Прилив [Силла Бёрлинд] (fb2) читать онлайн

Силла и Рольф Бёрлинд Прилив

…в то время как неотвратимо наступает ночь.

К. Вресвик^[1]

Конец лета 1987 года

Во время прилива вода в бухте Хасслевикарна на острове Нордкостер обычно поднимается на пять-десять сантиметров. Иначе она ведет себя при сизигии — явлении, когда Солнце и Луна находятся на одной линии с Землей. Тогда уровень воды вырастает почти на полметра. Высота головы человека составляет примерно двадцать пять сантиметров.

Этой ночью наступит сизигия.

А пока был отлив.

Полная луна много часов назад заставила непокорное море отпрянуть назад, обнажив длинную полосу влажного дна. По песку туда-сюда сновали маленькие блестящие крабы, похожие на сверкающие блики в серебряно-голубом свете. Стремясь не упасть, багрянки еще крепче цеплялись за камни. Все существа на дне понимали, что спустя определенный промежуток времени море вернется.

Понимали это и трое на берегу. Они даже знали, когда точно это произойдет, а именно — через четверть часа. Тогда первые легкие волны направятся к берегу и зальют все, что успело высохнуть, а вскоре темная масса моря начнет выталкивать волну за волной, пока уровень воды не достигнет максимума.

Прилив, отделяющий дно от поверхности воды на полметра.

У троицы еще оставалось время. Они почти закончили рыть яму. Глубиной около полутора метров и диаметром шестьдесят сантиметров, она идеально вместила бы человека. Только голова останется снаружи. Голова четвертой фигуры на берегу. Женщины со связанными руками, неподвижно стоявшей чуть поодаль.

Слабый ветер слегка шевелил ее темные длинные волосы, обнаженное тело блестело, на измученном лице не было макияжа. Лишь глаза выдавали странную отчужденность. Женщина отрешенно наблюдала за происходящим. Копавший мужчина поднял из ямы кривую лопату с песком, высыпал его на образовавшуюся рядом горку и обернулся.

Работа была окончена.

Издалека, со скал, где прятался мальчик, залитый лунным светом берег казался удивительно тихим. А что затеяли темные фигуры, там, на песке, на другой стороне? Этого мальчик не знал, но слышал нарастающий шум моря и видел, как голую женщину, с виду совершенно покорную, сначала вели по мокрому песку, а потом опустили в яму.

От испуга мальчик закусил нижнюю губу.

Один из мужчин принялся засыпать яму. Влажная масса, словно цемент, облепила тело женщины. Скоро все углубление целиком заполнилось песком.

Когда первые робкие волны побежали в сторону берега, на поверхности оставалась только голова. Длинные волосы медленно погружались в воду, маленький краб прицепился к темной пряди. Женщина пристально смотрела на луну, не издавая ни звука.

Фигуры поднялись чуть вверх по песчаным холмам. Две — неуверенно, беспокойно озираясь, чего нельзя было сказать о третьей. Все наблюдали за одинокой, освещенной головой над поверхностью дна.

И ждали.

Сизигия наступила довольно быстро. Одна за другой, волны становились все выше, заливали женщине лицо, били в нос и в рот. Горло наполняла вода. Отворачивая голову, женщина наталкивалась на очередную волну.

Одна из фигур подошла и присела на корточки рядом с женщиной. Их взгляды встретились.

Из своего укрытия мальчик мог наблюдать, как растет уровень воды. Голова на дне исчезала, появлялась и исчезала вновь. Двое из троицы ушли, третий человек шел вверх по берегу. Вдруг мальчик услышал ужасный крик. Безумный крик женщины из песчаной ловушки. Эхо разнеслось по плоской бухте и достигло скалы наблюдателя, прежде чем новая волна захлестнула голову и крик стих.

Мальчик побежал.

Море поднялось и замерло, темное и блестящее. Женщина под водой закрыла глаза. Последнее, что она почувствовала, — еще один слабый, легкий толчок внутри, в утробе.

Лето 2011 года

У Одноглазой Веры оба глаза были здоровы, а взглядом она могла парализовать летящего сокола. Видела она отлично. Кроме того, в спорах Вера напоминала снегоуборочную машину. Трогалась с места, вооружившись собственным мнением, и расчищала себе путь, разбрасывая по сторонам все аргументы против.

Одноглазая. Но любимая.

Она повернулась спиной к заходящему солнцу, так что свет, струившийся над Вэртафьорден, упиравшийся в мост Лидингёбрун и тянущийся к парку Юргхаген, окутывал силуэт Веры аурой сияния.

— Ведь это касается моей жизни!

Пыл ее речи мог произвести впечатление даже в правительстве, несмотря на хриплый голос, который в зале заседаний звучал бы слегка необычно. Ну и, может, одежда вызвала бы удивление: пара разноцветных футболок не первой свежести и изношенная тканевая юбка. И еще отсутствие обуви. Но Вера выступала не в зале заседаний, а в небольшом, укромном парке рядом с портом «Вэртахамнен», да и вместо членов правительства ее слушали четверо разномастных бездомных, занявшие несколько скамеек, разбросанных среди дубов, ясеней и кустарника. На одной из скамеек, погруженный в свои мысли, сидел высокий и молчаливый Йелле. На другой расположились Бенсеман и Мюриель — молодая наркоманка из района Багармоссе. Рядом с ней лежал полиэтиленовый пакет из супермаркета. Напротив них дремал Арво Пярт.

На окраине парка за густыми кустами притаились двое молодых, одетых в черное мужчин; они пристально наблюдали за скамейками.

— Моей жизни, а не их! Ведь так! — Одноглазая Вера махнула рукой куда-то вдаль. — Они приперлись и забарабанили по фургону, я еле успела зубы вставить, а они уже были у двери! Целых три штуки! Уставились на меня. Я им: «В чем дело, черт побери?» — «Мы из муниципалитета. Вы должны убрать отсюда фургон». — «Почему это?» — «На этом участке будет вестись строительство». — «Чего?» — «Освещенной дорожки». — «Чего-чего?» — «Трассы для бега, она будет проложена прямо здесь». — «О чем вы, черт возьми, говорите? Я не могу его убрать! У меня же нет машины!» — «К сожалению, ничем помочь не можем. Фургон нужно отогнать до следующего понедельника».

Пока Одноглазая Вера переводила дух, Йелле воспользовался моментом, чтобы незаметно зевнуть. Вера не любила, когда зевали посреди ее речей.

— Представляете? Передо мной стоят три мужика, выросшие в архивных шкафах пятидесятых годов, и посылают меня к чертям! И все потому, что несколько перекормленных идиотов будут тренировать свои жирные задницы прямо на моем доме! Представляете, как я взбесилась?

— Ага, — выдавила из себя Мюриель.

Голос у нее был надтреснутый, высокий и резкий; без дозы она обычно не вступала в диалог.

Вера поправила редкие рыжеватые волосы и продолжила с новой силой:

— Но суть не в какой-то там дебильной дорожке, а в тех, кто выгуливает здесь своих мелких лохматых крыс и думает, что в их выпендрежном районе не место таким, как я! Я просто не вписываюсь в эту холеную реальность! Вот в чем дело. Плевать им на нас с высокой колокольни!

Бенсеман немного подался вперед:

— Слушай, Вера, может, они…

— Идем, Йелле! Вставай!

Вера сделала пару приличных шагов и взяла Йелле под руку. Мнение Бенсемана ее совершенно не волновало. Йелле встал, пожал плечами и побрел за ней. Куда, он сам точно не знал.

Бенсеман поморщился. Веру он знал как облупленную. Слегка дрожащими руками зажег мятый окурок и открыл банку пива. Услышав звук, Арво Пярт оживился:

— Веселье сейчас будет.

У Пярта были эстонские корни и особая манера речи. Мюриель посмотрела Вере вслед и обернулась к Бенсеману:

— Все-таки мне кажется, она во многом права — того, кто не вписывается, убирают… да?

— Да, похоже, так все и есть…

Бенсеман родился в провинции Норрланд^[2] и был известен своим излишне крепким рукопожатием и проспиртованными, с желтушной поволокой глазами. Крупный, с заметным диалектом и резким запахом изо рта, периодически вырывавшимся сквозь редкие зубы. В прошлой жизни он работал библиотекарем в Будене, питая страсть как к чтению, так и к спиртным напиткам. Весь диапазон: от морошкового ликера до самогона. Благодаря своей пагубной привычке за десять лет Бенсеман опустился на самое дно социальной лестницы, а его жильем стал украденный фургон в Стокгольме. В столице он перебивался, попрошайничая, воруя и бродяжничая. Но — не теряя любви к чтению.

— …мы живем словно по чьей-то милости, — сказал Бенсеман.

Пярт кивнул и потянулся за пивом. Мюриель достала пакетик и ложку. Бенсеман тут же отреагировал:

— Ты же собиралась завязать с этим дерьмом?

— Я знаю. Я завяжу.

— Когда?

— Я завяжу!

И Мюриель незамедлительно это сделала. Не потому, что не хотела дозу, просто она вдруг увидела двух крадущихся между деревьями парней. На одном из них была черная куртка с капюшоном. На его приятеле — темно-зеленая. Оба были одеты в серые тренировочные брюки, жесткие ботинки и перчатки. Они вышли на охоту.

Бездомная троица довольно быстро сориентировалась. Мюриель схватила пакет и побежала. Бенсеман с Пяртом, прихрамывая, направились следом. Тут Бенсеман вспомнил о спрятанной за урной заначке. Именно от нее зависело, будет ли он спать или бодрствовать сегодня ночью. Бенсеман повернулся и поскользнулся перед одной из скамеек.

Способность удерживать равновесие оказалась не на высоте. Да и реакция тоже. Когда Бенсеман попытался встать, то получил сильный удар в лицо и упал навзничь. Парень в черной куртке стоял рядом. Второй нападавший достал мобильный телефон и включил камеру. С этого началось жестокое и кошмарное избиение, снятое на камеру в не выпускавшем наружу ни единого звука парке, где не было больше никого, кроме двух испуганных свидетелей вдалеке за кустами.

Никого, кроме Мюриель и Пярта. Даже с приличного расстояния они видели, как у Бенсемана текла кровь изо рта и уха, слышали его глухой стон при каждом ударе в грудь и в лицо. Снова и снова. И снова.

Они не видели, как от ударов редкие зубы Бенсемана впивались в щеки и пробивали их насквозь. Зато от их взгляда не ускользнуло то, как рослый северянин пытался уберечь глаза. Глаза, благодаря которым он мог читать.

Мюриель тихо плакала, закрывая рот изуродованной уколами рукой. Все ее изможденное тело дрожало. В конце концов Пярт взял девушку под локоть и увел от кровавого зрелища. Они были бессильны. «Вызвать полицию… да, мы могли бы», — думал Пярт, в спешке ведя Мюриель к Лидингевэген.

Прошло время, прежде чем показалась первая машина. Пярт и Мюриель начали кричать и махать руками, когда до них оставалось еще пятьдесят метров, из-за чего водитель обогнул парочку и промчался мимо.

— Урод! — заорала Мюриель.

Другой водитель ехал с женой — ухоженной дамой в красивом платье вишневого цвета. Она ткнула пальцем в стекло:

— Смотри не сбей этих наркоманов, у тебя и так алкоголь в крови.

И серый «ягуар» промчался мимо.

К тому времени как над Вэртафьорден погасли огни, рука Бенсемана уже была полностью раздавлена. Парень с телефоном выключил камеру, а его напарник поднял спрятанное Бенсеманом пиво. Потом они убежали.

Остались только сумерки и рослый северянин на земле. Его раздробленная рука цеплялась за гравий, веки были закрыты. «Заводной апельсин»^[3] — последнее, что щелкнуло в мозгу у Бенсемана. Черт, кто же это написал? Рука перестала шевелиться.

Одеяло сползло вниз, обнажив ее голые бедра. Ногу щекотал теплый шершавый язычок, заставляя девушку шевелиться во сне. Когда за щекотанием последовал легкий укус, она резко приподнялась и прогнала кота.

— Нет!

Дело было не в коте, а в будильнике. Она проспала. Здорово проспала. Вдобавок ко всему со спинки кровати упала жвачка и застряла в ее длинных темных волосах. Почти катастрофа.

Девушка вскочила с кровати.

Задержка на час сильно сжимала весь утренний график. Серьезное испытание для ее умения делать несколько вещей одновременно. Особенно на кухне: молоко убегало, хлеб в тостере дымился, и как раз когда она правой ногой угодила в прозрачную кошачью блевотину, зазвонил телефон и невыносимо вкрадчивый голос, обратившись по имени, заверил, что не собирается ничего продавать, а всего лишь приглашает на курсы.

Катастрофа.

Оливия Рённинг все еще нервничала, когда, торопясь, выбежала на улицу Сконегатан. Ненакрашенная, с наспех убранными в некое подобие пучка длинными волосами. Тонкая бежевая куртка, из-под которой торчала желтая, с бахромой футболка, была не застегнута; завершали образ выцветшие джинсы и поношенные сандалии.

Солнце светило и сегодня.

Девушка на секунду остановилась, чтобы выбрать дорогу. Какой путь короче? Направо. Она почти бежала, на ходу поглядывая на стенды продуктовых магазинов: «НОВОЕ ЖЕСТОКОЕ НАПАДЕНИЕ НА БЕЗДОМНОГО».

Оливия понеслась дальше. Она направлялась к своей припаркованной машине, чтобы поехать в район Сёренторп в Ульриксдале. В Академию полиции. Оливии было двадцать три года, шел третий семестр ее учебы. Через шесть месяцев ей предстоит пройти стажировку в каком-нибудь участке в Стокгольме. А еще через полгода — стать полицейским.

Чуть запыхавшись, Оливия добралась до белого «мустанга» и достала ключи. Автомобиль она получила в наследство от отца Арне, который умер от рака четыре года назад. Кабриолет. Модель 1988 года, красная кожаная обивка, автоматическая коробка передач и четырехцилиндровый мотор, рычащий как восьмицилиндровый. Многолетняя любимица папы теперь принадлежала ей. Машина была не в лучшем состоянии, заднее стекло пришлось закрепить изолентой, и во многих местах поцарапалась краска. Но техосмотр «мустанг» проходил без проблем. Оливия любила этот автомобиль.

С помощью пары несложных действий девушка опустила крышу и села за руль. Тут ее обоняние уловило мимолетный аромат, который ощущался всякий раз, когда она садилась в машину. Это был запах не обивки, а ее отца. В салоне пахло Арне. Через несколько секунд аромат исчезал.

Оливия подключила наушники к мобильному телефону, включила группу «Бон Ивер», повернула ключ зажигания, нажала на педаль и тронулась с места.

До летних каникул оставалось совсем немного.

* * *

Пришло время выхода нового номера «Ситуашун Стокгольм» — собственной газеты бездомных. Номер 166. С принцессой Викторией на обложке и интервью с Сахарой Хотнайтс и Йенсом Лапидусом. Редакцию на улице Крюкмакаргатан, 34 заполнили бездомные продавцы, желающие купить свою часть экземпляров нового номера. Газета стоила для них двадцать крон — половину продажной цены, разница составляла выручку.

Нехитрая сделка. И жизненно важный вопрос для многих из них. Благодаря этому заработку эти бездомные держались на плаву. Кто-то покупал алкоголь или наркотики, кто-то оплачивал кредиты. Большинство работали, чтобы прокормить себя. И чтобы сохранить достоинство. Ведь в любом случае это был труд, за который они получали деньги. Они не воровали, не жульничали и не грабили пенсионеров. Ну, если только некоторые, когда дела совсем не клеились. Многие же считали за честь работать продавцами.

Хотя работа эта тяжелая. Иногда они по десять-двенадцать часов стояли каждый на своей торговой точке, едва сбыв одну-единственную газету. В слякоть и в лютый мороз. Тогда занятием не из приятных становился поиск какой-нибудь выброшенной пустой коробки, чтобы успеть отключиться до того, как в сознание наведаются кошмары.

А сегодня выходит новый номер. Обычно в этот день для всех наступал торжественный момент. Немного удачи, и уже в первые сутки можно протолкнуть внушительную стопку газет.

Но в помещении никто не шумел. Наоборот. Все собрались на экстренное совещание. Еще одного их товарища сильно избили накануне вечером. Бенсемана, северянина, того, который так чертовски много читал. Он получил серьезные травмы всего костяка. Произошел разрыв селезенки, и врачи всю ночь боролись с обильными внутренними кровотечениями. Прибежавший в приемную парень навещал его с утра.

— Он выживет… но думаю, мы очень не скоро увидим его здесь.

Присутствующие чуть кивнули. Сочувствующе. Напряженно. За последнее время это не первое нападение — четвертое, и во всех случаях пострадали бездомные. Люди без определенного места жительства, как их называли в СМИ. Все нападения имели одинаковый сценарий. Сначала несколько молодых парней выслеживали жертву у ее торговой точки, а затем избивали. Жестоко. Снимали всё на камеру и публиковали на сайте в Интернете. Это было едва ли не самым ужасным. Унизительнее некуда. Как будто бездомным дали роль боксерских груш в сериале о насилии ради развлечения.

Не менее жутким выглядел тот факт, что все пострадавшие торговали «Ситуашун Стокгольм». Совпадение? В городе около пяти тысяч бездомных, и лишь маленькая толика занимается торговлей.

— Они что, выбирают именно нас?

— На кой черт им это?

Неудивительно, что все эти вопросы остались без ответа. Пока. Ситуация и так достаточно напряженная, чтобы пугать и без того потрясенную толпу в комнате.

— У меня теперь есть газовый баллончик, — вставил свое слово Бу Фаст,^[4] и все взоры устремились на него.

Люди уже давно перестали обращать внимание на замысловатость его имени. Бу приподнял свой увесистый баллончик, чтобы все желающие могли его разглядеть.

— Ты в курсе, что это незаконно? — спросил Йелле.

— Что незаконно?

— Вот эта штука.

— В самом деле? А быть избитым — это законно?

Йелле не нашелся, что ответить. Он стоял возле стены рядом с Арво Пяртом. Вера стояла чуть поодаль. На этот раз она решила промолчать. Ее шокировал звонок Пярта, когда тот сообщил о том, что случилось с Бенсеманом всего лишь через несколько минут, после того как они с Йелле покинули парк. Она была уверена, что, оставшись, смогла бы предотвратить нападение. Йелле придерживался другого мнения.

— Ну и что бы ты сделала?

— Дралась бы! Ты же знаешь, как я вмазала тем, кто пытался спереть наши мобильники в районе Мидсоммаркрансен!

— Они были в стельку бухие, а один из них был почти карликом.

— Так ты бы помог мне, правда же?

Потом они разошлись на ночь, а теперь стояли тут. Вера молчала. Она купила стопку газет, Пярт тоже, у Йелле денег хватило лишь на пять штук.

Вместе они вышли на улицу. Вдруг Пярт заплакал. Он прислонился к обшарпанному фасаду и закрыл лицо грязной ладонью. Йелле с Верой посмотрели на него. Они все поняли. Он был там и видел, что происходит, но не мог ничего сделать.

И вот снова те события встали перед глазами.

Вера осторожно приобняла Пярта и прижала его голову к своему плечу. Пярт был субтильным мужчиной. На самом деле его звали Силон Карп, и родился он в городе Эскильстуна в семье эстонских эмигрантов. Но однажды ночью в героиновом дурмане на чердаке на улице Брунсгатан ему попалась старая газета с фотографией скромного композитора, которая поразила его невероятным сходством. Между Карпом и Пяртом. Он просто-напросто увидел свою копию. После следующей дозы он слился с двойником, и двое превратились в одного. Теперь его звали Арво Пярт. С того момента представлялся он так. А поскольку люди из его окружения по большому счету плевали на то, как кого зовут, он стал Пяртом. Арво Пяртом.

Много лет Пярт работал курьером, разносил почту по южным районам, но слабые нервы и сильная зависимость от опиатов затянули его в то, что теперь превратилось в неприкаянное существование. В жизнь бездомного продавца «Ситуашун Стокгольм».

Сейчас он стоял тут и плакал, уткнувшись в плечо Одноглазой Веры, безутешно рыдал из-за несчастья, постигшего Бенсемана, из-за всеобщей жестокости и насилия. Но больше всего из-за того, какой была его жизнь сегодня.

Вера гладила его спутанные волосы и смотрела на Йелле, а тот не сводил глаз со своей стопки газет.

Потом он ушел.

* * *

Оливия свернула в ворота Академии и припарковалась с правой стороны. Машина немного торчала из-за серых седанов различных марок. Оливию это не смущало. Она взглянула на небо, размышляя, стоит ли поднимать крышу, и передумала.

— А вдруг пойдет дождь?

Оливия обернулась. Ульф Мулин. Ровесник из ее группы. Парень с удивительной способностью всегда появляться незамеченным рядом с Оливией. В этот раз он оказался за ее машиной. «Может, он следит за мной?» — подумала девушка.

— Тогда я, пожалуй, подниму.

— Посреди лекции?

Оливии порядком надоели подобные бессмысленные диалоги. Она взяла сумку и пошла к зданию. Ульф последовал за ней.

— Ты видела вот это? — Парень шел сбоку, держа сверкающий планшет. — Это сегодняшнее ночное нападение на бездомного.

Оливия покосилась на экран и увидела, как били окровавленного Бенсемана.

— Видео есть на том сайте, — сказал Ульф.

— Trashkick?

— Да.

Они вчера обсуждали этот сайт на занятиях и очень возмущались. Один из преподавателей рассказал, что первый фильм и интернет-адрес появились на странице сайта 4chan.org, куда заходят миллионы молодых людей. Фильм и адрес быстро убрали, но многие успели запомнить ссылку, и она получила широкое распространение. Ссылка вела на сайт Trashkick.com.

— Они что, не могут его закрыть?

— Вероятно, сервер находится в каком-нибудь неприметном веб-отеле, и полиции не так просто его найти и отключить.

Так объяснил преподаватель.

Ульф выключил планшет.

— Они публикуют уже четвертое видео… Полный беспредел.

— Избиение людей или публикация видео?

— Хм… и то и другое.

— А что из этого хуже, по-твоему?

Оливия знала, что не стоило провоцировать диалог, но до университета оставалась пара сотен метров и им с Ульфом все равно по пути. К тому же она любила заставлять людей размышлять. Почему, Оливия не знала. Может, это способ держать дистанцию. Своего рода нападение.

— Мне кажется, это одно и то же, — ответил Ульф. — Они бьют, чтобы выложить результат в Интернет. Возможно, если бы им негде было публиковать видео, они бы не стали избивать.

«Неплохо», — подумала Оливия. Длинное предложение, связные мысли, разумное рассуждение.

Подкрадывайся Ульф пореже и шевели мозгами почаще, он бы точно поднялся на несколько ступенек среди ее избирательных знакомств. Вдобавок ко всему этот парень в отличной форме и на полголовы выше ее.

— Что делаешь сегодня вечером? Может, выпьем пива или сходим куда-нибудь?

Нет, он остался на прежней ступени.

В аудитории почти не было свободных мест. Группа Оливии состояла из двадцати четырех человек и разделялась на четыре подгруппы. Ульф и Оливия учились в разных подгруппах. У доски стоял Оке Густафссон, их научный руководитель. Мужчина чуть за пятьдесят, с долгой карьерой полицейского за плечами. Он пользовался популярностью среди студентов. Некоторые считали его немного высокомерным, Оливия — обаятельным. Ей нравились его брови, производящие удивительное впечатление: казалось, что они живут своей собственной жизнью. В руке он держал папку. Другая такая же лежала на столе.

— Так как мы с вами расстанемся уже через несколько дней, я придумал вам небольшое задание вне курса, по желанию. В этой папке — некоторые из старых нераскрытых убийств в Швеции, я подобрал их сам. Вы можете выбрать какое-нибудь и предпринять собственный анализ расследования, посмотреть, что можно было бы сделать иначе, учитывая современные методы: исследование ДНК, топографический анализ, прослушка… и так далее и тому подобное. Это маленькое упражнение на то, как ведется работа над «висяками» — нераскрытыми преступлениями. Вопросы есть?

— То есть это задание не обязательно для выполнения?

Оливия покосилась на Ульфа. Вот всегда ему лишь бы спросить. Оке же сказал, что по желанию.

— Совсем не обязательно.

— Но если мы его выполним, это будет дополнительным плюсом?

Когда лекция закончилась, Оливия взяла папку. Оке подошел к ней и кивнул на бумаги у нее в руках:

— Твой отец участвовал в одном из расследований.

— Правда?

— Да. Я подумал, что неплохо было бы включить сюда это дело.

Оливия присела на скамейку на приличном расстоянии от школы. Компанию ей составляли трое мужчин. Все они молчали, как и полагается бронзовым фигурам. Одна из них изображала Бенгтсона Великолепного — легендарного дамского угодника. Оливия никогда о нем не слышала. Две другие — Тумбу-Тарзана^[5] и констебля Бьёрка.^[6] У последнего на коленях лежала полицейская фуражка. Кто-то поставил на нее пустую пивную банку.

Девушка раскрыла папку. Вообще-то она не собиралась заниматься учебой на летних каникулах, хотя задание и так было факультативным. Просто для нее это стало поводом выйти из помещения и не слушать чепуху Ульфа.

Теперь она заинтересовалась. Папа расследовал одно из убийств. Девушка быстро пролистала бумаги, где давалось краткое описание преступлений. Немного сведений о способе и месте, а также даты и ход следствия. Полицейская терминология была знакома Оливии. Все детство она слышала, как родители, сидя на кухне, обсуждают судебные дела. Ее мама, Мария, работала юристом по уголовному праву.

В самом конце папки Оливия нашла нужное дело. Среди основных следователей значился Арне Рённинг. Следователь по уголовным делам в Управлении полиции.

Папа.

Девушка оторвалась от бумаг и посмотрела вдаль. Академия располагалась среди почти нетронутой природы. Здание окружали широкие ухоженные лужайки и островки леса, тянущегося до самого залива Едсвикен. Удивительно умиротворяющий пейзаж.

Оливия думала об Арне. Она сильно любила папу, а его не стало. Ему было всего пятьдесят девять. Оливия считала, что это несправедливо. И к ней снова пришли эти мысли, которые часто мучили ее и причиняли физическую боль. Мысли о предательстве.

По отношению к отцу.

В подростковом возрасте у Оливии были близкие и теплые отношения с папой, а потом, когда он неожиданно заболел, она предала его. Уехала в Барселону, чтобы учить испанский, работать, веселиться… отрываться!

«Я сбежала, — думала она. — Хотя тогда не понимала этого. Я не хотела принимать, что он был болен, что состояние могло ухудшиться, что он мог умереть».

Но он умер. Без Оливии рядом. Когда она развлекалась в Барселоне.

Она все еще помнила мамин звонок. «Папа умер сегодня ночью».

Девушка вытерла глаза и подумала о маме. О времени после смерти папы, когда Оливия вернулась из Барселоны. Ужасное время. Мария была убита горем и полностью в нем замкнулась. Это горе не вмещало Оливию с ее чувством вины и раскаянием. Мать с дочерью прятались друг от друга, молчали, как будто боялись, что мир разрушится, если они раскроют свои чувства.

Со временем боль утихла, но они по-прежнему не разговаривали об этом. Никогда.

Оливия скучала по папе.

— Нашла какое-нибудь дело?

Перед ней странным, присущим ему образом материализовался Ульф.

— Да.

— Какое?

Девушка глянула в папку.

— Одно убийство на Нордкостере.

— Когда оно произошло?

— В восемьдесят седьмом.

— А почему ты выбрала именно его?

— Ты нашел что-нибудь? Или, может, плюнул на это? Задание ведь необязательное.

Ульф улыбнулся и уселся на скамейку:

— Я не помешаю?

— Помешаешь.

Оливия умела ставить людей на место. К тому же ей хотелось сконцентрироваться на деле, которое она только что открыла. На деле, которое расследовал ее папа.

Преступление оказалось захватывающим. Оке настолько интересно его описал, что Оливии захотелось узнать больше.

Она поехала в Королевскую библиотеку и спустилась на нижний этаж, где располагался специальный зал с микрофильмами газет. Смотрительница зала показала Оливии, как материалы расставлены на полках и каким считывающим устройством ей можно пользоваться. Все было аккуратно разложено. Каждая газета, начиная с 50-х, была записана на микропленку. Оставалось только выбрать номер, сесть у устройства и приступить к работе.

Сперва Оливия взялась за местную газету, освещавшую события на Нордкостере, — «Стрёмстад Тиднинг». Дата и место убийства были указаны в папке. Запустив поисковую систему, Оливия вскоре увидела на экране крупный заголовок: «УЖАСНОЕ УБИЙСТВО НА БЕРЕГУ ОСТРОВА». Статья, написанная относительно взвинченным журналистом, содержала ряд фактов о месте и времени убийства.

Девушка погрузилась в работу.

В ближайший час с помощью новостных сайтов она проработала издания «Бухюслэннинген» и «Халландспостен», все больше расширяя круг поиска: дневные газеты Гётеборга, вечерняя пресса Стокгольма, толстые национальные издания. И конспектировала. Лихорадочно. Записывала крупные и мелкие факты.

Преступление на самом деле приковало к себе внимание всей страны. По многим причинам. Неизвестные преднамеренно жестоко убили молодую беременную женщину. Подозреваемые не найдены. Мотивы не ясны. Даже имя жертвы неизвестно.

Все эти годы дело оставалось нераскрытым. Оливия отметила про себя, что все больше очаровывается. Преступлением как феноменом, но прежде всего самим убийством, совершенным ясной лунной ночью в бухте Хасслевикарна на Нордкостере. Нечеловеческим способом, которым была убита голая беременная женщина. С помощью силы прилива.

Прилива?

«Настоящая пытка», — мелькнуло в голове у Оливии. Изощренная форма утопления. Медленная, дьявольская.

Почему именно так? Загадочный метод?

Тут включилась фантазия. Связано ли убийство с оккультными практиками? Культ приливов? Культ Луны? Убийство совершили поздно вечером. Могло оно быть жертвоприношением или ритуалом? Секта? Может, преступники собирались вырезать ребенка и принести в жертву богу Луны?

«Всё, хватит», — оборвала она себя.

Оливия выключила прибор для считывания, откинулась назад и посмотрела на исписанную записную книжку: смесь фактов и домыслов, правды и догадок, а также более или менее правдоподобных гипотез всевозможных репортеров и криминалистов.

Согласно «достоверному источнику», в теле обнаружили следы наркотиков. Рогипнола. «Классический наркотик, используемый при изнасилованиях», — подумала Оливия. Но ведь жертва была на последних месяцах беременности? Ее что, усыпили? Зачем?

По сообщениям полиции, чуть выше, в дюнах, нашли темное пальто. На нем обнаружили волос жертвы. Где были остальные вещи, если пальто принадлежало убитой? Убийцы их забрали, а пальто забыли?

Полиция разных стран мира пыталась установить личность женщины, но это не дало результатов. Оливию удивляло, что никто из родственников не разыскивал беременную. Возраст женщины оценивался от двадцати пяти до тридцати лет; вероятно, она была латиноамериканского происхождения. Что имелось в виду под «латиноамериканским происхождением»? Насколько обширная территория?

Свидетелем преступления оказался девятилетний мальчик, которого, как писали в местной газете, звали Уве Гардман. Мальчик прибежал домой и сообщил об увиденном родителям. Где он сегодня? Можно ли с ним связаться?

Полиция сообщала, что женщина была без сознания, но живая, когда родители Гардмана пришли на берег. Они попытались ее реанимировать, но к моменту прибытия вертолета «Скорой помощи» она умерла. «Как далеко от места преступления жили Гардманы? — размышляла Оливия. — Сколько времени потребовалось вертолету, чтобы добраться до места?»

Она встала. В голове мешались впечатления и мысли. Вставая, девушка чуть не потеряла сознание. Кровь не успела подняться выше лодыжек.

Оливия села в машину на улице Хумлегордсгатан и ощутила посасывание в желудке. Это чувство она заглушила батончиком из бардачка. Девушка провела в читальном зале несколько часов и была немного ошарашена, взглянув на часы. Там, внизу, время пролетело незаметно. Она взглянула на свой блокнот и поняла, как захватило ее это давнее убийство на берегу. Не только потому, что Арне расследовал его, но и потому, что в деле была нравившаяся ей острота не всем заметных приправ. Прежде всего ее поразила одна необычная деталь: личность убитой так и не смогли установить. Жертва оставалась неизвестной. Все эти годы.

Это подзадоривало Оливию. Ей хотелось узнать больше. Если бы папа был жив, что бы он мог рассказать?

Рённинг достала телефон.

Оке Густафссон и женщина средних лет стояли на одном из аккуратных газонов чуть поодаль от академии. Эта дама, приехавшая из Румынии, заведовала школьным питанием. Она угостила Оке сигаретой.

— Сейчас мало кто курит, — сказала женщина.

— Это так.

— Должно быть, из-за рака.

— Возможно.

Они закурили.

Оке выкурил половину сигареты, когда зазвонил его мобильный.

— Это Оливия Рённинг, здравствуйте. Я выбрала то дело, на Нордкостере, и хотела бы…

— Я так и думал, — перебил ее Оке. — Ваш отец работал над ним, и…

— Нет, не поэтому.

Она хотела четко обозначить границы. Здесь и сейчас была Оливия. Папа не имел к этому отношения. По крайней мере, в ее делах с научным руководителем. Она выбрала задание и сделает его по-своему. Такой у нее характер.

— Я остановилась на нем, потому что посчитала его интересным.

— Но довольно сложным.

— Да, из-за этого я и звоню. Хотелось бы посмотреть на подлинные материалы дела, где их можно найти?

— Вероятно, в центральном архиве в Гётеборге.

— Да? Понятно. Очень жаль.

— Хотя вы бы все равно не смогли взглянуть на них.

— Почему?

— Потому что это нераскрытое убийство, и следствие не закрыто. Только следственная группа имеет доступ к делу.

— Хм… тогда как мне лучше поступить? Как получить больше информации?

В трубке стало тихо.

Оливия сидела за рулем, приложив к уху мобильный. О чем задумался Оке? Девушка видела, как к ней уверенным шагом приближается женщина — контролер парковки. Машина стояла на месте для инвалидов. Не очень-то хорошо. Оливия завела мотор и тут снова услышала голос научного руководителя:

— Можете попробовать поговорить с тем, кто вел расследование. Его зовут Том Стилтон.

— Я знаю. Где его можно найти?

— Понятия не имею.

— В полиции?

— Не думаю. Свяжитесь с Ольсетер, с Метте Ольсетер. Она офицер полиции, работала вместе со Стилтоном; может, она знает.

— А где ее искать?

— В управлении, в корпусе «С».

— Спасибо!

И Оливия уехала прямо из-под носа контролера.

* * *

— «Ситуашун Стокгольм»! Свежий номер! Читайте о принцессе Виктории, поддержите бездомных!

Голос Одноглазой Веры легко достигал ушей обеспеченных жителей района Софо, которые толпились при входе в торговый центр «Сёдерхалларна», где собирались набить полные пакеты мешаниной из продуктов и атрибутов процветания. Вся Верина фигура была будто создана для большой сцены Драматена.^[7] Чуть более измученный вариант Маргареты Крук^[8] в ее лучшие годы. Тот же острый взгляд, та же природная стать и энергия, от которой нельзя укрыться.

Торговля шла бойко. Вера избавилась уже от половины стопки.

У Арво Пярта дела складывались хуже. Он не продал ничего. Он стоял чуть поодаль, прислонившись к стене. День не задался, и ему не хотелось оставаться в одиночестве. Арво поглядывал на Веру и восхищался ее мужеством. Многие знакомые Веры, и Арво в том числе, знали о темных полосах ее жизни. Несмотря ни на что, она держалась как королева мира. Бездомная. Если не считать грязный разваливающийся фургон 60-го года выпуска, который Вера считала своим домом.

— Я не бездомная. — Так она однажды ответила покупателю, вздумавшему кичиться своим социальным положением в ее присутствии. — Я между двух домов.

Что отчасти было правдой. Вера входила в списки муниципальной программы «В первую очередь жилье» — политического проекта, целью которого было показать, что положение стокгольмских бездомных улучшается. Ей сказали, что если повезет, она получит жилье осенью. На время. Если сможет обеспечить себя, то квартира, возможно, достанется ей насовсем.

Вера собиралась себя обеспечивать. Она всегда это делала. Почти всегда. В распоряжении у нее были фургон и пособие пять тысяч крон в месяц. Пособие это, словно буженину, Вера резала ломтиками, пока ей хватало на самое необходимое. То, чего недоставало, она находила в мусорных контейнерах. Вера справлялась.

— «Ситуашун Стокгольм»!

Еще три номера проданы.

— Ты тут будешь стоять?

Вопрос задал Йелле. Он возник из ниоткуда со своими пятью газетами и встал неподалеку.

— Да, а что?

— Это место Бенсемана.

Каждый продавец занимал определенную точку в городе. Место и имя указывались на пластиковой карте, висевшей у них на шее. Надпись на карточке Бенсемана выглядела так: «Бенсеман/Сёдерхалларна».

— Бенсеман вряд ли вернется сюда в ближайшее время, — сказала Вера.

— Это его место. Ты что, его заместитель?

— Нет. А ты?

— Нет.

— Тогда что ты тут делаешь?

Йелле не ответил.

Вера шагнула к нему.

— Тебе не нравится, что я стою здесь?

— Хорошее место.

— Ага.

— Может, поработаем вместе? — спросил Йелле.

Вера улыбнулась и посмотрела на него. Тем взглядом, который заставлял его прятать глаза. Таким, как сейчас. Йелле уставился в землю. Она вплотную подошла к нему и попыталась выловить его взгляд, словно форель зацепила за брюхо. Безуспешно. Йелле увернулся. Вера разразилась хриплым смехом, заставившим четыре семьи с маленькими детьми в аккуратных колясках немедленно ретироваться.

— Йелле! — хохотала она.

Пярт отпрянул от стены. Назревает конфликт? Он знал о Вериной горячности. И почти ничего — о Йелле. Говорили, что тот раньше жил в шхерах, где-то далеко от материка. Ходили слухи, что на острове Рёдлёга. Йелле — сын охотника на тюленей! Разговоров было много, но мало что выглядело обоснованным. Сейчас потенциальный охотник стоял у торгового центра и о чем-то спорил с Верой. Или чем там они занимались.

— О чем шумите?

— Мы не шумим, — ответила Вера. — Мы с Йелле никогда не ругаемся. Я говорю все как есть, а он таращится в пол. Ведь так?

Она обернулась, но Йелле и след простыл. Он отошел уже метров на пятнадцать. Биться за место Бенсемана Йелле не собирался. На самом деле плевать он хотел на то, где Вера продает газеты. Вопрос перемещений по городу, и только.

Йелле было пятьдесят шесть, и плевал он ровным счетом на все.

* * *

Поздним летним вечером Оливия направила свою машину на юг. Она провела насыщенный день. Не очень удачное начало, потом пустая болтовня с Ульфом Мулином, и наконец она нашла это убийство, неожиданно ее заинтересовавшее. По многим причинам. Личным, и не только.

Часы, проведенные в библиотеке, не прошли даром. «Странно, — думала девушка. — Все пошло совершенно не так, как я планировала». До летних каникул, следовавших за сложным и насыщенным периодом, когда учебу в будни дополняла работа в тюрьме Крунубергсхэктет в выходные, оставалось совсем немного. Потом Оливия собиралась отдохнуть. Ей удалось достаточно накопить, чтобы попутешествовать подольше. Она хотела купить какой-нибудь горящий тур. Вдобавок Оливия почти год не занималась сексом и собиралась исправить эту ситуацию.

И вдруг вот это… Может, бросить задание? Оно же все равно необязательное.

Тут позвонила Ленни.

— Да?

Они с Оливией были лучшими подругами со времен гимназии. Ленни плавала в море жизни в поисках чего-то, что не даст ей утонуть. Она не могла не выходить в свет, опасаясь пропустить что-нибудь важное. Сегодня Ленни собрала еще четверых друзей, чтобы не упустить Якоба — нынешний объект ее интереса. Ленни прочитала на «Фейсбуке», что он собирается на променад Странд в районе Хорнстулль сегодня вечером.

— Поехали! Будет клево! Встречаемся у Лолло в восемь вечера и…

— Ленни.

— Что?

— Не получится, мне нужно… у меня задание по учебе, мне нужно сделать его вечером.

— Но друг Якоба, Эрик, тоже поедет, он о тебе спрашивал, несколько раз! И он такой симпатяга! Идеальный вариант для тебя!

— Нет, не могу.

— Какая ты зануда, Улла! Тебе бы не помешали занятия любовью, чтобы снова прийти в форму.

— В другой раз.

— У тебя на все один ответ в последнее время. Ну ладно, я не виновата, если ты что-то пропустишь.

— Хорошо. Удачи с Якобом!

— Спасибо, держи кулачки. Целую!

Оливия не успела ответить, как Ленни повесила трубку. Она уже направлялась в другое место, где происходило что-то интересное.

«Почему я отказалась? — размышляла Оливия. — Я же сама думала о парнях, как раз когда позвонила Ленни. Неужели я и правда стала занудой? Это задание по учебе, зачем я за него взялась?..»

Оливия поменяла кошачью еду в миске и почистила лоток, потом села за компьютер. Она хотела принять ванну, но труба засорилась, из-за чего при сливе воды на полу случался потоп, а сил разбираться с этим сейчас не было. Подождет до завтра. Согласно плану «сделать завтра». Выполнение плана Оливия умело откладывала большую часть весны.

Она зашла на Google Earth.

Нордкостер.

Возможность сидеть перед экраном и чуть ли не заглядывать в окна квартир и домов по всему миру не переставала поражать Оливию. В ней каждый раз просыпался шпионский азарт. Как у героя фильма «Подглядывающий»^[9].

Хотя в этот раз ее охватило волнение другого рода. Чем больше она увеличивала остров, ландшафт, маленькие дороги, дома, чем ближе была цель, тем ощутимее росло напряжение. И вот она уже там.

У Хасслевикарны. В северной части острова.

«Похоже на небольшую бухту», — думала Оливия. Она пыталась как можно сильнее увеличить картинку. Теперь Хасслевикарна достаточно близко. Можно разглядеть дюны и берег. Берег, на котором закапывали беременную женщину. Вот он, перед ней, на экране. Серый и скалистый.

Оливия тут же начала фантазировать на тему того, где находилась женщина. Здесь? Или здесь? Где лежало найденное пальто? И где сидел тот парнишка, который все видел? Не у тех ли скал на западной части берега? Или с восточной стороны? У самой опушки?

Оливия неожиданно поймала себя на том, что весьма раздражена невозможностью сделать изображение еще более подробным. Чтобы спуститься ниже. Чуть ли не стоять на берегу. Присутствовать там. Но ей не удавалось даже приблизить объекты.

Девушка выключила монитор. Теперь пора побаловать себя пивом, об этом как раз упоминал Ульф. Но выпьет она его одна, дома, избежав общества однокурсников и атмосферы пабов. В одиночестве.

Оливии нравилась такая свобода. Это был абсолютно сознательный выбор. Проблем с парнями никогда не возникало, наоборот. С самого детства стало понятно, что она растет симпатичной девочкой. Сначала подтверждением этому служили фотографии милого ребенка и множество снятых Арне семейных фильмов с Оливией в главной роли. Потом, когда она вступила во взрослуюжизнь, — прикованные к ней взгляды. Одно время Оливия развлекалась тем, что, надев темные очки, наблюдала за всеми встречавшимися парнями. Отмечала, как они следят за ней, куда бы она ни двинулась, и не сводили глаз, пока она не проходила мимо. Оливии быстро надоела эта игра. Девушка знала, что представляет собой и чем обладает. В плане отношений. Это придавало уверенности.

Ей охотиться ни к чему. Чего не скажешь о Ленни.

У Оливии есть мама и небольшая квартира. Две комнаты с белыми стенами и паркетом. На самом деле квартира ей не принадлежит — она снимает ее у двоюродного брата, работающего в Шведском торговом совете в Южной Африке. Он уехал туда на два года. А пока Оливия жила у него, пользуясь также его мебелью. С этим пришлось смириться.

А еще у Оливии есть Элвис — кот, оставшийся на память о бурных отношениях со страстным ямайцем. На этого парня она запала в баре «Нова» на Сконегатан. Сначала он вызвал в ней непомерное вожделение, и только потом она в него влюбилась.

Отношения с ним развивались в обратной последовательности. Почти год они с Оливией путешествовали, веселились, кувыркались в постели, а потом он встретил подружку из родных краев. Именно так ямаец объяснил произошедшее. У подружки была аллергия на кошек, поэтому кот остался на Сконегатан. Когда ямаец съехал, Оливия назвала кота Элвисом. Ямаец дал коту имя Рас Тафари — так звали императора Хайле Селассие^[10] до коронации. Имя Элвис Оливии нравилось больше. Сейчас она любила кота так же сильно, как и свой «мустанг».

Оливия сделала глоток пива. Оно показалось ей вкусным.

Собираясь открыть вторую банку, девушка обнаружила, что пьет крепкое пиво, и вспомнила, что не обедала. И не ужинала. Когда она включалась в работу, еда котировалась невысоко. Сейчас Оливия почувствовала, что желудку нужно дать топливо, чтобы избежать головокружения. Может, спуститься за пиццей?

Нет.

В голове приятно шумело. Вторую банку пива Оливия взяла с собой в уютную спальню и легла на покрывало. На стене напротив висела вытянутая, серая с белым, деревянная маска — одно из приобретений кузена. Оливия так и не поняла, нравится ли ей маска. Иногда девушка просыпалась посреди ночи и замечала лунный свет, падающий на нее из деревянного рта. Сомнительное удовольствие. Взгляд Оливии скользил по потолку, когда она вдруг поняла, что несколько часов не держала в руках мобильный. Необычно для нее. Телефон был частью ее образа. Без него она чувствовала себя неодетой. Оливия достала трубку и нажала на кнопку. Проверила почту, сообщения, органайзер и зашла на страницу SVT Play. Полезно посмотреть новости перед сном.

— Как вы в таком случае собираетесь действовать?

— Этого я не имею права рассказывать.

Того, кто не мог рассказать о чем-то в новостях, звали Руне Форсом. Офицер полиции Стокгольма, мужчина чуть за пятьдесят. Он получил задание разобраться с повторяющимися случаями избиения бездомных. «Похоже, поручение не привело его в особый восторг», — подумала Оливия. Руне Форс производил впечатление бойца старой гвардии, то есть одного из тех, кто считал, что большинство людей сами виноваты в своих бедах. Как правило, так относятся к хулиганам, особенно к тем, которые не могут взять себя в руки, найти работу и жить по примеру нормальных граждан. В своих проблемах им остается винить только самих себя. Подобному отношению не обучали в академии, но все знали, что оно существует. И многие это мнение разделяют. Некоторые из однокурсников Оливии даже успели заразиться специфическим жаргоном.

— Вы будете внедряться в бомжацкую среду?

— Внедряться?

— Да. Притворяться бомжами, чтобы вычислить нападающих.

Когда Руне Форс понял вопрос, он с трудом скрыл улыбку.

— Нет.

Оливия выключила телефон.

* * *

В оптимистичном сценарии одна из этих бездомных сидела бы на жестком стуле у кровати сильно избитого мужчины. Скользя руками по одеялу, она пыталась бы хоть чуть-чуть утешить пострадавшего. Но в альтернативном сценарии, который писали, исходя из реальности, персонал больницы связался с охраной, как только Одноглазая Вера промчалась по коридору в сторону лифта. Охранники догнали Веру почти у палаты Бенсемана.

— Вам нельзя здесь находиться!

— Почему это? Я просто хотела навестить приятеля, который…

— Следуйте за мной!

На этом несостоявшуюся посетительницу Бенсемана удалили из помещения.

Что является мягким описанием того, как запыхавшуюся Веру излишне грубо и неуважительно вели по длинному больничному коридору на глазах у зевак, а потом вытолкали на улицу. Не обращая внимания на бормотание о правах человека. В ее собственной интерпретации.

Веру выгнали. В летнюю ночь. И она начала долгий путь к фургону в лесу Небытия в Сольне. Одна.

Ночью, когда вокруг хозяйничали агрессивные парни, а Руне Форс засыпал дома на животе.

* * *

У женщины, только что отправившей в рот кусочек торта с марципаном, были ярко накрашенные красной помадой губы, густые седые волосы и объем. Как сказал однажды ее муж: «У моей жены есть объем». Она обладала пышными формами. Данный факт периодически печалил ее. В такие моменты она пыталась уменьшить свои размеры, но с малозаметным успехом. В остальное время она себе нравилась. Сейчас эта дама сидела в своем просторном кабинете в корпусе «С» здания управления и тайком ела торт, краем уха слушая радионовости. Компанию «МВМ», «Магнуссон Ворлд Майнинг», только что объявили шведской компанией года за рубежом.

— Новость вызвала протесты с разных сторон. Предприятие подвергли критике за методы добычи танталита в Конго. Вот что ответил директор компании Бертиль Магнуссон…

Женщина с тортом выключила приемник. Имя Бертиля Магнуссона было ей знакомо в связи с исчезновением в 80-х.

Она повернулась к стоящему на краю стола портрету. Ее младшая дочь Йолене. Девочка отличалась необычной улыбкой и таинственным взглядом. Ей девятнадцать, и она родилась с синдромом Дауна. «Любимая Йолене, — думала женщина, — как сложится твоя жизнь?..» Она как раз потянулась за последним кусочком, когда в дверь постучали. Быстро проглотив торт, укрывшись за двумя стоявшими на столе папками, дама откликнулась:

— Входите!

Дверь открылась, и в комнату заглянула молодая девушка. По причине легкого косоглазия ее глаза смотрели немного в разные стороны. Темные волосы были завязаны в лохматый пучок.

— Метте Ольсетер? — спросил пучок.

— Что вы хотели?

— Можно войти?

— Что вы хотели?

Пучок не совсем понимал, можно ли войти или нет, и остался в дверях.

— Меня зовут Оливия Рённинг, я учусь в Академии полиции. Я ищу Тома Стилтона.

— Зачем?

— Я работаю над заданием о деле, которое он вел. Хотела бы уточнить у него несколько моментов.

— Что это за дело?

— Убийство на Нордкостере в восемьдесят седьмом году.

— Входите.

Оливия вошла и закрыла дверь. Сесть на стул, стоявший чуть в стороне от стола Ольсетер, она не решилась. Разрешения ей никто не давал. Женщина за столом отличалась не только внушительными размерами, но и бросавшимся в глаза авторитетом. Авторитетом офицера полиции.

— В чем заключается задание?

— Мы должны изучить старые расследования и выяснить, что можно было бы сделать по-другому, учитывая современные методы.

— Работа с нераскрытыми делами?

— Что-то вроде.

Собеседницы замолчали. Метте покосилась на свой торт. Она знала, что если позволить юной даме сесть, она его увидит, поэтому держала гостью на ногах.

— Стилтон завершил карьеру.

— A-а, понятно. Когда?

— Это играет роль?

— Нет, я… Может, он все-таки ответит на мои вопросы, хоть и не работает здесь? Почему он ушел?

— Личные обстоятельства.

— А чем он сейчас занимается?

— Понятия не имею.

«Оке говорил то же самое», — подумала Оливия.

— Вы не знаете, где я могу его найти?

— Нет.

Метте Ольсетер пристально посмотрела на Оливию, давая понять, что разговор окончен.

— Все равно спасибо, — сказала Оливия.

Ей пришло в голову едва заметно поклониться, прежде чем направиться к двери. На выходе она обернулась:

— У вас что-то — кажется, сливки — на подбородке. — И тут же быстро захлопнула дверь.

Метте так же стремительно вытерла подбородок, избавившись от маленькой сливочной капли. Неприятно. Но немного забавно. Мортен, ее муж, с удовольствием посмеется вечером. Ему нравились конфузы.

Зато охота Рённинг на Тома представлялась менее забавной. Скорее всего, она его не найдет, но одно лишь упоминание его имени задело Метте за живое. Она не любила, когда ворошили воспоминания.

Ольсетер обладала аналитическим складом ума. Первоклассный специалист с отточенным интеллектом и удивительной работоспособностью. Это отнюдь не преувеличение, речь шла о ее реальных способностях, благодаря которым она занимала нынешнее положение. Один из самых опытных следователей в стране. Женщина, сохраняющая самообладание, когда более мягкие коллеги поддаются ненужным эмоциям. С Метте такого не случалось никогда. Но ее прошлое уязвимо. В редкие моменты. Катализатором почти всегда являлся Стилтон.

Оливия покинула кабинет Метте с ощущением… И в самом деле, с каким? Она и сама не знала. Похоже, вопросы про Тома Стилтона задели эту женщину. Почему? Он в течение нескольких лет вел расследование убийства на Нордкостере, а потом следствие приостановили. А теперь он завершил карьеру. Ну и ладно. Оливия и сама может достать Стилтона. Или бросить дело, раз возникли такие трудности. Но она не сдастся. Пока. Не так быстро. У нее по-прежнему имеются источники получения информации, к тому же она находится в полицейском квартале.

Одним из источников был Вернер Брост.

И вот Оливия уже бежала по безликому коридору. Оказавшись в семи метрах от полицейского, девушка окликнула:

— Простите!

Мужчина остановился. Можно сказать, что он приближался к шестидесятилетию в целом и к запоздалому ланчу в частности. Он явно был не в настроении.

— Да?

— Оливия Рённинг.

Девушка догнала его и протянула руку. Она всегда отличалась крепким рукопожатием, ненавидя вялые приветствия. Вернер Брост здоровался именно так. Ко всему прочему он только что вступил в должность начальника группы но расследованию нераскрытых дел в Стокгольме. Опытный следователь, в меру циничный и исполнительный, в целом неплохой служащий.

— Я только хотела узнать, работаете ли вы еще с береговым делом?

— С береговым делом?

— С убийством на Нордкостере в восемьдесят седьмом году.

— Нет.

— Вы с ним знакомы?

Брост разглядывал напористую молодую леди.

— Знаком.

Оливия проигнорировала сдержанный тон собеседника.

— Почему его нет в вашей повестке дня?

— Его ведение нецелесообразно.

— Нецелесообразно? Что вы подразумеваете под…

— Мадам уже обедала?

— Нет.

— Я тоже.

Вернер Брост развернулся на каблуках и продолжил путь к «Плуммунтрэдет» — служебной столовой.

«Нечего разыгрывать из себя начальника», — сердито подумала Оливия. Настроена она была решительно.

— Что вы подразумеваете под нецелесообразностью?

Девушка следовала за Бростом, идя на несколько шагов позади. Не сбавляя темпа, он взял поднос, набрал еды и взял светлое пиво. Теперь полицейский сосредоточенно ел за небольшим столом.

Оливия села напротив. Вскоре она поняла, что мужчина хотел как можно скорее наполнить желудок. Протеины, калории, сахар. Он жаждал этих элементов.

Оливия выдержала паузу, прежде чем задать вопрос. Впрочем, долго ждать не пришлось. Брост с впечатляющей скоростью расправился с едой и откинулся на спинку стула, едва закрывая рот при рыгании.

— Что вы подразумеваете под нецелесообразностью? — в очередной раз спросила девушка.

— Я подразумеваю, что мы не имеем достаточно предпосылок, чтобы возобновить расследование.

— Почему?

— У вас есть опыт?

— Я учусь на втором курсе Академии полиции.

— Значит, без опыта.

Но сказал это Брост с улыбкой. Желудок получил свое. Теперь полицейский мог сподобиться на короткий разговор. Может, он даже попросит собеседницу угостить его мятным печеньем с кофе.

— Чтобы заново начать работу над делом, мы должны располагать методами, которые не применялись ранее.

— ДНК? Топографический анализ? Новые показания свидетелей?

«Хм, какой-то опыт у нее есть», — мелькнула у Броста мысль.

— Например. Или новый технический прием. Или мы найдем что-то, что упустили в старом расследовании.

— Но береговое дело вы не рассматривали заново?

— Нет.

Брост доброжелательно улыбнулся. Оливия ответила тем же.

— Хотите кофе? — предложила она.

— С удовольствием.

— Что-нибудь еще?

— Мятное печенье придется кстати.

Оливия отсутствовала недолго. Еще до того, как кофе оказался на столе, у нее был готов следующий вопрос.

— Это дело вел Том Стилтон, не так ли?

— Да.

— Вы не знаете, где я могу его найти?

— Он ушел из полиции много лет назад.

— Я знаю, но остался ли он в городе?

— Не знаю. Одно время ходили слухи, что он собирался за границу.

— A-а… Хм. В таком случае его трудно будет найти.

— Определенно.

— Почему он ушел? Ему же было рано выходить на пенсию?

— Да.

Оливия видела, что Брост помешивает кофе, явно избегая ее взгляда.

— Так почему он ушел?

— Личные обстоятельства.

На этом стоило остановиться. Личные обстоятельства ее не касались и не имели никакого отношения к заданию. Но Оливия себе не изменяла.

— Как вам печенье? — поинтересовалась она.

— Замечательно.

— Какие личные обстоятельства?

— Вы не понимаете, что значит «личные»?

«Значит, не так уже замечательно», — подумала Оливия.

В раздражении она покинула полицейский участок на улице Польхемсгатан. Оливия не любила, когда дело стопорилось. Она села в машину, достала ноутбук и ввела в поисковой системе имя «Том Стилтон».

Система выдала ряд статей. Все они оказались связаны с полицией. Кроме одной. Это был репортаж о пожаре на нефтяной платформе у берегов Норвегии в 1975 году. Молодой швед спас жизнь трем норвежским нефтяникам. Шведа звали Том Стилтон, и ему тогда был двадцать один год. Оливия сохранила статью и начала искать его персональные данные.

Через двадцать минут она почти сдалась. На сайте Eniro никакого Тома Стилтона не оказалось. Поиск на других сайтах тоже не дал результатов. Даже на сайте birthday.se. Шутки ради девушка зашла в реестр автовладельцев. Ничего. Его нигде не было.

Может, он уехал за границу? Брост говорил об этом. Сидит теперь где-нибудь в Таиланде, попивает коктейли и хвастается своими расследованиями перед грудастыми куклами. Или женщины его не интересуют?

Гомосексуалист?

Нет, таким он не был. По крайней мере, в прежние времена. Тогда он десять лет находился в браке с одной женщиной. Марианне Боглунд, судебный эксперт, а именно эксперт-генетик — задачи людей этой профессии описаны в одном из разделов криминалистики. Информацию о браке Оливия получила, наткнувшись в конце концов на Стилтона в реестре налоговой службы. Там она нашла его адрес без телефонного номера. Адрес она выписала.

* * *

Почти на другом краю земного шара в прибрежной деревушке в Коста-Рике немолодой мужчина покрывал ногти прозрачным лаком. Он сидел на террасе очень необычного дома, а звали его Боскес Родригес. Сидя тут, с одной стороны он видел море, с другой — горы с покрытыми джунглями склонами. Боскес прожил здесь всю свою жизнь, на одном месте, в одном и том же удивительном доме. Прежде его знали как «Старого владельца бара из Кабуйи». Сегодня он понятия не имел, как его называют. Боскес редко бывал в Санта-Терезе — местечке, где находится его бар. Он считал, что место утратило свой дух. Виноваты в этом серфингисты и туристы, нахлынувшие сюда и взвинтившие цены на все, на что только можно. На воду в том числе.

Боскес ухмыльнулся. Иностранцы пили воду из пластиковых бутылок, которые покупали за баснословные деньги, а потом выбрасывали. После они развешивали плакаты, призывающие людей заботиться о природе.

«Большой швед из Маль-Паис — не такой, — размышлял Боскес. — Совсем другой».

На песке под сломанной ветром пальмой спиной к Тихому океану молча сидели два мальчика. Чуть поодаль с закрытым ноутбуком на коленях расположился мужчина. Он устроился в бамбуковом кресле перед низким домом с облупившейся голубой и зеленой краской. Это было что-то вроде ресторана, где временами торговали свежепойманной рыбой и алкоголем. Сейчас ресторан не работал.

Мальчики знали этого мужчину, одного из жителей деревни. Прежде он всегда играл с ними и нырял за ракушками. Сегодня они почувствовали, что нужно сидеть тихо. Обнаженный по пояс, мужчина был в бежевых шортах и босиком. Мальчики видели его редкие светлые волосы и струящиеся по загорелым щекам слезы.

— Большой швед плачет, — прошептал один из мальчиков. Теплый ветер унес его голос.

Другой мальчик кивнул.

Мужчина с ноутбуком плакал. Он рыдал уже несколько часов. Сначала — наверху, в своем деревенском доме на исходе ночи, потом — на берегу, куда вышел, чтобы подышать воздухом. Теперь он сидел тут, повернувшись лицом к океану. И продолжал плакать.

Много лет назад он попал сюда, в Маль-Паис, на полуостров Никойя в Коста-Рике. Несколько домов вдоль пыльной прибрежной дороги. Океан с одной стороны и тропический лес — с другой. Никаких соседей на юге, на севере — Плайя-дель-Кармен, Санта-Тереза и другие деревушки. Все они — мечта туриста. Длинные, идеально подходящие для серфинга берега, недорогое жилье и еще более дешевая еда. И никому нет до тебя дела.

«Лучше не бывает, — думал мужчина. — Чтобы спрятаться и начать жизнь заново».

Инкогнито. Под именем Дан Нильссон. Имея при себе сбережения, которые едва держали его на плаву, пока ему не предложили работу экскурсоводом в близлежащем заповеднике Кабо-Бланко. Такой вариант его устраивал. На своем квадроцикле он за полчаса доезжал до места, а сносного знания языка хватало, чтобы объясняться с основной массой добравшихся сюда туристов. Вначале их было немного, в последние годы стало больше, сегодня — достаточно, чтобы иметь занятость четыре дня в неделю. В оставшиеся три Дан общался с местным населением. Избегал туристов и серферов. Его не прельщали ни водная стихия, ни дурманящая травка. Он был крайне сдержан в большинстве случаев и почти незаметен — человек с прошлым, которому в настоящем нет места. Из него мог бы получиться персонаж книги Грэма Грина.

Сейчас Нильссон сидел в бамбуковом кресле, держа на коленях ноутбук, и плакал. Неподалеку два обеспокоенных мальчик гадали, чем так опечален большой швед.

— Может, спросим, что случилось?

— Не надо.

— Вдруг он потерял что-то, что мы можем найти?

Большой швед ничего не терял. Сквозь слезы он принял решение. В конце концов. Решение, необходимость принятия которого стало для него неожиданностью. Он был вынужден его принять.

Нильссон встал.

Первым делом он нашел пистолет «3ИГ-Зауэр», взвесил его на ладони и взглянул на окно. Он не хотел, чтобы мальчики увидели оружие. Он знал, что они следовали за ним чуть позади. Они всегда так делали. Сейчас они притаились в кустах и ждали. Мужчина положил пистолет, зашел в спальню и закрыл приоткрытое окно. Не без труда отодвинув деревянную кровать, он подобрался к каменной кладке. Один из блоков качался, и хозяин дома приподнял его. Под ним лежала кожаная сумка. Вытащив сумку, Нильссон положил в освободившееся пространство пистолет и поставил блок на место. Отметил, как точно и продуманно он действует. Ему нельзя сбиваться с курса, лишний раз обдумывая и рискуя раскаяться. Он принес сумку в гостиную, подошел к принтеру и взял лист формата А4, плотно исписанный. Затем убрал лист в сумку.

Там уже лежали несколько предметов.

Когда Нильссон вышел из дома, солнце уже висело над верхушками деревьев, освещая незамысловатую террасу. Сухой бриз шевелил гамак, и стало понятно, что на дороге будет пыльно. Очень пыльно. Нильссон осмотрелся в поисках мальчиков. Они исчезли. Или спрятались. Однажды он нашел их под пледом. Приняв их за прокравшегося в дом варана, осторожно отодвинул одеяло.

— Что вы тут делаете?

— Играем в варанов!

Держа сумку в руке, мужчина сел на квадроцикл и отправился в Кабуйю — соседнюю деревушку.

Он ехал к другу.

Дома бывают разные, и такие, и сякие, но дом Боскеса — особенный. Он строился в единственном экземпляре. Изначально это была деревянная рыбацкая хижина, построенная отцом Боскеса в незапамятные времена. Две комнатки. Семья Родригесов голодала, и после появления каждого следующего ребенка Родригес упорно расширял жилище. Когда запасы древесины иссякли, отец начал, как он сам говорил, импровизировать. Строил из подручных материалов. Из металлических листов, ламинатной доски и всевозможных сеток. Иногда из прибившейся к берегу древесины и из частей списанных рыболовных судов. Нос судна папа Родригес припас для себя. Нос представлял собой расширение с южной стороны дома, куда Родригес-старший с трудом мог пропихнуть свое тело и забыться, попивая плохой или не очень плохой ликер и читая Кастанеду. Уж таков был отец.

Время шло, и в доме остался лишь Родригес-младший, Боскес. Его ориентация оставила его без потомства, а последний любовник умер несколько лет назад. Сегодня Боскесу семьдесят два, и он много лет не слышит цикад. Но друг он по-прежнему хороший.

— Что я должен сделать? С сумкой? — спросил Родригес-младший.

— Ты должен отдать ее Гилберто Лувизио.

— Но он же полицейский!

— Вот и хорошо, — ответил Дан Нильссон. — Я ему доверяю. А он — мне. Иногда. Если я не вернусь сюда до первого июля, передай ее Лувизио.

— Что он с ней будет делать?

— Он позаботится о том, чтобы она попала к шведским полицейским.

— Каким образом?

— На бумаге внутри все написано.

— Хорошо.

Боскес налил Нильссону немного рома. Они сидели на том, что из-за отсутствия подходящих строительных терминов именовалось верандой, в передней части необычного дома. Нильссон уже смыл заметный слой дорожной пыли теплой водой. Отогнав насекомых, он поднес ром ко рту. Дан, как известно, был очень скромным человеком, поэтому Боскес удивился просьбе достать ром. Теперь он с любопытством наблюдал за большим шведом. Ситуация необычная. Не только из-за рома, но и из-за поведения шведа в целом. Боскес познакомился с ним сразу после его появления здесь. Нильссон снимал дом сестры Родригеса в Маль-Паисе и позже приобрел его. Так началась их долгая и близкая дружба. Ориентация Боскеса никогда не влияла на жизнь Нильссона, их общение лежало в другой плоскости. Боскесу импонировало отношение шведа к жизни. Сильно импонировало.

Нильссон не относился ни к чему как к должному. Боскес тоже. Разные обстоятельства научили его осторожно обращаться с тем, что он имел. Все можно потерять в одно мгновение. Радуйся тому, что есть, потом этого может не быть. Как Нильссона. Сейчас он есть. И это хорошо. «Скоро его, возможно, не будет», — пришла вдруг Боскесу мысль.

— Что-то случилось?

— Да.

— Хочешь рассказать об этом?

— Нет.

Дан Нильссон встал и посмотрел на Боскеса:

— Спасибо за ром.

— De nada.^[11]

Нильссон все стоял перед Боскесом, достаточно долго, чтобы тот почувствовал необходимость встать и обнять гостя. Объятия длились совсем мало — так прощаются многие мужчины. Необычным было то, что Боскес с Нильссоном никогда не обнимались прежде. И никогда не обнимутся снова.

Одноглазая Вера была обладательницей радио. Этот маленький приемник с антенной и прочими деталями она нашла на помойке на улице Дебельнсгатан. С разбитым корпусом, но работающий. Теперь Вера и компания сидели в парке Гласблосарпаркен и слушали «Радиоскугга» — собственную часовую передачу бездомных, выходившую раз в неделю. Сегодня в программе говорили о последнем нападении. Несмотря на помехи, все понимали, о чем шла речь. О Бенсемане. О Trashkick. И о том, что по городу разгуливают садисты и ищут новых жертв. Среди бездомных. Чтобы избивать их и публиковать видео в Интернете. Незавидное положение.

— Нам нужно действовать сообща! — выкрикнула Мюриель.

Затолкав в себя что-то расслабляющее, она решила взять слово. Пярт и четверо других, сидевших на скамейках, посмотрели на девушку. Действовать сообща? О чем она?

— Что значит «сообща»?

— Держаться вместе! Чтобы никто не оставался один, а они не могли наброситься… на одного…

Почувствовав на себе взгляды, Мюриель тут же понизила голос и опустила глаза. Вера подошла и погладила ее по всклокоченным волосам.

— Хорошая мысль, Мюриель. Нам нельзя ходить поодиночке. Когда мы одни, мы боимся, и они чуют наш страх. Они как собаки. Вынюхивают испуганных и бьют их.

— Ты права.

Мюриель чуть приподняла голову. Раньше бы она не отказалась от такой мамы, как Вера. Мамы, которая гладила бы ее по голове и защищала от сующих нос не в свои дела людей. Такой мамы у нее никогда не было. А теперь слишком поздно.

«Почти для всего слишком поздно», — подумала Мюриель.

— Слышали, что копы создали группу, которая будет охотиться на этих сволочей?

Вера обвела присутствующих взглядом. Двое кивнули. Совершенно без энтузиазма. Люди на скамейках имели собственный опыт общения с копами, в прошлом и в настоящем, и опыт этот не давал особого повода для радости. Никто и доли секунды не верил в то, что полицейские уделят бездомным больше времени, чем того требовала общественность. Они знали, на каком месте в шкале приоритетов располагались, и место это было далеко от вершины. И даже не на дне. Их проблемы болтались где-то на оборотной стороне салфетки, которой Руне Форс вытирал рот в закусочной.

Это они знали наверняка.

* * *

В актовом зале академии почти не было свободных мест. Наступил последний день весеннего семестра, и к студентам приехали представители ГЛК — Государственной лаборатории криминалистики из Линчёпинга. Лекция была посвящена методике и технике судебной генетики. Длинная лекция. С вопросами от слушателей.

— Как вы смотрите на новые требования чаще брать образцы для анализа?

— Положительно. В Англии образцы преступников берут сразу после взлома, благодаря чему у полиции в распоряжении оказывается огромная база ДНК.

— Почему мы так не делаем? — Вопрос, как всегда, задал Ульф.

— Проблема, если называть это проблемой, заключается в нашем законе о персональных данных. Мы не имеем права публиковать реестр подобного рода.

— По причине?

— По причине неприкосновенности личных данных.

Все продолжалось в таком же духе несколько часов. Когда затронули тему развития анализа ДНК, Оливия взбодрилась. Она даже задала один вопрос, и Ульф с улыбкой отметил этот факт.

— Можно ли установить отцовство, взяв ДНК у неродившегося плода?

— Да.

Короткий ответ последовал от одной из выступавших — рыжей дамы в сером платье строгого фасона. Эта женщина привлекла внимание Оливии, еще когда представлялась. Ее звали Марианне Боглунд, и работала она экспертом-генетиком в ГЛК.

Оливии понадобилось несколько секунд, чтобы понять, кто перед ней. Потом ее осенило. Ведь эта женщина была замужем за Томом Стилтоном. А теперь стояла за кафедрой. Девушка подумала, не попытать ли ей удачу. Вчера она проезжала мимо дома, который фигурировал как местонахождение Стилтона. Никакого Стилтона там не оказалось.

Оливия решила рискнуть.

В четверть третьего лекция закончилась. Оливия видела, что после занятий Марианне Боглунд последовала за Оке Густафссоном в его кабинет. Сама она осталась ждать в коридоре.

Время шло. Постучать? Не слишком ли навязчиво? А что, если они занимаются сексом?

Девушка постучала.

— Да?

Оливия открыла дверь, поздоровалась и спросила, может ли она поговорить с Марианне Боглунд.

— Минутку, — ответил Оке.

Оливия кивнула и закрыла дверь. Сексом они не занимались. Откуда у нее такие мысли? Слишком много фильмов? Или виноваты привлекательность Боглунд и брови Оке Густафссона?

Марианне вышла и протянула руку:

— Чем могу помочь?

Ее рукопожатие было сухим и сдержанным, взгляд — холодным. Вряд ли эта женщина близко подпустит к своей личной жизни. Оливия уже жалела о своем решении.

— Я пытаюсь найти Тома Стилтона.

Тишина. Опасения оправдывались.

— Не могу отыскать его адрес; никто не знает, где он. Думала, может, вы знаете, где мне его искать?

— Не знаю.

— Он мог уехать за границу?

— Понятия не имею.

Оливия кивнула, коротко поблагодарила собеседницу, развернулась и пошла по коридору. Марианне осталась на месте и смотрела вслед уходящей студентке. Она сделала было пару шагов, но остановилась.

Ответ Марианне Боглунд крутился у Оливии в голове. Она уже несколько раз получала его от разных людей. Расхожая фраза. По крайней мере, в ответ на вопросы о Стилтоне. Оливия ощутила упадок сил. И свою, пусть и крошечную, нетактичность.

Девушка понимала, что вторглась в приватную сферу. Имя Стилтона зажгло искру в глазах Боглунд. И искра эта не имела никакого отношения к Оливии. Чем она все-таки занималась?..

— Чем ты занимаешься?

Вопрос задал не материализовавшийся внутренний голос, а, естественно, Ульф. Он догнал однокурсницу на пути к машине и теперь улыбался.

— В смысле?

— ДНК неродившегося ребенка… Зачем тебе это?

— Просто интересно.

— Из-за дела на Нордкостере?

— Да.

— В чем его суть?

— В убийстве.

— Слушай, я понимаю.

«Всё, больше она ничего не скажет, — мысленно усмехнулся Ульф. — Как всегда».

— Почему ты такая жутко скрытная? — спросил он.

— Серьезно?

— Да.

Оливия опешила и от прямоты вопроса, и от его содержания. Что значит «скрытная»?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты всегда уворачиваешься, используешь отговорки или…

— Ты про пиво?

— Про это тоже, но ты никогда не поддерживаешь беседу. Спрашиваешь, отвечаешь, а потом уходишь.

— Правда?

«Чего он добивается? — возмущенно подумала Оливия. — Спрашиваю, отвечаю и ухожу?»

— Наверное, я просто такой человек, — пожала она плечами.

— Видимо, да.

Тут Оливия могла, не изменяя себе, уехать, но внезапно она подумала о Мулине-старшем. Ульф приходится сыном одному из самых высокопоставленных начальников в управлении, Оскару Мулину, и вряд ли виноват в таком родстве. Поначалу это слегка раздражало Оливию. Она сама не понимала почему. Может, потому, что к Ульфу предъявляли не такие строгие требования, как ко всем остальным? Глупости. Ему приходилось так же учиться и выполнять те же задания. Вдобавок на него больше давили дома. Вероятно, позже у него будет больше шансов продвинуться по карьерной лестнице, имея папу, который способен убрать с его пути большинство преград. Ну и ладно.

— Ты общаешься со своим отцом? — спросила она.

— Да, конечно. Почему ты спрашиваешь?

— Я ищу одного полицейского, который уволился, и никто не знает, где он. Его зовут Том Стилтон. Может, твой папа сумеет помочь?

— Стилтон?

— Да. Том.

— Я спрошу.

— Спасибо.

Оливия села в машину и уехала.

Ульф остался на месте и покачал головой. Сложная женщина. Не высокомерная, а именно сложная. Она всегда держала дистанцию. Он пробовал пригласить ее выпить пива с одногруппниками, но она всегда находила причины для отказа. Ей нужно было учиться, тренироваться, делать то, что другим тоже нужно, но у них все равно оставалось время для пива. Немного скрытная. Но милая, с легким косоглазием, с красивыми полными губами, всегда с ровной спиной, без макияжа.

Сдаваться Ульф не собирался.

* * *

Оливия — тоже. Ни в береговом деле, ни в поисках пропавшего следователя. Вдруг они связаны — исчезновение Стилтона и убийство на берегу? Может, он что-то откопал, помешал кому-то и сбежал за границу? Зачем ему это? Он же уволился по личным обстоятельствам. А эта искра в глазах Боглунд?

Девушка заметила, что мысль ушла далеко. Виной тому живая фантазия и детство с родителями, распутывающими криминальные загадки за кухонным столом. Она всегда пыталась найти скрытый смысл, связь. Могла заснуть, разгадывая очередной ребус.

Белый автомобиль выехал на Кларастрандследен. Музыка в наушниках звучала монотонно и медитативно, на этот раз группа «Deportees». Оливии нравились тексты со смыслом.

Проезжая лужайку с кроликами, она улыбнулась. В этом месте папа всегда замедлял ход и ловил взгляд дочери в зеркале заднего вида.

— Сколько их у нас сегодня?

И маленькая Оливия с воодушевлением принималась считать.

— Семнадцать! Я видела семнадцать штук!

Девушка прогнала воспоминания и прибавила газу. Машин было на удивление мало. «Каникулы уже начались», — вспомнила Оливия. Многие уехали на дачу. Она начала думать об их доме на острове Тюннингё. Семейное гнездо, где Оливия провела не одно лето с Марией и Арне в непоколебимой идиллии. Маленькое озеро, раки в реке, школа плавания и пчелы.

Арне не стало, и раков тоже. Остались только она и мама. И дача. Где Арне хлопотал по хозяйству, рыбачил и все время что-то придумывал по вечерам. Там он становился другим папой. Дочкиным папой, у которого всегда хватало времени на то, чему не было места в доме для работы, как Оливия называла дом в Ротебру, где выросла. Отец жил там по расписанию, по плану, с телефонными звонками и словами «не сейчас, Оливия, позже». На Тюннингё все было по-другому.

Без Арне дача для Марии стала обузой. Они тащили эту ношу, потому что иначе Арне устыдился бы, если бы это увидел. Как он мог увидеть? Он же умер? Ему наверняка будет все равно, если краска на фасаде поблекнет. Но Марии не все равно. Иногда Оливии казалось, что тут имеет место невроз. Что Мария постоянно хлопочет на даче, чтобы себя сдерживать. Может, стоит поговорить об этом? Может, ей нужно…

— Да? — ответила Оливия на телефонный звонок.

— Привет, это Ульф!

— Привет.

— Я поговорил с батей. Об этом Стилтоне.

— Уже? Отлично. Спасибо! Что он сказал?

— «Понятия не имею…» — сказал он.

— Хорошо. Он понятия не имеет, где находится Стилтон?

— Да. Но он слышал о деле на Нордкостере.

— Ясно.

Оба молчали. Оливия заезжала на мост Сентральбрун. Что ей еще сказать? Спасибо? За что? За очередное «понятия не имею»?

— Все равно спасибо.

— Не за что. Звони, если понадобится помощь.

Девушка нажала на «отбой».

* * *

Сестра Боскеса отвезла Дана Нильссона в Пакеру, на другую сторону полуострова. Он доехал на пароме до провинции Пунтанерас, а затем на такси до Сан-Хосе. Дорого, но опаздывать на самолет не хотелось.

Дан вышел из такси у «Хуан Сантамарии» — международного аэропорта Сан-Хосе. Багажа у него не было. Из-за жары и влажности круги от пота на рубашке доходили почти до талии. Чуть поодаль на улицу высыпали только что прибывшие, радующиеся теплу туристы. Коста-Рика! Наконец-то они добрались!

Нильссон вошел в здание аэропорта.

— Не подскажете мой выход на посадку?

— Шестой.

— Где таможенный досмотр?

— Там.

— Спасибо.

Дан пошел в указанную сторону. Он никогда не летал отсюда за рубеж, только внутри страны. Очень давно. Теперь он собирался ее покинуть. Нильссон пытался сохранять самообладание. Он был вынужден. Вынужден не думать. Не обдумывать больше одного действия зараз. Сначала таможенный досмотр, затем выход на посадку, после этого борт самолета. Там он может дать слабину, ничего страшного. Впереди его ждал следующий этап. Швеция.

Нильссон ерзал на сиденье. Как он и предполагал, сомнения настигли его в самолете. Клапан открылся, и прошлое стало просачиваться на поверхность. Давление все усиливалось. Когда персонал с профессиональной любезностью выполнил свои функции, свет погасили и Нильссон заснул. Он так думал. Но то, что разыгрывалось в его голове во время похожего на дремоту бодрствования, едва походило на сон. Скорее на пытку. С мучительно знакомыми деталями.

Берег, убийство, жертва. Все вертелось вокруг этого. И будет продолжать вертеться.

* * *

Оливия принялась за трубу в ванной. С подступающим к горлу отвращением она с помощью зубной щетки и взятой на время стамески выловила толстую темно-серую пробку сантиметров двадцать длиной. Пробку из волос, плотно закрывавшую сливное отверстие. Девушке стало еще противнее, когда она заметила, что часть волос принадлежала кому-то другому. Должно быть, волосы скапливались много лет. На вытянутой руке она отнесла их к мусорному ведру и плотно закрыла пакет, как только выбросила туда пробку. Оливия вообразила, что волосы вот-вот оживут.

Теперь пришло время проверить электронную почту. Спам. Спам. Спам. Зазвонил мобильный. Мама Мария.

— Ты не спишь? — спросила она.

— Сейчас всего полдевятого.

— Кто тебя знает.

— Что ты хотела?

— Во сколько мне забрать тебя завтра?

— А что?

— Ты купила малярную ленту?

Тюннингё? Точно! Мария звонила пару дней назад и говорила, что пора взяться за солнечную сторону, ту, которая больше всего выцвела. Арне очень за нее беспокоился. Мария собирались покрасить ее в эти выходные. Про планы Оливии мама не спросила. В мире Марии, если она что-то запланировала, дочь Марии не имела права на отступление. В выходные стена должна быть перекрашена.

— Я не могу.

Оливия перебирала в уме возможные отговорки.

— Почему не можешь? Что случилось?

За долю секунды до разоблачения ей на глаза попалась папка, лежавшая у компьютера. Береговое дело.

— Мне нужно съездить на Нордкостер в выходные.

— На Нордкостер? Что ты там будешь делать?

— Это по учебе, задание.

— Разве ты не можешь поехать в следующие выходные?

— Нет, я… я уже забронировала билет.

— Но ты же можешь…

— А знаешь, что это за задание? Дело об убийстве, в расследовании которого участвовал папа! В восьмидесятых! Правда, удивительно?

— Почему?

— Это ведь то самое дело.

— Он расследовал массу дел.

— Я знаю, но все равно.

После этого разговор длился недолго. Мария, казалось, осознала, что не сможет заставить Оливию поехать в деревню. Она ограничилась вопросом об Элвисе и после ответа тут же повесила трубку.

Оливия зашла на сайт «Шведских железных дорог».

* * *

Йелле целый день провел в одиночестве. Продал несколько газет. Сходил в организацию помощи бездомным «Ню Йеменскап» на Каммакаргатан. Дешево подкрепился. Он избегал людей. Как можно реже общался с ними — с Верой и с парой других бездомных; остальных избегал совсем. Йелле вел такую жизнь уже несколько лет. Создал непроницаемый кокон одиночества, оградив себя от мира как физически, так и ментально. Нашел внутреннюю пустоту, в которой стремился существовать. Пустоту, высушенную от прошлого. От всего, что было, и от того, что никогда не повторится. Он страдал от проблем с психикой, ему поставили диагноз. Чтобы сдерживать психозы, Йелле сидел на лекарствах. Чтобы сохранить равновесие. Чтобы выжить — это, по его мнению, было самым важным. Уйти из бодрствования в сон. Свести контакты с миром к минимуму.

И мысли тоже. Мысли о том, кем он был в прошлом. В другой жизни, в другой вселенной, до первого удара молнии. Молнии, которая разрушила нормальное существование, запустила цепную реакцию падений и хаоса, в конце концов приведя к первому психозу и к последовавшему за ним кошмару. Тогда он стал совсем другим человеком. Методично и сознательно разрушал все социальные связи. Чтобы утонуть. Потеряться. Все отпустить.

Формально это случилось шесть лет назад. Для Йелле — гораздо раньше. В его сознании каждый прошедший год стер обычное понимание времени. Он находился в безвременье. Забирал газеты, продавал их, иногда что-то ел, искал более-менее защищенные места для ночевки. Места, где он мог пребывать в покое. Где никто не дрался, не пел, не кричал от кошмаров. Довольно давно Йелле нашел старый деревянный сарай, частично разрушенный, в стороне, на окраине. Там он мог умереть, когда придет время.

И туда направлялся сейчас.

* * *

На стене в помещении, почти лишенном отделки, висел экран. Довольно большой. Сегодня 42-дюймовый телевизор можно купить за смешные деньги. Особенно если покупать в местах попроще. Телевизор, который сейчас смотрели двое парней в куртках с капюшонами, как раз был куплен по смешной цене. Один из парней торопливо переключал каналы. Вдруг второй на что-то среагировал:

— Смотри!

Переключавший остановился на канале, где избивали мужчину.

— Твою мать, это же тот мужик из парка! А это наш гребаный фильм с мобильника!

Через пару секунд появилась ведущая и объявила о выпуске нового ток-шоу.

— Только что вы увидели фрагмент одного из широко обсуждаемых фильмов, содержащих насилие, с сайта Trashkick. Скоро поговорим о них подробнее.

Ведущая протянула руку в сторону кулис.

— Известная журналистка, много лет занимающаяся серьезными социальными проблемами: наркотики, эскорт-услуги, торговля людьми… Сейчас она работает над серией статей о насилии в среде молодежи — встречайте, Ева Карлсен!

Вошедшая в студию женщина была одета в черные джинсы, пиджак и белую футболку. С убранными наверх светлыми волосами, на высоких каблуках, подтянутая Карлсен вошла в студию. Ей было около пятидесяти, она хорошо знала свое дело и добивалась успеха без особого напряжения.

Карлсен опустилась в студийное кресло.

— Добро пожаловать. Несколько лет назад вы выпустили яркую серию репортажей об эскорт-услугах в Швеции — так завуалированно часто называют элитную проституцию, — но сегодня вы главным образом занимаетесь насилием в среде молодежи. Так начинается ваша серия статей…

Ведущая взяла газету.

— «Страх — мать зла, а насилие — крик помощи заплутавшего ребенка. Именно страх лежит в основе молодежного насилия, которое мы наблюдаем сегодня. Страх вырасти в обществе, где ты не можешь найти достойное место».

Ведущая положила газету и посмотрела на Еву:

— Хорошо сказано. Ситуация действительно настолько серьезна?

