Радуга до небес [Барбара Картленд] (fb2) читать онлайн

Барбара Картленд Радуга до небес

Глава 1

1930 год

— Ну, и как тебе вечеринка? — спросила Диана Хедли, входя в роскошную спальню, где повсюду была разбросана одежды.

Девушка, придирчиво рассматривающая себя в позолоченном зеркале, медленно встала.

— Ничего, — равнодушно бросила она. — Мне нужно заехать к Д'Элроям, но я могу снова вернуться.

Вручив пелерину из горностая уже стоявшей наготове служанке, Диана покрутилась перед зеркалом, расправляя белое платье.

Лица подруг выражали скуку и пресыщенность. Стороннему наблюдателю даже могло показаться, что девушкам абсолютно все равно, где они находятся в настоящий момент.

Обе были поразительно похожи друг на друга, как, впрочем, и все остальные представительницы так называемого высшего общества.

Та же одежда: фасон и стиль. Одинаковые тени и румяна. Волосы, и те тщательно завиты и уложены одним, самым модным парикмахером.

Но тем не менее Диана Хедли, несомненно, отличалась от своих сверстниц.

Но не только поэтому она имела такой успех в свете — она вдобавок была богатой наследницей.

Отец ее, сэр Роберт Хедли, считался одним из крупнейших финансистов Британии, его имя гремело по всему миру.

Диана была его старшим ребенком, единственной дочерью.

Мать ее умерла, когда девочка была еще совсем крошкой, и она, сколько себя помнила, всегда исполняла обязанности хозяйки в огромном особняке отца на Парк-лейн, и в его загородном доме в Суссексе.

Рано повзрослев, в свои юные годы Диана стала самостоятельной и искушенной в житейских делах.

Помимо всего прочего, она обладала яркой индивидуальностью.

Она вышла из спальни и медленно стала спускаться вниз по лестнице в танцевальную залу.

Со всех сторон ее тепло приветствовали собравшиеся в танцевальном зале гости.

Все дамы спешили поцеловать ее, приговаривая обычные в таких случаях комплименты.

Мужчины казались более сдержанными, но Диана вскоре обнаружила, что до конца вечера у нее не осталось ни одного свободного танца.

На многочисленные приглашения потанцевать прямо сейчас следовал неизменный ответ:

— Простите, но этот танец я уже обещала. Выбравшись из толпы, она, улыбаясь, подошла к высокому молодому человеку, нетерпеливо ожидающему ее.

— Я думал, ты уже никогда не придешь, — проговорил он, взяв ее под руку и пробираясь сквозь толпу.

— Неужели я так долго? — равнодушно обронила Диана.

— Мне показалось, что тебя не было целую вечность.

Бережно обняв Диану за талию, он плавно закружил ее, что свидетельствовало о его незаурядных способностях танцора.

Лорду Долку было тридцать семь лет. Он так долго жил близ Лондона, всюду ища только развлечений, что свет почти забыл о нем и его отношении к браку, пока он не напомнил о себе, влюбившись в Диану.

Это оказалось не таким увлечением, когда мужчина быстро воспламеняется и так же быстро остывает, а настоящим сильным чувством. Он просто потерял голову, и тотчас поползли слухи, что они с Дианой — подходящая пара.

Правда, у Хьюго денег маловато, однако у Дианы их предостаточно.

Кроме того, он был знатен, хорош собой, владел фамильным домом, который, правда, нуждался в ремонте.

Джентльмен, лорд… Чего еще можно желать?

Делу, правда, мешала слишком бурная молодость, прошедшая у всех на виду, но да кто нынче не без греха.

У Дианы же все было в порядке: красота, деньги, хорошие манеры и воспитание, доставшееся ей от матери.

Отец сам добился всего, что имел, и надо отдать ему должное, поскольку даже самые большие снобы готовы были простить ему низкое происхождение.

Диана с Хьюго кружились в танце, замечая улыбки и завистливые взгляды гостей.

— Ты выглядишь божественно, — тихо прошептал Хьюго.

Диана поблагодарила его мимолетной улыбкой, в которой внимательный взгляд заметил бы насмешку. Она никогда не чувствовала искренности в комплиментах Хьюго. Всегда изящные и немного возвышенные, его похвалы казались ей не выражением настоящих чувств, а лишь богатым опытом в подобных вещах.

Хьюго вообще был каким-то неестественным, несмотря на хорошее воспитание.

До сих пор звучал у Дианы в ушах голос его матери:

«Я очень надеюсь, что Хьюго, прежде чем жениться, влюбится сначала в какую-нибудь милую замужнюю даму. Для юноши это как раз то, что нужно, чтобы набраться опыта».

Глядя по сторонам, Диана то тут, то там замечала своих друзей и точно знала, о чем они думают.

Девушки завидовали ей, поскольку многие их них время от времени пытались заполучить Хьюго в мужья.

Приятели Дианы, без сомнения, были разочарованы ее возможным замужеством, однако философски отнеслись к ее выбору, рассудив, что если уж рано или поздно ей все равно суждено выйти замуж, то почему бы и не за старину Хьюго.

Так или иначе, все это мало волновало Диану. Как говорится, из двух зол нужно выбирать меньшее.

— Я чувствую себя отвратительно, — пожаловалась она Хьюго. — Пойдем чего-нибудь выпьем.

С трудом протискиваясь сквозь толпу, они добрались до буфета, где Хьюго удалось раздобыть бутылочку шампанского.

— Неплохое вино, — заметил он, наполняя сначала бокал Дианы, а потом свой. — Лучше, чем обычно угощают на таких вечеринках. А кстати, кто это все организовал?

— Мистер Шнайбер, — ответила Диана. — Он — фабрикант. Крючки, застежки… Ну, что-то в этом роде. А это его дочь.

И она указала на молодую, довольно привлекательную девушку, особняком стоящую в дверях в поисках хотя бы одного знакомого лица.

— А она ничего, — высказался Хьюго, — правда, не в моем вкусе. Она кого-нибудь здесь знает?

Диана рассмеялась.

— Не думаю, — ответила она. — Ведь приглашения рассылала Мэри Картер, которая всегда все организует. Она собирает всех курочек, несущих золотые яйца, под свое крыло, конечно, если яйца эти по-настоящему золотые. Мы все ее просто обожаем. Она точно знает, какие именно вечеринки мы предпочитаем, и устраивает все так, как не смог бы никто другой. И не важно кто.

— А что с этого Шнайберам? — поинтересовался Хьюго.

— Мне кажется, неплохая реклама, популярность и, наконец, сознание того, что порог их дома переступают нужные им люди, — сказала Диана. — А еще счет утром, если, конечно, Мэри не заставила заплатить их заранее.

— Ну, давай выпьем за них!

И Хьюго поднял свой бокал.

В этот момент из толпы рядом с их столиком вынырнул маленький человечек и щелкнул фотовспышкой. Это означало, что завтра в одной из газет появится неофициальная фотография с заголовком: «Обворожительная мисс Диана ужинает со скандально-известным лордом Долком».

Медленно тянулось время.

Зато быстро опустошались бутылки с шампанским, а в Ланкашире на фабриках Ш «йбера безустально крутились колеса машин, и ночная смена следила за тем, чтобы движение это ни на миг не прерывалось.

Сам же мистер Шнайбер, в белоснежной крахмальной манишке и безукоризненно сидящем фраке от самого знаменитого портного, ничем не выделялся среди своих многочисленных гостей.

Прошло всего десять лет с тех пор, как он сам точно такой же ночью в замасленном комбинезоне стоял перед одной из своих машин, ревевшей так, что закладывало уши, гордый от сознания того, что именно он заставил это бесноватое создание заработать.

А сегодня благодаря этим же машинам он вращается в кругу людей, которые не работали в своей жизни ни дня и понятия не имели, зачем вообще это нужно делать.

С уважением и интересом внимал он их разглагольствованиям о том, что такое жизнь.

Он завидовал их холеным рукам, непринужденным степенным манерам, пренебрежению ко всему.

Пятьдесят лет своей жизни он отдал тяжелому труду, голодал, терпел лишения. Все, чего он достиг, не далось ему даром.

И все-таки он добился своего! Крючки и застежки, выпускаемые им, позволили не снимать больше квартиру, а обзавестись собственным домом на Гросвенор-сквер. Именно благодаря им он променял друзей юности, добродушных работяг, любителей соленого словца и пенного пива, на вечно всем недовольных, избалованных и неблагодарных представителей высшего общества.

Мистер Шнайбер был несказанно счастлив, что. у него есть деньги и что свет снизошел до него, воспользовавшись его гостеприимством.

Он отыскал глазами жену — та стояла в глубине танцевальной залы и с отсутствующим видом пожимала руки людям, которых никогда прежде не видела, время от времени бросая встревоженный взгляд на Мэри Картер в ожидании ее дальнейших указаний.

Миссис Шнайбер отличалась весьма внушительными размерами. Ее первое вечернее платье, купленное много лет назад в магазинчике на окраине Ливерпуля, было из ярко-красного бархата.

Тогда мистеру Шнайберу казалось, что она выглядит в нем потрясающе, и с первых же накопленных денег он приобрел ей массивное золотое кольцо с сомнительным бриллиантом.

Сегодня миссис Шнайбер была в костюме из черного шелка, который выбрала для нее Мэри Картер. Мистеру Шнайберу лишь было сказано, что это именно то, что нужно его жене.

Через пару дней, получив счет, он будет в этом не так уж уверен, да и сегодня, на веселой вечеринке, наряд казался несколько мрачноватым.

Даже три нитки великолепного жемчуга, возлежавшие на пышной груди миссис Шнайбер, и бриллиантовые серьги, свисавшие почти до самых плеч, не в силах были сделать его более ярким.

Впрочем, пусть мамочка и Рут носят что хотят и наслаждаются жизнью. Так считал мистер Шнайбер.

И Рут наслаждалась. Отец не сводил с дочери влюбленного взгляда, пока она пробиралась сквозь многолюдную толпу гостей. Какие же у нее красивые темные кудряшки! Гладкая, белоснежная кожа. Вот только помада какая-то уж чересчур красная.

В Ланкашире, когда фабричные девчонки после войны впервые начали вот так краситься, над ними смеялись и обзывали их.

Рут взяла отца под руку.

— Пойдем что-нибудь поедим, папочка, — проговорила она. — Ужасно хочется есть.

Мистер Шнайбер просиял. Как это похоже на Рут: поужинать с ним! Он и представления не имел, каким жалким выглядит со стороны. Маленький, толстенький человечек, не знающий куда деть руки от смущения. Рут краем уха услышала, как какой-то невзрачный молодой человек с оксфордским акцентом проговорил:

— Кто этот толстяк в дверях? Наверное, из прислуги?

Наконец Диана поднялась в танцевальную комнату. Вскоре выяснилось, что она безнадежно перепутала, какой танец кому обещала, и, махнув на все рукой, принялась танцевать исключительно с Хьюго.

Теперь в комнате было гораздо меньше народа — многие отправились в буфет выпить и перекусить. Хьюго танцевал хорошо, и Диана с упоением отдалась танцу. Какое счастье, что не нужно ни говорить, ни думать!

Без сомнения, Хьюго ей нравился. С ним было хорошо и поговорить, и помолчать. Такая компания ее всегда устраивала.

Они танцевали до тех пор, пока Диана, к своему удивлению, не обнаружила, что уже третий час ночи.

— Мне пора домой, — сказала она.

Она спустилась вниз за своей накидкой. Взглянула на себя в зеркало: щеки немного раскраснелись, однако на лице ни тени усталости.

«Неплохо повеселилась сегодня, — подумала она. — Да и, кажется, влюбилась в Хьюго».

Когда Диана вышла, он уже ждал ее в машине. Они тут же уехали, не попрощавшись со Шнайберами и не сказав им ни слова благодарности за чудесный вечер.

Откинувшись на мягкие подушки сиденья своего «роллс-ройса», Диана взяла Хьюго под руку.

Мне очень понравился сегодняшний вечер, — проговорила она.

Он уверенно притянул ее к себе и, когда Диана склонила голову к нему на плечо, крепко поцеловал ее в губы. Хьюго не первый раз целовал Диану, но сегодняшний поцелуй был какой-то особенный.

Взглянув на нее сверху вниз, Хьюго тихо спросил:

— Когда же мы поженимся, Диана?

Несколько секунд она как бы в забытьи лежала в его объятиях, настолько погруженная в свои мысли, что вопрос Хьюго долго оставался без ответа.

Наконец смысл его слов дошел до Дианы, возмутив до глубины души. Почему это он так уверен, что она хочет выйти за него замуж? Неужели думает, что она только и ждет не дождется, когда он сделает ей предложение?

Хьюго льстило, что общество считает его завидным женихом. Он был доволен таким положением вещей, и Диана прекрасно это знала.

Подавив нахлынувшее возмущение, она слегка отстранилась и, озорно сверкнув глазами, насмешливо бросила:

— Дорогой, это так неожиданно!

Хьюго с силой притянул ее к себе и поцеловал так страстно, что у Дианы даже закружилась голова. Машина остановилась.

— До свидания, — попрощалась Диана, откидывая меховой плед.

Шофер распахнул дверцу машины.

— Ты мне не ответила, — настаивал Хьюго, не оставляя ее руки.

— Я подумаю, — ответила Диана, с радостью заметив растерянность на лице Хьюго. -

Отняв руку, она не спеша поднялась по ступенькам и открыла дверь своим ключом. Хьюго поспешил вслед за ней, но на пороге Диана снова повернулась к нему спиной.

— Спокойной ночи.

— Можно мне хотя бы чего-нибудь выпить? — спросил он.

Она отрицательно покачала головой.

— Я сегодня слишком устала. Позвони мне завтра утром.

И прежде чем он успел что-нибудь вымолвить, проскользнула в дом и захлопнула за собой дверь, оставив его размышлять об их странном разговоре.

На следующее утро Диана проснулась в одиннадцатом часу. Ее уже ожидала почта. Писем оказалось много, хотя важных среди них не было.

Она лежала на вышитых подушках, уставясь невидящим взглядом на солнечный свет, пробивавшийся сквозь тонкие занавески, отчего хрустальные и золотые безделушки на туалетном столике так и сверкали.

«Вчера Хьюго сделал мне предложение», — вдруг вспомнила Диана, однако это ее ничуть не обрадовало.

Все мужчины, с которыми она когда-либо встречалась, ухаживали за ней одинаково, и Диане даже казалось, что иначе и быть не может.

Сначала они знакомились с ней, потом приглашали на обед или ужин, затем на танец и, наконец, через недельку-другую делали ей предложение, в одних и тех же выражениях, без малейшего намека на оригинальность и нисколько ее этим не удивив.

В глубине души она ждала от Хьюго другого признания, отличного от всех прочих.

Диана никак не могла понять причины своего безразличия. Ко всем знакомым мужчинам она относилась как к хорошим, верным друзьям и никак не могла представить их в роли мужей.

И тем не менее, когда она встретила Хьюго, ей показалось, что наконец-то нашелся человек, за которого она охотно вышла бы замуж. И вовсе не потому, что все считали их идеальной парой.

Он ей действительно нравился. Его многочисленные похождения никогда не заканчивались женитьбой. Эта его черта сначала весьма заинтересовала Диану. Однако теперь он, как и все, имел самые серьезные намерения и трепетно ждал ответа.

До чего же тосклива жизнь! Ни тебе приключений, ни чувств. Скука, да и только!

«Ну и ладно, — подумала Диана. — С ответом можно и потянуть, хотя что мне это даст, неизвестно. Да и найду ли я другого парня, с которым мне будет веселее, чем с Хьюго?»

Ответ на этот вопрос напрашивался сам собой. Диана долго лежала в постели. То сонными глазами смотрела на солнечный свет, то дремала.

Она была очень хороша собой, однако ее лицо портило выражение постоянного разочарования.

Диане скоро должно было исполниться двадцать пять лет. В течение семи последних она наслаждалась всеми прелестями жизни, которые могут дать деньги и положение в свете, однако в последнее время все это перестало интересовать ее.

Люди, как и вещи, становились неинтересными и надоедали ей. Диана чувствовала, что чего-то лишается, чего-то важного.

Ей хотелось большего, но бедняжка не знала, как и где его нужно искать.

Будучи бесконечно одинокой, Диана обожала фантазировать. Поэтому она постоянно была окружена выдуманными образами.

Мать ее умерла, когда девочке было десять лет. Это было хрупкое, нежное создание, и рождение двоих детей настолько подорвало ее силы, что она тихо угасла, незаметная и ненужная ни детям, ни своему вечно занятому мужу.

У Дианы был младший брат по имени Джимми.

В детстве они нечасто виделись, а теперь, когда выросли, встречались и того реже.

Он постоянно учился в каких-то закрытых частных школах, а на каникулы обычно уезжал со своим домашним учителем за границу, поскольку сэр Роберт очень хотел, чтобы его сын в совершенстве овладел иностранными языками. Сам он был лишен такой возможности.

Из хорошенькой, умненькой девочки Диана со временем превратилась в красивую молодую девушку. Она была похожа на мать, однако черты лица ее казались более строгими и решительными, как у отца.

Умные, живые, глубоко посаженные глаза, темные ресницы и темные брови говорили о том, что предками ее были выходцы из Ирландии.

Ее светло-золотистые волосы с годами потемнели и стали золотисто-каштановыми. Красивые локоны обрамляли ее нежное лицо, естественно подчеркивая белизну кожи.

Когда-то давно сэр Роберт приобрел Мортонз — старый дом примерно в часе езды от Лондона.

Это было здание эпохи Тюдоров, однако каждое последующее поколение, живущее в нем, добавляло к нему что-то свое, достраивая и перестраивая его, пока не получилось сооружение, в котором старинный дух великолепно сочетался с современным комфортом, чего невозможно было бы достичь, если бы дом этот строил один архитектор.

Здесь Диана держала лошадей и собак, к которым была очень привязана и любила гораздо больше, чем своих так называемых друзей и знакомых.

Джимми, как всегда, учился, и Диана чувствовала себя в Мортонзе абсолютно счастливой.

У нее была гувернантка, и хотя время от времени Диане приходилось ездить на занятия в Лондон, основные знания она почерпнула из огромной библиотеки, собранной еще предыдущим владельцем и занимающей большую часть дома.

Сэр Роберт приобрел Мортонз у одного известного государственного деятеля, который жил здесь последние тридцать лет своей жизни.

В его библиотеке имелись не только произведения классиков, но и самая разнообразная литература, включая беллетристику, которую он не прочь был почитать.

Когда хозяин умер, сэр Роберт перебрался в Мортонз, оставив все так, как было при нем.

Диана обожала книги и чем старше становилась, тем больше внимания уделяла содержимому библиотеки.

Когда ей исполнилось семнадцать, гувернантка взяла расчет, и Диане удалось убедить отца в ненужности своего дальнейшего образования.

Спорить ему было некогда, да и, по правде говоря, сэр Роберт только рад был тому, что дочь готова исполнять обязанности хозяйки в их лондонском доме и на деловых вечеринках, которые приходилось устраивать каждую неделю.

Впервые Диану вывезла в свет жена одного из приятелей отца, сама хозяйка модного лондонского салона.

Взять молодую девушку под свое покровительство ее побудила необыкновенная красота Дианы.

Увидев как-то юную Хедли в Мортонзе, эта почтенная дама сразу же взяла ее с собой во Францию.

Две недели, проведенные Дианой в Париже, не прошли даром: новая покровительница накупила ей нарядов, сводила к известному парикмахеру, который остриг ее волосы по самой последней моде.

Покинув Англию хорошенькой гимназисткой, Диана Хедли вернулась домой настоящей красавицей.

Ее светский дебют был великолепен. Пресса просто захлебывалась от восторга.

«Наконец-то есть о ком поговорить», — заявили журналисты, с восторгом взявшись за дело.

Теперь известность Дианы была сравнима лишь с известностью популярной актрисы или великосветской красавицы эпохи правления короля Эдуарда.

Каждую неделю восхищенная публика замирала в ожидании появления ее новых фотографий: Диана в саду, Диана в гостиной, Диана в своем спортивном автомобиле, Диана верхом на лошади.

Надо сказать, фотостудии, да и фотографы, очень неплохо заработали на этих снимках, а сама она стала известна всей стране.

Неудивительно поэтому, что каждое утро Диане приходили многочисленные письма с приглашениями почтить своим присутствием самые разнообразные мероприятия, а в течение всего дня раздавались телефонные звонки с просьбами дать интервью. Вопросы предлагались самые разные, как например: делает ли она по утрам зарядку, что думает по поводу возвращения в моду узкой юбки, летала ли когда-нибудь на вертолете, и если да, то какие чувства при этом испытывала.

И сейчас, этим солнечным утром лежа в своей кровати в доме на Парк-лейн и вспоминая Мортонз, Диана вдруг остро ощутила, как не хватает ей царящей в нем тишины и благодатного чувства одиночества.

Сколько же времени прошло с тех пор, как она жила там одна? Долгие-долгие годы…

Правда, каждые выходные комнаты этого старого дома заполняла шумная, веселая компания ее разодетых в пух и прах друзей, с которыми она обожала совершать вылазки на природу.

Диана купалась в реке, каталась на лодке, ездила верхом. И всегда рядом оказывался какой-нибудь поклонник.

«Сегодня же поеду в Мортонз, — решила Диана. — И непременно одна».

Но только она об этом подумала, как зазвонил телефон.

Глава 2

В Мортонз в тот день Диана так и не попала. Вместо этого осталась в Лондоне и вечером отправилась ужинать с лордом Долком.

Он прибыл за ней на Парк-лейн, и они поехали в Посольский клуб, почти не разговаривая по дороге.

Там, усевшись за столик на обитые алым бархатом кресла, сделали заказ, да так и остались сидеть, наблюдая за тем, как сквозь резные двери входят все новые и новые посетители. Тем для беседы все никак не находилось, и между Дианой и ее поклонником повисло неловкое молчание.

Наконец Хьюго нарушил его:

— Я люблю тебя, Диана.

От внимания Дианы не могло ускользнуть то, с каким обаянием он это произнес. Должно быть, именно так он и одерживал свои прошлые победы над женщинами, которые находили Хьюго неотразимым.

Он был хорошо сложен, недурен собой, широк в плечах, а если время от времени от хорошей жизни и приобретал лишний вес, то немедленно прилагал все усилия, чтобы его сбросить.

Сегодня Диана впервые оценивающе смотрела на своего ухажера — раньше ей никогда и в голову не приходило это делать.

Обычно она и сама не знала, почему один человек ей нравится, а другого она терпеть не может. Скорее всего срабатывала женская интуиция.

Хьюго ей нравился, без всякого сомнения. Диану неуловимо тянуло к этому мужчине, и поэтому постоянно приходилось держать себя в руках, а это делать она умела.

Со своей стороны Хьюго, привыкший одним только взглядом завоевывать сердца женщин, отнюдь не был обескуражен напускной холодностью Дианы. Это лишь заставляло его действовать более решительно.

Их отношения развивались классически: чем холоднее вела себя с ним Диана, тем сильнее он ее желал. И не успел наш Хьюго опомниться, как влюбился в нее без памяти.

Он всегда был избалован вниманием женщин, которые с благоговением ловили каждое оброненное им слово, приходили в восторг от любой шутки. Поэтому его несколько раздражало непохожее на других поведение Дианы.

И тогда Хьюго решил, что завоюет ее сердце во что бы то ни стало. Он всерьез взялся за дело. Каждый вечер возил ее ужинать в самые малолюдные заведения, какие только имелись в Лондоне. Диана была очаровательна, весела, умна, мила с ним, однако Хьюго чувствовал, что в своем стремлении добиться ее не продвинулся ни на шаг.

Как-то Диана пригласила его вместе с несколькими друзьями на выходные в Мортонз. Он поехал и там, в ее родном доме, влюбился окончательно.

Стояли дивные летние деньки. После ужина мужчины вышли с сигарами на террасу, на свежий воздух, где их уже дожидались женщины, загадочные и волнующие в своих светлых платьях.

Хьюго незаметно — ему всегда удавалось это превосходно — увлек Диану в сторонку, подальше от остальных гостей.

Они спустились с веранды и двинулись по засеянной зеленой бархатистой травкой лужайке к розовому саду.

Воздух был напоен душистым ароматом ночных цветов, тускло светила луна, деревья отбрасывали на траву длинные тени.

Молча дошли они до пруда, заросшего белыми лилиями дивной красоты. Стояла оглушительная тишина, нарушаемая лишь шорохом листвы да гулким уханьем совы вдалеке у ручья.

Казалось, что Лондон с его суматошной жизнью находится где-то далеко, за сотни миль отсюда.

Не говоря ни слова, Хьюго поднес к губам руку Дианы, потом очень бережно заключил ее в свои объятия и с удивлением ощутил, как неистово заколотилось его сердце.

Сегодняшняя ночь казалась волшебной, а сама Диана — сказочной принцессой, и Хьюго точно знал, что никогда в жизни ему не доводилось испытывать подобных чувств. Она позволила ему поцеловать себя, хотя сама не ответила на поцелуй, и через несколько минут, все так же молча, они пошли обратно.

Гости уже успели зайти в дом и танцевали под негромкие звуки радиоприемника. Хьюго взглянул на Диану.

При ярком освещении отчетливо было видно, что лицо ее абсолютно ничего не выражает. Глаза блестели точно так же, как и раньше, до поцелуя.

Это поразило Хьюго до глубины души и сильно уязвило. То, что эта девчонка, похоже, не испытывает к нему никаких чувств, было поразительно! Такого в его жизни еще не случалось.

Он предпринял еще одну попытку увлечь ее. Пригласил на танец и крепко прижал к себе. Другая бы на ее месте смутилась или кокетливо улыбнулась — ведь между ними, как это бывает у влюбленных, существовала теперь некая тайна.

Однако Диана оставалась по-прежнему безмятежной и разговаривала с ним настолько спокойно, будто ни по какой лужайке они не гуляли, возле пруда не останавливались и, уж конечно, не целовались, а вышли прямо из-за стола и стали танцевать. С этого момента Хьюго окончательно потерял голову.

И сейчас, сидя за столиком в клубе, Хьюго пришел к выводу, что Диана сегодня как никогда хороша.

На ней было белое платье, а поверх него — песцовая накидка с полосками из горностая.

Единственным украшением ей служила бриллиантовая брошь внушительных размеров. К плечу Диана приколола орхидею — скорее всего из того огромного букета, который Хьюго преподнес ей перед ужином.

— Я люблю тебя, Диана.

В ответ на эти слова Диана лишь взглянула на него и улыбнулась:

— Спасибо, Хьюго.

— Вчера я задал тебе вопрос. Могу ли надеяться получить на него ответ?

Диана снова улыбнулась:

— Наверное, ты должен был задать его по-другому. Ну, например: «Ты выйдешь за меня замуж?»

— Разве дело только в форме?

— Ив ней тоже, — кивнула Диана. — Мне хочется, чтобы это было предложение настоящее, сделанное по всем правилам.

От Хьюго не укрылась легкость, с которой она произнесла это откровение.

— По-моему, этим не шутят, — раздраженно бросил он.

Но не успела Диана ответить, как он тут же заставил себя рассмеяться над собственными словами.

— Ну знаешь, — заметила Диана, — в последнее время ты стал слишком занудным. Уверена, если я выйду за тебя замуж, ты тут же запретишь мне краситься или вообще делать что-либо без твоего разрешения.

— Диана, я серьезно…

Она отрицательно покачала головой:

— Нет, нет, сегодня не будем серьезными. Я целый день сама серьезность, мне это до смерти надоело. Давай поговорим о чем-нибудь другом.

Они оба знали, что это невозможно, и тем не менее Диане нужно было выиграть время. Она не хотела давать Хьюго окончательного ответа, по крайней мере сейчас.

Она быстро оглядела зал, ища новую тему для разговора.

Народу было немного. Как всегда, несколько скучающих молодых особ, всюду появляющихся в сопровождении своих мужей и ухажеров.

Кучка хихикающих над чем-то барышень, в прошлом, должно быть, весьма привлекательных.

Член королевской фамилии с молодой дамой сомнительного происхождения, но потрясающей наружности.

Трое молодых людей, известных по газетным светским хроникам, в компании постоянно жующих американок.

За соседним столиком Диана неожиданно увидела свою давнюю подругу Лоэлию Стэндиш, которая ужинала со своим мужем.

Извинившись перед Хьюго, Диана поспешно подошла к их столику.

— Лоэлия, дорогая, — воскликнула она, — я и не думала, что ты в Лондоне!

— Мы приехали только сегодня, — ответила та. Тридцатипятилетняя Лоэлия Стэндиш была одной из немногих женщин, вызывающих у Дианы чувство искреннего восхищения и привязанности.

Они познакомились несколько лет назад в одном загородном доме, куда обе были приглашены на несколько дней погостить и где, как ни странно, царила невыносимая скука. За время, проведенное вместе, девушки очень подружились и договорились поехать в загородный дом Лоэлии в Ворчестершир.

Там они еще сильнее привязались друг к другу, и Диана поняла, что лучшей подруги, чем Лоэлия Стэндиш, у нее нет и вряд ли когда-нибудь будет.

Лоэлия была замужем дважды. С первым мужем жизнь казалась каторгой. Они разошлись, и Лоэлия вышла замуж за Джека Стэндиша, которого обожала и который ее просто боготворил.

Они были так счастливы друг с другом, что им не был нужен никто другой. Однако Диана очень понравилась Лоэлии, и она приложила максимум усилий, чтобы та чувствовала себя в ее доме комфортно и уютно. Что-то подсказывало ей, что, несмотря на жизнь, полную развлечений, которую вела Диана, она тем не менее очень одинока.

— Я хотела позвонить тебе завтра утром, — проговорила Лоэлия. — Мы приехали только два часа назад и собираемся пробыть в Лондоне до понедельника. Джек хочет купить лошадь в Таттерзалле. А кто это с тобой? Может быть, пригласить его к нам за столик?

Диане только это и было нужно: вскоре, к досаде Хьюго, они оказались за столиком семейства Стэндиш.

Хьюго понадобилось совсем немного времени, чтобы оценить их новую компанию. «Довольно милые, но невероятно скучные люди», — подумал он. С мистером Стэндишем он уже был знаком: встречался как-то на охоте, — а вот его жену видел впервые. Она оказалась совсем не в его вкусе, и даже не хотелось лезть из кожи вон, чтобы ей понравиться.

Сам же он был бы крайне удивлен, если бы узнал, какую точную характеристику дала ему после ужина Лоэлия в разговоре со своим мужем.

А уж когда Диана условилась со Стэндишами провести у них следующую неделю — причем, как показалось Хьюго, она сама напросилась к ним в гости, — ему едва удалось скрыть свое негодование.

— Не знаю, понравится ли тебе у нас на этот раз, — заметила Лоэлия. — Видишь ли, шумного веселья не предвидится. К нам приезжает Барри Данбар, а он ненавидит, когда в доме много народа. Мы с Джеком его очень любим. Он один из самых замечательных молодых людей, которых мы с Джеком когда-либо встречали, однако совершенно не умеет вести себя в светском обществе.

— Барри, — вмешался Джек Стэндиш, — один из умнейших людей Европы. Это, конечно, мое мнение, однако вряд ли кто-то бы стал спорить со мной.

— Мне кажется, я где-то уже слышала о нем, — заметила Диана. — Он имеет какое-то отношение к Востоку?

— Самое непосредственное, — ответила Лоэлия. — Он изъездил всю Индию и Китай и привез в Европу несколько еще не переведенных бесценных древних рукописей.

— Барри считает, что они интересны не только с научной точки зрения. Их философские идеи могут оказать бесценную помощь нашим современникам.

— Мало у кого сейчас есть время для философии, — насмешливо заметил Хьюго.

— И очень жаль, — отозвалась Лоэлия. — Потому-то большинство людей— так несчастны. Когда у человека серьезные проблемы, лишь философское отношение к жизни может помочь ему избавиться от них.

— Мне очень хочется познакомиться с мистером Данбаром, — проговорила Диана. — Похоже, он действительно неординарный человек, а это так интересно.

Лоэлия на секунду встретилась глазами с мужем, и у обоих мелькнула одна и та же мысль:

«Какое мнение сложится у Барри о Диане?»

Дом Лоэлии и Джека Стэндишей находился в Малверне, в Ворчестершире. Их предки жили в нем уже на протяжении многих веков.

С годами он претерпел значительные изменения, сохранив, правда, при этом архитектурный стиль, характерный для эпохи правления короля Георга: просторные пропорционально построенные комнаты и окна с выступами, выходящие в великолепный сад.

Один из Стэндишей, живший примерно в середине восемнадцатого века, дал ему название Охотничий дом. С тех пор оно так и не менялось.

Стэндиши были гостеприимными, однако четко придерживались правила — собирать вместе лишь тех людей, у которых могли найтись общие интересы.

Когда Джек ждал в гости своих друзей, местные сквайры, любители охоты на лис, и их жены в Охотничий дом не приезжали.

Поместье занимало большую площадь, включая озеро и солидный участок лесного массива.

Здесь, возвышаясь над окрестностями, находились развалины старого замка — руины как руины, ничего примечательного в них не было.

Замок этот так и назывался Замком Стэндишей по той простой причине, что располагался он на территории поместья.

Как он выглядел первоначально, никто не знал — время разрушило стены, выложенные из серого камня, покрыло их плющом.

Лишь одна маленькая башня устояла под натиском времени и не поддалась разрушительному влиянию природы, оставаясь такой, какой ее создал архитектор много веков назад.

Джек забавы ради отреставрировал ее и обставил две комнаты замка кое-какой мебелью. Получился великолепный укромный уголок.

— Когда ты мне надоешь, — сказал он Лоэлии, — я уйду сюда и буду жить здесь в гордом одиночестве.

Жена тогда лишь рассмеялась в ответ, поскольку супруги не мыслили своей жизни друг без друга, полагая, что так будет и впредь.

И замок оставили для самых дорогих гостей, у которых иногда возникало желание пожить в одиночестве, а кроме того, насладиться одним из самых чудесных видов центральных графств Англии.

Из окон замка открывалась потрясающая панорама окрестности: по долине, извиваясь, нес свои серебристые воды Северн до того места, где у Тьюкесбери он впадал в Эйвон, и уже полноводной, мощной рекой бежал по долине Ившем, спускаясь к горам Котсуолд.

По ночам огни башни казались отражением мерцавших на небе звезд.

Джек Стэндиш никогда не приглашал в замок шумные сборища. Диана и молодые люди, гостившие у Стэндишей, часто просили его разрешить им прийти туда в полночь, надеясь пощекотать себе нервы встречей с привидением, однако Джек был непреклонен.

— В замке царит необыкновенный покой, который нам с Лоэлией очень по душе, и я бы не хотел, чтобы его нарушали. В последние несколько лет я разрешал погостить в замке паре-тройке людей, которые были либо глубоко несчастными, либо больными, и всем пребывание там пошло только на пользу. И я не желаю, чтобы так называемая цивилизация своим шумом и гамом нарушала его средневековую тишину.

— Другими словами, — рассмеялась Диана, — ты считаешь нас не цивилизованными людьми, а дикарями.

— Вот именно, — подхватил Джек.

Когда Диана отправилась к Стэндишам, стоял чудесный солнечный денек.

«Роллс-ройс» плавно катил по Оксфорду, по широкой дороге, ведущей к вершине Бродвей-хиллз, за которой начиналась долина Ившем.

Сидя на заднем сиденье, Диана, однако, не радовалась яркому солнышку, красота проносившегося мимо пейзажа не привлекала ее внимания. Мысли ее целиком были заняты Хьюго. Выходить или не выходить за него замуж? Какое решение ей стоит принять? Вопросы эти теснились в голове, не давая покоя.

Хьюго очень не понравилось то, что она собиралась покинуть его на выходные, однако его возражения только придали Диане упрямства. Во-первых, ей хотелось хоть на какое-то время избавиться от своего жениха, а во-вторых, сейчас она, как никогда, нуждалась в обществе Лоэлии и Джека.

Из всех ее друзей они были самыми добрыми и искренними, и теперь, когда ей предстояло принять важное решение в своей жизни, хотелось быть рядом с ними.

«Интересно, смогу ли я обсудить предложение Хьюго с подругой», — думала Диана. И тут же пришла к неутешительному выводу. Лоэлии Хьюго не понравился, и она вряд ли считает его подходящим мужем.

Почему Диана решила, что Лоэлия думает именно так, она и сама не знала, однако была уверена в том, что интуиция ее не подводит.

«Что же мне делать? Какое решение принять?» — повторяла про себя Диана.

Однако в глубине души она не сомневалась, что по возвращении в Лондон примет-таки предложение Хьюго и разрешит ему объявить об их помолвке.

С того самого вечера в клубе он неоднократно просил дать ему ответ, причем просьбы эти были сделаны таким решительным тоном, что Диане с каждым разом становилось все труднее и труднее увиливать от разговора.

Каждое утро он присылал ей цветы и звонил по телефону, ведя непринужденную и остроумную беседу, да и в течение дня тоже ни на минуту не оставлял ее в покое.

Прошлым вечером они решили пойти в кино. Ужинали они в «Аперитив-грилл» — недавно открывшемся уютном ресторанчике на Джермин-стрит.

Хьюго заказал великолепный стол, состоявший исключительно из экзотических блюд, и так мило и умело развлекал ее, что Диана не заметила, как пролетело время, а когда спохватилась, в кино идти было уже слишком поздно.

У Хьюго великолепные манеры, которые проявляются в общении не только с друзьями, но и со всеми людьми, с которыми ему приходится сталкиваться, решила тогда Диана.

И тем не менее что-то не давало ей с легким сердцем принять его предложение, что-то в Хьюго настораживало ее.

