Немного сумасшедшая (ЛП) [Кристина Лорен] (fb2) читать онлайн

Переводчик: (1-5 главы) Айнура Давлатова,

(6-10 главы и эпилог) Ирина Сергеевна

Редактор: Ирина Сергеевна

Глава 1.

3 июня.

Посреди ночи он тихонько заехал в новый дом. Огромный грузовик стоял на обочине, и трое мужчин вносили внутрь коробки и некоторую мебель.

Она – бодрствующая, как обычно, наблюдала со своей гостиной.

Грузовик отъехал с громким рычанием, и на улице снова наступила тишина.

4 июня.

Родители торопили своих детей в машины, а мужья целовали у дверей своих жен на прощанье. Она сидела на своей веранде, наблюдая за домом через улицу. Сухая голубая краска потрескалась на подоконниках, а трава проросла с тех пор, как предыдущие жильцы – молодая неряшливая пара – переехали.

Дом пребывал в спокойствии с тех пор, как последняя коробка была собрана, и дверь заперта, вслед вежливо махнув руками и прошептав свои «спасибо».

Она ожидала увидеть его снова, размышляя, был ли он  тем, кто остался или одним из тех двоих, кто уехал в грузовике.

Голубой дом никогда не был арендован на долгое время. Три месяца, шесть месяцев. Однажды он был арендован почти на год. Соседи начали уставать от периодически новых арендаторов и научились игнорировать тихий дом. Дети проходили мимо дома в Хэллоуин, соседи заимствовали сахар у тех, кто жил двумя дверьми дальше, чем эта, а процессии в честь Четвертого июля (День Независимости Америки) никогда не проводились на этом дворе.

Но она всегда обращала внимание на этот дом. Она замечала временных жильцов. Общее равнодушие соседей толкало ее к чувству защиты этого дома. У нее было чувство, что дом заслуживает лучшего. Она всегда готовила пирог для новых жильцов, в надежде, что это будет знаком того, что это имеет для нее значение, что они здесь, что кому-то этот дом не безразличен.

7 июня.

Асфальт плавился от жары, а воздух ближе к земле был искажен. Она припарковалась и начала разгружать покупки, когда увидела его снова, заметив его в глубине подъездной дорожки, моющего машину, которую она никогда раньше не видела.

Это была последняя модель Вольво-универсал 8os: заржавевшая и пыльная. Он был прекрасен и без футболки, его руки были покрыты синей, красной и желтой краской. Его волосы были влажными от пота, а шорты промокли от воды из ведра на земле. Ее глаза задержались на его руках, на историях, поведанных на мускулах его предплечий и упругих линий его бицепсов. Его спина была голой, но в черных тату в виде слов вдоль низа спины.

Он встал и растянулся, поворачиваясь, чтоб размять спину. Их глаза встретились и задержались.

— Привет, — с улыбкой сказали его губы.

— Ээм, — промычала она перед тем, как повернуться и зайти в дом со своими сумками.

8 июня.

У пирога для него была решетчатая корочка над абрикосами, черникой и разбросанными вишнями. Красочно и прекрасно. Она надеялась, что он не заметит, но также надеялась, что заметит. Ровно удерживая пирог, она босоногая несла его через жаркую улицу. Дойдя до двери, она постучала по знакомому дереву.

Ноги шлепали по твердому деревянному полу, и волнистые каштановые волосы появились в окне перед тем, как выглянули карие глаза, а затем скрылись снова.

Прошло некоторое время тишины, а она боялась, что он сможет услышать ее биение сердца. Она также боялась, что он ушел. Дверная ручка повернулась, и перед ней появился он. Чистый, но неряшливый. Красивый, но, к сожалению, одетый. В его ушах были черные кольца, пирсинг в брови в виде маленького колечка, и у него была серебряная  вертикальная серьга на нижней губе.

— Привет. — улыбнулась она, нервничая. — Я принесла тебе пирог.

Он оторвался от ее взгляда и взглянул на ее руки.

— Для меня? — спросил он, улыбаясь.

Она кивнула, глядя на синие и красные чернила на его шее.

— Это то, что я делаю, когда кто-то заезжает в этот дом.

Его лицо осознало это, и что-то похожее на разочарование и волнение смешалось в чертах его лица. На секунду его губы сжались, возможно, из-за осознания того, что другие губы пробовали пироги, которые она готовила только для них. Она надеялась, судя по тому, как зажглись его глаза, это означало, что он предположил правильно, что она вот так смешивала цвета только для него.

— Я немного посумасшествовала с твоим, — заявила она, указывая на пирог. Она подпрыгивала на своих ступнях на горячей веранде, имея потребность уйти, но желая остаться. Он взял посуду, и уголки его губ приподнялись в широкой улыбке. — Мне нравится немного сумасшествия.

Она посмеялась и повернулась уйти, быстро помахав ему.

— Пока, красочный сосед.

— Пока, немного сумасшедшая соседка, — пробормотал он.

Она чувствовала его взгляд на себе весь путь обратно через улицу.

9 июня.

Его свет был включен, когда она проснулась в 2 часа ночи, ей было жарко, и она никак не могла найти комфорт в этом большом доме. Равномерные удары доносились изнутри его дома через плотный воздух, звук его пальцев по барабану. Она уселась на своих качелях на веранде, попивая воду, и представляла его, кушающего ее пирог посреди ночи.

***

Она вылезла с кровати и, надев на себя футболку, потопала к двери за газетой. Над газетой Times лежал маленький листок, сложенный в четыре.

Нагнувшись за ним, она улыбнулась. Там был нарисован человечек, улыбающийся и поглаживающий свой животик. Она засмеялась, заходя внутрь.

Остаток дня она провела за работой в офисе с мыслями о мужчине через улицу. Малейший звук снаружи заставил ее побежать на кухню подсмотреть в окно.

Оттуда, если она немного пригнется, у нее был отличный вид на его маленький голубой дом. Она просматривала двор в поисках звука, уже готовясь снова разочароваться, когда она заметила движение у забора.

Он прошел вокруг высокого дуба впереди дома с ящиком инструментов в руках и остановился у одного из маленьких передних окон. Снова без футболки.

Она наблюдала, как он нагнулся и сфокусировался на своем деле, совсем не подозревая о ее шпионстве. Мускулы на его спине сгибались и выгибались, когда он, наконец, заставил старое окно открыться. Ее глаза прошлись вниз по его торсу в то время, как он двинулся дальше по длине дома, а она пыталась разобрать красочные знаки, что начинались вдоль его ребер и исчезали за резинкой его шорт. Он так отличался от всех, кого она знала раньше, и все же за те несколько минут, что они провели вместе, она чувствовала необъяснимый комфорт и значимость.

Неохотно она отошла от стойки, вздохнула и посмотрела на часы. Она открыла холодильник и на автомате начала изымать ингредиенты, чтоб приготовить ужин, остановившись с улыбкой, когда через улицу донесся звук газонокосилки.

Час спустя у нее в руках был горячий противень с лазаньей, когда она поняла, что делает. Не осознавая этого, она наготовила еды на двоих и была в процессе заворачивания стеклянной посуды в фольгу, и, готовясь перейти улицу и оставить одну порцию на его крыльце. Перед тем, как она могла дважды подумать о своих действиях, она ступила на улицу под закатывающее солнце.

Слышались голоса играющих детей. Воздух был плотный, но уже прохладнее, смешанный с запахом свежескошенной травы и семейных барбекю.

Она была удивлена заметным преображением старого дома. Пропала стена высоких сорняков, которые прорастали вокруг старого столба с ящиком для почты, на заросшей лужайке, которую она наблюдала со своего оконного сидения в спальне. Теперь трава была коротко отстрижена в крестообразном узоре. Клумбы были пустые, но без сорняков, а когда-то запущенные окна, слетевшие со сломанных ставней, теперь величественно были окрашены свежей голубой краской.

Тишина встретила ее, когда она перебежала тропинку, удерживая горячий противень в руках. Она поставила посудину вниз и повернулась, быстро спеша обратно к своему дому. Одинокий фиолетовый цветок, спасшийся от сплетенной массы отросших сорняков задержал ее взгляд, пока она бежала. Это удивило ее, что такой, казалось бы, вызывающий маленький цветок принадлежал этому месту. Сильный, необычный и экзотический в таком обычном пейзаже.

На следующее утро она вышла на веранду за газетой, и снова приятно удивленная, найдя кое-что, ожидающее ее там. В ее чистой посуде лежал другой сложенный белый сверток. Она нагнулась, раскрыла его и громко засмеялась, рукой прикрыла рот, как только звук эхом прозвучал в тихое утро. На бумаге были начирканы две фигурки, которые вместе кушали.

Она подняла глаза и встретилась с его широкой улыбкой с переднего окна его дома. Она тут же посмотрела вниз, краснея, а когда снова взглянула на него, он поприветствовал ее взмахом руки. Она быстро ответила ему тем же и вернулась в дом, уже планируя их ужин.

Глава 2

Она не была до конца уверенной, во что она себя втягивает. Ее тело двигалось бессознательно, отдельно от мозга, и ее стук в дверь прозвучал громче, чем обычно, несмотря на то, что ее рука ощущалась слабой от предвкушения.

Звук босых ступней, топающих к двери, ухудшили ее нервы, и она, спотыкаясь, сделала шаг назад, когда дверь распахнулась, он стоял перед ней, красивый и ухмыляющийся.

— Давай входи, немного сумасшедшая соседка. — Он сделал широкий жест рукой перед тем, как заметил, что она споткнулась. — Ты в порядке? Я тебя напугал?

— Нет. — Но все равно нервно посмеялась.

— Что ж, я не собирался открывать дверь так внезапно, — подразнил он, указывая ей войти внутрь.

— Точно. Дай девушке хотя бы 10 секунд, чтоб привыкнуть.

— Видишь? — Он улыбнулся, мотая головой. — Это то, в чем я всегда неудачник. Я не знаю правил.

Она огляделась вокруг и забыла, что собиралась сказать в ответ. Он уже начал распаковываться, и дом был в полном беспорядке. Там едва ли была какая-то мебель: диван в гостиной, маленький кофейный столик, несколько корзин с книгами. Большая часть пола была заставлена барабанами. Множество и множество барабанов.

— Уау, — пробормотала она. — У тебя много барабанов. — Она прикусила губу и внутренне вздохнула.

— Да, и большинство из них я не видел вот уже три года. Я надеюсь, это не слишком громко для соседей, но блин, я соскучился по ним. — Он тоскливо посмотрел на ряд высоких узких барабанов напротив стены в комнате, которая походила на столовую, а затем снова вернулся в реальность, дотягиваясь рукой до сумки с едой, которую она держала. — Давай я возьму это.

Она отдала ему сумку, и он двинулся в столовую, позволив ее пальчикам бродить по разным поверхностям барабанов из древесины, стекла и металла. У некоторых были колокольчики, струны и ключики. Некоторые были покрыты шкурой, другие – волокном. Он вернулся с кухни и смотрел, как она взяла барабан в виде кубка и провела пальцами по стежку.

— Это – Джембе, — сказал он, подходя к ней и предлагая немного вина.

— Откуда он? — Она положила барабан вниз рядом с его копией и взяла бокал, сделав огромный глоток и умоляя свое тело расслабиться.

Он почесал затылок и задумался.

— Ну, сейчас их можно найти почти в любом месте. Они используются во всех жанрах музыки. Но я достал их в Африке.

— Ты был в Африке? — спросила она, не уверенная, почему так удивлена. Если бы ей пришлось догадаться, она бы сказала, что он побывал во многих местах.

Он кивнул в свой бокал.

— Ага.

Она подошла к паре огромных барабанов, похожих на винные бочонки. «А это что?»

Он глотнул и последовал за ней, пробегая рукой по аккуратной верхней части барабана.

— Вот эти два – Таико. Этот, — он провел рукой по длинному из них, — Нагадо-даико. Второй – Санчоушайм-даико.

— Дай угадаю… Япония?

— Да, Япония, — сказал он, улыбнувшись ей в ответ и слегка выпятив губы. — И я Дрю. Красочный сосед Дрю. — Его глаза были расслабленными и привычными, и ей казалось трудным отвести от него взгляд.

— С Соединенных Штатов? — спросила она. У него не было очевидного акцента, но он и не звучал, как американец. Его слова были слабой мелодией, спокойные концы и мягкие гласные.

— Хм, думаю да. — Он пожал плечами. — Родился за границей, временами рос здесь.

— И барабанил по всему миру, как я понимаю.

Дрю кивнул.

— Стараюсь. — Его неясные ответы не вызывали дальнейших расспросов, но когда она думала о них, они также не казались ей достаточно информированными. Он наклонился вперед и одарил ее игриво строгим взглядом. — Могу я услышать твое имя? Я буду счастлив продолжать называть тебя немного сумасшедшей соседкой, если тебе нравится.

Она засмеялась, почти поперхнувшись от глотка вина.

— Нора. Меня зовут Нора.

***

Они прошлись вокруг столовой, разговаривая о его инструментах. Он, казалось, был заинтригован тем, что она была так заинтересована, а она никак не могла насытиться его голосом, его тихим легким смехом и его заразительным энтузиазмом.

Они закончили свое маленькое кругообращение, и она взглянула на дверь кухни.

— Мне следует подготовить ужин?

Дрю замер, и ее сердце тревожно стукнуло. Разве она не правильно поняла его рисунок?

— О, мой Бог, сумасшедшая соседка. Я пригласил тебя и даже не приготовил для тебя.

Расслабившись, она засмеялась.

— Я люблю готовить и редко делаю это в последнее время. Это выйдет компромиссным сотрудничеством.

Она пошла на кухню и начала выгружать еду. Не имея представления, с каким оборудованием столкнется, она решила остановиться на еде, которую не нужно готовить, сендвичах с курицей и салате с огурцами.

— И впрямь. — Он вздохнул, расслабившись. — Я с удовольствием приготовлю тебе ужин теоретически, но я безнадежен на кухне. Я, возможно, смог бы поджечь воду.

Нора взглянула на него через плечо, прекращая свои поиски посуды, и засмеялась.

— Если бы ты смог это сделать, ты был бы гением в области науки.

— Я тоже так думаю. Прости, я еще не полностью распаковался, — сказал он, указывая  на коробки, сложенные в углу. — Есть что-то, с чем я могу помочь?

— Тут не много, что делать, — она завершила, раскладывая еду на бумажные тарелки, которые она прихватила с собой. — Хотя ты можешь рассказать мне рассказ. Не может быть, что ты заполучил так много барабанов и не приобрел пары историй в процессе.

— Хм, это правда. — пробормотал он. Он взял тарелки и пошел в гостиную, положив блюда на кофейный столик. Он сел на пол и взглянул вверх, поморщившись. — Так в порядке? У меня действительно не так много мебели.

— Нормально. —  улыбнулась она, присаживаясь напротив него и в ожидании глядя на него.

— Рассказ? — Он рассеянно почесал щеку, а ее глаза упали на пирсинг под его пухлой губой. Он смотрел, как она на него глядела, и улыбнулся.

Нора, моргнув, взглянула в его глаза.

— Рассказ.

И на этом их ужин начался. Тихо, удобно и с их взглядами друг на друге почти на время.

Первый рассказ, что поведал ей Дрю, был про поездку в Гану, когда ему было 20, и путешествовал он с африканской музыкальной группой с колледжа. Он ходил по магазинам со своим лучшим другом в поисках легкой одежды, не заморачиваясь по поводу местных обычаев в одежде. Когда он прибыл с чемоданом, полным шорт, семья, что встречала его, дразнила его, что будут держать его в стороне от стола для мужчин, и ему следует сесть с мальчиками.

— Это вполне подходило для меня, — смеялся он, наливая им обоим больше вина. — Я сидел с мальчиками, и за четыре часа я научился у них играть на барабанах лучше, чем кто-либо за всю поездку. Я сказал хозяину и отцу семьи, что в следующий раз, даже если я вернусь, когда мне будет 50 лет, я не привезу с собой ничего кроме шорт.

Нора смеялась вместе с ним, легко представляя его сидящим на открытой веранде с некоторыми мальчиками, с барабанами на коленях в то время, как они обучают Дрю, как играть на инструменте этой местности.

— Ты возвращался туда?

— Не в Гану, — сказал он, отведя взгляд в сторону. — Но я возвращался на континент несколько раз.

Она покончила со своим сэндвичем и облокотилась назад на свои ладошки.

— Представляю, как много величественной музыки ты познал там.

Он взглянул сквозь нее, намного дальше, а затем его глаза снова встретились с ее. Ее тело внезапно показалось ей тяжелым, как если бы у нее был один из тех моментов, который бы она запомнила на всю жизнь, это точно было бы это. Она чувствовала спокойствие от вина, но заводилась от того, как он смотрел на нее.

Она начала подниматься. — Наверное, я должна вернуться домой. Завтра у меня тяжелый день.

— У меня тоже, — вздохнул он. — Я собираюсь начать покраску дома.

— Серьезно?

Он оглядел ее взволнованное выражение лица.

— Ты действительно любишь этот дом.

— Люблю, — сказала она в защиту. — Это славный дом. Люди, которые жили здесь, всегда были такими милыми, но никто не замечал жильцов потому, что они не состояли в школьном комитете или не тренировали детские команды.

Он засмеялся, качая головой.

— Я думаю, этому дому нужен такой защитник, как ты.

Она улыбнулась, укладывая остатки еды в его холодильник, хоть он и протестовал.

— Тебе понадобится еда, когда завтра ты будешь красить дом, — заверила она, подмигнув. — Это действительно для благополучия дома, что я оставляю тебе еду.

— Ох, что ж в этом случае, я не могу отказаться. Я знаю, насколько вы двое без ума друг от друга. — Она почувствовала его руку, слегка сжавшую ее, когда она взяла свою сумку. — Спасибо за ужин, Нора. Добро пожаловать в мой дом когда угодно.

Задумавшись, она выглянула из кухонного окна.

— Если хочешь, я могу принести ужин завтра. В смысле, наверное, ты будешь немного уставшим…

— Я буду только рад, — сказал он, медленно отпуская ее руку. — В семь?

— В семь.

Глава 3.

13 июня.

— Так чем ты занимаешься целыми днями?» спросил Дрю, собирая последние капли супа коркой хлеба. — Кроме того, что кормишь голодных мужчин.

Нора улыбнулась.

— Я работаю, занимаюсь садом… смотрю кулинарные шоу. — Она покрутила ложкой в супе и пожала плечами, осознавая, как невероятно посредственно это звучит.

— Когда ты работаешь, ты работаешь над чем-то конкретно, немного-сумасшедшая-соседка? — поддразнил он, опустив подбородок, чтоб встретиться с ней взглядом. Она не могла удержаться от улыбки.

— Я внештатный редактор, — начала она, положив ложку на тарелку. — Чем занимаешься ты?

— Я помогаю людям, — просто заявил он, как если бы это было самой очевидной вещью в мире.

— Играя на барабанах?

Он вытер рот, положил салфетку на стол, затем облокотился назад на руки, на губах проскальзывала ухмылка. — Иногда.

— Зачем ты это делаешь? — спросила она, наблюдая за ним, прищурив глаза.

Его улыбка стала шире.

— Делаю что?

— Никогда не даешь ответы?

Он наклонился к ней, руки сложены на столе, взгляд встретился с ее.

— Я отвечу на любой вопрос, —  сказал он мягко, его пальцы потянулись, чтоб убрать прядь ее волос с глаз. Он убрал прядь ей за ухо, его указательный палец прошелся по ее подбородку, когда он снова откинулся назад. — Ты просто должна спросить.

Нора почувствовала, как ее пульс участился из-за его близости, она сделала глубокий вдох, чтоб успокоиться.

— Хорошо, — сказала она, стараясь унять дрожь в голосе. — Ты занимаешься чем-то конкретно?

Усаживаясь обратно, он какое-то время рассматривал ее перед тем, как провел рукой по волосам. — Я много путешествую, — начал он, жестом показывая на инструменты. — И я врач.

— Как такое возможно? В смысле… разве для этого не нужно быть в одном месте?

— Ну я езжу туда, где я нужен. Если это гуманитарный кризис в Таиланде, то я еду в Таиланд. После землетрясения в Вэнчуаке в Китае, я на несколько месяцев ездил туда. И когда у меня есть такая возможность, я езжу в Африку. Потому, что там для меня намного больше работы, чем я смог бы управиться, и у меня такое чувство, что я никогда ее не закончу.

Понимая ее потрясенное затишье, он снова наклонился вперед, положив руки на колени.

— Как давно ты здесь живешь? — спросил он, его глаза полны неподдельного интереса.

Она в растерянности покачала головой. — В этом городе всю жизнь. А через улицу – 3 года. — Его брови поползли вверх.

— Что? — спросила она.

— Это…— он замолчал и пожал плечами. — Не знаю, просто мне трудно это понять. Разве ты никогда не хотела уехать? Познать что-то новое?

Она обдумывала это, пока ее глаза рассматривали яркое голубое тату, которое было выведено на его предплечье и исчезало под рукавом его футболки. Река, по всей видимости. Из того, что она видела, его татуировки были все такого рода. Не шаблоны и не рисунки из книг, а его воспоминания. Пейзажи гор и рек, пышные ели и широкие виноградные лозы. Искусство, которое раскрывает историю.

Она встретилась с его глазами снова. — Здесь моя жизнь.

— Но разве твоя жизнь – это место? Или твоя жизнь состоит из тех немногих вещей, которые ты имеешь при себе?

Нора села назад, откидываясь на коробку, позади нее. — Предполагаю, я никогда не думала об этом в таком смысле. Я полагаю, мой мир состоит из того, что я знаю – этот город, мой дом. Я никогда не позволяла себе что-то за его пределами.

— Может ты просто не нашла то, что хотела бы у себя сохранить.

16 июня.

— Тушеная свинина…, — улыбнулась Нора, кладя тарелку перед ним. — Но осторожно: я добавила хабанеро (один из самых острых соусов) в кипящий соус.

— Остренький, — сказал он с глупым акцентом и улыбнулся, наклоняясь, чтоб глубоко вдохнуть. — Ты меня балуешь.

