Из дополнительного материала к первой книге трилогии Джеда МакКенны "Духовное просветление - прескверная штука"
Интервью с Джедом МакКенной
Это интервью велось на протяжении года, в основном по электронной почте, и основано на темах, обсуждаемых в книге, поэтому предполагается, что вы будете читать его только после прочтения книги по крайней мере один раз.
«Я никогда не искал духовного просветления. Это никогда не было моей целью. Я просто желал истины, любой ценой. И лишь спустя несколько лет после успешного завершения этого поиска, я узнал, что достиг того, что называют духовным просветлением, и даже сейчас я не знаю, что в этом такого духовного». – Джед Маккенна
О просветлении…
Вопрос: Что такое просветление?
Дж.М.: Не-я.
В: Окей, что такое не-я?
Дж.М.: Постоянное пребывание в недвойственном сознании.
В: Окей, что такое...?
Дж.М.: Я не могу вам сказать, что это, никто не может. Это не вещь, не концепция, не место. Нельзя объяснить огонь тому, кто никогда не видел огня; ни одно объяснение не может соответствовать прямому опыту огня. Я использую термины как «постоянное пребывание в недвойственном сознании», «не-я», «реализация истины» не потому, что они улавливают суть, но потому, что они кажутся наименее ошибочными.
В: Большинство людей определяют духовное просветление совершенно иначе, нежели чем вы его описываете, как будто они говорят о чём-то совершенно другом. Как может быть такое несоответствие?
Дж.М.: Просветление абсолютно. Оно не появляется в различных формах или степенях. Его нельзя интерпретировать. Но самое важное – оно самоопределяемо и абсолютно доступно разуму. Любой, кто хочет понять, может понять. Для этого не нужны переводчики или посредники. Оно просто сидит прямо и открыто для каждого, кто захочет посмотреть. Не нужно полагаться на меня или на кого-то ещё. Стать просветлённым может быть действительно непросто, но теория просветления это ерунда. Первая глава книги называется «То, что не может быть проще». Это точно отражает суть. Просветление это то, что нельзя далее упростить, уменьшить.
В: Что приводит нас к вопросу о том, кто просветлён? Кто пишет книгу? Кто учит? Очень трудно примирить видимость «я» с заявлением о «не-я».
Дж.М.: Однако, так есть. Истинное я это не-я, просто невозможно выразить это разумным способом. Я не могу сказать так, чтобы все смогли это понять. Я осознаю, что здесь явное противоречие, но мне так не кажется. Это как врата без врат. Отсюда это выглядит чем-то одним, оттуда – другим. Всё, что я могу сказать – приходите сюда и увидите сами.
В: Это похоже на каприз судьбы, здесь нет логики.
Дж.М.: Нет, вычисления здесь просты. Любой может определить для себя истину недвойственности – факт, что всё едино. Любой, кто хоть немного может пользоваться умом, способен самостоятельно всё сопоставить. Оттуда до не-я лишь короткий шаг. Когда в вашем уме установится истина недвойственности, тогда бесчисленные выдумки, как идея об отдельном я, долго не продержатся.
В: Вы говорите «кто хоть немного может пользоваться умом». Что в реальности требуется в плане интеллекта для этого предприятия?
Дж.М.: Не так много. Всё на самом деле упирается в намерение. Если есть намерение, есть всё остальное. Если намерения нет, никакое количество интеллекта не сыграет роли.
В: Значит, логика это инструмент ума, а желание это инструмент сердца?
Дж.М.: Конечно. Отлично. Логика – ум – это меч, и намерение – сердце – это воля для его использования. Хорошо сказано.
О книге…
В: Часто говорят, что для хорошего распространения книги автор должен активно продвигать её своими появлениями и выступлениями в средствах массовой информации. Почему вы не подписываете свои книги, или не даёте радио интервью, или что-нибудь в этом роде?
Дж.М.: Я мог бы ответить на это многими разными способами. Я мог бы сказать, что природа книги не позволяет прибегнуть к такого рода рекламе, и это правда. Я мог бы сказать, что сам лично не склонен выставляться напоказ, что также правда. Но более широкая правда в том, что книгу ждёт успех или провал по причинам, иным чем маркетинг и пиар. Моя работа состояла в том, чтобы компетентно написать книгу. Работа издателя состояла в том, чтобы компетентно издать книгу и сделать её доступной. Как книга будет поживать на рынке – не наше дело.