Быть может, как раз изысканность манер, эта искушенность в житейских делах и заставляли Диану задавать себе вопрос: что представляет собой настоящий Хьюго, скрытый под личиной светского щеголя?

Но ответа на него Диана никак не могла найти, и это не давало ей броситься Хьюго на шею и с радостью принять предложение.

Вот и сейчас, тщетно поискав ответ на этот вопрос, Диана обратила наконец свой взор на проносившийся мимо красочный пейзаж.

Впереди виднелись Малверн-хиллз. Суровые, лишенные растительности возвышенности поднимались к яркому синему небу, и солнце играло на их каменистых кручах, которые скоро покроются зелеными листьями папоротника, а осенью, когда все пожелтеет вокруг, будут казаться золотыми.

Машина свернула с основной дороги к Малверну и поехала в южном направлении, туда, где далеко, на самом горизонте, высилась громада Замка Стэндишей, а где-то за зелеными лесами, надежно скрытый от дороги, стоял Охотничий дом.

Проехав по главной аллее, обсаженной вязами, она остановилась у парадного подъезда.

Диана вышла из машины. Свора собак, весело лая, бросилась навстречу гостье. Оглядевшись, Диана увидела спешащую к ней Лоэлию.

При виде подруги Диану вдруг охватила безудержная радость оттого, что она вырвалась из Лондона.

«Ничего, пусть Хьюго подождет, — промелькнуло у нее. — Потом решу, что ему ответить».

И, подбежав к Лоэлии, она крепко обняла и поцеловала подругу.

Глава 3

— Гостей у нас будет совсем немного, дорогая, — говорила Лоэлия, провожая Диану в ее спальню, просторную комнату, стены которой были обиты веселеньким ситцем, а окна выходили в розовый сад. Вдалеке поблескивало озеро.

— Ну и слава Богу! — обрадовалась Диана. — Я так устала. На этой неделе каждый день ложилась спать в четвертом часу ночи. А кто у вас будет?

— Во-первых, Барри Данбар, о котором я тебе уже рассказывала, — ответила Лоэлия. — Он, как ты знаешь, самый близкий друг Джека. А еще полковник Стэнмор с женой. Очень приятные пожилые люди. На следующей неделе они собираются уехать в Картум. Всего шесть человек. Надеюсь, дорогая, тебе не будет скучно.

Говоря это, Лоэлия взглянула на подругу и поразилась ее красоте. Диана стояла у окна, и солнечный свет играл в ее каштановых волосах, отчего те приобрели оттенок червоного золота.

На ее белоснежной коже не было и тени следов бессонных ночей. Лишь под глазами пролегли небольшие голубоватые тени, что отнюдь не портило, а скорее даже подчеркивало ее красоту.

В своем бледно-зеленом платье с узким темно-красным пояском — в тон ему Диана накрасила губы алой помадой и таким же ярким лаком ногти — она казалась тонкой, как тростинка.

«Какая же она хорошенькая, — подумала Лоэлия. — Как жаль, что она ведет такую бесцельную жизнь!»

Сама Лоэлия вышла замуж в восемнадцать лет за человека на тридцать пять лет ее старше. Он был очень богат. Для дочери адвоката, дела которого шли из рук вон плохо, лучшей партии было не сыскать.

Муж ее унаследовал состояние своего отца, а вот его светлый ум, к сожалению, получить в наследство не удалось — сынок оказался горьким пьяницей. Пил он и днем, и ночью, без перерыва.

Правда, за все те годы, что они жили вместе, Лоэлия ни разу не видела его в невменяемом состоянии, однако и трезвым он никогда не был.

Она вышла замуж после стремительного ухаживания, продолжавшегося всего три недели и одобренного ее отцом, который познакомился с Малкольмом Фентоном на юридической, так сказать, почве: будущий зятек затеял какую-то тяжбу, и ему нужен был хороший адвокат. Так Малкольм Фентон и появился впервые в доме ее отца.

Лоэлии льстило его внимание, а если иногда и закрадывалось сомнение, что этот человек ей не пара, отец и тетушка были тут как тут, в два голоса убеждая девушку, что ей чрезвычайно повезло.

Лоэлии жила спокойной, уединенной жизнью, в которой не происходило почти никаких событий. С мужчинами она почти не сталкивалась. Отец, двое-трое дядюшек да местный священник — вот и все ее знакомые мужчины. Где ж ей было догадаться, что престарелый Малкольм Фентон абсолютно не годится в мужья такой молоденькой, как она.

Прошло несколько месяцев после замужества, прежде чем она сообразила, что ее новоиспеченный муж пьет намного больше, чем положено.

Последующие десять лет оказались настоящим кошмаром, поскольку он уже не мыслил своего существования без спиртного.

Когда ему было особенно плохо, раздраженный, он вымещал свое недовольство на ни в чем не повинной жене.

Правда, он никогда не осмеливался поднять на нее руку, но и без того жизнь казалась Лоэлии нескончаемой пыткой.

Малкольм Фентон отличался крайним занудством, и прислуга, измученная бесконечными придирками, не задерживалась в их доме долго. Вот только жене этого домашнего тирана податься было некуда.

Каждый день ему все было не так. То обед невкусный, то блюда не те, что он любит. Стоило Лоэлии выйти из дома, как он тут же начинал ворчать, что совсем заброшен, стоило остаться дома — говорил, что надоела.

Десять лет несчастного супружества казались двадцативосьмилетней Лоэлии целой жизнью, в которой не было ничего, кроме обид и унижений.

И когда она, смертельно уставшая от беспросветного существования, повстречала Джека Стэндиша, то уже не смела даже надеяться на лучшее будущее.

Он зашел к ним случайно: одолжить немного бензина и спросить, как проехать к их соседу, у которого собирался погостить несколько дней.

Стэндиш только что вернулся с Востока, где был вместе со своим другом Данбаром. Высокий, худощавый и загорелый, он с первого взгляда показался Лоэлии самым красивым мужчиной, которого она когда-либо видела.

Пока из гаража несли канистру с бензином, они говорили о всяких пустяках, и тем не менее этих нескольких минут оказалось достаточно, чтобы круто изменить судьбыобоих.

По прошествии года, в течение которого он путешествовал по Востоку, Джек вернулся домой, чтобы посмотреть, как обстоят дела в поместье отца.

Через полгода он намеревался вернуться обратно. Брачные узы никогда не прельщали его. Однажды, правда, он по-детски влюбился в одну актрису, которая годилась ему в матери.

Увидев Лоэлию, непривлекательную, невзрачно одетую, с грустными глазами, он с первого взгляда влюбился в нее, равно как и она в него.

Джек Стэндиш не стал терять времени даром. Он мигом все обдумал и, не обращая внимания на слабое сопротивление Лоэлии, заставил согласиться с его планом, настолько дерзким, что захватывало дух.

Кончилось все тем, что он решительно поговорил с ее мужем — как позже призналась Лоэлия, при этом они с Джеком еще даже не знали имен друг друга, — а еще через несколько часов посадил ее в свою машину и увез.

Словно в награду за годы, полные страданий, жизнь с Джеком сложилась абсолютно счастливо.

В течение года, пока шел бракоразводный процесс, они путешествовали, а потом вернулись в Англию, нимало не заботясь о том, что говорит о них людская молва. Важным для них казалось одно — быть вместе.

Год спустя умер отец Джека, и они перебрались в Охотничий дом. А еще через год родился сын, которого оба просто обожали.

Лоэлия не любила вспоминать свое прошлое, однако была твердо убеждена, что теперь обязана помогать людям найти свое счастье в жизни.

Она не могла видеть людских страданий, ни душевных, ни физических, справедливо полагая, что они одинаково ужасны.

Ее близкие знакомые хорошо знали, что, помимо семьи, у Лоэлии есть в жизни еще один интерес — это те люди, которые, совершив в жизни какую-то ошибку, пусть даже и не по своей вине, превратили свою жизнь в кромешный ад.

За год она получала сотни писем от людей, попавших в беду, с просьбами совета или помощи.

Было в ней что-то такое, что располагало людей к откровению.

Джек часто шутил, что стоит Лоэлии только познакомиться с кем-нибудь, как тот сразу же бросался рассказывать ей историю своей жизни. Впрочем, в этом отношении Джек, сам того не ведая, мало чем отличался от своей жены.

Когда он учился в Оксфорде и позже, в течение четырех военных лет, он привык надеяться лишь на самого себя.

Ему доставляло огромное удовольствие знать, что в отличие от других молодых людей он в час суровых испытаний, в самый решающий момент соберет всю свою силу и полю, чтобы выжить.

В конце войны Джек познакомился с Барри Данбаром.

Барри слыл самым храбрым в своем полку. Он дважды был представлен к высоким наградам, а среди солдат, которые служили под его началом, пользовался непререкаемым авторитетом. Они го-топы были следовать за своим командиром в огонь и воду.

Джек не мог не услышать о нем, поскольку вокруг этого имени ходили легенды. Но, как истинный англичанин, ненавидящий любые проявления героизма, составил о нем свое собственное мнение — самоуверенный и самодовольный хлыщ, выдающий безрассудство за храбрость, а браваду за смелость.

Вместо этого он увидел высокого симпатичного человека с тихим голосом, который любил говорить о чем угодно, только не о своей славе. Все, что он слышал, вызывало в нем живейший интерес.

Несмотря па первоначальное мнение, Барри поправился Джеку с первого дня их знакомства.

Между ними завязалась крепкая дружба, а когда закончилась война, они стали все время проводить в обществе друг друга.

Они дружили уже довольно долго, прежде чем Джеку удалось разговорить Барри на интересующую и волнующую его тему. Для Джека открылись новые горизонты: он начал осознавать, что означает для мыслителя само понятие философии.

И случилось чудо. То, над чем он раньше потешался, стало вызывать у него восхищение и глубокое благоговение. Он, словно маленький мальчик, с самого начала, шажок за шажком начал постигать величайшую философию существования.

Барри рассказал ему, что когда сам начал изучать философию, отыскивая Веды, священные книги древних индусов, которые являлись ее основами основ, то обнаружил, что для западного читателя литературы на эту тему почти нет.

Переводы, выполненные в конце девятнадцатого века, оказались настолько некачественными, что для научных трудов не представляли никакой ценности, а раздобыть оригиналы было практически невозможно.

Барри достоверно было известно, что в монастырях северной Индии и Китая священные книги были сокрыты, и, если бы их удалось вытащить на свет Божий, можно было бы оказать неоценимую помощь людям. Но ламы и монахи показывали эти сокровища лишь посвященным, а значит, нужно принимать чужую веру и становиться монахом.

В течение многих лет Барри пытался решить эту проблему. Выучив почти все индусские диалекты, он обследовал большую часть еще неизведанных районов Гималаев, обретя в уединении не только смысл жизни, по и счастье.

Началась война, и Барри был вынужден защищать свою страну, но вот она закончилась, и теперь он мог вернуться к любимому занятию.

Он надеялся, что ему наконец удастся тем или иным способом получить доступ к богатствам Тибета, которого удостаивались лишь избранные, самые ревностные служители веры.

Это являлось делом всей его жизни, делом настолько сложным и нужным, что Барри, без сомнения, можно было отнести к самым выдающимся людям своего времени.

У Джека была возможность помочь другу материально. У Барри были средства на самое необходимое, однако оплатить все расходы по переводу и последующему изданию рукописей оказалось ему не по карману.

Эту обязанность и взял на себя Джек, решив, что подобная деятельность и будет его вкладом в дело служения человечеству. Ему удалось дойти до самых высоких официальных лиц и добиться заключения выгодного соглашения.

Пока Барри путешествовал, исчезая из поля зрения на полгода, а то и на год, Джеку разрешалось хранить у себя те духовные ценности, которые Барри уже приобрел, работать с ними, изучать, в общем, нести за них полную ответственность.

Правительство обещало неофициальную поддержку и посильную помощь, однако вмешиваться в их дела было не вправе. Успех Барри в его предприятии целиком и полностью зависел только от него самого.

Ламы и монахи ревностно хранили свои бесценные сокровища, некоторые из которых были написаны за сотни лет до Рождества Христова и тем не менее отлично сохранились.

Одолжить их ученым не представлялось возможным. И тем не менее, где другие отступали, Барри решительно шел в бой и одерживал победу.

Когда рукописи наконец-то попали к нему в руки, потребовалось много времени и труда, чтобы их перевести, поскольку написаны они были на почти забытых диалектах.

Лоэлия не спешила подробно рассказывать Диане о Барри Данбаре, она вообще не склонна была о нем говорить.

И Диана — как всегда очаровательная, в длинном платье из бледно-голубого шифона и с сапфировыми серьгами, почти касавшимися ее белых плеч, — спускаясь по дубовой лестнице к ужину, размышляла о том, кто же он такой, этот Барри.

«Наверняка какой-нибудь занудный старикан, — вздохнув, подумала она. — Как и все историки».

Она вошла в библиотеку. И сейчас же с кресла, стоявшего у камина, поднялся высокий мужчина и тихим приятным голосом проговорил:

— Разрешите представиться. Меня зовут Барри Данбар.

За ужином Диана, сидя по левую руку от хозяина дома, то и дело бросала взгляд на Барри, который разместился напротив. К своему удивлению, сама она почти все время молчала.

Это было особенно странно, потому что, отличаясь общительностью, она всегда была душой общества, особенно когда гостила у Лоэлии.

Среди своих сверстников Диана пользовалась репутацией остроумной особы, однако сейчас она впервые почувствовала, что ей никак не удается поддержать разговор.

Для оживленной беседы обычно требуется заинтересованная аудитория, способная эту беседу поддержать, и беззаботная болтовня Дианы всегда целиком и полностью зависела от собеседника.

Однако самыми излюбленными темами разговоров у Дианы и ее друзей служили их общие знакомые. Перемалывая косточки, сплетники должны были по крайней мере знать тех людей, о которых шла речь.

Сегодня Диана поняла, что никто из сидящих за столом не был знаком ни с одним из ее друзей.

Лоэлия с Джеком, естественно, знали в Лондоне многих, но с Дианой у них не было общих знакомых.

Последние пять лет Стэндиши провели за границей, а Барри, как показалось Диане, не догадывался даже о самом существовании светского общества, не говоря уж о его юных представительницах.

Он был довольно привлекателен, обладая при этом несколько необычной внешностью.

Загорелое лицо — испещренное морщинами и обветренное от бесконечного пребывания на свежем воздухе; глаза же на этом загорелом лице казались пронзительно голубыми. Волосы темные, но на висках уже пробивалась едва заметная седина.

Жизнь наложила отпечаток и на его внешность — черты лица стали резкими и строгими.

Чувствовалось, что энергия так и кипит в нем.

И в то же время Диану поразило спокойствие, которым веяло от этого человека.

Позже, узнав Барри поближе, Диана обнаружила, что у него есть привычка внезапно застывать на месте. Словно мыслями он убегал так далеко вперед и настолько быстро переключался на другой предмет, представляющий для него в данный момент наибольший интерес, что тело его делалось неподвижным. Видимо, мозг, занятый другими проблемами, не давал ему команды двигаться.

Создавалось впечатление, что Барри настолько владеет своим телом, что не делает ни одного лишнего движения.

Привлекала и его особенная манера вести беседу. Он не был похож на тех суетливых людей, которые обожают перескакивать с одной темы на другую.

Каждое произнесенное им слово казалось полным глубочайшего смысла. Диана обратила внимание, что он не любил разговаривать просто так, лишь бы что-то сказать.

Позже она отметила для себя, что в присутствии Барри невозможно болтать о пустяках: он всегда настраивал на серьезный разговор.

У него была очаровательная и совершенно обезоруживающая улыбка: казалось, что тебе улыбается счастливый ребенок, на которого просто нельзя сердиться.

Диану сразу заинтересовал загадочный и совсем непохожий на других обитателей Охотничьего дома Барри. И она решила побеседовать с ним наедине.

Интересно: что он о ней думает? Она столько слышала лестных слов в свой адрес, столько мужчин восхищались ее красотой, что привыкла только к поклонению.

Диана прекрасно сознавала, что мужчине, который последние несколько лет своего путешествия провел в таких местах, где женщину можно было увидеть только разве что во сне, она должна казаться неотразимой.

Барри пару раз взглянул в ее сторону, и Диана с изумлением увидела на его лице выражение легкой насмешки.

Ей пришлось пустить в ход свое обаяние, которое всегда безотказно действовало на мужчин: кокетливую обольстительную, как ей казалось, улыбку, чуткий, проникновенный голос.

Она делала это бессознательно, однако исключительно для того, чтобы привлечь к себе внимание незнакомца, и Лоэлия, которую женская интуиция никогда не подводила, поняла: Диана заинтересовалась Барри. А вот что скрывается за обычной учтивостью Барри, — было секретом и для нее.

После ужина все вышли на веранду, а потом по мощенной плитами дорожке — в сад. Спустились сумерки. Вечер выдался чудесный — ни ветерка, ни облачка.

Впереди возвышались холмы, казавшиеся на светло-синем небе темными и таинственными. В неподвижной глади серебристого озера отражалась полная луна. В небе блестели редкие звездочки.

Где-то далеко в лесу ухала сова. Все шли по лужайке, покрытой сочной зеленой травой, а над головами, тихонько шурша крыльями, проносились летучие мыши.

Больше не было слышно ни единого звука. Казалось, вся жизнь здесь: мир замер, благоговейно внимая Ее величеству тишине, а шумного, дымного и пыльного города вообще не существует.

Диана с Барри как-то незаметно отстали от остальных и направились к озеру.

— Вы рады, что вернулись домой? — спросила Диана.

— Очень, — ответил Барри. — Англия — единственная страна, которую я люблю всем сердцем. Только здесь чувствуешь себя спокойно и уверенно. В мире больше нет такого места, которое кажется цветущим садом, выращенным заботливым садовником.

Диана тихонько рассмеялась:

— Надо полагать, под заботливым садовником вы подразумеваете нас, кто никогда не покидал Англию. Спасибо за комплимент.

Барри серьезно посмотрел на нее.

— Я часто думаю о том, сколько вреда приносит такая блестящая молодежь нашей стране, — проговорил он.

— Вреда? — удивилась Диана. — Это еще почему?

Прежде чем ответить, он немного помолчал, глядя на темнеющие вдалеке холмы.

— Сейчас я вам отвечу, — сказал он. — Это случилось с год тому назад или чуть больше, когда я был на фронте на севере Индии. Я случайно оказался в одной маленькой христианской колонии. Возглавлял ее священник, которому помогали двое белых мужчин и несколько солдат индусов.

Гости бывали у них нечасто, поэтому встретили они меня на редкость радушно.

Тому, кто не имеет представления о том, как одиноко могут чувствовать себя люди, вынужденные год за годом жить в глуши, этого, конечно, не понять.

Со священником у нас вышел обстоятельный разговор. Это был католик, приятный в общении, но малообразованный человек. Пятнадцать лет назад он миссионером приехал в Индию и с тех пор ни разу не бывал в Англии. Труд его был необыкновенно тяжелым.

Туземцы нисколько не возражали против того, чтобы он обучал их детей, да и сами при необходимости извлекали для себя пользу из его проповедей, однако в радости и в горе они неизменно обращались к своим языческим богам, которых считали гораздо более могущественными.

Самое интересное — они очень уважали инородцев.

Это были простые люди, которых не коснулась революционная цивилизация южных районов Индии. Жизнь их протекала спокойно и незатейливо.

Однажды священник признался мне:

«Я частенько размышляю, Данбар, если бы мне пришлось сейчас вернуться, какой бы меня встретила Англия после столь долгого отсутствия?»

Я ответил ему, что вряд ли он заметил бы какие-то серьезные изменения, разве что машины стали ездить немного быстрее.

А он ответил:

«Не знаю, право… Недавно я увидел, как трое мальчишек-туземцев, которых я изо всех сил пытался научить христианским заповедям, внимательно рассматривают журнал полугодовой давности, который, видимо, за ненадобностью выбросил кто-то из офицеров. Недоумевая, что же могло их так заинтересовать, я подошел. И вот что я увидел».

Барри на минуту замолчал.

— Священник, — продолжал он, — протянул мне злосчастный журнал. На первой странице была фотография, где вы запечатлены во весь рост.

— Моя? — удивилась Диана. — Как интересно!

— Вы стояли с двумя молодыми мужчинами, — продолжал Барри. — Заголовок, насколько я помню, сообщал читателям, что на фотографии «Мисс 1930 года». И друзья ваши были разодеты так дико, что трудно себе представить, чтобы подобным образом одевались люди.

В голосе Барри слышалось такое презрение, что Диана покраснела до корней волос. Теперь она отчетливо вспомнила эту фотографию. В свое время, когда ее опубликовали, она тоже пришла в неописуемую ярость.

На той вечеринке все действительно были одеты так, словно внезапно потеряли рассудок, да и вечеринку нормальной назвать было трудно. Сама Диана была в почти ничего не прикрывающем купальнике, расшитом золотыми монетками.

На голове красовался котелок, на запястья надеты наручники.

Один из ее приятелей, молодой лорд, только что окончивший Оксфордский университет, был одет, вернее раздет, — как Тарзан.

Его друг, который не пропускал ни одного ночного клуба в Лондоне и вечно попадал в какие-то истории, решил удивить весь белый свет, надев вместо брюк рубашку и наоборот.

Скалясь в глуповатых улыбках и подхватив Диану с двух сторон под руки, подвыпившие молодчики уставились в объектив фотоаппарата. В результате получилась фотография, которую вряд ли захочешь показать своим родственникам, и уж тем более всему миру.

Диане даже вспоминать было стыдно об этом эпизоде, но прежде чем она успела произнести хоть слово, Барри продолжал:

— «Неужели это и вправду высшее общество?» — спросил меня священник и добавил, что отца одного из ваших приятелей он хорошо знал, так как учился вместе с ним в университете. Это был серьезный юноша, мечтавший сказать свое слово в политике.

Барри замолчал. Они пошли дальше, и внезапно Диана почувствовала, как ее охватывает негодование. И как он только смеет с таким презрением ей все это рассказывать!

В конце концов люди вправе сниматься где хотят и в каком угодно виде. Фотограф светской хроники просто считает своим долгом проникнуть на любую вечеринку, а в колонке сплетен можно прочитать любые, нередко самые интимные подробности из жизни сильных мира сего.

— По-моему, вы слишком серьезно отнеслись к обыкновенному молодежному вечеру. Почему бы молодым людям не собраться на веселый маскарад? Так было всегда, не мы это придумали.

— Верно, не мы, — ответил Барри. — Однако наши предки обладали, на мой взгляд, большим достоинством, чем мы. Подобные сборища вряд ли стали бы выносить на всеобщее обозрение, как это делается сегодня.

Диана пожала плечами.

— Не пойму, то ли вы и в самом деле настолько серьезно воспринимаете все вокруг, то ли делаете вид, мистер Данбар, — заметила она.

Барри не ответил. В этот момент к ним подошла Лоэлия.

— О чем это вы спорите? — спросила она. — Посмотрите, какой чудесный вечер.

— Мистер Данбар взялся критиковать моральные устои светского общества, — небрежно бросила Диана. — Прошу тебя, дорогая, постарайся убедить его, что посещение балов и вечеринок не является моральным разложением.

Лоэлия тут же поняла, что Диана не на шутку рассердилась, и вопросительно взглянула на Барри — даже в темноте было видно, что он улыбался.

— Все в порядке, Лоэлия, — спокойно проговорил он. — Я только сказал мисс Хедли, что еще не пришел к убеждению, наносят ли молодые повесы вред своим поведением или нужно просто не обращать на них внимания.

— Надеюсь, когда-нибудь вы примете решение, — язвительно бросила Диана.

И, отвернувшись, направилась к Джеку, который стоял на лужайке рядом с полковником Стэнмором.

Лоэлия посмотрела на Барри:

— Барри, милый мой, ну зачем ты заставил ее разозлиться! О чем вы поспорили?

— Так она разозлилась? — улыбнулся Барри. — Вот и хорошо. Бог мой, Лоэлия! Неужели все современные великосветские девицы таковы?

— Ну что ты! — смеясь, воскликнула Лоэлия. — Диана не идет с остальными ни в какое сравнение. Она самая милая из всего этого сборища. Я ее очень люблю! Она, правда, обожает болтать всякую чепуху, но это все напускное. Она очень хорошая, а когда повзрослеет, то станет еще лучше.

Барри, взяв руку Лоэлии, поднес ее к губам.

— Лоэлия, милая, ты в самом Вельзевуле смогла бы найти добродетели, — сказал он. — Я верю всему, что ты говоришь о своей подруге.

— Ах, Барри, ты неисправим, — печально вздохнула Лоэлия. — А мне так хотелось, чтобы Диана тебе понравилась.

Барри расхохотался.

— Если ты будешь пытаться женить меня, вот увидишь, уйду в монастырь и поселюсь там навеки. Так что обещай, что это не повторится, сейчас же!

— Ладно, обещаю, — сдалась Лоэлия. — Все равно ни одна женщина с тобой не уживется.

И, взяв Барри под руку, повела его к остальным. Компания вернулась в дом. Удобно устроившись в кресле в гостиной, Барри принялся развлекать миссис Стэнмор рассказами из жизни туземцев, не обращая внимания на Диану, которая усиленно делала вид, что ее это абсолютно не интересует.

Глава 4

Субботний день выдался теплым и ясным.

Холмы стояли, словно часовые, возвышаясь над фруктовыми садами, зарослями малины, бесчисленными смородиновыми кустарниками и сливовыми деревьями, обещавшими порадовать своих хозяев хорошим урожаем.

Стэндиши взяли за правило, чтобы их гости сами занимали себя, а потому им предоставлялась полная свобода выбора.

Для любителей гольфа имелось специальное поле.

Можно было порыбачить или покататься верхом, однако никаких организованных мероприятий не проводилось, так что любители праздного времяпрепровождения могли насладиться им в полной мере.

На завтрак совсем не обязательно было собираться в столовой, и женщины, пользуясь случаем, завтракали каждая в своей комнате.

Диана проснулась в десять часов. Выглянула в окно. Солнце уже светило вовсю, по дорожке, ведущей мимо замка к вершине самого высокого холма Малверн-хиллз, спускались Джек и Барри.

Она не спеша оделась, вспоминая вчерашний вечер. Хотя Диана и рассердилась на Барри за его, как ей казалось, несправедливые слова, интерес к нему не пропал.

Диана помнила, как восхищались им Джек и Лоэлия, мнением которых она очень дорожила. Оба они с уважением относились к нему.

Барри восхищал ее: обладая, несомненно, ярко выраженной индивидуальностью, он был искренен, нисколько не стараясь играть на публику.

Наслаждаясь горячей ванной, Диана решила, что стоит узнать этого человека получше, хотя для этого ей и придется забыть вчерашнее.

Когда она спустилась вниз, все как раз собирались осмотреть конюшни.

— Если тебе не хочется, не ходи, Диана, — сказала ей Лоэлия. — Не думаю, что тебе это будет интересно. А вот Барри с полковником Стэнмором горят желанием увидеть новых гунтеров, которых Джек только что купил.

— Ну что ты, я с удовольствием на них взгляну, — возразила Диана, и компания не спеша направилась к конюшням.

В лошадях Джек Стэндиш знал толк, и, хотя никогда не платил за них бешеных денег, приобретенные экземпляры были его гордостью и на них стоило посмотреть.

Барри смотрел на лошадей взглядом знатока.

— Ты по-прежнему умеешь управляться с необъезженными лошадьми? Еще не забыл, как это делается? — спросил Джек и, повернувшись к жене, пояснил:

— У Барри потрясающий подход к животным. Однажды в какой-то глуши ему удалось усмирить самого неукротимого дикого пони и даже взбесившегося мула. Ты не представляешь, как это трудно.

Барри улыбнулся.

— Мне кажется, если по-настоящему любишь животных, они это понимают и стараются отблагодарить тем же. Только отношение к ним должно быть искренним. Животные, как и дети, тонко чувствуют фальшь.

Они вышли из конюшни.

— Кстати, о детях, — заметила Диана. — Вот идет сын и наследник Стэндишей.

И в самом деле. К ним приближался трехлетний малыш вместе со своей няней, по-видимому, они возвращались с утренней прогулки.

Заметив мать, он бросился к ней и поцеловал ее, но тут же метнулся к Барри, крепко обхватив его за ногу ручонками.

— Дядя Барри, дядя Барри! — восторженно закричал он. — А у меня есть щенок! Пойдем посмотришь!

Диана попыталась переключить внимание мальчугана, которого очень любила, на себя, но тщетно. В данный момент самым главным для него было — показать Барри своего щенка, и малыш со свойственным детям упрямством добивался своей цели.

Наконец это ему удалось, и, взявшись за руки, Барри с мальчиком удалились. Остальные направились к дому, где все уже было готово к обеду.

— Робин обожает Барри, — заметила Лоэлия. — Когда тот уезжает, мальчик каждый день о нем вспоминает. Он не видел Барри с года до двух и не забыл. Удивительно, правда?

— Да к нему все дети так относятся, — подхватил Джек. — Я видел, как маленькие туземцы, забавные голенькие существа, часами ходили за ним как привязанные. Они нам страшно мешали, приходилось даже их отгонять. Их тянуло к Барри как магнитом. То же самое происходит и с лошадьми.

— А по-моему, — заметила Диана, когда они подошли к дому, — не мешало бы найти в вашем удивительном мистере Данбаре хоть один изъян. За последние двадцать четыре часа я выслушала в его адрес столько похвал, что не удивилась, если увидела бы его под стеклянным колпаком в Британском музее с табличкой: «Самый совершенный человек на свете. Существует в единственном экземпляре».

И, не дожидаясь ответа, она вошла в дом. Лоэлия испуганно глянула на своего мужа. Тот, подмигнув ей, прошептал:

— По-моему, страсти разгораются, дорогая.

После сытного обеда чета Стэнморов отправилась навестить каких-то друзей, живущих поблизости. Лоэлия пошла в детскую проведать Робина, а Диана решила написать несколько писем.

Пройдя в небольшую гостиную, где царил аромат цветов, проникавший из сада сквозь широко распахнутые окна, она села к столу.

«Стоит ли мне написать Хьюго», — размышляла она. Сегодня утром Диана получила от него не только письмо, написанное вчера сразу же после ее отъезда, но еще и телеграмму с заверением в том, что он думает о ней постоянно.

Диана пододвинула листок бумаги, но вместо того, чтобы писать, начала машинально чертить на нем какие-то прямые линии, из которых в конечном счете почему-то вышло дерево.

Она никак не могла придумать, что бы ей такое написать, трудно было выразить на бумаге свои чувства, которые и в голове-то никак не выстраивались в четкую цепочку.

Диана, склонившись над столом, так углубилась в свои мысли, что, услышав за окном чьи-то шаги, и не подумала поднять голову.

С веранды донесся скрип стульев, и в распахнутое окно в комнату Дианы ворвался запах сигары, какую Джек обычно любил покурить после обеда. Послышался его голос, который наконец-то вывел Диану из задумчивости.

— Эта новая рукопись Ко Туена просто восхитительна, Барри, — произнес он. — Правда, мы ее еще не закончили, перевод продвигается трудно, как ты и предполагал. Лисагхт нашел тут одного потрясающего парня. Тот утверждает, что знал эту рукопись еще в своем первом перевоплощении. Так это или нет, но он, похоже, единственный, кто может перевести большую часть этого сочинения, по красоте и мудрости которому нет равных.

— Жаль, что ты никогда не видел монастырь Ко Туена, — заметил Барри. — Расположен он на совершенно отвесной скале, а далеко внизу, на глубине нескольких сотен футов, стремительно несет свои воды бурная горная река. Как вообще в таком месте удалось что-то построить — уму непостижимо!

Дорога к обители невероятно трудна. Уж на что я привык к высоте и то всегда просто благодарен, что вдоль дороги есть веревки, за которые можно ухватиться.

Ни одно животное, кроме яков, не может туда забраться. Лишь эти странные звери ежедневно привозят из долины масло и зерно по такой узенькой дорожке, по которой не только человек, кошка побоится пройти.

— Там живут буддисты? — спросил Джек.

— Да, и к тому же лучшие из лучших. Абсолютно не испорченные современностями, разрушающими простоту этой чудесной религии. Его аббат — один из самых интересных людей, которых я когда-либо встречал.

Говорили даже, будто ему двести лет. Так ли это или нет, не знаю, но то, что у него замечательная память и потрясающие знания, это бесспорно.

На такой высоте, да по системе йогов, многие монахи живут больше ста лет, и ничего удивительного в этом нет. Однако время для них практически ничего не значит, так что лет на двадцать пять вполне можно ошибиться.

— А ты сам все еще дышишь по системе йогов? — поинтересовался Джек.

— Да, — ответил Барри. — И считаю, что это не только благотворно действует на здоровье и позволяет легче переносить высоту, но и делает человека более выносливым.

— Ты это на себе испытал?

— Да, это мой личный опыт. Система йогов дала мне очень много, — тихо добавил он.

— По-моему, пора издавать первую книгу, которую мы перевели с санскрита, — начал Джек разговор на другую тему.

— Ты считаешь, что она кого-нибудь заинтересует? — с сомнением спросил Барри.

— Уверен, — последовал решительный ответ. — Единственная надежда, которой живет в настоящее время прогрессивный западный мир, и в частности Англия, — это духовное возрождение. Людям оно крайне необходимо. По-моему, все уже поняли, что одного материализма для нормальной жизни недостаточно.

Возьмем, к примеру, Америку. Пять лет назад в этой стране все считали, что только деньги могут дать народу счастье. Сейчас, после кризиса, в этом уверены меньше.

Я встречаю много людей, принадлежащих к различным слоям общества, которые начинают сомневаться, что деньги — это все.

— Слава Богу, наконец-то мы стали прозревать, — заметил Барри. — Знаешь, что такое современная молодежь? Это юные бездельники, у которых есть все: и деньги, и положение в обществе. Возьми хотя бы тех, с фотографии мисс Хедли. Помнишь, я рассказывал тебе, как в глухой деревушке, за сотни миль от цивилизации, священник показал мне этот снимок в журнале?

Диана прислушалась. У нее не было привычки подслушивать. Но сейчас разговор двух мужчин заинтересовал ее. Сначала, когда беседа шла о делах, она практически ничего не понимала; ей было неинтересно и скучно. Однако услышав свое имя, откинулась на спинку стула вся внимание.

— Так, так… Дай-ка вспомнить, кто там был сфотографирован… — проговорил Джек. — Ага! Дун-младший и старший сын Редхэма. Дун, я слышал, такая дрянь, каких еще поискать. А второй мальчишка просто богатый молодой повеса. Станет постарше — образумится. Но ведь таких, как они, совсем немного, Барри, стоит ли обращать на них внимание.

Сегодня гораздо больше молодых людей, которых интересуют проблемы гуманности, не важно, как они себя называют, империалистами или интернационалистами, и это самое главное. Они работают и по серьезному относятся к жизни. Хотя, согласен с тобой, часто это люди небогатые.

— Бедность, безусловно, лучший учитель, — перебил его Барри. — Но знаешь, Джек, я видеть не могу, когда деньги просто выбрасываются на ветер такими свистушками, как эта ваша Диана Хедли.

Услышав такое, Диана в ярости изо всех сил стиснула руки. Ей так и хотелось вскочить и отшвырнуть стул в сторону, но тогда этот Барри догадался бы, что она подслушивает, и она усилием воли заставила себя сдержаться.

— А мне Диана нравится, — проговорил Джек. — И Лоэлия ее очень любит. Конечно, деньги и многочисленные поклонники ее испортили. Но ведь не станешь же ты отрицать, что она очень хорошенькая.

— К сожалению, стану, — возразил Барри. — Я привык, Джек, судить о человеке по лицу. Это неудивительно, если принять во внимание тот образ жизни, который я вел на протяжении последних нескольких лет. На этой фотографии она действительно хорошенькая.

Но мне жаль человека, у которого нет никакого желания серьезно относиться к жизни, особенно когда положение его, как у Дианы Хедли, позволяет сделать для людей много хорошего… или плохого.

Он рассмеялся.

— По-моему, Лоэлия взяла на себя роль свахи, — добавил он. — Представляешь меня женатым на такой Диане?

— Если бы это произошло, не знаю, кого мне было бы больше жаль, — ответил Джек. — Наверное, Диану. Но серьезно, Барри, дружище, как бы мне хотелось, чтобы ты полюбил какую-нибудь хорошую девушку и женился. Ты ведь видишь, как мы счастливы с Лоэлией и как замечательно, что у нас есть Робин.

— По-моему, — заметил Барри, — все мужчины очень хотят иметь ребенка, но страшатся женитьбы. Не стану лукавить, что не желал бы иметь сына, который продолжил бы дело всей моей жизни. И в то же время какая женщина захочет связать свою судьбу с таким бродягой. Ты ведь знаешь, Джек, отступать нам некуда, мы не имеем права бросить то, что начали. Я уверен, что мы нашли способ помочь нашему поколению, да и другим тоже.

Последняя рукопись, которую мы опубликовали, только в Америке разошлась более чем миллионным тиражом, и Лисагхт сказал мне, что ему пришли тысячи писем с просьбами продолжить публикацию. И все эти письма писали люди, которые начали понимать, что лежит в основе подлинного счастья.

Немного помолчав, Барри торжественным голосом добавил:

— Я безгранично счастлив.

На веранде наступила тишина, которую нарушил Джек.

— Давай сходим к озеру, старик. Я тебе покажу замечательного селезня с двумя хохолками, которого приобрел на прошлой неделе.

Послышались удаляющиеся шаги. Вскоре они замерли вдали, и воцарилась благодатная тишина, нарушаемая лишь пением птиц и жужжанием пчел.

