Поздний ужин [Леонид Михайлович Млечин] (fb2) читать онлайн

ПОЗДНИЙ УЖИН

Часть первая У КАЖДОГО СВОЯ ТАЙНА

Главная роль

После спектакля разъяренная Алиса влетела в уборную, которую она делила с другой актрисой, Мариной, сорвала с головы парик и швырнула его в угол. Марина, не претендовавшая на большие роли, сегодня играла в эпизоде, освободилась раньше и уже снимала грим.

— Что с тобой? — участливо спросила она Алису.

Та, посмотрев на часы, начала лихорадочно переодеваться.

— Ты читала новую пьесу, которую мы будем ставить? — Алису переполнял гнев.

— Нет, мне в этом спектакле ничего не светит, — равнодушно ответила Марина. — Знаю только, что Нежинского пригласили к нам в театр на этот сезон и что Вася раздобыл для него пьесу какого-то талантливого драматурга, которого еще никто в глаза не видел.

— А я прочитала, — убитым голосом сказала Алиса, продолжая раздеваться. — Эта пьеса обо мне.

— В каком смысле? — удивилась Марина. — Ты будешь играть главную роль?

— Эта пьеса написана обо мне! — выкрикнула Алиса и, испугавшись собственного крика, оглянулась на закрытую дверь и понизила голос: — Этот автор, которого, как ты говоришь, никто в глаза не видел, изобразил меня.

— То есть это пьеса об актрисе?

Алиса стала смывать грим.

— Ты никак не поймешь. Он описывает меня. Все мои романы, понимаешь? Все! Он все знает обо мне! Где, когда, с кем… И все абсолютно точно! Ему известны детали, которые посторонний человек знать не может.

— Алиска, у тебя мания величия, — рассмеялась Марина. — Во всех театрах случаются романы между актрисами и режиссерами. Так что, сюжет самый что ни на есть тривиальный.

Алиса повернулась к Марине:

— Дура ты, прости господи! Ты помнишь, как у нас однажды спектакль начался на полчаса позже?

— Ну. Говорили, что ты съела в буфете какую-то гадость, отравилась и пришла в себя только к началу спектакля.

— Ага, — кивнула Алиса. — Это Белобородов придумал. А на самом деле мы с ним занимались любовью прямо на его столе. Он сгреб бумаги на пол и…

— Да ты что?! — всплеснула руками Марина.

— И эта сцена тоже описана в пьесе! — сказала Алиса.

— Тогда все понятно. Это Белобородов автору и рассказал.

— Я тоже так думала. — Алиса бросила взгляд на часы: — Ой, бежим, а то опоздаем!

Схватив пальто, они ринулись вниз по лестнице.

Теперь Алиса говорила шепотом:

— Но о том, что Васька обливал меня шампанским, а потом слизывал, Белобородов не знал. А в пьесе и это есть.

— Может, они сговорились? — предположила Марина.

— Белобородов и Васька? Они три года не разговаривают.

Подруги выскочили на улицу. Из черного «мерседеса» вылез высокий, элегантно одетый мужчина, муж Алисы, и распахнул перед женщинами дверцу.

— Здравствуйте, Алексей Михайлович, — улыбнулась Марина.

— Привет, — бросила мужу Алиса и подставила щеку для поцелуя. — Какой-то у тебя сегодня одеколон неудачный, слишком терпкий.

В концертный зал они вошли, когда музыканты уже сидели на своих местах.

— Смотри-ка, — Марина сжала локоть подруги, — все наши явились: и главный режиссер, и директор, и завлит.

— Интересно, кто же сочинил эту пьесу? — прошептала ей на ухо Алиса.

Слева от нее развалился директор театра, Белобородов.

Когда Алиса пришла в театр, ей показалось, что здесь он — единоличный хозяин. Она стала заглядывать к нему в кабинет по поводу и без повода, дарила ему ласковые взгляды, смеялась его шуткам. Закончилось это тем, что в один из дней он закрыл кабинет изнутри и, глядя Алисе прямо в глаза, расстегнул и стащил с нее платье, одним движением поднял бюстгальтер и впился губами ей в грудь. Она не сопротивлялась его напору, покорилась молча.

Белобородов вызывал ее к себе в кабинет днем, когда она приходила на репетиции. Он был человеком резким и грубым. Срывал с нее платье или задирал юбку и заваливал прямо на стол, предусмотрительно очищенный от важных бумаг. Однажды, когда она одевалась перед зеркалом, откровенно сказал:

— Зарплату я тебе увеличу, на гастроли за границу поедешь и, когда настанет время на заслуженную артистку представлять, помогу. Но распределение ролей, милочка, не от меня зависит. Репертуаром я не занимаюсь. У меня свои заботы.

«Нет, это не Белобородов, — думала Алиса под звуки божественной музыки. — Может быть, пьеску Орест Семенович сочинил?»

Главный режиссер театра сидел в первом ряду с одухотворенным видом и, казалось, весь погрузился в мир музыки. Впрочем, он вполне мог при этом размышлять о покупке нового автомобиля. Орест Семенович неизменно играл роль художника, которого ничего, кроме сцены, не интересует. В реальности же он превосходно устраивал свои житейские делишки и — даже при наличии бдительной жены — не пропускал ни одной юбки.

Орест Семенович вызвал Алису в театр в день, когда не было репетиций, и завел мудреный разговор о новой роли. Потом пригласил пообедать, а после кофе и коньяка предложил проведать его старого друга, завзятого театрала. Друга дома не оказалось, что, собственно, их и не удивило, а занятная беседа главного режиссера и молодой актрисы продолжилась в постели. Орест Семенович предпочитал, чтобы его любили. Он лег на спину и дал возможность Алисе оседлать его. Когда она, вся мокрая от пота, рухнула на простыню рядом с ним, Орест Семенович спросил:

— Тебе было хорошо со мной? Я тебе понравился?

Алиса едва нашла в себе силы, чтобы кивнуть.

Одеваясь и внимательно разглядывая себя в зеркало, Орест Семенович пообещал, что в новом сезоне Алиса будет играть много. Но пьесы, в которой бы она могла рассчитывать на главную роль, пока нет.

Потом Алиса поняла, что через эту уютную квартиру, где обитал старый друг главного режиссера, прошли почти все молодые актрисы, поэтому ей особенно надеяться не на что…

«Нет, это не Орест Семенович, — заключила Алиса, — он бы написал о ком-то другом, если бы ему пришла охота сочинять пьесы. Но он для этого слишком ленив. Да и зачем ему псевдоним? Нет, это не Орест». Она продолжала рассматривать зал, наслаждавшийся классической музыкой.

Разочаровавшись в главном режиссере, Алиса обратила внимание на Василия Прокофьевича, заведующего литературной частью. Пьесы в театр приносил именно завлит. И он же работал с авторами.

Василий Прокофьевич в театре вел себя скромно и тихо, часами листал какие-то рукописи и говорил по телефону. В его крохотном кабинетике и присесть-то было негде, поэтому он вызвался проводить Алису до дома, а по дороге предложил показать свою квартиру. И она согласилась.

Завлит, выпив белого грузинского вина, преобразился в заводного веселого парня. Он не стал возражать против того, чтобы она называла его Васькой. В любви он оказался необыкновенно изобретательным. Наверное, насмотрелся иностранных фильмов. Коронным был номер с шампанским — он обливал ее из пенящейся бутылки, а потом старательно слизывал капли. Так что Алиса даже получала удовольствие от свиданий с Василием.

— Рад был бы тебе помочь, — сказал он однажды, лежа в постели и мечтательно глядя в потолок, — но, увы, ни одна из трех новых пьес тебе не поможет. Там главные героини совсем другие.

— Ну так ты закажи кому-нибудь пьесу под меня, — прильнула к нему Алиса, и ее руки заскользили по его телу. В ту минуту Вася был готов на все, лишь бы она не останавливалась.

— Два хлопца пишут, но там вообще не будет приличных женских ролей. Да и чего от них ждать — они и в жизни только мужчинами интересуются.

— Ты бы хоть сам написал, — вздохнула Алиса.

— Терпеть не могу писать. Если бы я любил писать — и умел — разве бы я пошел в завлиты? — сказал Васька.

«Но если это не Белобородов, не Орест Семенович и не Васька, то кто же? — недоумевала Алиса. — Кто? Неужели все трое с кем-то поделились своим мнением относительно моих женских достоинств?»

Но в пьесе определенно были еще некоторые детали ее биографии, которые никто в театре не знал, о которых она никому не рассказывала. Кто же мог раскопать ее прошлое? Загадка…

После концерта Марина из вежливости спросила Алисиного мужа:

— Вам понравилось, Алексей Михайлович?

— Что ты его спрашиваешь? — пренебрежительно сказала Алиса. — Он разбирается только в своих ценных бумагах. Искусство ему чуждо.

Алексей Михайлович виновато развел руками:

— Милые дамы желают поужинать? Или по домам?

На следующее утро Алиса заглянула к завлиту.

— Васька, а кто этот новый драматург? — спросила она, ласково взъерошив его волосы.

— Я его не знаю, — ответил он и попытался обнять Алису, но она ловко увернулась от его объятий.

— А может, ты сам ее написал? — Алиса посмотрела ему прямо в глаза.

— Милая моя, — вздохнул он, — я что хочешь отдал бы за такой талант. Если бы я умел так писать, разве бы я здесь сидел? — И он обвел глазами свой жалкий кабинетик.

— Ну признайся, Васенька, — не отставала Алиса, — это ведь кто-то из своих написал, верно? Откуда он все знает?

— А что он такого особенного знает? — искренне удивился Вася. — Наши театральные нравы всем известны. Актриса, которая спит со всеми, чтобы стать примадонной, — что тут нового?

— Ты на кого-то намекаешь? — злобно спросила Алиса.

— Причем тут «кто-то»? Это же собирательный образ.

— Так, может, это кто-то из наших?

— У нас никто писать не умеет, — пренебрежительно оттопырил губу завлит. — А написано очень талантливо.

— А как к тебе попала эта пьеса? — Алиса продолжала кружить вокруг Васи.

— Мы же конкурс объявили в том году. Это лучшее, что мы получили. Пьесы пришли по почте и под псевдонимами.

— И ты не видел автора? Не верю.

— Клянусь тебе, ни разу.

— А как же ты с ним связываешься?

— По электронной почте. У меня есть адрес. Я ему сообщил, что он победил и что его пьесу будут ставить. Он поблагодарил, а гонорар ему в банк перевели. Вот и все.

— Как странно, — задумчиво произнесла Алиса.

— Театральный мир полон странных людей, — сказал Вася и попытался еще раз обнять Алису. Его рука скользнула ей под юбку.

— Может, пойдем пообедаем, а? Потом ко мне…

Она осталась к нему равнодушна:

— Запиши-ка мне адрес нашего таинственного гения.

Вечером, включив мужнин компьютер, она набрала адрес таинственного драматурга и честно написала:

«Мне предстоит играть главную роль в спектакле по Вашей пьесе. Мне совершенно необходимо поговорить с Вами».

Когда она на следующий день пришла в театр, на столике в ее гримерной лежал запечатанный конверт. В нем был листок с адресом и приписка: «В десять вечера». Она как раз успевала на встречу после вечернего спектакля.

— Это кто-то из наших, — уверенно произнесла Алиса.

В этот момент позвонил муж:

— Когда за тобой заехать?

— Сегодня я хочу пройтись пешком, — ответила Алиса.

— Ты уверена? — обеспокоенно спросил Алексей Михайлович. — Вечером бродить по улицам опасно.

— Нет-нет, не жди меня, поезжай домой.

Она легко нашла старый дом без лифта. На лестничной клетке было темно. Ей стало не по себе. Она поднималась по лестнице на четвертый этаж, поминутно оглядываясь. Сердце отчаянно стучало. Дойдя до нужной квартиры, она сразу позвонила.

Дверь распахнулась. Алиса шагнула вперед и оказалась лицом к лицу… со своим мужем.

— Что ты тут делаешь? — раздраженно спросила она и тут же поняла неуместность своего вопроса. — Так ты следишь за мной?! Ты узнал, куда я иду, и…

— Ни слова больше, — улыбнулся Алексей Михайлович. — Я вижу, ты еще ничего не поняла. Эту пьесу написал я. — Он сделал приглашающий жест: — Может, снимешь пальто? Посидим, поговорим.

Алиса небрежно сбросила пальто:

— Что за чушь ты несешь? И от кого ты узнал о пьесе?

Алексей Михайлович прошел в комнату. Алиса последовала за ним как зачарованная. Ее взору предстала уютная комната, заполненная книгами. На письменном столе стоял компьютер. На журнальном столике был накрыт ужин для двоих.

— Милая Алиса, — сказал Алексей Михайлович, — ты ровным счетом ничего не знаешь о своем муже. Ты никогда меня ни о чем не расспрашивала. Тебе это было неинтересно. Ты вышла за меня замуж, считая, что у актрисы должен быть богатый муж, исполняющий ее капризы.

Она попыталась возразить, но он остановил ее повелительным жестом:

— В определенном смысле ты права. Красивая женщина, служительница муз, достойна любых знаков мужского внимания. Но и муж тоже на что-то имеет право, согласись! А ты даже не знаешь, что я когда-то окончил Литературный институт и писал неплохие стихи. Я зарабатываю деньги, у меня это получается. Но у меня есть и другая жизнь. — Он показал на свой письменный стол: — Я кое-что пишу и публикую под псевдонимом. Ты думаешь, что я только сопровождаю тебя на концерты, выставки, спектакли? Нет. Я тебя на них вожу, потому что ни в классической музыке, ни в живописи ты ничего не понимаешь. А я, представь себе, разбираюсь.

Алиса слушала его с возрастающим изумлением.

— И, наконец, я понимаю, что красивая женщина пользуется успехом. Но мне не нравится, что ты пользуешься этим так широко. А мне уже вроде как ничего недостается.

Алексей Михайлович взял со стола большой желтый конверт и высыпал ей на колени фотографии, на которых были запечатлены ее интимные встречи с директором, главным режиссером и завлитом.

Возмущенная Алиса сбросила фотографии на пол:

— Ты все-таки следил за мной? Ты подлец!

Алексей Михайлович от души расхохотался:

— Да неужели? И что же ты сейчас сделаешь? Подашь на развод? Попробуешь жить самостоятельно, на свою зарплату?

И Алиса вдруг поняла, что деваться ей некуда. Она не может уйти от мужа, потому что привыкла к хорошей жизни. На свою зарплату она себе и колготок не купит.

— Ну и что же ты намерен предпринять? — Алиса была в отчаянии.

Алексей Михайлович налил себе вина.

— Я, в общем-то, неревнивый и не буду устраивать сцен. Но мне надоело, что, когда мы ложимся в постель, у тебя либо болит голова, либо нет настроения. В лучшем случае ты соглашаешься потерпеть, пока я получу то, что причитается мне по праву. — Он подошел к ней с бокалом и, глядя на нее оценивающе, произнес: — Я все-таки дал тебе главную роль в новой пьесе. Цена мне теперь известна. Так что сейчас мы с тобой поужинаем, а потом я получу то, что ты так щедро предлагаешь другим. Сегодня ты будешь ублажать меня так, как ты ублажала их всех, и постараешься на славу. Ты же не откажешься от главной роли в спектакле, который обещает стать событием сезона?

В провинциальном музее

Была уже почти ночь, когда два тучных и не очень молодых человека, поддерживая друг друга, спустились по крутой лестнице в подвал.

Один из них, который вел себя по-хозяйски, нащупал выключатель, и под потолком вспыхнула запыленная лампочка. Гость стал с интересом озираться. Вдоль стен стояли картины. Это был запасник провинциального художественного музея.

Осматривая картины, гость восхищенно покачивал головой.

— Павлуша, ты хоть когда-нибудь интересовался, какие у тебя здесь богатства хранятся? — спросил он.

Им обоим было уже под шестьдесят, но называли они друг друга по имени и ласково, поскольку знакомы были чуть ли не с детства.

— Ты забыл, Костик, что я все-таки директор этого музея, — обиженно ответил хозяин.

— Да, когда тебя назначили, я очень удивился. Ведь в живописи, не в обиду тебе будь сказано, ты совсем не разбираешься.

— Я все-таки столько лет в областной номенклатуре. И наверху учли, что я когда-то окончил Институт культуры.

— Но почему эти шедевры никогда не выставлялись? — спросил гость.

— Мы регулярно меняем экспозицию, — ответил директор музея. — И выбираем то, что соответствует культурным потребностям жителей области. А здесь собрано то, что едва ли кого-то заинтересует.

— А вот на сей счет ты сильно ошибаешься. — Закончив осмотр, гость увел директора в угол. — Павлуша, я хотел вернуться к нашему недавнему разговору. — Он оглянулся, словно желая удостовериться, что их никто не слышит.

— Тут никого нет, — успокоил его директор.

— Значит, я повторяю свое предложение. Я привожу сюда одного из своих мальчиков. Он делает копию — отличную копию, при таком свете не отличишь. Мы оставляем ее здесь, а оригинал я забираю и нахожу покупателя. Деньги пополам.

— Костик, — директор в волнении облизнул губы, — а вдруг кто-нибудь заметит подмену?

— Павлуша, при этом освещении лучший в мире эксперт не отличит копию от оригинала, — уверенно ответил гость.

— А вдруг придется их выставить, поднять наверх?

— Ты сколько лет директорствуешь?

— Пять.

— И сколько картин ты отсюда поднял наверх?

— Ни одной.

— Павлуша, я, в отличие от тебя, искусствовед. Я побывал в этом музее впервые двадцать лет назад. Эти картины не выставлялись ни разу!

Директор присел на ветхий стул и платком вытер пот со лба.

— А сколько это может стоить? Ну, одна картина?.. — понизив голос, спросил он.

Гость что-то прошептал ему на ухо.

— Согласен, — выдохнул директор.

Через два дня в музее появился молодой художник с ходатайством областного комитета по культуре о разрешении поработать в запасниках. Директор отвел художника вниз и усадил напротив картины, которую выбрал Костик.

Работа у художника спорилась, и через неделю копия была готова. Художник оставил ее директору и исчез. Той же ночью, оставшись в музее один, директор спустился в подвал и заменил оригинал на копию. Холст он положил в портфель, тщательно запер дверь директорского кабинета, попрощался с охраной и ушел. Дурацкая мысль проверить содержимое директорского портфеля никому не могла прийти в голову.

Директор подъехал на своей машине на вокзал. Скорый поезд стоял здесь всего три минуты. Из третьего вагона вышел Костик, закутанный в шарф, обнял директора, взял его портфель и вернулся в поезд, который сразу тронулся.

Через две недели директор вновь прогуливался по платформе. Когда поезд остановился, из спального вагона выскочил веселый и бодрый Костик, обнял старого приятеля и отдал портфель.

В машине директор нетерпеливо заглянул в портфель. Там оказался конверт с долларами. Таких денег он отродясь не видел.

А через неделю в музее появился другой художник. На сей раз это была молодая женщина. Директор сам усадил ее возле картины, которая приглянулась Костику. Дальше все происходило по той же схеме. Директор ночью вставлял в раму копию, а оригинал передавал Костику, который находил покупателя и вскоре привозил деньги.

— Главное, — повторял Костик, — составляй список картин, которые мы с тобой… «обновили», скажем так. И следи за тем, чтобы они не оказались наверху, в какой-нибудь экспозиции.

— Конечно, с деньгами чувствуешь себя увереннее и спокойнее, — осторожно заметил директор. — Но теперь появилась новая забота: как их пустить в дело? Хочу машину купить, но боюсь.

— И правильно, Павлуша, пусть деньги лежат. Скоро уйдешь на пенсию, переедешь в другой город, где тебя никто не знает, и заживешь счастливой жизнью. А пока потерпи. Понял?

— Понял, — мрачно кивнул директор.

Он предпочел бы другой ответ, но понимал, что Костик прав. Город маленький, все на виду.

В конце месяца директора пригласили на большое совещание в столицу. Поколебавшись, он положил во внутренний карман толстый конверт с деньгами. Уж в Москве-то может он себе хоть что-нибудь позволить?

После одного из заседаний он вышел из зала вместе с пожилым соседом, который любезно представился:

— Игнатьев из Третьяковской галереи. Вы, я вижу, из провинции, коллега? Именно в провинции живут настоящие подвижники.

Директор смутился, приняв похвалу на свой счет.

— А не пообедать ли нам? — предложил Игнатьев и повел директора в близлежащее кафе, настояв на том, что заплатит сам. После обильного обеда, во время которого провинциальный директор угостился тремя рюмками водки, Игнатьев пригласил его к себе домой на чашку кофе.

— Я, знаете ли, с некоторых пор живу один, — лицо его приняло скорбное выражение, — и дорожу приятным обществом. Тем более что со свежим человеком всегда интересно поговорить.

Когда он распахнул дверь своей квартиры, директор музея подумал, что попал в картинную галерею.

— Вижу, вам нравится, коллега, — улыбнулся Игнатьев.

— У вас прекрасная коллекция. — Директор был искренне восхищен.

— Это собирается годами. Есть действительно неплохие работы. — Игнатьев указал гостю на большое кожаное кресло: — Прошу вас, присаживайтесь. Понимаете, коллега, в нашем мире все бренно, в том числе и деньги. А искусство вечно и бесценно. Я когда-то много зарабатывал и покупал живопись. Тем более что подделку от оригинала я легко отличу.

Директор криво улыбнулся.

— И оказался прав, — продолжал Игнатьев. — Деньги уже несколько раз обесценивались, а картины — твердая валюта. Теперь я кое-что время от времени продаю, и мне на жизнь хватает.

Он прошел на кухню готовить кофе. А директор музея стал осматривать полотна. И вдруг у него созрела одна важная мысль.

— А не могли бы вы одну из картин продать мне? — спросил директор.

Игнатьев рассмеялся:

— Вам-то зачем? Вы и так целый день находитесь среди прекрасных картин. Мои покупатели — люди, которые в обычной жизни ничего этого не видят.

Директор музея проявил настойчивость:

— Я думаю о том времени, когда выйду на пенсию и жизнь моя изменится. Мне бы хотелось, чтобы в моем доме тоже было что-нибудь прекрасное.

Игнатьев пожал плечами:

— Я не уверен, что могу предложить что-нибудь, соответствующее вашему взыскательному вкусу. Вы же профессионал. Ну, что бы вы хотели?

— Предложите вы, — попросил директор, стараясь избежать необходимости оценивать то или иное полотно.

Пока директор пил кофе, Игнатьев долго ходил по квартире и что-то бормотал себе под нос. Наконец он сказал:

— Мне кажется, я нашел. Вот полотно для вас. Посмотрите, какой теплый колорит, каким миром и покоем веет от этой картины.

— А сколько она будет стоить? — поинтересовался директор.

— Я не могу брать большие деньги с коллеги, — смутился Игнатьев. — Ну, больше тридцати тысяч я не возьму. Мы же должны помогать друг другу, верно?

— Тридцать тысяч долларов? — уточнил директор.

— Разумеется.

Не желая более производить впечатление провинциала, директор вытащил из кармана пухлый конверт и, шевеля губами, отсчитал триста сотенных бумажек. Игнатьев тем временем тщательно упаковал картину…

Директор музея приехал домой невероятно довольный собой. Когда в очередной раз появился Костик, директор сразу подвел его к картине.

— Понимаешь, я решил разумно вложить деньги. Они не должны лежать в чулке.

Костик долго осматривал картину, потом спросил:

— Кто тебе ее продал?

— Есть такой столичный искусствовед Игнатьев из Третьяковской галереи…

— И сколько ты ему заплатил, Павлуша?

— Тридцать тысяч. Что, дорого? — заволновался директор.

Костик снял очки и засунул их во внутренний карман пиджака.

— Понимаешь, Павлуша, это не подлинник. Это копия. Мы ведь торгуем не только оригиналами, но и копиями.

Директор музея побледнел и схватился за сердце.

— Ты меня никогда не спрашивал, Павлуша, — продолжал Костик. — И я тебе не говорил. Вроде для тебя это не важно. Продажей наших копий…

Директор уже знал ответ.

— …занимается как раз Игнатьев.

Походка лесника

Машина свернула к даче с ярко освещенными окнами. Дом достроили только глубокой осенью, и Валера все никак не мог на него налюбоваться. Он вытащил из багажника объемистые сумки с продуктами и большую деревянную коробку. Рита встречала его в дверях.

— Не выходи на улицу, замерзнешь! — крикнул Валера и попытался уклониться от ее объятий. Ему было не до жениных ласк.

Она все же поцеловала его и участливо спросила:

— Устал, миленький?

— Ничего, — бодро ответил Валера. — Зато какой день был! Еще несколько таких удачных сделок, — подмигнул он жене, — и буду менять машину. Я уже присмотрел в салоне маленький такой джипчик. Зверь, а не машина.

— Ура! — обрадовалась Рита. — Джипчик — это моя мечта. Ты разрешишь мне самой водить?

Он поставил сумку на пол, а коробку положил на стул. Рита стала перекладывать продукты в холодильник.

— А это что? — кивнула она на сумку.

— Не знаю, — беспечно ответил Валера. — Почтальонша принесла, я ведь на городскую квартиру заезжал.

— Подожди, может, там что-то опасное? — забеспокоилась Рита. — Теперь знаешь, какие бывают истории…

— Больше телевизор смотри, — усмехнулся Валера. — Это, если я правильно понимаю, сюрприз от одного моего клиента. И я догадываюсь от кого…

Он вскрыл коробку и остолбенел. Рядом в ужасе завизжала жена. В коробке лежали несколько ворон, разрезанных на части. Они были залиты кровью.

Валера побледнел и опустился на стул. Рита бросилась к телефону.

Грибанов старался казаться бодрым и веселым. У дверей городской больницы его встречал майор Иващенко, с которым они подружились, хотя обычно прокурорские работники и милиционеры недолюбливают друг друга. Иващенко распахнул дверцу служебного жигуленка:

— Садись, болящий.

Грибанов осторожно, чтобы не тревожить раненую ногу, сел рядом с ним, а пластиковый пакет с вещами бросил на заднее сиденье.

— В больницу еще надо наведываться? — спросил Иващенко.

— Нет. Процедуры кончились. Больше мне врачи уже ничем не помогут. Вырезали, что могли, заштопали и признали ограниченно здоровым. То есть работать могу, но уже не в прокуратуре, — мрачно ответил Грибанов.

— И что делать будешь?

— Водку пить! — Настроение у Грибанова было хуже некуда. — Сорок пять лет — и уже инвалид. Не повезло, два месяца назад приехал и сразу получил пулю.

— Считай, что тебе повезло. Ходишь без чужой помощи, — попытался подбодрить его Иващенко. — Что касается работы — устроишься, как все наши, в охранное агентство. А пока — если хочешь — можно немного подработать, кое-кому личную услугу оказать… Мне тут хлебное дело предложили, но я не могу, пока на плечах погоны.

— Какое дело? — хмуро спросил Грибанов, глядя в окно.

Рита встретила Грибанова с охапкой дров.

— Для печки? — поинтересовался он.

— Нет, у нас центральное отопление. Я хочу камин растопить, скоро муж приедет. Он любит посидеть у камина.

Грибанов взял у нее поленья из рук:

— Помогу.

Рита грациозно опустилась на пол рядом с новеньким камином. Грибанов умело готовил растопку.

— Почему вас так испугала эта посылка? — спросил он. — Может быть, это просто чья-то дурацкая шутка?

— У вас есть знакомые, которые так шутят? — вопросом на вопрос ответила Рита. — У нас нет. И потом, разве Иващенко вам не сказал? Коробку прислали не по почте. Печати на коробке липовые. Ее кто-то доставил нам прямо домой.

Она встала и принесла Грибанову лист бумаги.

— А это сегодняшнее послание.

— Что это?

— Приглашение моему мужу на его же похороны, назначенные на субботу. Сегодня утром по факсу пришло.

— Но можно же установить, откуда факс отправлен.

— Уже установили. — Рита опять села на пол у камина. — С центрального телеграфа. Ваш друг Иващенко какого-то милиционера посылал. Тот выяснил: пришла девушка и отправила факс.

Грибанов полез за сигаретами, но Рита его остановила:

— У нас не курят.

— Да мне, собственно, и нельзя, — буркнул Грибанов и бросил нераспечатанную пачку в огонь. — И вы с мужем даже не догадываетесь, кто мог все это делать?

Рита пожала плечами:

— У моего мужа множество достоинств, но он в определенном смысле легкомысленный человек. Он все еще думает, что это какой-то курьез.

— А вы что думаете? — спросил Грибанов.

— Вы помните дело «хромого лесника»?

— Я ведь в городе недавно, меня всего два месяца назад перевели… Но я, кажется, читал ориентировку. Это был серийный убийца, так? Какой-то маньяк, он издевался над своими жертвами.

— Хуже, — сказала Рита. — Он был ветеринаром. Потом его из лечебницы выгнали, вот он и пошел в лесники. Жил один, как бирюк, никто его не видел. В лесу для него все условия — свидетелей нет, убил, закопал и нет человека. — Она зябко поежилась. — Как ветеринар он разбирался, стало быть, в анатомии и кромсал свои жертвы со знанием дела. Он их просто расчленял на кусочки — еще живых, заметьте… Так вот, я думаю, что эти птицы и все остальное — дело рук «хромого лесника».

Грибанов не мог сдержать улыбки.

— Но это же было много лет назад.

— Верно, — кивнула Рита. — Но ведь «лесника» так и не поймали.

— Ну, хорошо, а причем здесь ваш муж?

— Дело в том, что Валера однажды катался на лыжах и видел «хромого лесника» с женщиной. Через три месяца нашли ее растерзанный труп. Ее опознали, фотографию напечатали в городской газете. Валера сам пришел в милицию и рассказал, что видел эту женщину в компании человека, у которого была очень странная, даже забавная походка. Это и был лесник, он слегка прихрамывал. Милиция хотела арестовать «хромого лесника», но тот, видимо, почувствовал опасность и исчез. О том, что Валера дал показания, писали в газетах. «Хромой лесник» знал, кто его видел, и мог опознать. Вот он и решил отомстить…

— Вы думаете, что он вернулся? — с сомнением спросил Грибанов. — Через столько лет? Зачем? Ведь его могут узнать.

— Но он же маньяк! Серийные убийцы — особые люди, у них что-то с головой не в порядке.

— Может быть, вашему мужу следует нанять охрану? Так, на всякий случай, чтобы вам спокойнее было.

— Я ему все уши прожужжала. Он отмахивается. Говорит, что деловому человеку охрана только мешает.

— Дело вашего «лесника» в областном архиве я закажу, пока меня еще не отправили на пенсию, — пообещал Грибанов. — А ваш муж хорошо рассмотрел этого убийцу? Может назвать какие-то особые приметы? Мы могли бы вновь объявить его в розыск.

Рита покачала головой:

— Валера видел его издалека. Одежда, общие очертания фигуры — это он хорошо запомнил, а лицо не разглядел. Но главное — «лесник» очень характерно прихрамывал.

Валера встал раньше обычного. Стараясь не разбудить жену, на цыпочках прошел в ванную. Подставил лицо под обжигающе холодную воду и тогда уже окончательно проснулся. Взяв зубную щетку, он улыбнулся своему отражению в зеркале и вдруг побелел: у него за спиной на стене ванной охотничьим ножом была пришпилена записка, отпечатанная на компьютере: «Не забыл, что в субботу твои похороны?»

Валера дико закричал. На его крик прибежала перепуганная Рита.

— Он поддел ножом оконную раму и залез к нам. Он был здесь ночью, — всхлипывала она. — Он же мог нас убить. Я боюсь…

Они выскочили из дома и обошли его кругом, надеясь определить, откуда пришел гость. Но поселковый сторож, которому Валера приплачивал, уже смел с дорожек снег. Следов ночного гостя не осталось.

— Мы должны немедленно переехать в город, — решительно сказала Рита.

— Об этом и речи быть не может, — ответил Валера. — Мы оба любим свежий воздух. Я пашу с утра до ночи, мне нужно поправлять свое здоровье. Позвони этому… Грибанову. Пусть он что-нибудь сделает. Не зря же я ему плачу деньги.

Рита набрала номер Грибанова:

— Представляете, он ночью был в нашем доме и мог нас убить! Это сумасшедший!..

Повесив трубку, Грибанов стал одеваться.

— Почему бы не сделать это сразу? — бурчал он себе под нос. — Зачем откладывать до субботы? Чтобы продлить себе удовольствие?

Когда вечером Валера вышел из своего офиса, Грибанов двинулся вслед за ним. К удивлению Грибанова, Валера вместо того, чтобы немедленно ехать на дачу, отправился в модное кафе, откуда вышел через сорок минут с молоденькой блондинкой. Достав из кармана мобильный, Валера на ходу набрал номер:

— Ритуля, напоминаю тебе, что у меня важная встреча и я приеду попозже. Все, целую, пока.

Блондинка обняла его за шею и чмокнула в щеку.

— Как всегда, к тебе? — спросила она, садясь в машину.

Вскоре машина остановилась у высокой башни. Парочка ввалилась в подъезд, и через минуту на пятом этаже зажглись два окна, а еще через минуту они погасли. Когда на пятом этаже вновь зажгли свет, было уже почти одиннадцать. Валера выскочил на улицу, натягивая на себя куртку и разговаривая по телефону:

— Ритуля, эти поганые немцы меня совсем замучили. У меня ноги просто не двигаются. Ужинать не буду, приеду, сразу завалюсь спать…

Блондинка семенила за ним.

— Пора мне перебираться к тебе насовсем, — лепетала она. — Надоело туда-сюда мотаться.

Валера отвез ее домой, а потом поехал на дачу. Грибанов последовал за ним.

— Доставил вашего мужа, — сказал он Рите. — Хвоста за ним не было.

— А, так это вы и есть Грибанов? Ну, какие новости? — вяло спросил его Валера, стягивая с шеи галстук.

— Пока никаких.

— Это плохо, вы должны сделать все необходимое для обеспечения моей безопасности, хотя я не верю, что этот маньяк и в самом деле вернулся.

Когда Валера снял пиджак, Грибанов увидел, что рубашка хозяина испачкана губной помадой. Он украдкой бросил взгляд на Риту, но та, как ни в чем не бывало, сказала:

— Валерочка, давай рубашку, я постираю.

Грибанов распрощался.

Валера посмотрел ему вслед и скептически усмехнулся:

— Что-то твой сыщик не производит впечатления. Надо бы кого-то другого поискать.

Утром Грибанов приехал в городское управление внутренних дел к Иващенко. Тот спешил, говорили на ходу:

— Валера, тогда еще начинающий бизнесмен, действительно был главным свидетелем по делу «хромого лесника». Он, собственно, единственный, кто его видел. Рита тебе не соврала. «Лесник» — мерзкий был человечишко. В свободное время развлекался тем, что чучела птиц набивал.

— На продажу?

— Нет, для собственного удовольствия. Сначала птиц кромсал, потом на людей перешел.

— А куда делся этот «лесник»? — Грибанов с трудом поспевал за быстро шагающим Иващенко. — Его искали?

— Его объявили в федеральный розыск. Но не нашли. Исчез. Понимаешь, примет было маловато. Единственная фотография была в личном деле — он ее украл. Ни одного снимка не осталось. Носил бороду и длинные волосы. Если он хотя бы побрился и постригся — уже его не узнаешь. А если еще и пластическую операцию сделал и документами новыми обзавелся?..

Грибанов остановился:

— Так, может, он и в самом деле здесь где-то бродит?

— Может, и так, — пожал плечами Иващенко. — А скорее всего он давно копыта откинул. Пластическая операция, новые документы, возвращение ради мести — это в кино… А в жизни, что ты, не знаешь, как это бывает? Убежать-то он убежал. А куда деваться? Бомжевал, пил. Поссорился с собутыльником, получил бутылкой по голове и все. Бумажник собутыльники забрали, а тело в овраг сбросили. Зиму под снегом пролежал, весной труп нашли без документов и в таком состоянии, что мама родная не узнает. Похоронили как неопознанное лицо…

Иващенко глянул на часы:

— Все, меня ждут. С тебя, кстати, бутылка. Валера — мужик денежный, не поскупится. С гонорара поставишь.

— Мне пить запретили, — мрачно сказал Грибанов.

— А ты здесь, извини, при чем? — удивился Иващенко. — Ты, главное, бутылку поставь. А выпить я и без тебя могу.

Когда Грибанов вышел на улицу, просигналил мобильный телефон: это было сообщение от Риты: «Срочно позвоните! Не знаю, что делать». Он набрал номер. Рита облегченно вздохнула:

— Валера собрался вечером на рыбалку. А сегодня как раз суббота! Вы понимаете, тот самый день… Что делать? Я не могу его отговорить.

— Рита, — Грибанов старался быть деликатным, — простите за такое предположение, но, может, рыбалка — это предлог, а на самом деле ваш муж просто хочет с кем-то встретиться? Так, чтобы вы об этом не знали…

— Это исключено. Он действительно обожает подледный лов.

— А куда он обычно ездит? — прижав трубку плечом, Грибанов вытащил из кармана записную книжку.

Он находился недалеко от Центрального телеграфа, когда его окликнул сержант милиции:

— Товарищ Грибанов, помните, мне майор Иващенко поручил узнать, кто в среду приносил странный факс отправить? Майор сказал, вы этим делом занимаетесь.

Грибанов кивнул.

— Так я нашел эту девушку, — сообщил довольный сержант. — Она тут, напротив, работает, в ателье — приемщицей. Я вас провожу.

Они перешли через дорогу, и Грибанов толкнул стеклянную дверь ателье. Сержант вошел следом за ним и сделал вид, что заинтересовался тканями. Грибанов посмотрел на часы: Валера, наверное, уже выехал. Субботний день таял на глазах.

— Девушка, — обратился Грибанов к приемщице, — понимаете, какая история. Я в больнице два месяца лежал и сильно похудел.

Приемщица отложила в сторону журнал. На ее лице изобразилось сочувствие.

— Теперь буквально одеть нечего. Ну, гардероб обновить — это мне не по карману. А вот если ушить костюмы — это дорого получится?

— Да нет, не пугайтесь, в нашем ателье расценки нормальные. Приносите костюмы, за день сделаем. У нас мастера хорошие. Ушить — не проблема, — улыбнулась приемщица. — Другие приходят: разъелись — в костюм не влезают. Вот это сложнее.

Грибанов вдруг увидел на шкафу чучело совы. Кажется, он напал на след.

— Хорошая работа, — сказал он с видом знатока. — Сами делали?

— Нет, — рассмеялась приемщица. — Это подарок. Есть у нас в семье человек, который этим увлекался.

— Да? А кто же, если не секрет? Я бы себе такое же заказал.

Он повернулся и подмигнул сержанту.

Грибанов вышел на улицу, когда совсем стемнело. Он сел в машину, и в этот момент опять просигналил телефон. Это было еще одно послание от Риты: «Я боюсь за Валеру и еду к нему. Где вы?»

Грибанов отправился туда, где Валера ставил на ночь удочки. Вести машину в кромешной темноте было очень трудно. Несколько раз его едва не увело в кювет. Было уже за полночь, когда он увидел впереди очертания автомобиля и притормозил. Это была Валерина машина. Он подергал ручки — двери оказались незапертыми.

Грибанов проехал дальше, пока не уткнулся в забор. Луч фонарика выхватил из темноты какой-то сарайчик. Наверное, там Валера и его друзья — любители подледного лова — хранили снасти.

Он посветил себе под ноги и увидел отчетливые следы, ведущие к сараю. Стараясь двигаться бесшумно, Грибанов вошел в сарай. Луч фонарика сделал круг и уперся в лежавшее на полу тело. Грибанов нагнулся над ним. Это был Валера, и он уже не дышал. Его лицо было изрезано охотничьим ножом. Именно так действовал «хромой лесник».

Грибанов вышел из сарая и едва не столкнулся с темной фигурой. Он инстинктивно отпрянул.

— Это я, Рита. — Женщина включила фонарик и осветила свое лицо. — Вы здесь? Слава богу, значит, все в порядке. Я так волновалась за Валеру, что не выдержала и поехала вслед за ним.

— Ваш муж мертв, — сказал Грибанов.

Она в ужасе поднесла руку к лицу:

— Убит?! Где он? Может быть, он еще жив? Надо вызвать «скорую»!

Грибанов покачал головой:

— Он убит несколько часов назад. Тело уже остыло.

— Боже мой. Значит, все это оказалось не шуткой, не розыгрышем…

Грибанов внимательно смотрел на нее:

— Вы-то об этом знаете лучше всех.

— Что? О чем это вы?

Грибанов говорил медленно:

— Никакого «лесника» в городе нет. Это вы о нем рассказывали каждому встречному, чтобы отвлечь внимание от себя. Ваш муж не отказывал себе в удовольствиях, встречался с другими женщинами, но вы на это закрывали глаза, пока у него не появилась постоянная привязанность. И вы испугались, что он уйдет. И оставит вас ни с чем.

— Что за чушь вы несете? — ошеломленно спросила Рита.

— Я нашел сегодня вашу племянницу, которую вы попросили отправить факс и отнести коробку с растерзанными воронами. Она похвасталась, что ее тетя — прекрасный таксидермист. Правильно я называю вашу профессию? Вы набивали чучела, этим и зарабатывали на жизнь, пока не встретили Валеру… Верно? Да вы все сами прекрасно знаете. Вы ведь не только мужа, но и свою племянницу сегодня убили, узнав, что я у нее побывал. В ее квартире нашли нож с отпечатками ваших пальцев.

Рита смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Я не видела свою племянницу несколько месяцев, — начала она и вдруг остановилась. — Я все поняла. Это вы и есть «хромой лесник». Вы где-то скрывались столько лет, сменили внешность, документы, выдали себя за работника прокуратуры, а теперь все-таки вернулись. Это вы убили моего мужа, потому что он вас видел когда-то. Конечно, это вы!

Рита бросилась на него, как разъяренная кошка. В руке ее блеснул охотничий нож.

— Нет, я еще не готов стать чучелом.

Грибанов так ловко перехватил ее руку, что она напоролась на свой собственный нож. Он опустил ее тело рядом с телом Валеры.

— Да, — бесстрастно сказал Грибанов, — похоже, майор Иващенко остался без обещанной бутылки. За это дело некому будет заплатить мне гонорар.

И он пошел к своей машине. Его никто не видел, и ему не надо было следить за собой. Он опять стал забавно прихрамывать — совсем, как описывал «хромого лесника» покойный Валера, который был единственным, кто его видел.

Американский сюрприз

Она позвонила ему поздно вечером — как ни в чем не бывало. Они не виделись десять лет, но он сразу же узнал ее голос. Да мог ли он его забыть?

Ее звали Вероника, но все называли ее просто Ника. Она шутила: у нас с тобой общее даже в имени — я Ника, ты Никита. Судьба…

Она заговорила с ним так, словно они расстались вчера. А он был уверен, что никогда больше ее не увидит. Но она вернулась. И сказала, что хочет его видеть. Прямо сейчас, немедленно, сию секунду! Ему даже ехать никуда не надо. Она стоит на углу, возле его дома. Одевайся и выходи!..

Она бросила трубку, а он накинул куртку и, не дожидаясь лифта, скатился вниз по лестнице. Она действительно стояла на том самом месте, где десять лет назад они разговаривали в последний раз. Перед ее отъездом… Она плакала и говорила тогда, что обязательно к нему вернется. Он держал ее за руки и, не отрываясь, смотрел ей в глаза. Он был уверен, что они расстаются навсегда.

Америка казалась ему чем-то бесконечно далеким, вроде как обратная сторона луны, откуда не возвращаются.

Теперь она насмешливо улыбалась:

— Я же сказала, что вернусь и заберу тебя с собой. А ты, глупыш, сомневался.

Он не верил своим глазам. Неужели это она? Она почти совсем не изменилась — такая же красивая. Только прическа другая иманера одеваться, и выражение глаз какое-то незнакомое.

Она что-то говорила, а на него словно столбняк нашел. Он все не мог прийти в себя. Он считал, что распрощался с ней навсегда, и думал, что вырвал ее из своего сердца. И ошибся. Стоило ему вновь ее увидеть, как все вернулось. Словно и не было этих десяти лет! Словно не расставались они с диким скандалом и битьем посуды, словно не выходила она замуж за его приятеля Руслана.

Когда она ласково взяла его за руку, его пронзила дрожь. Он уже ничего не видел и не замечал — кроме ее лица с глазами, как омут. Дома у него никого не было. После развода он жил один. Они поднялись к нему. Он ногой захлопнул за собой дверь и стал ее раздевать…

Она уехала от него на такси поздно ночью, а утром пришла опять. Он позвонил начальнику и отпросился с работы. Сказал, что трубу в туалете прорвало, не может отойти, ждет мастера… Сели пить чай, она рассказала о себе.

Когда они поссорились тогда, десять лет назад, она сразу вышла замуж — за их общего приятеля, талантливого программиста. А через год они с мужем перебрались в Америку.

Она не хотела ехать и даже мужа отговаривала — боялась, что не приживется там. И действительно, вначале было безумно трудно — пришлось учить язык, осваивать новую специальность, привыкать к тому, что вокруг ни родственников, ни друзей. Но ей там сразу понравилось, и она сказала себе, что вытерпит все — только бы остаться. Через год Руслан нашел высокооплачиваемую работу, и сразу же все переменилось — они переехали в солнечную Калифорнию, купили себе две машины, коттедж с участком земли, наняли женщину убирать дом.

Ника рассказывала ему о том, как весело они проводят время — на уикенд уезжают купаться в океане, или путешествуют на каноэ, или поднимаются в горы, чтобы покататься на лыжах. Отдыхают они минимум три раза в год. Предпочитают Мексику, Канаду, Южную Европу.

В этом году они получили американские паспорта, стали гражданами Соединенных Штатов. И тогда она вдруг сказала мужу, что хочет съездить в Москву, посмотреть, что там происходит, повидать подруг. Руслан ностальгии не испытывал и не горел желанием возвращаться в Москву, предлагал ей провести отпуск в Париже и Ницце. Но исполнил ее прихоть.

— Он хорошо к тебе относится? — ревниво спросил Никита.

Ника кивнула. Она рассказывала и рассказывала о себе, и Никита понял, что его бывший друг Руслан и в самом деле устроил ей райскую жизнь.

А ведь из них двоих Никита считался более перспективным и удачливым. Сразу после института его взяли в министерство, он успешно делал карьеру, ему прочили большое будущее. Руслан же работал младшим научным сотрудником в заштатном НИИ. И как же все переменилось за эти годы!

Никита все так же служил в министерстве, которое за эти годы раз десять меняло название, и получал теперь копейки. А его приятель — чудно! — устроился в Америке, вел жизнь, по нашим понятиям, роскошную, завидную, немыслимую для российского человека. Если бы Никита не знал Руслана, ему не было бы так обидно.

Десять лет назад Никита и Вероника жили вместе и собирались пожениться. Однажды они должны были идти к ее родителям, которые пригласили всех родственников. Но в тот вечер начальник Никиты, который вот-вот мог стать заместителем министра, пригласил его в ресторан на свой день рождения. Никита предпочел провести вечер с начальником. Ника была уязвлена. Она и не подозревала, что ее суженый такой откровенный карьерист.

Никита обещал быть дома не позже одиннадцати, но не появился и в час ночи. Начальник, повез всю пьяную компанию к себе домой, где они продолжили вечеринку. Никита даже не позвонил Нике, чтобы предупредить, что задерживается.

Он вернулся под утро и не мог попасть ключом в замочную скважину. Ника не спала. Она очень переживала: не случилось ли с ним чего? Открыла дверь. Никита, не глядя, отстранил ее, прямо в коридоре снял пиджак и брюки, прошел в комнату и плюхнулся на диван.

Ника ждала объяснений и извинений. Проснувшись, Никита бросился на кухню, к холодильнику. Достал из него две бутылки пива, жадно их выпил и вернулся в комнату в весьма игривом настроении. Когда он стал к ней приставать, Ника его оттолкнула. Она не выносила запаха перегара.

В тот день они сильно поссорились. Он, не успев окончательно протрезветь, орал, что она не имеет права его отталкивать, потому что они уже фактически муж и жена. Она, возмущенная его бесцеремонностью, кричала, что он не смеет так с ней обращаться.

Кончилось тем, что Ника собрала вещи и ушла к родителям. Никита, злой как черт, кричал ей вслед:

— Скатертью дорожка! Можешь больше не приходить!

Многие супружеские пары проходят через такие размолвки, и ничего. Остыв, Никита тем не менее решил показать характер. Его с детства учили, что надо уметь себя правильно поставить. Лучше это сделать сразу. Он очень любит Нику, но она должна понимать, что он в доме хозяин.

Два дня они не перезванивались. На третий день вечером Ника не выдержала. Поскольку она начала ссору, она же и должна ее погасить. К шести вечера Ника приехала к министерству, где работал Никита. Она рассудила правильно: они увидят друг друга, и давешняя ссора мигом забудется… Все бы так и произошло, если бы не дурацкая случайность.

Улыбающийся Никита вышел из здания министерства в обнимку с секретаршей отдела Танечкой. Между ними ровным счетом ничего не было. Танечка любила только своего мужа, но охотно кокетничала с отдельскими мужчинами. А Никита не мог не пофлиртовать с красивой женщиной. Это удовольствие ему дорого обошлось.

Стоя на ступеньках министерства, он поцеловал Танечку, его правая рука скользнула по ее спине куда-то вниз. И в этот момент рядом с ним появилась Ника. Она дала ему пощечину и, развернувшись, побежала вниз по ступенькам. Перепуганная Танечка ойкнула.

Никита бросился вслед за Никой, чтобы объясниться, но она перебежала на другую сторону улицы, остановила машину и уехала. Он звонил ей каждый день. Она не брала трубку. Он несколько раз приезжал к ней домой. Она не открывала дверь.

Через две недели он узнал, что Ника выходит замуж за его однокурсника и приятеля Руслана, не слишком удачливого, но спокойного и надежного парня.

В тот вечер Никита напился. А утром, сжав зубы, сказал себе, что никакой Ники в его жизни не было и нет.

А еще через месяц он встретил Нику. Хотел пройти мимо. Она его остановила. Сообщила, что они с мужем уезжают в Америку. Навсегда. Что Руслана она не любит и вышла замуж только потому, что хочет отомстить ему, Никите.

— Ну и дура ты, Ника, — выпалил тогда Никита.

Она не стала спорить. Только сказала, что еще вернется за ним. И убежала.

Ника сдержала свое обещание.

Они шли по улице.

— А ты знаешь, я по-прежнему люблю только тебя, — призналась Ника.

Никите приятно было это слышать, но он понимал, что все это ненадолго. Через три дня Ника улетит к себе в Калифорнию и будет наслаждаться жизнью, а он так и останется в своей неотремонтированной холостяцкой квартире.

— И я хочу быть с тобой, — твердо сказала Ника. — Хочешь, останусь у тебя? Одно твое слово — и я сдам билет.

— Не глупи, — устало ответил Никита. — Руслан создал тебе прекрасную жизнь. Живи и наслаждайся. Я искренне рад за тебя. Я тебе такой жизни обеспечить не могу.

— Но я хочу быть с тобой! — повторила Ника. — Я просыпаюсь утром и думаю: почему я не могу быть в постели с тем, кого я люблю? Я смотрю на мою дочь и думаю: почему это не наш с тобой ребенок?

— Я думал, ты давно забыла меня.

Они перебегали через дорогу, и Ника испуганно взвизгнула:

— Мне нельзя попадать под машину, я не застрахована!

— А у вас что, все застрахованные? — удивился Никита.

— Конечно, вот Руслан застраховался на миллион долларов.

Они зашли в кафе и сели за столик. Ника взяла его за руку, спросила:

— Ты приедешь ко мне?

— Ну что ты говоришь глупости, — резко ответил Никита. — Как это, интересно, я могу к тебе приехать? Это же не в Питер смотаться.

Она, словно не слыша его, повторила:

— Так ты приедешь ко мне?

— Приеду, — зло усмехнулся он. — Вот если твой муж сломает шею, катаясь на горных лыжах, или утонет в океане и ты получишь страховку в миллион долларов, я приеду к тебе. Брошу работу и буду сидеть у тебя на веранде с видом на океан.

Они встречались каждый день. И каждый день Ника говорила о том, как хорошо им будет вместе. Никита с ней не спорил. Она водила его в дорогие московские рестораны и сама платила. Никиту это несколько смущало, но потом он подумал, что в конце концов надо и ему урвать капельку счастья, доставшегося другому человеку.

В день ее отъезда он не выдержал и поехал вслед за Никой в Шереметьево-2. Видел, как она вошла в здание аэропорта. Стеклянные двери автоматически закрылись за ней.

«Ну вот и все, — подумал Никита, — сказка кончилась».

Ровно через три недели Никита получил телеграмму из Америки: «Руслан погиб в результате несчастного случая. Приезжай».

Что-то случилось с тормозами

Намазывая руки специальным маслом, Лида внимательно осматривала себя в зеркало. Ей понравилось то, что она увидела. Она считала себя не только умной, но и красивой.

Клиентка тем временем разделась и легла на кушетку. Лида заботливо прикрыла ей ноги накрахмаленной простыней и склонилась над ее спиной. Увидев на белой и гладкой коже темно-фиолетовые полосы, Лида чуть не взвизгнула от удивления:

— Господи, что это у вас, Элеонора Сергеевна?! Неужели он опять?..

— А очень заметно? — спросила клиентка.

— Очень даже. — Лида осторожно массировала ей спину, избегая тех мест, где остались следы от ударов. — Чем же это он вас?

— Тростью, — нехотя ответила клиентка.

— Какой кошмар, — вздохнула Лида. — Какие же мужчины глупые. Вместо того, чтобы ценить такую красоту…

— Красоту он ценит, — ехидно заметила клиентка, — только чужую. Когда-то, конечно, ценил и мою. Но теперь на свеженькое потянуло. А я, выходит, мешаю.

— Ужас. Вам нельзя терпеть такое обращение, Элеонора Сергеевна.

— А что я могу сделать? Не драться же мне с ним? И в милицию не обратишься. Когда муж бьет жену, никто не желает вмешиваться. Вроде как мужчина право на это имеет.

— Ну, это уж домострой какой-то, — покачала головой Лида.

Вдруг ей в голову пришла одна интересная мысль. Когда массаж был окончен и клиентка стала одеваться, Лида сказала:

— А я знаю человека, который вам поможет.

— Это кто же такой? — без особого интереса спросила Элеонора Сергеевна, подкрашивая губы.

Она жалела, что была так откровенна с массажисткой, но Лида уже второй раз видела синяки на ее теле и надо же было все как-то объяснить.

— Это мой приятель, — ответила Лида. — Он автомеханик.

— С машиной у меня все в порядке, — высокомерно заметила Элеонора Сергеевна.

— Он очень надежный, сильный и умелый парень, — отчеканила Лида. — Он просто избавит вас от мужа.

Элеонора Сергеевна даже поперхнулась:

— Ты что, милочка, городишь? Предлагаешь убить моего мужа?

Лида подошла к ней вплотную:

— Элеонора Сергеевна, вы, красивая и интересная женщина, прекрасно устроите свою судьбу и без этого урода, который вас бьет.

— Ты сошла с ума. — Элеонора Сергеевна расплатилась с Лидой и помахала ей рукой: — До пятницы!

А через час она перезвонила Лиде домой и сказала:

— Слушай, ты говорила об одном человеке, который может мне помочь… Знаешь, я подумала… Предложение кажется интересным. Давай, я приду в пятницу и все обсудим, ладно? Он, кстати, дорого берет за… свои услуги?

Никита, весь перепачкавшийся, стоял в яме и возился с черным «мерседесом». В этот поздний час он остался в мастерской один. Владелец «мерседеса» обещал заплатить двойную цену, если машина будет готова к утру, и Никита старался.

Лида спустилась к нему в яму, держа в одной руке запотевшую бутылку пива, в другой — пакет с едой. Увидев пиво, Никита присвистнул:

— По какому случаю?

— По такому случаю, что я придумала, как нам заработать шесть тысяч долларов.

— Банк, что ли, грабить будем? — удивленно посмотрел на нее Никита.

— Ну, на это ты не способен, — не без сожаления сказала Лида. — Нет, все проще. — Она присела рядом с Никитой. — Помнишь, я тебе говорила, что у меня есть клиентка, которая жалуется, что ее муж бьет?

Никита пожал плечами:

— Вроде говорила. Я особо не запоминал.

— Муж ее Игорь Каширин, денежный мужик. Его весь город знает.

Никита опять пожал плечами. Он методично жевал бутерброд и запивал его пивом.

— Так вот я ей обещала, что мы избавим ее от мужа.

— Это как? — Никита наморщил лоб.

— Я сказала ей, чтобы она пригнала сюда его машину, а ты сломаешь тормоза. Ну, я не знаю, как это у вас называется. Словом, чтобы он не мог тормозить. А он лихач, гоняет на бешеной скорости. Сядет за руль, разгонится, а затормозить не сумеет. Ну, как тебе мой план?

Когда до Никиты дошел смысл ее слов, он перестал жевать и отставил в сторону бутылку.

— Я на мокрое дело не пойду.

Он даже отстранился от Лиды. Она рассмеялась и поцеловала его.

— Какой же ты все-таки дурачок! Ты и не должен ничего делать. Мы только скажем ей, что тормоза повреждены, получим деньги и сразу уедем.

— Куда?

— Да в любой город. Мы же с тобой давно собирались уехать. У меня ни кола ни двора — комнату снимаю. А тебе что в этой дыре терять — койку в общежитии? Автосервис везде есть, и хорошие механики всем нужны. А с такими деньгами мы на новом месте хорошо устроимся.

— А она нас искать не будет?

— Как она нас найдет? Не пойдет же она в милицию жаловаться: мол, обещали мужа убить, а слова своего не сдержали…

— А ты ловко все придумала, — рассмеялся Никита.

Лида прижалась к нему:

— Держись за меня, Никитка, не пропадешь.

Договорились так: как только Каширину понадобится отогнать машину в сервис, Элеонора Сергеевна присоветует ему мастерскую, где работает Никита. Каширин сам возиться с машиной не любил и в технике ничего не понимал.

Через две недели, в четверг, он услышал подозрительные шумы в моторе и стал искать телефон автомеханика. В этот момент жена и предложила ему воспользоваться услугами опытного мастера, о существовании которого она узнала совершенно случайно.

В пятницу утром Каширин привел машину в мастерскую. Никита сказал, что постарается к вечеру все сделать. Каширина, который собирался ночью уехать на рыбалку, это вполне устроило.

Около девяти вечера за машиной, как и условились, приехала Элеонора Сергеевна. Она должна была забрать машину, расплатиться с Никитой и Лидой и пригнать «отремонтированный» автомобиль Каширину на работу, откуда он собирался сразу махнуть на рыбалку.

— Вам надо ехать до мужниной работы очень медленно, — сказал ей Никита, — максимум на второй передаче, потому что тормоза фактически не работают. Два-три раза педаль нажмете, и она провалится.

— А ручник?

— Ручник тоже не работает. Вы тормозите, переключая скорость. А ему тормозов хватит только, чтобы выехать из города, а дальше…

Элеонора Сергеевна отдала пластиковый пакет Лиде, которая тут же пересчитала деньги. Там было ровно шесть тысяч долларов.

— Спасибо, — улыбнулась Лида.

— Тебе, милочка, спасибо, — ответила Элеонора Сергеевна и медленно тронулась с места.

Когда красные огоньки машины растаяли в темноте, Лида сказала Никите:

— Все, собираемся и уходим. Переночуем у меня, а утром сразу на вокзал. Больше нам тут делать нечего.

Дома Лида быстренько перекидала в чемодан свои вещи — брала только самое необходимое. Зачем в дорогу лишнее? На новом месте они купят все, что им понадобится. И она любовно посмотрела на пакет, полный денег. Такие деньги она раньше видела только в кино. Лида похвалила себя за сообразительность и изобретательность и посочувствовала Элеоноре Сергеевне: красивая и образованная, а выход из ситуации найти не смогла.

Они завалились спать в третьем часу ночи, а в семь их разбудил стук в дверь.

— Кто там? — спросила Лида, но спросонок не разобрала, что ей ответили, и открыла.

Вошли трое милиционеров и двое соседей — понятые.

— Что случилось? — удивилась Лида.

— Вы оба обвиняетесь в убийстве гражданина Каширина, — сказал старший. — Вот ордер на арест и ордер на обыск. Так, чемоданы готовы. Выходит, убежать не успели. Не ожидали, что так быстро вас найдем?

Милиционеры действовали по-хозяйски. На Никиту сразу надели наручники. Нашли пакет с долларами и сели писать протокол обыска.

Лида, сидевшая рядом с Никитой, тихо спросила:

— Что же ты наделал, козел! Зачем же ты ему тормоза повредил?

— Я ничего не сделал, — недоуменно посмотрел на нее Никита. — Тормоза были в полном порядке, когда машину забрала эта… вдова. Она ведь говорила, что в машинах ничего не соображает.

И тут Лида все поняла…

На суде вдова погибшего, Элеонора Сергеевна, рыдая, заявила, что преступники ударили ее мужа по голове чем-то тяжелым и пустили машину без тормозов под откос. А заодно украли у него крупную сумму денег.

Обвиняемые утверждали, что Элеонора Сергеевна сама их наняла убить мужа. Но говорили они так неубедительно, что им не поверил даже их собственный адвокат.

Любезная соседка

Дорога была хуже некуда — разбитая многими поколениями дачников, упрямо пробивавшихся к себе на участки. Да еще и темень была непроглядная — ни одного фонаря. Конечно, надо было выехать засветло, но он задержался, а откладывать важное дело никак не хотелось.

Соседка по телефону объяснила, как проехать, и он поминутно сверялся с бумажкой, но уже два раза сворачивал не туда, и приходилось возвращаться. Увидев на обочине голосующего пешехода, он остановился: местный житель — поможет.

— Спасибо, — сказал пассажир и вытащил из кармана брезентовой куртки сигареты, — закуривай.

— Не курю, — ответил водитель. — Вам куда?

— Куда и тебе. На папину дачу. На дачу нашего с тобой незабвенного папы.

Водитель посмотрел на него с удивлением.

— Что смотришь?! — рявкнул на него пассажир. — Не узнаешь?

— Нет.

— И напрасно. Я такой же сын покойного Василия Петровича, как и ты.

— Это становится интересным, — пробормотал водитель.

— Ах, тебе интересно, — с угрозой в голосе произнес пассажир. — Ну так я тебе все объясню, братишка. Папа у нас с тобой один. Только матери разные. Ты в законном браке рожден со всеми вытекающими преимуществами и удовольствиями. А я — незаконнорожденный, как раньше говорили. Твоя жизнь наперед расписана была — школа, институт, аспирантура, денег полный карман, машина в подарок к свадьбе, так? А моя жизнь другая — из школы меня выперли после восьмого класса, и дальше я все своим горбом… — Он выплюнул сигарету за окно и закурил новую. — И я ведь не знал, кто у меня папаша! А он же свою ошибку, оказывается, давно понял. Написал моей матери, что готов признать сына, и денег послал. Так мать, дура старая, ему даже не ответила! Гордость не позволила. Ты видел таких гордых, а?

— Ну, история просто для дамского романа, — сказал водитель.

— А ты, братишка, не скалься. За тобой должок. Все то, что мне по праву принадлежит, тебе одному досталось. Ты тут на всем готовеньком жил, на мягких перинах спал, сладко ел и пил, а я на северах надрывался… И мне мать ничего не говорила! Ничего! Только из мамкиных бумаг все открылось.

— Так ты приехал получить должок? — спросил водитель.

— Точно так, братишка! — ухмыльнулся пассажир. — Я не я буду, если не получу положенное мне сполна. Это же надо как сошлось: только мамка моя окочурилась и я в ее бумаги нос сунул и про своего родного отца узнал, как он сам копыта откинул. Вот интересно: хоть вместе они и не жили, а умерли, считай, одновременно.

— Как же ты собираешься действовать?

— А вот как. — Пассажир вытащил из сумки пистолет и направил ствол на водителя. — Адвокат мне объяснил, что при наличии отцовского письма любой суд признает меня наследником первой очереди и половина наследства моя. А я все выяснил: после отца нашего незабвенного осталась дача с немалым участком, и по вашим бешеным ценам стоит она двести пятьдесят тысяч. Долларов, разумеется. Вот это и есть моя доля.

— Тебе же адвокат сказал, что твоя только половина, — напомнил водитель.

— Так ты свою половину давно получил, — ответил пассажир. — Тебе больше ничего не причитается. Дача моя. И выбор у тебя такой: или ты прямо сейчас пишешь отказную бумагу — дескать, отказываюсь от наследства в пользу брата. Или я тебя здесь кончу.

— А не боишься? — спокойно спросил водитель.

Как ни странно, он не выглядел ни удивленным, ни испуганным. Он даже с интересом наблюдал за своим новоприобретенным братом.

— Я сюда прилетел по чужому паспорту, — осклабился пассажир. — На самом деле я сейчас нахожусь на Колыме, и есть кореши, которые в случае чего это подтвердят. Да никто и не спросит. Я тебя, братишка, здесь, на пустынной дороге, кончу, а через пару месяцев приеду будто в первый раз: так и так, узнал обо всем и желаю получить наследство.

— Неплохо придумано, только ты упустил одну мелочь.

— Это какую же? — ухмыльнулся пассажир.

— Открой бардачок, — сказал водитель.

Там лежала пачка фотографий. Пассажир увидел на них себя.

— Это ты покупаешь билет, — пояснял водитель, — это ты в аэропорту, это ты в город прилетел, это ты такси ловишь…

Пассажир ошеломленно смотрел то на фотографии, то на водителя.

— А откуда у тебя все это? — осипшим голосом спросил он.

— Понимаешь, дорогой братишка, незабвенный папа действительно писал твоей матери. Как человек аккуратный, он оставил копии и кое-какие записки. Я их, естественно, уничтожил… Но сразу стал тебя искать. Выяснил, что ты успел два раза отсидеть…

— Ни за что посадили, — буркнул пассажир. — Менты поганые.

— И предположил, что ты весьма скоро явишься за наследством. Поэтому нанял частных детективов, которые следили за каждым твоим шагом и обо всем мне сообщали.

— Ну, ты даешь, — не без восхищения сказал пассажир. — Не зря тебя на папины деньги столько учили. — Он протянул водителю руку: — Будем знакомы. Юрий.

— Виктор.

Пассажир опять закурил:

— Так как же, Витюша, будем строить отношения? Или, может, ты меня собрался укокошить?

Виктор взглянул на часы:

— До папиной дачи, как я понимаю, минут пять езды. Может, там и поговорим?

— А ты что, никогда на даче не был?

Виктор покачал головой:

— После смерти моей матери отец вновь женился. На отвратительной, между нами говоря, бабе. Она меня не признавала. И я ни разу к ним не приезжал. По телефону с отцом разговаривали, в городе встречались, и все.

Доехали они быстро, но долго ждали, пока им откроют. Перед ними появилась молодая женщина, назвавшаяся соседкой.

— Это я вам звонил, — сказал Виктор.

— Заходите, — приветливо кивнула она. — Вы с товарищем?

— Это мой брат.

— Да? — удивилась соседка. — А мы все считали, что вы единственный сын у Василия Петровича.

— И я так думал. А тут вот братец обнаружился.

— Так у вас сегодня праздник!

Они вошли на ярко освещенную веранду.

— Располагайтесь, — предложила соседка, — а я вам чаю приготовлю, перекусить с дороги.

Виктор снял куртку и уселся поудобнее.

Юрий по-хозяйски прошелся по веранде.

— Неплохой домик, богатый. — Он уже ощущал себя наследником родового имения. — Так это и есть наш незабвенный отец? — спросил он, разглядывая фотографии на стене. — Ничего, видный мужчина. Но мы с тобой вроде на него совсем не похожи.

Виктор равнодушно пожал плечами:

— Какое это теперь имеет значение?

Но Юрию все было интересно. Одна из карточек привлекла его внимание:

— А тут он с кем?

— Со второй женой, — пояснил Виктор. — Та еще стерва была, она его в гроб и загнала.

— Это как?

— Ее интересовали только деньги. Требовала от отца, чтобы он больше зарабатывал. Вот он и надорвался. А мог еще лет десять жить.

— А она сама-то где? — забеспокоился Юрий. — Ей же тоже половина причитается.

— Если бы она была жива, мы бы с тобой и гроша ломаного не получили, — сказал Виктор. — Но на наше общее счастье месяц назад она погибла — ехала на отцовском «мерседесе» и столкнулась с грузовиком…

Вошла соседка с чайником и чашками.

— Сейчас бутербродиков вам сделаю. Проголодались, поди, с дороги?

Виктор окликнул Юрия:

— Хватит дачу осматривать, все равно продавать придется. Садись, договариваться будем.

Юрий налил себе чаю и уставился на Виктора.

— Предлагаю наследство поделить, — сказал тот.

— Пополам? — спросил Юрий.

— Нет, не пополам. Тебе треть, мне остальное.

— Почему же мне только треть? — возмутился Юрий.

— Ты, конечно, можешь и через суд действовать. Но признает ли суд отцовство? Все уже умерли, свидетелей нет. Могут быть большие трудности. Предположим, ты своего добился. Но денег ты не получишь. Сначала надо дачу продать. Без меня не продашь, нужно мое согласие, а я буду тянуть, искать покупателя… Но я-то здесь, и мне не к спеху, а ты там — и деньги тебе позарез нужны.

— И как же быть?

— Я же говорю: ты получаешь треть, причем быстро.

Юрий задумался.

— Сорок процентов, — наконец сказал он.

— Столько у меня нет, — ответил Виктор. — Ты пойми: треть — это восемьдесят тысяч долларов. Тебе до конца жизни хватит.

— Ладно! — Юрий хлопнул ладонью по столу. — Согласен. И давай это событие отметим.

Он полез в мешок и достал бутылку без этикетки.

— Что это? — с сомнением спросил Виктор.

— Самогонка, наша, местная, чистая, как слеза.

Вошла соседка с бутербродами.

— Будь добра, принеси нам стаканы, — попросил Юрий. — И себе захвати.

Соседка взяла у него бутылку и улыбнулась:

— Сейчас подам вам по-человечески.

Виктор протянул Юрию лист бумаги и ручку:

— Пиши: я, такой-то, паспорт номер, отказываюсь от права на…

Соседка принесла уже открытую бутылку и стаканы на подносе. Юрий налил себе и брату по полному стакану:

— Ну, за знакомство!

Юрий осушил свой стакан до дна, Виктор выпил треть и с отвращением поставил стакан:

— Ну и гадость эта твоя самогонка.

Юрий тоже недоуменно посмотрел на бутылку:

— Что-то она не очень… Привкус какой-то…

У него вдруг перехватило горло. Он повернулся к двери. Там стояла соседка и наблюдала за ними.

— Она нас отравила, — с трудом выговорил Юрий и перевел взгляд на стену, где висела фотография их покойного отца со второй женой. Он указал на нее рукой и замычал. Виктор обернулся. Ему тоже стало плохо.

— Боже мой!

Мнимая соседка была копией его мачехи. Ее дочь! Он ведь раньше ее не видел. Она их отравила, чтобы получить все наследство. Виктор рухнул на пол вслед за братом.

«Соседка» набрала номер «Скорой помощи».

Через полчаса «соседка» со слезами на глазах рассказывала врачу и участковому:

— Приехали сын Василия Петровича и с ним какой-то человек. Я им чай подала и вышла, а когда вернулась, они оба мертвые лежат.

Врач понюхал бутылку:

— Метиловый спирт. Или по ошибке взяли, или кто-то продал им эту отраву.

Участковый покачал головой:

— Не везет тебе, Аня, столько горя на твою долю выпало. Теперь еще сына Василия Петровича хоронить надо.

— Я все сделаю, — вздохнула Аня. — Он же мне не чужой. Вы знаете, как мы с мамой любили Василия Петровича.

Завтра на кладбище

Двое мужчин, лица которых невозможно было разглядеть в темноте, отчаянно спорили. Им было не по себе среди кладбищенских памятников. Однако они решили, что это самое безопасное место для проведения окончательного расчета. Они собирались поделить деньги, вырученные после удачного дела. Большой прозрачный пакет с пачками денег лежал между ними. Но они никак не могли сговориться, сколько кому причитается.

Выяснение отношений, как водится, перешло в драку. И вдруг на кладбище появилась милиция. Спорщики бросились в разные стороны. Один из них успел прихватить пакет с деньгами.

Света вылезла из машины и, прощаясь, сказала:

— Чуть не забыла. Приглашаю тебя завтра на кладбище.

Провожавший ее молодой человек поперхнулся:

— Не рановато ли?

Света сделала вид, что не поняла шутки:

— Нет, не рано. Нам надо быть там в одиннадцать.

— Да я в том смысле, что нам вроде рано на кладбище идти. Мы еще и в загсе не побывали.

— Игорек, тут такое дело. Часть старого кладбища пришла в негодность, пострадала и могила моего дедушки. Несколько могил переносят в другое место. Эта процедура должна состояться завтра в присутствии наследников. А наследник — я. Но я боюсь одна идти на кладбище.

Игорь нежно ее поцеловал и прошептал:

— Я готов быть с тобой до гробовой доски. Просто не предполагал, что это произойдет так быстро.

— А ну тебя! — рассмеялась Света и убежала.

Через день она позвонила Игорю:

— Ты представляешь, какие-то негодяи раскопали дедушкину могилу и открыли гроб! — Света чуть не плакала.

— Новую могилу или старую?

— Новую, в которую вчера положили его гроб.

— Господи, кому же это могло понадобиться? Я знаю, что воры залезают в свежие могилы военных — воруют генеральские мундиры.

— Мой дедушка умер двадцать лет назад и не был генералом. Придется завтра опять ехать на кладбище.

— Я с тобой.

Когда они приехали, в конторе царило уныние.

— Черт знает что происходит! Сегодня ночью опять залезли в могилу и вскрыли еще один старый гроб! — возмущенно сказал пожилой администратор. — Ума не приложу, кому это нужно? Я с таким еще не сталкивался.

— Может быть, какой-то сумасшедший? — предположила Света.

— Возможно, — пожал плечами администратор. — Ведь из гроба, который пролежал в земле лет двадцать, брать нечего.

— Скажите, а вскрыли, случайно, не тот гроб, который только что перезахоронили? — спросил Игорь.

— Именно так, — кивнул администратор.

— А вы продолжаете перезахоронение?

— Да, осталось еще три гроба, которые надо перенести в новое место. Наследники долго не приезжали. А без них не полагается. Наконец их всех нашли, так что сейчас захороним и закончим с этим.

Три гроба стояли в отдельном зале.

— У вас, я вижу, и охрана есть, — сказал Игорь, кивнув на крепких парней в униформе, стоявших у дверей.

— Пришлось нанять. На кладбище стали бандиты наведываться. Они тут выясняют отношения, одного чуть в драке не убили.

— Гроб с прахом твоего дедушки тоже находился в этом помещении? — спросил Игорь у Светы.

— Да, — ответила девушка.

Они вошли в зал.

— Вот здесь. — Света показала на пустой угол.

— А почему бы вашей охране не устроить ночью засаду у новых могил? — сказал Игорь администратору.

— Я передам ваше предложение начальству, — скептически заметил администратор.

В этот момент Света тронула его за локоть и спросила, где здесь туалетная комната. Администратор повел ее в коридор.

Когда они вернулись, Игорь записывал номера могил, в которые положат гробы.

— Уверяю вас, если ваши охранники ночью засядут рядом, они схватят кладбищенского вора, — сказал Игорь.

— Надеюсь, что этот кошмар скоро закончится, — вздохнул администратор.

Гроб с прахом Светиного дедушки был еще раз перезахоронен. Но Свету попросили приехать в кладбищенскую контору на следующий день — раз могила сменилась, нужно выписать новый документ.

Игорь оказался прав. После полуночи возле свежей могилы появился крепкий парень с лопатой и стал копать. Однако на сей раз у него ничего не вышло. Охранники схватили его и вызвали милицию.

За осквернение могилы ему ничего, кроме штрафа, не грозило. Но оказалось, что парень объявлен в розыск в связи с более серьезным делом. Он не смог внятно объяснить милиционерам, зачем выкапывал гробы.

Утром Света и Игорь опять пришли в кладбищенскую контору. Администратор протянул Свете документ на могилу, а Игорю уважительно пожал руку:

— Вы единственный, кому пришла в голову мысль о засаде.

Света и Игорь покинули кладбище и решили немного прогуляться. Когда они дошли до реки, Игорь предложил посидеть на берегу. Он взял Свету за руку и торжественно сказал:

— Я хочу быть с тобой до гробовой доски.

— Это предложение? — кокетливо спросила Света.

— Да.

Он достал из кармана маленькую коробочку и протянул Свете. Она открыла ее и ахнула: там лежало золотое кольцо с большим бриллиантом.

— Какая красота! Я ничего подобного не видела… Но оно ведь очень дорогое.

Игорь нахмурился:

— Я жду ответа на мое предложение.

Света поцеловала его и прошептала:

— Конечно, да! — Но ее томило любопытство: — Правда же, это очень дорогое кольцо? Откуда у тебя такие деньги?

Игорь посмотрел на нее внимательно:

— Раз ты согласилась стать моей женой, у меня не может быть от тебя тайн. — Он помолчал и продолжил: — Человек, который раскапывал могилы, явно что-то искал. Хулиган или маньяк действовал бы иначе, а в его поступках была логика. И старых могил здесь сколько угодно, и новых полно — каждый день кого-то кладут в землю. А он вскрывал только те могилы, куда переносили старые гробы. Отсюда я сделал вывод, что именно в этих гробах или в одном из них должно быть что-то очень ценное. Причем это ценное попало в гроб в те дни, когда гробы, как ты помнишь, стояли в зале. Администратор сказал, что тут была драка бандитов. Одного поймали, другой убежал. Я представил себе, что, убегая, он решил что-то ценное спрятать. Он забежал в зал и засунул это в один из гробов. Но когда пришел на следующий день, у дверей зала стояла охрана, а часть гробов уже захоронили. И ему не оставалось ничего другого, как выкапывать их один за другим.

— А найти он ничего не смог, потому что этой ночью его схватили, — рассмеялась Света.

— Не нашел он потому, что там, где он оставил ценности, их уже не было, — пояснил Игорь.

— Откуда ты знаешь? — удивилась Света и тут же поняла, что он имеет в виду. — Ты хочешь сказать, что ты…

— Пока администратор провожал тебя до туалета, я поднял крышки всех трех гробов и в одном из них нашел пакет с деньгами.

— И что же ты с ними сделал?

— Как что? Использовал по назначению. Половину отправил в детский дом, как и должен поступить всякий порядочный человек. А на остальные купил тебе кольцо.

Света сняла перстень с пальца и протянула его Игорю:

— Не обижайся, но я не могу носить кольцо, купленное на ворованные деньги.

Игорь вновь надел ей кольцо:

— Посмотри на это иначе. Тебе полагается компенсация за моральный ущерб. Этот вор осквернил могилу твоего дедушки, потревожил его прах.

— Нет, — решительно сказала Света, — я не хочу пользоваться ворованным. — И, размахнувшись, бросила кольцо в реку. — Надеюсь, ты не обиделся?

— Да черт с ним! — рассмеялся Игорь. — Главное, что мы с тобой будем вместе.

— В этом можешь не сомневаться. — Света обняла его и поцеловала.

Они не заметили, что за ними наблюдал парень малосимпатичного вида. Когда они ушли, парень разделся до трусов и вошел в реку, чтобы достать выброшенное Светой кольцо…

Чисто семейное дело

Его ждали в подъезде, знали, когда он приедет.

Сергей Мокроусов вернулся домой, когда была уже непроглядная ночь. «Мрачный у нас двор», — в который раз подумал Мокроусов. Уговорить соседей скинуться на два дополнительных фонаря ему не удалось. Все твердили, что им такие траты не по карману — они бизнесом не занимаются, на зарплату живут, не то что некоторые… И всякий раз, когда приходилось ночью идти через двор, Мокроусову становилось не по себе. Такое место, что только и жди неприятностей.

Едва он вошел в подъезд, ему завернули руки назад и надели наручники.

— Милиция! На помощь! — от неожиданности закричал он.

— Чего кричишь? — Свет зажегся, и Мокроусов увидел перед собой капитана милиции. — Ты арестован. А поможет тебе прокурор, если не будешь запираться, конечно.

В следственном изоляторе у Мокроусова сняли отпечатки пальцев. Утром его привели на допрос.

— Я могу узнать наконец, за что меня посадили? — возмущенно спросил Мокроусов.

— Вас не посадили, а задержали. По подозрению в убийстве гражданки Золотовой Анны Сергеевны, — сказал следователь.

— Да не знаю я никакой Золотовой! Честное слово, не знаю.

— Ну уж, — ухмыльнулся следователь и достал из папки фотографию молодой женщины. — Неужели не узнаете?

— Нет, не узнаю, — упрямо твердил Мокроусов.

Следователь посмотрел на него укоризненно:

— Не ухудшайте своего положения, Мокроусов, не лгите. — Он вытащил из папки маленькую фотокарточку самого Мокроусова. Снимок был запечатан в пластиковый пакет. — Этот снимок нашли в квартире, которую снимала Золотова. Что вы на это скажете? У нас, кстати, есть свидетели, которые видели вас вместе.

Мокроусов опустил голову:

— Да, я знаком с этой женщиной. Но ее зовут Маша. А признавать наше знакомство я не хотел, потому что дело это, уверяю вас, сугубо личное, интимное, никого не касающееся. Вы как мужчина могли бы меня понять.

Следователь положил фотографию назад в папку.

— Эта женщина — Анна Сергеевна Золотова. В прошлую пятницу она исчезла при загадочных обстоятельствах. В квартире найдены следы ее крови, нож с отпечатками ваших пальцев. Нам точно известно, что вы приходили к ней в пятницу вечером, и у нас есть серьезные основания полагать, что именно вы ее убили.

— Чушь какая! — взорвался Мокроусов. — Когда я уходил, она была жива. Да и зачем мне было ее убивать?

— Вот это мы и должны установить.

Следователь положил перед собой бланк протокола допроса и стал его заполнять:

— Итак, вас зовут Мокроусов Сергей Иванович…

Это произошло в пятницу два или три месяца назад, точнее вспомнить он не мог. Они с коллегой вышли из ресторана, где отметили подписание важного контракта и вообще удачно завершившуюся неделю.

Мокроусов подвез коллегу до дома. Вдоль дороги шпалерами стояли предлагавшие себя девочки. Мокроусов пребывал в игривом настроении, поэтому беспрестанно вертел головой и вслух оценивал достоинства наиболее приметных «ночных бабочек». Коллега, посмеиваясь, спросил:

— Жена у тебя все еще в отъезде?

— Точно, — ответил Мокроусов. — Лондон — хороший город.

— Диссертацию пишет?

— Уже заканчивает. Докторскую.

— Уважаю, — без тени юмора сказал коллега.

— Я тоже, — кивнул Мокроусов. — Но она там, а я здесь.

Он высадил коллегу, пожал руку на прощание и медленно поехал дальше. Он испытывал приятное волнение. Жена уехала на несколько месяцев, и ему надоело ложиться в постель одному. Конечно, можно было бы найти подругу в одном из клубов — так было бы надежнее и безопаснее. Но Мокроусов не был завсегдатаем клубов и телефонов их не знал. Можно было бы и выяснить, раз есть нужда. Но это долгое дело.

Он ехал очень медленно, рассматривал девушек. Но ни одна из них ему не понравилась: все они были вульгарными. Когда цепочка «ночных бабочек» закончилась, Мокроусов разочарованно вздохнул: значит, и сегодня ему придется спать одному. И вдруг он увидел одинокую женскую фигурку под уличным фонарем. Он даже засомневался: может быть, она не та, за кого он ее принял? Но он уже сбросил скорость, остановился у тротуара и опустил стекло. Девушка подошла:

— Что угодно господину?

У нее были мягкие и нежные черты лица. Таких лиц у проституток не бывает.

— Сколько берешь за ночь? Где твой хозяин? — Он хотел сказать «сутенер», но предпочел более привычное слово.

— Я работаю одна, — сказала она и села к нему в машину. — У тебя или у меня? У меня дороже.

— У тебя, — ответил Мокроусов.

Аня была восхитительна. Далеко за полночь, когда Мокроусов уже начал засыпать, он вдруг услышал, как открылась входная дверь. Аня выскользнула из-под одеяла и вышла в коридор. Мокроусов услышал приглушенный спор. Мужской голос ему не понравился. Сутенер пришел либо требовать свою долю, либо ограбить ночного гостя.

Мокроусов мог постоять за себя. Он натянул брюки и покрутился по комнате в поисках оружия. Взял кухонный нож и встал у двери так, чтобы первым ударить входящего.

Но спор в коридоре закончился, дверь захлопнулась, и вместо сутенера появилась Аня. Она увидела нож в руке Мокроусова и сказала:

— Я его выгнала.

— Почему ты предпочла меня, а не его? — спросил Мокроусов.

— Ты мне понравился, — ответила она.

Они встречались каждую пятницу. Это превратилось в ритуал. Мокроусов выпивал рюмку-другую с коллегой, тот хитро подмигивал ему и хлопал по плечу:

— Жена все еще в Лондоне?

— В Лондоне, — отвечал Мокроусов.

— Тогда желаю хорошо повеселиться, — не без зависти говорил коллега.

Аня ждала Мокроусова всегда на одном и том же месте. Мокроусов щедро ей платил, но дело было не в деньгах. Между ними возникло нечто вроде романа. Аня была скрытной. Он несколько раз спрашивал, что заставляет ее таким образом зарабатывать деньги. Она обыкновенно отмалчивалась, но однажды у нее вырвалось:

— Девочка из провинции. Без отца. Мать копейки получает. Как еще я могу скопить деньги на учебу?

Наконец позвонила жена и ликующим тоном сообщила, что материалы для диссертации собраны и она возвращается. У Мокроусова оставалась одна, последняя, пятница для встречи с Аней. Когда-то он гулял напропалую, чуть не каждый день заводил себе новую подружку, поэтому и женился поздно — в тридцать пять. Но, остепенившись, завязал с холостыми развлечениями. И ни разу не изменял жене, пока она не уехала надолго.

В ту пятницу Аня была грустной. На вопросы, как обычно, не отвечала. Только сказала, что приезжает мать и на некоторое время ей придется оставить свою работу. Мать, разумеется, ничего не знает и не должна знать.

Вечер получился какой-то печальный. О том, что они больше не увидятся, Мокроусов говорить не стал. Когда он расплачивался, то рассыпал фотографии, лежавшие в бумажнике. Он как раз снялся на новое служебное удостоверение. Фотографии он подобрал — кроме одной, которая упала под кровать.

Все это Мокроусов честно рассказал следователю. Компания наняла ему известного адвоката. И через две недели Мокроусова вызвали с вещами.

— Вам повезло, — сказал следователь. — Тело Золотовой до сих пор не обнаружено. Да и адвокат у вас хороший. Поэтому я решил изменить вам меру пресечения на подписку о невыезде.

— То есть меня выпускают? — Мокроусов не мог сдержать радости.

— Да, — недовольно буркнул следователь. — Но запомните, что я по-прежнему уверен, чтоубили ее вы. Поэтому, если вы хотя бы раз не придете на допрос, посажу опять. Ясно?

Мокроусов вышел из кабинета следователя счастливый, как будто заново родился. В коридоре его окликнула какая-то женщина, одетая в темное:

— Вы — Сергей Иванович?

— Да.

— А я мать Ани.

Мокроусов смутился:

— Поверьте, я ничего плохого вашей дочери не сделал. Я не убивал ее. У нас были совсем другие отношения…

— Я знаю. Меня уже просветили. — Она посмотрела Мокроусову в глаза. — А я вижу, Сережа, вы меня не узнаете. Конечно, столько времени прошло…

— Мы разве встречались? — удивился он.

— Забыл… Значит, забыл. Ну что же, я напомню. Это было двадцать лет назад. Вы к нам в город приехали вербовать девушек на текстильный комбинат. Припоминаете теперь? Были вы тогда молодой, красивый, видный, с большим будущим. И девушек легко вербовали. А меня вот завербовали и по другой части… Ну, я тогда иначе выглядела, молодой была, говорили — симпатичная. Потом вы исчезли и адреса не оставили. А я через восемь месяцев родила. Девочку назвала Аня, фамилию свою дала, а по отчеству записала Сергеевной — раз отца Сергеем звали. Хотя всей правды ей не сказала.

Мокроусова словно обухом по голове хватили.

— Так Аня — моя дочь?..

