Перекресток: путешествие среди армян [Филип Марсден] (fb2) читать постранично, страница - 3

темноты, а когда наконец вернулся в свой отель, то был полон решимости попытаться разузнать как можно больше об этом. Одно место особенно поразило мое воображение – некая пещера в Шададди. Я переменил свои планы, взял у Торгома карту, рекомендательное письмо и, покинув Алеппо, двинулся в пустыню.

К югу от города Хассаке дорога бежит прямая как стрела, и автобус поглощает ее миля за милей. Дорога то идет под уклон, то поднимается, сужаясь к низкому горизонту, но не меняет направления. По сторонам дороги мелькают телеграфные столбы, пока все не сливается в одно мерцающее жаркое марево. На карте Торгома Шададди – не более чем точка в пустыне. На нее указывает тонкая стрелка, направленная от Рас-эль-Айн вниз. Теперь там нефтебуровая станция; в одном из стандартных домиков я и нашел техника, который закивал головой, когда я передал ему письмо Торгома, – да, он знает об этой пещере.

Техник вывез меня из города на потрепанном джипе. Я сел сзади, чтобы не бросаться в глаза, а на контрольно-пропускных пунктах съеживался на полу за сиденьем: мы находились теперь в непосредственной близости от иракской границы, и нефтяное месторождение тщательно охранялось.

Сухой ветер задувал под брезентовый верх джипа, который спешил пересечь пустыню, направляясь к видневшемуся впереди нагромождению холмов. Это был холодный и жестокий ветер; в тех местах, где он пронесся, песок из глубинного слоя и кварцевые образования под ним сверкают белизной костей. Здесь ничего не росло. Единственное разнообразие вносили безжизненные очертания двигающихся верхушек вспомогательных насосов. Мы свернули с шоссе и медленно поехали по разбитой проселочной дороге. Нас окружили массивные песчаные дюны яйцевидной формы. Мы тряслись по дороге, пока дюны не кончились, уступив место широкой впадине. Техник остановил джип и поставил его на ручной тормоз. Закурив сигарету, он показал мне рукой на ложбину.

Пещера в Шададди, Сирийская пустыня.

Стремительные потоки прорезали глубокое русло, уходившее вниз, к скале. Я пошел по похожему на трубу сухому дну к тому месту, где оно неожиданно выводило к отверстию в пещере. Когда я заглянул вниз, в проем, и пригляделся, то увидел пространство, на которое я смотрел как бы из купола верхнего света. Я спрыгнул вниз на сырой, грязный пол. Три вспугнутых мной голубя взлетели и исчезли в потоке небесного света. У основания одной из стен, куда попадали солнечные лучи, рос мох, похожий на зеленую подушку. Вниз от стены тянулся проход, уводивший в темноту. Воздух был теплым и влажным. Я подумал, что именно здесь заключена история армянского народа, спрятанная под этим грязным куполом, укрытая и похороненная за семью печатями государственных секретов, в земной полости под покровом пустыни, раскинувшейся во все стороны на сотни и сотни миль. Именно здесь пытались покончить с Арменией.

Я включил фонарь и пошел вниз по проходу. Не было видно никаких следов когда-то происходивших здесь событий, ни малейшего намека на то, что здесь вообще что-то произошло, кроме мощного иссушающего натиска пустынных бурь.

Но для заптиев эта пещера представляла собой готовое решение. Раз горы очищены от армян, так пусть Сирийская пустыня ими наполнится. Из Константинополя пришел приказ очистить территорию. Применялись разные способы. Расстреливали, но это был очень медленный способ ликвидации. Часть утопили в реке. Многие просто умерли от болезней, голода и жажды. Пещера Шададди предоставила убийцам собственные природные свойства: «коридор» был очень длинным и очень вместительным.

Охранники приводили сюда армян и заталкивали их внутрь тысячами; чем больше их оказывалось в пещере, тем дальше были вынуждены отступать первые вниз по проходу. Затем охранники натаскали ко входу в пещеру кустарника и подожгли его. В эту ночь они караулили пещеру, расположившись лагерем на краю ложбины. А затем вернулись в город.

Возможно, что никто никогда так и не узнал бы о случившемся (нет ли еще других Шададди, о которых пока ничего не известно?), если бы не один уцелевший мальчик, который через три дня выбрался из глубин туннеля – пополз по трупам и телам, через пепел костра, поднялся на поверхность и снова оказался в пустыне…

Проход все тянулся, я шел почти ощупью по его извивам. В желтом луче фонаря удавалось рассмотреть немногое. Воздух стал спертым, я больше не ощущал дуновения ветра со стороны входа. Казалось, странная неодолимая сила затягивала меня в туннель и каждый шаг уводил меня все дальше от привычной жизни. За спиной я чувствовал огромную пустоту… но еще большую – впереди. Я вторгался в чужие владения, я казался самому себе осквернителем могил, которым движет нечто более темное, чем жадность. Меня гнало вперед любопытство. Я знал, что ничего там не найду, но продолжал идти. Я шел упорно, почти потеряв способность реально мыслить. Я шел вперед, потому что был уверен: повернуть назад – значит потерять то, что осталось там от