В: Вас волнует, будет ли книга успешной или провалится?
Дж.М.: Если книгу ждёт успех, меня это позабавит. Если её ждёт провал, я вздохну с облегчением. У меня было сильное желание выразить определённые вещи, я это сделал, и желание ушло. Вот, по правде говоря, и вся история.
В: Но вы пишите ещё одну книгу.
Дж.М.: Да, есть ещё материал, много интересного, но первая книга является полным выражением. Она удовлетворила моё желание поделиться тем, что я знаю. Всё, что я напишу ещё, будет лишь тем, что я сочту занимательным уточнением.
Джед о Джеде…
В: Мы получили множество вопросов о вас лично. Люди хотят знать о вашей истории, отношениях, финансах, обо всём. Например, есть ли у вас друзья? Общаетесь ли вы за пределами отношений студент-учитель?
Дж.М.: Всё это на самом деле не имеет ко мне лично никакого отношения, и будет анти-плодотворно переводить фокус на меня.
В: Не трудно понять, почему людям это интересно.
Дж.М.: Я не имею отношения к чьему-либо поиску. Я просто палец, указывающий на луну. Из пальца вы ничего не узнаете. Все страстно хотят отвлечься от реальной работы по пробуждению, и это является лишь отвлечением.
В: Вы сбросили бомбу на последней странице книги, объявив, что прекратили учить. Как вы пришли к такому решению?
Дж.М.: Здесь не было никакого решения, только наблюдение. Это легче понять, если сформулировать точнее. Я не то, что прекратил учить, я лишь достиг конца процесса учительства, необходимого для создания книги. Как оказалось, всё это было ради книги. Многие сотни часов, что я провёл в диалогах с ищущими всех уровней понимания, были частью процесса создания книги. Завершение книги обозначило окончание учительства.
В: Потому что, как вы говорили, всё, что вы можете сказать, есть в книге?
Дж.М.: Потому что всё всегда было направлено к созданию книги. Не том смысле, что я спланировал таким образом, но в том смысле, что всё так, как есть. Можно посмотреть на это линейно и сказать, что я начал писать книгу такого-то числа и закончил такого-то числа, но это очень узкий и неполный взгляд. Это было бы очень узким и неполным взглядом на любое творческое путешествие. Когда убираешь шоры времени и пространства и видишь поток вещей, входящих и выходящих из бытия, восприятие этого потока намного расширяется и становится менее линейным.
В: Что вы называете океаническим взглядом.
Дж.М.: Верно. Нельзя изолировать какое-либо океаническое событие, волну, например. Где во пространстве и времени она началась? Где в пространстве и времени она заканчивается? Кто может сказать? Это лишь одна часть чего-то намного большего. Зачем пытаться раскрошить это на маленькие кусочки?
В: С целью понимания.
Дж.М.: Для удобной иллюзии понимания, конечно. И это здорово, ничего неправильного в этом нет. Но, возвращаясь к учительству, я не решал покончить с ним, я просто наблюдал, как оно закончилось. Таково направление движения, и, откровенно говоря, вместе с ним идёт мой интерес к духовным предметам.
В: А что насчёт второй книги?
Дж.М.: Я старался писать как можно более сжато. Следующая книга, «Духовно неправильное просветление», будет немного свободнее, немного более острой, но это ни в коем случае не будет следующей ступенью или уровнем. Первая книга сама по себе завершённа. Всё, что я могу сделать в будущих книгах, это выразить те же вещи по-другому.
В: А насчёт тех, кто хотел бы иметь вас в качестве духовного учителя?
Дж.М.: Поиск учителя это лишь поиск отсрочки. Передача себя учителю, или учению, или возлюбленному гуру и так далее это всё чтобы оставаться спать, не пробуждаться. Первое правило в этом деле: ты совершенно один. Эго цепляется за учителя подобно утопающему, хватающемуся за бревно. Учитель любим так же, как это бревно. Учение священно так же, как священно это бревно. Бревно это спаситель, спасающий нас от от погружения в холодные чёрные глубины.
В: А что с теми студентами, достигшими пробуждения с вашей помощью?