— Ваша, ваша. Я не обманываю — мне от вас ничего не нужно. Я приехала к ней, стала убирать комнату, смотрю, под кроватью ваша фотография… Я еще не поняла, в чем дело. Не знала, какой грех совершился. Подумала: Анька отца нашла, встретились вы. И спрашиваю: откуда ты узнала, что он твой отец? Она побелела, как вы сейчас, и выскочила из дома. Больше я ее не видела. Думаю, и не увижу…

Она зарыдала, прикрыла лицо платком и пошла по коридору. Мокроусов молча смотрел ей вслед.

Тело Ани найти так и не удалось, расследование по ее делу было приостановлено. Мать ее уверена, что Аня покончила с собой, узнав, кто ее отец. Сам Мокроусов верит, что она жива и вернется. Или, точнее, хочет в это верить.

Брат приехал с Севера

Ему пришлось ждать в машине до двух часов ночи, пока Цыган не вышел из кабака. Цыган — это прозвище. Ничего цыганского в облике разъевшегося до неприличия молодого парня не было. Кто-то вспомнил, что Цыганом его прозвали из-за проявившейся еще в юности страсти к воровству.

Надежные люди выяснили, что Цыган каждую пятницу сидит в кабаке до закрытия, пьет и играет в карты. И предупредили: Цыган без оружия не ходит, очень опасен.

Он мог бы подождать Цыгана и возле его дома, но не знал, куда тот поедет — к себе или к любовнице. Цыган был человеком настроения. В начале третьего он вывалился из кабака и остановил первую попавшуюся машину. «Москвич», взяв пассажира, свернул налево — значит, Цыган перебрал и намерен этой ночью спать один.

Он легко обогнал «москвич» и поставил свою машину за домом. Он заранее выяснил код и беспрепятственно зашел в дом, поднялся на восьмой этаж и стал ждать. Когда внизу хлопнула дверь, он вытащил нож и подошел к лифту. Двери раскрылись, и в ярком свете возникла опухшая рожа.

Не дав Цыгану опомниться, он втолкнул его назад в лифт и схватил левой рукой за горло. В правой был нож.

— Помнишь прошлую пятницу? — тихо спросил он.

Цыган мигом протрезвел и испуганно прохрипел:

— Да ты что, друг? Я тут ни при чем. Меня же только помогать позвали. Это ребята, Серый и Масел, все придумали.

— Да что ты говоришь? А когда я с ними беседовал, они все на тебя валили.

Это было правдой. Серого он подстерег возле гаража, где тот не только держал машину, но и хранил награбленное.

— Я вообще ни в чем не участвовал! — кричал Серый. — Просто оказал ребятам услугу, разрешил им свое барахло у меня хранить! И я же еще виноват. Хочешь, скажу, где Масел скрывается? Ты его накажи, а меня не трогай.

Масел третий день торчал в мерзком притоне. Он еще и торговал наркотиками.

— Это не я! — лепетал Масел. — Это не я! Это Серый и Цыган. Я скажу тебе, где Цыгана найти, только отпусти…

Цыгана он нашел в клубе. И теперь глядя на него, презрительно сказал:

— Плохих друзей ты себе нашел, Цыган. И сам ты никчемный человек.

Он коротко ударил Цыгана ножом.

Нажав кнопку, он отправил лифт с мертвым телом Цыгана на верхний этаж, а сам сбежал вниз по лестнице.

На первом этаже жал на кнопку лифта усталый человек с чемоданчиком в руке. Это был сосед Цыгана, врач, возвращавшийся с работы. В доме его все звали просто Женя. Он недоуменным взглядом проводил странного человека, чуть не сбившего его с ног.

Неделю назад Андрей приехал навестить старшего брата. Двадцать лет он провел на Севере. Правда, первые годы они перезванивались — было еще о чем поговорить, потом общие темы исчерпались. За двадцать лет они виделись всего один раз — на похоронах матери. Да и что это была за встреча: вернулись с кладбища и напились с горя, а утром он улетел на Север.

Старший брат дважды приглашал его: первый раз на свадьбу, второй — на рождение первенца. Андрей не смог приехать — подвалила срочная работа. На Севере он имел дело с людьми, которые опозданий не признавали. Но как это объяснишь человеку несведущему? Старший обиделся, звонить перестал и принял его сейчас не слишком любезно, даже домой не позвал. Но все же оторвался от дел и пригласил пообедать.

Странно им было смотреть друг на друга: оба изрядно постарели.

Старший, Виктор, производил впечатление человека вполне благополучного. Закусывая с аппетитом, он втолковывал младшему брату, как надо правильно строить свою жизнь:

— Вот, скажем, я — окончил институт, работал инженером на фабрике, а когда стало можно, завел собственный бизнес. У меня магазин на оживленном перекрестке. Я честно или почти честно плачу налоги, никого не обманываю. Так и надо жить.

Ключ ко всему — самодисциплина, — поучал старший младшего. — Самодисциплина начинается с малого — надо составить расписание дня. Каждое утро вставай в одно и то же время, как бы ты себя ни чувствовал. Не думай о пустом, всегда занимайся делом.

Не откладывай никакие дела на потом: позвонили — прими решение, получил письмо — напиши ответ, на кухне полно грязной посуды — не оставляй на завтра. Накопился мусор — вынеси сразу. Когда по горло занят делами, глупые мысли в голову не полезут. И полностью сосредоточься на своем деле. А то получается так — половину жизни мы думаем вовсе не о том, что делаем. Вот совсем простое правило: обедаешь — не смотри телевизор, наслаждайся вкусом еды.

Младший брат ел борщ со сметаной, слушал и кивал. Старший выпил две рюмки водки и перешел к расспросам. О себе младший брат говорил менее охотно, чем слушал.

— Да что рассказывать? Пожил в разных северных городах — от Воркуты до Мурманска, профессии освоил разные, нигде надолго не задерживался, мотался по командировкам, а теперь хочу осесть, купить дом и немного отдохнуть.

Старший смотрел на него исподлобья и слушал недоверчиво.

— Думаешь, я про тебя ничего не знаю? — наконец сказал он. — Ведь года два назад ко мне Игорь заходил, как раз насчет тебя.

Игорь — это их общий приятель, выросли в одном дворе. После армии Игорь пошел работать в милицию. Наверное, уже дослужился до больших чинов.

— И что? — спросил младший без особого интереса.

— А то ты не понимаешь! — рявкнул старший. — Игорь тобой интересовался. И не потому, что старого друга решил проведать. Он по службе заходил. Он не объяснил, чем ты там занимаешься, но могу себе представить. Затеял бизнес и кого-нибудь надул?

Младший отнесся к его тираде спокойно.

Старший, удивленный его реакцией, помолчал и добавил:

— Игорь просил дать знать, если ты появишься в городе. Думаешь, мне было приятно это слышать?

Старший брат, отказавшийся от мороженого и кофе, заговорил о том, как переживали бы их несчастные родители, если бы они дожили до такого позора. Распрощались они довольно сухо. Младший купил мороженое в ларьке и пошел к станции метро.

На следующий день вечером Андрей все-таки позвонил старшему брату, хотел сказать, что он уезжает из города. Друзья подыскали ему подходящий дом с приличным участком земли возле Питера, только надо было сразу принимать решение — продавцу деньги были нужны позарез.

Но от поездки ему пришлось отказаться — у старшего брата произошло несчастье.

Перед самым закрытием в магазин вошли трое. Они дождались, когда уйдет последний посетитель, повесили на дверь табличку «Закрыто», и все, кто работал в магазине, оказались в их полной власти.

Они собрали всю дневную выручку, кошельки продавцов, сняли с Виктора золотые часы. Виктор, не понимая, с кем имеет дело, стал сопротивляться, когда у него с руки стаскивали дорогое ему обручальное кольцо, и тогда один из грабителей ударил его по голове стоявшей на окне бутылкой. Виктор потерял сознание и упал.

На продавцов словно столбняк нашел. А на грабителей вид крови подействовал возбуждающе. Они хозяйничали в магазине часа два, зная, что бояться им нечего. Изнасиловали молоденькую продавщицу. Потом собрали добычу, связали продавцов и уехали.

Андрей нашел брата в больнице. Виктор был в плохом состоянии. У него было разбито лицо и сломано несколько ребер. Ему запретили не только вставать, но и поворачиваться. Он лежал на спине и тихо стонал. Со слезами на глазах он вновь и вновь рассказывал, как обмишурился:

— Я же видел, как эти бандиты подъехали. Они еще долго стояли возле магазина, что-то обсуждали. И рожи такие отвратные. Я мог позвонить в милицию! Да что-то замешкался. А я эти рожи уже видел. Одного из них Цыганом зовут, а подручные у него Серый и Масел.

Андрей распрощался с братом, когда в палату вошел врач, чтобы осмотреть пациента. Врач был симпатичным, улыбчивым парнем. Больные за глаза называли его Женей.

Младший брат, отложив покупку дома, приступил к поискам. В столице знакомых у него было немного. Все-таки двадцать лет он проработал в провинции, но кое-кто согласился с ним побеседовать. Не все были любезны с провинциалом, но Андрей проявил настойчивость. Не получив ответа в одном месте, наведывался в другое. Где надо — не жалел денег. И через три дня узнал имена и адреса…

На следующий день с кульком апельсинов Андрей пришел навестить старшего брата в больницу. Тот чувствовал себя значительно лучше, уже меньше говорил о постигшем его несчастье и вновь стал поучать младшего брата.

Когда-то в детстве они были очень дружны, вместе играли, никогда не ссорились, старший заботился о младшем, помогал делать уроки и в школе защищал от обидчиков.

Их пути разошлись в студенческие годы, когда Андрей попытался начать бизнес. Он взял в долг большую сумму, но дело у него не пошло. Даже если бы он попросил о помощи родителей, таких денег в семье все равно не нашлось бы. Он написал долговую расписку, взял в институте академический отпуск и завербовался на год на Север.

Андрей заработал столько, сколько нужно было, чтобы отдать долг, и честно расплатился. Но ни в институт, ни в родной город не вернулся. Так и остался работать на Севере. Спокойная и размеренная городская жизнь казалась ему странной. Его хладнокровие и сообразительность не остались незамеченными. Нашлись люди, которые оценили его достоинства и предложили ему работу, за которую хорошо платили…

Старший брат говорил, что пора младшему взяться за ум, надо жить по закону. Андрей кивал соглашаясь. Он и на самом деле завязал, отказался от всех дел. Он заработал достаточно, чтобы жить безбедно.

Пока они беседовали, по телевидению начались новости. Диктор объявил, что сегодня ночью убиты трое неоднократно судимых преступников. Показали их фотографии. По мнению следствия, сообщил диктор, это разборка между преступными группировками. На экране появились фотографии убитых — это были Цыган, Серый и Масел.

В этот момент в палату вошел дежурный врач — Женя. Он увидел на экране фотографию убитого, своего соседа по кличке Цыган, тело которого он обнаружил в спустившемся к нему лифте.

Лицо посетителя тоже показалось Жене знакомым, но где они встречались, доктор вспомнил не сразу.

Офицер милиции

Раз в месяц он имел право позвонить домой. Но не пользовался этим правом. Звонить было некому. Родители умерли, а жениться он не успел. Он подозревал, что его выбрали именно потому, что он был совсем один.

Никому не хотелось сообщать жене или старикам-родителям, что их сын и муж погиб при обстоятельствах, о которых нельзя говорить. В его случае объясняться не придется. Впрочем, он твердо вознамерился выйти из этой истории живым. Хотя его предшественника полгода назад похоронили. Он считал — по собственной вине. Предшественник так спешил подобраться к главному торговцу, так стремился доказать, что он свой, что стал принимать наркотики вместе с другими. Сначала он вводил иглу в вену, чтобы снять с себя всякие подозрения. Потом — в надежде, что у партнеров развяжутся языки. А вскоре ему это понравилось. Его убили в пустой квартире во время драки, когда кому-то не хватило наркотика.

От семьи, разумеется, эти детали утаили. Для всех офицер милиции «геройски погиб при исполнении служебного долга». Но он знал, что произошло с его предшественником. От него ничего не скрывали.

Ему, правда, тоже пришлось однажды уколоться.

Для начала его снабдили небольшой порцией наркотика, и он присоединился к своре мелких уличных торговцев. Конкуренты сразу обратили на него внимание. В этом бизнесе новых людей боятся как огня. Где гарантия, что новичок — не осведомитель?

— И откуда ты взялся, такой молодой и красивый? — угрожающе спросили его в подворотне, идеально подходящей для разговоров по душам.

Он честно признался, что украл препараты в аптеке. И это было правдой, там действительно организовали кражу.

Намекнул, что готов работать на стоящего хозяина. Знал, что верные люди нужны — уличные торговцы горят быстро: если милиция не заметет, конкуренты уберут или одуревший наркоман порежет.

Несколько дней ответа не было. Наверное, за ним следили. Потом попросили отнести сумку по указанному адресу. Затем другую, третью. За каждую платили отдельно. Он даже не пытался посмотреть, что внутри. Не сомневался, что там пустышка. Кто же ему с первого раза поверит?

Через неделю его отправили в другой город на поезде, так сказать, в командировку. Предупредили, что груз будет большой. Он не сомневался, что за ним присматривают, поэтому никому не звонил, вел себя крайне осторожно и молил Бога, чтобы железнодорожная милиция не обратила на него внимания.

Оставшись в купе один, он проверил содержимое сумки. Это был настоящий наркотик, не фальшивка, которую он почти наверняка носил прежде. Значит, ему уже почти поверили, но на всякий случай не хотели рисковать слишком многим.

На вокзале его не встретили, хотя обещали, — то есть давали еще одну возможность связаться с милицией, если он все-таки агент. Но он, дважды сменив машину, добрался до нужного дома.

Там ему устроили настоящий спектакль. Хозяин квартиры брезгливо осмотрел содержимое сумки и бросил ему:

— Фальшивку привез, сука. Подменил товар. Отвечать будешь.

Он, ни слова не говоря, взял один из пакетиков, достал шприц и стал разводить раствор. Когда он уже вогнал в себя иголку, хозяин квартиры забрал у него все хозяйство и как ни в чем не бывало отсчитал деньги.

— Можешь отдыхать.

Он вышел из квартиры еле живой и долго сидел на скамейке, жадно вдыхая свежий морозный воздух.

Он имел право в любой момент все бросить и вернуться к нормальной жизни. Но поклялся себе, что не даст слабину. Это задание — его шанс, второго не будет. Если он справится, его оставят в Москве, возьмут в центральный аппарат. Если он провалится или выйдет из игры, его отправят назад. А возвращаться он не хотел. Это было бы поражением, крушением всех его надежд.

Сумка оказалась последним испытанием. Полностью здесь никому не доверяли, но по крайней мере его приняли в свой круг. Он регулярно привозил в город и наркотики, и химикалии, и деньги. Он узнавал новые адреса и имена.

Через полгода ему передали благодарность высшего милицейского начальства — чуть ли не от самого министра. Еще два-три месяца, сказали ему, и они возьмут всех, кого он назвал. Он уже держал удачу за хвост.

Ему все представлялось в радужном свете, пока на площади трех вокзалов он не увидел Сергея. Он вылез из машины с очередной сумкой. Там были шприцы и несколько доз. А Сергей стоял на остановке с чемоданами в руках. Они столкнулись нос к носу. Обрадованный Сергей бросил чемоданы и схватил его за плечи:

— Костик! Вот это встреча! А я и не знал, что ты здесь.

Он вырвался из его объятий и со словами: «Вы ошиблись» — юркнул в толпу. Сергей проводил его растерянным взглядом:

— Костик, ты что? Это же я. Костик, ты куда? Подожди!

Он, конечно, предполагал, что и в Москве может встретить кого-то из той, прежней, жизни. Они, ясное дело, обсуждали такую возможность и с начальством. Перебрали все варианты и пришли к выводу, что бояться нечего. Торговцы знали, что он живет под чужим именем, с крадеными документами, и не удивились бы, если бы его назвали как-то иначе.

Но Сергей был единственным человеком, который твердо знал, что Константин не может работать ни в каком другом месте, кроме милиции.

Они выросли в одном дворе, учились в одной школе, занимались спортом — бегали на лыжах, вместе ухаживали за девушками. Константин всегда был правильным мальчиком — отличник, спортсмен, любимец учителей. Очень нравился родителям девушек, которые приводили его в дом. А Сергей в школе был первым хулиганом. Его дважды едва не исключили.

Они оба поступили в областной пединститут. Константина взяли как отличника и спортсмена. Сергея зачислили только потому, что его мать всю жизнь проработала в ректорате.

Учился Сергей из рук вон плохо, с трудом переползал с курса на курс. Незадолго до выпускных экзаменов пристрастился к преферансу.

Каждую ночь он проводил то в одной, то в другой компании. А рано утром, после игры и до начала занятий, он отсыпался в автобусе. Садился на автовокзале и ехал до конечной остановки. Здесь пересаживался на другой автобус и опять спал всю дорогу. Потом приходил на занятия.

Сергей завел себе толстую тетрадь и записывал в нее выигрыши и проигрыши. Он неплохо соображал, у него открылись очевидные способности к комбинаторике, поэтому он отнюдь не всегда проигрывал.

Выигрывал он у таких же начинающих игроков, как и он сам. Это были сравнительно небольшие суммы, но расплачивались парни сразу, поэтому Сергей постоянно был при деньгах — впервые в жизни, потому что вырос он без отца, а материной зарплаты едва хватало на двоих. И все казалось ему прекрасным. Но он сильно ошибся в расчетах.

Настоящим профессионалам он всегда проигрывал, причем значительные суммы. Правда, играл он в долг и сразу с него денег не требовали. Несколько месяцев прошли очень весело, пока не наступило время окончательного расчета. Причем он был должен людям, не понимавшим шуток и не признававшим рассрочек.

Общая сумма карточного долга составила три тысячи долларов — невиданные деньги для студента из бедной семьи. Сергей пробовал занять, но никто из приятелей не мог одолжить ему такую сумму.

Тогда он, что называется, бросился матери в ноги. Для нее это была катастрофа. Во-первых, выяснилось, что единственный сын проводит время вовсе не на занятиях. А во-вторых, сумма его долга составляла все ее накопления. Она заплатила его долг и осталась буквально без копейки.

Но мать поставила одно условие. Сергей не просто обещал ей бросить играть, но и уехать из города, чтобы оторваться от пагубной среды. Он сдержал слово.

А Костю тем временем взяли в милицию. Только Сергей знал, что он давно мечтал об этом. Константин выступал за динамовскую команду на городских соревнованиях, и начальник горотдела милиции, страстный болельщик, оценил многообещающего спортсмена.

Костю зачислили в кадры без специального образования и сразу же отправили на курсы в Елабугу. Вот и получилось, что в родном городе он ни одного дня в милиции не проработал и никто его в форме не видел. А в Елабугу пришел запрос из МВД: искали молодого, физически подготовленного оперативника, который только начинает службу, и желательно одинокого — для выполнения особого задания.

Желающих оказалось немного, а он вцепился в эту возможность и умолил начальника курсов отправить именно его. Константин понимал, что другой шанс вырваться из провинции представится не скоро.

Сергей все так же растерянно стоял на остановке. Ошибиться он не мог: это был Костик, но почему он сделал вид, что не узнал его? Наконец Сергей остановил машину и показал водителю бумажку с записанным на ней адресом.

Константин поехал следом за ним. Он не знал, как поступить. Если они один раз столкнулись с Сергеем, столкнутся и еще раз. И, вполне возможно, в самый неподходящий момент, когда он окажется не один, а с торговцами. А Сергей сразу спросит:

— Как служба? Сколько у тебя звездочек на погонах?

И ему конец. Его убьют.

Он ехал за Сергеем, и его сердце наполнялось злостью. Появление в городе бывшего приятеля ставило под угрозу не только его карьеру, но и саму жизнь.

Когда Сергей начал играть в карты, они как-то разошлись. Он не верил, что Сергей бросит это занятие, — карты засасывают, тоже своего рода наркотик. И в Москву он прикатил не в командировку. Какая может быть командировка у школьного учителя? Чем он, интересно, занимается? Только играет? Стал профессионалом? Или, может быть, проигравшись, толкает наркотики? Тогда они скоро встретятся.

Машина остановилась возле неприметного дома. Сергей расплатился с водителем, оглянулся, подхватил чемоданы и вошел в подъезд.

Константин последовал за Сергеем. В руке у него был нож. Сергей ждал лифта и что-то насвистывал. Он вогнал ему нож в спину по самую рукоятку. Потом профессионально обшарил карманы. У Сергея с собой были паспорт, бумажник, служебное удостоверение оперуполномоченного уголовного розыска городского отдела внутренних дел и стандартное командировочное предписание.

Он ошибся в Сергее. Тот выполнил обещание, данное матери: перестал играть и пошел работать в милицию. Жизнь школьного учителя ему показалась слишком скучной.

Пропавший ухажер

Было уже далеко за полночь, и окна в многоэтажном доме, врезавшемся в мрачное небо, давно погасли. Почти все спали, кроме страдавших бессонницей и одного живого существа, которому не суждено было пережить эту ночь.

Старичок из тридцать второй квартиры вышел подышать на балкон и услышал донесшийся откуда-то сверху отчаянный крик, потом что-то черное скользнуло вниз — и глухой звук удара об асфальт.

Старичок принял нитроглицерин и позвонил в милицию. Приехала патрульная машина. Возле подъезда на асфальте распласталось тело женщины, которая, как выяснилось, жила на двенадцатом этаже. Милиционеры поднялись к ней в квартиру. Они не обнаружили ни следов борьбы, ни вообще присутствия другого человека — женщина жила одна. Старший равнодушно сказал:

— Ну, тут дело ясное — самоубийство.

На следующий день после похорон мать погибшей женщины, медсестра, подошла к врачу, с которым работала пятнадцать лет. Николай Николаевич тщательно мыл руки — ему предстояла операция.

— Может, отпуск возьмешь? — участливо предложил он. — Уезжай пока из города. Мы как-нибудь перебьемся.

Она покачала головой:

— Николай Николаевич, Люсю убили.

Доктор опешил:

— Почему ты так думаешь?

— Она не могла покончить с собой. Я уверена: ее убили.

— Но как?

— Заставили выброситься из окна.

— Кто же мог это сделать и зачем? Ведь из квартиры ничего не взяли.

— У Люси был кавалер. Я видела: ее подвозил кто-то на белых «жигулях». Она меня с ним не познакомила. Значит, он либо женат, либо старше ее на много лет. Люся считала, что я буду против… Единственное, что мне известно, — номер его мобильного телефона. Она случайно оставила. Я звоню все эти дни — телефон выключен.

Медсестра подала Николаю Николаевичу полотенце.

— Этот человек ее и убил. И теперь скрывается.

— А ты милиции сказала?

— Они даже слушать не захотели. «Мамаша, это типичное самоубийство. Сочувствуем вашему горю, но сажать некого».

— Хочешь, мы письмо в прокуратуру напишем. Ну, от трудового коллектива, чтобы тебя приняли, разобрались? — предложил Николай Николаевич.

— Бесполезно, — вздохнула медсестра. — Николай Николаевич, у меня на вас одна надежда: узнайте, кто он! Я думаю, что он тоже врач. Люся работала в лаборатории, училась в медицинском. У нее все знакомые из медицинского мира.

— Я не очень представляю себе, как это делается, — пожал плечами Николай Николаевич, — но…

Задача оказалась несложной. Племянник жены работал в телефонной компании. Он сразу назвал Николаю Николаевичу имя владельца мобильного телефона — Федор Юрьевич Ковровский. Он действительно оказался коллегой Николая Николаевича — преподавал в медицинском институте.

Николай Николаевич позвонил Ковровскому на кафедру. Лаборантка замялась и ответила, что Федор Юрьевич заболел. Заминка насторожила Николая Николаевича — словно лаборантка не знала, что сказать.

Через старого приятеля он выяснил, что Федор Юрьевич — человек свободных взглядов, может и загулять, поэтому время от времени исчезает на несколько дней. Но на кафедре его прикрывают, потому что лектор он прекрасный и студенты в нем души не чают.

Такой человек, подумал Николай Николаевич, мог, конечно, увлечь Люсю. Она мечтала стать врачом, поступила в институт с третьей попытки и подрабатывала, чтобы не сидеть у матери на шее. Место она себе нашла в лаборатории, где делали анализы на вирус иммунодефицита человека. Николай Николаевич постучался в дверь кабинета директора лаборатории. Директором оказалась пожилая дама. Николай Николаевич, который не любил ходить вокруг да около, прямо спросил:

— Не может такого быть, что Люся сделала себе анализ в вашей лаборатории и результат оказался таков, что она покончила с собой?

— Она действительно делала анализ крови, — сказала директор. — Да у нас все делают. Я сама смотрела образец крови, взятой у Люси. Все в порядке. Она ходила какая-то грустная последние пару дней, но не по этой причине, уверяю вас.

— Она с кем-то встречалась, вы не знаете?

— Я видела несколько раз не очень юного человека, который ее поджидал. Он приезжал за ней на белых «жигулях».

«Жигули» белого цвета были у Федора Юрьевича.

Николай Николаевич поехал в медицинский институт, уверенный, что найдет там кого-то из знакомых. Так и получилось. На кафедре урологии трудился его однокурсник. Стоя на лесенке, он снимал с высокого шкафа учебные пособия.

— Ну что, — приятель подозрительно посмотрел на Николая Николаевича, — тоже пришел передавать опыт молодежи?

— Самому еще надо учиться. Тут нужны корифеи, а мы, рядовые хирурги, должны знать свое место.

Тот хмыкнул и спустился с лесенки.

— А с чем пришел?

— Ты не знаешь Федора Юрьевича Ковровского?

— А зачем тебе?

— Понимаешь, дочка у знакомых… У нее вроде как роман с ним. Родители хотят знать, порядочный ли человек?

— Пусть лучше другого зятя поищут.

— Почему? Пьет? За юбками гоняется?

— Гоняется не только за юбками, — ответил приятель. — Он человек слишком широких взглядов. Надеюсь, ты меня правильно понимаешь. Сейчас это не считается предосудительным. Словом, мужчины его тоже интересуют.

— Ах, вот оно что. — Николай Николаевич не ожидал такого поворота. — Постараюсь как-то осторожно предупредить родителей.

— На меня не ссылайся, — предупредил приятель. — Кстати, что-то твоего Федора Юрьевича давно не видно. Небось укатил с очередным объектом воздыханий на юг.

Николай Николаевич позвонил Люсиной матери, спросил, где девушка могла встречаться со своим кавалером.

— Не знаю, — ответила она. — К нам Люся его не приводила. Может, у него?.. А вот еще где… Люся любила ездить на дачу к нашим друзьям. Они уже немолодые, редко там бывают. И у Люси есть ключ… То есть был…

Николай Николаевич спросил адрес и в субботу съездил туда. Это был небольшой домик, стоявший на отшибе. Замка на калитке не оказалось. Николай Николаевич дважды обошел вокруг дома, но никаких признаков жизни не заметил. Он постучал, покричал и только потом открыл дверь ключом, который ему дала Люсина мама.

Запах! В доме был ужасный запах! Николай Николаевич распахнул окно и, зажав нос платком, стал осматривать одну комнату за другой. В спальне он увидел труп человека. Судя по описанию, это был Федор Юрьевич. Вот почему он не приходил в институт и не отвечал на телефонные звонки. Ему размозжили голову огромной чугунной сковородкой, которая сохранилась на даче со старых времен. Теперь уж таких не делают.

Николай Николаевич выскочил из дома и пошел к соседям звонить в милицию. Оперативники, естественно, поинтересовались, как он здесь оказался. Николай Николаевич сказал, что Люсина мама попросила его посмотреть, не остались ли на даче дочкины вещи.

Но ему еще предстояло объясниться с Люсиной мамой. И это было значительно сложнее. Вместе с другом Женей он пошел обедать и рассказал ему, как, с его точки зрения, все это произошло:

— Федора Юрьевича убили в тот день, когда Люся выбросилась из окна. Это было воскресенье. Они поехали на дачу, и там у них, видимо, произошла ссора. Да такая бурная, что обычно сдержанная Люся хватила его по голове чугунной сковородой. Она вернулась домой, но жить не смогла и ночью выбросилась из окна.

— Из-за чего же они поссорились?

— Я могу только предполагать, — вздохнул Николай Николаевич. — Покойник интересовался не только девочками, но и мальчиками. Вероятно, он стал бояться того, чего боятся все гомосексуалисты — заразиться СПИДом. А Люся работала в лаборатории. Он попросил ее сделать ему анализ. Федор Юрьевич думал, что анализ будет анонимный. Он позвонит, назовет номер, и ему скажут результат… А Люся решила оказать ему услугу, записала его номер и потом сама сходила за результатом. Надо понимать, результат оказался положительным, то есть Федор Юрьевич подхватил СПИД. Не знаю, что он рассказывал Люсе о своей жизни, но она была девушкой серьезной и, полюбив его, считала, что они собираются вступить в брак и что никого другого у него нет. А тут выясняется, что ее любимый болен неизлечимой болезнью, которую неизвестно от кого подцепил, да еще и ее, вероятно, успел заразить…

О результатах анализа Люся сказала Федору Юрьевичу только на даче.

— Это невозможно, — с трудом выговорил он.

— Что невозможно?! — кричала Люся. — Я сама смотрела анализ. Сама! — Она не могла прийти в себя. — Ты мне врал! Ты уверял, что любишь меня, а сам спал неизвестно с кем! С кем ты мне изменял? С кем-то из моих подружек?

Федор Юрьевич был в шоке. Он приехал развлечься с молодой девушкой, а ему сообщают, что он обречен. И у него вырвалось то, что он никогда бы не сказал в иной ситуации:

— Да при чем тут твои подружки… Меня заразил Васька.

— Кто-кто?

— Васька, подлец, мой аспирант. Ты его знаешь.

Несколько секунд Люся молча смотрела на него.

— Так ты гомосексуалист? — прошептала она.

— Да, да, да! — выкрикнул он.

Его слова для Люси, воспитанной в строгих правилах, стали страшным ударом. И она, не соображая, что делает, ударила его первым, что попало ей под руку. А это была чугунная сковорода. Она, наверное, собиралась приготовить что-нибудь вкусненькое на обед.

Она действовала как во сне. Заперла дачу и уехала домой. На телефонные звонки не отвечала, на улицу не выходила. Так просидела до ночи. А ночью вышла на балкон и…

— И ты все это намерен сообщить матери? — спросил Женя.

— Нет, я не смогу. Скажу, что из моего расследования ничего не получилось.

— Но хозяева дачи сообщат ей, что у них в доме нашли труп!

— Она не знает, что этот человек был любовником ее дочери и одновременно гомосексуалистом, что у него нашли СПИД и, следовательно, он должен был умереть. Не знает и пусть никогда не узнает!

Она хотела, чтобы о ней забыли

Укладывая покупки в машину, она заметила молодого человека с усиками, которого уже видела в тот день. Он мгновенно отвернулся, но она поймала его внимательный взгляд. Он сидел в белом «пежо». Когда она отъехала, он двинулся вслед за ней.

Покупки были тяжелые, и дежурившая в подъезде Таисия Петровна бросилась ей помогать.

— Полиночка, вам принесли цветы — огромный букет. Красные розы. Шикарные!

— Мне? — удивилась Полина.

— Конечно. Он так и сказал: «Это для Полины. Я знаю, что сейчас ее нет дома. Когда вернется, пусть это станет для нее приятным сюрпризом».

— Таисия Петровна, но я же просила вас никому не говорить, что я здесь живу.

Дежурная обиженно поджала губы:

— Милочка, я все помню. Вас преследуют какие-то негодяи… Но это же совсем другой случай! Пришел очаровательный джентльмен, такой любезный, к тому же ваш старинный друг и поклонник. Он так и сказал: «Полиночка мне будет рада». Я открыла ему вашу дверь своим ключом, и он поставил цветы в воду. — Таисия Петровна была довольна своей находчивостью и услужливостью. Но, прежде чем уйти, смущенно добавила: — Знаете, что странно, Полиночка, в букете десять роз, а полагается нечетное количество. Четное же приносят только на похороны. Наверное, ваш поклонник обсчитался. Не силен в арифметике, это бывает!

— Да, — механически повторила вслед за ней Полина, — он не силен в арифметике.

— Ну все, — сказала Таисия Петровна, — дежурство мое закончилось, я пошла. До завтра, Полиночка.

Полина автоматически кивнула.

Среди цветов она увидела белую карточку с небрежно написанными словами: «Моей Полине». Это было послание от него. Он нашел ее. И она знала, что теперь последует.

Она лихорадочно стала запихивать драгоценности, деньги и бумаги в небольшой чемодан. С тяжелым багажом ей не управиться. Вещи безжалостно летели на пол, она отбирала только самое ценное.

Но уйти она не успела.

В дверь позвонили. Несколько секунд она стояла не шевелясь. Потом, словно решившись на что-то, подошла и, не спросив: «Кто там?» — открыла. На пороге стоял высокий и очень крепкий человек пугающей внешности. Он легко переступил через порог и самодовольно улыбнулся.

— Я ведь предупреждал, что убью тебя, если ты попытаешься от меня уйти. Может быть, ты мне не поверила?

Однажды, когда они вышли из ночного клуба, какой-то человек, поджидавший их на улице, схватил ее мужа за руку:

— Ты обманул меня на сто тысяч, Гриша. Ты меня разорил. Ты же обещал…

Ее муж схватил этого человека за горло и потащил в сторону:

— Я тебе ничего не обещал. Ты рискнул и проиграл. Заработаешь еще, приходи.

— Верни мои деньги! Ты же обещал!..

Он не успел договорить, потому что Григорий стукнул его головой о стену дома. Тот замолк и осел на тротуар. Григорий продолжал пинать его ногами.

— Гришенька, что ты делаешь? Прекрати! — в ужасе закричала Полина.

Он обернулся. Глаза у него были бешеные:

— Отстань!

Слова словно застыли у нее в горле. Она отвернулась и только вздрагивала, слыша глухие звуки ударов. Когда муж подошел, правый рукав его пиджака был в крови. Полина боялась смотреть на мужа. Дома он швырнул пиджак на пол:

— Вот сволочь, такой костюм испортил. — Кивнул жене: — Налей мне коньяка.

Он залпом выпил полстакана и постепенно успокоился. Потом вытащил из разных карманов пачки с деньгами и, не пересчитав, сложил их в большую сумку, стоявшую в гардеробе. Полина никогда в нее не заглядывала, но замечала, что сумка разбухала с каждой неделей.

Большие деньги не сделали Григория мягче. Однажды он пришел домой и с порога стал орать на жену:

— В доме бардак, не убрано, ужин не готов! — И со всей силы ударил ее по лицу.

Полина убежала в ванную комнату. Он походил по комнате и зашел к ней уже в миролюбивом настроении. Она рыдала.

— Ну, ударил — прости, — сказал он. — Думаешь, мне легко? Чтобы заработать много денег, приходится быть жестоким. Зато дом — полная чаша.

На следующий день он притащил ей в подарок нитку жемчуга и счел, видимо, что давешняя история забыта. Полина тоже пыталась забыть. Но однажды ночью Григорий явился необычно поздно. Она открыла ему дверь и испуганно вскрикнула. Лицо и куртка у него были в крови.

— Что с тобой? — спросила она, засуетилась: — Может быть, вызвать врача?

Он отстранил Полину и прошел в ванную. Она влетела вслед за ним с бинтом и йодом. Григорий отмахнулся:

— Это не моя кровь. Пришлось тут от одного бездельника избавиться. Взял деньги, а отдавать не хотел…

Лицо у Полины стало белым как мел. Она вышла из ванной и без сил опустилась на стул. Григорий, раздевшись и умывшись, присел рядом. Он вынул из кармана маленький пульверизатор и несколько раз глубоко вдохнул.

Он страдал от астмы и без пульверизатора, снимавшего приступы, не выходил из дома. Боялся остаться без лекарства. Врач предупредил его, что он может даже умереть, если в нужный момент у него под рукой не окажется пульверизатора. Он держал их повсюду — рядом с кроватью, в машине, в карманах всех пиджаков и курток.

— Вот видишь, — вздохнул Григорий, — как мне трудно приходится.

Когда у него случались приступы астмы, ей становилось его жалко, она бежала за лекарством. Это были, пожалуй, единственные минуты, когда она испытывала к мужу нежные чувства. Но он все разрушил.

Григорий, широко зевнув, вдруг буднично добавил:

— Если ты когда-нибудь попытаешься от меня уйти, я тебя найду и убью.

И он пошел спать.

В ту ночь Полина решила бежать. Она забрала все свои документы и фотографии и заодно прихватила из гардероба разбухшую сумку. Она даже не знала, сколько там денег. Но не сомневалась, что ей хватит надолго, а для Григория — потеря небольшая.

Она сняла квартиру в одном из новых микрорайонов, где вокруг стоят одинаковые дома и где она прежде никогда не бывала. Следовательно, никто ее там не знал. Она поставила стальные двери, глазок, новые замки. Она щедро платила всем бабушкам, дежурившим в подъезде, чтобы они не признавались, что молодая женщина по имени Полина живет именно здесь.

И после долгих размышлений она поставила новую дверь в ванной комнате, снабдив ее прочным запором снаружи. Слесарь, который возился с замком, никак не мог понять, зачем взбалмошной хозяйке понадобилось запирать ванную. Кого, интересно, она собирается там держать?..

Полина вела уединенный образ жизни. Она не звонила своим старым подругам и не завела себе новых. Она не хотела напоминать о своем существовании. Каждый день ходила в спортивный клуб и вообще следила за собой. Надеялась, что когда-нибудь ее добровольное заточение кончится и она вернется к нормальной жизни.

Так Полина прожила четыре месяца. Она надеялась, что Григорий забыл о ней, нашел себе другую женщину, моложе. Или с ним самим что-нибудь случилось… Она немного воспряла духом. Но три дня назад она впервые заметила, что за ней следят, и поняла: Григорий ее нашел.

Для начала он изо всей силы ударил ее по лицу. Она упала на пол, ударилась головой, но сознания не потеряла. Григорий стащил с себя пиджак. Глаза у него горели. Он получал удовольствие от таких кулачных расправ.

— Как ты посмела сбежать, а?! Да еще украсть мои деньги?! — Он схватил ее за волосы и еще раз ударил по лицу. — После этого я имею полное право тебя убить. Понимаешь?

Она молча кивнула, следя за его руками.

— Я даже сам себе удивляюсь, почему я просто не приказал тебя придушить. Почему сам пришел? Почему сам с тобой вожусь?

Он опять ударил ее по лицу. «Может быть, все этим и ограничится, — подумала Полина, — изобьет и отпустит?»

— Да потому что такие дела никому не поручают, — сам себе ответил Григорий. — Мужчина должен отомстить за свой позор. А ты меня опозорила.

Новый удар был сильнее прежних, и Полина поняла, что он действительно пришел ее убить. Еще один удар пришелся по губам, и брызнула кровь. Она попала Григорию на рубашку. Он брезгливо оттолкнул Полину и пошел в ванную комнату, пустил холодную воду и стал смывать пятна с рубашки.

Полина со всей силы захлопнула дверь ванной и задвинула засов. Потом она опрокинула шкаф, стоявший в прихожей, и он намертво заклинил дверь. Григорий не сразу сообразил, что произошло. Он толкнул дверь, но она не открылась. Он навалился плечом, но она не поддалась.

— Открой дверь, дура! — крикнул он. — Ты что, не понимаешь? Выйду, хуже будет. — И он со всей силой ударил в дверь. — Открой немедленно, а то убью! — кричал Григорий.

Полина, как зачарованная, наблюдала за тем, как под его ударами трясется дверь.

Вдруг там, в ванной, что-то случилось. Голос Григория ослаб.

— Полина, открой, у меня приступ. Дай лекарство.

Она рванулась к его пиджаку и нашла пульверизатор в одном из карманов. Теперь она молила Бога, чтобы второй баллончик не оказался у него в карманах брюк. Но Григорий, кажется, не притворялся. Он действительно задыхался и говорил уже с трудом. Он умолял ее открыть дверь и дать ему лекарство, иначе он может умереть. Она же знает, как коварна эта болезнь.

— Я все прощу — и бегство, и кражу, — доносилось из ванной. — Только открой, выпусти меня… Полиночка, милая, любимая… Я погибаю.

Она слушала его слабеющий голос и смотрела на часы. Она знала, что Григорий не шутит и что он действительно может умереть. Врач когда-то сказал ей, чтобы она тоже носила с собой лекарство для мужа. Но она не знала, сколько времени займет процесс умирания.

Полина готова была ждать, потому что это был ее единственный шанс. Правда, сразу же возникала другая проблема — как потом быть с телом.

Но, с другой стороны, все не так уж страшно. Смерть наступит в результате естественных причин. Так что ей опасаться нечего.

Лучше всего поступить так, думала Полина. Она сейчас уйдет, а когда вернется, то поставит шкаф на место, откроет дверь и тогда уже позвонит в милицию и все объяснит: муж пришел в ее отсутствие, у него начался приступ, а помочь было некому…

Но сначала Полине предстояло удостовериться в том, что он действительно умер.

Приходящая няня

Держа в руках листок с адресом, девушка поднялась на шестой этаж и позвонила. Ее ждали. Хозяин сразу же открыл дверь.

— Я — Надежда, — сказала она, — меня прислало бюро. Вам ведь нужна приходящая няня?

— Еще как нужна, — улыбнулся хозяин и представился: — Олег. Зовите по имени. Я еще не такой старый. — Он сделал приглашающий жест: — Заходите.

Взял ее плащ и провел в комнату. На столе стоялибутылка шампанского и цветы.

Хозяин сразу ей не понравился. Он был лысоватый, с животиком, с маленьким подбородком, совершенно не спортивный и вообще как будто траченный молью. «Как они могли подсунуть мне такое ничтожество», — подумала Надя, медленно закипая.

— А где же ребенок? — поинтересовалась она.

— Не все сразу, — хохотнув, ответил хозяин. — Будет и ребенок. Но должны же мы сначала познакомиться, верно? Не каждый день у меня в гостях такая очаровательная девушка. — Он разлил шампанское: — По бокалу для начала! — Раскрыл коробку шоколадных конфет: — С вашей фигурой я бы ел один шоколад.

Он словно не замечал, что она сидит мрачная и настроение у нее лучше не становится. Скорее, наоборот.

Он включил музыку и погасил верхний свет — создавал интимную обстановку.

— Надо немного отдохнуть, поговорить, лучше узнать друг друга, — говорил Олег. — У меня свой бизнес, большой, успешный. Все хорошо, одна беда — нет близкого человека. А так хочется, чтобы рядом был нежный, хороший человек, чтобы приласкал, помог расслабиться…

Она сидела как каменная.

— Вообще-то я приходящая няня. Работаю с детьми дошкольного и младшего школьного возраста.

— А я сам в няне нуждаюсь! — захохотал Виктор и вкрадчиво добавил: — Займитесь сначала мной, а? — Он уже взял ее за руку. — Завтра суббота, давайте вместе поедем за город. У меня «мерседес», новенький, черный, автоматическая коробка, климат-контроль, сидюшник, восемь колонок… Могу дать поводить. Водили когда-нибудь «мерседес»? Это кайф… Да что мы все на «вы», давайте на «ты», а? Нам надо быть ближе друг к другу.

Он уже положил ей руку на плечо. Похоже было, что он решил в первый же вечер уложить ее в постель.

Надя не знала, что делать. Ей хотелось встать и немедленно уйти, но она нуждалась в деньгах. Вдруг из соседней комнаты появилась кошка. Олег бросил ей конфету со стола:

— Ешь, Мурка.

Он взял кошку на руки и сказал Наде:

— Смотри, какая пушистая. Нравится? Можешь погладить.

Надежда с отвращением оттолкнула кошку, та обиженно мяукнула и юркнула под стол.

У Надежды вдруг дико заболела голова. Все поплыло перед глазами. Он что-то заметил, забеспокоился:

— Что случилось? Тебе плохо? Может, хочешь прилечь? Давай, вот кроватка…

Олег обнял ее и потащил к кровати. Другой рукой он уже расстегивал пуговицы своей рубашки.

В этот момент Надя обеими руками схватила его за шею и крепко сжала. У нее были очень сильные руки. Он пытался вырваться, не понимая, что происходит, но быстро перестал сопротивляться…

Она перешагнула через его труп, подхватила сумочку и вышла из квартиры.

На улице уже стемнело и ее никто не видел. Голова больше не болела. Надя вернулась домой в прекрасном настроении. Она улыбалась и что-то напевала.

Раздался телефонный звонок:

— Это из сервисного бюро. Вы уже побывали у нашего клиента? Мы ждем вас завтра.

Улыбка сбежала с ее лица. Она бросила трубку.

— Зачем я к ним обратилась?

Надежда вспомнила, как это произошло.

Сухие щелчки выстрелов с дороги никто не слышал. Она выставила ряд пустых банок из-под кока-колы и сбила их одну за другой. Она ни разу не промахнулась. Она бы с большим удовольствием постреляла из настоящего пистолета или винтовки, но у нее не осталось денег, чтобы ходить в тир.

Когда пульки кончились, она с сожалением спрятала духовой пистолет в пластиковый пакет и пошла к дороге. В автобусе она вытряхнула из кошелька последнюю мелочь на билет. Автобус доставил ее до станции метро. Без четверти одиннадцать она была в центре и, поглядывая на бумажку с адресом, нашла нужный дом.

Вывески не было, но это ее не смутило. В более солидных конторах она уже побывала. Она вошла в темный подъезд. Мимо нее пробежала кошка. Она терпеть не могла кошек и, отшатнувшись, выпалила:

— Брысь!

Испуганная кошка исчезла.

Надежда Агафонова решительно распахнула дверь и вошла внутрь. Ей назначили ровно на одиннадцать, и она не опоздала ни на секунду. Ждать ей не пришлось.

Секретарша — важная дама в больших очках — спросила:

— Ваше имя?

— Надежда Агафонова.

Секретарша порылась в лежащих на столе папках и вытащила нужную.

— Вы ищете место приходящей няни. Верно?

— Верно.

Секретарша встала:

— Вас ждут.

Она провела Надежду в небольшой кабинет и положила папку с ее бумагами на стол перед начальником сервисного бюро. Тот приглашающе кивнул:

— Садитесь.

Надежда, не сдержавшись, заметила:

— Впервые вижу в роли директора такой службы мужчину. Всегда считала это чисто женским занятием.

Директор ничего не ответил. Он без стеснения рассматривал посетительницу в упор. Она ответила ему тем же, но его это нисколько не смутило. Он разглядывал ее ровно столько, сколько счел нужным, потом изобразил нечто вроде улыбки и приступил к делу.

— У нас строгий отбор, берем далеко не всех, кто к нам обращается, — сказал он, — но мы практически гарантируем успех. У нас такая база данных, которая позволит подобрать вам идеальную работу.

— Сомневаюсь, — скептически улыбнулась она, — я уже несколько контор обошла, но подходящего места на нашла.

Надежда никогда не врала, хотя знала, что откровенность вредит.

— У вас особые требования к нанимателям? — поинтересовался директор.

— Я работаю только у порядочных людей, — ответила Надежда.

Директор понимающе кивнул и разложил на столе большую анкету, которая не снилась самому бдительному отделу кадров.

Она посмотрела на директора с некоторым уважением. Ему явно перевалило за сорок, но он был крепок, подтянут, держал себя в форме. Таких она уважала.

Он вооружился ручкой с золотым пером:

— Приступим к делу. Я буду задавать вам вопросы… В том числе такие, которые в другой ситуации вы бы сочли нескромными, но представьте себе, что я — врач, от которого скрывать нечего и незачем.

Надежда кивнула.

— Вы живете с кем-то или одна? — спросил он.

— Одна.

— Родители?

— Отец давно умер. Мать живет в другом городе.

— Вы не поддерживаете отношения?

— Почти нет. После смерти отца она вышла замуж. Отчим мне не понравился.

— Чем?

Отчим был низенький, толстый и неопрятный. Но преуспевающий.

Когда Надя пришла, отчим сидел за столом, уставленным выпивкой и закуской. Рубашка на нем была расстегнута. Он наливал кошке молоко в блюдечко. Увидев девушку, переключился на нее:

— Садись, Надюшка! Обмоем покупку!

— Какую? — равнодушно спросила Надежда.

— «Мерседес» купил! Понимаешь, первый в моей жизни «мерседес». Теперь я перешел в высшую лигу. Выпей за меня! — Он щедро плеснул ей коньяка в стакан и сунул в руку: — Пей!

Она попробовала и сморщилась.

— А ты скажи себе: «Вкусно-вкусно» — и проглоти, — посоветовал отчим. — Я многих женщин так научил пить.

Она послушно глотнула.

— И закуси. — Он насильно сунул ей в рот шоколадку.

Шоколадка ей больше понравилась. Он ухмыльнулся и обнял ее за плечи:

— Надюшка, ты должна меня любить. Будешь меня любить — позабочусь о твоем будущем.

Он поцеловал ее и стал лапать руками.

— Пусти! — закричала она и оттолкнула его с такой силой, что он грохнулся на пол.

Надежда бросилась к двери.

— Можешь не возвращаться! — кричал он вслед. — Я тебя больше кормить не намерен.

По дороге ей попалась его любимая кошка. Она выбросила ее в окно.

— Любите животных? — Список вопросов у директора был бесконечный.

— Кошек не люблю.

— Почему?

— Брезгую. Кошки — источник грязи и дурного запаха в доме. После кошек квартиру не отмоешь. А я люблю чистоту. Поэтому меня охотно брали убираться. Но после травмы спины пришлось сменить профессию. Я стала работать няней.

— Любите детей?

— Да. И ненавижу тех, кто их обижает.

Директор сделал еще одну пометку в ее личном деле.

— Занимаетесь спортом?

— Да.

— Каким?

— Стреляю, катаюсь на мотоцикле.

— Любите мужчин?

— Я вышла замуж за мужчину, который клялся, что любит меня. Но он оказался слюнтяем, недотепой, за которого приходилось все делать. Я выставила его из квартиры через месяц после свадьбы. Настоящих мужчин очень мало. На мою долю не хватило. В тире и в мотоклубе мужики часто подваливают. Но все это не то…

Надежда сидела на мотоцикле, когда рядом остановился молодой человек в кожаной куртке.

— Покатаемся? — предложил он. — Потом можно у меня пива попить.

— Пей сам, — равнодушно ответила она.

— Слушай, — сказал молодой человек. — Я к тебе присматриваюсь и никак не пойму: может, ты лесбиянка? Может, тебе мужики вовсе не нужны?

— Могу тебя утешить, — презрительно ответила Надежда. — Женщины интересуют меня так же мало, как и ты…

— Ладно, — сказал директор. — На сегодня достаточно. Вам еще придется пройти медицинское обследование.

— Я принесла справку. Я здорова.

— Справки недостаточно. Я же вас предупредил, что мы даем гарантии своим клиентам. Наш клиент должен быть уверен, что ему не подсунут негодный экземпляр.

В поликлинике ее гоняли от одного врача к другому.

Один из докторов буркнул:

— Раздевайтесь.

— Полностью? — переспросила Надежда.

— До пояса, — пояснил доктор. — Вы, я вижу, не часто обращаетесь к врачам?

— А зачем? Я от рождения ничем не болею. Другие дети все в соплях, а я плаваю в реке до первого льда, бегаю даже зимой, сплю с открытым окном.

— Травмы, операции были?

— Да, я дважды разбивалась на мотоцикле. Оба раза подсекли какие-то неумехи на «мерседесах». Сядет в «мерседес», думает, ему все можно.

— Лежали в больнице?

— В первый раз два ребра сломала и повредила позвоночник. А во время второго падения шлем отлетел и я сильно разбила голову.

— И что же?

— Как что? После второй аварии несколько месяцев голова болела. Она же не железная…

— А сейчас?

— Все прошло, — уверенно сказала Надежда и, поколебавшись, добавила: — Иногда, правда, голова побаливает. Но быстро проходит.

— Не заметили за собой повышенной раздражительности? — допытывался доктор.

— Нет. Какая была, такой и осталась. Просто не везет мне. После аварии хозяева меня выставили. Нашла других, тоже не понравилось. Скандальные люди. Невозможно было угодить. Долго без работы сидела. Поэтому и обратилась в бюро…

Через два дня Надю пригласили в сервисное бюро. Папка, на которой было написано ее имя, заметно потолстела.

— Вся подготовительная работа проведена, — довольно сказал директор. — Мы поняли, кто вы. И подобрали вам первый вариант. Это ваш клиент.

Он вручил ей листок с именем и телефоном.

Она прочитала:

— Олег.

И позвонила по указанному телефону.

Олег сказал, чтобы она приходила на следующий день вечером…

По телевидению в выпуске криминальной хроники Надежда увидела сюжет о мужчине, задушенном в собственной квартире. Это был Олег, человек, которому была нужна приходящая няня.

Надежда равнодушно прослушала сообщение и выключила телевизор. Голова у нее больше не болела. Настроение было хорошее. Она стала собираться в тренажерный зал. И тут позвонил директор сервисной службы:

— Надя, мы вас ждем уже который день. Почему вы не приходите? Надо работать.

Она бросила трубку и сказала сама себе:

— Не можете порядочного человека подобрать… О чем с вами можно разговаривать?

Директор сервисного бюро подошел к ней на улице, когда она вечером возвращалась из тренажерного зала.

— Напрасно вы нас избегаете, — дружески улыбнулся он. — Если вам не понравился первый вариант, мы подберем вам другой.

— Такой же? — иронически переспросила она.

Он взял ее под руку и отвел в сторону.

— У Олега в квартире установлена видеокамера. Он был человек богатый, имел основания опасаться… Но я изъял эту видеопленку, так что ваших следов там не осталось.

Надя пыталась защищаться:

— Что вы имеете в виду?

— Деточка, я же вас предупредил, что мы тщательно изучаем клиента. Всего, конечно, я о вас не знаю, но вы любопытный экземпляр. Таких людей, как Олег, вы ненавидите. Я и не сомневался в том, что вы его убьете.

Она вырвала руку и пошла вперед. Он догнал ее и протянул конверт:

— Этого человека нам заказали. В конверте ваша доля.

Она удивленно повернулась к нему:

— А если бы я этого не сделала?

Он пожал плечами.

Надя взяла конверт и ушла. Она всегда верила в себя, знала, что сумеет устроиться в жизни, и не ошиблась. Она гордилась собой.

Он посмотрел ей вслед и сел в свою машину.

Рядом сидела его секретарша.

— Странная девушка, — заметила она.

— Врачи написали в заключении, что в результате травмы головы у нее могут развиться серьезные нарушения мозговой деятельности, — произнес директор. — По мнению психиатра, который ее осматривал, она представляет опасность для окружающих. Ей нужно лечиться.

— Вы ей это сказали? — спросила секретарша.

— Нет. У нас масса срочных заказов, а Надя идеальный исполнитель. Пусть хотя бы два-три месяца поработает.

На следующий день Надежда сама позвонила в бюро:

— Это Надежда Агафонова. Я согласна с вами сотрудничать. Мне все-таки нужна работа…

С бумажкой в руках она подошла к подъезду. Села в лифт. Поднялась на четвертый этаж. Позвонила в стальную дверь. Когда дверь приоткрылась, Надежда сказала:

— Я из бюро. Вам ведь нужна приходящая няня?

Через три месяца секретарша без стука вошла в комнату директора. Он удивленно поднял брови.

— Погибла Надежда Агафонова, — сообщила секретарша. — Мне только что позвонили из милиции.

— Как именно? — без особого интереса спросил директор.

— Перезаряжала пистолет в тире и выстрелила себе в голову.

Это сообщение нисколько не удивило директора. Он продолжал смотреть на секретаршу так, словно самое главное она забыла сказать.

— Милиция считает это несчастным случаем, — добавила секретарша.

— Сколько в общей сложности она обслужила клиентов? — спросил директор. — Я что-то запамятовал.

— Пятерых, — ответила секретарша. — Мы посылали ее по шести адресам, но шестой заказ она не выполнила. Однако ее винить не в чем. Это мы промахнулись. Клиент, оказывается, продал «мерседес», кошка у него убежала, и сам он совершенно не походил на Надиного отчима. Словом, Надежде он даже понравился, так что к шестому пришлось посылать другого специалиста, новенькую… Кстати, эта девушка здесь. Условия ей подходят. Вы ее примете?

Заботливая жена писателя

Он положил телефонную трубку, совершенно потрясенный. Его приятель-счастливчик, который приезжал к нему в гости в воскресенье и хвастался, что в понедельник ему предстоит подписать выгоднейший контракт на телевидении, умер. По-видимому, от сердечного приступа. Но на сердце его приятель, здоровый как бык, никогда не жаловался! Что же с ним могло приключиться?

А вслед за этим известием совершенно неожиданно позвонили с телевидения и предложили замечательный контракт, который предназначался для его приятеля.

Он бросился на кухню и все выпалил жене. Она слушала его, не перебивая, а потом спросила:

— А не ты ли, часом, приятеля угробил? По-моему, в одном из твоих романов именно так расправляются с конкурентом, а? Признайся!

— Ты что говоришь? — в ужасе пролепетал он.

— Да уж кто на тебя подумает, — рассмеялась она, — живи спокойно. — И пошла спать.

Он долго не мог прийти в себя: неужели его могут заподозрить в убийстве?

Наверное, он и в самом деле был рохля, мямлик, как любила говорить жена. Впав в дурное настроение, она часто укоряла мужа за то, что в нем так мало подлинно мужских черт, что он, собственно, женился на ней в надежде укрыться в ее объятиях от жизненных бурь и катастроф.

Он покорно сносил ее упреки. И очень редко, разобиженный, представлял себе, как бы он мог ответить ей — резко, убедительно и с достоинством.

Иногда, когда она безжалостно унижала его перед другими людьми, он ночью представлял себе, каким способом мог бы от нее отделаться.

Подсыпать ей яда в утренний кофе, который ему приходилось варить, потому что она не любила возиться по хозяйству…

Отвинтить гайку в колесе машины, чтобы она на большой скорости врезалась в грузовик…

Подпилить дерево на даче, где она любила отдыхать, так, чтобы дерево упало ей на голову…

Он был очень изобретателен — в мыслях, конечно. До дела никогда не доходило.

Во всяком случае он ни разу в жизни не решился сказать ей то, что произносил про себя гневно и с пафосом. Он по-прежнему, как дрессированная собачка, по первому ее зову бросался исполнять ее просьбы. Покорно делал все домашние дела, мыл посуду, стирал белье, ходил по магазинам. Потому что он любил ее.

И при этом еще успевал работать.

Он писал детективные романы. Она никогда их не читала, вообще пренебрежительно относилась к мужниному творчеству. Когда они только познакомились, он преподнес ей несколько своих книжек с нежными автографами. После свадьбы он обнаружил их где-то в чулане под мешком для грязного белья.

Только иногда, в хорошую минуту она соглашалась выслушать его, и он излагал ей замысел очередной детективной истории с загадками и убийствами.

Читая уголовную хронику в газетах, он часто размышлял о том, как на самом деле следовало бы совершить то или иное преступление и не попасться.

В книгах он был необыкновенно кровожаден. Его герои крушили всякую нечисть направо и налево и убивали своих врагов на каждом шагу. Особенно доставалось женщинам. В его романах женщин душили, травили и выбрасывали с балкона.

Воображение делало его всемогущим и безжалостным. Он железной рукой управлял своим маленьким мирком, который творил, просиживая целые дни перед мерцающим экраном старого компьютера.

Писал он много. Его издавали, хотя без удовольствия, как бы нехотя. Много денег он заработать не мог и потому чувствовал себя виноватым, что не в состоянии обеспечить жене достойную жизнь.

А она жила в свое удовольствие: забирала машину и уезжала на ней на весь день по магазинам, забывала приготовить обед, оставляла мойку, полную грязной посуды.

Она рано вставала, ходила по квартире, и муж просыпался от ужасного грохота, подскакивал на кровати и бежал на кухню помогать ей убрать разбитую тарелку или рассыпавшийся пакет с мусором.

Она была занята своими делами, домом, своими подругами. Она тщательно охраняла свой мир и знала, что никому не позволит его разрушить.

Она любила перебирать старые фотографии или подолгу рассматривать себя в зеркало. Иногда казалось, что она живет в выдуманном мире. Иногда она грезила. Она видела себя женой процветающего человека. У нее загородный дом с бассейном, иностранная машина. Но муж все тот же. Она просто верила, что когда-нибудь настанет момент, когда ее муж разбогатеет. С каждым годом вера слабела…

У нее было много знакомых. Вдруг на нее что-то нападало, и она зазывала гостей. К ней приходили шумные подруги, которые рассказывали о своих мужьях, хвастались успехами детей и делились новой диетой. Она выслушивала своих подруг, но смотрела на них снисходительно. На ее вкус они чересчур зависели от своих мужчин.

Когда к мужу приходили коллеги-писатели, она угощала их чаем и кофе, пекла пироги с корицей, изюмом и яблоками, улыбалась им, но никому из них не верила, ни единому их словечку. Иногда ей надоедало их слушать. Она замолкала на полуслове, вставала и выходила из комнаты. Она полагала, что эти люди — плохая компания для ее мужа.

Когда она встретила своего будущего мужа, она очень серьезно относилась к любви. Теперь она смотрела на его друзей и видела, что они ведут жизнь без любви. Она месила тесто, закатывала в него начинку, ставила противень в духовку и думала о том, как же, должно быть, несчастны жены этих людей. Она считала, что его приятели помешаны на деньгах, что они так заняты зарабатыванием денег, что у них даже не остается сил, чтобы изменять своим женам.

Она постоянно ругала своего мужа: он слишком вежливый, он слишком интеллигентный, он всем уступает, он всех слушается, он совсем не способен постоять за себя.

Особенно он переживал, когда стало известно, что телевидение ищет сценариста, чтобы поставить серию фильмов о криминальной жизни города. Этот проект сулил большие деньги и не меньшую славу.

Все его коллеги воодушевились. Приятели перезванивались и прикидывали, кто из них может победить. Его в списки возможных победителей не включали.

Решение на телевидении должны были принять в понедельник. В воскресенье друзья-приятели, предвкушая завтрашние новости, по традиции, собрались у него дома.

Она приготовила свои знаменитые пироги — с корицей, изюмом и яблоками. Может быть, приятели не навещали бы его так часто и охотно, если бы не ее пироги.

Она пекла их с самого утра и почему-то пребывала в настолько дурном настроении, что впервые за всю их совместную жизнь не пустила его на кухню помыть посуду.

Он слышал, как она недовольно грохотала посудой, но не осмелился нарушить ее запрет. Ходил под дверью, но на кухню не попал. Так до самого вечера он и чаю не попил.

Гости в ожидании завтрашних новостей были приятно возбуждены, пили и ели с удовольствием. Пекла она всегда замечательно, но в этот раз превзошла сама себя, и пироги буквально смели со стола.

Самым большим аппетитом отличался победитель. Ему, счастливчику, уже позвонили с телевидения. Хотя официально это будет произнесено завтра, все давно решено. Счастливчика все поздравляли и мысленно подсчитывали его будущий гонорар…

А он весь вечер промолчал. Никогда еще он не чувствовал себя так отвратительно. Он через силу улыбался шуточкам, которые отпускали его приятели, но внутренне их ненавидел.

Сидя за столом, он мысленно представлял, как можно было бы с ними разделаться. Например, подсыпать счастливчику отравы в женины пироги или в чай. Или застрелить их всех из пистолета, когда они будут выходить из лифта — по одному, методично, не дав им опомниться.

Почему он так изобретателен за письменным столом и так беспомощен в реальной жизни?..

После ужина один из приятелей предложил съездить в кафе и выпить на сон грядущий за здоровье победителя.

У него дома спиртного не держали. Она принципиально не пила и ему не разрешала. Но на сей раз она позволила ему поехать вместе со всеми. Она сама села за руль, и на двух машинах они доехали до небольшого кафе.

Приятели заказали три бутылки красного вина. Он бы тоже не отказался от стаканчика красного, но она так красноречиво на него посмотрела, что он попросил принести ему холодной кока-колы с лимоном.

Она сама отправилась к бармену, чтобы приготовить себе замысловатый безалкогольный коктейль. Заодно она поучаствовала в выборе вин для всей честной компании и придирчиво их попробовала. Официант был уже не рад, что предложил ей выбрать вино. Она трижды отправляла его в буфет за новыми бутылками. Наконец она выбрала вино для каждого из мужчин. Счастливчику принесли киндзмараули.

Приятели веселились вовсю. Она насмешливо наблюдала за ними, задумчиво тянула свой коктейль и курила длинную дамскую сигарету в дорогом мундштуке, который он привез из Венгрии. Это был единственный раз, когда она разрешила ему съездить в туристическую поездку за границу. А он с горя выпил, наверное, целый литр кока-колы с лимоном.

На следующее утро он, как всегда, сел за компьютер, но работа не шла. Он представлял себе, как сейчас его приятеля зовут на телевидение и предлагают сказочный договор, о котором мечтает любой писатель, зарабатывающий себе на жизнь детективными романами.

Он промучился за компьютером до обеда, но не решился выйти погулять, потому что она не разрешала ему отвлекаться от работы. Обед готовил он. Она съела только зеленый салат, выпила стакан минеральной воды и отправилась в бассейн плавать. Он опять сел работать.

Вечером, как раз когда она пришла домой, бодрая и свежая, ему позвонили и сказали, что его приятель умер. А потом сразу раздался второй звонок — с телевидения насчет контракта…

Когда с ним подписали контракт, она предложила отметить такое событие — вдвоем. Она не пожалела времени и приготовила для него одного коронное блюдо — пироги с корицей, изюмом и яблоками.

После ужина он вымыл посуду и решил заодно подмести пол на кухне. Пошел в чулан за веником и совком, стал бодро разбирать накопившийся там хлам. Хотел выбросить старую коробку из-под обуви, но в ней что-то было. Открыл ее, а там лежал его старый роман с закладками.

Он взял в руки книгу, не без удовольствия пробежал глазами по забытым уже страницам. Заложено было место, где он описывал, как герой убивает своего соперника, подсыпав ему в вино большую дозу импортного лекарства.

Герой книги полагал, что это идеальное убийство. Никто ничего не заподозрил. Вскрытие показало, что соперник умер от сердечного приступа…

Его книга разошлась когда-то большим тиражом. А это был экземпляр, который он подарил жене. Значит, она все-таки читает то, что он пишет, обрадовался он и присел на корточки. Рядом с книгой в коробке из-под обуви лежала пустая упаковка того самого лекарства, которым воспользовался герой его старой книги.

Старая любовь не ржавеет

Было около трех часов ночи, когда он подошел к подъезду. Окна были темными, значит, она уже спит.

Он набрал код, поднялся на седьмой этаж, осторожно повернул ключ в замке. В одной руке у него был фонарик, в другой — пистолет. В юности он увлекался стрельбой, каждое воскресенье торчал в тире, знал, что не промахнется.

Он медленно продвигался по незнакомой квартире, стараясь не шуметь. Ее спальня была где-то рядом с кухней. Он прошел по коридору, повернул направо. На кухне громко тикали часы. Перед дверью спальни он на мгновение остановился, снял пистолет с предохранителя и толкнул дверь.

Он сделал шаг вперед, и в этот момент вспыхнул яркий свет. Он остановился ослепленный и инстинктивно поднял пистолет, готовый выстрелить. Но не выстрелил, потому что услышал знакомый голос, который снился ему все эти годы.

Боже сохрани, так это ее он должен убить?

Когда ночью едешь в поезде и за окном мелькают дома с погасшими окнами, сумрачный лес, пустые платформы и полустанки, почему-то начинает щемить сердце. И если в купе нет соседей, то кажется, будто ты один-одинешенек на всем белом свете. Прижмешься лбом к холодному стеклу и смотришь, смотришь на проносящиеся мимо белеющие поля, и чувствуешь, что сама жизнь проходит мимо, уносится от тебя на курьерской скорости. И не остановишь ее, не вернешь, не скажешь: подожди! Куда?

Он плохо спал накануне и в поезде не заснул. Выключил свет, но даже не прилег. Так и просидел до утра у окна, только время от времени выходил в тамбур покурить. Ему даже выпить не захотелось, хотя он основательно запасся в дорогу.

Много чего изменилось с тех пор, как он каждую неделю ездил из Питера в Москву, но за окном все было по-прежнему: тот же лес, те же поля, те же пустые дороги…

Что же тоска его так гложет? Неужели он боится?

Андрей дал ему три дня на размышления, потом велел позвонить, оставил номер мобильного телефона. Вчера три дня истекли, и он позвонил. Через час принесли деньги и билет до Москвы.

Юля сидела на кровати, прикрывшись одеялом, и смотрела на него.

— Ты что же, убить меня пришел или ограбить? — спокойно спросила она.

Он опустился на стул, сунул пистолет в карман и вытащил сигареты.

— Ты все еще куришь? — удивилась она. — А тут, в Москве, все побросали. Здоровье берегут.

Он курил и смотрел на нее. Он не знал, что ему теперь делать. Не может же он признаться женщине, которую боготворил, что согласился убить ее за какие-то жалкие деньги?

Он молчал. А она смотрела на него и, кажется, что-то начала понимать.

— Тебя прислал Андрей? — спросила она.

С Андреем они в последний раз виделись еще при советской власти. Андрей сказал, что спорт ему надоел, потому что ногами на поле много не заработаешь. Они здорово выпили тогда в «Октябрьской», и Андрей уехал в Москву. А он остался, еще два года играл в футбол, пока не ушел из-за травмы.

Ему предложили место тренера в детской спортивной школе. Он отказался: такие деньги мужику получать стыдно. Устроился мясником в магазин. Силой бог не обидел, тушу и после пьянки мог разделать.

Деньги пошли хорошие. Он даже перестал их считать. Приносил домой и клал в тазик под кроватью. Когда нужны были, запускал руку под кровать и брал, сколько в руке умещалось.

Это были дурные деньги. Они утекали так же легко, как и приходили. В магазине пили каждый вечер. Однажды у него начался запой. Он не мог остановиться девять дней. Пил круглые сутки, засыпал на несколько часов и вновь брался за бутылку. На десятый день организм перестал принимать даже воду. Он кое-как дотащился до знакомого врача. За два дня пришел в норму и вернулся в магазин.

Вечером заглянул под кровать — тазик пустой. Что не пропил, то раздал собутыльникам.

Через месяц у него начался второй запой.

И тут в городе объявился Андрей. Нашел его, пригласил к себе в «Октябрьскую». Андрей предложил спуститься в ресторан, но он отказался. Заказали ужин и посидели в номере.

Андрей процветал. Он удачно торговал спортивной одеждой в Москве и еще в десяти городах и приехал открывать сразу два больших магазина в Питере. Они засиделись за полночь, и Андрей велел своему шоферу отвезти его домой.

Тягостно было выйти из новенького лимузина с предупредительным шофером и вернуться в свою запущенную квартиру с жалкой мебелью.

На следующий вечер Андрей опять прислал за ним машину. Сели ужинать, выпили по паре рюмок, и Андрей вдруг начал жаловаться. При всех своих деньгах, растущем деле, роскошной жизни, отменном здоровье старый друг был абсолютно несчастен.

Жизнь Андрею портила его жена. Она, не считая, тратила его деньги и изменяла ему направо и налево с его деловыми партнерами. Она не просто предала Андрея, она выставила мужа на посмешище. Садясь за стол переговоров, Андрей думал: может, и этот партнер делит с ним не только прибыль, но и жену?

— Так развестись давно надо! Мужик ты или не мужик?! — закричал он.

Андрей пытался. Но она твердо сказала: попробуешь уйти, я натравлю на тебя налоговую полицию и объясню им, как ты их надуваешь.

— За горло держит, — выдавил из себя Андрей, — захочет — посадит.

И вдруг Андрей заплакал.

Он был потрясен: никогда он не видел, чтобы такой крепкий мужик рыдал навзрыд и не стеснялся этого.

Андрей обнял его на прощание и прошептал:

— Кто бы меня от этой суки избавил, ничего бы не пожалел. Может, ты выручишь, а? По старой дружбе? Я же ничего не пожалею, дом тебе куплю, дело свое помогу открыть. Подумай…

Проснувшись утром, он вспомнил слова Андрея. Вспомнил и сразу захотел забыть, вычеркнуть из памяти, сделать вид, будто ничего не было. А забыть не смог.

Весь день хмуро рубил мясо в подсобке, отказался даже от пива, ни с кем не разговаривал. Рубил и молчал. А слова Андрея никак не шли из головы.

Он мог бы начать свою жизнь заново, стать нормальным человеком. Если бы согласился.

Вечером Андрей заехал к нему попрощаться. Оставил две большие стеклянные банки черной икры и две бутылки армянского коньяка ереванского разлива. Обнял на прощание и уже в дверях сказал вполголоса:

— Надумаешь, позвони через три дня.

Он позвонил.

В Москве его встретили на вокзале. Он получил толстый конверт с деньгами, пистолет и ключ от квартиры Андрея. Сам Андрей улетел на неделю в Турцию за товаром.

Он решил все сделать в первый же день и сразу вернуться в Питер. Но кто же мог знать, что все так повернется?

Он так давно не был в Москве, что даже не подозревал, что его лучший друг Андрей женился на его же девушке, на его Юле.

У них с Юлей был красивый роман. Приятели завидовали. Каждую неделю после игры он приезжал к ней из Питера с цветами и шампанским. Два дня они проводили вместе, ходили по ресторанам и всяким модным местам. Он возил ее только на такси, не позволял спускаться в метро, заваливал цветами. Потом уезжал. Она провожала его на вокзале.

Они собирались пожениться. Он искал место в каком-нибудь московском клубе, чтобы сразу квартиру дали. Им заинтересовались, вели переговоры, что-то обещали. Но из-за травмы пришлось бросить спорт.

Он приехал к ней в Москву:

— Давай поженимся.

Но она была какая-то другая, равнодушная, чужая. Он ходил к приятелям один, без нее, пил. Однажды он вернулся пьяный, с подбитым глазом, грязный — подрался с кем-то на автобусной остановке. Она не пустила его в квартиру, заперла дверь, зло сказала:

— Ночуй на лестничной клетке!

Он звонил из автомата, она и к телефону не подошла. Он обиделся и укатил в Питер. Решил гордо: одумается — позвонит. Она не позвонила. И он не смог переломить себя, снять трубку первым. Так и кончился их роман.

— Я ничему не удивляюсь, — сказала Юля. — Ты не знаешь, какой Андрей негодяй. Я смотрела на него, как на твоего друга, видела все в розовом свете. А он жалкий негодяй, который мать родную готов обмануть, только бы что-то заработать. Как ты мог с ним дружить?

Он смотрел на нее и плохо понимал, что она говорит.

Юля нисколько не изменилась за эти годы. Она осталась такой же, какой он ее любил. И он понял, что по-прежнему ее любит.

Она сбросила одеяло, встала с кровати и совершенно голая подошла к нему. И все началось заново.

Всю неделю они провели вместе. Выходили только в магазин за едой. Они не могли оторваться друг от друга. Они словно спешили наверстать упущенное, получить от жизни то, что они потеряли.

— Что мы будем делать, когда Андрей вернется? — иногда говорила Юля. — Он тебя убьет. Берегись его.

Он не хотел ни о чем думать. Он был как в угаре.

На шестой день поздно вечером дверь открылась и вошел Андрей. Ошеломленно посмотрел на него и на Юлю, но быстро пришел в себя.

Андрей повернулся к нему:

— И ты поверил в старую любовь? Да она же никогда тебя не любила! Она сама мне об этом рассказывала. Неужели ты не понял, что у этой девки на уме только деньги и драгоценности? Что такое любовь, она просто не знает. И на такую дрянь ты променял мужскую дружбу? Она же опять продаст тебя, как продала меня.

Он не хотел, чтобы Андрей так говорил о Юле, о его Юле.

— Уйди, — сказал он Андрею.

— Из собственного дома? — улыбнулся Андрей. — Нет уж, это ты уходи из моего дома. И забери свою грязную подстилку.

Он встал, чтобы разобраться с Андреем по-мужски. Он не позволит оскорблять Юлю. Но Андрей вытащил пистолет и широко улыбнулся. Это было последнее, что успел сделать Андрей.

Он выхватил свой пистолет и выстрелил первым. Потом бросил свой пистолет. Юля даже не вскрикнула. Она спокойно подошла и склонилась над телом Андрея.

— Мертв, — сказала она, вытащила из сумочки свой платок и взяла пистолет мужа.

— Не трогай пистолет! — закричал он. — До прихода милиции ничего не надо трогать. Это была самооборона. Тогда они меня не посадят.

Юля повернулась к нему. Обеими руками она держала тяжелый для нее пистолет.

— Миленький ты мой, — сказала она. — Я не хочу, чтобы ты сидел в тюрьме.

И прицелилась в него.

Кровь на рубашке

Ей обязательно надо было с кем-то поговорить. Но с кем? Кому она способна признаться, что подозревает своего мужа в тяжком преступлении? Подруге? Да нет у нее такой близкой подруги, которой можно довериться. Даже Марине, с которой они еще в институте вместе учились, такое не расскажешь. Поговорить с родителями? Ну нет, вот уж с кем в последнюю очередь можно откровенничать.

Вера даже думала — и всерьез — не позвонить ли ей в милицию. Ведь этот кошмар необходимо остановить…

Но она не могла найти в себе силы донести на мужа. Вдруг это все-таки не он? Наверное, в тысячный раз задавала она себе этот вопрос, хотя понимала, что питать иллюзии — глупо. Как бы ни было ей жалко мужа, которого упекут в тюрьму, вполне вероятно, пожизненно, ей надо позаботиться о себе.

Он даже не решился вызвать лифт, чтобы не шуметь. Потоптался внизу, у почтовых ящиков, и пошел пешком. Только что он воображал себя суперменом, которому все нипочем, а теперь клял себя последними словами за то, что не сумел сдержаться. Разве можно так рисковать ради минутного удовольствия?

Он опять увлекся, потерял осторожность и сделал то, что может разрушить его жизнь, до этого момента вполне благополучную и удачную. Карьера, семья — все у него складывалось прекрасно. Но иногда он терял контроль над собой.

Вера и Алексей познакомились на вечеринке, и их отношения развивались стремительно. Первая заминка возникла, когда он однажды утром заявил: раз они так много времени проводят вместе, может быть, им пора съехаться?

— Я и так практически живу у тебя, — сказал он. — Давай-ка зарегистрируем наши отношения. У тебя квартира больше, здесь и останемся. Почти все мои вещи у тебя, так что переезд будет нетрудным.

Вере было бы приятно услышать предложение руки и сердца, но поспешный брак ее смущал. И Марина советовала ей повременить с замужеством, говорила:

— Один раз ты уже обожглась, не повторяй ошибки.

Словом, Вера не хотела торопиться и ответила очень вежливо, что еще не готова к такой большой перемене. Алексей ей нравится, но пока что им следует оставить все, как есть, не связывать себя обязательствами. Пусть у него сохраняется возможность пожить и у себя, если возникнет такое желание, так что съезжаться не стоит.

Алексей почувствовал себя оскорбленным и обиженным. Он не ожидал отказа. Он стал давить на Веру, намереваясь добиться своего любой ценой. Его упрямство ее несколько насторожило.

Все остальные дела были забыты или отодвинуты в сторону. Он постоянно говорил с Верой на эту тему, доказывал ей, что им необходимо съехаться.

— Я же думаю не только о себе. Когда двое любят друг друга, это естественно быть вместе, посвятить себя любимому человеку. Неужели ты не хочешь посвятить свою жизнь мне? Если ты не законченная эгоистка, не отталкивай меня!

Он умел быть очаровательным и нежно нашептывал ей на ушко:

— Разве ты не любишь меня? Неужели ты не хочешь, чтобы я постоянно был рядом?

Алексей так упорно и методично сокрушал ее сопротивление, что Вера поняла: если она не пойдет ему навстречу, их отношения разрушатся.

Однажды он в сердцах сказал ей:

— Если ты не готова соединить наши жизни, может быть, нам надо начать встречаться с другими людьми.

Он не угрожал совсем разорвать их отношения, но тон его был понятен и без слов.

Вера боялась потерять Алексея. Она сказала себе, что, вероятно, неправа, отказывая ему в желании переехать к ней, хотя у нее были дурные предчувствия.

Через пару месяцев она сдалась, и он торжественно перебрался к ней со всем своим имуществом. На какой-то период Алексей, добившись своего, успокоился. Она тоже расслабилась, увидев, что он счастлив, доволен и нежен с ней.

Потом Вера поняла, что совершила ошибку.

Ей стало ясно, что единственный способ заставить его быть нежным — это принимать все его требования. Алексей признавал только безоговорочную капитуляцию.

Подозрения зародились у нее в ту ночь, когда он впервые заявился домой под утро. Ничего подобного не случалось за четыре года их совместной жизни. Если он немного задерживался, то всегда звонил, предупреждал, и она точно знала, где он. На сей раз он ничего не сказал, а явился в четыре утра. Она проснулась от того, что он, раздеваясь в темноте и чертыхаясь, уронил стул и сам чуть не растянулся.

Алексей лег спать отдельно. И тогда она подумала о том, о чем всегда думают жены, когда их мужья возвращаются слишком поздно и смущенно отводят глаза. Утром Вера позвонила своей лучшей подружке Марине.

Марина советовала не спешить с выводами: вдруг у Алексея что-то такое случилось, о чем и жене не скажешь?

Стирка, самая обыкновенная стирка, которой Вера занималась в пятницу вечером, и вечерний выпуск новостей открыли ей страшную истину.

Грязное белье скапливалось целую неделю. В пятницу Вера разбирала этот склад и включала стиральную машину. Мужнины рубашки она стирала отдельно. Одна из рубашек оказалась вся в пятнах. «Какой же Алексей неаккуратный!» — подумала Вера. Пятна были бурого цвета, и она не могла понять, чем он умудрился так испачкаться.

Она стала искать пятновыводитель. Различные средства предлагали очистить одежду от жира или крови… «Крови? Боже мой, — подумала она, — неужели это кровь? Когда же он поранился? И ничего не сказал?»

Алексей всегда был немного скрытным. Ее родителей это смутило, когда она привела жениха в дом. Но Вера с гордостью отвечала, что Алексей из тех мужчин, которые больше делают, чем говорят. Конечно, ее родители здорово ему помогли, устроили на работу, но дальше он всего добивался сам.

Она стирала до позднего вечера. Развесив белье, Вера села в кресло и включила телевизор. Городские новости уже заканчивались, передавали уголовную хронику. Вчера вновь дал о себе знать серийный убийца, который ночью расправился с четвертой за последние два месяца жертвой.

Он нападал на молодых женщин, насиловал их и душил, потом бесследно исчезал. Он не брал ни денег, ни вещей, поэтому милиция сделала вывод, что это маньяк. Он совершает преступления не потому, что ему нужны деньги, а потому, что в его мозгу произошли какие-то необратимые изменения. Время от времени срабатывает невидимый механизм, и, подчиняясь мгновенному импульсу, этот человек идет на убийство…

Телезрителям показали фоторобот возможного убийцы. Вера с ужасом подумала о том, что рисунок очень напоминает Алексея. А бурые пятна на рубашке, которую он надевал вчера?.. Это кровь?

Неизвестный преступник задушил четырех женщин. Она сопоставила даты. Получалось, что после каждого убийства Алексей приходил далеко за полночь и всегда ложился отдельно от нее. Утром он был необыкновенно ласков и нежен, преувеличенно внимателен… Чувствовал свою вину?

Выходит, ее Алексей — убийца? Теперь, когда она это поняла, она вдруг вспомнила те странные черты его характера, на которые прежде не обращала внимания. Ей стало страшно.

Однажды Вера вернулась домой разбитая и уставшая. Она должна была к утру написать отчет для директора. Ей предстояло трудиться всю ночь, а у нее дико болела голова.

Алексей уже был дома и чудесно ее встретил. Он приготовил ужин, зажег свечи. Вера была буквально на седьмом небе от счастья. После ужина Алексей перебрался на диван и усадил Веру рядом. Ясно было, что за этим последует. Но у Верыраскалывалась голова. Она думала только о том, что ей предстоит закончить работу к завтрашнему утру и она абсолютно не годится для любовной игры.

Вера попыталась все это ласково ему объяснить. Но Алексей ее не понял. Он не сказал ни слова. Стиснул зубы, мрачно посмотрел на нее и ушел. Закрылся и включил телевизор.

Из его комнаты буквально веяло холодом. Вера не могла это вынести. Она была готова на все, лишь бы избежать конфликта. Ведь он был таким нежным и романтичным. Она почувствовала себя виноватой и пошла к нему мириться.

Алексей сидел очень прямо в своем кресле. Разговаривать он не захотел. Лицо его было бледным и злым. Испуганная Вера поняла, что так его оставлять нельзя.

Она побежала к себе в комнату, надела самую соблазнительную ночную рубашку, надушилась, распустила волосы и вернулась к нему. Обняв мужа, она сказала, что была не права. Алексей сразу стал нежным и страстным. Все закончилось постелью.

У Веры по-прежнему болела голова, работа осталась несделанной, что сулило массу неприятностей на работе, но она скрыла свое огорчение.

Довольный Алексей потом шепнул ей:

— Хорошо, что ты пришла, а то я просто готов был тебя задушить.

Теперь она вспомнила его слова с содроганием. А тогда подумала, что он пошутил. Алексей привык получать все, что пожелает. Когда ему в чем-то отказывали, он терял голову. Он просто не воспринимал отказа.

Он очень напоминал ей отца. Возможно, поэтому она его и выбрала. Но теперь Вера боялась, что Алексей повторит путь ее отца, очень упрямого человека, который привык добиваться своего. Характер стоил ему карьеры.

Зачем Алексей душил женщин? Вера объясняла это себе так: он очень неравнодушен к слабому полу. Недаром Марина предупреждала: смотри за ним в оба, а то уведут! Выходит, натолкнувшись на отказ, импульсивный и упрямый Алексей прибегал к насилию?

Алексей поднялся на седьмой этаж и перевел дух. Он почувствовал себя спокойнее: до сих пор ему все сходило с рук, и теперь обойдется. Главное — скорчить невинную физиономию и все отрицать. Вера в него влюблена по уши.

Он открыл дверь. Думая, что жена давно спит, он не собирался включать свет. Но жена стояла в коридоре. Она была настроена очень решительно.

Прежде чем он открыл рот, она твердо сказала:

— Я все о тебе знаю.

Он снял пальто и обреченно опустился на стул:

— Прости меня, Вера.

— Простить тебя? — изумленно переспросила Вера. — Я-то здесь при чем? Тебя же будут судить. Ты хотя бы понимаешь, какой это позор для нашей семьи?

— Судить? — ошеломленно повторил Алексей. — За что судить?

Увидев, что Алексей не намерен признаваться и продолжает играть, Вера выложила все: как она обнаружила пятна крови на его рубашке, как узнала о маньяке-душителе, как дни убийств точно совпали с теми днями, когда Алексей приходил домой поздно ночью.

Когда Вера договорила, Алексей схватил ее за плечи:

— Так ты считаешь меня убийцей? Ты с ума сошла! Как это могло прийти тебе в голову?! — И вдруг он дико захохотал: — Я провел все эти ночи у твоей лучшей подруги Марины. Мне не надо убивать женщин, они мне ни в чем не отказывают…

Через неделю Вера и Алексей развелись.

Пока она считала, что ее муж — маньяк-убийца, она еще колебалась, не зная, как быть — расстаться с ним побыстрее или попытаться ему помочь, спасти его? Когда же она выяснила, что Алексей ей просто изменяет, выгнала мужа из дома.

Преступление женщина еще способна простить, измену — никогда.

Дневной визит ночного сторожа

Он никогда не пользовался лифтом. Прочитал где-то, что лифт — это западня, и даже на последний этаж поднимался только пешком. Он гордился тем, что ему это ничего не стоит — он в отличной форме.

Белый халат у него был надет под пальто. В портфеле лежали старый стетоскоп, тонометр — хотя измерять давление он так и не научился, а также градусник, несколько одноразовых шприцев и разноцветные коробочки из-под иностранных лекарств, почти все пустые.

В детстве он хотел быть врачом. Хирургом. Представлял себя в белом халате и в шапочке, окруженным толпой ассистентов и медицинских сестер, которые ловят каждое его слово. Но он даже и школы не закончил, поэтому и врачом не стал.

В этот утренний час в подъезде никого не было — все уже ушли на работу. Только на пятом этаже он столкнулся с какой-то женщиной, закутанной в платок. Он не обратил на нее никакого внимания и бодро продолжал подниматься по лестнице.

Она тоже равнодушно скользнула взглядом по его лицу, вошла в лифт и нажала кнопку. И тут ее словно пронзило. Она вспомнила это лицо, и ее охватил ужас. Она выскочила из подъезда и побежала прочь от дома, словно за ней гнались. Она постоянно оглядывалась, но когда убедилась, что ее никто не преследует, пришла в себя.

