карману джинсов — с внутренней и внешней стороны.

Лошади почти вымерли. Теперь от никотина гибнут кошки

С детских лет мы помним афоризм: «Один грамм никотина убивает лошадь». Он давно раскритикован и высмеян, но вот лошадей —- не в пример веку девятнадцатому — в наших городах уже нет. Конечно, мы понимаем, что повывелись они не от никотина, а от того, что в «межвидовой борьбе» по всем статьям уступили «коням железным». Но все же, как вспомнишь, не выходит из головы лошадь, которой в нашей задымленной, загазованной атмосфере нет больше места.

А вот и новый герой рекламных «страшилок»: кошка. Насчет граммов никотина сказать ничего не рискнем, но суть ясна: «Никотин убивает кошек». Вот результаты исследования, проведенного американскими ветеринарами. Кошки курильщиков в четыре раза чаще болеют раком, чем кошки, чьи хозяева этой вредной привычки лишены. Как выяснилось, животные страдают не только от того, что вдыхают табачный чад, но и потому, что, облизывая шерсть, поглощают осевшие на нее частички никотина или табачной смолы.


Рефераты «3-С»
Ольга Балла

История «неисторического»


Иванов С.А. 1000 лет озарений: История вещей. - М/. Слово/Slovo, 2002. — 220 с., ил. — 5 000 экз.

Это — книга об истории того, о чем обычно и в голову не приходит, что у этого может быть какая-то история: привычных до незаметности вещей европейского (собственно, давно уже и всемирного) быта, из предметного «фона» жизни. Коренных, между прочим, вещей, на которых жизнь держится. 100 изобретений за последние 1000 лет истории, главным образом европейской и американской. От конской упряжи до лазерного диска. Очки и ватерклозет, анестезия и игральные карты, застежка-молния и обычай пить кофе... История возникновения, обретения имени, распространения, сопутствующих этому представлений. В хронологическом порядке. С иллюстрациями из исторической жизни вещей-героев — многочисленными и цветными.

Автор намеренно начинает рассказ с 1000 года — это (конечно, неизбежная условность) дает ему возможность хоть как-то «придерживаться конкретных и проверенных фактов»: для первого тысячелетия христианской истории это куда более невозможно. Из-за этого об истории таких, несомненно, фундаментальных вещей, как колесо, иголка, рычаг, из этой книги мы ничего не узнаем.

Далее, бесполезно задаваться вопросом, почему, скажем, история открывалки для консервов — рассказана, а вот боксерских перчаток или дирижерской палочки — нет. При неизбежной произвольности выбора материала, при всей явно искусственной заданное™ объема статей (на каждую из вещей — героинь книги — приходится точно по одному развороту страниц и ни строчкой больше. Все эти статьи в свое время печатались в журнале «Итоги» и, соответственно, вписывались в журнальные требования), при всей, наконец, «глянцевости» дизайна (уж скорее не книга, а альбом) книга просто обречена задевать веши весьма глубокие. Под видом зарисовок скрывается совершенно серьезное исследование о прорастании европейской цивилизации — а с нею и культуры — из многочисленных корней. Часто и вовсе случайных; и, что особенно останавливает на себе внимание, — как бы мелких и очень простых по своему устройству.

Очень показателен, например, сюжет о твердом стремени — по авторскому обыкновению, скорее намеченный, чем развернутый, но тем больше интересных задач способно встать перед читателем.

«Феодализм в Европе, — пишет Иванов, — не мог сложиться ранее, чем было придумано твердое стремя» (и, кстати, «не пошел бы на убыль, не возникни ручное огнестрельное оружие», что уже уводит в совсем другую историю).


Нашим современникам кажется чем-то само собой разумеющимся и существование стремени вообще, и того, что оно представляет собой твердую опору для ноги всадника. Этот простой предмет, долгие века относившийся к естественному, по сути незамечаемому фону культурного существования, а теперь уже, с явным окончанием «лошадиного» периода цивилизации, и вовсе имеющий мало шансов быть замеченным, на самом деле, оказывается существеннейшим рычагом исторического процесса, причем многих, многих его слоев сразу. «Античный всадник держался верхом силой собственных ног, иногда цеплялся руками за холку», а из этого следует, между прочим, объем возможностей, тип возможных действий: выстрелить из лука в таком положении можно, а вот нанести удар — уже затруднительно!.. Лишь во второй половине первого тысячелетия из Азии вместе с кочевниками к европейцам попало стремя — мягкое, кожаное, петлей; оно помогало взбираться в седло. Настоящая же революция грянула в IX-X веках: именно тогда появилось железное стремя-площадка, способное быть опорой. На нем можно было приподниматься для скачки и для нанесения удара — и немедленно же в Византии появляется новый вид вооруженных сил: тяжелая рыцарская конница. Именно она безраздельно господствует на полях сражений всей Европы в течение четырех последующих веков. Разумеется, это во многом решает исходы сражений, а тем самым и направляет ход истории. Не говоря уже о том — таких выводов сам автор, правда, не делает, но они очень естественно напрашиваются, — что получает возможность формироваться особый тип человека со своими привычками, психологией, а в конечном счете и с целой культурой: начинает складываться рыцарство. Представьте-ка себе без него и без всех его смысловых последствий историю, литературу, искусство Европы!..

Книга вообще хороша тем, что возможно несколько ее прочтений. Самое в ней важное, по скромному мнению рецензента, — в как бы случайных оговорках, вскользь оброненных замечаниях. Конечно, книга (как все-таки и положено глянцевому изданию) задумана так, чтобы не слишком обременять читателя. То есть глубокие размышления читателю не навязываются. Вполне можно остаться на поверхности: ух, дескать, как интересно!.. Таким образом, замысел книги тоже окажется выполненным. Но можно пойти и дальше; и умный автор как бы невзначай дает нам основания и для этого.


Такими картами играли в Италии XV века

Первый керамический унитаз, изготовленный в 1883 году для королевы Виктории


Ну, например, обращает он наше внимание на то, что «книгопечатание не возникло бы без развития грамотности, без интеллектуального брожения» в Европе накануне Реформации, хотя прецеденты были, даже настолько рано, что вряд ли массовое сознание это себе представляет, еще минойская цивилизация «около 1700 года до н. э. придумала оттискивать знаки письма на глине; а потом голландец Лоренс Янссен в 1430 создал первую в Европе деревянную наборную кассу». Ни то, ни другое в масштабах, сопоставимых с теми, что достались гутенбергову изобретению, востребовано не было.

На какие мысли это наводит? По меньшей мере, о несамодостаточности технического изобретения. Получается, что оно жизнеспособно лишь тогда, когда есть достаточно 1устая, жирная почва ожиданий и потребностей, в которую оно может запустить корни. Иными словами, чтобы некое техническое изобретение смогло состояться во всем непредсказуемом многообразии своих последствий, необходимо соответствующее состояние культуры, ценностное состояние.

Так же точно и с ответами на неизбежно возникающие вопросы, почему еще в античности не изобрели того-то и того-то (ну, допустим, той же тачки), хотя, казалось бы, на поверхности лежало. А вот потому: ценностные установки были не те. Ни римлянам, ни грекам не приходила в голову сама идея «технического прогресса». Это обусловило и судьбу в их культуре изобретений. Греки и римляне были на них горазды ничуть не меньше последующих европейцев, однако ж многие из их остроумных технических идей почти или вовсе не получили практического применения, а там, где все-таки применялись, это применение никоим образом не было всеохватным. Они оставались курьезами, штуковинами для забав.

И лишь поэтому многомудрая античность так и не узнала ни термометра, ни механических часов, хотя подходила к этому очень близко и с соответствующими явлениями знакома была. Между явлением, между изобретением и тем, чтобы с его помощью преобразовать практическую жизнь, для античного ума совсем не было необходимой связи! Дело, получается, не в знании (и не в умении), а в том, что оно для человека значит. Вот шестеренку греки знали, а до ветряной мельницы (которая на ней основана) не додумались. Игрушки конструировали.


Вот, кстати, о ветряной мельнице: чудесный узел смыслов!.. Начать хотя бы с того, что к самому ее изобретению вытолкнуло людей «окультуривание» Севера с его замерзавшими реками. В благодатном Средиземноморье реки не замерзали, и все прекрасно обходились мельницами водяными. Кстати, на них только мололи зерно, а ничего другого не делали. Ветряная же, возникнув в суровой средневековой Европе, немедленно механизировала множество работ, которые в античности «почему-то» выполняли вручную. И началось: пошли в бурный рост сукновальное, текстильное, горное, пивоваренное, дубильное дело; грянул «переворот в мастерстве ковки, распилки, шлифовки, монетной чеканки... Автор вспоминает по этому поводу Аристотеля, который в свое время воскликнул: «Если бы каждое орудие могло выполнять свойственную ему работу само, если бы ткацкие станки сами ткали, то господам не нужны были бы рабы...» А мы вправе задуматься: человек смог перестать быть рабом, передав свое рабство машинам, и не здесь ли — один из важных источников независимости, самодостаточности европейского индивида? А не только окаянной механизации бытия, которая в конце концов привела к формированию «одномерного человека». Что же, получается, гордая самодостаточность и одномерность — не тени ли друг друга, не одно ли и то же?.. А еще, между прочим, не случись «окультуривания» Севера и связанного с этим появления новой мельницы, один небезызвестный обитатель южных широт лишен оказался бы шанса сразиться с ветряными мельницами, а европейское сознание не приобрело бы одного из самых выразительных своих символов. Кстати, в бой с мельницами Дон Кихот бросился совсем неспроста: как раз во времена Сервантеса с севера в Средиземноморье пришла мода (заметим: именно мода, а никакая не техническая необходимость) на знакомое нам вертикальное вращение лопастей (до этого они двигались горизонтально). И мельница сразу приобрела вид того машущего руками великана, которому и бросил вызов благородный рыцарь. А ведь так с каждой вещью, только всмотрись.




А кроме того, читатель узнает, как связана история алкоголизма в Европе (да, да, историю имеет и он, и, между прочим, начавшуюся достаточно поздно, веке в XIV, хотя вино, мед, пиво и сидр делали и пили с незапамятных времен) с духовными поисками восточных и западных алхимиков и с Великой чумой 1348 года; как термометр превратился в градусник (а заодно и как выбиралась точка отсчета для измерения в нем температуры); насколько минутная стрелка младше часовой и старше секундной. Узнает о символических смыслах зонта в разных, в том числе и независимых друг от друга, концах света, — а такими символами, как зонт, были насыщены, как, кажется, очень немногие веши! О том, как случайная, на досуге изобретенная безделица обессмертила имя одного великого астролога и чем обязана европейская биология, немыслимая без учения Чарльза Дарвина, изобретателю европейского фарфора Джозайе Веджвуду.

«Хронология изобретений и нововведений» в конце книги впечатляет ничуть не меньше, чем тексты. В ней перечислено то, что биографий в книге не удостоилось: от клавикордов, возникших в 1010 году, до шприца без острия, созданного в 1998-м.

Вот кто бы мог подумать, что продающий автомат был создан уже в 1615 году, металлическая дрель и того раньше — в 1505-м; а противопехотная мина — аж в 1487-м? А куда более простого, казалось бы, устройства — канделябра — человечество до 1100 года не знало; и тачка тоже имела довольно позднее историческое происхождение — первое упоминание о ней относится к 1172 году. В бейсбол играют с середины XVIH века, с 1744 года; а такая неотъемлемая от нашего образа Америки вещь, как хот-дог, возникла еще до открытия Америки — в 1484-м. (Правда, до изобретения майонеза, которым его теперь поливают, хот-догу пришлось ждать почти три столетия — до 1756 года). У бутылочного пива, оказывается, тоже почтенная традиция: с 1568-го. Зато обувь стала делиться на левую и правую только в 1800 году (вот представьте, что у родителей Пушкина «левых» и «правых» сапог еще не было), а шнурки на ней появились всего-навсего за десять лет до этого — в 1790-м!.. Даже авторучка старше этих изобретений — она возникла в 1748-м; тот же Пушкин мог бы ею писать... Остановимся?..

Будучи собраны вместе, подобные факты поражают не столько даже ум, сколько историческое чувство. Начинаешь прямо физически чувствовать неровность культурного ландшафта вокруг себя; плоское оборачивается объемным; маленькие вещи (вроде какой-нибудь вилки с ее четырьмя зубчиками — в каждом зубчике и в самом их наличии — целое отношение к жизни!., карандаша или мыла) отбрасывают гигантские исторические тени. Связь простого и необозримо сложного, огромного до невозможности провести границы, и того, что можно легко уместить в руке. Прикасаясь к любой вещи, мы держим историю за один из ее корней.


Поневоле подумаешь: ведь нет же на самом деле ничего «очевидного», само собой разумеющегося, «банального», «рутинного»! За что ни возьмись, этого, по сути — пойди история чуть-чуть иначе, — могло бы и не быть! Или вид бы оно имело совсем другой, или название... Весь предметный мир возник чуть ли не чудом. Закономерности, явно управлявшие рождением каждой вещи, дела ничуть не меняют: то, что «все» происходит согласно неким закономерностям, — разве не чудо?.. Соответственно: как, оказывается, хрупок и неочевиден окружающий нас предметный мир! А с ним и та жизнь — большая, подробная, — которая немыслима без всех этих предметов... Не говоря уж о том, очередной раз в себе уточняемом чувстве, что буквально через каждую мелочь в нас может проникнуть — и преспокойно проникает — Большое и Существенное. Банально это только на уровне общих рассуждений.