Дж.М.: Я просто поддерживал их. Повивальная бабка вряд ли поручится за новорожденного.
В: Вы будете скучать по учительству? Как вы думаете, вы могли бы вернуться к нему?
Дж.М.: Не думаю, что смогу, если б захотел. Роль учителя это ложная личность, как и любая другая – костюм. Не существует «реального» меня, и сомневаюсь, что у меня наберётся достаточно энергии, чтобы оживить эту роль когда-либо снова. Это было платье, которое я носил, а теперь сбросил. Оно послужило своей цели.
О духовных учениях…
В: Вместо того чтобы помогать людям в их поиске просветления, вы, похоже, иногда подталкиваете их оставить его. Вы советуете людям увидеть, чем это является на самом деле, не обязательно для того, чтобы они смогли достичь его, но чтобы перестать пытаться. Это справедливое утверждение?
Дж.М.: Конечно. То, чем это является на самом деле, настолько далеко от того, что ищут духовные искатели, что пытаться отвратить их даже гуманно. Безусловно, неоконченный поиск сам по себе является темой, темой всей жизни, и именно этим в действительности занимается большинство людей. Для них целью является поиск, а не нахождение.
В: Но они не осознают, что ищут ради поиска, а не ради действительного достижения искомого?
Дж.М.: Конечно, так должно быть. И здесь я должен вам напомнить, что в контексте пребывания человеческим существом на планете Земля поиск истины имеет смысл, а нахождение – нет.
В: Вообще-то, вы говорили, что просветление – штука несколько глупая.
Дж.М.: Да, всё это дело немного чокнутое.
В: Странно слышать, как просветлённый мастер называет духовное просветление «чокнутым».
Дж.М.: Ну, не знаю. Всё чокнутое. А что не чокнутое? Первая Благородная Истина это не «Жизнь есть страдание», а «Жизнь – чокнутая». Самые чокнутые люди это те, кто воспринимает это наиболее серьёзно, и никто не воспринимает это серьёзнее, чем тот, кто хочет пробудиться.
В: Значит, духовные искатели – самые чокнутые?
Дж.М.: Ну, на свете полно странно серьёзных людей.
В: Вы стараетесь избежать называть духовных искателей самыми чокнутыми людьми?
Дж.М.: Нет, я не говорю так, потому что не думаю, что духовные искатели в основном такие уж серьёзные. Тот, кто действительно находится в процессе пробуждения, будет самым серьёзным человеком, которого можно вообразить, но этого нельзя сказать о многих.
В: Просветление обычно рекламируется как величайшее из достижений, как само-совершенство, как высочайшая цель человечества, предельная задача всякого поиска, но в ваших устах оно звучит порой бессмысленным.
Дж.М.: Я бы не хотел придавать просветлению впечатление почти полной бессмысленности. Оно абсолютно бессмысленно. Пробуждение к своей истинной природе как смерть – определённо, неизбежно. Вы попадёте туда вне зависимости от того, что вы делаете, так зачем же спешить? Наслаждайтесь жизнью, это бесплатно. Космическое Сознание, Возвышенные Состояния, Вселенский Ум – это названия аттракционов в этом необъятном и восхитительном парке развлечений дуальности. Так же, как Бедность, Болезнь и Отчаяние. Просветление, однако, это не ещё один аттракцион. Просветление означает совсем покинуть парк, но зачем его покидать? В парке вы можете быть святым, йогом, миллионером, мировым лидером, властелином мира. Быть добром, быть злом. Счастье, горе, блаженство, агония, победа, поражение, всё здесь есть. Куда так спешить? Когда придёт время покинуть парк, вы об этом узнаете и уйдёте, но этим вы определённо ничего не выиграете.
В: Таким образом, вы подталкиваете отвратить ищущих от поиска просветления.
Дж.М.: Я не пытаюсь отвратить или совратить, я просто пытаюсь выразить нечто, что трудно для выражения, и о чём практически каждый интересующийся вопиюще дезинформирован.
В: Как вы сказали в книге:
В большинстве случаев продающееся и покупающееся просветление просветлением вовсе не является, но таким безумно распрекрасным состоянием сознания, что нужно быть полным идиотом, чтобы его не хотеть. По существу, настолько вероломно прекрасным, что его сияние затмило несведущим миллионам искателей тот факт, что его не существует.
