Зарубежные письма [Мариэтта Сергеевна Шагинян] (fb2) читать постранично

Мариэтта Шагинян Зарубежные письма

Аркадию Исааковичу Райкину с теплым чувством благодарности за его большое и доброе искусство.

Два слова от автора К IV изданию

К сожалению, я не смогла собрать в этом томе всех своих заграничных путешествий, особенно в остальные, кроме ГДР и Чехословакии, социалистические страны, — отчасти потому, что пребывание мое в этих странах было слишком коротким для содержательного описания. Зато выполняю свой долг перед читателями двумя дополнительными очерками — «Поездкой в Швейцарию», включающей три «письма», и статьей «В библиотеках Европы», — не столько, впрочем, статьей, сколько воспоминаниями о моих длительных работах в этих библиотеках.

Я ездила за рубеж не просто как туристка и даже не как журналистка, а с очередной необходимостью поработать в той или иной библиотеке для подготовлявшейся книги. В то время как турист или журналист с блокнотом в руках лихорадочно объезжали «достопримечательности», записывая увиденное и услышанное, я мирно сидела — тоже с блокнотом и карандашом — в тихих читальных залах, записывая и конспектируя прочитанное.

Почти во всех библиотеках пришлось мне поработать, и притом подолгу. В лондонской Ридинг-рум Британского музея — дважды, с разными задачами; в Париже, во Французской Национальной библиотеке — дважды; в знаменитой венецианской библиотеке на острове Сан-Джорджо; в библиотеке консерватории во Флоренции; в двух библиотеках Рима и в архивах Ватикана, а также в архивах библиотек Болоньи, Милана, Пармы, Неаполя, Вены; Праги, Брно и других городов Чехословакии — по одному разу. И всякий раз это было необходимо для задуманных мною книг. В году 1973-м необходимость погнала меня в хорошо знакомую, исхоженную и изъезженную в ранней молодости Швейцарию, где пришлось около месяца поработать в цюрихской библиотеке.

Может быть, именно этот особый характер моих зарубежных поездок сказался отчасти и на содержании «Зарубежных писем», на включении в книгу маленьких монографий о культуре стран, очерк которых я даю в мимолетных и кратких зарисовках. Включение таких монографий как бы развивает и дополняет подтексты моих «писем» об искусстве, науке и литературе данной страны.

Мариэтта Шагинян

1977 г.

На «Волге» по Франции

Вы можете двадцать лет прожить в Париже — и не будете знать Францию.

Стендаль

I. Дорога как таковая

Знать страну — это значит уметь ее представить себе, закрыв глаза. Всю целиком, объемно и зримо, географически и живописно, в отдельных частях и контурах. Так я могу, например, представить себе Британские острова от шотландских озер до седой пены волн у скалистого берега Лэндс-Энда. Но, к стыду своему, несколько раз побывав в Париже, я совершенно не знала Франции, не могла мысленно охватить ее. Понятно поэтому, когда легла передо мной огромная карта и нужно было выкроить из нее автомобильный маршрут на восемь дней, меня охватила просто бандитская жадность: целых девяносто департаментов, один другого интересней, и два морских порта, равные департаментам!

Карандаш побежал зигзагами, охватывая куски побольше. Но спутник мой сразу пресек эти зигзаги. Он провел две линии. Сверху вниз, от Парижа до Лазурного берега, и снизу вверх, от Лазурного берега через Марсель до Парижа, оставляя между этими двумя линиями только очень узкое пространство, хотя нигде не давая им слиться или пересечься. Нам предстояло по этому плану проехать из бассейна рек Сена — Уаза в долины рек Сена — Марна, ехать вдоль Йонны, Соны, Луары, Эна, подняться в Верхнюю Савойю, спуститься в долину Изера и «дорогой Наполеона» вниз, вниз, вниз, через Приморские Альпы на Лазурный берег. А из Ниццы — берегом Средиземного моря в Марсель, а из Марселя — долинами Роны, Дрома, Алье, Луары — назад в Париж. Сделать как бы пробную вырезку из центрального тела Франции, с севера на юг, — очень интересную, но ограниченную вырезку, оставив на будущие времена весь север и все провинции, выходящие на Бискайский залив, Ла-Манш и течение Гаронны.

Пока это все оговаривалось и вычерчивалось с записью предполагаемых ночевок в городах с совершенно незнакомыми мне названиями, механик приводил в порядок нашего «доброго коня», то есть лошадиные силы ужо не молодой советской «Волги», служившей своему парижскому хозяину верой и правдой целых пять лет. Неисчислимо много раз приходилось мне переживать это чувство, лучше которого на свете пет: чувство транспорта у дверей, торопящего к отъезду, когда вы оглядываетесь в комнате, оторвавшись от прошлого, не забыли ль чего, но вас уже нет в этих четырех степах, как еще нет и в том неведомом, куда вы