Вот, например, компас, изобретенный в Европе около 1110 года, в Китае — на пару десятилетий раньше, не просто вывел человека в открытое море, но приучил его «мыслить глобальными категориями»; а многим идеям небесной механики и, между прочим, теологическим концепциям не бывать бы, если бы не часы, которые были впервые изобретены около 1250 года и целых 400 лет оставались самым сложным механизмом, известным человечеству. Вещи здесь увидены как маленькие рычажки, двигающие Большую Историю, а собственная их история превращается (может быть читателем превращена, хотя никто его не неволит) в историю (и даже описание устройства!) тех, очень широко понятых механизмов, с помощью которых человек создает самого себя.


Портреты
Галина Бельская

Судьба невстреч меня подстерегает...


Выясняется, что всякий действительно существенный шаг вперед сопровождается возвратом к началу; точнее, к обновлению начала. Идти вперед может только память, а не забвение.

Михаил Бахтин


Я не встречалась с ним. И не говорила.
Говорить с великим Мимом? С тем, чей дар — выражать смысл мимикой и жестом пронзительнее и ярче, чем словом?

Зачем? Я бы просто ходила с ним рядомг а он пристально вглядывался в шумящую жизнь, словно в грандиозное, нескончаемое театральное действо, все богатство и разнообразие которого — лишь материал для создания его собственной жизни на сцене. Вглядывался, впитывал, вбирал нужное.

Я смотрела бы, на что смотрит он, и старалась увидеть, что притягивает, —улыбка ли, взмах руки, взгляд, чтобы природнить; что печалит, пугает, смешит.

А еще лучше было бы, чтобы он не знал, что я с ним хожу, чтобы не отвлекался на рассеянную вежливость. Я знаю, как трудно найти нужное слово, почти так же, наверное, как знак презрения в губах или точный взмах ресниц, означающий интерес в его редком ремесле мима. Найти, чтобы потом вернуть.

Зная результат — его спектакли, я хотела пройти обратный путь — к началу, чтобы приобщиться к тайне столь неординарной профессии. Вспомнить, чтобы сделать шаг вперед, потому что забвение всегда — только назад.

Слово — почти подобие мощей!

Коль вещи эти где-нибудь да висли...

Названия — защита от вещей.

От смысла жизни.

В некотором смысле.

И. Бродский. «Остановка в пустыне»

Вячеслав Полунин в «сНежном шоу». Фото Вероники Виал


Когда я впервые собралась в Париж, все говорили: «Ты же не знаешь языка! Ни одного знакомого, как будешь объясняться? Мало ли что? Как жить будешь?»

Я думала: буду жить счастливо. Так и жила, и, смешно сказать, то, что н$ знала языка, для меня тогда было частью этого счастья. Я угадывала ситуацию, не понимая ни одного слова. Это увлекало, отвлекало. Кругом звучала речь, неведомая мне, и, как река, захлестывала все, почти не оставляя уголка тишины, но это не мешало. Не вовлеченная в невольную реакцию на слово, я была совсем одна, в стороне от чужой жизни (и от своей тоже), я смотрела на нее как на спектакль, и в моем домысливании и воображении она, быть может, являлась даже интересней, чем была на самом деле.

Однажды со случайной знакомой я оказалась в небольшом парижском театрике, где давали пьесу на старофранцузском языке. Женщина страшно возмущалась: она не понимала ни слова. В антракте я рассказывала ей содержание. Она до сих пор уверена, что я свободно владею старофранцузским! А я просто пыталась уловить смысл и благодаря прекрасным актерам понимала его. Она же вслушивалась в слова.

В такие минуты понимаешь, как они могут мешать. И почему от них отказался Полунин. Мимика и жест часто богаче слов и уж, конечно, многозначней, разнообразней в оттенках, недоговоренности, нюансах, в том, что дает пищу воображению и уму, что возвращает к естеству, минуя переводчика, — слово.

Слово произнесенное — материально, оно фиксирует, подчас завершает. «Слово не воробей: вылетит — не поймаешь». Есть книжка известного итальянского художника и писателя Карло Леви «Слова — камни». Слова, бывает, страшно произносить, и ищешь лицо, чтобы мимикой, улыбкой смягчить их действие. Мимика, жест — добрее, они оставляют надежду. И это — лишь одна из причин, что может заставить большого артиста предпочесть жест слову.

Есть и другие. Уважаемый ученый, философ Александр Афанасьевич Потебня (1835 — 1891) давным-давно писал (немного сокращаю его длинный пассаж): «Слово... первоначально есть символ, идеал и имеет все свойства художественного произведения. Но с течением времени оно теряет эти свойства... И кончает тем, что перестает быть собою по мере достижения своей ближайшей цели, по мере увеличения в говорящем и слышащем массы мыслей, высказываемых образами... То есть от своего собственного развития слово лишается своей конкретности и образности».


Выступление группы «Лицедеев», Фото Вероники Виал


Понятно:

«Слова у нас до важного самого

В привычку входят, ветшают, как платья».

Поэт сказал то же самое, по существу, лишь короче и образнее. Оба знают о таком свойстве слова — ветшать, стареть, терять емкость, смысл. Язык умер бы (так и бывало, например, латынь, древнерусский и тысячи других), не будь другого его свойства — меняться, обновляться, обогащаться. («Кончай грузить, ты меня изнемогаешь». Это мне — дети).

Но жест, мимика — древнее языка, и вот загадка — они не ветшают и не стареют! Тем более не умирают, лишь обретают все новые оттенки и смыслы, которые бережно собирают, любовно шлифуют, находя все новые грани, мимы.

У Полунина же еще выбор пантомимы и отказ от слова был связан с особенностями времени, в котором мы все и он тоже жили, когда говорить разрешалось далеко, очень далеко не все.

Вот он вышел из Люксембургского сада (сколько раз я выходила отсюда!) Шаг размашистый, широкий; легкий плащ раздувает ветер — то ли парус, то ли крылья? Как поразительно похож он на Бродского! И ведь тоже — Поэт. Он идет по бульвару Сен Мишель. В октябре в Париже тепло, жары уже нет — ярче небо, резче тени от листьев и острее звуки.

В Сорбонне — перемена, и бульвар наполняется молодежью, сразу становится шумно, празднично. Он замедляет шаг. В воздухе разливаются чудные запахи кофе и поджаренного хлеба, где-то уже подгорели крепы (блины) и чуть- чуть потянуло подгоревшим тестом. Слышны обрывки музыки, смех и щебетанье — быстрый говор, когда все хотят сказать все сразу. Он улыбается, впитывает, чтобы забрать с собой.

Удивительное слияние движений, запахов, звуков, красок и линий в эту минуту создает счастливую гармонию — ту полноту жизни, которая долго потом будет питать и поддерживать. Его и его героя тоже.

Его Асисяй — человек несчастный, трогательный, ранимый, но какой же он счастливый! Он отважный, честный и наивный. Он теряет и находит, обманывается и верит, падает и подымается, он радуется малости и плачет над вымыслом. Он одинок, но он — это целая вселенная! Можно ли думать об одиночестве? Только в очень редкие мгновенья печаль одолевает его. Вспомним: вешалка, на ней женское пальто, шляпка, и его рука, продетая в женский рукав, становится ее рукой. Она поправляет его кашне, стряхивает невидимые крошки. В ее жесте не просто забота, а нечто гораздо большее — право на нее и то, что всегда стоит за этим правом, — близость, быть может, любовь, нежность. И он... Как сказать об этом его движении? В котором столько напрасной страстной надежды и веры, что это — правда, что это — отдых и — конец одиночества. Словами нельзя. Только жестом Полунина.

Бесконечно права была Цветаева, когда говорила, что если человека переполняют чувства, он либо опускает, либо закрывает, либо подымает к небу глаза. Жест естественнее и сильнее слов.

А если ты улыбку ждешь — постои!

Я улыбнусь. Улыбка над собой

Могильной долговечней кровли

И легче дыма над печной трубой.

И. Бродский. «Остановка в пустыне»

Специалисты спорят: кто он — Мим, Клоун или Эксцентрик? Для них это важно. А для Полунина, думаю, нет. Масштабы его таланта и воображения таковы, что не помещаются в рамках жанра, и потому он создает свой не жанр, нет, а особый образ, принадлежащий, безусловно, смеховой культуре. Но если это так, то и сама смеховая культура в его лице обретает нечто новое — революционера, созидателя и обогатителя одновременно.

Тут совершенно необходимо сказать два слова о смеховой культуре. Всего два, потому что тема эта неисчерпаема. Смеховая культура имеет огромную и насыщенную историю, по-настоящему еще не написанную. Возможно, именно способность человека к юмору, к самоиронии, насмешке над собой прежде всего и делает его состоявшимся, то есть свободным, без комплексов, тем, кто может вдруг посмотреть на себя со стороны и рассмеяться.

В Средние века, даже в самые жестокие времена, времена опричнины Грозного, например, находились смельчаки, которые дерзали бросить упрек в лицо тирана, обвинить его в жестокости и несправедливости публично. Но для этого им нужно было надеть маску, личину и прирастить ее к лицу — стать юродивым или шутом, клоуном. И быть им уже до конца жизни, ибо клоун — не профессия, а судьба Нужно было прикинуться дураком, перестать быть самим собой, отказаться от себя — такова была цена. А с дурака какой спрос? Дурак он и есть дурак, мало ли что наплетет в своей дурости. Вот тогда сколько угодно можно было потешаться прежде всего над собой, над своими злоключениями, неудачами. Смеясь, изображать свои несчастья, «валять дурака», паясничать, живописуя несправедливость, жестокость, глупость. В смехе все «проходило», и дураку все сходило с рук.

Но дурак умен, он знает о мире больше, чем его современники. Самое парадоксальное, что и остальные, и сам царь прежде всего понимали, что дурак — не дурак вовсе. Во все времена шуты были приближенными царских особ, и только им было позволено говорить то, за что другие лишались головы. Но такова была игра. Она позволяла хоть на время восстановить равновесие, в котором, видно, нуждается самая испорченная душа, если говорить о тиране, не говоря о всех других, для которых смех — отдых, релаксация, психологическая передышка. Ибо смех, разрушая дистанцию, сносил социальные преграды, свободно и фамильярно разглядывая человека, выворачивая наизнанку, разоблачая все его хитрости и непотребства, раздевая догола. И все смеялись, гомерически хохотали. До слез, до икоты. Над собой смеялись. И наступал катарсис, гнойный нарыв вскрывался. Смех очищал и просветлял, уравнивая, снимая напряжение. И возврашая человечность.

Тут я вспоминаю о транспарантах прежних лет: «Еж — санитар леса». И вполне серьезно думаю о клоунах как врачевателях общества.

«Маски, — писал Михаил Михайлович Бахтин, — могут проделать любую судьбу, фигурировать в любых положениях, но сами они никогда не исчерпываются и всегда сохраняют над любым положением и любой судьбой свой веселый избыток, свое несложное, но неисчерпаемое человеческое лицо».

«Неисчерпаемое человеческое лицо» я хотела бы отнести непосредственно к Полунину, желтому клоуну (есть еще клоуны белые). Как и все лучшие клоуны до него, он исследует человека, его внутренний мир, но пользуется при этом своей, полунинской оптикой. А именно от этой оптики зависит, приблизим ли мы звезды, увидим ли пыльцу на крыльях бабочки или расширенные страхом зрачки ребенка — в прямом и переносном смысле.

С полунинской оптикой мы видим движение души. Именно она оказывается под прицелом его самого пристального изучения. И здесь он возвращает нам забытое и приобщает к неведомому, в любом случае бесконечно обогащая. Думаю, поэтому он и нетрадиционный клоун: он все время ищет свои тропы, свои нетрадиционные сюжеты, виртуозно демонстрируя неисчерпаемость лица.

Но корни, корни при желании можно увидеть. Это — маленький человек в длинных черных ботинках, узком сюртуке, с тросточкой. Он уходит вдаль по пустынной дороге, и нам грустно до слез, хотя только что до упаду смеялись над ним же.

Во втором или третьем классе Полунин увидел его фильм «Малыш». Он потряс его до основания. И все встало на свои места. Собственно, именно с этого времени он и пошел той чаплинской дорогой.

Если выйти из римского Пантеона, а там — гробница Рафаэля и слова на ней; «При его жизни Природа боялась быть побежденной. После его смерти она поверила в свою». Слова, достойные жеста великого Мима, так точны, неожиданны и трагичны. Так вот если все-таки выйти из Пантеона, повернуть направо, перейти corso Rinascimento и снова, и еще раз — направо, окажешься на площади Навона. одной из самых больших в Риме. В древние времена здесь был цирк Домициана, теперь — площадь с тремя колоссальными фонтанами.

Имперские замашки, кажется, были здесь всегда. Ко времени создания площади и фонтанов в середине XVII века уже более тысячи лет, как не было Римской империи. А до создания единой Италии (после гарибальдийских войн и подвигов Виктора Эммануила, ставшего в 1861 году королем объединенной страны) оставалось еще около двухсот, и вот — на тебе! — то же сознание всемогущества и величия, воплощенное не в одном, а сразу в трех колоссах всего на одной площади. А каждый — это мощные струи воды, пронзаюшие небо, кони, люди, пальмы и даже египетский обелиск. Таковы фонтаны Бернини.

