Синий сапфир. Любовь через все времена. [Керстин Гир] (fb2) читать онлайн

Керстин Гир

Синий сапфир. Любовь через все времена.

Роман

Пролог

Лондон, 14 мая 1602 года

В переулках Саутворка было темно и пустынно. В воздухе висел запах водорослей, нечистот и тухлой рыбы. Он непроизвольно сжал её руку и потянул её дальше.

– Лучше бы мы снова пошли вдоль реки. В этих переулках легко заблудиться, – прошептал он.

– И за каждым углом подстерегает вор и убийца, – довольно ответила она. – Замечательно, да? Это в тысячу раз лучше, чем сидеть в душных стенах и делать домашнее задание! – Она подхватила тяжёлые юбки и побежала вперёд.

Он невольно улыбнулся. Способность Люси в любое время и в любой ситуации видеть что-то положительное была уникальной. Даже золотая эпоха Англии, которая в настоящий момент совершенно не оправдывала своё название и выглядела довольно мрачно, её не пугала – скорее наоборот.

– Жалко, что у нас каждый раз не больше трёх часов времени, – сказала она, когда он её догнал. – «Гамлет» понравился бы мне больше, если бы нам не пришлось смотреть его с продолжениями. – Она ловко обошла мерзкую на вид лужу грязи – во всяком случае, он надеялся, что это грязь. Затем она сделала несколько резвых танцевальных па и повернулась вокруг своей оси. – «Так всех нас в трусов превращает мысль»… Разве это было не великолепно?

Он кивнул. Ему пришлось сдерживать себя, чтобы не улыбнуться. В присутствии Люси он часто так делал. Если бы он не следил за собой, то выглядел бы полным идиотом!

Они были на пути к Лондонскому мосту – мост Саутворка, который было бы удобнее использовать, глупым образом ещё не был построен. Но им надо было торопиться - если они не хотели, чтобы их тайная вылазка в XVII век была замечена.

Боже, что бы он только не отдал за то, чтобы снять этот жёсткий белый воротник! Он чувствовал себя, как собака после операции.

Люси завернула за угол по направлению к реке. Мыслями она всё ещё была с Шекспиром.

– Сколько, кстати, ты дал тому человеку, что пропустил нас в театр «Глобус», Пол?

– Четыре тяжёлые монеты – без понятия, сколько они стоят. – Он засмеялся. – Наверное, его годовой заработок или что-то в этом роде.

– Во всяком случае, это помогло. Места были супер.

Они добежали до Лондонского моста. Как и по дороге сюда, Люси остановилась и хотела опять высказаться по поводу домов, которыми был застроен мост, но он потянул её дальше.

– Ты же помнишь, что сказал мистер Джордж: кто долго стоит под окном, того обольют из ночного горшка, – напомнил он. – Кроме того, ты привлекаешь внимание!

– Даже не заметно, что стоишь на мосту – выглядит как обычная улица. О, посмотри, пробка! Уже пора начинать строить другие мосты.

На мосту, в отличие от переулков, было много народу, но повозки, паланкины и кареты, едущие на противоположный берег Темзы, не продвигались вперёд ни на ярд. Далеко впереди были слышны голоса, проклятия и лошадиное ржание, но причина затора не просматривалась. Из окна кареты, остановившейся рядом с ними, выглянул мужчина в чёрной шляпе. Его жёсткий кружевной воротник согнулся ему до уха.

– Есть ли другая дорога через эту смрадную реку? – крикнул он своему кучеру по-французски.

Кучер ответил, что нет.

– А даже если бы и была, то мы не сможем повернуть, мы застряли! Я пойду вперёд и посмотрю, что там делается. Наверняка мы скоро поедем, сэр.

Мужчина с шумом втянул голову, воротник и шляпу назад в карету, а кучер спрыгнул с облучка и стал прокладывать себе дорогу сквозь толчею.

– Ты слышал, Пол? Это французы! – восхищённо прошептала Люси. – Туристы!

– Да! Здорово, конечно. Но нам надо вперёд, у нас не так много времени. – Он вроде бы где-то читал, что этот мост в своё время будет разрушен и построен заново пятнадцатью метрами дальше. Не очень хорошее место для прыжка во времени.

Они пошли за французским кучером, но впереди люди и повозки стояли так плотно, что пройти было невозможно.

– Я слышала, там загорелась телега, на которой везли бочки с маслом, – сказала какая-то женщина, не обращаясь ни к кому конкретно. – Если они недосмотрят, то подожгут весь мост.

– Но не сегодня, насколько я знаю, – пробормотал Пол и схватил Люси за руку. – Пойдём, мы вернёмся назад и будем ждать прыжка на той стороне реки.

– Ты пароль помнишь? На тот случай, если мы не успеем.

– Что-то про кутту и лаву.

– Gutta cavat lapidem, глупый. – Хихикая, она подняла к нему лицо. Её голубые глаза сверкали от радости, и у него в голове внезапно всплыли слова его брата Фалька, когда он спросил его о подходящем моменте. «Я бы не стал долго тянуть. Я просто бы сделал это. Тогда она влепит тебе затрещину, и ты будешь знать ответ».

Конечно, Фальк хотел знать, о ком идёт речь, но у Пола не было ни малейшего желания вступать в дискуссии, начинающиеся словами «Ты же знаешь, отношения между де Вильерсами и Монтрозами должны быть исключительно деловыми!» и заканчивающиеся «Кроме того, девушки Монтрозов все козы и со временем превращаются в драконш, как леди Ариста».

Какие такие козы! Может, это верно насчёт других девушек Монтрозов – но никак не насчёт Люси!

Люси – которой он удивлялся каждый день, которой он доверял то, что не доверил бы никому другому, Люси, с которой буквально –

Он сделал глубокий вдох.

– Почему ты остановился? – спросила Люси, но он уже наклонился к ней и прижался губами к её губам. Секунды три он боялся, что она его оттолкнёт, но потом она преодолела своё удивление и ответила на поцелуй – сначала робко, а потом всё более настойчиво.

Собственно, здесь был не самый подходящий момент, и, собственно, они ужасно торопились, потому что в любую секунду могли переместиться, и, собственно…

Пол забыл, в чём состояло третье «собственно». Сейчас была важна только она.

Но потом его взгляд упал на фигуру в тёмном капюшоне, и он испуганно отшатнулся.

Какой-то момент Люси непонимающе смотрела на него, затем покраснела и уставилась на свои ноги.

– Извини, – смущённо пробормотала она. – Ларри Колмен тоже сказал, что когда я целуюсь, то у него такое чувство, что к его лицу прижимают горсть недозрелого крыжовника.

– Крыжовника? – Он потряс головой. – И кто такой, чёрт побери, Ларри Колмен?

Теперь она смутилась окончательно, и он не мог её в этом винить. Ему надо было как-то привести в порядок хаос в своей голове. Он потянул Люси подальше от света факелов, взял её за плечи и посмотрел ей в глаза.

– Окей, Люси. Первое: твой поцелуй… он на вкус как земляника. Второе: когда я найду этого Ларри Колмена, я ему врежу по носу. Третье: запомни хорошенько, на чём мы остановились. Но сейчас у нас есть крохотная проблема…

Он молча указал на высокого мужчину, который небрежно вышел из тени одной из повозок и наклонился к окну французской кареты.

Глаза Люси расширились от испуга.

– Добрый вечер, барон, – сказал мужчина. Он тоже говорил по-французски, и при звуке его голоса рука Люси вцепилась в локоть Пола. – Как приятно Вас видеть. Вы проделали долгий путь из Фландрии. – Он откинул капюшон.

Из глубин кареты донёсся удивлённый возглас.

– Фальшивый маркиз! Что Вы тут делаете? Как это возможно?

– Я бы тоже хотела это знать, – прошептала Люси.

– Разве так приветствуют собственного потомка? – довольно ответил высокий. – Я, в конце концов, внук внука Вашего внука, и хотя меня иногда именуют человеком без имени, у меня оно тем не менее имеется. Могу я присоединиться к Вам в карете? Стоять тут не особенно удобно, а этот мост ещё долгое время будет забит. – Не дожидаясь ответа и не оглянувшись, он открыл дверцу и забрался в карету.

Люси оттянула Пола ещё на пару шагов в сторону, подальше от света факелов.

– Это действительно он! Только намного моложе. Что нам теперь делать?

– Ничего, – прошептал в ответ Пол. – Мы никак не можем подойти и сказать ему «Привет!». Мы вообще не должны тут находиться.

– Но почему он здесь?

– Дурацкое совпадение. Он не должен нас видеть. Пойдём, нам надо на берег.

Но никто из них не тронулся с места. Они оба как зачарованные уставились на тёмное окно кареты – ещё более зачарованно, чем на сцену театра «Глобус».

– При нашей последней встрече я Вам ясно дал понять, за кого я Вас принимаю, – донёсся из кареты голос французского барона.

– Да, дали! – От тихого смеха визитёра у Пола мурашки пошли по коже, хотя он не мог объяснить, почему.

– Моё решение твёрдое! – Голос барона слегка дрожал. – Я передам этот дьяволов аппарат альянсу, какие бы коварные методы Вы ни применили, чтобы воспрепятствовать мне. Я знаю, что Вы связаны с сатаной.

– Что он имеет ввиду? – прошептала Люси.

Пол лишь покачал головой.

Снова прозвучал тихий смех.

– Мой узколобый, сбитый с толку предок! Насколько более лёгкой была бы Ваша – и моя! – жизнь, если бы Вы примкнули ко мне, а не к Вашему епископу или к этим жалким фанатикам из Альянса. Если бы вы использовали Ваш разум, а не чётки. Если бы Вы осознали, что Вы часть чего-то большего, а не того, что Вам проповедует Ваш священник…

Ответом барона было, казалось, «Отче наш», Люси и Пол слышали его тихое бормотание.

– Аминь! – со вздохом сказал визитёр. – Итак, это Ваше последнее слово в этом деле?

– Вы воплощение сатаны! – сказал барон. – Покиньте мою карету и не показывайтесь мне больше на глаза!

– Всё, как вы хотите. Только ещё одна мелочь. Я до сих пор Вам не говорил, чтобы зря не волновать Вас, но на Вашей могиле, которую я видел собственными глазами, стоит дата смерти 14 мая 1602 года.

– Но это же… – сказал барон.

– …сегодня, верно. И полночь уже близко.

Барон ответил клёкотом.

– Что он там делает? – прошептала Люси.

– Нарушает свои собственные законы. – Мурашки на коже у Пола переместились на затылок. – Он говорит о том, что… – Он замолчал, потому что в животе возникло знакомое ощущение.

– Мой кучер сейчас вернётся, – в голосе барона прозвучал неприкрытый страх.

– Да, я уверен, – с ленивой интонацией ответил визитёр. – Поэтому я тоже потороплюсь.

Люси прижала руки к животу.

– Пол!

– Знаю, я тоже чувствую. Чёртово дерьмо!.. Нам надо бежать, если мы не хотим упасть в реку. – Он схватил её за руку и потянул вперёд, стараясь не поворачиваться лицом к карете.

– Собственно говоря, Вы умерли на родине, от осложнений после инфлюэнцы, – слышался из кареты голос гостя. – Но поскольку визиты, которые я Вам наносил, привели к тому, что Вы сейчас в Лондоне и пышете здоровьем, то что-то явно пошло не так. Поэтому я, как человек ответственный, чувствую себя обязанным немного помочь смерти.

Пол был занят своими ощущениями и подсчётами, сколько метров осталось до берега, но когда до его сознания дошло значение этих слов, он остановился.

Люси ткнула его в бок.

– Беги! – прошипела она, сама переходя на бег. – У нас всего пара секунд!

Он на ватных ногах ускорил ход, и пока он бежал к берегу, который уже расплывался перед его глазами, из глубины кареты донёсся ужасный, тихий крик, сопровождаемый предсмертным хрипом «Дьявол!» – а потом наступила полная тишина.

Из Анналов Стражей, 18 декабря 1992 года.

Сегодня в 15 часов Люси и Пол отправились на элапсирование в 1948 год. Они вернулись в 19 часов, приземлившись на клумбе с розами под окнами Драконьего зала в совершенно мокрых костюмах XVII века. Они выглядели растерянными и несли какую-то чушь, поэтому я вопреки их желанию известил лорда Монтроза и Фалька де Вильерса. История, однако, объяснилась очень просто. Лорд Монтроз точно вспомнил о костюмированном садовом празднике в 1948 году, в ходе которого некоторые гости, в том числе Люси и Пол, после употребления избыточного количества спиртных напитков оказались в бассейне с золотыми рыбками. Лорд Монтроз взял на себя ответственность за этот случай и пообещал возместить повреждённые экземпляры роз «Фердинанд Рикар» и «Миссис Джон Лэнг».

Люси и Пол были строго предупреждены о необходимости воздерживаться от алкоголя, всё равно в какое время.

Отчёт – Дж. Монтжой, адепт 2 степени.

1

– Господа, это церковь! Здесь не целуются!

От внезапного испуга я широко открыла глаза и непроизвольно отшатнулась, ожидая увидеть устремившегося ко мне старомодного священника в развевающейся сутане, готового обрушить на нас возмущённые речи. Но нашему поцелую помешал не священник. Это был вообще не человек. Это был маленький призрак водосточной фигурки, сидевший на скамье рядом с исповедальней. Он таращился на меня так же ошеломлённо, как и я на него.

Хотя это было довольно затруднительно. Потому что моё теперешнее состояние вряд ли соответствовало слову «ошеломление». У меня, откровенно говоря, наблюдался основательный ментально-технический коллапс мышления.

Всё началось с этого поцелуя.

Гидеон де Вильерс поцеловал меня, Гвендолин Шеферд.

Конечно, я могла бы спросить себя, что это ему вдруг пришло в голову – в исповедальне одной из церквей Белгравии в 1912 году, сразу же после нашего головокружительного бегства, при котором моё длинное, узкое платье со смешным матросским воротником буквально путалось у меня под ногами.

Я могла бы сравнить этот поцелуй с полученными ранее и проанализировать, почему Гидеон умеет целоваться намного лучше других.

Ещё я могла подумать о том, что нас разделяет стенка исповедальни с проделанным в ней окошком, сквозь которое Гидеон просунул руки и голову, и что это вряд ли можно назвать идеальными условиями для поцелуя, тем более что в моей жизни и так накопилось много хаоса – после того как я три дня назад узнала об унаследованном мною гене путешествия во времени.

Но на самом деле я вообще ни о чём не могла думать, кроме «Ох», «Хммм» и «Ещё!».

Поэтому я практически пропустила тот момент, когда у меня в животе закрутилась карусель. И только сейчас, когда водосточный призрак, подбоченившись, таращился на меня со своей скамьи, только сейчас, когда бархатно-зелёный полог исповедальни превратился в грязно-коричневый, я осознала, что мы успели перескочить из прошлого в настоящее.

– Вот дерьмо! – Гидеон откинулся на свою сторону исповедальни и стал растирать затылок.

Дерьмо? Это слово сбросило меня с небес на землю, и я забыла о водосточном призраке.

– Так плохо оно всё же не было, – заметила я, стараясь придать своему голосу как можно больше небрежности. К сожалению, у меня немного сбилось дыхание, и это снизило эффект от моих слов. Я не могла смотреть Гидеону в глаза, поэтому упорно таращилась на коричневый полиэстровый полог исповедальни.

Боже мой! Я пролетела во времени больше ста лет и даже этого не заметила, потому что наш поцелуй меня совершенно, целиком и полностью… поразил. Я имею ввиду, что некий тип, не будем указывать пальцем, вначале брюзжит и придирается к тебе, потом ты спасаешься бегством от преследования и защищаешься от людей с пистолетами, а затем – бац! – он заявляет, что ты нечто особенное, и целует тебя! А как Гидеон целуется!.. Я сразу же ощутила ревность ко всем тем девчонкам, с которыми он этому научился.

– Никого не видно. – Гидеон выглянул из исповедальни, а затем вышел в неф. – Отлично. Мы вернёмся в Темпл на автобусе.

Я со своего места растерянно уставилась на него. То есть он готов вернуться к текущим делам? После поцелуя (а лучше до него, но сейчас уже было слишком поздно) надо было бы, наверное, прояснить парочку основополагающих моментов? Был ли этот поцелуй своего рода объяснением в любви? Может быть, Гидеон и я теперь пара? Или мы просто немного пообнимались от нечего делать?

– В этом платье я в автобусе не поеду, – категорично заявила я и попыталась встать как можно более горделиво. Уж лучше я проглочу язык, чем задам ему один из тех вопросов, которые вертелись у меня в голове.

На мне было белое платье с синим сатиновым поясом и таким же бантом – наверняка писк моды в 1912 году, но совершенно не годное для поездки в общественном транспорте в двадцать первом веке. – Мы возьмём такси.

Гидеон повернулся ко мне, но возражать не стал. В своём сюртуке и брюках со стрелками он тоже, вероятно, не горел желанием проехаться в автобусе. При этом он смотрелся действительно хорошо, хотя его волосы уже не казались такими уложенными, как два часа назад, а падали на лоб растрёпанными прядями.

Я выбралась из исповедальни в неф и поёжилась. В церкви было страшно холодно. Или, может быть, я чувствовала холод оттого, что почти не спала три ночи подряд? Или из-за того, что только что произошло?

Наверное, за последние дни мой организм выбросил больше адреналина, чем за все предыдущие 16 лет, вместе взятые. Как много всего случилось и так мало было у меня времени на то, чтобы всё это обдумать! Моя голова, казалось, вот-вот лопнет от мыслей и эмоций. Была бы я персонажем комикса, надо моей головой сейчас бы наверняка плавал пузырь с огромным вопросительным знаком. И ещё с парочкой черепов.

Я призвала себя к порядку. Если Гидеон хочет вернуться к текущим делам – пожалуйста, я тоже могу это сделать.

– Окей, тогда пойдём отсюда, – сказала я надменно. – Мне холодно.

Я собиралась протиснуться мимо него, но он крепко ухватил меня за руку.

– Послушай, насчёт того, что только что… – Он замолчал, очевидно надеясь, что я продолжу фразу.

Но я, разумеется, не стала этого делать. Мне очень хотелось знать, что же он собирается мне сказать. Кроме того, у меня были трудности с дыханием – так близко ко мне он стоял.

– Этот поцелуй… Я… – Опять половина предложения. Но я тут же мысленно его продолжила.

«Я этого не хотел».

Да, понятно, но в таком случае не надо было этого делать, правда? Это было то же самое, как если поджечь, к примеру, занавеску, а потом удивиться, что в доме пожар! (Ну ладно, сравнение дурацкое). Я не собиралась ни на йоту облегчать его положение и смотрела на него холодно и выжидающе. То есть я пыталась смотреть на него холодно и выжидающе, но на самом деле, наверное, мой взгляд говорил «Я маленький Бэмби, пожалуйста, не стреляй в меня», и я ничего не могла с этим поделать. Не хватало ещё, чтоб моя нижняя губа задрожала!

«Я этого не хотел». Давай уже, скажи это!

Но Гидеон ничего такого не сказал. Он вытащил шпильку из моих спутанных волос (наверное, моя сложная укладка превратилась сейчас в воронье гнездо), взял прядь и стал наматывать себе на палец. Другой ладонью он принялся гладить моё лицо, а потом наклонился ко мне и поцеловал, на сей раз очень осторожно. Я закрыла глаза – и опять произошло то же самое: мой мозг отключился и снова стал испускать «Ох», «Хммм» и «Ещё!».

Правда, всего лишь в течение десяти секунд, потому что чей-то голос рядом со мной нервно произнёс:

– Что, опять?

От неожиданности я легонько оттолкнула Гидеона и уставилась прямо в морду водосточной фигурки, свисавшей вниз головой с хоров, под которыми мы стояли. Точнее говоря, это был призрак водосточной фигурки.

Гидеон выпустил мои волосы и сделал нейтральное лицо. О Боже! Что он теперь обо мне подумает? В его зелёных глазах читалось лёгкое отчуждение.

– Мне… мне показалось, что я что-то услышала, – пробормотала я.

– Окей, – протянул он, но тон был, по счастью, вполне дружелюбный.

– Ты услышала меня! – вскричал водосточный призрак. – Ты услышала меня! – Он был размером с кошку и с мордой как у кошки, но между большими рысиными ушами на его голове торчала пара кругленьких рожек, за спиной трепетали крылышки, а хвост был чешуйчатый, как у ящерицы, и с треугольником на конце. Этот хвост сейчас нервно хлестал во все стороны. – И ты меня видишь!

Я не ответила.

– Пойдём, пожалуй, – сказал Гидеон.

– Ты меня видишь и слышишь! – восторженно заорал водосточный призрак. Он спикировал с хоров на ближайшую скамью и пустился в пляс. У него был голос как у простуженного, охрипшего ребёнка. – Я это точно заметил!

Теперь бы мне только не допустить ошибку, иначе он не отвяжется. Идя к выходу, я подчёркнуто равнодушно скользнула взглядом по церковным скамьям. Гидеон придержал мне дверь.

– Спасибо, очень мило! – заявил водосточный призрак, выскальзывая из церкви следом за мной.

Выйдя на свет, я зажмурила глаза. Было пасмурно и поэтому не видно солнца, но, по моим ощущениям, уже начинался вечер.

– Подожди же! – закричал водосточный призрак, ухватывая меня за подол платья. – Нам нужно срочно поговорить! Эй, ты наступаешь мне на ноги… Не делай вид, что ты меня не видишь. Я знаю, что видишь! – Из его рта вылетела струйка воды и образовала крошечную лужицу на моём ботинке. – Ой, извини. Со мной это бывает, когда я волнуюсь.

Я поглядела вверх на фасад церкви. Она была построена, вероятно, в викторианском стиле, с мозаичными окнами и двумя красивыми шпилями. Кирпичи перемежались с кремово-белой штукатуркой и образовывали весёлый полосатый узор. Но нигде на всём здании не было видно ни химер, ни горгулий, ни фигур на водостоках. Странно, что призрак околачивался здесь.

– Вот я! – вскричал водосточный призрак, вцепившись в стену прямо перед моим носом. Он мог карабкаться по стенам, как ящерица, они все это умели. Я секунду глядела на кирпич рядом с его головой, а затем отвернулась.

Водосточный призрак уже не был так уверен, что я его вижу.

– Ах, пожалуйста, – сказал он. – Было бы здорово пообщаться для разнообразия с кем-нибудь ещё, а не только с призраком сэра Артура Конан Дойля!

Ну что ж, паренёк довольно интеллигентен. Но я не поддалась. Мне было его жаль, но я по собственному опыту знала, какими назойливыми могут быть маленькие бестии. Кроме того, он помешал нашему поцелую, и из-за него Гидеон сейчас, наверное, думает, что я капризная корова.

– Пожалуйста, пожалуйста, пожа-а-а-алуйста! – умоляющим тоном произнёс призрак.

Я игнорировала его изо всех сил. Боже мой, у меня и без него полно проблем!

Гидеон вышел на край тротуара и сделал знак проезжающему такси. Некоторым в таких случаях всегда везёт. Или они излучают что-то вроде природного авторитета. Например, моя бабушка леди Ариста. Ей стоит только остановиться у проезжей части и поглядеть строгим взглядом, как таксисты тут же начинают резко тормозить.

– Ты идёшь, Гвендолин?

– Ты же не можешь теперь вот так запросто смыться! – В простуженном детском голосе слышались слёзы, и это разрывало мне сердце. Несмотря на острые клыки и копытца, призрак выглядел довольно мило, и у него было, видимо, совсем немного возможностей для общения. (У духа Артура Конан Дойля наверняка имелись занятия и поинтереснее. Что он, кстати, вообще делал в Лондоне?). Но тот, кто в присутствии других людей общается с духами, рискует прослыть – если ему повезёт – вруном и лицедеем, а если не повезёт (а таких случаев большинство), то сумасшедшим. Я не хотела рисковать тем, что Гидеон может счесть меня сумасшедшей. Кроме того, последний водосточный призрак, с которым я заговорила, проявил столько навязчивости, что мне едва удавалось ходить одной в туалет.

Поэтому я с каменным лицом уселась в такси и неподвижно смотрела вперёд, пока мы не тронулись с места. Гидеон рядом со мной повернулся к окну. Таксист, вздёрнув брови, разглядывал в зеркало наши костюмы, но ничего по этому поводу не сказал. Это делало ему честь.

– Ровно половина седьмого, – сказал Гидеон, стараясь, очевидно, завязать нейтральный разговор. – Неудивительно, что я умираю с голоду.

Как только он это произнёс, я тут же почувствовала то же самое. Из-за грозной атмосферы за семейным столом я за завтраком не смогла впихнуть в себя даже половинки тоста, а школьная еда была, как обычно, несъедобна. С некоторой тоской я вспомнила аппетитные сандвичи и лепёшки на столе у леди Тилни – но их нам, к сожалению, не досталось.

Леди Тилни! Лишь сейчас мне пришло в голову, что нам с Гидеоном стоило бы обсудить нашу вылазку в 1912 год. В конце концов, там всё пошло, мягко говоря, наперекосяк, и я себе просто не представляла, что по этому поводу могут сказать Стражи, которые в вопросах путешествий во времени теряли всякое чувство юмора. Мы с Гидеоном отправились в прошлое с заданием считать леди Тилни в хронограф (причин этого я, кстати сказать, так до конца и не поняла, но всё это было вроде как страшно важно; насколько я знала, речь шла как минимум о спасении мира). Но до того как мы смогли это сделать, на сцене появились моя кузина Люси и Пол – по их определению, главные злодеи во всей этой истории. Во всяком случае, в этом была убеждена семья Гидеона – и он вместе с ней. Люси и Пол якобы стащили второй хронограф и спрятались с ним в прошлом. Много лет о них никто ничего не знал, пока они не появились у леди Тилни и не внесли смуту в наше маленькое чайное общество.

У меня от страха вылетело из головы, когда именно на сцене появилось оружие, но в какой-то момент Гидеон приставил к голове Люси пистолет – который он, строго говоря, не имел права брать с собой в прошлое (как и я мой мобильник, но мобильником, по крайней мере, никого не застрелишь!) Потом мы убежали в церковь. Но всё это время я не могла отделаться от мысли, что в этом деле с Люси и Полом не всё так однозначно, как это утверждали де Вильерсы.

– Что мы расскажем насчёт леди Тилни?

– Ну да. – Гидеон устало потёр лоб. – Не то чтобы мы должны лгать, но, возможно, в этом случае было бы разумнее умолчать кое о чём. Лучше всего ты предоставишь говорить мне.

Ну вот, опять этот командный тон.

– Да, понятно, – сказала я. – Я буду кивать и молчать, как оно и положено девушке.

Невольно я скрестила руки на груди. Почему Гидеон не может нормально себя вести? Сначала он поцеловал меня (и не раз!), а потом опять принялся изображать Великого Магистра.

Мы оба посмотрели в окно машины – каждый в свою сторону.

Молчание в итоге прервал Гидеон – к моему большому удовлетворению.

– Что случилось, ты проглотила язык? – это прозвучало почти смущённо.

– Что?

– Так всегда говорила моя мать, когда я был маленький. Всякий раз, когда я вот так упрямо смотрел перед собой, как ты сейчас.

– У тебя есть мать? – Едва выговорив это, я поняла, как глупо звучит мой вопрос. О Боже.

Гидеон вздёрнул бровь.

– А как ты себе представляла? – забавляясь, спросил он. – Что я андроид, и дядя Фальк с мистером Джорджем смонтировали меня из кучи винтиков и гаек?

– Ну, это не такая уж неверная мысль. У тебя есть детские фотографии? – Представив себе Гидеона ребёнком с круглым, мягким щекастым лицом и пушком на голове, я невольно улыбнулась. – А где твои мама и папа? Они живут в Лондоне?

Гидеон покачал головой.

– Мой папа умер, а мама живёт в Антибах на юге Франции. – На короткий момент от поджал губы, и подумала, что он опять впадёт в молчание. Но он продолжал: – С моим младшим братом и новым мужем, «Зови меня папа»-Бертеленом. У него фирма, изготовляющая микродетали из меди и платины для электронных приборов, и, очевидно, дела у него идут хорошо: свою шикарную яхту он хвастливо назвал «Крез».

Я была по-настоящему удивлена. Так много личной информации за один раз, это выглядело совсем не похоже на него.

– О, там, наверное, здорово проводить каникулы?

– Конечно, – насмешливо ответил он. – Там имеется бассейн размером в три теннисных поля, а на дурацкой яхте золотые краны с водой!

– Мне это в любом случае кажется лучше, чем неотапливаемый коттедж в Пиблсе. – Моя семья проводила школьные каникулы в основном в Шотландии. – Если бы я была на твоём месте и имела семью на юге Франции, я бы навещала их каждые выходные. Даже если бы у них не было бассейна с яхтой.

Гидеон посмотрел на меня, качая головой.

– Вот как? А как ты собираешься устраиваться с перемещениями в прошлое каждые два часа? Не такое уж чудесное событие, когда мчишься по шоссе со скоростью сто пятьдесят!

– Ох. – Всё это дело с путешествиями во времени было для меня довольно новым, поэтому я не сразу об этом вспомнила. За несколько столетий существовало всего двенадцать носителей гена путешествий во времени, и я никак не могла привыкнуть к мысли, что я одна из них. Предполагалось, собственно, что это будет моя кузина Шарлотта, с рвением готовившаяся к данной роли. Но моя мать по необъяснимым причинам солгала насчёт даты моего рождения, и в результате мы теперь имеем то, что имеем. Как и Гидеон, я могла выбирать между контролируемыми перемещениями с помощью хронографа – или в любой момент, в любом месте быть застигнутой врасплох внезапным прыжком в прошлое, что было не слишком приятно, как я знала из собственного опыта.

– Конечно, тебе пришлось бы брать с собой хронограф, чтобы ты мог элапсировать в безопасные времена, – сказала я.

Гидеон безрадостно фыркнул.

– Конечно, таким образом можно беззаботно путешествовать и заодно изучать исторические места по пути следования. Но даже если отвлечься от того момента, что мне никогда не позволят путешествовать с хронографом в рюкзаке – что ты в это время будешь делать без хронографа? – Он поглядел мимо меня в окно. – Благодаря Полу и Люси у нас остался только один, забыла? – Его голос снова стал язвительным – как всегда, когда речь заходила о Поле и Люси.

Я пожала плечами и тоже поглядела в окно. Такси с черепашьей скоростью ползло в сторону Пиккадилли. Ну супер. Трафик конца рабочего дня в Сити. Наверное, пешком было бы быстрее.

– Очевидно, тебе не очень ясно, что у тебя осталось не так уж много возможностей уехать с этого острова, Гвендолин! – В голосе Гидеона слышалась горечь. – Или из этого города. Вместо того чтобы вывозить тебя на время отпуска в Шотландию, твоя семья должна была показать тебе большой мир. Но сейчас для этого уже поздно. Настройся, что всё, о чём ты мечтаешь, ты сможешь теперь увидеть только в Гугл Земля.

Таксист достал откуда-то потрёпанную книжку, откинулся на сиденье и невозмутимо углубился в чтение.

– Но… ты же был в Бельгии и Париже, – сказала я.– Чтобы оттуда прыгать в прошлое и брать кровь у этого… как его… и у той тётки…

– Да, конечно! – перебил он меня. – Вместе с дядей, тремя Стражами и портнихой. Классная поездка! Не говоря уже о том, что Бельгия – такая замечательно экзотическая страна… разве не все мы мечтаем поехать как-нибудь на три дня в Бельгию?

Напуганная его внезапной запальчивостью, я тихо спросила:

– А куда бы ты поехал, будь у тебя возможность выбирать?

– Ты имеешь ввиду, если бы я не был отмечен этим проклятьем путешествий во времени? О Боже – я бы не знал, с чего начать! Чили, Бразилия, Перу, Коста Рика, Никарагуа, Канада, Аляска, Вьетнам, Непал, Австралия, Новая Зеландия… – Он слабо улыбнулся. – Ну да, примерно повсюду, кроме луны. Но не очень весело думать о том, чего ты никогда не сможешь делать. Мы должны смириться с тем, что наша жизнь с точки зрения путешествий будет довольно однообразной.

– Не считая путешествий во времени. – Я покраснела, потому что он сказал «наша жизнь», и это прозвучало как-то так… интимно.

– Да, их можно рассматривать как справедливую компенсацию за постоянный контроль и ограниченность перемещений, – ответил Гидеон. – Если бы не было путешествий во времени, я давно бы уже умер от скуки. Парадоксально, но факт.

– Чтобы пощекотать себе нервы, я бы вполне удовольствовалась просмотром кинофильмов, если честно.

Я с завистью посмотрела на велосипедиста, петлявшего в пробке. Я хотела наконец попасть домой! Машины перед нами не сдвинулись ни на миллиметр, что, казалось, вполне устраивает нашего увлечённого чтением водителя.

– Раз твоя семья обитает на юге Франции – где же ты тогда живёшь? – спросила я Гидеона.

– С недавнего времени у меня квартира в Челси. Но я появляюсь там, собственно, только для душа и сна. Если вообще появляюсь. – Он вздохнул. В последние три дня он, очевидно, спал так же мало, как и я. Если не меньше. – До этого я жил у дяди Фалька в Гринвиче, с одиннадцати лет. Когда моя мать познакомилась с мсье Кувшинным рылом и захотела покинуть Англию, Стражи высказались против. В конце концов, до моего первого прыжка оставалось всего несколько лет, и мне надо было ещё многому научиться.

– И тогда твоя мать оставила тебя одного? – Моя мама никогда бы так не сделала, я была в этом уверена.

Гидеон пожал плечами.

– Мне нравится мой дядя, он в порядке, когда не изображает Великого Магистра. Во всяком случае, он мне нравится гораздо больше, чем мой так называемый отчим.

– Но… – Я боялась спросить его и поэтому прошептала: – Но тебе их, наверное, не хватает?

Снова пожатие плечами.

– До пятнадцати лет я мог без проблем путешествовать и постоянно ездил к ним на каникулы. Кроме того, моя мать минимум два раза в год приезжает в Лондон, чтобы – по официальной версии – навещать меня, но на самом деле затем, чтобы тратить деньги мсье Бертелена. Она питает слабость к шмоткам, туфлям и античным украшениям. И к макробиотическим звёздным ресторанам.

Эта женщина была, видимо, ну просто образцовой матерью.

– А твой брат?

– Рафаэль? Он за это время стал настоящим французом. Он называет Суконное рыло «Papa» и когда-нибудь получит в наследство платиновую империю. Хотя в данный момент всё идёт к тому, что он не сможет даже закончить школу, старый лодырь. Он посвящает больше времени девушкам, чем учебникам. – Гидеон положил руку на спинку сиденья за моей спиной, и моё дыхание тут же участилось. – Почему ты смотришь так шокированно? Неужели тебе меня жаль?

– Немножко, – честно ответила я и представила себе одиннадцатилетнего мальчика, которому пришлось остаться одному в Лондоне. С почти чужими дядьками, заставлявшими его учиться фехтованию и играть на скрипке. И в поло! – А Фальк к тому же не является твоим настоящим дядей – только отдалённым родственником.

Машины за нами нетерпеливо забибикали. Наш таксист коротко оглянулся и завёл машину, не особо отвлекаясь от чтения. Я от души надеялась, что он сейчас не на самом интересном месте.

Гидеон, казалось, не обратил на это никакого внимания.

– Фальк всегда был для меня как отец, – сказал он. Искоса улыбнувшись мне, он продолжал: – В самом деле, ты не должна смотреть на меня как на Давида Копперфильда!

Что, простите? Почему это мне может взбрести в голову смотреть на него как на Давида Копперфильда?

Гидеон застонал.

– Я имею ввиду персонажа Чарльза Диккенса, а не иллюзиониста! Ты хоть иногда книги читаешь?

Он снова был здесь, прежний заносчивый Гидеон. А то у меня голова уже пошла кругом от его дружелюбия и доверия. Странным образом я испытала даже некоторое облегчения от возврата прежнего набора чудных качеств. Я придала лицу самое высокомерное выражение, которое только смогла, и слегка отодвинулась от него.

– Честно говоря, я предпочитаю современную литературу.

– Ах вот как? – В глазах Гидеона появился весёлый блеск. – А что именно, например?

Он не мог знать, что моя кузина Шарлотта годами задавала мне этот вопрос, причём с точно таким же высокомерием. Собственно говоря, я читала довольно много и с удовольствием делилась бы с ней впечатлениями, но Шарлотта пренебрежительно отмахивалась от моих книг как от «невзыскательных» и «типичного хлама для девочек», поэтому у меня в какой-то момент лопнуло терпение, и я испортила ей игру раз и навсегда. Иногда с людьми приходится бороться их же собственным оружием. Главный трюк состоял в том, чтобы при ответе не показывать не малейших колебаний, и в рассказ надо вплести как минимум одно известное имя, лучше всего автора бестселлеров, чью книгу ты точно читал. Кроме того, чем экзотичнее и иностраннее будут звучать имена, тем лучше.

Я вздёрнула подбородок и твёрдо посмотрела Гидеону в глаза.

– Ну, например, Георга Матуссека я читаю с удовольствием, Уолли Лэмба, Петра Сельеники, Лиису Тикаанен, мне вообще нравятся финские авторы, у них такой особенный юмор. Далее все произведения Джека Огаста Мерриуэзера, хотя последняя книга меня несколько разочаровала; разумеется, Хелен Марунди, Тахуро Яшамото, Лоренс Делани, ну и, конечно, Грифук, Черковский, Мэланд, Питт…

Гидеон выглядел совершенно сбитым с толку.

Я закатила глаза.

– Рудольф Питт, а не Брэд.

Уголки его губ слегка дрогнули.

– Хотя я должна сказать, что его «Аметистовый снег» мне совершенно не понравился, – торопливо продолжала я. – Слишком много вычурных метафор, ты не находишь? При чтении я даже подумала, что это написал кто-то другой.

– «Аметистовый снег»? – повторил Гидеон и улыбнулся по-настоящему. – Ах да, мне это произведение тоже показалось чересчур вычурным. А вот «Янтарная лавина» мне ужасно понравилась.

Я не могла не улыбнуться в ответ.

– Да, «Янтарная лавина» действительно заслужила австрийскую литературную премию! А как тебе нравится Такоши Махуро?

– Ранние произведения в порядке, хотя меня слегка утомляет, что он снова и снова возвращается к своей детской травме. Из японских авторов мне больше нравятся Ямомото Кавасаки и Харуки Мураками.

Я уже безудержно смеялась.

– Но Мураками и на самом деле существует!

– Я знаю, – ответил Гидеон. – Шарлотта подарила мне одну его книгу. Если мы ещё как-нибудь заговорим о литературе, я посоветую ей «Аметистовый снег» этого – как его зовут?

– Рудольф Питт. – Шарлотта подарила ему книгу? Как… э-э-э… мило с её стороны. Мне бы такое даже в голову не пришло. И чем они там ещё вдвоём занимались, не считая разговоров о книгах? Моё весёлье моментально улетучилось. Как я вообще могу вот так сидеть и болтать с Гидеоном, как будто между нами ничего не произошло? Сначала бы надо прояснить несколько основополагающих моментов. Затаив дыхание, я пристально посмотрела на него, не представляя, о чём мне его вообще спросить.

Почему ты меня поцеловал?

– Мы почти приехали, – сказал Гидеон.

Сбитая с толку, я посмотрела в окно. И в самом деле, в какой-то момент нашей пикировки таксист, очевидно, отложил книгу и продолжил путь, а сейчас собирался свернуть на Краун-Офис-роу в Темпле, где находилась штаб-квартира Тайного общества Стражей. Спустя короткое время он припарковался на зарезервированном месте рядом с шикарным бентли.

– А вы уверены, что здесь можно становиться?

– Всё в порядке, – заверил его Гидеон, выходя из машины. – Нет, Гвендолин, ты побудешь здесь, пока я не схожу за деньгами, – сказал он, заметив, что я собираюсь выбраться из машины вслед за ним. – И не забудь: о чём бы нас ни спросили, отвечать буду я. Я сейчас вернусь.

– Время идёт, – мрачно сказал таксист.

Мы с ним смотрели вслед Гидеону, пока он не исчез за старинными зданиями Темпла, а затем я сообразила, что меня тут оставили в качестве залога.

– Вы из театра? – спросил таксист.

– Простите, что вы сказали? – Что это за порхающая тень над нами?

– Я только имею ввиду, что у вас такие странные костюмы.

– Нет. Музей. – Сверху донеслись какие-то скребущие звуки. Как будто на крышу такси села птица. Большая птица. – Что это?

– Что именно? – спросил таксист.

– Мне кажется, на крыше машины сидит ворона или что-то такое, – сказала я с надеждой в голосе. Но никакой вороне не удалось бы нагнуться и с крыши заглянуть в окно такси. Это был маленький водосточный призрак из Белгравии. Когда он увидел моё шокированное лицо, на его кошачьей морде расцвела торжествующая улыбка, и он выпустил струю воды на ветровое стекло.

Любови нет преград, затворов и засовов,

Она пройдёт везде, у ней начала нет,

И крылья распахнув, и к небу воспарив,

Она взлетает ввысь и там царит навек.

Маттиас Клаудиус (1740 – 1815).

2

– Ты удивлена, да? – вопил водосточный призрак. После того как я вышла из машины, он болтал беспрерывно. – От нашего брата так просто не отделаешься!

– Да, хорошо. Послушай… – Я нервно оглянулась. Таксисту я сказала, что мне надо на воздух, потому что меня мутит, и сейчас он недоверчиво пялился на нас, удивляясь, почему я разговариваю со стеной близлежащего дома. От Гидеона не было ни слуху ни духу.

– Кроме того, я умею летать. – В доказательство водосточный призрак расправил крылья. – Как летучая мышь. Быстрее любого такси.

– Послушай: то, что я могу тебя видеть, далеко не означает, что…

– Видеть и слышать! – перебил меня призрак. – Ты знаешь, какая это редкость? Последней, кто меня видел и слышал, была мадам Тюссо, а она не слишком ценила моё общество. В основном окропляла меня святой водой и молилась. Бедняжка была чересчур впечатлительна. – Он закатил глаза. – Ну ты знаешь – слишком много отрубленных голов… – Он снова выплюнул струйку воды прямо мне под ноги.

– Перестань!

– Извини! Это я от волнения. Маленькая память о тех временах, когда я был водостоком.

Я не слишком надеялась, что мне удастся отделаться от него, но хотела по крайней мере попытаться. По-хорошему. Я наклонилась, чтобы наши глаза оказались на одном уровне.

– Ты наверняка отличный парень, но ты не можешь со мной остаться. Сейчас у меня достаточно сложная жизнь, и, честно говоря, мне вполне хватает призраков, которых я знаю. Поэтому, пожалуйста, просто исчезни.

– Я не призрак, – оскорблённо ответил он. – Я демон. Или, скорее, то, что осталось от демона.

– А какая разница? – в отчаянии воскликнула я. – Я не должна видеть ни призраков, ни демонов, пойми же наконец! Тебе надо вернуться в свою церковь.

– Какая разница? Ну в самом деле! Призраки – это духи умерших людей, которые по какой-то причине не захотели покинуть этот мир. Но я при жизни был демоном. Ты не можешь ставить меня на одну доску с обычными призраками! И, кстати, это не моя церковь, я просто охотно там бываю.

Таксист таращился на меня с широко открытым ртом. Наверное, через окно машины он слышал каждое слово – каждое моё слово.

Я потёрла рукой лоб.

– Не важно. В любом случае ты не можешь остаться со мной.

– Чего ты боишься? – Водяной призрак доверчиво приблизился ко мне и склонил голову набок. – В наше время больше никого не сжигают на костре только за то, что он видит и знает немного больше обычных людей.

– Но в наше время тех, кто разговаривает с призраками – э-э-э… и с демонами, отправляют в психиатрию, – возразила я. – Ты разве не понимаешь, что… – Я замолчала. Это было бессмысленно. По-хорошему не выйдет. Поэтому я нахмурила лоб и сказала так решительно, как только могла: – То, что я имею несчастье тебя видеть, не даёт тебе права на моё общество.

Водосточный призрак ничуть не смутился.

– Зато тебе на моё, счастливица!

– Говорю прямо: ты мешаешь! Пожалуйста, уйди!

– Нет, я не мешаю! Потом ты будешь сожалеть. Кстати, вон идёт твой сердечный дружок. – Он сложил губы бантиком и начал причмокивать.

– Ах, заткнись. – Я увидела, что Гидеон, крупно шагая, появился из-за угла дома. – И исчезни наконец. – Последниеслова я прошипела, как чревовещатель – не разжимая губ. На водяного призрака это, естественно, не произвело ни малейшего впечатления.

– Ну что за слова для юной дамы! – сказал он довольно. – Ты же должна понимать – как аукнется, так и откликнется!

Гидеон был не один, за ним маячила фигура запыхавшегося мистера Джорджа. Ему пришлось бежать, чтобы не отстать от Гидеона, но он радостно улыбался мне.

Я выпрямилась и поправила платье.

– Гвендолин, слава Богу, – сказал мистер Джордж, вытирая носовым платком пот со лба. – С тобой всё в порядке, моя девочка?

– У толстячка, похоже, в зобу дыханье спёрло, – заметил водяной призрак.

– Всё в порядке, мистер Джордж. Просто у нас была пара… хм.. проблем.

Гидеон, расплачивающийся с таксистом, бросил на меня поверх машины предостерегающий взгляд

– … со временем, – пробормотала я и посмотрела вслед таксисту, который, качая головой, вырулил с места и умчался прочь.

– Да, Гидеон уже сообщил, что были сложности. Невозможно представить, что где-то в системе имеется прореха, нам надо основательно всё проанализировать. И по возможности залатать. Но самое главное, что с вами ничего не случилось. – Мистер Джордж предложил мне руку, что выглядело несколько странным, поскольку он был почти на полголовы ниже меня. – Пойдём, моя девочка, у нас ещё есть дела.

– Мне бы хотелось, собственно говоря, поскорее попасть домой. – Призрак тем временем вскарабкался по водосточной трубе и прошёлся на руках по кровельному жёлобу, распевая во всю глотку «Friends well be friends».

– Ох, да, конечно, – сказал мистер Джордж. – Но ты сегодня провела в прошлом только три часа. Чтобы наверняка продержаться до второй половины завтрашнего дня, тебе сейчас придётся элапсировать ещё пару часов. Не беспокойся, ничего такого особенного. В уютном подвале, где ты сможешь делать домашние задания.

– Но… моя мама уже наверняка ждёт и волнуется! – Кроме того, сегодня была среда, то есть день картошки фри и курицы гриль у нас дома. Не говоря уже о том, что меня ждали ванна и постель!

Обременять меня в такой ситуации домашними заданиями было, собственно, просто бессовестно. Поскольку Гвендолин с недавнего времени ежедневно выполняет важную миссию путешествия во времени, её необходимо освободить в будущем от домашних заданий.

Водосточный призрак по-прежнему распевал с крыши, и мне стоило известных усилий не поправлять его. Благодаря Сингстару и послеобеденному караоке дома у Лесли я отлично знала тексты песен группы Queen и была совершенно уверена, что в этой песне нет никаких огурцов.

– Хватит двух часов, – заметил Гидеон, делавший такие широкие шаги, что мы с мистером Джорджем едва за ним поспевали. – Потом она может отправляться домой и отсыпаться.

Я не переносила, когда обо мне в моём присутствии говорили в третьем лице.

– Да, и она заранее этому рада, – сказала я. – Потому что она очень устала.

– Мы позвоним твоей матери и сообщим, что привезём тебя домой не позднее десяти, – предложил мистер Джордж.

Десять часов? Адью, цыплята гриль. Они все наверняка попадут на тарелку к моему прожорливому младшему брату.

– When you're through with life and all hope is lost, – проорал водосточный призрак и спустился – наполовину в полёте, наполовину ползком – по кирпичной стене. Он изящно приземлился на тротуар рядом со мной.

– Мы ей скажем, что ты ещё на занятиях, – сказал – скорее себе, чем мне – мистер Джордж. – Про твою вылазку в 1912 год тебе, наверное, лучше не рассказывать, пусть думает, что тебя отправляли для элапсирования в 1956 год.

Мы подошли ко штаб-квартире Стражей. Отсюда в течение столетий контролировались перемещения во времени. Семья де Вильерс вроде бы происходила по мужской линии от графа Сен Жермена, одного из известнейших путешественников во времени. Мы же, Монтрозы, образовывали женскую линию, и это для де Вильерсов в основном означало, что с нами можно особенно не считаться.

Граф Сен Жермен был тот человек, который открыл контролируемые перемещения во времени с помощью хронографа, он же отдал дурацкое распоряжение, что все двенадцать путешественников обязательно должны быть считаны в хронограф.

Теперь в нём не хватало только Люси, Пола, леди Тилни и ещё одной тётеньки, придворной дамы, чьё имя я никак не могла запомнить. Нам ещё надо было выманить у них по паре миллилитров крови.

Решающий вопрос состоял в следующем: что конкретно должно произойти, когда все двенадцать путешественников будут считаны и Круг замкнётся? Создавалось впечатление, что этого никто толком не знает. Когда речь заходила о графе, Стражи вели себя как лемминги чистой воды. Слепое почитание было ничто по сравнению с этим!

У меня же при мысли о графе Сен Жермене буквально перехватывало горло, поскольку моя единственная встреча с ним в прошлом была какой угодно, только не приятной.

Мистер Джордж, пыхтя, поднялся передо мной по ступеням. Его маленькая круглая фигура излучала, как обычно, нечто утешительное. Во всяком случае, он был практически единственный во всём этом обществе, кому я немного доверяла. Не считая Гидеона – хотя нет, это нельзя назвать доверием.

Здание Ложи снаружи ничем не отличалось от других домов в узких проулках вокруг церкви Темпла, где находились в основном адвокатские бюро и помещения доцентов юридического института. Но я знала, что сам офис был намного больше и намного роскошнее, чем казалось снаружи, и что под землёй он распространялся на огромную территорию.

Недалеко от входной двери Гидеон задержал меня и тихо прошипел:

– Я сказал, что ты ужасно напугана, поэтому, пожалуйста, выгляди слегка сбитой с толку, если хочешь поскорее попасть домой.

– Я думала, что я всё время так и делаю, – пробормотала я.

– Они ждут вас в Драконьем зале, – пропыхтел мистер Джордж с лестницы. – Идите вперёд, я быстренько поручу миссис Дженкинс принести вам чего-нибудь поесть, вы, наверное, голодны. Есть ли какие-нибудь пожелания?

Прежде чем я успела высказать пожелание, Гидеон схватил меня за руку и поволок дальше.

– Всего, и побольше! – успела я крикнуть через плечо мистеру Джорджу, прежде чем Гидеон протащил меня через очередную дверь в следующий проход. Мне пришлось постараться, чтобы ни разу не споткнуться в своей длинной юбке.

Водосточный призрак, подскакивая, прыгал рядом с нами.

– Я нахожу, что твоему сердечному дружку не хватает хороших манер, – сообщил он. – Волочёт, как козу на рынок.

– Да не спеши ты так, – сказала я Гидеону.

– Чем быстрее мы закончим с этим, тем скорее ты окажешься дома. – Мне послышалась забота в его голосе или он просто хотел побыстрее от меня избавиться?

– Да, но… может быть, я тоже хочу поприсутствовать, ты об этом подумал? У меня есть куча вопросов, и мне надоело, что никто на них не отвечает.

Гидеон немного замедлил шаг.

– Сегодня тебе на них всё равно не ответят – сейчас они только захотят узнать, как Люси и Полу удалось подкараулить нас. И, к сожалению, ты до сих пор наша главная подозреваемая.

От слова «наша» я ощутила укол в сердце, а затем досаду.

– Я единственная, кто вообще ничего не знает!

Гидеон вздохнул.

– Я уже пытался тебе это объяснить. Сейчас ты, возможно, совершенно не в курсе и… ни в чём не виновата, но кто знает, что ты сделаешь в будущем. Не забывай, что и в будущем ты сможешь переместиться в прошлое и рассказать Люси и Полу о нашем визите. – Он запнулся. – Э-э-э… могла бы переместиться в прошлое и рассказать.

Я закатила глаза.

– Ты точно так же! И вообще – почему это должен быть кто-то из нас? Не могла ли Маргрет Тилни сама оставить себе записку в прошлом? Или Стражи? Они могли передать письмо одному из путешественников, из любого времени в любое время…

– Ась? – спросил летевший над нами водосточный призрак. – Мне кто-нибудь объяснит, о чём речь? Я не понимаю ни слова.

– Разумеется, можно найти разные объяснения, – сказал Гидеон и пошёл ещё медленнее. – Но мне сегодня показалось, что Люси и Пол тебя как-то – скажем так – впечатлили. – Он остановился, выпустил мою руку и серьёзно посмотрел на меня. – Ты бы согласилась с ними разговаривать, ты бы выслушала их лживые истории, возможно, ты бы даже добровольно дала им кровь для украденного хронографа, не будь там меня.

– Нет, я бы этого не сделала, – возразила я. – Но я бы охотно узнала, что же они собирались нам сказать. Они не произвели на меня плохого впечатления.

Гидеон кивнул.

– Вот видишь, это как раз то, что я имел ввиду. Гвендолин, эти люди собираются разрушить тайну, которая береглась сотни лет. Они хотят чего-то для себя – чего-то,что им вовсе не принадлежит. И для этого им нужна только наша кровь. Я не думаю, что они хоть перед чем-нибудь остановятся, чтобы её заполучить. – Он убрал со лба прядь волос, и я невольно задержала дыхание.

Боже, до чего он был хорош! Эти зелёные глаза, этот красивый изгиб губ, бледная кожа – всё в нём было совершенно. Кроме того, он так приятно пах, что у меня на секунду возникло искушение опустить голову ему на грудь. Естественно, я этого не сделала.

– Возможно, ты забыл, что мы тоже хотели их крови. И это ты держал пистолет у головы Люси, а не наоборот, – заметила я. – У неё не было оружия.

Между бровями Гидеона возникла гневная складка.

– Гвендолин, пожалуйста, не будь такой наивной. Нас – уж не знаю, каким образом – заманили в засаду. У Люси и Пола была вооружённая поддержка, их было по меньшей мере четверо против одного!

– Двоих! – вскричала я. – Я тоже там была!

– Против пяти, если считать леди Тилни. Если бы у меня не было пистолета, мы бы, может быть, были уже мертвы. По крайней мере, они смогли бы с применением насилия взять у нас кровь, потому что они там были именно для этого. И ты хотела с ними поговорить?

Я закусила губу.

– Алло? – сказал водяной призрак. – Тут кто-нибудь обо мне думает? Я вообще ничего не понимаю!

– Я вижу, что ты сбита с толку, –сказал Гидеон уже намного мягче, но с несомненным превосходством в голосе. – За прошедшие дни ты просто слишком много пережила и узнала. Ты была совершенно не подготовлена. Так как ты можешь понять, о чём идёт речь? Тебе надо домой и спать. Поэтому давай побыстрее покончим со всем этим. – Он взял меня за руку и потащил вперёд. – Я буду говорить, а ты подтвердишь мой рассказ, окей?

– Да, ты сказал это по меньшей мере уже раз двадцать, – раздражённо ответила я, затормозив перед вделанной в пол латунной табличкой с надписью «Ladys». – Вы можете начинать без меня, я с июня 1912 года не была в туалете.

Гидеон выпустил мою руку.

– Ты найдёшь одна путь наверх?

– Конечно, – ответила я, хотя совсем не была уверена, что могу полагаться на своё умение ориентироваться. В этом доме было слишком много переходов, лестниц, закутков и дверей.

– Очень хорошо! От Козлодоева мы отделались, – сказал водосточный призрак. – Теперь ты можешь спокойно объяснить мне, о чём, собственно, речь?

Я подождала, пока Гидеон не завернёт за угол, а затем открыла дверь в туалет и сказала водосточному призраку:

– Давай, заходи.

– Как, простите? – Призрак оскорблённо воззрился на меня. – В сортир? Ну, я нахожу это как-то…

– Мне без разницы, как ты это находишь. Здесь не так много мест, где можно спокойно поговорить с демоном, и я не хочу рисковать, что нас кто-нибудь услышит. Давай заходи.

Водосточный призрак зажал себе нос и недовольно последовал за мной в туалет. Здесь чуть пахло моющим средством с лимоном. Я коротко окинула взглядом кабинки. Никого.

– Так. Теперь послушай. Я понимаю, что, вероятно, я так просто от тебя не отделаюсь, но если ты хочешь остаться со мной, тебе придётся придерживаться парочки правил, это понятно?

– Не ковырять в носу, не употреблять неприличных слов, не пугать собак… – забубнил призрак.

– Что? Нет, всё, чего я хочу, – это чтобы ты уважал мою приватную сферу. Я хочу по ночам и в ванной быть одна, и что если меня ещё кто-нибудь поцелует, – в этом месте я сглотнула, – то я при этом не хочу никаких зрителей, это понятно?

– Ой-ёй-ёй! – протянул водосточный призрак. – И это говорит та, которая затащила меня в туалет!

– Итак, мы пришли ко взаимопониманию? Ты будешь уважать мою частную сферу?

– Я ни в коем случае не собираюсь смотреть на тебя во время душа или – Боже упаси – во время поцелуев! – веско сказал призрак. – Этого ты можешь действительно не опасаться. И я нахожу скорее скучным наблюдать за людьми во время сна. Это храпение и слюнопускание, о других вещах я уж лучше промолчу…

– Кроме того, ты не должен нести всякую чушь, когда я в школе или с кем-нибудь разговариваю, и – пожалуйста, если уж тебе захочется петь, то делай это в моё отсутствие!

– Я могу изображать трубу, – предложил призрак. – Или почтовый рожок. У тебя есть собака?

– Нет! – Я сделала глубокий вдох. С этим парнем нужны нервы как канаты.

– А ты не можешь купить мне одну? В крайнем случае сойдёт и кошка, но они такие надменные и не особенно дают себя дразнить. Некоторые птицы меня тоже видят. У тебя есть птица?

– Моя бабушка не переносит домашних животных, – пояснила я, удержавшись от замечания, что она, вероятно, будет против и невидимых домашних животных. – Окей, начнём ещё раз с самого начала: меня зовут Гвендолин Шеферд. Приятно с тобой познакомиться.

– Хемериус, – сказал водосточный призрак, сияя во всю морду. – Очень рад. – Он взобрался на раковину и заглянул мне в глаза. – В самом деле! Очень, очень рад! Ты купишь мне кошку?

– Нет! А теперь давай выходи, мне действительно надо в туалет.

– Упс. – Хемериус торопливо выскочил через дверь, даже не потрудившись её открыть, и через секунду из коридора снова донеслась распеваемая во всю глотку «Friends will be friends».

Я оставалась в туалете намного дольше, чем было необходимо. Тщательно вымыла руки и обильно полила лицо холодной водой в надежде обрести ясность мышления. Но мне не удалось остановить лихорадочный поток мыслей. У моих волос в зеркале был такой вид, как будто в них свила гнездо парочка ворон. Я попыталась расчесать их пальцами и при этом подбодрить себя – так, как это сделала бы моя подруга Лесли, будь она здесь.

– Ещё всего пара часов, и ты управишься, Гвендолин. Ты, конечно, ужасно проголодалась и устала, но выглядишь совсем не так плохо!

Моё лицо поглядело на меня из зеркала полными упрёка глазами, под которыми залегли тёмные тени.

– Ладно, это было враньё, – согласилась я. – Ты выглядишь ужасно. Но, бывало, ты выглядела и похуже! Например, когда у тебя была ветрянка. Ну, выше голову! Ты управишься.

Хемериус, как летучая мышь, свешивался в коридоре с люстры.

– Жутковатое место, – сообщил он. – Тут только что прошёл однорукий рыцарь-храмовник, ты его знаешь?

– Нет, ответила я. – Слава Богу, нет. Пойдём, нам сюда.

– Ты мне объяснишь про путешествия во времени?

– Я и сама этого толком не понимаю.

– Ты мне купишь кошку?

– Нет.

– Но я знаю, где есть бесплатно. Ой, вон в тех доспехах стоит человек.

Я украдкой взглянула на доспехи. И в самом деле, за опущенным забралом ощущался блеск чьих-то глаз. Это были те же самые доспехи, которые я ещё вчера из озорства похлопала по плечу – будучи, разумеется, уверенной, что это украшение.

Со вчерашнего дня прошли, казалось, годы.

У двери в Драконий зал я встретила миссис Дженкинс, секретаршу. В руках она держала поднос и поэтому была рада, что я придержала ей дверь.

– Пока только чай и кексы, дорогая, – сказала она с извиняющейся улыбкой. – Миссис Мэллори давно ушла домой, и мне надо посмотреть, что я могу сделать для вас, голодных детей.

Я воспитанно кивнула, хотя была уверена, что, напрягши слух, можно было услышать, как мой желудок урчит «Закажи что-нибудь в китайском ресторане».