Кажется, это ухватывает суть?
Дж.М.: В основном. Просветление, которого хотят, не является просветлением, а тот аспект нас, который обладает способностью хотеть просветления, не может его достичь, не переживёт его наступления. День уничтожает ночь.
В: Значит, поиск обречён на провал?
Дж.М.: Всё дело в контексте. Я смотрю на духовных искателей, и они кажутся, в целом, довольно удовлетворёнными. Может быть, потому, что на самом деле они ищут удовлетворённости? Поиск просветления это неотъемлемый парадокс, но кто в действительности ищет просветления? Во вступлении к своей книге «На полпути в гору: Ошибка преждевременных заявлений о просветлении», Мариана Каплан пишет:
Реальность настоящего состояния современной духовности на Западе это серьёзные искажения, заблуждения, обман и фундаментальный недостаток образования.
На мой взгляд, нет реальной причины разделять – Восток не далеко ушёл в этом отношении. Она так же говорит:
Тема просветления сама является одной из самых больших арен наивности, невежества, самообмана и заблуждения в современной духовности. Ближайшими к просветлению являются категории «мистических» и «духовных» переживаний.
Я бы мог перевернуть это и сказать, что современная духовность это одна из самых больших арен наивности, невежества, самообмана и заблуждения в поиске просветления, но вы уловили смысл.
В: Многие духовные учителя принимают имена, одежды или титулы своего духовного наследия, но вы, похоже, держитесь в стороне от всех этих внешних атрибутов.
Дж.М.: Ну, у меня нет определённого учения или родословной, и ни один гуру ни разу меня не переименовывал, поскольку у меня никогда не было гуру. В любом случае я не хотел бы, чтобы у кого-то возникло впечатление, что истина является частной собственностью или эксклюзивным владением какой-то иностранной или древней культуры. Истина является личным владением каждого, всегда и везде. Если бы я носил мантии, или индуистское имя, или японский титул, это лишь служило бы указанию неверного направления для тех, кто просит меня показать дорогу. Я не указываю на восток или на запад, я указываю прямо на самого ищущего.
В: Значит, вы думаете, что ученику не нужен гуру? Похоже, это тема для нескончаемых споров.
Дж.М.: Что они там ищут в тех традициях, которые требуют гуру, я не имею понятия. Я определяю духовное просветление как реализацию истины, а это не требует ничего, кроме чистоты намерения.
В: Под чистотой намерения вы имеете в виду то, как вы описывали его в книге, когда говорили о своём пути?
Дж.М.: У меня был студент по имени Александр. В какой-то момент процесса пробуждения он решил, что должен попасть в библиотеку в Чикаго. Не знаю, зачем, но он был уверен, что следующую необходимую ему вещь можно только найти там. И он без колебаний отправился туда автостопом. У него не было денег, он выглядел неопрятно и испуганно, поэтому ему было трудно поймать машину, и ему приходилось много идти пешком. Он истёр все подошвы, и ему приходилось вставлять свёрнутую газету в ботинки по нескольку раз в день. Была зима, и по дороге он подрабатывал за поношенную куртку, ботинки, еду, довольно тяжело ему приходилось. Через три недели он добрался до Чикаго. Спал в подъездах, ел что придётся. Он носил с собой книги и читал, когда только позволяла необходимость выживания.
В: Похоже на изнурительное тяжкое испытание.
Дж.М.: Я об этом и говорю. Если бы вы сказали слово «тяжкое испытание» Александру, когда он сидел измождённый, холодный и голодный в подъезде, он посмотрел бы на вас, словно на тявкающего пса. Хочу также отметить, что за шесть месяцев до этого Александр был вполне нормальным парнем с женой, детьми, домом и работой.
Нет никакого испытания, есть только следующий шаг, следующая битва. Смысл всегда в том, чтобы отпереть следующую дверь. В Библии сказано: «Выбей свой глаз, если он оскорбит тебя». Если бы глаз Александра стал мешать ему открыть следующую дверь, ему и голову не пришло бы не удалить его. Вот такое топливо питает это путешествие. Это не в писаниях и не в храмах. Никто не может это дать или удержать. Вот что я имею в виду под чистотой намерения.
