Приключение космического путешественника [Сет Фрид] (fb2) читать постранично

Сет Фрид Приключение космического путешественника

Фотограф Дэн Холдсворт / Dan Holdsworth

Represented by Gallery Brancolini Grimaldi, London

Ремонтируя внешнюю антенну космической станции «Триумф-1», Арнольд Барингтон нечаянно выстрелил из клепального пистолета в бак со сжатым газом. Воспоследовавшим взрывом Барингтона швырнуло, будто дротик, в космический вакуум со скоростью около 2000 метров в секунду. Мощный скафандр выдержал ударную волну, так что сам Барингтон остался, строго говоря, целым и невредимым. Глядя, как «Триумф-1» стремительно сжимается в крошечную белесую точку, он не нашел ничего лучшего, как поприветствовать начало нового жизненного этапа смущенной ухмылкой.

Выпростав правую руку из рукава, Барингтон повернул расположенный напротив пупка тумблер, которым включался аварийный радиолокационный маяк скафандра. Операцию эту он проделал машинально: при неработающей внешней антенне космической станции маяк был, понятным образом, бесполезен — какая антенна именно не работала, запоздало сообразил Барингтон.

Но скафандр был рассчитан на долговременное пребывание в космосе, а система жизнеобеспечения могла функционировать, пока не сядут батареи. Когда он покидал «Триумф-1», батареи были полностью заряжены, следовательно, скафандр будет сохранять ему жизнь еще пять лет и семь месяцев. Беспомощно паривший в бесконечном пространстве Вселенной Барингтон не сомневался, что этого времени наверняка хватит на то, чтобы его спасти.

Удивительно, но чуть не первым делом в его мозгу всплыл пункт инструкции, гласивший, что за подкладкой шлема спрятаны две капсулы с цианистым калием. Надо было только отогнуть край подкладки, разинуть рот, и капсулы сами туда вплывут. Отгибать подкладку он не собирался, но сама близость капсул успокаивала — раз их зашили в скафандр, значит, не он первый оказался в такой ситуации, когда может понадобиться капсула с ядом. Хоть он и понимал, что положение его довольно серьезно, но в первые минуты главным его чувством был стыд за то, что он в это положение угодил.

Он подбирался к сломанной антенне, перемещаясь по вделанным в обшивку станции скобам, — и вдруг на мгновение задумался, буквально уставясь взглядом в пространство, и нечаянно нажал на спуск клепального пистолета. Бессмысленная тупость его ошибки была до того очевидна, что первые минуты он безостановочно ругал себя самыми последними словами.

Утихомирить его взбудораженное сознание смогла только мысль о капсулах с ядом. Раз скафандр мог сохранять человеку жизнь в течение столь долгого срока, то изготовитель обязан был предусмотреть обстоятельства, когда сохраняемая скафандром жизнь самому человеку могла показаться не такой уж соблазнительной. Барингтону представились горняки, неверно рассчитавшие заряд и наглухо заваленные в подземных марсианских рудниках. Ксенобиологи, заблудившиеся в пищеварительном тракте гигантских кротовых червей. Обо всех этих несчастных дураках, существование которых подразумевали предусмотрительно зашитые в скафандр капсулы, Барингтон думал с нежностью — значит, он не один такой.

Сообразить, что у капсул есть и менее утешительный смысл, он не мог, потому что в свою смерть, как и всякий нормальный человек, не верил. Более того, как только мысль о капсулах привела его в чувство, он сразу же начал дивиться грядущему чуду своего неминуемого избавления.

«Триумф-1» был такой огромный, что заметить и промах Барингтона, и его отсутствие там могли очень нескоро. На станции с нетерпением ждали, когда антенна вновь заработает, но ремонт ее был делом непростым, поэтому его коллеги сообразят, что стряслось что-то неладное, не раньше чем через несколько часов. Барингтон понимал, что к тому моменту, когда антенну все-таки починят, сам он уже улетит от станции так далеко, что сигнал его аварийного маяка станет попросту не слышен. И даже если члены экипажа сумеют по углу выброса из пробитого бака вычислить направление, в котором отшвырнуло Барингтона, они все равно могут засомневаться, способен ли его скафандр выдержать удар такой силы и стоит ли тратить время, силы и ресурсы на спасение того, кто, скорее всего, уже несколько часов как погиб.

Но унять эти прозаические тревоги было несложно. Барингтон не сомневался, что так или иначе его спасут, и беспокоился только о том, как бы спасение это не пришло слишком скоро.

Тот укол смущения и даже стыда, который он почувствовал сразу после аварии, словно раскрыл ему глаза на человеческую природу. Он вдруг осознал, что степень недовольства его товарищей, с которыми он уже больше года работал и жил рука об руку, будет обратно пропорциональна сроку, который пройдет до его избавления.

Если его жизнь будет подвергаться опасности в течение нескольких дней, то, обнаружив его, коллеги, вне всяких сомнений, будут