Диана сидела не шевелясь, невидящими глазами уставившись на листок бумаги.

— Всякая добропорядочная английская семья, — нарочито суровым голосом провозгласил Джек, — должна есть на обед ростбиф, йоркширский пудинг, яблочный пирог, и ничего более. Вижу, что моя дражайшая половина, привыкшая жить на широкую ногу, заставила повара наготовить всякой всячины, нимало не заботясь о моем несчастном желудке. Обращаюсь к патриотам: пусть каждый, кто считает себя истинным англичанином, съест лишь йоркширский пудинг.

— Да не слушайте вы его! — рассмеялась Лоэлия. — Он же над нами потешается! Диана, может быть, ты хочешь утку?

— Ну, что я вам говорил! — простонал Джек. — Женщины не имеют никакого понятия о патриотизме.

Покончив с обедом, Лоэлия с Джеком пригласили Диану и Барри подняться вместе с ними на холм к замку.

— Нужно отнести старому сторожу чай, — объяснила Лоэлия. — Мне прислали с Цейлона именно тот сорт, который старик очень любит. Чай этот гораздо крепче, чем мы покупаем здесь.

День стоял теплый, но с холмов дул сильный холодный ветер, затрудняя движение путников. Собаки бежали впереди. Они то отбегали в сторону, делая вид, что гонятся за зайцем, то, оглушительно лая, бросались к деревьям, вспугивая белок и заставляя их скакать с ветки на ветку.

— По-моему, я еще ни разу не была внутри замка, — заметила Диана.

— Это большое упущение с нашей стороны, — ответила Лоэлия. — Джек обожает разыгрывать наших гостей. Сначала заставляет их восхищаться каждым камешком, потом угадывать, сколько графств можно увидеть из окна, и какую бы цифру они ни назвали, неизменно добавляет еще несколько, чтобы выглядело внушительнее.

Вид, открывающийся с вершины горы, заставил путников сразу же забыть все трудности крутого подъема.

Лоэлия с Джеком задержались на первом этаже башни поговорить со сторожем, а Барри по их просьбе повел Диану наверх.

В гостиной второго этажа на стенах висели большие шкуры каких-то животных, а из мебели стояла лишь софа внушительных размеров да удобные крепкие стулья, которые разместились вокруг большого открытого каменного очага.

Письменный стол у окна, за которым сразу открывалась величественная панорама, так и манил сесть и поработать, а битком набитые книгами шкафы свидетельствовали о том, что ни один гость не будет одинок в такой компании.

Узкая лестница с каменными ступенями в углу гостиной вела наверх, в спальню, где Джек даже умудрился соорудить небольшую ванную.

— Как ему удалось се сюда затащить? — поинтересовалась Диана.

— С величайшим трудом, — ответил Барри. — Ее втащили на веревках на крышу, прорубили дырку и таким образом опустили в спальню.

Крышу починили и выровняли, чтобы потом на ней загорать. Странно было, лежа на пляжном матраце, видеть над собой лишь безбрежное голубое небо да вдыхать чистый горный воздух.

— Я здесь часто сплю, — заметил Барри, когда они с Дианой стояли рядышком на крыше. — Мне приходилось в своей жизни так часто спать на свежем воздухе, что мне это даже больше нравится, чем в доме.

Они стояли, облокотившись о парапет, и смотрели туда, где внизу, в двух милях от замка, виднелся Охотничий дом, а слева — крыши Малверна. Маленькие, словно игрушечные, льнули они к крутому холму, на котором раскинулся город.

Повернувшись к Барри, Диана, сама не зная почему, сказала:

— Насколько мне известно, мистер Данбар, вы опубликовали какие-то книги по философии. Нельзя ли мне что-нибудь почитать?

Не оборачиваясь, Барри спросил:

— А зачем?

— Знаете, я ничего не понимаю в философии, — призналась Диана. — Правда, кое-что об основных христианских религиях: католичестве и протестантизме — мне известно. Но я только здесь поняла, что ровным счетом ничего не знаю о восточных религиях, которые исповедует половина населения всего земного шара.

— Они стоят того, чтобы их изучить, — мрачным тоном произнес Барри. — И, по-моему, мисс Хедли, если вы вздумаете этим заняться, то поймете, что люди были бы намного счастливее, если бы черпали силу в философии, а не в каких-то внешних источниках.

Большего сказать он не успел: к ним подошли Лоэлия с Джеком. Но в тот же вечер, когда Диана вошла в свою комнату, она заметила на туалетном столике книгу. Называлась она просто: «Путь».

Взяв ее в руки, Диана призадумалась, зачем она попросила у Барри эту книгу и почему совсем не чувствует к нему неприязни, хотя он и говорил о пси такие ужасные вещи.

Надо же так назвать ее! Будто она новее не красавица, а урод какой-то!

И тем не менее Диана никак не могла выбросить его из головы, и, уютно устроившись в постели, она открыла книгу.

В понедельник утром Диана решила вернуться в Лондон. Спустившись к завтраку и узнав, что Барри уехал раньше, еще до нее, она вздохнула с облегчением.

Диана боялась, что он станет спрашивать, какого она мнения о книге, которую дал ей накануне, а она пока и сама не знала, что о ней думает.

Диана была не в состоянии понять, что кроется за красивыми словами и умными мыслями.

Изысканность высказываний приятно удивляла, но она инстинктивно чувствовала, что здесь скрыто нечто большее.

Лоэлии она ничего не сказала ни о книге, ни о своих чувствах. И теперь Диана возвращалась в Лондон, впервые в жизни задумываясь о том, чего не хватает в ее повседневной жизни.

На протяжении всей своей жизни Диана никогда не знала, как можно чего-то очень хотеть.

Она всегда имела все, что желала. Если ей хотелось устроить вечеринку, оставалось только собрать гостей, если куда-то поехать, то лишь найти время.

Такие предметы роскоши, как машина, дорогая одежда, драгоценности, всегда были в ее полном распоряжении. На счету в банке хранилась сумма, достаточная для оплаты всех ее потребностей.

Однако сейчас Диана впервые почувствовала какую-то неудовлетворенность, казалось, все вокруг раздражает, в том числе и она сама.

Впервые в жизни, глядя на себя со стороны, она задалась вопросом: так ли уж счастлива на самом деле.

Неужели ей действительно нравятся эти глупые вечеринки, бесконечная череда сменяющих друг друга светских развлечений?

Так ли уж интересно собрать к обеду восемь— десять человек гостей, после обеда бежать в театр, из театра — на ужин, оттуда — на вечеринку, потом снова к кому-нибудь домой: выпить напоследок по коктейлю, завершив таким образом шумный и безалаберный день!

Разве ей никогда не хотелось, чтобы долгий вечер наконец-то закончился? Чтобы побыстрее над крышами Лондона забрезжил тусклый рассвет и она осталась в своей спальне одна?

У нее тысячи друзей, но если бы вдруг завтра один из них умер, неужели она сразу же не нашла бы ему подходящей замены?

Найдется ли среди ее подруг хоть одна, которой можно излить душу? Найдется ли хоть один мужчина, которого она по-настоящему уважает?

Внезапно Диана поняла, что она как никогда великолепно провела выходные, несмотря на то что не находилась в центре всеобщего внимания.

Вернувшись на Парк-лейн, Диана обнаружила письмо и телеграмму от Хьюго, а также огромный букет орхидей и приглашение отужинать с ним сегодня вечером.

Когда она вошла в дом, ей на секунду стало не по себе. Как-то неприятно резанул вид роскошного убранства просторного, отделанного мрамором и украшенного статуями холла, пол которого был устлан толстенными коврами, а из красивых светильников лился приглушенный свет.

На большом серебряном подносе лежала стопка визитных карточек: видимо, к отцу, да, должно быть, и к ней приходили посетители.

Диана быстро просмотрела их: сотрудники иностранных посольств, американцы да парочка знакомых, еще не привыкших к фамильярности, воцарившейся в обществе после войны, и по привычке оставляющих свои визитки.

В будуаре Диану ждала целая стопка писем. Комната эта своей роскошью могла поразить воображение всякого, кто в нее попадал. Серебристо-зеленые стены будуара предвосхищали золотисто-белую спальню с огромной резной кроватью, утопающей в белом атласном пологе, отороченном золотистым галуном.

Практически все английские газеты, где печаталась светская хроника, помещали фотографии и подробные описания знаменитой Дианиной спальни.

Всюду стояли огромные вазы с белыми розами, наполнявшими комнату дивным ароматом, в будуаре цветы были пурпурно-красные и составляли резкий контраст с зелеными стенами.

Диана не спеша вскрывала письма и не услышала, как дверь отворилась и в комнату вошли двое ее друзей: Бебе Браунло, невысокая шустренькая блондинка, и Сесл Бейкон, худощавый молодой человек, который вел весьма странный образ жизни.

— Диана, дорогая! — воскликнули они в один голос. — Мы увидели у подъезда твою машину и догадались, что ты вернулась. Может, выпьем вместе по коктейлю?

Диана открыла встроенный в стену бар, выполненный одним молодым модным художником под фреску.

Тотчас же был включен граммофон, стоявший на книжном шкафу, и комнату наполнили звуки самого популярного в то время блюза.

— Что-то ты сегодня невеселая, — защебетала Бебе, плюхаясь на обтянутые шелком диванные подушки. — Может, закатим вечером пир на весь мир, а?

Диана кивнула, заранее зная, что все равно платить придется ей.

Оба гостя были бедны, но всегда готовы организовать любое веселье за чужой счет, лишь бы там вкусно кормили и хорошо поили, а уж веселиться они умели.

— Ладно, — лениво бросила Диана. — Только ты, Бебе, сама собери всех, не хочется мне этим заниматься.

Бебе просияла. Теперь с разрешения Дианы она могла пригласить целую кучу народа, а те потом просто обязаны были просить ее в гости к ним. А это значит, на несколько вечеров она обеспечена бесплатным ужином.

— Кого пригласить для тебя, дорогая? — спросила она Диану.

— Хьюго, разумеется, — ответил за Диану Сесл, который, стоя возле буфета, не переставая смешивал себе коктейли. — Ну и вопросы ты задаешь, Бебе! Ни для кого не секрет, что Диана собирается за него замуж.

— Неужели? — удивилась Диана. — Тогда вы знаете больше меня.

— Да брось ты, Диана, — подхватила Бебе. — Ты просто обязана выйти за него! Только подумай: ты утрешь нос этой зануде Бетти Ли, которая, решив, что уже заполучила Хьюго, так возгордилась, что рассорилась со всеми нами. А когда выяснилось, что Хьюго и не думает на ней жениться, чуть ли не на коленях приползла извиняться. И потом, ты просто потрясающе будешь выглядеть на открытии парламента.

— Спасибо! — смеясь, воскликнула Диана. Оставив на минутку друзей, она ушла в спальню, и вдруг ее осенило: как это она раньше не замечала, что Бебе невероятно глупа, а Сесл со своими манерами и вовсе невыносим.

«О, Господи! — подумала Диана. — Что-то я сегодня и вправду слишком серьезна! Пора этому положить конец».

Она позвала Бебе и попросила что-нибудь выпить. Крепкий коктейль, смешанный опытной рукой Сесла, рассеял серьезностьДианы.

Позже появился Хьюго, а потом и другие гости, прельщенные дармовым угощением, из которых только немногие считались ее друзьями.

Джин и ликеры для коктейлей незамедлительно были доставлены расторопным лакеем.

На серебряных подносах гостям подали крошечные пирожные и бутерброды. Граммофон ревел так, что перекричать его было практически невозможно, однако подвыпивших гостей это ничуть не смущало.

— Ты скучала? — громко крикнул Хьюго Диане, стараясь перекричать царящий вокруг гвалт.

— Да так, — бросила она.

— Ну скажи, Диана, — взмолился он.

— Ну, так и быть. Немножко, — ответила она, бросив на него быстрый взгляд из-под темных ресниц.

— Любимая моя! Ты поужинаешь сегодня со мной?

— Это ты сегодня со мной будешь ужинать, — пояснила Диана. — Бебе организует вечеринку.

— Ну вот! — обиделся Хьюго. — Я хотел, чтобы были только ты и я.

— Ничего не выйдет, — сказала Диана. — И потом, Хьюго, нельзя быть таким эгоистом.

— Неужели?

И он бросил на нее такой взгляд, что Диана поспешно отвернулась и вступила в общий разговор.

— Ребята, все должны привести себя в порядок! — пронзительно прокричала Бебе, чтобы все ее услышали. — Ужинаем здесь в половине десятого. Быстренько освобождайте помещение!

И она принялась выталкивать гостей из комнаты. Диана поднялась и открыла дверь в свою спальню.

— Я должна идти, иначе я не успею подготовиться, — извинилась она. — До свидания, Хьюго. Увидимся позже.

— До свидания, — ответил он, подходя к ней, и, прежде чем она успела задержать его, быстро прошел следом за ней в спальню и закрыл за собой дверь.

— Диана, — проговорил он, — ну зачем ты меня мучаешь!

И, рывком притянув ее к себе, страстно поцеловал… раз, другой, третий.

Выпитые коктейли давали о себе знать: Диане даже шевелиться было лень. Она не отвечала на поцелуи Хьюго, но и не отталкивала его. Почувствовав ее безразличие, он запечатлел последний поцелуй на ее ладони и, выпустив ее из своих объятий, вышел так же стремительно, как и вошел.

Диана устало прошлась по комнате, откинула волосы со лба.

«Как же я устала, — подумала она. — И зачем только мне эта дурацкая вечеринка!»

Она позвонила горничной и, пока та шла, бросилась на свою просторную кровать, смяв кружевное покрывало, утонув головой в мягких подушках.

Так и лежала Диана в полудреме, думая о Барри, пока горничная готовила для нее ванную.

Глава 5

Около трех часов утра шумное сборище завалилось наконец в «Клетку для попугая» — темный, душный и странноватый клуб, расположенный в одном из подвалов на окраине города.

Все, кто сюда попадал, отпускали неизменную шутку типа: «Если это и впрямь клетка для попугая, то неплохо было бы ее почистить». Однако приятелям Дианы было не до критических замечаний. Они старались выпить как можно больше, если уж есть кому за это удовольствие платить.

Вышло так, что ужинать на Парк-лейн они не стали: дворецкий доложил Диане, что звонил отец и сообщил, что вернется в десятом часу с гостями.

Тогда Диана решила отправиться с друзьями в ресторан, так как за одним столом с деловыми людьми — приятелями сэра Роберта — их компания чувствовала бы себя неуютно. Тем более что дома они и так уже изрядно выпили и повеселились.

Диана связалась по телефону с Бебе, чтобы та предупредила всех об изменении планов. Однако сама так долго копалась, собираясь в ресторан, что друзья-приятели успели уже заскучать, дожидаясь ее.

Наконец она появилась в зале, сопровождаемая любезно кланяющимся метрдотелем. Выглядела Диана ослепительно: ярко-красное шифоновое платье и накидка из темных соболей.

Хьюго тут же распорядился подать коктейль и уже ни на шаг не отходил от нее.

Сделав всего несколько глотков, Диана внезапно, словно вспомнив о чем-то, тихонько вскрикнула.

— Что такое? — забеспокоился Хьюго.

— Надо же, забыла… — пробормотала она. — Понимаешь, отец оставил мне записку, чтобы я, уходя из дома, зашла к нему. Очень хотел меня видеть.

Она взглянула на часы.

— Без четверти десять… Теперь уже слишком поздно. Ну да ладно, завтра утром увидимся.

— Я искренне восхищаюсь твоим отцом, — заметил Хьюго.

— Да, иногда жаль, что мы так редко встречаемся, — сказала Диана.

— Таких независимых отношений в семье мне еще никогда не доводилось видеть, — проговорил Хьюго. — Ни разу не слышал, кстати, чтобы ты рассказывала о своем брате.

— У нас большая разница в возрасте, — объяснила Диана. — Джимми не любит бывать в моих компаниях. Всегда избегает их, когда приезжает домой. По-моему, он просто хочет казаться серьезным молодым человеком. Это особенность всех новоиспеченных студентов университета. Ну, хватит об этом. Пошли ужинать. Умираю, хочу есть.

Громко болтая и смеясь, компания вскоре заполнила небольшой зал ресторана. Девушки, гордо расправив плечи и покачивая бедрами, всем своим видом призывали посетителей обратить на них внимание.

Изрядно подвыпившая молодежь была уже не в состоянии оценить вкуса тонких вин многолетней выдержки и изысканности подаваемых им закусок. Пили джин и шампанское. В зале стоял разноголосый шум. Все говорили одновременно, и никто никого не слушал.

Диана решила во что бы то ни стало развеять хандру — именно так она охарактеризовала свое состояние после возвращения от Стэндишей. Она все подставляла и подставляла свой бокал, пока ей наконец не показалось, что Хьюго мил и рассказывает невероятно забавные вещи, Сесл умен и интересен, а Бебе — вообще замечательная девушка, хоть и обожает нести всякую чепуху.

— Пошли отсюда! — загудело сборище, как только с ужином было покончено.

Подвыпившая компания шумно влезла в машину, девушки разместились на коленях у мужчин, и, болтая и хохоча, «золотая» молодежь отправилась веселиться дальше.

Они так же шумно и весело посмотрели выступление кабаре, немного потанцевали под громыхающий оркестр, прежде чем опять поехать в широко известный клуб под названием «Клетка для попугая».

Оглушительно гремел оркестр. Вокруг небольшой танцевальной площадки стояли столики, за которыми разместилась самая разношерстная публика.

Толстые матроны преклонного возраста унизанными кольцами руками страстно обнимали расфранченных молодых людей, недовольные жизнью девицы с обесцвеченными перекисью волосами хмуро взирали на полупустые бутылки виски.

Женщины в домашних платьицах и их кавалеры в толстых твидовых костюмах толкались в одном танце с дамами в атласе и бриллиантах, которых сопровождали облаченные во фраки мужчины.

Отвратительное освещение еще больше подчеркивало недостатки даже самых привлекательных лиц, каких, впрочем, оказалось совсем немного.

Компания Дианы быстро отыскала свободный столик: здесь их всех уже знали в лицо. Управляющий, молодой человек, бросился к ним навстречу.

Все шумно приветствовали его.

— Бобби, душка! — вопили они. — Давай быстренько шампанского! Ты же знаешь, мы еще по телефону заказали целый ящик!

— Верно, — отозвался Бобби. — И оно вас уже ждет.

Подмигнув, он пошел в подсобку распорядиться подать на их столик полдюжины бутылок сладкого, невероятно дорогого шампанского.

— Диана, дорогая, поехали домой, я хочу с тобой поговорить, — сказал Хьюго, взяв ее за руку.

Она никак не отреагировала.

— Ну послушай же меня! — взмолился он, властно завладев другой ее рукой и теперь уже крепко сжимая их обе.

— Не хочу! — отрезала Диана.

Выдернув руки, она сурово взглянула на него, делая вид, что страшно сердится.

— Сейчас я пойду и потанцую с кем-нибудь. Тони! — крикнула она сидевшему напротив красивому молодому человеку. — Ты пойдешь со мной танцевать?

— Конечно, — живо отозвался тот.

— Я тебя не пущу, — вмешался Хьюго, обнимая Диану за талию, но она, смеясь, освободилась и выпорхнула на танцплощадку.

Там она кокетливо взглянула из-за плеча Тони и скорчила Хьюго рожицу.

— Ты просто обворожительна! — прошептал ей на ухо Тони.

Диана улыбнулась в ответ, отлично зная, что этот Тони не пропустит мимо себя ни одной юбки.

Однако было достаточно много выпито для того, чтобы оценить страстный шепот, и Диана с удовольствием внимала его словам. Всякий раз, кружась в танце мимо Хьюго, она с удовольствием замечала его искаженное яростью лицо.

Бебе, танцевавшая с Сеслом, толкнула ее плечом.

— Хьюго вне себя от ревности! — визгливым голосом прокричала она. — Ты с ним ужасно поступаешь, Диана. Он мне сейчас чуть голову не откусил, а Сесла наверняка собирается зарезать.

— Да кто его боится, этого лордишку? — заметил Сесл и так отчаянно закрутил Бебе в танце, что они, наткнувшись на чей-то столик, чуть не опрокинули его.

Диана, которой в данный момент больше всего на свете хотелось позлить Хьюго, продолжала танцевать с Тони до тех пор, пока наконец окончательно взбешенный Хьюго не подошел к ним.

— По-моему, пора потанцевать и со мной, — сердито заявил он и, оттолкнув Тони, занял его место.

— Что ты себе позволяешь, Хьюго! — возмутилась Диана.

— Ты что, думаешь, я разрешу тебе всю ночь скакать с этим козлом! — рявкнул он.

Диана расхохоталась.

— Ну и дикарь же ты! Куда только подевались наши хорошие манеры? — поддразнила она его.

— Идем домой! — заявил Хьюго и, схватив ее за руку, потащил к двери.

— Подожди, — взмолилась Диана. — Не хочу я домой! Да, и мне нужно еще оплатить счет.

— Я уже дал денег Бебе, она оплатит. А ты пойдешь со мной. Я хочу с тобой поговорить.

Диана, которую эта перебранка забавляла, сделала вид, что страшно сердится.

— Нечего мне приказывать! — заявила она. — Ты ведешь себя возмутительно!

Хьюго крепко сжал ее руку.

— Пошли!

— А накидка? Мне нужно взять меховую накидку, Хьюго. Она лежит на диване.

— Я сам принесу, — ответил он. — Сейчас приду. А ты стой и жди меня!

Хьюго направился к столику, по пути расталкивая самозабвенно танцующих румбу, а Диана пошла в выходу.

Свежий воздух заставил ее поежиться, но уже через секунду она с наслаждением вдыхала его: после душного помещения оказаться на улице было чрезвычайно приятно.

Стояла дивная ночь. Запрокинув голову, Диана увидела в небе луну, и внезапно ей припомнилось, как в последний раз она смотрела на нее в прошлую пятницу, когда гуляла по саду Охотничьего дома и спорила с Барри Данбаром.

Повинуясь безотчетному порыву, Диана вскочила в свободное такси и назвала водителю свой адрес на Парк-лейн.

Когда такси тронулось, она обернулась: в дверях клуба стоял недоумевающий Хьюго с ее соболями в руках.

Диана поспешно отпрянула от окна и, забившись в угол, улыбнулась: «Поделом тебе, Хьюго! Впредь не будешь говорить со мной в таком приказном тоне!» И ее вдруг охватила радость оттого, что она возвращается домой одна.

Ей нисколько не хотелось целоваться с Хьюго. Во-первых, она устала, во-вторых, было слишком поздно, вернее рано, а в-третьих, не исключено, что он снова обрушится на нее с упреками из-за того, что она позволила себе потанцевать с Тони.

На Парк-лейн Диана раплатилась с таксистом и, вытащив из позолоченной сумочки ключ, открыла входную дверь. В холле царила тишина.

Горел лишь ночничок, оставленный явно для нее, а сквозь незашторенное окно светила луна, отбрасывая причудливые тени на ступеньки лестницы и освещая висевший на стене портрет матери.

Одетая в платье с плотно облегающим лифом — мода 1900 года совсем не нравилась Диане, — она тем не менее выглядела красавицей.

Несколько секунд Диана рассеянно смотрела на написанный маслом портрет. Он висел здесь так давно, что она почти перестала его замечать. Странное чувство внезапно охватило ее.

В доме стояла гробовая тишина, и все-таки что-то было не так.

Диана прислушалась.

Ни шороха, ни звука. Лишь в дальнем конце холла тикали напольные часы.

«Что же это такое?» — размышляла Диана. Она понимала, что ничего особенного не происходит, просто у нее не в меру разыгралось воображение, но все равно стояла и настороженно прислушивалась.

Пока она вот так стояла, к входной двери подъехало такси. Кто-то взбежал по ступенькам, раздался резкий стук в стекло.

«Кому же это быть, как не Хьюго?» — И, подойдя к двери, Диана открыла ее.

— Не дури, Хьюго, — приказала она. — Будешь шуметь, всю прислугу перебудишь.

— Пусти меня, я хочу с тобой поговорить, — взмолился он.

Диана покачала головой.

— Я хочу спать. Ужасно устала, правда. Прошу тебя, не устраивай сегодня сцен.

— Позволь мне войти. Только на минуточку! — не отставал Хьюго, но Диана встала в дверях, загораживая ему дорогу.

— Утром поговорим о чем угодно, — решительно сказала она. — А сейчас я слишком устала, серьезно.

Хьюго взял ее за руку.

— Почему ты от меня все время убегаешь? — спросил он.

— Не знаю, — пожала плечами Диана. Он поцеловал ей руку.

— Любой бы на моем месте здорово на тебя разозлился, а я почему-то не могу.

Хьюго улыбнулся.

— Я тебе за это очень признательна, — сказала Диана. — А теперь я пойду спать. Очень устала. Позвони мне завтра утром, может быть, поужинаем вдвоем.

Он повернул ее руку ладонью вверх и несколько раз поцеловал.

— Доброй ночи, любовь моя, — сказал он. — Спи спокойно. Желаю, чтобы ты увидела меня во сне.

И, повернувшись, ушел.

Закрыв за ним дверь, Диана вернулась в холл.

«Милый Хьюго, — растроганно подумала она. — Какой он добрый и все понимает!»

Диана уже поставила ногу на ступеньку лестницы, собираясь подняться к себе, как внезапно ее опять охватило нехорошее чувство.

«Совсем нервы сдали!» — раздраженно подумала она.

Обернувшись, заметила, что из-под двери, ведущей в кабинет отца, пробивается тоненькая полоска света.

«Папа еще не спит, — догадалась Диана. — Зайду к нему».

Подойдя к двери, они тихонько приоткрыла ее.

Сэр Роберт частенько спал в своем кабинете. Зная об этом, его никто не тревожил.

Он страдал бессонницей, и если ему удавалось подремать несколько часов, не важно днем или ночью, кое-как примостившись в кресле, то это было лучше, чем без сна находиться в постели.

Однако сейчас сэр Роберт расположился не в своем любимом кресле у камина, а почему-то сидел за столом. Секунду постояв и посмотрев на отца повнимательнее, Диана удивленно вскрикнула.

Голова его лежала на столе, на блокноте, руки были вытянуты вперед.

Сначала Диане показалось, что он заснул в такой неудобной позе. Внезапно она увидела нечто, отчего сердце ее сначала ухнуло в груди, а потом забилось со страшной силой.

В правой руке сэр Роберт держал пистолет.

Несколько секунд Диана стояла, словно окаменев, не в силах пошевелиться, потом с громким криком бросилась к отцу, понимая, что он мертв и ему уже ничем не поможешь.

Диана сидела в своей комнате, уставившись невидящим взглядом в открытое окно.

Не было ни мыслей, ни чувств — ничего. Полная пустота. Хотелось как-то встряхнуться, подумать о том, что случилось, но не тут-то было.

События прошедших часов вихрем проносились в голове, и тем не менее она была не в состоянии ни понять, ни оценить их ужасающих последствий.

Обрывки разговоров, быстрая смена событий, люди, которые то приходили, то уходили, отец, страшный в своем безмолвии, — все это вспомнилось Диане, пока она сидела, глядя на льющийся сквозь окно в комнату яркий солнечный свет.

В ушах все звенел собственный голос, когда она разговаривала по телефону с сэром Леверсоном Паркером, их домашним врачом, которого знала и любила с детства. Она позвонила ему домой. Казалось, трубку никогда не снимут: так долго никто не подходил к телефону.

Наконец раздался его спокойный и уверенный голос, голос человека, привыкшего к тому, что ему могут позвонить ночью.

— Алло! Слушаю вас. Ее ответ:

— Это Диана… Диана Хедли. Сэр Леверсон, прошу вас… приезжайте побыстрее… Папа… папа умер.

Ровный голос сэра Леверсона:

— Буду через несколько минут.

Диана положила трубку, и сразу же в комнате воцарилась страшная тишина. Она осталась одна с безжизненным телом отца. Вытянутые вперед руки, спрятанное лицо…

Диана впервые заметила, что волосы на затылке отца немного поредели. Почему-то осталось в памяти, что к рукаву пиджака прилип белый комочек ваты, а палец измазан чернилами. И только сейчас Диане бросилось в глаза письмо, лежащее на столе на блокноте.

Оно было сложено. С того места, где она стояла, Диана могла лишь прочесть перевернутые вверх ногами слова: «Моим детям».

И только прочитав это, Диана подумала о своем брате Джимми. Нужно сообщить ему. Он сейчас в Кембридже. «Можно ли звонить ему в такой ранний час?» — размышляла Диана.

Внезапно она вспомнила, что вот-вот должен приехать сэр Леверсон. Нужно встретить его в холле, иначе он перебудит всех слуг.

Диану вдруг охватил ужас при мысли о том, что прислуга в любой момент может спуститься вниз и узнать о случившемся.

Она была уверена, что все тотчас же начнут судачить о самоубийстве хозяина, втайне радуясь тому, что в их доме произошло такое выдающееся событие.

Диана поспешно вышла из библиотеки в холл. Ей казалось, что целый год прошел с тех пор, как она совсем недавно стояла здесь, держась рукой за перила, собираясь идти спать.

В этот момент к подъезду подъехала машина. Диана поспешно распахнула для сэра Леверсона входную дверь.

Врач зашел в кабинет, оставив Диану в холле. Несколько секунд спустя он вернулся. Закрыв за собой дверь, подошел к Диане и ласково взял ее за руку.

— Мне очень жаль, девочка, — проговорил он, — но я должен позвонить в полицию.

Услышав эти слова, Диана испуганно вскрикнула. Сэр Леверсон провел ее через библиотеку в маленькую гостиную.

— Посиди здесь. Я не могу пока разрешить тебе лечь в постель, потому что, боюсь, тебе придется ответить на кое-какие вопросы. Крепись, девочка моя, обещаю, что сделаю все возможное, чтобы тебе не слишком докучали.

Он подошел к столику, где обычно стояли бутылки со спиртным и лежало несколько бутербродов: сэр Роберт строго следил за тем, чтобы для того, кто возвращался домой поздно, проголодавшись, нашлось что-нибудь выпить и перекусить.

Сэр Леверсон протянул Диане полный бокал. Она механически выпила, чувствуя, как крепкий напиток обжег горло.

— А как же Джимми? — спросила она, отдавая ему пустой бокал.

— Я сейчас же ему позвоню, — пообещал сэр Леверсон. — А ты посиди пока здесь, моя дорогая, я постараюсь вернуться как можно скорее.

И, потрепав Диану по руке, он вышел из комнаты.

Вопросы, люди, снующие взад-вперед, голоса, тяжелый топот ног, рыдание поднятой с постели прислуги — измученной Диане показалось, что последующий час пролетел как один миг.

Однако она мужественно выполнила все, что от нее требовалось: машинально отвечала на вопросы полицейских до тех пор, пока сэр Леверсон не отвел ее наверх и, заставив принять снотворное, уложил в постель.

Диана, не сказав ни слова, послушно выпила его — возражать у нее не было сил.

Проспав три часа тяжелым сном без сновидений, она проснулась и увидела у своей кровати Джимми.

Секунду она смотрела на него, совершенно позабыв о том, что произошло. Внезапно события прошлой ночи яростным потоком нахлынули на нее, и Диана, ошеломленная и подавленная, молча в отчаянии протянула к брату руки.

Он нежно взял их, улыбаясь сестре.

— Бедняжка, — проговорил он, присаживаясь рядом с ней на кровать. — Я никак не мог раньше приехать. Сэр Леверсон сказал, что ты держалась молодцом.

Несколько секунд Диана молча смотрела на него, потом очень тихо спросила:

— Почему он это сделал, Джимми? Джимми, не отвечая, поднялся, подошел к окну

и принялся смотреть в сад. Так продолжалось довольно долго. Наконец он обернулся к сестре и, не спеша, словно взвешивая каждое слово, слегка хрипловатым голосом проговорил:

— Потому что он был обманщик. Диана поспешно села в постели:

— Что ты хочешь этим сказать?

Джимми вытащил из кармана листок бумаги и молча протянул сестре. Диана узнала письмо, которое видела прошлой ночью: оно лежало на письменном столе, придавленное тяжелой рукой отца.

В нем своим четким округлым почерком со слегка утолщающимися книзу буквами отец сообщал детям о своем решении. Это было короткое письмо, написанное человеком, всю жизнь презирающим сантименты и не снизошедшим до них даже в свой самый последний час.

Он даже не счел нужным попросить у своих детей прощения за то, что им придется расхлебывать все последствия его поступка. Просто сообщил им голую правду и подписался под ней.

Диана не все поняла из того, что написал отец, однако даже самому несведущему в финансовых делах человеку была ясна основная идея: сэр Роберт, не сумев выполнить своих обязательств, предпочел грозившей ему тюрьме другой, более простой, по его мнению, выход.

Прочитав письмо, Диана положила его рядом с собой на кровать и взглянула на Джимми, который стоял, сунув руки в карманы и не сводя с нее внимательного взгляда.

— Мы можем что-нибудь сделать? — спросила Диана.

— Нет, — покачал головой брат.

— В газетах уже есть сообщение о случившемся?

— Пока нет, но в дневном выпуске непременно появится, — ответил Джимми. — Внизу уже. полным-полно репортеров.

— Что будем делать? Джимми пожал плечами:

— Наверное, пожинать плоды, что же еще!

В комнате наступила тишина. Брат и сестра думали об одном и том же: недавнем самоубийстве знаменитого на весь мир финансиста. Как негодовала по этому поводу общественность, какой ущерб нанесла эта смерть целому ряду бизнесменов и как жестоко пострадали многие знакомые семейства Хедли!

Даже незадачливые друзья Дианы понесли ущерб, а нескольким приятелям Джимми пришлось оставить учебу в колледже, поскольку они теперь не в состоянии были оплачивать ее. Пересудам и кривотолкам не было конца.

Имя несчастного самоубийцы склонялось на все лады. Ну уж на них, его детях, люди отыграются с лихвой…

Все произошедшее казалось им сейчас самым настоящим кошмаром, чем-то совершенно нереальным и фантастическим.

Они ничего не знали о делах сэра Роберта, поскольку у него никогда не было привычки обсуждать их со своими детьми, да, впрочем, и ни с кем другим тоже.

В последующие дни Диана и Джимми узнали, что самоубийство отца было таким же откровением для его близких друзей, как и для них самих. Даже его секретари понятия не имели, что их шефу грозит финансовый крах.

С какой бы компанией отец ни имел дела — а их было великое множество, — он всегда настаивал на своей главенствующей роли, потом вообще брал все под личный контроль, и никто понятия не имел о тех финансовых затруднениях, которые он испытывал уже долгое время.

Как только на фондовой бирже стало известно о смерти сэра Роберта, среди держателей акций возникла настоящая паника, вполне, впрочем, объяснимая.

В прессе каждый день появлялись все новые и новые трагические подробности самоубийства. Каждая газета считала своим долгом так или иначе упомянуть фамилию сэра Роберта.

Следствие и последующие за ним похороны стали для Дианы и Джимми настоящим испытанием, и тем не менее они сумели не поддаться отчаянию и держать себя в руках.

Оба они старались не показывать, как им тяжело, однако произошедшие события позволили Диане по-новому взглянуть на своего брата. Двадцатилетний Джимми казался ей умудренным опытом взрослым мужчиной.

Он ни на шаг не отпускал ее от себя и делал все возможное, чтобы оградить сестру от особенно неприятных обязанностей, с которыми вполне мог справиться либо он сам, либо сэр Леверсон.

И только когда все закончилось и брат с сестрой встретились со своим адвокатом, перед ними со всей остротой встал вопрос: что им теперь делать?

Адвокат без обиняков поведал Диане и Джимми о невеселых перспективах, которые их ожидают. Кредиторы заберут все. Единственное, что им не удастся присвоить, так это деньги их матери, которые после ее смерти были поровну разделены между детьми.

Сумма эта всегда казалась Диане и Джимми такой незначительной, что они даже забыли о ее существовании. Дивиденды с нее просто незаметно перечислялись в банк на их имя, и все.

Теперь же брат с сестрой с облегчением вспомнили о ней и немедленно пожелали узнать, надежен ли этот единственный якорь, за который им надлежало ухватиться в бушующем урагане, обещающем смести все на своем пути.

Оказалось, что вся сумма, на которую они могли рассчитывать, — всего лишь сто двадцать пять фунтов в год на каждого.

Диана тупо смотрела на цифры, стараясь понять их практический смысл.

Сто фунтов она раньше и за деньги-то не считала. Ну что можно купить на такую смехотворную сумму? Два-три новых платья, наручные часы в модном магазине, новую лошадь. Можно съездить ненадолго за границу. И все, пожалуй…

А теперь на эту сумму ей предстояло прожить — то есть одеваться, питаться и все остальное — в течение целого года!

— Мы не проживем па эти деньги, — сказала она Джимми, и в голосе ее прозвучало отчаяние.

— Ничего не поделаешь, придется, — ответил тот.

И впервые Диана заметила, что брат поразительно похож на отца.

Тот же гордо вздернутый подбородок, решительно сжатый рот. Черты лица, правда, еще по-юношески расплывчаты, но со временем, когда Джимми станет старше, он будет вылитый отец.

И в этот момент Диана искренне восхитилась своим братом. Она понимала, какие последствия имеет для него финансовый крах отца — мальчик не сможет учиться в Кембридже. А ведь ему там так нравилось! Он наслаждался каждым прожитым в университете днем. В Кембридже его все знали и уважали, а самой заветной мечтой Джимми было выиграть университетские соревнования по гребле.

Когда прошлым вечером он писал письмо в ректорат, где сообщал, что не сможет продолжить учебу в университете, Диана заметила, как, на секунду оторвавшись от своего занятия, брат в отчаянии сжал руки в кулаки и отвернулся от письменного стола, словно боясь, что не выдержит и разорвет письмо.