В зале нас дожидались: Гидеонов дядя Фальк, который своими янтарными глазами и полуседой гривой волос неизменно напоминал мне волка; чопорный и мрачный доктор Уайт в своём вечном чёрном костюме; и – к моему удивлению – наш учитель английского и истории мистер Уитмен, именуемый Бельчонком. Я тут же почувствовала себя вдвойне неуютно и начала поправлять голубой шарф своего платья. Ещё сегодня утром мистер Уитмен застукал меня и Лесли за прогуливанием урока и хорошенько нас отчитал. Кроме того, он конфисковал всё, что Лесли удалось накопать в интернете. То, что он принадлежит Ближнему кругу Стражей, до сих пор было только нашим предположением, но сейчас это подтвердилось официально.

– Вот и ты, Гвендолин, – дружелюбно, но без улыбки сказал Фальк де Вильерс. Он выглядел так, как будто ему не мешало бы побриться, но, возможно, он относился к тому типу мужчин, которые, побрившись утром, имеют к вечеру трёхдневную щетину. Возможно, оттого, что у него вокруг рта залегла тёмная тень, выглядел он напряжённее и серьёзнее, чем вчера или ещё сегодня в обед. Нервный волк-вожак.

Тем не менее мистер Уитмен подмигнул мне, а доктор Уайт пробормотал нечто нечленораздельное насчёт женщин и пунктуальности.

Рядом с доктором Уайтом находился, как всегда, маленький белокурый мальчик-призрак Роберт, который лучезарно мне улыбался – похоже, он единственный был рад меня видеть. Роберт был сын доктора Уайта, в возрасте семи лет утонувший в бассейне. С тех пор он следовал за доктором как тень. Конечно, его никто не видел, кроме меня, а поскольку рядом с ним всегда находился доктор Уайт, то мне ещё ни разу не удалось спокойно поговорить с Робертом – к примеру, узнать, почему он до сих пор болтается на земле.

Гидеон, скрестив руки на груди, прислонился к одной из украшенных резьбой стен. Его взгляд легко скользнул по мне и задержался на подносе с кексами, принесённом миссис Джексон. Надеюсь, его желудок урчал так же громко, как и мой.

Хемериус проскользнул в зал прямо передо мной и сейчас одобрительно осматривался.

– Чёрт побери! – сказал он. – Неплохая лачужка. – Он прошёлся по помещению, любуясь искусной резьбой, на которую я тоже не могла наглядеться. Особенно русалка, плывущая над диваном, была сделана с изумительным вниманием к деталям, её плавники переливались всеми оттенками голубого и бирюзового. Но своему названию Драконий зал был обязан огромному дракону, словно парившему под потолком среди люстр. Он выглядел таким настоящим, что казалось, что в любую минуту он может расправить крылья и улететь.

При виде Хемериуса Роберт удивлённо округлил глаза и тут же спрятался за ноги доктора Уайта.

Я бы охотно сказала «Он ничего не сделает, он только хочет поиграть» (в надежде, что это соответствует истине), но говорить с призраком о демоне, когда вокруг куча людей, которые не видят ни того, ни другого, было бы неразумно.

– Я пойду взгляну, что есть на кухне из еды, – сказала миссис Дженкинс.

– А ведь ваш рабочий день давно закончился, миссис Дженкинс, – заметил Фальк де Вильерс. – У вас и так много переработок в последнее время.

– Да, идите домой, – брюзгливо сказал доктор Уайт. – Тут никто с голоду не умрёт.

А я? И Гидеон, я уверена, подумал то же самое.

– Но кексы нельзя назвать здоровым ужином для детей, – возразила миссис Дженкинс, правда, довольно тихо. Конечно, мы с Гидеоном были уже не дети, но приличный ужин нам бы тоже не помешал. Жаль, что миссис Дженкинс была единственной, кто разделял моё мнение, потому что она здесь ничего не решала. У двери она столкнулась с мистером Джорджем, который до сих пор бегал запыхавшись и, кроме того, тащил сейчас два толстенных, переплетённых в кожу фолианта.

– Ах, миссис Дженкинс, – сказал он. – Большое спасибо за чай. Пожалуйста, закончите на сегодня работу и заприте бюро.

Миссис Дженкинс неодобрительно поджала губы, но вежливо ответила:

– До завтра.

С громким пыхтением мистер Джордж закрыл за ней дверь и положил книги на стол.

– Ну вот и я. Можно начинать. Нас сейчас всего лишь четверо членов Ближнего круга, поэтому мы не вправе принимать решения, но завтра мы соберёмся почти в полном составе. Синклэйр и Хокинс, как и ожидалось, прибыть не смогут, они оба передали мне свои голоса. Сегодня мы всего лишь наметим путь.

– Давайте сядем. – Фальк показал на стулья за круглым столом прямо под парящим драконом, и все расселись по местам.

Гидеон повесил свой сюртук на спинку стула наискосок от моего и закатал рукава рубашки.

– Скажу ещё раз: Гвендолин не должна присутствовать при этом разговоре. Она устала и совершенно запугана. Её надо отвести на элапсирование, а потом доставить домой.

А до этого пусть ей кто-нибудь, пожалуйста, закажет пиццу с двойной порцией сыра.

– Не волнуйся, пускай Гвендолин лишь коротко опишет свои наблюдения, – ответил мистер Джордж. – А потом я лично отведу её к хронографу.

– Собственно говоря, она не производит на меня особенно запуганного впечатления, – пробормотал чёрный доктор Уайт. Маленький призрак Роберт стоял за спинкой его стула и с любопытством поглядывал на диван, на котором, развалясь, сидел Хемериус.

– Что это за оно? – спросил меня Роберт.

Я, естественно, не ответила.

– Я никакое не оно, – ответил за меня Хемериус и показал ему язык. – Я хороший друг Гвендолин. Если не самый лучший. Она купит мне собаку.

Я бросила на диван строгий взгляд.

– Случилось невозможное, – начал Фальк. – Когда Гидеон и Гвендолин появились у леди Тилни, их там уже поджидали. Все здесь присутствующие могут подтвердить, что дата и время их визита были выбраны совершенно произвольно. И тем не менее Люси и Пол их уже ждали. Это не может быть простым совпадением.

– Это значит, что кто-то рассказал им об этой встрече, – заметил мистер Джордж, листая один из фолиантов. – Вопрос только, кто.

– Скорее, когда, – подал голос доктор Уайт, глядя на меня.

– И с какой целью, – добавила я.

Гидеон внезапно нахмурил лоб.

– Цель очевидна. Им нужна наша кровь, чтобы считать её в украденный хронограф. Поэтому они даже привели подкрепление.

– В Анналах нет ни слова о вашем визите, – заметил мистер Джордж. – Это при том, что у вас был контакт с как минимум тремя Стражами, не считая охраны на лестницах и в переходах. Вы можете вспомнить имена?

– Нас принял лично первый секретарь, – Гидеон убрал прядь со лба. – Бэгс или что-то в этом роде. Он сказал, что братья Джонатан и Тимоти де Вильерсы должны появиться для элапсирования ранним вечером, а леди Тилни уже элапсировала рано утром. А человек по имени Уинсли отвёз нас на пролётке в Белгравию. Он должен был ждать нас перед крыльцом, но когда мы вышли из дома, пролётка исчезла. Нам пришлось бежать и затем дожидаться возвращения в одном укрытии.

Вспомнив наше пребывание в укрытии, я ощутила, что краснею. Торопливо взяв кекс, я скрыла лицо за волосами.

– Отчёт об этом дне был составлен одним из членов Ближнего круга по имени Фрэнк Майн. Отчёт состоит из нескольких строк – немного о погоде, немного о марше протеста суфражисток в Сити, а также о том, что леди Тилни своевременно прибыла для элапсирования. Никаких особых происшествий. Близнецы де Вильерсы вообще не упомянуты, а ведь в те годы они входили в Ближний круг. – Мистер Джордж вздохнул и захлопнул фолиант. – Очень странно. Всё это говорит о заговоре в собственных рядах.

– Главным вопросом остаётся, откуда Люси и Пол могли знать, что вы оба в этот день и в это время появитесь у леди Тилни? – сказал мистер Уитмен.

– Уфф, – подал голос Хемериус с софы. – Слишком много имён, голова кругом идёт.

– Объяснение очевидно, – сказал доктор Уайт, не отводя от меня взгляда.

Все, включая меня, мрачно и задумчиво уставились перед собой. Я ничего не сделала, но, очевидно, все исходили из того, что я когда-нибудь в будущем почувствую потребность выдать Люси и Полу, что мы собираемся навестить леди Тилни – по какой бы то ни было бы причине. Всё это было очень запутано, и чем дольше я об этом размышляла, тем менее логичным мне это казалось. Внезапно я ощутила себя очень одинокой.

– Что это за фрики? – Хемериус соскочил с дивана и взмыл к люстре. – Путешествия во времени? У нашего брата много чего было в жизни, но такое даже для меня неразведанная почва.

– Я одного не понимаю, – сказала я. – Почему вы ожидали, что наш визит будет упомянут в Анналах, мистер Джордж? Я имею ввиду, что если бы там что-нибудь было, вы бы это увидели и заранее знали, что мы в этот день туда ездили и что-то там пережили. Или здесь всё как в том фильме с Эштоном Катчером? Всякий раз, когда кто-нибудь из нас посещает прошлое, будущее полностью изменяется?

– Это очень интересный и очень философский вопрос, Гвендолин, – заметил мистер Уитмен, словно мы были на уроке. – Хотя я не знаю того фильма, о котором ты говоришь, но на самом деле по законам логики даже малейшее изменение в прошлом может очень сильно повлиять на будущее. У Рэя Брэдбери есть рассказ, где…

– Давайте пока отложим философскую дискуссию, – перебил его Фальк де Вильерс. – Сейчас я бы охотно выслушал подробности о засаде в доме леди Тилни и о том, как вам удалось бежать.

Я посмотрела на Гидеона. Пусть он теперь изложит свою беспистолетную версию. Я взяла ещё один кекс.

– Нам повезло, – сказал Гидеон, – и его голос звучал так же спокойно, как и раньше. – Я сразу заметил, что что-то не так. Леди Тилни совершенно не удивилась, увидев нас. Стол был накрыт, и когда появились Люси и Пол, а дворецкий встал в дверях, мы с Гвендолин смылись через соседнюю комнату по лестнице для слуг. Пролётка исчезла, поэтому мы побежали. – Ложь давалась ему, казалось, без особого труда. Никакой предательской красноты, никакого подрагивания век, никакого напряжённого взгляда в потолок или неуверенности в голосе. Тем не менее мне показалось, что в его версии отсутствует что-то такое, что сделало бы его рассказ достоверным.

– Странно, – заметил доктор Уайт. – Если бы засада была правильно спланирована, они были бы вооружены и позаботились бы о том, чтобы вы не смогли убежать.

– У меня уже кружится голова, – высказался с дивана Хемериус. – Я не переношу эти завёрнутые формы глаголов, где будущее и прошлое смешивается с сослагательным наклонением.

Я с надеждой посмотрела на Гидеона. Сейчас ему надо что-то придумать, если он хочет держаться своей беспистолетной версии.

– Я думаю, мы просто захватили их врасплох.

– Хм, – произнёс Фальк. И на лицах остальных не было написано, что он их полностью убедил. И неудивительно! Гидеон всё испортил! Если уж лгать, то ложь должна быть преподнесена со сбивающими с толку деталями, которые никому не интересны.

– Мы действовали и в самом деле очень быстро, – торопливо сказала я. – Лестница для слуг была, очевидно, только что натёрта воском, и я почти поскользнулась, собственно говоря, я по ней скорее скользила, чем бежала. Если бы я не держалась за перила, я бы сейчас лежала с проломленным черепом в 1912 году. Что, собственно говоря, происходит, если во время перемещения человек умирает? Может ли тело само переместиться обратно? Ну, в любом случае нам повезло, дверь внизу была открыта, потому что как раз вошла служанка с корзиной продуктов. Такая толстая блондинка. Я подумала, что Гидеон в неё врежется, в корзине были яйца, получилось бы ужасное свинство. Но мы проскочили мимо неё и помчались по улице. У меня теперь волдырь на пальце.

Гидеон откинулся на своём стуле и скрестил руки на груди. Я не могла истолковать его взгляд, но признательным или благодарным он не был.

– В следующий раз я надену кроссовки, – среди всеобщего молчания заявила я, после чего взяла ещё один кекс. Очевидно, кроме меня их никто не хотел.

– У меня есть теория, – медленно сказал мистер Уитмен, крутя печатку на пальце правой руки. – И чем больше я об этом думаю, тем более уверен, что я думаю в правильном направлении. Если…

– Я начинаю казаться себе действительно глупым, потому что говорю это не в первый раз. Но она не должна присутствовать при нашем разговоре.

Я ощутила, что мой укол в сердце превращается в нечто худшее. Я была уже не просто задета – я разозлилась.

– Он прав, – подал голос доктор Уайт. – Совершенно легкомысленно позволять ей присутствовать при наших обсуждениях.

– Но впечатления Гвендолин нам тоже нужны, – возразил мистер Джордж. – Любое самое мелкое воспоминание об одежде, словах и внешнем виде может дать нам решающее указание на базовое время, в котором живут Люси и Пол.

– Она будет знать это и завтра, и послезавтра, – сказал Фальк де Вильерс. – Я думаю, что и в самом деле будет лучше, если ты пойдёшь с ней вниз для элапсирования, Томас.

Мистер Джордж сложил руки на своём объёмистом животе и не ответил.

– Я пойду с Гвендолин в… к хронографу и послежу за перемещением, – предложил мистер Уитмен, отодвигая стул.

– Хорошо, – кивнул Фальк. – Двух часов более чем достаточно. Один из адептов может ждать её возвращения, а ты нам нужен здесь, наверху.

Я вопросительно посмотрела на мистера Джорджа. Он лишь пожал плечами, очевидно смирившись с решением.

– Пойдём, Гвендолин. – Мистер Уитмен уже вскочил с места. – Чем раньше ты это сделаешь, тем раньше пойдёшь спать, и тогда ты сможешь завтра в школе действительно нормально работать. Я, кстати, с нетерпением жду твоё сочинение по Шекспиру!

Боже мой. Ну и нервы! Вспомнить сейчас Шекспира – это надо уметь!

Я подумала ещё, не выразить ли мне протест, но не стала этого делать. Откровенно говоря, мне больше не хотелось слушать их идиотскую болтовню. Я мечтала попасть домой и поскорее забыть весь этот путешественно-временной хлам вместе с Гидеоном. Пускай они в своём дурацком зале пережёвывают и переваривают тайны, пока не свалятся под стол от усталости. Особенно Гидеон! С последующим ночным кошмаром! Это было бы здорово.

Хемериус прав – все они фрики.

Тем не менее я, к сожалению, невольно бросила взгляд на Гидеона, а в голове у меня промелькнула бредовая мысль: Если он сейчас разок улыбнётся, то я ему всё прощу.

Естественно, он этого не сделал. Вместо этого он смотрел на меня безо всякого выражения, и невозможно было понять, о чём он думает. На какой-то момент представление о том, что мы целовались, улетело далеко-далеко, и по неизвестной причине в моей памяти всплыли дурацкие стишки, которые прекрасно декламировала наша классная прорицательница Синтия Дейл: «Зеленые глаза – жабья душа, в жабьей душе любви ни гроша».

– Спокойной ночи, – с достоинством сказала я.

– Спокойной ночи, – дружно пробормотали все. То есть все, кроме Гидеона, который произнёс:

– Не забудьте завязать ей глаза, мистер Уитмен.

Мистер Джордж неодобрительно хмыкнул. Пока мистер Уитмен открывал дверь и выводил меня в коридор, я услышала слова мистера Джорджа: «Вы когда-нибудь думали о том, что именно такое обосабливающее отношение может быть причиной того, что происходящие вещи вообще происходят?». Ответил ли на это кто-нибудь, я уже не слышала. Тяжёлая дверь захлопнулась и заглушила все голоса.

Хемериус почесал себе голову кончиком хвоста.

– Это самая больная на голову гоп-компания, которую я только видел!

– Не принимай это близко к сердцу, Гвендолин, – заметил мистер Уитмен. – Он вытащил из кармана пиджака чёрный шарф и сунул его мне под нос. – Ты новая карта в этом раскладе. Неизвестное в уравнении.

А что уж говорить мне? Для меня всё это вообще было новым! Три дня назад я ничего не знала о существовании Стражей. Всего три дня назад моя жизнь была абсолютно нормальной. Ну, во всяком случае в основном.

– Мистер Уитмен, перед тем как вы завяжете мне глаза… Не можем ли мы заглянуть в ателье мадам Россини и забрать мои вещи? Я уже оставила там два комплекта формы, а завтра мне нужно что-то надеть. Кроме того, здесь моя школьная сумка.

– Разумеется. – По дороге мистер Уитмен элегантно размахивал платком. – Ты даже можешь спокойно переодеться, при перемещении тебе никто не встретится. В какой же год тебя послать?

– Раз я буду сидеть в запертом подвале, то всё равно.

– Ну да, это должен быть такой год, в котором ты без проблем проведёшь время в… в упомянутом подвале, ни с кем не столкнувшись. Начиная с 1945 года это несложно – а вот до того подвал использовался в качестве бомбоубежища. Как насчёт 1974 года? Это год моего рождения, хороший год. – Он засмеялся. – Или возьмём 30 июля 1966-го. В этот день Англия победила Германию в финале ЧМ по футболу. Но тебя ведь футбол не очень интересует, верно?

– Не очень, учитывая, что я буду сидеть в комнате без окон на глубине 20 метров, – устало ответила я.

– Всё это только для того, чтобы оградить тебя от опасностей, – вздохнул мистер Уитмен.

– Момент, момент, – произнёс Хемериус, машущий крыльями рядом со мной. – Я опять не всё ухватываю. То есть ты сейчас заберёшься в машину времени и отправишься в прошлое?

– Да, именно, – ответила я.

– Тогда возьмём год 1948, – обрадованно предложил мистер Уитмен. – Летние Олимпийские игры в Лондоне.

Поскольку он шёл впереди, то не мог видеть, как я закатила глаза.

– Путешествия во времени! Во как. Клёвую же подружку я себе подцепил! – заметил Хемериус, и впервые я услышала в его голосе нотку уважения.

Помещение, в котором находился хронограф, располагалось глубоко под землёй, и хотя меня до сих пор приводили сюда (и уводили отсюда) с завязанными глазами, я примерно представляла себе (или думала, что представляю), где это находится. Хотя бы потому, что мне, к счастью, было позволено покинуть это помещение без повязки в 1912 и в 1782 годах. Когда после посещения ателье мадам Россини мистер Уитмен повёл меня по переходам и лестницам, путь показался мне хорошо знакомым, только на последнем участке у меня возникло ощущение, что мистер Уитмен делает лишний круг, чтобы сбить меня с толку.

– Нагнетает интерес, – заметил Хемериус. – Для чего они спрятали машину времени в мрачной подвальной темнице?

Я услышала, как мистер Уитмен с кем-то заговорил, затем открылась и снова закрылась тяжёлая дверь, и мистер Уитмен снял с меня повязку.

От света я сощурилась. Рядом с мистером Уитменом стоял молодой рыжеволосый человек с несколько нервным взглядом. Видно было, что он от волнения вспотел в своём чёрном костюме. Я огляделась в поисках Хемериуса, который ради хохмы просунул голову сквозь закрытую дверь, а оставшуюся часть туловища оставил болтаться в помещении.

– Это самые толстые стены, которые я когда-либо видел, – заметил он. – Они такие толстые, что в них можно замуровать слона, поставленного поперёк, – если ты понимаешь, что я имею ввиду.

– Гвендолин, это мистер Марли, адепт первой степени, – сообщил мистер Уитмен. – Он дождётся здесь твоего возвращения и затем отведёт тебя наверх. Мистер Марли, это Гвендолин Шеферд, Рубин.

– Для меня большая честь, мисс, – рыжий слегка поклонился.

Я смущённо улыбнулась ему.

– Кхм… да, мне тоже очень приятно.

Мистер Уитмен уже возился у суперсовременного сейфа, оснащённого дисплеем, – при предыдущих посещениях я его не заметила, поскольку сейф был скрыт стенным занавесом. Конные рыцари с кистями на шлемах и принцессы в островерхих шляпах с вуалью восхищались полуголым молодцом, только что поразившим дракона. Пока мистер Уитмен вводил цифры, рыжий мистер Марли скромно глядел на пол, хотя увидеть, что именно ввёл мистер Уитмен, не представлялось возможным, поскольку тот загораживал дисплей своей широкой спиной. Дверца сейфа распахнулась, мистер Уитмен вытащил из него завёрнутый в красный бархат хронограф и поставил на стол.

Мистер Марли почтительно задержал дыхание.

– Мистер Марли увидит сегодня в первый раз, как используется хронограф, – заметил, подмигивая мне, мистер Уитмен. Он указал подбородком на лежавший на столе карманный фонарик. – Прихвати его с собой на случай, если будут проблемы с электричеством. Чтобы ты не боялась в темноте.

– Спасибо. – Я подумала, не потребовать ли мне какой-нибудь спрей от насекомых, в таком старом подвале должно кишмя кишеть пауками – и крысами? Было нечестно посылать меня туда совсем одну. – Можно мне ещё какую-нибудь дубинку или палку?

– Палку? Гвендолин, ты никого там не встретишь.

– Но там могут быть крысы…

– Крысы больше испугаются тебя, чем наоборот, поверь мне. – Мистер Уитмен развернул покрывало, в которое был завёрнут хронограф. – Впечатляет, не правда ли, мистер Марли?

– Да, сэр, очень впечатляет, сэр, – мистер Марли почтительно таращился на прибор.

– Подлиза! – заявил Хемериус. – Рыжие все подлизы, ты заметила?

– Мне казалось, что он больше, – сказала я. – И я не представляла, что машина времени может выглядеть как каминные часы.

Хемериус присвистнул.

– Ничего себе камушки – если они настоящие, то я бы тоже запирал эту штуку в сейф. – И в самом деле, хронограф был украшен впечатляюще крупными драгоценными камнями, которые сверкали на разрисованных и расписанных поверхностях этого странного агрегата подобно сокровищам короны.

– Гвендолин выбрала 1948 год, – заметил мистер Уитмен, открывая клапаны и поворачивая крошечные шестерёнки. – Что в это время проходило в Лондоне, мистер Марли, вы знаете?

– Летние Олимпийские игры, сэр, – ответил мистер Марли.

– Карьерист, – заявил Хемериус. – Рыжие все карьеристы.

– Очень хорошо. – Мистер Уитмен выпрямился. – Гвендолин приземлится там в полдень 12 августа и проведёт на месте ровно 120 минут. Ты готова, Гвендолин?

Я сглотнула.

– Мне бы хотелось знать… Вы уверены, что я там никого не встречу? – Не считая пауков и крыс. – Мистер Джордж давал мне своё кольцо-печатку, чтобы мне никто ничего не сделал…

– В прошлый раз ты перемещалась в помещение архива, которое во все времена использовалось довольно часто. Но эта комната стоит пустая. Если ты будешь спокойно себя вести и не станешь отсюда выходить – а комната в любом случае будет заперта, – ты совершенно точно никого не встретишь. В послевоенные годы в эту часть подвала заходили редко, в Лондоне тогда много занимались строительно-восстановительными работами. – Мистер Уитмен вздохнул. – Интереснейшее время…

– Но если всё-таки кто-нибудь случайно зайдёт в комнату и увидит меня? Мне надо по крайней мере знать пароль!

Мистер Уитмен с лёгким неудовольствием поднял брови.

– Никто не зайдёт, Гвендолин. Ещё раз: ты переместишься в запертое помещение, выждешь там 120 минут и опять вернёшься назад, и в 1948 году это останется никем не замеченным. Иначе о твоём визите было бы написано в Анналах. Кроме того, у нас уже нет времени выяснять пароль этого дня.

– Главное – участие, – робко сказал мистер Марли.

– Что?

– Пароль во время Олимпиады был «Главное – участие». – Мистер Марли застенчиво уставился в пол. – Я это запомнил, потому что в основном пароли задавались на латыни.

Хемериус закатил глаза, и мистер Уитмен выглядел так, как будто он сейчас сделает то же самое.

– Вот как? Ну, Гвендолин, ты слышала. Не то чтобы тебе это понадобилось, но если с паролем ты будешь чувствовать себя лучше … Может быть, ты уже подойдёшь сюда, пожалуйста?

Я подошла к хронографу и протянула руку мистеру Уитмену. Хемериус спикировал на пол рядом со мной.

– А что сейчас? – взволнованно спросил он.

Сейчас была неприятная часть. Мистер Уитмен открыл в хронографе один из клапанов и вложил туда мой указательный палец.

– Вцеплюсь-ка я в тебя покрепче, – сказал Хемериус и обхватил меня сзади за шею, как обезьянка. Я не должна была ничего почувствовать, но на самом деле впечатление было такое, будто мне горло обмотали влажной тряпкой.

Мистер Марли смотрел на эту процедуру широко раскрытыми от волнения глазами.

– Спасибо за пароль, – сказала я ему и тут же скривилась, поскольку в мой палец впилась острая игла, а комната озарилась красным светом. Я крепко обхватила ладонью карманный фонарик, люди и краски завертелись перед моими глазами, и меня куда-то понесло.

Из протоколов инквизиции патера-доминиканца Джан Петро Бариби, архив университетской библиотеки г. Падуя (расшифрованы, переведены и обработаны д-ром М. Джордано).

23 июня 1542 года, Флоренция.

Главой Братства мне был поручен случай, требующий особой деликатности и чутья и по своей странности непревзойдённый. Элизабетта, младшая дочь М., уже десять лет живущая в строгом затворе в монастыре, носит в себе демоницу, указывающую на любовную связь с дьяволом. И в самом деле, во время моего визита я смог убедиться в возможной беременности девицы, а также в слегка спутанном состоянии её духа. В то время как аббатиса, пользующаяся моим полным доверием и кажущаяся здравомыслящей женщиной, не исключает естественного объяснения сего феномена, подозрение в ведьмовстве исходит именно от отца девицы. Якобы он собственными глазами видел, как дьявол в обличье молодого мужчины обнимал девицу в саду, а затем дематериализовался в виде облака дыма, оставив после себя лёгкий запах серы. Ещё две послушницы показали, что многократно видели дьявола в обществе Элизабетты и что он делал ей подарки в виде драгоценных камней. Как бы ни невероятно звучала эта история: учитывая тесную связь М. с Р. М., а также его друзей в Ватикане, мне будет трудно официально выразить сомнение в его разуме и обвинить его дочь всего лишь в блуде. Поэтому с завтрашнего дня я продолжу допросы всех касаемых лиц.

3

– Хемериус? – Влажное ощущение вокруг шеи исчезло. Я быстро щёлкнула фонариком, но комната, в которой я приземлилась, уже была освещена болтавшейся у потолка тусклой лампочкой.

– Привет, – сказал кто-то.

Я резко обернулась. Комната была заставлена всяческими ящиками и мебелью, а у стены возле двери стоял, прислонившись, бледный молодой человек.

– Г-г-главное – участие, – пролепетала я.

– Гвендолин Шеферд? – запинаясь, спросил он.

Я кивнула:

– Как вы узнали?

Молодой человек вытащил из кармана скомканный листок бумаги и протянул его мне. Было видно, что он волнуется – не меньше, чем я. На нём были подтяжки и маленькие круглые очки, его светлые волосы с косым пробором были напомажены и зачёсаны назад. Он бы хорошо подошёл на роль умного, но наивного ассистента прожжённого и прокуренного комиссара полиции в каком-нибудь старом гангстерском фильме. Ассистент влюбляется в возлюбленную гангстера, разодетую в перьевые боа, и в конце концов его пристреливают.

Я немножко успокоилась и коротко огляделась. Больше никого в комнате не было, Хемериуса тоже нигде не было видно. Очевидно, он умел проникать сквозь стены, но не мог перемещаться во времени.

Я нерешительно взяла бумагу – пожелтевший, небрежно вырванный из блокнота листок в клеточку. На листке было накорябано ошеломляюще знакомым почерком:

Лорду Монтрозу – важно!!!

12 августа 1948 года, 12 часов пополудни. Алхимическая лаборатория. Пожалуйста, приходи один.

Гвендолин Шеферд.

Моё сердце застучало. Лорд Люкас Монтроз былмой дедушка! Он умер, когда мне исполнилось десять лет. Я озабоченно рассматривала закруглённую линию буквы «Л». К сожалению, никаких сомнений – каракули чрезвычайно походили на мой собственный почерк. Но как это могло быть?

Я подняла глаза на молодого человека:

– Откуда это у вас? И кто вы?

– Это ты написала?

– Может быть, – ответила я, и мои мысли завертелись в бешеном хороводе. Если это написала я, то почему я этого не помню?

– Откуда у вас это?

– Этот листок у меня уже пять лет. Кто-то вложил его в карман моего пальто вместе с письмом. В день церемонии для второй ступени. В письме значилось: «Кто хранит тайны, должен знать и тайну, скрытую за тайной. Докажи, что ты умеешь не только молчать, но и думать». Это был другой почерк, не такой, как в записке, более… кхм… элегантный, немного старомодный.

Я закусила губу.

– Не понимаю.

– Я тоже не понимаю. Все эти годы я был уверен, что это своего рода проверка, – сказал молодой человек. – Так сказать, ещё один тест. Я никому об этом не рассказывал, но всё время ожидал, что со мной кто-нибудь заговорит об этом или поступят дальнейшие указания. Но ничего такого не случилось. И сегодня я пробрался сюда и стал ждать. Собственно говоря, я уже и не рассчитывал, что что-нибудь произойдёт. Но потом передо мной словно из ничего материализовалась ты. Ровно в 12. Почему ты написала мне это письмо? Почему мы встречаемся в этом отдалённом подвале? И из какого года ты прибыла?

– Из 2011, – ответила я. – К сожалению, на остальные вопросы я ответов не знаю. – Я откашлялась. – Кто вы?

– Ох, извини меня, пожалуйста. Меня зовут Люкас Монтроз. Без лорда. Я адепт второй ступени.

У меня вдруг пересохло во рту.

– Люкас Монтроз. Бурдонская площадь, 81.

Молодой человек кивнул.

– Да, там живут мои родители.

– Тогда… – Я уставилась на него и сделала глубокий вдох. – Тогда вы мой дедушка.

– Ох, только не это, – сказал молодой человек и вздохнул. Затем он выпрямился, оторвался от стены, смахнул пыль с одного из стульев, нагромождённых в углу комнаты, и поставил его рядом со мной. – Не присесть ли нам? У меня ноги словно ватные.

– У меня тоже, – сказала я, усаживаясь на стул. Он взял себе ещё один и уселся напротив меня.

– То есть ты моя внучка? – он слабо улыбнулся. – Знаешь, для меня это довольно странное представление. Я пока не женат. Точнее говоря, ещё даже не обручён.

– Сколько же тебе лет? Ой, извини, я должна это знать, ты с 1924 года, то есть в 1948 году тебе исполнилось 24 года.

– Да, – ответил он. – Через три месяца мне будет 24. А сколько лет тебе?

– Шестнадцать.

– Как и Люси.

Люси. Я невольно вспомнила слова, которые она бросила мне вслед, когда мы убегали из дома леди Тилни.

Я всё ещё не могла поверить, что передо мной мой дедушка. Я искала сходство с человеком, на чьих коленях я слушала увлекательные рассказы, кто защищал меня от Шарлотты, когда та утверждала, что я пытаюсь важничать со своими призрачными историями. Но гладкое лицо сидящего передо мной мужчины не имело, по-моему, никакого сходства с морщинистым лицом того пожилого человека, которого я знала. Зато я нашла, что он похож на мою маму – голубыми глазами, энергичной линией подбородка и улыбкой. Я на секунду закрыла глаза – всё это было для меня как-то уж… слишком.

– Ну вот, – тихо сказал Люкас. – И что, я… хороший дедушка?

У меня защипало в носу – от слёз, которые я с трудом сдерживала. Поэтому я только кивнула.

– Другие путешественники во времени спокойно и совершенно официально приземляются наверху, в Драконьем зале или в помещении архива, – сказал Люкас. – Почему ты выбрала именно эту мрачную старую лабораторию?

– Ничего я не выбирала, – я утерла нос тыльной стороной ладони. – Я даже не знала, что это лаборатория. В моё время это обычный подвал с сейфом, где хранится хронограф.

– В самом деле? Ну, здесь давно нет никакой лаборатории, – пояснил Люкас. – Но изначально эта комната использовалось для тайных занятий алхимией. Это одно из самых старых помещений в этих стенах. За столетия до основания Ложи графа Сен Жермена здесь ставили свои эксперименты по поиску философского камня известные лондонские алхимики и маги. На стенах ещё можно разобрать жуткие рисунки и таинственные формулы, и говорят, что эти стены потому такие толстые, что в них замурованы кости и черепа… Он замолчал и прикусил губу. – Итак, ты тоже моя внучка – можно спросить, которого … кхм… из моих детей?

– Мою маму зовут Грейс, – ответила я. – Она похожа на тебя.

Люкас кивнул.

– Люси рассказывала мне про Грейс. Она говорит, что Грейс самая милая из моих детей, остальные просто мещане. – Он сделал гримасу. – Не могу представить, что у меня будут мещанские дети… и вообще дети…

– Может быть, это зависит не от тебя, а от твоей жены, – пробормотала я.

Люкас вздохнул.

– С тех пор как Люси появилась здесь два месяца назад, меня все стали поддразнивать, потому что у неё рыжие волосы, точь-в-точь как у одной девушки, которая меня… хм… интересует. Но Люси не хочет мне говорить, на ком я женюсь, она считает, что иначе я могу передумать. И тогда вы все не родитесь.

– Важнее цвета волос является ген путешествия во времени, который должна передать по наследству твоя суженая, – сказала я. – По нему ты можешь её узнать.

– В этом-то и странность, – Люкас устроился на своём стуле поудобнее. – Меня… кхм… привлекают как раз две девушки из линии Жадеита, контрольный номер 4 и контрольный номер 8.

– Ага, – сказала я.

– Знаешь, дело обстоит так, что я никак не могу выбрать. Может быть, маленькая подсказка с твоей стороны поможет мне принять решение.

Я пожала плечами.

– Пожалуйста. Мою бабушку, то есть твою будущую жену, зовут ле…

– Нет! – вскричал Лукас. Он предостерегающе поднял руки. – Я передумал, лучше не говори. – Он смущённо почесал голову. – Это школьная форма Сент-Леннокса, да? Узнаю герб на пуговицах.

– Верно, – ответила я, оглядывая свою синюю куртку. Мадам Россини, очевидно, постирала и погладила форму, во всяком случае она выглядела как новенькая и слегка пахла лавандой. Кроме того, она что-то сделала с курткой, потому что та сидела сейчас на мне намного лучше, чем прежде.

– Моя сестра Мэделайн тоже ходит в Сент-Леннокс. Из-за войны она заканчивает её только в этом году.

– Тётушка Мэдди? Я и не знала.

– Все девочки Монтрозов ходят в Сент-Леннокс. Люси тоже. У неё такая же форма, как у тебя. А у Мэдди – тёмно-зелёная с белым. И юбка в клетку… – Люкас откашлялся, –на тот случай, если тебя это интересует… но нам, наверное, стоит сейчас сосредоточиться и подумать, почему мы сегодня здесь встретились. Предположим, ты действительно написала эту записку…

– …напишешь!

– …и передашь её мне во время одного из своих будущих перемещений во времени… – по какой причине, как ты считаешь, ты могла это сделать?

– Ты имеешь ввиду, почему я это сделаю? – Я вздохнула. – В этом может быть смысл. Возможно, ты сможешь мне многое объяснить. Но я тоже не знаю… – Я нерешительно посмотрела на своего молодого деда. – Ты хорошо знаешь Люси и Пола?

– Пол де Вильерс перемещается сюда для элапсирования с января. За это время он стал старше на два года, что немного жутковато. Люси появилась здесь в первый раз в июне. Во время их визитов с ними занимаюсь в основном я. Это очень… забавно. И я должен сказать, что Пол – первый из де Вильерсов, который мне симпатичен. – Он снова откашлялся. – Если ты появилась из 2011 года, ты должна обоих знать. Как-то странно, что они потихоньку приближаются к сорока… передай им мои приветы.

– Нет, я не могу этого сделать. – Ой, как это всё сложно. И мне надо было, наверное, быть осторожной с тем, что я рассказываю, пока я сама не пойму, что, собственно, происходит. В моих ушах по-прежнему звучали мамины слова: «Не доверяй никому. Даже своим собственным ощущениям». Но хоть кому-то я же должна доверять, и кто для этого подходит лучше, чем мой собственный дед? Я решила поставить всё на карту.

– Я не могу передать Люси и Полу твои приветы. Они украли хронограф и скрылись с ним в прошлом.

– Что? – Глаза Люкаса за стёклами очков расширились от удивления. – Почему они это сделали? Не могу поверить. Они бы ни за что… Когда это случилось?

– В 1994 году, – ответила я. – В год моего рождения.

– В 1994 году Полу будет двадцать, а Люси восемнадцать лет, – сказал Люкас скорее себе, чем мне. – То есть через два года. Потому что ему сейчас восемнадцать, а ей шестнадцать. – Он смущённо улыбнулся. – Я имею ввиду, конечно, не сейчас, а сейчас, когда они перемещаются в этот год для элапсирования.

– В предыдущие ночи я не очень много спала, поэтому у меня такое чувство, что мой мозг состоит из сахарной ваты, – сказала я. – И в счёте я полная бездарь.

– Люси и Пол… То, что ты мне рассказала, не имеет никакого смысла. Они бы никогда не сделали ничего настолько сумасшедшего.

– Однако сделали. И я думала, что ты, вероятно, сможешь мне сказать, почему. В моё время меня все уверяют, что они… плохие. Или ненормальные. Или и то, и другое. Во всяком случае опасные. Когда я встретила Люси, она сказала, что я должна спросить тебя про зелёного всадника. Итак: что такое зелёный всадник?

Люкас озадаченно уставился на меня.

– Ты встретила Люси? Ты же только что сказала, что они с Полом исчезли в год твоего рождения. – Затем ему, очевидно, в голову пришло ещё кое-что. – Если они взяли с собой хронограф, как ты вообще можешь путешествовать во времени?

– Я их встретила в 1912 году. У леди Тилни. Есть второй хронограф, который Стражи для нас используют.

– Леди Тилни? Она умерла четыре года назад. А второй хронограф не работает.

– Сейчас работает. Послушай, дедушка, – при этом слове Люкас вздрогнул, – для меня это всё гораздо более запутано, чем для тебя, поскольку ещё пару дней назад я и понятия не имела про все эти дела. Я ничего не могу тебе объяснить. Меня послали сюда для элапсирования, Боже мой, я даже не знаю, как пишется это дурацкое слово, вчера я услышала его в первый раз. Я сейчас вообще только третий раз элапсирую с хронографом, до этого я три раза перемещалась бесконтрольно. Что было не слишком весело. Собственно говоря, все думали, что ген у моей кузины Шарлотты, потому что она родилась в правильный день, а моя мама солгала насчёт даты моего рождения. Поэтому Шарлотта вместо меня брала уроки танцев, знает всё про чуму и короля Георга, умеет фехтовать, ездить на лошади в дамском седле – а уж что она изучала на уроках мистерий, вообще невозможно себе представить. – Чем больше я говорила, тем быстрее вылетали из меня слова. – Я, во всяком случае, не знаю вообще ничего, не считая тех крох, про которые мне рассказали, и это действительно не очень много и не очень понятно, но что ещё намного хуже – у меня до сих пор не было времени обдумать происшедшее. Лесли – это моя подруга – всё это загуглила, но мистер Уитмен отобрал у нас папку, кроме того, я и так поняла только половину. Такое впечатление, что все ожидали от меня чего-то особенного и теперь разочарованы.

– Рубин, магией Ворона одарённый, в соль-мажор замыкает круг, двенадцатью одухотворённый, – пробормотал Люкас.

– Да, видишь, магия Ворона, бла-бла-бла. К сожалению, в моём случае пустышка. Граф Сен Жермен душил меня, стоя в нескольких метрах, я слышала его голос в моей голове, а потом были эти мужчины в Гайд-парке с пистолетами и шпагами, и мне пришлось одного из них заколоть, потому что иначе они бы убили Гидеона, который… он такой… – я глубоко вдохнула, и из меня продолжало выливаться: – Гидеон на самом деле такой всё-таки гадкий, он ведёт себя так, словно я грязь под его ногами, и сегодня утром от поцеловал Шарлотту, правда, только в щёку, но может быть, это что-нибудь да значит, во всяком случае, мне не надо было его целовать, не выяснив это, я ведь вообще его знаю только день или два, но он вдруг стал такой… милый и… всё произошло очень быстро, и все думают, что это я выдала Люси и Полу день нашего визита к леди Тилни, поскольку нам нужна её кровь, и кровь Люси и Пола нужна тоже, но им нужно то же самое от Гидеона и меня, поскольку этого не хватает в их хронографе. И никто не говорит мне, что произойдёт, когда в хронограф будет считана кровь всех путешественников, и мне иногда кажется, что этого точно не знает никто. И я должна спросить тебя про зелёного всадника, сказала Люси.

Люкас, прикрыв глаза за стёклами очков, пытался, очевидно, извлечь хоть какой-нибудь смысл из потока моих слов.

– Я не имею ни малейшего понятия, что может иметься ввиду с этим зелёным всадником, – сказал он. – Я слышу о нём впервые. Может быть, это название фильма? Почему ты не спросишь меня… ты бы попросту могла спросить меня об этом в 2011 году.

Я шокированно посмотрела на него.

– О, понимаю, – быстро сказал Люкас. – Ты не можешь спросить меня, поскольку я уже давно умер, либо старый, слепой и глухой угасаю в каком-нибудь доме престарелых… нет, нет, пожалуйста, я не хочу этого знать.

На этот раз я не смогла сдержать слёз. Я всхлипывала по крайней мере полминуты, поскольку я – как бы странно это ни звучало – вдруг очень затосковала по моему деду. – Я тебя очень любила, – сказала я.

Люкас протянул мне носовой платок и сочувственно поглядел на меня.

– Ты уверена? Я не очень люблю детей. От них столько шума… Но, может быть, ты была особенно милым экземпляром. Даже наверняка.

– Да, так и есть. Но ты был добрым со всеми детьми. – Я шумно прочистила нос. – Даже с Шарлоттой.

Какое-то время мы молчали. Затем Люкас извлёк из кармана часы и спросил:

– Сколько у нас ещё времени?

– Они отправили меня ровно на два часа.

– Маловато. Мы уже слишком много времени потратили попусту. – Он поднялся. – Я принесу карандаши и бумагу, и мы попробуем немного упорядочить этот хаос. Лучше всего ты останешься здесь и не сдвинешься с места.

Я только кивнула. Когда Люкас исчез, я уставилась прямо перед собой, подперев ладонями лицо. Он был прав, было важно сохранить ясную голову именно сейчас.

Кто знал, что я ещё раз встречу моего деда? О каких вещах, которые ещё только произойдут, я должна ему рассказать, а о каких нет? И наоборот: я лихорадочно размышляла, какую полезную информацию он может мне предоставить. По сути дела, он был моим единственным союзником. Только в неправильное время. И какую из многочисленных тёмных загадок он сможет разъяснить?

Люкас долго отсутствовал, и с каждой уходящей минутой я всё более сомневалась в своих ощущениях. Возможно, он всё-таки солгал и сейчас появится здесь с вместе Люси, Полом и большим ножом, чтобы взять у меня кровь. В конце концов я беспокойно поднялась и огляделась в поисках хоть чего-нибудь, что могло сойти за оружие. В одном углу лежала доска со вбитым в неё ржавым гвоздём, но когда я её подняла, она рассыпалась у меня в руках. В этот момент дверь снова открылась, и в комнату вошёл мой юный дед с блокнотом подмышкой и с бананом в руке.

Я вздохнула с облегчением.

– Вот тебе от голода, – Люкас кинул мне банан, вытащил из нагромождения в углу ещё одни стул, поставил его между нами и положил на него блокнот. – Извини, что так долго. Меня задержал наверху этот болван Кеннет де Вильерс. Не переношу этих де Вильерсов, они вечно везде суют свои длинные носы, хотят всё контролировать, указывать и вообще знают всё лучше всех!

– И в самом деле, – пробормотала я.

Люкас тряхнул кистью руки.

– Ну начнём, внучка. Ты – Рубин, двенадцатая в Круге. Алмаз из семьи де Вильерсов родился на два года раньше тебя. То есть ему в твоё время около девятнадцати. И как, ещё раз, его зовут?

– Гидеон, – ответила я, и от одного лишь произнесения его имени меня бросило в жар. – Гидеон де Вильерс.

Карандаш в руке Люкаса проехался по бумаге.

– И он гадкий, как все де Вильерсы, но тем не менее ты его поцеловала, если я правильно понял. Ты не слишком молода для этого?

– Вряд ли, – ответила я. – Наоборот – я совершенно запаздываю. Кроме меня, все девчонки нашего класса принимают пилюли. – Ну, все, кроме Айшани, Пегги и Касси Кларк, но родители Айшани – консервативные индийцы, способные прибить её за один только взгляд на мальчика, Пегги скорее нравятся девочки, а что касается Касси – конечно, её прыщи когда-нибудь сойдут, тогда она снова станет милой с окружающими и перестанет каждый раз окрысиваться («Чего ты пялишься как дурной!»), когда кто-нибудь случайно глянет в её сторону. – Ой, ну и Шарлотта тоже не разменивается на секс, поэтому Гордон Гельдерман зовёт её Снежная королева. Но я уже совсем не уверена, что это действительно так. – Я заскрипела зубами, вспомнив, как Шарлотта смотрела на Гидеона, а он на неё. Если подумать о том, как быстро Гидеону пришла в голову мысль поцеловать меня, а именно на второй день знакомства, то что могло произойти между ним и Шарлоттой за все эти годы, которые они друг друга знали, мне даже не хотелось себе представлять.

– Что за пилюли? – полюбопытствовал Люкас.

– Что? – Боже мой, в 1948 году они, наверное, предохраняются презервативами из коровьих кишок – если вообще предохраняются. Но я не хотела этого знать. – Мне не хочется говорить с тобой про секс, дедушка, действительно не хочется.

Люкас посмотрел на меня, качая головой.

– А мне не хочется слышать от тебя это слово. И я не имею ввиду слово «дедушка».

– Окей. – Я начала чистить банан, а Люкас стал что-то записывать. – А что вы говорите вместо этого?

– Вместо чего?

– Вместо слова «секс»?

– Мы об этом не говорим, – ответил Люкас, низко склонившись над бумагами. – Во всяком случае, не с шестнадцатилетними девушками. Итак: хронограф был украден Полом и Люси до того, как в него была считана кровь двух последних путешественников во времени. Поэтому был задействован второй хронограф, но в нём, естественно, не хватает крови всех остальных носителей гена.

– Нет, теперь уже нет. Гидеон сумел посетить почти всех путешественников и взять у них кровь. Не хватает только леди Тилни и Опала, Элизы какой-то там.

– Элен Бёрли, – поправил меня Люкас. – Придворная дама Елизаветы I, которая в 18 лет умерла от послеродовой лихорадки.

– Точно. И крови Люси и Пола, естественно. То есть мы охотимся за их кровью, а они за нашей. Во всяком случае, так я поняла.

– Сейчас есть два хронографа, с которыми может быть полностью замкнут Круг? Это действительно невероятно!

– Что случится, когда Круг замкнётся?

– Тогда откроется Тайна, – торжественно произнёс Люкас.

– Ах Боже мой! И ты туда же. – Я сердито покачала головой. – Хотя бы один раз хотелось бы поконкретнее…

– Предсказания говорят о взлёте Орла, о победе человечества над болезнями и смертью, о начале новой эры.

– Ага, – произнесла я, такая же просвещённая, как и раньше. – То есть это что-то хорошее?

– Даже очень хорошее. Что-то, что продвинет человечество вперёд. Поэтому граф Сен Жермен основал общество Стражей, поэтому в наших рядах состоят умнейшие и могущественнейшие люди планеты. Мы все хотим беречь тайну, чтобы в своё время она открылась и спасла мир.

Окей. По крайней мере, это было ясное высказывание. В любом случае самое ясное изо всех мной полученных.

– Но почему Люси и Пол не хотят, чтобы Круг замкнулся?

Люкас вздохнул.

– Не имею ни малейшего понятия. Когда, ты говоришь, ты их встретила?

– В 1912 году, – ответила я. – 22 июня. Или 24-го. Я точно не запомнила. – Чем больше я старалась припомнить, тем менее была уверена. – Возможно, это было даже 12-го? Какое-то чётное число, это точно. 18-го? Во всяком случае, после обеда. Леди Тилни накрыла стол к «большому чаю». – И тут я поняла, что я только что сказала, и хлопнула себя по губам. – Ой!

– Что такое?

– Я сейчас тебе рассказала, а ты это выдашь Люси и Полу, и именно поэтому они смогли нас там подстеречь. То есть фактически предатель ты, а не я. Хотя по сути получается то на то.

– Что? О нет! – Люкас энергично покачал головой. – Я не буду этого делать. Я им вообще про тебя не расскажу – это было бы просто сумасшествие! Если я им завтра скажу, что они когда-нибудь украдут хронограф и отправятся с ним в прошлое, они тут же упадут замертво! Нужно хорошенько взвешивать, что можно рассказывать людям о будущем, а что нельзя, слышишь?

– Ну, может быть, ты им об этом не скажешь завтра, но у тебя в запасе столько лет. – Я задумчиво ела банан. – С другой стороны… в какое же время они прыгнули с хронографом? Почему не сюда? Здесь у них по крайней мере есть друг, то есть ты. Возможно, ты говоришь мне неправду и они давно ждут под дверью, чтобы пустить мне кровь.

– Я не имею ни малейшего понятия, куда они могли прыгнуть. – Люкас вздохнул. – Я даже не могу себе представить, что они сделают что-то настолько сумасшедшее. Или почему они так сделают! – И уныло добавил: – Я вообще ни о чём не имею понятия.

– Очевидно, мы оба к данному моменту совершенно без понятия, – сказала я так же уныло.

Люкас записал на бумаге «Зелёный всадник», «Второй хронограф» и «Леди Тилни» и дорисовал огромный вопросительный знак.

– Что нам нужно, так это ещё одна встреча – позднее! До тех пор я смогу многое узнать.

Меня осенило.

– Вначале меня должны были послать для элапсирования в 1956 год. То есть мы, вероятно, сможем опять увидеться завтра вечером.

– Ха-ха! – воскликнул Люкас. – Для тебя, возможно, 1956 год – это завтра, для меня же это… Ну ладно, давай обдумаем. Если тебя направят для элапсирования в более позднее время, то тоже в эту комнату?

Я кивнула.

– Думаю, да. Но ты ведь не можешь целыми днями и ночами ожидать здесь моего появления. Кроме того, тут в любой момент может появиться Гидеон, ему же тоже надо элапсировать.

– Я знаю, что мы сделаем, – сказал Люкас с возрастающим ликованием. – Когда ты в следующий раз окажешься в этом помещении, ты просто придёшь ко мне! Моё бюро на третьем этаже. Тебе надо будет только пройти мимо двух постов, но это вообще не проблема, если ты скажешь, что заблудилась. Ты моя кузина. Хейзел. Из деревни. Я сегодня же начну всем про тебя рассказывать.

– Но мистер Уитмен говорит, что здесь всегда закрыто, и, кроме того, я вообще не представляю, где мы находимся.

– Конечно, тебе нужен ключ. И пароль дня. – Люкас огляделся. – Я отдам сделать для тебя ключ и помещу его где-нибудь здесь. То же самое для пароля. Я напишу его на бумажке и спрячу в наш тайник. Лучше всего куда-нибудь в стену. Вон там кирпичи сидят посвободнее, видишь? Может быть, мы сможем выдолбить за ними полость. – Он встал, перебрался через весь этот хлам и присел на корточки перед стеной. – Смотри, вот здесь. Я приду сюда с инструментом и сделаю отличный тайник. Когда ты в следующий раз сюда переместишься, тебе надо будет просто вытащить вот этот кирпич, за ним ты найдёшь ключ и пароль.

– Но здесь чертовски много кирпичей, – заметила я.

– Просто запомни вот этот, в пятом ряду снизу, примерно посредине. Вот дерьмо! Это был мой ноготь… Не важно, по крайней мере это хоть какой-то план, и он мне нравится.

– Но тебе теперь придётся каждый день приходить сюда и менять пароль, – сказала я. – Как ты собираешься это делать? Разве ты не учишься в Оксфорде?

– Пароль обновляется не каждый день, – ответил Люкас. – У нас иногда неделями один и тот же. Кроме того, это единственная возможность устроить следующую встречу. Запомни камень. Я приложу ещё и схему, чтобы ты нашла путь наверх. Здешние тайные ходы проходят через пол-Лондона. – Он глянул на часы. – А сейчас мы опять сядем и будем писать заметки. Совершенно систематически. Ты увидишь, в конце концов мы оба станем умнее.

– Или останемся двумя простаками в затхлом подвале.

Люкас склонил голову набок и улыбнулся мне.

– Может, ты сможешь мне как-нибудь мимоходом сказать, начинается ли имя твоей бабушки с буквы «А» или с буквы «С»?

Я улыбнулась.

– А что бы ты предпочёл?

Круг Двенадцати

Имя                         Драгоценный камень Алхимическое соответствие    Животное             Дерево

Ланселот де Вильерс 1560–1607 Янтарь         Кальцинато                           Лягушка               Бук

Элен Бёрли               1562–1580  Опал           Путерфактио и мортифицио   Сова                    Орех

Уильям де Вильерс    1636–1689  Агат           Сублимацио                           Медведь              Сосна

Сесилия Вудвилл       1628–1684  Аквамарин  Солютио                                Лошадь                Клён

Роберт Леопольд граф де Сен Жермен

                                1703–1784   Смарагд     Дистильято                            Орёл                   Дуб

Жанна де Понкаре мадам Дюфре

                                1705–1775   Цитрин       Коагулятио                            Змея                    Гинкго

Джонатан и Тимоти де Вильерс

                 1875–1944 1875–1930   Карнеол      Экстрактио                            Сокол                  Яблоня

Маргарет Тилни        1877–1944   Жадеит       Дигестио                               Лис                     Липа

Пол де Вильерс              *1974   Чёрный турмалин  Цератио                        Волк                   Рябина

Люси Монтроз                *1976    Сапфир       Ферментатио                          Рысь                   Ива

Гидеон де Вильерс         *1992    Алмаз         Мультипликатио                     Лев                     Тис

Гвендолин Шеферд        *1994     Рубин         Проектио                               Ворон                  Берёза

4

– Гвенни, Гвенни, просыпайся!

Я с трудом вынырнула из глубин своего сна, где я в образе древней, согбенной старухи сидела напротив ослепительно красивого Гидеона и утверждала, что меня зовут Гвендолин Шеферд и что я прибыла из 2080 года, – и посмотрела в родное курносое лицо моей сестрёнки Каролины.

– Ну наконец-то! – сказала она. – Я уж думала, не добужусь тебя. Когда ты вчера вечером пришла домой, я уже спала, при этом я действительно старалась не заснуть. Ты опять принесла какое-нибудь офигенное платье?

– Нет, на этот раз нет. – Я села в кровати. – На этот раз я смогла переодеться там.

– Теперь всё время будет так? Теперь ты всегда будешь возвращаться домой, когда я уже сплю? Мама стала такая странная с тех пор, как с тобой это случилось. Нам с Ником тебя не хватает – без тебя ужины какие-то не такие.

– Они и раньше бывали не такие, – заметила я, опускаясь назад в подушки.

Вчера вечером меня привезли домой на лимузине, шофёр был незнакомый, но рыжий мистер Марли проводил меня прямо до двери.

Гидеона я вчера больше не видела, но так оно было и лучше. Хватит того, что он снился мне всю ночь.

Меня впустил в дом мистер Бернард, бабушкин дворецкий – вежливый, как всегда, и, как всегда, абсолютно непроницаемый. Мама встретила меня на лестнице и обняла так крепко, как будто я вернулась из экспедиции на Южный полюс. Я тоже была рада её видеть, но всё ещё сердилась на неё. Было неприятно обнаружить, что твоя собственная мать тебя обманывает. И причин этого она раскрывать не хотела. Кроме пары загадочных фраз («не доверяй никому – опасно – тайна – бла-бла-бла») я не узнала от неё ничего, что могло бы объяснить её поведение. Поэтому, а также потому, что я почти падала с ног от усталости, я без лишних слов съела кусочек холодного цыплёнка и отправилась в постель, не посвятив маму в события дня. И что бы она делала с этой информацией? Она и так очень беспокоилась. Мне показалось, что она выглядит почти так же утомлённо, как и я.

Каролина снова потрясла меня за руку.

– Эй, не засыпай!

– Ладно. – Я с усилием перебросила ноги через край кровати и осознала, что, несмотря на долгий телефонный разговор с Лесли перед сном, я всё-таки как-то выспалась. Но где же Хемериус? Он испарился, когда я вчера вечером отправилась в ванную, и с тех пор не появлялся.

Под душем я окончательно проснулась. Я, вопреки запрету, вымыла волосы дорогим маминым шампунем с бальзамом, пойдя даже на риск, что меня может выдать чудесный аромат роз и грейпфрута. Вытирая насухо волосы, я невольно задалась вопросом, нравится ли Гидеону запах роз и грейпфрута, но тут же строго призвала себя к порядку.

Поспав один-два часа, я опять думала про этого типа! Ну чего уж такого грандиозного произошло, скажите на милость,? Ладно, мы немного пообнимались в исповедальне, но через короткое время он снова выступил в роли Тошнилова, и об этом возврате к реальности мне совершенно не хотелось вспоминать, не важно, выспалась я или нет. Что я, кстати, сказала и Лесли, которая вчера всё никак не могла про это наслушаться.

Я высушила волосы феном, оделась и побежала вниз по лестнице в направлении столовой. Каролина, Ник, мама и я жили на четвёртом этаже нашего дома. Там, в отличие от остальной части этой коробки, находившейся в собственности семьи как минимум с начала времён, было по крайней мере как-то уютно.

Остальная часть дома была забита антиквариатом и портретами многочисленных предков, из которых очень немногие радовали глаз. И у нас имелся бальный зал, в котором Ник с моей помощью научился кататься на велосипеде, естественно, втайне от остальных, но в наше время транспорт в большом городе ужасно опасный, это всякий знает.

Я снова пожалела, что мама и мы не можем питаться у себя наверху, но моя бабушка леди Ариста настаивала на том, чтобы мы все собирались в тёмной столовой, чьи стены были обшиты панелями цвета молочного шоколада (это было единственное красивое сравнение, которое пришло мне в голову. Остальные были… кхм… скорее неаппетитными).

Зато настроение за столом было сегодня гораздо лучше, чем вчера – я заметила это сразу, как только вошла.

Леди Ариста, которая неизменно напоминала преподавательницу балета, шлёпающую учеников по пальцам, дружелюбно сказала:

– Доброе утро, детка, – а Шарлотта и её мама улыбались мне так, как будто они знали что-то такое, о чём я не имела понятия.

Поскольку тётя Гленда обычно никогда мне не улыбалась (и вообще вряд ли кому улыбалась, не считая кислого приподнятия уголков губ), у меня сразу же возникли подозрения.

– Что-нибудь случилось? – спросила я.

Мой двенадцатилетний брат Ник улыбнулся мне, когда я села на своё место рядом с Каролиной, а мама поставила передо мной гигантскую тарелку с тостами и омлетом. Когда их аромат шибанул мне в нос, я чуть не упала в обморок от голода.

– Ах ты Боже мой, – сказала тётя Гленда. – Ты, видимо, хочешь, чтобы твоя дочь потребила месячную норму жира и холестерина прямо сейчас, не так ли, Грейс?

– Именно, – равнодушно ответила мама.

– Она потом возненавидит тебя за то, что ты не следила как следует за её фигурой, – заметила тётя Гленда и опять улыбнулась.

– Фигура Гвендолин безупречна, – сказала мама.

– Пока что – возможно, – отреагировала тётя Гленда, по-прежнему улыбаясь.

– Вы что-то подмешали тёте Гленде в чай? – шёпотом спросила я Каролину.

– Кто-то недавно позвонил, и с тех пор тётя Гленда и Шарлотта в наилучшем расположении духа, – прошептала Каролина в ответ. – Их как подменили!

В этот момент снаружи на подоконник приземлился Хемериус. Сложив крылья, он просочился сквозь оконное стекло.

– Доброе утро! – обрадованно сказала я.

– Доброе утро! – ответил Хемериус и скакнул с подоконника на свободный стул.

Все остальные удивлённо уставились на меня, а Хемериус стал чесать себе живот.