Надя не знала, что ей следует предпринять. Конечно, она обязана позвонить в милицию… Но просто так, по анонимному звонку они не приедут. А чтобы ей поверили, она должна все рассказать. Вот это она не в состоянии сделать. И при этом понимала, что, не позвонив в милицию, она обрекала кого-то на страдания и унижения. А может быть, и на смерть?..

Надя стояла возле дома и смотрела на окна верхних этажей. Ей не трудно было представить себе, что сейчас происходит в одной из квартир ее нового дома.

Он позвонил в дверь и заранее широко улыбнулся. В одной руке он держал свой докторский портфель, в другой — стандартный бланк истории болезни, украденный в поликлинике. Сейчас он услышит милый женский голос. Он знал, как зовут женщину, сколько ей лет и чем она занимается, что она вчера купила в ювелирном магазине, сколько денег у нее осталось в кошельке и когда ее муж вернется с работы.

Он выяснил достаточно для того, чтобы осуществить задуманное. У него всегда все получалось.

Когда дверь распахнулась, он улыбнулся еще шире и с легким упреком произнес:

— Я ваш новый участковый доктор, Елена Ивановна. Я дважды присылал вам приглашение на диспансеризацию, а вы не пришли. Если гора не идет к Магомету… Вот, пришлось мне вас навестить.

Молодая женщина в халатике вспомнила, что действительно получала какие-то бумажки из поликлиники, и смутилась.

— Заходите, пожалуйста, — сказала она.

Она прикрыла за ним дверь и предложила пройти в комнату. Она чувствовала себя виноватой. Он снял пальто, остался в белом халате и попросил разрешения вымыть руки. Потом раскрыл медицинскую карту и, делая пометки, стал подробно расспрашивать о перенесенных в детстве болезнях, о самочувствии. Лена прониклась доверием к молодому доктору. Прежний участковый ставил диагноз и выписывал рецепт, не глядя на больного.

Он взял чайную ложечку и осмотрел горло. Нахмурился. Попросил закатать рукав и взялся мерить давление. Потом сказал, что должен послушать ее сердце.

С каждой манипуляцией он несколько мрачнел, и Лена встревожилась: неужели она чем-то больна? Она не выдержала и поинтересовалась: что-то не так, доктор?

Он предложил ей снять халатик и лечь. Сам задернул в комнате занавески, чтобы яркий свет не смущал Лену, достал стетоскоп и долго ее слушал. Потом спросил: давно ли она делала маммографию? Рак груди так распространен. И, не в силах сдержаться, он стал снимать с нее лифчик. Она удивилась:

— Нет, нет, доктор! Что вы делаете?..

Тогда он вытащил из портфеля нож, и Лена поняла, кто перед ней.

Этот человек изнасиловал ее год назад. Это было страшно. Он связал ей руки ее же собственным шарфом и заткнул рот носовым платком. Надя боялась, что он ее убьет. Когда он ушел, она испытывала нечто вроде облегчения. Но моральные страдания оказались еще ужаснее.

После изнасилования она не могла прийти в себя целый год. Надя рассталась с мужем, который не смог простить ей, что она допустила такое. Он брезгливо отстранялся от нее и внушал ей, что она виновата. И она сама чувствовала себя виноватой. Если бы она вела себя осторожнее, этого бы не произошло. Как она могла поверить, что участковые врачи ходят по домам без вызова, по собственной инициативе?

Надя не стала писать заявление в милицию. Она не хотела, чтобы всем стало известно, что ее изнасиловали. Она боялась, что узнают подруги, сослуживцы. Если бы его поймали, ей бы пришлось выступать на суде. Ее бы там увидели… Нет, нет, это не для нее!

После развода с мужем Надя разменяла квартиру. Она надеялась, что настанет момент, когда она все забудет. И вдруг опять увидела этого человека.

Он вышел из квартиры ровно через час. Помимо портфеля у него в руках была большая сумка с вещами и драгоценностями, которые он придирчиво отобрал. Надо сочетать приятное с полезным… Он был очень доволен собой. А все потому, что тщательно готовился, похвалил он сам себя.

Он никогда себя не торопил. Прежде всего изучал обстановку. Ему это очень нравилось. Он все записывал в маленькую записную книжку: когда обитатели квартиры просыпаются, когда ложатся спать, когда уходят на работу. Он хотел знать все до мелочей: когда свет зажигается, когда гаснет, часто ли приходят гости.

В одной из квартир пару лет назад он прихватил чудесный бинокль с большим увеличением. Летом он наблюдал за окнами с улицы. Зимой с комфортом устраивался на лестничной клетке соседнего дома. Приносил с собой термос с горячим чаем, покупал булочку. Жильцы в доме посматривали на него с удивлением. Но его никогда не гоняли, уж очень прилично он выглядел.

Следя за людьми, он воображал себя разведчиком, который работает в тылу врага. Однажды маленький мальчик, который дважды проходил мимо, подошел к нему и спросил шепотом:

— Дяденька, а вы разведчик, правда?

Он важно ответил, что из милиции. Это было забавно, что его принимают за милиционера. Это даже доставляло ему особое удовольствие. Ведь теперь он мог вести наблюдение, не вызывая подозрения, поскольку люди думали, что он представляет власть. Он даже всерьез прикидывал, не раздобыть ли ему еще и милицейскую форму, но решил не рисковать. Он был осторожен.

Он насиловал хозяйку квартиры, а заодно забирал дорогие вещи и деньги. То есть он вынуждал этих женщин доставлять ему удовольствие и еще платить за это. Он чувствовал себя неотразимым, мастером своего дела, которому дают огромные деньги, лишь бы он не отказался прийти.

Он работал ночным сторожем на автостоянке. Ночь дежурил, день отсыпался, а в свободный день с утра принимался за дело.

Не ночь, а утро — лучшее время для преступлений.

Утром люди не ждут неприятностей.

Именно утром женщины ходят по квартире, не одевшись. Вечером они обязательно задернут занавески, утром им это в голову не приходит. И он имел возможность выбрать себе объект поинтереснее.

Иногда ему удавалось подсунуть под дверь маленькое зеркало на ручке и посмотреть, что там делается. В старых домах есть маленький зазор между дверью и полом. Он приникал ухом к двери, чтобы послушать, о чем там говорят. Он готов был часами слушать разговор, который вела хозяйка с подругой по телефону. В результате он узнавал интимные подробности ее жизни. Все могло пригодиться.

Порой он пугал женщину своей осведомленностью. К одной квартире он приходил десять раз, прежде чем решил, что пора войти и познакомиться с хозяйкой поближе. Один раз он отложил вторжение, услышав, что хозяйка собирается купить золотое кольцо, и пришел, когда покупка уже была сделана.

Он выбирал себе женщину по вкусу. Он баловал себя. Он любил наслаждаться.

Постепенно он совершенствовался. Сначала пользовался тем, что попадется под руку, чтобы связать хозяйку, если она сопротивлялась. Потом решил, что следует приходить подготовленным. Он клал в свой портфель небольшой набор насильника — крепкая веревка, зеркальце, нож.

На вид он был симпатичным парнем, внушал доверие. Ему нравилось изображать врача. Он ходил по домам, звонил в квартиры и представлялся новым участковым, который совершает обход. Если ему давали от ворот поворот, он уходил.

Если молодая женщина имела глупость пригласить его войти, он начинал расспрашивать ее о состоянии здоровья, сам ставил градусник, потом мерил давление, наконец говорил, что надо послушать сердце и легкие, и под этим предлогом заставлял женщину раздеться.

Он не считал себя насильником. Он был уверен, что женщина, которую он выбрал, счастлива была бы связать с ним свою судьбу навеки, просто муж не дает ей такой возможности. Он исходил из того, что делает женщине нечто очень приятное. Он даже говорил ей комплименты — какая она красивая, как ему хорошо с ней.

А вещи и деньги он забирал, потому что все они сами хотели каким-то образом отблагодарить его.

А нож? Зачем он держал нож у ее горла?

Он объяснял себе, что большинство женщин мечтают испытать насилие, все женщины — развратные твари, им нравятся всякие извращения. Кроме того, рассказ о ноже поможет ей оправдаться перед мужем.

Он любил рассказывать приятелям о своих романах со множеством женщин. Он показывал сувениры, которыми одаривали его женщины. Никому в голову не пришло бы подозревать его в изнасилованиях, у него была такая богатая приключениями жизнь. В его воображении это действительно были настоящие свидания с влюбленными в него женщинами.

Он так долго следил за будущей жертвой, что ему казалось, будто у них долгий роман. Он не врал себе, это получалось как-то само собой. Иногда он забирал фотографии изнасилованных женщин, показывал приятелям: вот моя новая подружка. Любил фотографии, на которых женщины улыбались. Иногда подписывал их самому себе от их имени. На сей раз он тоже прихватил с собой фотографию на память.

Он вышел на лестничную клетку, но не успел захлопнуть за собой дверь, как на его голову обрушился страшный удар. Он потерял сознание и рухнул на пол…

Когда он задернул занавески, Надя поняла, в какую квартиру он забрался. У нее в доме он тоже сначала задернул занавески. Поскольку он сам наблюдал за чужими окнами, то боялся, что и другие могут это сделать.

Надя даже не пыталась убежать. Она сама вызвала милицию и «скорую помощь». Сказала, что, увидев человека, который ее изнасиловал, потеряла контроль над собой и ударила его кирпичом по голове.

Ее не будут судить. У нее началась душевная болезнь, и ее лечат. Она даже не подозревает, что в мужском отделении той же больницы лежит тот, кого она ударила.

Ему сделали трепанацию черепа. Он выжил. Но любимым делом больше заниматься не сможет.

Часть вторая СЛАДОСТЬ МЕСТИ

Современная пьеса с актерами-любителями

Сашу вызвали прямо с совещания. Секретарша, вся бледная, молча протянула ему телефонную трубку:

— Это из милиции!

— Слушаю, — удивленно произнес Саша.

— Александр Петрович? — справился следователь. — Вам надо срочно приехать домой… Ваша жена убита.

Следователь стоял в коридоре и смотрел на труп женщины, над которым склонился пожилой эксперт. Тело обнаружили на кухне.

— Ударили очень тяжелым предметом, — констатировал эксперт. — Скорее всего, утюгом.

Когда Саша с безумными глазами влетел в квартиру, первой, кого он увидел, была свояченица — старшая сестра жены.

— Что с Викой? — выдавил из себя Саша.

Свояченица отвернулась и заплакала. Саша увидел тело Вики, и ему стало плохо.

Следователь, придерживая Сашу за локоть, отвел его в комнату. Наливая воды из графина, сказал:

— Вашу жену убили сегодня, судя по всему, в дневное время. Милицию вызвала сестра вашей жены… Садитесь… Пока вас не было, она много чего нам поведала.

Он говорил это таким тоном, что Саша почувствовал: что-то не так!

— Паспорт у вас с собой?

Саша вытащил из кармана портмоне с документами. Руки у него дрожали.

— Когда вы в последний раз видели свою жену? — Следователь смотрел на него изучающим взглядом.

— Когда уходил на работу. В половине десятого.

— А позже не видели? Домой не возвращались?

— Нет, не возвращался.

Тут до Саши дошло, почему следователь смотрит на него так мрачно.

— Да вы что?! — возмутился Саша. — Вы подозреваете меня? Вы думаете…

Следователь поплотнее закрыл дверь комнаты.

— Ваша свояченица сказала нам, что у вас роман с другой женщиной, что вы давно мечтали избавиться от жены, — и вот нашли способ. Это так?

— Вы с ума сошли, — еле выговорил Саша побелевшими губами. — Я ее не убивал!

Следователь глядел ему прямо в глаза.

— А все сходится. В квартире нет следов борьбы. Убийца ничего не украл и, судя по всему, вошел в квартиру, открыв дверь своим ключом. Но ключи были только у вашей покойной жены, ее сестры и у вас. Так? Отвечайте!

Прежде чем Саша успел что-то сказать, эксперт принес орудие убийства — утюг, которым Вике проломили голову.

— Где нашли? — спросил следователь.

— Во дворе, в мусорном баке, — ответил эксперт и повернулся к Саше: — Ваш? Узнаете?

Саша в ужасе смотрел на утюг. Это был его утюг.

Следователь подозвал милиционера:

— В наручники его! И поехали.

— Подождите! — закричал Саша. — Я все расскажу!

Он купил этот утюг год назад…

Саша в превосходном расположении духа поднимался на лифте. В руках он держал большую коробку. Едва он позвонил в дверь, на пороге появилась Лида. Они начали целоваться прямо на лестничной площадке. Потом Лида спохватилась, затащила Сашу в квартиру и захлопнула дверь.

— Я безумно соскучился, — шептал он, пока его руки совершали увлекательное путешествие по ее телу.

— Подожди, мясо сгорит! — Лида вырвалась из его объятий и поспешила на кухню. — Сначала обедать.

Сняв пиджак и галстук, Саша последовал за ней и положил коробку на стол.

— А это мой подарок, — торжественно произнес он.

Лида быстро распаковывала коробку и, вытащив утюг, вздохнула:

— Это ты не мне, а себе сделал подарок. Чтобы я твои брюки гладила. Я и так работаю у тебя и кухаркой, и прачкой… Теперь будешь таскать все свое бельишко гладить. Спасибо тебе. Ты меня только за это ценишь?

— Не только, — ответил Саша и вновь привлек Лиду к себе.

Теперь она уже не сопротивлялась.

Следователь опять навис над ним:

— Ну, рассказывай! Ты пришел домой, вы поссорились, ты схватил утюг и… Говори, тебе легче будет.

— Нет! — опять закричал Саша. — Все было не так! Это не наш утюг.

— Что? — разозлился следователь. — Не хочешь говорить? Поехали!

— Нет, я купил этот утюг… Но не для Вики… Для другой женщины.

— Для кого? Имя! Как ее зовут? Какие у вас отношения? Говори, не молчи. Ты — главный подозреваемый. Я тебя должен посадить. Убеди меня, что ты не виноват.

Саша сдался:

— У меня был роман. Ее зовут Лида. Но у нас уже все кончалось. Мне не надо было убивать Вику. Я не собирался уходить из дома. Я думаю…

— Ну, ну! — давил на него следователь. — Не останавливайся, говори!

— Это Лида убила мою жену… Больше некому. Я ей сказал, что нам надо расстаться. Для меня это было короткое увлечение. Не более того. Вы как мужчина поймете. А она возненавидела мою жену. И отомстила ей…

Следователь сел за стол, придвинул к себе телефон:

— Давай — фамилия, имя, отчество, адрес, номер телефона. Где живет твоя Лида и где вы познакомились?

Свет на сцене погас. Режиссер устало махнул рукой:

— Все, репетиция окончена!

Актеры разошлись по своим гримуборным.

— Не поужинать ли нам сегодня вместе? — предложил Саша Лиде и Сергею. — Отметим знакомство и начало работы над новой пьесой, а?

Через полчаса две пары уже сидели в кафе.

Лида, выпив вина, раскраснелась и рассказывала:

— Мы ведь с Сережей и познакомились на почве любви к театру. В профессиональные актеры не вышли… Но мы по-прежнему обожаем театр и на судьбу не обижаемся. Решили, что это не беда, будем работать, а в свободное время играть для себя и, может быть, для узкого круга зрителей. И вот уже второй год ходим сюда, в этот любительский театр, и получаем массу удовольствия.

— И мы такие же поклонники театра, — подхватила Вика. — Слава богу, что нашелся режиссер, непризнанный гений, который решил, что удивит мир игрой непрофессиональных актеров. Нам режиссер очень понравился.

— Имейте в виду: репетиции — три раза в неделю, — предупредила Лида. — Сможете?

Саша и Вика переглянулись.

— Для меня это не проблема, — сказала Вика, — я преподаю литературу в педагогическом. Вечера у меня свободны.

— Мне, конечно, сложнее найти время, — вздохнул Саша, — у меня свой бизнес, компьютерная фирма.

— Я всегда мечтала работать в компьютерной фирме, — оживилась Лида.

— А что же мешает? — спросил Саша.

Лида покачала головой:

— Места не могу найти.

— И не надо. — Сергей ласково погладил жену по голове. — Сиди дома, получай удовольствие от жизни.

— Ха, это называется удовольствие? — скептически отозвалась Лида. — Готовить обед, убирать квартиру и принимать гостей?

Сергей виновато развел руками. У него было очень приятное и располагающее лицо.

Через неделю Саша позвонил Лиде:

— Я бы не хотел, конечно, ссориться с Сергеем, но у меня на фирме есть вакансия. Хотите попробовать себя?

Лида аж подскочила на стуле:

— Еще бы!

Лида вышла из Сашиного кабинета, и секретарша повела ее знакомить с сотрудниками. Все они были очень любезны и, может быть, даже угодливы. Лида оценила, каково быть в дружеских отношениях с хозяином фирмы.

— Если вам что-то понадобится, я к вашим услугам, — сказала секретарша и удалилась.

Лида стала осваиваться в отведенном ей отдельном кабинете. Просматривая кипу принесенных ей бумаг, она засиделась в офисе до ночи.

Дома ее ждал Сергей.

— Кормилица пришла, — поцеловал он ее. — Теперь ты у нас в семье будешь главным добытчиком.

Сергей налил жене чаю и накормил.

В субботу Саша приехал на работу необычно рано.

— Здравствуйте, Александр Петрович, — радостно приветствовала его секретарша. — Вот ваша почта.

— Спасибо. Вы сегодня раньше всех! Молодец. Сделайте мне кофе, пожалуйста.

Секретарша заговорщически улыбнулась:

— О нет, я сегодня не первая. Когда я пришла, наша новая сотрудница была уже на рабочем месте. Похоже, она вообще со вчерашнего дня не уходила.

Заинтригованный, Саша, вместо того чтобы войти в свой кабинет, заглянул к Лиде.

На письменном столе Лиды стояли три пустые чашки из-под чая и громоздились папки с деловой перепиской компании.

— Как вы любите работать, так никто не любит, — сказал Саша. — Честно говоря, я и не рассчитывал на такой трудовой энтузиазм.

Лида устало распрямила спину:

— Вчера мне принесли новый контракт с питерскими партнерами. Меня сразу в нем что-то смутило. Но только вечером, уже дома, я поняла, в чем дело. Поэтому прибежала пораньше, чтобы во всем окончательно разобраться. Контракт неудачный.

— Почему? — спросил Саша.

— А вот смотрите. — Она выложила на стол бумаги. — Я проверила. Они явно завысили цены на доставку. Конкуренты предлагают те же поставки на двадцать процентов дешевле.

Саша посмотрел на нее с удивлением:

— Лидочка, вы молодец.

— Я же говорила, что вы не пожалеете, взяв меня на работу, — улыбнулась она.

— А я и не жалею. Взять вас — это хорошая идея, — многозначительно произнес он и взглянул на часы. — Ко мне сейчас придут клиенты. А потом пообедаем вместе и договорим. Нет, нет, не отказывайтесь. Вы уже заслужили премию…

Саша заказал обед в том же кафе. Он заставил Лиду выпить, она раскраснелась и болтала без умолку.

— Вы знаете, я обнаружила, что я — амбициозная женщина. Мне хочется успеха. И я намерена сделать карьеру в бизнесе… Я вам безумно благодарна. Вы замечательный руководитель. Вас очень уважают в компании. Это потому, что вы всегда на работе.

— А у меня ничего нет, кроме работы, — вздохнул Саша. — Я в общем несчастлив в личной жизни. Мы с Викой фактически чужие люди. Вика не интересуется моими делами и занята только собой.

Лида посмотрела на него с сочувствием:

— Извините, Саша, я не знала…

Саша торжественно распахнул перед ней дверь и сказал:

— Я снял эту квартиру для нас. Это временное гнездышко. Как только куплю хорошую квартиру, я уйду из дома, разведусь, и мы станем жить вместе.

Лида повисла у него на шее.

Она вытащила из сумки несколько пар носков, выстиранные трусы, новую рубашку.

— Ты у меня будешь выглядеть лучше всех.

Пока он примерял рубашку, она суетилась на кухне:

— Как ты относишься к борщу?

Однажды она очень долго ждала Сашу, а он где-то задерживался. Она злилась. Он пришел поздно и сразу протянул ей пакет.

— Что это? — спросила она.

— Брюки надо погладить, — буркнул он, — я же купил тебе утюг.

— Может быть, нам уже пора перестать прятаться от знакомых и коллег, зажить нормальной жизнью, вместе отдыхать? — предложила Лида. — Тогда и брюки у тебя будут не мятые, а со стрелкой.

— Лидунчик, потерпи совсем немного.

— Я, конечно, не имею привычки заглядывать тебе в кошелек, но, по моим подсчетам, ты уже скопил на новую квартиру, причем четырехкомнатную.

— На следующей неделе я уезжаю в отпуск, — как бы между прочим сказал Саша. — Потом все обсудим.

— Как интересно. — Лида старалась скрыть свое раздражение. — И далеко едешь?

— Хочу показать дочери Прагу, — ответил Саша.

— Вика тоже едет? — невинно поинтересовалась Лида.

— Ты же понимаешь, что в таком возрасте ребенок без матери не может.

— А ты? — разозлилась Лида. — Ты разве можешь без Вики? Год прошел, как ты пообещал, что вот-вот разведешься и мы будем жить вместе. Год! И ничего не произошло. Сколько раз мы говорили, что вместе поедем за границу… Ты даже предложил обвенчаться где-нибудь на Кипре. И я, дура, тебе верила! Оказывается, я все это время жила в мире фантазий.

— Ну что ты придумываешь, Лидунчик, — пытался успокоить ее Саша.

Но Лида не хотела его слушать.

— Я больше не намерена тебя обслуживать за просто так, — заявила она. — Нам нужно вернуться к прежним отношениям, когда мы с тобой вместе только работали, но не спали. Это будет печально для нас обоих, но ты должен перестать водить меня за нос. Я наконец поняла, что ты не намерен менять свою жизнь. Здорово устроился — у тебя и жена, и любовница, и обе тобой дорожат. Но я не намерена вечно оставаться в этой роли. Мне нужна настоящая семья.

Она бросила его брюки на пол и выскочила из квартиры, громко хлопнув дверью.

На следующий день в ее кабинет вошла Сашина секретарша с надменной миной и положила на стол кипу отчетов.

— Шеф их все вернул и велел переделать, — сухо сказала секретарша. — Они неверно оформлены.

Лида смотрела на нее, открыв рот.

Едва секретарша вышла, она набрала Сашин номер. Услышав ее голос, он резко бросил в трубку:

— Я занят.

Лида подстерегла его на улице.

Саша, обычно любезный, предупредительный и щедрый, теперь говорил с ней жестко и холодно.

Лида была просто потрясена произошедшей в нем переменой.

— Если ты намерена перестать со мной встречаться, то можешь попрощаться с работой, — заявил Саша.

— Но я же хороший работник, — защищалась Лида. — Ты всегда был мной доволен.

— Я был доволен тобой в постели. Как работник ты меня не интересуешь. Моя фирма вполне без тебя обойдется.

Он повернулся и пошел к машине.

— Я ведь все еще люблю тебя, — сказала ему вслед Лида сквозь слезы.

Но Саша уже не услышал ее слов. Он уехал.

«Господи, все дело в этой дуре Вике, которая его не отпускает, — подумала Лида. — Почему бы ей не дать Саше развод?»

Она вытащила мобильный телефон и набрала номер Вики. Но той не было дома. Ответил автоответчик:

— К сожалению, нас с Сашей сейчас нет дома. Если хотите, оставьте ваше сообщение. Мы обязательно перезвоним.

Лида надиктовала на автоответчик:

— Мне надо поговорить с тобой на очень важную тему. Это касается нас обеих. Скажи, когда я могу к тебе зайти.

Эксперт торжествующе сказал следователю:

— Все! На автоответчике сохранился ее голос. Она звонила как раз накануне того дня, когда Вика была убита.

— Значит, это она, — кивнул следователь.

— У этого Саши есть алиби. В момент убийства он чинил машину в автосервисе. Мы уже проверили. А у Лиды алиби нет. В момент убийства она отсутствовала на рабочем месте.

— Ну что ж, у нас уже достаточно оснований для предъявления обвинения, — решительно сказал следователь. — Давайте ее сюда. Мы раскроем это дело прямо сегодня.

Лиду ввели в кабинет.

— Вику убили около часа дня. Где вы были в это время? — спросил следователь.

— Мне позвонили из домоуправления, сказали, что жильцы снизу жалуются: у них течет с потолка, — стала объяснять Лида. — Я примчалась домой, но все было в порядке, краны не текли, я никого не залила. Спустилась к соседям, они в домоуправление не жаловались. Понимаете, кто-то меня разыграл.

Следователь ей не поверил. Он вытащил из ящика стола утюг, которым убили Вику:

— Это ваш утюг?

— Мой, — кивнула Лида, — но я этот утюг выбросила неделю назад. Он испортился.

Следователь не мог скрыть улыбки.

— Странно получается. Накануне убийства вы выбрасываете утюг на помойку, и его подбирает именно тот человек, у которого есть ключи от квартиры вашего любовника… У вас ведь есть ключи от его квартиры, верно?

— Да.

— Хорошо, хоть это не отрицаете. Я знаю, что вы с Сашей встречались у него, когда Вика уезжала в командировку… Так что все факты говорят о том, что это вы ее убили. — Прежде чем она успела возразить, следователь распорядился: — Уведите ее. — Но когда она уже была в дверях, остановил: — Подождите. — Он подошел и протянул ей пакет: — Ваш муж собрал вещи, которые понадобятся вам в камере. Заботливый человек. Вы его обманывали, а он о вас позаботился. Понимает, что сидеть вам долго.

Идя в сопровождении охранника по коридору, Лида думала о своем муже, представила его красивое лицо, вспомнила, как он говорил ей:

— Зачем тебе этот бизнес? Я ценю в женщине совсем другое…

Однажды, когда она пришла после свидания с Сашей, Сергей встретил ее на пороге:

— Ты просто не жалеешь себя. Все работаешь и работаешь. Я начинаю ненавидеть твой бизнес. А я страшен в гневе.

Он сказал это как бы в шутку. Она поцеловала его и прошмыгнула в спальню. Муж проводил ее тяжелым взглядом…

И она представила, как все произошло.

Вот он, изменив голос, звонит ей от имени диспетчера:

— Приезжайте немедленно, вы соседей снизу залили. Они грозятся милицию вызвать и сломать вашу дверь. Знаете, во сколько вам ремонт обойдется?

Вот он крадет у нее ключи…

Забирает выброшенный ею утюг…

Поднимается к Вике и убивает…

Лида даже застонала, когда поняла, что ее засадил за решетку собственный муж.

И последнее, что она вспомнила — его слова:

— Я знаю, что ты считаешь себя прирожденной актрисой и уверена, что способна сыграть любую роль. А меня ты считаешь бездарностью. Но, может быть, ты меня недооцениваешь? Я ведь тоже неплохой актер. Просто мне не доставались главные роли. Не было еще возможности проявить свой талант.

Сыщик на покое

Потом его секретарь и главный бухгалтер скажут, что он с самого утра был какой-то не такой, не похожий на себя. Пришел позже обычного. Против обыкновения не стал проводить пятиминутку, не вызвал к себе главного бухгалтера, а заперся один в кабинете. Секретарь заходила дважды — приносила газеты и почту. Приготовила ему кофе — он даже не притронулся к чашке. Ему названивали с самого утра — просил ни с кем не соединять. Просто сидел в кресле и о чем-то думал.

В другой ситуации сотрудники решили бы, что контора обанкротилась и пора собирать вещички. Но самый информированный человек — главный бухгалтер твердо знал, что дела идут как никогда хорошо. Дмитрий Юрьевич занимался своим бизнесом недавно — с тех пор, как приехал в город, но хватка у него была железная. Двое конкурентов после прошлогоднего кризиса в отрасли разорились, а он только укрепился.

— Что с шефом? — спрашивали сотрудники, у которых «горели» срочные бумаги.

Секретарша недоуменно пожимала плечами. Она сама ничего не понимала, хотя ее с директором связывали не только служебные отношения.

В обеденное время, около двух часов, как потом будет установлено, к директору пришел посетитель. Высокий хорошо одетый человек осведомился:

— На месте Дмитрий Юрьевич или уехал? — Услышав, что директор у себя, сбросил пальто. — Доложите Дмитрию Юрьевичу, что пришел Касьянов.

Секретарь предупредила посетителя, что директор вряд ли сегодня его примет. Но, к ее удивлению, Дмитрий Юрьевич кивнул:

— Пусть заходит.

Она пропустила незнакомца в кабинет и плотно закрыла за ним дверь.

Минут через пятнадцать в кабинете раздался какой-то грохот, словно упал стул. Сразу же после этого дверь открылась, посетитель вышел, взял свое пальто, вежливо попрощался и исчез прежде, чем секретарша успела что-то сказать. Она проводила посетителя взглядом и неуверенно приоткрыла дверь кабинета, чтобы спросить директора, не нужно ли ему чего. На отчаянный крик секретарши сбежались все сотрудники.

Дмитрий Юрьевич лежал на полу с перерезанным горлом. Главный бухгалтер, самый сообразительный из всех, выскочил на улицу, но посетителя уже и след простыл.

Вначале Дима упивался своим новым заданием. Ему сказали, что редко кому из молодых сотрудников управления оказывается столь высокая честь. После двухнедельной подготовки Дмитрий стал своего рода нелегалом. Ему предстояло работать под чужим именем среди преступников, которых не удается взять с поличным.

Для всех Дима ушел из управления внутренних дел. Подал рапорт об увольнении по личным причинам. Рапорт подписали. Он сдал удостоверение, служебное оружие, получил деньги под расчет, попрощался с ребятами в отделе — никто из них не знал, почему он уволился, — и ушел, провожаемый недоуменными взглядами.

Теперь информаторы преступного мира — а они в управлении наверняка есть — подтвердили бы, что старший лейтенант такой-то уволен из рядов милиции. Только в личном сейфе начальника управления лежал в запечатанном конверте секретный приказ, из которого следовало, что увольнение лейтенанта было всего лишь частью операции прикрытия — Дмитрий остается в кадрах, и ему начисляется зарплата, которую он получит полностью после окончания операции.

Сослуживцы, конечно, задавали вопросы:

— Почему ты уходишь? Тебе что-то не понравилось или тебя на чем-то поймали?

— Ухожу по личным мотивам, — коротко отвечал он.

Офицеры в отделе решили, что у него крупные неприятности, из-за которых ему пришлось уйти. А то было бы хуже. Он ловил подозрительные взгляды ребят. Это было все равно что присутствовать на собственных похоронах.

Новая жизнь поначалу ему понравилась. Впервые он сам себе был хозяином. Мог спать до обеда, гулять целыми днями, приставать к девочкам. Никто его не контролировал. Он получал деньги из секретного фонда и в свои двадцать с небольшим чувствовал себя прекрасно.

Но от него ждали работы.

В городе орудовала большая и слаженная преступная бригада. Она контролировала самый крупный в городе металлургический завод, продукция которого шла исключительно на экспорт. Умельцы настолько ловко манипулировали финансами, что завод сидел по уши в долгах, не платил налоги, с трудом наскребал на зарплату, а деньги, получаемые от сделок с западными партнерами, в страну не возвращались. Но это была половина дела. Некоторые члены этой преступной бригады участвовали и в торговле наркотиками. Им кто-то помогал на таможне. И Дмитрий должен был найти этого человека.

Не так-то просто оказалось познакомиться с нужными людьми. К бывшему милиционеру относились с недоверием. В охрану брали охотно, но к серьезным делам не подпускали. Прошли месяцы, прежде чем его признали своим. А он наивно полагал, что вся операция займет несколько недель и он быстро вернется к прежней жизни. Но все оказалось значительно сложнее и мучительнее.

Иногда ему становилось страшно.

Оружия ему не дали. И правильно сделали. Дима убедился, что в новом для него мире тоже существует определенная этика. Если он встречается с таким же деловым человеком и договаривается с ним о сделке, с какой стати ему приходить с оружием? Если у тебя с собой пистолет, значит, ты либо переодетый оперативник, либо собираешься убить партнера, либо помешался на собственной безопасности. С таким человеком никто дела иметь не станет.

Вместо оружия Дмитрий брал с собой миниатюрный магнитофон, прятал его под одежду. Понимал: если магнитофон найдут, его скорее всего убьют. И он очень нервничал. Не мог даже есть. Если сделка заключалась во время обеда, он с трудом заставлял себя что-нибудь съесть, чтобы скрыть волнение. Но когда партнеры уходили, бежал в туалет, где его выворачивало наизнанку.

У него начались проблемы со здоровьем. Болел живот, иногда ему казалось, что у него сдавливает сердце. Дмитрий решил, что с него хватит.

Он пошел к знакомому врачу. Тот устроил ему полную диспансеризацию у себя в поликлинике, велел сделать электрокардиограмму. А изучив результаты анализов, сказал:

— У тебя все в порядке. Готов к труду и обороне, как говорили в наше время. Может быть, у тебя трудности на работе? Стресс?

Врач не знал, что Дмитрий уволился из милиции, и написал официальное заключение, что старший лейтенант такой-то нуждается в переводе на другую, более спокойную работу.

Дмитрий спрятал этот листок в бумажник и позвонил по условленному телефону. С ним на связь вышел его куратор, который приезжал на встречи прямо из Москвы. Дмитрий показал офицеру заключение врача. Прочитав его, офицер расхохотался:

— О каком стрессе ты говоришь, парень? Забудь о врачах. Все это чепуха!

Единственное, чего Дмитрию удалось добиться, это обещания закончить все через два месяца. Московский офицер был очень огорчен необходимостью дать такое обещание. Дмитрий считал, что начальство хотело держать его на этой работе до пенсии или до того момента, когда его разоблачат и пристрелят.

Но москвичи выполнили свое обещание. После ареста большой группы преступников Дмитрию разрешили выйти из подполья.

Он вернулся в управление. Ему выдали новое удостоверение и оружие, бухгалтерия с ним тоже рассчиталась. Его произвели в капитаны. Большие начальники пожимали ему руку, благодарили за успешную работу и сулили повышение. Рядовые оперативники смотрели на него, как на дрессированную обезьяну. Ребята злились, думая, что им не доверяют, раз ничего не сказали об этой операции.

Начальство решило, что Дмитрию надо принять участие в допросе арестованных. Оно надеялось, что, увидев его, арестованные быстрее сознаются.

Однажды Дима пришел в кабинет, где шел допрос заместителя начальника таможни Касьянова. Он часто бывал дома у этого человека, играя с его детьми.

— Ты тоже здесь? — удивился Касьянов.

— Я с ними, — ответил Дмитрий и сел рядом со следователем.

Арестованный таможенник долго смотрел на него, а потом тихо сказал:

— Как ты мог так поступить? Мы же с тобой были друзьями.

Дмитрий не нашел что ответить. Ему было не по себе. Получилось, что он предал людей, с которыми имел дело два года, которые ему верили.

Бывший таможенник брал большие взятки. Это верно. Но Дмитрий знал, что тот отчаянно нуждался в деньгах — его старшая дочь родилась инвалидом. Касьянову нужны были деньги на хороших врачей, импортные лекарства и частных учителей. Он хотел помочь ей закончить школу. Все деньги, которые ему давали, он тратил только на девочку, не на себя. Касьянов заботился о детях, о семье. Теперь он сидел в тюрьме, а его больная девочка осталась без денег, без врачей и без отца.

Дмитрий пытался успокоиться, говорил себе: «Ты служишь закону. Эти люди преступники. Другого способа найти доказательства их вины не было. Ты только выполнил свой долг». Но это не помогало.

Проблема состояла в том, что он очень сблизился с теми, кого — с его помощью! — посадили. Лучше ничего лишнего не знать о преступнике, которого ждет большой срок. Тогда легче — надел на него наручники, составил протокол и все. Они — преступники, мы — хорошие люди.

В его случае было намного сложнее. Даже если человек занимается преступным бизнесом, он может быть хорошим отцом и надежным приятелем. И Дмитрий не мог забыть о том, что таможенник познакомил его с женой, советовался с ним, какие подарки купить детям, поил водкой в дорогом ресторане и подвозил на своей машине.

Одно дело стрелять в преступника, который кого-то убил и пытается скрыться. Другое дело — сажать того, кого ты хорошо знаешь и с кем старался подружиться. Одно дело схватиться в честной драке, другое — пригласить приятеля в загородный ресторан, а по дороге выстрелить ему в спину.

Дмитрий недолго проработал в милиции. Он вновь подал рапорт об увольнении — на сей раз подлинный, хотя никто из офицеров в отделе ему не поверил.

— Новое задание? — завистливо спрашивали они.

Дмитрий не только ушел из милиции. Он уехал в другой город, занялся бизнесом. Знания, полученные во время работы под прикрытием, пригодились. Он основал собственную фирму, нашел предприимчивых людей.

Все было хорошо до того момента, когда, выходя из банка, он вдруг увидел знакомое лицо на заднем сиденье автомобиля, остановившегося на другой стороне улицы. Это был Касьянов. Значит, его уже выпустили.

Дмитрий сразу понял, что означает эта встреча. Он мог, конечно, и скрыться, уехать из города и начать новую жизнь. Он мог обратиться за помощью к местной милиции. Но ни того ни другого не сделал. Пришел на следующее утро к себе в контору и стал ждать…

Поиски убийцы Дмитрия Юрьевича привели милицию на вокзал. Хорошо одетого высокого человека видели в кассе. Он купил билет до Москвы. Местные сыщики предупредили столичную милицию, попросили встретить подозреваемого на вокзале.

Но подозреваемый в убийстве в Москву не прибыл. Опытный человек, он, вероятно, сошел на промежуточной станции… Касьянов много лет служил на таможне, до этого был пограничником, знал, как уходить от наблюдения.

Первым делом наведались домой к бывшему таможеннику, думая, что его семья знает, где он. Но семьи у него не оказалось. Пока он сидел в тюрьме, его жена попала под машину. Детей — мальчика и девочку — забрали в детский дом. Но больная девочка, оставшись без присмотра, прожила недолго.

«Тебя заказали!»

Уже потом, вспоминая все эти события, казавшиеся ему случайными, Олег понял, что, будь он чуть внимательнее, мог бы догадаться обо всем с самого начала. Но каждый из нас задним умом крепок.

Первый сигналпрозвучал в понедельник. Олег вышел на улицу в обеденный перерыв, решил съездить в магазин — жена просила кое-что купить. Машину он всегда ставил на одно и то же место — в переулке, под окнами кабинета. Если сигнализация сработает, он услышит. Да и саму машину видно, если высунуться из окна.

Когда Олег свернул за угол, ему показалось, что кто-то отскочил от его машины. Он подошел ближе — никого, переулок пустой. Полез за ключами и вдруг понял, что ключи ему, собственно, не понадобятся. Машина открыта, сигнализация отключена.

Он не поверил своим глазам. Сигнализация у него была бесподобная, реагировала на всякий пустяк. Отключить ее мог только тот, кто ее ставил. Да и то, чтобы добраться до главной кнопки, надо было всю машину перевернуть вверх дном, и это при ревущей сирене. Кто же это в состоянии открыть машину так, чтобы сигнализация не сработала? Нет, это немыслимо.

Неужели он ушел, оставив ее открытой? Олег действительно утром торопился, опаздывал на работу. Но такое с ним произошло в первый раз… Эту историю он переживал весь день. Так можно и машины лишиться.

А в среду он вернулся с работы раньше обычного. Вообще-то у них в офисе строго, иностранные хозяева следят за дисциплиной, до шести не уйдешь. Но в среду он ездил к коллегам на переговоры, быстро все уладил, назад в контору не вернулся, а двинул домой.

Олег вошел в подъезд. Как раз лифт спустился. Он — к лифту. Но первыми туда вошли два здоровенных парня. Олег — за ними. Парни развернулись и уставились на него так, словно они его знали. А он мог бы поклясться, что видит их в первый раз… Он невольно отступил назад из кабины.

Они оба пялились на него, и в их глазах было холодное любопытство, словно они разглядывали мертвую змею.

Олег смотрел на них, они — на него. Неизвестно, как долго это бы продолжалось, но тут дверцы лифта захлопнулись. Олег развернулся, выбежал из подъезда и сел в свою машину. Включив мотор, он почувствовал себя увереннее.

Олег решил, что не войдет в подъезд, пока не убедится, что парни ушли. Ждать пришлось недолго, минут пятнадцать. Выйдя из подъезда, они не посмотрели в его сторону, но почему-то Олегу показалось, что они знали, где он.

Увидев соседа, гуляющего со своей собакой, Олег присоединился к нему. Потом вместе с ним поднялся к себе на этаж. Он не стал рассказывать о происшедшем жене, подумав, что не сможет объяснить, чего, собственно, испугался. Может, ему просто показалось, что парни смотрели на него как-то особенно? Да это просто его проклятая мнительность, успокаивал он себя.

Но в пятницу — это Олег точно запомнил — он обнаружил, что за ним следят. Все происходило как в кино. Он обратил внимание на новенький «москвич», припаркованный в том же переулке, где он всегда ставил машину.

В обеденный перерыв Олег опять поехал в магазин и заметил, что «москвич» тронулся за ним. Выйдя вечером из офиса и сев в машину, он обнаружил, что «москвич» снова здесь. Олег постоянно смотрел в зеркало заднего вида. «Москвич» неотступно следовал за ним до самого дома.

Больше у Олега сомнений не было. Его пасли. Но зачем? Что он сделал? Кому он нужен? Он же не шпион какой-нибудь!

В субботу Олег наведался к знакомому врачу, пожаловался, что плохо спит. Врач выписал снотворное. Но спал Олег все равно плохо, ему снились кошмары.

В воскресенье утром Олегу позвонил Рем Петрович, приятель еще с юношеской поры. Когда-то они вместе занимались спортом во Дворце пионеров на Ленинских горах. Рем неплохо играл в хоккей, стал профессионалом, выступал за какую-то провинциальную команду, а потом занялся бизнесом в Москве. Объявлялся раза два в год, звал Олега в сауну, на скачки или на теннисный корт. Он всех в городе знал, и ему везде были рады.

Петрович таинственно сказал, что нужно поговорить. Олег решил, что тот попросит денег, но ошибся. Петрович приехал к обеду, однако от еды отказался. Вывел Олега на лестничную клетку и без предисловий, понизив голос, перешел к делу:

— Старик, не спрашивай, откуда я это знаю, но тебя заказали. Ты кому дорогу перешел?

Олег подумал, что Петрович шутит, и рассмеялся.

— Ты что, не понимаешь, о чем я говорю? — вытаращился на него Петрович. — Кто-то заплатил, чтобы тебя убили.

— Кто? — опешил Олег.

Петрович пожал плечами:

— О контракте знаю точно. Кто заплатил — не знаю.

— Но почему?! — Олег попытался закурить, но у него дрожали руки.

— Тебе виднее, — сказал Петрович. — В этом мире деньги на ветер не бросают. Ты кому-то сильно насолил. Вспоминай.

Петрович торопился, долго разговаривать не мог. Дал два бесплатных совета: либо быстро найти обиженного и расплатиться, либо исчезнуть из Москвы.

— Куда же я уеду? — в отчаянии спросил Олег.

— Чем дальше от Москвы, тем лучше, — ответил Петрович. — Надо минимум пару лет где-то отсидеться в тишине.

— Пару лет? — испугался Олег. — А семья?

Петрович вызвал лифт и ободряюще хлопнул его по плечу:

— Ты же не хочешь, чтобы мы тебя похоронили.

Этой ночью Олег не заснул. И таблетки не помогли. Он мысленно вспоминал всю свою взрослую жизнь: кого же он так обидел, что его решили убить?

Первое имя, которое пришло ему в голову, — Демидов, Славка Демидов, его первый клиент.

Пять лет назад Олег устроился в фармацевтическую компанию, которая наполовину принадлежала немцам. Он там ведал сбытом. Демидов торговал лекарствами и хотел получить у Олега большую скидку. Он три раза водил Олега в ресторан, приглашал девушек, платил за всех, потом доставлял всю компанию к себе на холостяцкую квартиру, а утром сам отвозил его на работу.

Олег тогда отдал ему партию лекарств со скидкой. Демидов вручил ему толстый конверт, но слишком поздно заметил, что у лекарств кончается срок годности. Чтобы не лишиться всей партии, он срочно все распродал, так что оказался в проигрыше.

Зато в компании оценили оборотистость Олега. Он получил приличную премию и повышение за то, что вовремя избавился от стареющего товара.

Демидов дважды звонил, грязно ругался, грозил, обещал при случае расквитаться, но Олег только смеялся. Ему и в голову не могло прийти, что Славкины угрозы нужно воспринимать всерьез…

Олег позвонил кому-то из приятелей, спросил о Демидове: где он, что делает? Сказали, что тот пошел в гору, процветает.

Так и есть, подумал Олег, это Демидов!

Промучившись ночь, он отыскал Славкин домашний номер, позвонил. Трубку взяла какая-то женщина, любезно спросила, кто звонит, по какому вопросу. Через полминуты уже другим тоном холодно ответила:

— Слава сказал, что он вас не знает. По делам звоните в контору. — И повесила трубку.

Точно, решил он, Демидов!

Славка передал ему тогда в два приема четыре тысячи зеленых. Олег, наверное, должен вернуть ему эти деньги с процентами. Сколько же надо отдать? Олег поскреб по сусекам, собрал восемь тысяч. Поехал отдавать. Но в контору его не пустили. Охранник взял его паспорт, скрылся за дверью. Вышел через несколько минут, сказал высокомерно:

— Вас здесь не ждут.

Он понял: Славка не хочет его прощать. Что же делать? С горя Олег крепко напился, а наутро испугался сам себя. Побежал к врачу. Пожаловался, что слишком много пьет и это его пугает. Врач посмотрел на него с сочувствием:

— Я бы тоже пил, как лошадь, если бы у меня была твоя работа. Переходи на пиво. От пива еще никто не умирал. — И выписал ему лекарство. — Только запомни, что нельзя одновременно пить и принимать эти таблетки.

Олег заехал в аптеку, купил упаковку безумно дорогого импортного лекарства, проглотил две таблетки. Но опять не смог уснуть, всю ночь думал. Вдруг сообразил: «Может, это вовсе не Демидов? Славка-то не такой уж крутой парень. Но есть человек, который вполне способен заплатить, чтобы от кого-то избавиться. Это Эдик Колесник. Эдик еще при советской власти отсидел два или три года за пьяную драку».

Не хотелось Олегу с таким человеком иметь дело, но уж больно выгодные условия предложил тогда Колесник. Олег передал ему всю партию лекарств, которые фирма собиралась распространить в стране бесплатно как гуманитарную помощь.

Колесник щедро с ним расплатился, даже дал лишнего — задаток в счет следующей сделки. Олег деньги взял, а вторую партию гуманитарной помощи отдал другому приятелю — тот посулил больше. Колесник узнал об этом. Подстерег Олега на улице возле дома и пригрозил, что разделается с ним.

Да, скорее всего, это Колесник. Демидов потерял не так много. А Колесник лишился большой суммы. И, выходит, не простил…

Олег позвонил Колеснику. Жена поинтересовалась: кто спрашивает? Потом закрыла трубку рукой, чтобы Олег ничего не слышал, и, видимо, с кем-то посоветовалась.

— Муж уехал в командировку, — ответила она.

— Когда вернется? — спросил Олег.

— Не знаю.

Да, это Колесник, понял Олег. Этот обид не прощает. Утром он вновь был у врача, пожаловался на депрессию.

Врач выписал ему антидепрессанты. Теперь карманы у Олега были набиты таблетками. Чтобы не привлекать внимания сослуживцев, он несколько раз в день выходил в туалет и глотал таблетку, запивая водой из-под крана. Вытирая губы, смотрел на свое отражение в зеркале. Ему не нравилось то, что он видел. Он не знал, сколько дней ему еще отпущено и как спастись.

Все чаще он вспоминал совет Петровича: исчезнуть из города, отсидеться где-нибудь подальше от Москвы, пока о нем не забудут. Может, Петрович прав? Такие контракты не вечны. Через пару лет он сможет спокойно вернуться. Но что скажет жена? Как ей все объяснить? И что она сделает? Из Москвы она не уедет.

«Москвич» сопровождал его каждый день. Олег даже привык к нему. Когда «москвич» исчез, он подумал, что это может означать только одно: его время вышло. Значит, его могут убить в любую минуту. Он долго сидел в машине и плакал. Не было сил выйти. Потом разом проглотил горсть таблеток. Запить было нечем. В подъезд вошел вместе с соседями.

В квартире Олег запер дверь, сел рядом с женой на кухне и все ей рассказал.

Они разговаривали всю ночь. Жена убеждала его пойти в милицию. Утром выходили из подъезда со всеми предосторожностями, выждав, когда в подъезде будут люди. Сесть за руль жена ему на разрешила — вдруг бомбу подложили.

— Тебя могут посадить за твои махинации, зато живой останешься, — сказала она. — Для меня главное, чтобы ты был.

Они вышли на проспект, хотели поймать машину.

Вдруг его окликнули. Олег повернулся и увидел своего старого друга Петровича и Колесника, человека, который его заказал. Ноги у него стали ватные. Олег понял, что не успел спастись…

Но Колесник сказал, что зла на него не держит. А Петрович радостно сообщил, что Олег вообще может спать спокойно. Им больше никто не интересуется. Слежку за ним сняли, поэтому и «москвич» его больше не преследует. Заказали другого человека, его однофамильца. Ошибочка вышла.

Наследство дяди Николая

Машина остановилась в переулке напротив кафе, которое уже закрывалось. Из дверей, не торопясь, вышел восточного вида человек, осмотрелся и подошел к автомобилю. Водитель с тонкими усиками опустил стекло.

— Завтра в двадцать ноль-ноль, — сказал человек, вышедший из кафе. — Это первое поступление товара по этому каналу. Смотри, чтобы все прошло гладко.

— Не боись, — коротко ответил водитель с усиками и уехал.

Человек, вышедший из кафе, еще раз осмотрелся и исчез в непроглядной тьме переулка.

Он не заметил, что на противоположной стороне улицы одно из окон было открыто. Оттуда за ним наблюдали двое мужчин. Тот, кто был с биноклем, довольно сказал:

— Главное я разобрал — груз будет завтра в восемь вечера. Надо ехать в аэропорт.

— А ты действительно умеешь читать по губам? — недоверчиво спросил второй.

— Я этим себе полжизни на хлеб зарабатываю, — последовал ответ.

Женю разбудили чуть свет. Звонила тетя, которая вспоминала о племяннике только по праздникам. Женя инстинктивно посмотрел на календарь — сегодня был обычный день.

— Женечка, у меня к тебе огромная просьба. У нас печальное событие. Умер дядя Николай.

Лицо Жени приобрело скорбное выражение, хотя он никогда не видел дядю Николая, который всю жизнь провел на юге.

— Кроме нас, — продолжала тетя, — родных у него не осталось. Он завещал похоронить его прах у нас в городе, чтобы мы могли посещать его могилу.

Женя приуныл — он представил себе, каково будет доставить гроб с юга, а потом еще искать место на кладбище.

— Его тело уже кремировали.

Женя испытал некоторое облегчение.

— Сегодня урну с его прахом самолетом доставят в Москву, — сообщила тетя. — Ее надо обязательно получить в аэропорту. Но я не могу приехать в город — отменили все электрички. Я хотела попросить тебя…

Вечером Женя подошел к заведующему отделением:

— Подежуришь вместо меня? Мне надо ехать — забрать в аэропорту прах моего дяди Николая.

— Любимый дядя? — сочувственно спросил тот.

— Нет, я его даже ни разу не видел.

В аэропорту было невероятное скопление людей. Все толкались и друг другу мешали. Найти что-либо было невозможно.

Женя и человек с усиками переходили от окошка к окошку, пытаясь выяснить, где можно получить посылку. Двое мужчин внимательно следили за передвижениями человека с усиками, стараясь не упускать его из виду.

Человек с усиками оказался здесь в первый раз и несколько растерялся. Поэтому первым до нужного окошка добрался методичный Женя. Кладовщица, необъятных размеров тетя, продолжала доругиваться с предыдущим клиентом и все никак не могла успокоиться:

— Вот ведь какие люди, так и норовят испортить тебе настроение! Откуда они только берутся? Придут, наскандалят, нахамят, а мне еще сколько работать!.. — Наконец она обратила внимание на Женю. — Вам что? — презрительно спросила она.

— Мне бы получить… — И он просунул в окошко бумажку с номером посылки.

— Ждите, — величественно сказала она и удалилась.

Принесла запакованную посылку и велела Жене расписаться в ведомости.

Когда Женя ушел, появился человек с усиками, запыхавшийся и усталый.

— Мне бы посылку получить, дорогая, — и протянул листок с номером.

— Опять мне через весь склад тащиться!.. — раздраженно проговорила она…

Человек с усиками появился в зале уже с посылкой в руках.

— Вот он! — сказал один из тех, кто за ним следил.

— Давай за ним, — хлопнул его по плечу напарник. — У него должна быть машина. Там и возьмем товар.

В машине человека с усиками ждал знакомый. Он схватил посылку и сразу стал вскрывать. Вытащив урну, заглянул в нее. Попробовал на вкус содержимое урны и закричал на человека с усиками:

— Ты что принес, идиот? Это же настоящий прах — кого-то сожгли, понял? Где товар? — Он глянул на бирку и на листок: номера были разные. — Ты не ту урну принес, идиот! Неужели не видно? Беги назад, обменяй на нашу!

Человек с усиками помчался назад. Двое мужчин изумленно переглянулись.

— Что-то не так? — удивился один из них.

— Наверное, не ту посылку взяли, — догадался второй.

Тетя в окошке уже собиралась уходить, когда влетел человек с усиками.

— Дорогая, не ту посылку выдала! Принеси мою, на всю жизнь обяжешь, — умоляюще произнес он. Там прах любимого дедушки.

— Как не ту? — взъелась она на него.

— Дорогая, смотри, номера не те.

— Действительно не те, — вздохнула она. — Ну, жди.

Кладовщица пришла через несколько минут несколько растерянная и с пустыми руками:

— Вы все путаете номера, а у меня из-за вас проблемы. В общем, вашу посылку получил другой человек.

— Как другой? — Лицо человека с усиками перекосилось от ужаса. — Кто он?

— Откуда я знаю?

— Как он выглядит? Что на нем одето было?

— А я помню? — зевнула кладовщица. — Смешной такой, худой, в очках, лысый уже почти.

Человек с усиками рванулся назад. Увидев его с пустыми руками, следившие за ним мужчины встревожились.

— А где же товар? — протянул один из них.

Человек с усиками плюхнулся на водительское место:

— Я все выяснил! Нашу посылку взял другой человек — смешной, в очках.

— Слушай, я его, кажется, видел, — сказал его пассажир. — Он только что отъехал на «жигулях». Давай за ним.

Женя не хотел везти урну домой — не очень приятно держать в квартире прах. Он решил доставить ее сразу тете — так спокойнее, — хотя путешествие предстояло неблизкое, и темно, и дорога ужасная.

Человек с усиками быстро догнал Женины «жигули».

— Прижми его к обочине, чтобы остановился, — велел напарник. — Объясним, что ошибка вышла и он взял чужую урну. Берем товар и быстро уходим. Люди уже ждут, волнуются. Там каждая щепотка, знаешь, сколько стоит?..

Но за ними следовала еще одна машина — с конкурентами. Когда человек с усиками стал набирать скорость, чтобы обойти «жигули», его самого обогнала другая машина, которая вдруг взяла резко вправо. Человек с усиками крутанул руль, но не справился с управлением. Машина слетела вниз, перевернулась и загорелась.

Женя посмотрел в зеркало заднего обзора.

— Пожар, что ли? — удивленно пробормотал он и стал напевать какую-то веселую песенку. Теперь на обгон пошла вторая машина.

— Сейчас мы его возьмем, — уверенно сказал водитель. — Я, кажется, все понял. Товар у этого парня. Как ты думаешь, на кого он работает?

— Кончим его и спрашивать ничего не станем, — мрачно ответил второй.

Но стараясь обогнать «жигули», они слишком поздно заметили, что впереди по обе стороны дороги стоят машины ГИБДД. Областные инспекторы проводили ночную проверку. Они тормознули и Женю, и тех, кто за ним гнался. Женя затормозил слишком резко, урна упала набок и открылась, часть содержимого рассыпалась.

— Ваши документы! — сказал инспектор.

Женя покорно вышел из «жигулей».

Водитель автомобиля, который его преследовал, тоже протянул свои права и техпаспорт на машину. Но инспектор почему-то ими не удовлетворился. Он обошел вокруг машины и обратился к пассажиру:

— Предъявите, пожалуйста, документы.

— А зачем вам мои документы? — удивился тот. — Я не за рулем.

— Тем не менее прошу их предъявить.

Помедлив, пассажир неохотно вытащил паспорт.

Милиционер сел в свою машину и связался по рации с диспетчерской. Через несколько минут он вернулся к задержанной машине с пистолетом в руке:

— Выходите!

— А в чем дело? — возмутился пассажир.

— Паспорт у вас фальшивый. Выходите!

Женю благополучно отпустили. Он положил документы в сумку, сел за руль и поехал. Из урны, которая лежала на заднем сиденье «жигулей», на каждом повороте высыпалась часть содержимого.

Урну захоронили на следующий день. Тетя была довольна тем, что исполнила последнюю волю дяди Николая, и благодарила Женю. А тот, как ни странно, тоже оказался доволен поездкой и на тетю не злился.

Совсем недавно Женя купил себе большую квартиру и новую машину.

Тост с восточным колоритом

Была глухая ночь, когда дверь чуть скрипнула и на крыльце появился невысокий мужчина, державший в руках большую сумку. Он осторожно прикрыл за собой дверь и быстро прошел к машине, стоявшей возле ворот. Завел мотор и, не включая габаритных огней, выехал на дорогу. Через несколько секунд машина растаяла в темноте.

Дачники проснулись поздно. Первым выбежал умываться Борис. Голова у него после вчерашнего сильно болела, поэтому всякое движение давалось с трудом. Он попытался сделать простенькую зарядку, но малодушно отказался от этого намерения.

Иван чувствовал себя лучше. Он вышел на крыльцо с баночкой пива и, буркнув: «Доброе утро!» — одним глотком выпил ее на глазах Бориса, который завистливо сглотнул слюну, но удержался. Знал: похмеляться никак нельзя, иначе войдет в штопор. А сейчас не время — такая сделка намечается.

Пиво, как водится, помогло Ивану больше, чем гимнастика Борису. Иван пригладил волосы и вообще как-то приосанился:

— Пойду посмотрю, как там наш гость.

Он через минуту вернулся крайне изумленный.

— А где же Федор Андреевич?

— Может, он уже встал и пошел гулять? — предположил Борис и стал оглядываться. — Здоров мужик. А ведь выпили вчера изрядно.

— Вещей нет, — растерянно проговорил Иван. — Комната пустая.

— А машина его на месте?

Они пошли к воротам. Машина исчезла.

— Что же случилось? — недоумевал Борис.

На крыльце появились Соня и Лариса.

— Доброе утро, хлопцы, — весело прощебетала Лариса. — Кто-то вчера баню обещал устроить.

— Да, попариться было бы неплохо, — поддержала ее Соня.

— Девочки, Федор Андреевич пропал, — сказал Борис.

— Вчера он не говорил, что уедет так рано, — удивилась Соня.

— В его комнате на полу кровь, — сообщил Иван.

Соня испуганно поднесла руку ко рту.

Накануне они приехали на дачу около полудня и стали приводить ее в порядок. Иван взялся готовить шашлык, Соня накрывала стол на свежем воздухе.

— А кто этот мужик, которого вы ждете? — спросила она, выкладывая из сумки закуски.

— Федор Андреевич — управляющий трестом. Если он даст нам субподряд на строительство жилого дома у нас в городе, завтра же мы с Борей купим себе по «мерседесу».

— А нам? — обиженно спросила Соня.

— А вам… — Иван задумался, он старался разжечь огонь, но из-за ветра спички гасли одна за другой. — А вам по колечку.

Борис закладывал водку в холодильник. Лариса стелила постель в комнате, предназначенной для гостя.

— От него действительно многое зависит? — спросила она Бориса.

— Да, его слово последнее, — ответил он, вытаскивая из сумки пиво и красное вино. — То, что он согласился приехать, половина успеха.

— А какой он — молодой, старый?

— Наверное, не очень молодой, — сказал Борис. — Я его никогда не видел. Только по телефону с ним говорил. Говорил, говорил — да и уговорил.

Он рассмеялся и обнял Ларису, руки его скользнули вниз по ее телу.

— Ну не сейчас, глупыш, — отстранилась она.

Часа в три у ворот остановилась черная машина.

Из нее вышел сравнительно молодой человек в кожаной куртке. Иван и Борис бросились к нему:

— Федор Андреевич, рады вас видеть! Легко нас нашли? Не заплутались?

— Да я всю жизнь за рулем, — улыбнулся гость.

Иван подхватил его под руку:

— Федор Андреевич, сразу к столу! Заждались. Все готово, шашлыки горячие, водка холодная.

Борис указал на Соню и Ларису:

— А вот и наши хозяйки, которые нам по сто грамм без вас не разрешили. «Пока Федор Андреевич не приедет, говорят, ждите».

— Ну, такому напору сопротивляться бесполезно, — развел руками гость.

Все сели за стол. Иван разложил шашлыки по тарелкам, Борис налил водку мужчинам и вино женщинам и произнес первый тост:

— Давайте выпьем за человека на своем месте, у которого все получается, которого все любят и уважают. За Федора Андреевича!

Все крикнули «ура!» и дружно выпили.

Федор Андреевич произнес ответный тост:

— Однажды человека, приехавшего в Китай, повели показывать кладбище. И он с удивлением увидел, что похороненные там люди жили очень мало: один — три дня, другой — два дня, третий — вообще несколько часов. «Почему вы привели меня на кладбище младенцев?» — удивленно спросил он. И ему ответили: «Это не кладбище младенцев. Здесь похоронены люди, которые по обычным меркам прожили долгую жизнь. Но они растратили ее на пустое, а по-настоящему они жили только тогда, когда проводили время за хорошим столом с настоящими друзьями. Только это время и считается настоящей жизнью…» Вот сегодняшний день будет зачтен нам с вами как день, прожитый не зря. Поэтому сегодня ни слова о делах.

После второй рюмки Иван достал гитару и стал петь, Соня ему подпевала. Федор Андреевич с удовольствием ел шашлыки, запивал их красным вином и слушал песни.

Когда стало темнеть, Федор Андреевич предложил:

— А что, джентльмены, не расписать ли нам пульку?

Женщины пошли мыть посуду, а мужчины начали играть в преферанс. Счастье было на стороне гостя.

— Восемь пик, — говорил Федор Андреевич.

Иван долго изучал свои карты:

— Пас.

Борис пожимал плечами:

— Ушел за одну. Ваша партия, Федор Андреевич. Везет вам сегодня.

Глядя на них из окна, Соня покачала головой:

— Наши-то совсем плохо играют, Федор их как мальчиков делает.

— Ты что, ничего не понимаешь? — усмехнулась Лариса. — Они же специально ему поддаются.

— Да ну? Вроде как взятку ему дают?

— Да ради подряда, который он им может дать, на все надо идти, — назидательно сказала Лариса, вытирая посуду.

Поскольку преферанс сочетался с выпивкой, то к концу вечера Борис и Иван не только много проиграли, но и изрядно напились. Видя, что Иван вот-вот упадет со стула, более трезвый Борис предложил:

— Давайте рассчитаемся и спать. А завтра с утра банька, Федор Андреевич. Как вы относитесь к баньке?

— Положительно.

Опустошив свои бумажники, Иван и Борис отправились спать. Федор Андреевич равнодушно засунул деньги в карман и стал прохаживаться вокруг дома. Соня тоже пошла отдыхать, а Лариса еще возилась на кухне. Федор Андреевич вернулся в дом и, прислонившись к косяку двери, наблюдал за ней некоторое время.

— Может, на сон грядущий погуляем? — наконец сказал он. — Воздух дивный.

Она внимательно посмотрела на него.

— Говорят, гулять на ночь полезно.

Они вышли за калитку, и тут Федор Андреевич обнял ее.

— Какой вы быстрый, — улыбнулась она.

Борис повторил еще раз:

— В его комнате на полу кровь.

Иван схватил его за руку:

— Покажи.

Женщины остались на крыльце одни. Отвернувшись в сторону, Соня выдавила из себя:

— Там, в комнате, моя кровь.

— Как это произошло? — вопросительно посмотрела на нее Лариса.

— Я была босиком и наступила на пустую консервную банку. Она стояла на полу, Федор Андреевич использовал ее как пепельницу.

— Ты была у него ночью?

— Да, — смутившись, призналась Соня.

Лариса громко расхохоталась. Почему — Соня так и не поняла. В этот момент вернулись мужчины.

— И ничего смешного, — буркнул Иван. — Я, между прочим, проиграл Федору Андреевичу две с половиной тысячи зеленых.

— Я — три, — сказал Борис. — Но мы же договорились, что для такого человека ничего не жалко.

— Куда он делся? — недоумевал Иван. — Может, его убили? Или украли?

В этот момент возле ворот остановилась белая машина и из нее вылез дородный мужчина средних лет. Улыбаясь, он направился к крыльцу.

— Кого еще черт принес? — раздраженно пробормотал Иван. — Так не вовремя.

Борис повернулся к незнакомцу:

— Мужик, тебе какая дача нужна? Не видишь, что не туда попал?

Удивленный таким приемом, мужчина остановился. Улыбка сошла с его лица:

— Вообще-то вы меня звали в гости. Но я вчера не смог приехать, поэтому попросил одного из наших водителей заехать и предупредить, что я буду утром. Вы что, не узнаете меня?.. Я — Федор Андреевич.

Тетина шкатулка

Офицер милиции устроился за кухонным столом. Напротив него сидела супружеская пара: она — заплаканная, он — весь красный от волнения.

— Итак, вчера вечером ваша тетя привезла вам шкатулку с драгоценностями? — Милиционер старательно водил пером по бумаге.

— Да, у нее в квартире ремонт, и она боялась оставить их дома, — всхлипнула жена.

— И вы положили шкатулку…

— Вот в этот шкафчик, — показал рукой муж, — под старые вещи. Считали, что здесь никто рыться не станет. Более надежного места у нас все равно нет.

— Угу. — Милиционер внимательно наблюдал за ним. — А что произошло сегодня?

— Сегодня суббота, мы поздно проснулись. — Жена почему-то смутилась. — Позавтракали. Пошли в магазин…

— В продуктовый ходили, — вклинился муж, — буквально на полчаса.

— Подожди, — остановила его жена. — Вернулись. Решили на всякий случай проверить, на месте ли шкатулка. А ее нет.

— Уходя, дверь закрыли? — спросил милиционер.

— Мы на оба замка дверь заперли, — ответил муж.

— Кому-нибудь ключи от дома давали? Раньше?

— Мы эту дверь всего неделю назад поставили, — тихо сказала жена. — Да и никто не мог знать, что драгоценности у нас.

Милиционер еще раз прошелся по маленькой однокомнатной квартирке, выглянул в окно — с улицы не залезешь, десятый этаж, да и окна были закрыты. Все было закрыто, а драгоценности украли!

Либо это совершил какой-то фокусник, либо супруги сами их украли, а теперь создают себе алиби, подумал милиционер. Последнее — скорее всего. Но это дело семейное.

Он собрал свои бумаги и стал одеваться:

— Вспомните что-то еще — звоните.

Когда он ушел, жена опять расплакалась:

— Ты понял? Он думает, что мы сами их украли. Какой кошмар! Что я скажу тете? Она же послезавтра за ними приедет.

Муж махнул рукой:

— Я же тебе говорил, что не надо выходить из дома.

— Феликс, неужели ты и в самом деле считаешь, что кто-то мог забраться?

— А куда же они делись?

— Ну, если здесь никого чужих не было, значит, их взял тот, кто здесь был, — выпалила Аня.

— Ты на меня намекаешь? — возмутился Феликс.

— Ни на кого я не намекаю! — отвернулась она.

Но Феликс уже завелся.

— Скажи прямо. Ты считаешь, что я спер теткины драгоценности, правильно я понимаю?

— Я этого не говорила.

— Но ты так думаешь! — Он стукнул кулаком по столу. — Что ж, прекрасно. Обыскивай меня. Давай, не стесняйся.

— Перестань. — Аня уже была не рада, что завела этот разговор.

— Не хочешь, я сам разденусь. — Феликс начал стаскивать с себя рубашку. Пуговицы не расстегивались, он вырвал одну «с мясом». — Знаешь, я не потерплю, чтобы меня подозревали в воровстве. — Феликс разделся до трусов: — Продолжать или достаточно?

— Ну что ты обиделся? Ведь это же действительно загадка: сюда никто не приходил, а драгоценностей нет. Мне же за всю жизнь с тетей не расплатиться. Это ведь старинные вещи. Им в прямом смысле цены нет.

Но Феликс уже ничего не слышал.

— Значит, ты продолжаешь считать, что я украл драгоценности? Хорошо. — Он быстро оделся и, схватив пальто, направился к двери: — Смотри, я не беру никаких вещей, в которых мог бы спрятать драгоценности. И я ухожу. Я не собираюсь жить с женщиной, которая считает меня вором.

— Подожди, не глупи, — просила Аня.

Но Феликс хлопнул дверью. Она разрыдалась. Накапала себе валокордина и пошла звонить подруге.

— Наташка, приезжай немедленно… У меня несчастье… Феликс ушел. И еще меня обворовали… Я просто не знаю, как мне жить…

Наташа примчалась через час. Подруги еще раз перерыли всю квартиру, но драгоценностей так и не нашли.

— Ну, это история для Шерлока Холмса, — сказала Наташа. — Кража из закрытой комнаты.

— Чудеса какие-то, — обреченно вздохнула Аня.

— Чудес не бывает. Может, это действительно твой благоверный стибрил драгоценности?

— Когда? Мы с ним весь день были вместе.

— А когда вы уходили в магазин. Он мог дать ключи от квартиры своему подельнику, тот в ваше отсутствие вошел и взял шкатулку.

— Мы не собирались идти в магазин. Это я настояла. Феликс вообще не хотел выходить из дома. Да и когда бы он успел сговориться? Тетя приехала вчера вечером, неожиданно.

Наташа сдаваться не собиралась:

— А не мог он все-таки утащить их сейчас на себе? Спрятать куда-нибудь в карман, а?

Аня покачала головой:

— Он разделся на моих глазах. Каждую вещь вывернул, показал, что там нет драгоценностей. Ты пойми, их много, в кармане не унесешь. Да и шкатулка пропала. Она вообще здоровая. Нет, он не мог их унести…

Наташа посмотрела ей прямо в глаза:

— Но ведь ты же его сама заподозрила, верно? Значит, ты допускаешь, что он мог их украсть?

Аня покраснела.

— Он мне никогда не нравился, — категоричным тоном сказала Наташа. — Какой-то он ненадежный. И познакомились вы как-то глупо.

— Почему глупо? — обиделась Аня. — Мы с ним стояли вместе в очереди за клубникой и разговорились. Феликс жил в соседнем доме, в общежитии.

— В общежитии! — фыркнула Наташа. — Больше негде было мужа искать? Сколько вы вместе прожили?

— Год, — вздохнула Аня. — А почему ты говоришь «прожили»? Думаешь, он больше не вернется?

— А он тебе нужен?

Аня промолчала.

Наташа решила переменить тему.

— Ты что-нибудь ела? — спросила она.

— Нет, так и не пообедали. Как пришли из магазина, так все и началось.

— Пойдем что-нибудь приготовим. — Наташа потащила Аню на кухню. — Так, посмотрим, что у тебя есть в холодильнике. — Она вытащила сосиски, масло и кефир. — А где хлеб?

Аня показала на подоконник. Наташа достала из пластикового пакета полбуханки черного и вдруг замерла.

— А что это у тебя такое за окном? — спросила она.

— Тут у прежних жильцов кондиционер стоял, — ответила Аня. — Нам не по карману. Но кронштейн остался.

— А почему к нему веревка привязана?

— Не знаю, — пожала плечами Аня. — Это не наша.

Наташа открыла окно. Это была не обычная веревка, а обрывок тонкого и прочного тросика. Тросик был чистенький — похоже, привязали его совсем недавно — и аккуратно обрезан острым ножом.

— А твой Феликс моряком был, что ли? — догадалась Наташа.

— Он плавал несколько лет на рыболовном траулере, а потом списался на берег и приехал в город.

Наташа подняла голову и стала внимательно осматривать дом напротив, который стоял буквально впритык.

— Здесь он и обитал? — спросила Наташа.

— Да, там и сейчас общежитие.

— Выключи-ка свет.

— Зачем? — удивилась Аня.

— Выключи, тебе говорю!

Аня послушно щелкнула выключателем, подумав, что она напрасно пригласила подружку. Надеялась, что та поможет развеяться и даст полезный совет, а она неизвестно чем занимается.

— Бинокль есть? — спросила Наташа. — Принеси быстро.

Она стала осматривать окна в доме напротив.

— Послушай, это же неприлично! — возмутилась Аня.

— Вот он, твой ненаглядный, — сказала Наташа. — А вот, как я понимаю, и драгоценности. Полюбуйся.

Она протянула Ане бинокль. И та увидела в окне напротив своего мужа, который вытаскивал из-под кровати тетину шкатулку.

— Но как она там оказалась? — изумилась Аня.

— Я в отличие от твоего муженька на флоте не служила, но знаю, что есть специальное приспособление, чтобы перебросить трос на другое судно. Там, в общежитии, у него наверняка остались дружки. Они открыли окно и поймали тросик, по которому он спустил вниз шкатулку, пока ты, например, умывалась в ванной.

Наташа схватила Аню за руку:

— Бежим туда!

Они выскочили на улицу и помчались в общежитие, но у дверей лицом к лицу столкнулись с Феликсом. В руке у него был пластиковый пакет. Наташа вырвала пакет и спрятала за спину.

— Ты что делаешь? — разозлился Феликс. — Отдай!

— Тихо, — прервала его Наташа. — Станешь кричать, вызову милицию, и сядешь на несколько лет.

Феликс растерялся, увидев, что вокруг полно людей. На лице его изобразилось горькое разочарование. Он плюнул и ушел.

Наташа и Аня вернулись домой. Прямо в лифте Аня открыла шкатулку: все на месте. Она облегченно вздохнула.

— Между прочим, — вдруг сказала Наташа, — эти драгоценности числятся пропавшими. В милицию ты сообщила, так что их как бы нет… Конечно, возникает вопрос с тетей. Но была бы ты другим человеком, могла бы распорядиться таким богатством по собственному усмотрению.

Аня с интересом посмотрела на подругу.

Майор в засаде

Волков думал, что парень придет сразу после полуночи, но тот появился только в третьем часу. К этому времени Волков истомился от ожидания, дважды почти засыпал и едва не рухнул с деревянного ящика, на котором сидел.

В первый раз Волков увидел его из окна в позапрошлую пятницу. Здоровый парень шел по переулку с огромной сумкой. В прошлую пятницу он опять появился — и опять с той же сумкой. Явно тащил ворованное. С воровством Волков смириться не мог. Но пока оделся да спустился вниз — парень исчез. В эту пятницу Волков решил ждать его в переулке.

Мрачное местечко — этот Козий переулок. Наверное, он именуется как-то иначе, но все называли его Козьим, хотя коз тут в последний раз видели еще до войны. Переулок переходит в пустырь, а там уж и вовсе никто без особой нужды не появляется. Во-первых, темно — фонарей никогда не было, во-вторых, опасно. В прошлом году здесь пырнули ножом одного заблудившегося гражданина.

После этой истории местные власти клятвенно обещали поставить здесь фонари, да разговорами все дело и кончилось.

Было минут пятнадцать третьего, когда Волков услышал шаги. Он достал фонарик и занял позицию поудобнее. Когда в темноте мелькнула мощная фигура, включил фонарик и крикнул:

— Милиция! Стой на месте!

Парень в темной куртке заслонился ладонью от яркого света.

— Что в мешке? — спросил Волков.

— А какое тебе дело?

— Поехали в отделение, там разберемся. Заодно изымем ворованное, — сказал Волков.

— Погоди, командир, — уже другим тоном заговорил парень. — Я ничего не крал. Я просто взял то, что выбросили.

— Открой сумку, — приказал Волков.

Тот послушно расстегнул молнию. Волков посветил фонариком: там лежали запакованные рубашки, свитера, галстуки с фабричными ярлыками, импортная обувь в коробках.

— И где же ты все это взял? — усмехнулся Волков. — Прямо в магазине?

— Нет, не в магазине. В гараже, — ответил парень.

— В каком еще гараже?

— Тут рядом гаражи кооперативные. И каждую пятницу поздно вечером я там все это нахожу. Кто-то выбрасывает, а я подбираю. Хорошие вещи, командир.

— Так я тебе и поверил. Неси сумку в мою машину и поедем, покажешь гараж.

Они проехали примерно два километра, когда парень махнул рукой:

— Вот здесь.

Волков увидел несколько рядов металлических гаражей, обнесенных забором. В ветхой сторожке у въезда горел свет — там коротал ночь дежурный. За гаражами стояли мусорные баки.

— Когда я в первый раз увидел эту кучу одежды, глазам своим не поверил, командир, — рассказывал парень. — Думал, она какая-то бракованная, испачканная. Дома посмотрел — все в полном порядке.

Волков не верил ни одному его слову, но для порядка обошел вокруг мусорных баков, посвечивая себе фонариком. И увидел пакет, незамеченный парнем. В нем лежали три мужские рубашки, новенькие, даже нераспакованные, — вместе с чеком из дорогого магазина.

Волков зашел к дежурному, угостил его сигаретой и спросил:

— Не знаешь, кто тут поздно вечером большое количество мусора выносит?

— А, это, наверное, Елена Анатольевна. Она каждую пятницу наводит дома порядок и весь мусор выбрасывает. Очень аккуратная женщина. У нее «жигули», пятнадцатый гараж.

— А где она живет?

Дежурный заглянул в толстую книгу с адресами членов гаражного кооператива:

— Тут рядом, третий дом, квартира сто пятнадцать.

Волков с детства был нетерпеливым, потому не дождался утра, а сразу поехал к Елене Анатольевне. Дверь долго не открывали. Наконец появилась заспанная женщина, которая изумленно спросила:

— Что вам надо?

Волков предъявил удостоверение. Потом открыл сумку и показал вещи:

— Вам эти вещи знакомы?

Елена Анатольевна осмотрела содержимое сумки и как-то сразу проснулась.

— Это ваши вещи? — переспросил Волков.

— Мои, но, видите ли, я все это выбросила, потому что они нам не нужны…

— Выбросили? — удивился Волков, он даже представить себе не мог, что такие замечательные и дорогие вещи — прямо из магазина — можно выбросить.

— Ну да, они нам не нужны… А я что-то нарушила?

— Извините за беспокойство, — отчеканил Волков.

Он спустился вниз и отдал сумку парню, который ждал его ни жив ни мертв.

— Можешь идти.

Волков пришел домой, разделся и приоткрыл дверь в спальню. Жена проснулась:

— Где ты был?

— Вора ловил, — мрачно ответил Волков.

— Поймал?

— Поймал. То есть нет.

— Так поймал или нет?

— Поймал. А оказалось, что не вор.

— Какой ты у меня, Петя, глупенький, — вздохнула жена. — Бегаешь ночами неизвестно за кем, вместо того чтобы спать.

— Не могу я спать, если рядом воруют! — взорвался Волков.

— Ага, — сказала жена. — Которые могут — уже в полковники вышли, а ты все майор. А уже на пенсию скоро.

Она повернулась на другой бок.

В субботу утром Волков наведался в магазин, где были куплены найденные им у мусорного бака рубашки. Он показал чек администратору, тот проверил по накладным и сказал:

— Все правильно. Эти рубашки куплены у нас во вторник.

— А с ними все в порядке? — спросил Волков. — Они не уцененные, не бракованные, не с изъяном?

— Что вы! — оскорбился продавец. — Это рубашки из новой партии, которую мы только что получили из Германии. Кстати, очень дорогие.

Елена Анатольевна, которая каждую пятницу выбрасывала кучу нераспакованных покупок, работала в солидном банке в самом центре города. В понедельник Волков зашел к соседям, в управление по борьбе с экономическими преступлениями. Знакомого подполковника попросил проверить Елену Анатольевну — не подозревается ли она в каких-либо махинациях, сомнительных сделках? Подполковник через день ответил, что ее фамилия в оперативных материалах не встречается. Поинтересовался, в чем дело. Когда Волков рассказал, расхохотался:

— Петя, люди, работающие в банке, воруют миллионы. Они с рубашками и галстуками связываться не станут. Может, у нее блажь такая — любит ходить по магазинам, накупит вещей, а их и держать негде. У богатых свои заморочки. Словом, забудь ты об этой истории.

Волков не забыл, потому что через день он встретил Елену Анатольевну на улице. Он был в штатском, и она его не узнала. А может, просто не обратила внимания. Женщина явно куда-то спешила, глаза у нее горели.

Она вошла в магазин. Волков устроился возле киоска, где торговали мороженым. Через полчаса Елена Анатольевна появилась с большим фирменным пакетом. Теперь она пребывала в каком-то расслабленном состоянии.

Волков последовал за ней. Она свернула в переулок и остановилась возле урны для мусора. Оглянувшись, вытащила из пакета покупки и сунула их в урну. И ушла.

Можно было подумать, что таким образом она передает кому-то не то наркотики, не то шпионские данные. Волков решил подождать, не появится ли сообщник. Не дождался. Через три часа какие-то подростки бросили в урну горящую газету и сожгли все содержимое.

Бдительный Волков, однако, решил понаблюдать за этой странной женщиной. Майор обосновался возле здания банка после полудня. В час дня она вышла — видимо, начался обеденный перерыв — пересекла площадь, задумалась и пошла налево, к универмагу. Волков следовал за ней.

Елена Анатольевна покупала вещи, даже не меряя. Казалось, ей нравился сам процесс покупки. За двадцать минут она набрала огромный пакет.

А дальше все происходило, как и в прошлый раз. Она вышла на улицу, свернула в какой-то пустой двор и выбросила все, что несколько минут назад купила.

Больше Волков следить за ней не стал. Он уже понял, что это не дело милиции. Один из его одноклассников — Николай — был врачом. Волков ему позвонил и попросил о встрече. Договорились перекусить в недорогом кафе неподалеку от больницы, где работал Николай.

— Так что тебя беспокоит? — без церемоний спросил Николай. — Я тебя знаю: просто так не позвонишь.

— Слушай, Коля, может быть такая болезнь: женщина испытывает неодолимую тягу к покупкам? Ей нужно постоянно что-то покупать?

— Так это со всеми женщинами происходит, — рассмеялся Николай. — Ты не женат, что ли?

— Нет-нет, тут совсем другое. Она покупает, а потом выбрасывает эти вещи. Покупает и выбрасывает… Или сразу выкидывает. Или по пятницам — за всю неделю. Причем покупает, даже не меряя, и выкидывает, не глядя. Словно для нее важен только сам процесс покупки. Может быть такая болезнь?

Николай посерьезнел:

— Ну, это такое же психическое расстройство, как страсть к игре в казино или неумеренное обжорство. Психологи считают, что в его основе — переживания личности, лишенной любви, внимания, заботы, душевного тепла. В данном случае она, постоянно себе что-то покупая, компенсирует тяготы детских лет или нынешней семейной жизни.

Волков схватил его за руку:

— Вот она!

— Где? — спросил Николай Николаевич.

— Да вот — женщина с пакетом. Смотри, что она сейчас сделает.

Елена Анатольевна, не предполагая, что за ней наблюдают, выбросила только что купленные вещи и пошла дальше.

— Слава богу, что не я ее муж, — сказал майор Волков и подумал о том, сколько времени он потерял зря.

— Да-да, — протянул Николай, не сводя глаз с удалявшейся фигуры. — Ее муж — я.

«Считай, что ты уже вдова»

Прежде чем открыть дверь, Лида предусмотрительно посмотрела в глазок. Когда Артур Николаевич вошел в квартиру, на нем лица не было.

— Что случилось? — забеспокоилась Лида.

Артур Николаевич тщательно запер за собой дверь и без сил опустился на стул.

— Они опять приходили ко мне, — выдохнул он. — Сказали, что это последнее предупреждение. Знаешь, когда я их увидел, подумал, что мне конец. Более страшных морд никогда не встречал. Зачем я вообще полез в эти дела? Они же меня убьют…

В приемной раздались громкие голоса. Артур Николаевич удивленно поднял голову. Распахнулась дверь, и, несмотря на протесты пожилой секретарши, в его кабинет стремительно вошли двое высоких парней. Один из них ногой захлопнул за собой дверь, второй схватил Артура Николаевича за галстук так, что у того перехватило дыхание.

— Брать и не отдавать это плохо, согласен? — скоромошничая, спросил он Артура Николаевича.

Тот с готовностью закивал головой, не в силах вымолвить ни слова.

— Очень хорошо. С понимающим человеком приятно иметь дело. Тогда даем тебе ровно неделю, чтобы должок вернул, — почти ласково сказал парень. — Правда, за каждый день к основной сумме прибавляется десять процентов. Процент устанавливаем, чтобы у тебя был стимул поскорее отдать долг. Понятно выражаюсь, а то ты, я вижу, в математике не силен?

Артур Николаевич, задыхаясь, кивнул.

— Ну, вот и поговорили, — удовлетворенно сказал второй гость. — У меня больше вопросов нет.

Он отпустил Артура Николаевича, и тот откинулся в кресле, ловя ртом воздух. Теперь к делу приступил другой. Не говоря ни слова, он вырвал из-под Артура Николаевича кресло так, что тот рухнул на пол. Не дав опомниться, схватил за горло, поднял и влепил ему две пощечины. После чего Артур Николаевич опять оказался на полу в весьма бедственном положении.

— Я так гладко говорить, как мой дружбан, не научился, — процедил парень. — У него родители учителя, а у меня пять классов образования, шестой коридор. Но свое дело я знаю. У тебя ровно неделя. Не вернешь деньги, мы тебя порежем. Я порежу.

И он продемонстрировал Артуру Николаевичу нож, которым его разделают. Насмерть перепуганный Артур Николаевич прикрыл глаза…

— Господи, но почему ты связался с такими людьми? — запричитала Лида. — Неужели ты не мог найти более приличных партнеров?

— Я же тебе рассказывал, что мне неожиданно предложили большую партию новых компьютеров. Свободных денег не было, и я взял кредит. Купил всю партию. Считал, что осенью на них будет спрос. А они не идут! Может, слишком дорогие, может, марка новая — еще не привыкли. Не знаю… Словом, кредит надо отдавать, а нечем. Я попросил отсрочки, но эти люди — я даже их толком не знаю — обратились к браткам, которые за определенный процент выбивают долги. А с ними разговаривать бесполезно.

Лида не знала, что предпринять:

— Ну, куда раньше звонить — в неотложку или в милицию? — Посмотрела на мужа, распластавшегося на диване: — Давай, все-таки вызовем врача. У тебя наверняка подскочило давление.

— Ну и чем врачи мне помогут? — страдальчески спросил Артур Николаевич. — Денег привезут? Им самим не хватает.

— Сделают укол — тебе станет легче. Мама всегда говорила: сердечную боль терпеть нельзя, обязательно надо принять лекарство.

Держась за сердце, Артур Николаевич прошептал:

— Никому звонить не надо. Полежу — пройдет.

Лида отпаивала его валокардином. Притащила с кухни большой кусок пирога:

— Твой любимый, яблочный!

От пирога Артур Николаевич не отказался. Подложил под голову подушку и через минуту разделался с ним. Лида принесла еще один кусок, присела рядом:

— Что же мы будем делать?

— Искать деньги, — ответил Артур Николаевич, сосредоточенно жуя.

— А найдешь? — с сомнением спросила Лида.

Артур Николаевич пожал плечами.

Утром Лида оторвала листок календаря и с ужасом поняла, что семь дней прошли. А денег собрать так и не удалось. Лида поставила чайник на плиту и, вздохнув, проговорила:

— Что же теперь будет?

Зазвенел будильник, Артур Николаевич открыл глаза. Вошла Лида с подносом, на котором дымилась чашка кофе и красовались свежие булочки с маслом и джемом. Артур Николаевич потянулся за чашкой. Он проснулся в прекрасном настроении. Но Лида напомнила, какой сегодня день:

— Они обещали прийти сегодня. Мне кажется, тебе нельзя появляться на работе.

Настроение у Артура Николаевича мигом испортилось.

— Ехать надо, — покачал он головой. — Бизнес рухнет. Без копейки останемся.

— Давай позвоним в милицию или хотя бы наймем охранника, — предложила Лида.

Артур Николаевич отмахнулся от нее и стал одеваться.