— В последнее время у меня не было возможности так готовить. Я скучаю по этому. — Она пожала плечами и села на пол напротив него, положив свою салфетку на колени.

— Дома в этом районе довольно большие. У тебя когда-нибудь был сожитель? — спросил он, нарезая вилкой кусочек и избегая ее взгляда.

— Мы вместе с моим парнем купили этот дом.

Он резко поднял голову, и их глаза встретились.

— Оу, я…» он обсмотрел дом, будто не мог понять, почему она – здесь, а не дома.

— Он выехал несколько месяцев назад, — объяснила она, делая глоток вина. — Мне жаль. — Дрю провел рукой по волосам и облокотился локтями на низкий столик, подмигнув в знак извинения.

Она поставила свой бокал и улыбнулась в ответ. — Мне нет. Мы не подходили друг другу. —  она засмеялась, вспоминая. — Вообще.

— Как ты это поняла?

— Мы были вместе 8 лет. — пробормотала она. — Мы познакомились в старшей школе. Первая любовь не всегда лучшая любовь.

— Так, что…? Вы отдалились друг от друга, или просто не подходили друг к другу, в конце концов, или…?

— Ему нравилось ходить в бар и играть в дартс каждую пятницу. Ему нравилось смотреть один и тот же канал с новостями каждый вечер, и когда-либо читал книги двух разных авторов, всего лишь. Ему нравился предсказуемый секс. — Она осторожно наблюдала за ним, добавляя это важное признание в свой список; она увидела, как его челюсть дернулась. — Ему нравилось заказывать еду на дом каждую среду и слушать один и тот же альбом в машине в течение каждой поездки. А мне нет.

— Ты не кажешься питающей отвращение к привычкам, —  подразнил он, кивая в сторону их ужина, имея в виду их новую рутину.

— Я люблю привычки. Это отдельные привычки, что имеют значение. Я также люблю включать что-то новое в рутину.

— Ах да. Ты начала с черники и абрикосов и дошла до хабанеро. —  улыбнулся Дрю, дотягиваясь до своего бокала. — Ты точно безрассудна на привычки.

— Совершенно, — захихикала она.

Они затихли на какой-то момент. Он уставился на свой бокал, и его глаза резко дернулись и встретились с ее взглядом. Вспышка страсти была тут же заменена теплой улыбкой. Он бессознательно провел запирсингованным языком по верхней губе. Его глаза медленно расслаблялись.

— Что на счет тебя? — тихо спросила она.

— Что на счет меня? —  его голос был мягким, а ее сердце колотилось.

— Что на счет тебя и… девушек?

— Действительно никогда не было ни одной, — пожал он плечами.

— Что? Даже в колледже?

— Ну, по крайней мере, не то, что я думаю, ты имеешь в виду. Я был с женщинами, Нора. — улыбнулся он, почти извиняясь. — В колледже я был сфокусирован на учебе и музыке. Я встречался, но ничего более. И теперь, когда я так много путешествую… никто в действительности не повлиял на меня так, чтобы я захотел остаться. — он пожал плечами, делая большой глоток вина. — Тяжело строить отношения, так как я часто переезжаю. Также тяжело раскрываться снова и снова. Это утомляет. Мне нравится то, чем я занимаюсь, несмотря на то, что временами это одиноко. К сожалению, я не расположен к постоянству, так что мне нужно передвигаться. — Он немного поморщился и принялся за свой ужин. Она смотрела, как он жевал, смотрела, как он наслаждался ужином, который она приготовила для них, наблюдала, как он расслабился в знакомой атмосфере, с ней.

— В твоей жизни есть постоянство, — утвердила она, призывая его отреагировать. — Ты посвящен своему образу жизни, по крайней мере.

Он кивнул, быстро сглотнув, чтоб ответить.

— Быть не расположенным к постоянству – это не то же самое, что быть не расположенным к посвящению. Моя не расположенность – это о географии, не романтике.

Их взгляды оставались друг на друге в тишине самое долгое время, чем когда-либо. Казалось, ее сердце было готово пробить себе путь через ее горло, через ее тело наружу.

— Ты такая красивая. — сказал он. — Я не могу остановить желание смотреть на тебя.

Это заняло несколько секунд перед тем, как она смогла ответить, а когда она это сделала, ее голос звучал для нее так, будто он шел с другой части комнаты. — Я знаю, что ты имеешь в виду.

Дрю наклонился вперед, удерживая ее взгляд. Она была не в силах отвести глаза. — Я раньше никому это не говорил, — прошептал он с маленькой счастливой улыбкой.

Она, наконец, сумела разорвать контакт и сесть прямо, схватив свой бокал вина.

— Ты разобьешь мне сердце, — легонько рассмеялась она, стараясь сделать так, чтобы это выглядело шуткой.

— Я не хочу.

Они уставились друг на друга на секунду, после чего она поставила свой бокал и начала нервно теребить салфетку.

— Ух, стало неловко, — посмеялся он, проводя рукой по волосам.

17 июня.

На следующий вечер она сделала салат из пасты со свежей моцареллой и помидорами.

— Боже, я люблю твою стряпню, — промычал он, проглатывая. Он всегда мычал и закрывал глаза, когда кушал что-то вкусное. Ей было интересно, знал ли он сам, что делает так.

— Помидоры с моего сада. Также и базилик.

— Помидоры – изумительны, — вздохнул он. — Как они называются? Они такие цветастые, должно быть у них какое-то сумасшедшее название, типа Дикая Женщина или Большая Пташка.

Нора засмеялась и кивнула.

— Фиолетовые называются Чероки. Желтые – Ножки банана. Зеленые – мои любимые – Зеленая зебра.

Он беззвучно проговорил «Ножки банана» и ухмыльнулся, мотая головой, так если бы это действительно было так.

Она смотрела, как он ел, а он посмотрел на нее и улыбнулся перед тем, как он наклонился, чтобы сделать еще один укус. Она почувствовала тревогу и взволнованность, смешанные в груди. Она не знала, как она могла чувствовать нечто вроде этого к кому-то, кого она только встретила. Казалось, он так легко получал все с ходу. Его желание видеть ее каждый вечер было обычным фактом для него, незамысловатым. Он любил проводить с ней время, так же, как он любил этот ужин: что-то, чем он наслаждался, пока это было рядом с ним.

Он взглянул на нее снова и увидел, как она смотрит на его губы.

— Что? — улыбнулся он, но глаза его загорелись чем-то сильным и теплым. Он медленно, дразня, облизал свои губы. — Ты смотришь, как я ем?

Она чувствовала, что он играет с ней, бросая вызов подчиниться оболочке, которая уплотняется с каждой их ночью вместе.

Она опустила глаза на свои руки и засмеялась, но прозвучало это принужденно. Ей хотелось убрать напряжение между ними, хотелось признать то, что они оба чувствовали эту тягу, это необъяснимое притяжение, но ей было страшно узнать, значило ли это что-нибудь для него. Ей было интересно, как много женщин он оставил по всему миру, чувствовавших себя так же, как и она. Она моргнула, прочистив мысли. «Что подтолкнуло тебя к выбору твоих татуировок и пирсингов?» тихо спросила она.

Он поднял руку и осмотрел ее.

— Я люблю каждый дом, который у меня был, независимо от того, как долго я там нахожусь. Мне нравится держать некоторые из них при себе. —Тату на его плече изображало маленькое деревце с желтым фруктом. Тату на внутренней стороне его предплечья было лицо мужчины, старого, сморщенного и спокойного.

— Кто это?

Он провел длинным указательным пальцем по нему.

— Мой дедушка.

Не осознавая, что делает, она потянулась и погладила его пирсинг в брови. Вместо того, чтоб вздрогнуть или отклониться, он склонился к ее руке, его глаза закрыты. Тепло пронеслось от ее пальчиков вниз по всей руке. Ее сердце колотилось, как один из его барабанов под его руками, она задержала дыхание, сопротивляясь порыву провести пальцами по его лицу, его шее и голому плечу, вдоль плеча к его рукам.

Она смотрела, как его лицо расслабилось от ее прикосновений, и медленно убрала свою руку.

— А это?

Прошел долгий момент перед тем, как он заговорил, а когда это произошло, это звучало сонно и расслабленно.

— Думаю, он мне идет. — Он открыл глаза и взглянул на нее. — Ты, с другой стороны, совсем не тронутая.

Она почувствовала тепло в его словах, значимость большего, чем просто татуировки или пирсинги. Между ними ощутилось напряжение, и ей не терпелось дотронуться до него снова. Может потому, что она знала, что он уйдет и это казалось безопасным, или возможно из-за того, что она знала, что влюбляется в него, ей хотелось, чтобы он узнал ее, действительно узнал ее так, как никто другой не знал.

Его глаза двинулись вниз по ее шее к плечу и обратно. Она взяла салфетку с его руки и потянула его пальцы к себе, кладя его руки на свою грудь, сжимая сосок его указательным и средним пальцами, позволяя ему почувствовать метал в этом месте.

Он резко вздохнул, шире расположив руку и ладонью нажимая на ее пирсинг. Его большой палец метался туда и обратно по стороне ее груди. Она держала свою руку на его, наблюдая, как его лицо застыло в долгом выражении. Она убрала его руку и медленно вручила ему его салфетку, но он тут же ее уронил, его рука все еще оставалась в форме ее изгиба. Он уставился на это перед тем, как встретиться с ее взглядом.

— Нора? — его голос был хриплым. Она представила, что видит его пульс, учащающийся под татуировкой горы на его шее.

Она хотела забраться к нему на колени и прижаться губами к этому пульсу.

— Я уберу это, — вместо этого сказала она, опустив голову и убирая посуду.

Глава 4.

21 июня.

— Что готовишь? — голос Дрю, ближе, чем ожидала Нора, заставил ее слегка вздрогнуть.

— Прости, — сказал он, его руки опустились на ее бедра. — Я не хотел напугать тебя.

Она сглотнула, определенно он мог услышать это.

— Ты не напугал. В смысле… я просто не обратила внимание. — Рука Норы остановилась на нарезной доске, лаймы моментально забыты. Жар от его ладоней проникал через тонкий хлопок ее юбки, а ее глаза закрылись, когда его пальцы проскользнули под рубашку, рисуя маленькие круги на нижней части ее спины.

— Мне просто нужно кое-что взять. — его руки оставались на ее бедрах чуть дольше, подвинув ее слегка, чтоб дотянуться до двух бокалов с верхнего шкафчика. Он улыбнулся милой полу-улыбкой, его глаза на короткий момент встретились с ее, пока он закрывал дверцу шкафа.

Все еще стоя ближе, чем нужно, он глянул за ее плечо

— Сегодня салат?

— Салат из цыпленка по-тайски с арахисом и лаймом, — ответила она, повернув голову, чтоб увидеть его.

Он был так близко, и пах так чертовски хорошо, как мыло, и солнце, и что-то странно похожее на Дрю и резкое… как краска или слабый запашок бензина. Достаточно, чтоб напомнить ей о его руках, и как часто он ими работает.

Ее нос касался его подбородка, грубая поверхность его небритого лица была резкой по сравнению с ее кожей. Она слегка подалась к нему, ее губы в милиметрах от его шеи. Он сглотнул, и она была не в силах отвернуться, загипнотизированная тем, как двигался его кадык и сжимались мускулы на его шее. Она задержала дыхание, когда он прижался к ней, теперь ее тело было в ловушке между ним и столом. Она почувствовала, как его губы двинулись к ее волосам, этот обычный простой жест был более интимным, чем любой страстный поцелуй, который у нее когда-либо был.

— Ты это хочешь? — спросил он, его голос низкий, а звук пронесся сквозь его грудь. Она подняла к нему подбородок, это движение подвело ее рот к его подбородку. Она потерлась губами из стороны в сторону, наслаждаясь шероховатой поверхностью на своей коже, и оставила там легкий поцелуй.

Настойчивый сигнал кухонного таймера наполнил воздух, отрывая ее с этого момента. Он глубоко вздохнул и оттолкнулся от стола, ее тело тотчас почувствовало потерю.

— Зачем ты сюда вернулся? — спросила она, хватая воздух и наблюдая, как он вытащил тарелки для каждого из них. — Как долго ты здесь будешь?

— Я вернулся сюда, чтоб отдохнуть, повидаться с семьей, встретиться со своим дантистом, сдать все необходимые анализы крови…

— Анализы крови? — застыла она, а за тем неловко кивнула, когда поняла. — Оу, — пробормотала она, нарезая лайм.

Он встал перед ней и остановил ее руку.

— Что значит ‘оу’?

Его лицо говорило ей, что она не так поняла, но она не будет давить, пока не объяснит его голос.

— Это просто разумно делать после посещения развивающихся стран, — тихо настаивал он.

— Нет, я поняла, — кивнула она.

Она могла ощущать, как он смотрел на нее, пока она шинковала листья салата.

— Что с нами происходит, Нора? — его голос спокойный и ненавязчивый. Слишком спокойный и слишком ненавязчивый. У нее внутри было торнадо, полное всего того, чего она не могла собрать воедино. Она чувствовала, будто, все, что она знала, становилось искорененным и выброшенным.

— Я не знаю, — прошептала она, желая, что бы это ни было, так и оставалось между ними, и не исчезнуть в очередном слое напряжения. — Ничего?

Он наклонился вперед и ждал, пока она на него посмотрит. Она знала, ее глаза все выдают – каждую частичку сильного желания – но также и страх, который она чувствовала. Быть так близко к нему, это как стоять на краю глубокого ущелья и знать, что она не сможет удержаться от прыжка вперед.

Но он вытянул ее с краю.

— Хорошо, — пробормотал он, печально улыбаясь и заправляя локон волос за ее ухо. — Хорошо, милашка. Я тебя услышал.

Она могла чувствовать, что он наблюдает, как она готовит и несколько раз замечала, что он начинал говорить, но затем останавливался. Сомнение для него было редкостью, и это заставляло ее нервничать, что у него было что сказать, но он волновался, чтоб привлечь к этому внимание.

— Ну, так ты уже сделал все эти дела? — спросила она, заплетаясь, зная, что ее вопрос, к сожалению, покажет ей сыпучесть песочных часов, ее время с Дрю подходит к концу.

— Какие дела? — спросил он в замешательстве.

— Дантист, семья, кровь, — сказала она спокойно, скидывая салатные листья в миску.

— О да. Дантист и кровь сделаны. Семья в этот раз в Австралии. Больше в этой поездке я хотел приехать сюда и поработать над домом. Я пренебрегал им слишком долго, как ты, конечно же, заметила.

Она положила нож и повернулась к нему.

— О чем ты говоришь?

Дрю на секунды уставился на нее перед тем, как понимание смягчило его взгляд. Он рассеянно потянул за пирсинг в брови.

— Я полагал, ты знала, что я приобрел дом…

— Как бы я узнала об этом?

Он пожал плечами, а его рука опустилась и шлепнула слегка по его бедру.

— В смысле, ты видела, что я работал над ним. Я его покрасил, починил окна, сделал некоторую работу внутри… Я полагал, ты поймешь, что он мой.

Нора немедленно осознала, что все знаки были очевидны и что все, что он сделал с тех пор, как вернулся, показывало, что он был больше чем, просто проезжающий арендатор. Она была смущена, что не сложила все это вместе и раздражена, что ей приходится спрашивать все у него, что никогда не было предложено ничего субъективного.

— Почему ты не хочешь, чтоб я узнала тебя? — спросила она, смотря на его ноги, на кухонном кафеле.

— Как, черт возьми, я должен это понимать?

— Мне приходится спрашивать тебя обо всем. Ты ничего добровольно не предлагаешь. Я чувствую, будто тебе не приходит на ум помочь мне узнать тебя.

Он смотрел на нее, а затем отвернулся к окну позади нее.

— Так и есть, — ответил он просто. — Я не знаю, как… делать это. — он махнул на пространство между ними. — Но ты мне говоришь, между нами ничего не происходит, и я так полагаю, это просто я все не так понял. Но Нора, я чувствую что-то и я не знаю, что с этим делать. Я не совершенен.

Она поняла, что думала об этом, в каком-то смысле. Она верила, что, так как он являлся частым путешественником и хорошо образованным и всегда казался таким уверенным в своей шкуре, он знает, как делать это. Она доверила ему направлять ее, пока он не уйдет, предполагая, что он не раз сталкивался с этим, начинал сближаться с кем-то, и затем был вынужден уйти. Она верила – несмотря на то, что он ей говорил – что где бы он не находился, там была женщина, и ужины, и страсть, и затем, в конце концов… уход.

— Ты не делал это раньше? —  прошептала она.

— Нет, — утверждал он. — Почти все это для меня впервые.

Она пробежала руками по волосам и подняла их к верху в свободный хвостик на голове.

— Оу.

13 июня.

— Я еду в Китай. — его голос был едва слышим. Ее сердце застыло в ее груди, но каким-то образом ее руки продолжали двигаться, машинально делая формочки фалафели (обжаренные в масле шарики из протертых со специями плодов пута).

— Когда? — она старалась держать голос легким и заинтересованным. Вместо этого, он был взволнованным и трясущимся.

— Скоро, — это не было даже шепотом. Она была удивлена, что звук дошел до ее ушей.

— Почему? — она подняла глаза и взглянула в кухонное окно. Она не могла видеть его в отражении; он шагнул в сторону так, что она не видела его лица. Он молчал.

— Дрю?

Она не слышала его, но внезапно он оказался за ее спиной прежде, чем она могла повернуться. Он встал ближе и убрал ее волосы в сторону, позволив губам остановиться у изгиба ее уха. Его бедра расположились у нижней части ее спины, его пальцы дрожали на ее коже.

— Хочешь, чтоб я сказал ‘потому что я напуган’ или ‘я не тот парень’? Из-за этого ты думаешь, я уезжаю?

— Возможно, —  призналась она, смотря на них в окне. Он навис над ней, его выражение лица было таким уязвимым, что от этого у нее заныло глубоко в груди. Она выдала самые эгоистичные слова наружу: — Ты можешь быть доктором, где угодно.

Дрю положил свои руки на ее спину, расправляя пальцы поперек ее ребер так широко, как мог, проверяя, насколько много ее он мог полностью накрыть.

Нора чувствовала себя крошечной в его руках. Она была уверена, он бы сломал всю ее.

— Я еду потому, что это то, чем я занимаюсь. Я путешествую. Я практикую медицину. — его голос не был ни защищающимся, ни извиняющимся. Он не уезжал от нее. Он уезжал, чтоб помочь другим. Она ненавидела крепкую спираль чувства обиды, что тянула в ее животе. — Нора, поговори со мной.

— Мне страшно. — призналась она. Ей было страшно быть врозь. Ей былострашно, что он не вернется назад. Ей было страшно, что он вернется, но другим.

— Я знаю.

— Тебе нет? — спросила она.

Она могла ощутить, как он пожал одним плечом за ее спиной. Без объяснимых слов, жест казался слишком небрежным. Это совсем не было той реакцией, что была у нее, и это заставило ее чувствовать себя еще более разбитой.

— Пожалуйста, не начинай это. — она слышала мольбу в своем голосе и почти обрадовалась этому. У нее не было больше сил, если он будет трогать ее снова.

Дрю прижался губами к ее шее, и она почувствовала прохладный воздух между ними, когда он отошел, как только она начала на него облокачиваться.

— Хорошо. — его рука была последней частью его тела, которая оставила ее, когда она потеряла контакт с ее бедром.

Она закончила приготовление ужина, и впервые они сидели в тишине, глядя на свои тарелки и раскидывая по ней еду.

— Я займусь посудой, — сказал он, хотя не двинулся, чтобы встать. Она слышала вопрос в его голосе… он хотел, чтобы она осталась.

— Хорошо. — она разбила свое собственное сердце: — Спокойной ночи.

Его голос прозвучал разочарованным, но не удивленным.

— Спокойной ночи.

Глава 5.

14-15 июля.

Нора не видела его следующим вечером. Она провела его в своей комнате, не покушав, сидя на полу и стараясь не думать о нем.

Легкий звук барабанов, что звучал через улицу, отвлекал ее всю ночь. Ей не хотелось заглушать звук с помощью радио или телевизора или даже руками, сжимающими уши, но это заставляло ее грудь сжиматься, заставляло ее вспоминать его истории, его пальцы, веселый ритм его речи. Возможно, по соседству никто больше не слышал музыку из-за сверчков и шумного ветра. Может, ритм его музыки был, как и сам дом – замеченный и одобренный только ею, что-то, что должно быть внимательно услышанным или увиденным. Он был магнитом для нее: что бы он не сделал, она заметит. Это только придавало значения, что дом был его. Она всегда принадлежала ему и никогда этого не знала.

На следующий день Нора готовила. Она готовила для них – возможно по привычке, но больше из-за открытой сознательной нужды представить, что он будет в этом доме сегодня ночью, и следующей ночью, и каждую ночь после. Она наслаивала слоенное тесто на капусту, кабачок и различные виды испанского сыра. Она делала это изысканно и искренне и красочно. Она делала то, что бы они оба хотели, что-то, что сведет их вместе с уютом и остротой, новизной и фамильярностью. Она знала, ему не удастся вкусить это блюдо, если она сама не отнесет его ему, но она не чувствовала ничего, кроме неуверенности. Без особой охоты ее интересовало, будет ли она готовить для него каждый вечер вечности, даже когда он будет недоступен где-нибудь в другом месте.

Она достала блюдо из духовки, горячо бурлящее, кипящее, золотистое и красивое.

За дверью послышалось движение ног по передним ступенькам. Ему не нужно было стучаться, и он знал это; она чувствовала его на веранде. Она отложила полотенце для посуды и пошла к двери, открыв ее и впустив внутрь влажный ночной воздух и его запах.

На пороге стоял Дрю, нечёсаный и обезумевший.

— Тебе страшно, что я не тот парень? — спросил он с умоляющими глазами.

— Да.

Он двинулся к ней, а она сделала шаг назад, потрясенная тем, что она хотела от него и опасающаяся, что он готов дать это ей.

