Гордая принцесса [Барбара Картленд] (fb2) читать онлайн

Барбара Картленд Гордая принцесса

Глава 1

1872 год

Промчавшись быстрым галопом сквозь редеющий лес, Илона огляделась. Наконец-то она добралась до широкой, открытой степи, сплошь поросшей блестящей зеленой травой и усыпанной полевыми цветами. Степь простиралась до самого горизонта, до лесистых склонов гор со снежными шапками вершин.

Илона отлично понимала, что в открытой степи ее прекрасно видят все сопровождающие.

«Можно ли придумать что-нибудь более несносное, чем прогулку верхом в сопровождении двух офицеров и двух грумов?» — спрашивала себя девушка.

Еще спускаясь по ступеням дворца, чтобы отправиться на прогулку, она — недоверчиво оглядела свой эскорт. Когда же они тронулись в путь, как ей показалось, почти похоронным шагом, она поняла, что долго не выдержит такой торжественности.

Возвращаясь из Франции в родные места, Илона ни о чем не мечтала так, как о лошадях.

Девочке было всего десять лет, когда она покинула Добруджу, но она так и не смогла забыть того восторга, который вызывали у нее скачки на норовистых жеребцах по густой степной траве.

Потомки великого Хортобаша Пация — самого знаменитого и мощного венгерского коня — лошади Добруджи вырастали в тех же степях, что и всемирно известные венгерские скакуны. Люди Добруджи имели значительную долю венгерской крови, во всяком случае значительно большую, чем в любой другой балканской стране. За многие века население Добруджи смешивалось с мадьярами, римлянами, греками, но Илона предпочитала вспоминать только свои венгерские и греческие корни. Ей казалось, что им она больше всего обязана своей внешностью и характером. Именно венгерская кровь заставила ее сейчас убежать от свиты и насладиться ветром, свободой и красотой пейзажа.

Остановив своего коня на опушке, она огляделась вокруг и увидела слева от себя серебристую ленту реки.

Решение было принято мгновенно: всадница и конь уже неслись по крутому берегу. Илона понимала, что это небезопасно, но всецело положилась на умное и сильное животное.

Подъехав к самой воде, девушка оглянулась и поняла, что ей удалось оторваться от свиты.

Как обычно в это время года, река обмелела, а через месяц она превратится в маленький ручеек.

Серебристая вода спокойно катилась по каменистому дну. Слегка хлопнув коня хлыстом, Илона завела его в реку. Глубина была такой, что вода даже не доходила до стремени, и, легко преодолев реку, Илона со своим верным жеребцом скрылись в густом сосняке.

Девушка наклонилась к коню и похлопала его по шее.

— Молодец, мальчик! — тихо произнесла она. — Теперь можно насладиться жизнью!

Она невольно подумала, что отец будет недоволен ею, но сейчас Илоне это было неважно.

Он, несомненно, даст свите нагоняй, если те доложат, что упустили ее; но с другой стороны, если им удастся вернуть ее во дворец целой и невредимой, они вряд ли станут сами навлекать на себя неприятности!

В жарком воздухе сосны источали божественный аромат, спешить было некуда, и, глядя по сторонам, Илона медленно двигалась по сосновой роще.

Она мечтала увидеть диких животных, рассказы о которых слышала в детстве. В Добрудже водились серны, медведи, волки, рыси, олени и кабаны.

Она никогда не забудет крошечного медвежонка, которого ей принесли в детстве и которого потом приручили цыгане и водили по сельским ярмаркам. Тогда она узнала, что взрослого медведя невозможно ни приручить, ни обучить, но медвежата, если их достаточно рано отнять от матери, очень хорошо поддаются обучению и легко привыкают к человеку.

Однако в этом лесу медведей не было видно, зато многочисленные птицы при ее приближении покидали насиженные места и громко протестовали против вторжения. Лучи солнечного света, проникающие сквозь ветви сосен, придавали лесу неповторимое очарование.

На память Илоне приходили легенды и сказки, слышанные в детстве. Она вспомнила, что всегда верила в драконов, живущих в глубинах сосновых лесов, леших, прячущихся под корягами, и таинственных греческих богов, живущих среди снежных горных вершин.

Девушка тихонько стала напевать памятную с детства крестьянскую песенку, как вдруг до нее донеслись чьи-то голоса.

Она осадила коня и прислушалась.

Голосов было много, и девушку это удивило: в это время дня в лесах обычно бывает безлюдно. Крестьяне трудятся в полях под строгим надзором надсмотрщиков… А может быть, это дровосеки?

Она пыталась вспомнить, не в это ли время года валят деревья и сплавляют их по реке, но тут же остановила себя: ведь она только что видела, как обмелела река, ни о каком сплаве не может быть и речи!

Так кто же эти люди?

Движимая естественным любопытством, Илона направилась на звуки. Конь почти беззвучно пробирался по мягкому мху. Неожиданно за деревьями девушка увидела просторную поляну и на ней не менее пятидесяти человек.

Илона остановилась и стала с интересом наблюдать за ними. Все они были одеты в белые мешковатые штаны, а вышитые белые не то мундиры, не то куртки свисали с одного плеча, как у гусар. На всех были черные круглые фетровые шляпы с большими перьями, что придавало им очень лихой вид, свойственный жителям Добруджи. Илона высматривала среди них женщин, но их здесь не было. Как ни странно, все эти люди ничуть не походили на бедных крестьян.

Увиденное так поразило ее, что она не заметила, как ее конь, медленно пощипывая траву, вышел на поляну, и она оказалась на виду у всех.

Люди очень быстро и темпераментно говорили о чем-то, жестикулировали и, как могла понять Илона, гневно высказывались против чего-то или кого-то.

Слушая этих людей после долгих лет, проведенных вдали от дома, она с трудом понимала их речь. Простые люди обычно говорили на местных диалектах, но в их речи встречались и румынские, и русские слова. Сейчас Илона ясно расслышала только два слова: «борьба» и «несправедливость».

Вдруг человек, говоривший со страстностью и искренностью настоящего оратора, увидел Илону, резко оборвал речь и с любопытством уставился на девушку.

Большинство слушателей, до сих пор стоявших к ней спиной, обернулись и тоже стали разглядывать ее.

Внезапная тишина была немного жутковата.

Наконец оратор, указав на Илону, закричал:

— Кто она такая? Что ей надо? Нас предали!

Люди, сидевшие на упавших деревьях, стали подниматься, и Илоне стало страшно. Хотя никто из них не двинулся с места, она почувствовала: ей грозит опасность.

От толпы отделился человек, до этого сидевший позади всех. Он направился к девушке, и она заметила, что он очень высок и одет как будто бы лучше остальных.

Когда он приблизился к ней, она увидела еготоченое лицо с классическими чертами, которые у нее ассоциировались с греческими скульптурами.

К ее удивлению, при очень темных волосах у него были ярко-голубые глаза. В Венгрии такое сочетание нередко, но столь привлекательного мужчину Илона еще никогда не видела.

— Что вам здесь надо? — спросил он на очень чистом венгерском языке, присущем аристократам Добруджи.

— Вы же видите, я гуляю!

Он ответил с чуть заметной улыбкой:

— Вижу. Но появляться в этой части леса с вашей стороны неразумно!

— Почему? — удивилась Илона.

Она знала, что, как дочь своего отца, может ездить по всей стране, и никто из землевладельцев не может остановить короля или членов его семьи.

— Вы одна?

— По-моему, это и так видно! — отрезала Илона, почтя незнакомца дерзким.

Может быть, он не понимал, с кем имеет дело, но что-то в его голосе показалось ей неприятным, да и властный тон был непозволителен.

Взглянув на мокрые ноги ее коня, мужчина с укором произнес:

— Вы пересекли реку! Позвольте, юная леди, предложить вам вернуться обратно!

— Я вернусь, когда захочу, не раньше! — рас-свирипела Илона, сама не понимая почему. Обычно она была очень покладиста и охотно исполняла все, о чем ее просили, но сейчас, вызывающе вздернув подбородок, процедила: — Не представляю, что здесь происходит, если только вы не замышляете что-то постыдное!

Она говорила достаточно громко и четко, так что все могли расслышать каждое ее слово.

Толпа зашевелилась, и люди стали тихо переговариваться между собой.

Человек с голубыми глазами взял под уздцы ее коня и повел его назад к лесу.

— Пожалуйста, оставьте в покое мою лошадь! — приказала Илона.

— Не будьте дурочкой! — пренебрежительно ответил мужчина. — Если у вас есть хоть капля разума, вы сейчас же уедете и забудете обо всем, что здесь видели и слышали!

— Но почему?

— Потому что иначе вы можете оказаться в очень опасном положении!

— Опасном? Почему?

Он не ответил, продолжая вести коня вперед. Илона резко потянула удила, и конь остановился.

— Мне не нравится ваше поведение! Я не позволю командовать ни вам, ни кому бы то ни было!

С минуту посмотрев на нее, незнакомец сказал:

— А теперь слушайте меня внимательно!

Услышав эти слова, Илона почему-то удержалась от ответа, чуть не сорвавшегося с ее губ, и только молча смотрела на него.

— Я не знаю, кто вы и как оказались здесь! Наверное, вы не из местных! Но, умоляю вас, убирайтесь отсюда как можно быстрее. Так будет лучше для вас и для всех остальных. И забудьте о том, что вы здесь видели!

— А что я видела? Людей, собравшихся в лесу и говорящих о несправедливости!

— Так вы слышали, да?

— Слышала, — подтвердила Илона, — но я готова забыть об этом, если вы мне все объясните.

— Я думал, вам и так уже все ясно! Но если вы хотите погубить людей, думающих о благе Добруджи, что ж, болтайте обо всем, что видели и слышали!

Он говорил искренне и, почувствовав важность его дела, Илона сдалась.

— Ладно, — тихо произнесла она. — Даю слово, что никому ничего не скажу! — Ей показалось, что в его глазах мелькнуло облегчение. Однако, решив, что он слишком радуется победе, девушка добавила: — И тем не менее я не понимаю, почему вы здесь хозяйничаете и отсылаете меня обратно!

Мужчина впервые широко улыбнулся и стал еще более привлекательным.

— А каким вы бы хотели видеть меня? Робким и смиренным?

Он явно смеялся над ней, и глаза Илоны негодующе загорелись. Однако, прежде чем она успела догадаться о его намерениях и начала сопротивляться, он протянул руки, снял ее с седла и принялся целовать!

Илона была так потрясена, что не могла шевельнуться, когда он обнял ее и приник к ее губам.

Потом, так же внезапно, он снова посадил ее на коня, и, когда она крепко схватилась за удила, сказал:

— Такой красавице нечего интересоваться политикой! Отправляйтесь домой, прекрасная леди, и кокетничайте со своими кавалерами!

Какое-то время она молча смотрела на него, не в силах собраться с мыслями и осознать происшедшее, а он хлопнул коня по крупу, и верное животное понесло Илону к реке.

И только перебравшись через реку она осознала, что произошло. «Как он посмел? Как посмел целовать меня! Невероятно! Неслыханно! Такое оскорбление!»

Однако, подумала девушка, она даже и не пыталась сопротивляться! Можно было закричать, ударить его хлыстом или, по крайней мере, бороться изо всех сил, как подобает любой уважающей себя девушке.

Но она ничего этого не сделала, а просто позволила ему держать ее в объятиях и целовать!

Илону никогда еще не целовали. Никто даже не пытался этого делать, и она не представляла, что мужские губы могут быть такими твердыми, властными и требовательными, а поцелуи такими пленительными!

Она всегда считала, что поцелуй — это что-то мягкое и нежное, но поцелуй незнакомца вызвал в ней чувства, в которых она не могла признаться даже самой себе. Ей показалось, будто он полностью завладел ею, а она поддалась ему. При этой мысли лицо ее вспыхнуло жаром.

Илона была так поглощена своими переживаниями, что заметила ожидающий ее эскорт, только оказавшись на другом берегу.

Офицеры и грумы смотрели на нее с явным неодобрением. А если бы они еще знали, что с ней произошло!

— Слава Богу, ваше королевское высочество, вы целы и невредимы! — воскликнул полковник Сеаки. — Но все же вам не следовало переходить через реку!

— Почему? — осведомилась Илона.

— Мы понимаем, принцесса, ваш конь слишком норовист, — медленно произнес полковник, как бы подбирая слова, — и к несчастью, ваше королевское высочество, вы могли оказаться на территории Шароша.

— Но ничего страшного, похоже, не случилось, — заметил другой офицер.

— Да, конечно, — согласился полковник, — но все-таки, принцесса, мы вынуждены умолять вас впредь быть более осторожной!

Илона направила коня в простирающуюся перед ними открытую степь. Ей стало совершенно ясно, что, упомянув о норове коня, полковник нашел оправдание собственной оплошности. Но не это ее занимало. Она отметила, как серьезно полковник упомянул о Шароше.

— Вам известно, полковник, — произнесла она, — я не была в Добрудже с десяти лет. Не помню, чтобы во времена моего детства было запрещено переходить реку. Конечно, я могла что-то забыть!

Девушка заметила, какими взглядами обменялись полковник и майор: они словно не верили ей! В их глазах читался почти страх, но она решила, что это страх перед ее отцом.

Да и кто его не боялся? За двадцать четыре часа, проведенные дома, девушка уже успела понять, что во дворце все пресмыкаются перед отцом и трепещут. «Почему я не осталась в Париже?» — мысленно воскликнула она, но тут же вспомнила, что иного выбора у нее не было.

— Мне хотелось бы знать правду, — обратилась она к полковнику. — Что вы имели в виду, говоря о какой-то территории Шароша? — Она помолчала и, слегка улыбнувшись, добавила: — Не бойтесь, король ни о чем не узнает!

С явным облегчением полковник ответил:

— Ваше королевское высочество, должно быть, не знает, что наша страна поделена на две части: земли Радаков и земли Шарошей.

— Но ведь отец правит всей Добруджей, как правил мой дед, а до этого отец деда. Разве не так?

— Теоретически да, но за последние пять-шесть лет произошли некоторые изменения.

— Какие?

Ее заинтересовали слова полковника, и она даже отказалась от намерения поскакать галопом, хотя они ехали по открытой, ровной степи. Грумы держались позади, и девушка знала: если говорить не слишком громко, ее разговор с полковником никто не услышит.

— Прошу вас, продолжайте! — попросила она.

— Князья Шароши всегда были самыми могущественными землевладельцами в Добрудже, а во времена вашего дедушки князь Владислав считался самым влиятельным человеком в стране после короля.

— Можно сказать, они делили власть, — вмешался майор Касса.

— Именно! И надо сказать, вдвоем очень успешно управляли страной, — заметил полковник. Выдержав небольшую паузу, он продолжал: — Но с тех пор, как ваш отец принц Иозеф Радак унаследовал трон, все изменилось.

Илоне не требовалось объяснять, почему так произошло. Ее мать была вынуждена покинуть Добруджу, не в силах мириться с неукротимым нравом и властным характером мужа, да и сама девочка возненавидела отца с тех пор, как стала что-то понимать.

— А как обстоят дела сейчас? — осведомилась Илона.

— Добруджа на самом деле состоит из двух государств: королевства Радака и княжества Шароша.

— И эти два государства находятся почти в состоянии войны, — подхватил майор Касса.

— В состоянии войны? — недоверчиво переспросила Илона.

Покидая Францию, она надеялась больше никогда не слышать о войне, по видно даже в Добрудже о мире можно только мечтать.

— Люди Добруджи попали в очень трудное положение, — продолжал полковник. — Пока правители враждуют, некоторые, пользуясь моментом, стали мстить друг другу за старые оскорбления и даже возрождают кровную месть.

— Я правильно поняла: вы хотите сказать, что у нас с Шарошем война?

Наступила пауза. Затем полковник неуверенно произнес:

— Князь Аладар Шарош осуждает многие законы, введенные его величеством, отказывается подчиняться им и защищает своих людей, если тех арестовывают.

— Он защищает их силой? — поинтересовалась Илона.

— Два дня назад, ночью, — ответил полковник, — его люди ворвались в тюрьму в Витоци и освободили всех узников!

— А охрану убили?

— Нет, никто не пострадал. Солдат просто связали и бросили в озеро, но там так мелко, что никто не утонул. Однако подобное унижение забудется не скоро!

Голос полковника звучал сурово, но Илона невольно рассмеялась.

— Тут нет ничего смешного, ваше королевское высочество! — с укоризной заметил майор Касса.

— Простите! — извинилась Илона. — Но не далее как вчера, глядя на гвардейцев во дворце, я подумала, какой у них напыщенный вид в новой форме, придуманной отцом! Жителям Витоци, наверное, доставило немалое удовольствие посмотреть на связанную охрану, сидящую в пруду, хотя для солдат это испытание не из приятных!

— Я лишь пытаюсь предупредить ваше королевское высочество, — осуждающе произнес полковник Сеаки, — что вам не следует заезжать на территорию Шароша. Вас могут подвергнуть оскорблению или, еще того хуже, похитить! — Помолчав, он выразительно добавил: — Разумеется, для того, чтобы принудить его величество отменить некоторые из новых законов!

— Что же это за новые законы, из-за которых поднялось столько шума?

Полковник замялся:

— Об этом, ваше королевское высочество, вам лучше расспросить короля.

— Вы же прекрасно понимаете, что я не стану к нему обращаться. Я боюсь отца не меньше, чем вы, полковник!

— О каком страхе идет речь? Я питаю к его величеству глубокое уважение и подчиняюсь всем его приказаниям.

— Но вы же боитесь его! — настаивала Илона. — Ну будьте же честны! Отец всем внушает страх. Вот почему, несмотря ни на что, мне было так хорошо все эти годы жить вдалеке от Добруджи! — Вздохнув, она огляделась. — Правда, мне очень не хватало этих невероятно красивых мест и, конечно, наших замечательных лошадей!

Наклонившись вперед, она ласково потрепала загривок коня, выпрямилась и решительно произнесла:

— Скажите мне правду, полковник, а потом мы поскачем галопом по этой прекрасной земле!

Полковник потеплевшим взглядом окинул девушку:

— Что ж, извольте. Знайте, принцесса: большую часть населения взбесили два закона. Во-первых, король потребовал от каждого землевладельца половину урожая отдавать государству!

— Иными словами… ему! — тихо произнесла Илона.

— Во-вторых, — продолжал полковник, проигнорировав замечание девушки, он под страхом смерти изгнал всех цыган.

— Но это же смешно! — воскликнула Илона. — Цыгане всегда жили в мире с нами. Я помню, мама рассказывала мне, как жестоко с ними обращались в Румынии и каким страшным пыткам их подвергали. — Подумав, она добавила: — В Венгрии их тоже преследовали еще со времен Марии Терезии, а затем Иозефа II.

— Это правда, принцесса, — пробормотал майор Касса.

— Но они всегда были неотъемлемой частью нашей жизни!

— Король распорядился, чтобы они покинули страну, — заметил полковник Сеаки.

— Но куда же они пойдут? Разве что в Россию, но русские нас не любят и вряд ли примут наших цыган.

— Принц Аладар приводил королю убедительные доводы против этого решения.

— А он, конечно, и слушать не стал! — прошептала Илона.

— В последнее время принят ряд других законов, вызвавших немалые разногласия. Армию, конечно, укрепляют, но ситуация, скажу честно, не из благоприятных.

Илона улыбнулась офицерам: — Ничего удивительного! Благодарю вас, господа, за рассказ. Не беспокойтесь, я не злоупотреблю вашим доверием. — Посмотрев вдаль, она сказала: — А теперь я хочу мчаться во весь опор и забыть обо всем, кроме одного — что это самое красивое место на свете!

Она коснулась коня кнутом, и он резко пустился галопом по заросшей травой степи.

Под громкий стук копыт Илона думала, что нет ничего более приятного, чем быстрая езда верхом.

По дороге к дому она невольно бросала взгляды на работающих в полях крестьян, и ее поразил их мрачный и угрюмый вид. Неужели ей изменила память? Ведь она всегда представляла своих соотечественников доброжелательными, улыбающимися людьми!

Ничто здесь не изменилось: те же деревянные дома с балконами, утопающими в цветах, расписные вывески придорожных гостиниц, прекрасные сады, где любили собираться посетители, чтобы насладиться прекрасным местным вином. Стояла пора цветения акаций, придававших пейзажу необыкновенную красоту. По-прежнему в полях паслись стада коров с белыми рогами, иногда перевязанными бантами, отары шерстистых овец и табуны черно-белых жеребят.

Местные женщины в ярких юбках и с косами до колен отличались самобытной красотой, мужчины же имели живописно-лихой вид благодаря гусарского типа курткам, небрежно свисающим с плеч, красным поясам и круглым фетровым шляпам с залихватски задранными полями. На некоторых из них были высокие сапоги со шпорами, и Илона знала, что лучших наездников не сыскать ни в одной стране.

Все выглядело так же, как и прежде, но все же чего-то не хватало! Наконец она поняла, в чем дело.

Жители Добруджи всегда связывались в ее сознании с музыкой, песнями и смехом. Они пели за работой в поле, пели ведя на пастбище скот, пели возвращаясь с охоты с добычей, обычно серной или оленем. Теперь же казалось, что на всей земле стояла тишина, а одежда крестян выглядела поношенной и убогой.

Цыгане и прежде часто ходили в лохмотьях, но не крестьяне, которые всегда очень следили за своей внешностью.

Илона со своим эскортом приближалась к дворцу — великолепному зданию, вот уже несколько веков возвышающемуся над равниной.

Каждый следующий монарх перестраивал дворец по своему вкусу, но особое рвение показал дед Илоны, украсивший его различными башнями и башенками, не забыв при этом сделать его неприступной крепостью.

Однако это не повредило дворцу и он выглядел очень живописным и нарядным. Но только издали. Вблизи же все строение зловеще напоминало о тех днях, когда защитникам крепости выгоднее всего было находиться выше противника, имея прекрасный обзор и удобную позицию для стрельбы.

Чтобы дворец не производил устрашающего впечатления, бабушка Илоны насадила вокруг него деревья, и теперь, когда цвели миндаль и персики, башни и шпили поднимались над ними, как бесплотная мечта. Внутри замка также росли прекрасные сады.

Входя в огромные чугунные ворота, защищающие дворец от вражеских войск и банд грабителей, Илона подумала: живя в таком прекрасном месте просто невозможно не быть счастливым. Но, к сожалению, ей было прекрасно известно, что во дворце Радака нет места счастью.

Живя во Франции, она не надеялась когда-нибудь снова увидеть родные места. Мать нередко говорила ей; «Мы никогда не вернемся, Илона. Пусть здесь мы не пользуемся влиянием, пусть у нас мало денег, но зато спокойно на душе!»

Когда мать вспоминала прошлую жизнь, в глазах ее всегда появлялся ужас, а голос срывался

от волнения.

Сначала Илона не понимала, как мать могла отказаться от своего положения королевы Добруджи, оставить друзей и расстаться с жизнью, которую вела целых восемнадцать лет.

Королева Гизела оставила мужа очень спокойно, без театральных эффектов, что само по себе произвело большее впечатление, чем если бы она устроила скандал и искала сочувствия к себе. Она долго страдала от тирании и грубости мужа, становившегося с годами все более жестоким, пока ее жизнь не стала совершенно невыносимой.

Королева и дальше терпела бы эту жизнь, если бы не Илона. Желая выплеснуть на кого-то свою ярость, король нередко избивал жену почти до бесчувствия, но когда он начал поднимать руку на дочь, королева, спокойная, кроткая и, как он полагал, всецело покорная его воле, восстала.

Однажды она попросила разрешения навестить в Будапеште своих родителей. Король не мог отказать: ее отец старел и, по слухам, чувствовал себя не лучшим образом. Из Венгрии королева написала, что не намерена возвращаться в чистилище, которое ждало ее в Добрудже.

С отцом остался семнадцатилетний сын — принц Юлиуш, только что начавший военную карьеру: мать не могла допустить, чтобы ее сын стал дезертиром.

Но Илону королева увезла в безопасное место. Кроме того, серьезно боясь навлечь своим поступком неприятности на родителей, она не осталась в Будапеште. Ее родители принадлежали к королевской семье, но обеднели, и их земли перешли к австрийцам. У них не осталось ничего, кроме гордости и уважения к себе, и она не могла подвергать их лишним страданиям.

Королева увезла дочь, не сказав мужу куда. Проехав всю Европу, она наконец осела в Париже, где жили ее друзья — спокойные, умные люди, с радостью принявшие ее в свой круг.

Гизела решила дать дочери хорошее образование и поместила ее в один из знаменитых монастырей, куда Илону приняли как обычную ученицу, не догадываясь о ее титуле.

Собственные небольшие средства, к которым она прибавила деньги, полученные от родителей, позволили королеве устроиться в Париже под именем мадам Радак, сняв небольшой дом неподалеку от Елисейских полей, и жизнь пошла своим чередом. Она наконец почувствовала себя свободной от душевных и физических мук, сопровождавших все годы ее замужества.

Мать научила Илону полностью владеть собой, считая это признаком хорошего воспитания и сильного характера. Жестокое обращение мужа оставило в ее душе неизгладимый след, и она решила приложить все силы, чтобы Илона забыла обо всем, что видела и слышала во дворце в Добрудже.

Ей хотелось, чтобы в кругу пристойных, цивилизованных людей, ничем не порочащих своего происхождения, дочь узнала только светлые стороны жизни.

Парижский круг знакомых королевы составляли аристократы старой закваски, которые обладали безупречными манерами, гордо скрывая свои душевные и физические страдания.

Немало натерпевшись от необузданного нрава мужа и не имея возможности как-то смягчить вспышки его гнева, королева воспитывала Илону так, как считала нужным. Она внушила дочери, что никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя проявлять свои эмоции на людях, и всегда выражала неудовольствие, если девочка была несдержанна в выражении своих чувств.

Но в Добрудже, если уж любят — так любят, ненавидят — так ненавидят! Никаких «полумер», никаких полутонов, никакого безразличия! Люди в Добрудже решительны, пылки, ревнивы, мстительны и любят с бешеной страстью.

Вот эти-то черты королева твердо решила если не совсем подавить в дочери, то по крайней мере научить держать под контролем.

— Всегда помни, что ты принцесса! Помни, как французские аристократы шли на гильотину с улыбкой на устах, отпуская шутки даже когда клали головы под острый нож!

— Но меня, похоже, никто не собирается гильотинировать, — возражала Илона.

