Настроение у казначея и секретаря Московского Императорского общества любителей конского бега коллежского советника Павла Павловича Приезжева было прескверное. И не только из-за того, что в июньскую жару сильно простудился и третий день безвылазно пребывал дома.
Вот уже, который месяц неотвязно мучила его одна и та же мысль. Деньги. Где взять деньги? Сборов со зрителей, членских взносов и поступлений от записи на призы было до обидного мало, чтобы сделать московские бега магнитом, неудержимо притягивающим к себе всех беговых охотников России.
Когда в 1877 году открывали тотализатор, думалось, что финансовые трудности останутся в прошлом. У скаковых так и получилось. После того, как хохол Воронков обошел четырех английских жокеев, в том числе самого Амброза, скакавшего на непобедимом до того дня Перкуне, выдача в тотализаторе составила 1319 рублей с полтиною на рублевый билет. А в Москве, как известно, любители купить на грош пятаков никогда не переводились. Ну и повалила публика на скачки толпами, у касс очереди. Оборот тотализатора вырос в десятки раз. Отсюда и новые трибуны для зрителей и многотысячные призы. Представьте себе, дерби — 15 тысяч рублей! Неудивительно, что везут в Первопрестольную лучших чистокровок со всей империи — из Царского Села, Киева, Харькова, даже из Варшавы. А это в свою очередь привлекает на ипподром тысячи новых зрителей. Перпетум мобиле, так сказать, вечный двигатель.
Мы тоже построили новые роскошные трибуны. Лучшие в Европе. А публику на них по пальцам пересчитать можно, тяжело вздохнул Приезжев. Да и по правде сказать, неинтересно на бегах человеку несведущему: бегут по два-три рысака в заезде, каждый по своей дорожке, место старта у каждого тоже своё. Не сразу и поймёшь — кто первым пришёл. Нет, по старинке жить дальше нельзя. Надо запускать сразу по шесть- восемь лошадей. Так, что без широкой общей дорожки не обойтись…
Павел Павлович с тоской взглянул на кожаный бювар, в котором лежала представленная ему вчера архитектором Чичаговым смета на расширение ипподрома и постройку новой беговой дорожки. Сорок тысяч рублей! Не потянет общество такую сумму, не потянет. Тем более что из-за постройки новой беговой беседки и трибун в большие долги влезли. Нужна ссуда. Желательно беспроцентная. А если к Володе Красное Солнышко за содействием обратиться?
Володей Красное Солнышко москвичи шутливо называли полновластного хозяина города — генерал-губернатора князя Владимира Андреевича Долгорукова.
— Александр Васильевич пожаловали, — прервал размышления Приезжева Лукич, его камердинер, курьер и управляющий в одном лице.
— Проси, проси.
В кабинет вошёл высокий, не смотря на преклонный возраст, стройный мужчина с роскошными холёными бакенбардами и усами, с первого взгляда выдававшими в нем кавалериста. Это был любимец всех московских беговых охотников, многолетний бессменный вице-президент общества, отставной генерал-лейтенант Колюбакин.
— Здравствуйте, Александр Васильевич, — поднялся ему на встречу хозяин кабинета. — Весьма тронут, что не забываете болящего. Лукич! Вели нам кофию подать.
Колюбакин молча сидел в кресле, а Приезжев, энергично жестикулируя, ходил по кабинету и с жаром рассказывал о задуманном:
— А к Владимиру Андреевичу идти обязательно надо. Как-никак он не только генерал-губернатор, но и президент нашего общества. Думаю, не откажет.
Вдруг он заметил, что собеседник его совсем не слушает — уставился в одну точку невидящим взглядом.
— Случилось что, Александр Васильевич?
— Случилось, Павлуша, случилось. Вчера вечером на моей конюшне обыск был. Мишку Терентьева арестовали.
— Мишку?! Кто ж теперь на Большой Московский приз на вашей Грозной поедет?! Ведь она других наездников не признаёт…
Большой Московский приз считался самым престижным не только в Москве, но и в России. Его даже иногда называли рысистым дерби. Победитель, хоть и не официально, признавался лучшим рысаком года. Владелец получал золотую медаль и 4500 рублей. Коннозаводчик, в заводе которого родился "дербист" награждался золотой медалью, а наездник — золотыми часами. Но выиграть соревнование, на которое допускались лошади не моложе пяти лет, было не просто. Нужно пробежать четыре с половиной версты не тише чем за восемь минут, после чего предстояла обязательная перебежка на ту же дистанцию. Ехать разрешалось, как в четырех колёсных русских дрожках, так и в "американках" — легких двухколесных беговых колясках, изобретенных за океаном. Правда, в последнем случае, полагался дополнительный вес — ровно пуд.
Колюбакинским лошадям ещё ни разу не удавалось выиграть Большой Московский приз. Но в этом сезоне появилась в конюшне очень резвая вороная кобыла Грозная. С ней у Александра Васильевича были связаны большие надежды. И вдруг,
Настроение у казначея и секретаря Московского Императорского общества любителей конского бега коллежского советника Павла Павловича Приезжева было прескверное. И не только из-за того, что в июньскую жару сильно простудился и третий день безвылазно пребывал дома.