Он сидит на каменной скамейке и смотрит. (Я сидела тут же, только в другое время.) Он смотрит сосредоточенно, явно что-то замышляя. Перед ним — фонтан Мраморная сказка Эзопа, где огромными фигурами представлены четыре великие реки Земли: Ганг, Дунай, Нил и Рио де ла Плата. Египетский обелиск как раз в середине. Идея кругосветного путешествия напрашивается сама собой. (Не каждому, конечно, а именно ему.) Теперь он улыбается. Чем не круглая земля эта окружность фонтана? Сейчас ветер обрушивает на нее струи воды, долетающие до его скамейки. Чем не могучие реки эти мошные водопады, что падают, разбиваясь о водную поверхность? Вперед! Нужно совершить его, это путешествие! У всех на глазах с командой своих «матросов». Они поборются с водной стихией, будут тонуть, выплывать, искать берега, открывать новые земли! Это будет настоящее кругосветное путешествие. Настоящее — на площади, заполненной весельем, смеющимся людом, и люд тот будет подбадривать, кричать, петь, свистеть, словом, радоваться новым ощущениям жизни, совершая кругосветное путешествие вместе с ним. Может быть, вы вспомнили о Дон Кихоте Ламанчском? Я тоже вспомнила о нем.

Такого еще не бывало у клоунов. А у него — было. Хотя фонтанов повсюду много, а фонтану Сказка в Риме почти четыреста лет.

Он страстный выдумшик и придумщик! Вот уж что льется через край, сверкая всеми цветами радуги, — его фантазия!

Может быть, из-за этого он и стад клоуном?

Таким особенным клоуном?

Потому что так фантазировать в обычной жизни опасно — не поймут. Точно, как в Средние века. А под клоунской маской возможно все. Даже кругосветное путешествие в фонтане.

Долгое время я была уверена, что жест и мимика интернациональны. Даже моя личная возможность с их помощью объясняться, не владея прилично иностранными языками, окончательно убеждала в этом. Однако реакция зрительных залов Европы и Америки на выступления Полунина настолько различна, что заставляет усомниться в этом.

В Америку впервые он отважился поехать лишь с двумя номерами в общей программе. И зал невозмутимо, хотя иногда и не совсем вежливо ждал, когда он закончит, без единой улыбки радости. Все душевные копания там совершенно «не проходят» и уж, естественно, смеха вызвать не могут. Но Полунин упрямый. Он серьезно взялся за изучение аудитории.

Что один и тот же жест или ситуация говорит американцу, французу, англичанину? Взялся за книги, за изучение психологии.

Книги вообще — его давняя страсть, а библиотеки и книжные магазины — места для него особые, словно храм. Кто бы мог подумать из его прежних учителей, тех, кто выгонял его с уроков из-за неистребимой потребности «скорчить рожу» или изобразить нечто такое, что класс ложился от смеха, кто бы мог подумать, что он станет не только гениальным клоуном, но и серьезным ученым, психологом? Потому что без этого даже хорошим клоуном не станешь.

В результате он «дожал» американцев. Уже в следующий раз он поехал со своей полной программой и имел огромный успех.

Не то — англичане. Полчаса зал молчит, напряженно следя за действием. В это время они словно раскладывают его на части, исследуя винтики и шестеренки, как в разобранной машинке. Через полчаса они начинают смеяться — «машинка» собрана, и они поняли, что к чему. Они в восторге от остроумия артиста: так собрать в общем-то простенькие детальки! Гениально! Это надо уметь! И их понимание, их возможности вобрать в себя еще больше, еще сложнее создают то поле, в котором артиста словно «несет». Он импровизирует, рождая совершенно новые ситуации. Он словно летит, сметая дистанцию между собой и зрителем. Зал и сцена становятся единым целым, творящим вместе то, что и зовется чудом искусства. Собственно, именно ради таких самых счастливых мгновений и живет артист.

К французам тоже путь был непростой и непрямой. Они не сентиментальны в отличие, скажем, от немцев и даже очень редко эмоциональны в отличие от испанцев и русских. Психология — важная наука для клоуна...

Не знаю, почерпнул ли он это в трудах по психологии или такова его человеческая суть — делать из самого неприятного любимое. Редчайший дар, согласитесь. Когда не было дома и вся семья перемещалась из города в город с чемоданами в руках, он собрал чемоданы так, что там были полочки — комнаты, а в них — книги, гравюры, костюмы, даже мастерские, если что-нибудь понадобится смастерить. И он страшно полюбил эти чемоданы, и носил их, охраняя так, как если бы панцирь носил саму улитку.

С тех пор утекло столько воды! В 1968 году, в 18 лет, в свой ленинградский период он создал первую группу «Лицедеи», а уже в 1982 в Ленинград по его приглашению приехали 800 мимов со всех концов страны на ставший легендой «Мим-парад». Он был организатором Всесоюзного фестиваля уличных театров в Ленинграде, а в 1989 — уже европейский фестиваль уличных театров «Караван мира». Затем —«Академия дураков», которая начала грандиозный проект по возрождению карнавальной культуры в России.

Он назван «Лучшим клоуном мира», «Лучшим клоуном эпохи». Так оно и есть.

Проходим рядом — думаем о своем.

Не узнаем, не узнаем...

Много лет назад я в первый раз ехала из Парижа в Версаль. Обложенная книжками, планами, я не сразу увидела напротив молодого человека. Ироничного, приятного. Когда наши глаза встречались, в его глазах вспыхивало то ли солнце на голубой глазури, то ли искорки смеха. Вспыхивали и пропадали. А за окном была Франция, и я была совершенно счастлива. Он выходил раньше. Поезд медленно двинулся, набирая скорость, а он стоял на перроне перед моим окном с поднятой помахивающей рукой, спокойно стоял и улыбался. В его улыбке было прощание, сожаление о невстрече, пожелание удачи... Так много всего было в этой полунинской улыбке...


Все о человеке
Александр Поддьяков

Тест творчества — «синяя птица» психологии

Учительница сказала: «Ребята, через месяц у нас будет карнавал. Подойдите к делу творчески, пусть каждый сделает что-нибудь необычное.

Самые оригинальные костюмы отметим призами».

Моя дочь занималась этим костюмом целыми днями, и в день карнавала ушла в школу с объемистой коробкой в руках, в приятном возбуждении, под наши искренние одобрительные восклицания. А вернулась обескураженная. Оказалось, что увидев ее, учительница сначала пришла в восторг:

«У тебя замечательный наряд! Кого же ты изображаешь?» «Марсианку» — гордо сказала дочь. И услышала в ответ: «Разве ты забыла, что мы проходили на прошлой неделе — на Марсе нет жизни!»


Работа обеспечена грантом РГНФ № 02 - 06 - 00086а
Этот случай, произошедший с его дочерью, описывает на своих лекциях американский психолог Роберт Стернберг — один из самых известных ученых в области изучения интеллекта, творчества и проблем обучения. Учительница хотела стимулировать, а затем оценить творчество детей, но с оценкой у нее получилось, мягко говоря, плоховато. И дело здесь не только в особенностях ее стиля мышления, хотя и в них, вероятно, тоже. Дело в самой проблеме — диагностике творчества, в которой не могут разобраться и сами психологи. Проверка, тестирование чужого творчества оказалось внутренне очень противоречивой задачей.

Тесты творчества призваны делать примерно то же, что пыталась сделать та самая учительница. Они должны побудить человека к изобретению новых, разнообразных, оригинальных решений. Например, требуется придумать как можно больше способов необычного употребления самого обыденного, казалось бы, предмета (карандаша, кирпича и т.п.), придумать как можно больше усовершенствований какой-либо игрушки, нарисовать как можно больше разных картинок с заданным исходным элементом и т.д. Это задания на так называемое дивергентное мышление — на способность развертывания мыслительной деятельности по множеству разнообразных путей, что является важнейшей частью творческих способностей. Оценивается общее количество ответов (чем их больше, тем лучше) и их разнообразие. Например, если человек предложил использовать кирпич как подставку для горячей сковороды и как подставку для ног, то это будет оценено как два однотипных ответа, что не очень. А вот если он предложит использовать кирпич как подставку и как груз, то это будет отнесено к разным категориям ответов и повысит балл за разнообразие.

Оценивается и оригинальность каждого ответа. Она рассчитывается механически: как часто встречается ответ в ранее обследованной группе людей. Если человек придумал, как употребить карандаш таким способом, до которого мало кто додумался, он получает высокий балл за оригинальность, а если дал тот же ответ, что давали многие люди до него, — значит его мышление пошло по стандартному, неоригинальному пути. Есть стандартный список ответов разной степени оригинальности; эти списки могут различаться в разных культурах, профессиональных группах и т.д.

На основе рассчитанных таким образом оценок вычисляется общий, суммарный балл за творческие способности. Не правда ли, все это выглядит относительно просто, удобно и надежно?

Поэтому парадоксом прозвучит утверждение, что проблема теста творчества никогда не получит окончательного решения, а любое найденное промежуточное решение будет очень быстро обесцениваться.


Стандарт измерения нестандартности
Е.П. Торранс, автор одного из самых популярных тестов творчества, не побоялся заявить: полноценный тест творческого мышления невозможен в принципе. Потому что сама сущность тестов противоречит сущности творчества. Тест — это стандартная процедура обследования по заданному набору параметров. А сама суть творчества — выход за рамки заданного и известного, прорыв за пределы стандартов. Поэтому комбинация «тест и творчество» представляет собой, метафорически выражаясь, «лед и пламень». Это такая комбинация, в которой и инструмент измерения (тест), и измеряемое качество (творчество) чувствуют себя максимально дискомфортно. Тест творчества должен быть стандартом измерения способности ломать стандарты. А демонстрируемые человеком акты творчества (то есть нестандартности его мышления) должны выглядеть так, чтобы подпадать под этот стандарт.

И это не единственный парадокс. Вот еще парочка.

Из-за длительности применения (тесты разрабатываются на годы или даже десятилетия вперед) любой тест творчества становится не новым и хорошо всем известным способом оценивать новизну.

Из-за массового применения на множестве людей (смысл тестирования — именно в массовом охвате) тест творчества должен стать массовым методом оценки оригинального. Однако массовость противостоит оригинальности. И так далее.

Но не возникает ли ощущение, что оригинальность, улавливаемая стандартным методом, — это какая-то ущербная, не совсем настоящая оригинальность? Что «стандартный список типов оригинальных ответов» — это нонсенс? И что новизна, укладывающаяся в рамки оценок, разработанных десятилетия назад, это тоже не совсем настоящая новизна, хотя и удобная для оценивания? Такая престарелая новизна. Эти неустранимые противоречия заложены в самой идее теста творчества.

Практически из всего этого следует: чем более новым и оригинальным будет ответ, тем меньше вероятность, что экспериментатор его заметит и оценит! Ведь в том списке ответов разной степени оригинальности, с которым сверяется экспериментатор, такого ответа просто нет. По той простой причине, что настоящие оригинальные решения имеют тенденцию не попадать в список уже известных, а расширять его. (Поэтому, в принципе, после обследования каждой истинно творческой личности должна возникать необходимость пересмотреть и расширить набор оцениваемых тестом параметров — ведь эта творческая личность может внести новое измерение, новый параметр.)

Понимая, что его могут не понять, тестируемый, конечно, может — если наберется смелости — спросить экспериментатора: «А вы заметили, что я придумал?» После этого добросовестный экспериментатор, подумав, может быть, отошлет его вариант ответа разработчикам теста. А те решат, как такую новацию оценивать и стандартизировать. Может быть даже этот ответ войдет в общий перечень ответов, удлинив его на единицу (гордись, испытуемый!) Но это абсолютно не гарантирует от того, что на следующее же утро не найдется человек, который изобретет новое оригинальное решение, и его ответ либо вообще не заметят, либо не так интерпретируют.

Тестирование истинно творческой личности требует от психодиагноста не меньшего творческого масштаба — чтобы заметить и оценить предложенную новацию.

Но реальное, практическое взаимодействие двух людей с равным интеллектуальным и творческим потенциалом неизбежно теряет характер одностороннего тестирования, это скорее попытка «вписать» другого в рамки своей модели. В лучшем случае их встреча превратится в равноправное общение, в творческий диалог, обогащающий обоих. Но тогда это очень серьезное отступление от теста — от «стандартной процедуры обследования одного человека другим по заданному набору параметров». Творческое общение — было, тестирование — не состоялось.

В худшем же случае возможен конфликт между тестологом и тестируемым, отказ от общения или же малоуправляемое продолжение в формах, которые опять-таки далеки от стандарта рекомендованных.


А судьи кто?
Рискну высказать еще одно крамольное суждение. Любой тест мышления — это еще и скрытая (хотя, может быть, и не осознаваемая) претензия его авторов на свою практически непревзойденную мудрость. Ведь предполагается, что интеллект любого человека может быть описан в рамках модели, созданной интеллектом автора теста, а значит, более мощным «суперинтеллектом»!Более того, предполагается, что этот барьер никому из тестируемых не удастся перепрыгнуть в течение ближайших десятилетий использования теста.

Здесь неизбежно возникает тот самый вопрос: «А судьи кто?» Нет оснований сомневаться, что авторы и разработчики тестов интеллекта и творчества - это в основном очень умные люди. Но при этом в их собственном мышлении есть определенная специфика, что не может не сказываться на составляемых ими заданиях. Например, основоположники тестовой психодиагностики были очень сильными математиками — достаточно сказать, что часть методов и критериев математической статистики, ныне широко известных и используемых в самых разных областях, была изначально создана тестологами именно для нужд психодиагностики. И психологи (я сам в том числе) этим гордятся. Однако возникает вопрос — как математический склад ума авторов тестов сказался на созданных ими тестовых заданиях? Это никем специально не изучалось, а зря.