— И да, и нет. Когда я пишу «бессмысленное молодежное насилие», я имею в виду особый вид насилия, производимый конкретными индивидами, в ограниченных масштабах. Дело в том, что не вся молодежь совершает такого рода действия, напротив, это довольно небольшая группа людей.

— Но все-таки все мы были шокированы опубликованными в Интернете фильмами с жестоким избиением бездомных. Кто стоит за этим?

— Травмированные дети, в корне сломленные дети, которые так и не научились состраданию из-за предательства мира взрослых. Теперьони вымещают свою боль на людях, еще более слабых в их глазах, в данном случае на бездомных.

— Какую хрень она несет!!! — не выдержал парень в темно-зеленой куртке.

Его товарищ потянулся за пультом.

— Подожди! Я хочу послушать.

Женщина на экране покачала головой.

— Кто же виноват? — спросила она.

— Все мы, — ответила Карлсен. — Все, кто участвовал в создании общества, где молодые люди оказываются настолько незащищенными, что теряют человеческое лицо.

— Как, по вашему мнению, мы можем исправить ситуацию? Можно ли ее исправить?

— Это вопрос политический, его решение зависит от того, на что общество расходует ресурсы. Я могу только описывать, что происходит, устанавливать причины и выявлять последствия.

— Леденящие кровь фильмы в Интернете?

— В том числе.

Парень нажал кнопку на пульте. Когда он клал пульт на стол, на предплечье у него показалась небольшая татуировка. Две буквы в кругу: «KF».

— Как звали бабу? — спросил второй.

— Карлсен. Нам пора валить в Ошту!

* * *

Эта ночь могла быть запечатлена на картине Эдварда Хоппера,^[12] если бы он был шведом и находился восточнее Стокгольма в лесу у озера Йерлшён. Эта сцена.

Художник поймал бы свет единственного фонаря, качавшегося на металлическом столбе, запечатлел бы, как мягкий желтый огонек освещает длинную пустынную дорогу, асфальт, пустоту, мрачную зеленую тень леса, а прямо у кромки освещенного островка — одинокую фигуру, мужчину, уставшего, высокого, сгорбившегося, возможно, идущего к свету, а может, от него… живописец остался бы доволен пейзажем.

А может, и нет. Его, вероятно, разочаровала бы модель, которая, неожиданно свернув вбок и исчезнув в лесу, оставила бы живописцу лишь пустынную дорогу.

«Модели» было все равно. Он направлялся к сараю. К частично развалившемуся деревянному убежищу за заброшенным складом. Крыша сарая защищала от дождя, стены — от ветра, пол — от самого лютого холода. Никакого электричества, но зачем оно ему? Он знал, как выглядела обстановка внутри. Собственный внешний вид он забыл несколько лет назад.

Здесь он спал. При удачном раскладе. При неудачном, как сегодня, к нему подкрадывалось нечто. То, чего он так боялся. Не крысы и не тараканы; животные могли красться сколько угодно. Нечто появлялось изнутри. Из давно минувших событий. И с ним он справиться не мог. Не мог раздавить камнем или отпугнуть резкими движениями. Даже крик не помогал. Хотя он пытался, и сегодня тоже, пытался убить это криком, но знал, что попытки тщетны. Человеку прошлое не убить, крича. Даже за час непрерывного крика. Он только портит связки. А покричав, принимает то, что не хочет, потому как оно помогает и разрушает одновременно. Лекарства. Галоперидол и диазепам. Которые убивают то, что крадется, и усмиряют крик. И парализуют очередную частицу достоинства.

Потом человек отключается.

Бухта с тех пор ничуть не изменилась. Скалы стояли на старом месте. Широкий берег, изгибаясь, окаймлял те же опушки. Во время отлива берег по-прежнему высыхал крупной полосой, вплоть до остановленного моря. С этой точки зрения и двадцать три года спустя у Хасслевикарны ничего не изменилось. Красота и спокойствие, как и прежде, наполняли пейзаж. Тот, кто сегодня пришел сюда за наслаждением, едва бы мог представить, что произошло здесь много лет назад.

Именно здесь, в такую же ночь, в ночь наступления сизигии.

* * *

Из зала прилета в аэропорту «Ландветтер» он вышел в короткой кожаной куртке и черных джинсах. Переоделся в туалете. Багажа не было, поэтому он сразу направился к стоявшим в ряд такси. Сонный приезжий вывалился из первого автомобиля и открыл одну из задних дверей.

Дан Нильссон сел в машину.

— Центральный вокзал.

Там его ждал поезд в Стрёмстад.

* * *

Волнение чувствовалось, еще когда «Костервог» выходил из порта. Красный паром качало. С каждой морской милей качка становилась все сильнее. Все Северное море бунтовало. Когда скорость ветра достигла 9–10 метров в секунду, Оливия испытала неприятные ощущения в животе. Обычно девушка не страдала морской болезнью. Она много времени проводила на воде, плавая на лодке с родителями, в основном вблизи шхер, но там море тоже бывало неспокойно. Только продолжительная сильная качка вызывала у нее дискомфорт. Как сейчас.

Оливия осмотрелась в поисках туалета. Налево, напротив столовой. Дорога была недолгой, поэтому должна дотерпеть. Оливия купила булочку с корицей и кофе, как обычно делала на такого рода паромах, и села у большого окна. Ее заинтересовали здешние шхеры, так не похожие на знакомые ей на восточном побережье. Скалы здесь низкие, гладкие и темные.

«Опасные», — думала девушка, наблюдая, как волны разбиваются о почти невидимый камень.

Должно быть, для капитана все это давно превратилось в ежедневную рутину. Три рейса туда-обратно зимой и минимум двадцать сейчас. В июне. Оливия отвела глаза от окна. Народу в салоне много, несмотря на ранний рейс. Жители островов, возвращающиеся с ночной смены в Стрёмстаде. Дачники, выезжающие на отдых в первую неделю каникул. И пассажиры, совершающие однодневную поездку на остров. Такие, как Оливия. Почти.

Она собиралась провести на острове одну ночь. Не больше. Оливия решила остановиться в домике в гостевой деревушке в центре острова. Он обошелся ей довольно дорого, ведь сезон в разгаре. Девушка снова посмотрела в окно. Вдалеке она увидела темную полоску берега, который приняла за Норвегию. «Так близко?..» — мелькнуло в голове. Мысли прервал мобильный. Звонила Ленни.

— Можно подумать, что ты умерла! Ни ответа, ни привета черт знает сколько времени! Ты где?

— Еду на Нордкостер.

— А где это?

Ленни обладала скромными познаниями в географии, поиск Гётеборга на контурной карте стал бы для нее проблемой. Зато у нее есть другие таланты. Их она и демонстрировала сейчас Оливии. С Якобом все складывается замечательно, они начали встречаться и планируют вместе поехать на фестиваль «Peace&Love».

— Эрик ушел с Лолло с променада, но перед этим спрашивал про тебя.

«Недурно, — подумала Оливия. — Во всяком случае, вначале выбор пал на меня».

— Так что ты там будешь делать? На том острове? Познакомилась с кем-то?

Оливия рассказала, не вдаваясь в подробности. Она знала, что Ленни не сильно интересуют детали учебного задания.

— Подожди, в дверь звонят, — перебила подруга. — Наверное, Якоб. Созвонимся, Улла! Звякни, когда вернешься!

Ленни положила трубку как раз в тот момент, когда паром заходил в пролив между островами Костер. Он пришвартовался к причалу «Вэстра Брюгган» в юго-восточной части острова Нордкостер. Несколько непременных мопедов с непременными островитянами стояли у причала. Прибыли первые пассажиры. Оливия среди них. Она ступила на мостки и ощутила их покачивание. Левушка чуть не потеряла равновесие и лишь через несколько секунд поняла, что мостки не двигаются. Ее саму качало.

— Сильные волны?

Задавшая вопрос женщина приближалась к Оливии. Одетая в длинный черный плащ пожилая седая дама с лицом, всю жизнь обращенным к морю.

— Немного.

— Бетти Нурдеман.

— Оливия Рённинг.

— У вас нет багажа?

Оливия держала в руке спортивную сумку, которая исполняла роль своего рода багажа. Она ведь приехала всего на одну ночь.

— Только вот это.

— Вы взяли, во что переодеться?

— Нет. Зачем?

— Чувствуете, дует бриз? И он будет только усиливаться. А если еще и дождь пойдет, здесь начнется стихийное бедствие. Вы же не собирались все время просидеть в домике?

— Нет, и для этого у меня есть второй свитер.

Бетти Нурдеман покачала головой. Эти жители материка всегда наступают на одни и те же грабли. Если в Стрёмстаде светило солнце, выезжали на остров в плавках и в масках, а потом неслись к Леффе, чтобы купить дождевики, резиновые сапоги и еще бог знает что.

— Пойдем?

Оливия последовала за провожатой. Здесь лучше не отставать. Они проходили мимо лежавших на пристани рыболовных ловушек. Девушка указала на них:

— Они для ловли омаров?

— Да.

— Их здесь много ловят?

— Не так много, как раньше. Сейчас рыбакам разрешено иметь только четырнадцать ловушек, а не сколько угодно, как это было прежде. Но так даже и лучше, омары в этих краях почти исчезли.

— Жаль, мне нравятся омары.

— А мне не очень. Первый раз, когда я их ела, оказался для меня и последним, с тех пор я ем крабов. Вон те омаров любят! — Бетти показала на огромные яхты у причала чуть поодаль. — Норвежцы. Они причаливают сюда и скупают всех пойманных нами омаров. Глядишь, скоро купят Нордкостер целиком.

Оливия рассмеялась. Вполне объяснимо, что между разбогатевшими норвежцами и жителями острова возникают споры. Их разделяет слишком маленькое расстояние.

— Но рыбалка начинается только в сентябре, так что пусть пока успокоятся… или привезут несколько штук из Америки, как сделал разок один господин по имени Магнуссон.

— Кто это?

— Я покажу, когда будем проходить мимо.

Они шли наверх мимо небольшого скопления деревянных домов у воды. Красно-черные рыбацкие хижины. Ресторан «Страндкантен». Несколько лавок с безделушками: смесь островного китча и старых снастей. А еще прачечная «У Леффе». И «Рыба Леффе». «Лодки Леффе». И «Веранда Леффе».

— Смотрю, этот Леффе везде успевает?

— Да, мы на острове называем его ВП, «всего понемногу», он вырос на восточном побережье. Один раз он поехал в Стрёмстад, у него заболела голова, с тех пор он живет здесь. Вон там!

Оливия и ее спутница поднимались наверх, оставляя порт позади. Узкую дорогу окаймляли домики и дома покрупнее. Почти все опрятные, аккуратные, недавно покрашенные. «Маме понравилось бы», — подумала Оливия и посмотрела туда, куда указывала Бетти. На роскошный, сделанный по специальному заказу дом, который красиво расположился на склоне перед морем.

— Это дом Магнуссона. Бертиль Магнуссон — знаете, владелец горнодобывающей компании? — он построил этот дом в восьмидесятых. Нелегально, без единого разрешения, а потом откупился.

— Каким образом?

— Пригласил к себе муниципалов, привез сотню омаров из Америки — и проблемы как не бывало. Жители материка играют по отличным от наших правилам.

Дальше их путь лежал в менее населенную часть острова. Бетти рассказывала, а Оливия слушала. Бетти любила поговорить. Оливии составляло немало труда следить за историями тех, кто незаконно вылавливал омаров, ходил налево с чужой женой или не ухаживал за огородом. Большие и мелкие провинности.

— А вот там, к слову, жил его напарник, тот, который пропал.

— Чей напарник?

Бетти метнула взгляд на Оливию:

— Магнуссона, о котором я раньше рассказывала.

— A-а… А кто пропал? Магнуссон?

— Нет, я же говорю, его компаньон. Не помню, как его звали. В общем, он пропал. Ходили слухи, что его похитили или убили, насколько я помню.

Оливия остановилась.

— Но как? Это произошло здесь?!

Бетти чуть усмехнулась, заметив ее удивление.

— Нет, где-то в Африке, сто лет назад.

Меж тем фантазия Оливии уже набирала обороты.

— Когда он исчез?

— Примерно в восьмидесятых.

Оливия разволновалась. Могли эти два события быть связаны?..

— Он исчез в тот же год, когда произошло то самое убийство женщины? У бухты Хасслевикарна.

Бетти резко замедлила шаг и повернулась:

— Так вы здесь для этого? Ради детективного туризма?

Оливия пыталась просчитать Бетти. Неужели вопрос ее расстроил? Оливия в двух словах объяснила, зачем приехала на остров. Сказала, что учится в Академии полиции и выполняет задание о береговом деле.

— Понятно. Значит, вы собираетесь стать полицейским. — Бетти недоверчиво разглядывала собеседницу.

— Да, собираюсь, но я еще не подготовилась к…

— Что ж, все люди разные. — Бетти тоже не сильно интересовали рассказы Оливии об учебе. — Хотя нет, он исчез не в год убийства на берегу.

— Когда он пропал?

— Задолго до того.

Разочарование неприятно кольнуло Оливию. Хотя чего она ожидала? Что найдет некую связь между исчезновением и убийством, как только окажется на Нордкостере? Убийством, разгадка которого к тому же ускользала от полиции все эти годы?

Они встретили несколько семей на велосипедах, и Бетти со всеми поздоровалась. После чего продолжила свое повествование:

— Но то убийство на берегу… никто на острове не может его забыть. Ужасно. Годами оно висело над нами.

— Вы были здесь, когда это произошло?

— Да, конечно. Где мне еще быть?

Бетти посмотрела на Оливию так, будто та задала самый глупый вопрос, который эта женщина слышала в своей жизни. Оливия решила не упоминать о существовании целого мира за пределами Нордкостера. Затем последовала длинная тирада о том, что сделала Бетти, когда прилетел вертолет «Скорой помощи» и остров заполонили полицейские и другие службы.

— Они допрашивали всех на острове, и я просто изложила свои мысли о том, что произошло.

— И что вы думали?

— Сатанисты. Расисты. Садисты. Точно кто-то на «-ист», говорила я.

— Велосипедисты?

Оливия пошутила, но Бетти не сразу поняла шутку… Она что, издевается над старой жительницей острова?.. И только потом рассмеялась. Городской юмор. Его оставалось принять таким, как есть.

— А вон и гостевая деревушка!

Впереди Оливия увидела ряд маленьких желтых домов. Таких же аккуратных, свежеокрашенных перед туристическим сезоном, полукругом стоящих на краю красивого поля. Прямо за ними начинался темный лес.

— Сейчас мой сын здесь за главного. Домик вы бронировали у него, его зовут Аксель.

Они подошли к домикам, и Бетти вновь принялась рассказывать. Ее рука скользила от дома к дому.

— Да, кто здесь только не жил…

Оливия изучала строения. На каждом висела медная цифра, блестевшая будто только что отполированная. У Нурдеманов царили порядок и чистота.

— А вы помните, кто здесь жил, когда произошло убийство?

Бетти Нурдеман слегка поджала губы.

— Я смотрю, у вас крепкая хватка. Но да, я помню. Кое-кого. — Она показала на ближайший к ним домик. — Тут, например, жила парочка гомофилов. В те времена такое замалчивали, это сейчас то один, то другой открыто заявляют о себе. Они утверждали, что приехали наблюдать за птицами, но, по-моему, все их внимание было приковано к собственным персонам.

«Гомофилы, — размышляла Оливия. — Никогда не слышала такого слова. Могли ли два гомофила убить женщину на берегу? Если, конечно, являлись таковыми — может, это выдумка».

— Во втором доме, насколько я помню, жила семья. Да, точно. Отец и мать с двумя детьми, которые носились вокруг и пугали пасущихся овец. Один из детей получил травму от электрической изгороди, родители жутко возмущались, называли крестьянина безответственным. А я как раз подумала, что бог шельму метит. Четвертый дом пустовал, а в пятом жил турок. Он долго здесь жил, несколько недель, всегда носил красную феску и сильно шепелявил из-за заячьей губы. Но был любезен и вежлив. Один раз даже поцеловал мне руку.

Воспоминание заставило Бетти улыбнуться. У Оливии в голове крутились мысли о турке. У погибшей женщины были темные волосы; может, турчанка? Курдка? Убийство чести?^[13] В газетах писали, что, вероятно, она латиноамериканка, но на чем основывались эти выводы?

Бетти кивнула в сторону дома номер шесть:

— Здесь, к сожалению, жили наркоманы. Но мне с такими не хотелось иметь дела, поэтому я их выгнала. Весь дом пришлось после них чистить. Фу! В мусорном ведре я нашла использованные шприцы и запачканные кровью салфетки.

Наркотики? Где-то писали, что в крови у женщины обнаружили рогипнол. Вдруг тут есть некая связь?

Ход мыслей Оливии прервал голос Бетти:

— Я вот думаю, что вроде бы прогнала их еще до убийства… да, точно, а потом они украли лодку и сбежали на материк. Предвосхищая ваш вопрос: чтобы достать еще наркотиков.

Таким образом и эта версия Оливии потеряла актуальность.

— Какая невероятная у вас память! — воскликнула она.

Бетти перевела дыхание, наслаждаясь похвалой.

— Да, неплохая, но мы же ведем журнал.

— И все-таки…

— Мне интересны люди вокруг. Просто это у меня в характере.

Бетти довольно посмотрела на Оливию и протянула руку в сторону самого отдаленного домика, с цифрой «десять».

— А вот там жила одна стокгольмская девица. Сначала жила здесь, а потом — на какой-то норвежской яхте в порту. Настоящая шлюха, предлагала себя несчастным мальчикам, ловившим омаров. Ее, кстати, тоже допрашивали.

— Просто для получения информации?

— Не знаю. Сначала допрос шел здесь, а потом я услышала, что ее отвезли в Стрёмстад, где продолжили допрашивать. Так сказал Гуннар.

— Кто это?

— Гуннар Вернемюр, полицейский, сейчас он уже на пенсии.

— А как звали ее? Девицу?

— Ее звали… как же… Не помню, но у нее было такое же имя, как у жены Кеннеди.

— А ее как звали?

— Вы не знаете имя жены Кеннеди? Которая сошлась с греком — с Онассисом.

— Нет.

— Джеки… Джеки Кеннеди. Девицу звали Джеки — все, что я помню. А вот и ваш дом.

Бетти кивнула на один из желтых домов и проводила Оливию до двери.

— Ключ висит внутри. Если что-то понадобится, Аксель живет вон там. — Женщина указала на дом на возвышении.

Оливия открыла дверь и поставила спортивную сумку. Бетти осталась снаружи.

— Надеюсь, сойдет.

— Все просто отлично!

— Ну, тогда до встречи. Может, увидимся в порту вечером, ВП будет играть на тромбоне на Страндкантен, если вдруг вы там окажетесь. До свидания!

Бетти уже уходила, когда Оливия внезапно вспомнила о том, о чем весь разговор хотела спросить, но не могла вставить слово.

— Госпожа Нурдеман!

— Бетти.

— Бетти… хотела спросить, все, что происходило на берегу, видел маленький мальчик, правда?

— Это был Уве, сын Гардманов, они жили в этом лесу. — Бетти указала на темный лесной массив. — Мать умерла, а отец живет в доме престарелых в Стрёмстаде, но Уве остался здесь.

— Он сейчас там?

— Нет, он в отъезде. Он этот, как же это называется… морской биолог, но время от времени приезжает проверить дом, когда возвращается в Швецию.

— Понятно. Спасибо!

— Ах да, Оливия, помните, что я сказала про погоду: она с каждым часом будет ухудшаться, поэтому не выходите на скалы на северной стороне в одиночку. Пойдете туда, лучше попросите Акселя вас проводить. Там наверху может быть опасно, если заблудитесь.

Бетти ушла. Оливия постояла с минуту, провожая ее взглядом. Потом посмотрела на дом, где жил сын Бетти Аксель. Девушку забавляла мысль, что из-за ка-кого-то ветерка незнакомый парень должен исполнять роль ее телохранителя.

* * *

В Стрёмстаде он купил чемодан. Чемодан на колесиках с длинной ручкой. Взойдя на борт парома, он ничем не отличался от обычного туриста. Но он им не был. Туристом — может быть, но не обычным. Он был человеком, который всю дорогу от Гётеборга боролся с нарастающим в груди хаосом и усмирил его только сейчас. Сев на паром.

Он знал, что оставалось совсем немного. А значит, надо сохранять спокойствие. То, что он собирался сделать, не допускало сомнений или слабости. Ему приходилось держать себя в руках.

Когда паром отчалил, внутри он был холоден и непоколебим. Как встречавшиеся на пути скалы. Он начал думать о Боскесе. Вспомнил, как они обнялись.

* * *

Оливия легла на простую кровать в домике. В поезде она спала плохо. Теперь девушка потягивалась, вдыхая отдающий плесенью запах дерева. Скорее даже не плесенью, а затхлостью. Ее взгляд блуждал по холодным стенам. Ни картины, ни плаката, ни старого светильника. Бетти никогда не стала бы героиней передачи о красивых интерьерах. Аксель — тоже, если он сам обставлял этот дом. Оливия снова достала карту. Она купила ее, перед тем как сесть на паром в Стрёмстаде. Очень подробная карта острова. С названиями многих мест. Странными названиями. Захватывающими названиями. Бухта Таинственная, на самом верху северо-запада, подумать только. Бухта Таинственная! И не очень далеко, если верить карте, находится Хасслевикарна. Ее главная цель. Место убийства. Ведь ради этого Оливия сюда приехала. Добраться до места убийства и посмотреть, как оно выглядит.

Турист-сыщик? Хорошо, пусть будет так. Но в любом случае ей нужно попасть на берег. Туда, где одинокую молодую женщину закопали и утопили. С ребенком в утробе.

Положив карту на грудь, Оливия дала волю фантазии: направилась к Хасслевикарне и вышла на берег, увидела воду, отлив, темноту, голую молодую женщину в песке, и маленького мальчика где-то во мраке, и самих убийц, троих, в деле значились трое, согласно свидетельствам мальчика, но насколько точна информация? Ночь, страх, большое расстояние, мальчик же мог ошибиться? До ужаса напуганный девятилетний ребенок посреди ночи. Или следователи знали о возможной ошибке и исходили из того, что он разглядел все происходящее? Или просто-напросто ориентировались на показания мальчика, потому что не имели других зацепок? Что, если убийц было пятеро? Маленькая секта?

Девушка снова пришла к этой мысли. Не слишком конструктивной. Она встала и почувствовала, что пора. Пришло время для сыскного туризма.

Насчет погоды Бетти не ошиблась, если не учитывать тот факт, что дождь начался уже сейчас, вечером. Бриз усилился еще на несколько метров в секунду, и ощутимо упала температура.

На улице было довольно противно. Выходя, Оливия с трудом открыла дверь, и та захлопнулась без ее помощи. Второй свитер немного спасал, но ветер трепал волосы, мешавшие ей видеть, и ко всему прочему лил дождь. «Черт, почему я не взяла никакого дождевика? — рассердилась девушка. — Я что, совсем зеленая? Или житель материка, как сказала бы Бетти?» Она взглянула на дом Акселя. Ну нет, есть же рамки приличия.

Оливия выбрала тропинку, ведущую в глубь леса. Дикого леса, где годами не ступала нога человека. Сухие жесткие ветви, переплетавшиеся друг с другом, почти черные, тут и там обломанные ржавой изгородью. Но девушка не сворачивала с тропы. Во всяком случае, старалась. Здесь, внутри, дуло не так сильно. Просто шел дождь. Сначала Оливия накрывала голову картой, но потом поняла, что идея эта довольно дурацкая. Карта была ее единственной возможностью добраться до цели.

Сперва нужно дойти до мальчика. До Уве Гардмана. По словам Бетти, его дом где-то тут, в лесу, в чем Оливия начала сомневаться. Ее встречали лишь спутанный кустарник, почерневшие поваленные деревья и изгородь.

Вдруг она увидела строение. Незамысловатый дом из темного дерева. Двухэтажный, посреди леса, в странном углублении в скале. С отвесным сводом сзади и без сада. Оливия посмотрела на дом. Он выглядел заброшенным и немного таинственным. По крайней мере, при нынешних обстоятельствах. При начинающемся шторме и наступающих сумерках. Оливия вздрогнула. Зачем ей нужен этот дом? Она же знает, что мальчика, вернее мужчины, сейчас ему около тридцати двух, там нет. Бетти же говорила. Девушка покачала головой, но вытащила мобильный, чтобы сделать пару фотографий. Пожалуй, неплохо будет прикрепить их к отчету о проделанной работе.

Дом Уве Гардмана. Оливия решила позвонить ему, когда вернется обратно.

До бухты Таинственная девушка добиралась почти час. Ей необходимо было ее увидеть. Хотя бы для того, чтобы использовать это при случае. В нужный момент: «А у Таинственной бухты кто-нибудь бывал?»

Почти достигнув цели, Оливия поняла, от чего ее так предостерегала Бетти. Перед ней простиралось открытое морское пространство. Дождь хлестал из темных туч. Ветер бушевал над скалами. Огромные волны Северного моря разбивались о камни и обрушивались на берег. Оценить высоту волн не представлялось возможным.

Оливия пригнулась, зайдя за скалу, и наблюдала за морем. Ей казалось, что она в безопасности. Вдруг ее ноги окатила гигантская, поднявшаяся до скалы волна. Почувствовав, как откатывающаяся назад холодная вода тащит ее тело за собой, Оливия в панике закричала. Если бы она не упала в расселину, то очутилась бы в море. Но поняла это девушка гораздо позже. Сейчас она бежала. Изо всех сил. Подальше от моря, в глубь острова.

Она бежала и бежала, пока не споткнулась о выступ — каменный выступ или груду камней — и не упала прямо на живот. Оливия прижалась к почве, к матери-земле, тяжело дыша, с кровоточащей раной на лбу после падения на скалах.

Прошло немало времени, прежде чем девушка повернулась, посмотрела на бушующее рядом море и поняла, какой была идиоткой. Потом задрожала всем телом. Она промокла насквозь.

* * *

Для тромбонного вечера с ВП в прославленном ресторане «У воды» было немноголюдно. Несколько жителей острова, сидевших за столиками с пивом, ВП в углу с тромбоном и Дан Нильссон.

Он сидел за самым дальним столиком прямо у моря. Дождь бил в стекло. Сюда Нильссон отправился сразу с парома. Не потому, что был голоден, хотел пить или спрятаться от непогоды. Он собирался с духом. Искал в себе те силы, что еще остались.

Дан знал, что риск быть узнанным минимален; он владел дачей на острове много-много лет назад. И на этот риск не мог не пойти. Сейчас он сидел, поставив перед собой пиво. Одна из официанток шепнула ВП в перерыве: «Вон тот, у окна, выглядит как полицейский», и ВП ответил, что в его лице есть что-то знакомое. Но Нильссон этого не слышал. Его мысли были где-то далеко. В северной части острова. Там, где он бывал прежде. В месте, которое он посетит снова, сегодня вечером. А потом он отправится еще в одно место. И вот после этого все станет ясно. Или, наоборот, останется неясным. Этого Нильссон не знал. Это он и собирался выяснить.

* * *

Вдобавок к тому, что Оливия промокла, поранила лоб и была в панике, ее настигла более крупная неприятность. Она потеряла карту. А может, ее смыла гигантская волна. Теперь у Оливии не осталось никакой карты. Куда идти, она не знала. Норд-костер — небольшой остров, когда солнечно и тепло, но штормовой ветер, проливной дождь и надвигающаяся темнота делают его достаточно крупным, чтобы заблудиться. Жителю материка. Среди зарослей, болот и внезапно вырастающих скал. Особенно если никогда не случалось бывать здесь раньше. Как Оливии.

Она оказалась бог знает где. В полной глуши. С дремучим лесом впереди и скользкими скалами за спиной. И поскольку ее обычно прекрасно работающий мобильник получил неслабый холодный душ и отключился, выбор у девушки был невелик.

Оставалось только идти. В одну или в другую сторону. И она шла, дрожа, то туда, то сюда. Несколько раз.

* * *

Дан Нильссон точно знал дорогу, хотя из-за непогоды сильно стемнело. В карте он не нуждался. Дан вез тележку по грунтовой дороге, затем повернул в глубь острова и вышел на тропинку, которую ожидал увидеть. И которая вела туда, куда он направлялся. В место номер один.

* * *

Обычно Оливия не боялась темноты. Она с раннего детства спала одна в доме в Ротебру. И в деревне тоже. Ей даже нравилось, когда вместе с темнотой приходило спокойствие и все звуки затихали. Никого не было. Она оставалась одна.

Как и сейчас. Только при других обстоятельствах. Одна, в незнакомом месте. Гремел гром, и с неба обрушивался дождь. Оливия не видела дальше нескольких метров перед собой. Ее окружали только деревья и камни. Девушка поскальзывалась, ступая на мох, падала на камни, ветви хлестали ее по лицу, и она проваливалась в глубокие расселины. А еще Оливия слышала звуки. Завывание ветра не пугало ее, как и клокотание моря; она знала, откуда этот шум. Но другие звуки? Глухой резкий рев, разрывающий темноту. Овцы? Овцы ведь по-другому блеют? А слабый крик, который она только что слышала среди деревьев, откуда он? Вряд ли дети гуляют в это время. Вдруг Оливия снова услышала крик, на этот раз ближе, и еще раз. Она прижалась к дереву и уставилась в темноту. Там вдали глаза? Пара глаз? Желтые? Совы? Они водятся в этих краях?

Тут девушка увидела тень. Далекая молния ярким лучом осветила лес и скользящую между деревьями тень, за пару метров от Оливии. Так ей показалось. И стало жутко страшно. Свечение пропало столь же быстро, как появилось, и снова воцарилась темнота. Оливия не знала, что видела. Между деревьями.

Человека?

* * *

Мужчина, который нес чемодан через густой лес, явно был человеком. Напряженным человеком. Из-за дождя его светлые волосы прядями прилипли к лицу. Он не обращал на это внимания. Он сталкивался с погодой и похуже. В других местах на планете. Когда занимался другими делами. Гораздо менее приятными. Мужчина обладал некоей практической готовностью. Поможет ли она ему сейчас, он не знал.

Опыта нынешнего дела у него не было.

* * *

Она видела эту точку только на карте и на Google Earth, но благодаря туче, которая вдруг решила отправиться дальше в центр острова и оставила просвет для холодной луны, Оливия узнала место.

Бухта Хасслевикарна. Или бухты, как было написано на потерянной карте.

Девушка довольно долго бродила вокруг в полной растерянности. Одежда по-прежнему оставалась мокрой. Рана на лбу перестала кровоточить, но Оливия дрожала всем телом. Наконец она добрела до места, куда изначально направлялась. Очень давно.

Она дрожала не только из-за дождя. Удивительное голубое свечение, исходящее от пустынного небесного тела, создавало завораживающую атмосферу над заливом. К тому же был отлив. Берег казался бескрайним. Он начинался наверху у песчаных дюн и заканчивался далеко в море.

Оливия подошла к краю берега с одной стороны и присела на большой камень. Получается, все произошло здесь? Жуткое убийство?

Вот берег. Вот место, где закопали голую женщину. Оливия коснулась камней перед собой. Наблюдал ли мальчик с этого же места, где она сидела сейчас? Или с другой стороны вытянутого берега? Где виднелись другие скалы. Девушка встала, посмотрела на противоположный край и тут увидела его.

Мужчину.

Он вышел с опушки вдали, с… что он нес? Чемодан? Оливия пригнулась и спряталась за выступом. Она видела, как мужчина положил ношу и по сухому берегу направился к морю. Медленно, все дальше и дальше. Вдруг остановился. Он стоял неподвижно, глядя на луну… потом на песок и снова наверх. Ветер рвал его волосы и куртку. Внезапно незнакомец сел на корточки и наклонил голову, как будто молился, затем снова поднялся. Оливия закрыла рот руками. Что этот человек там делает? Именно в том месте? На полпути к морю? Именно во время отлива и в полнолуние? Кто он? Сумасшедший?

Сколько мужчина там находился, Оливия не знала. Может быть, три минуты или пятнадцать. Он резко повернулся и пошел в сторону леса. Так же медленно дошел до чемодана, еще раз обернулся и посмотрел на море. А потом исчез за опушкой.

Оливия сидела на месте. Достаточно долго, чтобы удостовериться, что незнакомец успел уйти. Если только он не остался в лесу.

* * *

Нет, в лесу он не остался. Он пошел к своему второму месту. Вернее, к следующему, на самом деле более важному. В первое он пришел, чтобы поскорбеть, во втором у него были более конкретные задачи. Там он собирался действовать.

Конечно же, он знал, где находится зеленый дом, но не помнил, что участок окружал такой массивный забор. Впрочем, это играло ему на руку. Он мог легко пробраться внутрь и спрятаться за ограждением. Никто снаружи его не увидит.

Он увидел свет в доме, это его расстроило. Внутри были люди. Ему придется красться вдоль забора, чтобы добраться до места. Туда, куда он должен попасть.

Он начал двигаться, осторожно, держа чемодан в руке. Шел как можно тише. Сумерки мешали разглядеть, куда он ступал. Почти поравнявшись с домом, он услышал стук двери с другой стороны. Он прижался к забору, и ветка сильно ударила его по лицу. Он стоял, не шевелясь. В этот миг в десяти метрах он увидел маленького мальчика, выбегавшего из-за угла. Мальчик рассмеялся и прислонился к стене. Играл в прятки? Нильссон дышал как можно тише. Если мальчик обернется и увидит его, пиши пропало.

Расстояние до него было совсем небольшим.

— Юхан! — послышался женский голос.

Мальчик слегка сжался и чуть повернул голову к забору. На мгновение Нильсону показалось, что их взгляды встретились. Мальчик не шевелился.

— Юхан! — На этот раз женщина кричала громче.

Вдруг мальчик оторвался от стены, побежал и исчез за следующим углом. Нильссон оставался у забора, пока снова не услышал звук закрывающейся с другой стороны двери. Стало тихо. Дан выждал несколько минут, прежде чем продолжить двигаться.

* * *

Наверное, она бы умерла в лесу. Замерзла насмерть, или ее ждал бы еще какой-нибудь неоригинальный финал. Однако этого не случилось, но это была не ее заслуга, а Акселя.

Когда вконец измученная Оливия присела у мокрого валуна, то услышала голос:

— Вы заблудились?

Высокий широкоплечий парень с коротко стриженными волосами и выразительными глазами стоял буквально в метре и рассматривал промокшую насквозь девушку. В общем-то, ответ ему был не нужен. Оливия и не ответила.

— Кто вы? — спросила она.

— Аксель. Мама попросила, чтобы я вас нашел. Она проходила мимо дома и заметила, что вы не вернулись. Заблудились?

«Не то слово, — подумала Оливия. — Я так здорово заблудилась на этом долбаном острове, дальше просто некуда».

— Да, — ответила она.

— У вас хорошо получилось.

— Что?

— Заблудиться на этом острове. Он же небольшой.

— Спасибо.

Аксель помог Оливии подняться и взглянул на нее.

— Вы же до нитки промокли. Плюхнулись в воду?

Плюхнулась? Там, наверху, у Таинственной бухты? Островитяне так это называют? Что человек плюхается? Когда все гребаное Северное море его заливает?

Странные люди.

— Вы проводите меня назад?

— Конечно. Возьмите мою куртку.

Аксель закутал замерзшую Оливию в теплую куртку и довел через дикий густой лес прямо до желтого домика, где предложил принести еду.

«Герой, — думала закутанная в плед Оливия, сидя на кровати с теплым рагу в тарелке. — Настоящий спаситель. Который не болтает, а делает. Аксель Нурдеман».

— Вы один из мальчиков — ловцов омаров? — спросила она в шутку.

— Да, — ответил парень.

Дальше этого разговор не зашел. Аксель совсем не похож на Ульфа Мулина.

Еда, тепло и ощущение безопасности вернули Оливию к жизни. И даже ее мобильный. Он тоже высох благодаря любезной помощи позаимствованного фена.

Просмотрев сообщения и почту, девушка вспомнила, что собиралась сделать. Позвонить Уве Гардману. Вчера она уже звонила ему, когда ехала на ночном поезде, и попала на автоответчик. Теперь Оливия решила попробовать еще раз. Посмотрела на часы — почти десять. Она позвонила и снова услышала автоответчик, оставила новое сообщение и попросила перезвонить. Потом повесила трубку и сильно закашлялась.

«Воспаление легких», — пронеслось у нее в голове.

* * *

Нильссона занимали совсем другие мысли. Он сидел на корточках. Чемодан стоял рядом. Далеко отсюда виднелся зеленый дом. Свет уже не горел.

Приложив немалое усилие, Дан отодвинул большой камень. Маленький он поднял раньше. Нильссон посмотрел вниз в открытое отверстие. В глубокую яму — именно такой он ее и помнил. Он сам выкопал ее. Очень давно. На всякий случай.

Дан покосился на чемодан.

* * *

Усталость подкралась внезапно. Все тело вдруг превратилось в обмякшую массу. Все ее блуждания дали о себе знать. У Оливии едва хватило сил, чтобы подтянуть одеяло и забраться под него. Маленький прикроватный светильник озарял комнату теплым светом, и девушка почувствовала, как уплывает. Медленно… в то время как папа Арне, наоборот, выплывал. Он покачивал головой, глядя на Оливию.

— Это могло плохо кончиться.

— Я знаю. Я сделала глупость.

— Не похоже на тебя. Обычно ты все держишь под контролем.

— Вся в тебя.

Арне улыбнулся, и Оливия почувствовала, как по лицу струятся слезы. Отец выглядел таким исхудавшим, каким он, наверное, был в конце, когда она не видела его, а жила в Барселоне, в бегах.

— Спокойной ночи.

Оливия открыла глаза. Это сказал Арне? Она слегка потрясла головой; лицо и лоб горели. Жар? Ну конечно, именно сейчас. Здесь. В домике на западном побережье, который она сняла на одну ночь. Насколько жар может усилиться? Что она будет делать?

Аксель? Может, он еще не лег. И живет один, как он сам говорил. Может, Аксель сидит и играет в приставку. Ловец омаров? Вряд ли. А вдруг он постучит и спросит, понравилась ли ей еда?

— Было очень вкусно.

— Хорошо. Что-нибудь еще?

— Нет, спасибо. Хотя термометр не помешал бы.

— Термометр?

Потом слово за слово, и к моменту, когда погаснет свет, оба уже будут раздеты и не на шутку разгорячены.

Так в лихорадке думала Оливия.

* * *

Одноглазая Вера посетила футбольный матч. Команда «БК Ситуашун» против реабилитационной клиники района Рогсвед. Матч завершился со счетом 2:0 в пользу «Ситуашун». Оба гола забил Пярт. Этой радости ему хватит надолго.

Возвращаясь, они с Верой и Йелле наслаждались теплой ночью. Матч проходил на поле в парке Танто. Из-за пререканий с судьей и суматохи после матча ушли они оттуда только около одиннадцати. Сейчас время приближалось к половине двенадцатого.

Пярт радовался, он забил два мяча. Вера радовалась, она нашла черный лак в контейнере. Йелле был невесел. Его обычное состояние, поэтому никто не обратил на это внимания. Парочка довольных и один недовольный на пути сквозь ночь.

Вера проголодалась и предложила заглянуть в «Дрэгон Хаус» — китайскую забегаловку около Хорнстулль. Вера только что получила месячное пособие и собиралась угостить своих менее обеспеченных друзей. Но ни черта не вышло. Пярт не отважился войти, а Йелле не любил восточную кухню. В итоге их праздничный обед составили сосиски всевозможных сортов, купленные в уличном бистро. Получив свою увесистую порцию, Пярт заулыбался.

— Будет вкусно.

Потом они побрели дальше вдоль Хурнсгатан.

— Кто-нибудь знает, как дела у Бенсемана?

— Все так же.

Вдруг мимо них протопал мужчина очень маленького роста, без плеч, с лохматым хвостиком и заостренным носом. Семеня ногами, он обратился к Йелле писклявым голосом:

— Здорово! Как жизнь?

— Немного зубы болят.

— Оʼкей. Счастливо!

Маленький мужчина пошел дальше.

— Кто, черт возьми, это был?

Вера смотрела вслед хвостику.

— Хорек, — ответил Йелле.

— Хорек? Кто это?

— Парень из прошлого.

— Бездомный?

— Насколько мне известно, нет. У него есть жилье в районе Щеррторп.

— А ты не можешь там ночевать?

— Нет.

Йелле не собирался оставаться у Хорька. Состоявшийся между ними диалог примерно отражал их отношения на сегодняшний день. Йелле уже знал, что за этим последует.

— Ты можешь завалиться в фургоне, — сказала Вера.

— Знаю. Спасибо.

— Но ты не хочешь?

— Нет.

— И где заночуешь?

— Что-нибудь придумаю.

В последнее время они уже несколько раз вели такие разговоры, Вера и он. Речь шла не о ночевке, оба это знали, а о том, чего Йелле не хотелось. А чтобы не обидеть Веру, проще всего было отказаться. От места в фургоне. И от кое-чего еще. Пока.

* * *

Оливия ворочалась в кровати, лежа в пустом доме. Мерещившиеся от жара сны то появлялись, то исчезали. То она была на берегу у бухты, то в Барселоне. Внезапно девушка почувствовала, как ледяная рука дотрагивается до ее ступни на краю кровати.

Оливия подскочила. Локтем она задела прикроватный столик, отчего лампа полетела на пол. Девушка рванулась к стене и пристально посмотрела по сторонам — пусто. Она чуть опустила одеяло, запыхавшись от бешеного сердцебиения. Ей просто приснилось? Ну конечно же, как иначе? Кроме нее, здесь никого нет. Пусто.

Девушка села на край кровати, подняла лампу и попыталась успокоиться, глубоко дыша, как учила ее Мария, когда в детстве Оливии снились кошмары. Она вытерла лоб и в этот момент услышала это. Звук. Как будто голос, снаружи. За дверью. Аксель?

Оливия обернула вокруг себя одеяло, подошла к двери и открыла. В двух метрах от нее стоял мужчина с чемоданом в руке. Мужчина, которого она видела около Хасслевикарны. Оливия захлопнула дверь, закрыла на щеколду и бросилась к единственному окну. Опуская жалюзи, она искала глазами какой-нибудь предмет. Орудие, что угодно!

Тут в дверь постучали.

Девушка замерла. Все тело дрожало. Если закричать, услышит ли Аксель там, наверху? Вряд ли, ветер завывает громче.

Снова постучали.

Глубоко дыша, Оливия осторожно подошла к двери.

— Меня зовут Дан Нильссон, простите за беспокойство.

Голос звучал из-за двери. Дан Нильссон?

— Что случилось? Что вы хотели? — спросила Оливия.

— Мой мобильный здесь не ловит, мне нужно вызвать водное такси, я увидел свет… может быть, у вас есть мобильный, который я мог бы одолжить?

Мобильник у Оливии действительно был. Но мужчина снаружи этого не знал.

— Всего на пару минут, — проговорил он в дверь. — Могу заплатить.

Заплатить за короткий телефонный разговор? За вызов водного такси? Оливия замерла в нерешительности. Она могла соврать, сказать, что никакого мобильного у нее нет, отправить гостя восвояси. Или к Акселю. Одновременно ее охватило любопытство. Что он делал наверху около бухты, стоя в лунном свете на берегу отхлынувшего моря? Кто он такой? Как поступил бы Арне?

Он бы отворил. Оливия сделала то же. Осторожно. Приоткрыла дверь и через щелку протянула мобильный.

— Спасибо, — сказал Нильссон.

Он взял мобильный, набрал номер и заказал водное такси до «Вэстра Брюгган». Он должен был оказаться там через четверть часа.

— Спасибо за помощь.

Оливия забрала телефон через щелку. Нильссон повернулся и пошел. Тут она открыла дверь нараспашку.

— Я видела вас около Хасслевикарны сегодня вечером.

Когда Нильссон обернулся, он увидел Оливию в свете прикроватной лампы, ослеплявшей его. Он посмотрел на девушку и моргнул, как будто что-то поразило его; что — осталось ей непонятным. Это длилось всего десятую долю секунды, или две десятых.

— Что вы там делали? — поинтересовался Нильссон.

— Я заблудилась и случайно забрела туда.

— Красивое место.

— Да.

Тишина… А что он там делал? Неужели он не понял, что вопрос этот напрашивался сам собой? Возможно, понял, но уж точно не собирался на него отвечать.

— Спокойной ночи.

Нильссон ушел, унося отпечатавшийся на сетчатке образ Оливии.

* * *

Тромбон лежал в черном футляре, а ВП сидел рядом, на пристани. Вечер получился долгим и богатым на выпивку. Сейчас ему нужно немного протрезветь. Завтра он собирается открыть коптильню. «Коптильню у Леффе». Свежекопченая рыба наверняка будет пользоваться спросом ужителей материка. Неотесанный островитянин, сидевший рядом, был трезв. Он работал в водном такси в ночную смену и недавно получил заказ.

— От кого?

— От кого-то из местных.

Понятие «местный» могло включать любого живущего от Стрёмстада до Стокгольма.

— Сколько берешь за это?

— Две тысячи.

ВП посчитал в уме прибыль, сравнив с коптильней. Почасовой заработок был не в пользу последней.

— Это он?

ВП задрал подбородок вверх. К ним шел мужчина в кожаной куртке и темных джинсах. Мужчина, который справился. Справился с Нордкостером. Теперь его ждал следующий шаг. Стокгольм.

* * *

В конце концов она уснула. С зажженной лампой, запертой дверью и именем Дана Нильссона на губах. С именем мужчины около Хасслевикарны.

Остаток ночи Оливию мучили болезненные кошмары. Часами. Вдруг горло сдавил надтреснутый крик и вырвался из широко раскрытого рта. Жуткий крик. Из всех пор проступил холодный пот, а руки цеплялись за воздух. Паук, сидевший на подоконнике за ее спиной, наблюдал за разворачивающейся в постели драмой: молодая женщина отчаянно пыталась вырваться из бездны страха. Наконец у нее получилось.

Сон запомнился Оливии в мельчайших подробностях. Она лежала в песке на берегу. Голая. Было холодно, наступил отлив и светила луна. Море начало накатывать. Ближе и ближе. Вода заливала ее голову, но это была не вода, а поток из тысяч маленьких черных крабов, падающих на лицо и заползающих в рот. Вот тут у нее и вырвался крик.

Задыхаясь, Оливия вскочила. Прижимая к себе одеяло, вытерла пот со лба и осмотрелась. Может, вся ночь была сном? Действительно ли тот мужчина приходил сюда? Девушка подошла к двери и открыла ее. Она нуждалась в воздухе, в кислороде. Ветер заметно стих. Шагнув в темноту, Оливия почувствовала, что хочет в туалет. Она спустилась с лестницы и присела за большим кустом. В этот момент чуть левее от себя она увидела этот предмет. Чемодан. Чемодан мужчины лежал на земле.

Оливия подошла к находке и посмотрела в темноту. Не было видно ничего. И никого. По крайней мере, Дана Нильссона. Девушка наклонилась над чемоданом. Может, открыть? Она потянула молнию от одного края до другого и осторожно приподняла его верхнюю часть. Чемодан был пуст.

* * *

На расстоянии выцветший фургон казался идиллической картинкой. Окруженный ночной зеленью леса Небытия, недалеко от порта «Пампас Марина» в Солне, со слабым желтым свечением из овального окошка.

Но внутри от идиллии не оставалось и следа. Фургон был очень запущен. Когда-то газовая плита у стены работала, а теперь насквозь проржавела. Когда-то стеклянное окно в потолке пропускало свет, а теперь заросло. Когда-то дверной проем закрывала разноцветная занавеска из пластиковых полосок, теперь их осталось всего три, наполовину оборванных. Когда-то фургон был отпускной мечтой семьи с двумя детьми, а теперь принадлежал Одноглазой Вере.

Вначале Вера его убирала, часто, пытаясь держаться приемлемого уровня чистоты. Но вместе со всеми ее мусорными находками, которые она упорно тащила в жилище, уровень заметно упал. Среди мусора сновали муравьи, а в углах толпились уховертки.

Но лучше так, чем валяться в подземных переходах или подвалах. Стены Вера украсила статьями о бездомных и маленькими брошюрами, которые она то и дело находила, над одной из коек висело нечто похожее на детский рисунок гарпуна, над другой вырезка: «Не отверженные должны возвращаться в общество, а общество должно дать им равные возможности». Вере эта мысль нравилась.

Сейчас она сидела за старым столиком и красила ногти черным лаком. У нее плохо получалось. Наступило такое время ночи, когда все шло плохо. Время бодрствования. Вера часто не спала, пережидая ночные часы и боль. Она редко отваживалась заснуть. Когда она в конце концов засыпала, это больше походило на обморок. Вера просто отключалась или проваливалась в дрему. Это продолжалось довольно долго. Дело было в ее психике, как и у многих из ее окружения. Психике, растерзанной и покалеченной много лет назад.

В ее случае, едва ли уникальном, но по-своему особенном, самые глубокие раны нанесли две вещи. Или покалечили.

Связка ключей ранила. Как тело, так и душу. Удары тяжелой папиной связки оставили заметные белые шрамы на лице и незаметные — внутри. Ее наказывали связкой ключей. Чаще, чем она заслуживала, как ей казалось. Не понимая, что ребенок в принципе не заслуживает ударов ключами по лицу, Вера иногда соглашалась с наказанием. Она знала, что была трудным ребенком. Но в то время она не знала, что была трудным ребенком в больной семье, где оба родителя вымещали злость на единственном близком существе. На дочери Вере.

Ключи ранили. Но то, что происходило с бабушкой, калечило. Вера любила бабушку, а бабушка любила Веру и с каждым ударом связкой по Вериному лицу становилась все слабее. Беспомощнее. Она боялась собственного сына. И однажды сдалась.

Вере было тринадцать, когда это случилось. Они с родителями приехали в провинцию Уппланд навестить бабушку. Взятый с собой спирт стал причиной привычного сценария, и через несколько часов бабушка вышла. Она не могла слышать и видеть насилие. Она знала, что появится: связка ключей. Когда она появилась, Вера успела увернуться и побежала за бабушкой. Она нашла ее в сарае. Бабушка висела на толстой веревке на одной из балок. Мертвая.

Сама по себе смерть стала потрясением, но на этом дело не закончилось. Вера попыталась поговорить с мертвецки пьяными родителями, но ее не воспринимали. Девочке пришлось все делать самой. Снимать бабушку с балки, класть на землю. И плакать. Много часов она просидела у тела, пока не высохли слезные протоки. Это ее покалечило. И именно из-за этого у нее не получалось накрасить ногти так ровно, как хотелось бы. Она заезжала за края. Отчасти потому, что взор застилали воспоминания о бабушке. Но еще потому, что Вера дрожала. Она думала о Йелле.

Она почти всегда думала о нем, когда бодрствование становилось особенно невыносимым. Вспоминала его глаза: что-то в них цепляло, с самой первой их встречи в редакции. Он не смотрел, он видел. Так думала Вера. Ей казалось, он видел ее, видел, что скрывается за раненой оболочкой, ту Веру, какой она была в другом мире. Или могла бы быть. Если бы по незнанию не попала в порочный круг, которой стал ее собственной Голгофой, бесконечным странствием из одного учреждения в другое.

Йелле как будто видел другую Веру. Сильную, настоящую. Способную стать достойным гражданином какого угодно «дома для народа».^[14] Если бы такой по-прежнему существовал. Но его больше не было. По мнению Веры, они сровняли его с землей. Зато появилась лотерея «Посткодлоттериет».^[15]

Вера улыбнулась и заметила, что ноготь на мизинце получился отлично.

Лежавший в кровати мужчина однажды воспользовался услугами пластических хирургов: сделав пару незаметных надрезов, они убрали у него мешки под глазами. Единственное в его жизни вмешательство в организм. Густые седеющие волосы были коротко пострижены, их ровняли раз в пять дней, остальные части тела получали свою долю в его персональном тренажерном зале, этажом ниже. Возрасту он не поддавался.

Со своей широкой кровати в спальне он видел башню «Седергренска-турнет», всего в паре кварталов от его дома. Известная достопримечательность Стоксунда. Изначально ее строили по прихоти лесника Альберта Готтхарда Нестора Седергрена в конце XIX века.

Сам лежавший мужчина жил на Граннхэльсвэген, ведущей к воде, в значительно меньшем по размеру здании. Чуть больше 420 квадратных метров, с видом на море. Его вполне устраивало. У него ведь еще есть маленькая жемчужина на Нордкостере.

Сейчас он лежал на спине и наслаждался массажем, которым баловала его кровать, мягко массируя все тело. Даже внутренняя сторона бедер не оставалась без внимания. Удовольствие, которое стоило дополнительно заплаченных за него двадцати тысяч. Он был доволен жизнью. Сегодня у него встреча с королем.

«Встреча» — наверное, не совсем подходящее слово. Он должен присутствовать на церемонии в Торговой палате, где главный гость — король страны. Сам он был главным гостем под номером два. На самом деле всю церемонию устраивали в его честь. Ему собирались вручить награду за самую успешную шведскую компанию за рубежом в прошедшем году или за что-то вроде того, в зависимости от формулировки. Как основателю и директору «Магнуссон Ворлд Майнинг АБ». «МВМ».

Этого человека звали Бертиль Магнуссон.

— Бертиль! А вот это?

Линн Магнуссон грациозно вошла в комнату в одном из своих творений. Снова вишневое, как и то, которое она надевала на днях. Очень красивое.

— Оно прелестно.

— Правда? Тебе не кажется, что оно немного… ну, понимаешь…

— Вызывающее?

— Нет, простое. Ты же знаешь, кто там будет.

Бертиль знал. Примерно. Сливки стокгольмского бизнеса, сильные мира сего, кто-нибудь из политиков, не уровня правительства, но и не намного ниже. А может, Борг заглянет на минутку, если повезет. Его появление всегда привносило блеск. Эрик, к сожалению, не приедет. Последняя его запись в «Твиттере» гласила: «Брюссель. На встрече с первыми лицами Еврокомиссии. Надеюсь, успею в парикмахерскую». Эрик следил за собой.

— Как тебе вот это? — спросила Линн.

Бертиль сел на кровати. Причиной тому был не новый наряд супруги — красное с белым произведение искусства, на которое она наткнулась в магазине «Необычное & Привычное» на улице Сибиллегатан, — а тянущая боль в мочевом пузыре. В последнее время он сильно его беспокоил. Посещения туалета стали чаще, чем позволяло его положение. Неделю назад он встретился с профессором геологии, и тот сильно его напугал, рассказав, что заболел недержанием в шестьдесят четыре года. Бертилю было шестьдесят шесть.

— Надень это, — сказал он.

— Думаешь? Да, наверное. Оно роскошное.

— Ты тоже.

Бертиль нежно поцеловал Линн в щеку. Он бы с радостью подарил ей не только поцелуй. Для своих пятидесяти она исключительно красива и любима им, но, подгоняемый болью, он прошел мимо жены и вышел из комнаты.

Бертиль нервничал. Ответственный для него день, во многих отношениях, и еще более значимый для «МВМ». Для его компании. За минувшие дни, после сообщений о награждении, критика их изысканий в Конго усилилась. Недовольство шло со всех сторон, об этом много писали и говорили. Возмущались сомнительными методами, истощением земель, нарушением прав и всем подряд.

С другой стороны, Бертиль помнил, что критика всегда имела место. С тех пор как шведы добились успеха за границей. У «МВМ» дела складывались успешно. Маленькая, созданная совместно с коллегой компания выросла в мультинациональный конгломерат больших и малых предприятий, разбросанных по всему миру.

«МВМ» была крупным игроком. И Бертиль — тоже. Крупным игроком с чересчур маленьким пузырем.

* * *

Оливия наконец проснулась, пропустив время отбытия. Акселя это особо не волновало. Оливия свалила все на жар и промокшую одежду. Аксель не придал этому значения. Она «плюхнулась», как он выразился. Когда девушка попыталась объяснить, что обычно встает рано, парень спросил, не хочет ли она остаться еще на одну ночь. В общем-то, она хотела остаться из-за Акселя, но знала, что нужно уезжать. Из-за кота. Оливии стоило немалых трудов уговорить соседа-чудака, работавшего внизу, в баре «Пет саундс», присмотреть за Элвисом. На две ночи сосед согласился. Но не на три.

— Не могу, я бы с удовольствием, — ответила Оливия.

— Вам понравился остров?

— Очень. Погода немного подкачала, но я бы приехала еще.

— Буду рад.

«Так изъясняются только настоящие ловцы омаров», — размышляла Оливия, пока шла по Бадхюсгатан в Стрёмстаде. Она чувствовала, как распухает горло. Рённинг направлялась к полицейскому на пенсии. К Гуннару Вернемюру — мужчине, который, по словам Бетти Нурдеман, допрашивал ту девицу из Стокгольма — Джеки. Оливия нашла Вернемюра на Eniro и позвонила ему перед отплытием с Нордкостера. Он оказался очень любезным. Будучи пенсионером, Вернемюр ничего не имел против того, чтобы встретиться с молодой студенткой. Ему хватило и трех секунд, чтобы понять, о какой Джеки спрашивала Оливия. В связи с убийством у Хасслевикарны.

— Ее звали Джеки Берглунд. Я хорошо ее помню.

Как раз когда Рённинг свернула направо на Вэстра Клевгатан, зазвонил сотовый. В трубке она услышала заинтересованный голос Оке Густафссона — своего руководителя.

— Как обстоят дела?

— С делом об убийстве на берегу?

— Да. Вы нашли Стилтона?

Стилтон? За прошедшие сутки она ни разу о нем не вспомнила.

— Нет. Но я разговаривала с Вернером Бростом, он занимается нераскрытыми делами. Брост сказал, что Стилтон уволился по личным обстоятельствам. Вы что-нибудь знаете об этом?

— Нет. Или да.

— Нет или да?

— Действительно личные обстоятельства.

— Понятно. А так я мало что разузнала.

Свои впечатления от острова Оливия решила оформить в более обдуманный отчет. Если таковой получится.

Семья Вернемюр жила в изысканном старинном доме, на втором этаже, с видом на порт. Супруга Гуннара, Мэрит, сварила кофе и дала Оливии ложку коричневой микстуры от горла.

Теперь они сидели на принадлежавшей супругам кухне с зелеными стенами, которую в последний раз ремонтировали в шестидесятых. За место на подоконниках боролись фарфоровые собачки, фотографии внуков и розовая герань. Фотографии всегда вызывали у Оливии любопытство. Она указала на одну из них:

— Это ваши внуки?

— Да. Ида и Эмиль. Наши ненаглядные, — ответила Мэрит. — Они приедут на следующей неделе и встретят с нами праздник середины лета. Жду не дождусь, когда снова смогу их обнять.

— Ах, не преувеличивай, — улыбнулся Гуннар. — Тебе же нравится и когда они уезжают домой.

— Да, я сильно устаю. Как горло? — Мэрит участливо посмотрела на Оливию.

— Лучше, спасибо.

Оливия глотнула кофе из изящной фарфоровой чашки с красными розами, у ее бабушки был такой же сервиз. Потом они втроем немного поговорили о современном полицейском образовании. Мэрит раньше работала в полицейском архиве в Стрёмстаде.

— Сейчас все централизовано, — рассказала она. — Объединено в общий архив в Гётеборге.

— Наверное, дело лежит там, — предположил Гуннар.

— Скорее всего, — согласилась Оливия.

Она надеялась, что Вернемюр не будет слишком скрытен, делясь подробностями расследования. Все-таки прошло много лет.

— Так что вы хотели узнать о Джеки Берглунд?

«Не очень скрытен», — сделала вывод Оливия и спросила:

— Сколько допросов вы с ней проводили?

— Лично я провел пару допросов, здесь, в участке. Один допрос провели на Нордкостере. Первый.

— Почему здесь ее допрашивали еще раз?

— Из-за этой яхты. Вы в курсе, о чем я?

— Не совсем…

— Ну, очевидно, Джеки работала эскорт-моделью.

«Элитная шлюха», — подумала Оливия, как типичный житель Ротебру.

— Знаете, такая элитная шлюха, — сказала Мэрит в стиле жителя Стрёмстада.

Оливия чуть заметно улыбнулась.

Гуннар продолжал:

— Она была на норвежской яхте с двумя норвежцами, которые уехали с острова сразу после убийства. Вернее, попытались покинуть остров, но наши полицейские катера остановили яхту в море, проверили, откуда она, и вернули ее на остров. А поскольку норвежцы были сильно пьяны, а Джеки Берглунд находилась под воздействием чего-то посильнее, чем алкоголь, мы привезли их всех сюда, чтобы допросить, когда они протрезвеют.

— Допрос вели вы?

— Да.

— Гуннар был лучшим дознавателем на западном побережье. — Мэрит не хвасталась, а скорее констатировала факт.

— Что вам удалось узнать? — задала Оливия следующий вопрос.

— Один из норвежцев сказал, будто они слышали по радио сообщения о том, что на следующий день поднимется шторм, поэтому и покинули остров, чтобы попасть в порт отправления. Другой сказал, что алкоголь закончился и они ехали пополнить запасы.

«Версии расходятся», — отметила Оливия.

— А что сказала Джеки Берглунд?

— Что она понятия не имела, почему они уплыли, что она просто зависала с ними.

— «Вся эта тема с мореплаванием — не мой конек», — произнесла Мэрит на характерном стокгольмском.

Оливия взглянула на женщину.

— Она именно так сказала, эта Берглунд. Помнишь, мы смеялись, когда ты пришел домой и рассказал об этом?

Мэрит улыбнулась Гуннару. Тот слегка смутился. Делиться с женой информацией, полученной на допросе, не очень-то правильно. Но Оливия не придала этому значения.

— А что они сказали о самом убийстве? — спросила Оливия.

— Тут показания совпадали. Никто из них не был у бухты Хасслевикарна, ни в вечер убийства, ни раньше.

— Они говорили правду?

— Этого мы не знаем на сто процентов, дело же так и не было раскрыто. Но мы не располагали никакими доказательствами их привязки к месту убийства. А вы случайно не родственница Арне Рённинга?

— Это мой папа. Был.

— Мы прочитали, что он скончался. Примите наши соболезнования.

Оливия кивнула, а Мэрит достала альбом с фотографиями времен полицейской карьеры Гуннара. На нескольких он стоял с Арне и с еще одним полицейским.

— Это Том Стилтон? — поинтересовалась Оливия.

— Да.

— А… и вы не знаете, где он сейчас?

— Нет.

* * *

И все-таки выбор пал на вишневое. Оно ей нравилось. Проще, чем другие, но симпатичное. Сейчас Линн стояла около супруга в Торговой палате и улыбалась. В ее улыбке не было притворства. Она искренне гордилась мужем и знала, что он гордится ею. Их профессиональные интересы находились в полной гармонии. Линн занималась своим делом, а Бертиль — своим, и оба были успешны. Она — чуть меньше, если смотреть глобально, но все же. Линн работала бизнес-тренером и за последние годы сделала серьезный шаг вперед. Все мечтали построить карьеру, а она знала как. Кое-что Линн почерпнула у Бертиля — он обладал уникальным опытом, — но большая часть успеха была ее собственной заслугой. Она знала свое дело.

Поэтому когда шведский монарх наклонился и сделал ненавязчивый комплимент ее вишневому наряду, говорил он это не из вежливости в угоду Бертилю. Он обращался именно к Линн.

— Благодарю.

Они уже встречались раньше. Короля и Бертиля объединял интерес к охоте, в особенности на куропаток. Пару раз они охотились в одной команде и стали хорошими знакомыми. «Если с королем вообще можно стать хорошими знакомыми», — подумала Линн. Впрочем, достаточно хорошими, чтобы получать приглашения на небольшие приемы в кругу приближенных короля. Слишком скучные, по мнению Линн, ведь королева не отличалась остроумием, но важные для Бертиля. Сеть контактов расширялась, и было нелишним подкрепить слухи о том, что Бертиль то и дело ужинает с королем.

Линн ухмыльнулась про себя. В ее мире это не играло такой важной роли, как в мире Бертиля. Гораздо важнее остановить поток дерьма, льющегося на «МВМ». Грязь запачкала даже ее. По дороге на церемонию на Вэстра Трэдгордсгатан супруги видели кучку людей с плакатами, обвинявших «МВМ» в весьма неприятных вещах. Линн заметила, что Бертиль болезненно на это реагирует. Он знал, что СМИ осветят митинг и используют его как аргумент против награждения. Слегка подпортят праздник. Жаль.

Супруга Магнуссона осмотрелась. Большинство присутствующих ей знакомы. Целая коллекция из Пирре, Тюссе, Латте, Пигге, Мигге… и как там зовут остальных. Линн все никак не могла запомнить, кто есть кто. В ее кругу у людей более понятные имена. Но эти люди много значат в жизни Бертиля. Люди, вместе с которыми он охотится, ходит под парусами, занимается бизнесом, и те, кого считает родственниками. Хотя в кровном родстве с ними не состоит.

Линн много знала о муже. Они по-прежнему любят друг друга и ведут неплохую сексуальную жизнь. Нечасто, но удовлетворительно, когда оба в ударе. «Удовлетворительно, — думала Линн. — Какое смешное слово для секса». Она улыбнулась, как раз когда Бертиль взглянул на нее. Сегодня он особенно привлекателен. Темно-пурпурный галстук, строгий черный костюм — сама элегантность, мокасины ручного пошива… Только рубашка ее не устраивала. Голубая с белым воротником. Наверное, это самое уродливое, что она когда-либо видела. Несколько лет Линн вела настоящую кампанию против такого рода рубашек. Тщетно.

Есть вещи, которые впечатываются глубже, чем шрамы. Для Бертиля такой вещью стала голубая рубашка с белым воротником. Она была для него своего рода исконным прототипом, который подчеркивал чуждую его супруге принадлежность.

«Всегда в моде» — так думал он.

«Довольно нелепо, — считала она. — И некрасиво».

Бертиль получил награду прямо из рук короля. Раскланялся, украдкой посмотрел на Линн и подмигнул. «Надеюсь, мочевой пузырь не подведет», — подумала она. Неподходящее время для поисков туалета.

— Шампанское!

Вокруг закружили официанты, держа маленькие подносы с хорошо охлажденным «Гранд Кюве». Линн с Бертилем взяли по бокалу и подняли их.

Как раз в тот миг раздался звонок — вернее, вибрация мобильного телефона в кармане Бертиля. Он отошел чуть в сторону, держа бокал, выцепил из кармана мобильный и нажал на кнопку:

— Магнуссон.

В трубке он услышал разговор. Короткий, но ввергнувший его в шок. Отрывок записанного на пленку диалога.

— Я знаю, что ты готов на многое, Бертиль, но на убийство?

— Никто не сможет связать его с нами.

— Но мы же знаем.

— Мы ничего не знаем… если не хотим.

Диалог прервался.

Через пару секунд Бертиль опустил мобильный. Онемевшая рука не слушалась. Он прекрасно знал, что прослушал. Он точно знал, когда состоялся разговор, и точно знал, кто в нем участвовал. Нильс Вент и Бертиль Магнуссон.

Последние слова принадлежали ему самому.

— Мы ничего не знаем… если не хотим.

Не знал он того, что диалог записывался.

— Ваше здоровье, Бертиль!

Невообразимым усилием воли он поднял свой бокал и выдавил некое подобие улыбки. Натянутой улыбки.

Линн сразу же насторожилась. «Мочевой пузырь?» — обеспокоилась она. Сделав пару быстрых шагов в сторону супруга, Линн улыбнулась:

— С позволения Его Величества, я украду у вас своего супруга на пару минут.

— Пожалуйста-пожалуйста.

Король держался совсем не как монарх. Особенно в присутствии дамы в вишневом, то есть Линн Магнуссон.

Итак, дама отвела своего потерянного мужа в сторону.

— Мочевой?

— Что? Да.

— Пойдем.

Как и положено вести себя решительной супруге, когда ее муж не в форме, Линн взяла шефство над Бертилем и потащила его в не слишком отдаленный туалет, куда он проскользнул, словно тень. Линн ждала снаружи. К счастью Бертиля.

Пузырь Магнуссон так и не опорожнил. Он скрючился над унитазом, и его вытошнило. Его рвало канапе, шампанским и утренними тостами с джемом.

Большой игрок расклеился.

* * *

Сидевший рядом пассажир жаловался на то, что сиденья расположены крайне тесно, если учесть, как ловко бактерии распространяются по воздуху. Оливия не спорила. Более того, при очередном приступе кашля она закрывала нос и рот рукой, пытаясь отворачиваться в сторону. Выходило у нее это плохо. Подъезжая к Линчёпингу, пассажир пересел на другое место.

Оливия осталась в качающемся скоростном Х2000. Она чувствовала, как болит в груди и горит лоб. Пришлось час провозиться с мобильным и полчаса потратить на заметки. Потом мысли ушли к разговору в Стрёмстаде. Джеки Берглунд… «Вся эта тема с мореплаванием — не мой конек». «А что тогда твой конек, Джеки? — думала Оливия. — Зависать на яхте и спать с сетесдальскими кофтами?^[16] В то время как молодую женщину закапывали и топили в двух шагах от ваших оргий. А может…»

Внезапно воспаленное сознание Оливии нарисовало совсем другую картину. Что она знает об утопленнице? Рённинг вдруг поняла, как сильно на нее повлияло отсутствие фактов. И это рисовало определенный образ. Образ «бедной» жертвы. Беспомощной молодой беременной женщины, подвергшейся ужасным зверствам.

А если все было совсем не так? Ведь никто ничего не знал о жертве. Даже имя осталось неизвестным. Вдруг ее тоже сняли? В качестве эскорт-модели? А как же беременность?!

«Успокойся, Оливия, — сказала себе девушка. — Всему есть предел».

Всему ли? На учебе они проводили обзор порносайтов. Изучали, как видео попадают в Сеть, как сложно их отслеживать, как сложно… беременные женщины! Они встречались то тут, то там. Нередко среди миллиардов выложенных порнофильмов попадались специальные сайты для «любителей необычных забав» — «трахающиеся беременные».

Это отпечаталось в памяти у Оливии, потому что казалось ей крайне мерзким. Секс с ослами или сиамскими близнецами? Оʼкей, просто смешно. Но секс за деньги с женщинами, которые вот-вот родят? К несчастью, он тоже пользовался спросом. Такова реальность.

Что, если жертва была приятельницей Джеки? И на яхту ее заказали из-за беременности? А потом что-то пошло не так на этой яхте и закончилось убийством. Или… Теперь фантазия, подогреваемая жаром, работала на полную. Или, может, кто-то из норвежцев был отцом ребенка, а убитая отказывалась делать аборт? Она и Джеки могли заниматься сексом с этими кофтами и при других обстоятельствах, а потом жертва залетела и попыталась развести норвежца на деньги, но все пошло к чертям и они убили ее…

Тут мысли прервал звонок. Звонила мама Мария. Она звала Оливию на ужин.

— Сегодня?

— Да. У тебя другие планы?

— Я сейчас еду в поезде с Нордкостера…

— Во сколько прибывает поезд?

— Около пяти, потом мне нужно…

— Что у тебя с голосом? Заболела?

— Я немного…

— Температура есть?

— Наверное, я не…

— Горло распухло?

— Немного.

Нескольких секунд хватило, чтобы беспокойные вопросы Марии вернули Оливию в пятилетний возраст. Она болела, а мама тревожилась.

— Во сколько?

— В семь, — ответила Мария.

* * *

Эспланада на Страндвэген очень красива. Если смотреть со стороны воды, она представляет собой впечатляющее разнообразие старинной архитектуры, тянущейся вдоль улицы с аллеей. Особенно если взглянуть на крыши. Всевозможные варианты башенок, углов и кладки. Красивая обложка, которую не стыдно показать миру. Что скрывается за этой обложкой — уже другая история.

Едва ли идущего вдоль пристани Бертиля Магнуссона занимала красота улицы. Он шел на приличном расстоянии от всех Пигге, Мюгге и Туссе. Встревоженная супруга после его заверений, что все нормально, оставила Бертиля у площади Нюбруплан. Просто слишком много всего: и церемония, и король, и скандирование за дверью.

— Все в порядке, — сказал Магнуссон.

— Точно?

— Да. Мне нужно обдумать договор, который мы подписываем в среду, и я немного пройдусь.

Он часто так делал, когда хотел поразмыслить о чем-то, поэтому Линн отпустила его и уехала.

Бертиль шел в совершенно расстроенных чувствах. Он прекрасно понимал, кто стоит за записанным разговором. Нильс Вент. Когда-то очень близкий друг. Мушкетер. Один из трех, вместе переживших удачи и невзгоды в Университете торговли в 60-х. Третьего звали Эрик Гранден, статс-секретарь в МИДе. Троица воображала себя современным воплощением героев Дюма. У них даже был девиз «Один за всех». На большее не хватило фантазии. Но в них жила уверенность, что они удивят мир. По крайней мере, отчасти. И у них получилось.

Гранден стал политическим вундеркиндом и в двадцать шесть лет возглавил молодежный союз партии умеренных. Бертиль и Вент основали «МВМ» — «Магнуссон Вент Майнинг». Вскоре смелое предприятие добилось успеха и на родине, и за границей. А потом все пошло наперекосяк. Не для компании — она росла как глобально, так и финансово, и через несколько лет ее акциями уже торговали на бирже. Наперекосяк все пошло для Вента. Или, скорее, для отношений Бертиля с Вентом. Все пошло не так. И закончилось тем, что Вент просто исчез. Его фамилию в названии заменили на Ворлд — «Магнуссон Ворлд Майнинг».

А теперь Вент вернулся. С записью неприятного разговора между ним и Бертилем. Тот и подумать не мог, что диалог записывался, но ясно осознавал серьезность сложившейся ситуации. Если запись дойдет до общественности, то с карьерой большого игрока можно распрощаться. Навсегда.

Магнуссон окинул взглядом Гревгатан. На этой улице он родился, и адрес его был безупречен. В детской Бертиль слушал бой часов на церкви Хедвиги Элеоноры. Он был из рабочей семьи. У ее истоков стояли отец и дядя. Адольф и Виктор. Братья Магнуссон. Они основали небольшое, но крепкое горное предприятие, а благодаря удивительному чутью на минералы перешли от шахт к мировой добыче. Со временем семейное предприятие закрепилось на карте планеты, и по дороге в предпринимательскую жизнь Бертиль смог воспользоваться готовым трамплином из акций.

Упрямства ему было не занимать. Он искал более смелые пути. Помогал управлять семейным бизнесом, но одновременно с этим выискивал новые рынки, сильно отличающиеся от традиционных, которых старшие Магнуссоны опасались. Экзотические рынки. Сложные. Работа с ними означала заискивание и ведение дел со всевозможными авторитарными дельцами. С людьми, с которыми братья никогда бы не стали связываться. Но времена меняются, а отцы и дяди умирают. Как только брат и дядя оказались в мире ином, Бертиль открыл дочернюю компанию.

Нильс Вент ему помогал. Талантливый Вент. Один из мушкетеров. Гений изысканий, анализа минералов и рыночных структур. Он разбирался в том, что Бертиль знал не так хорошо. Вместе они стали промышленными пионерами в нескольких частях мира. В Азии. В Австралии. И прежде всего в Африке. Пока взгляды их не разошлись, а Вент неожиданно не исчез из-за чего-то крайне неприятного, что Бертиль замял. Вытеснил. Предпочел забыть. Чего не сделал Нильс Вент. Это очевидно. Потому что только Нильс мог позвонить и поставить эту запись. Другого варианта нет. В этом Бертиль был уверен.

Дойдя до моста Юргордсбрун, он мысленно сформулировал первый вопрос: чего Вент, черт возьми, добивается? И второй: больше денег? Когда Магнуссон формулировал третий вопрос — где он сейчас? — мобильный снова зазвонил. Бертиль держал его перед собой, где-то внизу у бедра. Мимо проходили люди, многие с собаками, как бывает на таких оживленных улицах. Бертиль нажал на кнопку и приложил телефон к уху. Не говоря ни слова. Молча.

— Алло?

Голос принадлежал Эрику Грандену. Преданному пользователю «Твиттера», надеявшемуся попасть к парикмахеру в Брюсселе. Бертиль сразу его узнал.

— Привет, Эрик.

— Поздравляю с наградой!

— Спасибо.

— Ну, как король? В отличной форме?

— Да.

— Здорово, здорово. А сейчас у тебя продолжение банкета?

— Нет, я… Вечером поговорим. Нашел парикмахера?

— Еще нет. Тот, к кому я хотел попасть, был занят. Странно. Но мне посоветовали один салон, в который я надеюсь забежать перед утренним самолетом. Я позвоню на выходных! Передай привет Линн!

— Хорошо. Пока.

Бертиль повесил трубку и задумался об Эрике. Гранден. Третий мушкетер. Он тоже весомый игрок, в своей области. Обладатель огромной сети контактов внутри страны и за ее пределами.

— Сделай его членом правления.

Эту идею высказала мать Бертиля после смерти его отца, когда Бертиль рассказал о вездесущих щупальцах своего друга Эрика.

— Но он ничего не знает о горном деле, — возразил Бертиль.

— Ты тоже. Ты просто умеешь окружать себя людьми. Правильными людьми. В этом ты ас. Сделай его членом правления.

Когда она произнесла это во второй раз, ее слова показались Бертилю блестящей идеей. Почему он сам до этого не додумался? Он просто не замечал главного. Эрик был слишком ему близок, как друг и как мушкетер. Конечно, Эрик должен сидеть в правлении «МВМ».

Так и получилось. Эрик оказался в правлении. Сначала с его стороны это была дружеская услуга. Но со временем он приобрел солидный пакет акций компании, и теперь на нем тоже лежит ответственность. Он может тянуть за ниточки, недоступные Бертилю. Он же Эрик Гранден.

Долгие годы ситуация не менялась, пока Эрик не достиг таких высот на политическом поприще, что место в правлении ему стало только мешать. В правлении частной компании, которую, ко всему прочему, активно критиковали СМИ.

Он ушел. После этого они стали решать необходимые вопросы тет-а-тет. Так безопаснее. Для непосвященных они были просто друзьями. Во всяком случае, пока.

Эрик знать не знал о записанном разговоре и об истории его появления. А если бы узнал, это стало бы серьезным испытанием для мушкетерской троицы. В политическом плане тоже.

* * *

Было почти семь вечера. Йелле сбыл три газеты. За четыре часа. Не много. Сто двадцать крон, из которых ему достанется шестьдесят. Пятнадцать крон в час. Помимо этого, он получит банку рыбных шариков. На самом деле он их не любил, ему хотелось лишь соуса из омаров. Йелле в принципе не интересовался едой, никогда, даже в те времена, когда мог себе позволить всякое. Он смотрел на еду как на пропитание. Если ее не было, он получал пропитание другим способом. Так тоже можно выжить. Еда была не главной проблемой, хуже всего дело обстояло с жильем.

Йелле жил в деревянном сарае у озера Йерлашён, но тот начал действовать ему на нервы. Что-то затаилось в этих стенах. Что-то, что напоминало о себе, как только он переступал порог. Засыпать становилось все труднее. Стены слишком долго и часто слышали крики, пора уезжать. Хотя что значит «уезжать»? Уезжают обычно из дома или из квартиры, а не из голого сарая без мебели. Оттуда сваливают.

Йелле собирался свалить. Куда, это он как раз стоял и обдумывал. Он кантовался в разных местах по всему городу, иногда в приюте, но это не для него. Ругань, пьянство, трава и персонал, который не разрешает оставаться позже восьми утра. Йелле отбросил эту идею. Нужно найти что-то другое.

— Привет, Йелле! Ты что, причесался ручной гранатой?

Одноглазая Вера, широко улыбаясь, подошла к нему и показала на взъерошенные волосы. Она продала все тридцать газет у торгового центра «Ринген» и теперь явилась сюда. К супермаркету «Сёдерхалларна» на площади Медборъарплатсен. Йелле на днях присвоил это место себе. Бенсемана все равно нет. Хорошее место, как ему казалось. Три проданные за сегодня газеты ставили это под сомнение.

— Привет.

— Как дела?

— Так себе… всего три.

— Я продала тридцать.

— Молодец.

— Долго еще собираешься здесь стоять?

— Не знаю, у меня еще осталось.

— Я могу купить их.

Иногда продавцы сами покупали газеты, чтобы помочь друг другу. Выплачивали себестоимость и надеялись, что им повезет больше. Так что предложение Веры было вполне обоснованным.

— Спасибо тебе, но я…

— Гордость не позволяет?

— Может быть.

Вера тихонько рассмеялась и взяла Йелле под руку:

— Гордостью сыт не будешь.

— Я не голоден.

— Ты холоден.

Вера потрогала его ладонь. Она была довольно холодной, что странно, когда на улице больше двадцати градусов тепла. Такой ей быть не следует.

— Ты сегодня опять спал в той развалюхе?

— Да.

— Сколько ты еще там продержишься?

— Не знаю…

Они замолчали. Вера смотрела на лицо Йелле, а он смотрел на торговый центр, и секунды превращались в минуты. Потом он взглянул на нее:

— Ничего, если я…

— Да.

Больше они не сказали ни слова. Больше и не нужно было говорить. Йелле поднял свой маленький рваный рюкзак, засунул туда стопку газет, и они с Верой ушли. Бок о бок, каждый в своих мыслях, опережающих события. В мыслях о фургоне и о том, как все получится.

Когда люди погружены в себя, им сложно увидеть, что двое парней в темных куртках с капюшонами стоят у парка «Бьёрнс Трэдгорд» и следят за ними. Люди даже не замечают, как эти парни начинают идти в ту же сторону, что и они.

* * *

Красный дом в Ротебру был построен в шестидесятых. Супруги Рённинг стали его вторыми владельцами. Аккуратный, ухоженный дом располагался в тихом закутке в районе с одинаковой ленточной застройкой повсюду. Оливия выросла тут, единственным ребенком в семье, но в районе хватало ровесников. Сейчас большинство из них постепенно входили во взрослую жизнь и уезжали. В другие места. Здесь в основном остались одинокие родители. Такие, как Мария.

Подходя к гаражу, Оливия увидела ее в окне кухни. Мама — судебный юрист, из хорошей испанской семьи, активная и неизменно подтянутая женщина, которую отец любил сильнее всего на свете. А она — его, в чем Оливия не сомневалась. Дома всегда было спокойно и мирно, родители почти никогда не ругались. Споры, аргументы, бесконечные дискуссии, но никакой злобы. Ничего такого, что могло бы причинить боль ребенку.

Дома девочка всегда чувствовала себя в безопасности. За ней смотрели. По крайней мере, папа, или лучше сказать — в основном он. Мария оставалась собой. Может, и не очень ласковой, но всегда готовой помочь, когда нужно. Когда Оливия болела, например. Как сейчас. Тут мама была начеку, с заботой, лекарствами и словами поддержки. Палка о двух концах.

— А что сегодня на ужин?

— Особая курица с луком.

— Что в ней такого особого?

— То, что не указано в рецепте. Выпей вот это, — сказала Мария.

— Что это?

— Теплая вода, имбирь, немного меда и пара капель волшебного вещества.

Оливия улыбнулась и выпила. Что там за волшебство? Кажется, ей удалось, несмотря на сопливый нос, уловить что-то мятное? Может быть. Девушка почувствовала, как теплый напиток облегчает страдания ее больного горла, и подумала: «Мама Мария».

Они уселись за белый обеденный стол на тщательно убранной кухне. Оливия по-прежнему удивлялась, как ее мама сумела впитать чувство скандинавского убранства. Никакого намека на кричащие цвета. Только белый и спокойные тона. Будучи подростком, Оливия однажды взбунтовалась и сделала стены в своей комнате ярко-красными. Сейчас они были перекрашены в гораздо более скромный — бежевый.

— Как все прошло на Нордкостере? — спросила Мария.

Оливия отрывочно рассказала о своем пребывании на острове. Крайне отрывочно. На самом деле она опустила все существенные детали. Оливия ела курицу и пила вкусное красное вино. «Температура и красное вино?» — мелькнуло у нее в голове, когда мама наполняла бокал. Но Мария не сомневалась. Чуть-чуть красного вина никогда не помешает.

— Вы с папой когда-нибудь разговаривали о деле на Нордкостере? — поинтересовалась Оливия.

— Не припомню такого, да и ты тогда только родилась, времени на дискуссии не оставалось.

Неужели в ее голосе слышна обида? Нет, стыдно, Оливия, перестань!

— Собираешься все лето на это потратить? — спросила Мария.

Переживает из-за дачи? Малярная лента и скребок?

— Не думаю. Хочу кое-что проверить и все расписать.

— Что ты будешь проверять?

После смерти Арне Марии редко выпадал шанс поговорить о каком-нибудь деле за кухонным столом с бокалом хорошего вина. В сущности, никогда. Поэтому она воспользовалась шансом.

— Там на Нордкостере во время убийства была одна женщина, Джеки Берглунд, которая меня заинтересовала.

— Чем?

— Она и еще несколько норвежцев сбежали с острова сразу после убийства, на яхте, и мне показалось, что их недостаточно тщательно допрашивали.

— Думаешь, они могли знать жертву?

— Возможно.

— Может быть, она с самого начала была на яхте?

— Да, может. Эта Джеки работала в сфере эскорт-услуг.

— Хм…

«Что „хм“? — подумала Оливия. — Что она этим хотела сказать?»

— Жертва тоже могла работать в эскорте, — продолжала Мария.

— У меня мелькнула такая мысль.

— Тогда тебе нужно поговорить с Евой Карлсен.

— Кто это?

— Я видела ее вчера в программе дебатов; она написала документальную книгу об эскорт-услугах вчера и сегодня. Знающая свое дело дама.

«Как и ты», — отметила Оливия и зафиксировала имя Евы Карлсен в голове.

Когда мать заставила сытую и слегка разомлевшую от вина Оливию вызвать такси и оплатила его, самочувствие девушки значительно улучшилось. Настолько, что она чуть не забыла задать вопрос, мучивший ее с самого начала.

— То расследование на Нордкостере вел полицейский, которого звали Том Стилтон, ты его помнишь?