– У тебя тут обнаружилась довольно-таки приличная семейка – я ещё не полностью в теме, но мне уже бросилось в глаза, что в этом хозяйстве очень много девушек. Слишком много, я бы сказал. И половина из них, похоже, срочно нуждается в щекотании. – Он тряхнул крыльями. – А где отцы всех этих деток? И где домашние животные? Такой громадный дом и даже ни одной канарейки – я разочарован!

Я ухмыльнулась.

– А что тётушка Мэдди? – с удовольствием приступив к еде, спросила я.

– Боюсь, что потребность во сне моей дорогой золовки несколько больше её любопытства, – с достоинством ответила леди Ариста. Прямая как свеча, она сидела за столом и ела половинку тоста с маслом, держа его оттопыренными пальцами (я, кстати, никогда её другой не видела, всегда прямая как свеча). – Из-за вчерашнего раннего подъёма она весь день была в невыносимо дурном настроении. Я не думаю, что мы её ещё когда-нибудь увидим раньше десяти утра.

– По мне, так оно и лучше, – пронзительным голосом проверещала тётя Гленда. – Её болтовня о сапфировых яйцах и башенных часах может лишить человека последних нервов. И – как ты себя чувствуешь, Гвендолин? Я могу себе представить, что ты должна быть совершенно сбита с толку.

– Хм, – ответила я.

– Это, наверное, ужасно – вдруг осознать, что ты рождён для высокого, не будучи в состоянии соответствовать ожиданиям. – Тётя Гленда подцепила на вилку кусок помидора.

– Мистер Джордж докладывает, что Гвендолин до сих пор очень хорошо себя показывала, – сказала леди Ариста. Я ещё не успела удивиться проявлению её солидарности, как она добавила: – Во всяком случае, в соответствии с обстоятельствами. Гвендолин, тебя сегодня опять заберут после школы и отвезут в Темпл. На этот раз тебя будет сопровождать Шарлотта. – Она отпила глоточек чая.

Я не могла открыть рот, потому что иначе бы вывалился омлет, поэтому я просто таращилась в шоке, а Ник и Каролина вместо меня спросили:

– Чего это?

– Потому что, – сказала тётя Гленда, как-то странно тряся головой, – потому что Шарлотта умеет всё то, что должна уметь Гвендолин, чтобы хоть как-то справляться с заданиями. И теперь из-за – как мы все себе живо представляем – хаотичных событий двух последних дней в Темпле желают, чтобы Шарлотта помогла своей кузине подготовиться к дальнейшим перемещениям во времени. – Она выглядела так, как будто её дочь только что выиграла Олимпийские игры. По меньшей мере.

К следующим перемещениям во времени? Это как?

– А кто эта тощая злобная рыжая швабра? – осведомился Хемериус. – Ради тебя я надеюсь, что речь идёт всего лишь об отдалённом родстве!

– Не скажу, что для нас эта просьба стала неожиданной, но мы всё-таки хорошенько подумали, стоит ли нам её выполнять. В конце концов, у Шарлотты в этом деле больше нету никаких обязательств. Но… – в этом месте тощая злобная рыжая шва… тётя Гленда театрально вздохнула, – Шарлотта очень хорошо осознаёт важность всей миссии и потому проявляет самоотверженную готовность внести свою лепту в решение общей задачи.

Моя мама тоже вздохнула и посмотрела на меня сочувственным взглядом. Шарлотта убрала за ухо прядку блестящих рыжих волос и захлопала ресницами в мою сторону.

– Ась? – спросил Ник. – Чему это Шарлотта должна научить Гвенни?

– Ох, – сказала тётя Гленда, и её щёки зарумянились от рвения. – Много чему, но совершенно абсурдно думать, что Гвендолин за короткое время сумеет нагнать всё то, чем Шарлотта овладела за многие годы, не говоря уже о – ну – скорее несправедливом распределении природных талантов в данном конкретном случае. Можно лишь попытаться передать самое насущное. Гвендолин прежде всего не хватает – прямо-таки трагическим образом – общих знаний и манер, необходимых в соответствующие эпохи – как я слышала.

Вот наглость! От кого это она такое слышала?

– Да, манеры совершенно необходимы, когда человек сидит в запертом подвале. Иначе какая-нибудь подвальная мокрица может увидеть, как он ковыряет в носу.

Каролина захихикала.

– О нет, Гвенни, с сожалением должна тебе сказать, что в ближайшее время тебе будет немножечко сложнее. – Шарлотта одарила меня взглядом, который, видимо, должен был выразить сочувствие, но оказался хамским и злорадным.

– Твоя кузина права. – Я всегда немного боялась пронизывающего взгляда леди Аристы, но сейчас я под ним просто вздрогнула. – По высочайшему распоряжению ты будешь проводить много времени в восемнадцатом столетии, – сказала она.

– Причём на людях, – добавила Шарлотта. – На людях, которым покажется странным, что ты не знаешь имени правящего короля. Или что такое ридикюль.

Простите, что?

– А что такое ридикюль? – полюбопытствовала Каролина.

Шарлотта тонко улыбнулась.

– Пускай твоя сестра тебе объяснит.

Я сердито посмотрела на неё. Почему ей всегда доставляло удовольствие выставлять меня глупой невеждой? Тётя Гленда тихо засмеялась.

– Эт такая сумочка, типа как пакет, забитая в основном всякой фигнёй для вязания, – сказал Хемериус. – И носовыми платками. И пузырьками с нюхательной солью.

Ага!

– Ридикюль – это устаревшее название дамской сумочки, Каролина, – сказала я, не сводя глаз с Шарлотты. У той удивлённо дрогнули веки, но тонкая улыбка не увяла.

– По высочайшему распоряжению? Что это значит? – Моя мама повернулась к леди Аристе. – Я думала, что мы все сошлись на том, что они должны держать Гвендолин – насколько возможно – вне этого дела. Что её будут просто посылать для элапсирования в безопасное время. Как они могли решиться на то, чтобы подвергать её опасности?

– Это тебя не касается, Грейс, – холодно ответила бабушка. – Ты и так уже много натворила. – Мама прикусила губу. Её гневный взгляд переместился с леди Аристы на меня, затем она отодвинула стул и поднялась. – Мне пора на работу, – сказала она. Чмокнув Ника в макушку, она посмотрела на нас с Каролиной. – Успехов в школе. Каролина, не забудь платок к уроку труда. Увидимся вечером.

– Бедная мама, – прошептала Каролина, когда та вышла из столовой. – Она вчера вечером плакала. По-моему, ей совершенно не нравится, что ты получила этот ген.

– Да, – ответила я. – Я тоже это заметила.

– Не ей одной, – подал голос Ник, бросив многозначительный взгляд на Шарлотту и тётю Гленду, которая по-прежнему улыбалась.

Я никогда ещё не вызывала столько внимания в классе, как сегодня. И всё потому, что половина моих одноклассников вчера видела, как меня увозит чёрный лимузин.

– Ставки всё ещё принимаются, – объявил Гордон Гельдерман. – Суперставка номер один: Вчерашний тип – голубой продюсер с телевидения, где Шарлотта и Гвендолин проходили кастинг, но Гвендолин победила; возможность номер два: этот тип – ваш голубой кузен, у него сервис по прокату лимузинов; возможность номер три…

– Ах, заткнись, Гордон, – тряхнув волосами, фыркнула Шарлотта и села на своё место.

– Мне кажется, ты должна нам объяснить, почему обнималась с этим типом ты, но в лимузин с ним села Гвендолин, – сказала Синтия Дейл вкрадчивым тоном. – Лесли пыталась нас убедить, что это её репетитор!

– Ага, репетитор приезжает на лимузине и держится за ручки с нашей Снежной королевой, – сказал Гордон Гельдерман и злобно посмотрел на Лесли. – Жалкая попытка замести следы!

Лесли пожала плечами и улыбнулась мне.

– Мне сходу не пришло в голову ничего лучшего. – Она опустилась на своё место.

Я огляделась в поисках Хемериуса. В последний раз я его видела сидящим на школьной крыше, откуда он весело помахал мне лапой. У него, конечно, была инструкция находиться от меня подальше во время уроков, но я не верила, что он будет её придерживаться.

–– Похоже, что с зелёным всадником настоящий тупик, – сказала Лесли приглушённым голосом. В отличие от меня она ночью не очень много спала, потому что сидела в интернете. – Так называется известная нефритовая фигурка династии Мин, но она находится в пекинском музее, потом есть ещё статуя на базарной площади одного немецкого города, Клоппенбурга, а также имеются две книги с таким названием, одна из которых – роман 1926 года, а другая – книга для детей, но она вышла уже после смерти твоего деда. Это пока всё.

– Я думала, что, может быть, есть такая картина, – сказала я. В кинофильмах все тайники спрятаны в картинах или за картинами.

– Мимо, – ответила Лесли. – Был бы это синий всадник, тогда другое дело. Я попробовала пропустить «ЗЕЛЕНЫЙ ВСАДНИК» через генератор анаграмм. Но – конечно, если «ВЕЙНИК НЫЛА ЗДЕС что-то означает, то явно не для меня. Я несколько штук распечатала, может, тебе они что-нибудь скажут?

– «И В СЛЁЗЫ НАД НЕЙ», – прочитала я. – «К ИНСАЙД НЕ ВЫЛЕЗ». Хм, хм, надо подумать…

Лесли захихикала.

– Мой абсолютный любимец – «К ЗАДНЕЙ ВЫНЕСЛИ». О, мистер Бельчонок на марше!

Она имела ввиду мистера Уитмена, который, как обычно, бодрым шагом вошёл в класс. Своё прозвище он получил от нас из-за огромных карих глаз. Правда, тогда мы ещё не знали, кто он такой на самом деле.

– Я до сих пор ожидаю, что он запишет нам нарушение дисциплины за вчерашнее, – сказала я, но Лесли лишь мотнула головой.

– Не прокатит, – коротко ответила она. – Или, может, директор Гиллз должен узнать, что его учитель английского языка занимает важный пост в ужасно тайном Тайном обществе? Потому что я так ему и скажу, если он соберётся на нас наябедничать. Ой, дерьмо, он идёт сюда. И снова смотрит так высокомерно!

Мистер Уитмен действительно подошёл к нам. Он положил Лесли на стол толстую папку, которую конфисковал у нас вчера в туалете для девочек.

– Я подумал, что ты захочешь получить назад этот… занимательный набор бумажек, – насмешливо произнёс он.

– Да, спасибо, – ответила Лесли и слегка покраснела. Под «набором бумажек» имелась ввиду её большая папка, содержавшая результаты наших исследований феномена путешествия во времени. В папке было всё, что мы обе (прежде всего, конечно, Лесли) разузнали о Стражах и графе Сен Жермене. На странице 34, прямо под записями насчёт телекинеза, имелась заметка, относящаяся непосредственно к мистеру Уитмену: «Бельчонок тоже член Ложи? Кольцо. Значение?». Мы могли лишь надеяться, что мистер Уитмен не принял на свой счёт именно эту заметку.

– Лесли, мне не хочется об этом говорить, но я считаю, что тебе лучше направить свою энергию на школьные предметы. – Мистер Уитмен улыбался, но в его голосе слышалось, помимо насмешки, что-то ещё. – Не всё, что кому-то кажется интересным, для него полезно.

Это была что, угроза? Лесли молча взяла папку и сунула её себе в сумку.

Остальные с любопытством глядели на нас. Они, очевидно, спрашивали себя, о чём это говорит мистер Уитмен. Шарлотта сидела достаточно близко, чтобы всё слышать, и в её взгляде сквозило явное злорадство. Когда мистер Уитмен добавил:

– А ты, Гвендолин, должна понять, что сдержанность является одним из тех качеств, которые для тебя не только желательны, но и обязательны, – она согласно кивнула. – Действительно жаль, что ты ведёшь себя настолько недостойно.

Как несправедливо! Я решила последовать примеру Лесли. И мы с мистером Уитменом пару секунд молча таращились друг на друга. Затем он широко улыбнулся и внезапно похлопал меня по щеке.

– Ладно, выше голову! Я уверен, что ты ещё многому научишься! – сказал он и прошёл дальше. – Ну,Гордон, как дела? Твоё сочинение опять целиком списано с интернета?

– Но ведь вы всегда говорили, что мы можем использовать любые источники, какие только найдём, – стал оправдываться Гордон, которому удалось за одно предложение охватить голосом две октавы.

– Чего хотел от вас Уитмен? – Синтия Дейл наклонилась к нам со своего места. – Что это была за папка? И почему он тебя погладил, Гвендолин?

– Никаких причин для ревности, Син, – сказала Лесли. – Он нас любит ничуть не больше, чем тебя.

– Ах, – ответила Синтия. – Ревность тут совершенно не при чём. То есть – алло? Почему это все думают, что я в него влюблена?

– Может быть, потому, что ты глава фан-клуба Уильяма Уитмена? – предположила я.

– Или потому что ты двадцать раз написала на клочке бумаги «Синтия Уитмен», объясняя это тем, что ты хочешь знать, как оно будет смотреться? – добавила Лесли.

– Или потому что ты…

– Ладно, – зашипела Синтия. – Это было один раз. И давно прошло.

– Это было позавчера, – уточнила Лесли.

– За это время я стала более зрелой и взрослой. – Синтия вздохнула и огляделась. – В этом виноваты все эти детишки. Если бы у нас в классе были хоть наполовину разумные парни, никто бы и не стал заглядываться на учителей. Кстати. Что, собственно, насчёт того типа, который увёз тебя вчера на лимузине? Между вами что-то есть?

Шарлотта насмешливо фыркнула, чем привлекла внимание Синтии.

– Ну, не скрытничай, Шарлотта. У кого-нибудь из вас что-то с ним есть?

Тем временем мистер Уитмен стал за свой пульт и велел нам заняться Шекспиром и его сонетами.

В виде исключения я была ему за это очень благодарна. Лучше Шекспир, чем Гидеон! Разговоры вокруг стихли, уступив место вздохам и шуршанию бумаг. Я успела только услышать, как Шарлотта ответила: «Ну, у Гвенни совершенно точно нет».

Лесли сочувственно посмотрела на меня.

– Она себе даже не представляет, – прошептала она. – Собственно, её можно только пожалеть.

– Да, – шепнула я в ответ, но на самом деле мне было жаль самоё себя. Вторая половина дня в обществе Шарлотты будет совершенно точно колоссальным удовольствием.

Лимузин на сей раз ожидал нас после уроков не прямо перед школьными воротами, а был деликатно припаркован несколько дальше. Рядом с ним нервно вышагивал рыжий мистер Марли, который при виде нас занервничал ещё больше.

– Ах, это вы, – недовольно сказала Шарлотта, и мистер Марли залился краской. Сквозь открытую дверцу Шарлотта бросила взгляд в салон лимузина. Он был пуст, не считая шофёра – и Хемериуса. Шарлотта выглядела разочарованной, что меня несколько прибодрило.

– Надеюсь, ты по мне скучала? – Хемериус довольно развалился на сиденье. Мистер Марли сел спереди, а Шарлотта устроилась рядом со мной и молча уставилась в окно.

– Это хорошо, – продолжал Хемериус, не дожидаясь моего ответа. – Но ты, конечно, понимаешь, что у меня, помимо присмотра за тобой, есть и другие обязанности!

Я закатила глаза, и Хемериус захихикал.

Мне его действительно не хватало. Уроки тянулись как резина, а когда миссис Каунтер завела свою бесконечную волынку о полезных ископаемых Балтии, мне страшно захотелось увидеть Хемериуса и услышать его замечания. Кроме того, я бы с радостью представила его Лесли (это уж как получится). Лесли, кстати, была совершенно очарована его описанием, несмотря на то что мои попытки нарисовать его были не слишком лестными для бедного водосточного демона («А что это за прищепки?» – спросила она, показывая на изображённые мною рожки).

– Наконец-то невидимый друг, который может оказаться полезным! – сказала она с воодушевлением. – Ты подумай: в отличие от Джеймса, который только и может бессмысленно торчать в своей нише и ныть по поводу твоих манер, этот водосточный призрак сможет для тебя шпионить и подсматривать за закрытыми дверями!

Мне подобная мысль не приходила в голову. И в самом деле – сегодня утром в этом эпизоде с реди… реви… короче, с устаревшим названием сумочки Хемериус оказался действительно полезным.

– Хемериус может стать нашим тузом в рукаве, – добавила Лесли. – Не то что этот капризный бездельник Джеймс.

К сожалению, в отношении Джеймса она была права. Джеймс был – м-да, кто же он был, собственно говоря? Если бы он гремел цепями или заставлял люстры дрожать, то его официально можно было бы назвать школьным призраком. Джеймс Огаст Перегрин Пимплботтом был симпатичный юноша примерно двадцати лет, в белом напудренном парике и сюртуке в цветочки – и он был мёртв вот уже 229 лет. Наша школа была когда-то его отчим домом, и он, как и большинство призраков, не желал осознавать, что он уже умер. Для него столетия его призрачной жизни были просто кошмарным сном, от которого он надеялся пробудиться. Лесли предполагала, что свет в конце тоннеля он просто-напросто проспал.

– Джеймс не такой уж бесполезный, – возразила я. Только накануне я решила, что Джеймс как житель XVIII века очень даже может оказаться полезным – к примеру, научить меня фехтовать. В течение пары часов я радовалась грандиозной перспективе владеть шпагой так же ловко, как Гидеон – благодаря Джеймсу. К сожалению, это оказалось колоссальным заблуждением.

На нашем первом (и, скорей всего, последнем) уроке фехтования, состоявшемся на большой перемене в пустом классе, Лесли каталась по полу от смеха. Естественно, она не могла видеть ни Джеймса, ни его сугубо профессиональные – на мой взгляд – движения, и не могла слышать его команд («Парируйте, мисс Гвендолин, парируйте! Терция! Прима! Терция! Квинта!»). Она видела только меня, отчаянно размахивающую указкой миссис Каунтер против невидимой шпаги, которую можно было рассечь как воздух. Бесполезно. И смешно.

Когда Лесли отсмеялась, она сказала, что пусть Джеймс лучше преподаст мне что-нибудь другое, и Джеймс, в виде исключения, с ней согласился. Фехтование и сражения любого рода – это мужское дело, сказал он, а самое опасное, что можно доверить рукам девушки, – это игла для вышивания.

– Мир, без сомнения, был бы лучше, если бы и мужчины придерживались этого правила, – заметила Лесли. – Но пока они этого не делают, женщины должны быть наготове. – И Джеймс почти упал в обморок, когда Лесли вытащила из своей школьной сумки двадцатисантиметровый нож. – Это поможет тебе защититься, если в прошлом на тебя нападёт какой-нибудь мерзавец.

– Он выглядит как…

– Японский кухонный нож. Режет овощи и сырое мясо как масло.

У меня по спине поползли мурашки.

– На всякий пожарный случай, – добавила Лесли. – Чтобы ты немножко увереннее себя чувствовала. Это самое лучшее оружие, которое можно было получить по-быстрому и без лицензии.

Нож, заботливо упакованный в футляр для очков, ранее принадлежавший Леслиной маме, а ныне преобразованный в ножны, перекочевал тем временем в мою сумку, вместе с рулоном ленты, которая, если верить Лесли, мне тоже пригодится.

Водитель повернул, и Хемериус, который ни за что не держался, проехался по гладкой кожаной обивке и врезался в Шарлотту. Но он тут же ловко выпрямился.

– Твёрдая, как церковная колонна, – прокомментировал он, отряхивая крылья, и искоса поглядел на неё. – Нам что, навязали её на весь день?

– Да – к сожалению.

– К сожалению что? – спросила Шарлотта.

– К сожалению, я опять осталась без обеда, – сказала я.

– Сама виновата, – ответила Шарлотта. – Но если честно, тебе не повредит сбросить пару килограммов. Ты же должна влезть в платья, которые сшила для меня мадам Россини. – На секунду она поджала губы, и я ощутила лёгкий приступ сочувствия к ней. Наверное, она действительно радовалась возможности носить пошитые мадам Россини костюмы, а потом появилась я и всё ей поломала. Конечно, не нарочно, но всё же.

– Платье, которое я надевала для визита к графу Сен Жермену, висит у меня дома в шкафу, – сказала я. – Если хочешь, я его тебе отдам. Ты сможешь надеть его на очередную костюмированную вечеринку к Синтии, и все просто упадут при виде тебя!

– Платье тебе на принадлежит, – отрезала Шарлотта. – Это собственность Стражей, ты не можешь ею распоряжаться. И в твоём шкафу ему делать нечего. – Она снова отвернулась к окну.

– Вредина и бяка! – сказал Хемериус.

Шарлотта не искала лёгких путей в завоевании симпатии других людей, она никогда этим не страдала. Тем не менее ледяная атмосфера в салоне на меня давила. Я попыталась ещё раз.

– Шарлотта?..

– Мы почти на месте, – перебила она меня. – Мне ужасно интересно, увидим ли мы кого-нибудь из Ближнего Круга. – Мрачное выражение её лица внезапно просветлело. – Я имею ввиду, кроме тех, кого мы уже знаем. Это необыкновенно волнующе. В ближайшие дни в Темпле будет не протолкнуться от живых легенд. Известные политики, нобелевские лауреаты и видные учёные соберутся в этих священных стенах, но мир ничего об этом не узнает. Здесь будет Коппе Йотланд, ох, и Джонатан Ривс-Хэвиленд – я с удовольствием пожму ему руку… – Её голос звучал – учитывая её характер – действительно воодушевлённо.

Я же не имела ни малейшего понятия, о ком она говорит. Я вопросительно поглядела на Хемериуса, но он только пожал плечами.

– Про этих фигляров я никогда не слышал, сорри, – сказал он.

– Всё знать невозможно, – ответила я с понимающей улыбкой.

Шарлотта вздохнула.

– Да, но иногда не повредит заглянуть в серьёзную газету или почитать периодику, чтобы быть в курсе мировой политики. Естественно, для этого требуется включить мозги… у кого, конечно, есть.

Как уже было сказано, Шарлотта не искала лёгких путей.

Лимузин остановился, и мистер Марли открыл дверцу. Причём со стороны Шарлотты.

– Мистер Джордано ожидает вас в Старой Трапезной. – У меня возникло ощущение, что он только усилием воли подавил слово «Сэр». – Я должен вас туда проводить.

– Я знаю дорогу, – ответила Шарлотта и повернулась ко мне. – Идём!

– В тебе есть что-то такое, отчего люди сразу же начинают тобой командовать, – заметил Хемериус. – Мне пойти с тобой?

– Да, пожалуйста, – ответила я (мы уже шли по узким проулкам Темпла). – Я лучше себя чувствую, когда ты рядом.

– Ты купишь мне собаку?

– Нет!

– Но ты меня любишь, верно? Я думаю, мне стоит почаще испаряться!

– Или помогать, – ответила я, подумав о словах Лесли. Хемериус может оказаться твоим тузом в рукаве. Она права. У кого когда-нибудь был друг, умеющий проходить сквозь стены?

– Что ты там мешкаешь? – спросила Шарлотта. Они с мистером Марли шли в двух метрах впереди нас, и только сейчас я заметила, как они похожи.

– Слушаюсь, фрекен Бок, – ответила я.

Meet the time as it seeks us.

(Ну что ж, судьбу мы смело встретим).

(The Tragedy of Cymbeline, Уильям Шекспир)

5

Если коротко: занятие с Шарлоттой и мистером Джордано оказалось намного более тягостным, чем я могла себе представить. Прежде всего потому, что меня пытались учить всему одновременно: пока я (облачённая в вишнёво-полосатую кринолиновую юбку, редкостно гармонировавшую с моей блузкой цвета картофельного пюре) осваивала движения менуэта, мне приходилось тут же вникать в вопрос о том, чем отличаются политические взгляды вигов от соответствующих взглядов тори, как надо держать веер и в чём разница между «Вашим Высочеством», «Вашей Светлостью» и «Вашим Сиятельством». По прошествии одного часа и семнадцати различных способов махания веером у меня началась пульсирующая головная боль, и я перестала различать, где лево и где право. Моя попытка разрядить обстановку шуткой – «Не можем ли мы сделать небольшую паузу, я уже совершенно развысочилась» – была принята отнюдь не благосклонно.

– Это не смешно, – прогнусавил Джордано. – Глупое существо.

Старая Трапезная оказалась просторным помещением на первом этаже, с высокими окнами, выходящими во внутренний дворик. Мебели тут почти не было, не считая рояля и нескольких стульев у стены. Поэтому Хемериус, как обычно, устроился на люстре и аккуратно сложил крылья за спиной.

Мистер Джордано представился следующим образом:

– Джордано, просто Джордано, будьте любезны. Доктор исторических наук, прославленный кутюрье, мастер рейки, креативный дизайнер украшений, известный хореограф, адепт третьей степени, специалист по XVIII и XIX столетиям.

– Ни фига себе! – заметил Хемериус. – Тут, похоже, кого-то в детстве уронили головой!

К сожалению, я не могла с ним не согласиться. Мистер Джордано – пардон, просто Джордано – фатально походил на какого-нибудь ненормального продавца из «Телемагазина», разговаривающего так, как будто у него на носу сидит прищепка, а в ногу вцепился карликовый пинчер. Я всё ждала, когда он растянет в улыбке свои (силиконовые?) губы и скажет: «А теперь, дорогие зрители, мы переходим к нашей модели «Бригитта», это комнатный фонтан абсолютного экстра-класса, маленький оазис счастья, всего за двадцать семь фунтов, почти даром, не пропустите, у меня самого два таких дома…».

Но вместо этого он – без улыбки – сказал:

– Моя дорогая Шарлотта – привет-привет-приветики! – и чмокнул воздух слева и справа от её ушей. – Я слышал, что произошло, и нахожу это – не-ве-ро-ят-ным! Пропали годы тренировок и такие таланты! Какая жалость, какой взывающий к небу скандал и какая несправедливость!.. И это вот она, да? Твой второй состав. – И он принялся разглядывать меня с головы до ног, выпячивая при этом толстые губы. Я ничего не могла с собой поделать, я зачарованно таращилась в ответ. У него была необыкновенно вычурная причёска, зацементированная тоннами лака и геля. Узкие полоски чёрных волос рассекали нижнюю часть лица, как реки карту. Брови были выщипаны и подведены тёмным карандашом, а на носу, если я не ошибалась, лежал слой пудры.

– И вот это должно послезавтра органично вписаться в суарею 1782 года? – вопросил он. Под «этим» имелась ввиду, очевидно, я. Под суареей – что-то другое. Вопрос только, что.

– Ого, по-моему, губошлёп тебя оскорбил, – сказал Хемериус. – Если ты ищешь ругательное слово, которое сможешь бросить ему в лоб, – я как суфлёр к твоим услугам!

«Губошлёп» было уже неплохо!

– Суарея – это такой скучнющий вечерний приём, – продолжал Хемериус. – На тот случай, если ты не знаешь. После ужина все усаживаются рядком, играют друг другу на фортепьянах и стараются не уснуть.

– Ах, спасибо! – сказала я.

– Я всё ещё не могу поверить, что они действительно собираются рискнуть, – заметила Шарлотта, складывая пальто на спинку стула. – Пустить Гвендолин к людям – значит нарушить все правила секретности. Стоит на неё только взглянуть, как сразу понимаешь, что с ней что-то не так.

– Да, и я о том же! – вскричал губошлёп. – Но граф известен своими эксцентричными настроениями… Вон там её легенда. Ну просто волосы дыбом – прочти, пожалуйста.

Моя, простите, что? Легенды я до сих пор встречала только в области сказок. Или на географических картах.

Шарлотта принялась листать лежавшую на рояле папку.

– Она должна изображать подопечную виконта Баттена? А Гидеон – его сына? Не слишком ли рискованно? Ведь там может оказаться кто-то, кто знает виконта и его семью. Почему они не остановились на каком-нибудь французском виконте в изгнании?

Джордано вздохнул.

– Это невозможно, из-за её недостаточного знания языка. Вероятно, граф просто хочет подвергнуть нас испытанию. Мы должны будем доказать, что нам удастся превратить эту девушку в даму XVIII века. Мы просто обязаны! – Он воздел руки.

– Я думаю, что если этого добились с Кирой Найтли, то можно добиться и со мной, – сказала я уверенно. Ведь Кира Найтли была действительно современной девушкой и тем не менее прекрасно смотрелась в костюмных фильмах, даже с самыми дурацкими париками.

– Кира Найтли? – Чёрные брови взметнулись почти к самому начёсу. – Возможно, для фильма это и сойдёт, но Кира Найтли не провела бы в XVIII столетии и десяти минут, её тут же разоблачили бы как современную женщину. Уже одно то, как она скалит в улыбке зубы, а при смехе запрокидывает голову и разевает рот! В XVIII веке так не делала ни одна женщина!

– Но вы же не можете этого точно знать, – возразила я.

– Что это было?

– Я говорю, вы не…

Губошлёп сверкнул на меня глазами.

– Мы прямо сейчас установим первое правило, а именно: то, что говорит Мастер, не подвергается сомнению!

– И кто это Мастер – о, понимаю, это вы, – сказала я и слегка покраснела, а Хемериус загоготал. – Окей. Итак, при смехе не показывать зубы. Я запомнила. – Меня это наверняка не затруднит. Вряд ли на этом/этой суарее я найду повод посмеяться.

Мастер Губошлёп, несколько умиротворённый, опустил брови на место и – поскольку он не слышал Хемериуса, оравшего с люстры: «Дурья ты башка!», – тут же приступил к печальной инвентаризации. Он решил выяснить, что я знаю о политике, литературе, обычаях и традициях 1782 года, и мой ответ («Я знаю, чего тогда не было, – к примеру, автоматического слива в туалете и избирательного права для женщин») – заставил его на пару секунд спрятать лицо в ладонях.

– Я сейчас тут наверху уписяюсь от смеха, – сдавленным голосом прохрипел Хемериус, и, к сожалению, это оказалось заразительным. Я с трудом сдерживала смех, грозивший вырваться из моей груди.

Шарлотта мягко сказала:

– Я думала, тебе объяснили, что она в самом деле абсолютно не подготовлена, Джордано…

– Но я… хотя бы основы…– Лицо Мастера вынырнуло из ладоней. Я не рискнула взглянуть на него – если он размазал макияж, то всё, я лопну от смеха.

– Что у тебя с музыкальными навыками? Фортепьяно? Пение? Арфа? И как обстоят дела с бальными танцами? Простой Menuett ä deux ты, разумеется, знаешь, а что с другими танцами?

Арфа? Menuett ä deux? Это само собой! Всё, моё самообладание лопнуло, и я начала безудержно хихикать.

– Прекрасно, что хоть кому-то здесь весело! – растерянно произнёс Губошлёп, и, видимо, с этого самого момента он решил мучить меня до тех пор, пока он не выбьет из меня всё веселье.

На самом деле ему на это много времени не потребовалось. Через какие-то четверть часа я стала чувствовать себя распоследней тупицей и неудачницей. И это несмотря на то, что Хемериус делал наверху всё возможное, чтобы меня ободрить.

– Давай, Гвендолин, покажи обоим садистам, на что ты способна!

Я бы с радостью это сделала. Но, к сожалению, я ни на что не была способна.

– Tour de main, левая рука, глупое создание, а поворот направо, корнуэлльцы капитулировали, и лорд Норт подал в отставку в марте 1782 года, что привело к тому, что… Поворот направо – нет, направо! Боже мой! Шарлотта, пожалуйста, покажи ей ещё раз!

И Шарлотта показывала. Надо отдать ей должное, она танцевала просто чудесно, у неё это выходило легко, будто играя.

И это в принципе было действительно нетрудно. Шаг туда, шаг сюда, поворот – и всё это с неизменной улыбкой. Не открывающей зубов. Музыка шла из динамиков, запрятанных за обшивкой стен, и надо сказать, это была не та музыка, от которой ноги сами пускаются в пляс.

Наверное, я бы лучше усвоила последовательность шагов, если бы Губошлёп не зудел мне беспрерывно в уши: «Итак, с 1779 года война с Испанией… теперь поворот, пожалуйста, четвёртого танцора мы должны себе просто представить, теперь реверанс, вот так, побольше изящества, пожалуйста. Опять вперёд, не забываем улыбаться, голова прямо, подбородок поднят, только что Великобритания потеряла Северную Америку, Боже мой, нет, направо, руку на уровне груди и выпрямиться, это серьёзный удар, и нельзя хорошо отзываться о французах, это непатриотично… Не глядеть под ноги, в той одежде их всё равно не увидеть!»

Шарлотта ограничилась внезапными дикими вопросами из области политики («Кто был в 1782 году королём Бурунди?») и непрерывным качанием головы, что вселяло в меня ещё большую неуверенность.

Через час Хемериус заскучал. Он спикировал с люстры, махнул мне лапой и исчез в стене. Я бы с радостью поручила ему поискать Гидеона, но это не понадобилось, потому что через очередные четверть часа менуэтной пытки в Старой Трапезной появились Гидеон и мистер Джордж. Они как раз успели увидеть, как я, Шарлотта и Губошлёп вместе с отсутствующим четвёртым партнёром танцуем фигуру, которую Губошлёп назвал «le chain» и при которой я должна была подать руку невидимому партнёру. К сожалению, я подала ему не ту руку.

– Правая рука, правое плечо, левая рука, левое плечо! – сердито вскричал Губошлёп. – Это так трудно? Гляди же, как это делает Шарлотта, просто великолепно!

Великолепная Шарлотта продолжала танцевать, как бы не замечая визитёров, в то время как я уязвлённо застыла на месте и с радостью провалилась бы сквозь землю.

– Ох, – сказала Шарлотта, сделав вид, что она только что заметила мистера Джорджа и Гидеона. Она присела в очаровательном реверансе, который, как я теперь знала, был своего рода книксеном, делавшимся в начале менуэта, в конце и периодически в процессе. Это должно было выглядеть совершенно по-дурацки, тем более что она была в школьной форме, но вместо этого выглядело как-то… мило.

Я чувствовала себя вдвойне плохо, во-первых, из-за полосатого кринолинового монстра в сочетании со школьной блузкой (я выглядела как пластмассовая кегля, которую ставят на проезжей части для обозначения места ремонтных работ), а, во-вторых, потому, что Губошлёп не стал терять даром времени и тут же приступил к жалобам.

– … не знает, где лево, где право… высшая степень неуклюжести… до неё тяжело доходит… совершенно невозможное предприятие… разве можно из гадкого утёнка сделать лебедя… она не никак продержится на этой суарее, не вызвав ажиотажа… вы только посмотрите на неё!

Мистер Джордж так и сделал, равно как и Гидеон, и я покраснела как рак. Одновременно я почувствовала, как во мне поднимается гнев. С меня хватит! Я быстро расстегнула юбку, которую Губошлёп затянул мне на бёдрах, и прошипела:

– Я не знаю, зачем мне в XVIII веке беседовать о политике. Я и в наше время так не делаю – я не имею об этом ни малейшего понятия! И что? Если меня кто-нибудь спросит про маркиза Бла-бла, я просто отвечу, что политика меня ни капельки не интересует! И если кто-нибудь непременно захочет танцевать со мной менуэт – что, я считаю, практически исключено, поскольку в XVIII веке я никого не знаю, – я отвечу: нет, спасибо, очень мило, но я подвернула ногу. Я в состоянии это сделать, не показывая зубов!

– Видите, что я имею ввиду? – вопросил Губошлёп и снова воздел руки. Похоже на въевшуюся привычку. – Ни малейшего признака доброй воли – зато полнейшая неосведомлённость и бездарность во всех областях. А потом она, как пятилетний ребёнок, заливается смехом, если при ней упомянуть имя лорда Сэндвича.

Ну да, лорд Сэндвич. Невозможно поверить, что его действительно так звали. Бедняга.

– Она, разумеется… – начал мистер Джордж, но Губошлёп перебил его.

– В отличие от Шарлотты, у девушки нет вообще никакой… esplieglerie!

Ах! Что бы это ни было, если оно есть у Шарлотты, я вообще не хочу его иметь!

Шарлотта выключила музыку и села к роялю, заговорщицки улыбаясь Гидеону. Гидеон улыбался в ответ.

Меня, напротив, он удостоил одним-единственным взглядом, в котором было что-то совсем не позитивное. Наверное, ему было неприятно находиться в одной комнате с такой неудачницей, тем более что он, казалось, отлично осознаёт, как великолепно он выглядит – в своих протёртых джинсах и узкой чёрной майке. По какой-то причине я рассвирепела ещё больше. Я почти заскрипела зубами.

Мистер Джордж озабоченно перевёл взгляд с меня на Губошлёпа и обратно и, наморщив лоб, сказал:

– Вы справитесь, Джордано. В лице Шарлотты вы имеете квалифицированную ассистентку. Кроме того, у нас в запасе есть пара дней.

– А даже если недели! Никакого времени не хватит, чтобы подготовить её к большому балу! К суарее – да, возможно, в узком кругу и при некотором везении – но бал, может быть, даже в присутствии герцогской четы – совершенно исключено! Я могу лишь предположить, что граф позволил себе здесь некоторую шутку!

Взгляд мистера Джорджа стал холодным.

– Разумеется, нет, – сказал он. – И, разумеется, вам не пристало подвергать сомнению намерения графа. Гвендолин справится, верно, Гвендолин?

Я не ответила. Моё чувство уверенности в себе изрядно пострадало за последние два часа. Если речь шла всего лишь о том, чтобы не бросаться в глаза так уж явно – с этим я справлюсь. Я просто стану в уголок и начну спокойно обмахиваться веером. Или лучше не обмахиваться, а то кто его знает, что это может означать. Просто стоять и улыбаться без зубов. Разумеется, при этом никто не должен меня беспокоить, спрашивать про маркиза Стаффорда или там приглашать на танец.

Шарлотта начала тихонько наигрывать на рояле. Она играла очень миленькую мелодию в стиле музыки, под которую мы только что танцевали. Гидеон стал рядом с ней, она поглядела на него и что-то сказала – что именно, я не поняла, поскольку Губошлёп громко вздохнул.

– Мы попробовали последовательно преподать ей базовые движения менуэта, но я боюсь, что мы должны прибегнуть к другим методам!

Я не могла не восхититься способности Шарлотты одновременно говорить, смотреть Гидеону в глаза, демонстрировать свои очаровательные ямочки и при этом ещё и играть на пианино.

Губошлёп всё ещё причитал.

– Возможно, помогут иллюстрации или разметки на полу, ещё мы могли бы…

– Вы сможете продолжить урок прямо завтра, – перебил его мистер Джордж. Гвендолин пора на элапсирование. Идём, Гвендолин?

Я с облегчением кивнула и схватила свою школьную сумку и плащ. Наконец освободилась. Чувство унижения тут же уступило место взволнованному ожиданию. Если всё пойдёт хорошо, то меня пошлют элапсировать в день после моей встречи с дедушкой, а в тайнике окажутся ключ и пароль.

– Давай я понесу. – Мистер Джордж забрал мою сумку и одарил меня ободряющей улыбкой. – Ещё четыре часа, и ты сможешь поехать домой. Сегодня ты выглядишь не так устало, как вчера. Мы выберем для тебя хороший, спокойный год – как насчёт 1953? Гидеон говорит, что в ал… в помещении хронографа очень уютно. Есть даже софа.

– 1953 будет отлично, – сказала я, стараясь не выдать своего воодушевления. Пять лет после моей встречи с Люкасом! Можно рассчитывать на то, что он за это время что-то узнал.

– Ах, да, и Шарлотта: миссис Дженкинс вызвала тебе машину. Ты можешь на сегодня закончить.

Шарлотта перестала играть.

– Да, мистер Джордж, – вежливо ответила она. Затем, наклонив голову, она улыбнулась Гидеону. – Ты уже тоже на сегодня закончил?

Что такое? Может, она ещё спросит, пойдёт ли он с ней в кино? Я затаила дыхание.

Но Гидеон покачал головой.

– Нет. Я буду сопровождать Гвендолин.

Шарлотта и я смотрели одинаково ошарашенно.

– Нет, не будешь, – возразил мистер Джордж. – Ты уже исчерпал свой сегодняшний лимит.

– И ты выглядишь утомлённо, – добавила Шарлотта. – Что неудивительно. Ты должен использовать время для того, чтобы выспаться.

Я в виде исключения была с ней согласна. Если Гидеон отправится со мной, я не смогу вытащить ключ из тайника и повидаться с дедушкой.

– Без меня Гвендолин проведёт в подвале совершенно бессмысленные четыре часа, – ответил Гидеон. – Если я отправлюсь с ней, она сможет за это время чему-нибудь научиться. – Легко улыбнувшись, он добавил: – Например, как отличить лево от права. Ей ведь надо это выучить для менуэта.

Что? Ради Бога – только не опять урок танцев!

– Артель «Напрасный труд», – высказался Губошлёп.

– Мне надо делать домашние задания, – сказала я как можно более недружелюбно. – Кроме того, завтра у нас сочинение по Шекспиру.

– Тут я тоже смогу тебе помочь, – сказал Гидеон и посмотрел на меня. Я не могла истолковать его взгляд – для кого-нибудь несведущего он мог показаться бесхитростным, но я-то знала лучше.

Шарлотта всё ещё улыбалась, но уже без ямочек на щеках.

Мистер Джордж пожал плечами.

– По мне, так ради Бога. Тогда Гвендолин не придётся быть одной, и она не будет бояться.

– Собственно говоря, я охотно бываю одна, – в отчаянии заявила я. – Тем более проведя весь день среди людей, как сегодня. – Среди наислабоумнейших людей.

– Ах вот как? – насмешливо спросила Шарлотта. – И уж совсем одна ты и не бываешь, с тобой же всегда твои невидимые друзья, не так ли?

– Вот именно, – ответила я. – Гидеон, ты только помешаешь.

Отправляйся-ка ты с Шарлоттой в кино. По мне, так вы можете даже основать клуб любителей книги!

Подумала я. Но действительно ли я так считала? С одной стороны, я ничего не желала так сильно, как поговорить с моим дедом и спросить его, что он разузнал про зелёного всадника. С другой стороны, в моей голове плавали смутные воспоминания о вчерашних «Ох», «Хммм» и «Ещё!».

Вот фигня! Мне нужно сосредоточиться и вспомнить всё то, что я нашла в Гидеоне достойным презрения!

Но он не оставил мне на это времени. Он уже открыл передо мной и мистером Джорджем дверь.

– Давай, Гвендолин! Вперёд, в 1953 год!

Я была уверена, что Шарлотта, если б могла, прожгла бы мне взглядом дыру в спине.

По дороге вниз, в старую алхимическую лабораторию, мистер Джордж – предварительно извинившись – завязал мне глаза и, вздохнув, взял меня за руку. Гидеон должен был нести мою школьную сумку.

– Я знаю, что мистер Джордано не самый лёгкий человек, – сказал мистер Джордж, когда мы поднялись по винтовой лестнице. – Но, возможно, ты бы могла приложить с ним побольше усилий.

Я громко засопела.

– Он тоже мог бы приложить со мной побольше усилий! Мастер рейки, креативный дизайнер украшений, кутюрье – что он вообще делает среди Стражей? Я думала, что они все сплошь видные учёные и политики!

– Мистер Джордано среди Стражей что-то вроде белой вороны, – согласился мистер Джордж. – Но у него золотая голова. Наряду со своими экзотичными… хм… профессиями, которые, кстати, сделали его мультимиллионером, он является признанным историком и…

– …и когда он пять лет назад, основываясь на ранее неизвестных источниках, опубликовал статью о неком лондонском тайном обществе, связанном с Вольными каменщиками и легендарным графом Сен Жерменом, Стражи решили, что они срочно должны познакомиться с ним поближе, – сказал идущий впереди Гидеон. Его голос эхом отдавался от каменных стен.

Мистер Джордж откашлялся.

– Эхм… да. Осторожно, ступенька.

– Понимаю, – сказала я. – И Джордано приняли в ряды Стражей, чтобы он не проболтался. А что за неизвестные источники?

– Каждый член привносит в Общество что-то такое, что делает его сильней, – сказал мистер Джордж, не отвечая прямо на мой вопрос. – Способности мистера Джордано особенно многогранны.

– Никаких сомнений, – подтвердила я. – Кто ещё сумеет наклеить себе страз на ноготь?

Я услышала, как мистер Джордж закашлялся, словно подавившись. Некоторое время мы молча шли рядом друг с другом.

Шагов Гидеона больше не было слышно, я предположила, что он прошёл вперёд (из-за моей повязки мы передвигались со скоростью улитки). В конце концов я собралась с духом и тихо спросила:

– По какой причине я должна пойти на эту суарею и на этот бал, мистер Джордж?

– О, тебя ещё никто не проинформировал? Гидеон вчера вечером – или скорее ночью – посетил графа, чтобы рассказать ему про ваши недавние… приключения. И вернулся с письмом, в котором граф выразил настойчивое желание, чтобы ты и Гидеон сопровождали его на суарею к леди Бромптон, а через несколько дней – на большой бал. Кроме того, вам предстоит ещё один послеобеденный визит в Темпл. Целью всего этого является намерение графа познакомиться с тобой поближе.

Я подумала про мою первую встречу с графом и содрогнулась.

– Я понимаю, что он хочет познакомиться со мной поближе. Но почему он хочет, чтобы я появлялась среди людей? Это что, своего рода тест?

– Это скорее доказывает, что не имеет смысла держать тебя в стороне от всего дела. Честно говоря, я очень обрадовался этому письму. Оно показывает, что граф доверяет тебе намного больше, чем некоторые господа Стражи, которые считают, что в этой игре ты всего лишь пешка.

– И предательницей, – сказала я, подумав про доктора Уайта.

– Или предательницей, – легко повторил мистер Джордж. – Есть разные мнения. Всё, мы пришли, моя девочка. Можешь снять повязку.

Гидеон нас уже ждал. Я ещё раз попробовала от него отделаться, объявив, что мне надо выучить наизусть сонет Шекспира, а я могу это делать только вслух, но он лишь пожал плечами и сказал, что у него с собой iPod и что он меня не услышит. Мистер Джордж извлёк из сейфа хронограф и напомнил нам, чтобы мы там ничего не оставили.

– Ни клочка бумаги, слышишь, Гвендолин? Ты принесёшь назад всё содержимое твоей школьной сумки. И саму сумку, естественно, тоже. Поняла?

Я кивнула, забрала у Гидеона сумку и прижала её к себе. Затем я протянула мистеру Джорджу палец – на сей раз мизинец, потому что указательный уже успел настрадаться от уколов.

– А если кто-нибудь войдёт в комнату, пока мы будем там?

– Ничего такого не случится, – заверил меня Гидеон. – Потому что мы попадём туда ночью.

– Ну и что? Кому-нибудь может взбрести в голову устроить в подвале инспиративную встречу!

– Конспиративную, – сказал Гидеон. – Ну и пусть.

– Как это?

– Не волнуйся, – сказал мистер Джордж, вкладывая мой палец в отверстие клапана хронографа. Я прикусила губу, ощутив хорошо знакомую карусель в животе и почувствовав, как игла впивается в палец. Комната озарилась рубиново-красным светом, и я оказалась в полной темноте.

– Алло? – тихо спросила я, но никто не ответил. Через секунду рядом со мной приземлился Гидеон и сразу же щёлкнул фонариком.

– Видишь, тут совсем не так неуютно, – сказал он, проходя к двери и включая свет. Под потолком по-прежнему болталась голая лампочка, но в остальном комната со времени моего последнего визита явно изменилась к лучшему. Я сразу же бросила взгляд на стену, в которой Люкас намеревался устроить тайник. Перед ней были составлены стулья, но уже гораздо аккуратнее, чем тогда. Здесь больше не было никакого хлама, по сравнению с прошлым разом комната была прямо-таки убрана и почти пуста. Кроме стульев у стены, здесь находились ещё стол и софа с потёртой бархатной обивкой зелёного цвета.

– Да, действительно намного уютнее, чем при моём прошлом визите. Я всё время боялась, что придёт какая-нибудь крыса и начнёт меня грызть.

Гидеон попробовал нажать ручку двери. Очевидно, заперта.

– Один раз дверь была открыта, – сказал он улыбаясь. – Это был действительно чудный вечер. Отсюда есть тайный ход, пролегающий под Дворцом Правосудия… И он проложен очень глубоко, через катакомбы со скелетами и черепами… А недалеко отсюда находится – в 1953 году – винный погреб.

– Нужен ключ. – Я снова покосилась на стену. Где-то там за свободным кирпичом лежит ключ. Я вздохнула. Чертовски жаль, что сейчас он мне совершенно не пригодится. Но мне как-то грело душу, что я знаю нечто такое, о чём Гидеон – в виде исключения – не имеет понятия. – Так ты попил вина?

– А как ты думаешь? – Гидеон взял один из стульев и поставил у стола. – Вот, это тебе. Успехов в домашнем задании.

– Кхм, спасибо. – Я уселась, вытащила из сумки вещи и сделала вид, что читаю учебник. За это время Гидеон вытянулся на софе, вытащил из кармана iPod и надел наушники. Через две минуты я рискнула взглянуть на него и увидела, что он закрыл глаза. Неужели уснул? Собственно говоря, неудивительно, если подумать, что он этой ночью опять перемещался.

На какое-то время я потерялась в созерцании его прямого, длинного носа, бледной кожи, мягких губ и густых изогнутых ресниц. В таком расслабленном состоянии он выглядел очень юным, и я вдруг смогла отчётливо представить себе, каким он был ребёнком. Конечно же, ужасно хорошеньким. Его грудь равномерно вздымалась и опускалась, и я подумала, а не рискнуть ли мне – но нет, это было бы слишком опасно. Если я не хочу раскрыть нашу с Люкасом тайну, мне не стоит даже глядеть на эту стену.

Поскольку мне не оставалось ничего другого и я не могла четыре часа подряд смотреть на спящего Гидеона (хотя это была очень привлекательная мысль), я в итоге занялась домашними заданиями – сначала полезными ископаемыми Кавказа, а затем неправильными французскими глаголами. В сочинении про жизнь и творчество Шекспира недоставало только концовки, и я решительно сформулировала её одним предложением: «Последние пять лет своей жизни Шекспир провёл в Стратфорде-на-Эйвоне, где он умер в 1616 году». Всё, готово. Осталось только выучить наизусть сонет. Поскольку все они были одинакового размера, я выбрала первый попавшийся. «Мой глаз и сердце - издавна в борьбе: они тебя не могут поделить», – пробормотала я.

– Ты это обо мне? – спросил Гидеон. Он сел на софе и снял наушники.

Я не смогла не покраснеть.

– Это Шекспир, – сказала я.

Гидеон улыбнулся.

– «Мой глаз твой образ требует себе, а сердце в сердце хочет утаить»… или что-то в этом роде.

– Нет, довольно точно, – сказала я, захлопывая книгу.

– Ты же ещё не выучила, – заметил Гидеон.

– До утра я всё равно забуду. Лучше всего я выучу его прямо перед школой, тогда у меня будет шанс ничего не забыть до урока английского у мистера Уитмена.

– Тем лучше! Значит, сейчас мы сможем заняться менуэтом. – Гидеон поднялся. – В любом случае, места тут хватит.

– О нет! Не надо, пожалуйста!

Но Гидеон уже поклонился мне.

– Я могу пригласить Вас на танец, мисс Шеферд?

– Я бы с большой радостью, мой господин, – заверила я его, обмахиваясь томиком Шекспира на манер веера. – Но к сожалению, я подвернула ногу. Может быть, Вы спросите мою кузину. Вон та дама в зелёном. – Я показала на софу. – Она охотно покажет Вам, как хорошо она танцует.

– Но я хочу танцевать с Вами – как танцует Ваша кузина, я давно знаю.

– Я имею ввиду мою кузину Софу, а не мою кузину Шарлотту, – ответила я. – Я заверяю… уверяю Вас, что с Софой вам понравится больше, чем с Шарлоттой. Софа, возможно, не столь прелестна, но она мягче, в ней больше обаяния и у неё лучший характер.

Гидеон рассмеялся.

– Как уже было сказано, мой интерес принадлежит исключительно Вам. Пожалуйста, удостойте меня чести.

– Но такой джентльмен, как Вы, должен проявить снисхождение к моей подвёрнутой ноге!

– Нет, сожалею. – Гидеон вытащил из кармана iPod. – Немного терпения, оркестр играет вступление. – Он вставил мне в уши наушники и поднял меня со стула.

– О, хорошо, «Линкин парк», – сказала я, а мой пульс скакнул вперёд, потому что Гидеон вдруг оказался так близко от меня.

– Что? Пардон, сейчас исправим. – Его пальцы заскользили по дисплею. – Вот. Моцарт, то, что надо. – Он протянул мне iPod. Нет, положи его в карман, надо, чтобы у тебя руки были свободны.

– Но ты же не будешь слышать музыку, – сказала я, а скрипки гремели мне в уши.

– Я слышу достаточно, не кричи. Окей, давай представим, что это фигура на восемь человек. Слева от меня находится ещё один господин, справа – двое, мы все стоим в ряд. С твоей стороны та же картина, только с дамами. Пожалуйста, реверанс.

Я сделала книксен и неуверенно вложила свою руку в его.

– Но я тут же прекращу, если ты скажешь «Глупое существо»!

– Я бы никогда такого не сделал, – ответил Гидеон и провёл меня прямо вдоль софы. – Во время танца необходимо в первую очередь заботиться о культурном общении. Могу ли я спросить, откуда у Вас такая антипатия к танцам? Большинство юных дам любит танцевать!

– Тсс, мне надо сосредоточиться. – Пока всё шло отлично. Я и сама была ужасно удивлена. Tour de main удался без сучка и задоринки, один поворот налево, один направо. – Можем ли мы повторить это ещё раз?

– Подними подбородок, вот так. И смотри на меня. Ты не должна отводить от меня взгляда, не важно, насколько хорош мой сосед.

Я невольно улыбнулась. Что это было? Закидывание удочки в расчёте на комплимент? Ну, этой любезности я ему не окажу. Хотя я должна была признать, что Гидеон действительно хорошо танцует. С ним было совершенно иначе, чем с Губошлёпом – всё шло словно само собой. Так я действительно могла постепенно научиться танцевать менуэт.

Гидеон тоже это заметил.

– Посмотри, ты же всё умеешь. Правая рука, правое плечо, левая рука, левое плечо – очень хорошо.

Он был прав. Я умела! Собственно, это было совершенно легко. Я торжествующе сделала круг с невидимым партнёром и снова вложила ладонь в руку Гидеона.

– Ха! С какой стати «грациозная, как ветряная мельница»! – воскликнула я.

– Совершенно бессовестное сравнение, – поддержал меня Гидеон. – Ты легко перетанцуешь любую ветряную мельницу!

Я хихикнула. Потом вздрогнула:

– О, опять «Линкин парк».

– Всё равно. – Пока мне в уши гремели «21 guns», Гидеон уверенно вёл меня в последней фигуре. Завершив её, он поклонился. Мне стало почти жаль, что танец закончился.

Я присела в глубоком реверансе и сняла наушники.

– На, возьми. Спасибо, что ты потренировал меня.

– Чистой воды эгоизм, – ответил Гидеон. – В конце концов, это ведь мне пришлось бы с тобой позориться, забыла?

– Нет. – Моё хорошее настроение моментально улетучилось. Мой взгляд, прежде чем я успела этому воспрепятствовать, снова метнулся к стене за стульями.

– Эй, мы ещё не закончили, – сказал Гидеон. – Это было очень неплохо, но не отлично. Почему ты вдруг стала глядеть так мрачно?

– Как ты думаешь, почему граф Сен Жермен непременно хочет, чтобы я появилась на суарее и на балу? Он же вполне мог вызвать меня сюда, в Темпл, тогда бы не было никакой опасности, что я опозорюсь перед чужими людьми. Никто не будет удивляться по моему поводу, и никто не заподозрит, что я из будущего.

Гидеон, прежде чем ответить, некоторое время смотрел на меня.

– Граф не слишком охотно раскрывает свои карты, но в любой его идее таится гениальный план. У него есть конкретное подозрение по поводу тех, кто напал на нас в Гайд-парке, и я думаю, что, вводя нас в большое общество, он хочет выманить из норы их кукловода – или кукловодов.

– Вот оно что, – сказала я. – Ты думаешь, мужчины со шпагами снова могут…

– Пока мы будем на людях – нет, – ответил Гидеон. Он присел на подлокотник софы и скрестил руки на груди. – Тем не менее я считаю это опасным – во всяком случае, для тебя.

Я оперлась о край стола.

– Ты не подозреваешь Люси и Пола по поводу Гайд-парка?

– И да, и нет, – ответил Гидеон. – Такой человек, как граф Сен Жермен, не мог не нажить врагов в течение жизни. В Анналах имеется несколько отчётов о покушении на него. Я предполагаю, что Люси и Пол для достижения своей цели связались с кем-то из его врагов.

– Граф тоже так считает?

Гидеон пожал плечами.

– Надеюсь.

Я немного подумала.

– Я за то, чтобы ты опять нарушил правила и прихватил с собой джеймс-бондовский пистолет, – предложила я. – Против него все эти типы с их шпагаминичего не смогут. Откуда он у тебя, кстати? Я бы увереннее себя чувствовала, будь и у меня такая штука.

– Оружие, с которым человек не умеет обращаться, в итоге будет направлено на него самого, – ответил Гидеон. Я подумала про мой японский нож для овощей. Было неприятно подумать, что его могут направить на меня.

– Шарлотта хорошо фехтует? И умеет обращаться с пистолетом?

Снова пожатие плечами.

– Она занимается фехтованием с двенадцати лет – естественно, она хорошо фехтует.

Естественно. Шарлотта всё делала хорошо. Кроме как быть дружелюбной.

– Графу она бы, видимо, понравилась, – сказала я. – Я, очевидно, пришлась ему не по душе.

Гидеон засмеялся.

– Ты ещё можешь изменить его впечатление о себе. Он хочет получше тебя узнать прежде всего для того, чтобы проверить, а не верны ли всё же предсказания по поводу тебя.

– Насчёт магии Ворона? – Всегда, когда об этом заходила речь, я начинала чувствовать себя неуютно. – Может быть, в предсказаниях сказано, что под этим имеется ввиду?

Гидеон помедлил секунду, а затем негромко сказал:

– …Ворон, в рубиновых волнах взмахивая крылами, слышит пение мёртвых между мирами. Он не знает сомнений и не ведает мук. Ширится мощь воплощений - и замыкается круг. – Он откашлялся. – У тебя мурашки по коже.

– Это и звучит довольно жутко. Про пение мёртвых особенно. – Я поёжилась. – А продолжение есть?

– Нет. Это более или менее всё. Ты должна согласиться, что к тебе это не особенно подходит, верно?

Да, тут он был прав.

– А о тебе тоже есть что-то в предсказаниях?

– Естественно, – ответил Гидеон. – О каждом из путешественников. Я – Лев с алмазной гривой, при виде которого солнце… – на какой-то момент он вроде бы смутился, но потом продолжил, улыбаясь: – Бла-бла-бла. О, а твоя прапрапрабабушка, упрямая леди Тилни, является – вполне подходяще – лисой, нефритовой лисой, прячущейся под липой.

– Из этих предсказаний можно вообще что-нибудь понять?

– Вполне – просто там много символики. Всё это вопрос интерпретации. – Он посмотрел на часы. – У нас ещё есть время. Я за то, чтобы мы продолжили урок танцев.

– Н-да, – сказала я. – Мне, видимо, надо было брать уроки фортепьяно, вместо того чтобы ходить с Лесли на хип-хоп. Но я очень хорошо пою. В прошлом году на вечеринке у Синтии я с большим отрывом победила в караоке. С моей личной, особой интерпретацией песни «Somewhere over the rainbow». И это при том, что я была в дурацком костюме автобусной остановки.

– Ах да. Если тебя спросят, ты просто скажешь, что у тебя всегда перехватывает горло, если тебе надо петь на людях.

– Это я могу сказать, а про подвёрнутую ногу нет?

– Вот наушники. Повторим ещё раз. – Он склонился передо мной в поклоне.

– Что мне делать, если меня пригласит кто-нибудь другой, а не ты? – я присела в книксене – тьфу, в реверансе.

– Делай всё точно так же, – сказал Гидеон и взял меня за руку. – Но в XVIII веке в этом отношении было очень формально. Никто не приглашал танцевать постороннюю девушку, не будучи официально ей представленным.

– Разве что она сделает какие-нибудь неприличные движения веером. – Танцевальные па постепенно входили в мою плоть и кровь. – Как только я наклоняла веер хоть на сантиметр, у Джордано был нервный приступ, а Шарлотта качала головой как китайский болванчик.

– Она просто хочет тебе помочь, – сказал Гидеон.

– Да, конечно. А Земля плоская, – фыркнула я, хотя во время менуэта это было наверняка запрещено.

– Можно подумать, что вы друг друга недолюбливаете. – Мы повернулись вместе со своими воображаемыми партнёрами.

Ах? Значит, можно подумать?

– Я думаю, что кроме тёти Гленды, леди Аристы и наших учителей нет никого, кому бы она нравилась.

– Я так не думаю, – сказал Гидеон.

