Суета [Юлий Зусманович Крелин] (fb2) читать постранично

Юлий Зусманович Крелин Суета повесть

***

Лев Михайлович прошел через разбитые ворота, хотя можно было пройти где угодно — забора не было, лишь кое-где сохранились остатки ограды этого когда-то весьма респектабельного парка. У входа два столбика из розоватых кирпичей торчали в кучах известково-каменной осыпи, чуть подавшись друг к другу, как бы печалясь и вспоминая ранее венчавшую их арку.

Случайный прохожий, возможно, полюбопытствует, что за блочные дома возвышаются над верхушками прекрасных старых деревьев. Спросит не из любознательности, а по привычке, не подумав, ибо всякий горожанин знает, как выглядит типовой больничный корпус. Спросит, чтобы подтвердить себе, сколь он догадлив и сообразителен.

Случайный прохожий, скорее всего, не поинтересуется прошлым парка, потому что на самом деле он не прохожий, не проходит он — пробегает, ему некогда, он несется, у него много дел в нашем торопящемся мире: у него работа, семья, дети, хобби, магазины, очереди, развлечения, телевизор, кино, ну и так далее — целые вороха разной суеты, необходимой или ненужной, той, что возникает по инерции в городской будничной круговерти.

Правда, попадаются и случайные праздношатающиеся. Такие, как Лев Михайлович, который прошел меж двух столбов в глубину парка и остановился возле низенького домика из розоватого от старости кирпича. Раньше это была амбулатория старой земской больницы, построили ее в конце прошлого века; в ту пору парк считался дальним предместьем города, постепенно захватившего округу в свои вечные объятия.

Лев Михайлович сел на скамейку вблизи этого рудиментарного осколка российского здравоохранения и огляделся. Представил себе бетонный частокол, которым в скором времени огородят парк; вообразил, каким соорудят въезд, когда вырвут два одиноких дуба, торчащих на месте ворот, и очистят все от грязи и мусора. Он закрыл глаза и увидел, как въезжает в парк карета какого-нибудь князя или графа; процокала по дорожкам лошадь с пролеткой, в которой сидел доктор, проскрипела телега с больным, привезенным в эту юдоль скорби и печали. И Лев Михайлович мысленно сравнил ушедшую красоту и наступающую целесообразность. Представил, как покатят по новым дорожкам машины «скорой помощи» в будущую фабрику силы и здоровья. Он ничему не отдал предпочтения. И то хорошо, и это…

Перед его глазами был новый невысокий серый дом из бетонных панелей, по-видимому, морг, или, как теперь принято называть, патолого-анатомическое отделение; за ним расположились два больших корпуса: один — уже законченный терапевтический, другой — хирургический, где ему предстояло служить заведующим отделением.

Лев Михайлович пожалел, что пришлось отдать под корпуса ту часть старого парка, где не было ни одного тополя. В июне в городе совсем не стало житья из-за пуха, который снежной метелью носился в воздухе, залетал в комнаты, палаты, даже в операционные.

(А не так уж давно, каких-нибудь двадцать пять — тридцать лет тому, он к тополиному пуху относился совсем иначе. С радостным гиканьем в компании таких же, как он сам, юных джентльменов поджигал его и гнался за пожаром, убегавшим по асфальту вдоль тротуара. Или завороженно смотрел на мгновенно вспыхивающий и тут же исчезающий пылающий островок на голой, вытоптанной земле во дворах — там, где не могли увидеть его игры с огнем положительные и законопослушные родители.)

Деревья в парке были запорошены строительной пылью. Но это не страшно: ближайший ливень омоет, осень сбросит попорченную листву, зима укроет снегом остатки грязи, и следом весна вызовет к жизни чистую зеленую крону, которая, наверное, знать не будет, что такое строительная пыль. Если, конечно, успеют закончить работы.

Дорожки, газоны, кусты засыпаны, заставлены, перекопаны. Не жалели парка строители, глубоко в них засела неосознанная уверенность, что лишь только они уйдут — а быть может, еще и при них, — выведут на субботник врачей и сестер, хирурги расчистят территорию, сестры вернут благообразие обезображенным стройкой аллейкам, и все вместе проложат для себя новые тропинки между корпусами. И конечно же когда-нибудь из городского дорожного треста пришлют машины и людей, создадут асфальтовые подъезды и подходы к приемному отделению и корпусам. Все вновь обретет пристойный вид, и парк останется в своей натуральной красоте с приметами цивилизации разных времен и будет главной достопримечательностью новой больницы.

Разве что Лев Михайлович и его будущие коллеги сумеют превзойти значительность парка своей удачной и — если повезет — прославленной работой. Лев Михайлович задумался о тех, с кем будет работать. Он еще никого не знал. А вдруг действительно, размечтался он, они сумеют так сработаться, что их удачливость, успешность, докторское счастье превысят значительность и известность этого великолепного парка? Вдруг врачевание их, операции окажутся приметнее роскошного