— Как-нибудь обойдется, — пробурчал он и ушел…

Лида осталась одна. Она не знала, чего ей ждать: то ли из морга позвонят, то ли из больницы. Однако на этот раз обошлось. Или почти обошлось.

Артур Николаевич приехал бледный, но невредимый.

— Ну что? — с замиранием сердца спросила Лида. — Они приходили?

— Приходили. Забрали все, что у меня нашлось в сейфе и бумажнике, и сказали, что дают еще три дня. Но это уже последний срок.

— И что делать?

— Деньги можно отыскать. Я все-таки нашел способ. Но жалко отдавать.

— Может быть, тебе уехать за границу? — предложила Лида. — Например в Прагу? Чудесный город. У тебя там деловые партнеры. Найдешь себе какое-нибудь занятие.

— Как ты могла такое предложить? — Артур Николаевич энергично замахал руками: — Настоящий мужчина дом и жену не бросает. — Но потом задумался и добавил: — Что-то в этой идее есть. Если бизнес все равно развалился, надо заводить новое дело. — Артур Николаевич посмотрел на Лиду: — А ты? Тебе же одной нельзя здесь оставаться. Им наш домашний адрес узнать — пара пустяков. Представляешь, если они за тебя примутся.

— Я поживу пока у мамы, — спокойно ответила Лида. — Они не найдут тебя ни на работе, ни дома и отстанут. Через пару месяцев вернешься, заживем спокойно. За это время их за что-нибудь посадят.

Он улыбнулся ее наивности:

— Двумя месяцами не обойдешься. Придется скрываться минимум полгода.

— Ты обо мне не думай, — взяла его за руку Лида, — я вытерплю.

Ночью их разбудил телефонный звонок. Лида взяла трубку.

— Твоего мужа заказали, — услышала она чей-то хриплый голос. — Считай, что ты уже вдова.

Заснуть она уже больше не смогла. Встала и на цыпочках пошла в другую комнату. Включила свет, вытащила большой чемодан и стала укладывать вещи мужа. Когда он утром встал, твердо сказала:

— Ты должен немедленно исчезнуть.

Лида проводила мужа до машины, нежно поцеловала и перекрестила. Потом собралась и отправилась к маме.

Муж звонил ей регулярно, два раза в неделю. Международная телефонная связь работала идеально, слышно было прекрасно, словно муж где-то рядом. Артур рассказывал, что нашел себе временную работу у партнеров, очень скучает, любит ее и надеется на скорую встречу.

За себя Лида не беспокоилась и время от времени заезжала домой, чтобы посмотреть, все ли в порядке.

Однажды, когда она вошла в квартиру, ее что-то смутило. Она заметила след ботинка в прихожей, дверь в комнату была приоткрыта, шкаф не заперт. Распахнула створки — какие-то вещи исчезли. Она все внимательно осмотрела. Украшения почти все на месте, но чего-то не хватает.

И вот тогда она позвонила старому знакомому…

Широкоплечий брюнет довольно улыбнулся:

— Лидунчик, я счастлив, не прошло и десяти лет, как ты наконец поняла, что я тебе нужен.

Лида смутилась:

— Жорик, наверное, я не должна тебя беспокоить, но…

— Лидунчик, я всю жизнь мечтаю, что ты будешь меня беспокоить и днем, и особенно ночью. А ты все никак не можешь этого понять.

— Болтушка ты, Жорик, — рассмеялась Лида. — Каким был, таким и остался.

— А ты тоже не очень изменилась. Все твои достоинства при тебе. Все, что мне так нравилось. — Жорик посмотрел на нее откровенным взглядом.

— Перестань, — покраснела Лида, — я мужняя жена. Лучше скажи, что делать. Понимаешь, кто-то побывал у нас дома. Но дверь была заперта на все замки! Кто же мог войти в квартиру и выйти? Ключи только у меня и у мужа. Но Артур в Праге… Может быть, у него украли ключи? Или — самое страшное — эти жлобы все-таки добрались до него? Захватили его, забрали у него ключи. Я просто не знаю, что думать…

— Когда это произошло? — спросил Жорик.

— Во вторник. Артур должен был позвонить вчера вечером, то есть в среду. Не позвонил… Это может означать только одно: его все-таки нашли. Ключи забрали и обшарили квартиру, но ничего ценного не взяли…

— Неужели твой муж не оставил ни адреса, ни телефона, не объяснил, как его можно найти в случае крайней необходимости?

— Ничего не оставил, — растерянно сказала она.

— Как же так?

— Я и не хотела знать, где он, чтобы его случайно не выдать.

— Ты очень преданная женщина. Таких не часто встретишь в наше время. Я твоему Артуру даже позавидовал. Ты знаешь кого-нибудь из его сослуживцев?

Лида покачала головой:

— Мы прожили вместе всего полтора года. Общих друзей завести еще не успели, своих подчиненных Артур домой не приводил.

— Так что спросить, что же произошло с фирмой, тоже не у кого, — констатировал Жорик.

— Я только помню адрес магазина, куда он поставлял компьютеры…

Жорик поехал в этот магазин, расположенный почти в самом центре города. Нашел менеджера по торговым операциям:

— Я знаю, что вы раньше имели дело с фирмой Артура Николаевича — ну, пока она не закрылась. Так вот, я ищу…

— Почему «раньше»? — удивился менеджер. — Мы и на той неделе получили от него десять новых компьютеров. За последние полгода обороты у нас увеличились, новые модели поступили, программное обеспечение у нас хорошо идет, так что отлично сотрудничаем с Артуром Николаевичем. Фирма его работает.

Жорик попросил показать накладные.

Менеджер поколебался, но достал пачку счетов. Жорик сразу увидел, что фирма называется иначе, чем та, что принадлежала Артуру Николаевичу.

— Так у него же была фирма «Интер-плюс», а вы получаете компьютеры от «Электры».

Менеджер нисколько не смутился:

— Да нет, это те же самые люди, они просто название сменили. Так все время от времени делают. От налоговой инспекции спасаются.

— Позвольте адресок запишу, — сказал Жорик, вытащив карандаш.

Когда он вышел из магазина, запел мобильный телефон. Звонила Лида. Она была очень взволнованна. Сообщила, что в их квартире опять кто-то побывал и исчезли кое-какие вещи.

— А что именно пропало? — спросил Жорик.

— Чайный сервиз, две картины, осеннее пальто и два костюма, которые Артур Николаевич сшил летом. Костюмы новенькие, ненадеванные.

— Как странно, — покачал головой Жорик…

Он приехал в фирму «Электра», которая стала наследницей конторы, принадлежавшей Артуру Николаевичу, и прошел прямо к управляющему. Не похоже было, что тот рад был видеть незваного гостя.

— Мне бы с Артуром Николаевичем переговорить, — сказал Жорик.

— Не знаю я никакого Артура Николаевича, — неприязненно пробурчал управляющий.

— А кто же хозяин вашей фирмы?

Управляющий отвернулся. Но Жорик совсем не обиделся.

— Жена Артура Николаевича сдала мне их квартиру, — стал объяснять он. — Мне квартира понравилась, денег она запросила немного, так что меня все устраивает. Но я сразу понял, что между мужем и женой есть какие-то проблемы. Что именно между ними произошло, меня не интересует. Однако если он возражает против сдачи квартиры, то я бы не хотел попасть в дурацкое положение, поэтому я, собственно, и пытаюсь его найти. Так что если он до завтра не отыщется, то я завтра вечером туда переселюсь, и все.

Управляющий выслушал Жорика внимательно, но ничего не ответил.

Вечером Жорик с приятелем приехали в дом, где жили Лида и Артур Николаевич, поднялись этажом выше и уселись на подоконнике. Ждать пришлось долго. Уже наступила ночь, окна во всем доме погасли, когда в уснувшем подъезде заскрипел лифт, открылась дверь и какой-то человек, испуганно озираясь, подошел к Лидиной квартире. Жорик обзавелся фотографией Артура Николаевича и поэтому сразу его узнал.

Артур Николаевич достал из кармана ключи и вошел в свою квартиру. Через полчаса он вышел, держа в руках два чемодана, больших и, судя по всему, тяжелых. Машина с водителем ждала его у подъезда. Жорик с приятелем последовали за ним. Приятель сел за руль, Жорик расположился рядом.

Минут через двадцать машина доставила Артура Николаевича на дачу. Там его встретила тощая блондинка, она была на полторы головы выше Артура Николаевича. Он поцеловал ее и потащил чемоданы в дом.

Проводив парочку взглядом, Жорик расхохотался. Приятель недоуменно посмотрел на него:

— Ты чего?

— Я все понял, — сказал Жорик. — Этот пижон, муж Лиды, ни в какую Прагу не уезжал, и рэкетиры к нему тоже не приходили. Он все придумал. Никто ему не грозил и денег от него не требовал…

— Почему ты так думаешь?

— Во-первых, я по своим каналам выяснил — этот гражданин территорию Российской Федерации вообще не покидал. А во-вторых… Да ты посмотри на него. Он же трус. Если бы к нему пришли, он бы отдал все и сразу, а не пытался скрыться где-то в Праге. Да если бы у кого-то из ребят были к нему счеты, разве бы ему позволили так легко уйти?

— И он все это затеял, чтобы жену обмануть?

— Не только. Он закрыл одну фирму и тут же открыл другую, чтобы избавиться от старых проблем. А заодно избавился и от надоевшей жены. Так сказать, соединил приятное с полезным. Перебрался на дачу и нашел себе новую подругу, помоложе.

— Ну, что будешь делать? — поинтересовался приятель.

— Не знаю, — Жорик стал серьезным, — рассказать Лиде, что любимый муж бросил ее столь оригинальным способом?.. Нет, у меня язык не повернется. И главное: я ведь обещал помочь, а не огорчать ее.

— Я знаю твой девиз, — хмыкнул приятель, — обещал, но выполнил…

Первый звонок раздался на даче поздно ночью. Артур Николаевич схватил трубку и услышал хриплый голос:

— Тебя, парень, заказали. Или готовь сто кусков, или готовься сам…

Артур Николаевич выскочил из постели и побежал закрывать двери и окна. Он испуганно выглядывал из-за занавески, пугаясь каждого звука. Его подруга тоже проснулась.

— Куда ты ушел, пупсик? — сладко улыбнулась она. — Возвращайся ко мне, я тебя согрею.

— Молчи, дура! — прошипел Артур Николаевич.

Когда утром он сел в машину, за щеткой на лобовом стекле обнаружил записку: «Сто кусков!» Он вздрогнул и полез в карман за валидолом. Но в нем оказалась еще одна такая же записка. В этот момент запел мобильный телефон. Артур Николаевич поднес аппарат к уху и услышал:

— Сроку тебе дали три дня, понял?

Он выронил аппарат, как будто обжегся.

Вечером Артур Николаевич возвращался из города. По пути он остановился на автозаправочной станции и залил полный бак. И едва отъехал от станции, как сильная рука схватила его за горло. Он нажал на тормоз. Машина вильнула и уткнулась в бордюр.

— Слушай внимательно, — произнес человек, который неизвестно как очутился на заднем сиденье запертой машины, — отдашь сто кусков и дачку твою мы забираем. Вместе с девочкой. Кое-кому из наших она понравилась. Так что заберешь вещи и прямо сегодня исчезнешь. А куда деньги приносить, я потом скажу. Понял?

Артур Николаевич испуганно кивнул.

Неизвестный выпрыгнул из машины, пересек дорогу, уселся в автомобиль, черневший у обочины, и уехал. У Артура Николаевича тряслись руки. Он еле завел машину.

Приехав на дачу, сразу стал собирать вещи. Подруга в халатике с удивлением наблюдала за ним:

— Что случилось, пупсик? Ты уезжаешь?

— Ты тоже, — буркнул Артур Николаевич.

— Куда и зачем? — удивилась подруга.

— Обстоятельства изменились. Мне необходимо уехать из страны. Ты пока возвращайся к своей маме, поживешь у нее. Через пару недель позвоню.

Через час Артур Николаевич с огромным букетом цветов стоял на пороге квартиры Лиды. Она распахнула дверь и бросилась к нему в объятия:

— Боже, с тобой все в порядке?! Как я волновалась.

— Все в прошлом, — сказал он. — Опасность миновала, и мы можем жить дальше совершенно спокойно.

Лида покупала апельсины в уличном лотке. Оранжевый шар упал и покатился по тротуару. Лида нагнулась, чтобы его поднять, но чья-то рука раньше подхватила апельсин и протянула ей. Это был Жорик.

— Спасибо, — улыбнулась она. — Артур вернулся. Почему-то мне кажется, что я должна быть благодарна за это тебе.

Жорик поцеловал ей руку:

— В данном случае я ни при чем и крайне сожалею, что этот мужчина вернулся и отнял у меня последнюю надежду.

Она счастливо рассмеялась:

— Болтушка ты, болтушка.

— Лидунчик, ты же знаешь — одно слово, и я у твоих ног.

Она подхватила свои апельсины и пошла по улице.

Жорик не отрываясь смотрел ей вслед.

Подъехала машина, водитель распахнул дверцу. Это был приятель Жорика, изрядно напугавший Артура Николаевича на дороге. Жорик сел рядом, и машина тронулась.

— Может быть, надо было оформить этого козла и женщина была бы твоей? — вдруг сказал приятель. — Это, кстати, никогда не поздно сделать.

Жорик покачал головой:

— Она выбрала его, а не меня. Насильно мил не будешь. Хотя он редкостный трус и враль. Надо же, какую историю сочинил…

Машина проехала мимо Лиды. Она шла по улице, улыбаясь. А за ней шли двое парней, которые выбивали из Артура Николаевича долг. Один из них сказал второму:

— Видишь эту телку? Она жена того лоха, который так и не вернул нам должок.

На платформе никого не было

На платформе было холодно и пусто. Кто же в такое позднее время поедет в город? Ирина опять задержалась, и опять не по своей вине. Раз в две недели она ездила на базу стройматериалов, чтобы разобраться с накладными. Всякий раз бумажная канитель затягивалась до полуночи и она едва успевала на последнюю электричку.

В темноте возникли два желтых глаза и раздался предупредительный сигнал электрички. Она подхватила сумку и подошла к краю платформы, чтобы поскорее войти в теплый и светлый вагон.

Но когда электричка оказалась совсем рядом, кто-то изо всей силы ударил ее в спину. Она неминуемо свалилась бы на рельсы, если бы не споткнулась о собственную сумку. Она упала набок, расшиблась, но сумела быстро подняться. В ужасе оглянулась: кто же ее толкнул?

На платформе по-прежнему никого не было. Что же это с ней случилось? Но задумываться было некогда: двери электрички стали закрываться, и она едва успела вскочить в тамбур.

Она села на жесткую скамью и только тут по-настоящему испугалась. Неужели ее хотели убить? Но за что? И кто этот невидимка? Она могла поклясться, что на платформе она была одна.

Электричка шла долго, со всеми остановками, и у нее было время подумать. Но она так и не поняла, кто же мог желать ее смерти? Ей было всего двадцать с небольшим, и настоящих врагов она себе еще не нажила.

Муж, замерзший и усталый, поджидал ее на вокзале. Она торопливо рассказала ему, что с ней произошло.

— Надо было все-таки поехать за тобой на машине, — покачал головой Игорь и стал ее осторожно расспрашивать, уверена ли она, что ее кто-то толкнул.

— Еще бы! — ответила Ирина. — Но странно, что я никого не видела.

Муж помрачнел и поинтересовался, что ей сказал врач, когда она была у него в последний раз.

— Ты думаешь, что мне и это приснилось? — с упреком в голосе спросила она.

Страшный сон преследует ее почти два года. Она выскакивает на балкон в одной кофте, хотя еще лежит снег. Она очень возбуждена и словно продолжает с кем-то ругаться. Подходит к поручню балкона, перегибается через него, чтобы посмотреть, что там, внизу. И тут кто-то сзади хватает ее за ноги и сбрасывает с балкона. В последний момент она поворачивает голову, чтобы посмотреть, кто же это сделал, но на этом сон всегда заканчивается и она просыпается.

Если стоит глухая ночь, она глотает снотворное и засыпает, но потом весь день чувствует себя разбитой. Если уже рассвело, она идет на кухню, пьет кофе и готовит мужу обильный завтрак. И муж, проснувшись, сразу понимает, что ей опять снился этот сон.

Весь день после такого изматывающего сна она чувствует себя совершенно больной. Жить так стало невозможно. Этот сон медленно убивал ее.

Игорь видел, как она страдала, но не знал, как ей помочь. С мужем ей повезло. Не всякий мужчина способен всерьез отнестись к жалобам жены на дурной сон. Тем более что это длится уже долго. Игорь никогда ее не прерывал, слушал внимательно и все больше мрачнел.

Он обошел всех врачей, которых ему рекомендовали. Поначалу они охотно брались помочь, потому что молодость пациентки внушала надежду на избавление от недуга.

Ее пичкали различными снадобьями. Иногда они помогали, сон отступал. Она чувствовала себя прекрасно. Потом, несмотря на лекарства, сон все равно возвращался. И муж начинал искать другого врача.

Но, как выразился один из докторов, медицина, вполне возможно, в данном случае абсолютно бессильна, потому что это вовсе и не сон.

Два с лишним года назад она упала с балкона, с четвертого этажа. Хирурги изумлялись, как она осталась жива. Ей просто повезло. Она провалилась в мягкий снег, который с амортизировал удар. Она пролежала в больнице три месяца, из них две недели без сознания. Потом долго училась ходить и действовать руками. Кости срослись на редкость удачно, сотрясение мозга прошло, как казалось, без особых последствий. Она чувствовала себя заново родившейся.

А ровно через месяц после того, как она вышла замуж, ей впервые приснился этот страшный сон.

Последний, кто взялся ее лечить, был Слава Цимбал.

— Поймите, я люблю ее с детства, — говорил ему Игорь. — Я сказал, что женюсь на ней, в тот день, когда она вышла из комы. Врачи считали, что она останется калекой, но я решил, что никогда ее не брошу… И ведь, если бы не проклятый сон, который ее не отпускает, она была бы совершенно здорова.

— Я постараюсь помочь вашей жене, — обещал Цимбал.

Он ценил мужчин, способных на поступки.

Он всерьез отнесся к содержанию сна и не ограничился разговором с мужем Ирины. Он навестил ее родителей. Они рассказали, что в тот трагический день она была в квартире совершенно одна. И хотя ни отец, ни мать не решились говорить об этом прямо, из их слов можно было заключить, что Ира находилась под воздействием не только алкоголя, но и наркотических препаратов.

И родители, и муж подтвердили, что после той истории она сильно изменилась и ни капли в рот не берет.

Цимбал не увлекался лекарственными препаратами, веря в силы молодого организма. Зато не жалел времени на длительные беседы с женщиной, пытаясь выяснить, какую тайну хранит ее память.

Он полагал, что ее мозг блокировал некую важную информацию, которая является ключом ко всей этой истории. И когда ему удастся добраться до этого ключа, зловещий сон исчезнет.

Время от времени он звонил Игорю и с сожалением признавался, что ничего не получается. В ее памяти есть стена, которую он не в силах преодолеть.

Иногда сон преследовал ее несколько ночей подряд. Муж, отчаявшись, предложил поискать другого врача. Ира верила Цимбалу и продолжала регулярно ходить к нему на сеансы.

И однажды сон начал меняться. Он стал более отчетливым и ясным, появились новые краски. И главное — она стала видеть все больше и больше, словно у нее расширялось поле зрения.

— Еще немного, — сказала она доктору, — и я увижу человека на балконе. Только не знаю, хочу ли я этого.

Цимбал втайне от Иры позвонил Игорю и попросил его быть особенно внимательным к жене. А два дня назад она сказала Цимбалу, что уже видит — пока очень расплывчато — чей-то силуэт. Едва она ушла, Слава опять позвонил ее мужу.

— Мы не знаем, чье именно лицо она может увидеть, — предупредил Цимбал. — Этот момент может оказаться для нее тяжелым шоком. Будьте осторожны, присматривайте за ней. Как бы она с собой что-нибудь не сделала в состоянии шока.

— Вы думаете, что она действительно увидит чье-то лицо? — спросил муж. — Но ведь она же была одна в квартире! Кого же она может увидеть?

— Вот это и важно узнать, — сказал Цимбал. — Если за спиной у нее никого нет, есть надежда, что ее перестанут мучить кошмары.

— Но ведь это же сон! — недоумевал Игорь. — Ей может присниться кто угодно, какой-нибудь учитель, который ставил ей двойки, или одноклассник, который дергал ее за косички. И чем ей это поможет?

— Она увидит человека, которого подсознательно боится, — ответил Цимбал.

Повесив трубку, он подумал, что это всего лишь его предположение.

Когда через день Ира перезвонила и сказала, что ее пытались сбросить под поезд, Цимбал испугался: неужели он переборщил со своими разговорами и она решила, что ее преследует невидимый враг? Впрочем, возможно ведь и иное объяснение случившегося…

Наутро, предварительно созвонившись, он поехал к ее родителям. Ему нужно было узнать имена ее школьных подруг.

Отыскать их оказалось непростым делом. Две девушки уехали из города. Одна, выйдя замуж, сменила фамилию и переехала, связь с ней прервалась. Нашлась только одна девушка, которая решилась назвать себя близкой подругой Иры. И она знала то, что интересовало Славу Цимбала.

Теперь он клял себя за близорукость, за то, что не сумел сразу распознать очевидное. Хуже того, своими действиями он поставил жизнь человека под угрозу.

Что же теперь делать? Ему решительно не к кому было обратиться за помощью, потому что никто бы ему не поверил. Как никто не верил Ирине, что ее страшный сон имеет под собой реальную основу.

Во вторник ей опять пришлось поехать на базу стройматериалов. Она позвонила мужу, предупредила, что задерживается. Он предложил отвезти ее на машине. Она отказалась: ведь мужу непросто отпрашиваться с работы.

Поздно вечером она вновь стояла на той же самой пустынной платформе в ожидании последней электрички. И опять было пусто. Ей стало не по себе. Теперь она пугалась каждого шороха.

Когда из темноты возникли желтые кошачьи глаза электрички, она инстинктивно оглянулась: никого. На платформе она точно была одна.

Электричка приближалась, и она осторожно подошла к краю платформы. Она была напряжена, как струна. И вдруг почувствовала сзади какое-то движение. Она рванулась в сторону. И некто, не ожидавший, что она сумеет уклониться, не рассчитал свои силы и полетел с платформы на рельсы. Пронзительный сигнал электрички перекрыл его отчаянный крик.

На Ирину словно столбняк нашел. Когда из-под колес достали тело ее мужа, она потеряла сознание, но не упала, потому что ее подхватил подоспевший Слава Цимбал.

Он стоял рядом с платформой, но упустил момент, когда Игорь с легкостью профессионального гимнаста прыгнул на платформу, чтобы столкнуть жену под поезд.

Цимбал решил ей этого не рассказывать. Как не стал говорить о том, что же все-таки произошло тогда на балконе.

Игорь был безумно влюблен в Иру. А у нее начался роман с другим юношей. Однажды Игорь пришел к ней весь на взводе. Они час выясняли отношения. Она сказала, что любит другого, и выскочила на балкон. Игорь выбежал вслед за ней и в порыве ярости толкнул ее — она полетела вниз. Он убежал из квартиры, захлопнув за собой дверь. Никто не знал, что он к ней приходил.

Ира осталась жива, Игорь первым появился в больнице. Он боялся, что она расскажет, что произошло на балконе. Но именно этот эпизод исчез из ее памяти. Ира вышла за него замуж, потому что была благодарна ему за преданность. Теперь он был счастлив — получил то, что хотел. Но всегда боялся, что когда-нибудь Ира вспомнит, что же произошло между ними на балконе.

Когда доктор сказал, что это вот-вот может произойти, Игорь не выдержал. Однако промахнулся и погиб сам.

А Ира так ничего и не вспомнила. И вообще этот сон перестал ей сниться. Слава Цимбал предпочел ничего ей не рассказывать. Пусть лучше она мучается сомнениями, пытаясь понять, как ее муж вдруг оказался на платформе, чем твердо знает, что два года жила рядом с человеком, который трижды пытался ее убить.

Свидетель обвинения

Человек в темной рубашке открыл глаза. Окружающий мир казался зыбким и странно колыхался. Он не мог понять, где он и как сюда попал. Попытался пошевелить руками, но обнаружил, что крепко привязан к стулу.

Наблюдавший за ним Шувалов дважды наотмашь ударил его по щекам, чтобы он поскорее пришел в себя. Человек в темной рубашке уставился на Шувалова, черты которого наконец обрели четкость.

— Ты все-таки добрался до меня? — нахально улыбнулся человек в темной рубашке. — Неужто убить меня хочешь? Благородный мститель! — И ехидно рассмеялся: — Да у тебя кишка тонка! Не сможешь! Если бы ты был настоящим мужиком, она бы еще была жива. Понимаешь?

Это произошло год назад.

Был поздний вечер, пыльная привокзальная площадь опустела. Все, кто спешил вернуться с работы из города, уже разошлись по домам и ужинали, задернув прозрачные занавески, окрашенные изнутри синим телевизионным светом.

На железнодорожной платформе за решетчатым окошком томилась кассирша с женским романом. В одиноком ларьке, где остался непроданным здоровенный поднос с ядовитого цвета пирожными местного производства, продавщица отгоняла мух и безнадежно смотрела на часы. На скамейке, подложив под себя уже прочитанную газету, пыхтел сигаретой опоздавший пассажир. И в самом темном углу площади за рулем машины дежурил человек, который медленно сходил с ума.

После шести вечера электрички приходили из Москвы переполненные. Виталий Шувалов внимательно вглядывался в толпу, чтобы не пропустить знакомое лицо. Люди спускались с платформы с огромными сумками и портфелями. Многих встречали на машинах, остальные заталкивались в рейсовый автобус, оберегая привезенные из города продукты.

Ближе к девяти электрички стали ходить реже. И пассажиров на станции поубавилось. Когда минуло одиннадцать, Шувалов в очередной раз пошел смотреть расписание, хотя и так знал: следующая электричка придет только через час.

Пока он вглядывался в расписание, мимо с оглушительным грохотом промчался поезд дальнего следования. И, как в детстве, отчего-то защемило сердце при виде ярко светящихся окон, за которыми с комфортом расположились пассажиры. Поезд ввинтился в сгустившуюся темноту и исчез, словно его и не было.

Как же все это могло произойти?

Он всегда ревновал Светлану, с той минуты, как они познакомились. А это было три года назад. Он влюбился в нее с первого взгляда и так решительно ее атаковал, что через две недели она капитулировала и согласилась выйти за него замуж.

Для него это был второй брак, для нее — первый. Утром он отвозил ее на работу, вечером встречал. Он забыл о мальчишниках и даже перестал ходить с приятелями на футбол. Сначала Светлане это льстило, потом ей захотелось немного свободы.

Первый скандал произошел, когда она не только задержалась до полуночи на товарищеском вечере, устроенном фирмой в честь пятилетия успешной работы, но и позволила какому-то хлыщу проводить ее до дома.

Виталий видел в окно, как этот тип обнимал ее за плечи. А на прощание он еще и поцеловал ее в щеку! Когда Светлана позвонила в дверь, Виталий взорвался. Она же не могла понять, почему он возмущается. Она всего лишь потанцевала с новым сотрудником, и он, как положено джентльмену, проводил ее до дома…

Они помирились только через несколько дней.

В этом году она поехала отдыхать одна. Виталию обещали отпуск только зимой. Она вернулась из Турции очень довольная. И по вечерам ей стал названивать какой-то мужчина. Светлана, смеясь, рассказала, что это ее безнадежный поклонник, темпераментный кавказец, но между ними, разумеется, ничего не было. Женщине нравилось поддразнивать мужа.

В прошлый четверг вечером, подъезжая к дому, он увидел, как у подъезда остановилась неизвестная машина. Водитель картинно распахнул перед Светланой дверцу, довел ее до двери и поцеловал в щеку.

Виталий, кипя от гнева, поднялся вслед за ней и, стоя в дверях, сказал, что он все видел. Она, нисколько не смутившись, рассмеялась:

— Какой ты все-таки глупенький у меня! Разве можно ревновать из-за пустяков?

Глядя ей в глаза, он спокойно проговорил:

— Я тебя очень люблю. Но роль мужа-рогоносца не по мне.

Он вышел из квартиры, хлопнув дверью. Она крикнула ему вслед:

— Вернись, не глупи! Я все объясню…

Виталий сбежал по лестнице, сел за руль и рванул с места. Он уехал на дачу — еще в мае снял домик в часе езды от Москвы. Решил, что звонить не станет. Если она захочет возобновить отношения, она знает, где его найти.

Он не сомневался, что она приедет к нему после работы. Они же любят друг друга. Он ждал ее с шести вечера, сначала ходил по платформе, потом вернулся в машину.

И она все-таки приехала — чуть ли не последней электричкой в половине первого ночи. Виталий выскочил из машины, готовый обнять ее и забыть все нелепые раздоры.

Но Светлана спустилась с платформы в обнимку с тем самым мужиком, который несколько часов торчал на платформе, курил и пил пиво. Значит, этот человек тоже ожидал Светлану? Но как это может быть? Виталий беспомощно наблюдал, как тот прикрыл ее полой своего пиджака и поцеловал в губы.

Она сделала это специально, решил Виталий. Сердце его похолодело. Если бы они накануне не поссорились, он бы подошел и прямо спросил, что происходит. Но сейчас видеть все это было выше его сил. Он сел в машину, развернулся и уехал.

В следующий раз он увидел Светлану уже в морге. Патологоанатом написал в отчете, что она была зверски изнасилована, избита и задушена.

Труп молодой женщины нашли рыбаки. Милиции не составило труда установить личность убитой. Во внутреннем кармашке ее куртки лежал размокший служебный пропуск с черно-белой фотографией.

В отделе кадров строительной компании подтвердили, что Светлана Ивановна Шувалова работает старшим инженером, назвали домашний адрес и телефон. Трубку снял Виталий. Когда ему сообщили, что произошло, он сразу сказал, что знает убийцу. Вернее, видел его и может опознать.

Виталий довольно точно описал человека, который увел Светлану. Через два дня милиция его арестовала. Это был дважды судимый и нигде не работавший Виктор Миронов. У него был дом, оставшийся от родителей, в том же поселке, где Виталий снял дачу на лето.

Соседи Виктора подтвердили, что слышали какой-то шум ночью. Кто-то видел Виктора под утро возле реки. Эксперт-криминалист обнаружил в доме Виктора рядом с кроватью тщательно затертые следы крови. Но это не очень помогло следствию. И у Виктора, и у Светланы оказалась одинаковая группа крови.

Виктор виновным себя не признавал, утверждал, что всю ночь спал у себя дома.

Главным свидетелем обвинения стал Виталий. Он опознал в Викторе того человека, который увел Светлану. Он не обнимал ее, как показалось тогда Виталию, а держал, чтобы она не вырвалась. Пиджак закрывал руку с ножом, которым он угрожал Светлане. И не целовал он ее, а шептал:

— Молчи, дура, не то убью.

Часами Виталий молча смотрел на фотографию Светланы и скрипел зубами. Она умерла из-за него. Пока он терзался ревностью и представлял себе, как она развлекается с другим, она умирала медленной и мучительной смертью.

После допроса Виталий спросил следователя:

— А что будет убийце?

Следователь, заполняя бланк допроса, буркнул:

— Посадят, и надолго.

— На сколько? — уточнил Шувалов.

— Лет двенадцать дадут.

Виталий вышел от следователя потрясенный. Как, убийца через десять с небольшим лет выйдет на свободу?! Будет опять ходить по этим улицам?! Они встретятся — в электричке или в магазине. Убийца поздоровается с ним, может быть, даже подмигнет как старому знакомому…

На суде Виталий отказался от своих прежних показаний, заявил, что не уверен, действительно ли человек, сидящий на скамье подсудимых, — именно тот, кого он видел в тот день, когда была убита Светлана.

Прокурор не верил своим ушам. Подсудимый повернулся и посмотрел на Шувалова с веселой и надменной улыбкой.

Во время предварительного следствия, продолжал Виталий, он был в состоянии аффекта, а теперь понимает, что решается судьба человека, и не хочет брать греха на душу. Все-таки это был поздний вечер. Привокзальная площадь плохо освещена, и он видел предполагаемого убийцу только в профиль и всего несколько секунд…

Прокурор попросил сделать перерыв. Виталий вышел в коридор. Следователь, который вел дело, догнал его:

— Вы понимаете, что делаете? Без ваших показаний его вообще отпустят. Вам что, угрожают?

Виталий покачал головой:

— Один раз я уже совершил непоправимую ошибку. С меня достаточно.

Суд вернул дело об убийстве Светланы Ивановны Шуваловой на доследование. Шувалова опять стали вызывать на допросы, но он упрямо твердил: похож, но поручиться не могу.

Через три месяца обвиняемого выпустили под подписку о невыезде. Дело формально не закрыли, но и следователь, и преступник понимали, что все кончено. Доказательств вины Виктора Миронова следствие не нашло и теперь уже не найдет.

Он вышел из следственного изолятора после обеда — долго бумаги оформляли. И сразу двинулся на вокзал: хотелось домой — помыться, переодеться, а потом отдыхать по полной программе. Ему вернули деньги, которые у него были при аресте, и в электричке он покупал пирожки, мороженое, воду. Виктор был счастлив — он на свободе, он может делать все, что захочет.

Спустившись с платформы, Виктор лицом к лицу столкнулся с мужем убитой им женщины. Шувалов стоял на платформе с газетой в руке, спокойно смотрел на него.

Виктору стало не по себе.

— Следишь за мной? — прищурившись, спросил он.

— Нет, я здесь дом на лето снимаю.

Они вышли на привокзальную площадь. Виктор вновь обрел уверенность в себе. Вернулась и привычная наглость.

— Ну что, может, выпьем за знакомство? — предложил он. — Угощаю. У меня сегодня праздник. Тем более я тебе обязан. Если бы не ты, я бы в лагерь сейчас ехал. — И захохотал довольный.

Шувалов помедлил с ответом, изучая своего собеседника. Согласился:

— Выпить можно. Но каждый платит за себя.

Они зашли в привокзальное кафе. Пили только водку. Виктор заигрывал с официанткой, хватал ее за руки, приглашал в гости, обещал жениться. Он быстро опьянел. Когда понял это, сказал, что с него достаточно. Слегка покачиваясь, вышел в туалет. Вернувшись, допил свою рюмку и пошел к выходу.

Виктор двинулся к автобусной остановке. Но после первых шагов у него закружилась голова, он тяжело опустился на скамейку. Виталий подогнал стоявшую неподалеку машину и усадил в нее Виктора.

Довез до дома, открыл дверь его ключами, помог войти. А потом привязал к стулу.

Виталий готовился к этому почти год — после того разговора со следователем. Когда он понял, что преступник отделается несколькими годами, решил, что правосудие придется вершить ему самому. Поэтому и отказался на суде от своих показаний, хотел, чтобы убийцу выпустили.

Виталий все продумал до мелочей. Выяснил, когда Миронова выпустят, заранее подогнал машину, раздобыл сильное снотворное, которое и подмешал в водку.

Виктор пришел в себя и насмешливо наблюдал за ним.

— И что ты со мной сделаешь.

— Дам тебе еще снотворного и уйду, — ответил Шувалов. — Когда сюда доберутся пожарные, дом уже догорит.

Виктор вдруг начал смеяться:

— А ты знаешь, что на этой кровати я валялся с твоей женой? Классная баба. Я получил от нее массу удовольствия. Думаю, тебе недоставалось и десятой доли того, на что она была способна. Она сделала для меня все, что я хотел. А потом я ее задушил прямо на этой кровати и ночью сбросил в реку. Она так кричала. Просила, чтобы я ее убивал, она была готова на все. Но я все-таки ее не убил…

Он не отрывал глаз от лица Шувалова. Тот смертельно побледнел. А Виктор опять рассмеялся:

— Посмотрите на него! Ему плохо. Он сейчас в обморок упадет. Да ты слабак, парень. Ты не сможешь меня убить.

После странной смерти человека, который обвинялся в убийстве Светланы, Виталия Шувалова тоже допрашивали. Но у него было алиби. Друзья подтвердили, что он провел весь день вместе с ними.

С тех пор он сильно изменился, сменил работу и квартиру. Это ведь только кажется, что месть сладка. Тот, кто действительно приводил свой замысел в исполнение, знает, что месть ужасна. И тот, кто мстит, страдает не меньше того, кому он отплатил за боль и унижение.

Часть третья ТОЛКОВАТЕЛЬ СНОВ

class="book">Поздний ужин с женой начальника Никифоров опаздывал на встречу… Когда он сломя голову выскочил на улицу, к подъезду подкатил роскошный лимузин шефа. Никифоров загляделся на лимузин, поскользнулся на ровном месте, и все его бумаги веером разлетелись по тротуару. Присев на корточки, он стал их лихорадочно собирать и увидел пару самых прекрасных ножек на свете. Он посмотрел вверх, и голова у него закружилась. Таких красивых женщин он видел только в кино.

Шеф, как всегда, одетый с иголочки, встретил его ироничной улыбкой:

— Здравствуйте, Никифоров. Надеюсь, мы вам не помешали?

Его жена осторожно обошла Никифорова и исчезла за стеклянной дверью фирмы. Никифоров ошеломленно смотрел ей вслед. Он был поражен в самое сердце. Он влюбился с первого взгляда. Недаром секретарши шептались, что жена шефа — настоящая красавица.

Он увидел свое отражение в зеркальном окне здания: невзрачный молодой человек в потертой куртке и мятых брюках. Никифоров тихо вздохнул и пригладил упрямую шевелюру.

Весь день перед глазами у него стояла жена шефа. Он даже не пошел с приятелями на футбол, а вернулся домой и пораньше завалился спать. И ему приснился чудесный сон.

Он подбирал рассыпавшиеся по асфальту бумаги, и опять перед ним появилась пара очаровательных ножек. Но на сей раз жена шефа не прошла мимо:

— Здравствуйте. Муж говорит, что вы — один из лучших работников фирмы. — С очаровательной улыбкой она протянула ему руку: — Меня зовут Нина.

Он был покорен.

— Вы знаете, меня очень интересует работа вашей фирмы, но муж решительно ничего мне не рассказывает. Может быть, у вас найдется время мне позвонить? — кокетливо спросила она.

Никифоров не верил своему счастью. Он вытащил растрепанную записную книжку и дрожащей рукой накарябал на чистой странице номер ее телефона. Она многозначительно подмигнула ему и исчезла за стеклянной дверью.

И тут Никифоров проснулся. Еще никогда утро не казалось ему таким мрачным. Он с отвращением рассматривал свою маленькую пустую комнату, скудный гардероб и собственную непрезентабельную физиономию, отразившуюся в зеркале, когда он приступил к бритью.

Шеф относился к Никифорову неплохо, но всерьез не воспринимал. Жаловаться вроде было не на что, но работа была скучной и неинтересной. Никифоров называл себя канцелярской крысой.

Он весь день провозился с бумагами, которые передал ему шеф. Но сегодня пользы от него было мало, потому что его не отпускали воспоминания о вчерашней встрече и вчерашнем сне и ему повсюду чудилось лицо Нины.

Он рано ушел домой, поужинал, посмотрел телевизор и ровно в десять лег спать. И ему снова приснилась Нина.

Сон начался как и вчера: он вновь собирал рассыпавшиеся по асфальту бумаги. Но Нина заговорила с ним так, словно они уже виделись — и не раз.

— Сегодня, как обычно? — тихо спросила она.

Прежде чем он успел ответить, она исчезла за стеклянной дверью. И сразу после этого они очутились вместе в семейной спальне шефа. Нина — эта роскошная женщина — исполняла любые его желания. Ему было хорошо — и совсем не так, как это обыкновенно происходит во сне, когда в самый интересный момент звенит будильник… Она принесла ему чай на подносе и сказала:

— Я хочу сделать тебе подарок.

Она вытащила из сумки небольшую коробочку и подала ему. Никифоров вынул из коробочки часы, какие видел только в витринах дорогих магазинов. Он надел часы и бросился целовать Нину. И проснулся.

Утро было совершенно невыносимым. Он не мог пережить этот переход от сладостных объятий Нины к тоскливой реальности холостяцкого быта. В последнее время он стал за собой следить — гладил брюки, аккуратно причесывался, чистил обувь. Но его жизнь наяву — без Нины, без этих упоительных свиданий в квартире шефа — все равно была жалкой и безрадостной. Он теперь вдвойне ненавидел шефа — и за то, что тот являлся счастливым мужем Нины, и за то, что шеф держал его на самой низкой должности.

Шеф не замечал ненависти своего служащего, гонял его по мелочам и беспрестанно над ним подшучивал.

Обедал Никифоров вместе с секретаршей Катей. Он взял себе сосиски, салат и булочку. Глазастая Катя вдруг обратила внимание на его обновку:

— У тебя новые часы?! Какие красивые! Дорогие?

Никифоров с недоумением посмотрел на нее: смеется Катя, что ли? Он десять лет носит одни и те же часы. Никифоров перевел взгляд и увидел, что на его запястье красуются массивные часы. Те самые, которые во сне подарила ему Нина.

Никифоров вернулся домой совершенно потрясенный. Он не мог объяснить себе, каким образом у него оказались эти часы. Он ведь не сошел с ума: наяву он видел Нину только один раз — когда рассыпал бумаги. Все остальное — сон. Но как же часы могли перекочевать из сна в реальность?

Ровно в десять он уже лежал в постели. Он теперь отключал телефон, чтобы звонок какого-нибудь приятеля не прервал чудесного сна. Засыпая, он намеревался спросить Нину о часах, но разговор у них пошел совсем о другом.

Началось все, как обычно. Он подбирал свои бумаги, и Нина, проходя мимо, негромко сказала:

— Сегодня в семь.

И он сразу очутился в ее постели. Она нежно шептала ему, что он фантастический любовник. Потом Нина сходила на кухню и принесла чай и пирожные — она выяснила, что он сладкоежка. И вдруг Нина расплакалась.

— Что случилось? — испугался он.

Нина плакала навзрыд.

— Ты считаешь меня счастливой, — говорила она, — а я глубоко несчастна… Он такой подлец… Он напивается и бьет меня…

В этот момент зазвонил мобильный телефон. Она схватила его и переменилась в лице.

— Скорее одевайся! Он уже подъезжает!

Никифоров выскочил из квартиры, на ходу застегивая пуговицы, и кубарем скатился вниз. Едва он свернул за угол, лимузин шефа въехал во двор. На секунду глаза их встретились. И Никифоров проснулся.

Когда он пришел на работу, его сразу вызвали к шефу. Секретарша Катя сделала ему комплимент:

— Неплохо выглядишь. Ты теперь вполне интересный мужчина. Девушки в конторе стали обращать на тебя внимание.

Шеф, который всегда относился к Никифорову вполне благожелательно, вдруг начал кричать, едва тот переступил порог кабинета:

— По твоей вине рухнула сделка в миллион долларов! Что за безобразие! Куда ты дел документы, которые я дал тебе позавчера?

— Я все сделал, что вы сказали, и вернул их вам буквально через час, — оправдывался Никифоров. — Вы же сами взяли у меня папку.

— Ты, может, намекаешь, что я выжил из ума? Не помню, брал я у тебя папку или не брал? — бушевал шеф. Он подошел к Никифорову вплотную: — Я знаю все. Запомни: того, кто мне мешает, кто становится у меня на пути, — я уничтожаю.

Никифоров стоял ни жив ни мертв. Еще ни разу на него не обрушивался гнев начальника.

— Что ты вчера делал в моем доме, а, Никифоров?

Никифоров пробкой вылетел из его кабинета. Теперь он понял, почему Нина называла мужа подлецом, почему она боится его и почему так страдает… Этот негодяй искалечил ей жизнь. И тут Никифоров замер.

Разговор с Ниной происходил во сне. А шеф распекал его наяву. Но шеф сказал, что видел его вчера у своего дома. Как же это может быть?

Никифоров посмотрел на свои новенькие часы, происхождение которых так и осталось для него загадкой. Сначала часы, теперь шеф говорит, что видел его возле своего дома, хотя в реальной жизни Никифоров там никогда не был… Что же все это означает?

Вечером показывали футбол, но ровно в десять Никифоров выключил телевизор и лег спать.

Он автоматически собирал все те же бумаги, но кое-что изменилось. Нина была в больших черных очках, закрывавших половину лица, и голос у нее был встревоженный.

— Я лучше приду сегодня к тебе, — прошептала она.

Ему и во сне было стыдно за свою конуру. Но Нина ни на что не обращала внимания. Когда она сняла очки, он увидел у нее под глазом огромный синяк.

— За что?

Она заплакала.

— Он видел тебя… Он сказал, что убьет нас обоих, если застанет вместе.

— Какой мерзавец!

Она прижалась к нему.

— Ты его не знаешь. Он способен на все. Я его боюсь. Мне страшно.

— Что же делать?

Вместо ответа она привлекла его к себе. Потом разделась, и Никифоров забыл обо всем… Когда он вернулся из сладкого забвения, то увидел, что Нина опять плачет.

— Скажи, что я должен сделать, — обнял он ее.

Она молчала.

— Я не могу видеть, как ты плачешь, — горячо говорил он. — У меня сердце разрывается. Может, ты уйдешь от него? У меня нет таких денег, но зато я буду любить тебя.

— Я согласна, — всхлипнула она. — Но ведь он не даст мне уйти. Он и в самом деле убьет нас обоих. Есть только одна возможность…

— Какая?

— Ты подсыпешь ему снотворное. Он выключится надолго. За это время я спокойно сложу вещи, и мы с тобой уедем из города. — Она вытащила из сумочки небольшой белый пакетик. — Каждый день в пять часов он пьет чай с молоком. Научился у своих англичан. Ты зайдешь в приемную, отвлечешь внимание секретарши и высыпешь в чашку этот порошок.

Никифоров взял пакетик и посмотрел Нине в глаза.

Он не поверил ей. Он решил, что в пакетике не снотворное, а яд. Но он очень хотел, чтобы Нина была с ним.

Без десяти пять ноги сами принесли его в приемную. Катя заваривала чай для шефа. Увидев Никифорова, она обрадовалась:

— Побудь здесь минуту, мне надо отнести срочное письмо в экспедицию.

Никифоров вытащил из нагрудного кармана порошок и высыпал его содержимое в заварочный чайник. Когда Катя вернулась, он стоял, засунув руки в карманы. Он сам удивлялся, как это легко у него получилось. Катя понесла поднос в кабинет шефа.

Никифоров проводил ее взглядом — и тут проснулся.

Впервые сон ему не понравился. Нина оставалась такой же прекрасной. Но при мысли о том, что он — пусть даже во сне — фактически совершил убийство, Никифорова охватывал страх. Пожалуй, все это зашло слишком далеко. Он даже решил, что лучше вечером сходит с ребятами на футбол и пропустит разок этот сон.

У входа в офис он встретил Катю.

— Слушай, — сказал он, — мне приснился такой странный сон. Я хочу тебе все рассказать…

Вдруг он заметил, что Катя очень бледная и вообще сама не своя.

— Что случилось? — встревоженно спросил он.

— А ты не знаешь?

Он посмотрел туда, куда был устремлен ее взгляд.

На стене висела фотография их шефа в траурной рамке.

Смерть в спальном вагоне

Николай Николаевич понял, что ему не удастся заснуть. В соседнем купе спорили и кричали. И еще кто-то стучал кулаком по столику. Потом начались громкие разговоры по мобильному телефону. Николай Николаевич подумал, что он напрасно принял снотворное: все равно не заснет, а утром голова будет мутной и тяжелой.

Он включил свет, допил уже остывший чай и открыл взятую с собой в дорогу книжку. И в этот момент в дверь купе постучали. Он удивленно глянул на часы — половина третьего ночи — и спросил:

— Кто там?

— Это я, проводник, — донеслось из-за двери. — Вы врач? Тут пассажиру плохо.

Николай Николаевич вздохнул и открыл дверь. В коридоре стояли проводник и еще какие-то люди, вероятно, из соседнего купе. В голове Николая Николаевича пронеслась злорадная мысль: не надо было так шуметь, тогда и доктора не пришлось бы звать.

— Кому из вас плохо? — спросил он, натягивая брюки.

— Эдуард Иванович пошел в туалет — после того как проводник зашел и сказал, что вымыл туалет. Эдуард Иванович долго не возвращался, — объяснила хорошенькая женщина в теплой кофте. — Мы постучали. Он не откликался. Позвали проводника. Он вскрыл дверь, а… Эдуард Иванович не подает признаков жизни.

Последние слова заставили Николая Николаевича поторопиться. Тут уже было не до шуток. Он выскочил в коридор:

— Куда? Налево? Направо?

— Сюда, — указал ему проводник, устремившись вперед.

У туалетной двери стоял крепкий молодой человек в черном костюме. Короткая стрижка, темные очки, неуместные ночью, и мощные мускулы выдавали его профессию. Он подозрительно осмотрел Николая Николаевича с ног до головы и отступил, пропуская его.

В туалете сидел немолодой, очень полный человек. Он привалился к стене. Рот у него был открыт, глаза закатились. Николай Николаевич попытался нащупать пульс, проверил зрачки и отступил.

— Моя помощь уже не нужна. Он мертв.

— Не может быть! — сказала женщина в кофте. — А как это могло произойти? Сердце?

— Причину смерти установит патологоанатом, — ответил Николай Николаевич.

Молодой человек в черном костюме потащил тело назад в купе. Проводник пошел помочь.

— Это его охранник, Кеша, — объяснила женщина в теплой кофте. — А я его помощник, Людмила.

— А кем был ваш начальник? — поинтересовался Николай Николаевич.

— Гурьянов? Неужели никогда не слышали? Хозяин крупнейшей фармацевтической компании.

— Зачем ему охрана?

Людмила рассмеялась:

— Знаете, сколько у него врагов? За контракты на поставку лекарств люди бьются смертным боем. К тому же характер у него был, прямо скажем, тяжелый. Он просто плодил врагов…

— Я уже обратил внимание, — не без раздражения произнес Николай Николаевич. — Я слышал, у вас в купе разговор шел на повышенных тонах.

— Еще бы! — вырвалось у Людмилы. — Сегодня он весь вечер издевался над Кешей. Чем-то он провинился. «Все, ты уволен!» — кричал хозяин. Он умел измываться над людьми. Тут у него равных не было… — Но вдруг она спохватилась: — О мертвых либо хорошо, либо ничего. Так что оставим этот разговор.

— Ваш хозяин сегодня много выпил? — Николай Николаевич решил сменить тему.

Людмила покачала головой:

— Нет, сегодня он не пил ничего. Мы были с ним весь день. Он не выпил ни капли спиртного.

— Но от него сильно пахнет коньяком, — удивился Николай Николаевич.

— Вы уверены? — недоверчиво спросила Людмила. — Дело в том, что врачи запретили Гурьянову спиртное. Мы с Кешей и с другими охранниками железно соблюдали запрет.

— Ну, может, у него с собой было, — предположил Николай Николаевич.

— Что вы, — взмахнула руками Людмила. — Чемодан ему паковал Кеша. Все необходимое по карманам пиджака рассовала я сама. В магазины Гурьянов сроду не ходил… Повторяю, мы были при нем неотлучно.

Николай Николаевич пожал плечами:

— Может, он все-таки где-то раздобыл коньяк. И в туалет пошел, чтобы выпить.

— Исключено, — покачала головой Людмила. — Он ушел без пиджака. Некуда ему было спрятать бутылку. Да и где она?

Николай Николаевич нагнулся, ожидая увидеть на полу в туалете пустую бутылку, но никакой посуды не обнаружилось.

Людмила задумчиво спросила:

— Так вы полагаете, он умер от алкоголя?

— Алкоголь, конечно, вреден, но он убивает медленно. Или у вашего хозяина случился сердечный приступ, что кажется сомнительным — он бы успел позвать на помощь. Или его убили.

Людмила со страхом посмотрела на доктора:

— Так вы считаете, что это убийство? Но как? Он же был один в купе! И заперся изнутри.

— Его скорее всего отравили. И яд подействовал, когда он вошел в туалет.

За окном царил непроглядный мрак и только иногда мелькали какие-то таинственные огоньки. Поезд мчался на полной скорости.

Людмила поежилась:

— Холодно стало, пойду в купе.

Она ушла, а в коридор вышел охранник Кеша. Лицо у него было перекошенное.

— Я бы вам советовал грамм пятьдесят коньяку, — сказал Николай Николаевич.

Охранник развел руками:

— У меня ничего нет. Из-за покойника сухой закон был.

Он посмотрел на часы — буфет давно закрылся.

— Теперь без работы остались? — сочувственно спросил Николай Николаевич.

— Да пропади она пропадом такая работа! — со злостью проговорил охранник. — Зверь был, а не человек. Платил, конечно, неплохо. Но за эти деньги такое приходилось терпеть. Сегодня Людмилу чуть со свету не сжил. А ведь она не только секретарем была, но и любовницей…

Он запнулся, поняв, что ляпнул лишнее.

— Вы оставляли его одного? — спросил Николай Николаевич. — Хотя бы на несколько минут?

— Да, когда он переодевался. Он еще попросил позвать проводника. И тот потом принес чай.

Николай Николаевич насторожился.

— Не беспокойтесь, — сказал охранник. — Я этот чай первым попробовал. Служба есть служба.

Он резко отодвинул дверь и вернулся в купе, где лежало тело его хозяина.

Николай Николаевич заглянул в служебное купе, но проводника там не было. Николай Николаевич споткнулся и выронил таблетку цитрамона, которую хотел принять. Он неуклюже встал на колени, пытаясь отыскать таблетку. И тут появился проводник.

— Помочь? — предложил он.

— Голова трещит, — пожаловался Николай Николаевич. — У меня обычно пониженное давление, но иногда подскакивает. Сердце шалит.

— Да, это хреново, — посочувствовал проводник. — Я бы рекомендовал принять четвертинку капотена, это хорошее сердечное средство.

— Коллега, что ли? — спросил Николай Николаевич и запил свой цитрамон водой.

— Занимался когда-то лекарствами. — Проводник смутился и отвернулся.

— Скоро станция? — спросил Николай Николаевич.

— Уже подходим, — ответил проводник. — Начальник поезда связался с милицией. На остановке к нам кто-нибудь подсядет, чтобы все оформить.

С темной платформы в вагон шагнул немолодой капитан милиции. Он сразу выделил Николая Николаевича:

— Вы врач? Где ваше купе?

Капитан по-хозяйски расположился за столиком и начал со слов Николая Николаевича составлять протокол. Услышав, что это может быть убийство, насторожился:

— Э, доктор, вы ничего не придумываете? Начальник поезда сообщил, что человек умер от сердечного приступа.

— Экспертиза даст точный ответ, — немного обиженно ответил Николай Николаевич.

Капитан вздохнул:

— Значит, придется отправлять тело…

И опять уткнулся носом в свои бумаги. Потом поднял на Николая Николаевича глаза:

— А кто же его здесь мог отравить? Во всем вагоне только проводник, помощники умершего и вы. Вас не подозреваю, — добавил капитан.

— Спасибо, — сказал Николай Николаевич, — я могу только поделиться наблюдениями. Похоже, что и охранник, и секретарь — оба имели основания отомстить хозяину за унижения. Оба, судя по всему, именно сегодня получили отставку. Оба старательно намекали, что у другого или у другой есть причины ненавидеть хозяина. Но я думаю, что его убил проводник. Когда Гурьянов позвал проводника, в купе они остались одни. Гурьянов попросил, видимо, не только чая, но и спиртного. Поскольку он знал, что охранник и секретарь выпить ему не дадут, то, вероятно, сговорился с проводником, что тот оставит ему коньяк в туалете. В служебном купе на полу я увидел початый ящик с коньяком — знаете, такой во фляжках. Порция сравнительно небольшая и нести удобно.

Когда проводник зашел и сказал, что туалет чист, это было сигналом. Гурьянов быстро прошел в туалет, нашел там коньяк, выпил и выбросил фляжку в окно, поэтому ее и не нашли… Наш проводник, как выяснилось, неплохо разбирается в лекарствах, следовательно, и в ядах. Он проговорился, что имел дело с лекарствами. Вам надо будет выяснить его биографию — где пересекались его пути с Гурьяновым. Даю голову на отсечение, что наш проводник тоже пытался заниматься фармацевтическим бизнесом, но Гурьянов его разорил. И когда вдруг представилась возможность отомстить за неудачу, он не стал колебаться. Впрочем, — закончил свой рассказ Николай Николаевич, — это всего лишь мои предположения.

Капитан выглянул в коридор:

— Проводник, зайдите!

Чужие часы

Уже потом, много позже, вспоминая, с чего все это началось, Андрей мысленно вновь и вновь возвращался к той странной встрече на улице. Был сумрачный осенний день, встреча в министерстве прошла успешно. Он с коллегами вышел на улицу. Приятель, прощаясь, сказал:

— Здорово ты сегодня нашему боссу врезал.

— Он тебе босс, а не мне, — махнул рукой Андрей, — ты же знаешь этот анекдот… На коллегии выступает министр. Он в отличном настроении, шутит. Все смеются. Только один из чиновников сидит с краю и зевает. Сосед шепчет ему: «Вы что? Министр шутит!» — а тот равнодушно отвечает: «Да я из другого министерства».

Они рассмеялись и разошлись. Андрей направился в кафе пообедать. У дверей кафе стоял небритый темноволосый человек в длинном плаще. Их глаза встретились.

— Слушай, друг, купи будильник. Деньги позарез нужны, — сказал тот, снял с руки часы и протянул ему.

Андрей никогда не покупал вещи с рук — считал это пустой тратой денег. Но глаза у странного человека в плаще были такие, что Андрей непроизвольно полез за кошельком.

— Не пожалеешь, — сказал человек в плаще. — Хронометр. Ни на секунду не опаздывает.

— Сколько? — спросил Андрей.

— Сколько дашь, — ответил тот.

Андрей отсчитал несколько бумажек. Незнакомец сунул ему в руку часы и буквально испарился…

Вечером Андрей вытащил из кармана ненужные ему часы и положил куда-то на столик. Через несколько недель, опаздывая на работу, он не нашел свои часы и схватил эти. Только теперь он их наконец рассмотрел. Это были совершенно новенькие часы, и, в отличие от его собственных, шли они очень точно. Он стал их носить. Вот вскоре после этого ему и начали сниться пугающие сны.

В первый раз ему приснилось, будто он находится где-то в лесу, возле пруда. А на противоположном берегу стоит женщина — спиной к нему.

Самое странное было то, что он никак не мог определить — сон это или явь? Все было так отчетливо, как в реальности. Но ведь он же спит?.. И он не может понять, в каких отношениях состоит с человеком, который там, возле пруда, смотрит на женщину… Это он и одновременно не он. Да что же с ним такое происходит?

Он не понимает, почему в нем растет ненависть к этой женщине. Он не знает, кто она, как ее зовут, почему она здесь находится. Но он думает о том, что эту женщину придется убить.

Он поднял с земли металлический прут и медленно пошел вдоль пруда, стараясь не привлекать к себе внимания. А женщина на той стороне не подозревала, что за ней следят. Она поставила раскладной столик и выложила на него свертки с едой. Она что-то вполголоса напевала в такт музыке, доносившейся из стоявшего на земле транзисторного приемника.

Он знал, что вот-вот должен появиться ее муж, и потому был очень осторожен. Он испытывал сильное желание убить эту женщину, почти физически ощущая готовность отнять у другого человека жизнь.

Он подобрался к женщине вплотную и занес над ее головой металлический прут. Вдруг она повернулась, в ее глазах вспыхнул ужас, и в это мгновение он сильно ударил ее по голове! Он стоял так близко, что испачкался в ее крови.

Какая-то часть его мозга пробудилась, и он с облегчением понял, что это всего лишь сон. Он никого не убивал! Он заставил себя открыть глаза, как делал в детстве, когда ему снились кошмары, и окончательно проснулся.

Включив настольную лампу, он посмотрел на часы: половина пятого утра. Сон действительно был ужасный, его лицо было залито потом. Он прошел в ванную комнату и умылся. Потом опять прилег, но заснул только около семи — как раз тогда, когда надо было вставать и бежать на работу.

Он не выспался, у него весь день болела голова, и он чувствовал себя совершенно разбитым.

Он пробовал работать, но ловил себя на том, что тупо смотрит на экран компьютера и ничего не понимает. Он принял сразу три таблетки от головной боли и вызвал секретаря:

— Леночка, поеду домой. Все встречи перенеси на завтра… Ну, что ты на меня смотришь? Сегодня к тебе не поедем. Голова раскалывается.

— Может быть, позвать врача? — предложила секретарь.

— Не надо.

Вечером он на всякий случай сделал все по науке: погулял перед сном, проветрил комнату, принял теплый душ, выпил чаю с медом и благополучно заснул.

И ему вновь приснился тот же сон!

Он продолжился с того момента, на котором закончился вчера… Он стоял с окровавленным прутом в руке, а женщина с разбитой головой лежала на траве. Она была мертва.

Он равнодушно посмотрел на нее и схватил со стола толстый бутерброд с колбасой и помидором. У него проснулся чертовский аппетит. Но доесть он не успел. Из-за деревьев появился крепкий мужчина в расстегнутой куртке, который нес два стула.

Он сразу понял, что это муж женщины, которую он только что убил. Он спокойно положил надкусанный бутерброд на стол и крепко сжал металлический прут. Он не боялся драки.

И опять он не мог понять, почему все происходящее кажется ему таким реальным. Он ощущал под ногами мягкую траву, чувствовал тяжесть прута и вдыхал свежий осенний воздух. Так во сне не бывает.

Мужчина выронил стулья и с яростным криком бросился на него. Но сраженный смертью жены, он оказался слабым противником — только без толку размахивал кулаками, а ударить как следует не мог.

Андрей опять взмахнул прутом, но удар пришелся мужчине по плечу. Тот закричал от боли. По-видимому, Андрей сломал ему плечо. Он вновь поднял прут и увидел глаза мужчины — в них были страх, гнев и ненависть. Он опустил прут ему на голову и испытал ни с чем не сравнимое удовольствие.

Теперь на траве лежали два трупа.

Он поднял один из стульев, аккуратно поставил его к столу, сел и стал с аппетитом есть. На руках его были капли крови, но Андрея это нисколько не смущало. Бутерброд был вкусный…

Он проснулся. Во рту у него пересохло. Он открыл глаза, включил свет и посмотрел на часы — ровно половина пятого утра.

Он принял снотворное, но долго не мог заснуть.

Вечером партнеры повели его в ночной клуб со стриптизом. Все пили коньяк и веселились.

— Смотри, какая девочка! — восторженно присвистнул приятель. — Давай возьмем ее, подружку и поедем ко мне развлечемся. Я свою с детьми на Кипр отправил. Можно на дачу, можно домой.

Андрей так и не смог расслабиться. Он покачал головой:

— В другой раз, Семен. Что-то сегодня не тянет. — Он допил рюмку: — Поеду, высплюсь наконец. Счастливо!

Приятель удивленно пожал плечами:

— Ну, как хочешь. Была бы честь предложена.

И на третью ночь он увидел тот же сон.

Он продолжал свою трапезу на свежем воздухе, не без удовольствия раскрывая приготовленные для пикника пакеты с провизией. Он доел бутерброды, потом обшарил карманы мужчины и вывалил содержимое женской сумочки прямо на траву. Он взял деньги, ключи и прихватил паспорт женщины, чтобы выяснить, где они жили.

Он встал и ожесточенно пнул труп мужчины. Ему приятно было ткнуть это мягкое тело, переставшее быть опасным.

Он по-прежнему не мог понять, что с ним происходит. Это конечно же сон, но почему он ощущает все так явственно? Он чувствовал вкус бутерброда и горячего кофе из термоса. Не мог же он в реальности испытывать удовольствие от убийства? Но во сне он был рад, что разделался с этими бездельниками, которые могут позволить себе наслаждаться жизнью, когда другим на хлеб не хватает.

И тут он испугался. Он сделал над собой усилие и проснулся. Спустил ноги с кровати и включил свет. Половина пятого. Третью ночь подряд в одно и то же время ему снится один и тот же сон.

Он решил, что с него хватит этих кошмаров. Надо пойти к врачу, пусть выпишет снотворное или еще какой-нибудь препарат. Видеть такие сны каждый день невозможно. Так с ума сойдешь… Он прошел в ванную комнату. Открыл кран с холодной водой, чтобы умыться. Когда он мыл руки, ему показалось, что вода в раковине окрасилась в красный цвет…

Визит к врачу был не слишком удачным. Равнодушный доктор бегло посмотрел его медицинскую карту, где не было ни одной записи, задал обычные вопросы:

— Чем-нибудь серьезным болели? Операции были?

— Аппендикс вырезали.

— На что жалуетесь?

— Понимаете, доктор, мне снятся кошмарные сны, каждое утро просыпаюсь в поту ровно в половине пятого… И такое ощущение, что все происходит наяву. Я даже запахи явственно чувствую, вкус еды. Я бутерброд с докторской колбасой там ем… И самое поразительное: сон один и тот же, с продолжением…

— Злоупотребляете? — спросил врач и, не дослушав ответа, выписал три рецепта — витамины, снотворное и успокаивающее. То, что страшные сны поразительным образом похожи на явь, врач пропустил мимо ушей.

Андрей растерянно улыбнулся и встал, врач вдогонку крикнул:

— Не забудьте поставить печать на рецепт, это в регистратуре на первом этаже!

Андрей зашел в аптеку, а потом в магазин, решив, что рекомендации врача следует усилить чем-то более серьезным — бутылка водки казалась надежнее витаминов. Вечером он залпом выпил полный стакан, не закусывая, и лег спать.

Водка тоже не помогла.

Он вновь оказался в том же месте… Он затащил оба трупа в заросли кустарника и забросал листьями. Потом сел в машину, оставленную мужчиной у дороги, и поехал в город.

Он нашел квартиру, в которой жили убитые, и тщательно ее обыскал. Он обнаружил на антресолях два чемодана и запихнул в них все, что было ценного. Когда он запустил руку в одну из сумок на кухне, то сильно расцарапал руку о лежавший в ней штопор. Он вздрогнул от боли и проснулся. На часах вновь было половина пятого.

Он пошел на кухню, чтобы попить, и, когда включил свет, увидел, что на правой руке у него царапина. Он мог поклясться, что, когда ложился спать, царапины не было.

На работе он взял у одного из коллег сильное импортное снотворное. Вечером проглотил максимально возможную дозу и погрузился в сон.

И почти сразу кошмар возобновился. Он опять был в квартире убитых им людей. Уже стемнело. Он сидел в чужой комнате, развалившись в мягком кресле, и с интересом смотрел телевизор. Ему не хотелось уходить из уютной квартиры. Но когда свет в окнах соседних домов погас, он стащил чемоданы вниз и запихнул их в багажник. Он ехал по боковым улочкам, чтобы не попасться на глаза милиции. Отогнал машину за несколько кварталов и оставил ее в укромном месте.

Он уже все продумал. Чемоданы отнесет перекупщику, но за вещи много не дадут. Зато машину можно продать — тысячи за две долларов — старому знакомому, который работает в автосервисе. Там перебьют номера, сделают новый техпаспорт и перепродадут машину.

Он заснул за рулем краденой машины, а проснулся у себя в комнате. Еще не рассвело. Он даже не стал включать свет, чтобы посмотреть на часы. Он и так знал, что сейчас половина пятого.

В тот день у него впервые за последнее время не болела голова. Сон перестал быть страшным и стал занимательным, превратился в многосерийное кино.

Он конечно же не хотел никого убивать, но ему нравилось быть — хотя бы во сне — сильным, смелым и решительным.

Вечером он вернулся домой бодрый и в отличном настроении, поцеловал жену, спросил:

— Что у нас на ужин? Аппетит зверский.

Он лег спать с желанием поскорее узнать, что же произойдет дальше…

Ему не повезло. Он позвонил в автосервис из телефона-автомата:

— Слушай, Петя, тачка есть, надо номера перебить и можно продавать, твои тридцать процентов.

— Приезжай.

Он приехал… и попался. Именно в этот день в автосервис нагрянула милиция. Видимо, кто-то настучал. Стали проверять машины, а у него не только техпаспорта, но и обычного паспорта не было.

На него надели наручники и увезли…

В половине пятого Андрей проснулся, руки у него болели, и на запястьях были следы от наручников. Он снял часы, купленные на улице у странного человека в длинном плаще, и выбросил их в окно. С тех пор он не видел страшных снов, похожих на явь.

Пожилой карманник работал по ночам

На одном месте он работал только одну ночь и под утро исчезал. В городе у него было примерно пятьдесят точек, в каждой из них он появлялся не чаще одного раза в два месяца, что позволяло избегать встреч с милицией. Менты ловят тех, кто примелькался.

А возможность попасться в момент кражи была исключена. У него были золотые руки. Они кормили его почти полвека, потому что воровать он начал лет с тринадцати. А сидел всего один раз — и то по молодости.

Нет, руки у него золотые. Случая не было, чтобы кто-то из его клиентов почувствовал, как у него аккуратно изымают кошелек или бумажник. Кроме того, он был тонким физиономистом. Он почти безошибочно выбирал людей, которые, даже лишившись денег, не станут кричать, скандалить и вызывать милицию.

Почему это имело значение? К тому моменту, когда человек спохватится, он в любом случае исчезнет. Но если милиции сообщат раз-другой, что в зале вокзала аэропорта орудует карманник, то менты станут его искать, и это может помешать его работе. Поэтому он выбирал людей, которые, конечно, огорчатся, лишившись денег, но не до такой степени, чтобы пойти в милицию и написать заявление.

Он уважал людей, которые еще не попали под власть денег. Людская корысть его всегда коробила. Он очень огорчался, сталкиваясь с жадными и недобрыми людьми.

Он никогда не торопился, долго ходил по залу, присматриваясь к пассажирам. Обыкновенно выбирал двух-трех кандидатов и внимательно следил за ними. Кто-то один обязательно оправдывал его надежды: либо засыпал на скамейке беспробудным сном, либо оказывался настолько рассеянным, что позволял избавить себя от всех излишков.

А иногда бывало и так: он только увидит человека и сразу понимает — это его клиент. И точно знает — пустым не уйдет.

Самолет задерживался. Коротков понял, что ему придется ждать не меньше трех часов. Вот ведь сущее наказание! Начальник попросил встретить его и доставить домой, сказал — минутное дело, живет рядом, и он имел глупость согласиться. Все отказались, а он не сумел. Характера — вот чего ему всегда не хватало.

Чертыхаясь, он побродил по огромному залу в поисках свободного места. Три часа на ногах не выстоишь. Поехать домой, а потом вернуться — тоже нелепо, да и вдруг самолет все же прилетит раньше? Начальник не простит, если не увидит его среди встречающих.

Самое ужасное было в том, что именно здесь ему меньше всего хотелось оказаться. Все его несчастья начались именно здесь. Год назад. Он посмотрел на табло. Да, ровно год назад…

Когда ему позвонили из милиции и попросили срочно приехать в морг, чтобы опознать тело, он сначала подумал, что его глупо разыгрывают. Потом решил, что произошла ошибка. Его жена еще неделю должна была находиться в Сочи. Не могла она так рано приехать в Москву: зачем? Да еще не предупредив его. Но когда ему описали вещи, найденные у нее, он в смятении выскочил на улицу, в глубине души еще надеясь на какую-то ошибку.

Увы, никакой ошибки. Его жена погибла. Ночью. Прилетела из Сочи, взяла багаж и села в машину, которая врезалась в грузовик. Погиб и водитель машины — молодой мужчина, которого он видел в первый раз.

В катастрофе виноват был водитель машины. Возбудить дело ввиду его смерти было невозможно, поэтому прокуратура свои изыскания вскоре закончила.

Но Коротков пробился к высокому начальству, доказывая, что его жена никак не могла по своей воле приехать в этот день в Москву. Вероятно, она стала жертвой преступления, может быть, ее похитили. Необходимо выяснить обстоятельства ее гибели и найти преступников.

Но расследование окончилось для него вторым ударом. Его жена, как показали ее соседи по дому отдыха, улетела из Сочи по собственному желанию. Причем, прощаясь с соседками, она была в превосходном настроении. А вернулась она на неделю раньше срока, не предупредив мужа, потому что хотела провести свободное время с другим человеком.

Именно этот человек встретил ее в аэропорту. Они расцеловались, он подхватил ее сумки, и они ушли. Это рассказала продавщица, у которой они что-то купили. Через полчаса их машина врезалась в грузовик.

Коротков не поверил следователю и сам поехал в аэропорт. Он нашел ту самую продавщицу, которая видела его жену. Она опознала ее на фотографии и повторила свой рассказ про встречавшего ее мужчину, поцелуй и тяжелые сумки.

Вот тогда он словно вновь потерял ее. И этот удар был не слабее первого. Он запил и потом долго приходил в себя. Он безумно любил жену и был уверен, что она отвечает ему взаимностью. У них был такой счастливый брак. Все друзья им завидовали.

Он отыскал свободное место и присел. Как глупо, что он согласился сюда приехать.

Он расслабился и закрыл глаза. Он так устал и намаялся за день, что вроде как задремал. Но тут же проснулся и виновато заморгал глазами.

Что-то изменилось вокруг него. Он взглянул на часы — оказалось, что он проспал буквально одну минуту. Но вокруг него сидели совершенно другие люди. Он оглянулся на большие часы и замер от изумления — посередине зала стояла его жена с большими сумками в руках.

Он хотел встать, чтобы подбежать к ней, но почему-то не мог двинуться с места. Он мог только наблюдать за ней. Она растерянно рылась в сумочке. Ищет кошелек, понял он. Кошелька в ее сумочке не оказалось. Все на месте — кроме кошелька. Он тогда грешил на работников морга, думал, что кто-то из них поживился. Но не стал поднимать шума. Деньги — это было последнее, что его тогда интересовало.

Вдруг краем глаза он заметил пожилого сухощавого человека, который как-то быстро удалялся от нее. Не он ли и утащил кошелек, мелькнула у Короткова догадка. Но этот жалкий карманник его не интересовал. Он хотел смотреть только на нее. Это было такое счастье вновь видеть жену живой и невредимой.

Она вновь внимательно осмотрела содержимое сумочки. Кошелек так и не обнаружился. На ее лице отразилась растерянность. Тут он понял, что она осталась без денег и не может взять такси и добраться до дома.

Вдруг он увидел того самого человека, который был водителем разбившейся машины. Тот вошел в здание аэропорта и, не обращая на его жену ни малейшего внимания, направился к киоску.

Выходит, они не знакомы?

Она равнодушно скользнула по нему взглядом и стала рыться в своих сумках. Может, в них найдутся хоть какие-нибудь деньги?

Молодой человек купил блок сигарет, распечатал одну из пачек, с наслаждением затянулся и пошел к выходу. Проходя мимо растерянной женщины с сумками, он посмотрел на нее с явным сочувствием и, поколебавшись, остановился.

— Подбросить? — спросил он, возможно, надеясь, что она откажется.

Они стояли далеко от него — на самой середине зала, но он почему-то отчетливо слышал каждое их слово.

— Нечем заплатить. У меня нет с собой денег, — ответила она с извиняющейся улыбкой. — Кошелек украли.

— А, — махнул он рукой, — мое счастье. Поехали.

— Ой, — сообразила она, — когда доедем, муж заплатит.

— Ну, на мужа у меня надежда слабая, — пробурчал он. — Поцелуете, и будет достаточно.

Она рассмеялась и при всех расцеловала его. Он совершенно смутился, покраснел и, подхватив ее сумки, быстро двинулся к выходу.

Значит, вот как все это было, понял он. Боже мой, выходит, она ему вовсе не изменяла. Она вернулась раньше на неделю, чтобы сделать ему сюрприз. Но у нее украли деньги, а этот человек согласился ее подвезти — на свое и ее несчастье.

А позвонить она не могла, потому что они поселились в новой квартире и еще не успели обзавестись телефоном. Стало быть, она действительно любила его и не было никакого любовника и тайного свидания. И он напрасно мучил себя ревностью весь этот год.

Он посмотрел на часы и хотел вскочить, чтобы предупредить их. Если их не остановить, то через полчаса они врежутся в грузовик! Скорее! Их надо остановить! Он рванулся с места и едва не упал…

Он открыл глаза и, оглядевшись, понял, что просто заснул. И все это ему лишь приснилось. Значит, ничего этого не было. Это был сон. Он вновь остался наедине со своим горем.

Ноги у него затекли, и он с трудом встал. Пошел к ларьку, чтобы выпить кофе. В противоположном направлении двинулся его сосед — пожилой аккуратно одетый человек вышел на улицу и растворился в темноте.

Кофе ему налили, Коротков полез в карман за бумажником, но расплатиться не смог. Одна неприятность за другой. Пока он дремал, у него стащили бумажник.

Ничего страшного, денег там было немного. Но он счел, что для одного вечера неприятностей многовато. Впрочем, черт с ними, с деньгами. Самым большим разочарованием было проснуться после этого чудесного сна. Он казался таким достоверным, таким реальным, что Коротков почти поверил, что год назад все так и было.

Он крепко спал, поэтому так и не узнал, что кошелек у него украл тот самый карманник-ветеран, который год назад похитил кошелек у его жены. Пожилой карманник всегда работал по ночам. Пассажиров меньше, зато они уже усталые, невнимательные и легко расстаются со своими деньгами.

Правда, некоторые люди сильно огорчались, лишившись кошелька, но он, право, не мог понять: отчего люди расстраиваются из-за такой мелочи?

Фантазии театрального администратора

Все-таки это мучение — вставать, когда так хочется спать. Он посмотрел на часы — девять утра, для него это безбожно рано. Человек творческой профессии не может вставать ни свет ни заря.

Он босиком прошлепал в ванную. С трудом разлепив веки, пустил холодную воду и подставил лицо под сильную струю.

Вот теперь он почувствовал, что окончательно проснулся. Лицо горело от холодной воды, и почему-то щипало лоб. Он инстинктивно дотронулся рукой — больно!

Он откинул со лба волосы и посмотрел на себя в зеркало. В нем отразилась хмурая, небритая физиономия с рассеченным лбом. Он охнул. Это была не просто царапина, а маленькая рана.

— Господи, где же это я так умудрился? Вроде вчера и не падал. И не пил. — Он потрогал царапину и, опять поморщившись, вышел из ванной.

— Маша! — крикнул он жене. — Посмотри, что это у меня? Вчера же ведь ничего не было, а?

Жена хлопотала на кухне у плиты.

— Доброе утро, миленький! — улыбнулась она ему. — Что случилось с моей крошкой? Кто тебя обидел?

Она внимательно и озабоченно осмотрела подставленный им лоб.

— Царапина совсем свежая. Болит? Бедненький. — Она нежно поцеловала его. — Вчера, мне кажется, ее действительно не было. Может, ты оцарапался об угол кровати?

Она ощупала ему голову:

— А ты ночью не вставал? Может, пошел в туалет и споткнулся со сна, ударился обо что-то?.

Он пожал плечами:

— Ну, знаешь, у меня, конечно, есть недостатки. Но я все-таки не лунатик.

Маша достала аптечку.

— Сейчас я тебе смажу ранку йодом и на всякий случай залеплю пластырем, — приговаривала она, открывая пузырек с йодом.

Когда она приложила ватный тампон к ранке, он вздрогнул от боли.

— Какой ты у меня нежный, — рассмеялась она и, залепив лоб пластырем, опять поцеловала его. — Боли боишься, руками делать ничего не умеешь, собственной тени пугаешься. — И покачала головой: — Пропал бы ты без меня.

Почувствовав облегчение, он воодушевился изапустил руки ей под халат. Маша выскользнула из его объятий, иронически заметив:

— Так, раненый ожил. Значит, жить будет.

Он устремился вслед за ней, обиженно сопя:

— Куда же ты? Почему ты бросаешь своего несчастного, израненного мужа, который так нуждается в ласке, заботе и внимании?

— Все, все, милый, мне пора на работу, — сказала она, закрывшись в ванной. — Остальное вечером. Если, конечно, пожелаешь. Ты иди позавтракай, поддержи свои силы, израненный боец. Кстати, я приготовила твои любимые сырники с изюмом.

Не решив окончательно, что лучше: обидеться на жену или сделать вид, будто ничего не произошло, он пошел на кухню. Его нос уловил волнующие запахи, и он с удовольствием уселся за стол, накрытый хрустящей белой скатертью.

Помимо сырников с изюмом его ожидали свежевыжатый апельсиновый сок, горячие тосты, масло и варенье в вазочке. В центре стола красовалась ваза с фруктами. Он запустил туда руку и вытащил киви.

— Колбаски? Сыра? — предложила Маша.

Она уже оделась и теперь делала макияж. Накрасившись, поинтересовалась:

— Сегодня придешь пораньше? Или у тебя спектакль?

— Угу, — с набитым ртом ответил он. — Сегодня премьера. Придет заведующий департаментом строительства Глушков с женой. Помнишь эту толстую тетеху? А я даже выйти к ним не смогу, — он потрогал свой лоб, — выгляжу, как уголовник.

Маша положила косметичку в сумочку и потянулась за плащом.

— Может, узнаешь у Глушкова, наконец, как обстоят дела с нашей квартирой?

Он поморщился:

— Человек придет вечером в театр отдохнуть, а я к нему с делами?! Как ты себе это представляешь?

Маша погладила его по голове:

— Не волнуйся, не получится, значит, не получится. Но Красильников, я узнала, уже переговорил с кем надо. И ему обещали помочь — найдут квартиру в центре и продадут по стоимости БТИ. А Красильников, между прочим, меньше сделал для города, чем ты. Надо пользоваться тем, что тебя все знают.

— А кто Красильникову обещал? — спросил он.

— Твой Глушков, который регулярно ходит к тебе в театр, — ответила Маша и выскользнула за дверь. — Пока, милый, до вечера.

Он рассеянно кивнул и запер за женой дверь.

Внизу афиши, объявлявшей о премьере, значилось имя директора — Д. П. Селезнев. Полюбовавшись афишей, Дима вошел в театр и немного придержал дверь: проверил, мягко ли она закрывается. Здесь он вел себя иначе, чем дома, — уверенно, по-хозяйски. Сняв пальто, отдал его гардеробщице, которая почтительно приветствовала его:

— Здравствуйте, Дмитрий Павлович! Поздравляю с премьерой. Я для внука контрамарку просила. В кассе говорят, все билеты проданы.

Он довольно улыбнулся:

— Зайдешь ко мне попозже, дам билетик.

Подойдя к зеркалу, стал прихорашиваться. Потрогав пластырь, опять досадливо поморщился.

На лестнице к нему подскочил буфетчик:

— Дмитрий Павлович, беда! Из санэпидемстанции пришли, сейчас буфет закроют и опечатают. Они уже акт пишут. А вечером премьера! Что делать?

— Неужели не мог сам договориться?

— Да новенькие какие-то пришли! — Буфетчик был в отчаянии. — Я им сразу коньяка, закусочку. А они сказали, что непьющие и вообще уже пообедали.

Буфетчик угодливо распахнул дверь в приемную. Когда Дима вошел, секретарша немедленно поднялась и затараторила:

— Добрый день, Дмитрий Павлович! Вам звонили из департамента культуры, Кузнецов из музея, Елигулашвили из китайского ресторана, Возчиков из стоматологической клиники и новый директор бюро ритуальных услуг. С кем соединять?

— Подожди, — скомандовал Дима. — Найди заведующую санэпидемстанцией.

Он скинул пиджак, повесил его на плечики и уселся за стол. Едва перевернул листок календаря, заглянула секретарша:

— Дмитрий Павлович, по городскому — заведующая городской санэпидемстанцией Юлия Харитоновна.

— Юлечка, — проворковал в трубку Дима. — Понимаю, что я, конечно, уже не в том возрасте, когда можно рассчитывать на внимание красивой женщины. Но чтобы так пренебрегать давно и безнадежно влюбленным в вас мужчиной — этого я себе даже представить не мог… Как почему? Сегодня весь город приходит к нам на премьеру. Я оставил вам два билета во втором ряду. Между прочим, рядом с министром здравоохранения области, а вы даже… А, вот то-то же, Юлечка… Конечно, жду вас… Да, кстати, пришли две очень странные дамы, уверяют, что от вас, и хотят закрыть наш буфет… Да, спасибо, Юлечка, а то где же мы вечером будем выпивать после премьеры… Целую вас.

Он повесил трубку. Буфетчик развел руками:

— Снимаю шляпу, Дмитрий Павлович. Со многими директорами работал — настоящего хозяина вижу в первый раз.

Дима развернул газету, заметил:

— Она объяснила, что это новенькие, наших городских дел не знают. Сейчас она их отзовет.

Кланяясь, буфетчик вышел. Уже в дверях робко сказал:

— Мне севрюгу ребята прислали, пальчики оближешь. Я распоряжусь, чтобы вам на обед приготовили. Со свежими овощами, как вы любите…

Не обращая на буфетчика внимания, Дима нажал кнопку переговорного устройства:

— Галочка, скажи, чтобы оставили два билета Прохоровой на сегодня. Кроме того, понадобятся три или четыре места в четвертом ряду. Это для москвичей. Но я не знаю, сколько их будет, и сам встретить не смогу. Организуй достойную встречу — договорились?

— Не беспокойтесь, Дмитрий Павлович, сделаем в лучшем виде, — донеслось из переговорного устройства.

— Я у себя, — сказал Дима и отключился.

Он вышел в приемную, секретарша взяла блокнот.

— Машина мне нужна на четыре, — распорядился Дима. — А пока собери мне администраторов.

Он спустился в гримерную.

— Танечка, можно как-нибудь это загримировать? — Он отклеил пластырь и показал свою царапину.

— Садитесь, Дмитрий Павлович.

— Сами понимаете, Танечка, — сказал он, — сегодня в театр придут такие люди… Мне обязательно нужно быть в форме.

Ранка немного поджила.

Она понимающе кивнула и ловко загримировала царапину.

Жена встретила его, как всегда, крахмальной скатертью и обильным ужином. Дима одолел свою порцию.

— Подложить еще? — Маша держала в руках сковородку.

Он покачал головой.

— Устал, милый? Болит? — заботливо спросила она, кивнув на его лоб.

— Да, что-то притомился. День был хлопотный. Пойду-ка я лягу. Что-то спать хочется.

— И телевизор смотреть не станешь? — удивилась Маша. — Новое кино сейчас будет. Для полуночников — то, что ты любишь, с голыми девочками.

— Нет-нет. Пойду спать. — Он поцеловал жену. — Спокойной ночи.

Постель уже была расстелена. На тумбочке горел ночник, рядом стоял высокий стакан с водой и лежал толстый роман, который Дима читал на ночь. Он с удовольствием улегся в постель и потянулся. Взял в руки книгу, раскрыл ее и… зевнул. Положил книгу назад и выключил свет. Завернулся в пуховое одеяло и закрыл глаза. Через мгновение он уже спал. И видел сон.

Он был как-то странно одет — в черный спортивный костюм, а на голове — вязаная лыжная шапочка.

Он вошел в подъезд какого-то чужого дома и встал возле лифта. Подъезд был грязный и темный, но это его совершенно не смущало.

Вдруг стукнула входная дверь, и он насторожился. Вошли двое парней с большими сумками. Он бесшумно сдвинулся в сторону, чтобы его не заметили. Он пропустил какого-то подвыпившего мужчину — раз где-то выпил, значит, вернулся без денег. Еще одна припозднившаяся дама внушала определенные надежды, но тут как назло спустился на лифте мужик с собакой. Пришлось отступить.

Еще через полчаса вновь хлопнула дверь. На сей раз в подъезд вошла женщина средних лет. Он надвинул шапочку на лоб и затаился. Когда женщина, поднимаясь по ступенькам, поравнялась с ним, он схватил ее за горло и поднес к ее глазам нож.

Откуда у него взялся нож?

Он продолжал с изумлением наблюдать за собой как бы со стороны. Как он может все это делать — пусть даже и во сне?

В глазах женщины плеснулся ужас. Она хотела закричать, но он сжал ей горло и прошептал:

— Молчи, дура, а то убью!

Дима вырвал у нее из рук сумку, быстро проверил ее содержимое, нашел кошелек и сунул в карман. Схватил женщину за руки и стащил с пальцев кольца. Потребовал:

— Снимай серьги, быстро!

Она дрожащими руками дотронулась до ушей, но у нее ничего не получалось. Он сам вырвал серьги, ей было больно, она закричала.

Он поднес нож к ее горлу, так что женщина ощутила остроту лезвия. Она замолчала. Дима поставил ее лицом к стене и зловещим шепотом сказал:

— Ни слова, если хочешь живой остаться. Пикнешь — и тебе конец. Брюхо вспорю.

Она вздрогнула.

Дима на цыпочках вышел из подъезда. И она закричала, уже когда он выскочил на улицу и исчез в темноте.