– О – конечно, я забыла ещё Джордано и тебя. Упс, сейчас я закатила глаза, это наверняка запрещено в XVIII веке.

– Может быть такое, что ты относишься к Шарлотте с некоторой ревностью?

Я рассмеялась.

– Поверь мне, если бы ты знал её так хорошо, как я, тебе бы и в голову не пришло задавать такой глупый вопрос!

– Я знаю её, собственно говоря, очень хорошо, – тихо ответил Гидеон и снова взял меня за руку.

– «Да, но только с её шоколадной стороны», – хотела возразить я, но тут до меня дошёл смысл его слов, и меня действительно захлестнула ужасная ревность к Шарлотте. – Так насколько хорошо вы знаете друг друга… в деталях? – Я отняла у Гидеона руку и протянула её несуществующему соседу.

– Ну да, я бы сказал, настолько хорошо, насколько люди друг друга знают, проведя много времени вместе. – Проходя мимо меня, он коварно улыбнулся. – И у нас у обоих было не особенно много времени на другие… кхм… дружеские отношения.

– Понимаю. Тогда приходится довольствоваться тем, что есть. – Я не могла больше выдержать ни секунды. – Ну и как Шарлотта целуется?

Гидеон схватил мою руку, висевшую в воздухе по крайней мере на двадцать сантиметров выше.

– Я нахожу, что в вопросах культурной беседы Вы делаете грандиозные успехи – и тем не менее: о таких вещах джентльмены не говорят.

– Да, эту отговорку я бы приняла, если бы ты был джентльменом.

– Если я Вам когда-нибудь дал повод считать моё поведение неджентльменским…

– Ах, замолчи! Что бы ни было между тобой и Шарлоттой – меня это не интересует. Но я считаю довольно наглым, что ты одновременно… обжимаешься со мной.

– Обжимаюсь? Какое некрасивое слово. Я был бы Вам очень признателен, если бы Вы объяснили мне причину Вашего неудовольствия и одновременно вспомнили бы о Ваших локтях. В этой фигуре они должны быть опущены вниз.

– Это не смешно, – фыркнула я. – Я бы не позволила тебе целовать меня, знай я, что ты и Шарлотта… – Ах, Моцарт закончился, и опять вступил «Линкин парк». Отлично, это лучше подходило к моему настроению.

– Я и Шарлотта – что?

– Больше, чем друзья.

– Кто это сказал?

– Ты сам?

– Нет, ничего подобного.

– Ага. То есть вы – вы никогда – скажем так – не целовались? – Я не стала делать книксен, а вместо этого сверкнула на него глазами.

– Этого я тоже не говорил. – Он поклонился и вытащил iPod из моего кармана. – Давай ещё раз, тебе нужно поупражнять движения рук. В остальном просто отлично.

– Зато твоя культурная беседа оставляет желать много лучшего, – сказала я. – Так у тебя есть что-то с Шарлоттой или нет?

– Я думал, тебя не интересует, что у меня с Шарлоттой.

Я по прежнему сверкала на него глазами.

– Да, верно.

– Тогда хорошо. – Гидеон вернул мне iPod.

Из наушников зазвучала «Аллилуйя» в исполнении Бон Джови.

– Это не то, – сказала я.

– Нет, нет, – ответил Гидеон и улыбнулся. – Я подумал, что тебе надо поставить что-нибудь успокаивающее.

– Ты… ты вообще… ты такой…

– Да?

– Тошнилово?

Он приблизился ещё на шаг, так что расстояние между нами сократилось примерно до одного сантиметра.

– Видишь, в этом и состоит отличие между тобой и Шарлоттой – она бы такого никогда не сказала.

Мне вдруг стало трудно дышать.

– Возможно, потому, что ты не даёшь ей повода.

– Нет, не поэтому. Я думаю, что просто у неё лучше манеры.

– Да, и крепче нервы, – сказала я. По какой-то причине я не могла отвести взгляда от его губ. – На тот случай, если ты опять захочешь попытаться – если мы ещё когда-нибудь зависнем в исповедальне и нам будет нечего делать, то второй раз я уже не дам себя… захватить врасплох!

– Ты имеешь ввиду – второй раз ты мне не позволишь тебя целовать?

– Именно, – прошептала я, будучи не в состоянии пошевелиться.

– Жаль, – сказал Гидеон, причём его рот оказался так близко, что я чувствовала на губах его дыхание. Мне было ясно, что я веду себя не так, как если бы я говорила всерьёз. Всерьёз это и не было. Чудом было уже то, что я не обвила руками его шею. Момент, когда ещё можно было отвернуться или оттолкнуть его от себя, я давно упустила.

Очевидно, Гидеон смотрел на это точно так же. Его рука начала гладить мои волосы, а затем я наконец ощутила мягкое прикосновение его губ.

«There's a blaze of light in every word», пел мне в ухо Бон Джови. Я эту чёртову песню любила всегда, она была одной из тех, которые я могла слушать пятнадцать раз подряд, но теперь она, наверное, навсегда будет связана для меня с Гидеоном.

Аллилуйя.

6

На этот раз нам не помешало ни перемещение во времени, ни наглый водосточный призрак. Пока играла «Аллилуйя», поцелуй был нежным и осторожным, но затем Гидеон погрузил в мои волосы пальцы и крепко прижал меня к себе. Поцелуй перестал быть нежным, а моя собственная реакция меня удивила. Моё тело внезапно стало мягким и лёгким, и а руки сами по себе обвили шею Гидеона. Я не знаю как, но в какой-то момент мы, не прекращая целоваться, оказались на софе и целовались там довольно долго – пока Гидеон вдруг не выпрямился и не посмотрел на часы.

– Действительно жаль, что мне нельзя тебя целовать, – сказал он севшим голосом. Его зрачки расширились, а щёки покраснели.

Я спросила себя, какой у меня сейчас вид. Поскольку я временно превратилась в пудинг, я была не в состоянии подняться из своего положения полулёжа. А ещё я поняла, что совершенно не представляю себе, сколько времени прошло после «Аллилуйи». Десять минут? Полчаса? Всё было возможно.

Гидеон посмотрел на меня, и я увидела в его взгляде какую-то растерянность.

– Нужно собрать наши вещи, – сказал он в конце концов. – И тебе надо срочно что-то сделать со своими волосами – они выглядят так, как будто какой-то идиот рылся в них обеими руками, а затем бросил тебя на софу… Тот, кто сейчас нас встретит, догадается в два счёта… О Боже, не смотри на меня так.

– Как?

– Как будто ты не можешь пошевелиться.

– Но это так и есть, – сказала я серьёзно. – Я пудинг. Ты превратил меня в пудинг.

Лицо Гидеона осветила короткая улыбка, затем он вскочил на ноги и начал запихивать мои учебники в сумку.

– Давай, маленький пудинг, вставай. У тебя есть расчёска или щётка?

– Где-то там внутри, – сказала я слабым голосом.

Гидеон поднял вверх футляр для очков Леслиной мамы.

– Здесь внутри?

– Нет! – вскричала я, и от испуга моё пудинговое существование закончилось. Я вскочила, выхватила из рук Гидеона футляр с японским ножом и бросила его назад в сумку. Если Гидеон и удивился, то не подал виду. Он поставил стул назад к стенке и снова поглядел на часы, а я стала расчёсывать волосы.

– Сколько у нас ещё времени?

– Две минуты, – ответил Гидеон и подобрал с пола iPod. Не представляю, как он там оказался. Или когда.

Я лихорадочно причёсывалась.

Гидеон посмотрел на меня серьёзным взглядом.

– Гвендолин?

– А? – Я опустила щётку и ответила на его взгляд так спокойно, как только могла. О Боже! Он был так невероятно хорош собой, что какая-то часть моего тела снова захотела превратиться в пудинг.

– А ты…

– Что?

– Ах ничего.

В моем животе закрутился знакомый коловорот.

– Я думаю, сейчас начнётся, – сказала я.

– Схвати покрепче сумку, её ни в коем случае нельзя потерять. И пройди немного вперёд, иначе ты приземлишься на стол.

Пройти я не успела, потому что перед глазами всё расплылось. Через долю секунды я мягко приземлилась прямо перед носом у мистера Марли, за спиной которого маячила наглая морда Хемериуса.

– Ну наконец-то, – сказал он. – Я уже четверть часа вынужден слушать, как этот рыжий разговаривает сам с собой.

– Вы в порядке, мисс? – пролепетал мистер Марли, отступая на шаг.

– Разумеется, – ответил Гидеон. Он приземлился прямо за мной и бросил на меня испытывающий взгляд. Когда в ответ я улыбнулась, он быстро отвёл глаза.

Мистер Марли откашлялся.

– Мне поручено передать, что вас ожидают в Драконьем зале, сэр. Прибыл минис… номер седьмой, он желает поговорить с вами. Если вы позволите, я отведу мисс к её автомобилю.

– У мисс нет никакого автомобиля, – отреагировал Хемериус. – У неё даже прав нет, болван.

– Это не нужно, я беру её с собой наверх. – Гидеон взял в руки чёрную повязку.

– Это действительно необходимо?

– Да, необходимо. – Гидеон завязал мне повязку на затылке. При этом он стянул мне пару волос, было больно, но я не хотела жаловаться и поэтому ограничилась тем, что закусила губу. – Раз ты не знаешь местонахождение хронографа, ты не сможешь его выдать, и никто не сумеет подстеречь нас, если мы когда.либо перенесёмся в это помещение.

– Но подвал принадлежит Стражам, а входы и выходы постоянно охраняются, – возразила я.

– Во-первых, в подвале есть и другие пути, а не только те, что ведут из нашего здания в Темпле. Во-вторых, нельзя исключить, что кто-то из своих может быть заинтересован в неожиданной встрече.

– Не доверяй никому. Даже своим собственным чувствам, – пробормотала я. Какие тут все, однако, недоверчивые.

Гидеон положил руку мне на талию и повёл меня вперёд.

– Вот именно.

Я услышала, как мистер Марли сказал «до свиданья», после чего дверь захлопнулась. Мне сейчас хотелось поговорить о многом, но я не знала, с чего начать.

– Интуиция подсказывает мне, что вы опять обнимались, – заметил Хемериус. – Интуиция и острый глаз.

– Чушь, – ответила я и услышала, как Хемериус захихикал.

– Поверь мне, я болтаюсь на земле с одиннадцатого века и знаю, как выглядит девушка, возвращающаяся с сеновала.

– С сеновала! – возмущённо повторила я.

– Ты говоришь со мной? – спросил Гидеон.

– С кем же ещё? – ответила я. – А который, собственно, час? Кстати, о сене. Я зверски проголодалась.

– Ровно полвосьмого. – Гидеон внезапно отпустил меня. Раздалось электронное пипиканье, а затем я врезалась плечом в стену.

– Эй!

Хемериус снова разразился смехом.

– Это называется настоящий кавалер!

– Извини. Этот дерьмовый мобильник здесь внизу не ловит сеть. Сорок три звонка во время нашего отсутствия, ну вообще! Это может быть только… о Боже, моя мать! – Гидеон тяжело вздохнул. – Она оставила одиннадцать сообщений на мейлбоксе.

Я продвигалась вдоль стены на ощупь.

– Ты или снимешь с меня дурацкую повязку, или поведёшь меня!

– Ладно, хорошо. – Это была снова его рука.

– Я уж не знаю, что и думать о типах, которые завязывают глаза своим подружкам, чтобы спокойно проверить входящие звонки, – заметил Хемериус.

Я тоже не знала.

– Что-то случилось?

Снова тяжёлый вздох.

– Надо полагать. Обычно мы редко звоним друг другу. Всё ещё нет сети.

– Осторожно, ступенька, – предупредил Хемериус.

– Наверное, кто-нибудь заболел, – предположила я. – Или ты забыл что-нибудь важное. Моя мама мне тоже недавно оставила штук …дцать сообщений на мейлбоксе – напоминала, чтобы я поздравила дядю Гарри с днём рождения. Фу.

Если бы Хемериус сейчас не предупредил меня, я бы точно въехала животом в набалдашник перил. Гидеон этого даже не заметил. Я спускалась по винтовой лестнице буквально на ощупь.

– Нет, это вряд ли. Я никогда не забываю дней рождения. – Его голос звучал озабоченно. – Наверное, что-то с Рафаэлем.

– Твоим младшим братом?

– Он всё время что-то затевает. Ездит в машине без прав, ныряет с утёсов и карабкается по скалам без страховки. Не знаю, кому или что он хочет доказать. В прошлом году он пострадал при полёте на параплане и провалялся три месяца в больнице с черепно-мозговой травмой. Можно было надеяться, что он сделает какие-то выводы, но нет, ко дню рождения он получает от мсье в подарок моторную лодку. Потому что, конечно же, этот идиот читает его желания по глазам. – Когда мы оказались наверху, Гидеон ускорил шаг, и я несколько раз споткнулась. – Ах, наконец! Тут есть сеть. – Видимо, он начал на ходу прослушивать сообщения из мейлбокса. К сожалению, я ничего не могла разобрать.

– Вот дерьмо! – это всё, что я услышала, причём несколько раз. Он снова отпустил меня, и я слепо двинулась вперёд.

– Если ты не хочешь врезаться в стену, то поверни сейчас налево, – сообщил Хемериус. – О, он вроде вспомнил, что у тебя нету встроенного радара.

– Окей… – пробормотал Гидеон. Его рука коротко коснулась моего лица и затылка. – Гвендолин, извини. – В его голосе звучало беспокойство, но я сильно подозревала, что оно относится не ко мне. – Ты найдёшь одна путь назад? – Он развязал платок, и я зажмурилась от света. Мы стояли перед ателье мадам Россини.

Гидеон легко погладил меня по щеке и криво улыбнулся.

– Ты ведь найдёшь дорогу, да? Машина тебя ждёт. Завтра увидимся.

И прежде чем я успела ответить, он развернулся и ушёл.

– И вот его уж нет, – прокомментировал Хемериус. – Не очень изысканные манеры, надо сказать.

– Так что случилось? – крикнула я вдогонку Гидеону.

– Мой брат сбежал из дома, – ответил он, не оборачиваясь и не замедляя шаг. – И угадай с трёх раз, куда он направляется. – И он исчез за следующим углом раньше, чем я успела угадать хоть раз.

– Ну, наверняка не на Фиджи, – пробормотала я.

– Я думаю, лучше бы ты с ним в сено не ходила, – заявил Хемериус. – Теперь он думает, что ты лёгкая добыча, и больше не прилагает никаких усилий.

– Прекрати, Хемериус. Твоя болтовня про сено меня нервирует. Мы просто немного поцеловались.

– Тогда нет причин превращаться в помидор, дружочек!

Я приложила ладони к горящим щекам и разозлилась.

– Пойдём, я голодная. Сегодня у меня по крайней мере есть шанс поучаствовать в ужине. И, может быть, нам удастся по дороге бросить взгляд на таинственных мужчин из Ближнего Круга.

– Только не это! Я слушал их всё утро, – сказал Хемериус.

– О, хорошо! Рассказывай!

– Ску-ко-ти-ща! Я думал, они будут пить кровь из черепов и рисовать на руках таинственные руны. Но не-е-ет, они только и делали, что говорили, все такие в костюмах и галстуках.

– А о чём конкретно?

– Сейчас посмотрим, смогу ли я подытожить. – Он откашлялся. – В основном речь шла о том, можно ли нарушить золотые правила, чтобы перехитрить Чёрный Турмалин и Сапфир. Супер идея, сказали одни; не-е-е, ни в коем случае – это уже другие; потом опять первые: а вот и можно, иначе ничего не получится со спасением мира, а вы трусы; на что вторые: не-е-е, это зло, кроме того, опасно для континуума и морали; тогда первые: да, но какая разница, если будет спасён мир; потом высокопарная болтовня с обеих сторон – по-моему, тут я заснул. В конце концов они все сошлись на том, что Алмаз, к сожалению, склонен к самовольным действиям, а Рубин кажется совершенной простофилей и не годится для миссий «Операция Опал» и «Операция Жадеит» по причине своей простоты. Улавливаешь?

– Кхм…

– Я, разумеется, кинулся тебя защищать, но они меня не слушали, – продолжал Хемериус. – Потом они заговорили о том, что тебя надо держать подальше от любой информации. Что ты в своём невежестве и наивности, обусловленной недостатком воспитания, подвергаешь риску свою же безопасность и являешься воплощением болтливости. Во всяком случае, они собираются не упускать из виду твою подругу Лесли.

– Вот дерьмо.

– Но есть и хорошая новость – вину за твои несовершенства они полностью возлагают на твою мать. Бабы вообще всегда во всём виноваты, тут эти любители тайн были единодушны. Ну, а дальше речь пошла о доказательствах, счетах от портнихи, письмах, здоровом человеческом разуме, и после нескольких переливаний из пустого в порожнее они все сошлись на том, что Пол и Люси прыгнули с хронографом в 1912 год и сейчас там живут. Хотя это слово в данном случае не очень подходит. – Хемериус почесал затылок. – Не важно, во всяком случае они оба там спрятались, в этом все были уверены, и при следующей возможности твой чудесный, сильный герой должен их там выследить, взять у них кровь и отобрать хронограф, раз уж он там оказался, а потом они опять начали всё с начала, бла-бла-бла, золотые правила, высокопарная болтовня…

– Интересно, – заметила я.

– Ты находишь? Если и так, то это просто потому, что я сумел забавно изложить всю эту скучнейшую ерунду.

Я открыла дверь в следующий коридор и уже хотела ответить Хемериусу, как услышала голос:

– Ты всё такой же высокомерный!

Это была моя мама! И действительно, когда я завернула за угол, я её увидела. Она, сжав кулаки, стояла перед Фальком де Вильерсом.

– А ты всё такая же упрямая и неблагоразумная! – ответил Фальк. – То, что ты себе позволила – по какой бы то ни было причине – в попытках сокрыть правду касательно рождения Гвендолин, колоссально повредило делу!

– Делу! Это ваше дело вам всегда было важнее людей, участвующих в этом деле! – вскричала мама.

Я тихонько закрыла за собой дверь и двинулась дальше.

Хемериус, перебирая передними лапами, передвигался вдоль стены.

– Ух, она просто в ярости!

Верно. Мамины глаза блестели, щёки раскраснелись, голос был непривычно высокий.

– Мы договорились, что вы будете держать Гвендолин в стороне. Что она не окажется в опасности! А теперь вы хотите поднести её графу буквально на блюдечке! Она же совершенно… беспомощна!

– И в этом виновата единственно ты, – холодно парировал Фальк де Вильерс.

Мама закусила губу.

– Ты тоже несёшь ответственность как Великий Магистр этой ложи!

– Если бы ты с самого начала играла с открытыми картами, Гвендолин не была бы до такой степени не подготовлена. Чтоб ты знала: этой твоей историей, что ты якобы хотела обеспечить дочери беззаботное детство, ты могла ввести в заблуждение мистера Джорджа, но не меня. Мне по-прежнему очень интересно, что нам может рассказать эта акушерка.

– Вы пока не нашли её? – Мамин тон был уже не такой агрессивный.

– Это вопрос дней, Грейс. У нас везде есть люди. – Он заметил моё присутствие, и с его лица исчезло холодное, гневное выражение.

– Почему ты одна, Гвендолин?

– Дорогая! – Мама подбежала ко мне и обняла меня. – Я подумала, что лучше я заберу тебя сама, а то ты опять вернёшься домой поздно, как вчера.

– И при этом использовала возможность забросать меня упрёками, – добавил Фальк с полуулыбкой. – Почему ты без мистера Марли, Гвендолин?

– Последний отрезок пути я могла пройти сама, – уклончиво ответила я. – О чём вы спорили?

– Твоя мама думает, что твои вылазки в XXVIII век слишком опасны, – объяснил Фальк.

Да, и я не могла её в этом винить. При этом она не знала и малой доли всех опасностей. Про мужчин, напавших на нас в Гайд-парке, ей никто не рассказал. Я, во всяком случае, скорее откусила бы себе язык. О леди Тилни и пистолетах она тоже не знала, а что граф Сен Жермен угрожал мне самым жутким образом, я пока рассказала только Лесли. Ну, и дедушке, конечно.

Я испытывающе поглядела на Фалька.

– Махание веером и менуэт я освою, – легко сказала я. – Тут нет никакого риска, мама. Единственная опасность состоит в том, что я с треском разломаю веер о голову Шарлотты…

– Ты сама слышала, Грейс, – сказал Фальк и подмигнул мне.

– Перед кем ты тут хочешь что-то изобразить, Фальк! – Мама метнула на него последний мрачный взгляд, затем взяла меня за руку и потянула за собой. – Идём. Остальные уже ждут нас к ужину.

– До завтра, Гвендолин! – крикнул нам вслед Фальк. – И э-э-э… до встречи когда-нибудь, Грейс.

– До завтра, – пробормотала я. Мама тоже что-то пробормотала – правда, неразборчиво.

– Ну, если ты меня спросишь, – сеновал, – сказал Хемериус. – Они не введут меня в заблуждение своей перебранкой. Я моментально распознаю сеновальные знакомства.

Я вздохнула. Мама тоже вздохнула и притянула меня к себе, и так мы преодолели последние метры до выхода. Я вначале немного сопротивлялась, но потом положила голову ей на плечо.

– Не надо из-за меня ссориться с Фальком. Ты слишком беспокоишься, мама.

– Это легко сказать… Не самое приятное чувство, когда понимаешь, что ты всё сделал неправильно. Я же вижу, что ты на меня злишься. – Она опять вздохнула. – И ты в чём-то права.

– Я всё равно тебя люблю, – сказала я.

Мама боролась со слезами.

– И я люблю тебя больше, чем ты можешь себе представить, – пробормотала она. Мы вышли в переулок перед домом, и она огляделась, словно боясь, что нас кто-то может подстерегать в темноте. – Я бы всё отдала за то, чтобы иметь нормальную семью с нормальной жизнью.

– Что же, собственно, является нормальным? – спросила я.

– Во всяком случае, не мы.

– Всё это зависит от точки зрения. Ну, как прошёл день? – спросила я светским тоном.

– О, всё как обычно, – ответила мама, слабо улыбаясь. – Сначала маленькая ссора с матерью, затем не такая уж маленькая ссора с сестрой, небольшой спор на работе с начальником и под конец ссора с моим… бывшим другом, по случайному совпадению являющимся Великим Магистром ужасно тайной Тайной Ложи.

– А что я говорил! – Хемериус почти ликовал от восторга. – Сеновал!

– Видишь, всё совершенно нормально, мама!

Мама улыбнулась.

– А как прошёл твой день, дорогая?

– Тоже без особых происшествий. В школе стресс с Бельчонком, потом небольшой урок танца и манер в сомнительном Тайном обществе, занимающимся путешествиями во времени, потом, прежде чем я успела придушить мою любезную кузину, маленькая вылазка в 1953 год для мирного выполнения домашних заданий, чтобы назавтра получить меньше стресса с вышеупомянутым Бельчонком.

– Звучит довольно расслабленно. – Мамины каблучки цокали по тротуару. Она снова оглянулась.

– Я не думаю, что нас кто-то преследует, – успокоила я её. – Они все сейчас очень заняты – в доме не протолкнуться от ужасно тайных персон.

– Встреча Ближнего Круга, это нечасто происходит. Последний раз они собирались тогда, когда Люси и Пол украли хронограф. Они рассеяны по всему миру…

– Мама? Ты не считаешь, что пора рассказать мне то, что ты знаешь? Нет никакого толку, что мне приходится идти на ощупь в темноте.

– В буквальном смысле слова, – добавил Хемериус.

Мама остановилась.

– Ты меня переоцениваешь! То немногое, что я знаю, тебе совершенно не поможет. Наверное, ещё больше собьёт тебя с толку. Или и того хуже – добавит новых опасностей.

Я покачала головой. Так быстро сдаваться я не собиралась.

– Что или кто такое зелёный всадник? И почему Люси и Пол не хотят, чтобы круг замкнулся? Или они этого на самом деле хотят, но только для себя?

Мама потёрла руками виски.

– О зелёном всаднике я слышу впервые. А что касается Люси и Пола – я убеждена, что их мотивы не эгоистичны. Ты познакомилась с графом Сен Жерменом. В его распоряжении есть средства… – Она опять замолчала. – Ах, дорогая, ничто из того, что я могла бы рассказать, тебе не поможет, поверь мне.

– Пожалуйста, мама! Уже то плохо, что эти люди такие скрытные и не доверяют мне, но ты же моя мать!

– Да, – сказала она, и на её глазах снова появились слёзы. – Да, я твоя мать. – Но, очевидно, аргумент не возымел действия. – Идём, такси ждёт уже полчаса. Оно, наверное, будет стоить ползарплаты.

Вздохнув, я поплелась вслед за ней.

– Можно поехать на метро.

– Нет, тебе срочно нужно нормально поесть. Кроме того, твоим брату с сестрой тебя ужасно не хватает. Ещё один ужин без тебя они не выдержат.

Вечер выдался неожиданно мирным и уютным, поскольку бабушка с тётей Глендой и Шарлоттой отправились в оперу.

– «Тоска», – довольно сказала тётушка Мэдди, встряхивая белокурыми кудряшками. – Надеюсь, они вернутся оттуда несколько просветлёнными. – Она лукаво подмигнула мне. – Хорошо, что у Вайолет были билеты.

Я вопросительно поглядела на присутствующих. Оказалось, что подруга тётушки Мэдди (милая пожилая дама с чудным именем миссис Вайолет Пэплплам, которая неизменно вязала нам шарфы и носки к рождеству) собиралась пойти в оперу с сыном и будущей невесткой, но, как оказалось, будущей невестке придётся стать будущей невесткой какой-нибудь другой женщины.

Как всегда, когда бабушка с тётей Глендой отсутствовали, у нас моментально воцарилась весёлая атмосфера. Это было похоже на урок в начальной школе, когда учитель выходил из класса. Ещё во время ужина мне пришлось выпрыгнуть из-за стола и показать брату, сестре, тётушке Мэдди, маме и мистеру Бернарду, как Губошлёп с Шарлоттой учили меня танцевать менуэт и пользоваться веером, а Хемериус суфлировал, если я что-то забывала. Задним числом я и сама нашла всё это скорее комичным, чем трагичным, и было понятно, почему присутствующие веселятся от души. Через некоторое время все танцевали по комнате (кроме мистера Бернарда, который, впрочем, раскачивал в такт носком туфли) и гнусавили в нос, как Джордано. При этом все всё время перебивали друг друга.

– Глупое существо! Смотри же, как это делает Шарлотта!

– Вправо! Нет, право там, где большой палец слева!

И:

– Я вижу твои зубы!Это непатриотично!

Ник показывал нам, как двадцатью тремя способами обмахиваться салфеткой наподобие веера и тем самым посылать безмолвные сообщения своему визави.

– Вот это означает: упс, у вас расстёгнута ширинка, мой господин, а если веер немного опустить и при этом посмотреть вот так, то это значит: ах, я хочу выйти за вас замуж. Но если сделать наоборот, то это будет: Уфф, с сегодняшнего дня мы находимся в состоянии войны с Испанией…

Я не могла не признать, что у Ника действительно большой артистический талант. А Каролина во время танца (это был скорее канкан, чем менуэт) так высоко закидывала ноги, что один из её тапок угодил прямо в чашу с баварским кремом, который был у нас на десерт.

Это происшествие немного притушило общее веселье, но дело спас мистер Бернард, который выудил тапок из крема, положил его Каролине на тарелку и сказал с серьёзной миной:

– Я рад, что у нас осталось ещё так много крема. Мисс Шарлотта и обе дамы по возвращении домой наверняка захотят перекусить.

Тётушка Мэдди признательно улыбнулась ему.

– Вы всегда такой заботливый, мой дорогой.

– Это моя обязанность – заботиться о том, чтобы вам всем было хорошо. Я обещал это вашему брату перед его смертью.

Я задумчиво посмотрела на них обоих.

– Я как раз спрашиваю себя, не рассказал ли вам дедушка что-нибудь про зелёного всадника, мистер Бернард. Или тебе, тётя Мэдди.

Тётушка Мэдии покачала головой.

– Зелёный всадник? Что это такое?

– Не имею ни малейшего понятия, – ответила я. – Я знаю только, что я должна его найти.

– Если я что-нибудь ищу, я чаще всего отправляюсь в библиотеку вашего деда, – ответил мистер Бернард, и его совиные глаза блеснули за стёклами очков. – И всякий раз нахожу. Если вам нужна помощь – я хорошо ориентируюсь в библиотеке, поскольку я вытираю там пыль.

– Это хорошая идея, мой дорогой, – сказала тётушка Мэдди.

– Всегда к вашим услугам, мадам, – Мистер Бернард подложил дров в камин и пожелал нам всем спокойной ночи.

Хемериус отправился за ним.

– Я непременно должен посмотреть, снимает ли он на ночь очки, – объяснил он. – И если он украдкой смывается из дома, чтобы тайком изображать басиста в какой-нибудь хэви-метал-группе, я обязательно тебе об этом расскажу.

Собственно говоря, мои брат с сестрой в будние дни должны были вовремя отправляться в постель, но сегодня мама сделала для них исключение. Мы, наевшиеся, усталые и весёлые, устроились перед камином, Каролина свернулась калачиком в маминых объятьях, Ник прижался ко мне, а тётушка Мэдди уселась в высокое кресло леди Аристы, сдула со лба прядку волос и благостно нас оглядела.

– Может, ты расскажешь нам что-нибудь из прошлого, тётя Мэдди? – предложила Каролина. – Когда ты была маленькой и должна была поехать в деревню к твоей ужасной кузине Хэйзел?

– Ах, да вы уже много раз об этом слышали, – ответила тётушка Мэдди, помещая ноги в розовых войлочных тапках на скамеечку у кресла. Но она не заставила себя долго упрашивать. Все её истории про ужасную кузину начинались словами: «Хэйзел была самой большой воображалой, которую только можно себе представить», на что мы хором замечали: «Как Шарлотта!», а тётушка Мэдди качала головой и отвечала: «Нет, Хэйзел была гораздо, гораздо хуже. Она хватала кошек за хвосты и раскручивала их над головой».

Пока я, положив подбородок на голову Ника, слушала историю, в ходе которой десятилетняя тётушка Мэдди, мстя за всех мучимых кошек Глочестершира, обеспечила кузине Хэйзел купание в навозной яме, мои мысли перенеслись к Гидеону. Где он сейчас? Что делает? Кто с ним? Может быть, он тоже думает обо мне – с таким же странным, теплым чувством в животе? Наверное, нет.

Вспоминая о нашем расставании у ателье мадам Россини, я лишь усилием воли подавила тяжёлый вздох. Гидеон на меня даже не посмотрел, хотя за несколько минут до этого мы целовались.

Опять целовались. Хотя вчера я по телефону поклялась Лесли, что это больше не повторится.

– Пока мы однозначно не проясним, что между нам происходит!

Правда, Лесли лишь засмеялась в ответ.

– Да ладно, кому и что ты тут хочешь изобразить? Совершенно понятно, что между вами происходит: ты влюблена в него до сумасшествия!

Но как я могла быть влюблена в парня, которого знала всего пару дней? Парня, который почти всё время вёл себя со мной совершенно невозможно? Правда, в те моменты, когда он вёл себя по-другому, он был просто… он был такой… такой невероятно…

– Это снова я! – каркнул Хемериус, с размаху приземляясь на стол рядом со свечой. Каролина на маминых коленях вздрогнула и посмотрела в его сторону.

– Что такое, Каролина? – тихо спросила я.

– Ах, ничего, – ответила она. – Мне показалось, что я увидела тень.

– В самом деле? – Я ошеломлённо поглядела на Хемериуса.

Тот поднял одно плечо и ухмыльнулся.

– Скоро полнолуние. Чувствительные люди иногда могут нас видеть, в основном только уголком глаза. Если потом они посмотрят прямо туда, то нас уже нет… – Он снова повис на люстре. – Пожилая дама с кудряшками тоже видит и чувствует больше, чем признаёт. Когда я интереса ради положил ей лапу на плечо, она схватилась за это место… В твоей семье меня это не удивляет.

Я с любовью поглядела на Каролину. Чувствительный ребёнок – только бы она не унаследовала в конце концов дар видений тётушки Мэдди.

– А сейчас моя любимая сцена, – сияя, сказала Каролина, и тётушка Мэдди со вкусом рассказала, как садистка Хэйзел в своём хорошеньком летнем платье стояла по шею в навозе и пронзительно визжала: «Я отомщу тебе, Маделайн, я отомщу тебе!».

– И она это сделала, – сказала тётя Мэдди. – Причём не однажды.

– Но про это мы послушаем в другой раз, – решительно сказала мама. – Детям пора спать. Завтра в школу.

Тут мы все вздохнули, а громче всех тётушка Мэдди.

Пятница в школе был блинный день, и по пятницам все старались не пропускать обеда, потому что блинчики в нашей столовой были практически единственным съедобным блюдом. Поскольку я знала, что Лесли готова умереть за эти блинчики, я не позволила ей остаться со мной в классе, где мы договорились встретиться с Джеймсом.

– Иди кушать, – сказала я. – Я буду крайне недовольна, если ты из-за меня останешься без блинчиков.

– Но тогда некому будет стоять на стрёме. Кроме того, мне хочется поподробнее услышать про вчерашнее – про тебя, Гидеона и зелёную софу…

– Более подробно я не смогу рассказать при всём желании, – ответила я.

– Тогда расскажи ещё раз, это так романтично!

– Иди есть блины!

– Ты сегодня обязательно должна взять у него номер телефона, – сказала Лесли. – Я имею ввиду золотое правило: нельзя целовать парня, телефона которого у тебя нет.

– Вкусные, хрустящие блинчики с яблоками… – сказала я.

– Но…

– Со мной будет Хемериус. – Я показала на подоконник, на котором Хемериус от скуки жевал кончик хвоста.

Лесли сдалась.

– Ну хорошо. Но пускай он тебя научит сегодня чему-нибудь толковому! От беспорядочного тыканья указкой миссис Каунтер нет никакого толку! И если тебя застукают за этим занятием, то точно отправят в дурдом, не забудь.

– Ну иди уже, – сказала я и подтолкнула её к двери, в которой как раз появился Джеймс.

Джеймс обрадовался, что мы на сей раз будем одни.

– Веснушчатая своей невежливой болтовнёй постоянно заставляет меня нервничать. Она обращается со мной как с пустым местом.

– Это, наверное, потому, что… ах, забудь.

– Итак – чем я могу сегодня помочь?

– Я подумала, что, может быть, ты научишь меня, как на суарее в XVIII веке говорить «Привет».

– «Привет»?

– Да. Привет. Салют. Добрый вечер. Ну ты знаешь – как люди при встрече приветствуют друг друга. И что надо при этом делать. Пожать руку, поцеловать руку, поклониться, присесть, сиятельство, светлость, высочество… всё это так сложно, что очень легко ошибиться.

Джеймс сделал высокомерное лицо.

– Нет, если ты будешь выполнять то, что я тебе скажу. Сначала я покажу тебе, как дама приседает перед господином одного с ним светского ранга.

– Супер, – сказал Хемериус. – Но вопрос в том, как Гвендолин понять, какой же светский ранг у этого господина?

Джеймс вытаращился на него.

– А это что такое? Кыш, кошка, кыш! Исчезни!

Хемериус скептически фыркнул:

– Что это было?

– Ах Джеймс! – сказала я. – Пожалуйста, посмотри хорошенько! Это Хемериус, мой друг, э-э, водосточный демон. Хемериус, это Джеймс, тоже мой друг.

Джеймс вытянул из обшлага рукава платочек, встряхнул им, и мне в нос ударил запах ландышей.

– Как бы то ни было… он должен уйти. Он напоминает мне о том, что я сейчас лежу в ужасном лихорадочном бреду, в котором мне приходится давать уроки приличий одной невоспитанной девочке…

Я вздохнула.

– Джеймс. Это никакой не бред, когда ты наконец поймёшь? Свыше двухсот лет назад у тебя, возможно, и был лихорадочный бред, но потом ты… ну, ты и Хемериус… вы с ним оба… вы оба…

– …умерли, – сказал Хемериус. – Если называть вещи своими именами. – Он склонил голову набок. – Это правда. Чего тут ходить вокруг да около?

Джеймс помахал платочком.

– Я не желаю слушать. Кошки не умеют разговаривать.

– Я что, похож на кошку, глупый ты призрак? – вскричал Хемериус.

– Как-то да, – ответил Джеймс, не глядя на него. – Не считая ушей. И рогов. И крыльев. И странного хвоста. Ах, как я ненавижу эти бредовые фантазии.

Хемериус встал прямо перед ним, широко расставив задние лапы и яростно щёлкая хвостом наподобие хлыста.

– Я никакая не фантазия. Я демон, – сказал он, выплёвывая от волнения струю воды на пол. – Могучий демон. Заговоренный магами и зодчими одиннадцатого века для охраны – в виде каменного водостока – башни церкви, которой давно уже нет. Когда моё тело из песчаника за многие сотни лет разрушилось, от меня осталось только это – как тень моего прежнего я, навсегда обречённая бродить по земле, пока она не развалится на куски. Что, наверное, произойдёт не ранее, чем через пару миллионов лет.

– Ля-ля-ля, я ничего не слышу, – ответил Джеймс.

– Ты убогий, – заявил Хемериус. – В отличие от тебя у меня нет выбора – из-за магического проклятия я привязан к этому существованию. Ты же можешь в любой момент прервать свою жалкую призрачную жизнь и отправиться туда, куда уходят люди после смерти.

– Но я ведь не умер, глупая ты кошка! – вскричал Джеймс. – Я просто заболел и лежу в постели с ужасной лихорадкой. И если мы прямо сейчас не сменим тему, то я уйду!

– Ладно, ладно, – сказала я, пытаясь вытереть тряпкой лужу воды после Хемериуса. Давай продолжим. Итак, книксен перед господином равного ранга…

Хемериус покачал головой и полетел над нашими головами к двери.

– Ну, тогда я постою на стрёме. Будет неловко, если тебя кто-нибудь застукает за книксенами.

Большая перемена была недостаточно большой, чтобы научиться всем премудростям, которые мне хотел преподать Джеймс, но к её концу я уже умела приседать тремя различными способами и подавать руку для поцелуя (обычай, по поводу которого я была очень рада, что он канул в Лету). Когда вернулись мои одноклассники, Джеймс, поклонившись, попрощался со мной, а я успела шепнуть ему спасибо.

– Ну как? – спросила Лесли.

– Джеймс считает Херемиуса странной кошкой из своего лихорадочного бреда, – сообщила я. – Поэтому я могу только надеяться, что то, чему он меня научил, не искажено бредовыми фантазиями. Зато теперь я знаю, что надо делать, если меня представят герцогу Девонширскому.

– О, отлично, – сказала Лесли. – И что тебе надо делать?

– Присесть в глубоком и длительном реверансе, – объяснила я. – Почти в таком же, как перед королём, но более длительном, чем перед маркизом или графом. Это, собственно, очень просто. И ещё надо послушно протягивать руку для лобызания и при этом улыбаться.

– Ну ты видишь – я и не думала, что Джеймс может на что-то сгодиться, – Лесли одобрительно огляделась. – Ты там их всех поразишь в XVIII веке.

– Будем надеяться, – ответила я.

Оставшиеся уроки не могли испортить моего хорошего настроения. Шарлотта и слабоумный Губошлёп удивятся, что я теперь знаю разницу между сиятельством и светлостью, хотя они сделали всё, чтобы объяснить это мне как можно более запутанно.

– Кстати, у меня есть теория по поводу магии Ворона, – сказала Лесли после уроков, когда мы шли из класса к нашим шкафчикам. – Она такая простая, что до сих пор до неё никто не додумался. Давай завтра утром встретимся у тебя дома, и я принесу всё, что накопала. Если, конечно, моя мама опять не устроит большую семейную уборку с раздачей резиновых перчаток…

– Гвенни? – Синтия Дейл хлопнула меня сзади по спине. – Ты помнишь Регину Кертис, которая в прошлом году училась в одном классе с моей сестрой? Она сейчас в клинике, лечится от анорексии. Ты тоже хочешь там оказаться?

– Нет, – удивлённо ответила я.

– Окей, тогда съешь это! Сразу! – Синтия бросила мне карамельку. Я поймала её и послушно развернула фантик. Но когда я уже собиралась положить конфетку в рот, Синтия схватила меня за руку. – Стоп! Ты действительно хочешь её съесть? То есть ты не сидишь ни на какой диете?

– Нет, – повторила я.

– Значит, Шарлотта наврала. Она утверждала, что ты не пришла на обед, потому что хочешь стать такой же тощей, как она. Давай сюда конфетку. Тебе анорексия не грозит. – Синтия забросила карамельку себе в рот. – Вот, приглашение на мой день рождения. Будет опять костюмированная вечеринка. Девиз этого года –«Зелень зеленеет». Ты можешь привести своего друга.

– Ахм…

– Знаешь что, Шарлотте я сказала то же самое, мне без разницы, кто из вас двоих приведёт того типа. Главное, чтобы он пришёл ко мне на вечеринку.

– Она рехнулась, – шепнула мне Лесли.

– Я слышала, – заметила Синтия. – Ты тоже можешь привести Макса, Лесли.

– Син, мы уже полгода как расстались.

– Ох, это очень глупо, – высказалась Синтия. – В этот раз как-то слишком мало мальчиков. Либо вы приводите кого-нибудь с собой, либо мне придётся отменить приглашение паре девчонок. Например, Айшани, но она, наверное, и так откажется, поскольку её родители не разрешают смешанные вечеринки… О Боже, что это там такое? Меня может кто-нибудь ущипнуть?

«Такое»был высокий парень со светлыми короткими волосами. Он вместе с мистером Уитменом стоял перед кабинетом директора.

– Ой! – взвизгнула Синтия, поскольку Лесли её послушно ущипнула.

Мистер Уитмен и юноша повернулись к нам. Когда меня коснулся взгляд зелёных глаз в обрамлении густых ресниц, я сразу поняла, кто это. Боже! Теперь Лесли придётся, наверное, щипать и меня тоже.

– Вот, кстати, – сказал мистер Уитмен. – Рафаэль, это три ученицы из твоего класса. Синтия Дейл, Лесли Хэй и Гвендолин Шеферд. Девочки, поздоровайтесь с Рафаэлем Бертеленом, он с понедельника будет учиться в вашем классе.

– Привет, – пробормотали мы с Лесли, а Синтия спросила:

– Вот прямо сейчас?

Рафаэль улыбнулся нам, небрежно засунув руки в карманы,. Он действительно был похож на Гидеона, только немного моложе. У него были полнее губы, а кожа имела бронзовый оттенок, словно он вернулся из четырёхнедельного отпуска на Карибах. Наверное, все счастливчики на юге Франции выглядят так.

– Почему ты меняешь школу посреди года? – спросила Лесли. – Ты что-то натворил?

Рафаэль улыбнулся ещё шире.

– Зависит от того, что ты под этим понимаешь, – ответил он. – Собственно говоря, я оказался здесь потому, что школой я сыт по горло. Но по каким-то причинам…

– Рафаэль приехал сюда из Франции, – перебил его мистер Уитмен. – Пойдём, Рафаэль, директор Гиллз ожидает нас.

– Значит, до понедельника, – сказал Рафаэль, и у меня возникло чувство, что он сказал это одной Лесли.

Синтия подождала, пока мистер Уитмен и Рафаэль не скрылись за дверью директорского кабинета, а затем воздела руки и вскричала:

– Спасибо!! Спасибо, Господи, что ты услышал мои молитвы!

Лесли ткнула меня локтем в рёбра:

– Ты выглядишь так, как будто твою ногу переехал автобус.

– Подожди, пока я тебе не расскажу, кто это, – прошептала я. – Ты будешь выглядеть точно так же.

Каждое время – это сфинкс, бросающийся в бездну, когда его загадка решена.

(Генрих Гейне).

7

Из-за встречи с младшим братом Гидеона и последующего торопливого разговора с Лесли (она десять раз спросила: «Ты уверена?», я десять раз ответила «Абсолютно уверена!», после чего мы обе по сто раз произнесли «С ума сойти!», «Не могу поверить!» и «Ты видела его глаза?») я подошла к ожидавшему лимузину на несколько минут позже, чем Шарлотта. За нами снова прислали мистера Марли, и он выглядел ещё более нервным, чем обычно. Хемериус, устроившийся на корточках на крыше автомобиля, болтал хвостом туда-сюда. Шарлотта уже сидела в салоне. Она раздражённо поглядела на меня.

– Где ты, чёрт возьми, пропадала? Такого, как Джордано, нельзя заставлять ждать. Я думаю, что ты вообще не понимаешь, какую огромную честь он оказывает тебе своими уроками!

Мистер Марли со страданьем на лице препроводил меня в салон и закрыл за мной дверцу.

– Что-то не так? – У меня было нехорошее чувство, что я пропустила что-то важное. Шарлоттино выражение лица подкрепило мои подозрения.

Когда машина тронулась, Хемериус просочился с крыши прямо в салон и шлёпнулся на сиденье напротив меня. Мистер Марли, как и в прошлый раз, занял место рядом с водителем.

– Было бы хорошо, если бы ты сегодня приложила побольше усилий, – заметила Шарлотта. – Для меня всё это крайне неловко. В конце концов, ты моя кузина.

Я против воли засмеялась.

– Да ладно, Шарлотта! Не надо передо мной прикидываться. Для тебя же чистое удовольствие, что я так глупо выгляжу!

– Неправда! – Шарлотта покачала головой. – То, что ты так считаешь в своём ребяческом эгоизме, опять же похоже на тебя. Все хотят помочь тебе, чтобы ты… не испортила всё своей бездарностью. Хотя – может быть, у тебя больше не будет такой возможности. Я вполне могу представить, что они всё отменят…

– Почему это?

Шарлотта некоторое время молча смотрела на меня, а потом сказала почти злорадно:

– Ты узнаешь об этом в своё время. Если вообще узнаешь.

– Что-то случилось? – спросила я, но уже не у Шарлотты, а у Хемериуса. – Мистер Марли о чём-нибудь рассказывал, пока меня не было?

– Только какую-то загадочную фигню, – ответил Хемериус, а Шарлотта сжала губы и поглядела в окно. – Вроде как сегодня утром во время перемещения случилось происшествие у… кхм… сверкающего камушка… – Кончиком хвоста он почесал себе бровь.

– Ну не заставляй меня вытягивать из тебя клещами!

Шарлотта, которая понятным образом думала, что я разговариваю с ней, процедила:

– Если бы ты не пришла так поздно, ты бы всё узнала.

– … у Алмаза, – сказал Хемериус. – Кто-то ему… н-да, как бы это получше выразиться? Кто-то заехал ему в репу.

Мой желудок болезненно сжался.

– Что?

– Только не волнуйся, – сказал Хемериус. – Он до сих пор жив. Во всяком случае, я так понял из взволнованного бормотания рыжего. Ах ты Боже мой! Да ты белее простыни! Ох, ох – ты же не собираешься сейчас блевать? Пожалуйста, соберись немного!

– Я не могу, – прошептала я. Мне было ужасно плохо.

– Чего ты не можешь? – прошипела Шарлотта. – Первое, чему учится носитель гена, – это сдерживать собственные потребности и отдавать все силы задаче. Ты же делаешь прямо противоположное.

Перед моим внутренним взором возник Гидеон, лежавший на земле в луже крови. Мне стало тяжело дышать.

– Другие всё отдали бы за то, чтобы учиться у Джордано. А ты делаешь вид, что тебя мучают на этих уроках!

– Да заткнись ты, Шарлотта! – вскричала я.

Шарлотта снова повернулась к окну, а меня начало трясти.

Хемериус вытянул лапу и успокаивающе положил её мне на колено.

– Я посмотрю, что я смогу узнать. Я найду твоего сердечного дружка и потом доложу тебе, ладно? Только не реви сейчас, пожалуйста! А то я разволнуюсь и выплюну воду на эти хорошенькие кожаные сиденья, и твоя кузина подумает, что ты наделала в штаны!

Одним рывком он выскочил через крышу и улетел. Прошли мучительные полтора часа, прежде чем он снова был рядом со мной.

Полтора часа, за которые я напредставляла себе наиужаснейших вещей и была ни жива ни мертва. Дела не улучшило и то, что мы за это время прибыли в Темпл, где меня уже поджидал неумолимый Мастер. Но я была не в состоянии слушать разглагольствования Джордано на тему колониальной политики или повторять Шарлоттины танцевальные па. Что, если на Гидеона опять напали мужчины со шпагами и на он сей раз не смог защититься? Если я не видела его лежащим в луже крови, то представляла его в реанимации, облепленного трубками и с лицом белее простыни. Почему здесь не было никого, кто рассказал бы мне о его самочувствии?

Наконец появился Хемериус – он влетел в Старую Трапезную прямо через стену.

– Ну? – спросила я, не обращая внимания на Джордано и Шарлотту. Они как раз показывали мне, как на суарее в XVIII веке правильно аплодировать. Естественно, в любом случае не так, как я.

– Ты хлопаешь «Лепим, лепим пирожок», глупое существо! Так делают дети в песочнице, когда они играют! Ну куда ты опять смотришь? Да я с ума сойду!

– Всё в лучшем виде, сеновальная девушка, – сообщил Хемериус, радостно улыбаясь. – Паренёк получил чем-то по голове и был на пару часов выведен из строя, но у него, видимо, алмазный череп, потому что обошлось даже без сотрясения мозга. И эта рана на лбу делает его как-то… э-э… О нет, не надо опять бледнеть! Я же сказал, что всё в порядке!

Я сделала глубокий вдох. От облегчения меня замутило.

– Ну вот и хорошо, – сказал Хемериус. – Никаких причин для гипервентиляции. Твой lover-boy сохранил все свои хорошенькие белые зубы. И он постоянно чертыхается, я думаю, что это хороший признак.

Слава Богу. Слава Богу. Слава Богу.

Зато кто был на грани гипервентиляции, так это Джордано. Его вопли внезапно перестали на меня действовать. Наоборот, было очень забавно смотреть, как его кожа между полосками бородки постепенно меняла цвет с тёмно-розового на фиолетовый.

Мистер Джордж появился как раз вовремя, чтобы помешать Губошлёпу в ярости залепить мне затрещину.

– Сегодня было ещё хуже – если это вообще возможно. – Джордано плюхнулся на хрупкий стул и промакнул платочком пот на своём теперешнем цвете лица. – Она всё время смотрела в никуда стеклянными глазами – будь у меня поменьше опыта, я бы подумал про наркотики!

– Джордано, пожалуйста… – сказал мистер Джордж. – У нас сегодня и так не лучший день…

– Как… он себя чувствует? – тихо спросила Шарлотта, украдкой глянув на меня.

– Соответственно обстоятельствам, – серьёзно ответил мистер Джордж.

Шарлотта опять бросила на меня короткий испытывающий взгляд. Я мрачно поглядела в ответ. Ей что, приносит болезненное удовлетворение знать нечто, что может меня сильно интересовать?

– Та-та-та! У него всё отлично, поверь мне, детка! Он только что умял огромную телячью отбивную с жареной картошкой и кучей зелени. Это что, можно назвать «соответственно обстоятельствам»?

Джордано был крайне недоволен, что его никто не слушает.

– Я просто не хочу, чтобы в конце концов оказался виноват я, – вздорно сказал он, отодвигая свой стульчик в сторону. – Я работал с неизвестными талантами и с великими мира сего, но мне ещё никогда, ни разу не попадалось вот такое.

– Мой дорогой Джордано, вы же знаете, как мы вас ценим. И никто не подошёл бы лучше для подготовки Гвендолин к… – Мистер Джордж умолк, поскольку Джродано капризно выпятил нижнюю губу и вздёрнул голову со своей бетонной причёской.

– Чтобы вы потом не говорили, что я вас не предупреждал, – фыркнул он. – Это всё, чего я требую.

– Хорошо, – вздохнул мистер Джордж. – Я… да, хорошо. Я так и передам. Ты идёшь, Гвендолин?

Я уже отстегнула пышную юбку и аккуратно положила её на табурет у рояля.

– До свиданья, – сказала я Джордано.

У того всё ещё было надутое лицо.

– Боюсь, что этого не избежать.

По пути в старую алхимическую лабораторию (по которому я почти уже могла пройти с завязанными глазами), мистер Джордж поведал мне о том, что случилось утром. Он немного удивился, что мистер Марли не проинформировал меня о событиях, и я не стала тратить время на объяснения, почему так получилось.

Гидеона отправили с небольшим поручением (что за поручение, мистер Джордж не хотел мне говорить) в прошлое (в какой год, мистер Джордж тоже не сказал), и через два часа он был найден без сознания в одном из ходов неподалёку от помещения хронографа. С раной на лбу, нанесённой, видимо, каким-то предметом вроде дубинки. Гидеон ничего не помнил – удар, очевидно, пришёлся сзади.

– Но кто?..

– Мы не знаем. Неприятная ситуация, тем более в нашем теперешнем положении. Мы его основательно обследовали, но нигде не нашли укола, который мог бы указывать на возможный забор крови.

– Может быть, им хватило крови из раны на лбу? – спросила я с лёгким содроганием.

– Возможно, – согласился мистер Джордж. – Но для полной уверенности они должны были взять кровь ещё из какого-нибудь места. Ну, тут можно найти множество объяснений. Никто не знал, что Гидеон должен был тем вечером появиться там, поэтому маловероятно, что его специально поджидали. Скорее всего имела место какая-то случайная встреча. В… определённые годы тут внизу было не протолкнуться от бомбистов, контрабандистов, преступников и деклассированных элементов. Лично я предполагаю досадную случайность. – Он откашлялся. – Ну, Гидеон вроде бы нормально пережил это происшествие, по крайней мере, доктор Уайт не нашёл у него никакого серьёзного ранения. То есть вы, как и было запланировано, отправитесь в воскресенье днём на суарею. – Он хохотнул. – Каково звучит – суарея в воскресенье днём!

Да, очень смешно, ха-ха-ха.

– Где сейчас Гидеон? – спросила я с нетерпением. – В больнице?

– Нет. Он отдыхает – по крайней мере, я так надеюсь. В больнице ему сделали компьютерную томографию, которая, слава Богу, ничего не показала, и поэтому он выписался оттуда. К нему вчера неожиданно приехал брат…

– Я знаю, – сказала я. – Мистер Уитмен приводил его сегодня в Сент-Леннокс.

Я услышала, как мистер Джордж глубоко вздохнул.

– Парень смылся из дома после того, как натворил с друзьями какой-то ерунды. Фальк не придумал ничего лучшего, как оставить его в Англии. В это бурное время у нас – и особенно у Гидеона – есть более важные занятия, чем присматривать за непослушными детьми… Но Фальк никогда не мог ни в чём отказать Селине, и похоже на то, что для Рафаэля это последний шанс окончить среднюю школу, подальше от друзей, которые имеют на него дурное влияние.

– Селина – это мать Гидеона и Рафаэля?

– Да, – ответил мистер Джордж. – Женщина, от которой они оба унаследовали эти красивые зелёные глаза. Ну, мы пришли, можешь снять повязку.

На сей раз в помещении хронографа мы были одни.

– Шарлотта говорила, что при создавшихся обстоятельствах вы отмените запланированные визиты в XVIII век, – сказала я с надеждой. – Или перенесёте? Ну, чтобы у Гидеона было время поправиться, а я бы ещё поупражнялась…

Мистер Джордж покачал головой.

– Нет, мы не будем этого делать. Мы примем все мыслимые меры безопасности, но плотный график для графа очень важен. Гидеон и ты, вы отправитесь послезавтра на суарею, это решено. У тебя есть какие-то пожелания насчёт года, в который мы тебя сейчас отправим на элапсирование?

– Нет, – сказала я подчёркнуто равнодушно. – Какое это может иметь значение, если сидеть в запертом подвале, верно?

Мистер Джордж осторожно извлёк хронограф из бархатного покрывала.

– Верно. Гидеона мы отправляем в основном в 1953 год, это был спокойный год, мы должны только следить за тем, чтобы он не столкнулся там с самим собой. – Он ухмыльнулся. – Мне было бы жутковато оказаться взаперти в компании со своим вторым «я». – Он погладил себя по кругленькому животику и задумчиво поглядел в никуда. – Как насчёт 1956 года? Тоже очень спокойный год.

– Звучит отлично, – сказала я.

Мистер Джордж протянул мне фонарик и стянул с пальца кольцо.

– На всякий случай… Наверняка никто не придёт – в полтретьего ночи.

– В полтретьего ночи? – повторила я в отчаянии. Как я посреди ночи пойду к моему деду? Мне же ни один человек не поверит, что я заблудилась в подвале, это в полтретьего-то ночи! Тогда всё будет напрасно! – Ох, мистер Джордж, пожалуйста, не надо! Не посылайте меня ночью в эти жуткие катакомбы, совершенно одну!..

– Но Гвендолин, это же не имеет значения, глубоко под землёй, в запертом помещении…

– Но… у меня по ночам страх! Пожалуйста, вы ни за что не можете меня одну… – Я была в таком отчаянии, что на глаза навернулись слёзы, причём безо всяких усилий с моей стороны.

– Ладно, – сказал мистер Джордж и успокаивающе поглядел на меня своими маленькими глазками. – Я забыл, что ты… Возьмём просто другое время. Скажем, три часа дня?

– Это лучше, – сказала я. – Спасибо, мистер Джордж.

– Не за что. – Мистер Джордж на секунду перевёл взгляд с хронографа на меня и улыбнулся. – Мы действительно много от тебя требуем – я думаю, на твоём месте мне бы тоже было не по себе, совершенно одному в подвале. Тем более что ты иногда видишь вещи, которые не видят другие…

– Да, спасибо, что вы мне напомнили. – Хорошо, что здесь не было Хемериуса, он бы точно ужасно разозлился из-за слова «вещи». – И ещё могилы с костями и черепами прямо тут, за углом..

– Ох, – сказал мистер Джордж. – Я не хотел пугать тебя ещё больше.

– Не беспокойтесь, – сказала я. – Мёртвых я не боюсь. В отличие от живых, они, по моему опыту, ничего не могут сделать. – Я увидела, что мистер Джордж вздёрнул бровь, и торопливо добавила: – Конечно, они всё равно кажутся мне жуткими, и я не хочу сидеть в ночное время рядом с катакомбами… – Я протянула ему руку, а другой рукой крепко прижала к себе школьную сумку. – Возьмите на сей раз безымянный палец, его ещё не использовали.

Моё сердце заколотилось как сумасшедшее, когда я извлекла из тайника ключ и развернула оставленную Люкасом записку. В ней была только фраза на латыни и никакого личного сообщения. Пароль дня показался мне чрезвычайно длинным, я даже не пыталась заучить его наизусть. Я достала из сумки ручку и записала его себе на ладонь. Люкас начертил мне ещё и план подвала. От двери мне надо было пойти направо, потом, после трёх поворотов налево, добраться до большой лестницы, где будут стоять первые часовые. Когда я повернула ключ в замке, дверь легко отворилась. Я подумала, не надо ли мне её запереть снова, но решила этого не делать, на тот случай, если на обратном пути я буду спешить. Здесь, внизу, пахло плесенью, а стены ясно выдавали возраст подвала. Потолок был низкий, проходы узкие. Каждые два метра в переходе обнаруживалось ответвление или дверь в стене. Без фонарика и плана Люкаса я бы тут наверняка заблудилась, несмотря на странное чувство, что мне здесь всё знакомо. Когда на подходе к лестнице я повернула налево, до меня донеслись голоса. Я сделала глубокий вдох.

Теперь вопрос был в том, удастся ли мне убедить часовых, что у них есть веская причина пропустить меня. В отличие от XVIII века эти двое ничуть не выглядели грозными. Они сидели на ступеньках и играли в карты. Я решительно подошла к ним. Когда они меня увидели, то у одного из них выпали из рук карты, а другой вскочил и стал лихорадочно оглядываться в поисках шпаги, которая просто стояла у стены.

– Добрый день, – храбро сказала я. – Не буду вам мешать.

– Как… как… как? – пролепетал первый, а второй схватил шпагу и нерешительно посмотрел на меня.

– Шпага – не слишком ли экзотично для XX века? – спросила я удивлённо. – Что вы будете делать, если здесь появится кто-нибудь с гранатой? Или с пулемётом?

– Здесь редко кто-нибудь проходит, – ответил часовой со шпагой и смущённо улыбнулся. – Это скорее дань традиции… – Он затряс головой, словно призывая себя к порядку, а затем выпрямился и спросил: – Пароль?

Я поглядела на ладонь.

– Nam quod in iuventus non discitur, in matura aetate nescitur.

– Правильно, – сказал второй, который всё ещё сидел на ступеньках. – А откуда вы идёте, если можно спросить?

– От дворца правосудия, – ответила я. – Суперкороткий путь. Могу при случае показать. Но сейчас у меня очень важная встреча с Люкасом Монтрозом.