Он прошел к ней и прижал ее к двери стенного шкафа, его руки опирались о дверь рядом с ее головой.

— Ты заставляешь меня хотеть остаться здесь, — прошептал он, проводя ладонью вниз по ее обнаженной руке. — Ты заставляешь меня думать о том, что важно.

— Ты заставляешь меня хотеть уехать с тобой, — все-таки призналась она. Она почувствовала, как ее брови нахмурились, почувствовала, как глаза наполнились слезами. Она была такой обнаженной перед ним. У нее было ощущение, что пол исчез под ее ногами.

Еще секунду его взгляд удерживал ее перед тем, как его глаза опустились, чтобы посмотреть, как обе его руки скрепили ее запястья к двери большим и указательным пальцами. У него на запястье была маленькая повязка, и она собиралась спросить, все ли с ним в порядке, но он поднял к ней взгляд и наклонился вперед, позволяя губам зависнуть перед ее, в нескольких миллиметрах от ее кожи.

— Думаешь, ты можешь любить меня? — его голос был напряжен. «Вот так вот просто?

— А ты хочешь?

— Очень сильно, — кивнул он, расставляя ее ноги своим коленом и прислоняясь к ней. Он поднял руки и прижался ими к ее щекам, большими пальцами вытирая ее слезы. Они были теплыми и загрубелыми, и его касания были до боли знакомыми.

На ее коже он чувствовался, как дом для нее.

Наклоняясь к ней, он сократил дистанцию и оставил единственный легкий поцелуй на ее губах, затем отпрянул, чтоб взглянуть на нее.

— Я никогда не просил тебя уехать. — Он поцеловал ее снова, на этот раз дольше, но все еще сдерживаясь. — Я бы никогда не попросил тебя уехать. Мне никогда не было так одиноко, как прошлой ночью.

На этот раз она убрала дистанцию между ними. Его рот был теплым и притягивающим, и она почувствовала, как воздух резко покинул ее легкие. Нора застонала, когда полностью почувствовала его губы на своих, его вкус, его запах, витавший вокруг нее. Его руки ласкали ее лицо, его пальцы дрожащими легкими прикосновениями изучали ее подбородок.

Ее руки дрожали, пока она поднимала их, в неуверенности положив их на его грудь. Твердые мускулы сгибались под ее пальцами, и его руки зарылись в ее волосы, его пальцы массировали ее скальп, пока он углублял поцелуй. Он был одновременно и отчаянным и нежным, а ее сердце разрывалось от осознания того, что это возможно их единственный раз, когда они могут быть вместе. Проведя руками вниз по его груди, ее ногти слегка задержались на его животе. Его дыхание задержалось, когда она достигла его пояса джинс, скользнув пальцами под ткань его футболки.

Дрю был теплым и гладким под ее пальцами, пока она изучала его торс. Ее рот становился более настойчивым и тихонько умоляющим его взять больше. Будто чувствуя ее нужду, он отстранился от ее губ, его зубы прошлись по ее горлу. Без слов, она слегка оттолкнула его и начала пятиться назад, ведя его по коридору к своей спальне. Дрю убрал руки с ее волос, и они двинулись вниз по ее телу, остановившись на ее талии.

Он отвел взгляд только тогда, когда они достигли ее комнаты, он обсматривал вид от тусклого света лампы, распространяющийся по ее покрывалу.

Снова взглянув на нее, он провел пальцем вниз по ее шее к ключице.

— Могу я тебя увидеть? — спросил он, карие глаза изучали ее.

Она кивнула, дрожа, пока загрубевшие пальцы двинулись вниз, под ее майку и слегка коснулись мягкой кожи ее живота. Он скользнул руками вверх по ее ребрам, тонкая ткань ее майки собралась под его пальцами, и он потянул ее вверх и через ее голову. Рваное дыхание вырывалось из его рта, пока он смотрел на нее, его пальцы касались ее шеи, груди и между грудями.

— Могу я увидеть тебя? —  прошептала она, ее губы касались ткани его футболки.

— Да, — сказал он в ее волосы.

Она освободила его от футболки, ее глаза впитывали прекрасные цвета и рисунки, выбитые на его коже. Она касалась каждого изображения, стараясь запомнить их.

Позволив рукам опуститься с ее плеч к рукам, он притянул ее пальчики к своим губам.

— Нора…

Она повела его к кровати, их руки исследовали, изучали плоскости тел друг друга. Он снял ее бюстгальтер и наклонился, чтоб взять в рот один сосок, затем двинулся ко второму. Его язык, его дыхание и его хриплые звуки, что он издавал на ее коже ощущались невероятно, развязно, не похоже ни на что, что она ощущала раньше. Ее руки зарылись в его волосы, пока она наблюдала за ним, его взгляд встретился с ее, когда он поймал и поднял языком ее серебряное колечко в соске, просовывая в него кончик языка и немного потянув. Ее голова откинулась назад, и она застонала, наконец-то, наконец-то видя картину, о которой она фантазировала каждую ночь, с тех пор, как встретила его.

Ее руки двинулись к поясу его джинсов, медленно расстегивая их, чувствуя, как его губы двинулись по ее груди к ее плечам, засасывая маленькие мимолетные отметины на ее коже. Его руки занялись ее леггинсами, спуская их с ее бедер.

— Мне нужно видеть тебя, — прошептала она.

Их руки становились нетерпеливыми, стягивая оставшуюся одежду между ними, и жадно всего касаясь. Его пальцы остановились между ее ног, раздвигая их, он задрожал и зарычал, нашептывая свои секреты – свою нужду в ней, самообладание, что ему требуется, в его одержимости алого цвета ее губ и гладкой идеальной кожи ее шеи – он трогал ее так, будто он чувствовал ее снова после такой долгой разлуки, вспоминал каждую частичку кожи, каждый звук, что она издавала.

Это был сводящий с ума момент, его рука поначалу была нерешительной, а затем жадной, подловив ритм, двигаясь над ней и в ней, описывая круги там большим пальцем, нажимая и усердствуя прямо там, где ей было нужно.

Нора царапала его спину, кусала его губы и согнулась к нему, умоляя его ‘глубже’ и ‘быстрее’, и ничего, ничего, ничего никогда не чувствовалось так хорошо. Голод зарождался в ее животе, и она могла ощутить это облегчение, этот совершенный безумный взрыв, что нарастал там, где он трогал ее, где его огрубелые пальцы погружались глубоко в нее, одинаково ласково и беспощадно в их идеальном ритме. Свободной рукой Дрю схватил ее ногу, заведя ее вокруг своей талии, когда она прижалась к нему, вскрикивая, когда кончила.

Его пальцы замедлились, выскальзывая из нее и скользя по ней, нежно лаская ее, как если бы он не хотел останавливаться.

— Да? — уточнил он, оставив поцелуй на мягкой коже ее шеи.

Она кивнула, хватаясь за его плечи.

— Да. Господи.

Он улыбнулся в поцелуе, нежном и нахальном – такой без сомнений принадлежащий ей, что это почти оставило ее бездыханной. Это было так, будто ее облегчение успокоило их обоих и позволило им замедлиться, их поцелуи стали томными, их движения более сдержанными, когда он опустил ее ногу и погладил ее бедро.

Она прошлась рукой вниз по его животу и ниже, почувствовав, как он сжался под ее первым неуверенным прикосновением.

Их лбы соприкоснулись, пока они смотрели вниз, как ее пальцы ощупывали его форму, обнаружив там пирсинг.

— Это было больно? — шепотом спросила она, едва касаясь его пальчиками.

— Немного, — тихо признался он, всегда честно, без лишних слов.

— А…так больно? — она свободно обернула пальчики вокруг него и сжала.

— Больно? — прошептал он, через нос, выпустив легкий смешок. Он слегка покачал головой. — Вовсе нет.

Нора подловила себя на том, что хочет двигать рукой, но не уверена, что именно делать. Они уставились на ее пальцы вокруг него, и он, казалось, был доволен этим уровнем прикосновений, этим уровнем возбуждения. Он всегда был так терпелив с ней, никогда не давил.

Она подняла голову, и их глаза встретились. Его – были серьезными и темными, а дыхание было частым. Страсть пронзила ее под грудью и спустилась вниз к ее животу.

— Покажи мне?

Его глаза упали на расстояние между ними, и он снова положил свой лоб на ее, накрывая ее руку своей. Он переместил ее хватку немного вверх перед тем, как сжать свою руку вокруг ее пальцев, укрепляя ее хватку. Медленными плавными движениями он сдвинул их кисти вниз, в процессе натягивая наружную плоть на свой пирсинг, и снова обратно вверх, накрывая головку члена.

— Тебе не надо быть опытной, — пробормотал он. — Это просто делает меня…чувствительным.

Она повторила движение и почувствовала, как его рука ослабла, а затем он освободил ее. Ее большой палец дотянулся до его кончика, и она мягко провела им по вершинке, распространяя вокруг влажность перед тем, как снова опуститься, его кожа быстро накрыла пирсинг в спускающемся движении. Он застонал и его голова откинулась назад, кадык подпрыгнул, когда он тяжело сглотнул.

— Боже, — он сделал дрожащий вдох. Его руки поднялись накрыть ее лицо, притягивая ее к себе и грубо целуя. — Это ощущается... —  он замолк, дразня зубами ее нижнюю губу, кусая, облизывая.

Она почувствовала прибавление сил от его реакции и схватила его крепче, увеличивая свой темп. Он вздохнул напротив ее губ, а она смотрела, как его глаза закатились. Его губы двигались с ее губами так, будто они целовались так уже годы, а не часы, и она сделала шаг ближе к нему, чтоб почувствовать ее грудь, трущуюся о его, ее рука двигалась между ними.

Ощущение его пирсинга под ее большим пальцем, пока ее рука двигалась вверх и вниз, его наружной плоти, легко скользящей по головке его члена, было самым восхитительным чувством, которое она могла представить. Она почувствовала волну доверия, впервые она была уверена, что могла попросить любовника то, что хочет, что могла быть честной о том, в чем нуждалась.

— Я хочу это на своей коже, — прошептала она.

Без необходимости дальнейших объяснений он тихо заворчал, а слова выдохнул в тугом стоне.

— Где?

— Моей груди.

Он шагнул вперед, и она шагнула назад пока задняя часть коленей не ударилась о край кровати. Она целовала его, втягивая его нижнюю губу в свой рот и издав при этом стон.

— Ты так здорово чувствуешься в моей руке. Тебе хорошо?

Он выпустил короткий натянутый смешок, соединяя все, что ему нужно в этом единственном обуревающем звуке. Она села перед ним, ее глаза на уровне его живота. Он встал между ее ног, обхватывая руками ее плечи, пока они оба смотрели на ее руку, скользящей на нем.

— Я так..., —  прошептал он. — Ты...

Она склонилась вперед и лизнула капельку спермы с кончика его члена и снова села прямо, чтоб смотреть, имея необходимость видеть, что она делает с ним.

— Я хочу почувствовать, как ты кончишь. — Она подняла на него взгляд. — Я хочу видеть это.

Это наконец довело его.

Он дернулся в ее руках, а его пальцы ухватились за ее плечи, надавливая, держась, как за якорь. Голос Дрю повторял ее имя, а все его тело замерло перед тем, как она увидела и почувствовала, как он кончил на ее грудь, на ее шею.

— Черт, — вздохнула она в то же время, что и он.

Он, притихнув, стоял перед ней, его голова склонилась и покоилась сверху ее.

— Да? —  шепнула она, с улыбкой смотря вверх на него.

Дрю изумленно засиял.

— Да. Боже, Нора.

Она держала его в своей руке, чувствуя, как его тело расслабляется.

— Останься со мной на ночь, — сказала она, наклоняясь вперед, чтоб поцеловать его пупок. — Останься и... будь со мной?

Дрю кивнул, делая шаг назад и на момент исчезая перед тем, как вернуться с ванны с мокрой тряпкой, чтоб почистить ее.

Они забрались на кровать, натягивая покрывало на свои тела и позволяя конечностям друг друга завернуться с такой фамильярностью, которая появляется за годы вместе. Он зарылся лицом в ее волосы, а она обернула руки вокруг его торса, уткнувшись лицом в его грудь.

— Смотри, — сказал он, оставляя поцелуй на ее волосах. — Мы сочетаемся.

Она вытянулась, поцеловать его подбородок, а затем вспомнила.

— Что это? — спросила она, потерев марлю на его запястье.

— Правда о моем самом последнем доме.

Всегда такие простые ответы. Его тон был обычным, но все еще острым напоминанием, что он уезжает.

— Дрю? — тихо спросила она, и он промычал в ответ. — Как долго тебя не будет?

Долгое время он был совершенно неподвижен напротив нее.

— Не менее шести месяцев.

Нора замерла, чувствуя, как сдавливает горло.

— Когда?

Она почувствовала, как он с трудом сглотнул напротив ее лба. Его голос дрожал.

— Завтра. Им нужен кто-то, кто сможет тотчас приехать. Это есть в моем контракте, что я могу быть ресурсом в последнюю минуту, если понадобится. — Он отклонился, чтоб посмотреть на нее и поцеловал ее, долго и медленно. — Это было правдой до недавнего времени.

В конечном счете это стало слишком для нее.

— Почему ты не пришел прошлой ночью? — ее голос надломился. — Мы впустую потратили день, а я даже не знала!

Дрю держал ее и мягко нашептывал, пока она плакала напротив него, ногтями хватаясь за его спину.

— Пожалуйста, — всхлипнула она, потянув его на себя. — Господи, пожалуйста.

Он двигался мягко, убирая волосы с ее лица и смотря вниз на нее.

— У тебя есть контрацептивы?

— Я все еще на таблетках, — прошептала она, гладя его руку, которую он использовал, чтоб держаться над ней. — Я прошла тест...

— Я тоже, — улыбнулся он, и она тихонько засмеялась, вспомнив ревность, которая гложила ее, когда он упомянул свои регулярные работы с кровью.

— Я была только с одним человеком, — призналась она, кусая губу. Она чувствовала, будто должна объясниться. Она хотела, чтоб он знал, что он значил для нее перед тем, как уедет.

— Я хочу быть тем единственным, кто имеет значение.

Она дотянулась вниз и взяла его в свою руку, потерев большим пальцем его пирсинг, натягивая его кожу на головку, который снова напрягся.

— Блять, — поперхнулся он.

Она потерла его по своей гладкой коже перед тем, как вжать его вниз и позволив ему войти в нее. Они оба застонали, их рты двигались вместе в том же ритме, что и движения в ней. Она подняла свои ноги по его сторонам, ее колени по сторонам его груди, заставляя его скользнуть глубже.

— Я люблю тебя. — Он проговорил слова в уголок ее рта.

— Уже... столько.

Дрю притянул ее руку к ее плечу и держал ее там, положив свой лоб на ее, пока двигался над ней.

— Ты вернешься ко мне?

— Конечно, — прошептал он.

Это было последнее, что она спросила у него, слова уступили место мягким вздохам и тихим, настойчивым звукам. Он входил и выходил из нее с кратчайшим дифференциалом, предпочитая оставаться так глубоко и соединенно, как мог, пока он здесь.

— О Боже, — задыхалась она.

— Я знаю.

— Я близко... я...

Он накрыл ее рот своим, ее дикие звуки распространялись только так далеко, как позволяло пространство между ними.

16 июля.

Дрю сопротивлялся засыпать, но она умоляла его попытаться. Он уснул вскоре, как дал своему телу для этого разрешение, его голова завернулась на ее груди, его рука согнулась на ее талии, одна кисть на одной из ее грудей.

Часами она не могла спать. Она могла думать только о том, как его кожа ощущалась на ее, как он смотрел на нее через кофейный столик каждую ночь. Нора уставилась на голую кожу его запястья, где ранее она увидела повязку. Теперь повязки не было, без сомнений по какой-то причине развязавшаяся во время их занятий любовью. Марля пропала, потеряная где-то на ее кровати, и она могла видеть часть азиатских иероглифов под защитным прозрачным покрытием. Она дотянулась до своего прикроватного столика за листком блокнота и ручкой, и слегка повернула его руку, стараясь скопировать подлинник его татуировки.

Он шевельнулся, подвинув руку к ее талии и притягивая ее ближе.

— Нора? — Его голос был хриплым от сна, но его тело проснулось рядом с ней, и он скользнул рукой вверх, накрывая ее грудь. — Иди сюда.

Она бросила листок на пол и повернулась к нему. Пока Дрю смотрел темными хищными глазами, она скользнула вверх на него, пробежав руками вверх по его груди, накрывая его шею, и занялась с ним любовью снова, целуя его на прощание снова и снова.

***

Это не было долгим напряженным прощанием при свете дня. Оно состояло из сладких поцелуев и натянутых голосов.

Я обещаю, сказал он. Пожалуйста, Нора, скажи мне, что будешь ждать меня.

Она тоже пообещала, не имея выбора, но позволила ему увидеть насколько основательно она была его. Нора смотрела, как он забрался в такси, и спустя два часа те же самые грузчики, что привезли его к ней, приехали, чтоб аккуратно упаковать его барабаны и отнести их снова на склад. Она стояла и смотрела все это время, рассеянно потирая руками по своему мокрому лицу.

Была полночь, когда она думала о том, как он ощущался, двигаясь внутри нее, его звуки, когда она кончал, ощущение его зубов на ее коже... и она вспомнила о тату. Она нашла листок и начала в онлайне искать словари, для иероглифов, которые она видела.

Она не изобразила их полностью правильно, и она не была даже уверена, что найдет правильные иероглифы, пока на экране не всплыл перевод.

我注定是她的

Я предназначен быть ее.

Нора прошла через комнату и настежь открыла шкаф.

Ее чемодан выглядел нелепо: совсем новый, никогда действительно не использованный.

Ее рука дотянулась до ручки и потянула.

Глава 6

挂念

16 июля

Нора прикасалась ко мне, пробовала на вкус и хотела увидеть, как я кончу на ее кожу. Она знала: ничто не звучало странно, когда это говорила мне она. Знала, что я хотел быть для нее всем, что я буду ждать сотню лет, пока она не поймет, как сказать то, что ей было нужно.

Ее мягкие руки скользили вверх по моим, когда я двигался на ней сверху.

— О Боже, — прошептала она.

А затем она оказалась надо мной, двигаясь на мне в темной комнате.

Ее стоны были только для меня. Инстинктивно я знал, что до меня она не стонала так ни для кого. Знал, потому что она говорила мне, что никто никогда не доводил ее до оргазма, что ей всегда приходилось делать это самой.

Я знал: когда она сказала, что любит меня, это был первый раз, когда она говорила это серьезно.

Дрю резко проснулся, ударившись о низ столика и едва не опрокинув обед, который перед ним только что положила бортпроводница. Он посмотрел на серую пасту под мутным соусом кирпично-красного цвета. Прощайте, помидоры, хабанеро и все признаки Норы.

Ему не хотелось это есть.

挂念

17 июля

Самолет снижался в туман Ланьчжоу. Дрю сидел так долго, что его ноги были скручены и напряжены в ловушке тесного места эконом-класса. Он боялся, что много дней не сможет тренироваться, по крайней мере, пока все не будет выгружено и пока в деревне не одобрят его присутствие. В последний раз, снисходительно вдохнув отфильтрованный воздух в самолете и зажмурив глаза, чтобы запечатлеть образ Норы в памяти, Дрю встал, чтобы подготовиться к тому, что его ожидало.

Он уже был в Ланьчжоу дважды. Это был город с большой историей — распространенной для большинства больших городов Китая — но для Дрю Ланьчжоу никогда не был городом политики, демонстраций, он даже не ассоциировался с его типичными врачебными командировками. Это был город открытий, истории ранних керамических барабанов и подлинной глубокой страсти к происхождению азиатской перкуссии.

Ланьчжоу был большим и просторным, но задыхающимся от загрязнений, результата быстро развивающейся промышленности и десятилетий неконтролируемой утилизации отходов. За последние годы правительство предприняло попытки оградить нынешнее поколение от загрязнений, но Дрю был уверен, когда оглядел небо за пределами аэропорта, что был не единственным, кто сомневался, не было ли уже слишком поздно для этих попыток. В любом случае, исходя из того, что он заключил из задания в письме, население города не было целью его прибытия. Целью Дрю была Ченгхуакун —  деревушка за чертой города, одна из сотен «раковых деревень», где почти каждый житель боролся с различными злокачественными опухолями, большинство из которых в настоящее время неизлечимы. Здоровая молодежь давно покинула небольшое фермерское сообщество. Остались лишь представители старшего поколения, фермеры, которые гордились своей землей всю свою жизнь и те, кому уезжать было некуда.

Дрю взял свой багаж и прошел к таможне, чтобы получить коробки с медикаментами, которые сюда прислали для него. Каждый шаг прочь от самолета был, словно еще один шаг прочь от нее, от жизни, к которой он ненароком так привык. Мимолетный взгляд на опись инвентаря в каждой из коробок — и в желудок будто упал свинцовый груз. Это не была стандартная командировка. Он приехал не для того, чтобы лечить болезни и спасать жизни. Он приехал, чтобы лечить только симптомы. Дрю приехал, чтобы дарить утешение, а не надежду.

Он включил телефон, чтобы послать Норе смс, вдруг отчаянно нуждаясь в нити, соединяющей его с более оптимистичным миром: Благополучно добрался. Здесь нет зеленых зебр. Что на ужин?

Хаос, окруживший его, пока он ожидал такси, резко контрастировал со спокойной жизнью с Норой. Люди были везде. Было жарко и душно. Его обременяло то количество сумок и коробок, которые ему нужно было перевезти, и на поиск достаточно вместительного такси для его посылок, казалось, ушли часы. О предстоящем опыте ничего не было известно, и при этом известно должно было быть все. Этот режим — суетливые поездки, переполненные аэропорты, незнакомая обстановка — был его жизнью, был тем, что он знал.

Вдруг показалось невозможным, что Дрю был знаком с Норой так мало. Каждый ее след заполнил его воспоминания так, что даже его поездки до встречи с ней словно окрасились в другие цвета.