— В жизни бывают вещи и похуже, — загадочно произнесла королева, — но что бы ни случилось, Илона, ты все встретишь с мужеством, без жалоб, никому не показывая своих страданий.

«Именно так мама и умерла», — подумала Илона.

Временами королева, наверное, испытывала страшные боли, но никогда не показывала своих страданий даже врачу! Когда Илона нашла ее мертвой, она лежала на спине со сложенными на груди руками, а на губах ее застыла улыбка, словно она бросала вызов самой смерти.

После кончины матери Илоне казалось, что весь мир рушится: опустошение и одиночество так пугали ее, что ей хотелось кричать от ужаса.

Однако, помня наставления матери, всем, кто выражал ей соболезнования, она отвечала:

— Все в порядке.

«Я как-нибудь устроюсь, и нечего обременять других своими бедами», — думала она.

Только старую Магду, горничную матери, которая всегда была с ними с тех пор, как они покинули Добруджу, она спросила в отчаянии:

— Что нам делать, Магда? Что нам делать? Мы же не можем оставаться здесь вечно!

Их маленький дом стал казаться ей могилой, где мать оставила ее одну.

За время жизни в Париже Илона встречалась только со старыми аристократами, которых любила ее мать, но все они принадлежали к уходящему поколению. Двое знакомых умерли во время осады Парижа, остальные были стары, слабы и, казалось, долго не протянут.

«Что мне делать? Куда идти?» — терзалась ночами Илона.

Но все решилось само собой.

Однажды, когда Магда ушла за покупками и девушка осталась одна, раздался стук в дверь. Она удивилась столь раннему визиту. Может это какой-нибудь торговец, однако вряд ли Магда приказала что-либо доставить домой. Она всегда сама ходила на рынок, выбирала лучшие куски, которые могла себе позволить, и торговалась за каждый сантим.

Илона открыла дверь и увидела двух пожилых мужчин.

— Мы хотели бы поговорить с ее королевским высочеством принцессой Добруджи Илоной! — произнес один из них.

Илона не сразу поняла, что речь идет о ней: ведь все восемь лет, что они с матерью прожили за границей, она не считала себя принцессой. В Париже мадемуазель Илона Радак ровным счетом ничего не значила, и высокий титул не только удивил ее, но и заставил опасливо поежиться.

— Какое дело привело вас к принцессе? — уклончиво спросила Илона.

— Она дома?

По выражению лица и тону Илона поняла, что они боятся ошибиться адресом.

Вспомнив о хороших манерах, Илона пригласила их войти. Она провела посетителей в небольшую гостиную, где на серых стенах красовались немногие ценные картины, доставшиеся ее матери в наследство от родителей, и стояла мебель времен Людовика XVI, обитая выцветшей голубой парчой.

Несмотря на отсутствие прислуги, по ее манере держаться гости догадались, кто она.

— Ваше королевское высочество? — осведомился один из гостей.

— Да, это я, — ответила Илона, понимая, что сейчас начинается новая глава в ее жизни.

Подъезжая к дворцу, Илона ясно вспомнила, какое удовлетворение выразилось на лицах прибывших.

Она узнала, что оба посетителя — министры в правительстве ее отца, и им поручено доставить Илону в Добруджу. О смерти королевы там ничего не знали.

— Ваш брат, его королевское высочество принц Юлиуш, погиб! — сообщил один из них, как позже узнала Илона, — министр иностранных дел.

— Мне очень… жаль, — машинально произнесла Илона. — Как это случилось?

Девушке показалось, что ответ министра прозвучал несколько неуверенно.

— Несчастный случай. Принц оказался втянутым в драку в таверне. — Помолчав, он уточнил: — Никто доподлинно не знает, как все началось: была уже поздняя ночь, а некоторые господа плотно пообедали.

Илона подумала тогда, что Юлиуш, такой веселый и лихой, никак не увязывается с понятием о смерти. Она помнила его смеющимся, скачущим на коне смелее и быстрее своих ровесников. Невозможно думать о нем, как о чем-то неподвижном и безжизненном.

Девушка молчала и ждала, когда гости скажут, зачем она им понадобилась.

— Мы приехали за вами, — начал министр иностранных дел, — потому что теперь у его величества нет наследника и он хочет, чтобы вы заняли место вашего брата.

Илона не поверила своим ушам:

— Место… моего брата?

— После смерти вашего отца вы будете править Добруджей.

— Нет… Нет, я… не могу! — воскликнула Илона, но тут же вспомнила, как не понравилась бы матери такая потеря самообладания. Немедленно взяв себя в руки, она спокойно попросила: — Будьте любезны, объясните мне поподробнее.

Много позже она поняла, что все разговоры были пустой формальностью. Выбора у нее не было.

Ясно, откажись она ехать с министрами, они найдут средства заставить ее сделать так, как хочет ее отец.

За вежливой просьбой вернуться в Добруджу угадывался королевский приказ, который надо выполнить.

Девушка предполагала, что ее мать отказалась бы вернуться, но ей придется подчиниться по той простой причине, что по закону Добруджи, как и любой другой страны, отец — ее опекун, и, если он захочет, то обязательно настоит, чтобы дочь жила рядом с ним. Кроме того, Илона не была уверена, что хочет отказаться. Ее даже волновала мысль о возвращении домой после стольких лет, проведенных за границей. Девушка прекрасно знала, как ее мать боялась отца и помнила, какой страх он внушал ей в детстве, когда она в ужасе пряталась от него после очередных побоев.

«Но теперь, — думала она, — я же выросла! Я вернусь в Добруджу, а если станет совсем невыносимо, убегу, как мама».

Однако она прекрасно понимала, что убежать во второй раз будет совсем нелегко. Ее бабка и дед умерли несколько лет назад, и она не сможет воспользоваться предлогом, что хочет навестить их в Будапеште. Но оптимизм, свойственный юности, говорил ей, что если она решит убежать, то найдет способ вернуться в Париж.

Только захочет ли она убегать?

После нищеты и одиночества последних месяцев, прошедших со дня смерти матери, она была рада возможности забыть об ужасах и лишениях жизни в осаде.

«Тогда папа о нас не тревожился», — подумала она.

Но, не желая кривить душой, она решила: он не виноват, что они променяли тишину и изобилие Добруджи на полную неизвестности жизнь во Франции, потерпевшей поражение при Седане и захваченной пруссаками.

Илона содрогалась при воспоминании о тех ужасных месяцах, когда с каждым днем скудело питание, не было топлива и Париж подвергался постоянным обстрелам.

Но мать никогда не жаловалась, и девушка старалась не вспоминать об этом, не впадать в отчаяние.

Однако что может быть хуже осады?

Добруджа запечатлелась в ее памяти как край, полный света и красоты, и, возвращаясь туда в сопровождении министров, она испытывала не страх перед будущим, а только легкое волнение.

Наконец Илона увидела слуг, ожидавших ее у входа во дворец. Повернувшись к полковнику, она тихо промолвила:

— Благодарю вас за интересную и приятную прогулку. Только не говорите отцу, что мой конь помчался так быстро, иначе, заботясь о моей безопасности, он запретит мне ездить верхом!

— Мы ничего не скажем, ваше королевское высочество, — ответил полковник, взглянув на нее.

Илона чуть заметно улыбнулась ему, ощутив полное взаимопонимание. Но когда лакей помог ей сойти с коня, она задумалась, что сказал бы полковник, узнай он о случившемся с ней во время прогулки. Ведь ее поцеловали!

Поцеловал незнакомец, связанный с недовольными крестьянами, человек, обращавшийся с ней дерзко и фамильярно, но губы его, настойчивые и требовательные, она до сих пор ощущала на своих губах!

Глава 2

Илона побежала в спальню, где ее ждала Магд а. Ей уже доложили, что отец требует ее к себе, и она захотела привести себя в порядок, а Магде поручила приготовить все необходимое.

Когда они остались одни в огромной спальне, некогда принадлежавшей ее матери, Илона спросила:

— Магда, ты знаешь, что цыган изгоняют из Добруджи?

— Я узнала об этом сразу же, как приехала, мадемуазель, — ответила Магда, пожилая женщина с добрым, умным лицом.

Именно Магде королева доверила дочь, когда убежала от мужа. Магда была ее опорой, наперсницей и другом все годы изгнания. Если бы не Магда, они умерли бы с голода во время осады Парижа. Каким-то способом, известным ей одной, Магда умудрялась достать еду, пусть то была лишь буханка хлеба.

Сейчас, помогая Илоне снять костюм для верховой езды, Магда заметила:

— Говорят, во дворце, да и во всей стране недовольны указом его величества.

— Ну как отец мог издать такой жестокий и неразумный указ?

Ответ она знала заранее: такой поступок вполне в характере отца!

Илона знала о том, каким преследованиям подвергались цыгане в Румынии, сколько их бежало оттуда от власти господарей и военачальников, которым они, как рабы, принадлежали душой и телом. Они храбро переправлялись через заснеженные горные хребты, чтобы попасть в Добруджу. Многие умирали в пути, выжившие же рассказывали страшные истории о своем рабстве. За свой труд они не получали никакого вознаграждения и питались только мамалыгой и подсолнечными семечками. За провинность их нагими пороли розгами или надевали на шею железные ошейники, мешавшие спать.

Тогда король Добруджи радушно принял их, как принимал всех, кто бежал из Венгрии от жестокостей королевы Марии-Терезии. Она запрещала цыганам жить в палатках, выбирать своих предводителей, говорить на родном языке, а жениться разрешала только тем, кто мог содержать семью. Мужчин насильно заставляли идти на военную службу, а детей часто забирали от родителей.

Мать читала Илоне статью одной женщины, путешествовавшей в то время по Центральной Европе: «Пикеты солдат появлялись в тех уголках Венгрии, где жили цыгане, и забирали детей, даже недавно отнятых от груди, и разлучали молодые пары, не успевшие еще снять свадебных нарядов. Невозможно описать отчаяние этих несчастных. Родители цеплялись за повозки, увозившие их детей, а их за это били прикладами. Некоторые кончали с собой».

Но в Добрудже цыгане прижились и осели. Их музыка, танцы и песни стали неотъемлемой частью жизни страны.

Почему, спрашивала себя Илона, отец вдруг невзлюбил цыган? Куда они пойдут, если их выгонят отсюда?

— Я слышала, — произнесла Магда, понизив голос, — они уйдут на землю Шароша, где князь возьмет их под свою защиту.

— Неудивительно, почему отец так настроен против него, — заметила девушка.

Безусловно, ничто не взбесит отца больше, чем вызывающий переход цыган под покровительство его врага.

— Люди здесь несчастливы, мадемуазель, — произнесла Магда. — Мы вернулись в печальное место, на землю слез.

Илоне в голову пришла эта же мысль.

Одеваясь после ванны, девушка раздумывала, не поговорить ли ей с отцом на эту тему. Разве приятно править землей, с которой исчез смех? Однако она чувствовала, что у нее не хватит на это мужества.

За то короткое время, что она провела дома, он, как ни странно, был с ней очень любезен, хоть и побранил министров, сопровождавших ее из Парижа, за слишком долгое отсутствие.

Задержка была вызвана тем, что министры настояли на обновлении гардероба Илоны.

Поняв, что выбора у нее нет и ей придется вернуться на родину, она спросила министра иностранных дел:

— Когда мы отправляемся, месье?

Ей было трудно обращаться к нему иначе. За последние восемь лет она так привыкла называть всех мадам и месье, что слово машинально слетело с ее губ.

То же самое можно было сказать и о Магде, которая и помыслить не могла, чтобы называть ее иначе, как мадемуазель Илона.

— Мы можем отправиться незамедлительно, ваше королевское высочество, но я должен кое-что сказать вам.

— Что же?

— Для его величества будет неожиданностью увидеть вас в черном.

— Просто его величество не знает, что мама умерла и я в трауре.

— Примите наши глубочайшие соболезнования, и все-таки считаю своим долгом убедить вас, что вы не можете появиться в Добрудже в этом платье.

— Почему же, месье? Разве вы не можете объяснить отцу? — полюбопытствовала Илона.

— Его величество счел, что на похороны и уход за могилами уходит слишком много времени.

— Слишком много времени?

— Да, ваше королевское высочество. Поэтому он закрыл все кладбища, и люди больше не могут навещать могилы своих родственников!

— Ничего более абсурдного в жизни не слышала! — заявила Илона.

— Это указ его величества: никто в Добрудже не смеет носить траур или заказывать заупокойные молитвы.

Илона застыла. Услышанное привело ее в ужас. Однако, помня наставления матери, она не стала открыто выражать свои чувства. «В конце концов, — подумала она, — хотя мне мучительно недостает мамы, она ведь для меня не умерла!»

И в самом деле, не однажды, оставшись одна, она чувствовала присутствие матери, согревающей ее своей любовью.

— У меня есть еще несколько новое — только черное. Те немногие средства, что были у нас с мамой, мы истратили на еду во время осады Парижа.

— Его величество приказал мне купить вам все, что нужно. Поэтому предлагаю вашему королевскому высочеству обеспечить себя всем необходимым.

Илона вежливо поблагодарила министра, но глаза ее заблестели от возбуждения.

Какая женщина, столько лет живя в стесненных обстоятельствах, откажется купить прелестные, нарядные, изысканные платья, которыми славится Париж?

На следующий день они с Магдой посетили всех знаменитых портних, которые доселе были для нее лишь легендой. Прожив в Париже много лет, Илона прекрасно понимала, какая роскошь и великолепие царили в Париже во время правления Луи-Наполеона.

Императрица Евгения была законодательницей мод: она первой надела кринолин, удививший и манивший мужчин, заказывала бархат из Лиона и кружева из Нормандии, под ее покровительством развилась торговля шелком, хлопком, экзотическими перьями, она всячески поощряла ювелиров, модисток, серебряных дел мастеров и других ремесленников.

Даже в монастырях воспитанницы говорили о грандиозных балах во дворце Тюильри и богатых домах Парижа.

Илона была бы слепой, если, совершая верховые прогулки в Булонском лесу, не заметила бы дам, явно не принадлежавших к знати, но имевших дорогих лошадей, а своими костюмами и драгоценностями напоминавших сверкающих райских птичек!

— Это бесстыдные женщины! — пояснила ей Магда.

Но Илона находила их необыкновенно яркими и красивыми.

Чувствуя, что отец в долгу перед ними с матерью за годы, проведенные в безвестности, лишениях и страданиях, Илона купила себе целое приданое: вечерние туалеты, платья для утра, для послеобеденного времени и прочих всевозможных случаев, накидки, отороченные мехом и лебяжьим пухом, вышитые блестками или золотой тесьмой, шляпки с перьями, цветами и лентами, маленькие солнечные зонтики с настоящим кружевом, туфли, перчатки, ридикюли, шелковые чулки и белье из такого тончайшего шелка, что его можно было легко продеть сквозь кольцо.

Она никогда не испытывала такого восторга и возбуждения и, глядя на себя в зеркало, едва узнавала себя.

Никогда раньше она не замечала красоты своих темных рыжевато-золотистых волос, унаследованных от матери. Никогда раньше она не замечала, насколько бела ее кожа и какой глубокой зеленью отливают при свете ее глаза. Тонкая талия и красивая грудь никогда не обращали на себя внимания в платьицах из дешевых тканей, которые могла позволить себе ее мать.

Она увидела, с каким восхищением смотрели на нее посланники отца, когда настало время ехать на вокзал.

Вся прихожая маленького дома была забита коробками с одеждой, но Илона заявила, что это только часть ее покупок. Остальное, когда будет готово, ей пришлют в Добруджу. От нее не ускользнуло, что министр иностранных дел был слегка шокирован, увидев многочисленные счета, которые она ему представила.

«Но, — решила она, — если снова становишься принцессой, нужно и выглядеть принцессой!»

В том, что новые наряды придают ей уверенность в себе, она не смела признаться. Илона чувствовала, что если она вернется к отцу бедно одетой, ему будет легче унижать ее, добиться покорности и внушить ей страх.

«Ни за что не покажу ему, что боюсь его», — сто раз повторяла Илона, пока поезд нес ее из Парижа к новой жизни.

Она была достаточно взрослой, чтобы понимать, через какие страдания прошла ее мать, прежде чем решилась на отважный поступок — не возвращаться к мужу.

Королева не сомневалась: найди ее король — он бы силойвернул ее в Добруджу. Но следы были заметены достаточно удачно, а близкие друзья королевы никогда бы не выдали ее. К тому же Добруджа была крошечной страной и мало интересовала жителей Западной Европы. И все же она имела влияние на общеевропейскую политику, поскольку оставалась независимой.

Ее не смогли покорить ни турки, когда их империя простиралась от Греции до границ Румынии, ни австрийцы, когда покорили Венгрию. Может быть, причиной тому были почти непреодолимые высокие горы, а может быть, отвага и бесстрашие жителей Добруджи. Как бы то ни было, Добруджа, с ее высокими горами, глубокими ущельями и плодородными долинами все еще была независимым государством с собственными вековыми традициями.

Наконец Магда застегнула на Илоне шелковое платье цвета сочной травы, и девушка подошла к окну. Перед ней открывался прекрасный вид. С высоты была видна река, протекающая через центр столицы Витоци и разделяющая земли Радака и Шароша.

На своем берегу Илона увидела собор, здание парламента и величественные строения муниципальных учреждений. На другом берегу находились как бедные, так и богатые жилые кварталы. Здесь мирно соседствовали белые виллы, окруженные роскошными садами, и высокие деревянные дома, заполнявшие узенькие улочки города. За этими кварталами, почти невидимые за деревьями, скрывались крестьянские дома, крытые соломой и окруженные хозяйственными постройками, отчего они выглядели необычайно живописно.

А за городом, высоко на холме, чуть более низком, чем тот, на котором помещался дворец, располагался замок Шароша, в котором жило не одно поколение князей. Над деревьями возвышались башни замка, на одной из них легкий ветерок развевал флаг с гербом владельца. За замком возвышалась одна из высочайших гор королевства, к подножию которой низвергался огромный водопад.

Перед взором Илоны простирались плодородные холмистые поля, веселые рощи и сады, освещенные ярким солнечным светом. Защищенные высокими горами от холодных ветров России, земли Добруджи давали высокие урожаи. Страна могла бы процветать, но отец, не думая о справедливости, ввел жестокие законы, о которых говорил полковник Сеаки.

Илона была уверена, что, отдавая половину урожая, крестьяне неминуемо разорятся, и решила поговорить об этом с отцом. Но это было легко только на словах. Ей внушала ужас одна мысль о том, что она навлечет на себя его гнев.

— Вы готовы, мадемуазель? — спросила Магда. — Не стоит испытывать терпение его величества.

— Ты, как всегда, права, Магда, — улыбнулась Илона и, поцеловав старую служанку, добавила: — Не волнуйся! Даже если я опоздаю на пять минут, он меня не съест!

И все-таки, спускаясь по величественной лестнице с золочеными перилами, она чувствовала себя не в своей тарелке. Однако когда лакей в королевской ливрее открыл перед ней дверь в гостиную, где ее ждал отец, страх почему-то пропал.

Король стоял в дальнем конце комнаты возле огромного камина, в котором зимой горели толстые, как пивные бочки, бревна. Она шла ему навстречу, шурша шлейфом по ковру, глядя ему в лицо. Отец нисколько не утратил былой привлекательности. У него был высокий лоб, волевой подбородок, длинные усы, правильные, но резкие черты лица, характерные для жителя Добруджи. Густые брови над глубоко посаженными глазами оставались темными при совершенно седой голове.

Он молча ждал, и, когда Илона наконец приблизилась к нему, произнес резким, громким голосом:

— Ну, где ты была, черт возьми! Я послал за тобой еще час назад!

— Простите, папа, что заставила вас ждать, но я предупредила вас, что еду кататься верхом. Я не знала, что вы захотите видеть меня немедленно!

— Ты должна была прийти ко мне сразу после прогулки!

— Но я хотела переодеться и показать вам свое новое парижское платье, — оправдывалась Илона. — Надеюсь, оно вам нравится?

Она повернулась, чтобы показать отцу красоту платья с изящным турнюром и тесно облегающим лифом.

— У меня нет времени на эти глупости, — нетерпеливо произнес король. — Меня ждет депутация; я и так заставил их потерять столько времени, пока ты не соизволила появиться.

Илона подняла брови:

— Депутация? Чего они хотят?

— Это известно одному Богу! Наверное, будут жаловаться. Я редко слышу что-нибудь, кроме жалоб. Но так как ты теперь занимаешь место Юлиуша, тебе следует присутствовать при аудиенции!

Илона на мгновение лишилась дара речи.

Когда отец после ее приезда в Добруджу сказал, какая роль предназначена ей, она с трудом поверила в это.

— Твой брат погиб, — резко произнес он. — Его убили эти дьяволы Шароша, которым я отомщу за их преступление!

Он говорил с такой страстью, что Илона очень робко возразила:

— Насколько я поняла, папа, Юлиуш погиб при несчастном случае.

— Несчастный случай? Когда наследник престола погибал от несчастного случая? — взревел отец. — Это было умышленное убийство, и в один прекрасный день я убью Аладара Шароша, как он убил моего сына!

— Вы вызвали меня из Парижа, чтобы сказать мне это? — спросила Илона.

— Разумеется нет! Я вызвал тебя для того, чтобы ты заняла место своего брата. — Увидев в глазах дочери тревогу, он продолжал: — У меня должен быть наследник, и он должен принадлежать к семье Радак. Твоя матушка была слишком слаба и подарила мне всего двух детей.

Услышав оскорбление в адрес матери, Илона только плотнее сцепила руки, чтобы не вспылить. Равнодушным тоном она спросила:

— Не объясните ли, папа, чего именно вы от меня ждете?

— Ты будешь готовиться править этой страной после моей смерти. Я еще, конечно, не собираюсь умирать, просто я готовил к этому Юлиуша, а теперь буду заниматься с тобой! — Король явно не испытывал удовольствия от такой перспективы. Он схватил стул и с силой ударил им об пол. — Одному Богу известно, что будет делать на троне женщина, но, по крайней мере, ты моя плоть и кровь, а больше я никому не доверяю.

Далее посыпались обвинения в адрес князя Аладара и его приближенных. Илона отлично помнила, что подобные приступы гнева обычно кончались плачевно для окружающих, но все же ей удалось успокоить его и заставить более обстоятельно рассказать о стране и о его представлениях об управлении государством.

Ей хотелось узнать, как он правит и почему вдруг он издал столь непопулярные законы. «Кто-то, конечно же, сумел убедить его принять их, зная, что это может повлечь за собой страдания и недовольство народа», — думала она, но вслух произнесла смиренным тоном послушной дочери:

— Для меня большая честь принять депутацию вместе с вами. Вы уже сообщили им о моем приезде?

— Сообщать им? Зачем? — произнес король. — Они и так об этом знают. Все, что происходит на этой проклятой равнине, становится известным, будто об этом кричат с горных вершин!

«Это так и есть», — подумала Илона. Она была уверена: вскоре все в Добрудже узнают о ее возвращении.

Ее беспокоило одно: знает ли премьер-министр и его правительство о ее новом положении? Но она также прекрасно знала, что в любой момент отец может и передумать. Мать часто говорила ей о его непредсказуемом характере. Друг завтра может стать заклятым врагом, важная встреча, о которой договаривались заранее, может быть отменена в самый последний момент.

«Из-за этого всегда возникало немало неприятностей, — говорила королева. — Поэтому, Илона, ты всегда должна держать данное слово. Никогда нельзя нарушать своих обещаний! Твоя честность должна быть вне подозрений!»

— Ладно! Идем! — резко приказал король. — Если уж приходится встречаться с этими проклятыми людишками, то чем скорее, тем лучше. У меня есть занятия поважнее, чем слушать их жалобы и принимать бесконечные петиции!

Илона последовала за отцом.

Войдя в большой зал, на стенах которого висело старинное оружие и знамена, они повернули в широкий коридор, ведущий в тронный зал.

Это помещение было перестроено ее дедом по образу и подобию Зеркального зала Версаля и выглядело очень впечатляюще. Высокие окна, выходящие в регулярный сад, отражались в зеркалах по обеим сторонам зала. Расшитые золотом шторы были раздвинуты, и солнечный свет играл на хрустальных люстрах и канделябрах.

В передней части зала на небольшом возвышении стояли два роскошных трона. Они были выполнены из золота и украшены аметистами и сердоликами, добытыми в горах Добруджи. Балдахины над креслами также украшали драгоценные камни.

Трон королевы был уменьшенной копией королевского, и, следуя за отцом на возвышение, Илона поняла, где ее место.

Она села сразу же вслед за отцом, прямо и гордо держа спину. Шлейф платья красивыми складками лег у ее ног. Девушка с интересом смотрела на группу людей, стоявших перед троном. Впереди стоял, по-видимому, премьер-министр, которого, она знала, зовут Андраш Фулек.

Вся депутация — а их была добрая дюжина — низко поклонилась королю, и Андраш Фулек произнес:

— Мы попросили у вашего королевского величества аудиенции по очень важному вопросу.

— Вы всегда так говорите, — проворчал король. Илона решила, что премьер-министру немногим более сорока. Он был невысок ростом, но держался очень гордо. Видимо, в отличие от остальных, он не боялся короля. Прочие же члены депутации нервно поглядывали на своего повелителя, пытаясь угадать его настроение.

— Государь, — продолжал премьер-министр, — нам стали известны факты чрезвычайной важности, касающиеся намерений русских относительно нашей страны.

— Что значит «вам стали известны факты»? — пренебрежительно спросил король. — Признайтесь честно, что этот вздор вы услышали от ваших шпионов-цыган, подонков, которых вы используете и которые рассказывают вам всякие небылицы!

— В данном случае, государь, информация получена не от цыган, хотя и они ранее сообщали нам, о чем говорят за границей.

— И о чем же говорят за границей? — заинтересовался король.

— Русские намерены воспользоваться трудностями, которые сейчас переживает наша страна.

— Какие такие трудности? О чем вы?

— Я имею в виду вражду, почти войну, государь, между Радаками и Шарошами.

— Боже правый! Вы думаете, я об этом не знаю? — воскликнул король. — Если говорить начистоту, премьер-министр, это война! И я намерен разгромить всех, кто не подчиняется моей воле и, ни во что не ставя мою власть, освобождает моих узников!

— На это и рассчитывают русские, — спокойно произнес премьер-министр.

Король молча уставился на него.

— У меня есть бесспорные доказательства, что они проникли в наши ряды и подстрекают смутьянов упразднить королевскую власть, не жалея на это денег.