– Монтроз? Я не уверен, что он вообще сегодня здесь, – ответил часовой со шпагой, а второй сказал:

– Мы отведём вас наверх, мисс, но вначале вы должны назвать нам своё имя. Для протокола.

Я назвала первое пришедшее в голову имя. Может быть, чересчур поспешно.

– Вайолет Пэплплам? – недоверчиво переспросил часовой со шпагой, а другой в это время пялился на мои ноги. Наверное, длина юбок нашей школьной формы не слишком соответствовала моде 1956 года.

– Да, – сказала я слегка агрессивно, потому что рассердилась на самоё себя. – Нет причин так странно улыбаться. Не каждый может зваться Смит или Миллер. Ну что, мы идём?

Мужчины немного поспорили, кто отведёт меня наверх, в результате чего стражу со шпагой пришлось уступить, и он опять устроился на лестнице. Второй страж захотел по дороге узнать, не бывала ли я уже здесь раньше. Я ответила, ну конечно, даже несколько раз, и какой красивый Драконий зал, не правда ли, и что половина моей семьи состоит в Стражах, и тогда мужчина припомнил, что он вроде бы видел меня здесь на последнем садовом празднике.

– Вы та девушка, которая разливала лимонад, верно? Вместе с леди Гейнсли.

– Ахм, правильно, – ответила я, и мы тут же пустились в обсуждение праздника, цветов и людей, которых я не знала (что, впрочем, не помешало мне проехаться насчёт комичной шляпки миссис Ламотт и по поводу того, что именно мистер Мейсон связался с одной из машинисток, фу!).

Когда мы проходили мимо первых окон, я с любопытством поглядела на улицу – всё выглядело очень знакомо. Было несколько странно сознавать, что город за пределами почтенных стен Темпла выглядит совершенно иначе, чем в моё время. Как будто мне надо было немедленно сорваться с места и лично в этом убедиться.

На первом этаже Страж постучал в одну из дверей. На табличке я прочла имя деда, и меня охватила гордость. Я справилась!

– Мисс Пэплплам к мистеру Монтрозу, – сказал Страж в щель двери.

– Спасибо за доставку, – сказала я и протиснулась мимо него в бюро. – Увидимся на следующем садовом празднике.

– Да, и я с нетерпением жду… – ответил он, но я уже закрыла дверь перед его носом и торжествующе повернулась: – Ну что ты скажешь?

– Мисс… э-э-э… Пэплплам? – Сидевший за столом мужчина смотрел на меня огромными глазами. Это был определённо не мой дед. Я шокированно уставилась на него. Он был очень молод, почти юноша, с круглым гладким лицом и светлыми дружелюбными глазами, которые показались мне более чем знакомыми.

– Мистер Джордж? – недоверчиво спросила я.

– Мы встречались? – Юный мистер Джордж поднялся из-за стола.

– Да, конечно. На последнем садовом празднике, – пролепетала я, а в моей голове лихорадочно забегали мысли. – Я та, которая… лимонад… а где дедуш… Люкас? Он разве не сказал, что мы должны сегодня встретиться?

– Я его ассистент и здесь недавно, – смущаясь, ответил мистер Джордж. – Нет, он ничего не говорил. Но он придёт с минуты на минуту. Может, вы пока присядете, мисс – э-э-э?

– Пэплплам.

– Верно. Заказать вам чашечку кофе? – Он вышел из-за стола и придвинул мне стул, что было очень кстати. Мои ноги чувствовали себя как-то неуверенно.

– Нет, спасибо. Не надо кофе.

Он нерешительно разглядывал меня. Я молча таращилась в ответ.

– Вы состоите в скаутах?

– Простите?

– Я имею ввиду, ваша форма…

– Нет. – Я ничего не могла с собой поделать, я не могла отвести глаз от мистера Джорджа. Это был он – несомненно! Он был невероятно похож на самого себя через 55 лет, не считая того, что к тому времени он растерял все волосы, приобрёл очки и стал поперёк себя шире.

А вот у юного мистера Джорджа была целая копна волос, уложенных на пробор и сдобренных большим количеством помады, и он был действительно стройный. Очевидно, ему стало неловко, что я так на него пялюсь, потому что он покраснел, снова сел за стол и начал листать какие-то бумаги. Я подумала, а что же он скажет, если я вытащу из кармана его кольцо-печатку и предъявлю ему.

Мы молчали так минут пятнадцать, а затем входная дверь отворилась, и в бюро вошёл мой дед. Когда он меня увидел, его глаза на секунду округлились, но он быстро взял себя в руки и воскликнул:

– Кого я вижу! Моя дорогая кузиночка!

Я вскочила. Со времени нашей последней встречи Люкас Монтроз однозначно повзрослел. Он был в элегантном костюме с галстуком-бабочкой, и он отрастил себе усы, которые ему не очень шли. Эти усы кольнули меня, когда он расцеловал меня в обе щеки.

– Какая радость, Хэйзел! Ты надолго в город? Твои милые родители тоже приехали?

– Нет, – заикаясь, пролепетала я. Почему я должна изображать именно ужасную Хэйзел? – Нет, они дома, с кошками…

– Это, кстати, Томас Джордж, мой новый ассистент. Томас, это Хэйзел Монтроз из Глочестершира. Я говорил тебе, что она должна скоро приехать.

– Я думал, её зовут Пэплплам! – сказал мистер Джордж.

– Да, – ответила я. – Это моё второе имя. Хэйзел Вайолет Монтроз Пэплплам – но кто это может запомнить?

Люкас, сморщив лоб, посмотрел на меня.

– Мы с Хэйзел немного погуляем, – сказал он мистеру Джорджу. – Хорошо? Если меня кто-нибудь спросит, скажи, что я на встрече с клиентом.

– Да, мистер Монтроз, сэр, – ответил мистер Джордж, усиленно стараясь сделать равнодушное лицо.

– До свиданья, – сказала я мистеру Джорджу.

Люкас взял меня за локоть и повёл к выходу. При этом мы оба напряжённо улыбались. Только когда за нами закрылась тяжёлая дверь и мы оказались в залитом солнцем проулке, мы снова заговорили.

– Я не хочу быть ужасной Хэйзел, – укоризненно я сказала и с любопытством огляделась. Темпл, казалось, не слишком изменился за последние пятьдесят лет, не считая автомобилей. – Я что, выгляжу способной на раскручивание кошек над головой?

– Пэплплам! – сказал Люкас так же укоризненно. – Уж экзотичнее некуда! – Он взял меня за плечи. – Дай посмотреть на тебя, внучка! Ты выглядишь точно так же, как восемь лет назад.

– Да, ведь было позавчера, – объяснила я.

– Невероятно, – проговорил Люкас. – Все эти годы я думал, что, может быть, мне всё приснилось…

– Вчера я попала в 1953 год, но я была не одна…

– Сколько у нас сегодня времени?

– Я переместилась сюда к трём часам, а в полседьмого должна перескочить обратно.

– Значит, у нас есть время поговорить. Пойдём, тут за углом есть маленькое кафе, мы там выпьем чаю. – И Люкас повёл меня по направлению к Стрэнду. – Ты не поверишь, но три месяца назад я стал отцом, – рассказывал он на ходу. – Должен сказать, что это хорошее чувство. И я думаю, что Ариста – хороший выбор. А Клодин Сеймур что-то расклеилась и даже, как говорят, любит пропустить стаканчик. Прямо с утра. – Мы вышли через арку из проулка на улицу. Я потрясённо замерла. По Стрэнду, как обычно, громыхал транспорт, но он состоял исключительно из ретро-автомобилей. Красные двухэтажные автобусы выглядели как будто из музея и страшно грохотали, а большинство людей, шагавших по тротуарам, были в шляпах – мужчины, женщины и даже дети! На стене одного из домов на противоположной стороне улицы висел рекламный плакат фильма «Высшее общество» с невыразимо прекрасной Грейс Келли и невероятно безобразным Фрэнком Синатрой. Раскрыв рот, я глядела по сторонам и едва двигалась вперёд. Всё выглядело как на ностальгической открытке в ретро-стиле – только гораздо пестрее.

Люкас привёл меня в миленькое кафе на углу и заказал чай с лепёшками.

– В прошлый раз ты была голодна, – вспомнил он. – Здесь делают хорошие сандвичи.

– Нет, спасибо, – сказала я. – Дедушка, насчёт мистера Джорджа! В 2011 году он сделал вид, что меня не узнал.

Люкас пожал плечами.

– Ах, не беспокойся из-за мальчика. К тому моменту, когда вы основа встретитесь, пройдёт 55 лет. Вероятно, он просто тебя забыл.

– Да, возможно, – ответила я. Меня сбивало с толку огромное количество курильщиков. Прямо рядом с нами за овальным столиком, украшенным стеклянной пепельницей размером с череп, сидел толстый господин и курил сигару. Воздух был хоть топор вешай. Они что, в 1956 году ничего не слышали о раке лёгких? – Ты выяснил за это время, что такое зелёный всадник?

– Нет, но я выяснил нечто гораздо более важное. Я теперь знаю, почему Люси и Пол украдут хронограф. – Люкас быстро огляделся и придвинул свой стул поближе к моему. – После твоего визита Люси и Пол ещё несколько раз появлялись у нас для элапсирования, и всё было как обычно, без особых происшествий. Мы вместе пили чай, я экзаменовал их по французским глаголам, и мы четыре часа пристойно скучали. Согласно предписанию, им нельзя было покидать здание, а Кеннет де Вильерс, старый ябедник, усердно за этим следил. Потому что один раз я их тайно вывел на улицу, чтобы они сходили в кино и немного проветрились, но нас при этом застукали. Ах, что я говорю: Кеннет нас застукал. Был большой скандал. На меня наложили дисциплинарное взыскание, а у Драконьего зала на время визитов Пола и Люси в течение полугода ставили часового. Это изменилось только тогда, когда я получил третью степень. О, большое спасибо. – Это относилось к официантке, похожей на Дорис Дэй в фильме «Человек, который слишком много знал»: коротко стриженые крашеные волосы и лёгкое платье с развевающейся юбкой. Она с ослепительной улыбкой принесла наш заказ – и я бы ничуть не удивилась, если бы она в этот момент запела «Que sera, sera».

Люкас подождал, пока она не удалилась на безопасное расстояние, и затем продолжил.

– Разумеется, с помощью осторожных вопросов я пытался выяснить вероятную причину того, что они сбегут с хронографом. Безуспешно. У них была только одна проблема – они были ужасно влюблены друг в друга. Видимо, их отношения не вызывали в их время большого восторга, поэтому они старались скрывать свои чувства. Немногие знали об этом. Например, я. И твоя мать, Грейс.

– Так они, наверное, удрали в прошлое потому, что им нельзя было быть вместе? Как Ромео и Джульетта? – Ах, как ужасно романтично.

– Нет, – ответил Люкас. – Дело было не в этом. – Он принялся помешивать свой чай, а я в это время жадно глядела на корзинку с тёплыми лепёшками, накрытыми полотняной салфеткой и источавшими соблазнительный аромат.

– Причиной этого был я, – сказал Люкас.

– Что? Ты?

– Ну, не непосредственно я. Но это была моя вина. Потому что в один прекрасный день меня посетила сумасшедшая мысль отправить Люси и Пола ещё дальше в прошлое.

– С помощью хронографа? Но как…

– Боже мой, ну да, я же сказал, мысль была сумасшедшей. – Люкас провёл рукой по волосам. – Но представь, что мы каждый день торчали в это проклятом зале по четыре часа вместе с хронографом. Ну как тут не возникнуть дурацким идеям. Я внимательно изучил старые планы, тайные записи и хроники, а затем раздобыл в нашем фонде костюмы. В конце концов мы считали кровь Люси и Пола в хронограф, и я попробовал отправить их на два часа в 1590 год. Всё прошло без сучка и задоринки. Когда два часа прошли, они вернулись ко мне в 1948 год, и их отсутствия вообще никто не заметил. А ещё через полчаса они вернулись в 1992 год. Всё прошло великолепно.

Я подвинула к себе лепёшку, щедро намазанную девонширским кремом. Когда я жую, я лучше соображаю. У меня была куча вопросов, и я задала первый пришедший на ум:

– Но ведь в 1590 году Стражей ещё не было?

– Верно, – сказал Люкас. – И этого здания тоже. В этом нам повезло. Или не повезло – как посмотреть. – Он выпил глоток чаю. До сих пор он ничего не съел, и я начала потихоньку задаваться вопросом, как это он собирается наесть себе все свои будущие килограммы. – Из старых планов я выяснил, что здание с Драконьим залом было построено как раз на том месте, где с конца XVI до конца XVII века находилась маленькая площадь с фонтаном.

– Я не совсем понимаю…

– Подожди. Это открытие стало для нас своего рода проездным билетом. Люси и Пол могли из Драконьего зала прыгнуть в прошлое на эту площадь, и им надо было всего лишь своевременно вернуться туда для прыжка назад в Драконий зал. Ты следишь за моей мыслью?

– А как им переместиться на площадь среди бела дня? Их там не схватят сразу же и не сожгут как ведьм?

– Это была тихая маленькая площадь, в большинстве случаев их вообще бы не заметили. А даже если бы и заметили, то люди просто удивлённо потрут себе глаза и подумают, что они что-то проморгали. Конечно, это было всё равно ужасно опасно, но представлялось мне просто гениальным. Мы страшно радовались тому, что нам пришла в голову эта идея и что мы можем всех обвести вокруг пальца, и Люси с Полом получили колоссальное удовольствие. Да и я – хотя в ожидании их возвращения я сидел в Драконьем зале как на иголках. Невозможно себе представить, что было бы, если бы кто-нибудь зашёл…

– Очень смело, – сказала я.

– Да, – согласился Люкас со слегка виноватым видом. – Так поступают только в молодости. Сегодня я бы такого не сделал, это совершенно точно. Но я подумал, что если бы это было действительно опасно, то вмешалось бы моё старое мудрое «я» из будущего, понимаешь?

– Какое это мудрое «я» из будущего? – спросила я, улыбаясь.

– Ну, я сам! – вскричал Люкас, сразу же, впрочем, приглушив голос. – Я же буду знать в 1992 году, что я придумал в 1948 вместе с Люси и Полом, и если бы что-то пошло не так, я бы предостерёг обоих от моего легкомысленного молодого «я»… так я думал.

– Окей, – протянула я и взяла ещё одну лепёшку для, так сказать, подпитки мозга. – Но ты этого не сделал?

Люкас покачал головой.

– Очевидно нет, идиот этакий. И мы становились всё легкомысленней. Когда Люси проходила в школе «Гамлета», я отправил обоих в 1602 год. Три дня подряд они могли смотреть первое представление в театре «Глобус» в исполнении «Слуг лорда-камергера».

– В Саутворке?

Люкас кивнул.

– Да, и это было не очень просто. По Лондонскому мосту им надо было перейти на ту сторону Темзы, посмотреть «Гамлета» сколько получится и вернуться назад до прыжка. Два дня всё было хорошо, а на третий день на Лондонском мосту случилось происшествие, и Люси с Полом стали свидетелями преступления. Они не успели вернуться до прыжка на этот берег и оказались в 1948 году в Саутворке, почти что в Темзе, а я тут с ума сходил от беспокойства. – Очевидно, что это воспоминание разволновало его, потому что его лицо вокруг носа побелело. – Мокрые, в костюмах XVII века, они с трудом добрались до Темпла и сразу вернулись в 1992 год. Всё это я узнал только при их следующем появлении…

У меня уже шла кругом голова от многочисленных годов и столетий.

– А что за преступление они увидели?

Люкас пододвинул свой стул ещё чуть ближе. Его глаза за стёклами очков потемнели от серьёзности.

– В этом-то всё и дело. Люси и Пол видели, как граф Сен Жермен совершил убийство.

– Граф?

– До этого Люси и Пол встречали графа всего лишь дважды. Тем не менее они были совершенно уверены, что это он. Они представлялись ему в 1784 году после своих инициационных прыжков. Так распорядился граф – с путешественниками, рождёнными после него, он желал встретиться только в конце своей жизни. Я бы удивился, если бы с тобой было иначе. – Он откашлялся. – Будет иначе. Ну, не важно. В любом случае, Стражи с Люси, Полом и хронографом специально отправились на север Германии, где граф провёл последние годы жизни. Я сам при этом присутствовал. Буду присутствовать. Как Великий Магистр Ложи – ты можешь себе представить?

Я наморщила лоб.

– Может, мы…

– Ах, я опять разбрасываюсь, да? Меня постоянно сбивает с толку то, что какие-то вещи ещё только должны случиться, хотя они уже давно произошли. На чём это я остановился?

– Как граф мог совершить преступление в 1602 году… о, понимаю! Он совершил его во время одного из своих перемещений?

– Точно. А именно, когда он был намного моложе. Какое невероятное совпадение, что Люси и Пол оказались в том самом месте в тот самый момент. Если тут можно вообще говорить о совпадениях. Граф сам написал в одном из своих многочисленных трудов: «Кто верит в совпадения, тот не постигнет власти рока».

– Кого он убил? И почему?

Люкас снова осмотрелся.

– Этого, милая внучка, мы вначале тоже не знали. Прошли недели, пока мы это выяснили. Его жертвой стал не кто иной, как Ланселот де Вильерс, первый путешественник в Круге. Янтарь.

– Граф убил своего собственного предка? Но почему?

– Ланселот де Вильерс был бельгийским бароном, в 1602 году перебравшимся с семьёй в Лондон. В хрониках и тайных записях графа Сен Жермена, оставленных Стражам, значится, что Ланселот де Вильерс умер в 1607 году, поэтому мы на него вначале не подумали. Но на самом деле – я не буду сейчас вдаваться в детали наших детективных расследований – барону в 1602 году перерезали горло в его собственной карете.

– Не понимаю, – пробормотала я.

– Я сам ещё не смог сложить все детали пазла, – ответил Люкас, вытаскивая из кармана пачку сигарет и закуривая. – К тому же я не видел Люси и Пола с 24 сентября 1949 года. Я предполагаю, что они прыгнули с хронографом в более раннее время, иначе они бы давно меня навестили. О… чёрт! Только не смотри туда!

– Что такое? И с каких это пор ты куришь?

– Появился Кеннет де Вильерс с этим пугалом, своей сестрицей. – Люкас попытался прикрыться меню.

– Скажи просто, что мы не хотим, чтобы нам мешали, – прошептала я.

– Не могу, он мой начальник – и в ложе, и на работе. Ему принадлежит эта чёртова канцелярия… Если нам повезёт, они нас не заметят.

Нам не повезло. Высокий мужчина за сорок и дама в бирюзовой шляпе целеустремлённо направились к нашему столу и уселись на свободные места, не дожидаясь приглашения.

– Что, сегодня после обеда мы оба прогуливаем, да, Люкас? – благосклонно спросил Кеннет де Вильерс, хлопая Люкаса по плечу. – Не то чтобы я не закрыл на это оба глаза, после того как ты с таким блеском завершил дело Паркера. Ещё раз мои поздравления. Я уже слышал, что у тебя сегодня гости. – Его янтарные глаза подвергли меня детальному осмотру. Я попыталась ответить ему по возможности непринуждённым взглядом. Удивительно, как де Вильерсы всех столетий походили друг на друга своими высокими скулами и аристократическими прямыми носами. Этот де Вильерс тоже производил впечатление, хотя он не был так хорош, как, к примеру, Фальк де Вильерс в моё время.

– Хэйзел Монтроз, моя кузина, – представил меня Люкас. – Хэйзел, это мистер и миссис де Вильерс.

– Но я его сестра, – хихикнула миссис де Вильерс. – О, хорошо, у вас есть сигареты – я должна непременно стрельнуть одну.

– К сожалению, мы уже собираемся уходить, – сказал Люкас, галантно подавая сигарету и поднося огонь. – Мне ещё нужно поработать с актами…

– Но не сегодня, мой друг, не сегодня, – шеф дружелюбно подмигнул ему.

– С Кеннетом всегда так скучно, – заявила миссис де Вилльерс, выпуская дым через ноздри. – С ним невозможно говорить ни о чём, кроме политики. Кеннет, закажи, пожалуйста, ещё чаю на всех. Откуда конкретно вы приехали, моя дорогая?

– Глочестершир, – ответила я и кашлянула.

Люкас покорно вздохнул.

– У моего дяди, то есть у отца Хэйзел, там большое поместье с кучей животных.

– Ах, я так люблю сельскую жизнь. И я люблю животных! – с энтузиазмом воскликнула миссис де Вилльерс.

– А уж я как! – ответила я. – Особенно кошек.

Из Анналов Стражей / Протокол Цербер-караула.

24 июля 1956 года. «Nam quod in iuventus non discitur, in matura aetate nescitur».

7:00: Новиций Картрелл, исчезнувший при проведении ночного экзамена «Ариадна», появляется на лестнице с семичасовым опозданием. Он слегка шатается и распространяет вокруг себя запах алкоголя, что даёт основание полагать, что он хотя и не сдал экзамен, но зато набрёл на забытый винный погреб. В виде исключения я пропускаю его по вчерашнему паролю.

В остальном никаких особых происшествий.

Отчёт: Дж. Смит, новиций, утренняя смена.

13:12. Мы видим крысу. Я хочу заколоть её шпагой, но Лерой скармливает ей остатки своего сандвича и нарекает её Одри.

15:15. Мисс Вайолет Пэплплам приходит к лестнице из дворца правосудия по неизвестному нам пути. Она без ошибок называет пароль, В соответствии с пожеланием Лерой эскортирует её наверх, в бюро.

15:24. Одри снова здесь. В остальном никаких особых происшествий.

Отчёт: П. Уард, новиций, дневная смена.

18:00 до 0:00. Никаких особых происшествий.

Отчёт: Н.Картрелл, новиций, вечерняя смена.

0:00 до 6:00. Никаких особых происшествий.

Отчёт: К. Элберет / М. Уард, новиции.

8

У подножья лестницы, положив голову на перила, спал часовой.

– Бедняга Картрелл, – прошептал Люкас, пробираясь мимо храпящего мужчины. – Боюсь, не стать ему адептом, если он и дальше будет так пить… Но тем лучше для нас. Идём скорей!

У меня уже совершенно сбилось дыхание, потому что мы возвращались почти бегом. Кеннет де Вильерс и его сестра держали нас в кафе целую вечность, нам пришлось болтать с ними часами. О деревенской жизни вообще и в Глочестершире в частности (моим вкладом в беседу была парочка анекдотичных историй про мою кузину Мэделайн и овцу по имени Кларисса), о деле Паркера (о котором я поняла только, что мой дед его выиграл), о хорошеньком маленьком наследнике трона Чарльзе (алло?), о всех фильмах с участием Грейс Келли и о её свадьбе с князем Монако. Я периодически кашляла и пыталась завести разговор о губительном воздействии курения на здоровье, но успеха не имела. Когда мы наконец смогли покинуть кафе, было уже так поздно, что у меня не хватило времени даже для посещения туалета, хотя в моём мочевом пузыре плескался, по ощущениям, целый литр чая.

– Ещё три минуты, – пропыхтел Люкас, когда мы бежали по подвальным переходам. – А ведь мне ещё так много надо бы тебе сказать... Если бы не появилась эта моровая язва, этот болван мой шеф…

– Я и не знала, что ты служащий у одного из де Вильерсов, – заметила я. – Ты же, в конце концов, будущий лорд Монтроз, член Палаты лордов...

– Да, – пробурчал Люкас. – Но пока я не вступил в права наследства после отца, мне надо зарабатывать на содержание семьи. Удачно, что подвернулась эта работа… Не важно, слушай: всё, что граф Сен Жермен оставил Стражам – так называемые тайные записи, письма, хроники – вначале прошло его цензуру. Стражи осведомлены лишь о том, о чём им позволил знать граф, и эта дозированная информация рассчитана на то, что поколения после него сделают всё для завершения Круга. Но ни один из Стражей не знает всей тайны.

– Но ты знаешь? – воскликнула я.

– Тссс! Нет. Я её тоже не знаю.

Мы завернули за последний угол, и я рывком открыла дверь алхимической лаборатории. Мои вещи лежали на столе точно так, как я их оставила.

– Но Люси и Пол знают тайну, я в этом убеждён. Когда мы виделись в последний раз, они были близки к тому, чтобы найти документы. – Он поглядел на часы. – Проклятье!

– Дальше! – подгоняла я, хватая сумку и фонарик. В последнюю секунду я сообразила вернуть Люкасу ключ. В животе у меня уже закрутилась знакомая карусель. – И пожалуйста, дедушка, сбрей усы!

– У графа были враги, о которых в хрониках лишь упомянуто, – торопливо продолжал Люкас. – Особенно охотилась за ним одна близкая к церкви тайная организация, которая называла себя «Альянс Ракоци». Этой организации в 1745 году (год основания Ложи здесь, в Лондоне) удалось завладеть документами из наследия графа Сен Жермена… ты считаешь, усы мне не идут?

Комната начала вращаться.

– Я люблю тебя, дедушка! – выдохнула я.

– …завладеть документами, которые среди прочего доказывают, что считать кровь двенадцати путешественников в хронограф – это ещё не всё. Тайна откроется только тогда, когда… – я ещё слышала голос деда, а потом меня сбило с ног.

Через долю секунды я зажмурилась от яркого света. И из-за белой рубашки перед самым моим носом. Десять сантиметров левее, и я бы приземлилась прямо на туфли мистера Джорджа.

Я тихо вскрикнула и попятилась.

– В следующий раз нам надо снабдить тебя мелком, – качая головой, сказал мистер Джордж и забрал у меня фонарик. Он ожидал моего возвращения не один: рядом с ним стоял Фальк де Вильерс, за столом сидел доктор Уайт, а из-за его спины выглядывал маленький мальчик-призрак Роберт. Рядом с дверью к стене прислонился Гидеон – с большим белым пластырем на лбу.

При виде Гидеона у меня перехватило дыхание.

Он стоял в своей обычной позе, со скрещёнными на груди руками, но его лицо было почти такое же белое, как пластырь, а тени под глазами придавали его радужке какой-то неестественный оттенок. Мне ужасно захотелось подбежать к нему, обнять и подуть на рану, как я всегда делала Нику, когда он падал и ушибался.

– Всё в порядке, Гвендолин? – спросил Фалькде Вильерс.

– Да, – ответила я, не отводя глаз от Гидеона. Боже, как мне его не хватало – я поняла это только сейчас. Неужели наш поцелуй на зелёной софе был всего лишь вчера? Хотя – не совсем правильно говорить только про один поцелуй.

Гидеон молча смотрел на меня – неподвижно, почти безучастно, как будто он видел меня впервые. В его взгляде не было и тени вчерашнего.

– Я отведу Гвендолин наверх, чтобы она могла поехать домой, – спокойно сказал мистер Джордж. Положив мне руку на спину, он мягко повёл меня мимо Фалька к двери. Прямо по направлению к Гидеону.

– Ты… у тебя всё в порядке? – спросила я.

Гидеон ничего не ответил, он просто смотрел на меня. В его взгляде было что-то странное – словно он смотрел не на человека, а на какой-то предмет, на что-то незначительное, обыденное, ну как… на стул. Может быть, у него всё-таки сотрясение мозга и поэтому он не помнит, кто я? Мне вдруг стало холодно.

– Гидеону нужен постельный режим, но ему придётся пару часов элапсировать, если мы хотим избежать неконтролируемого перемещения, – резко сказал доктор Уайт. – Это легкомыслие – опять отправлять его одного…

– Два часа в мирном подвале в 1953 году, Джейк, – перебил его Фальк. – На софе. Он как-нибудь это переживёт.

– Да, в самом деле, – сказал Гидеон, и его взгляд стал, если это вообще было возможно, ещё более мрачным. Мне вдруг захотелось реветь.

Мистер Джордж открыл дверь.

– Идём, Гвендолин.

– Один момент, мистер Джордж. – Гидеон крепко схватил меня за руку. – Я бы очень хотел знать, в какой год вы посылали сейчас Гвендолин?

– Сейчас? В 1956, июль, – ответил мистер Джордж. – А почему ты спрашиваешь?

– Потому что от неё пахнет сигаретами, – ответил Гидеон, ещё крепче сжимая мою руку, так что мне даже стало больно. Я чуть не уронила сумку.

Я автоматически понюхала рукав куртки. Действительно, несколько часов в прокуренном кафе однозначно оставили свой след. Как, о Боже, мне это объяснить?

Все взгляды сейчас были направлены на меня, и я сообразила, что мне надо срочно придумать какую-нибудь убедительную отговорку.

– Окей – поймали, – сказала я уставившись в пол. – Я немножко покурила. Но всего три сигареты. Честно.

Мистер Джордж покачал головой.

– Но Гвендолин, я же тебе строго-настрого сказал, ни один предмет…

– Мне очень жаль, – перебила я его. – Но в этом тёмном подвале так скучно, и сигарета помогает от страха… – Я постаралась придать лицу смущённое выражение. – Я аккуратно собрала окурки и всё принесла назад, вы не должны волноваться, что кто-нибудь найдёт пачку «Лаки Страйк» и удивится.

Фальк засмеялся.

– Наша принцессочка, оказывается, не такая уж и примерная, – сказал доктор Уайт. Я облегчённо вздохнула. Очевидно, они мне поверили. – Не смотри так шокированно, Томас. Свою первую сигарету я выкурил в тринадцать.

– Я тоже. Первую и последнюю. – Фальк де Вильерс снова склонился над хронографом. – Курить действительно не стоит, Гвендолин. Я уверен, что твоя мама была бы шокирована, узнай она об этом.

Даже маленький Роберт смотрел на меня с упрёком.

– Кроме того, это не очень хорошо для красоты, – добавил доктор Уайт. – От никотина плохая кожа и ужасные зубы.

Гидеон не сказал ничего. Он всё ещё крепко держал меня за руку. Я заставила себя как можно более непринуждённо посмотреть ему в глаза и виновато улыбнуться. Он ответил прищуренным взглядом и незаметным качанием головы. Затем он медленно выпустил мою руку. Я сглотнула, потому что у меня в горле стоял ком.

Почему Гидеон так вёл себя? В один момент он был милый и нежный, а в другой – снова холодный и недоступный. Ни один человек не выдержит такого! Я, во всяком случае, точно не выдержу. То, что здесь, внизу, произошло между нами, казалось настоящим. Правильным. А теперь он не нашёл ничего лучшего, как при первой же возможности скомпрометировать меня перед всей командой. Чего он добивается?

– Идём же, – сказал мне мистер Джордж.

– Увидимся послезавтра, Гвендолин, – произнёс Фальк де Вильерс. – В твой большой день.

– Не забудь завязать ей глаза, – сказал доктор Уайт, и я услышала, как Гидеон коротко хохотнул, словно доктор Уайт позволил себе плохую шутку. Затем мы вышли в коридор, и тяжёлая дверь захлопнулась за нами.

– Похоже, что он не любит курильщиков, – пробормотала я. Мне хотелось плакать.

– Позволь, пожалуйста, завязать тебе глаза, – произнёс мистер Джордж, и я тихо стояла, пока он завязывал узел у меня на затылке. Затем он забрал мою сумку и осторожно повёл меня вперёд. – Гвендолин, тебе надо действительно быть осторожней.

– Пара сигарет ещё никого не убивала, мистер Джордж.

– Я не об этом.

– А о чём?

– О твоих чувствах.

– Как? О моих чувствах?

Я услышала, как мистер Джордж вздохнул.

– Моё дорогое дитя, даже слепой может увидеть, что ты… тебе надо быть просто осторожнее в отношении твоих чувств к Гидеону.

– Я… – Я снова замолчала. У мистера Джорджа был, очевидно, более острый глаз, чем я думала.

– Отношения между двумя путешественниками во времени никогда не рождались под счастливой звездой, – сказал он. – Как и отношения между семьями де Вильерсов и Монтрозов. И в такие периоды, как сейчас, необходимо помнить, что никому нельзя доверять. – Мне показалось, что его рука на моей спине дрожит. – К сожалению, нельзя отрицать, что здравый смысл уходит в тень, как только в игру вступает любовь. А здравый смысл – это то, что тебе сейчас особенно необходимо. Осторожно, ступенька.

Мы молча поднялись по лестнице, затем мистер Джордж снял с меня повязку и серьёзно посмотрел на меня.

– Ты всё сумеешь, Гвендолин. Я очень верю в тебя и твои способности.

Его круглое лицо было снова покрыто бисеринками пота. В его светлых глазах я увидела беспокойство и тревогу – как у моей мамы, когда она смотрела на меня. Я почувствовала, что меня окатывает волна расположения к нему.

– Вот ваше кольцо-печатка, – сказала я. – Сколько вам, собственно, лет, мистер Джордж, если не секрет?

– 76 лет, – ответил он, – и это, конечно, не секрет.

Я оторопело уставилась на него. Хотя о его возрасте я никогда не задумывалась, но я бы точно дала ему на десять лет меньше. – Значит, в 1956 году вам было…

– 21 год. В том году я поступил сюда помощником адвоката и стал членом Ложи.

– А вы знаете Вайолет Пэплплэм, мистер Джордж? Это подруга моей двоюродной бабушки.

Мистер Джордж поднял бровь.

– Нет, не думаю. Пойдём, я отведу тебя к автомобилю – я уверен, что мама тебя заждалась.

– Да, наверняка. Мистер Джордж…

Но мистер Джордж уже тронулся с места. Мне ничего не оставалось, как поплестись вслед за ним.

– Завтра днём тебя заберут из дома. Мадам Россини ждёт тебя на примерку, затем Джордано попытается тебе ещё что-нибудь преподать. А потом на элапсирование.

– Кажется, это будет классный день, – вяло ответила я.

– Но это же никакая… не магия! – прошептала я шокированно.

Лесли вздохнула.

– Это, конечно, не фокус-покусы и не колдовские ритуалы – но это магическая способность. Это магия Ворона.

– Это скорее своего рода сплин, – сказала я. – То, из-за чего человека высмеивают – и никто ему не верит.

– Гвенни, если у человека есть сверхчувственное восприятие, то никакой это не сплин. Это дар. Ты видишь призраков и можешь разговаривать с ними.

– И с демонами, – добавил Хемериус.

– В мифологии ворон связывает людей с миром богов. Вороны – посредники между живыми и мёртвыми. – Лесли повернула свою папку так, чтобы я могла в ней читать. Лесли нашла в интернете очень много про ворона. – Согласись, что это замечательно подходит к твоей способности.

– И к цвету волос, – сказал Хемериус. – Чёрные, как вороново крыло.

Я закусила губу.

– Но во всех предсказаниях это подаётся как – ну я не знаю – что-то значительное и могущественное. Словно магия Ворона – своего рода тайное оружие.

– Но, возможно, так оно и есть, – возразила Лесли. – Тебе надо перестать считать, что это сплин, который позволяет тебе видеть призраков.

– И демонов, – снова добавил Хемериус.

– Мне бы очень хотелось получить тексты с предсказаниями, – сказала Лесли. – Меня ужасно интересует, как они точно звучат.

– Шарлотта наверняка может отбарабанить их наизусть, – произнесла я. – Я думаю, что она учила всё это на своих уроках мистерий. Но они вообще постоянно говорят в рифму. Стражи. Даже моя мама. И Гидеон.

Я быстро отвернулась, чтобы Лесли не заметила слёз, выступивших на моих глазах, но уже было поздно.

– Ах, дорогая! Ну не надо опять плакать! – Она протянула мне платок. – Ты действительно преувеличиваешь.

– Нет, нисколько. Ты помнишь, как ты ревела из-за Макса три дня подряд? – всхлипнула я.

– Конечно, помню, – ответила Лесли. – Это было всего лишь полгода назад.

– Теперь я могу себе представить, как ты себя тогда чувствовала. И почему ты хотела умереть.

– Я была такая глупая! Ты всё время сидела со мной и говорила, что Макс не стоит того, чтобы я тратила на него чувства, потому что он повёл себя как задница. И что я должна почистить зубы…

– Да, и при этом бесконечно звучала песня «The winner takes it all».

– Я могу принести, – предложила Лесли. – Если это тебе поможет.

– Нет. Но ты можешь дать мне японский нож для овощей, чтобы я сделала себе харакири. – Я упала на кровать и закрыла глаза.

– Девчонки всегда такие драматичные, – заметил Хемериус. – У парня плохое настроение, он мрачно глядит, потому что его стукнули по голове, а для тебя уже наступил конец света.

– Потому что он меня не любит, – сказала я с отчаянием.

– Ты же не можешь этого знать, – возразила Лесли. – Насчёт Макса я была, к сожалению, уверена, потому что буквально через полчаса после того, как он прекратил наши отношения, он пошёл в кино обниматься с этой Анной. Но в подобном ты Гидеона упрекнуть не можешь. У него просто некоторые… перепады настроения.

– Но почему? Ты бы видела, как он на меня смотрел! С таким отвращением. Как будто я… подвальная мокрица. Я этого просто не вынесу.

– Сначала это был стул. – Лесли покачала головой. – Сейчас, пожалуйста, возьми себя в руки. Мистер Джордж прав: как только в игру вступает любовь, здравый смысл отказывает. При этом мы уже вплотную подошли к тому, чтобы сделать решающий рывок!

Потому что утром, когда Лесли пришла к нам домой и мы с ней уютно устроились на тахте, в дверь моей комнаты постучал мистер Бернард (событие из ряда вон выходящее) и поставил на письменный стол поднос с чаем.

– Небольшое угощение для юных дам, – сказал он учтиво.

Я ошеломлённо уставилась на него – я не помнила, чтобы он хоть раз поднимался на наш этаж.

– Ну, поскольку вы недавно спрашивали, я позволил себе немного оглядеться, – продолжал мистер Бернард, глядя на нас поверх очков своими совиными глазами. – И, как я и думал, я нашёл.

– Что именно? – спросила я.

Мистер Бернард снял с подноса салфетку, и под ней обнаружилась книга.

– «Зелёный всадник», – пояснил он. – Я припоминаю, что вы искали именно её.

Лесли вскочила и схватила книгу в руки.

– Но этот томик я уже посматривала в библиотеке, там ничего особенного нет… – пробормотала она.

Мистер Бернард снисходительно улыбнулся ей.

– Я полагаю, дело в том, что книга, которую вы видели в библиотеке, не была собственностью лорда Монтроза. Зато этот экземпляр, я думаю, может заинтересовать вас. – Слегка поклонившись, он удалился, а мы с Лесли набросились на книгу. Из неё выпал листок, на котором мелким почерком были написаны сотни цифр. У Лесли от волнения покраснели щёки.

– О Боже, это код! – воскликнула она. – Как абсолютно чудесно! Я всегда хотела столкнуться с чем-либо подобным. Сейчас мы должны выяснить, что он означает!

– Да, – сказал Хемериус, свешиваясь с оконного карниза. – Такое я часто слышал. Я думаю, что это одна из этих широко известных последних фраз…

Но Лесли понадобилось меньше пяти минут, чтобы понять, что цифры указывают на буквы в тексте.

– Первая цифра – это страница, вторая – строчка, третья – слово, а четвёртая – буква. Видишь? 14-22-6-3 – это на странице 14. строке 22, шестое слово, а в нём – третья буква. – Она покачала головой. – Какой дешёвый трюк. Встречается в половине детских книг, если я правильно помню. Без разницы, первая буква у нас «е».

Впечатлённый Хемериус закивал головой.

– Слушай свою подругу.

– Не забывай, что речь идёт о жизни и смерти, – заявила Лесли. – Ты же не думаешь, что я готова потерять свою лучшую подругу только из-за того, что она после нескольких объятий больше не в состоянии пользоваться мозгами?

– Золотые слова! – Это был уже Хемериус.

– Главное, чтобы ты прекратила реветь и смогла выяснить, что же такое обнаружили Люси и Пол, – настойчиво продолжала Лесли. – Если сегодня тебя снова пошлют на элапсирование в 1956 год – ты должна просто-напросто попросить об этом мистера Джорджа, – ты будешь настаивать на разговоре с дедом с глазу на глаз! Что за идиотская идея отправиться в кафе! И на сей раз ты запишешь всё, что он скажет, любую мелочь, слышишь? – Она вздохнула. – Ты уверена, что организация называлась «Флорентийский альянс»? Я не смогла ничего про неё найти. Мы обязательно должны бросить взгляд на эти тайные записи, которые граф Сен Жермен оставил Стражам. Если бы Хемериус умел перемещать предметы, то он смог бы найти архив, проникнуть туда сквозь стену и всё прочитать…

– Ну давай, упрекай меня в моей бесполезности, – оскорблённо откликнулся Хемериус. – Мне понадобилось всего семь столетий, чтобы с примириться с тем, что я не в состоянии даже перевернуть страницу книги.

В дверь постучали, и в комнату заглянула Каролина.

– Обед готов! Гвенни, тебя с Шарлоттой заберут через час.

Я застонала.

– Шарлотту тоже?

– Да, так сказала тётя Гленда. Бедную Шарлотту эксплуатируют для достижения безнадёжных целей – или что-то в этом роде.

– Я не голодна, – ответила я.

– Мы сейчас придём, – заявила Лесли, легонько ткнув меня в бок. – Гвенни, ну давай. Себя пожалеть ты сможешь и потом. А сейчас тебе надо поесть!

Я уселась на кровать и высморкалась.

– У меня не хватит сейчас нервов слушать злобные замечания тёти Гленды.

– Да, но тебе понадобятся нервы, чтобы пережить ближайшее время. – Лесли подняла меня с кровати. – Шарлотта и твоя тётя – хороший полигон для тренировки. Если ты переживёшь обед, то с лёгкостью переживёшь и суарею.

– А если нет, то ты всегда сможешь сделать харакири, – добавил Хемериус.

Мадам Россини при встрече прижала меня к своей широкой груди.

– Моя Лебединая шейка! Вот наконец и ты. Мне тебя не хватало!

– Мне вас тоже, – искренне ответила я. Само присутствие мадам Россини с её бьющей через край сердечностью и чудесным французским акцентом («Лебединая щщейка»; если бы Гидеон это слышал!) действовали на меня ободряюще и успокоительно. Она была бальзамом для моего измученного самоуважения.

– Ты придёшь в восторг, когда увидишь, что я тебе сшила. Джордано почти плакал, когда я ему показывала твои платья – так они прекрасны.

– Охотно верю, – ответила я. Джордано плакал наверняка оттого, что он не сможет сам носить эти платья. Сегодня, правда, он был более-менее дружелюбен, не в последнюю очередь потому, что в танцах мне удавалось всё, а благодаря Хемериусу и его суфлированию я знала совершенно точно, какой лорд относился к тори, а какой к вигам (Хемериус просто подсматривал в листочки из-за Шарлоттиного плеча). Мою собственную легенду – Пенелопа Мери Грей, рождённая в 1765 году, – я, также благодаря Хемериусу, смогла отбарабанить без ошибок, включая полные имена моих покойных родителей. Только с веером у меня по-прежнему не получалось, но Шарлотта внесла конструктивное предложение, чтобы я просто-напросто обходилась без него.

В конце занятия Джордано передал мне список слов, которые я не должна ни в коем случае употреблять.

– До завтра выучить и усвоить! – прогнусавил он. – В восемнадцатом столетии нет ни автобусов, ни дикторов, ни пылесосов. Ничто не является суперским, классным или крутым, не существует таких понятий, как расщепление атома, коллагеновый крем или озоновая дыра.

Ах, в самом деле? Пытаясь представить себе, каким это образом мне на суарее XVIII века удастся впасть в искушение произнести фразу со словами диктор, озоновая дыра и коллагеновый крем, я вежливо ответила «Окей», на что Джордано прямо-таки взвился:

– Неееет! Как раз не окей! В XVIII веке не было никакого «Окей», глупое существо!

Мадам Россини зашнуровала мне на спине корсаж. Я снова поразилась, до чего он удобный. В таком наряде сразу выпрямлялась осанка. Подбитый тканью проволочный каркас она закрепила мне на бёдрах (я думаю, XVIII век был чудесным временем для женщин с толстой попой и широким тазом), а затем надела на меня бордовое платье. Мадам Россини застегнула на моей спине длинный ряд крючков и пуговок, а я в это время восхищённо гладила тяжёлый шёлк. Ах, до чего красиво!

Мадам Россини медленно обошла вокруг меня, и на её лице расцвела довольная улыбка.

– Очаровательно. Magnifique.

– Это платье для бала? – спросила я.

– Нет, это вечернее платье для суареи. – Мадам Россини закрепила крошечные, изумительно сделанные шёлковые розы по краю глубокого выреза. Поскольку её рот был полон булавок, говорила она совершенно неотчётливо. – Тебе можно не пудрить волосы, их тёмный цвет выглядит фантастично на красном фоне. Так, как я себе и представляла. – Она лукаво подмигнула мне. – Ты привлечёшь внимание, моя Лебединая шейка, n'est ce pas, – хотя, конечно, смысл не в этом. Но что я могу поделать? – Она воздела руки – с её маленьким ростом и черепашьей шеей это выглядело очень мило, тем более по сравнению с Джордано. – Ведь ты просто маленькая красавица, и нету никакого смысла драпировать тебя в одежды блошиного цвета. Так, Лебединая шейка, готово. Сейчас займёмся бальным платьем.

Бальное платье было бледно-голубого цвета, с кремовой вышивкой и рюшами, и оно сидело на мне так же идеально, как и красное платье. Если это возможно, у него был ещё более откровенный вырез, а юбка колыхалась вокруг меня метровыми волнами. Мадам Россини озабоченно взвесила в руке мою косу.

– Я не знаю, как нам это сделать. В парике тебе будет неудобно, тем более что под ним надо спрятать твою гриву. Но волосы у тебя настолько тёмные, что пудрой мы добьёмся только гадкого серого оттенка. Quelle catastrophe! – Она сморщила лоб. – Ладно. На самом деле ты бы была absolument в тренде, но – какая это была ужасная мода!

Впервые за день я улыбнулась. ‘адкий! Ужясный! Да, как верно! Не только мода, но и Гидеон был ‘адкий и ужясный (и ещё сквьерный!), с этого момента я буду только так думать о нём (и баста!).

Мадам Россини, казалось, не замечала, что она льёт бальзам на мою душу. Она всё ещё возмущалась той эпохой.

– Юные девушки, пудрившие волосы, пока они не делались как у бабушек, – ужасно! Пожалуйста, надень эти туфельки. Не забудь, что тебе придётся танцевать в них. Ещё есть время над ними поработать.

Туфли – вышитые красные к красному платью, бледно-голубые с золотыми пряжками к бальному платью – были удивительно удобные, хотя и выглядели как из музея.

– Это самые красивые туфли, которые я только надевала! – сказала я с воодушевлением.

– Ну ещё бы! – Мадам Россини сияла. – Так, мой ангелочек, готово. Постарайся сегодня пораньше лечь, ведь завтра волнующий день.

Пока я переодевалась в джинсы и любимый тёмно-синий пуловер, мадам Россини надевала платья на безголовые портновские манекены. Затем она поглядела на часы и недовольно нахмурилась.

– Этот невозможный юноша! Он должен был быть здесь ещё четверть часа назад!

Мой пульс немедленно скакнул.

– Гидеон?

Мадам Россини кивнула.

– Он не принимает этого всерьёз, он считает, что совсем не важно, хорошо ли сидят на нём брюки.

«‘адкий, ужясный, сквьерный», – попробовала я свою новую мантру.

В дверь постучали. Это был тихий звук, но он словно развеял все мои благие намерения.

Я вдруг не могла дождаться вновь увидеть Гидеона. И одновременно я ужасно боялась этой встречи. Его мрачных взглядов я больше не вынесу.

– Ах, сказала мадам Россини. – Это он. Входите!

Всё моё тело напряглось, но вошёл не Гидеон, а рыжеволосый мистер Марли. Как всегда, нервный и смущённый, он залепетал:

– Я должен проводить Ру-… э-э-э… мисс на элапсирование.

– Хорошо, – ответила я, – мы только что закончили. – Из-за спины мистера Марли мне ухмылялся Хемериус. На время примерки я его отослала.

– Я только что пролетел сквозь самого настоящего министра, – радостно заявил он. – Это было круто!

– А где этот юноша? – загремела мадам Россини. – Он должен был явиться на примерку!

Мистер Марли кашлянул.

– Я видел Алма… мистера де Вильерса разговаривающим с другим Ру… с мисс Шарлоттой. Он был в сопровождении своего брата.

– Tiens! Мне это совершенно не интересно! – гневно произнесла мадам Россини.

А мне нет, пронеслось в моей голове. В мыслях я уже писала смску Лесли, с одним-единственным словом: «Харакири!».

– Если он немедленно не появится, я пожалуюсь на него Великому Магистру, – заявила мадам Россини. – Где мой телефон?

– Извините, – пробормотал мистер Марли. Он смущённо теребил в руках чёрную повязку. – Могу я?..

– Разумеется, – ответила я и позволила завязать себе глаза.

– К сожалению, карьерист говорит правду, – сообщил Хемериус. – Твой драгоценный камешек флиртует на чём свет стоит с твоей кузиной. Равно как и его хорошенький братец. И что только мальчишки находят в рыжеволосых? По-моему, они все собрались в кино. Но я лучше тебе об этом не скажу, иначе ты опять начнёшь реветь.

Я покачала головой.

Хемериус поглядел в потолок.

– Я могу за ними последить, хочешь?

Я усердно закивала.

Во время долгого пути в подвал мистер Марли упорно молчал, а я предавалась мрачным раздумьям. Только когда мы добрались до помещения с хронографом и мистер Марли снял с меня повязку, я спросила его:

– Куда вы меня сегодня отправите?

– Я… мы ждём номера девять, э-э-э… мистера Уитмена, – ответил мистер Марли, глядя в пол. – Я, разумеется, не вправе сам запускать хронограф. Пожалуйста, присядьте.

Едва я уселась на стул, дверь снова распахнулась, и вошёл мистер Уитмен. А вслед за ним Гидеон.

Моё сердце пропустило один удар.

– Привет, Гвендолин, – сказал мистер Уитмен с очаровательной улыбкой бельчонка. – Рад тебя видеть. – Он отодвинул стенной занавес, за которым был скрыт хронограф.

Я едва слышала, что он говорит. Гидеон был всё ещё очень бледный, но он выглядел намного лучше, чем вчера вечером. Широкий белый пластырь исчез, и была видна рана вдоль линии волос, длиной добрых десять сантиметров. Она была скреплена несколькими тонкими полосками пластыря. Я ждала, что он что-нибудь скажет, но он просто смотрел на меня.

Рядом с Гидеоном из стены выпрыгнул Хемериус, и я испуганно втянула ртом воздух.

– Упс. Он уже здесь! – сказал он. – Я хотел тебя предупредить, честно, дорогая. Но я не мог решить, за кем мне бежать. Очевидно, Шарлотта сегодня после обеда будет работать бэбиситтером для его хорошенького братца. Они пойдут в кафе-мороженое. А потом в кино. Кинотеатры – это сеновалы нашего времени, я бы сказал.

– С тобой всё в порядке, Гвендолин? – спросил Гидеон, вздёрнув бровь. – Ты выглядишь взволнованной – может, тебе закурить для успокоения? Какую это ты марку предпочитаешь? «Лаки страйк»?

Я могла только молча смотреть на него.

– Оставь её в покое! – сказал Хемериус. – Ты что, не видишь, что она ума сходит от беспокойства? Причём из-за тебя! Что ты вообще здесь делаешь?

Мистер Уитмен достал хронограф из сейфа и поставил его на стол.

– Сейчас посмотрим, куда мы сегодня…

– Мадам Россини ждёт вас на примерке, сэр, – обратился к Гидеону мистер Марли.

– Чёрт, – сказал Гидеон, на мгновение сбитый с толку. Он посмотрел на часы. – Я совсем забыл. Она очень сердилась?

– Она была крайне недовольна, – ответил мистер Марли. В этот момент дверь снова отворилась, и вошёл мистер Джордж. У него совершенно сбилось дыхание, и на его лысине выступила испарина – как всегда, когда он был напряжён.

– Что тут происходит?

Мистер Утимен нахмурился.

– Томас? Гидеон сказал, что ты всё ещё разговариваешь с Фальком и министром.

– Так оно и было. Пока не позвонила мадам Россини и не сказала, что Гвендолин уже увели на элапсирование, – ответил мистер Джордж. Я впервые видела его в таком гневе.

– Но… Гидеон утверждал, что ты нам поручил… – сказал мистер Уитмен, очевидно сбитый с толку.

– Ничего подобного! Гидеон – что здесь происходит? – Из маленьких глазок мистера Джорджа исчезло всякое добродушие.

Гидеон скрестил руки на груди.

– Я подумал, что, возможно, вы будете рады, если мы возьмём на себя это задание, – гладко произнёс он.

Мистер Джордж промакнул платком лысину.

– Спасибо за заботу, – саркастично сказал он. – Но это было не нужно. Ты немедленно пойдёшь наверх к мадам Россини.

– Я бы с удовольствием сопровождал Гвендолин, – ответил Гидеон. – После вчерашних событий будет, вероятно, лучше, если она переместится не одна.

– Чушь, – возразил мистер Джордж. – Нет никаких причин предполагать, что она окажется в опасности, учитывая, что мы отправим её в не очень далекое прошлое.

– Это верно, – сказал мистер Уитмен.

– Например, в 1956 год? – протянул Гидеон, глядя в глаза мистеру Джорджу. – Я утром немного полистал анналы и хочу сказать, что 1956 год производит действительно очень спокойное впечатление. Чаще всего там встречается фраза «Никаких особых происшествий». Такая фраза – это просто музыка для наших ушей, не так ли?

Моё сердце билось уже где-то в горле. Поведение Гидеона можно было объяснить только тем, что он каким-то образом узнал, чем я действительно там занималась. Но откуда, чёрт возьми, он мог это узнать? Ведь я, в конце концов, всего лишь пахла сигаретами, что, возможно, было несколько подозрительно, но никак не могло ему объяснить, что же на самом деле произошло в 1956 году.

Мистер Джордж ответил на его взгляд не моргнув глазом. Правда, он выглядел немного сбитым с толку.

– Это была не просьба, Гидеон. Мадам Россини ждёт. Марли, вы тоже можете идти.

– Да, сэр, мистер Джордж, сэр, – пробормотал мистер Марли, чуть не отдавая честь.

Когда дверь за ним захлопнулась, мистер Джордж сверкнул глазами на Гидеона – тот не тронулся с места. Мистер Уитмен тоже глядел на него с некоторым удивлением.

– Чего ты ждёшь? – холодно спросил мистер Джордж.

– Почему вы отправили Гвендолин в дневное время? Разве это не противоречит предписаниям? – спросил Гидеон.

– Ох, ох, – сказал Хемериус.

– Гидеон, это тебя не… – начал мистер Уитмен.

– Не играет никакой роли, в какое время мы её отправим, – перебил его мистер Джордж. – Она переместится в запертое подвальное помещение.

– Мне было страшно, – торопливо и, наверное, несколько визгливо сказала я. – Я не хотела сидеть ночью в этом подвале, рядом с катакомбами…

Гидеон коротко взглянул на меня и опять вздёрнул бровь.

– О да, ты же маленькая испуганная девочка, я и забыл. – Он тихо засмеялся. – В 1956 году вы стали членом Ложи, мистер Джордж, не так ли? Какое странное совпадение.

Мистер Джордж нахмурился.

– Я не знаю, что ты хочешь этим сказать, Гидеон, – сказал мистер Уитмен. – Но я бы предложил, чтобы ты сейчас же пошёл к мадам Россини. Мы с мистером Джорджем позаботимся о Гвендолин.

Гидеон снова посмотрел на меня.

– Предложение такое: я быстро схожу на примерку, а потом вы отправите меня следом за Гвендолин, всё равно в какое время. Тогда она не будет ночью бояться.

– Только если тебя, – пробурчал Хемериус.

– Ты давно исчерпал свой сегодняшний лимит, – заметил мой учитель. – Но если Гвендолин боится… – Он бросил на меня сочувственный взгляд.

Я не могла на него обижаться. Наверное, я производила действительно испуганное впечатление. Сердце по-прежнему билось где-то в горле, и я была не в состоянии произнести хоть слово.

– По мне, мы можем так и сделать, – сказал мистер Уитмен, пожав плечами. – Препятствий вроде бы нет, как ты думаешь. Томас?

Мистер Джордж медленно покачал головой – хотя по его виду было понятно, что он бы поступил ровно наоборот.

По лицу Гидеона скользнула довольная улыбка, и он наконец отошёл от двери.

– Итак, увидимся позже, – сказал он торжествующе, и в моих ушах это прозвучало как угроза.

Когда за ним захлопнулась дверь, мистер Уитмен вздохнул.

– Он после этого удара по голове стал какой-то странный, правда, Томас?

– Действительно, – ответил мистер Джордж.

– Нам надо, наверное, ещё раз с ним побеседовать насчёт того, как он разговаривает с вышестоящими, – заметил мистер Уитмен. – Для своего возраста он… Ну да ладно. Он находится под большим давлением, нам надо это помнить. – Он ободряюще посмотрел на меня. – Итак, Гвендолин, ты готова?

– Да, – солгала я.

Ворон, в рубиновых волнах взмахивая крылами,

Слышит пение мёртвых между мирами.

Он не знает сомнений и не ведает мук.

Ширится мощь воплощений - и замыкается круг.

Путь безудержный алмазного льва

Свет затеняет - он виден едва.

Солнца закат сулит поворот –

Ворона смерть откровенье несёт.

Из Тайных записей графа Сен Жермена.

9

Я даже не спросила, в какой год они меня посылают – в этом не было никакого смысла. Здесь, впрочем, всё выглядело так же, как и при моём предыдущем перемещении. Зелёная софа стояла посреди комнаты, и я бросила на неё сердитый взгляд, как будто это она была во всём виновата. Как и в прошлый раз, у стены с тайником Люкаса громоздились стулья, и меня охватили сомнения. Может, надо очистить тайник? Если у Гидеона возникли подозрения – а они у него наверняка возникли, – он непременно захочет обыскать помещение, это как пить дать. Я бы могла запрятать содержимое тайника где-нибудь в коридоре и вернуться сюда до того, как появится Гидеон.

Я начала лихорадочно раскидывать стулья, но потом остановилась. Ключ перепрятывать нельзя, потому что надо будет снова запереть дверь, и потом – даже если Гидеон и найдёт тайник, то как он докажет, что его устроили для меня? Я просто прикинусь дурочкой, и всё.

Я аккуратно составила стулья назад к стене и постаралась вытереть следы на пыли, которые могли бы меня выдать. Затем я проверила, действительно ли заперта дверь, и уселась на софу.

Я чувствовала себя примерно так же, как четыре года назад, когда мы с Лесли из-за происшествия с лягушкой сидели в кабинете директора Гиллса и ждали, когда он выберет время устроить нам разнос. Собственно говоря, мы не сделали ничего плохого. Синтия переехала велосипедом лягушку, и поскольку она не выказала никакого раскаяния («Да это же всего лишь глупая лягушка»), мы с Лесли пришли в ярость и решили отомстить за бедняжку. Мы намеревались похоронить лягушку в парке, но раз уж бедная лягушка всё равно была мертва, то мы подумали, что надо немного встряхнуть Синтию, чтобы она в дальнейшем проявляла больше сочувствия к попадающимся на пути лягушкам. Поэтому вначале мы подложили мёртвую лягушку Синтии в суп. Кто же знал, что при виде неё Синтия зайдётся в судорожном крике… Как бы то ни было, директор Гиллс повёл себя с нами, как с закоренелыми преступницами, и не забыл этого случая до сих пор. По сей день, встречая нас в коридоре, он всякий раз говорит: «Ах, вот и злые лягушачьи девочки», и всякий раз мы чувствуем себя самым мерзким образом.

На какой-то момент я закрыла глаза. У Гидеона не было оснований так скверно со мной обращаться. Я же не сделала ничего плохого. Все постоянно твердят, что они не могут доверять мне, завязывают мне глаза, не отвечают на вопросы – понятно, что я пытаюсь сама выяснить, что, собственно, происходит, что в этом неправильного?

Где это он застрял? Лампочка на потолке начала потрескивать, свет замигал. Здесь, внизу, было довольно холодно. Наверное, они послали меня в одну из тех холодных послевоенных зим, про которые рассказывала тётушка Мэдди. Просто замечательно. Водопровод тогда совсем замёрз, на улицах лежали мёртвые животные, окоченевшие от мороза. Я с усилием выдохнула, чтобы проверить, не образует ли мой выдох белое облачко. Не образует.

Свет снова замигал, и я испугалась. Что, если мне придётся сидеть здесь в темноте? На сей раз никто не подумал дать мне карманный фонарик, вообще нельзя сказать, что обо мне хоть как-то позаботились. В темноте крысы наверняка рискнут выйти из своих щелей. Может, они голодные… А где крысы, там и тараканы. Даже призрак однорукого храмовника, про которого говорил Хемериус, наверняка предпочёл бы обойти это место стороной.

Крррррк.

Это была лампочка.

