Эти господа [Матвей Давидович Ройзман] (fb2) читать постранично, страница - 3

великой советской страны, с ее социалистической стройкой.

Ю. Ларин.

Москва, 25 ноября 1931 г.

«Как мудрено истреблять закоренелые предрассудки, в которых низкие души находят свои выгоды».

Фонвизин «Недоросль».

6/I (Правдин).

ГЛАВА ПЕРВАЯ О СОБЫТИЯХ, КОТОРЫЕ ПРОИСХОДИЛИ ПО ПУТИ В ЕВПАТОРИЮ.

1. ИСТОРИЯ НАЧАЛА

Шофер — отчаянный покоритель крымских дорог — вел машину по узкому шоссе, лавируя между откосами и скалами. Скалы шарахались в сторону и исчезали в зернистой пыли. Сбоку от шофера, на подножке, стоял мальчик лет десяти в картузике, похожем на пригорелую яичницу, держался одной рукой за дверцу и, исполняя роль сигнального гудка, сочно свистел в три пальца. Когда закипал радиатор, «Форд» со скрежетом останавливался, мальчик приносил воду, и шофер, отвинтив крышку, поил запыхавшуюся машину. Сев за руль, он опять совершал головокружительные повороты и под визги пассажирок ускользал из-под носа встречных автомобилей.

Рядом с Канфелем сидела женщина, на ней была кашемировая шаль с белой серединой, бахромой по краям, с широкой каймой, на которой переплетались миндали — восточный символ семейного счастья. В миндалях, пестря кошенилью, индиго, марина, расцветали, воздушные гвоздики и скользили за полосу, где темнокрасной змеей изгибался стебель. От ветра и пыли женщина закуталась в шаль с головой, из-под шали выбилась золотистая прядь волос и пушилась на ветру, как цыпленок. В Алуште шофер затормозил машину возле ресторанчика, пассажиры стали выходить. поручив мальчику охранять багаж. Женщина откинула шаль на плечи, поднялась, ступила на подножку, и Канфель подал ей руку. Рука ее была смугла и тонка, на солнце ногти пролили яркорозовый лак, на безыменном пальце сверкнуло обручальное кольцо. Прямо неся голову, женщина пошла вперед мелкими, резкими шажками, и Канфель увидел ее острые плечи, высокую талию и упругие ноги, схваченные белым шелком чулков. За буфетной стойкой наголо обритый татарин жонглировал печеными яйцами, французскими булками, бутылочками кефира. Получив деньги, он бросил Канфелю сдачу на стеклянный кружок, который бессмысленно вещал:

ТРЕБУЙТЕ МАКАРОНЫ ДИНГА и К^о

ЛУЧШИЕ ПО КАЧЕСТВУ

ПРОДАЖА ВО ВСЕХ МАГАЗИНАХ

Татарин крикнул плечистой бабе, чтоб она шла к столику Канфеля, но баба из бутылки наливала в кружки пиво, и над кружками вырастали снежные шапки.

— Эремас харэ! — обругал татарин бабу и пожаловался Канфелю. — Жена — уй-уй сэрдыты!

Канфель нес бутылку лимонной воды, тарелку с бутербродами, скумбрией, огурцами, — его толкали, наступали на ноги. Девочка-татарка предлагала купить кизиль, совала ему в руки корзиночку, он дал татарке булку, и она стала рвать ее зубами.

Женщина в кашемировой шали смотрела поверх головы Канфеля, в ее карие глаза ударил солнечный луч, она сощурилась, и глаза блеснули, как осы. Едва приоткрывая рот, она ела бутерброд с сыром, пила глоточками лимонную воду, и на ее скулах рождались морщинки.

— Я не могу забыть Ниццу! — проговорила она, вынув из сумочки платочек и приложив его к губам. — Английская набережная, прозрачное море и женщины! Мосье, эти женщины сошли с картин Рафаэля!

— В России тоже есть красавицы! — сказал Канфель, очищая ногтями кожицу скумбрии. — Кривые ноги, и походка, как у брандмайора! А одежда? Я вовсе не говорю о бедности. Нет! Попадаются шелк, котик, крот. Но покрой, но подборка, но, чорт возьми, пу-го-ви-ца!

— Мы попали в Ниццу во время карнавала! — продолжала женщина, смотрясь в зеркальце, прикрепленное внутри сумочки. — Это было божественно! Маски уродов, яркие краски! Розы, каких я в жизни не видела! Цветами усыпали землю на два аршина!

— У нас тоже бывают пышные празднества! — злорадно подхватил Канфель. — Грязные грузовики нагружают доверху детишками, как дровами, и дают им для приличия по красному флажку! Вам это нужно? Мне это нужно? — Он налил в свой стакан лимонной воды и выпил залпом. — А почему не надеть на грузовик картонного крокодила? Почему не дать детям в руки разноцветных мельниц, тещиных языков?

— О, за границей все ласкает глаз! — уверенно заявила женщина, открывая серебряную пудреницу, украшенную изумрудами. — В ресторане чисто, уютно, приятно! Официант не смотрит в рот, буфетчик не следит, как бы вы не положили ложку в карман! Вазочки, салфеточки, зубочисточки! И внимание, внимание, внимание! Подумайте, в магазине выбираешь час, два, три, а хозяин рассыпается в любезностях, и приказчики улыбаются!

— Позвольте! — перебил женщину Канфель, принимаясь за сыр. — В наших кооперативах тоже любезное обращение! Пока стоишь в очереди, страус может снестись!

— Вы знаете, какой был со мной случай в Париже! — разоткровенничалась женщина,