— Тома? Конечно! — Мария улыбнулась из-за калитки. — Он прекрасно играл в сквош. Мы несколько раз играли вместе. Он был симпатичный, похож на Джорджа Клуни. А почему ты спрашиваешь?

— Я пыталась найти его, но он, видно, завершил карьеру.

— Да, точно, я помню, он ушел за пару лет до смерти папы.

— Почему, не знаешь?

— Почему ушел?

— Да.

— Нет. Но я помню, что он тогда же развелся, Арне рассказывал об этом.

— С Марианне Боглунд.

— Да. Откуда ты знаешь?

— Я встречалась с ней.

Водитель резко вышел из машины, явно показывая, что прощание затянулось. Оливия быстро шагнула к Марии.

— Пока, мама! Спасибо большое за ужин, лекарства и вино и за все остальное!

Мать с дочерью обнялись.

* * *

Это был обычный отель в Стокгольме. «Оден» на Карлбергсвэген. Среднего уровня, со стандартными номерами. В этом номере стояла двуспальная кровать, а на светло-серых стенах висели незамысловатая графика и телевизор. В новостях как раз показывали специальный сюжет, посвященный присуждению горнодобывающему предприятию «МВМ» звания компании года. За спиной ведущего появилась фотография директора — Бертиля Магнуссона.

Сидящий на краю кровати мужчина только что принял душ. Он был голым по пояс, с обернутым вокруг бедер полотенцем; волосы еще не успели высохнуть. Он увеличил громкость.

— Присуждение звания лучшей шведской компании года за рубежом горнодобывающему предприятию «МВМ» вызвало волну неодобрения среди природоохранных и правозащитных организаций как в Швеции, так и за ее пределами. Компания занимается добычей минералов и все годы критиковалась за сотрудничество с коррумпированными странами и диктатурами. Уже в 80-е, когда фирма закрепилась в тогдашнем Заире, она подверглась серьезной критике. Компанию обвиняли в даче взяток для установления хороших отношений с президентом Мобуту, расследованием чего занимался также знаменитый журналист Ян Нюстрем, когда трагически погиб в Киншасе в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году. Но и сегодня методы «МВМ» остаются предметом споров. Наш корреспондент Карин Линделль находится сейчас в восточном Конго.

Мужчина на кровати слегка наклонился вперед. Полотенце сползло с бедер на пол. Он жадно слушал репортаж. В окошке за ведущим появилась светловолосая журналистка. Она стояла перед огороженным участком.

— Здесь, в провинции Северная Киву, располагается одна из станций «МВМ» для добычи колтана, который ещеназывают серым золотом. Мы не можем войти за ограждение, вход охраняется военными, но жители Валикале рассказывают об ужасных царящих здесь условиях труда.

— Ходили слухи об использовании детского труда для добычи, эта информация подтверждается?

— Да. Помимо этого еще и физическое насилие над местным населением. К сожалению, все боятся давать интервью на камеру. Одна женщина сказала следующее: «Одного акта насилия достаточно, чтобы отказаться от дальнейших протестов».

Голый мужчина на кровати напрягся всем телом и крепко сжал покрывало одной рукой.

— Вы назвали колтан серым золотом, что вы имели в виду?

Карин Линделль подняла перед камерой кусок серого камня.

— Вот бесполезный на первый взгляд кусочек камня, но это колтановая руда. Из нее добывают тантал — один из основных компонентов современной электроники. Тантал, кроме всего прочего, есть в компьютерных платах и в мобильных телефонах всего мира. В общем, это крайне востребованная руда, которая многие годы нелегально добывалась и вывозилась контрабандой.

— Но добыча колтана компанией «МВМ» легальна?

— Да. «МВМ» — одно из немногих предприятий, сохранивших разрешение на добычу, которое они получили от старого диктаторского режима.

— Так на чем основана критика?

— Как я уже говорила, детский труд и насилие, плюс к этому от добычи Конго не получает ничего. Все вывозится из страны.

Ведущий обернулся к фотографии Бертиля Магнуссона на заднем плане.

— С нами на связи по телефону исполнительный директор «МВМ» — Бертиль Магнуссон. Как бы вы прокомментировали ситуацию?

— Во-первых, я считаю, что тон репортажа слишком суров, передергивание налицо. Сами претензии я не собираюсь здесь комментировать. Подчеркну только, что наша компания долгие годы является надежным игроком в сырьевой отрасли, и я убежден, что экономическая выгода от добычи полезных ископаемых имеет важное значение для борьбы с бедностью в этом регионе.

Мужчина выключил телевизор и поднял полотенце с пола. Его звали Нильс Вент. Ничего нового для себя из репортажа он не узнал. Его убежденность лишь возросла. Он, пожалуй, посвятит Бертилю еще немного времени.

Один за всех.

* * *

Йелле бывал в фургоне и раньше, несколько раз, приходил ненадолго по разным причинам. Чаще всего — чтобы составить Вере компанию, когда ей было плохо. Но он никогда не ложился у нее спать. В этот раз он собирался остаться. По крайней мере, с этой целью он сюда шел. В фургоне было три спальных места: два — по бокам, отделенные столом посередине, и одно — поперек, у дальней стенки, слишком короткое для Йелле. Два других — слишком узкие, чтобы лежать на них рядом. Только друг на друге.

Йелле знал, что его ждет. Он думал об этом всю дорогу до фургона. Он будет заниматься любовью с Одноглазой Верой. Мысль эта посетила его еще на площади Медборйарплатсен. Постепенно мысль переросла в нечто другое. В вожделение. Или в похоть.

Вера шла с Йелле бок о бок. Сидела рядом в метро. Молча стояла рядом, когда они поднимались на 66-метровом эскалаторе в районе Вэстра Скуген. Взяла его под руку, когда они шли через лес Небытия, и за все время не произнесла ни слова. Йелле полагал, что она думала о том же.

Она и вправду об этом думала. Что-то происходило с ее телом. Температура внутри изменилась, стала выше. Вера знала, что обладает привлекательным телом, пышным, с избежавшей кормления детей грудью, которая заполняла немаленькие чашечки в те моменты, когда Вере приходило на ум использовать лифчик. Делала она это нечасто. За свое тело Вера не переживала. Оно откликнется. Оно всегда откликалось, когда это было нужно, что в последний раз случалось очень давно. Вера была в предвкушении и нервничала. Ей хотелось, чтобы все сложилось удачно.

— Там, в шкафу, есть кое-что для разогрева. — Вера показала на фанерный шкафчик за спиной Йелле.

Он повернулся и открыл дверцу. Там стояла маленькая бутылка водки «Эксплорер», наполовину полная или пустая, это как посмотреть.

— Будешь? — Йелле взглянул на Веру.

Она зажгла висевшую на стене медную лампу. Ее слабого света было вполне достаточно.

— Нет, — ответила она.

Йелле закрыл шкафчик и снова взглянул на Веру:

— Может, мы…

— Давай.

Сначала Вера спустила верхнюю часть платья, в то время как Йелле неподвижно сидел напротив. Он смотрел на ее обнаженные груди. Он видел их впервые без одежды и чувствовал, как твердеет у него под ширинкой. Йелле не прикасался к женской груди больше шести лет. Даже в мыслях. Его никогда не посещали сексуальные фантазии. Сейчас он сидел напротив пары красивых грудей, которые красиво оттенялись приглушенным светом. Йелле начал стаскивать с себя рубашку.

— Тесно здесь.

— Ага.

Вера сняла платье целиком, спустила нижнее белье до икр и немного отклонилась назад. Теперь она была полностью голая. Йелле встал и стянул вниз все лишнее. Он заметил, что член стоит под давно забытым углом. Вера тоже это отметила и слегка раздвинула ноги. Йелле чуть наклонился, провел рукой по Вериному бедру. Оба не спускали друг с друга глаз.

— Хочешь, погасим свет? — спросила она.

— Нет.

Скрывать ему было нечего. Йелле знал, что Вера все понимает, знает, кто они, и это его не тревожило. Если ей хочется оставить свет, он не против. Женщина перед ним — такая, какая есть, и сейчас он будет заниматься с ней любовью. Опустив руку к ее лону, Йелле почувствовал, насколько влажным оно стало. Он провел пальцами по ее нежной коже, а Вера обхватила его член правой рукой. Потом она закрыла глаза. Время для нее остановилось.

Парни притаились в темноте чуть поодаль. Они знали, что надежно спрятались. Слабый свет из овального окна фургона едва выходил наружу, но его было достаточно, чтобы видеть, что происходит внутри.

Одноглазая Вера легла на узкую койку. Под головой лежала подушка. Одну ногу Вера поставила на пол, чтобы Йелле мог свободно расположиться на ее теле. Он легко вошел в нее, но сделал это осторожно, медленно.

Вера тихо вздохнула. Ну, вот и всё. Они занимаются любовью. Их тела поднимались и опускались мелкими ритмичными толчками. Койка ограничивала движения, что заводило их. Йелле начал двигаться быстрее, Вера поспевала за ним.

В темноте снаружи светил маленький незаметный огонек камеры мобильного телефона.

Вера почувствовала, когда Йелле достиг пика, и сама почти в это же мгновение испытала эйфорию. Он еще был внутри, когда по ее телу прошло последнее содрогание. После она уснула.

Йелле долго оставался внутри, пока член не выскользнул сам по себе. Локоть болел. Йелле опирался им о стену. Он осторожно встал и сел на край. Смотрел на спящую Веру, слышал ее ровное дыхание, такое нетипичное для нее. Йелле видел и раньше, как она засыпала или отключалась, когда не раз сидел около нее ночами. Здесь. В фургоне. Не ложась спать.

Ночи напролет Вера боролась, чтобы не сломаться. Чтобы не сдаться навязчивым маскам, крутившимся в ее мозгу и пытавшимся вырваться наружу. Иногда Йелле часами обнимал ее, тихо говорил о свете и тьме, о самом себе, о чем угодно, что могло удержать ее здесь. Это помогало. Вера отключалась, положив голову ему на грудь, прерывисто дыша. Сейчас она дышала гораздо спокойнее.

Йелле наклонился над ее лицом и аккуратно потрогал маленькие белые шрамы. Он узнал связку ключей. Он несколько раз слышал эту историю. И каждый раз в нем закипала беспомощная ярость. Поступать так с ребенком?!

Йелле накрыл Веру пледом, встал и пересел на другую койку. Механически оделся и лег. Он лежал довольно долго. А потом поднялся, стараясь не смотреть на Веру. Осторожно закрыл дверь. Йелле не хотел будить ее и объяснять то, что не мог объяснить. Почему он уходил. Он просто уходил. Повернувшись спиной к фургону, прямо через лес.

Через Небытие.

* * *

Наконец Бертиль Магнуссон собрался с духом у моста Юргордсбрун и решил действовать. Как, он еще не продумал. Не до конца. Первым делом он отключил мобильный. Он рассматривал возможность сразу же поменять номер, но это показалось ему рискованным. Тогда Вент позвонит ему напрямую, на виллу, а Линн может снять трубку. Не лучшее развитие событий. Катастрофа. Поэтому Бертиль удовольствовался тем, что отключил телефон. Лучше засунуть голову в песок и надеяться, что этим все ограничится. Одним звонком.

Прежде чем поехать домой, Магнуссон заглянул на Свеавэген, где находился главный офис. Работники купили цветы и шампанское. Все сотрудники были причастны к его награде. Никто не упомянул о демонстрации во время церемонии. Лояльность достигала ста процентов. Нелояльному сотруднику быстро находили замену.

В своем кабинете Бертиль по телефону прокомментировал телерепортаж о «МВМ». Крайне неприятный репортаж. Дав комментарий, он попросил секретаршу написать пресс-релиз, подчеркивающий, как «МВМ» ценит полученную награду и как она, в свою очередь, дает предприятию стимул продолжать шведскую добычу за границей. В Африке в том числе. Бертиль брал быка за рога.

Сейчас он подъезжал к вилле в Стоксунде. Время было позднее, и он надеялся, что Линн не додумалась пригласить всяких встречных-поперечных. Сил на празднование у него не осталось.

Она никого не пригласила. Линн приготовила простой ужин на двоих на террасе. Она знала своего мужа. Они принимали пищу в относительной тишине, пока Линн не отложила приборы.

— Ну как?

Когда она задавала вопрос, ее взгляд скользил по воде.

— Хорошо. Ты имеешь в виду с…

— Нет, в общем.

— Почему ты спрашиваешь?

— Потому что ты не здесь.

Линн очень хорошо знала мужа. Бертиль ушел в свои мысли, как только взял бокал с вином. Обычно с ним не случалось такого. Он умел четко разделять дела и дом, дома он полностью принадлежал жене. Здесь всегда были только он и она. Ощущали связь друг с другом. Но не сейчас.

— Это из-за демонстраций?

— Да.

Бертиль соврал. О том, чтобы сказать правду, не могло быть и речи.

— Подобное происходит не впервые, почему ты так беспокоишься в этот раз?

— Дела пошли хуже.

Даже Линн заметила это. Она тоже видела репортаж о «МВМ» сегодня вечером, с крайне негативным посылом и неумеренным передергиванием. Как казалось ей.

— Может, ты хочешь поговорить о чем-нибудь? Что мы могли бы…

— Нет. Не сейчас, я очень устал. Королю понравилось твое платье?

На этом разговор закончился.

Как бы то ни было, здесь по-прежнему остались только он и она. И как это называла Линн, на двуспальной кровати они были в ударе. Все прошло быстро, но «удовлетворительно». И с не типичным для Бертиля энтузиазмом. Как будто в постели он компенсировал недостаток чего-то. Так показалось Линн. Она воспринимала это совершенно спокойно, пока дело касалось проблем на работе, а не чего-то другого.

Когда Линн уснула, Бертиль тихо встал. Закутавшись в элегантный серый халат, он вышел на террасу, не включая свет, вытащил мобильный и зажег маленькую сигариллу. Курить он бросил несколько лет назад, но сегодня вдруг купил пачку по пути домой. На самом деле — совершенно не задумываясь. Слегка дрожащими руками Бертиль включил мобильный, подождал и увидел, что получил четыре сообщения. Первые два — поздравления от людей, для которых важно было сохранять с Магнуссоном хорошие отношения. Третье — тишина. Может, от кого-то, кто передумал оставлять сообщение или для кого хорошие отношения не важны. И, наконец, четвертое. Отрывок записанного диалога.

— Я знаю, что ты готов на многое, Бертиль, но на убийство?

— Никто не сможет связать его с нами.

— Но мы же знаем.

— Мы ничего не знаем… если не хотим. Почему ты так переживаешь?

— Потому что убит ни в чем не повинный человек!

— Это твое толкование…

— А какое твое?

— Я решил проблему.

Еще несколько реплик. Из того же разговора. Между теми же людьми. Которые говорили о решенной проблеме много-много лет назад. Сегодня она вдруг повлекла за собой новую. Проблему, для которой у Бертиля не было решения. Когда возникали проблемы, он обычно делал звонок, и проблема решалась. Магнуссон звонил различным партнерам по всему миру и решал всевозможные проблемы. В этот раз звонить было некому. Это ему позвонили. Он ненавидел ситуацию. И ненавидел Нильса Вента.

Обернувшись, Бертиль увидел Линн, которая наблюдала за ним из окна спальни. Он молниеносно спрятал сигариллу за спиной.

* * *

Веру разбудил звук. Звук, ей незнакомый. Ворвавшийся в ее сон и заставивший приподняться на локте. Соседняя койка пустовала. Может, это Йелле? Вышел помочиться или что-нибудь в таком духе? Вера встала и обернула разогретое тело пледом. Должно быть, после занятий любовью плед сюда положил Йелле. Ведь они занимались именно этим. Любовью. Так думала Вера, и мысль эта грела ее растерзанную душу. Все вышло так хорошо, хотя могло оказаться так плохо. Она улыбнулась — сегодня ей не будет сниться связка ключей, это она знала наверняка — и открыла дверь.

Удар пришелся прямо в лицо. Веру отбросило назад, и она упала на койку. Изо рта и носа хлестала кровь. Один из парней забрался в фургон до того, как она успела подняться, и еще раз ударил ее. Но Вера была не лыком шита. Она увернулась, вскочила, бешено размахивая руками, и начала драться. Теснота делала драку хаотичной. Парень бил, Вера била, и когда второй парень вошел с включенной камерой на мобильнике, он понял, что нужна его помощь, чтобы угомонить бабу.

Теперь драка шла один против двух, слишком много для Веры. А поскольку она яростно сопротивлялась, то и отпор получала жесткий. Противоборство длилось уже десять минут, когда Вера получила мощный удар баллоном прямо в переносицу и упала на пол. Еще через пару минут ударов ногами она потеряла сознание. Когда Вера перестала шевелиться, голая и вся в крови, один из парней снова включил камеру.

В нескольких километрах отсюда на полу разваливающегося деревянного сарая сидел одинокий мужчина и боролся со своей ничтожностью. Сбежал, как крыса. Он осознавал, что почувствует Вера, когда проснется, и как посмотрит на него, когда они снова встретятся, а у него не будет приемлемого объяснения. У него не будет вообще никакого объяснения. Лучше всего больше никогда не встречаться.

Так думал Йелле.

* * *

Тихий ветер подгонял редкие падающие на землю прошлогодние листья, между деревьями виднелся сверкающий фьорд, с другой стороны раскинулись горы и лес, а где-то здесь, на открытом пространстве, в зоне отдыха, муниципалы построят трассу для бега. Вот только избавятся от паршивого фургона.

Арво Пярт, прихрамывая, шел через лесной массив над фьордом. Идти было трудно, мешала боль в мышцах. Футбольный матч накануне вечером не прошел незамеченным. Но два гола затмевали физическую боль. К Вере Арво шел из-за другой боли. Ночью он неожиданно встретил парня у озера Трекантен, они неплохо выпили, опустошив несколько банок, и вдруг парень рассвирепел:

— Да ни хрена ты не Арво Пярт!

— Что ты, твою мать, несешь?

— Арво Пярт пишет музыку, знаменит, так какого хрена ты называешь себя Арво Пяртом?! Ты что, придурок?

Арво Пярт, который довольно давно и основательно вытеснил из сознания свое настоящее имя — Силон Карп, сначала не на шутку разозлился, потом получил удар в челюсть и под конец заплакал. Почему ему нельзя называться Арво Пяртом? Он же и есть Пярт!

Теперь он ковылял к фургону Одноглазой Веры. Он знал, что там его утешат. Вера умела залечивать раны тех, кому пришлось несладко. Она знала, что он — Арво Пярт.

— Вера!

Пярт постучал дважды, а теперь перешел на крик. Просто так открыть дверь было нельзя, Вера могла разозлиться.

Но не сегодня утром. Она не могла ничего. Пярт сразу же понял это, как только увидел лежавшее на полу в луже засохшей крови голое тело, окруженное муравьями. Он не узнал ее лицо. Вставные зубы валялись у порога.

* * *

Оливия проснулась бодро и легко. Она заметила, что горлу стало гораздо лучше. Мамино лекарство. Может, Марии стоит этим заняться? Нетрадиционной медициной. Мед и немного волшебства. Вместо того чтобы с ума сходить по даче. Тут девушка вспомнила про Еву Карлсен, которую Мария видела по телевизору и которая написала книгу об эскорт-услугах.

Карлсен была на Eniro. Рённинг предложила встретиться, а не обсуждать все по телефону. Разговаривать по телефону она не любила и была немногословна. К тому же она хотела сделать записи. В итоге они встретились на Шепсхольмене. У Карлсен была там встреча, которая завершилась около одиннадцати, а в полдвенадцатого они уже сидели на одной из скамеек на Шепсхольмене и смотрели на место крушения корабля «Васа».

— Вот тогда вы наткнулись на Джеки Берглунд?

— Да.

Карлсен немного рассказала об изучении сферы эскорт-услуг. Как все началось с рассказа подруги о том, что она сама в юности несколько лет работала в этой области, и как ее история заинтересовала Карлсен. Вскоре она обнаружила, что и сегодня эскорт процветает. Главным образом в Интернете. Но существует также скрытая индустрия, более элитная, и вот тут на передний план вышла Джеки Берглунд. Она управляла одной из таких скрытых эскорт-фирм, никогда не фигурировавших в объявлениях или в Сети.

— Как называлась фирма? — спросила Оливия.

— «Ред Вельвет».

— Берглунд занималась ею в одиночку?

— Да, и по-прежнему занимается, насколько я знаю. Она довольно успешная бизнесвумен.

— Как она этого добилась?

— Берглунд прошла долгий путь. Начала с работы в эскорте, достигла определенных высот, какое-то время встречалась с Мильтоном, собрала вокруг себя кучу девчонок и начала собственное дело.

— Криминальное?

— На грани. Эскорт сам по себе — не криминал, но если он включает в себя сексуальные услуги, то классифицируется как проституция.

— И ее деятельность подпадала под эту классификацию?

— Возможно, но мне не удалось найти доказательства.

— Вы пытались?

— Да, но я почувствовала, что у нее есть высокопоставленные покровители.

— Например?

— Не знаю. Я прихватила кое-что из материалов, не знаю, пригодится ли вам…

— Конечно!

Карлсен протянула папку и внимательно посмотрела на Оливию:

— А почему вы так интересуетесь Джеки Берглунд?

— Она фигурирует в старом деле, которым я занимаюсь по учебе. Убийство женщины на Нордкостере.

— Когда произошло убийство?

— В тысяча девятьсот восемьдесят седьмом.

Реакция Карлсен удивила Оливию.

— Вы о нем знаете?

— Да, знаю, жуткое событие, у меня там когда-то была дача.

— На Нордкостере?!

— Да.

— И вы находились там, когда произошло убийство?

— Да.

— Ничего себе… Как интересно. Расскажите! Я там была и встречалась с Бетти Нурдеман, которая…

— Хозяйка гостевой деревушки. — Карлсен улыбнулась.

— Да. Она тоже была там в то время и поведала всякого-разного про странных людей, живших на острове, и еще много чего. Но расскажите!

Карлсен смотрела на воду.

— В общем, я приехала туда только на выходные, чтобы убраться в доме; я собиралась продавать его. Потом вечером я услышала вертолет, увидела, что это «Скорая», думала, может, кто-то выпал из лодки, но на следующее утро появилась полиция, стали допрашивать всех на острове и… да, приятного мало… вам дали это дело в качестве учебного задания? Полиция снова собралась им заняться?

— Нет, кажется, полиция совершенно не заинтересована. Я даже не могу найти человека, который вел расследование. Но мое внимание отчасти привлекла Джеки Берглунд.

— Она была там, когда случилось убийство?

— Да.

— Что она там делала?

Оливия рассказала, что Джеки находилась на острове во время убийства и что полиция ее допросила, но дальше дело не зашло. Карлсен слегка кивнула:

— Эта дама, похоже, была замешана в разных темных делах. Я брала у нее интервью несколько лет назад; могу прислать файл, если хотите.

— Было бы очень здорово.

Оливия вырвала листок из блокнота, написала свой мейл и отдала Еве.

— Спасибо. Только будьте осторожны, — сказала Карлсен.

— Что вы имеете в виду?

— Если будете копать под Джеки. Вокруг нее серьезные люди.

— Оʼкей.

Карлсен собралась встать.

— А с чем вы сейчас работаете? — спросила Оливия.

— Пишу серию статей о молодежном насилии, о том, что происходит в опубликованных в Интернете фильмах, о молодых людях, которые избивают бездомных и выкладывают фильмы в Сеть.

— Я их видела… ужасно.

— Да. Утром появилось новое видео.

— Такое же страшное?

— Еще хуже.

* * *

Йелле всю ночь прокручивал в голове свой визит в фургон. Только когда рассвело, ненадолго задремал в сарае. Сейчас он сидел в «Ню Йеменскап» и пытался вернуться к жизни, глотая пустой, черный как смоль кофе. Йелле решил не прятаться. В этом нет смысла. Он должен найти Веру около «Ринген», ну или где она будет стоять, и извиниться. Это все, что он может сделать.

Как раз когда Йелле поднялся, запищал мобильный. Сообщение. Он нажал на кнопку и прочитал. Сумбурно написано, но смысл предельно ясен, а подпись лаконична.

Пярт.

Йелле передумал о многом, пока добирался до опушки леса Небытия. Фантазия заводила его в самые жуткие уголки. Временами переходя на бег, он быстро шел среди деревьев и камней. Йелле совсем запыхался, когда увидел его. Неподалеку от фургона стоял Руне Форс. Полицейский.

Йелле имел с ним дело раньше и прекрасно знал, что это за тип. Форс стоял у оцепленного фургона и курил. Йелле спрятался за деревом, силясь успокоиться. Сердце за последние полчаса сменило все немыслимые скорости, под курткой лился пот. Тут чуть поодаль он увидел махавшую ему из-за кустов руку.

Пярт. Йелле подошел к нему. Арво сидел на большом камне с совершенно заплаканным лицом. Слюна и сопли смешались на подбородке. Он сидел без свитера. Голый торс был целиком покрыт татуировками фарфоровых тарелок, спереди и сзади, с голубым и красным орнаментом. Свитером Пярт вытирал текущие слезы. Именно он нашел Веру и позвонил в полицию, именно он остался, когда приехала полиция и Веру увезли на «Скорой» с включенной сиреной.

— Она была жива?

— Кажется… да…

Йелле уставился в землю и сник. Она была жива. Пярт рассказал, что его допросила полиция. Они установили, что избиение произошло много часов назад, еще ночью. Йелле понимал, когда это могло случиться: когда он покинул фургон и исчез. Без причины. Сбежал как крыса.

Тут его вытошнило.

Выходившего из фургона мужчину звали Янне Клинга. Он работал в группе Руне Форса, которая занималась расследованием увечий бездомных. УБ, как они говорили между собой. Клинга подошел к курившему Форсу.

— Исполнители те же? — спросил он.

— Может, да, а может, нет.

— Если женщина умрет, мы уже будем расследовать дело об убийстве.

— Да… но не будем ничего менять в бумагах, УБ может значить и «убийство бездомных», так что все нормально.

Клинга покосился на Форса. Он был не особо им очарован.

* * *

Возвращаясь со встречи с Карлсен, Оливия позвонила Ленни и предложила ненадолго встретиться. Она чувствовала, что слишком давно не уделяла подруге внимания.

Сейчас Оливия сидела в «Бло Лотус» — небольшом бистро, недалеко от калитки. Она пила красный чай и думала о Карлсен. Между ними сразу возник контакт. Такое иногда случается у некоторых женщин. Совсем не похоже на встречу с холодной Марианне Боглунд. Карлсен была открыта и заинтересованна.

На столике перед Оливией лежала раскрытая папка. Информация о Джеки содержалась в отдельном файле. В ожидании Ленни Оливия начала читать. Довольно объемный материал.

«А ты неплохо поднялась со времен норвежцев на Нордкостере», — размышляла Оливия, пока изучала деятельность Джеки. Выбор девушек в «Ред Вельвет» был обширен. И все-таки, вероятно, не это приносило основную прибыль, как отметила Ева на полях. Заработок шел совсем через другие каналы. Для других клиентов. «Высокопоставленных», — предположила Оливия. Как бы она хотела прямо здесь и сейчас заглянуть в реестр клиентов Джеки! Чьи имена она бы там встретила? Может, знакомых?

Все это походило на истории о Великолепной пятерке.^[17] Хотя «пятеркой» Оливия не была. Она действует в одиночку, ей двадцать три, и она учится в академии. Давно уже пора вырасти из этого детского мира. Но Рённинг знала, что не все выдумала. Ей досталось реальное убийство, нераскрытое, с подлинной жертвой и подлинной загадкой, которую предстояло разгадать. Над этой загадкой когда-то бился ее собственный отец.

Девушка как раз собиралась открыть энергетический батончик, чтобы подкрепиться, когда появилась Ленни:

— Привет, красотка! Прости, что задержалась!

Ленни наклонилась и обняла подругу. На ней было тонкое желтое с более чем глубоким вырезом летнее платье, а от кожи сильно пахло «Мадам», ее любимыми духами. Длинные светлые волосы сияли чистотой, а губы — ярко-красной помадой. Ленни всегда немного перегибала палку, но оставалась для Оливии самым лучшим и преданным другом.

— А чем занимаешься ты? Пишешь диссертацию?

— Нет… это то задание по учебе, ну знаешь.

Ленни шумно вздохнула.

— А ты скоро закончишь? Такое ощущение, что ты уже сто лет им занимаешься!

— Не так уж и долго, но оно довольно объемное и требует…

— Что пьешь?

По старой привычке Ленни перебила, как только тема разговора стала неинтересна. Вот как сейчас. Оливия раскрыла тайну содержимого своей чашки. Ленни забежала внутрь, чтобы сделать заказ. Когда она снова появилась, Оливия уже убрала материалы о Джеки Берглунд и приготовилась прослушать все новости из жизни Ленни.

И ее ожидания оправдались. Со всеми подробностями. Даже с теми, о которых знать не хотелось. Оливия увидела фотографии с Якобом в одежде и без нее, узнала о чокнутом шефе у Ленни на работе. В данный момент в видеомагазине. Ленни смешила Оливию убийственными и беспощадными комментариями к своей жизни, а также к чужим судьбам и приключениям. Она обладала бесценной способностью успокаивать Оливию и медленно возвращать ее к обычной жизни двадцатитрехлетней девушки. Оливия уже жалела, что не пошла тогда на вечеринку в Хорнстулле. «Наверное, я стала занудой, — промелькнуло у нее в голове. — Сначала меня целиком поглотила академия, а теперь — береговое дело».

Так что они с Ленни решили сегодня провести совместный киновечер. Только вдвоем. Смотреть ужастики, пить пиво и есть сырные палочки. И все будет как прежде.

Как было до Джеки Берглунд.

* * *

Шарик на рулетке крутился все медленнее и медленнее, пока не остановился на «зеро» — отметке, которая могла разрушать сколь угодно прочную систему. Если подобные существовали. Так утверждали некоторые и даже верили в это.

Но не Аббас. Аббас эль Фасси работал крупье и видел, как рушатся стратегии. Здесь, в казино «Космополь» в Стокгольме, и в других казино в разных точках мира. Он знал, что не существует системы, которая помогла бы сколотить состояние за рулеткой. Существовали лишь удача и мошенничество. Никакой системы.

Но упомянутая удача могла принести деньги у любой рулетки. Особенно если сделать максимальную ставку на «зеро», а шарик закатится именно туда. Что он только что и сделал. Карман игрока изрядно пополнился. В данном случае — карман директора с обвисшими мешками под глазами и с мучившей его серьезной проблемой.

Бертиль Магнуссон придвинул к себе значительный выигрыш, а часть Аббаса раздал согласно этикету. Другую часть он передал сидевшему рядом мужчине, Ларсу Ернйельму, которого все называли Латте. Один из дружков из окружения Бертиля. Загар из солярия и одежда от Армани. Латте с радостью принял фишки и тут же раскидал их по столу. «Как курица-несушка», — усмехнулся Аббас.

Тут в кармане у Бертиля завибрировал мобильный. Отключить его он забыл. Бертиль встал, на ходу вытаскивая телефон и пробираясь подальше, за спины игроков, в поисках свободного пространства. Но не настолько далеко, чтобы Аббас, профессиональный крупье, не смог проследить за ним взглядом. Не видел ничего, но наблюдал за всем. Абсолютная концентрация на игровом столе, но его многогранные глаза насекомого дали бы фору любой пчеле. Поэтому Аббас заметил, как Магнуссон, один из его постоянных клиентов, держит телефон у уха, не произнося ни слова. Услышанное им отчасти отражалось на его лице и явно ему не нравилось.

Аббас довольно долго раздумывал о том разговоре позже, когда направлялся в ресторан Ричи. Не то чтобы ресторан располагался особенно далеко, а просто Магнуссон сразу после звонка покинул казино. Оставив за столом незначительный капитал и очевидно смутившегося партнера по игре, который не мог понять, как Магнуссон ушел, не растратив все свои фишки. Тут Латте догадался, что ему тоже следует уйти. Но перед этим он попробовал как можно эффективнее распорядиться капиталом Магнуссона и проиграл все за четверть часа. Курица-несушка. А потом отчалил.

Разговор не выходил у Аббаса из головы. Почему Магнуссон сразу же исчез? О чем они говорили? Деловые переговоры? Возможно. Но Магнуссон был постоянным клиентом Аббаса уже довольно давно, чтобы тот успел заметить, что Бертиль умеет считать деньги. Жадностью он не отличался, но никогда не расставался с деньгами просто так. Сегодня же он просто отпустил в свободное плавание приличное количество тысячных купюр. И ушел.

Аббас заказал в баре стакан воды и отошел немного в сторону. Наблюдатель тридцати пяти лет от роду, он был марокканского происхождения, но вырос в Марселе. В прошлом эль Фасси зарабатывал на жизнь, торгуя на улицах сумками — подделками под известные бренды. Сначала в Марселе, затем в Венеции. После драмы с ножами у Понто ди Риальто Аббас начал вести бизнес в Швеции. Потом полицейские стали подкапывать под совсем другие мосты, что в итоге заставило Аббаса сменить взгляд как на жизнь, так и профессию, выучиться на крупье и увлечься суфизмом. Сегодня он имел постоянную работу в казино «Космополь».

«Хитрец», — сказали бы многие, бегло взглянув на него. Стройный, идеально выбритый. Иногда эль Фасси незаметно подводил глаза, чтобы их подчеркнуть. Всегда подобранная по фигуре одежда, неизменно скромных оттенков, безупречного фасона. С расстояния казалось, что одежда просто нарисована на нем.

— Привет!

Аббаса приметила довольно трезвая и немного одинокая блондинка. Он тоже выглядел одиноким, и она решила, что они могут пострадать от одиночества вместе.

— Как делишки?

Аббас посмотрел на девушку. Лет девятнадцать? Двадцать?

— Меня здесь нет, — ответил он.

— Что, простите?

— Меня здесь нет.

— Тебя здесь нет?

— Нет.

— А кажется, что есть.

Девушка неуверенно улыбнулась, Аббас ответил тем же. Его зубы своей белизной особенно выделялись на фоне загорелого лица, низкий голос удивительным образом пробивался сквозь громкую музыку в баре.

— Это лишь плод вашего воображения, — сказал он.

Девушка быстро приняла решение. Сложные парни — не ее конек, а этот явно из таких. «Он на чем-то торчит», — подумала она, чуть кивнула и ушла назад в свой укромный уголок.

Аббас посмотрел ей вслед и подумал о Йолене Ольсетер. Она была одного возраста с блондинкой и страдала синдромом Дауна. Йолене бы точно поняла, что он хотел сказать.

* * *

В тесном помещении полицейского участка на Бергсгатан погасла лампа проектора. Руне Форс включил основное освещение. Он вместе с УБ-группой только что посмотрел скачанный из Интернета фильм, снятый на мобильник. Камера запечатлела избиение Веры Ларссон в фургоне в лесу Небытия.

— Ни одного кадра с лицами преступников.

— Не-а.

— Но начало фильма интригующее.

— Где они занимаются сексом?

— Да.

В помещении находились четверо, включая Янне Клинга. Все оживились, когда сквозь овальное окошко фургона камера телефона выхватила голого мужчину, расположившегося на женщине, предположительно Вере Ларссон. Лицо мужчины дернулось в сторону и превратилось в размытое пятно. Слишком быстро, чтобы успеть уловить черты лица.

— Нам нужно его найти.

Предложение Руне Форса получило одобрение у коллег. Хотя и очевидно, что сам мужчина непричастен к избиению Веры Ларссон, он все равно представляет интерес. Должно быть, он находился на месте практически в то же время, когда произошло избиение.

— Отправь фильм экспертам и попроси обработать его лицо. Возможно, нам удастся получить более четкое изображение.

— Думаете, это кто-то из бездомных? — поинтересовался Клинга.

— Понятия не имею.

— Вера Ларссон занималась проституцией?

— Насколько нам известно, нет, — ответил Форс. — Но про этих никогда не знаешь наверняка.

* * *

С точки зрения создателей сериала о врачах, все было срежиссированно идеально. Желто-зеленый свет, аппаратура, команда врачей около пациента, медсестры на заднем плане, медицинские термины в диалогах, нескончаемая передача инструментов из одних резиновых перчаток в другие. Обычная операция.

Изнутри, глазами пациента, все выглядело немного по-другому. Во-первых, он не располагал внешней картинкой, поскольку веки его были закрыты. Во-вторых, не мог чувствовать, потому что находился под наркозом. И в-третьих, о чем мы знаем так мало, внутри были слышны голоса, и образы сменяли друг друга как в калейдоскопе, мысли медленно перетекали одна в другую; внутри, в глубине, узнать о которой можно только, попав туда самому.

Внутри была Вера. Пока во внешнем мире все внимание было приковано к ее телу и органам, к полученным повреждениям, Вера находилась совсем в другом месте. В одиночестве. Со связкой ключей и телом повешенной. И с белым как мел ребенком, который чернилами скорби выводил на руке: «Так не должно было быть… не должно было быть…»

Снаружи, далеко-далеко, словно гигантский бункер из белоснежного камня, располагалась огромная больница «Седершюкхюсет» с рядом горящих окон. В темноте недалеко от парковки стоял одинокий длинноволосый мужчина. Глазами он искал окно, на котором мог бы остановить взгляд.

Внезапно свет в выбранном им окне погас.

* * *

В то утро над парком Гласблосарпаркен стоял глухой звон, как будто ветер опустил на людей траурный венок из росы. Одноглазая Вера умерла. Их любимая Вера умерла. Ее свет погас сразу после полуночи вслед за тем, как отказали разорванные органы. Врачи сделали все, что смогли, с профессиональной точки зрения. Когда Верин пульс превратился в узкую полосу, медсестры уже были рядом с ней. До самой смерти.

Они стекались в парк, молча, один за другим, кивали друг другу, привставали со скамеек и опускались обратно. Редактор газеты тоже пришел. Вера много лет продавала газеты. Он сказал пару трогательных слов об уязвимости и о Вере как о живом источнике тепла. Все кивали и соглашались. Потом снова погрузились в свои мысли.

Их любимая Вера умерла. Та, которая так никогда и не дошла до цели, не почувствовала настоящую жизнь. Которая боролась с призраками, живущими у нее в голове, с подавленными детскими воспоминаниями — и никогда не могла с собой справиться. Теперь ее не стало.

Она больше никогда не будет стоять в лучах заходящего солнца и смеяться своим внезапным хрипловатым смехом или горячо спорить о плохом отношении к тому, что она называла «действительностью заплутавших». Снегоуборочная машина отслужила свой срок.

Йелле вошел в Гласблосарпаркен незамеченным и сел на скамейку на окраине парка. В этом ясно выражалась его двоякая потребность: я здесь, в отдалении, не подходите. Он не знал, почему пришел сюда. Вернее, знал. Здесь сидели единственные люди, которым известно, кто такая Вера Ларссон. Избитая насмерть женщина из северной части Уппланда. Больше никого нет. Кто бы волновался или горевал. Кроме сидящих здесь на разбросанных по парку скамейках.

Сборище выброшенных на обочину развалюх. И он. Тот, кто занимался с ней любовью, видел, как она уснула, трогал ее белые шрамы и ушел. Как трусливая крыса.

Йелле снова встал.

В конце концов он решился. Сначала наугад искал какую-нибудь закрытую лестничную площадку или чердак, место, где мог бы побыть один. Но в итоге выбор пал на его старый сарай у озера. В нем он был уверен. Там никто его не потревожит. Там он напьется.

Йелле никогда не напивался. В последний раз он пробовал крепкий алкоголь много лет назад. Сегодня он занял денег в редакции и купил водку и четыре банки крепкого пива. Должно хватить.

Он примостился на полу. Пара здоровущих крыс вытолкнула одну из планок, и Йелле почувствовал затхлый запах влажной земли. Он положил на пол коричневые картонки и кое-где прикрыл их газетами: вполне достаточно для этого времени года. Зимой он жутко замерзал, как только засыпал.

Йелле посмотрел на свои руки. Тощие, с длинными тонкими пальцами. «Больше похожи на когти», — подумал он, когда обхватил ими первую банку. За ней последовала вторая. Затем к уже выпитому Йелле подбавил еще несколько глотков водки. К тому моменту, когда только начал пьянеть, он успел повторить вопрос пять раз, тихо:

— Какого черта я ушел?

Не найдя ответа, он немного изменил вопрос и произнес уже громче:

— Какого черта я не остался?

И похожая формулировка пять раз кряду, и один и тот же ответ:

— Понятия не имею.

После третьего пива и пятого глотка водки появились слезы. Тяжелые, они медленно ползли по шероховатой коже. Йелле плакал.

Можно плакать, потеряв что-то или не получив чего-то. Можно плакать по многим причинам, пустяковым или глубоко трагическим, или вообще без причины. Люди плачут, когда какое-то мимолетное чувство распахивает окно в прошлое.

У слез Йелле была конкретная причина. Одноглазая Вера. Но он знал, что есть нечто более глубокое: развод с женой, несколько пропавших друзей и прежде всего — пожилая женщина на смертном одре. Мама. Которая умерла шесть лет назад. Йелле сидел у ее кровати в доме престарелых. Ее накачанное морфием умирающее тело мирно лежало под тонким одеялом, а он держал ее за руку, похожую на скрючившуюся птичью лапку. Но Йелле почувствовал, как рука вдруг сжалась, увидел, что мамины веки приоткрылись, и услышал, как с тонких обветренных губ слетело несколько слов. Он совсем близко наклонился к ее лицу, ближе, чем когда-либо за долгие годы, и услышал, что она сказала. Каждое слово. Каждое предложение. Потом она умерла. А он лежит сейчас тут и плачет…

Когда опьянение постепенно загнало его в ловушку болезненных воспоминаний, Йелле закричал, а когда сознание снова нарисовало дым, огонь и окровавленный гарпун, он начал орать.

* * *

Он без проблем переключался с французского на португальский. Французский — в левом мобильном, португальский — в правом. Он сидел в своем изысканном кабинете директора на самом верху на Свеавэген, откуда открывался вид на могилу Пальме.^[18]

Старинный объект ненависти в его кругах. Не могила, а мужчина, загнанный туда пулей. Улоф Пальме. Когда появились сообщения об убийстве, Бертиль Магнуссон сидел в ночном клубе «Александра» в компании Латте и парочки таких же веселых господ — консерваторов, как и он.

— Шампанское! — закричал Латте, и они стали пить шампанское.

И пили его всю эту долгую ночь.

Прошло уже двадцать пять лет, а убийство по-прежнему не раскрыто. Что Бертиля ни капли не расстраивало. Он вел переговоры с Конго. Владелец земли недалеко от Валикале потребовал материальную компенсацию неприемлемых размеров. У местного португальского шефа возникли проблемы. Французский представитель фирмы хотел, чтобы они удовлетворили требования, но Бертиль не соглашался.

— Я позвоню главнокомандующему в Киншасе.

Он позвонил и заказал время для телефонного разговора с еще одним мутным дельцом. Заартачившийся владелец земли не был серьезной проблемой для Бертиля. В конце концов, все можно решить. По-хорошему или по-плохому. К сожалению, ни один из этих способов не подходил для его настоящей проблемы. Для записи разговора.

Бертиль сделал вывод, что отследить звонки Вента невозможно. Этот путь закрыт. В общем, он не знал, звонил ли Вент из-за границы или из Швеции. Но он предполагал, что Вент хочет каким-то образом установить с ним контакт. Раньше или позже. А иначе какой смысл в записи? К такому выводу пришел Бертиль.

Поэтому он позвонил Ка Седовичу. Очень надежному человеку. Бертиль попросил его проверить все отели, мотели и хостелы в Стокгольме и окрестностях на предмет пребывания там Нильса Вента. Если он, конечно, сейчас в Швеции. Но Бертиль опасался, что это холостой выстрел. Даже если Вент в Швеции, он мог не останавливаться в отеле. Во всяком случае, под своим настоящим именем.

Что же у него на уме?

* * *

«Красивая женщина», — заключила Оливия. Хорошо выглядит, должно быть, пользовалась успехом, когда работала в эскорте в юные годы. Жила за счет привлекательного лица и тела. Оливия перемотала чуть вперед. Она сидела за кухонным столом, просматривая на ноутбуке интервью, которым поделилась с ней Ева Карлсен. Интервью с Джеки Берглунд. Его записали в бутике в районе Ёстермальм. «Необычное & Привычное» на Сибиллегатан. Типичный в своем роде и для этого района бутик. Игривые детали интерьера вперемешку с неприлично дорогой брендовой одеждой. Магазинчик-прикрытие, как его называла Ева, прикрытие другой деятельности Джеки. «Ред Вельвет».

Интервью было записано несколько лет назад. Ева задавала вопросы, и из ответов на них становилось понятно, что Джеки сама управляет магазином. Оливия вышла в Интернет, чтобы проверить. Магазин по-прежнему существует, под тем же названием и на том же месте. И с той же владелицей — Джеки Берглунд.

«Было бы неплохо посетить его», — решила Оливия. Она досмотрела интервью до конца. Еве удалось вывести Джеки на разговор о ее прошлом в качестве работницы эскорт-услуг. Джеки не стыдилась этого; наоборот, для нее это был способ выживания. Она уверенно отрицала тот факт, что оказывала и сексуальные услуги.

— Мы были как гейши, утонченные спутницы, которых приглашали на всякие мероприятия и ужины, чтобы придать обстановке торжественность; вдобавок мы устанавливали контакты.

Про контакты она заговаривала несколько раз. Когда Ева попыталась выяснить, какого рода были эти связи, Джеки ответила крайне неопределенно. Если не сказать ушла от ответа. Она считала это личным делом.

— Это были деловые контакты? — спросила Ева.

— А какие еще могут быть?

— Дружеские.

— И те, и те.

— У вас они сохранились?

— Частично.

Вот в таком духе. По крайней мере, для Оливии было очевидно, чего добивалась Ева: она хотела выяснить, были ли эти контакты клиентами. Клиентами небутика, а другой сферы, для которой бутик был прикрытием. Для «Ред Вельвет», эскорт-бизнеса Джеки.

Но Джеки так легко не проведешь. Она чуть ли не смеялась, когда Ева в четвертый раз попыталась выпытать информацию о клиентах. Улыбка мгновенно исчезла, когда Ева задала следующий вопрос:

— Вы ведете реестр клиентов?

— Клиентов магазина?

— Нет.

— Не совсем вас понимаю.

— Реестр клиентов другого вашего бизнеса, который поставляет эскорт-услуги. «Ред Вельвет».

Оливия не понимала, как Ева отважилась задать такой вопрос. Она еще больше зауважала журналистку. Очевидно, сама Джеки недоумевала, как у той хватило духу. Ее взгляд, устремленный на Еву, принадлежал совершенно другому миру. Запретному. Взгляд этот сразу напомнил Оливии о предупреждении, сделанном Евой. За такой женщиной не стоит шпионить. Особенно если тебе двадцать три и за спиной у тебя ничего нет, если говорить честно. И ты считаешь себя Туре Свентоном.^[19]

Оливия не могла не улыбнуться себе самой, смотря прямо в камеру ноутбука. Вдруг она вспомнила о немецкой полиции, которая изобрела вирус, способный взламывать компьютер и регистрировать все, что происходит перед камерой.

Девушка чуть опустила крышку.

* * *

Уже почти наступила полночь, когда Йелле проснулся в своем сарае. Медленно, мучительно, со слипшимися веками и большой улиткой во рту. Одолеваемый сильным похмельем и испачканный блевотиной. Как так вышло, он совсем не помнил. Потихоньку приподнявшись, Йелле прислонился к одной из стен. Он видел, как между досками струится ночной свет. В голове было мутно. Он сидел так довольно долго, чувствуя, как его заливает. Изнутри. Горячая волна ярости разливалась по грудной клетке и поднималась в голову. Йелле почти ничего не видел. Вдруг он резко встал на ноги. С неимоверной силой выбил дверь ногой. Доски разлетелись в разные стороны. Убийство Веры и его собственное предательство словно копье пронзили его тело. Он ухватился за косяк и вышел.

Из пустоты.

Было далеко за полночь, когда Йелле поднимался вверх по ступенькам, по каменной лестнице слева от парковки «Катаринагарашет». По лестнице Харальда Линдберга. От Катаринавэген наверх до переулка Клевгрэнд, четыре пролета, по фонарю на каждом, всего сто девятнадцать ступеней вверх и столько же вниз.

Шел сильный теплый летний дождь, но Йелле не обращал на него внимания. Он решил, что настало время. Когда-то в незапамятные времена он обладал атлетическим телосложением. Мускулистый, рост метр девяносто два. Но это в прошлом. Йелле знал, что сейчас его форма оставляет желать лучшего, мышц почти нет, тело несколько лет бездействовало. Он почти развалина.

Почти. Пришло время это изменить.

Йелле поднимался по лестнице, ступенька за ступенькой, не торопясь. Путь наверх до переулка занял шесть минут и четыре минуты — вниз. Когда он начал подниматься во второй раз, у него иссякли силы. Полностью. С колотящимся сердцем Йелле сел на первом же пролете. Он слышал стук сердца даже через грудную клетку. Как оно борется, словно молот, не понимая, что вдруг взбрело в голову этому человеку и кем он себя возомнил. Или на что способен…

Не на многое. Пока. Прямо сейчас — ни на что. Сейчас Йелле просто сидел, обливаясь потом и тяжело дыша, с усилием пытаясь нащупать нужные кнопки на телефоне. В конце концов он добился своего и нашел фильм в Сети. Убийство Веры.

Фильм начинался с кадра, запечатлевшего спину мужчины, который совокупляется с лежащей под ним женщиной. Он и Вера. Йелле заново включил фильм. Видели ли они его лицо? Вряд ли. Но все же. Он знал, что Форс и его ищейки изучат каждый сантиметр. Мужчина в фургоне представляет для них особый интерес. А что, если его смогут идентифицировать? На месте убийства? И именно Форс?

Эта мысль раздражала Йелле. Как и сам Форс. Говнюк. Но Форс может наделать чертовски много глупостей, если решит, что Йелле замешан в убийстве Веры. И произойдет это довольно скоро.

Йелле продолжал смотреть. Когда начали избивать Веру, он выключил запись и посмотрел на Катаринавэген. «Трусливые сволочи, — думал он. — Ждали, пока я уйду. Побоялись войти, когда я был там. Хотели напасть на Веру, когда она останется одна».

Бедная Вера. Йелле покачал головой и провел рукой по глазам. Какие чувства он испытывал к Вере? До того, как произошло то, что произошло? Она вызывала у него грусть. С первого мгновения их встречи, когда он увидел, как жадно она смотрит на него, пытаясь зацепиться, словно за веревочную лестницу, ведущую к жизни. Которой он не являлся. Скорее наоборот. В последние годы он сам спустился глубоко вниз. Не на самое дно, как Вера, но был не намного выше ее.

И вот она умерла, а он сидит здесь. Уставший как черт. На каменных ступенях недалеко от Слюссена и думает о ней, о том, как оставил ее одну в фургоне и ушел. Пришло время ходить. Здесь, по лестнице. Ночь за ночью, пока не станет достаточно сильным, чтобы справиться с тем, с чем он обязан справиться. С парнями, убившими Веру.

* * *

Получилось так, как и предполагал Бертиль. Отчет Ка Седовича гласил: «Нильс Вент не обнаружен ни в одном из отелей Стокгольма». Где же он мог остановиться? Если он, конечно, в городе. Едва ли у него остались связи из прошлого, это Бертиль уже проверил. Имя Вента больше никому ничего не говорило.

Что дальше?

Бертиль встал и подошел к окну. Машины проезжали мимо по Свеавэген. Беззвучно. Несколько лет назад все окна офиса, выходящие на улицу, застеклили звуконепроницаемым стеклом. «Разумное вложение», — отметил Бертиль, а потом у него появилась совсем другая мысль. Скорее предположение. Идея. О том, где, возможно, находится Нильс Вент со своей кошмарной записью.

Светловолосый парнишка немного притормозил. Скейтборд был с трещиной посередине. Парень нашел его вчера в контейнере и, как смог, починил. Колеса сильно стерлись, а заасфальтированная дорога шла под горку. После начиналась длинная ровная дорога, идущая вплоть до аляповатых высотных домов с растущими перед ними деревьями в Флемингсберге. Тут и там попадались детские площадки. Почти со всех балконов торчали спутниковые тарелки. Многие здесь хотели смотреть иностранные каналы.

Парень взглянул на отдаленный голубой дом, на седьмой этаж.

Она сидела за столом на кухне и курила, повернувшись к чуть приоткрытому окну. Она не хотела, чтобы дым попадал в квартиру. Вернее, хотела бросить курить. Это желание не покидало ее уже много лет, но курение было сейчас ее единственной вредной привычкой, а предрасположенность всегда оставалась неизменной. Если она завяжет с одним, то пристрастится к чему-нибудь другому. Более тяжелому.

Ее звали Оветте Андерссон, и она растила сына Аке — светловолосого десятилетнего мальчика. Оветте было сорок два.

Она выдохнула немного дыма в щелку и рефлекторно обернулась к настенным часам. Стрелки не двигались. Уже довольно давно. «Новые батарейки, новые чулки, новые простыни, новая жизнь…» — мысленно перечисляла Оветте. Список длиннющий. На первом месте стоят футбольные бутсы для Аке. И он получит их при первой возможности, мать ему обещала. Когда оплатит аренду и все остальное. Все остальное, помимо прочего, включало в себя немаленькие долги и оплату пластического хирурга. Несколько лет назад Оветте увеличила грудь в кредит. Теперь ей приходится считать деньги.

— Привет!

Аке отставил в сторону треснувший скейтборд и сразу же пошел к холодильнику взять немного холодной воды. Он любил холодную воду. Оветте всегда держала для сына в холодильнике пару литров.

Они жили в двухкомнатной квартире в одной из высоток. Аке учился в школе в центре. Сейчас были каникулы. Оветте притянула мальчика к себе.

— Мне надо на работу вечером.

— Я знаю.

— Думаю, вернусь поздно.

— Я знаю.

— У тебя есть футбол сегодня?

— Да.

Аке соврал, но Оветте ни о чем не догадывалась.

— Не забудь ключи.

— Хорошо.

Аке, сколько он себя помнил, всегда имел собственный ключ. Он был предоставлен самому себе большую часть суток. В то время, пока мама работала в центре. Обычно мальчик до темноты играл в футбол, а потом шел домой, где разогревал приготовленную мамой еду. Она всегда была вкусной. А потом он играл в приставку. Когда не занимался чем-нибудь еще.

* * *

Оливия торопилась. Она просто ненавидела большие магазины. Особенно те, в которых никогда не бывала. Терпеть не могла кружить по узким проходам с качающимися полками в поисках баночки консервированных моллюсков вонголе. В конце концов ей пришлось спросить кого-то из работников.

— Как это называется, вы сказали?

— Вонголе.

— Это овощ?

Но сегодня у нее не было времени для выбора магазина. Возвращаясь с техосмотра в Лэннерста, Рённинг заехала в супермаркет «ИКА Макси» в местечке Нака. Теперь она торопливо шла от парковки к стеклянным дверям на входе, вдруг вспомнив, что у нее, скорее всего, нет монеты в пять или десять крон, а значит, придется довольствоваться пластмассовой корзиной. Купюру в пятьдесят крон разменять ей было некогда.

За пару метров от входа стоял высокий худой мужчина. Один из бездомных, зарабатывающих на пропитание продажей газеты «Ситуашун Стокгольм». Лицо мужчины было немного поцарапано, длинные спутанные волосы блестели от жира; судя по его одежде, последние недели он провел близко к земле. Оливия покосилась на бездомного. На карточке, висевшей на шее, она прочитала: «ЙЕЛЛЕ». Девушка быстро прошла мимо. Иногда она покупала газету, но не сегодня. Она спешила. Пройдя через стеклянную вращающуюся дверь, Рённинг через пару метров резко остановилась. Она медленно обернулась и внимательно посмотрела на мужчину снаружи. Точно не зная почему, Оливия вышла, остановилась неподалеку от него и стала наблюдать. Мужчина повернулся и сделал пару шагов в ее сторону.

— «Ситуашун Стокгольм»?

Оливия порылась в кармане, достала купюру в пятьдесят крон и протянула ее, не спуская глаз с его лица. Он взял купюру и отдал сдачу и газету.

— Спасибо.

Оливия взяла газету и решилась спросить:

— Вас зовут Том Стилтон?

— Как? Да.

— У вас написано «Йелле».

— Том Йеспер Стилтон.

— Понятно.

— Что?

Оливия быстро прошла мимо и снова вошла через вращающуюся дверь. Она остановилась на том же месте, перевела дух и обернулась. Мужчина снаружи как раз запихивал пачку газет в рваный рюкзак и собирался уходить. Оливия не знала, что делать, но понимала, что срочно нужно что-то предпринять. Она вышла на улицу и направилась вслед за мужчиной. Он двигался довольно быстро. Девушке пришлось чуть ускориться, и она догнала его. Мужчина не останавливался. Она преградила ему путь.

— Что вы хотите? Еще газет? — спросил он.

— Нет. Меня зовут Оливия Рённинг, я учусь в Академии полиции. Я хочу с вами поговорить. О береговом деле. О том, что случилось на Нордкостере.

На изможденном лице мужчины не отразилось никакой реакции. Он просто повернул и пошел прямо по дороге. Проезжавшая машина резко затормозила, и водитель с зализанными волосами показал ему средний палец. Мужчина продолжал идти. Оливия стояла на месте. Долго. Так долго, что увидела, как бездомный завернул за угол вдалеке, и так неподвижно, что пожилой господин не мог не обратиться к ней:

— Вы хорошо себя чувствуете?

Оливия чувствовала себя как угодно, но только не хорошо.

Она опустилась в машину и попыталась собраться с мыслями. Машина была припаркована у большого центра, где Оливия только что встретила мужчину, который шестнадцать лет вел расследование убийства на Нордкостере.

Бывший офицер полиции Том Стилтон. «Йелле»? Как из Йеспера получился Йелле? По словам ее научного руководителя, он один из лучших следователей в Швеции, сделавший одну из самых быстрых карьер в истории полиции. Сегодня он торгует газетами. Бездомный. В ужасном физическом состоянии. Настолько ужасном, что Оливии пришлось напрячься, чтобы узнать его.

Но это был он. Она видела некоторые фотографии со Стилтоном, когда просматривала газетные статьи о береговом деле в библиотеке, и его старое фото у Гуннара в Стрёмстаде. Оливию поразил его пронзительный взгляд, и она отметила его привлекательность и уверенность.

Нынешний Стилтон таким не был. Его физический упадок отразился не только на внешности, но и на личности. Даже глаза потускнели. Тощее тело нехотя удерживало длинноволосую голову, которая казалась совсем не к месту. И все-таки это Стилтон.

Рённинг среагировала инстинктивно. В первый раз — когда прошла мимо него. В ней родилось мимолетное ощущение, которое затем сформировалось в конкретный образ, когда она остановилась за дверью: Том Стилтон? Не может быть. Не мо… Тут она вышла и принялась изучать его лицо. Нос. Брови. Заметный шрам в уголке губ. Это был он. А теперь он исчез.

Оливия чуть повернулась. На соседнем сиденье лежал блокнот с кучей записанных вопросов и размышлений о береговом деле. Записанных для того, чтобы задать их ответственному следователю. Тому Стилтону. Жалкому бездомному.

Сам бездомный уселся около озера Йерлашён. Рюкзак он оставил висеть за спиной. Иногда он сидел здесь, недалеко от своего сарая. Несколько густых кустов, медленно текущая под старым деревянным мостом вода, относительная тишина.

Йелле отломил ветку с ближайшего куста, оборвал все листья, опустил вниз и, глубоко погрузив в воду, стал шевелить ею в коричневой воде.

Он был поражен. Не тем, что его узнали, с этим он мог смириться. Его на самом деле звали Том Йеспер Стилтон, и менять имя он не собирался. Но тем, что сказала она, девушка с застывшим на лице удивлением, преградившая ему путь. Оливия Рённинг. Имя ему хорошо знакомо. Очень хорошо.

«Я хочу поговорить с вами. О береговом деле. О том, что случилось на Нордкостере».

Есть миллионы лет и есть миллиарды лет. А еще есть эоны. Бесконечное число лет. Вот примерно настолько далеким казалось Стилтону его прошлое. И все-таки хватило всего лишь пары слов, чтобы эон сжался до размеров зернышка и начал упрямо прорастать в голове Стилтона.

Береговое дело. Так пустяково звучит. Простое словосочетание. Берег и дело. Сам Стилтон никогда не использовал это сочетание. Ему казалось, что оно упрощает одно из самых жутких убийств в его карьере. Банальное название. Он всегда называл дело «Нордкостер». Четкое профессиональное имя. И нераскрытое преступление.

Стилтона не интересовало, почему Оливия проявляет интерес к Нордкостеру. Она принадлежала к другому миру. Но эта девушка посадила зерно в его ментальное тело. Порвала настоящее и впустила прошлое, что тревожило Стилтона. А он не хотел тревожиться. Ни прошлым, ни тем более тем, что мучило его почти восемнадцать лет.

Йелле выдернул ветку из воды.

* * *

Собравшиеся на тротуаре Свеавэген напротив главного офиса «МВМ» демонстранты мокли под летним дождем. Лозунги на плакатах гласили: «ПРОЧЬ ИЗ КОНГО!», «БАНДИТЫ!», «ДОЛОЙ ДЕТСКИЙ ТРУД!». Небольшая группа полицейских дежурила поодаль.

Еще дальше, на улице Улофа Пальме, стоял, прислонившись к фасаду дома, пожилой мужчина. Он наблюдал за демонстрантами, отметив все лозунги и прочитав листовки.

«При добыче ископаемых „МВМ“ уничтожает невосстановимые природные территории! Алчность ставит под угрозу выживание горилл, так как исчезают их источники пропитания! Помимо этого горилл убивают из-за мяса и продают под видом дичи! Остановите безнаказанное насилие „МВМ“ над природой!»

Листовка была снабжена леденящими кровь фотографиями мертвых горилл, которые висели, словно распятые, на деревянных шестах.

Мужчина опустил листовку. Он обвел глазами фасад напротив и посмотрел на окна последнего этажа, где находился главный офис. Туда, где у исполнительного директора Бертиля Магнуссона был собственный кабинет. Мужчина задержал на нем взгляд. Он знал, что Бертиль — у себя. Он видел, как тот подъехал на отполированном до блеска сером «ягуаре» и проскользнул вовнутрь.

«Ты состарился, Бертиль, — подумал Нильс Вент, проведя рукой по карману с аудиокассетой. — И состаришься еще больше, совсем скоро».

* * *

До конца рабочего дня в городе еще оставалось время, хотя он и приближался к концу. Для Оветте Андерссон день только начинался. Ее рабочее место, отрезок от банка до Академии художеств, в принципе никогда не пустовало. Уже начали появляться машины в поисках тех, кого согласно закону о проституции называют продавцами секса. В противовес покупателям. Как будто речь шла о сделке по продаже каких-нибудь интимных товаров.

Спустя короткое время перед Оветте выплыла машина, стекло опустилось. После завершения всех формальностей женщина забралась в машину и отогнала от себя последнюю мысль об Аке. Он на тренировке. У него все хорошо. Скоро он получит новые кроссовки.

Оветте захлопнула дверцу.

* * *

Было почти семь вечера, когда Оливия вернулась домой. Элвис развалился на коврике в прихожей, как модель «Плейбоя», с лапами в разные стороны: он требовал ласки. Оливия подняла его и уткнулась носом в мягкую шерсть любимого кота. Шерсть немного пахла едой, которую Оливия оставила ему утром. Теперь он улегся у нее на плече, своем излюбленном месте, и начал пожевывать ее волосы.

С котом на плече Оливия достала сок из холодильника и уселась за кухонным столом. По пути из местечка Нака домой она систематизировала впечатления от встречи со Стилтоном. Она нашла его на-конец-таки, он был бездомным. Что ж, наверное, на то есть причина, ее не касающаяся. Но этот человек по-прежнему оставался важным источником информации о береговом деле. Совершенно незаинтересованный источник, очевидно, но… Можно, конечно, бросить дело, задание ведь необязательно, но Рённинг совсем не любила сдаваться.

Напротив, встреча со Стилтоном придала делу новое измерение в глазах Оливии с ее живой фантазией. Мог путь Стилтона от уважаемого офицера полиции до развалины каким-то образом быть связан с береговым делом? Или он шесть лет назад докопался до чего-то, что заставило его завершить карьеру? Хотя он же уволился из-за личных обстоятельств?

— Не только, — признался Оке Густафссон, когда Рённинг ему снова позвонила и немного надавила.

— А из-за чего еще?

— Вокруг расследования возник конфликт.

— Береговое дело?

— Этого я не знаю, я тогда только поступил в университет, и до меня дошли слухи.

— Так, значит, конфликт — одна из причин увольнения?

— Возможно.

Большего для фантазии Оливии не требовалось. «Возможно». Что он ушел из-за конфликта вокруг чего-то, что могло быть связано с береговым делом. Или какое-то другое дело стало толчком для разногласий. Чем занимался Стилтон, когда завершил карьеру? Может ли она это выяснить?

Оливия приняла решение. Она не оставит Стилтона в покое. Будет за ним охотиться. А именно: она найдет редакцию «Ситуашун Стокгольм» и узнает все, что удастся, о Стилтоне. А потом снова с ним свяжется. Чуть лучше подготовившись.

* * *

Во второй раз они встретились на лестнице Харальда Линдберга. Поздно, после часа ночи, чисто случайно. Стилтон спускался в четвертый раз, а Хорек поднимался. Они столкнулись на втором пролете.

— Здорово!

— Зубы болят?

— Садись.

Стилтон указал на ступеньку. Хорек тут же насторожился. Он отметил как строгий тон, так и тот факт, что Стилтон просто не прошел мимо. Хотел поговорить о чем-то? Хорек посмотрел на предложенную ступеньку и задумался, а давно ли на ней в последний раз оказывалось собачье дерьмо. Он сел. Стилтон сел рядом. Так близко, что Хорек почувствовал не самый приятный запах мусора и аммиака. С немалой долей пота.

— Как дела, Том? — спросил он своим писклявым голосом.

— Они убили Веру.

— Это она была в фургоне?

— Да.

— Ты ее знал?

— Да.

— А знаешь, кто это сделал?

— Нет. А ты?

— А откуда мне знать?

— Когда-то ты знал раньше всех, если в окрестностях что-то затевали. Ты что, сдулся?

За такой комментарий любой бы получил в переносицу. Но Стилтон был неприкасаем. Поэтому Хорек промолчал и стал смотреть на сидящего рядом высокого, дурно пахнущего бездомного. В свое время их роли зеркально различались. Тогда на социальной лестнице Хорек занимал место на несколько ступеней ниже, а Стилтон, наоборот, находился значительно выше. Сегодня дела обстояли по-другому. Хорек потрогал убранные в хвост волосы.

— Нужна помощь?

— Да, — отозвался Стилтон.

— Оʼкей. Что ты собираешься делать? Если поймаешь их?

— Собираюсь передать привет от Веры.

Стилтон встал. Спустившись на две ступеньки, он обернулся:

— Я бываю здесь по ночам, в это же время. Дай о себе знать.

Он продолжил спускаться. Хорек сидел на месте, слегка ошарашенный. Стилтон вел себя необычно, что-то изменилось в его движениях и взгляде. Вернулся фокус. Он снова был на месте. Все последние годы взгляд ускользал, как только его пытались поймать. Сейчас он был точно направлен на Хорька и не сдвинулся ни на миллиметр. Йелле обрел взгляд Тома Стилтона.

Что случилось?

Сам Стилтон был доволен встречей на ступеньках. Он знал Хорька и его способности. Один из его немногих талантов заключался в умении подслушивать. Комментарий в одном месте, разговор — в другом… Постоянно вращаясь в разнообразных кругах, он умел собирать обрывки в единый узор. Какое-нибудь имя. Событие. Блестящим общественным аналитиком Хорек стал при странных обстоятельствах. Весьма странных. Но он извлекал выгоду из своего дара. Что продолжил делать и после знакомства с тогдашним полицейским Томом Стилтоном. Стилтон быстро сообразил, как можно использовать способность Хорька впитывать информацию и его беззастенчивые доносы.

— Я не стучу!

— Извини.

— Я что тебе, какой-нибудь чертов стукач?

Стилтон все еще помнил разговор. Хорек тогда жутко разозлился.

— Для меня ты информатор. Кем ты сам себя считаешь? — спросил Стилтон.

— «Информатор» меня устраивает. Но «два профессионала, обменивающиеся опытом» звучит лучше.

— И как называется твоя профессия?

— Эквилибрист.

Тут Стилтон понял, что Хорек, может быть, гораздо более интересный стукач, чем многие другие, и заслуживает более внимательного отношения. Эквилибрист.

Через пару часов Стилтон уже шел через лес Небытия с небольшой коробкой в руках. О встрече с Хорьком он забыл. Теперь все его внимание было приковано к серому фургону. Стилтон готовился к встрече с ним. Он решил туда перебраться. На время.

Он знал, что полиция закончила работу в фургоне и муниципалитет собирается убрать его отсюда. Но убийство Веры вставило палки в колеса бюрократической машины, из-за чего фургон оставался на месте. А пока он оставался тут, Стилтон мог в нем пожить. Если у него хватит сил.

Это было непросто. Вначале. Даже беглый взгляд на койку, где они занимались любовью, выводил его из равновесия. Но Стилтон поставил коробку на пол и сел на соседнюю койку. Здесь внутри хотя бы сухо. Лампа, места для сна, и он наверняка сможет починить плиту, чуть поколдовав над ней и сделав новую трубу. На муравьев ему плевать. Он посмотрел по сторонам. Полицейские забрали большую часть личных вещей Веры. Включая сделанный им как-то рисунок гарпуна. Здесь, за столом, когда Вере захотелось узнать, как выглядело его детство.

— Ты рос как гарпун?

— Вроде того.

Стилтон немного рассказал об острове Рёдлёга. О том, как рос с бабушкой, хранившей воспоминания об охоте на тюленей в стародавние времена и о разграблении затонувших кораблей. Вера жадно ловила каждое слово.

— Кажется, у тебя было неплохое детство, так?

— Да, оно было хорошим.

Знать больше ей не требовалось. Больше не знал никто, кроме Метте и Мортена Ольсетер, а также бывшей жены Стилтона. И это осталось только между ними. Даже Аббас эль Фасси не знал.

Вероятно, сейчас Руне Форс сидит в освещенном неоновым светом участке и изучает рисунок гарпуна, размышляя, как его можно связать с убийством Веры Ларссон. Стилтон ухмыльнулся. Форс — идиот. Он никогда не раскроет дело об убийстве Веры. Даже не попытается. Отработает положенные часы, напишет отчеты, а потом засунет свои маленькие толстые пальцы в шар для боулинга. Вот на это ему хватает энтузиазма.

Стилтон вытянулся на койке и снова сел. Ее фургоном не так-то легко завладеть. Он чувствовал, что Вера не ушла. И видел. На полу остались следы вытертой крови. Стилтон поднялся и с силой ударил по стене. Потом снова посмотрел на кровь.

Он никогда раньше не думал о мести. Как следователь, он относился и к жертве, и к преступнику довольно отстраненно. Самое большее — в единичных случаях жалел родственников преступника, ни в чем не повинных, получивших удар судьбы людей. Он помнил, как однажды ранним утром ему пришлось разбудить мать-одиночку, чтобы сообщить ей, что ее единственный сын только что признался в убийстве трех человек.

— Мой сын?

— У вас есть сын, которого зовут Лаге Свенссон.

— Что, вы говорите, он сделал?

И другие диалоги такого рода. Они долго не отпускали Стилтона. Но у него никогда не возникало мысли о мести. До нынешнего времени. До Веры. Теперь все было иначе.

Он снова опустился на койку и посмотрел на заляпанный потолок. В треснувшее плексистекло бил дождь. Стилтон начал медленно впускать то, что он обычно оставлял снаружи.

Как он попал сюда? В фургон с роем муравьев и засохшей лужей крови? Обессилевший телом?

Стилтон знал, с чего все началось шесть лет назад, это не забудется никогда. Последние мамины слова. Но все равно его поражало, как стремительно произошло падение. Пропало желание бороться. Как легко он принял решение. Как быстро сам себя задавил. Сознательно. Отпустил все, что мог отпустить, а потом еще немного — и начал активно тонуть. Замечая, как запросто одно влечет за собой другое. Как мало усилий требуется, чтобы от всего отказаться. Отключиться. Оторваться. Как просто оказалось проскользнуть в безвольное и пассивное. В пустоту.

Вытесненный из жизни других, Стилтон много раз размышлял в своей пустоте. Думал о фундаментальных понятиях, таких как жизнь и смерть, существование. Отчетливо видел явления, пытался найти якорь, смысл, за который мог бы зацепиться. Но не нашел ничего. Ни единого гвоздя. Ни даже кнопки. Падение из привычного в дыру презираемого оставило в нем лишь пустоту. Как душевную, так и физическую.

Одно время Стилтон старался воспринимать свое существование как некую свободу. Свободу от общества, от ответственности, от всего. Свободный человек! Ложь всей жизни, культивируемая многими бездомными. От нее Стилтон вскоре отказался. Свободным он не был, и прекрасно это знал. Хотя был вправе сам распоряжаться своей жизнью.

«Бродяга в фургоне», — сказали бы многие. И оказались бы правы. Но бродяга, который хорошо знал, что даже у того, кто стоит на самом дне, есть почва под ногами. А это больше, чем то, чем могут похвастаться другие. Другие — птицы более высокого полета.

Стилтон сел. Что, в фургоне Веры будет все то же самое? Чертовы размышления? Он ведь как раз хотел от них избавиться, покидая свой сарай. Немного порывшись в рюкзаке, Стилтон достал оттуда баночку с таблетками и поставил ее на стол. Спасительная баночка.

Во время путешествия вниз он быстро усвоил, как решать определенные проблемы. Нужно спасаться бегством. Нужно налить стакан воды, взять пару таблеток диазепама и принять дозу спасения. Ничего сложного.

— Ты как Югарбенке.

— Кто?

Стилтону запомнился тот разговор. Он сидел со старым зэком на площади Мосебакке, и ему было плохо. В конце концов он достал банку, а зэк посмотрел на него и покачал головой:

— Ты как Югарбенке.

— Кто?

— Он всегда бежал, когда была возможность, глотал что-нибудь белое, валился на пол и жадно слушал Тома Уэйтса.^[20] В те времена он еще посещал бары, но что это меняло? На том же полу Югарбенке умер тридцать лет спустя, и лишь через неделю на него обратили внимание. С Уэйтсом этого не случилось. Вот такие дела. Человек спасается бегством, а убежав достаточно далеко, нечего надеяться, что тебя найдут раньше, чем запах просочится через дверную щель. В чем смысл всего этого?

Стилтон молчал. Зачем отвечать на такое? На вопросы, на которые он сам не знал ответов. Ослабив хватку, человек просто переставал держаться за жизнь и бежал, чтобы выжить. Стилтон притянул к себе таблетки. Плевать он хотел на Югарбенке.

* * *

Маленький Аке не пошел на футбол, как думала Оветте. Он был далеко от поля. И далеко от дома. Старшие парни заехали за ним, и теперь он на корточках сидел у каменной стены. Аке не сводил глаз с происходившего в отдалении. Он был здесь во второй раз. В огромном гроте, изначально предназначавшемся для очистных сооружений, где-то в районе Ошта в Стокгольме. Глубоко-глубоко под землей.

Там впереди установили цветной прожектор. Он освещал скалы голубым, зеленым и красным цветами. До Аке доносились звуки, издаваемые участниками действа. Неприятные звуки. Он поймал себя на том, что затыкает уши, и быстро опустил руки. Не стоило закрывать уши. Мальчику было страшно. Он достал зажигалку и немного понюхал. Вероятно, скоро наступит его очередь.

Аке думал о деньгах. Они обещали, что если все пройдет хорошо, то он получит небольшую сумму. А если плохо, то ему не достанется ничего. Деньги получить мальчик хотел. Он знал, как обстоят дела дома. Там никогда не было денег на большее, чем необходимо. Они бы придумали с мамой, как их потратить. На что-то, что большинство его друзей делали со своими родителями. Например, на парк аттракционов. На это никогда недоставало средств. Так говорила мама.

Аке хотел отдать деньги ей. Он уже придумал, как объяснит, откуда их взял. Выдуманная лотерея с выигрышем в сто крон. Именно столько он получит, если сегодня все пройдет хорошо. И он отдаст деньги маме.

Пара стальных прожекторов ослепила мальчика.

Присев на корточки, две фигуры притаились за машиной.

Самый центр элитного жилого квартала в Бромме. Время перевалило за полдень. Только что по тротуару напротив прошел отец с детской коляской. Надев наушники мобильного телефона, он вел деловой разговор. Быть в отпуске по уходу за ребенком — это одно, отключиться от работы — совсем другое. К счастью, сейчас появилась возможность комбинировать. Сконцентрировавшись на работе и чуть менее — на ребенке, мужчина с коляской прошел мимо и исчез из виду.

Фигуры переглянулись. Улица вновь опустела. Они быстро проскользнули за изгородь позади дома. Яблони и кусты сирени в саду удачно скрывали их вторжение. Тихо и эффективно эти двое вскрыли кухонную дверь и исчезли внутри.

Через полчаса перед небольшим желтым домом в Бромме остановилось такси. Из него вышла Ева Карлсен. Она посмотрела на свое жилище и отметила, что нужно поменять черепицу. И водосток. Теперь это ее забота. Раньше подобным занимался ее супруг Андерс. После развода Ева все взяла на себя. Хозяйственные дела: ремонт дома, уход за садом и все остальное.

Женщина открыла калитку и вошла. Вдруг злоба лезвием резанула по сознанию и вскрыла старую рану. Бросил! Выкинул! Предал! Ярость накатила с такой силой, что Еве пришлось остановиться. Она пошатнулась. «Проклятье!» — стучало у нее в голове. Ева это ненавидела. Ненавидела терять контроль над собой. Она была рациональным человеком и не любила, когда что-то выходило из-под ее власти.

Ева несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. «Он того не стоит», — пыталась она убедить себя. «Он того не стоит, он того не стоит…» — повторяла она как мантру, следуя к дому.

Две пары глаз следили за женщиной от ворот и до самой входной двери. Когда она пропала из поля зрения, они отошли от занавески.

В поисках ключа Ева открыла сумку. Тут в соседнем доме она заметила движение. Наверное, Моника шпионит. Ей всегда нравился Андерс. Она с блеском в глазах через забор смеялась над его шутками. Моника с трудом скрыла радость, когда узнала о разводе.

Ева достала ключ, вставила его в замок и открыла дверь. Теперь самое время для душа. Смыть все деструктивное, чтобы сконцентрироваться на важных вещах. На серии статей.

Она сделала пару шагов в прихожей и повернулась к вешалке, чтобы повесить свое легкое пальто.

Вдруг сильный удар повалил ее на пол. Удар пришелся по затылку.

Совещание продавцов уже подходило к концу, и все хотели поскорее выйти в город и приступить к торговле. В дверях Оливии пришлось посторониться, чтобы пропустить ликующую толпу бездомных со стопками газет в руках и не закрывающимися от болтовни ртами. В самом конце, семеня, шла Мюриель. На завтрак она подкрепилась очередной дозой и чувствовала себя превосходно. Она не несла газет. И не была продавцом. Чтобы продавать «Ситуашун Стокгольм», нужно выполнить определенные требования. Помимо прочего — получать пособие. Или иметь контакты в социальной сфере, в службах, работающих с преступниками, или в психиатрии. У Мюриель ничего этого не было. Она просто радовалась, когда ее не мучали ломки. В промежутках выискивала наркоту. Сейчас она выходила последней, давая Оливии возможность войти. Та направилась прямо к администратору и спросила о Йелле.

— Йелле? Нет, я не знаю, где он, на сегодняшнем совещании его не было.

Парень-администратор смотрел на Оливию.

— Он живет где-нибудь? — спросила она.

— Нет, он бездомный.

— Но он обычно появляется здесь?

— Да, когда забирает газеты.

— У него есть мобильник?

— Думаю, да, если его не стащили.

— А у вас есть его номер?

— Не хочу вам его давать.

— Почему?

— Потому что не знаю, хочет ли этого Йелле.

Оливия уважала такой подход. Даже у бездомных есть право на частное пространство. Она оставила собственный номер и попросила дать его Стилтону, если он появится.

— Можете спросить в магазине около квартала Хорнстулль, — вставил свое слово Бу Фаст. Он сидел в углу и слышал весь разговор.

Оливия обернулась к нему.

— Он вроде как приятельствует с ребятами оттуда, — сказал Бу.

— Вот как? Спасибо.

— Вы с ним когда-нибудь встречались?

— Один раз.

— Он немного странный…

— В каком плане?

— Странный.

«Ну хорошо, — подумала Оливия. — Странный. По отношению к чему? К другим бездомным? К прошлому? Что он имел в виду?» Ей хотелось задать еще ряд вопросов, но она не воспринимала Бу Фаста как надежный источник информации. Вероятно, ей придется ждать, пока Стилтон сам не заявит о себе, если, конечно, захочет. В чем Оливия очень сомневалась.

* * *

Водители «Скорой» надели на Еву Карлсен кислородную маску и занесли ее в машину. С необходимой осторожностью. Из раны на затылке струилась кровь. Если бы соседка Моника не заметила открытую посреди бела дня дверь, что ее удивило, то все могло бы кончиться совсем плохо. «Скорая помощь» с включенной сиреной исчезла в тот момент, когда полицейский вытащил блокнот и ручку и обратился к Монике.

Нет, она не видела посторонних поблизости, никаких подозрительных машин, и нет, не слышала ничего необычного.

Полицейские, находившиеся внутри, нашли кое-что поинтереснее. Весь дом был перерыт. Пустые ящики и раскиданная одежда, перевернутая мебель и разбитая посуда. Полное разорение.

— Взлом? — сказал один полицейский другому.

* * *

Стилтону нужны были еще газеты. Все купленные вчера он продал, включая тот номер, который достался Оливии. Сегодня он купил еще десять.

— Йелле! — крикнул ему вслед парень-администратор.

— Да?

— Приходила какая-то девушка и спрашивала о тебе.

— В самом деле?

— Она оставила номер телефона…

Стилтон взял бумажку с номером и увидел под ним подпись «Оливия Рённинг». Он подошел к круглому столу и сел. На стене у него за спиной висели в черных рамках фотографии бездомных, погибших за последний год. Каждый месяц кто-то один умирал, а на стене появлялось новое фото. Фото Веры повесили только что.

Стилтон мял между пальцами бумажку с номером. Он был взбешен. Этот человек не любил, когда его преследовали. Когда не давали ему покоя. Когда пытались вторгнуться в его пустоту. Особенно люди за пределами круга бездомных. Такие, как Оливия Рённинг.

Он снова посмотрел на листок. У него было два варианта. Позвонить и покончить с этим. Ответить на все ее дурацкие вопросы и исчезнуть. Или вообще не звонить. Тогда есть риск, что она прознает о фургоне Веры и заявится туда. Этого Йелле совсем не хотелось.

Он набрал номер.

— Это Оливия, слушаю.

— Это Йелле. Том Стилтон. Перезвоните.

Стилтон нажал «отбой». Он не собирался тратить на Рённинг деньги с карточки. Пять секунд спустя его мобильный зазвонил.

— Здравствуйте! Это Оливия. Как хорошо, что вы позвонили!

— У меня мало времени.

— Ладно, но послушайте, я… может, встретимся? Ненадолго? Я могу подъехать…

— Что еще за вопросы?

— Это… задать их прямо сейчас?

Стилтон не отвечал, поэтому Оливии следовало торопиться. К счастью, блокнот лежал под рукой, и она могла сразу приступить к вопросам. Надо воспользоваться моментом, ведь она не знает, когда в следующий раз свяжется со Стилтоном. Если следующий раз вообще будет.

— Была ли женщина без сознания, когда ее утопили? Где была остальная ее одежда, вы нашли ее? Вы брали ДНК у плода? Вы были уверены, что на берегу находились три человека, не считая жертвы? Как вы могли утверждать, что она латиноамериканского происхождения?

Рённинг успела задать еще пару вопросов, прежде чем Стилтон внезапно повесил трубку. Посредине предложения.

Оливия сидела в своей машине с опущенной крышей, держа в руке мобильник и затаив едкое ругательство на губах.

— Чертов придурок!

— Кто? Я?! — Проходивший мимо машины пешеход принял реплику девушки на свой счет. — Да вы же, черт побери, стоите на пешеходном переходе!

Так оно и было. Когда позвонил Стилтон, Оливия резко затормозила на переходе и осталась там стоять. Дряхлеющий пешеход, прежде чем пройти дальше, показал ей известный жест средним пальцем.

— Хорошего дня! — прокричала Оливия вслед и резко тронулась с места.

Она была в бешенстве. Кем себя возомнил этот придурок Стилтон? Какой-то бомж обращается с ней, как с дерьмом, и думает, что отделается от нее?

Нарушив все мыслимые правила, Оливия развернула «мустанг» и умчалась прочь.

Магазин «Мобильные телефоны» располагался на Лонгхольмсгатан напротив выхода из метро у квартала Хорнстулль. Грязная витрина, за стеклом которой лежали мобильники, несколько будильников и разные инструменты.

Оливия поднялась по каменным ступеням к входной двери и открыла ее. Проем был завешен грязно-серой занавеской. Сам магазин занимал помещение в четыре квадратных метра, по периметру обставленное стеклянными стендами с телефонами. Тысячи аппаратов. Всевозможных марок, цветов, и все без исключения подержанные.

На нескольких полках за прилавком стояли пластиковые коробки, набитые телефонами. Тоже подержанными. А в закутке в глубине магазина было еще одно маленькое помещение, где ремонтировали совсем старые телефоны. Совсем не «Медиа Маркт».

— Здравствуйте! Я ищу Тома Стилтона; вы не подскажете, где я могу его найти? — обратилась Оливия к мужчине перед одним из стеклянных стендов.

Она старалась вести себя, не показывая свое внутреннее состояние. Дружелюбно и спокойно. Она просто ищет друга.

