В городе Ю.: Повести и рассказы [Валерий Георгиевич Попов] (fb2) читать постранично

Валерий Попов В ГОРОДЕ Ю. Рассказы и повести

Все мы не красавцы

Жил я с бабушкой на даче. Днем купание, езда на велосипеде. Вечером — сон. Расписание. Режим.

И вдруг в субботу глубокой ночью является мой друг Слава. Застучал, загремел. Открываю — вбегает.

— Ну как?!

— Что как?

— Всё в порядке?

— Вообще да. А у тебя?

— У меня тоже. Ну хорошо. А то я что-то волновался,— говорит.

Прошли мы с ним на кухню, сели.

— О,— говорит,— капуста! Прекрасно.

Захрустел той капустой, наверно, весь поселок разбудил.

— Представляешь,— говорит,— совершенно сейчас не сплю.

— Да,— говорю,— интересно.

А сам чуть с табуретки не валюсь, так спать хочется.

Вдруг бабушка появляется в халате. Спрашивает:

— Это кто?

— Как же,— говорю,— бабушка, это же мой друг, Слава, неужели не помнишь?

Слава повернулся к ней и говорит:

— А! Привет!

Так прямо и говорит — привет! Он такой.

— Нет, не помню,— отвечает бабушка. И ушла.

— О,— говорит Слава,— котлеты! Прекрасно!

— Ты что,— спрашиваю,— так поздно? Твои-то где?

— Да за грибами. Еще с пятницы.

— Ты, что ли, есть хочешь?

— Ага. Они вообще оставили мне рубль, да я его отдал.

— Отдал? Кому?

— Да одному старику. Подъезжает ко мне на улице старик на велосипеде. Сейчас, говорит, покажу тебе фокус. Разжимает ладонь, там лежит двухкопеечная монета позеленевшая. Решкой. Зажал он кулак и спрашивает: «Ну а сейчас, думаешь, как лежит?» Да решкой, говорю, как и лежала. Тут он захохотал и разжал. А монета действительно лежит решкой. Он как увидел это — оцепенел. А потом так расстроился, заплакал. Что-то мне жалко его стало. Догнал я его и рубль свой в карман сунул. Не расстраивайтесь, говорю, вот вам рубль на всякий случай.

— Да, здорово,— говорю я Славе,— на вот, ешь сметану.

— Нет,— говорит Слава,— сметану ни за что!

— Да ешь, чего там!

— Нет! Я же сказал. За кого ты меня принимаешь?

Странная такая гордость — только на сметану.

— Ну вот. И остался я без денег. Расстроился сначала. А потом думаю — а, не пропаду! И действительно. Не пропал. Хожу я по улице, хожу. Хожу. И вдруг проезжает мимо меня брезентовый газик — знаешь, ГАЗ-шестьдесят девять, на секунду поднимается брезент, и оттуда цепочкой вываливается несколько картофелин. Отнес я их домой, взвесил — ровно килограмм. Представляешь? А потом, уже вечером, какие-то шутники забросили мне в окно селедку. Еще в бумагу завернута промасленную, а на ней на уголке написано карандашом: восемьдесят копеек. Ну что ж. Для них, может быть, это и шутка, а для меня очень кстати! Отварил я картошку, с селедочкой поел — пре-е-красно!

— Тише,— говорю,— не кричи.

И тут действительно бабушкин голос:

— Ну все, я закрылась, буду спать. Теперь пусть забираются воры, бандиты — пожалуйста!

И раздалось такое хихиканье из-под двери.

— Ну вот,— продолжал Слава,— и вдруг вызывают меня в милицию. Сидят там трое ребят наших лет. «Вот,— говорит милиционер,— задержана группа хулиганов. Забрасывали в окна селедки».— «Да это,— говорю,— не хулиганство! Надо различать. Мне так очень понравилось. Сельдь атлантическая, верно?» — «Да»,— хмуро говорит один. И тут появляется участковый, Селиверстов. Задумчивый. «Да,— говорит,— надо им руки понюхать. У кого селедкой пахнут — тот и кидал». Оказалось, только у меня пахнут. Селиверстов тогда и говорит: «Ну ладно, если пострадавший претензий не имеет и руки у вас селедкой не пахнут, тогда с вас только штраф — восемь копеек».— «А кому платить?» — спрашивают. «Вот ему»,— и показывает на меня. Вот так. Пошел домой. А те шутники благодарные под окном моим ходят с гитарами, поют. И вдруг — Селиверстов! «Ты,— говорит,— не обращай на меня внимания. Я просто так. Очень ты мне понравился. Уж очень ты благородный. Я посижу тут и уйду. Сам знаешь: все больше с преступниками дела, а с тобой и посидеть приятно. Посижу тут, отдохну и пойду». Потом жаловаться стал. «Все,— говорит,— видят во мне лишь милиционера, боятся, а иной раз так хочется поговорить просто, по-человечески. И с тобой вот — поговорить бы на неслужебные темы. Не веришь? Я даже без револьвера — вот».— «Знаете что,— говорю я ему,— как раз перед вашим вызовом шел я звонить по важному делу».— «Ну что? — говорит.— Иди звони. На вот тебе две копейки». Дает двухкопеечную монетку позеленевшую. Взял я ее, выбежал на улицу и вдруг остолбенел! Такая мысль: картошки кило — десять копеек, селедка — восемьдесят. В милиции дали — восемь, да сейчас — две. А в сумме — рубль! А отдал-то я как раз рубль! Представляешь?

Слава замолчал. Я тоже молчал, потрясенный. Мы так посидели, неподвижно. Потом Слава вдруг взял белый бидон, заглянул и говорит оттуда гулко:

— Что это там бултыхается в темноте?

— Квас.

— Можно?

А сам уже пьет.

— Ну, все,— говорит,— а теперь спать.

Пошли мы в комнату. Легли валетом. Слава сразу заснул, а я лежал, думал. Луна вышла, светло стало. И вдруг