Я постепенно пришла к выводу, что присутствие Гидеона в любом случае было бы предпочтительнее крыс и призраков. Но он не появлялся. Вместо этого свет стал мигать так, как будто он был при последнем издыхании.

Когда я ребёнком пугалась темноты, я тут же начинала петь, и сейчас я автоматически сделала то же самое. Сначала совсем тихо, потом всё громче и громче. В конце концов, здесь не было никого, кто мог бы меня услышать.

Пение помогло преодолеть страх. И холод. После первых минут даже лампочка перестала мигать. Правда, при песнях Марии Мена она опять принялась за старое, да и Эмилиана Торрини ей тоже вроде бы не понравилась. Зато на старые песни «Абба» она отреагировала спокойным, равномерным светом. К сожалению, я их знала не очень хорошо, особенно тексты. Но лампочка принимала и «lalala, one chance in a lifetime, lalalala».

Я пела часами. Так, по крайней мере, мне казалось. После «The winner takes it all» (самая любимая песня Лесли про несчастную любовь) я снова затянула «I wonder». При этом я танцевала по комнате, чтобы не замёрзнуть. После третьего исполнения «Mamma mia» я пришла к убеждению, что Гидеон уже не появится.

Вот проклятье! То есть я безо всякого опасения могла бы пробраться наверх! Я затянула «Head over heels», и на строчке «You're wasting my time stand» он внезапно возник рядом с софой.

Я прекратила петь и посмотрела на него с упрёком.

– Почему ты так поздно?

– Я могу представить, что ожидание показалось тебе долгим. – Его взгляд был всё так же холоден и непроницаем. Он подошёл к двери и подёргал за ручку. – И тем не менее у тебя хватило ума не выходить из комнаты. Ведь ты же не могла знать, когда я появлюсь.

– Ха-ха, – ответила я. – Это что, шутка?

Гидеон прислонился спиной к двери.

– Гвендолин, на меня не действуют твои ужимки невинной овечки.

Я не могла вынести его холодного взгляда. Зелёные глаза, которая мне всегда так нравилась, сейчас стали цвета фруктового желе. Того самого, противного, из нашей школьной столовой.

– Почему ты так… зол на меня? – Лампочка снова замигала. Наверное, ей не хватало моих песен «Аббы». – У тебя с собой случайно нет лампочки?

– Тебя выдал запах сигарет. – Гидеон вертел в руках карманный фонарик. – Я немножко покопался в архивах и сложил два и два.

Я сглотнула.

– Что такого ужасного в том, что я курила?

– Ты не курила. И ты не очень хорошо умеешь лгать. Где ключ?

– Какой ключ?

– Ключ, который дал тебе мистер Джордж, чтобы ты могла в 1956 году посещать его и твоего деда. – Он сделал шаг по направлению ко мне. – Если ты умная, то ты его спрятала где-нибудь здесь, а если нет, то он по-прежнему у тебя. – Он подошёл к софе и поочерёдно сбросил на пол подушки. – Здесь его нет.

Я в ужасе уставилась на него.

– Мистер Джордж не давал мне никакого ключа. В самом деле! А что касается сигарет…

– Это были не только сигареты. От тебя пахло ещё и сигарой, – ровным голосом ответил он. Его взгляд, пробежав по комнате, остановился на горе стульев перед стеной.

Я похолодела. И лампочка, в соответствии с моментом, замигала ещё более нервно.

– Я… – нерешительно начала я.

– Да? – подчёркнуто дружелюбно сказал Гидеон. – Ты выкурила ещё и сигару? В дополнение к трём «Лаки Страйк»? Ты это хочешь сказать?

Я молчала.

Гидеон нагнулся и посветил фонариком под софой.

– Мистер Джордж написал тебе пароль на бумажке или ты выучила его наизусть? И как тебе удалось на обратном пути пройти Цербер-караул, избежав занесения в протокол?

– О чём ты вообще говоришь, чёрт возьми? – спросила я. Это должно было прозвучать возмущённо, но получилось, к сожалению, довольно робко.

– Вайолет Пэплплам – довольно странное имя, ты не находишь? Слышала когда-нибудь? – Гидеон снова выпрямился и посмотрел на меня. Нет, фруктовое желе было неправильным сравнением для его глаз. Сейчас они сверкали как зелёный яд.

Я медленно покачала головой.

– Странно, – сказал он. – Она ведь друг вашей семьи. Когда я случайно упомянул это имя при Шарлотте, она сказала, что добрая миссис Пэплплам всё время вяжет вам кусачие шарфы.

Ну эта Шарлотта! Она что, не могла держать рот на замке?

– Нет, это не так, – строптиво ответила я. – Только Шарлоттины шарфы кусаются. Наши всегда очень мягкие.

Гидеон прислонился к софе и скрестил руки на груди. Фонарик освещал потолок, где по-прежнему нервно мигала лампочка.

– В последний раз. Где ключ, Гвендолин?

– Клянусь тебе, что мистер Джордж не давал мне никакого ключа, – проговорила я, отчаянно пытаясь предотвратить катастрофу. – Он тут вообще не при чём!

– Ах нет? Я уже сказал, что ты не очень хорошо умеешь лгать. – Он посветил фонариком в сторону стульев. – На твоём месте я бы засунул ключ куда-нибудь под обивку.

Окей. Пускай обшаривает обивки. По крайней мере, у него будет чем заняться, пока мы не переместимся обратно. Осталось уже не очень много времени.

– С другой стороны… – Гидеон повернул фонарик так, что его луч упёрся прямо мне в лицо. – С другой стороны, это будет в чистом виде сизифов труд.

Я шагнула в сторону и сердито сказала:

– Прекрати!

– И не всегда можно судить о других по себе, – продолжал Гидеон. В мерцающем свете лампочки его глаза становились всё более тёмными, и я внезапно стала его бояться. – Возможно, ключ просто у тебя кармане. Давай его сюда! – Он протянул руку.

– У меня нет никакого ключа, чёрт возьми ещё раз!

Гидеон медленно направился ко мне.

– На твоём месте я бы его отдал добровольно. Но, как уже было сказано, не всегда можно судить о других по себе.

В этот момент лампочка окончательно испустила дух.

Гидеон стоял прямо передо мной, его фонарик светил куда-то в стену. Кроме этого пятна света, в комнате было хоть глаз выколи.

– Ну?

– Только не подходи, – произнесла я и стала пятиться назад, пока моя спина не упёрлась в стену. Позавчера мне хотелось быть как можно ближе к нему. Но сейчас у меня возникло ощущение, что я рядом с каким-то чужаком. Внезапно я ужасно разозлилась. – Что с тобой произошло? – прошипела я. – Я тебе ничего не сделала! Я не понимаю, как ты можешь в один день целовать меня, а на следующий день ненавидеть? Почему? – Слёзы покатились у меня из глаз так быстро, что я не смогла помешать им течь по щёкам. Хорошо, что в темноте этого не было видно.

– Возможно, потому, что я не люблю, когда меня обманывают, – Гидеон, несмотря на моё предупреждение, подошёл вплотную ко мне, и мне уже некуда было отступать. – Особенно девушки, которые сегодня бросаются мне на шею, а назавтра позволяют кому-то стукнуть меня.

– Что ты такое говоришь?

– Я видел тебя, Гвендолин.

– Как? Где ты меня видел?

– При моём перемещении вчера утром. Мне надо было выполнить небольшое задание, но я прошёл всего пару метров и вдруг увидел тебя – ты стояла на моём пути, как Фата Моргана. Ты поглядела на меня и улыбнулась, словно была рада меня видеть. А потом ты развернулась и исчезла за ближайшим углом.

– Когда это произошло? – Я была до того сбита с толку, что на пару секунд прекратила плакать.

Гидеон проигнорировал мой вопрос.

– Я завернул за тот же угол и получил удар по голове, после которого я уже был не в состоянии ничего выяснять.

– Я тебя… эта рана от меня? – Слёзы снова потекли у меня из глаз.

– Нет, – ответил Гидеон. – Я так не думаю. Когда я тебя увидел, у тебя ничего в руках не было, и кроме того, я сомневаюсь, что ты можешь нанести такой удар. Нет – ты только заманила меня за угол, где меня уже кто-то ждал.

Исключено. Совершенно исключено.

– Я никогда бы такого не сделала, – выдохнула я. – Никогда!

– Я тоже был немного шокирован, – небрежно заметил Гидеон. – Я ведь считал, что мы… друзья. Но когда ты вчера вечером вернулась с элапсирования пропахшая табаком, меня посетила мысль, что ты всё это время меня обманывала. Давай ключ!

Я вытерла слёзы со щёк. К сожалению, тут же натекли новые. Только усилием воли я смогла подавить всхлипывания, и за это я ненавидела себя ещё больше.

– Если это так, то почему ты всем сказал, что не видел, кто тебя ударил?

– Потому что это правда. Я не видел, кто это был.

– Но ты ничего не сказал про меня. Почему?

– Потому что мистера Джорджа я уже давно… Ты что, плачешь? – Фонарик осветил моё лицо, и мне пришлось зажмуриться. Наверное, я выглядела, как полосатый бурундук. И зачем я только накрасила глаза?

– Гвендолин… – Гидеон выключил фонарик.

Что за этим последует? Личный обыск в темноте?

– Уйди, – всхлипнула я. – У меня нет никакого ключа, клянусь. И кого бы ты ни видел, это не могла быть я. Я бы никогда, никогда не позволила, чтобы тебя кто-то ранил.

Хотя я не могла видеть, я чувствовала, что Гидеон стоит прямо передо мной. Его тело в темноте излучало тепло. Когда его ладонь дотронулась до моей щеки, я вздрогнула. Он быстро убрал руку.

– Прости, – услышала я его шёпот. – Гвен, я… – Это вдруг прозвучало как-то беспомощно, но я была слишком сбита с толку, чтобы ощутить удовлетворение.

Я не знаю, сколько прошло времени, пока мы просто стояли друг перед другом. У меня всё ещё текли слёзы. А что делал он, я видеть не могла.

В какой-то момент он снова включил фонарик, откашлялся и посветил на свои часы.

– Ещё три минуты, и мы возвращаемся, – сказал он будничным тоном. – Выйди из угла, иначе ты приземлишься на ларец. – Он вернулся к софе и поднял с пола сброшенные подушки.

– Ты знаешь, из всех Стражей мистер Джордж казался мне одним из наиболее лояльных. Кому можно доверять в любом случае.

– Но мистер Джордж не имеет к этому никакого отношения, – сказала я, нерешительно выбираясь из угла. – Всё было совершенно по-другому. – Я вытерла слёзы тыльной стороной ладони. Лучше я расскажу ему правду, чтобы он не подозревал бедного мистера Джорджа в нелояльности. – Когда меня впервые послали одну на элапсирование, я случайно встретила здесь моего деда. – Окей, возможно не всю правду. – Он искал вино… ну не важно. Это быластранная встреча, особенно когда мы выяснили, кто мы есть. Он запрятал в этой комнате ключ и пароль для моего следующего визита, чтобы мы могли пообщаться. И поэтому я вчера, то есть в 1956 году, выдала себя за Вайолет Пэплплэм. Чтобы встретиться с дедушкой! Он умер пару лет назад, и мне его ужасно не хватает. Разве ты бы не сделал то же самое, если бы мог? Ещё раз поговорить с ним было так… – я умолкла.

Гидеон молчал. Я смотрела на его силуэт и ждала.

– А мистер Джордж? Он тогда был ассистентом твоего деда, – сказал он наконец.

– Я его и в самом деле видела, мой дед сказал ему, что я его кузина Хэйзел. Он наверняка совершенно забыл об этом – для него это была рядовая встреча, с которой прошло уже добрых 55 лет. – Я прижала ладонь к животу. – Я думаю, что…

– Да, – ответил Гидеон. Он протянул ко мне руку, но потом, очевидно, передумал. – Сейчас начнется, – сказал он вяло. – Пройди ещё пару шагов вперёд.

Комната вокруг меня начала вращаться, затем я, слегка шатаясь, заморгала от яркого света, и мистер Уитмен сказал:

– Вот и вы.

Гидеон положил фонарик на стол и коротко взглянул на меня. Возможно, мне показалось, но теперь в его взгляде было нечто вроде сочувствия. Я украдкой ещё раз вытерла лицо, но тем не менее мистер Уитмен заметил, что я плакала. Кроме него, здесь никого не было. Хемериусу наверняка стало скучно.

– Что произошло, Гвендолин? – спросил мистер Уитмен доверительным тоном чуткого педагога. – Что-нибудь случилось? – Не знай я его так хорошо, я, бы возможно, поддалась искушению и слёзно пожаловалась ему на жизнь («Зло-ой Гидеон вы-ывел меня из себя!»). Но я слишком хорошо его знала. Не далее как на прошлой неделе он тем же доверительным тоном спросил у нас, кто нарисовал на доске карикатуру на миссис Каунтер. «Я считаю, что у художника действительно талант», – сказал он с доброй улыбкой. Синтия (ну разумеется!) выдала, что это была Пегги, и мистер Уитмен, немедленно перестав улыбаться, тут же сделал запись в классный журнал. «Насчёт таланта я, кстати, не солгал. Твой талант нарываться на неприятности просто выдающийся», – заявил он.

– Ну? – сказал он сейчас, сочувственно улыбаясь. Но я, разумеется, на это не поддалась.

– Крыса, – пробормотала я. – Вы говорили, что крыс не будет… И ещё погасла лампа, а ведь вы не дали мне никакого фонарика. Я сидела в темноте одна с этой ужасной крысой. – Я чуть не добавила «Я скажу маме», но вовремя притормозила.

Мистер Уитмен слегка смутился.

– Мне очень жаль, – сказал он. – В следующий раз мы это учтём. – Затем он снова перешёл на свой высокомерный учительский тон. – Сейчас тебя отвезут домой. Я рекомендую тебе лечь пораньше, завтра напряжённый день.

– Я отведу её к автомобилю, – сказал Гидеон, беря со стола чёрный платок, которым мне всегда завязывали глаза. – А где мистер Джордж?

– Он на совещании, – пожав плечами, ответил мистер Уитмен. – Гидеон, я считаю, что тебе надо подумать над своей манерой разговаривать. Мы многое тебе позволяем, поскольку знаем, как тебе сейчас нелегко, но ты должен проявлять больше уважения к членам Ближнего круга.

На лице Гидеона не отразилось ни капли раскаяния, но он вежливо сказал:

– Вы правы, мистер Уитмен, прошу прощения. – Он протянул мне руку. – Ты идёшь?

Чисто рефлекторно я чуть не схватила его за руку. И оттого, что я не могла этого сделать, не потеряв лицо, я ощутила болезненный укол. Мне опять захотелось плакать.

– М-м-м… до свиданья, – уставившись в пол, сказала я мистеру Уитмену.

Гидеон открыл дверь.

– До завтра, – ответил мистер Уитмен. – И оба не забудьте: хорошо выспаться – значит хорошо подготовиться. – Дверь за нами захлопнулась.

– Так-так, значит, ты сидела одна в тёмном подвале с этой ужасной крысой, – улыбаясь, сказал Гидеон.

Как это понимать? Два дня он бросал на меня холодные взгляды, в последние несколько часов настолько холодные, что они могли заморозить меня до состояния бедных животных во время военной зимы – а теперь вот это? Лёгкая шутка, словно у нас всё как всегда? Может быть, он просто садист и может улыбаться только тогда, когда доведёт меня до отчаяния?

– Ты не собираешься завязать мне глаза? – У меня всё ещё не было настроения реагировать на его дурацкие шутки, пускай зарубит это у себя на носу.

Гидеон пожал плечами.

– Я полагаю, что ты знаешь дорогу. Поэтому обойдёмся без повязки. Пошли. – Снова дружелюбная улыбка.

Впервые я видела подвальные переходы в наше время. Они были тщательно отремонтированы и вычищены. Светильники, вмонтированные в стены, некоторые даже с датчиками, идеально освещали путь.

– Не особенно впечатляет, да? – заметил Гидеон. – Все переходы, ведущие наружу, защищены специальными дверями и сигнализацией, здесь в наше время надёжно, как в банковском сейфе. Но всё это появилось только в семидесятые, до этого отсюда можно было пройти под землёй через половину Лондона.

– Мне это неинтересно, – мрачно буркнула я.

– А о чём ты хочешь поговорить?

– Ни о чём. – Как мог он делать вид, что ничего не случилось? Его дурацкая улыбка и лёгкая болтовня разозлили меня по-настоящему. Я пошла быстрее, и хотя при этом я крепко сжимала рот, из меня неудержимо вылетали слова. – Я не могу так, Гидеон! Я не справляюсь с тем, что ты меня попеременно то целуешь, то ненавидишь!

Гидеон какое-то время молчал.

– Я тоже бы лучше всё время тебя целовал, а не ненавидел, – наконец сказал он. – Но с тобой это как-то затруднительно.

– Я тебе ничего не сделала, – возразила я.

Он остановился.

– Да ладно, Гвендолин! Ты же не думаешь всерьёз, что я поверил в эту историю с твоим дедом? Что он якобы совершенно случайно появился в помещении, куда ты элапсировала? Так же случайно, как Люси и Пол появились у леди Тилни! Или те люди в Гайд-парке…

– Да, конечно, я их лично пригласила туда, поскольку всю жизнь мечтала проткнуть кого-нибудь шпагой! Не говоря уже о том, что мне страшно захотелось увидеть человека, которому снесло пол-лица! – фыркнула я.

– Что и почему ты сделаешь в будущем…

– Ах, заткнись! – сердито воскликнула я. – Я сыта всем этим по горло! С понедельника я живу словно кошмарном сне, который всё никак не кончается! Стоит мне подумать, что я проснулась, как я тут же понимаю, что всё ещё сплю. В моей голове крутится миллион вопросов, на которые никто не хочет отвечать, и все ждут, что я буду очень стараться для дела, которого я вообще не понимаю! – Я снова пошла вперёд, я почти бежала, но Гидеон без проблем шагал рядом со мной. На лестнице никого не было, никто не спрашивал пароля. Да и зачем, если все проходы защищены как форт Нокс? Я побежала по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. – Меня никто не спросил, а надо ли мне всё это! Мне приходится иметь дело с придурковатым учителем танцев, моя дорогая кузина показывает мне всё, что она умеет и чему я никогда не научусь, а ты… ты…

Гидеон резко покачал головой.

– А ты можешь поставить себя на моё место? – Теперь уже он вышел из себя. – У меня всё то же самое! Или как бы ты себя повела, если бы ты знала, что рано или поздно я обеспечу тебе удар дубиной по башке? Я не верю, что ты меня при этом будешь считать милым и пушистым, как ты считаешь?

– Я в любом случае так не считаю, – решительно заявила я. – Знаешь что? Я постепенно прихожу к выводу, что я с большой радостью лично заеду тебе дубиной по башке!

– Ну пожалуйста, – сказал Гидеон, снова улыбаясь.

Я сердито засопела. Мы как раз пробегали мимо ателье мадам Россини. Под дверью виднелась полоска света. Наверное, она до сих пор шила нам костюмы.

Гидеон откашлялся.

– Как я уже сказал, мне очень жаль. Мы можем теперь опять нормально разговаривать друг с другом?

Нормально! Очень смешно.

– И – чем ты будешь заниматься сегодня вечером? – спросил он своим самым непринуждённым, дружески-бесхитростным тоном.

– Я, разумеется, буду усердно упражняться в менуэте, а перед сном стану составлять предложения без слов пылесос, тонометр, йога и трансплантация сердца, – колко ответила я. – А ты?

Гидеон посмотрел на часы.

– Я встречусь с Шарлоттой и братом и… ну посмотрим. У нас, в конце концов, субботний вечер.

Да, конечно… Ну и пускай смотрят, пока не надоест, а с меня хватит.

– Спасибо, что проводил, – холодно сказала я. – Отсюда я дойду сама.

– Нам всё равно по пути, – ответил Гидеон. – И ты можешь так не бежать. Мне нельзя перенапрягаться. Указание доктора Уайта.

И хотя я была на него зла, меня на секунду охватили угрызения совести. Я искоса взглянула на него.

– И если за ближайшим углом тебя кто-нибудь хватит по голове, не говори тогда, что я тебя туда завлекла.

Гидеон улыбнулся.

– Ты пока не станешь такого делать.

Я никогда не стану такого делать, пронеслось у меня в голове. И не важно, насколько отвратительно он себя со мной ведёт. Я никогда не допущу, чтобы кто-нибудь причинил ему боль. Кого бы он ни видел, это не могла быть я.

Арку перед входом в дом осветила фотовспышка. Было уже темно, но в Темпле по-прежнему бродили толпы туристов. На парковке стоял знакомый чёрный лимузин. Когда мы к нему приблизились, из лимузина вышел водитель и открыл передо мной дверцу. Гидеон подождал, пока я сяду, а потом нагнулся ко мне.

– Гвендолин?

– Да? – Было слишком темно, чтобы разглядеть выражение его лица.

– Я бы хотел, чтобы ты мне больше доверяла. – Это прозвучало так искренне и серьёзно, что у меня на секунду перехватило дыхание.

– Я бы тоже хотела, чтобы я это могла, – наконец ответила я. И только когда Гидеон захлопнул дверцу и машина тронулась с места, мне пришло в голову, что лучше было бы ответить «Я бы хотела того же от тебя».

Мадам Россини сияла от восхищения. Она взяла меня за руку и подвела к стенному зеркалу, чтобы я могла как следует рассмотреть плоды её усилий. Сначала я себя не узнала. Прежде всего из-за моих обычно прямых волос, которые превратились в бесчисленные кудри, поднятые в очень высокую причёску – такая была у моей кузины Дженет на её свадьбе. Отдельные пряди свисали пружинками прямо к моим обнажённым плечам. Тёмно-красный оттенок платья делал меня ещё более бледной, чем я была на самом деле, но я выглядела не больной, а сияющей. Потому что мадам Россини аккуратно припудрила мне нос и лоб, а на щёки нанесла немного румян, и хотя я легла вчера довольно поздно, у меня благодаря её искусству макияжа не было никаких теней под глазами.

– Как Белоснежка, – сказала мадам Россини, промакивая лоскутком повлажневшие от умиления глаза. – Красная как кровь, белая как снег, чёрная как смоль. Они станут меня ругать, потому что ты будешь бросаться в глаза, на тебя будут обращать внимание. Покажи ногти – да, tres bien, чистые и короткие. А теперь потряси головой. Нет, сильней, эта причёска должна продержаться весь вечер.

– Такое ощущение, что у меня на голове шляпа, – заметила я.

– Ты к этому привыкнешь, – сказала мадам Россини, поливая мне волосы лаком. К примерно одиннадцати фунтам булавок, скреплявших мою высокую причёску, добавилось ещё несколько десятков декоративных, с такими же розочками, как по вырезу платья. Ах, какая прелесть! – Всё, готово, Лебединая шейка. Мне опять сделать фотографии?

– О, пожалуйста! – Я огляделась в поисках сумки, где лежал мой мобильник. – Лесли убьёт меня, если я не запечатлею этот момент!

– Я бы с удовольствием сфотографировала вас обоих, – сказала мадам Россини, нащёлкав не менее десятка фотографий со всех сторон. – Тебя и невозможного юношу. Чтобы можно было видеть, как совершенно и одновременно деликатно подходят друг другу ваши наряды. Но о Гидеоне заботится Джордано, я больше не хочу пререкаться с ним по поводу узорчатых чулок. С меня достаточно.

– Эти чулки совсем не такие уж ужасные, – заметила я.

– Это потому, что они хоть и выглядят как чулки того времени, но из-за эластана намного удобнее, – объяснила мадам Россини. – Раньше подвязки передавливали людям половину бедра, но твоя служит только для украшения. Разумеется, я не думаю, что кто-нибудь бросит взгляд тебе под юбку, но если и так, то ему не придётся жаловаться, n'est ce pas? – Она захлопала в ладоши. – Bien, я позвоню наверх и скажу, что ты готова.

Пока она разговаривала по телефону, я снова встала перед зеркалом. С самого утра я энергично выбрасывала Гидеона из головы, и мне это в некоторой степени удалось, но вместо этого я стала непрерывно думать о графе Сен Жермене. К страху перед новой встречей с графом примешивалось смутно-радостное предвкушение суареи, которое показалось мне несколько тревожным.

Мама разрешила, чтобы Лесли вчера ночевала у нас, поэтому вечер получился вполне приятным. Мне пошло на пользу обсуждение происшедшего с Лесли и Хемериусом. Может быть, они это говорили только для того, чтобы подбодрить меня, но и Лесли, и Хемериус считали, что у меня нет никаких причин бросаться с моста от неразделённой любви. Они оба утверждали, что у Гидеона при сложившихся обстоятельствах были все основания для такого поведения, и Лесли заявляла, что исходя из принципа равенства полов за мальчишками тоже надо признать право на дурное настроение и что она совершенно точно чувствует, что в глубине души он действительно милый мальчик.

Я покачала головой.

– Ты его совсем не знаешь! Ты так говоришь только потому, что мне бы хотелось это услышать!

– Да, и потому что я хочу, чтобы это было правдой! – ответила Лесли. – Если он в конце концов окажется задницей, то я лично посещу его и врежу ему как следует! Обещаю.

Хемериус появился дома довольно поздно, поскольку он по моей просьбе следил за Шарлоттой, Рафаэлем и Гидеоном.

Нам с Лесли, в отличие от него, было очень интересно послушать про Рафаэля.

– Я считаю, что малыш немножко слишком хорош собой, – пробурчал Хемериус. – И он отлично это знает.

– Поэтому с Шарлоттой он как раз попал по нужному адресу, – удовлетворённо заметила Лесли. – Наша Снежная королева до сих пор умудрялась любому отравить существование.

Мы с ней устроились на широком подоконнике, а Хемериус уселся на стол, аккуратно обложился хвостом и приступил к докладу.

Шарлотта и Рафаэль сначала пошли есть мороженое, потом в кино, а затем встретились с Гидеоном в итальянском ресторане. Мы с Лесли хотели знать всё до мельчайших подробностей, начиная от названия фильма и сорта пиццы и заканчивая каждым произнесённым словам. По рассказу Хемериуса, Шарлотта с Рафаэлем и в самом деле всё время говорили вразнобой. Рафаэль охотно пообщался бы насчёт различия между английскими и французскими девушками и о их сексуальных предпочтениях, а Шарлотта непрерывно возвращалась к теме нобелевских лауреатов по литературе за последние десять лет, что привело к тому, что Рафаэль скучал всё больше и больше и бросал всё больше взглядов на окружающих девушек. В кино же Рафаэль (к большому удивлению Хемериуса) не сделал никакой попытки пообнимать Шарлотту, и даже более того, через десять минут он уже крепко спал. Лесли сказала, что это самое милое, что она слышала за последнее время, и я была полностью с ней согласна. Потом мы, естественно, захотели узнать, говорили ли обо мне Гидеон, Шарлотта и Рафаэль в итальянском ресторане, и Хемериус (довольно неохотно) воспроизвёл следующий возмутительный диалог (который я, так сказать, синхронно перевела для Лесли):

Шарлотта: Джордано очень обеспокоен, что Гвендолин завтра испортит всё, что только можно испортить.

Гидеон: Передай мне, пожалуйста, оливковое масло.

Шарлотта: Для Гвендолин политика и история – это тайна за семью печатями, и она совсем не запоминает имена – они у неё а одно ухо влетают, а из другого вылетают. Это от неё не зависит, просто у её мозга маленькая ёмкость. Он забит именами музыкантов из мужских групп и омерзительно длинных списков исполнителей в китчевых любовных мелодрамах.

Рафаэль: Гвендолин – это твоя кузина с геном перемещения во времени, да? Я вчера видел её в школе. Такая с длинными тёмными волосами и голубыми глазами?

Шарлотта: Да, и с родимым пятном на виске, которое выглядит как банан.

Гидеон: Как маленький полумесяц.

Рафаэль: Как это зовут её подругу? Блондинку с веснушками? Лили?

Шарлотта: Лесли Хэй. Несколько большая ёмкость мозга, чем у Гвендолин, но она хороший пример того, что хозяева очень похожи на своих собак. Её пёс – лохматый метис золотистого ретривера. Его зовут Берти.

Рафаэль: Ах, какая прелесть!

Шарлотта: Ты любишь собак?

Рафаэль: Больше всего – лохматых метисов золотистого ретривера с веснушками.

Шарлотта: Понимаю! Ну что ж, ты можешь попытать счастья. Тебе это будет не особенно трудно. У Лесли за плечами ещё больший шлейф мальчишек, чем у Гвендолин.

Гидеон: В самам деле? И сколько же… хм… друзей было у Гвендолин?

Шарлотта: Ох. О Боже. Хм. Мне всё это как-то неловко. Я не собиралась говорить о ней ничего дурного, она просто довольно неразборчива, особенно когда выпьет. В нашем классе она прошла практически через каждого, и в следующем классе тоже… Н-да, я как-то потеряла обзор. Кличку, которую они ей дали, я лучше повторять не буду.

Рафаэль: Школьная подстилка?

Гидеон: Передай мне, пожалуйста, соль.

Когда Хемериус дошёл до этого места в своём рассказе, я вскочила и хотела уже бежать вниз к Шарлотте, чтобы придушить её, но Лесли удержала меня, заметив, что месть – это блюдо, которое подаётся холодным. Мой аргумент, что мной движет никакая не месть, а неприкрытая жажда убийства, она отмела на корню. И потом, сказала она, если Гидеон и Рафаэль хотя бы на четверть так умны, как красивы, они не поверят ни одному её слову.

– Я считаю, что Лесли действительно немного похожа на золотистого ретривера, – сказал Хемериус, но, заметив мой укоризненный взгляд, торопливо добавил: – Я люблю собак, ты же знаешь! Это такие умные животные.

Да, Лесли и вправду умная. За это время она сумела выудить из книги про зелёного всадника её тайну. Правда, кропотливо рассчитанный результат оказался несколько разочаровывающим. Это был просто очередной цифровой код с двумя буквами и какими-то странными штрихами.

5103041.78N,00849.91o

Около полуночи мы через весь дом прокрались в библиотеку, то есть мы с Лесли крались, а Хемериус летел впереди нас.

Там мы битый час рылись на полках в поисках новых указаний. Пятьдесят первая книга в третьем ряду… Пятьдесят первый ряд, тридцатая книга, страница четыре, восьмое слово – но с какого угла мы ни начинали считать, всё получалось бессмысленно. В конце концов мы стали наугад вытаскивать книги и перетряхивать их, в надежде найти ещё одну записку. Ничего не было. Но Лесли тем не менее с оптимизмом глядела в будущее. Она переписала себе код на бумажку, которую постоянно вытаскивала из кармана и пристально разглядывала. «Это что-то означает», – бормотала она. – «И я выясню, что».

После этого мы наконец отправились спать. Утром будильник безжалостно вытряхнул меня из бессонного сна – и с этого самого момента я почти непрерывно думала о суарее.

– Сейчас за тобой придёт мсье Жорж. – прервала ход моих мыслей мадам Россини. Она протянула мне сумочку, мой ридикюль, и я подумала, а не сунуть ли мне в него овощной нож. Несмотря на совет Лесли, я не решилась приклеить его к бедру пластырем. С моим счастьем я им непременно порежусь, да и как с такими юбками отклеить пластырь от ноги в случае необходимости? Когда мистер Джордж вошёл в комнату, мадам Россини задрапировала мои плечи широкой, щедро вышитой шалью и расцеловала меня в обе щеки.

– Удачи, моя Лебединая шейка, – сказала она.– Верните мне её целой и невредимой, мсье Жорж.

Мистер Джордж принуждённо улыбнулся. Сегодня он выглядел не так округло и уютно, как обычно.

– К сожалению, мадам, это от меня не зависит. Пойдём, моя девочка, тут несколько человек хотят с тобой познакомиться.

Была уже вторая половина дня – переодевание и укладка заняли почти два часа. Мы поднялись на следующий этаж и направились в Драконий зал. Мистер Джордж был необыкновенно молчалив, и я сконцентрировалась на том, чтобы не наступить на подол платья. Я невольно вспомнила наш последний визит в XVIII век и подумала о том, что в этом объёмном одеянии мне было бы трудно убегать от мужчин со шпагами.

– Мистер Джордж, вы мне можете объяснить про Флорентийский альянс? – повинуясь внезапному порыву, спросила я.

Мистер Джордж остановился.

– Флорентийский альянс? Кто тебе о нём рассказал?

– По сути дела никто, – вздохнув, ответила я. – Но время от времени я что-нибудь слышу. Я спрашиваю только потому, что я… боюсь. На нас в Гайд-парке напали типы из этого альянса, верно?

Мистер Джордж серьёзно посмотрел на меня.

– Да, возможно. Даже вероятно. Но ты не должна бояться. Я не думаю, что на вас сегодня нападут. Мы вместе с графом и Ракоци предприняли все мыслимые меры предосторожности.

Я открыла рот, чтобы что-то ответить, но мистер Джордж перебил меня.

– Ну хорошо, а то ты не оставишь меня в покое: на самом деле мы должны исходить из того, что в 1782 году в рядах Стражей был предатель – возможно, тот самый человек, чья информация привела ранее к покушению на графа Сен Жермена в Париже, Дувре, Амстердаме и Германии. – Он потёр себе лысину.– В Анналах не названо имя этого человека. Хотя графу Сен Жермену удалось разрушить Флорентийский альянс, но предатель в рядах Стражей так и не был разоблачён. Ваши визиты в 1782 год должны это исправить.

– Гидеон считает, что Люси и Пол как-то с этим связаны.

– Есть некоторые моменты, подтверждающие подобное предположение. – Мистер Джордж показал на дверь в Драконий зал. – Но у нас уже нет времени обсуждать детали. Не важно – что бы ни случилось, держись Гидеона. Если вы разделитесь, спрячься куда-нибудь, где можно спокойно дождаться обратного прыжка.

Я кивнула. По какой-то причине у меня пересохло во рту.

Мистер Джордж открыл дверь и пропустил меня вперёд. С моей широкой юбкой я прошла впритирку с ним. Зал был полон людей, и все они смотрели на меня. От смущения я густо покраснела. Кроме доктора Уайта, Фалька де Вильерса, мистера Уитмена, мистера Марли, Гидеона и неописуемого Джордано, в комнате находилось ещё пятеро мужчин в тёмных костюмах. Они с серьёзными лицами стояли под драконом. Мне захотелось, чтобы Хемериус был здесь и сказал мне, кто из них министр, а кто нобелевский лауреат, но у Хемериуса было другое задание (не от меня – от Лесли, но об этом потом).

– Господа! Могу я вам представить Гвендолин Шеферд? – Этот скорее риторический вопрос торжественным тоном задал Фальк де Вильерс. – Наш Рубин. Последняя путешественница во времени из Круга Двенадцати.

– Сегодня вечером – Пенелопа Грей, воспитанница четвёртого виконта Баттена, – добавил мистер Джордж, а Джордано пробормотал: «Которая, вероятно, после сегодняшнего дня войдёт в историю как дама без веера».

Я бросила быстрый взгляд на Гидеона, чей тёмно-красный вышитый сюртук и в самом деле чудесно подходил к моему платью. К моему большому облегчению, Гидеон был без парика, иначе я, наверное, разразилась бы от напряжения истерическим смехом. Но в нём не было ничего смешного, он выглядел великолепно. Его каштановые волосы были заплетены в косу, одна прядь небрежно падала на лоб и ловко маскировала рану. Выражение его лица было, как обычно, трудно истолковать.

Я по очереди пожала руки всем незнакомым мужчинам, каждый из них назвал своё имя (которое мне в одно ухо влетело, а из другого вылетело, Шарлотта была ох как права насчёт ёмкости моего мозга), а я бормотала в ответ что-то вроде «Очень приятно» или «Рада познакомиться, сэр». Всё это были действительно серьёзные современники. Только один из них улыбался, остальные смотрели так, как будто им сейчас предстояла ампутация конечностей. Тот, который улыбался, был определённо министр, политики вообще щедрее на улыбку, такая профессия.

Джордано смерил меня взглядом с головы до ног, я ожидала комментариев, но он вместо этого преувеличенно громко вздохнул. И Фальк де Вильерс не улыбался, но он по крайней мере сказал:

– Платье тебе действительно очень идёт, Гвендолин. Настоящая Пенелопа Грей была бы очень счастлива так выглядеть. Мадам Россини проделала великолепную работу.

– Это верно! Я видел портрет настоящей Пенелопы Грей. Неудивительно, что она остаток своих дней провела незамужней в заброшенном уголке Дербишира, – вырвалось у мистера Марли, после чего он немедленно покраснел и смущённо уставился в пол.

Мистер Уитмен процитировал Шекспира – во всяком случае, я сильно подозревала, что это Шекспир, мистер Уитмен был прямо-таки одержим Шекспиром.

– «И вот – любовь! Чем хороша она, когда из рая сделать ад вольна?» Никаких причин так краснеть, Гвендолин!

Я раздосадованно посмотрела на него. Вот глупый Бельчонок! Если даже я и покраснела, то уж, конечно, не из-за него. Не говоря уже о том, что я вообще не поняла цитату – это мог быть как комплимент, так и оскорбление.

Неожиданно я получила поддержку в лице Гидеона.

– «Высокомерный человек переоценивает себя по отношению к своему истинному значению», – дружелюбно сказал он мистеру Уитмену. – Аристотель.

Улыбка мистера Уитмена несколько увяла.

– Мистер Уитмен просто хотел подчеркнуть, как здорово ты выглядишь, Гвендолин, – сказал мне Гидеон, и я покраснела опять.

Гидеон сделал вид, что он этого не заметил. Но когда через пару секунд я вновь взглянула на него, он довольно улыбался. Мистер Уитмен, напротив, едва сдерживался, чтобы не разразиться очередной цитатой из Шекспира.

Доктор Уайт, за ногами которого прятался Роберт, глядевший на меня во все глаза, посмотрел на часы.

– Пора выдвигаться. У священника в четыре часа крестины.

У священника?

– Сегодня вы переместитесь в прошлое не из подвала, а из церкви на Норт Одли стрит, – пояснил мистер Джордж. – Чтобы оказаться поближе к дому лорда Бромптона.

– Тем самым мы уменьшаем опасность нападения на вас по дороге туда и обратно, – сказал один из чужаков и получил за это сердитый взгляд от Фалька де Вильерса.

– Хронограф уже готов, – сказал он, указывая на ларец с серебряными ручками, стоявший на столе. – На улице ожидают два лимузина. Господа…

– Удачи, – сказал тот, кого я считала министром. Джордано ещё раз тяжело вздохнул.

Доктор Уайт с медицинским саквояжем в руке (зачем это?) придержал дверь. Мистер Марли и мистер Уитмен взялись за ручки ларца и вынесли его наружу так торжественно, как будто это был Ковчег Завета.

Гидеон в два шага оказался подле меня и подал мне руку.

– Ну, маленькая Пенелопа, сейчас мы представим тебя высшему лондонскому свету, – сказал он. – Готова?

Нет. Я нисколько не была готова. А Пенелопа – безобразное имя. Но выбора у меня не было. Я по возможности хладнокровно посмотрела на Гидеона.

– Готова, если ты готов.

Клянусь в порядочности и учтивости,

Приличии и сострадании,

Возмущении несправедливостью,

Помощи слабым,

Верности закону,

Сохранению тайны,

Приверженности Золотым правилам

Отныне и до самой смерти.

(Отрывок из Присяги адептов)

Хроники Стражей, том 1. «Хранители тайны».

10

Больше всего я боялась новой встречи с графом Сен Жерменом. Когда мы виделись в последний раз, его рука сдавливала мне горло, а в голове звучал его голос, хотя он стоял более чем в четырёх метрах от меня. Я не знаю, какую роль ты играешь, девочка, и насколько ты в действительности важна. Но я не потерплю, чтобы нарушали мои правила.

Весьма вероятно, что я за это время нарушила не одно его правило – хотя меня, конечно, оправдывало то, что я этих правил не знала. Эта мысль вызывала во мне чувство протеста: поскольку никто не позаботился объяснить мне эти правила, то пусть не удивляются, что я их нарушаю.

Но я боялась и всего остального, потому что в глубине души я была уверена, что Джордано и Шарлотта правы – я непременно опозорюсь в роли Пенелопы Грей, и все обязательно заметят, что со мной что-то не так. В какой-то момент у меня полностью вылетело из головы название населённого пункта в Дербишире, откуда она родом. Что-то на Б. Или П. Или Д. Или…

– Ты выучила наизусть список гостей? – Мистер Уитмен, сидевший в лимузине рядом со мной, тоже не способствовал уменьшению моего волнения. С какой стати мне учить наизусть список гостей? Моё качание головой мистер Уитмен сопроводил глубоким вздохом.

– Я тоже не знаю его наизусть, – сказал Гидеон. В лимузине он сидел напротив меня. – Ведь если знаешь заранее, кого встретишь, то это может испортить всё удовольствие.

Мне бы очень хотелось знать, волнуется ли он так же, как я. Потеют ли его ладони, колотится ли сердце как сумасшедшее, как у меня? Или он так часто перемещался в XVIII век, что перестал считать это чем-то особенным?

– Ты прокусишь себе губу до крови, – сказал он.

– Я немного… нервничаю.

– Это заметно. Тебе поможет, если я возьму тебя за руку?

Я энергично покачала головой.

Нет. Это только всё ухудшит, идиот! Не считая того, что я вообще не могу понять твоего поведения! Не говоря уже о наших отношениях в целом! Кроме того, мистер Уитмен смотрит сейчас на нас глазами всезнающего Бельчонка!

Я чуть не застонала. Может быть, мне станет лучше, если я брошу ему в лицо парочку моих отчаянных мыслей? Я подумала об этом, но решила воздержаться.

Наконец мы остановились перед церковью. Когда Гидеон помогал мне выйти из машины (в подобном платье для такого манёвра нужна рука помощи, а лучше две!), я заметила, что сегодня он был без шпаги. Какое легкомыслие!

Прохожие с любопытством оглядывались на нас, поэтому мистер Уитмен придержал перед нами церковную дверь.

– Побыстрее, пожалуйста! – сказал он. – Мы ведь не хотим привлекать внимание.

Не-е-е, ну конечно – ничего привлекающего внимание, только два простых чёрных лимузина среди бела дня на Норт Одли стрит да мужчины в чёрных костюмах, вытаскивающие из багажника Ковчег Завета и заносящие его в церковь. Хотя – издали ларец мог выглядеть как гробик… Я поёжилась.

– Я надеюсь, что ты позаботился хотя бы о пистолете, – шепнула я Гидеону.

– У тебя странное представление об этой суарее, – ответил он нормальным тоном, набрасывая мне на плечи шаль. – Кстати, кто-нибудь проверял содержимое твоей сумочки? Не хватало ещё, чтобы у тебя в самый неподходящий момент зазвонил мобильник.

Эта мысль заставила меня улыбнуться – моим рингтоном сейчас была громко квакающая лягушка.

– Кроме тебя, здесь нет никого, кто мог бы мне позвонить, – сказала я.

– А у меня даже нет твоего номера. Могу я тем не менее заглянуть в сумочку?

– Это называется ридикюль, – ответила я и, пожав плечами, протянула ему сумочку.

– Нюхательная соль, платочек, духи, пудра… образцово, – сказал Гидеон. – Всё, что надо. Пойдём. – Он вернул мне ридикюль, взял меня за руку и повёл через церковные двери, которые мистер Уитмен запер за нами на задвижку. В церкви Гидеон забыл отпустить мою руку, и это было очень хорошо, потому что в последний момент я могла впасть в паническое состояние и сбежать куда глаза глядят.

Фальк де Вильерс и мистер Марли уже возились у алтаря – они осторожно извлекали хронограф из Ковче… из ларца. За ними скептически наблюдал священник в полном церковном облачении. Доктор Уайт мерил храм широкими шагами. Остановившись, он сказал:

– От четвёртой колонны одиннадцать шагов влево, тогда вы не промажете.

– Вряд ли я могу гарантировать, что в 18:30 в церкви действительно никого не будет, – нервно сказал священник. – Органист часто остаётся подольше, и некоторые члены общины охотно заводят со мной разговоры в дверях, я с большим трудом…

– Не беспокойтесь, – сказал Фальк де Вильерс. Хронограф уже стоял прямо на алтаре. Послеполуденное солнце, пробиваясь сквозь мозаику на витражах, делало драгоценные камни необыкновенно большими. – Мы останемся здесь и поможем вам выпроводить после службы ваших овечек… – Он поднял на нас взгляд. – Вы готовы?

Гидеон выпустил наконец мою руку.

– Я иду первым, – сказал он, и вихрь ослепительного белого света поглотил его. Священник застыл на месте с открытым ртом.

– Гвендолин. – Ободряюще улыбаясь, Фальк взял мою руку и вложил один из пальцев в отверстие хронографа. – Увидимся ровно через четыре часа.

– Будем надеяться, – пробормотала я. Игла вонзилась в палец, и комната озарилась алым светом. Я крепко зажмурила глаза.

Когда я их вновь открыла, меня слегка покачивало. Чья-то рука поддержала меня за плечи.

– Всё в порядке, – прошептал мне в ухо голос Гидеона.

Было довольно темно. Только одна свеча освещала алтарь, остальная часть церкви тонула в призрачной тьме. Из тьмы донёсся грубый голос:

– Bienvenue.

Я знала, что нас должны встретить, но тем не менее содрогнулась. От одной из колонн отделилась мужская фигура, и в свете свечи я узнала бледное лицо Ракоци, друга графа. Как и при первой нашей встрече, он напомнил мне вампира, его чёрные глаза безо всякого блеска выглядели в этом полумраке жуткими чёрными дырами.

– Мсье Ракоци, – по-французски сказал Гидеон и вежливо поклонился. – Рад Вас видеть. Мою спутницу Вы уже знаете.

– Разумеется. Мадемуазель Грей, на сегодняшний вечер. Весьма рад. – Ракоци слегка обозначил поклон.

– Э-э-э, tres… – пробормотала я. – Мне тоже очень приятно, – я перешла на английский. Мало ли что можно брякнуть на чужом языке, тем более когда с этим языком на «Вы».

– Мои люди и я будем сопровождать Вас до дома лорда Бромптона, – сказал Ракоци.

Жутковатым образом его людей не было видно, но когда мы вслед за Ракоци шли по нефу к выходу из церкви, из темноты доносилось их дыхание и были слышны их шаги. И на улице я никого из них не увидела, хотя оглядывалась много раз. Было прохладно, моросил лёгкий дождик, и если на улицах уже были фонари, то здесь ни один из них не работал. Было так темно, что я не могла разглядеть даже лица идущего рядом со мной Гидеона, а вокруг чудились ожившие тени, дышащие и звенящие оружием. Я крепко сжала руку Гидеона. Только бы он меня не отпустил!

– Это всё мои люди, – прошептал Ракоци. – Крепкие, испытанные воины из народа куруцев. Мы будем оберегать Вас на обратном пути.

Очень успокаивающе.

До дома лорда Бромптона было недалеко, и чем ближе мы подходили, тем светлее становилось вокруг. Господский дом на Вигмор стрит был ярко освещён и выглядел по-настоящему уютно. Спутники Ракоци остались в тени, а сам он проводил нас до дома, где в большом холле с ведущей наверх помпезной лестницей нас встретил лично лорд Бромптон. Он был такой же толстый, как и в день нашего знакомства, и в свете множества свечей его лицо довольно лоснилось.

Кроме лорда и четырёх лакеев, в холле никого не было. Слуги, выстроившись у одной из дверей, ожидали дальнейших приказаний. Из общества никого не было видно, но откуда-то доносился шум голосов и звучала музыка.

Ракоци откланялся, и я поняла, почему лорд Бромптон встретил нас в качестве хозяина именно здесь. Он заверил нас, что он очень рад нас видеть и что наша первая встреча доставила ему огромное удовольствие, но об этой встрече… э-э-э… э-э-э… в присутствии его супруги лучше не упоминать.

– Только чтобы избежать недоразумений, – пояснил он. При этом он безостановочно подмигивал, словно ему что-то попало в глаз, и как минимум трижды поцеловал мне руку. – Граф уверил меня, что Вы происходите из лучших семей Англии, и я надеюсь, что Вы простите мне мою дерзость во время нашего интересного разговора о XXI столетии и моё абсурдное предположение, что Вы можете быть актёрами. – И он снова принялся усиленно подмигивать.

– В этом была, конечно, и наша вина, – гладко ответил Гидеон. – Граф сделал всё, чтобы натолкнуть Вас на эту мысль. Между нами: он чудаковатый старый господин, не правда ли? Моя сводная сестра и я привыкли к его шуткам, но если знать его не так хорошо, то общение с ним может показаться странным. – Он снял с меня шаль и протянул её лакею. – Ну, как бы то ни было. Мы слышали, что в Вашем салоне великолепное фортепьяно и чудесная акустика. Мы тоже были очень рады получить приглашение леди Бромптон.

На пару секунд взгляд лорда Бромптона потерялся в моём декольте, затем он очнулся и сказал:

– Она тоже будет счастлива познакомиться с Вами. Идёмте, все остальные гости уже собрались. – Он протянул мне руку. – Мисс Грей?

– Милорд. – Я быстро взглянула на Гидеона, и он ободряюще улыбнулся мне. Мы прошли в салон, отделённый от холла большой двустворчатой дверью.

Я всегда считала, что салон – это нечто вроде жилой комнаты, однако помещение, в котором мы оказались, было почти таким же огромным, как бальный зал в нашем доме. В большом камине пылал огонь, перед окном с тяжёлыми гардинами стояли клавикорды. Мой взгляд скользил по изящным столикам с изогнутыми ножками, диванам с пёстрой обивкой и стульям с золотыми подлокотниками. Всё это великолепие освещалось сотнями свечей, которые были повсюду и придавали помещению столь чудесный магический блеск, что я от восхищения потеряла на секунду дар речи (при этом, подстёгиваемая предупреждениями Джордано, я крепко сжимала губы, чтобы мой рот по ошибке не открылся). К сожалению, свечи освещали также и множество чужих лиц, и к моему восхищению примешался страх. Это что, и в самом деле маленькая интимная вечеринка? Как же тогда будет выглядеть бал?

Мне не удалось детально разглядеть представившуюся мне картину, потому что Гидеон неумолимо тянул меня в самую гущу. Множество глаз с любопытством смотрело на нас, а затем к нам подлетела маленькая, пухленькая женщина, оказавшаяся леди Бромптон.

На ней было светло-коричневое бархатное платье, волосы спрятаны под объёмным париком, казавшимся чрезвычайно пожароопасным ввиду огромного количества свечей. Хозяйка суареи приветствовала нас с сердечной улыбкой, улыбка у неё была очень приятная. Я совершенно автоматически присела в реверансе, и Гидеон использовал эту возможность, чтобы оставить меня одну, или, вернее говоря, он позволил лорду Брмптону увлечь себя дальше. Я ещё не успела решить, а не обидеться ли мне по этому поводу, как леди Бромптон уже вовлекла меня в беседу. К счастью, я в нужный момент вспомнила название места, где я – а точнее, Пенелопа Грей – проживала. Ободрённая восторженным киванием леди Бромптон, я заверила её, что хотя там очень мирно и спокойно, но явно не хватает светских развлечений, которые чуть не захлестнули меня в Лондоне.

– Вы наверняка забудете об этом, когда Женевьева Фэйрфакс в очередной раз начнёт исполнять весь свой репертуар. – К нам подошла дама в платье цвета примулы. – Напротив, я почти уверена, что Вас вновь потянет к сельским развлечениям.

– Тссс, – прошептала леди Бромптон, при этом, однако, хихикая. – Это невежливо, Джорджиана! – Она заговорщицки улыбнулась мне, и я вдруг поняла, что она ещё довольно молода. Как это её угораздило связаться с этим старым бурдюком?

– Может, и невежливо, зато верно! – Дама в жёлтом (даже в свете свечей очень неудачный цвет!), понизив голос, рассказала, что её супруг на последней суарее заснул и начал громко храпеть.

– Сегодня этого не случится, – заверила меня леди Бромптон. – Ведь у нас в гостях изумительный, таинственный граф Сен Жермен, который осчастливит нас игрой на скрипке. И Лавиния только и ждёт возможности спеть в дуэте с нашим мистером Мерчантом.

– Но для этого тебе придётся влить в него изрядное количество вина, – сказала дама в жёлтом и широко улыбнулась, показав при этом зубы. Я автоматически улыбнулась в ответ. Ха! Я так и знала! Джордано просто напыщенный болван!

Мои собеседницы оказались значительно более непринуждёнными, чем я полагала.

– Это просто вопрос равновесия, – вздохнула леди Бромптом, и её парик слегка затрясся. – Если вина будет слишком мало, он не будет петь, а если слишком много, то он начнёт распевать неприличные боцманские песни. Вы знакомы с графом Сен Жерменом, моя дорогая?

Я тут же перестала улыбаться и невольно оглянулась.

– Меня представили ему пару дней назад, – сказала я, стараясь не клацать зубами. – Мой сводный брат… знает его. – Мой взгляд упал на Гидеона, стоявшего недалеко от камина и беседовавшего с грациозной молодой дамой в изумительно красивом зелёном платье. Они выглядели так, словно были знакомы много лет. Дама тоже улыбалась во весь рот, показывая зубы. Красивые зубы, кстати, а вовсе не гнилые дырявые пеньки, как расписывал Джордано.

– Граф просто невероятен, не правда ли? Я могу слушать его часами, – заявила дама в жёлтом, оказавшаяся кузиной леди Бромптон. – Больше всего мне нравятся истории из Франции!

– Да, пикантные истории, – уточнила леди Бромптон. – Но они, разумеется, не для невинных ушек дебютантки!

Я обвела взглядом салон в поисках графа и увидела его в углу комнаты беседующим с двумя мужчинами. Издали он казался элегантным и моложавым. Словно почувствовав мой взгляд, он поднял на меня свои тёмные глаза.

Граф был одет так же, как все другие мужчины в салоне – в парике и сюртуке, в дурацких брюках до колен и туфлях с пряжками. Но в отличие от остальных он не выглядел персонажем костюмного фильма, и я внезапно осознала, что действительно нахожусь в прошлом.

Его губы растянулись в улыбке, и я вежливо наклонила голову, но по коже у меня поползли мурашки. Мне стоило больших усилий не схватиться за горло. Я не хотела наводить его на дурные мысли.

– Ваш сводный брат, кстати, действительно прекрасно выглядит, моя дорогая, – сказала леди Бромптон. – А ведь слухи, которые до нас доходили, свидетельствовали об обратном.

Я наконец оторвала взгляд от графа Сен Жермена и опять посмотрела на Гидеона.

– Это верно. Он действительно очень… хорошо выглядит. – Дама в зелёном, казалось, разделяла это мнение. Кокетливо улыбаясь, она поправляла ему шейный платок. За такое поведение Джордано наверняка бы меня прибил. – Кто эта дама, которая его ощупы… э-э-э… с которой он беседует?

– Лавиния Ратленд. Самая красивая вдовушка в Лондоне.

– Но никаких соболезнований, пожалуйста! – заявила Примула. – Её давно уже утешает герцог Ланкаширский, чем крайне недовольна герцогиня, и одновременно она испытывает влечение к молодым амбициозным политикам. Ваш брат интересуется политикой?

– Я думаю, что в данный момент это не играет никакой роли, – заметила леди Бромптон. – У Лавинии такой вид, словно она только что получила подарок и собирается его развернуть. – Она снова оглядела Гидеона с ног до головы. – Ну, по слухам, речь шла о слабой конституции и рыхлой фигуре. Как чудесно, что всё это не соответствуетдействительности. – Внезапно на её лице отразился испуг. – Ой, а у Вас всё ещё нечего выпить!

Кузина леди Бромптон огляделась и легонько ткнула стоящего поблизости молодого человека.

– Мистер Мерчант? Проявите расторопность и принесите нам пару бокалов специального пунша леди Бромптон. И себе прихватите бокал. Сегодня мы ещё хотим услышать Ваше пение.

– Кстати, это очаровательная мисс Пенелопа Грей, воспитанница виконта Баттена, – сказала леди Бромптон. – Я бы представила Вас друг другу более основательно, но у неё нет состояния, а вы охотник за приданым – поэтому не имеет смысла давать волю моей страсти к сватовству.

Мистер Мерчант, на голову ниже меня, как, кстати, и многие в этом зале, выглядел не слишком оскорблённым. Он галантно поклонился и, нырнув взглядом в моё декольте, заявил:

– Но это не означает, что я останусь слеп к прелестям столь очаровательной юной дамы.

– Я за Вас рада, – неуверенно ответила я, и леди Бромптон с кузиной разразились громким смехом.

– О нет, лорд Бромптон и мисс Фэйрфакс приближаются к фортепиано, – сказал, закатывая глаза, мистер Мерчант. – Я предчувствую худое.

– Быстрее! Наши напитки! – велела леди Бромптон. – Потому что трезвым это вынести нельзя.

Пунш, который я с некоторой осторожностью пригубила, имел чудесный вкус. Очень фруктовый, с оттенком корицы и чего-то ещё. В животе у меня приятно потеплело. В какой-то момент я совершенно расслабилась и начала наслаждаться зрелищем роскошно освещённого зала со множеством прекрасно одетых людей, но тут мистер Мерчант откуда-то снизу цапнул меня за декольте – и я чуть не расплескала пунш.

– Туда соскользнула одна из этих очаровательных маленьких розочек, – заявил он, двусмысленно улыбаясь. Я нерешительно уставилась на него. Джордано не подготовил меня к такой ситуации, и я не знала, что предписывает этикет на случай распускания рук в эпоху рококо. В поисках поддержки я посмотрела на Гидеона, но он был так увлечён беседой с юной вдовушкой, что этого вообще не заметил. Были бы мы в моём столетии, я бы сказала мистеру Мерчанту, чтобы он держал при себе свои грязные ручонки, иначе у него соскользнёт не розочка, а кое-что другое. Но при данных обстоятельствах подобная реакция показалась мне несколько – ну, невежливой. Поэтому я улыбнулась ему и сказала:

– О, большое спасибо, очень мило с Вашей стороны. Я не заметила.

Мистер Мерчант поклонился.

– Всегда к Вашим услугам, мадам.

Просто непостижимо, до чего он был нахальный. Но во времена, когда у женщин не было избирательного права, не стоило удивляться, что и с уважением к ним дело обстояло не очень.

Болтовня и смех постепенно стихали. К фортепьяно подошла мисс Фэйрфакс, тонконосая дама в тёмно-зелёном платье. Она села, поправила юбки и ударила по клавишам. Играла она неплохо. Единственное, что несколько смущало, был её голос. Он был невероятно… высокий. Ещё чуть-чуть, и его можно было бы использовать в качестве собачьего свистка.

– Освежает, не правда ли? – Мистер Мерчант позаботился о том, чтобы мой бокал не пустовал. К моему удивлению (а также облегчению), он цапнул за грудь ещё и леди Бромптон, под тем предлогом, что у неё там волос. Леди Бромптон это, казалось, абсолютно не смутило, она тут же обозвала его сластолюбцем и шлёпнула веером по пальцам (ага! Вот для чего на самом деле нужен веер!), а затем они с кузиной взяли меня с собой на диван, стоявший недалеко от окна. Голубой в цветочки. Они усадили меня между собой.

– Здесь Вы в безопасности от липких пальцев, – заявила леди Бромптон, матерински похлопав меня по колену. – Только Ваши уши под угрозой.

– Пейте! – тихо посоветовала мне кузина. – Вам это понадобится! Мисс Фэйрфакс только начала.

Диван оказался необычайно жёстким, с откинутой назад широкой спинкой, на которую невозможно было опереться, разве что я вместе со всеми своими юбками захочу погрузиться в диванные глубины. Очевидно, диваны в XVIII веке не были рассчитаны на праздное рассиживание.

– Не знаю – я не привыкла к алкоголю, – сказала я неуверенно. Моя единственная встреча с алкоголем произошла два года назад. Это было на пижамной вечеринке у Синтии. Совершенно безобидная вечеринка, без мальчишек, зато с чипсами и «Классным мюзиклом» на DVD. А также с салатницей, полной ванильного мороженого, апельсинового сока и водки…

Коварство водки проявилось в том, что она в мороженом совершенно не чувствовалась, но на всех подействовала по-разному. Синтия после трёх стаканов рванула фрамугу окна и заорала на весь Челси «Зак Эфрон, я тебя люблю!». Лесли в туалете извергала в унитаз содержимое своего желудка, Пегги объяснялась Саре в любви («ты ткая крсивая, выхди за мня змж»), а Сара разрыдалась сама не зная почему. Со мной получилось хуже всего. Я запрыгнула на Синтину кровать и в непрерывном режиме пела песню «Breaking free». Когда в комнату вошёл Синтин отец, я протянула ему щётку для волос в качестве микрофона и заорала: «Лысый, подпевай! Шевели тазом!». Хотя на следующий день я абсолютно не могла этого объяснить.