О процессе…
В: Вы описываете процесс пробуждения, который занимает около двух лет, плюс ещё десять на интеграцию, однако многие духовные учителя описывают просветление как мгновенное трансформационное событие.
Дж.М.: Я предположил бы, что они испытали переживания типа того, что описывает Бьюк в своей книге «Космическое сознание», сорт мистического озарения в сердце творения, либо что-то в равной степени трансцендентное и трансформирующее. Великолепные переживания. Я сам испытывал нечто подобное и не буду даже пытаться выразить это чудо. Но идея, что кто-то может пробудиться в не-я в одно мгновенье просто абсурдна. Такие люди говорят о чём-то прекрасном, но не о реализации истины. Это не постоянное пребывание в недвойственном сознании.
В: Многие духовные учителя говорят, что в настоящее время мы подвергаемся процессу массового сдвига сознания, и что человечество вступает в новую эру духовного подъёма. Вы видите, как происходит этот сдвиг?
Дж.М.: Нет.
В: Не могли бы вы развернуть свой ответ?
Дж.М.: Нееееееет.
В: А серьёзно?
Дж.М.: Люди, которые говорят о просветлённом человечестве, говорят о мире, где ягнёнок лежит рядом со львом, где все счастливы и здоровы и так далее. Короче, мир без конфликта, без драмы. Но это было бы довольно глупо, поскольку весь смысл дуальности в разделении. Весь смысл противоположностей в противоположности. Это драма, не тихая жизнь, и ни одно пробуждённое существо никогда не может предположить, что всё не совершенно так, как оно есть.
Возвращаясь к аналогии с парком развлечений, представьте группу само-провозглашённых мистиков, которые хотят выровнять все американские горки, чтобы не было страшных падений и петель, лишь длинные, медленные, безопасные круги. Это замечательно, но в чём смысл?
В: Из книги ясно, что вы никогда не были вовлечены в нормальную духовную деятельность. Вы не медитировали, не пользовались коанами, мантрами, никогда не имели учителя или гуру. Это бросает вызов многим близким убеждениям людей о том, как достигается духовная реализация.
Дж.М.: Я никогда не думал о пробуждении как о духовном поиске, я просто хотел добраться до истины. Оглядываясь назад, я вижу, где мог использовать слово «бесконечность» на подобии коана, что-то вроде западной версии «му». Бесконечность прекрасна, она уничтожает всё, к чему прикасается. Она убивает все концепции, все верования, всё чувство себя. Ни один учитель, учение, книга или практика не может быть столь же эффективной, как простое позволение мысли о бесконечности медленно поглотить вас.
В: Даже больше, чем Духовный Автолизис?
Дж.М.: Духовный Автолизис непременно ведёт к бесконечности, то есть, куда же ещё?
Эти последние четыре вопроса пришли от доктора Крайбена Пиллэй, редактора и основателя журнала «Ноумен».
1. Несколько раз вы определили просветление как «постоянное пребывание в недвойственном сознании». Возможно ли сказать об этом что-либо ещё?
Термин «недвойственное сознание» это попытка выразить в словах другую реальность бытия. Этот термин, похоже, является подходящим изображением состояния из самого состояния. Слово «постоянное пребывание» отличает его от преходящих состояний, которые обычно принимаются за, или продаются как, Духовное Просветление.
На самом деле я думаю, что худшим словом для Духовного Просветления является Духовное Просветление. Как я говорил в книге, только спустя несколько лет после моего пробуждения, я понял, что то, чем я стал, или достиг, является тем, что люди имеют в виду, когда говорят Духовное Просветление, но это не длится долго, так что же это тогда? Сладкий сон. Самая прекрасная вещь, которую можно испытать, я согласен, но не постоянное пробуждение от иллюзии.
Лучшим термином мог бы быть «Реализация истины». Термин «Духовное просветление» увековечивает окутанную туманом, недоступную мистическую вершину, тогда как «Реализация истины» звучит естественно, разумно, и в пределах досягаемости. Духовное просветление – для супер элиты, но истина это дело каждого.
2. Как бы сработал Духовный Автолизис, если кто-либо (ещё непросветлённый) начал бы с высказывания, что просветление это «постоянное пребывание в недвойственном сознании»?
Именно. Вот в этом весь вопрос. Называть это «Постоянным пребыванием в недвойтвенном сознании» может быть адекватным описанием изнутри, но полезно ли оно снаружи? Полезно ли ищущему знать и называть его этим именем? И ответ, я думаю, не совсем.