— Вы с ума сошли! Кто собирается свергать меня?

— Русские подстрекают народ на гражданскую войну, государь. Это позволит им войти на нашу территорию под предлогом наведения порядка.

Илона тяжело вздохнула.

— Вашему величеству известно, что если они нападут на нас, когда здесь все будет спокойно, — продолжал премьер-министр, — то Австро-Венгрия и Румыния скорее всего придут нам на помощь. — Он пристально взглянул на короля и медленно произнес: — Но если мы будем продолжать междоусобную драку, если страна будет разделена, как сейчас, русские победят нас. Они сильны и выгнать их будет трудно.

Король откинулся назад, выпятив нижнюю губу. Илона видела, что он искренне удивлен услышанным. Слова премьер-министра звучали вполне правдоподобно. Ей уже не раз приходилось слышать, что русские не прочь погреть руки в Добрудже.

Горы на границе с Россией были значительно легче преодолеть, чем на границах с Венгрией и Румынией. Кроме того, Россия — огромная страна, и ее армия достаточно сильна!

Илона была уверена: дойди дело до войны, и Добруджа, несмотря на мужество и отвагу ее жителей, будет повержена более многочисленной армией.

Тишину нарушил премьер-министр:

— Сегодня утром на Совете мы нашли решение, государь!

— Решение? Какое?

Его тон был еще агрессивен, но Илона чувствовала: отец не на шутку обеспокоен, хотя внешне и не проявляет этого.

— Мы узнали, — продолжал премьер-министр, — о возвращении ее королевского высочества.

Поклонившись Илоне, он обратился к ней:

— Добро пожаловать, принцесса! Разрешите сказать, что все эти годы нам очень не хватало вас. Ваша красота и очарование откроют новую эру в истории нашей страны!

Илона улыбнулась:

— Благодарю вас, господин премьер-министр. Спасибо за добрые слова. Мне бы очень хотелось действительно принести вам мир.

К. ее удивлению, взоры всех членов депутации обратились к ней, но выражения их лиц она не понимала;

— Мы молились, чтобы вы принесли нам мир, и это в ваших силах! — сказал премьер-министр.

Илона изумленно воззрилась на них, а король резко рявкнул:

— О чем, черт возьми, вы говорите? Я ничего не понимаю. Если у вас действительно есть решение, извольте доложить.

— Наше решение очень просто, государь, — ответил премьер-министр. — Нашу страну, которую мы все любим и которой хотим служить, нужно объединить, чтобы не было разногласий между Радаками и Шарошами.

— И как же вы надеетесь достичь этого? — усмехнулся король.

— С помощью брака ее королевского высочества принцессы Илоны и князя Аладара Шароша!

В зале воцарилась гробовая тишина. Илона издала глубокий вздох, а отец, подавшись вперед, стукнул кулаком по подлокотнику трона.

— И это вы называете решением? — заорал он. — Вы считаете, что я отдам свою единственную дочь за этого дьявола, который убил моего сына и мутит против меня парод?

Его голос эхом отдавался в уголках зеркального зала.

После короткой паузы премьер-министр произнес:

— Если таково ваше окончательное слово, государь, тогда мы можем спокойно открыть русским все пути и приветствовать их как освободителей!

Снова повисло гнетущее молчание.

Илона чувствовала неистовое биение своего сердца и, пытаясь сдержать слова, крепко сцепила руки.

«Это невероятно!» — думала она. Невозможно представить, что они просили ее выйти замуж за человека, которого она никогда не видела и о котором ничего не знает, кроме одного — что отец ненавидит его!

В Париже много говорили о любви; воспитанницы в монастыре посматривали на мужчин и грезили о замужестве, как о рае. Правда, Илона не больно-то слушала их, но все-таки втайне и она надеялась в один прекрасный день влюбиться. Ей вовсе не хотелось вступать в брак по расчету, хотя во Франции это было принято. Но ведь она не француженка! Она читала венгерские легенды о влюбленных, бросавших вызов всему миру и обретавших полное счастье.

Она никогда не обсуждала ни с матерью, ни с подругами вопросов о замужестве, но про себя решила, что никогда не выйдет замуж без любви. Несмотря на тихую жизнь, которую они вели с матерью, она была по-детски уверена, что обязательно встретит человека, которого сможет полюбить и который полюбит ее. Она всегда представляла его воинственным рыцарем, примчавшимся на полудиком коне из зеленой степи, чтобы подарить ей восторженную любовь.

Сейчас она пробудилась от своих романтических грез и поняла: от ее решения зависит мир в

Добрудже.

«Господи, ну почему я?» — в отчаянии спрашивала она себя. Этот вопрос мужчины и женщины задавали испокон веков, когда дело касалось любви.

Ответ был предельно прост: больше некому! Отец уже назвал ее наследницей престола Добруджи. Князь Аладар Шарош, хоть и не был особой королевской крови, практически властвовал над территорией, равной площади монархии Радака. Другого способа прекратить кровную месть, вражду и ненависть в этой стране нет!

— Я не соглашусь! — упрямо произнес король.

— Хорошо, хорошо, ваше величество, — быстро ответил премьер-министр. — В таком случае, нам остается только удалиться и ждать нападения.

— Почему вы так уверены, что русские собираются напасть на нас? — поинтересовался король.

— Вам известно, ваше величество, что в России у нас есть свои агенты, кроме цыган, которых вы так презираете!

— Их информация надежна?

— Она подтверждена дюжиной других источников! Смутьяны, которых мы арестовали, не оставили нам никаких сомнений.

Король молчал. Вдруг один из присутствующих спросил неуверенно:

— А не следует ли, государь, спросить принцессу, готова ли она спасти свою страну?

Все снова уставились на Илону, и она поняла, что все, даже отец, ждут ее ответа.

Ей хотелось кричать от ужаса и отвращения, но, вспомнив уроки матери, она задумалась.

«Мы всегда должны доверяться Богу, — говорила королева. — Мы не настолько мудры, чтобы самим решать наши проблемы. Бог знает лучше нас!»

«И Бог считает, что ты правильно сделала, покинув папу?» — спросила девочка.

«Я много лет молилась об этом. Не проходило дня, чтобы я, стоя на коленях, не просила у него помощи. — Она тяжело вздохнула: — Я считала, нет, я была уверена, Богу угодно, чтобы я выполнила свой долг. Я вышла замуж за твоего отца, дала клятву принадлежать ему и не собиралась нарушать ее».

«И что же случилось, мама?» «Когда твой отец бил тебя до бесчувствия за малейшую провинность, я словно услышала голос свыше, приказавший мне увезти тебя в безопасное место. Я чувствовала долг не только перед мужем, но и перед дочерью, которая еще не могла сама защитить себя!» — просто произнесла она.

Делегация ждала, а Илона, словно услышав голос матери, тихо произнесла:

— Я сделаю все… что вы требуете от меня… если это спасет… нашу страну!

Двенадцать человек, стоящие перед ней, с облегчением вздохнули.

— От всего сердца благодарим ваше королевское высочество! — горячо произнес премьер-министр.

— А как же Аладар Шарош? — осведомился король. — Он согласен на эту безумную затею? Или вы уверены, что он на четвереньках поползет ко дворцу, лишь бы я принял его как зятя?

Тон отца был настолько вызывающ, что Илоне стало стыдно. Да, мама была права, когда говорила, что никогда нельзя выставлять напоказ свои сокровенные чувства, нужно всегда владеть ими, подумала девушка.

— Мы сочли своим долгом, государь, поделиться этими планами прежде всего с вашим величеством.

— Премного вам благодарен! — саркастически заметил король.

— Сейчас мы сразу же отправимся в замок Шароша. Князь глубоко озабочен положением страны и не хуже нас понимает, какая опасность грозит всем нам, так что, я уверен, он согласится.

— Дурак будет, если не согласится! — усмехнулся король.

Премьер-министр проигнорировал это замечание.

— Я должен обратить внимание вашего величества, насколько важно, чтобы все свершилось как можно скорее. Судя по имеющимся у меня донесениям, вторжение русских — вопрос нескольких дней!

— Почему вы так уверены в этом?

— В городе арестованы два человека с динамитом, которым было приказано взорвать здание парламента и мост через реку!

— Боже всемогущий! Куда смотрит полиция?

Ну у нас и армия!

— Силы, о которых вы упомянули, государь, не могут контролировать нежелательных гостей: все заняты только тем, чтобы не допустить междоусобной резни! — Против этого довода королю было нечего возразить, и премьер-министр продолжал: — Поэтому предлагаю вам, государь, и ее королевскому высочеству назначить свадьбу на послезавтра, с тем, чтобы разрядить

напряженность.

Илона с трудом сдержалась, чтобы не вскрикнуть.

Одно дело обсуждать брак с незнакомцем — человеком, которого она никогда не видела, но такого скоропалительного решения она не ожидала.

Через мгновение король проворчал:

— Если этому суждено быть, медлить нечего!

— Прекрасно, государь! Если вы поручите дело мне, я все устрою, и с согласия принцессы сегодня вечером глашатаи возвестят о свадьбе на рыночной площади. — Взглянув на Илону, он добавил: — Все необходимое для свадьбы прибудет завтра. Для проведения церемонии будет приглашен архиепископ. Подробности праздника мы обсудим позже!

— Одному Богу известно, что мы будем праздновать! — с досадой воскликнул король.

— Это единственный способ спасти Добруджу, — твердо сказал премьер-министр.

— Тогда делайте что хотите, черт возьми! — внезапно разъярился король. — И убирайтесь вон! Все! Не хочу видеть ваши противные рожи! Вы ликуете, думая, что добились успеха! — Встав, он крикнул: — Я предостерегаю вас: из этого брака не выйдет ничего хорошего! Я предпочитаю миллион русских одному Шарошу!

Он сошел с возвышения и чеканным шагом вышел из тронного зала.

Илона, взглянув на премьер-министра, смутилась и неуверенно поднялась.

Он подошел к девушке и поднес ее руку к губам.

— Благодарим вас, принцесса, за мужество и за то, что, прожив столько лет вдали от нас, вы по-прежнему близко к сердцу принимаете благополучие своей страны!

— Сегодня… я подумала, — неуверенно произнесла Илона, — что счастье отвернулось… от нашего народа.

— Вы его вернете, я уверен в этом! Только вы можете спасти нас!

— Положение действительно так плохо, как вы описали королю?

— Хуже некуда! — признался премьер-министр. — Его величество ненавидит цыган, но в последние два года мы знали все планы русских благодаря тому, что цыгане постоянно кочуют из одной страны в другую, роднятся с цыганами всех стран и становятся там своими.

— Россия такая большая, а наша страна так мала… Зачем мы им?

— Из-за виноградников Набота, — чуть заметно улыбнулся премьер-министр. — Во всяком случае, они все время ждали удобного случая, а смерть принца Юлиуша дала им понять, что час настал!

— Они не ожидали, что отец пошлет за мной?

— Думаю, они забыли о вашем существовании, если когда-то и знали!

— Так значит, мой… брак будет для них сюрпризом?

Казалось, слово «замужество» застревало у нее в горле.

— Еще каким! Очень нежелательным для русских генералов! — Перейдя на более официальный тон, премьер-министр добавил: — Разрешите представить вашему высочеству моих коллег, которые также благодарны вам за понимание.

Каждый из них, будучи представленным, целовал Илоне руку.

Глядя на этих людей, она поняла, что все они достаточно ответственны и серьезны, чтобы их можно было ввести в заблуждение досужими сплетнями о вторжении русских.

Наконец премьер-министр с коллегами удалились, и Илона помчалась в свою спальню, стараясь избегать комнат, где могла встретиться с отцом.

Магда ждала ее, и девушка, вбежав, крепко обняла старую горничную.

— Магда, Магда! — заплакала она. — Меня выдают замуж за человека, которого я никогда не видела… которого папа ненавидит и который, как клянется папа, убил Юлиуша! О Магда, как мне страшно!

Глава 3

— Отец встретится со мной? — спросила Илона.

— Адъютант сказал, что король никого не принимает, принцесса.

Илона прошла будуар, примыкавший к спальне королевы, и выглянула в окно.

Внизу на теплом ветру развевались флаги, яркими пятнами выделяясь на фоне белых зданий.

— Какой-то абсурд, — прошептала девушка. — Надо выяснить, что там происходит и какие сделаны распоряжения на завтрашний день.

Магда молчала, и по ее лицу Илона видела, что та встревожена.

— Все будет в порядке, Магда, — попыталась она успокоить старую женщину. — Я уверена: все будет в порядке!

Говоря так, она хотела успокоить не только свою служанку, но и себя. Страх перед будущим смешался в ее душе в шоком, который она испытала вчера ночью.

Когда депутация ушла, она надеялась не встречаться с отцом, пока не утихнет его гнев.

В какой-то мере она понимала его чувства: ему было унизительно принять князя Аладара в свою семью после всего происшедшего между ними.

Но ведь должен же он понимать, что интересы страны прежде всего, а уж кто действительно приносит жертву, так это она!

Она убеждала себя, что все происходящее вполне естественно, и любая особа королевской крови может оказаться в подобной ситуации. Какая разница — выйти замуж за князя Аладара или любого другого европейского принца? По крайней мере она и князь Аладар принадлежат к одной нации!

«Наверное потому, что я так долго жила как простой человек, — думала Илона, — меня так ужасает мысль о браке по расчету».

Она честно признавалась в этом самой себе, но знала: матери было бы стыдно за нее, если бы она выставила на показ свой страх и свои страдания. Возможно, желание спасти Добруджу поможет ей наладить семейную жизнь с князем Аладаром.

Сложность ее положения заключалась в том, что она ничего не знала о нем и не могла никого расспросить во дворце. Расспрашивать полковника Сеаки или других придворных она считала ниже своего достоинства, да и вряд ли те могли дать ей объективную информацию, так как, наверное, разделяли чувства своего короля.

«Придется подождать», — думала Илона.

Но все-таки она твердо решила поговорить с отцом не столько о князе Аладаре, сколько об истории семейства Шарошей.

Весьма возможно, это снова вызовет его ярость и он опять начнет оскорблять князя, но лучше быть готовой и знать все самое худшее, что ждет ее впереди, чем оставаться в полном неведении.

Днем она гуляла по дворцовому саду, а оставшееся до обеда время использовала для знакомства с дворцовыми покоями, которых не видела с детства.

Она совсем забыла об уникальной библиотеке, собранной ее дедом, очень образованным человеком. Дед интересовался греческой культурой и собрал коллекцию статуй, урн и ваз, которая высоко ценилась знатоками. Старые друзья ее матери получили бы удовольствие от многих картин великих мастеров, украшавших степы гостиных и коридоров, собрания старинного золотого и серебряного оружия, которым пользовались короли Добруджи в прошлые века.

Илона знала, что все сокровища во дворце были с любовью подобраны ее матерью. Венгерка по рождению, королева была очень начитана и прекрасно знала античную литературу.

Илона тоже любила историю и сейчас, проходя по залам дворца, ловила себя на том, что испытывает те же чувства, что и при чтении интересной книги.

Ее очень заинтересовало собрание старинных икон, попавших сюда из России, но расспросить о них было некого.

Прогулка по дворцу так увлекла ее, что она не заметила, как подошло время переодеваться к обеду.

С отцом она еще не виделась и надеялась встретиться с ним за обедом.

Магда ждала ее в спальне.

— Я подумала, мадемуазель, что вы пожелаете пообедать у себя, а не спускаться в столовую.

— Одна? — спросила Илона. — А разве я не могу пообедать с отцом?

— Нет, мадемуазель!

— Почему? Он все еще сердится? Поколебавшись, Магда ответила:

— У него другие планы, мадемуазель.

— Другие планы? — не поняла Илона. — Ты хочешь сказать, он будет обедать с кем-то другим?

— Да, мадемуазель!

По голосу Магды Илона поняла, что в обеде ее отца есть что-то таинственное.

— Ты что-то знаешь и не хочешь мне говорить, Магда? Что за таинственную особу папа пригласил к обеду?

Магда прятала взгляд.

— Не переживайте, мадемуазель. Вам не надо встречаться с такими женщинами. Это бесстыдницы — вот кто они такие!

Илона вспомнила, что точно так же Магда отзывалась о роскошных дамах в Булонском лесу. Помолчав, она тихо спросила:

— Ты хочешь сказать… у папа… есть… подруга?

— Если хотите, да, — раздраженно ответила Магда. — Ваша бедная матушка все годы страдала от этого!

Илона вытаращила на служанку глаза.

Только сейчас она поняла кое-что из того, о чем мать нечаянно проговаривалась, рассказывая о своей жизни в Добрудже. Королева терпела не только физические оскорбления.

— Другие женщины!

Как большинство детей, Илона никогда не ожидала, что ее отец способен на такое. Разумеется, она знала, что французы всегда писали о любви и возлюбленных, что у Луи-Наполеона была целая вереница любовниц, о которых шептались и которых обсуждали во всех парижских гостиных.

Но все это никогда не касалось ее лично, и она никогда не ожидала, что отец, каким бы непредсказуемым он ни был, мог связаться с другой женщиной, кроме ее матери.

Теперь она чувствовала себя наивной и глупой.

Конечно, народ в Добрудже горячий и страстный, музыка и танцы неистовы и темпераментны, кони стремительны и своенравны.

Но отец!

Она уговаривала себя, что нельзя ожидать от мужчины, особенно от добруджанца, чтобы он вел монашескую жизнь. Правда, она не могла себе представить, какая женщина могла бы вынести капризы отца и приступы его гнева, хоть он и король!

Однако обсуждать это с Магдой она не могла.

— Ты права, Магда! Я пообедаю у себя в будуаре. Кроме того, у меня есть интересная книга!

Ночью она не сомкнула глаз и все думала о женщине, с которой обедал отец.

Она подозревала, хотя скорее умерла бы, чем стала бы об этом расспрашивать, что у любовницы короля, безусловно, есть свои покои во дворце, где, вероятно, при желании мог бы разместиться целый гарем. Но ей было невыносимо думать, что она спит под одной крышей с порочной женщиной, занявшей место ее доброй и милой матушки.

Однако под утро она пришла к выводу, что это не ее дело. Частная жизнь отца ее не касается. Надо думать только о безопасности Добруджи. Мать сочла бы своим долгом спасти свою страну и принести мир ее народу.

«Я хочу снова слышать их песни и смех», — сказала себе Илона.

Перед свадьбой она решила обсудить с отцом законы о новых налогах, о запрете на траур и закрытии кладбищ.

Из книг, прочитанных вместе с матерью, она знала, что во многих странах любой пустяк может вызвать бунт.

«Должно быть, народ ненавидит папу, — думала она, — за то, что не может ухаживать за могилами близких и помолиться, чтобы те обрели покой после смерти».

У нее хватит сил бороться против этих несправедливостей и, когда придет время, сказать отцу правду.

Самое трудное заключается в том, чтобы вообще увидеть его!

Рано утром она через Магду попросила отца о встрече. И в третий раз Магде ответили, что его величество не желает видеть дочь.

«Как бы хорошо сейчас прокатиться верхом!» — подумала Илона и тут же вспомнила вчерашнее происшествие.

Несмотря на последние события, она все еще помнила чувство, возникшее у нее при поцелуе незнакомца, и настойчивую требовательность его губ.

«Я должна забыть об этом! Какое оскорбление! Он поступил так дерзко оттого, что я имела глупость убежать от эскорта». В Париже она никогда бы не отправилась на верховую прогулку без грума. Здесь же, дома, она вообразила, что везде находится в полной безопасности, и ошиблась!

— Почему бы вам, мадемуазель, не погулять в саду? — спросила Магда.

— Я хочу увидеться с отцом и намерена поговорить с ним. — Она решительно двинулась к двери, бросив на ходу: — Вынь все белые платья, которые мы привезли из Парижа, Магда. Надо решить, которое я надену завтра!

— Я уже их вынула, мадемуазель. Там есть одно, которое вам понравится больше остальных!

— Я посмотрю, когда вернусь!

Она спустилась по лестнице и прошла по коридору, ведущему к королевским покоям.

В приемной, к радости Илоны, дежурил полковник Сеаки.

— Доброе утро, полковник!

— Доброе утро, ваше королевское высочество!

— Я три раза просила аудиенции у отца. Для меня очень важно обсудить с ним все приготовления к завтрашнему дню!

— Я обо всем могу рассказать вашему королевскому высочеству!

Он подошел к письменному столу и взял лист бумаги.

— А почему я не могу все обсудить с королем? Полковник заколебался, и Илона поняла, что его мучают раздумья, как много он может ей сказать.

— Он передумал… относительно свадьбы? Отец вполне мог это сделать, не считаясь с последствиями.

— Не совсем. Но его величество, как и следовало ожидать, в ярости от предстоящего брака.

— Но он же должен понимать: выбора у него нет!

— Я уверен, что правильно сделаю, если сообщу вашему королевскому высочеству: премьер-министр и князь Аладар были здесь сегодня утром и хотели видеть вас.

— Князь? — воскликнула Илона.

— Этого визита следовало ожидать.

— Мне не сказали, что он был здесь.

— Его величество не позволил ни князю, ни премьер-министру встретиться с вами. Боюсь, принцесса, король обошелся с ними не очень вежливо!

— Что же случилось?

— Их проводили в одну из гостиных. Дежурный офицер, молодой человек, доложил его величеству о визите премьер-министра.

Илона затаила дыхание. Она уже поняла, что произошло дальше.

— Что было сказано князю? — осведомилась она.

После недолгого колебания полковник ответил:

— «Ее королевское высочество принцесса Добруджи Илона не имеет никакого желания говорить с князем Аладаром и видеть его, прежде чем обстоятельства не вынудят ее сделать это». — Полковник тихо добавил: — Я глубоко сожалею, что так случилось!

— Полковник, я настаиваю на встрече с отцом!

Илона кипела от гнева: как мог отец так бестактно, так оскорбительно обойтись с человеком, за которого, она выходит замуж! Ссора перед свадьбой! Это совершенно неслыханно!

Полковник Сеаки, не споря, прошел по комнате и отворил дверь в покои короля. Вернувшись через секунду, он коротко произнес:

— Его величество готов принять ваше королевское высочество!

Илона с высоко поднятой головой прошла мимо него в комнату отца.

Король сидел в кресле, вытянув ноги и держа в руке бокал с вином. Рядом на столике стоял полупустой графин.

— Что тебе нужно? — грубо спросил он, когда Илона подошла к нему.

Илона сделала реверанс.

— Я все утро ждала, чтобы повидаться с вами, папа!

— У меня нет никакого желания видеть тебя, — угрюмо заметил король.

— Мне сообщили, что вы выгнали князя Аладара и премьер-министра от моего имени. Это не только в высшей степени оскорбительно, но и очень неразумно, папа!

— Что значит «неразумно»? — сердито спросил король.

— Если я выхожу замуж за князя Аладара, чтобы спасти страну и создать атмосферу мира, он не должен считать меня грубой и строптивой.

— Ты смеешь обсуждать мои поступки?

Король поставил бокал и медленно поднялся. Он был очень высок, а темные, почти сросшиеся брови придавали ему грозный вид.

— Мы должны изменить дух нашей страны, папа! Надо положить конец вражде и ненависти, народ должен жить в мире!

Король закинул голову и презрительно рассмеялся:

— Ты действительно думаешь, что можешь что-то изменить в стране? Ты, ничтожное создание, хоть ты и моя дочь, выращенная в безвестности своей матерью-ханжой?

Его речь была так неистова, что Илона не находила слов для ответа.

Пользуясь ее молчанием, он снова заговорил:

— Если ты вообразила, что этот фарс со свадьбой что-нибудь изменит, то глубоко ошибаешься. Я не верю в этот истерический вздор, будто русские хотят захватить нашу страну. В одном только я уверен — в том, что мой народ ненавидит Шарошей всем своим существом, и жертва, принесенная белолицей девой на алтарь замужества, не заставит их изменить свое отношение.

— А мне кажется, папа, вы заблуждаетесь! По-моему, в Добрудже много несправедливостей, и это надо изменить!

Ей стоило больших усилий бросить ему вызов, но внешне она держалась спокойно и прямо смотрела отцу в лицо.

Вдруг, совершенно неожиданно он шагнул вперед и ударил ее по лицу. Удар был так силен, что, не удержавшись на ногах, Илона упала на колени. — Как ты смеешь критиковать мои законы и указы! — закричал король. — Как ты смеешь отвечать мне так же, как твоя мать!

У Илоны стоял звон в ушах, и она чувствовала легкую тошноту. И тут отец ударил ее по плечам хлыстом.

Она вскрикнула от боли и неожиданности, но когда удары посыпались один за другим, девушка до крови прикусила губу.

Хлыст был жестким и тонким, ей казалось, что ее бьют ножом. Сквозь шум в ушах до нее донесся резкий крик отца:

— Вон с моих глаз! Когда станешь женой Шароша, ты узнаешь, что я о тебе думаю!

Когда Илона с усилием поднялась, комната поплыла перед ее глазами. Собрав всю свою волю и гордость, она медленно направилась к двери. Она уже потянулась к дверной ручке, как дверь открылась, и перед ней возник полковник Сеаки. Медленно молча она прошла мимо него, поднялась по лестнице и прошла в свою спальню.

Оставшись одна и закрывшись на ключ, Илона приложила руку к щеке и почувствовала, что теряет сознание.

Она не могла поверить, что отец избил ее, как в детстве! Ужас, который он в ней вызывал, снова навис над ней темным облаком.

— Я его ненавижу! Ненавижу! — твердила девушка.

Но одолевающая ее слабость и слезы, жгущие глаза, сводили на нет всю силу ее чувств.

Илона твердо решила не подчиняться отцу и не признавать его победы над собой. Она поклялась до последнего вздоха бороться с ним и с его несправедливостью.

Звонили колокола двенадцати церквей, и этот звук сливался с радостными криками людей и музыкой оркестров.

За то короткое время, что им дали на подготовку к свадебным торжествам, жители столицы сотворили чудо. Уличные фонари были украшены гирляндами цветов. С фронтона каждого дома и с каждого балкона свешивались флаги и знамена. Народ, заполнявший улицы, был в красочных костюмах, с букетами цветов.

Стоял жаркий день, ярко светило солнце, и лишь легкий ветерок приносил желанную прохладу.

Илона, сидя рядом с отцом в открытом экипаже, отлично понимала, что люди должны увидеть в ней идеальную невесту, лучезарную и счастливую.