И.С. Кострикина, кандидат психологических наук из Томского государственного университета систем управления и радиоэлектроники, проанализировала содержание заданий тестов «на интеллект» и установила любопытный факт. Чтобы показать средний уровень интеллекта при тестировании, испытуемому достаточно иметь развитые вербальные (речевые) способности. А ют для демонстрации высокого и сверхвысокого интеллекта нужны отлично развитые математические способности, связанные с установлением закономерностей в числовых рядах. Иначе говоря, тестовые задания «на речь» имеют средний уровень сложности и не содержат особо трудных, а вот математические задания представлены очень и очень трудными. Это отражало ценностные ориентации и личные предпочтения разработчиков — самым главным в интеллекте они считали способности к математике. Но не означает ли это, что окажись среди составителей тестов люди с другими мировоззренческими установками, мы бы сейчас имели и другие тесты? Ведь разработчики могли пойти и по противоположному пути — подбирать сверхсложные «филологические» задания, а математические ограничить несложной арифметикой. Или же, решая тесты на интеллект, мы бы сейчас отыскивали закономерности вообще не в математических или «филологических», а в биологических рядах, и т.д.

Тогда сейчас среди тех, кто получает наивысшие баллы за уровень интеллекта, оказались бы совсем другие люди! А страны, где тестовые оценки широко используются для отбора на различные должности, может быть, имели бы иную элиту.

Это очень важный социальный аспект психодиагностики. Ведь те, кто придумывают стандарты оценки чужого интеллекта и творчества, имеют свой собственный, небезграничный интеллект (живые все-таки люди) и отнюдь не безупречные представления о том, что такое творчество и как его измерять (что, собственно, и служит предметом ожесточенных дискуссий между разными школами психодиагностов). Некритическое использование результатов их работы может быть попросту опасно.


«Синяя птица»
Творчество по самой своей сути призвано обходить, нарушать, растворять известные стандарты, в том числе стандарты изучения и измерения самого себя, делая их непригодными — пусть даже и не намеренно. Возможно, именно поэтому выдающийся отечественный психолог Петр Яковлевич Гальперин (столетие со дня рождения которого отмечалось в 2002 году) в конце жизни назвал проблему творчества «синей птицей» психологии. Синюю птицу нельзя поймать — будучи пойманной, она либо умирает, либо перестает быть синей. Так же и творческое мышление — оно тем дальше от настоящего творчества, чем жестче и надежнее «силок» психологического теста, который для творчества приготовили. Изучение творческого, нестандартного мышления требует творческих, нестандартных методов. Тест здесь может быть подпоркой, но никак не основным средством.

Ну и конечно, хорошо бы, чтобы тестолог. психодиагност был не так категоричен в своей оценке чужого творчества, как та дама из начала статьи.


Подробнее о психодиагностике интеллекта и творческих способностей написано в книгах:

Дружинин В. И. Психология общих способностей. М.: Лантерна, Вита, 1995.

Поддьяков А. И. Исследовательское поведение: стратегии познания, помощь, противодействие, конфликт. М., 2000. (Электронная версия - в разделе «Монографии» на сайте Error! Bookmark not defined.).

Холодная M.A. Психология интеллекта: парадоксы исследования. Изд. 2-е, переработанное и дополненное. СПб.: Питер, 2002.


От редакции

Книгу Раисы Берг «Суховей», о которой мы рассказывали в № 3 за этот год, можно приобрести по адресам:

магазин «Графоман» по адресу: 1-й Крутицкий пер., д. 3 (на территории Крутицкого подворья), тел.: 276-31-18,276-36-00 или в издательстве, тел.: 246-96-29, 398-68-84.

Приносим читателям извинения в связи с тем, что в статье А. Маркова «Первая жертва» «ЗС», 2003, № 1 американская ракета «Сатурн — 1В» ошибочно названа ракетой «Сатурн — 18».

ВО ВСЕМ МИРЕ

У вас еще не выросли новые зубы?
Пломбы, коронки, искусственные челюсти весь этот «джентльменский набор» зубных врачей лет через двадцать можно будет списывать в утиль. Английский врач Пол Шарп намерен изготовить «генетический гель». Недавно он открыл особый ген: Вагх-1.

Именно этот ген отвечает за то, какие зубы у нас вырастают. По мнению Шарпа, недалек тот день, когда стоматологи перестанут лечить и протезировать зубы, а начнут их выращивать, подменяя привычную ныне улыбку из фарфора или металлокерамики естественным блеском здоровой эмали. Зубы у человека, как и хвосты у некоторых ящериц, должны расти всю жизнь.

Незримая рука помощи
Тем, кто страдает повышенным кровяным давлением, могут помочь солнечные ванны. Это установили медицинские специалисты — сотрудники Свободного университета Берлина Бюрниг и Краузе.

Ученые облучали добровольных пациентов- гипертоников в течение шести-десяти недель источником ультрафиолетового спектра, соответствующего естественному солнечному свету, вернее, его ультрафиолету, присутствующему больше всего в весенних лучах. Благодаря их трудам оказалось возможным поддерживать такой лечебный режим круглый год. В результате подобных терапевтических сеансов высокое давление снижалось настолько, что можно было избежать риска инфаркта. Через девять месяцев после приема «лекарства» систолическое и диастолическое давление все еще оставалось в пределах нормы. Эффект благотворного облучения исследователи объясняют следующим образом.

Проникающий через кожу ультрафиолет способствует выработке в организме внутреннего витамина D, участвующего, между прочим, в регуляции кровотока. Медики давали второй группе пациентов для контроля результатов витамин D исключительно в виде таблеток, но без облучения ультрафиолетом. У этой контрольной группы никако го снижения давления крови не наблюдалось. Тем самым ученые доказали, что эффект по разработанному ими способу основывается на дополнительном облучении ультрафиолетом. Видимо, для человека «свой» витамин D чудодейственнее чужеродного.


Здоровые дети — у молодых отцов
Американские ученые считают, что возраст отца влияет на здоровье будущего ребенка. Обследование девяноста тысяч детей показало, что каждый четвертый случай шизофрении связан с «преклонным» возрастом отца. Старение приводит к мутации клеток репродуктивных органов мужчины — полагают медики.


ПОНЕМНОГУ О МНОГОМ

Почему мы боимся пауков?
Во-первых, сам облик пауков не очень приятен: крючковатые, бесшумные, раскидистоногие, а то и мохнатые. Чем меньше животное похоже на человека, тем более враждебным кажется. Попробуйте сравнить паучище с человеком. Всякая черта в нем — уродство. Чего стоят одни эти тонюсенькие ходульки, на которых он крадется, как призрак! И вдруг — побежал. Не успеешь рукой взмахнуть, а он уже свесился с твоей одежды.

Ученые не исключают того, что в древности люди немало настрадались из-за ядовитых пауков. Не забудьте: все мы вышли из Африки, и наши «генетические» враги были врагами наших далеких предков- гоминцдов! Мелкий паучок, мелькнувший среди листвы, — его коснешься! его заденешь! — мог быть таким же ядовитым, как скорпион. Прошли времена. Мы давно уж не те двуногие охотники, что бродили по африканским саваннам. Мы расселились в холодных странах, в каменных городах, стали людьми разумными, но все так же, завидев паука, дергаемся в сторону.

Наконец, еще одна причина — культурологическая. Мы с раннего детства изучаем мир по подсказке родителей: это можно, а это нельзя, это хорошо, а это «не смей брать в руки!» VI лишь потом книги, учителя, собственные догадки размывают границы прежних этических категорий. Смешными становятся и те кары, которыми нас стращали: «Не балуйся, пойдешь в темную комнату! Там пауки ползают». Они до сих пор ползают, «буки» первых лет жизни. Мы и знаем, что они не страшны, а все — нет-нет, по давней привычке! — вздрогнем, когда под рукой прошмыгнет паук. Наше воспитание наградило некоторых из нас даже «арахнофобией» — панической боязнью пауков.


«Древо познания»
Так почтительно называют на всем Востоке благородное дерево «гингко билоба», столь же высоко ценимое, как, например, оливковое дерево и лавр в Греции, секвойя в США. Благодаря обильному содержанию флавоноидов оно служит источником различных целебных средств. В китайской медицине применяются отвары его листьев против кашля и астмы, повышенного кровяного давления, ангины и других заболеваний. Подобно пенициллину, эти лекарства приобрели особенно большой спрос в ходе Второй мировой войны. Экстракт из веерообразных листьев очень способствует заживлению ран. Составы на основе этих экстрактов применяются в настоящее время при церебральных и периферических осложнениях кровоснабжения.

Примечательна геологическая «палитра» этого представителя растительного мира планеты. Ученые-палеоботаники нашли его следы в ископаемых отложениях в некогда теплой Гренландии и на Шпицбергене, относящихся к третичному периоду, не говоря уже о Южной Америке, Африке и Австралии. В Центральной Европе такие находки захватывают пермский период, богатый разновидностями флоры.

В наши дни деревья этой редкой породы произрастают в дикой природе в провинциях Китая Гуандун и Гуанси и в заповедных зонах и резерватах разных стран. В Японии считается памятником жизнестойкости одно особо любимое дерево, чудом пережившее атомную бомбардировку Хиросимы, растущее всего в восьмистах метрах от эпицентра взрыва. А в Китае гингко — символ женского и мужского начал «инь — ян», «древо познания». В Европе оно прославлено и благодаря стихотворению великого художника слова Гете «Дерево Востока», переведенному на многие языки.


Веселая еда
В последнее десятилетие ученые установили, что входящие в состав мороженого ингредиенты влияют на содержание в организме серотонина — гормона, отвечающего за регуляцию настроения и памяти. Помимо всего прочего, серотонин нейтрализует воздействие стрессов. Наверное, поэтому любители мороженого веселее и спокойнее своих собратьев.

Мороженое — безмерно любимый в мире продукт. Больше всего мороженого съедают в Америке — 15 килограммов в год на душу населения. В основе такой невероятной привязанности — серьезное отношение к этой веселой еде. По преданию, первый президент США Джордж Вашингтон лично изготавливал мороженое на своем ранчо.

Рецепт лакомства был завезен в Новый Свет в XVII веке, и предприимчивые янки как могли усовершенствовали его. В 1904 году они придумали автомат для приготовления вафельных стаканчиков, а еще через 15 лет изобрели эскимо-палочку мороженого, глазированную шоколадом.

В России мороженое известно со времен Киевской Руси. Вначале это была смесь из замороженного творога, сметаны и изюма. Технология у нас долго хромала — первая машина для приготовления мороженого появилась в России только в XIX веке. Возможно, поэтому мы сильно отстаем от цивилизованного мира — на каждого из нас приходится всего 2 килограмма в год. Зато в России мороженое едят зимой не меньше, чем летом. Очереди к палаткам в 30-градусный мороз для иностранцев такая же экзотика, как матрешки и шапки-ушанки.


Все началось с камня
Во все времена люди пытались общаться друг с другом, даже если их разделяли километры. Технический прогресс сделал возможными самые разные связи — телеграфные, телефонные, факсимильные, спутниковые, но они так и не смогли вытеснить привычную почтовую связь. А первый «почтовый ящик» появился, когда был открыт морской путь из Европы в Индию. Им стал большой камень, который сейчас хранится в морском музее Кейптауна. После того как португальский мореплаватель Диаш в 1486 году впервые обогнул мыс Доброй Надежды, его последователи, направляясь в Индию, обязательно причаливали к берегу, чтобы пополнить запасы питьевой воды. И там, под заветным камнем, моряки оставляли свои послания, которые забирали корабли, идущие в обратном направлении. Эта связь действовала не одно столетие.

Конечно, обмен почтовыми посланиями надо было как-то упорядочить. Первым придумал официальные штемпели на письмах с проставленной датой отправления главный английский почтмейстер Бишоп. И в 1661 году такая почта начала действовать.

Правда, в 1992 году во время раскопок в Сирии немецкие археологи нашли настоящий конверт с официальным штампом, согласно которому письмо было отправлено из города Тона в XIII веке до новой эры. При этом на конверте была приписка, запрещающая вскрывать письмо посторонним лицам. Но ученые, конечно же, его вскрыли.

Сегодня в Швейцарии, которая не имеет никакого отношения к таким древним письмам, на каждого жителя приходится в среднем по 655 почтовых отправлений в год, в то время как в России — 38. Получается, что каждый швейцарец ежедневно отправляет чуть ли не по два письма, несмотря на наличие телефона.


Размышления у книжной полки
Михаил Голубовский

(С.-Петербург — Северная Каролина)

ДЕЛО Анатомия сталинских провокаций

H.Г. Клюева и Г. И. Роснин в лаборатории. 1946 г.


Не буди лихо, пока оно тихо
Почему и как биологи Роскин и Клюева и их исследования оказались вовлечены в 1946 году в жестокие сталинско-ждановские игры вроде «суда чести»? Здесь, видимо, есть элемент диктаторской прихоти, как выбор писателей Ахматовой и Зощенко для идеологической экзекуции. И есть элемент «закономерной случайности», который связывает эти два события. Авторы книги В. Исаков и Е. Левина рассматривают дело КР в ландшафте множества внутри- и внешнеполитических событий, которые определили на грани 1947 года переход к «холодной войне», самоизоляцию страны во всех сферах. Особенно интересно, как сложились отношения науки и сталинской власти.

