Борьба с клерикалами во Франции [Валерий Яковлевич Брюсов] (fb2) читать постранично

Валерий Брюсов Борьба с клерикалами во Франции

Борьба церкви с государством нигде не достигает такой остроты, как в католических странах. Причин этому много. Католическая церковь – учреждение международное не только в идее, но и in re^[1]. У неё поныне есть единый глава, воплощающий её стремления и притязания. Она с особой решительностью развила и поддерживает учение о первенстве духовной власти над светской и т. д. В историческом ходе событий победа постоянно остаётся на стороне государства. Шаг за шагом, век за веком, оно вытесняет церковь изо всех областей политической жизни. Из двух мечей, о которых когда-то говорил Бонифаций VIII и которые оба должны были направляться единой волей, – остался только один, и тот не в руках церкви.

Во Франции уже революция провозгласила принцип безраздельного господства светской власти. Во время революционного правления церковь была лишена всякого участия в государственных делах. Религия была обращена в дело совершенно личное. Наполеон нашёл нужным восстановить договор с Ватиканом, «конкордат». Правительство опять взяло церковь в своё ведение. Оно предоставило церкви некоторые самостоятельные права (напр., учреждать училища), официальные почести и стало платить жалованье клиру. Реставрация 1814 года удержала конкордат. Из позднейших французских правительств монархические всегда дружили с церковью, хотя до полного мира никогда не доходило: церковь чувствовала себя всё же униженной.

Знаменитый «Syllabus», изданный Пием IX в 1864 году, в сущности осуждал весь строй современного государства. Иначе и не могло быть. Современная западная государственность, сознательно или бессознательно, – социалистична. Она ищет своего последнего основания в земном начале – в народном суверенитете. Задачи, какие она себе ставит, имеют значение только при позитивных предпосьшках, при убеждении, что назначение государства – поудобнее устроить жизнь граждан, позаботиться, чтобы они были сыты и чтобы им было весело (panem et circenses!^[2]). Эта государственность по самой своей сущности должна быть враждебна всему, где есть мистический элемент, – церкви, религии.

Третья республика во Франции, с самого своего возникновения, начала решительную борьбу с последними остатками церковной самостоятельности в государстве. И по мере того, как власть переходила всё более и более к радикальным партиям, ожесточённость этой борьбы усиливалась, потому что сторонники церкви, клерикалы, по естественному чувству сопротивления, всё теснее сближались с монархическими партиями. Ещё недавно, в марте этого года, герцог Орлеанский писал: «Более чем когда-либо события доказали теперь неразрывную связь между делом церкви и делом короля… Для французской церкви независимость и спасение существуют только в монархии». К непобедимой логике исторических событий, делавшей из сторонников современного государственного строя врагов Риму, примешивалась естественная вражда двух политических партий.

Мы присутствуем при последнем акте борьбы. Конечно, и здесь на первом плане, видные отчетливо и явно, стоят не «церковь» и «государство», а только клерикалы и радикалы: на наших глазах ведут борьбу две парламентские партии. И радикалы только говорят, что хотят «освободить народ от власти суеверий», в действительности же стремятся ослабить ещё больше католическую партию и лишить её возможности влиять на избирателей. Клерикалы же одушевлены вовсе не заботой о «царствии Божием на земле», а злобным желанием сломить во что бы то ни стало торжествующих республиканцев, или хотя бы причинить им побольше неприятностей. Но независимо от воли всех этих наёмных делателей истории, от всех этих профессиональных политиков, в руки которых отданы теперь судьбы Франции, независимо от воли г-на Комба, самодовольного в своем цинизме, и от воли фабрикантов ликёра, монахов-чертозинцев, – во Франции всё же совершается важное историческое событие. Франция, в свою очередь, подступила к моменту отделения церкви от государства, к полному разрыву – как государство – с Римом.

В самой истории борьбы больше забавных анекдотов, чем серьёзного содержания. Правительственная партия, подсчитав голоса, была заранее уверена в победе и держала себя с наглой самоуверенностью более сильного. Её ораторы не считали нужным тратить энергии, и речи их были до смешного бессодержательны. Ораторы оппозиции говорили, но зная, что защищают безнадёжное дело, заботились более всего о красивости речи. Они доказали, что искусство произносить «бессмертные» фразы ещё не вымерло во Франции. С обеих сторон было сказано много неуместного. Радикалы показали ещё раз, что под «свободой», о которой они кричат, надо разуметь свободу исповедывать их, т. е. «радикальные» мнения. Все другие взгляды и убеждения они считают не только вздорными, но и непременно нечестными,