Из нарядов, которые она привезла из Парижа, они с Магдой выбрали белое бальное платье из шелка и тюля, с турнюром и длинным шлейфом, шевелившемся при каждом ее движении, как морская волна с белым гребешком. Она покупала это платье в расчете на какой-нибудь бал во дворце, где ей нужно будет предстать во всем блеске, но никак не думала, что оно станет ее свадебным нарядом. Однако выбор был отличным.

Ее фата была сделана из такого тонкого кружева, что вполне верилось, будто оно выткано волшебными руками. Это кружево королевы Добруджи носили на протяжении нескольких веков.

Фата не закрывала лица невесты, а укреплялась на голове с помощью прелестной тиары в виде венка. Это было настоящее произведение ювелирного искусства: каждый цветок из драгоценного камня на тончайшем золотом стебельке колыхался при малейшем движении.

Мать часто рассказывала Илоне о драгоценностях королевской семьи, и, когда Илоне было позволено выбрать украшения для свадьбы, она поразилась их великолепию. Но ее выбор остановился только на бриллиантовом венке. Она считала, что надевать слишком много драгоценностей нескромно. Невольно на память приходили разряженные женщины, которых Магда называла «бесстыжими»!

Садовники принесли ей букет белых цветов. Илона решила держать его на коленях, чтобы скрыть предательскую дрожь в руках.

Сейчас она испытывала слабость не только от болезненных рубцов на спине, но и из-за внутреннего трепета.

Только многолетнее воспитание удержало ее от порыва вцепиться в Магду, перед тем как покинуть дворец.

— Благослови вас Господь, моя маленькая мадемуазель! — сказала Магда, а по щекам ее текли слезы. «Как же жесток отец, издавший указ о запрете слугам присутствовать на семейных церемониях хозяев», — подумала тогда Илона.

— Неужели вы не могли убедить папу, что им это доставит огромное удовольствие? — спросила Илона полковника Сеаки. — Особенно тем, кто знал маму?

— Я убеждал его именно этими словами, принцесса, но его величество ответил, что это не спектакль!

Илона с большим трудом скрывала свою ненависть к отцу, когда он с неприязненным видом сел рядом с ней в экипаж. Она не могла отрицать, что выглядел он великолепно. Красный мундир украшали многочисленные награды, шляпа с перьями и густо расшитая золотой тесьмой добруджанская куртка, спадающая с плеча — все это производило великолепное впечатление. Золотой меч на боку и звенящие шпоры на отполированных до зеркального блеска сапогах дополняли это великолепие. И только мрачное лицо и полный ненависти взгляд служили Илоне предостережением, что рядом с ней — вулкан, готовый взорваться в любой момент.

Перед выездом из дворца она помолилась, чтобы все прошло благополучно. Если уж ей суждено ради блага Добруджи выйти замуж за человека, которого она никогда не видела, так пусть эта свадьба останется в памяти людей как счастливое событие и доброе предзнаменование на будущее.

О том, чтобы по дороге в собор заговорить с отцом, не могло быть и речи.

Народ заполнил улицы, приветствуя невесту и короля, бросая цветы к экипажу по всему пути от дворца до собора. На городской площади стоял оглушительный шум: здесь собралось больше всего народа.

Тут были даже пастухи, пришедшие из степей поглазеть на королевскую свадьбу. Илоне казалось, что она видит в толпе людей Шароша. Может быть, ей это показалось, но они выглядели более благополучными, лучше одетыми и более счастливыми, чем жители той части страны, которой правил король.

У собора был выстроен почетный караул гвардии, а войдя в огромное торжественное здание, Илона ощутила сладкий аромат фимиама и увидела блеск свечей.

Жители Добруджи принадлежали к православной церкви. Живя в Париже, Илона с матерью посещала католические службы в соборе Парижской Богоматери, и сейчас боялась наделать ошибок.

Собор был заполнен, и, следуя с опущенными глазами рядом с отцом, она знала, что здесь собрались все влиятельные люди страны.

Дамы, в шелках и атласах, драгоценностях, в шляпках с перьями были прекрасны, а мужчины всех возрастов имели залихватский вид и отличались красотой.

Король с Илоной медленно продвигались по центральному проходу. Теперь она увидела перед собой седобородого архиепископа, окруженного дюжиной священников.

Вдруг она увидела мужчину, ожидавшего ее на ступенях алтаря. Илона опустила глаза, не смея поднять голову.

Ее выдают замуж за незнакомца, и она не может смотреть на него, опасаясь, что испугается еще больше.

Она невольно сжала пальцы отца, но тут же отпустила их. «Я должна вести себя так, как хотела бы мама. Я делаю это ради блага Добруджи, чтобы принести мир ее народу!» Эта мысль несколько утешила ее.

Теперь жених стоял справа от нее, но она все еще не видела его лица.

Архиепископ начал службу.

Кто-то взял у Илоны из рук букет, и они с женихом опустилась на колени на белые атласные подушки.

Илону била дрожь, но ей было интересно, что чувствует человек, стоящий рядом с ней на коленях.

Краем глаза она видела его белый мундир, которых не было в армии ее отца. Вероятно, у Шароша свои войска.

Илона подумала, что совсем не знает человека, за которого выходит замуж, как и ту часть страны, которой он правит.

Думы унесли ее далеко, и она перестала следить за службой, а тем временем настала очередь брачных клятв.

Жених повторял за архиепископом:

— Я, Аладар Себастьян Владислав, беру тебя, Илону Нандину, в жены…

У него был очень звучный голос. Говорил он медленно, серьезно, решительно и, похоже, искренне.

И контрастом с его звучным голосом, голос Илоны звучал слабо и беспомощно.

Она почувствовала, как князь надевает ей на палец тонкое золотое кольцо. Ее внезапно охватила паника, что кольцо окажется слишком маленьким, и люди сочтут это дурным предзнаменованием: добруджанцы — очень суеверный народ.

Но кольцо прекрасно подошло, и прикосновение его руки, когда архиепископ соединил их, было таким же твердым, как и его голос.

— Объявляю васмужем и женой, — произнес архиепископ над их головами, и Илона впервые подняла глаза, чтобы взглянуть на человека, ставшего ее мужем.

Сначала она не поверила своим глазам, решив, что видит сон. Затем до нее дошло, что они уже знакомы: князь Аладар не только видел ее, но и целовал. Он насмешливо смотрел на нее голубыми глазами.

Несмотря на учащенное сердцебиение, Илона заставила себя дослушать службу до конца.

Когда все закончилось, Илона повернулась к королю и присела в церемонном реверансе, а князь почтительно склонил голову.

Отец поднялся с резного кресла и пошел впереди новобрачных.

Илона поняла: этим беспрецедентным поступком он хотел показать не только всем собравшимся, но и ее мужу, что он монарх! Он самая важная персона даже на свадьбе дочери!

Князь подал Илоне руку, и она оперлась на нее. Следуя за отцом, она твердо решила всем своим видом изображать полное счастье. Она улыбалась, кланялась и снова улыбалась.

Король уже сел в свой экипаж, когда новобрачные подошли к своему. Это был тоже открытый экипаж, верх и козлы кучера которого были украшены белыми цветами. На головах лошадей тоже красовались белые цветы, а попоны были отделаны позолотой.

Экипаж был так красочен, а лошади столь хороши, что Илона поняла: князь не ударил в грязь лицом перед королем!

Когда они с отцом ехали к собору, их встречали восторженно, но это не могло сравниться с тем, как приветствовал народ Илону и князя Аладара, когда они вышли из собора и направились во дворец. Казалось, цветов стало еще больше, флаги развевались веселее и приветствия были более искренними.

Она робко взглянула на князя и увидела, что тот машет рукой людям, стоящим по его сторону экипажа. Поняв, что от нее ждут того же, она стала приветствовать тех, кто стоял по левую руку.

Легкий экипаж везли четыре лошади, и им не потребовалось много времени, чтобы добраться до дворца, преодолев крутой подъем. За ними следовали вереницы экипажей с важными вельможами, помещиками и духовенством Добруджи.

На площади перед дворцом были выстроены солдаты, и, когда экипаж въехал в ворота, князь сказал:

— По-моему, мы должны обойти почетный караул!

— Да, разумеется, — согласилась Илона. Она посмотрела на мужа и не могла не заметить

его смеющихся глаз и улыбки на губах.

— Мы ведь встречались раньше! — заметил он. При воспоминании об этом кровь залила ее щеки, ресницы задрожали и темной тенью легли на ее белую кожу.

Привел ее в замешательство, да еще смеется над этим!

Они обошли строй почетного караула. Князь время от времени останавливался, чтобы переброситься словечком с некоторыми из солдат, а Илона похвалила дежурному офицеру майору Касса нарядные мундиры воинов, зная, что ему это приятно.

Наконец они вошли в тронный зал, где должен был состояться прием. Зеркала отражали блестящие туалеты дам и красочные наряды мужчин. От возбужденных голосов гостей позвякивали хрустальные подвески люстр.

На возвышении рядом с тронами стоял огромный шестиярусный торт. Илона удивилась, как дворцовые повара умудрились за короткий срок приготовить столь изысканное блюдо. Она решила обязательно поблагодарить их, и была уверена, что здесь не обошлось без Магды.

Однако сейчас это было невозможно: кругом толпилось бесчисленное множество гостей, рассыпавших поздравления новобрачным. Многие из них, улучив минуту, вспоминали ее мать и сетовали о ее кончине, некоторые просто критически рассматривали Илону, и она подозревала, что это родственники Шароша.

Казалось, прием никогда не кончится, и Илона обрадовалась, когда полковник Сеаки принес ей сэндвич и бокал с шампанским.

— Мы надеялись, что его величество предложит тост за здоровье новобрачных, — тихо сказал он, — но король, кажется, исчез!

— Вероятно, это может сделать премьер-министр, — ответила Илона, считая неразумным принуждать отца участвовать в празднике.

Полковник Сеаки кивнул, и через некоторое время на возвышении появился премьер-министр с бокалом шампанского в руке.

— Ваше величество, ваше королевское высочество, ваша светлость, дамы и господа! — начал он. — Сегодня очень счастливый день в истории Добруджи. Я верю, отныне все проблемы и трудности последних лет будут преодолены. Больше не будет распрей ни в нашей стране, ни в наших сердцах. Князь Аладар и его красавица-жена принесут мир и счастье земле, которую мы все так любим! — Помолчав, он с пафосом произнес: — Может быть, и мы, каждый из нас, внесет в это свою лепту не только благородными порывами, но и своими поступками! — Премьер-министр заразил всех своей искренностью. Подняв бокал, он закончил: — Предлагаю тост за жениха и невесту! Дай им Бог счастья па многие годы, и пусть наконец наступит мир, который так необходим всем нам!

Раздались возгласы:

— За жениха и невесту!

Все подняли бокалы и выпили. Взяв Илону за руку, князь поднялся на возвышение.

— От имени своей жены и от своего имени хочу поблагодарить премьер-министра и заверить его, что мы посвятим себя службе на благо Добруджи.

Мы положим конец вражде между Радаками и Шарошами, а разногласий, разделявших нас долгие годы, больше не существует. Я верю, что с вашей помощью мы создадим новую страну: ведь мы начинаем нашу семейную жизнь, которая, надеемся, подаст пример мира и процветания.

Раздались аплодисменты и радостные возгласы, когда князь повернулся к Илоне и поднес к губам ее руку.

Она почувствовала прикосновение его твердых губ и слегка затрепетала.

Подняв на него глаза и понимая, что должна что-то сказать, она вдруг услышала у себя за спиной голос.

— Его величество хочет поговорить с вашим королевским высочеством и с вами, князь!

Это был адъютант ее отца, и в его голосе Илона уловила враждебные нотки.

Она с опаской взглянула на него, но он уже шел впереди, ведя их в одну из приемных, примыкающих к тронному залу.

Король ждал их, и от одного взгляда на его лицо у Илоны чуть не остановилось сердце. Его взгляд был так же грозен, как и вчера.

Когда за ними закрылась дверь, он грубо обратился к князю:

— Я слышал все, что вы сказали!

— Надеюсь, государь, вам понравились мои слова!

— Понравились? — воскликнул король. — Вы думаете, мне приятно слышать, что вы намерены сесть на мой трон или воспитывать детей, которые его узурпируют?

— Я не собираюсь узурпировать ваш трон, государь. Моя жена — ваша наследница, и, когда придет время, она станет править Добруджей.

— Когда придет время! Да к тому часу вы, выскочка, успеете умереть!

Илона почувствовала, как напрягся князь, но не успел он вымолвить и слова, как король, охваченный приступом ярости, закричал:

— Я отлично понимаю, что вы замышляете своим хитрым умом! Думаете, если я принял вас, я приму и ваших детей? Ошибаетесь! Вы не дотронетесь до моей дочери, а если посмеете — я убью вас своими руками!

Иронически ткнув пальцем в сторону князя, он продолжал кричать:

— Ты просто обыкновенный бандит! Так называемые князья Шароши ничем не лучше бунтарей-крестьян, которыми они правят. Если тебе нужна женщина, выбери себе грязную цыганку, которых ты подстрекаешь на нарушение моих законов, — это вполне подходящая компания для тебя! А может быть, твой отец был цыганом?

Покраснев от гнева, он кричал:

— Я был вынужден — да, вынужден — отдать вам в жены свою дочь! Но не заблуждайтесь, это не более, чем фарс, разыгранный для того, чтобы обмануть русских! Вам никто не позволит удовлетворять свои грязные страсти или обращаться с ней так, будто она равная вам по происхождению и воспитанию!

Потрясая кулаками, он орал, потеряв всякий контроль над собой:

— Она ненавидит вас так же, как и я, и вы для нее просто лакей! Будь моя воля, я бы вышвырнул вас из дворца и повесил, как повесят узников, которых вы освободили, как только их поймают!

Слушая эту тираду, Илона застыла на месте.

Искаженное лицо и рычащий голос отца до такой степени гипнотизировал ее, что она не могла ни двигаться, ни говорить.

Она почувствовала, как князь взял ее за руку и повел к двери, ведущей в коридор.

Когда они подошли к двери, король сообразил, что они собираются делать.

— Вернитесь! Я еще не закончил говорить с вами, Шарош! Мне нужно еще кое-что вам сказать!

Князь повернулся и вежливо наклонил голову. Илона, словно по подсказке, сделала реверанс. Затем князь открыл дверь, вышел из приемной и потащил молодую жену в сторону большого зала. Она подумала, что он не знает дворца и попыталась повернуть налево, в сторону тронного зала, но он прошептал:

— Мы уезжаем!

Голос звучал спокойно, но, посмотрев ему в лицо, она увидела, что глаза его сверкают гневом. Он весь кипел, и ее сердце, почти остановившееся во время речи отца, снова забилось от страха.

Она хотела протестовать, вернуться и объяснить, хотя бы премьер-министру, что произошло, но поняла: в этом нет необходимости. Он, безусловно, все узнает от самого короля, и в любом случае без труда догадается о причине их поспешного отъезда.

Они вошли в холл, и все слуги удивленно уставились на них.

— Мой экипаж! — приказал князь. Мажордом поспешил спуститься вниз, чтобы вызвать украшенный цветами экипаж, стоявший в тени. Кучера явно не ожидали, что их потребуют так быстро.

Илона села в подъехавший к подножию лестницы экипаж, и князь уселся рядом с ней.

Никто из гостей не видел, как они уезжали, никто не желал им счастливого пути, никто не бросал им ни риса, ни лепестков роз. Караул вытянулся по стойке смирно, кучер хлестнул лошадей, и экипаж отъехал от дворца.

Глава 4

Илона пыталась извиниться перед князем, но не находила слов. Поведение отца ошеломило ее до такой степени, что она с трудом соображала. Она чувствовала себя жалкой, беспомощной и покорной, словно он снова отхлестал ее по спине, которая сейчас начала нестерпимо болеть.

«Я должна поговорить с князем, я должна сказать, что очень сожалею о словах отца», — думала она, и слова уже были готовы сорваться с ее губ, но экипаж уже подъехал к воротам дворца.

По обе стороны дороги стояли люди, приветствующие их радостными криками, некоторые залезли даже на деревья.

Илона машинально начала кланяться и махать рукой, понимая, что в таком шуме князь все равно не услышит ее. Люди стояли вдоль всей дороги, и, когда они подъехали к мосту, лошади с трудом пробирались сквозь толпу.

Добрые пожелания сопровождались цветами, которые летели к экипажу, в них бросали рис и лепестки роз.

На другой стороне реки их встретили с еще большим восторгом. Теперь они находились на земле Шароша, и Илона убедилась, что здешние жители действительно выглядят более цветущими и счастливыми.

Недалеко от моста в центре сквера стояла статуя, украшенная цветами. Прочтя надпись на постаменте, Илона узнала, что это памятник одному из князей Шарошей.

На площади народ окружил экипаж и лошади встали.

— Речь! Речь!

Сначала кричали несколько человек, но вскоре вся площадь стала повторять эти слова.

Князь встал в экипаже. Потом, вспомнив, что женщинам, наверное, хочется разглядеть Илону, он подал ей руку и помог тоже встать.

Когда он взял ее за руку, пальцы ее задрожали.

Она встала рядом с ним, и на площади установилась тишина. Он сказал то же самое, что говорил в тронном зале, но в заключение произнес:

— Мира можно достичь только с вашей помощью и при вашем содействии. Нельзя больше драться между собой. Нам угрожает внешний враг, и, только объединившись, мы сможем выжить!

«Он любит Добруджу», — подумала Илона и тут же впервые задалась вопросом: не ему ли принадлежит идея объединения страны с помощью их брака?

Лошади наконец тронулись, но о том, чтобы заговорить, по-прежнему не могло быть и речи.

Вдоль дороги стояли толпы людей, а кое-кто бежал за экипажем, взбирающимся по крутому холму, на котором стоял замок Шароша.

Илона впервые увидела его сквозь цветущие акации, и он показался ей гораздо красивее, чем она ожидала. По одну сторону высилась башня, а все здание украшали маленькие башенки, ворота и резной орнамент, придававший замку волшебный вид.

Вместо стен замок окружали кустарники рододендрона, азалий и пурпурного багряника, чья листва контрастировала с зелеными листьями мирта и серебряно-серыми листьями оливы.

На солдатах, стоящих в карауле, была форма, совершенно не похожая на форму солдат короля, и Илона еще раз подумала, что князь имеет собственные войска. Так вот почему отец не нападал на землю Шароша. Он обязательно сделал бы это, не будь здесь отрядов, которые могли ему противостоять.

«Неудивительно, что отец ненавидит Шарошей!» — подумала она.

Экипаж подъехал к парадному входу, и, как только Илона вышла, князь представил ей штат прислуги и офицеров. И мужчины, и женщины казались гораздо моложе тех, кого Илона видела во дворце отца. Ей было приятно видеть, как засверкали глаза у красавцев-офицеров, когда их представляли ей.

Они вошли в замок, и она поразилась изяществу и красоте его убранства.

На стенах висели многочисленные охотничьи трофеи рядом с портретами красивых женщин и мужчин, которые, как поняла Илона, были предками князя.

Мельком оглядев обстановку, она подняла взгляд на мужа, пытаясь определить, продолжает ли он сердиться.

— Уверен, — произнес он тихо и бесстрастно, — вы хотите отдохнуть. Домоправительница проводит вас в ваши покои.

Илона заколебалась. Ей хотелось спросить его, не могут ли они хоть немного побыть наедине, но боялась, что каждое ее слово будет подслушано, и это поставит его в затруднительное положение.

Присев в реверансе, она стала подниматься по лестнице, придерживая длинный шлейф платья. Поднявшись наверх, где ее ждала домоправительница, Илона услышала внизу оживленные голоса и смех. Она поняла, что князя окружили офицеры, чтобы поздравить его.

Домоправительница с большой связкой ключей на поясе, говорящей о ее должности, радушно встретила Илону и проводила в большую комнату, три окна которой выходили на долину.

— В этой комнате, ваше королевское высочество, всегда жили все княгини Шароши, а покои его светлости, разумеется, находятся рядом.

Это была очень красивая комната с мебелью работы местных мастеров. Мебель была сделана из разных пород дерева с изображением цветов, фигурок птиц и животных.

Ножки огромной кровати были искусно вырезаны и раскрашены: добруджанские мастера большое внимание уделяли не только резьбе, но и окраске. Поэтому, любая церковь, любое здание превращалось в буйство красок.

Толстые деревянные купидоны, размещенные почти под потолком, поддерживали фамильный герб Шарошей, а вся комната была расписана голубыми, розовыми и желтыми альпийскими цветами.

Стены в рост человека были покрыты деревянными резными панелями, в рисунке которых преобладали изображения животных: лис, диких кошек, ящериц, орлов и рыб, составляющих фауну Добруджи.

— Никогда не видела такой красоты! — воскликнула Илона.

Ее похвала, похоже, пришлась по душе домоправительнице.

— Это очень старая кровать, ваше королевское высочество, как большинство вещей в замке, и сделана любящими руками, да и ухаживают за ней любящие руки!

— На любящих руках держится любой дом! — невольно вырвалось у Илоны.

— Вы правы, ваше королевское высочество, и мы все молимся, чтобы вы здесь были счастливы.

— Я… хочу быть счастливой! — ответила Илона, растрогавшись.

Когда пришла Магда, они стали распаковывать сундуки, поставленные не только в спальне, но и в гостиной, находящейся рядом.

Князь предложил Илоне отдохнуть, но она отказалась от этой затеи, хотя изрядно устала и чувствовала невыносимую боль в спине. Она переходила из комнаты в комнату, подходила к окнам и смотрела на дворец отца, расположенный почти напротив.

Интересно, что сделал отец после их отъезда? Неужели он пошел в тронный зал и излил на гостей поток брани?

А как грубо разговаривал он с князем! Вспоминая об этом, Илона испытывала почти физическую боль.

— Как может мужчина забыть такое оскорбление? — думала она. Конечно, если бы это не был король, то обидчик заплатил бы кровью за подобные слова.

Князь ни слова не сказал в ответ, просто они уехали! Самообладание мужа восхищало Илону, но она понимала: их семейная жизнь начинается не лучшим образом.

Не подозревает ли он ее в сговоре с отцом против него? Могло ли быть что-нибудь худшее, чем отказ на его просьбу встретиться с ней во дворце вчера утром?

Если бы она знала, что он был там…

Если бы она могла встретиться с ним до свадьбы…

Илона вспомнила его поцелуи в лесу и насмешливые слова: «Отправляйтесь домой, прекрасная леди и кокетничайте со своими кавалерами!»

Что он хотел этим сказать? Неужели, увидев ее одну, он принял ее за незнатную девушку или, того хуже, за легкомысленную даму, похожую на тех, кто совершал прогулки в Булонском лесу?

«Но он же не мог… подумать так!» — уговаривала себя Илона.

Однако бесцеремонность, с которой он поцеловал ее, говорила, что это вполне возможно.

Илоне казалось, будто она попала в какой-то ужасный водоворот, засасывающий ее все глубже при каждом движении.

«Я все объясню ему, когда мы встретимся вечером, я все объясню ему с самого начала!» — решила она.

Спустя два часа, когда они разговаривали с Магдой, в дверь гостиной постучали.

Магда открыла дверь.

Перебросившись несколькими словами с пришедшим, она вернулась к Илоне и сказала:

— Пришел один господин, мадемуазель. Он говорит, что служит секретарем его светлости и хочет побеседовать с вами.

— Попроси его войти! — поднимаясь, ответила Илона.

Слава Богу, хоть кто-то хочет с ней поговорить! В гостиную вошел пожилой человек. Почтительно поклонившись, он произнес:

— Его светлость просил меня передать вам, госпожа, список приглашенных на завтра, чтобы вы подготовились, а также сообщить вам, что сегодня вечером состоится обед, на котором его светлость представит вас своим родственникам.

— Благодарю вас! Могу я узнать ваше имя?

— Дуца, госпожа. Граф Дуца.

— И вы секретарь моего мужа? Граф Дуца рассмеялся:

— Это одна из моих должностей, госпожа! А еще я ревизор, комендант замка и главное доверенное лицо!

Илона тоже рассмеялась:

— Вижу, вы очень занятой человек!

— Но не настолько, госпожа, чтобы не быть к вашим услугам в любое время!

— Благодарю вас, граф! Надеюсь, вы поможете мне избежать ошибок. Вам, полагаю, известно, что я не была в Добрудже много лет и совершенно не в курсе возникших в последнее время проблем!

— Мы все молимся, госпожа, чтобы они наконец исчезли!

— Надеюсь!

Граф Дуца собрался покинуть ее, но Илона воскликнула:

— Пожалуйста, пожалуйста, не уходите! Расскажите мне о родственниках мужа, с которыми мне предстоит сегодня познакомиться. Вы же понимаете, как меня тревожит эта встреча!

Ей показалось, что в глазах пожилого человека появились доброта и понимание.

— Разумеется. У меня есть список приглашенных на обед, и я попытаюсь объяснить вам, кто они такие, и запутанные, сложные родственные отношения в семье Шарошей.

По приглашению Илоны он сел, и они проговорили почти час.

Она впервые узнала, что Шароши — более старинная фамилия, чем Радаки. Лишенные всяческого тщеславия, они вполне довольствовались жизнью сельских дворян и тратили деньги на путешествия по миру. В таких условиях главе семьи Радаков не составило большого труда стать царствующим монархом.

Граф объяснил, что многие члены семьи Шарошей в родстве с европейскими коронованными особами, но тем не менее играют весьма скромную роль в управлении собственной страной.

Слушая все это, Илона еще больнее воспринимала оскорбительную выходку отца по отношению к князю.

После ухода графа Илона более решительно настроилась на объяснение с мужем, чтобы умолять его забыть все слова, которые наговорил ему отец.

— Это счастливое место, мадемуазель! — сказала Магда, помогая Илоне надеть вечернее платье.

— Почему ты так считаешь?

— Я знаю, эти люди счастливы, и не только потому, что в замке свадьба. Здесь все улыбаются и поют!

— Я хотела бы услышать их песни, — пробормотала Илона, подходя к высокому зеркалу, обрамленному раскрашенными и позолоченными купидонами.

Для сегодняшнего вечера она выбрала белое газовое платье на серебристом чехле. Между драпировками красовались букетики белых цветов, схваченные серебряными лентами и сверкающие бриллиантами.