В книге я сделал попытку передать повседневную реальность, даже банальности, моей жизни. Я хотел поднять себя как просветлённое существо и сказать: «Смотрите, вот оно. Вот так это есть в реальности». И термин «Постоянное пребывание в недвойственном сознании» служит этой цели, но он вероятно, не является самым показательным для ищущих.
Для целей достижения этого состояния, думаю, термины «Не-я», «Реализация истины» и «Недвойственность» имеют бóльшую практическую ценность.
3. Вы упоминали, что вам нравятся книги, написанные теми, кто достиг просветления, и кто хорошо описал то, на что это похоже. Не могли бы вы назвать пару авторов?
Я бы хотел уклониться от данного вопроса с тем, чтобы предоставить более относящийся к делу ответ. Целью подлинного ищущего всегда является сделать следующий шаг, открыть следующую дверь. Пробуждение это не схоластическое занятие и не концептуальная задача. Единственное, что имеет значение, это способность сделать следующий шаг, и он может прийти в любой упаковке – книга, выбитый палец, рекламный ролик, лист травы. Если у вас есть намерение, тогда вселенная будет вашим библиотекарем, и вы всегда будете иметь то, что вам необходимо и когда необходимо.
4. Некоторые учителя, как У.Г.Кришнамурти утверждают, что индивидуум не может ничего сделать, чтобы стать просветлённым, просто потому, что это значит конец индивидуального чувства себя. Вы настаиваете на том, что это может произойти через осознанное усилие, и что это не может занять больше, чем два года после первого шага. Как вы смотрите на взгляд Кришнамурти (и Балсекара, которого вы цитируете), потому что это приводит нас к старому спору о судьбе и свободе воли в поиске просветления?
Да, я настаиваю. Это не только может случиться через осознанное намерение, это может только случиться через осознанное намерение.
Сказать, что индивидуум не может ничего сделать, чтобы освободиться от дуального восприятия, потому что это приводит к недуальному восприятию, всё равно что сказать, что живое существо не может спрыгнуть с обрыва, потому что это приведёт к смерти, или что спящий не может проснуться, потому что он спит. Это абсурд.
Однако, если У.Г.Кришнамурти и другие говорили, что «я» не может достигнуть «не-я», тогда это совершенно верно. Конец одного обозначает начало другого. Никто не может одновременно иметь пирог и съесть его, вопреки тому, во что многие хотели бы верить.
Это парадокс? да. Можно ли это объяснить так, чтобы люди поняли? Нет. Может ли любой увидеть всё сам и понять это напрямую? Да. Как? Рвать, драть, грызть и сжигать. Сжечь всё.
Думай сам и выясни, что истинно. Вот мастер ключ. В конечном итоге, это мой единственный совет. Часы тикают, и ты совершенно один. Забудь концепции. Забудь философии. Забудь духовность. Забудь, что тебе говорят другие. Не ставь условий, просто думай сам и выясни, что истинно.
Эй, насколько это может быть трудно?
Джед МакКеннаИз дополнительного материала к первой книге трилогии Джеда МакКенны "Духовное просветление - прескверная штука"
Это предварительный черновик главы, которая должна была появиться в следующей книге Джеда МакКенны «Духовно неправильное просветление: Вытри эту глупую улыбку с лица и проснись!»
***
Рецепт неудачи.
Сегодня перед рассветом я взошёл на холм
и, глядя на звёздное небо,
сказал своей душе:
«Когда мы станем обладателями тех планет,
и всех их радостей и знаний,
наполнит, удовлетворит ли это нас?»
И моя душа сказала:
«Нет, мы лишь отметим этот уровень как пройденный,
и пойдём дальше».
– Уолт Уитмен –
Камиль пришёл подготовленным. Он носил с собой толстую, видавшую виды, обтянутую тремя резинками записную книжку полную мыслей, идей, вопросов, накопившихся в течении нескольких лет чтения духовной литературы, посещений духовных собраний и принятия участия в духовных дискуссиях по интернету.
– Многие учителя, – доложил он мне, – говорят, что необходимым первым шагом к пробуждению является неудовлетворённость, терзающее недовольство на чувственном уровне. Вы это имеете в виду, когда говорите о намерении?