— Стилтон? Не знаю, кто это…

— Йелле, он называет себя Йелле.

— A-а, Йелле… Его зовут Стилтон?

— Да.

— Ни хрена себе, разве это не сыр с плесенью?

— Ну да.

— Его зовут как плесневелый сыр?

— Как видите. Вы не знаете, где он находится?

— Сейчас?

— Да.

— Нет. Он иногда заглядывает сюда, когда у него воруют мобильник, они как вороны, таскают друг у друга, но в последний раз он заходил несколько дней назад.

— Понятно…

— Но спросите Вейле, он торгует газетами вон там, у метро; может, он в курсе.

— А как Вейле выглядит?

— Его вы не пропустите.

Владелец магазина говорил правду. Пропустить Вейле было невозможно. Около метро. Помимо того что он торговал «Ситуашун Стокгольм», подзывая покупателей звучным голосом, его внешность сильно отличалась от внешнего вида потока пассажиров метро. Шляпа с широкими полями, украшенная перьями редких птиц. Усы того же рода, что брови Оке Густафссона. А еще глаза — темные, выразительные и удивительно добрые.

— Йелле, милая дама, Йелле не сажают туда, где его ставят.

Оливия истолковала выражение так, что Йелле был незаменим.

— Но где он жил в последнее время?

— Это тайна.

— Что?

— Ночью Йелле пропадает, никто не знает куда. Можно сидеть на скамейке в районе Йакан и болтать о бытии и небытии грызунов, — как вдруг его и след простыл. Словно охотник на тюленей, он сливается со скалами в единое целое.

Оливия поняла, что, вероятно, Вейле обладает хорошими качествами для продавца, но не для информатора. Она купила экземпляр той же газеты, которую уже приобрела ранее, и пошла к машине.

Тут позвонил он.

Стилтон сделал выбор. Он понял, что в разговоре с Оливией повел себя некрасиво, хотя это мало его расстраивало. Правила хорошего тона в его кругу не считались добродетелью. Но он опасался, что Рённинг разозлится и начнет действовать именно так, как она в итоге и начала. Еще упорнее охотиться за ним. Поэтому он хотел с этим покончить. В этот раз — по-настоящему. Но не в фургоне, а в том месте, где она бы поняла, что у него свой мир, а у нее — свой. И миры эти встретятся лишь однажды. Сейчас.

Оливия не сразу нашла место. Конечно, жила она поразительно близко, практически за углом, поэтому сложность была вызвана не адресом Бундегатан, 25 А, а расположением отсека для крупногабаритного мусора. За кодовыми воротами и дверями. Стилтон, естественно, дал ей все необходимые кодовые комбинации, но поиски все равно заняли время.

Особенно когда посередине бетонного коридора Оливия столкнулась с мужчиной в штанах на широких подтяжках. Он носил лечебный воротник, не мытый с тех пор, как его надели на шею. Вдобавок мужчина нацепил странные красные очки и был навеселе.

— А куда, думаешь, ты идешь? В библиотеку? — спросил он.

— В библиотеку?

— У нее сегодня стирка, не вздумай зариться на ее время, а то попадешь в сушилку!

— Я ищу отсек с мусором.

— Хочешь завалиться на ночь?

— Нет.

— Хорошо. Я разложил крысиный яд.

— В отсеке есть крысы?

— Настоящие бобры, по полметра длиной. Там не место такому юному созданию, как ты.

— Где находится отсек?

— Там.

Воротник показал в дальнюю часть коридора, и Оливия протиснулась дальше. К крысам.

— Здесь есть крысы? — Оливия задала этот вопрос, как только Стилтон приоткрылмассивную стальную дверь.

— Нет.

Он исчез в темноте. Оливия толкнула дверь и шагнула за ним.

— Закрой дверь.

Девушка сомневалась, стоит ли — дверь была единственным путем к бегству, — но послушалась. Тут она почувствовала вонь. Вонь, от которой некоторые мусорные отсеки избавлены благодаря хорошей вентиляции. Но здесь не тот случай. Запах стоял жуткий.

Оливия, закрывая нос и рот рукой, старалась привыкнуть к темноте. Тьма была не кромешной: на полу горела маленькая свечка. Ее свет позволял Оливии видеть контуры Стилтона в отдалении, у стены. Он сидел на бетонном полу.

— Свечка в твоем распоряжении.

— В моем распоряжении?

— Пока не догорит.

Стилтон говорил спокойно и кратко. Он намеревался вести себя подобающе.

Оливия решила получить ответы на свои вопросы. Потом она уйдет и больше никогда в жизни не приблизится к Тому Стилтону. К этому сыру с плесенью.

— Да, те вопросы о…

— Женщина на берегу была в сознании. Рогипнола в крови содержалось много, но недостаточно. То есть она находилась в сознании, когда ее закапывали. Единственное, что мы нашли, — ее пальто. Мы предположили, что убийцы забрали все остальные вещи, а пальто забыли из-за темноты. Из ценного мы нашли только маленькую сережку в кармане.

— Об этом ничего не сказано в…

— У плода мы взяли кровь, которую позже отправили в Англию для анализа ДНК, чтобы установить возможное отцовство, если таковая информация прояснится. Но ничего не прояснилось. Мы не были уверены в том, что на берегу, помимо жертвы, находились трое. Свидетелю было девять лет, он сильно испугался и видел происходящее с расстояния ста метров, в темноте, но другими свидетельскими показаниями мы не располагали. И так и не опровергли эту информацию в ходе расследования. Вероятно, женщина была латиноамериканского происхождения, но подтвердить это мы не смогли. Уве Гардман жил недалеко от берега, он сообщил родителям, вертолет «Скорой помощи» появился на месте примерно через сорок пять минут. Еще вопросы?

Оливия внимательно смотрела в сторону Стилтона в темноте. Пламя свечи чуть дрожало. Он ответил на каждый вопрос, который она пробормотала в трубку, в точно таком же порядке, как она их задала. Да кто он такой?

Оливия старалась задавать четкие вопросы.

— А в чем заключалась ценность той сережки?

— Дело в том, что у жертвы уши не были проколоты.

— А это именно такая сережка, для которой нужны дырки?

— Да. Ты закончила?

— Нет, мне еще очень хотелось бы узнать, какие версии вы рассматривали.

— Много разных.

— Например?

— Наркотики. Женщина могла быть курьером, работавшим на картель, который в то время вел деятельность на западном побережье, и что-то пошло не так при очередной доставке. Мы допросили наркомана, который находился на острове до убийства, но разговор ничего не дал. Нелегальная иммиграция — женщина не заплатила своим покровителям. Торговля людьми — женщина могла быть проституткой и при попытке сбежать от сутенера стала жертвой. Ни одна из теорий не подтвердилась. Самой глобальной проблемой стало то, что личность женщины так и не была установлена.

— И никто ее не разыскивал?

— Нет.

— Но у ребенка же был отец?

— Да, но он мог не знать об этом. О ребенке. Или он участвовал в убийстве.

До такого Оливия не додумалась.

— А версии о секте вы рассматривали? — спросила она.

— О секте?

— Да, что могла быть замешана секта. Вся эта история с отливом, приливом и луной…

— Версия о секте не приходила мне в голову.

— Ясно. А само место — Нордкостер? На него же трудно попасть и трудно оттуда убежать. Далеко не идеальное место для убийства.

— А что собой представляет идеальное место?

— Место, откуда можно быстро ретироваться, если спланировано такое закрученное убийство.

Стилтон несколько секунд молчал.

— Место нас поразило.

В ту же секунду пламя свечи погасло.

— Время вышло.

— Джеки Берглунд, — произнесла Оливия.

Теперь в отсеке наступил непроглядный мрак. Они не видели друг друга. Слышали только дыхание. «Не бобры ли это?» — думала Оливия.

— Что «Джеки Берглунд»?

Стилтон дал Оливии несколько секунд в темноте.

— Мне кажется, она каким-то образом замешана в деле. Она тогда работала в сфере эскорт-услуг и жертва, возможно, тоже. Или она, по крайней мере, знала Джеки… Может, они как-то связаны. У вас были такие предположения?

Стилтон медлил с ответом. Он думал немного о другом. О Джеки Берглунд и о том, что девушка там, в темноте, повторила ход мыслей, посещавших его когда-то в прошлом. Но он ответил:

— Нет. Ты закончила?

До конца еще было очень далеко, но Оливия все поняла и встала. Возможно, повлияло отсутствие света, создающее относительную анонимность, но, пробираясь к металлической двери, Оливия задала еще один вопрос. Назад, в темноту.

— Почему вы бомж?

— Я бездомный.

— Почему?

— Потому что мне негде жить.

Большего она не добилась. Оливия подошла к двери и нажала на ручку. Она как раз собиралась открыть, когда услышала из-за спины его голос:

— Послушай!

— Что?

— Твой отец участвовал в расследовании.

— Я знаю.

— Почему ты не спросишь его?

— Он умер четыре года назад.

Оливия толкнула дверь и вышла.

«Получается, он не знал о папиной смерти», — размышляла Оливия по пути к машине. Как давно он бродяжничает? С тех пор как ушел из полиции? Уже шесть лет? Но человек же не сразу опускается на самое дно. Это занимает какое-то время. Или он просто разорвал все контакты с коллегами? Странно.

Так или иначе, Оливия получила ответы на свои вопросы и, возможно, больше никогда не встретится со Стилтоном. Теперь ей нужно просто резюмировать всю собранную информацию и сделать некий вывод. Потом она сдаст работу Оке Густафссону.

Хотя эта история с сережкой… В пальто жертвы нашли сережку. Но уши у нее не были проколоты. Откуда взялась сережка? Оливия решила повременить с выводами до поры до времени.

Стилтон зажег в отсеке новую свечу. Он собирался оставаться здесь, пока не удостоверится, что Рённинг ушла. После этого она, скорее всего, больше его не потревожит. Стилтон хорошо осознавал, что дал ей слишком много информации. Засекреченной. Слишком много деталей. Но на это ему плевать. Его отношение к собственному полицейскому прошлому оставалось холодным. Может, однажды он кому-нибудь расскажет, почему так вышло. Кому, он понятия не имел.

Но Стилтон намеренно утаил от Оливии одну довольно важную деталь. После экстренного кесарева сечения, проведенного врачом «Скорой», ребенок убитой выжил. Эта информация так и не была обнародована в целях безопасности ребенка.

Потом Стилтон подумал об Арне Рённинге. Значит, он умер? Грустно. Арне был отличным полицейским и хорошим человеком. В течение нескольких лет они достаточно близко общались. Доверяли друг другу, любили друг друга, делили кое-какие тайны.

А теперь он умер. И вдруг появилась его дочь.

Стилтон посмотрел на свои худощавые руки. Они слегка тряслись. Глубокое погружение в убийство на Нордкостере вызвало у него неуместные эмоции. Вдобавок смерть Арне. Стилтон схватил свою баночку диазепама, отвернул крышку и пожалел о сделанном. Он должен перетерпеть. Не превращаться в Югарбенке. Он должен найти двух убийц.

Затушив свечу, Стилтон поднялся и пошел к каменной лестнице.

* * *

Рана оказалась серьезной. Ударь они чуть выше, могли бы сломать основание черепа. Так Еве Карлсен сказал врач.

Хватило нескольких швов, тугой повязки и немного обезболивающего. Врач, женщина из Туниса, была настолько сострадательна, насколько Ева в этом нуждалась. Не к ее ранам, это пройдет, а к самому факту нападения. Оно ранило больше, чем боль. Унижение. Незнакомые люди рылись в ее личных вещах в ее собственном доме. Отвратительно.

Грабители? Но что у нее ценного? Картины? Камера? Компьютер? Никаких денег, это Ева точно знала. А если взлом совершили не воры? А кто-то, кто охотится за ней лично? Кто ждал в доме, пока она не войдет? Чтобы ударить ее?

Молодежное насилие? То ток-шоу?

Сначала Ева поехала домой, находясь под легким обезболиванием. Она обошла весь дом и отметила, что ничего не украли. Только перевернули все вверх дном. И это чувствовалось.

После она поехала в полицейский участок района Вэстерурт в Солне. По дороге в полицию Ева ругала себя за то, что есть на Eniro. Не следовало бы, зная, чем она занимается. Это она исправит.

* * *

На Стокгольм опустились сумерки. Количество транспорта в центре уменьшилось. Люди покинули большой офис на Свеавэген несколько часов назад. Единственный человек, который остался, сидел наверху в кабинете директора. Бертиль Магнуссон. Он пытался успокоиться при помощи алкоголя. Виски. Плохой способ в длительной перспективе, но помогает на короткое время в небольших количествах. Ему вскоре придется ехать домой, а он знал, что Линн начеку. Малейшее отклонение от нормы заставит ее рубить сплеча.

Хотя «рубить» — тут Бертиль несправедлив. Линн не такая. Рубили в другом его мире. Направо и налево. Пленных не брали, а просто убивали ради выгоды. Такова отчасти его деловая культура. Иногда убивать не хотели, но были вынуждены. Что и его коснулось, косвенно. К сожалению, без утечки не обошлось. И утечкой этой оказался один человек. Нильс Вент. Он имел при себе запись, с которой Бертиль ничего не мог поделать. Даже не знал, как ее достать.

Магнуссон сделал большой глоток, зажег сигариллу и посмотрел на Свеавэген. На кладбище Адольфа Фредрика. Он думал о собственной смерти. Магнуссон читал в одном американском буклете, что сейчас существуют гробы с кондиционерами. Интересно. Ему нравилось думать о таком гробе. Можно дополнительно оснастить его массажным мотором, чтобы держать тело в форме… Он улыбнулся.

А что с местом захоронения? Где оно будет располагаться? Вся семья была похоронена на Северном кладбище, но туда Бертиль не хотел. Ему нужно личное место. Мавзолей. Место поклонения одному из величайших промышленников Швеции. Или как Валленберги. Тайные могильные камни в родовых местах. Но он не был никаким Валленбергом. И никаким Мюгге, Пигге и тому подобное. Скорее он был человеком, который добился всего сам, хотя отец и дядя помогали ему. То с одним, то с другим. Его звали Бертиль Магнуссон.

Виски подействовал. Показал ему, чего он стоит. Осталось только разобраться с этим червем Нильсом.

* * *

Оливия купила коробку индийской еды из «Шанти». Вкусно, просто и как следует приправлено. После еды девушка позволила себе подремать на диванчике. С Элвисом на животе. Потом в голове снова закрутились мысли. Она начала вспоминать встречу в отсеке. «Когда-нибудь я расскажу об этом маме, — думала она. — Встреча со Стилтоном в помещении, где крысы размером с бобров рыскают кругами вдоль стен, а вонь достойна фильма о…» Тут Оливия не придумала никакого удачного сравнения и снова начала думать о разговоре в отсеке.

Прокрутив каждую реплику, девушка запнулась на одном моменте: когда она обмолвилась о своей версии, связанной с Джеки Берглунд, и спросила Стилтона, не приходили ли ему в голову подобные мысли. На этом месте диалог прервался. Стилтон молчал гораздо дольше, чем до этого. Ничего не отвечал прямо, как делал прежде. Он что-то обдумывал. Так показалось Оливии. А почему он так себя вел? Потому что что-то с этой Джеки нечисто!

Оливия спустила обиженного Элвиса на пол и схватила папку, переданную ей Евой Карлсен. На часах почти девять, но сейчас лето и еще не стемнело, к тому же она всегда может извиниться.

— Извините, что пришла так поздно.

— Ничего, заходите.

— Спасибо.

Ева жестом пригласила Оливию войти. Протягивая папку, девушка заметила, что затылок Карлсен заклеен пластырем.

— Что-то случилось?

— Взломали дверь, ударили меня по голове, я только что вернулась из больницы и полиции, одно, другое, третье…

— Ой! Простите! Я не буду…

— Все в порядке. Я хорошо себя чувствую.

— Но как? Взлом? Здесь?

— Да.

Ева прошла в гостиную перед гостьей. Два невысоких торшера освещали мягкую мебель неярким сиянием. Беспорядок после взлома почти везде был убран. Ева указала на кресло, в которое Оливия тут же опустилась.

— Что они украли?

— Ничего.

— Хм, но почему? Что…

— Думаю, меня просто хотели напугать.

— Из-за… из-за тем, на которые вы пишете?

— Да.

— Ужас… это те, кто избивает бездомных?

— Убивает. Женщина в фургоне умерла.

— Я видела.

— Посмотрим, попаду ли я на Trashkick, — ухмыльнулась Ева. — Хотите чего-нибудь? Я как раз делаю кофе.

— Спасибо, с удовольствием.

Ева направилась на кухню.

— Вам помочь? — спросила Оливия.

— Нет, спасибо.

Оливия оглядела оригинально обставленную комнату. Яркие цвета, красивые ковры и стены, заставленные полками с книгами. Интересно, прочла ли Ева их все? Девушка задержала взгляд на полке с фотографиями. Ей, как всегда, стало любопытно. Она встала и подошла к полке. Очень старое свадебное фото, наверное, это родители Евы. Затем более новое: свадьба Евы и атлетического мужчины, и рядом — фото молодой Евы и юного красавца.

— Молоко? Сахар? — донесся из кухни голос хозяйки дома.

— Молоко, пожалуйста.

Ева вернулась с двумя чашками в руках. Оливия помогла ей и взяла одну. Ева жестом пригласила Оливию на диван:

— Садитесь.

Девушка села на мягкий диван, поставила чашку на стол и кивнула в сторону свадебного фото:

— Это ваш муж?

— Был. Мы в разводе.

Устроившись в кресле, Ева немного рассказала о бывшем муже, когда-то успешном спортсмене. Они познакомились, когда она училась на журналиста. Уже несколько лет как они развелись. Он встретил другую женщину, и развод оказался мучительным.

— Проще говоря, он вел себя как скотина.

— Какой ужас.

— Да. Не могу сказать, что по жизни мне везло с мужчинами, в основном я получала одни тревоги и разочарования.

Ева улыбалась, искоса поглядывая из-за чашки. Оливия удивлялась: зачем эта фотография стоит на видном месте, если бывший муж — такая скотина? Она бы сразу ее убрала. Девушка снова кивнула в сторону фотографий:

— А этот милый юный мальчик, которого вы обнимаете, был первым разочарованием?

— Нет, это мой брат Сверкер, умер от передозировки. — Ева вдруг резко сменила тон: — Ну, всё, хватит обо мне.

Оливия вздрогнула и прикусила язык. Очевидно, она снова перешла границу со своими личными вопросами. Когда она это наконец усвоит?

— Извините, я не хотела… Извините.

Ева смотрела на Оливию. Лицо оставалось неестественно напряженным несколько секунд, потом Ева снова откинулась в кресле и чуть улыбнулась:

— Это я должна извиниться. Просто… Голова трещит, ужасный день, извините. Как у вас дела? Пригодилось что-нибудь из материалов?

— Да, но я хотела спросить вас об одной вещи. Вы не знаете, на кого Джеки Берглунд работала в восемьдесят седьмом, когда занималась эскорт-услугами?

— Знаю. На довольно известного в то время господина — Карла Видеунга, он владел «Голд Кард». Думаю, информация о нем есть в папке.

— Правда? Должно быть, я пропустила. Чем занималась «Голд Кард»?

— Эскорт-фирма, в которой работала и Джеки тоже.

— Хорошо, спасибо. Карл Видеунг, какое забавное имя.

— Особенно для порнокороля.

— А он им был?

— Да, в то время. Вы по-прежнему занимаетесь Джеки?

— Да.

— Помните, что я вам сказала.

— О ней? Что нужно быть осторожной?

— Да.

* * *

Джеки Берглунд стояла у панорамного окна с видом на улицу Норр Мэларстранд и смотрела на воду. Она любила свою квартиру: шесть комнат, последний этаж, потрясающий вид до самых Южных высот. Мешали только сосны на другой стороне улицы. Они закрывали вид. Джеки считала, что с этим нужно что-то сделать.

Она повернулась и прошла в просторную гостиную. Несколько лет назад один модный архитектор получил полную свободу действий и создал произведение искусства, смешение холодного, теплого и чучел животных. Совершенно в стиле Джеки. Она налила сухого мартини в маленький бокал и включила диск — танго, которое она обожала. То и дело в квартире бывали мужчины, с которыми она танцевала, но редко кто умел танцевать танго. «Когда-нибудь я познакомлюсь с настоящим танцором, — размышляла она, — с подвижными бедрами и ограниченным словарным запасом». Она с нетерпением ждала этой встречи.

Джеки как раз собиралась налить еще мартини, когда услышала звонок. Звонил не ближайший телефон, а тот, который стоял в кабинете. Она посмотрела на часы: почти полпервого ночи. В это время звонили они. Как правило. Клиенты.

— Джеки Берглунд.

— Привет, Джеки, это Латте!

— Привет.

— Слушай, у нас тут будет небольшая вечеринка, нам понадобится сопровождение.

Постоянные клиенты, такие как Ларс Ернйельм, знали, как выражаться, звоня Джеки. Говорить не слишком напрямик. Подбирать слова.

— Сколько вам нужно?

— Семь-восемь. Высший класс!

— Предпочтения?

— Особо никаких, но ты знаешь, желательно с happy ending.^[21]

— Оʼкей. Куда?

— Я скину эсэмэс.

Джеки повесила трубку и улыбнулась. «Happy ending» — выражение, заимствованное из меню азиатских девочек. Они его использовали, когда хотели знать, будет ли клиент заказывать интимный массаж.

Латте нужны «девочки на десерт», которые готовы на вечеринку с продолжением. И он таких получит без проблем.

* * *

В ту же ночь Аке вернулся домой избитый. Сильно избитый. Спотыкаясь, десятилетний мальчик шел между высотными домами Флемингсберга, по неосвещенной нечетной стороне, держа под мышкой скейтборд. Тело болело из-за ударов. Многократных ударов. Поврежденные места скрывала одежда. Аке чувствовал себя одиноким, когда пробирался домой, и в голову снова лезли эти мысли. О папе. О том, кого не существовало. О том, о ком мама никогда не рассказывала. Но он же должен быть. Где-нибудь. У всех детей должен быть папа.

Мальчик прогнал мысли и рукой обхватил ключ, висящий на шее. Он знал, что мама была в центре на работе, и он знал, чем она занималась. Или кем являлась.

Как-то один из одноклассников просветил его после футбольной тренировки.

— Проститутка! Твоя мамаша — проститутка!

Аке не знал, что значит это слово. Придя домой, он сразу зашел в Интернет и все разузнал. Он был один. Потом мальчик достал графин с холодной водой, который мама оставила для него в холодильнике, прежде чем уехать на работу, и выпил почти целиком. После он лег. И начал думать о маме. О том, что он мог бы помочь ей с деньгами и маме не пришлось бы быть той, кем ее называли.

Сквозь туман проезжали редкие машины, направлявшиеся в Ваксхольм и обратно. На полуострове Богесундсландет было раннее утро. Никто не обратил внимания на серый «вольво», припаркованный на незаметной, покрытой гравием и окруженной лесом площадке, на некотором расстоянии от замка. В тумане неподалеку возилась группа кабанов.

Нильс Вент сидел на водительском месте и вглядывался в свое лицо в зеркале заднего вида. Он проснулся еще до рассвета в номере отеля. Около пяти сел в арендованный автомобиль и выехал из города в сторону Ваксхольма. Вент хотел уехать подальше от людей. Он рассматривал себя в зеркале. «Изможден, — думал он. — Ты, Нильс, выглядишь изможденным».

Но он должен собраться с духом. Осталось совсем немного. Сегодня с утра Вент продумал последние детали мозаики. Шантаж Бертиля превратился в план. План, который начал оформляться, когда Нильс увидел последний, резко критикующий «МВМ» телерепортаж об их деятельности в Конго. О той же безответственности, что была и раньше. Потом он увидел демонстрации и прочитал листовки, нашел в Сети массу групп в социальных сетях — «Мобильные без насилия!», например, — понял, насколько сильным было возмущение. В тот момент план оформился окончательно.

Бить Нильс будет по самым больным местам.

В четверть десятого утра Бертиль Магнуссон решил проблему с владельцем земли в Валикале. Естественно, не сам, а при помощи своего друга-главнокомандующего. Тот направил к владельцу группу полицейских из службы безопасности и объяснил, что в связи с беспорядками им, возможно, придется прибегнуть к принудительной депортации. В качестве меры безопасности. Владелец земли был не дурак. Он спросил, можно ли избежать такого развития событий. Полицейские объяснили, что шведская компания «МВМ» готова обеспечить безопасность при условии, что сможет использовать часть земли для изысканий. Таким образом, все проблемы будут улажены. Geschwindt.^[22]

Бертиль напомнил секретарше, чтобы она позвонила главе предприятия в Киншасе и позаботилась о соответствующем подарке для главнокомандующего.

— Ему очень нравятся топазы.

Так что когда Бертиль подошел к окну и его осветило яркое утреннее солнце, он был в относительно хорошем расположении духа. От Валикале удалось избавиться. Он все еще думал о Конго, когда машинально взял вибрировавший мобильник и нажал на кнопку.

— Это Нильс Вент.

Несмотря на то что голос, который Бертиль слышал в записи, был гораздо моложе, голос, звучавший сейчас в трубке, без сомнения, принадлежал тому же человеку. Только уже не в записи. Это был Нильс Вент.

Бертиль почувствовал, как кровь ударила в голову. Он ненавидел этого человека. Жалкий червь, который может вызвать катастрофу. Но Бертиль пытался не подавать виду.

— Привет, Нильс, ты в городе?

— Где мы можем встретиться?

— Зачем нам встречаться?

— Повесить трубку?

— Нет! Подожди! Ты хочешь встретиться?

Лихорадочно перебирая в голове варианты, Бертиль выглянул в окно.

— Кладбище Адольфа Фредрика.

— Где там?

— Могила Пальме.

— В двадцать три ноль-ноль.

Связь прервалась.

* * *

Оветте Андерссон в одиночестве вышла из главного входа. Часы показывали десять. Она отвела Аке в центр досуга против его воли, но там она хотела поговорить с кем-нибудь по поводу его синяков. За последнее время сын несколько раз приходил домой весь в синяках. В больших темно-синих отметинах. Поначалу мальчик пытался скрыть синяки, он все равно почти никогда не виделся с матерью по утрам, но как-то вечером Оветте открыла дверь, когда Аке раздевался, и увидела их.

— Чем же ты занимался?

— В смысле?

— У тебя синяки повсюду.

— Это из-за футбола.

— На тренировке можно получить такие ушибы?

— Да.

И Аке прошмыгнул в кровать.

Оветте расположилась на кухне с открытым окном и зажгла сигарету. Футбол? Мысли о синяках сына не покидали ее. Несколько дней спустя, вернувшись с ночной смены, она тихонько прошла в его комнату, осторожно приподняла одеяло и снова их увидела. Желто-синие ушибы по всему телу. И большие ссадины.

Вот тогда она и решила поговорить с учителем досугового центра.

— Нет, над ним не издеваются в школе. — Куратор Аке пребывала в легком недоумении.

— Но он же весь в синяках, — сказала Оветте.

— А что он сам говорит?

— Что это из-за футбола.

— А разве это неправда?

— Ну не такие же ушибы. Везде!

— Да, в самом деле… Не знаю, во всяком случае, над ним не издеваются в школе, это точно. У нас есть специальная программа по противодействию насилию и издевательствам в школе, мы бы обязательно заметили, если бы что-то шло не так.

Оветте пришлось довольствоваться этим.

К кому ей еще обратиться? У нее нет сети контактов. С соседями она не общается. Те, с кем она общается, работают на панели, и чужие дети их не интересуют. Спрашивать их бесполезно.

Когда Оветте ушла, она вдруг почувствовала себя очень одинокой. И потерянной. Перед глазами проплывало все ее безрадостное существование. Ее неспособность выбраться из трясины. Ее измученное тело. Всё. И теперь, когда страдал ее собственный ребенок, ей не к кому обратиться. Не к кому, кто бы мог выслушать, утешить, помочь. В этом пустом мире остались только она и Аке.

Оветте остановилась у фонаря и закурила. Ее растрескавшиеся руки дрожали. Не от прохладного ветра, а от чего-то более холодного, дующего изнутри. Из темной бездны в груди, которая с каждым вдохом расширялась, ожидая, когда человек перестанет бороться. Если бы из жизни можно было ускользнуть через черный ход, Оветте обязательно воспользовалась бы им.

Тут она вспомнила о нем. О парне, который мог бы помочь. Они вместе выросли в Щеррторпе. Жили в одном подъезде и поддерживали кое-какие отношения. Они уже давно не общались, но все же. Когда они изредка встречались, то всегда легко находили общий язык. Их связывало общее прошлое и происхождение, они знали свои слабости, но поддерживали друг друга. С ним она могла поговорить. С Хорьком.

* * *

Оливии потребовалось немало времени, чтобы выйти на него, но когда его имя всплыло в доме престарелых в Силвердале, ее труды были вознаграждены. А она сама — немного удивлена. Дом находился недалеко от академии.

«Мир тесен», — думала Оливия, когда ехала по знакомой дороге и парковала машину у дома престарелых. Среди деревьев виднелась академия. Странным образом вся университетская жизнь казалась очень далекой. Хотя еще совсем недавно Рённинг сидела там на скамейке, изучала дело и не представляла, куда оно ее заведет.

Сейчас оно вело ее двумя этажами выше, на небольшую террасу, где в инвалидном кресле сидел сгорбившийся мужчина. Бывший порнокороль — Карл Видеунг.

По расчетам Оливии, сейчас ему было под девяносто. Родственников он не имел и радовался, когда кто-то нарушал его одиночество. Хоть кто-нибудь.

Сегодня к нему пришла Оливия Рённинг. Она быстро поняла, что Видеунг крайне плохо слышит и вдобавок у него проблемы с речью. Поэтому говорила она кратко, четко и громко.

— Джеки Берглунд!

Да, чуть погодя, после двух чашек кофе и печенья Видеунг вспомнил имя.

— Она была девушкой из эскорта, — удалось разобрать Оливии.

— Вы помните еще кого-нибудь из эскорта?

Еще кофе, еще печенье, и вот — кивок от Видеунга.

— Кого?!

Кофе больше не помогал, и печенье кончилось. Мужчина в кресле просто смотрел на Оливию и улыбался. «Он что, оценивает меня? — думала она. — Подошла бы я для эскорт-услуг? Старый извращенец…» Тут мужчина жестом показал, что хочет что-то написать. Оливия быстро достала блокнот и ручку и протянула Видеунгу. Сам он не мог держать блокнот. Оливии приходилось прижимать его к тощему колену старика, чтобы блокнот лежал неподвижно. Он начал писать почерком, который походил на почерк девяностолетнего, но при этом был разборчив.

«Мириам Викселль».

— Одну из девушек в эскорте звали Мириам Викселль?

Видунг кивнул и медленно испустил газы. Оливия чуть отвернулась от гнилостной вони и закрыла блокнот.

— Вы не помните, была ли одна из девушек иностранкой?

Старик улыбнулся, кивнул и выпрямил указательный палец.

— Одна?

Он снова кивнул.

— Помните, откуда она приехала?

Видеунг покачал головой.

— У нее были темные волосы?

Старик повернулся и показал на подоконник, где стояла африканская фиалка.

Оливия взглянула на цветок. Ярко-синий.

— Синие волосы?

Видеунг улыбнулся и снова кивнул. «Синие волосы, — размышляла Оливия. — Должно быть, крашеные». Красили ли темные волосы в синий цвет? Возможно. Что она знала о том, как девушки из эскорта красили волосы в восьмидесятых? Ничего.

Рённинг встала, поблагодарила Видеунга и поспешила покинуть террасу, чтобы избежать еще одного выстрела из заднего прохода бывшего порнокороля.

По крайней мере, ей удалось добыть имя. Мириам Викселль.

* * *

Оветте выбрала место в глубине кафе. Ей совсем не хотелось сталкиваться с товарищами по цеху. Она сидела спиной ко входу, с чашкой кофе перед собой. Курить здесь было запрещено. Женщина беспокойно перебирала руками по столу, передвигая кусочки сахара и приборы и гадая, появится ли он.

— Здорово, Вета!

Он появился. Хорек. Проскользнул к ее столу, поправил хвостик и сел. Он сиял. Хорек только что заглянул в лотерейный киоск и поставил на правильную лошадь. Четыреста крон прямо в руки. Деньги жгли ему карман.

— Сколько ты выиграл?

— Четыре тысячи!

Хорек всегда добавлял как минимум нолик. Кроме тех случаев, когда речь шла о его возрасте. Там он отнимал цифры. Ему было сорок один, но Хорек легко перемещался в диапазоне между двадцатью шестью и тридцатью пятью, в зависимости от компании. Сказав одной девушке из Борлэнге, что ему «чуть за двадцать», он сильно рисковал. Но она недавно приехала и хотела поразвлечься, поэтому легко повелась на его выдумки, хотя и отметила, что выглядел мужчина несколько старше.

— У этого города своя цена, — сказал Хорек, представив Нью-Йорк пригородом Стокгольма.

Но Оветте была не из Борлэнге и знала, сколько лет Хорьку, так что ему не было необходимости прикидываться.

— Спасибо, что пришел.

— Приход у Хорька всегда.

Он улыбнулся, считая себя мастером игры слов. Мало кто считал так же. Большинство держались от Хорька подальше, присмотревшись к его странной личности и наслушавшись о его невиданных приключениях. Таких, как раскрытие убийства Улофа Пальме или создание группы «Роксетт». После этого многие уходили. Что они часто упускали, так это тот факт, что Хорек обладал большим сердцем, глубоко запрятанным под оболочкой жаргона почти отчаявшегося человека. Сердцем, которое сейчас сильно стучало, когда он смотрел на фотографии в мобильном Оветте. Фотографии почти голого маленького мальчика, покрытого синими ушибами и ссадинами.

— Я сфотографировала его, пока она спал.

— Что случилось?

— Понятия не имею. В центре досуга утверждают, что у них все в порядке, а сам он говорит, что это из-за футбола.

— Играя в футбол, невозможно получить такие ушибы, я сам много лет играл в Байене. Конечно, не обходилось без синяков в штрафной — я играл в центре, — но до таких никогда не доходило.

— Да…

— Черт возьми, он же выглядит так, как будто его избили!

— Да.

Оветте быстро вытерла глаза. Хорек посмотрел на нее и взял за руку:

— Хочешь, я поговорю с ним?

Женщина кивнула.

Хорек решил переговорить с юным Аке. Футбол? Исключено.

* * *

Приближалось время закрытия. В магазинах на Сибиллегатан постепенно гас свет. В «Необычном & Привычном» свет по-прежнему горел. Джеки Берглунд всегда закрывала магазин на час позже. Ее клиенты знали об этом и всегда могли заскочить в последний момент, чтобы приобрести какую-нибудь вещь или предмет декора, дабы приукрасить вечеринку. Сейчас сюда заглянул житель Ёстермальма в поисках подарка для жены. Вчера он пропустил ее именины, и получилось неловко.

— Было неловко, — сообщил он.

Он рассматривал пару серег, висевших среди прочих брендовых украшений.

— Сколько такие стоят?

— Для вас — семьсот крон.

— А для других?

— Пятьсот.

Вот так они общались, Джеки и ее более-менее богатое окружение, отпуская идиотские шутки. Все ради бизнеса.

— Как вы думаете, эти ей понравятся? — спросил мужчина.

— У женщин слабость к сережкам.

— Правда?

— Да.

Поскольку пожилой господин понятия не имел, что нравится женщинам, он принял слова Джеки на веру и покинул магазин с парой сережек в красивом розовом пакетике. Когда дверь магазина закрылась, Джеки позвонили.

Звонил Карл Видеунг.

Удивительно четко выговаривая слова и не испытывая ни малейших проблем со слухом, он сообщил Джеки о нанесенном ему ранее визите. Молодая женщина из Академии полиции интересовалась его деятельностью в сфере эскорт-услуг в прошлом. Он прикинулся чуть ли не умирающим, чтобы выяснить, чего хотела эта особа.

— Ведь когда пахнет паленым, становишься любопытным, — сказал он.

— А что она хотела?

— Не знаю, но она спрашивала о тебе.

— Обо мне?

— Да, и о том, кто еще работал, когда ты работала.

— На «Голд Кард»?

— Да.

— Ну и что ты ответил?

— Дал ей имя Мириам Викселль.

— Зачем?

— Помнишь, как она вышла из игры? Не очень красиво с ее стороны.

— Да. И что?

— Вот я и подумал, что красавица Мириам, возможно, немного расстроится, если к ней придут полицейские и начнут рыться в ее прошлом.

— Ты злой.

— Надеюсь.

— А что ты сказал обо мне?

— Ничего. Я злой, но не настолько.

На этом разговор был окончен. Для Видеунга. Для Джеки он еще немного продолжался, уже у нее в голове. Что это за девушка, которая ходит и расспрашивает о ее прошлом в эскорт-услугах? И кто она такая?

— Как ее зовут?

— Оливия Рённинг, — ответил Видеунг, когда Джеки ему перезвонила.

Оливия Рённинг?

* * *

Оливия сидела дома на диване и просматривала «Хронику преступлений в Скандинавии» за 2006 год, которая представляла собой полицейский отчет о различных делах за этот период. Эту книгу Оливия взяла в академической библиотеке по пути из дома престарелых. И у нее на то была особая причина. Она хотела проверить, могли ли какие-то дела 2005 года затронуть Тома Стилтона. И спровоцировать конфликт. Тот, о котором говорил Оке Густафссон.

В 2005 году на криминальной арене произошло множество событий. Внимание Оливии привлекало то одно, то другое. В одной из статей она прочла про зрелищный побег из тюрьмы «Халль» с участием убийцы из «Малександре» — Тони Улссона. Так что прошло время, прежде чем она дошла до страницы семьдесят один. Там Оливия нашла его.

Жестокое убийство молодой женщины в Стокгольме. Джилл Энгберг. Детали дела ошеломили Оливию. Джилл работала в сфере эскорт-услуг, была беременна, дело осталось нераскрытым. Убийство произошло в 2005 году. В тот же год, когда Стилтон ушел из полиции. Работал ли он с этим преступлением? Это не вытекало из статьи, написанной Руне Форсом. Не его ли она видела по телевизору? «Кажется, он сейчас работает с бездомными», — думала Оливия, набирая номер Оке Густафссона.

В ней проснулся азарт.

— Стилтон работал с убийством Джилл Энгберг? В две тысячи пятом?

— Не знаю.

Азарта чуть поубавилось. Но воображение включилось на полную. Джилл была беременна и работала в сфере эскорт-услуг. Джеки работала в эскорте на шестнадцать лет раньше. Убитая на берегу тоже ждала ребенка. Джеки находилась на острове. Есть ли связь между Джилл и Джеки? Работала ли Джилл на Джеки? В «Ред Вельвет»? Мог ли Стилтон выйти на эту связь и протянуть нить к береговому делу? Может, поэтому он так странно замолчал там, в отсеке?

Оливия глубоко вздохнула. Она думала, что встреча в помещении для мусора будет последним ее контактом со Стилтоном. Вздохнув еще раз, девушка набрала его номер.

— Вы работали над делом Джилл Энгберг в две тысячи пятом?

— Да, какое-то время, — ответил он и повесил трубку.

Такое его поведение стало привычным для Оливии. Вероятно, Стилтон минут через десять перезвонит и предложит встретиться в каком-нибудь уютном месте, чтобы посидеть в темноте и зловониях, играя в задавание вопросов на время. Вместе с бобрами.

Но он не перезвонил.

* * *

Стилтон сидел в редакции «Ситуашун Стокгольм» практически один. Еще девушка хлопотала около информационной стойки. Стилтон взял напрокат один из редакционных компьютеров и теперь, зайдя в Сеть, начал просматривать видеоролики с сайта Trashkick. Первые два удалили, но остались еще три. Избиение бездомного иммигранта Джулио Эрнандеса под мостом Вэстербрун, предпоследнее видео — с Бенсеманом и последнее — с Одноглазой Верой. После ее убийства новые видео еще не публиковались.

Стилтон перематывал фильмы и заставлял себя смотреть. Внимательно. Изучая каждую деталь. Выискивая то, что не попадало в фокус камеры. Наверное, поэтому он и обнаружил это. На видео под мостом. Стилтон злился, что не может приблизить изображение. Сохранить кадр и увеличить его. Но он может остановить видео. И, наклонившись к экрану, он увидел это довольно отчетливо. На предплечье. У одного из нападавших. Татуировку. Две буквы, «KF», в кружке.

Стилтон откинулся назад и поднял глаза вверх. Взгляд упал на фотографию Веры в черной рамке. В самом конце ряда других убитых. Стилтон взял блокнот и нарисовал в нем аббревиатуру, обрамленную кружком.

Потом он снова посмотрел на Веру.

* * *

Поздний сеанс «Черного лебедя» только что закончился, и люди высыпали из кинотеатра «Гранд» на Свеавэген. Многие направились в сторону Кунгсвэген. Стоял теплый светлый вечер, и дул приятный бриз. Бриз забрел и на кладбище Адольфа Фредрика, заставив шевелиться цветы на могилах. Здесь было не так светло. По крайней мере, в некоторых местах. Могила Пальме была окутана сумерками. Со стороны Свеавэген четыре человека, которые только что встретились у могилы, были едва различимы.

Двоих звали Бертиль Магнуссон и Нильс Вент. Двое других были вызваны в последний момент, через Ка Седовича, с которым Бертиль всегда связывался, когда хотел разобраться с неприятной ситуацией. Он предполагал, что сегодня может произойти нечто неприятное.

Вент тоже ожидал подобного. Он знал, кто такой Бертиль. Этот человек не из тех, кто приходит на подобные встречи, не подготовившись. Поэтому двое мужчин его не удивили. Вент также не отреагировал на слова Бертиля о том, что два его «помощника» хотели бы проверить, нет ли на Венте записывающих устройств.

— Думаю, ты понимаешь почему.

Вент понимал. Он позволил помощникам сделать свою работу. У него не было записывающих устройств. На этот раз. Зато он принес кассету с записью разговора, которую один из головорезов протянул Бертилю. Тот поднял ее перед Вентом.

— Запись разговора?

— Да. Вернее, копия. Послушай, — сказал Вент.

Бертиль посмотрел на кассету.

— Здесь и конец разговора?

— Да, весь целиком.

— А где оригинал?

— Там, куда я планирую вернуться до первого июля. Если этого не случится, запись будет передана полиции.

Бертиль ухмыльнулся:

— Страхуешь свою жизнь?

— Да.

Бертиль окинул кладбище взглядом. Он кивнул помощникам, чтобы те отошли на некоторое расстояние, что они и сделали. Вент наблюдал за Магнуссоном. Он знал, что Бертиль понимает: Вент не из тех, кто пускает что-либо на самотек. Весь их совместный бизнес на этом строился. Бертиль мог рискнуть, а Вент — никогда. В любой ситуации у него всегда были и пояс, и подтяжки, и дополнительный ремень безопасности. Если он утверждал, что позаботился о том, чтобы кассету отправили в полицию, если он не появится до первого июля, то так все и будет. Нильс знал, что Бертиль ему поверит.

Что и произошло. Бертиль снова повернулся к Венту.

— Ты постарел, — сказал он.

— Ты тоже.

— Один за всех, помнишь?

— Да.

— Куда это исчезло?

— Пропало в Заире, — ответил Вент.

— И не только это. Вдобавок пропал ты с двумя миллионами.

— А ты удивился?

— Я разозлился.

— Понимаю. Ты все еще женат на Линн?

— Да.

— Она в курсе всего?

— Нет.

Мужчины смотрели друг на друга. Бертиль отвернулся к кладбищу. Теплый вечерний бриз крался между надгробиями. Вент не спускал глаз с лица Бертиля.

— У тебя есть дети? — спросил он.

— Нет. А у тебя?

Если бы они стояли в более освещенном месте, Бертиль наверняка заметил бы легкие секундные подрагивания век Нильса, но сейчас он ничего не увидел.

— Нет. У меня нет детей.

Оба умолкли. Бертиль покосился на помощников. Он по-прежнему не понимал, что происходит. Чего хочет Вент?

— Так чего ты хочешь? — спросил он и повернулся к собеседнику.

— В ближайшие три дня ты должен выступить с заявлением, в котором сообщишь, что «МВМ» немедленно прекращает добычу колтана в Конго. Кроме того, вы должны будете выплатить материальную компенсацию всем жителям Валикале, подвергшимся эксплуатации.

Бертиль уставился на Вента. В его голове пронеслась мысль, что он имеет дело с психопатом. Но нет. С нездоровым — точно, но не с психопатом. Просто с гребаным неадекватным психом.

— Ты серьезно?

— А я когда-нибудь шутил?

Нет, Нильс Вент никогда не шутил. Он был одним из самых серьезных людей, которых знал Бертиль, и хотя прошло уже много лет, он видел по лицу и глазам Вента, что тот не стал легкомысленнее с годами. Он более чем серьезен.

— То есть ты утверждаешь, что если я не сделаю так, как ты говоришь, запись попадет в полицию? — Бертилю пришлось произнести фразу вслух, чтобы осознать ее смысл.

— Да, — ответил Вент. — И, думаю, ты понимаешь, какие будут последствия.

Бертиль понимал. Дураком он не был. Последствия обнародования записи он прокрутил в голове, еще когда услышал первый короткий отрывок в трубке. Название им было — «катастрофа». Везде. Во всех сферах, о которых Нильс прекрасно знал.

— Удачи.

Вент начал идти.

— Нильс!

Вент чуть обернулся.

— Если серьезно, к чему все это… на самом деле?

— Это месть.

— Месть? За что?

— За Нордкостер.

Вент продолжал идти. Помощники заметили это и покосились на Бертиля. Он смотрел в землю, недалеко от могилы Пальме.

— Вам нужна еще какая-нибудь помощь? — спросил один из них.

Бертиль поднял голову и посмотрел вдаль на спину Вента, идущего между могилами.

— Да.

* * *

Стилтон сидел на третьем пролете каменной лестницы и разговаривал с Хорьком по мобильному.

— Две буквы. «К» и «F». В кружке.

— Татуировка? — спросил Хорек.

— Похоже на то. Может, нарисовали ручкой, не знаю.

— На какой руке?

— Думаю, на правой, но картинка дергалась, поэтому не уверен на сто процентов.

— Оʼкей.

— У тебя никаких новостей?

— Пока нет.

— До связи.

Стилтон нажал на «отбой» и снова начал ходить. Он шел вверх по лестнице, к переулку Клевгрэнд, в пятый раз за ночь. Он уменьшил время подъема на несколько минут и теперь чувствовал, что легкие справляются с нагрузкой. Он не так часто задыхался и потел значительно меньше.

Он поднимался.

Линн Магнуссон нервничала. Она застряла в пробке на пути из Стоксунда. Чуть меньше чем через полчаса у нее выступление в муниципалитете: лекция о «Правильном лидерстве» перед разными начальниками среднего звена. К счастью, она знала, о чем должна сказать. О четкости, о коммуницировании, о налаживании отношений. Три пункта, которые сидели у нее в подкорке.

Налаживание отношений… Хорошо, что речь пойдет о работе, а не о личной жизни. В сфере личного Линн сейчас не чувствовала себя экспертом. Их отношения с Бертилем покачнулись. Почему, она не понимала. Проблема заключалась не в ней, а в нем. Супруг приехал домой в середине ночи, часа в три, как ей показалось, и сразу пошел на террасу, где остался сидеть в темноте. Само по себе такое поведение не было странным. Бертиль часто вел телефонные переговоры в необычное время, а после приходил домой. Странным было то, что он сел, взяв с собой бутылку минеральной воды. На памяти Линнтакого никогда не случалось. Чтобы он садился на террасе среди ночи с водой?.. Никогда. С собой он всегда брал что-то коричневатое. Будь то виски, кальвадос или коньяк. Воду — никогда. А в столь близких, как у них, отношениях именно такие, кажущиеся незначительными отклонения дают повод для размышлений. И подозрений.

Компания? Другая женщина? Мочевой пузырь? Может, Бертиль втайне прошел обследование и у него обнаружили рак? Что-то было не так. И довольно давно шло не так. Линн собралась спросить его утром, но Бертиль уже встал. Вернее, не встал, а даже не ложился.

Она вырвалась из пробки и прибавила газу, проезжая мимо университета.

* * *

— Задание по учебе?

— Да.

Оливия договорилась о встрече с Мириам Викселль под отчасти фальшивым предлогом. Она сообщила, что учится на третьем курсе академии, что соответствовало действительности, и получила задание написать о так называемых эскорт-услугах. «Очень важный реферат». Рённинг сознательно прикидывалась наивной, доверчивой и почти ничего не знающей. Имя Викселль она якобы почерпнула из старого расследования дела о «Голд Кард», которое ей дал преподаватель, и это имя оказалось единственным доступным.

— Что вы хотели узнать? — спросила Викселль по телефону.

— Ну, мне интересны ваши тогдашние мысли. Мне самой двадцать три года, и я пытаюсь поставить себя на ваше место. Почему люди начинали работать в эскорте? Чем он вас притягивал?

Поговорив еще немного ни о чем, Оливия смогла поймать Викселль на крючок.

И вот они сидели в кафе на улице Биргер Ярлсгатан. Яркое солнце, проглядывавшее между домами, вынудило Мириам надеть темные очки. Оливия нарочито педантично достала небольшой блокнот и посмотрела на собеседницу:

— Вы пишете кулинарные обзоры?

— Да, как фрилансер, в основном для журналов о путешествиях.

— Очень интересно. А проблем с весом не возникает?

— Что вы имеете в виду?

— Наверное, вам нужно пробовать все, о чем вы пишете?

— Ну, не в таких количествах.

Викселль улыбнулась. Она согласилась на интервью и на ланч. Женщина коротко рассказала о своей карьере в эскорт-услугах, которая была недолгой. Когда от нее потребовали того, на что она не могла пойти, она ушла.

— Секса, к примеру? — Оливия решительно посмотрела на Викселль.

— Вроде того.

— Но на «Голд Кард» работало много народу?

— Да.

— Все девушки были из Швеции или нет?

— Не помню.

— А кого-нибудь из них вы помните?

— Зачем вам эта информация?

— Ну, может быть, я смогу связаться с кем-то еще.

— Не помню, кто там еще работал.

— Понятно…

Оливия заметила, что Викселль насторожилась. Но Оливия задала еще не все вопросы.

— А помните кого-нибудь с синими волосами? — спросила она.

— Да, помню! — Викселль засмеялась. Воспоминание о ком-то синеволосом, очевидно, веселило ее. — Это была блондинка из Щеррторпа; по-моему, ее звали Оветте. Она думала, это будет выглядеть сексуально. Синие волосы!

— Но сексуально они не выглядели?

— Нет, просто некрасиво.

— Могу представить. А работал ли кто-то с латиноамериканской внешностью? Помните кого-нибудь?

— Да… была одна… не помню, как звали, симпатичная девушка.

— Смуглая? С темными волосами?

— Да… а что? Вы знаете, кто это?

— Не совсем. В том расследовании упоминалась девушка с такими приметами, я подумала, что она не шведка, а иммигранты были тогда редкостью.

— Вот оно что. Хотя редкостью они не были.

Викселль вдруг почувствовала, что не совсем понимает, чего добивается Оливия. Женщина поблагодарила за обед, встала и ушла. Довольно резко. У Оливии остался еще один вопрос, который она так и не успела задать: «Общалась ли та темноволосая девушка с Джеки Берглунд?»

Оливия тоже встала и пошла в сторону площади Стуреплан. С залива Нюбрувикен веял теплый ветерок. Легко одетые пешеходы разбредались во все стороны. Оливия двигалась в потоке людей. Где-то у ресторана «Ист» ее осенило. Она же находится всего в нескольких кварталах от магазина «Необычное & Привычное».

Вот и он.

Магазин Джеки Берглунд на Сибиллегатан. Оливия некоторое время рассматривала здание с другой стороны улицы. В ушах звучали слова Евы Карлсен: «Не шпионьте за Джеки Берглунд».

«Я не буду шпионить. Я просто зайду к ней и посмотрю на ее товар. Я совершенно незнакомый человек, который зайдет под видом покупателя. В этом же нет ничего опасного?» — подумала Оливия и вошла в магазин.

В первую очередь ее внимание привлек аромат. Она вдохнула резкий сладковатый запах духов. Во вторую очередь — ассортимент магазина. Он лежал далеко за пределами ее предпочтений. Предметы, которые Оливия никогда бы не поставила дома, одежда, которую никогда не надела бы. «Ценники совершенно не соответствуют реальности», — отметила она и нагнулась над платьем. Подняв голову, увидела Джеки, стоящую прямо перед ней. С темными волосами и аккуратным макияжем, чуть выше среднего роста. Ее выразительные голубые глаза наблюдали за юной клиенткой. Оливия вдруг вспомнила о взгляде Джеки, когда Ева Карлсен спросила ее о «Ред Вельвет».

— Могу я вам чем-нибудь помочь?

Оливия опешила и в первую секунду не знала, что ответить.

— Нет, спасибо, я просто смотрю.

— Вы интересуетесь товарами для дома?

— Нет.

Дурацкий ответ. Оливия сразу же пожалела о сказанном.

— Может, посмотрите на платья? Здесь есть и новые, и винтаж, — предложила Джеки.

— Ага… понятно… нет, знаете, они не совсем в моем стиле.

«Но наверняка она сразу поняла это, как только я вошла», — прикинула Оливия. Она немного побродила по магазину. Подержала в руках сережки и потрогала рупор граммофона тридцатых годов. Тут девушка поняла, что пора ретироваться.

— Спасибо большое!

И она вышла.

Вот тогда Джеки осенило. Как показалось ей. Она позвонила Карлу Видеунгу.

— Эта Оливия Рённинг, которая к тебе приходила и спрашивала обо мне, как она выглядела?

— Брюнетка.

— С легким косоглазием?

— Да.

Джеки прервала разговор и набрала другой номер.

* * *

Хорек не любил утро, ночью он чувствовал себя гораздо лучше. Ночь — время суток, когда он был королем. Вращался в кругах, в которых стал завсегдатаем, и заботился о том, как бы в одном месте достать что-то, что можно сбыть в другом. Это могли быть идея, белый пакет или просто собака: сегодня ночью он занимался доставкой дряхлой овчарки от наркомана с передозировкой из парка Кунгстрэдгорден к медсестре в Бандхаген. Перед этим эти двое расстались. Медсестра знала, что ее парень сидит на наркотиках, но думала, что у него все под контролем. Оказалось, нет.

Овчарку звали Мона.

«Делов-то», — думал Хорек и задавался вопросом, нет ли тут чего политического. Сидя в электричке, следующей во Флемпан, он решил поговорить с Аке в досуговом центре. Разработка стратегий не была его сильной стороной.

В центре Аке не оказалось.

Хорек немного поговорил с ребятами, ошивающимися поблизости, и быстро понял, что никто не знает, где находится Аке.

— Вы его папа?

— Нет, я его куратор, — быстро сориентировался Хорек.

Куратор? А ничего так звучит. Хотя он не совсем понимал значение этого слова, но, во всяком случае, это кто-то, кто знает больше других, а Хорек знал почти все. Такое название ему нравилось.

По пути назад на станцию Хорек вдруг увидел Аке. Вернее, заметил мальчика, который в одиночку стоял у забора и пинал в него мячом, и, вспомнив фотографии из Ветиного мобильника, предположил, что это Аке. Еще он несколько раз видел его с Ветой, когда мальчик был помладше.

— Здорово, Аке!

Мальчик обернулся. Хорек шел к нему, улыбаясь.

— Можно попробовать мяч?

Аке подтолкнул мяч в сторону невысокого мужчины с хвостиком — и резко увернулся, когда Хорек ударил так, что мяч полетел по непредсказуемой траектории.

— Отлично!

Хорек снова улыбнулся. Аке смотрел вслед исчезнувшему мячу.

— Тебе нравится футбол? — спросил Хорек.

— Да.

— Мне тоже. Знаешь, кто такой Златан?^[23]

Аке недоверчиво поглядывал на странную фигуру. Знает ли он, кто такой Златан? Этот тип что, ненормальный?

— Да, конечно. Он играет в «Милане».

— А перед этим он играл в Испании и в Голландии. Знаешь, я когда-то работал со Златаном, в начале его карьеры, был его куратором. Когда он играл за «Мальмё ФФ», я помог ему пробиться в Европу.

— Ого…

— Можно сказать, что я открыл трассу Е4 для Златана.

Аке было десять, а перед ним стоял какой-то взрослый мужчина и говорил о Златане, и Аке не совсем понимал его.

— Ты лично знаешь Златана?

— Не то слово! Кому Златан звонит, когда на поле что-то не клеится? Конечно же, мне. Мы с ним так, запросто! — Хорек скрестил перед Аке два пальца. — Кстати, привет, меня зовут Хорек.

— Привет.

— Я знаком с твоей мамой, Оветте. Хочешь гамбургер?

Аке затолкал в себя двойной гамбургер с сыром в забегаловке «Флемпанс Кебаб & Гриль» в центре. Хорек сидел напротив. Он думал, как начать разговор. В десятилетних мальчиках он не разбирался, поэтому начал без обиняков:

— Твоя мама говорит, что у тебя куча синяков и ты сваливаешь все на футбол. Я думаю, ты врешь.

Первой мыслью Аке было встать и уйти. Мама рассказала этому мужику о синяках сына? Зачем?

— А ваше какое дело?

— Ты врешь?

— Я не вру!

— Я много лет играл в футбол на высоком уровне, поэтому и познакомился со Златаном. Так вот, я знаю, какие травмы можно получить на поле. Твои синяки не имеют никакого отношения к футболу, придумай что-нибудь получше.

— Мама мне верит.

— Тебе нравится ей врать?

— Нет.

— Так зачем ты это делаешь?

Аке отвернулся. Лгать маме он не любил, но и правду сказать не осмеливался.

— Хорошо, Аке, давай сделаем так. Можешь продолжать лгать Оветте, мне все равно, я сам врал маме много раз, но между нами — только между нами, — это не футбольные травмы, ведь так?

— Нет.

— Дерешься?

— Типа того.

— Расскажешь?

Несколько секунд Аке колебался. Потом закатал один рукав.

— Я один из них.

Хорек посмотрел на оголенную руку мальчика. На ней он увидел буквы «KF», обведенные кружком. Нарисованные ручкой.

— Что это значит?

Через десять минут Хорек вышел из забегаловки, чтобы позвонить. Аке ждал внутри.

Хорек позвонил Стилтону.

— Kid Fighters?^[24]

— Да, — ответил Хорек. — Они себя так называют. Парни постарше делают на руках татуировки с «KF» в кружке.

Стилтон тяжело дышал в трубку.

— А где они встречаются?

— Он точно не знает, говорит, что где-то в районе Ошта, под землей.

— В одном и том же месте?

— Да.

— И встречи проходят каждый вечер?

— Да, он так думает.

— У тебя остались контакты с UE?

— Думаю, да. Какой-нибудь номер…

— Пришли эсэмэской.

Стилтон знал, что Хорек никогда не теряет контактов. Его жизнь во многом зависела от этого.

Хорек проводил Аке до дома. Так было лучше всего. Когда Оветте открыла им дверь, ее встретили крепкие объятия Аке, который вбежал в дом и схватил футбольную форму.

— Пойдешь сейчас играть?

— Да!

Оветте посмотрела на Хорька, который наблюдал за Аке, Хорек подмигнул ей. Мальчик вышел.

— Он пойдет на тренировку? — спросила Оветте. На ее лице отразилась тревога.

— Да.

Хорек уверенно шагнул на кухню.

— Но что он сказал? Ты узнал что-нибудь?

— Его синяки — не от футбола. Работаешь сегодня ночью?

— Нет.

Оветте опустилась на стул напротив Хорька. Холодный свет неоновой лампы над мойкой обнажил всю неприглядность распада. Впервые Хорек увидел, как тяжело жилось Вете. В физическом плане. Он никогда не видел ее ненакрашенной, даже за чашкой кофе в городе, а сейчас у нее на лице не было ничего, что могло бы скрыть последствия такого способа заработка.

— Тебе обязательно заниматься этим дерьмом?

— Стоять на панели?

— Ну да.

Оветте приоткрыла щелку в окне и закурила. Хорек хорошо знал Оветте в прошлом, знал часть ее жизни. Часть. Почему она выходит на панель, он не знал, но предполагал, что из-за денег. Вопрос выживания и вечная иллюзия, что вот эта ночь станет последней. Или предпоследней. Или вот еще только одна ночь, и потом всё. Но эта ночь никак не наступала.

— А что я буду делать?

— Пойдешь на работу? На любую?

— Такую, как у тебя?

Хорек улыбнулся и пожал плечами. В этой сфере жизни он не лучший пример. В привычном понимании он не работал с тех пор, как в молодости один сезон провел у лифта Катарины.^[25] Вверх-вниз девять часов, а потом свободное плавание.

— У тебя есть кофе?

— Да.

Пока Оветте варила кофе, Хорек попытался как можно осторожнее рассказать о причине синяков Аке. Так, чтобы для Оветте это не оказалось чересчур болезненно.

* * *

Несколько лет назад Хорек помогал Стилтону связаться с UE. Тогда у полиции возникли подозрения в незаконном вторжении на подземную военную базу. Аббревиатура UE расшифровывалась как Urban Exploration — группа людей, занимающихся созданием карты подземного города. Тоннелей. Заброшенных фабрик. Гротов, убежищ. Пустовавших территорий, часто закрытых для входа. Не совсем легальная деятельность.

Хорек отправил Стилтону эсэмэс с номером одного из участников UE, а Стилтон позвонил и договорился о встрече. Он сказал, что собирается делать репортаж для «Ситуашун Стокгольм» о странных и скрытых частях столицы. Парень знал о газете, и она ему нравилась. Так что он согласился встретиться.

Деятельность, как уже было сказано выше, они вели не совсем законную, поэтому Стилтон не удивился тому, что оба пришедших на встречу парня скрыли лица капюшонами. Его это устраивало. Место тоже было подобрано из соображений конфиденциальности. Фургон внизу у порта «Хаммарбюхамнен». Один из парней сидел за рулем. Другой — сзади. Стилтон сел на пассажирское место. Его внешний вид как журналиста «Ситуашун Стокгольм» не вызвал подозрений.

— Что вы хотите узнать?

Стилтон объяснил, что суть репортажа заключается в том, чтобы показать, сколько всего может быть скрыто под таким городом, как Стокгольм, а никто, кроме UE, не знает больше и не разбирается в этом лучше. Лесть и доля преувеличения. Один из парней громко рассмеялся и предположил, что статья послужит справочником места ночевок для бездомных. Стилтон захохотал, сказав, что такой риск нельзя исключать. Парни переглянулись и сняли капюшоны, один из них оказался девушкой.

«Попались», — подумал Стилтон.

— У тебя карта есть? — спросила девушка.

Об этом он позаботился. Достал карту и расправил ее.

В ближайшие полчаса девушка с парнем показывали всевозможные необычные места под землей. Стилтон разыгрывал то восхищение, то удивление. Вернее, играл он не все время. Его и вправду поражали некоторые места. И само их существование под землей, и то, что юная пара о них знает. Собеседники почти что произвели на него впечатление.

— Невероятно, — приговаривал он после каждой их фразы.

Но через полчаса Стилтон решил, что пора перейти к главному. Он рассказал, что один из его бездомных приятелей говорил о каком-то гигантском, почти никому не известном подземном помещении в районе Ошта.

— Знаете о таком?

Парень с девушкой улыбнулись друг другу. Чтобы они чего-то не знали о подземном Стокгольме…

— Там есть помещение, — сказал парень. — Его называют «Вино и водка».

Девушка притянула к себе карту и ткнула в нее пальцем:

— Тут.

— Большое?

— Офигенно большое. Там должны были располагаться очистные сооружения, но теперь ничего не осталось. Несколько этажей вниз, под землю.

— Вы там бывали?

Молодые люди снова переглянулись. Сколько они готовы рассказать?

— Я не буду указывать ваши имена или фотографировать вас, никто не знает, с кем я общался, можете быть спокойны, — пообещал Стилтон.

Они колебались несколько секунд.

— Мы бывали там, — нарушила молчание девушка.

— Как туда попасть? Сложно?

— И да, и нет, — ответил парень.

— Как это?

— Туда можно попасть через решетку на передней стороне, а потом вниз по длинному тоннелю в скале, это закрытый кабельный тоннель. Там есть стальная дверь, ведущая в грот, она обычно запломбирована… это простой путь.

— А сложный?

Девушка взглянула на парня за рулем, пока тот смотрел на Стилтона. Теперь разговор зашел уже о секретах профессии.

— Там есть узкая шахта, входить в которую нужно через люк на улице… вот… — Парень показал точку на карте. — Под крышкой люка к стене прикреплена металлическая лестница, по ней нужно спуститься примерно на пятнадцать метров в шахту, там находится железная затворка, а за ней — ход…

— Который ведет прямо в грот?

— Да, хотя… — Парень умолк.

— Что «хотя»?

— Хотя ход чертовски узкий.

— И длинный, — добавила девушка. — И там совершенно темно.

— Ясно. — Стилтон кивнул.

Девушка сложила карту. Парень посмотрел на «журналиста»:

— Ты же не собираешься лезть туда через этот ход?

— Нет, конечно.

— Отлично, ты бы в жизни не пролез.

Хорек позвонил, когда Стилтон возвращался из «Хаммарбюхамнена».

— Вышел на них?

— Да.

— Они знали что-нибудь?

— Да.

— В Оште есть грот?

— Да.

— Отлично, теперь и мы в курсе.

«Мы, — думал Стилтон. Хорек напомнил ему о прошлом. — Он что, думает, что мы вроде как команда?»

— Так что ты собираешься делать? — спросил Хорек.

— Сходить на разведку.

И Стилтон отключил телефон.

Он спустится вниз в тесную шахту под люком с помощью металлической лесенки на стене. Через пятнадцать метров наткнется на железный затвор в скале. Если повезет, он будет открыт. Если крупно повезет, ему удастся протиснуться через отверстие вовнутрь. На животе. В чернеющий ход. Развернуться там не получится. Придется возвращаться задом, если он не сможет продвинуться дальше вперед. Если не застрянет.

Этот кошмар снова и снова возвращался к Стилтону. Он застревал. В разных местах, но сценарий оставался неизменен: он лежал зажатый, сдавленный, запертый и знал, что никогда не выберется. Что иссохнет в тисках страха.

Теперь Стилтон намеревался столкнуться с кошмаром в реальности. Добровольно. Он будет ползти по незнакомому ходу в скале, который едва мог вместить человека. Если застрянет, то мало не покажется. Он начал очень медленно спускаться по металлической лестнице в узкую шахту. По стенам ползали черные жирные пауки. На полпути вниз Стилтон подумал, что затвор, возможно, закрыт. Он ощутил что-то вроде запретной надежды, которую быстро отогнал от себя.

Затвор был открыт. Скорее полуоткрыт. Стилтон надавил на него одной ногой и смог верхней частью тела протиснуться в отверстие. Он вглядывался внутрь. Бесполезная затея. Стилтон видел только темную дыру на несколько метров в глубину, а после — лишь черноту. После того как он зажег фонарик, стало видно, как ход загибается и исчезает в скале.

Стилтон протолкнул все тело в отверстие и отдышался. Здесь оказалось намного теснее, чем он предполагал. Он лежал на животе с вытянутыми вперед руками и думал, какая же идиотская это была идея. Потом Стилтон подумал о Вере, погасил фонарик и начал ползти.

Он отталкивался пальцами ног, чтобы продвигаться вперед. Поднимая голову, ударялся о своды. Опуская ее, царапал подбородок. Дело шло медленно, но вперед он продвигался. Сантиметр за сантиметром, по темному ходу. Стилтон ощущал, как по шее льется пот. Ему потребовалось немало времени, чтобы добраться до поворота, который он видел ранее. Здесь Стилтон будет вынужден принять решение. Если поворот чересчур крутой, пролезть он не сможет. Слишком велик риск застрять.

Риск воплощения кошмара достиг максимума. Вот Стилтон подполз к повороту. Снова зажег фонарик и увидел светящиеся крысиные глаза в метре от себя. Это нисколько его не смутило. Бродяжничая несколько лет, он близко познакомился с rattus norvegicus.^[26] Часто это было единственное существо, способное составить компанию. Вероятно, крыса чувствовала нечто подобное: через пару секунд она развернулась и исчезла за поворотом.

Стилтон пополз вслед. Прямо в изгибающийся рукав. На полпути он остановился. Угол оказался на несколько сантиметров острее допустимого, что, к сожалению, Стилтон обнаружил слишком поздно, когда уже протолкнул вовнутрь большую часть тела. Он не пролезет. Значительно хуже, с точки зрения жизни и смерти, было то, что назад он тоже не мог двигаться. Тело оказалось заперто в рукаве.

Он застрял. Как в тисках.

* * *

Магнуссон припарковал свой серый «ягуар» недалеко от Морского исторического музея. Носом к каналу Юргордсканален. Его машина была чуть ли не единственной на парковке. И все равно, прежде чем достать запись Вента, он огляделся по сторонам. Старая кассета. Почему Вент не скопировал на диск? Вполне в духе Нильса. К счастью, проигрыватель элитной машины был приспособлен и для кассет.

Вытащив кассету из приемника, Магнуссон теперь держал ее в руке. Он прослушал запись целиком, хотя помнил все реплики наизусть. Настоящая пытка.

Бертиль очень медленно вынул узкую пленку из кассеты. Виток за витком, пока вся лента не оказалась в руке. Не то чтобы ее порча могла как-то помочь. Ведь где-то лежит оригинал. В секретном месте. С точно такими же репликами и убийственной информацией. Оригинал, с которым Бертиль тем или иным способом должен справиться. Желательно в течение трех дней. Идти у Вента на поводу и выполнять его ультиматум он не собирался. Это не входило в его планы. Пока. Но Бертиль достаточно четко осознавал, насколько высок риск. Риск нарушения планов. Когда истекут три дня.

Что Магнуссон будет делать, если Вент обнародует запись? Что смогут предпринять адвокаты? Будут утверждать, что это фальшивка? Но экспертиза покажет, что голос принадлежит ему. А Линн? Она сразу же узнает его голос.

Бертиль зажег сигариллу. За сегодня он выкурил почти целую пачку. Покосился на свое отражение в зеркале заднего вида. Он выглядел таким же измученным, как Вент. Небритый, уставший. Бессонная ночь, несъеденный завтрак, масса недовольных комментариев из-за отмененных встреч, и еще Линн. Бертиль знал: она что-то чувствует, подозревает и задаст немало неприятных вопросов, как только появится такой шанс. Вопросов, на которые он не сможет ответить, не солгав. А врать Линн — дело непростое.

Магнуссон был подавлен.

— У тебя расстроенный голос.

— Правда? Да, хм… много всего сейчас…

Звонок Эрика Грандена оказался неожиданностью. Он вернулся из Брюсселя и настаивал на ужине, а поскольку Бертиль хотел как можно дольше избегать близкого общения с Линн, то согласился встретиться.

— «Театергриллен» полвосьмого?

— Договорились.

— Ты будешь с Линн?

— Нет.

Бертиль закончил разговор с Гранденом и посмотрел на моток в ладони, окинул взглядом Юргордсканален, и тут к горлу подступил комок. Теплый комок. Бертиль все пытался его проглотить, но в итоге сдался.

Атмосферу «Театергриллена» можно было назвать камерной. Темно-красные обои, маленькие картины в золоченых рамах и приглушенное настенное освещение. Эрику Грандену тут нравилось. В самом центре. Здесь он чувствовал себя в своей тарелке. Он только что заглянул в галерею «Букан» на Арсенальсгатан. Там как раз проводили выставку «Модернисты», и Гранден наткнулся на понравившегося ему раннего Бертлинга. Может, стоит его приобрести? Бертлинг внезапно снова стал популярным.

Эрик опустил свое длинное тело на мягкий диванчик напротив старого товарища по играм — Бертиля Магнуссона. Не то чтобы они в детстве играли в одной песочнице, но в их кругу было принято называть друг друга «товарищ по играм». Сейчас они сидели тут и играли с морским языком и парой бокалов вина лучшей марки. Гранден знал толк в вине. Он вложил немалые деньги в ряд редких бутылок, которые хранил в специальном отсеке в погребе.

— Будь здоров!

— Будь здоров!

Бертиль был неразговорчив. Грандену это отлично подходило. Ему нравилось слушать собственный голос. Хорошо поставленный, слова всегда тщательно подобраны — результат неоднократных тренировок Грандена перед публикой. Выступая, он тоже чувствовал себя в своей тарелке.

Когда Гранден заговорил о «возможном» докладе на высшем европейском уровне, он как будто начал произносить предвыборную речь:

— Я говорю «возможный», потому что, по словам Саркози, на таком уровне ничего нельзя сказать точно, пока все не решено. Кстати, в Париже мы стрижемся у одного парикмахера. Но я удивлюсь, если не сложится. Кого им еще выбрать?

Бертиль знал, что вопрос риторический, поэтому взял еще кусочек языка.

— Но хватит обо мне. Как дела у «МВМ»? Как я понял, награждение немного взбаламутило воду.

— Да.

— Из-за Конго?

— Да.

— Я читал репортаж про детский труд, нехорошо это все.

— Согласен.

— Может, сделаете пожертвование?

— Кому?

— Детской больнице в Валикале. Отстроите ее и обеспечите оборудованием, потратите пару миллионов на местное здравоохранение, это точно немного ослабит напряжение.

Гранден обладал поразительной способностью мыслить реально, тактически, он умел сглаживать острые углы.

— Может быть. Проблема в самой добыче, мы не можем получить земли, которые нам нужны.

— Вероятно, вы слишком быстро их осваивали?

Бертиль хмыкнул. Эрик действительно отлично играл в стороннего наблюдателя. Во всех случаях, когда что-то «не складывалось».

— Эрик, ты же сам прекрасно знаешь, ты видел весь расклад, не так ли?

— Нет смысла сейчас об этом говорить.

Гранден не любил, когда ему напоминали о том, что он по-прежнему в игре. Официально он давно уже из нее вышел.

— И ты из-за этого немного в отключке?

— Нет.

Тут Бертиль был близок, очень близок к тому, чтобы сказать лишнее. Возможно, подействовали вино, недосыпание, перенапряжение или ему просто захотелось сбросить камень с души. Приоткрыться немного мушкетеру из прошлого. Но он сдержался.

Он все равно не смог бы объяснить содержание записи разговора. А даже если бы смог, если бы рассказал старому другу и товарищу по играм о причине диалога, не сумел бы предсказать реакцию Эрика. Одно он знал точно: они с Эриком сделаны из одного теста. Носили одинаковую стальную броню эгоцентриков. Если Эрик услышит запись, то, скорее всего, попросит счет, поблагодарит за долгую и выгодную дружбу и потом исчезнет из жизни Бертиля. Раз и навсегда.

Поэтому Бертиль предпочел перевести разговор на любимую тему Эрика:

— Что это за проект у тебя намечается?

— Конфиденциальная информация. Но гарантирую, если все сложится, в следующую нашу встречу ты будешь выпивать с одним из самых влиятельных мужчин в Европе.

Эрик Гранден немного выпятил нижнюю губу. Привычное движение, которое многое о нем говорило. В глазах Бертиля это выглядело наигранным.

* * *

Стилтон подумал, что на время отключился. На сколько, он точно не знал. Когда очнулся, то почувствовал холодный воздух, проникавший в тесный ход. Должно быть, на другом конце, в сторону которого он лежал, что-то открыли, что и вызвало сквозняк. Возможно, именно из-за холода его тело сжалось на несколько миллиметров и высвободилось. Чуть-чуть. Настолько, что благодаря волшебным подрагиваниям ступней он смог проползти поворот и вновь оказаться в прямом положении.

Стилтон глубоко дышал несколько минут и отметил про себя, что выползти назад не сможет. Отсюда был только единственный выход. Один путь, ведущий дальше вглубь.

Он принялся ползти. И ползти. Он давно потерял чувство времени, поэтому понятия не имел, как долго полз, но вдруг он оказался там. Почти на краю хода. Около отверстия, сопоставимого по размеру с тем, в которое ему пришлось залезать. Стилтон прополз последний отрезок и заглянул вовнутрь. В огромное помещение в скале. То, что он увидел, навсегда останется в его памяти.

В первую очередь — свет. Лампы. Множество штативов с подвешенными прожекторами, вращающимися и мигающими по всему залу красными и зелеными огоньками. Яркий свет. Стилтон не сразу привык к нему. Потом он увидел клетки. Две штуки. Четырехугольные. Три метра в ширину и два в высоту. Они стояли прямо в центре зала и представляли собой стальные рамы, обмотанные металлической сеткой.

Внутри Стилтон заметил мальчиков. По двое в каждой клетке. На десяти-одиннадцатилетних мальчиках не было никакой одежды, кроме коротких штанов из темной кожи. Они отчаянно дрались друг с другом. Без перчаток. Их тела покрывали кровавые раны.

Стилтон увидел зрителей. Несколько рядов вокруг клеток. Разгоряченные. Кричащие. Подбадривающие. Держащие в руках кучу денег, переходящую от одного к другому несколько раз за драку.

Бои в клетках. С тотализатором.

Если бы не рассказ Аке, Стилтон долго пытался бы осознать то, что увидел. Но и сейчас это далось ему непросто. Хотя двумя часами ранее, воспользовавшись редакционным компьютером, он набрал в поисковой системе «бои в клетках» и прочел весьма пугающую информацию. О том, как бои зародились в Англии несколько лет назад. О родителях, позволявших своим детям драться в металлических клетках. Для «тренировки», как выразился один папаша. Стилтон посмотрел видео на «Ю-тьюбе», в котором два восьмилетних мальчика дрались в стальной клетке в клубе «Гринлэндс Лейбор Клаб» в Престоне. Ему стало плохо. Но он продолжал кликать мышкой. Методично пробираясь ко все более ужасающей информации. О том, как бои в клетках распространились в других странах и как становились популярнее с каждым годом. Как вокруг стало крутиться больше денег благодаря тотализатору и вместе с растущей популярностью бои все больше уходили в тень. Пока полностью не ушли в подполье.

Скрытые от внешнего мира, но хорошо известные любителям детских боев в клетках. Поединков маленьких гладиаторов.

Как, черт возьми, они держали все в тайне? И как вовлекали детей?

Все стало понятно, когда Стилтон наткнулся на текст о том, что победивший в бою поднимался в специальном рейтинге. Тот, кто оставался на вершине списка после десяти боев, выигрывал деньги. Мир кишел несчастными детьми. Беспризорными детьми. Похищенными детьми. Детьми, брошенными на произвол судьбы. Детьми, для которых бои в клетках были надеждой на лучшую жизнь. Или детьми, которые хотели получить немного денег, чтобы просто помочь матерям.

«Кошмар», — думал Стилтон. Он прочел о том, что бои часто организовывали молодые люди, сами прошедшие стальные клетки. И узнал про особую татуировку, показывающую их идентичность. Две буквы. «KF». Обведенные в кружок. Как у одного из тех, который избил бездомного под мостом Вэстербрун. Kid Fighters, как рассказал Аке.

Вот поэтому Стилтон и находился здесь. Ему было тяжело продолжать смотреть на клетки. Одного из мальчиков сбили с ног, и теперь он, истекая кровью, лежал на полу. Подняв металлическую заслонку, тело вытащили наружу. Словно труп. Второй мальчик, танцуя, метался по клетке, зрители свистели и улюлюкали, а потом ликование стихло. Пришло время нового поединка.

Именно в тот момент Стилтон чихнул. И не один раз, а целых четыре. Пыль, покрывавшая ход, осела в носу. После четвертого раза его обнаружили.

Четверо вытянули его из отверстия, а один повалил на пол. При падении Стилтон ударился о свод скалы. Его затащили в небольшое помещение, подальше от глаз зрителей. Сорвали с него одежду. Их по-прежнему было четверо. Двое помладше, двое постарше. Его приподняли и толкнули на холодную гранитную стену. Кровь из раны на голове потекла по плечам. Один помоложе достал баллончик и написал Trashkick на голой спине Стилтона. Другой достал мобильник.

Один из недостатков мобильных телефонов — случайные звонки «из кармана». Плюс — в том, что можно легко добраться до недавно набранных номеров. Таковым оказался номер Хорька.

Хорьку позвонил человек, который во время последнего разговора был сосредоточен и бодр, а теперь пребывал в совершенно другом состоянии. Настолько плохом, что в трубке Хорек слышал только тихое хрипение. Но на экране высветилось, кто звонил: Стилтон.

Хорек быстро догадался, где тот мог находиться. Приблизительно.

Район Ошта — довольно большой, если не знать, где искать, поэтому Хорьку понадобилось много времени, чтобы не найти ничего. В конце концов он позвонил Вете, поговорил с Аке и добился от него более подробного описания расположения грота. Примерного описания. Звонок чуть-чуть помог. Хорек получил сносное представление о районе. Настолько сносное, что наконец нашел Стилтона, скрючившегося у серой каменной стены. В крови и без одежды. Его вещи были раскиданы вокруг. В руке он держал мобильный. Хорек увидел, что Стилтон сильно избит. Но жив. И в сознании. Хорек смог надеть на него брюки и куртку.

— Тебе нужно в больницу.

— Нет!

Стилтон ненавидел больницы. Хорек сомневался, стоит ли его уговаривать. Он отказался от этой затеи и вызвал такси.

Первый приехавший водитель тут же развернулся, едва увидев пару. Другой остановился, предложил им вызвать «Скорую». И тоже уехал. Чуть в стороне третий только что высадил клиента, когда Хорек подозвал его. К тому моменту Хорек усвоил урок и оставил Стилтона на некотором расстоянии. За кустами. Он быстро объяснил таксисту, что его приятель попал в передрягу и ему нужна легкая перевязка, водитель не успел и слова сказать, как Хорек уже протягивал через окно две пятисотенные купюры. Весь выигрыш за день.

— Я сам много лет работал извозчиком, знаю, что всякие попадаются, пьянь и хулиганы, но все нормально, нам надо на Вибомсвэген в Солне, штука крон без счетчика, неплохой куш, а?

Оливия сидела на кухне и ела мороженое. С открытым перед собой ноутбуком. Вдруг мороженое выпало у нее из рук, и она изумленно уставилась на экран. Из чистого любопытства она зашла на Trashkick. Вначале она увидела избиение голого мужчины в каком-то помещении в скале, довольно темные кадры, затем его куда-то выкинули и он остался лежать у каменной стены.

Стилтон?!!

Оливия стала похожа на только что съеденное ею мороженое. Ледяное внутри. Потом она набрала номер Стилтона и стала ждать.

Элвис быстро слизал тающий на полу десерт.

Ответит ли? Он ответил, под конец, хотя это был не он. В трубке она услышала чужой голос:

— Здравствуйте, я Хорек, это номер Стилтона.

Хорек? Неужели кто-то из тех, кто его избивал? Этот тип украл его мобильник? Зачем он тогда ответил?

— Здравствуйте, меня зовут Оливия Рённинг, я… А Том рядом? Стилтон?

— Да.

— Где?

— В Верином фургоне. Что вы хотели?

Верин фургон? Той самой Веры? Которую убили?

— Как он себя чувствует? Я видела в Интернете, как его избили…

— Он нормально. Вы его знаете?

— Да.

«Ложь во благо — почти правда, — подумала Оливия. — Но я выкручусь».

— Он помогает мне по работе. Где находится фургон?

Хорьку нужна была помощь с раненым Стилтоном. Прежде всего он нуждался в бинтах и пластыре. Оливия могла помочь. Так что он рассказал, где стоит фургон, и попросил Оливию поторопиться.

Девушка отыскала у себя набор первой помощи и бросилась на улицу к машине. Почему, она не до конца понимала. Из-за сочувствия раненому? Возможно. Скорее это был бессознательный порыв.

Стилтон показал, в каком шкафчике стояла мазь. Вера сама использовала ее для лечения разного рода ран. Хорек достал стеклянную банку с желтовато-коричневым, похожим на воск содержимым. На этикетке от руки было написано «Смола для ран» и был указан состав.

— «Канифоль, овечий жир, пчелиный воск, экстракт лещины», — прочел Хорек надпись на этикетке.

— Да мажь просто.

Полуголый Стилтон сидел на койке с окровавленным полотенцем на голове. Из-за удара о стену он получил приличную рану на затылке. Показал на другие раны. Снаружи, где кровотечение уже остановилось. Хорек взглянул на странную субстанцию в банке.

— Ты веришь в эту бодягу?

— Вера в нее верила. Рецепт достался ей от бабушки, перед тем как та повесилась.

— О, черт, это заметно.

«Что заметно?» — подумал Стилтон.

Хорек начал его обмазывать.

Приблизившись к фургону и осторожно заглянув вовнутрь через окно, в свете медной лампы Оливия увидела необычное зрелище. Худощавая маленькая остроносая фигура на корточках перед раздетым Стилтоном. Фигура обмазывала раны на груди Стилтона какой-то желто-коричневой мазью из старой стеклянной банки. На мгновение ей захотелось отмотать все назад, поехать домой и купить новое мороженое.

Тук-тук!

Хорек открыл дверь.

— Вы Оливия?

— Да.

Хорек шагнул обратно в фургон и, держа банку в руках, продолжил мазать Стилтона. Оливия поднялась на пару шагов и вошла. Она поставила аптечку. Стилтон посмотрел на нее.

— Здравствуй, Том.

Он не ответил.

Перед этим по дороге в лес Оливия обдумывала свой порыв. Почему она поехала сюда? И главное, как к ее приезду отнесется Стилтон? Знает ли он о том, что она приедет? Он же должен был догадаться, когда этот Хорек сказал, где находится фургон? Или Стилтон был слишком не в себе, чтобы догадаться? Не вторгнется ли она в его личное пространство, просто так придя туда? Они же виделись только там, в отсеке для мусора. Девушка смотрела на Стилтона, который сидел, опустив глаза. Злился?

— Что случилось? — спросила она. — Тебя…

— Проехали, — прервал ее Стилтон, не поднимая глаз.