Когда почтенный английский биолог Бэтсон, один из основателей науки о наследственности, автор термина «генетика» и учитель Н.И. Вавилова, приехал по его приглашению в 1925 году на 200-летний юбилей академии, он был поражен числом новых институтов, под которые отдавались бывшие дворцы и особняки, церкви и храмы. Бэтсона поразили степень государственной поддержки науки, энтузиазм профессоров и научной молодежи, вера, что именно наука и она одна — источник будущего счастливого общества.

Но уже тогда Бэтсон как искушенный естествоиспытатель и наблюдатель заметил, что университеты и исследовательские институты вовсю используются для распространения коммунистических идей. Везде он видел «красную комнату» с бюстами и портретами Ленина и вождей, партброшюрами. Заметка Бэтсона о поездке в журнале «Nature» от 7 ноября 1925 года заканчивается тревожной пророческой нотой: «Мы не увидели и следа свободы. Нынешние условия в России свидетельствуют о дисгармонии, очевидной для каждого наблюдателя». Классик генетики усмотрел возникающую опасную дисгармонию, ускользавшую обычно от всех приезжающих в СССР. Вспоминается фильм-метафора Феллини «Репетиция оркестра». Все действие происходит в репетиционном зале. Уже в самом начале возникает дисгармония «дирижер — оркестр», на потолке зала появляется трещина. Она все расширяется по мере репетиции, но се как бы не замечают и играют, пока наконец потолок не обваливается.

Во все периоды советской власти со времен Ленина параллельно шли два процесса — количественный рост одних направлений и репрессии, удушение других. Дело КР — очевидная иллюстрация этого.

Суд над двумя профессорами-биологами. как убедительно доказывают историки (и это истинное их открытие), проводился как тщательно задуманная и во всех деталях контролируемая лично Сталиным и Ждановым операция. По существу, дело КР было своего рода мафиозно-криминальной акцией: сделал дело, запугал или убрал всех свидетелей (арест академика, секретаря АМН В.В. Парина) — и концы в воду. Так, долго не удавалось найти в архивах «Закрытое письмо ЦК ВКП(б) о деле профессоров Клюевой — Роскина» от 16 июля 1947 года. А ведь оно было изготовлено в количестве 9500 экземпляров и разослано по всем властным этажам партгосап- парата СССР с повелением немедленной читки, обсуждения на партсобраниях и отсылки наверх подробного отчета, кто, что и как сказал. Однако затем в духе «министерства правды» все экземпляры письма уничтожались, а в открытой печати, несмотря на шумную идеологическую кампанию, включая написанную по заказу Сталина пьесу К. Симонова и фильм «Суд чести», никакого упоминания о письме или малейшего конкретного обсуждения существа дела не допускалось! Лишь в 1992 году в архиве секретариата Сталина был наконец найден (Н.В. Кременцов) экземпляр полного текста письма, опубликованный и прокомментированный авторами в 1994 году.

Вся запутаннейшая канва событий вокруг дела КР — от возвышения ученых до их вселюдного поношения — детально анатомирована в книге.

Сначала идут эпизоды «во здравие». 13 марта 1946 года профессор Клюева делает доклад в Академии меднаук о новом методе биотерапии рака. Сразу же — публикации в центральных газетах. По каналам ВОКС — информация в США. где в то время выпускался даже специальный журнал «Обзор советской медицины» и активно работало американо-русское медицинское общество. В солидном «Cancer Research» в США в 1946 году появляется статья Роскина. В период войны между союзниками СССР, США и Англией были налажены многосторонние связи по сотрудничеству в медицине. Так, в 1943 году СССР посетил один из творцов пенициллина Говард Флори с целью помочь налаживанию выпуска антибиотика. Флори был сторонником безвозмездного обмена между союзниками достижениями в области медицины, что уже в то время было непросто отстаивать даже в Англии и тем более в СИГА В рамках тогдашнего сотрудничества союзников Минздрав СССР в 1944 году передал британским ученым первый оригинальный советский антибиотик грамицидин С, полученный под эгидой выдающегося советского биолога Г.Ф. Гаузе. Об этом в статье с интригующим названием «Г.Ф. Гаузе и Маргарет Тэтчер» сообщает известный историк-биолог Я.М. Галл. Оказывается, в анализах кристаллической структуры грамицидина С участвовала в те годы и «постдок-химик», будущий премьер-министр Англии, «железная леди» Маргарет Тэтчер.

Под влиянием паблисити круцина в США просьбы о его присылке посыпались и в американское посольство, и непосредственно самим авторам. Между тем во всех публикациях говорилось лишь о начале клинических испытаний, о том, что круцин нарабатывается пока в недостаточном количестве и применяется в жидкой, неустойчивой и нестабильной, а значит, и капризной по своему действию форме. И тут новый посол США У. Смит проявил необычную для его ранга инициативу и решил лично встретиться с авторами открытия. Их встреча, с полным согласованием по всем каналам власти, состоялась 20 июня 1946 года в дирекции Института эпидемиологии (в присутствии директора и, конечно, доверенного у «органов» лица). Посол предложил сотрудничество и любую техническую помощь из США. Минздрав в принципе соглашается и подготавливает такой проект.

Борис Дмитриевич Петров. 1951 г. Сотрудник or парата ЦК, автор «отчета» о заседаниях суда чести по «делу КР» в июне 1947 г., на которых присутствовал по указанию А. Жданова 4 октября 1946 года академик-секретарь АМН В.В. Ларин во главе делегации медиков, куда входят и крупные советские онкологи, летит в США. Там он принимает участие в специальной сессии ООН о международном сотрудничестве, где доклад делает Молотов. Ларин, посоветовавшись с Молотовым, передает 26 ноября 1946 года в Американо-русское медицинское общество уже принятую к печати в СССР рукопись книги Роскина и Клюевой и образец круцина (который к этому времени давно утратил свою активность). «Вот и все, что было», — как поется в песне. Но этот невинный взаимный жест был аранжирован затем как передача большого секрета, гостайны и послужил поводом к аресту Ларина вскоре после его возвращения и к организации «суда чести». Начиналась «холодная война» между бывшими союзниками.


Возможно, изыскания по круцину развивались бы в обычном для исследований по биотерапии рака русле. Но Клюева, подстегиваемая успехом и возникшим вниманием, жаждет большего. Она пишет два обращения на имя Жданова с уверениями о громадном значении работы. Мудрый профессор Роскин предчувствовал опасность и напоминал: «Не буди лихо, пока оно тихо». Если бы Клюева была просто его соавтором, он, возможно, и удержал ес. Но она была еще и женой и, естественно, настояла на своем. Письма Жданову идут за двумя подписями. Оба письма возымели действие! После первого, в апреле 1946 года (нашлось надежное номенклатурное лицо для передачи письма), из ПК была быстро спущена позитивная резолюция: «Поддержать и доложить». Следует моментальный ответ министра здравоохранения: «Будет сделано». Выделяется площадь, штат лаборатории обещано расширить до 55 человек. Однако в честолюбивые планы Клюевой входило не только организовать наработку и анализ препарата. Она хотела держать под своим контролем и вести клинические испытания, иметь небольшую клинику (не будучи врачом- онкологом).

И это тоже удалось. Но, как в сказке о рыбаке и рыбке, оказалось мало. К ноябрю 1946 года штат номинально увеличился до 99 человек. С ростом штатов и задач, естественно, росли и технические трудности, и неурядицы (это обычно). В неистовом нетерпении Клюева пишет новое письмо Жданову, узнав в Минздраве, что сам Молотов после встречи с Лариным в США сделал запрос о книге. Тон письма авторов весьма требователен: «Мы работаем в условиях постыдной нищеты». А их коллеги в то время, неужто они работали в условиях «бесстыдной роскоши»? Ведь испытания круцина только начинались, производственная наработка стабильного препарата, клиника — дело хлопотливое и нескорое. Второе письмо возымело эффект быстрый и оглушительный. Информация о «чудо-препарате» за это время дошла до Сталина, и колеса машины завертелись с бешеной скоростью. Но куда они привели?

Первый состав лаборатории


В архиве Жданова историки отыскали второе письмо биологов, на нем краткая надпись красным карандашом: «Мне + Ворошилову 3 дня». Явное указание вождя. Вертикаль власти заработала быстро и эффектно. 21 ноября Жданов принимает в Кремле Роскина и Клюеву. Через четыре дня они опять были вызваны Ждановым в Кремль, куда в те же часы были приглашены липа из высшего эшелона власти. Подготавливается решение о поддержке работ по круцину. 7 декабря проект был представлен зампреду Совмина Берии. Зам испивалась и создавалась новая крупная шарашка, мимо Берии это не могло пройти. 23 декабря 1946 года Сталин подписывает постановление «О мероприятиях по оказанию помощи лаборатории экспериментальной терапии профессора Н.Г. Клюевой». Постановление было секретным и опубликованию не подлежало. Метрострою и Министерству по строительству военных и военно-морских предприятий (!) было велено срочно построить первую очередь института, а разным министерствам к 1 января 1947 года оснастить лабораторию всем требуемым оборудованием. Как говорила спустя пару месяцев Клюева на допросе у Жданова, она и Роскин «были буквально раздавлены грандиозностью решения Совета Министров, они не привыкли к таким масштабам».

Таков вкратце был путь поезда «за здравие». Но одновременно по той же ветке навстречу вышел поезд «за упокой». Вскоре они жестоко столкнутся. По записным книжкам Жданова историки определили начальный момент формирования дела «КР». 7 августа 1946 года, то есть за неделю до начала гонений на Ахматову и Зощенко и художественную интеллигенцию, в бумагах Жданова появляется запись: «Я думаю, что Смита не надо было пускать в институт». Это была затравка. 24 января 1947 года Жданов, вернувшись из длительного отпуска-лечения, сразу принялся за фабрикацию дела «КР».

В. В. Перин


Суд чести: фабрикация и фальсификация
Восстановленная историками день за днем по архивам Секретариата ЦК и Политбюро, включая бумаги Жданова и Сталина, кухня подготовки дела КР и суда чести — впечатляющая часть книги. Здесь много нового для понимания мотивов и способов действия Сталина и его окружения, советской власти как режима. Обычное в науке поведение трансформируется до неузнаваемости на языке партийного новояза: интерес посла — демарш американской разведки, приглашение к сотрудничеству — подкуп, передача машинописи уже сданной в печать книги (причем без главы о технологии) коллегам в США — низкопоклонство перед иностранцами и разглашение гостайны.

Это все знакомо. Новой является, как впервые установили историки, детальная личная режиссура Сталина на всех этапах дела «КР». Историки приводят любопытное и важное для манеры диктатора свидетельство. Новый министр здравооохранения И.Е. Смирнов был приглашен на встречу со Сталиным в Большой театр, где в тот вечер шла опера «Князь Игорь». В антракте Сталин разъяснил министру «главную особенность» задуманного им сценария суда чести: нет необходимости в адвокатах и последнем слове обвиняемых после речи общественного обвинителя. Подлинный театр в театре.

Далее. Жданов лично начал следствие, вызывая на допрос в Кремль Клюеву, Парина, министров и их замов. При этом он ведет беседу-допрос, а протоколы немедленно направляются через Поскребышева Сталину. У всех вызванных были взяты письменные объяснения о процессе передачи книги и образца круцина в США. Наконец, 17 февраля 1947 года Клюева и Роскин вызываются в Кремль на заседание Политбюро, которое вел сам Сталин. По записанному рассказу Роскина, Сталин в конце заседания показал находящуюся в его руке книгу авторов «Биотерапия злокачественных опухолей» (напечатана ограниченным тиражом) со сделанными на полях многими замечаниями и изрек: «Бесценный труд!» Видимо, книга произвела на него впечатление. Но, хваля авторов, он уже предвкушал садистское наслаждение от их скорого предстоящего поношения на суде чести, о чем Клюева и Роскин в это время абсолютно не догадывались.

В тот же день поздно вечером в кабинете Сталина, как установили историки, собралась верхушка: Молотов, Жданов, Берия, Микоян, Маленков, Вознесенский и Каганович. Был решен вопрос об аресте Парина, смене руководства Минздрава и суде чести над обласканными властью биологами. 25 марта 1947 года Жданов представляет Сталину проект постановления о «Судах чести», через три дня проект утверждается Политбюро. Сценарий суда таков: составляется проект обращения из парткома в суд, назначенные начальством члены суда ведут допрос обвиняемых. Затем обвиняемым дают последнее слово. И только после этого — когда уже обвиняем ые ничего не могут сказать в свою защиту — победно выступает общественный обвинитель.

Историки детально анализируют, как это отвратительное действо, названное судом чести, делом «КР», фабриковалось, — точный в данном случае термин. Текст обвинительного заключения якобы от имени парткома Минздрава был отредактирован Ждановым, затем откорректирован лично Сталиным и вручен для прочтения академику АМН П.А. Куприянову. Два члена суда были из числа «истцов» из парткома, написавших обращение в суд (сами написали - сами будут судить). Но и обращение в суд якобы со стороны парткома Минздрава тоже написал Жданов! В его записных книжках авторы нашли бесцеремонные и хамские приправы к начальному варианту зелья-обращения: «О Ларине размазать погуще... Вдолбить, что за средства народа должны отдавать все народу... Расклевать преувеличенный престиж Америки с Англией... Будем широко публиковать насчет разведки» и тд.

