Белая вуаль [Анна Смолякова] (fb2) читать постранично

Анна Смолякова Белая вуаль

1

К вечеру городской Дворец культуры обычно просыпался. По коридорам начинали сновать люди, они хлопали дверьми и недопустимо громко разговаривали. Серьезная бабушка-вахтерша в который раз поправила на дверях Большого зала табличку: «Тихо! Идет прогон!» и уселась неподалеку с вязанием в руках. Сегодня в зале присутствовало «высокое начальство».

«Дай Бог, чтобы у ребят все получилось. Больно уж спектакли они ставят хорошие, жизненные», — подумала бабушка и поддела спицей очередную петлю.

Тем временем события на сцене стремительно разворачивались.

Дикая пляска световых бликов постепенно уступила место мягкому голубому сиянию софитов, агрессивная напористая музыка сменилась волшебной мелодией. Пятясь и извиваясь, скрылись за кулисы артисты кордебалета в черном трико, а из глубины сцены, простирая руки к зрителям, появилась главная героиня. Да, девушка была хороша собой: длинные белокурые волосы, ноги, что называется, «от ушей», а голос… Голос заставлял померкнуть прочие ее достоинства. Легкий и звенящий, он то стремительно взмывал вверх, то опускался до жаркого низкого полушепота.

Молодые люди в последнем ряду зааплодировали. Сидящий в партере мужчина обернулся и смерил их весьма скептическим взглядом.

— Вы, видимо, считаете, что я тоже должен прийти в восторг? — Мужчина вопросительно посмотрел на худого бородача, вжавшегося в соседнее кресло.

— А что, по-моему, неплохо…

— И это говорит мне режиссер, поставивший «Медею» и «Городской романс»? Знаете, как-то не верится, что ваши мюзиклы получали призы на фестивалях… Даже глухому ясно, что эта новая «звезда» поет под фонограмму.

— Но ведь и в других спектаклях мы часто использовали запись, — робко пытался защищаться режиссер, — и никто ничего криминального в этом не видел…

— Ничего криминального, если под фонограмму открывают рот безголосые статистки, но, простите, не главная героиня!

— Видите ли, у Любаши прекрасная фактура, но вокал у нее слабоват для этой партии… И потом, мы записали фонограмму у себя в студии. Поет наша же артистка…

— А почему же не ей отдали роль, фактура не та? — Мужчина в галстуке иронически взглянул на бородача. — Или девушка до такой степени безобразна, что даже грим не поможет?

— Дело не во внешности, хотя здесь тоже не без проблем… Просто она вбила себе в голову, что похожа на огородное пугало, и, выходя на сцену, начинает зажиматься, комплексовать. В общем, работать невозможно. А голос — от Бога, жаль, действительно жаль, что дальше фонограмм она уже не пойдет.

— Я мог бы побеседовать с ней?

— Пожалуйста. — Режиссер привстал с кресла и крикнул: — Калиновскую ко мне, и побыстрее!

Через несколько минут шторка на боковой двери зашевелилась, и по проходу между рядами начала пробираться худенькая темноволосая девушка лет двадцати трех. Она была довольно симпатичной: тонкий профиль, четко очерченные губы и большие глаза с длинными ресницами.

— Вы меня звали, Геннадий Николаевич? — Девушка наконец-то преодолела все препятствия и теперь стояла перед режиссером.

— Не я. Вот Михаил Максимович — председатель отборочной комиссии, он хотел с тобой побеседовать.

Певица повернулась к мужчине в галстуке, ее тонкие пальцы непроизвольно вскинулись к лицу и нервно затеребили блестящие черные пряди. Однако непослушные волосы рассыпались и никак не хотели закрывать багровое родимое пятно на левой щеке, спускающееся от нижнего века до самого подбородка.

— Я, собственно… — Михаил Максимович потер переносицу. — Я только хотел выразить восхищение вашим талантом. Вы окончили консерваторию?

— Нет, я окончила музучилище, преподаю в музыкальной школе, а пою только здесь.

— А-а-а… — Мужчина не нашелся, что добавить. Молчание становилось тягостным.

— Ну, я, пожалуй, пойду? — Девушка вопросительно посмотрела на режиссера и, получив разрешение, снова скрылась за шторкой боковой двери.

Через несколько минут поднялся и Михаил Максимович. Когда он проходил через вестибюль, то снова заметил знакомую фигурку. На девушке было темное пальто с меховым воротником и песцовый берет.

— Я могу вас подвезти, у меня машина.

— Спасибо, я на автобусе. — Девушка помахала на прощание рукой в белой пушистой варежке и выбежала на улицу.

«Если бы не это пятно, она, пожалуй, могла бы быть по-настоящему красивой», — подумал Михаил Максимович. Впрочем, скоро мысли о молодой певице перестали его занимать, забот и без того было достаточно. Приближался Новый год.

Автобус, скрипнув закрывающимися дверьми, отъехал от остановки, и Виолетта осталась стоять посреди пустынной улицы. Конечно, можно было сесть в машину этого Михаила Максимовича и без проблем доехать до самого подъезда, но слишком уж неприятным и тяжелым показался его взгляд. Однако сегодня ничто не могло