Оливия не знала, уйти или сесть. Она решила сесть. Стилтон мельком взглянул на нее и лег на койку. Ему было гораздо больнее, чем казалось со стороны. Он был вынужден лечь на спину. Хорек накрыл его пледом.

— У тебя тут есть что-нибудь обезболивающее?

— Нет. А, вон там. — Стилтон указал на свой рюкзак.

Хорек раскрыл его и достал нераспечатанную банку.

— Что это?

— Диазепам.

— Это же не обезболивающее, оно…

— Две таблетки и воды.

— Оʼкей.

Оливия осмотрелась, увидела пластиковую бутылку и налила воды в немытый стакан. Других у Стилтона не было. Хорек взял стакан и начал помогать Стилтону глотать таблетки, одновременно шепча Оливии:

— Диазепам — успокоительное, а не обезболивающее.

Девушка кивнула. Оба посмотрели на Стилтона. Он закрыл глаза. Оливия опустилась на соседнюю койку. Хорек устроился на полу, прислонившись к двери. Оливия снова огляделась.

— Он здесь живет?

— Наверняка.

— Вы не в курсе? Вы не знакомы?

— Мы знакомы, он живет то в одном, то в другом месте, сейчас он живет здесь.

— Это вы нашли его?

— Да.

— А вы тоже бездомный?

— Нет, на самом деле нет. Я живу в Щеррторпе, в студии, кооператив, сегодня она уже точно стоит своих пяти лимонов.

— Так вы художник?

— Эквилибрист.

— Что это означает?

— Что я работаю в разных сферах. Капитал, ставки, вклады и кредиты, в перерывах я много времени посвящаю искусству: Пикассо, Шагалу, Диккенсу…

— Диккенс же был писателем?

— Да, главным образом, но в молодые годы он делал гравюры, серьезные вещи, мало кому известные, но отличные!

Тут Стилтон искоса посмотрел на Хорька.

— Мне надо отлучиться.

Хорек вышел. Когда дверь за ним закрылась, Стилтон полностью открыл глаза.

— Это ваш приятель? Хорек?

— Старый стукач. Скоро узнаешь, как он раскрыл убийство Пальме. Зачем ты пришла сюда?

Оливия толком не знала, что ответить. Аптечка первой помощи? Но это всего лишь предлог.

— Я не знаю. Хотите, чтобы я ушла?

Стилтон молчал.

— Хотите?

— Я хочу отдохнуть. От берегового дела. Ты звонила и спрашивала, работал ли я с делом Джилл. Работал — и вышел на Джеки Берглунд. Джилл работала на нее, в «Ред Вельвет», факты убийства и беременности Джилл снова вывели меня на береговое дело. В итоге ни к чему меня это не привело. Теперь мы все обсудили?

Оливия смотрела на Стилтона. Она понимала, что должна уйти. Но она хотела поведать ему еще кое о чем, и, вероятно, другого шанса у нее не будет.

— Пару недель назад я ездила на Нордкостер и встретила наверху у Хасслевикарны очень странного мужчину. На берегу. Можно я расскажу?

Стилтон внимательно смотрел на гостью.

На улице в темноте у фургона стоял Хорек и втягивал в себя что-то сосудорасширяющее. Не похоже на него. Одно время у него был личный трубопровод, идущий из Колумбии прямо в нос, но когда врачи заменили его носовую перегородку на пластину, он решил сбавить обороты и перейти на что-то более щадящее.

Хорек украдкой посмотрел в овальное окошко и увидел что-то оживленно рассказывающую Оливию.

«Симпатичная девчонка, — подумал он. — Интересно, в каких они отношениях?»

Симпатичная девчонка налила Стилтону еще один стакан воды. Она закончила свой рассказ. Стилтон не сказал ни слова. Девушка протянула ему стакан, и ее вновь заинтересовал ветхий фургон.

— Тут жила Вера Ларссон?

— Да.

— И тут ее…

— Забудь.

Снова.

В этот момент вошел Хорек с ничем не мотивированной, но весьма характерной улыбкой, которой он одарил лежавшего Стилтона.

— Тебе лучше?

— А тебе?

Хорек хихикнул. Выдал себя, да ну и что? Разве он не помог бывшему копу в крайне незавидном положении?

— Лучше не бывает!

— Отлично. А теперь идите, — сказал Стилтон.

Он снова закрыл глаза.

Бок о бок они удалялись от фургона. Задумчивая Оливия и низкорослый заведенный стукач, скачущий, словно на батуте.

— Не, как говорится, всегда хорошо иметь козырной туз в штанине, чем больше, тем лучше…

— Вы давно знакомы со Стилтоном?

— Сто лет. Он же до этого работал в органах, и мы долго сотрудничали. Должен сказать, что если бы не я, некоторые его трофеи так и бегали бы на свободе. Понимаешь, всегда нужен кто-то, кто сделает последний выстрел, и вот он я. Кстати, я раскрыл убийство Пальме.

— Ничего себе!

Оливия была начеку. Каждый отделявший ее от машины метр грозил западней. Вдруг ее осенило. Вероятно, Хорек хочет, чтобы она его подвезла. Как, черт побери, ей выпутаться? Посреди леса Небытия?

— Вот так! Я положил на стол этому имя, но думаешь, он клюнул? He-а! Но это же ясно как день, черт возьми, говорю я ему, его убила Лисбет! Он же гулял направо и налево, ее это достало, а потом пуф! Свидетелей же не было! Ведь так?

Они подошли к «мустангу». Критическая точка.

Хорек вытаращил глаза:

— Это твой?

— Да.

— Черт возьми! Какой… Да это же «Ти-бёрд».

— «Мустанг».

— Точно! Подвезешь? Мы можем заглянуть в Щеррторп, я достану немного сладостей, кровать свободна, а Хорек хорошо вооружен!

Тут Оливия вышла из себя. Она посмотрела на широко улыбающегося мужчину без плеч, на голову ниже ее, и шагнула к нему:

— Слушай, ты, да я бы не дотронулась до тебя даже трехметровыми щипцами, даже с дулом у виска… ты жалкий кусок дерьма, понял? Езжай на метро.

Затем Рённинг села вмашину и рванула с места.

* * *

Внизу в скале в Оште все суетились. Появление Стилтона спугнуло организаторов. Знает ли кто-то еще об их местоположении? Зрители быстро покинули помещение. Теперь из зала выносили освещение и другую электронику. Разбирали клетки. Место было загублено.

— Куда мы все перевезем?

Задавшего вопрос парня в черной куртке с капюшоном звали Лиам. Его приятель Иссе в такой же темно-зеленой куртке как раз проносил мимо большой металлический ящик. На предплечье у Иссе виднелась татуировка «KF».

— Не знаю, они это сейчас обсуждают.

Он сделал движение головой назад в сторону скалистого свода, у которого четверо старших парней спорили, склонившись над картой. Лиам обернулся и достал мобильник. Он хотел проверить, сколько людей посмотрели новый фильм на их сайте. Фильм с голым бездомным.

* * *

Подходя к дому, Оливия все еще злилась. «Хорек хорошо вооружен!» Мысленно она по-прежнему оставалась в лесу, когда, потянувшись к выключателю на лестнице, получила пощечину. Девушка даже не успела вскрикнуть, как ей зажали рот и, схватив за талию, затолкали в лифт. В очень старый лифт, рассчитанный на двух пассажиров, с железной дверью-гармошкой. На лестнице было совершенно темно. Оливия ничего не видела. Но она почувствовала, как еще один человек втиснулся и так в слишком тесную кабину. Рука по-прежнему зажимала рот. Железная дверь закрылась, и лифт двинулся вверх. Оливия жутко испугалась. Она ничего не понимала. Ее сдавливали жесткие, мужские, как ей казалось, тела. В нос проникал запах пота и кислого дыхания. Никто не мог пошевелиться. Они стояли как селедки в бочке.

Вдруг лифт остановился между этажами. Тишина… У Оливии все внутри сжалось.

— Сейчас я уберу руку. Закричишь — шею тебе сверну.

Хриплый голос звучал из-за спины. Мужчина дышал ей в затылок. Прежде чем убрать руку, он несколько раз повернул голову Оливии вправо-влево. Потом ослабил хватку. Оливия судорожно сделала глубокий вдох.

— Что тебе нужно от Джеки Берглунд?

Теперь голос звучал где-то наискосок от нее. Более высокий мужской голос, со стороны ее левой щеки.

Джеки Берглунд. Так вот кто за этим стоит. Тут Оливии стало по-настоящему страшно. Конечно, силы духа ей не занимать, но до Лисбет Саландер^[27] далеко. Очень далеко. Что они собираются делать? А если закричать? Рискнуть шеей?

— Джеки не любит, когда шпионят, — произнес высокий голос.

— Угу.

— Ты же не шпионишь?

— Нет.

— Отлично.

Тут ей снова грубо зажали рот рукой. Мужчины сильно придавили Оливию. Она с трудом пыталась дышать через нос. По щекам текли слезы. Дыхание мужчин окутывало ее лицо. Продолжалось это долго. Вдруг лифт поехал вниз, в темноте, на первый этаж. Дверь открылась, и мужчины протиснулись наружу. Оливия упала на заднюю стенку лифта. Она видела удалявшихся здоровяков. Дверь закрылась.

Оливия медленно опустилась на пол. Внутри все переворачивалось. Колени стучали друг о друга. Она была на грани. Внезапно девушка закричала. Она истошно кричала, пока на первом этаже не загорелся свет и прибежавший сосед не нашел ее.

Сосед помог ей подняться по лестнице. Оливия сказала, что двое мужчин напугали ее у входа. Она не объяснила, чем именно, и поблагодарила соседа. Он спустился обратно вниз, а Оливия повернулась к квартире. Дверь была приоткрыта. Они и в квартиру заходили?! Уроды! Оливия толкнула дверь и вошла. Торопливо справившись с замком, села на пол в прихожей. Руки все еще дрожали, когда Рённинг достала мобильный. Первой мыслью было позвонить в полицию. Но что она им скажет? Ничего хорошего ей в голову не пришло, и она набрала номер Ленни. Включился автоответчик, и Оливия положила трубку. Может, позвонить маме? Девушка опустила мобильный и подняла глаза. Дрожь постепенно отступала. С пола в прихожей была видна гостиная, и Оливия вдруг заметила, что окно в комнате приоткрыто. Она же оставляла его закрытым, когда уходила? Девушка встала и подумала об Элвисе.

— Элвис!

Она быстро обошла всю маленькую квартиру. Кота не было. Окно? Оливия жила на втором этаже, и кот иногда выходил на карниз, а потом спрыгивал во двор. Оливия закрыла окно и выбежала во двор. С фонариком.

Двор был небольшим, с деревьями и скамейками — отличная возможность для резвого кота юркнуть в соседние дворики.

— Элвис!

Кот пропал.

* * *

Бертиль Магнуссон лежал поперек дивана в своем кабинете. Он бодрствовал, держа в руке зажженную сигариллу. Не находя себе места и нервничая, он поехал сюда прямо из «Театергриллена», позвонил Линн и, к своему счастью, попал на автоответчик. Бертиль спешно объяснил, что должен участвовать в видеоконференции с Сиднеем около трех, поэтому, скорее всего, останется ночевать в офисе. Он периодически там оставался. Чуть дальше по коридору располагалась удобная комната отдыха, но Бертиль и не думал ею пользоваться. Он вообще не собирался спать сегодня. Просто хотел побыть в одиночестве. Несколько часов назад он принял решение, принятое благодаря четырем репликам на кладбище накануне вечером.

— Ты все еще женат на Линн?

— Да.

— Она в курсе всего?

— Нет.

Похоже на завуалированную угрозу? Неужели Нильс собирается связаться с ней и дать прослушать запись? Может он быть настолько коварным? Неважно, что он задумал, Бертиль не собирается так рисковать. Вместо этого он принял решение. И теперь хотел остаться один.

Тут позвонил Латте. Он звонил несколько раз за вечер, но Бертиль был не в состоянии ответить. Сейчас он взял трубку, просто чтобы отделаться от Латте.

— Ты где? Здесь просто супермегавечеринка! — орал Латте в трубку.

Он говорил о собрании «Кубблиган» — объединении из восемнадцати зрелых мужчин, так или иначе связанных между собой. Родственными отношениями, общим предприятием или местом учебы. Все — с незыблемой уверенностью в том, что остальные умеют хранить секреты.

— Мы сняли весь клуб!

— Слушай, я не…

— А Джеки снабдила нас парочкой экстраклассных! Ни одной старше двадцати четырех! С happy ending в контракте! Ты должен обязательно прийти, Биби!

— Латте, я не в форме.

— Так станешь! Мы должны, черт возьми, отметить награждение! Я достал парочку карликов, которые обслуживают нас в балетных платьях, а Ниппе привез пять килограммов иранской икры! Приезжай обязательно!

— Нет!

— Что случилось?

— Ничего, я не в настроении. Всем привет!

Бертиль отключил мобильный. Он знал, что Латте снова позвонит, а потом Ниппе и остальные товарищи по играм. Если уж они решили праздновать, то это железно. Тогда мало что могло помешать им. Недостатка в деньгах не было. В сумасшедших идеях — тоже. Бертиль бывал на разных вечеринках в разных безумных местах. Пару лет назад они встречались в огромном амбаре на Ёстгётаслэттен. В амбаре, наполненном шикарными автомобилями и искусственными газонами с водопадами, а также с мобильным баром, который перемещался по рельсам. В каждой машине на водительском месте сидела полуобнаженная юная дама, заказанная у Джеки Берглунд, чтобы быть в их распоряжении, когда товарищи по играм будут в соответствующем настроении.

В настроении, от которого Бертиль сейчас совсем далек. Он не собирался ехать ни на какую вечеринку. Ни при каких обстоятельствах. Не сегодня.

В этом году на исходе весны, в начале лета, природа пышно расцвела. Стояла очень жаркая и солнечная погода. Если бы, как в старые времена, многие не работали между цветением черемухи и сирени, то отпуск в 2011 году получился бы коротким.

И черемуха, и сирень отцвели рано и в одно время. Зато благодаря жаркой погоде озеро Мэларен быстро прогрелось. Оно было пригодно для купания почти везде. Во всяком случае, для некоторых. Правда, не для Лены Хольмстад. Вода казалась ей еще слишком прохладной. Вместо купания она сидела на прогретой солнцем скале и, надев изящные белые наушники, наслаждалась аудиокнигой. Рядом стояла чашка кофе. Лена глотнула и почувствовала удовлетворение. Из нее получилась хорошая мама. Она устроила пикник и приехала на велосипеде вместе с двумя сыновьями на их излюбленное место на острове Шерсён.

Сегодня они откроют купальный сезон. К тому же Лена сама испекла булочки. «Надо бы сфотографировать корзину и опубликовать на „Фейсбуке“, — подумала она. Так, чтобы все друзья узнали, какая она классная мама».

Лена начала искать мобильный. Неожиданно к ней подбежал старший сын Даниэль. Совершенно мокрый, с посиневшими губами. Он хотел взять свою маску и трубку. Лена сняла наушники, показала ему на пакет и попыталась убедить сына немного погреться, прежде чем снова забираться в воду.

— Но мне тепло!

— Зайчик, v тебя же зубы стучат!

— Не-а.

— А где Симон?

Лена посмотрела на озеро. Где же он, младший? Она же только что его видела. Женщина почувствовала, как ее охватывает паника. Стремительно. Маленького Симона не было видно. Лена резко встала и опрокинула кофе на мобильный.

— Что ж ты делаешь! — Даниэль придвинул к себе ее залитый телефон. — Он вон там.

Тут Лена его заметила. Маленькую голову, покачивающуюся над спасательным жилетом чуть левее. У скал. Далековато.

— Симон! Плыви сюда! Там слишком глубоко для тебя.

— Совсем нет! — прокричал пятилетний сын. — Смотри! Я тут стою!

Симон аккуратно поднялся, чтобы не потерять равновесие. Вода доходила до живота.

Даниэль подошел к Лене.

— Он там стоит? Очень странно.

Действительно. Лена знала, что там довольно глубоко. В этом месте люди иногда прыгали со скал. И Даниэль тоже знал.

— Я поплыву к нему! Симон, оставайся на месте! Я сейчас!

Даниэль прыгнул в воду с маской и трубкой и поплыл к младшему брату. Лена смотрела на сыновей и чувствовала, как пульс приходит в норму. Чего она испугалась? На нем же спасательный жилет. Прошло всего несколько секунд. Какой тревожной она стала с годами. Стоит только подарить миру первого ребенка, как появляется беспокойство. Паникерство.

Даниэль почти добрался до Симона. Он немного замерз и, пытаясь согреться, хлопал ладошками по груди.

— На чем ты стоишь? — крикнул Даниэль.

— На камне, кажется. Он немного скользкий и большой. Мама ругается?

— Нет. — Даниэль подплыл к брату. — Просто она волнуется. Посмотрю, что там, а потом поплывем назад.

Даниэль опустил лицо в воду и начал дышать через трубку. Ему нравилось плавать с маской. Несмотря на то что здесь это не так весело, как в Таиланде. В мутной воде он мог различить ноги младшего брата, которые опирались на… на что? Даниэль подплыл ближе, чтобы рассмотреть более отчетливо. По мере приближения он видел все лучше и лучше. И тут он обнаружил это.

Лена стояла на берегу. Она как раз собиралась вернуться к прослушиванию книги. Вдруг из воды выскочила голова истошно кричащего Даниэля.

— Мама! Там внизу — машина! Он стоит на крыше машины. А внутри — человек!

* * *

Было почти одиннадцать. Оливия проспала как убитая больше восьми часов. Поперек кровати, не раздеваясь. Она терпеть не могла просыпаться одетой. Сорвав с себя одежду и уже направляясь в душ, она вдруг вспомнила.

— Элвис!

В квартире его не было. Девушка выглянула во двор. Никого.

Теплая вода в душе смыла часть впечатлений прошедшей ночи. Только часть, многое осталось. Из фургона и из лифта. Причастны ли эти сволочи в лифте к пропаже Элвиса? Может, они открыли окно, чтобы кот убежал? Что же делать?

Оливия позвонила в полицию и оставила заявление о пропаже кота. Он носил чип, но был без ошейника. Полицейский, ответивший на звонок, проявил долю сочувствия и обещал сообщить, если будут какие-либо результаты.

— Спасибо.

Девушка ни слова не сказала про уродов в лифте. Она не знала, как объяснить это, не вдаваясь в подробности о том, чем она сама занималась: следила за богатой владелицей бутика в районе Ёстермальм. В связи с учебной работой о нераскрытом убийстве на Нордкостере в 1987 году. Много неясностей.

Зато она собралась съездить к Стилтону, чтобы узнать о его самочувствии. Интуиция подсказывала, что состояние его гораздо хуже, чем он хотел его представить прошлым вечером. К тому же, вероятно, ей стоит рассказать ему про лифт. Он и так знает, кто такая Джеки Берглунд.

По пути к машине Оливия затолкала в себя сэндвич. Солнце чуть улучшило ей настроение. Она подняла крышу, устроилась на водительском сиденье, завела мотор и уехала. К лесу Небытия.

Особое чувство езды в кабриолете на солнце и ветру радовало Оливию. Скорость и ветер унесли остатки волнений прошедшей ночи. Постепенно к ней возвращалось спокойствие. Может, купить что-нибудь с собой? Фургон там явно ничем не изобиловал. Девушка остановилась у «Севен-илевен», чтобы купить бутерброды и хлебцы. Выйдя из машины и проходя мимо капота, она почувствовала странный запах. Из-под капота. Незнакомый ей запах. «Только бы там ничего не сгорело, какой-нибудь провод или еще какая-нибудь фигня! Не сегодня, не после такой ночи, только этого не хватало», — подумала Оливия и подняла капот.

Через секунду ее стошнило. Прямо на дорогу.

Сгоревшие останки ее любимого Элвиса лежали сбоку от двигателя. Его жар за время пути от района Сёдер до Сольны превратил кота в кусок черного шипящего мяса.

* * *

Кран работал на полную мощность, поднимая серую машину у скал острова Шерсён. Вода вырывалась из открытой передней дверцы автомобиля. До этого ныряльщики вытащили труп на землю, а затем, поместив в синий мешок, на носилки. Близлежащую территорию оцепили. Экспертам надо было сохранить следы колес на площадке на скалах. И выполнить другие процедуры.

Женщину, приподнявшую ленту оцепления и подошедшую к носилкам, вызвала час назад сама начальница полиции лэна.^[28] Из-за пары других убийств и отпусков образовался дефицит следователей, поэтому о помощи попросили Метте Ольсетер из управления. К тому же Карин Гётблад с давних пор питала к ней симпатию. Она чувствовала, что дело попадет в хорошие руки. Метте обладала длинным и безупречным послужным списком. Это дело было ее пятидесятым расследованием убийства.

Было ли это предумышленное или непредумышленное убийство, полиции предстояло узнать совсем скоро. Существовала вероятность того, что водитель сам съехал с площадки на скалы, чтобы утопиться. Пока его не положили на носилки и врач не обнаружил у него на затылке довольно глубокую рану. Настолько серьезную, что самостоятельное вождение автомобиля исключалось. Кроме того, на скале недалеко от лужайки обнаружили следы крови — вероятно, мужчины из машины.

Метте заключила, что один или несколько человек приехали на этом автомобиле. Мужчина мог быть уже мертв или же умер на месте. Кровь на скале и врач помогут это установить. Затем мужчину посадили на водительское место, и кто-то, один или несколько человек, позаботились о том, чтобы машина оказалась на площадке, а потом попала туда, где ее в итоге обнаружили.

Пока все было довольно ясно. Гипотетически. Неясность представляла личность мужчины. У него не было никаких личных вещей. Метте попросила врача потянуть молнию вниз, чтобы еще раз посмотреть на его лицо. Следователь принялась его изучать. Долго рассматривая черты, она искала их в своей фотографической памяти. И нашла. Что-то неясное, пока без имени, некий размытый образ из прошлого.

* * *

— Он еще жил, когда я завела машину?

— Невозможно определить.

Стоявшая перед Оливией женщина-полицейский протянула ей очередную салфетку. Оливия потихоньку выбралась из первоначального шока. Сейчас она плакала больше потому, что не могла остановиться. Владелец магазина вызвал полицию к «Севен-илевен», чтобы те разобрались в произошедшем. Парень из магазина помог им вынуть останки Элвиса и поместить их в пакет. Оливию посадили в полицейскую машину и отвезли в отделение. Там она, собравшись с духом, рассказала о мужчинах, угрожавших ей в лифте. Об открытой входной двери, о пропавшем коте и о связи между событиями. Потом Оливию попросили описать приметы мужчин, что практически ничего не дало. Она едва могла рассмотреть их в темноте. Больше пока полиция ничем помочь не могла.

— Где машина? — спросила Оливия.

— Она здесь, во дворе, мы привезли ее сюда. Но лучше будет, если вы…

— А вы не могли бы отогнать ее к дому?

Что полицейские и сделали. Возможно, принимая во внимание, что Оливия — их будущая коллега. Сама она с ними не поехала.

Ей совсем не хотелось садиться в «мустанг».

* * *

Метте Ольсетер находилась в судебно-медицинском учреждении вместе с патологоанатомом. Перед ними лежал обнаженный труп. Чуть больше часа назад Метте зафиксировала образ из прошлого и нашла в памяти нужную картинку. Лицо мужчины, который очень давно пропал и ей было поручено его обнаружить. Лицо Нильса Вента.

«Наверняка это он. Теперь на много лет старше. Утопленник с разбитой головой. Но черты лица не оставляют сомнений. Становится интересно», — думала она, рассматривая голое тело.

— У него есть всякие внешние особенности, которые могут помочь вам установить личность. — Патологоанатом посмотрел на Метте. — Старая золотая пломба в верхней челюсти, шрам после аппендицита, еще один шрам около брови и вот это. — Врач показал на большое угловатое родимое пятно на внешней стороне левого бедра.

Метте наклонилась к телу, к бедру и пятну. Ей показалось, что она узнала его. Откуда, она не могла сразу вспомнить.

— Когда он умер?

— Примерно?

— Да.

— В последние сутки.

— А рана на затылке… мог он получить ее, ударившись о скалу?

— Возможно. Сообщу вам позже.

Метте Ольсетер собрала небольшую группу следователей. Объединила парочку опытных волков с юными дарованиями, не успевшими уехать на каникулы. Группа расположилась в центральном помещении для расследований, которое располагалось на Полхемсгатан, и приступила к работе. Скрупулезно.

Они поручили одним полицейским искать свидетелей в районе острова. Другие искали родственников Нильса Вента. Полиция нашла его сестру, проживавшую в Женеве. Она ничего не слышала о брате с тех пор, как он пропал в восьмидесятых, но подтвердила его приметы. Шрам около брови остался у Нильса с детства — она толкнула брата на книжную полку.

На данный момент вся информация. Теперь нужно как можно быстрее получить все отчеты. И что не менее важно — от экспертов-криминалистов. Те активно занимались серой машиной.

Метте коротко рассказала молодым членам группы, Лизе Хедквист и Буссе Тюрену, об исчезновении Вента в 1984 году. Он исчез сразу после того, как шведский журналист Ян Нюстрём был найден мертвым в машине. Ее тоже сбросили в озеро, недалеко от Киншасы в тогдашнем Заире.

— Странно, — сказала Метте.

— Что, способы похожи? — поинтересовалась Лиза.

— Да. Как бы то ни было, случившееся в Заире расценили как несчастный случай на местном уровне, но мы подозревали, что это убийство. Одновременно с этим из Киншасы исчез Вент; ходили слухи, что он замешан в случившемся.

— С журналистом?

— Да. Журналист писал статью о компании Вента — «МВМ». Но не успел ее закончить.

У Лизы Хедквист зазвонил мобильный. Она ответила, сделала пару записей и снова включилась в разговор:

— Водолазы нашли мобильник в озере, примерно там же, где стояла машина. Он, наверное, выпал из открытой передней двери.

— Он рабочий? — спросила Метте.

— Пока нет, его везут к техникам.

— Хорошо.

Метте обернулась к Буссе:

— Можете пока попробовать найти бывшую сожительницу Вента, до исчезновения он жил с женщиной.

— Тогда, в восьмидесятых?

— Да. По-моему, ее фамилия Ханссон, я уточню.

Буссе кивнул и вышел. К Метте подошел более опытный коллега:

— Мы оперативно проверили гостиницы в Стокгольме, Нильс Вент нигде не зарегистрирован.

— Хорошо. Свяжитесь с банком, проверьте, что там у них с его картой. И с авиакомпанией.

Получив задания, все покинули помещение. Метте осталась одна. Она начала размышлять о мотиве преступления.

* * *

Оливия боролась с собой.

Первым делом она вымыла кошачьи миски и поставила их в кухонный шкаф. Потом собрала все игрушки и мячики, с которыми любил возиться Элвис. Тут она чуть не разрыдалась. Девушка положила все в пакет и не знала, выкинуть ли ей его. «Еще рано, — вертелось в голове. — Еще рано». Поставив пакет на подоконник, она выглянула в окно. И долго, не шевелясь, смотрела на улицу.

Оливия чувствовала, как горе внутри все набирало обороты, как сводило желудок и становилось тяжело дышать. С каждым новым вопросом давление усиливалось. «Он еще жил, когда я тронулась с места? Я его убила, пока ехала? Я убила его?..» Вопросы, которые будут мучить ее еще долго. Оливия знала это.

Глубоко внутри она знала, кто во всем виноват. Не она. Ведь не она посадила кота под капот. А несколько сволочей, подосланных Джеки Берглунд. Как она ненавидит эту женщину!

Оливия заметила, что ей стало легче от того, что она направила свою ненависть и отчаяние на конкретного человека. Старая элитная потаскуха!

Отойдя от окна, девушка завернулась в плед, взяла горячий чай и облокотилась на спинку кровати в спальне. На покрывале она разложила все фотографии Элвиса, которые смогла найти. Их было немало. Она перекладывала их — одна, вторая — и чувствовала, как проходит шок. Тут новая тревожная мысль посетила ее. И не отпускала.

Кого они убьют в следующий раз, если она не остановится? Ее саму? Пора заканчивать с этим делом. Хватит с нее. Она прекращает заниматься береговым убийством. Всему есть предел, и таким пределом стал Элвис.

Оливия села и отставила чашку в сторону. Нужно покончить с этим. С этим жутко неприятным звонком, который она должна сделать. Лучше позвонить, пока не раскисла. Позвонить маме.

— Что скажешь?

— Да, я знаю, ужасно грустно, — сказала Оливия.

— Но как ты могла оставить окно открытым, зная, что он один дома?

— Я не знаю, просто забыла, он и раньше убегал…

— Но тогда он был внизу во дворе. Да?

— Да.

— И ты смотрела там? Как следует?

— Да.

— Ты позвонила в полицию?

— Да.

— Хорошо. Но как неприятно, милая, он наверняка скоро вернется! Кошки могут уходить на несколько дней.

Едва успев закончить разговор, Оливия разрыдалась. Она больше не могла сдерживаться. Ей хватило сил дать маме единственную правдоподобную версию, которая пришла ей в голову. Что Элвис убежал. Рассказать, что на самом деле произошло, казалось ей невыносимым, и это привело бы к множеству сопутствующих вопросов, вертящихся вокруг одного. «Ты убила его, когда ехала на машине?»

Оливия не хотела слышать этот вопрос. Тем более от мамы. Этого она бы не выдержала. Так что они обе довольствовались ложью во спасение. Элвис будет считаться пропавшим, а его хозяйка будет переживать из-за того, что он не нашелся. Своего рода семейная тайна. Оливия лежала на разбросанных по кровати фотографиях кота и выплакивала свое горе.

«ПРОПАВШИЙ ДИРЕКТОР НАЙДЕН УБИТЫМ».

Новость об убийстве Нильса Вента вызвала оживление в СМИ. Когда Вент исчез, он был партнером Бертиля Магнуссона в их общей компании «Магнуссон Вент Майнинг». В то время ходили слухи, что исчезновение связано с конфликтом между владельцами. Говорили даже, что сам Магнуссон к этому причастен. Но ничего так и не прояснилось. Тогда. Возможно, прояснится сейчас.

Конечно же, слухи поползли и на этот раз. О том, что убийство могло быть связано с нынешней «МВМ». И о том, где Нильс пребывал все эти годы. Он ведь пропал в восемьдесят четвертом. И вдруг обнаружен мертвым. В Стокгольме.

* * *

Бертиль Магнуссон расположился в ротанговом кресле в одном из отделений релаксации оздоровительного центра «Стюребадет». Он только что провел двадцать минут в парилке и чувствовал себя бодрым и свежим. На стеклянном столике рядом с ним лежала стопка газет. Во всех то или иное пространство было отведено под убийство Нильса Вента. Бертиль тщательно просматривал каждую статью об убийстве в поисках информации о местоположении Вента до его обнаружения мертвым в Стокгольме. Но ничего не нашел. Даже слухов. Местонахождение Вента с 1984 года по сегодняшний день было по-прежнему неизвестно. Никто не знал, где он находился.

Бертиль провел ладонями по банному халату. Рядом стоял стакан с холодной минеральной водой, стекло запотело. Бертиль сидел погруженный в свои думы. Он только что избавился от срочной трехдневной проблемы, однако вместо нее приобрел первоиюльскую. Не настолько срочную. Но все же. Время идет быстро, когда взведен курок.

Неожиданно вошел Эрик Гранден, в таком же белом банном халате.

— Привет, Бертиль. Я услышал, что ты сюда собираешься.

— Париться будешь?

Гранден осмотрелся и убедился, что они одни. Несмотря на это, он понизил свой поставленный голос:

— Я прочитал о Нильсе.

— М-м.

— Убили?

— Скорее всего.

Гранден опустился в соседнее кресло. Даже сидя, он был почти на голову выше Бертиля. Гранден посмотрел на него сверху вниз.

— Но разве это не очень, так сказать, неприятно?

— Для кого?

— Что значит «для кого»?

— Не думаю, что ты скучал по нему.

— Нет. Но мы же были когда-то старыми друзьями, один за всех…

— Все в прошлом, Эрик.

— Ну да, но все же? Тебя это никак не волнует?

— Волнует.

«Но не так, как ты думаешь», — подумал Бертиль.

— И почему он вдруг оказался здесь? В Стокгольме? — поинтересовался Гранден.

— Понятия не имею.

— Может это быть как-то связано с нами? С компанией?

— А почему это должно быть связано с нами?

— Не знаю, но в моем нынешнем положении очень не хотелось бы, чтобы начали копаться в прошлом.

— Ты имеешь в виду время, когда ты сидел в правлении?

— Вообще мою связь с «МВМ». Даже если все в порядке, одно может легко запачкать другое.

— Маловероятно, что ты запачкаешься, Эрик.

— Отлично.

Гранден поднялся, снял халат и обнажил белое тело, которое по цвету не сильно уступало халату. На пояснице у него была маленькая сине-желтая татуировка.

— Что это? — спросил Бертиль.

— Попугай. Юсси. Он улетел, когда мне было семь. Я немного попарюсь.

— Давай.

Гранден ушел в парилку. Когда дверь за ним закрылась, Бертилю позвонили. С ним хотела побеседовать Метте Ольсетер.

* * *

Стилтон боролся. Долго. Но после очередной ночи с пульсирующей болью он не выдержал и сам добрался до «Пеларбакен». Медицинское учреждение, находившееся в ведении церковного общества в Оште и преимущественно помогавшее бездомным.

Там у него обнаружили разные неполадки. Но ни одной настолько серьезной, чтобы требовалась госпитализация. Врачи не очень-то хотели занимать места, если в этом не было крайней необходимости. Внутренние органы не пострадали. Внешние повреждения подверглись осмотру. Не без удивления молодого врача, который погружал длинный инструмент в удивительное желто-коричневое вещество, покрывавшее большинство ран.

— Что это такое?

— Смола для ран.

— Смола?

— Ага.

— Хм. Странно.

— Что?

— Края ран поразительно быстро зажили.

— Да?

А он что думал? Что только врачи разбираются в лекарствах?

— Ее можно где-нибудь купить?

— Нет.

Стилтону поменяли повязку на голове. Из клиники он вышел с рецептом, воспользоваться которым не собирался. Уже на улице в голове снова возникли сцены. Сцены с окровавленными разъяренными мальчиками, дерущимися в клетках. Жуткие воспоминания. Стилтон отогнал их и начал думать о Хорьке. Маленький свободный художник на самом деле спас ему жизнь. Так или иначе. Если бы Том остался лежать на земле в Оште всю ночь, мало ему бы не показалось. Хорек отвел его в фургон, смазал раны и накрыл пледом.

«Надеюсь, она его подвезла», — подумал Стилтон.

— Ты подвезла его?

— Кого?

— Хорька? Ночью?

Оливия позвонила, когда Стилтон стоял в Центре помощи бездомным на Флеминггатан. Он искал какую-нибудь новую одежду. Старая была сильно испачкана кровью.

— Нет, — ответила Рённинг.

— Почему?

— Как ты себя чувствуешь?

— Почему ты его не подвезла?

— Он хотел идти пешком.

«Брехня», — подумал Стилтон. Вероятно, они разошлись, едва отойдя от двери. Он знал, каким может быть Хорек, а немногочисленные встречи с Рённинг говорили Стилтону, что это совсем не ее типаж.

— Что ты хотела? Я думал, мы все решили.

— Помнишь, когда я приходила в фургон, то рассказывала, что ездила на Нордкостер и встретила там странного мужчину, сначала на берегу, а потом около домика?

— Да. И?

Оливия поделилась тем, что прочитала на новостном сайте буквально десять минут назад. Увиденное поразило ее. Когда она закончила, Стилтон сказал:

— Обязательно расскажи все тому, кто ведет расследование убийства.

* * *

Та, которая вела расследование, сидела в данный момент напротив бывшего партнера убитого Нильса Вента, Бертиля Магнуссона, в лобби на Свеавэген, на третьем этаже. Магнуссон выделил ей десять минут. Потом, по его заверениям, ему нужно бежать на встречу. Метте Ольсетер немедленно приступила к делу.

— Имели ли вы какие-либо контакты с Вентом в последнее время?

— Нет. А должен был?

— Очевидно, что он находился в Стокгольме, а у вас общее прошлое. «Магнуссон Вент Майнинг».

— Никаких контактов у нас не было. Я в высшей степени шокирован, как вы, наверное, понимаете. Все эти годы я думал, что он… да…

— Что он?

— Да разные мысли приходили. Что он покончил жизнь самоубийством, или что-то с ним случилось, или просто пропал без вести.

— Понятно.

— Вы знаете, почему он вдруг появился?

— Нет, а вы?

— Нет.

Метте разглядывала сидящего перед ней мужчину. Выглянула секретарша и едва заметно кивнула Магнуссону. Он извинился и пообещал, насколько ему позволит время, помочь чем сможет.

— У нас же в любом случае, как вы сказали, общее прошлое.

* * *

Через полицейскую информационную службу Оливия узнала, кто вел расследование убийства Нильса Вента. Связаться с Метте Ольсетер не представлялось возможным. Никто не давал никаких телефонных номеров. Зато был налажен тотализатор, с которым она могла связаться.

Рённинг не нуждалась ни в каком тотализаторе. Она снова позвонила Стилтону.

— Не могу достать телефон главного следователя.

— А кто он?

— Метте Ольсетер.

— Ясно.

— Что мне делать в таком случае?

Стилтон быстро взвесил все «за» и «против». Он знал, что Метте Ольсетер необходимо знать то, что собиралась рассказать Оливия. И как можно скорее.

— Где ты сейчас? — спросил он.

— Дома.

— Заедь за мной на Каммакаргатан, сорок шесть, через два часа.

— Я без машины.

— Почему?

— Она… там что-то с двигателем.

— Хорошо, тогда встретимся на автобусной станции «Вэрмдёбуссарна» у Слюссена.

Уже начинало темнеть, когда они вышли из автобуса номер 448 и пошли через район с красивыми старинными виллами. У остановки висела табличка с надписью «Фесабакен». Совсем не знакомые для Оливии места.

— Сюда, — кивнул Стилтон перевязанной головой.

Они ступили на небольшую, окаймленную зеленью дорогу, ведущую вниз к воде. Вдруг Стилтон остановился у изгороди из кустарника.

— Это здесь.

Он показал на большой старинный особняк, выкрашенный в желтый и зеленый, на другой стороне улицы. Оливия взглянула на здание.

— Она там живет?!

— Да, насколько я знаю.

Оливия была слегка поражена. Жертва стереотипного представления о том, как живут высокопоставленные полицейские. Где угодно, но не в таком доме. В старинном замке. Стилтон посмотрел на спутницу:

— Так ты пойдешь туда?

— А ты со мной?

— Нет.

Том не собирался идти вместе с ней. Не до самого дома. Пусть Рённинг сама разбирается.

— Я подожду здесь.

Почему, он ей объяснять не собирался.

Оливия сделала несколько шагов к массивным деревянным воротам и вошла в сад. С удивлением она отметила всевозможные удивительные домики на большом участке. Своего рода детские постройки с висящими веревками, грубыми сетками и деревянными мостками. И много разных тут и там разбросанных цветных ламп. «Заброшенный цирк?» — подумала девушка. В отдалении несколько полуголых детей играли около качелей. Никто из них не обратил внимания на Оливию. В нерешительности она поднялась по старинной веерообразной лестнице и позвонила.

Рённинг ждала какое-то время. Большой дом. Наконец Метте Ольсетер открыла дверь. Она была на ногах с раннего утра. Метте серьезно взялась за расследование и разделила группу так, чтобы та могла работать круглые сутки. Завтра ей выходить в ночную смену. Теперь следователь с сосредоточенным лицом выглядывала из-за двери. Через несколько мгновений все встало на свои места. Молодая девушка, которая спрашивала о Томе. Оливия Рённинг? Точно. А что ей нужно сейчас? Снова будет о нем спрашивать?

— Здравствуйте, — сказала Метте.

— Здравствуйте. В полиции не хотели давать ваш номер, поэтому я спросила Тома, и он привел меня сюда.

— Том здесь?

— Да, он…

Когда Оливия бессознательно повернула голову в сторону улицы, Метте проследила взглядом за ее движением. Она заметила фигуру, промелькнувшую вдалеке. Этого было достаточно.

— Входите!

Сделав пару быстрых шагов, Метте прошла мимо гостьи. Крепкая фигура Ольсетер с ошеломительной скоростью пересекла участок и вышла за калитку. Стилтон не успел уйти далеко, когда она его догнала. Метте встала перед ним. Молча. Стилтон на нее не смотрел. Он привык так делать. Она не двигалась, обычно так делала Вера. Спустя еще секунду Метте просунула руку под локоть Стилтона, развернула его и повела к воротам.

Они напоминали пожилую пару: высокий господин с повязкой на голове в не лучшей своей форме и, мягко говоря, пышная дама с капельками пота над верхней губой. Войдя за калитку, Стилтон остановился.

— Кто дома?

— Джимми играет с детьми в компьютер, они на втором этаже, Йолене спит. Мортен на кухне.

Оливия послушалась Метте и вошла. В прихожую или как она там называлась. Забитое вещами пространство, где Оливии пришлось переступать через разные предметы, чтобы добраться до комнаты, в которой горел свет. Что это за комната, Оливия определить не могла. Очевидно, она была большой. Оливия ведь находилась в старом особняке. На стенах красовались деревянные панели, а на потолке — белая лепнина, то тут, то там попадались необычные предметы.

Для тех, кто привез их из бесчисленных путешествий, они не казались такими уж необычными. Филиппинские брачные венки, украшенные маленькими обезьяньими черепами в перьях. Дубинки масаи. Яркие ткани из гетто Кейптауна. Огромные трубки, наполненные крошкой из костей, издававшие загробные звуки, когда их переворачивали. Предметы, которые привлекли внимание кого-то из хозяев, и те решили, что место в большом доме им найдется. Где — не так и важно. Например, здесь, в этой комнате.

Оливия озиралась по сторонам. Неужели они вот так живут? Разве можно так жить? Дистанция до чопорно-строгого родительского дома в Ротебру составляла пару световых лет, не меньше.

Рённинг осторожно пересекла комнату и услышала легкий шум в глубине дома. Она пошла на звук через еще несколько экзотически обставленных комнат, которые укрепили в ней чувство… какое, она и сама не понимала. Смесь восхищения и чего-то неопределенного, чему она не могла подобрать название.

Девушка вышла на кухню. Огромную, по ее меркам. Сильные ароматы атаковали ее ноздри. Возле современной газовой плиты стоял полный мужчина шестидесяти семи лет, с взъерошенными волосами.

— Здравствуйте! — Он обернулся, демонстрируя клетчатый передник. — Как вас зовут?

— Оливия Рённинг. Метте сказала, чтобы я вошла, она…

— Добро пожаловать! Меня зовут Мортен. Мы как раз собирались обедать, вы голодны?

Метте закрыла входную дверь за Стилтоном и прошла в дом. Том медлил в прихожей. На стене висело большое зеркало в золоченой раме. Он случайно взглянул на себя и вздрогнул. Он не видел свое лицо больше четырех лет. Стилтон никогда не смотрел в витрины, избегал зеркал в туалетах. Он не хотел себя видеть. Но тут он попался. Мужчина рассматривал лицо в зеркале — и не узнавал его.

— Том. — Метте стояла около прихожей и наблюдала за ним. — Пойдем в дом?

— Правда, прекрасный аромат? — Мортен указал поварешкой на большую латку на плите. Оливия стояла рядом.

— Да. Что это?

— Хм, видите ли… Задумывалось как суп, но не знаю, давайте попробуем.

Тут вошли Метте со Стилтоном. Мортену потребовалось несколько секунд — Стилтон засек время, — чтобы улыбнуться.

— Привет, Том.

Стилтон кивнул.

— Будешь есть?

— Нет.

Метте отлично осознавала всю хрупкость ситуации. Она знала, что Том может уйти в ту же секунду, когда положение станет напряженным, поэтому быстро переключила внимание на Оливию:

— У вас ко мне какое-то дело?

— Да.

— Ее зовут Оливия Рённинг, — сказал Мортен.

— Я знаю, мы встречались.

Метте повернулась к гостье:

— Вы дочь Арне, верно?

Оливия кивнула.

— Дело касается его?

— Нет, оно касается Нильса Вента, которого вчера нашли убитым. Я видела его.

Метте встрепенулась:

— Где? Когда?

— На Нордкостере, на прошлой неделе.

Оливия второпях рассказала о своей встрече с мужчиной на Нордкостере. Она узнала его на фото, опубликованном сегодня в газете. Фотография явно была старая, но сходство не оставляло Оливии сомнений.

— Это должен быть он. Он сказал, что его зовут Дан Нильссон.

— Точно он. — Метте была больше чем уверена и имела на то весьма конкретную причину. — Под этим же именем он арендовал здесь машину.

— Да? Но что он там делал? На Нордкостере? Наверху у бухты Хасслевикарна?

— Не знаю, но он связан с островом. Много лет назад он владел там дачей, до исчезновения.

— Когда он исчез?

— В середине восьмидесятых.

— Значит, она о нем говорила?

— Кто?

— Женщина, у которой я снимала домик, Бетти Нурдеман; она рассказывала о ком-то, кто исчез, кого, возможно, убили и который знал того, о ком сегодня писали в газетах… Магнуссона?

— Бертиля Магнуссона. Они были деловыми партнерами, и у обоих были дачи на острове.

Со стороны казалось, что все внимание Метте приковано к Оливии Рённинг и ее рассказу, но краем глаза она внимательно следила за Томом. За его лицом, глазами, жестами. Пока он сидел на месте. Метте попросила Джимми и внуков не спускаться и надеялась, что интуиция не позволит Мортену вдруг попытаться подключить Стилтона к разговору.

— Слушай, Том, а как вы с Оливией вышли друг на друга? — спросил Мортен ни с того ни с сего. Интуиция уснула крепким сном.

За столом повисла гробовая тишина. Метте старалась не смотреть на Тома, чтобы не нервировать его.

— Мы встретились в мусорном отсеке, — ответила Оливия.

Эти слова она произнесла уверенно и четко. Каждый волен сам решить, была ли реплика шуткой или способом спасти Стилтона. Или просто-напросто фактом. Мортен выбрал последнее толкование.

— Мусорный отсек? Что вы там делали?

— Я попросил ее туда прийти. — При этих словах Стилтон смотрел Мортену прямо в глаза.

— Вот черт. Ты там живешь?

— Нет, в фургоне. Как поживает Керуак?

Метте вдруг стало легче дышать.

— Не очень. Думаю, у него артрит.

— Почему?

— Ему трудно шевелить лапами.

Оливия смотрела то на Стилтона, то на Мортена.

— Кто такой Керуак?

— Мой приятель, — ответил Мортен.

— Он паук.

Сказав это, Стилтон слегка улыбнулся. Их с Метте взгляды встретились, и то, что за несколько бесконечных секунд промелькнуло между ними, стерло годы ее отчаяния. С Томом снова можно было общаться.

— Но я еще кое-что не рассказала.

Оливия повернулась к Метте, в то время как Мортен встал и начал расставлять тарелки замысловатой формы.

— Что?

— Он взял на берег чемодан, такой, который возят на колесиках, и с ним же подошел к домику. Потом, когда я проснулась и выглянула на улицу, чемодан лежал там, у ступенек. Я открыла его, он был пуст.

Метте придвинула к себе блокнот и черкнула несколько слов. Два из них: «Пустой чемодан?»

— Как вы думаете, мог Вент быть замешан в убийстве той женщины на берегу? В восемьдесят седьмом? — спросила Оливия.

— Вряд ли, он исчез за три года до убийства. — Метте отодвинула блокнот.

— Но он же мог втайне вернуться на остров, а потом снова исчезнуть? Разве нет?

И Метте, и Стилтон улыбнулись. Один — про себя, другой — немного заметнее. Последней была Метте.

— Ты хорошо позавтракала сегодня.

Оливия тоже улыбнулась и посмотрела на то, что Мортен готовил в качестве супа. Выглядело вкусно. Все стали с аппетитом есть, хотя Стилтон съел всего одну ложку, в то время как остальные проглотили пять. После избиения у него по-прежнему болел живот. О повязке на голове Метте спросить не решалась.

Все ели. Суп состоял из мяса и зелени, а еще острых приправ, вдобавок они пили красное вино, пока Метте рассказывала о прошлом Вента. О том, как они с другом создали тогдашнюю «Магнуссон Вент Майнинг» и вскоре добились успеха на мировом уровне.

— Сотрудничая с уму непостижимым количеством диктатур в Африке, чтобы высасывать их природные ресурсы! Наплевали и на апартеид, и на Мобуту, называйте как хотите!

Мортена вдруг прорвало. Он ненавидел как старую, так и новую «МВМ». Он потратил много лет своей леворадикальной деятельности на демонстрации и печать яростных листовок об эксплуатации предприятием бедных стран и об ухудшении экологии как следствии ее деятельности.

— Гады!

— Мортен.

Метте положила ладонь на руку взбешенного супруга. Все-таки в его возрасте любой такой всплеск мог привести к инсульту. Мортен повел плечами и взглянул на Оливию:

— Хотите посмотреть на Керуака?

Оливия покосилась на Метте и Стилтона, но не получила никакой заметной поддержки. Мортен уже выходил из кухни. Девушка встала и последовала за ним. Когда Мортен обернулся в дверях, чтобы посмотреть, идет ли Оливия, он поймал особый взгляд жены.

Мортен вышел.

Стилтон прекрасно знал, что он значит, этот взгляд, и кивнул на погреб под кухней.

— Он по-прежнему покуривает?

— Нет.

Метте ответила так резко и отрывисто, что Стилтон все понял. Тема закрыта. Он знал, что Мортен любил покурить травку между делом в своей комнате для музицирования. Ночью. А Метте знала, что он знает, и знали об этом только они двое. Помимо самого курильщика. И, наверное, так будет всегда.

Метте и Том смотрели друг на друга. Вскоре Стилтон почувствовал, что должен спросить о том, что захотел узнать, еще когда она догнала его на улице.

— Как дела у Аббаса?

— Хорошо. Он скучает по тебе.

Онизамолчали. Стилтон водил пальцем по стакану с водой. От вина он отказался. Теперь он начал думать об Аббасе, что давалось ему тяжело.

— Передавай привет, — попросил он.

— Да, конечно.

Тут Метте отважилась поинтересоваться:

— Что ты сделал с головой?

Она кивнула на бинт, а он решил честно рассказать об избиении в Оште.

— Без сознания?!

И о боях в клетках.

— Дети, дерущиеся в клетках?!

И о своей частной охоте на убийц Веры Ларссон и их связи с боями. Когда Том закончил, Метте не могла успокоиться от возмущения.

— Но это же ужасно! Мы должны их остановить! Ты разговаривал с теми, кто ведет дело?

— С Руне Форсом?

— Да.

Мгновение они разглядывали друг друга.

— Но, боже мой, Том, прошло шесть лет.

— Думаешь, я забыл?

— Нет, не думаю, вернее не знаю, но если ты и правда хочешь найти убийц женщины, ты должен переступить через себя и поговорить с Форсом! Немедленно! Ведь страдают дети! Иначе это сделаю я!

Стилтон молчал. Но Метте услышала пробивающиеся наверх из подвала тяжелые басовые звуки.

* * *

Линн в одиночестве сидела на шикарной яхте. «Бавария 31 Крузер». Судно было пришвартовано у их личной пристани в проливе недалеко от моста Стоксундсбрун. Линн любила сидеть там по вечерам, покачиваться на волнах и смотреть на воду. На другой стороне виднелись Бокхольм и красивый старинный замок. Справа женщина видела машины, проезжающие по мосту. Чуть выше из-за деревьев виднелась башня Седергренска-турнет. Тут Линн увидела Бертиля, наверху у виллы; он спускался к мосткам с маленьким стаканом в руке, наполненным чем-то коричневым. Как хорошо.

— Ты ел?

— Да.

Бертиль присел на причальную тумбу около яхты. Он немного отпил из стакана и поднял глаза на Линн:

— Я прошу прощения.

— За что?

— За разное. Я был немного не в себе в последнее время…

— Да. Как твой пузырь?

Пузырь? Он давно не напоминал о себе.

— Кажется, все прошло, — ответил Бертиль.

— Отлично. Слышал что-нибудь новое об убийстве Нильса?

— Нет. Вернее, сегодня звонили из полиции.

— Тебе?

— Да.

— Что они хотели?

— Спрашивали, связывался ли Нильс со мной.

— А! Что… но он наверняка этого не делал?

— Нет. Я ничего о нем не слышал с того момента, как он вышел из офиса в Киншасе.

— Двадцать семь лет назад, — сказала Линн.

— Ага.

— А теперь вот он убит. Пропал на двадцать семь лет, а потом его убили здесь, в Стокгольме. Правда, странно?

— Уму непостижимо.

— И где он жил все эти годы?

— Кто бы знал.

За то, чтобы найти того, кто бы знал, Бертиль был готов отдать свою правую руку. Его давно мучил вопрос, где, черт побери, жил Вент. «Оригинал спрятан в секретном месте». Что могло означать любую точку планеты. Довольно обширный район для поисков.

Бертиль немного отклонился назад и допил до дна.

— Ты снова начал курить?

Вопрос застал его врасплох, и он не успел выкрутиться.

— Да.

— Почему?

— А почему бы и нет?

Линн сразу заметила железные нотки в его голосе. Он пойдет в атаку, если она продолжит. Она сдалась. Может, убийство Нильса волновало его больше, чем он хотел показать?

* * *

— Вон он!

Мортен показал на выбеленную каменную стену подвала. Оливия проследила за его пальцем и увидела, как большой паук выползает из трещины в стене.

— Это Керуак?

— Да. Настоящий пещерный паук, не какой-то там домашний, ему восемь лет.

— Ого.

При взгляде на Керуака у Оливии по коже забегали мурашки. Паук, который, возможно, страдал артритом. Длинные черные лапки и тельце не больше сантиметра в диаметре. Девушка заметила, как осторожно он передвигается по стене.

— Он любит музыку, но он избирателен. Мне понадобилось несколько лет, чтобы понять его вкус. Сейчас покажу!

Мортен провел пальцем по другой стене, от пола до потолка увешанной виниловыми пластинками, большими и маленькими. Он был меломаном, любителем винила, собравшим одну из самых уникальных коллекций пластинок в Швеции. Сейчас он снял пластинку на сорок пять оборотов с Литтл Герхардом, старым рок-королем давно минувших дней, и поставил пластинку Б-стороной на граммофон — настоящий, с иглой и ручкой.

Потребовалось совсем немного аккордов, чтобы Керуак прервал свой неторопливый путь по стене. Когда на полную мощность зазвучал голос Герхарда, паук изменил направление и снова направился к трещине.

— А теперь смотри!

Мортен походил на любознательного ребенка. Он быстро достал компакт-диск из гораздо менее многочисленного собрания, затем убрал иглу с пластинки, а диск поставил в современный проигрыватель.

— А сейчас смотри! И слушай!

Зазвучал Грэм Парсон, кантри-певец, оставивший после себя бессмертный след, прежде чем умереть от передозировки. Теперь по хорошо оснащенному убежищу Мортена разносилась песня «Return of the Grievous Angel».^[29] Оливия не спускала глаз с Керуака. Паук остановился недалеко от трещины. Повернув свое мясистое черное тельце почти на сто восемьдесят градусов, он снова пополз по стене.

— По-моему, показательно, тебе не кажется?!

Мортен смотрел на Оливию и улыбался. А она не понимала, находится ли в психиатрической лечебнице или в доме офицера полиции Метте Ольсетер. Девушка кивнула и спросила, не керамист ли он.

— Нет, это Метте.

До этого Мортен с Оливией прошли мимо комнаты с большой печью для керамики. Оливия обратилась к Мортену:

— А чем вы занимаетесь? Кем работаете?

— Я пенсионер.

— А до этого?

Стилтон и Метте стояли в прихожей, когда Мортен с Оливией поднялись из подвала. Метте заметила их, наклонилась к Стилтону и понизила голос:

— Ты знаешь, что всегда можешь здесь переночевать.

— Спасибо.

— И подумай над тем, что я сказала.

— О чем?

— О Руне Форсе. Либо ты, либо я.

Стилтон промолчал. Мортен с Оливией подошли к ним. Стилтон кивком попрощался с Мортеном и вышел из дома. Метте приобняла Оливию и прошептала:

— Спасибо, что привела Тома.

— Это Том меня привел.

— Без тебя он бы никогда не пришел.

На лице Оливии появилась едва заметная улыбка. Метте дала Оливии свою визитную карточку с телефонным номером. Девушка поблагодарила ее и вышла вслед за Стилтоном. Закрыв дверь, Метте обернулась и посмотрела на Мортена. Он притянул ее к себе. Муж хорошо понимал, какое напряжение ей пришлось испытать. Он погладил ее по волосам.

— Ты смогла пообщаться с Томом, — сказал он.

— Да.

Сидя в автобусе, идущем в город, оба молчали, погруженные в свои мысли. Стилтон — больше в мысли о встрече с семьей Ольсетер. Это была их первая встреча за последние четыре года. Его поразило, как легко все прошло. Как мало нужно было слов. Как быстро общение стало естественным. Следующим этапом должен стать Аббас. Потом он подумал о том лице в зеркале в прихожей. О чужом лице. Настоящий шок для Стилтона.

Оливия думала о замке. О подвале. О Керуаке. Можно ли сказать, что человек немного странный, если он общается с пауком? Да, пожалуй, странный. Определенно. Или лучше сказать оригинальный? Мортен был оригинальным, с впечатляющим прошлым. Внизу в подвале он немного рассказал ей о себе. Как вышел на пенсию, будучи детским психологом. Как в течение многих лет вел в Швеции борьбу за новую детскую психологию и добился некоторых успехов. Также он долго работал вместе с детским психиатром Густавом Ёнссоном и принимал участие в ряде проектов помощи бедным детям. А еще был левым политическим активистом.

Оливии нравился Мортен. И Метте. И весь их необычный, теплый дом.

— У вас с Хорьком все к чертям пошло, — вдруг произнес Стилтон.

— Пошло к чертям… — Оливия смотрела в окно автобуса. — Он пытался до меня домогаться.

Стилтон чуть кивнул:

— Он невротик.

— В смысле?

— Страдает от мании величия, подавленной комплексом неполноценности. Бог на глиняных ногах.

— По-моему, он мерзкий.

Стилтон улыбнулся.

Они должны были расстаться у Слюссена. Оливия собиралась пойти домой в сторону Сконегатан. Стилтон решил пойти к парковке «Катаринагарашет».

— Ты не пойдешь в фургон?

— Нет.

— Что ты там будешь делать? У «Катаринагарашет»?

Стилтон не ответил.

— Я пойду этой дорогой, через холм Мосебакке.

Стилтону пришлось смириться.

За короткий путь до «Катаринагарашет» Оливия рассказала о посещении бутика Джеки Берглунд и об уродах в лифте. Она сознательно не упомянула кота.

Когда девушка закончила, Стилтон внимательно на нее посмотрел:

— Теперь ты бросишь все это?

— Да.

— Отлично.

Ее хватило на десять секунд. Она не могла не задать вопрос:

— Почему ты ушел из полиции? Это было связано с убийством Джилл Энгберг?

— Нет.

Они остановились у деревянных ступеней на Мосебакке. Стилтон неожиданно ушел. В сторону лестницы с каменными ступенями по другую сторону гаража.

Оливия проводила его взглядом.

* * *

УБ-группа сидела в комнате с приглушенным светом на Бергсгатан и изучала скачанный с сайта Trashkick фильм. Фильм, в котором Стилтона раздели догола, сделали на спине надпись баллончиком, избили и выкинули, бросив у каменной стены. В помещении было странным образом тихо, когда фильм закончился. Все знали, кто такой Стилтон. Вернее, кем он был. На экране они увидели избитого бродягу. Форс включил свет и нарушил тишину:

— Примерно такого и можно было ожидать.

— В смысле? — обратился Клинга к Форсу.

— Стилтон потерял хватку еще в две тысячи пятом, бросил на полпути расследование о Джилл Энгберг, девице легкого поведения. Мне пришлось взять дело на себя. Он просто исчез. Уволился и исчез. А сейчас попал вот туда. — Форс кивнул на экран, встал и поправил куртку.

— Но мы все равно должны его допросить? — уточнил Клинга. — Его же тоже избили.

— Конечно. Когда найдем его. До завтра.

* * *

Мортен и Метте легли спать. Сыну Джимми пришлось заняться посудой. Оба очень устали и почти сразу выключили прикроватные светильники, но не уснули. Мортен повернулся к жене:

— Тебе показалось, что моя интуиция уснула, да?

— Да.

— Наоборот. Я все время читал Тома, когда вы с Оливией говорили об острове; он был тут, присутствовал, слушал, принимал участие, но я заметил, что сам он не вступит в разговор, поэтому помог ему.

— Ты действовал наудачу.

— Нет.

Метте чуть улыбнулась и нежно поцеловала супруга в шею. Он пожалел, что два часа назад не принял «Виагру». Они отвернулись каждый в свою сторону.

Он думал о сексе. Она — о пустом чемодане на Нордкостере.

* * *

Оливия думала о своем коте. Она лежала в кровати, и ей не хватало свернувшегося в ногах теплого существа. Его мурлыканья и верчения вокруг нее. Белая маска наблюдала за ней со стены. Лунный свет играл в белых зубах. «Теперь остались только ты и я, — подумала Оливия. — Ты, чертова деревянная маска!» Она вскочила, сняла маску, забросила ее под кровать и снова легла. «Вуду?» — вдруг пришло ей в голову. Эта чертова штука, должно быть, лежит сейчас под кроватью, пялится вверх и готовит какую-нибудь отраву. Хотя вуду — с Гаити, маска — из Африки, а Элвис мертв. А Керуак — вообще, блин, паук!

— Сияю от радости! Я сияю от радости! М-да…

Оливия стояла голышом перед зеркалом в ванной и разглядывала свое юное постаревшее лицо. «Двадцать три года вчера, а сегодня не меньше пятидесяти», — думала она. Опухшее, покрытое пятнами лицо и глаза, испещренные тонкими красными прожилками. Девушка завернулась в белый халат и почувствовала, что грудь набухла, а живот сводит. «Вот только этого не хватало», — подумала она и снова легла.

* * *

На крыше одного из зданий полиции на Бергсгатан располагаются зарешеченные помещения, предназначенные для прогулок заключенных, содержащихся в тюрьме. Этим утром все были пусты, кроме одного. На цементном полу сидел серый воробей и скучал без компании. Тем активнее казалась кипящая деятельность в помещениях С-корпуса.

— Чемодан был пуст?

— Да, — сказала Метте.

— Где он сейчас?

— Она отдала его парню — управляющему гостевой деревушки на острове, Акселю Нурдеману.

Метте сидела в глубине комнаты. В некоторых участниках ее группы загорелся азарт. Говорили они тихо, но отчетливо. Информация о чемодане представляла интерес. Да все посещение Нильсом Вентом Нордкостера представляло интерес. Зачем он приехал туда? С кем встречался? Почему оставил пустой чемодан? Накануне вечером, прежде чем лечь спать, Метте отправила туда пару полицейских. Они должны были позаботиться о чемодане и проверить домики.

— Мы знаем, когда он приехал на Нордкостер? — поинтересовалась Лиза Хедквист.

— Пока нет, в течение дня получим информацию от коллег, работающих там. Зато мы знаем, где его впервые увидела Оливия: наверху, у бухты, на северной стороне острова. Оливия точно не знает когда, она сама заблудилась, но, как ей кажется, около девяти вечера.

— Потом он пришел к ее домику, около часа спустя, так?

— Скорее через два часа, в районе полуночи, — ответила Метте. — Более определенно мы знаем, когда он сел на водное такси на «Вэстра Брюгган» — почти ровно в полночь — и уехал в Стрёмстад. Там все следы прерываются.

— Не совсем.

Буссе Тюрен встал с места. С тех пор как Метте позвонила ему накануне вечером, он успел проделать кропотливую работу.

— Дан Нильссон заказал билет на утренний поезд из Стрёмстада на четыре тридцать пять на утро прошлого понедельника, потом сел на поезд, отправлявшийся из Ётеборга, и в десять пятьдесят прибыл на Центральный вокзал Стокгольма. Я проверил бронирование в «Шведских железных дорогах». На вокзале он арендовал автомобиль около четверти двенадцатого и в двенадцать зарегистрировался в отеле «Оден» на Карлбергсвэген. Под именем Дан Нильссон. Криминалисты осматривают его номер.

— Замечательно, Буссе, — кивнула Метте. — А какие-нибудь новости о его мобильном у нас есть?

— Нет. Но мы получили заключение врача. Кровь со скалы у места убийства принадлежит Нильсу Венту. Там нашли еще и фрагмент кожи. Кровь на земле, у колес машины, — тоже его.

— Значит, рану на затылке можно связать со скалой?

— Похоже на то.

— Но умер он от нее? Или все-таки утонул?

Лиза посмотрела в заключение.

— Он был жив, когда машина упала в воду. Скорее всего, без сознания. Он утонул.

— Хорошо.

Метте встала.

— Отличная работа, коллеги… Теперь нам нужно сконцентрироваться на его перемещениях с момента регистрации в гостинице до обнаружения его трупа. Наверняка его видели не только в отеле в день заезда. Вероятно, он питался в каком-то ресторане, может быть, использовал ту же банковскую карту, что при аренде автомобиля, звонил из отеля…

— Нет, этого он не делал, я проверила, — сказала Лиза.

— Хорошо.

Метте пошла к двери. Оставшиеся в комнате продолжили работать.

* * *

За несколько домов отсюда, в том же квартале, в похожей комнате сидели Руне Форс и Янне Клинга. УБ превратилась в группу по расследованию убийства из-за случая Веры Ларссон. В группу добавили несколько человек, и Форс получил в свое распоряжение дополнительные ресурсы.

Он отправил в город информаторов и поговорил с бездомными, которых избили до убийства Веры Ларссон. Один из них по-прежнему оставался в больнице, крупный житель Норрланда, но он ничего не помнил. Сотрудники группы мало что еще могли сделать в нынешнем положении.

Так считал Форс. Он сидел и листал «Страйк» — журнал о боулинге. Клинга просматривал техническое заключение из фургона.

— Посмотрим, даст ли что-нибудь фильм, — сказал Клинга.

— Тот, где они трахаются в фургоне?

— Ага.

Личность мужчины, осуществлявшего половой акт с Верой, все еще не была установлена. Вдруг в дверь постучали.

— Войдите!

Вошел Стилтон с обмотанной головой. Форс опустил газету и устремил взгляд на посетителя. Тот в свою очередь посмотрел на Форса.

— Здравствуйте, меня зовут Том Стилтон.

— Здравствуйте. — Янне Клинга вышел вперед и протянул руку. — Янне Клинга.

— Так ты теперь бездомный? — спросил Форс. Стилтон не отреагировал. Он мысленно подготовился, психологически; он знал, что будет так. Его это не задевало. Том смотрел на Янне:

— Это вы ведете следствие по делу об убийстве Веры Ларссон?

— Нет, а…

— Знаешь, кто тебя избил? — спросил Форс. Он изучал Стилтона, который не спускал глаз с Клинги.

— Я думаю, Веру Ларссон убили Kid Fighters, — произнес Стилтон.

На несколько секунд в комнате наступила тишина.

— Kid Fighters? — переспросил Клинга.

Стилтон рассказал все, что знал. О боях в клетках, о точном месте, где проходили бои, о том, кто в них участвовал и кто, по его мнению, выступал организатором. И рассказал, татуировки с какими символами набивали некоторые из участников.

— Две буквы в кружке, «KF», они мелькают в одном из фильмов на Trashkick. А вы видели?

— Нет.

Клинга покосился на Форса.

— «KF» расшифровывается как Kid Fighters, — сказал Стилтон.

Он направился к выходу.

— Как вы все это выяснили?

— По наводке мальчика из Флемингсберга — Аке Андерссона.

Стилтон покинул помещение, ни единого раза не взглянув на Руне Форса.

Вскоре после этого Форс и Клинга отправились в служебную столовую. Форс к информации Стилтона отнесся более чем скептически.

— Бои в клетках? Дети, дерущиеся в клетках? Здесь? В Швеции? Такое не могло оставаться незамеченным. Это же безумие.

Клинга молчал. Форс предположил, что Стилтон снова стал жертвой одного из своих многочисленных психозов и ему привиделся совершенно сумасшедший сюжет.

— А ты что думаешь? Kid Fighters? Может в этом что-то быть?

— Не знаю, — ответил Клинга.

Он не был так убежден в нелепости слов Стилтона. Янне решил просмотреть скачанные с Trashkick фильмы и проверить, видна ли где-нибудь упомянутая татуировка. Позже, в одиночестве.

* * *

Оветте Андерссон шла одна по Карлавэген. Черные шпильки, облегающая черная юбка и короткая коричневая кожаная куртка. Она только что обслужила клиента в личном гараже на Банергатан, и потом ее высадили там же, где забрали. Обычно она тут не работала. Но прошли слухи, что в районе улицы Мэстер Самюэльсгатан появилась слежка, поэтому Оветте переместилась сюда.

Подкрасив губы, она свернула на Сибиллегатан и пошла в сторону метро. И тут увидела знакомое лицо в магазине на другой стороне улицы. Магазин назывался «Необычное & Привычное».

Оветте остановилась.

Вот как он выглядел, ее бутик. Ее выпендрежная обложка. «Далеко она шагнула от тех времен, когда сосала с сыпавшимся из носа кокаином», — подумала Оветте. Андерссон впервые проходила мимо бутика. Этот район был ей чужим, во всяком случае теперь. Одно время она чувствовала себя на Ёстермальме почти как дома, хоть в это и трудно поверить. Это было время до Аке.

«Необычное & Привычное». Оригинально. Она всегда была неглупой, Джеки, неглупой и расчетливой. Оветте перешла дорогу и встала у витрины. Внутри она снова заметила шикарную женщину. В то же мгновение Джеки обернулась и посмотрела Оветте прямо в глаза. Оветте не отпускала ее взгляд. Когда-то они были коллегами, девушки из эскорта, в одной упряжке под названием «Голд Кард». Она, Джеки и Мириам Викселль, в конце восьмидесятых. Мириам ушла, когда заговорили об интимных услугах. Оветте и Джеки остались. Они хорошо зарабатывали.

Джеки была самой сообразительной. Все время старалась воспользоваться шансом, чтобы установить контакты с клиентами, которых они обслуживали. Оветте просто плыла по течению, нюхала кокс вместе с клиентами. Не задумываясь. Когда «Голд Кард» закрыли, Джеки стала преемницей Карла Видеунга и переименовала компанию в «Ред Вельвет». Элитная эскорт-фирма для узкого круга. Оветте пошла за Джеки в новую фирму, несколько лет проработала на нее, а потом залетела. От клиента. Ничего хорошего.

Джеки потребовала, чтобы она сделала аборт. Оветте отказалась. Это была ее первая беременность и, возможно, последняя. Она хотела оставить ребенка. Все закончилось тем, что Джеки выкинула ее на улицу, в буквальном смысле. Там ей пришлось выживать так, как она могла с новорожденным на руках. С Аке. Сын клиента, имя которого знали только Оветте и Джеки. Даже сам клиент не знал о ребенке.

Теперь они стояли, вцепившись друг в друга глазами, по разные стороны витрины на Сибиллегатан. Уличная проститутка и элитная потаскуха. В конце концов Джеки отвернулась.

«По-моему она испугалась», — думала Оветте. Она какое-то время оставалась у витрины и видела, как Джеки начала хлопотать в магазинчике, осознавая присутствие Оветте снаружи.

«Она боится меня, — размышляла Оветте. — Потому что я многое знаю и могла бы этим воспользоваться. Но я никогда так не поступлю, потому что я не такая, как ты, Джеки Берглунд. В этом наше отличие. Разница, из-за которой я стою на панели, а ты разгуливаешь по бутику. Но честность того стоит». Уходя в сторону метро, Оветте высоко подняла голову.

Джеки наводила порядок в своем магазинчике. Она злилась и нервничала. Что здесь делала Оветте Андерссон? Да как она смеет, черт бы ее побрал! Джеки обернулась. Оветте уже не было. Джеки задумалась. Вспомнила прежнюю Оветте, веселую, с радостными глазами. Ту, которой взбрело в голову покрасить волосы в синий цвет, что взбесило Карла. Оветте была не очень умной, вернее, не была расчетливой. Что, в общем-то, и к лучшему. О некоторых клиентах Оветте знала слишком много. Но молчала. Все эти годы.

«Наверняка она меня боится. Она знает, кто я и что случится, если кто-нибудь мне будет угрожать. Скорее всего, случайно шла мимо».

Джеки продолжила уборку, и ей удалось выкинуть из головы неприятное видение у витрины. Потом она стала думать совсем в другом ключе. Дурочка из Щеррторпа с сыном на шее. Какое глупое приобретение, когда она могла сделать аборт и выйти на абсолютно другой уровень в карьере. «Некоторые делают паршивый выбор в жизни», — думала Джеки, с улыбкой открывая дверь одной из постоянных клиенток.

Линн Магнуссон.

* * *

Руне Форс только что допил вторую чашку кофе, когда увидел в служебной столовой Метте Ольсетер. Она направлялась к его столу. Янне Клинга уже ушел.

— Том Стилтон связался с тобой? — спросила Метте, подойдя ближе.

— Что ты имеешь в виду под «связался»?

— Он разговаривал с тобой сегодня?

— Да.

— О боях в клетках и Kid Fighters?

— Да?

— Отлично. Пока!

Метте двинулась с места.

— Ольсетер!

Метте обернулась.

— Он что, и тебе об этом рассказал? — спросил Форс.

— Да. Вчера.

— И ты веришь в эту болтовню?

— А почему бы и нет?

— Да потому, что он… Ты видела, в каком он состоянии?

— Какое отношение это имеет к его сведениям?

Метте и Форс несколько секунд смотрели друг на друга. Их отношения были далеки от дружеских. Когда Форс поднял кружку, Метте уже уходила. Он проводил ее взглядом. Управление что, собирается вмешаться в его расследование?

* * *

Оливия полулежала в кровати, держа на коленях белый ноутбук, с баночкой мороженого «Бен энд Джерриз» в руке. Она легко могла бы съесть целую пачку и забыть об ужине. Многовато сахара, но вкусно.

Оливия несколько часов провела в Интернете в поисках информации о прошлом Нильса Вента. О времени, когда он принимал активное участие в управлении компанией и был партнером Бертиля Магнуссона. Рённинг не воспринимала поиски как нарушение обещания бросить береговое дело. Ведь никакой связи между ним и убийством Вента не было. Пока она называла это исследованием. Прежде всего компании «Магнуссон Вент Майнинг», позднее переименованную в «Магнуссон Ворлд Майнинг», которая уже тогда, когда пропал Вент, подвергалась жесткой критике с разных сторон. Не в последнюю очередь за сотрудничество с диктаторскими режимами. Суть критики совпадала со словами Мортена Ольсетера, когда у него случился небольшой взрыв эмоций за обеденным столом.

Мысли переместились в особняк на острове Вэрмдё. Девушка думала о прошлом вечере, который произвел на нее будоражащее впечатление. Оливия прокручивала в голове отрывки из диалогов за столом. И то, что происходило потом, когда они с Мортеном были в комнате для музицирования. Оливия пыталась вычислить скрытые намеки, которыми обменивались Стилтон и чета Ольсетер. Непростая задача. Выдайся удобный момент, она бы спросила Метте или Мортена, в каких они находились отношениях, Стилтон и семья Ольсетер. Спросила бы, что они знают о случившемся со Стилтоном. Оливия была убеждена, что они определенно знают больше, чем она.

Вдруг на экране высветилась фотография молодого Нильса Вента. Рядом с таким же юным Бертилем Магнуссоном. Фотографии использовались в статье 1984 года. Речь в ней шла о том, что мужчины минуту назад подписали договор с Мобуту, президентом тогдашнего Заира. Договор должен был принести «МВМ» миллионы. Оба улыбались прямо в камеру. В ногах у них лежал мертвый лев. Магнуссон позировал с ружьем в руке.

«Отвратительно», — подумала Оливия. Тут зазвонил мобильный. Появившийся на экране номер был ей неизвестен.

— Оливия Рённинг.

— Здравствуйте, это Уве Гардман. Я только что прослушал сообщения, два из них от вас. Вы хотели поговорить со мной?

— Да, конечно!

Липкими от мороженого руками Оливия отодвинула ноутбук и села, выпрямив спину. Уве Гардман. Мальчик — свидетель из бухты Хасслевикарна!

— О чем вы хотели побеседовать? — спросил Гардман.

— Дело в том, что я по учебе занимаюсь одним старым расследованием убийства, того, которое произошло у Хасслевикарны в восемьдесят седьмом. Вы оказались свидетелем, если я правильно поняла?

— Да, все правильно. Хм, как интересно.

— Что?

— Просто я недавно, около недели назад, как раз разговаривал об этом с одним человеком из Маль-Паис.

— Где это?

— В Коста-Рике.

— И вы разговаривали об убийстве на берегу?

— Ага.

— А с кем?

— Его звали Дан Нильссон.

Оливия окончательно забыла о данном обещании, она старалась говорить как можно спокойнее.

— Вы сейчас в Швеции?

— Да.

— Когда вы приехали? — спросила она.

— Сегодня ночью.

— Тогда вы, скорее всего, не слышали об убийстве Нильса Вента?

— А кто это?

— Дан Нильссон. Он использовал это имя, хотя по-настоящему его звали Нильс Вент.

— И его убили?

— Да. Позавчера. Здесь, в Стокгольме.

— Ой.

Оливия дала Гардману возможность осознать случившееся. У нее еще оставались вопросы, но Гардман сам нарушил молчание:

— Ух, он казался таким… Действительно ужасно, я же был у него дома там и…

Гардман умолк, и Оливия вставила свое слово:

— Как вы познакомились?

— Ну, я морской биолог, и отправился в Сан-Хосе, чтобы посодействовать в разработке огромного водного заповедника у полуострова Никойа. Так что я на пару дней поехал к океанскому побережью на разведку и там встретил его, он работал гидом в тропическом заповеднике за пределами Маль-Паис.

— Сам он жил там, в Маль-Паисе?

— Да… Мы познакомились в заповеднике. Туда нечасто приезжали шведы. Потом он пригласил меня на ужин.

— И тогда вы заговорили об убийстве на Нордкостере?

— Да… Мы выпили вина и потом каким-то образом пришли к тому, что оба связаны с островом. У него там много лет назад была дача, а я рассказал про тот вечер, когда увидел это около Хасслевикарны.

— И как он отреагировал?

— Хм, он… немного странно. Он очень заинтересовался и спрашивал о разных деталях, но мне было всего девять, и прошло уже столько… больше двадцати лет, поэтому помнил я немного.

— Но ему стало очень любопытно?

— В какой-то мере да. Потом он встал. Я вернулся на следующий вечер, чтобы забрать кепку — я ее там оставил, — а его уже не было. Два мальчика бегали поблизости и играли с кепкой, но они не знали, где он, а знали только то, что он точно уехал.

— Он направился на Нордкостер.

— Да?

— Да.

— А теперь он мертв?

— К сожалению. Можно спросить, где вы живете сейчас?

— Дома. На Нордкостере.

— Собираетесь в Стокгольм как-нибудь?

— Сейчас нет.

— Понятно.

Оливия поблагодарила Гардмана. На самом деле за гораздо большее, чем он мог предполагать. Она повесила трубку и тут же набрала номер Стилтона.

Стилтон стоял у торгового центра «Сёдерхалларна» и продавал «Ситуашун Стокгольм». Торговля шла вяло — две газеты за час. И не потому, что народу было мало, а просто все либо держали мобильный у уха, либо шли в наушниках, подключенных к телефону, который они несли в руке. «Вполне вероятно, что мы мутируем, — думал Стилтон. — Превращаемся в новую расу. Homo digitalis — версия подключенного к Сети неандертальца». В этот момент зазвонила его собственная трубка.

— Это Оливия! Ты не представляешь, что я узнала о Нордкостере!

— Ты же решила бросить дело. Ты же говорила, что…

— Нильс Вент встретился с мальчиком-свидетелем Уве Гардманом чуть больше недели назад! В Коста-Рике!

Стилтон молчал. Довольно долго.

— Неожиданно, — произнес он наконец.

— Еще бы!

Взволнованная Оливия коротко рассказала, как Гардман поведал Венту о береговом убийстве и как Вент сразу после этого уехал домой в Швецию. На Нордкостер. После того, как больше двадцати семи лет считался пропавшим.

— Почему он так себя повел? — спросила Оливия.

Почему рассказ Гардмана вызвал такую реакцию у Вента? Он же исчез за три года до убийства. Мог он быть как-то связан с убитой на берегу женщиной? Ведь есть большая вероятность, что она латиноамериканского происхождения.

— Оливия.

— Могли они встретиться в Коста-Рике? А потом ее послали на Нордкостер забрать что-то спрятанное Вентом на его даче?

— Оливия!

— Могли ее пытать водой, чтобы выяснить, зачем она приехала? Люди, которые узнали о ее приезде и вели за ней слежку? Могла она…

— Оливия!

— Да?

Стилтон устал от ее фантастических теорий.

— Тебе нужно снова поговорить с Метте.

— Да? Конечно, а как же!

— И придерживайся фактов. О Гардмане и Венте. Остальное она сама додумает.

— Оʼкей. Составишь мне компанию?

Стилтон согласился. Более того, он снял повязку с головы и заклеил затылок широким пластырем, менее заметным. Они собрались в ресторан. Оливия дозвонилась до Метте, когда та шла к машине. Мортен и Йолене уехали в центр на какое-то танцевальное шоу и домой должны были вернуться поздно; Метте же хотела ненадолго зайти в небольшой ресторан поужинать.

— «Стационе», — сказала Метте.

— Где он находится?

— В красном здании вокзала. Станция называется «Сальтшё-Дювнэс», у Сальтшёбанан.

И вот они уже сидели здесь, в лучах вечернего солнца, на деревянном перроне красивого привокзального здания, за аккуратным круглым столом, на расстоянии нескольких метров от прибывавших и отъезжающих перед ними поездов. Ресторан был семейным заведением, необычайно популярным в округе, с вкусной едой и массой посетителей, из-за чего им и достался столик снаружи, на перроне. Не в обиду им. Он идеально подходил для их целей. Никого, кто бы находился достаточно близко, чтобы их услышать. Особенно в такие моменты, когда Метте сильно повышала голос.

— В Коста-Рике?!

Наконец она получила ответ на вопрос, которому посвятила много времени двадцать семь лет назад. Наконец она узнала, где прятался Нильс Вент все эти годы.

— В Маль-Паисе, — сказала Оливия. — На полуострове Никойа.

— Невероятно!

Оливии льстила реакция, которую она смогла вызвать у бывалого следователя. Довольная, она наблюдала за тем, как Метте срочно звонила Лизе Хедквист, чтобы дать ей распоряжение допросить Уве Гардмана о Коста-Рике. Информация о месте проживания Вента была для Метте куда более интересной, чем его возможная причастность к береговому делу. Хотя следствие не было закрыто, у Метте на повестке дня стояло гораздо более актуальное расследование убийства. К тому же в ее сознании береговое дело по-прежнему принадлежало Тому.

Она положила трубку и посмотрела на него:

— Нам нужно будет нанести визит.

— В Маль-Паис?

— Да. В дом Вента. Возможно, там есть материал, который нам поможет в расследовании, мотив убийства или разгадка его исчезновения. Правда, могут возникнуть трудности.

— Почему? — спросила Оливия.

— Потому что я плохо знакома с тамошней полицией, наверняка она не очень эффективна в связи с бюрократическими проволочками.

— И как быть?

Оливия заметила, как Метте и Стилтон обменялись молниеносными взглядами, говорящими о взаимопонимании. После они попросили счет.

У Метте нечасто появлялся повод для посещения казино «Космополь». Шагнув в один из игровых залов, крупная женщина привлекла к себе внимание многих. Прежде всего Аббаса. Он приметил ее еще в дверях. Одного короткого взгляда между ними хватило, чтобы он понял, что вскоре ему придется искать крупье себе на замену.

Стилтон с Оливией стояли, прислонившись к машине Метте, чуть поодаль от казино. По пути из «Стационе» Оливия прослушала краткое описание человека, к которому они собирались обратиться. Аббас эль Фасси. Бывший продавец сумок, ныне — уважаемый крупье. В течение многих лет он проводил операции под прикрытием и для Метте, и для Стилтона. Разнообразного характера. И с каждым разом его эффективность росла, что убедило обоих в его абсолютной надежности, когда дело касалось задач, которые нужно выполнить без лишнего шума. Таких, как эта. Когда не хотелось подключать местную полицию и разбираться с их бюрократией, чтобы получить разрешения, которые требуются, если идти по официальному пути.

Так что был выбран другой путь. Путь Аббаса.

Оливия взглянула на Стилтона:

— Всегда?

Он только что немного рассказал ей об Аббасе. О его прошлом. Не вдаваясь в подробности. И не упоминая о том, что заставило Аббаса вылезти из полукриминального болота при помощи Стилтона и попасть под заботливое наблюдение Метте и Мортена. Со временем они приняли его как члена семьи. Во многом благодаря Йолене — девочке с синдромом Дауна. Ей было семь, когда в их семье появился Аббас, и именно она шаг за шагом ломала его прочный щит, пока он не решился принять заботу и любовь семьи и выразить свою собственную. Серьезный шаг для бедного мальчика-сироты из Марселя. И сегодня Аббас по-прежнему считался частью семьи Ольсетер. Сам он, как заботливая мать, опекал Йолене. И носил нож.

— Всегда, — ответил Стилтон.

Он завершил рассказ тем, что подчеркнул невероятную страсть Аббаса к ножам. Он всегда носил на себе особый нож, который смастерил сам.

— А что, если он его потеряет?

— У него их пять.

Метте и Аббас покинули казино и пошли к машине. Стилтон подготовился к общению с Аббасом. Прошло немало времени с их последней встречи. При обстоятельствах, о которых Стилтон предпочитал не вспоминать.