Он бежал, удивляясь, откуда он знает, куда ведут эти старые переулки. Он стащил с себя лыжную шапочку и спрятал нож. Вынул из кошелька деньги, а кошелек бросил в урну.

Он спустился в метро и проехал две остановки. Затем вышел, свернул налево и нырнул в такой же темный переулок, в каком он уже был. Он вновь натянул на голову лыжную шапочку и скользнул в подъезд.

Встав под тусклой лампочкой, он обследовал трофеи, взятые у дамочки, и брезгливо поморщился. Пересчитал деньги: всего полторы тысячи рублей и триста долларов. Не густо. Он разочарованно повертел в руках серьги и небрежно засунул их в карман.

В этом подъезде ему долго не везло. Мимо него прошло несколько пожилых людей. Потом стайкой пробежали наверх дети, и он боялся, что они на него обратят внимание. Но его никто не заметил.

Прошел еще задрипанный пьяный мужичонка, и он вовсе заскучал. Но тут к подъезду подкатило такси, и оттуда, хохоча, вывалилась пьяная парочка. Это были его клиенты. Он полез за ножом.

Первой в подъезд влетела дамочка с охапкой цветов. За ней ввалился парень, с трудом державшийся на ногах.

Он смерил парня взглядом с ног до головы и решился. Пропустил женщину, а мужчину привычным приемом схватил за горло и показал ему нож:

— Скажи своей бабе, чтобы молчала, иначе я тебя порежу.

Парень прохрипел что-то невнятное, и его девушка испуганно обернулась:

— Что с тобой, дорогой?

Ее рот расширился, чтобы закричать «на помощь!», но парень выпалил:

— Заткнись, а то он меня убьет!

Она замерла и мелко-мелко кивала, показывая, что все понимает.

Дима тем временем обшарил у парня карманы, забрал кошелек, бумажник, стянул с руки часы с металлическим браслетом. Потом поманил девушку рукой:

— Иди сюда. — Хмыкнул: — Твоя очередь.

Она подошла, спотыкаясь. От выпитого, а еще больше от страха ее шатало.

Дима вырвал у нее из рук сумочку, нашел кошелек и какую-то коробочку. С нее он тоже снял часы на тоненьком браслете, а заодно серьги и бусы из жемчуга. Добычу рассовал по карманам.

— Теперь снимай штаны! — рявкнул он парню в ухо.

— Зачем? — пролепетал тот. — Не надо! Забирай все, только не это…

— Дурак, — выдохнул Дима, ему стало смешно. — Больно хорошо о себе думаешь. Твоя задница меня не интересует. Снимай, я говорю!

Дима острым лезвием ткнул ему в горло и рассек кожу. Парень дрожащими руками расстегнул ремень, и брюки с него свалились.

— А ты снимай юбку, — приказал Дима девушке.

Она подчинилась без слов.

Он взял юбку и брюки и убежал, здраво рассудив, что в таком виде парочка не станет звать на помощь, а сначала вернется к себе в квартиру, чтобы привести себя в порядок. Так и произошло. Глянув друг на друга, парень и девушка бросились вверх по лестнице.

У Димы было достаточно времени, чтобы убежать. Он выбросил их одежду в ближайшую урну. Туда же отправились опустошенные кошелек и бумажник.

Лыжную шапочку и нож он спрятал в карман — орудиями производства он дорожил.

Дома он расположился на убогой кухоньке, где, кроме столика и колченогих стульев, ничего не было. Лампочка была без абажура, окно — без занавески. На закопченной плите сиротливо стоял грязный чайник. Дима сгреб со стола остатки трапезы прямо на пол и выложил добычу. Он пересчитал все награбленное: деньги, драгоценности, разложил их на кучки, откинулся на спинку стула и некоторое время самодовольно взирал на награбленное. Потом достал из картонного ящика, стоявшего возле стены, недопитую бутылку коньяка, вылил остатки в мутный стакан, проглотил без закуски и секунду молча прислушивался к себе. Довольно хмыкнул и отправился спать.

Комната была обставлена по-спартански: шаткая кровать, заправленная грязным бельем, и колченогий стул. Дима стащил с себя брюки и рубашку, повесил на спинку стула. Рядом положил часы. Было три часа ночи…

Димина рука, вялая со сна, поползла и нащупала часы. Приоткрыв один глаз, Дима посмотрел на часы: половина двенадцатого дня.

Он открыл оба глаза. Ярко светило солнце. Он понял, что окончательно проснулся.

— Кошмар, — пробормотал Дима, имея в виду сон, который ему снился. — Сколько раз врачи предупреждали: нельзя на ночь наедаться.

На стуле висели чистая рубашка и выглаженные брюки. Вкусный запах шел из кухни. Он встал, голова сильно болела, лицо горело.

— Маша, ты где? — позвал он жену.

Она, как всегда, хлопотала на кухне. Завтрак на крахмальной скатерти уже был готов. Стакан грейпфрутового сока, половинки киви, неизменные тосты.

Дима плюхнулся на свое место, пожаловался:

— Ты представить себе не можешь, какой ужасный сон мне приснился. Проспал почти до полудня, а чувствую себя совершенно разбитым.

— Сегодня на завтрак твои любимые вареники. Может, еще сосисок сварить? Свежие, я только что в магазин бегала.

Дима позволил жене поцеловать его и сказал:

— Приятно, черт побери, ощутить заботу и внимание. Ты — награда за все мои невзгоды и неприятности.

— Димочка, не гневи судьбу. — Маша собиралась на работу. — Тебе грех жаловаться. Ты занимаешься любимым делом, ты — уважаемый в городе человек. Тебя все ценят. О любящей тебя жене из скромности не упоминаю.

Подхватив сумочку, она поспешила к двери:

— Все, я убегаю. Не забудь надеть шарф, сегодня сильный ветер.

В ночном клубе было столпотворение. На сцене показывали стриптиз. Будь Дима один, он бы, конечно, посмотрел представление. Но в клуб они пошли компанией, и рядом с ним сидела вице-президент банка Елена Петровна. Она решительно встала со своего места:

— Дмитрий Павлович, это зрелище для вас. Наслаждайтесь, а я пойду в казино, попытаю счастья.

— Елена Петровна, я не оставлю вас одну в этом вертепе. — Дима тоже встал и галантно предложил даме руку: — Позвольте мне сопровождать вас. Тем более что я крайне заинтересован в том, чтобы счастье не покидало главного спонсора нашего театра.

Они прошли по длинному коридору к казино. Администратор распахнул перед ними дверь.

— Я-то думала, вы обо мне беспокоитесь, а вас, оказывается, только дела вашего театра и волнуют.

— Елена Петровна, вы волнуете меня значительно больше, чем театр, — чуть понизив голос, сказал Дима.

Елена Петровна не приняла всерьез его слова:

— Да ладно вам, Дмитрий Павлович, все в городе знают, какой вы примерный семьянин. Впрочем, это не удивительно. Более заботливого человека, чем ваша жена, и представить невозможно.

Елена Петровна обменяла в кассе деньги на фишки разных цветов и заняла место за столом с рулеткой.

Дима расположился рядом с ней, хотя играть не собирался. Он не одобрял азартных игр.

— Что-нибудь выпьете? — спросила официантка в платье со смелым вырезом.

— Мне мартини, — потребовала Елена Петровна.

Официантка повернулась к Диме.

— А мне минеральной воды, — попросил он и, как бы извиняясь, добавил: — Мне еще работать.

Официантка обещающе стрельнула глазами и удалилась. Дима проводил ее взглядом и повернулся к столу в тот самый момент, когда шарик остановился возле цифры, на которую поставила Елена Петровна. Крупье придвинула к ней стопку фишек.

Елена Петровна вновь разбросала свои фишки. Ожидая, когда шарик остановится, отпила из своего стакана. Она опять выиграла! Дима не выдержал и зааплодировал.

— Еще попробуете? — спросил он.

Елена Петровна покачала головой:

— Счастье не надо испытывать. Тогда оно не изменит.

Она сгребла фишки и обменяла их в кассе на деньги.

К ней подошел администратор казино:

— Елена Петровна, если бы это были не вы, мы бы решили, что к нам проник какой-то профессионал.

— А я и есть профессионал, — сказала Елена Петровна. — Зарабатывать деньги в банке не проще, чем в казино.

Все засмеялись. Провожая гостей, администратор казино вытащил откуда-то из-за спины игрушечного медвежонка:

— А это маленький презент от нашего казино.

— Ой, какая прелесть! — Елена Петровна, кажется, была довольна подарком едва ли не меньше, чем крупным выигрышем. — Он будет меня охранять.

— Кстати, об охране. — Администратор стал очень серьезным. Он подозвал дежурившего в казино старшего лейтенанта и что-то ему тихо сказал.

Тот пожал руку Диме:

— Что-то я давно не был в вашем театре. — И обратился к Елене Петровне: — Давайте я вас отвезу до дома. Так будет спокойнее.

— Благодарю вас, но у меня еще встреча в ресторане, — ответила Елена Петровна. — Деловой ужин. Так что домой я вернусь еще часа через полтора. А дом у нас тихий, замки надежные.

Дима поцеловал ей руку и помахал рукой, когда она отъезжала.

Маша с бокалом вина уютно расположилась у телевизора, она смотрела свой любимый сериал. Дима тоже налил себе вина. У него начали слипаться глаза. Он выпил немного и поднялся с дивана.

— Что-то у меня глаза сами закрываются, — зевнул Дима. — Пора на боковую.

Он поцеловал жену и пошел в спальню. Маша встревоженно заметила:

— Ты так сильно устаешь, не высыпаешься. Надо бы провериться у врача. Может быть, тебе немного отдохнуть, подлечиться в санатории? Только не говори, что в театре без тебя не смогут обойтись. Ты заслужил отдых.

— Потом поговорим. — Дима увильнул от разговора.

Он даже не стал брать в руки книжку, накрылся одеялом, выключил свет, расслабился и сразу заснул.

Господи, ему опять снился тот же самый сон!

В старом спортивном костюме и лыжной шапочке он подстерегал свою жертву в темном подъезде.

Вчера он провозился весь вечер, работал по двум адресам, устал, да и рисковал излишне. Сегодня он намеревался набрать нужную сумму одним ударом. Несколько человек прошли мимо него, но он даже не тронулся с места.

Он ждал. И когда в подъезд вошла хорошо одетая женщина на высоких каблуках и с сумочкой на длинном ремешке через плечо, он довольно усмехнулся. Это была вице-президент известного в городе банка Елена Петровна.

Дима действовал, как хорошо отлаженный автомат. Пропустил Елену Петровну мимо себя и напал сзади. Одной рукой сильно сжал ей горло, другой показал нож. Широкое лезвие, это он знал точно, действовало сильнее всего.

Он вырвал у нее из рук сумочку и одной рукой открыл — там лежал выигрыш, полученный в казино, и подарок от администрации — маленький медвежонок. Он довольно хмыкнул и повернул женщину лицом к себе, чтобы снять драгоценности.

Едва он выпустил ее, Елена Петровна начала кричать:

— Помогите, на помощь, грабят, помогите!

И внезапно вонзила ему ногти в лицо. От боли и неожиданности он выпустил нож и отскочил назад.

Елена Петровна, продолжая кричать, бросилась вверх по лестнице. Он не рискнул ее преследовать, потому что в подъезде открылись двери, залаяла собака и зазвучали встревоженные голоса.

Он сорвал с головы шапочку, выскочил из подъезда и побежал, что было сил. По дороге он сообразил, что бросил в подъезде нож и лыжную шапочку. Но не возвращаться же за ними?

Он прибежал домой и сразу прошел в ванную. Свет зажег только с третьей попытки. Он глянул на себя в разбитое зеркало. Чертова баба умудрилась разодрать ему все лицо, несмотря на низко надвинутую шапочку.

Дима умылся с мылом. Полотенца у него не было. Он стащил с себя рубашку и вытерся рукавом. Прошел на кухню, запустил руку в картонный ящик, вытащил бутылку коньяка и убедился, что она пустая. Достал початую бутылку водки, налил себе полный стакан, выпил залпом и завалился спать.

Дима проснулся от звонков в дверь. Открыл глаза, было еще темно. Он сел, потряс головой, потрогал лицо. На ощупь все было нормально. В дверь продолжали настойчиво звонить и барабанить.

— Господи, кого это несет? — недовольно пробормотал Дима. — Маша! Маша! Ты где? Открой дверь!

Жена не откликнулась.

— Где же она? — пробормотал Дима. — Опять у телевизора, что ли, заснула?

Он нехотя встал. Не включив в коридоре света и не спросив «кто там?», открыл дверь. В квартиру ворвалась милиция.

Не успел он возмущенно спросить: «Позвольте, что здесь происходит»? — как ему завернули руки за спину и надели наручники.

— Это твое? — Старший лейтенант, который вечером был в казино, нашарил выключатель и показал Диме его спортивную куртку, лыжную шапочку и нож. — По глазам вижу, что твое.

От яркого света Дима зажмурил глаза, а когда открыл их, то увидел, что он находится вовсе не в своей ухоженной квартире, а в той самой конуре, которая ему снилась.

Его повели на кухню, где на столе лежали награбленные им драгоценности. Проходя мимо ванной, он на секунду задержался и посмотрел на свое отражение в разбитом зеркале. Он увидел, что давешняя дамочка здорово располосовала ему лицо.

— Так это не сон? — прошептал он.

Милиционер толкнул его в спину и подозрительно сказал:

— Иди, иди! Что, опять какую-то историю придумываешь? Недаром у тебя кликуха «артист». Но с нами это не пройдет. Мы-то тебя хорошо знаем. Для суда прибереги.

Висевшее на честном слове зеркало упало и разлетелось на мелкие кусочки. Самые большие осколки остались лежать на рваной театральной афише, объявлявшей о премьере в городском театре. Внизу было набрано имя директора театра, но кто-то оторвал краешек афиши, и прочитать можно было только его инициалы — Д. П. Се…

Он мог выпить цистерну

Вечер пятницы — лучшее время жизни. Саша вышел из офиса в прекрасном расположении духа. Он открыл дверцу своего чистенького «мерседеса», положил на заднее сиденье дорогой портфель, повесил на плечики пиджак и уже собрался сесть за руль, как кто-то самым невежливым образом хлопнул его по спине. Саша повернулся, чтобы отчитать хама, но лицо его само расплылось в улыбке. Перед ним стоял Валька Ананьев, приятель по институту, весельчак и заводила в их студенческой компании.

Валька вышел из соседнего ресторана покурить и был уже слегка навеселе, а потому особенно обаятелен. Он мог выпить цистерну, при этом почти не пьянел, а только становился изобретательнее.

— Это сколько же лет мы не виделись? — стал подсчитывать Саша. — Больше десяти — это точно…

— Клади все пятнадцать, — рассмеялся Валька. — И мы просто обязаны это событие отметить.

— Понимаешь, — замялся Саша, — тут такое дело…

— Я плачу, — отмахнулся Валька.

— Дело не в деньгах…

— Жена ждет? — сочувственно спросил Валька.

— Жена как раз уехала, но я обещал ей кое-что сделать на даче…

— Нет, ты определенно нуждаешься в отдыхе, — безапелляционно сказал Валька. — Жена в отъезде, а ты потолок будешь красить? Лови последние минуты молодой жизни!

Он потащил Сашу в ресторан. Сопротивляться было невозможно. Они выпили по рюмке коньяку, но от второй Саша наотрез отказался:

— Я же за рулем!

— Со мной можешь ни о чем не беспокоиться, — Валька достал из внутреннего кармана пиджака красное удостоверение и незаметно для других показал его Саше.

— Ого, — уважительно протянул Саша. — Так ты?..

— Нет, — сморщился Валька, — я бизнесом занимаюсь, но мир не без добрых людей. Надо помогать друг другу.

После второй рюмки у Саши появился аппетит, и он стал закусывать.

— А где у тебя дача? — поинтересовался Валька.

— В Баковке, совсем недалеко от города. За полчаса до работы доезжаю, если без пробок.

— Теплая?

— С магистральным газом, с отоплением, водой и канализацией. Сейчас строю баню, а на следующий год сделаю бассейн. Поехали — покажу.

— Поехали, — охотно согласился Валька.

Они выпили еще по одной, и Валька попросил счет. Саша предложил свои услуги, но Валька отстранил его руку с бумажником.

Уже стемнело. Саша вел машину очень осторожно, памятуя о том, что встреча с автоинспекцией для него крайне нежелательна. Валька включил радио и наслаждался жизнью.

Они проехали мимо проституток.

— Смотри, какие девочки! — Валька был известен тем, что не пропускал ни одной юбки.

— Ну да, а потом всю жизнь работать на лекарства, — пробурчал Саша.

— Зачем же брать девочек на улице? — сказал Валька. — Для этого есть клубы. Там и безопасно, и класс другой.

Саша понял, что отстал от жизни. А Вальку эта мысль увлекла.

— Давай сюда, направо. Возьмем двух девочек, которые все умеют, и прекрасно отдохнем у тебя на даче на свежем воздухе.

— Ты с ума сошел, — сказал Саша. — Какие девочки! У меня жена.

— Твоя жена в отъезде, — напомнил Валька, — Надо же в конце концов устраивать себе небольшие праздники. Останови-ка здесь.

— А что тут такое? — поинтересовался Саша.

— Здесь клуб для тех, кто нуждается в компании. Тебе кого брать — блондинку, брюнетку, рыжую?

— А тут что, разные есть? — спросил Саша.

— Разумеется, на все вкусы. Хочешь, восточную даму тебе подберем? Сладкие женщины… Или негритянку? Как насчет темненьких, уважаешь?

— Нет-нет, мне не надо, — запротестовал Саша. — Себе бери — это твое дело.

Через несколько минут возбужденный Валька появился в компании с молоденькой блондинкой.

Она поцеловала Сашу в щеку:

— Привет. Меня зовут Марина.

Валька пересел на заднее сиденье и потащил за собой Марину. Как только они отъехали, Валька, не теряя времени, приступил к делу. Саша вел машину, время от времени бросая завистливый взгляд в зеркало заднего обзора.

Когда они приехали, Валька уважительно заметил:

— Неплохая у тебя дачка.

Саша скромно пожал плечами:

— Участок только маленький, да еще весной заливает. Но поделать ничего нельзя. Рядом болото. Весной соседскую корову затянуло, и останков не нашли.

Но Вальку история соседской коровы не интересовала. На ходу сбросив пиджак и расстегивая брюки, он потащил Марину в спальню.

Саша, вздохнув, переоделся, достал из бара бутылку коньяка и, неожиданно для самого себя, выпил одну за другой несколько рюмок, закусил лимоном. Дверь в спальню осталась неприкрытой, и ему все было слышно. А когда он проходил мимо, то и видно.

Когда бутылка коньяка почти опустела, на пороге спальни появилась Марина, завернутая в простыню. Она подошла к Саше, нежно поцеловала его за ухом и повела за собой. Теперь уже он не сопротивлялся. Довольный Валька, откупоривая бутылку пива, наблюдал за ним…

Что было дальше, Саша не помнил. Он пришел в себя часа через полтора, поднял голову и осмотрелся. Он лежал на кровати, а Марина — почему-то на полу. Он с трудом встал и подошел к ней. Что-то было не так! И он понял, что именно.

Марина была мертва. Кто-то разбил ей голову разводным ключом, который Саша держал под мойкой. Саша вылетел в гостиную, где за столом в одной рубашке сидел Валька, хмурый и абсолютно трезвый.

— Что произошло? — выдавил из себя Саша.

Горло у него пересохло, и он с трудом говорил.

Валька протянул ему пивную бутылку, но Саша глотнул воды из-под крана.

— А ты ничего не помнишь? — спросил Валька.

— Ну, мы с ней ушли, — смущенно сказал Саша, — а что дальше… Не помню.

— А дальше она сморозила какую-то глупость про твою жену. Дескать, довела парня, что он такой голодный. Дура, конечно. Ты встал, пошел на кухню, вот точно так же напился из-под крана, взял разводной ключ, стукнул ее по голове и завалился спать. Я пытался тебя растолкать, но не смог.

— Так это я ее убил? — ужаснулся Саша.

Валька кивнул:

— А кто еще? Больше здесь никого нет.

Саша рухнул на стул:

— Что же теперь делать? Посадят же. Боже мой, во что мы вляпались с твоими девчонками.

— Спокойно, — сказал Валька. У него опять проснулся аппетит, и он полез в холодильник. — С моими связями выкрутимся. Во-первых, никто не видел, что она уехала с нами. Во-вторых, подумай сейчас спокойно, где у тебя здесь можно спрятать труп.

— Спрятать труп?

— А ты, может, милицию собрался вызывать? Тогда заодно вещички приготовь. Сядешь лет на пятнадцать.

— Почему я? — возмутился Саша.

— Потому, что убил ты, — хладнокровно ответил Валька.

— Это ты так говоришь! Ты! — взорвался Саша. — А я никого не убивал. И ты знаешь, я сейчас кое-что понял.

Он внимательно посмотрел на Вальку:

— Это ты ее убил. Конечно, это ты. Пока я спал. А теперь хочешь свалить все на меня.

Валька жевал бутерброд и наблюдал за ним с веселым удивлением.

— Ну что ты несешь? — сказал он вполне миролюбиво. — Зачем мне было ее убивать? Удовольствие мне доставляет совсем другое.

— А мне зачем было ее убивать, по-твоему? — зло спросил Саша.

— Зря я тебя напоил — пить-то ты не умеешь, — вздохнул Валька. — Вот и слетел с катушек.

Саша с ненавистью смотрел на своего приятеля.

— У нас мало времени, — напомнил Валька. — Соображай побыстрее, где мы можем спрятать труп.

— Сейчас придумаю, — со скрытой угрозой в голосе сказал Саша.

Валька опять полез в холодильник. Саша надел перчатку, поднял валявшийся на полу разводной ключ и со всей силы обрушил его на затылок своего старого приятеля. Тот рухнул, не успев ничего сказать.

Дальше Саша действовал как заведенный, не останавливаясь ни на секунду. Он принес из сарая мешки и засунул в них трупы. Потом по одному вытащил на участок и сбросил в болото. Мешки медленно затянуло ряской. Два тела исчезли бесследно.

Еще час Саша потратил на то, чтобы все привести в порядок в доме. Потом он почувствовал себя невероятно усталым. Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Он налил себе коньяка, сел в кресло, выпил и закрыл глаза.

И сразу же проснулся. Был уже день, и ярко светило солнце. Он огляделся. В комнате был порядок, и Саша понял, что вся эта ужасная история ему просто приснилась. Он с облегчением перевел дух. Как хорошо, что это был всего лишь сон…

Саша услышал, что возле дома остановилась машина. Хлопнула дверца, чьи-то каблучки весело застучали по ступенькам лестницы, и в комнате появилась жена.

— Леночка! — обрадовался Саша. — Как я по тебе соскучился. — Он поднялся с кресла и подошел к жене. — Господи, Леночка, мне приснился такой чудовищный сон — ты даже не можешь себе представить. Просто кошмар.

Лена его поцеловала:

— Бедненький, тебе надо больше отдыхать. Ты слишком много работаешь, вот тебе кошмары и снятся.

И вдруг она испуганно спросила:

— А почему ты в крови? Ты что, порезался?

Саша посмотрел вниз и увидел, что в правой руке он все еще сжимает тяжелый разводной ключ с запекшимися на нем пятнами крови.

Ангел-хранитель

Пожалуй, это началось недели две назад, в ее первое после отпуска ночное дежурство. Эти дежурства в больнице тоскливы и утомительны. Особенно тяжело под утро, когда неумолимо тянет в сон, глаза слипаются, голова становится тяжелой и нет сил.

Больные в отделении не тяжелые, редкую ночь кому-то помощь понадобится, и все же положено сидеть и не спать.

Засыпать страшновато. Больницу охраняют, но ворам и наркоманам дремлющие у ворот служивые не помеха. Они вновь и вновь лезут за наркотиками. Поэтому медицинских сестер пугают: заснете на посту, вас вообще убить могут! Наркоман ведь себя не контролирует. Ради наркотика он пойдет на все.

Она сидела одна в полутемном коридоре, слушала приглушенное радио, пыталась читать припасенный журнал и боролась со сном. После отпуска дежурить, конечно, легче. В три часа ночи она выпила чая и опять села читать, но глаза у нее стали закрываться, и она почувствовала, что засыпает. В этот момент она услышала чьи-то шаги. Сон как рукой сняло.

Иногда заглядывал дежурный врач или кто-то из приемного отделения. Но эти люди приходили по делу, шагали смело, они знали, где сидит медсестра, и шли прямо к ней. А это были тихие, неуверенные, робкие шаги, словно человек был здесь впервые и не знал, куда ему идти. Это был чужой. Но чужих быть не могло, здание заперто. Значит, кто-то влез в больницу.

Шаги приближались. Этот кто-то шел к ней. Значит, он знает, где находится шкаф с лекарствами и у кого ключ от шкафа.

Ну, нет, подумала она, чепуха, это кто-то из больных. Плохо себя чувствует, потому и идет неуверенно. Она решительно встала из-за стола и вышла в коридор. Никого. Она включила свет — коридор был пуст. Но она же явственно слышала шаги. Куда же он делся?

Вера пошла по коридору — подсобные комнаты были заперты. Она методично обследовала все палаты: больные на месте, все спят.

Она в недоумении вернулась на свое место. Спать больше не хотелось. Она читала свой журнал, время от времени возвращаясь мысленно к напугавшим ее шагам. Утром Вера спросила у охранника, не было ли ночью происшествий. Тот ответил, что ночь прошла на редкость спокойно.

Через неделю по графику у нее вновь было дежурство. На сей раз она прихватила толстую книгу и бутерброды. Первые несколько часов она настороженно прислушивалась, не раздадутся ли шаги, но никого не было.

Она опять читала, пила чай с вареньем, ела бутерброды с сыром, и часам к четырем ее сморило. И она опять услышала шаги. И вновь ей стало страшно. Значит, охранники все прохлопали. В больнице бродит кто-то чужой. На сей раз он шел увереннее. Он ведь уже здесь побывал и теперь отлично ориентировался.

Она выбежала в коридор, включила свет: пусто! Он исчез. Но куда?

Вера взяла связку ключей и обследовала все комнаты в коридоре, обошла все палаты. Неужели над ней подшучивает кто-то из больных? Вряд ли. Это мужчины в любом возрасте и в любом состоянии заигрывают с хорошенькими медсестрами, а она работала в женском отделении, а женщины, к тому же серьезно больные, к подобным шуткам не расположены.

До самого утра Вера просидела над книгой, спать ей больше не хотелось. Она все гадала: кто же это мог ходить по коридору? Утром, сменившись, она не убежала сразу домой, а пошла на пятиминутку, чтобы узнать, не случилось ли чего ночью. Но нет, о чрезвычайных происшествиях никто не доложил. Выходя из зала, Вера спросила свою сменщицу, не слышала ли она ночью шаги. Та с удивлением посмотрела на нее и скептически сказала:

— Спать надо меньше на посту, тогда мерещиться ничего не будет.

Через пять дней Вере предстояло очередное ночное дежурство. Она нервничала — может быть, у нее начались галлюцинации? Вера решила, что, если ей опять покажется, что в коридоре кто-то ходит, но там никого не будет, она обратится к больничному психиатру. Может быть, она нездорова и эти шаги — симптом недомогания?

Словом, ей было не по себе. Вечер прошел в обычных хлопотах, беготне и волнениях. К ночи она, совершенно обессиленная, рухнула на свой стул. Посидела минут сорок, пришла в себя. Два раза — около часа ночи и в начале четвертого — она прошлась по коридору, выглянула на лестничную клетку: везде было тихо и пусто. Но тревога ее не покидала.

Сна не было ни в одном глазу. Что-то должно произойти, думала она. Не дай бог, явится какой-то ночной гость. А если эти шаги — плод ее воображения, еще хуже: значит, она нездорова. Сейчас все решится, думала она. Что предпринять? Ей оставалось только ждать.

Решиться было труднее всего. Мысль раздобыть препараты в больнице пришла ему в голову давным-давно, когда у него не оказалось денег, а без дозы он уже обойтись не мог. Тогда, летом, он в первый раз пришел ночью к больнице, но увидел охрану у ворот и прошел мимо.

Но теперь он совсем остался без копейки и уже столько раз брал в долг и не возвращал, что занимать стало не у кого. А без дозы он был не человек. Ничего лучше идеи с больницей в его воспаленном мозгу не возникало. На сей раз он подготовился лучше.

Он несколько раз приходил в больницу и теперь хорошо представлял себе, где что находится и — главное — где шкаф с сильнодействующими препаратами, которые по инструкции хранятся под замком.

Замок его не смущал. Он нашел у себя в квартире хранившиеся с незапамятных времен молоток и зубило и взял их с собой, спрятав под пальто.

Он появился возле больницы в половине четвертого — в это время клонит в сон самых надежных охранников. Сам он спать не хотел совсем.

Он перелез через забор и, никем не замеченный, добежал до здания больницы. Дверь, которая вела в хозяйственный блок, достаточно было слегка поддеть зубилом, и она отворилась. Он стал медленно подниматься на четвертый этаж. На лестнице было темно. Он несколько раз больно стукнулся о стенку и о железные перила, и это его очень разозлило.

Он не считал себя преступником. Нет. Он жертва этих негодяев в больнице, которые знают, как ему плохо, и не хотят ему помочь. Это их врачебный долг — дать ему лекарство, в котором он нуждается, а они спрятали от него это лекарство, заперли в железный шкаф, навесили замок, поставили охрану и выключили свет. Нет, он обязательно получит свое лекарство, и никто не посмеет ему помешать.

Она услышала шаги, когда на часах было без двадцати четыре. Она даже испытала облегчение, когда они наконец раздались. Но эти шаги были не похожи на те прежние! Как будто бы шел другой человек. Те шаги были легкие, почти невесомые. А сейчас кто-то приближался к ней тяжелой походкой. Вот теперь она по-настоящему испугалась. Городского телефона на посту не было, только внутренний. Она набрала номер охраны, но никто не взял трубку. А шаги приближались. На сей раз не было никакого сомнения — по коридору шел человек.

И вдруг Вера услышала другие шаги — те самые, легкие, невесомые, к которым она уже привыкла. По коридору один за другим шли два человека?

Тяжело дыша, он поднялся на четвертый этаж, привалился к стене, чтобы перевести дух. В коридоре тоже было темно, но он видел свет там, где должна сидеть дежурная медсестра. У нее ключи от шкафа с лекарствами.

Он знал, что сестры на посту ночью спят. Если она проснется и попытается ему помешать, он ее убьет. Она тоже принадлежит к числу врачей-убийц и должна быть наказана за свое преступление.

Здесь, в коридоре, он один. Немощные больные ему не помеха, так что он получит то, за чем пришел. Эти лекарства вернут его к нормальной жизни. Он имеет на это право.

Он приготовил молоток и зубило. Он был во всеоружии. Он был хозяином положения. Еще несколько шагов — и препараты у него в кармане.

Он представлял себе, с каким наслаждением проглотит первые несколько таблеток и почувствует, как внутри него включается генератор жизненной энергии.

Охрана так и не ответила. Вера бросила трубку, не зная, что предпринять. Бежать было некуда, а шаги все приближались. Она встала и снова пошла в коридор посмотреть, кто же все-таки там ходит.

Ее глаза не сразу привыкли к темноте. Она закрыла их на секунду, а когда открыла, то увидела, что прямо на нее надвигается какая-то фигура в широком пальто — это не больной, не дежурный врач, не призрак. Это человек из плоти и крови, и ничего хорошего от него ждать не приходится.

Вера испуганно отпрянула назад, но бежать ей было некуда. Она была отрезана от выхода.

Увидев женщину в белом халате, он сразу исполнился к ней ненависти. Он остановился. Почему она не спит?

И вдруг он услышал сзади какие-то шаги. Кто-то, убыстряя шаг, следовал за ним. Это еще кто там явился? Он обернулся и… увидел человека в форме. «Это был милиционер! Откуда он здесь взялся?» — растерянно подумал он.

Это могло означать только одно, тут же сообразил он, — его выследили. Они шли за ним от самого входа, чтобы арестовать и упрятать за решетку.

Он стал медленно отступать. Человек в форме следовал за ним. Он бросил молоток и зубило, повернулся и побежал прочь от человека в форме.

Вера не понимала, что происходит. Мимо нее, бросив на пол какие-то инструменты, пробежал человек в широком пальто. Глаза у него были безумные. Он добежал до окна, распахнул его и прыгнул. Она закричала и тоже бросилась к окну. Он лежал на тротуаре.

Вдруг Вера вновь услышала знакомые шаги за спиной. Только на сей раз они не приближались, а удалялись. Она повернулась, и ей показалось, что какая-то фигура свернула за угол и исчезла.

Приехала милиция. Тело выпавшего из окна человека забрали — он разбился насмерть. Ей потом сказали, что он был наркоманом. Судя по всему, собирался украсть в больнице препараты наркотического действия, но у него помутилось в голове и он выбросился из окна.

Она никому не стала рассказывать о других шагах, о той темной фигуре, которую увидела в конце коридора…

Больше Вера шагов не слышала. Она почти совсем забыла об этой истории, но однажды, когда стояла в очереди за зарплатой, подслушала рассказ стоявшего перед ней старика-сторожа. Тот вспоминал своего покойного сменщика, бывшего офицера милиции, участкового.

Этот человек охотно дежурил по ночам и единственный из всех обходил всю больницу по нескольку раз за ночь. И до последнего дня, говорил старик-сторож, носил старую форму, штатского костюма не признавал.

Достойный был человек, но Вера его не знала. Он умер до того, как она появилась в этой больнице.

Вера так и не пришла ни к какому определенному выводу относительно того, кто же мог ходить по больничному коридору в дни ее дежурств.

Но она была благодарна этому неведомому существу. Если бы он не приходил, она бы уснула и в ту ночь и наркоман убил бы ее спящую…

Маленькое кладбище на садовом участке

Иногда сидя у себя на участке, Ким Николаевич засыпал и видел один и тот же жуткий сон. Какой-то человек — его лица не видно — отпирает замок и входит в дом. Стараясь не шуметь, проходит по коридору, открывает дверь в комнату. Потом почему-то идет на кухню, берет нож и возвращается…

Дальше должно произойти что-то ужасное. Он понимает, что именно, и хочет остановить этого человека. Он может и должен это сделать! Иначе жизнь его кончится! Но не успевает… Потому что именно в эту минуту он всякий раз просыпался, лицо — в холодном поту.

Он умывался и шел гулять.

Во всем поселке не было ни одного человека, с которым он перемолвился бы парой слов, хотя знал здесь всех. Сидеть дома в одиночестве ему было невмоготу, и каждый вечер он бесцельно бродил по улицам. С ним здоровались — вежливо и сочувственно. Но никому не приходило в голову остановиться и заговорить с ним. Люди помоложе полагали, что он не всегда был таким — его изменило несчастье. Соседи помнили, что хотя и раньше его нельзябыло назвать весельчаком и компанейским парнем, но все же он страстно любил охоту и рыбалку и уж на эти темы готов был говорить часами.

Теперь из него и слова не выжмешь. Что же тут удивляться? Такое несчастье, в этом все в поселке соглашались, способно подкосить любого…

В доме у него по-прежнему царил завидный порядок, но на участке он ничем не занимался. Ему предлагали провести газ в дом, устроить водопровод — он категорически отказался. Соседи копали грядки, что-то сажали, предлагали и ему помочь — он не захотел.

В субботу и воскресенье он вытаскивал на улицу стул и часами сидел возле забора — без газеты, без книги, просто сидел неподвижно, уставившись в одну точку.

В такую минуту соседи понимающе переглядывались: вспоминает свою Марину. Уже несколько лет прошло, а он все еще безумно тоскует по своей исчезнувшей жене.

Когда это произошло, он сменил работу, хотя у него было прекрасное место — он служил главным бухгалтером в крупной фирме. Он здорово потерял в зарплате, но не жалел об этом, потому что не хотел больше видеть сослуживцев.

Он перестал ездить на охоту, играть в теннис. Продал машину и пользовался теперь электричкой. Он старался забыть о жене — и не мог. Все в доме напоминало ему о Марине.

Первое время друзья твердили ему: слишком рано хоронить себя, найди другую женщину. Его с кем-то знакомили. Но ничего из этого не выходило. Общаться с ним стало невозможно, и даже самые близкие друзья постепенно отдалились. Звонили время от времени, а приезжать перестали.

Марина исчезла в понедельник днем.

Кое-что милиции потом удалось установить. Она не работала — Ким Николаевич получал достаточно — и в теплый день решила днем поехать на дачу. Собрала какие-то вещи, документы, закрыла квартиру, вышла из дома и пропала.

Ким Николаевич тоже поехал на дачу, но Марины там не было. Он напрасно прождал ее до позднего вечера, потом, встревожившись, вернулся в город. Но и в квартире ее не оказалось. Он опять поехал на дачу, бегал на станцию — встречать ее. Марина так и не появилась.

Утром, чуть свет, он обратился в милицию. Заявление у него приняли не сразу — сначала предложили спокойно подождать, может быть, вернется. Всякое бывает — задержалась у подруги. Или у друга, извините за предположение…

В установленные сроки милиция объявила ее в розыск, рассматривалась и версия убийства. Ким Николаевич тоже был под подозрением. Его допрашивали. Но, увидев, что с ним творится, в милиции решили: так убиваться из-за жены может только тот, кто ее действительно любит. Да и как можно предполагать убийство, если нет трупа?

В милиции пришли к выводу, что Марина просто сбежала от мужа. По просьбе следователя Ким Николаевич пытался вспомнить какие-то сомнительные эпизоды, которые должны были его насторожить, если бы он не был таким доверчивым.

Были, были у него основания для подозрений. Молодая, красивая женщина без работы и без детей… Соседей в понедельник как на зло никого не оказалось — рабочий день, все в городе.

Но вроде бы продавщица из сельмага видела, что в день, когда исчезла Марина, крутился по узким поселковым улицам какой-то человек на белых «жигулях». Потом уехал, а рядом с ним сидела женщина. Может быть, у Марины был роман с этим парнем? И она убежала с любовником, самым банальным образом?.. Словом, Марина исчезла, а его жизнь пошла под откос.

Сидя на стуле возле забора, Ким Николаевич, наверное, в тысячный раз представлял себе, как все это могло произойти.

Марина встречалась с этим человеком на даче. Она не боялась быть застигнутой врасплох, потому что Ким Николаевич не уходил с работы раньше семи вечера. Позже — очень часто, раньше — никогда. Он любил повторять, что главный бухгалтер — самый надежный человек в компании и не может позволить себе пренебрегать интересами службы.

Марина скорее всего приехала на электричке — это очень удобно: всего полчаса от города и от станции идти минут пять. А электрички, идущие из города, в будний день утром полупустые. Когда Марина появилась на даче, ее никто не видел. Вслед за ней явился и ее любовник.

Ким Николаевич не воспринимал всерьез рассказ продавщицы относительно белых «жигулей» и считал, что молодой человек тоже воспользовался электричкой. Откуда у такого шаромыжника деньги на машину, презрительно думал Ким Николаевич.

Утром в понедельник из поселка все уезжают, вот почему этого парня никто не видел. Они с Мариной уединились на даче, закрыв окна и задвинув занавески. Счастливые любовники совершенно не думали о том, что творится вокруг.

Как долго они пробыли на даче? Этого Ким Николаевич не знал.

Он делал все, чтобы ей жилось комфортно. Он избавил ее от хозяйственных забот. Ему нравилось, что у него молодая и красивая жена, которая всегда хорошо одета, на которую заглядываются мужчины. Когда Ким Николаевич возвращался с работы и она встречала его с улыбкой, усталость как рукой снимало.

Он был настолько хозяйственным человеком, что в конторе одинокие дамы мечтательно строили предположения, какой прекрасный муж получился бы из него для любой из них. Но коллеги-мужчины иронизировали: он больше годится на роль хорошей жены. На самом деле их просто задевало то, что их собственные жены неизменно ставили Кима Николаевича им в пример. Марина не знала, что такое бегать по магазинам и таскать домой тяжелые сумки. Ей не приходилось заниматься ни стиркой, ни уборкой. И на даче она могла наслаждаться природой, пока Ким Николаевич жарил шашлыки и накрывал столик в тени. Марина с гордостью рассказывала об этом подругам, а те, завидуя, пилили мужей.

Вообще Кима Николаевича на работе недолюбливали. Не из-за того, конечно, что он создал Марине райскую жизнь. Кима Николаевича считали нудным и мелочным. Наверное, главный бухгалтер не может быть другим, но Ким Николаевич явно перешел все границы.

Начальство его ценило, а коллеги костерили на все лады. Договориться с ним по-свойски было невозможно. Он требовал отчета за каждую копейку и друзей на работе не заводил.

Он был всегда застегнут на все пуговицы. И в конторе даже старшие по должности не решались называть его по имени, только — Ким Николаевич.

Но по-настоящему его мало кто знал. Он был человеком сильных страстей. Он безумно ревновал жену, считая, что красивую женщину на каждом шагу стараются соблазнить.

Женившись, он стал значительно реже ездить на охоту или на рыбалку, чтобы не оставлять ее одну. При этом он не боялся измены. Он просто полагал, что должен быть рядом.

В тот понедельник, приехав на службу, он почувствовал себя очень плохо. Возможно, впервые в жизни он не мог работать. Вызвали сестру из медпункта. Она померила ему давление, дала какую-то таблетку и сказала, что он должен немедленно обратиться к врачу. От этой идеи он пренебрежительно отмахнулся.

Но тут и секретарша робко посоветовала Киму Николаевичу поехать домой и полежать денек. Ему, видно, и в самом деле было так плохо, что неожиданно для нее и для самого себя он согласился.

Лучше бы он этого не делал.

Марина утром сказала, что к вечеру, наверное, поедет на дачу. И он решил сразу отправиться не на городскую квартиру, а за город — подышать свежим воздухом. Глядишь, полегчает. Окна и двери на даче были закрыты, и он понял, что Марины еще нет. Но когда он по привычке тихонько отпер дверь, то услышал из спальни звуки, двусмысленное толкование которых исключалось.

Сначала он подумал, что в доме чужие, но, приоткрыв дверь, убедился в обратном.

Он взял на кухне один из новеньких ножей, купленных его женой для разделки мяса, и, стараясь не шуметь, вошел в комнату. Впрочем, даже если бы Ким Николаевич очень шумел, любовники были так охвачены страстью, что все равно его бы не увидели и не услышали.

Он убил их обоих. Ночью закопал трупы возле забора, поэтому с тех пор отказывался проводить газ и водопровод. Не захотел даже грядки вскопать. Это было его маленькое кладбище — без крестов и памятников.

Каждую субботу и воскресенье он приходил на эти могилы, садился на стул и думал об одном и том же: почему Марина так поступила? Как она могла его предать? Ведь он любил ее больше всего на свете!

Странным образом, со временем Ким Николаевич как бы забыл, что убил свою жену, а считал, что она действительно с кем-то сбежала, и проклинал ее за предательство.

Часть четвертая ЕСЛИ ВЫ КУПИЛИ БИЛЕТ НА ПОЕЗД

Туз червей

Это был очень старый вагон, можно сказать, музейный, такой древний, что непонятно было, как он вообще сохранился. Трудности пройденного пути оставили на его обшивке следы, напоминающие шрамы на лице воина-ветерана.

Окна не открывались, зато двери в купе удавалось захлопнуть только с большим трудом. Туалет конечно же не работал, и проводник посоветовал в случае чего, не стесняясь, наведаться в соседний вагон.

Проводник попался смурной и неприветливый. У него не нашлось ни чая, ни даже просто воды.

Постельное белье оказалось сырым и таким ветхим, будто им пользовались еще на первой железной дороге, построенной по повелению императора Николая I. Проводник, нехотя притащивший белье, был ненамного моложе.

Во всем поезде был только один такой вагон, и надо же было ему попасть именно туда!

Георгий Мокеевич слишком поздно сообразил, что покупкой билетов следовало озаботиться заранее. А он пришел в кассу к шапошному разбору. Но деваться было некуда. Ночь ему предстояло провести в этом музейном экспонате. Он расстелил постель, без удовольствия пожевал бутерброд с сыром и налипшей на него бумагой и, махнув рукой — эх, была не была! — налил себе в стакан коньяка на два пальца, чего прежде никогда не делал в дороге и тем более в одиночестве. Он проглотил обжигающую жидкость, выключил в купе свет и лег спать.

Вагон нещадно качало и шатало, как утлую посудину в десятибалльный шторм. За окном совсем стемнело. Но сон не шел. Вроде бы он задремал на несколько секунд и тут же открыл глаза.

Ни коньяк — верное в таких случаях средство — ни накопившаяся за неделю усталость не помогали ему заснуть. И тут выяснилось, что он все-таки не единственный пассажир в этом вагоне. Причем товарищи по несчастью обосновались в соседнем купе.

Георгий Мокеевич понял, что попутчики попались ему не из лучших. Спать они, во всяком случае, не собирались. Судя по голосам, их было трое.

Они, видимо, сели на первой же остановке и сейчас шумно осваивались в купе, распаковывали вещи и хохотали. Георгий Мокеевич не мог разделить их веселье. Он крутился на узкой вагонной койке, даже укрылся с головой одеялом, но голоса в соседнем купе звучали все громче и не давали заснуть.

Соседи, как он понял, сели играть в карты. «Самое время», — обреченно пробормотал Георгий Мокеевич, стараясь разглядеть стрелки на часах. Тут до него донесся знакомый звук — по стаканам разливали горячительные напитки, и он совсем приуныл.

Георгий Мокеевич попытался представить себе своих попутчиков. Самый громкий из них был, видимо, крупным и широкоплечим мужчиной, которому тесно в вагонном купе.

Он вел себя как хозяин, всем подливал, не забывая и о себе, покрикивал на партнеров и обильно закусывал. Закуска, похоже, занимала важное место в его жизни, потому что он говорил, что колбасу они взяли в буфете слишком жирную, помидоры твердые, как яблоки, а огурцы, напротив, уже вялые, хлеб же проводник, паршивец, подсунул им совершенно черствый.

Второй попутчик — молчаливый и, видимо, меланхоличный субъект. Он пил меньше других, зато был полностью поглощен игрой. Оттого и раздражался, когда толстый отвлекал разговорами о колбасе и выпивке.

Третий, судя по голосу, был самым молодым из них. Он пил наравне с толстым, но постоянно проигрывал, отчего настроение у него портилось.

Он пытался приободрить себя очередным стаканом, пил, не закусывая, и играл от этого еще хуже. За тонкой стенкой было слышно, как он отсчитывал купюры и партнеры уважительно говорили: новенькие, пятисотенные…

Вагон нещадно мотало, и он творил всяческие каверзы: пытался то перемешать карты, то раньше времени самовольно открыть прикуп, то разлить водку и сбросить на пол выпрошенные у проводника под честное слово стаканы.

Попутчики грязно ругались, игра у них шла по-крупному. Георгий Мокеевич по их репликам пытался понять, сколько на кону денег, и завистливо присвистывал.

Вероятно, ему следовало сразу же договориться с проводником, собрать бельишко и перебраться в другое купе, подальше от картежников. Но лень-матушка раньше нас родилась. Сначала Георгий Мокеевич думал, что все равно вот-вот заснет. И неохота было вставать, одеваться, собирать вещи, потом располагаться на новом месте. Да и вести переговоры с малосимпатичным проводником тоже утомительно. Потом, когда стало ясно, что предстоит бессонная ночь, он начал злиться на самого себя — сразу надо было перебираться в другое купе, а сейчас-то чего шебуршиться? Проводник, верно, уже третий сон досматривает.

Георгий Мокеевич, смущающийся и неловкий, представил себе, как он станет деликатно стучаться в служебное купе, а сонный проводник или пошлет его куда подальше, или скажет нудным голосом, что всякий пассажир должен занимать свое место согласно купленным билетам, а не шляться по вагону. И будет, в сущности, прав… А то и вовсе не откроет дверь. Не откроет — и все тут. Так чего ходить и зря трепать нервы? Да, решительности Георгию Мокеевичу всю жизнь не хватало.

Он продолжал крутиться на постели, а ставки в соседнем купе росли. Росло и напряжение. Георгий Мокеевич чувствовал его сквозь тоненькую стенку старого вагона.

Старший из игроков лихо выкладывал карты на столик с подрагивающими бутылками и стаканами. Ему везло, и он торопился ухватить удачу за хвост.

Самый молодой по-прежнему проигрывал и совершал извечную в таких случаях ошибку. С каждой сдачей он верил, что сейчас-то он точно отыграется. После каждого тура он безропотно вытаскивал из толстого бумажника купюру за купюрой и вновь брался за карты.

Георгий Мокеевич представлял себе, что и как происходило в соседнем купе. Но все-таки на какую-то минуту он, похоже, отвлекся, может быть, из-за рева встречного поезда, и упустил начало конфликта.

В соседнем купе случилось нечто из ряда вон выходящее.

Партнеры кричали друг на друга, и Георгий Мокеевич понял, что один из них, то есть проигравший, заподозрил остальных в нечестной игре.

То ли у меланхолического игрока и в самом деле выпал из рукава козырной туз, то ли проигравший заметил что-то еще, но он возмутился. Он кричал, что не позволит себя обманывать, что с такими негодяями больше играть не станет. Схватил проигранные им деньги и поспешно запихнул увесистую пачку себе в карман.

Будь игроки не такими пьяными, еще можно было бы как-то выяснить отношения. Но атмосфера в соседнем купе слишком накалилась, нормальный разговор уже был невозможен.

Исчезновение пачки новеньких пятисотрублевок было неприятным сюрпризом для партнеров, уже считавших эти деньги своими. Они не согласились с таким исходом игры. Меланхолический игрок, мигом утратив все свое спокойствие, бросил карты и, схватив пустую бутылку, перешел к активным действиям… Началась драка.

Толстый выскользнул из купе и бросился за помощью к проводнику. Георгий Мокеевич скинул с себя одеяло и сел на постели, не зная, что предпринять. Карточная игра — это одно, а драка — это уже совсем другое.

Услышав голос проводника, Георгий Мокеевич вздохнул с облегчением, надеясь на восстановление порядка и, может быть, даже тишины. Он бы мог еще немного поспать.

— А-а, вот и проводник, — торжествующе произнес проигравший, который чувствовал себя обиженным и оскорбленным. — Свяжись с машинистом и вызови-ка милицию, голубчик. Это какие-то шулеры, проходимцы, бандиты с большой дороги. Надо бы у них документы проверить. Может, их милиция ищет.

Георгий Мокеевич не мог видеть лицо проводника и вообще достаточно условно представлял себе, что именно происходит в соседнем купе. Но внезапно наступившая тишина его встревожила. Видно, проводник не собирался приглашать милицию. Он вообще повел себя неожиданно — как для Георгия Мокеевича, так и для молодого игрока.

В соседнем купе в полной тишине что-то щелкнуло. Этот звук навел Георгия Мокеевича на мысль о внезапно пущенном в ход ноже. И подтверждая эту мысль, молодой человек страшным голосом закричал:

— Что ты делаешь?! За что?! Не надо!

И вдруг замолчал, словно ему заткнули рот. Затем раздался хлюпающий звук, будто что-то острое воткнулось в человеческое тело. И нечто тяжелое рухнуло на пол.

— Вот так-то! — это был голос проводника, оказавшегося не таким уж старым и замшелым…

Георгий Мокеевич понял, что за стеной только что убили человека. В соседнем купе началась суматоха — партнеры очищали карманы убитого, вскрывали его чемодан, делили имущество. Причем проводник, несмотря на всеобщее ворчание, забрал себе большую часть. Потом кто-то из игроков спросил, что делать с телом. Проводник хладнокровно ответил, что через пять минут встречный поезд — товарняк. Надо бросить труп под локомотив, тогда милиция ни за что не разберется, что именно произошло — убийство, самоубийство, несчастный случай…

Переругиваясь, игроки потащили труп по коридору в ближайший тамбур. Георгий Мокеевич быстро оделся, решив, что ему надо бежать. Ведь он единственный свидетель, хотя никого из этих людей в глаза не видел… Кроме проводника, который оказался главным в этой жуткой игре.

Но уйти Георгий Мокеевич не успел, потому что кто-то из троих остановился в коридоре, возле его купе. Одновременно он услышал, как открылась дверь в тамбуре, и до него донесся пугающий грохот мчащегося поезда. Проводник громко крикнул:

— Бросай!

Встречный поезд промчался мимо, ослепительно блеснув прожектором, вонзающимся во тьму. Георгий Мокеевич с надеждой повернулся к окну, но увидел только, как поезд прощально мигнул красными огнями последнего вагона и растворился в темноте.

Он остался в пустом вагоне один на один с тремя бандитами. Георгий Мокеевич сидел у себя ни жив ни мертв и со страхом смотрел на дверь. Он молил Бога только о том, чтобы о нем забыли. Ведь убийцам надо поскорее исчезнуть. Некогда им валандаться с пассажиром соседнего купе…

Но Георгий Мокеевич напрасно тешил себя иллюзиями. Захлопнув дверь в тамбур, проводник остановился возле его купе и зло произнес:

— А тут у нас кто-то лишний. Сейчас я с ним разберусь.

Георгий Мокеевич вжался в угол и успел только обреченно подумать, что ему, видно, тоже пришел конец. Он инстинктивно шарил вокруг руками в поисках какого-нибудь оружия. Но на подрагивающем столике были только бутылка коньяка, очки и недочитанная газета.

Дверь слегка приоткрылась, и Георгий Мокеевич увидел зловещее лицо проводника с рассеченной до крови левой щекой.

Проводник широко распахнул дверь, и в лицо Георгию Мокеевичу брызнул яркий свет.

И тут Георгий Мокеевич проснулся. Было уже утро. Поезд замедлял ход, приближаясь к Москве. Старичок-проводник, разбудивший его, бормотал, что поезд прибывает на станцию Москва-Пассажирская, пора вставать, господа-пассажиры, потому что ему еще бельишко надо успеть собрать, да и прибраться, а годы уже не те…

Георгий Мокеевич быстро оделся. С удивлением посмотрел на почти пустую бутылку коньяка — такого он от себя не ожидал. Вот, наверное, почему ему приснился такой дурацкий сон.

Выходя, Георгий Мокеевич не удержался и заглянул в соседнее купе. Там было чисто и пусто. Пахнуло затхлостью, словно в купе давно никого не было. Но под столиком в углу валялся червовый туз. Или Георгию Мокеевичу это только показалось?

Прикрыв дверь, он увидел, что проводник подозрительно наблюдает за ним:

— Что-нибудь забыли, господин-товарищ?

На левой щеке проводника был наклеен пластырь.

Георгий Мокеевич пошел к выходу. Бодро спрыгнув на перрон, он твердо решил, во-первых, покупать билеты только в мягкий вагон — дороже, зато спокойнее. И во-вторых, не пить на ночь, особенно в одиночку и без закуски.

Георгий Мокеевич рассказал мне о своем ночном приключении, и мы посмеялись вместе.

Но при случае я навел справки о проводнике. Десять лет назад его посадили за групповое убийство: картежники поссорились в поезде. В этом году проводник освободился и вновь устроился на железную дорогу.

Опоздавший лыжник

Тот, кто жил возле железной дороги, знает, что есть нечто тревожное в электричке, стремительно проносящейся мимо пустой и заснеженной платформы. Она предупреждает о своем появлении коротким пронзительным гудком, затем вспыхивает кинжальный луч прожектора, и, наконец, змеиное тело электрички ненадолго выскальзывает из темноты и вновь вонзается в темноту, которая начинается прямо за краем платформы.

В желтых квадратах окон мчащегося поезда мелькают люди в теплых меховых шапках. И почему-то провожаешь их с чувством щемящей тоски, хотя никого из них не знаешь. Пассажиры электрички, любопытствуя, тоже приникают к окнам, чтобы разглядеть название станции, но в темноте они ничего увидеть не могут.

Электричка умчалась, оставив после себя водоворот взметнувшихся ей вслед снежинок, и на платформе вновь воцарилась тишина.

Это была пугающая тишина, и они опасливо прислушивались к тому, что происходило вокруг них. Они надеялись, что все обойдется, и ошиблись…

Каждую ночь он просыпался от этого страшного сна. Ему снились стремительно надвигающаяся на него ночная электричка, пустой вагон, который подбрасывает на стыках, оглушительный грохот колес в тамбуре, сладкий ужас притягивающей к себе открытой двери. Всякую ночь он упрямо тянулся к двери. Если бы сумел закрыть ее, Ольга спаслась бы. Но дотянуться до двери не мог и просыпался от сознания своего бессилия.

Он лежал на кровати весь в поту, понимая, что ничего не изменишь. Жить с этой мыслью он не мог, и что-то внутри него сломалось.

Это началось однажды вечером, когда повязки сняли и его уже собирались выписывать из больницы. Сестра пришла сделать ему укол и что-то спросила, но он никак не мог понять, что она ему говорит.

Ее голос звучал, как эхо. Голова была тяжелая. Сестра встревоженно закричала, но он ее не слышал. И его голову пронзила резкая боль, которая теперь уже не отпускала ни на минуту.

Эта боль превратила его жизнь в ад.

Ему сделали рентген, новые анализы, показали специалистам, но врачи ничего не могли понять. Тогда в поезде его сильно ударили по голове, он потерял сознание. Но, по мнению врачей, ему еще повезло, и этот удар не должен был иметь таких последствий.

Игорь и Ольга решили съездить в воскресенье на дачу, покататься на лыжах. Прогулка удалась. Славно после недели, проведенной в городе, побродить по зимнему лесу, вдохнуть свежего, бодрящего воздуха.

В декабре темнеет быстро. Когда солнце стало заходить, они поспешили назад на дачу, поставили лыжи в сарай, переоделись и побежали на станцию. Они торопились, и Игорь предложил пойти прямиком через лес. Конечно, им не следовало этого делать…

Они шли бодрым шагом, весело смеясь.

Они натолкнулись на этих ребят, когда прошли уже половину пути. Двое парней стояли на пересечении лесных тропинок и явно их поджидали. Обойти их было невозможно. Рассчитывать на чью-то помощь было бессмысленно — место пустынное.

Игорь и Ольга замедлили шаг. Они сразу почувствовали, что неприятностей не избежать. Парни выпили и, видимо, хотели добавить еще. Они потребовали денег и сально смотрели на Ольгу. Игорь решил отдать деньги и побыстрее уйти.

Он выгреб все, что у него нашлось в карманах, и протянул старшему из них. Тот взял деньги и стал пересчитывать. Игорь и Ольга стали их обходить.

— Куда это вы? — удивился второй парень. — Еще не поговорили.

Он попытался схватить Ольгу за руку. Она вырвалась.

— Беги! — приказал ей Игорь.

Она бросилась прочь. Один из парней рванулся за ней, но Игорь поставил ему подножку. Парень грохнулся на снег, второй споткнулся о него. Воспользовавшись их замешательством, Игорь побежал вслед за Ольгой. Им в спину неслись угрозы и матерщина.

Выпившие парни быстро бежать не могли, поэтому Ольга и Игорь оторвались от них. Игорь катался здесь на лыжах и хорошо ориентировался в этом лесу.

— Они думают, что мы бежим к этой станции, — сказал он. — А мы двинем к другой.

Им пришлось пройти несколько лишних километров. Время от времени они останавливались и прислушивались, но за ними никто не гнался — звуки в зимнем лесу разносятся далеко. Парни их потеряли.

Подходя к станции, Игорь и Ольга услышали шум останавливающейся электрички и побежали. Но не успели. Мигнув красным огоньком, электричка растаяла в темноте.

Когда Игорь и Ольга поднялись на платформу, уже совсем стемнело. Платформа была пустой. Игорь посмотрел расписание — электрички здесь останавливались редко. Следующего поезда надо было ждать больше часа. На платформе светилось только окошко билетной кассы, там был и зал для пассажиров, закрытый от ветра. Но хотя они очень замерзли, Игорь не хотел туда идти. Если давешние парни все-таки появятся здесь, то сразу их увидят. Игорь и Ольга стояли у самого края платформы, невидимые в темноте. Искать защиты тоже было не у кого.

Поезда проносились мимо них, обдувая снежной пылью. Они тоскливыми глазами провожали сигнальные огни и ждали, когда же придет их электричка. Они совершенно окоченели, когда поезд наконец пришел.

Игорь и Ольга блаженно расселись на жестких лавках электрички. Они так устали и переволновались, что через несколько минут задремали. Но спали недолго. Кто-то бесцеремонно их растолкал. Когда Игорь и Ольга открыли глаза, они увидели тех самых парней.

Поплутав по лесу, они вышли к соседней станции и сели в первый же поезд. Игорь и Ольга увидели в глазах своих преследователей злость и ненависть. Холод отрезвил парней, но не сделал их добродушными. Скорее, наоборот.

Итак, все четверо встретились вновь. Кроме них в вагоне никого не было. Игорь посмотрел на часы — следующая остановка через тридцать три минуты…

Электричка опаздывала и мчалась с максимально допустимой для этого времени года скоростью. На середине перегона в пятом вагоне кто-то пытался сорвать стоп-кран, потом открыл дверь, и машинист срочно связался с диспетчером. На следующей станции в поезд вошел наряд милиции.

В тамбуре между четвертым и пятым вагоном они обнаружили молодого человека с разбитой головой. Он был без сознания, и расспросить его было невозможно. В карманах у него ничего не нашли. Парня отправили в больницу.

Утром, когда рассвело, путевой обходчик обнаружил в полосе отчуждения железной дороги припорошенный снегом труп женщины. По мнению эксперта-криминалиста, причиной смерти был удар ножом в область сердца. Потом ее, уже мертвую, выбросили из идущего поезда. А еще через несколько часов ближе к станции в снегу нашли еще два трупа — мужских. Прижизненных повреждений у них не было. Похоже, они разбились, прыгая с поезда. Или же их кто-то выбросил?..

Все эти происшествия связались в одно. Когда днем следователь добрался до больницы, Игорь уже пришел в себя. Он был единственным свидетелем происшедшего. Или, может быть, не только свидетелем?

Игорь рассказал, как в лесу на них с Ольгой напали два парня, как они потом настигли их в электричке. Парни долго издевались над ними, отобрали документы, сняли часы, сорвали у Ольги кольцо с безымянного пальца. Потом стали к ней приставать, Ольга вырвалась и бросилась к двери. Игорь попытался остановить парней, чтобы она успела убежать. Но его ударили по голове, и больше он ничего не помнит.

Милиция нашла нож, которым была убита Ольга. У Игоря сняли отпечатки пальцев, сверили — нет, нож он в руках не держал. Ольгу убил один из парней, тот, кто постарше.

Почему же оба парня погибли? Следователь пришел к выводу, что хулиганы сбросили с поезда тело убитой ими женщины, а потом сами выпрыгнули на ходу, но на редкость неудачно. Похоже, дело можно было закрывать.

Следователь еще несколько раз приходил, чтобы допросить Игоря, но тот не мог разговаривать. Игорь не смотрел телевизор, ничего не читал, лежал с закрытыми глазами.

Ему принесли магнитофон, чтобы он мог слушать музыку, но от музыки у него еще сильнее болела голова. Он худел, есть ему не хотелось. Мир отдалялся от него, словно он смотрел на него с другой стороны подзорной трубы.

Он пытался вспомнить, каково жить без постоянной головной боли, но не мог.

Врачи приходили иногда целыми группами.

— Вот наш пациент, — говорил один другому. — Ничего не ест. Жалуется на сильные, не прекращающиеся головные боли. Что вы по этому поводу думаете?

Врачи смотрели друг на друга, произносили непонятные ему слова, глубокомысленно кивали и уходили.

Игорю приносили какие-то диковинные лекарства, но голова продолжала болеть. Он чувствовал себя так, словно был стариком. И слышал, как врачи говорили, что он страдает болезнями, свойственными старому человеку.

По ночам ему по-прежнему было страшно.

Это продолжалось до тех пор, пока к нему не привели нового психиатра. Это была молодая женщина, которая не только прочитала историю болезни, но и пожелала точно узнать, что произошло с ее пациентом. Она приходила к Игорю каждый день и подолгу с ним разговаривала.

Она купила ему кошку, у него появилось существо, о котором надо было заботиться. Когда он возился с кошкой, голова у него не болела. Через месяц его отпустили домой. Он вернулся к нормальной жизни, работает.

Только не ходит больше на лыжах и не гуляет в лесу.

Игорь, похоже, даже влюбился в своего врача. Но она недвусмысленно дала понять, что сближение между ними невозможно. Игорь решил, что все дело во врачебной этике — никаких романов с пациентами. Но он ошибся.

У нее есть своя версия того, что произошло тогда в поезде.

Игоря ударили по голове, он упал, но сознания не потерял. Парни открыли дверь и выбросили тело Ольги. Они не видели его, стояли у самой двери и смеялись. Они не ожидали, что он встанет и нападет на них сзади. И он вытолкнул их обоих. Только после этого он потерял сознание.

Смерть любимой женщины сама по себе была для него ударом. А когда он пришел в себя и понял, что убил двух человек, его сознание не выдержало.

Электричка отходит с Ленинградского вокзала

Конверт был заклеен. Но на нем отсутствовал почтовый штемпель. И принес его не почтальон. Когда хозяйка квартиры в половине восьмого утра уходила на работу, письмо уже лежало в почтовом ящике. Прочитав, она решила, что это розыгрыш, что над ней кто-то жестоко подшутил. Но это была не шутка.

Письмо состояло из нескольких строчек, отпечатанных на компьютере. Без обращения, без подписи и без даты. В конверт была вложена цветная фотография, сделанная любительской камерой, не очень удачная, но вполне четкая. Увидев снимок, Лена без сил опустилась на ступеньки лестницы.

Она сидела на лестнице и плакала. Люди, проходя мимо, удивленно на нее косились. Она разглядывала плохонькую фотографию. Господи, значит, он все-таки жив… Но тут же подумала: как выручить его из беды? Он попал в ужасную историю.

Десятого октября прошлого года, в субботу после обеда Сергей надел куртку, сказал жене, что немного прогуляется, заодно купит газету и молоко, улыбнулся ей и захлопнул за собой дверь. Больше жена его не видела.

Через несколько часов Лена забеспокоилась. Когда Сергей не пришел ночевать, чуть не сошла с ума. Утром побежала в милицию. Несколько дней обходила морги и больницы, ей показывали неопознанные трупы и найденных в бессознательном состоянии людей. Мужа среди них не было.

Наконец в милиции ей прямо сказали, что надо перестать плакать и жалеть его. Раз муж исчез, но труп его не найден, значит, он скорее всего сбежал.

Подруги твердили то же самое: забудь о нем, ничего с ним не случилось, он бросил семью, нашел себе другую женщину и где-то живет припеваючи. Так что не будь наивной дурой, подумай лучше о себе и сыне…

Неделя проходила за неделей. Сергей не давал о себе знать. Лена не могла поверить, что он поступил с ней так жестоко, что у него есть другая. В чем же она виновата, что он сбежал от нее? Чем она это заслужила?

Она испытывала глубокое чувство горечи и потери.

Иногда Лена корила себя за то, что была к Сергею невнимательна, плохо заботилась о нем. Но ведь она очень его любила и он не мог этого не видеть.

Сергей был домашним человеком, очень хорошо относился к ее сыну от первого брака — Андрею, помог ему поступить в институт. Сергей вел себя очень достойно, был не отчимом, а отцом, заботился об Андрее, как о родном сыне.

Отсутствие Сергея сразу сказалось на Андрее.

Без мужской руки в доме Андрей разболтался, стал выпивать с приятелями. А несколько раз она заставала его вечером в странно возбужденном состоянии, у него подрагивали руки, он ни на чем не мог сосредоточиться. Но спиртным от него не пахло.

У Лены мелькнуло ужасное подозрение, но она боялась признаться себе в своих страхах, гнала от себя дурные мысли. Андрей только смеялся, когда мать приставала к нему с расспросами.

Лена не знала, как со всем этим справиться. Андрею нужен отец… Может, Сергей и сбежал от всех этих проблем?

Но если бы Сергей захотел уйти от нее, он бы развелся. Нет, тут что-то не так. Когда муж вышел погулять, он не собирался исчезать. Он же ничего с собой не взял. Все его вещи остались дома, даже деньги и документы.

В их семье обязанности были распределены так: Сергей зарабатывал деньги, Лена занималась хозяйством. Теперь она столкнулась с тяжелейшей проблемой: как выжить? Она только что похоронила отца, мать тяжело болела. Сын пока еще не помощник, сам постоянно просит у нее денег. Молодой парень, ему нужно прилично одеться, сходить с девушкой в кафе. Жизнь без Сергея стала очень трудной. Но тяжелее всего не знать: жив муж или умер, жалеть его или ненавидеть?

Если умер, его надо поминать в молитвах. Если Сергей жив и желает свободы, Лена не станет держать его силой. Но пока она считала, что муж у нее есть. Его бритва все еще лежала в ванной, одежда висела в стенном шкафу, тапочки стояли в прихожей. Каждое утро Лена просыпалась с надеждой: может быть, сегодня он вернется?.. Каждую ночь она засыпала с мыслью: наверное, завтра позвонит и скажет: вот и я, прости, что отсутствовал так долго.

Лена ждала телефонного звонка, письма, телеграммы, какого-то объяснения. Ей достаточно было бы знать, что он жив.

Лена решила для себя, что когда он наконец позвонит, она не станет его ругать. Она сразу скажет: я люблю тебя, возвращайся. Она даже не станет расспрашивать Сергея, что с ним случилось, где он был, почему исчез? Нет-нет, никаких вопросов. Если захочет, потом все объяснит сам…

Что же с ним все-таки произошло? Она искала и не могла найти ответа. У нее было такое ощущение, что он вышел на улицу и попал в настоящую черную дыру, которая его поглотила. Но ведь такого не бывает.

И вот теперь она держала в руках это письмо. Оно было без подписи и без обратного адреса. В нем сообщалось, что ее муж находится в надежном месте. Если она хочет, чтобы Сергей вернулся в семью, ей придется заплатить пять тысяч долларов. Если она согласна, то сегодня вечером, ровно в половине десятого она должна четыре раза включить и выключить свет в своей комнате. Лена испугалась: выходит, похитители где-то совсем рядом?

После этого она получит новое письмо, где будет сказано, когда и как она должна передать деньги. Если она выполнит все как надо, то на следующий день ее мужа освободят. Лена не колебалась ни секунды.

Вечером, как ей было приказано, она четыре раза включила и выключила свет. Утром она нашла в почтовом ящике второе письмо. Инструкции были простые. В среду в назначенное время сесть на электричку, которая отходит с Ленинградского вокзала. Быть в третьем от локомотива вагоне и на каждой остановке стоять в тамбуре у выхода…

На одной из остановок ее окликнут, и этому человеку она отдаст деньги.

Я случайно встретил Лену на улице.

Мы давно не виделись, и я даже не знал, что Сергей исчез. Она поведала мне эту историю, и о письме, и о выкупе, и сказала, что сделает все, как ей приказано.

Я посоветовал ей никуда не ходить, денег не отдавать, а обратиться в милицию.

Как потом выяснилось, она меня не послушалась.

Мысль о том, чтобы попросить милицию о помощи, Лена отбросила сразу. Милиция только все испортит. Ей важно поймать преступников и наказать их, а Лена всего лишь хочет выручить мужа. Тем, кто похитил Сергея, нужны деньги. Она заплатит выкуп, и Сергея отпустят.

Пять тысяч долларов у нее были. Вернее, это были деньги мужа. Сергей копил на машину. Когда он исчез и Лена осталась без копейки, Андрей несколько раз говорил, что о машине надо забыть и пора пустить деньги отчима в ход. Но Лена проявила характер и твердо сказала сыну, что эти деньги принадлежат Сергею и только он вправе ими распорядиться.

Хорошо, что она их сохранила!

Теперь с помощью этих денег она вызволит мужа. Она догадалась, почему похитители потребовали именно пять тысяч. Сергей сказал им, сколько у него есть денег, и объяснил, что просить большую сумму бессмысленно.

Она знала, что Сергей держал доллары в квартире своего отца — в старом буфете. Она съездила к свекру и незаметно для него забрала заветный конверт.

Дома, пересчитав, увидела, что там не пять, а всего лишь три с половиной тысячи. Полторы, видимо, Сергей успел истратить.

Она спрятала доллары в сумочку и приложила к ней записку: «Это все, что у меня есть. Пожалуйста, верните мне мужа». В среду утром она была на Ленинградском вокзале. Села в указанную электричку, отсчитала третий вагон от локомотива. Ее трясло от страха, но пассажиров было мало и никто не обращал на нее внимания.

Лена стояла в тамбуре. На каждой остановке с волнением и надеждой подходила к двери, разглядывала людей на платформе, пытаясь угадать: кто из них похитил Сергея? Но никто к ней не обращался. Когда двери захлопывались, она разочарованно смотрела расписание: когда же следующая остановка?

Чем дальше от Москвы, тем меньше людей было на пустынных платформах. Лена забеспокоилась: может быть, ошибка вышла? Она села не в тот поезд?

Двери в очередной раз открылись. И вновь никто к ней не подошел. Вдруг человек, стоявший в тамбуре, толкнул Лену, вырвал из рук сумочку и спрыгнул на платформу. И тут же двери захлопнулись, поезд тронулся. Лена не сразу сообразила, что произошло, а потом поняла, что ее ограбили, забрали все деньги и тем самым лишили надежды вернуть Сергея…

Лена прибежала ко мне вся в слезах. Она не могла успокоиться. Ее охватил ужас: где же взять теперь пять тысяч?

Я сказал ей, что она глубоко ошибается, — деньги отнял не какой-то посторонний, случайно нацелившийся на ее сумочку, а тот, кто пишет ей письма.

— Вот увидите, — сказал я Лене, — завтра вы получите новое письмо.

Что-то меня смущало в этой истории. Если Сергея действительно похитили, то почему прошло так много времени, прежде чем за него потребовали выкуп?

Я попросил Лену дать мне на один день снимок мужа, который ей прислали в конверте, и отвез знакомым ребятам в фотолабораторию.

На следующее утро я подъехал к ее дому в шесть утра, зашел в подъезд, проверил почтовый ящик — пусто, письма еще не было. Так я и думал.

Я встал возле лифта — так, чтобы видеть всех, кто проходит мимо почтовых ящиков. За полтора часа из дома вышло человек двадцать. Но к интересующему меня почтовому ящику подошел только один молодой парень. Он вытащил из куртки белый конверт и бросил его в прорезь почтового ящика. Потом инстинктивно обернулся и увидел меня. На его лице появилась кривая ухмылка — он все понял. Он хотел было вернуться, но пересилил себя и вышел из подъезда.

Это был Андрей, сын Лены.

Ровно в половине восьмого спустилась Лена. Она достала из ящика белый конверт — это было третье письмо, доставленное Лене без посредства почтальона.

Письмо было злое: «С тебя еще полторы тысячи. Не пытайся вновь нас обмануть, иначе не увидишь мужа».

Я сказал ей, что не надо ни у кого занимать деньги. Тот, кто посылал Лене письма, не знает, где ее пропавший муж. Он просто воспользовался этой ситуацией, чтобы вытянуть из нее деньги. Это обычное вымогательство, шантаж.

— Но теперь все кончено, — пообещал я, — больше вы таких писем получать не будете.

Я объяснил ей, что фотография, на которой изображен Сергей со связанными руками, это фотомонтаж, причем кустарный.

— Но кто же это сделал? — спросила ошеломленная Лена. Она смотрела на меня с недоверием.

Мы поднялись в ее квартиру. Я попросил ее показать мне комнату Андрея. Он знал, что мать никогда не позволит себе рыться в его вещах, и долго искать не понадобилось.

Возле стола стоял старый рюкзак. Я попросил Лену открыть его — там лежали одноразовые шприцы, пакетики с белым порошком и пачка долларов. Лена вся в слезах пересчитала деньги. Трех с половиной тысяч там уже, конечно, не было — часть денег Андрей успел потратить на наркотики.

Как я и предполагал, Лена обиделась на меня. Какой матери понравится, когда плохо говорят о ее сыне?

Я быстро ушел. Хотел еще сказать ей, чтобы она не ждала исчезнувшего мужа, потому что, скорее всего, Сергея нет в живых. Но не решился. Да она бы мне и не поверила. Она будет ждать его возвращения.

Болезнь молодого капитана

Вера погибла потому, что у ее брата сломалась машина. Он должен был отвезти ее на похороны дяди, маминого брата. Но машина сломалась, он с утра поехал в мастерскую, а ей пришлось бежать на вокзал, чтобы взять билет на поезд.

Вообще-то она любила ездить на поезде — это даже приятно, если не торопишься. А она торопилась. К тому же из всей семьи поехать смогла только она одна.

Вера сказала, что вернется на следующий день, чтобы успеть в понедельник на работу. Больше ее живой никто не видел… О ее последних минутах известно со слов проводника.

Поезд был полупустой. Она читала книжку, иногда посматривала в окно. Ей нравилось путешествовать. Съев мороженое, Вера вышла в туалет, но на свое место не вернулась. Никто не обратил на это внимания — думали, сошла где-то на остановке. Тем более что ее сумка куда-то исчезла.

На конечной станции, когда пришли уборщики, обнаружилось, что туалет заперт. Они взломали дверь — там лежала мертвая Вера. Она была убита выстрелом в затылок.

Должно быть, последние секунды ее жизни были ужасными.

Она мыла руки в туалете, когда дверь открылась, ворвался человек с оружием и выстрелил. Ни выстрела, ни ее крика никто не услышал — видимо, потому, что вэтот момент поезд с грохотом вошел в туннель.

Это было не первое такое убийство в поезде — жестокое и на первый взгляд бессмысленное. Убийца не взял у Веры ни вещей, ни денег. Ее сумку нашли в соседнем вагоне нераскрытой.

Так же поступил неизвестный убийца еще с тремя молодыми женщинами. Он убивал их в туалетах поездов — ставил на колени и стрелял в голову.

Серийные убийцы не редкость. Но у них всегда бывает какой-то мотив, чаше сексуальный. Этот преступник даже не пытался насиловать женщин или еще каким-то образом получить удовольствие. Он их просто убивал. И поразительно быстро исчезал с места преступления. Он не оставлял следов. Можно было предположить, что после очередного убийства он ложился на дно и спокойно пережидал где-то период активного розыска и вновь появлялся — уже на другой железной дороге.

Убийца уносил с места преступления вещи убитой, чтобы запутать милицию, но оставлял их где-нибудь в поезде. Он ничего не присваивал. Он словно специально бросал вызов милиции: дескать, вам меня не поймать.

Первой была убита проститутка. Тогда милиционеры подумали, что с ней расправились конкуренты. Потом обнаружили труп женщины, которая участвовала в подпольном производстве водки. Решили, что это расплата за нежелание делиться доходами с местной братвой.

Но после третьего убийства стало ясно, что на железной дороге действовал серийный убийца.

Пока что можно было сделать только один вывод — он убивал молодых женщин, которые одевались очень ярко и вели себя независимо и самостоятельно. Возможно, он по какой-то причине ненавидел проституток и принимал за проституток всех смело одетых молодых женщин.

Вера была привлекательна, следила за собой — занималась спортом, танцевала. Видимо, ее короткая юбка и уверенная манера держаться ввели убийцу в заблуждение.

Туалеты в поезде запираются изнутри. Открыть дверь снаружи могут только сами железнодорожники, у которых есть специальные универсальные ключи. Логично было предположить, что убийца — железнодорожник. С другой стороны, при желании каждый может заказать себе в мастерской такой ключ и свободно ходить по поезду.

Железнодорожная милиция подобрала несколько молодых женщин-агентов. Одетые более чем откровенно, они каждый день ходили по поездам, надеясь привлечь внимание убийцы. Но на агентов он не реагировал. Может быть, уехал в другой город?

Милиция нашла и опросила многих пассажиров поезда, которые ехали вместе с Верой. Никто не вспомнил ничего подозрительного. Только одна женщина сказала, что, когда она переходила из одного вагона в другой, какой-то человек с силой оттолкнул ее и обогнал. Она упала и ударилась головой.

Ее просили вспомнить хоть какие-нибудь приметы человека, который ее толкнул, но она ничего не запомнила. Это была единственная зацепка, и следователь обратился за помощью к медикам, которые профессионально владеют искусством гипноза, или, говоря научным языком, гипнорепродукции пережитого состояния.

Свидетели часто не могут вспомнить то, что они видели. Ведь все это было так страшно и произошло так стремительно!.. Считается, что погруженный в гипноз человек способен вспомнить детали, которые в обычном состоянии начисто пропадают из памяти.

Свидетельницу попросили закрыть глаза, расслабиться и попытаться представить себе сцену преступления.

Гипнолог попросил рассказать историю ее путешествия на поезде с самого начала, в деталях, так, словно она видит происходившее на телеэкране.

Свидетельница легко поддавалась внушению, работать с ней было несложно, но вспомнила она немногое. Она явственно увидела только ноги убегавшего человека. На нем были выглаженные брюки с идеальной стрелкой и черные туфли, по ее описанию, очень похожие на форменную обувь офицеров милиции.

Так возникла версия. Серийный убийца — сотрудник милиции. Или, скорее всего, бывший сотрудник…

Следственная группа приступила к изучению собственных архивов. Просматривая личные дела уволенных из органов внутренних дел, искала людей с психическими отклонениями.

Вспомнили одну историю. Несколько лет назад женщина-агент подала рапорт на своего куратора — офицера уголовного розыска. Она писала, что завербовавший ее офицер пользовался служебным положением и на конспиративной квартире постоянно ее насиловал. Кроме того, давал ей наркотики на продажу, а деньги отбирал.

Капитан Дмитрий Юрков успешно вербовал агентуру среди проституток, которые снабжали его информацией. Рапорт женщины-агента сломал ему карьеру. Ей поверили.

До суда дело не дошло, потому что у женщины не было свидетелей и доказательств. Да и судить капитана Юркова никто не хотел. Ему предложили подать рапорт об увольнении. Он написал и ушел, громко хлопнув дверью.

Оперативники наведались к нему домой — по старому адресу, записанному в его анкете.

Когда позвонили ему в дверь, ее открыл совсем другой человек. Он испуганно показал паспорт с пропиской. Объяснил, что два года назад купил эту квартиру. Прежний хозяин уехал из города. Перебрался в Челябинск. Отправили туда срочный запрос в областное управление внутренних дел.

Вскоре пришел ответ: Дмитрий Юрков действительно прибыл в город, в настоящее время служит в управлении вневедомственной охраны, получил квартиру.

Значит, это не он, решил было следователь. Если Юрков живет так далеко от нашего города да еще служит в милиции, то трудно представить себе, что он в выходные дни приезжает в Москву, чтобы кого-нибудь убить.

Это действительно трудно. Но ведь все-таки возможно?

В Челябинск отправили более подробный запрос, объяснив, что речь идет о подозреваемом в совершении особо опасного преступления. Эта приписка возымела действие.

Из Челябинска ответили, что Юрков вот уже три месяца на бюллетене и его собираются уволить. Он болен СПИДом. Судя по всему, заразился во время поездки в Москву. Он говорил одному из сослуживцев, что подхватил вирус у какой-то проститутки.

Дома Юркова не оказалось. Его стали искать. Но, похоже, в городе его уже не было. Скорее всего, уехал в Москву.

А тем временем нашли еще одну женщину, которая, вероятно, видела серийного убийцу. Вернее, тогда он еще не был убийцей.

В кафе она познакомилась с одним молодым человеком. Он выглядел очень прилично и держался спокойно и уверенно. Она не хотела давать ему номер своего телефона, но он показал свое удостоверение — он работал в милиции. Это сняло все подозрения.

Он позвонил ей на следующий день, пригласил на свидание. Она согласилась. Они немного погуляли, и он предложил зайти к нему домой. Опять же к милиционеру доверие особое.

Он угостил ее кофе, а сам выпил водки. Затем пригасил свет и стал к ней приставать. Она вырвалась, потому что он опьянел. Бросилась к двери. А он вдруг расплакался, стал говорить что-то странное:

— Все женщины — сволочи, заразили меня, теперь не хотят со мной дела иметь, брезгуют…

Она вырвала у него ключи и стала открывать дверь. Он крикнул ей вслед:

— И не думай жаловаться! Тебе никогда не поверят, ведь я для милиции свой. А ты кто?

Она убежала в слезах. На следующий день пришла в милицию. Она была так потрясена случившимся, что не смогла вспомнить, где находится его дом, поэтому ее заявление так и осталось нерасследованным. Теперь эту историю вспомнили, женщину нашли и стали расспрашивать.

Она описала человека, который к ней приставал. Описание совпало с портретом Дмитрия Юркова.

Многое стало ясно. У него вирус иммунодефицита человека. Он обречен и мстит всем женщинам, которые распространяют смертельную заразу и убивают молодых и здоровых мужчин.

Следственная группа полагала, что он озверел. Исполнен ненависти и живет только местью. Но в глубине души он не считает себя обреченным. Он не верит в свою близкую смерть. И еще надеется спастись. Поэтому наверняка продолжает лечиться.

И живет он где-то в нормальных условиях. Вот почему у него выглаженные брюки и вычищенная обувь. Его надо искать там, где лечат от СПИДа. Он убивал только в выходные дни, когда в больницах нет врачей, когда можно выйти на улицу без ущерба для здоровья.

Мест, где лечат заразившихся вирусом иммунодефицита человека, немного.

В субботу утром оперативная группа натолкнулась на него прямо на улице — Юрков выходил из больницы. Его окликнули. Он бросился бежать. Оперативная группа погналась за ним. Он бежал очень быстро, оторвался. Оперативники уже думали, что упустили его, и тут услышали выстрел. Он застрелился в переулке.

Дело было закрыто.

Но вот что смущает. Юрков застрелился не из того оружия, которым убивали женщин в поездах. Неужели у него было два пистолета? И где же тогда орудие преступления? И в его вещах так и не нашли универсального железнодорожного ключа, которым открывают любые двери в поездах. Может быть, он его выбросил? А может быть, он вовсе и не был серийным убийцей?..

Не остается ничего иного, как просто ждать. Если больше убийств не будет, значит, это был он. Если еще кого-то убьют таким способом, значит, убийца на свободе. И тогда мы никогда не узнаем, в чем был виновен покончивший с собой бывший капитан Дмитрий Юрков.

Неизвестный в поезде дальнего следования

Поезд дальнего следования проносится мимо безлюдных мест. Чернеющий лес. Пустые платформы. День тает прямо на глазах. Пронзительный гудок, грохот вагонов. В узком коридорчике спального вагона пусто. Все двери закрыты. В одном купе, где выключен свет, двое — мужчина и девушка. Мужчина бьет девушку по лицу, она падает, и он набрасывается на нее.

Это произошло больше тридцати лет назад.

Звонок будильника избавил ее от кошмарного сна. Она с трудом встала и накинула халат. Она подняла сына, и они, не позавтракав, побежали в поликлинику. Мальчику надо было сдать анализ крови на сахар. Это была длительная процедура. Ребенка заставили выпить полстакана разведенной глюкозы и брали анализ каждые полчаса.

Потом их вызвали к врачу. Анализы были хорошими, ребенок был здоров, но у бабушки и дедушки со стороны мужа нашли диабет. Дурная наследственность создавала опасность для ребенка.

— А что ваши родители, — спросила врач маму, — они диабетом не страдают?

— Нет-нет, — сказала она, — мои родители — вполне здоровые для своего возраста люди.

Когда они вышли из поликлиники, она поняла, что сказала врачу неправду. Она ведь не знала, здоровы ли ее родители, не страдают ли они, в частности, инсулиновой недостаточностью. Не потому, что она была равнодушна к отцу и матери. Она вообще ничего о них не знала. Кто был ее отец — неизвестно. А мать отказалась от нее сразу после родов. Через полгода ее удочерила бездетная супружеская пара. Это было тридцать три года назад.

Она часто представляла себе, как отыщет своих родных маму и папу, как будет с ними разговаривать долго-долго, рассказывать о себе и расспрашивать их.

Ее приемные родители очень заботились о ней, любили ее как родную. У нее было счастливое детство. Она бы даже не узнала, что она им не родная, что ее удочерили, если бы приемные родители не сочли нужным сказать ей это.

Когда ей исполнилось двадцать лет, она обратилась в архив и узнала фамилию, имя и отчество своей родной матери. Но прошло еще тринадцать лет, прежде чем она решилась найти свою мать.

Она хотела знать свое прошлое. Как случилось, что ее воспитывали чужие люди? Но при этом она боялась — боялась услышать правду.

Все эти годы листок с именем родной матери лежал в ящике письменного стола. Она словно предчувствовала, какой страшный секрет таит в себе этот листок бумаги…

Но когда речь зашла о здоровье ее сына, все сомнения были отброшены. Она обязана найти своих биологических родителей, хотя бы для того, чтобы убедиться, что их гены не таят в себе неприятных сюрпризов.