После этой неловкой истории мы с Лесли решили навсегда обходить алкоголь стороной (и на пару месяцев Синтиного папу тоже) и последовательно придерживались этого принципа. Хотя иногда казалось чертовски странным быть единственными трезвыми людьми среди кучи пьяного народу. Как, например, сейчас.

С противоположной стороны салона я опять почувствовала на себе взгляд графа Сен Жермена, и мой затылок неприятно зачесался.

– Говорят, что он разбирается в искусстве чтения мыслей, – прошептала леди Бромптон, и я решила временно отказаться от запрета на алкоголь. Только на сегодняшний вечер. И только на пару глотков. Чтобы забыть мой страх перед графом Сен Жерменом. И перед всем остальным.

Специальный пунш леди Бромптон подействовал удивительно быстро, и не только на меня. После второго бокала все сочли, что пение не такое уж и ужасное, а после третьего начали отбивать такт ногами. В результате я пришла к выводу, что никогда ещё не присутствовала на более классной вечеринке. И в самом деле – люди тут оказались намного более непринуждёнными, чем я думала. Даже непринуждённее, чем в XIX веке. И освещение было действительно грандиозное. Как это я до сих пор не заметила, что сотни свечей в зале придают каждому лицу золотистый оттенок? Даже графу, который время от времени улыбался мне с другой стороны салона.

Четвёртый бокал заставил окончательно умолкнуть мой бдительный внутренний голос («Будь внимательна! Никому не доверяй!»). Моему ощущению благополучия мешало лишь то, что Гидеон не сводит глаз с дамы в зелёном платье.

– Теперь наши уши достаточно натренированы, – решила в конце концов леди Бромптон и поднялась с дивана. Аплодируя, она прошла к клавикордам.

– Моя дорогая, дорогая мисс Фэйрфакс. Это было вновь совершенно превосходно, – сказала она, расцеловывая мисс Фэйрфакс в обе щеки и оттесняя её к ближайшему стулу. – Но теперь я прошу всех вас поприветствовать мистера Мерчанта и леди Лавинию, нет-нет, никаких возражений, мы знаем, что вы оба тайно репетировали.

Шаловливый рукосуй мистер Мерчант сел за клавикорды и прошёлся по клавишам в бравурном арпеджио, отчего кузина леди Бромптон завизжала, как восторженная фанатка какой-нибудь тинейджерской музыкальной группы. Прекрасная леди Лавиния одарила Гидеона сияющей улыбкой и прошуршала зелёными юбками к клавикордам. Я заметила, что она не такая юная, как сразу показалось. Но пела она классно! Как Анна Нетребко, которую мы два года назад слушали в Лондонской Королевской опере в Ковент-Гардене. Ну да, может, не так классно, как Нетребко, но в любом случае слушать её было приятно. Для тех, конечно, кто любит темпераментные итальянские арии. Я, честно говоря, не очень, но благодаря пуншу я слушала их с восторгом. А в XIX столетии итальянские оперные арии были, похоже, любимыми шлягерами. Люди в салоне казались совершенно расслабленными. Только у бедного свист… э-э-э… мисс Фэйрфакс было кислое лицо.

– Тебя можно украсть на минутку? – Гидеон подошёл сзади к дивану и улыбнулся мне с высоты своего роста. Ну да, теперь, когда зелёная дама занята, он вспомнил и обо мне. – Графу было бы приятно, если бы ты на некоторое время составила ему компанию.

Ох. Верно, придётся. Я набрала в грудь побольше воздуха, взяла свой бокал и решительно опрокинула его в желудок. Когда я поднялась, в голове у меня приятно зашумело. Гидеон забрал у меня пустой бокал и поставил его на один из этих милых столиков с изогнутыми ножками.

– Неужели там алкоголь? – шёпотом спросил он.

– Нет, это просто пунш, – прошептала я в ответ. Упс, какой здесь неровный пол. – Я вообще не пью алкоголь, ты знаешь? Один из моих железных принципов. Можно получать удовольствие и без алкоголя.

Вздёрнув бровь, Гидеон протянул мне руку.

– Рад, что ты хорошо развлекаешься.

– А я как за тебя рада, – ответила я. Уфф, эти полы в XVIII веке все какие-то неустойчивые. Раньше я этого не замечала. – Я хочу сказать, что она, быть может, для тебя несколько старовата, но пускай это тебя не волнует. Как и то, что у неё уже есть этот герцог как-его-там. Нет, в самом деле, классная вечеринка. И люди тут намного симпатичнее, чем я думала. Такие контактные и выразительные. – Я посмотрела на играющего Рукосуя и демо-версию Нетребко. – И… они поют с очевидным удовольствием. Очень мило. Хочется тут же вскочить и присоединиться.

– Только попробуй, – шепнул Гидеон, ведя меня к дивану, на котором сидел граф. Увидев, что мы приближаемся, граф поднялся с лёгкостью молодого человека и раздвинул губы в улыбке.

Ну хорошо, подумала я и вздёрнула подбородок. Сделаем вид, что я не знаю, что ты, как пишет Гугл, вообще никакой не граф. Сделаем вид, что у тебя действительно есть графство и что ты вовсе не аферист неизвестного происхождения.

Сделаем вид, что в прошлый раз ты не душил меня. Сделаем вид, что я трезвая, как стёклышко.

Я отпустила руку Гидеона, подобрала тяжёлый шёлк платья, расправила юбки и присела в глубоком реверансе, из которого поднялась только тогда, когда граф протянул мне унизанную кольцами руку.

– Моё дорогое дитя, – сказал он, похлопывая меня по руке и насмешливо сверкая своими шоколадными глазами. – Я восхищаюсь твоей элегантностью. После четырёх бокалов специального пунша леди Бромптон некоторые даже не в состоянии выговорить своё имя.

Вот как, он считал. Я виновато потупила глаза. Собственно говоря, бокалов было пять. Но они того стоили! Во всяком случае, я нисколько не тосковала по моим гнетущим страхам. И не оплакивала мои комплексы неполноценности. Нет, мне нравилось моё нетрезвое состояние. Хотя я чуть нетвёрдо стояла на ногах.

– Merci pour le compliment, – пробормотала я.

– Очаровательно, – обронил граф.

– Сожалею, я должен был быть внимательней, – сказал Гидеон.

Граф тихо засмеялся.

– Мой дорогой мальчик, ты был занят в другом месте. И сегодня речь идёт в первую очередь о том, чтобы развлекаться, не так ли? Тем более что лорд Аластер, которому я обязательно хочу представить эту милую юную даму, ещё не появился. Но мне сообщили, что он в пути.

– Один? – спросил Гидеон.

Граф засмеялся.

– Это не имеет значения.

Анна Нетребко для бедных и Рукосуй завершили свою арию оглушительным аккордом, и граф выпустил мою руку, чтобы поаплодировать.

– Разве она не прекрасна? Действительно большой талант, и к тому же такая красавица.

– Да, – тихо ответила я и тоже захлопала в ладоши, стараясь не изображать «лепим, лепим пирожок». – В её голосе есть что-то такое, что заставляет дрожать люстры. – Аплодисменты вывели меня из равновесия, и я слегка пошатнулась.

Гидеон поймал меня.

– Я не понимаю, – сердито сказал он прямо мне в ухо. – Не прошло и двух часов, а ты уже в дупель пьяная! Скажи на милость, что ты себе думала?

– Ты сказал в дупель, я наябедничаю Джордано, – захихикала я. В этой суматохе меня никто, кроме него, не слышал. – И потом, уже поздно ворчать. Я бы сказала, ребёнок уже упал в специальный пунш. – Мою речь прервала икота. – Упс, ззвини. – Я огляделась. – Но другие ещё пьянее, чем я, так что, пожалуйста, не надо праведного гнева не по адресу. У меня всё под контролем. Ты спокойно можешь опять меня отпустить. Я стою крепко, как скала.

– Я тебя предупреждаю, – прошептал Гидеон, но затем действительно отпустил меня.

На всякий случай я поставила ноги шире. Под юбками этого не видно.

Граф добродушно смотрел на нас, и на лице его отражалась исключительно отцовская гордость. Я украдкой посмотрела на него и получила в ответ улыбку, от которой у меня потеплело на сердце. И почему я его так боялась? С большим трудом я вспомнила о рассказе Люкаса: этот человек перерезал горло собственному предку…

Леди Бромптон вновь поспешила к клавикордам и поблагодарила леди Лавинию и мистера Мерчанта за выступление. Затем – прежде чем мисс Фэйрфакс успела подняться со стула – она попросила всех громко поаплодировать сегодняшнему почётному гостю, путешественнику, окружённому тайнами, прославленному графу Сен Жермену.

– Он обещал сыграть сегодня на своей скрипке, – сказала она, и лорд Бромптон поспешил (насколько ему позволяло толстое брюхо) принести футляр с инструментом. Заправленная пуншем публика восхищённо зашумела. Действительно суперклассная вечеринка!

Улыбаясь, граф извлёк скрипку из футляра и стал её настраивать.

– Мне никогда бы не пришло в голову разочаровывать Вас, леди Бромптон, – сказал он мягким голосом. – Но мои старые пальцы уже не такие ловкие, как в то время, когда мы с небезызвестным Джакомо Казановой играли дуэт при французском дворе… и подагра немного мучает меня в эти дни.

По залу пронёсся вздох разочарования, сопровождаемый повсеместным шёпотом.

– …и поэтому сегодня я бы хотел вручить скрипку моему юному другу, – продолжал граф. Гидеон выглядел немного шокированным. Он покачал головой. Но когда граф поднял бровь и сказал «Пожалуйста!», Гидеон, слегка поклонившись, взял в руки смычок со скрипкой и прошёл к клавикордам.

Граф взял меня за руку.

– А мы вдвоём сядем на диван и будем наслаждаться концертом, да? О, дрожать не надо. Садись, дитя моё. Ты этого не знаешь, но со вчерашнего вечера мы наилучшие друзья, ты и я. Потому что у нас был действительно, действительно задушевный разговор, и мы устранили все разногласия.

Ась?

– Вчера вечером? – повторила я.

– Для меня вчера, – ответил он. – Для тебя эта встреча состоится в будущем. – Он засмеялся. – Ты заметила, мне нравится усложнять!

Я озадаченно уставилась на него. В этот момент Гидеон начал играть, и я забыла обо всём на свете. О Боже! Возможно, дело было в пунше, но ох! Скрипка в руках Гидеона выглядела действительно сексуально. Как он взял её в руку и положил под подбородок! Ему больше ничего не надо было делать, я уже улетела. А потом он поднял смычок и провёл им по струнам… Тень от длинных ресниц легла на щеки, волосы упали на лицо. Когда первые звуки скрипки наполнили зал, я почти задохнулась – такими нежно-медовыми были они. Мне внезапно захотелось плакать. До сих пор скрипка не была моим любимым инструментом, собственно говоря, она мне нравилась только в фильмах для иллюстрации особенных моментов. Но сегодня это было невыразимо прекрасно – и печально-нежная мелодия, и юноша, игравший на скрипке эту мелодию. Все в зале слушали затаив дыхание, Гидеон же играл совершенно отрешённо, как будто здесь никого не было.

Я поняла, что плачу, только когда граф прикоснулся к моему лицу и стёр слезу со щеки. Я испуганно отшатнулась.

Он улыбнулся мне, его глаза тепло блестели.

– Ты не должна этого стыдиться, – тихо сказал он. – Будь это иначе, я был бы разочарован.

Я была до такой степени ошеломлена, что в ответ улыбнулась (В самом деле! Как я могла?! Ведь этот человек душил меня!)

– Что это за мелодия? – спросила я.

Граф пожал плечами.

– Я этого не знаю. Полагаю, что она ещё не сочинена.

Когда Гидеон закончил играть, зал разразился сумасшедшими аплодисментами. Улыбаясь, Гидеон раскланялся и уклонился от игры на бис, но от объятий прекрасной леди Лавинии он уклониться не смог. Она повисла на его руке, и ему пришлось притащить её с собой к нашему дивану.

– Разве он не великолепен? – вскричала леди Лавиния. – Когда я увидела эти руки, я сразу поняла, что они способны на чудо!

– Ну ещё бы, – пробормотала я. Я бы охотно поднялась с дивана, особенно чтобы избежать взглядов свысока леди Лавинии, но мне это не удалось. Алкоголь вывел из строя мои мускулы.

– Великолепный инструмент, маркиз, – сказал Гидеон, протягивая графу скрипку.

– Страдивари. Мастер изготовил её специально для меня, – томно ответил граф. – Я бы очень хотел, чтобы ты получил её, мой мальчик. Сегодняшний вечер – прекрасный момент для торжественной передачи.

Гидеон слегка покраснел. Я предположила, что от радости.

– Я… не могу… – Он посмотрел в тёмные глаза графа, потом опустил взгляд и добавил: – Для меня это большая честь, маркиз.

– Прежде всего это честь для меня, – серьёзно ответил граф.

– Боже мой, – пробормотала я. Какое трогательное единодушие.

– Вы так же музыкальны, как Ваш сводный брат, мисс Грей? – спросила меня леди Лавиния.

Нет, скорее всего, нет. Но по крайней мере так же музыкальна, как ты, подумала я.

– Я просто очень люблю петь, – ответила я.

Гидеон предупреждающе глянул на меня.

– Петь! – вскричала леди Лавиния. – Как я и наша милая мисс Фэйрфакс!

– Нет, – твёрдо ответила я. – Я не смогу взять такие высокие звуки, как мисс Фэйрфакс, – (я же не летучая мышь!) – и у меня не такой большой объём лёгких, как у Вас. Но я люблю петь.

– Мы достаточно сегодня музицировали, – заявил Гидеон.

Леди Лавиния выглядела оскорблённой.

– Разумеется, мы были бы в восторге, если бы Вы ещё раз оказали нам честь, – быстро добавил Гидеон, бросая на меня мрачный взгляд. Поскольку я находилось в таком чудесном опьянении, то мне это было всё равно.

– Ты… играл волшебно, – сказала я. – Я плакала. В самом деле.

Он улыбнулся, как будто я отмочила шутку, и положил Страдивари в футляр.

Лорд Бромптон, пыхтя, подошёл к нам с двумя бокалами пунша и заверил Гидеона, что он абсолютно восхищён его виртуозностью и что для бедного лорда Аластера будет большим разочарованием узнать, что он пропустил этот несомненный триумф вечера.

– То есть Вы думаете, что лорд Аластер сегодня ещё появится? – несколько несдержанно спросил граф.

– Я в этом убеждён, – ответил лорд Бромптон, протягивая мне бокал. Я отпила большой глоток. Ох, классная вещь. Стоит только понюхать, и ты уже готов! Готов схватить щётку для волос, запрыгнуть на кровать и запеть «Breaking free», с Заком Эфроном или без!

– Милорд, Вы обязательно должны уговорить мисс Грей представить нам что-нибудь, – заметила леди Лавиния. – Она так любит петь.

– Что? – спросил Гидеон и покачал головой. – Она не будет петь ни в коем случае – я боюсь, что пунш…

– Мисс Грей, Вы всех нас осчастливите, если споёте, – заявил лорд Бромптон с таким интенсивным подмигиванием, что все его пятнадцать подбородков затряслись. – И если дело в пунше, то тем лучше. Пройдёмте со мной к клавикордам, я Вас объявлю.

Гидеон крепко держал меня за руку.

– Это не очень хорошая идея. Лорд Бромптон, я Вас прошу, моя сводная сестра ещё никогда перед публикой…

– Всё бывает в первый раз, – ответил лорд Бромптон, увлекая меня за собой. – Ведь тут все свои! Не будьте занудой.

– Вот именно. Не будь занудой, – сказала я, стряхивая руку Гидеона. – Нет ли у тебя с собой щётки для волос? Просто я лучше пою со щёткой в руке.

Гидеон выглядел слегка растерянным.

– Ни в коем случае, – сказал он, следуя за нами к клавикордам.

У нас за спиной граф тихонько засмеялся.

– Гвен, – прошипел Гидеон. – Прекрати всю эту чушь.

– Пенелопа, – поправила я, опрокинула в себя оставшийся пунш и отдала ему бокал. – Как ты думаешь – им понравится «Over rainbow»? Или, – я захихикала, – «Алилуйя»!

Гидеон застонал.

– Не надо этого делать! Давай вернёмся на место!

– Нет, это слишком современно, да? Или… – Я мысленно просмотрела весь свой плей-лист, а лорд Бромптон в это время торжественно объявлял меня. Рукосуй мистер Мерчант присоединился к нам.

– Не нужно ли даме компетентное сопровождение на клавикордах?

– Нет, даме нужно… нечто совершенно другое, – сказал Гидеон, без сил опускаясь на табурет у клавикордов. – Пожалуйста, Гвен…

– Пен, если на то пошло, – сказала я. – Я знаю, что я спою. «Don't cry for me, Argentina». Я знаю весь текст, и мюзиклы не зависят от времени, ты не находишь? Но, может, они не знают Аргентину…

– Ты ведь не хочешь опозориться перед всеми этими людьми, верно?

Милая попытка запугать меня, но в этих обстоятельствах безуспешная.

– Слушай, – понизив голос, сказала я. – Ну и что эти люди? Во-первых, они уже двести лет как умерли, а во-вторых, все тут супер расслабленные и пьяные – кроме тебя, конечно.

Гидеон застонал и уронил голову в ладонь, при этом его локоть извлёк из клавикордов несколько звуков.

– Вы… э-э-э… может быть, Вы знаете «Memory»? Из «Кошек»? – спросила я мистера Мерчанта.

– О нет, сожалею, – ответил мистер Мерчант.

– Ничего страшного, значит, я спою а капелла, – уверенно сказала я и повернулась к публике. – Песня называется «Memory», и она рассказывает о… влюблённой кошке. Но на самом деле это подходит и к людям. В широком смысле.

Гидеон снова поднял голову и, не веря, посмотрел на меня.

– Пожалуйста, – ещё раз сказал он.

– Мы просто никому не расскажем, – заговорщицки прошептала я. – Окей? Это останется нашей тайной.

– Мы начинаем. Сейчас для нас споёт великолепная, неповторимая и прекрасная мисс Грей! – вскричал лорд Бромптон. – Первое выступление перед публикой!

Я должна была волноваться, потому что все разговоры умолкли и все глаза уставились на меня – но я не волновалась. Ах, пунш был просто великолепный! Надо обязательно узнать рецепт.

Что это я собиралась спеть?

Гидеон взял несколько аккордов, и я узнала первые такты. «Memory». Да, точно. Я благодарно улыбнулась Гидеону. Как мило с его стороны поддержать меня. Я глубоко вдохнула. В этой песне особенно важен первый звук. Если промазать, то можно уже не продолжать. Надо спеть «Midnight» кристально чисто и в то же время без напора.

Я была счастлива, потому что мой голос звучал как у Барбры Стрейзанд. «Not a sound from the pavement, has the moon lost her memory? She is smiling alone».

Посмотрите-ка – Гидеон играет ещё и на клавикордах! И совсем неплохо! О Боже, если бы я уже не была так сильно влюблена в него, то влюбилась бы прямо сейчас. Ему даже не надо было смотреть на клавиши, он смотрел только на меня. И он был какой-то удивлённый, словно он только что сделал поразительное открытие. Может, то, что у луны есть память?

– «All alone in the moonlight I can dream at the old days», – пела я только для него. В салоне была классная акустика, мне казалось, что я пою с микрофоном. Или дело было в том, что в зале стояла мёртвая тишина. «Let the memory live again». Это было намного лучше, чем в караоке. Это было действительно, действительно здорово. И даже если всё это было сном и в любую секунду мог войти отец Синтии и устроить грандиозный скандал – этот момент того стоил.

Разве можно в такое поверить?

Time ain't nothin but time. It's a verse with no rhyme,

and it all comes down to you.

Bon Jovi

11

Единственная проблема состояла в том, что песня была короткая. Я почти уже решила прибавить ещё одну строфу, но потом сообразила, что этим я только испорчу хорошее впечатление, и поэтому оставила всё как есть. С некоторым сожалением я пропела свои любимые строчки: «If you touch me, you'll understand what happiness is. Look, a new day has begun» – и ещё раз поняла, что песня написана не только про кошек. Может быть, дело было в пунше – и даже наверняка! – но гостям суареи наше исполнение понравилось не меньше итальянских арий. Во всяком случае, они аплодировали как сумасшедшие. Глядя на приближающуюся леди Бромптон, я наклонилась к Гидеону и с чувством сказала:

– Спасибо! Это было действительно очень мило с твоей стороны! И ты играешь так классно!

Он снова опустил лицо в ладони, словно не в силах поверить, что он это сделал.

Леди Бромптон меня обняла, а мистер Мерчант восторженно расцеловал меня в обе щеки, назвал сладкоголосым жаворонком и потребовал продолжения.

Я была в таком прекрасном настроении, что с радостью продолжила бы петь, но тут Гидеон очнулся, встал и схватил меня за запястье.

– Я уверен, что Эндрю Ллойд Уэббер был бы в восторге, узнай он, что его музыку оценили и здесь, но моей сестре необходимо отдохнуть. У неё до последней недели было сильное воспаление горла, поэтому она по указанию врача должна беречь голос – иначе он может пропасть.

– Ради Бога! – воскликнула леди Бромптон. – Почему Вы нам раньше не сказали? Бедная девочка!

Я довольно пропела вполголоса «I feel pretty» из «Вестсайдской истории».

– Я… В Вашем пунше действительно есть нечто особенное, – сказал Гидеон. – Я думаю, он заставляет человека забыть об осторожности.

– О да, он действительно такой, – сияя, ответила леди Бромптон. Понизив голос, она продолжила: – Вы только что раскрыли тайну моего гостеприимства. Весь Лондон завидует нашим удачным праздникам, все рвутся получить наше приглашение. Но мне понадобились годы, чтобы довести рецепт до совершенства, и я намереваюсь передать его только на смертном одре.

– Как жаль, – сказала я. – Но Вы правы – Ваша суарея намного прекраснее, чем я ожидала! Меня уверяли, что это будет скучная, чопорная…

– Её гувернантка несколько консервативна, – перебил меня Гидеон. – И можно сказать, что светская жизнь в Дербишире кажется слегка отсталой.

Леди Бромптон захихикала.

– О да, я в этом уверена! О, вот, наконец, и лорд Аластер! – Она поглядела в сторону двери, где лорд Бромптон приветствовал нового гостя. Это был мужчина примерно средних лет (точнее сказать было трудно из-за белоснежного парика), облачённый в сюртук, столь щедро украшенный блёстками и стразами, что он чуть не искрился. Сверкающий эффект усиливался фигурой стоявшего рядом мужчины в чёрном. Он был весь какой-то чёрный – в чёрном плаще, с чёрными волосами и оливковой кожей. А глаза его даже издали напоминали огромные чёрные дыры – как у Ракоци. Среди пёстрого, украшенного драгоценностями общества он казался чужеродным телом. – Я думала, Аластер нас сегодня уже не удостоит. Что было бы, думаю, не очень печально. Его присутствие как-то не способствует раскрепощённости и веселью. Я попытаюсь всучить ему стаканчик пунша и отправить в соседнюю комнату играть в карты…

– А мы попробуем поднять ему настроение нашим пением, – сказал мистер Мерчант, усаживаясь за клавикорды. – Вы окажете мне честь, леди Лавиния? «Cosi fan tutte»?

Гидеон положил мою ладонь на сгиб своего локтя и отвёл меня в сторонку.

– Сколько, чёрт побери, ты выпила?

– Пару бокалов, – ответила я. – Там, кроме алкоголя, определённо было что-то ещё. Может, абсент? Как в этом трагическом фильме с Николь Кидман. «Мулен Руж». – Я вздохнула. – «The greatest thing you'll ever learn is just to love and be loved in return». Могу поспорить, что ты это тоже сыграешь.

– Только для ясности: я ненавижу мюзиклы, – ответил Гидеон. – Как ты думаешь, ты продержишься ещё пару минут? Наконец появился лорд Аластер, мы с ним поздороваемся и можем уходить.

– Уже? Как жаль! – сказала я.

Гидеон, качая головой, посмотрел на меня.

– Похоже, что ты потеряла всякий счёт времени. Если бы я мог, я окунул бы твою голову в холодную воду.

К нам подошёл граф Сен Жермен.

– Это было… совершенно особенное выступление, – сказал он и, вздёрнув бровь, посмотрел на Гидеона.

– Прошу прощения, – вздохнул Гидеон и поглядел в сторону вновь прибывших. – По-моему, лорд Аластер слегка располнел.

Граф рассмеялся.

– Не питай напрасных надежд. Мой друг по-прежнему в отличной форме. Сегодня после обеда Ракоци видел, как он фехтует у Гальяно – ни один юнец не имел против него никаких шансов. Следуйте за мной, мне не терпится увидеть его лицо.

– Он сегодня такой милый, – шепнула я Гидеону, пока мы шли вслед за графом. – Ты знаешь, в прошлый раз он нагнал на меня страху, но сегодня у меня такое ощущение, что он мой дядюшка или что-то в этом роде. Мне он как-то нравится. С его стороны было очень мило подарить тебе скрипку Страдивари. Если продать её на eBay, то наверняка можно выручить целое состояние. Упс, как тут всё шатается.

Гидеон положил мне руку на талию.

– Я клянусь, я тебя убью, когда это всё кончится, – пробурчал он.

– Слушай, у меня язык не заплетается?

– Пока нет. Но я уверен, до этого недалеко.

– Разве я не говорил Вам, что он может появиться в любой момент? – Лорд Бромптон положил руку на плечо сверкающего мужчины, а другую руку – на плечо графа. – Мне сказали, что Вы уже знакомы. Лорд Аластер, Вы ни разу не упоминали, что лично знаете знаменитого графа Сен Жермена.

– Я не имею привычки хвастаться подобными знакомствами, – надменно ответил лорд Аластер, а мужчина с оливковой кожей, стоявший позади него, добавил грубым голосом:

– Это так.

Его горящие чёрные глаза буквально впились в лицо графа, и было видно, что он его жутко ненавидит. На какой-то момент мне показалось, что у него под плащом спрятана шпага, которую он в любой момент может вытащить. Для меня было загадкой, почему он вообще пришёл в таком плаще,. Во-первых, было достаточно тепло, а во-вторых, в этой праздничной обстановке он выглядел в своём плаще невежливым и странным.

Лорд Бромптон форменным образом сиял – казалось, что он не замечает царящей вокруг враждебности.

Граф выступил вперёд.

– Лорд Аластер, какая радость! Хотя нашему знакомству уже несколько лет, я никогда не забывал Вас! – сказал он.

Я стояла за графом и не видела его лица, но, похоже, он улыбался. Его голос звучал дружелюбно и весело.

– Я помню наши разговоры о рабстве и морали… Мне казалось удивительным, что Вы так замечательно умеете различать эти понятия – как и Ваш отец.

– Граф ничего не забывает, – мечтательно поведал лорд Бромптон. – Его мозг феноменален! За несколько последних дней, проведённых в его обществе, я узнал больше, чем за всю предыдущую жизнь. К примеру, знаете ли Вы, что граф умеет создавать искусственные драгоценности?

– Да, это мне известно. – Взгляд лорда Аластера стал ещё более холодным, а его спутник задышал так тяжко, как будто у него вот-вот начнётся приступ бешенства. Я зачарованно уставилась на его плащ.

– Насколько я помню, наука не является любимым коньком лорда Аластера, – заметил граф. – Ах, как невежливо с моей стороны. – Он отступил в сторону, дав лорду и его спутнику возможность увидеть нас с Гидеоном. – Я ведь хотел представить Вам этих очаровательных молодых людей. Честно говоря, это единственная причина, по которой я здесь нахожусь. Люди моего возраста обычно избегают общества и рано ложатся спать.

При виде Гидеона глаза лорда удивлённо расширились.

Лорд Бромптон втиснул своё массивное тело между мной и лордом Аластером.

– Лорд Аластер, разрешите представить – сын виконта Баттена. И воспитанница виконта, очаровательная мисс Грей.

Мой реверанс получился не таким почтительным, как предписывал этикет, причём по двум причинам: во-первых, я боялась потерять равновесие, а во-вторых, лорд казался таким заносчивым, что я совсем забыла, что представляю здесь неимущую воспитанницу виконта Баттена. Эй, я и сама внучка лорда с длинным списком славных предков, и кроме того, в наше время происхождение не играет никакой роли и все люди равны – разве нет?

В любой другой момент у меня бы кровь заледенела в жилах от взгляда лорда Аластера, но пунш оказался надёжным антифризом, поэтому я ответила на него со всем возможным достоинством. Правда, лорд Аластер ненадолго удостоил меня своим вниманием – пока лорд Бромптон разливался соловьём, он не сводил глаз с Гидеона.

Никто не озаботился представить нам черноволосого спутника лорда, и никто, по-моему, не заметил, как он рыкнул на меня из-за плеча лорда Аластера:

– Ты! Демон с сапфировыми глазами! Скоро ты отправишься в ад!

Что, простите? По-моему, это уже чересчур! В поисках поддержки я оглянулась на Гидеона, но на его лице застыла напряжённая улыбка. Он заговорил только тогда, когда лорд Бромптон отошёл за супругой – и парой бокалов пунша.

– Пожалуйста, не затрудняйтесь, лорд Бромптон, – сказал он. – Мы всё равно должны скоро откланяться. Моя сестра ещё несколько слаба после долгой болезни и не привыкла к длительному бодрствованию. – Он снова положил мне руку на талию, а другой рукой взял меня за локоть. – Как вы видите, она не очень крепко стоит на ногах.

Как он был прав! Пол неприятно шатался под моими ногами, и я благодарно прислонилась к Гидеону.

– О, я вернусь сию же секунду! – воскликнул лорд. – Моя жена наверняка сможет уговорить Вас задержаться подольше.

Граф Сен Жермен с улыбкой посмотрел ему вслед.

– Он душа-человек и так любит гармонию – он не вынесет, если мы поссоримся.

Лорд Аластер смотрел на Гидеона с неприкрытой враждебностью.

– Как я припоминаю, в прошлый раз он выдавал себя за некого маркиза Уэлдона. А сегодня он, значит, сын виконта. Ваш протеже, как и Вы, склонен к мошенничеству. Весьма прискорбно.

– Это называется дипломатический псевдоним, – ответил граф, по-прежнему улыбаясь. – Но Вы ничего в этом не смыслите. Как бы то ни было: я слышал, что маленький фехтовальный поединок во время Вашей встречи одиннадцать лет назад доставил Вам большое удовольствие.

– Мне доставляет удовольствие любой фехтовальный поединок, – возразил лорд Аластор. Он сделал вид, что не слышит бурчания своего спутника: «Разгромите врагов Божьих мечами ангелов и архангелов!», и хладнокровно продолжал: – С тех пор я освоил несколько новых приёмов. А Ваш протеже, похоже, за эти одиннадцать лет состарился всего на несколько дней – и как я сам убедился, не имел времени улучшить свою технику.

– Сам убедился? – Гидеон презрительно улыбнулся. – Для этого вам надо было самому там появиться. Но Вы всего лишь послали своих людей, а на них моей техники хватило вполне. Что ещё раз подтверждает, что некоторые вещи лучше делать самому.

– Вы… – Глаза лорда Аластера сузились. – А, вы говорите про происшествие в Гайд-парке в прошлый понедельник. Верно – мне надо было появиться там самому. Правда, в любом случае это было спонтанной идеей. Но без помощи чёрной магии и… девушки Вы бы вряд ли выжили.

– Я рад, что Вы так откровенны, – заметил граф. – Потому что с тех пор как Ваши люди собирались отнять жизнь у моих юных друзей, я стал несколько несдержан… я полагал, что Ваша агрессивность направлена исключительно на меня. Вы, конечно, понимаете, что больше я подобного не потерплю.

– Делайте, что считаете нужным, а я буду делать то, что я считаю нужным, – ответил лорд Аластер, а его спутник прохрипел:

– Смерть! Смерть демонам!

Это прозвучало так необычно, что я не удивилась бы, если бы под его плащом оказался лазерный меч. У него были явно не все дома. Я больше не могла игнорировать его странное поведение.

– Хотя нас друг другу не представили и хотя у меня имеются некоторые проблемы с современными оборотами речи, – сказала я, глядя ему прямо в глаза, – но все эти разговоры о смерти и демонах я нахожу действительно неуместными.

– Не разговаривай со мной, демон! – грубо ответил Дарт Вейдер. – Я невидим для твоих сапфировых глаз! И твои уши не могут меня слышать!

– Хорошо бы, – ответила я и внезапно захотела домой. Или хотя бы на диван, и плевать на широкую спинку. Весь салон шатался вокруг меня, как корабль в бурном море.

Гидеон, граф и лорд Аластер казались сбитыми с толку. Они перестали перебрасываться загадочными фразами и удивлённо уставились на меня.

– Мечи моих потомков проткнут вашу плоть, флорентийский альянс отомстит за причинённое моему роду зло и перед лицом этой земли искоренит то, что неугодно Богу! – заявил Дарт Вейдер, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Ты с кем говоришь? – шепнул Гидеон.

– Вот с ним, – ответила я, вцепилась в него покрепче и показала на Дарта Вейдера. – Кто-то должен сказать ему, что его плащ дерь… не совсем соответствует последней моде. И что я – будьте любезны – никакой не демон и не собираюсь протыкаться мечом его потомков или искореняться с лица земли. Ой.

Рука Гидеона стиснула мой локоть.

– К чему эта комедия, граф? – спросил лорд Аластер, поправляя брошку на галстуке.

Граф не обратил на него внимания. Его взгляд под тяжёлыми веками не отрывался от меня.

– Это интересно, – промолвил он тихо. – Очевидно, она может смотреть прямо в Вашу чёрную заблудшую душу, дорогой Аластер.

– Она выпила столько вина, что я боюсь, она фантазирует, – сказал Гидеон и зашипел мне в ухо: – Заткнись!

Мой желудок от испуга болезненно сжался – я внезапно поняла, что остальные не могут видеть и слышать Дарта Вейдера, потому что он чёртов призрак! Если бы я не была такой пьяной, я бы сразу это заметила. Это какой же глупой надо быть! Ни его одежда, ни причёска не соответствовали этому веку, а уж когда он приступил к своим патетичным проклятьям, я определённо должна была понять, кого (или что) я вижу перед собой.

Лорд Аластер откинул голову назад и сказал:

– Мы оба знаем, у кого тут душа чёрта, граф. С божьей помощью я воспрепятствую тому, что эти… создания вообще родятся!

– Пронзённые мечами святого флорентийского альянса! – провозгласил Дарт Вейдер.

Граф засмеялся.

– Вы всё ещё не понимаете законов времени, Аластер. Уже одно от, что они сейчас стоят перед Вами, доказывает, что Ваши намерения не увенчаются успехом. Возможно, в этом случае Вам не стоит так уж полагаться на Божью помощь. Или на моё долготерпение. – Внезапно его взгляд стал ледяным, и я заметила, что лорд отпрянул назад. На какой-то момент с его лица исчезло всякое высокомерие, а в глазах появился неприкрытый страх.

– Поменяв правила игры, Вы поплатитесь жизнью, – сказал граф тем самым голосом, каким он напугал меня до смерти во время нашей первой встречи, и я вдруг осознала, что он вполне в состоянии собственноручно перерезать кому-нибудь горло.

– На меня не действуют угрозы, – прошептал лорд Аластер, по лицу которого было видно, что это ложь. Бледный как смерть, он схватился за кадык.

– Вы же не собираетесь и в самом деле уходить, мои дорогие? – Леди Бромптон, шурша юбками, присоединилась к нам и радостно всех оглядела.

Лицо графа Сен Жермена разгладилось и приняло прежнее любезное выражение.

– Ах, вот и наша очаровательная хозяйка. Я должен сказать, что Ваша репутация заслужена по праву, миледи. Я уже давно так не веселился.

Лорд Аластер тёр себе горло. На его лицо медленно возвращалась краска.

– Сатана! Сатана! – раздражённо прокричал Дарт Вейдер. – Мы уничтожим тебя, мы собственноручно вырвем твой лживый язык!

– Мои юные друзья, как и я, весьма сожалеют, что нам пора, – продолжал с улыбкой граф. – Но вскоре Вы их вновь увидите, на балу у лорда и леди Пимплботтом.

– Любое общество интересно настолько, насколько интересны его гости, – ответила леди Бромптон. – Поэтому я была бы весьма рада вновь приветствовать Вас у себя. Равно как и Ваших очаровательных юных друзей. Для нас всех это было огромное удовольствие.

– Как и для нас, – ответил Гидеон и осторожно отпустил меня – словно он не был уверен, что я без его помощи устою на ногах. Хотя помещение всё ещё шаталось, как корабль в бурю, а мысли в моей голове, казалось, страдали от жесточайшей морской болезни (это чтобы не выходить из морского образа), мне удалось во время прощания собраться и не посрамить уроков Джордано и прежде всего Джеймса. Лишь лорда Аластера и выкрикивающего угрозы призрака я не удостоила взглядом. Я присела перед лордом и леди Бромптон, поблагодарила их за прекрасный вечер и не моргнув глазом вынесла влажное целование руки лордом Бромптоном.

Перед графом я присела в особенно глубоком реверансе, но не рискнула посмотреть ему в лицо. Когда же он сказал:

– Итак, мы увидемся вчера днём, – я только кивнула в ответ и, опустив глаза, стала ждать, когда Гидеон вновь присоединится ко мне. Он взял меня за руку, и я благодарно позволила ему себя увести.

– Чёрт побери, Гвендолин, это же тебе не вечеринка одноклассников! Как ты только могла? – Гидеон небрежно набросил мне на плечи шаль. У него был такой вид, словно он сейчас начнёт меня трясти.

– Извини, – сказала я в который раз.

– Лорд Аластер приехал лишь в сопровождении своего пажа и кучера, – пророкотал Ракоци, выскочивший откуда-то как чёрт из табакерки. – Дорога до церкви и сама церковь проверены, все выходы из церкви охраняются.

– Тогда идём, – сказал Гидеон, беря меня за руку.

– Я могу понести юную даму, – предложил Ракоци. – Кажется, она неуверенно стоит на ногах.

– Чудесная идея, но нет, спасибо, – ответил Гидеон. – Она пройдёт эти несколько метров сама, да? – Я решительно кивнула.

Дождь усилился. После ярко освещённого салона дорога назад показалась мне ещё более жуткой, чем путь сюда. Тени снова как будто ожили, во всех углах чудились фигуры, готовые на нас наброситься. «…Перед лицом этой земли искореним то, что неугодно Богу!», – словно шептали тени.

И Гидеону, казалось, было не по себе. Он шёл так быстро, что я с трудом держалась вровень с ним, и всю дорогу молчал. К сожалению, влажность не способствовала прояснению головы и выравниванию почвы под ногами. Поэтому когда мы добрались до церкви, я испытала колоссальное облегчение. Гидеон, обменявшись несколькими словами с Ракоци, усадил меня на скамью рядом с алтарём. Я закрыла глаза и прокляла своё безрассудство. Конечно, у этого пунша был и позитивный эффект, но лучше бы я придерживалась нашего с Лесли антиалкогольного пакта. Задним умом мы все крепки.

На алтаре по-прежнему горела одна-единственная свеча, остальная церковь тонула во мраке. Когда Ракоци удалился – «Все двери и окна будут охраняться моими людьми, пока Вы не переместитесь обратно», – меня охватил страх. Я посмотрела на Гидеона, стоявшего рядом с моей скамьёй.

– Здесь внутри так же жутко, как снаружи. Почему он не остался с нами?

– Из вежливости. – Он скрестил руки на груди. – Он не хочет слышать, как я буду тебя ругать. Но не волнуйся, здесь никого нет. Люди Ракоци проверили каждый угол.

– Сколько ещё осталось до возвращения?

– Не очень много. Гвендолин – тебе ясно, что ты делала не то, что должна была делать, а с точностью до наоборот? Как, впрочем, и всегда.

– Ты не должен был оставлять меня одну – спорим, что ты должен был поступить с точностью до наоборот?

– Теперь ты пытаешься свалить всю вину наменя! Сначала ты напиваешься, потом поёшь зонги из мюзиклов, а потом ведёшь себя как ненормальная именно перед лордом Аластером! Что это за болтовня о мечах и демонах?

– Не я её начала. Это был тот чёрный, ужасный при… – я прикусила губу. Я просто не могла ему этого сказать, он и так считал меня довольно странной.

Гидеон понял моё внезапное молчание абсолютно неправильно.

– О нет! Пожалуйста, только не тошни! Или тогда уже где-нибудь не рядом со мной! – Он посмотрел на меня с лёгким отвращением. – О Боже, Гвендолин, я допускаю, что напиваться на вечернике – это классно, но не на этой же вечеринке!

– Я и не собираюсь тошнить. – Пока не собираюсь. – И я никогда не пью на вечеринках – что бы ни рассказывала Шарлотта.

– Она мне совершенно ничего не рассказывала, – ответил Гидеон.

Я невольно рассмеялась.

– Не-е-е, конечно. И она не говорила, что мы с Лесли путались с каждым парнем из нашего класса и с почти каждым из следующего?

– Почему она должна была такое говорить?

Давай подумаем – может быть, потому, что она коварная рыжая ведьма? Я попыталась почесать голову, но мои пальцы не смогли проникнуть сквозь толщу кудрей. Поэтому я вытянула из причёски булавку и с удовольствием почесалась ею.

– Мне действительно жаль! О Шарлотте можно много чего сказать, но она бы этот пунш даже не понюхала.

– Это верно, – сказал Гидеон и внезапно улыбнулся. – Правда, тогда эти люди не услышали бы Эндрю Ллойда Уэббера на двести лет раньше, а это было бы жалко.

– Верно… даже если завтра я буду готова провалиться сквозь землю от стыда. – Я спрятала лицо в ладонях. – Собственно, если хорошенько подумать, то я уже готова.

– Это хорошо, – сказал Гидеон. – Это значит, что действие алкоголя проходит. Но у меня есть маленький вопрос: зачем тебе понадобилась щётка для волос?

– Вместо микрофона, – пробормотала я сквозь пальцы. – О Боже! Я просто кошмар.

– Зато у тебя красивый голос, – ответил Гидеон. – Даже мне, записному мюзиклоненавистнику, понравилось твоё пение.

– Почему же ты их так хорошо играешь, если ты их ненавидишь? – Я опустила руки на колени и посмотрела на него. – Ты просто невероятный! Есть ли что-нибудь, чего ты не умеешь? – Боже мой, речи, как у восторженной фанатки!

– Нет! Можешь спокойно считать меня богом. – Он улыбнулся. – Это опять очень мило с твоей стороны. Пойдём, уже время. Нам надо занять наши позиции.

Я поднялась и попыталась держаться по возможности прямо.

– Давай сюда, – направлял меня Гидеон. – Ладно, не гляди так сокрушённо. В принципе вечер был успешный. Может быть, он был немного не такой, как мы представляли, но он прошёл в точности по плану. Эй, стой. – Он обхватил мою талию ладонями и притянул меня к себе, так что моя спина оказалась на его груди. – Ты можешь спокойно прислониться ко мне. – Он помолчал. – И прости, что я был такой грубый.

– Я уже забыла. – Небольшая ложь. Но это был первый раз, когда Гидеон извинялся за своё поведение, и, возможно, дело было в алкоголе или его последствиях, но меня это очень тронуло.

Какое-то время мы молча глядели на колеблющееся пламя свечи. Казалось, что тени между колоннами тоже колеблются и бросают сгустки тьмы на пол и потолок.

– Этот Аластер – почему он так ненавидит графа? Это что-то личное?

Гидеон стал играть прядью моих волос.

– Это как посмотреть. Организация, вот уже несколько столетий пышно именующая себя флорентийским альянсом, является на самом деле чем-то вроде семейного предприятия. Во время своих перемещений в XVI век граф по ошибке поссорился с семьёй флорентийского графа ди Мадроне. Или, скажем так, его способности были ими целиком неправильно поняты: путешествия во времени совершенно не сочетались с религиозными воззрениями флорентийского графа, и кроме того, была какая-то проблема с его дочерью, во всяком случае, граф был убеждён, что имеет дело с демоном, и чувствовал себя призванным Богом истребить сие исчадие ада. – Его голос звучал у самого моего уха, и прежде чем заговорить снова, он коснулся губами моей шеи. – Когда граф ди Мадроне умер, это наследие перешло к его сыну, а от него к его сыну и так далее. Так что лорд Аластер – последний в ряду фанатичных охотников за демонами.

– Понимаю, – ответила я, что не совсем соответствовало истине. Но всё это как-то согласовывалось с тем, что я до сих пор видела и слышала. – Скажи, ты меня сейчас не целуешь?

– Нет, только почти, – пробормотал Гидеон прямо мне в шею. – Я ни в коем случае не хочу использовать твоё опьянение и то, что ты считаешь меня богом. Но мне это как-то не легко…

Я закрыла глаза и положила голову на его плечо. Он ещё крепче прижал меня к себе.

– Да, это нелегко. В твоём присутствии у меня в церкви всякий раз появляются глупые мысли…

– Есть кое-что, чего ты обо мне не знаешь, – сказала я с закрытыми глазами. – Иногда я вижу… я могу… то есть люди, которые давно умерли… иногда я их вижу и слышу, что они говорят. Как вот сейчас. Я думаю, что человек, которого я видела рядом с лордом Аластером, мог быть этим итальянским графом.

Гидеон молчал. Наверное, размышлял, как бы ему потактичнее порекомендовать мне хорошего психиатра.

Я вздохнула. Мне надо было оставить это при себе. Сейчас он меня считает ещё и сумасшедшей.

– Начинается, Гвендолин. – Он слегка отодвинул меня от себя и повернул так, чтобы я его увидела. Было темно, и я не могла разглядеть его лица, но он точно не улыбался. – Будет хорошо, если ты в секунды после моего прыжка сможешь устоять на ногах. Готова?

Я покачала головой.

– Не совсем.

– Я сейчас тебя отпущу, – сказал он и тут же исчез. Я осталась одна среди всех этих жутких теней. И только через несколько секунд я ощутила коловорот в животе и вращение теней вокруг меня.

– Вот и она, – произнёс голос мистера Джорджа. От яркого света я зажмурилась. Галогеновое освещение в сравнении с золотом свечей в салоне леди Бромптон действительно било по глазам.

– Всё в порядке, – сказал Гидеон, бросив на меня испытывающий взгляд. – Вы можете закрыть свой медицинский чемоданчик, доктор Уайт.

Доктор Уайт пробурчал что-то нечленораздельное. И в самом деле, алтарь был заставлен всевозможными приборами, вполне способными украсить любой операционный зал.

– Боже мой, доктор Уайт, это что, зажимы для сосудов? – Гидеон рассмеялся. – Какое интересное представление о суарее XVIII века.

– Я хотел подготовиться к любым неожиданностям, – объяснил доктор Уайт, собирая инструменты в чемоданчик.

– Мы с нетерпением ждём вашего отчёта, – сказал Фальк де Вильерс.

– А я не могу дождаться, когда я вылезу из этих шмоток, – ответил Гидеон, развязывая шейный платок.

– Ну что, всё... получилось? – спросил мистер Джордж, нервно взглянув на меня.

– Да, – ответил Гидеон, отбрасывая платок. – Всё прошло точно в соответствии с планом. Лорд Аластер появился позже, чем ожидалось, но достаточно вовремя, чтобы увидеть нас. – Он усмехнулся мне. – И Гвендолин сыграла свою роль великолепно. Настоящая воспитанница виконта Баттена не могла бы выступить лучше.

Я ничего не могла с собой поделать, я покраснела.

– Буду рад рассказать об этом Джордано, – с ноткой гордости в голосе ответил мистер Джордж и подал мне руку. – Не то чтобы я ожидал чего-то другого...

– Нет, конечно, нет, – пробормотала я.

Каролина шёпотом разбудила меня:

– Гвенни, прекрати петь! Это неуместно!

Я рывком села в кровати и уставилась на неё.

– Я пела?

– Что?

– Ты сказала, что я должна прекратить петь.

– Я сказала, что ты должна проснуться!

– То есть я не пела?

– Ты спала, – ответила Каролина, качая головой. – Поторопись, ты опять опаздываешь. И мама велела тебе передать, чтобы ты ни в коем случае не брала её душ-гель!

Под душем я попыталась прогнать воспоминания о вчерашнем дне, но мне это, к сожалению, не удалось. Поэтому я несколько минут простояла у двери ванной, упершись в неё лбом и бормоча про себя: "Мне всё это только приснилось". Не улучшала ситуацию и головная боль.

Когда я наконец спустилась в столовую, завтрак, по счастью, уже почти закончился. Хемериус болтался на люстре и качал головой.

– Ну что протрезвела, маленькая пьянчужка?

Леди Ариста окинула меня взглядом с головы до ног.

– Ты специально накрасила только один глаз?

– Э-э-э... нет. – Я уже хотела развернуться, но мама сказала:

– Сначала завтрак! Ресницы ты можешь подкрасить и позже.

– Завтрак – важнейшая еда дня, – заявила тётя Гленда.

– Чушь! – откликнулась тётушка Мэдди. Она сидела в большом кресле перед камином, закутавшись в халат и подобрав ноги, как маленькая девочка. – Завтрак вполне можно пропустить – при этом экономится куча калорий, которые вечером можно инвестировать в стаканчик вина. Или два. Или три.

– Похоже, что пристрастие к алкогольным напиткам имеет свои корни в семье, – высказался Хемериус.

– Да, и это видно по её фигуре, – прошептала тётя Гленда.

– Гленда, я, может быть, несколько толста, но отнюдь не глуха, – заметила тётушка Мэдди.

– Лучше бы ты осталась в постели, – заявила леди Ариста. – Завтрак проходит более расслабленно, когда ты высыпаешься.

– К сожалению, я не могу выбирать! – заявила в ответ тётушка Мэдди.

– У неё этой ночью опять было видение, – объяснила мне Каролина.

– Да, действительно, – сказала тётушка Мэдди. – Это было ужасно. Очень печально. Произвело на меня большое впечатление. Там было это прекрасное сердце из отшлифованного рубина, оно сверкало на солнце. Лежало высоко на гребне скалы.

Я не была уверена, хочется ли мне слушать дальше.

Мама улыбнулась мне.

– Съешь что-нибудь, дорогая. Хотя бы немного фруктов. И просто не слушай.

– А потом подошёл лев, – тётушка Мэдди вздохнула. – С прекрасной золотой гривой.

– У-у-у! – завыл Хемериус. – И сверкающими зелёными глазами, это как пить дать!

– У тебя лицо в фломастере, – сказала я Нику.

– Тссс, – ответил он. – Сейчас начнётся самое интересное.

– И когда лев увидел сердце, он пнул его лапой, и сердце упало – глубоко-глубоко в ущелье, – продолжала тётушка Мэдди, драматично прижимая руки к груди. – И разбилось на сотни осколков. Когда я их хорошенько разглядела, то увидела, что это капельки крови.

Я сглотнула. Мне вдруг стало плохо.

– Уфф, – сказал Хемериус.

– А дальше? – спросила Каролина.

– А дальше ничего, – ответила тётушка Мэдди. – Это всё, и это достаточно ужасно.

– Ох, – разочарованно сказал Ник. – А так хорошо начиналось.

Тётушка Мэдди недовольно сверкнула на него глазами.

– Я не пишу сценарии, моя мальчик!

– И слава Богу, – пробормотала тётя Гленда. Она повернулась ко мне, открыла рот и закрыла его снова.

Вместо неё заговорила Шарлотта.

– Гидеон рассказал, что ты хорошо выдержала суарею. Надо сказать, что по этому поводу я испытала большое облегчение. Я думаю, все испытали большое облегчение.

Я её проигнорировала, но с упрёком поглядела на люстру.

– Я хотел рассказать тебе вчера вечером, что карьеристка была на ужине у Гидеона. Но – как бы это выразиться? Ты была слегка… не в форме.

Я фыркнула.

– Что я мог поделать, если твой драгоценный камушек пригласил её остаться на ужин. – Хемериус оттолкнулся и спикировал на стул тётушки Мэдди, уселся и обвил хвостом лапы. – Я хочу сказать, что я на его месте сделал бы то же самое. Во-первых, она весь день возилась с его братом. И ещё она убрала квартиру и выгладила его рубашки.

– Что?

– Ещё раз – что я мог поделать? Во всяком случае, он был ей так благодарен, что моментально наколдовал блюдо из спагетти на три персоны... Боже мой, в каком прекрасном настроении был парень! Как будто он что-то принял. А теперь закрой, пожалуйста, рот, на тебя все смотрят.

И верно.

– Я пойду накрашу второй глаз.

– И, может быть, наложи немного румян, – сказала Шарлотта. – Просто маленький совет.

– Я её ненавижу! – сказала я. – Я её ненавижу. Я её ненавижу!

– Боже! Только потому, что она гладила его дерьмовые рубашки? – Лесли, качая головой, посмотрела на меня. – Это же действительно... глупо!

– Он для неё готовил! – причитала я. – Она весь день была в его квартире!

– Но зато он обнимал и целовал тебя в церкви, – сказала Лесли и вздохнула.

– Ничего подобного!

– Но он бы хотел!

– Шарлотту он тоже целовал!

– На прощание и в щёку! – проорал мне в ухо Хемериус. – Если мне это опять придётся повторять, то я лопну! Всё, я смываюсь. Вся эта девчоночья ерунда всякий раз меня убивает. – Взмахнув крыльями, он взлетел на крышу школы и устроился там поудобнее.

– Я больше не хочу этого слышать, – сказала Лесли. – Сейчас гораздо важнее, чтобы ты вспомнила всё сказанное вчера. Я имею ввиду вещи действительно важные, ну ты понимаешь, где речь идёт о жизни и смерти!

– Я рассказала тебе всё, что знаю, – заверила я, потирая лоб. Благодаря трём таблеткам аспирина головная боль ушла, но осталась тяжесть в висках.

– Хм. – Лесли углубилась в свои записи. – Почему ты не спросила Гидеона, при каких обстоятельствах он встретил лорда Аластера 11 лет назад и о каком поединке шла речь?

– Я много о чём его не спросила, поверь мне!

Лесли снова вздохнула.

– Я составлю тебе список. Ты можешь периодически вплетать в разговор тот или иной вопрос, если это подойдёт стратегически и тебе позволят гормоны. – Она спрятала блокнот и посмотрела в сторону школьных ворот. – Пора идти на уроки, иначе мы опоздаем. Я непременно хочу увидеть, как Рафаль Бертелен в первый раз переступит порог класса. Бедный парень – наверное, наша школьная форма кажется ему тюремной робой.

Мы сделали небольшой крюк к нише Джеймса. В утренней толчее не будет заметно, что я с ним разговариваю, тем более если Лесли сделает вид, что я обращаюсь к ней.

Джеймс поднёс к носу надушенный платочек и огляделся.

– Как я вижу, ты на сей раз не привела ту невоспитанную кошку.

– Представь себе, Джеймс, я была на суарее у леди Бромптон, – сказала я. – И я делала реверансы точно так, как ты меня научил.

– Леди Бромптон, ну-ну, – ответил Джеймс. – Не то чтобы она считалась хорошим обществом. Её вечера всегда такие бурные.

– Да, верно. Я надеялась, что так и должно быть.

– Слава Богу, нет! – Джеймс уязвлённо поджал губы.

– Ну, как бы то ни было, я думаю, что в следующую субботу или около того я приглашена на бал к твоим родителям. Лорд и леди Пимплботтом.

– Не могу себе этого представить, – ответил Джеймс. – Для моей матери очень важно безупречное общество.

– Ну, сердечное спасибо, – сказала я, поворачиваясь, чтобы уйти. – Ты действительно сноб!

– Это не было оскорблением! – крикнул мне вслед Джеймс. – И что значит сноб?

Когда мы подошли к классу, Рафаэль уже стоял там, прислонившись к дверному косяку. Он выглядел таким удручённым, что мы остановились.

– Привет, я Лесли Хэй, а это моя подруга Гвендолин Шеферд, – сказала Лесли. – Мы познакомились в пятницу возле кабинета директора.

Слабая улыбка осветила его лицо.

– Я рад, что хоть вы меня узнали. У меня с этим были сложности, когда я увидел себя в зеркале.

– Да, – согласилась Лесли. – Ты выглядишь как стюард на океанском лайнере. Но ты к этому привыкнешь.

Улыбка Рафаэля стала шире.

– Только следи, чтобы галстук не попал в суп, – сказала я. – Со мной это постоянно происходит.

Лесли кивнула.

– Еда, кстати, в основном ужасная. В остальном тут не так уж плохо. Уверена, ты скоро почувствуешь себя как дома.

– Ты ведь не была на юге Франции, нет? – с некоторой горечью спросил Рафаэль.

– Нет, – ответила Лесли.

– Это заметно. Я никогда не буду чувствовать себя как дома в стране, где дождь льёт по двадцать четыре часа в сутки.

– Мы, англичане, не любим, когда ругают нашу погоду, – сказала Лесли. – Ах, вон идёт миссис Каунтер. Она, к твоему счастью, немного франкофил и точно полюбит тебя, если ты периодически будешь вставлять в речь французские слова, как бы по ошибке.

– Tu es mignonne, – сказал Рафаэль.

– Я знаю, – ответила Лесли и потянула меня дальше. – Но я не франкофил.

– Он на тебя запал, – заметила я, бросая учебники на парту.

– Да ради Бога, – ответила Лесли. – Но он, к сожалению, не в моём вкусе.

Я засмеялась.

– Ну конечно!

– Ах, Гвендолин, хватит того, что одна из нас уже потеряла разум. Я знаю этот тип парней. От них одни проблемы. Кроме того, он заинтересовался мной только потому, что Шарлотта сказала ему, что я лёгкая добыча.

– И потому что ты выглядишь, как твой пёс Берти, – добавила я.

– Вот именно, поэтому тоже. – Лесли засмеялась. – Кроме того, он меня сразу же же забудет, когда на него накинется Синтия. Смотри, она специально сходила к парикмахеру и сделала мелирование.

Но Лесли ошиблась. Рафаэль не выглядел особенно заинтересованным в разговоре с Синтией. На перемене, когда мы сидели на скамье под каштаном и Лесли в очередной раз изучала записку с кодом из "Зелёного всадника", он небрежно подошёл к нам и уселся рядом, не дожидаясь приглашения.

– О, класс, геокэшинг!

– Что? – Лесли недовольно посмотрела на него.

Рафаэль показал на листок.

– Вы не знаете, что такое геокэшинг? Это модная игра типа охоты за сокровищами с помощью GPS. Цифры выглядят, как географические координаты.

– Нет, это только... в самом деле?

– Дай посмотреть. – Рафаэль взял из её рук листок. – Если считать, что ноль перед буквами должен стоять повыше и таким образом обозначать градус. А штрихи – это минуты и секунды.

До нас донёсся громкий шум с лестницы. Там Синтия, дико жестикулируя, что-то втолковывала Шарлотте, а Шарлотта злобно на нас глядела.

– О Боже! – Лесли совершенно разволновалась. – То есть это значит 57 градусов, 30 минут, 41.78 секунд северной широты и 0 градусов, 8 минут и 49,91 секунд западной долготы?

Рафаэль кивнул.

– Это обозначает какой-то пункт? – спросила я.

– Да-да, – ответил Рафаэль. – Довольно маленький пункт площадью примерно в четыре квадратных метра. И – что там находится? Тайник?

– Если бы мы знали, – сказала Лесли. – Мы не знаем даже, где это.

Рафаэль пожал плечами.

– Это легко выяснить.

– Но как? Для этого нужен какой-нибудь прибор GPS? И как он функционирует? Я не имею никакого понятия, – взволнованно сказала Лесли.

– Зато я знаю. И я бы мог помочь тебе, – ответил Рафаэль. – Mignonne.

Я снова поглядела на лестницу. Там к Синтии и Шарлотте присоединилась ещё и Сара, и все трое злобно на нас глядели. Лесли ничего этого не заметила.

– Окей, – сказала Лесли. – Но это надо сделать сегодня после школы. Потому что мы не можем терять времени.

–Я тоже не могу, – ответил Рафаэль. – Встретимся сегодня в парке в четыре часа. К тому моменту я как-нибудь отделаюсь от Шарлотты.

– Не думай, что это будет просто. – Я бросила на него сочувственный взгляд.

Рафаэль усмехнулся.

– Я думаю, ты меня недооцениваешь, маленькая путешественница во времени.

Мы можем видеть, как чашка падает со стола и разбивается на осколки, но мы никогда не увидим, как чашка складывается и возвращается на стол. Увеличение беспорядка, или энтропии, даёт возможность отличить прошлое от будущего и придаёт таким способом времени определённое направление.

(Стивен Хокинг).

12

– Я могла бы просто надеть то платье, которое надевала на прошлой неделе, – сказала я мадам Россини, когда та упаковывала меня в нежно-розовую мечту маленьких девочек, вышитую кремовыми и бордовыми цветами. – То голубое. Оно всё ещё висит у меня в шкафу, вам надо было мне сказать.

