Гори, ведьма, гори! [Абрахам Грэйс Меррит] (fb2) читать постранично, страница - 3

охранять вас и ваших помощников, если то, что я подозреваю – правда. Но они будут в комнате днем и ночью. Если Питерса переведут, они будут сопровождать его.

– Хорошо, я устрою это,– сказал я.

Я послал санитара, и он вернулся с одним из стражей. Рикори пошептался с ним, и он вышел. Немного погодя, оба стража вернулись вместе. За это время я объяснил ситуацию дежурному врачу. Оба стража были хорошо одеты, вежливы, со сжатыми губами и холодными внимательными глазами. Один из них взглянул на Питерса.

– Иисусе! – пробормотал он.

Комната была угловой, с двумя окнами: одно на бульвар, другое – на боковую улицу. Дверь вела в залу. Ванная была темная, без окон. Рикори и его телохранители детально осмотрели комнату. Рикори потушил свет, все трое подошли к окнам и внимательно осмотрели улицу напротив госпиталя, где располагалась церковь.

– Эту сторону наблюдать,– сказал Рикори и указал на церковь. – Можно включить свет.

Он подошел к двери, потом вернулся.

– У меня много врагов, доктор, а Питерс был моей правой рукой. Если один из этих врагов убил его, он сделал это, чтобы ослабить меня. Я смотрю на Питерса и впервые в жизни я, Рикори, боюсь. Я не хочу быть следующим, не хочу смотреть в ад!

Я недовольно заворчал.

Он снова подошел к двери и снова остановился.

– Есть еще одна вещь, доктор. Если кто-нибудь позвонит по телефону и спросит о здоровье Питерса, пусть подойдут мои люди. Если кто-нибудь придет и будет спрашивать, впустите его, но если их будет несколько, впустите только одного. Если кто-нибудь будет уверять, что он его родственник, пусть его расспросят мои люди.

Он сжал мою руку и вышел. На пороге его ждала другая пара телохранителей. Они пошли – один впереди, другой сзади него. Я заметил, что выходя, Рикори энергично перекрестился.

Я закрыл двери и вернулся в комнату. Я посмотрел на Питерса и… если бы я был религиозен, я бы тоже перекрестился. Выражение лица Питерса переменилось. Ужас исчез. Он по-прежнему смотрел как бы сквозь меня и внутри себя, но с выражением какого-то злого ожидания, такого злого, что я невольно оглянулся. В комнате никого не было. Один из парней Рикори сидел у окна в тени, наблюдая за парапетом церковной крыши, другой неподвижно сидел у дверей.

Брейл и сестра Уолтерс стояли по другую сторону кровати. Их глаза не могли оторваться от лица Питерса. Затем Брейл повернул голову и осмотрел комнату, как это сделал только что я.

Вдруг глаза Питерса стали сознательными, они увидели нас, увидели комнату. Они заблестели какой-то необычайной радостью. Радостью не маниакальной, а дьявольской. Это был взгляд дьявола, надолго исключенного из любимого ада и возвращенного туда. Затем это выражение исчезло и вернулось прежнее – ужаса и страха. Я невольно с облегчением вздохнул, как будто из комнаты исчез кто-то злобный. Сестра дрожала. Брейл спросил напряженно:

– Как насчет еще одной инъекции?

– Нет,– ответил я. – Понаблюдайте за ним без наркотиков. Я пойду в лабораторию.

В лаборатории Хоскинс продолжал возиться с пробирками.

– Ничего не нашел. Прекрасное здоровье. Правда, я не все еще закончил.

Я кивнул, предчувствуя, что и остальные анализы ничего не дадут. И я потрясен случившимся больше, чем мне хотелось бы сознаться. Меня давило ощущение какого-то кошмара. Чтобы успокоиться, я взял микроскоп и стал рассматривать мазки крови Питерса, не ожидая, впрочем, ничего интересного. Но на четвертом мазке я наткнулся на что-то необычайное. При повороте стекла появился белый шарик. Простой белый шарик, но внутри него наблюдалась фосфоресценция, он сиял, как маленький фонарик! Сначала я подумал, что это действие света, но свечение не исчезало. Я подозвал Хоскинса, он внимательно посмотрел в микроскоп, вздрогнул и покрутил винтами.

– Что вы видите, Хоскинс?

– Лейкоцит, внутри которого фосфоресцирует какой-то шарик,– ответил он. – Его свет с изменением освещения не меняется. В остальном – обычный лейкоцит.

– Но это невозможно,– сказал я.

– Конечно,– согласился он. – Однако, он тут.

Я отделил лейкоцит и дотронулся до него иглой. И тут он как бы взорвался. Шарик фосфоресценции уплотнился, и что-то вроде миниатюрного языка пламени пробежало по препарату. И все: фосфоресценция исчезла. Мы начали изучать препарат за препаратом. Еще дважды мы нашли маленькие сияющие шарики, и каждый раз результат прикосновения был тот же. Зазвонил телефон. Хоскинс ответил.

– Это Брейл. Он просит вас побыстрее наверх.

Я поспешил наверх. Войдя, я увидел сестру с лицом белее мела и с закрытыми глазами. Брейл наклонился над пациентом со стетоскопом. Я взглянул на Питерса и снова почувствовал ужас. На его лице опять было выражение дьявольской радости, но оно держалось не дольше нескольких минут.

Брейл сказал мне сквозь сжатые зубы:

– Сердце остановилось три минуты назад! Он должен быть мертвым, но послушайте…

Тело Питерса выпрямилось. Низкий нечеловеческий звук смеха сорвался с его губ. Человек у окна вскочил, стул его с шумом упал. Смех