Она обратилась в архив, и ей выдали копию ее истинного свидетельства о рождении. Когда она впервые взяла его в руки, сразу поняла: что-то не так. Приемные родители говорили ей, что ее настоящая мама живет во Владивостоке. Но удочерение произошло в Москве. Почему ее мама приехала рожать в столицу?

Она написала заявление с просьбой ознакомить ее с делом по удочерению. Эти документы не всякому покажут.

Прошло несколько недель, прежде чем она получила положительный ответ. Муж отвез ее в архив, но сам не пошел с ней, остался в машине.

Она очень нервничала. Теперь она уже думала, что, может быть, и не стоило узнавать, как все было на самом деле, но ее тревожило здоровье сына.

Инспектор ждала ее. Дело лежало у нее на столе. Инспектор сказала ей, что у ее родной матери перед родами брали анализы крови и не было никаких намеков на диабет.

— С вашей мамой все в порядке, — сказала инспектор. — Проблема с вашим отцом…

Каким-то образом она сразу поняла, что имеется в виду. И спросила:

— Маму изнасиловали?

— Да, — ответила инспектор.

Ее мама закончила школу и поехала в Москву поступать в институт. Ей было семнадцать лет. Ее изнасиловали в поезде Владивосток-Москва. Она была так напугана, что не подала заявления в милицию, поэтому преступник не был пойман. Никто не знает, кто он. Когда она поняла, что беременна, написала заявление об отказе от родительских прав. После родов сразу уехала домой. Девочку забрали в детский дом.

Больше ничего в деле не было, никаких подробностей. Она была совершенно убита тем, что узнала. Сотрудница архива еще продолжала что-то говорить, но она уже ничего не слышала. Ей казалось, что мир рухнул. Ее охватило отчаяние.

Она не могла говорить. Она выбежала из комнаты, бросилась вниз по лестнице. Увидев ее, муж выскочил из машины и поймал ее на улице. Когда он усадил ее в автомобиль, она разрыдалась и все ему рассказала. Он старался ее успокоить, но тщетно.

После этого шока она попыталась сделать вид, будто ничего не произошло. То, что она узнала, было слишком ужасно. Она вставала рано утром, механически исполняла свои обязанности, забирала вечером сына из детского сада. Но она словно завернулась в какой-то кокон.

Одна мысль ужасала ее больше всего. Мать не хотела ее рожать. Она не должна была появиться на свет, то есть она получила жизнь случайно — против воли своей матери.

Она взяла бюллетень, потому что не могла отвечать коллегам на один и тот же вопрос: что с тобой случилось? Она перестала выходить из дома и не отвечала на телефонные звонки. Даже муж не мог отвлечь ее от страшных мыслей. Она погрузилась в себя, и ей было не до мужа.

В какой-то момент у нее мелькнула спасительная мысль. А вдруг тридцать три года назад ее юная мать просто придумала эту историю… В те времена внебрачный ребенок был слишком большим испытанием, и молодая женщина должна была как-то объяснить беременность своим родителям.

Она охотно ухватилась за эту мысль. У ее матери был роман, замуж она не вышла, и ей пришлось отказаться от дочери… Эта версия ей нравилась больше. Ей хотелось быть плодом любви, а не преступления. Она решила, что все-таки должна найти свою мать и поговорить с ней.

У нее был старый адрес матери — из архивного дела. Она отправила письмо. Ответил отец ее матери, ее дедушка, о существовании которого она даже не подозревала. Он написал нежное и сердечное письмо, указал свой телефон. Она позвонила ему во Владивосток. Он подтвердил, что его дочь действительно была изнасилована.

Но она все еще не теряла надежды. Она спросила его, может ли связаться со своей матерью? Тот ответил, что это совсем нетрудно.

Она написала ей короткое письмо, объяснив, кто она. Сообщила, что слышала об обстоятельствах своего появления на свет и хочет узнать, так ли это?

Через полтора месяца она получила ответ. Вытащив конверт из почтового ящика, она сразу поняла, что это письмо от ее матери — на конверте был написал обратный адрес незнакомым аккуратным почерком.

Она не решилась вскрыть конверт сразу же, на лестничной клетке. Она поднялась к себе, закрыла дверь, села на стул и тогда только прочитала письмо.

Оно было коротким и деловым. И начиналось словами:

«Я та женщина, которая тебя родила. Но я тебе не мать».

Она писала, что ее мать — та женщина, которая ее выходила, выкормила и воспитала, которая заботилась о ней все эти годы.

Читать все это было горько. Но в этих словах была своя логика. А вот то, что было написано дальше, привело ее в ужас: это послание заставило мать вновь вспомнить о самом ужасном периоде ее жизни, который она постаралась забыть, и пережить все заново. Мать так и не признала, что ее изнасиловали и поэтому она забеременела, но это неопровержимо следовало из ее слов. И, наконец, она просила никогда больше ей не писать и не пытаться ее искать…

Все, что было связано с появлением на свет дочери, было так страшно, что она ничего не хотела о ней знать.

Неделя шла за неделей, и она думала, что лучше бы ей было не появляться на свет. Ведь такова была воля ее матери. Она не хотела ее рождения. И, может быть, всем на земле было бы лучше, если бы она не родилась?

Она все-таки ответила на письмо матери: написала, что очень сожалеет, что причинила ей столько неприятностей, и что, хотя они никогда не увидятся, она все равно будет думать о ней как о близком человеке.

У нее был свой способ попрощаться.

Она еще раз позвонила отцу матери, своему деду. Разговор получился очень печальный. Он сказал, что больше не сможет с ней общаться, потому что его дочь попросила об этом.

Но на следующий день она получила от него открытку с поздравлением по случаю дня рождения. Он ничего не написал на поздравительном бланке, только расписался. И это было главное — он помнил о ней…

Она думала, что могла бы в конце концов смириться с этой ужасной новостью — что она появилась на свет в результате гнусного преступления, изнасилования, если бы мать признала ее. Но то, что мать оттолкнула ее, было самым ужасным, самым тягостным.

Она ненавидела своего отца — того, кто в поезде напал на ее мать. Если бы она знала, кто это, она бы его убила своими руками.

Ее спас сыночек. Когда она сидела с ним, он заполнял всю ее жизнь, и она не могла полностью погружаться в свои тягостные размышления. Если бы она была одна, то, наверное, погубила бы себя.

Во всей этой истории был только один позитивный результат. Она стала уделять больше внимания сыну и мужу. До этого она слишком много думала о своей карьере. Теперь же старалась быть ближе к родным людям, дорожила их обществом.

Она рассказала свою историю немногим друзьям. Они пытались, как могли, помочь. Говорили: «Совсем не важно, кто был твоим отцом. Важно, кто ты». Но одна подруга перестала с ней общаться, исчезла.

Мудро повели себя приемные родители. Они уже вышли на пенсию. Когда она сказала, что намерена найти свою родную мать, они поддержали ее. Они, вероятно, с самого начала знали, при каких обстоятельствах появилась на свет их приемная дочь, но просто выбросили это из головы.

Ей все еще тяжело. Пройдет немало времени, прежде чем она оправится и сможет вернуться к работе. Но если бы она с самого начала предполагала, какой страшной может оказаться правда, она все равно попыталась бы выяснить свое прошлое.

Приемные дети всегда должны помнить, что они остались без родителей в результате чего-то мало приятного. Просто так матери не бросают своих детей.

Ей часто приходят в голову мысли о том, что она никому на свете не нужна, что не имеет права на жизнь. Но потом она убеждает себя, что имеет право на жизнь — такое же, как все остальные люди на земле. И у нее есть муж и сын, о которых она должна заботиться.

Теперь ее мучает вопрос: что же сказать сыну? Наступит момент, когда мальчик спросит, кто его дедушка и бабушка. Зачем ему знать, что его дедушка был насильником, преступником, негодяем?

Слава богу, пока еще мальчик слишком мал, чтобы задавать такие вопросы. И у нее есть время, чтобы приготовиться и придумать ответ.

К кому приходит Дед Мороз

В комнате был полумрак, звучала тихая ритмичная музыка, которая успокаивала и расслабляла. На диване, откинувшись на спинку, сидела женщина с милым приятным лицом. Она смотрела прямо перед собой. Перед ней спиной к камере стоял мужчина, который ей что-то настойчиво говорил.

Повинуясь его словам, она сняла с себя кофточку и легла на диван. Мужчина склонился над ней и стал шарить по ее телу…

Есть люди, от природы наделенные талантом нравиться, внушать к себе доверие. Я думаю, вы тоже таких встречали. Перед ними невозможно устоять. И мужчины, и женщины, наделенные таким талантом, легко добиваются успеха. И им почти все удается. Причем этим талантом Бог жалует и тех, чьи мысли приобретают дьявольское направление.

Психиатр из районной поликлиники был ошарашен. К нему на прием пришла женщина средних лет, звали ее Валентина Петровна. Рассуждала она вполне разумно и взвешенно, не состояла на учете, однако сообщила, что к ней ночью приходил вампир. Она завернула рукав кофты и показала следы укуса. Вампир сказал, что будет приходить еще.

Врач беседовал с ней долго, но других признаков психического расстройства, кроме рассказа о визите вампира, у нее не было. Врачу даже казалось, что перед ним человек с очень устойчивой психикой. Но что же это за история с вампиром?

Он позвал коллегу-хирурга, попросил осмотреть следы укуса. Тот изучил ранку под сильным светом настольной лампы, внимательно посмотрел на Валентину Петровну и вывел психиатра за дверь.

— Это укус, — подтвердил он.

— Но ведь вампиров-то не бывает, — сказал психиатр.

Хирург пожал плечами и ушел.

Психиатр решил, что ему надо посоветоваться с более опытным специалистом.

Он любил знакомиться в автобусах и ночных электричках. Заблаговременно отсыпался, вставал поздно, к обеду, и поэтому даже ночью был бодр и весел.

Он предпочитал электрички. Заранее уезжал из города, немного гулял по лесу. Сверившись с расписанием, садился в последний поезд и неторопливо шел по вагонам.

Иногда во всей электричке никого подходящего не оказывалось. Тогда он возвращался домой. Но обыкновенно кого-то примечал. Садился поблизости, прикрыв глаза, внимательно изучал лицо, руки, одежду, пытался понять, кто перед ним и как лучше познакомиться.

О, это было настоящее искусство! Поначалу у него ничего не получалось, женщины испуганно от него отшатывались, пересаживались на другое сиденье или даже угрожали позвать милиционера. Потом он научился вычислять тех, кто готов поболтать со случайным попутчиком.

Он одевался аккуратно, вел себя солидно, уверенно. Летом держал в руках цветы, осенью — корзинку с яблоками или грибами. И заводил разговор о саде и огороде, об урожае и подготовке к зиме.

Его интересовали одинокие женщины с приличным достатком, которые в воскресенье возвращались с дачи домой. В его распоряжении был примерно час, пока электричка со всеми остановками шла к городу. За это время он успевал познакомиться и многое узнать о своей спутнице. Если женщина была семейной, постепенно сворачивал разговор. Если она жила одна, старался познакомиться поближе.

Иногда он получал разрешение проводить спутницу до дома, чтобы дотащить ее дачный груз. За этим следовали несколько смущенное прощание, готовность продиктовать домашний телефон и согласие на новую встречу.

На выходные Александра Васильевна уезжала на дачу — возилась в саду, собирала остатки урожая, готовилась к зиме. Возвращалась поздно вечером в воскресенье бодрая, веселая, надышавшаяся свежим воздухом и сразу ложилась и засыпала. На сей раз поспать ей не удалось.

Когда она стала открывать дверь, оказалось, что замок сломан. Распахнула дверь — все вроде на месте. Прошла в комнату, открыла ящики стола, шкаф и увидела, что все ценное исчезло: несколько колечек, которые она хранила в шкатулке, старый бумажник с долларами, на которые она весь год меняла ползарплаты, и главное — подаренные мамой бриллиантовые серьги, по нынешним временам безумно дорогие. Да и не в деньгах дело, а в том, что это единственное, что осталось от мамы…

Она села на стул и заплакала. Потом вызвала милицию. Ее спрашивали, не подозревает ли она кого-либо из знакомых? Не показывала ли она кому-нибудь, где хранит ценности? Она качала головой. У нее было несколько подруг — еще с юности, но в такие детали своей жизни она их не посвящала. Она была замужем, но уже давно одна.

Когда милиция ушла, она опять расплакалась.

Жизнь ее переломилась.

Каждую ночь на протяжении месяца ей снились кошмары. Она очень изменилась, стала нервной, раздражительной, могла вспылить без всякого повода, кричала на коллег, а по вечерам плакала у себя на кухне. Она перессорилась со всеми подругами и испортила отношения с начальством. Это уже было серьезно.

Она понимала, что с ней происходит что-то неладное. И однажды решилась обратиться к врачу-психиатру. Ей было очень стыдно: боялась, что кто-то из знакомых узнает об этом.

Врач пытался выяснить: в чем причина расстройства ее психики? Спрашивал: не случилось ли с ней какого-то несчастья? Он имел в виду развод, серьезные неприятности на работе, несчастье с близкими людьми. Она рассказала, что ее обокрали. Может быть, в этом причина ее горестей? Александра Васильевна покачала головой — нет, из-за денег она никогда не переживала. Но вернувшись домой, она подумала, что ее болезнь началась не из-за кражи, а сразу после странной истории, детали которой она никак не могла припомнить… Словно в тот день что-то случилось с ее головой. Ей вспоминались только какие-то фрагменты…

Мужское лицо, склонившееся над ней, руки, снимающие с нее одежду… А что было потом? И кто был этот человек и зачем он к ней приходил?

Елена Борисовна едва не опоздала на электричку. Она везла в город выращенную картошку, но сумка порвалась, и она еле дотащилась до станции. К счастью, электричка опоздала на десять минут и она успела.

Но когда вошла в вагон, сумка треснула и картошка рассыпалась по полу. У нее прямо слезы из глаз брызнули. Но тут какой-то мужчина, который читал газету у окна, поднялся и стал ей помогать. Он вытащил из кармана куртки пустой пластиковый пакет и отдал ей. Вдвоем они все быстро подобрали. Ей повезло, что в пустом вагоне оказался такой приличный и обходительный человек.

Они разговорились и, беседуя, не заметили, как подъехали к городу. Он оказался настолько любезен, что проводил ее до дома и дотащил картошку. Когда они подошли к подъезду, у нее мелькнула мысль пригласить его выпить чашку чая, но Елена Борисовна была женщиной строгих правил. Она записала ему свой домашний телефон и разрешила позвонить.

Он позвонил на следующий день и сказал, что у него есть очень хорошая пленка для парников — она же интересовалась. Он готов занести. Поколебавшись, она пригласила его.

В следующее воскресенье Елена Борисовна опять с утра уехала на дачу. Вернулась поздно вечером — и опять с большим грузом.

Она поставила тяжеленные сумки перед дверью, полезла за ключами в карман и вдруг увидела, что дверь не заперта. Она осторожно толкнула ее, вошла, включила свет и сразу же бросилась к потайному месту, где хранила деньги, документы и другие ценные вещи. Документы были на месте. Деньги и ценности исчезли.

Она набрала 02.

Приехавшие милиционеры сошлись во мнении, что орудовал кто-то свой, кто знал, где что лежит.

Когда милиционеры ушли, Елена Борисовна села за стол и расплакалась — впервые за многие годы. Не тот она была человек, чтобы так переживать из-за украденных денег, но слезы лились из глаз помимо ее воли. Она ничего не могла с собой поделать.

Районный врач-психиатр, который не верил в вампиров, устроил своей пациентке консультацию у профессора.

Валентина Петровна, стараясь держать себя в руках, рассказала, что в последние недели с ней происходят сплошные несчастья. Она поссорилась с начальником, из-за чего ее могут выгнать с работы, ее квартиру обокрали, а сама она стала жертвой вампира.

Профессор пытался заставить ее вспомнить, каким образом она столкнулась с вампиром. Где это произошло? Когда? У нее в квартире или на улице?

Профессор видел, что она мучительно пытается вспомнить, но не может. Словно ее память заблокирована. Тогда профессор сменил тему и стал расспрашивать ее, чем она занимается, что с ней происходило в последнее время, где она бывает, с кем встречается.

Рассказ ее был простым. Утром — на работу, вечером — домой, по дороге забегала в магазин. В субботу уезжала на дачу. Две недели назад у нее протекла крыша.

Ей срочно пришлось искать работяг, которые согласились бы в воскресенье попахать. Она провозилась с ремонтом весь день и прибежала на станцию буквально к последней электричке, чуть не опоздала.

Села в поезд и облегченно вздохнула. Вдруг появились контролеры — она удивилась: вот, стахановцы, в такое время работают. Полезла за кошельком, чтобы билет показать, стала рыться в сумке, а кошелька нет! Расплачивалась с рабочими за крышу и оставила кошелек на даче. Денег там кот наплакал, но у нее с собой ни билета, ни проездного на метро. Как же она домой доберется? И что сказать контролерам? Ни билета, ни денег на штраф! Что с ней сделают — высадят из поезда? Какой позор! Никогда в жизни она не оказывалась в такой унизительной ситуации.

Валентина Петровна что-то лепетала, показывала раскрытую сумку, но контролеры глядели на нее равнодушно и требовали или предъявить билет, или заплатить штраф.

Вдруг с другого конца вагона подошел незнакомый мужчина, спросил у контролеров, какие нынче штрафы берут, достал деньги и расплатился за нее. Контролеры ушли.

Валентина Петровна не знала, как благодарить неожиданного спасителя. Клялась, что завтра же вернет деньги, пусть только он скажет, когда ему удобно встретиться. Он спросил, где она живет, и записал телефон.

Он присел рядом, и они проговорили весь путь до Москвы. На следующий день он позвонил Валентине Петровне домой и сказал, что находится совсем рядом с ее домом и готов зайти за деньгами.

— И он приходил к вам? — спросил профессор, не сомневаясь в ответе.

Валентина Петровна задумалась. Она не могла вспомнить, пришел он за деньгами или нет. Она мучительно напрягала память, но там была черная дыра.

Профессор внимательно за ней наблюдал.

Он сразу обратил внимание на то, что Валентина Петровна принадлежит к числу людей, легко поддающихся внушению. Не подверглась ли она воздействию гипноза, предположил он. Профессор решил, что надо связаться с милицией: здесь не медицинская, а уголовная проблема. Может быть, милиция уже сталкивалась с такими странными случаями?

И он оказался прав.

В милиции профессор сказал, что, судя по всему, гипнотизер знакомится с одинокими женщинами в электричках, во время гипнотического сеанса узнает, где они прячут ценности, а потом обчищает квартиры…

Вор-гипнотизер попался самым банальным образом. Пришел к ювелиру сдавать бриллиантовые сережки, а они были в списке украденных ценностей. Ювелир не захотел рисковать и позвонил в милицию. Вор-гипнотизер был арестован.

В милицию он еще не попадал и признался во всем сразу.

Он приходил к женщине. Они пили чай, мило разговаривали. Когда он видел, что хозяйка квартиры уже расслабилась, он начинал медленно погружать ее в гипнотическое состояние. Под гипнозом расспрашивал, где хранятся деньги и ценности. Потом уходил, взяв запасной ключ или присмотревшись к замку, и возвращался в следующее воскресенье — когда хозяйка возилась на даче.

Дискуссии о том, что гипноз делает с мозгом, не прекращаются. Некоторые ученые полагают, что гипноз погружает человека в транс, когда мозг работает иначе, чем обычно. Человека посещают видения, у него начинаются галлюцинации, он может вспомнить забытое или явственно увидеть то, что произошло бог знает как давно. Или не чувствовать боли…

Но если гипноз вводит мозг в некое особое состояние, то, выходит, гипнотизер наделен какими-то сверхъестественными способностями?

Большинство ученых не считают, что гипноз способен изменить поведение и сознание человека. Гипнотическое состояние — просто результат сильного воображения и расслабления.

У гипноза есть серьезные противники. Они говорят: никто из нас не знает, как именно он действует. Разве этого недостаточно, чтобы его запретить?

Одна женщина умерла сразу после сеанса гипноза. Возбудить уголовное дело прокуратура отказалась, считая причиной смерти сердечный приступ. Но мать умершей уверяла, что все дело в сеансе гипноза. Гипнотизер погрузил ее дочь в сон, а потом сказал, что сейчас она очнется, потому что ее пробудит ото сна электрический удар мощностью в десять тысяч вольт.

Гипнотизер, конечно, не знал, что у женщины был печальный опыт — ее однажды ударило током. Его слова были для нее шоком, и шок привел к смерти.

Гипнотизер не обладает никакой особой силой.

Гипноз действует на человека только в том случае, если сам человек этого желает. Гипноз — как Дед Мороз. Он приходит только к тем, кто в него верит.

Ни одна из женщин, ставших жертвой вора-гипнотизера, не поверила в то, что их гипнотизировали. Что касается истории с Валентиной Петровной, обнаружившей следы укуса на руке, — это тоже была проделка гипнотизера, желавшего себя обезопасить. Он подумал, что она не решится никому жаловаться на ночные визиты вампира. Плохо он знал женщин…

Курьер-разиня

Всю ночь он не сомкнул глаз и даже под утро не задремал. Он предусмотрительно запасся термосом с горячим кофе. Но кофе ему был не нужен. При мысли о том, что у него в сумке, сон сам пропадал. Он купил в дорогу сосисок в тесте, но кусок в горло не шел.

Из своего купе — за всю дорогу! — он выходил только дважды и прихватив с собой сумку. Соседи в купе сомнений не вызывали — пожилая супружеская пара с внуком, но такие деньги он бы и отцу родному не доверил. Утром и в середине дня соседи ходили в вагон-ресторан обедать, он отказался. Так и сидел возле окна, считал километровые столбы.

Когда поезд подошел к Москве, Юра Крапивин смотрел на часы и мысленно подгонял стрелки. Поскорее бы добраться. На вокзальной площади его ждут ребята с машиной — отдаст сумку, получит деньги и может гулять. Получит столько, что хватит надолго. Он впервые взялся за такую работу, польстившись на вознаграждение, и боялся подвести заказчиков. Понимал, что люди эти серьезные. В случае чего — не простят.

Он надел куртку, проверил — не оставил ли чего в купе, и уселся возле самой двери, сумку поставил на колени и держал ее обеими руками.

Ближе к Москве сонные пассажиры ожили, приободрились. Они суетились, одевались, подтаскивали чемоданы поближе к выходу, возбужденно переговаривались. Это было его время. Вадик садился в поезд на предпоследней остановке. Он знал, что в толчее и сутолоке перед конечной остановкой поезда можно улучить момент и прихватить что-то ценное. Когда пассажир спохватится, уже будет поздно.

Среди суетившихся пассажиров Вадик приметил молодого человека в куртке, который сжимал сумку так, словно она была набита драгоценностями. Если бы там были носильные вещи или сувениры, он бы так в сумку не вцепился, сообразил Вадик.

Сумка была самая что ни на есть обыкновенная. Будь у него побольше времени, он постарался бы подменить ее. Парень узнал бы о своей потере только дома. Но до конечной остановки оставалось всего минут пятнадцать, так что придется парня огорчить раньше. Ну да он молодой, еще наживет, подумал Вадик.

Крапивин торопился, поэтому стал протискиваться к выходу. Это оказалось непростым делом. Нетерпеливые пассажиры уже выставили в проход весь свой багаж и сами напирали друг на друга. Он все же попытался протиснуться вперед.

Когда поезд остановился, он сумел спрыгнуть одним из первых и бодро двинулся вперед. И тут вдруг почувствовал легкость — сумка, которая только что висела на плече, исчезла. Он бросился назад — неужели выронил? И увидел на другом конце перрона какого-то парня со своей сумкой. Украл, сволочь! Крапивин бросился за вором, но тот буквально ввинтился в толпу и исчез.

Что же делать? Не в милицию же ему обращаться? Он побежал на площадь, где его ждали.

Увидев, что Крапивин бежит без сумки и с безумными глазами, мужчина вышел из машины и негромко спросил:

— Что случилось? Где?..

— Украли! — чуть не закричал Крапивин и тут же понизил голос: — Парень сорвал с плеча и убежал. Я его запомнил!

— Куда убежал? — спросил мужчина.

— В ту сторону.

— Садись, — приказал он.

От сумки надо было поскорее избавиться, думал Вадик. Лучше всего сделать это в туалете. Если там деньги или ценности, он рассует их по карманам, документы выбросит, а сумку сложит и оставит где-нибудь в урне.

Туалет был в другой стороне, и он направился туда быстрым шагом, но стараясь не привлекать к себе внимания. И тут увидел человека, у которого украл сумку. Он внимательно рассматривал толпу. Рядом с разиней стоял мужик, который Вадику не понравился. Мимо разини он бы как-нибудь проскочил. Но этот человек был не из тех, у кого можно было что-нибудь украсть.

Что же там такое в сумке, что они бросились его искать?

Вадик заметался: надо выбросить сумку, но прежде ознакомиться с ее содержимым. Он нырнул в толпу и вместе с ней выскользнул за привокзальную площадь. Оглянулся и увидел, что преследователи не потеряли его, а идут по пятам.

Он колебался недолго. Возле вокзала стояли частники, которые предпочитали иногородних гостей, с которых можно было слупить втрое против обычного тарифа. Вадик распахнул дверцу первой попавшейся машины, плюхнулся на сиденье рядом с водителем и выпалил:

— В Лианозово, плачу двести. Давай, шеф.

Водитель включил зажигание, и машина тронулась. Вадик оглянулся и с облегчением увидел, что разиня и его компаньон стремительно отдаляются. Вадик расположился поудобнее и попросил:

— Включи музыку, шеф. Надо жить веселее.

Водитель в теплой меховой шапке иронически посмотрел на него:

— Приезжий?

— Приезжий, приезжий, — довольный собой ответил Вадик.

Ему не терпелось заглянуть в сумку, но он не хотел этого делать в присутствии водителя. И он покрепче прижал ее к себе.

— Ты чего сумку, как бабу, жмешь? Золото, бриллианты везешь? — покосился на него водитель.

Вадик неопределенно хмыкнул. Возбуждение улеглось, и он почувствовал, что устал. Ему хотелось поскорее добраться до своей берлоги, поесть и выпить — он заслужил.

Больше водитель не обращал на него внимания. Он озабоченно прислушивался к двигателю, крутил головой, поддавал газу. Потом вдруг свернул на обочину и сказал Вадику:

— Прости, друг, надо посмотреть — что-то двигатель стучит.

Он вылез из машины и открыл капот. Вадик в технике ничего не понимал. Подумал: может, расплатиться с этим горе-водителем и остановить другую тачку? Ему неохота было вылезать из теплой кабины на морозный воздух. Водитель заглянул в машину и улыбнулся:

— Подожди минуту, сейчас поедем.

Вадик кивнул. И тут кто-то распахнул дверцу с его стороны и выдернул из машины. Какой-то здоровый мужик, хладнокровно вырвал из его рук сумку и бросил ее в машину, залез ему в карманы пиджака, вытащил кошелек и вообще все, что там было. Затем с силой толкнул Вадика в снег, сел на его место в машину, и она рванула с места, обдав его грязью.

Ошеломленный Вадик посмотрел машине вслед. Он слышал о ребятах, которые таким вот образом грабят приезжих лохов. Но как он мог попасться в такую ловушку! Вадик встал и отряхнулся. Слава богу, что он успел опустошить сумку, пока водитель возился с двигателем. В куртке у него были глубокие внутренние карманы, туда он и запихнул содержимое сумки. А в ней было сто пачек по десять тысяч долларов. Ровно миллион, если они, конечно, не фальшивые.

Первые несколько минут водитель в меховой шапке гнал машину с бешеной скоростью — вдруг этому дурачку взбредет в голову пуститься в погоню. Он то и дело смотрел в зеркальце заднего обзора. Но постепенно напряжение его отпустило.

Его напарник тем временем вывернул бумажник и кошелек Вадика, разочарованно пересчитал бумажки — у Вадика с собой были гроши.

— Посмотри в сумке, — сказал водитель. — Он за нее трясся.

Напарник расстегнул молнию и вытряхнул содержимое. Ему на колени высыпались две рубашки, пачка туалетной бумаги, маленький термос и целлофановый пакет с сосисками, запеченными в тесте.

Напарник открыл термос и увидел, что он пуст. Методично разломал сосиски — в них ничего не было.

Он еще раз внимательно осмотрел сумку, вывернул ее наизнанку и после этого внимательно посмотрел на водителя. Тот пожал плечами.

— Парень бежал с этой сумкой так, что я решил, что он слямзил ее у кого-то, — оправдывался водитель. — Я думал, у него полно денег.

Напарник откусил сосиску и сморщился:

— Вот дрянь-то.

Это были его первые слова за весь день.

У светофора они свернули направо. Уже стемнело. В переулке их обогнала какая-то машина и вдруг остановилась, перегородив им дорогу.

— Что за идиоты! — возмутился водитель.

Но больше ничего не успел сказать. Из затормозившей машины выскочили четыре мужика. Они распахнули дверцы с обеих сторон, выволокли пассажиров и положили в снег. У них было оружие, поэтому ни испуганный водитель, ни его грозный на вид напарник даже не сопротивлялись. Один из четверых раскрыл сумку и увидел, что она пустая.

— Где? — коротко спросил старший из четверых.

— Там ничего не было! Клянусь! — выпалил водитель. — Мы сами ничего не понимаем.

Им не поверили. Погрузили в машину и вывезли за город, в пустынное место, где всю ночь допрашивали с пристрастием. Но ни водителю, ни его сникшему напарнику сказать было нечего… Деньги исчезли бесследно.

Эта история произошла года полтора назад.

А недавно в одном из самых дорогих ресторанов нашего города отмечал свой день рождения преуспевающий бизнесмен, еще совсем молодой человек.

Школьные друзья, которых он пригласил, честно признались, что не ожидали от него такой прыти. И в школе-то он учился неважно, и специального образования не получил, и в тюрьме, говорят, успел побывать. А сумел все-таки заработать много денег и основать собственную компанию.

И теперь уже все обращаются к нему уважительно, по имени-отчеству — даже те, кто привык называть его просто Вадиком.

Часть пятая КТО ЖЕ ИМ ПОМОЖЕТ, ЕСЛИ НЕ Я?

Призраки в доме

Его дом был заполнен призраками.

Иногда он вообще не мог заснуть. Уставший мозг отказывался отключиться. Или в лучшем случае ему удавалось задремать под утро, приняв сильное снотворное.

Ночью призраки нагло расхаживали по его квартире,шумели, не обращая внимания на хозяина, громко переговаривались между собой. Это были убитые, раненые, искалеченные люди — все, кого он встречал на войне.

Когда ему начинали сниться такие сны, он понимал: пора заняться чем-нибудь стоящим.

Однажды ко мне обратилась женщина, которая недавно вышла замуж. Ее звали Лина. Она очень любила своего мужа, и все у них было прекрасно. Но их кто-то преследовал. Она не могла понять, кто и почему. Ей казалось, что их с мужем с кем-то спутали и преследуют по ошибке.

Когда Руслан пришел домой с рассеченной щекой, Лина охнула: что с тобой?! Руслан объяснил: подрался в подъезде с хулиганом.

Лина полезла в аптечку за йодом и стала его отчитывать: ну как ты умудрился подраться? Ты же все-таки руководитель отдела, у тебя полсотни подчиненных, а ведешь себя как драчливый мальчишка. Видишь хулигана, обойди стороной. Руслан пренебрежительно отмахнулся. Крепкий и спортивный, он действительно никого не боялся, чем и нравился Лине.

Но эта драка в подъезде оказалась лишь первым эпизодом. Через неделю на Руслана напали трое. На шум выбежали соседи, и нападавшие исчезли, но на сей раз ему досталось основательно.

Несколько дней он сидел дома — неудобно заведующему отделом ходить на работу с подбитым глазом. Коллеги Руслана уважали — он был блистательным специалистом в области спутниковых технологий, таким все прощают, но он не хотел лишних расспросов.

Утром Лина, уходя на работу, вытащила из почтового ящика листок, на котором крупными буквами было написано: «Тебе конец. Ты нам за все ответишь». Лина в растерянных чувствах вышла из подъезда и увидела двух смуглых парней, явно приезжих с юга. Они пристально посмотрели на нее и отвернулись.

Лина поехала не на работу, а в милицию. Через несколько минут она вернулась с патрульной машиной. Увидев милиционеров, парни бросились бежать, но скрыться не успели. Документов у них не оказалось. Почему пытались бежать?

— Испугались, — ответили они.

Парней обыскали, оружия у них не было. Парней повезли в милицию, а Лина поспешила к мужу, чтобы рассказать ему обо всем.

Руслан выслушал ее очень спокойно, улыбнулся и сказал, что она напрасно все это затеяла. Никто ему не угрожает, опасаться им нечего.

— Вот увидишь, парней отпустят, они у подъезда случайно оказались, — уверял он ее.

Так и вышло. Парни жили в гостинице, там у них нашлись документы, и их действительно отпустили. Оба жители Абхазии, сообщил Лине участковый.

«Может быть, у меня и в самом деле слишком развитое воображение, — думала Лина. — Женщины, как наседки — бросаются на любого, кто тронет их птенцов».

Через день рано утром взрывом разнесло дверь их квартиры. Дверь была стальная, надежная, никто не пострадал, но грохот был страшный. Лина в ужасе выскочила из кровати, думая, что началась война.

Когда ушла милиция, когда они все подмели и убрали и заказали новую дверь, Лина спросила мужа:

— Ты уверен, что не попал в какую-то дурную историю?

Руслан развел руками:

— Сам не пойму, в чем дело.

Неделю они прожили спокойно. А потом Лина опять нашла в почтовом ящике записку с угрозами и решила, что должна выяснить, что все это означает.

Она хотела найти людей, которые их преследуют, чтобы объясниться с ними и доказать, что они с Русланом ни в чем не виноваты. Они не занимаются бизнесом, ни в каких сделках не участвуют. Лина работает в поликлинике, Руслан — в почтовом ящике. Какие к ним могут быть претензии? И Лина обратилась за помощью ко мне.

По ночам он видел фигуры людей, слышал выстрелы, треск взорванных и горящих домов, чувствовал запах тлеющих матрацев и свежей крови.

Парень, которого он застрелил в Сухуми, посетил его неделю назад. Парень был весь в крови — пуля попала ему прямо в затылок. Выстрел был удачный.

Гости из прошлого не забывали его и навещали по очереди. Недавно ночью во сне он опять побывал в Сухуми, где чуть было не пристрелили и его самого.

Он гордился тем, что пули обошли его стороной и он сидит у себя дома на кухне, смотрит телевизор, ест, гуляет, спит с женой. Хуже было, когда он располагался на ночь рядом с остывающими трупами людей, которых убили на его глазах.

Но когда ему снились эти сны, он не чувствовал страха. Напротив, ему хотелось вернуться туда, где все это происходит. Он скучал по войне, по тайной войне, которую он вел раз в год.

Я съездил в гостиницу, где останавливались те два подозрительных парня, которых Лина увидела возле своего подъезда. Но гости с юга уехали из Москвы в тот же день, когда их задержала милиция. Совпадение? Или они уехали, потому что засветились?

Я навел справки о почтовом ящике, где работал Руслан. На этом предприятии делали спутники.

— Он хорошо зарабатывает? — поинтересовался я у знакомых.

— Да что ты, — удивились они, — там платят копейки.

— Откуда же у него деньги на машину?

— Наверное, преподает.

Я проверил: Руслан нигде не преподавал и не подрабатывал. Так откуда же у него деньги? Торгует своими изобретениями? Мне надо было еще раз поговорить с Линой.

Они с Русланом познакомились всего несколько месяцев назад — в гостях у общих знакомых. Лина только что развелась и жаждала новой жизни. Руслан развелся несколько лет назад и начал побаиваться, что, если холостяцкая жизнь затянется, он больше не решится связать себя брачными узами.

У них нашлись общие интересы — спорт и машины. Они неплохо смотрелись вдвоем. Лина — красивая, эффектная. Руслан — высокий, широкоплечий. Роман у них был бурный, и вскоре они стали жить вместе. Перед свадьбой Руслан отпросился у Лины в отпуск.

Лина предлагала поехать вместе в Турцию, но Руслан сказал, что занимается подводным плаванием. Каждое лето ездит на базу — на Черном море, но ей там жить будет негде. Мудрая Лина перед свадьбой не стала настаивать на своем.

Руслан вернулся поздно ночью. Самолет опоздал. Лина ждала его и задремала в кресле. Проснулась, когда Руслан с грохотом опустил свой рюкзак на пол. Он был в грязной одежде, небритый, злой и усталый. Он сильно загорел и похудел, но считать его отдохнувшим было трудно.

Руслан пошел в ванную. Лина принесла ему чистое белье и увидела, что он снимает бинты с плеча. Под ними была настоящая рана, которая уже начала подживать. Руслан пробурчал, что неудачно нырнул и распорол плечо о какую-то железяку. Лина помазала ему плечо йодом и вновь забинтовала.

В пятницу они зарегистрировались. Под пиджаком повязка была совсем незаметна. В субботу Лина окончательно переехала к Руслану, а в ночь с воскресенья на понедельник у них попытались угнать машину.

Утром, собираясь на работу, Руслан обнаружил, что машину вскрыли, несмотря на хитрую сигнализацию, но угнать не сумели, потому что не разобрались во всех ее секретах. «Кому это понадобилось?» — удивилась Лина. Машина того не стоила — она в хорошем состоянии, но не новая, таких «жигуленков» полон двор. Почему же пытались угнать именно их машину?

Руслана это не обеспокоило, он даже в милицию не пошел, переделал сигнализацию, поставил новые замки и ездил как ни в чем не бывало. Через неделю машину угнали — ночью подцепили и увезли. Руслан вздохнул и сказал, что давно собирался купить новую.

Лина была поражена его безразличием. Вообще ей нравились его невозмутимость и спокойствие, но не до такой же степени! Угнав машину, неизвестные взялись за самого Руслана.

— А где отдыхал ваш муж? — спросил я.

— Где-то на Черном море, — растерянно ответила Лина, — точно не знаю.

Его приятели тоже не знали, где он провел отпуск. Раньше они ездили отдыхать все вместе. Но лет пять назад Руслан занял деньги на машину, рассчитывая на крупную премию. Однако премию ему не дали, и тогда он взял отпуск, чтобы подработать. Вернулся через месяц худой и черный, но сразу же отдал долг. И с тех пор каждый год куда-то уезжает и возвращается с большими деньгами.

Где же на юге может заработать человек его профессии и его способностей? Бизнесом он не занимается. За что же там еще платят деньги?

Догадаться было не так уж сложно. Только мне надо было проконсультироваться у опытных людей. Может быть, они и Руслана знают? Это ведь узкий мирок.

Только у своего дома Руслан понял, что его преследуют. Эта «Волга» шла за ним от самого центра. Значит, они знают, где он работает, хотя контора у него секретная, почтовый ящик, этот адрес нигде не значится.

Он затормозил у телефона-автомата и позвонил домой. Жена взяла трубку.

— Я хочу, чтобы ты немедленно ушла из дома. Поезжай к родителям и жди моего звонка, — сказал он.

Оставив машину у подъезда, он поднялся на свой этаж. Пока поднимался в лифте, к дому подъехала «Волга». Из нее вылезли два человека и вошли в подъезд.

Знающие люди подтвердили, что в определенных кругах хорошо знают Руслана. Инженера ценят за то, что в боевых условиях он может мгновенно организовать устойчивую радиосвязь.

Услуги его стоят довольно дорого. Он мог бы зарабатывать много больше, но занимается этим только один раз в год — во время отпуска. Каждый год он уезжает куда-нибудь в горячие точки, где идут бои, и предлагает свои услуги в качестве специалиста по радиосвязи.

Впервые Лина не послушалась мужа, и правильно сделала. Она позвонила друзьям и вызвала милицию. Когда все приехали, Руслан лежал у себя в коридоре с пробитой головой. Он был жив, его отвезли в больницу. Следы крови, которые вели к лифту, свидетельствовали о том, что нападавшим тоже досталось.

Зачем Руслан этим занимался? Сначала из-за денег, а потом ему это понравилось. Он был авантюристом по натуре. Прыгать с парашютом или летать на самолете — это неплохо, но упоение боем — это нечто большее. Ему нужен был риск, и он стал ездить туда, где стреляют, и стрелял сам. Кончилось это плохо. Враги тех, кому он помогал, решили с ним разделаться.

Врачи пока не сообщают Лине окончательного диагноза. Возможно, до конца своих дней Руслан останется парализованным.

Мальчик с большими ножницами

Василий вырос без родителей — они умерли, когда он был совсем маленьким. Он даже их не помнил. Его воспитывали родственники матери. Услышав, что он каждую ночь рыдает, они отвели его в поликлинику. Почему-то к его рассказам врачи отнеслись очень серьезно. Его лечили, и постепенно он избавился от ночных кошмаров. Но вдруг, спустя много лет, детский сон вернулся к нему. Да-да, это был тот же самый сон…

Он не может понять, где находится. Это не его нынешняя квартира и не дом родственников, где он вырос. Но вся обстановка почему-то ему очень знакома. Он входит в большую комнату — он был здесь, но когда, с кем, кто здесь живет?

В руках у него большие ножницы. В комнате кто-то есть, но в полутьме он никак не может разглядеть, кто это — мужчина или женщина.

То, что происходит дальше, ужасно. Он подкрадывается к этому неясному силуэту сзади и со всей силы вонзает ножницы в спину. В эту секунду человек поворачивается. Василий хочет увидеть, кого он ударил, ему кажется, что он узнает это лицо, — и тут просыпается, разбитый, измученный, и уже не может заснуть до утра.

Этот сон повторялся несколько дней подряд. Он стал засыпать на работе и понял, что так долго не продержится.

Он зашел к врачу. Тот выписал успокоительную микстуру, советовал побольше гулять и объяснил: скорее всего, это следствие сильного стресса. Спросил: у вас неприятности?

Назвать происходящее неприятностями было бы слишком дипломатично. В семейной жизни у Василия произошла катастрофа.

Полгода назад, когда он ездил в Санкт-Петербург по делам, у него случился короткий роман с тамошней партнершей по переговорам. Милая женщина без предрассудков, она вела себя свободно. Заинтересованный в успехе переговоров, Василий был очень внимателен. Беседа у них затянулась, потом они пошли ужинать, он заказал шампанское, а дальше все развивалось так, как это и случается в подобных ситуациях.

Утром Василий пожалел, что дал себе волю, и с легким сердцем распрощался с милой петербургской барышней, твердо решив больше с ней не встречаться. Уже на обратном пути в Москву он забыл об интрижке.

Но милая барышня отнеслась к произошедшему серьезнее. Она стала названивать своему новому знакомому, разговаривала с ним нежным голосом, настойчиво напоминала о приятных минутах и обещала вскоре навестить его в Москве.

А телефон у Василия на работе общий; незаметно сняв параллельную трубку, запросто можно послушать, о чем он так мило беседует. Словом, о его выездном романе скоро стало известно всем сотрудникам, и очень быстро об измене Василия донесли его жене Люсе.

Василий во всем признался, просил прощения, но Люся устроила скандал. Их брак был на грани развала. И тогда Василию стал сниться давний страшный сон. Он несколько раз вечером напивался — в надежде, что алкоголь избавит его от проклятого сна, но сон продолжал его преследовать. Кончилось тем, что однажды пьяного Василия задержала милиция…

Вот тогда Люся обратилась ко мне за помощью. Как бы она ни злилась на мужа, она хотела вызволить его из кутузки. Я сделал все что мог, его отпустили. Василий, в конце концов, не забулдыга, а весьма положительный человек. Неприятности бывают у каждого.

Я понял, что он очень переживает. Когда я отвозил Василия домой из милиции, он, можно сказать, мне исповедался.

Василий говорил, что эта нелепая история в Санкт-Петербурге буквально разрушила его жизнь. Он винил только самого себя. Постоянно повторял: я совершил чудовищную ошибку и сам перечеркнул наши отношения с Люсей.

— Та ночь в Петербурге ничего не значит в моей жизни, — сказал он. — Сам не знаю, как это случилось.

Он бы давно забыл о той женщине, если бы Люся не напоминала ему о ней буквально каждый день.

Василий осознавал свою вину и делал все, чтобы Люся забыла эту историю. Он любил только жену и хотел с ней остаться.

— Но, бог мой, теперь Люся обращается со мной, как с убийцей-рецидивистом! — качал головой Василий. — Она просто не дает нам возможности забыть глупость, которую я сотворил.

Люся заводила речь о его измене всякий раз, когда чего-то хотела. Она превратилась в семейного тирана. Василий вообще лишился права голоса, даже в мелочах. Люся решала абсолютно все: какой фильм им смотреть по телевизору, что муж должен купить, чтобы доставить ей удовольствие.

Она решила, что через две недели они поедут на юг отдыхать.

— У меня на работе очень трудное положение, и я не могу взять отпуск! Может, поедешь с подружкой? — робко сказал он.

Но она высокомерно ответила, что он должен все бросить и исполнять ее желания.

И все это потому, что муж однажды изменил ей. Если он не делал того, что она велела, она ему напоминала, какой он негодяй:

— Ты у меня в неоплатном долгу. Если бы у тебя была тысяча жизней, ты все равно не искупил бы своего предательства.

Василий понимал, как глубоко он обидел Люсю, и пытался восстановить отношения. Но она тяжело переживала его измену и не могла забыть, какой удар он ей нанес.

Василий продолжал жаловаться мне. Он просто не знает, что еще может сделать, чтобы ей угодить. А она не говорит, как ему поступить. Он заставил ее страдать, и теперь Люся желает, чтобы муж тоже страдал… Но даже преступники рано или поздно выходят из тюрьмы, отсидев свой срок. А Василий, получается, приговорен к пожизненному заключению без права помилования.

Однажды мне позвонила Люся. Она говорила не из дома, а из телефона-автомата. Была очень взволнована, попросила о встрече.

Мы встретились на улице, и она рассказала, что с Василием происходит что-то ужасное. Она давно заметила, что ему каждую ночь снятся кошмары, он весь дрожит и просыпается от страха. Но это еще полбеды. Прошлой ночью он вскочил с постели, подошел к письменному столу, схватил большие ножницы и стал приближаться к Люсе.

Она закричала. Он остановился, выронил ножницы, и вдруг она поняла, что он делает это во сне. Она встала, потрясла его за плечи и разбудила. Он не мог понять, почему стоит посредине комнаты, и сказал, что ему снился обычный кошмарный сон.

Я сказал, что Василия надо срочно показать хорошему врачу, и объяснил, какому. Люся, видимо, не поняла, что надо поспешить, и тогда все это и случилось.

Следующей ночью Василию опять приснился его сон. Когда Люся проснулась, он уже склонился над ней с ножницами в руке… Ей показалось, что в следующую секунду он ее убьет. Она закричала. Василий замер, потом пришел в себя. Он опять ничего не мог понять.

Врачи посоветовали ему обследоваться. Люся была в шоке. Вечером она мне позвонила, рассказала новости. Я осторожно перевел разговор на их нынешние взаимоотношения. Как я понял, Люся продолжала считать, что имеет полное право попрекать мужа изменой: пусть тоже прочувствует боль.

— Он заслужил то, что получил, — сказала она. — Пусть тоже помучается.

Беда была в том, что измена мужа оказалась для нее не первым испытанием. Со мной она была откровенна:

— Один раз я уже отдала свое сердце человеку, который меня предал. Василий об этом знает. Как он мог закрутить роман с кем-то, зная, как мне было плохо, когда меня бросил первый муж? Я тогда чуть не умерла. Что же мне теперь делать? Как я могу теперь доверять? Еще никогда я не чувствовала себя такой униженной!

Люся должна была справиться не только с изменой Василия, но и с прежней болью, оставшейся после первого брака. Она утратила веру в себя. Она стала мучить Василия, потому что это был для нее единственный способ вернуть контроль над своими эмоциями.

Я попытался объяснить ей, что, если она заставит мужа пройти все круги ада, ей никогда не удастся примириться с Василием.

Люся рассказала, что они познакомились пять лет назад и вскоре поженились. Василий незадолго до этого переехал в Москву, сумел найти приличную работу, преуспевал. Хотя Василий вырос без отца и матери, он был очень хозяйственным и заботливым.

А что произошло с его родителями, поинтересовался я. Люся ответила, что он их не помнит. Они погибли в результате несчастного случая.

В ближайший свободный день я съездил в подмосковный город, где родился Василий. В городском загсе нашел запись о его рождении, узнал имена матери и отца. Потом мне удалось отыскать и записи о смерти его родителей.

Они умерли не в один день, как это бывает при несчастных случаях, а с промежутком в неделю: сначала в мир иной ушла мать, затем отец.

Что же произошло в этом тихом городке тридцать пять лет назад?

Улицы, на которой когда-то стоял дом его родителей, больше не существовало — сплошные новостройки. И в милиции, куда я зашел, мне тоже ничем не смогли помочь. Но след нашелся там, где я и предполагал, — в городской психиатрической больнице.

Василий серьезно болел в детстве, потом врачи пришли к выводу, что он выздоровел. Так оно, наверное, и было, но внезапно рухнули отношения с женой — и такой травмы его психика не выдержала.

Когда я вернулся, позвонила Люся и сказала, что Василия хотят положить в клинику. Врачи предупредили, что лечение будет долгим.

— Как вы думаете, ложиться или не ложиться? — спросила она. — Василию не хочется надолго выбывать из нормальной жизни. Может быть, нет необходимости в госпитализации?

Я постарался убедить ее последовать совету врачей.

Я пока не решился сказать Люсе, что стало причиной болезни ее мужа… Когда Василий был совсем маленьким, во внезапном порыве гнева он ударил свою мать ножницами. И убил ее. А отец покончил с собой, потому что не мог жить с мыслью о том, что его маленький сын — убийца.

Мальчика лечили, и врачи полагали, что лечение помогло, прошлое забыто навсегда. Но тяжелый стресс вернул его к прошлому.

Музыкальная игрушка

Он грабил квартиры так же часто, как другие ходят в кино. Главное — установить, когда хозяина не будет дома. А открыть дверь, какие бы замки ни ставили опасливые хозяева, — это для него было самым простым. Он умел даже находить и отключать сигнализацию. Но вообще-то он почти безошибочно выбирал квартиры без сигнализации — не хотел рисковать.

Он отсидел в общей сложности восемь лет и тюрьмы не боялся, но считал, что всякий раз попадался из-за собственной глупости. А теперь решил, что поумнел. Все-таки в определенном смысле мастер, профессионал.

Адрес у него был записан на бумажке. Он пешком поднялся на шестой этаж и остановился у нужной двери. Минуту внимательно рассматривал замки, затем принялся за дело.

Замки были элементарные, и он решил, что успеет сегодня еще в одно место.

Он вошел в квартиру, плотно притворил за собой дверь и включил фонарик. Стараясь не наследить, прошел по коридорчику, изучая, где что находится. Музыкальный центр стоял в комнате у стены. Владелец даже не успел выбросить фирменную коробку.

Он отключил музыкальный центр от сети, выдернул провод, свернул его и засунул в карман. Потом вытащил музыкальный центр в коридор и стал его упаковывать. Через час ему должны отвалить за него шестьсот долларов. Недурной доход за полдня работы.

У него на этот случай была заготовлена крепкая бечевка. Он присел на корточки, чтобы взяться за дело, и тут увидел нечто, заставившее его вздрогнуть. Он не верил своим глазам: так вот в чью квартиру он попал! Он встал и осмотрелся. Ни новенький музыкальный центр, ни обещанные шестьсот долларов теперь его не интересовали…

Вернувшись вечером домой, Таня обмерла. Квартиру ее буквально разгромили — сбросили книги и вещи на пол, разбили посуду.

Она накануне купила большой музыкальный центр. Теперь разбитая техника грудой металла лежала на полу в коридоре.

Она чуть не плакала. Она так заботилась о порядке в квартире… Для нее это было настоящим ударом. Полночи она убиралась, выносила мусор, расставляла вещи по местам. Только под утро заснула. А проснувшись, сообразила: когда она вернулась домой, дверь была заперта. Тот, кто вошел в ее квартиру, открыл и закрыл дверь своим ключом!.. Но она жила одна. Как же этот негодяй проник в ее дом?

Она побежала в хозяйственный магазин, потом привела слесаря из домоуправления, чтобы он сменил замки. Прочные запоры на дверях ее немного успокоили, но она не могла понять: зачем этот кто-то залез к ней? Все вещи были на месте. Неужели этот человек хотел просто выместить свою злость на ее посуде?

Таня пришла ко мне за помощью. Скромная женщина среднего достатка, она считала, что не имеет врагов.

Она откровенно рассказала о своей жизни. Разведена. Бывший муж вновь женился. Сейчас она одна.

Может быть, в ее прошлом были какие-то неприятные и незабытые истории, обиды, скандалы? Она долго вспоминала, но в конце концов развела руками. Сказала, что жила спокойно, без приключений. И вообще она в Москве недавно, так что знакомых у нее здесь мало.

Тогда я заинтересовался другой стороной дела. Неизвестный проник к ней в квартиру на следующий день после того, как она купила дорогой по нынешним временам музыкальный центр. Такое часто случается: кто-то из соседей увидел, что появилась новая дорогая вещь, и шепнул кому-то из приятелей. Наводчик мог дежурить и возле магазина, высматривая покупателей.

Правда, музыкальный центр не украли, он стоял в коридоре. Но, значит, его все-таки хотели вынести, вытащили из комнаты… Почему вор бросил его на полдороге, а не унес, почему стал крушить все в квартире вместо того, чтобы ее ограбить, — эти вопросы я оставил на потом.

Я спросил ее, где она купила эту музыкальную игрушку. Таня назвала небольшой магазин на окраине города. Почему именно там? Увидела объявление в газете: бытовая техника по низким ценам. В воскресенье я съездил в этот магазин — место безлюдное, не то что наводчиков, там и покупателей почти не было. Значит, с магазином это не связано?

И тут мне в голову пришла одна мысль. Я позвонил Тане из телефона-автомата: а как она привезла покупку домой?

— Продавец вызвал мне машину, — ответила она, — водитель и погрузил ящик, и дотащил его до квартиры. Такси стоило бы дороже.

Как выглядел водитель? Она задумалась, голос ее стал неуверенным:

— Молодой парень, светловолосый, в кепке и куртке, молчаливый, вежливый.

Больше она ничего не вспомнила.

Я вернулся в магазин. Тут мне повезло. Появился покупатель, который внимательно осмотрел всю технику и остановился возле самого большого телевизора. Подошел продавец, начал расхваливать товар. Разговор закончился покупкой. После чего продавец стал вызывать машину. Я слышал этот разговор — он звонил в какую-то транспортную фирму и не знал, какую машину пришлют и кто будет за рулем.

Пока покупатель расплачивался, появился мрачный водитель — он же грузчик. Этот длинноволосый брюнет не был похож на того, кто помогал Тане. И он сам явно был здесь в первый раз.

Когда телевизор выносили, я увидел, что продавец что-то записал в большую амбарную книгу и попросил покупателя в ней расписаться.

— Да-да, — вспомнила потом Таня, — продавец записал и мою фамилию, и адрес. Сказал, что своим покупателям магазин сам обеспечивает гарантийный ремонт.

После того случая он опять сорвался. Пил восемь дней, почти не спал. На девятый день он не мог даже глотка воды выпить. Он кое-как дотащился до больницы, где его знали и сразу госпитализировали. Через неделю отпустили. Предложили опять закодироваться, он отказался. Ответил, что способен держать себя в руках. В прошлый раз он продержался почти год.

Во время запоя он истратил все, что накопил. Надо было вновь идти на дело. Попросил адреса, побывал в двух точках, вытащил то, что ему велели, сдал имущество, получил деньги. И не выдержал: опять поехал на ту квартиру.

Он обшарил все ящики и нашел то, что искал.

Таня позвонила вся в слезах: к ней опять залез вор, новые замки не спасли. На сей раз вор перевернул всю квартиру. Он что-то искал и почему-то разорвал все семейные фотографии, которые стояли за стеклом на книжных полках или хранились в альбомах. Уходя, написал на зеркале помадой, которая лежала на столике: «Жаль, что не застал. Я еще приду».

Вот теперь Таня испугалась по-настоящему. Сказала, что боится ночевать дома. Она еще раз поменяла замки и в тот же день перебралась к подруге.

Я не знал, что и думать. Это не обычное воровство. Тут было что-то личное, но Таня мне ничего такого не рассказала. Кто же ее преследует? И что она от меня скрывает? Я позвонил ей на квартиру подруги — телефон она оставила, и спросил насчет фотографий. Ее ответ многое объяснил… Мне надо было поговорить с человеком, который дважды навестил эту квартиру. Но я опоздал.

Он разорвал все фотографии, кроме одной. Рука не поднялась. На ней была она… в тот год, когда они познакомились. И даже одета она была так же, как в тот день, когда пришла к нему на первое свидание. Они были на дискотеке, танцевали под зажигательную музыку. Никогда еще ему не было так хорошо. Они действительно любили друг друга. И ради нее он был готов на все.

Он водил ее по ресторанам, возил на такси. Она спросила, откуда у него деньги. Он ответил откровенно — не собирался от нее ничего скрывать. Она твердо сказала, что ей это не нравится. Они продолжали танцевать. И он, глядя ей в глаза, обещал порвать с прежней жизнью. Он бы сдержал слово. Но она его бросила.

Он остановился у магазина, взял несколько бутылок и поехал домой. Выпил первую бутылку, не закусывая. Он ненавидел самого себя. Но не сумел пересилить себя тогда и не в состоянии бросить сейчас.

Он поставил ее фотографию возле бутылки и пил за ее здоровье. Из еды у него нашлась только буханка хлеба. Вот такой у него получился праздничный ужин с женщиной, которая была его невестой, но женой так и не стала. Он много выпил и, конечно, не соображал, что делает. Он решил, что должен ее повидать.

Когда он вышел из лифта и, пошатываясь, направился к знакомой двери, руки у него дрожали. Он не мог попасть отмычкой в замочную скважину. Но его искусство не понадобилось. Дверь открылась сама, он вошел и попал в объятия милиционеров.

Таня снимала эту квартиру. А принадлежала квартира женщине по имени Марина, которая жила с мужем за границей. Это ее фотографии находились в доме. Когда Марина узнала от Тани, что происходит в ее квартире, она немедленно вернулась в Москву. И вызвала милицию. Именно в этот момент появился странный вор.

Они сразу узнали друг друга, хотя прошло много лет…

Когда они решили пожениться, Игорь рассказал Марине, что он вор, но обещал бросить это занятие. Она ему поверила. Игорь, правда, не признался, что он еще и пьет. Но для себя решил, что капли в рот не возьмет. Их роман длился три месяца, и он не выпил ни рюмки.

Свадьба была назначена на субботу, а в пятницу вечером они ходили по магазинам. И на Калининском проспекте его остановил старый приятель. Игорь познакомил его с Мариной. Приятель потащил их в кафе — надо отметить такое событие. Игорь не хотел идти, потому что твердо решил завязать. Но приятель настаивал. Они просидели в кафе весь вечер. Игорь сначала выпил рюмку, потом еще одну, потом его уже нельзя было остановить.

Марина отвезла его домой на такси. Ночью у него был приступ белой горячки. Марина испугалась. Свадьбу сначала отложили, а потом вообще все рухнуло. Марина не хотела с ним встречаться. Он опять стал пить. Ограбил винный магазин, его поймали и посадили на три года.

Игорь писал ей из колонии, она не отвечала. Но он еще на что-то надеялся.

Когда он вышел, Марина была уже замужем, она поменяла фамилию и квартиру. Это был жестокий удар, который он пережил с помощью водки. В конце концов Игорь решил вычеркнуть Марину из своего сердца, но из этого ничего не вышло.

Он стал профессиональным вором. Работал по наводке. Владельцы нескольких магазинчиков давали ему адреса своих покупателей, он грабил их квартиры и на следующий день возвращал дорогой товар на склад. Зарабатывал неплохо, но, когда случались запои, пропивал все.

Позже я узнал то, чего не знал Игорь.

Человек, который напоил его тогда, накануне свадьбы, и по существу сломал ему жизнь, через год стал мужем Марины. Сделал ли он это с расчетом, строил ли далеко идущие планы в отношении Марины, когда накачивал водкой своего лучшего приятеля, я не знаю. Выяснить все до конца теперь уже невозможно.

Мне кажется, что иногда лучше не встречать старых друзей и — особенно — женщин, которых мы любили в юности. Пусть лучше они остаются в нашей памяти прекрасными и молодыми, чудесным воспоминанием ушедших лет.

А внезапная встреча через двадцать лет может только расстроить. И она — не та, и мы, видимо, не те. И жизнь не сложилась так, как мечталось. А бывает, что такая встреча через много лет заканчивается и вовсе трагически…

Пожарный в сумасшедшем доме

Моего друга назначили главным врачом психиатрической клиники, расположенной под Москвой. Он прекрасный врач, доктор наук, в тридцать пять лет защитился. И принял он это назначение с удовольствием, хотя до столицы сто с лишним километров. Не ближний свет, зато работа самостоятельная, сам себе хозяин.

Пациентов в клинике сравнительно немного. Некоторые больные лежат подолгу, но большинство ложатся на два-три месяца, чтобы прийти в себя, подлечиться и вернуться к нормальной жизни. Режим строгий, потому что есть отделение для буйных, но персонал подобрался доброжелательный, участливый, заботливый, что в психиатрии поважнее лекарств.

Для моего приятеля два обстоятельства оказались сюрпризом: полное отсутствие денег, из-за чего он каждую неделю ездит в министерство, и один таинственный пациент.

Увидев историю его болезни, мой друг не поверил своим глазам: пациенту было девяносто пять лет. А поместили его в клинику семьдесят лет назад, когда ему было всего двадцать пять!

Диагноз, с которым его госпитализировали, не сохранился. Есть новый, поставленный комиссией сравнительно недавно, — вяло текущая шизофрения и стойкое расстройство памяти. Но не из-за этого же его держат в клинике семьдесят лет? А из-за чего?

Об этом в истории болезни ни слова. Она почти новая — заведена пятнадцать лет назад, когда закончилась старая. «А где же старая?» — спросил мой друг. Пропала вместе со всем архивом, когда клинику переселяли в другое здание.

Он расспросил всех ветеранов в клинике, но самый старый из них появился здесь в шестидесятых годах. Врачи, которые когда-то приняли этого загадочного пациента и пытались лечить, давно умерли.

Ветераны помнили, что лет двадцать назад обсуждался вопрос, не отпустить ли старика, поскольку никакой опасности для общества он не представляет, а лечение вполне можно проводить на дому. Но решили этого не делать — не по медицинским соображениям, а по человеческим.

Пожалели старика. Он так долго провел взаперти, что уже просто не смог бы жить на свободе, один, без дома, профессии, друзей, без помощи и поддержки. Здесь, в клинике, о нем заботились, лечили, кормили и одевали. У него была постель, какая-то работа и немного денег на сигареты.

«Почему он вообще здесь оказался?» — спрашивал мой друг. Один из ветеранов, который пришел в клинику ординатором после института, вспомнил: когда-то говорили, что тут есть какая-то тайна и что в историю пациента посвящен только главный врач. От одного главного врача эта тайна переходила к другому. Но последний главный врач, который много лет руководил клиникой, умер. И с ним в могилу ушла эта тайна. Долгое время не могли подобрать нового главврача. Только мой друг согласился.

Это объяснение его не удовлетворило. Что еще за загадки в медицинском учреждении? Он поехал в министерство, попросил порыться в архивах, но там нашлись только хозяйственные документы, относящиеся к клинике: сметы, отчеты, бухгалтерские ведомости.

В начале шестидесятых состояние всех пациентов изучала медицинская комиссия, но и ее выводы исчезли — в Министерстве здравоохранения копии тоже не сохранились.

Мой друг несколько раз пытался поговорить с пациентом. Тот не мог сказать, почему он оказался в клинике.

Единственное, что он точно помнил, это дату своего рождения. Родственников у него не было, никто ему не писал, никто не приходил. В клинике к нему все хорошо относились. До самого последнего времени он работал садовником.

Поразительно то, что физически он еще очень крепок. Видит без очков, хорошо слышит. Правда, он больше не может возиться в саду. Единственное удовольствие, которое у него осталось, это курение. Он выкуривает полпачки в день.

— За двадцать лет он, наверное, и десяти минут со мной не проговорил, — сказал заместитель главного врача. — Он всегда молчит. Хороший мужик, безобидный. Пока мог работать, он все делал быстро, никогда не сидел на месте. Приятно было видеть человека, которому нравится трудиться.

Мой друг с изумлением наблюдал за своим таинственным пациентом. Это был человек, о котором время забыло. Безобидный старичок, которого отправили в психиатрическую клинику семьдесят лет назад и которого так и не выпустили на свободу, смотрел на врача спокойным и безмятежным взором. Он ни на что не обижался.

Ровесник века, он даже не был знаком с тем, что принес человечеству XX век. Он не испытал радостей нашего столетия, но и не страдал от его несчастий. Он никогда не звонил по телефону, не управлял машиной, не летал на самолете и вообще никуда не ездил.

— Но в принципе, почему его могли поместить в эту клинику? — спросил я, когда мой друг все это рассказал.

— В те времена психиатрия была ограничена в методах и средствах, — ответил он. — Больного первым делом отправляли в клинику. Позднее стало ясно, в этом не всегда есть необходимость. Теперь-то мы понимаем, что, если у больного и есть отклонения, их можно лечить, оставляя человека в привычном, нормальном окружении, а не вырывая из жизни.

— Но он все-таки нездоров? — уточнил я.

— Да, это очевидно, но почему его продержали в клинике семьдесят лет, не понимаю!

— Может быть, его отправили в психушку, как это позднее делали с диссидентами? — предположил я.

— Нет, — сказал мой друг, — это началось в шестидесятых годах.

— Неужели нет ничего, что могло бы натолкнуть на мысль о его прошлом?

— Он постоянно рисует, — сказал мой друг. — Карандашом на обычной бумаге. Очень примитивно и всегда одно и то же. Он рисует пожарных в касках старого образца и пожары. Его в клинике за глаза так и называют «пожарным».

— Так, может быть, он и был пожарным?

— Я написал письмо в Министерство внутренних дел, у них хорошие архивы. Особо просил проверить, не служил ли он в пожарных частях. Ответ отрицательный.

Мой друг не успокоился и написал еще и письма в Министерство обороны и в Федеральную службу безопасности — на всякий случай. Ответили отовсюду, хотя и не скоро. Этот человек нигде не числится. Он не состоял на военном учете и не совершал никаких преступлений, даже нигде не был прописан. Его паспорт хранился в сейфе главного врача и был девственно чистым — никаких пометок.

— Может быть, он сам стал жертвой пожара? — предположил я.

— Не похоже, — покачал головой мой друг. — Он должен бы бояться огня, разговоров о пожарах. Но нет, он раньше охотно помогал в котельной, жег листву в саду. Конечно, — добавил он, — рисунки для психиатра важнейший материал для размышлений. Наверное, это ключ к тому, что с ним произошло. Но пациент слишком стар, чтобы достучаться до его заблокированной памяти.

— Может быть, его надо подвергнуть гипнозу, — наивно предложил я.

Мой друг посмеялся: гипноз серьезное дело, только дилетанты думают, что с помощью гипноза можно творить чудеса.

— Боюсь, что мне так и не удастся разгадать эту тайну, — вздохнул мой друг. — Эта история для тебя, — сказал он, прощаясь, — ты любишь такие загадки.

Он оставил мне несколько рисунков своего странного пациента. Рисунки не профессиональные. Этот человек никогда не учился рисовать, но советских пожарных двадцатых годов он изобразил достаточно точно.

Наверное, он все-таки пострадал из-за пожара, подумал я. Может быть, все родные его погибли и он повредился в уме. Иначе зачем ему рисовать пожары и пожарных?

Я даже попробовал найти следы такого пожара. Если в огне гибли люди, об этом в те годы писали в городской хронике. Этого человека отправили в клинику в двадцать восьмом году, значит, следовало порыться в газетах двадцать седьмого — двадцать восьмого годов.

Смотреть старые газеты — утомительное, но безумно интересное занятие. В подшивке «Вечерней Москвы» я нашел описания множества пожаров, но нигде не было упоминания о молодом парне, который бы потерял в огне дом и родных. Я уже стал думать, что я ошибся. Мало ли почему в поврежденном мозге больного рождаются огненные видения и лица пожарников в касках…

Когда я просматривал последнюю подшивку и решил, что придется уйти ни с чем, я обратил внимание на заметку из уголовной хроники. Она называлась «Приговор „Пожарному“». В ней речь шла о человеке, который занимался поджогами.

Он поджигал дома — причем не из корыстных побуждений, а потому, что ему нравилось смотреть на огонь и слышать крики людей, которые не могут выбраться из огня.

Прежде чем поджечь дом, он подпирал бревном входную дверь так, чтобы ее нельзя было открыть изнутри. Он оставался на месте пожара до самого конца. Он даже не убегал, когда появлялись пожарные и милиция.

На него никто не обращал внимания. Какой же преступник останется на месте преступления? Поймали его случайно. Сосед, страдавший от бессонницы, увидел парня, который запер входную дверь двухэтажного дома, а потом плеснул керосина на стену и бросил спичку. Парня арестовали. Он во всем признался, но не мог объяснить, зачем он это делал.

Я опять достал подшивки и стал смотреть пожелтевшие страницы более внимательно. Теперь я знал, что надо искать.

Я нашел интервью с профессором-психиатром Блажновым, который рассказывал, что занимается интересным случаем. Он пытался лечить молодого парня, который убил одиннадцать человек. Он поджигал дома, причем только жилые. Пустые дома его не интересовали. Первый дом, который он сжег, был его собственный. Сгорели его родители и братья.

Профессор Блажнов был полон оптимизма и говорил корреспонденту, что с помощью современной медицины сделает из этого парня другого человека. Профессор добился, чтобы исполнение приговора было отложено и парня передали ему на лечение. Профессор сменил ему фамилию и обещал научить какой-то профессии.

Это был двадцать восьмой год.

Я позвонил своему другу. Между прочим спросил, как поживает его пациент. Мой друг уже тоже проникся к нему симпатией и сообщил, что вчера у того был день рождения.

— Мы устроили ему настоящий праздник, купили большой торт, всех поили чаем в столовой. Он был очень доволен, улыбался целый день. Пожалуй, он прожил счастливую жизнь.

— Когда ты будешь в Москве? — спросил я.

— Завтра, у меня дела в министерстве.

— Закончишь дела, приходи, поужинаем. Да, кстати, не знаешь случайно, как звали профессора, который основал вашу клинику?

— Конечно, знаю, — ответил мой друг, — профессор Блажнов.

Все сошлось.

Я даже не знаю, рассказывать ли все это моему другу? Все в клинике узнают, что их милый и безобидный пациент, местная достопримечательность — один из самых жестоких преступников своего времени. Нужно ли им все это знать? Или пусть старик доживает свое, окруженный хотя бы каким-то вниманием и заботой?

За свои преступления он рассчитался с лихвой. Профессор обещал тогда, что сделает из него другого человека, счастливого и спокойного, полезного члена общества, и свое обещание сдержал. Только не знаю, не погорячился ли психиатр.

Пустая коробка на кухне

Старый профессор умер ночью во сне. Утром молодая женщина по имени Таня, которая ухаживала за ним последние годы, вызвала врача из академической поликлиники. Тот констатировал смерть от «острой сердечной недостаточности». Профессору было далеко за семьдесят.

Покойника кремировали.

А на следующий день в квартиру профессора приехал его сын Григорий. Он стал разбирать вещи и сразу же вызвал милицию. Старшему оперативной группы он заявил, что отца убили. Его отравила Таня. А перед убийством она заставила старика переписать завещание в ее пользу. Все свое имущество — квартиру, дачу, новенькую машину, деньги в Сберегательном банке — он оставил Тане. Сыну — ничего!

Григорий предъявил милиции орудие убийства — почти пустая упаковка из-под порошков атропина была спрятана на кухне. Григорий, медик по образованию, утверждал, что атропин отцу-сердечнику выписать никак не могли.

Таню и Григория отвезли в милицию, позвонили следователю. Он вызвал эксперта, который подтвердил, что большая доза атропина можетвызвать паралич сердца. Лечащий врач подтвердил, что атропин он профессору не выписывал.

Но как проверить подозрения Григория, если тело уже кремировано? Врач из академической поликлиники был уверен, что у профессора отказало сердце. Следователь спросил его: была бы картина смерти иной, если бы он умер от отравления атропином? Врач сказал, что картина была бы примерно такой же.

Возбудить уголовное дело в прокуратуре отказались, но одному из следователей поручили проверить заявление Григория. Подозрительное завещание и найденный в квартире атропин внушали некоторые сомнения. Молодой следователь рьяно взялся за дело. Вот что он выяснил.

Несколько лет назад профессор и его жена решили нанять женщину, которая бы помогала им по хозяйству. Сын жил на другом конце города и часто навещать родителей не мог, а они нуждались в уходе. Надо было покупать продукты, лекарства, убирать большую академическую квартиру.

Таня приехала из провинции, с учебой у нее не получилось, приличной работы не нашла. У нее не было ни жилья, ни прописки. Профессор с женой поселили ее у себя, хорошо платили. Потом жена профессора умерла.

— Тут-то все и началось, — рассказывал Григорий следователю. — Отец сильно изменился. Он стал заботиться о своей внешности, шил новые костюмы. Даже подкрашивал волосы! Но вы же понимаете, как это комически выглядит, когда человек в его возрасте начинает молодиться…

Новые вещи он покупал не только себе, но и Тане. Ее положение в доме профессора стало другим. Раньше она жила в небольшой комнатке возле кухни. Профессор переселил ее в большую комнату. Он купил новую машину, а водила ее Таня. Когда сын профессора заходил проведать отца, он замечал, что Таня вела себя уже не как помощница по дому, а как полноправная хозяйка.

— Она сидела за столом, а отец сам разливал чай, — рассказывал он следователю.

В следующий раз Григорий заметил, что профессор смотрит на Таню прямо-таки влюбленным взглядом. Когда Григорий сказал что-то неодобрительное, профессор выгнал его из дома. С тех пор почти два года сын был лишен возможности видеть отца.

Когда Григорий звонил, Таня неизменно отвечала, что профессор не желает с ним разговаривать. Григорий несколько раз подстерегал отца у дома, но тот демонстративно отворачивался и садился в машину. За рулем сидела Таня. В ушах у нее висели бриллиантовые сережки его матери, заметил Григорий.

Григорий попал в квартиру отца уже после его смерти. Таня не хотела его пускать, но Григорий пригрозил ей милицией, и она все-таки открыла дверь. На кухне он и обнаружил атропин. Он сразу понял, что означает эта пустая коробка…

Следователь считал это дело классическим примером поздней любви старого богатого человека к молодой авантюристке с соответствующими последствиями.

Следователь рассказал мне, что Тане все бы сошло с рук, если бы Григорий не обратил внимание на упаковку из-под атропина.

— Почему она ее не выбросила, — спросил я, — ведь это единственная улика?

— Все преступники совершают ошибки, — считал следователь, — иначе ни одно преступление не удалось бы раскрыть.

Через несколько дней я зашел к следователю в прокуратуру. В дверях столкнулся с человеком, чье лицо показалось мне знакомым. Я спросил следователя, кто это.

— Это сын профессора, Григорий, — сказал он.

Тогда я его вспомнил! Мы были знакомы. Правда, это было двадцать лет назад, поэтому он меня не узнал. Мы работали в одном учреждении. Григорий, несмотря на юные годы, заведовал производственным отделом. Был он хватким и толковым парнем, нравился начальству и со всеми ладил.

У него была только одна слабость, которая в нашем скучном коллективе поначалу даже придавала ему некий шарм. Он играл в карты. Играл профессионально и с профессионалами. Мог сесть на самолет и махнуть в Сочи или в Тбилиси, чтобы сразиться с серьезными партнерами.

О выигрышах Григорий рассказывал с удовольствием, о проигрышах молчал. Выигранное он получал сразу, проигранное записывали ему в долг. Поэтому он всегда был при деньгах, и никто и не подозревал, что он сильно проигрался. Думаю, он и самому себе не отдавал отчета в том, что произошло, пока в один прекрасный день от него не потребовали вернуть должок.

Должок был в пятнадцать тысяч рублей. В конце семидесятых на эти деньги можно было купить «Волгу». При его приличной в те времена зарплате в триста рублей таких денег он не скопил бы и за десять лет.

Григорий побежал к родителям, рассказал обо всем. Мать расплакалась и уговорила отца снять с книжки пятнадцать тысяч, чтобы сын мог отдать карточный долг. Даже для преуспевающего профессора это была солидная сумма. Но он же не мог себе позволить, чтобы его сын не отдал долг чести! Григорий поклялся никогда больше не садиться за карточный стол.

Я не знаю, сколько Григорий продержался, но через месяц его пригласили на большую игру в Таллин. Он улетел в пятницу. Вернулся во вторник, и по его лицу было видно, что он проигрался в пух и прах. Кому-то из друзей он признался, что просадил девять тысяч.

Вроде бы он опять пошел к родителям, мать плакала и готова была продать свои украшения. Отец сказал, что заплатит при одном условии: если Григорий немедленно уедет рабочим в геологическую экспедицию.

— Там играть в карты некогда — пусть отвыкает от дурных привычек.

Отец был профессором-геологом и мог это устроить. Григорий уезжать отказался, назвал отца старым дураком и хлопнул дверью.

Один из кредиторов обещал ему помочь.

— Нам нужно кое-что продать, — сказал он. — Найдешь покупателя, скостим долг наполовину.

Продать надо было серебро, похищенное на кинофабрике, где его восстанавливали из использованной кинопленки. Григорий стал искать покупателя.

Он был парень умелый, но наивный. Покупателя он нашел быстро. Договорился передать товар в переулке неподалеку от Елисеевского магазина. Там Григория и арестовали. Покупатель был оперативным сотрудником московского уголовного розыска.

Григория судили. Его мать пустила в ход все мужнины связи и знакомства. Дали ему срок ниже низшего предела и вскоре освободили.

С тех пор я Григория не видел. Говорили, что после тюрьмы он сильно изменился. Нашел работу, помирился с родителями и в карты больше не играл.

Когда я думал о его судьбе, то никогда не мог понять одного: неужели он не способен был соотнести степень риска и возможной выгоды? Он же знал, что продавать серебро — уголовное преступление. То есть на одной чаше весов — тюрьма, сломанная жизнь, а на другой несколько тысяч рублей, которые отец был готов заплатить, если он бросит карты. И он сам сунул голову в петлю!

Когда я рассказал следователю историю Григория, он только пожал плечами: грехи молодости.

— А что Таня? — спросил я.

— Упорная баба, — раздраженно ответил следователь, — я ее допрашивал, она говорит, что никакого атропина не видела. Григорий подбросил!

— Где она действительно могла его раздобыть? — спросил я. — Не каждый знает о его существовании, а Таня человек без образования.

— Ну, — отмахнулся следователь, — сейчас из газет все что угодно можно узнать.

Вечером я позвонил старому приятелю, который хорошо знал Григория. Он рассказал, что Григорий развелся, живет один, с недавних пор опять играет по-крупному. Но обещает с кредиторами расплатиться, получив папино наследство.

— А что он теперь делает? — спросил я.

— Работает в аптеке, — сказал приятель, — у него же медицинское образование.

Я сообщил об этом следователю.

— Так ты подозреваешь Григория? — спросил он.

Следователь убедил прокурора и устроил обыск у Григория. В шкафу, под стопкой белья милиционеры нашли точно такую же упаковку атропина, что была в профессорской квартире, только полную. Обе упаковки были из одной партии.

Я не сомневался в том, что старый профессор влюбился в Таню. Ей даже не надо было его поощрять. В силу его возраста любовь была платонической и скрасила последние годы его жизни. Профессор часто болел, Таня ухаживала за ним. Без нее он, возможно, прожил бы меньше. Так что его желание переписать на ее имя завещание было логичным и естественным.

Таня узнала от следователя, что я занялся этим делом. Она пригласила меня к себе:

— Приходите к ужину, я вас покормлю. Привыкла кому-нибудь готовить, а сейчас кормить некого.

Предложение показалось соблазнительным, трудно отказаться, хотя на этот ужин еще надо было решиться. Говорят, с отравительницами за один стол лучше не садиться. Но я, конечно, пошел. Мне было интересно посмотреть на нее.

Таня по-прежнему жила в квартире профессора, хотя вступить во владение наследством она не могла. Григорий подал иск о признании отцовского завещания недействительным. Он знал, что суд почти наверняка поделит имущество профессора по закону: сын, каким бы ни было завещание, всегда имеет право на свою долю наследства.

Прокурор выслушал доклад следователя, который разбирал заявление Григория, и решил, что уголовное дело возбуждено не будет. Нет оснований считать, что профессор действительно был убит. Следователь еще и получил выговор за обыск в квартире Григория.

Когда я пришел, Таня разбирала вещи. Она предполагала, что суд, вероятно, решит поделить квартиру, так что придется ее продавать. Свое имущество — на всякий случай — Таня складывала в большую сумку.

Мы поговорили. Она рассказывала о своей трудной жизни, о том, как она любила покойного профессора и его милую жену.

Я ушел от Тани в странном состоянии.

Может быть, я слишком подозрителен.

Но среди Таниных документов, которые рассыпались по столу, я увидел диплом фармацевтического училища. А она говорила, что у нее нет образования.

Фармацевт знает, какой препарат нужно дать человеку, чтобы инсценировать смерть от острой сердечной недостаточности. Могла ли Таня подложить вторую коробку с атропином Григорию? Вполне. У профессора были ключи от квартиры сына.

Когда я вернулся домой, мне позвонил следователь.

— Я только что узнал одну любопытную деталь, — сказал он. — Месяц назад Григорий собрался жениться. Я нашел в загсе его заявление. А за три дня до смерти отца он передумал. Знаешь, кто невеста? Таня…

Так что же все-таки произошло с профессором? Он умер сам или его отравили?

И кто из них мог это сделать? Таня или Григорий? Сын или любимая женщина? Или они действовали вместе? Объединились, чтобы получить наследство, а потом пожадничали, не захотели делиться, стали топить друг друга?

Страшная судьба у профессора. Было у него три близких человека — жена, сын и Таня. Жена умерла. А те двое его убили?..

Исчезнувший кошелек

День начался очень плохо. Собираясь утром на работу, Дима не мог найти свои часы и устроил жене грандиозный скандал из-за того, что она не в состоянии навести в доме порядок. Когда Дима ушел, хлопнув дверью, она перерыла всю квартиру. Но часы словно испарились, хотя вчера, когда муж вернулся с работы, часы были у него на руке.

Лида была уверена, что часы никуда не пропали, лежат себе где-то и смеются над ними. Она думала только о том, как успокоить мужа. Похоже, он подозревал, что она специально спрятала часы, чтобы испортить ему настроение…

Вечером Лида, как могла, старалась привести его в хорошее настроение. Но часы, между прочим, так и не нашлись.

А через неделю настала ее очередь озабоченно рыться на всех полках. Исчезли ее любимое кольцо и серьги. Неделю назад, когда они ходили к Петровым на день рождения, она их надевала. Вернувшись домой, как всегда, положила в бархатную коробочку и спрятала в шкаф. А теперь выясняется, что драгоценности исчезли вместе с коробочкой. Лида, между прочим, не такая безалаберная, как Дима, который бросает свои вещи, где попало, а потом ничего не может найти…

Лида подозрительно посматривала на мужа: может, он нарочно перепрятал коробочку? Неужели мстит за исчезнувшие часы? Высказать это вслух она, конечно, не решилась. Отношения у них с Димой и так неважные.

Всерьез она забеспокоилась, когда села заполнять квитанции, чтобы заплатить за квартиру и телефон. Деньги на всякие хозяйственные нужды лежали в старом бумажнике в буфете. Когда она заглядывала в буфет всего два дня назад, денег оставалось больше чем достаточно. А в четверг она обнаружила, что бумажник пуст. Дима никогда не брал хозяйственные деньги. Может быть, у него что-то случилось?

Когда она спросила его, не взял ли он деньги из буфета, он взорвался: как ей это могло прийти в голову?! Каждый месяц он дает ей достаточно денег. Она их тратит, не считая, а теперь еще имеет наглость обвинять его в том, что он что-то украл!..

Исполненный благородного негодования, Дима оделся и ушел из дома. Вернулся поздно вечером, не объяснив, где был.

Лида сильно переживала, хотела с ним объясниться. Но он высокомерно прошел мимо нее, стащил с постели свою подушку и одеяло и устроился спать в гостиной. Лида потушила свет, но заснуть не могла. Долго лежала без сна, думала. Среди ночи послышались шаги в коридоре. Почему Дима встал? Она забеспокоилась: может, ему плохо? Но выйти к нему не решилась: вдруг он опять на нее набросится? Характер у него вспыльчивый, надо дать ему время успокоиться.

Дима прошел по коридору, потом все затихло. Утром он поздоровался с женой сквозь зубы, отводил взгляд, но от завтрака не отказался — любил хорошо поесть. Она вымыла посуду и тоже стала собираться на работу. Один из сослуживцев отмечал день рождения, Лида припасла для него симпатичный подарок.

Полезла в шкаф, но подарка не нашла. Исчезли не только изящно упакованный флакон одеколона, но и ее собственные серебряные украшения, которыми она так дорожила. Это был настоящий удар для нее. Вторым ударом стало выяснение отношений с Димой — вечером, когда он вернулся с работы.

— Ты считаешь, что я забрал твои драгоценности?! — кричал он. — Ты совсем с ума сошла!

Схватив куртку, он выбежал из квартиры. Она опять не спала, ждала его. Где он ходит? На улице холодно. Да и опасно разгуливать по ночам.

Она уже проклинала себя за то, что заговорила с ним об этих драгоценностях. Наверное, она стала рассеянной — не может вспомнить, что куда положила. Никакие вещи не стоят того, чтобы из-за них портить друг другу настроение…

Она уснула только после того, как услышала его тихие шаги. Было уже часа два ночи. Убедившись, что Дима вернулся и, следовательно, с ним все в порядке, она погрузилась в сон, надеясь, что завтра утром они смогут поговорить спокойно.

Она встала в семь утра и пошла готовить завтрак. Потом открыла дверь в гостиную: запах свежесваренного кофе — лучший будильник для мужчины. Но Димы в комнате не было.

Где же он?

В этот момент щелкнул замок входной двери и появился хмурый Дима. Взволнованная Лида бросилась ему навстречу:

— Где ты был? Разве ты не приходил ночью? Я же слышала шаги!

Муж раздраженно отстранил ее и прошел в ванную.

— Знаешь, у тебя бред. То я что-то украл, то ночью бегаю по коридору, спать тебе не даю. Будет время, зайди к врачу, — посоветовал он.

Лида готова была поручиться, что ночью отчетливо слышала шаги в коридоре. Но кто же это мог быть, если не Дима?

Он принял душ, надел чистую рубашку, с удовольствием съел приготовленный ею завтрак и ушел. Где он был ночью, Дима так и не сказал. Она от растерянности не спросила.

У них всего две пары ключей — у нее и у мужа. Никто другой войти в квартиру не может. Но ведь кто-то же приходил! И этот кто-то взял деньги и драгоценности. Если это не Дима, то, значит, ключами от их квартиры завладел какой-то преступник. Он свободно разгуливал по квартире, пока она спала… Лиде стало не по себе.

Мы давно знакомы с Лидой. Она позвонила мне, потом приехала и рассказала всю историю в деталях.

Я не склонен был разделять ее страхи. Во-первых, как я понял, она несколько не в себе из-за семейных неурядиц. Во-вторых, у каждого из нас дома постоянно пропадают вещи, но это не значит, что их украли. Мы просто забываем, куда их положили. И в-третьих, сколько я помнил, — Лида всегда отличалась излишней впечатлительностью.

Но как минимум я должен был помочь ей избавиться от ощущения, что по ночам кто-то чужой бродит по ее квартире. Ясно, что Дима жене изменяет, поэтому и возвращается по ночам, крадется по коридору, боясь ее разбудить. И скорее всего он сам забрал и деньги, и драгоценности. Влюбился до беспамятства, или любовница попалась требовательная.

Это к жене можно прийти с пустыми руками, тем более, к такой милой женщине, как Лида. А любовницы требуют подарков.

Для начала мне следовало посмотреть на Диму. Я позвонил Лиде, спросил, когда придет муж, и подошел к их дому как раз в тот момент, когда он подъехал. Дима вошел в подъезд первым. Я чуть опоздал, и он уже поднялся на лифте.

Я пошел пешком, чтобы дать ему возможность поздороваться с женой, раздеться и привести себя в порядок. Когда я позвонил в дверь, ее открыла Лида и сказала извиняющимся тоном, что звонил Дима: он, к сожалению, задерживается на работе — срочное задание.

