Новая Европа Скотт-Кинга [Ивлин Во] (fb2) читать постранично

- Новая Европа Скотт-Кинга (пер. Раиса Ефимовна Облонская, ...) (и.с. Книги карманного формата-23) 541 Кб, 127с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Ивлин Во

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Ивлин Во

Новая Европа Скотт-Кинга (Повесть)

К 1946 году минуло уже больше двадцати лет, как Скотт-Кинг начал преподавать в Гранчестере латынь и греческий. Он и сам был выпускником Гранчестерской школы, а вернулся сюда сразу после университета, не сумев получить аспирантской стипендии. Так он и просидел все эти годы, лысея помаленьку и полнея помаленьку, многим поколениям мальчишек известный сперва под кличкой Скотти, а в более поздние годы, едва, впрочем, достигнув среднего возраста, под кличкой Старина Скотта; он был в некотором роде школьной достопримечательностью, а его отчетливо произносимые и слегка гнусавые жалобы на современный упадок нравов служили неизменным предметом пародий и насмешек среди школьников.

Гранчестерская школа не самая знаменитая из частных школ Англии, однако она все еще является или, как утверждает Скотт-Кинг, некогда являлась заведением вполне респектабельным; школа ежегодно принимает участие в весьма престижном крикетном матче; среди выпускников ее можно насчитать несколько знаменитостей, которые, рассказывая о себе, сообщают, как правило, без стыдливых оговорок: «Учился я в Гранчестере…» — тогда как выпускники более скромных школ склонны выражаться так: «Мне, собственно, довелось закончить некое заведение, называвшееся… Дело в том, что отец мой в те времена…»

В ту пору, когда Скотт-Кинг был школьником, и чуть позднее, когда он вернулся сюда преподавателем, в школе существовало два почти равноценных отделения — классическое и современное, а также незначительная и ничего не значащая группка учеников, называемая «армейский класс». Теперь все изменилось, и из 450 учеников едва ли полсотни умели читать по-гречески. Скотт-Кинг был свидетелем того, как один за другим уходили из школы его коллеги-латинисты, одни — в сельские приходы, другие — в Британский совет и Би-би-си, а на их место приходили преподаватели физики и экономики из провинциальных университетов. И вот теперь, вместо того чтоб наслаждаться высокоинтеллектуальным уровнем выпускного классического класса, Скотт-Кинг вынужден был по нескольку раз в неделю снисходить до младшеклассников и вдалбливать им в головы Ксенофонта и Саллюстия. Однако Скотт-Кинг не роптал. Напротив, он находил своеобразное удовольствие, созерцая торжество варварства, и явно наслаждался этим умалением своей роли, ибо принадлежал к тому, в Новом Свете совершенно неизвестному, однако широко распространенному в Европе типу людей, которых собственные неудачи и безвестность просто завораживают.

Эпитеты «захудалый» и «безвестный» как нельзя более подходили к Скотт-Кингу, и поначалу именно это ощущение кровного родства, истинного братства в безвестности побудило Скотт-Кинга к изучению трудов поэта Беллориуса.

Ибо вряд ли кто был безвестнее, чем Беллориус, — разве что сам Скотт-Кинг. Скончавшись в 1646 году в бедности и как будто даже в опале в своем родном городе, принадлежавшем в те времена счастливой империи Габсбургов, а ныне беспокойному современному государству Нейтралии[1], Беллориус оставил после себя единственный том, вмещающий все труды его жизни, — поэму в полторы тысячи строк, написанную латинским гекзаметром. При жизни Беллориуса публикация ее вызвала лишь недовольство двора и привела к лишению его пенсии. После же смерти автора поэма была совершенно забыта, о ней никто не вспоминал по крайней мере до середины прошлого столетия, когда она была перепечатана в Германии в каком-то сборнике текстов позднего Возрождения. Именно в этом издании прочел ее Скотт-Кинг, проводивший каникулы на берегах Рейна, и сердце его немедленно отозвалось на родственную близость. Поэма была непоправимо скучна и повествовала о посещении какого-то воображаемого острова Нового Света, где в первобытной простоте, не оскверненной ни тиранией, ни догмой, живет некое добродетельное, непорочное и разумное сообщество людей. Мелодия и ритм строк были строго выдержаны, их оживляли удачные обороты речи; Скотт-Кинг читал стихи на борту речного теплохода, а мимо неспешно проплывали и виноградники, и башня, и скала, и терраса, и парк. Чем могли они вызвать недовольство, эти стихи — каким намеренным или непреднамеренным уколом сатиры, вконец притупившей ныне свое острие, какими опасными рассуждениями, — все это ныне уже неясно. Тот факт, что стихи оказались напрочь забытыми, без труда поймет всякий, кто знаком с нейтральской историей.

И буде мы собираемся следовать дальше за нашим героем Скотт-Кингом, следует и нам хотя бы отчасти познакомиться с этой историей. Опустим детали и отметим тот факт, что на протяжении трех столетий, которые протекли со смерти Беллориуса, страна эта изведала все хвори, каким может быть подвержен политический организм. Династические войны, иноземные вторжения, борьба за право наследования, мятежи в колониях, эндемический сифилис, истощенье земель, масонские интриги, революции,