Хотя в действительности Нора нигде не бывала, Дрю понял, что мог представить ее повсюду. Ему никогда не приходило в голову попросить ее поехать вместе с ним, но он вдруг с сокрушительным осознанием почувствовал, что, учитывая достаточное время на подготовку, она могла бы.

Поехала бы она?

Поездка в деревню добавит к его путешествию еще несколько часов, и как только Дрю втиснулся в фургон, он изо всех сил попытался унять волнение и напряжение в конечностях. Пробки замедлили их продвижение, и воздух в конце лета был плотным и раскаленным. Он не знал, чего ожидать по приезде, кроме того, что там будет его коллега Томми, и что люди будут страдать от болезней и боли.

Дрю хотелось закрыть глаза и думать о ней, но он знал, что если сделает так, то, когда откроет их, не сможет удержаться, чтобы не попросить водителя развернуться и отвезти его обратно в аэропорт, к отраде ее мягких влажных губ, к ее бесконечно понимающим глазам.

Вместо этого он сосредоточился на мелькающем пейзаже, на дороге, отклоняющейся от знакомого маршрута к деревне Сяньхуацзянь, откуда родом ручной барабан Ланьчжоу и где он находил покой в обществе местных жителей, но никакой близости, кроме музыки.  Только в музыке он находил подобие близости, и то всегда мимолетное.

До совместных ужинов на полу… До того, как научился шаг за шагом раскрываться с кем-то каждую ночь… До Норы…

Он осматривался кругом, между тем как водитель вез его по едва хоженым дорогам, и ощущал на себе тяжелый вес беспомощности. Желтая Река, Река-Мать погибала. Эта река веками поддерживала существование в этом и многих других регионах. Теперь же, отравленная выбросами, изменившегося из-за нечистот когда-то прекрасного цвета, переполненная дамбами, которые никогда не следовало сооружать, она текла почти безжизненной тонкой струей. Хотя ее путь простирался на тысячи миль, за последние десятилетия были годы, когда она совсем не достигала моря. Это истощение было повсюду, но загрязнение очевиднее всего отразилось здесь, за пределами большого города.

Дрю сдался и закрыл глаза, проглотив свое желание перенаправить свой маршрут в противоположную сторону. Он попытался представить Нору за его раковиной, когда она отрывала верхушки свежих бобов с ее огорода. Одну ногу она задрала под другую, рассеянно почесав икру пальцем ноги.  Ее волосы собраны в высокий небрежный хвост. Ее ноги бесконечны в этих ее шортах, и, когда она взглянула на Дрю, ее глаза превратились в улыбку, только для него.

Большая выбоина на дороге оторвала его от мечтаний, и он вспомнил, что так и не получил ответа от Норы.

Он посмотрел на телефон и тут же поник. Новых вызовов не было.

挂念

Томми стал в ожидании у небольшого устья в деревне, едва завидев пыльное облако за несколько миль приближающегося фургона. Старый приятель Дрю выглядел измученным. Томми больше не был круглолицым студентом-медиком с широкой улыбкой, каким Дрю знал его несколько лет назад. Теперь он был исхудавшим и измотанным. Его глаза затенили темные круги, и Дрю представил, что Томми часто не спал лишь благодаря кофеину и силе воли. По всей видимости, он едва сохранил достаточную энергию для того, чтобы существовать самому.

Когда фургон остановился, Дрю вышел из него и обнял друга. На Томми был белый халат, который пожелтел от носки и, по-видимому, от стирки в местной воде. Дрю бросил взгляд на вышитую надпись на кармане: 趙醫師. Д-р Чжао.

— Привет, малыш Чжун, — сказал Дрю, улыбнувшись оттого, что использовал давнее прозвище. — Ну, как они там?

— Брошены, — усмехнулся Томми, обняв Дрю в ответ и похлопав его по спине с удивительной силой. Казалось, он выдохнул с облегчением. — Добро пожаловать в Ченгхуакун, - сказал он, отступив и раскинув руки в широком жесте. — Выпьешь чего-нибудь?

— Да, — засмеялся Дрю, схватив одну из коробок и начав перетаскивать свой багаж к небольшим зданиям вдалеке. — Мы все в том же отеле?

Томми засмеялся, зашагав в ногу с другом, и кивнул в сторону маленького домика в конце длинного ряда. Дома были едва пригодны для жилья, но даже в таких условиях их обустройство было лучше, чем в других домах, где Дрю приходилось  работать.

— Этот — твой, — сказал Томми, поправляя тяжелую коробку с медикаментами на руках.

Когда они перенесли все коробки в небольшое здание, которое, казалось, служило чем-то вроде медпункта, Дрю побрел к своему временному жилищу, чтобы переодеться и разобрать чемоданы. Он и без лишних вопросов знал, что оно было освобождено недавно после того, как здесь кто-то умер.

Дом был опрятным и ухоженным, хоть и едва меблированным. В нем было три комнаты: помещение побольше – главная жилая комната с кроватью, столом и двумя стульями, ванная, вмещающая умывальник и маленькое тусклое настенное зеркало, и кухня с огромной печью, несколькими покореженными горшками и сковородами и контейнером для хранения пищи. В деревне не было ни воды, ни канализации, ни электричества. Туалеты были снаружи, за холмом. Жизнь здесь была простой, незатейливой, и где-то до последнего десятилетия деревня почти не нуждалась в помощи извне.

Дрю достал телефон из кармана и уставился на него, ожидая появления индикатора в уголке.  Раньше, когда он приезжал на работу, он никогда не доставал телефон из сумки, но теперь это была его единственная связь с Норой. Дрю достал свой маленький ручной генератор и положил его на стол. И хотя этот поступок был бессмыслен — ему не нужно было беспокоиться о зарядке телефона — он не мог выстоять перед необъяснимым желанием это сделать. Дрю написал Норе еще одно сообщение, зная теперь, что она не прочитает его в течение нескольких недель, но, когда в комнату подул горячий ветер, и из деревни доносилась почти полная тишина, ему вдруг стал все равно. Даже если это было всего лишь символическим действием, ему нужно было, чтобы Нора была с ним.

Дрю направился туда, где жил Томми, в нескольких домах от него, и ощутил на себе взгляды жителей, которые подглядывали из своих домов. Он улыбнулся каждому из темных окон и невидимым лицам за ними, надеясь дать им понять, что он приехал, чтобы помочь им. Томми сказал, что в честь приезда Дрю позже вечером готовился ужин, но перед этим ему нужно было поговорить с ним наедине, чтобы расспросить Томми обо всей ситуации.

Дрю вручил ему бутылку «Талискер», и он вскинул брови.

— Чувак, — выдохнул Томми. — Это так мило. — Он отнес бутылку к своему маленькому столику и взял несколько алюминиевых кружек , затем повернулся и уставился на этикетку. — Как ты довез это?

— Я пронырливый засранец, — улыбнулся Дрю, осматривая жилище Томми. Определенно, его друг поселился здесь недавно. — Когда ты приехал?

— В феврале, — ответил Томми, налив немного каждому из них, когда Дрю сел за стол. — Я совершенно истощен, дружище.

Дрю кивнул, взял у Томми свою кружку и наблюдал, как он садился за стол напротив него.

— Когда уезжаешь?

Томми покачал головой и пожал плечами.

— Не знаю. Они открыли центр терапии тяжелыми ионами для больных раком, но все еще не могут разместить там всех. Ченгхуакун находится в конце списка, потому что почти всем, кто здесь остался, больше сорока. Думаю, они просто понимают, что с этой деревней гиблое дело.

— Мне не прислали ни цитарабин, ни даунорубицин, — сдержанно согласился Дрю. — Все, что у меня есть, — это зофран, морфин и еще несколько симптоматических препаратов.

Когда Томми кивнул, глядя в свой стакан, Дрю осознал, что, возможно, он не попросил прислать сюда химиотерапевтические препараты. Томми тоже потерял надежду вылечить здесь кого-то.

— Какова цель нашего пребывания здесь, Том? Мы просто должны утешать их?

Томми снова кивнул, не глядя Дрю в глаза. Это было предельно простое медицинское поручение, если не сказать совершенно угнетающее.

— Хочешь вернуться в штаты, чтобы прийти в себя? – спросил Дрю. — Я могу прикрыть тебя на несколько месяцев.

— Нет, — ответил Томми со смирившимся видом. — Мне просто нужна была помощь. Я уже выдохся на тот момент, когда позвонил Стиву и попросил прислать тебя. Я пытаюсь получить образцы местной воды, чтобы помочь Совету по охране окружающей среды Ланьчжоу, и иногда это требует длительных поездок. Я просто не могу одновременно лечить всех и заниматься этой вспомогательной деятельностью.

Оба мужчины замолкли, потягивая виски и глядя в заднее окно Томми на землю, покрытую буйной растительностью, спускающейся к реке. На заднем дворе между домами было каменное здание по новее, по-видимому, для купания. Оно было окружено бесплодным диким виноградником и выглядело как маленький оазис. Казалось, дикость процветала, но на самом деле она погибала: почти все снаружи было отравлено так же, как и жители деревни.

Дрю снова посмотрел на Томми и стал разглядывать его круги под глазами, выступающие скулы. Запрос Томми в вышестоящие органы, хотя и помеченный как срочный, был сравнительно эффективен. Он со всем справлялся здесь сам и просто не мог продолжать делать это в одиночестве. Он знал, что Дрю отправят немедленно. И, несомненно, Томми не мог так просто оставить эту безнадежную ситуацию, даже несмотря на то, что она медленно разрушала его.

Дрю внезапно охватило почти невыносимое чувство одиночества, поражения.

 — Ты мало ешь, — тихо заметил Дрю, думая о Норе, обо всем, что он оставил. Он попытался проглотить обиду, что ему пришлось перелететь полмира из-за того, что Томми выдохся. Дрю хотелось внушить своему другу крепость, как бы он с готовностью и без колебаний поступил бы до того, как его жизнь так кардинально изменилась.

Я нужен ему, подумал Дрю. Ему это важно.

И, тем не менее, его все еще живот будто был стянут.

— Еды здесь не много. Нам привезли продукты из Ланьчжоу только восемь недель назад. А до  этого у нас были талоны, но достать просто так ничего нельзя было. Это почти лишило меня рассудка. Черт возьми, люди не могут питаться талонами.

Дрю кивнул, взглянув за каменное сооружение на увядающий посев. Еда был ужасающе токсичной. Когда он представил, что жителям привозили еду только несколько последних месяцев, по рукам побежали мурашки.

Он сменил тему.

— Встречаешься с кем-то дома?

Томми был известным хроническим моногамом.

Но, осушив стакан виски одним глотком, он покачал головой, и Дрю понял, что нужно следить за тем, сколько тот пьет.

— Не-а, — захрипел Томми, вытирая губу пальцем и потягиваясь за бутылкой. Его лицо уже покраснело и ему, казалось, было наплевать. — Мне нужно с кем-нибудь перепихнуться.

Дрю сидел молча, задаваясь вопросом, почему он выбрал эту тему — женщины, отношения, секс — в качестве отвлекающего маневра. Он занимался с Норой любовью менее двух дней назад и все еще ощущал жар ее прикосновений на своей груди.

В воздухе повис встречный вопрос, и Дрю предчувствовал его за несколько секунд до того, как Томми пробурчал:

— А ты?

Он задал этот вопрос из вежливости и ожидал ответа «нет».

Но Дрю провел рукой по рту, а затем оперся лбом о ладонь, рассеяно потирая бровь.

— Да? – переспросил Томми благоговейным шепотом, и Дрю ощутил, как он сел прямее на стуле. — Это серьезно…?

Дрю опустил голову ниже, а затем небрежно потер лицо обеими ладонями. Что, черт возьми, он здесь делал?

— Правда? – ошеломленно прошептал Томми.

— Да, — пробормотал Дрю. Он чувствовал, как до Томми доходило осознание сказанного.

— И ты бросил ее, чтобы приехать сюда, — сказал Томми, слегка наклонившись вперед. — Вот за этим. В его голосе безошибочно угадывались ноты сожаления, в выражении лица читалось огорчение.

Глянув на стол, Дрю провел пальцем по рубцеватой древесине, обдумывая это. Он знал вне всяких сомнений, что их деятельность как организации была очень важна, что они спасали жизни и меняют мир к лучшему. Он всегда жертвовал своей энергией и временем без раздумий, зная, что выбранная им жизнь была тем, зачем он пришел в этот мир. Люди жили, и деревни вроде этой оправлялись благодаря их усилиям, но, оглядываясь на окружающее его запустение и абсолютную безнадежность, он чувствовал больше горе, чем надежду. Мир не изменился. Изменился он.

— Дрю?

Дрю поднял взгляд и понял, что Томми все еще смотрел на него, ожидая ответ. Он заметил новые морщины на лице Томми и тяжесть обвисших щек. Такая жизнь в полевых условиях в общем приносила не поддающееся описанию вознаграждение, но кроме этого, она камуфлировала течение времени. Их жизни не останавливались, когда они работали; они двигались вперед, без привязанностей, без временных ориентиров.

— Да, — снова произнес Дрю, зная, что это все, что он мог сказать.

挂念

8 июня

Она стояла передо мной, слегка пружинясь на босых ногах. Подогнула пальцы, чтобы защитить стопы от перегретого крыльца. Волосы были убраны назад, губы были гладкие и влажные от привычки, которую я узнал позже, постоянно и бессознательно их облизывать. Она протянула мне блюдо — пирог, из которого засочился густой пурпурный сок, а из-под решетки выглядывали желтые фрукты. Я посмотрел ей прямо в глаза, не веря собственным. Все это зрелище было для меня. Пирог, конечно, но кроме него — переход ее щечек от розового, взволнованного к румяному, удивленному.

Я понял в одно мгновение, что она чувствовала, потому что ее выражение идеально отражало неистовые удары сердца в моей груди.

Удивление.

Трепет.

Резкий всплеск желания и жажды.

Я видел все это в ее румянце, сдержанной улыбке, глазах. Она выглядела немного безумной, за этой маской внутри она вся вспыхивала.

— Это для меня? — спросил я, ощутив, как все мое тело склонялось к ней.

Она снова облизнула губы и улыбнулась, кивая. Когда она улыбалась, ее глаза превращались в маленькие полумесяцы.

Я подумал, что она была самым милым и прекрасным созданием, которое я когда-либо видел.

挂念

Глава 7

17 июля – 15 августа

Дрю всегда ощущал, что нигде особенно не приспосабливался, не считая командировок. И, хотя местным жителям часто требовалось несколько дней, чтобы привыкнуть к нему — может, потому что он был белым человеком в малоразвитых районах, или из-за его татуировок и пирсинга, или потому что он просто не вписывался в рамки их культурных норм — его никогда не отвергали или недолюбливали.

Как только жители Ченгхуакун преодолели свои первоначальные сомнения, они сразу впустили его в свои дома и сердца безо всяких притязаний и ожиданий. Хотя многие все еще не понимали, почему они не могут употреблять плоды своих трудов и пить местную воду, даже кипяченую, они предлагали Дрю все, что у них было, когда он приходил к ним.

Всего двадцать семь людей осталось в деревне, которая еще пять лет назад была родным домом для более семидесяти взрослых и множества детей. Самомумладшему жителю было двадцать пять.  Это была девушка, которая ухаживала за больным отцом. Она не была больна, по крайней мере, пока. Из оставшихся жителей семнадцать, несомненно. умирали, еще пятеро были больны, но еще способны заботиться о близких, и последних пятерых болезнь еще не затронула. Большинство здоровых жителей уехали из деревни в течение последних нескольких лет, когда правительство предложило небольшому населению Ченгхуакун переехать в город и отыскать работу на заводе, пока решали вопрос с загрязнением реки. Другими словами, на неопределенный срок.

Оставшиеся ежегодно получали 4000 юаней на жилищные вопросы и пособие на питание, но мало кто, если вообще таковые были, понимал, что делать с этими деньгами. Дома остались обветшалыми и скособоченными, а из-за большого расстояния до Ланьчжоу всю еду все так же получали за счет местного урожая или торговли скотом с близлежащими деревнями. Кроме условно непреодолимого расстояния до города и доступности безопасной еды, до недавних пор было ясно, что жители не хотели верить, что урожаи и скот, выращенные их собственными руками, отравляли их. Протеин в их питании был скуден; стада скота кормились еще хуже, чем их содержатели. Поэтому фермерское население было слабым, стойким ко всяким переменам, и жило рядом с ужасно загрязненным водным источником. Риск был неизбежен, даже при соблюдении всех мер предосторожности.

Дрю подозревал, что заражение тяжелой болезнью было для него лишь вопросом времени. Здесь была другая флора, то, что в его экосистеме не встречалось. Больше всего его беспокоило, сможет ли он исключать из рациона их продукты и воздерживаться от использования местной воды во время ежедневных процедур. Независимо от осторожности находиться здесь и избегать контакта с зараженной водой казалось почти невозможным.

挂念

16 августа

Однажды Нора спрашивала о его обязательствах, но, пожалуй, ее бы удивило, что на командировках весь мир Дрю был создан из рутины. Каждое утро он приветствовал каждую семью и обеспечивал необходимый уход и лечение. Писал Норе краткие записки перед тем, как повторить обход, чтобы убедиться, что каждый человек пил воду из нужной бутыли и употреблял еду из тар, предоставленных организацией, а не собственные припасы. У него неизменно каждый день по многу раз состоялся один и тот же разговор на ломаном мандаринском наречии, и он знал, что на следующий день его ожидают те же скептицизм и беспокойство.

О самом Дрю стала заботиться миниатюрная женщина пятидесяти лет по имени Цзян Лин. Ее руки все еще были потрескавшимися и грубыми, хотя она раньше, чем большинство, поняла, что ее фермерский труд был бесполезен. Теперь она жила за счет предоставленного продовольствия, как представитель поколения несуществующих сплетен, и заботилась о Томми и Дрю.

Ее муж был болен, но отказывался от ухода и практически от любого лечения, кроме периодических доз морфина. Вместо того, чтобы сидеть дома, она окружила врачей заботой, готовила для них и настаивала на уборке их домов.

Она пришла к Дрю безо всякого предлога, когда он сидел и распределял дозы морфина за своим маленьким столиком.

— Jian qi lai, — она жестом повелела Дрю встать. — Wo xian zai da sao yi xia. Я сейчас здесь приберусь.

— Jiang Sao, — начал было Дрю, но она шикнула и покачала головой. – Ah Lin, — поправился он, обратившись к ней по более фамильярной форме имени, на которой она настаивала. — Ni bu yong da sao. Не нужно.

Она заставила Дрю замолчать, покачав головой и махнув рукой, и он встал, потянувшись, чтобы собрать свои склянки со стола.

Тут она резко схватила его за руку и притянула ее к себе обеими сильными руками, вглядываясь в надпись, вытатуированную на его запястье.

我 注 定 是 她 的

Мне суждено быть её.

Дрю вздрогнул. Он мог смотреть на эти слова только в одиночестве и позволял себе быть уязвимым лишь под покровом ночи.

— Ta shi shei? — тихо спросила она.

— Нора, — прошептал он. Они оба смотрели на его руку.

Она ласково повторила имя, проводя пальцами по символам. Каким-то образом, даже произнесенное с акцентом, имя Норы переносило ее сюда, в эту комнату. Мысль о ней рядом и волновала Дрю, и заставляла его грудь сжиматься от боли. Ее имя наполняло комнату светом, но он не хотел осквернять ее свет этим отравленным местом.

Лин подняла взгляд на него.

— Ni ai ta.

 Ты любишь ее.

— С того самого момента, как увидел, — хотел сказать Дрю, но вместо этого произнес просто «Да».

Она мягко выпустила его руку и взяла за подбородок обеими ладонями, притянув его ближе к своему лицу.

— Ну же, — улыбнулась она ему. — Wo hua ta de hua xiang gei ni.

Сердце Дрю сжалось.

Я нарисую ее тебе.

挂念

17 июня

Мы сидели у меня на кухне в уютной тишине, она повернулась ко мне спиной, нарезала в миску яркие овощи. Я наклонился, опершись о стойку напротив нее, переводя взгляд от ее глянцевых волос к округлым плечам под тоненькими лямками ее топа, к еле заметным покачиваниям ее бедер с каждым движением ножа.

Я резко перевел взгляд шкаф над ней, зная, какой кажется моя жизнь таким приземленным людям, как она. Я знал, что чувства, которые испытывал, нельзя было вернуть, и, тем не менее, не мог отвести от нее глаз.

Прокашлявшись, я оттолкнулся от стойки и подошел к ней.

— Тебе помочь чем-нибудь? — я остановился, не в состоянии сдержать улыбку в ожидании ее предсказуемого ответа. У нас сложилось что-то вроде традиции: она готовила, а я смотрел. Потом я ел, а она смотрела.

Я не мог не смотреть на нее.

— Нет, — произнесла она, и ее хвостик легонько раскачивался, когда она качала головой. Мой взгляд вмиг упал на изящный изгиб ее шеи. — Вообще-то, я почти закончила. Сегодня так жарко. Я подумала, что нам захочется чего-то прохладненького.

Она зачерпнула разноцветные кусочки на лезвие ножа и положила их в синюю керамическую миску.

— Звучит прекрасно.

Обернувшись, она потянулась через меня и тепло улыбнулась, достав из ящика, справа от меня, большую ложку. Ее щеки немного порозовели, либо из-за солнца, либо из-за беспощадной июньской жары – я не был уверен. Я дотронулся до ее предплечья, чтобы остановить ее, затем до лица, и начал рассеянно водить большим пальцем по ее розовой коже.

— Здесь слишком жарко? — спросил я. Мой взгляд следовал за движениями руки, совершенно загипнотизированный мягкостью ее кожи под моими пальцами. Я встретился с ее глазами, ясными, любопытными и теплыми карими. Она покачала головой.

— Нет, — она бессознательно облизнула нижнюю губу и приложила ладонь к другой щеке. – Наверное, я сегодня слишком долго была на солнце.

Я улыбнулся, задержав руку, а затем нехотя убрав ее.