Такое платье могло быть сшито только руками парижских мастериц. Вкалывая блестящие бутоны роз в рыжие волосы Илоны, падающие локонами на спину, Магда воскликнула:

— Вы прелестны, мадемуазель! Жаль, что ваша матушка не видит вас!

— А может быть, и видит! — ответила девушка.

Мысли о матери никогда не покидали ее. Немного раньше, когда она принимала ванну, Магда пронзительно вскрикнула, увидев на ее спине пурпурные шрамы от хлыста.

— Что это, мадемуазель? Кто это сделал? Илона быстро завернулась в простыню.

— Упала во время прогулки верхом, Магда. Ничего страшного. Я не поранилась.

Обе знали, что это ложь. Магда прекрасно поняла, чей кнут оставил свои следы на белой коже Илоны, как и то, что ею движет та же гордость, что не позволяла королеве жаловаться. Поняв все, Магда сказала:

— Разумеется, мадемуазель, но вечером, когда вы разденетесь, я смажу ушибы целебным маслом, чтобы они зажили побыстрее.

А Илона тем временем думала: «Что бы теперь ни случилось, как бы ни было трудно, я свободна от папы, и он не сможет больше бить меня!» Одна эта мысль вызвала у нее ощущение легкости и свободы.

К обеду она спустилась с веселой улыбкой на губах. Илона знала, что выглядит необыкновенно привлекательной, и как бы ни сердился князь, ему будет не стыдно представить ее своим родственникам. Она все еще ощущала на своих губах вкус его поцелуев, и при мысли о том, что, когда разъедутся гости, он сегодня будет опять целовать ее, по всему телу пробежала легкая, приятная дрожь.

Слуги проводили ее в большую гостиную, благоухающую цветами, стоящими на каждом столе.

В дальнем конце комнаты весело беседовали человек двадцать. В центре собравшихся она увидела князя, выглядевшего особенно нарядным в вечернем костюме.

Он подошел к ней, и она, надеясь, что он поймет ее чувства, попыталась встретиться с ним взглядом.

Но князь, небрежно поднеся ее руку к губам, повел ее вперед, чтобы представить гостям.

Обед прошел очень весело и непринужденно. Илона никогда раньше не бывала на званых приемах, никогда не ела с золотых тарелок и, разумеется, никогда не пробовала тех превосходных яств, которые появлялись одно за другим, пока есть уже просто было невозможно.

Родственники князя не только прекрасно выглядели, но были веселы и остроумны.

Здесь не велся спокойный интеллектуальный разговор, как у пожилых друзей ее матери, а шло состязание в блеске и остроумии, похожее на какую-то интригующую игру.

Большую часть из говорившегося она не понимала, но зато впервые в жизни получила такое обилие искренних комплиментов, как от мужчин, так и от женщин.

Она сидела на одном конце длинного обеденного стола между дядей князя и его молодым, необыкновенно красивым кузеном. Сам князь сидел на другом конце стола.

Илона почти не видела его из-за золотого подсвечника, высоких ваз с персиками и виноградом и бесчисленных столовых приборов.

Когда обед закончился, дамы вернулись в гостиную, где к ним вскоре присоединились и мужчины. Старшие члены семьи уселись за карточные столы, молодежь же столпилась вокруг Илоны и один из них сказал князю:

— Наверное, такой молодой и красивой женщине, как твоя жена, здесь довольно скучно!

— Боюсь, после веселой и бесшабашной Франции Добруджа покажется ей скучной и степенной, — холодно ответил князь.

Илона удивленно посмотрела на него. Неужели он думает, что в Париже она могла забавляться подобным образом?

Но ведь он ничего о ней не знает, так же как и она о нем! «Да, нам нужно многое рассказать друг другу», — вздохнув, подумала девушка.

Прием окончился довольно быстро. Старшие гости пожелали вернуться домой, и, хотя молодежь с удовольствием бы осталась повеселиться, все тактично предположили, что молодые хотят побыть вдвоем.

Илона с князем прощались с гостями в холле, и его тетушка, пожилая дама со следами былой красоты, выразила чувства всех остальных, сказав Илоне:

— Мы счастливы, дорогая, принять вас в нашу семью. Вы очень красивы, и я уверена, вас с Аладаром ждет счастливая жизнь!

С этими словами она поцеловала Илону, а один из кузенов, целуя ее руку, сказал:

— Жаль, что я не встретил вас первым! Аладару всегда везло!

Гости, смеясь и осыпая Илону комплиментами, удалились.

Когда слуги закрыли парадную дверь, Илона поняла, что Аладар ждет, когда она поднимется к себе. Он молчал, и она, оробев, поднялась по лестнице.

Магда уже ждала ее в спальне.

По обеим сторонам кровати горели в канделябрах свечи, кроме того, спальню освещали еще несколько торшеров.

На бархатном кресле лежала новая очаровательная ночная сорочка, привезенная из Франции.

Илона разделась почти в полной тишине. Ложась в постель, она готовилась к разговору с князем, когда он придет к ней.

— Спокойной ночи, моя маленькая мадемуазель! — проговорила Магда, стоя в дверях. — Благослови вас Бог!

— Спокойной ночи, Магда!

Дверь за старой горничной закрылась, и Илона осталась одна. Она легла на подушки, сердце ее бешено колотилось, а рот пересох.

«Мне страшно», — думала она, не уверенная, боится ли она самого князя или извинений, которые должна ему принести.

Полчаса спустя она услышала, как он с кем-то говорит. Наверное, подумала Илона, он беседует с кем-то из слуг или с одним из ночных сторожей, которые, как сказала ей Магда, ночью охраняют замок. Лежа в постели, она слышала их шаги под окнами комнаты и поняла, что замок охраняется не хуже дворца ее отца. Вполне возможно, размышляла она, враги, проникнув в страну, нападут, и на замок Шароша, но в любом случае ей нельзя никому показать свой страх перед русскими.

Дверь открылась, и, когда князь вошел в комнату, сердце ее забилось в предчувствии опасности.

В длинном парчовом халате, доходящем до пола, он казался еще более высоким и полным достоинства.

Кровать стояла довольно далеко от двери, и Илона могла наблюдать, как он приближается к ней. Она так волновалась, что все приготовленные слова вылетели из головы.

К большому ее удивлению, князь, дойдя до бархатных кресел, опустился в одно из них, подобрал халат, откинулся на атласные подушки и, раскрыв книгу, которую принес с собой, начал читать.

Глаза Илоны расширились от изумления. Может быть, это молитвенник или Библия? Может, это один из обычаев Добруджи, неизвестный ей?

Он перевертывал страницу за страницей, и Илона видела, что князь полностью увлечен книгой.

Она неотрывно следила за его лицом, повернутым к ней в полупрофиль, и думала, что более красивого мужчину трудно себе представить. Он походил на греческого бога: высокий лоб, густые темные волосы, прямой аристократический нос, глубоко посаженные голубые глаза, которые, она знала, при желании могли сверкать насмешкой.

Каждая его черточка запечатлялась в ее памяти!

«Я должна с ним поговорить, должна спросить его, что он собирается делать!» — уговаривала себя Илона.

Но ведь она даже не знает, как к нему следует обратиться! Хотя он теперь и ее законный муж, она не сможет называть его по имени, прежде чем они не узнают друг друга получше. Но ведь называть его князем или светлостью смешно!

Смешно!

«Вероятно, дочитав страницу, он сам заговорит со мной!» — решила она.

Но шли минуты, князь переворачивал страницу за страницей, а Илона так и лежала в тени шелкового полога; ее рыжие волосы разметались по подушке, а глаза отсвечивали зеленью в свете свечей.

Наконец он захлопнул книгу и Илона затаила дыхание. Сейчас он подойдет к ней, и она скажет ему все, что хотела. Но князь встал и, не взглянув на нее, направился к двери и вышел из комнаты.

Словно избавившись от невыносимого напряжения, Илона села в постели. С момента, когда князь вошел в комнату, прошел час, и вдруг Илона поняла, что произошло.

Во дворце, замке и в любом доме — везде и всегда имеются внимательные глаза и уши. Если бы князь пренебрег своей женой в первую брачную ночь, это не осталось бы незамеченным, и пикантная сплетня немедленно поплыла бы из уст в уста.

Вся Добруджа узнала бы, что их брак, как сказал король, только фарс, призванный обмануть русских.

Вот он и исполнил свой долг перед обществом: вошел в спальню жены и исполнил свои супружеские обязанности, доказав, что они муж и жена не только юридически, но и фактически!

Испытывая невероятное унижение, Илона бросилась в постель и зарылась лицом в подушки.

Он не хочет ее!

Она стала его женой по воле обстоятельств, и, если он даже когда-то поцеловал ее, пленившись ее красотой, то сейчас, когда они поженились, остался равнодушным к ее чарам!

Она мало знала о мужчинах и еще меньше о любви.

Правда, она не раз слышала, что если женщина привлекательна, то мужчины желают ее, даже если знают, что это не та настоящая любовь, Которую женщины ищут в браке.

Но она нисколько не интересует князя. Он не только не захотел поцеловать ее, но даже и поговорить с ней!

«Что бы ни сказал отец, — думала Илона, — как бы он ни оскорбил князя, он не настолько разгневан, чтобы ненавидеть меня только за то, что я дочь ненавистного короля! Он не может ненавидеть меня, не должен! — жалобно думала она. — Я должна показать ему, что непохожа на отца… Я все должна объяснить!»

Но произнося эти слова в подушку, она с отчаянием думала, что это невозможно.

Илона подошла к окну и оглядела освещенную солнцем равнину. С каждым днем вид из окна казался ей все красивее. У нее захватывало дух от красоты далеких, покрытых снегом гор, четко вырисовывавшихся на фоне голубого неба, и серебристой реки, вьющейся среди деревьев. Но с каждым днем она чувствовала себя все более несчастной.

— Какое платье вы наденете сегодня, мадемуазель? — спросила Магда за ее спиной.

— Неважно, — мрачно ответила Илона. Четыре дня она безуспешно пеклась о своей внешности, стараясь выглядеть красивой, чтобы найти хоть какой-то отклик в сердце мужа! Вот уже четыре дня она замужем, а он ни разу не заговорил с ней наедине, а при людях обращался к ней с такой холодностью, что становилось ясно, какие чувства он испытывает.

Их всегда окружали люди. Каждый день они посещали какой-нибудь город Добруджи, где их приветствовали бургомистры и прочие важные лица, произнося речи и преподнося подарки.;

Везде царила приподнятая атмосфера, как на свадьбе. Во время этих поездок Илона многое узнала о муже. Оказывается, он необычайно популярен в стране и пользуется большим уважением, восхищением и полным доверием. Их визиты имели целью не только получить признательность жителей, но и дать им мужество и надежду на будущее.

Несмотря на грабительские налоги, на жестокие и несправедливые законы, введенные ее отцом, Илона видела, как князь пробуждает в людях чувство патриотизма. Никогда не нарушая преданности царствующему монарху, он умудрялся заставить народ поверить в хорошее будущее.

«Но как все это осуществить, пока жив отец?» — иногда недоумевала Илона. Ее, как и всех остальных, завораживал глубокий голос мужа и искренность его речей.

Его любовь к Добрудже вызывала ответные чувства в сердцах людей, и иногда Илоне казалось, что его боготворят.

При других обстоятельствах она была бы в восторге от этих поездок, от красоты природы, от радушных приемов, которые они встречали даже в самых маленьких деревушках. Но сейчас ей не давало покоя только одно: они никогда не оставались вдвоем.

Когда они ехали в экипаже, напротив них всегда сидели два молодых офицера, один из которых был адъютантом князя. Оба молодых человека неотрывно с восхищением глазели на нее.

Князь говорил с ними, смеялся и шутил, как с равными по чину; и вообще со всеми, с кем они встречались, он держался просто, по-дружески, забывая о протокольной чопорности. Любой напыщенный банкет он превращал в веселую пирушку, на которой можно вволю посмеяться и подурачиться.

Князь был восхитительно непредсказуем! Он мог, например, посадить в экипаж любого мальчишку и покатать его. На банкете мог неожиданно поднять тост за здоровье жены самого неприметного чиновника, вызывая зависть у остальных. Он внимательно выслушивал жалобы и трагические истории, сочувствовал обманутым женам, поздравлял молодых солдат и искренне восхищался стадами овец и коров, предметом гордости любого фермера.

Он был неутомим!

Часто, когда они возвращались домой после долгого дня, они с адъютантом запевали крестьянские песни, и к ним присоединялся кучер.

И только когда все гости, съезжавшиеся на обед, покидали замок, князь превращался из горячего, веселого молодого человека в холодную, неприступную статую.

Каждый вечер он аккуратно приходил в спальню Илоны, садился с книгой в кресло, а через час вставал и уходил. Она была слишком робка и унижена, чтобы заговорить с ним.

В один из вечеров, когда он задержался дольше обычного и молчание стало невыносимым, она позвала:

— Аладар!

От волнения у нее так перехватило горло, что слово прозвучало слишком тихо, и она, собравшись с духом, снова проговорила:

— Аладар!

Услышав ее, он захлопнул книгу.

Ну хоть сейчас-то он отзовется!

Однако, не сказав ни слова, он вышел из комнаты.

Илона заплакала от обиды и остаток ночи ворочалась, спрашивая себя, сколько еще это может продолжаться. Она знала: на следующий день все повторится. Они опять поедут в какой-нибудь город, князь снова будет говорить те же слова, сопровождая их теми же жестами. А потом они вернутся домой и дадут очередной пышный обед.

«Если бы только мы могли быть счастливы друг с другом, — думала Илона, — то тогда каждое мгновение было бы наполнено радостью и восторгом оттого, что мы вместе делаем нужное дело!»

Вот чего она хочет от жизни, вот чего хотела бы для нее мать! А сейчас, хотя она и выполнила свой долг, ей было тяжело и одиноко, потому что на каждом шагу она чувствовала его неприязнь к себе.

Когда на следующий день они спустились вниз к экипажу, чтобы ехать в какой-то город, находящийся на расстоянии многих миль от замка, Илоне показалось, что князь держится с ней холоднее обычного. Его голос казался ей ледяным ветром, дующим со снежных вершин.

Он никогда не смотрел прямо на нее, а когда обстоятельства вынуждали его дотронуться до нее, она постоянно чувствовала холод его рук.

«Он ненавидит меня!»

Сегодня он не пел и был необыкновенно молчаливым. Адъютант пытался заговорить с ним, но тот отвечал односложно, и Илона печально подумала: скоро все поймут, что их семейная жизнь не заладилась.

После четырех дней, прошедших после свадьбы, между ними возник невидимый барьер, прочнее чугуна и стали.

Она с облегчением вздохнула, когда наконец на горизонте показался замок. Неожиданно князь приободрился и заговорил оживленнее, чем за все время пути.

В холле их встретил граф Дуца, и Илона искренне обрадовалась ему.

Она уже успела полюбить графа, всецело полагалась на него и многое от него узнала. Он вкратце рассказал ей обо всех, кто бывал на их обедах, и поведал много легенд и историй о городах, которые они посещали.

— Вы правы, граф, — сказала Илона, подходя к нему, — город, который мь' сегодня видели, очень похож на соколиное гнездо!

— Я знал, что вы уловите это сходство, госпожа! — удовлетворенно заметил граф. — Но сегодня вечером вам предстоит кое-что поинтереснее!

— Сегодня вечером?

— Я думал, его высочество предупредил вас, — произнес он, глядя на князя.

— О чем предупредил?

— У вас в гостях сегодня будут цыгане. Увидев в глазах Илоны удивление, он пояснил:

— В княжестве, как вы знаете, живет очень много цыган. Все они глубоко благодарны князю за разрешение жить на его земле и защиту.

— От короля?

— Если бы не вмешательство князя, его величество послал бы против них войска!

Посмотрев на князя, граф спросил:

— Это ведь так, государь?

— Моя жена, может быть, не любит цыган, как и ее отец, — холодно ответил князь. — В этом случае ей не интересно слушать о них. Если сегодня вечером она откажется выйти к ним, я просто извинюсь за ее отсутствие!

Он говорил, будто ее здесь и не было, и это рассердило Илону.

— Я буду очень рада познакомиться с цыганами, — обратилась она к графу, — и думаю, мы должны им сделать какой-нибудь подарок. Будьте любезны, подберите что-нибудь подходящее для этого случая!

С этими словами она повернулась, высоко подняла голову и, шелестя юбками, стала подниматься по лестнице.

«Мне надоело это высокомерие князя! — сердилась она. — Рано или поздно я заставлю его заговорить со мной! Но, когда я в постели, это невозможно. Значит, надо попросить его прийти ко мне или самой пойти к нему!»

Она пыталась уговаривать себя, как можно решительнее и строже, но сидящая в ней слабая и беспомощная женщина говорила ей: князь настолько властен и самоуверен, что любые слова, сказанные ею, будут выглядеть глупо.

Вдруг он спросит ее, чего она ожидала? Почему ее не удовлетворяет такое обращение?

Она же не сможет сказать ему, чего она ждала на самом деле и что ее обижает его равнодушие к ее красоте.

«А это чистая правда, — думала она. — Я не нравлюсь ему, и тут ничего не поделаешь!»

Этим вечером она вынесет его холодное равнодушие и сделает вид, будто ее интересует кто угодно, только не он!

Притворяться она не умела, но сегодня вечером она сможет быть искренней: ведь она так зла на него!

Цыгане собрались за воротами замка. Вечер был теплым, небо усыпано звездами, и князь с Илоной вышли из замка на площадь.

Их сопровождали слуги с зажженными свечами. От толпы цыган отделился человек и подошел к ним. Это был предводитель цыган, или барон.

В воспоминаниях Илоны цыгане были племенем, которое кочует по стране, продает на ярмарках лошадей, предсказывает судьбу и показывает своих дрессированных животных.

Но она никогда не встречалась с цыганами, над которыми властвует избранный барон. Она слышала, что некоторые бароны имели огромную власть над своим народом, но никак не ожидала увидеть человека столь богато одетого и с таким количеством драгоценностей.

На бароне был длинный красный камзол с золотыми пуговицами, желтые сапоги с золотыми шпорами и шапка из овчины. В одной руке, как символ власти, он держал топор, а в другой — кнут с тремя кожаными плетьми. В свете огня сверкали бриллианты на рукоятках кинжалов, засунутых за широкий пояс, принятый у цыган.

Женщины были в основном в красных широких юбках, число которых доходило до семи, а их руки и лодыжки были увешаны браслетами.

В центре площади горел огромный костер, и цыгане сидели вокруг него. Было видно, что в саду, в тени деревьев, они разбили свои палатки.

Илону с князем усадили на груду цветастых подушек и подали им цыганскую еду, которой Илона никогда не пробовала: сладковатое тушеное мясо, чего она не встречала даже во французской кухне, особый хлеб, который они пекли в своих печах, и вино в кубках, усыпанных аметистами, сапфирами, сердоликом и кварцем. Такие кубки изготовлялись кальдерашами — одним из цыганских племен.

Барон обратился к князю, благодаря за защиту, которую он дал цыганам. Как только он кончил свою речь, заиграла музыка.

Граф говорил Илоне, что подобной музыки она никогда не слышала, и это было правдой. Звучали цитры, тамбурины, свирели, но больше всего Илону тронули скрипки.

Она знала, что это проникающая в душу музыка родилась у двух наций: мадьяров и венгерских цыган. Слушая ее, она не только забыла о своих несчастьях, но и почувствовала освобождение от всех ограничений, которые сковывали ее всю жизнь, сначала в Париже, а потом и здесь, в Добрудже. Звуки вибрировали внутри, освобождая все ее существо.

Когда обед закончился и только кубки с вином остались на местах, начались танцы.

Музыка приобрела иной характер: стала более страстной, более притягательной, и Илона ощутила, как ее плечи начали двигаться в такт. Ее зеленые глаза блестели в свете костра, пламя высвечивало ее рыжевато-золотистые волосы, рот приоткрылся от возбуждения.

Танец начался медленно; сначала танцевали только женщины, а все остальные подпевали, придавая аккомпанементу ритмическую глубину. Когда музыка зазвучала более неистово, танцующие ускорили свое движение и к женщинам присоединились мужчины.

Из толпы танцующих отделилась грациозная, как пантера, цыганка, сверкающая бриллиантами.

Илона никогда не видела более красивой и соблазнительной женщины.

Она услышала, как кто-то выкрикнул ее имя — Маша.

У цыганки были длинные темные волосы, свободно падающие ниже талии, высокие скулы и огромные черные глаза, говорившие о ее принадлежности к русским цыганам.

Она извивалась, как змея, юбки развевались вокруг обнаженных ног, движения рук поражали своей чувственной гибкостью. Темные глаза, слегка раскосые и блестящие, были полны страстного огня, а тело то трепетало, то медленно, волнообразно и соблазнительно со змеиной гибкостью извивалось под звуки музыки.

Скрипки заиграли громче и быстрее, и цыганка, отделившись от группы танцующих, маняще протянула руки к князю.

Жест был настолько красноречив, что слов не требовалось! Все говорили сверкающие глаза и красные губы.

На какое-то мгновение Илоне показалось, будто музыка стихла, но когда князь встал и взял ее протянутые руки, она грянула еще громче и быстрее.

Увидев, как князь, увлеченный цыганкой в толпу танцующих, начал сам танцевать с той же страстью, что и они, Илона с отчаянием поняла: она любит своего мужа!

Глава 5

Любовь пришла к Илоне не теплым чувством радости, а всепоглощающим огнем.

Она ощущала этот огонь, сжигающий ее всю и вызывающий желание оторвать Машу от князя, ударить, растоптать, а может быть, и убить ее!

Никогда еще в своей спокойной жизни Илона не испытывала таких бурных эмоций, превращающих ее тело в подобие поля боя! Ее руки дрожали, сердце колотилось, глаза сверкали, а пальцы были готовы вцепиться в горло цыганки!

Она любит князя! Сейчас в ней бушевали неукротимые страсть и ревность.

Все ее хваленое самообладание, на воспитание которого ее мать потратила столько сил, исчезло в собственническом желании закричать:

— Он мой! Он принадлежит только мне!

Он ее муж! Он женился на ней, и она была готова бороться с каждой женщиной в мире, чтобы утвердить свои права на него!

— Я люблю его! Люблю! — кричал ее внутренний голос.

Но это был скорее вызов, объявление войны, чем нежная мягкость женщины, готовой покориться мужчине.

Несколько минут танцевали только князь и цыганка. Затем, когда музыка торжественно вознеслась к небу, к ним присоединились все остальные.

Пышные юбки женщин вертелись вокруг их обнаженных ног, браслеты звенели, а драгоценности сверкали в отблесках костра, как и их глаза.

Только старики-цыгане да барон, сидящий рядом с Илоной, оставались вроли зрителей,

Илона чувствовала, что голова ее начинает кружиться от этого калейдоскопа красок, и она потеряла князя из виду.

Ей захотелось присоединиться к танцующим, но, несмотря на первобытные эмоции, охватившие ее, она собрала остатки гордости и обратилась к барону:

— Я немного устала! Вы не обидитесь, если я вернусь в замок?

Барон понимающе улыбнулся, и Илона поспешила добавить:

— Я не хотела бы портить его светлости праздник. Вероятно, можно уйти так, чтобы никто этого не заметил?

Барон помог ей подняться и незаметно уйти в тень. Он проводил ее до ворот замка, где дежурил один из адъютантов князя и стояли слуги с факелами.

Илона протянула барону руку.

— Благодарю вас за изумительный вечер! Передайте мою благодарность всем вашим людям!

— Вы очень любезны! — ответил барон по-цыгански.

Он поднес ее ладони к своему лбу: этот жест говорил о восточном происхождении его племени.

Не оглядываясь на танцующих, Илона в сопровождении адъютанта направилась к замку.

Ей казалось, что музыка звала, манила ее, но и насмехалась над ней. Огонь, который в ней зажгла эта музыка, все еще обжигал ее, и она старалась не показать этого адъютанту. Пусть он видит, что она спокойна и сдержанна, как и все четыре дня, что живет в замке.

Оказавшись в спальне, Илона распахнула окно и стала смотреть в звездное небо.

Но и сюда доносились эти колдовские звуки, возбуждая ее и только усиливая любовь, которую она уже не могла отрицать. Это становилось невыносимым, и она резко захлопнула окно. Мелодия скрипок, навязчивая и страстная, замолкла, но чувства, которые она вызвала в душе Илоны, остались.

Позже, когда Магда ушла и она осталась одна в темной комнате, лежа в своей одинокой постели, все ее тело содрогалось от отчаянного желания.

Она знала, что сегодня он не придет! Сегодня он обнимает цыганку Машу, целует ее в красные губы, улыбавшиеся ему так маняще!

Конечно, за двадцать восемь лет в жизни князя было много женщин, и кто упрекнет его за то, что его любовница — русская цыганка?

Илона никогда не представляла, что женщина может быть такой привлекательной, соблазнительной и полной волшебной тайны!

Она мучила себя воспоминаниями о его поцелуях, представляя, как цыганка отвечает ему такими же страстными лобзаниями. А она оказалась неспособной на это! Она тогда не поняла, что он — единственный мужчина, который что-то значит в ее жизни!

Почему, вместо того чтобы возненавидеть его за то, что он прикоснулся к ней, она не ответила на его чувство, как это сделала бы любая другая женщина?

Вспомнив насмешливый взгляд его голубых глаз, она поняла, что на свете немало женщин, наверное, так же неравнодушных к нему, как и она.

«Он презирает и ненавидит меня!» — печально думала она и чувствовала себя совершенно несчастной.

Сон не шел. Илона думала только о цыганке в объятиях князя и их поцелуях.

— Но ведь я люблю его! Люблю его! — плакала она в подушку.

Быть может, она не слишком хорошо держит себя в руках, быть может, ей не хватает самообладания, гордости и всего того, что делает женщину настоящей леди, но она знала: если князь придет к ней, как и в предыдущие вечера, она бросится перед ним на колени и будет молить о поцелуе!

— Маме стало бы стыдно за меня! — сказала она, когда наступил рассвет.

И все же она больше не могла подавлять свои чувства, как не могла помешать солнцу вставать над горами и золотом сиять над водопадами.

Она позвала Магду гораздо раньше обычного, и, когда та отдернула шторы, нетерпеливо спросила:

— Какие планы на сегодня, Магда? Опять куда-нибудь ехать с его светлостью?

Она хотела его видеть. Хотя ей было больно думать о том, где он провел ночь, она все равно хотела быть с ним, смотреть на него, слушать его голос.