И вот они снова увиделись. Но все получилось так, как чаще всего происходит с эль Фасси. Пара коротких взглядов, один кивок, и все стало понятно. Когда Аббас проскользнул на место рядом с Метте, Стилтон почувствовал, как сильно по нему скучал.

Метте предложила поехать к Аббасу на Далагатан. Забыв о строительстве Ситибанан. Вернее, о районе со взрывами, который в не очень близком будущем должен был превратиться в вокзал у Ванадисвэген, а сейчас занимал целый квартал у ворот эль Фасси. Не раз, сидя в квартире, Аббас ощущал вибрации подземных взрывов, от которых трясся весь дом, и смотрел на несчастную церковь Маттеусщурка прямо напротив, где Бог изо всех сил пытался удержать кирпичи на месте.

Теперь все разместились у Аббаса в гостиной. Метте изложила задачу — поехать на место проживания Вента в Маль-Паис в Коста-Рику и провести обыск его дома. Малую долю сотрудничества с местной полицией Метте обеспечит через свои каналы. Выполнение основной миссии возлагалось на Аббаса, после согласия последнего и принятия необходимых мер предосторожности. Метте покроет расходы. Потом она рассказала обо всех известных на данный момент деталях дела. Аббас молча слушал.

После того как Метте завершила свою часть, связанную с актуальным расследованием, Стилтон высказал еще одно пожелание:

— Раз ты едешь туда, можешь посмотреть, не найдется ли связь между Вентом и женщиной, убитой на Нордкостере в восемьдесят седьмом. Возможно, они встретились в Коста-Рике, а потом она поехала на Нордкостер, чтобы забрать нечто спрятанное Вентом на даче. Хорошо?

Оливия чуть дернулась. Она отметила, что Стилтон, даже не взглянув на нее, стащил многие из ее «конспиративных теорий» и превратил в свои. «Вот он какой, — думала девушка. — Я учту».

Теперь они ждали ответа Аббаса.

Оливия все время молчала. Она чувствовала, что этих троих уже много лет связывают особые чувства. Тон разговора свидетельствовал о прочном уважении, царившем между ними. Также Оливия заметила, что Стилтон и Аббас то и дело украдкой смотрят друг на друга. Быстрые взгляды, как будто было между ними что-то недосказанное. Что это?

— Я поеду, — единственное, что произнес Аббас в ответ. Хотя потом спросил, не хочет ли кто-нибудь чаю.

Метте хотела домой, Стилтон хотел выйти на воздух, и оба отказались. Они уже шли в прихожую, когда Оливия согласилась:

— С удовольствием.

Она не совсем понимала, почему ответила именно так, но связано это было с Аббасом. Он восхитил ее, еще когда одним элегантным движением скользнул в машину и сел на сиденье. И его аромат. Не духи, а что-то другое, ей совершенно незнакомое. Сейчас эль Фасси вошел с маленьким серебряным подносом с чаем и чашками.

Оливия рассматривала комнату. Удивительно красивую. Белые стены, мало мебели, несколько литографий — на одной стене и тонкая темная драпировка — на другой, без телевизора, с мягким старым деревянным полом. Оливия даже заподозрила Аббаса в склонности к педантизму.

Подозрение было справедливо для некоторых сфер его жизни. О других сферах вообще мало кто знал.

Оливия наблюдала за хозяином квартиры. Он стоял у низкой аскетичной полки, заполненной тоненькими книгами. Его белая рубашка с короткими рукавами свободно свисала на серые брюки-чинос. «Где он у него? — гадала Оливия. — Нож? Который он всегда носит на себе, если верить Стилтону». Всегда. Ее взгляд скользил по фигуре Аббаса. На нем же почти нет одежды. Мог он отложить его?

— У вас любопытные глаза.

Аббас развернулся с маленькой чашкой чая в руке. Он застал Оливию врасплох. Она не хотела, чтобы ее взгляд был неправильно истолкован.

— Стилтон говорит, вы всегда носите нож.

Эль Фасси отреагировал слабо, но отчетливо. С недовольством. Зачем Стилтон рассказал Оливии о его ноже? Излишне. Нож был частью скрытой личности Аббаса, не принадлежавшей общественности. И даже этой молодой девушке не следует иметь доступ к такой информации.

— Иногда Стилтон много болтает.

— Но это правда? Он сейчас на вас?

— Нет. Сахару?

— Немного.

Аббас снова развернулся. Оливия опустилась в низкое кресло, и тут же что-то ударило в подлокотник около нее: длинный, тонкий, полностью черный нож дрожал в паре сантиметров от ее плеча. Оливия отпрянула в сторону и уставилась на эль Фасси, который подходил к ней с чашкой в руке.

— Это не нож, это тонкий вариант Black Circus, двести шестьдесят граммов. Давайте поговорим немного о береговом деле?

— Конечно.

Девушка взяла свою чашку и приступила к рассказу, иногда слишком торопливому и спутанному. Нож оставался в подлокотнике. Где-то в подсознании ее мучил вопрос: «Где, черт возьми, он его прятал?»

* * *

Уве Гардман сидел на кухне в доме родителей на Нордкостере и смотрел в окно. Незадолго до этого он беседовал с женщиной-полицейским из Стокгольма и рассказал ей все, что знал о Нильсе Венте и Маль-Паисе. Банка равиоли была съедена. Еда, далекая от кулинарных изысков, все же выполнила свою функцию и утолила голод. Завтра он купит нормальные продукты.

Уве осмотрелся в старом родительском доме. По дороге в Стрёмстад он заехал в свою двухкомнатную квартиру в Гётеборге, навестил отца в доме престарелых и отправился домой на Нордкостер.

«Домой на Нордкостер» — потому что здесь был его дом. Только и всего.

Теперь папа с мамой больше не жили на острове, отчего было немного тоскливо. И пусто. Мама Астрид умерла три года назад, а у папы только что случился инсульт. Теперь правая сторона его тела была частично парализована. Печальный недуг для пожилого, видавшего виды ловца омаров, который всю жизнь сражался с морем благодаря своей неуемной силе.

Уве вздохнул, встал из-за стола, поставил тарелку в раковину и стал думать о Коста-Рике. Фантастическое было путешествие, познавательное и необычное. Еще необычнее оно стало, когда Уве вернулся домой и позвонил этой Оливии Рённинг. Дан Нильссон убит. Пропавший бизнесмен, которого на самом деле звали Нильс Вент. Который поехал на Нордкостер сразу после их встречи в Маль-Паис. А потом его убили. Что он здесь делал? На острове? Странно. Жутко. Связано ли это с тем, что Уве рассказал ему о женщине на берегу?

Гардман подошел к входной двери и запер ее на замок. Он обычно никогда так не делал. Здесь, на Нордкостере, в этом не было необходимости, но он все равно это сделал. Потом отправился в свою старую детскую. Остановился на пороге и заглянул в комнату. С тех пор как он уехал на учебу в Гётеборг, почти ничего не изменилось. Старые обои с улитками, полностью соответствующие желаниям маленького Уве, уже давно отжили свой срок, и их следовало заменить.

Он присел на корточки. Линолеум на полу пришел в негодность. Наверняка деревянный пол под ним можно покрасить и покрыть лаком. Уве попытался приподнять линолеум у порога, чтобы посмотреть, что под ним, но покрытие намертво приклеилось. Попробовать стамеской? Он направился к большому шкафу с инструментами — гордости папы Бенгта. Все было рассортировано и развешено в безукоризненном порядке.

Уве улыбнулся, когда открыл шкаф и увидел его, свой собственный старый ящичек с сокровищами. Деревянный, сделанный своими руками, размером с коробку из-под обуви, заполненный в детстве находками с берега. Удивительно, что он сохранился. И именно здесь, в любимом папином шкафу с инструментами. Гардман приподнял коробку с бором и аккуратно достал ящичек.

Он взял его в спальню и открыл, поставив на кровать. Все лежало на месте, как он помнил. Череп птицы, который они с мамой нашли у бухты Таинственная. Осколки птичьих яиц. Красивые камни и кусочки дерева, отшлифованные морем стекляшки. Там были и более необычные предметы, прибившиеся к берегу. Половина кокосового ореха и разные раковины моллюсков, устриц и улиток. Раковины, которые они собирали вместе с Ирис, когда им было по девять и они были влюблены. И еще эта заколка, которую он обнаружил позже, в то же лето. Заколка Ирис. Уве нашелее в водорослях на пляже и собирался вернуть, но девочка уехала домой, а год спустя он забыл и об Ирис, и о заколке.

Уве вытащил ее из ящичка. Подумать только, на ней даже остался волос Ирис. Столько лет прошло. Хотя… Уве поднес заколку к настольной лампе. Она же была блондинкой? Этот волос гораздо темнее, почти черный. Странно.

Гардман задумался. Когда он нашел ее? На самом деле? Заколку? Случайно, не в тот самый вечер, когда… Черт, точно! Он вдруг все вспомнил! Он нашел заколку в водорослях рядом со свежими следами на песке, а потом… потом он услышал голоса вдалеке и спрятался за камнями!

В ту ночь, когда наступила сизигия.

* * *

Аббас вытащил нож из подлокотника. Оливия уже ушла, допив чай. Он проводил ее до дверей. На этом все закончилось. Сейчас он набрал номер на мобильном и ждал. Ему ответили. На одном из двух своих родных языков, французском, эль Фасси транслировал просьбу человеку на другом конце.

— Сколько времени понадобится? — спросил он.

— Два дня. Место встречи?

— Сан-Хосе, Коста-Рика. Я скину сообщение.

И он нажал на «отбой».

На груди у одного из них остались хлебные крошки, другой жевал таблетки от изжоги и глотал на ходу, третий забыл почистить зубы. Все недавно проснулись, но были наготове, проходя по коридорам управления.

Сегодня Метте вызвала группу особенно рано. В шесть тридцать все уже были на месте. Через десять минут Метте закончила отчитываться об актуальной, полученной от Оливии информации. Ее дополнил диалог Лизы Хедквист и Гардмана накануне вечером, который на самом деле не дал ничего нового. Теперь они знали, где жил Вент, прежде чем вернулся в Швецию. На экран вывели большую карту Коста-Рики. Метте указала на Маль-Паис на полуострове Никойа:

— Я отправила туда личного помощника.

Никто не среагировал. Все осознавали: Метте знает, что делает.

Буссе Тюрен подошел к карте. Метте позвонила ему накануне вечером, когда выходила от Аббаса, и дала ему всю необходимую для работы информацию.

— Я проследил весь путь Вента, — начал Буссе. — Он зарегистрировался в аэропорту в Сан-Хосе, Коста-Рика, под тем же именем, под которым арендовал машину в Швеции, — Дан Нильссон.

— Когда это было?

— В пятницу десятого июня, в двадцать три десять по местному времени. — Буссе конспектировал на доске. — Самолет отправился в Лондон через Майами, приземлился в шесть десять, там Вент сел на самолет, приземлившийся в «Ландветтере» в Гётеборге в воскресенье двенадцатого июня, в десять тридцать пять.

— По-прежнему под именем Дана Нильссона?

— Да. Из «Ландветтера» он поехал на такси на Центральный вокзал. Принимая во внимание, что в тот же вечер он появился на Нордкостере, можно предположить, что он поехал напрямик в Стрёмстад, а оттуда — на пароме на остров.

— Да. Спасибо, Буссе. Вы хоть спали сегодня?

— Нет. Ничего страшного.

Метте одобрительно взглянула на него.

Информацию Буссе быстро объединили с ранее полученными от него сведениями о местонахождении Вента после отъезда с Нордкостера. Таким образом, теперь они располагали маршрутом перемещения Вента из Сан-Хосе в Коста-Рике вплоть до отеля «Оден» на Карлбергсвэген. С заездом на Нордкостер.

— Техники дали ответ по поводу мобильного Вента, им удалось его восстановить.

Один из более опытных следователей подошел к Метте с пластиковой папкой в руках.

— Вы прочли ее?

— Да.

— Есть что-то ценное?

— Можно сказать, что да.

«Мягко сказано», — констатировала Метте, бегло просмотрев отчет. Помимо прочего, он включал в себя подробный список разговоров. С датой и точным временем.

* * *

Уве Гардман позвонил Оливии поздно вечером накануне и рассказал о найденной им заколке. Заколке с черным волосом. Могла ли она представлять интерес?

Конечно, могла.

К тому же Гардмана срочно пригласили на завтрашнее заседание морских биологов в Стокгольме, и он решил приехать на утреннем поезде.

— Лобби-бар в «Ройал Викинг». У Центрального вокзала. Подойдет? — предложила Оливия.

— Отлично.

Гардман в выцветших синих джинсах и черной футболке неторопливо вошел в бар. Загорелый, с выгоревшими от солнца волосами. Оливия изучила вошедшего парня и задумалась, свободен ли он. За-тем отвела от него взгляд. Гардман подошел к стойке и заказал эспрессо. Получив кофе, он обернулся, посмотрел на часы и заметил темноволосую девушку, сидевшую у панорамного окна. Гардман глотнул кофе и стал ждать. Спустя еще один глоток Оливия подняла голову и снова засекла парня у стойки.

— Оливия Рённинг? — спросил он.

Она совсем растерялась, но кивнула. Гардман подошел к ней.

— Уве Гардман, — представился он.

— Здравствуйте.

Гардман сел.

— Какая вы молодая, — сказал он.

— Да? Почему?

— Нет, ну знаете, когда слышишь в трубке голос и представляешь человека… да… я думал, что вы старше.

— Мне двадцать три. Вы взяли заколку?

— Да.

Уве достал прозрачный пакетик с заколкой. Оливия рассматривала ее, а Гардман рассказывал, где ее нашел. Как. И прежде всего где.

— Прямо перед тем, как вы услышали голоса?

— Да. Она запуталась в водорослях рядом со свежими следами на песке. Я проследил за следами и тут увидел тех людей, услышал их и тогда спрятался.

— И вы все помните!

— Да, все-таки событие было особенным… Я бы не вспомнил всех деталей, если бы не наткнулся на заколку.

— Могу я оставить ее у себя на время? — Оливия приподняла пакетик и посмотрела на Гардмана.

— Да, конечно. Кстати, вам привет от Акселя Нурдемана, он подвозил меня до Стрёмстада утром.

— Спасибо.

Гардман покосился на часы.

— Черт, мне надо бежать.

«Уже?» — подумала Оливия.

Уве встал и взглянул на нее:

— Встреча начинается через полчаса. Было приятно познакомиться! Звоните, если что-то выясните.

— Договорились.

Гардман кивнул и ушел. Оливия проводила его взглядом. Почему она не предложила ему выпить пива до его отъезда домой? Ленни бы не растерялась.

* * *

Молодому полицейскому Янне Клинге не без трудностей удалось выяснить, где проживает Стилтон. В фургоне в лесу Небытия. Где точно, он не знал. Так что Янне пришлось покружить среди владельцев собак и любителей утреннего солнца, прежде чем он заметил фургон. Вот он уже стучал в дверь. Стилтон подошел к окну, исчез и отворил.

Клинга кивнул:

— Я не помешаю?

— Что ты хотел?

— Мне кажется, что в вашем вчерашнем рассказе что-то есть. О Kid Fighters.

— Руне Форс тоже так думает?

— Нет.

— Заходи.

Клинга вошел и оценил обстановку.

— Вы тут и раньше жили?

— Когда?

— Когда здесь жила Вера Ларссон.

— Нет.

Стилтон не собирался раскрывать карты. Он был начеку. Возможно, Форс что-то задумал, он не знает. Он ничего не знает и о Янне Клинге.

— Форс в курсе, что ты здесь?

— Нет… пусть это останется между нами? Стилтон рассматривал юного полицейского.

Может, он хороший парень, попавший к плохому парню? Стилтон указал на одну из коек. Клинга сел.

— Зачем ты пришел сюда?

— Затем, что мне кажется, вы на верном пути. Мы скачали фильмы с Trashkick. Я просмотрел их сегодня ночью и у одного нападавшего увидел эту татуировку. «KF», обведенные кружком. Как вы и сказали.

Стилтон молчал.

— Потом я прочитал про бои в клетках, нашел разные случаи, больше всего в Англии — дерущиеся молодые ребята, — хотя чаще всего там присутствовали родители.

— Едва ли родители присутствовали, когда я там был.

— В Оште?

— Ага.

— Я ездил туда утром, в этот грот, он пуст.

— Наверняка я спугнул их, внезапно появившись и разоблачив всю шарашку.

— Вполне возможно. Кстати, там остались следы деятельности: куски изоленты, болты, красная разбитая лампа и куча всяких токсикоманских штучек. Хотя их нельзя связывать именно с боями в клетках.

— Нельзя.

— Но я оставил там слежку.

— За спиной у Форса?

— Я сказал, что вас избили именно в том месте и что, возможно, стоит держать его на контроле.

— И он клюнул?

— Да. Думаю, он говорил с кем-то из управления и теперь хочет показать, что что-то делает.

Стилтон сразу догадался с кем. «Она свой шанс не упустит», — думал Стилтон.

— Потом я связался с нашей молодежной группой. Они ничего не слышали об этом, но обещали послушать, что говорят вокруг.

— Хорошо.

В этот момент Стилтон забыл об осторожности. Он верил Янне Клинге. Настолько, что достал карту Стокгольма и развернул между ними:

— Видишь крестики?

— Да.

— Это места, где произошли нападения и убийство. Я пытался найти географическую закономерность.

— Нашли что-нибудь?

— Не между самими нападениями, но трое из жертв, включая Веру Ларссон, находились около торгового центра «Сёдерхалларна» и продавали газеты незадолго до избиений. Вот этот крестик.

Стилтон утаил тот факт, что на самом деле Вера не стояла там и не торговала в тот вечер: делал это он, а она пришла туда, и они ушли вместе.

— Так какова ваша теория? — спросил Клинга.

— Это не теория, а гипотеза. Возможно, парни выслеживают своих жертв именно у «Сёдерхалларна» и следуют за ними.

— А еще двое избитых — всего же их пять — там не стояли.

— Про одного я ничего не знаю, другой был в другом месте — около «Ринген» на Гётгатан.

— Это же недалеко от площади Медборйарплатсен.

— Да. К тому же он проходил мимо «Сёдерхалларна» по пути к «Ринген».

— То есть нам нужно установить дополнительное наблюдение за «Сёдерхалларна»?

— Может быть. Не я принимаю решения.

«Да, — думал Клинга. — Решения принимаю я или Форс». Клинга поймал себя на мысли, что хотел бы, чтобы Форс был похож на Стилтона. Был готов действовать.

Янне встал.

— Если появятся еще соображения, можете напрямую связываться со мной. Я собираюсь вести это дело немного в стороне.

В стороне от кого, было легко догадаться.

— Вот моя визитка, — сказал Клинга.

Стилтон взял карточку.

— Ну и, как мы уже говорили, пусть это останется между…

— Без проблем.

Клинга кивнул и пошел к двери. Уже выходя, он обернулся:

— Там было еще кое-что. В фильме, снятом у этого фургона, с избиением Веры Ларссон, есть кадры до нападения, сделанные ими через окошко… должно быть, вот это… на них голый мужчина занимается сексом с ней на вот этой койке.

— Да?

— Вы не знаете, кто это?

— Это был я.

Клинга вздрогнул. Стилтон смотрел ему прямо в глаза.

— Только между нами.

Клинга кивнул и вышел, едва не столкнувшись с необычайно воодушевленной Оливией Рённинг. Она бегло взглянула на него, вошла в фургон и захлопнула дверь.

— Кто это?

— Из муниципалитета.

— A-а. Знаешь, что это такое?

Оливия достала пакетик с заколкой.

— Заколка, — ответил Стилтон.

— Из Хасслевикарны! Найдена Уве Гардманом в тот же вечер, когда совершили убийство, у одного из следов преступников или жертвы!

Стилтон смотрел на пакетик.

— А почему он не отдал ее нам? Тогда, в восемьдесят седьмом?

— Вот этого я не знаю. Ему было всего девять, и он не знал, что она может представлять какую-то ценность. Он воспринимал ее просто как находку на берегу.

Стилтон потянулся за заколкой.

— На ней остался волос, — сообщила Оливия. — Черный.

Тут Стилтон понял, куда целился робот по имени Рённинг.

— ДНК?

— Да.

— Зачем?

— Если заколка принадлежала жертве, то смысла нет. А если кому-то другому?

— Она могла принадлежать кому-то из убийц?

— Да.

— Кому-то с заколкой?

— Ведь одной из них могла быть женщина.

— Нет никаких свидетельств, что там находилась еще одна женщина.

— Чьих свидетельств? Испуганного девятилетнего мальчика, сидевшего далеко, ночью? Он увидел несколько темных фигур и услышал крик женщины; ему показалось, что там было трое или четверо людей. Он не мог разглядеть, была ли там еще одна женщина. Ведь так?

— Опять ты подозреваешь Джеки Берглунд?

— Я этого не говорила.

Но подумала. И почувствовала. Одно только упоминание Стилтоном этого имени разбудило ярость, стучащую в голове у Оливии. У нее вдруг появились очень личные причины разобраться с Джеки Берглунд. Лифт и кот. Прежде всего кот.

Но Стилтон к этому отношения не имел. Он искоса поглядывал на Оливию. И знал, что в ее мыслях есть рациональное зерно.

— Поговори с ребятами из группы по нераскрытым делам.

— Они не заинтересованы.

— Почему?

— Дело «нецелесообразно», если верить Вернеру Бросту.

Оба смотрели друг на друга. Стилтон отвел глаза.

— Но ваша бывшая жена работает в ГЛК, — отчеканил робот.

— Черт, это-то ты как узнала?

— Просто я дочь Арне.

Стилтон ухмыльнулся. Немного печально, как показалось Оливии. Они с папой близко дружили? Нужно спросить при случае.

* * *

Помещение представляло собой классическую комнату для допросов, выполнявшую одну-единственную функцию. За столом сидела Метте Ольсетер с листом формата А4 перед собой. С другой стороны стола — исполнительный директор «МВМ» Бертиль Магнуссон. Сегодня он подготовился: надел темно-серый костюм и бордовый галстук, а также привел адвоката. Женщину, которую Магнуссон спешно вызвал в участок для присутствия на допросе. Бертиль не знал, о чем конкретно его будут спрашивать, но он был человеком, который предпочитал себя обезопасить.

— Допрос будет записываться, — предупредила Метте.

Магнуссон покосился на адвоката. Та чуть кивнула. Ольсетер включила запись и продиктовала необходимые факты. Затем приступила к допросу.

— Когда мы с вами встречались позавчера, вы отрицали какие-либо контакты с убитым Нильсом Вентом за последнее время. Последний контакт был примерно двадцать семь лет назад, верно?

— Да.

Сюда, в участок на Полхемсгатан, Магнуссона привезла полицейская машина, забравшая его у Свеавэген. Он был совершенно спокоен. Метте отметила сильный запах мужского парфюма и слабый аромат сигариллы. Она надела очки и начала изучать лежавший перед ней лист.

— В понедельник тринадцатого июня в одиннадцать двадцать три Нильс Вент позвонил со своего мобильного на мобильный с данным номером. — Метте поднесла листок к Магнуссону. — Это ваш номер?

— Да.

— Разговор длился одиннадцать секунд. В тот же вечер, в девятнадцать тридцать две, Нильс еще раз позвонил с мобильного на этот же номер. Это соединение длилось девятнадцать секунд. Вечером следующего дня, во вторник четырнадцатого числа, был сделан следующий звонок и длился примерно столько же — двадцать секунд. Четыре дня спустя, в субботу пятнадцатого июня, в пятнадцать сорок пять Нильс Вент еще раз позвонил на этот номер, ваш номер. Этот разговор длился несколько дольше, больше минуты.

Метте сняла очки и внимательно посмотрела на сидящего напротив мужчину:

— О чем вы разговаривали?

— Ни о чем. Мне позвонили в указанное вами время, я ответил, не получил ответа, на другом конце было тихо, а потом соединение прервалось. Я решил, что это какие-нибудь анонимы, которые вот таким образом угрожают мне или хотят напугать. В последнее время вокруг компании было много пересудов, вы, наверное, в курсе?

— Да. Но последний разговор длился дольше?

— Да, он… честно сказать, я потерял терпение, мне звонили уже в четвертый раз и молчали, вот я и сказал пару хорошо подобранных слов о том, что я думаю о таком жалком способе запугивания, и повесил трубку.

— Так вы понятия не имели, что звонил Нильс Вент?

— Нет. Как я мог знать? Он исчез на двадцать семь лет.

— А вы знаете, где он находился?

— Нет. А вы?

— Он жил в Маль-Паисе в Коста-Рике. Вы никогда с ним там не связывались?

— Нет. Я думал, он умер.

Магнуссон уповал на то, что на его выражении лица не отразится происходящее у него в голове. Маль-Паис? Коста-Рика? Должно быть, это и есть секретное место! С оригиналом записи!

— Я бы хотела попросить вас в ближайшее время не уезжать из Стокгольма.

— Я что, буду находиться под подпиской о невыезде?

— Нет, определенно не будете, — вдруг произнесла его адвокат.

Магнуссон позволил себе улыбнуться. Улыбка быстро пропала, когда он увидел взгляд Ольсетер. Если бы он мог читать ее мысли, улыбка пропала бы еще раньше.

Метте была убеждена в том, что он лжет.

* * *

Когда-то, не так давно, квартал вокруг площади Нюторгет изобиловал магазинчиками с всевозможными необычными товарами. Часто с не менее удивительными владельцами. Но тень этнологического вымирания упала на большинство магазинов, которые исчезли с появлением новых жителей с новыми требованиями, превратившими район в подиум для стиляг. Сегодня выживали единицы из первоначальных магазинов. Их больше воспринимали как странные и причудливые вкрапления в рисунок улицы. Одним из таких была антикварная лавка, которой заведовал Ронни Беспамятный. Лавка находилась прямо напротив дома Накки Скоглунда^[30] на Катарина Бангатан. Она располагалась здесь еще со времени рождения Накки, его жизни и смерти, и сейчас занимала старое место.

Ронни она досталась в наследство от мамы.

Сама лавка выглядела так, как обычно выглядят лавки такого рода. Заполненной до отказа полками от пола до потолка и книжными стопками на столах и табуретках. «Волшебный хаос сокровищ», как гласила маленькая вывеска на окне. У Ронни было низкое кресло возле одной из стен и торшер времен Первой мировой войны. Сейчас он сидел тут с книгой на коленях. «Клас Катт на Диком Западе».

— Бекетт в форме комикса, — сказал Ронни.

Он закрыл книгу и посмотрел на мужчину, сидевшего на стуле чуть поодаль. Мужчина был бездомным, и звали его Том Стилтон. К Ронни часто приходили бездомные. Обладая добрым сердцем и определенным достатком, он не гнушался покупать книги, найденные в контейнерах, в подвалах или где там их еще находили. Ронни никогда не задавал вопросов. Он платил за книги мелочью и помогал бездомным. Частенько он той же ночью выкидывал книги, чтобы через неделю снова увидеть их. Вот так обстояли дела.

— Мне нужно одолжить пиджак, — сказал Стилтон.

Он много лет знал Ронни. Не только как бездомный. Когда они впервые встретились, Стилтон работал в полиции аэропорта «Арланда» и должен был угомонить двух попутчиков Ронни на рейсе из Исландии. Ронни организовал небольшую групповую поездку в музей эротики в Рейкьявике, а его дружки слегка перебрали на обратном пути.

Но не Ронни. Он не пил алкоголь больше одного раза в год. Тогда он напивался до беспамятства. Однажды его девушка вышла на лед у порта «Хаммарбюхамнен» и утонула. В этот день, в годовщину ее смерти, Ронни спускался к причалу, с которого она прыгнула на льдину, и пил до бессознательного состояния. Друзья знали о ритуале и не тревожили его. Они держались на расстоянии, пока Ронни не становился мертвецки пьян. Тогда его увозили домой в антикварную лавку и укладывали на кровать в дальней комнате.

— Тебе нужен пиджак? — переспросил Ронни.

— Да.

— На похороны?

— Нет.

— У меня только черный.

— Пойдет.

— Ты побрился.

— Да.

Стилтон побрился и остриг часть волос. Не сказать чтобы стильно, но хотя бы ничего не свисало. Теперь ему нужен пиджак, чтобы выглядеть более-менее прилично. И немного денег.

— Сколько?

— На билет на поезд. До Линчёпинга.

— Что ты там будешь делать?

— Помогать молодой девушке кое с чем.

— Насколько молодой?

— Ей двадцать три.

— Понимаю. Значит, она вряд ли расшифровывает «дивиди» как «дикие детективы».

— Что это?

— Онанизм на высоком литературном уровне. Подожди минутку!

Ронни растворился в пространстве и вновь появился с черным пиджаком и пятисотенной купюрой. Стилтон примерил пиджак. Немного коротковат, но сойдет.

— Как дела у Бенсемана?

— Плохо, — ответил Стилтон.

— Глаза восстановились?

— Вроде бы.

У Бенсемана с Ронни Беспамятным были совсем не такие отношения, как у Стилтона с Ронни. Бенсеман был начитан, а Стилтон нет. С другой стороны, Стилтон не был алкоголиком.

— Я слышал, ты снова начал общаться с Аббасом, — сказал Ронни.

— Где ты слышал?

— Можешь передать ему вот это. — Ронни протянул тонкую книгу без переплета. — Он уже почти год ее ждет, я нашел на днях, «Память друзей», это суфийские стихи в переводе Эрика Хермелина, барона.

Стилтон взял книгу, прочел на первой странице: «Аттар „Из Тазкиратуля Авлия“» — и засунул ее во внутренний карман. Услуга за услугу. Он же получил пиджак и пять сотен.

— Том?

Стилтон пересек улицу, не спуская глаз с Марианне, и встал в паре метров от нее. Марианне начала напрямик:

— Ужасно выглядишь.

— Видела бы ты меня утром.

— Хорошо, что не видела. Как дела?

— Нормально. Ты имеешь в виду с…

— Да.

— Нормально… вернее, лучше.

Несколько секунд они смотрели друг на друга. Никто не хотел углубляться в состояние болезни Стилтона. Особенно Марианне. Особенно на улице перед ее домом.

— Что ты хотел?

— Мне нужна помощь.

— С деньгами?

— С деньгами?

Взгляд Стилтона заставил Марианне почувствовать себя неловко. Сказала, не подумав.

— Мне нужна помощь вот с этим. — Стилтон достал пакетик с заколкой с Нордкостера.

— Что это?

— Заколка с застрявшим волосом. Мне нужен анализ ДНК. Пройдемся немного? — Стилтон махнул рукой.

Марианне обернулась к дому и на кухне с приглушенным светом увидела мужчину. Он их заметил?

— Мы ненадолго.

Стилтон двинулся вперед. Марианне стояла на месте. Так типично для Тома: появляться из ниоткуда незваным бродягой и вести себя так, как будто он здесь главный. Опять.

— Том.

Стилтон повернулся вполоборота.

— Чего бы тебе ни было нужно, ты неправильно этого добиваешься.

Стилтон остановился и взглянул на Марианне. Он немного опустил голову и снова поднял ее.

— Извини. У меня нет навыка.

— Заметно.

— В социальных играх. Я прошу прощения. Мне действительно нужна твоя помощь. Ты за главного. Можем поговорить сейчас, или позже, или…

— Зачем тебе анализ ДНК?

— Чтобы сравнить его с ДНК по береговому делу. Взятому на Нордкостере.

Стилтон знал, что это подействует, и был прав. Марианне жила со Стилтоном на протяжении всего расследования берегового дела. Она видела, сколько сил он на него тратил и чего ему это стоило. И ей. И вот он снова здесь. В физическом состоянии, от которого боль закрадывалась в душу. Марианне эту боль подавляла. По многим причинам.

— Рассказывай.

Марианне не задумываясь начала идти. Она пристроилась рядом со Стилтоном, когда он начал рассказывать о том, как заколка была найдена на берегу в тот же вечер, когда произошло убийство. Как она попала к маленькому мальчику в ящичек с сокровищами, где он вдруг обнаружил ее несколько дней назад и отдал молодой студентке. Оливии Рённинг.

— Рённинг?

— Да.

— Дочери…

— Да.

— И теперь ты хочешь проверить, совпадают ли они: ДНК с заколки и ДНК жертвы на Нордкостере?

— Да. Можешь сделать?

— Нет.

— Не можешь или не хочешь?

— Береги себя.

Марианне повернулась и направилась назад к дому. Стилтон смотрел вслед. Обернется ли? Нет. Она никогда не оборачивалась. Доводила все до конца, никакой недосказанности. Том знал это. Но он хотя бы попытался.

— Кто это был?

Марианне продумывала ответ всю дорогу до дома. Она знала, что Тод видел их из окна кухни. Видел, как они уходили. Она понимала, что ему потребуются объяснения.

— Том Стилтон.

— Ого. Том. Чего он хотел?

— Просил помочь с анализом ДНК.

— Разве он не уволился из полиции?

— Уволился.

Марианне повесила плащ на собственный крючок. У всех членов семьи были свои крючки. У детей — свои, у нее и у Тода — свои. Дети родились в предыдущем браке Тода, их звали Эмили и Якоб. Марианне любила их. И привязанность Тода к порядку в прихожей — в том числе. Таким он был. Все вещи на своих местах и никакого экспериментирования в постели. Он работал инспектором на стадионе «Фредриксберг». В хорошей форме, спокойный и воспитанный. Многими качествами похож на молодого Стилтона. Многими — не похож. Теми, которые заставили ее стремительно броситься в трясину страсти и хаоса, но в конце концов, спустя восемнадцать лет, сдаться. И уйти от Стилтона.

— Ему нужна была помощь по личному вопросу, — сказала она.

Тод оставался в дверях и выжидал. Марианне знала, что он знает. В той или иной степени. То, что было у нее со Стилтоном, не получилось у них с То-дом, и этого хватало, чтобы вызвать у Тода удивление. Может быть, неуверенность, вряд ли ревность, как ей казалось. Для нее их отношения были слишком стабильны.

— Что это за личный вопрос?

— А какая разница?

Женщина почувствовала, что слишком усердно защищается. Глупо. Защищать нечего. Совсем. Или есть что? Неужели встреча со Стилтоном затронула ее так, как она того не ожидала? Его ужасное состояние? Его защищенность? Полное непонимание ситуации? Разговор с ней прямо возле ее дома? Возможно, но ничего из этого не должно коснуться ее мужа.

— Тод, Тому пришло в голову разыскать меня. Я не разговаривала с ним шесть лет. Чем он занимается, меня не волнует, но я была вынуждена его выслушать.

— Зачем?

— Он уже уехал.

— Ясно. Да нет, просто интересно: ты приехала, а потом вы ушли. Сделаем рагу?

* * *

Стилтон в одиночестве сидел в привокзальном кафе в Линчёпинге. В этой обстановке он чувствовал себя относительно комфортно. Посредственный кофе, никому нет дела друг до друга, пьют и уходят. Мысли Тома крутились вокруг Марианне. Вокруг него самого. Чего он ожидал? В последний раз они общались шесть лет назад. Шесть лет непрерывного падения для него. Во всех сферах. А она выглядела точно так же, как раньше. По крайней мере, в полумраке. «У кого-то жизнь идет дальше, — думал он, — у кого-то тормозит, а у кого-то и вовсе останавливается». У него она снова начала движение. Медленно, прерывисто, но теперь вперед, а не вниз.

Том искренне надеялся, что Марианне довольна тем, что имеет, что бы это ни было. Она этого достойна. В здоровые периоды Том остро чувствовал, как его поведение в их последние совместные годы мучило ее. Его усугублявшиеся психические проблемы. Сильные перепады его эмоционального состояния расшатали построенное ими здание и в конце концов окончательно сломали его. Даже здоровые периоды перестали быть по-настоящему спокойными.

Стилтон встал. Ему нужно двигаться. Он ощущал, как давление из груди расползается по рукам, а диазепам он оставил в фургоне. Тут зазвонил мобильный.

— Йелле.

— Привет, Том, это Марианне. — Она говорила довольно тихо.

— Как ты достала мой номер?

— Оливия Рённинг есть на «Эниро», в отличие от тебя; я написала ей эсэмэску и попросила твой номер. С заколкой это срочно?

— Да.

— Можешь передать мне ее, проходя мимо.

— Хорошо. Почему ты передумала?

Марианне положила трубку.

* * *

Оливию немного удивило, зачем Марианне Боглунд понадобился номер Стилтона. Они же не общались. Или она его все-таки заинтересовала? Заколка? Немного, может быть, там, в фургоне, но достаточно для того, чтобы он попросил оставить ее у него. «Боже мой, — думала Оливия, — он же столько лет вел это дело. Так и не раскрыв его. Конечно, он заинтересовался. Но мог он связаться с бывшей женой?» Девушка вспомнила свою встречу с Марианне в университете, как холодно и отстраненно Боглунд отвечала на вопросы о Стилтоне. Если не сказать пренебрежительно. А сегодня попросила его номер. Интересно, почему они развелись? Могло это быть связано с береговым делом?

Возможно, из-за глодавших ее мыслей Оливия села в автобус, идущий к мысу Кюммельнэс на Вэрмдё. К замку. К семье Ольсетер. Она чувствовала, что найдет там ответы на множество мучающих ее вопросов. Еще какое-то неопределенное чувство гнало ее туда, связанное с самим домом, его атмосферой, настроением. Девушка поймала себя на том, что скучает по этому, не зная почему.

Мортен Ольсетер был внизу, в музыкальном подвале. В гроте. Здесь он прятался. Он любил свою неугомонную семью с бесконечными набегами знакомых и незнакомых, которым хотелось еды и веселья, и Мортен почти всегда всем заправлял. На кухне. Ему это нравилось. Но он периодически нуждался в отдыхе.

Вот поэтому он и построил внизу грот, много лет назад, и объяснил всем, что здесь — его личное пространство. Потом он в течение долгих лет объяснял детям и внукам, что для него значит «личное». Пространство, принадлежащее ему. Сюда никто не мог войти без приглашения.

В семье ценили Мортена, поэтому удовлетворили его просьбу. Ради собственного спокойствия.

Маленькая пещера в подвале. Здесь он мог вернуться в прошлое и поддаться ностальгии и сентиментальности. Здесь он мог вдоволь погрустить обо всем, что вызывало грусть. Его личную грусть. Обо всем и обо всех, кто оставил на его жизненном пути следы отчаяния. И таких было немало. Их весьма много у человека, который уже вышел на пенсию. Мортен лелеял эту печаль.

Еще он позволял себе немного выпить втайне от Метте. Сейчас, в последние годы, реже, но регулярно. Чтобы установить контакт с тем, что Аббас искал в суфизме. Нечто за углом. Это никогда не бывало лишним. Случалось, что в особенно бодрые ночи Мортен пел дуэтом сам с собой. Тогда Керуак заползал в щель.

Когда Оливия уже стояла у деревянной двери и звонила, она по-прежнему не понимала, зачем она здесь. Просто приехала сюда.

— Привет! — поздоровался Мортен.

Едва ли девушка из поколения Оливии могла распознать в его одеянии веяние 60-х. Что-то оранжевое, красное и всякое разное, струящееся по крупному телу Мортена. Он держал тарелку, которую сделала Метте.

— Здравствуйте. Я… Метте дома?

— Нет. Я сгожусь? Входите.

Мортен исчез внутри, Оливия вошла следом. В этот раз на второй этаж никого не сослали. В доме хозяйничали дети и внуки. Дочь Янис жила в собственном домике на участке, с мужем и с ребенком, и воспринимала родительский дом как свой. Двое других детей или внуков, как предполагала Оливия, носились вокруг в карнавальных костюмах и стреляли из водных пистолетов. Мортен быстро подозвал ее к двери чуть в отдалении. Лавируя между струями воды, она добралась до цели. Мортен закрыл за гостьей дверь.

— Небольшой беспорядок, — улыбнулся он.

— У вас всегда так?

— Беспорядок?

— Нет, так много народу?

— Всегда. У нас пятеро детей и девять внуков. И еще Элен.

— Кто это?

— Моя мама. Ей девяносто два года, и она живет на чердаке. Я как раз приготовил для нее тортеллини. Пойдем!

Мортен повел Оливию по разным извилистым лестницам на самый верх, на чердак.

— Мы обустроили там для нее уголок.

Мортен открыл дверь в небольшую красивую комнату, обставленную со вкусом, совсем не похожую на помещение двумя этажами ниже. Здесь стояли белая железная кровать, столик и кресло-ка-чалка. В кресле сидела очень пожилая, с белыми как мел волосами женщина и занималась узким-узким вязанием, растянувшимся на несколько метров и свисавшим на пол. Элен.

Оливия рассматривала длинное узкое вязание.

— Она думает, что вяжет стихотворение, — прошептал Мортен. — Каждая лицевая и изнаночная петля складываются в строфу. — Он обернулся к Элен. — Это Оливия.

Та отвлеклась от вязания и улыбнулась:

— Очень хорошо.

Мортен подошел и погладил ее по щеке.

— Мама немного не в себе, — шепнул он девушке.

Элен продолжала вязать. Мортен поставил тарелку рядом с ней.

— Мама, я попрошу Янис подняться и помочь тебе.

Элен кивнула. Мортен обратился к Оливии:

— Не хочешь вина?

Они спустились в одну из комнат внизу. Ее дверь почти не пропускала детский шум. Там они пили вино.

Оливия редко пила вино. Только когда ее угощали, как дома у Марии. Вообще Оливия предпочитала пиво. После двух бокалов того, что Мортен описал как красное вино, достойное всех похвал, девушка начала говорить чуть больше, чем собиралась. Оливия не знала, что тому виной — атмосфера, вино или просто сам Мортен, — но она разоткровенничалась. Заговорила так, как никогда не разговаривала с Марией. О себе. Об Арне. О том, что значила для нее потеря отца, когда сама она была далеко. О том, как из-за этого ее все время мучает совесть.

— Мама считает, что я хочу стать полицейским, чтобы заглушить совесть, — сказала она.

— Я так не думаю.

Мортен выслушал ее молча, весь ее долгий рассказ. Он был хорошим слушателем. Годы общения с непростыми людьми сделали его восприимчивым к эмоциональным всплескам и научили сопереживать.

— Почему не думаете?

— Мы редко совершаем поступки из-за комплекса вины, но часто воображаем, что причина именно в этом. Или пытаемся объяснить все чувством вины, просто потому, что не знаем, что на самом деле заставляет делать нас тот или иной выбор.

— Тогда почему я хочу стать полицейским?

— Может, потому, что твой папа работал в полиции, а не из-за того, что он умер, когда тебя не было рядом. В этом вся разница. Первое — это наследственность и среда, второе — чувство вины. Я в него не верю.

«Если честно, я тоже, — подумала Оливия. — В нее верит только мама».

— Ты, наверное, думала о Томе?

Мортен сменил тему. Возможно, он почувствовал, что так Оливии станет легче.

— Почему вы спрашиваете?

— Ты разве не из-за этого приехала?

Тут Оливия подумала, не мог ли Мортен быть каким-нибудь медиумом. Может, она оказалась в руках у сверхъестественного феномена. Он попал в точку.

— Да, думала, довольно много, и я многое не могу понять.

— Как он стал бомжом?

— Бездомным.

— Лингвистика, — ухмыльнулся Мортен.

— Но правда, он был комиссаром полиции, талантливым, насколько я знаю, и наверняка знакомых у него было немало, вы, по крайней мере, и вдруг он становится вот таким. Бездомным. Не будучи наркоманом или кем-то в этом роде.

— Что значит «кем-то в этом роде»?

— Не знаю, но ведь между тем, кем он был и кем стал, — огромная пропасть.

— И да, и нет. С одной стороны, он остался тем, кем был, с другой стороны — изменился.

— Это случилось из-за развода?

— Он повлиял, но Том к тому моменту уже начал тонуть.

Мортен глотнул вина, на мгновение задумавшись, насколько откровенным ему стоит быть. Он не хотел выставлять Тома в неправильном свете или быть превратно понятым. Поэтому выбрал золотую середину.

— Том дошел до точки, когда перестал бороться. В психологии для этого есть специальные термины, опустим их. Суть в том, что он находился в таком положении, когда больше не хотел оставаться.

— Где?

— В том, что мы называем нормальной жизнью.

— Почему не хотел?

— По многим причинам: из-за его психических проблем, из-за развода и…

— У него есть психические проблемы?

— Были психозы. Есть ли они у него сейчас, я не знаю. Когда вы пришли сюда, думаю, прошло года четыре с нашей с ним последней встречи.

— Отчего они у него возникали?

— Психоз может спровоцировать масса вещей. Люди в той или иной степени ранимы, иногда достаточно продолжительного стресса, если человек очень чувствителен. Перенапряжение, с человеком случается нечто неожиданное, что вызывает такую реакцию.

— С Томом случилось что-то подобное?

— Да.

— Что?

— Это пусть он сам расскажет, если захочет и когда захочет.

— Ладно, а что сделали вы? Могли вы чем-то помочь?

— Мы делали все, что было в наших силах, как нам казалось. Разговаривали с ним много раз, когда он еще шел на контакт, звали сюда жить, когда его выселили из квартиры, но потом он пропал, не появился, когда мы договорились, найти его было невозможно, и в конце концов он исчез из нашей жизни. Мы знали, что если Том что-то решил, переубедить его невозможно, поэтому мы его отпустили.

— Отпустили?

— Нельзя удержать человека, которого здесь уже нет.

— Но ведь это ужасно?

— Это было кошмарно, особенно для Метте. Она несколько лет страдала и, возможно, страдает и сейчас. Но после вашего визита стало легче, она снова смогла с ним общаться, это очень много… значило для нас. И для меня, и для Метте.

Мортен наполнил бокалы, отпил из своего и улыбнулся. Взглянув на него, Оливия поняла, что ей нужно, но в слова пока не оформила.

— Как себя чувствует Керуак?

— Хорошо. Вернее, у него эта проблема с лапами, но для паука же не купишь каталку, правда?

— Да.

— А у тебя есть домашние животные?

Вот к этому и вела Оливия. Сюда ей и нужно было попасть. К тому, кому она могла рассказать. К тому, кто был достаточно далек и в то же время ближе, чем кто-либо другой. Сейчас.

— У меня был кот, которого я убила, сидя за рулем.

Ей просто нужно было сказать это — самое болезненное.

— Задавила его?

— Нет.

И Оливия рассказала как можно подробнее все: начиная с того, как увидела открытое окно и повернула ключ зажигания, а закончив тем, как подняла капот. Потом она расплакалась.

Мортен дал ей выплакаться. Он понимал, что это то горе, которое она взяла бы с собой в пещеру и временами в него погружалась. Которое никогда не пройдет. Сейчас она сформулировала его, и боль чуть отпустила. Мужчина погладил Оливию по темным волосам и дал ей салфетку. Она вытерла глаза.

— Спасибо.

Вдруг дверь распахнулась.

— Привет!!! Привет!!!

В комнату ворвалась Йолене и крепко обняла Оливию через стол. Это была их первая встреча, и Оливия слегка опешила от такого поведения. Вскоре вошла Метте. Мортен быстро налил ей вина.

— Я хочу тебя нарисовать! — сказала Йолене Оливии.

— Меня?

— Только тебя!

Йолене уже взяла с полки блокнот и села на колени перед Оливией. Гостья суетливо еще раз вытерла салфеткой глаза и попыталась выглядеть естественно.

В это время позвонил Стилтон на мобильный Оливии.

— Марианне согласилась, — сообщил он.

— Она возьмет ДНК?

— Сделает анализ, да.

— Убери это! — попросила Йолене и ткнула в мобильный.

Мортен наклонился и что-то шепнул дочери, отчего та сгорбилась над своим блокнотом. Оливия встала и отошла в сторону.

— Когда она им займется?

— Она занимается им сейчас, — ответил Стилтон.

— Но как она… Ты был там? В Линчёпинге?

— Да.

Внутри Оливии пробудилась теплота, обращенная к Стилтону.

— Спасибо.

Все, что она смогла выговорить, одновременно с тем, как Том прервал разговор. Оливия обернулась и увидела направленный на нее взгляд Метте.

— Это был Том?

— Да.

Оливия второпях и немного взволнованно рассказала о заколке и о возможном совпадении ДНК, о том, какое значение это может иметь для берегового дела. К ее удивлению, Метте не сильно заинтересовалась.

— Интересно ведь! — воскликнула Оливия.

— Для него.

— Для Тома?

— Да. И хорошо, что он чем-то занят.

— Но для вас это тоже представляет интерес?

— Не сейчас.

— Почему?

— Я прилагаю все усилия для раскрытия убийства Нильса Вента. Оно произошло сейчас, а то дело — почти двадцать четыре года назад. Это одна причина. А вторая — это дело принадлежит Тому. — Метте приподняла бокал. — Да будет так.

По пути домой Оливия прокручивала в голове фразу Метте. Она хотела сказать, что Стилтон должен снова взяться за свое старое дело? Он же даже не полицейский. Он же бездомный. Как он мог снова заняться делом? С ее помощью? Разве не это она имела в виду? «Без тебя он бы никогда не пришел», — вспомнила Оливия слова, услышанные в прошлый раз в прихожей. Потом она очень отчетливо вспомнила, как Стилтон, когда они сидели у Аббаса, глазом не моргнув позаимствовал ее собственные гипотезы о связи Вента и жертвы на берегу. Неужели Стилтон снова возвращается к своему старому расследованию? С ее помощью?

Хотя голову Рённинг переполняли мысли и вопросы, она, приближаясь к калитке, была особенно осторожна. Вероятно, она больше никогда не сможет открывать эту калитку без страха. Особенно после разговора со Стилтоном. И после анализа ДНК. Он снова вывел ее на Джеки Берглунд. Которую Оливия ненавидела.

* * *

В Коста-Рике находится множество низкоактивных вулканов и несколько активных. Таких, как Ареналь. Когда он активен, то представляет собой удивительное природное явление. Особенно ночью, когда лава стремится заполнить многочисленные лощины и обхватывает гору светящимися щупальцами, словно осьминог. Прямо к небу вырывается черно-серый дым. Уже только ради того, чтобы увидеть извержение из иллюминатора, не жалко заплатить за перелет.

Аббаса эль Фасси вулканы совсем не привлекали. К тому же он боялся летать. Ужасно боялся. Причины он не знал. Да и, наверное, этому не существовало никакого рационального объяснения. Но каждый раз, взмывая на высоту десять тысяч метров внутри металлической скорлупы, он оказывался на грани паники. На грани — он умел ее сдерживать. Ему приходилось, но так как он не использовал медикаменты или спиртсодержащие снотворные средства, полет превращался в пытку. Каждый раз.

Только благодаря природному смуглому цвету кожи эль Фасси не выглядел как восставший из могилы мертвец, когда с неподведенными глазами выходил из зала прибытия в Сан-Хосе, где его встречал молодой мужчина, курящий сигарету и державший табличку с надписью «АБАСЕЛЬ ФАС».

— Это я, — сказал Аббас.

Он неплохо владел испанским. Вскоре они уже сидели в желто-зеленой машине, стоявшей снаружи. Только там, сев за руль, мужчина представился Аббасу:

— Мануэль Гарсиа, сержант полиции. Мы поедем в Маль-Паис.

— Позже. Сначала нам нужно на улицу Калле, тридцать четыре, в Сан-Хосе. Знаете, где это?

— Да. Но я получил приказ ехать сразу в…

— Я меняю приказ.

Гарсиа посмотрел на Аббаса. Тот ответил тем же. Эль Фасси пережил мучительный перелет из Стокгольма через Лондон и Майами в Сан-Хосе. Запас терпения был невелик. Что не осталось незамеченным Мануэлем.

— Калле, тридцать четыре.

Гарсиа остановился у ветхого дома в, как он пытался объяснить Аббасу по дороге, не очень благополучном районе.

— Это не займет много времени, — сказал Аббас.

Он скрылся за обветшалой дверью.

Гарсиа снова закурил.

Эль Фасси осторожно приподнял крышку маленького ящика, скрывавшую два узких черных ножа. Специально изготовленных его главным поставщиком из Марселя, худым бледным парнем, который появлялся по зову Аббаса и снабжал его тем, что он не мог пронести через контроль безопасности в аэропортах по всему миру. Так что бледному приходилось изготавливать их на месте, вне зависимости от географического положения. В этот раз таким местом оказалась Калле, 34 в Сан-Хосе в Коста-Рике.

Они давно знали друг друга. Поэтому бледный спокойно воспринял просьбу Аббаса о паре специальных приспособлений, которые, как знал эль Фасси, были у бледного с собой. С помощью миниатюрного микроскопа он прикрепил их к лезвиям. Для равновесия. Для того, от чего зависели жизнь исмерть.

— Благодарю.

Из Пунтанерас до полуострова Никойа они добрались на пароме, а оттуда доехали на машине до Маль-Паиса, почти не разговаривая в пути. Аббас узнал, какие указания Гарсиа получил от шведской полиции, то есть от Метте. Он должен быть водителем и ассистентом шведского «представителя», в остальном же оставаться в тени. Выбрав момент, Гарсиа спросил о цели визита.

— Полиция разыскивает одного шведа.

Больше никакой информации он не получил.

Желто-зеленая машина неслась, оставляя за собой массивное облако пыли. Дороги вдоль океанского побережья были особенно сухими в этом году.

— Маль-Паис! — объявил Гарсиа.

Они приближались к району, который выглядел так же, как и виденные ими ранее по дороге. Редкие домики вдоль узкой высушенной дороги, в десятке метров наверх от моря. Ничего похожего на центр, не было даже перекрестка, а только пыльная дорога, идущая насквозь. Автомобиль затормозил, и Аббас вышел.

— Жди в машине, — приказал он.

Аббас пошел кругом, держа в руках маленькую папку с двумя фотографиями; на одной — жертва с Нордкостера, на другой — Дан Нильссон. Псевдоним Нильса Вента. Аббас довольно быстро обошел Маль-Паис. Путь его лежал прямо, а потом — той же дорогой обратно. Полное отсутствие баров. Несколько закрытых ресторанов на склонах, небольшие отели и берег. Пройдя вперед, назад и никого не встретив, Аббас спустился к берегу. Там он столкнулся с двумя маленькими мальчиками, игравшими в варанов, ползающих по песку и издающих странные звуки. Аббас знал, что у детей большие уши и большие глаза, когда они того хотят; по крайней мере, сам он в детстве был таким. Это помогло ему выжить в трущобах Марселя. Эль Фасси присел на корточки рядом с ребятами и показал фото Дана Нильссона.

— Большой швед! — мгновенно среагировал один из них.

— Знаете, где живет большой швед?

— Да.

Солнце быстро ушло на покой в колыбель океана и закутало Маль-Паис в вязкую темноту. Без сопровождения мальчиков Аббас не нашел бы среди деревьев незамысловатый деревянный дом. С ними найти его не составило труда.

— Вон там.

Аббас взглянул на красивое деревянное строение.

— Там живет большой швед?

— Да. Но его нет.

— Я знаю. Он уехал в Швецию.

— А вы кто?

— Я его кузен. Он попросил меня забрать вещи, которые он забыл.

Все это время Мануэль Гарсиа тихо следовал за Аббасом и мальчиками. Теперь он вышел из машины и приблизился к ним.

— Это его дом?

— Да. Пойдем.

Каждому из мальчиков Аббас дал по сто колонов и поблагодарил за помощь. Дети не уходили.

— Можете идти.

Мальчики не двигались. Аббас дал им еще сто колонов. Тогда они сказали ему «спасибо» и убежали. Аббас и Гарсиа открыли калитку и подошли к дому. Аббас предположил, что дверь заперта. И оказался прав. Он взглянул на спутника:

— Я забыл карту в машине.

Гарсиа ухмыльнулся. Раз он так хочет, пожалуйста. Нет проблем. Гарсиа отправился к машине и какое-то время там оставался. Увидев, как в доме загорелся свет, вернулся. Аббас открыл входную дверь изнутри: он выдавил одно из стекол на задней стороне дома. Быстро наступающая темнота хорошо скрывала такого рода вторжение. Вдобавок проснулись животные и зашумели на все лады. Птицы, обезьяны, не известные Аббасу приматы. Царившую несколько часов назад сухую тишину сменила влажная какофония тропического леса.

— Что вы ищете? — спросил Гарсиа.

— Документы.

Мануэль зажег сигарету и сел в кресло. Потом взял еще одну. И еще одну.

Эль Фасси был человеком основательным. Сантиметр за сантиметром осматривал он дом большого шведа. Не упустил даже каменную плиту под двуспальной кроватью и спрятанный под ней пистолет. Аббас его не тронул. К пистолетам у него не лежала душа.

Когда пачка сигарет кончилась, а Аббас в третий раз обходил кухню, Гарсиа встал:

— Поеду куплю немного курева. Тебе что-нибудь нужно?

— Нет.

Гарсиа вышел за калитку, сел в машину и уехал. Из Маль-Паиса он умчал к бару в Санта-Терезе, оставив за собой облако пыли. Когда пыль улеглась, из одного спускавшегося к морю переулка показался темный фургон. Автомобиль остановился между деревьями. Из него вышли трое мужчин. Крупных мужчин. Такие пришлись бы по вкусу стокгольмской наркомафии.

Под покровом темноты они пробрались к саду большого шведа и увидели свет в доме. Один из них достал мобильный и сделал несколько фотографий мужчины внутри. Двое других обошли дом.

Аббас опустился в бамбуковое кресло в гостиной. Ничего полезного он не нашел. Ничего, что могло бы помочь Метте. Ни бумаг, ни писем. Никаких мотивов для убийства Нильса Вента в Стокгольме. Никаких зацепок по береговому убийству, на что надеялся Стилтон. Дом был пуст, если не считать пистолет под кроватью. Аббас откинулся назад и закрыл глаза. Долгий перелет взял свое, в физическом плане. Мысленно он погрузился в мантру — метод, позволявший ему собрать внутренние силы, чтобы сконцентрироваться. Поэтому эль Фасси не услышал шаги людей, пробиравшихся через заднюю дверь: тихо, через дверь, в которую вошел он сам. Секунду спустя он услышал. Аббас плавно поднялся, словно осторожная тень, и проскользнул в спальню. Шаги приближались.

Гарсиа? Уже? Он слышал, как шаги теперь раздавались в комнате, где Аббас только что сидел. Двое? Кажется. Потом все смолкло. Знают ли они, что он тут? Возможно. В доме горел свет. Аббаса могли увидеть снаружи. Он прижался к деревянной стене. Может быть, соседи. Кто-то, кто заметил свет и открытую заднюю дверь. Кто-то, кого заинтересовало, что он делает в доме. А могли быть совсем другие люди. С другими целями. Почему он ничего не слышал? Аббас задумался. Те, снаружи, знали, что он в доме, а тут было не так много мест, где он бы мог находиться. Маленькая кухня полностью просматривалась из гостиной. Они видели, что там его нет. Значит, они поняли, что он именно тут. В этой комнате. Эль Фасси дышал как можно беззвучнее. Почему они не заходят? Стоять и ждать их? Тишина… Наконец Аббас решился и вышел в дверной проем. Двое внушительных мужчин стояли в паре метров от эль Фасси, направив на него не менее внушительные пистолеты. Они были невозмутимы.

— Кого вы ищете? — поинтересовался Аббас. Мужчины переглянулись: он говорит по-испански. Стоявший справа показал пистолетом на кресло, в котором Аббас только что сидел.

— Сядь.

Аббас посмотрел на дула, шагнул к креслу и сел. Вероятно, это костариканцы. Злые костариканцы. Грабители?

— В чем дело? — спросил он.

— Ты ошибся домом, — сказал мужчина слева.

— Он ваш?

— Что ты здесь делаешь?

— Убираюсь.

— Ответ неудачный, попробуй еще раз.

— Я ищу одну пропавшую вещь, — сказал Аббас.

Мужчины обменялись взглядами. Скользкий тип. Один из них достал тонкую веревку.

— Встань.

Это движение было у Аббаса в крови. Встать с кресла, немного наклонившись, опустив грудную клетку, и в этой позе действовать. Никто из мужчин не заметил движения, но один почувствовал, как узкий нож вонзился в горло и вышел через сонную артерию. Другому в глаз попала струя теплой крови. Он инстинктивно отпрянул в сторону, и второй нож глубоко проник в плечо. Его пистолет полетел на пол.

Аббас поднял его.

— ХУАН!!!

Мужчина с ножом в плече кричал, повернувшись к двери. Аббас тоже обернулся.

Третий напарник услышал крик, доносившийся из дома. На пути к калитке его осветили фары Гарсиа. Сгорбившись, Хуан спрятался в канаве у калитки. Около дома остановилась желто-зеленая машина, из которой вышел Гарсиа с сигаретой во рту.

«Надеюсь, странный швед уже закончил», — подумал он.

Это действительно было так.

Войдя в гостиную, Гарсиа увидел двух лежавших на полу мужчин. Он сразу их узнал: не раз видел на ориентировках и в бесконечных сводках костариканской полиции. Двое разыскиваемых мужчин. Один из них лежал в большой луже крови на полу и, вероятно, был мертв. Другой сидел, прислонившись к стене, и рукой зажимал истекающее кровью правое плечо. Странный швед стоял у противоположной стены и вытирал тонкие ножи.

— Взлом, — произнес он. — Я пройдусь до Санта-Терезы.

Аббас знал о третьем. Он знал — вернее, предполагал, — что где-то в темноте третий преследует его. Он также знал, что до Санта-Терезы ему предстоит длинный путь по широкой, совсем не освещенной дороге. Эль Фасси полагал, что третий понял, что случилось с первым и вторым. Особенно после того, как Гарсиа выбежал наружу, схватил мобильный и переходящим в фальцет голосом оповестил полицию половины полуострова Никойа:

— Маль-Паис!!!

Третий тоже наверняка это услышал.

Аббас был крайне сосредоточен, когда шел по дороге. Спиной к третьему. Метр за метром, мимо тихих темных дюн, приближаясь к далекому свету Санта-Терезы. Он знал, что рискует получить пулю в спину. От нее никакие ножи не спасут. В то же время ему пришла в голову мысль, что третий вместе с остальными выполнял какое-то задание. Они не были грабителями. Зачем трем грабителям забираться в дом, который уже у ворот кричал о своей бедности, в то время как вокруг на склонах были дома гораздо более привлекательные, зажиточные и лучше запрятанные в лесу?

Троица что-то искала. В доме убитого Нильса Вента. Что?

Бар назывался «Good Vibrations Ваr».^[31] Меркантильный плагиат, с которым группе «Бич Бойз» пришлось смириться. Калифорния далеко. Но, может быть, американские серфингисты предавались ностальгии, когда заглядывали в зачуханную проспиртованную дыру в Санта-Терезе.

Аббас сидел на краю длинной дымящейся барной стойки. Один, с изогнутым ножом GT перед собой. В порядке исключения. Один коктейль. У него позади был путь по темноте с до предела напряженными мышцами и зрением и небольшими подергиваниями всем телом, чтобы почувствовать висевшие на нем ножи. А теперь он пришел сюда. Не получив пулю в спину. Эль Фасси захотелось выпить. «Это против твоих правил», — мелькнуло в дальнем уголке его мозга. Но остальной мозг не возражал.

Аббас полагал, что третий ждет снаружи. Во мраке.

Он сделал глоток из стакана. Игено, бармен, отлично приготовил напиток. Аббас обернулся и окинул взглядом посетителей. Коричневые, темно-коричневые и почти чернокожие мужчины, чьи торсы составляли значительную часть их личности. И женщины. Местные женщины и туристы. Кто-то гид, кто-то любитель серфинга — все общались с каким-нибудь торсом. Сначала Аббас смотрел на стойку, а потом его взгляд упал на стену напротив. Несколько длиннющих полок с бутылками, с алкоголем разных видов, у любого из которых одна цель.

Тогда эль Фасси увидел его. Таракана. Большого гада. С длинными усами и крупными желто-коричневыми крыльями, сложенными на теле. Он полз в просвете между стоящими на полке бутылками. По стене, увешанной фотографиями и открытками туристов. Вдруг Игено увидел насекомое и следивший за ним взгляд Аббаса. Улыбнувшись, бармен прихлопнул таракана ладонью. Прямо на фотографии. Фотографии Нильса Вента, обхватившего рукой юную даму.

Аббас со стуком поставил коктейль на стойку, достал из заднего кармана листок и попытался сравнить изображение с фотографией под раздавленным тараканом.

— Можешь его убрать? — Он указал на таракана.

Игено смахнул насекомое со стены.

— Не любишь тараканов?

— Нет, они портят вид.

Игено улыбнулся. Но не Аббас. Он быстро удостоверился в том, что женщина, сфотографированная с Нильсом, и жертва с Нордкостера — одно лицо. Женщина, утопленная в бухте Хасслевикарна. Эль Фасси допил коктейль. «Проверь, нет ли связи между Нильсом Вентом и жертвой с Нордкостера», — просил Стилтон.

Связь была.

— Еще один? — Игено снова подошел к Аббасу.

— Нет, спасибо. Знаешь, кто это, вон на той фотографии?

Аббас указал на фото, Игено обернулся и ткнул пальцем:

— Вот это — большой швед, Дан Нильссон; о женщине ничего не могу сказать.

— А знаешь, кто может?

— Нет… хм, может, Боскес…

— Кто это?

— Он раньше владел баром и повесил эти фотографии. — Игено кивнул на стену.

— Где можно найти Боскеса?

— В его доме. Он никуда не выходит.

— А где находится дом?

— В Кабуйе.

— Далеко отсюда?

Игено достал маленькую карту и показал деревушку, где жил Боскес. Аббас засомневался, стоит ли ему идти обратно в Маль-Паис и просить Гарсиа подвезти его до деревушки. От этой затеи он отказался по двум причинам. Первая — третий мужчина, вероятно прячущийся где-то у бара. Вторая — полиция. Наверняка дом Вента уже оцепили местные копы. Эль Фасси не хотел отвечать на вопросы, которые могли возникнуть у полицейских.

Он посмотрел на улыбавшегося Игено.

— Тебе нужно в Кабуйю?

— Да.

Игено сделал звонок, и через несколько минут появился один из его сыновей на квадроцикле. Аббас попросил у бармена фото со стены. Тот не возражал. Аббас вышел на улицу, сел на квадроцикл за спиной у сына, а его глаза, подобные органам зрения насекомого, начали сканировать местность. Хотя было темно, а бар не давал достаточно освещения, эль Фасси увидел тень. Вернее, намек на нее. За густой пальмой в отдалении. Третий.

— Поехали.

Аббас похлопал сына Игено по плечу, и квадроцикл тронулся с места. Повернув голову, эль Фасси увидел, как третий с поразительной скоростью спешит обратно в Маль-Паис. Наверное, чтобы забрать автомобиль. Аббас полагал, что потребуется совсем немного времени, чтобы догнать их, учитывая наличие одной-единственной дороги. С одним направлением. В Кабуйю.

Сын Игено спросил, ждать ли ему, но Аббас отпустил его. Это займет несколько часов. Один путь до дома Боскеса чего стоил. Чтобы добраться до террасы, пришлось много чего перешагнуть и обойти.

Там, на стуле у стены, сидел Боскес. В тонкой белой одежде, с наполовину обритой головой. В руке он держал стакан с ромом. На другом конце террасы висела лампа. Она не горела. Устроенный цикадами в ближайших джунглях концерт не тревожил его слух. Как и слабый шум водопада в лесу. Боскес пребывал в той действительности, которая была доступна его органам, и наблюдал за крошечным насекомым, пробиравшимся вверх по его смуглой руке. Потом обратил внимание на Аббаса.

— Вы кто?

— Меня зовут Аббас эль Фасси, я приехал из Швеции.

— Вы знакомы с большим шведом?

— Да. Можно мне подняться?

Боскес рассматривал Аббаса, стоявшего внизу перед террасой. Он не выглядел как швед. Или скандинав. Совсем не походил на большого шведа.

— Что вы хотите?

— Немного поговорить с вами, Боскес. О жизни.

— Поднимайтесь.

Аббас поднялся на террасу, а Боскес ногой толкнул ему стул. Аббас сел.

— Вы зовете большим шведом Дана Нильссона? — спросил эль Фасси.

— Да. Вы с ним встречались?

— Нет. Он мертв.

В темноте у стены нелегко было различить выражение лица Боскеса. Аббас видел лишь, как тот отпил из маленького стакана, последующий путь которого вниз до стола не был идеально прямым.

— Когда он умер?

— Несколько дней назад. Его убили.

— Вы?

«Странный вопрос», — удивился Аббас. Но он ведь находится на другом краю Земли в глуши тропического леса и не знает, что за человек сидит рядом. В каких он отношениях с Нильсом Вентом. С большим шведом, как его называет Боскес.

— Нет. Я работаю на шведскую полицию.

— У вас есть какое-нибудь удостоверение?

Боскес сам несколько лет работал в полиции.

— Нет.

— Так почему я должен вам верить?

«Да, действительно, почему?» — подумал Аббас.

— У вас есть компьютер? — спросил он.

— Да.

— А выйти в Сеть можете? Интернет есть?

Боскес холодно посмотрел на Аббаса. Так холодно, что его глаза засверкали в темноте. Он встал и вошел в дом. Аббас остался сидеть. Через пару минут Боскес вернулся с ноутбуком и снова сел на свой стул. Он осторожно вставил в компьютер мобильный модем и откинул экран.

— Ищите «Нильс Вент, убийство, Стокгольм».

— Кто такой Нильс Вент?

— Это настоящее имя Дана Нильссона. Оно начинается на «в» и заканчивается на «т».

Голубой свет ноутбука осветил лицо Боскеса. Его пальцы бегали по клавиатуре. Он ждал, не спуская глаз с экрана. И хотя костариканец не понял ни слова из написанного, но узнал фотографию на обложке газеты. Фотографию Дана Нильссона — большого шведа. Фото двадцатисемилетней давности. Примерно так выглядел Нильссон, когда впервые появился в Маль-Паисе. Под фото стояла подпись «Нильс Вент».

— Убит?

— Да.

Боскес захлопнул ноутбук и положил на деревянный пол перед собой. В темноте он нащупал полупустую бутылку рома и наполнил стакан. Почти до краев.

— Это ром. Будете?

— Нет, — отказался Аббас.

Боскес залпом осушил стакан, опустил его на колени и провел по глазам другой рукой.

— Он был мне другом.

Аббас чуть кивнул и сделал сочувственный жест рукой. Убитых друзей надо уважать.

— Как давно вы знакомы?

— Давно.

Довольно размытый временной отрезок. Аббас искал более конкретные указания. Информацию, которую он бы мог связать с висевшей в баре фотографией женщины.

— Можно зажечь? — Аббас показал на выключенную лампочку на другом конце террасы.

Боскес обернулся и дотянулся до старого бакелитового выключателя на стене. В первые секунды Аббас почти ничего не видел из-за света. Потом он достал фотографию.

— Я взял ее в Санта-Терезе, на ней Нильссон стоит рядом с какой-то женщиной… вот.

Аббас протянул фото. Боскес взял его.

— Знаете, кто она?

— Аделита.

Имя! Наконец-то!

— Аделита — и всё, или…

— Аделита Ривера, из Мексики.

Тут Аббас взвесил все «за» и «против». Рассказать ему о том, что Аделита Ривера тоже была убита? Утоплена на берегу залива в Швеции. Может, Боскес дружил и с ней? Два убитых друга и почти пустая бутылка рома… От этой идеи эль Фасси отказался.

— Как близко Дан Нильссон был знаком с этой Аделитой Риверой?

— Она ждала от него ребенка.

Аббас смотрел Боскесу прямо в глаза. Диалог во многом строился на этом. На непрерывном визуальном контакте. Внутренне эль Фасси понимал, какую важную новость привезет домой. Для Тома. Нильс Вент — отец ребенка жертвы!

— Можете немного рассказать об Аделите? — попросил Аббас.

— Она была очень красивой женщиной.

И Боскес рассказал все, что знал об Аделите, а Аббас попытался запомнить каждую деталь. Он знал, как ценна эта информация для Тома.

— Потом она уехала отсюда, — продолжал Боскес.

— Когда?

— Очень много лет назад. Куда, я не знаю. Она больше не вернулась. Большой швед сильно горевал. Он ездил в Мексику, пытаясь найти ее, но она исчезла. Затем уехал в Швецию.

— Но это же случилось совсем недавно?

— Да. Его убили у вас на родине?

— Да. И мы не знаем, почему и кто это сделал. Я здесь, чтобы проверить, могу ли я найти что-то, что нам поможет, — сказал Аббас.

— Найти убийцу?

— Да, и мотив убийства.

— Перед тем как уехать, он оставил мне сумку.

— Правда? — Аббас был весь внимание. — Что лежало внутри?

— Я не знаю. Если он не вернется до первого июля, я передам ее полицейским.

— Я полицейский.

— У вас нет удостоверения.

— Оно необязательно.

Не успел Боскес моргнуть своими тонкими веками, как длинный черный нож вонзился в провод на стене. После недолгого шипения лампа на потолке потухла. Аббас посмотрел в темноте на Боскеса.

— У меня есть еще один.

— Ладно.

Боскес встал и снова вошел в дом. Он вышел быстрее, чем в прошлый раз, с кожаной сумкой, которую протянул Аббасу.

Третий припарковал свой темный фургон на приличном расстоянии от дома Боскеса и подкрался к дому настолько близко, насколько ему хватило смелости. Недостаточно близко, чтобы видеть невооруженным глазом, но зеленый бинокль помог ему разглядеть, что Аббас достал из сумки на террасе.

Маленький конверт, пластиковую папку и кассету.

Аббас положил предмет назад в сумку. Он сразу понял, что в доме Вента в Маль-Паисе головорезы разыскивали именно ее. Он решил не изучать сейчас содержимое. К тому же он лишил террасу единственного источника освещения. Эль Фасси немного приподнял сумку.

— Я, пожалуй, заберу ее.

— Я понимаю.

Черный нож значительно улучшил понимание Боскеса.

— У вас есть туалет?

Аббас встал, а Боскес показал ему на дверь в глубине соседней комнаты. Аббас вытащил свой нож из стены и ушел, забрав сумку. Он не собирался выпускать ее из рук. Боскес остался на стуле. «Мир удивителен, — думал он. — А большой швед мертв».

Костариканец вытащил из кармана брюк бутылочку с лаком и начал в темноте покрывать им ногти.

Эль Фасси вышел и попрощался с Боскесом. Тот пожелал ему удачи. Немного нехотя Аббас принял объятия — неожиданный поворот. После Боскес скрылся в доме.

Аббас направился к дороге и пошел по ней, погрузившись в свои мысли. Ему удалось узнать имя женщины, которую Том искал больше двадцати лет. Аделита Ривера. Мексиканка. Она была беременна от Нильса Вента. Странно.

В ста метрах от дома Боскеса, где дорога максимально сужалась, а лунный свет был самым слабым, Аббас вдруг почувствовал приставленное к шее дуло пистолета. Слишком близко, чтобы он мог использовать ножи. «Вот он, третий», — мелькнуло в голове. В то же мгновение из его рук вырвали сумку. Обернувшись, Аббас получил сильный удар по голове. Он покачнулся и упал в заросли у дороги. Там он лежал, наблюдая, как большой черный фургон с грохотом выехал из леса и пропал из виду.

Потом Аббас отключился.

Фургон продолжил движение из Кабуйи через полуостров Никойа. Недалеко от аэропорта в Тамборе автомобиль остановился у обочины. Третий зажег верхнюю лампочку в кабине и открыл кожаную сумку.

Она была наполнена туалетной бумагой.

Аббас очнулся у дороги. Он пощупал затылок и констатировал, что получил внушительную шишку. Она сильно болела. Но это того стоило. Аббас дал третьему то, что тот хотел. Кожаную сумку.

В то же время ее содержимое лежало под свитером эль Фасси. Там он и собирался хранить его, пока не вернется в Швецию.

Третий сидел в машине. Он уже долгое время боролся с собой и своей отупевшей головой. Теперь он осознал, что сделать почти ничего нельзя. Его надули, и в это время человек с ножами наверняка уже добрался до полиции в Маль-Паисе. Третий достал мобильный, нашел фото метателя ножей, сделанное им через окно дома Вента, написал под изображением короткое сообщение и отправил ММС.

Текст получил находившийся в Швеции Ка Седович, который немедля переслал его мужчине, сидевшему на палубе недалеко от моста Стоксундсбрун. Его супруга принимала душ в доме. Мужчина прочел короткое послание, из которого узнал о содержимом сумки, позднее наполненной туалетной бумагой: маленький конверт, пластиковая папка и кассета. «Оригинал записи», — понял он. С диалогом, который решал для Бертиля Магнуссона все.

Он посмотрел на прикрепленное изображение. На метателя Аббаса эль Фасси. Крупье казино «Космополь»? Что он делает в Коста-Рике? И зачем, черт возьми, ему понадобился оригинал кассеты?

* * *

Спала Оливия сегодня плохо.

Перед этим она ездила справлять праздник середины лета на остров Тюннингё вместе с мамой и ее знакомыми. На самом деле у нее была возможность поехать праздновать на остров Мёйа с Ленни и компанией, но она выбрала Тюннингё. Тоска по Элвису то и дело накатывала на нее, и ей хотелось побыть одной. Или побыть с людьми, которые бы не требовали от нее веселья. Вчера они с мамой остались вдвоем и вместе покрасили половину выцветшей стороны дома. Чтобы Арне не было стыдно, как сказала мама. Потом они на двоих выпили слишком много вина. Ночью оно дало о себе знать. Оливия проснулась около трех и смогла уснуть только в семь, за полчаса до звонка будильника.

Встав, она съела пару рисовых хлебцев и, закутавшись в халат, направилась в душ, когда в дверь позвонили.

Оливия открыла. За дверью стоял Стилтон в черном, немного коротком для него пиджаке.

— Привет, — сказал он.

— Привет! Ты постригся?

— Позвонила Марианне. ДНК не совпала.

Оливия заметила проходившего мимо соседа, обратившего внимание на мужчину у ее двери. Она шагнула в сторону и пригласила Стилтона войти. Он вошел, и девушка закрыла за ним дверь.

— Никаких совпадений?

— Не-а.

Оливия прошла на кухню. Стилтон последовал за ней, не снимая пиджак.

— Значит, волос не принадлежит жертве?

— Нет.

— Тогда он может принадлежать кому-то из убийц.

— Возможно.

— Джеки Берглунд, — отчеканила Оливия.

— Успокойся.

— Почему нет? Почему не она? У нее темные волосы, она была на острове в день убийства, и объяснение, почему она вскоре исчезла с острова, у нее дурацкое. Разве не так?

— Я воспользуюсь душем, — вот и все, что ответил Стилтон.

Оливия не знала, как реагировать, поэтому просто показала на дверь в ванную. Когда Том вошел в ванную, девушка все еще была растеряна. Просьба помыться в чужом душе для некоторых довольно интимна, для других же — пустяк. Оливии потребовалось время, чтобы свыкнуться с мыслью о Стилтоне, который стоял там и смывал с себя то, что он хотел смыть. Потом она стала думать о Джеки Берглунд. Мрачные мысли.

— Забудь о Джеки Берглунд, — раздался голос Стилтона.

— Почему?

Том принял долгий прохладный душ, размышляя о зацикленности Оливии на Джеки, и решил ей кое-что открыть. Оливия оделась и пригласила Стилтона на кухню выпить кофе.

— Дело было так, — начал он. — В две тысячи пятом убили молодую беременную женщину, ее звали Джилл Энгберг, и мне было поручено вести расследование.

— Это я уже знаю.

— Я рассказываю с самого начала. Джилл работала в эскорте. Вскоре мы выяснили, что она работала на Джеки Берглунд в «Ред Вельвет». Обстоятельства убийства навели нас на мысль, что убийцей мог быть кто-то из клиентов Джеки. Я очень активно разрабатывал эту версию, но все встало.

— Что значит «встало»?

— Кое-что произошло.

— Что?

Стилтон замолчал. Оливия выжидала.

— Что случилось? — спросила она.

— На самом деле случилось несколько вещей одновременно. От перенапряжения у меня развился психоз, помимо всего прочего, я был какое-то время на больничном, а когда вышел, оказалось, что меня отстранили от дела Джилл.

— Почему?

— Официально — потому, что мое тогдашнее состояние не позволяло вести дело об убийстве, что, возможно, было правдой.

— А неофициально?

— Мне кажется, кто-то просто не хотел, чтобы я продолжал вести расследование.

— Из-за чего?

— Из-за того, что я слишком приблизился к эскорт-деятельности Джеки Берглунд.

— То есть к ее клиентам?

— Да.

— Кто продолжил расследование?

— Руне Форс — полицейский, который…

— Я знаю, кто это. Но он не раскрыл убийство Джилл. Я читала об этом в одной…

— Да, не раскрыл.

— Но наверняка у тебя возникла та же мысль, что и у меня? Когда ты вел расследование?

— О сходстве с убийством на Нордкостере?

— Да.

— Ну да, возникла… Джилл, как и жертва на берегу, — вернулся к рассказу Стилтон, — ждала ребенка, и в обоих делах фигурировала Джеки. Может, Джилл тоже работала в эскорт-услугах? Мы ведь ничего о ней не знали. Поэтому я подумал, что, возможно, есть связь, что убийства мог совершить один и тот же человек с одинаковым мотивом.

— Каким?

— Убить проститутку, которая вымогала у него деньги, шантажируя беременностью. По этой причине мы взяли ДНК плода Джилл и сравнили с ДНК ребенка жертвы на берегу. Пробы не совпали.

— Это не исключает причастности Джеки Берглунд.

— Нет, и у меня возникла связанная с ней гипотеза, которую я долгое время разрабатывал. Она же находилась с двумя норвежцами на какой-то яхте. Я подумал, что сначала их, возможно, было четверо, включая жертву, а потом что-то произошло между ними, из-за чего трое убили четвертую.

— Но?

— Гипотеза ни во что не вылилась. Никого из них не удалось связать с убийством на берегу или с жертвой, личность которой мы так и не установили.

— Так, может, теперь удастся связать Джеки с береговым делом?

— С помощью заколки?

— Ну да.

Стилтон смотрел на Оливию. Она не сдавалась. Его все больше восхищали ее упорство, любознательность, способность…

— Сережка, — прервала девушка ход мыслей Стилтона. — Ты говорил, что вы нашли сережку в кармане пальто жертвы, на берегу, которая, очевидно, ей не принадлежала. Ведь так? Вам это показалось странным.

— Да.

— На ней были отпечатки пальцев?

— Только жертвы. Хочешь посмотреть?

— Она у тебя?

— Да, в фургоне.

Стилтон вытащил из-под одной из коек свою коробку с вещами. Оливия села напротив. Он открыл коробку и достал прозрачный пакетик с красивой миниатюрной серебряной сережкой внутри.

— Вот так она выглядит. — Стилтон протянул украшение Оливии.

— Почему она осталась у тебя?

— Она попала вместе с другими вещами, которые я забрал из офиса, когда меня отстранили; она лежала в ящике, откуда я все вытащил.

Оливия держала сережку в руке. Украшение было необычной формы. Оно походило на бант, сердечком сужающийся книзу, с висевшей на нем маленькой жемчужиной и голубым камнем в середине. Очень красиво. Оливия задумалась. Она точно видела подобное украшение. И не так давно.

— Можно я возьму ее до завтра?

— Зачем?

— Я… я буквально недавно видела что-то похожее.

«В бутике? — вдруг пришло ей в голову. — В бутике на Сибиллегатан?»

* * *

Метте Ольсетер сидела в помещении для следственных действий на Польхемсгатане с несколькими следователями из своей группы. Кто-то из них праздновал накануне, кто-то просто бездельничал. Они только что прослушали проводимый Метте допрос Бертиля Магнуссона. В третий раз. Все сходились в одном: отвечая на вопросы о телефонных разговорах, он лжет. Отчасти это чувство было продиктовано опытом. Ольсетер, как опытный дознаватель, могла уловить любой едва заметный нюанс в тоне допрашиваемого. Да и просто здравый смысл указывал на нелепость заявлений Бертиля. Зачем Нильсу Венту было ему звонить и молчать, как утверждал Магнуссон? Вент же наверняка понимал, что Магнуссон даже в своей самой невероятной фантазии не догадается, что молчащий на другом конце провода человек — пропавший двадцать семь лет назад Нильс Вент. В чем тогда смысл этих звонков? Для Вента?

— Он не молчал.

— Нет.

— Так что он сказал?

— Что-то, что Магнуссон не хочет раскрывать.

— О чем он мог говорить?

— О прошлом, — вставила свое слово Метте в рассуждения коллег.

Она исходила из того, что Вент действительно пропал на двадцать семь лет, а потом вдруг появился в Стокгольме и позвонил бывшему партнеру по бизнесу. И единственное, что их связывало, — прошлое.

— Поэтому если гипотетически предположить, что за убийством Вента стоит Магнуссон, то ключ к мотиву лежит в тех четырех звонках, — заключила Ольсетер.

— Шантаж?

— Возможно.

— И чем Вент мог шантажировать Магнуссона? Сегодня? — удивилась Лиза.

— Чем-то, что случилось в прошлом.

— А кто может знать об этом? Помимо Магнуссона?

— Сестра Вента в Женеве?

— Вряд ли.

— Бывшая сожительница? — предположил Буссе.

— Или Эрик Гранден, — сказала Метте.

— Политик?

— Он был членом правления «Магнуссон Вент Майнинг», когда Вент пропал.

— Мне связаться с ним? — спросила Лиза.

— Да, свяжись, пожалуйста.

* * *

Оливия ехала в метро. Всю дорогу от фургона она переваривала информацию, полученную от Стилтона. Она не совсем понимала, что он хотел сказать. Кроме того, что ей лучше держаться подальше от Джеки Берглунд. Когда он сам туда сунулся, его отстранили. Но Оливия не была полицейским. Она не вела официальное расследование. Ее никто не мог отстранить. Угрожать — бесспорно, и убить ее кота под капотом. Но не более того. Она обладает свободой делать то, что ей хочется.

А Оливия хотела этого. Приблизиться к Джеки Берглунд — убийце Элвиса. Попробовать заполучить от Джеки что-то, с чего можно взять пробу ДНК. Чтобы проверить, не принадлежал ли волос, найденный Гардманом на берегу, этой женщине.