— Ты вся розовая, сумасшедшая девчонка, — сказал я. Моя улыбка становилась шире и шире, когда я снова потянулся к ней и убрал волосок с ее теплого лба. — Тебе это идет.

Она застенчиво опустила взгляд.

— Ты дразнишь меня.

Она пожевала губу, а затем снова подняла на меня взгляд. В ее глазах появился озорной блеск.

— И, думаю, мне это нравится.

Я засмеялся громко и весело, покачав головой, когда она подмигнула и снова занялась овощами.

Позже мы сидели за моим поцарапанным кофейным столиком. Она сложила под себя ноги в ожидании. Она приготовила салат с пастой. Он был ярким, пестрым и вкусным.

— Боже, я обожаю, как ты готовишь, — пробубнил я, жуя с закрытыми от удовольствия глазами.

— Помидоры с моего огорода. Как и базилик. — Она широко улыбнулась, по ее голосу было понятно, что она гордилась собой. Так вот что она делала весь день на улице. Я наслаждался каждым кусочком чуть больше, зная теперь, что это она вырастила овощи.

— Помидоры потрясающие, — вздохнул я. — Как они называются? Они такие яркие. Наверное, они должны носить какое-то сумасшедшее название типа Страстная Женщина или Большая Птица.

Я вонзил вилку в практически желтый томат, задержавшись, чтобы рассмотреть его, а затем отправив его в рот.

— Пурпурные — это Чероки. Желтые — Банановые ноги. А зеленые — мои любимые — это Зеленая зебра.

Я смеялся и качал головой. Мне нравилось, что она предпочитала проводить время за такими занятиями, что она любила свой огородик. Она была такой непохожей на тех, кого я встречал, такой открытой и настоящей; казалось, каждая эмоция, которая возникала в ее голове, отражалась непосредственно на ее лице. Что она делала здесь со мной? Спрашивал я себя. У нее должен был кто-то быть в этом маленьком желтом домике, кто смотрел, как она готовит обед, кто помогал ей с огородом.

Я никогда не встречал никого похожего на нее. Ей нравился мой дом, старый и забытый, каким он был, и она принимала меня так, словно всегда знала, что я буду здесь.

Я взглянул на нее и увидел, что она наблюдала за мной. Смотрела на мой рот.

Напряжение, которое всегда было между нами, казалось, постоянно усиливалось. Меня тянуло к ней каким-то непостижимым образом, воздух словно бы превращался некую вибрацию, нечто живое, когда она находилась рядом. Это было что-то большее, чем просто влечение наших тел. Я чувствовал ее во всех смыслах этого слова.

— Что? — спросил я, слизнув винегрет с губ. — Смотришь, как я ем?

Она покраснела, и мне стало интересно, признает ли она это, примет ли то, что пульсирует между нами. И хотя я знал, что не признает, мне хотелось этого.

Она уронила взгляд на свои руки и засмеялась, слегка покачав головой прежде, чем снова взглянуть на меня.

— Что заставило тебя выбрать эти татуировки и пирсинг? — спросила она, разглядывая мои открытые руки.

— Я люблю каждый дом, который у меня был, — начал я, глядя на отрывки жизни, покрывающие мою кожу. — Независимо от того, как долго я там находился. Мне нравится носить напоминания о них с собой. Мне хотелось украсить свое тело. И дело не в том, что мне не нравилась моя кожа — наоборот, мне она очень нравилась.

Я помнил свою первую тату, маленькую птичку с желтыми и красными перышками, на левом боку. Пестрая птичка хранила самые важные воспоминания о Кении. Это была моя первая официальная поездка, первая самостоятельная поездка.

Ребенком я путешествовал с родителями, но поездки наедине с собой были совсем другими. В первые дни я испытывал бОльшие трудности, чем думал. Я говорил на суахили ужасно и чувствовал себя в некотором роде белой вороной. В одно утро я проснулся, продрогший от прохладных ночей саванны, тело ныло от довольно долгого сна на старой койке. Я вышел из палатки и увидел маленькую птичку, которая уселась на один из гладких камней, окружавших потушенный пожар.

Каждое утро она сидела там как небольшое напоминание о цвете и красоте, которые остались в этом пыльном и мрачном месте. Этот эпизод я и решил забрать с собой, когда моя миссия подошла к концу.

— Кто это? — спросила она, и ее голос и робкие прикосновения к плечу вернули меня в мою маленькую гостиную. Моя рука последовала за ее.

— Это мой дедушка.

Она подвинулась, и ее рука переместилась к моему лицу, легонько дотронувшись до металлического кольца, которое пронзало мою бровь. Ее ладонь была теплой и мягкой, и я прислонился к ней, закрыв глаза от абсолютного наслаждения тем, что она узнавала меня с этой стороны.

— А это? — спросила она. Я открыл глаза, когда она показала на пирсинг под губой. Я терял голову каким-то неведанным мной раньше образом, так, как не хотел ни с кем до нее.

— То же самое. Мне кажется, мне это идет, — ответил я, мягко улыбнувшись тому, как она разглядывала мое лицо и познавала различия между нами.

— А ты, с другой стороны, прекрасна безо всяких украшений.

Я не мог не смотреть на нее таким же голодным взглядом, как она смотрела на меня, не в силах избавиться в своих мыслях от буквального значения своих слов. Она была бы так прекрасна: обнаженная бархатная кожа, сладость, добрые, открытые руки.

Выражение ее лица стало странным: неуверенность, смущение и, наконец, решительность. Она вдруг вынула салфетку из моей руки и приложила мою ладонь к своей груди, и ее сосок оказался между моими пальцами. Затем она прижала меня к себе уже решительнее, и я отчетливо ощутил металл кольца, пронзавшего ее отвердевший сосок.

Ее дыхание было тяжелым, сердце громко стучало от моих прикосновений, когда я проводил пальцем вперед и назад, наслаждаясь ее маленьким секретом, тем, что она делилась им со мной.

Она резко убрала мою руку, положив в пустую ладонь бумажную салфетку. Та упала на пол, так как моя рука не желала забывать идеальную форму ее груди.

— Нора? — окликнул я ее. Мой голос был полон замешательства и желания, мой мир и все, что, как мне казалось, я знал, сошел со своей оси в тот самый момент.

— Я уберу, — тихо сказала она. Она не подняла на меня взгляд, а ее розовые загоревшие щеки стали более густого цвета, когда она убирала наши тарелки и пошла на кухню.

Я смотрел, как она уходила. Мою грудь распирало, а мысли превратились в хаос. И я понимал, что, возможно, все-таки мы не были такими разными.

挂念

16 августа

Со скрупулезной неторопливостью Дрю описывал Нору на своем ограниченном мандаринском наречии, выражая недостающие слова жестами. Казалось, ушли часы на описание ее глаз, ее румянца, ее длинной шеи. Лин понимающе улыбалась, когда ей открывались щепетильные и удивительные детали. И когда она вручила Дрю рисунок, он ощутил настолько сильную агонию желания, что ему стало плохо.

Он успокаивал себя, как мог, и без конца благодарил ее. Затем забрал рисунок и прислонился к каменной душевой, пусто глядя перед собой.

Его трясло. Дрю задыхался, глядя на бумагу в руках. Он не видел ее лица уже несколько недель.  Этот рисунок предлагал ему часть ее, которую можно было рассматривать и запоминать. Но в нем так многого не хватало, и, каким-то образом, именно отсутствующие детали причиняли боль.

Рисунок не изображал, как он ощущал ее шею губами, как звучал ее смех на кухне, но всегда был тише и ниже за импровизированным столом в гостиной.

У него ни разу не было возможности услышать ее смех в постели, под ним, над ним, или ощутить, как она сжимает его за то, что заставлял ее смеяться во время секса.

Рисунок был прекрасен, но он не улавливал, как она всегда следила за тем, как Дрю пробовал первую ложку обеда, притворяясь, что не смотрит, и, не понимая, что задерживала дыхание, когда наблюдала за каждой из тридцати таких ложек, и что медленно выдыхала, когда видела собственными глазами, что Дрю нравилась ее готовка.

Он не изображал, как Дрю ощущал ее кожу под пальцами, звук ее первого оргазма, когда он был в ней. Позже, когда она двигалась на нем, она шепотом призналась, что уже не знала, как прожить и день без него, и тогда он кончил в нее с низким стоном, неожиданно и умопомрачительно.

Дрю достал свой бесполезный телефон и написал ей сообщение: Ты так прекрасна.

Позже ночью, когда Дрю был один и боролся со всепоглощающим одиночеством после еще одного вечера без Норы, он проигрывал эти ее образы в своей голове снова и снова. В постели он закрыл глаза и стал трогать себя сам, вспоминая ощущения ее пальцев под его, когда он показывал, как прикасаться к нему. Когда Дрю кончил, он представил, как она смотрит, как просит кончить ей на грудь. Он вспомнил, как она облизнула губы и взглянула на него, как не спешила вытереться, а вместо этого будто выглядела еще прекраснее с его спермой на коже.

Он ощутил, как член смягчается в руке и попытался сохранить в памяти ее голос. Он не хотел вот так заканчивать. Не хотел терять с ней связь, даже несмотря на то, что он был один, в тысячах миль от нее.

Он ухватился за эти образы: Нора тянет его за волосы, жаждущая поцелуя. Нора свернулась рядом с ним калачиком, ее тело полностью расслаблено. Волосы Норы путаются под ней, под ним. Голос Норы, умоляющий взять ее в рот.

Последняя фантазия заставила его содрогнуться, потому что он осознал, что провел с Норой тридцать вечеров и ни разу не пробовал ее на вкус. Эта мысль преследовала его в течение следующих шести дней, пока он не слег, и тревожила его, когда он начал бредить.

挂念

22 августа

Дрю казалось, что утренний обход отнял у него вечность. Он не хотел уходить из дома, не позавтракав, но не смог найти ничего, чего хотелось его организму. Ему было холодно даже в невероятную жару. Наконец, он взял с собой утренние дозы и вышел, слабо помахав Лин, проходя мимо нее по дороге.

В прохладном и сыром темном доме рука Чанг Мина была крохотной и сморщенной, когда Дрю взял ее в свою.

— Как Вы себя чувствуете? — Дрю на слух ощутил улучшение в своем мандаринском наречии, но ему все еще сложно было подбирать слова.

Чанг Мин пожал плечами.

— Мне не нравится, как лекарство на меня действует.

Дрю посмотрел ему в глаза.

— Расскажите мне, что Вы имеете в виду. Хочу убедиться, что даю Вам правильную дозу.

— Я все время уставший, — раздосадовано ответил Чанг Мин. — Wo ren he de shi qing dou be neng zuo. Я ничего больше не могу делать.

Дрю глубоко вдохнул, пытаясь унять тошноту, с которой он боролся все утро.

— Частично виноват рак, — мягко объяснил Дрю, стараясь быть честным. — Частично — морфин. Он делает Вас уставшим.

Чанг Мин был немного раздражен.

— Боль хотя бы утихает? — спросил Дрю.

Старик помялся, а затем кивнул один раз.

Дрю смотрел на него, чувствуя, как смешиваются горечь и досада в его и так уже изъеденным кислотой желудке. Он знал, что Чанг Мину больше бы помогли, если бы тот согласился поехать в лечебный центр в город. Вполне вероятно, что его жизнь можно было спасти, ослабив болезнь. С изменениями в рационе его здоровье немного поправилось, но этого было недостаточно. Дрю мог сделать здесь только то, что уже было сделано, и он говорил ему это несколько раз, но, как и многие другие оставшиеся в деревне, Чанг Мин не хотел уезжать.

— Lei de gan jue bei tong hao shou? Вы предпочитаете усталость боли?

Чанг Мин не ответил. Дрю воспринял это как утверждение и протер спиртовой салфеткой его руку, работая медленно, чтобы Чанг Мин мог остановить его, если хотел.

Входная дверь открылась и тихо закрылась за ними.

— Zhao yi sheng, ni hao, — слабо окликнул Чанг Мин Томми.

— Иди, приляг, — сказал Томми Дрю, войдя и внимательно осмотрев своего друга. На его лбу отпечаталась тревога.

— Я в порядке, — промямлил Дрю, наклонившись, чтобы дать Чанг Мину выпить лекарство. Его рука держалась уверенно, но не без усилий.

Томми сделал шаг ближе.

— Лин сказала мне, что ты шатаешься. И это так. Ты похож на пьяного моряка.

Дрю ничего не ответил, но ощутил импульс паники, когда осознал, что Томми был прав. Он чувствовал себя ужасно. Дрю поднял взгляд на Томми, выпав на несколько секунд из реальности, пытаясь вспомнить любой риск, которому он мог подвергнуться за последний месяц. Томми понимающе взял Дрю за руку.

— Приятель, ты потеешь как сумасшедший. Иди.

Дрю потел. У него была лихорадка, потому что тело боролось с инфекцией, и ничего больше.

Он рассеянно кивнул и, спотыкаясь, вышел из дома Чанг Мина. Путь к его дому казался иллюзией, он постоянно растягивался и отодвигался. Дрю хотелось пить.

Маленькие руки подхватили его, одной из них держа его за пояс.

— У тебя жар, — прошептала Лин. — Пойдем.

Дрю рухнул на постель и уставился в потолок, который рябил перед глазами, как подвешенный сверху слой воды. Лин приподняла его голову и напоила его водой из бутыли.

Немного прокашлявшись, Дрю проговорил:

— Я не настолько ослаб, что не могу сам пить.

Он потянулся и забрал у нее бутылку.

Она оценивающе приложила грубую ладонь к его щеке.

— Ni jiu hui.

Но ты ослабнешь.

Глава 8

2 июля

Я наблюдал, как она разбирала свою холщовую сумку, выкладывая перед собой ингредиенты для нашего ужина.

— Позволь мне заплатить за что-нибудь, — сказал я, когда она положила на стойку темно-фиолетовую гроздь винограда.

— Ни за что, — она взглянула на меня через плечо и улыбнулась. — Дрю. Серьезно.

Внутри меня что-то перевернулось от того, как прекрасна она была. Гладкая кожа с красивым оттенком, зацелованная солнцем.

— Нора, ты готовила для меня ужин двадцать вечеров подряд. Пожалуйста, позволь мне заплатить тебе за это, — умолял я ее глазами, желая дать ей понять, как сильно я этого хотел, как много ее простая доброта значила для меня. Питание для меня было больше, чем поддержание энергии и здоровья. С ней это становилось тем, что оно собой представляло — ее заботой и уходом, неким совместным занятием.

Я привык заботиться сам и получать заботу в ответ. В деревнях я навещал и помогал тем, кто не мог помочь себе сам. Я охотно отдавал свою энергию, а мои пациенты, как правило, принимали ее. В свою очередь, женщины во время моих командировок заботились обо мне. Они благодарили меня плодами и блюдами своей земли и своих столов. Я с благодарностью принимал все это.

Но здесь все было по-другому. Что я давал Норе? Что она получала от нашего совместно проведенного времени?

— Готовить для двоих легче, чем для одного, — объяснила она просто, сложив сумку и убрав ее на противоположную стойку. — Мне не хватает кого-то, для кого я могла бы готовить.

На этом разговор о долге и деньгах был окончен. Она с легкостью перемещалась вокруг меня, снова принявшись разбирать и распаковывать покупки. Ее лицо не выражало никаких эмоций, но у нее была та легкая улыбка, к которой он так привык.

Движения ее рук приостановились, она повернулась ко мне и спросила с легким беспокойством:

— У тебя ведь есть гриль?

— Гриль? Да, конечно. Он вон там.

Я повел ее через свою маленькую кухню к задней площадке, указав на забытую темно-серый гриль, который находился как раз за площадкой.

— Так себе, конечно, — признал я, пожав плечами и почесав затылок. — Вообще-то я его не так часто использую.

Когда она усмехнулась мне, я добавил:

— В смысле, вообще не использую.

Она прошмыгнула мимо меня и осторожно приподняла крышку, заглянув внутрь, где все было покрыто паутиной.

— Он идеален.

Ее глаза пробежались по всему двору, словно ища чего-то.

— Можешь очистить его от паутины, а я пока пробегусь по улице, подберу пару брусков?

— Да, мэм, — ответил я, довольный тем, что мне поручили какое-то дело. В последнее время наблюдение за тем, как она готовит, сводило меня с ума. Мне приходилось прикладывать максимум усилий, чтобы не преследовать ее по всей кухне, обхватив ее бедра.

— Я скоро.

Я смотрел на удаляющийся силуэт, который вышел через дверь и скрылся с поля зрения. Мой взгляд задержался на ее длинных, загорелых ногах.

К ее возвращению с другой холщовой сумкой в руках гриль был вычищен и готов. Я улыбнулся, услышав, как открылась и закрылась дверца. Мне так нравилось та легкость, с которой она перемещалась по моему дому. Я встретил ее внизу лестницы, взяв у нее сумку.

— Принесешь сюда еще какое-нибудь добро, и можно выделить в ванной местечко для твоей зубной щетки.

Она улыбнулась и прервала зрительный контакт, когда ее щеки зарделись.

— Прости, — пробормотала она, убрав за ухо непослушную прядь. — Я в последнее время вроде как оккупировала твою кухню, да?

— Нора, — сказал я, повернув ее лицо к себе и подняв ее подбородок. — Я пошутил. Мне нравится видеть твои девчачьи цветастые миски в своей раковине.

Она хлопнула меня по плечу и вручила мне пакет с древесным углем.

— Ну ладно, мужицкий мужик. Разведи для женщины огонь.

Мы сидели вдвоем на шероховатых деревянных ступеньках с бокалами вина в руках. Ее бедра были так близко от меня. Я чувствовал ее жар даже на позднем послеобеденном солнце. Тунцовые стейки, которые она принесла на обед, мариновались в холодильнике, а мы наблюдали, как угли меняют цвет от черного к серому и почти белому.

— Вон там, – сказала она шепотом, перемещая взгляд от тлеющих брусков к моему жалкому — но чистому — двору. — Ты действительно над многим здесь поработал.

Она повернулась ко мне с довольной улыбкой.

— Тебе не все равно. Это заметно.

— Я прибрался, — сказал я, пытаясь посмотреть на свой двор ее глазами. — Предыдущие жители реально запустили его.

Она кивнула, соглашаясь с ним, и продолжила созерцать пустынное пространство.

Я не мог не почувствовать себя каким-то профаном, когда представил разницу между воображаемым мной видом ее дворика и моего. Мое уважение к ней окрепло, когда я прикинул, сколько времени и сил должно было отнять у женщины самостоятельное проживание и содержание хозяйства.

— Немного сумасшедшая соседка… — проговорил я, продолжая изучать глазами бокал. — Мне нравятся наши ужины.

Я схожу по тебе с ума, не сказал я.

Она кивнула и сделала еще один глоток вина. Солнце отражалось от хрустальной ножки бокала и от рыжих и золотых отсветов ее волос. Раньше я не замечал их: они были похожи на пламя. Внезапно я осознал значения всех метафор о поглощении пламенем, и каждая из них подходила.

— Мне тоже.

Потом она вдруг тихо усмехнулась, и я ждал, что она скажет еще что-то.

— Вообще, это очень мило, — начала она, толкая маленький камешек по потрескавшемуся цементу носком своего ботинка. — Мне не хватает этих мелочей.

Я внимал тону ее голоса, отрешенному и мягкому.  Интересно, чего еще ей не хватало.

— Ты имеешь в виду готовить для кого-то? — уточнил я.

— Конечно, — кивнула она. — Или просто компании. С бывшим мне было… хорошо. Это единственное, что я могу сказать. Но нам не было восхитительно.

Настал мой черед кивать. Я понимал, о чем она, — получать удовольствие от общения с человеком, но не ощущать принадлежности друг другу.

—Мне не хватает именно глупостей, — начала она, качая головой. — Чтобы кто-то косил траву на лужайке, доставал с полки что-то тяжелое…  — Она улыбнулась, и я слегка подтолкнул ее локтем. Тогда она продолжила самым нежным голосом.

— Мне бы не помешало дружеское плечо… — она замолкла, а затем облизнула губы и подняла бровь. — Хотя с некоторыми вещами я и сама могу справиться.

Румянец исчез, и она сделала большой глоток. Моей коже было слишком жарко, а рукам — слишком пусто.

— А сейчас сможешь? — поддразнил я ее.

— Определенно.

Ее губы преобразились в хитрой улыбке, и затем она отвернулась, но я успел ее увидеть.

— Я был бы не против услышать об этом больше.

Нора взглянула на меня изучающим взглядом.

— Думаю, это будет проблематично.

— Да?

Только тогда я осознал, как близко мы были друг к другу. Мне нужно было только чуть-чуть наклониться, и я мог поцеловать ее.

— Да, — прошептала она, улыбаясь загадочной легкой улыбкой. — Думаю, пора достать рыбу.

Она встала и пошла в дом, вернувшись через пару мгновений с большой тарелкой с тунцовыми стейками и нарезанными овощами.

Когда она разложила рыбу на раскаленной металлической сетке, та зашипела, и богатый аромат дыма и кунжута напомнил о многих прошлых ужинах — ужинах, которые были менее интимными, менее домашними, менее… всякими.

В этот вечер я не хотел о них думать.

Ужин приготовился быстро, и мы снова сидели друг напротив друга за моим избитым кофейным столиком. Я откусил большой кусочек и закрыл глаза от того, как рыба таяла во рту. Я мурлыкал, продолжая жевать, и совсем не удивился, когда увидел, что она смотрит на меня.

— Сколько у тебя татуировок? — спросила она, рассматривая мои руки, плечи и шею.

Я перестал жевать, обдумывая ответ, не в силах отвести взгляд от ее глаз, молчаливо оценивающих мое тело.

— Много, — ответил я с улыбкой. Она подняла на меня почти удивленный взгляд, как будто настолько увлеклась своими мыслями, что забыла собственный вопрос.

— Это не очень вежливо, — упрекнула она меня, напоминая о предыдущем разговоре. Она спросила, почему я не хотел, чтобы она узнала меня лучше. Я был ошарашен, потому что настолько погряз в своей рутине, что мне никогда не приходило в голову, что ей захочется узнать меня таким образом.