«По крайней мере, я буду рядом с ним в экипаже! По крайней мере, я увижу его очаровательным и симпатичным с другими! По крайней мере, пока он будет со мной, он не будет со своей цыганкой!»

Но когда Магда принесла завтрак, на подносе Илона увидела записку от графа Дуцы. Это было что-то новенькое: обычно князь сам сообщал Илоне программу дня.

Она схватила листок и прочла:

Его светлость сегодня утром встречается с премьер-министром и членами Совета в Витоци. Не угодно ли вашему королевскому высочеству прокатиться верхом? Его светлость вернется к ленчу.

Илона была разочарована, что ей не удастся увидеть князя до ленча, но ее несколько успокаивало, что он занят с премьер-министром и у него не останется времени на цыганку.

— Пожалуйста, сообщи графу Дуце, — попросила она Магду, — что я хотела бы поехать на прогулку через час. — Подумав, она добавила: — И скажи ему, чтобы меня сопровождал только грум. Мне не нужен большой эскорт!

Она была уверена, что князь и не ждет от нее соблюдения формальностей при прогулках по землям Шарошей. Это ведь не те строгости, которые соблюдались во дворце ее отца, когда ее на прогулке сопровождали два офицера и два грума.

Илона спустилась вниз в белом пикейном костюме для верховой езды, которые вошли в моду с легкой руки императрицы Евгении. Она выглядела необыкновенно привлекательной.

Посмотрев на себя в зеркало, она пожалела, что князь сейчас не видит ее, но, вспомнив, что тот предпочитает аристократкам простую цыганку в крутящейся юбке, обладающую варварской, экзотической красотой, которую ей никогда не превзойти, она снова упала духом.

Граф Дуца ждал ее в холле.

— Я выполнил вашу просьбу, госпожа! Вас будет сопровождать только один грум, но прошу вас, не заезжайте слишком далеко!

— Но ведь в рощах на этом берегу реки нет ничего опасного? — не поняла Илона.

— Нет, конечно нет, — успокоил ее граф. — И все же, мне кажется, его светлость предпочел бы, чтобы вас сопровождал кто-нибудь из его адъютантов.

— Сегодня я хочу побыть одна! — улыбнувшись, ответила Илона.

— Я понимаю, но прошу вас, берегите себя! Вы нам очень дороги!

Илона хотела возразить: но не вашему хозяину и моему мужу, — но сдержалась и, поблагодарив графа, отправилась на прогулку в сопровождении одного грума, человека средних лет, которого уже видела раньше.

Он держался в нескольких шагах сзади, и Илона выехала на тропинку, идущую через холм к роще, за которой виднелись равнина и река.

Через глубокие овраги и небольшие ручейки были переброшены мостики, за одним из которых тропинка разветвлялась.

Илона на мгновение заколебалась. Одна тропинка вела к горам, а другая к долине, где виднелся густой сосновый бор. Ей пришло в голову навестить то место, где она впервые встретилась с князем. Ей казалось, что это совсем близко.

Она повернула лошадь и стала спускаться по крутому склону холма, пока не ощутила сладкий аромат сосен.

Она вспомнила, как неожиданно наткнулась на людей, собравшихся на полянке, и, ничего не понимая, слушала их протесты против несправедливых и жестоких законов ее отца.

Теперь-то она понимала, почему князь встречался с ними тайно: король не должен был знать, что они что-то замышляют против него.

«Можно ли упрекать этих людей, — думала Илона, — что они обратились к человеку, который старается им помочь? Человеку, достаточно сильному, чтобы сопротивляться тирании отца?»

Она быстро нашла полянку и узнала ее: вот упавшие деревья, на которых сидели собравшиеся, вот то место, откуда встал князь и подошел к ней.

Теперь она думала, что с первого же мгновения должна была понять, что их свела судьба и она неизбежно полюбит его. Но тогда ей казалось отвратительным, как он говорил с ней и как с видом хозяина взял под уздцы ее лошадь и увел с поляны к реке.

А потом… Илона закрыла глаза. Она почти чувствовала, как князь снимает ее с коня, крепко обнимает и наклоняет к ней голову.

«Почему, когда он целовал меня, я не поняла, что люблю его и никуда не смогу убежать от этой любви?»

Внезапно за спиной у себя она услышала почтительный голос:

— Простите, ваше королевское высочество, но, полагаю, нам уже пора возвратиться в замок!

Илона вздрогнула. Поглощенная своими мыслями, она совсем забыла о груме. С трудом вернувшись к реальности, она поинтересовалась:

— А в чем дело?

— Может быть, я ошибаюсь, ваше королевское высочество, но мне кажется, за нами следят.

— Следят? Кто? Грум нервно оглянулся:

— Это я почувствовал вскоре после того, как мы выехали из замка. Конечно, может быть, я ошибаюсь, но, думаю, нам разумнее вернуться.

— Не представляю, кому понадобилось следить за мной, но, должно быть, нам и впрямь пора возвращаться!

Она проехала еще несколько шагов, чтобы посмотреть то место, где князь целовал её и где потом ее конь перешел вброд реку.

Уровень воды упал, река была чистой и серебрилась под лучами солнца; вдали выпрыгнул из воды большой лосось.

Вдруг раздался тревожный возглас грума. С противоположного берега в воду ринулись четыре всадника, направляясь к ним.

Илона изумленно посмотрела на них и тут же услышала стук копыт у себя за спиной. Сзади, из рощи, к ним тоже приближались всадники.

Сердце у нее заколотилось от страха.

По круглым шапочкам из овчины и таким же безрукавкам, она поняла, кто к ним приближался. Это были бандиты, жестокие конокрады, гнездившиеся высоко в горах. Они наводили ужас на любого пастуха набегами на стада, из которых уводили почти прирученных животных. При этом они безжалостно калечили и убивали пастухов. Неудивительно, что пастухи люто ненавидели этих людей. Живя в пещерах, они под покровом темноты уводили скот, а правосудие было бессильно против них: они были почти неуловимы.

Бандиты окружили Илону, и она только слышала, как грум с криком спрыгнул со своего коня. Прежде чем она успела опомниться, один из них взял под уздцы ее лошадь и повел через реку. Сопротивляться было бессмысленно, и она только крепко держалась за луку седла, чтобы не свалиться.

Второй бандит подъехал к ней с другой стороны, и, когда они выехали на берег, все трое поскакали в открытую степь.

Остальная банда следовала за ними, ведя одинокого коня грума. Илона поняла, что они действительно следили за ней от самого замка. Но зачем?

Под стук копыт лошадей, скачущих галопом по зеленой траве, думалось плохо. Ветер дул Илоне прямо в лицо, и она ничего не осознавала, кроме того, что попала в опасную ситуацию.

Проехав почти милю, Илона услышала сзади истошные крики, и двое ее конвоиров остановили лошадей.

Один из них закричал:

— Что случилось?

У него был странный акцент, но смысл его слов Илона поняла. Подъехав поближе к отставшим, они увидели, что конь грума запутался в удилах и чуть не задохнулся. Один из бандитов спешился, чтобы спасти животное, и, воспользовавшись наступившей передышкой, Илона спросила:

— Чего вы от меня хотите? Куда вы везете меня?

Конокрад, к которому она обратилась, имел довольно дикий вид: длинноволосый, усатый, с монгольскими скулами, выдающими его мадьярское происхождение.

Бросив на Илону взгляд косых глаз, он ответил:

— Деньги! Ты принесешь нам много денег!

С этими словами он хлопнул себя по бедру, и Илона удивленно уставилась на него.

— То есть… вы захватили меня ради выкупа?

— Деньги уже здесь! — Он снова хлопнул себя по бедру, и все остальные дружно засмеялись.

Сначала Илона не поняла, что происходит, но потом до нее дошло: отец заплатил этим людям!

Он мстит ей за то, что теперь она принадлежит семье Шарошей, и своим поступком хочет вывести из себя князя и, конечно, напугать членов Совета. Ей казалось невероятным, что он способен на такой шаг, но она знала: это доставит ему удовольствие именно потому, что никто этого не ожидал. Возможно, он распорядился, чтобы похитители в конце концов вернули ее во дворец или даже к мужу, по пока ей придется жить с ними в какой-нибудь грязной пещере и сносить унижения оттого, что она не в силах противостоять им.

Бандиты ехали, смеясь и обмениваясь шутками, пока один из них не обнаружил, что конь грума, переходя через реку, вдруг захромал. Подняв заднюю ногу коня, он увидел камень, застрявший под подковой. Человек вынул из-за кушака длинный нож. Когда лезвие блеснуло на солнце, Илона отвела взгляд, подумав, как часто этим оружием забивали украденное животное или, еще хуже, ранили или убивали беззащитных пастухов.

Она отлично знала, что бандиты держат в страхе все маленькие деревни, об их преступлениях неизменно говорили, затаив дыхание.

«Как отец мог так поступить со мной?» — думала Илона.

Знает ли кто-нибудь, куда они отправились? Что с грумом? В состоянии ли он привести подмогу?

В любом случае, ему понадобится время, чтобы пешком добраться до замка, а воры привезут ее в пещеры задолго до того, как появится шанс спасти ее.

Пока бандит выковыривал ножом камень, остальные пятеро сидели и молча наблюдали за ним. На их конях не было седел, а удила были сделаны из простых веревок. Их лошади не были подкованы, и Илона видела, что они не умеют обращаться с подкованными лошадьми.

— Вы говорите, вам заплатили, чтобы вы схватили меня, — неожиданно произнесла она. — Если вы вернете меня в замок, я позабочусь, чтобы вам заплатили больше! Гораздо больше!

Подумав, что они не понимают ее, она медленно произнесла:

— Сколько бы вам ни заплатили, я дам вам вдвое, нет, втрое больше!

В ответ один из них протянул ей большую грязную руку ладонью вверх.

Она поняла, что он просит денег немедленно, и ответила:

— С собой у меня денег нет, но в замке вы сможете получить огромную сумму.

Показав в сторону замка, она сказала:

— То, что у вас есть, останется вашим, а я дам вам еще в три раза больше!

Бандит покачал головой.

— В пять раз больше! — в отчаянии закричала Илона.

Он снова протянул руку, и она увидела на ней засохшую кровь. Это заставило ее содрогнуться.

— Деньги в замке! — настойчиво произнесла она.

Бандит медленно перевернул руку и все дружно засмеялись, словно над какой-то веселой шуткой.

Илона прекрасно поняла его жест.

Они сильно рискуют. Они не верят, что им заплатят за нее. Они боятся потерять то, что у них уже в руках!

Наконец человек, занимавшийся ногой коня, издал торжествующий возглас: ему удалось извлечь камень, не отрывая подковы. Он вскочил на коня и все тронулись в путь.

Илона в отчаянии оглянулась в сторону замка и затаила дыхание. Вдалеке, в зеленой степи, она увидела темное пятно! Конечно, это были всадники! Она тотчас же отвернулась, чтобы не привлечь внимания к тому, что увидела.

Бандиты смеялись, о чем-то болтая между собой. Наверное, они издеваются над ее попыткой подкупить их. Они так развеселились, что даже сменили галоп на спокойную рысь. Лошади скакали с присущей добруджанским коням легкой грацией. Этим шагом они могли двигаться часами, не уставая.

Двое, ехавшие рядом с Илоной, держали ее лошадь под уздцы, она же крепко держалась за луку седла и сдерживала желание оглянуться и посмотреть, действительно ли за ними гонятся всадники.

Если ей когда-либо и было трудно владеть собой, то именно теперь, когда спасение, может быть, совсем близко, если она не ошиблась.

Вдруг один из бандитов громко вскрикнул у нее за спиной. Оглянувшись, Илона поняла, что была права.

Не многим более чем в четверти мили за ними мчались всадники, и она была готова поклясться, что разглядела на них форму солдат князя.

Бандиты хлестнули и своих лошадей, и лошадь Илоны, и она теперь думала только о том, чтобы удержаться в седле.

Ветер дул ей в лицо, шляпка сползла сначала на затылок, а потом и вовсе улетела.

Бандиты низко наклонились к шеям своих коней, подбадривая их громкими криками и колотя пятками по бокам. Каждый раз, когда они хлестали коня Илоны, животное бросалось вперед, и она чувствовала, что в любой момент может упасть и оказаться под копытами коней скакавших сзади.

Наконец она поняла, что их догоняют. Раздался резкий пистолетный выстрел, и человек, скакавший слева от нее, упал на землю.

Затем какой-то всадник поравнялся с ее конем, и сильная рука выхватила Илону из седла и пронесла по воздуху. Шумно плюхнувшись на что-то теплое, она почти потеряла сознание.

Быстро очнувшись, она с радостью обнаружила, что находится в объятиях мужа, сидит боком в его седле, а голова ее покоится у него на груди.

Вздохнув от облегчения, она поняла, что князь выполнил трюк, вызывавший у всадников Добруджи самое большое восхищение — на полном галопе пересадил человека с одной лошади на другую!

Сердце Илоны запело от восторга: он так силен и ловок, он спас ее!

Они проскакали галопом еще какое-то расстояние, пока князь не остановил свою лошадь. Пряча лицо у него на груди, Илона думала только об одном: она в безопасности!

Впрочем, спасти ее было в его интересах!

Магда вышла из спальни Илоны и в гостиной увидела князя. Она закрыла за собой дверь, сделала реверанс и подождала, пока он заговорит,

— Как она? — спросил он.

— Ее королевское высочество спит.

— Она здорова?

— Ее немного знобит. Должно быть, она сильно перепугалась, когда бандиты схватили ее.

— Наверное, — согласился князь, — но я уверен, ее королевское высочество скоро поправится, хотя испытание было не из приятных.

— Мадемуазель не так сильна, как кажется, ваша светлость! И ничего удивительного: ведь она пережила осаду Парижа.

— Вы говорите, — произнес он изменившимся голосом, — ее королевское высочество была в Париже во время осады?

— Я думала, вы знаете это, ваша светлость. Уехав из Добруджа, ее величество жила в Париже.

— Я и понятия не имел об этом, — как бы про себя сказал князь. — Я полагал, хотя мог ошибиться, что они жили где-то в Бордо.

Магда улыбнулась:

— На Рю де Бордо, ваша светлость! Маленькая улочка неподалеку от Елисейских Полей в Париже!

— Ее королевское высочество была в Париже во время осады? — повторил он, словно пытаясь убедить в этом самого себя.

— Это было ужасно, государь! Мы не умерли с голоду только чудом! Вы знаете, ваша светлость, что картошка, когда ее можно было достать, стоила двадцать восемь франков за бушель, а масло, которого мы никогда не видели, тридцать пять франков за фунт?

Уловив негодование в голосе Магды, князь улыбнулся:

— Я знаю, что имея деньги, всегда можно достать еду, а у вас, я уверен, денег было в избытке.

— В избытке! — воскликнула Магда. — У нас было только то, что принадлежало лично ее величеству, а это совсем немного! Мы же скрывались, ваша светлость! Мадам Радак и ее дочь, маленькая мадемуазель Илона! Кому до них было дело?

— Я и не предполагал… — пробормотал князь.

— Мы отказывали себе во всем и постоянно экономили: ведь надо было платить за обучение в монастыре! У мадемуазель никогда не было бы обновок, если бы я не шила ей платьица из самого дешевого материала, купленного на рынке! Но до осады мы как-то перебивались, а потом часто питались только сухим хлебом да водой. Даже дров не было.

Магда замолчала. Потом, почти с мучительной ноткой в голосе произнесла:

— Именно холод и убил ее величество. Она кашляла все ночи напролет! Даже после снятия осады она продолжала кашлять и увядала, но никогда не жаловалась!

Магда умоляюще подняла глаза на князя.

— Берегите мадемуазель, ваша светлость! Она, как и ее мать, никогда не будет жаловаться. Ее воспитали очень гордой и научили никогда не показывать своих страданий! — У Магды перехватило дыхание: — Даже когда его величество бил ее, как часто бил ее мать, она никогда в этом не признавалась. «Я упала, Магда», — говорила она, как будто я не состоянии узнать следы от хлыста.

— Его величество бил ее?!

Вопрос прозвучал как пистолетный выстрел.

— Если бы вы только видели ее спину! Вся в следах побоев! Не представляю, как у нее хватило сил улыбаться на свадьбе! — Князь молчал, и Магда нервно произнесла: — Вы не скажете ее королевскому высочеству, что я вам рассказала об этом? Она очень рассердится. Все годы, что мы жили во дворце, когда я раздевала ее величество и укладывала в постель, избитую до полусмерти, она никогда не заговаривала о случившемся.

— Да король просто сумасшедший! — громко воскликнул князь.

— Да, ваша светлость, но это не только его вина!

Князь удивленно посмотрел на Магду, и та поспешила объяснить:

— Немногие знают это, но в детстве его величество уронила няня. И сама няня, и слуги побоялись сказать об этом родителям.

— Должно быть, у него тогда был поврежден мозг, — почти неслышно произнес князь.

— Я всегда так считала, ваша светлость! Вот почему, когда король в гневе, он не похож на человека. В бешенстве он опасен, как дикое животное. — Плотно сжав губы, Магда замолчала. После недолгой паузы она промолвила: — Если бы вы хоть что-то знали и видели, что творилось во дворце! Но наконец моя маленькая мадемуазель спасена!

— Да, — тихо согласился князь, — спасена!

Илона проснулась поздно. Когда она зашевелилась, Магда встала, раздвинула шторы, и комната наполнилась ярким солнечным светом.

— Я, должно быть, долго проспала… — прошептала Илона.

— Вам лучше, душечка?

— Я прекрасно себя чувствую, но нынче я не спала всю ночь и поэтому так устала.

— Да, конечно. Сейчас я принесу вам что-нибудь поесть. Повар сварил вам питательный бульон и готов приготовить все, что вы пожелаете.

— Только немного, — попросила Илона. — Скоро обед, а ты знаешь, какие вкусные блюда подают здесь вечером!

Но Магда, не слушая ее, уже двигалась к двери.

Оставшись одна, Илона села и потянулась, радуясь чувству безопасности и счастливому возвращению домой в объятиях мужа.

Ей хотелось подольше побыть в положении пострадавшей и не говорить никому, что вовсе не пострадала и готова снова сесть в седло!

Это чувство безопасности и защищенности, которого она не знала раньше, дал ей муж! С каким удивительным трепетом она положила голову ему на грудь и ощутила силу, с которой он прижимал ее к себе. Это стоило каждого мгновения ужаса в плену у бандитов! Он вырвал ее от них, и ему все равно, чей приказ они выполняли.

В стычке с людьми князя один бандит был убит, другой тяжело ранен. Остальных поймали.

Илону не интересовало, что с ними будет. Она сидела, закрыв глаза и жалела, что обратный путь был так короток.

Когда кто-то снял ее с седла, ей хотелось кричать от досады. Потом она поняла, что это граф Дуца держит ее, и услышала, как князь сказал: — Я сам отнесу жену наверх!

Оказавшись снова в его руках, она ощутила восторженное возбуждение. Он очень крепко прижимал ее к себе, поднимаясь по лестнице, и она слышала позвякивание шпор, казавшееся музыкальным аккомпанементом пению ее сердца.

Он не доверил ее ни слуге, ни даже графу! Он сам отнес ее в комнату, и сейчас она жалела, что не набралась смелости попросить его остаться с ней и поговорить.

Магда, домоправительница и несколько служанок уже ждали их наверху. Князь, положив Илону на постель, оставил ее на их попечение.

«Он спас меня! — взволнованно думала Илона. — Он спас меня! Я смогу вынести его холодность и даже равнодушие, лишь бы быть рядом с ним!»

Внезапно ее пронзила мысль о Маше. «Вероятно, вечером он опять отправится к ней!» — подумала она, и сердце ее наполнилось печалью.

Через некоторое время вернулась Магда с подносом, уставленным серебряными блюдами, но по ее виду Илона сразу же поняла: что-то произошло.

Она слишком давно знала Магду, чтобы без слов понимать ее, и по изменению интонации или выражению глаз угадывать ее чувства.

— Что-то случилось, Магда?

— Пейте ваш бульон, мадемуазель!

Илона отхлебнула. Бульон был восхитителен, и она отпила еще глоток.

— Ты чем-то расстроена, Магда?

— Вас это удивляет? — загадочно промолвила та.

Илона отхлебнула из чашки.

— Должно быть, что-то случилось! Ведь до того, как ты ушла за едой, ты была спокойна и довольна, что я жива и здорова.

— Я и сейчас рада этому! Кушайте, дитя мое! Вам надо восстановить силы.

Илона допила бульон и съела крошечный кусочек розового лосося, пойманного в реке сегодня утром.

Запив золотистым вином, она твердо сказала:

— Ну, теперь, Магда, говори начистоту. Что произошло?

Магда молчала, и она настойчиво повторила:

— Что произошло? Я требую!

Ее мучило ужасное чувство, что это касается мужа. Неужели он покинул замок? Или Магда что-то узнала о нем и цыганке?

Она напряженно ждала. Спустя мгновение Магда неохотно произнесла:

— Русские, мадемуазель!

— Русские? — изумленно переспросила Илона.

— Слуги говорят, будто князю стало известно, что его величество пригласил их в страну и готов сдать им дворец!

— Не может быть!

— Его светлость ничего не сказал, мадемуазель, но мажордом подслушал разговор офицеров. Они говорили, если русские установят во дворце свои пушки, то смогут обстреливать и город, и нас!

Илона притихла. Ей вспомнились ужасные обстрелы Парижа, разрушения, которые несли немецкие снаряды, свист пуль, убитые и раненые.

— Это невозможно! — произнесла она вслух, хотя охотно верила словам Магды.

Если русские пушки будут установлены во дворце отца, расположенном высоко над равниной, безопасных мест в городе не будет.

— Что же делать? — спросила она.

— Сейчас члены Совета и руководство армии его светлости обсуждают положение. Но вас, моя маленькая мадемуазель, надо отвезти подальше от этих мест. Я сама скажу об этом его светлости.

Илона соскочила с постели.

— Я поговорю с его светлостью! Магда, быстро достань мой бархатный капот!

Магда удивленно уставилась на нее.

— Но у его светлости совещание, мадемуазель! — Мне некогда одеваться! — нетерпеливо подгоняла Илона. — Давай же, Магда, делай что я говорю!

Этот властный тон был так непривычен, что Магда побежала к гардеробу и вернулась с великолепным капотом, привезенным из Парижа. Сшитый из бирюзово-голубого бархата и отделанный белым кружевом и бирюзовыми лентами, наряд предназначался для более холодной погоды.

Илона еще никогда не надевала его. Она застегнула капот, сунула ноги в шлепанцы и, даже не взглянув в зеркало, побежала к двери.

— Опомнитесь, мадемуазель! Куда вы? Вы же не можете бегать по замку в таком виде! — кричала вдогонку Магда.

Но Илона уже ее не слышала.

Стремглав пробежав по коридору, она слетела по лестнице и в холле наткнулась на мажордома. Тот изумленно уставился на нее, но она, не обращая внимания на его удивление, резко спросила:

— Где его светлость?

— В оружейной комнате, ваше королевское высочество. Сообщить ему, что вы хотите его видеть?

Илона даже не дослушала фразу до конца и побежала прямо в оружейную.

Это была прекрасная приемная на первом этаже, достаточно просторная для танцев и развлечений и иногда используемая для совещаний и встреч. Возле двойной двери стояли лакеи. Они буквально оцепенели от изумления при виде Илоны в голубом капоте, и не сразу сообразили открыть перед ней дверь.

Она влетела в комнату.

В креслах, повернувшись к князю, сидели человек тридцать или сорок. Он сидел за столом. По одну руку от него сидел генерал, по другую — пожилой человек, которого Илона, кажется, уже видела с премьер-министром.

Шел серьезный разговор, но при появлении Илоны наступила мертвая тишина.

Она даже не взглянула на собравшихся, удивленно глядевших на нее и вставших со своих мест. Ее глаза были устремлены на мужа.

Увидев костюм Илоны, князь на мгновение потерял самообладание. Ее рыжие волосы струились по плечам, а зеленые глаза бесстрашно смотрели прямо на него.

Подойдя к столу и взглянув в его глаза, она спросила:

— Это правда, что русские вошли в Добруджу и заняли дворец?

— Так мне доложили, — спокойно ответил князь, — но вам нечего бояться.

— Я не боюсь, — усмехнулась она. — Я пришла сказать вам, как можно войти во дворец и застать их врасплох, прежде чем они нападут на нас!

Князь был ошеломлен. Генерал обратился к Илоне:

— Вы, ваше королевское высочество, знаете какой-то другой путь во дворец, кроме того, что идет через равнину?

Илона понимала, что он не верит ей, потому что дворец, расположенный на высоком холме, откуда защитники могли вести огонь по приближающемуся врагу, был хорошо укреплен и недоступен со всех сторон, благодаря прекрасному обзору.

— Во дворец есть путь, известный только мне. Сомневаюсь, чтобы мой отец знал о нем.

Как только Магда сказала ей, что русские могут оказаться во дворце, Илона сразу же вспомнила о тайне, которой Юлиуш поделился с ней много лет тому назад.

Ему было тогда лет шестнадцать, и король узнал, что он вечерами пропадает в гостиницах города, выпивая и веселясь в обществе хорошеньких девушек.

Во дворце разразился скандал.

Король в очередном припадке гнева пригрозил Юлиушу избить его, а тот немедленно вытащил меч и вызвал отца на дуэль.

Выходка сына настолько взбесила короля, что, не вмешайся мать, Юлиуш мог бы поплатиться жизнью.

Юлиуша заперли в его комнате и пригрозили поместить в одну из башен замка, приковав к стене, если он хоть раз попробует отправиться куда-нибудь ночью без разрешения отца.

Илона, которой тогда было девять лет, застала мать в слезах и из разговоров придворных выяснила, что произошло. Больше всего ее удручало, что Юлиуша не только заперли в комнате, но и лишили еды на двадцать четыре часа. Когда в урочный час ее уложили спать, она не могла уснуть.

Она подождала, пока няня уйдет из детской, несомненно, собравшись посплетничать со слугами, положила подушки под одеяло, чтобы все выглядело так, будто она спит, надела халатик и на цыпочках прошла к комнате Юлиуша.

Стояла тишина, вокруг никого не было, и она робко постучала в дверь.

— Кто там? — спросил Юлиуш.

— Это я, Илона!

Он подошел к двери, чтобы поговорить с ней через замочную скважину.

— Я заперт, Илона!