Но когда он заговорил с ней, голос его был настолько спокоен, что Диана даже решила, что ей все это показалось.

— Что же мне делать? — спросила она в тот вечер Джимми.

Днем они получили уведомление о том, что должны как можно скорее покинуть свой дом, поскольку он подлежит продаже.

— У тебя есть какие-нибудь знакомые, где ты могла бы пожить какое-то время? — спросил он.

Диана покачала головой, а потом вспомнила про письмо, которое получила от Лоэлии. Прошло несколько недель после смерти отца, пока Диана наконец поняла, что лишь немногие из числа ее знакомых выразили ей свои соболезнования по поводу произошедшей трагедии.

Из великого множества людей, охотно посещавших веселые пирушки на Парк-лейн и в Мортонзе, лишь немногие написали осиротевшим Хедли, которых незадачливая судьба вовлекла в трагический хаос.

Их бывшие друзья продолжали беззаботно веселиться, стараясь не удручать себя всякими неприятностями. Люди постарше ругали на все лады того, перед кем совсем недавно готовы были пресмыкаться и заискивать.

Нечего было и рассчитывать, что кто-то из них, кого не мог не коснуться финансовый крах сэра Роберта, протянет руку помощи или скажет хоть одно доброе слово его детям.

Позже Диана и Джимми будут с ужасом вспоминать последние дни, проведенные ими в родном доме па Парк-лейн.

Они чувствовали, будто стоят среди обломков того, что всегда было неотъемлемой частью их существования и казалось незыблемым.

Посторонним молодые Хедли могли показаться абсолютно равнодушными: они не рыдали, не плакали, не впадали в истерику и внешне не были убиты горем. И люди решили, что они просто бесчувственные.

Однако безразличие Дианы и Джимми было обманчивым. На самом деле они ощущали себя покинутыми всеми, одиноко стоящими на голом утесе, вокруг которого яростно бушует море общественного осуждения.

Единственное, чего они боялись, — это потерять мужество и угодить с утеса прямо в волны, вздымавшиеся вокруг них все выше и выше.

Даже если бы они и хотели хоть на минутку забыть о том, что произошло, им бы не позволили этого сделать: у дома постоянно дежурила неиссякающая толпа любопытных; репортеры не оставляли их в покое, гоняясь за несчастными братом и сестрой, словно охотники за редкой добычей; в самом доме сновали слуги, заражая хозяев своей нервозностью.

Письмо Лоэлии к Диане оказалось самым душевным и теплым из всех, что она получила, и единственным приглашением приехать.

«Обязательно приезжай в Охотничий дом, — писала Лоэлия. — Мы сейчас одни, никаких гостей нет, но если у тебя пока нет желания встречаться и с нами, можешь поселиться в замке, там никто тебя не побеспокоит. Я очень хочу, чтобы ты приехала, дорогая Диана. И помни, мы с Джеком всегда будем рады помочь тебе».

Диана показала Джимми письмо.

— Я бы поехал, — сказал он, прочитав его. — Это то, что тебе сейчас нужно. Будет время отдохнуть, все спокойно обдумать.

— А ты? — спросила Диана. Брат покачал головой.

— Я должен найти работу, — ответил он.

— Какую работу? — удивилась Диана.

— Бог его знает. Но что-то необходимо подыскан). Да и тебе, старушка, придется либо выйти замуж, либо тоже что-то искать.

И впервые со дня смерти отца Диана подумала о Хьюго.

Глава 6

Самоубийство сэра Роберта Хедли взбудоражило всю Англию.

История его жизни вызвала у всех живейший интерес. Репортеры делали все возможное, чтобы добыть его самые разнообразные фотографии: детские, юношеские и совсем недавние, — они пестрели во всех газетах и журналах

Большой интерес публики вызывали интервью бывших слуг Хедли, особенно уволенных за какую-нибудь провинность и сохранивших о хозяине нелестное мнение.

Внимание газетчиков привлекали садовники, шоферы Хедли. Их воспоминаниям, щедро оплаченным различными изданиями, казалось, не было конца и края.

Все деловые партнеры сэра Роберта Хедли готовы были поклясться, что всегда подозревали его в каких-то махинациях.

На самом деле Роберту Хедли просто не повезло.

Финансовый крах настиг его там, где многие преуспели.

Немного удачи — и он бы выкрутился из беды, и его «друзья» по-прежнему вились бы вокруг, всегда готовые петь ему дифирамбы.

Сэр Роберт сам добился всего, что имел, однако происходил он совсем не из низов, как частенько любил представляться.

Выступая с какой-нибудь речью или ведя неторопливую беседу за ужином, он был не прочь подчеркнув, что в детстве жил в такой бедности, что приходилось чуть ли не босиком ходить в школу.

На самом же деле отец его был мелким торговцем где-то на севере Англии и, воспитывая сына экономно, однако без особых лишений, дал ему самое лучшее образование, какое только мог себе позволить.

Когда сэру Роберту исполнилось четырнадцать лет, отец умер, и ему пришлось переехать к дяде, который занимался каким-то корабельным бизнесом.

В восемнадцать лет Роберт Хедли уже работал и Канаде. В двадцать четыре много путешествовал.

В двадцать восемь сам занялся торговлей и уже тогда получал жалованье, обеспечивающее ему безбедное существование.

Двадцать лет спустя имя его было хорошо известно деловому Лондону. В пятьдесят два года за финансовые заслуги перед страной ему присвоили титул баронета.

Но сейчас никого не интересовала действительная история жизни сэра Роберта. Широкой общественности по душе были сплетни о его личной жизни: симпатиях, привязанностях, интересах, привычках.

Рассказы о его роскошном образе жизни обрастали все новыми и новыми подробностями до тех пор, пока Диана с Джимми уже не могли по описанию узнать свои собственный дом.

Их комнаты превратились у ретивых журналистов в настоящие сокровищницы.

Из финансиста, которому не удалось спасти свое дело, вследствие чего канула в Лету большая часть общественных денег, сэр Роберт превратился в монстра, который намеренно обманывал невинных людей из каких-то дьявольских побуждений.

И его дочери, естественно, не удалось избежать общественного осуждения.

Фотографии Дианы в великолепных украшениях, в новых мехах, в машине и многие-многие другие, которые в свое время появлялись в прессе, теперь были собраны вместе, чтобы интересующиеся читатели могли выразить свое искреннее возмущение поведением высокомерной светской девицы, выбрасывающей на ветер добытые нечестным путем деньги отца.

И пока Диана шла по перрону, чувствуя себя преступницей, вынужденной скрывать свое лицо, на каждом книжном лотке она с отвращением замечала журналы со своим изображением.

Отец тоже не был обойден вниманием. «Личная жизнь сэра Роберта Хедли» — гласил заголовок одного журнала, «Интимные подробности жизни сэра Роберта Хедли, рассказанные человеком, близко его знавшим» — будто кричал другой.

Лоточник призывал пассажиров покупать свой товар, и без того пользовавшийся невероятным спросом.

Впервые в жизни Диане предстояло ехать в вагоне третьего класса. Джимми, провожавший ее, нашел такой, где было относительно мало народа.

Ласково поцеловав сестру на прощание, он сказал:

— Береги себя. Через пару дней я пришлю тебе свой новый адрес. А ты, пока все утихнет, поживи немного у своей подруги.

— До свидания, Джимми, дорогой мой, — со слезами на глазах проговорила Диана.

Ей ужасно не хотелось покидать брата. В эти последние дни он старался не оставлять ее, как мог ободрял и поддерживал.

Диане казалось, что вместе им не так страшно было бы смотреть в будущее, а вот остаться один на один с незнакомыми людьми, не обещающими ничего, кроме презрения, было ужасно.

Высунувшись из окна, она долго махала Джимми, пока поезд набирал ход, а он, улыбаясь, махал в ответ. И было что-то такое в его мужественной широкоплечей фигуре, что дало Диане силы сдержать слезы и, хладнокровно припудрив носик, усесться на сиденье.

Она написала Лоэлии письмо с просьбой разрешить ей сразу же приехать в замок и несколько дней побыть там в одиночестве, ни с кем не встречаясь.

«Мне необходимо подумать», — писала Диана и сейчас, сидя в вагоне, повторила эти же слова.

События последних дней обрушились так стремительно, что у нее даже не было времени вспомнить подробности, она лишь делала то, что требовалось от нее в данный момент.

Она была поражена тем, как Джимми, еще совсем мальчишка, встретил беспощадный удар судьбы, как заботился о ней, своей сестре, словно это он был старше и опытнее.

Вспоминая годы, прожитые с отцом, Диана не могла назвать ни одного случая, чтобы он обсуждал с ней какие-то свои дела.

И тем не менее она казнила себя за то, что в его последний день не оказалась с ним рядом. А что, если она зашла бы к нему в тот вечер, перед тем как поехать в ресторан? Может, тогда ничего бы не случилось?

Вопросы эти не давали ей покоя, однако, вновь и вновь перебирая в памяти события той ночи, Диана не находила на них ответа.

Что отец хотел сказать ей? Может быть, просто спросить, куда она собралась, и небрежно поцеловать на ночь, как он часто делал?

А что, если признался бы ей, в каком затруднительном положении находится и какой избрал для себя выход?

Диана знала, что теперь всегда будет винить себя за то, что так небрежно отнеслась к последней просьбе отца. Может быть, тогда все обернулось бы совершенно по-другому. Однако в глубине души Диана чувствовала, что сэр Роберт выбрал самый правильный путь, покончив счеты с жизнью.

Для человека его темперамента предстать перед судом, а затем быть приговоренным к длительному тюремному заключению было бы подобно аду. Такого ни Диана, ни Джимми не только отцу, врагу своему не пожелали бы.

«Этого не может быть. Все это происходит не со мной», — казалось Диане.

Колеса отстукивали эти слова, а поезд уносил ее все дальше и дальше от дома, который ей уже не принадлежал.

Казалось странным, что у нее теперь нет родного дома, что Мортонз вместе с любимыми лошадьми потерян безвозвратно, и Диана могла лишь Бога молить о том, чтобы люди, которые купят его, любили бы этих милых животных так же сильно, как любила их она.

Одна из собак, живущих в Мортонзе, только что ощенилась, и Диана почему-то постоянно с болью в душе думала об этих щенках. Что же теперь с ними будет?

Задать этот тривиальный вопрос, когда кругом рушится их благополучие, как-то язык не поворачивался, но он не давал ей покоя.

Джимми обещал проследить за тем, чтобы ее одежду сложили в чемоданы и поместили где-нибудь на хранение. Больше Диане ничего не разрешили оставить. Она хотела отдать и драгоценности, однако и адвокат, и брат этому воспротивились.

— Тебе они еще пригодятся, — пояснил Джимми. — В крайнем случае их всегда можно продать. Правда, боюсь, сейчас за них не много выручишь.

— Считаю ваше предложение достойным похвалы, — произнес адвокат. — Джимми прав, но не в обиду вам будет сказано, сумма, вырученная при продаже драгоценностей, будет настолько мала, что для кредиторов отца это — капля в море, тогда как вам она сможет оказать неоценимую поддержку.

Двое пассажиров, ехавших в одном купе с Дианой, сошли в Оксфорде, и девушка осталась одна. Открыв сумочку, она вынула оттуда письмо и не спеша перечитала его. Это было второе письмо от Хьюго.

Хьюго нашел деликатные добрые слова утешения, но Диану не оставляло неприятное ощущение, что он написал лишь потому, что этого требовало приличие.

«Что-то я становлюсь чересчур мнительной», — подумала она, в глубине души понимая, что и на сей раз интуиция се не подводит. Сознавать это было очень больно.

В письме чувствовалась некоторая холодность, а отдельные фразы казались какими-то вымученными, и Диана, поразмыслив, поняла, в чем тут дело.

Хьюго любил ее богатой наследницей, за которой увивались толпы мужчин, красивой и обворожительной, способной очаровать любого.

В ту ночь, когда они виделись в последний раз, он желал ее как никогда, весь во власти своей страсти.

А на следующий день эта девушка оказалась нищей и всеми презираемой, от нее отвернулись почти все друзья, а имя ее, еще вчера произносимое с трепетом, несло теперь позорное клеймо.

Разве найдется человек, способный, презрев общественное мнение, взять в жены бесприданницу только потому, что какой-то романтик сказал, что с милым и в шалаше рай?

Хьюго вел себя великолепно. Он писал Диане, предпринимал отчаянные попытки с ней увидеться, посылал цветы.

Диана чувствовала, что в глубине души он страшно гордится тем, что ведет себя как истинный джентльмен, и ей было больно и обидно.

Она написала Хьюго письмо, в котором поблагодарила его за участие, а в конце добавила:

«Я на некоторое время уезжаю из Лондона. Прошу тебя, не беспокойся обо мне».

Пейзаж изменился, теперь Диана опять ехала по плодородной долине Ившем. Она вспомнила, как счастлива была здесь всего две недели назад.

«А теперь они все отобрали, — подумала она, — даже фамилию. Но я-то все еще жива, я существую».

Сама того не ведая, она пришла к философскому заключению, в котором, без сомнения, всегда может быть уверен каждый человек:

«Я есть».

Глава 7

В замке Диане спалось на удивление спокойно. Свежий воздух, прохладный и бодрящий даже в самый жаркий день, очень этому способствовал.

Старенький сторож суетился вокруг нее и все старался угодить. Он умолял попробовать то одно, то другое незамысловатое кушанье и так огорчался, когда Диана, даже не притронувшись к ним, возвращала тарелку с едой обратно, что она не выдерживала и съедала все, только чтобы доставить ему удовольствие.

Еда была восхитительна, и Диана подозревала, что в основном поступала она из Охотничьего дома, однако пару блюд сторож все-таки готовил в своей кухоньке, и ей не хотелось обижать старика отказом.

Впервые в жизни она была одна. Сначала она никак не могла заснуть: все смотрела сквозь незашторенное окно на звезды и прислушивалась к тихому шороху листьев.

Диана долго стояла у окна, всматриваясь в необозримую равнину. Вокруг царила благословенная тишина, наполняя ее душу спокойствием и умиротворением.

Она чувствовала себя гораздо спокойнее, ее будущее теперь казалось не таким уж страшным. Диана даже почувствовала, что в скором времени сможет решить для себя, что ей делать дальше.

На следующее утро она проснулась очень рано. Солнце уже встало, а из сада доносился разноголосый птичий хор. Диана отправилась бродить по холмам и бродила до тех пор, пока не выбилась из сил, и, вернувшись домой, легла спать. Спала крепко, без сновидений, а когда проснулась, почувствовала, как к ней возвращаются утраченные силы.

На столе ее ждала полная живого участия записка Лоэлии, в которой говорилось, что они с Джеком очень хотят ее видеть, как только она почувствует себя лучше. Друзья предлагали ей оставаться в замке столько, сколько она пожелает

Незаметно пролетели еще два или три дня. Ни каких событий за это время не произошло. К Диане вернулась былая сила и энергия, от длительною пребывания на свежем воздухе щеки порозовели, однако еще острее встал вопрос, что будет дальше

Она понимала, что образование, которое она получила, абсолютно непригодно для зарабатывания денег.

Диана знала несколько иностранных языков, настолько, чтобы путешествовать и общаться с иностранцами, но отнюдь не так хорошо, чтобы стать преподавателем.

Диана умела водить машину, но не знала, из чего она собрана. Она отлично ездила верхом, но ни разу в жизни самостоятельно не оседлала ни одну лошадь.

Прекрасно танцевала с любым партнером, но не сумела бы показать ни одного сложного па.

Даже продавщицей она вряд ли смогла бы работать, хотя и ходила по магазинам всю свою жизнь.

Теперь Диане смешно было даже вспоминать, как часто пресса называла ее «высокообразованной», «талантливой», «выдающейся» — в общем, лучшей из лучших. А на самом деле всех ее талантов не хватает даже на то, чтобы найти самую малооплачиваемую работу!

Пробыв в замке около пяти дней, Диана получила письмо от Джимми.

«Я нашел работу, — писал он, — в гараже в Челси. Это большая удача, потому что его владелец учился со мной в Итоне и кое-чем мне обязан. Он хороший парень и взял меня на работу с одним условием — я должен сменить фамилию. Итак, дорогая сестренка, бакалавр математических наук сэр Джеймс Хедли уходит со сцены. Появляется Джимми Марлоу, гаражный механик.

P. S. Видела бы ты меня в рабочем комбинезоне!»

Диана позавидовала хорошему настроению и оптимизму Джимми. Она написала ему ответ с пожеланием удачи и обещаниями приложить максимум усилий, чтобы и самой как-то устроиться в жизни.

А потом попыталась подсчитать, как лучше использовать свои сто двадцать пять фунтов в год. Просидев так около часа, Диана пришла к неутешительному выводу: она понятия не имела, где будет жить, как ей найти дешевую комнату и каков примерный прожиточный минимум в месяц. Так что все ее подсчеты не стоили ломаного гроша.

Ей казалось, что на такую крохотную сумму, даже если бы она стала зарабатывать два или три фунта в неделю, вообще невозможно прожить.

Схватив злосчастный листок, Диана разорвала его на мелкие кусочки и разрыдалась. Она чувствовала себя абсолютно беспомощной и бессильной. Выхода из создавшегосяположения, как ей казалось, не было.

Диана сидела на стуле, закрыв лицо руками, и слезы текли у нее из глаз. Она не сделала ни малейшей попытки их остановить, всецело предаваясь своему горю.

Она пребывала в отчаянии и впервые в течение многих лет могла позволить себе быть самой собой. Жизнь, которую она вела прежде — на виду всего общества, — научила ее постоянно держать себя в руках и скрывать истинные чувства.

Диана никогда не оставалась одна. Даже в своей спальне на -Парк-лейн или за городом рядом с ней всегда находилась горничная, готовая появиться в любой момент, если ей вдруг покажется, что хозяйке требуются ее услуги.

Даже просто поплакать ей никогда не удавалось: всегда на виду, всегда убранная и накрашенная.

Люди, всюду люди… Беззастенчиво пользовавшиеся ее деньгами, обожавшие роскошь, которая всем хороша, за исключением одного — она не позволяет побыть в одиночестве.

Прошел почти час, прежде чем Диана наконец успокоилась. Рыдания стихли.

Она вытерла распухшие глаза, устало вздохнула и внезапно почувствовала, что с души словно камень свалился: тоска и уныние, будто зловещая грозовая туча, нависшая над головой, куда-то исчезли.

Диана умылась, с наслаждением ощущая прохладу воды своей разгоряченной кожей, и, сбежав по каменным ступенькам крыльца, взобралась на холм. Время приближалось к полудню. Солнце стояло уже высоко, и было очень жарко.

Отойдя от замка, Диана примостилась на поваленном дереве и огляделась по сторонам. Внезапно за спиной послышался звук шагов, заставивший ее вздрогнуть.

Она обернулась — по дорожке, ведущей от Охотничьего дома, приближался Барри Данбар.

Диана вскочила, не зная, что делать: то ли убегать, то ли остаться. Пока она раздумывала, Барри уже успел подойти и, улыбаясь, протянул ей руку.

— Мисс Хедли! — воскликнул он. — Вот уж не ожидал вас здесь увидеть.

— Я остановилась в замке, — сказала Диана.

— Простите, если помешал вам, — проговорил Барри. — Я понятия не имел, что здесь кто-то есть. Я зашел к Лоэлии и Джеку, но их не оказалось дома. Мне очень нужны кое-какие бумаги, которые я оставил в кабинете на столе. Что ж, придется самому взять их.

— Думаю, ничего страшного не будет, — заметила Диана. — Возьмите, если они вам так нужны. А Лоэлию я еще не видела.

Диана снова уселась на бревно, а Барри, не проронив ни слова и не дожидаясь приглашения, сел рядом. Несколько секунд они молчали, наконец Барри протянул ей руку.

— Не сочтите меня назойливым, но мне ужасно жаль, — заметил он.

Диана подала ему руку и внезапно, к своему ужасу, почувствовала, что слезы снова вот-вот хлынут у нее из глаз. Она уставилась прямо перед собой, делая невероятные усилия, чтобы сдержать их.

Крепко сжав ее руку, Барри сказал:

— Не печальтесь. У вас осталось единственное, что имеет значение в этой жизни.

— Что же это? — спросила Диана.

— Мужество, — последовал ответ.

И так же неожиданно, как и появился, Барри поднялся и ушел.

Несколько минут Диана сидела не шевелясь, ей стало гораздо легче. Она знала, что Барри не покривил душой. Он действительно сказал то, что думал.

Как ни странно, его простые слова придали ей сил. Почему-то ей было небезразлично его мнение.

Несколько минут спустя Барри вернулся с бумагами под мышкой. Он подошел к Диане и взглянул на нее.

— Спасибо вам, — просто сказала она. Барри взял ее за руку.

— Я понимаю, то, что произошло, кажется вам сейчас ужасным и непоправимым, — проговорил он. — Но поверьте, рано или поздно это ощущение пройдет. На самом деле жизнь — это потрясающая штука. Все плохое и хорошее, что происходит с человеком, как бы остается на ее обочине. Настоящей же жизни это никак не касается. И помните, вот этого у вас никто не отнимет.

Барри обвел глазами окрестности, и Диана, проследив за его взглядом, увидела безбрежное синее небо с белыми барашками облаков, поля, покрытые золотистыми колосьями пшеницы, зеленые долины, серебристые реки и темно-зеленые леса. Она вдруг почувствовала себя так, словно впервые в жизни созерцает подобную красоту.

Они находились на холме, и прямо под ногами, внизу, виднелись деревья. Их листья блестели на солнце, стволы казались золотисто-красными от прильнувшего к ним плюща. «Совсем как живые», — подумала Диана.

Земля была покрыта сочной травой, и каждая былиночка, каждый крохотный зеленый кустик изумрудного мха казались ей наполненными жизненной силой. И Диана, глядя вокруг, ощущала себя частью всей этой красоты.

Барри коснулся ее руки. Он словно открыл ей глаза на раскинувшийся у их ног прекрасный мир, показал красоту настоящей жизни, не тронутой цивилизацией.

Он ушел, а Диана все продолжала сидеть, чувствуя в себе уверенность и безбрежный покой.

Она поняла, что Барри — один из немногих оставшихся у нее друзей, более настоящий, чем все, вместе взятые.

На следующее утро Диана получила письмо, чрезвычайно ее удивившее. Подписано оно было миссис Шнайбер.

«Уважаемая мисс Хедли, — писала та. — Мы с мужем были бы чрезвычайно рады вашему согласию стать компаньонкой нашей дочери Рут. Я посоветовалась с мисс Картер, и та сочла подобное предложение замечательным. Она, да и мы все, не сомневаемся, что вы великолепно поладите с Рут. Со своей стороны готовы предложить вам двести фунтов в год и стол. В ближайшем будущем мы собираемся за границу и хотели бы заранее получить ваш ответ, с тем чтобы знать, можем ли на вас рассчитывать. Искренне ваша, Эсфирь Шнайбер».

Стать компаньонкой Рут Шнайбер! Сама идея привела Диану в негодование. И в то же время она не могла не понимать, что со стороны Мэри Картер было чрезвычайно любезным найти ей такое место.

Первой реакцией Дианы было отказаться. Однако немного поразмыслив, она решила, что находится не в том положении, чтобы так бросаться подобными предложениями.

Сопровождать Рут Шнайбер, быть на задворках того самого общества, в котором она привыкла блистать, выполнять каждое пожелание Шнайберов, этих добродушных, хотя и несколько вульгарных людей — такое Диана не в состоянии была себе даже представить.

И в то же время она прекрасно отдавала себе отчет в том, что ни на какую другую работу она просто не способна.

Немаловажным являлось и то обстоятельство, что у нее будет крыша над головой, да и обещанное жалованье, признаться, было более чем щедрым.

Она по-прежнему сможет жить в роскоши, вращаться в том обществе, которое так хорошо знает… Но с какой разницей!

Если раньше она слыла его королевой, то теперь появится в качестве прислуги, полностью зависящей от воли своей хозяйки.

«Нет, я не смогу этого сделать!» — в отчаянии подумала Диана, но тут взгляд ее упал на письмо Джимми, которое по-прежнему лежало на столе.

Брат бросил университет и работает в гараже простым механиком. Это ведь тоже потребовало от него немалого мужества.

«Ему хватило сил даже сменить фамилию», — с горечью подумала Диана.

Так что же ей делать? Весь день Диана размышляла над этим, складывая в уме все «за» и «против». Обстоятельства вынуждали ее с благодарностью принять предложение, однако все ее естество восставало против него.

«Я этого не вынесу!» — неустанно повторяла она.

На следующий день пришло письмо от Мэри Картер, очень доброе и полное сочувствия, в котором она прямо говорила, что Диане крупно повезло получить такое заманчивое предложение.

«Шнайберы ненадолго уезжают за границу, — писала она, — это тебе только на руку, дорогая. К тому времени, как ты вернешься, все уже про вас забудут. Я уверена, что ты благоразумно примешь их предложение. Шнайберы очень милые люди, с ними легко ладить».

В том, что все скоро забудут, что произошло, Диана ни капельки не сомневалась, она отлично знала высшее общество. Не пройдет и нескольких месяцев, как при виде ее скажут:

«Это какая такая Диана? А, Хедли, у которой отец обанкротился, а потом застрелился».

И, равнодушно пожав плечами, будут с нетерпением ждать очередного скандала.

«И почему я не родилась мужчиной!» — горестно размышляла она. Можно было бы сменить имя, уехать за границу, где ее никто не знает, самой зарабатывать себе на жизнь чем угодно, хоть улицу мести, лишь бы не видеть больше людей, которых знала прежде.

Но, как говорится, если бы да кабы… И Диана написала Шнайберам, что она согласна стать компаньонкой их дочери.

Две недели спустя она приступила к первой в своей жизни работе.

Вскоре обнаружилось, что труднее всего в этой семье ладить с миссис Шнайбер.

Рут оказалась веселой, ленивой, немного завистливой, но, в общем, доброй девушкой, которую невозможно было не полюбить.

Мистер Шнайбер весь день работал и возвращался домой лишь поздно вечером, усталый и раздраженный. Он относился к Диане с уважением и бывал с ней неизменно вежлив, чего она не могла не оценить по достоинству, поскольку остальные домочадцы избытком вежливости явно не страдали.

Миссис Шнайбер разговаривала с ней то фамильярно, то придиралась ко всяким пустякам и ворчала по поводу и без повода, видимо, считая, что за деньги, которые ей платят, можно и потерпеть.

Вскоре Диана поняла, почему миссис Шнайбер наняла ее: она близко знала многих из высшего общества, с кем не прочь благодаря ей были подружиться и Шнайберы.

Потому-то, когда Диана отказалась встречаться со своими бывшими друзьями, хозяева были сильно разочарованы.

Сначала работа показалась Диане нетрудной.

В ее обязанности входило сопровождать Рут по магазинам. Диане стоило невероятного терпения уговорить свою компаньонку не покупать ярких безвкусных нарядов. Она всегда советовала приобретать простые изысканные платья, которые необыкновенно шли этой крупной девушке, скрывая ее явную тенденцию к полноте.

Сделав нужные покупки, они обедали в каком-нибудь модном ресторанчике, где, по мнению Рут, можно было встретить представителей высшего общества. Потом катались в автомобиле, ходили в кино или возвращались домой, где Рут до вечера валялась в постели.

Шнайберы вообще были людьми оригинальными — в своем новом роскошном доме они проводили совсем мало времени. Если уж кто-то и оставался дома, то непременно валяясь в постели. Им и в голову не приходило, что у себя дома можно по-другому провести время.

И миссис Шнайбер, и ее дочь вставали очень поздно. Напяливали свои самые лучшие наряды и отправлялись кто куда.

По возвращении тут же эти наряды снимали, движимые непреодолимым желанием сберечь хорошие вещи, чтобы они прослужили дольше, переодевались в домашнее и ложились в постель.

Диане такой распорядок дня был только на руку — она могла находиться в своей комнате и делать там все, что ей захочется.

Самым трудным для нее оказалось найти общий язык с прислугой.

Раньше она и представить себе не могла, каким снобизмом отличается эта категория работающего люда.

Ее поразили надменность и скрытое хамство многочисленной прислуги Шнайберов.

Все брали пример с дворецкого, даже не скрывавшего своего презрения к хозяевам. Диану неприятно поразило, что горничная миссис Шнайбер в свое время тоже пострадала от банкротства Роберта Хедли.

Как только Диана появилась в доме, она никогда не упускала случая показать Шнайберам, что не доверяет этому «изгою общества».

Стоило Диане по какой-то причине задержаться в комнате миссис Шнайбер, как служанка бросалась запирать шкатулку с драгоценностями, причем делала это настолько демонстративно, что Диане становилось не так обидно, как смешно.

В целом Шнайберы были добры к ней. И не их вина, что, когда Диану просили что-то принести, сбегать за чем-то наверх, она, не привычная к подобным поручениям, очень терялась. Не любила она также и откровенничать.

Чересчур темпераментная миссис Шнайбер вела себя непредсказуемо, если хоть что-то было не по ней. Сколько раз, бурля от негодования, она склоняла на все лады ту или иную великосветскую даму, которая, как ей казалось, была с ней недостаточно вежлива. Рут и Диане оставалось только молча внимать ее гневным речам.

Поначалу Диана едва сдерживалась, чтобы не броситься на защиту бывших подруг, которых так несправедливо обвиняют.

Однако вскоре она поняла бесполезность своих порывов. Лучше было не пытаться возражать миссис Шнайбер, которая, чуть не лопаясь от ярости и бренча бесчисленными украшениями, бегала взад-вперед по комнате, стуча своими коротенькими ножками, и вопила:

— Нет, вы мне только ответьте, почему это она не желает со мной разговаривать? Не я ли дала ей сто фунтов на благотворительность, а? А сейчас она, задрав свой дурацкий нос, делает вид, что со мной не знакома! Нахалка! Думает, что ей все дозволено только потому, что отец был герцогом!

Да ведь все знают, что она собой представляет! Крутит шуры-муры со своим смазливым агентом! Нет, как вам это нравится? И еще смеет делать вид, что меня не замечает, меня, которая всю свою жизнь была образцом добродетели!

Хоть она и леди, а по мне — так самая непристойная баба! Теперь-то я вижу, правильно о ней говорят! Ну так вот! Больше она от меня ничего не получит! Ни пенса!

И это могло продолжаться еще довольно долго, иногда даже из-за пустяка.

Люди, расположения которых миссис Шнайбер так отчаянно добивалась, без зазрения совести выуживали у нее на благотворительность крупные суммы, добытые ее мужем тяжким трудом, а потом при встрече, когда она радостно кидалась приветствовать их, делали вид, что впервые ее видят.

Иногда Диана сама не понимала, кого презирает больше: то ли миссис Шнайбер за ее болезненное тщеславие, то ли знать, выкачивающую из этой глупой женщины деньги, не отплатив ей хотя бы простой учтивостью.

То, что Диана в Лондоне, знали лишь немногие из ее друзей. В доме Шнайберов на Гросвенор-сквер она прожила всего одну неделю — семейство надумало отправиться в Монте-Карло.

Если Диана и надеялась, что лето проведет тихо и спокойно, то ее ждало разочарование. В конце июля женская половина Шнайберов вдруг бросилась бегать по магазинам, скупая все, что, по их мнению, требуется для отдыха на юге — летние платья, купальники, одежду с морской символикой, которую положено носить на яхте.

Тщетно Диана уговаривала миссис Шнайбер не покупать столько для яхты, которая скорее походила на моторную лодку.

Все было напрасно. Миссис Шнайбер настояла на своем. Но ни бескозырка, ни стильный бушлат с медными пуговицами не спасли женщин от морской болезни, которой миссис Шнайбер и Рут страдали даже при полном штиле.

В Монте-Карло все было, как и везде: та же толпа представительниц прекрасного пола всевозможных размеров осуществляла свою заветную мечту — загореть до черноты; тот же неизменный набор сладкоречивых проходимцев с вихляющей походкой, словно стервятники, выискивающих богатую добычу.

Те же старики, с восторгом наблюдающие, как плещутся в море молоденькие девицы.

Те же холеные великосветские особы, единственное занятие которых — демонстрация парижских моделей нового сезона.

Те же игроки в карты двух типов: профессионалы и новички-неудачники.

Неженатых и более или менее приличных молодых людей можно было пересчитать по пальцам.

Миссис Шнайбер, очень скоро это обнаружив, долго негодовала на цивилизованное общество, которое не в состоянии предложить ее дочери своих красивых и богатых молодых людей.

— Никогда не видела такой убогой публики! — возмущалась она, сидя у бассейна. Ее просторное тело, втиснутое в испещренную синими пятнами пижаму с оранжевым поясом, выглядело довольно забавно.

Приставив к носу усыпанный бриллиантами лорнет, она окинула прохожих презрительным взглядом.

— Скажи мне, Диана, — проговорила она, — нет ли среди них кого-нибудь из твоих знакомых? Может, ты хоть что-то знаешь? А! Вот идет эта леди Дэшли. За душой ни пенса, а пролезет всюду, куда только пожелает. Вот уж чего не понимаю! Вроде не красавица, а поди ж ты, все из кожи вон лезут, чтобы только оплатить ее счета. А это что за молодой человек спускается по лестнице? Где-то я его прежде видела…

Диана взглянула, куда указывал жирный, унизанный кольцами палец — по ступенькам под руку с какой-то высокой блондинкой спускался не кто иной, как Хьюго.

Кровь бросилась Диане в лицо, она почувствовала, что краснеет. Поспешно раскрыв сумочку, она опустила голову, сделав вид, будто что-то ищет, а когда подняла ее, то уже целиком и полностью владела собой.

Хьюго с блондинкой направлялись прямо к ним. Когда они проходили мимо, он наконец за^ метил Диану.

— Диана! — воскликнул он, протягивая к ней обе руки.

— Привет, Хьюго, — удалось небрежно бросить Диане, после чего она, не теряя ни секунды, представила своего бывшего жениха миссис Шнайбер.

Та пришла в полный восторг.

— Ну конечно, мы с вами уже встречались, лорд Долк! — защебетала она. — Я прекрасно вас помню. Вот и Диана только что, когда увидела, что вы спускаетесь по ступенькам, сказала: «Смотрите-ка, вот идет лорд Долк». Мы приехали сюда совсем недавно. А вы тоже здесь остановились? Вы должны непременно встретиться с моей дочерью и прокатиться на нашей яхте. Знаете, у нас такая маленькая яхточка. Я сказала мужу, когда мы собирались ее покупать: «Зачем нам какая-то громадина! Купим что-нибудь изящное и уютненькое, чтобы можно было устраивать прямо на борту веселые пикники». Ведь так приятно иногда уплыть куда-нибудь подальше от всего этого сборища. Правда, лорд Долк?

Хьюго вежливо ответил, а потом повернулся к Диане:

— Где ты остановилась?

— С нами, — вмешалась миссис Шнайбер, прежде чем Диана успела раскрыть рот. — Почему бы вам сегодня не поужинать у нас? Вы с Дианой могли бы вспомнить старые добрые времена. И потом, мне так хочется, чтобы вы встретились с моей дочерью Рут. Она наверняка будет в восторге, когда узнает, что и вы приехали в Монте-Карло.

Хьюго слегка опешил от такого бурного натиска, однако быстро пришел в себя и, извинившись, отказался от приглашения на ужин.

— К сожалению, я уже принял другое приглашение, — пояснил он. — Может быть, мы увидимся после ужина в казино? Вы ведь будете играть?

— Ну конечно! — просияла миссис Шнайбер.

— Тогда до вечера, Диана, — проговорил Хьюго, заметив, что блондинка уже отыскала укромное местечко подальше от бассейна и теперь призывно машет ему рукой.

— Тебя мне особенно хочется увидеть, — тихонько добавил он и поспешил на зов.

— Какой приятный молодой человек, — заметила миссис Шнайбер. — Помнится, я видела его на нашем вечере. Я еще подумала тогда: какой красавчик, а Мэри Картер потом сказала мне, что он выгодный жених. Как ты думаешь, он подходит нашей Рути?

— Несомненно, — ответила Диана.

— Ладно, увидимся с ним вечером, — продолжала миссис Шнайбер. — Во что бы только одеть Рут? Наряды, что ты ей накупила в Лондоне, мне совсем не нравятся. Рут всегда шел вишневый цвет. Когда она была маленькая, я одевала ее только в вишневое. Зимой — вишневый бархат, летом — вишневый шелк. Она была чудо как хороша, просто куколка! Знакомые мне то и дело говорили: «Миссис Шнайбер, вы разорите своего мужа. И зачем только так наряжать ребенка?» А я всегда отвечала, что Рут окупит все потраченные на нее деньги. А вот, кстати, и она.

Миссис Шнайбер умолкла — к ним приближалась Рут.

Глядя на нее, Диана заметила, что выглядит та великолепно: простое, отлично сшитое летнее платье и огромная белая полотняная панама, закрывающая лицо от солнца, шли ей необыкновенно.

Диана рекомендовала ей не надевать на пляж своих массивных жемчужных серег и многочисленных браслетов, которые Рут просто обожала. Рут, к счастью, не пренебрегла ее советами.

В это утро на ней не было ни единого украшения. Все просто и со вкусом, а потому красиво и изящно Чуть застенчиво, но не спеша, шла она мимо многочисленных любителей позагорать, направляясь к своей матери.

— Рути! — тут же затараторила миссис Шнайбер, когда дочь уселась рядом с ней. — Ты не представляешь, с кем я только что разговаривала! С самим лордом Долком! И он просто мечтает встретиться с тобой сегодня в казино. Ты ведь помнишь его, правда?