Я понимающе кивнул.

— Я начинал с большего количества. И добавлял к ним еще, пока они не растворились друг в друге. Так что, отвечая на твой вопрос, сейчас у меня их меньше, просто они покрывают большую площадь моей кожи.

Она положила в рот горошек, жуя и размышляя о моем ответе. Ее язык выскользнул, чтобы слизнуть каплю соуса с палочки для еды.

Мне пришлось отвести взгляд.

— Сколько пирсингов?

— Шесть, — ответил я, сделав большой глоток вина. – Кстати, вкусно.

— Шесть, — мягко повторила она, больше для себя, чем в качестве ответа.

Ее голос был тихим, взгляд перемещался вдоль и поперек, будто она пыталась насчитать те серьги, которые видела – и те, которых не видела. Я опустил голову, чтобы взять еще один кусочек в попытке спрятать улыбку.

Тихонько подвинувшись, она вытянула ногу вдоль края стола, и ее обнаженная ступня оказалась на моем бедре. Руку обожгло желание дотянуться и прикоснуться к гладкой коже.

— Ты не тот, кем кажешься.

Я встретился с ней глазами.

— Что ты имеешь в виду?

— Снаружи. Ты не тот, каким кажешься снаружи.

Тогда я широко улыбнулся.

— Ты тоже, — многозначительно сказал я, вспомнив о ее маленьком секрете, который она мне показала.

Она выдержала мой пристальный взгляд, и на ее губах возникла понимающая улыбка.

— Я знаю.

挂念

23 августа

Все, что он чувствовал — это огрубелые руки и сырость. Воздух был полон странной постоянной тихой музыкой абсолютной тишины.

В деревне было так тихо. Где была суета, которой Дрю приехал сюда служить? Где был хаос?

— Я нужен был Томми, — пробормотал Дрю, объясняя воздуху, почему он находился в тысячах миль от Норы. — Не только люди важны, нужны именно мелочи.

— Выпей.

Воду осторожно влили ему в горло. Он попытался сесть, взять бутылку сам, но его руки сильно тряслись. Вода пролилась ему на шею, на грудь.

— Не двигайся так много. Ты такой деятельный человек. Зачем тебе постоянно нужно что-то делать?

За этим последовал теплый бульон из миски, заботливо прижатой к его губам.

Он закашлял, слабо отстраняя его.

— Не хочу.

— Ш-ш-ш… — успокаивал его голос Лин. — Тебе нужно что-нибудь кроме воды.

Большую часть времени он проспал. Дрю не знал, сколько циклов тьмы и света сменились в его комнате. Солнце появлялось и исчезало, оставляя после себя облегчающую темноту и прохладу. Ночь была тяжелее — именно тогда приходила Нора, и ему почти удавалось убедить себя, что она была здесь, лежала рядом с ним, но когда он протягивал к ней руки, то не ощущал ничего, кроме воздуха. Но для его кожи ночь была и уютнее.

— Из-за тебя мне хочется здесь остаться, — эти слова были произнесены на английском, и словно его собственным голосом.

— Тише. Береги свои силы, Xiao huo tou.

— Я не знаю, как сказать тебе это так, как хотел бы, - объяснил он с умоляющими закрытыми глазами. — Я уезжаю в Китай.

— Поспи.

挂念

…Соседка…

挂念

… банановые ноги…

挂念

… мне нравятся твои девчачьи цветастые миски…

挂念

… не тот, кем кажешься…

挂念

25 августа

Проснувшись, Дрю услышал голоса с улицы впервые за все время, вспотевший и рассеянный. Комната двигалась и кружилась, пока он не закрыл глаза.

— Входи, немного сумасшедшая соседка, — сказал он, тяжело смеясь над собственной шуткой.

Голоса Томми и Лин, затем тихий вздох, всхлип и какое-то шарканье у двери и на улице. Все стало для его слуха слишком тихим. Дрю снова уснул.

挂念

Кто-то вошел в комнату, а Дрю даже не постарался открыть глаза. Воздух был тяжелым и успокаивающим. Он услышал шарканье и лязганье горшка на маленькой печи. Чья-то рука подняла ему голову, и он попил. Бульон в забытье по вкусу напоминал еду Норы. В своих фантазиях он угадывал трудноуловимые следы ее готовки.

Какие-то руки снова прикоснулись к его лицу, но уже более мягкие руки, и Дрю гадал, как долго он не брился, что его щетина пробивалась через кожу нещадимых пальцев милой Лин.

— Я оброс, — промямлил он. — Прости меня, я…

— Ты прекрасен, — прошептала Нора в его сне.

挂念

26 августа

Солнечный свет выбелил все в комнате, и Дрю прижал ладони к глазам, на миг, возвращая себе темноту.

В доме было тихо. Он был один.

Дрю глубоко вдохнул и открыл глаза, ожидая, что комната сейчас закружится. Но она не закружилась. Он медленно сел.

В доме было чисто, и он с трудом сглотнул: ее знакомый запах все еще был у него в голове. Реалистичные сновидения рассеивались слишком быстро, но в этот раз ее запах почему-то не исчезал. Дрю подвинулся на край кровати и обхватил голову руками.

Тишину и спокойствие комнаты нарушил пронзительный визг из улицы, и он вскочил, но потом наклонился над столом, чтобы успокоиться.

Кричала не Лин.

В голове мелькали образы: ласковые карие глаза, гладкие пальцы, бульон, напоминающий ему дом. Успокаивающий шепот и обещания ночью.

Нора?

Спотыкаясь, он вышел к душевой, и его ноги едва держали его, когда он стоял в оцепенении, глядя, как она наклонилась, чтобы поднять коробку с мылом. Дрю усиленно моргал и слегка пошатывался из-за вынужденного движения – она не исчезала.

Он повернулся и пристально смотрел на дом, пытаясь вспомнить, что лежало на столе рядом с кроватью, с которой он не вставал несколько дней. На нем не было ничего, что могло вызвать галлюцинации, никаких признаков того, что он страдал от чего-то большего, чем бред вследствие лихорадки.

Он снова повернулся к дверному проему маленькой душевой на улице. Она все еще была там, все еще спиной к нему. Ее рука влекла за собой мыльную вуаль вдоль бока, и пена стекала вниз по ее обнаженной спине, бедрам и вилась вокруг колена.

— Нет, - прошептал Дрю, не веря своим глазам и боясь убедиться, что все это было лишь плодом его воображения.

— Твою мать! — вскрикнула Нора, выругавшись и инстинктивно прикрыв грудь. В изумлении она взглянула на него, и Дрю ощутил, как участилось его дыхание. Он согнулся, хватаясь за дверной косяк.

— Дрю? — прошептала она, опустив руки. — Детка, ты в порядке?

Она посмотрела куда-то ему за спину, словно ожидая, что за ним придет Лин с чашкой бульона и какими-то травами.

Дрю молча кивнул. Она была так прекрасна. Она была рядом. Она все еще была его.

Она опустила руки и протянула их ему, маня его к себе. Когда она это сделала, его сердце переполнилось чувствами, заколотилось в бешеном ритме, и полились слезы, побужденные сокрушительными рыданиями в груди. Это она сейчас была обнажена, но именно Дрю стоял, замерев и полностью обнажив свою душу перед ней.

— Ш-ш-ш, милый. Иди ко мне, — сказала она, кивая и маня его рукой. — Не могу поверить, что ты встал на ноги.

Он не мог пошевелиться. Не потому, что не хотел подходить к ней – ему хотелось больше всего на свете дотронуться до ее кожи, услышать запах ее волос, да просто, черт возьми,  расцеловать ее самозабвенно, сказать, что любит ее – а потому, что боялся: если пошевельнется, она исчезнет.

— Что… — произнес он, качая головой и вытирая слезы. — Как?

Она облизнула губы и, поскольку он мешкал, задумалась, не стоит ли ей прикрыться. Она потянулась за полотенцем, подвешенным на стене небольшой кабины.

— Нет, — сказал он громко, слишком громко — так громко, что она слегка оторопела, и его голос надломился над единственным слогом. Он охрип от этого необдуманного выкрика, но прохрипел, — Боже, пожалуйста, Нора, не надо.

Дрю почувствовал, будто потеряет рассудок, если она накроется, если он потеряет хоть какую-нибудь ее часть из вида.

Нора опустила руку и улыбнулась. Ее глаза сузились от улыбки, и тогда Дрю направился к ней, совершенно не в состоянии остановиться.

Он практически упал на нее, но она была достаточно близко к стене, и его толчок просто прижал ее к каменной стене душевой. Дрю услышал ее всхлип, и ее руки обняли его за плечи. Тогда он совершенно потерял самообладание, испустив выдох облегчения и сжав ее так сильно, как только мог.

Ее руки. Ее голос. Ее запах.  Все это было реально.

Вода просочилась сквозь его одежду и заставила его вздрогнуть, но Дрю приложил все усилия, чтобы она не отпустила его.

Она была рядом. Она не исчезла.

— Я нашла тебя, — прошептала она, гладя его по плечам.

找到

Нора гладила его по спине, пока он не успокоился. Дрю был на несколько сантиметров выше ее, но она крепко его держала, медленно покачиваясь, пока он не прислонился к стене.

— Тебе нужно лечь.

Он покачал головой.

— Я не могу оставить тебя.

— Я почти закончила, - сказала она с легкой улыбкой. — Хочешь тоже искупаться? Сможешь постоять пару минут?

Он кивнул.

Ее пальцы нежно проскользнули под его рубашку, затем потянули ее, и, выжидательно подняв брови, Нора показала ему, чтобы он протянул руки вверх, когда она поднимала рубашку у него над головой. Она отстегнула ему штаны и опустила их, не отрывая взгляда от его глаз.

— Тебе холодно?

Он снова просто кивнул.

— Вот, — сказала она, поднося мочалку к его груди. — Вода действительно была горячей. Теперь, вроде, ничего.

Нора взяла чашку и вылила немного воды на его грудь, глядя ему в лицо, чтобы убедиться, что все в порядке. Другая чашка полилась ему на спину. Она осторожно подняла подбородок Дрю и вылила еще одну чашку ему на волосы.

И так, нежными и родными руками, которые кормили его столько вечеров, Нора мыла его. Поднявшись на носочки, она мыла ему голову, опустившись на колени – его ноги.

Ее волосы были влажными и убранными назад, от лица. Дрю совсем забыл, как далеко они доставали вдоль ее спины.

Ее шея была длиннее, чем запечатлела его память. Длинная и гладкая, она напряглась, когда Нора достигла его бедер.

Ее уши были маленькие и не проколотые. Раньше Дрю никогда их не разглядывал. Ее губы были полнее, они немного потрескались. Он представил, как она постоянно кусала их, глядя, как Дрю то бредил, то приходил в себя.

Ее ключицы показались ему острее – онапохудела? Ее руки были в точности такими, как он запомнил, но плечи стали сильнее.

Только когда Дрю осознал, как много он упустил в описании ее для рисунка Лин, он по-настоящему поверил, что она была рядом. Его воображение не могло представить ее в точности такой, какой она была сейчас перед ним. Что-то шевельнулось в его груди, облегчение, столь глубокое, что ему удалось вытеснить осколки чего-то животного из его груди.

— Я люблю тебя, — его голос сорвался, и последнее слово застряло в горле.

Она подняла взгляд и поморщилась от его слов. Она встала и обвила руками его шею.

Глава 9

找到

Глаза Дрю открылись в темноте. Вспышки несвязных снов затуманили ему зрение. Что-то теплое прижалось к нему, и он прижал это что-то ближе. Его руки утонули в шелке, который пах домом, Норой.

Вздыхая, он ощутил, как внутри разрасталась пустота, превращаясь в боль. Это всегда был только сон.

— Нора, — прошептал он ее имя сухими губами, моргая в темноте, как вдруг что-то зашевелилось рядом с ним.

Темные волосы приютились у его шеи. Он резко поднял голову, чтобы присмотреться получше, поморщившись от головокружения и усталости, внезапно охвативших его.

Сильно зажмурившись, Дрю потряс головой и снова открыл глаза.

И только тогда он вспомнил, как очнулся от удивленного крика из душевой, как знакомый звук заставил его встать и пойти туда, словно его тянуло цепью, сковывавшей грудь. Он вспомнил ее тело, то, как солнечные лучи танцевали на ее влажной обнаженной коже, как он был уверен, что она не могла быть наяву.

Его взгляд переместился на ее лицо, которое он видел так много раз, когда смотрел на рисунок Лин. Оно было гораздо красивее, чем он помнил. Дрожащими руками он убрал спутанную прядь с ее лба.

Она пошевелилась во сне и так знакомо прижалась щекой к его груди. Ее обнаженная нога проскользнула по его и поднялась выше, устроившись у него на бедре.

Дрю ощутил мягкость ее кожи.

Даже ослабленное, его тело взволновалось.

Его руки затряслись, когда он поднял одну из них, чтобы прогуляться ею в воздухе над ее телом, через плечи, вниз по ребрам. Ее пальцы дернулись, когда он поднес их к губам, целуя ее руку. Его взгляд упал на темные чернила, и он повернул ее руку, чтобы разглядеть. Вдоль ее запястья китайскими иероглифами были выведены слова, так похожие на его собственные.

中 注 定 我 爱 他

Мне суждено любить его.

Дрю провел большим пальцем по свежетатуированной коже. Значение этих слов огорошило его словно мощный удар в грудь. Она оставила знак на своей коже: она хотела сохранить для себя его.

Он устал и ослаб, и его конечности дрожали в то время, как он пытался держаться на весу. Он снова поцеловал ее запястье с закрытыми глазами, прижимаясь губами к выведенным словам. Дрю поцеловал ее теплые щеки, нос, и, наконец, губы.

Она заерзала под ним, ее ресницы защекотали его щеки. Вздохнув у его губ, она оттолкнула его на спину.

— Ты должен отдыхать, — сказала она ему в губы, не слишком убедительно.

Его руки проскользнули под ее, к плечам, и придвинули к себе ближе.

— Ты болен, - прибавила она, шепча слова у его подбородка.

— Мне лучше.

— Дрю.

— Нора, — его руки прошлись к ее бедрам, затем ниже, обхватив ладонями ее обнаженные округлости. – Пожалуйста. Мне это необходимо.

Она закусила нижнюю губу, раздумывая.

— Я в порядке, — сказал он ласково, видя сомнение в выражении ее лица. Он потянулся, чтобы убрать прядь с ее плеча.

Она пробежала глазами по его лицу и затем прижалась губами к его губам. Он простонал от того, какой она была на ощупь, как ее аромат наполнил комнату. Она открыла рот, и он ощутил напряжение между их телами. Нора идеально подходила ему: ее нежность в противоположность его твердости, ее округлости против его угловатых мышц.

Он обезумел от желания, когда она села, раздвинув ноги по обе стороны его бедер. Ее ладони проскользнули вниз по его груди, чтобы опереться о него, пальцы легко касались кожи вдоль его туловища, большие пальцы очерчивали серьги.

— Это так приятно, - прошептал он, наблюдая, как ее руки заново знакомились с его телом.

Ее прикосновения были такими знакомыми, и жажда овладела им настолько, что он практически трясся от желания ощутить ее. Он не отрывал от нее взгляда, когда она расположилась на нем, лукаво улыбнулась и медленно,

медленно,

медленно

приняла его в себя.

Он наблюдал за ее движениями, не в силах оторвать взгляд. Он пожирал ее глазами, желая впитать каждый ее хриплый тихий стон удовольствия. Она была такой энергичной и полной жизни, такой идеальной во всем, и так резко контрастировала с той бесконечной усталостью, которую он чувствовал. Его руки тяжело лежали на боках, и сил у него хватало только на наслаждение движениями ее бедер и на легкие прикосновения к ее животу и груди.

Он ощущал каждый вдох, каждое касание ее рук, напряжение ее бедер и шероховатость ее кожи под его дрожащими пальцами. Он смотрел туда, где соединялись их тела, смотрел, как двигалась ее грудь над ним. Он смотрел, как ее волосы падали на грудь, когда она наклонилась, чтобы поцеловать его, и как они исчезали из вида. Он наслаждался ее стонами, тем, как она на секунду закрывала глаза и потом снова смотрела на него. Он наблюдал, как при лунном свете сверкал металл вокруг ее соска, как она напряглась и пошептала его имя, приблизив их обоих к экстазу. Хрипло простонав, он вздрогнул, кончив в нее.

— Я люблю тебя, — выдохнул Дрю, когда она рухнула на его грудь.

— У тебя так колотится сердце, — засмеялась она и улыбнулась тому, как оно трепетало внутри него.

Он протянул руки к ее волосам и закрыл глаза, обнимая ее и чувствуя себя полноценным впервые с тех пор, как они расстались.

Она подвинулась, а он поднял голову и увидел, что она оперлась о его грудь и молча смотрела на него. Он провел пальцами по ее подбородку, вниз по шее и по рукам. Он не отрывал от нее взгляд, очерчивая большим пальцем ее татуировку.

Она улыбнулась, когда он поднес ее руку к своим губам и нежно поцеловал ее.

— Расскажи мне об этом, — попросил он, гадая, какая история стояла за татуировкой, и жалела ли она об этой отметке.

Она опустила взгляд, будто внезапно засмущавшись, и он взял ее за подбородок.

— Она каким-то образом приблизила тебя ко мне, словно связующее звено между нами. Осязаемый кусочек того, что важно.

— Она удивительная, — сказал он просто.

Она широко улыбнулась. Ему было любопытно, волновала ли ее его реакция.

— Да.

找到

27 августа

За утро силы медленно вернулись к Дрю, и он настоял на обходе жителей деревни. Нора обнимала его в постели своими маленькими ручками и уговаривала его спокойно лежать.

— Это будет недолго. Мне просто нужно их проведать.

Вероятно, она увидела что-то в его глазах, какую-то решительность или глубоко укоренившуюся ответственность, потому что она один раз кивнула и, поцеловав, отпустила его.

— Возвращайся ко мне, — сказала она.

Услышав это от нее в его маленькой кровати в крошечном китайском доме, он улыбнулся и кивнул.

— На самом деле я даже сейчас не хочу от тебя уходить.

Когда он вернулся, они снова занялись любовью, тихо и не спеша. Он свернулся сзади нее, двигаясь вперед и назад, а она завела руку себе за спину, зарываясь в его волосы. Он прижался губами к ее шее, сося, наслаждаясь ее голодными, хриплыми тихими стонами.

Послеобеденное солнце осветило темное пространство, и они занялись легкими будничными делами, после того, как встали немного позже, с легкостью перемещаясь вокруг друг друга. Он сидел за столом, распределяя дозы, а Нора возилась в крошечной кухне, нарезая овощи из переносного холодильника с безопасной едой.

Где-то на протяжении получаса они молча работали, просто слушая звуки занятий друг друга. Он поглядывал на нее в промежутках между подготовкой склянок, наслаждаясь знакомым уютом, который они воссоздали так быстро после новой встречи. Но тишина начала становиться гнетущей. Нора редко выдерживала молчание так долго. Он взглянул на нее, как только она сделала вдох, чтобы заговорить.

— Я спокойна.

Она продолжила свое занятие, но ее движения замедлились.

Дрю снова посмотрел на склянку в руке, чтобы убедиться, правильно ли он ее подписал, а затем положил ее на стол и снова взглянул на нее.

— Спокойна? Что ты имеешь в виду, милая?

Она слегка покачала головой, и между ними возникла завеса из ее волос.

Ему не нравилось, когда он не видел ее лица в момент, когда она обдумывала ответ. Ее голос немного дрожал.

— Убери волосы, Нора, — сказал он тихо. — Я хочу тебя видеть.

Она подняла руку и убрала прядь за ухо. Он бросила на него короткий взгляд и улыбнулась морковке, которую нарезала.

— Я спокойна от того, что ты был рад видеть меня.

Дрю уставился на нее, не совсем понимая, как отреагировать. Он знал, что существовало целое море книг и ток-шоу, которые усложнили бы эту ситуацию в разы, но именно здесь его реальность расходилась с общепринятой мудростью, потому что он никогда не понимал ценности пустых слов. Он любил ее. Она любила его. Она приехала к нему, и он был этому рад.

Но в тот момент он осознал, что ей нужно было услышать больше от него. Ей нужны были значимые и откровенные слова.

— Я полностью восстановил свои силы.

Затем он произнес другие единственно значимые слова:

— Я люблю тебя. На самом деле люблю.

— Я знаю, — ее румянец был теплым и прекрасным.

— Нора, увидеть тебя было единственным, что заставляло меня держаться. Без тебя я разваливался на части.

Она кивнула и положила морковь в миску, перемешала ее и подошла к столу. Когда она села напротив него, все звуки в его ушах замолкли, и остались лишь они: Дрю и Нора за одним столом.  Он гадал, почувствовала ли она это тоже.

— Я тоже люблю тебя, — сказала она.

Он с трудом сглотнул и посмотрел на ее губы, когда она улыбнулась. Слова сами по себе были так новы для него, и, хотя они не прозвучали странно или наигранно, Дрю осознал, что они с Норой впервые сказали это, не прикасаясь друг к другу.

Она подтолкнула к нему миску с морковью под уксусом, маслом и соевым соусом. Морковь была покрыта семенами кунжута, и даже в своей простоте была красивой и яркой. Он протянулась за одной, и повертела ее в пальцах, изучая.

— Приезд сюда был чем-то вроде большого скачка доверия.

Она смотрела, как капля соуса скатилась по ее пальцу, а затем по руке, и облизнула ее, подняв на него взгляд.

— Я понимаю, о чем ты, — медленно произнес он, стараясь не смотреть на ее язык на коже. – Надеюсь, ты понимаешь, что я не хотел оставлять не прояснённые вопросы. Надеюсь, что ты никогда не сомневалась в моих чувствах к тебе.

— И, тем не менее, ты оставил такие вопросы.

Она покачала головой собственным словам, очевидно, не желая показаться грубой.

— В смысле, я рада, что в ту ночь ты был искренен, а не просто ловил момент.