— Знаю. Ты очень голоден, Юлиуш?

— Очень голоден и очень зол! Где ключ? Илона огляделась и увидела прямо над своей головой ключ, висящий на гвозде. Она сказала об этом Юлиушу.

— Ты можешь дотянуться до него?

— Если встану на стул.

— Тогда выпусти меня отсюда, — взмолился Юлиуш. — Тебе ничего не будет, обещаю!

— Я не боюсь!

Она подтащила стул, забралась на него, сняла ключ и открыла дверь.

Юлиуш вышел, поднял ее на руки и поцеловал.

Для своего возраста он был очень высок и выглядел гораздо старше своих шестнадцати лет. Мужчины в Добрудже созревают рано, и Юлиуш был уже мужчиной.

— Спасибо, Илона!

— Куда ты?

— Подальше отсюда! Неужели ты думаешь, что я позволю папе держать меня взаперти, как мышь в мышеловке?

— Когда он тебя поймает, то очень рассердится!

— Знаю! Поэтому и прошу тебя помочь мне.

— Ты же знаешь, я помогу тебе… ты же знаешь! Юлиуш повесил ключ на гвоздь, поставил на место стул и обратился к И лоне:

— Если я приду и разбужу тебя, ты запрешь меня снова?

— Ты же знаешь, что запру! Но как ты выберешься из дворца? Тебя же заметит стража!

— Я знаю другой выход!

Илона поняла, что брат знает какой-то тайный выход из дворца, и стала умолять его показать его ей. Юлиуш уступил, взял ее за руку и повел в подвал по витой лестнице, которой почти не пользовались.

Эту очень старую часть дворца с толстыми стенами и выщербленными полами уже давно не использовали. Юлиуш, по-видимому, откуда-то узнал про подземный ход, прорытый, должно быть, сотни лет назад и скрытый скалами с задней стороны дворца, куда почти никогда не заходили люди.

В первую ночь он провел Илону по всему ходу, потом она много раз выпускала его тем же путем, и наконец ей удалось убедить его провести ее по этому ходу днем.

Он показал ей хорошо замаскированный вход, укрытый камнями и ветвями акаций.

— Это наша с тобой тайна! — сказал Юлиуш. — Никогда никому об этом не рассказывай, иначе отец отрубит мне голову!

— Ты же знаешь, я никогда тебя не выдам! Она никогда никому не упоминала о тайном ходе, даже матери.

Теперь же она подробно объяснила князю, как можно снаружи подойти к дворцу, чтобы этого никто не заметил.

— Эта часть дворца не охраняется, и в ней нет жилых комнат, — говорила она, пристально глядя на князя и обращаясь только к нему.

В комнате стояла тишина, все внимательно слушали ее. Когда она закончила, князь взял ее руку и поднес к губам.

— Благодарю вас! — тихо произнес он.

— Это в корне меняет всю обстановку! — взволнованно произнес генерал.

— Но я должна… пойти с вами! — произнесла Илона.

— Это невозможно!

— Но тогда вы никогда не найдете вход! — Князь задумался, а ома продолжала: — Вы же понимаете, что нельзя терять времени попусту, а тем более рисковать быть замеченными днем!

— Это правда, нам придется войти во дворец, когда стемнеет, — согласился князь.

— Вот я и покажу вам дорогу! — Увидев, как сжались его губы, и почувствовав, что ему очень тяжело подвергать ее опасности, она обратилась к офицеру, стоящему рядом с князем: — Я уверена, полковник, вы согласны, что нам надо тронуться в путь, как только стемнеет. Лучше всего через час. Я пойду подготовлюсь!

Она повернулась и направилась к выходу, а вслед ей раздались радостные крики собравшихся.

Когда Илона вышла, все возбужденно принялись обсуждать предложенный план.

Глава 6

Илона вернулась в спальню и, взглянув на Магду, поняла, что старая служанка шокирована.

— И впрямь, мадемуазель! — сказала она тоном недовольной няньки. — Как вы могли спуститься вниз почти в неглиже! Что подумает его светлость, увидев вас непричесанной?

Илона хотела было возразить, что его светлости нет никакого дела до ее прически и что он предпочитает черные цыганские кудри до пояса, но сдержалась.

Вместо этого она сказала:

— Магда, я должна быстро одеться и быть наготове как можно скорее. Мне нужен костюм для верховой езды!

— Вы едете верхом в столь поздний час? — воскликнула Магда. — Ну это уже слишком, если учесть вчерашнее приключение!

— Я в порядке! В полном порядке! — ответила Илона и, не слушая протестов и ворчания Магды, начала быстро одеваться.

Она бы надела первое попавшееся, но разумная Магда подала ей костюм из темно-синего бархата. От светлого костюма пришлось отказаться, чтобы не привлекать к себе внимания. Кроме того, этот костюм защитит ее от холода, который неизбежно наступит с заходом солнца.

Когда Магда завязала ее волосы в тугой, аккуратный узел, Илона взглянула на шляпу с высокой тульей, которую всегда надевала, отправляясь верхом.

— У меня идея, Магда! Ты упаковала накидку, которую я носила в Париже?

— Это старье? — презрительно ответила Магда. — Я хотела выбросить ее или отдать какой-нибудь нищенке, но здесь и нищие одеты лучше, чем мы тогда!

— Я надену ее!

Магда пыталась отговорить ее, но Илона знала, что накидка из плотной черной шерсти с капюшоном лучше всего подойдет для задуманной операции и избавит от необходимости надевать шляпу.

Одеваясь, она все время раздумывала, как незамеченными подойти к дворцу, хотя для, этого и придется сделать большой крюк. Если русские уже во дворце, они обязательно выставили часовых для наблюдения за дорогой из города. Как только луна осветит равнину, любое движение по этой дороге, несомненно, будет обнаружено.

Конечно, князь и его офицеры сами подумали об этом, но Илона, подсказав им решение, чувствовала себя ответственной за его выполнение.

«Как отец мог так подло сговориться с русскими против собственного народа?» — возмущенно думала она. Но, зная характер отца, она понимала, что в припадке гнева король не остановится перед самым страшным злодеянием. Это была его вендетта против Шарошей и особенно против Аладара. Он никогда не сможет смириться с тем, что его вынудили отдать дочь за заклятого врага. Все остальное для него не имеет никакого значения.

Понимая, что ее брак с князем служит делу примирения народов Радака и Шароша, чего король совершенно не желал, он пошел на сговор с русскими.

Илона отчасти понимала гнев отца, но все же его поведение казалось ей просто невероятным.

Сейчас важно было выиграть время.

Проход из России и Добруджу лежит через узкое высокогорное ущелье, по которому большому количеству людей трудно пройти незамеченными. Вероятно, русские пробирались через границу ночами и небольшими группами, а во дворце их встречали с распростертыми объятиями. Если дворец уже заполнен русскими и они установили свои пушки, им будет легко контролировать все известные подходы, чтобы обеспечить безопасность прибывающим частям.

Это можно предотвратить, только захватив дворец людьми Аладара, думала Илона.

Одевшись, она оставила заплаканную и причитающую Магду и спустилась вниз, где уже кипела работа.

Старшие офицеры сверялись с картами и отдавали приказы подчиненным, оседланные лошади ждали во дворе, в открытую дверь виднелись мулы, к спинам которых были приторочены небольшие пушки.

Илона огляделась по сторонам, нетерпеливо теребя свою черную накидку. К ней, пересекая холл, пробрался граф Дуца.

— Мне рассказали о потайном ходе, госпожа! Не помните ли, он был достаточно надежен, когда вы его видели? Можно ли по нему пройти сейчас, через много лет?

— Граф, если он не обвалился за сотни лет своего существования, то я не думаю, чтобы за последние девять лет произошли серьезные изменения, — улыбнулась Илона.

— Да, вы правы, госпожа! Вероятно, я напрасно беспокоюсь, но мне надо решить, какие инструменты нам понадобятся, чтобы расчистить проход, если его завалило камнями!

— Я уверена, мы легко пройдем через этот ход. Тогда он показался мне достаточно широким и высоким. Юлиуш мог встать там во весь рост, а он был в шестнадцать лет таким же высоким, как князь.

— А ширина?

— Думаю, двое пройдут рядом совершенно спокойно!

— Благодарю вас, госпожа!

Он отошел с довольным лицом и поспешил поделиться сведениями с офицерами.

Минут через пять появился князь, отдавая на ходу распоряжения офицеру, шедшему рядом с ним.

Заметив Илону, он направился к ней, и сердце ее радостно забилось.

— Вы уверены, что в состоянии ехать с нами?

— Я не позволю вам идти без меня!

— Будет холодно.

— У меня теплая накидка!

— Вижу, вы основательно подготовились!

Тон его отличался от обычного, но когда она вопросительно взглянула на него, он уже повернулся к офицерам.

Когда они покинули замок, солнце уже зашло и наступили сумерки. От одного из офицеров Илона узнала, что основные войска Шароша уже в пути. Они вышли часа полтора назад, чтобы преградить путь от границы любым русским частям, если они идут в Добруджу.

Отряду князя предстояло пройти довольно долгий обходной путь, чтобы добраться до задней стены дворца. По тайному ходу он решил провести во дворец тридцать отважных телохранителей.

Узнав о замысле князя, Илона испугалась за его жизнь. Она, конечно, не думала, что он останется в стороне, позволяя другим рисковать жизнью больше, чем он сам. Но ведь он может погибнуть, спасая Добруджу! От сегодняшней ночи зависит само существование их страны! Если русские окажутся хозяевами положения, их будет невозможно выбить из Добруджи. Ни Австро-Венгрия, ни Румыния не в состоянии воевать против царской армии.

Если бы народ Добруджи был объединен, то он мог бы сражаться с русскими, как сражались кавказцы под руководством Шамиля. Но народ Добруджи расколот, а король его предал.

Илона испытывала горечь и унижение от гнусности и подлости отца. Его поступок заслуживает самого сурового наказания! Она прекрасно понимала, что люди Шароша ожесточены и полны желания отомстить Радакам.

Но почему князь никогда не упоминал и не опровергал обвинения в подстрекательстве убийства Юлиуша, которое выдвинул против него король?

Илона полагала, что уж это-то он будет отрицать. А может быть, молчание было частью его защиты, это холодное, непроницаемое, ледяное молчание, которым он обдавал ее, когда они оставались одни.

Правду ей сказал граф.

Ей не хотелось говорить об этом, но однажды, дня через три после ее появления в замке, граф пришел к ней в гостиную, чтобы обсудить список приглашенных на обед.

— Вы не ответите на один мой вопрос? — спросила его Илона.

— Если это в моей власти, госпожа!

— Я хочу знать, как погиб мой брат. — Граф молчал, и Илона попросила еще раз: — Расскажите, пожалуйста! Мой отец обвинил Шарошей в умышленном убийстве, но я этому не верю!

— Это ложь, госпожа!

— Я не сомневалась. И все же я хотела бы знать, как это произошло.

— Это может вас расстроить, госпожа!

— Ничего не может быть хуже, чем мучиться вопросами и выдумывать различные версии его смерти!

Граф утвердительно кивнул:

— Согласен, вы правы. Наши измышления могут быть хуже, чем то, что было на самом деле.

— Так расскажите же мне об Юлиуше!

— Группа молодых людей, во главе которых, как стало известно позже, был принц Юлиуш, повадилась развлекаться в местных гостиницах на землях Шарошей и доставляла властям немало хлопот.

У Илоны перехватило дыхание.

Она представила себе брата, упрямого, своевольного, уставшего от скучной и полной ограничений жизни во дворце, находившего забаву в этих выходках.

— Молодые люди вели себя легкомысленно, хотя поводов жаловаться у хозяев не было, потому что им всегда возмещался ущерб от побитых бокалов и бутылок. Естественно, кое-кто из молодых сторонников Шароша счел своим долгом организовать группу для борьбы с людьми Радака. — Помолчав, граф задумчиво произнес: — Сначала, я уверен, это была только игра: соперники всегда были начеку и следили друг за другом. Но потом положение стало опасным. Не знаю, каковы были потери среди подданных короля, но многие из людей Шароша лишились жизни или были изувечены.

— Они пускали в ход ножи?

— И даже пистолеты! Встречи превратились в состязания по стрельбе, в которых страдали и местные обыватели, зашедшие в гостиницу выпить бокал вина после тяжелой работы.

Илона нервно сцепила руки. Ей было ясно, что такая взрывоопасная ситуация легко могла перерасти в открытый военный конфликт.

— Ваш брат был убит в небольшой гостинице у реки, где никогда раньше не было никаких неприятностей. Хозяин в это время обслуживал посетителей, сидевших за бокалом вина в беседке в саду. В эту же ночь были убиты трое мужчин, все приличные, работящие люди, и несколько человек из группы Шарошей.

— А Радаки?

— Кроме вашего брата были убиты еще четыре человека, один ослеп и еще один остался без ноги.

Илона вскрикнула от ужаса.

— Личность вашего брата была установлена только на следующее утро, когда тела отнесли для опознания в соседнюю церковь.

«Как неразумно поступил со своей жизнью Юлиуш!» — подумала Илона.

И в то же время она понимала, что эти ночные похождения увлекали его просто потому, что жизнь во дворце была скучна и однообразна. Став взрослым, он уже не мог мириться с деспотизмом отца, а достойного применения своим силам не находил…

Смерти Юлиуша можно найти много причин и объяснений, но факт оставался фактом: он рисковал жизнью совершенно бессмысленно, его смерть никому не помогла, а только углубила пропасть между сторонниками Радаков и Шарошей.

— Спасибо, граф, за рассказ, — спокойно сказала Илона, и они сменили тему.

Сейчас, продвигаясь вместе со всеми в полной темноте, она думала, что,показав ей потайной ход, Юлиуш невольно способствовал спасению Добруджи.

Она вспоминала, как выпытывала у брата, откуда тот узнал про потайной ход.

— Ты помнишь старого Гискру? — спросил он.

— Да, конечно.

Гискра был камердинером Юлиуша, он ухаживал за мальчиком с тех пор, как тот перестал нуждаться в няне. Он служил еще их деду и всегда казался Илоне невероятно древним. Гискра и в самом деле напоминал маленького гнома, и в детстве она часто воображала себе, что в горах работают многочисленные Гискры, добывая аметисты и другие камни, которые так любила ее мать.

Гискра обожал Юлиуша и всюду следовал за ним, как преданный спаниель, не требуя от жизни ничего, кроме возможности служить ему.

— Гискра узнал о ходе от деда, — сказал ей Юлиуш. — По-видимому, дед однажды захотел его осмотреть, а Гискра светил ему фонарем.

— И Гискра рассказал тебе о нем?

— Он провел меня по нему, когда мне захотелось порыбачить, а папа запретил покидать дворец.

— Почему? Юлиуш пожал плечами:

— Ты же знаешь папу. У него всегда найдется причина!

Люди князя перешли реку далеко от дворца, и теперь, когда земля Шарошей осталась позади, Илоне стало страшно.

А что будет, если войска короля только и ждут, когда князь выступит против русских? Что если они спрятались, готовые отразить нападение войск Шароша? Ведь если добруджанцы начнут воевать между собой, то это только на руку русским!

Однако в прибрежных лесах стояла тишина. Деревья росли не слишком густо, но все же скрывали движущихся всадников. В тишине изредка раздавалось позвякиванье уздечек и шумное дыхание лошадей.

Перед приближением к замку князь предупредил всех:

— Идем молча. Без крайней необходимости никто не разговаривает. В случае опасности обращаться к офицеру только шепотом: ночью голоса звучат особенно громко!

Все тридцать телохранителей князя ехали верхом в темных кавалерийских накидках поверх мундиров. У каждого за поясом был пистолет, а к седлам лошадей приторочены винтовки.

Чтобы двигаться бесшумно, князь приказал всем снять шпоры, которые вообще не были нужны таким великолепным наездникам и служили скорее декоративным украшением. Ни один добруджанец, катаясь верхом в гражданской одежде, никогда не надевал шпор.

Хотя река уже осталась позади, им еще предстоял долгий путь сначала по лесу, а потом по каменистому плато, усыпанному огромными валунами — следами деятельности древнего вулкана.

Даже днем ехать быстрее было бы невозможно. Ночью же каждый шаг грозил коню вывихнутой ногой или падением, хотя надежные добруджанские кони привычны к такой почве.

Часа через полтора пути князь подъехал к Илоне. Она почувствовала его присутствие, еще не видя его. Вдруг на небе показалась луна и осветила прекрасное лицо ее мужа, с темными омутами глаз, выражения которых Илона не могла разглядеть.

Он положил руку на ее плечо, и по телу девушки пробежала дрожь, словно оно ожило от его прикосновения.

— Вы в порядке? — почти неслышно проговорил он.

Илона кивнула и улыбнулась счастливой улыбкой. Он помнит о ней! Она ему небезразлична! Но внутренний голос шепнул: «Ты нужна ему сейчас! Если ты струсишь, они не смогут найти вход во дворец!»

Он снял руку, и Илоне нестерпимо захотелось пересесть к нему в седло: там ей было бы спокойно и надежно. Ей безумно хотелось ощутить объятия его сильных рук и положить голову на грубую ткань его мундира.

«Я люблю его! Люблю так сильно, что если мы оба сегодня погибнем, это не имеет значения — лишь бы быть рядом с ним!»

Теперь ей не страшны даже пушки, которых она так боялась, когда немцы обстреливали Париж. В ту пору мать учила ее не выставлять напоказ свои чувства, и она, воспитывая свою волю, продолжала рукодельничать под грохот разрывающихся снарядов. Иногда они с Магдой ходили смотреть па разрушения, причиненные обстрелом — дома с искромсанными, вывороченными чугунными решетками. Это было устрашающее зрелище, но еще страшнее был вред, наносимый психике людей, выражавшийся в полной их деморализации. При начале обстрела парижане истерически кричали, бежали в укрытия, женщины и дети залезали в подвалы и погреба. И лишь ее мать оставалась внешне совершенно спокойной и невозмутимой, даже когда снаряд падал в ста ярдах от их дома.

Сейчас ей вспомнились те вечера, когда, сидя за вышиванием, она напряженно вслушивалась в тишину и считала секунды между залпами. Теперь она испытывала тот же самый страх, и лишь присутствие мужа немного утешало ее.

« Он такой необыкновенный, прекрасный, благородный, — думала она. — Неудивительно, что все его обожают!»

Князь ехал впереди отряда, стараясь по возможности укрыть своих людей либо за деревьями, либо за огромными валунами.

После трех часов пути слева от себя Илона увидела очертания дворца.

Чтобы подойти к нему незаметно, им пришлось сделать большой крюк, и сейчас они приближались к дворцу с задней стороны. Поблизости от дворца разрослась густая роща, и в призрачном свете луны казалось, что крепость построена на вершинах деревьев.

Илона знала, как крепки стены дворца, рассчитанные на долгую осаду, но сколько там сейчас русских — не знал никто. Она только молилась, чтобы отряду князя удалось опередить врага и не дать ему установить пушки.

Никто об этом не говорил, но Илона была уверена, что сведения о приходе русских принесли цыгане. И они были рады навредить королю. Цыгане умели передвигаться настолько незаметно, что их не могли обнаружить самые наблюдательные дозоры. Их долго преследовали во многих странах, и они научились бесшумно срываться с места и уноситься в известные только им труднодоступные места.

Может быть, это известие принесла Аладару соблазнительная Маша? Интересно, как он выразит ей свою благодарность? Мысли о Маше причиняли Илоне такую боль, что ей хотелось кричать от горя, но, взяв себя в руки, она сказала себе: сейчас не время для ревности и ненависти к женщине, которая, без сомнения, является любовницей ее мужа. «Сейчас важно только одно: чтобы все прошло удачно и Аладар не пострадал», — внушала себе Илона.

Когда до дворца осталось не более четырехсот ярдов, князь остановил коня.

Все тихо спешились и окружили князя. Шестеро солдат остались с лошадьми, набросив им на шеи торбы с овсом, чтобы они стояли спокойно.

Илона вместе со всеми стояла около князя.

— Вы сейчас покажете мне вход, а затем, когда мы туда войдем, вернетесь в замок вместе с капитаном Гайоши.

— Я не хочу!

— Я уже отдал приказ капитану и, пожалуйста, слушайте его. Я не хочу подвергать опасности вашу жизнь.

Илоне хотелось возразить, но, понимая, что их разговор может быть услышан офицерами, она тихо спросила:

— Так мы идем?

— Да! — ответил князь, взял ее за руку, как ребенка, которого собрался вести на прогулку, и они пошли впереди всех.

При его прикосновении Илону охватил трепет; она сняла перчатку и откинула с лица капюшон. Ее холодные пальцы лежали в горячей ладони мужа, и она думала: «Если он действительно любит меня, мы обязательно расскажем об этом приключении своим детям!»

Вдруг отчаяние охватило ее: никаких детей не будет! Как только закончатся события этой драматической ночи, он снова вернется к Маше, а она останется одна.

Задний фасад дворца был скрыт глубокой тенью, и в какой-то безумный момент Илоне показалось, что она забыла, где расположен вход. Ей было всего девять лет, когда она была здесь в последний раз. С тех пор прошло еще девять лет! Тогда для нее это была увлекательная игра, но, покинув Добруджу, она, естественно, выкинула все это из головы.

Словно почувствовав, что творится в ее душе, князь крепко сжал ее руку.

— Не надо торопиться! — почти неслышно прошептал он. — Спешка до добра не доведет. Соберитесь и вспомните место, где расположен ход!

Спокойный голос князя придал ей уверенности. Теперь она не сомневалась, что ход слева, за скалами, и он закрыт ползучими растениями, цветущим занавесом вьющимися по всему низу дворцовой стены.

Князь пропустил ее вперед. Через несколько шагов Илона остановилась и рукой показала место, где, по ее предположению, должен быть вход. Он слегка отодвинул ветки и увидел за ними чугунную решетку. Она легко подалась, как только князь коснулся ее, открыв темное отверстие в стене.

Память не изменила Илоне!

Отверстие было довольно узким, и в него мог пройти только один человек, но дальше оно расширялось и вело в огромную пещеру, в дальнем конце которой открывался сам потайной ход.

Илона вспомнила, что вначале ход шел прямо. Затем должны начаться каменные ступени, поднявшись по которым можно было подойти к двери в длинный коридор в нежилой части дворца. Когда-то там располагались огромные погреба для хранения вин, но с годами хранилища были переведены ближе к жилой части.

Первыми в пещеру вошли Илона с князем, за ними один за другим собрались все солдаты. Сквозь отверстие удалось протащить и пушки.

Пещера освещалась слабым светом свечей; зажигать яркие фонари князь запретил, дабы не привлечь чье-нибудь внимание снаружи.

Когда все были в сборе, князь обратился к Илоне:

— Как можно скорее отправляйтесь домой! Она ждала еще каких-нибудь слов, но он, вынув

из-за пояса пистолет, повел своих людей по потайному ходу.

Илоне ничего не оставалось, как наблюдать за скрывающимися в темноте солдатами. Теперь их путь освещали фонари, свет которых тонким лучом пробивался в темноту пещеры.

— Пора ехать, госпожа! — тихо произнес капитан Гайоши.

— Мне кажется, я что-то уронила! — тихо ответила Илона. — Вы не можете посветить мне?

— У меня остался один фонарь, — ответил капитан.

— Пожалуйста, зажгите его!

Когда капитан зажег фонарь, Илона приказала:

— Теперь у нас есть свет, и мы пойдет следом за князем.

— Нельзя, госпожа! Вы же слышали приказ его светлости!

— Я не собираюсь возвращаться в замок!

— Но вы же не можете оставаться здесь! Может начаться бой!

— Я не так глупа, капитан Гайоши! Я не выйду из хода, пока это не будет безопасно. Возвращаться же в замок без князя я не намерена!

Капитан пришел в замешательство.

Он был молодым офицером, одним из тех адъютантов князя, что не спускал с нее глаз во время совместных поездок по городам.

Совершенно ошеломленный, он стоял перед ней, не сводя глаз с ее рыжих волос.

— Не малодушничайте, капитан! — отважно произнесла Илона. — Вы не заставите меня вернуться в замок даже под дулом пистолета! Я привела вас сюда, показала вам потайной ход и не позволю отсылать меня в замок за ненадобностью!

— Но госпожа! Меня отдадут под трибунал за невыполнение приказа!

— Вздор! Вас наградят за мужество, проявленное перед лицом особо опасного противника!

— Вы бесподобны, госпожа! — невольно засмеялся капитан. — Но я не могу позволить вам подвергать себя риску!

— Вот и позаботьтесь о моей безопасности! А теперь — вперед! Посмотрим, что там происходит!

Илона вспомнила, как трудно было подниматься по высоким, крутым ступеням, и сейчас убеждалась, что за девять лет ничего не изменилось. Пахло сухостью и пылью, иногда Илона задевала волосами паутину, но все-таки они без особого труда добрались до двери.

Здесь капитан остановился:

— Дальше идти мы не смеем, госпожа!

— Я предлагаю вам разведать, что там происходит. Если опасности нет, вы вернетесь и заберете меня!

— Я оставлю вам фонарь.

— Жаль, что у нас нет второго! Но этот фонарь вы должны взять себе, иначе можете заблудиться. А я посижу в темноте. Я не боюсь!

— Вы уверены? Вообще-то мне не следует оставлять вас!

— Вы должны это сделать, иначе мне придется мучиться неопределенностью. А если князь покинет дворец через парадный вход, он даже не узнает, что я здесь!

— Поверьте, он о нас не забудет! — ответил капитан.

Илона видела, что ему самому не терпится узнать, что сейчас происходит во дворце, и понимала, как он огорчен тем, что не может принять участие в операции наравне со всеми своими товарищами.

— Идите же, капитан, и постарайтесь не забыть, что я жду вас!

— Разумеется, госпожа, я не забуду!

С фонарем в руках он прошел в дверь, а Илона опустилась на землю.

Какое-то время она еще видела мерцающий вдали свет, пока он не превратился в маленькую точку. Потом наступила темнота. В одном она не сомневалась: боя не было! Если бы началась стрельба, она услышала бы ее даже сквозь толстые стены в дальней части дворца.

И пушки, и пистолеты молчали.

Сидящей в темноте Илоне казалось, что прошли века, пока она не услышала шагов по каменному полу и не увидела свет фонаря.

Наконец к ней подошел капитан.