— Ну конечно, помню, — отозвалась Рут. — Но насчет того, что он так уж хочет меня видеть, по-моему, ты, мама, ошибаешься. Ведь он ухаживает за Дианой.

— Вовсе нет, — поспешно вмешалась Диана.

— За Дианой? — удивленно переспросила миссис Шнайбер. — Ах да, теперь припоминаю… Ты ведь приводила его на вечер, который мы устраивали, правда, Диана? Но он сказал, Рути, что хочет видеть сегодня вечером именно тебя и совсем не ожидал увидеть здесь Диану. Я думала…

Она запнулась, однако Диана отлично поняла; что хотела сказать ее хозяйка. Она думала, что после финансового краха сэра Хедли его дочь уже не будет представлять никакого интереса для такого блестящего человека, как Хьюго.

Самое лучшее — это смотреть правде в глаза, решила Диана.

Слава Богу, ей теперь не нужно притворяться. Она поднялась.

— Вы не возражаете, если я вернусь в отель? — спросила она. — Я кое-что забыла.

И добавила:

— А что касается меня и лорда Долка, миссис Шнайбер, то я — не в счет, так как уже вышла из игры. Не сомневаюсь, что он будет рад снова встретиться с Рут. Может быть, мне заказать в казино столик?

Миссис Шнайбер кивнула.

— Неплохая мысль, — согласилась она. — Так и сделай.

Диана не торопясь отправилась обратно в отель. Спешить было нельзя — слишком жарко. Горы, кольцом опоясавшие Монте-Карло, делали жару совершенно невыносимой. Впечатление было такое, будто сидишь в раскаленной печи.

Она стояла у окна своей спальни и глядела на безмятежное море.

Встреча с Хьюго застала Диану врасплох: вот уж чего она никак не ожидала, так это наткнуться на него в Монте-Карло. Казалось, сто лет прошло с тех пор, когда она видела его последний раз, ощущала на своих губах его прощальный поцелуй, слушала, как он умоляет впустить его на минутку.

Как же она рада, что не уступила тогда его домогательствам! Страшно было даже подумать, что она могла бы кокетничать с ним, весело хохотать и даже поощрять его ухаживания в доме, где лежало бездыханное тело отца, в ту ночь, которая до неузнаваемости изменила всю ее жизнь, все ее существование.

Интересно, что он собирается ей сказать. Диана считала, что говорить им в общем-то не о чем. И вес же была рада, что они наконец встретились.

Только теперь она поняла, что все время уклонялась от этой встречи. В Лондоне, когда они с Рут бывали в ресторане, Диана, не отдавая себе отчета в том, что делает, то и дело оглядывалась на дверь.

Стоило войти мужчине, как ей казалось, что это Хьюго, и тут же сердце ее начинало биться с удвоенной силой. Кого она только не принимала за него! У одного было похоже лицо, у другого фигура…

И вот наконец встреча, одна мысль о которой наводила на нее такой ужас, состоялась. Она увидела его, и это оказалось вовсе не так страшно.

У Дианы отлегло от сердца, и, схватив сумочку, она почти вприпрыжку выбежала из комнаты.

Направляясь к лифту, она стремительно завернула за угол и со всего размаху налетела на молодого высокого блондина с голубыми глазами. Тот, смеясь, успел схватить ее за руки, иначе бы Диане ни за что не удержаться на ногах.

— Ой, простите, ради Бога, — извинилась Диана.

— Ну что вы, я очень даже рад. Есть повод для знакомства, вы не находите?

Он так добродушно ей улыбался, что она с трудом сдержалась, чтобы не расхохотаться.

— Естественно, не нахожу! — заявила Диана суровым тоном, но тут же не выдержала и улыбнулась ему в ответ: таким он ей показался молодым и полным жизненных сил.

Она припомнила, что прошлым вечером видела его издалека в казино и, будучи настоящей женщиной, сразу же заметила, что он не спускает с нее восторженных глаз.

— Ну, пожалуйста, скажите, как вас зовут, — взмолился между тем незнакомец.

И, нагнувшись, поднял ее сумочку, которая упала на пол.

Это была белая холщовая сумка, одна из тех простых, но очень дорогих вещей, которая теперь обошлась бы Диане почти в месячное жалованье. В уголке на табличке было выгравировано ее имя.

Молодой человек с легким поклоном протянул ей сумку.

— Теперь ваше имя запечатлено в моем сердце, — напыщенно проговорил он.

Диана снова рассмеялась: он был такой симпатичный, да к тому же она так давно не хохотала.

— Я должна идти, — сказала она, направляясь к лифту.

— Разрешите сегодня пригласить вас на танец, — попросил молодой человек.

— Нет, не разрешу, — последовал ответ.

— Ну, пожалуйста, Диана, очень вас прошу! — взмолился он.

Диана, покачав головой, вошла в лифт.

— До свидания, — сдержанно проговорила она.

— До вечера, — упрямо сказал молодой человек, и лифт понес ее вниз.

— Диана, мне нужно поговорить с тобой наедине. Хьюго взял ее за руку и решительно вывел через

дверь казино на тускло освещенную террасу с видом на море. Там поспешно отвел ее в сторонку, подальше от ужинавших посетителей.

— Я битый час пытался тебя поймать, — сердито начал он, — но все время натыкался на эту дурацкую тетку. Кто она, черт бы ее побрал?

— Моя хозяйка, — ответила Диана.

— Твоя кто?!

— Я компаньонка ее дочери Рут.

— Боже милостивый! — воскликнул Хьюго. — Диана, этого не может быть! Как же?.. Ведь они совершенно немыслимые люди!

— Мой дорогой Хьюго, — решительно проговорила Диана. — А чего ты, собственно, ожидал? В конце концов, знаешь, не каждый возьмет меня на работу.

— Не говори так! — воскликнул Хьюго и взял ее за руку. — Диана, дорогая, как же я по тебе скучал! Ты так и не ответила на мое последнее письмо. Почему?

— Мне нечего было тебе сказать, — ответила она просто.

— Мне очень хотелось тебя найти, — продолжал Хьюго, — но я чувствовал, что тебе хочется немного побыть одной. Как-то я позвонил на Парк-лейн, но там понятия не имели, куда ты отправилась, а может, это ты попросила ничего мне не говорить?

— Видишь ли, моя жизнь в последнее время сильно изменилась, — пояснила Диана. — Теперь, Хьюго, мне нужно самой зарабатывать себе на хлеб, хотя стать компаньонкой, быть может, и не самый удачный для этого способ. Но ничего другого я делать не умею.

— Да, но работать на них… Диана, эта женщина просто невозможна! Я никак не мог избавиться от нее. Присосалась ко мне как пиявка! Неужели ты не могла подыскать себе какую-нибудь работу получше?

— Эти люди вовсе не так уж плохи, — возразила Диана.

Ей почему-то было неприятно, что Хьюго с таким высокомерием говорит о Шнайберах. В конце концов, подумала она, они единственные, кто предложил ей работу.

— Ты должна уехать, Диана, — уговаривал ее Хьюго. — Я найду тебе другое место, лучше, чем это. Где мы по крайней мере сможем видеться.

— Мне и здесь неплохо, — возразила Диана. «Надо же! Хьюго предлагает мне работу», — горько усмехнулась она. Месяц назад он заставлял ее принять совсем другое предложение.

Впрочем, Диана с самого начала знала, что ее прежние отношения с Хьюго не выдержат испытания временем, и тем не менее горько было сознавать, насколько изменилось положение вещей.

Она облокотилась о перила и отвернулась от Хьюго. Ее головка четко вырисовывалась на фоне темного неба, и в этот момент Диана была необыкновенно хороша.

До них доносились приглушенные звуки музыки и тихий плеск волн внизу, под ногами.

Внезапно Хьюго рывком притянул Диану к себе.

— Диана, — хрипло зашептал он, — дорогая, я так тебя хочу!

Он страстно поцеловал ее. Диана безвольно лежала в его объятиях, а когда он выпустил ее, отвернулась. Что-то в ней изменилось — поцелуи Хьюго больше не волновали ее.

Прежняя нега, которая возникала в Диане всякий раз, когда он до нее дотрагивался, исчезла. Все было кончено. Куда только подевалась та сила, которая заставляла ее сладко трепетать под его поцелуями!

И в этот момент, чувствуя, что руки ее совершенно не дрожат, а спокойно лежат на мраморном парапете, Диана испытала огромное облегчение.

Она боялась Хьюго, боялась, что он может причинить ей боль, боялась, что он подчинит ее своей воле. Но ничего не произошло. И Диана чувствовала себя как человек, который, пробудившись посреди ночи от кошмара, с облегчением понимает, что все это ему только снится.

Хьюго целовал ее плечо и, невнятно бормоча какие-то ласковые слова, пытался снова заключить ее в свои объятия.

Диана чувствовала себя так, будто ее домогается какой-то едва знакомый мужчина, который ничего не значит в ее жизни, и непонятно, как это она его боялась и вообще думала о нем.

— Диана, я хочу тебя, — все повторял Хьюго. — Я хочу тебя, Диана.

Внезапно Диана громко расхохоталась и, повернувшись к нему лицом, уперлась руками ему в грудь и легонько оттолкнула.

— Дорогой мой Хьюго, — весело проговорила она. — Как же тебе повезло! Так вовремя спастись!

Хьюго даже покоробило от такой откровенности.

— Диана, выслушай меня, — взмолился он. Но она, и не подумав это сделать, взяла его под

руку, намереваясь вернуться обратно в казино.

— Ну хоть раз в жизни, Хьюго, не притворяйся. Ведь ты и сам видишь, как все вышло смешно.

И она снова рассмеялась.

— Я тебя не понимаю, — пробурчал Хьюго. Видно было, что ее выходка выбила его из колеи.

— Я и сама только-только начинаю понимать себя, — призналась Диана и, первой войдя в дверь, поспешила к саду, расположенному на крыше казино.

Оглядевшись, она с облегчением увидела, что Рут танцует, а миссис Шнайбер всецело поглощена игрой в карты. На секунду замешкавшись в дверях, Диана внезапно почувствовала, как кто-то взял ее за руку.

— Как я рад, что вы не отказали мне в танце, — послышался голос, и в следующую секунду Диана совершенно неожиданно для себя уже кружилась в танце с молодым человеком, с которым недавно познакомилась в фойе гостиницы.

— Добрый вечер, — проговорил он, глядя на нее сверху вниз смеющимися глазами. — Вы выглядите потрясающе, Диана. А для кого, если не секрет?

— Секрет, — улыбнулась она. — Вам же хочу сказать, что вовсе не собиралась сегодня с вами танцевать.

— А вот и собирались, — шутливо проговорил незнакомец. — Когда я одевался, то решил это проверить. И несколько раз подкинул монетку, повторяя про себя: «Орел — она придет, решка — нет». И три раза выпал орел.

— Наверняка мошенничали, — заметила Диана.

— Кстати, меня зовут Терри, — представился — незнакомец.

— Вы ирландец?

— Не чистокровный, — ответил Терри.

Танцором он был великолепным, и Диана, чувствуя себя с этим юношей удивительно легко и непринужденно, самозабвенно отдалась танцу.

Никогда еще не доводилось ей встречать человека, который бы так наслаждался жизнью. А то, что он обожал жизнь, видно было невооруженным глазом. И не только по его манере постоянно шутить, но и по тому, что энергия и жизненная сила, казалось, били ключом. На вид ему было не больше двадцати пяти.

— Пойдемте поужинаем, — предложил он, когда музыка стихла.

— Не могу, — ответила Диана. — Я присматриваю вон за той девушкой с темными волосами. Видите?

И, взглянув в сторону Рут, к своему изумлению, увидела, как та встала и подошла к Хьюго. В этот момент снова заиграл оркестр, и они начали танцевать.

— Похоже, ваши услуги ей пока не понадобятся, — решительным тоном проговорил Терри, и Диана послушно стала спускаться за ним.

«Надо же, Хьюго танцует с Рут! — растерянно думала она. — Вот это новости!»

Стало быть, миссис Шнайбер добилась своего. И проходя мимо комнаты, где играли в карты, Диана не смогла удержаться, чтобы не заглянуть туда. Она знала, где обычно сидит ее хозяйка, являвшая собой незабываемую картину азартной игры: кучка жетонов, глаза не мигая смотрят в карты, руки судорожно подергиваются в зависимости от того, выигрывает она или проигрывает.

Миссис Шнайбер играла плохо, но очень осторожно. Если ей удавалось выиграть несколько франков, она, в глубине души полагая, что вечер удался на славу, делала вид, что ей страшно не везет. Подобную манеру поведения она считала особым шиком.

Даже если ей и удавалось выиграть крупную сумму, она никогда в этом не признавалась, и Диана то и дело слышала, как она сетует своим подружкам! на то, что ей ужасно не везет в картах, хотя на самом! деле благодаря своей чрезмерной осторожности! почти никогда не проигрывала.

И сейчас Диана поспешила к ней и, наклонившись, тихонько проговорила:

— Я собираюсь пойти перекусить, миссис! Шнайбер. Рут танцует с лордом Долком, так что о ней не беспокойтесь.

Миссис Шнайбер так и просияла:

— Это хорошо. Очень хорошо!

— А как у вас дела? — поинтересовалась Диана.

— Карта идет ужасная, — пожаловалась миссис Шнайбер. — Не везет, да и только!

Но проговорила она это таким веселым тоном, что Диана поняла: у нее все хорошо. Оставив свою хозяйку наслаждаться игрой, она поспешила обратно к Терри. Тот уже нашел свободный столик и заказал бутылку шампанского.

Диана уселась напротив. Столик был освещен лишь крохотной настольной лампочкой, отбрасывающей бледно-розовый свет, над головой мерцали звезды, тихо плескались о плавучую палубу волны, оркестр наигрывал чудесный вальс, официанты сновали взад-вперед, и Диане вдруг на мгновение показалось, что она вернулась назад, в старую жизнь.

Как часто в последние годы сидела она вот так за столиком — не исключено, что за этим же, — весело смеясь и оживленно болтая, счастливая и уверенная в том, что завтрашний день не принесет ей никаких неприятностей, разве что самых малых, о которых уже через несколько минут трудно вспомнить.

«И почему это люди так часто раздражаются по пустякам, время от времени нарушающим их размеренное существование?» — размышляла сейчас Диана.

Опоздал человек на поезд, недоволен плохо сшитым платьем, нанял нерасторопного лакея — как часто подобные мелочи отравляют людям жизнь!

Но странное дело. Когда приходит настоящая беда, многие их тех, кто выходил из себя по самому ничтожному поводу, моментально берут себя в руки.

Что греха таить! Год назад она и сама считала свое положение незыблемым.

Но теперь… Теперь она научилась ценить каждую прожитую минуту. Выпало на ее долю невинное приключение с Терри? Что ж, она насладится им в полной мере.

Впервые в жизни Диана почувствовала, какое это счастье — пусть даже на самое короткое время освободиться от своих непосредственных обязанностей.

Терри был на высоте. Он так заразительно хохотал, так остроумно подшучивал над посетителями, так поддразнивал ее, что Диана не могла удержаться от смеха и веселилась вместе с ним от всей души. Давно не была она так беспечна и счастлива, как сегодня.

— У вас божественный смех, — заметил Терри. Диана улыбнулась ему в ответ.

— В какую же неприличную историю я попала, — игриво проговорила она. — Знакомлюсь в фойе с первым попавшимся мужчиной, тут же отправляюсь с ним ужинать… Очень пикантно!

— А потом этот незнакомец где-нибудь в темном уголке отбирает у вас драгоценности, — подхватил Терри. — Или это вы снимете с меня часы?

— Грабьте на здоровье, — смеясь, проговорила Диана, протягивая к нему руку, единственным украшением которой служил стеклянный браслет: изящная вещица, приобретенная всего за несколько франков.

Она еще не избавилась от своих драгоценностей, однако ей было не на что оформить страховку на их вывоз за границу, срок действия которой уже истек, и она оставила их в Англии.

Терри расхохотался.

— А вот мои часы вы не увидите, — заметил он.

— Это почему? — спросила Диана.

— Потому что я их заложил, как и все мои вещи, — пояснил он. — Это мой последний праздный день.

— Почему? — удивилась Диана.

— С понедельника я начинаю усердно трудиться, — ответил Терри. — Перед вами тот, кто в поте лица своего собирается добывать хлеб насущный, один из тех затюканных жизнью молодых людей, которые каждый день ровно в восемь пятнадцать выходят из дома, нахлобучив на голову цилиндр, и бредут к месту своей службы. Но прежде чем забраться на свой табурет в банке, я решил в последний раз отдохнуть на всю катушку.

— А почему вы раньше не работали? — спросила Диана.

— Потому что считался одним из тех счастливчиков, которых обзывают «богатыми бездельниками». Я купался в роскоши, в общем, был этаким миллионером — буржуа.

Диана расхохоталась, но, тут же посерьезнев, спросила:

— И что же произошло?

— В один злосчастный день исчезло все: и мое огромное состояние, и права, полученные мною при рождении, и мои надежды и чаяния, — ответил Терри. — Другими словами, все вылетело в трубу. Банкротство, моя дорогая, да еще какое! О котором совсем недавно трубили на каждом углу!

Диана уже поняла, что за банкротство он имеет в виду. Знала, что Терри ей ответит, и все-таки едва слышным голосом задала этот вопрос:

— Чье банкротство?

— Хедли, — как и ожидала, услышала она. — Просыпаюсь я однажды утром и узнаю, что я из богача превратился в нищего. Грустная история, правда? И вот теперь я вынужден покинуть свое родовое гнездо и отправиться зарабатывать себе на жизнь в какой-то дурацкий банк. Как вам это нравится!

В притворной скорби Терри склонил голову на грудь. Диана опять рассмеялась, но на сей раз смех ее прозвучал несколько нарочито.

«Еще одна жертва», — печально подумала она.

Поспешно закончила она ужин. Ей было страшно при одной мысли, что Терри узнает, кто она такая.

А что, если сейчас кто-то подойдет к их столику и заговорит с ней? Она оглянулась, моля Бога, чтобы поблизости не оказалось никого из знакомых и чтобы Рут именно сейчас не вздумалось ее разыскивать.

— Когда вы уезжаете? — спросила она Терри.

— Послезавтра, — ответил тот. — Ужасно не хочется, но ничего не поделаешь. Мы с вами обязательно должны встретиться в Лондоне. А сейчас давайте договоримся на завтра.

Диана поспешно согласилась, прекрасно зная, что сделает все возможное, чтобы держаться от него подальше.

А жаль. Терри ей понравился. Юноша, несмотря ни на что, готов смело вступить в новую жизнь, а все произошедшее с ним считает забавным приключением.

«Неужели последствия папиного банкротства будут преследовать меня всю жизнь? Неужели я никогда от них не избавлюсь?» — мелькнуло в голове у Дианы, и, поблагодарив Терри за ужин, она отправилась искать Рут.

Грехи отцов падут на головы детей — Библия, как всегда, оказалась права. Интересно, что сказал бы Терри, если бы узнал, кто она такая. Диана едва удержалась, чтобы не вернуться и спросить.

Возникло странное желание, чтобы окружающие узнали, что она дочь того самого Роберта Хедли, который покончил жизнь самоубийством. Пускай ей будет больно и стыдно! Чем больнее, тем даже лучше.

Рут сидела, насупившись, в полном одиночестве.

— Где тебя носило, Диана? — накинулась она на нее. — Я уже сама собиралась тебя искать.

— Извини, — проговорила Диана. — Я видела, что ты пошла танцевать с лордом Долком и решила, что пока тебе не нужна.

— Это было сто лет назад! — отрезала Рут. — Чтобы такого больше не повторялось! Не хватало еще, чтобы я скучала в одиночестве или, того хуже, бегала и повсюду тебя разыскивала.

Диана смиренно выслушала упрек в свой адрес.

Глава 8

Примерно в середине сентября Шнайберы возвратились в Лондон. К тому времени Монте-Карло им уже до смерти надоело.

На их яхту никто не обращал внимания, а Рут так и не смогла найти себе подходящего жениха.

И потому, когда в один прекрасный жаркий день семейство Шнайберов погрузилось в поезд, который медленно полз вдоль берега, все с легким сердцем помахали на прощание безоблачному небу и безбрежному морю.

В Лондоне Рут снова была недовольна всем подряд. Целыми днями она валялась в постели, тоннами поглощая конфеты, что отнюдь не делало ее стройнее, и постоянно ворчала по поводу того, что никто не приглашает их на вечеринки и в гости.

Чего Шнайберы только ни делали, как ни старались — высший свет их не замечал.

Диана была рада, что зимой, как всегда, будут устраиваться всевозможные благотворительные балы, где Шнайберы за свои деньги смогут наконец потанцевать и пообщаться с теми, кто не допускает их до себя.

Добрая душа Мэри Картер порекомендовала миссис Шнайбер во всякие комитеты, так что толстуха была занята целыми днями.

Утром она спешила на одно собрание, днем — на другое, потом — на чай, устраиваемый в присутствии прессы, где старательно лезла в камеру в надежде увидеть себя в вечернем выпуске светской хроники.

Рут, напротив, была слишком ленива, чтобы заниматься общественной деятельностью.

Диана пришла к заключению, что она с удовольствием вообще бы не вставала с постели, разве только затем, чтобы выйти замуж.

Этого Рут хотела больше всего на свете. Впрочем, ее вполне устроил бы и любовник.

Ей нужен был кто-нибудь. Именно поэтому время от времени и ходила она то на одну, то на другую вечеринку в надежде встретить этого кого-нибудь. Но все усилия ее были тщетны.

На самом деле это была настоящая трагедия. Если бы Шнайберы оставались на севере и не переезжали в Лондон, Рут, вне всякого сомнения, имела бы огромный успех.

Она была недурна собой, умела вести непринужденную беседу, казаться веселой и остроумной.

Бедняжка Рут с удовольствием посещала бы местные сборища, где с легкостью затмила бы всех присутствующих на них девиц, могла бы в свое удовольствие носить платья любимого ярко-вишневого цвета. Но увы…

По приезде с юга Диана навестила Джимми. Он по-прежнему так и работал в гараже, довольный своей новой жизнью.

— Сначала у меня не клеились отношения с другими механиками, — рассказывал он Диане. — Как же, светский мальчик заявился в гараж! Невзлюбили меня так, что, доложу тебе, жизнь была не в радость. Мучился я, мучился, а потом сказал самому задиристому, что, если он ко мне и дальше будет приставать, я ему башку оторву. Здорово мы тогда друг другу бока намяли, но я все-таки победил. Пожали мы руки и расстались друзьями. И с тех пор все у нас идет отлично.

— Тебе хоть не очень досталось? — встревожилась Диана.

— Да нет, — отмахнулся Джимми. — Только синяк целых две недели не сходил, это меня не очень-то красило. К счастью, я знал правила кулачного боя, а он нет, хотя здоровый оказался верзила, со мной не сравнить. Но в конечном счете отношения наладились, а это самое главное.

— Знаешь, Диана, — продолжал он, — дела у нас в гараже идут отлично. Хозяин подумывает открыть еще несколько таких гаражей, и я надеюсь, он сделает меня управляющим. Жалованье хорошее, так что с удовольствием возьмусь за работу. Я уже прикидываю, как начать организацию, однако на первых порах буду крайне осмотрителен.

Диане приятно было видеть, что у брата все в порядке. И она очень удивилась, когда получила от него срочную телеграмму с просьбой тотчас же приехать к нему. Отпросившись у Шнайберов, Диана помчалась в гараж к Джимми.

— Меня к тебе не отпустили, — первым делом пояснил брат, когда они встретились. — Дали только десять минут на разговор.

Он отвел Диану в маленькое душноватое помещение, где стоял письменный стол с крышкой на роликах, наподобие бюро, и довольно несуразный электрообогреватель. Диана уселась на единственный стул, а Джимми, закрыв дверь, встал рядом, опершись рукой о крышкустола.

— Послушай, сестренка, — начал он. — У меня возникли кое-какие неприятности. У тебя есть деньги?

— А что случилось? — встревожилась Диана.

— Недавно я был в «Версачи», — начал рассказывать Джимми, — и согласился переоформить чек одной девушки на свое имя. Глупо, конечно, но я понятия не имел, что она не в состоянии будет сама за себя заплатить. Да и, по правде говоря, она мне очень понравилась.

Ну так вот. Теперь на чеке стоит мое имя, и кредиторы требуют оплатить счет. Конечно, я мог бы отказаться платить и объявить себя несостоятельным. Но если поступить так, станет известно, кто я на самом деле.

А ты ведь знаешь, меня приняли на работу под другой фамилией. Кроме того, помнишь, я говорил, что мне предложили работу управляющего? На днях об этом опять зашел разговор. Но если всплывет вся эта история с чеком, не видать мне хорошего места как своих ушей.

— И сколько ты должен? — спросила Диана.

— Пятьсот фунтов, — ответил Джимми.

— Ну, такую сумму мы наберем, — облегченно вздохнула Диана. — Продам свои драгоценности, вот и деньги будут. Конечно, мои побрякушки стоят гораздо больше, но ты же знаешь, как только дело дойдет до продажи, их полную стоимость никогда не дадут. Несколько недель назад я носила свое кольцо в починку и попросила ювелира оценить его. ( mi назвал цену двести фунтов, так что остальную сумму мы уж как-нибудь соберем.

— Одни твои серьги с сапфирами стоят очень дорого. Я знаю, сколько отец платил за них, — заметил Джимми.

— К сожалению, их у меня больше нет, — сказала Диана и поведала брату, что с ней произошло неделю назад.

Она отправилась со Шнайберами на благотворительный бал. Билеты были дешевые, и народу в зале собралось видимо-невидимо. Никакого удовольствия от этого мероприятия они не получили — миссис Шнайбер критиковала всех без исключения гостей и встретила очень мало знакомых.

Наконец, усталые и разочарованные, сразу же после того, как закончилось выступление кабаре, они решили поехать домой. Миссис Шнайбер и Рут отдали свои номерки Диане и попросили сходить в гардероб за пальто.

Там оказалась целая толпа желающих получить одежду. Зная, как миссис Шнайбер ненавидит, когда ее заставляют ждать, Диана, расталкивая всех, пробилась вперед, рассчитывая взять пальто без очереди.

Она уже протягивала номерок гардеробщику, как вдруг какая-то тощая женщина в оранжево-розовом платье схватила ее за руку.

— Вы здесь не стояли, — презрительным тоном сказала она.

Она бросила свой номерок на стойку и, вглядевшись в лицо Дианы, заорала во всю глотку:

— Да ведь это мисс Хедли, как я погляжу! Мисс Диана Хедли, верно? Так послушайте, дорогуша, что я думаю о вашем папаше! Подонок он, каких мало! Куда делись мои денежки, которые я вложила в его компанию, хотелось бы мне знать? Так вот, он украл их! А вам, похоже, на это наплевать! Нагло заявляетесь сюда, да еще разгуливаете перед всем честным народом в драгоценностях, купленных на мои деньги!

В тот вечер на Диане было темно-синее платье. В тон ему она надела серьги с крупными сапфирами в великолепной оправе, которые отец подарил ей много лет назад.

Сапфиры были необыкновенно чистые и достаточно большие, они всегда вызывали всеобщее восхищение.

И теперь эта особа в оранжево-розовом платье указывала пальцем прямо на них.

— А ведь это куплено на мои денежки! Сколько вы за них заплатили, а? — вопила она.

Вокруг уже начал собираться народ, жадно прислушиваясь к громкому разговору.

Не говоря ни слова, Диана сняла серьги и сунула их в руку остолбеневшей женщины. А потом взяла пальто и вышла из гардероба.

Всю обратную дорогу при воспоминании об этой неприятной сцене ее сотрясала нервная дрожь. И все же она была рада, что отдала серьги этой даме — теперь по крайней мере хоть один из кредиторов отца не станет больше поливать его грязью.

С тех пор Диана больше не надевала свои драгоценности и теперь была просто счастлива, что вырученные за них деньги помогут Джимми.

На следующий день она отнесла драгоценности к знакомому ювелиру, у которого отец покупал для нее первый детский браслетик с крохотными жемчужинками и браслет с бриллиантами и сапфирами на совершеннолетие.

Единственное, чего она не стала продавать, так это мамино обручальное кольцо, золотое, с бриллиантами.

«Когда Джимми женится, отдам ему. Пусть подарит своей жене», — решила Диана.

Она пришла в восторг, когда выяснилось, что ювелир готов дать за драгоценности семьсот фунтов. Вместо пятисот она послала Джимми шестьсот, решив, что двести они должны поровну разделить между собой.

Он прислал ей сто фунтов обратно, а вместе с ними очень трогательное письмо, в котором сердечно поблагодарил сестру за то, что она пришла ему на помощь. Он написал вот что:

«Единственный положительный момент во всей этой истории с отцом, так это то, что я понял, какая у меня замечательная сестренка. Я очень рад, что ты есть на белом свете. Надеюсь, что и ты всегда будешь испытывать по отношению ко мне подобные чувства. И впредь в радости или в горе мы всегда будем поддерживать друг друга».

Дочитав письмо, Диана почувствовала, как слезы наворачиваются у нее на глаза. Джимми прав: как хорошо, что есть человек, способный не дать упасть духом в трудную минуту.

Вернувшись в Лондон, Диана снова ощутила себя ужасно одинокой. А вскоре произошло одно событие, совершенно выбившее ее из колеи.

Как-то Рут захотелось пойти в ресторан «Куаглино» потанцевать. Пригласили двух молодых людей. Одного для нее, другого для Дианы.

Они отправились в ресторан, который был в то время весьма популярен среди молодежи, поскольку там всегда царило веселье. Диана в своем простеньком зеленом платье и маленькой бархатной шляпке прекрасно вписывалась в интерьер этого заведения.

Звучала веселая музыка, и Диане очень хотелось танцевать. Она чувствовала себя молодой, бодрой, полной энергии. Внезапно подняв голову, она увидела в дверях Терри.

Вне себя от восторга Диана заулыбалась и замахала ему рукой. Холодно глянув на нее, он лишь сдержанно поклонился в ответ.

Несколько секунд Диана с недоумением смотрела на него Внезапно ее осенило — он знает, чья она дочь.

Все ее радужное настроение рассеялось как дым.

Должно быть, ей теперь вечно нести на себе этот крест! Она чужая на празднике жизни. Видно, никогда не изгладятся из людской памяти самоубийство сэра Роберта Хедли и события, этому предшествовавшие.

Понурая и несчастная, смотрела она в никуда, как вдруг услышала, что кто-то произносит ее имя, а потом просит у Рут разрешения сесть за их столик. Подняв голову, Диана увидела Хьюго.

К ее удивлению, он присоединился к компании и принялся очень мило ухаживать не только за своей бывшей невестой, но и за Рут, которая тут же начала напропалую кокетничать с ним, хихикая и краснея. Она то и дело тянулась к нему через весь стол, делая вид, что боится пропустить хоть одно сказанное им слово.

Никогда еще Диана не видела, чтобы Хьюго так старался развлечь всех. И мало-помалу благодаря его усилиям жизнь стала казаться ей не такой уж мрачной.

Вскоре Рут отправилась танцевать, и Диана получила возможность поговорить с Хьюго наедине.

— Зачем ты сюда пришел? — удивленно вскинув брови, спросила она.

— Зачем? — переспросил он. — Сейчас скажу. Потому что я должен был с тобой встретиться. В Монте-Карло ты вела себя со мной совершенно по-свински, но я все равно не могу выбросить тебя из головы. Давай завтра встретимся.

Диана покачала головой.

— У меня работа, — пояснила она.

— Ну хорошо, — твердо заявил Хьюго. — Я позвоню твоей хозяйке и напрошусь на обед.

— Ну что ты… — рассмеялась Диана. — Ты никогда этого не сделаешь!

— Думаешь? — Голос Хьюго звучал решительно. — А вот увидишь. Глазом не успеешь моргнуть, как я стану для Шнайберов своим в доску.

— Когда ты и это претворишь в жизнь, я действительно поверю, что небезразлична тебе, — насмешливо проговорила Диана.

— Если ты и сейчас в этом сомневаешься, — совершенно серьезно ответил Хьюго, — то ты просто дурочка.

— Я всегда была такой, — беспечно отозвалась Диана.

Прошло еще немного времени, и Диана освоилась у Шнайберов. Привыкла, что ей приказывают, приспособилась всем угождать, и прошлое начало казаться ей каким-то полузабытым сном.

У нее не было никакого желания вернуть его, поскольку даже воспоминания о прежней жизни приносили ей боль.

Многое вообще испарилось из ее памяти, даже при желании она не могла бы вспомнить отдельные моменты.

Лоэлия Стэндиш заметила, как изменилась Диана, и была очень рада и удивлена такой перемене.

— Это лишний раз доказывает, что нельзя вот так поспешно судить о людях, — делилась она с мужем. — Я и представить себе не могла, что Диана способна выдержать подобное испытание, хотя и очень люблю ее.

И откуда только берется у человека мужество в суровый час! Просто удивительно! Видимо, каждый может быть героем, если жизнь заставит.

Джек Стэндиш кивнул.

— Ты права, — согласился он. — Я уже не раз мысленно извинялся перед Дианой за то, что иногда не очень хорошо думал о ней.

— Самое смешное, — добавил Джек, — что она выглядит гораздо счастливее, чем раньше. Исчезла привычка смотреть на людей свысока, так меня раздражавшая. Интересно, что теперь скажет Барри.

— Это и в самом деле интересно.

Вскоре Диана отпросилась у Шнайберов на выходные, чтобы съездить в Охотничий дом. Лоэлия с Джеком неоднократно ее приглашали, однако до сих пор она никак не могла вырваться.

А сейчас ей повезло: Рут простудилась и заявила, что все выходные будет лежать в постели.

Диана по опыту знала: Рут завалится в постель с каким-нибудь модным романом, положив рядышком коробку шоколадных конфет и пододвинув поближе телефон.

И она решила не упускать такую великолепную возможность и поехать к друзьям.

Отпустили ее весьма неохотно, но это не имело для Дианы никакого значения. Ей казалось, что никогда она еще так не радовалась, как при одной только мысли о том, что скоро опять увидит Джека с Лоэлией, а самое замечательное — на целых два дня она станет свободным человеком.

«Так бы и расцеловала всех», — радостно думала она, торопясь на вокзал Паддингтон.

Пассажиры приветливо смотрели на высокую улыбающуюся девушку, которая спешила по перрону к первому вагону, видимо полагая, что чем ближе будешь сидеть, тем быстрее доедешь до нужной станции.

Сейчас Диана и не вспоминала, какие мрачные мысли овладевали ею еще совсем недавно: когда она в последний раз возвращалась от Стэндишей.

Она лишь радовалась, что вскоре вновь увидит своих старых добрых друзей, милый ее сердцу Охотничий дом, а самое главное — насладится прекрасным чувством свободы.

На вокзале в Малверне ее ждала машина, а когда приехали домой, оказалось, что Лоэлия уже накрыла стол к чаю в просторном холле.

Как все вокруг знакомо! И радостный лай собак, и теплые объятия Лоэлии, и дружеское рукопожатие Джека. Диана вдруг почувствовала, что глаза ее наполняются слезами.

Сдержать их ей не удалось.

— Родные мои! — прошептала она. — Как я счастлива!

И схватив на руки маленького фокстерьера, порывисто прижалась к его грубой шерстке.

— Не обращай на меня внимания, — сказала она Лоэлии. — Я так глупо себя веду. Но если бы ты знала, как я рада вас видеть!

— А мы как рады, ты и представить себе не можешь, — ласково проговорила Лоэлия, беря подругу за руку. — Ну, рассказывай, как ты там.

И Диана принялась рассказывать о себе начиная с того момента, когда они расстались. I ^на поведала обо всем, что произошло с ней за последние месяцы: о трудностях, которые испытала, о вечно недовольной Рут, о ханжеском поведении миссис Шнайбер и высокомерной прислуги. И тут же осеклась. О чем это она тут толкует? Никаких трудностей не было! Жизнь у Шнайберов вдруг предстала перед ней совсем в ином свете, и она начала весело рассказывать об этом семействе Лоэлии и Джеку.

Диана с юмором описывала недостатки своих хозяев. Добродушно и безобидно, как если бы говорила о своих самых близких друзьях, рисовала она их карикатурные портреты.

Джек и Лоэлия так и покатывались со смеху, слушая Диану, и перед ними как наяву вставали картинки незамысловатого быта Шнайберов.

Вот миссис Шнайбер изо всех сил пытается преодолеть морскую болезнь во время путешествия в Монте-Карло, с тем чтобы сфотографироваться у рулевого колеса своей яхты.

Вот Рут бегает по всему Лондону от одного врача к другому, чтобы найти такого, кто избавил бы ее от лишнего веса, а вернувшись домой, тут же начинает усердно поглощать шоколадные конфеты, сводя тем самым на нет все усилия врачей.

Досталось и величавому дворецкому, с полнейшим презрением относящемуся к своим хозяевам, обожающему детективы и позволяющему себе вежливый тон лишь с теми гостями, которые, по его мнению, происходят из знатных семей.

Вместе с Дианой переживали они за мистера Шнайбера, в поте лица добывающего деньги, которые шли лишь па развлечения.

Диана и не предполагала, что умеет шутить беззлобно.

Но именно так она и рассказывала сейчас о Шнайберах, к которым уже успела привязаться.

Диана видела их недостатки. С каждым днем все явственнее вырисовывалась для нее трагедия этой семьи, тщетно мечтавшей попасть в высшее общество. И ей было бесконечно жаль их.

В Лондоне она старалась не обсуждать Шнайберов со своими многочисленными знакомыми.