Г. И. Исц. 1959 г.


Наконец, за день до суда Сталин проводит генеральную репетицию задуманного спектакля. 13 мая 1947 года он вызывает в Кремль доверенных писателей Фадеева, Горбатова и Симонова. Симонов в 1988 году опубликовал свои воспоминания по сделанным сразу дневниковым записям («Я записывал то, что считал себя вправе записывать, и старался как можно крепче сохранить в памяти то, что считал себя не вправе записывать»), Сталин ведет беседу на тему «нашего советского патриотизма», чтобы не было «преклонения перед иностранцами-засранцам и», последнее произнесено им скороговоркой. «В эту точку надо долбить много лет, лет десять надо эту тему вдалбливать» — записывает Симонов сталинский социальный заказ.

В конце беседы Сталин вынимает четырехстраничное заявление парткома Минздрава о привлечении Клюевой и Роскина к суду чести. Читать вслух было предложено Фадееву, а Сталин ходил, внимательно слушал и бросал острые взгляды на писателей, «делал пробу, проверял на нас... Это письмо было продиктовано его волей — и ничьей другой» — догадывается Симонов. Убедившись, что прочитанное произвело впечатление, Сталин делает заказ придворным писателям: «Надо на эту тему написать произведение. Роман». Симонов ответил, что это скорее годится для пьесы, каковую он вскоре и написал, отрекшись от нее впоследствии. А вышедший в 1950 году фильм «Суд чести» люди старого поколения еще помнят. Только к действительности он имел такое же отношение, как «Кубанские казаки» к реальным колхозам.

Суд чести начинается с допросов Роскина. Гордая Клюева отказалась прийти и согласилась отвечать только письменно. В их квартире уже установлен «жучок» (плата за режим секретности!) Весь домашний разговор между супругами после изнурительного допроса Роскина подслушан, записан и тут же передан Сталину. В распоряжении историков эта агентурная запись. Она драматична. Вот отрывок: «Клюева: Досадно, что все эти червяки не дают спокойно работать (плачет). Меня волнует, как они так могли говорить. Они нашего ногтя не стоят. Мы еще никогда никаких упреков не имели от ЦК. Почему они тебя допрашивали, уму непостижимо. Я считаю, что я не должна участвовать в этой комедии». Но участвовать, к сожалению, пришлось. Видимо, Роскин и Клюева до конца дней не догадывались, кто был подлинным драматургом и режиссером комедии. (Уже после трехдневного поношения и измывательства на «суде чести» они в отчаянии и в рамках ритуальной традиции тех лет обращаются с верноподданным письмом к вождю-благодетелю: «Мы вас сердечно благодарим за все внимание, руководство и помошь, без которых никогда бы глаза обреченных больных не могли засветиться надеждой». Вождь, несомненно, был польщен.)

Суд чести проходил три дня, с 5 по 7 июня 1947 года, в зале заседаний Совета Министров, где собрался, как пишут историки, весь ареопаг советской медицины — 1500 человек. Чтение материалов суда и сейчас, спустя более полувека, производит тягостное впечатление.

В концовку обвинительной речи Жданов вставил ключевые слова: значение этого дела — предупреждать «каждого советского патриота быть постоянно бдительным, не тушить ни на минуту своей ненависти к враждебной буржуазной идеологии». Удивительно точен оказался Дж. Оруэлл в метафоре о ежедневных двухминутках ненависти.

Давление и унижение, которому подверглись Клюева и Роскин и на двух сериях допросов, и за три дня суда в полуторатысячной аудитории, чудовищное. Они вели себя достойно. Но в заключение все же вынуждены были принести покаянные ритуальные слова, которые от них ждали режиссеры, — о патриотизме, о заботе советского правительства, о нашей советской науке и т.д. Анализируя стенограмму суда, историки отмечают, «как мучительно дается Нине Георгиевне игра по навязанным всем в зале правилам». Роскин же твердо заявил, что работа до конца 1946 года была открытая, никакого технологического секрета передано не было и никаких антигосударственных действий за собой он нс признает, но считает личной ошибкой согласие на передачу рукописи. Сотрудница Лысенко доносит о разговорах, «которые выставляли профессора Роскина как героическую личность, стойко отстаивающую свои взгляды».

Поведение обвиняемых биологов не удовлетворило суд чести. В его решении отмечено, что профессора Клюева и Роскин «не проявили себя как советские граждане и продолжали быть неправдивыми». Концовка пьесы-суда: объявить профессорам Клюевой и Роскину «общественный выговор». Здесь важна семантическая тонкость: сказано, мол, что ученые неправдивы и не совсем проявили себя как советские. Но их поведение не названо зловещим эпитетом «антисоветское». Ибо это означало во все времена РСФСР и СССР почти смертельный капкан.

Замысел драматурга и режиссера- садиста был более масштабен, чем простая физическая расправа над двумя учеными. Главное — запуск всесоюзной кампании по борьбе с космополитизмом, идеологический всеохватный террор в виде «воспитания и перевоспитания». Долбить и вдалбливать десятилетиями приказывал Сталин.

Н.Г. Клюевой A. Скорикова (слева). Ученице Г.И. Роскина, сотрудница Н.Г. Клюевой в 1960-е гг.


Соавтор открытия патогенности вируса саркомы кур для млекопитающих в 1957 г., когда впервые, одновременно и независимо от Л. А. Зильбера и И. И. Крюковой, была продемонстрирована возможность преодоления онковирусами видового барьера 15 июля 1947 Сталин на протяжении более трех часов (I) редактирует «Закрытое письмо ЦК» по делу профессоров Клюевой и Роскина». Черновой проект письма был составлен новым секретарем ЦК М. Сусловым. Этот серый, с мышиной головкой и глазками парткардинал будет доминировать в идеологической жизни страны еще долгих сорок лет. В пять последующих дней письмо размножено в количестве 9500 копий. «Разверстка на рассылку», которую нашли историки в архиве ЦК, любопытна как срез по вертикали фабрики власти СССР. Среди основных получателей: обкомы, крайкомы ЦК союзных республик — 172, райкомы, горкомы, окружкомы и укомы партии — 1500, секретари парторганизаций вузов, академий и НИИ — 1500, политотделы МВС, МВД, Главсерморпути — 1313, министры и руководители центральных ведомств — 152, командующие военными округами, флотилиями и войсковыми группами — 40. Не забыт и комсомольский актив — 13 копий.

При центральных министерствах и ведомствах в 1947 году было создано 82 суда чести. Лишь часть из них провели заседания. Так, Лысенко настоял, чтобы в ноябре 1947 года провели суд чести над генетиком R Жебраком за его якобы антипатриотическую статью в «Science» в 1944 году и за низкопоклонство перед буржуазной наукой. Осудили. Тем самым удалось сорвать уже принятое решение об организации нового института генетики (прежний институт, созданный Вавиловым. после его ареста прибрал к рукам Лысенко). Директором института намечался Жебрак (до суда он занимал высокий пост президента АН Белоруссии). Но он после суда лишился всех постов и был деморализован.

Начатая кампания создала желаемую истерическую атмосферу шпиономании, боязни любого контакта с иностранцами, повлекла за собой массу нелепых писем-доносов в «органы» и «лично тов. Сталину». При подготовке этой статьи я наткнулся, к примеру, на зловещие последствия суда чести во флоте. Адмирал флота Н.Г. Кузнецов вспоминал, как он и другие адмиралы оказались на скамье подсудимых. «Произошло это после надуманного и глупого дела Клюевой и Роскина, обвиненных в том, что они якобы передали за границу секрет лечения рака. Рассказывают, что Сталин в связи с этим сказал: «Надо посмотреть по другим наркоматам». И началась кампания поисков «космополитов». Уцепились за письмо Сталину офицера-изобретателя Алферова, что руководители прежнего наркомата передали англичанам «секрет» изобретенной им парашютной торпеды и секретные карты подходов к нашим портам... Сперва нас судили «судом чести». Там мы документально доказали, что парашютная торпеда, переданная англичанам в порядке обмена, была уже рассекречена, а карты представляли собой перепечатку на русский язык старых английских карт. Почтенные люди, носившие высокие воинские звания, вовсю старались найти виновных — так велел Сталин... Команда была дана, и ничто не могло остановить машину. Под колеса этой машины я попал вместе стремя заслуженными адмиралами, честно и безупречно прошедшими войну. Это были В.А. Алафузов, Л.М. Галлер и Г. А. Степанов... Вскоре все были преданы Военной коллегии Верховного суда. Приговор: Алафузов и Степанов осуждены на десять лет каждый, Л.М. Галлер на четыре. Впоследствии была реабилитация, но не все дождались ее. Лев Михайлович Галлер, один из организаторов нашего Военно-Морского флота, отдавший ему всю жизнь, так и умер в тюрьме».

Слева направо:В. И. Гершанович (биохимик и вирусолог), Л. Савельева(лаборант-микробиолог),Г. С. Зильберблат (врач-онкслог). 1962 г.


Дело «КР», роман Оруэлла и современность
Дело «КР» невольно ассоциируется с гениальной антиутопией Оруэлла «1984». Уместно вспомнить Оруэлла (1903 — 1951) еще и накануне его столетнего юбилея. Он писал «1984» практически одновременно с делом «КР», вряд ли зная что-либо о процессе. Но художественное проникновение писателя в суть сталинского режима настолько глубоко, что, кажется, он сидел все эти три дня на первом ряду в зале суда. Но нет, роман писался в уединенном поместье на одном из Гебридских островов (остров Юра). А вот соглядатай Жданова к вечеру каждого дня составлял шефу подробный отчет, кто, что и как сказал, где сидел: «Зал полон... В первом ряду по-прежнему академик Аничков, академики Абрикосов, Давыдовский, Збарский, Юдин, многочисленная профессура». Аничков выступал в прениях.

Тут возникает вопрос, который я давно пытаюсь понять. Почему, в силу каких психосоциальных комплексов образованные и творческие люди соглашаются на роль звучащего граммофона? Профессор Куприянов прочувственно декламировал спущенное сверху «общественное обвинение», включая измывательство над недавними коллегами. В «закрытом письме» ЦК обязал всех «неустанно разъяснять нашим людям указание товарища Сталина, что «даже последний советский гражданин, свободный от цепей капитала, стоит головой выше любого зарубежного высокопоставленного чинуши». Александр Галич прекрасно спародировал этот стереотип, вложив его в слова тренера, распекающего футболистов за проигрыш: «Вас, засранцев, воспитаешь и растишь, а вы, суки, нам мараете престиж! Ты ж советский, ты же чистый, как кристалл, начат делать, так уж делай, чтоб не встал».

В какой степени обвинители верили в то, что говорили, или же говорили потому что «надо», партия велела? Конечно, партийное давление было замешано всегда. Когда, к примеру, академика Аничкова спросили, как он мог в 1950 году на специальной сессии АМН выступить с восхвалением Лепешинской, ответ был таков: «Давление на нас было оказано из таких высоких сфер, что мы извивались, как угри на сковородке». Но дело не только в давлении. У Оруэлла в «1984» партийный идеолог О’Брайен объясняет, что значит истина с позиции партии: «Реальность существует в мозгу человека и нигде более. Все, что Партия называет истиной, и есть истина». В тоталитарном обществе такое партийное понимание правды утверждается насильно. Оно сохраняется затем в силу странной способности психики человека придерживаться двух противоположных взглядов и одновременно принимать оба за истину. Причем данное состояние, с одной стороны, сознательное, а с другой — бессознательное, чтобы в душе не было чувства фальши или вины. Оруэлл как социальный психолог назвал этот феномен двоемыслием — термин, вошедший в обиход социальной психологии и истории.

Двоемыслие вовсе не относится только к сталинскому режиму. Оно в стертой форме существует повсеместно и угрожает любому современному обществу, на этом настаивал Оруэлл. Только тоталитарность как единосущность — «партия-ум-честь-совесть» — разбивается на несколько частей, носит парциальный характер: религиозная или этническая группа, корпорация, телекомпания, фирма. Абсолютную приверженность к группе, неизбежно сочетаемую с двоемыслием, Оруэлл относил к национализму, придавая термину чуть расширенный смысл: «Националист не только не осуждает преступления, совершаемые его собственной стороной, но обладает замечательным свойством вообще не слышать о них. Целых шесть лет английские обожатели Гитлера предпочитали не знать о существовании Дахау и Бухенвальда. А те, кто громче всех поносил немецкие концлагеря, часто были в абсолютном неведении или лишь догадывались, что лагеря есть и в России. Огромные по масштабам события, вроде голода на Украине в 1933 году, который унес жизни миллионов людей, прошли мимо внимания большинства английских русофилов. Многие англичане почти ничего не слышали об уничтожении немецких и польских евреев во время войны. Их собственный антисемитизм привел к тому, что сообщения об этом страшном преступлении не могли проникнуть в их сознание. Известный факт может быть столь непереносимым, что его привычно отодвигают в сторону и не берут в расчет».

Зло, порожденное сталинщиной, не только лишило жизни миллионы граждан, но и формировало, как пишут Есаков и Левина, «людей с подорванной нравственностью и заглушенной совестью. Они стали матрицей, передававшей свою душевную ущербность следующим поколениям. Этот мутный поток дошел и до нас, и он в большой мере определяет крайне низкий моральный уровень современного общества со всеми вытекающими из этого последствиями в духовной и материальной жизни нашей страны». Поэтому книга историков Исакова и Левиной не только познавательна. Она очень актуальна в смысле духовной санации и санитарии. Ибо одна из главных целейавторов состояла в том, чтобы показать на примере суда чести — важного эпизода сталинизма, — как стало возможным и как проводилось это, по словам историков, «массовое душевредительство». Поставленная историкодокументальная задача превосходно выполнена.