— Все в полном порядке, госпожа! — успокоил он Илону. Возбужденный, он говорил в полный голос. — Князь с солдатами застали русских врасплох! Вы не поверите, по они все спали! На постах стояли часовые, но они наблюдали только за входом во дворец! Русских взяли без единого выстрела!

— А князь? — замирающим от страха голосом спросила Илона.

— Он ушел из дворца, уведя с собою пленных русских. Он не собирается оставлять их в Добрудже, а намерен выдворить обратно в Россию.

— А что… король? — тихо спросила Илона.

— Его величество ушел вместе с русскими, которым удалось бежать.

Илона облегченно вздохнула. Она не хотела признаться себе, что очень боялась встречи с отцом.

— Кто же остался во дворце?

— Только слуги, госпожа. Я сказал им, что вы здесь, и они уже готовят для вас комнату, чтобы вы могли отдохнуть, пока не вернется князь.

— Благодарю вас, капитан Гайоши!

Светя ей фонарем, капитан провел Илону холодным коридором в жилую часть дворца и далее до парадных покоев, где она жила до замужества. Там, приветливо улыбаясь, ее встречали наспех одетые слуги.

Илона остановилась:

— Мне кажется, капитан, теперь, когда вы выполнили по отношению ко мне свой долг, вам хочется присоединиться к его светлости и своим товарищам.

Глаза молодого человека загорелись.

— Я могу это сделать, госпожа?

— Я уверена, вы еще можете догнать их. Во дворце я буду в безопасности.

— Вас надежно охраняют. Часовые стоят на крыше, на стенах и у парадного входа!

Илона улыбнулась:

— Они, конечно, не ожидали, что мы выйдем из-под земли.

— Офицеры сказали мне, что русские решили, будто мы спустились с неба!

Илона засмеялась:

— Князь знает, что я здесь? Капитан замялся:

— Он был очень занят, госпожа. Я решил его не беспокоить, они уже уходили из дворца.

— Вы правильно сделали, что не сказали его светлости. Это только встревожило бы его. Когда все уляжется, доложите ему, что я во дворце. А пока я высплюсь в своей постели. Спокойной ночи, капитан!

Капитан вытянулся и отдал ей честь.

— Спокойной ночи, госпожа, и позвольте сказать вам — вы были великолепны!

— Спасибо, капитан! — улыбнулась Илона и направилась в свою комнату, где ее уже ждали две горничные.

Раздевая ее, они возбужденно болтали, рассказывая, как испугались, когда русские появились во дворце.

— Это неприятные, грубые солдаты! А уж как прожорливы, ваше королевское высочество! Вы бы видели, сколько они ели! Останься они подольше, нам всем грозил бы голод!

— Ну, больше они здесь не появятся! — улыбнулась Илона.

— Но… его величество? — прошептала одна из горничных.

Илона промолчала. Она и сама задавала себе этот вопрос. Что будет делать король, оказавшись в России? Снова уговаривать русских захватить Добруджу? Какой предлог выдумает он на этот раз?

Мысли эти пугали Илону, и внезапно она почувствовала безумную усталость.

Горничная подала ей ночную сорочку и, когда Илона улеглась в постель, сказала:

— Завтра вам потребуется свежее платье, ваше королевское высочество. Из Парижа прибыли коробки с одеждой, которую вы, должно быть, заказывали!

— Конечно! — воскликнула Илона. — Я распорядилась, чтобы их прислали сюда!

— Его величество запретил переслать их вам в замок и, чтобы они не помялись, я повесила их в гардероб. Платья ждут вас!

— Благодарю вас! — ответила сонным голосом Илона.

Она так устала, что веки ее уже смыкались. Ее изнурила долгая езда верхом и бурные события прошедшего дня. Сначала ее похитили бандиты, потом князь спас ее и привез на коне в замок, а после этого тревожное известие о русских. Все это отняло у нее немало сил.

Оставшись одна, она вспомнила свои переживания и ревность, которая мучила ее всю ночь и совершенно лишила сна.

«Не хочу думать о цыганке!» — твердила она и заставила себя вернуться памятью в тот миг, когда князь держал ее в объятиях и она, положив голову на плечо мужа, слышала биение его сердца.

Она представила себе, что он сейчас рядом с ней, и почувствовала полную безопасность и покой.

— Я люблю его! Люблю всем сердцем… всей душой! — шептала Илона.

Она уснула, воображая, что он опять обнимает ее.

Глава 7

Илона проснулась, почувствовав, что кто-то раздвинул шторы. Еще в полусне она вспомнила, где находится и как сюда попала. Сев в постели, Илона увидела принесенный ей завтрак.

— Который час? — спросила она.

— Уже далеко за полдень, ваше королевское высочество, но я дала вам выспаться. Вы были так утомлены!

— Неужели так поздно? Что же за это время произошло?

— Большая часть войск вернулась от границы, и они празднуют победу!

— И что же, был бой?

— Очень короткий, ваше королевское высочество. Его светлость жив и здоров. Он вернулся несколько часов назад, немного отдохнул и теперь, наверное, уже уехал в замок.

С минуту помолчав, Илона тихо спросила:

— Его светлость справлялся обо мне?

— Нет, ваше королевское высочество. Говорить больше не было нужды. Илона без всякого удовольствия съела завтрак, приняла ванну и стала одеваться.

Такое отношение вполне в духе ее мужа: перестав быть ему нужной, она больше не интересовала его!

Вчера вечером он говорил с ней без всякой ненависти, а когда взял ее за руку и они вместе пошли к дворцу, ей показалось, что его холодность пропала.

Оказалось, что она заблуждалась! Их отношения снова стали холодными и враждебными.

Илона была подавлена. Она даже не замечала, какое из новых парижских платьев надевает на нее горничная. Посмотрев в зеркало, Илона увидела на себе бледно-голубое платье, отделанное белым кружевом, и смутно припомнила, как его выбирала. Новый наряд не вызвал у нее пи малейшего интереса.

Одевшись, она вышла из спальни и медленно пошла по коридору к парадной лестнице.

Внизу, в огромном холле, толпились офицеры, в открытую дверь виднелась площадь, заполненная солдатами.

Разглядывая их в надежде увидеть среди них мужа, она вдруг напряглась: к дворцу приближалась красочная группа цыган. Мелькали пышные женские юбки, ярким пятном выделялся красный кафтан барона, на темных головах пестрели шелковые яркие платки.

Илона отвернулась с чуть слышным стоном. Острая боль пронзила ее сердце, как в тот вечер, когда князь танцевал с Машей.

«Вероятно, он снова позвал ее! В час триумфа ему нужна любовница, а не жена»,-горестно думала она.

Илона повернулась и пошла по коридору куда глаза глядят, только бы не видеть цыган. Она видела перед собой прекрасное лицо танцовщицы с манящими глазами и ярко-красными соблазнительными губами.

Ее потянуло к комнате Юлиуша: ведь вчерашнее спасение Добруджи стало возможным именно благодаря ее брату. Если бы Юлиуш не решился выбраться из дворца вопреки воле короля, если бы она тогда не помогла ему, сейчас бы на город обрушились русские снаряды.

Илона представила себе, с каким восторгом Юлиуш сам принял бы участие в разгроме врага, но судьба распорядилась, чтобы это совершил князь, причем без кровопролития.

Остановившись в коридоре, она обнаружила, что стоит перед своей детской, в которой жила до того самого дня, пока они с матерью не покинули дворец.

Она вошла и увидела, что там ничего не изменилось. То же большое кресло возле изразцовой печи, в котором она сидела с матерью и слушала волшебные сказки. Тот же конь-качалка, любимая игрушка, пока ей не разрешили кататься на настоящем, живом пони. Тот же кукольный домик, сделанный специально для нее искусными резчиками по дереву и напоминающий их дворец. А вот и крепость, подаренная Юлиушу, когда он был маленьким мальчиком, тоже вырезанная из дерева добруджанскими мастерами.

Илона прошла по комнате и прикоснулась к кукольному домику. Рядом с ним стоял расписной сундук, куда она каждый вечер складывала игрушки перед сном.

Открыв сундук, она увидела сверху свою первую куклу, самую любимую из всех игрушек. У нее были светлые волосы и голубые глаза. Мать проводила часы за шитьем прекрасных, расшитых кружевом нарядов, в которые Илона наряжала свою любимицу.

Она взяла куклу и вскрикнула от огорчения: на маленьком розово-белом носике виднелась большая трещина, а на розовой щечке недоставало кусочка фарфора.

Разбита!

Это окончательно переполнило чашу горя, копившегося в ее душе с самого утра. Разбитое лицо куклы словно показало ей, что ее жизнь тоже разбита!

Она прижала куклу к груди и заплакала. Сначала слезы медленно текли по ее щекам, как снег, начинающий таять в горах, а потом полились ручьем!

Казалось, с ними выливаются все горе, одиночество и страдания, которые она испытала за короткое время своего замужества. Она опустилась на пол и, продолжая прижимать к себе куклу, склонила голову и зарыдала так, что все ее тело содрогалось. Она не слышала, как открылась дверь и чей-то голос произнес:

— Я искал вас…

Илона не подняла головы. Меньше всего ее заботило, видит ли сейчас ее кто-нибудь. У нее не осталось гордости. Только чувство бесконечного отчаяния владело ею.

— Что случилось? Почему вы плачете? — спросил князь. Не дождавшись ответа, он настойчиво произнес: — Что вас расстроило? Я и представить не мог, что вы можете плакать!

Она наконец осознала, что князь разговаривает именно с ней, и поняла, что должна ему ответить.

— Я ничего не могу… с этим поделать, — рыдая, говорила она. — Мне так одиноко, так грустно… Вы меня ненавидите… мне хочется только умереть!

— Ненавижу вас? — странным голосом переспросил князь.

Он наклонился и поднял ее. Илона не сопротивлялась. До нее едва доходило, что он рядом с ней. Темное облако печали настолько поглотило ее, что она еще не до конца понимала происходящее.

— У вас… есть все! — продолжала она рыдать. — Люди любят вас… И у вас есть… цыганка… Она приходила сюда… к вам. А я одна. Никому… не нужна… У меня даже… нет ребенка… которого я могла бы любить.

— Моя глупенькая принцесса, — низким, ласковым голосом произнес князь.

Он взял ее на руки и сел в кресло. Близость к нему пробудила в Илоне легкий трепет, но слезы все еще продолжали душить ее, но теперь она рыдала у него на плече.

— Как мы ошиблись друг в друге, — тихо сказал он. — Перестаньте плакать, дорогая, я попытаюсь все вам объяснить!

Илона подняла лицо. По ее щекам все еще текли слезы, но она глядела прямо ему в глаза.

— Как вы… назвали меня? — прошептала она.

— Я назвал вас «дорогая»! Вы дороги мне с тех пор, как я впервые увидел вас!

— Не может быть!

Князь прижал ее к себе и стал целовать ее мокрые глаза, слезы на щеках и наконец губы.

При каждом его поцелуе словно молнии пронзали Илону. Огонь, охвативший ее, когда она смотрела, как он танцевал с цыганкой, вновь запылал в ней тысячей мерцающих огоньков, обжигавших ее от кончиков ног до губ, которыми завладел князь.

Не этого ли ощущения она так ждала? Не его ли ей так не хватало все эти дни, когда она уже отчаялась испытать вновь это сладостное чувство?

Его поцелуи были нежны, но с каждым мгновением становились все более страстными. Когда наконец он поднял голову и взглянул на нее, ее глаза сияли, как звезды.

— Я думала, вы… ненавидите меня, — чуть хрипловато произнесла Илона, и в голосе ее затеплилась радость.

— Я люблю вас!

— Но… вы были так холодны, так жестоки… — прошептала она. — Приходили в мою комнату и даже не глядели на меня!

Князь крепче притянул ее к себе.

— Если бы я позволил себе смотреть на тебя, я не удержался бы и овладел тобой! Но я же думал, что твой отец говорил правду, и ты ненавидишь меня!

— Как ты мог так подумать?

— Ты держалась во время нашего бракосочетания так отстраненно, так натянуто! Откуда я мог знать, что виной всему побои этого дьявола!

Илона смущенно потупила глаза:

— Кто тебе сказал?

— Какое это имеет значение? Я глубоко сожалею, моя бесценная, что у нас с самого начала появились друг от друга тайны!

— Я думала… ты презираешь меня… когда впервые поцеловал!

— А я решил, что ты самая красивая женщина на свете! Но когда ты не ответила на мой поцелуй, я подумал, что ты холодна и равнодушна! — Илона молчала, и, повернув ее лицо к себе, он проговорил: — Только вчера я понял, что ты слишком неопытна!

Илона покраснела, а князь мягко спросил:

— Сколько мужчин целовали тебя до меня?

— Только… ты…

Князь издал торжествующий возглас и снова прикоснулся к ее губам. Когда она страстно прильнула к нему, стены закружились в безумной пляске.

— Значит, я первый и последний! — срывающимся голосом проговорил он. — Я очень ревнив, дорогая, и готов убить всякого, кто хотя бы посмотрит на тебя!

— Ты ревнив? — недоверчиво спросила Илона. — Но я… — Она замолчала.

— Договаривай же!

— Я так ревновала… когда ты танцевал с цыганкой. Я была уверена, что она твоя… любовница!

— Я и хотел, чтобы ты ревновала, потому и пригласил цыган. Мне хотелось увидеть, растопит ли их музыка твой ледяной панцирь. Честно говоря, я уже начинал думать, что в твоих жилах застыл лед!

Илона вспомнила ту испепеляющую ревность, которую испытывала к Маше.

— Я любила тебя так сильно, что мне хотелось… убить цыганку!

— Если бы я знал!

— Ты так и не пришел в тот вечер!

— Я не поверил себе! Но Маша мне не любовница, драгоценная моя. Она жена барона и счастлива с ним. Ее муж, безусловно, зарезал бы меня, заведи я роман с его женой!

— О… как я рада! Я не могла спать, думала о тебе!

— А я не мог спать из-за того, что хотел тебя, мое сердце! Но, увидев, как ты уходишь с цыганской пирушки, подумал, что не сумел заставить твое сердце биться чаще, а глаза загореться ярче.

— Если бы я догадалась о твоих чувствах!

— Но как ты могла быть такой гордой, такой бесстрастной и такой прекрасной?

— Мама учила меня всегда сдерживать свои чувства, — просто ответила Илона.

— Со мной больше никогда не делай этого, моя прелесть!

Он снова стал целовать ее, прикасаясь губами к ее мягкой коже. Целовал ее белую шею, пробуждая тлевший в ней огонь, пока ее дыхание не стало частым и прерывистым.

— Моя драгоценная! Сердечко мое! Моя мечта сбылась! Мне предстоит многому научить тебя! — шептал князь, касаясь губами розовых мочек ее ушей. — Он ощутил ее трепет. — Я возбуждаю тебя?

— Конечно!

— Что же ты чувствуешь? Скажи! Илона спрятала лицо у него на шее:

— Во мне… все кипит!

— А что еще?

— Во мне мерцают… маленькие огоньки!

— Я заставлю их разгореться до яркого пламени!

Они продолжали ласкать друг друга.

— Ты и вправду любишь меня? — прошептала Илона.

Это был вопрос ребенка, которому нужна уверенность.

— Я люблю тебя так сильно, что больше ни о чем не могу думать! Ты не представляешь, как мучила меня, каким адом было сидеть каждую ночь в твоей спальне, видеть твои замечательные волосы и не сметь приблизиться к тебе!

— Ты даже и не смотрел на меня! — с укором произнесла Илона.

— Я видел тебя! Видел и хотел всем сердцем, всей душой! Я знал, что ты принадлежишь мне, но твой отец воздвиг между нами непреодолимый барьер. Сломать его было бы для меня большим унижением!

— Я тоже… хотела тебя… Это было невыносимо!

— Слава Богу, никаких барьеров больше нет и никогда не будет! Я буду любить тебя, заботиться о тебе и боготворить тебя до конца своих дней!

— Я об этом и мечтала! — глубоко вздохнула Илона. — Только в твоих объятиях я чувствую себя в безопасности… как вчера, когда ты спас меня от бандитов.

— Тогда мне было трудно не поцеловать тебя: ты была так близко! Не могу передать, что я пережил, когда понял, что эти дикари могут спрятать тебя и я не смогу тебя найти.

— Я думаю… это отец заплатил им, чтобы они похитили меня.

— И правильно думаешь! Бандиты признались, что получили солидную сумму за то, что увезут тебя высоко в горы и спрячут в своих пещерах. — Он глубоко вздохнул. — Мне просто повезло, что я решил после Совета ехать через лес и встретил грума, который сопровождал тебя.

— Но как мог отец поступить со мной так жестоко? — пролепетала Илона и вдруг вспомнила: — А где он сейчас?

— Мы заставили русские войска убраться обратно за границу, и он ушел с ними.

— Они больше не вернутся?

— Думаю, нет. Граница Добруджи надежно охраняется, страна теперь станет единым государством, так что поводов для иностранного вмешательства больше не будет. — Снова поцеловав Илону, князь сказал: — Наконец-то вспомнил! Ведь я пришел за тобой, любимая, потому что премьер-министр и члены Совета хотят поговорить с тобой.

— Но сегодня утром ты не зашел ко мне, — задумчиво произнесла она.

— Я не знал, что ты во дворце. Гайош сказал мне об этом всего несколько минут назад. Я надеялся, что мои приказания выполнены, и полагал, что ты благополучно доставлена в замок! — Улыбнувшись, он добавил: — Ты забыла, что во время брачной церемонии обещала подчиняться мне?

— Но я хотела быть рядом с тобой!

— Это прекрасный, предлог и единственный, который я принимаю! — Он нежно поцеловал ее, как драгоценную статуэтку, и сказал: — Пора спуститься вниз, моя обожаемая. Когда все уйдут, у нас будет время поговорить и ты снова скажешь мне, что не питаешь ко мне ненависти!

— Я люблю тебя! Люблю так, что не могу выразить это словами!

— Если ты говоришь так, то премьер-министру придется подождать еще! Мы должны отдать долги друг другу.

Князь взял Илону на руки и прижал к себе с такой силой, что той стало трудно дышать.

— Ты моя! — настойчиво произнес он. — Моя вся, до последней слезинки! Я ревную даже к воздуху, которым ты дышишь!

В его голосе прорвалось неукротимое желание, и Илона затрепетала. Когда он с явным усилием направился к двери, она запротестовала:

— Я не могу идти в таком виде! Мне надо умыться!

— Ты и без этого прекрасно выглядишь! Рука об руку они прошли по коридору, и, когда Илона вошла в свою спальню, он последовал за ней.

Она вымыла лицо холодной водой, и князь вытер его мягким полотенцем, а потом снова стал целовать ее губы, глаза и шею.

— Я хочу выдернуть шпильки из твоих волос и увидеть, как они упадут на плечи!

— Ты это… уже видел.

Голос Илоны дрожал, его поцелуи пробудили в ней такие сильные чувства, что трепетало все ее тело.

— Видел, но тогда я не смел прикоснуться к ним! Никогда, моя маленькая чаровница, понимаешь, никогда и никому из мужчин не позволяй видеть себя такой, какой ты вошла вчера в оружейную комнату!

Илону завораживал его властный голос.

— Я думала, что если совершенно не интересую тебя, то не так уж важно, в каком виде появлюсь.

— Но теперь ты знаешь, что интересуешь меня и будешь вести себя гораздо осторожнее! — ответил князь, подчеркнув слово «интересуешь».

Илона рассмеялась счастливым смехом:

— Я думала, тебе хотелось видеть меня бешеной и неукротимой!

— Такой ты и будешь, но только со мной! Со всеми остальными ты должна оставаться гордой, холодной, снежной принцессой, в жилах которой — лед!

— Мне кажется, я больше не смогу даже чувствовать так.

Прикоснувшись к его губам, она увидела в его глазах сверкающие огоньки, и пламя соединило их.

Илона причесалась, и они вместе спустились вниз. Лицо ее сияло счастьем, а глаза лучились солнечным светом.

Только когда они подошли к тронному залу, она задумалась, чего же хочет от нее премьер-министр.

Вместе с мужем она вошла в зал, где собрались вельможи, которых она уже видела раньше и которые занимали в правительстве важные посты.

Премьер-министр, поднеся к губам ее руку, произнес:

— Мы пришли сегодня сюда, ваше королевское высочество, как представители правительства Добруджи, чтобы обсудить с вами положение монархии, поскольку его величество отсутствует. Но в последний момент мы получили сообщение, в корне меняющее наши планы.

— Сообщение? — переспросила Илона, но премьер-министр уже обращался к князю:

— Вас искал офицер, прибывший с восточной границы.

— Что случилось? — встревоженно спросил князь.

— С глубоким сожалением я должен сообщить ее королевскому высочеству, — медленно проговорил премьер-министр, — что его величество король скончался!

Илона схватила руку князя. Ей нужно было удержаться на ногах, но не от горя, а от облегчения. Голова ее кружилась. Она понимала, что, даже покинув Добруджу, король по-прежнему будет угрожать миру в стране.

— Как это произошло? — спросил князь.

— Русские рассказали командующему нашими войсками, что его величество был недоволен приемом, который ему оказали в России. По-видимому, в припадке гнева он убил трех русских офицеров, а остальные были вынуждены защищаться. — Взгляд премьер-министра вновь обратился к Илоне. — От своего имени и от имени всех моих коллег выражаем вашему королевскому высочеству глубокие соболезнования.

— Благодарю вас, — печально произнесла Илона.

После недолгого молчания премьер-министр уже другим тоном произнес:

— Ваше королевское высочество понимает, что кто-то должен править Добруджей. Поэтому мы предлагаем вам не регентство, как намеревались раньше, а корону!

Илона, все еще держась за руку мужа, тихо, но твердо ответила:

— Я глубоко польщена вашим предложением стать королевой этой прекрасной страны, но, по-моему, женщине не по силам справиться с трудностями и проблемами, которые ждут нас в будущем.

Увидев удивление в глазах премьер-министра, она продолжала:

— Я отказываюсь от положения, которое вы мне предлагаете! Пусть на мне закончится линия Радаков: сейчас время предоставить трон Шарошам!

В зале послышался одобрительный шепот. Илона продолжала:

— Я хочу служить Добрудже и ее народу. Я хочу, чтобы моя страна обрела мир и процветание, и не представляю, кто может лучше справиться с этой задачей, чем мой муж, князь Аладар!

Она подняла взгляд на мужа и ощутила крепкое пожатие его руки.

— А я хочу быть не более, чем его женой, — с мягкой улыбкой закончила она.

В зале раздались восторженные возгласы. Премьер-министр выступил вперед:

— Я надеюсь, что выражу мнение всех присутствующих, если скажу, что мы всем сердцем, с радостью примем предложение вашего королевского высочества!

Его голос громко раздавался по всему залу:

— Князь Аладар Шарош, согласны ли вы взойти на престол Добруджи и стать первым Шарошем, правящим страной?

— Согласен! — спокойно и решительно произнес князь.

— Король умер. Да здравствует король!

Премьер-министр опустился на колени, его примеру последовал весь зал.

Держа Илону за руку, князь возвел ее на возвышение, и она заняла трон королевы.

Когда все поднялись с колен, князь сам сел па королевский трон и стал принимать поздравления.

Ближе к вечеру Илона с Аладаром спустились по главной лестнице к парадному входу дворца.

На Илоне было зеленое платье из тюля, украшенное по бокам белыми водяными лилиями, присланное из Парижа. На его фоне ее зеленые глаза казались еще зеленее, а рыжие волосы шапкой венчали гордую голову.

Перед входом во дворец были построены в почетном карауле полки. Это был первый случай, когда ранее враждовавшие силы представляли объединенную армию Добруджи.

Обходя вместе с мужем почетный караул, Илона заметила у ворот дворца толпу цыган.

Заметив направление ее взгляда, Аладар тихо произнес:

— Я забыл сказать тебе, что меня несправедливо обвинили.

— Кто? — удивилась она.

— Ты! — Илона вопросительно взглянула на него, и он пояснил: — Ты считала, что цыгане приходили ко мне, а они пришли тогда к тебе с просьбой!

— Ко мне? — удивленно воскликнула она.

— Они пришли к тебе с просьбой отменить закон, запрещающий им жить на земле Радаков!

— Но как я могла догадаться, что они пришли сюда именно за этим?

— Кроме всего прочего, мне придется научить тебя всегда верить мне, моя подозрительная принцесса!

Его откровенно восхищенный взгляд смутил Илону, но на дальнейший задушевный разговор уже не осталось времени: их ждал торжественный обед.

С первого взгляда прикинув, что за стол сядут не менее пятидесяти человек, шеф-повар превзошел себя. К счастью, гости довольно быстро разошлись, и князь с Илоной смогли наметить все встречи, которые должны состояться на следующий день, и обсудить подготовку к коронации.

— Ты будешь самым прекрасным королем, которого когда-либо знала Добруджа, — говорила Илона мужу, поднимаясь с ним наверх.

— И во всем мире невозможно найти более прекрасную королеву, — галантно ответил ей князь.

Илона задохнулась от счастья.

Горничных, как ни странно, в спальне не оказалось.

Аладар вошел в комнату и закрыл дверь.

— Я распорядился, чтобы они не ждали тебя, — сказал он, предвосхищая вопрос Илоны.

Увидев ее разгоревшиеся глаза, он подошел к ней и тихо произнес:

— Я больше не в силах ждать…

Он почти грубо притянул ее к себе и, жадно целуя в губы, стал вынимать шпильки из волос. Огромное облако рыжевато-золотистых кудрей упало на белые плечи, и Аладар приник к ним губами.

— Ты моя! Моя полностью и безраздельно! Сегодня вечером я сам раздену тебя: ведь я так мечтал об этом!

— Ты… смущаешь… меня, — пролепетала Илона.

— Я обожаю тебя именно такой застенчивой, а не гордой недотрогой!

— Никогда больше я не буду гордой! Хотя нет, я горжусь тем, что я твоя жена и… бесконечно горжусь, что ты любишь меня!

Других слов она не нашла.

Аладар целовал ее с такой страстью, что в них обоих все сильнее и сильнее разгоралось пламя желания. Оно поглощало их полностью, и их потребность друг в друге была так велика, что Илоне казалось, она не в силах ни думать, ни чувствовать, только гореть!

Ее зеленое платье упало на пол, а она оказалась на руках у мужа.

Удерживая ее в плену поцелуев, он унес ее в прекрасное, тайное королевство, принадлежавшее только им, где не было места гордости, а жила только неистовая, неудержимая, восторженная любовь.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7