Она не могла отплатить за их гостеприимство и доброжелательность черной неблагодарностью.

И сейчас, разговаривая с Лоэлией и Джеком, Диана не хотела дешевого сочувствия друзей.

Она впервые обсуждала свою настоящую жизнь и с удовольствием находила в ней забавные стороны.

«Раньше мне и в голову не приходило смеяться над своим теперешним положением», — внезапно подумала она.

И, обращаясь к Лоэлии, заметила:

— Правда, все это забавно? Я имею в виду мою жизнь. И самое интересное, что мне она ужасно нравится.

Говоря это, Диана ничуть не кривила душой.

После чая Лоэлия отправилась в детскую поцеловать на ночь сынишку. Диана сидела перед камином, в котором полыхали мощные поленья. Она то дремала, то просыпалась, думая сама не зная о чем.

На землю спустились сумерки, и дворецкий, убрав со стола, включил ночник.

В Охотничьем доме, как обычно, царили тепло и уют. Казалось, вся атмосфера здесь проникнута безоблачным счастьем, и все, кто попадал в гостеприимное жилище Лоэлии и Джека, словно заражались этим чувством.

Вот и Диане сейчас казалось, что все трудности, которые она когда-либо испытывала, остались где-то далеко, в прежней жизни. Она уютно расположилась на софе, положив голову на подлокотник, а ноги прикрыв теплым меховым пледом. Фокстерьер дремал с ней рядышком, уткнувшись в ее руку своим влажным носом, а большой датский дог лежал рядом с софой и полузакрытыми глазами наблюдал за гостьей. Незаметно для себя Диана задремала.

Снаружи послышался шорох шин по гравию — это подъехала машина. Внезапно распахнулась входная дверь, и на пороге возник какой-то человек. Увидев Диану, он застыл как вкопанный.

Ее как громом поразило — Барри! Тихонько вскрикнув, она поспешила сесть.

И пока она робко улыбалась, не зная, как ей поступить дальше, Барри, удивленно крикнув: «Диана!», бросился ей навстречу, протягивая руки.

— Почему ты меня не предупредила, что Барри собирается приехать на выходные? — спросила Диана Лоэлию на следующий день, когда они, облокотись о перила загона, наблюдали за тем, как Джек и Барри обучают молодых пони брать препятствия.

— Я и сама не знала, — ответила Лоэлия. — Видишь ли, Барри считает наш дом своим. Приезжает и уезжает, когда ему вздумается. Мы с Джеком выделили в западном крыле дома две комнаты исключительно для него.

Мы никогда не селим там других гостей и не убираем из них Барриных вещей. Он это знает, поэтому и не уведомляет о своем приезде. Мы его любим, да и Джеку необходима его компания. Посмотри, он весь так и светится.

— Видишь ли, Диана, — продолжала Лоэлия, — любящей женщине всегда кажется, что она не дает своему мужу возможности насладиться свободой, которой он безгранично пользовался до женитьбы.

Раньше Джек и Барри были просто неразлучны, и я чувствую иногда, что мужу очень хочется отправиться с ним в какую-нибудь увлекательную экспедицию.

Конечно, он никогда не оставит меня одну, но я уверена, если бы у него была возможность, он обязательно отправился бы исследовать еще не изведанные земли. Не хочу сказать, что Джек жалеет о своей женитьбе. Он очень счастлив. Кроме того, просто обожает Робина.

Но Джек не был бы самим собой, если время от времени не ощущал бы манящего зова дороги, не мечтал о путешествиях и свободе. Дома у него всегда есть чем заняться, но иногда, мне кажется, он немного завидует Барри.

Поэтому, если я вижу, что каким-то образом могу, так сказать, облегчить наши узы, какими бы сладкими они ни казались, я это делаю с удовольствием.

— И правильно! — подхватила Диана. — Если я когда-нибудь и выйду замуж, в чем я, правда, сильно сомневаюсь, мне не удастся стать такой проницательной, как ты, Лоэлия.

— И вовсе я не проницательная, — отмахнулась она. — Просто я люблю Джека больше всех на свете. А когда по-настоящему любишь, тебе хочется отдавать, отдавать и отдавать, ничего не требуя взамен. Мне кажется, любая женщина готова, если потребуется, пожертвовать для своего любимого всем.

— А как ты думаешь, мужчины тоже испытывают подобные чувства? — спросила Диана.

— Наверное, да, — ответила Лоэлия. — Во всяком случае, когда мужчина любит женщину, ему хочется ее защитить. И не только от напастей, которые могут ее подстеречь, но и от самого себя. Понимаешь, что я хочу этим сказать?

— Человек счастлив лишь тогда, когда он любит бескорыстно, — продолжала она. — Никогда не поверю, что мужчина, способный подорвать репутацию женщины или обесчестить ее доброе имя, любит ее. Если он действительно испытывает нежные чувства, никакой защиты от этого мужчины никогда не потребуется. А самое главное, если любишь человека, то думаешь в первую очередь о нем, а не о себе.

Диана молчала, глядя, как искусно управляются оба всадника со своими лошадьми, и раздумывала над словами Лоэлии.

День стоял солнечный, ясный, в воздухе чувствовался легкий морозец. С холмов подул холодный ветер. Покружившись вокруг дома, он умчался в лес.

Высоко над головами летели друг за другом три утки. Сделав несколько кругов над озером, они наконец сели на воду. В парке с громким лаем носились собаки.

Барри с непокрытой головой заставлял своего пони брать все новые и новые препятствия и настолько мастерски все это проделывал, что даже старик конюх не выдержал и принялся расхваливать его на все лады.

— Барри отлично смотрится на лошади, — прервала Лоэлия затянувшееся молчание.

Диана кивнула. Сегодня она смотрела на Барри совершенно другими глазами. Раньше, когда она о нем думала, перед ней вставал сдержанный суровый образ какого-то сверхчеловека.

Он казался ей мужчиной необычным, не знающим ни доброты, ни ласки, а потому не вызывающим подобных чувств к себе.

Однако прошлым вечером Диане показалось, что она наконец-то начинает его понимать.

После того как он так внезапно появился в гостиной, они отправились наверх искать Лоэлию и обнаружили ее в детской.

При виде Барри Робин издал такой радостный вопль, что ни у кого не осталось никаких сомнений: малыш безумно ему рад.

И Барри, тут же позабыв о присутствующих, без тени смущения принялся тискать мальчишку, заливавшегося счастливым смехом, пока не вмешалась няня и не унесла брыкающегося озорника в постель.

Диана смотрела на Барри во все глаза — рядом с ней находился не великий исследователь, а обыкновенный, по-домашнему разгоряченный от возни с ребенком мужчина.

Он то зарывался лицом в подушки и рычал оттуда, как разъяренный медведь, то, посадив мальчонку на плечи, скакал по комнате, мотая головой, словно необъезженный конь. И Диана внезапно поняла, что Барри не такой уж таинственный, как ей казалось сначала.

Она привыкла думать о нем с трепетом и почтением и не видела в нем мужчину. Барри подбадривал ее, когда это было необходимо, вселял надежду, когда падала духом, помогал советом.

Он казался Диане скорее священником, исповедующим какую-то новую, чудесную религию, у которого всегда, если есть необходимость, можно найти слова утешения и поддержки.

И вдруг с удивлением обнаружила, что перед ней настоящий мужчина, отнюдь не лишенный привлекательности.

Никогда она еще не видела его таким веселым.

За ужином он смеялся и поддразнивал ее, а Лоэлия с Джеком лишь подливали масла в огонь, вынуждая Диану, в свою очередь, подшучивать над Барри, пока наконец вся компания не заливалась веселым дружным хохотом.

«Какой же он милый!» — думала про себя Диана, наблюдая, как Барри укрощает строптивого пони.

При этом он смеялся, суровые черты его лица смягчались, и Барри казался совсем мальчишкой.

Диана поняла наконец, что присущая ему сдержанность, которая поначалу так пугала ее и даже вызывала в ней какие-то неприятные чувства, вызвана лишь тем, что большую часть жизни Барри пришлось прожить в одиночестве.

Должно быть, долгое время лишь туземцы были его единственными соседями.

— Расскажи мне о Барри, — попросила она Лоэлию. — Кто его родители? Что побудило его начать заниматься старинными рукописями?

— Его отец, — начала свой рассказ Лоэлия, — был офицером индийской армии, а мать считалась одной из красивейших женщин своего времени. Барри родился в Индии, а потом, естественно, его отправили в Англию. Такова уж была незавидная доля детей, рожденных вдали от родины.

Несколько лет спустя мать, которую он боготворил, сбежала с офицером, служившим под командованием его отца. Отец был вне себя от горя, однако огромным усилием воли заставил себя не показать вида, насколько ему тяжело.

В то время развод считался делом постыдным и грешным. Домбар-старший, будучи добрым христианином, отказался разводиться со своей женой. И в течение многих лет продолжалась трагедия этой семьи.

Офицеру, с которым бежала мать Барри, естественно, пришлось оставить свой полк, а вернуться домой и открыто жить с замужней женщиной он не мог.

Они отправились в Токио, где несколько лет назад оба погибли во время землетрясения.

— Значит, Барри знал свою мать? — спросила Диана.

— Да, — ответила Лоэлия. — Вообще вся эта история ужасно грустная. Видишь ли, мать Барри была по-своему сильной личностью. Если уж она решилась на такой поступок ради любви.

К своему законному мужу она не испытывала особо сильных чувств, а вот того, с кем сбежала, любила горячо. К сожалению, этот офицер так и не смог избавиться от чувства вины за свой неблаговидный поступок и постоянно сожалел о том, что случилось.

Так или иначе, он ужасно обращался с матерью Барри: унижал ее и словом, и кулаком — в общем, вел себя отвратительно. И все-таки она любила его.

Барри никогда не заводил с нами разговора на эту тему, а вот люди, знавшие его мать, частенько рассказывали об этом.

Родственники отца пробовали хоть как-то повлиять на ход трагических событий. Они упрашивали мать уйти от этого человека, но она отказалась. Мне кажется, что, несмотря ни на что, она была по-своему счастлива. Видимо, лучше жить как на вулкане, чем не жить вообще.

В конце концов это была ее судьба, и она подчинилась ей до конца. Вскоре отца Барри назначили губернатором одной небольшой индийской провинции.

Закончив школу, Барри отправился туда и проводил там почти все время. Но разразилась война. Впрочем, до того как покинуть Индию, он успел понять и полюбить ее.

Настоящее образование он получил именно перед войной, в те годы, что провел со своим отцом. Этот человек в отличие от большинства англичан, занимавших такие же посты, взял на себя труд хорошенько изучить положение дел во вверенной ему провинции, по-настоящему понять тот народ, которым ему довелось управлять, в общем, постичь тонкую душу людей Востока.

Именно тогда Барри и познакомился с одним из величайших индийских философов столетия. Это был древний старец, сейчас его уже нет в живых. В Барри он нашел самого талантливого своего ученика.

Он заразил парнишку идеей донести до европейцев философию Востока, самую глубокую и мудрую.

— А что стало с отцом Барри? — перебила подругу Диана.

— Он умер через три года после того, как закончилась война. В Индии он был человеком глубоко уважаемым, так как многое сделал для этой страны. Мне кажется, он обожал своего единственного сына, однако перенесенное горе ожесточило его сердце, и отец никогда не показывал мальчику, как сильно его любит.

Вот откуда у Барри невероятное чувство самообладания. С детских лет не знал он ни любви, ни ласки. Мать свою он увидел уже в зрелом возрасте, но встречался с ней крайне редко.

И теперь, мне кажется, Барри опасается любви. Всю свою жизнь он видел только ее неприглядные стороны.

— С самого детства у него сложилось глубокое предубеждение против этого чувства, а уж отец постарался воспитать своего сына невосприимчивым к нему. Многим женщинам нравится Барри, чего отнюдь не скажешь о нем.

В этот момент к ним подъехал сам Барри.

— О чем это вы так серьезно разговариваете? — поинтересовался он.

Диана улыбнулась:

— Вы бы очень удивились, если бы узнали.

— Ну, тогда наверняка обо мне, — расхохотался он.

— В каждой шутке есть доля правды, — вмешалась Лоэлия. — Ну да ладно, пора идти обедать. Диана, должно быть, уже умирает от голода. Скажите, пожалуйста, Джеку, что мы его ждем.

Барри тут же поскакал выполнять ее просьбу, и пару минут спустя друзья вернулись вместе. Джек подхватил жену под руку.

— Замерзла, дорогая? — спросил он. — Нужно было и самой поездить верхом.

Лоэлия лишь покачала головой. Они направились к дому, свистом подозвав собак, охотившихся за кроликами.

— Я собираюсь завтра утром покататься верхом. Может быть, поедем за компанию? — спросил Барри Диану.

— У меня с собой нет одежды для верховой езды, — ответила Диана.

— Можешь взять мою, — предложила Лоэлия. — Мы ведь примерно одинаковые. Помнишь, как-то в Лондоне я надевала твою амазонку, когда Джеку зачем-то понадобилось, чтобы я непременно поездила на гунтере, которого он собирался купить?

— Ах да, помню! — воскликнула Диана. — В таком случае я с удовольствием покатаюсь завтра верхом.

— Вот и отлично! — просиял Барри. — Поднимемся в горы. Там со стороны Херефорда целую милю дорога идет прямо. Вам она придется по душе.

— А что будем делать сегодня после обеда? — поинтересовалась Лоэлия. — Мы пока что ничего не придумали. Какие предложения, Барри?

— Мне нужно будет немного поработать, — ответил он. — Пойдемте после обеда со мной в замок. Я вам покажу первые главы из нашей с Джеком книги. Правда, мне еще осталось кое-что откорректировать.

После обеда все последовали предложению Барри и отправились в замок. Дул холодный ветер. Щеки Дианы покрылись ярким румянцем, и она была очень довольна, что надела толстое шерстяное пальто.

«Слава Богу, за городом можно носить все, что душе угодно. За модой здесь никто не гонится», — думала она, надевая его.

Покупать новые вещи ей уже становилось не так легко.

Весело переговариваясь, компания бодрым шагом направилась к замку.

Наконец добрались до ручья, где Диана сидела на поваленном дереве в тот летний день несколько недель спустя после самоубийства отца, когда Барри нашел такие нужные слова, чтобы утешить ее.

Она знала — он тогда ничего не сказал Лоэлии и Джеку об их встрече, и когда компания проходила мимо этого места, Диана улыбнулась ему заговорщицкой улыбкой.

Встретившись с ней взглядом, Барри улыбнулся в ответ.

«Молодец!» — тихонько прошептал он.

"Вернувшись домой после прогулки верхом, Диана долго нежилась в горячей ванне. В последний раз она каталась на лошади очень давно, и теперь все тело ломило с непривычки.

В то же время Диана чувствовала необыкновенную бодрость. Она и не ожидала, что быстрая езда доставит ей такое удовольствие.

Все приводило ее в восторг: и ветер, бьющий в лицо, и топот лошадиных копыт. Ей нравилось чувствовать под собой теплый лошадиный круп, нравилось натягивать непослушными, отвыкшими пальцами поводья.

Ей было приятно находиться в обществе Барри, приятно слушать, как он восторгается ее умением сдерживать не в меру разгоряченного коня.

Два часа, которые они провели вместе за разговорами и катанием, пролетели как один миг.

И сейчас, лежа в ванной и глядя на свое розоватое тело, просвечивающее в слегка окрашенной и ароматизированной солью воде, Диана вспоминала все подробности сегодняшнего утра.

Они с Барри взобрались на самую верхушку холма, и Диане показалось, что никогда в жизни не жаждала она так насладиться каждым прожитым мгновением.

Хотелось поделиться переполнявшими ее чувствами с Барри.

Утро выдалось чудесное: ослепительно голубое небо, свежий ветерок, яркое солнышко. Деревья простирали вверх свои темные голые ветви, и казалось, что находишься не на природе, а в картинной галерее, рассматриваешь какое-то прекрасное полотно.

Диана чувствовала, что с ней происходит что-то необыкновенное. Красота родной природы, безбрежное, невиданное доселе счастье наполняли ее душу восторгом.

«Если бы я только могла подарить свои чувства всем, кого люблю!» — радостно думала она.

И тут же вспомнила о Джимми. Трудится, наверное, бедняга в поте лица: на выходные в гараже приходится самая работа. Вот бы послать ему посылку с ее счастьем!

Словно понимая, какие мысли и чувства обуревают Диану, Барри не донимал ее разговорами,' и некоторое время они ехали молча.

Так продолжалось довольно долго. Наконец ездоки спешились и уселись, еще разгоряченные, на траву. Перед ними открывался потрясающий вид на Уэльские горы. Вволю насладившись великолепным пейзажем, Диана и Барри начали неторопливую беседу.

И самые обыденные слова в таком необычайно красивом месте имели глубочайший смысл. А потом они поехали обратно и все говорили и говорили, с удовольствием слушая друг друга.

«Какой же он добрый, — размышляла Диана, лежа в ванной, — и как не похож на того Барри, которого я впервые узнала».

И внезапно ее осенило: да она же любит его!

— Я люблю его, — прошептала Диана.

Подобного чувства ей еще никогда не доводилось испытывать: ведь не только любовь завладела всем ее существом, но и безграничное доверие и огромное уважение к этому человеку.

Как часто, увлекшись кем-то, Диана в конце концов понимала, что на самом деле вовсе не любит его, а испытывает к нему влечение, и все. Это ее тут же отрезвляло, и она и думать забывала о своем недавнем кумире.

Даже если ей кто-то и нравился, внутренний голос убеждал ее, что все это долго не продержится.

И вот теперь она впервые встречает человека и любит его только за то, что он именно такой, какой есть.

Теперь Диане казалось, что она влюбилась в Барри в первый же день их знакомства и с тех пор не переставала любить его.

Она попыталась припомнить те недобрые чувства, которые испытывала к нему в первое время, но они исчезли.

Вместо этого Диана ощущала острое желание снова и снова быть рядом с Барри, смотреть, как он ходит, слушать, как он говорит.

Сейчас она прекрасно понимала малыша Робина и собак, которые радостно бросались к нему, стоило Барри только появиться в их поле зрения. А уж если удавалось удостоиться его внимания, они были просто на седьмом небе от счастья.

«Неужели все влюбленные чувствуют это? — удивленно думала Диана. — Неужели все ощущают эту неукротимую радость, свалившуюся невесть откуда, счастье, бурным потоком уносящее рассудок и волю?»

« А сможет ли Барри полюбить меня?» — вдруг с тревогой подумала Диана.

Она вспомнила, что вчера рассказывала Лоэлия. Судя по ее повествованию, он имел весьма смутное понятие о том, что такое любовь.

И хотя жизнь его проходила в довольно суровых условиях, а Диана, напротив, существовала легко и привольно, ни ему, ни ей не доводилось до сих пор испытать чувства, которые невозможно было бы обуздать.

Скорее всего Барри считает ее особой, весьма осведомленной в житейских и любовных делах, решила Диана, и мысль эта показалась ей не очень приятной.

Внезапно она вспомнила Хьюго. Теперь ей не верилось, что когда-то всерьез собиралась выйти за него замуж.

Неужели она и вправду не надеялась уже пережить то волнующее чувство, когда кажется, будто стоишь на пороге чего-то чудесного, неизведанного доселе?

Диана взглянула на себя в зеркало. Не может быть, что это она, та самая строптивая великосветская особа, которой совсем недавно жизнь казалась невероятно скучной!

Девушка, что стоит сейчас перед зеркалом, с радостным нетерпением смотрит в будущее, она полна сил и энергии.

«Не могу я ждать, — внезапно очнулась Диана. — Я люблю Барри и хочу добиться его сейчас. Если я стану ждать, то наверняка потеряю его».

Глава 9

По поручению миссис Шнайбер Диана отправилась в магазин «Фортнум и Мейсон».

Она шла мимо прилавков, сплошь заставленных самыми разнообразными деликатесами: словно кулинары всего мира боролись друг с другом за право заслужить одобрение своих покупателей.

Прошло уже три месяца с тех пор, как она ездила на выходные в Малверн. Рождественские праздники закончились, а с ними и оживленная предпраздничная торговля. Теперь в магазинах практически не было покупателей.

Диана покинула Охотничий дом, еще не вполне осознавая, что с ней произошло.

Ощущение безграничной любви, которую она испытывала к Барри, сменилось глубокой тоской разлуки, не заглушившей, впрочем, надежды на счастливое будущее для них.

Прощаясь с Барри ранним утром перед отъездом в Лондон, Диана сказала:

— Надеюсь, скоро мы с вами снова увидимся. Она решила согласиться на все, что бы он ни

предложил, лишь бы быть с ним рядом, пожертвовать всем, что у нее осталось, даже работой.

Однако ответ Барри прозвучал настолько неожиданно, что несколько секунд Диана недоверчиво смотрела на него не в силах поверить услышанному.

— Боюсь, теперь мы увидимся не скоро. В конце следующей недели я уезжаю в Индию.

— И сколько вы там пробудете? — после долгого молчания спросила Диана, и ей показалось, что голос ее, лишенный каких-либо чувств, прозвучал несколько неестественно.

— Не знаю, — пожал плечами Барри. — Я никогда не могу сказать, сколько Индия продержит меня.

Диану охватило отчаянное желание крикнуть, что она любит его, а потом умолять остаться или взять ее с собой, но огромным усилием воли она сдержалась.

Спокойно попрощавшись, девушка уехала, не ведая о том, что совершает один из самых смелых поступков в своей жизни.

«Если бы он только написал мне…» — тоскливо думала она.

Позже Диана узнала, что Барри благополучно добрался до Индии. Об этом она прочитала в газете — всего несколько сухих, равнодушных строк, и тишина…

Каждую ночь она засыпала, шепча его имя, а утром просыпалась с единственной мыслью о нем. Вскоре он начал ей даже сниться.

С каждым прожитым днем любовь к Барри и тоска по нему становились все сильнее и сильнее.

Она так страстно желала его видеть, что казалось, будто стремление это способно найти его, где бы он в этот момент ни находился.

Иногда она стояла у окна, думая о своем возлюбленном и отчаянно моля его поскорее вернуться.

Диана часто читала о возможности передавать мысли на расстоянии, слышала удивительные истории о том, как человек, находящийся на одном конце земного шара, знает, что думает о нем в этот момент человек, находящийся на противоположном.

«Барри! Барри!» — взывала к нему ее душа.

Но Барри молчал, и Диана ничего не знала о нем.

А тем временем Хьюго становился все более и более настойчивым. Как и обещал Диане в Монте-Карло, он бесцеремонно заявился на Гросвенор-сквер, где был радушно встречен Шнайберами.

Диана постоянно сталкивалась с ним, поскольку Хьюго взял привычку заходить когда ему вздумается.

Сначала миссис Шнайбер усердно обхаживала его в надежде, что он женится на Рут, однако, будучи особой проницательной, она, к величайшему своему огорчению, увидела, что Хьюго не проявляет к ее дочурке никаких нежных чувств, а все свое, внимание сосредоточил па Диане.

Когда наконец миссис Шнайбер окончательно поняла, в чем тут дело, ее природная доброта возобладала над материнскими чувствами, и она принялась обхаживать Хьюго уже ради Дианы, как совсем недавно делала это для своей дочери.

Однако предлагать Диане руку и сердце Хьюго не спешил. Он лишь ни на секунду не отпускал ее от себя, ходил за ней как привязанный и изыскивал любую возможность побыть наедине и поухаживать за ней.

Диане с каждым днем все труднее и труднее было сосредоточить свое внимание на его пылких речах.

Нельзя, правда, сказать, что Хьюго ей не нравился. Она чувствовала, что этот человек — последняя ниточка, которая связывает ее с прошлой жизнью.

Хьюго обладал одним несомненным достоинством — блестящим умением льстить. И временами, чувствуя себя особенно несчастной, Диана благосклонно выслушивала его.

Надо признать, что больше всего в ее теперешней жизни Диане не хватало комплиментов, которых не так давно ей доводилось выслушивать в избытке.

В этом отношении Хьюго, с его потрясающей способностью дать возможность любой женщине почувствовать себя богиней, а дурнушке — красавицей, был для Дианы манной небесной.

Он единственный из всех относился к ней точно так же, как и раньше, в отличие от других друзей, которые после краха сэра Роберта Хедли старались держаться от нее подальше.

Теперь, когда общественный интерес к Диане поутих, она смело могла войти в ресторан, не опасаясь, что посетители будут шептаться за ее спиной либо, как это принято в высшем обществе, нагло смотреть на нее в упор.

Впрочем, она уже приучила себя относиться к таким вещам спокойно, не боясь насмешек и оскорблений.

И все же до безмятежной жизни было еще далеко.

Внезапная смерть отца способствовала резкому понижению стоимости акций на фондовой бирже. И многие, даже не знакомые с сэром Робертом Хедли лично, проклинали его за то, что он устроил такой переполох на рынке ценных бумаг и хорошенько потряс их кошельки.

Самоубийство сэра Хедли все еще считалось самым крупным событием года, и Диана, как ни старалась, каждый раз испуганно вздрагивала, когда слышала свое имя, и мечтала в эти минуты только об одном: скрыться как можно быстрее.

Джимми в этом отношении повезло больше: сменив фамилию, он получил возможность избегать нежелательных случайных встреч. Одно пугало — над ним витал постоянный страх разоблачения.

Дела в его гараже шли хорошо, он получил повышение в должности и прибавку к жалованью. Диана не сомневалась, что благодаря трудолюбию и природной смекалке Джимми рано или поздно добьется в жизни всего.

Миссис Шнайбер попросила ее подобрать подарок в пределах небольшой суммы, и теперь Диана никак не могла решить, что ей купить — веселенькое фарфоровое украшение или стеклянную статуэтку. И то, и другое ей очень понравилось.

Оглянувшись в поисках продавщицы, она вдруг заметила Лоэлию, спускающуюся по лестнице.

— Лоэлия! — радостно крикнула Диана и, бросившись навстречу подруге, обняла ее и горячо расцеловала.

— Как я рада тебя видеть! — в свою очередь обрадовалась Лоэлия. — Но я ужасно сердита. Почему ты столько времени ничего не писала?

— Не о чем было, — объяснила Диана. — Очень мило с твоей стороны было пригласить меня на Рождество, но я никак не могла вырваться. Шнайберы наприглашали кучу родственников и попросили меня их развлекать.

— Бедняжка, — вздохнула Лоэлия. — А я так хотела, чтобы ты к нам приехала. Мы чудесно провели время. А какой детский праздник устроили! По-моему, нам с Джеком он понравился даже больше, чем Робину.

Сделав свои покупки, подруги, взявшись под руки, стали подниматься по лестнице, весело болтая о разных пустяках.

Дойдя до верхнего пролета лестницы, Лоэлия взглянула на часы и испуганно вскрикнула:

— Боже мой! Я и не думала, что уже столько времени! Мы встречаемся с Джеком на станции и собираемся уехать ранним поездом.

Подруги бросились к выходу и, попросив посыльного вызвать для Лоэлии такси, вышли на улицу.

И только тогда Диана задала вопрос, который так и вертелся у нее на языке с тех самых пор, как только она увидела Лоэлию:

— А что слышно о Барри? Как он?

— Барри? — переспросила Лоэлия. — У него все отлично. Совсем недавно Джек получил от него письмо. Он ушел в монастырь.

Диана замерла, пытаясь понять смысл услышанного. В этот момент подкатило такси, и посыльный распахнул для Лоэлии дверцу. Та поспешно села в машину.

— Как в монастырь?! Ничего не понимаю! Да скажи ты толком! — опомнилась наконец Диана.

— Он стал буддистским монахом, а больше я и сама ничего не знаю, — ответила Аоэлия. — Извини, дорогая, мне пора. До свидания.

Такси тронулось с места, и она помахала из окошка рукой. А Диана так и осталась стоять на тротуаре, тупо глядя ей вслед, не обращая внимания на идущих мимо прохожих, которые толкали ее, поспешно извинялись и шли своей дорогой.

— Может быть, вызвать для вас такси, мисс? — спросил посыльный.

И, не получив ответа, повторил вопрос. Смысл его слов наконец-то дошел до Дианы.

— Нет, спасибо, — ответила она и, повернувшись к нему спиной, зашагала по Дьюк-стрит.

Она бесцельно шла вперед, понятия не имея, куда и зачем направляется, не отдавая себе отчета в том, что с ней происходит.

«Это неправда, — твердила она. — Такого не может быть. Чтобы Барри ушел в монастырь?! А если это так, значит, он станет для меня вообще недоступным. Вдруг ч его больше никогда не увижу?»

Внезапно Диана почувствовала, что теряет сознание. Идти дальше не было сил. Она остановилась, беспомощно оглядываясь по сторонам. На другой стороне улицы ей бросилось в глаза знакомое маленькое кафе — она не раз здесь бывала раньше.

Яркими пурпурными буквами светилось его название. Диана поспешно перешла улицу и вошла сквозь вращающиеся двери. Обеденное время уже закончилось, и посетителей в кафе почти не было.

Лишь в самом дальнем углу сидели две парочки. Они тихонько разговаривали, занятые только друг другом.

Метрдотель, узнав Диану, поспешил ей навстречу.

— Добрый день, мисс Хедли, — проговорил он. — Что вам угодно?

— Мне что-то нехорошо, — прошептала Диана. — Не могли бы вы принести мне рюмку коньяку?

И опустилась в красное кожаное кресло, стоявшее рядом с дверью.

На лице метрдотеля отразилось полное смятение. Он помчался выполнять заказ. Не прошло и секунды, как рюмка с коньяком уже стояла на столе. Однако Диане показалось, что он отсутствовал целую вечность. Перед глазами плыли темные круги. Было ощущение, что она вот-вот потеряет сознание.

Коньяк обжег горло, однако стало немного легче.

— С вами все в порядке? — послышался взволнованный голос метрдотеля. — Может быть,вам еще что-нибудь нужно?

Диана поблагодарила его слабой улыбкой.

— Теперь все в порядке, — ответила она. — Я только что пережила сильное потрясение.

Внезапно она услышала, как кто-то окликнул ее, и, обернувшись, заметила Хьюго.

Он взял ее за руку и, склонившись, озабоченно заглянул ей в лицо. Диана вдруг, к ужасу своему, почувствовала, что тело ее сотрясается от рыданий.

— Хьюго, пожалуйста, отвези меня домой! — всхлипывая, попросила она.

И слезы потоком хлынули у нее из глаз.

На письменном столе Дианы лежало письмо от Лоэлии. Прошло уже около недели с тех пор, как она его получила, но убрать конверт как-то рука не поднималась. Снова и снова она перечитывала каждое слово.

Письмо было короткое, в основном новости незамысловатой жизни обитателей Охотничьего дома. Последний же абзац гласил:

«Барри написал Джеку, что поступил в буддистский монастырь в Балтаре. Он теперь безмерно счастлив и считает, что просто создан для монашеской жизни. Он прислал нам совершенно потрясающую рукопись. Жду не дождусь, когда ее переведут».

И больше ничего. Впрочем, чего, собственно, она еще ждет?

Барри сделался монахом! Веселый, озорной Барри, который обожал возиться с Робином, с удовольствием поддразнивал ее, наслаждался вместе с ней бешеным галопом по горам, вдруг зачем-то напялил желтую рясу монаха, бросил все, чем владел до сих пор!

Нет, этого не может быть! Он исповедует философию, а эта наука не имеет отношения ни к какой религии.

А что если ему просто захотелось побыть одному, чтобы никто не смог его побеспокоить? Ведь для этого ничего лучше монашеской кельи не придумаешь. А вдруг Барри настолько уверовал в Будду, что решил посвятить ему всю дальнейшую жизнь? Ведь недаром столько лет изучал он буддистскую религию.

Диана неустанно задавала себе вопросы и никак не могла найти ответа. Ей казалось, что этот удар судьбы свел на нет все ее надежды и стремления.

У нее не осталось в жизни никакой цели и было абсолютно все равно, что теперь сулит будущее. Да и может ли что-нибудь заменить потерю любимого человека, желаннее которого у нее не было на всем белом свете?

Диана точно знала, что Барри вызвал в ее душе это страстное чувство, равного которому ей еще не доводилось испытывать. Она даже не ожидала от себя способности любить.

Как часто в своей прежней жизни Диана приходила в негодование, когда слышала истории о разбитых сердцах. У нее на все случаи был готов один ответ: нужно уметь держать себя в руках, что бы ни случилось, даже если вдруг твоя любовь осталась без взаимности.

Девушек, страдающих от неразделенной любви, она называла не иначе как истеричками.

Теперь ей самой пришлось испытать, что такое, когда тебя не любят. Она не плакала и не рыдала, у нее пропал всякий интерес к жизни.

Диана стала чахнуть не по дням, а по часам. Что ей жизнь, когда рядом нет любимого человека? Одна сплошная пытка. Смерть стала для нее единственным избавлением.

Диана словно пребывала во сне, и Шнайберы были всерьез обеспокоены ее здоровьем.

Они никак не могли понять причину такой внезапной перемены. Только что Диана была здоровой, жизнерадостной девушкой, и вдруг… Бледное изможденное лицо, полная апатия ко всему.

Если бы подобное случилось с ней после смерти отца, это еще можно было бы понять, но такая перемена всего за одну ночь, когда и намека не было на трагедию! Никто не мог ничего понять.

Миссис Шнайбер решила с пристрастием расспросить Диану, однако вразумительного ответа так и не получила. Даже Рут поднялась с постели, чтобы поинтересоваться, что же такое произошло.

Шли дни. Но Диане они казались годами. Страдания, поначалу такие тяжелые, что казалось, их невозможно вынести, сменились глубочайшей депрессией. Она бродила по дому как тень, безразличная ко всему.

И тогда миссис Шнайбер решила, что она обязана поговорить с Хьюго.

В том, что это он довел бедняжку до такого состояния, она ни капельки не сомневалась. Ну, теперь держитесь, лорд Долк! Уж она-то ему все выскажет!

Для начала почтенная дама заручилась поддержкой мужа.

— Мне очень нравится Диана, — заявила она ему. — Как хорошо, что мы ее наняли! Общение с ней идет нашей Рут только на пользу. Посмотри, какая она в последнее время бодрая и веселая! А все почему? Потому, что есть с кем пошептаться о своих девичьих секретах. И я не позволю, чтобы бедная девочка так переживала из-за кого-то, будь он хоть трижды лордом! Права я или нет?

— Ну конечно, права, — рассеянно ответил мистер Шнайбер.

Придя в очередной раз к Шнайберам с визитом, Хьюго был чрезвычайно удивлен, когда ему передали, что миссис Шнайбер желает с ним поговорить.

Он послушно поднялся по широкой лестнице, устланной ковром пурпурного цвета, и вошел в гостиную — комнату, сплошь уставленную золочеными безделушками. Гостиной этой пользовались в тех редчайших случаях, когда миссис Шнайбер ругала прислугу. В остальное время она пустовала.

Миссис Шнайбер, облаченная в черное бархатное платье, отделанное белыми полосками из горностая, сидевшее на ней, словно на барабане, бросилась навстречу Хьюго, не успел дворецкий произнести его имя.

Она заметно нервничала, и Хьюго долго не мог взять в толк, что же произошло, пока наконец миссис Шнайбер не добралась до сути дела.

— Может быть, вам это покажется странным, лорд Долк, — поспешно проговорила она, — но мне непременно нужно было поговорить с вами наедине. Конечно, вы можете сказать, что я лезу не в свое дело, но я так полюбила бедную девочку. У меня прямо сердце разрывается смотреть, как она страдает!

— Кто? Диана? — уточнил Хьюго. Миссис Шнайбер усердно закивала:

— Да, Диана. Вы и сами, наверное, видите, лорд Долк, что она не в себе. Не ест, не пьет, вся исхудала и почернела. А по ночам рыдает в подушку, уж поверьте мне.

— Боже правый! — воскликнул Хьюго. — В чем же причина, как вы думаете?

Миссис Шнайбер многозначительно посмотрела на него своими черными маленькими глазками. Потом доверительно коснулась руки Хьюго своей пухлой, унизанной кольцами рукой.

— Влюбилась, — уверенно заявила она.

— Влюбилась? — опешил Хьюго. — В кого?

— Да бросьте вы, лорд Долк, — хитровато улыбнулась миссис Шнайбер. — Вам ли этого не знать!

— Неужели в меня? — поразился Хьюго, порывисто вскакивая. — Дорогая моя миссис Шнайбер, боюсь, вы ошибаетесь.

Миссис Шнайбер упрямо покачала головой.

— Нисколько, — проговорила она. — Я знаю, что совершенно права.

— Вы и в самом деле полагаете, — недоверчиво продолжал Хьюго, — что эта перемена в Диане, которой не было и в помине еще на прошлой неделе, вызвана любовью ко мне?

Миссис Шнайбер кивнула. Некоторое время Хьюго по-прежнему с сомнением смотрел на нее.

— Неужели вы и в самом деле правы? — задумчиво произнес он наконец.

— Я в этом уверена. И считаю, настало самое время с ней поговорить.

— Поговорить? — переспросил Хьюго, не понимая. — Вы хотите сказать, сделать ей предложение?

— Естественно, — ответила довольная миссис Шнайбер. — Не обижайтесь, уже давно пора. Насколько я помню, вы скоро почти год как ухаживаете за Дианой. Приходите к нам чуть ли не каждый. день, чтобы с ней повидаться, а предложения все никак не делаете. Немудрено, что девочка страдает.

— Помнится, когда мистер Шнайбер ухаживал за мной, — продолжала она, — я долго не была уверена, что он собирается на мне жениться. Как же я была несчастна! То и дело лила слезы.

