Мертвый Брюгге [Жорж Роденбах] (fb2) читать постранично

Жорж Роденбах Мертвый Брюгге

Глава I

День умирал, наполняя мраком коридоры огромного безмолвного дома, налагая точно креповые покровы на окна.

Гюг Виан собрался выйти, по своей привычке гулять ежедневно в сумерки. Ничем не занятый, одинокий, он проводил целый день в своей комнате, обширном зале первого этажа, окна которого выходили на quai du Rosaire, где стоял его дом, отражаясь в воде.

Иногда он читал журналы, старые книги; много курил, мечтал у открытого окна в серые дни, отдаваясь воспоминаниям.

Исполнилось пять лет с тех пор, как он живет таким образом, переселившись в Брюгге после смерти жены. Прошло уже пять лет! И он повторял сам себе: "Вдовец, я — вдовец!" Непоправимое и короткое слово, хорошо определяющее одинокое существо!

Для него разлука была ужасна: он познал любовь в роскоши, среди досуга, путешествий, новых стран, обновлявших идиллию. Это была не только мирная отрада примерной супружеской жизни, но не ослаблявшаяся страсть, продолжительное возбуждение, более спокойный поцелуй, слияние душ, различных, но все же соединенных, подобно параллельным набережным канала, смешивающего оба их отражения.

Десять лет такого счастия были едва уловимы: настолько они быстро прошли!

Затем молодая женщина умерла, накануне тридцатого года, пролежав в постели только насколько недель, вскоре уже распростертая на этом ложе последнего дня, врезавшемся навсегда у него в память: он видел поблекшею и белою, как освещавшая ее свеча, свою жену, которую он обожал, когда она была так прекрасна, с ее цветом лица, как у цветка, с ее широкими и черными зрачками, точно окруженными перламутром, темный цвет которых служил контрастом к ее длинным и волнистым волосам, оттенка янтаря, покрывавшим, если она их распускала, всю спину. У Мадонн старых мастеров встречаются такие золотые волосы, спускающиеся нежными волнами.

Наклонившись над ее телом, Гюг отрезал этот сноп волос, заплетенный в длинную косу во время последних дней болезни. Не есть ли это сострадание смерти? Она разрушает все, но оставляет без изменения волосы. Глаза, губы, — все меняется и исчезает. Волосы даже не теряют своего цвета. Только в них люди переживают себя! Теперь, через пять лет, сохраненные волосы умершей жены совсем не побледнели, несмотря на горечь стольких слез, пролитых над ними.

Гюг Виан в этот день еще мучительнее пережил все свое прошлое из-за серой ноябрьской погоды, когда колокола словно рассыпают по воздуху прах звуков, мертвый пепел многих лет.

Однако он решился выйти не для того, чтобы искать вне дома какого нибудь принудительного развлечения или какого-либо лекарства от своего горя. Он не хотел даже пытаться сделать это… Но он любил блуждать в сумерки, находить сходство между своим трауром и одинокими каналами или частями города, где много монастырей.

Спускаясь в нижний этаж своего дома, он заметил, что были настежь открыты в светлый коридор обыкновенно запертые двери.

Он позвал среди тишины свою старую служанку: "Барбара!.. Барбара!.."

Сейчас же показалась женщина в амбразуре первой двери и, догадываясь, почему окликнул ее хозяин, сказала:

— Сударь, я должна была убирать сегодня комнаты, потому что завтра праздник.

— Какой праздник? — недовольным тоном спросил Гюг.

— Как? Вы не знаете? Праздник Введения во храм. Я должна пойти к обедне в Бегинаж. Этот день равен воскресенью. Завтра я не могу работать, поэтому я убираю комнаты сегодня.

Гюг Виан не скрыл своего неудовольствия. Она хорошо знала, что он желает присутствовать при уборке. В этих двух комнатах находилось слишком много драгоценностей, воспоминаний о Ней и о прошлом, чтобы предоставить служанке убирать там одной. Он желал иметь возможность следить за нею, за ее движениями, проверять ее осторожность, видеть степень ее почтительности. Он хотел сам дотрагиваться — если нужно было их снять с места, чтобы стереть пыль — до тех или других дорогих безделушек, вещей умершей, подушки, экрана, вышитого ее руками… Ему казалось, что прикосновение ее пальцев ощущалось повсюду, среди этой неприкосновенной и все еще одинаковой обстановки, диванов, кушеток, кресел, на которых она сидела и которые, так сказать, сохранили форму ее тела. На занавесках оставались увековеченные складки, которые она им придала. Ему казалось, что надо с осторожностью мыть губками и вытирать светлую поверхность зеркал, чтобы не стереть отражения ее лица, скрытого в глубине. Но больше всего Гюг старался сохранить и сберечь портреты бедной умершей жены, — портреты, снятые в различное время, повсюду разбросанные, на камине, маленьких столиках, на стенах, и в особенности — какая-нибудь случайность с ними могла бы разбить ему его душу! — он дорожил этими длинными волосами, которые он не пожелал запереть в ящик