– Тсс, Лебединая шейка, – ответила мадам Россини. – Как ты думаешь, за что мне здесь платят деньги? За то, чтобы ты два раза надевала одно и то же? – Она занялась маленькими пуговичками на спине. – Я только немного расстроена, что ты разрушила свою причёску. В рококо такое произведение искусства должно было держаться несколько дней. Дамы специально спали сидя.

– Ну да, но я вряд ли могла бы ходить так в школу, – заметила я. Наверное, с такой горой на голове я бы застряла в дверях автобуса. – А Гидеона одевает Джордано?

Мадам Россини цокнула языком.

– Ба! Этот юноша говорит, что ему в одевании помощь не нужна! То есть он снова будет одет в скучные цвета и невозможно завязанный галстук. Но я сдалась. Так, что мы делаем с твоими волосами? Я сейчас принесу плойку, и мы просто вплетём туда ленту, et bien.

Пока мадам Россини завивала мне волосы, пришла смс-ка от Лесли. "Жду ещё две минуты, и если le petit francais не появится, то он может забыть mignonne".

Я написала в ответ: "Эй, вы договорились только через четверть часа! Дай ему ещё по крайней мере 10 минут!"

Ответа Лесли я не увидела, потому что мадам Россини забрала у меня мобильник, чтобы сделать обязательные фотографии. Розовое смотрелось на мне не так уж и плохо (в обычной жизни это был совсем не мой цвет), но причёска выглядела так, как будто я провела ночь с пальцами в розетке. Розовая лента в волосах казалась напрасной попыткой удержать взорвавшуюся причёску. Зашедший за мной Гидеон откровенно захихикал.

– Оставь это! Если уж над кем смеяться, то над тобой! – напустилась на него мадам Россини. – Ха! Как ты опять выглядишь!

Бог мой, да! Как он опять выглядел! Надо запретить так хорошо смотреться – в дурацких брюках до колен и вышитом сюртуке бутылочного цвета, который оттенял его глаза.

– У тебя нет никакого понятия о моде, мальчик! Иначе ты бы приколол к сюртуку изумрудную брошь, которая входит в этот костюм. И эта неуместная шпага – ты должен изображать джентльмена, а не солдата!

– Вы, конечно, правы, – ответил Гидеон, всё ещё хихикая. – Но мои волосы, по крайней мере, не выглядят как проволочная губка, которой я чищу свои кастрюли!

Я постаралась придать своему лицу высокомерное выражение.

– Которой ты чистишь свои кастрюли? Ты не путаешь себя с Шарлотттой?

– Что?

– Ведь это она с недавнего времени у тебя убирается!

Гидеон несколько смутился.

– Это... не... совсем так.

– Ха, мне сейчас на твоём месте тоже было бы неловко, – сказала я. – Дайте мне, пожалуйста, шляпу, мадам Россини. – Шляпа – гигантское страшилище с бледно-розовыми перьями – будет в любом случае лучше таких волос. По крайней мере, я так думала. Один взгляд в зеркало показал, что я фатально заблуждалась.

Гидеон снова захихикал.

– Ну что, мы можем идти? – фыркнула я.

– Позаботься о моей Лебединой шейке, слышишь?

– Я всегда это делаю, мадам Россини.

– Как бы не так, – сказала я в коридоре и показала на чёрный платок в его руке. – Что, глаза завязывать не будем?

– Нет, обойдёмся без этого. По известным причинам, – ответил Гидеон. – И из-за шляпы.

– Ты всё ещё думаешь, что я завлеку тебя за угол и ударю доской по башке? – Я поправила шляпу. – Кстати, я ещё раз об этом подумала. И считаю, что для случившегося есть простое объяснение.

– Какое именно? – Гидеон поднял брови.

– Ты уже потом так решил. Пока ты лежал без сознания, ты видел во сне меня и поэтому потом всё на меня свалил!

– Да, мне эта идея тоже приходила в голову, – к моему удивлению, сказал он, взял меня за руку и повёл вперёд. – Но – нет! Я знаю, что я видел.

– И почему ты никому не рассказал, что это якобы я завлекла тебя в ловушку?

– Я не хотел, чтобы они думали о тебе ещё хуже, чем уже думают. – Он усмехнулся. – Ну как, голова не болит?

– Я не так уж много выпила, – сказала я.

Гидеон засмеялся.

– Не-е, конечно. По сути дела ты была трезвая как стёклышко!

Я отбросила его руку.

– Мы можем поговорить о чём-нибудь другом?

– Да ладно! Я же могу немного подразнить тебя. Ты вчера вечером была такая милая. Мистер Джордж и в самом деле подумал, что ты совершенно устала, когда ты заснула в лимузине.

– Самое большое на две минуты, – уязвлённо сказала я. Наверное, я пустила слюну или чего похуже.

– Надеюсь, что ты сразу отправилась спать.

– Хм, – ответила я. Я смутно помнила, что мама вытащила из моих волос все четыре тысячи булавок и что я заснула прежде, чем голова коснулась подушки. Но я не хотела ему этого рассказывать, он, в конце концов, развлекался в это время с Шарлоттой, Рафаэлем и спагетти.

Гидеон остановился так внезапно, что я в него врезалась – и тут же позабыла дышать.

Он повернулся ко мне.

– Послушай, – пробормотал он. – Я не хотел говорить этого вечером, я думал, что ты слишком пьяная, но теперь, когда ты снова трезвая и ершистая как обычно... – Его пальцы осторожно погладили мой лоб, и я оказалась почти в состоянии гипервентиляции. Вместо того, чтобы продолжить, он поцеловал меня. Я закрыла глаза прежде, чем его губы коснулись моих. Поцелуй опьянил меня больше, чем вчерашний пунш, мои колени подогнулись, а в животе запорхали бабочки.

Когда Гидеон вновь отпустил меня, он, видимо, забыл, о чём он хотел мне сказать. Он оперся рукой о стену рядом с моей головой и серьёзно посмотрел на меня.

– Так больше продолжаться не может.

Я попыталась выровнять дыхание.

– Гвен…

В коридоре послышались шаги. Гидеон мгновенно убрал руку и обернулся. Через секунду перед нами стоял мистер Джордж.

– А вот и вы. Мы уже вас ждём. Почему у Гвендолин не завязаны глаза?

– Я совершенно забыл об этом. Пожалуйста, завяжите. – сказал Гидеон, протягивая мистеру Джорджу повязку. – Я… э-э-э… пройду вперёд.

Мистер Джордж со вздохом посмотрел ему вслед. Потом он перевёл взгляд на меня и снова вздохнул.

– Мне казалось, я тебя предупреждал, Гвендолин, – сказал он, завязывая мне глаза. – Ты должна быть осторожнее в своих чувствах.

– Н-да, – ответила я, трогая предательски покрасневшие щёки. – Значит, не заставляйте меня проводить с ним так много времени…

Ну вот, опять типичная логика Стражей. Если бы они хотели воспрепятствовать моей влюблённости в Гидеона, то должны были позаботиться о том, чтобы он оказался непривлекательным болваном. С дурацкой чёлкой, грязными ногтями и безграмотной речью. И скрипку тоже побоку.

Мистер Джордж вёл меня сквозь темноту.

– Наверное, прошло слишком много времени с тех пор, я был шестнадцатилетним. Я помню только, что люди в этом возрасте очень впечатлительны.

– Кстати, мистер Джордж – вы кому-нибудь рассказывали, что я вижу призраков?

– Нет, – ответил мистер Джордж. – То есть я пытался, но никто не хотел меня слушать. Ты знаешь, Стражи – учёные и мистики, но насчёт парапсихологии они не очень. Осторожно, ступенька.

– Лесли – это моя подруга, хотя вы это, наверное, давно знаете – так вот, Лесли считает, что эта… способность и есть магия Ворона.

Мистер Джордж некоторое время молчал.

– Да. Я тоже так думаю, – сказал он наконец.

– И в чём конкретно должна помочь магия Ворона?

– Моё милое дитя, если бы я только знал ответ на этот вопрос. Я бы хотел, чтобы ты больше полагалась на здоровый человеческий разум, но…

– …но он безнадёжно утерян, хотели вы сказать? – Я невольно засмеялась. – Возможно, вы правы.

Гидеон уже ждал нас в помещении хронографа вместе с Фальком де Вильерсом. Фальк, настраивая хронограф, рассеянно отпустил мне комплимент по поводу платья.

– Итак, Гвендолин, сегодня состоится твой разговор с графом Сен Жерменом. Накануне суареи, во второй половине дня.

– Я знаю, – ответила я, искоса взглянув на Гидеона.

– Это не особенно сложное задание, – продолжал Фальк. – Гидеон отведёт тебя наверх в его покои и потом снова заберёт.

То есть мне придётся оставаться с графом одной. При этой мысли меня охватило какое-то гнетущее чувство.

– Не бойся. Вы же вчера так хорошо поладили, помнишь? – Гидеон вложил палец в хронограф и улыбнулся мне. – Готова?

– Готова, если ты готов, – тихо ответила я. Помещение озарилось белым светом, и Гидеон исчез.

Я сделала шаг вперёд и протянула Фальку руку.

– Пароль дня – «Qui nescit dissimulare nescit regnare», – сказал Фальк, прижимая мой палец к игле. Рубин засиял, и перед моими глазами завихрился пурпурный поток.

Я приземлилась и поняла, что пароль уже выветрился из моей головы.

– Всё в порядке, – произнёс рядом со мной голос Гидеона.

– Почему здесь так темно? Ведь граф ждёт нас. Он мог бы проявить заботу и зажечь для нас свечу.

– Да, но он точно не знает, где мы появимся.

– Почему?

Он пожал плечами – по крайней мере, мне так показалось, потому что ничего не было видно.

– Он никогда об этом не спрашивал, и у меня есть смутное чувство, что ему было бы неприятно узнать, что его любимая алхимическая лаборатория используется нами как стартовая площадка и точка приземления. Осторожно,тут повсюду бьющиеся предметы…

Мы на ощупь добрались до двери. В коридоре Гидеон зажёг один из факелов и снял его со стены. Факел отбрасывал жуткие дрожащие тени, и я невольно придвинулась к Гидеону.

– Как там этот чёртов пароль? На всякий случай, если тебе кто-нибудь даст по башке…

– «Qui nescit dissimulare nescit regnare».

– «После еды надо отдохнуть или сделать тысячу шагов»?

Он засмеялся и снова прикрепил факел к стене.

– Зачем ты это делаешь?

– Я только хотел… Насчёт нашего разговора – мистер Джордж прервал нас, когда я собирался сказать тебе нечто важное.

– Это насчёт того, что я тебе рассказала вчера в церкви? Да, я могу понять, что из-за этого ты будешь считать меня ненормальной, но тут психиатр не поможет.

Гидеон нахмурил лоб.

– Помолчи минутку, ладно? Мне сейчас нужно собрать всё своё мужество, чтобы признаться тебе в любви. И у меня тут нет абсолютно никакого опыта.

– Как?

– Я в тебя влюбился, – сказал он серьёзно. – Гвендолин.

Мой желудок непроизвольно сжался, как от страха. Но на самом деле это была радость.

– Правда?

– Да, правда! – В свете факела я увидела, что Гидеон улыбается. – Я знаю, что мы знакомы меньше недели и что вначале я считал тебя… просто ребёнком и, видимо, вёл себя по отношению к тебе довольно противно. Но ты жутко сложная, никогда не знаешь, что ты сделаешь в следующий момент, и в некоторых вещах ты прямо-таки ужасно… э-э-э… бестолковая. Мне иногда хочется встряхнуть тебя как следует.

– Да, действительно заметно, что у тебя нет опыта в вопросах объяснения в любви, – сказала я.

– А потом ты снова становишься остроумной, умной и неописуемо милой, – продолжал Гидеон, словно не слыша моих слов. – А самое ужасное, что стоит мне только оказаться с тобой в одной комнате, как я тут же ощущаю потребность касаться тебя и целовать…

– Да, это действительно ужасно, – прошептала я, и моё сердце подпрыгнуло, когда Гидеон вытянул из моих волос шляпную булавку, отшвырнул это страшилище с перьями по широкой дуге, притянул меня к себе и стал целовать. Минуты через три я, совершенно бездыханная, прислонилась к стене и попробовала выпрямиться.

– Гвендолин, эй, ты просто вдыхай и выдыхай, – сказал Гидеон с улыбкой в голосе.

Я легонько ткнула его в грудь.

– Прекрати! Просто невыносимо, как много ты о себе воображаешь.

– Извини. Но это так упоительно – видеть, что ты из-за меня перестаёшь дышать. – Он опять снял факел со стены. – Идём. Граф уже ждёт.

Только когда мы завернули за угол, я вспомнила про шляпу, но возвращаться за ней желания не было.

– Это странно, но я уже предвкушаю наши скучные вечера в 1953 году на элапсировании, – сказал Гидеон. – Только ты да я, да кузина Софа…

Наши шаги гулко отдавались в длинных коридорах, и я постепенно выныривала из своего розового ватного ощущения, стараясь напомнить себе, где мы находимся. А точнее, в каком времени.

– Если я подержу факел, то ты, может быть, на всякий случай обнажишь шпагу? – предложила я. – Мало ли что. В каком, кстати, году ты получил по голове? – это был один из вопросов, которые написала мне Лесли и которые я должна была задать, когда мне позволят гормоны.

– Мне как раз пришло в голову, что я объяснился тебе в любви, а ты мне нет, – сказал Гидеон.

– Разве нет?

– Во всяком случае, не словами. И я не уверен, что это считается. Тссс!

Я взвизгнула, потому что дорогу нам перешла здоровая тёмно-коричневая крыса – она пересекала коридор не торопясь, как будто у неё не было ни малейшего страха перед нами. В свете факела её глаза пурпурно мерцали.

– Мы хоть привиты от чумы? – спросила я, крепко вцепившись в руку Гидеона.

Комната на втором этаже, которую граф Сен Жермен выбрал в качестве своего бюро в Темпле, была маленькая и выглядела исключительно скромно для Великого магистра ложи Стражей, пускай и редко бывающего в Лондоне. Одну из её стен до самого потолка занимал стеллаж с книгами в кожаных переплётах, рядом стоял письменный стол с двумя креслами, обивка которых была из того же материала, что и шторы на окнах. Другой мебели в комнате не было. В окно светило сентябрьское солнце, в камине не горел огонь – в комнате было достаточно тепло. Окно выходило на маленький дворик с фонтаном, который сохранился до наших дней. Подоконник и письменный стол были завалены бумагами, перьями, печатным воском и книгами, которые громоздились тут и там весьма причудливым образом, рискуя опрокинуть на себя стоявшие среди всего этого хаоса чернильницы.Это была уютная маленькая комната, к тому же пустая, но тем не менее у меня волосы на голове встали дыбом, когда я переступила её порог.

Меня привёл сюда неприветливый секретарь в белом моцартовском парике. Со словами «Граф, разумеется, не заставит Вас долго ждать» он закрыл за собой дверь. Я очень неохотно рассталась с Гидеоном, но он, передав меня неприветливому секретарю, исчез за соседней дверью с непринуждённостью местного жителя и в прекрасном настроении.

Я подошла к окну и посмотрела на тихий внутренний дворик. Всё выглядело очень мирно, но меня не оставляло неприятное чувство, что я здесь не одна. Возможно, кто-то наблюдал за мной из-за стены с книгами. Или через зеркало над камином – оно могло быть с той стороны прозрачным, как в комнатах для допросов в криминальной полиции.

Простояв так некоторое время, я сообразила, что тайный наблюдатель может понять по моей напряжённой позе, что я ощутила его присутствие. Поэтому я взяла из одной из стопок на подоконнике лежавшую сверху книгу и раскрыла ее. «Marcellus, De medicatnentis». Ага. Марселлус – кто бы он ни был – изобрёл, очевидно, несколько необычных медицинских методик и собрал их в этой книжке. Я нашла одно хорошенькое место, где описывалось лечение заболеваний печени. Надо было всего лишь поймать зелёную ящерицу, вынуть у неё печень, привязать эту печень к красной салфетке или к чёрному от природы лоскуту (чёрный от природы лоскут? Хм?), и прикрепить лоскут или салфетку к правому боку печёночного больного. Если после этого выпустить ящерицу и произнести ей вслед «Ecce dimitto te vi-vam…» и много чего ещё на латыни, то проблема с печенью будет решена. Интересно, сможет ли ящерица бегать после того, как у неё вынут печень. Я захлопнула книгу. У этого Марселиуса были точно не все дома. Самая верхняя книга в соседней стопке, с тёмно-коричневым кожаным переплётом, была очень толстая и тяжёлая, поэтому я оставила её лежать на стопке. «О всяческих демонах и как они могут быть полезны магу и простолюдину», значилось на ней золотым тиснением, и хотя я не была ни магом, ни «простолюдином», я с любопытством раскрыла её где-то посередине. С открывшейся картинки на меня смотрел уродливый пёс, а под картинкой было написано, что это Джестан, демон из Гиндукуша, приносивший болезни, войны и смерть. Мне Джестан сразу не понравился, и я перевернула страницу. Со следующей картинки на меня уставилась странная морда с рогообразными наростами на черепе (как у клингонов в «Звёздном пути»), и пока я с отвращением на неё таращилась, клингон опустил веки, поднялся из бумаги, как дым из трубы, и быстро превратился в плотную фигуру в красных одеяниях. Фигура утвердилась рядом со мной и вперила в меня горящий взор.

– Кто осмелился вызвать великого и могучего Берита? – возгласила фигура.

Конечно, мне было не по себе, но я по опыту знала, что призраки, хоть они и выглядели опасными и могли изрыгать злобные угрозы, в принципе были не в состоянии привести в движение даже воздух. И я очень надеялась, что этот Берит всего лишь призрак – вплетённый в книгу образ настоящего демона, который, будем надеяться, давным-давно почил в бозе.

Поэтому я вежливо, но хладнокровно ответила:

– Никто тебя не вызывал.

– Берит, демон лжи, великий герцог ада! – звучным голосом представился он. – Именуемый также Больфри.

– Да, тут так и написано, – сказала я и снова поглядела в книгу. – Кроме того, ты совершенствуешь голоса певцов. – Прекрасный дар. Правда, после вызова Берита (сам вызов был исключительно сложным – очевидно, на вавилонском языке) необходимо было принести ему разнообразные жертвы – хорошо бы живой абортированный плод. Это, правда, было мелочью по сравнению с тем, что пришлось бы делать, если бы он принялся превращать металлы в золото. Потому что это он тоже умел. Об этом его просили сихемиты – кто бы они ни были. Но потом пришли Яков с сыновьями и всех мужчин в Сихеме «с ужаснейшими муками закололи мечами». Не больше и не меньше.

– Берит повелевает двадцатью шестью легионами! – провозгласил Берит.

Поскольку он мне до сих пор ничего не сделал, я несколько осмелела.

– Я нахожу странными людей, которые говорят о себе в третьем лице, – сказала я и перевернула страницу. Как я и надеялась, Берит снова исчез в книге – как дым, унесённый ветром. Я с облегчением вдохнула.

– Интересное чтение, – произнёс у меня за спиной тихий голос. Я лихорадочно обвернулась. В комнату незаметно прокрался граф Сен Жермен. Он стоял, опираясь на трость с искусно вырезанной ручкой. Его высокая, стройная фигура выглядела, как всегда, очень внушительно, тёмные глаза смотрели внимательно и цепко.

– Да, очень интересное, – несколько нерешительно пробормотала я. Но затем я опомнилась, захлопнула книгу и присела в глубоком реверансе. Когда я снова вынырнула из своих юбок, я увидела, что граф улыбается.

– Я рад, что ты пришла, – сказал он, взял мою руку и поднёс к губам. Прикосновения я почти не ощутила. – Мне кажется необходимым, чтобы мы углубили наше знакомство, потому что наша первая встреча прошла… несколько неудачно, не так ли?

Я ничего не ответила. Во время нашей первой встречи я была занята тем, что пела про себя национальный гимн. Граф, со своей стороны, отпустил парочку оскорбительных замечаний по поводу недостатка интеллекта у женщин в целом и у меня в частности, после чего он довольно оригинальным способом начал душить меня и угрожать мне. Да, граф был прав – встреча прошла несколько неудачно.

– Как холодна твоя рука, – сказал он. – Ну, присядь. Я старый человек и не могу стоять долго. – Он засмеялся, выпустил мою руку и уселся в кресло за письменным столом. На фоне всех этих книг он выглядел похожим на свой портрет – мужчина без возраста в белом парике, с благородными чертами лица и живыми глазами, излучающий ауру тайны и опасности, от которых невозможно укрыться. Мне пришлось занять второе кресло.

– Ты интересуешься магией? – спросил он, показывая рукой на стопку книг.

Я покачала головой.

– До прошлого понедельника нет, честно говоря.

– Можно сойти с ума, правда? Твоя мать все эти годы оставляла тебя в заблуждении, что ты совершенно обычная девочка. И внезапно ты узнаёшь, что являешься важной частью величайшей тайны человечества. Ты можешь понять, почему она так поступила?

– Потому что она меня любит. – Я хотела сформулировать это как вопрос, но моя фраза прозвучала с утвердительной уверенностью.

Граф засмеялся.

– Да, вот так и думают женщины! Любовь! Это слово совершенно вами затаскано. Ответом будет любовь – когда я слышу эту фразу, меня всегда охватывает умиление. Или смех, в зависимости от ситуации. А вот чего женщины не в состоянии понять – так это того, что у мужчин совершенно иное представление о любви.

Я молчала.

Граф слегка наклонил голову.

– Без этого беззаветного восприятия любви женщине было бы трудно безраздельно подчиняться мужчине.

Я постаралась придать своему лицу нейтральное выражение.

– В наше время это – слава Богу! – …изменилось. У нас мужчины и женщины равноправны. Никто не должен подчиняться другому.

Граф снова засмеялся – как будто я остроумно пошутила.

– Да, – отсмеявшись, сказал он. – Мне об этом рассказывали. Но поверь мне – какие бы права ни признавались за женщинами, это ничего не меняет в человеческой натуре.

Н-да, что я могла на это ответить? Самое лучшее ничего. Как только что сказал граф, в человеческой натуре сложно что-либо изменить – и в его натуре тоже.

Граф ещё некоторое время смотрел на меня с улыбкой, а затем сказал:

– Но магия… согласно предсказаниям, ты должна в ней разбираться. «Магией Ворона одарённый, в соль мажор замыкает круг, двенадцатью одухотворённый».

– Это я уже слышала много раз, – ответила я. – Но никто не может мне сказать, что же такое на самом деле магия ворона.

– «…Ворон, в рубиновых волнах взмахивая крылами, слышит пение мёртвых между мирами. Он не знает сомнений и не ведает мук. Ширится мощь воплощений - и замыкается круг».

Я пожала плечами. Что можно понять из этих рифм.

– Это всего лишь предсказание сомнительного происхождения, – сказал граф. – Оно не обязательно соответствует действительности. – От откинулся на спинку кресла и снова принялся меня разглядывать. – Расскажи мне о твоих родителях и твоём доме.

– Мои родители? – Я слегка удивилась. – Особенно нечего рассказывать. Мой отец умер от лейкемии, когда мне было семь лет. До болезни он был доцентом университета в Дареме. Мы жили там до самой его смерти. А потом мама, мои младшие брат с сестрой и я переехали в Лондон, в дом моих дедушки и бабушки. Мы и сейчас там живём, вместе с моими тётей, кузиной и двоюродной бабушкой Мэдди. Моя мама работает в администрации одной из больниц.

– И у неё рыжие волосы, как у всех девушек Монтрозов, верно? Как и у твоих брата и сестры?

– Да, все, кроме меня, рыжие. – Почему его это интересует? – У моего отца были тёмные волосы.

– Ты знаешь, что все остальные женщины в круге двенадцати рыжие? Во многих странах до весьма недавнего времени рыжих волос было достаточно, чтобы сжечь женщину как ведьму. Во все времена и во всех культурах магия в равной степени очаровывала и пугала людей. Это одна их причин, по которым я так подробно этим занимался. Что человек знает, того он не боится. – Он подался вперёд и сплёл пальцы. – Лично меня особенно интересует отношение к этому вопросу в восточных культурах. Во время моих путешествий по Индии и Китаю я имел счастье встретиться со многими учителями, которые были готовы передать своё знание. Я был посвящён в тайны хроник Акаши и познал многое из того, что может просто-напросто подорвать духовную мощь большинства западных культур. И что в состояниидаже сейчас пленить господ инквизиторов и увлечь их на путь непродуманных действий. Ничто так не страшит церковь, как то, что человек может осознать, что бог не сидит высоко на небе и не заправляет нашими судьбами, а находится в нас. – Он испытывающе посмотрел на меня, а затем улыбнулся. – Это всегда так освежает – обсуждать с вами, детьми XXI века, кощунственные темы. Вы выслушиваете ересь не моргнув глазом.

Не-е. Наверное, мы бы не стали этого делать, знай мы, о какой такой ереси идёт речь.

– Азиатские мастера давно обогнали нас на пути духовного развития, – продолжал граф. – Некоторые свои маленькие… способности, как, например, та, что я продемонстрировал тебе при нашей первой встрече, я приобрёл именно там. Мой учитель был монахом одного тайного ордена в сердце Гималаев. Он и его духовные братья могут объясняться без использования голосовых связок и уничтожать врагов не шевельнув пальцем – так велика их сила духа.

– Да, это, конечно, полезно, – осторожно сказала я. Главное, чтобы он не пришёл к мысли ещё раз всё это продемонстрировать. – Вы вчера на суарее протестировали эти способности на лорде Аластере, как мне кажется.

– О, суарея. – Он снова улыбнулся. – Для меня она состоится только завтра вечером. Как отрадно, что мы там всё же встретим лорда Аластера. Ну, он оценил моё маленькое представление?

– Во всяком случае, он был впечатлён, – ответила я. – Но не то чтобы напуган. Он сказал, что позаботится о том, чтобы мы не родились. И что-то насчёт исчадий ада.

– Да, у него есть удручающая склонность к невежливым формулировкам, – заметил граф. – Правда, не такая большая, как у его предка, графа ди Мадроне. Я должен был убить его, когда мне представилась возможность. Но я тогда был молод и имел достойные сожаления наивные представления… Ну, этой ошибки я больше не совершу. Даже если я не смогу лично его прихлопнуть: дни лорда сочтены, и не важно, сколько людей он возьмёт для защиты и насколько виртуозно он владеет шпагой. Был бы я помоложе, я бы сам вызвал его. Но теперь это может взять на себя мой потомок. Искусство Гидеона в области фехтования весьма значительно.

При упоминании имени Гидеона у меня, как это не раз бывало, потеплело на сердце. Я подумала о его недавних словах, и от этого у меня на сердце потеплело ещё больше.

Я невольно обернулась к двери.

– Куда он, собственно, пошёл?

– Он отправился на прогулку, – небрежно заметил граф. – Времени как раз достаточно, чтобы нанести визит одной моей милой юной приятельнице. Она живёт неподалёку, и если он возьмёт карету, то через пару минут будет у неё.

Что?

– Он часто это делает?

Граф снова улыбнулся – тёплой, дружеской улыбкой, в которой было что-то ещё – что-то, чего я не могла истолковать.

– Он не так долго её знает. Я познакомил их недавно. Она – умная, молодая и очень привлекательная вдова, и я считаю, что молодому человеку будет полезно немного побыть в обществе… опытной женщины.

Я была не в состоянии что-либо ответить, но от меня, очевидно, этого и не ждали.

– Лавиния Ратленд относится к тем благословенным женщинам, которым доставляет радость делиться опытом, – заметил граф.

Да, и в самом деле. Мне тоже так показалось. Я сердито уставилась на свои руки, которые самопроизвольно сжались в кулаки. Лавиния Ратленд, дама в зелёном платье. Вот, оказывается, откуда эта близость вчера вечером…

– У меня такое впечатление, что тебе это не очень нравится, – мягким голосом сказал граф.

Да, тут он был прав, мне это совершенно не нравилось. Мне стоило больших усилий снова посмотреть ему в глаза.

Он по-прежнему улыбался своей тёплой, дружеской улыбкой.

– Моя малышка, важно вовремя понять, что ни одна женщина не может претендовать на владение мужчиной. Подобные женщины остаются одинокими и нелюбимыми. Чем умнее женщина, тем быстрее она осваивается с натурой мужчины.

Ну что за идиотская болтовня!

– Ох, но ты, конечно, ещё очень молода, не правда ли? Как мне кажется, намного моложе других девушек в твоём возрасте. Вероятно, ты сейчас влюблена впервые в жизни.

– Нет, – пробормотала я.

Правда. Правда! Во всяком случае, я впервые в жизни так себя чувствовала. Так упоительно. Так по-настоящему. Так неповторимо. Так больно. Так сладко.

Граф тихонько засмеялся.

– Нет никаких причин стыдиться. Я был бы разочарован, будь это иначе.

То же самое сказал он мне на суарее, когда я расплакалась во время игры Гидеона на скрипке.

– По сути это очень просто: любящая женщина без колебаний умрёт за любимого, – заметил граф. – Ты бы отдала жизнь за Гидеона?

Лучше не надо.

– Об этом я ещё не думала, – смущённо ответила я.

Граф вздохнул.

– К сожалению – и благодаря сомнительной защите твоей матери – вы не провели много времени друг с другом, ты и Гидеон, но я действительно впечатлён, насколько хорошо он сделал своё дело. Любовь просто светится в твоих глазах. Любовь – и ревность!

Какое дело?

– Реакцию влюблённой женщины просчитать очень легко. Очень легко контролировать женщину, сконцентрированную на своих чувствах к мужчине, – продолжал граф. – Я объяснил это Гидеону ещё во время нашей первой встречи. Конечно, мне немного жаль, что он так много энергии потратил на твою кузину – как это её зовут? Шарлотта?

Я уставилась на него. По какой-то причине я вспомнила о видении тётушки Мэдди и о сердце из рубина, лежавшем на утёсе над бездной. Мне хотелось закрыть уши, только чтоб не слышать этот мягкий голос.

– Он, во всяком случае, в этом отношении гораздо изощрённее, чем я был в его годы, – сказал граф. – И надо отдать должное, от природы он оснащён многими достоинствами. Какое тело Адониса! Какое красивое лицо, какая привлекательность и одарённость! Ему, наверное, особенно не надо и стараться, чтобы привлечь к себе девичьи сердца. «Алмазная грива, рык льва в фа-мажоре, мультипликатио, купается в солнце, как в море…»

Правда ударила меня кулаком в живот. Всё, что делал Гидеон – его прикосновения, жесты, его поцелуи и слова – всё он делал только для того, чтобы манипулировать мной. Чтобы я в него влюбилась, как в своё время Шарлотта. Чтобы меня было легче контролировать.

И граф был прав – Гидеону не пришлось особенно стараться. Моё маленькое, глупенькое девичье сердце само устремилось к нему и упало к его ногам.

Внутренним взором я увидела, как лев подходит к рубиновому сердцу и ударом лапы сбрасывает его в пропасть. Как на замедленной съёмке, оно падает вниз, ударяется о дно ущелья и разлетается на тысячи капелек крови.

– Ты уже слышала, как он играет на скрипке? Если нет, то я это устрою – ничто так не способствует завоеванию женского сердца, как музыка. – Граф мечтательно посмотрел в потолок. – Это один из трюков Казановы. Музыка и поэзия.

Я сейчас умру, я это ощущала точно. Там, где раньше находилось моё сердце, сейчас клубился ледяной холод. Он потёк мне в живот, в ноги и в руки, а потом и в голову. Перед моим внутренним взором промелькнули, как трейлер к фильму, события последних дней, сопровождаемые звуками «The winner takes it all» – от первого поцелуя в исповедальне до недавнего объяснения в любви. Колоссальная манипуляция, не считая коротких перерывов, когда он, вероятно, был самим собой – всё было выполнено великолепно. А проклятая скрипка довершила дело.

Хотя я впоследствии и пыталась, но я так и не смогла точно вспомнить, о чём мы с графом говорили, потому что с того момента, как во мне воцарился холод, мне стало всё равно. Хорошо, что большую часть беседы говорил граф. Своим мягким, приятным голосом он рассказал мне о своём детстве в Тоскане, о пятне внебрачного происхождения, о сложностях в поиске настоящего отца и о том, что он ещё юношей занялся тайнами хронографа и предсказаниями. Я действительно пыталась слушать, хотя бы потому, что мне надо было передать Лесли каждое слово, но я ничего не могла сделать, мои мысли всё время крутились вокруг моей глупости. И я мечтала остаться одной, чтобы наконец выплакаться.

– Маркиз? – В дверь постучался неприветливый секретарь. – Прибыла делегация архиепископа.

– О, это хорошо, – ответил граф. Он поднялся и подмигнул мне. – Политика! В это время она всё ещё определяется церковью.

Я тоже поднялась и сделала реверанс.

– Для меня было радостью поговорить с тобой, – сказал граф. – И я с нетерпением жду нашей следующей встречи.

Я пробормотала нечто соответствующее.

– Пожалуйста, передай Гидеону мои пожелания и моё сожаление по поводу того, что сегодня я его не принял. – Граф взял трость и пошёл к двери. – И если ты ждёшь от меня совета: умная женщина умеет скрывать ревность. Мы, мужчины, обычно чувствуем себя так уверенно… – В последний раз раздался его тихий, мягкий смех, а затем я осталась одна. Правда, ненадолго, потому что через пару минут вернулся неприветливый секретарь и сказал:

– Будьте любезны следовать за мной.

Я сидела в кресле и, закрыв глаза, ожидала слёз, но они не шли. Возможно, это и к лучшему. Вслед за секретарём я молча спустилась по лестнице, где мы просто простояли какое-то время (я всё ещё думала, что упаду и умру), потом он бросил озабоченный взгляд на часы и произнёс:

– Он опаздывает.

В этот момент отворилась дверь, и в коридор вышёл Гидеон. Моё сердце на какой-то момент забыло, что оно разбито на кусочки и лежит на дне ущелья, и пару раз быстро стукнуло в груди. Холод в моём теле вытеснился диким беспокойством. Беспорядок в одежде Гидеона, растрёпанные, влажные от пота волосы, покрасневшие щёки и лихорадочно горящие зелёные глаза я могла бы списать на леди Лавинию, но его рукав был разорван, а кружева на груди и рукавах пропитаны кровью.

– Вы ранены, сэр, – в ужасе вскричал неприветливый секретарь, сняв эти слова у меня с языка (окей, без «сэра» и без «Вы»). – Я велю вызвать врача!

– Нет, – ответил Гидеон с таким самоуверенным видом, что я была готова залепить ему пощёчину. – Это не моя кровь. Во всяком случае, не вся. Идём, Гвен, нам надо торопиться. Меня немного задержали.

Он взял мою руку и потянул меня вперёд. Секретарь следовал за нами до самого подножия лестницы, по дороге лепеча:

– Но сэр! Что произошло? Не надо ли известить маркиза?...

Но Гидеон ответил, что для этого нет времени и что он посетит графа с докладом в самое ближайшее время.

– Дальше мы пойдём одни, – сказал он, когда мы добрались до лестницы, у которой стояли два Стража с обнажёнными шпагами. – Пожалуйста, передайте маркизу мои пожелания! Qui nescit dissimulare nescit regnare.

Стражи расступились и освободили нам проход, секретарь на прощанье поклонился. Гидеон снял со стены факел и повёл меня вперёд.

– Идём, у нас самое большое две минуты! – Он был по-прежнему в прекрасном настроении. – Ты узнала, что означает пароль?

– Нет, – ответила я, удивляясь, что моё моментально воскресшее сердце отказывалось падать назад в бездну. Гидеон вёл себя так, как будто всё было в порядке, и надежда, что это в конце концов так и есть, меня почти убивала. – Но зато я выяснила нечто другое. Чья это кровь на твоей одежде?

– «Кто не умеет лицемерить, тому и властвовать невмочь», – Гидеон посветил факелом за угол. – Людовик Одиннадцатый.

– Как это верно.

– Честно говоря, у меня нет ни малейшего представления, как звали того парня, чья кровь заляпала мне одежду. Мадам Россини точно будет ругаться. – Гидеон открыл дверь лаборатории и прикрепил факел к стене.

Колеблющееся пламя осветило большой стол, заставленный старинными аппаратами, стеклянными колбами, колбочками и чашами, которые были наполнены жидкостями и порошками всевозможных цветов. Стены скрывались в тени, но было видно, что они почти полностью разрисованы и расписаны, а прямо над факелом ухмылялся грубо нарисованный череп с пентаграммами вместо глазниц.

– Иди сюда, – сказал Гидеон и потянул меня к другому концу стола. Наконец он отпустил мою руку. Но лишь для того, чтобы положить обе ладони мне на талию и притянуть меня к себе. – Как прошёл твой разговор с графом?

– Очень… поучительно, – сказала я. Сердце-фантом в моей груди затрепетало, как птичка, и я сглотнула комок в горле. – Граф объяснил мне, что вы с ним придерживаетесь странного мнения, будто влюблённую женщину контролировать легче, чем любую другую. Наверное, было досадно проделать всю эту трудную работу с Шарлоттой, а затем начать всё с начала со мной, да?

– Что ты такое говоришь? – Гидеон, сморщив лоб, уставился на меня.

– Но ты действительно хорошо это проделал, – продолжала я. – Граф, кстати, тоже так считает. Конечно, это было не особенно сложно… Боже, я готова сгореть от стыда при мысли о том, насколько я облегчила тебе задачу. – Я больше не могла на него смотреть.

– Гвендолин… – Он запнулся. – Сейчас начнётся. Наверное, мы продолжим наш разговор позже. В спокойной обстановке. Хотя я не имею ни малейшего представления, к чему ты клонишь…

– Я только хочу знать, правда ли это, – сказала я. Разумеется, это было правдой, но надежда, как известно, умирает последней. У меня животе завертелось. – Действительно ли ты запланировал влюбить меня в себя, как до этого Шарлотту.

Гидеон отпустил меня.

– Это неподходящий момент, – сказал он. – Гвендолин. Мы сейчас же поговорим об этом. Я обещаю.

– Нет! Сейчас! – Комок в моём горле лопнул, и из глаз хлынули слёзы. – Тебе достаточно сказать «да» или «нет»! Ты всё это запланировал?

Гидеон потёр лоб.

– Гвен…

– Да или нет? – всхлипнула я.

– Да, – ответил он. – Но пожалуйста, не плачь.

И во второй раз за день моё сердце – на сей раз его тень, сердце-фантом, рождённое надеждой, – ухнуло на дно ущелья и разлетелось на тысячи осколков. – Окей, Это, собственно, всё, что я хотела знать, – прошептала я. – Спасибо за искренность.

– Гвен. Я очень хочу тебе объяснить… – И тут он растворился в воздухе. В следующие секунды, пока холод снова вползал в моё сердце, я смотрела на факел с черепом и пыталась перестать плакать, а потом перед глазами всё расплылось.

Мне понадобилась несколько мгновений, чтобы привыкнуть к свету в помещении хронографа в наше время, но я слышала взволнованный голос доктора Уайта и треск разрываемой материи.

– Ничего страшного, – сказал Гидеон. – Крошечный порез, почти без крови. Здесь даже пластыря не надо. Доктор Уайт, вы можете убрать зажимы для сосудов! Совершенно ничего не произошло!

– Привет, сеновальная девушка, – поздоровался со мной Хемериус. – Ты никогда не угадаешь, что мы выяснили! О нет! Неужели ты опять плакала?

Мистер Джордж ухватил меня за плечи и повернул вокруг оси.

– Она не ранена! – с облегчением воскликнул он.

Да. Если не считать сердца.

– Давай смоемся, – предложил Хемериус. – У братишки Чугунной башки и твоей подруги Лесли есть для тебя интереснейшая новость! Представь себе, они выяснили, какое место обозначают координаты из «Зелёного всадника»! Ты никогда не поверишь!

– Гвендолин? – Гидеон смотрел на меня так, как будто он боялся, что я из-за него брошусь под автобус.

– Всё в порядке, – сказала я, не глядя ему в глаза. – Мистер Джордж, вы можете отвести меня наверх? Мне срочно надо домой.

– Конечно, – кивнул мистер Джордж.

Гидеон сделал движение, но доктор Уайт удержал его.

– Пожалуйста, стой спокойно! – Он оторвал рукав от его сюртука и рубашки. Рука была залита кровью, а на плече виднелась небольшая ранка. Маленький мальчик-призрак Роберт с ужасом глядел на это море крови.

– Кто это сделал? Это надо продезинфицировать и зашить, – мрачно произнёс доктор Уайт.

– Ни в коем случае, – ответил Гидеон. Он побледнел, от его прекрасного настроения не осталось и следа. – Мы можем сделать это потом. Сначала мне надо поговорить с Гвендолин.

– Это не нужно, – сказала я. – Я знаю всё, что нужно знать. А теперь мне надо домой.

– Вот именно! – подтвердил Хемериус.

– Завтра тоже будет день, – сказал мистер Джордж Гидеону, беря в руки чёрную повязку. – И Гвендолин выглядит усталой. А завтра ей рано в школу.

– Вот именно! А ночью она пойдёт искать сокровища, – заявил Хемериус. – Или что она там найдёт по этим координатам…

Мистер Джордж завязал мне глаза. Последнее, что я увидела, были глаза Гидеона, невероятно зелёные на его бледном лице.

– Всем спокойной ночи, – сказала я, и мистер Джордж вывел меня из комнаты. Никто, кроме малыша Роберта, мне не ответил.

– Окей, не хочу тебя томить, – начал Хемериус. – Лесли и Рафаэль сегодня после школы замечательно провели время – в отличие от тебя, как я вижу. Ну, как бы то ни было, им удалось точно определить координаты. А теперь угадай с трёх раз, где это находится!

– Здесь, в Лондоне? – спросила я.

– Бинго!

– Что? – переспросил мистер Джордж.

– Ничего, – ответила я. – Извините, пожалуйста, мистер Джордж.

Мистер Джордж вздохнул.

– Я надеюсь, твой разговор с графом Сен-Жерменом прошёл хорошо.

– О да, – горько ответила я. – Он был во всех отношениях весьма содержательным.

– Алло! Я тоже здесь! – вскричал Хемериус. Он обвил мою шею лапами, как обезьянка, и я ощутила его влажную ауру. – И у меня действительно, действительно интересные новости. Итак: тайник, который мы ищем, находится в Лондоне. И более того: в Мэйфэйре. А точнее – на Бурдонской площади. А ещё точнее – Бурдонская площадь, 81! Ну, что ты скажешь?

У меня дома? Координаты обозначают какое-то место в нашем собственном доме? Что, ради всего святого, мог там спрятать мой дед? Наверное, следующую книгу? С заметками, которые наконец нам помогут?

– Собачья хозяйка и француз отлично поработали, – сказал Хемериус. – Конечно, я в этих координатах абсолютный профан. Но теперь – теперь в игру вступаю я! Потому что только уникальный, великолепный и наиумнейший Хемериус сможет совать голову в стены и смотреть, что там спрятано. Поэтому сегодня ночью мы вместе отправимся на поиски сокровищ!

– Ты хочешь об этом поговорить? – спросил мистер Джордж.

Я покачала головой.

– Нет, это может подождать до завтра, – сказала я – и мистеру Джорджу, и Хемериусу.

Сегодня ночью я буду лежать без сна и оплакивать своё разбитое сердце. Я буду купаться в жалости к себе, раскрашенной самыми цветистыми метафорами. И может быть, я буду слушать «Аллилую» Бон Джови. Потому что на такой случай каждому нужен свой собственный саундтрек.

Эпилог

Лондон, 29 сентября 1782 года

Он приземлился спиной к каменной ограде, положил руку на рукоять шпаги и огляделся. Как и обещал лорд Аластер, на хозяйственном дворе не было ни души. На бельевых верёвках, натянутых между стенами, тихо трепетали на ветру белые простыни.

Пол поднял голову к окнам, в которых отражалось послеполуденное солнце. На одном из подоконников лежала кошка и насмешливо за ним наблюдала. Одна из её лап небрежно свисала с подоконника. Кошка напомнила ему Люси.

Он снял руку с рукояти шпаги и разгладил кружева на обшлагах рукавов. Эти шмотки эпохи рококо выглядели абсолютно одинаково в его глазах – дурацкие брюки до колен, смешные камзолы с длинными, непрактичными фалдами, повсюду вышивка и кружева – ужас. Он хотел надеть костюм и парик 1745 года, но Люси и леди Тилни настояли на том, чтобы ему пошили совершенно новый костюм. Они уверяли, что если он появится в 1782 году в костюме из 1745 года, то на него все будут пялиться, и его доводы, что это вряд ли, потому что он собирается всего лишь быстро встретиться в уединённом месте с лордом Аластером и обменяться с ним бумагами, они отмели на корню. Он потрогал лежавший под сюртуком коричневый конверт с копиями.

– Прекрасно – Вы пунктуальны.

Холодный голос заставил его мгновенно оглянуться. Из арки ворот вышел лорд Аластер, одетый как всегда элегантно, но исключительно пёстро, с кучей сверкающих на солнце драгоценностей. Среди безыскусных белых простыней он выглядел чужеродным телом. Даже рукоять его шпаги казалась золотой и была усыпана драгоценными камнями, что придавало ей безобидный и почти смехотворный вид.

Пол бросил быстрый взгляд в арку ворот, за которой просматривался зелёный газон, тянувшийся вдоль улицы до самой Темзы. Из арки доносилось фырканье лошадей – видимо, лорд Аластер прибыл сюда в карете.

– Вы один? – спросил лорд Аластер. Его тон был неописуемо надменен, и ещё он звучал так, как будто у лорда был постоянно заложен нос. Он подошёл поближе. – Как жаль! Я бы охотно вновь увидел Вашу красивую рыжеволосую спутницу. У неё такая… з-з-з… необычная манера высказывать своё мнение.

– Просто она была разочарована, что Вы не воспользовались теми преимуществами, которые Вам давала наша прошлая информация. И у неё есть сомнения по поводу того, что Вы собираетесь делать с этой информацией.

– Ваша информация была неполной!

– Она была достаточно полной! А вот планы флорентийского альянса не были продуманы должным образом! За сорок лет провалились пять покушений на графа, и за два из них Вы ответственны лично! А ведь в последний раз, одиннадцать лет назад, Вы были совершенно уверены!

– Не беспокойтесь! Следующая попытка не провалится! – ответил Лорд Аластер. – Мои предки и я до сих пор допускали ту ошибку, что мы боролись с так называемым графом как с человеком. Мы пытались его разоблачить, оклеветать и разрушить его доброе имя. Мы старались помочь заблудшим душам – и Вам в том числе – вернуться на истинный путь, не понимая при этом, что Ваши души давно погибли из-за Вашей демонической крови.

Пол, несколько сбитый с толку, наморщил лоб. В этих патетических речах – и лорда, и других людей из флорентийского альянса – было трудно что-либо понять.

– Мы пытались устранить его, как обычного человека, с помощью яда, шпаги и пуль, – продолжал лорд Аластер. – Как смешно! – Он хрипло хохотнул. – Что бы мы ни делали, он всегда опережал нас на шаг. Куда бы мы ни шли – он уже был там. Он казался непобедимым. У него повсюду влиятельные друзья и защитники, которые, как и он, разбираются в чёрной магии. В его ложу входят могущественные люди нашего времени. Понадобились десятилетия, чтобы я понял, что демона нельзя устранить человеческими методами. Но теперь я поумнел.

– Рад это слышать, – сказал Пол и бросил быстрый взгляд в арку. Там появились ещё два человека в чёрной одежде с обнажёнными шпагами. Чёрт побери! Люси была права. Аластер и не думал держать слово. – Письма при Вас?

– Естественно, – ответил лорд Аластер и вытянул из сюртука толстую связку бумаг, перетянутую красной бечёвкой. – За это время – и не в последнюю очередь благодаря Вам и Вашей превосходной информации – мне удалось внедрить в ряды Стражей одного доброго друга. Он ежедневно снабжает меня важными новостями. Вы знали, что граф сейчас сейчас в городе? Ах, разумеется, знали! – Он взвесил связку на ладони и швырнул её Полу.

Пол ловко поймал её одной рукой.

– Спасибо. Вы, разумеется, сделали себе копии.

– Это ни к чему, – надменно ответил лорд. – А Вы? Вы принесли то, что я требовал?

Пол засунул связку писем за борт сюртука и извлёк оттуда коричневый конверт.

– Пять страниц генеалогического древа рода де Вильерсов, начиная с Ланселота де Вильерса, первого путешественника во времени из XVI века, и заканчивая Гидеоном де Вильерсом, рождённым в XX веке.

– А женская линия? – спросил лорд Аластер, и его голос прозвучал почти взволнованно.

– Также всё здесь. Начиная с Элен Бёрли и заканчивая Гвендолин Шеферд. – При звуках этого имени Пол ощутил лёгкий укол. Он бросил быстрый взгляд на обоих мужчин. Они со шпагами в руках остались стоять в арке, словно чего-то ждали. Он скрипнул зубами – можно догадаться, чего именно.

– Очень хорошо. Тогда дайте их мне.

Пол колебался.

– Вы нарушили наше соглашение, – сказал он, чтобы выиграть время, и показал на обоих мужчин. – Вы должны были прийти один.

Лорд равнодушно проследил за его взглядом.

– Джентльмен моего положения не выходит один. Мои слуги сопровождают меня повсюду. – Он сделал ещё шаг вперёд. – А теперь дайте мне бумаги! О дальнейшем я позабочусь.

– А если я передумаю?

– Лично мне всё равно, получу ли я эти бумаги из Ваших живых или мёртвых рук, – сказал лорд, и его рука тоже легла на украшенную каменьями шпагу. – Говоря другими словами: убью ли я Вас до или после передачи, не играет никакой роли.

Пол схватился за шпагу.

– Вы дали клятву!

– Ха! – воскликнул лорд Аластер, вытягивая шпагу из ножен. – Никаких моральных соглашений с дьяволом! Давайте сюда бумаги!

Пол отступил на шаг и тоже выхватил шпагу.

– Разве Вы не сказали, что нас не устранить обычным оружием? – спросил он, по возможности насмешливо подняв брови.

– Сейчас увидим, – ответил лорд. – En Garde, демон!

Пол поговорил бы ещё, но лорд Аластер, видимо, только и ждал ближайшей возможности. Он сделал шаг вперёд, полный, очевидно, отчаянной решимости прикончить Пола на месте. Какая глупость, что эта решимость составляла довольно опасную комбинацию с его фехтовальным искусством.

Это стало понятно Полу через неполные две минуты, когда он оказался спиной к стене. Он, как мог, отражал удары, нырял под простыни и пытался загнать лорда в угол. Безуспешно.

Кошка с фырканьем спрыгнула с подоконника и исчезла в арке. За окнами было тихо. Чёрт побери! Почему он не послушал Люси? Она умоляла его уменьшить отрезок времени на хронографе. Тогда бы ему, возможно, удалось бы как-то продержаться и раствориться в воздухе на глазах у лорда Аластера.

Шпага Аластера блеснула на солнце. Его следующий удар был таким сильным, что шпага почти выпала у Пола из рук.

– Подождите! – вскричал он, сильно задыхаясь. – Вы победили! Я отдам вам бумаги.

Лорд Аластер опустил шпагу.

– Очень разумно.

Тяжело дыша, Пол оперся на стену и кинул лорду коричневый конверт. В тот же самый момент он пригнулся, но лорд Аластер, казалось, был к этому готов. Он уронил конверт на землю и легко парировал выпад Пола.

– Я вижу насквозь каждую дьявольскую хитрость! – засмеявшись, крикнул он. – Но сейчас я хочу посмотреть, какого цвета Ваша кровь! – Он сделал коварное движение, и Пол почувствовал, как клинок лорда Аластера взрезал его рукав и кожу под ним. Тёплая кровь потекла по руке. Было не особенно больно, поэтому он предположил, что это всего лишь царапина, но злобная ухмылка его противника и тот факт, что у лорда Аластера даже не сбилось дыхание, в то время как он, задыхаясь, жадно хватал ртом воздух, настраивали его не слишком оптимистично.

– Чего вы ждёте? – через плечо крикнул лорд Аластер обоим лакеям. – Мы не должны оставить ему времени! Или вы хотите, чтобы он на наших глазах растворился в воздухе, как ваши предыдущие противники?

Люди в чёрном среагировали немедленно. Пока они приближались к нему между простынями, Пол осознал, что проиграл. По крайней мере Люси в безопасности, промелькнуло у него в голове. Будь она сейчас с ним, ей тоже пришлось бы умереть.

– Произносите Ваши последние слова, – сказал лорд Аластер, и Пол подумал, не выпустить ли ему из рук шпагу, не упасть ли на колени и начать молиться. Возможно, набожный лорд Аластер из пиетета подождёт немного с убийством. Возможно также, что он будет мёртв до того, как преклонит колени.

В следующий момент он заметил какое-то движение за простынями, и один из людей лорда Аластера упал без звука на землю. Через ужасную секунду второй ринулся с обнажённой шпагой на нового противника, молодого человека в зелёном сюртуке, показавшегося из-за простыней и небрежно парирующего выпады соперника.

– Гидеон де Вильерс, – выдохнул Пол, с новыми силами пытаясь отражать удары лорда Аластера. – Не думал, что я буду так рад тебя видеть, малыш.

– Собственно говоря, я оказался тут из любопытства, – сказал Гидеон. – Я увидел на улице карету с гербом лорда Аластера и хотел посмотреть, что он делает на заднем дворе.

– Милорд, это тот демон, котрый убил Дженкинса в Гайд-парке! – прохрипел человек лорда Аластера.

– Делай то, за что тебе заплатили! – фыркнул на него лорд Аластер, чьи силы, каказось, удвоились. Пол почувствовал, что он ранен вторично, в ту же руку, но немного повыше. На сей раз боль пронзила всё его тело.

– Милорд! – Слуга, похоже, оказался в бедственном положении.

– Займись вот этим! – злобно вскричал лорд Аластер. – А я позабочусь о другом!

Когда лорд Аластер его оставил, Пол облегчённо втянул воздух. Он бросил короткий взгляд на руку – та кровоточила, но шпагу держать он мог.

– Да мы знакомы! – Лорд Аластер уже стоял напротив Гидеона, на его шпаге темно блестела кровь Пола.

– Верно, – ответил Гидеон, и Пола невольно восхитило излучаемое им спокойствие. Неужели у малыша не было вообще никакого страха? – Мы встретились на уроке фехтования у Гальяно одиннадцать лет назад, сразу после Вашего неудачного покушения на графа Сен Жермена.

– Маркиз Уэллдон, – презрительно произнёс лорд Аластер. – Я припоминаю. Вы передали мне известие от дьявола.

– Я передал Вам предупреждение, которому Вы, к сожалению, не вняли, – зелёные глаза опасно блеснули.

– Вы демоново отродье! Я это сразу понял, как только Вас увидел! Хотя Ваши удары были вполне приличны, но Вы, возможно, помните, что я выиграл тот наш маленький тренировочный поединок?

– Я хорошо это помню, – ответил Гидеон, встряхивая кружева на обшлагах рукавов, как будто они ему мешали. – Так, как будто это было на прошлой неделе. Для меня это, впрочем, так и было. En garde.

Зазвенели клинки, но Пол не мог видеть, кто берёт вверх, потому что оставшийся слуга пришёл в себя и ринулся на него с обнажённой шпагой.

Лакей фехтовал не так элегантно, как его господин, но очень стремительно, и Пол почувствовал, что, несмотря на передышку, силы уходят из его раненой руки.

Когда же он наконец переместится? Уже не должно оставаться много времени! Он стиснул зубы и сделал следующий выпад. Несколько минут никто не говорил ни слова, раздавался лишь звук клинков и пыхтение, но потом Пол заметил уголком глаза, что драгоценная шпага лорда Аластера взлетела в воздух и с глухим ударом упала на мостовую. Слава Богу!

Лакей отскочил на пару шагов.

– Милорд?

– Это был скверный трюк, демон! – гневно воскликнул лорд Аластер. – Против всех правил! Был мой удар!

– Вы не умеете проигрывать, как мне кажется, – ответил Гидеон. Из раны на его руке текла кровь.

Лорд Аластер кипел от ярости.

– Убейте меня, если посмеете!

– Не сегодня, – ответил Гидеон, заправляя шпагу за пояс.

Пол увидел, что лорд сделал движение головой, и лакей напряг мускулы. Пол молнией метнулся между ними и парировал удар, прежде чем острие шпаги лакея проникло между рёбер Гидеона. В ту же секунду Гидеон вновь вытащил шпагу и пронзил ею грудь слуги. Кровь фонтаном хлынула из раны, и Пол отвернулся.

Лорд Аластер использовал этот момент, чтобы поднять шпагу и подцепить ею коричневый конверт. Без лишних слов он развернулся и побежал через арку.

– Трус! – гневно вскричал Пол. Затем он повернулся к Гидеону.

– Ты ранен, малыш?

– Нет, царапина, – ответил Гидеон. – А вот ты выглядишь плохо. Твоя рука! Вся эта кровь… – Он сжал губы и поднял шпагу. – Что за бумаги ты передал лорду Аластеру?

– Родословные, – удручённо ответил Пол. – Женская и мужская линии путешественников во времени.

Гидеон кивнул.

– Я знал, что это вы нас предали. Но я не думал, что вы так сглупите! Он попытается убить всех потомков графа! А теперь он знает и имена женской линии. Если он возьмёт верх, то мы никогда не родимся.

– Ты мог убить его, когда у тебя была возможность, – горько ответил Пол. – Он нас обманул. Послушай, у меня уже не очень много времени, я могу в любой момент переместиться. Но очень важно, чтобы ты меня выслушал.

– Я не буду этого делать! – Зелёные глаза гневно блеснули. – Знай я, что встречу тебя сегодня, я бы прихватил пробирку…

– Было ошибкой связываться с альянсом, – торопливо сказал Пол. – Люси была против с самого начала. Но я подумал, что если мы им поможем обезвредить графа… – Он схватился за живот. При этом его пальцы наткнулись на связку писем под камзолом. – Чёрт! Вот, возьми это, малыш.

Гидеон с колебанием взял бумаги.

– Прекрати называть меня малышом! Я на полголовы выше тебя.

– Здесь идёт речь о той части предсказаний, которую граф до сих пор держал в тайне от Стражей. Важно, чтобы ты это прочёл, прежде чем ты побежишь к своему любимому графу и донесёшь на нас. Дерьмо, Люси меня убьёт, когда об этом узнает.

– Где гарантия, что это не фальшивки?

– Просто прочти это! Тогда ты будешь знать, почему мы украли хронограф. И почему мы хотим воспрепятствовать графу завершить круг. – Он втянул воздух. – Гидеон, ты должен присматривать за Гвендолин, – торопливо сказал он. – И ты должен защитить её от графа!

– Я защищу Гвендолин от любого! – Глаза Гидеона высокомерно блеснули. – Но я не знаю, какое тебе до этого дело!

– Мне до этого очень большое дело, мальчик! – Пол должен был сделать над собой усилие, чтобы не ударить его. Боже, если бы малыш только знал!..

Гидеон скрестил руки на груди.

– Из-за вашего предательства люди лорда Аластера почти убили нас в Гайд-парке, Гвендолин и меня. Так что ты вряд ли можешь убедить меня, что тебе дорого её благополучие.

– Ты не имеешь понятия… – Пол прервал фразу. У него уже просто не было времени. – Не важно. Послушай. – Он подумал о том, что сказала Люси, и попытался придать голосу максимальную настойчивость. – Простой вопрос – простой ответ. Ты любишь Гвендолин?

Гидеон на мгновение отвёл глаза. Но что-то полыхнуло в его взгляде, Пол это точно видел. Может быть, это была неуверенность? Вот класс, со шпагой-то парень обращается здорово, но в отношении чувств кажется зелёным новичком.

– Гидеон! Я должен знать ответ! – Голос Пола прозвучал резко.

Лицо Гидеона утратило твёрдость.

– Да, – просто ответил он.

Пол почувствовал, что весь его гнев улетучился. Люси это знала. Как он мог в ней сомневаться!

– Тогда прочти бумаги, – сказал он торопливо. – Только так ты сможешь понять, какую роль на самом деле играет Гвендолин и как много для неё стоит на кону.

Гидеон уставился на него.

– Что ты имеешь ввиду?

Пол наклонился к нему.

– Гвендолин умрёт, если ты этому не помешаешь. Ты единственный, кто может это сделать. И кому она, кажется, доверяет.

Почувствовав, как усиливается коловорот в животе, он крепче сжал руку Гидеона. Что бы он только ни отдал за одну-две минуты промедления!

– Обещай мне это, Гидеон! – в отчаянии воскликнул он.

Но ответа Гидеона он уже не услышал. Вокруг него всё расплылось, его сбило с ног и швырнуло сквозь время и пространство.

Оглавление

Керстин Гир

Синий сапфир. Любовь через все времена.

Роман

Пролог

Лондон, 14 мая 1602 года

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

Эпилог

Лондон, 29 сентября 1782 года