Но как это сделать? Сама Рённинг едва ли может снова войти в бутик. Ей нужна помощь. Вот тут ей в голову пришла идея. Из-за которой ей придется сделать то, что делать ну совсем не хочется. Жутко не хочется.

* * *

Послышался шипящий звук. По полу промчался испуганный кот. Дело было в ветхой двухкомнатной квартире на Седерармсвэген в Щеррторпе. На третьем этаже, без имени на двери, почти без мебели в комнатах. Хорек стоял перед окном в одних трусах и взбадривался особым способом. В последнее время это случалось редко. Почти никогда. Сейчас он предпочитал вещества полегче. Но иногда ему нужно было заправиться как следует. Хорек посмотрел на улицу. Он по-прежнему жутко злился из-за того вечера у фургона. «Даже трехметровыми щипцами». Эта паршивая девица опустила его до уровня простого пустозвона, лузера. Отвратительное ощущение.

Но не случается такого, чтобы хорошая доза не смогла поднять из руин разрушенное эго. Хорьку понадобилось меньше десяти минут, чтобы прийти в себя. Его оживленное сознание уже нашло ряд объяснений унижению. Начиная с того факта, что девка просто понятия не имела, с кем общается, — с самим Его Величеством Хорьком, и заканчивая тем, что она просто идиотка. К тому же она косая. Сучка, которая решила, что может осадить Хорька!

Вот так намного лучше.

Когда в дверь позвонили, Хорек уже был в полной гармонии со своим эго. Ноги сами несли его. Под кайфом? Ну и что, он же классный парень. Он чуть не сорвал дверь с петель.

Сучка???

Хорек уставился на Оливию.

— Здравствуйте, — сказала она.

Хорек продолжал ошарашенно смотреть на нее.

— Я просто хотела извиниться. Я ужасно некрасиво себя вела в тот вечер, у фургона; я правда не хотела. Я была так шокирована тем, что они сделали со Стилтоном… ничего личного, правда. Я была полной идиоткой. Правда. Извините.

— Чего тебе, блин, надо?

Оливия полагала, что выразилась достаточно ясно, поэтому продолжила согласно своему плану:

— Это та самая квартира? Которая стоит пять миллионов?

— Минимум.

Рённинг как следует продумала стратегию. Она хорошо понимала, как действовать с этим мелким чудаком. Нужно просто найти подход.

— Я вот тут жилье ищу, — сказала она. — Сколько здесь комнат?

Хорек развернулся и вошел в квартиру. Он оставил дверь открытой, и Оливия восприняла это как приглашение войти. Она переступила через порог этой практически пустой двухкомнатной квартиры. Запущенной. С отошедшими в некоторых местах обоями. Пять лимонов? Минимум?

— Кстати, вам привет от Стилтона, он…

Хорек исчез. «Ускользнул через окно в спальне?» — подумала Оливия. Внезапно он опять появился.

— Ты еще здесь? — Хорек надел что-то вроде халата, а в руке держал пакет с молоком, из которого жадно пил. — Да что тебе нужно, черт возьми?

Да, не так-то все просто.

И Оливия решила действовать напрямик.

— Мне нужна помощь. Мне необходим образец ДНК человека, к которому я боюсь подходить, и еще я вспомнила о том, что вы говорили.

— О чем?

— О том, как вы помогали Стилтону в разных сложных ситуациях, выполняя роль его правой руки, не так ли?

— Все верно.

— И тогда я подумала: вдруг у вас есть опыт в таких вещах, вы же почти все можете?

Хорек залил в себя еще молока.

— Но, может, вы больше этим не занимаетесь? — спросила Оливия.

— Я занимаюсь почти всем.

«Он попался, — отметила Оливия. — Почти на крючке».

— Отважились бы сделать такую вещь?

— Что значит «отважились»?! О чем, черт побери, ты говоришь? Что за долбаная вещь?

Ох как он попался…

От метро у площади Ёстермальмсторг Оливия шла рядом с напустившим на себя немало важности господином — Его Величеством Хорьком, — человеком, готовым почти на все.

— Несколько лет назад я поднимался на К2, ну знаешь, четвертая вершина в Гималаях. Со мной были Йоран Кропп и несколько шерпов. Ледяной ветер, минус тридцать два градуса… тяжело.

— Вы добрались до вершины?

— Они — да, а я был вынужден помогать англичанину, который сломал ногу. Я нес его на спине до самого базового лагеря. Он, кстати, дворянин, у меня приглашение в его усадьбу в Нью-Гемпшире.

— Он разве не в Америке находится?

— Как, ты говоришь, назывался магазин?

— «Необычное & Привычное». Он вон там, впереди, на Сибиллегатан.

Оливия остановилась на приличном расстоянии от магазина. Она описала, как выглядела Джеки и что ей от нее нужно.

— Типа волос, да? — спросил Хорек.

— Или слюну.

— Или контактную линзу. Мы так взяли одного парня в Хальмстаде: он пропылесосил всю квартиру после убийства жены, а мы нашли его линзу в мешке в пылесосе, взяли анализ ДНК, вот он и попался.

— Не знаю, использует ли Джеки Берглунд линзы.

— Придется мне поимпровизировать.

Хорек припустил к магазину «Необычное & Привычное».

Его представление об импровизации было небесспорным. Он ворвался в магазин, увидел Джеки Берглунд, стоявшую вместе с покупательницей у вешалок, подошел к ней и дернул за прядь волос. Джеки вскрикнула и обернулась, а Хорек разыграл непомерное удивление:

— НИЧЕГО СЕБЕ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ! Простите! Я думал, это та гребаная Неттан!

— Кто?!

Хорек махал руками, как типичный наркоман. Сейчас это выглядело совершенно естественно.

— Жутко сожалею! Извините! У нее такой же цвет волос. Сперла пакет кокса и рванула сюда! Она здесь не появлялась?

— Вон!

Джеки схватила Хорька за куртку и вытолкала к двери. Тот, недолго думая, выскочил на улицу, зажав в кулаке волосы. Джеки обернулась к слегка шокированной клиентке:

— Наркоманы! Они собираются там, в Хумлегордене, и иногда проходят мимо, пытаются что-нибудь украсть или испортить. Простите, пожалуйста.

— Ничего страшного. Он что-нибудь украл?

— Нет.

Что было не бесспорно.

* * *

Эрик Гранден просматривал план грядущих поездок. Семь стран и столько же дней. Он любил путешествовать. Летать. Находиться в непрерывном движении. Что не очень сочеталось с его должностью в МИДе, но пока никто не высказал претензий. К тому же он все время был на связи в «Твиттере». В этот момент позвонила Лиза Хедквист и предложила встретиться.

— Без вариантов.

Действительно, на встречу времени у него не было. Высокомерный тон Грандена ясно давал понять, что у него есть дела поважнее, чем разговоры с юной женщиной-полицейским. Так что Лизе пришлось задавать вопросы по телефону.

— Дело касается компании «Магнуссон Вент Майнинг».

— Что с ней не так?

— Вы же были членом правления…

— Тогда. Двадцать семь лет назад. Вы знаете об этом?

— Да. Были ли какие-то противоречия в правлении в то время?

— Касательно чего?

— Этого я не знаю. Были ли разногласия между Нильсом Вентом и Бертилем Магнуссоном?

— Нет.

— Абсолютно никаких?

— Насколько я знаю, нет.

— Но вы знаете, что Нильса Вента недавно убили здесь, в Стокгольме?

— Потрясающе глупый вопрос. Вы закончили?

— На данный момент — да.

Лиза Хедквист положила трубку.

Гранден продолжал держать мобильный в руке. Ему все это совсем не нравилось.

* * *

Все получилось гораздо проще, чем она ожидала. Всю дорогу до фургона Оливия пополняла запас аргументов и продумывала ответы на все вопросы против, а он лишь ответил:

— Оʼкей.

— Оʼкей?

— Где они?

— Здесь.

Оливия протянула пакетик с прядью Джеки Берглунд. Стилтон положил его в карман. Оливия не осмеливалась спросить, почему он так ответил. Оʼкей? Может, он загорелся береговым делом? Или просто хотел ей помочь? А с чего ему так себя вести?

— Класс! — все-таки произнесла девушка. — Когда, ты думаешь, она…

— Не знаю.

Стилтон понятия не имел, когда его бывшая жена снова сможет помочь. Он даже не знал, проявит ли она интерес. После ухода Оливии он позвонил.

Марианне заинтересовалась.

— Ты хочешь, чтобы я сравнила ДНК этого волоса с волосом на заколке?

— Да. Он, возможно, принадлежит кому-то из преступников.

«Даже для женщин используется форма мужского рода», — подумал Стилтон.

— Метте знает об этом? — спросила Марианне.

— Пока нет.

— Кто все оплачивает?

Стилтон уже думал об этом. Он знал, что анализ ДНК стоит дорого. Однажды он уже насобирал на него денег. Просил милостыню. Идти на подобное еще раз — это для него слишком. Поэтому он не ответил.

— Хорошо, — сказала Марианне. — Я позвоню.

— Спасибо.

Стилтон положил трубку. Вообще-то Рённинг должна все оплачивать, она же проявляет инициативу. Могла бы продать этот старый «мустанг». А у него есть дела поважнее.

Стилтон позвонил Хорьку.

* * *

Бертиль возвращался домой в сером «ягуаре», напряженный и нервный. Он по-прежнему не выяснил, чего добивался этот крупье. Аббас эль Фасси. Бертиль узнал его полное имя и адрес и попросил Ка Седовича установить слежку за его квартирой на Далагатан. На случай, если эль Фасси там появится. Бертиль также нанял людей вести наблюдение в аэропорту «Арланда». На случай, если он появится там. Скорее всего, этот тип возвращается в Швецию. С оригиналом записи. Что он будет с ней делать? Он знаком с Нильсом? Будет продолжать своего рода шантаж? Или он связан с полицией? Но, черт побери, он же крупье? Он же работал в «Космополе» почти всегда, когда они там играли. Бертиль ничего не понимал, из-за чего злился и нервничал.

Одно было хорошо. Что оригинал записи, вероятно, скоро окажется в Швеции. Он не остался в Коста-Рике, а значит, не попадет к местной полиции. Надо только позаботиться о том, чтобы он не попал в руки шведской полиции.

Тут позвонил Эрик Гранден.

— Полицейские с тобой разговаривали? — поинтересовался он.

— О чем?

— Об убийстве Нильса. Мне только что звонила одна наглая особа, хотела узнать, были ли разногласия между тобой и Нильсом, когда я сидел в правлении.

— Какие еще разногласия?

— Мне тоже интересно. Почему полицию это интересует?

— Не знаю.

— Неприятно.

— Так что ты ответил?

— Нет.

— Что не было никаких разногласий?

— Ведь не было же. Насколько я помню.

— Совершенно никаких.

— Ага, иногда думаешь, на каком вообще уровне находится шведская полиция.

Бертиль положил трубку.

* * *

Аке Андерссон сидел в торговом центре «Флемпанс» в компании маминого друга Хорька и его знакомого — мужчины с широким пластырем на затылке. Они ели гамбургеры. Вернее, он и Хорек. А мужчина пил молочный коктейль, ванильный.

С Аке хотел встретиться мужчина с коктейлем.

— Я мало что знаю, — сказал Аке.

— Но знаешь, кто это организует? Кто они? — спросил Стилтон.

— Не знаю.

— Но как ты узнаёшь, когда будет драка?

— По эсэмэс.

— Они присылают эсэмэс?

— Да.

— У тебя есть их номер?

— Какой?

— Тех, кто шлет сообщения. У тебя же есть мобильный, наверняка ты можешь посмотреть, от кого эсэмэска?

— Нет.

Стилтон сдался. Он попросил Хорька организовать встречу с Аке, чтобы выяснить, знает ли он что-то о боях в клетках. Имена. Адреса. Ничего этого мальчик не знал. Он получал эсэмэску и ехал туда или его забирали.

— Кто тебя забирает?

— Парни.

— Знаешь, как их зовут?

— Нет.

Стилтон окончательно сдался и втянул в себя остатки молочного коктейля.

Недалеко от магазина стояли Лиам и Иссе в своих куртках с капюшонами. Они уже как-то раз отвозили Аке на бой и теперь, собирались сделать это снова. Вдруг они увидели, что он разговаривает с мужиком, которого они снимали в фургоне, когда он трахался с одной из их жертв. И который выследил их последнее место для боев и получил взбучку.

Бродяга.

О чем, черт возьми, Аке с ним треплется?!

— Может, он не бомж никакой? Может, он коп?

— Шпион какой-нибудь?

— Хм…

Все трое покинули кафе. Хорек со Стилтоном пошли к вокзалу. Аке побежал в свою сторону, не заметив, как Лиам и Иссе последовали за ним. Они догнали его около пустого футбольного поля.

— Аке!

Аке остановился. Он узнал парней. Они один раз подвозили его на бои. Хотят снова забрать его? Но он больше не хочет. Как им объяснить?

— Привет, — сказал он.

— С кем ты там ел бургеры? — спросил Лиам.

— Когда?

— Только что. Мы тебя видели. Кто это такие?

— Друг мамы и его друг.

— Который с пластырем? — спросил Иссе.

— Да.

— Что ты сказал ему?

— О чем? Я ничего не сказал!

— Этот, с пластырем, пробрался на последние бои. Как он о них узнал?

— Я знать не знаю.

— Мы не любим тех, кто стучит.

— Я не…

— Заткнись! — рявкнул Иссе.

— Но я обещаю! Я…

Удар пришелся Аке прямо в лицо. Он не успел увернуться, как получил еще один. Лиам с Иссе схватили его за куртку, осмотрелись и потащили маленького окровавленного мальчика прочь. До смерти напуганный Аке задрал голову, чтобы посмотреть, куда ушли взрослые.

Они стояли далеко на платформе.

Звонок раздался в середине ночи. Стилтон не сразу собрался с мыслями, чтобы ответить. На связи был Аббас. Он звонил в промежутке между рейсами и изъяснялся предельно кратко. Суть в следующем: убитую на берегу женщину звали Аделита Ривера, она была родом из Мексики и ждала от Нильса Вента ребенка. Аббас закончил разговор.

Уставившись в мобильный, Стилтон долго сидел на койке в одних трусах. Информация Аббаса была невероятна. Спустя двадцать три года Том получил то, что никак не мог узнать: имя жертвы и имя отца ребенка.

Аделита Ривера и Нильс Вент. Ее убили почти двадцать четыре года назад, его — неделю назад. Невероятно.

Поразмыслив над невероятным некоторое количество минут, может, полчаса, Том начал думать об Оливии. Позвонить ей и все рассказать? Все как есть? Или… Который сейчас час? Стилтон снова взглянул на трубку. Полчетвертого. Слишком рано.

Он отложил телефон в сторону и посмотрел на пол. Никогда не иссякающая муравьиная дорожка вилась недалеко от его ног. Том наблюдал за муравьями. Было два пути, расположенных плотно друг к другу, по одному в каждую сторону. Никто не отклонялся. Все ползли в том же направлении, что и остальные. Никто не разворачивался и не полз обратно. Никто не останавливался.

Стилтон перестал смотреть на муравьев.

Мексиканка и Нильс Вент.

Он снова стал думать о невероятном. Пытался рассуждать. Найти связь, зацепки. Факты. Гипотезы. Он заметил, как к нему потихоньку возвращалось то, что лежало без надобности несколько лет. Он опять начал функционировать. На примитивном уровне. Сопоставлять и разделять. Анализировать.

Не так, как раньше, совсем не так. Если тогда он был «порше», то сегодня — «шкодой». Без колес. Но все же. Он больше не принадлежал пустоте.

* * *

Оветте Андерссон ждала недалеко от Галереи на Хамнгатан. Накрапывал дождь. Они договорились на десять, а сейчас уже было почти пол-одиннадцатого. Ее светлые волосы промокли.

— Прошу прощения!

Хорек подошел семенящими шагами и, извиняясь, протянул руку. Оветте кивнула. Они двинулись в сторону площади Норрмальмсторг. Немного странная пара для такого района именно в это время, прямо перед ланчем, когда любители шопинга и финансовые акулы несутся вверх и вниз по улице. Хорек украдкой взглянул на Оветте. В этот раз на ней был макияж, но он не спасал. Лицо уродовали следы тревоги и высохших слез.

— Аке исчез.

— Как это случилось?

— Его не было дома, когда я пришла. Я недолго работала сегодня ночью, вернулась, а его нет. Ни в кровати, ни вообще в квартире. Он даже не ложился, и еда осталась в холодильнике, как будто он совсем не приходил домой!

— Я видел его вчера.

— Да?

— Я разговаривал с ним в кебабной, он вел себя как обычно. Потом он ушел, а я отправился в город. Он не в досуговом центре?

— Нет. Я звонила. Чем он занимается?!

Хорек, естественно, понятия не имел, но почувствовал, что Оветте на грани. Он приобнял ее за плечи. При росте как минимум на голову ее ниже это движение далось ему непросто.

— Такое случается, с ним все хорошо. Наверняка он развлекается как-нибудь.

— Но я думала о том, что ты рассказал. Вдруг это что-то такое, что связано с этим?

— С драками?

— Да!

— Не думаю. Уверен, что он больше не будет участвовать в этом.

— Откуда ты знаешь?

— Неважно. Но свяжись с копами, если волнуешься.

— С копами?

— Ну да.

Хорек знал, о чем думает Вета. Измученная проститутка. Ее вызов точно не окажется приоритетным. Но все-таки. На какую-то помощь она может рассчитывать. Полиция для этого и существует. Оба остановились у улицы Кунгтрэдгордсгатан.

— Я попробую что-нибудь разузнать, — сказал Хорек.

— Спасибо.

* * *

Дождь барабанил по заляпанному плексистеклу в потолке. Стилтон сидел на койке и смазывал раны на груди Вериной смолой. Мазь кончалась. Больше достать у него не получится. И Вера, и ее бабушка были вне досягаемости. Том покосился на маленькую фотографию Веры на полке. Он попросил копию ее торгового удостоверения и получил его. С фотографией Веры. Он часто думал о ней. Раньше, когда она была жива, Том не вспоминал о ней. Он думал совсем о других людях. О тех, которые что-то значили для него и которых он отпустил. Об Аббасе, Мортене и Метте. Все мысли всегда сводились к ним троим. Иногда в голове мелькала Марианне. Но воспоминание о ней было чересчур неподъемным, болезненным, трагическим. На него требовалось слишком много из тех остатков сил, благодаря которым Стилтон выживал.

Он заглянул в банку: осталось совсем чуть-чуть. В дверь постучали. Том продолжал обмазывать раны, посетители его сейчас мало интересовали. Интерес появился через пару секунд, когда в одном из окошек показалось лицо его бывшей жены. Их взгляды встретились, и они долго смотрели друг на друга.

— Заходи.

Марианне открыла дверь и заглянула вовнутрь. На ней был простой светло-зеленый плащ, в одной руке она держала зонт. В другой — папку с документами.

— Привет, Том.

— Как ты меня нашла?

— Рённинг. Можно войти?

Стилтон пригласил ее жестом, и Марианне вошла. Пятно от крови на полу Том накрыл газетами. Он надеялся, что на них не выползут никакие странные насекомые. Хотя бы не сейчас. Том отставил в сторону банку со смолой и указал на койку напротив.

Неловкое чувство.

Марианне сложила зонтик и осмотрелась. Неужели он вот так жил? Вот так убого? Неужели это возможно? Она сдержалась и обратила внимание на окно.

— Симпатичные занавески.

— Правда?

— Да… нет.

Марианне улыбнулась и чуть отогнула плащ. Осторожно сев на одну из коек, она снова огляделась.

— Это твой фургон?

— Нет.

— Хм… нет, я вижу…

Она кивнула на одно из Вериных платьев, висевшее около ржавой плитки.

— Это ее?

— Да.

— Она милая?

— Ее убили. Что показал анализ?

Вопрос напрямик, как обычно. Чтобы увильнуть. Всегда одно и то же. Все равно Том казался сосредоточенным. В его глазах Марианне увидела намек на прежнего Стилтона. Взгляд, который в лучшие годы так сильно затронул ее, эмоционально. Очень давно.

— Они совпали.

— Не может быть.

— Волос с заколки, найденной на берегу, принадлежит той же женщине, что и прядь, которую вы мне дали. Кто она?

— Джеки Берглунд.

— Та самая Джеки Берглунд?

— Да.

Марианне по-прежнему была замужем за Стилтоном образца 2005 года, когда он вел дело Джилл Энгберг и через него вышел на ее работодателя — Джеки Берглунд. Тогда он обсуждал разные гипотезы о ней вместе с Марианне дома. На кухне, в ванной, в постели. Пока у Тома не случился первый психоз и он не попал в психиатрическую клинику. Психоз никак не был связан с его работой, хотя интенсивный ритм и поспособствовал этому. Марианне точно знала, что спровоцировало психоз. Она думала, что никто больше не знал этого, и страдала вместе с ним. Потом его отстранили от дела Джилл. А через полгода они расстались. Не за одну ночь. Решение не было скоропалительным. Оно стало следствием душевного состояния Тома. Он отталкивал ее. Сознательно. Больше и больше. Отказывался от ее помощи, не хотел, чтобы она видела его, помогала ему. В конце концов он добился того, что хотел. У Марианне кончились силы, она больше не могла поддерживать того, кто отвергал поддержку.

В итоге их дороги разошлись. И он оказался в фургоне. И вот он сидит тут.

— Значит, Джеки Берглунд, вероятно, была на берегу в тот же вечер, когда произошло убийство… — рассуждал Стилтон сам с собой. — Что она отрицала на допросах.

Он растягивал слова, проговаривая эту ошеломляющую информацию.

— Вполне возможно, — сказала Марианне.

— Оливия, — спокойно произнес Том.

— Это она все это затеяла?

— Да.

— И что вы теперь будете делать? С совпадением?

— Не знаю.

— Вряд ли ты можешь с этим работать, да?

«А почему нет?» — была первая мысль Стилтона. С долей агрессии. Пока он не заметил, как Марианне краем глаза посмотрела на банку с удивительной смесью, на пару экземпляров «Ситуашун Стокгольм» на столе, а потом снова на него.

— Нет, — ответил он. — Нам понадобится помощь Метте.

— Как у нее дела?

— Хорошо.

— А у Мортена?

— Хорошо.

«И вот он снова стал таким, — думала Марианне. — Замкнутым и полунемым».

— Что ты делаешь в этих краях? — спросил Стилтон.

— Я буду читать лекцию в участке.

— Ясно.

— Тебя избили?

— Ага.

Стилтон надеялся, что Марианне не тратит время на поиски снятых на мобильник фильмов. Вероятность того, что именно она узнала бы его тело на Вере, была велика. Совокупляющееся тело. Ему этого не хотелось по определенной причине.

— Спасибо за помощь, — сказал он.

— Не за что.

Оба умолкли. Стилтон смотрел на Марианне, и она не отводила взгляд. Во всей этой ситуации было что-то непомерно печальное, и они оба чувствовали это. Она знала, кем он был и кем больше не являлся. Том тоже знал. Он стал другим.

— Ты очень красива, Марианне, и ты это знаешь.

— Спасибо.

— У тебя все хорошо?

— Да. А у тебя?

— Нет.

Она могла бы не задавать этот вопрос. Марианне протянула ладонь над столом и положила ее на жилистую руку Стилтона. Он не стал ее отталкивать.

Как только Марианне покинула фургон, Стилтон позвонил Оливии. Сначала он рассказал о звонке Аббаса между рейсами, на что получил вполне оправданную реакцию.

— Аделита Ривера?

— Да.

— Мексиканка?

— Да.

— А Нильс Вент — отец ребенка?!

— Со слов Аббаса. Подробности узнаем, когда он вернется.

— Невероятно, не правда ли?

— Да.

«Во многих смыслах», — подумал Стилтон. Потом он рассказал о совпадении ДНК. Реакция оказалась еще живее.

— Джеки Берглунд?!

— Да.

Когда оживление приутихло, а взволнованная Оливия пришла к выводу, что они раскрыли все береговое дело, Стилтону пришлось подчеркнуть, что та заколка могла попасть на берег в другое время, а не в момент убийства. Например, в тот же день, но раньше. Уве Гардман же не видел, что Джеки уронила ее именно тогда, когда он был там и нашел ее.

— Вечно ты со своим негативизмом!

— Если хочешь стать хорошим полицейским, ты должна научиться никогда не останавливаться на одной версии. Если есть альтернатива, в суде это может стать неприятной неожиданностью.

Стилтон предложил связаться с Метте Ольсетер.

— Зачем?

— Ни ты, ни я не можем допрашивать Джеки.

Метте встретилась со Стилтоном и Оливией недалеко от входа в участок на Полхемсгатан. Из-за занятости у нее не было времени встречаться в городе. Стилтон нехотя согласился. Место встречи находилось слишком близко к зданиям и к людям, с которыми его связывало болезненное прошлое.

Но мяч был на стороне Метте. По многим причинам.

Ольсетер серьезно занималась делом об убийстве Вента и ждала лишь, когда приземлится Аббас и она сможет взять материал, который он вез под свитером, как он выразился. Когда эль Фасси рассказал о событиях в Коста-Рике, опустив детали, Метте предположила, что этот материал может содержать важные зацепки для ее расследования. Может быть, мотив. В лучшем случае — имя убийцы. Или несколько имен.

Поэтому она немного нервничала. Но оставалась опытным и умным полицейским. Ольсетер быстро поняла, что найденное Стилтоном и Оливией совпадение ДНК окажется для Джеки Берглунд проблемой. Также Метте быстро осознала, что стоявшие перед ней люди сами ничего не могут с этим сделать. Студентка и бездомный. Конечно, не просто бездомный, но на данный момент не тот человек, которого пустили бы одного в помещение для допросов с еще не закрытым расследованием. И с возможным убийцей.

Метте решила помочь.

— Встретимся здесь через четыре часа.

Сначала она прочла материалы берегового дела внимательно. Потом дополнила прочитанное информацией из Норвегии. Покончив с этим, выбрала комнату для допросов, которую от ненужных комментариев отделяло надежное расстояние. С двумя дверями, куда Стилтон мог проскользнуть у нее за спиной, не привлекая чужие взгляды. Оливия осталась ждать на Полхемсгатане.

— У нас есть отрывки допросов, проводимых с вами в восемьдесят седьмом в связи с убийством на Нордкостере, — начала Метте спокойным голосом. — Вы были на острове во время убийства, верно?

— Да.

Джеки Берглунд сидела напротив Метте, рядом с которой сидел Стилтон. Взгляды Джеки и Стилтона встретились некоторое время назад. Оба непроницаемы. Возможно, он мог угадать ее мысли. Его же мысли оставались для нее загадкой. На ней был желтый по фигуре костюм, волосы убраны в тугой пучок.

— В двух из этих допросов — один проводился в ночь после убийства, другой — в Стрёмстаде на следующий день Гуннаром Вернемюром, — вы утверждаете, что никогда не были наверху у бухты Хасслевикарна, на месте, где произошло убийство. Правильно?

— Да, я там никогда не была.

— Вы приходили туда ранее, в тот же день?

— Нет. Я туда не поднималась, я жила на яхте внизу в порту, и вы знаете об этом, все написано в материалах допросов.

Ольсетер спокойно и методично вела допрос. Она педагогично объяснила довольно несговорчивой бывшей эскорт-даме, что с помощью ДНК с заколки полиция может связать Джеки с местом убийства.

— Мы знаем, что вы там были.

Пауза длилась несколько секунд. Джеки сохраняла невозмутимость и ясность сознания. Она поняла, что нужно сменить стратегию.

— Мы спали друг с другом, — сказала Джеки.

— «Мы»?

— Я и один из норвежцев были там и спали друг с другом. Наверное, именно тогда я и потеряла заколку.

— Меньше чем минуту назад вы сказали, что никогда там не были. То же, что на двух допросах в восемьдесят седьмом. А сейчас вы вдруг меняете показания…

— Да, я была там.

— Почему вы врали?

— Чтобы не запачкаться в этом убийстве.

— В какое время вы находились там и занимались сексом с норвежцем?

— Днем. А может, ближе к вечеру, я не помню, прошло же больше двадцати лет!

— На яхте было двое норвежцев, Гейр Андерсен и Петтер Моен. С кем вы занимались сексом?

— С Гейром.

— Значит, он мог бы подтвердить вашу историю?

— Да.

— К сожалению, он умер. Мы заранее это проверили.

— Ой, да? Ну, тогда можете верить мне на слово.

— Можем?

Метте смотрела на Джеки, только что пойманную на даче ложных показаний. Та выглядела подавленной в полном соответствии своему положению.

— Мне нужен адвокат, — сказал она.

— Тогда прервем наш допрос.

Ольсетер отключила диктофон. Джеки резко встала и пошла к двери.

— Вы знакомы с Бертилем Магнуссоном? Исполнительным директором «МВМ»? — вдруг спросила Метте.

— Почему мы должны быть знакомы?

— Он владел дачей на Нордкостере в восемьдесят седьмом. Возможно, вы с ним сталкивались?

Джеки вышла, не ответив.

Оливия прохаживалась вперед-назад вдоль парка Кронобергспаркен. Ей казалось, что допрос длится вечность. Что они делают там, внутри? Неужели арестуют Джеки? Оливия вдруг вспомнила о Еве Карлсен. Рассказать ей обо всем? Ведь во многом благодаря Еве она начала разрабатывать Джеки.

Оливия позвонила.

— Здравствуйте! Это Оливия Рённинг. Как у вас дела?

— Хорошо. Головная боль прошла. — Ева засмеялась. — А как у тебя дела? С Джеки Берглунд?

— Дела просто супер! Мы сделали анализ ДНК, который связывает ее с берегом Нордкостера. В тот же вечер, когда произошло убийство.

— «Мы»?

— Да. Ну, я теперь работаю вместе с двумя другими полицейскими.

— Ого, правда?

— Да. Джеки сейчас допрашивают в управлении.

— Ничего себе. То есть она была на берегу в тот вечер?

— Да!

— Как интересно. Полиция возобновила расследование?

— Этого я не знаю, не совсем. Пока в основном я и тот, кто вел следствие, занимаемся делом.

— Кто вел следствие?

— Том Стилтон.

— Ага, значит, он снова взялся за него.

— Да. Против своей воли.

Теперь пришла очередь Оливии смеяться. Захихикав, она увидела, как Джеки выходит из управления.

— Давайте я перезвоню вам попозже.

— Конечно. До свидания!

Оливия нажала на «отбой» и заметила, как Джеки запрыгнула в такси. Как раз когда оно отъезжало, Оливия поймала взгляд Джеки. Та смотрела прямо на нее. Оливия не отвела глаз. «Убийца Элвиса», — подумала она и ощутила, как сжалось все тело. Потом такси скрылось.

Стилтон вышел, и Оливия бросилась к нему.

— Как все прошло? Что она сказала?

В коридоре, по пути из помещения для допросов, Метте окликнул высокопоставленный полицейский. Оскар Мулин.

— Ты там допрашивала Джеки Берглунд?

— Кто это сказал?

— Форс видел, как она заходила.

— И позвонил тебе?

— Да. Кроме того, он утверждал, что Стилтон прошмыгнул мимо в коридоре. Он заходил внутрь?

— Да.

— Присутствовал на твоем допросе Джеки Берглунд?

— Да.

Оскар мерил Ольсетер взглядом. Они много раз работали вместе и уважали друг друга. К счастью. Поскольку ситуация была на грани.

— Чего касался допрос? Убийства Нильса Вента?

— Нет, Аделиты Риверы.

— А это еще кто? — спросил Оскар.

— Женщина, которую утопили на Нордкостере в восемьдесят седьмом.

— Ты занимаешься этим делом?

— Помогаю.

— Помогаешь кому?

— Джеки Берглунд что, запретная тема? — спросила Метте.

— Нет. О чем ты?

— Мне так показалось в две тысячи пятом, когда Стилтон к ней приблизился.

— Почему она должна быть запретной?

— Потому что и ты, и я знаем, чем она занимается. Может быть, в списке ее клиентов есть кто-то, кому там быть не пристало?

Оскар смотрел на Метте.

— Как дела у Мортена? — спросил он.

— Хорошо. Думаешь, он есть в списке?

— Никогда не знаешь наверняка.

Оба скованно улыбнулись.

Возможно, Оскар Мулин сдержал бы улыбку, если бы знал, что Ольсетер удалось то, что Стилтон так и не сделал в две тысячи пятом. Провести обыск у Джеки Берглунд. Довольно спонтанно, но у Метте были свои каналы.

В итоге, пока Джеки сидела на допросе, в ее квартиру на Норр Мэларстранд вошла Лиза Хедквист. Все-таки обыск проводился в рамках еще не закрытого дела об убийстве. Помимо прочего, Лиза открыла компьютер Джеки и скачала все его содержимое на маленький носитель USB.

Оскару Мулину это не понравилось бы.

* * *

Оветте несколько часов проходила по Флемингсбергу в поисках Аке, спрашивая всех встретившихся мальчиков, не видели ли они Аке Андерссона. Никто его не видел.

Теперь она сидела в его комнате, на его кровати, держа в руках пару поношенных бутс. Ее взгляд остановился на ломаном скейтборде. Аке пытался заклеить его коричневой изолентой. Мать снова вытерла щеки. Она провела тут много времени в слезах. Хорек звонил несколько часов назад, никаких новостей у него не было. Аке исчез. Оветте знала, что что-то случилось, чувствовала. Что-то связанное с этими боями в клетках. Перед ее глазами стояли все его синяки, раны на маленьком теле. Зачем он это делал? Дрался в клетках? Он же не такой. Совсем не такой! Он никогда не дрался. Кто его заставил? Оветте перекладывала бутсы в своих изможденных руках. Если бы он нашелся, она бы купила ему новые бутсы. Тут же. И пошла бы с ним в парк аттракционов. Если бы он только… Женщина обернулась и взяла мобильный.

Нужно звонить в полицию.

У калитки на улице Диагносвэген стоял контейнер. Его содержимое составляли ветхие матрасы, частично сгоревший кожаный диван и кучи хлама из расчищенного подвала. Девочка, перегнувшись через край контейнера, увидела в кучах мусора коробку от DVD. Вдруг в ней есть диск? Не без труда она перелезла через бортик, приземлилась на диван и осторожно подползла к коробке. Может, пустая, а может, там клад? Только девочка потянулась за коробкой, как заметила ее. Маленькую худую руку, торчавшую между подушек.

Внизу на руке виднелись буквы «KF», обведенные кружком.

Стилтон стоял около торгового центра «Сёдерхалларна» и продавал газеты. Дела шли так себе. Он очень устал. Накануне ночью больше двух часов ходил по ступенькам. Во время ночной тренировки в основном думал о посещении Марианне Вериного фургона. Теперь одна из них мертва, а другая состоит в счастливом браке. Как он полагал. Прежде чем отключиться в фургоне, он думал о ладони Марианне на своей руке. Жест сочувствия? Скорее всего.

Стилтон посмотрел на небо и увидел надвигавшиеся темные тучи. Он не собирался здесь оставаться, если пойдет дождь. Том упаковал газеты в рюкзак и пошел прочь. До этого ему звонила Метте и сказала, что пока отложит Джеки Берглунд в сторону. Она сообщит ему, если и когда придет время для следующих допросов.

— Только будь осторожен, — предупредила она.

— Что такое?

— Ты знаешь, кто такая Берглунд; теперь она в курсе, кто за ней охотится.

— Оʼкей.

Стилтон не рассказывал Метте о приключениях Оливии в лифте. Может, она сама ей рассказала? Или это было просто обычное напутствие?

Покинув площадь Медборъйарплатсен, Том начал думать о гипотезе. О той, которой поделился с Янне Клингой. Что, вероятно, они выискивают жертв у «Сёдерхалларна». Но он слишком устал, чтобы развивать мысль.

Последний участок леса Стилтон преодолевал медленно. Он был почти без сил. Протяжно выдохнув, открыл дверь фургона. Того, который собирались убрать. Но из-за убийства процесс застопорился, поэтому пока он оставался на месте.

Сегодня вечером Стилтон не собирался ходить по ступенькам.

Лес Небытия — так себе лес, если судить по меркам лесов Норрланда, но достаточно крупный и заваленный камнями, чтобы желающий спрятаться мог это сделать. Или желающие. В данном случае несколько фигур в темной одежде. Деревья прекрасно их скрывали.

За серым фургоном.

Стилтон закрыл дверь. Как раз когда он опустился на одну из коек, позвонила Оливия, желая поговорить о Джеки. Том был не в состоянии.

— Мне нужно вздремнуть, — ответил он.

— А. Хорошо… но ты же можешь не выключать мобильный?

— Почему?

— На случай, если что-то случится.

«Метте с ней тоже поговорила?» — думал Стилтон.

— Оʼкей. Я не буду его выключать. До связи.

Стилтон нажал на «отбой», лег на койку и выключил телефон. Он не хотел, чтобы его беспокоили.

Вчерашний допрос Джеки потребовал определенного напряжения. Но еще тяжелее Тому далось другое. Пребывание в здании, где он провел так много успешных лет в качестве следователя, причиняло ему боль. Сильную боль. Быть вынужденным бежать, подобно раненой крысе, чтобы не встретиться взглядом с бывшими коллегами.

Это сильно било по нему. Он ощущал, что рана так и не заросла. Рана, которая вскрывалась, когда Стилтон осознавал, что его отстранили. Так или иначе, на нем поставили крест. Хорошо, что у него случился психоз. И приступ панического страха. Ему требовалась медицинская помощь. Но суть заключалась не в этом. По его мнению. По мнению Стилтона, его просто выпихнули.

Конечно, некоторые коллеги его поддерживали, но сплетни у него за спиной становились с каждым днем все интенсивнее. Том знал, кто спровоцировал кривотолки. А на рабочем месте, где все работают рядом друг с другом, ничего не стоит отравить атмосферу. Неодобрительное высказывание здесь. Неясное упоминание там. Избегающие человека взгляды, люди, которые обходят стороной, когда видят его сидящим в одиночестве в ресторане. В конце концов ему оставалось только уйти. Если есть хоть какая-то гордость. А у Стилтона она была.

Он заполнил вещами пару коробок, коротко побеседовал с шефом и ушел. Потом опустился на дно.

Сейчас, лежа на койке, Стилтон постепенно проваливался в тяжелую дрему.

Вдруг в дверь постучали. Том дернулся. Снова стук. Он сел. Открыть? Стук повторился. Ворча, Стилтон поднялся, сделал несколько шагов к двери и открыл.

— Здравствуйте. Меня зовут Свен Бумарк, я из муниципалитета Сольна. — Одетому в коричневый пиджак и серую кепку мужчине было около сорока. — Можно войти?

— Зачем?

— Чтобы немного поговорить о фургоне.

Стилтон доковылял до койки и сел. Бумарк закрыл дверь.

— Можно сесть?

Стилтон кивнул, и Бумарк сел напротив.

— Вы здесь живете?

— А что, не похоже?

Бумарк ухмыльнулся.

— Вы, наверное, знаете, что мы должны вывезти фургон.

— Когда?

— Завтра.

Бумарк говорил спокойно и вежливо. Стилтон разглядывал его белые чиновничьи ухоженные руки.

— Куда вы отвезете его?

— На свалку.

— Сожжете его?

— Возможно. У вас есть где жить?

— Нет.

— Вы знаете, что у нас работает ночлежка в…

— Вы что-то еще хотели?

— Нет.

Бумарк не вставал. Мужчины наблюдали друг за другом.

— Я сожалею, — произнес Бумарк и поднялся. — Можно я куплю одну? — Он ткнул в небольшую стопку «Ситуашун Стокгольм» на столе.

Стилтон протянул ему газету:

— Сорок крон.

Бумарк вытащил бумажник и достал купюру в пятьдесят крон.

— У меня нет сдачи, — сказал Стилтон.

— Ничего страшного.

Бумарк забрал газету, открыл дверь и скрылся.

Стилтон рухнул спиной на койку. У него не было сил думать. Фургон исчезнет завтра. И он сам исчезнет. Все исчезнет. Он чувствовал, как проваливается все глубже и глубже.

Темные фигуры дождались, пока мужчина в серой кепке уйдет. Тогда они подкрались к фургону, таща за собой доску. Массивную. Тихо подставили ее под ручку двери. Один из них положил под другой конец большой камень в качестве тормозного башмака. Затем они быстро открутили крышку небольшой канистры.

Стилтон ворочался. Он почувствовал легкое жжение в носу. Он по-прежнему был в тяжелом оцепенении. Слишком измучен, чтобы действовать. Жжение усиливалось, запах проникал все глубже и глубже, вызывая бессознательную, страшную картину с огнем и дымом, а замутненный мозг пронзил женский крик. Внезапно Стилтон сел.

Тут он увидел огонь.

Высокие желто-голубые языки пламени, облизывающие обшивку фургона. Густой дым просачивался вовнутрь. Стилтона охватила паника. С криком ужаса он вскочил с койки и ударился головой о шкаф. Повалился на пол, с трудом поднялся и бросился к двери. Она не открывалась.

Стилтон закричал и толкнул дверь.

Она не открывалась.

Неподалеку в лесу стояли темные фигуры и наблюдали за фургоном. Массивная доска хорошо держала ручку. Дверь была полностью заблокирована. Вдобавок вокруг фургона они налили широкую полоску бензина. Огонь буквально врывался в стены.

Нормальный фургон выдерживает напор огня какое-то время, пока пластик не начнет плавиться. Фургон в таком состоянии, как Верин, превращается в пылающий ад за считаные секунды. И эти секунды уже истекали.

Когда весь фургон охватило ревущее пламя, фигуры бросились бежать. В глубь леса и прочь.

* * *

Аббас эль Фасси выходил из самолета. В дверях было тесно, к тому же он устал. Еще не прошла боль после удара по затылку. Вдобавок перелет давал о себе знать. Как минимум.

Сильный приступ потливости, вызванный парой неожиданных воздушных ям над Данией, заставил Аббаса вытащить добытый материал из-под свитера и положить в пакет. Теперь он нес его в руке. В синем пакете. А так он и в эту сторону не вез багажа. Он был не из тех, кто покупает себе всякую всячину. Ножи Аббас подарил двум мальчикам в Маль-Паисе.

В стеклянном тоннеле между самолетом и залом прибытия он достал мобильный и позвонил Стилтону. Никакого ответа.

На выходе из тоннеля его встречали Лиза Хедквист и Буссе Тюрен. Эль Фасси знал, кто это. Вместе они направились в зал прибытия. Лиза и Аббас вытащили телефоны. Лиза позвонила Метте и сообщила, что все под контролем. Они выходят из аэропорта.

— Куда нам ехать?

Метте размышляла несколько секунд. Она считала, что присутствие Стилтона при демонстрации материала из Коста-Рики Аббасом вполне допустимо. Материал в большей степени касался убийства на берегу, как она поняла из короткого разговора с Аббасом между рейсами. «Полицейский участок — не лучшее место», — сочла она.

— Отвезите его в его квартиру на Далагатан. Встретимся снаружи.

Аббас связался с Оливией по мобильному.

— Знаешь, где Стилтон?

— В фургоне.

— Он не отвечает.

— Да? Но он там. Я звонила не так давно, и он был там. Он казался очень уставшим; думаю, он спит. Но его мобильный должен быть включен. Возможно, он мешает ему спать.

— Оʼкей. До связи.

Аббас вышел в зал прилета в сопровождении Буссе и Лизы по бокам. Они направились прямо к выходу. Никто из них не заметил мужчину, стоявшего у стены и наблюдавшего за крупье казино «Космополь», который только что пересек зал ожидания. Ка Седович достал мобильный.

— Он один? — спросил Бертиль Магнуссон.

— Нет. Он с парнем и девушкой. Оба гражданские.

Бертиль перерабатывал информацию. Может, он встретил их в самолете? Или они работают вместе? Полицейские в гражданской одежде?

— Следуй за ними.

Оливия сидела на кухне, сжав в руке трубку. Почему Стилтон не ответил на звонок Аббаса? Он же не собирался отключать телефон. Он бы точно ответил, если бы видел, что звонит Аббас. Неужели он все равно его отключил? Девушка позвонила Стилтону. Не отвечает. Кончились деньги на счету? Но тогда все равно можно было бы дозвониться.

Оливия засомневалась. Теперь включилась фантазия. Что-то случилось? Его снова избили? Или эта чертова Джеки Берглунд что-то подстроила? Стилтон ведь присутствовал на допросе.

Оливия вскочила и, не на шутку взволнованная, вышла на улицу. И приняла решение. «Мустанг»!

Девушка побежала к парковке и остановилась у автомобиля. Ее обуревали смешанные чувства. Она не садилась в него со дня несчастья с Элвисом. Кот умер, и машина потеряла очарование. Она любила обоих, и теперь все было не так, как прежде. Они забрали не только Элвиса и машину, но и частичку папы. Аромат Арне в салоне. Больше Оливия его никогда не ощутит. Но сейчас надо думать о Стилтоне, возможно, что-то случилось! Она открыла дверь и села за руль. Вставив и повернув ключ зажигания, задрожала. Затем заставила себя включить передачу и тронулась с места.

То, что Стилтон не отвечал на звонки, имело вполне логичное объяснение. Мобильник, похожий на маленькую скрученную пластиковую колбаску, валялся в пепле, оставшемся от того, что когда-то было Вериным фургоном. А теперь фургон превратился в черные дымящиеся руины, окруженные пожарными машинами, которые запустили вовнутрь свои шланги. Пожарные залили водой последние догоравшие остатки, чтобы огонь не распространился по лесу. Территорию оцепили. Больше для того, чтобы удерживать зевак на приемлемом расстоянии. Зевак, которые хотели убедиться собственными глазами, что наконец-то они больше не увидят этот уродливый фургон.

Оливия припарковалась в отдалении. Она побежала к небольшому нагромождению камней, и ей пришлось потрудиться, чтобы добраться до места. До оцепления. Дальше путь был закрыт. Там стояли несколько полицейских в форме и преграждали дорогу.

Прямо за ними стояли два следователя в гражданской одежде: Руне Форс и Янне Клинга. Они только что прибыли и заключили, что место убийства Веры Ларссон полностью уничтожено.

— Наверное, какой-нибудь хулиган повеселился…

Сказав это, Форс поставил Клингу перед трудным выбором. Если тот расскажет, что в фургон переехал Стилтон, ему придется объяснять, как он об этом узнал. Как объяснить это, он понятия не имел. Кому угодно, но не Форсу.

— Но кто-то другой мог ведь здесь жить потом, после нее, — сказал он.

— Возможно, подождем ответа техников. Даже если здесь кто-то был во время пожара, то допрашивать уже некого. Так ведь?

— Да, но мы же должны…

— В фургоне кто-то был?

Диалог прервала протиснувшаяся вперед Оливия. Форс посмотрел на нее:

— А должен был?

— Да.

— Откуда вы знаете?

— Потому что я его знаю — того, кто там жил.

— И кто он?

— Его зовут Том Стилтон.

Клинга сразу почувствовал облегчение. Форс, наоборот, был совсем сбит с толку. Стилтон? Он жил в этом фургоне? И сгорел внутри? Форс обернулся к дымящимся руинам.

— Вы не знаете, был ли он там?

Клинга взглянул на Оливию. Он вспомнил, что столкнулся с ней в дверях около фургона пару дней назад, и понял, что она знакома со Стилтоном. Что следует ей ответить?

— Этого мы не знаем. Наши техники должны обследовать остатки, чтобы посмотреть, есть ли…

Оливия дернулась в сторону и бросилась к дереву. Там она упала, раздавленная горем, и начала глубоко дышать. Она пыталась убедить себя в том, что Стилтона не было в фургоне. Ему не обязательно было там быть. Именно в тот момент, когда начался пожар.

Девушка пошла к автомобилю, пребывая в шоке и отчаянии. У нее за спиной проплывали пожарные машины, болтая, разбредались в разные стороны зеваки. «Как будто ничего не случилось», — думала Оливия. Дрожащими руками она достала мобильный и нашла номер. Трубку снял Мортен. Запинаясь, Рённинг попыталась рассказать, что произошло.

— Он сгорел внутри?!

— Я не знаю! Они не знают! Метте там?

— Нет.

— Попросите ее позвонить.

— Оливия! Ты должна…

Рённинг прервала разговор и позвонила Аббасу.

Он ответил из гражданской полицейской машины по пути из «Арланды». Машина в данный момент не двигалась. Грузовик странным образом занесло, и он протаранил стальное ограждение между полосами дороги, чем вызвал серьезную пробку во втором ряду на их полосе. Они не могли объехать место аварии. Машины медленно ползли вперед.

Автомобиль, ехавший следом, тоже еле двигался. Он стоял прямо за ними.

Аббас нажал на «отбой». Том был в фургоне? Поэтому не отвечал? Аббас посмотрел в окно, на пелену тумана, окутавшую зеленые поля. «Неужели вот так люди узнают о смерти? — думал он. — Стоя в пробке?»

Оливия приехала к себе, припарковалась и медленно пошла к парадному. Она больше не могла думать. Воспринимать. Она не понимала, что случилось. Но об осторожности не забывала. Рённинг набирала код на воротах и открывала их, не теряя бдительности. Она видела взгляд сидевшей в такси Джеки и видела сгоревший дотла фургон Веры. Могла Джеки так мстить за допрос?

Свет в подъезде не горел, но Оливия точно знала, где находится выключатель. Она могла дотянуться до него, продолжая придерживать дверь ногой, чтобы та не закрылась. Девушка потянулась к выключателю и вздрогнула. Краем глаза она что-то увидела. Темную фигуру на лестнице. Оливия вскрикнула, одновременно нажав выключатель. Поток света залил довольно жалкую фигуру с мокрыми от пота волосами, в сгоревшей одежде и с изодранными руками.

— Том?!

Стилтон сильно закашлялся. Оливия поспешила к нему и помогла встать. Они осторожно поднялись по лестнице и вошли в квартиру. Том опустился на стул на кухне. Оливия позвонила Аббасу. Пробка рассосалась, и они уже подъезжали к площади Свеаплан.

— Он у тебя? — спросил Аббас.

— Да. Позвонишь Метте? Я ее не застала.

— Оʼкей. Где ты живешь?

Оливия, как могла, заклеила его ссадины пластырем, открыла окно, чтобы избавиться от едкого запаха дыма, и попыталась угостить гостя кофе. Стилтон не говорил ни слова, позволяя ей ухаживать за собой. Он еще не оправился от шока. Он понимал, насколько был близок… Если бы не удалось разбить окно газовым баллоном, к этому моменту техники уже собрали бы останки изуродованного тела и увезли, упаковав в мешок.

— Спасибо.

Стилтон взял кофе подрагивающими руками. Паника? Да, у него был приступ паники. Не так уж удивительно. Оказаться взаперти в горящем фургоне… Но Том знал, что панику вызвало кое-что другое. Он очень хорошо помнил мамины слова на смертном одре.

Оливия села напротив него. Том снова закашлялся.

— Ты был внутри? — в конце концов спросила она.

— Да.

— Но как ты…

— Забудь.

Опять. Это становилось привычным для Оливии. Если Стилтон не хотел, то пиши пропало. Упрямый баран. Она начала понимать Марианне. Том поставил чашку обратно на стол и откинулся на спинку.

— Как думаешь, за этим стоит Джеки? — спросила Оливия.

— Понятия не имею.

Может быть, и она, думал он. А может, совершенно другие люди, которые следовали за ним от «Сёдерхалларна». Но Оливии это не касается. Когда будут силы, Стилтон сам позвонит Янне Клинге. А сейчас пусть теплый кофе успокоит дыхание. Он заметил, как Оливия украдкой смотрит на него. «Она симпатичная», — подумал Том. Раньше он об этом не думал. Внезапно он спросил:

— У тебя кто-нибудь есть?

Вопрос сильно удивил Оливию. Стилтон до этого не проявлял никакого интереса к ее личной жизни.

— Нет.

— И у меня нет.

Он улыбнулся. Девушка улыбнулась в ответ. Вдруг у нее зазвонил мобильный. Ульф Мулин. Однокурсник.

— Привет!

— Как у тебя дела? — спросил он.

— Хорошо. Что ты хотел?

— Папа звонил недавно; он кое-что узнал об этом Томе Стилтоне, о котором ты спрашивала, помнишь?

— Да.

Оливия отвернулась, прикрывая трубку. Стилтон наблюдал за ней.

— Очевидно, он бомж, — сказал Ульф.

— Вот как?

— Ты нашла его?

— Да.

— Он был бомжем?

— Бездомным.

— А-а. А есть разница?

— Давай я перезвоню тебе, у меня гости.

— A-а. Давай, конечно. Пока!

Оливия нажала на кнопку. Стилтон понял, о ком шла речь. В ближайшем кругу Оливии не так много бездомных. Он посмотрел на нее, и она взглянула на него в ответ. Что-то во взгляде Тома вызвало у Оливии мысли об отце. О фотографии, которую она видела дома у Вернемюров в Стрёмстаде. Со Стилтоном и Арне.

— Как близко ты знал папу? — спросила Оливия.

Стилтон опустил глаза.

— Вы долго работали вместе?

— Несколько лет. Он был хорошим полицейским. — Стилтон поднял глаза и остановил взгляд на Оливии. — Можно я кое-что спрошу у тебя?

— Да.

— Почему ты выбрала береговое дело в качестве учебного задания?

— Потому что папа принимал участие в расследовании.

— Только поэтому?

— Да. Почему ты спрашиваешь?

Стилтон на мгновение задумался. Как раз когда он собирался открыть рот, раздался звонок. Оливия встала, вышла в прихожую и открыла дверь. Это был Аббас. С синим пакетом в руке. Оливия впустила его и пошла вперед на кухню. Главная мысль, которая ее мучила, — беспорядок. Черт, как здесь жутко не-убрано!

Войдя со Стилтоном, она об этом не подумала. С Аббасом все было иначе.

Он вышел на кухню, взглянул на Стилтона и поймал его взгляд.

— Как дела?

— Дерьмово, — ответил Том. — Спасибо за Аделиту Риверу.

— Пожалуйста.

— Что у тебя в пакете?

— Материал из Маль-Паиса. Метте едет сюда.

Ка Седович, получивший указания со Свеавэген следовать за крупье от аэропорта, четко докладывал по телефону:

— Крупье вошел в подъезд, двое остались в машине.

Он находился в автомобиле в отдалении и наблюдал за другой машиной, стоявшей прямо у подъезда. Впереди сидели Буссе Тюрен и Лиза Хедквист.

— Он взял с собой пакет? — спросил Бертиль.

— Да.

Магнуссон ничего не понимал. Чем, черт возьми, занимается Аббас эль Фасси? Дом на Сконегатан? Кто там живет? И почему другие сидят в машине? Кто они?

На этот вопрос он вскоре получил ответ, когда к дому подъехала Метте Ольсетер, припарковалась перед Лизой и вышла из машины. Она подошла к опущенному стеклу около места водителя:

— Езжайте в управление. Вызовите остальных. Я позвоню.

Метте вошла в подъезд. Ка снова позвонил Бертилю и все рассказал.

— Как она выглядела?

— Густые седые волосы. Очень крупная, — сказал Ка.

Бертиль Магнуссон опустил мобильный и посмотрел на кладбище Адольфа Фредрика. Он мгновенно понял, кто она. Та, которая вошла в дом. Метте Ольсетер. Комиссар, которая спрашивала его о коротких звонках Вента, а потом ясно дала понять взглядом: «Вы лжете».

Хорошего мало. Все катится к чертям.

— Пахнет горелым, — сказала Метте, войдя на кухню.

— Это от меня, — произнес Стилтон.

— Ты в порядке?

— Да.

Оливия наблюдала за Стилтоном. Несколько дней назад его избили, сейчас почти сожгли. И после этого он говорит, что он в порядке? Кодовый язык? Держит марку? Или хочет сменить тему? Перевести внимание со своей персоны? Наверное, раз Метте удовольствовалась его ответом. «Она его лучше знает», — подумала Оливия.

Аббас выложил содержимое пакета на стол. Кассету, маленький конверт и папку с бумагами. К счастью, у Оливии было четыре стула. Она немного беспокоилась за то, выдержит ли стул Метте. Они были немного неустойчивы.

Метте тяжело опустилась на сиденье. Оливия заметила, как ножки чуть разъехались в стороны. Метте надела резиновые перчатки и вытащила кассету.

— У тебя есть какой-нибудь старый кассетный проигрыватель? — обернулась она к Оливии.

— Нет.

— Хорошо, возьму ее в управление.

Метте положила кассету обратно в пакет и взяла маленький конверт, который был ранее обнаружен в кожаной сумке. На старом конверте Меттеувидела такую же старую шведскую марку. В конверте лежало письмо, короткое и напечатанное на машинке. Метте взглянула на него.

— Это испанский.

Она держала его перед Аббасом, а тот переводил вслух:

— «Дан! Мне жаль, но, думаю, мы не подходим друг другу, и сейчас у меня появился шанс начать жизнь заново. Я не вернусь».

Метте держала письмо в свете кухонной лампы. Внизу стояла подпись: «Аделита».

— Можно я посмотрю конверт? — попросил Стилтон.

Аббас протянул конверт, и Стилтон внимательно посмотрел на марку.

— Марка проштампована через пять дней после убийства Аделиты.

— То есть письмо писала не она, — сказала Метте.

— Да.

Ольсетер открыла папку и вытащила лист А4 с напечатанным текстом.

— Это явно написали не так давно, на шведском языке.

Она начала читать.

— «Для шведской полиции». Текст датирован восьмым июня одиннадцатого года, за четыре дня до приезда Вента на Нордкостер, — сказала она и продолжила: — «Сегодня вечером ко мне приходил швед, здесь, в Маль-Паисе. Его зовут Уве Гардман, он рассказал о событии, произошедшем на острове Нордкостер в Швеции. Об убийстве. В 1987 году. Позже тем же вечером через Интернет я выяснил, что жертвой оказалась Аделита Ривера, мексиканка, которую я любил и которая ждала от меня ребенка. Из-за различных обстоятельств, главным образом экономических, она поехала в Швецию, а именно на Нордкостер, чтобы забрать кое-какую валюту, которую я сам в тот момент забрать не мог. Она больше не вернулась. Теперь я понимаю почему, и я убежден, что знаю, кто стоит за ее убийством. Я собираюсь отправиться в Швецию, чтобы проверить, остались ли на острове мои деньги».

— Пустой чемодан, — сказала Оливия.

— Какой чемодан? — заинтересовался Аббас.

Оливия вкратце рассказала Аббасу о пустом чемодане Дана Нильссона.

— Должно быть, он взял его, чтобы положить туда свои спрятанные деньги, — сказала она.

Метте продолжила читать.

— «Если денег там не будет, то тогда мне понятно, что произошло, и я буду действовать, исходя из этого. Я беру с собой копию кассеты, которая лежит в этой сумке. Голоса на записи принадлежат мне и Бертилю Магнуссону — исполнительному директору „МВМ“. Запись говорит сама за себя». Внизу подпись: Дан Нильссон/Нильс Вент.

Метте положила листок. Внезапно на руках у нее оказалось много карт. В первую очередь — короткие телефонные звонки Вента Бертилю Магнуссону. Наверняка речь в них шла о пропавших деньгах.

— Возможно, тебе и это пригодится.

Аббас расстегнул куртку и достал фотографию из бара в Санта-Терезе. Фото Нильса Вента и Аделиты Риверы.

— Можно посмотреть? — Оливия потянулась за снимком.

Стилтон наклонился к ней. Оба рассматривали обнимавшуюся пару. Стилтон вздрогнул.

— Они выглядят счастливыми.

— Да.

— А теперь оба мертвы. Печально…

Оливия покачала головой и протянула фото. Метте взяла его и встала. Поскольку из всех только она вела официальное расследование убийства, никто не возражал, когда она забрала пакет с материалами. По пути к двери Ольсетер заметила маленькую кошачью игрушку на подоконнике. Единственная вещь, которую Оливия оставила после кота.

— У тебя есть кот? — спросила Метте.

— Был. Он… убежал.

— Жалко.

Метте вышла из кухни.

Она покинула дом Оливии с синим пакетом в руке и направилась к своему черному «вольво». Села в него, включила передачу и уехала. Чуть позади нее тронулась другая машина и поехала в том же направлении.

Бертиль Магнуссон стоял у окна в своем неосвещенном офисе. Он постоянно был на связи с Ка Седовичем. Бертиль перебирал в голове разные сценарии. Первым и самым отчаянным было просто-напросто заблокировать машину Ольсетер и силой отобрать пакет. Что означало нападение среди бела дня на высокопоставленного полицейского и влекло за собой значительные риски. Вторым было проследить, куда она направится. Вдруг домой? Тогда можно ворваться в дом и забрать пакет. С гораздо меньшими рисками. Согласно третьему сценарию, она поедет прямо в участок. Что будет катастрофой. Но, к сожалению, самым вероятным развитием событий.

В кухне Оливии воцарилась тишина. Стилтону казалось, что голова превратилась в барабан. На поверхность выплыли ошеломительные сведения. Для Стилтона. Спустя все эти годы. Оливия взглянула на Аббаса.

— Значит, Нильс Вент был отцом ребенка Аделиты?

— Да.

— Вы что-нибудь еще узнали о ней? От этого Боскеса?

— Да.

Аббас снова расстегнул куртку и достал небольшое меню из самолета.

— Я запомнил, что он сказал, и в самолете записал это…

Эль Фасси начал читать с бумажки, которую держал в руке:

— «Очень красивая. Родом из Плайя-дель-Кармен в Мексике. Родственница знаменитого художника. Сама занималась…»

Аббас умолк.

— Чем?

— Не вижу, что я написал; наверное, попал в воздушную яму… А! Гобеленами!.. «Она ткала красивые гобелены. В Маль-Паисе ее любили. Любила Дана Нильсона». Вот примерно так.

— Где они познакомились?

— Думаю, что в Плайя-дель-Кармен, а потом переехали в Коста-Рику, чтобы вместе начать новую жизнь. Как выразился Боскес.

— И это случилось в середине восьмидесятых? — поинтересовалась Оливия.

— Да, а потом она забеременела.

— И поехала на Нордкостер, где была убита, — сказал Стилтон.

— Кем? И почему? — спросил Аббас.

— Возможно, Бертилем Магнуссоном, — ответил Стилтон. — Вент же написал, что он есть на этой кассете; к тому же он тоже владеет дачей на Нордкостере.

— А она у него тогда уже была?

— Да, — среагировала Оливия. Она вспомнила, что рассказывала Бетти Нурдеман.

— Тогда проваливается твоя теория относительно Джеки, — заключил Стилтон.

— Почему? Может, Магнуссон знаком с ней. Один из ее клиентов. Она могла уже и в то время знать его. Вдруг они оба замешаны? На берегу ведь находились трое.

Стилтон пожал плечами. У него не было сил продолжать перемалывать Джеки. Оливия сменила тему и повернулась к Аббасу:

— Те, кто залезли в дом к Венту, что случилось с ними?

— Они пожалели об этом.

Стилтон покосился на Аббаса. Он не знал, что произошло, но исходил из того, что некоторые детали случившегося происшествия не предназначены для юных ушей Оливии. И Аббас на это недвусмысленно намекнул.

— Но они же наверняка искали то, что ты получил от Боскеса, ведь так? — спросила девушка.

— Наверняка.

— Тогда возникает вопрос, чье указание они выполняли. Это должен быть кто-то из Швеции?

— Да.

— Сейчас она снова скажет «Джеки Берглунд».

При этих словах Стилтон улыбался. Уважение к Оливии, которым он проникся за последнее время, лишало его повода для насмешек. Он встал и посмотрел на Аббаса:

— Ничего, если я…

— Кровать застелена.

— Спасибо.

Из диалога Оливия заключила, что Стилтон будет ночевать у Аббаса.

Ведь фургона в его распоряжении больше нет.

* * *

Как оказалось, в жизнь воплотился кошмарный, третий сценарий. Метте поехала прямо в управление и с синим пакетом исчезла за стеклянными дверьми. Ка Седович доложил обо всем Бертилю.

Магнуссон стал размышлять о том, чтобы исчезнуть. Покинуть страну. Сыграть в «Нильса Вента». Но быстро отбросил эту мысль. Он знал, что такой план не сработает.

Он хорошо понимал, к чему все идет. Это лишь вопрос времени.

Бертиль припарковал «ягуар» у виллы, сразу поднялся на террасу, сел и зажег сигариллу. Летняя ночь выдалась теплой и ясной, вода мерцала. С Бокхольма доносились поющие голоса. Линн была неподалеку — на одном, как она сама выразилась, невыносимо скучном дамском ужине с особами, называвшими себя «Стоксундс Щультюг». Собрание одиноких домохозяек, которые занимались благотворительностью и продажей улучшенного варианта посуды Tupperware. Линн мало что с ними объединяло. В действительности — только адрес. Но поскольку Бертиль сообщил, что будет вести деловые переговоры и, скорее всего, поздно вернется, она пошла на ужин. Нарядная. И красивая.

Бертиль сидел и думал о ней. Как она отреагирует. О ее глазах. Как она посмотрит на него и как он будет справляться с унижением. И тут он подумал о причине всего этого. О людях в управлении, которые сейчас слушают запись, где он недвусмысленно признает свою причастность к убийству. И не только причастность — он его инициировал. Бертиль Магнуссон.

Но какой у него был выбор? На кону стояло существование предприятия! И он выбрал другой путь, не тот, который предложил Нильс Вент. Катастрофически неверный путь, как оказалось сейчас.

Когда Бертиль шел за непочатой бутылкой виски к шкафу-бару, он видел перед собой каждый заголовок, слышал каждый вопрос недоумевающих журналистов со всего света — и знал, что не сможет на них ответить. Ни на один.

Он запятнан убийством.

* * *

Приглушенный свет слабо освещал худенькую, белую, свисавшую из-под одеяла руку. Написанные на ней буквы «KF» почти стерлись. Аке лежал в постели, без сознания, под наркозом, с торчащими отовсюду шлангами. Оветте сидела на стуле поодаль и плакала, не шевелясь. Оплакивала все, что шло не так, все время, всю жизнь. Она даже о своем ребенке не смогла позаботиться. Маленький Аке… Теперь он лежал и ворочался от боли, а она ничем не могла помочь. Оветте даже не знала, как его пожалеть. Она ничего не знала. Как так получилось? Она не могла сваливать все на Джеки. Все-таки Оветте была взрослым свободным человеком, который сделал свой выбор. Но насколько она была свободна? Когда ее в первый раз выкинули из «Ред Вельвет», она получила небольшую компенсацию. На пособие по безработице Андерссон рассчитывать не могла, так как все эти годы работала нелегально. Она находилась вне этой системы. Потом работала уборщицей. Эта роль не пришлась ей по душе, и сама работа давалась плохо. Через несколько лет Оветте вернулась к тому, что, как она знала, у нее получалось хорошо.

Торговля телом.

Но к тому моменту она успела постареть и потерять привлекательность, даже на этом рынке. К тому же из-за Аке Оветте не хотела приводить клиентов домой. Ее ждала улица. Панель. Задние сиденья, задние дворы и гаражи. Самый низ.

Женщина смотрела на Аке, на приглушенный свет и слышала тихое журчание в трубках. «Если бы у тебя был папа, — думала она. — Настоящий папа, как у твоих друзей. Тот, кто мог бы поддержать. Но у тебя его нет. Твой папа не знает о тебе».

Оветте сглотнула застрявший в горле комок и услышала скрип двери. Она обернулась и в щелке увидела Хорька с футбольным мячом в руках. Оветте встала и подошла к нему.

— Давай выйдем, — шепнула она.

Оветте отвела Хорька подальше по коридору. Она хотела курить и заранее присмотрела для этого маленький балкон со стеклянной дверью. Там она зажгла золотой «Бленд» и взглянула на мяч.

— Его подписал Златан.

Хорек показал подпись, которую при желании можно было принять за почерк Златана. Оветте улыбнулась и похлопала друга по руке:

— Спасибо за то, что тебе не все равно. Таких людей мало; ты знаешь, что такое…

Хорек знал. Так сложилась жизнь. В положении Веты можно только подавлять боль, чтобы выжить. Остается не так много места для переживаний за других людей.

— Все, я завязываю, — сказала Оветте.

— Завязываешь?

— С панелью.

Хорек взглянул на нее и увидел, что настроена она серьезно. Здесь и сейчас.

В другом конце коридора показались женщина-врач и двое полицейских, ответственных за УБ-расследование. Техники только что сообщили им: человеческих останков в сгоревшем фургоне не обнаружено. «По крайней мере, Стилтон жив», — подумал Форс. Это известие он принял с неожиданным для самого себя облегчением. Теперь полицейские хотели поговорить с Аке Андерссоном. Стилтон упомянул его имя, рассказывая о боях в клетках и о собственном избиении. Они хотели знать, не даст ли мальчик наводку на преступников. Возможно, те же люди стояли за убийством Веры и за фильмами на Trashkick.

— Не думаю, что он сейчас контактен, — предупредил врач.

Действительно, Аке не мог разговаривать. Клинга сел у кровати на место Оветте. Форс встал с другой стороны. Мальчик лежал с закрытыми глазами.

— Аке… — попытался разбудить его Клинга.

Аке не шевельнулся. Форс покосился на врача и пальцем указал на край кровати. Врач кивнул. Форс осторожно присел на край и посмотрел на мальчика. Избитые уроженцы Норрланда и убитые бомжи не входили в поле его сочувствия, но здесь было нечто другое. Маленький мальчик. Раненый и брошенный в контейнер. Форс не нашел ничего лучше, как положить руку на закрытую одеялом ногу Аке. Клинга покосился на его руку.

— Бедный, — тихо, себе под нос, проговорил Форс.

Он с Клингой вышли в коридор. Врач остался в палате.

Форс остановился у двери, сделал глубокий вдох и бросил взгляд в другую сторону. В сторону балкона за стеклянной дверью. Там стояла Оветте. Она курила и смотрела в коридор. У Форса внутри что-то екнуло, что-то вспыхнуло на долю секунды. Потом он отвернулся и пошел в противоположную сторону.

Для Оветте это была больше чем вспышка. Она проводила Форса взглядом и долго смотрела ему в спину, пока он не скрылся из виду. Она прекрасно знала, кто он.

* * *

Всю дорогу до Далагатан и до входа в квартиру Аббас со Стилтоном почти не разговаривали. Они не из тех мужчин, которые ведут оживленные беседы. Не друг с другом, не в такой форме. Они были близки, но каждый жил своей жизнью. Их объединяли общее прошлое и настоящее, в промежутке между которыми они с трудом могли найти баланс в отношениях. Аббас крепко стоял на ногах, когда Стилтон упал, и они поменялись ролями. Непростая смена для одного из них. Том до последнего момента избегал Аббаса. Одного из немногих людей, на которых он полностью полагался. В нормальных обстоятельствах. Как только они изменились не в пользу Стилтона, он больше не мог встречаться с Аббасом. Том понимал, что видел Аббас, и свое положение считал унизительным.

Эль Фасси так не думал. У него было гораздо больше граней, чем предполагал Стилтон. Одна из них скрывала настоящую солидарность. В ситуации со Стилтоном. Аббас старался не упускать его из виду, когда того выкинули на обочину. Когда Стилтон в самые тяжелые для него времена несколько раз был близок к самоубийству, Аббас приходил на помощь и вытаскивал его. Отвозил на лечение, оставлял врачам и исчезал. Чтобы не смущать Стилтона.

И Том хорошо это понимал.

Поэтому они почти не разговаривали. Они и так все знали. Том опустился в одно из кресел. Аббас поставил диск с музыкой и достал нарды.

— Есть желание?

— Нет.

Аббас кивнул, убрал игру, сел в соседнее кресло и погрузился в музыку. Они долго слушали легкие звуки. Одинокое фортепиано, альт, несколько простых, переплетающихся друг с другом нот, затем повторявшихся и изменяющихся. Стилтон повернулся к Аббасу:

— Что это за музыка?

— «Spiegel im Spiegel».^[32]

— Хм?

— Арво Пярт.

Стилтон краем глаза смотрел на Аббаса. Он действительно скучал по нему.

— В Коста-Рике понадобились ножи? — спросил Стилтон.

— Да.

Аббас разглядывал свои изящные руки. Стилтон сел чуть повыше.

— Ронни на днях передал книгу.

Он вытащил тонкую узкую книгу из антикварного магазина и протянул Аббасу. В фургоне она лежала у него в заднем кармане брюк, что стало большой удачей, а пиджак сгорел внутри.

— Спасибо, — поблагодарил Аббас. — Ой!

— Что такое?

— Это же… я ее давно ищу. «Память друзей» в переводе Хермелина.

Стилтон заметил, как осторожно Аббас провел рукой по мягкой обложке, как будто ласкал спящую женщину, а потом пролистнул несколько страниц.

— Что это за книга? — спросил Том. — О чем она?

— О мире суфизма… о мире за пределами реальности.

Стилтон внимательно смотрел на Аббаса. Когда тот открыл рот, чтобы объяснить полному идиоту, что значит растопить нашу замороженную способность размышлять, ему позвонил Хорек. До этого он звонил Оливии, чтобы найти Стилтона, и получил номер эль Фасси.

— Секунду.

Аббас протянул мобильный Стилтону. Хорек говорил вполголоса:

— Я в коридоре больницы. Аке избили.

Стилтон упустил новости об Аке. За последние сутки у него своих проблем было немало. Но аналитическая сторона его мозга шла на поправку. Он сразу же связал избиение Аке с поджогом Вериного фургона. Kid Fighters.

— Kid Fighters? — спросил Аббас, как только Стилтон протянул ему мобильный.

Стилтон стремительно перенес Аббаса из мира за пределами реальности в гораздо более реальный мир с избитыми детьми, убитыми бездомными и сожженными фургонами. И со своей собственной охотой на тех, кого пресса называла «убийцами с мобильниками».

— Скажи, если понадобится помощь. — На лице метателя ножей мелькнула легкая улыбка.

* * *

Бертилю Магнуссону было не до улыбок. Быстро опьянев от виски, он пытался понять, что все это значит. Но так ничего и не понял. Ни того, чего хотел Вент, ни того, что он имел в виду, говоря про «месть». Теперь это уже не имело значения для Бертиля. Для него все кончено.

Поскольку он был председателем «Друзей башни „Седергренска-турнет“» — организации, оказывающей материальную помощь в сохранении старинного культурного памятника, — ему также доверили ключ от башни. Ключ, который Бертиль с трудом вытащил из одной стоявшей на комоде в прихожей красивой миниатюрной перламутровой шкатулки Линн. После он открыл свой личный сейф.

* * *

Метте Ольсетер с главными следователями своей группы сидела в служебном помещении в управлении. В помещении, где в данную минуту царила напряженная атмосфера. Две женщины и трое мужчин собрались вокруг приемника, слушая старую запись. Давнего диалога. Они прослушивали его уже в третий раз.

— Это голос Магнуссона.

— Несомненно.

— А кто второй?

— Нильс Вент, как он сам написал в письме.

Метте посмотрела на доску на стене. На фотографии с места преступления на берегу острова Черсен. На тело Нильса Вента. На карту Коста-Рики и Нордкостера, а также других мест.

— Теперь мы знаем, о чем шла речь в этих коротких разговорах с Магнуссоном.

— Шантаж, надо полагать.

— С помощью этой записи.

— Где Магнуссон признаёт, что заказал убийство.

— Вопрос в том, чего хотел Вент. Ради чего он шантажировал?

— Ради денег?

— Может быть. В письме, которое он написал в Маль-Паисе, Вент упоминает о поездке на Нордкостер для поиска спрятанных там денег…

— А раз он оставил пустую сумку, значит, никаких денег не нашел?

— Нет.

— Но дело ведь не обязательно должно быть в деньгах, — сказал Буссе Тюрен, молодой и талантливый.

— Да.

— Возможно, это месть какого-то другого плана?

— И только Магнуссон может поведать об этом.

Метте встала и дала указания о задержании Бертиля Магнуссона.

* * *

В башне было очень темно, тихо и довольно страшно для нормального человека. Вернее, для человека в нормальном состоянии. Бертиль сейчас в таком состоянии не был. Он держал фонарик и искал дорогу к верхней части здания. Площадка на вершине. Пустое кирпичное помещение на самом верху со всего лишь парой отверстий в мир.

В мир, который еще недавно принадлежал ему. Человеку, добывшему колтан и подарившему тантал миру электроники. Уникальный компонент, положивший начало интерактивной экспансии.

Бертилю Магнуссону. Сегодня замешанному в убийстве.

Но так Бертиль не думал, когда пробирался наверх по узкой каменной лестнице, освещая путь фонариком. Он сильно опьянел и то и дело хватался за стены.

Он снова начал думать о Линн. О стыде. О том, как он посмотрел бы ей в лицо и сказал: «Это правда. Каждое слово в этой записи — правда». Такого он бы не выдержал. Поэтому и пришел сюда.

Добравшись наконец до площадки на самом верху, Бертиль физически перестал что-либо ощущать. Наверху было жутко сыро и темно, но он не обращал на это внимания. Он пробрался к ближайшему маленькому отверстию, достал из кармана серый пистолет и вставил его себе в рот. Потом посмотрел наружу и вниз. Чего, наверное, ему делать не стоило.

Далеко внизу, прямо на линии, идущей к его наблюдательному пункту, Магнуссон увидел выходившую на палубу Линн. Ее красивое платье. Волосы, так очаровательно падавшие на плечи. Ее тонкую руку, которую она протянула вперед, чтобы поднять почти пустую бутылку виски. Увидел, как Линн покрутила головой в недоумении и посмотрела наверх. На башню.

Их взгляды встретились, насколько могут встретиться взгляды на большом расстоянии, в стремлении дотянуться друг до друга.

Метте с группой срочно прибыли по адресу Магнуссона. Все вышли и приблизились к освещенной вилле. Так как, несмотря на неоднократные звонки, никто не открывал, они обошли дом и поднялись на палубу. Дверь в дом была распахнута настежь. На палубе лежала пустая бутылка из-под алкоголя.

Метте огляделась по сторонам.

Она не знала, сколько уже там просидела. Время не имело значения. Линн сидела в своем вишневом платье с простреленной головой мужа на коленях. Частицы его мозга осели на кирпичной стене напротив.

Первый шок, который Линн испытала, услышав выстрел из башни и увидев, как лицо Бертиля исчезло в проеме, заставил ее прибежать в здание в состоянии паники.

Второй шок — когда она поднялась наверх и увидела его — затмил первый. Линн была отрезана, она попала в другое состояние и медленно погружалась в горе. Ее муж застрелился. Он мертв. Она осторожно провела по коротким волосам Бертиля. Ее слезы падали на его темный пиджак. Линн потрогала его голубую рубашку с белым воротником. «До самого конца», — подумала она. Потом поправила его голову и посмотрела сквозь маленькое отверстие вниз, на виллу. Полицейские машины у входа? Посторонние люди на палубе? Линн не понимала, что за люди в темной одежде там ходят. По их палубе. Она увидела крупную женщину, доставшую мобильный телефон. Вдруг зазвонил телефон Бертиля, в кармане его пиджака, на ее коленях. Линн сунула руку в карман и достала мобильный. Странный предмет, который она держала в руках, звонил. Женщина нажала кнопку, послушала и ответила:

— Мы в башне.

Метте и другие следователи вскоре оказались на месте. Они так же быстро констатировали смерть Бертиля Магнуссона и глубокий шок его супруги. Возможность того, что его застрелила жена, существовала. Но учитывая все обстоятельства, это было маловероятно. В том числе принимая во внимание сцену в башне, бесконечно трагичную.

Ольсетер смотрела на пару Магнуссон. У нее не вызывали эмоций события, связанные с преступлениями и наказанием, и сочувствовала она только супруге. К Бертилю Метте не испытывала ничего. Только секундное разочарование. Со следовательской точки зрения.

Но сострадание к Линн заставило Метте рассказать. Позже, внизу, на вилле. Линн дали успокоительное, и она попросила разъяснений, зачем они приехали и было ли это связано со смертью ее мужа. Поэтому Метте кое-что рассказала. Очень осторожно. Она придерживалась мнения, что правда лечит лучше всего, даже если причиняет боль, когда ее узнаёшь. От Линн нельзя было ожидать, что она осознаёт все происшедшее. Метте сама не все понимала. Пока. Но своего рода объяснение самоубийства Магнуссона все-таки содержалось в записи. Где речь шла об убийстве.

Пресса быстро подхватила новость о самоубийстве Бертиля Магнуссона. В том числе осветив его в Интернете.

Одним из первых о случившемся узнал Эрик Гранден. В приступе ярости он написал в «Твиттере» о своем возмущении критикой, обрушившейся на Бертиля в последнее время. Одно из самых позорных преследований человека в современной шведской истории. Ближайшим примером, который он смог придумать, стало линчевание Акселя фон Ферзена на Риддархолмене в 1810 году. «На плечах этих ненавистников страшный груз! Вы подстегнули человека к самоубийству!»

Спустя час после его заявления ему позвонил лидер партии и попросил о встрече.

— Сейчас?

— Да.

Гранден был в расстроенных чувствах, когда торопился на встречу. С одной стороны, случилось страшное самоубийство и он думал о Линн. С другой стороны, он нервничал из-за будущего разговора с партийным руководством. Эрик точно знал, что речь пойдет о его возможном посту в Европе, в других ситуациях никого так резко не вызывают. Его немного беспокоило то, что перед встречей он не успел к парикмахеру. Наверняка приедет пресса и будет начеку.

* * *

Ольсетер сидела в своем кабинете. Вскоре она должна была снова встретиться с группой. Самоубийство Магнуссона изменило их план действий. В худшую сторону. Теперь многое зависит от записи разговора, при том что оба его участника мертвы. Возможность доказать вину предполагаемого убийцы Нильса Вента резко понизилась. Есть вероятность, что убийца тоже мертв.

Единственное, чем они располагали, — это косвенные улики. Домыслы, как потом скажет Лейф Силберский прессе.

Поэтому Метте на время отложила дело Вента и начала изучать некоторые из файлов Джеки Берглунд. Один из них содержал картотеку. Список клиентов, который представлял собой смесь из известных и неизвестных покупателей секса. Некоторые имена привлекли ее особое внимание. В частности одно.

* * *

Гранден сел за овальный стол. Обычно в правлении находилось восемнадцать человек. Сегодня собралось меньше. Эрик всех хорошо знал. Некоторых он сам протолкнул в политику, с другими пришлось смириться. Таковы были политические правила игры.

Эрик налил себе немного чуть теплой воды из стоявшего перед ним кувшина. Он ждал, что кто-нибудь проявит инициативу. Прошло какое-то время. Гранден обвел собравшихся взглядом. Никто не поднял глаз.

— Своего рода исторический момент для нас всех, не только для меня, — произнес Гранден.

И немного выпятил нижнюю губу привычным для него движением. Присутствующие посмотрели на него.

— Какая трагедия с Магнуссоном.

— Ужасно, — согласился Гранден. — Мы должны что-то делать с этим плебейским менталитетом, ведь это может коснуться любого.

— Да. — Мужчина наклонился к небольшому ком-пакт-проигрывателю на столе и поднял палец вверх, перед тем как нажать на кнопку. — Мы буквально недавно получили вот это.

Он смотрел прямо на Грандена. Тот только что провел рукой по волосам и подумал: «Неужели все должно проходить с такой помпой? Немного против течения».

— Хм?

Мужчина нажал на кнопку, и зазвучал записанный диалог. Гранден сразу узнал голоса. Двоих из трех мушкетеров, среди которых он был третьим.

— Яна Нюстрема нашли сегодня в машине, упавшей в озеро, мертвым.

— Я слышал.

— И?

— Что я должен сказать?

— Я знаю, что ты готов на многое, Бертиль, но на убийство?..

— Никто не сможет связать его с нами.

— Но мы же знаем.

— Мы ничего не знаем… если не хотим. Почему ты так переживаешь?

— Потому что убит ни в чем не повинный человек!

— Это твое толкование.

— А какое твое?

— Я решил проблему.

На этом месте Гранден уже понял, что встреча посвящена не его продвижению в Европу прямо в объятия Саркози и Меркель. Он попытался выиграть время.

— Можете отмотать немного?

Мужчина нажал на кнопку проигрывателя. Запись пошла по новой. Гранден внимательно слушал.

— Это твое толкование.

— А какое твое?

— Я решил проблему.

— Убив журналиста?

— Остановив распространение массы недостоверного мусора о нас.

— Кто его убил?

— Не знаю.

— Ты просто сделал звонок?

— Да.

— «Привет. Это Бертиль Магнуссон, нужно убрать Яна Нюстрема»?

— Что-то вроде.

— И потом его убили.

— Он погиб в автокатастрофе.

— Сколько ты заплатил за это?

— Пятьдесят тысяч.

— Столько стоит убить человека в Заире?

— Да.

Мужчина отключил запись и посмотрел на сосредоточенного Грандена. Сзади бурлила вода в бойлере. Кто-то механически рисовал в блокноте.

— Журналиста Яна Нюстрема убили двадцать третьего августа тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года в Заире. Как мы только что слышали, убийство было совершено по указанию Бертиля Магнуссона — в то время исполнительного директора компании «МВМ». В это же время вы сидели в правлении предприятия.

— Все верно. — Нижняя губа Грандена снова выехала вперед.

— Что вы знали об этом?

— Об убийстве?

— Да.

— Ничего. Но я помню, что Нильс Вент позвонил мне после убийства и рассказал, что этот журналист был у них в офисе в Киншасе с очень критичным репортажем об африканском проекте «МВМ» и попросил дать комментарий.

— Он получил его?

— Магнуссон с Вентом обещали дать комментарий на следующее утро, но журналист так и не появился.

— Его убили.

— По всей видимости. — Гранден покосился на магнитофон.

— Вент еще что-нибудь говорил?

— Он вдруг сам заявил, что этот репортаж во многом правдив, что он устал от методов Магнуссона и хочет уйти.

— Из «МВМ»?

— Да. Он собирался покинуть компанию и исчезнуть. «Уйти под землю», как он говорил. Хотя сначала он хотел гарантировать себе жизнь.