Вот уже, который месяц неотвязно мучила его одна и та же мысль. Деньги. Где взять деньги? Сборов со зрителей, членских взносов и поступлений от записи на призы было до обидного мало, чтобы сделать московские бега магнитом, неудержимо притягивающим к себе всех беговых охотников России.
Когда в 1877 году открывали тотализатор, думалось, что финансовые трудности останутся в прошлом. У скаковых так и получилось. После того, как хохол Воронков обошел четырех английских жокеев, в том числе самого Амброза, скакавшего на непобедимом до того дня Перкуне, выдача в тотализаторе составила 1319 рублей с полтиною на рублевый билет. А в Москве, как известно, любители купить на грош пятаков никогда не переводились. Ну и повалила публика на скачки толпами, у касс очереди. Оборот тотализатора вырос в десятки раз. Отсюда и новые трибуны для зрителей и многотысячные призы. Представьте себе, дерби — 15 тысяч рублей! Неудивительно, что везут в Первопрестольную лучших чистокровок со всей империи — из Царского Села, Киева, Харькова, даже из Варшавы. А это в свою очередь привлекает на ипподром тысячи новых зрителей. Перпетум мобиле, так сказать, вечный двигатель.
Мы тоже построили новые роскошные трибуны. Лучшие в Европе. А публику на них по пальцам пересчитать можно, тяжело вздохнул Приезжев. Да и по правде сказать, неинтересно на бегах человеку несведущему: бегут по два-три рысака в заезде, каждый по своей дорожке, место старта у каждого тоже своё. Не сразу и поймёшь — кто первым пришёл. Нет, по старинке жить дальше нельзя. Надо запускать сразу по шесть- восемь лошадей. Так, что без широкой общей дорожки не обойтись…
Павел Павлович с тоской взглянул на кожаный бювар, в котором лежала представленная ему вчера архитектором Чичаговым смета на расширение ипподрома и постройку новой беговой дорожки. Сорок тысяч рублей! Не потянет общество такую сумму, не потянет. Тем более что из-за постройки новой беговой беседки и трибун в большие долги влезли. Нужна ссуда. Желательно беспроцентная. А если к Володе Красное Солнышко за содействием обратиться?
Володей Красное Солнышко москвичи шутливо называли полновластного хозяина города — генерал-губернатора князя Владимира Андреевича Долгорукова.
— Александр Васильевич пожаловали, — прервал размышления Приезжева Лукич, его камердинер, курьер и управляющий в одном лице.
— Проси, проси.
В кабинет вошёл высокий, не смотря на преклонный возраст, стройный мужчина с роскошными холёными бакенбардами и усами, с первого взгляда выдававшими в нем кавалериста. Это был любимец всех московских беговых охотников, многолетний бессменный вице-президент общества, отставной генерал-лейтенант Колюбакин.
— Здравствуйте, Александр Васильевич, — поднялся ему на встречу хозяин кабинета. — Весьма тронут, что не забываете болящего. Лукич! Вели нам кофию подать.
Колюбакин молча сидел в кресле, а Приезжев, энергично жестикулируя, ходил по кабинету и с жаром рассказывал о задуманном:
— А к Владимиру Андреевичу идти обязательно надо. Как-никак он не только генерал-губернатор, но и президент нашего общества. Думаю, не откажет.
Вдруг он заметил, что собеседник его совсем не слушает — уставился в одну точку невидящим взглядом.
— Случилось что, Александр Васильевич?
— Случилось, Павлуша, случилось. Вчера вечером на моей конюшне обыск был. Мишку Терентьева арестовали.
— Мишку?! Кто ж теперь на Большой Московский приз на вашей Грозной поедет?! Ведь она других наездников не признаёт…
Большой Московский приз считался самым престижным не только в Москве, но и в России. Его даже иногда называли рысистым дерби. Победитель, хоть и не официально, признавался лучшим рысаком года. Владелец получал золотую медаль и 4500 рублей. Коннозаводчик, в заводе которого родился "дербист" награждался золотой медалью, а наездник — золотыми часами. Но выиграть соревнование, на которое допускались лошади не моложе пяти лет, было не просто. Нужно пробежать четыре с половиной версты не тише чем за восемь минут, после чего предстояла обязательная перебежка на ту же дистанцию. Ехать разрешалось, как в четырех колёсных русских дрожках, так и в "американках" — легких двухколесных беговых колясках, изобретенных за океаном. Правда, в последнем случае, полагался дополнительный вес — ровно пуд.
Колюбакинским лошадям ещё ни разу не удавалось выиграть Большой Московский приз. Но в этом сезоне появилась в конюшне очень резвая вороная кобыла Грозная. С ней у Александра Васильевича были связаны большие надежды. И вдруг,
Последние комментарии
2 часов 39 минут назад
3 часов 46 минут назад
4 часов 44 минут назад
4 часов 58 минут назад
14 часов 9 минут назад
14 часов 10 минут назад