Последние годы Камиль читал в основном труды Раманы Махарши, Нисаргадатта Махараджа, Рамеша Балсекара, Жана Клейна и всей этой братии. Похоже, он философски склонялся в направлении специфической ветви недвойственности и нео-адвайты веданты, которая в настоящее время привлекает всё больше публики. Её привлекательность основана на простой центральной истине – не-два. В то время, как «не-два» это не совсем истина, «два» – совсем не истина, и таким образом, можно было бы подумать, отмечается конец дуального мышления. Но блуждания энтузиастов недвойственности начинаются при попытках возведения философской структуры на основе этой простой истины. Я объяснил Камилю, что нельзя выстроить философию Этого на основе Не-Этого, но он довольно сильно был привязан к этому неправдоподобному маленькому домику и ещё не был готов съехать.
Что абсолютно нормально. Пробуждение это путешествие с остановками. Требуется большое количество тяжёлой работы, чтобы достичь такого плоскогорья, как недвойственность, и паузы для отдыха и акклиматизации перед дальнейшим движением являются частью процесса. Недвойственность может и не быть конечным пунктом назначения, как предполагают новобранцы, но путь туда впечатляющ и тернист, с восхитительными видами во всех направлениях. Кроме того, мне нравится Камиль, и с ним в основном приятно беседовать. Он задаёт хорошие вопросы и извлекает интересные ответы. Обычно я ограничиваюсь монологами, но студент сам задаёт тон, и Камиль делает это очень неплохо.
– Ну, – начал я, намного поразмышляв над его вопросом, – полагаю, здесь всё дело в степени. Давай попробуем новую аналогию. Я буду ловить её налету, так что следи внимательно. Вот ситуация: ты сидишь в своём офисе в небоскрёбе в сотне этажей над землёй, и думаешь о том, какой ты успешный и как твоя жизнь великолепна. Следишь за мной? Говоря об удовлетворении, ты очень доволен. У тебя есть всё: прекрасный офис, отличный вид, уважение и восхищение людей вокруг, всё, чего тебе когда-либо хотелось. Окей?
– Окей.
– Итак, ты счастлив, доволен, удовлетворён сколь угодно долго – месяцы, годы, десятилетия. Но затем однажды, по какой бы то ни было причине, начинает закрадываться недовольство. Что-то в твоём офисе начинает раздражать тебя. Всё начинается с малого. Тебе не нравятся занавески, они совсем не подходят к шкафу. «О чём я думал? – недоумеваешь ты, – Как я мог быть таким слепым?» И теперь при ближайшем рассмотрении становится очевидно, что ковёр – полное фиаско, а картины – просто неуместны. Минуту назад ты был счастлив, и вот – ты очень, очень недоволен. Крайне недоволен. Офис просто плохо отражает твой внутренний профессионализм. Ты перерос его.
– Вообще-то, было похоже, что офис довольно крутой.
– Да, и так думают все остальные – твои друзья, коллеги, семья. Они думают, что ты сам создал его, и что это безумие что-то переделывать. Конечно, ты недоволен только тогда, когда ты находишься в офисе. Ты почти забываешь об этом, когда ты где-то ещё. Так?
– Так.
– Следишь за аналогией? Она может быть немного неточной при первом выражении. Твой офис олицетворяет твои отношения к большим вопросам жизни, а твоя неудовлетворённость…
– Я понял.
– Хорошо. Итак, какова твоя реакция? Что ты будешь делать со своим разонравившимся офисом?
– Ну, не знаю, – он пожал плечами. – Заново его отделаю?
– Да, это кажется правильным. Но в этот раз ты подойдёшь к этому очень серьёзно. Ты найдёшь самого высококлассного специалиста по отделке, снимешь всё до половых досок и начнёшь с самого начала. Ты будешь не простым дилетантом, ты сам будешь во всём участвовать. Ты серьёзный профессионал и заслуживаешь серьёзного офиса. Понимаешь, о чём я? Видишь, как то, что начиналось как небольшое гложущее недовольство вырастает в трансформирующее жизнь событие?
– Окей, – сказал он с готовностью.