Мужчина показал на проигрыватель:

— Он спрятал диктофон и заставил Магнуссона признаться в заказе убийства.

— Вероятно.

Гранден умолчал о еще одном разговоре с Бертилем Магнуссоном, на следующий день. Тогда он рассказал об исчезновении Вента, и вместе с ним — почти двух миллионов долларов со счета «для непредусмотренных нужд». Счет этот, о чем знал Гранден, был скрыт от ревизоров и использовался для приобретения услуг не очень щепетильных людей в случае возникновения проблем. А с Яном Нюстремом, безусловно, возникла проблема.

— От кого вы получили запись? — спросил Эрик.

— От Метте Ольсетер из управления. Наверняка она узнала о вашей возмущенной записи в «Твиттере» сегодня и решила дать нам возможность прослушать вот это и поговорить с вами раньше, чем это окажется в СМИ.

Гранден кивнул. Он обвел группу взглядом, медленно, и снова никто не взглянул на него. В конце концов Эрик встал и посмотрел вокруг.

— Теперь я здесь лишний?

Он уже знал ответ.

О высоком посту в Европе Гранден мог забыть, запачканный близким сотрудничеством с Бертилем Магнуссоном. Как лично, так и официально. К тому же он сидел в правлении «МВМ» в то время, когда было заказано убийство.

Эрик широкими шагами покинул правительственное здание и пошел в район Старого города. Он знал, что его политическая карьера превратилась в руины. Скоро начнется травля. Травля того, кто так долго жил, задрав хвост и строча высокомерные посты в «Твиттере». Они освежуют его живьем, Эрик знал это.

Он бесцельно бродил по узким переулкам. Теплый ветер поднимал его тонкие светлые волосы. Одетый в синий, с иголочки, костюм, Гранден шел, сгорбившись, один, словно привидение. Исторические здания склонялись над высоким худым телом.

Больше в «Твиттере» он писать не будет.

Внезапно Гранден очутился у салона на Щепмангатане, где его принимал собственный парикмахер. Он вошел в зал и кивнул на стул, где мастер покрывал гелем темные волосы дремлющего мужчины.

— Привет, Эрик! У тебя небось, как всегда, нет времени? — спросил парикмахер.

— Нет, я просто хотел взять бритву; у меня тут на шее появилось несколько волосков, которые нужно убрать.

— Конечно… бери вот эту.

Парикмахер показал на маленькую стеклянную полку, где лежала старинная опасная бритва с бакелитовой ручкой. Гранден взял бритву и направился в туалет в глубине салона. Он запер дверь.

Один за всех.

* * *

Метте вошла в помещение последней и окинула взглядом группу. Все были на месте, крайне сосредоточенны. Ночное самоубийство стало в некоторой степени холодным душем.

Ольсетер взяла бразды правления в свои руки.

— Предлагаю рассмотреть все с самого начала. Тезисы и гипотезы.

Она встала в передней части комнаты, у доски. Там висели фальшивое письмо Аделиты Венту, рядом с ним — его собственное «объяснительное письмо» из Маль-Паиса. Прямо под ними было прикреплено фото Вента и Аделиты, которое Аббас забрал из бара в Санта-Терезе.

— Если начать с записанного разговора восемьдесят четвертого года, то в нем Бертиль Магнуссон признает, что он заказал убийство журналиста Яна Нюстрема, — сказала Метте. — Поскольку Магнуссон мертв, можем пока оставить эту линию, она еще встретится в другом контексте. Зато мы знаем, что Нильс Вент покинул Киншасу сразу после убийства и исчез. Его бывшая сожительница заявила об исчезновении в полицию неделю спустя.

— Он отправился напрямую в Коста-Рику?

— Нет, сначала поехал в Мексику, в Плайя-дель-Кармен, где познакомился с Аделитой Риверой. У нас нет точных данных, когда он появился в Маль-Паис, но мы знаем, что он находился там в восемьдесят седьмом.

— В тот же год, когда Аделита Ривера поехала из Коста-Рики на Нордкостер, — подключилась Лиза Хедквист.

— Да.

— Чтобы забрать деньги, спрятанные Вентом у себя на даче.

— Почему он не забрал их сам?

— Этого мы не знаем, — ответила Метте. — В письме он пишет, что не мог.

— Возможно, это было связано с Магнуссоном. Вент мог его бояться.

— Да.

— Откуда взялись деньги? — спросил Буссе.

— Тоже неизвестно.

— Может, это деньги, которые он выкрал из их компании, перед тем как сбежать?

— Может быть, — согласилась Метте.

— А все годы до его появления здесь он оставался там? В Маль-Паисе?

— Очень вероятно. По словам Уве Гардмана, он работал гидом в местном заповеднике.

— И думал, что эта Аделита Ривера кинула его с деньгами?

— Есть вероятность. Он же получил от нее фальшивое письмо, в котором она резко прерывала с ним отношения, письмо, написанное кем-то из убийц Риверы на Нордкостере в восемьдесят седьмом. Скорее всего, его написали для того, чтобы Вент не стал копать, почему она не вернулась.

— Довольно хладнокровно со стороны убийц, — сказал Буссе.

— Да. Но тут три недели назад в Маль-Паисе появляется Гардман и рассказывает об убийстве, которому стал свидетелем в детстве. С помощью Интернета Вент понимает, что жертвой была Аделита Ривера, и отправляется в Швецию.

— И вот мы оказываемся в настоящем.

— Точно. Здесь у нас уже есть довольно ясная картина перемещений Вента. Мы знаем, что денег на Нордкостере он не нашел, знаем, что с собой у него была запись разговора восемьдесят четвертого года в Киншасе, и можем предполагать, что он ставил Бертилю отрывки из записи во время тех коротких звонков, о которых нам известно.

— Вопрос в том, чего добивался Вент.

— Может это быть связано с убийством Риверы?

— Он думал, что Магнуссон в нем замешан?

— Да.

— Можем проверить с помощью вот этого? — Лиза Хедквист указала на доску, на старый конверт. — Письмо подписано именем «Аделита» и написано спустя пять дней после ее убийства, не так ли?

— Да.

— Почему бы нам не сделать анализ ДНК с него, с марки, как думаете? И сравнить с ДНК Магнуссона. Слюна же подойдет и спустя двадцать три года?

— Да.

Лиза приблизилась к доске, открепила конверт и вышла.

— Пока мы ждем, можно констатировать, что, должно быть, Вент в разговоре сильно давил на Магнуссона, раз тот сознается в том, что заказал убийство журналиста, — продолжала Метте. — Наверняка он понимал последствия опубликования такого диалога.

— Поэтому он попытался решить проблему с записью, убрав Нильса.

— Вполне реальный мотив.

— Но у Вента была копия записи в Коста-Рике.

— Магнуссон знал об этом?

— Неизвестно, но Вент мог упомянуть об этом с целью получения своего рода гарантии жизни. Он же знал, на что способен Магнуссон.

— Так что Магнуссон попытался найти кассету в Маль-Паисе, так? На Аббаса эль Фасси напали в доме Вента.

— Да, — ответила Метте. — Конечно, мы не знаем, было ли нападение организовано Магнуссоном, но это очень возможно.

— И если все так и было, он осознал, что проиграл и что запись попала сюда. К нам.

— И застрелился.

— А это означает, что мы никогда не получим признание в убийстве Нильса Вента. Если его совершил Магнуссон.

— Да.

— И то же касается Аделиты Риверы.

— Да.

Все умолкли. Здесь они оказывались в двух шагах от тупика. Никаких технических доказательств причастности Магнуссона к убийству Вента у них не было. Все, что они имели, — предположения, возможный мотив и, по сути, остановленное расследование.

Если только не выяснится, что слюна на марке принадлежала не Магнуссону.

* * *

Стилтон исходил из того, что они последовали за ним. От «Сёдерхалларна» до фургона, который затем подожгли. Кроме того, он полагал, что это были те же люди, которые избили Аке. Возможно, они видели, как Том и Хорек разговаривали с мальчиком во Флемпане. К тому же он должен был сгореть. В их сознании. Так что попадись он снова им на глаза, это хорошо их встряхнет.

Стилтон зашел в редакцию и купил связку газет. Все слышали о фургоне. Многие тепло обняли Тома.

Сейчас Стилтон стоял у «Сёдерхалларна» и торговал. Он был очень осторожен. Для покупателей, идущих туда и возвращавшихся назад, он выглядел как обычно. Как бездомный продавец «Ситуашун Стокгольм», который стоит на месте, где уже несколько раз стоял в последнее время. Они ни о чем не догадывались.

Когда пошел ливень и загремел гром, Стилтон ушел.

Из-за туч небо потемнело, а над крышами засверкали молнии. Лиам с Иссе уже промокли насквозь, к тому времени как добрались до парка Лилла Блек-турнспаркен. Им даже не нужно было красться и пробираться между деревьями под Рингвэгеном. В самом парке были и кусты, и деревья, за которыми они могли спрятаться. Вдобавок их маскировали темные куртки с капюшонами.

— Вон там, — шепнул Иссе, указав на скамейку недалеко от развесистого дерева.

На скамейке сидела высокая худая фигура с банкой пива в руке, по склонившемуся к коленям телу струился дождь.

— Это же он, черт бы меня побрал!

Лиам и Иссе переглянулись. Они до сих пор не оправились от удивления. Заметив Стилтона еще у «Сёдерхалларна», они не поверили своим глазам. Как он, черт возьми, выжил в фургоне? Иссе достал короткую биту. В сумерках она была почти не видна. Лиам покосился на нее. Он знал, что могло взбрести в голову Иссе, когда тот слетал с катушек. Парни осторожно прошли несколько шагов вперед и стали озираться по сторонам. Парк, конечно, был пуст. Никто не выходил из дома в такую погоду. За исключением бродяги на скамейке.

Стилтон сидел, погруженный в свои мысли. Такая изолированность в сочетании с окружающей обстановкой навели его на размышления о Вере. Он думал о ее голосе и о единственном разе, когда они спали друг с другом незадолго до ее убийства. Это воспоминание содержало некую долю отчаяния.

Тут он краем глаза заметил их. Они почти вплотную подошли к скамейке, один нес биту.

«Трусы, — подумал Том. — Двое против одного. И то не могут обойтись без этой штуки». В тот момент он пожалел, что не начал тренировки на лестнице шесть лет назад, что вообще эти шесть лет были в его жизни. Но сейчас изменить это Том не мог. Внешне он по-прежнему представлял собой лишь тень прежней физической формы.

Стилтон поднял глаза.

— Хотите хлебнуть? — Он протянул пиво.

Иссе слегка замахнулся битой и попал точно по банке. Она улетела на несколько метров. Стилтон проводил банку взглядом.

— Хоум-ран,^[33] — произнес он и улыбнулся. — Может, вам стать…

— Заткнись!

— Извините.

— Мы сожгли твой гребаный фургон! Так какого хрена ты тут делаешь?

— Пью пиво.

— Чертов торчок! Ты че, не врубаешься? Хочешь, чтобы мы тебя прикончили?

— Как вы сделали это с Верой?

— С какой еще Верой?.. А, с этой шлюхой из фургона? Твоей шлюхой! — Иссе захохотал и посмотрел на Лиама: — Слышал? Мы его шлюху замочили!

Лиам захихикал и достал мобильник. Стилтон заметил, как он включил камеру. Она приближалась. Том не совсем понимал, как парировать наступление.

«Напрямик», — решил он.

— Вы — парочка жалких кусков дерьма, слышали? — вдруг сказал он.

Иссе уставился на Стилтона. Он не верил своим ушам. Да как он смеет, этот алкаш?! Лиам покосился на Иссе. Скоро у приятеля снесет крышу.

— Вас надо посадить пожизненно и кормить кошачьим дерьмом.

Тут Иссе потерял над собой контроль. Он заорал и замахнулся битой, целясь из-за спины прямо в голову Стилтону.

Удар не достиг цели. Он не прошел даже пол-пути. Бита была где-то у плеча, когда Иссе прямо в предплечье вошел длинный черный нож. Откуда он взялся, парень не видел, как и Лиам не увидел второго ножа, но почувствовал, как лезвие вошло в верхнюю часть кисти, заставив мобильник перелететь через скамейку.

Стилтон быстро вскочил на ноги и схватил биту. Иссе сидел на корточках и кричал, уставившись на нож в руке. Дождь заливал ему лицо. Стилтон тяжело дышал, чувствуя, как жуткая смерть Веры прорастает в деревянное орудие. Он держал его сбоку от головы Иссе. Сознание помутилось. Стилтон обхватил биту двумя руками и замахнулся всем телом, целясь в шею Иссе.

— Том!!!

Крик проник в замутненное сознание достаточно глубоко, чтобы на секунду прервать движение. Стилтон метнулся в сторону. Аббас приближался от развесистого дерева.

— Положи это, — попросил он.

Стилтон бешено смотрел на него.

— Том.

Стилтон немного опустил биту. Вдруг он заметил, что Лиам ковыляет прочь. Стилтон сделал несколько быстрых шагов и зацепил ногу Лиама битой. Парень споткнулся и упал. Аббас подоспел к Стилтону и схватил биту.

— Есть способ получше, — сказал он.

Тому понадобилось несколько секунд, чтобы успокоиться. Он смотрел на Аббаса и пытался контролировать дыхание. Спустя еще какое-то время он опустил биту. Аббас взял ее и выкинул далеко в кусты. Стилтон опустил глаза. Он понимал, что был на грани. Унижение в гроте и остальные неприятности чуть не заставили его перейти все мыслимые границы.

— Не поможешь?

Стилтон обернулся. Аббас вытащил нож из бицепса Иссе и затащил парня на залитую дождем скамейку. Стилтон поднял с земли до смерти испуганного Лиама и швырнул его рядом с Иссе.

— Что будем делать? — спросил Аббас.

— Разденем их.

Стилтон взялся за дело сам. Аббас стоял в стороне и вытирал кровь с ножей. Парни на скамейке ошалело наблюдали за ним.

— Встаньте!

Стилтон рывком поднял Иссе на ноги. Лиам встал сам. Том быстро, насколько смог, сорвал с них одежду. Раздев обоих догола, снова толкнул их на скамейку. Аббас встал перед ними с мобильником, включил камеру и закрыл ее от дождя рукой.

— Итак, — сказал он. — Поговорим немного?

Полученное Янне Клингой смс-сообщение было коротким и довольно остросюжетным: «Убийцы с мобильниками сидят на скамейке в Лилла Блектурнспаркене. Ихпризнание опубликовано на Trashkick».

Сообщение пришло с неизвестного номера.

Клинга, который предполагал, от кого могло прийти сообщение, немедленно прибыл в парк. С тремя ассистентами. Они занялись двумя голыми, совершенно мокрыми, привязанными к скамейке парнями.

Ранеными и униженными.

Час спустя Клинга сидел в участке вместе со своим шефом Руне Форсом и всей УБ-группой. Помещение окутал резкий запах пота, когда Клинга зашел на Trashkick. Там они нашли снятый на мобильный телефон фильм, где двое молодых парней с испуганными глазами, сидя голышом на скамейке, рассказывают о том, как избили старую бабу в фургоне и какого-то мужика в парке у порта «Вэртахамнен», а чуть позже подожгли фургон. Также они рассказали и о других нападениях на бездомных. Довольно подробно.

Руне Форс резко встал. Он был взбешен. Отчасти тем, что ему подали на блюде двоих, которых он сам пытался поймать. Отчасти тем, что авторов фильма и, скорее всего, тех, кто стоял за всем этим, невозможно было идентифицировать. Но больше всего, возможно, тем, что отчетливо просматривались татуировки парней: «KF», обведенные кружком.

В точности как говорил Стилтон.

* * *

Первым делом Том зашел к Ронни Беспамятному, выразил сожаление о сгоревшем черном пиджаке и получил еще одну книгу. Потом отыскал Арво Пярта в спальном мешке под скамейкой в парке Фатбурспаркен у Южной станции. Пярт промок так же сильно, как и мешок. Около часа спустя они обнаружили Мюриель за несколько секунд до того, как она собиралась вколоть себе дозу около велопарковки.

Теперь все втроем они сидели в помещении Холльпунктен. Приемная врача у площади Мариаторгет.

— Можете войти.

Они направились к комнате, на которую указала медсестра. Дверь была открыта, а Бенсеман лежал на койке у стены. Физически он был очень слаб, но жив. Ему дали здесь комнату. На самом деле это противоречило правилам, но ведь нельзя было выкинуть сильно избитого бездомного обратно на помойку.

— Мы нашли их, — сказал Стилтон.

— Спасибо, Йелле, — поблагодарил Бенсеман.

Мюриель взяла Бенсемана за руку. Пярт слегка потер глаза. Его легко было растрогать. Стилтон протянул к кровати книгу:

— Я заходил к Ронни Беспамятному, он послал вот это.

Бенсеман взял подарок и улыбнулся. Книга называлась «Кто переспал с Паулой?», автор Акбар дель Пьомбо. Совершенно сумасшедшее литературное порно с монахинями и озабоченными мужчинами.

— Что это за книга? — поинтересовалась Мюриель.

— Такого рода книги хоть раз в жизни пишут некоторые большие писатели, чтобы высказать то, что они не могут сделать под настоящим именем. Акбар дель Пьомбо — псевдоним Уильяма Берроуза.^[34]

Никто вокруг не знал ни одно из упомянутых имен, но раз Бенсеман доволен, то и они рады за него.

* * *

Метте стояла перед доской в служебном помещении. Кое-кто из членов группы собирал свои бумаги. Расследование убийства Вента застопорилось. К Ольсетер подошла Лиза Хедквист:

— Что вы думаете?

Метте задержала взгляд на фотографиях трупа Нильса Вента. На его голом теле. На большом необычном родимом пятне на его левом бедре.

— Что-то с его пятном вот здесь, на бедре…

Она сняла снимок с доски.

* * *

День Оливия посвятила разным практическим делам. Уборке, чистке пылесосом. И разговору с Ленни, которая собиралась на «Peace&Love» без Якоба.

— Почему?

— Эх, снова нарисовалась его бывшая.

— Печально.

— Да, не понимаю, что его в ней привлекает. Единственное, что она ему подарила, — лобковые вши.

— Как отвратительно!

— Ага.

— Поедешь одна теперь?

— Нет, с Эриком.

— С Эриком? Другом Якоба?

— Да, а что? Ты ведь не запала на него?

— Нет, совсем нет, но я думала, что он и Лолло…

— Нет, она бросила его и вчера уехала на Родос. Улла, тебе надо почаще выходить в люди, ты все пропускаешь!

— Я постараюсь, обещаю!

— Слушай, мне пора собирать вещи, скоро поезд. Перезвоню тебе! Целую.

— Целую.

А еще — стирка. Несколько часов. Сортируя вещи для последней загрузки, Оливия вдруг нащупала пакетик в кармане. Сережка! Оливия совсем о ней забыла. Сережка с Нордкостера, которую дал Стилтон. Оливия вытащила ее и начала рассматривать. Точно, что-то похожее она видела в магазине Джеки Берглунд! Девушка села перед компьютером, немного взволнованная, и вышла на домашнюю страницу магазина. В разделе «Товары» нашла массу предметов из ассортимента Джеки, включая коллекцию серег. Но среди них нет ни одной похожей на лежавшую перед Оливией. «Не так уж и странно», — подумала она. Сережке с Нордкостера как минимум двадцать три года. Может быть, она видела ее где-то в другом месте. В другом магазине? Или на ком-то? Или дома у кого-то?

Внезапно она вспомнила где. Точно не в магазине у Джеки.

Стилтон шел по Ванадисвэген. Грозовая туча утихомирилась, и небо выдало теплый накрапывающий дождь. Стилтон направлялся домой к Аббасу. Он останется там еще на одну ночь. Потом посмотрит. В сложившейся ситуации он чувствовал себя неловко. Аббаса все устраивало, Том знал это. Но дело не в Аббасе, а в нем самом. Он хотел быть один. Том знал, что к нему в любой момент могут вернуться мучительные кошмары, и тот крик всегда подстерегает его. Аббаса он в это втягивать не хотел.

Они пошли в разные стороны после встречи с парнями в Блектурнспарке. Но перед этим Аббас поинтересовался, как Стилтон узнал, что парни появятся именно там.

— Я заметил, что они следуют за мной от «Сёдерхалларна», и позвонил тебе.

— Но у тебя же нет мобильника?

— Табачные киоски-то есть.

После они разошлись. Аббас собирался выложить фильм с мобильника — из парней они вытянули пароли от Trashkick. Стилтон намеревался купить новый мобильник. Сейчас он лежал у него в кармане. Аббас одолжил денег. Вдруг Том услышал странный свист прямо рядом с собой. Он обернулся. Никого. Опять свист. Стилтон вытащил новый телефон из кармана. Звонок был настроен на «Заводской свисток». Он ответил.

— Это Оливия! Я знаю, где видела эту сережку!

Стилтон почти мгновенно понял, что Оливии, как обычно, нужно позвонить Метте.

— Сейчас? Но время уже довольно…

— Полицейские работают круглые сутки. Разве вас такому не учат?

Стилтон нажал на «отбой».

Метте работала не круглые сутки. Она работала, пока ей удавалось делать это эффективно, а потом распределяла ответственность. От такой схемы выигрывали все. Когда позвонила Оливия, Метте ехала домой, отработав немало часов сверхурочно. Во время разговора она успела подъехать ко входу, когда услышанное заставило ее резко развернуться. Благодаря сведениям Оливии тайное вдруг стало явным. Двадцать шесть лет спустя.

Теперь ожидается очередная порция сверхурочной работы.

Ольсетер поспешила назад в свой кабинет в С-корпусе. Там она открыла небольшой шкаф и достала коробку, помеченную как «НИЛЬС ВЕНТ 1984». Метте была не из тех, кто выкидывает вещи. Никогда не знаешь, в какой момент они пригодятся, раньше или позже. Ольсетер открыла коробку, достала стопку туристических фотографий, с пачкой в руках подошла к окну и опустила жалюзи. Потом зажгла настольную лампу, села за стол и выдвинула ящик. В нем лежала лупа. Метте взяла ее. На столе перед ней лежала фотография трупа Нильса Вента из судебно-медицинского учреждения. Метте приподняла один из снимков и стала рассматривать его через лупу. Он был сделан в 1985 году с большого расстояния, изображение вышло нечетким. На фото был мужчина в шортах. Различить черты лица не представлялось возможным, зато четко просматривалось родимое пятно на левом бедре. Метте покосилась на фото трупа Нильса. На пятно на его левом бедре. Оно тоже хорошо просматривалось. И было идентично пятну на туристическом фото. На фото был Нильс Вент.

Метте откинулась назад.

В середине восьмидесятых она одно время возглавляла поиски Нильса Вента, и, помимо прочих, с ней связывались несколько шведов, которые проводили отпуск в Плайя-дель-Кармен в Мексике. Они тайно сделали пару снимков мужчины, который, как им показалось, мог быть разыскиваемым бизнесменом, исчезнувшим при невыясненных обстоятельствах некоторое время назад. Тогда подтвердить информацию о том, что это был Нильс Вент, не удалось.

«Странно, — подумала Метте и посмотрела на два снимка перед собой. — Это родимое пятно ведь невозможно не заметить?»

Через час встретились все трое — Метте, Стилтон и Оливия. Уже почти наступила ночь. Метте встретила их у входа и провела через необходимые пункты контроля. Все прошло гладко. Они вошли в ее кабинет. Жалюзи по-прежнему были опущены, на столе горела лампа. Оливия вспомнила кабинет. Она не была здесь целую вечность. На самом деле несколько недель. Метте указала на стулья перед столом. Стилтон с Оливией сели. Метте по-хозяйски села за стол. Она смотрела на своих гостей. Бывший комиссар полиции, ныне бездомный, и молодая студентка с легким косоглазием. Метте надеялась, что Оскар Мулин не работает сверхурочно.

— Хотите чего-нибудь? — осведомилась она.

— Имя, — ответил Стилтон.

— Ева Ханссон.

— Кто это? — поинтересовалась Оливия.

— Она жила с Нильсом Вентом в восьмидесятых, у них была дача на Нордкостере. Сегодня ее зовут Ева Карлсен.

— Что?! — Оливия готова была вскочить с места. — У Евы Карлсен были отношения с Нильсом Вентом?

— Да. Как ты вошла в контакт с ней?

— По учебе, при работе над заданием.

— И фотографию ты видела у нее в доме?

— Да.

— С серьгами?

— Да.

— Когда это было?

— Ну, дней десять-двенадцать назад.

— Что ты там делала?

— Я хотела вернуть папку.

Стилтон украдкой улыбнулся. Все действо становилось похожим на допрос. Ему это нравилось. Нравилось, когда Метте набирала обороты.

— Откуда ты узнала, что она была на Нордкостере во время убийства? — спросила Метте.

— Она сама рассказала.

— При каких обстоятельствах?

— Ну… да, мы… мы встретились на Шеппсхольмене…

— Насколько близкие у вас отношения?

— Совсем неблизкие.

— Но ты была у нее в частном доме?

— Да.

«Это еще что? — думала Оливия. — Какой-то чертов перекрестный допрос? Ведь это я ей рассказала про серьги?..»

Но Метте продолжала:

— Было ли что-то еще, помимо сережек, на что ты среагировала у нее дома?

— Нет.

— Что вы делали?

— Пили кофе, потом она рассказала о том, что разведена, что у нее был брат, который умер от передозировки, потом мы говорили о…

— Как его звали? — В диалог вдруг вступил Стилтон.

— Кого? — недоумевала Оливия.

— Брата. Который умер от передозировки.

— Сверкер, по-моему. Почему ты спрашиваешь?

— Потому что в деле фигурировали несколько наркоманов, на Нордкостере, у них были…

— Они жили в одном из ее домиков! — Оливия снова чуть не вскочила со стула.

— Чьих домиков? — спросила Метте.

— Бетти Нурдеман! Она выгнала их, потому что они баловались наркотиками! Хотя она утверждала, что они уехали с острова за день до убийства.

— Я допрашивал одного из них, — сказал Стилтон. — Он сказал то же самое: они уехали до убийства. Сперли какую-то лодку и сбежали на материк.

— Вы проверяли эту информацию с лодкой? — спросила Метте.

— Да. Ее украли ночью за день до убийства. Лодка принадлежала одному из дачников.

— Кому?

— Не помню.

— Может, Еве Ханссон?

— Возможно.

Вдруг Стилтон встал и начал бродить туда-сюда. «Замечательно», — подумала Метте. Она вспомнила, что многие в управлении называли его белым медведем. Как только включался мыслительный процесс, Том начинал бродить. Как сейчас.

— Одним из наркоманов в домике мог быть этот Сверкер, брат Евы Ханссон, — сказал он.

— Сколько их было в доме?

— Двое.

— А на берегу присутствовали трое, — напомнила Оливия. — По словам Уве Гардмана.

Все умолкли. Метте сжимала ладони. Тишину нарушал звонкий хруст. Стилтон замер. Оливия смотрела то на одного, то на другого. В итоге сформулировала гипотезу Метте:

— Таким образом, возможно, на берегу были Ева Ханссон, ее брат и его приятель-наркоман.

Все задумались.

Двое из них знали, что им еще очень далеко даже до намека на возможность доказать только что произнесенное Метте. Оливия же, студентка полицейской академии, считала, что все почти доказано.

— Где находятся материалы по Нордкостеру? — спросил Стилтон.

— Думаю, в Гётеборге, — ответила Метте.

— Ты не могла бы позвонить и попросить их посмотреть по допросам, как звали того наркомана? И чью лодку они украли?

— Конечно, но это займет время.

— Возможно, проще будет узнать у Бетти Нурдеман, — сказала Оливия.

— Каким образом?

— Она утверждала, что вела журнал посетителей гостевой деревни. Что-то вроде реестра, как я поняла. Может, он сохранился? Они кажутся довольно аккуратными, Нурдеманы.

— Позвони и проверь, — сказала Метте.

— Сейчас?

В то же мгновение Оливия покосилась на Стилтона. «Полицейские работают всегда». Но будить пожилую женщину у моря в такое время?

— Или хочешь, чтобы я позвонила?

— Я позвоню.

Оливия вытащила мобильник и набрала Бетти Нурдеман.

— Здравствуйте, это Оливия Рённинг.

— Детективный турист? — уточнила Бетти.

— Ах да, точно. Я очень извиняюсь за такой поздний звонок, но мы…

— Ты думала, я сплю?

— Да, времени уже много…

— Мы боремся на руках.

— Правда?.. А кто?

— Члены клуба.

— Ого. Ясно. Один короткий вопрос. Вы рассказывали, что в одном из ваших домиков жили наркоманы в то лето, когда произошло убийство, помните?

— Думаешь, у меня склероз?

— Совсем нет. Помните, как их звали?

— Нет, все-таки до такой степени склероз уже дошел.

— Но вы же вели журнал; по-моему, вы говорили о нем.

— Да.

— А не могли бы вы…

— Секундочку.

В трубке стало тихо, довольно надолго. Оливия слышала смех и голоса. Она заметила, как Метте со Стилтоном на нее смотрят. Девушка попыталась показать, что там идет борьба на руках. Метте и Стилтон и бровью не пошевелили.

— Привет от Акселя, — вдруг сказала Бетти в трубку.

— Спасибо.

— Альф Стейн.

— Альф Стейн? Он был одним из…

— Он арендовал домик, один из наркоманов.

— Так вы не знаете, как звали второго?

— Нет.

— Помните имя Сверкер Ханссон?

— Нет.

— Не знаете, была ли у кого-то из наркоманов сестра, жившая на острове?

— Нет.

— Ладно, спасибо огромное. Акселю тоже привет! Оливия убрала телефон. Стилтон взглянул на нее:

— Аксель?

— Нурдеман.

— Альф Стейн? — спросила Метте. — Его так звали?

— Да, — подтвердила Оливия.

Метте посмотрела на Стилтона:

— Ты его допрашивал?

— Возможно. Может быть. Звучит знакомо…

— Оʼкей, я позвоню в Гётеборг, пусть они проверят. А теперь у меня есть другие дела.

— Например?

— Полицейская работа, которая, кроме всего прочего, включает в себя твою бывшую жену в ГКЛ. Спокойной ночи.

Метте достала мобильник.

Оливия ехала на машине светлой летней ночью. Стилтон сидел рядом и молчал. Они возвращались из управления и думали каждый о своем.

Оливия размышляла о необычной ситуации в кабинете Метте. Действующий и бывший комиссары полиции — и она, студентка полицейской академии, которой позволили сидеть и обсуждать расследование убийства в таком ключе. Но Оливия чувствовала, что была полезна. Она помогла с некоторыми вещами. По ее мнению.

Стилтон думал об Аделите Ривере — беременной женщине на берегу. Он аккуратно провел рукой по старой панели инструментов «мустанга».

— Это старый автомобиль Арне, так?

— Да, он достался мне в наследство.

— Красивый.

Оливия не отреагировала.

— Что с ним было не так?

— Забудь.

Она научилась отвечать той же монетой.

Оба замолчали.

Утреннее солнце заливало светом желтую виллу в Бромме, лучи беспощадно разоблачали невымытые окна спальни. «Займусь ими, когда вернусь», — подумала Ева Карлсен и застегнула чемодан. Ей предложили сделать репортаж в Бразилии, посвященный успешной программе реабилитации трудных подростков. Предложение пришлось очень кстати. Ей нужно было сменить обстановку. Нападение в доме не прошло для нее незамеченным. Еще весь этот шум вокруг убийства Нильса… Ева нуждалась в отдыхе от всего этого. Она собиралась через полчаса забрать визу и отправиться на такси в аэропорт.

Карлсен отнесла чемодан вниз, надела куртку и открыла дверь.

— Ева Карлсен?

К деревянным ступеням подходила Лиза Хедквист, за ней шел Буссе Тюрен.

* * *

Новость о задержании двух человек — убийц бездомной в фургоне — нашла свое место в прессе. Наравне с домыслами вокруг самоубийства Бертиля Магнуссона и странным событием, случившимся с Эриком Гранденом.

Связь Грандена с сенсационным признанием в Заире в 1984 году спровоцировала бешеную активность журналистов. Все хотели с ним поговорить. В конце концов его нашел фотограф, заехавший не туда у моста Шеппсбрун. Из-за этого ему пришлось разворачиваться, и он решил припарковаться внизу у пристани. Там сидел Гранден, политический вундеркинд. За статуей Густава Третьего. Со сложенной бритвой в руке и с полностью отсутствующим взглядом. Когда фотограф попытался окликнуть его, он не спускал глаз с воды.

— Юсси.

Единственное слово, которое он произнес.

Чуть позже его забрали медицинские работники и отвезли в клинику. Умеренные выступили с коротким заявлением, в котором объясняли, что у Эрика Грандена проблемы личного характера и он взял небольшой перерыв.

Больше никаких комментариев они не дали.

* * *

С помощью Метте Стилтону позвонили из центрального архива в Гётеборге. Они разыскали его старый допрос наркомана с Нордкостера. Парня звали Альф Стейн. Украденная лодка принадлежала Еве Ханссон. Метте зашла в реестр судимостей и проверила, что есть на имя Альф Стейн. И много чего нашла. Помимо всего — адрес в Фитье, который она дала Стилтону.

В Фитью они поехали на машине Оливии и припарковались недалеко от центра. Оливия должна была ждать в «мустанге».

Стилтон неплохо представлял нынешнее положение Альфа Стейна. Довольно понятная картина. С большой долей вероятности он найдет Альфа среди других безработных в окрестностях «Систембулагет». Так все и вышло.

Стилтону не составило труда влиться в местный колорит. Он уселся на ту же скамейку, где сидел Альф Стейн, достал бутылку «Эксплорера» и кивнул Альфу:

— Йелле.

— Здорово.

Альф покосился на бутылку. Стилтон протянул ее Альфу, и тот вцепился в нее, словно взбесившаяся кобра.

— Спасибо!.. Аффе Стейн!

Стилтон дернулся.

— Аффе Стейн? — переспросил он.

— Да.

— Черт возьми, ты знал Сверре?

— Какого, к черту, Сверре?

— Сверре Ханссона. Блондина.

— A-а, его… да. Но это охренеть как давно было.

Вдруг на лице Аффе отразилось подозрение.

— Какого хрена ты о нем спрашиваешь?! Он что, всяким дерьмом меня за глаза поливал?!

— Да нет, совсем нет, ты ему нравился, но он коньки отбросил.

— Вот блин.

— Передоз.

— Бедняга. Но он на тяжелых вещах сидел. Стилтон кивнул. Аффе сделал неслабый глоток водки, даже не поморщившись. Стилтон забрал бутылку.

— Но он, мать его, трепался обо мне? — спросил Аффе.

— Да.

— Сказал что-нибудь интересное?

«Что, нервничаешь?» — подумал Стилтон.

— Не, так… рассказал, что вы были корешами, когда были моложе, мутили всякое вместе.

— Что за «всякое»?

— Отрывались. Отдыхали, ну, знаешь…

Аффе слегка расслабился. Стилтон снова протянул ему бутылку, Аффе начал жадно хлебать. «Какая у этого господина жажда», — про себя усмехнулся Стилтон. Аффе, как смог, вытер рот и вернул бутылку Стилтону.

— Да, черт побери, мы отрывались, весело было. Но мы и хреновые поступки совершали. Знаешь, как это бывает…

«Знаю», — думал Стилтон.

— А у него вроде сеструха была, да? — спросил Стилтон.

— А чего? Ты почему спрашиваешь?

Стилтон понял, что поторопился.

— Просто он так много говорил о ней…

— Не хочу трепаться о его гребаной сестрице! — Аффе вскочил и уставился на Стилтона. — Слышал?!

— Спокойно, твою мать! — рявкнул Том. — Извини. Садись.

Он протянул Аффе вожделенную бутылку в знак искупления вины. Краем глаза заметил стоявшую у машины и наблюдавшую за ними Оливию с мороженым в руке. Аффе покачнулся и решил, что лучше будет снова сесть.

— Забудем о его сеструхе, раз это так болезненно, — сказал Стилтон.

Аффе сделал очередной глоток и уставился в землю.

— Она нас так кинула один раз… Сечешь?

— Ага. Никто не хочет, чтобы его обманывали.

— Не, никто.

Стилтон решил поделиться со своим новым приятелем Аффе правдоподобной историей. О том, как его самого развел на избиение другого мужика один приятель-урод. Приятель утверждал, что мужик приставал к его девчонке и они как следует его избили. Потом Стилтон случайно встретил девчонку, которая рассказала, что мужик вовсе к ней не приставал. Парень соврал, он был должен мужику денег и решил от него избавиться.

— Он развел меня на то, чтобы избить мужика до смерти, сечешь?

Аффе молчал и с сочувствием слушал. Двое обманутых товарищей по несчастью. Когда Стилтон закончил, Стейн констатировал:

— Твою мать, какая печальная история.

Аффе умолк. Стилтон выжидал. Наконец Аффе снова заговорил:

— Я влип во что-то похожее, вернее, мы со Сверре, его сестра нас втянула в настоящее дерьмо…

Стилтон напряженно слушал.

— Она втянула нас… черт, как бы я хотел забыть всю эту хрень… — Аффе потянулся за бутылкой.

— Это понятно, — сказал Стилтон. — Не хочется помнить всякое дерьмо.

— Не, но оно все равно крепко липнет… знаешь, мы со Сверре с тех пор перестали общаться. Не могли видеть друг друга. Там же, черт возьми, была девчонка!

— Девчонка?

— Да! Мы напали на девчонку!.. Вернее, как «мы»… это она нас натравила, его гребаная сестрица. Только потому, что у нее были какие-то терки с этой несчастной девчонкой. Та вдобавок была на сносях!

— Сестра?

— Нет! Девчонка!

Аффе обмяк. Глаза наполнились слезами.

— Где это случилось?

Стилтон понимал, что давит, но Аффе был погружен в свои пьяные воспоминания и не отреагировал.

— На каком-то паршивом острове… — Стейн резко встал. — К черту, мне пора, не могу больше об этом говорить, все так хреново вышло!

Стилтон протянул ему бутылку:

— Забирай.

Аффе взял бутылку с остатками алкоголя, покачнулся и взглянул на Стилтона.

— И я взял у сеструхи несколько пачек ее гребаных денег, чтобы держать язык за зубами! Сечешь?

— Ага. Тяжело.

Аффе заковылял к тени дерева. Стилтон наблюдал, как тот упал, чтобы во сне отдохнуть от переживаний. Когда Стейн вырубился, Том встал, засунул руку во внутренний карман рваной куртки и отключил функцию записи на мобильнике Оливии.

Он получил то, за чем приходил.

* * *

Метте провела обыск у Евы Карлсен в Бромме. Это заняло время, вилла была немаленькая. Но обыск дал результаты. Помимо прочего — хорошо спрятанный за кухонной полкой конверт.

С надписью «Плайя-дель-Кармен 1985».

* * *

Помещение было небольшим, со скромной отделкой. Стол, три стула, магнитофон. Комната для допросов на Полхемсгатан в Стокгольме. На двух стульях сидели Метте Ольсетер и Том Стилтон. Он занял черную кожаную куртку и свитер у Аббаса. На стуле напротив сидела Ева Карлсен с распущенными волосами и в светло-голубой блузке. На столе между ними лежали различные бумаги и предметы. Метте попросила мощную настольную лампу. Ей хотелось создать интимную атмосферу. Теперь она зажгла свет.

Допрос вела Ольсетер. Она заранее позвонила Оскару Мулину и объяснила ситуацию.

— Я бы хотела, чтобы Том Стилтон присутствовал на допросе.

Мулин понял почему и дал добро.

В соседней комнате сидели и стояли почти все следователи из группы Метте и молодая студентка Оливия Рённинг. Они могли видеть допрос на экране. Многие держали в руках блокноты.

Оливия подняла глаза на экран.

Метте только что продиктовала дату, время и имя. Она посмотрела на Еву Карлсен.

— И вы не хотите, чтобы присутствовал адвокат?

— Не вижу в этом необходимости.

— Хорошо. В восемьдесят седьмом вас допрашивали об убийстве у Хасслевикарны на Нордкостере. Вы сами присутствовали на острове, когда все произошло, верно?

— Да.

— В то время вас звали Ева Ханссон, а это верно?

— Вы знаете; вы же допрашивали меня об исчезновении Нильса в восемьдесят четвертом.

Ева была настроена на защиту. В ее тоне звучала легкая агрессия. Метте вытащила из папки туристическое фото и положила на стол.

— Узнаете вот это?

— Нет.

— На фото — мужчина. Лицо не рассмотреть, но видите родимое пятно?

Метте указала на необычное пятно на левом бедре мужчины. Ева кивнула.

— Буду очень благодарна, если вы будете отвечать, а не просто кивать.

— Я вижу пятно.

— Фото сделано в Мексике почти двадцать шесть лет назад одним туристом, который думал, что это ваш пропавший сожитель Нильс Вент, в то время разыскиваемый. Помните, показывала ли я вам эту фотографию?

— Возможно, не помню.

— Я хотела проверить, узнаете ли вы на фото своего сожителя.

— А-а.

— Вы не узнали. Вы уверенно утверждали, что это не Нильс Вент.

— И что вы хотите этим сказать?

Метте положила перед Евой свежую фотографию обнаженного тела Нильса.

— Это недавняя фотография тела Вента, после его убийства. Видите пятно на его левом бедре?

— Да.

— Такое же, как и на туристическом фото, так?

— Да.

— К моменту исчезновения Вента вы встречались уже больше четырех лет. Как вы могли утверждать, что не узнали его необычное родимое пятно на левом бедре?

— Что вы хотите знать?

— Хочу знать, почему вы лгали. Почему вы лгали?

— Я не лгала! Я ведь могла ошибиться?! Двадцать шесть лет назад? Ошиблась? Не знаю!

Ева раздраженно отодвинула прядь волос. Метте взглянула на нее.

— Кажется, вы разозлились.

— А как бы вы себя вели в моей ситуации?

— Позаботилась бы о правде.

Буссе Тюрен улыбнулся и сделал запись в блокноте. Оливия не могла отвести глаз от экрана. Она встречалась с Евой два раза, и та представлялась ей сильной, но дружелюбной. Сейчас Оливия наблюдала что-то совсем другое. Крайне напряженную женщину, казавшуюся неуравновешенной и нервной. Оливия тоже начала нервничать. Она обещала себе быть профессионалом. Пытаться воспринимать это, как положено полицейскому. Нейтрально. Как будущему следователю. Но сейчас она была на грани провала.

Метте выложила перед Евой следующее туристическое фото. Снимок из бара в Санта-Терезе, привезенный Аббасом эль Фасси.

— Эта фотография из Санта-Терезы в Коста-Рике. Мужчину на ней зовут Нильс Вент, так?

— Да.

— Вы знаете женщину рядом с ним?

— Нет.

— Вы никогда ее раньше не видели?

— Нет. Я никогда не была в Коста-Рике.

— Но вы ведь могли ее видеть на фотографиях?

— Нет, не видела.

Ольсетер достала конверт, который они нашли за полкой на кухне Евы, извлекла из него шесть фотографий и разложила перед Евой.

— Шесть снимков, на всех — Нильс Вент и женщина с предыдущего снимка, которую вы не узнали. Вы видите, что это одна и та же женщина?

— Да.

— Мы обнаружили эти снимки у вас на кухне в Бромме.

Ева переводила взгляд от Метте к Стилтону и обратно.

— Черт побери, какие вы дотошные… — Она покачала головой.

Метте дождалась, пока она закончит.

— Почему вы не сказали, что узнали женщину?

— Я не заметила, что это одна и та же.

— Как на фотографиях из вашего дома?

— Да.

— Как эти шесть снимков попали к вам?

— Не помню.

— Кто сделал их?

— Понятия не имею.

— Но вы точно знали, что они у вас есть?

Ева не ответила. Стилтон отметил, как увеличились круги пота на ее светлой блузке.

— Дать вам что-нибудь попить? — спросила Метте.

— Нет. Мы скоро закончим?

— Все зависит от вас.

Метте достала фотографию. Старый семейный снимок с улыбающейся Евой и ее братом Сверкером. Ева заметно отреагировала.

— Вы ни перед чем не остановитесь, — сказала она, сильно понизив голос.

— Мы просто выполняем свою работу, Ева. Когда был сделан этот снимок?

— В середине восьмидесятых.

— То есть до убийства на Нордкостере?

— Да. Как это…

— На вас очень необычные серьги… на фото. — Метте указала на красивые длинные серьги Евы на снимке.

— Моя подруга работала ювелиром; она подарила их мне на мое двадцатипятилетие.

— То есть они были сделаны специально для вас?

— Да.

— И сделаны в одном-единственном экземпляре?

— Думаю, да.

Метте подняла пакетик с сережкой внутри:

— Узнаете вот это?

Ева посмотрела на сережку.

— Выглядит как одна из них.

— Да.

— Откуда она? — спросила Ева.

— Из кармана пальто убитой у Хасслевикарны в восемьдесят седьмом. Как она там оказалась?

Оливия отвела глаза от экрана. Для нее это становилось неприятно. Способ Метте спокойно и цинично мучить свою жертву. С одной целью.

— Вы понятия не имеете, как она попала в карман? — спросила Метте.

— Не имею.

Метте чуть повернула голову и встретилась взглядом со Стилтоном. Полицейский трюк. Допрашиваемый должен почувствовать, что допрашивающие знают больше, чем говорят. Ольсетер снова посмотрела на Еву и опустила глаза к старому семейному снимку.

— Рядом с вами — ваш брат?

— Да.

— Верно ли, что он умер от передозировки четыре года назад?

— Да.

— Сверкер Ханссон. Он когда-нибудь бывал у вас на даче?

— Да, случалось.

— Был ли он там в то лето, когда произошло убийство?

— Нет.

— Почему вы врете?

— А он там был? — У Евы появилось удивленное выражение лица.

«Она прикидывается? — подумал Стилтон. — Наверняка».

— Мы знаем, что он там был, — ответила Метте.

— Откуда у вас такая информация?

— Он приезжал туда с человеком по имени Альф Стейн. Они арендовали домик на острове. Вы его знаете? Альфа Стейна?

— Нет.

— У нас есть запись, на которой он подтверждает, что они были там.

— Хм, значит, они там были.

— Но вы этого не помните?

— Нет.

— Вы не встречались там ни с Альфом Стейном, ни с вашим братом?

— М-м, возможно… сейчас, когда вы… я помню, что как-то раз Сверкер приезжал с приятелем…

— С Альфом Стейном.

— Не знаю, как его звали.

— Но это вы обеспечили им алиби.

— Я?

— Вы утверждали, что Сверкер с приятелем угнали вашу лодку и исчезли. Ночью за день до убийства. Мы думаем, что случилось это следующей ночью. После убийства. Разве не так?

Ева не отвечала. Метте продолжила:

— Альф Стейн утверждает, что вы заплатили ему. Это правда?

— Нет.

— Значит, он врет.

Ева провела рукой по лбу. Она была на грани. И Метте, и Стилтон заметили это. Вдруг в дверь постучали. Все обернулись. Женщина в форме открыла дверь и протянула зеленую папку. Стилтон встал, взял папку и передал ее Метте. Она открыла ее, бегло просмотрела верхний лист и закрыла ее.

— Что это? — поинтересовалась Ева.

Метте молчала. Она медленно наклонилась, так чтобы ее освещал свет настольной лампы.

— Ева, это вы убили Аделиту Риверу?

— Кто это?

— Женщина, которая присутствует вместе с Нильсом Вентом на всех увиденных вами фотографиях Это вы сделали?

— Нет.

— Тогда продолжаем.

Метте достала фальшивое письмо от Аделиты.

— Это письмо было отправлено Дану Нильссону в Коста-Рику из Швеции; Дан Нильссон — псевдоним Нильса Вента в Коста-Рике. Я прочитаю его для вас. Оно написано на испанском, но я переведу: «Дан! Мне жаль, но, думаю, мы не подходим друг другу, и сейчас у меня появился шанс начать жизнь заново. Я не вернусь». Тут есть подпись. Вы знаете, кто подписал письмо?

Ева не отвечала. Она не поднимала глаз от своих сцепленных в замок рук на коленях. Стилтон наблюдал за ней, холодно. Метте продолжала тем же уверенным голосом:

— Оно подписано «Аделита». Ее звали Аделита Ривера, и ее утопили у Хасслевикарны за пять дней до отправки этого письма. Вы знаете, кто его написал?

Ева молчала. Она даже не поднимала глаз. Метте положила письмо на стол. Стилтон смотрел прямо на Еву.

— На днях на вас напали в собственном доме, в прихожей, — сказала Метте. — Наши эксперты взяли образцы крови с коврика в вашей прихожей, чтобы проверить, не принадлежит ли она преступникам. Вы также сдали образец вашей ДНК, который показал, что кровь ваша.

— Да.

Метте открыла зеленую папку, которую ей только что принесли.

— Мы также провели анализ ДНК того, кто облизывал марку на письме от «Аделиты» в восемьдесят седьмом, и сопоставили с вашей. Из прихожей. Они совпали. Именно вы приклеивали марку. Письмо вы тоже сами написали?

У всех людей есть край, до обрыва. Рано или поздно человек до него дойдет, если его усиленно толкать. Теперь Ева Карлсен оказалась там. На краю. Это занимало от нескольких секунд до минуты, а потом проявлялось. Тихо.

— Мы можем взять паузу?

— Скоро. Это вы написали письмо?

— Да.

Стилтон откинулся на спинку стула. Все кончено. Метте наклонилась над магнитофоном:

— Мы берем паузу.

* * *

Форс и Клинга несколько часов допрашивали Лиама и Иссе. Оба выросли в Халлонбергене. Лиамом занялся Клинга. Он примерно знал, что услышит, еще до того, как проверил имеющуюся в базе информацию о Лиаме, где нашел массу всякого подросткового дерьма. Когда Лиам закончил рассказывать о том, как папа помогал колоться его старшей сестре за кухонным столом, сложилась окончательная картина, понятная Клинге.

Сломленные дети. Ведь так она их назвала? Та женщина, которую он видел в каком-то ток-шоу. Лиам был в высшей мере сломленным.

Примерно ту же картину получил Форс при разговоре с Иссе. Родом из Эфиопии, он был предоставлен самому себе, до того как начал драться. Сломлен и травмирован. До отказа заполнен неконтролируемой агрессией.

Теперь вопросы касались боев в клетках. Полицейским потребовалось немало времени, чтобы вытянуть из Лиама и Иссе известную им информацию, но постепенно все открылось. Имена других парней, которые организовывали бои, и самое главное: когда будет следующий бой. И где. На острове Свартшёландет, на старом закрытом цементном заводе. Ныне пустом и запечатанном. Для всех, кроме избранных.

Форс установил слежку на месте за несколько часов до боев. Стратегия заключалась в том, чтобы дождаться начала, а потом действовать. Когда первых мальчиков заперли в клетках и публика начала скандировать, мероприятие быстро пресекли. Полиция оцепила все возможные пути отступления и отправила внутрь людей, вооруженных до зубов. Стоявшие снаружи автозаки вскоре заполнились под завязку.

Выходивших с завода Форса и Клингу встретили журналисты и фотографы.

— Как вы узнали о боях?

— Довольно давно, с помощью слежки; в последнее время эта тема была в приоритете, — сказал Форс в одну из камер.

— Почему вы не разоблачили их раньше?

— Мы хотели быть уверены в том, что нужные нам люди есть на месте.

— И сейчас они были?

— Да.

Когда к Форсу поднесли еще одну камеру, Клинга ушел.

* * *

Некоторые из группы покинули помещение. Оливия осталась, как и Буссе Тюрен и Лиза Хедквист. Все чувствовали примерно одно и то же. Нечто похожее на облегчение, вызванное тем, что нераскрытое убийство почти раскрыто, вперемешку с собственными личными переживаниями. Для Оливии важен был мотив.

Почему?

Хотя она и догадывалась.

Троице, сидящей в комнате для допросов, принесли кофе. Атмосфера была довольно спокойной. Двое из присутствующих чувствовали облегчение, а третий, то есть третья, — возможно, что-то близкое к этому. Метте снова включила магнитофон и посмотрела на Еву Карлсен:

— Почему? Сможете рассказать?

Она вдруг сменила тон. Больше не было голоса бездушного следователя. Такого, у которого одна цель — вытащить признание. Новый голос принадлежал человеку, который, обращаясь к другому, надеется понять, почему мы совершаем те или иные поступки. Как надеется получить знание.

— Почему? — переспросила Ева. — Расскажу.

Карлсен выпрямилась. Если она расскажет почему, ей придется пройти через сильную боль. Подавленную боль, спрятанную внутри. Но ей, по крайней мере, хотелось дать объяснение. Выразить словами то, что она всю жизнь пыталась искупить.

Убийство Аделиты Риверы.

— С чего мне начать?

— С чего желаете.

— Все началось с исчезновения Нильса. Тогда, в восемьдесят четвертом, он исчез, не сказав ни слова. Просто пропал. Я думала, что его убили, что что-то случилось там, в Киншасе; вы, наверное, тоже так думали? — Ева посмотрела на Метте.

— Да, это была одна из гипотез.

Ева кивнула и провела одной рукой по другой. Сейчас она говорила очень тихо и осторожно.

— Что бы ни было, он так и не появился. Я была в отчаянии. Я любила его и была совершенно потеряна. Потом появились вы и показали мне эти туристские фото из Мексики. Я узнала его. Он был живой, загорелый, на каком-то курорте в Мексике, и я стала абсолютно… не знаю… почувствовала полную ненужность. Ни звука от него, ни открытки, ничего. Он просто загорал там, а я ходила здесь и переживала, была в отчаянии и… в этом было что-то жутко унизительное… как будто он просто наплевал на меня…

— Почему вы не сказали, что на фото — он, когда я показала вам снимок? Тогда, в восемьдесят пятом?

— Не знаю. Как будто я… я хотела достать его сама, получить объяснение, понять, почему он так со мной поступил. Было ли между нами что-то не так и он хотел ранить меня, или что он там хотел. Потом я поняла, в чем дело.

— Как?

— Когда получила другие снимки.

— Те, которые мы обнаружили у вас дома?

— Да. Я обратилась в иностранное бюро, наняла специалистов по поиску пропавших, рассказала, где его видели в последний раз — в Плайя-дель-Кармен в Мексике, вы как раз показали мне эти снимки оттуда, — и они начали искать его, и нашли…

— Там?

— Да. И потом они отправили ряд фото сюда, с ним и молодой женщиной. Интимные фото, сцены секса, из спальни и гамаков, с берега и отовсюду… вы сами видели их, ужасно. Возможно, это звучит… но я сломалась… Я не просто была отвергнута; он повел себя, как будто я воздух и не более, не живой человек, а кто-то, с кем можно обращаться, как… я не знаю… А потом наступил этот день.

— …когда эта молодая женщина вдруг появилась на Нордкостере?

— Да. Беременная. От него. Приехала брюхатая и понятия не имела, что я узнала ее по фотографиям. И я сразу поняла, что ее сюда прислали.

— Нильс прислал?

— Ну да. Зачем ей еще было здесь появляться? А потом как-то вечером я увидела, как она проскользнула за нашу дачу, а я до этого выпила вина и стала… не знаю, я впала в бешенство. Что она там делала? Около нашего дома! Искала что-то? А потом…

Ева умолкла.

— Ну а где были Сверкер и Альф Стейн? — спросила Метте.

— В доме. На самом деле я не хотела, чтобы они у меня жили, но их выгнали из гостевого поселка, и они переехали ко мне…

— И что случилось потом?

— Мы выбежали в сад и затащили эту женщину в дом. Она начала драться и кричать; тогда Сверкер предложил остудить ее немного, он был под кайфом.

— И вы повели ее наверх к бухте Хасслевикарна?

— Да, мы хотели уйти подальше от людей.

— Что произошло там?

Ева мяла большой палец другой рукой. Ей пришлось глубоко погрузиться в воспоминания, чтобы найти нужные слова.

— Когда мы поднялись туда, воды не было; наступил отлив, сизигия, берег простирался далеко до моря. И тут мне пришла в голову…

— Идея с приливом?

— Я пыталась вытянуть из нее, что она там делала, что искала, где Нильс, но она не произнесла ни слова, просто молчала.

Ева больше не могла поднять глаз. Голос стал еле слышен.

— Парни взяли лопату и выкопали яму… посадили ее туда… потом начался прилив…

— Вы знали, что он начнется?

— Я несколько лет прожила на острове; все жители знают, когда наступает сизигия. Я хотела напугать ее, заставить рассказать…

— Она рассказала?

— Сначала — нет. Потом… когда пришла вода… в конце…

Ева замолчала. Метте пришлось заполнить паузу:

— Она рассказала, где Нильс спрятал деньги?

— Да… и где он жил.

Стилтон чуть наклонился вперед.

— И потом вы оставили ее?

Впервые за весь допрос он что-то сказал. Ева вздрогнула. Она переживала болезненный разговор с Метте, мужчины же рядом не существовало. Вдруг он дал о себе знать.

— Парни убежали домой. Я осталась. Я понимала, что мы зашли слишком далеко, все это было безумием. Но я ужасно ее ненавидела, эту женщину в воде. Хотела поиздеваться над ней за то, что она забрала моего Нильса.

— Убить ее.

Стилтон сидел в том же положении, наклонившись вперед.

— Нет, мучить ее. Может, это звучит странно, но я не думала, что она умрет. Я не знаю, что крутилось в моей голове. Там было просто темно. Потом я ушла.

— Но вы знали, что наступает прилив?

Ева молча кивнула. Она вдруг начала плакать, не издавая ни звука. Стилтон наблюдал за ней. Теперь они узнали мотив убийства Аделиты Риверы. Том пытался поймать взгляд Евы.

— Тогда мы, наверное, можем перейти к Нильсу Венту? — спросил он. — Как он умер?

Метте дернулась. Она была максимально сконцентрирована на доказательстве причастности Евы Карлсен к убийству на Нордкостере. Убийство Нильса Вента не стояло на ее повестке дня. Она была полностью уверена, что за этим преступлением стоял Бертиль Магнуссон. Вдруг она поняла, что Стилтон опередил ее. Как в прежние времена.

— Сможете рассказать и об этом? — спросил он.

Ева рассказала. Что стало удачей для Метте и Стилтона, потому что они не располагали конкретными уликами, которые могли бы привязать Еву к произошедшим с ее бывшим возлюбленным событиям. Но у нее не было причин врать на этот счет. Она уже призналась в одном жестоком убийстве и хотела выговориться полностью. К тому же она не знала, сколько знают они. Она не хотела снова проходить через перекрестный допрос с Метте. Сил на это у нее не осталось.

— Здесь особо нечего рассказывать, — начала Ева. — Однажды вечером он позвонил на виллу. Я была шокирована. Не тем, что он жив — это я уже знала, — а тем, как он вот так просто появился.

— В какой вечер он позвонил?

— Этого я не помню. За день до того, как его нашли.

— Что он хотел?

— Я точно не знаю… так странно… все это…

Ева умолкла и погрузилась в свои мысли. Медленно она нащупала путь к воспоминанию о странной встрече со своим бывшим любовником. Как однажды в дверь виллы в Бромме позвонили.

Ева открыла дверь. Снаружи стоял Нильс Вент в свете лампы перед входом. На нем была коричневая куртка. Ева уставиласьна него. Она не совсем понимала, что видит.

— Привет, Ева.

— Привет.

— Узнаёшь?

— Да.

Они смотрели друг на друга.

— Можно войти?

— Нет.

Прошло некоторое количество секунд. Довольно много. Нильс? После всех этих лет? Какого черта он здесь делал? Ева попыталась взять себя в руки.

— Может, тогда ты выйдешь? — спросил он. — Ты все еще замужем?

— Разведена. А что? Как ты узнал, где я живу?

— Я увидел в Интернете, что ты вышла замуж, много лет назад; твой муж был успешным прыгуном с шестом, Андерс Карлсен. Ты оставила его фамилию.

— Да. Ты следил за моей жизнью?

— Нет, это была скорее случайность.

Нильс повернулся, ожидая, что она пойдет следом, и направился к калитке. Ева стояла на месте.

— Нильс.

Он остановился.

— Где ты был все эти годы?

Она отлично знала где. Но он не знал, что известно ей.

— За границей, — ответил он.

— Так почему ты вдруг появляешься здесь? Сейчас?

Нильс взглянул на Еву. Она почувствовала, что ей нужно подойти ближе, придать разговору больше интимности. Она подошла к нему.

— Мне нужно кое-что подчистить в прошлом, — тихо сказал он.

— И что ты собираешься подчищать?

— Старое убийство.

Ева начала инстинктивно озираться; она почувствовала, как сводит шею. Старое убийство? То, на Нордкостере? Но он же понятия о нем не имел… О том, что она в нем замешана… Что он имел в виду?

— Звучит жутковато, — сказала она.

— Ага, но я скоро закончу, а потом снова уеду домой.

— В Маль-Паис?

Это была ее первая ошибка. Слова просто вырвались из нее. Через секунду она поняла, что сказала.

— Откуда ты знаешь, что я там живу? — спросил Нильс.

— А разве нет?

— Да. Прокатимся немного?

Нильс кивнул в сторону серого автомобиля, припаркованного за калиткой. Ева колебалась. Она по-прежнему не понимала, чего он добивается. Немного поговорить? Брехня. Старое убийство? Что он мог знать о нем?

— Конечно, — ответила она.

Они сели в машину и уехали. Через пару минут Ева спросила:

— Что это за старое убийство?

Поколебавшись несколько секунд, Нильс рассказал. Об убийстве журналиста Яна Нюстрема, которое заказал Бертиль Магнуссон. Ева посмотрела на него.

— Ты из-за этого сюда приехал?

— Да.

— Чтобы разобраться с Бертилем?

— Да.

Ева вздохнула с облегчением. Речь шла не о Нордкостере.

— Это не опасно? — спросила она.

— Разбираться с Бертилем?

— Ну да. Он же заказал убийство журналиста.

— Он не осмелится меня убить.

— Почему?

Нильс улыбнулся, но не ответил. Они пересекли мост Дроттнингхольмсбурн, выехали на остров Шерсён и дальше на противоположный берег. Нильс затормозил у лужайки около воды. Оба вышли из машины. Небо было покрыто звездами. Месяц освещал воду и скалы. Удивительно красивое место. Они приезжали сюда несколько раз, в старые времена, поздно вечером. Купались голышом, в одиночестве.

— Здесь так же красиво, как и прежде, — произнес Нильс.

— Да.

Ева посмотрела на него. Он выглядел таким спокойным, как будто ничего не случилось. Как будто все было как раньше. «Но все же не так, как было когда-то», — подумала она.

— Нильс…

— Да?

— Я хочу еще кое о чем тебя спросить…

— Да?

— Почему ты так и не дал о себе знать?

— Тебе?

— Ну да, кому же еще. Мы были вместе, ты помнишь это? Мы собирались пожениться, родить детей, вести совместную жизнь… Ты все забыл? Я любила тебя.

Ева вдруг ощутила, что пошла по неверному пути, подгоняемая совсем не теми эмоциями. Но вся ситуация с Нильсом на этом месте, спустя двадцать семь лет, казалась такой абсурдной. Прошлое горячей ненавистью поднималось в ней, и она не могла его остановить.

— Я поступил глупо; я должен был дать о себе знать, ты права. Я прошу прощения, — сказал Нильс.

«Он просит прощения», — подумала она.

— Спустя двадцать семь лет? Ты просишь прощения?

— Да? Что мне еще делать?

— Ты когда-нибудь думал о том, как поступил со мной? Через что мне пришлось пройти?

— Но послушай, я не собирался…

— Ты же мог просто дать о себе знать и сказать, что устал от меня и хочешь строить новую жизнь с ней! Я бы приняла это.

— С кем?

Тут Ева совершила вторую ошибку. Но она чувствовала, что скрывать ей уже нечего. Все равно с эмоциями справиться не получалось. Нильс вдруг напрягся.

— С кем я собирался строить новую жизнь?

— Ты же прекрасно знаешь! Не прикидывайся дурачком! Молодая, красивая и беременная. Ты отправил ее сюда, чтобы она забрала твои спрятанные деньги, и думаешь, что она…

— Да откуда ты, черт возьми, об этом знаешь?!

Взгляд Нильса вдруг стал совершенно холоден. Он шагнул к Еве.

— Знаю о чем? О деньгах?!

Нильс смотрел на нее достаточно долго, чтобы успеть осознать, как он ошибался. Все время. Бертиль вообще ни при чем. Не ему удалось проследить Нильса через Мексику до Маль-Паиса, а потом последовать за Аделитой в Швецию, чтобы вернуть свои украденные деньги. Бертиль в принципе не был замешан в убийстве. Деньги забрала Ева и…

— Это ты убила Аделиту? — спросил он.

— Ее так звали?

Внезапно Ева получила сильную пощечину. Нильс был вне себя.

— ТЫ, ЧЕРТОВА ТВАРЬ!

Он набросился на Еву. Она попыталась парировать следующий удар. В отличие от Нильса, Ева обладала неплохой физической формой. Они дрались яростно, цепляясь друг за друга, отбиваясь ногами, пока женщина не схватила его за куртку и не отшвырнула в сторону. Нильс покачнулся, сделал пару шагов и, споткнувшись о камень, упал на спину, угодив головой о край скалы. Ева услышала глухой звук, когда череп ударился об острый гранит. Нильс свалился вниз, на землю. Кровь из раны на затылке заливала шею. Ева смотрела на него, выпучив глаза…

Метте наклонилась к Еве и снова оказалась в поле света лампы.

— Вы думали, он мертв?

— Да. Сначала я не решалась его трогать. Он лежал там, истекал кровью и не шевелился, а я была шокирована и злилась, и все вместе.

— Но вы не позвонили в полицию?

— Нет.

— Почему?

— Не знаю. Я опустилась на землю и смотрела на него. Нильс Вент. Однажды он до основания разрушил мою жизнь. А теперь объявился и попросил прошения. И начал меня бить. И понял, что я сделала на Нордкостере. Так что я оттащила его к машине, посадила на водительское сиденье — машина ведь стояла прямо у откоса, оставалось просто снять ее с ручного тормоза…

— Но вы же понимали, что мы найдем его?

— Да. Но я думала… не знаю… он ведь угрожал Бертилю Магнуссону…

— Вы думали, что вина падет на него?

— Может быть. Так и получилось?

Метте со Стилтоном переглянулись.

* * *

Позже вечером атмосфера в машине Метте была далека от радостной. Они направлялись к замку на Куммельнэсе. Все трое размышляли каждый о своем.

Стилтон думал о раскрытии берегового дела. Как одно-единственное событие могло запустить такую мощную цепную реакцию. Два шведа встречаются на другом краю Земли, пьют вместе вино. Один рассказывает другому что-то, что вдруг дает объяснение чему-то, что оставалось для второго загадкой двадцать три года. Он едет в Швецию, чтобы отомстить за убийство возлюбленной. Находит свою бывшую пассию. Его убивают. Потом его находит Метте, которая замечает у него на левом бедре знакомое ей родимое пятно, одновременно с тем, как Оливия начинает раскапывать береговое дело.

Удивительно.

Позже Том стал думать о гораздо более трудных для него вещах. О том, что неизбежно должно вскоре случиться. Дома у Метте и Мортена. И как он с этим будет справляться.

Метте думала о своей охоте на Бертиля Магнуссона. Как она ошибалась. Но в любом случае он заказал убийство, и в этом была его вина. Его самоубийство брать на себя она не собиралась.

Оливия думала о Джеки Берглунд. Какое заблуждение! Если бы она не зациклилась на Джеки, Элвис был бы сейчас жив. Этот урок дорого ей обошелся.

— Должно быть, все было так.

Молчание нарушила Метте. Она чувствовала, что им нужно расслабиться. Скоро они окажутся дома. Туда ей не хотелось переносить атмосферу тишины и подавленных мыслей.

— Что?

— Люди, которые вломились к Еве Карлсен и ударили ее, наверняка были подосланы Бертилем Магнуссоном.

— Для чего?

— Чтобы найти запись. Наверняка Магнуссон проверил все отели и, как и мы, не найдя нигде Вента, вышел на его бывшую возлюбленную. Они же в то время общались, оба владели дачами на Нордкостере, и ему пришло в голову, что Вент мог спрятаться у нее вместе с записью.

— Звучит правдоподобно. — сказал Стилтон.

— А сережка? — спросила Оливия. — Как она попала в карман пальто Аделиты?

— Трудно сказать. — ответила Метте. — Возможно, когда они дрались, она и Ева.

— Да.

Метте остановилась у замка.

По пути к дому Метте позвонили. Она задержалась в саду. Звонил Оскар Мулин. Он только что был на встрече с Карин Гётблад, где они обсуждали одно имя из реестра Джеки Берглунд. Имя это они получили от Ольсетер.

— Что вы решили? — спросила Метте.

— Пока не высовываться.

— Почему? Потому что это Джеки Берглунд?

— Нет, потому что это помешает реорганизации.

— Оʼкей. Но вы проинформируете его?

— Да. Я этим займусь.

— Хорошо.

Метте убрала телефон. Она заметила, что Стилтон стоял в паре метров от нее и слышал разговор. Метте прошла мимо него, ничего не сказав, и поднялась по ступенькам.

Приобнявший Йолене Аббас открыл дверь. Девочка ласково обняла мать.

— А теперь пора и поесть! — заявила Метте.

Все преодолели вереницу комнат и вышли на просторную кухню. Там хлопотал Мортен, колдующий с различными ингредиентами для обещанного им летнего блюда. Спагетти «Карбонара» с лисичками.

Прочие члены клана были уже накормлены и разбрелись по особняку. Мортен объяснил им, что хозяйка дома нуждается в покое, а ее гости хотят спокойно пообедать. Тех, кто не хотел слушаться, должны были отправить к Эллен.

В доме было относительно тихо.

— Садитесь!

Мортен махнул рукой над накрытым столом, на котором было расставлено немало керамических изделий Метте. Некоторые из них представляли собой миски, другие — тарелки, третьи — что-то среднее. Возможно, кружки.

Они сели.

Метте разливала вино. Стилтон отказался. Теплый свет подсвечников отражался в бокалах остальных, когда бокалы сначала встречались в воздухе, а потом содержимое выпивалось. И бокалы снова оказывались на столе.

Это был долгий день для всех. И для Мортена тоже. Он провел немало времени за думами о том, что должно вскоре произойти и как он с этим справится. Он не был полностью уверен. События могли развиваться по-разному, и любой из возможных путей оказался бы трудным. Мортен пребывал в ожидании.

В таком же состоянии находились и остальные, за исключением Оливии. Она почувствовала, как первый глоток вина снял напряжение и по телу разлилось тепло. Она рассматривала сидевших за столом. Людей, которые еще недавно были для нее совсем чужими.

Стилтон — бездомный. С прошлым, которое она узнала лишь обрывочно. И обрывков этих не хватило на целый узор. Девушке очень хотелось получить полную картину, но все-таки… Она помнила, как он выглядел в первую их встречу в Наке. Тот Стилтон отличался от нынешнего. Помимо прочего — совершенно другим взглядом.

Мортен, мужчина с Керуаком. Детский психолог, который неожиданным для Оливии способом помог ей раскрыться. Как он это сделал?

Метте, его жена, которая напугала ее чуть ли не до смерти в первый раз, когда они встретились, и теперь по-прежнему держала дистанцию. Но проявляла уважение. В любом случае она впустила Оливию в свой кабинет и в свое расследование.

И, наконец, Аббас. Стройный мужчина со спрятанным на теле ножом и удивительным ароматом. Человек-кошка. Тот, кто подкрадывается с открытыми глазами. Кто он на самом деле?

Оливия глотнула еще вина. Тут она заметила это, вернее почувствовала. Напряженную атмосферу за столом. Никаких улыбок или коротких фраз, всех будто что-то сковывало.

— Что случилось? — вынуждена была задать вопрос Оливия, робко улыбаясь. — Почему вы молчите?

Сидящие за столом обменивались взглядами. От одного к другому Оливия пыталась следовать за ними, пока не остановилась на Стилтоне. Он жалел, что у него нет с собой таблеток.

— Помнишь, когда я спросил тебя, у тебя дома, на кухне, после того как фургон сгорел, почему ты выбрала именно береговое дело? — вдруг начал Том.

Вопрос удивил Оливию.

— Да.

— И ты ответила: потому что твой папа участвовал в расследовании.

— Да.

— Ты больше ни на что не обратила внимание?

— Нет… ну да, через какое-то время. Убийство произошло в тот же день, когда я родилась. Забавное совпадение.

— Это не совпадение.

— Что ты имеешь в виду? Что не совпадение?

Метте налила Оливии еще немного вина. Стилтон посмотрел на нее.

— Знаешь, что произошло, после того как Уве Гардман убежал домой с берега?

— Да, они… или что ты хочешь сказать? Сразу после?

— Как только он ворвался в дом и рассказал о том, что увидел, его родители бросились на берег и вызвали вертолет «Скорой помощи».

— Да, я знаю.

— Его мама была медсестрой. Когда они пришли, убийцы уже скрылись, но родители смогли достать женщину, Аделиту, из песка и воды. Она была без сознания, но сердце ее слабо билось. Мама Уве попыталась сделать ей искусственное дыхание, им удалось недолго поддерживать в ней жизнь, но она умерла через несколько минут после прибытия вертолета.

— Да?

— Однако ребенок все еще жил. Врач «Скорой» сделал срочное кесарево сечение и вытащил его, — сказал Стилтон.

— Что? Ребенок выжил?!

— Да.

— И что, почему вы не рассказали об этом? Что случилось с ребенком?

— Мы решили скрыть тот факт, что ребенок выжил, из соображений безопасности.

— Почему?

— Потому что мы ничего не знали о мотиве убийства. В худшем случае он мог заключаться в нерожденном ребенке, в том, что убить собирались именно его.

— А что вы сделали с ребенком?

Стилтон искал поддержки у Метте, но она смотрела в стол. Ему пришлось продолжать самому:

— Один из следователей взял ребенка на попечение на первое время. Мы думали, что установим личность убитой или отец даст о себе знать, но этого не случилось.

— И что было дальше?

— Следователь, который заботился о ребенке, решил усыновить его, они с женой не могли иметь детей. Мы с социальными службами посчитали это хорошим решением.

— Как звали следователя?

— Арне Рённинг.

Скорее всего, Оливия к тому моменту уже поняла, к чему клонит Стилтон, но ей нужно было это услышать. Непостижимую правду.

— Ребенком должна быть я? — спросила Оливия.

— Да.

— Я должна быть… что? Дочерью Аделиты Риверы и Нильса Вента?

— Да.

Мортен не спускал с Оливии глаз. Метте следила за ее движениями. Аббас немного выдвинул стул.

— Не может быть. — Оливия продолжала говорить сдержанно и тихо, по-прежнему не осознавая услышанное.

— К сожалению, — произнес Стилтон.

— К сожалению?

— Том имеет в виду, что, возможно, было бы лучше, если бы ты узнала об этом по-другому, при иных обстоятельствах. — Мортен пытался удержать Оливию в том состоянии, в котором она находилась.

Девушка посмотрела на Стилтона:

— Получается, ты знал об этом, еще когда мы встретились у того рынка?

— Да.

— Что я была ребенком в животе убитой женщины?

— Да.

— И ни слова не сказал.

— Я много раз пытался, но…

— А мама знает?

— Она не знает всех обстоятельств. Арне решил ей не рассказывать, — ответил Стилтон. — Не знаю, сказал ли он ей перед смертью.

Оливия отодвинула стул, встала и начала оглядывать сидевших. Взгляд остановился на Метте.

— Когда вы об этом узнали?

Тон ее голоса заметно повысился. Мортен почувствовал, что приближается развязка.

— Том рассказал несколько дней назад, — сказала Метте. — Он не знал, как поступить, говорить или нет. Он нуждался в помощи, он очень мучился…

— Он мучился.

— Да.

Оливия посмотрела на Стилтона и покачала головой. Потом она убежала. Аббас был готов и попытался остановить ее, но Оливия вырвалась. Стилтон хотел броситься за ней, но Мортен остановил его:

— Я все улажу.

И побежал за Оливией.

Он догнал ее уже на улице. Она сидела у забора, закрыв лицо руками. Мортен наклонился к ней. Оливия быстро встала и снова побежала. Мортен не отставал и опять догнал ее. В этот раз он взял девушку за руку, повернул к себе и крепко обнял. В его объятиях она в конце концов успокоилась. Слышны были только тихие всхлипывания у него на груди. Мортен осторожно поглаживал ее спину. Если бы она видела его глаза сейчас, то поняла бы, что переживает не одна.

Стилтон встал у окна в одной из комнат. Свет не горел, и, отодвинув занавеску в сторону, Том мог наблюдать за одинокой парой на дороге.

Метте подошла к нему и выглянула в окно.

— Думаешь, мы правильно поступили?

— Не знаю…

Стилтон опустил глаза. Он промотал в голове сотни вариантов с того дня, как она впервые остановила его и представилась Оливией Рённинг. Дочерью Арне. Но ни один из вариантов не казался подходящим. Постепенно он мучился все больше, в то время как становилось все труднее и труднее думать об этом. «Трус, — думал он. — Я был полным трусом. Я боялся. Я находил кучу отговорок, чтобы не говорить ей».

В конце концов он обратился к тем, кому больше всего доверял. Чтобы не проходить через это в одиночку. Или, по крайней мере, рассказать все в окружении людей, которые могли справиться с тем, с чем он справляться не умел. Таких, как Мортен.

— Теперь все сказано, — сказала Метте.

— Да.

— Бедная девочка. Но она, наверное, знала, что была приемной?

— Возможно. Понятия не имею.

Стилтон поднял глаза. «Больше говорить об этом нечего», — подумал Стилтон и посмотрел на Метте.

— Тот разговор в саду… речь шла о клиентах Джеки? — спросил он.

— Да.

— Кого ты нашла?

— Одного полицейского, помимо прочих.

— Руне Форса?

Метте ушла назад на кухню, ничего не ответив. «Если Том встанет на ноги, мы вместе займемся Джеки Берглунд и кругом ее клиентов, — решила она. — В будущем».

Стилтон посмотрел в пол и краем глаза увидел подошедшего Аббаса.

Оба развернулись и выглянули на улицу.

Мортен не отпускал Оливию из крепких объятий. Он стоял, наклонив к ней голову, его губы шевелились. Его слова остались между ними. Мортен знал, что для нее это было только начало, начало долгого путешествия. Грустного и болезненного. Этот путь ей придется пройти самой. Он будет рядом, если понадобится помощь, но путь будет целиком принадлежать ей.

Где-то по дороге, на заброшенной станции, ее встретит подаренный им котенок.

Эпилог

Стояла летняя ночь, ненастоящая, краткий миг между сумерками и рассветом, ночь, пронизанная волшебным светом, который так восхищает южан. Романтично, а для Оливии почти не заметно.

Она сидела среди дюн, в одиночестве, прижав подбородок к коленям. Она уже долго смотрела на бухту. Был отлив, оголивший большую часть берега, сегодня ночью наступит сизигия. Сидя на берегу, Оливия видела, как село теплое солнце и на сцену выплыла синеющая луна, холодная и безучастная.

В первый час Оливия была собранна и старалась мыслить рационально. Где конкретно вели Аделиту по берегу? Где лежало ее пальто? Как близко к воде они ее подвели? Где закопали? Там? Или тут? Это был способ переждать, оттянуть момент, который, она знала, наступит.

Потом девушка стала думать о своем биологическом отце. Нильс Вент. Он пришел сюда с чемоданом однажды ночью, подошел к воде и остановился. Он знал место, где произошло убийство? Знал, что его любимая утонула именно здесь? Наверняка знал, а иначе что бы он тут делал? Оливия поняла, что Нильс горевал по Аделите, что он искал это последнее пристанище, чтобы оплакать ее. Именно здесь.

А Оливия сидела за скалами и видела это. Видела этот взгляд.

Девушка глубоко вздохнула и вновь взглянула на море. Внутри нее смешивались разные чувства, которые она старалась сдерживать.

Домик. Он же пришел туда. Чтобы одолжить ее мобильник.

Оливия вдруг вспомнила его взгляд, как раз когда она появилась в дверях. Нильс слегка опешил, а в глазах появилось удивление. Как будто он увидел то, что не ожидал увидеть. Не Аделиту ли он увидел в ней? Мелькнувшую на долю секунды?

Потом наступил второй, а затем и третий час, когда уже невозможно было сдерживать эмоции с помощью собранности и рациональности. Тогда Оливия вся превратилась в ребенка внутри себя.

Продолжалось это долго. Пока не иссякли слезы и она снова не обрела способность смотреть на воду и размышлять. «Я родилась на этом берегу, — думала она. — Меня вырезали из живота утонувшей матери, в лунную ночь сизигии, такую, как сегодня. На этом месте».

Оливия уткнулась лицом в колени.

В таком положении он увидел ее, издалека. Он стоял за скалами, на том же месте, что и в ту ночь. Он видел, как она несколько часов назад прошла мимо дома и не вернулась. Сейчас она сидела на корточках, почти там же, где стояли убийцы в ту ночь.

Шум моря снова донесся до его ушей.

Оливия не заметила, как он подошел, пока он не сел рядом с ней на корточки и не замер. Она немного повернула голову и поймала его взгляд. Мальчик, который все видел. Мужчина с выгоревшими на солнце волосами. Оливия посмотрела вдаль. «С моим папой он разговаривал в Коста-Рике, — думала она, — и стал свидетелем убийства моей мамы. И ничего не знал об этом. Когда-нибудь я ему расскажу».

Оба устремили взгляд к морю. В сторону влажного широкого берега, освещенного лунным светом. По песку туда-сюда сновали маленькие блестящие крабы, похожие на сверкающие блики в серебряно-голубом свете. Между дюнами сверкали струйки воды. Багрянки еще крепче цеплялись за камни.

Когда начался прилив, они покинули берег.

Благодарности

За предоставление ценной информации хотим поблагодарить сержанта полиции Ульрику Енгстрём, офицера Управления Андерса Клаессона и главного редактора газеты «Ситуашун Стокгольм» Ульфа Стольта.

За внимательное и аналитическое чтение благодарим Камиллу Альгрен и Эстрид Бенгтсдоттер.

За особенный энтузиазм с самых первых секунд благодарим Лену Шернстрём из «Grand Agency», а также Сусанну Романус и Петера Карлссона, издателя и редактора издательства «Norstedts».

Примечания

1

Корнелис Вресвик (1937–1987) — шведский исполнитель авторской песни, бард, поэт, актер.

(обратно)

2

Самая северная провинция Швеции.

(обратно)

3

Культовый роман-антиутопия Энтони Бёрджесса.

(обратно)

4

Бу (шв. Во) — распространенное шведское имя. Att bo fast — иметь постоянное место жительства.

(обратно)

5

Знаменитый шведский грабитель (1925–1978).

(обратно)

6

Персонаж книг Астрид Линдгрен.

(обратно)

7

Королевский драматический театр — шведский национальный театр в Стокгольме.

(обратно)

8

Маргарета Крук (1925–2001) — шведская актриса театра и кино.

(обратно)

9

«Подглядывающий» — британский психологический триллер (1960) Майкла Пауэлла о серийном убийце-маньяке, убивающем своих жертв при помощи кинокамеры и одновременно снимающем процесс на пленку.

(обратно)

10

Хайле Селассие I (1892–1975, до коронации — рас Тэфэри Мэконнын), последний император Эфиопии, происходивший из легендарной династии потомков царя Соломона. Культовая персона в религиозном движении растафарианства и связанной с ним музыке регги.

(обратно)

11

Не за что (исп.).

(обратно)

12

Эдвард Хоппер (1882–1967) — американский художник-урбанист.

(обратно)

13

Убийство чести — убийство члена семьи, чаще всего женского пола, совершенное родственниками за навлечение на семью «бесчестия».

(обратно)

14

Социал-демократическая концепция, элемент шведского государства всеобщего благоденствия.

(обратно)

15

Крупнейшая шведская лотерея, использующая в розыгрыше номера с почтовым кодом.

(обратно)

16

Традиционная норвежская кофта. Иногда так называют и самих норвежцев.

(обратно)

17

«Великолепная пятерка» — серия детских детективных книг английской писательницы Энид Блайтон.

(обратно)

18

Улоф Пальме (1927–1986) — знаменитый шведский политик и лидер социал-демократической партии, дважды премьер-министр Швеции. Был застрелен неизвестным убийцей на улице в центре Стокгольма.

(обратно)

19

Частный детектив, персонаж книг Оке Холмберга.

(обратно)

20

Том Уэйтс (р. 1949) — американский певец и автор песен, композитор, актер.

(обратно)

21

Счастливый конец (англ.).

(обратно)

22

Быстро (нем.).

(обратно)

23

Имеется в виду футболист Златан Ибрагимович (р. 1981), нападающий сборной Швеции и ряда известных европейских клубов.

(обратно)

24

Дети-бойцы (англ.).

(обратно)

25

Катаринахиссен, лифт Катарины — подъемник со смотровой площадкой в стокгольмском районе Сёдермальм, одна из достопримечательностей шведской столицы.

(обратно)

26

Серая крыса; букв. крыса норвежская (лат.).

(обратно)

27

Героиня знаменитой детективной серии Стига Ларссона.

(обратно)

28

Лэн — административная единица Швеции.

(обратно)

29

Возвращение печального ангела (англ.).

(обратно)

30

Один из лучших футболистов Швеции.

(обратно)

31

«Бар хороших впечатлений» (англ.). «Good vibrations» — знаменитая песня американской группы «Бич Бойз».

(обратно)

32

«Зеркало в зеркале» (нем.).

(обратно)

33

Хоум-ран — удар в бейсболе, когда нападающий выбивает мяч за пределы поля; таким образом, все находящиеся на базах игроки нападения набирают очки.

(обратно)

34

Берроуз, Уильям Сьюард (1914–1997) — американский писатель и эссеист, один из ключевых американских авторов второй половины XX века; считается важнейшим представителем поколения битников.

(обратно)

Оглавление

Конец лета 1987 года

Лето 2011 года

Эпилог

Благодарности

*** Примечания ***