А Саймон и не думал торопиться, ну точь-в-точь, как вы. А когда наконец он мне сделал предложение, я чуть не бросилась ему на шею от радости. Знаете, я ведь так любила его. Более того, я ни разу в жизни не жалела, что вышла за него замуж.

Хьюго смотрел на миссис Шнайбер и искренне восхищался ею. Она боролась за счастье Дианы так отчаянно, словно та была ее родной дочерью.

Под маской светской дамы, которую миссис Шнайбер усердно натягивала на себя последние годы, скрывалась, оказывается, простая, добрая женщина.

Хьюго порывисто протянул ей руку.

— Я попрошу Диану выйти за меня замуж, — просто сказал он.

Миссис Шнайбер так и просияла.

— Подождите здесь, подождите! — радостно воскликнула она. — Я сейчас ее позову. О Господи! Я себя чувствую такой молодой!

Она чуть ли не бегом бросилась к двери, но на пороге обернулась.

— Вы сможете сделать ее счастливой, — проговорила она. — Вы хороший человек, я в этом уверена.

Она промокнула слезинку, собравшуюся в уголке глаза, и вышла, тихонько прикрыв за собой дверь.

Оставшись один, Хьюго беспокойно заходил по комнате. Хотелось собраться с мыслями и все хорошенько обдумать.

Он любил Диану, страстно желал ее и в последнее время чувствовал, что не может жить без нее и что рано или поздно неизбежно попросит ее руки.

Но он все откладывал этот день, не решаясь сделать такой серьезный шаг, уговаривая себя, что со временем история самоубийства ее отца забудется и никто больше не обратит на них особого внимания. А время все шло и шло…

Когда стало известно о финансовом крахе сэра Хедли, Хьюго пришел в ужас. Первой его мыслью было то, что он еще легко отделался.

Жениться на бесприданнице ему и в голову никогда не приходило, а уж тем более после такого скандала. Подобное ему и в страшном сне привидиться не могло.

С ранних лет ему внушали, что он должен найти себе богатую невесту, и то, что он по уши влюбился в Диану, оказалось просто удачным стечением обстоятельств.

На его жизненном пути встречалось множество богатых наследниц, но, будучи привередливым, он предъявлял к ним очень высокие требования: избранница его должна быть не только состоятельна — это было неоспоримым условием, но молода и хороша собой.

Холодная красота Дианы просто ошеломила Хьюго, и он влюбился в нее без памяти.

Ему повезло, что она к тому же оказалась и сказочно богатой. Незадолго до самоубийства сэра Роберта Хедли Хьюго частенько спрашивал себя, любил бы он Диану, будь она бедна, и никогда не мог ответить на этот вопрос. Теперь он твердо знал, что любил бы.

Однако тогда его чувство не выдержало такого серьезного испытания, как финансовый крах семьи Хедли.

Если бы дело было только в потере денег, это еще полбеды, — пытался убедить себя Хьюго, когда чувствовал, что ведет себя по-свински, не подтверждая несчастной Диане своего намерения жениться на ней.

Но покрыть себя позором, опорочить свое доброе имя женитьбой на дочери обманщика… Нет, на такое Хьюго не мог решиться.

Он приложил максимум усилий, чтобы держаться подальше от Дианы, но, случайно встретив ее в Монте-Карло, влюбился еще сильнее, чем прежде.

Раньше это была хладнокровная, сдержанная девушка. Теперь во всем ее облике сквозила печаль, но такой романтичной Диана нравилась ему еще больше.

Хьюго привык, что женщины к нему так и льнут, однако Диана, как и раньше, держалась от него на расстоянии. Восхищаясь ее силой духа и мужеством, с которыми она переносила свалившиеся на ее голову несчастья, он не мог не заметить, как она сейчас одинока.

И все же он по-прежнему не решался сделать ей предложение.

Женитьба очень ответственный шаг. Взять в жены женщину без денег означало отказаться от роскошного образа жизни, к которому он так привык.

Рядом с Дианой другие женщины казались бесцветными и безжизненными. Отличительной чертой его возлюбленной была бурная энергия и жизнерадостность.

Теперь, думая о разговоре с миссис Шнайбер, Хьюго едва сдержался от смеха. Еще бы, его заставляют жениться! Убеждают, что он должен поступить по отношению к Диане честно!

Внезапно перед глазами Хьюго возникла другая картина: Диана, вне себя от горя, сидит в ресторане.

Кажется, это было совсем недавно. Он тогда взял такси и повез ее домой. Она сидела рядом с ним, держа его за руку, уставясь перед собой невидящим взглядом, а щеки были мокрыми от слез.

Ему еще тогда очень хотелось спросить, что случилось, однако врожденное чувство такта помешало задать этот вопрос.

Так в полном молчании и доехали они до Гросвенор-сквер. Потом он помог ей выйти из машины и на прощание поднес к губам руку.

— Спасибо, — прошептала Диана. Значит, она несчастна и одинока…

Хьюго заметался взад-вперед по будуару. Дверь распахнулась. На пороге стояла Диана. Как же она похудела!

Под глазами темные круги, лицо бледное… Она недоуменно смотрела на него.

— Что случилось, Хьюго? — наконец спросила она. — Миссис Шнайбер сказала, что ты хотел меня видеть.

Она казалась такой трогательной, юной и одинокой, что Хьюго не стал себя сдерживать. Подойдя к Диане, он крепко обнял ее.

— Диана, дорогая, — проговорил он, — мы поженимся. Я всегда буду с тобой рядом, стану заботиться о тебе. Ты выйдешь за меня замуж, моя любимая?

Диана не пошевелилась, только уронила голову ему на плечо, словно ее было слишком тяжело держать.

Лица девушки Хьюго не видел, лишь краешком глаза заметил золотисто-каштановые завитки волос на белоснежной шее.

С замиранием сердца ждал он ответа.

— Если ты этого так хочешь, Хьюго, — наконец едва слышно произнесла Диана, — я выйду за тебя замуж.

Глава 10

В холле дома Шнайберов по Гросвенор-сквер Диану ждали очередные посылки.

В двух она обнаружила почти одинаковые наборы кухонных ножей, а в третьей — необыкновенно уродливую фарфоровую чернильницу.

Тяжело вздохнув, Диана отнесла все в танцевальную комнату, где стояли длинные столы специально для свадебных подарков.

А таковых, надо признать, набралось уже порядочно: с дюжину хрустальных ваз, пять шейкеров для приготовления коктейлей, несколько чайных сервизов и целая куча альбомов всевозможных размеров в разных кожаных переплетах.

Поставив три новых подарка туда, где им положено стоять, Диана взяла книгу, в которую записывала поступления, и отметила в нужной графе: «Следует поблагодарить».

В этот момент в комнату вошла секретарша, Джин.

— Привет, Диана, — проговорила она. — А я тебя повсюду ищу. Звонили из газеты. Хотят знать, могут ли сфотографировать тебя и лорда Долка на фоне свадебных подарков. Может быть, назначить им на пять часов? Лорд Долк как раз в это время приходит.

— Как хочешь, — проговорила Диана. В голосе ее не чувствовалось абсолютно никакого интереса.

— Устала? — спросила Джин. Диана кивнула:

— Немного. Только что примеряла свадебное платье.

— Ну и как оно? Наверное, шикарное? — поинтересовалась Джин.

— Ничего, — безразлично отозвалась Диана. — Ты права, что посоветовала мне бархат. Смотрится гораздо красивее, чем атлас.

— А венок? — спросила Джин.

— Я не стала его надевать. Достаточно того, что на манекене он выглядел нормально.

Джин немного помолчала, рассеянно двигая перед собой стаканы.

— В чем дело, Диана? — наконец спросила она, видимо, предварительно хорошенько обдумав свой вопрос.

— Что ты имеешь в виду? — поспешно отозвалась Диана.

— То, что спрашиваю, — ответила Джин. — Что с тобой происходит? Ты совершенно не в себе весь этот месяц.

— Почему, скажи? — продолжала она, видя, что Диана по-прежнему словно в рот воды набрала. — Ведь ты должна быть самой счастливой в мире! У тебя теперь все есть: и твое прежнее положение, и человек, которого ты любишь.

Хрупкая кофейная чашечка, которую Диана бесцельно вертела в руках, упала на пол и разбилась вдребезги, усеяв осколками весь пол. Диана не обратила на это никакого внимания. Она во все глаза смотрела на Джин.

— Ты когда-нибудь была влюблена? — лишь спросила она ее.

— Ты хочешь сказать, что не любишь Хьюго? — быстро спросила Джин.

Диана печально взглянула на нее.

— Ну и глупая же ты, Диана! — вдруг воскликнула Джин. — Зачем же ты тогда выходишь за него замуж?

Диана не ответила. Нагнувшись, она принялась подбирать с пола осколки.

— Не волнуйся, Джин, — покончив с разбитой чашкой, проговорила она. — Теперь уже ничего не изменишь, слишком поздно. Впрочем, это и не важно.

Не сказав больше ни слова, она вышла из комнаты, а Джин, оставшаяся стоять среди подарков, еще долго смотрела ей вслед.

Поднявшись наверх, Диана вспомнила про Лоэлию: та должна была приехать на свадьбу вместе с Джеком. Лоэлия обещала ей помочь с приготовлениями.

Сняв телефонную трубку, Диана набрала номер отеля «Риц», где всегда останавливались ее друзья.

— Скажите, пожалуйста, миссис Стэндиш приехала? — спросила она, когда на другом конце послышался ответ.

— Сейчас соединю, — раздался голос администратора, и через секунду она уже разговаривала с Лоэлией.

— Приезжай немедленно! — весело кричала подруга в трубку. — Мне просто не терпится увидеть невесту. Только побыстрее! У нас для тебя целая куча новостей. А кроме того, мы привезли подарок, который, надеюсь, тебе придется по душе.

— Как это мило с твоей стороны, — сказала Диана.

— Ах да, пока не забыла, — поспешно добавила Лоэлия, — знаю, что тебе это будет очень интересно. Мы только что получили письмо от Барри. Он возвращается домой.

— Домой? — срывающимся голосом переспросила потрясенная Диана. — Как же так, Лоэлия? Я думала, он в монастыре…

— Он и был там. Знаешь, это ужасно захватывающая история. Ему нужно было раздобыть одну ценную рукопись, и он целых три месяца пробыл монахом, чтобы доказать свою приверженность. Ты же знаешь, что буддийские монахи не связывают себя никакими обетами, они могут приходить и уходить когда и куда им вздумается. Барри должен был просто стать таким же, как и все остальные. Джек прочтет тебе письмо. История и в самом деле невероятно занимательная. Он ждет не дождется, когда получит рукопись. Говорит, ей цены нет.

— Значит… значит, он свободен? — услышала Диана свой слабый голос.

— Ну конечно! — ответила Лоэлия. — Приезжай быстрее, мы тебе прочтем письмо.

Диана уронила трубку на рычаг и, закрыв лицо руками, прошептала:

— Что же я наделала!..

Прошло минут десять. Она по-прежнему сидела рядом с телефоном. Потом поднялась и набрала номер дворецкого:

— Прошу вас, позвоните миссис Стэндиш в отель «Риц» и скажите, что у меня внезапно изменились планы и я не смогу к ней заехать.

Потом Диана поднялась в спальню и заперла за собой дверь. Взяв небольшой чемодан, принялась лихорадочно бросать в него свои вещи — все, что попадало ей под руку.

Поезд прибыл на станцию Дьюсбери ровно в девять семнадцать.

На перроне этой маленькой провинциальной станции в тот момент находились лишь двое: угрюмый контролер и толстая матрона с корзинкой в руке, которая собиралась проехаться в Ворчестер на рынок.

Диана, взяв свой чемодан, вышла из купе третьего класса, в котором последние три часа ехала в полном одиночестве. Ослепительное утреннее солнышко било прямо в лицо, она зажмурилась.

Двери поезда закрылись, и, оглушительно свистнув и выпустив клубы пара, он медленно потащился вдоль перрона.

Вручив свой билет контролеру, Диана нерешительно вышла со станции — так обычно движется человек, который совсем не знает, куда ему идти.

Дьюсбери, расположенный по обе стороны реки Северн, был одним из тех старинных, живописных городков, которые летом обожают посещать туристы.

Выйдя на улицу, Диана присела на краешек чемодана и, взглянув на раскинувшийся перед ней пейзаж, задумалась.

Она вспомнила все, что случилось вчера…

Собрав чемодан, Диана принялась за письма и составляла их несколько часов подряд: никогда еще это занятие не казалось ей таким тягостным.

Когда ночную мглу рассеяли первые солнечные лучи, девушка, надев пальто и шляпу и прихватив свой чемодан, тихонько и незаметно выскользнула из дома на Гросвенор-сквер.

Этой ночью у нее было достаточно времени все хорошенько обдумать: куда ехать и как жить дальше. Первым ее порывом было обратиться за помощью к Лоэлии, однако Диана тут же отказалась от этой мысли, справедливо полагая, что Хьюго сразу же направится к ней.

Он будет искать свою невесту именно там, у ее самой близкой подруги.

Кроме того, Диана осознавала, что пока не в состоянии ответить Лоэлии, почему ей вдруг стукнуло в голову, что она не хочет выходить замуж за Хьюго.

Сидя в своей спальне рядом с уложенным чемоданом, Диана поняла, что ей остается только одно — бесследно исчезнуть, чтобы ни один человек не знал, где ее искать.

Сама заварила кашу — сама и должна ее расхлебывать.

Диана знала, что проявляет малодушие, сбегая вот так, тайком, но иначе поступить она не могла.

Девушка отдавала себе отчет в том, что никогда не получит прощения за то, что собирается сделать. Но в глубине души нисколько не сомневалась в своей правоте, поскольку при теперешнем положении вещей брак с Хьюго совершенно невозможен.

Сейчас она и представить себе не могла, что когда-то, всего несколько часов назад, всерьез собиралась за него замуж. Теперь-то Диана понимала, что проявила слабость, решив, что, выйдя замуж, забудет Барри. Впрочем, оправданием может служить то, что она несчастна и ей было абсолютно все равно, как сложится дальнейшая жизнь.

Сидя в спальне на Гросвенор-сквер, Диана снова подумала о Хьюго. Бесспорно, он ей нравился, но Барри она любит всем сердцем.

Когда Диана услышала, что ее любимый ушел в монастырь, ей поначалу казалось, что он умер. И если бы это было в самом деле так, она смогла бы выйти замуж за Хьюго. Пусть была бы несчастна, зато жила бы спокойно и в достатке.

Теперь Диана презирала себя за то, что согласилась на это.

Она прекрасно понимала, что бросилась в объятия Хьюго, только чтобы убежать от самой себя, своих жутких мыслей, ужасной жизни, из которой исчезло все, что когда-то представляло для нее интерес и имело значение.

И вот теперь ей приходится спасаться бегством и только потом думать о будущем.

Диана оставила миссис Шнайбер письмо, где прямо написала, что не может и не хочет выходить замуж за Хьюго и по этой причине покидает их дом.

Она извинялась за причиненное беспокойство, однако в глубине души чувствовала, что миссис Шнайбер не станет на нее обижаться.

Благодаря предстоящему замужеству Дианы Шнайберы оказались в самом центре внимания общественности, а теперь, когда свадьба расстроится, их фамилия вообще не будет сходить с газетных полос. Так что злиться на Диану им особенно нечего.

Труднее всего оказалось объясниться с Хьюго.

Что же ему сказать? Что вообще она может сказать в свое оправдание? Она предала его, растоптала его любовь, доброту и участие, но что того хуже — выставила его на посмешище перед всем светом.

Как доверить бумаге то, что она чувствует, как излить ему свою душу, как написать, что она ужасно раскаивается в том, что все так произошло?

В конце концов ей удалось выжать из себя:

«Прошу тебя, прости! Я не могу сделать тебя счастливым и, поверь, очень не хотела причинять тебе боль. Заклинаю, пойми…»

Выйдя из дома, Диана зашагала по Гросвенор-сквер. Внезапно ее как громом поразило — да ведь это начало новой жизни!

Когда умер отец, она тоже считала, что впереди ее ждет новая жизнь, однако впоследствии поняла, что в целом ничего не изменилось, хотя Диана и оказалась на задворках.

Сейчас все было совершенно по-другому. Назад пути нет, более того, даже если бы у нее и была возможность вернуться, она не воспользовалась бы ею.

Диана знала, что единственный, кто понял и по достоинству оценил бы ее поступок, — это Джимми.

«Куда же идти?» — размышляла Диана, покинув дом. Она решила отправиться на вокзал Паддингтон, просто потому, что он располагался поблизости от Гросвенор-сквер, а у нее было слишком мало денег, чтобы добраться до другого.

Чувствуя себя героиней какого-то дешевого романа, она спросила носильщика, куда идет следующий поезд.

— До Ворчестера. Первая остановка Оксфорд, далее со всеми остановками, — последовал ответ.

Эту дорогу Диана прекрасно знала — она вела в Малверн. Девушка подошла к кассе и, постояв несколько секунд, внезапно подумала о Дьюсбери.

Как часто проносясь мимо этой маленькой станции по дороге к Стэндишам, восхищалась она тщательно ухоженными клумбами небольшого провинциального городка на берегу реки, впитывая в себя его размеренность и покой.

Диана не раздумывая взяла билет до Дьюсбери, понимая, что жребий брошен и отступать некуда, что денег после покупки билета осталось не так много, как хотелось бы.

И вот Диана прибыла к новому месту своего обитания в гордом одиночестве, без гроша в кармане, совершенно не представляя, что будет делать дальше. Единственное, что согревало ей душу, это сознание того, что всего в нескольких милях отсюда находится Охотничий дом, окруженный высокими горами Малверн.

«Если уж будет совсем невмоготу, — подбадривала себя Диана, — всегда можно, поправ гордость, поехать к Лоэлии и лишь благодарить судьбу за то, что та дала мне друзей, готовых в любую минуту броситься на помощь».

Немного отдохнув, Диана встала и, подхватив свой чемоданчик, решительно пошла вперед к своей новой жизни.

Внезапно она почувствовала, что проголодалась.

Завернув за угол, девушка увидела перед собой уходящее в разные стороны шоссе. На противоположной стороне, на перекрестке двух дорог, стояла небольшая автозаправочная станция, а рядом с ней — крошечное кафе.

Молодой мужчина тщательно протирал окна, насвистывая при этом мотив популярной песенки. За ярким полотняным навесом Диана заметила молоденькую женщину, развешивающую только что выстиранное белье.

Диана перешла дорогу, толкнула расписанную веселыми красками дверь и оказалась в помещении с низким неровным потолком, где рядками стояли маленькие столики, накрытые ярко-желтыми скатертями.

Человек, обустроивший это кафе, похоже, очень старался создать уютное, радующее глаз заведение.

На каждом столике в маленьких зеленых вазочках стояли цветы. Простые стулья были выкрашены зеленоватой краской, а посуда хоть и была дешевой, но, сделанная из фарфора, выглядела нарядной и привлекательной.

На окнах висели зеленые шторы, отлично сочетающиеся с солнечно-желтыми стенами.

Все сияло чистотой. Даже пол из грубых досок был, очевидно, только что отполирован: в помещении еще витал свежий запах мастики.

Диана оставила свой чемодан у порога.

Мужчина, мывший стекла, увидел, как она вошла, и крикнул женщине, которая настолько увлеклась стиркой, что ничего не замечала.

— Роуз! К нам посетитель!

Через секунду молодая женщина уже вбежала в кафе. Невооруженным глазом было видно, что она ждет ребенка.

— Простите, пожалуйста, — извинилась она. — Я не слышала, как вы вошли. Что угодно?

— Не могли бы вы принести мне чашку кофе и пару кусков хлеба с маслом? — попросила Диана.

— Может быть, сварить вам яйцо? — предложила хозяйка.

Диана задумалась.

— А сколько это будет стоить? — поинтересовалась она.

— Яйцо-пашот на тосте стоит восемь пенсов, — последовал ответ.

Диана отрицательно покачала головой.

— Пожалуй, только кофе, два куска хлеба с маслом… и немного мармелада. Роуз улыбнулась:

— Я мигом. Не хотите ли присесть?

Она исчезла, а Диана устало опустилась на стул, стоявший за угловым столиком, подальше от сквозняка.

От нечего делать бросила взгляд на окно: мужчина уже наводил лоск. В этот момент к автозаправочной станции подъехала машина, и он, бросив тряпку, помчался обслуживать ее.

Должно быть, семейная пара, решила про себя Диана и от всей души пожелала этим милым трудолюбивым людям благополучия и процветания.

Ждать ей и в самом деле пришлось недолго — вскоре женщина вернулась, неся на подносе дымящийся кофейник и тарелку с булочкой и кусочком желтого масла.

— Я подумала, что вы сами захотите разрезать булочку и намазать ее маслом, — проговорила она. — Самой это сделать гораздо приятнее, ведь правда?

Диана улыбнулась ей. Роуз ей очень понравилась. На первый взгляд еще совсем девчонка, едва ли старше двадцати. Светлые, цвета спелой пшеницы волосы, выгоревшие на затылке, широко распахнутые серые глаза с веселыми искорками.

— Это ваши гараж и кафе? — спросила Диана. Девушка кивнула:

— Да. Правда, здорово? Наконец-то все это наше! Сначала Тед работал на хозяина в гараже по дороге в Челтенхем. И нам столько времени пришлось копить на свадьбу, просто ужас! Теперь наконец-то мы смогли не только пожениться, но и все это купить. Вы знаете, Тед такой умный, он почти все здесь сделал сам.

— Вот уж никогда бы не подумала, что вам пришлось так уж долго копить. Вы еще такая молоденькая.

Роуз, зардевшись, улыбнулась.

— Мне уже двадцать один год, — призналась она. — А в Теда я влюблена с семнадцати. Мы давно хотели пожениться, но когда нет денег, это трудновато.

Теперь все у нас пойдет хорошо. Мы здесь живем скоро месяц и заработали уже довольно много денег. Место очень хорошее, недалеко от станции, да и автозаправка приносит неплохой доход.

— От всей души желаю, чтобы вам и впредь сопутствовала удача, — произнесла Диана.

— Так оно и будет, — просто ответила собеседница. — Видите ли, Теду не может не везти. Он такой хороший.

Диану тронуло ее простодушие.

Роуз ей очень понравилась, да и парень, которого она, очевидно, любила без памяти, тоже пришелся ей по душе.

Неожиданно для самой себя Диана спросила:

— Может быть, вам нужна в кафе официантка? Девушка, удивленно взглянув на Диану, уселась за столик напротив.

— А вы что, ищете работу? — спросила она.

— Да, — ответила Диана. — И что самое главное, мне непременно нужно найти ее как можно скорее, потому что я совсем без денег.

— Но вы вовсе не похожи… — Она на секунду замялась и, покраснев, продолжила: — То есть… не сочтите за грубость… но вы совсем не похожи на официантку.

— Что ж делать, — улыбнулась Диана. — Зато я хочу ею стать.

— Правда? — удивилась Роуз. — Знаете что, давайте позовем Теда. Может, он что-нибудь придумает. Мне кажется, мы еще не можем позволить себе официантку.

Она крикнула мужу, и через секунду он вошел, вытирая руки о какую-то тряпку.

— Это мой муж, — с гордостью представила его Роуз, — мистер Элкок.

— Меня зовут Марлоу, — проговорила Диана, еще в поезде решив назваться той же фамилией, что и Джимми: легче будет ее запомнить, поскольку она уже к ней привыкла.

— Мисс Марлоу, — уточнила девушка. Тед сердечно пожал Диане руку. — Послушай, Тед, мисс Марлоу нужна работа. Она хотела спросить, возьмем ли мы ее к нам официанткой. Тед серьезно взглянул на нее.

— По-моему, мы пока никого не можем себе нанять, да нам и не нужен никто. Вот если чуть позже, да и то ненадолго, — добавил он, многозначительно взглянув на жену. — Пока она не поправится. Но сейчас брать кого-то еще, мне кажется, рановато.

— Вот как? — грустно обронила Диана.

Ей почему-то очень хотелось остаться с этими милыми и простыми ребятами.

Только сейчас перед ней со всей остротой встал ужасный вопрос: как она будет искать работу в чужом городе, где ее никто не знает? Если эта юная супружеская чета ей откажет, что же с ней будет?

— Послушайте, — принялась уговаривать их Диана. — А что если я буду у вас работать только за чаевые? Мне ведь их вполне хватит, чтобы прожить, правда?

Тед задумчиво погладил затылок.

— Не очень-то их у нас и дают, — признался он. — Правда, может, это нам ничего не перепадает, а если узнают, что вы служите официанткой, может, вам и будут давать… Только уж очень вы похожи на леди…

— Постараюсь исправиться, — рассмеялась Диана.

— И я только что сказала то же самое, — подхватила миссис Элкок. — Она совсем не похожа на официантку.

— Вот надену наколку и передник, еще как стану похожа! — пообещала Диана. — Видите ли, если бы я смогла найти дешевенькую комнату и платить только за нее, я была бы вполне довольна. Много денег мне не нужно, просто я хочу немного пожить в вашем городе.

— Ну, я не знаю, — проговорил Тед. — Все это так неожиданно. Если вы и в самом деле хотите остаться и не гонитесь за большой зарплатой, я вас найму. Роуз уже и так приходится несладко. Когда к нам наезжают на автомобилях всякие там любители загородных прогулок, она одна еле управляется… в ее состоянии.

— А помнишь маленькую комнатку позади гаража? — живо спросила Роуз. — Может, поселить мисс Марлоу в ней, дорогой? Она могла бы там неплохо устроиться.

— Ну, я не знаю, — отозвался Тед. — Пойдемте, мисс Марлоу, вы на нее сами посмотрите и скажете нам, что вы думаете по этому поводу.

Им потребовалось почти два часа, чтобы все обсудить, посмотреть комнатку за гаражом — Диана сразу же поняла, что из нее легко можно сделать маленькую уютную спаленку — и наконец договориться, что она может остаться здесь на некоторое время, чтобы помогать Роуз, получая за свою работу чаевые. За это супруги обещали предоставить ей кров и стол.

Том и Роуз были молоды, импульсивны и настолько добры, что Диана даже чувствовала себя неловко оттого, что навязала им свое общество, добившись у них разрешения остаться.

И тем не менее для нее это был самый идеальный вариант: никому из знакомых и в голову не придет искать ее здесь. Наверняка решат, что она остановилась где-нибудь в городе в каком-то отеле или меблированных комнатах.

Никто и не догадается, что невеста хорошо известного в стране лорда Долка, сбежавшая из-под венца, нацепит на себя наколку и передник и наймется официанткой в кафе при крохотной автозаправочной станции!

В четверг утром, в день своей свадьбы, Диана проснулась в продуваемой насквозь спаленке позади гаража с мыслью о том, что ей невероятно повезло, что она не направляется сейчас в Вестминстер, разряженная в пух и прах, в церковь Сент-Маргарет.

Как ни странно, новая жизнь приносила Диане радость. Чем ближе она узнавала Теда и Роуз, тем больше они ей нравились.

Это были простые, бесхитростные люди, ничего не требовавшие от жизни. Они нежно любили друг друга и единственное, чего желали, это иметь достаточно денег и никогда не расставаться друг с другом.

Мало-помалу Диана привыкла к своей новой работе. Как правило, только велосипедисты никогда не давали чаевых, зато старые девы и любители загородных автомобильных прогулок неизменно оставляли под блюдечком несколько монеток, которые Диана с благодарностью брала и прятала у себя в спальне.

Поскольку ей не нужно было платить за еду и жилье, Диана знала, что, как ни ничтожны ее сбережения за неделю, они все-таки имеются и она может хоть что-то отложить на черный день.

В последующие несколько недель она открыла для себя много нового в человеческой природе.

Каких только людей не довелось ей увидеть в кафе!

И ворчливых, вечно всем недовольных посетителей, которые постоянно придирались, а при виде счета вообще приходили в неистовство.

И тех, что скатились на грань нищеты. Их Диане было особенно жаль. Сердце разрывалось от боли, когда она видела, как они, прежде чем сделать заказ, пересчитывают каждую монету, а получив еду, с жадностью съедают все до последней крошки, будто до этого сто лет ничего не ели.

Встречались и такие, что воровали кусочки сахара, когда она отворачивалась, и прятали их в карман или сумку. Этих Диана терпеть не могла.

Дни шли за днями, похожие друг на друга как близнецы. Обычно Диана вставала в семь утра, прибирала свою комнату, а потом вытирала пыль и мыла полы в кафе.

В половине девятого они завтракали, а к девяти все уже было готово к приему посетителей.

Если таковых не было, то частенько по утрам Диана помогала Роуз со стиркой или готовила обед, пока та убиралась в своем домике, где жила вместе с мужем.

К своему удивлению, Диана вскоре обнаружила, что неплохо готовит.

Правда, сначала она обожгла пальцы и плеснула себе на ногу кипятком, после чего дело пошло на лад.

Погода, к счастью, стояла дивная. Кафе, где она служила, было летним, не предназначенным для посещений в плохую погоду. И если лил дождь, крыша безжалостно протекала.

Естественно, когда такое случалось, посетители отправлялись в городской паб, где весело трещали дрова в камине и не было ни малейшего намека на сквозняки.

Уже к концу первого месяца у Дианы было такое ощущение, что она работает у Элкоков уже много-много лет. Жизнь в Лондоне и помолвка с Хьюго, казалось, остались далеко позади.

Она понятия не имела, что произошло после ее бегства, поскольку в Дьюсбери, чтобы купить газету, ехать боялась, а Тед с Роуз не могли себе позволить регулярное чтение прессы.

Сколько раз, лежа ночью без сна на своей неудобной железной кровати, Диана задавалась вопросом, беспокоятся ли о ней, ищут ли, и размышляла, когда лучше дать о себе знать Лоэлии.

То, что она это сделает, Диана не сомневалась. Она твердо решила увидеться с подругой, поговорить, посоветоваться насчет работы за границей.

Безусловно, истинной причиной, из-за которой ей хотелось встретиться с Лоэлией, был Барри. Может быть, у подруги есть о нем хоть какие-то известия.

Диана чувствовала, что ей просто необходимо знать о нем все: что с ним, где он сейчас, чем занимается.

Она много думала в эти дни и пришла к убеждению, что ей чрезвычайно повезло и вообще жизнь прекрасна и удивительна. Странно, почему она не замечала этого раньше?

Вот сейчас она осталась практически без денег, но ей так хорошо и спокойно рядом с Тедом и Роуз, этими милыми, добрыми людьми, что она безмятежна и счастлива.

Теперешняя жизнь оказалась для Дианы чем-то совершенно новым и неизведанным, но она понимала, что еще должна к ней привыкнуть. Тед и Роуз были очень добры к ней, и Диана изо всех сил старалась отплатить им тем же.

К. концу месяца старания ее были вознаграждены: Роуз по-настоящему к ней привязалась. Однако Диана понимала, что всю жизнь она здесь оставаться не может по той простой причине, что чаевые приносили очень маленький доход. На эти деньги она не в состоянии была купить себе даже пару приличных туфель, взамен своих, которые уже совсем развалились.

И тем не менее Диана решила пока остаться здесь, хотя бы до того времени, пока Роуз не родит ребенка.

Не проходило дня, чтобы Диана не вспоминала о Барри, однако огромным усилием воли она старалась сосредоточиться на работе и не давать волю своим горьким мыслям.

Как-то раз ночью, часа в два, когда Диана никак не могла заснуть и все ле?кала, слушая бушующий ветер и грохот дождя, барабанящего в окно, ей послышались во дворе чьи-то торопливые шаги.

— Диана! — донесся до нее мужской голос. Это Тед!

— Что случилось? — крикнула она, поспешно садясь в постели.

В дверь громко постучали. Диана, быстро накинув на себя халат, открыла.

Она всегда запирала на ночь дверь, боясь, что к ней могут забраться любители набегов на чужие сады, чтобы переночевать в тепле.

— Что случилось? — взволнованно переспросила Диана.

— У Роуз начались схватки, — ответил Тед. — Я еду за доктором. Может, вы пока побудете с ней?

— Ну конечно, — поспешно проговорила Диана.

Пока она натягивала на себя одежду, послышался шум мотора: Тед завел свой старенький мотоцикл, который держал в гараже. Пользовался он им крайне редко, лишь в тех случаях, когда нужно было съездить за чем-то в город.

Через несколько минут Диана выскочила из своей каморки. Ветер чуть не сбил ее с ног, капли дождя с силой застучали по непокрытой голове.

«Ну и ночь», — тоскливо подумала Диана. И натворит еще этот дождь дел: в кафе, естественно, протекла крыша, и придется завтра здорово потрудиться, выгребая и подтирая налившуюся воду.

С трудом преодолевая ветер, она наконец добралась до двери дома. Роуз лежала, зарывшись лицом в подушку, и тихонько стонала.

— О Господи! — еле-еле проговорила она. — Как же больно! Просто сил нет!

— Все будет хорошо, — успокоила Диана. — Скоро приедет врач. Может, тебе дать попить? Воды или чая?

Роуз секунду помолчала. Похоже, ей стало легче, видимо, боль отпустила.

— Чашку чая, — слегка задыхаясь, проговорила она. — И не могла бы ты, если не трудно, немного прибраться в комнате?

Диана пошла в соседнюю комнату, поставила чайник, а потом начала прибираться.

Роуз была очень аккуратной, так что нельзя сказать, чтобы Диане пришлось потрудиться. Она всего лишь убрала в шкаф одежду Теда да расправила смятую постель.

Внезапно ее как громом поразило — до чего же здесь убого! ,

Старенькая мебель, купленная по дешевке в местной лавочке, на полу кусок линолеума, не закрывавший и половины досок, разломанный туалетный столик с крошечным зеркальцем.

Только подоспел чайник, как у Роуз опять начались схватки, на этот раз более сильные и частые.

Вскоре она не только стонала, но и вскрикивала от боли, изо всех сил стискивала руки, стараясь сдержаться и не закричать во весь голос.

Диана имела лишь общеизвестные представления о том, как дети появляются на свет, однако ей удалось вспомнить, что зачем-то необходимо много горячей воды.

И она решила поставить на огонь всю имевшуюся в доме посуду, чтобы к приезду врача не было недостатка в кипятке.

Непогода за окном разыгралась не на шутку. Дождь барабанил в окно с такой силой, что, казалось, сейчас вылетят стекла, а завывающий ветер вот-вот снесет крышу.

— Бедняжка Тед, — проговорила Роуз. Какая ужасная ночь!

Она выпила чаю и, громко вскрикнув, снова откинулась на подушки: похоже, опять начались схватки. Диана взглянула в окно, моля Бога, чтобы Тед побыстрее приехал.

Если бы она только могла что-то сделать для Роуз! Ей показалось невыносимым видеть, что человек так страдает, и быть не в силах хоть чем-то помочь!

В доме не нашлось даже грелки, а Роуз вся дрожала от холода и боли. Пришлось Диане под проливным дождем бежать к себе за лишними одеялами.

Когда она вошла в комнату Роуз, с волос ручьями стекала вода, а туфли промокли насквозь. Пришлось поставить их перед камином в кухне.

Диана проскользнула в столовую и прислушалась — мотоцикла Теда по-прежнему не было слышно. Куда это он мог запропаститься, — недоумевала она.

Казалось, с тех пор как он уехал, прошел уже не один час. Она взглянула на часы — половина четвертого.

Теперь Роуз кричала во весь голос. Боль была настолько сильная, что она уже не могла сдерживаться.

«Ну почему он не едет?» — с тревогой думала Диана.

Она еще раз выглянула в окно и подошла к Роуз. Та уже не отдавала себе отчета ни в том, где находится, ни в том, что с ней происходит. Жестокая боль терзала се тело.

«Что я буду делать, если роды начнутся без доктора?» — с ужасом думала Диана.

Вода уже весело закипала во всех кастрюлях и чайниках, а врача так и не было. Наконец Диана с облегчением услышала шум мотора. Потом в дверь столовой постучали.

«Это не Тед, — машинально решила Диана. — Он бы не стал стучаться».

Со всех ног бросившись к двери, она распахнула ее. На пороге стоял какой-то незнакомец.

— Вы миссис Элкок? — спросил он.

— Миссис Элкок больна, — ответила Диана. — А мистер Элкок поехал за доктором… Я думала, это он…

— Он попал в аварию, — проговорил незнакомец. — Я приехал сказать об этом его жене.

— Кто попал в аварию? — переспросила Диана, еще не понимая, что произошло.

— Да Тед Элкок, кто же еще! Он разбился на перекрестке, и его отвезли в больницу. А меня просили привезти его жену. Он очень плох.

Диана тупо уставилась на мужчину. Ей казалось, что он несет какую-то чушь, номало-помалу страшный смысл его слов дошел до нее.

— Миссис Элкок рожает! — порывисто воскликнула она. — Бегите за врачом, да побыстрее! Вы поняли? Летите пулей!

— Вот черт! — оторопел мужчина. — Ну и дела! Не беспокойтесь, мисс, я мигом. Одна нога здесь, другая там.

Он повернулся и в ту же секунду исчез в темноте. Диана захлопнула дверь и бросилась к Роуз. Крики ее становились все громче.

— Ой, не могу я больше! Господи, что же это? Когда это кончится? — вопила она, молотя руками обо что попало.

Диана крепко схватила ее за руки.

— Терпи, Роуз, — твердо проговорила она. — Прижмись ко мне покрепче. Сейчас приедет» доктор, и все будет хорошо.

А про себя взмолилась, чтобы врач не заставил себя долго ждать.

Врач приехал как раз вовремя, чтобы Помочь Роуз произвести на свет чудесного здоровенького мальчишку, а вот Тед скончался рано утром в больнице, так и не придя в сознание.

К тому времени, как об этом стало известно, Диана уже не воспринимала окружавшую ее действительность.

