По берегам Каспия. От Апшерона до Терека (с 25 фотографиями и картой) [Андрей Алексеевич Клыков] (fb2) читать постранично, страница - 3

class="book">— Мелко, — отвечает возница и едет дальше.

Лошади медленно передвигают ноги. Прикидываю в уме ширину речки — метров семь-восемь, не больше, глубина — курица в брод перейдет. А мы едем и, видимо, об’езжаем что-то или ищем «броду».

Следы колес вблизи глубокие, резкие, а дальше все мельче и совсем заплыли от ила. Скучно и холодно. Вот и море! Лошади шагом поворачивают налево, и мы по подводной дельте переезжаем речку.

Горец, сидевший молчаливо и спокойно, вдруг зачмокал губами, замахал кнутом и погнал лошадей. Колеса то скрывались под слоем песка, нанесенного морем, то снова показывались наружу. Моментами казалось, что мы проваливаемся. Кое-как лошади выскочили на другой берег. Их ноги выше колен и колеса линейки были покрыты вязким, серым илом.

— Тот весна этот места один алоша (лошадь) и арба кончал^[8], — обернувшись ко мне, сообщил горец. — Тихо езда нельзя — тянет, — и он ткнул кнутом в землю.

— Засасывает, — подтвердил я.

Горец закивал головой.

Лошади стояли, опустив головы, и только бока у них то раздувались, то опадали.

По спине и крупу тонкими струйками катился пот.

— О… ош! — закричал возница. Мы под’езжали к промыслу. Навстречу неслись желтые и серые псы. Хриплыми, угрожающими голосами они встретили нас, но, видимо, узнав экипаж и лошадей, отстали и занялись своими делами.

Несколько зданий стояли на песчаном пригорке.

Несколько зданий, неподалеку друг от друга, сгрудились на песчаном пригорке, — это был рыбный промысел.

На берегу стоял ворот — колесо на толстой балке с просунутыми жердями-водилами, от которого бежал в море аркан, натянутый, как струна. Человек двадцать горцев работали воротом, и слышно было, как скрипело колесо. К нам подошли.

Один в высоких сапогах и папахе, а другой в шляпе и длинном, вроде халата, пальто.

Мы поздоровались.

— Я с вами до Дербента, — сообщил доктор, садясь на линейку.

— Как селедка? — махнул я рукой на неводник^[9], где сидели весельщики, а на корму набирался верным кружевом невод.

— Какая рыба! Только себя мучаем, — ответил промысловый. — Холод такой. Сельдь любит теплую воду, а сейчас на глуби вода теплее. Чорт ее затащит к берегу!

На берегу стоял ворот.

Он положил пакет, который ему дал мой горец, в карман и пошел к неводу.

— Едем! — скомандовал доктор.

Мы сидим на горе, над Дербентом. Внизу под нами город, за ним линия железной дороги. До нее, ближе к нам, камни и город, а за ней берег и Каспий.

… Неводник, где сидели весельщики, а на корму набирался невод…

Над нами голубое небо с длинными вдоль горизонта белыми облаками.

— Дербент боится дождя, а не пожара, — говорит доктор, сталкивая палочкой камешки, которые быстро катятся под гору.

Весь из глины и камня и таким был с самого основания его персами еще в V веке, — рассказывает он. — Здесь проходили полчища Тамерлана на битву с ордами Тохтамыша. Посмотрите, вон самое узкое место прохода, — там с давних пор было укрепление, и когда гуннам понадобилось проникнуть в Закавказье, им пришлось брать приступом эту крепость. Кто только ни сражался под стенами этого города! Хозары, Сассаниды, арабы, войска Александра Македонского, персы, турки и русские! — доктор обернулся ко мне.

— Вспомните, еще Федор Иоаннович вел переговоры с персидским шахом Эмиром об уступке Дербента за союз против турок! При Петре I, во время персидского похода, не мало русских солдат полегло здесь при захвате крепости. А взгляните сюда, — он указал на отгороженное место, недалеко от города, — это бывшее мусульманское кладбище; на нем погребены вожди первого отряда арабов, который пришел в Дагестан не только с «огнем и мечом», но и с исламом. Эта религия была водворена здесь надолго среди татарских племен. И все это потому, что только здесь, от древних времен и до настоящего времени, — доктор показал палкой на мчащийся поезд, — происходило постоянное движение народов.

Серые кубики домов, глиняные заборы и полуразрушенные стены города начинают приобретать в моих глазах новое значение, растет уважение к развалинам укрепления и камням крепостных стен.

Когда мы, спустившись с горы, идем по широкой улице мимо консервного завода, доктор продолжает:

— А перед войной город жил селедкой. Эта была сплошная сельдяная биржа. Вся жизнь равнялась по пузанку! Честное слово! Город имел сам рыболовные воды и сдавал их в аренду. Сюда весной на полтора-два месяца с’езжалась вся торгующая рыбой Украина, Донская область и