Это было интересно. Куда же он запропастился?

— У вас есть друзья в подъезде? — спросил я Лиду. — Ходите друг к другу в гости?

— Нет, — ответила она, — мы только недавно переехали. Еще никого не знаем.

Лида провела меня по квартире, показала, где лежали бесследно исчезнувшие вещи. Я еще осмотрел дверной замок — вполне надежный. Если, конечно, у вора нет своего ключа и он не вор, а хозяин…

Через полчаса я попрощался с Лидой. Но ушел я недалеко. Спустился на один пролет вниз и уселся на подоконнике. Ждать пришлось долго — пока на шестом этаже не распахнулась дверь. Сначала выглянула симпатичная блондинка. Убедившись, что на лестничной площадке никого нет, она выпустила Диму, горячо расцеловав его на прощание.

Дима подхватил портфель и поплелся домой.

Неплохо устроился, подумал я. Нашел любовницу прямо у себя в подъезде, чтобы недалеко ходить.

Все стало на свои места. Дима обихаживал любовницу за счет жены. Вопрос состоял в том, как сообщить об этом Лиде. И надо ли это вообще ей говорить?

Пока я раздумывал над этой историей, позвонила Лида. Она была сильно напугана. Вчера Дима уехал в командировку в Воронеж на три дня. А ночью она проснулась от звука шагов в коридоре. Она очень испугалась. Включила свет, накинула халат, выскочила в коридор. Никого… Но ей показалось, что хлопнула входная дверь. Подбежала, дверь заперта.

До утра она, конечно, не заснула. Сидела на кухне. Пила валокардин. Когда стала собираться на работу, обнаружила, что пропал кошелек, а в нем вся зарплата и квартальная премия. И больше денег в доме ни копейки.

Я подумал, что Дима заигрался. Одно дело — развлекаться на стороне. Тут ему Бог судья. Но доводить жену до сердечного припадка и красть у нее зарплату — это уже слишком.

Надо с ним как-то объясниться. Совершенно очевидно, что ни в какой Воронеж он не уезжал, а просто перебрался на несколько дней к любовнице. Смелый парень. Неужели не боится, что столкнется с женой в подъезде?

Я позвонил Диме на работу. Мне сказали, что он в командировке. Ага, решил я, он и от работы увильнул, полностью отдался любовным утехам.

Вечером я привез Лиде слесаря, чтобы он сменил замок и поставил цепочку. Пока тот возился с дверью, я спустился на шестой этаж, позвонил в квартиру давешней блондинки.

Кто-то глянул в глазок, и дверь распахнулась. На пороге стояла не блондинка в халате, как я предполагал, и даже не Дима, а какой-то смурной парень в майке и шлепанцах.

В руках у меня была разлинованная ведомость, и я предложил ему поставить в подъезде домофон — надежная вещь, избавляет от многих проблем. Но парень слушать меня не стал, сказал, что у него денег на это баловство нет, и захлопнул дверь. Может, тут коммунальная квартира, подумал я. Утром я это проверил.

Зашел в бывший ЖЭК, сказал, что мне их дом очень нравится, хочу расселить коммуналку и перебраться сюда с семьей. Нет, коммунальных квартир в доме не осталось. В интересовавшей меня двухкомнатной квартире на шестом этаже обитала одна супружеская пара…

Она, судя по документам, — бухгалтер, он — бортрадист в «Аэрофлоте» и постоянно в разъездах.

Позвонила Лида, сказала, что разговаривала с Димой. Он сам дозвонился до нее из Воронежа, обещал в субботу вернуться. Я понял, что пару ночей мне поспать не удастся. Я заступил на дежурство в одиннадцать вечера. Расположился на лестничной клетке.

Народ в подъезде подобрался тихий, к двенадцати все уже были дома. После полуночи легли спать. Никто не шумел. Лифт замер.

Около двух ночи я понял, что не зря пришел. Распахнулась дверь на шестом этаже. Появился парень — только не в майке, а в спортивном костюме — и стал подниматься по лестнице. В руке фонарик. Он подошел к двери Лидиной квартиры, звякнул ключами. Но его ждало большое разочарование. Замки-то накануне сменили. Несколько минут он возился с ними, потом громко ругнулся и пошел вниз.

Я понял, что больше никто пугать Лиду по ночам не станет. Не сложно было представить себе, каким образом ключи от ее квартиры попали к лихому пареньку, которому по ночам не спится. Любвеобильный Дима, верно, забыл ключи у своей любовницы. А ее обманутый муж решил, что чем устраивать бесполезный скандал, лучше попользоваться за счет жениного полюбовника. Дома бортрадист бывал не часто, но всякий раз ночью наведывался в Димину квартиру, как к себе домой, и брал, что находил.

Жене Дима обещал приехать в субботу вечером. Зная его, можно было предположить, что он не преминет по пути заглянуть на шестой этаж. Так что скорее всего он вернется не в субботу, а в пятницу.

Я выяснил, когда приходит поезд из Воронежа. Рассчитал, что еще полчаса Диме надо, чтобы доехать до дома. В пятницу я позвонил Лиде, и мы встретились возле ее подъезда. Я привез ей проспект охранной фирмы, которая устанавливает в квартирах сигнализацию. Мы поговорили с Лидой, и я поспешно распрощался, увидев подъезжающую машину.

Она вошла в подъезд в тот момент, когда Дима, довольный и веселый, вылез из автомобиля. Улыбка его несколько поблекла, когда он увидел жену и понял, что надежда на веселую ночь с любовницей рухнула.

Я еще позвонил блондинке с шестого этажа, сказал, чтобы она немедленно спускалась — у нее горит почтовый ящик. Она ринулась вниз с ведром воды и столкнулась с Димой и его женой. Лида нежно обнимала вернувшегося из командировки мужа. Блондинка бросила на Диму ненавидящий взгляд, и он понял, что его роман в подъезде закончился.

Темное окно в доме напротив

Каждый, кто знает, что такое радикулит, может представить себе страдания нашего героя, немолодого уже человека.

Вечером он возился с машиной, а утром не смог встать. Вызвал врача, налепил перцовый пластырь на поясницу, обмотался шерстяным шарфом и маялся целый день у телевизора.

Вечером Анатолий Петрович выключил в комнате свет и устроился у окна.

У него была сомнительная, прямо скажем, страстишка — он любил подсматривать в чужие окна. Он делал это не только потому, что некоторые женщины имеют привычку раздеваться при раскрытых шторах. Но и потому, что ему вообще нравилось наблюдать за чужой жизнью. Эту мелкую страстишку он тщательно скрывал, брался за бинокль только тогда, когда жены не было дома.

Вид из окна у него был не лучший — кусок улицы и дом напротив, построенный два года назад. Когда они переезжали, там еще был пустырь, детская площадка и остатки березовой рощи… Брат, который получил квартиру в Крылатском, заходя к нему в гости, всякий раз удивлялся: как ты можешь здесь жить? Погулять негде, ни воздуха, ни деревьев. Зато — центр, гордо отвечал Анатолий Петрович.

Сегодня у него сильно болела спина, поэтому он подтащил к окну стул и расположился со всеми удобствами. Он так давно занимался этим делом, что почти в каждом окне различал знакомые лица.

Он знал, где и когда ужинают, где смотрят телевизор, где любят принимать гостей. Он выяснил, где живут самые хорошенькие женщины, которые вечером, придя с работы, сбрасывают с себя платье и переодеваются в халатик. И он старался не упустить волнующую минуту. Были люди, которых он ненавидел, потому что они наглухо зашторивали окна. Были люди, которых он высоко ценил — они вообще не тратились на занавески.

Жена днем позвонила и предупредила, что ей придется задержаться на работе, так что он имел возможность методично оглядеть все окна. В этот вечер в соседнем доме не происходило ничего особенного. И вдруг зажглось окно, которое несколько месяцев оставалось темным. Наверное, в пустовавшую квартиру въехали новые жильцы.

Он посмотрел внимательнее — там раздевалась женщина. Он почувствовал внутри приятное волнение и приник к биноклю. Тут женщина повернулась лицом к окну, и он увидел свою жену.

Он не поверил своим глазам. Этого просто не может быть!.. Но в мощный бинокль он отчетливо видел ее лицо. Ошибиться было невозможно! Это Наташа!

Она быстро сбрасывала с себя одежду и при этом, судя по всему, с кем-то разговаривала. Половина окна была закрыта шторой, и Анатолий Петрович никак не мог разглядеть ее собеседника.

Лицо у жены было радостное, оживленное. Дома она такой не бывает. Ревность обожгла его сердце.

Жена разделась и вышла из комнаты, предварительно погасив свет. Эта квартира была устроена так, что только одно окно выходило на эту сторону, остальные смотрели на проспект.

Анатолий Петрович до боли в глазах вглядывался в темные очертания комнаты, но конечно же ничего не увидел. Свет в том окне больше не зажегся.

Если бы жена попалась ему в руки в эту минуту, он бы, наверное, ее убил. Но Наташа, к счастью для себя, пришла только через полтора часа. Анатолий Петрович, забыв о боли в спине, метался из комнаты в комнату, не зная, что предпринять. И наконец решил, что сегодня он ничего ей не скажет. Доказательств-то у него нет. Он должен прижать ее к стене с фактами в руках. Провести своего рода расследование. Вот тогда у них будет другой разговор.

Анатолий Петрович достал магнитофон и положил его на стол, среди книг и газет. Когда пришла жена, он встретил ее кислой улыбкой, выдавил из себя вежливый вопрос: как дела на службе?

Наташа устало ответила, что работы невпроворот и на этой неделе придется ей еще раза два допоздна задержаться. Анатолий Петрович сочувственно кивнул головой. Закрывшись в ванной, он проверил, записались ли слова жены. Потом он припомнит ей ее подлое вранье.

На следующий день в обеденный перерыв он взял такси и поехал к жене на работу. Наташа служила в строительном управлении, и в это время должна была находиться на объекте. Анатолий Петрович нашел ее начальника, извинился, что беспокоит, и по-свойски рассказал, что жена очень устает, поинтересовался: много ли ожидается сверхурочной работы в ближайшие недели?

Начальник отдела отнесся к нему по-товарищески, с пониманием, и сказал, что сверхурочных у них давно уже нет, после шести никого в управлении не задерживают, и он лично позаботится о том, чтобы Наташа — отличный работник — не проводила там и лишней минуты.

Этот разговор Анатолий Петрович тоже записал на магнитофон, кассету спрятал в коробочку и на нее наклеил бумажку с датой. Он был большой аккуратист.

Разговор с начальником отдела развеял последние сомнения: жена ему нагло врет. И конечно же ему ничего не показалось: это она раздевалась в чужой квартире. Нашла себе любовника поближе к дому, чтобы далеко не ездить.

В среду утром Наташа сказала, что сегодня опять придет поздно:

— Не обижайся, дорогой, работы много, не успеваю с ней справиться.

Анатолий Петрович понимающе кивнул. У него уже был готов план действий. В половине шестого он на такси подъехал к строительному управлению. Устроился на другой стороне улицы. Без пятнадцати шесть Наташа вышла и быстрым шагом направилась к метро. Лицо у нее было радостное — ни малейших признаков усталости Анатолий Петрович не заметил.

Он не последовал за ней в метро, опять поймал машину и поехал к тому дому. Минут через двадцать, как он и предполагал, у дома появилась Наташа. Как свой человек набрала номер кода и вошла в подъезд.

Анатолий Петрович, охая от боли в спине, поспешил к себе. Схватил бинокль и увидел повторение давешней сцены: его жена, что-то оживленно рассказывая, быстро снимала с себя платье и все остальное. С кем она разговаривала — он опять увидеть не смог. Потом свет погас…

Ему было больно. Но справиться с этой болью помогало решение вывести обманщицу на чистую воду. Он представил, как она будет выглядеть, когда он выложит на стол неопровержимые доказательства.

К ее приходу в магнитофоне была новая кассета, и сам магнитофон лежал на столе, замаскированный старыми газетами. Анатолий успел справиться с собой и почти равнодушно выслушал ее рассказ о том, как она устает на работе.

При этом Наташа была мила и внимательна, но держалась несколько отчужденно, не как жена. Ложась спать, она таинственно сказала Анатолию Петровичу, что через несколько дней его сильно удивит.

Он долго не мог заснуть — трудно было найти удобное для спины положение. Думал — что еще, интересно, она ему приготовила? Может быть, решила от него уйти?

Утром Анатолий Петрович потащился в соседний дом, хотел выяснить, кто же обитает в этой таинственной квартире, которую вечерами посещает его жена. Выяснить ничего не удалось.

Бабушки на скамейке у входа, обычно все на свете знающие, сказали, что хозяин квартиры — моряк, сейчас в плавании. Квартира долго пустовала, а теперь хозяин ее сдал. Но кому? Ходят туда какие-то разные люди, и мужчины, и женщины. Спрашивается, чего они там делают?

Анатолий Петрович был человеком упрямым, решил, что докопается до истины. На следующий день после обеда он топтался возле подъезда: когда кто-то из жильцов вышел, он проскользнул внутрь. Нужная ему квартира была на третьем этаже. Он поднялся на четвертый, сверху наблюдать сподручнее.

Присел на подоконник, но сидеть было чертовски неудобно, в поясницу словно иглы вонзались. Тогда Анатолий Петрович стал расхаживать по лестничной клетке, замирая на месте, когда на третьем этаже открывалась дверь.

За полдня в таинственную квартиру порознь и вместе вошли четверо мужчин и четыре женщины. Анатолий Петрович все записывал на бумажке. Трое мужчин и три женщины вышли. Одна пара осталась. Что же там такое творится, мучился Анатолий Петрович. Может, это дом свиданий?

В пятницу утром Наташа сообщила Анатолию Петровичу, что вечером ей вновь придется задержаться. Когда она ушла, Анатолий Петрович позвонил старому приятелю, страстному фотолюбителю, и наврал ему с три короба, что ему надо провести важную съемку — начальство на службе просит.

Приятель одолжил ему хорошую импортную камеру и сам заправил в нее высокочувствительную пленку.

В шесть часов вечера Анатолий Петрович устроился на уже знакомой ему лестничной клетке. Минут через пятнадцать из дверей лифта выпорхнула его жена и позвонила в дверь загадочной квартиры. Дверь немедленно распахнулась, и Анатолий Петрович успел дважды сфотографировать Наташу, входящую в эту квартиру. Кто открыл дверь, кто ждал там его жену — Анатолий Петрович опять не увидел. Это был какой-то человек-загадка.

Самое смешное состоит в том, что Анатолий Петрович проводил свое расследование в моем подъезде.

Я еще накануне заметил, что у нас на лестничной клетке дежурит какой-то странный человек. Когда он на следующий день явился с профессиональной камерой, я заинтересовался. Присмотрелся внимательнее и узнал его.

Анатолий Петрович преподавал у нас в институте физкультуру. Я подошел к нему, напомнил о себе. Спросил, что случилось и не могу ли я ему помочь.

Ему конечно же хотелось, чтобы я помог. Однако при этом он старался, чтобы я — не дай бог! — ничего не понял. Но Анатолий Петрович человек бесхитростный, и чем больше он пытался сбить меня с толку, тем яснее становилась ситуация.

Я мог ему только посочувствовать. Не он первый, не он последний сгорает от ревности и желает знать, кто этот счастливый соперник, чем он лучше, почему жена на него польстилась?

Короче говоря, Анатолий Петрович просил выяснить, кто обосновался в этой квартире. Свой телефон он мне не дал, записал мой, сказал, что сам позвонит.

По спортивной части я и в студенческие годы был, прямо скажем, не из первых. Но Анатолий Петрович в те далекие времена проявил понимание и сочувствие, безропотно ставил мне зачеты и даже отличные оценки. Так что я был у него в долгу. Тем более разобраться с его делом оказалось совсем несложно.

Я все узнал в тот же день.

А утром мне позвонил Анатолий Петрович в отличнейшем настроении. Все его сомнения и подозрения гроша ломаного не стоили. Он рассказал, что вчера поздно вечером пришла счастливая Наташа и вытащила из огромного пакета два новых платья. Оказывается, она нашла в соседнем доме прекрасную портниху и вечерами ходила к ней на примерку. А от мужа скрывала, чтобы сделать ему сюрприз.

— Платья — чудесные! — сказал Анатолий Петрович. — Вкус у жены замечательный. Я бы лучше не выбрал.

Он сообщил мне, что у него даже радикулит прошел и спина совершенно не болит. Он благодарен мне за готовность быть полезным, но моя помощь не понадобилась. Он посоветовал мне бегать по утрам и распрощался.

Наташа сказала мужу правду. Она действительно сшила за эту неделю два платья. Только не у портнихи, а у портного. В этой квартире обосновался популярный модельер. Такие платья были Наташе не по карману, но у нее с модельером роман.

Может быть, и к лучшему, что я не успел рассказать об этом Анатолию Петровичу.

Дама, которая путала телефонные номера

У нас с девушкой по имени Катя телефонный роман. Мы условливаемся о свидании. Я приезжаю, звоню ей, чтобы сказать, что я на месте, а она уже куда-то исчезла.

Мне бы, наверное, следовало давно махнуть на нее рукой. А я все надеюсь.

Если бы я только знал, к чему приведет вся эта телефонная история.

В этой квартире была железная дверь с глазком, множеством замков и засовов. Стоял домофон, внизу дежурила строгая консьержка, подвергавшая допросу каждого неизвестного, так что никто не мог войти в дом незамеченным. Но хозяин этой квартиры не чувствовал себя в безопасности.

Днем, когда ярко светило солнце, он почти забывал о своих страхах. Но ночью все возвращалось. Он отчетливо, в деталях представлял себе, как они входят в подъезд, поднимаются на лифте, подходят к его квартире.

На цыпочках он крался к двери и смотрел в глазок — на лестничной площадке было пусто. Он возвращался к телевизору. Когда хлопала дверца лифта, когда сверху или снизу доносились какие-то звуки, он покрывался холодным потом.

Он часами простаивал у дверного глазка, ожидая страшной минуты, когда они явятся. Иногда ему казалось, что они могут проникнуть через балкон, и он приникал лицом к оконному стеклу и всматривался куда-то в темноту.

До полуночи он сидел в кресле в прихожей и тупо смотрел телевизор. Спать ложился под утро, совершенно разбитый и раздавленный. Он переносил телефон к кровати и запирал дверь спальни изнутри.

С экспансивной девушкой по имени Катя мы познакомились не где-нибудь, а в Нью-Йорке. Наша телегруппа брала интервью в штаб-квартире Организации Объединенных Наций. А она приехала на кинофестиваль. Между прочим, не зная ни единого слова по-английски. Посему она попросила нас ей помочь и обязательно брать с собой, когда мы будем ездить по городу.

Пришлось пообещать, что поможем.

Я не в силах отказать хорошенькой девушке.

Трудность состояла в том, что свет еще не видел такой неорганизованной барышни, как Катя. Мы позвонили накануне и сказали, что после обеда, часа в три, можем забрать ее в гостинице и вместе поехать в центр. Она обрадовалась:

— Конечно, я буду ждать вас у входа.

Мы приехали, полчаса стояли в условленном месте, потом зашли в гостиницу, где выяснилось, что наша знакомая еще утром куда-то уехала. Когда вечером я позвонил и выразил удивление ее отсутствием, она, в свою очередь, тоже удивилась и сказала, что накануне поздно вечером, почти что ночью, звонила мне и надиктовала на автоответчик послание, что ее не будет, потому что она уезжает с друзьями на пляж.

— Но у нас в гостиничном номере нет автоответчика, — объяснил я.

— Как? — изумилась она. — Какой же у вас телефон?

Я повторил наш номер.

— Ой, — рассмеялась она, — я перепутала две последние цифры и кому-то все рассказала на автоответчик.

Я тоже посмеялся, и мы договорились, что встретимся завтра утром.

Более страшной ночи у него не было. Он сидел у телефона и забылся тревожным сном только под утро. Проснулся с больной головой. В руке он держал карточку с телефоном директора охранной фирмы.

Директор еще две недели назад предложил ему установить круглосуточную охрану. Но он отказался от охраны, потому что не верил в ее надежность — эти охранники первыми же и продадут его, если им посулят большую сумму.

Он предпочел сменить квартиру. Он был уверен, что в таком большом городе эти люди его не найдут.

Но ошибся. Они его обнаружили. Когда они позвонили, он со страху выключил свет и побежал смотреть, надежно ли заперта дверь. Затем, несмотря на жару, закрыл все окна и задернул шторы.

Несколько часов он стоял на кухне у окна и смотрел вниз на автомобильную стоянку. Когда подъезжала очередная машина, он вздрагивал. Он пригоршнями глотал успокоительные таблетки и запивал их водой из-под крана. Минеральная закончилась, но он боялся выйти на улицу.

Он не мог понять, каким образом эти люди сумели отыскать его?

Утром мы приехали за Катей в гостиницу и стали звонить ей, чтобы сказать, что ждем внизу. Но ее опять не оказалось в номере. Мы все очень разозлились. Я сгоряча решил не иметь с ней больше дела. Но вечером все-таки позвонил. Ехидно спросил: куда же она подевалась на этот раз?

— Как? — искренне удивилась Катя. — Я же позвонила вам рано утром и предупредила, что уезжаю. Я все продиктовала на автоответчик.

Катя была столь очаровательна в своей непосредственности, что у меня не было сил на нее обижаться. Я повторил, что автоответчика у нас нет, и попросил ее записать на самом видном месте правильный номер нашего гостиничного телефона.

Для него все началось полгода назад. Старые друзья попросили его открыть фиктивную компанию, на счет которой из России пришли двенадцать миллионов долларов. Это была плата за товар, который якобы отправлен в Россию. На самом деле его там никто и не ждал. Каким-то людям надо было просто вывезти из России деньги, взятые в кредит, и они нашли себе американских компаньонов.

Получив деньги, фирма тут же самоликвидировалась, а деньги были перечислены на другие счета, которые, в свою очередь, тоже закрылись. Деньги продолжили свое путешествие, чтобы их путь нельзя было проследить.

Ему за хлопоты обещали сто тысяч долларов. Еще около миллиона делили между собой его друзья-американцы. Остальное должен был получить их российский партнер, когда переберется в Соединенные Штаты. Но его друзья вдруг получили сообщение из Москвы о том, что их российского партнера посадили в тюрьму — и надолго.

Поскольку деньги ему теперь не скоро понадобятся, решили ушлые американцы, то было решено все десять миллионов поделить между своими.

Ему обещали еще девятьсот тысяч, и он подписал все необходимые бумаги. Девятьсот тысяч ему принесли наличными. Он спрятал чемоданчик дома под кроватью и решил, что теперь может уйти на покой и начать новую жизнь.

Но месяц назад российский партнер объявился в Соединенных Штатах и спросил компаньонов: где мои деньги, друзья? Возвращать ему деньги они не торопились. Через неделю одного из американских компаньонов нашли мертвым у него дома. В его квартире все было перевернуто вверх дном. Видимо, убийца что-то искал.

Он-то знал, что!

В тот же день он купил билет в Нью-Йорк, считая, что в этом огромном городе легко затеряться. Он поселился в квартире, о существовании которой не знал никто, даже его бывшая жена. Чемоданчик с миллионом он засунул под кровать. Он решил, что здесь, в Нью-Йорке, его не найдут.

Но они нашли!

Полдня мы снимали нетипичную американскую капиталистку. Она владеет семейным предприятием — заводом, который выпускает посуду по заказу армии. Более допотопного завода мы никогда не видели. Эти станки были куплены еще в начале XX века. А большинству рабочих давно пора было уйти на пенсию.

Но владелица завода оказалась женщиной не только очаровательной, но и деятельной. Она вкалывала наравне со своими рабочими и получала от работы огромное удовольствие.

После съемок мы собирались пойти по магазинам. Накануне Катя умоляла нас обязательно взять ее с собой, потому что она не знает языка и не может сама объясниться с продавщицами. Мне стало даже интересно: упорхнет ли она из гостиницы и на сей раз или в назначенный час будет на месте? Не скрою, я намеревался пригласить ее после утомительного похода по магазинам поужинать и провести вечер вместе.

Конечно же я был фантастически наивен.

Катю в гостинице мы не нашли, она испарилась. Незнание английского языка не мешало ей наслаждаться Нью-Йорком. Впрочем, в Нью-Йорке такое смешение народов и рас, что никто не чувствует себя чужим. Тут или все чужие, или все свои. И объясниться можно, даже не зная английского.

А это был наш последний день в Нью-Йорке. Мы побродили по Манхэттену, съели огромную пиццу, потом взяли такси и поехали в гостиницу.

Засыпая, я подумал, что завтра обязательно увижу Катю, и приготовил пару колких фраз. В Москву мы возвращались одним самолетом, и Катя загодя попросила захватить ее в аэропорт, чтобы самой не тратиться на такси.

Он мыл руки в ванной комнате, когда вдруг явственно услышал шаги в коридоре. Сердце у него просто остановилось, руки похолодели. Он замер. Шаги приближались, человек шел к ванной. Нет, не один человек, а двое.

Он с ужасом смотрел на дверь, не в силах ни пошевельнуться, ни крикнуть.

Шаги вдруг стали удаляться и затихли. Он толкнул ногой дверь и вышел из ванной. В квартире было пусто. Он вновь услышал шаги и понял, что ходят в квартире, расположенной этажом выше. В ванной комнате была фантастическая акустика. Какой-то умелец-архитектор, который сэкономил на звукоизоляции, чуть не довел его до инфаркта.

Сердце у него бешено колотилось. Ноги были как ватные. Он без сил опустился на пол прямо в коридоре и пытался отдышаться. Он просидел так почти час, причем ему был виден лежащий чемоданчик с деньгами. Чемоданчик покрылся слоем пыли, потому что за неделю он ни разу не открыл его. Зачем емуденьги, если он не может выйти на улицу? Вот идиотское положение, подумал он.

Потом он все-таки выпил кофе и съел упаковку йогурта — холодильник пустел на глазах. Делать было нечего, и он потащился к телевизору.

Лучше бы он его не включал!

Все программы новостей наперебой рассказывали о русской мафии, которая пустила корни в Америке. Больше всего русских преступников скопилось в Нью-Йорке. Он и не подозревал раньше, как много русских в Америке. Журналисты подчеркивали особую жестокость русских преступников, которые подвергают свои жертвы изощренным пыткам. Ему опять стало плохо с сердцем.

Только такой наивный человек, как я, мог подумать, что хотя бы в день отлета Катя, заранее упаковав чемоданы, будет ждать нас у входа. Какое там! Когда мы появились в гостинице, она только-только начала собираться.

Мне ничего не оставалось, как прийти ей на помощь. Иначе мы бы опоздали.

В самолет мы вошли последними. Но я все-таки умудрился сесть рядом с Катей. Я не знаю, купила она эти шорты в Америке или привезла из дома, но они ей очень шли. Когда мы отдышались, Катя начала выгребать из своей сумки ненужные бумажки и рвать их.

Вдруг она радостно закричала:

— Вот ваш телефон, а я-то все неправильно набирала!

На листке моим аккуратным почерком был написан номер: 900.01.10. Такой простой и легкий номер, как же его можно было перепутать?

— Надо же, — удивилась Катя, — а я постоянно набирала 900.10.01. Вот почему я не могла вам дозвониться! А я, между прочим, звонила вам утром и предупредила, что могу опоздать. Я все честно продиктовала на автоответчик. Интересно, с кем же я разговаривала?

Она улыбалась и была в эту минуту необыкновенно хороша. Почему-то таким хорошеньким девушкам прощаешь самые нелепые выходки. Да и какое значение имел теперь этот телефонный номер, ведь Нью-Йорк стремительно удалялся от нас, возможно навсегда…

Он с ужасом смотрел на телефон. Горел красный глазок автоответчика, и резкий женский голос на русском языке что-то диктовал. Голос был угрожающим. Он сразу понял, что это русский язык, потому что во время поездки в Киев и Петербург год назад выучил несколько слов.

Он, конечно, не понимал, что именно вновь и вновь повторяет этот голос, но догадывался: отдай деньги или…

Он знал, что, даже если отдаст деньги, русская мафия все равно его уничтожит. В этом мире не прощают воровства. У честного человека можно украсть, и это иногда сходит с рук. Украсть у преступника смерти подобно.

Он тупо смотрел на свой телефонный аппарат. Как же они смогли узнать его номер? Он нигде не зарегистрирован. Этот номер 900.10.01 не значится ни в одном справочнике.

Но раз они его узнали, значит, спасения нет.

Он снял трубку телефона и набрал номер полиции.

— Я хочу признаться в совершении тяжкого преступления, — сказал он, — запишите мой адрес…

Катя — очаровательная женщина.

Вот уже сколько времени прошло после нашего знакомства, а я все не теряю надежды завоевать ее сердце.

Когда мне удается ее застать, мне кажется, что я близок к цели, еще немного — и она моя. Когда мы расстаемся, она так многообещающе говорит:

— Позвони завтра, дорогой, и…

Но на следующий день ее никогда не бывает дома.

Она так мило оправдывается и говорит, что заранее надиктовала свои извинения на мой автоответчик.

Но в Москве у меня тоже нет автоответчика.

Часть шестая ДАЧНЫЙ ДЕТЕКТИВ

Клад

Каждую ночь на соседнем участке происходило что-то странное. Свет в доме горел до утра, но окна всегда были зашторены. Из дома периодически доносился приглушенный металлический звук, словно хозяин что-то сверлил дрелью.

Время от времени дверь открывалась, и Саша вытаскивал из дома очередной тяжелый мешок, волочил его к забору, вытряхивал содержимое и возвращался назад. И вновь включалась таинственная дрель. А через час хозяин тащил новый мешок. И так продолжалось до самого утра.

Саша появился в поселке зимой. Он купил дом и участок земли у Гранта Ивановича, который лет десять назад приобрел полпоселка, а теперь постепенно распродавал свои владения.

Грант Иванович — последний старожил. Земли здесь дали порядочно, потому что дачи строили видные в городе люди, но судьба основателей поселка сложилась как-то неудачно. Кто был у власти, ее лишился. У кого деньги водились, пострадал еще больше: несколько человек еще в те советские времена посадили за взятки, а одного даже расстреляли. Остальные, те, кто уцелел, распродали участки.

Остался один только Грант Иванович, который освоился в новые времена и занялся торговлей недвижимостью. Он скупал за бесценок старые дачи у наследников, которые не хотели заниматься хозяйством, ремонтировал обветшавшие дома и продавал их уже за хорошие деньги.

Виталий Шувалов увидел нового соседа только в мае, когда перебрался из города. Виталий сильно удивился, узнав, что Гранту Ивановичу удалось все-таки продать соседний участок, считавшийся безнадежным. Отдавать его за копейки Грант Иванович не хотел, а люди с деньгами предпочитали что-нибудь получше.

Шувалов много лет снимал в поселке домик, жил здесь с мая до октября. Грант Иванович предлагал ему купить свой дом, но у Шувалова не было таких денег.

С новым соседом он познакомился буквально через неделю, когда тот пришел за помощью. Саша полез в подвал посмотреть, что там делается, лестница под ним подломилась, он упал и сильно расшибся.

Виталий обработал ему раны и по-дружески посоветовал быть осторожным:

— Дом очень ветхий. Нужен серьезный ремонт, а то в один прекрасный день вам что-нибудь на голову упадет.

Саша поморщился:

— Жаль, что вы не сказали мне об этом зимой, когда я покупал эту рухлядь. Зимой дом показался мне вполне приличным и цена подходящей.

Зимой, когда все было в снегу, дом выглядел вполне симпатичным и надежным. А весной Саша выяснил, что дом наполовину сгнил и ремонт обойдется ему в такую сумму, за которую легче новый купить. Каждую весну, когда безымянная речка, проходившая через поселок, разливалась, вода затапливала весь Сашин участок и отступала только в середине мая. В результате в доме даже в жаркую погоду было сыро и холодно. Саша не жалел дров, топил с утра до вечера, но сырость была неискоренима.

Он ходил к Гранту Ивановичу, скандалил, требовал расторгнуть сделку, потому что его фактически обманули.

Но Грант Иванович только улыбался:

— Дорогой Саша, у меня же не магазин, куда можно вернуть непонравившуюся вещь. К тому же дом не так уж плох, его всего лишь надо подремонтировать. Я сам каждый год вынужден делать ремонт: то венцы надо менять, то крышу ремонтировать…

Саша клял себя на все лады за то, что зимой повел себя легкомысленно. Но что теперь делать? Денег на ремонт у него не было: все сбережения он потратил на этот дом, считая, что по дешевке приобрел чудесную дачу.

Однажды ночью Саша разбудил Шувалова — его укусила крыса, которая пробралась в дом и сожрала его припасы, а потом еще и набросилась на хозяина. Оказалось, что в подвале полно крыс. Больше ни у кого в поселке крыс не было. Шувалов сделал Саше укол и посоветовал завести собаку и кота.

На следующий день Саша явился к Гранту Ивановичу. Разговор проходил на повышенных тонах. Саша даже взял его за грудки и требовал расторгнуть сделку. Но Грант Иванович, который прошел большую жизненную школу, держался твердо. Он только пообещал раздобыть для Саши крысиной отравы.

После этого разговора Саши несколько дней не было видно в поселке, и Шувалов решил, что он плюнул на все и съехал. Но Саша вернулся. Он приехал на машине и привез какую-то пожилую даму. Неужели нашел покупателя, удивился Шувалов. Но скромно одетая дама не производила впечатления человека, намеренного совершать рискованные сделки с недвижимостью.

Гостья внимательно осмотрела участок. Саша почтительно сопровождал ее, не отставая ни на шаг. Потом они вышли на улицу, обошли поселок. Женщина остановилась перед домом Гранта Ивановича и долго что-то говорила Саше. Потом они вернулись к нему домой.

Вечером Саша на машине отвез пожилую даму в город. Вернувшись, он явился к Гранту Ивановичу и потребовал от него генеральный план поселка. Тот несказанно удивился:

— Да зачем вам? Неужели вы еще один участок надумали купить? Так я вам без всякого плана все покажу.

На его глазах Саша тщательно обследовал план, сверяясь с какими-то записями. Видимо, нашел то, что хотел, потому что ушел крайне довольный и озабоченный.

С этого дня Саша переменился. Он стал энергичным и целеустремленным. Однажды он пригнал на участок большой экскаватор. Экскаваторщик задумчиво изучал фронт работ. Они что-то обсуждали, но не договорились. На следующий день к нему подкатил грузовик и водитель сгрузил ящики с тяжелым оборудованием.

И вот тогда начались Сашины ночные бдения.

В поселке ничего не проходит незамеченным.

Патриарх поселка Грант Иванович пришел к Шувалову и как бы между делом поинтересовался:

— Не знаешь, что Саша затеял?

Видно было, что Грант Иванович просто умирает от любопытства. Но Шувалов занимался своими делами. Саша к нему больше не заходил. Однажды они встретились на улице. Саша был весь в песке, словно он с утра до вечера копал.

Первым не выдержал Грант Иванович. Однажды ночью он проник на Сашин участок, чтобы разобраться, что за мешки тот таскает из собственного дома. Посвечивая себе фонариком, Грант Иванович пробрался к забору и затаился в зарослях крапивы. Он увидел, как, тяжело отдуваясь, Саша притащил мешок и вытряхнул содержимое. Когда Саша ушел, Грант Иванович изучил содержимое мешка: это была земля.

«Но что он роет под домом? — подумал Грант Иванович. — Подвал у него есть. И главное: зачем этим заниматься по ночам? Что и от кого он пытается скрыть?» Грант Иванович ушел домой озадаченный. Таких загадок еще никто в поселке ему не загадывал. А тут еще эта необычная пожилая дама, которую Саша опять привозил из города… На сей раз они никуда не ходили, заперлись у него в доме и просидели до позднего вечера.

Грант Иванович вконец извелся. Он часа два проторчал у Шувалова, чтобы подстеречь загадочную даму. И дождался: когда Саша вышел ее проводить — Грант Иванович тут как тут, поздоровался с Сашей, а сам с этой женщины глаз не сводит. А она на него посмотрела и преспокойно говорит:

— Что, Грант Иванович, не узнаете? Да, сильно мы с вами изменились.

И Саша ее увез. А Грант Иванович долго еще стоял на дороге как вкопанный. А потом не к себе пошел, а к Шувалову.

— Знаете, кто сейчас приезжал к нашему Саше? — спросил Грант Иванович.

Шувалов покачал головой.

— Это был призрак, — как-то буднично сказал Грант Иванович и ушел.

Кончилось это тем, что Грант Иванович пришел к Саше и предложил выкупить у него дом за те же деньги, которые тот уплатил зимой. Весть об этом мгновенно разнеслась по поселку. Грант Иванович никогда не заключал невыгодных сделок. Так что же с ним случилось? Неужели на старости лет ему стало стыдно обманывать покупателей?

Шувалов не поверил этим разговорам. Но вечером к нему зашел Саша, усталый и слегка пьяный. Объяснил:

— Мы оформили сделку с Грантом Ивановичем, вот и выпили по маленькой.

Слухи оказались верными. Грант Иванович не только выплатил Саше полную стоимость дома, но и компенсировал ремонт, который тот сделал. Подобная щедрость со стороны Гранта Ивановича казалась просто немыслимой.

Угостив Сашу чаем, Шувалов между прочим сказал:

— К тебе приезжала одна дама. Так вот она произвела на Гранта Ивановича неизгладимое впечатление. Он даже сказал, что она призрак.

— Они были когда-то знакомы, — пояснил Саша. — Ирина Сергеевна жила в поселке. Ее муж Рогожин был одним из его основателей. Им принадлежал как раз мой участок.

— Он уже умер? — спросил Шувалов.

— Расстрелян, — ответил Саша. — Помнишь, при Хрущеве расстреливали за валютные махинации? Вот Рогожин и попал под расстрельную статью. — Саша допил чай и встал: — Пойду собираться. Грант Иванович требует, чтобы я уехал как можно скорее.

Днем Саша погрузил вещи на машину, запер дверь, отдал ключ Гранту Ивановичу, помахал Шувалову рукой и уехал. Едва Сашина машина исчезла за поворотом, Грант Иванович двинулся к двери, но увидел, что за ним все наблюдают, повернулся и пошел к себе.

А на следующий день Грант Иванович пропал. Причем машина его осталась на месте. Первым его исчезновение установил Шувалов, вернувшийся вечером из города. Он обратил внимание на собаку, которая часами выла у калитки и бесцельно бегала по участку. Днем Грант Иванович всегда держал ее на цепи, чтобы она не отпугивала клиентов, и выпускал только на ночь.

Он зашел на участок: может быть, Гранту Ивановичу стало плохо и он не встает? Но когда подошел к крыльцу, увидел, что дверь заперта снаружи на замок. Значит, хозяин куда-то ушел. Но в поселке его не было, а за пределы поселка он выбирался только на машине. Во всяком случае так было все последние десять лет.

Шувалов не испытывал теплых чувств к Гранту Ивановичу, но шестое чувство подсказывало ему, что есть причина для беспокойства. Он сидел на веранде и смотрел на опустевший Сашин дом. Повезло парню! Как Саше, интересно, удалось уговорить Гранта Ивановича вернуть ему деньги? Раньше он не был таким сентиментальным. Может быть, на патриарха так подействовала встреча со старой знакомой?

Ее фамилия Рогожина. Да, Шувалов вспомнил историю ее мужа. Рогожин обвинялся в скупке золота и валюты. Тогда это считалось тяжким уголовным преступлением. В деле Рогожина была одна тонкость… Приговор, разумеется, предусматривал конфискацию имущества, но конфисковывать было нечего. Даже дом в поселке он успел продать до ареста. Говорили, что он припрятал драгоценности и доллары, но следователи ничего не нашли. Рассказывали даже, что они предлагали ему сохранить жизнь в обмен на ценности…

Когда Шувалов все это вспомнил, он понял, где надо искать Гранта Ивановича.

Уже стемнело, и он взял фонарь и ломик. Бывший Сашин дом был заперт изнутри. Шувалов ломом отжал замок и вошел. Электричества в доме не было, но он знал, где находится подвал.

Это был очень старый и очень глубокий подвал. Его вырыли прежде, чем поставили дом. Шувалов откинул крышку и посветил вниз: на земле лежал Грант Иванович. Он полез в подвал, но ветхая лестница подломилась. Он упал вниз, сломал ногу и потерял сознание.

«Даже самого циничного и ушлого человека можно поймать на простую наживку», — подумал Шувалов и стал поднимать Гранта Ивановича. Когда Саша привез к себе вдову расстрелянного Рогожина и сделал вид, будто ведет раскопки под домом, Грант Иванович решил, что там и хранятся ненайденные милицией несметные сокровища бывшего хозяина.

Он заплатил Саше приличную сумму — в качестве отступного. И в надежде завладеть кладом полез в подвал.

Роскошное алиби

Ему понравилось работать в дачных поселках. Если кто-то и закричит, то редкий сосед сразу бросится на подмогу. Кому охота рисковать жизнью? Так что у него в любом случае оставалось время исчезнуть.

К тому же он выбирал дома, стоящие на отшибе, предпочитал пенсионеров, которые падали в обморок от одного его вида. Он избегал кровопролития. Знал — красть можно всю жизнь и если повезет, то безнаказанно, а за убийство закатают надолго. В тюрьму ему не хотелось, поэтому он действовал осторожно. Грабил дачные домики по ночам. Если хозяева просыпались, исчезал.

Область большая, так что в одном и том же поселке он никогда дважды не появлялся.

Все шло удачно — до этого понедельника, когда он присмотрел себе богатенький дом в новом поселке, где постоянно обитала одна лишь бабушка, которая, судя по всему, не страдала бессонницей.

Он влез в дом под утро, когда сон всего слаще. Ему, совсем еще молодому парню, неведомо было, что пожилые люди часто просыпаются среди ночи и уже не могут заснуть. И это был тот самый случай. Хозяйка проснулась в три часа ночи, и сна как не бывало. Но она продолжала лежать в постели, надеясь, что ей все-таки удастся задремать.

И она услышала, как по дому кто-то бродит. Если бы она сделала вид, что спит, то осталась бы живой. Но она поднялась, вышла в коридор и лицом к лицу столкнулась с преступником. Если бы она просто закричала, он бы убежал. Но она попыталась схватить его и стала громко звать на помощь. Он испугался, что его могут поймать. Ему под руку попался молоток, и он со всей силы ударил старушку по голове.

Ее нашли на следующий день мертвой. Увидев молоток, сотрудники уголовного розыска сделали вывод, что это дело рук известного им преступника, которого приятели называли просто Алик. Полтора года назад в этом поселке он уже убил двоих — точно так же, молотком размозжил им головы.

Еще издалека Николай увидел сбитого человека, приткнувшиеся у обочины «жигули» и растерянного водителя, который не знал, что предпринять. Николай притормозил и вылез из машины.

— Я не виноват! — первое, что он услышал от водителя «жигулей».

Отодвинув водителя в сторону, Николай нагнулся над пострадавшим. Тот лежал на спине и тихо матерился. Николай осмотрел его, вздохнул и вернулся к машине за своим докторским чемоданчиком.

— Что со мной? — спросил лежавший на земле человек.

— Серьезных повреждений пока не вижу, — ответил Николай, — думаю, недельку полежишь в больнице. Повезло тебе, парень.

— Да мне фантастически не повезло! — взорвался он. — Я на электричку торопился, а этот козел мчался на такой скорости, что не сумел затормозить. Таким за руль вообще нельзя садиться. Спроси у него, за сколько он права купил. Слушай, может, отвезешь меня в город? Деньги у меня есть, не думай.

— Тебе нужно в больницу, — сказал Николай.

— Не хочу я в больницу! — крикнул тот. — Да на мне, как на кошке, все заживет. Отвези меня в город, а, друг?!

И в этот момент подъехала милицейская машина. Пострадавший с ненавистью посмотрел на милиционеров и закрыл глаза. Один из офицеров стал задавать вопросы владельцу «жигулей», второй подошел к Николаю.

— Ну, как он?

— Думаю, все обойдется.

Милиционер присел на корточки:

— Как вы себя чувствуете? Говорить можете?

Пострадавший лежал, не открывая глаз.

Милиционер ощупал его карманы, вытащил паспорт и вернулся в свою машину. Через несколько минут он подозвал к себе Николая:

— Он не может убежать?

— В ближайшие несколько дней он сам ходить не сможет.

Милиционер успокоился.

— Имейте в виду, что это особо опасный преступник. Он находится в розыске.

— В чем его обвиняют?

— В этот понедельник он ограбил и убил одну пожилую женщину. — Довольный, что преступник попался, милиционер стал словоохотливым: — Да мы его однажды уже чуть не посадили. Он двоих убил, но, гад, извернулся и от суда ушел. Алик его кличка, о нем много писали.

Да, о «деле Алика» Николай читал.

На свою беду супруги разговаривали слишком громко. Они поздно вечером приехали на дачу и, готовясь ко сну, обсуждали покупку машины, намеченную на следующий день. Все никак не могли прийти к соглашению по поводу цвета машины. К этому супружескому спору внимательно прислушивался человек, которого они не видели.

Он легко перелез через забор и стоял в тени под окном. Он ждал, когда в доме погаснет свет. Уже нашел окно, через которое можно влезть. Хозяева, уверенные в своей безопасности, даже не закрыли дверь на задвижку.

Он легко проник в дом, прихватив по пути молоток. Стараясь не шуметь, медленно продвигался к комнате, где спали хозяева. Если они собрались покупать машину, значит, у них при себе большие деньги.

Приоткрыв дверь, которая даже и не скрипнула, он пробрался в спальню. В свете луны отчетливо выделялась голова хозяина на белой подушке. Не раздумывая, он ударил его молотком по голове. От страшной боли мужчина закричал, попытался сопротивляться, но после второго удара потерял сознание. Проснувшись, женщина тоже закричала, вскочила с постели и бросилась к двери. Он поймал ее, ударил раз, потом другой. Он бил ее, пока она не рухнула на пол.

Убедившись, что хозяева больше не подают признаков жизни, он успокоился и стал методично обыскивать дом. Опустошил женскую сумочку, забрал с тумбочки две пары часов, ощупал карманы мужского пиджака, висевшего в шкафу, выпотрошил ящики стола. Он управился меньше чем за час. Набралось не так уж мало, он сложил все в сумку, забросил ее на плечо и ушел. Было еще темно, все спали, и он остался незамеченным.

Под утро он вышел из леса на шоссе, остановил первую попавшуюся машину и через час был в своей берлоге, где разобрал украденные вещи и, достав из холодильника бутылку водки, отметил удачное дельце.

Через час после ухода грабителя муж пришел в себя. Он с трудом поднялся с залитой кровью кровати и подошел к жене. Она была мертва. Мужчина с трудом добрался до соседей, которые вызвали милицию и «скорую помощь». Он успел описать приметы преступника, но на следующий день скончался в больнице.

Описание преступника показалось сотрудникам уголовного розыска знакомым. Под него подходил вор-рецидивист Альберт Широков, которого все называли просто Аликом. Правда, прежде он никого не убивал.

Алика арестовали. Краденых вещей в его берлоге не нашли — он успел их куда-то перепрятать. Опознать его было некому. Сам Алик уверял, что в ночь убийства не выходил из дома. И у него был свидетель — его сожительница, которая на следствии клялась и божилась, что всю ночь Алик провел рядом с ней, ни на минуту не отлучался.

Ей никто не поверил. Но доказать, что они с Аликом врут, не удалось. Его держали в следственном изоляторе год, потом все-таки выпустили. Об этой истории писали все газеты.

Милиционеры хотели поговорить с Аликом и попросили Николая отойти. Потом ему разрешили вернуться к лежавшему на земле преступнику и продолжить перевязку. Алик открыл глаза и укоризненно сказал:

— Я же просил тебя отвезти меня в город. Теперь все, менты загребут. Шьют мне убийство какой-то бабки, которую я и в глаза не видел. Только ничего им не обломится.

Николай, занятый своим делом, молчал.

— У меня есть алиби, — прошептал Алик. — Надежнее не бывает. В понедельник, когда ее убили, меня в поселке не было, понимаешь? И мое алиби у меня в сумке.

Он рассмеялся, но тут же скорчился от боли.

— Слушай, — опять зашептал он, — дай мне чего-нибудь обезболивающего, а? Сильно болит.

Николай внимательно посмотрел на него и достал из чемоданчика шприц. Через несколько секунд после укола Алик блаженно расслабился и разговорился:

— Уж если они не смогли меня посадить за то, что я действительно сделал, то пришить мне то, к чему не имею отношения, им и вовсе не удастся. Всю ту ночь я пил с приятелем. Он в розыске и, конечно, не придет в милицию, чтобы меня выручить. Да этого и не надо. Он где-то украл фотоаппарат, знаешь, который сразу выдает фотографии? Мы выпили и стали друг друга щелкать, пока кассета с пленкой не кончилась. Я сейчас вспомнил, что он снял меня на фоне телевизора, там на экране точное время показано. А от моей берлоги до поселка, где бабку замочили, четыре часа езды. Так что я никак не мог успеть туда и обратно. Придется им меня отпустить.

Алик засмеялся и зевнул. Обезболивающее средство действовало и как снотворное. Он закрыл глаза и через минуту захрапел.

Николай сложил свои инструменты в чемоданчик. Когда оба милиционера отвернулись, он открыл сумку Алика и взял конверт с фотографиями. Сунул его в чемоданчик и пошел к своей машине.

Милиционер крепко пожал ему руку.

— Может, вам благодарность на работу прислать? Давайте запишу ваше имя, — предложил он.

Николай отказался.

Отъехав на порядочное расстояние, он остановил машину. Вышел на обочину, достал фотографии, взятые у Алика, и одну за другой сжег их зажигалкой.

Только потом он понял, какую непоправимую ошибку совершил. Если Алик действительно не совершал этого преступления, значит, старушку убил кто-то другой. Алика посадят, но за чужое преступление. А настоящий убийца останется безнаказанным. Значит, чья-то жизнь по-прежнему под угрозой.

Рецепты одинокого дачника

Зимой в дачном поселке мало кто живет. От станции далеко, дорогу не чистят, когда снег выпадет, до магазина не доберешься. И страшновато. Здесь всяких людей можно встретить. Вечером ходить по улицам опасно. Ни одно окно не светится. И тишина неприятная.

Но этой зимой появился у нас в поселке один дачник, снял дом, завел собаку, купил телевизор и живет.

Он давно на пенсии, но очень бодрый. Похоже, одинокий. Человек милый, спокойный, вежливый. Кто на дачу приезжает, обязательно к нему заходит: взять сухих дровишек на растопку или большую лопату снег разгрести. А то и просто чайку попить.

Приезжать-то мы приезжаем, а ночевать мало кто остается. Раньше все было иначе, жили в поселке круглый год. А теперь боимся — трех молодых жестоких парней, от которых всего можно ожидать.

Братья Ждановы — наваждение нашего поселка. Они живут в старом родительском доме у самого леса. Родители были вполне приличные люди, но рано умерли. А дети — просто исчадие ада.

Старший уже отсидел за кражу три года. Среднего хотели посадить за драку в ресторане, но свидетели отказались от своих показаний. Младший только что отслужил в армии. Все трое нигде не работают. Воруют — этим и живут. Днем спят до обеда, вечером шатаются возле станции, пьют, дерутся.

Они обчистили все дома в поселке. Доказать это никто не может, но сомнений ни у кого нет. Они берут все, что могут вынести, даже стулья и холодильники. Продают где-то по дешевке и пьют.

И мало кто из нас избежал неприятной встречи с ними. Кого избили, кого в речку столкнули.

Обращаться в милицию бесполезно. Однажды участковый к ним наведался. Один! Думал их напугать. Но не на таких напал. Не знаю, о чем они поговорили, но вылетел от них участковый, как пробка. Думаю, что он еще рад был, что дешево отделался. Могли избить до полусмерти — свидетелей-то нет. Дом их на отшибе. Его за километр обходят.

С тех пор участковый жалоб на Ждановых не принимает.

У старшего брата ружье есть, охотничья двустволка. Каждое воскресенье он стреляет по бутылкам. Двое других сидят на крыльце и наблюдают. Потом все втроем пьют.

В прошлое воскресенье днем, когда наш новый сосед по даче пошел на станцию за молоком, братья его навестили. Настал, значит, его черед.

Сорвали замок с калитки и пристрелили пса, который их облаял. Дверь в доме выбили. Забрали все, что смогли увезти на его двухколесной тележке — телевизор, самовар, посуду, одежду, продукты и все деньги.

Когда дачник вернулся со станции и увидел убитую собаку, ему стало плохо с сердцем. Ни телевизора, ни вещей жалко не было, а вот собаку он любил.

Телефона у него не было, вызвать неотложку он не мог. Кое-как отлежался.

Снег у нас не убирают, людей мало, следы на снегу хорошо видны. Рано утром дачник пошел по следу тележки и оказался у дома Ждановых. Он понял, что они дом обчистили, и поехал в милицию. Написал заявление, но участковый сказал, что сейчас у него много дел, поэтому прибудет в поселок позже. Но так и не появился.

Я заезжал в поселок. Услышал об этой истории. Зашел к дачнику. Он человек у нас новый, всего не знает. Я ему посоветовал уехать. Сейчас в Подмосковье снять дом не проблема. Братья могут ведь к нему наведаться и еще раз.

Раньше они дома грабили только в отсутствие хозяев. Теперь же совсем обнаглели, никого не боятся. Если дачник дома окажется, неизвестно, что из этого выйдет. В общем, лучше уехать. Но сосед отказался, сказал, что ему наши места нравятся, воздух хороший, тишина, лес. Все это так, конечно…

Новую собаку он заводить не стал, а вот телевизор купил. Да и как без телевизора вечером? С тоски умрешь. Самоваров в магазине не было. Чайник купил электрический, кофту теплую, соковарку и еще что-то из вещей и посуды. Нанял машину на станции и привез. Сам разгрузил. Таскал по одной коробке от дороги к дому.

Вечером один из соседей шел мимо, смотрит: окно голубым светится, чайник кипит, дачник сидит в теплой кофте, наслаждается жизнью. И даже вроде бутылка у него на столе, хотя раньше не пил. Занавески у него прозрачные, с улицы все видно.

А через пару дней возле станции поздно вечером женщину ограбили и избили. Она потеряла сознание, пролежала долго в снегу и замерзла. Никто не сомневался в том, что это дело рук братьев Ждановых. Значит, перешли они какую-то границу и стали на людей нападать.

Через неделю я опять приехал в поселок. Зашел к дачнику. Смотрю, дверь открыта, а хозяина нет. Испугался за него, а он, оказывается, в сарае что-то мастерил. Вышел ко мне в одной телогрейке, разгоряченный, веселый и подшофе. В общем, пить начал. Поговорили мы минут пять, и я уехал.

Вечером в воскресенье пьяные братья вломились в дом к дачнику. Им надо было выпить, а запасы кончились, денег не было. А во всем поселке только у дачника окна и светятся.

Дверь у него не заперта была. Вошли и смотрят на него. Он сидит за столом и чай пьет. И молчит.

Младший очки с дачника сорвал, стал издеваться. Средний за нож взялся. Старший с угрозой спрашивает: где деньги? Тот кивнул на пиджак. Старший вытащил кошелек — там только мелочь оказалась.

Младший, самый жадный, буфет обчистил, в другую комнату прошел и радостно братьев позвал. Под кроватью у дачника младший бутылку с самогоном обнаружил. Старший разозлился: вот сволочь, самогон гонит и молчит! И с размаху ударил дачника. Тот свалился вместе со стулом, ударился головой об пол и потерял сознание.

Средний брат старшему говорит: ты что делаешь? Загнется ведь, посадят. Старший только выругался: ничего, старик живучий.

Под домом они нашли самогонный аппарат, ящик пустых бутылок и десяток полных. Одну бутылку они сразу открыли, младший на пробу отхлебнул и кивнул одобрительно. Погрузили они бутылки на тележку, забрали из холодильника хлеб и колбасу и к себе двинулись.

Дачник только через час в себя пришел. Голова от боли раскалывалась, но жив. Прибрался в доме, принял три таблетки аспирина и лег спать. Утром встал рано, разобрал самогонный аппарат до винтика, чтобы следа не осталось. Пустые бутылки в сарай отнес, спрятал подальше, за дрова.

Я почти каждую неделю заезжал в поселок. Решил свой дом продать. Жалко, конечно, дедов дом. Но жить здесь не могу, только налоги плачу. Да у нас уже половина домов продана.

Привез я покупателя. Заодно зашел дачника проведать. Смотрю, он щенка купил. Бутылки на столе я не увидел. Принюхивался — вроде не пахнет от него.

С покупателем мы почти договорились. В субботу он уже с семьей поехал дом смотреть. Ну, я не сомневался, что его жене и детям понравится. Участок полгектара, лес не вырублен, дом хотя старый, но надежный, теплый. Правда, ни газа, ни водопровода, ни теплого туалета у меня нет. Ну, да это уже дело нового хозяина, он при деньгах.

Пока покупатели дом осматривали, я вышел на улицу. А мне навстречу сосед идет, которого я с лета не видел. Его братья Ждановы однажды до полусмерти избили. На прощание старший из братьев его в живот сапогом пнул и сказал: еще раз увижу, убью. Сосед не стал проверять, шутил старший Жданов или нет, а собрал вещички и в город переехал.

А тут смотрю идет, довольный, санки с дровами везет. Подошел ко мне и говорит:

— Ждановых-то вчера в морг увезли, всех троих.

— А что случилось, — спрашиваю, — кто же их убил?

— Да если бы их кто убил, — говорит сосед, — я бы этому человеку памятник поставил. Они дряни какой-то напились и умерли. Ты же их знаешь, пили по-черному, налакались метилового спирта и все.

— Метилового спирта? — удивился я.

— Да не знаю я точно, — говорит сосед. — Какая разница? Главное, что их больше нет.

— И что же теперь будет? — спросил я.

— А ничего, — ответил сосед. — Участковый сказал, что и дела открывать не будет. Подохли, туда им и дорога. Теперь зато в поселке спокойно будет, опять жить можно.

И побежал сосед к себе печку растапливать, дом обустраивать.

В поселке теперь многие живут.

К Новому году и я думаю сюда перебраться. От мысли продать дом я отказался. Места у нас чудесные.

И дачник наш тоже мне советует дом не продавать. Хозяйственный мужик, умелец на все руки. Всегда готов помочь.

Я, кстати, понял, почему он круглый год за городом живет. Он по профессии химик, всю жизнь в какой-то секретной лаборатории проработал. Я думаю, он занимался чем-то вроде химического оружия. Это очень вредное производство. Наверное, надышался какой-то гадости. Теперь здоровье поправляет.

Пару раз я приглашал его к себе поужинать. Он человек одинокий, а у меня большая семья, за столом всегда весело. Он приходит с удовольствием, сидит тихо в уголке, ест с аппетитом, улыбается.

О себе он ничего не рассказывает, о братьях Ждановых не вспоминает. И ни разу ничего не выпил за ужином: ни коньяка, ни хорошего красного вина.

Личный астролог садового товарищества

Ее убили, как установила потом судебно-медицинская экспертиза, двадцать второго мая, в пятницу, а нашли тело на следующий день, в субботу днем, когда приехали дачники из города. Они открыли сарай, чтобы загнать машину, и обнаружили труп хозяйки.

Следствие установило, что ее задушили здесь же, в сарае. Убийца спокойно ушел, плотно притворив дверь.

Милиция вместе с дачниками осмотрели дом — вроде бы ничего не пропало, да и брать у старушки особенно было нечего. Она даже не держала дома водки, на что может польститься какой-нибудь безработный бродяга. Жила она с того, что каждое лето сдавала дом дачникам. Сама с утра до вечера — возилась в огороде. Ей хватало, но грабить ее смысла не было, хотя, случается, и за копейку удавят.

Следователь районной прокуратуры выдвинул две версии. Первая — убийство совершено посторонним человеком, предположительно, с целью ограбления. Но что-то помешало преступнику обчистить дом.

Вторая версия — это дело рук кого-то из своих, поселковых. Тогда мотив не ясен. В дачных поселках, конечно, тоже кипят страсти, но это когда не могут поделить дом или участок. Старушка ни с кем не конфликтовала. Соседям делить с ней было нечего.

Наследник у нее был один, дом после смерти оставался ее сыну, никто другой на ее имущество не претендовал. Кому же понадобилось ее убивать?

Следователь добросовестно опрашивал жителей поселка, но прокурору признался, что пока что подозреваемых у него нет. А прокурор нервничал и требовал результата, потому что в поселке это было второе убийство.

Первое произошло месяцем раньше. Двадцать первого апреля, во вторник, сторож поселка, отставной офицер, вышел поздно вечером на дежурство и пропал. Все знали, что около полуночи он вместе с собакой обходит поселок, смотрит, все ли в порядке. Но к себе в сторожку он с обхода не вернулся.

Утром спохватилась жена: куда же он делся? Она обегала весь поселок — муж словно испарился. Тут она перепугалась, подняла всех на ноги. Нашли сторожа под вечер. Его тело лежало в заброшенном колодце. Когда вытащили и осмотрели тело, стало ясно, что сторожа задушили. И опять же ничего не взяли. Деньги у него лежали в паспорте — их даже не тронули.

Со старушкой каждый мог расправиться. Но сторож был крепким человеком, способным дать отпор. Какой-нибудь бомж не решился бы на него напасть. Следовательно, преступник должен быть молодым и здоровым мужчиной. Это сужало круг поиска, но в реальности мало чем помогло следователю.

Прошел почти месяц, а следствие не продвинулось ни на шаг.

В середине июня, возвращаясь из поселка в райцентр, следователь упал с мотоцикла, разбился и неделю провалялся дома. С постели его поднял звонок прокурора. Тот был вне себя. В поселке произошло третье убийство.

Двадцать второго июня, в понедельник, женщина встала раньше обычного, чтобы успеть на первый автобус. Она решила сократить путь и побежала через лес…

Вечером она не вернулась с работы, но бабушка и дети беспокоиться не стали, подумали, что мама заночевала в городе, обычное дело. Но на следующее утро из города прикатил испуганный муж: а где же наша мама, почему она не приехала на работу? Заболела?

Ее тело обнаружили в лесу. Убийца задушил ее обрывком веревки и спрятал под кучей сухого кустарника. Сумочку даже не открыл.

В поселке поселился страх. Каждый месяц здесь кого-то убивали. Дачники смотрели друг на друга и думали: кто следующий?

Другой вопрос был еще страшнее: кто же из нас убийца? Теперь уже сомнений ни у кого не было: убийца — где-то рядом. Скорее всего, живет в самом поселке. Но по какой причине он ополчился на своих соседей, оставалось неясным.

В этом жестком графике убийств было что-то мистическое. Почему убийца наносит свой удар ровно через месяц после предыдущего? Или он появляется в поселке только раз в месяц?

Эту версию следователь проверил. Не было в поселке человека, который появлялся бы только в дни убийств или накануне, а в остальное время отсутствовал. Некоторые дачники приезжали в пятницу или субботу. Другие жили постоянно, можно сказать, безвыездно.

В чем состояла главная трудность следствия? Невозможно было понять мотивы всех трех убийств. Они казались случайными — кто на глаза попался, того и убивали. И все же, скорее, убийца следовал какому-то плану…

Поселок, где появился убийца, от нашего отделен лесом. Друг друга мы видим не часто, но тут и наши забеспокоились. Не дай бог, преступник и нас навестит — по-соседски.

Когда я выписал даты убийств, то в глаза бросилась некая закономерность. Преступник убивал очередную жертву в первый день нового знака зодиака.

Есть люди, которые придают особое значение тому факту, что число месяцев в году совпадает с количеством созвездий, расположенных по эклиптике. Это большой круг, по которому совершает свой небесный путь Солнце.

Есть люди, которые верят, что рождение под тем или иным знаком зодиака определяет характер человека и его судьбу.

Первая жертва была убита в момент, когда Солнце проходило через созвездие Тельца. Вторая — когда Солнце вступило в созвездие Близнецов. Третья — когда Солнце перешло в созвездие Рака.

Я попросил соседей узнать даты рождения убитых — совпало. Сторож по гороскопу был Тельцом, бабушка — Близнецом, молодая женщина родилась под знаком Рака.

Если в моих предположениях был смысл, то выходило, что на очереди — Лев. Жителю поселка, родившемуся под знаком Льва, двадцать третьего июля, грозила смертельная опасность. Об этом я рассказал следователю. Он отнесся к моим словам скептически, но в его положении нельзя было отвергать ни одной версии.

Не ставя никого в известность, чтобы не спугнуть убийцу, тайно выяснили дни рождения всех, кто жил в поселке. Львов оказалось трое: двое мужчин и ребенок. Кого выберет убийца?

Милиция обещала обеспечить охрану всем троим, и я не сомневался, что обещание будет выполнено. Но это только полумера. Заметив опасность, убийца затаится, выждет и нанесет удар, когда милицейская охрана будет снята.

Раз уж мы знаем день предполагаемого убийства и вероятные жертвы, то соблазнительно взять преступника с поличным, прямо на месте преступления. Но как это сделать? Ведь использовать живых людей в качестве наживки немыслимо. Никто не возьмет на себя такую ответственность.

Я вновь засел за таблицу с датами рождения всех обитателей поселка. Телец в поселке был только один, поэтому сторож был обречен, а вот Близнецов и Раков было несколько. Убийца мог выбирать. Случайно он выбрал именно этих двух женщин или не случайно?

Я обнаружил только одну закономерность — он убивал постоянных жителей поселка, остальные Близнецы и Раки приезжали только на выходные. Но что это означает, я понять пока не мог.

Милиционеры ходили по домам, высматривая среди прочего следы увлечения астрологией. Они обошли все дома — удивительным образом даже гороскопов почти ни у кого не оказалось, такая вот на диво трезвомыслящая публика собралась в поселке.

Заодно следователь выяснял, кто в поселке мог знать дни рождения всех его обитателей.

Проверили членов правления садового товарищества — только они располагали официальными бумагами. Но членами правления были старички и старушки. Никто из них на роль серийного убийцы по своим физическим данным не подходил.

Проверили членов их семей — ни одного крепкого молодого мужчины. Двое по возрасту подходили, но оба работали за границей.

Тогда я составил список всех прежних членов правления товарищества, в том числе покойных. И начал выяснять, кто из старожилов остался в поселке.

Список получился немаленький. А старожилов было всего двое — глухой старик, бывший военный, и его жена — женщина в возрасте, но бойкая. Вот с ней-то мы и разговорились.

Я расспрашивал ее о каждом, кто значился в моем списке. Постепенно она рассказала мне историю поселка.

Территорию выделили уходящим в отставку военным, которые не без помощи исполнительных подчиненных быстро отстроились. У них и по сей день на участках можно найти остатки списанного военного имущества.

Несколько участков отдали высшим чиновникам соседнего городка. Конфликт между штатскими и военными возник сразу. Чиновники по привычке хотели прибрать поселок к рукам, но военные не давались. Они избирали в правление товарищества своих и допускали только одного штатского.

А быть в правлении значило многое — здесь решали, какие дороги асфальтировать, где рыть колодцы и к каким домам в первую очередь подводить магистральный газ. Правление разрешало или не разрешало надстроить второй или третий этаж, соорудить сарай или гараж.

Самым активным из штатских, рассказала мне бойкая бабушка, был покойник Кузьмичев. Его дважды выбирали в правление, а в третий раз прокатили, потому что он рассорился с военными. И до самой смерти Кузьмичев все жаловался, что к его дому газ и воду подвели в последнюю очередь. Еще он хотел купить соседний участок — для сына, да правление не разрешило — продали одному из своих, военных.

Кузьмичев им этой обиды не простил и до самой кончины ни с одним из военных не здоровался. Встретит на улице и демонстративно не здоровается. Характер!

Через год после его смерти ушла в мир иной и вдова Кузьмичева. К ней старухи ходили гадать — на картах и на кофейной гуще. Ее предсказаниям верили.

Анна Кузьмичева вроде как с детства чувствовала в себе необычный дар. Еще в школе могла предсказать, кто из ее одноклассников получит двойку на контрольной по математике.

Кузьмичевы купили сыну машину, рассказала старушка, а в ГАИ ему номер дали с тремя шестерками. Представляете: 666. Это же числодьявола! Он сначала не обратил на это внимания, а вскоре у него начались неприятности: сняли колеса, разбили стекло и вытащили магнитофон, потом машину стукнули на стоянке. Наконец, он сообразил, что на машину наложено проклятие, и попросил мать о помощи. Она изгнала дьявола и сказала, что теперь у него все будет в порядке.

— И действительно помогло? — спросил я.

— Наверное, — ответила старушка. — Только после смерти родителей машину ему пришлось продать. Сам он ни на что толковое неспособен. Молодой здоровый парень, а работает почтальоном. Лучше работы не нашел. И еще злится на всех в поселке. Если бы его отцу разрешили тогда купить еще один участок — по старым ценам, сейчас бы он его продал и жил припеваючи… Да вот он идет, — сказала она.

Я повернулся и увидел крепкого молодого человека с толстой сумкой через плечо, неприметного в своей почтовой форме.

Никто из жертв не мог предположить, что от поселкового почтальона исходит опасность — пока он не хватал человека за горло и не начинал душить…

Когда к нему пришла милиция, он сразу во всем признался. Ненависть к соседям была у него сильнее инстинкта самосохранения.

У него в доме нашли учетные карточки всех членов садового товарищества. От матери он унаследовал веру в астрологию, а от отца — ненависть ко всем обитателям поселка. После смерти родителей он решил отомстить всем обидчикам отца. Он убил троих и убил бы остальных, если бы его не остановили.

А все из-за того, что его отца не избрали когда-то членом правления садоводческого товарищества. Как после этого на дачу ездить?..

Маленький арсенал в сарае

В воскресенье возле магазина убили бывшего таксиста, два года назад перебравшегося к нам в поселок аж из Молдавии. Его убили не у ближнего магазина, который у станции и который каждый день работает, а у дальнего — рядом с домом отдыха. Раньше это был дом отдыха имени XII съезда комсомола, а теперь и не знаю, есть ли у него название. В дальний магазин мы редко ходим, потому что продавщица работает как бог на душу положит. У нее только отдыхающие толкутся — им выпивка нужна, сигареты и колоды карт.

Бывшего таксиста застрелили из пистолета Макарова. Пуля попала в грудь и прошла выше сердца. Если бы сразу в больницу попал, выжил. Но его обнаружили только утром. Таксист был парень молодой, но уже обрюзгший. На «скорой помощи» приехали одни фельдшерицы, труп тащить было некому.

Два дня в поселке только и говорили, что об убийстве. А в среду вечером, то есть вчера, когда я искал теплый свитер и нашел его на верхней полке старинного платяного шкафа с зеркалом во всю стенку, мне на голову свалился пистолет, спрятанный под вещами. Не игрушечный, как у нашего младшего сына, а настоящий и весьма тяжелый.

Потирая голову, я уселся на раскладной деревянный стул из тех шести, что дедушка привез лет двадцать пять назад с соседней станции, и стал разглядывать пистолет. Шишка казалась мне самой малой из неприятностей, связанных с этой находкой.

Это был обычный пистолет Макарова с потемневшей от времени рукояткой. Выщелкнул обойму — трех патронов не хватало. Услышав голос жены, я опять завернул пистолет в свитер, через заднее крыльцо вышел на участок и направился к сараю.

Участок у нас большой. Мой дедушка — из старожилов поселка. Получил участок задолго до войны и тогда же с помощью своего отца-плотника, то есть моего прадедушки, построил двухэтажный дом. В нем выросло уже третье поколение нашего семейства.

Старший сын не захотел тесниться вместе с нами и перебрался в сарай. Вытащил из него всякий ненужный хлам, покрасил суриком, обшил изнутри фанерой, провел свет и поставил замок. Вечерами у него там собирается молодежь. Включают музыку на полную мощность и, вероятно, выпивают.

Я не возражаю. Во-первых, сарай стоит в самом углу участка и в доме ничего не слышно. Во-вторых, едва ли мои возражения его бы остановили.

Старший уже отслужил в армии. Вернувшись, поступил в милицию, но через год уволился — плохо ушел, со скандалом, потому что потерял табельное оружие. Работу искал недолго, устроился тренером по физкультуре в детский дом — на той стороне речки.

В сентябре темнеет рано. Оба окошка в сарае были зашторены, но из-под двери пробивалась полоска желтого света. Я постучал и вошел. Старший посмотрел на меня с удивлением. Вечерами я его не беспокою — он может приводить к себе не только друзей, но и девушек и вообще имеет право на самостоятельную жизнь.

Я вытряхнул пистолет на дощатый стол, заваленный мешочками с дробью, порохом и гильзами, — сын сидел на продавленном диване и набивал патроны для охотничьего ружья. Я показал ему пистолет и спросил:

— Твой?

Он ни минуты не колебался:

— Мой.

Выходит, когда он из милиции уходил, оружие не терял, а просто спрятал.

— Не великоват у тебя арсенал? — спросил я, имея в виду не только пистолет.

На стене висели два дробовика — законных, купленных по охотничьему билету, кавказский кинжал и нунчаки.

— Нормальный.

С патронами он здорово управлялся. Только не помню, чтобы он на охоту когда-нибудь ходил.

— Если оружие так любишь, зачем из милиции ушел?

— Ну, что опять об этом говорить? Чем я там занимался? Пять дней в ресторане дежурил, пять — в магазине, на халяву жрал и пьяниц гонял. А в субботу и воскресенье в гараже в карты дулся. И так до пенсии?

— Надо было в училище поступать. Не все же так живут, — сказал я.

Он пожал плечами:

— Так и терпеливые не все.

— Таксиста из твоего пистолета убили?

Тут он на меня так странно посмотрел.

— Пожалел его, что ли? Такую мразь пожалел? — говорит. — Преподаватель полное право имел его кончить. Ты-то об этом лучше всех знаешь.

И замолчал. Старший у нас неразговорчивый, в меня. Нам для разговора, наверное, не хватало сигарет или выпивки. Да я не курил никогда и не пил. И старший — насчет выпивки не скажу, а не курил точно. Он еще в третьем классе учился, когда я его с «беломориной» засек. Он мне тогда пообещал, что сигарету больше в рот не возьмет, и сдержал слово.

Посидел я еще немного, посмотрел, как он патроны набивает, пожелал ему спокойной ночи и в дом пошел.

«Такую мразь пожалел?» — звучали у меня в ушах слова старшего.

Молдавский таксист появился два года назад, когда умерла лысая бабушка — своеобразная достопримечательность нашего поселка. Волос на голове у нее совсем не осталось, парика она не носила. Детьми мы почему-то боялись лысую бабушку, называли ее колдуньей, считали, что она может напустить неизлечимую болезнь. Зимой ее не было видно, а с весны до осени она неподвижно сидела на стуле возле самой речки, закутавшись в цветастую шерстяную кофту. Когда мы шли рвать кувшинки, обходили лысую бабушку за полкилометра.

Дом у нее был одноэтажный, дощатый, очень сырой, а участок с каждым годом становился меньше, потому что речка подмывала берег. Когда лысая бабушка умерла, появился таксист, предъявил документы, свидетельствующие о том, что он наследник, и оформил дом и участок на себя. Его права на наследование вызывали сомнение, но возражать никто не стал, потому что охотников на бабушкину развалюху не нашлось, а принимать ее на баланс администрации тоже не хотелось.

Таксист за один год поставил двухэтажный кирпичный особнячок с теплым туалетом — на такую роскошь никто в поселке еще не раскошеливался. Машину купил. Но разливавшаяся весной речка мешала подъехать к дому. Тогда таксист, чтобы заезжать к себе со всеми удобствами — прямо с дороги, перенес забор на два метра в глубь территории соседа, преподавателя железнодорожного техникума.

Преподаватель — худой, нервный, стриженный под ежик — побежал в районную администрацию жаловаться. Через месяц появилась комиссия, обследовала забор и убедилась, что таксист самоуправничает. Но преподаватель рано торжествовал победу. В день, когда он уехал в район, чтобы получить копию решения комиссии, его дом сгорел. Когда пожарные до нас добрались, спасать было нечего. И некого.

В доме сгорела жена преподавателя. Она тяжело болела диабетом. По полгода проводила в больнице. Мы уж и не помнили, как она выглядит. Оказывается, накануне преподаватель забрал ее из больницы. Наглотавшись лекарств, она спала и не успела проснуться.

Никто не сомневался, что дом поджег таксист. Но общественное мнение к делу не пришьешь. А свидетели где? Ни свидетелей, ни доказательств.

Преподаватель похоронил жену, получил страховку. Но на такие деньги при нынешних ценах и сарая не поставишь, да и едва ли ему хотелось оставаться здесь, где так страшно погибла его жена. Словом, таксист стал ездить к себе прямо через опустевший участок соседа. С ним в поселке, конечно, никто не здоровался, а через три месяца после этой истории его застрелили…

Мы с женой ложились спать, когда возле станции раздался громкий треск.

— Слышала? — спросил я жену. — Из автомата стреляли.

— Ладно тебе, — пробормотала она, сладко зевая. — Мотоцикл заводят. Спи.

Я встал с кровати и босой вышел на улицу. Постоял на крыльце, вглядываясь в темноту. У соседей слева голубым светилось окно, у соседей через дорогу визжала бензопила — они второй год строятся.

Приятно было постоять на крыльце. В доме тоже хорошо, но жарко от натопленной печки и немного отдает сыростью. У нас единственный участок, где деревья сохранились. Все вокруг вырубили лес, расчищая место под огороды, а мой дедушка не захотел. Конечно, у соседей солнце, тепло на участке, в доме сухо и урожай лучше. Зато у нас на участке столетние сосны, много елей и берез. Воздух — позавидуешь, и с дороги не видно, что на участке делается.

Я спустился с крыльца и обошел вокруг дома. Весь день дождь лил как из ведра, и бак для воды переполнился. Листва забила водосточные трубы, подвешенные вдоль крыши, и дождь заливал оконные рамы. Белила кое-где пошли пузырями. Я понял, что придется завтра брать самую длинную лестницу и чистить трубы.

В кустах смородины что-то зашуршало. Ежик, наверное, подумал я. Прошелестела электричка. Все это были знакомые с детства звуки. Но что-то в наших местах изменилось.

Когда я был маленьким, родители разрешали мне гулять по поселку весь день. Просили только прийти днем пообедать. Мы с женой дочь и младшего сына одних не отпускаем. И другие родители своих детей тоже не отпускают. Когда подруги приглашают нашу дочку на день рождения, я отвожу ее сам и спрашиваю у родителей именинницы, в каком часу забрать.

Мало кто из соседей избежал в последнее время крупных неприятностей. У кого велосипед украли, у кого телевизор.

Хуже всего пришлось тем, кто живет ближе к Горелой роще. Местные ребята давно облюбовали наши дома. Но раньше баловались по мелочи. Дедушка рассказывал, как у него утащили с участка огромную бутыль с вишневой наливкой, которую он выставил доходить на солнце.

Теперь ребята из Горелой рощи тащат все, включая мебель. Вернувшись с юга, куда ездили всем семейством, мы не обнаружили нового дивана и двух кресел. Кто-то разбил окно и вытащил. Следов машины под окном я не нашел. На руках унесли. Не сомневаюсь, что диванчик мой и креслица не далеко уехали. Кто-то в Горелой роще на них нежится.

Кражи еще не самое страшное. Старика сторожа под Новый год чуть не убили. На него напали, а он ружья не хотел отдавать. Лупили его так, что в больницу пришлось отправить.

Такие времена: ограбили, да не избили — спасибо надо сказать.

Под утро я еще раз вышел на улицу. Ночь была холодной. Босые ноги обожгла изморозь. В этот предрассветный час поселок спал и не подавал признаков жизни.

Преподаватель-железнодорожник, лишившийся и жены, и дома, еще двадцать лет назад заказал в районе очки толщиной с лупу. И от военных занятий его освободили, и пистолета в руке он никогда не держал. И где оружие взять, ни за что бы не сообразил. Так что он стрелять в таксиста не мог.

А кто мог?

Закапало, и я повернул к дому. На крыльце стряхнул с брюк налипшую траву.

Теперь я знал, кто стрелял в таксиста и из какого оружия. И что мне делать?

Я посмотрел в сторону сарая. Старший, похоже, еще и не ложился. Из-под двери сарая так же пробивалась полоска желтого цвета, поблекшая с проблесками утра.

Выстрел из охотничьего ружья

Он даже не понял, что именно его разбудило, но когда вскочил, увидел, что горит сарай. Иван Семенович бросился к двери, но она не открывалась. Он с трудом выбрался через окно. Дверь кто-то припер граблями. Этот кто-то и поджег сарай, и заодно бросил в колодец ведро навоза, так что Матвеев остался и без сарая, и без воды.

Он понял, что это было первое предупреждение.

Второе последовало через день.

Иван Семенович проснулся от того, что ему трудно стало дышать. Открыл глаза и увидел, что он привязан к собственной кровати. Рядом стояли трое. Один из них сказал:

— У тебя простой выбор. Или ты завтра продаешь свой дом и исчезаешь отсюда навсегда. Живой и с деньгами, понял? Или… Тебе так и так пора на тот свет перебираться, зажился ты, старик. — И он ударил Ивана Семеновича. Потом скомандовал: — Всё, уходим.

Иван Семенович с трудом освободился от связывающих его пут. Вышел на улицу умыться. В небольшом зеркальце отразилась его небритая физиономия со следами ударов.

Иван Семенович зашел к соседу — Матвееву. Тот рубил дрова. Увидев синяки на лице Ивана Семеновича, забеспокоился:

— Что произошло? Кто вас ударил?

Тот присел на скамейку:

— Слушай, меня заставляют дом продать. Что делать?

Матвеев посмотрел на него и сказал:

— В такой ситуации лучше продать, Иван Семенович. Жизнь и здоровье дороже.

— А я не хочу, чтобы всякая мразь мной командовала!

Матвеев проснулся под утро от какого-то шума и вышел на улицу. Крики доносились из соседнего дома. Он удивился: Иван Семенович был человеком на редкость спокойным и скандалов не выносил. У соседского дома стояли две машины.

Матвеев некоторое время постоял в растерянности — не зайти ли к Семенычу? После вчерашнего разговора он беспокоился за жизнь соседа. Но тот, кажется, упоминал, что ждет гостей, а вмешиваться в чужие дела Матвеев не любил и пошел досыпать. Потом, сквозь сон, ему словно послышался выстрел. Но он уже крепко спал.

А наутро увидел у соседнего дома милицию. Подошел. Прямо на его глазах тело Ивана Семеновича вынесли из дома.

— Застрелился, — объяснил ему милиционер. — Ночью. Из охотничьего ружья.

— Не может быть! — вырвалось у Матвеева. — Иван Семенович был бодрым и жизнерадостным человеком. Он собирался жить лет сто.

— Еще как может быть, — невесело усмехнулся милиционер. — Вставил дуло в рот, ногой нажал на спусковой крючок.

— Послушайте, — сказал ему Матвеев. — Ему угрожали. Ночью у него были какие-то люди. Они кричали друг на друга.

— Вы сами их видели, можете описать? — Милиционер вытащил блокнот.

— Нет, я слышал голоса и видел две машины у дома.

— Номера не запомнили?

— Издалека не видно. Одна — вроде бы «Волга».

Милиционер спрятал блокнот:

— Жаль… Хотя особого значения это все равно не имеет. Типичное самоубийство. Нам тут делать нечего.

— Но ведь есть же такое понятие «доведение до самоубийства»!

— Есть, — угрюмо ответил милиционер, — но у меня на участке одно нераскрытое убийство, четыре ограбления со взломом и два изнасилования. С меня достаточно.

Он небрежно козырнул и пошел к машине.

Председатель дачного кооператива, тоже пожилой человек, отвел Матвеева в сторону:

— Слушай, а ты не хочешь продать свой участок?

— Нет. А зачем мне продавать? — удивился Матвеев. — Мне здесь нравится. Ты же знаешь, я здесь и зимой, и летом. Уж и не помню, когда в последний раз в городе ночевал.

— Тут объявились богатые люди и предлагают хорошие деньги, — туманно объяснил председатель. — Такие деньги, что ты себе в другом месте такой же дом запросто можешь купить и еще на жизнь останется.

— Вот пусть они себе в другом месте и купят, — усмехнулся Матвеев. — А я уж в своем доме останусь. В мои годы поздно на новом месте обосновываться.

Председатель кооператива оценивающе посмотрел на Матвеева:

— Ну, ты все-таки подумай.

К Матвееву приехали двое молодых людей, вполне любезных и вежливых. Они официально предложили Матвееву продать участок земли и дом и назвали сумму, втрое превышавшую ту, что он когда-то заплатил. Они объяснили, что берут на себя оформление, и тут же выложили на стол документы, которые Матвееву нужно было подписать. Платить они готовы были наличными — причем немедленно. По какой-то причине их клиент желал получить этот участок в свое владение как можно скорее.

Матвеев отверг это предложение.

— Можно ли вас спросить — почему? — вежливо поинтересовался один из незваных гостей.

— Я здесь живу давно, и мне здесь нравится. Зачем мне отсюда уезжать?

— Своим отказом, — тщательно подбирая слова, произнес второй молодой человек, — вы наносите чувствительный ущерб весьма влиятельным людям. Они воспримут это как личную обиду. А они не прощают обид. Зачем вам наживать себе неприятности?

— Это угроза? — спросил Матвеев.

— Ну, что вы, — улыбнувшись, ответил молодой человек.

После чего гости распрощались и удалились.

А следующей ночью к Матвееву наведались уже другие гости — в дом ворвались трое парней в кожаных куртках. Один скинул на пол все его вещи из шкафа, сорвал со стены фотографии и со всего размаха грохнул об пол посуду, другой своротил телевизор, и тот разбился.

А третий схватил Матвеева за горло.

— Твой сосед, Иван Семенович, тоже поначалу кобенился. А потом все-таки согласился. Написал дарственную и пустил в себя пулю. — И он со всего размаха ударил Матвеева по лицу. — Была бы моя воля, я бы сразу от тебя избавился. Все равно пользы от таких стариков никакой. Но наш хозяин — человек культурный. Он говорит: надо старику объяснить его ошибку, дать возможность исправиться. Вот я тебе и объясняю: людям нужна вся эта земля. Ты мешаешь, ты здесь лишний. Соображаешь? — С порога он оглянулся: — Почему-то мне кажется, что ты такой же упрямый, как твой покойный сосед. Так что чувствую, что мы еще встретимся. Не знаю, как тебе, а мне это доставит удовольствие.

Да, насчет упрямства, подумал Матвеев, ночной гость был прав. Из-за своего упрямства он всю жизнь и страдал.

Матвеев все утро приводил дом в порядок. А потом пошел к председателю кооператива, попросил разрешения позвонить. Набрал номер:

— Слушай, по старой памяти помоги с машиной… Да мне надо с дачи увезти кое-что ценное…

Когда он повесил трубку, председатель кооператива осторожно спросил:

— Все-таки решил продавать?

Матвеев грустно посмотрел на него:

— Знаешь такое выражение: «против лома нет приема»?

Матвеев махнул рукой и пошел к себе.

Проводив его взглядом, председатель кооператива схватился за трубку телефона.

Часа через два к дому подкатила знакомая Матвееву машина с двумя хорошо одетыми молодыми людьми. Матвеев сам к ним вышел:

— Знаете, ребята, я хочу поговорить со старшим.

— У нас есть доверенность на ведение всех дел, — сказал один из них.

— Понимаете, ребята, дом — это все, что у меня осталось. Здесь мы жили с женой, пока она не умерла. С этим домом у меня связаны лучшие воспоминания. И если мне суждено с ним расстаться, то я хотел бы по крайней мере посмотреть на человека, которому так нужен мой дом и моя земля. Пусть ваш хозяин сам приедет и сделает мне предложение.

Молодые люди вышли и стали возле машины.

— Крутит старик, — покачал головой один. — Что-то мне это не нравится.

Второй пожал плечами:

— Похоже, он действительно хочет, чтобы его уважили.

— Может, он что задумал?

— Да он уже развалина. Непонятно, в чем душа держится. Для кого он может представлять опасность? Тем более что шеф без телохранителей ни шагу не сделает. Кстати, нам с тобой тоже придется ехать — шеф наверняка захочет сразу оформить сделку. Так что, считай, еще одна бессонная ночь…

— Думаешь, шеф согласится сам к нему приехать?

— Шеф любит в последний раз посмотреть на человека, у которого он забирает то, что ему понравилось. Тот самый случай. Шеф захотел получить эту землю и получит.

Он вытащил мобильный телефон и набрал номер. Потом повернулся к Матвееву:

— Завтра после полуночи мы вас навестим. У нашего хозяина много работы, так что раньше он не освободится.