Что касается исследований биологов Роскина и Клюевой, то я вполне согласен с основным выводом книги, что в сложной научной судьбе открытия трипаносомной биотерапии рака еще не сказано последнее слово. Результаты клинических испытаний препарата круцин «достойны внимательного изучения, опыт применения — серьезного анализа и корректировки терапевтических схем с позиции сегодняшнего уровня экспериментальной биологии и онкотерапии».

Книжный магазин

Эдуард Вирапян

К.Г. Доусон. Боги революции. СПб.: Алетейя, 2002.


Наблюдатель
Когда у Анджея Вайды после премьеры «Дантона» спросили, почему он решил снять фильм о Французской революции, а не о русской, он ответил, что его не интересовала революция в России, его интересовала революция во Франции, ибо в России до конца ничего не происходит, а во Франции все происходит до конца. После того как картина провалилась, Вайда добавил в шутку, что надо было снимать фильм о русской революции, тогда картина провалилась бы не полностью.

Нечто подобное испытываешь и при чтении книги Доусона. Неужели и его ситуация в чужой стране могла привлечь тем же, что и Вайду, когда в его собственных пределах такой революции тоже хватило? Другой вопрос, что Англия всегда зорко следила за событиями во Франции. Она давала убежище перебежчикам оттуда, одно время долго воевала с ней, готовила туда не одно вторжение. Революционные события, начавшиеся в 1789 году во Франции, потрясли ее, у Англии были все основания в ближайшие дни разделить участь соседа, но этого не произошло. И, тем не менее, о тех страшных событиях англичане будут помнить и возвращаться к ним в мыслях своих снова и снова. Может, книга Доусона напоминание об этом? Может, она — предупреждение, чтобы этого не случалось?

Сразу замечу, что и в позапрошлом веке среди многочисленных сочинений о Французской революции выделялась книга английского автора Томаса Карлейля, есть и ее русский перевод. Говорят, Диккенс повсюду носил ее с собой вместо Библии, а сам автор сказал о ней, что «сто лет не было у вас книги, которая бы так прямо, так страстно и искренне шла от сердца вашего современника».

Мог ли нечто подобное сказать о своем сочинении Доусон? Вряд ли. И, тем не менее, это одно из самых значительных произведений о Французской революции. Пожалуй, самое интересное в книге — это психологический портрет революции; через ее страницы проходят образы и поступки людей, чья жизнь в большинстве случаев обречена на трагический финал. Между этими людьми существуют серьезные разногласия, они уже начали мстить и преследовать друг друга, но из них никто ни на шаг не отступает от своих революционных идей, тех, к которым они пришли сообща, вместе. Эта портретная галерея любопытна тем, что Доусон ни у кого из них не отнимает права голоса, никому не выносит своего приговора. Он, как точный хроникер, описывает внутреннее движение революции. В то же время, чтобы придать произведению живую игру, автор вводит в него немало таинственного: «По словам революционного журналиста, на каждой улице и в каждой деревне должен был быть свой клуб, где декреты должны были читать и комментировать, как делают это проповедники во время Великого и Рождественского постов. Во многих отношениях клубы унаследовали и впитали в себя традиции масонства XVIII века, которое само распалось под бурей революции».

Естественно, чем больше загадочности, интриги в сочинении, тем больше шансов заинтересовать и привлечь читателя. Тем более что Доусон рассматривает революцию с религиозной точки зрения, а значит, нет границы мифическому. И все-таки такой крупнейший авторитет в истории, как Тойнби, чье вступление предваряет книгу Доусона, сказал: «Доусон выявляет экстраординарные парадоксы Французской революции». А это — многого стоит.


Дублер

Л. Арезин. К. Штарке. Эротика: лексикон. М. Республика, 2001


В конце прошлого века испанский писатель, лауреат Нобелевской премии К.Х. Села дерзнул изобрести и издать двухтомный «Словарь эротических терминов». Ни до, ни после него никому в подобной теме не удавалось совершить столь оригинального путешествия, хотя многие веши в нем были давно известны. Перевод книги так и не появился у нас, видимо, это нелегко сделать. Другой вопрос — чем мы такой пробел восполняем?

Выход книги «Эротика: лексикон» еще раз доказывает, что иногда важно не кто ее написал, а о чем она написана. Очевидно, так думали и издатели сочинения, оригинал которого написан группой немецких авторов. Конечно, работе далеко до разыгравшейся фантазии Селы, однако, думаю, путешествие по ней достойно не меньшего внимания. Ведь еше персы вознаграждали тех, кто изобрел новый вид наслаждений. Ганс Лихт, рассказывая об этом в своей книге «Сексуальная жизнь Древней Греции», пишет: «И действительно, персам удалось отнять у мидян их могущество только потому, что по мере роста своей власти и богатства они расширяли также границы чувственных своих наслаждений».

Словарь немецких авторов дает научное определение эротических слов и их значений, и к этой книге слова персов и их обещания относятся также в полной мере.


«...Вы были там прежде»

Г. Ершова. Древняя Америка: полет во времени и пространстве. В 2-хтомах. М.: Алетейя, 2002.


Пути в недоступные миры были открыты за много лет до того, как это случилось в реальности, и будут открываться еще много раз и после того, когда все открытия к ним завершены. Образы и значения этих слов надо искать не там, где возвеличился и пал Рим, не там, откуда финикийцы отправляли во все концы свои корабли, не там, где раздираемый противоречиями прощался со всем Византийский мир. а там. куда 12 октября 1492 года, открыв Новый Свет, причалили испанские корабли. О том, что произошло потом, было написано много книг, эта же книга о том, что происходило до этого.

Хорошо изданный со множеством интересных иллюстраций двухтомник Галины Ершовой — заметный вклад в науку изучения древних цивилизаций. Путь, которым прошла русский автор книги, проходили раньше иностранцы, и мы читали их книги в переводе. Прекрасный специалист, она дает редкую возможность окунуться в историю материка задолго до того, как туда пришли Колумб и его воины, воссоздает портреты великих обитателей того континента — майя, ацтеков, инков, расшифровывает их мысли, слова, послания, открывает быт и нравы окружающих их могущественных городов Чана-Чана, Куско, Мачу-Пикчу, откуда путь к небу и путь на землю тот же самый. В мифах и легендах, в молчании прошлого автор представляется нам не только пытливым исследователем, но и — такова сила воображения и таланта — свидетелем того, как все было. Ибо, как сказал Дидро, «вы были там прежде, чем вошли, и останетесь после того, как уйдете»...

За облаками

Гиз Ван Хенсберген Гауди — тореадор искусства. Пер. с англ. Ю. Гольдберга. М.: Эксмо-пресс, 2002.


Ни одному зодчему, видимо, не досталось столько похвал и упреков, как каталонцу Гауди, но ни одному из них не удалось и оставить столько смелых и неожиданных творений, сколько оставил он. После Микеланджело мир не знал такой могущественной схватки с камнем, такого дерзкого вызова камню и такого согласия с ним. Безусловно, талантами зодчих богато и античное время, и Средневековье. Но эти двое — словно сердце камня, движение камня, страдания и молчание камня, его любовь и ненависть. Такому восприятию трудно найти объяснение, поэтому автор книги находит здесь лишь одно — диалоги с Богом.

Тема эта — сквозная в книге, о ней будут часто говорить и те, кто был ее участником. Самое верное решение, похоже, ей найдет валенсийский архитектор Калатрава, которого автор называет наследником уникального дара Гауди находить символические формы. Вот что он пишет: «Люди пытались понять Гауди в терминах язычества, масонства, буддизма и атеизма. Я думаю, что это был человек, который действительно служил религиозной идее. Но этот бог или, скорее, богиня, перед которой поклонялся Гауди, была сама архитектура».

Главное свое архитектурное сооружение — громадный собор Саграда Фамилия в Барселоне — Гауди оставил незаконченным, работы над ним продолжаются до сих пор и вероятнее всего закончатся не скоро. История этих тянущихся вверх шпилей, чем-то напоминающих готическое привидение, чем-то нашествие из будущего, больше всех будет привлекать автора книги, ибо, по определению Пикассо, «завершенная работа мертва, убита». Через величие и молчание этих слов автор опишет, с чего начинается Гауди, как продолжается и как кончается. Все эти истории интересны, трогательны, печальны, в них хорошо показано, какое сопротивление преодолевает человек, чтобы выразить то, что нигде не выражалось. И тогда в книгу вплетаются интриги, сплетни, обвинения в адрес творца. В них он предстает высокомерным, амбициозным, с манией величия человеком даже в глазах тех, кто был его современником и сам не избежал таких же упреков, например, Унамуно. Но это здесь, на Земле...

Всякие слова мертвы, если они не возникли здесь и не должны будут сюда вернуться. Из такой цикличности, о чем прекрасно сказал Экклезиаст: «Все реки текут в море, но море не переполняется: к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь», и составлена эта книга о чудотворце-архитекторе, великом выдумщике чудес из камня и песка.

Интеллектуаотные игры «3-С»

«Река в Сибири или...»

Эта река в Сибири или:

1 ... та, что пьют до дна.

2 ... плавсредство трех английских мудрецов.

3 ... о себе лично дважды с любовью.

4 ... причина гибели Ил иона в детстве.

5 ... римский брат Купидона.

6 ... устаревшая эвенкийка.

7 ... небольшое парнокопытное.

8 ... русский «ох» по-грузински.

9. ... польская тезка русского Ивана.

10 ... псевдоним ладьи в клетке.

Замкнутая анаконда:

На поле 10 х 10 была нарисована замкнутая змейка из граничащих друг с другом квадратиков.




Числа вокруг рамки показывают общее количество квадратиков змейки по горизонталям и вертикалям. Восстановите рисунок змейки, если известно, что она не касается себя даже углами (см. пример для змейки на поле 5x5).

Секретный фарватер:

На поле 8x8 расставлено 12 мин и в некоторых клетках отображено количество мин в соседних с ними 8 клетках по горизонтали, вертикали и диагоналям. Восстановите расположение мин (см. пример для поля 5 х 5).



Ответы на викторину «Во саду ли, в огороде»:

1. Яблоко. 2. (Твердый) орешек. 3. Мандарин. 4. Банан. 5. Малина. 6. Семечки. 7. Горошек. 8. Боб. 9. Кабачок. 10. Лук. 11. Петрушка. 12. Лимон. 13. МАК (Международная ассоциация клубов). 14. Груша. 15. Киви.

Ответы на задание 5

Ответы на задание 6


МОЗАИКА

Они тоже любили охоту
Оказывается, священники католической церкви на охоту ходили и ездили. В1179 году в Риме состоялся Вселенский собор, созванный папой Александром III с целью... улучшения нравов. На нем было утверждено 27 канонов (церковных установлений), и среди них такой: «...Воспрещается впредь держать архиепископам более 40 лошадей, кардиналам — более 25, епископам — от 20 до 30, архидиаконам — не более семи, низшим чинам — не более двух... Воспрещается брать в путешествие псов и птиц для охоты».

А в конце XII века, при папе Урбане III, кардиналы дали письменное обязательство «не садиться верхом на лошадь, не ходить на охоту до тех пор, пока святая земля будет оставаться в руках неверных».


Сумасшедшее радио
В Буэнос-Айресе работает уникальная радиостанция. Ее официальное название — «Экстремальное радио». Там работают «крутые» профессионалы, но их крутизна особенная. Они не боятся быть странными. В штатном расписании радиостанции числится собственный корреспондент на Марсе. «Там, — считает он, — царит любовь. А здесь, на Земле, — лишь войны, голод, холод, боль и уныние». Открывается эфир серией эффектных криков, которые трудно описать, но невозможно забыть. Затем они сменяются умопомрачительным хохотом. Звезда экстремального радио — бывший учитель физики, но он учит людей в эфире не только этой науке, но и философии, литературе, истории. И если его рассуждения несколько странны, расчет тут прост: люди слишком устали от банальных истин и здоровых реакций. Феноменальным успехом пользуются уроки танцев, которые слушатели радио разучивают на столе с помощью пальцев рук. Главный редактор ведет сводку погоды. Когда на улице светит солнце, он сообщает: идет проливной дождь. Так он учит жить в соответствии с той атмосферой, которая царит в душе, а не в обыденной реальности.

Сама радиостанция тоже находится в необычном месте — на территории одной из крупнейших психиатрических лечебниц, а творческий коллектив станции не просто журналисты, они — пациенты этой лечебницы.


Ньютоны в коротких штанишках
Многие американские школьники — акселераты. Их фантазия обгоняет все классные программы, и они преподносят своим учителям и родителям порой такие перлы, до которых и взрослому уму не додуматься. Вот несколько примеров вполне, на взгляд учеников, «научных» истин.

Система нашего кровообращения очень проста: кровь у человека течет вверх в одной ноге и вниз в другой.

Когда фермер или зоотехник проводит искусственное осеменение, его называют «бык в шляпе».

Грибы растут особенно быстро в дождь, потому что им хочется быть похожими на зонтик.

Перед переливанием крови надо определить, положительная она или отрицательная, иначе может произойти короткое замыкание с пациентом.