После того как ребенок огласил комнату громким криком, возвещая всех о своем появлении на свет, она сделала все, что могла, чтобы помочь врачу и медицинской сестре, а потом и сама больная свалилась, к явному неудовольствию медиков. Еще бы, теперь работы прибавилось.

Событий для истощенных нервов Дианы оказалось более чем достаточно. Да еще мокрая одежда, в которой она провела всю ночь.

Все это привело к тому, что спустя сутки у Дианы поднялась температура, начался бред, в котором она вновь и вновь переживала события этой страшной ночи, когда, вне себя от волнения, стояла у постели Роуз, молясь лишь о том, чтобы врач не опоздал.

Медицинская сестра возилась с Дианой не покладая рук, однако сразу же согласилась с доктором, когда тот предложил перевезти свою новую пациентку в больницу, прекрасно понимая: единственное, что ей сейчас требуется, — это правильное лечение.

Доктор, человек умный и опытный, с первого взгляда понял, что Диана не простая официантка или подружка Роуз.

Последней он задал несколько вопросов, быстренько выудив все, что она знала. Впрочем, информация оказалась довольно скудной.

И тем не менее кое-какие выводы можно было сделать. В результате врач пришел к заключению: таинственная незнакомка, появившаяся неизвестно откуда без средств к существованию, которая вопреки всему носит невероятно дорогое белье, отделанное настоящим кружевом, должна иметь каких-то близких родственников или знакомых. В том состоянии, в котором она сейчас находится, без их помощи ей не обойтись.

Желая узнать о своей пациентке побольше, врач отправился в спаленку за гаражом и без всякого зазрения совести самым внимательным образом осмотрел Дианины вещи.

— Сейчас перевозить ее в больницу опасно, — сказал он сестре, — и тем не менее это единственное, что нам остается сделать. На вид она крепкая, но, похоже, сильно ослабла вследствие недоедания. Посмотри, эта вещичка как-то не вяжется с ее вопиющей бедностью.

И он протянул медсестре халат Дианы — прелестный атласный халат персикового цвета, щедро отделанный кружевной тесьмой. Широченные рукава его были оторочены страусовыми перьями такого же нежно-розового оттенка.

Этот роскошный халат, хранившийся у Дианы как напоминание о днях беспечной и богатой жизни, казался совершенно неуместным на дешевой железной кровати, застланной грубой простыней и тоненькими шерстяными одеялами.

Медсестра лишь усмехнулась в ответ.

У нее было свое мнение, основанное, видимо, на долгом жизненном опыте, о том, каким образом молоденьким и хорошеньким девушкам, у которых нет денег даже на пропитание, достается шикарное нижнее белье.

Выдвинув верхний ящик высокого комода, выкрашенного желтой краской, доктор увидел там черепаховые гребни, которые, несомненно, стоили приличных денег.

Помимо гребней, была кое-какая косметика, которой сейчас пользуется каждая девушка. Однако все это было куплено в дорогих магазинах, что свидетельствовало о том, что девушка, которая ею пользуется, привыкла к роскоши.

Никаких писем, бумаг, чековых книжек и визиток с указанием фамилий обнаружено не было. Лишь дамская сумочка, в которой лежала смехотворная сумма денег.

Наконец приподняв стопку кружевных носовых платочков, доктор увидел небольшую тоненькую книжечку с незатейливым названием: «Путь».

Ни фамилии владельца, ни его имени на титульном листе не оказалось, лишь внизу на первой странице было обозначено: Охотничий дом.

Это название показалось врачу очень знакомым. Несколько секунд он мучительно вспоминал.

Да это же в Малверне! Он отлично знал это место — не раз проезжал мимо ворот дома, а однажды даже встречался с его хозяином Джеком Стэндишем, вот только по какому поводу, так и не припомнилось.

Может, это совпадение, но так или иначе разузнать стоило. Доктор готов был на все, лишь бы помочь несчастной девушке, которая больная лежала в бреду, невнятно бормоча:

— Неужели доктор не приедет… вовремя? О Господи! Только бы он… успел!

Позже доктор Лоренсон был бесконечно рад, что решился тогда позвонить Стэндишам и осторожно выведать у них, не знают ли они чего-нибудь о его пациентке.

Благодарности Лоэлии не было предела. Она приехала спустя час после телефонного звонка вместе со своим мужем. Ее голос дрожал от волнения, а в глазах стояли слезы.

С величайшим удовольствием в течение многих лет ездил потом доктор в Охотничий дом в гости к этим милым людям. Сколько счастливых часов провел он в их компании за обедами, ужинами и своей любимой игрой в бридж!

Лоэлия и Джек никогда не забывали оказанных им услуг.

Так уж вышло, что им очень полюбился этот грубовато-добродушный доктор, жизнь которого, не отмеченная особенными событиями, скромно протекала в тихом захолустном городке.

После того как Диану перевезли в Охотничий дом, доктор Лоренсон в течение нескольких недель навещал ее каждый день. Из Лондона была приглашена самая квалифицированная сиделка, которую только удалось найти, строго выполнявшая все его предписания.

Диана поправлялась медленно. Сказывалась нелегкая жизнь последнего месяца.

Она слишком много работала, недоедала и в результате настолько ослабла, что и без того серьезная болезнь — двустороннее воспаление легких — протекала крайне тяжело.

Ей был вызван специалист, который, однако, не смог предложить лучшего лечения, чем то, которое уже проводилось, хотя и запросил за свой визит немыслимую сумму по сравнению с той, что платили доктору Лоренсону.

Наконец, благополучно перенеся кризис, Диана пошла на поправку.

Когда она поняла, что рядом находится любимая подруга Лоэлия, ей и в голову не пришло спрашивать, как все это случилось. Она лишь слабо улыбалась, чувствуя себя безмерно счастливой уже оттого, что о ней кто-то заботится.

Первый вопрос, который она смогла задать, был о Роуз и ее ребенке.

Некоторое время она ничего не знала о смерти Теда. Наконец когда Диана немного поправилась после тяжелой болезни, ей рассказали всю правду. Жестокий удар, постигший несчастную Роуз, сильно взволновал Диану. Но ей стало намного легче, когда Лоэлия заверила подругу, что не оставила женщину с младенцем в беде. Добрая и отзывчивая, она дала Роуз денег, чтобы та смогла вернуться к своим родным, пока не найдется покупатель на ее гараж и кафе.

Как ни велико было горе молодой вдовы, она могла утешиться хотя бы тем, что на первое время у нее есть хоть какая-то сумма денег.

Лоэлия, однако, на этом не успокоилась. Она постоянно навещала Роуз, помогая ей тем самым преодолеть острую боль утраты и одиночества.

От Роуз Лоэлия многое узнала о том времени, когда Диана работала в кафе официанткой.

Она во всех подробностях рассказала об этом Джеку, подчеркивая мужество Дианы, ее доброту и решительность.

— Знаешь, я с самого первого дня нашего знакомства почувствовала, что она не такая, как остальные, — заметила она. — Теперь-то, дорогой, ты не можешь со мной не согласиться.

Джеку и вправду нечего было возразить. Он и сам с каждым днем все больше привязывался к Диане. Часами просиживая у ее постели, делился своими планами.

Он с удивлением обнаружил, что Диану чрезвычайно интересует их совместная с Барри работа — так горячо она просила показать книги, рассказать об экспедициях.

Джек был бы крайне удивлен, если бы узнал, что в его рассказах Диану интересует только Барри. От проницательной Лоэлии трудно было скрыть истинную причину такого интереса подруги.

Она оставила двух самых дорогих ей людей вместе, предоставляя им возможность лучше узнать друг друга и стать хорошими друзьями.

Пребывание Дианы в Охотничьем доме Лоэлия держала в строжайшем секрете. Единственный, кому она сообщила, был Джимми. Лоэлия написала ему письмо, где рассказала о том, что произошло, и попросила, как только он сможет вырваться, приехать к сестре.

Джимми прислал ответ, тепло поблагодарив Лоэлию за помощь Диане и заботу о ней.

— Брат так рад, что я не вышла замуж за Хьюго, — сказала Диана Лоэлии.

— Я тоже, — ответила та.

Имя Хьюго было произнесено впервые, и Диана даже зарделась от смущения.

— Ты считаешь, я поступила ужасно? — спросила она подругу.

Лоэлия молча улыбнулась, а Диана добавила:

— Знаешь, на то были причины.

— Конечно, были, — согласилась Лоэлия. — Не терзай себя, дорогая. Все мы иногда делаем ошибки, но самая худшая из всех — выйти замуж за нелюбимого человека.

Лицо ее помрачнело. Это случалось всегда, когда она вспоминала долгие годы своего несчастного замужества с Малкольмом Фентоном. Но уже через секунду, отогнав невеселые мысли, Аоэлия живо проговорила:

— Не будем о грустном. У меня есть отличные новости, надеюсь, не только для нас с Джеком, но и для тебя. Не возражаешь, если к нам приедет один человек?

— А кто? — поспешно спросила Диана, пристально вглядываясь в подругу.

— Барри, — ответила Лоэлия. — Он уже вернулся и теперь хочет приехать к нам. Ты не возражаешь?

Не нужно было обладать особой проницательностью, чтобы заметить, как смутилась Диана: она то краснела, то бледнела, пытаясь взять себя в руки.

— Конечно, нет. Это было бы замечательно, — наконец тихо ответила она.

Большего Лоэлии не было нужно.

Оставшись в своей комнате одна, Диана вдруг почувствовала, что ей не по себе при одной только мысли о том, что она скоро увидит Барри.

Прошел почти год с тех пор, как они виделись последний раз, и ей казалось, что за это время она изменилась до неузнаваемости.

Теперь она уже не та Диана, что с холодным равнодушием взирала на жизнь, а потом, убитая горем и отчаянием, мужественно боролась за свое существование.

Какой же странной она тогда казалась Барри! Теперь Диана прекрасно это понимала.

Как же он был прав, когда говорил, что в жизни человека лишь немногие люди по-настоящему что-то значат, будь то друзья или враги.

И не важно, что о тебе думают другие, важно только то, какого мнения ты о себе сам.

Если ты сам себя не ценишь и не уважаешь, как бы ни расхваливали тебя другие, не будешь ты испытывать от этих похвал никакого удовлетворения.

«Почему я была такой глупой, когда только познакомилась с Барри?» — печально думала Диана.

А теперь ей было даже страшно встречаться с ним, так дорожила Диана его мнением и им самим.

Она чувствовала, что, кроме Барри, ей никто в жизни не нужен. Если бы только знать, что он рядом, Диана была бы уже счастлива.

Сейчас для нее не было ничего важнее любви. Наконец-то она дождалась настоящего, прекрасного чувства. Она любит замечательного человека и готова идти за ним на край света.

Раньше такое ей было неведомо. Легкий флирт, влюбленность, быстро возникающее желание — вот и все, на что она была способна.

Она чувствовала, что отныне ее сердце принадлежит только ему.

Это было странное чувство, не похожее ни на что другое.

Диана поднялась с софы и, подойдя к зеркалу, взглянула на свое отражение.

За время болезни она очень похудела, золотистые волосы потускнели.

Глаза на исхудавшем лице казались огромными и очень блестящими, а темное платье подчеркивало неестественную белизну кожи.

Глядя на себя, она вдруг вспомнила, что два года назад Барри отнюдь не был восхищен ее красотой.

Пришли на память и слова, сказанные им тогда в саду, и слезы выступили у нее на глазах.

«Ах, Барри…» — горестно прошептала она и закрыла лицо руками.

Глава 11

Барри весело хохотал. Робин, взвизгивая от восторга, хлопал в ладоши, а собаки, заливаясь пронзительным лаем, носились взад-вперед по зеленой лужайке за мячом, который снова и снова бросал им Барри.

Щелкая зубами и рыча друг на друга, хотя на самом деле им было так же весело, как и людям, собаки мчались за желанной добычей. И тот, кто оказывался проворнее, возвращался к Барри победителем, крепко зажав в зубах свой трофей, и, весело виляя хвостом, клал свою честно заработанную добычу у его ног.

Диана, держа в руках огромный букет садовых цветов, который они собирали все вместе, наблюдала за происходящим весельем, временами заливаясь звонким смехом над каким-нибудь замечанием Робина.

Спускаясь по ступенькам, Лоэлия невольно восхитилась живописной картиной, которую представляли собой ее друзья, и про себя от всей души пожелала им счастья. Если бы Диана и Барри обладали способностью читать мысли на расстоянии, они наверняка смутились бы, узнав, о чем сейчас подумала Лоэлия.

Наконец собаки выбились из сил, гоняясь за мячом, а Лоэлия увела брыкавшегося изо всех сил Робина пить чай. Диана и Барри остались одни.

Он взглянул на нее и улыбнулся. Диана в этот момент была несказанно прекрасна. Солнце играло на ее распущенных волосах, живописный букет ярким пятном выделялся на белом льняном платье.

Не говоря ни слова друг другу, они пошли по лужайке к столу, вокруг которого уже стояли стулья, возвещая о том, что скоро предстоит чаепитие.

— Вы и в самом деле чувствуете себя лучше? — спросил Барри.

Диана кивнула.

— Откровенно говоря, так хорошо я давно себя не чувствовала, — ответила она. — Последние несколько недель меня так опекали и баловали, что я не только поправилась, но даже устала от ничегонеделания и теперь полна сил и энергии.

Барри рассмеялся.

— Отлично! Значит, готовы па все?

— Вот этого я пока не знаю.

— Другими словами, осторожно заметил он, — вам предстоит принять решение.

— Лоэлия с Джеком, — объяснила Диана, садясь на стул, — были ко мне необыкновенно добры, но не могу же я оставаться здесь всю жизнь, пользуясь их гостеприимством. Я должна чем-то заниматься. Единственное, что я решила окончательно и бесповоротно, это никогда больше не возвращаться к прежней жизни. Я не смогу смотреть в глаза высшему обществу, даже если оно и готово снова принять меня.

— Ну да ладно, — продолжала она. — Что мы все обо мне да обо мне. Давайте поговорим о вас. Чем собираетесь заняться вы?

— Я вам скажу, — ответил Барри. — Через пару дней собираюсь уехать отсюда и отправиться в Корнуолл. У меня есть там маленький домик на острове. Раз в неделю туда приплывает пароход. Только там мне никто не мешает, и я могу спокойно заняться своим любимым делом. Видите ли, сейчас я как раз заканчиваю книгу.

— Книгу? — удивилась Диана.

— Да, — кивнул Барри. — Джек уговорил меня написать книгу о моих приключениях и о тех людях, с которыми я встречался в Индии и в буддистских монастырях. Думаю, она получится интересной. Ведь всегда любопытно узнать, как живут и о чем думают люди, которые находятся вдали от современной цивилизации.

— А вы опишете в ней свои последние приключения в монастыре? — спросила Диана.

— Ага, значит, вы уже слышали об этом! — воскликнул Барри. — Ну конечно, Лоэлия вам уже все рассказала. Именно это приключение и было самым интересным. Главный монах, или по-нашему настоятель этого монастыря, — мой старый друг. Он -то и поведал мне, какая необыкновенная библиотека у них хранится. Однако пользоваться этими сокровищами имели право лишь монахи, живущие в самом монастыре.

Когда я понял, какие богатства таятся в недрах этой библиотеки, единственным моим желанием стало получить в пользование хотя бы некоторые рукописи.

Но это оказалось не так-то просто. Библиотека около сотни лет находилась в ведении монахов весьма почтенного возраста. Большинству из них было глубоко за восемьдесят, и они очень недоверчиво относятся к незнакомцам и туристам, к которым причислили и меня.

Надо отдать должное их проницательности: старцы были уверены, что рукописи, хранящиеся в библиотеке, обладают не только религиозной, но и художественной ценностью.

Я понял, что смогу увидеть эти бесценные сокровища, только если сам стану монахом. Вот почему я и принял сан.

Вы, наверное, знаете, буддистская религия не связывает монахов никакими обетами. Единственный, кто понял мои истинные намерения, был старый настоятель. Он помогал мне всем, чем только мог.

Прожив в монастыре несколько месяцев, я наконец вошел в доверие к библиотекарям и убедил их, что мир должен увидеть бесценные труды древних философов и мудрецов.

Кончилось все тем, что на прошлой неделе я вернулся домой с двумя рукописями, заверив монахов в том, что в случае надобности непременно обращусь к ним за помощью.

— Как интересно! — воскликнула Диана. Слушая его рассказ, она живо припомнила тот

день, когда впервые услышала от Лоэлии о том, что Барри стал монахом. Как жестоко она тогда страдала, не знав его истинных намерений!

— А вы еще собираетесь куда-нибудь? — спросила она.

— Не знаю, — ответил Барри. — Я, как и вы, тоже должен хорошенько подумать о своем будущем. Друзья убеждают меня заняться общественной деятельностью в Англии. В стране остро стоит проблема безработицы, особенно на севере, и очень хотелось бы предпринять что-нибудь в этом направлении. Многие не могут найти работу в течение десяти лет!

Мне кажется, если с умом взяться за дело, можно как-то помочь этим людям, а в их лице и всей стране в целом. Если нельзя устроить всех на работу, то по крайней мере можно попытаться вселить в них надежду на лучшее будущее, заставить поверить в себя. Вот этим-то я и собираюсь заняться.

Но сначала нужно закончить книгу. Это займет месяц или около того, а уж потом — в бой. Именно такой мне представляется моя дальнейшая деятельность.

Наступило молчание. Диана огляделась, впитывая в себя красоту окружающей природы.

Все вокруг дышало миром и покоем: и просторный сад с зелеными лужайками, и деревья, ветви которых гнулись под тяжестью плодов почти до самой земли, и белоснежные лебеди, скользящие по неподвижной глади озера, грациозно выгнув шеи.

И тем не менее, когда Барри закончил свою страстную речь, Диане показалось, что даже воздух вокруг них раскалился — таким пылом дышало каждое произнесенное им слово.

Сидя рядом с Барри и искренне восхищаясь им, Диана не могла не задаться вопросом:

«А как же я? Неужели мне так и не найдется места в вашей переполненной жизни?»

Позже, лежа в постели, Диана все думала о себе и Барри, о любви к нему. Она поймала себя на том, что строит планы их с Барри совместной жизни, ни капельки не сомневаясь, что они сбудутся.

Она больше не плакала, и если бы кто-нибудь увидел ее в этот момент, поразился бы спокойному достоинству и беспредельному мужеству, которым светилось сейчас ее лицо.

Все-таки она была дочерью Роберта Хедли. Тот же упрямый квадратный подбородок, те же решительно сдвинутые брови. Но самое главное — та же способность любыми способами добиваться своей цели. А цель у Дианы теперь была только одна — заставить Барри полюбить ее.

Когда наступило утро, Диана пошла искать Лоэлию. Подруга была в гостиной и беседовала с кухаркой производя хозяйственные расчеты.

— Можно поговорить с тобой, Лоэлия? Я на минутку.

— Что-нибудь случилось, дорогая? — удивилась та, почувствовав в голосе подруги решительные нотки.

Диана присела к столу, за которым работала Лоэлия.

— Ты мне дашь адрес Барри в Корнуолле? Лоэлия удивилась еще больше.

— А зачем он тебе? — спросила она.

Диана серьезно взглянула на нее.

— Я скажу, Лоэлия, — наконец проговорила она. — Знаю, тебе можно доверять. Так вот, во-первых, я люблю Барри.

— Так я и знала, — перебила ее Лоэлия.

— А он меня пока не любит, — продолжала Диана.

— В этом я не уверена, — заметила Лоэлия. — От Барри можно ожидать всего. Знаешь, мне кажется, он вообще никогда никого не любил, и если с ним это произойдет, он и сам не поймет, что с ним случилось.

Диана, милая ты моя, больше всего на свете я хотела бы, чтобы два моих самых близких друга поженились.

Как это ни странно, мне всегда казалось, что вы с Барри прекрасно подойдете друг другу, даже тогда, когда ты была взбалмошной светской девицей.

В одном вы с ним похожи. Есть в вас какая-то целостность, внутренний стержень, который не даст сломаться, как бы ни тяжела была жизнь.

— Спасибо, дорогая, — поблагодарила Диана, коснувшись ее руки.

— Знаешь, — продолжала Лоэлия, — мне кажется, Барри запросто может быть влюблен в тебя уже сейчас, сам того не подозревая. Скажу правду, вчера вечером, когда ты уже ушла спать, я разговаривала с ним о тебе, как ты целый месяц работала в этом маленьком кафе, где мы тебя и нашли, чуть живую. А в конце я ему сказала: «Даже Джек со мной согласился в том, что Диана вовсе не такая ветреница, какой кажется на первый взгляд. Она обладает потрясающим мужеством и стойкостью духа, и я всегда это знала».

Я не льщу, дорогая. И знаешь, что мне ответил Барри? «Я в этом ни капли не сомневался».

Диана изо всех сил стиснула руки.

— Неделю назад, — промолвила она, — я ни за что не отважилась бы сделать то, что собираюсь сейчас. И не потому, что не уверена в своем чувстве — я давно знаю, что жить без него не могу, — а потому, что сомневалась в нем самом. Но сейчас я поняла, что он именно тот человек, что мне нужен, а я — та женщина, которая необходима ему. Мы созданы друг для друга, и я собираюсь сама сказать ему об этом.

— И куда ты едешь? — спросила Лоэлия.

— В Корнуолл, — ответила Диана.

Маленькая моторная лодочка быстро несла Диану вдоль берега, мимо высоких рыжих скал, на которых восседали белые чайки, оглашавшие всю округу пронзительными заунывными криками.

Большие бакланы проворно ныряли со скал в воду, стоило лодке приблизиться, и тут же выныривали обратно в полной уверенности, что жизни их ничто не угрожает.

Море было спокойным. Изумрудно-зеленое, на горизонте оно сливалось с синим небом, подернутым легкой дымкой, вызванной, по всей видимости, жарой, а вовсе не приближавшейся бурей.

Молодой моряк в синей матроске, который вез Диану к острову, был несказанно рад невесть откуда взявшейся пассажирке. Еще бы! Несколько лишних фунтов ему не помешают. А то, что барышня могла добраться до острова и на пароходике, который как раз сегодня днем отправляется туда, так какое ему до этого дело!

Диана, сидя на корме с чемоданчиком в руках, радовалась яркому солнышку, легкому морскому бризу, теребившему ее волосы, с удовольствием ощущала привкус соли на своих губах.

В маленькой деревушке, расположенной в пяти милях вниз по побережью, нанять моторную лодку оказалось совсем несложно. Там лишь удивились, что она не захотела дождаться парохода.

«Ну, если уж ей не терпится выбросить на ветер свои денежки, то владельцу лодки это только на руку. Все равно сегодня вечером клева не будет, так почему бы и не отвезти дамочку на остров.

Да и море сегодня спокойное, а то, когда шторм, подходить к берегу опасно. Эта лодчонка со своим маленьким моторчиком годится лишь на то, чтобы возить туристов по спокойной реке. Недалеко до беды, если выйти в такой посудине в открытое море».

Так рассуждал про себя молодой моряк.

Диана находилась в пути с раннего утра.

Ей во что бы то ни стало нужно было добраться до дома раньше его хозяина. Лоэлия согласилась помочь подстроить все так, чтобы ни Джеку, ни Барри и в голову не пришло, что Диана уже уехала из Охотничьего дома.

Диана продумала свой план до мелочей и была полна решимости сделать все от нее зависящее, чтобы никто не смог даже намекнуть вернувшемуся Барри, что к нему на остров пожаловала гостья.

Она уже знала, что, кроме дома Барри, на острове других домов нет. Он арендовал весь остров, чтобы никто не мог нарушить его одиночества.

Из рассказов Лоэлии Диана имела представление о дивной красоте острова, однако увиденное просто ошеломило ее. Когда лодка обогнула мыс и остров Берг открылся ее взору во всем своем великолепии, Диана не смогла сдержать восторженного возгласа.

Очень маленький, но высокий посередине, он со стороны моря был окружен острыми отвесными скалами, а с противоположной казался более пологим и имел небольшую уютную бухточку.

Дом Барри, красивое белоснежное сооружение, располагался на самой вершине.

Он, несомненно, был спроектирован архитектором, который отлично знал свое дело: только высококлассному специалисту могла прийти в голову идея выстроить виллу с плоской крышей, подобную тем, что встречаются на Капри.

Окруженный экзотическими деревьями и кустарником, простиравшимися до самого края утесов, дом отчетливо выделялся на фоне синего неба.

Диана расплатилась с рыбаком и немного постояла, наблюдая за тем, как моторка, направляясь вдоль берега, обогнула мыс и скрылась из глаз.

Тогда она взяла свой чемоданчик и стала медленно подниматься по узкой дорожке к дому.

Внезапно ее пронзило острое чувство свободы. Вокруг царила глубокая тишина, лишь изредка нарушаемая криками чаек да плеском бьющихся о скалы волн.

Было такое ощущение, словно она попала в доселе необитаемый девственный уголок или на какую-то незнакомую планету, такую красивую и величественную.

Лоэлия предупредила, что у Барри в доме двое слуг-китайцев.

Помимо обязанностей по дому, они ухаживают за садом, и Диана воочию убедилась, что садовники они отличные.

Всюду росли цветы, поражавшие взор буйством красок. Сад этот сильно отличался от обычных: веселые, яркие цветы соседствовали с темными кустами и низкорослыми деревьями, посаженными так, чтобы стены дома могли прикрыть их от свирепых зимних ветров.

Дверной проем был выполнен в форме огромной широкой арки, а сама дверь — из безупречно чистого, без единого пятнышка дерева. К двери был прикреплен большой серебряный молоток в форме дельфина.

Диана вдруг почувствовала, что дышит с трудом, и не оттого, что пришлось долго подниматься в гору, а потому, что ею вдруг овладел страх от собственного поступка. Собрав все свое мужество, она постучалась. Через несколько секунд раздались шаги, и дверь отворилась.

Слуга-китаец, стоявший на пороге, смотрел на нее с величайшим изумлением.

— Я приехала по приглашению вашего хозяина, — произнесла Диана заранее отрепетированную речь. — Сам он прибудет вечерним пароходом, а мне посчастливилось добраться немного раньше.

Секунду поколебавшись, слуга вежливо поклонился и, взяв ее чемоданчик, пригласил Диану в дом.

Она прошла следом за ним по вымощенному каменными плитами полу и, войдя в гостиную, двери которой были предупредительно распахнуты, вскрикнула от изумления.

Из огромных окон виднелось лишь безбрежное море да бездонное небо.

Создавалось ощущение высоты и полета.

Это было настолько красиво и необычно, что у Дианы не осталось сомнения — этакое мог задумать только Барри.

Мебель в гостиной была обита веселым ситцем и прекрасно смотрелась на фоне простых белых стен, на которых висели зеркала в резных рамах и пара морских пейзажей.

Диана почему-то была абсолютно уверена, что в этой гостиной ни разу не вспыхнула ни одна ссора.

Она сняла пальто и осталась в изящном зеленом шерстяном костюме, делавшем ее фигуру необыкновенно стройной. Подойдя к окну, Диана долго смотрела на море.

Через несколько минут слуга-китаец принес чай, бутерброды и пирожные домашней выпечки.

Диана чувствовала, как от волнения сердце учащенно бьется в груди. Она, конечно, страшно рисковала быть непонятой, однако считала, что поставленная цель стоила того.

Солнце опускалось все ниже, прямо в нежно-розовую дымку, окутавшую горизонт. Розоватые и пурпурные облака плыли по небу, принимая самые причудливые очертания, а над ними, слабо мерцая, появилась первая вечерняя звезда.

«Все-таки есть в звездах что-то таинственное и волнующее, — подумала Диана. — Смотришь на них, и кажется, все у тебя будет хорошо».

Так размышляла она, неподвижно стоя у окна, чувствуя, как напряжены все нервы в ожидании того, что вскоре должно произойти. Наконец до нее донесся голос прибывшего Барри.

Он что-то оживленно говорил слугам-китайцам на их родном языке, по-видимому, здоровался. Барри был рад своему возвращению в родные пенаты и не скрывал этого. Продолжая что-то весело говорить, он распахнул двери гостиной.

И тут слова замерли у него на губах, он остановился как вкопанный.

Барри был настолько удивлен, увидев стоявшую у окна Диану, что несколько секунд не в силах был вымолвить ни слова, просто стоял и смотрел на нее.

— Диана! — наконец выдохнул он. — Как вы здесь оказались?

Диана улыбнулась ему легко и непринужденно, словно и не она только что была вне себя от волнения и с трудом сдерживала готовое вот-вот вырваться из груди сердце.

— Я приехала погостить, — весело проговорила она.

— Погостить?! — изумился Барри и на секунду приложил руку ко лбу, видимо, решив, что все происходящее ему только снится. — Что это вы такое говорите? Что все это значит? Как вы сюда попали? Ничего не понимаю…

Диана весело рассмеялась:

— Что с вами, Барри? Где же ваше гостеприимство? Приехала я два часа назад, на моторной лодке. Не думала, что вы будете возражать против моего присутствия в вашем доме.

— Но… — начал было Барри и запнулся. Подойдя к Диане, он схватил ее за плечи обеими руками и с силой повернул к себе.

— Так давайте сразу же поставим все точки над i. Зачем вы приехали? — продолжал допытываться он.

Диана улыбнулась:

— Да ни за чем, просто погостить. Обещаю, я не буду вам мешать. Просто мне хотелось побывать у вас в доме, — выкрутилась она.

Барри уставился на нее с таким видом, словно решил, что она не в своем уме. Но прежде чем он успел произнести хоть слово, дверь распахнулась: слуга-китаец принес свежезаваренный чай.

Барри отошел от нее.

Потом закурил, и Диана поняла, что впервые в жизни этот человек не знает, как ему поступить.

— А Лоэлия знает, что вы здесь? — наконец спросил он.

— Да, — кивнула Диана.

— Но вы хоть понимаете, что сможете уехать обратно только через неделю? У меня на острове нет ни телефона, ни телеграфа, а пароход здесь бывает лишь раз в неделю, так что…

— Так что вы не сможете от меня избавиться, — закончила за него Диана. — Не расстраивайтесь, Барри. Все это мне известно. Просто я хотела приехать сюда, вот и все. А теперь, чтобы дать вам время привыкнуть к мысли, что я здесь, разрешите мне пойти в свою спальню и, пожалуйста, скажите, в котором часу ужин.

Мгновение ей казалось, что Барри сейчас выскажет все, что о ней думает, однако ничего не случилось. Он лишь рассмеялся.

— Ну хорошо, — обреченно проговорил он. — Сдаюсь. Не знаю, почему вы здесь, но раз уж приехали…

И он пожал плечами.

— Скажите, а еще кто-нибудь случайно не приехал? — вдруг весело спросил он. — Очень хочется знать, не выскочит ли из кустов веселая компания, требуя музыки и шампанского?

— Обещаю вам, — полушутливо-полусерьезно ответила Диана, — что, кроме меня, гостей в ближайшее время не предвидится.

— И на том спасибо, — ответил Барри и позвонил слуге.

Тот отвел Диану в просторную спальню с белыми бетонными стенами, огромные окна которой выходили прямо на море. Мебель в ней оказалась очень простая, лишь на окнах висели красивые шторы из итальянской парчи.

Кровать тоже была итальянской работы, выкрашенная когда-то яркой краской, потускневшей от времени.

Распаковав свой чемоданчик, Диана прошла в ванную комнату, оснащенную самой современной техникой.

«Барри наверняка в этом доме очень удобно, — подумала она. — Интересно, принимал ли он здесь когда-нибудь гостей?»

Весь дом сиял чистотой, однако чувствовалось, что здесь живет мужчина. Женщина непременно постаралась бы создать хоть какое-то подобие уюта: украсила комнату цветами или на туалетный столик понаставила всяких безделушек, а на стены повесила какие-нибудь фотографии.

Здесь же ничего этого не было и в помине.

Зато книг оказалось более чем достаточно, даже по всему коридору висели книжные полки. Единственным украшением можно было считать пару симпатичных столиков, которые скорее всего Барри привез из своих странствий.

В общем, дом этот не был похож ни на какой другой, а самым замечательным в нем было, несомненно, его местоположение.

«Зимой здесь, должно быть, холодно», — подумала Диана.

Но на окнах она заметила толстые ставни, а во всех комнатах стояли большие камины, которые топились огромными поленьями, и она решила, что здесь вряд ли замерзнешь.

Шторы на окнах были довольно плотные, а ковры на полу — пушистые и теплые.

Видно было, что Барри построил этот дом, эту уединенную крепость, по своему вкусу.

Приняв ванну, Диана надела платье из белого шифона, украшенное у пояса букетиком шелковых розочек. Его одолжила Лоэлия, и оно необыкновенно шло Диане.

Минуту она постояла, глядя на себя в зеркало. Вечер выдался довольно теплый, но девушка немного дрожала от волнения.

Наконец гордо вскинув подбородок, Диана медленно спустилась в гостиную.

Ужин накрыли на веранде. На столе горели длинные свечи, вдалеке виднелось темное море и усыпанное звездами небо.

Диане все казалось сказочным, словно она участвует в каком-то представлении: и отблески дрожащего пламени, играющие на серебре, хрустале и их лицах; и слуги-китайцы, бесшумно снующие за спиной, принося и унося еду.

О чем только они с Барри не говорили в этот волшебный вечер!

Барри больше не спрашивал, зачем она сюда приехала.

Долго сидели они за столом, потягивая кофе с ликерами и глядя, как полная луна озаряет серебристым светом безбрежное море.

Наконец Диана поднялась и направилась в гостиную.

— Я хочу лечь, — проговорила она. — Путешествие было долгим, и я очень устала.

— Ну конечно! — подхватил Барри. Он зажег в холле свечу.

— Вы, наверное, уже поняли, что здесь нет электрического света. Я его ненавижу, — заметил он.

Они поднимались по лестнице, и при каждом движении пламя свечи отбрасывало на стены причудливые тени. Диана открыла дверь своей спальни» Окно не было зашторено, и сквозь него в комнату заглядывали яркие звезды.

По обеим сторонам кровати горели свечи, озаряя розоватым светом белоснежные наволочки и резную раскрашенную спинку.

— Может быть, вам еще что-нибудь нужно? — поинтересовался Барри. — Я обычно не принимаю женщин, так что слуги вполне могли что-то забыть.

Диана не ответила. Она, не отрываясь, смотрела на море.

Девушка показалась Барри такой несчастной и одинокой, что ему вдруг стало ее нестерпимо жаль.

— Диана, — вновь спросил он, — зачем все-таки вы сюда приехали?

Она медленно повернула голову и взглянула на него.

— Почему?.. — вновь повторил Барри. Голос его при этом звучал так, словно он уже знал ответ и боялся его.

— Мне хотелось… быть с вами.

— Одной, здесь, в моем доме?

— Д… да.

— Наверное, вы сочтете меня глупым, но я ничего не понимаю.

— А мне кажется… догадаться нетрудно.

— Вы хотите сказать, что…

— Да, Барри, я люблю вас… Люблю уже очень давно.

Барри на мгновение замер, но потом, словно влекомый какой-то не подвластной ему силой, порывисто обнял ее. Диана взволнованно подняла голову. Барри поцеловал ее, очень нежно, в лоб и глаза. Губы его были мягкими и нежными, когда коснулись уголков ее рта. Дыхание Дианы участилось, их губы слились в долгом волнующем поцелуе.

Голова ее закружилась от счастья, все поплыло перед глазами.

Он прижимал Диану к себе все крепче и крепче, пока ей не показалось, что она растворяется в нем.

«Я люблю… тебя, я люблю… тебя», — хотелось крикнуть ей, но она не могла этого сделать.

У нее было такое ощущение, словно Барри подхватил ее на руки и они летят высоко-высоко, к самым звездам.

И ощущение это было настолько замечательным, что она могла лишь мечтать о том, чтобы оно никогда не кончалось, продолжалось всю жизнь, вечно.

Конец радуги

Доносившийся с моря легкий бриз, предвестник рассвета, играя с пламенем свечей, заставлял их отбрасывать на стену причудливые дрожащие тени.

— Моя дорогая, любимая, — шептал Барри глубоким, проникновенным голосом. — Ты все еще меня любишь?

— Больше… всего на свете… — так же шепотом ответила Диана. — Я люблю тебя… так давно… что даже не могу представить… как жила без тебя.

— И как же это я ничего не понял? — сокрушался Барри. — Ты пленила мне душу, завладела моим сердцем, а я и не догадывался, что люблю тебя, что нуждаюсь в тебе, до тех пор пока не коснулся тебя.

— Но теперь-то… ты уверен?

— Конечно! Мы не сможем пожениться еще целую неделю, мня бесценная, но ты моя, каждой клеточкой, и я теперь никуда тебя не отпущу.

— Ах, Барри… любимый мой!

— Мы станем работать вместе, всю жизнь проведем рядом, и я буду любить тебя с каждым днем все сильнее и сильнее, пока смерть не разлучит нас.

— Да, мой милый. Люби… меня, учи… меня… Мне еще так много… нужно понять… и многому… научиться.

— Я научу тебя тому, что знаю сам. Мы все будем делать вместе.

— Я так счастлива… так безумно… потрясающе счастлива!

Барри притянул ее к себе.

— Моя маленькая, храбрая девочка, — проговорил он, — ты больше никогда не останешься одна и не будешь несчастна.

Губы его снова коснулись ее губ, и Диана затрепетала. Пламя страсти, захватив их обоих в свои объятия, понесло куда-то вдаль, к безбрежному горизонту.

И два голоса, пронизанные желанием, прозвучали одновременно:

— Я… люблю… тебя!

— Я люблю тебя!

Свечи ярко вспыхнули и погасли.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Конец радуги