Дрю уставился на свои руки, но затем звук царапания миски о стол оторвал его от мыслей, и миска придвинулась к его пальцам.

— Ешь, — сказала она.

Он взял морковку и отправил ее в рот, жуя и обдумывая, как выразить свои мысли словами.

— Я никогда в мыслях не посвящал слова ‘я люблю тебя’ ни одной женщине до тебя, и уж тем более не произносил их вслух. Хотя, думаю, тебе неоткуда это знать.

— Ну да, — ответила она, наблюдая за тем, как он ел. — Я совсем не знаю тебя с этой стороны.

— Я влюблен в тебя, Нора. И я не знаю, как устроить свою жизнь иначе. Я привык к поездкам, когда это необходимо. Привык быть временным. Но теперь все по-другому.

— Как по-другому?

— Я не смог найти себе места здесь, — сказал он, и она поморщила брови, не понимая его. Он слегка покачал головой, надеясь, что значение его слов всплывет на поверхность, если он просто продолжит говорить. — Обычно я быстро обосновываюсь в любом месте, как долго я бы там ни находился, — Дрю потер подбородок и взял еще одну морковку. – Но в этот раз было как-то неестественно, что рядом не было тебя.

Она улыбнулась и закусила губу. Дрю потянулся через стол и дотронулся до ее губ. Он так скучал по этой ее привычке, что ему хотелось ощутить ее губы под пальцами. Ему пришло в голову, что он и понятия не имел, как она добиралась, а просто признал ее присутствие. Он увидел неотчетливые морщинки усталости вокруг ее глаз.

— Расскажешь мне, что ты делала, пока меня не было? Почему решила приехать ко мне? — спросил он, проводя пальцем по ее губе. Он не видел ее целый месяц. Ему было интересно, сомневалась ли она, нужно ли ей было набираться смелости.

— Я хотела приехать сразу, — призналась она, глядя на свои руки.

— Мне бы это понравилось, — он мог прикасаться к ее лицу часами. — Жаль, что я сам не попросил тебя поехать со мной. Я не подумал, что тебе бы захотелось этого.

— Но у меня не было паспорта, — сказала она, застенчиво засмеявшись.

— О, я и не подумал об этом, — Дрю снял очки и потер глаза, осознавая, через что она прошла, чтобы прилететь сюда.

— Так что это заняло несколько недель. И за это время я должна была найти тебя, потому что все, что я знала, — это то, что ты улетел в Китай.

Он усмехнулся.

— Слыхал, Китай – страна немаленькая.

— Немаленькая, - сказала она, широко улыбаясь. — Поэтому я… э-э…

Он посмеялся над ее виноватым выражением лица, взял ее руку и поцеловал ее.

— Выкладывай. Расскажи мне, как ты стала сыщиком.

— Я позвонила твоим родителям.

Дрю ошеломленно вытаращил глаза.

— Как ты их нашла?

— Однажды ты сказал, как зовут твоего отца. Я задействовала некоторые связи в Ньюсвике. Они поискали его номер по штатам, и я оставила ему сообщение, что знаю его сына и хочу его найти. Он перезвонил мне.

Ее решительность сбила его с толку и повергла в шок. Она была такой упорной в то время, как он был в метаниях.

— Ты говорила с моим отцом?

— Да, — при этом Нора гордо улыбнулась, а ему оставалось только представить, как она понравилась бы его родителям.

— И что ты ему сказала? — ему нужно было это знать. Отец Дрю знал, как мало было надежды у его сына найти кого-то, с кем он мог бы остаться жить в одном месте. Как бы ему хотелось увидеть его лицо, когда он услышал это от Норы.

— Рассказала, как мы встретились. И как влюбились, — сказав это, она переплела пальцы, и Дрю осознал, что последний месяц был для нее таким же тяжелым. — Я рассказала ему, что тебе нужно было внезапно уехать, и я не могла позволить себе прожить полгода, не видя тебя.

У Дрю все сжалось в груди. Он не мог даже вообразить, как это подействовало на его отца, какое облегчение ему принесла новость, что Дрю учился любить.

— И он позвонил в «Хэлс релиф»?

Она кивнула.

— В тот же день.

Он снова потянулся к ее лицу, притягивая ее ближе к себе через стол. Им обоим нужно было вынести определенные трудности, но это не имело значения. Ему было необходимо ощутить ее губы.

— Ты сделала так много, чтобы добраться сюда.

Она кивнула в то время, как он целовал ее, и улыбнулась, потому что он понял.

— Вот поэтому я спокойна от того, что ты обрадовался мне, — пошептала она.

找到

Ночь была такой сырой, что казалось, что они спали не в кровати, а в бассейне, полном воды. Нора беспокойно металась во сне — даже при всей своей усталости она не могла успокоиться.

Дрю чувствовал себя более окрепшим и в лучшем сознании, спать он устал. Он хотел насладиться ее видом, ее запахом.

Ее вкусом.

Она лежала рядом с ним обнаженная. На этом он сам настоял, когда они ложились спать в ту ночь, когда она снова приняла его в себя и любила его с тихой настойчивостью. Он никогда не хотел, чтобы она спала с ним в одежде.  При свете сияющих звезд и полумесяца из улицы ее ноги казались молочно-белыми и гладкими.

Он развел ее ноги руками, спустившись вниз к ножкам кровати, чтобы взглянуть на нее. Он целовал ее пятки, лодыжки, икры. Целовал ее бедра, прикасался к чистой, непомеченной коже. Он хотел, чтобы на ней были только слова, посвященные ему.

Простыни под ними пахли ими обоими и любовью, которой они занимались перед тем, как лечь в постель, но, когда он прошелся языком по ней, у нее был точно такой вкус, каким он себе его представлял: нежный, влажный и какой-то… родной. Он совершенно потерял голову.

Она медленно проснулась, мурлыча и дотрагиваясь до его рук, покоящихся на ее бедрах.

— О, — ее ноги вздрогнули, когда его палец проскользнул внутрь нее, и она поняла, что он делал.

Дрю выдохнул ее имя и, наконец, нежно начал сосать ее губами. Ему это было так необходимо.

— Я не… — пробормотала она. — Никто никогда…

Его голова закружилась от того, что она говорила, и он сосредоточил свои усилия.

— Никогда?

— Это… — прошептала она. — А ты…?

— Ты сводишь меня с ума, — убедил он ее, целуя ее кожу с возрастающей страстью.  – Я так долго этого хотел.

— Правда? — выдохнула она. Он ощутил, как она выгнулась навстречу ему, поддаваясь ему.

— Правда.

找到

Ее оргазм был бурным и острым, и, когда он взглянул на нее под собой, поднявшись к ней, она дрожала от жажды большего.

— Мне так хорошо, — прошептал он, показывая ей, какие чувства она пробуждала в нем.

Дрю ожидал, что она потянет его к себе, что она хочет ощутить его внутри себя так же сильно, как он этого хотел, но она остановила его, положив руку на его бедро.

Она провела рукой по своему боку и легонько сжала свой сосок.

— Я хочу видеть тебя.

Ее взгляд переместился вниз по его груди к бедрам. Он сглотнул при виде темноты ее глаз.

— Тебе это нравится.

— Да, — ее глаза стали почти черными, когда она это произнесла.

— Почему? — спросил он, проводя пальцем по ее животу и обводя сосок, который она обделила вниманием.

— Мне нравится визуальная стимуляция.

Он улыбнулся ей.

— Я позволяю тебе смотреть на многое.

Она прорычала и провела ладонью по его руке.

— Мне нравится думать о том, что ты делал, когда… — она вспыхнула, и он выжидательно посмотрел на нее, — когда думал обо мне.

Он смотрел на нее долго, восхищаясь той женщиной, которая появлялась, когда они оставались ночью наедине друг с другом.

— Мне нравится эта твоя сторона.

— Ты позволишь мне посмотреть?

Она закусила губу и стала ее жевать, тихонько урча.

Дрю взял член одной рукой и отодвинул крайнюю плоть, другой рукой потянул за колечко на ее соске.

— Что ты хочешь увидеть?

Она сдержала стон.

— Как ты делал это без меня? — она откинула голову на подушку. — Пробовал этим заниматься?

— Да, несколько раз, — тихо признался он.

— А когда ты это делал, о чем думал?

— О твоем вкусе.

Он заметил ее румянец и понял, что этот новый опыт оттеснял и бросал вызов ее минутной дерзости. Она закрыла глаза и выдохнула:

— Ты много об этом думал?

Он подождал, пока она откроет глаза, и кивнул. Он начал двигать рукой, и она прикрыла глаза.

— Я не знал, что к тебе раньше так не прикасались.

— Да.

Она пристально смотрела на его руку, когда он работал ею вокруг члена.

— Мне это нравится.

Он заглянул ей в глаза и увидел в них облегчение.

— Вообще, это было частью моей фантазии, — признал он.

— Серьезно?

Дрю снова кивнул и ускорил движения.

— Ты сохранила это только для меня.

Как и эту сторону себя, подумал он. Как и свою невинную прямоту, готовность быть смелой и просить того, чего хочешь.

— Пирсинг…, — прошептала она.

— Тебе нравится? — он легонько щелкнул по нему указательным пальцем, и она ахнула.

— Мне нравится, как он выглядит, - она подняла на него взгляд и облизнула губы, — но еще больше нравятся ощущения от него.

— Да, — прошипел он. Дрю закрыл глаза и выгнул шею, изо всех сил пытаясь продлить время. – Куда ты хочешь, чтобы я кончил?

Его голос был сдавленным, и она задыхалась.

— На мое бедро.

— Почему?

Ей нравился его образ сейчас, а он понял, что ее указания шепотом нравились ему больше всего на свете.

Она затихла, и он встретился с ней глазами, силясь удержать его.

— Не знаю, — ответила она. — Просто я так хочу.

Дрю взглянул на ее тело и представил себе, как его сперма потечет по ее бедру и окажется между ног.

Ее пальцы, жадно сгребающие простыни в момент его оргазма, были самым эротичным зрелищем, что он когда-либо видел.

找到

Глава 10

4 сентября

Дрю вернулся после утренних обходов, вымыл руки в водохранилище и пошел в поле за домом искать Нору.

Она лежала в траве, глядя на небо. Он остановился на мгновение, наблюдая, как она проникается окружающим ее, и, пытаясь увидеть здешний мир ее глазами.

Только после приезда Норы Дрю позволил себе заметить в том, что его окружало, нечто большее. Река была загрязнена, но большая часть земли была парадоксальным образом зеленой и пышной. Живописный холм за домом, изобилующий желтыми и фиолетовыми полевыми цветами, отлого спускался к речному берегу. Длинный ряд домов примерно через каждые десять метров прерывался каменным душем, колодцем или небольшой скамейкой.

Деревья затеняли нижнюю часть тела Норы, покрывая ноги пятнышками тени и листьями, волнообразно кружащимися на ветру. Дрю представил, как проводит ладонью вверх по ее голени, бедрам и ягодицам. Он представил, как медленно перелезает через нее и сосет сладчайшую кожу шейной впадины.

Она улыбнулась, когда он наклонился и загородил собой солнечный луч, падающий на ее лицо.

— Здесь так чудесно, — выдохнула она, убрав руку, которой прикрывала глаза. — Не могу свыкнуться с тем, насколько все по-другому.

Он лег рядом с ней, и она взяла его за руку. Дрю поднес ее пальцы к губам, вдыхая и целуя их.

— Я скучал по тебе, — прошептал он.

Она промурлыкала в ответ, и он угадал в ее голосе улыбку. Казалось, ей было здесь так уютно, даже в тысячах миль от ее дома, огородика, знакомой жизни.

— Что ты делал сегодня утром? — спросила она.

— Как обычно, — потягиваясь рядом с ней. — Навещал каждый дом. Раздавал лекарства — пока, в-основном, обезболивающие. После обеда вернусь и проверю, все ли питаются и пьют из холодильников с безопасной едой.

Она повернулась к нему, поморщившись.

— А они все еще едят свое?

Дрю пожал плечами.

— В этой деревне жило много поколений. Тяжело объяснять им, что мыть или кипятить пищу недостаточно. Им трудно понять, что их земля отравлена, что весь их урожай токсичен. Для людей, которые кормились от своего хозяйства и решили остаться здесь, это очень болезненно. Если я не буду проверять, питаются ли они здоровой пищей, они вернутся к тому, что знают: будут выращивать то, что затем будут есть.

Она снова подняла взгляд на небо, и Дрю понял, что она размышляла. Ее карие глаза потемнели в то время, как она думала, и она то сжимала, то разжимала его пальцы.

— Спроси меня, — прошептал он, — о чем угодно.

Она улыбнулась и перекатилась, чтобы поцеловать его.

— Я серьезно, - сказал он с улыбкой у ее губ.

— Я знаю, — прошептала она, целуя его в нос. — Так почему ты даешь только обезболивающие? Насколько я поняла, эти вещи — в смысле, твои командировки — больше связаны со вспышками эпидемий, как… — Она закрыла глаза, пытаясь что-то вспомнить, — Как в фильме «Эпидемия», — она вздрогнула, взглянув на него, и немного посмеявшись над своей наивностью.

Дрю чмокнул ее в румяную щечку и оперся головой о руку, чтобы наклониться к ней.

— Иногда я действительно сосредоточиваюсь на инфекционных заболеваниях, — согласился он. — Но останавливать эпидемии редко входит в наши задачи. Этим обычно занимаются высшие органы. «Хэлс релиф интернешнл» выполняет некоммерческую работу. Наша деятельность в основном информационно-просветительская. Ездить в места, где у людей нет средств. Обеспечивать уход за ними.

— Мне нравится, что ты об этом говоришь, — сказала она тихо. — Раньше мы никогда особо не говорили о работе.

Он кивнул и наклонился, чтобы поцеловать ее.

— Ладно, давай разберемся… Иногда мы помогаем местным жителям узнать, как обращаться с их водой и пищей, чтобы предотвратить инфекцию. Иногда едем в район бедствия и выполняем экстренную сортировку больных. Иногда мы боремся с паразитарными инфекциями.

— Ты часто приезжаешь сюда?

— Я никогда не был в Китае по работе. Сюда обычно не приглашают иностранных соцработников. Местные сотрудники «Хэлс релиф интернешнл» — граждане этой страны.

Дрю понял, что это лишь спровоцирует больше вопросов, и добавил:

— Обычно я летаю в Африку или на Гаити.

— А с Томми ты познакомился на этой работе?

Он покачал головой.

— Мы познакомились в мединституте. Некоторое время он работал в госпитале Массачусетса, но в итоге вернулся в Китай и благодаря моим связям начал там координировать действия «Хэлс релиф интернешнл». Несмотря на то, что я не часто работаю в Китае, в этот раз я приехал, потому что Томми нужна была помощь. Эта деревня находится недалеко от места, где он вырос, и ее бросили умирать. Он выдохся. Томми всегда знал, что я приехал бы по первому требованию, и он взял на себя слишком много.

Она поразмыслила.

— Как мы справимся?

Дрю прекрасно понял, что она имела в виду, как его ссылка на сиюминутный отклик относилась к этому разговору. Он ответил незамедлительно, потому что провел столько времени за последние недели, обдумывая это.

— Я переоформил документы, чтобы предупредить их, что больше не поеду так надолго. С этого времени мы будем строить свою жизнь вместе, иногда будем вместе путешествовать, и я к этому приспособлюсь, никак иначе. — Он оглядел ее. — Я бы ни за что не выдержал полгода без тебя. Даже один месяц прошел тяжело. Думаю, в будущем мы с этим разберемся.

— Мне нравится эта идея, - прошептала она.

Он наклонился, чтобы поцеловать ее, и этот поцелуй затянулся, обжигая их. Дрю закрыл глаза, теряя разум от ее приоткрытых губ, мягкого языка, на несколько секунд сбежав от всей остальной действительности.

Она провела ладонью по его лицу и задержала ее на его щеке. Когда он открыл глаза, она внимательно смотрела на него.

— Иногда ты кажешься здесь грустным. Тебе всегда бывает грустно на работе?

Он покачал головой.

— Нет. Никогда. В работе я оживаю.

— Тогда чем отличается это задание?

— Дело не только в том, что я далеко от тебя, хотя это тоже часть трудностей. Я не чувствую, что влияю на ситуацию, потому что не выздоровеет ни один человек.  Я буду терять пациентов. Загрязнение охватывает все вокруг, и никто из больных с этим не справится. Многие отказываются от симптоматического лечения, и от этого я чувствую себя бесполезным.

— Так каждый болен… раком? -  спросила она неуверенно.

Дрю кивнул.

— В основном, лейкемией.

— Ты назначаешь им химиотерапию?

Он покачал головой.

По его лицу было понятно, что это означало. Это было обеспечение ухода, а не спасение жизней.

— Это так грустно.

Тяжело выдохнув, Дрю согласился:

— Я знаю.

Ее глаза были бездонны, а в уголках обозначились слезы.

— Почему ты занимаешься этим?

В выражении ее лица он увидел боль и участие. Дрю попытался успокоить ее, сжав ее руку.

— Кто-то должен. Меня тревожит не смерть. Меня тревожат страдания.

Она сделала резкий вдох и взглянула на него с выражением, которое он не мог разгадать.

— Что? – спросил он.

— Ты такой сильный.

Дрю засмеялся: замечание Норы совершенно не соответствовало его представлению о самом себе на данный момент.

— Я себя чувствую не таким уж и сильным. Неожиданно для себя я чувствую себя эгоистичным.

— Почему?

Он поразмыслил, как ответить, наконец, выбрав простой ответ:

— Просто я хочу быть с тобой, но не хочу, чтобы ты находилась здесь. Поэтому, в некотором смысле, я тоже не хочу здесь находиться.

Она сощурилась. Она была намерена напустить на себя обиженный вид, но выглядела, как котенок, охотящийся на летучую мышь.

— В каком это смысле ты не хочешь, чтобы я здесь находилась?

— Не хочу, чтобы ты была уязвима для всего этого.

Кивнув, Нора сказала:

— Это грустно, но есть и некоторое освобождение в столкновении с суровой реальностью. Видеть, как ты предпринимаешь что-то, чтобы помочь им, — это… облегчение. Я сумею с этим справиться. Я хочу быть с тобой, поддерживать тебя, как могу.

Дрю покачал головой.

— Я не это имел в виду. Да, участвовать в том, что здесь происходит, может быть полезно для тебя на уровне общей информированности, но подвергаться риску заразиться этой отравленной землей, водой – нет.

Он водил большим пальцем вперед и назад по нежной коже на сгибе ее локтя.

— О, — прошептала она и немного поникла. Все, связанное с ней, казалось таким утонченным, таким нежным. Он бессознательно поднял руку и провел ладонью вниз по ее груди и положил ее Норе на живот.

— Нора, проблема серьезнее, чем просто рак. Почти все женщины из этой деревни стали бесплодными. Ты слишком молода, слишком… — он покачал головой, не в силах продолжить. Ты слишком важна. — Я хочу быть с тобой. Очень сильно. Просто не хочу быть с тобой здесь.

找到

10 сентября

Утром в день вылета Норы они с Дрю в последний раз занялись любовью. Солнце взошло, когда он двигался на ней, ее бедра были плотно прижаты к его, ее ногти впивались ему в спину, призывая его прижаться каким-то образом еще ближе. Глубже. Сильнее.

Он держал ее лицо в ладонях, осушая поцелуями ее слезы. Она так храбро пересекла мир, чтобы найти его, но сквозь тусклый свет, проникавший сквозь пыльное окно, Дрю ясно видел страх, что он к ней не вернется.

— Ш-ш-ш… — прошептал он у ее теплой щеки. Он поднялся на колени, чтобы склониться над ней больше, и его тело полностью прильнуло к ее. Она крепко зажмурила глаза, и Дрю прошептал ее имя, желая, чтобы она взглянула на него. Он хотел, чтобы она знала, что все будет хорошо, что он вернется домой.

— Нора, — повторил он. — Детка, посмотри на меня.

Она медленно открыла глаза, и на него вдруг обрушилась вся любовь, которую он чувствовал к ней. Она всхлипнула и кивнула с облегчающим пониманием. Он зарылся лицом в ее шею, простонав ее имя.

找到

Дрю держал Нору за руку весь долгий путь до города. Дороги были ухабистыми и замедляли движение, но ему вдруг захотелось, чтобы они были еще хуже, чтобы их время вместе не кончалось. Когда звук грунта сменился звуком асфальта, он сжал ее руку крепче. Дрю не был силен духом так, как казался, и с каждой милей ему хотелось развернуть джип назад и отвезти ее обратно в деревню.

Словно чувствуя борьбу внутри него, она сказала:

— В этом году я посадила три вида тыквы.

Ее голова была слегка повернута, а глаза следили за мелькающими зелеными холмами.

Он улыбнулся тому, как быстро она возвращала его мысли домой.

Домой. Это слово затронуло что-то внутри него, когда он смотрел, как ветер шевелил ее темные волосы. Раньше он никогда не ощущал, что у него есть настоящий дом, только место, где он хранил свои барабаны, упакованные остатки прошлого. Дом всегда был широким понятием, которое описывало его местонахождение в данный момент времени.

— Как они называются? — спросил Дрю. Он хотел вспомнить, как она произносит глупые названия того, что росло в ее огороде.

— Муcкатная с зелеными полосами, «Бакскин» (Оленья шкура) и «Биг мун» (Большая луна), — она повернулась к нему, у нее были покрасневшие глаза. — Из «Биг мун» выходят отличные тыквенные фонари на Хэллоуин, — сказала она, вытерев глаза, и улыбнулась. — Хотя они могут вырасти очень тяжелыми. Мне понадобится помощь, чтобы занести их в дом и вырезать отверстия.

Он понимал, о чем она говорила, о чем просила. Хэллоуин был через два месяца. Она спрашивала, приедет ли он к этому времени.

— Я приеду домой через месяц, — сказал Дрю. Он задержал ее взгляд, желая, чтобы она увидела по его глазам, что он говорил правду.

