Прибалтика на разломах международного соперничества. От нашествия крестоносцев до Тартуского мира 1920 г. [Любовь Михайловна Воробьёва] (fb2) читать постранично

Л.М. Воробьёва ПРИБАЛТИКА НА РАЗЛОМАХ МЕЖДУНАРОДНОГО СОПЕРНИЧЕСТВА. От нашествия крестоносцев до Тартуского мира 1920 г.

К читателю

Когда-то в далёкие времена Балтийское море называлось Венетским, т.е. Славянским или Славянолетским. По мере движения немцев на Восток славянские племена, селившиеся на Балтийском побережье, онемечивались. Об их прежнем существовании свидетельствуют лишь названия городов и рек современной ФРГ: Любек, Трава, Росток и т.д.

Восточное и северо-восточное побережье Балтики, где обосновались древние предки латышей и эстонцев, было исстари ареной жестоких столкновений мира германского (немцы, датчане, шведы) с миром славянским (поляки и русские). Никакими естественными границами этот Прибалтийский край не был отделён от коренных русских земель, земель полоцких, псковских, новгородских, и воспринимался на Руси как продолжение той огромной равнины, которая составляет русскую государственную область. К Балтике, к свободному выходу на простор океана, к торговым контактам с заморскими соседями были направлены вековые усилия русских князей и царей — Ярослава Мудрого, основавшего город Юрьев (теперь Тарту), Александра Невского, Иоаннов III и IV, Алексея Михайловича, Петра Великого и его преемников.

Потребовалось не одно столетие, прежде чем Россия отвоевала свою «дедину» и политически утвердилась на северо-восточных и восточных берегах Балтики. В борьбе за Балтику пролили свою кровь и усеяли своими костями балтийский берег представители многих поколений русских воинов. За это время одни соперники слабели (Дания, Ливонский орден) и покидали поле военного противоборства, другие, напротив, усиливались (Польша, Швеция), угрожая самому существованию русского государства.

Среди государей, поставивших на кон русского прорыва к Балтийскому морю все силы своей страны и своего народа, выделяются мощные фигуры первого русского царя Иоанна IV Грозного и первого русского императора Петра Великого. Первый царь фактически сложил основную территорию будущей империи, обеспечив сильной самодержавной властью её неделимость и определив Ливонской войной, несмотря на её несчастное окончание, стратегические интересы России на полтора столетия вперёд. Первый император, благоговевший перед Иоанном за его попытку взять под самодержавный скипетр балтийский берег, завершил дело своего предшественника длительной, но победоносной Северной войной и присоединением к России Эстляндии и Лифляндии, т.е. тех ливонских земель, за которые боролся Грозный, считая их искони принадлежащими русскому государству.

Но вот проходят двести лет со времени политического включения этих земель в состав Российской империи, и Россия снова теряет их. Почему это стало возможным? В чём причины? Сводятся они только к военному столкновению с германским миром в Первой мировой войне, предательству царя его генералитетом в чрезвычайной военной обстановке, к утрате Россией самодержавной власти как условия неделимости империи? Может быть, всё дело в лозунге права наций на самоопределение, который выдвинул Ленин в целях мобилизации национальных окраин на борьбу с самодержавием, или в «похабном» Брестском мире, при заключении которого большевики использовали исторические окраины России, включая Прибалтику, в качестве разменной монеты в сделке с германской военщиной? Или же роковую роль сыграло то обстоятельство, что советское правительство само первым признало независимость прибалтийских республик в надежде, что этот акт станет важным шагом к установлению дипломатических и торговых отношений с капиталистическим Западом в условиях краха иллюзий в отношении мировой революции?

А что же коренные народы, Прибалтийской окраины — эстонцы и латыши? Почему они не срослись с имперским цивилизаци-онным пространством так же крепко, как мордва, удмурты, мари, чуваши, казанские татары и другие народы? Почему так случилось, что к периоду тяжких испытаний империи мировой войной и революционной смутой надёжность государственного обладания Прибалтикой все ещё не была обеспечена племенными и духовными скрепами с внутренними российскими губерниями? Что предпринимало имперское правительство для интеграции местного прибалтийского населения в единую семью народов России и что мешало ему быть последовательным в решении этой задачи? Какую роль сыграл при этом германский фактор в своём внешнем и внутрироссийском проявлении? И, наконец, какое влияние оказала на менталитет, национальное самосознание и цивилизационную ориентацию местных народов многовековое международное соперничество за обладание небольшим и малонаселённым клочком земли на Балтике, игравшим, однако, далеко не маловажную роль в истории государств акватории Балтийского моря?

Все выше поставленные вопросы имеют принципиальное значение для исторического осмысления процессов, обусловивших отрыв Прибалтийского края от России.