Чтобы молоко как можно дольше не скисало, коровы и козы держат его в вымени.


Кошачья верность
В японском журнале «Фото-Япония» помещена фотография великолепного кота в окружении нескольких счастливых женщин. Дело в том, что этот кот вернулся к своим хозяевам, проделав стокилометровый маршрут. Маленьким котенком он был подарен в одну крестьянскую семью, где и прожил несколько лет. Но однажды, уезжая на новое место жительства, его забрала с собой дочь крестьянина. Однако в день ее приезда домой кот пропал. И вот спустя год он вернулся к своим старым хозяевам. Видно, путь был не легок: он потерял килограмм веса и был ужасно грязным. Комментируя происшедшее, директор зоопарка города Тиба сказал, что ему известны случаи возвращения домой собак, но кошка, если такое с ней случается, обычно остается бездомной.


Наши лауреаты за 2002 год

Галина Бельская
Этот год был необычайно плодотворным для Галины Бельской. Как будто вдруг исчезла какая- то преграда, отодвинулся в сторону страх перед чистым листом — появились тонкие и умные очерки об ученых, не просто описывающие их жизненный путь, а раскрывающие внутренний мир, способ мыслить и жить.

Такими были — «В пути» (№ 3), «Остановки в пути» (№ 7), «Жизнь как искусство невозможного» (№ 5), «В круге ада» (№ 4).

Остается только поздравить Галину Бельскую с тем, что она поднялась на какую-то новую для нее ступеньку, овладела новой формой творчества, которая как нельзя лучше нашла свое место на страницах журнала.

Александр Волков
Обозреватель журнала и автор многочисленных статей. Сам о себе: меланхоличен, спокоен, настойчив, непунктуален. Любит Дж. Джойса и раннего У. Фолкнера, Юрия Визбора и Майка Науменко. Всегда рад попутешествовать по средней полосе России, по берегам Каспия и Крыму.

По возвращении домой, в любое время дня и ночи, включает компьютер и пишет очередную статью. Для вас, читатель!

Наталия Ефремова
Изучает поведение приматов. Преподает в университете. Растит сына.

Три этих занятия побудили ее написать для нашего журнала «Записки моей левой руки», за что она и попала в лауреаты года.


Павел Лахтунов
Павел Лахтунов родился в Москве, в одном из переулков, где располагалась типография. Этот, казалось бы, совсем незначительный факт оказался решающим в жизни нашего лауреата. Он поступил в Полиграфический институт, окончил его и стал одним из наиболее оригинальных художников книги. Его «Мир географии» получил премию ЮНЕСКО. Последние годы он — организатор семинара, на который собирает философов, математиков, художников, физиков, чтобы соединить науку с искусством. За попытку рассказать об этом в журнале он и стал лауреатом года.

Юрий Сарафанов
Юрий Сарафанов, родившийся в центре Европы, в Бранденбурге, почти что у Бранденбургских ворот, а потом двадцать лет проживший в Западной Грузии, в красивейшем горном селении Сен аки, не мог не стать художником! И он им стал.

В Москве он обрел мастерство, но не потерял своеобразия.

Его рисунки, простые и завораживающие, естественно живут, украшая журнал, уже несколько десятков лет. В этом году особенно хороши были его обложки, за что редакция и делает его своим лауреатом.

Поздравляем!

Календарь ЗС: июнь

150 лет назад, в июне 1853 года, в английском журнале «Philosophical Magazine» была опубликована выведенная великим Уильямом Томсоном (лорд Кельвин) главная формула теории колебаний в электрических цепях, связывающая резонансную частоту с индуктивностью и емкостью цепи:


75 лет назад, 11 июня 1928 года, по инициативе французских ученых Владимир Иванович Вернадский был избран членом-корреспондентом Парижской академии наук. За его кандидатуру было подано 35 голосов из 37 возможных.

125 лет назад, 13 июня 1878 года, родился Станислав Теофилович Шацкий (ум.1934), крупный педагог, один из создателей первых в России детских клубов, организатор (1911) летней трудовой колонии «Бодрая жизнь» (под Калугой) для детей и подростков рабочей бедноты одной из московских окраин. В 1919 году «Бодрая жизнь» была преобразована в постоянную школу-колонию, с 1923 года в ней стали учиться дети из окрестных деревень. Шацким было много сделано для создания методик трудового воспитания, отработки педагогических приемов развития у детей навыков самостоятельной работы и организаторских способностей. Небезынтересно, что в начале 1930-х гг. С.Т. Шацкий занимал пост директора Московской консерватории.

10 лет назад, 15 июня 1993 года, в Москве, неподалеку от Новоспасского моста. открылся Музей воды, в котором экспонируются материалы, посвященные истории московских служб водоснабжения и водоотведения (канализации) с XVIII века до наших дней.

100 лет назад, 16 июня 1903 года, в городе Дирборн (под Детройтом) 40-летний автомеханик и предприниматель Генри Форд с 11-ю компаньонами учредил компанию «Форд мотор К0» с начальным капиталом 100 тысяч долларов. Спустя несколько лет после своего основания крохотная компания превратилась в самую могущественную автомобилестроительную фирму Нового Света и захватила 50% американского автомобильного рынка.

Год назад, 17 июня 2002 года, австралийские физики впервые сообщили об экспериментальном наблюдении поразительного квантового эффекта телепортации фотонов, то есть их мгновенного (в буквальном смысле слова, за время t равное 0) перемещения из одной точки пространства в другую.

75 лет назад, 18 июня 1928 года, погиб знаменитый норвежский полярный путешественник и исследователь, первый человек, ступивший на Южный полюс, Руал ь Амундсен (р.1872). В этот день он вылетел на север из норвежского городка Тромсе на перегруженном гидроплане «Лзтзм-47» в попытке разыскать и оказать помощь итальянской экспедиции Умберто Нобиле на дирижабле «Италия», потерпевшей катастрофу во льдах Полярного бассейна. Самолет Амундсена бесследно исчез со всем экипажем. Впоследствии выяснилось, что гидроплан рухнул в Баренцево море.

50 лет назад, 19 июня 1953 года, в нью-йоркской тюрьме Синг-Синг по обвинению в «атомном шпионаже» в пользу СССР были казнены на электрическом стуле инженер-электрик коммунист Джулиус Розенберг (р.1918) и его жена Этель Розенберг (р.1916)# родившиеся в Нью- Йорке дети еврейских эмигрантов из России. В настоящее время установлено, что они# ничего не понимая в научно-технических вопросах, лишь эпизодически выступали в роли звеньев многозвенной цепочки передачи информации. Смертный приговор за шпионаж был впервые в истории США вынесен в мирное время. Супругов казнили на одном и том же электрическом стуле — по очереди.

Год назад, 21 июня 2002 года, в Копенгагене представители Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) объявили о ликвидации полиомиелита на европейском континенте. В 1994 году свободным от полиомиелита был объявлен Американский регион, в октябре 2000 — Западный тихоокеанский регион.

150 лет назад, 22 июня 1853 года, в Лондоне начала функционировать созданная Александром Ивановичем Герценом Вольная русская типография, которую он считал «лучшим делом» своей жизни. Первой была напечатана герценовская прокламация «Юрьев день! Юрьев день!» с обращенным к русскому дворянству призывом поддержать дело освобождения крестьян от крепостного рабства.

25 лет назад, 23 июня 1978 года, покончил жизнь самоубийством академик Мстислав Всеволодович Келдыш (р.1911), выдающийся математик, с 1961 по 1975 гг. президент АН СССР, главный теоретик космонавтики. Он отравился выхлопными газами в автомобиле, в дачном гараже.

10 лет назад, 23 июня 1993 года, в Кембриджском университете на математическом семинаре неведомый широкой публике Эндрю Уайлс, британский профессор математики, работающий в Принстоне (США), представил доказательство Великой теоремы Пьера Ферма (1601- 1665), над которым математики безуспешно бились более 300 лет. Крупнейшие специалисты в области теории чисел признали это доказательство.

Год назад, 23 июня 2002 года, американские ученые-гематологи из университета штата Висконсин сообщили о разработке ими методики создания форменных элементов крови из эмбриональных стволовых клеток.

100 лет назад, 25 июня 1903 года, был обнаружен мертвым на полу возле лабораторного стола Михаил Михайлович Филиппов (р.1858), доктор философии Гейдельбергского университета, ученый- энциклопедист, пропагандист естественных и математических наук, техники, философии, политэкономии и марксизма, историю писатель, публицист, основатель (1894) и бессменный редактор журнала «Научное обозрение». В медицинском свидетельстве записано: «Смерть от неизвестной причины». Было известно, что в своей домашней лаборатории Филиппов занимался физическими и химическими исследованиями, которые, по его словам, должны были навсегда избавить человечество от войн. «Речь идет, — писал ученый, — об изобретенном мною способе электрической передачи на расстояние энергии взрыва.., сделав взрыв в Петербурге, можно будет передать его энергию в Константинополь. Способ изумительно прост и дешев. Но при таком ведении войны на расстояниях, мною указанны*, война фактически становится безумием и должна быть упразднена». Свою тайну ученый унес с собой в могилу.

3 года назад, 26 июня 2000 года, двумя независимыми исследовательскими группами в США и Великобритании одновременно было объявлено о почти 100%- ной расшифровке генома человека.

Календарь подготовил Борис Квелое.


 МОЗАИКА


Любимчик Тедди
В японском городе Осака прошла Всемирная выставка плюшевых медведей. На выставке было представлено свыше пяти тысяч различных экспонатов — от современных до антикварных мишек из многих стран мира.

Мягкая игрушка в виде плюшевого медведя впервые появилась в продаже в 1902 году в магазинах Америки и Германии- Как объяснить устоявшееся английское название этой игрушки — Teddy bear? Скорее всего, это связано с прозвищем президента США Теодора Рузвельта. Однажды на охоте Рузвельт пожалел и не стал убивать молодого медведя, объяснив это тем, что тот бы стал слишком легкой добычей. Затем прозвище «Тедди» закрепилось и за игрушечным медведем из плюша. С тех пор миллионы людей в разных странах покупают плюшевых медведей Teddy не только для детей, но и для себя.


Дорогое удовольствие
Очередное помешательство — после макарон и пиццы — охватило жителей Италии. На этот раз они воспылали безмерной любовью к кошкам. По данным журнала «Эпока», более четырех миллионов итальянских семей держат сейчас у себя дома пушистого зверька, причем многие не одного.

Кстати, для итальянцев это отнюдь не дешевое удовольствие. По самым скромным подсчетам, более или менее достойное содержание кота обходится в два миллиона лир ежегодно (около 1300 долларов). В эту сумму входит покупка фирменной кошачьей «мебели», вкусных кошачьих консервов и визиты к ветеринару. Если же владелец захочет купить специальные игрушки типа заводной мыши и предметы гигиены, то сумма еще более увеличится. Так что если ваша кошка принесла котят, не топите их, а везите на продажу в Италию!


Разжалобить не удалось
Полисмен на скоростном шоссе в США жезлом останавливает автомобиль и спрашивает сидящего за рулем:

— Почему превысили скорость?

Тот отвечает:

— Понимаете, я спешу домой, я так давно не видел маму. Надеюсь, у вас тоже есть мама?

— А вот и нет, я круглый сирота!


Женщины с рогами
Да. деревянные рога в волосах можно увидеть сегодня у женщин народности мяо, проживающей в китайской провинции Гуйчжоу. Они до сих пор сохранили многие старинные обычаи. Особенно оригинальны их цветные юбки и головные уборы. Но основное украшение головы — искусственные волосы, длина которых достигает 1,8 метра, а вес — трех килограммов! Конечно, такую тяжесть никто не носит ежедневно. Тяжеловато! Но в праздничные дни девушки сооружают из них сложные накладки, на создание которых уходит 2-3 часа. В обычные же дни они носят в волосах только рога. Ну что же, кому что нравится!



Андрей Тарковский делал метафизическое кино.

В истории советского кинематографа он был первым, кто дерзнул заговорить об отношениях человека с тайной основой бытия - что бы под ней ни подразумевалось...

В следующем номере будут опубликованы статья Ольги Баллы об Андрее Тарковском и уникальные фотографии Виктора Бреля.



Оглавление

  • Знание-сила, 2003 № 05 (911)
  • Позади зима. Впереди век водорода?
  • Усложнять просто, упрощать — сложно
  • Новости науки
  • Не все кошки серы
  • Санкт-Петербургу — триста лет
  • Две столицы
  • Как выглядит Петербург?
  • Воспоминание о неслучившемся
  • ВО ВСЕМ МИРЕ
  • Наша страна — самая холодная в мире
  • «Династия» начинает. Кто выигрывает?
  • САМЫЙ, САМАЯ, САМОЕ
  • Снежинка
  • РНК: О, новый дивный мир!
  • 25 лет — «альфа-ритм» океана?
  • Млечный Путь рождается по всем правилам науки
  • Что мы знаем и чего не знаем о черных дырах
  • ВО ВСЕМ МИРЕ
  • История «неисторического»
  • Судьба невстреч меня подстерегает...
  • Тест творчества — «синяя птица» психологии
  • ВО ВСЕМ МИРЕ
  • ПОНЕМНОГУ О МНОГОМ
  • ДЕЛО Анатомия сталинских провокаций
  • Книжный магазин
  • Интеллектуаотные игры «3-С»
  • МОЗАИКА
  • Наши лауреаты за 2002 год
  • Календарь ЗС: июнь
  •  МОЗАИКА