Она посмотрела на их сплетенные руки, сжала, и, потерев большим пальцем его палец, кивнула.

— Ладно.

Дрю поцеловал ее руку и снова обратил взгляд на дорогу, погрузившись в мысли о своем решении, принятом ночью. Ему хотелось последовать за Норой, которая сегодня сядет в самолет, но он был ответственен за жителей деревни, все еще цепляющихся за надежду, что их дом можно спасти. Он останется и увидит, как Чанг Мина заберут в лечебный центр, и они вместе с Томми будут делать все возможное, чтобы помочь оставшимся.

Предстояло много дел, и Дрю знал, что месяца будет недостаточно. Даже пяти лет наверняка будет недостаточно. Но, когда он посмотрел на их соединенные руки и повернул их запястья, чтобы увидеть вытатуированные на коже слова, он понял, что он тоже нашел то, что сохранит для себя. Чтобы найти свое место в мире, ему нужно будет научиться находить баланс между необходимостью быть рядом с ней и бесконечной работой.

Аэропорт был переполнен, и Дрю крепко держал ее, когда они молча шли к выходу на посадку. Она взяла только одну тканевую сумку, которую он нес на плече. Они остановились перед рядом стульев, окружавших посадочную зону.

Крепко прижав ее к себе, Дрю вдохнул ее аромат и попытался запомнить, как ее тело умещалось в его объятиях. Он прогулялся губами по ее шее, ее пульс бешено бился под ними. Он чувствовал, как она отстраняется, как между ними образуется расстояние – если не физически, то, по крайней мере, эмоционально. Она была такой тихой. Она не говорила ему, что любит его после того, как растворилась под ним на рассвете, распадаясь на части под резкий выкрик.

— Я люблю тебя, — сказал он у ее кожи.

После долгой паузы она прошептала:

— И я тебя.

Ее голос был сдавленным и отдаленным.

Дрю закрыл глаза, надеясь, что она предложит ему что-то большее, чем это, но и не мог ее винить. Она зашла так далеко, а он прогонял ее. Как вообще она могла поверить, что он вернется, пока он на самом деле не приедет?

Он обнимал ее до тех пор, пока не объявили вылет, но обоим, казалось, сказать было нечего.

— Мне пора.

Ее голос заглушался его рубашкой. Она шмыгнула носом и поцеловала его в грудь. Даже сквозь тонкий хлопок Дрю ощущал тепло ее губ. Он кивнул и повесил сумку Норе на плечо, обхватив ладонями ее лицо и привлекая ее губы ближе.

— Я люблю тебя, — сказал он, не желая отпускать ее.

— Будешь думать обо мне? — сказала она, и это был такой милый оборванный вопрос. Ее карие широко открытые глаза были огромными и беспокойными.

Как будто он не думал о ней каждую секунду перед тем, как она прилетела к нему.

— Буду. Я не смогу перестать думать о тебе, — поклялся он.

В последний раз, легонько поцеловав его, она оттолкнула его и быстро направилась к самолету.

Он смотрел, как она уходит. В животе все переворачивалось, а в груди ныло, когда она удалялась все дальше и дальше. Его пальцы горели от желания дотронуться до нее, остановить ее, протянуть руку и оставить с собой.

Один месяц.

В кармане завибрировал телефон. Нехотя, он отвел от нее взгляд, удивленный звуком, который не слышал несколько недель.

Отправлено 36 сообщений

Он в шоке уставился на экран, просматривая неотправленные сообщения месячной давности.

17.07.13 14:25:04 Добрался благополучно. Здесь нет зеленых зебр. Что на ужин?

20.07.13 11:16:36 Думаю о тебе во время обеда. Интересно, что делаешь ты?

24.07.13 20:10:43 Так странно наблюдать за закатом и не сидеть рядом с тобой.

27.07.13 15:27:32 Я люблю тебя, Нора. Хочу, чтобы ты знала: я никогда не говорил этого раньше.

31.07.13 23:58:00 Скучаю по твоим рукам и тому, что они со мной делали.

01.08.13 10:14:32 Как там огород? Вокруг меня зачахшие поля. Это так контрастирует с твоими яркими овощами.

03.08.13 13:20:38 Каждый день пытаюсь понять, почему я оставил тебя и приехал сюда.

03.08.13 04:52:09 Мечтаю попробовать твой вкус, снова услышать, как ты шепчешь мое имя.

04.08.13 19:12:33 Ты все еще готовишь на двоих?

07.08.13 15:45:21 Не совсем понимаю, что я здесь делаю. Это так угнетает.

09.08.13 10:23:11 Я люблю тебя, Нора.

10.08.13 15:52:09 Я все время думаю о тебе.

11.08.13 17:16:22 Я вижу тебя повсюду. В реке, траве, потолке по ночам. Ты тоже видишь меня?

12.08.13 02:24:18 Мне так одиноко.

15.08.13 20:24:21 Пожалуйста, скажи, что ты тоже по мне скучаешь. Это мучительно.

16.08.13 10:16:42 Ты так прекрасна.

19.08.13 03:21:01 Без тебя я в отчаянии.

21.08.13 01:56:23 Знаю, что ты никогда не получишь эти сообщения, но это все, что у меня есть.

Дрю поднял взгляд и увидел, как она остановилась по дороге, глядя на телефон в руке. Он понял, что, скорее всего, она тоже только что их получила.

Подняв голову, она обернулась к нему, и их взгляды пересеклись через переполненное людьми пространство.

От ее понимающего взгляда у него перехватило дыхание.

Нора развернулась и бросилась ему навстречу. Она запрыгнула на него с неожиданной для него силой, и это заставило его немного отступить. Ее руки отчаянно сжали его, ноги плотно обвили его пояс. Она вдруг заполнила собой все.

— Дрю, - всхлипнула она.

— Я же говорил, — сказал он, целуя ее лицо, волосы, губы. — Я думаю о тебе каждую секунду.

— Ты вернешься ко мне через месяц.

— Через месяц, — пообещал я.

 Она улыбнулась, и ее улыбка была похожей на солнце, пробившееся из-за туч.

挂念= жажда

找到= найдено

Эпилог

Дрю

Она стояла спиной ко мне и чистила морковку в раковину. Я улыбался ее тихому напеванию, и меня, как от наркотика, накрывало волной облегчения.

Дни теперь становились гораздо холоднее; случайный шелест листьев с голого дерева, кружащихся на ветру, соединялся с декорациями нашего мира, и становился просто еще одним звуком, наполнявшим наше спокойное совместное пространство. Стемнело несколько часов назад, и я изучал ее лицо в отражении в окне над раковиной.

— Суп в порядке? — спросила она, не поднимая взгляд. Мои глаза проследили за ее рукой, которая потянулась за бокалом вина, затем за ее губами, когда она поднесла его к ним, и за ее горлом, когда она сделала глоток.

Я закрыл глаза, благодарный тому, что просто нахожусь с ней рядом.

— Отличный.

Услышав что-то в моем тоне, она подняла взгляд и встретилась со мной глазами в отражении. Мы разделяли мгновение проницательного молчания. Ее щеки вспыхнули, и она улыбнулась, снова занявшись овощами.

 — Это куриная лапша, — сказала она, положив оставшуюся морковку на разделочную доску. - Сможешь достать вчерашнего жареного цыпленка?

Кивнув, я встал из-за стойки и достал голубую миску из холодильника. Я положил ее рядом с ней, поцеловав ее в висок.

— Помощь нужна? — спросил я, прикасаясь губами к ее волосам.

— Нет… — ответила она, нож в ее руках задержался.

Я провел пальцем по ее щеке, и она закрыла глаза и прерывисто вздохнула.

— Хорошо, милая, — сказаля, заняв свое прежнее место сзади нее.

Я продолжал следить глазами за ее руками, когда возилась на моей маленькой кухне, и пытался запомнить каждое движение и звук, которых мне не хватало вдали от нее.

Она добавила морковь в кипящую кастрюлю на плите и начала рубить сельдерей.

— Сегодня будет один фильм, — проговорила она, оглядываясь через плечо. – Посмотришь его со мной?

— Я, наверное, буду смотреть на тебя.

— Ты всегда на меня смотришь, — сказала она, бросив в меня кусочек сельдерея через плечо.

Я улыбнулся ей, не в силах отрицать это. С того момента, как я приехал, мои глаза жаждали ее, пальцы изнывали от желания прикасаться к каждому сантиметру ее кожи так часто, как только я мог.

Она смеялась, продолжив работать, а я подошел к окну.

Начал падать снег, и на дороге, на улице скапливались большие белые хлопья. Мой взгляд переместился через улицу на ее двор, и я мысленно отметил, что после того, как метель утихнет, нужно будет расчистить ее дорожку. Эта мысль была так чужда мне, так проста, и все же мне хотелось испытать такую обыкновенную занятость пустяками, с которыми я никогда не ожидал соприкоснуться.

Нора

Какое-то время мы стояли молча, пока он любовался снегом, собирающимся на дороге.

— Нужно найти ящик со всеми теплыми штанами, — рассеянно пробормотал он, направившись к холодильнику за пивом.

Я наслаждалась тем, как его слова скользили между нами со спокойной непринужденностью. Его длинные пальцы коснулись моей руки, когда он потянулся за открывалкой. Я затаила дыхание, удерживая в голове его аромат так долго, как только могла. Я скучала по запаху его мыла на коже. Он был похож на его акцент: тонкий, умиротворяющий, спокойный. Он взял мой бокал, чтобы наполнить его и снова передал его мне, потерев мой указательный палец своим прежде, чем отпустить.

— Что собираешься делать во время этой снежной бури? — спросила я, и он порычал, понимающе ухмыльнувшись мне. Я улыбнулась, закусив губу. — В смысле, на улице больше не повозишься. Будешь весь день играть для меня?

— Мы могли бы провести целый день в кино. Можно было бы выбрать что-то очень плохое, чтобы все время отвлекаться.

— Кому-то еще нужно работать, — засмеялась я, снова встретившись с ним взглядом в отражении в окне. Выражение его лица все еще оставалось напряженным и голодным. – Я не работала уже несколько месяцев. Я не заслуживаю перерыва.

Он усмехнулся и сделал еще один глоток пива.

— К моей работе ты отнеслась очень терпеливо, — проговорил он между глотками. — Поэтому, полагаю, я могу себе позволить какое-то время поддерживать твою. Я возьму тебя, как только смогу до тебя добраться.

Я покачала головой, выдохнув напряжение, которое угрожало окутать меня с ног до головы, и вместо этого сосредоточившись на том, как близко он был. Я могла обернуться и буквально дотронуться до него.

— Последние несколько недель я так пренебрегала крайними сроками.

— Моя вина?

— Полностью.

Я кивнула и улыбнулась ему, а затем снова занялась сельдереем.

— Я бы сказал, что сожалею, но это не так.

— Я бы сказала, что сожалею, что поставила себя в такое положение, но это не так.

Я засмеялась, глядя на доску, и почувствовала, как он сделал шаг ближе. Его руки переместились на мои бедра, и он прижал меня к стойке.

— Нора.

Я сразу узнала этот тон. Таким голосом он произнес мое имя, когда вернулся из Китая и овладел мной прямо на полу сразу за входной дверью. Это был тот самый голос, который ласково будил меня среди ночи большинство дней, и просто просил ‘пожалуйста’. Это был тон, который говорил о том, как он любил быть со мной дома.

— Ты такая приятная на ощупь.

Его руки скомкали края моей рубашки, и он провел пальцами по моему животу. Он прижался губами к моим волосам.

— Ты так хорошо пахнешь.

— Кажется, ты говорил, что проголодался.

Слова возникли на выдохе сквозь улыбку.

Он ничего не ответил, просто протянул руку вверх, чтобы убрать мои волосы, и прошелся губами по моей шее и немного на стыке шеи и плеча.

— Хочешь чего-то другого? — прошептала я.

— Да.

Он обхватил одно бедро и стал осторожно притягивать его, отодвигая ладонью другое, пока я не оказалась лицом к нему. Я проскользнула пальцами под его рубашку и взвизгнула, когда он потянулся мне за спину, смел содержимое доски со стойки в раковину, поднял меня и усадил перед собой.

Его руки притянули меня к краю мрамора, а сам он устроился у меня между ног, пристально глядя на меня.

— Мы могли бы подняться наверх, — я притянула его ближе за низ рубашки.

— Нет, — сказал он с легкой улыбкой. — Мне здесь нравится.

— Да? — улыбнулась я ему.

Он не ответил, а вместо этого наклонился, чтобы поцеловать меня, захватывая мою верхнюю губу и нежно сося ее, в то время как я скользила своим языком под его, играя с прохладным металлом, пронизывающим его в этом месте.

Нежные ответные поцелуи становились жаднее и громче, стоны перемешались с влажными вздохами. Его руки крепко держали меня, когда он медленно вращал бедрами, вжимаясь в меня. Наши движения стали согласованными: знакомое вращение моих бедер, его умелые движения под углом, и даже через пижамы наши тела соприкасались в натренированном ритме, который, казалось, характеризовал нас: спокойный, медленный, не напористый.

Его руки скользнули вверх по моим бокам к лицу, слегка склонив мою голову и пробуя меня под другим углом. Эти телодвижения говорили о поглощенности, обладании и голоде. Даже несмотря на то, что его пальцы слегка дрожали, наши движения оставались непрерывными и размеренными. Он потянулся вниз, поправив свой эрегированный член в штанах, а затем снова взял мое лицо в ладони и поцеловал. Он внимательно смотрел на мое выражение лица, когда двигался навстречу мне теперь уже осмысленно – и почти экспериментально – и я вскрикнула, судорожно и отчаянно, когда ощутила, как он оказался в ловушке между нашими телами.

Его глаза потемнели от удовлетворения моей реакцией, и внезапно его руки оказались на моих ягодицах, придвинув меня ближе, а мои ноги обвили его бедра, крепко держа его. Он вошел в меня настойчиво и жестко.

В комнате не было никаких звуков, кроме нежных и влажных соприкосновений наших ртов и грубого скрипа от движений наших тел, создающих трение через одежду. Я двигалась навстречу ему, наслаждаясь его близостью, тем, как он скользил вместе со мной, дразня и мучая меня.

— Черт.

Это был гортанный звук, звук облегчения. Он обретал все, что ему было нужно.

Наши поцелуи перестали быть томными и размеренными: мы сталкивались зубами, пробовали языками подбородки друг друга. Его штанга на губе проволочилась по моей нижней губе, и его стоны наполнили мой рот. Он пожирал меня, а я – его, и владеть им так жадно - потому что я могла себе это позволить - было одновременно отчаянно, пытливо и освободительно.

— Еще, — молила я, и было непонятно, откуда исходил этот звук, потому что казалось, будто это слово кружилось и терзалось под веками. У него был вкус апельсинов, пива и его теплых губ. — О, Боже...

Он обезумел и теперь практически трахал меня на стойке. Парадоксальным образом нам не хватило терпения даже, чтобы снять одежду, и я поняла, что перемены в его энергичности были связаны с моим «О, Боже» и тем, как он упомянул прошлой ночью, что я всегда говорила это, когда была близка к кульминации. Он хотел подразнить меня этими словами, но по тому, как поменялась его поза, я поняла, что они сводили его с ума и мотивировали сделать все, что было в его силах, чтобы заставить меня кончить.

Он всегда смотрел на меня. Он так хорошо меня знал. Каким-то образом ему удалось узнать меня еще лучше за те месяцы, когда он облетел почти весь мир. Понимание этого обрушилось на меня, и я вцепилась ему в спину, зная, что, находясь вдали от меня, он проигрывал в голове каждый момент нашей близости. Он наслаждался ими, извлекал уроки из них, надеялся усовершенствовать их. Его губы снова встретились с моими: всем этим он наслаждался сейчас.

— Нора, — прорычал он в муках и экстазе.

— Я… - прошептала я.

В этот момент его движения перешли в спокойное покачивание и вращение, сосредоточиваясь на том, что мне было необходимо. Его рот стал нежнее, менее настойчивым.

— Да? — ласково произнес он. — Ты собираешься кончить?

Я кивнула, обхватив его лодыжками и зарывшись пальцами одной руки в его волосы. Он любил меня так, с опытной выверенностью, до тех пор, пока мое дыхание не сбилось, и я задохнулась в его поцелуе, дойдя до экстаза от ощущения его движений мне навстречу. Я тихо рассыпалась на части, скомкав и растянув его рубашку пальцами другой руки.

— Да, — прошипел он, протянув руку и прижав ее к моей груди, чувствуя, как мой сосок затвердел от оргазма. — О, Нора.

Дрю

Она была прекрасна, когда кончила, ласковая и податливая в моих объятиях, у моих губ, под давлением моего спонтанного желания к ней. Она была чувственной, обезумевшей и не стыдливой, потому что знала, что я мог дать ей все. Я смотрел на нее, когда она выгнулась напротив меня, и ее соски отвердели под моими пальцами. То, как она кончила просто от ощущения моего тела под одеждой вплотную к ее телу, было самым сексуальным, что я когда-либо видел.

Она прильнула лбом к моему плечу, ее дыхание было тяжелым и теплым сквозь мою рубашку. Я поцеловал ее волосы и обнял.

— Твою ж мать, детка, — прошептал я, наслаждаясь тем, как она растворилась в моих руках. — Не могу поверить, что ты напала на меня вот так.

Она хихикнула мне в шею, ослабляя хватку моей рубашки. Я вздрогнул, когда она нежно и медленно поцеловала меня в шею.

Она подняла подбородок и блаженно улыбнулась. Ее щеки горели, а волосы запутались после моих пальцев.

— Я люблю тебя, — сказала она просто, поцеловав меня в губы. Я ощущал ее ладони на своей груди, она меня слегка отталкивала.  Я сделал шаг назад и посмотрел, как она сползла со стойки, слегка покачнувшись, когда ее ступни коснулись пола.

— Ты в порядке? — улыбнулся я.

Она усмехнулась и притянула мое лицо к себе.

— Мм-гм…

Ее рука медленно потянулась вниз, чтобы погладить меня через штаны. Я простонал, и наши глаза встретились, когда ее пальцы очерчивали мою форму.

— Нора, ты… — я замолк, пытаясь найти слова.

Я запрокинул голову, когда она стянула с меня рубашку и начала целовать меня в грудь и вдоль живота, а ее рука продолжала двигаться, дразня меня через пижамные штаны.

— Дрю, — произнесла она ласково, и я склонил голову, чтобы взглянуть на нее. Она опустилась передо мой на колени. Ее глаза были огромны, когда она спустила вниз по бедрам упругий пояс моих штанов.

— Да, — ответил я, не в силах отвести взгляд. Мои слова оборвались, когда она взяла меня в руку и медленно отодвинула крайнюю плоть. Наклонившись, она прижалась к кончику, а затем обвела его языком.

— Господи… — застонал я.

Ее глаза встретились с моими и приобрели озорной блеск. Удерживая мой взгляд, она немного отстранилась и начала сосать мою серьгу, подергивая ее губами.

Я зарылся руками в ее волосы и расставил ноги шире, опасаясь, что могу упасть от одного только ее взгляда. Она открыла рот у кончика и взяла меня, легонько щелкая языком по штанге.

— Мне нравится, когда ты с ней играешь, — прошептал я.

После этих слов она закрыла глаза и простонала.

— Черт, Нора, - прошипел я, не в силах прекратить вращение бедер.

Ее руки переместились на бока моих бедер, призывая меня продолжать двигаться.

— Я думал об этом так часто, — пробормотал я, легонько очерчивая пальцами ее губы. — О том, чтобы взять тебя прямо на этом месте… увидеть тебя такой.

Она подняла взгляд на меня, и я резко вздрогнул от вида ее губ вокруг моего члена. Я чувствовал, как вздымалась моя грудь, как дыхание стало тяжелым и зашумело у меня в ушах. Ее волосы были мягкими под моими пальцами, а рот — теплым и жаждущим меня. Взяв член в руку, она начала движения ладонью одновременно со ртом вокруг головки.

— Хорошо, — прошептал я, убирая ее волосы с лица. — Нора, мне так хорошо…

Я был уже так близко, сходя с ума от нашим движений у стойки. Я хотел наслаждаться ее видом, впитать ощущение ее рта на моей коже, но даже мелькание этих образов было слишком. Ее губы сжимали меня, язык прижимался к пирсингу. Когда ее глаза закрылись, она ласково промурлыкала, и по всей моей длине и внутрь живота распространились вибрации. Живое наблюдение за тем, как она получала удовольствие от доставления наслаждения мне, довело меня до края.

— Так близко, — пошептал я.

Она выдерживала темп, не спеша.

— О, черт, так близко, — повторил я и услышал напряжение в своем голосе и мышцах шеи, когда мое тело приготовилось освободиться.

Она взяла меня немного глубже, намекая, что я мог кончить в нее. Со стоном я достиг кульминации. Напряжение и острое желание пронеслись сквозь меня, когда экстаз обуял все мое тело. Моя спина выгнулась, и я услышал собственный непроизвольный тихий стон в то время, как она все еще не отпускала меня, позволяя оргазму окатить меня с ног до головы: медленно, восхитительно, тяжело и тепло.

Прошло несколько мгновений прежде, чем я смог открыть глаза, но я чувствовал, как ее губы соскальзывают, как они прижимаются, чтобы поцеловать кончик, почувствовал, как она хватает меня за руки, чтобы помочь себе встать.

Я посмотрел на нее, а она улыбалась.

— Ты жив?

Я с улыбкой кивнул ей, потрясенный. Ослабевшими руками я притянул ее к себе и поцеловал в висок.

— Черт, — пробормотал я в ее волосы. — Не могу поверить, что ты снова на меня напала.

Она рассмеялась и чмокнула меня в губы, затем потянулась к моему пиву и сделала большой глоток.

— Я буду без штанов, — объявил я, шагнув из лежащих штанов. — Мои руки меня не слушаются.

— Прекрасно, — ответила она, вплетая пальцы в мои волосы и целуя меня в уголок рта. — Сядь и расскажи мне какую-нибудь историю. Мне нужно приготовить ужин.

— КОНЕЦ! —