На следующее утро Матвеев взвалил на себя тяжеленный рюкзак и ушел. Вернулся он поздно вечером и выглядел очень усталым. Он умылся, налил себе чаю и сел у окна.

Две машины свернули с большой дороги на проселочную. В первой сидел шеф вместе с юристами, во второй — его охрана, трое парней, которые ночью устроили разгром в доме Матвеева.

Водитель хотел ехать прямо, но фары высветили дорожный знак, запрещающий движение, и большой указатель: «Дорожные работы. Объезд». Дорога не освещалась, и оба водителя чертыхались. На крутом повороте прямо под колесами первой машины что-то взорвалось, и яркое пламя взметнулось вверх. Водитель нажал на газ, надеясь проскочить, и машина полетела вниз с откоса. Автомобиль с охраной тоже рванул вперед, на помощь хозяину, и тоже покатился вниз. Обе машины взорвались.

Услышав взрывы, Матвеев оделся и бодрым шагом пошел к месту происшествия. Первым делом он убрал дорожные знаки, которые поставил днем, и вернул на место прежние: «Проезд закрыт». Потом, посветив фонариком, нашел провода и забрал их — не хотел оставлять следов, которые могли бы привести к нему милицию.

В ту ночь он впервые за последние дни хорошо спал. Утром к нему зашел обескураженный председатель кооператива.

— Представляешь: я уже сговорился продать свой дом, бумаги подписали, а новый хозяин этой ночью погиб. Придется теперь расторгать сделку.

— Я же говорю, в наши годы не надо покидать насиженное место, — ответил Матвеев.

Он все еще наводил порядок после разгрома, учиненного в доме. Дошли руки и до фотографий, сорванных со стены. Он вставил в новую рамку снимок, который так нравился его покойной жене. Юный Матвеев в форме сержанта. Это он сфотографировался в день демобилизации. В армии сержант Матвеев служил в бригаде особого назначения и считался лучшим подрывником части.

ПОМИНКИ ПО КНИЖНОМУ МАГНАТУ Повесть

Алексей Жучков въехал в узкую арку и подрулил к подъезду. Вслед за ним появилась черная «Волга» и перегородила выезд из двора. Трое мужчин подошли к машине Жучкова, распахнули дверцы и без приглашения уселись: один — рядом с ним, двое — на заднее сиденье.

Этих людей Жучков никогда не видел, но смотрел на них без страха.

— Ну что, Алексей, принимаешь наше предложение? — спросил один из незнакомцев.

Алексею Жучкову, первому вице-президенту компании «Новые времена», вчера предложили выгодную, но опасную сделку: вывезти вагон бронзы под видом помощи болгарским скульпторам в установке памятника российско-болгарской дружбе.

— Я такими делами не занимаюсь, — ответил он.

Сидевший на первом сиденье мужчина продолжил, словно не слышал его слов:

— Это большие деньги, Алексей. Мы их не упустим. Если поможешь, рассчитаемся по справедливости. Если будешь мешать, тоже рассчитаемся…

Жучков покачал головой:

— Я все сказал.

Минуту все помолчали. Затем трое незнакомцев, как по команде, вылезли из машины. Жучков развернулся и поехал к арке. Черная «Волга» подала назад и пропустила его «жигули».

Трое мужчин смотрели ему вслед.

— Может, передумает? — сказал один из них.

— Не передумает, — отрезал старший.

Капитан милиции Николай Червонцев с приятелем старшим лейтенантом Спиридоновым, тоже оперуполномоченным, поехали в свободное время в магазин за новыми видеофильмами. Оба в штатском и не на служебном автомобиле, а на машине Спиридонова.

Они подъехали в тот самый момент, когда возле магазина остановился «мерседес». Двое пассажиров зашли в магазин, водитель остался за рулем.

У Червонцева было такое правило: если в машине сомнительные люди сидят, обязательно проверить.

Это было не совсем законно. Водитель имел право отказаться. Но Червонцев всегда вежливо спрашивал:

— Не возражаете, если глянем, что у вас в машине?

Тех, кто легко соглашался, сразу отпускал — чистые. Если видел, что водитель мнется, глаза отводит, досматривал особенно тщательно.

С водителем «мерседеса» оказалось совсем просто: в салоне лежал шприц и ампулы с наркотиком. У самого водителя не оказалось ни прав, ни техпаспорта на машину. Из документов — новенький заграничный паспорт. Похоже, фальшивый.

Червонцев сел за руль «мерседеса», Спиридонов с задержанным — на заднее сиденье. Поехали в свой округ. По дороге задержанный предложил милиционерам сначала тысячу долларов, а в конце посулил аж десять тысяч — «только отпустите».

В милиции дежурный сел оформлять протокол. Спросил задержанного:

— Фамилия, имя, отчество?

Но тот молчал. Не потому, что кобенился, а паспорт ему на новую фамилию, видимо, только-только дали — не успел запомнить. Тут в милицию влетела знакомая им женщина, директор магазина, в котором они кассеты намеревались купить. Оказывается, ей другие пассажиры «мерседеса» сказали: «Делай что хочешь, но парня выручай. Он и так только что откинулся. Мы его приодеть хотели — куртку кожаную выбирали. На зоне мечтал о куртке…»

Она бросилась к Червонцеву, отвела в сторону, стала уговаривать отпустить.

Тот отказался:

— Теперь это уже не в наших руках.

— Ладно, — усмехнулась она, — договоримся с твоим начальством, раз ты такой глупый.

Старший лейтенант Спиридонов посмотрел ей вслед, сплюнул и сказал Червонцеву:

— Надо было нам доллары брать. Отпустят его завтра, вот увидишь.

Червонцев Спиридонову не поверил, но утром для верности зашел в дежурную часть. Точно — отпустили вчерашнего задержанного. Червонцев поднялся к старшему в отделе — майору Марущаку. Спросил: почему?

— В ампулах был уксус, держать под стражей не имели права, — уверенно ответил майор, даже глаза не отвел.

Червонцев ушел злой как собака. Он ловил преступников, а их отпускали.

В доме, где жил капитан милиции Николай Червонцев, поселился «новый русский» — Алексей Жучков. Он купил квартиру этажом выше, как раз над квартирой капитана.

Жучков был первым вице-президентом в компании Максима Ивановича Ломова, его правой рукой и главным помощником. Они дружили с юности. Вместе работали и вместе создали компанию «Новые времена».

Жучков полгода переделывал квартиру: крушил стены, ставил новые — и не давал Червонцевым жить. Весь день наверху грохотало, и Червонцевы заочно возненавидели соседа. Николай порывался сходить к нему поскандалить, но не решился — каждый имеет право на ремонт. Так что живым своего соседа Червонцев так и не увидел.

Поздно ночью два человека с объемистыми портфелями вошли в подъезд, где жили Жучков и Червонцев. Пешком поднялись на шестой этаж и долго возились возле двери квартиры Жучкова. Потом аккуратно собрали мусор и ушли.

Старший лейтенант милиции Спиридонов и капитан Червонцев описывали коммерческий киоск у вокзала.

Два месяца милиция предупреждала владельцев:

— Или сворачивайте торговлю, или выбивайте разрешение в префектуре.

Разрешения они не получили, вот милиция их и закрыла. Пока описывали, Спиридонов засунул в карман бутылку водки.

— Ты что позоришься? — сказал ему тихо Червонцев.

— Не пропадать же добру, — засмеялся тот. — Вместе уговорим.

Червонцев заметил, что Спиридонов записал в протоколе вместо пятидесяти косметических наборов двадцать пять. Половину, значит, решил себе забрать. А продавец все понял, но до суда решил молчать.

Ну а Червонцев молчать не стал. Когда они сели в машину, жестко сказал:

— Уходи, или рапорт на тебя напишу.

Старший лейтенант Спиридонов ушел по собственному желанию. Подписав заявление, остановил Червонцева в коридоре, бросил зло:

— Еще встретимся!

Червонцев даже бровью не повел.

Капитан сам был не ангелом. На третий день его работы в милиции дежурную группу вызвали в ресторан разнимать пьяную драку. Червонцев сразу крепко ухватил за руку главного бузотера и вежливо сказал:

— Пройдемте.

А тот развернулся и заехал Червонцеву по скуле. Николай потом посмотрел — кожу костяшками пальцев содрал, воротничок форменной рубашки в крови. Червонцев ткнул пьяницу дубинкой в солнечное сплетение так, что тот дышать перестал, руку завернул за спину, нагнул и головой вперед погнал. Дверь закрыта была, его головой и открыл. Потом в машине — еще долбанул пару раз. За испачканную рубашку.

Но воровать Червонцев себе никогда не позволял.

Когда капитан возвращался с дежурства, у дома стояли «скорая помощь» и две знакомые машины — милицейская и из прокуратуры.

— Соседу твоему ночью подложили бомбу, — сказал ему следователь. — Жучков утром открыл металлическую дверь, бомба взорвалась, и его разнесло на куски.

Когда выносили тело, Червонцев столкнулся на лестнице с Максимом Ломовым, президентом компании, в которой работал Алексей Жучков. Потрясенный смертью друга, взвинченный Ломов, от которого пахло водкой, кричал на милиционеров:

— Старушек гоняете, а хорошего человека защитить не можете! На хрен вы все нужны?!

Червонцев попытался объясниться:

— Милиционер не расследует преступления. Это работа следователя.

Ломов не стал его слушать, послал к черту.

Следователи допрашивали потерпевших, свидетелей и подозреваемых. А милиционеры имели дело с жертвами. Появление очередной жертвы означало прибавление работы.

Червонцев поднялся на следующий этаж и привычным взглядом осмотрел место взрыва. Еще одного «нового русского» убили… Капитан исходил из того, что в преступлении прежде всего виновата сама жертва. Если бы сосед не совершал ничего противозаконного, его бы не убили. Люди не в состоянии справиться со своими проблемами и переваливают их на милицию.

У Червонцева и так было плохое настроение — из-за утреннего вызова.

В доме напротив, в коммунальной квартире, обнаружили труп. Супруги, вернувшиеся из отпуска, войдя в квартиру, почувствовали странный запах. Сначала они постучали, а потом взломали дверь в комнату восьмидесятилетней соседки. И увидели труп. Бабка умерла легкой смертью, судя по всему, во сне. Но это произошло неделю назад.

Запах в комнате стоял невыносимый, хотя Червонцев сразу открыл окно. Увезти труп сразу было не на чем. Участковый пошел к себе звонить — квартира без телефона, район новый, а Червонцев остался. Квартира на втором этаже, под окном служебный вход в продуктовый магазин, хлам, пустые ящики, отбросы, куча мух, которые сразу же налетели на голый труп.

Червонцев стоял у окна и старался не смотреть на него. Из мебели у бабки остался только старинный комод. Когда пришла милиция, дверца комода была открыта. Червонцев заглянул внутрь — две полки совершенно пустые, но видно, что еще недавно здесь что-то лежало: по краям пыль, а в центре чисто. Соседи, ясное дело, забрали все ценное.

Когда Червонцев что-то такое сказал, соседи дружно стали возмущаться.

Червонцев понимал, что у многих людей его милицейская форма вызывает безотчетную неприязнь. С этим ничего нельзя поделать. Можно только принять это, смириться и вести себя соответственно. Раз они тебя боятся, заставь их делать то, что ты хочешь, и то, что нужно. И подумай о том, что люди, тем не менее, надеются на тебя. В твоем присутствии им спокойнее.

Червонцев себя не переоценивал. Но кое-что от него зависело. Какой-то сволочи он мог помешать. Увидев милиционера, кто-то испугается и оставит свою жертву в покое. Не так уж это и мало.

Червонцев часто чувствовал себя обиженным, как и другие ребята. Они хотели, чтобы в них видели нормальных людей — не тупых и жестоких дуболомов, не трусливых и корыстных бездельников, не способных совладать с преступниками, и даже не новых центурионов, а нормальных людей.

При этом он нисколько не идеализировал своих ребят. Некоторые из них с самого начала знали, что взялись не за свое дело. Милицейская работа им была совсем неинтересна. В квартирах, где кого-нибудь убили или ограбили, их больше всего интересовали иностранные журнальчики или видео. К тому же они практически ничего не знали и не умели. Учеба милицейская недолга — и ею почти все пренебрегают. Если бы они любили учиться, то работали бы не в милиции. Чересчур образованных милиционеры недолюбливали.

Червонцева раздражало, что постоянно приходится что-то писать: рапорты, отчеты, планы. Словно о работе милиционера судят по количеству исписанной им бумаги. Он ненавидел писанину. Во-первых, для него это было не просто. Во-вторых, он с ребятами предпочитал настоящее дело.

Дело о взрыве и убийстве Алексея Жучкова, вице-президента компании «Новые времена», принял к производству старший оперуполномоченный майор Марущак.

Майор надеялся в ближайшее время переместиться в кресло начальника отдела. Он считал, что достоин этой должности. Но начальник милиции округа никак не хотел утверждать Марущака, тянул.

Марущак счел это подлостью. Он написал в Главное управление внутренних дел рапорт о том, что офицеров заставили сдать деньги на набор сувенирных водок — подарок начальнику на день рождения.

Вручение водки классифицировалось как взятка, так что начальника отстранили от должности. Началось внутреннее расследование. Марущак не сомневался, что добьется своего.

Когда Максим Ломов вернулся с похорон своего друга, ему позвонили и предложили хорошую сделку с иностранной фирмой, скупающей лом цветных металлов. Этой сферой в компании «Новые времена» ведал Алексей Жучков, но его убили, а замену ему Ломов пока не нашел. Он решил, что сам займется сделкой.

К нему в офис приехали три человека, которые привезли необходимые документы. У них было все — и деньги, и возможности, и деловые контакты за рубежом. Ломов был им нужен для того, чтобы добиться разрешения на сделку.

Новые партнеры предложили Ломову помочь им отправить в Болгарию груз цветных металлов для благородного дела — бронзовый памятник российско-болгарской дружбе. Они даже нашли скульптора, который взялся создать памятник. Этот скульптор был, кажется, единственным, кто принимал все эти разговоры за чистую монету.

Ломов сразу сообразил, что никакой памятник в Болгарии эти люди ставить не собираются. И вообще они ему не очень понравились. Ломов, конечно, не мог знать, что это были пассажиры того самого «мерседеса», который вызвал подозрения у капитана Червонцева…

Словом, Ломов ответил, что его этот контракт не интересует.

Поздно вечером семнадцатилетний Андрей Ломов, сын президента компании «Новые времена», сказал родителям, что ненадолго отлучится: ему позвонили школьные друзья и пригласили в гости. Он даже одеваться не стал — ребята в соседнем подъезде живут.

У друзей было шумно, собралась большая компания, какие-то незнакомые парни, девушки, одна из них играла на гитаре и пела. Полно было выпивки и еды, Андрей даже удивился: обычно у приятелей в холодильнике хоть шаром покати, а тут такое изобилие.

Он с шиком выпил две рюмки охлажденной водки, не закусывая, и пригласил танцевать высокую девушку, которая им явно заинтересовалась.

Вечер удался. Андрей даже забыл позвонить домой, сказать, что задерживается. Юноша не отпускал высокую девушку ни на минуту, чтобы не увели. Но она, кажется, и не собиралась расставаться с ним. Закружившись в танце, они вышли на кухню, где никого не было, и стали целоваться.

Оторвавшись от него, она шепнула:

— Пойдем ко мне. Если не боишься, конечно. Андрей помог ей надеть пальто, и они выскользнули за дверь. Они продолжали целоваться в лифте и в подъезде и даже на улице. Андрей без пальто, раздетый, совершенно не ощущал холода. Она, оказывается, жила совсем рядом — они вбежали в соседний подъезд, и она вызвала лифт.

Когда они поднялись наверх, вслед за ними в подъезд вошел один из тех троих, что приходили к Максиму Ломову.

Надю Ломову разбудил звонок из милиции. В пять утра проезжавший на патрульной машине капитан милиции Николай Червонцев обнаружил труп молодого человека — Андрея Ломова. Он лежал под окнами той квартиры, куда Андрея пригласили школьные друзья. Приятели жили на восьмом этаже, Андрей разбился насмерть.

Никто не мог ответить на вопрос, почему Андрей Ломов выбросился из окна.

Червонцев по горячим следам допросил его друзей. Они уверяли, что вечеринка продолжалась до утра, они все крепко выпили, завалились спать и ничего не видели. Наверное, Андрей перебрал. Ему нельзя было столько пить…

Майор Марущак, выслушав Червонцева, пожал плечами: очевидное самоубийство. У Червонцева не было оснований спорить.

Андрей Ломов был непутевым сыном: он доставлял много неприятностей родителям. Плохо учился, однажды попал в милицию. Ломов его выручал из всех бед. Из этой не сумел.

Первые дни Максим Ломов ходил как убитый. Дома сидеть не мог, приезжал на работу, но и работать был не в состоянии, бесцельно бродил по коридорам. Пил водку, глотал таблетки от сердца. Он был не похож на себя.

Максим сделал то, от чего наотрез отказывался накануне смерти сына. Он согласился принять участие в одной сомнительной сделке — отправить вагон бронзы в Болгарию, якобы для памятника российско-болгарской дружбе.

Почему Ломов пошел на это?

Его компания попала в трудное положение. Ломову позарез нужны были оборотные средства. Если бы он был в нормальном состоянии, как-нибудь бы выкрутился. Но сейчас он ничего не мог придумать.

Партнеры Ломова подготовили к отправке за границу драгоценный вагон. Во всех документах отправителем значилась компания «Новые времена». Таможня груз остановила: зачем вывозить из страны целый вагон бронзы, если для памятника требуется гораздо меньше?

Новые партнеры бросились за помощью к Ломову. Он обратился к старому знакомому — советнику президента. Тот выбил для него специальное постановление правительства, разрешающее вывоз бронзы.

Груз сопровождали помощник скульптора — молодой человек, только что закончивший архитектурный институт, и администратор, которого подыскали партнеры Ломова.

Если бы капитан Червонцев оказался в этот момент на вокзале, он бы узнал в новоиспеченном администраторе своего недавнего сослуживца — бывшего старшего лейтенанта милиции Спиридонова. А если бы Червонцев проверил документы бывшего милиционера, то удивился бы еще больше — паспорт у Спиридонова был на другую фамилию.

В вагоне они ехали вдвоем — юный архитектор и администратор. Спиридонов спал, архитектор читал газеты. Вечером плотно поужинали, хорошо выпили. У архитектора была с собой еда, приготовленная женой. Но Спиридонов широким жестом отодвинул скромную закуску в сторону и щедро угощал попутчика из своих припасов. Ночью, когда архитектор крепко спал, Спиридонов сбросил его с поезда.

Через полчаса поезд остановился по расписанию на захолустном полустанке. Спиридонов помог ожидавшим на станции людям отцепить вагон от поезда. Вагон отогнали в тупик и написали на нем совершенно другой номер и другую станцию назначения.

Надя Ломова тенью следовала за мужем. Андрей был ее сыном от первого брака. Когда Надя вышла замуж за Ломова, Максим усыновил мальчика, воспитывал как родного, не вспоминал, что не своя кровь. Смерть Андрея Ломов переживал, казалось, сильнее Нади. Или она держалась лучше? Характер у нее был железный.

И в церкви, когда Андрея отпевали, и на кладбище Надя вела себя мужественно. Но когда приехали домой, она разрыдалась:

— Ну за что нас Бог покарал? Почему это произошло именно с нами? Бог мог наказать нас за какие-то грехи, ведь мы не праведники. Но за что он наказал нашего мальчика?

Ломовы позвали на поминки капитана Червонцева. Он пришел. Он очень сочувствовал их горю. После того как у самого Червонцева родился сын, он даже фильм не мог смотреть, если в нем что-то плохое происходило с детьми. Он только не знал, как помочь Ломову.

— Почему, почему он это сделал? — не мог понять Ломов. — Весь мир был перед ним открыт. Он в свои семнадцать увидел больше, чем все мы. Хотел его в Америку отправить учиться…

Максим Ломов крутил рюмку и тоскливо смотрел на стол, заваленный неразобранными бумагами, счетами, деловыми письмами:

— Зачем мне это? Все хотел ему передать. Теперь и жить незачем.

Червонцев сам чуть не плакал:

— Ты и не представляешь, какие бывают нелепые истории, что люди друг с другом вытворяют. — И рассказал: — Мой первый вызов был в квартиру, где произошла семейная ссора. К тому времени я проработал в милиции всего пять дней. Когда мы вошли в квартиру, там все рыдали. Никто не мог толком объяснить нам, что случилось. Прошли на кухню, там труп лежит — молодой мужик, в спине нож. Постепенно все выяснили. Жена с мужем с самого утра ссорились. При детях, потом при ее родителях, которые приехали повидать внуков. Зять был пьяный, говорил какие-то глупости. Жена злилась, дошла до истерики. В какой-то момент она схватила нож, ткнула мужа в спину и даже не поняла, что сделала. Продолжала кричать. И все кричали. Никто никого не слушал… Первыми спохватились ее родители: чего это зять замолчал? Подняли его, перевернули на спину, а он уже мертв.

Ломов с Червонцевым много выпили. Ломов все удивлялся:

— Ты нормальный парень, какого черта в милицию пошел?

Все давно разошлись, а Червонцев и Ломов сидели за столом. Надя их не беспокоила. Капитан был первым человеком, которому удалось отвлечь Максима Ломова от мыслей о сыне. Червонцев говорил о своем:

— Когда видишь паршивого бомжа, который валяется на улице, то испытываешь к нему глухую ненависть. Все проходят мимо и только брезгливо морщатся, а ты должен с ним что-то сделать. Ты его тащишь к машине, он начинает кричать, и плеваться, и блевать, тут же собирается народ, как будто у людей нет своих забот, и почему-то все симпатии на стороне бомжа, а в нас видят только врагов. Почему нас-то никто не жалеет? Ведь нам приходится заниматься такой грязью!

После того как Андрея Ломова признали самоубийцей и дело закрыли, Надя тайно поговорила с каждым из его приятелей. Просила сказать правду, клялась, что дальше нее эта информация не пойдет. Она просто хотела понять, что случилось с сыном, узнать, как прожил он последние минуты.

Ребята верили, что она сдержит слово, к следователю не пойдет, но стояли на своем. Может быть, и в самом деле ничего не знали?

Надя выяснила, что в компании были незнакомые люди, которые принесли с собой выпивку и закуску и щедро всехугощали. Были и две девушки, одна из них играла на гитаре, а со второй Андрей танцевал весь вечер. Но этих девушек Надя не нашла. Она могла рассказать об этом капитану Червонцеву, но почему-то промолчала.

Когда пропал вагон с бронзой, виноватым оказался Ломов. Все бумаги были оформлены на его компанию, ему и отвечать. Партнеры настойчиво требовали возместить им стоимость пропавшего груза. Вернуть деньги Ломов не мог — на счетах компании ничего не осталось.

Тогда новые партнеры стали давить на Ломова с требованием пропускать через бухгалтерию их деньги — оформлять как доход от продажи его газет и журналов. У них было много наличных денег, которые надо было отмывать. Что это были за деньги, Ломов не спрашивал.

Пропускать криминальные деньги через свои счета не хотел. Но эти трое приходили к Ломову каждый день, как на работу. Свет еще не видел таких цепких и настойчивых парней. Они ни на что не обращали внимания, их интересовал только результат.

— Мы поможем тебе с деньгами, решим твои проблемы, — убеждали они Ломова. — У тебя есть хороший парень, которому мы верим, Виктор Глотов. Сделай его первым вице-президентом. Мы с ним сработаемся.

Ломов возмутился:

— У себя в компании я сам решаю, кому кем быть.

Ломов выпускал рекламную газету, издавал книги, расставил по городу свои киоски, основал рекламно-информационное агентство, транспортную компанию, контору по торговле недвижимостью, брокерскую фирму.

У каждой конторы был управляющий, но все они принадлежали Ломову. Он объединил их в издательский концерн и стал его президентом. В журнале, где Ломов когда-то работал заместителем ответственного секретаря, его теперь уважительно-фамильярно называли магнатом.

Ломов стал бизнесменом у них на глазах: едва разрешили кооперативы, основал свое дело. На закате советской власти он объявил подписку на несколько собраний сочинений, читатели исправно платили вперед. Так Ломов собрал первые миллионы, которые опять пустил в оборот.

Ломов умел договариваться с нищими государственными издательствами. Он вообще хорошо ладил с людьми.

Он отправлял на бумажный комбинат грузовики с шоколадом для детей рабочих и получал бумагу в первую очередь. Вез бумагу в типографию вместе с контейнером холодильников для наборщиц, и его заказ печатали вне очереди. Видя его успех, банки охотно давали ему кредиты под льготные проценты.

Максим Ломов впервые за свою трудную жизнь перестал чувствовать себя нищим. Он несколько раз съездил с женой и сыном за границу, ни на чем не экономил. Он стал заметным человеком. Его имя называлось в ряду крупных бизнесменов, хотя оборот издательского концерна не был таким уж большим.

Все его новые идеи немедленно приносили доход. Деньги сами делали деньги. Казалось, этому не будет конца.

Он мог бы снять себе офис в любом месте, но предпочел остаться там, где началась его карьера.

Чтобы сделать ему кабинет, освободили несколько комнат. Перегородки между ними сломали, и Ломов сам распланировал себе кабинет, комнату отдыха, приемную и небольшую комнатку, где сидели секретарь и молчаливый Эдик, молодой парень, выполнявший функции охранника.

Днем, когда Ломов заседал, Эдик спускался в подвал и, раздевшись до пояса, молотил руками и ногами подвешенную к потолку матерчатую грушу.

Кабинет для Ломова ремонтировали несколько месяцев. Деревянные панели, хрустальные люстры, сделанные по особому заказу, появились в царстве обветшавшей мебели, протертых ковров, дряхлых пишущих машинок и скрипящих дверей.

Журнальные наборщики, верстальщики, корректоры перешли к Ломову — на высокие зарплаты. Новые люди из его команды по-хозяйски ходили по протертым редакционным коврам. Журналисты сторонились, шушукались им вслед.

Но в последние месяцы в книжном бизнесе, которым занимался Максим Ломов, наступил застой. Выпущенные им книги не продавались, и он не мог вернуть долг банку.

Зарабатывать надо было на чем-то другом. Виктор Глотов пришел с предложением заняться торговлей недвижимостью.

Когда он, неизменно улыбающийся, ухоженный, с аккуратнейшим пробором, переступил порог этого здания, он был сама любезность. Говорил такие цветистые комплименты сотрудникам, что тем становилось неловко. Потом почувствовал уверенность в себе, заматерел. При встрече уже никому не улыбался, а лишь слегка кивал.

Ломову Глотов понравился. Он вообще хорошо относился к людям до тех пор, пока они не поворачивались совсем уж дурной стороной. Но делать Глотова вторым человеком в компании Ломов не собирался.

В выходной день под зданием, которое занимала компания «Новые времена», прорвало трубы.

Здание было дореволюционное, крепкое, но нуждалось в капитальном ремонте. Крыша текла, и в комнатах на четвертом этаже за шкафами держали тазы, чтобы вовремя подставить под водопад.

Трое рабочих спустились в подвал, чтобы отремонтировать трубу. Но когда они прошли в конец коридора, прорвало другую трубу — у них за спиной. Тесный коридор залило кипятком. И почему-то с грохотом захлопнулась дверь, которую нельзя было открыть изнутри.

Рабочие стали отступать назад, надеясь где-то укрыться. Но спасения от залившего подвал кипятка не было. Все трое погибли. Их трупы нашли на следующий день.

Приехала милиция. Завели уголовное дело, отвечать должен был Максим Ломов. Майор милиции Марущак вызвал его на допрос. Ломову грозили тюремный срок и огромный штраф. Он был просто в отчаянии.

Вдруг объявились его новые друзья.

— Мы обо всем договоримся, но и ты сделай то, что мы просим, — сказали они.

И действительно решили вопрос. Майор Марущак закрыл дело. Ломов пригласил к себе Виктора Глотова и назначил его первым вице-президентом.

Ломов был уверен, что Виктор Глотов будет плясать под его дудку, но ошибся. Едва Глотов стал первым вице-президентом, как он вывел свою фирму из подчинения Ломова, который даже не знал теперь, сколько зарабатывают его брокеры.

Глотов по должности был правой рукой Ломова и провел операцию так, что тот ничего и не заметил. Спохватился, когда поздно было. Глотов настолько изменился, что даже с самим Ломовым говорил почти в оскорбительном тоне.

Когда Ломов затеял выяснение отношений, Глотов и вовсе потребовал, чтобы Ломов отказался от прав на фирму.

— Максим Иванович, все, что принадлежит фирме, заработал я сам. Ваших денег в фирме нет. С какой же стати вы претендуете на мои? — Высокий дородный Глотов разговаривал с Ломовым уверенно и спокойно, равнодушно глядя на него сквозь темные очки.

Положение Ломова стало ухудшаться. Он набрал кредитов и не мог их вернуть. Партнеры, надувшие его с вагоном бронзы, предлагали, тем не менее, встретиться, еще раз все обсудить, уверяли, что есть новые предложения. Ломов от безысходности согласился на переговоры.

Они предлагали все то же самое: пусть Ломов пропускает их деньги через свою бухгалтерию как выручку от розничной продажи. За это ему помогут вернуть кредиты.

К семи вечера все устали и решили отдохнуть. Ломов ехать никуда не хотел, предлагал выпить у него в комнате отдыха — бар забит под завязку. Но ребята замахали руками: здесь мешать будут, не дадут толком расслабиться, отдохнуть. Уговорили, подхватили Ломова за руки, повезли за город, в ресторан с отдельными кабинетами.

Пили до закрытия. Разницу между собой, уже далеко не юным, и молодыми накачанными парнями Ломов словно и не ощущал. Когда все уже сильно набрались, галдели, не слушая друг друга, старший из новых компаньонов вывел его в соседний, пустой кабинет.

— Максим Иванович, мы тебя очень уважаем, — сказал он. — У тебя проблемы с банком. Тут я пас, если ты отказываешься от нашего делового предложения. Но я знаю, что Глотов на тебя тянет, хочет увести контору из-под тебя, так?

Брокерская фирма была самым доходным предприятием в империи Ломова.

— Нам нужно, чтобы у тебя дела были в полном порядке, — внушал Ломову новый компаньон. — Помочь тебе с Глотовым? Он нас разочаровал. Глупый оказался. Мы этого пацана научим уважать старших.

— Ты-то что можешь сделать? — Ломов был уже сильно пьян, язык у него заплетался: — Глотов… решил урвать… что можно… Меня хочет выставить из дела…

— Мы его успокоим, Максим Иванович. Сделаем так, чтобы он тебе не мешал. Хочешь, чтобы мы его убрали? Чтобы Глотов исчез? Ты нам поручаешь это дело? Поручаешь? Ну, говори!

— Давай, — пробормотал Ломов. — Успокойте Глотова.

Голова его склонилась на грудь. Он начал сползать со стула. Новый компаньон легко подхватил его под мышки и потащил в коридор, крикнул одному из своих:

— Отвези домой!

Пьянка в загородном ресторане была в субботу. В воскресенье Ломов отлеживался дома, вяло отвечал на упреки жены, пил кефир и смотрел видеомагнитофон.

А в понедельник утром банк потребовал от него вернуть кредит, пригрозив, что в противном случае счет концерна будет немедленно заморожен. Ломов бросился звонить директору банка, которого дважды возил за свой счет во Францию и в Италию. С директором не соединяли.

Ломов сосал валидол и жал на кнопки телефонного аппарата. Наконец заместитель директора банка согласился получить сегодня треть всей суммы, а с остальным подождать.

Во всем концерне свободные деньги были только у брокерской фирмы Глотова.

— Глотова сюда! — пророкотал Ломов в переговорное устройство.

— Не приходил пока, — ответила секретарь.

— Домой звони!

Глотова не нашли и дома. По словам жены, накануне вечером он куда-то уехал и исчез. Жена Глотова билась в истерике, уже сходила в милицию, теперь обзванивала морги и больницы.

Ломова трясло. И не только потому, что деньги нужно было перечислить в тот же день. Он вспомнил пьяный разговор в загородном ресторане. Неужели ребята и в самом деле?..

На следующее утро в приемную Ломова позвонили из милиции и сообщили, что на окраине Москвы, на автомобильной стоянке нашли «мерседес» Глотова, прошитый автоматными очередями. На переднем сиденье следы крови, но машина пуста.

Охранник Эдик как самый хладнокровный позвонил жене Глотова. Ломов распорядился послать за ней машину с шофером, чтобы она съездила опознать «мерседес» мужа.

Самому Ломову стало плохо, нитроглицерин не помог, вызвали «неотложку». Когда жену Глотова уже отправили на опознание «мерседеса», раздался новый звонок — из районной больницы:

— Глотов такой у вас работал?

— Да, — срывающимся голосом ответила секретарша.

— К нам доставили труп. По документам Глотов Виктор Петрович. Кто-нибудь приедет опознать?

В больницу отрядили все того же Эдика. Он перезвонил по мобильному телефону через полтора часа. В морг его не пустили, потому что приехала милиция. Но свидетельство о смерти Глотова он видел своими глазами.

Ломов позвонил капитану Червонцеву, хотел посоветоваться, но того не оказалось на месте.

В компании «Новые времена» только и говорили что об убийстве Глотова, а тем временем банк все-таки заморозил ее счета, и на Ломова сразу обрушился поток финансовых проблем. Нечем было выдавать зарплату.

И тут в здании появился живой и невредимый Виктор Глотов. Он поднялся на третий этаж и, не обращая внимания на ошеломленную секретаршу, которая замерла с открытым ртом, вошел в президентский кабинет.

У Ломова, который курил как паровоз, побагровело лицо.

Глотов молча поставил на его стол магнитофон с заложенной в него кассетой, включил. Ломов услышал свой пьяный голос:

— Уберите Глотова, успокойте его.

Так же хладнокровно Глотов убрал магнитофон в портфель и уселся напротив ошеломленного Ломова.

— Максим Иванович, если я передам эту пленку следователю, который ведет дело о покушении на меня, Наде придется носить вам передачи до конца жизни. — Глотов положил ногу на ногу и вытащил из тонкой папки трехстраничный документ: — Есть другой вариант. Вы отказываетесь от прав на мою брокерскую контору, и я оставляю вам пленку на память.

Ломов несколько минут молчал. Потом взял документ и, не прочитав, подписал.

Не все знали, что именно происходит с Ломовым, но чувствовали неладное.

Еще недавно в его кабинет валом валил разный народ. Мелькали знакомые лица: советник президента, которого Ломов возил за свой счет на Тайвань, известный артист, который просил денег и их получал. Директора банков, иностранные бизнесмены… Теперь их стало меньше. Зато на прием запросились подданные его империи — бухгалтеры, шоферы, слесари, уборщицы. Ломов приучил их к высоким зарплатам. А в последние месяцы не было ни обещанной прибавки, ни премиальных, даже зарплату задерживали. Ломов теперь был очень несдержан, матерился так, что слышно было на всех этажах. Но никого не увольнял. Жалел. И помогал всем, кто его просил о помощи. Не слушал возражений бухгалтера. К нему и шли со всем: просили денег на отпуск, на лекарства, на ремонт, просто взаймы. О долге он никогда не напоминал.

Банк требовал вернуть кредит и проценты. Ломов не смог заплатить и людям, которые обещали ему защиту от рэкетиров. Ночью сгорели три принадлежавших Ломову киоска. Утром ему позвонили по личному номеру, известному только семье.

— За тобой должок, — услышал Ломов. — Не отдашь, останешься совсем пустой. Предупреждение понял?

— Давайте встретимся, поговорим, — предложил Ломов, напугать которого было трудно.

— Возьми все документы по концерну и приезжай завтра в ресторан…

В кабинете у Ломова сидели главный бухгалтер и Анатолий Подвигин, новый первый вице-президент издательского концерна. Забрав счета, бухгалтер ушел. Подвигин остался, участливо спросил:

— Проблемы?

Анатолия Подвигина, худенького, с крысиным личиком, вообще-то привел Виктор Глотов. Но после разрыва с Глотовым Подвигин остался верен Ломову. Глотов и Подвигин и раньше не особенно были близки. На совещаниях сидели порознь. Глотов любил красивую жизнь, купил себе «мерседес», золотые часы «Ролекс». Подвигин был равнодушен к одежде, много работал.

Ему Ломов поручил создать сеть киосков и выпускать ежедневную рекламную газету. Продавали ее с рук на улицах, в метро, на вокзалах. Продавцы приносили никем не учтенные наличные деньги — спасение для концерна. Теперь Ломов сделал Подвигина своим заместителем.

— Только не вздумайте ехать один, Максим Иванович, — сказал Подвигин. — Опасно.

— Возьму с собой Эдика, — пожал плечами Ломов. — А то брошу все к черту, возьму Надю и улечу куда-нибудь, загранпаспорт у меня в кармане.

Подвигин криво улыбнулся:

— Что может безоружный Эдик? Я найду вам надежных парней, профессионалов, которые будут вас сопровождать.

Три крепких парня в кожаных куртках заехали за Ломовым на своей машине. Он и в самом деле почувствовал себя увереннее. Водитель поставил машину у самого входа в ресторан. Двое ребят шли впереди Ломова, один сзади. В вестибюле стояли человек пять. Один из них подошел к «кожаным» ребятам:

— Все, можете ехать. Спасибо за доставку.

Надежные парни развернулись и вышли.

Ломов остался один.

— Документы привез?

Ломов полез было за бумагами, но чемоданчик бесцеремонно вырвали у него из рук:

— Жди здесь.

Так Ломова еще не унижали. Он беспрерывно курил, ходил по вестибюлю, устав, присел на подоконник. Примерно через два часа его позвали наверх, в банкетный зал, где решали его судьбу.

Угол стола очистили от тарелок и бутылок, там лежали документы издательского дома.

Они предложили вернуть за него долг банку и заплатить откупного, если Ломов переведет издательский дом на имя их доверенного человека. На размышление дали пять дней.

Вернувшись к себе, Ломов спросил у секретарши:

— Подвигин здесь?

— Заболел.

Ломов понимающе кивнул и прошел к себе. Он вспомнил, как во время одной пьянки кто-то из случайных знакомых намекал на то, что, имея свои киоски и рекламную газету, можно получать хороший доход от людей, которым нужно отмывать деньги сомнительного происхождения. Если бы Ломов согласился, они бы сдавали свои деньги в банк под видом выручки за газету — ведь она продается без чеков, по цене, которую устанавливает сам продавец. Теперь Ломов понял, чем занимался в его фирме Подвигин.

Ломов отправил в отпуск охранника Эдика. Попросил отдел кадров оформить им с Надей заграничные паспорта и купить билеты в Турцию, где ждал друг-художник.

В один из этих дней Червонцев зашел к Ломову — поговорить. Выпили. Ломов несколько раз порывался рассказать Червонцеву о своих проблемах, но не смог преодолеть недоверие к милиционеру.

А Червонцев чувствовал, что ему сложно общаться с нормальным человеком, что он с трудом находит слова. Общество оставило милиционеров наедине с теми, с кем само не желает иметь дело, с преступниками, алкоголиками, наркоманами, бомжами, проститутками и сутенерами. Червонцев сразу понял, что бесполезно разговаривать с ними на своем языке, разговаривать надо на их языке.

— Когда я возвращаюсь домой после дежурства, то первые полчаса молчу, — рассказывал Червонцев Ломову. — Я должен приспособиться к новому окружению. Мы — мусорщики. Думаете, просто каждый день убирать мусор и оставаться чистеньким? Когда приезжаешь на вызов и видишь, что мать-алкоголичка зашила своему годовалому ребенку попку, чтобы он перестал пачкать трусики, в душе что-то переворачивается.

Ломов слушал и пил. Но Червонцев не сказал, что со временем все эти истории перестают действовать. Иначе работать невозможно. Не будь Червонцев зол как собака, он бы, возможно, заметил, что Ломов явно не в себе. Но Червонцев тогда был слишком занят своими делами, о чем он вскоре очень пожалеет.

Ломова обманули. Ему не дали пяти дней на размышление. На четвертый день после разговора в ресторане, то есть в понедельник, накануне отлета в Турцию, Максима Ломова убили.

Убийца ждал его утром возле дома. Подошел сзади, когда Ломов садился в машину, хладнокровно выстрелил в затылок, бросил пистолет, сел в свой автомобиль и уехал.

Пожилого шофера Ломова словно столбняк хватил. Он пришел в себя только тогда, когда все было кончено.

Червонцеву позвонила Надя, попросила приехать. Он бросился в гараж: в баке служебной машины ни капли бензина. Накричал на водителя, а тот не мог понять, почему Червонцев так распсиховался, Червонцев поймал такси и уехал, а водитель жаловался товарищам:

— Чего он на меня кричал? Все же знают, по воскресеньям мы с Лехой за молоком к его отцу ездим. Отец в деревне живет — за сто двадцать километров. А с транспортом у Лехи плохо. Я машину беру, бензин отливаю, соответственно, один бидон молока мне. Осенью за картошкой начнем ездить. Я же не местный, у меня здесь корней нет, надо как-то устраиваться.

Вечером арестовали Виктора Глотова. При обыске, который вместе со следователем прокуратуры проводил майор Марущак, милиция нашла пленку с записью разговора в загородном ресторане. Этой записью Глотов шантажировал Ломова. Марущак решил: Глотов и убрал Ломова, чтобы овладеть всей компанией.

Червонцев сам арестовал Глотова, но был уверен, что Глотов тут ни при чем. Мелковат парень для такого крупного дела. Ему такое убийство организовать не по уму и не по деньгам. Он просто мелкий жулик и негодяй. Но Червонцев подумал, что такому, как Глотов, не повредит знакомство с тюрьмой. Может быть, поумнеет.

Когда за Червонцевым с лязгом захлопывается дверь следственного изолятора, ему становится страшно. Это ему-то! Он здесь хозяин, он арестованного приводит и через десять минут уходит, а все равно страшно. Каково же тем, кого за решеткой оставляют? Червонцев думал, что нормальному человеку один день в камере уже такое наказание, что он всю жизнь его не забудет.

Червонцев недооценил Глотова. Недолгое пребывание в следственном изоляторе ему действительно пошло на пользу. Только не в том смысле, как думал Червонцев. Через два месяца, когда следствие закончилось, Глотова выпустили. Улик против него не было. И он понял, что хорошо продуманное и организованное преступление наказанию не подлежит.

Банк, которому Ломов задолжал, взял на себя управление его компанией.

На отпевании Максима Ивановича в церкви директор банка нашел вице-президента Анатолия Подвигина и сказал, что тот назначается исполняющим обязанности президента издательского концерна. Счет концерна в банке разморозили.

На кладбище и на поминки ни директор банка, ни Подвигин не поехали.

Проводить Ломова пришли многие. У ворот кладбища стояло несколько джипов-«чероки» с молодыми людьми в кожаных куртках. Уходившие с кладбища смотрели на них с любопытством. Николай Червонцев тоже их разглядывал не стесняясь, запоминал лица, хотя Марущак запретил ему заниматься этим делом:

— Все знают, что вы с Ломовым дружили. Смотри, вообще отстранят тебя от работы.

Еще когда майор Марущак не был начальником отдела, он однажды взялся учить Червонцева, к которому относился снисходительно:

— Что зря молодость расстрачиваешь? Бери пример с меня. Я пробовал немного бизнесом заниматься, наварил весной десять тысяч долларов. Была возможность людям помочь и получить долю. Но вообще надо быть осторожным. Например, я когда был простым опером, меня в ресторане любая смена кормила бесплатно — ни за что, просто, чтобы были хорошие отношения. Но я никогда в зале, среди клиентов, не садился. Зачем светиться? На кухне тихо, не привлекая внимания, поел вкусно и ушел.

Червонцев сразу понял: служба в милиции полна соблазнов. Просить ничего не надо, сами придут и все предложат. Это лакомое место для тех, кто умеет извлекать пользу из своего положения. Червонцев ненавидел милиционеров, которые брали взятки или занимались бизнесом параллельно со службой.

Он все сразу рассчитал: отслужит свои двадцать пять и выйдет на пенсию, когда ему будет всего сорок пять. Бывшему милиционеру везде рады — пойдет или заместителем директора по кадрам и режиму на государственное предприятие, или начальником службы охраны в большую фирму. Будет получать зарплату и приличную пенсию. Поди плохо.

Через неделю Червонцев зашел в здание концерна, где работал Ломов.

Надя, вдова Ломова, увидев Червонцева, обреченно вздохнула:

— Меня отсюда выставляют.

Из кабинета начали выносить вещи Ломова. Упаковали и увезли написанные маслом яркие картины турецкого художника-модерниста, с которым дружил Ломов, холодильник, телевизор, видеомагнитофон, бутылки, посуду, изданные им книги, подшивки журналов и газет, которые он придумал и издавал.

Перед лифтом лежали пронумерованные мелом части сделанного на заказ черного круглого стола, за которым Ломов устраивал совещания. Все воскресенье обрывали со стен деревянные панели.

Опустела заведенная на начальственный манер комната отдыха с баром, где Ломов поил компаньонов и угощал иногда бывших коллег по журналу, делясь наполеоновскими планами.

Закончили работу грузчики. За ними ушла Надя Ломова, усталая, с потухшими от горя глазами, в трауре, который не снимала больше года, — сначала по сыну, теперь по мужу.

В последний раз она прошла по тускло освещенному коридору мимо доски объявлений, где все еще висел подписанный ее покойным мужем выцветший приказ.

Червонцев зашел в опустевший кабинет. Ему сказали, что в понедельник кабинет начнут перестраивать под вкусы нового хозяина — президента издательского концерна Анатолия Подвигина.

В окружении своих холуев, в новом костюме, с радиотелефоном в руках, он прошел мимо Червонцева, не обратив на него внимания. Червонцев узнал нового президента — это был тот самый ушлый молодой человек, который устроил вечеринку с девушками в доме у друзей Андрея Ломова, после которой сын Ломова выпал из окна.

У Червонцева был долгий разговор с майором Марущаком. Капитан был уверен, что убийства Жучкова и Ломова, самоубийство Андрея Ломова связаны между собой. Марущак не соглашался:

— Жучкова и Ломова убрали свои, но явно по разным мотивам, не поделили что-то. А парень сам покончил с собой. Давай уж так, суп отдельно, а мухи отдельно.

Червонцев встал и вышел из кабинета. Марущак зло посмотрел ему вслед и взялся за трубку телефона.

Капитан Червонцев никому не желал зла. Он хотел, чтобы был порядок, чтобы можно было спокойно ходить по городу, чтобы за сына не надо было бояться.

Он не любил ловчил. Он предпочитал простые и понятные пути и способы жизни. В его деле все было просто: есть преступники и есть те, кто их ловит.

Но чаще всего у него ничего не получалось. Сколько бы преступников он ни поймал, на воле их все равно больше остается. От этого можно было озвереть. А он не озверел. Он был ментом и не обижался, когда его так называли.

Червонцев привык к тому, что на девять десятых милицейская работа похожа на чиновничью, она так же тосклива, нудна и нередко бессмысленна.

Но каждый милиционер знает, что может настать момент, когда придется рискнуть жизнью. Как каждый шахтер знает, что когда-нибудь в шахте может произойти взрыв. Если милиционер говорит, что он ничего и никого не боится, он или врет, или просто дурак. Можно благополучно прослужить свои двадцать пять лет, и такой момент так и не настанет. Но заранее об этом знать нельзя. И думать об этом все время тоже нельзя.

Но в жизни милиционера Червонцева такой момент наступил.

Когда вечером капитан вышел на улицу, он не заметил, что за ним наблюдает человек, сидевший в потрепанных «жигулях». Это был его бывший сосед по кабинету, старший лейтенант Спиридонов, которому пришлось уволиться из милиции из-за Червонцева.

БОГАТАЯ ЖЕНЩИНА В ОКРУЖЕНИИ ЗАБОТЛИВЫХ ДЕТЕЙ И ЛЮБИМОГО ЧЕЛОВЕКА Повесть

В прошлую субботу, приехав на выходные, дети нашли ее повесившейся. По словам эксперта, она провисела в петле три дня. Опросили соседей, вышло, что до того она несколько недель не выходила на улицу. Зимой в поселке людей поменьше, могли и не заметить, что Инны Ивановны давно не видно.

Я был в командировке и ничего не знал. Вернувшись домой, попал как раз на похороны. Целую неделю тело Инны Ивановны пролежало в морге районной судебно-медицинской экспертизы. В бюро всего два патологоанатома, не справляются. В пятницу следователь закрыл дело — самоубийство, тело отдали детям, разрешили хоронить.

Катафалк заказали в районе. С местом на кладбище проблем не было: положили ее рядом с отцом, Иваном Петровичем.

Перед отъездом на кладбище гроб открыли. Провожавшие охнули. Смотреть на Инну Ивановну даже мне было страшно: мощи, а не тело. Высохла, кожа да кости. Когда я уезжал три месяца назад, она жаловалась на излишнюю полноту, говорила, что надо бы сесть на диету.

Гроб стоял на ближней веранде. Над гробом кричала дочь Инны Ивановны — Марина. Я ее с трудом узнал. Вот уж действительно годы не красят. Ее широкое, полное лицо расплылось еще больше. За очками с толстыми линзами не видно было глаз. Она сидела на стуле с подушечкой, раскачивалась и рыдала. Старухи ее утешали. Кто помоложе стоял возле печки, грелся. Печь с утра протопили, но веранда летняя, быстро выстуживается.

Одни вполголоса говорили, что в церковь гроб не повезут, сразу на кладбище, потому как самоубийц не отпевают. А другие гадали, кому достанутся дом и участок.

Дом завидный, один из самых больших в поселке и, наверное, самый ухоженный. Насколько я знал, Инна Ивановна собиралась оставить дом сыну Григорию, а дочери Марине — деньги: «Гришка хозяин будет, а Маринка ждет не дождется, когда, ей мои побрякушки достанутся».

Инна Ивановна сама показывала мне завещание и спрашивала, необходимо ли его заверить у нотариуса. Я объяснил, что лучше бы посетить нотариуса. Неудовлетворенные наследники в любом случае могут оспорить ее волю в суде, но заверенное завещание все-таки более серьезный документ. Она тогда рассмеялась и сказала, что Григорий и Марина не пойдут судиться.

Ее детей я не видел почти двадцать пять лет. Инна Ивановна развелась с мужем, когда дети были подростками. Детей суд — редкий случай! — оставил отцу. Эти четверть века они вообще не приезжали к матери. А в последние годы стали показываться в поселке.

Марина знакомилась со всеми без исключения, любезничала, охотно давала медицинские советы — она тоже врач, но не педиатр, как мать, а дерматолог. Григорий помогал по хозяйству, у него руки золотые.

Гроб несли мы с Григорием и два водителя — автобуса и катафалка. Больше мужиков в поселке не нашлось. Прощаться с Инной Ивановной пришли в основном женщины. Много лет они водили к Инне Ивановне своих заболевших детей. Все у нее лечились. Она была безотказным доктором: ее будили ночью, она вставала и шла к больному. Денег у своих не брала: «Я и так хорошо зарабатываю». Похоже, не притворялась: поселковые модницы с завистью рассматривали ее серьги и кольца.

На кладбище, пока рабочие копали могилу, все промерзли до костей. Автобус отвез нас назад, на поминки. Григорий отозвал меня в сторону:

— У тебя какие-нибудь деньги с собой есть? Водители лишнего запросили.

Я вытащил бумажник. Григорий лет на десять меня моложе, но росли мы на одной улице. Он быстро вернулся, предложил:

— Пойдем на кухню, там спокойно выпьем.

На теплой кухоньке, выложенной белым кафелем, я сиживал совсем еще в юные годы, когда дедушка вечерами приводил меня к Ивану Петровичу, отцу Инны Ивановны. Мне нравились его пышные седые усы и то, что он был солдатом Первой мировой войны. Он получал небольшую пенсию, возился в огороде и вырастил Инне Ивановне лучший в поселке фруктовый сад.

Низкорослый, худенький Григорий один за другим влил в себя два стакана водки и стал жадно закусывать.

— Все коробки материны перерыл, стол вскрыл, комод. Ни рубля не нашел, — вдруг пожаловался он. — А мне говорила, что большие деньги здесь держит.

Я подумал: и часа не прошло, как гроб зарыли, а уже разговор о наследстве завел. Григорий что-то почувствовал, положил вилку:

— На похороны деньги нужны были. Знаешь, сколько все это стоит? Расходы пополам поделили. Марина свою половину из города привезла, хоть и мать-одиночка. А я весь год с пустыми карманами хожу.

Григорий по профессии инженер-электронщик. У него есть даже изобретения. Но заработок маленький.

Я хотел спросить Григория, что произошло с матерью. Инне Ивановне было под семьдесят, но болела она нечасто. Бодрая, подвижная, она не имела привычки жаловаться. Но разве сыну задашь вопрос: «Почему твоя мама повесилась?»

Посидел я немного и стал собираться. За столом остались самые стойкие. Наступил момент, когда собравшиеся забывают, зачем пришли: начинают шутить, рассказывать анекдоты, и поминки превращаются в обычную пьянку. Марина, накинув материну шубу, провожала старушек до калитки.

— Последние месяцы мама так страдала, — говорила Марина, всхлипывая. — Ничего не ела. Сердце разрывалось на нее смотреть. И когда поняла, что болезнь неизлечима…

— Отмучилась, отмучилась, — повторяли беззубые старушки.

Дом Инны Ивановны стоит у самой железной дороги, по пути на станцию, так что куда ни пойдешь, обязательно мимо пройдешь.

Утром, когда я по свежему снегу торил дорогу в магазин, увидел, что Марина сметает веником снег с крыльца. Григорий же с метром в руках стоял у забора.

— Вторую калитку придется делать, — пояснил он. — Всю неделю с Мариной спорили. Я ее уговаривал продать дом. Она ни в какую. Берет себе материнскую половину дома, мне гостевую оставляет. У каждого будет свой вход.

Инна Ивановна ошиблась в детях. Хозяином, вернее хозяйкой, оказалась Марина. Григорию же нужны были деньги.

— Извини, Гриша, это не мое дело, конечно. Но ведь в завещании мать оставила весь дом тебе, — сказал я.

Григорий отвернулся:

— Так ведь нет завещания.

— Как нет? — удивился я. — Инна Ивановна сама мне его показывала.

— Я же тебе вчера говорил: ничего не нашел, ни денег, ни драгоценностей, ни завещания.

— Может, плохо искал?

Григорий покачал головой:

— Весь дом перерыл. Мать аккуратная была. Все бумаги в порядке. Ящики запертыми держала. Значит, завещание уничтожила, а деньги и остальное кому-то отдала.

Выйдя из магазина, я завернул на почту и позвонил в районное бюро судебно-медицинской экспертизы. Патологоанатома, писавшего заключение о смерти Инны Ивановны, на работе еще не было. Перезвонил ему домой. По его словам, следов тяжелых, неизлечимых заболеваний, в том числе психических, он при вскрытии не обнаружил. Добавил, что она была сильно истощена. Сомнений в том, что это самоубийство, у него не возникло.

На обратном пути мне встретилась Марина. Надев меховые рукавицы, она толкала впереди себя тележку, нагруженную мусором. Старую свалку санитарная инспекция закрыла, а до новой идти почти километр.

— Помочь? — предложил я.

Она покачала головой, но остановилась, поправила очки.

— Почему ты следователю не сказала, что исчезли деньги и драгоценности?

Мой вопрос ее не удивил.

— Потому что знаю, кому мама все отдала.

Она ждала вопроса, но мне не хотелось его задавать.

— Грибову из санатория. У них роман был, если хочешь знать, — добавила она. — Думаешь, приятно рассказывать о том, что твоя мама в шестьдесят семь лет завела роман с мужчиной на пятнадцать лет моложе себя?

Она подхватила свою тачку с мусором и покатила ее на свалку. Детьми мы вместе играли, вместе ходили в школу и несколько раз целовались. Нас называли женихом и невестой. Но прежде чем это могло стать реальностью, Марина и Григорий переехали к отцу.

На похоронах я Грибова не видел, а ведь он в любом случае мог бы прийти. Он же тоже старожил поселка. Его распределили в санаторий имени XII съезда комсомола сразу после окончания областного мединститута. Так он у нас и застрял на всю жизнь.

К Грибову я пошел после обеда. К дому отдыха ведет короткая дорога. Зимой по ней пройтись одно удовольствие. Летом надо прыгать через лужи. Санаторий стоит на возвышенности, и его плохо проложенные стоки затапливают дорогу.

Для счастливого обладателя драгоценностей и денег, подаренных Инной Ивановной, Грибов выглядел неважнецки. Его нищая двухкомнатная квартира тоже не преобразилась. Можно было не спрашивать, почему он не пришел на похороны: чихал и кашлял. Он обрадовался моему приходу, но стеснялся своих драных тренировочных штанов, старой кофты и шарфа на шее.

— Нет Инны Ивановны, — простонал он. — Горе-то какое. Не с кем теперь и словом перемолвиться.

— Вы давно ее видели в последний раз?

— Месяц назад.

— Так давно? И с тех пор не заходили?

Грибов вытащил платок и долго сморкался.

— Видите ли, ко мне пришел ее сын, Григорий. И как мужчина мужчину попросил больше не ходить к Инне Ивановне.

— Почему?

— Сказал, что это предосудительно. По поселку ходят слухи, порочащие честь Инны Ивановны, и он обязан позаботиться о ее репутации. — Он помялся: — Пригрозил мне, что изобьет, если еще раз увидит возле их дома…

Григорий стоял на том же месте, где я встретил его рано утром, и, похоже, меня дожидался.

— К Грибову ходил? — угадал он. — Зря тебе Марина про него сказала. Мать уже в могиле, что теперь грязное белье ворошить? Зайдем, помянем.

От него пахло водкой и луком.

— Зачем ты Грибову сказал, чтобы он перестал ходить к матери? — спросил я.

— Маринка попросила, — равнодушно ответил Григорий. — Меня, сказала, как женщину он не послушается. Маринка злилась, что он к матери шляется. Мне-то все равно было.

Калитка была незаперта, но, войдя на участок, я не увидел Марины. Вошел на террасу — тоже никого. Из кухни крутая лестница вела на второй этаж. Туда, по словам Григория, в последние месяцы перебралась Инна Ивановна.

На втором этаже веранда и три комнаты. Две большие, светлые, а третья — маленькая — выходила единственным окошком на пустырь. В этой комнате Инна Ивановна повесилась.

Почему она вдруг перебралась на второй этаж? Никогда она там раньше не ночевала. Ведь в ее годы, должно быть, тяжеловато подниматься по высоким ступеням. Почему из всех комнат она выбрала самую мрачную, с окном на север?

Может быть, у нее в последние месяцы действительно начались какие-то психические нарушения?

Я толкнул тяжелую дверь и вошел в комнату, оклеенную синими в цветочек обоями. Постельное белье Марина собрала, и кровать стояла голая, в ржавых пружинах. Надо же, Инна Ивановна всегда говорила, что спать надо на жестком, а сама выбрала кровать с пружинами.

Дверцы шкафчика были распахнуты, и я увидел, что он пуст. Столик, обтянутый белой бумагой, лампочка под прожженным абажуром и деревянный стул — вот и вся мебель. Тоскливая картина.

Я повернулся, чтобы уйти, но остановился в растерянности перед закрытой дверью. Она открывалась внутрь, но не за что было ухватиться. На двери отсутствовала ручка. Я удивился: с наружной стороны и ручка, и новенький замок, а изнутри ничего. Как же Инна Ивановна выходила?

Теперь я обратил внимание на окно. Двойные рамы без форточки, без задвижек — то есть окно тоже открыть нельзя! А за окном ставни, единственные на всем втором этаже. Да и вообще ставни нужны на окнах первого этажа — какая-то защита от воров, если уезжаешь. На втором этаже ставней ни у кого в поселке нет. И здесь раньше не было.

Я присел на стул и еще раз, уже внимательнее, осмотрел комнату.

Постепенно я стал представлять себе, что здесь происходило в последние месяцы. Инну Ивановну заперли в этой комнатке, откуда нельзя выйти, без еды и без надежды. Одному Богу известно, что она передумала здесь в те страшные дни. И прямо над кроватью — железный крюк. Как единственный выход. Как избавление. Как спасение.

Перочинным ножичком, который обычно ношу с собой, я все-таки поддел снизу массивную дверь. Спустился вниз, вышел на улицу, обошел дом с другой стороны. К сараю была привязана большая лестница. Я отвязал ее и, приставив к крыше, поднялся на уровень второго этажа.

Сомнений не оставалось: в распахнутых ставнях еще торчали длинные гвозди с большими круглыми шляпками, какими приколачивают к крыше листы шифера. Еще недавно ставни были крепко прибиты к оконным рамам. Открыть их изнутри было невозможно, во всяком случае, для немолодой женщины, которую к тому же морили голодом.

Что от нее хотели? Чтобы она отдала деньги и драгоценности? Изменила завещание?

Инна Ивановна повесилась не от того, что невмоготу было расстаться с домом или деньгами. Ей страшно стало, когда она поняла, что осталась одна, что от нее отступились все близкие люди, что ее готов убить самый дорогой человек.

Кто это сделал? Грибов? Григорий? Марина?

Когда я спустился вниз, там стояла Марина с медным чайником в руках, гордостью Инны Ивановны. Увидев мое лицо, она швырнула в меня этот чайник. Я и не подозревал, что в ней таится такая сила. В чайнике был кипяток.

Пока я связывался с районом, пока вызывал милицию, Марина не промолвила ни слова. Мне тоже не хотелось говорить.

Обыск на ее квартире в городе был недолгим. Драгоценности Инны Ивановны с ее собственноручной описью лежали в жестяной коробке из-под чая.

А у меня болели обожженный кипятком бок и кисть левой руки. Могло быть хуже, но спасла длинная кожаная куртка на меху, подарок жены. Я дул на руку и думал о том, что жена будет ругать меня за испорченную кожаную куртку. Говорила же она мне, что на работу надо надевать что-нибудь похуже.

ЛОВУШКА Повесть

Сначала он обратил внимание на ее стройные ножки, которые неторопливо проследовали мимо него. Он заинтересованно поднял голову и осмотрел остальное.

Девушка была просто одета, но очень красивая. Стройная фигура, но не худосочная, с высокой грудью. Ее главный недостаток состоял в том, что она была сильно накрашена — это делало ее вульгарной. Девушке на вид было лет двадцать пять. Она моложе его почти на целую жизнь.

Он заказал в баре два бокала шампанского и подсел за ее столик:

— Могу ли я вас угостить?

Из всех вариантов ответа она выбрала самый простой:

— Конечно, я люблю шампанское.

Он представился:

— Константин Петрович, Костя.

Она кокетливо склонила голову:

— А я Катя.

Они чокнулись. Он многозначительно сказал:

— За вас!

Она держала бокал у губ и насмешливо смотрела на него: ну, что теперь последует? Шампанское в бокале красиво переливалось в приглушенном свете. Пузырьки стремительно рвались наружу. Он тоже торопился.

— Могу ли я пригласить вас поужинать? — спросил Константин Петрович.

Она кивнула:

— С удовольствием.

На аппетит Катя не жаловалась.

За столиком в углу сидел мрачный бугай в кожаном пиджаке, который с неудовольствием наблюдал за веселящейся парочкой. Он ничего не пил, только ел. Спиртное на работе запрещалось, вот он и страдал. Наверное, ему было обидно, что есть на свете такие вот удачливые и богатые люди, которые могут позволить себе наслаждаться жизнью.

За вечер они выпили две бутылки шампанского. Это коренным образом улучшило их представление об окружающем мире. Катя поглощала шампанское, как губка. Это наполняло сердце Константина Петровича надеждой. Допив очередной бокал, она недвусмысленно посмотрела на часы:

— Вообще-то уже поздно.

И она вопросительно посмотрела на него.

— Я с вами, — сказал Константин Петрович.

Он расплатился, и они, хохоча, вывалились из кафе. Он уже непринужденно обнимал ее за талию.

— Мы можем поехать ко мне, — предложила она.

Он поймал машину.

По дороге он — по ее просьбе — купил розового мартини, апельсиновый сок и еще одну бутылку шампанского.

Они поднялись на четвертый этаж. Катя долго шарила в сумочке, прежде чем нашелся ключ.

Она сбросила туфли и повесила сумочку на крючок. Он снял обувь и пиджак и попытался ее обнять. Она выскользнула из его объятий, многообещающе сказав, что вернется через минуту, и босиком побежала в ванную.

Константин Петрович уселся в кресло и от души хлопнул пробкой от шампанского, сам себя поздравляя с победой. Надорвал пакет с соком и налил мартини в большой бокал — на пробу.

Потом он подвинул к себе телефон и позвонил домой. Трубку сняла дочка — студентка-первокурсница. Она сидела за письменным столом и занималась, одним глазом глядя в телевизор.

— Оля, — сказал он, — передай маме, что я поехал в Шереметьево встречать иностранную делегацию. Буду поздно.

— Хорошо, папочка. Возвращайся поскорее. Ты же обещал отвезти меня завтра в институт на машине.

— Помню. Будь умницей, — сказал Константин Петрович и положил трубку.

Подъезд был грязный и темный. Лестничная клетка не внушала доверия. Тем не менее бугай в кожаном пиджаке, который плотно поел в кафе, отказался от лифта и предпочел подняться пешком. Возможно, он не доверял лифтам и боялся застрять в самый неподходящий момент. С каждым этажом онсопел все больше, но упрямо шел наверх.

В ванной Катя сняла обтягивающее платье и переоделась в коротенькую ночную рубашку, которая, как он убедился, ничего не скрывала. Она села рядом с ним и развязала ему узел галстука, затем начала расстегивать ему рубашку — неторопливо, одну пуговицу за другой. Когда подготовительная работа была завершена, он хотел выключить свет, но она прошептала:

— Оставь, я люблю со светом…

Все было так прекрасно. Но в ту минуту, когда он уже был рядом с ней, чья-то рука сжала его плечо и оторвала от девушки. У кровати стоял бугай и ухмылялся. Видимо, у него были вторые ключи от квартиры и он вошел вслед за ними.

Это была ловушка. Константин Петрович читал в газетах истории простаков, которых таким образом обирали как липку. Вот и он попался.

Ситуация была не в его пользу. Он стоял полуголый, слегка пьяный и расслабленный. А у бугая в руке была еще и милицейская резиновая палка. Бугай не сомневался в своем превосходстве.

— Что вы от меня хотите? — спросил Константин Петрович.

— Давай бабки, — прошипел бугай. — Девочка денег стоит.

— Сколько?

— Все, что есть.

Константин Петрович вытащил из пиджака бумажник и стал отсчитывать деньги. Бугай вырвал у него из рук бумажник и вытряс его содержимое на столик. Когда бугай повернулся к нему спиной, он коротко ударил его в ухо. Бугая отбросило к стене. Константин Петрович крепко схватил его за кожаные плечи и дважды со всей силы ударил головой о стену. Потом еще несколько раз добавил ногой. Когда бугай захрипел, он повернулся к девушке, сидевшей на кровати. Катя курила и с интересом смотрела на него.

— Меня тоже изобьешь? — спросила она.

Страха в ее голосе не было.

— Кто он тебе? — спросил Константин Петрович, кивнув на бугая. — Муж, брат, сват?

— Никто. Квартира его.

— Собирайся, — коротко приказал он.

Катя встала с кровати и начала одеваться.

Он взял ее сумочку, вытряс все и нашел паспорт. Она была прописана на Украине, в Черновцах. Паспорт он положил во внутренний карман пиджака.

В прихожей он бросил на коврик несколько газет и щелкнул зажигалкой. Пламя весело вспыхнуло.

Она ничего не сказала.

Они спустились вниз и вышли на улицу.

Он поднял руку и остановил частника. Катя покорно следовала за ним. Он был ее новым хозяином. В машине он назвал адрес и стал внимательно рассматривать девушку. Если ее приодеть, подумал он, она может ему пригодиться.

Слава Шпагин, глава отдела сбыта только что созданной фирмы, после заключения удачной сделки зашел поужинать в кафе. Заканчивать такой прекрасный вечер в скучной домашней обстановке ему не хотелось.

Слава занял столик у окна и приступил к изучению меню. Сначала он увидел ее стройные ножки, которые неспешно проследовали прямо перед ним. Он поднял голову и осмотрел остальное.

Такого соблазнительного платья он еще не видел. Оно обтягивало девушку, как перчатка. Все, что было достойно внимания, все выпуклости и окружности, все выдающиеся места просто навязчиво лезли в глаза. Отвести от нее взгляд было невозможно. Девушке было что показать.

У него, конечно, возникли некоторые колебания. Такие девушки стоят дорого. Она не была похожа на проститутку. Походка, взгляд, манеры — ничего профессионального. Уверенные в своей неотразимости барышни всегда себя так ведут. Но она определенно была дорогой женщиной. В том смысле, что за право быть рядом с ней придется заплатить.

Прежде чем он окончательно решил для себя, готов ли он и способен ли на это, первый шаг был сделан. Он подсел к ней за столик и заказал шампанского. Она ничего не имела против.

Слава предложил поужинать.

Она покачала головой:

— Я не ем на ночь.

Отстранившись, он нарочито медленно осмотрел ее фигуру и одобрительно кивнул. Он заказал еще шампанского и фруктовый салат — для нее.

— Чем вы занимаетесь? — спросил Слава.

— Преподаю французский язык в педагогическом.

Он ей не поверил, но это не имело значения. О себе он тоже не хотел говорить правды. Девушку звали Катя.

Шампанское она пила так же легко, как он кока-колу. Когда вторая бутылка опустела, Катя посмотрела на часы:

— Вообще-то я хотела попасть на второе действие в Театр сатиры.

— Я очень люблю театр, — рассмеялся он.

Он расплатился, и они вышли. Она вытащила ключи из сумочки:

— Я на машине. Не боитесь ехать с пьяной женщиной?

Он поцеловал ее в губы. Они хранили вкус шампанского. От нее приятно пахло дорогой туалетной водой. Она уселась в потрепанные «жигули» и открыла ему дверцу. Слава плюхнулся на сиденье и сразу же склонился к ней. Поцелуй затянулся. Когда он оторвался от нее, ему в голову пришла мысль, показавшаяся в высшей степени разумной:

— А надо ли нам ехать в театр? Такой хороший вечер мы могли бы провести и вдвоем.

Катя включила зажигание, пожала плечами и не нашла в себе силы возразить ему.

— Мы можем поехать ко мне, — предложила она.

Он был на вершине счастья. Красивая женщина с собственной машиной, которая в первый же вечер после бокала шампанского приглашает его к себе домой — да такое только в кино бывает!

Возле дома она попросила его купить мартини, апельсинового сока и еще шампанского. Рядом с винным ларьком продавали цветы. Слава заколебался, но подумал, что цветы уже не нужны.

— Имей в виду, я живу в коммунальной квартире, — предупредила Катя, — но не беспокойся — сосед в командировке.

Они вошли во вполне приличную прихожую с двумя вешалками. Комната соседа была рядом с кухней. Проходя мимо, он на всякий случай нажал на ручку — заперто. Катя провела его в комнату с широкой кроватью, достала бокалы и поручила раскупорить шампанское и мартини. Она многообещающе сказала, что вернется через минуту, и ускользнула в ванную.

Слава сел в кресло и распустил галстук. Это была жизнь, о которой он мечтал.

При этом он был достаточно осторожен и, заметив телефонный аппарат, позвонил своему заместителю. Сказал, что завтра утром задержится, а заодно попросил записать номер Катиного телефона. Это была страховка. Он ни в чем плохом ее не подозревал, но в наше время всякое случается.

Едва он повесил трубку, как появилась она. Слава чуть не выронил бокал. Что-то из одежды на ней еще оставалось, но это не имело никакого значения…

Когда он открыл глаза, она сидела в кресле и, как ни в чем не бывало, смотрела телевизор. Он вновь закрыл глаза и проснулся уже утром. Она напоила его крепким кофе, запах которого распространился по всей квартире, и холодным апельсиновым соком. Она мило извинилась, что не может довезти его до работы, — как только он уйдет, она немедленно опять ляжет спать.

— Ты утомил меня, — томно сказала Катя.

Слава Шпагин ушел от нее, млея от счастья. На работе он держал чистую рубашку и бритву. Он привел себя в порядок и сел за письменный стол. Слава решил, что в конце дня позвонит ей. Может быть, они встретятся в пятницу. Он уже придумал, что скажет жене. Что он должен уехать в Питер с иностранными гостями. Это объяснение всегда действовало безотказно.

Когда в восьмом часу вечера он уже завершал свои дела, курьер принес из экспедиции большой бумажный пакет. На нем аккуратным почерком было написано его имя и полное название фирмы. Слава равнодушно распечатал конверт, из которого на стол высыпались цветные фотографии.

На этих снимках был запечатлен он сам. С ней. В разных ракурсах. Выходит, эта ночь была бессонной не только для него. Еще кто-то пожертвовал сном ради того, чтобы получить удовольствие.

Он засунул фотографии обратно в пакет. Решил спрятать их в сейф, потом сообразил, что второй комплект ключей хранится у начальника отдела безопасности. Положил конверт в портфель — он намеревался сжечь эти снимки. Хотя какое это имеет значение? Они могут их напечатать в любом количестве экземпляров.

Когда зазвонил телефон, он уже понял, что сейчас услышит.

— Вы получили наши фотографии? — спросил его приятный баритон.

— Да, — ответил Слава.

— Снимки стоят пять тысяч долларов. Это не дорого. Посудите сами, какая большая работа проделана. Завтра после обеда я вам позвоню. Или послать сразу два комплекта — вашей жене и начальству?

— Я заплачу, — сказал Слава.

Ровно пять тысяч лежали дома в кожаном бумажнике — отложенные на новую машину. Утром, потихоньку от жены, он забрал деньги и с двух часов сидел у себя в кабинете как на иголках. Неизвестный позвонил около четырех:

— Все готово?

— Да, — тусклым голосом ответил Слава.

— Напротив вашей фирмы в кафе сидит ваша знакомая, — объяснил приятный баритон. — Отдайте, пожалуйста, ей деньги.

Слава Шпагин перешел на другую сторону улицы. Катя сидела за дальним столиком в том же обтягивающем платье и курила. Увидев его, она улыбнулась. В ее улыбке не было ничего иронического, словно она и в самом деле рада была его видеть.

Он подошел к ней, протянул конверт и, нагнувшись к самому уху, внятно произнес:

— Ты дрянь.

Не переставая улыбаться, Катя сказала:

— Я привела тебя к себе потому, что ты мне понравился. И в постели ты был прекрасен.

Слава повернулся и вышел. Он вернулся к себе в офис, но тут же вышел через другую дверь и устроился на скамеечке, откуда ему все было видно. Ему не пришлось долго ждать. Она вышла из кафе в сопровождении высокого широкоплечего мужчины. Они сели в машину и уехали.

Он хотел записать номер автомобиля, но передумал. Он не собирался ничего предпринимать. Ему скандал не нужен.

Собственно говоря, винить ему некого. Он с первого же взгляда понял, что перед ним дорогая женщина. Теперь ему только оставалось решить для себя, стоило ли полученное удовольствие пяти тысяч долларов…

После работы Константин Петрович заехал за дочкой в институт и привез ее домой. Он всегда ее баловал, ни в чем ей не отказывал и гордился своим ребенком.

Они сели ужинать, но Оля что-то поклевала и убежала к себе в комнату переодеваться.

— Куда это ты? — удивился он.

— Меня пригласили в гости, — гордо сказала Оля.

— Кто это?

— Лида, с которой мы занимаемся спортом.

— Я отвезу тебя, — предложил он.

— Папочка, я иду с Витей.

Вечеринка была в самом разгаре. В большой комнате с зашторенными окнами было душно и накурено. На столе выстроилась батарея раскупоренных и частично опорожненных бутылок. В тарелках остатки еды, пепельницы заполнены окурками. Магнитофон играл на полную мощь, но сидевшая на диване девушка что-то упрямо наигрывала на гитаре.

Собравшимся давно перевалило за двадцать, лишь одна Оля была значительно моложе. Она пришла со своим кавалером Витей, трогательным мальчиком ее возраста. К его неудовольствию, Олю уговорили выпить водки, и жизнь показалась ей чудесной.

Ее расцветающая красота подействовала на собравшихся. Самый красивый в компании парень, высокий и спортивный, решительно отодвинул мальчика Витю в сторону и, крепко ухватив девушку за талию, повел ее танцевать.

Ей льстило его внимание, и Оля с удовольствием с ним кокетничала. Она смотрела ему прямо в глаза и, внутренне замирая от страха, позволяла ему то, что не дозволялось ее сверстникам.

Мальчик, уязвленный в самое сердце, сел за стол и, не спуская с танцующих глаз, одну за другой выпил три рюмки водки. У него колотилось сердце и горел лоб. Витя не мог понять, почему Оля так поступает. Он еще не понял, что это обжигающее чувство и называется ревностью.

Оля уже целовалась с самым красивым в компании парнем, чувствуя, как перед ней открывается чудесный мир взрослой жизни. Парень, не выпуская ее из объятий, медленно уводил ее из комнаты. Продолжая целоваться, они вышли в коридор.

В эту секунду Витя выскочил из комнаты.

— Оля! — закричал он. — Не уходи!

Девушка испуганно отстранилась. Мальчик схватил ее за руку:

— Оля, останься со мной!

Парень раздраженно оттолкнул Витю:

— Отвали!

Мальчик смело поднял голову:

— Это моя девушка!

Парень ударил его прямо в лицо. Мальчик отлетел к стене. В глазах у него потемнело. Девушка охнула, но парень закрыл ей рот поцелуем. Он легко вытолкнул Витю на лестничную площадку и захлопнул за ним дверь.

Константин Петрович чуть с ума не сошел. Что могло случиться с дочкой? Оля обязательно должна была вернуться до двенадцати, но не пришла.

Он не ложился спать, ожидая ее возвращения, но ее все не было. Он так и промучился до утра в кресле. Он не поехал на работу, бросался к телефону, когда раздавался звонок, и швырял трубку, убедившись, что это не она. Он проклинал себя за то, что не спросил адреса этой Лиды, к которой ушла Оля.

Она появилась только в одиннадцать утра, когда они с женой уже решили, что не остается ничего иного, кроме как идти в милицию.

Оля была не похожа на себя. Одежда и прическа были в порядке, но она не улыбалась и глаза у нее были пустые. Она прошла мимо родителей на кухню, достала из холодильника бутылку минеральной воды и закрылась у себя в комнате. Отец попытался заговорить с ней, она наотрез отказалась разговаривать. Такого еще не было.

Мать все-таки проникла к ней, чтобы выяснить, не случилось ли с ней дурного, не надо ли обратиться к врачу, пока не поздно? Оля в одежде лежала на диване лицом к стене и на вопросы не отвечала.

Константин Петрович уехал на работу, но, вернувшись раньше обычного, подстерег Витю на улице и пытался узнать от него, что же произошло в ту ночь. Витя молчал.

Оля с того дня сильно изменилась. Она стала замкнутой, почти не разговаривала с родителями. Вечерами, ничего не сказав, одевалась и молча уходила из дома. На вопрос: куда ты идешь? — не отвечала.

Константин Петрович с ужасом представлял себе, какие опасности подстерегают молодую девушку, но не знал, как ее уберечь.

В свое время он не очень прислушивался к своим родителям. Теперь история повторялась. Только в роли встревоженного отца был он сам. Разница состояла в том, что он благополучно миновал все ловушки, которые расставляла жизнь…

Он уже собирался уезжать домой, когда коллега из соседнего отдела зазвал его к себе в кабинет, закрыл дверь и, хитро улыбаясь, включил видеомагнитофон.

Он скептически улыбнулся, понимая, что ему предстоит увидеть. Коллега был известным любителем порнографии и покупал ее по всему миру.

— Откуда привез? — поинтересовался Константин Петрович.

— Наше производство, — гордо ответил коллега. — Отечественное.

На экране появились первые кадры: парочка, снятая со спины, занималась любовью. Качество записи было вполне приличным. Константин Петрович собирался произнести обычную в таких случаях фразу насчет того, что могут же наши, когда хотят. И в этот момент ракурс изменился, камера показала крупным планом лица парочки, и у него перехватило дыхание.

Несколько секунд он молча вглядывался в изображение, потом вырвал кассету из видеомагнитофона и бросился вон из комнаты. Коллега, разинув рот, смотрел ему вслед…

Приехав домой, он закрылся у себя в комнате и поставил видеокассету. Константин Петрович не ошибся. В порнографическом фильме главную роль исполняла его дочь. Фотография смеющейся Ольги в рамочке стояла рядом на телевизоре.

Он не стал ничего спрашивать у дочери. Оля ни в чем не виновата. Он решил, что разберется сам. Кто-то еще в городе занялся сходным бизнесом и пошел дальше него. Он только делал фотографии, а этот снимал целые фильмы. Теперь надо найти тираж и оригинал пленки и все это уничтожить.

Он понял, что Олю сняли в тот самый день, когда она пошла на вечеринку и вернулась только на следующий день. Ее, видимо, напоили. Один негодяй уложил ее в постель, а другой негодяй снимал все на камеру.

Как найти этих людей? Он знал, что в гости Олю пригласила девушка по имени Лида.

Лида была на десять лет старше Оли. Но они вместе занимались в спортивном клубе, и разница в возрасте им не мешала. Оля, как это часто бывает, тянулась к старшей подруге, старалась ей подражать.

Константин Петрович подкараулил Лиду возле клуба, поехал следом за ней. Она жила в обычной новостройке на четвертом этаже.

Ему надо было осмотреть квартиру, но как это сделать? Влезать в квартиру в отсутствие владельца — это не для него. На этом можно погореть. Как же быть? Разве что попробовать познакомиться с самой Лидой?..

На следующий день он был возле спортивного клуба. Когда она пошла заниматься спортом, он подошел к ее машине. Сигнализации не было, он быстро открыл ее, поднял капот и вырвал из гнезда тонкий шланг. Ущерба для машины никакого, но уехать она не сможет.

Он сидел в своей машине и с живым интересом наблюдал, как она тщетно пыталась завести «жигули». Заглянуть под капот ей и в голову не пришло. Возможно, она и не знала, что там находится. Увидев на ее лице признаки отчаяния, он, не торопясь, подошел:

— Помочь?

— Да вот не заводится, — раздраженно сказала Лида. — Разбираетесь в машинах?

Константин Петрович покачал головой:

— Нет, но такую красивую женщину могу подвезти. Куда вам надо?

Секунду она колебалась, глядя ему прямо в глаза, потом приняла его предложение.

— Мне нужно заехать в два места, — объяснила она, — я опаздываю.

— Хорошо.

Они путешествовали по Москве часа два. Она посещала каких-то людей, у одних брала тяжелые пакеты, другим оставляла. Наконец она довольно сказала: все! И посмотрела на него:

— Чем же я могу вознаградить вас за ваше терпение?

— Пообедайте со мной.

Константин Петрович был щедр и обаятелен, что было оценено по достоинству. Он почувствовал, что Лида готова провести с ним вечер и ночь. Ему только обидно было сознавать, что скорее всего она заигрывает с ним из профессионального интереса.

Она предложила поехать к ней.

Когда подошли к квартире, Лида предупредила, что квартира коммунальная, но соседа нет, вторая комната закрыта.

Он был поражен. Хозяин этого бизнеса просто копировал его методы. Это плагиат, нарушение его авторских прав… Лида оставила его одного в комнате и пошла в ванную.

Услышав шум воды, Константин Петрович вышел следом за ней в прихожую. Комната мнимого соседа была рядом с кухней. Она была заперта, но замок был несложным. Он бесшумно распахнул дверь. В комнате, которая должна была быть пустой, сидел какой-то коренастый мужичок в расстегнутой рубашке и в тапочках. Увидев нежданного гостя, он оторопел и промямлил, что он здесь ни при чем.

Но он был очень даже при чем. Перед ним на штативе была закреплена профессиональная видеокамера. Объектив уткнулся куда-то в стену, где, видимо, было замаскированное отверстие.

Отверстие пробили как раз напротив кровати, стоявшей в соседней комнате. В этой замечательной квартире совмещали приятное с полезным: кто-то наслаждался общением с чаровницей Лидой, а мужичок снимал это на видеопленку.

Здесь же, похоже, снятое тиражировали. Комната была забита видеокассетами. Константин Петрович с интересом знакомился с опытом коллег. В эту минуту из ванной комнаты выплыла Лида в неглиже. Она все сразу поняла. Прежде чем она успела открыть рот, он спросил:

— Олю тоже здесь снимали?

Лида запахнула халат:

— Вы из милиции?

— Нет.

— Тогда уходите отсюда, — зло сказала она. — Быстро!

Ее хладнокровию можно было позавидовать. Константин Петрович только ухмыльнулся.

Оля вернулась после занятий поздно вечером. Она долго торчала у подруги. Они вместе выпили. Когда Оля пришла, дома никого не было. Мать улетела в командировку. Отец, как всегда, задержался на работе. Оля не знала, чем занять себя. Включила телевизор. Ничего интересного не показывали. Она решила посмотреть какой-нибудь видеофильм. У отца была приличная коллекция кассет, надо было только порыться. Она села прямо на пол возле шкафчика…

Лида оказалась решительной женщиной. Она схватила нож и бросилась на него. Пришедший в себя мужичок в тапочках тоже осмелел и попытался перейти к наступательным действиям.

Константин Петрович ударил Лиду по лицу. Это был сильный и болезненный удар. Она выронила нож и упала на пол. Мужичку тоже хватило одного удара под дых. Он схватился за живот и от боли не мог вздохнуть. Когда он обрел способность говорить, Константин Петрович взял его за горло:

— Где хранишь кассеты?

Тот с трудом прохрипел:

— Здесь все. Мы только начали. Не раскрутились еще.

Константин Петрович позвонил своему приятелю. Через сорок минут приехали два крепких парня и, ничего не спрашивая, вынесли камеру и все кассеты. Мужичок затравленно наблюдал за происходящим. Лида смотрела зло.

Константин Петрович подошел к ней:

— Вы тут сняли одну девочку, несовершеннолетнюю… Ее зовут Ольга… Кто с ней был?

Лида молчала. Мужичок, который все понял, подал голос:

— Это ее брат. Но девчонка не знала, что мы снимаем. Думала, что парень на нее польстился.

За это он получил еще раз в живот и скрючился в углу. Константин Петрович нагнулся над ним, раздумывая, не добавить ли, но решил, что достаточно. Почему-то его лицо показалось ему знакомым.

Прежде чем уйти, он вырвал из сети шнур телефонного аппарата. Отобрал у Лиды ключи от квартиры, закрыл дверь снаружи, сломал ключ в замочной скважине. «Теперь они не скоро сумеют выбраться», — злорадно подумал он, спускаясь по лестнице.

Оля перебрала несколько кассет. Все это были фильмы, которые она уже видела. Ей хотелось посмотреть что-нибудь смешное — отвлечься. Но отец собирал в основном боевики и гангстерские фильмы. За коробкой она увидела еще одну кассету. Вставила в видеомагнитофон и включила его…

Уже спустившись на первый этаж, Константин Петрович вдруг понял, почему лицо мужичка показалось ему знакомым. Это же был один из первых клиентов, которые попались им с Катей. Кажется, его зовут Слава. Этот Слава безропотно заплатил пять тысяч долларов, когда получил пачку своих фотографий. Значит, парень решил воспользоваться ценным опытом и вознаградить себя за утерянное.

Константин Петрович улыбнулся, и вдруг его словно кольнуло в сердце. На секунду ему стало плохо. Он был совершенно здоров, никогда не жаловался на сердце. Что же это такое? Секундный туман в глазах рассеялся, он глубоко вздохнул и вышел из темного подъезда на улицу. От яркого света он зажмурился.

Оля остановила кассету. Вытащила ее из видеомагнитофона и разломала коробку. Вырвала пленку, положила ее на пепельницу и подожгла. Потом вышла на балкон. Перевесилась через поручень и бросилась вниз.

Оглавление

ПОЗДНИЙ УЖИН

  Часть первая У КАЖДОГО СВОЯ ТАЙНА

  Часть вторая СЛАДОСТЬ МЕСТИ

  Часть третья ТОЛКОВАТЕЛЬ СНОВ

  Часть четвертая ЕСЛИ ВЫ КУПИЛИ БИЛЕТ НА ПОЕЗД

  Часть пятая КТО ЖЕ ИМ ПОМОЖЕТ, ЕСЛИ НЕ Я?

  Часть шестая ДАЧНЫЙ ДЕТЕКТИВ

ПОМИНКИ ПО КНИЖНОМУ МАГНАТУ Повесть

БОГАТАЯ ЖЕНЩИНА В ОКРУЖЕНИИ ЗАБОТЛИВЫХ ДЕТЕЙ И ЛЮБИМОГО ЧЕЛОВЕКА Повесть

ЛОВУШКА Повесть