– Итак, вот что ты делаешь. Ты идёшь и покупаешь книги, журналы по отделке помещений. Ты разговариваешь с людьми и посещаешь лекции и мероприятия. Ты нанимаешь лучшего архитектора-дизайнера, которого только можешь найти, с кем ты чувствуешь глубокий резонанс. Посредством этого опыта ты сам подвергаешься трансформации. Ты сам растёшь, развиваешься, расширяешь сознание. Это очень непросто, но ты серьёзно подходишь к делу. Процесс идёт медленно, но мало по малу происходят изменения. Твой офис начинает выглядеть и ощущаться как настоящее внешнее отражение твоего внутреннего профессионализма. Могут уйти годы, чтобы сделать всё как следует, но тебя ничего не останавливает. Это слишком важно. Фактически, это становится самым важным в твоей жизни, наравне с домом и семьёй. Понимаешь?
– Да, – ответил он нетерпеливо. – Мастер по отделке олицетворяет гуру, а процесс переоформления олицетворяет духовную трансформацию, которой мы подвергаемся, когда по-настоящему начинаем подвергать сомнению свои убеждения и искать высшего знания. То, что начиналось как гложущая неудовлетворённость, выросло в импульс для важных изменений, и хотя сперва это могло казаться чем-то плохим, так работает процесс изменений. Так мы развиваемся, так мы растём.
– Именно так, – сказал я. – Никто не действует из довольства. Нам нужны проблемы, чтобы их решать, иначе мы превратимся в растение. Когда-то этот замечательный офис был тем, что мы старались заполучить, затем это было достигнуто, и мы наслаждались в удовлетворении, но потом приходит недовольство, чтобы оповестить нас о том, что пора двигаться дальше.
– Значит, – сказал Камиль, – вот что имеют в виду учителя, когда говорят о неудовлетворённости, необходимой, чтобы пришпорить нас, верно? Это может показаться плохим или неудобным, но в действительности это хорошо?
– Звучит верно, – сказал я.
– И такой вид решимости и сосредоточенности необходим, чтобы пробудиться от иллюзии? Реализовать истину? – он улыбнулся в возбуждении, как будто только что увидел более широкую картину. – Значит, вот что вы подразумеваете под чистотой намерения!
Я улыбнулся в ответ.
– Чёрта с два. Я подразумеваю под этим рецепт неудачи.
Он тут же сник. Я прервал первый порыв его нового знания, и теперь он смущён и обижен. Я сделал это намеренно. Я не позволяю себе быть втянутым в разговор типа «Многие учителя говорят...» просто ради того, чтобы высказать какое-то соображение – я хотел сыграть на контрасте. Именно этим являлся диалог до сего момента, потому что я должен был провести ясное различие. Это решающее различие между тем, кто ищет, и тем, кто находит. Здесь проводится черта – черта, о существовании которой «многие учителя» даже не подозревают.
– Такой жалкий, непродуманный подход абсолютно определённо удержит тебя прикованным к твоему теперешнему состоянию. Такой подход используется всеми, и поэтому они терпят неудачу.
Он шумно сглотнул. – Ох.
– Те самые люди и институты, которые вроде бы посвящены пробудить нас, делают прямо противоположное. Они убаюкивают нас в более приятный сон. В действительности мы хотим именно этого, и именно это они нам предоставляют.
Ему это не понравилось.
– О, боже… ну, тогда… тогда что же движет процессом реального пробуждения?
– Чистота намерения, но что это на самом деле означает? Окей, вернёмся снова в офис, совершенно всем довольные. Жизнь замечательна. Окей?
– Да.
– Окей. Итак, опять начинает вкрадываться недовольство, но на этот раз оно исходит из того факта, что ты чувствуешь запах дыма.
– Здание горит?
– Проснись и почувствуй запах погоста, Камиль. Здание всё время горело, ты просто подавлял это знание до сих пор. Но теперь ты осознаёшь это, и это вызывает в тебе некоторое недовольство. Довольное сильное, вообще-то, и с каждой секундой всё возрастающее. Теперь впервые ты осознаёшь, что пламя уже прямо за твоей дверью, и температура поднимается. Едкий чёрный дым проникает в комнату. Загорается дверь. Выхода нет. Теперь ты очень, очень недоволен своим офисом. По сути ты начинаешь его глубоко ненавидеть. Видишь, как это недовольство – это гложущая неудовлетворенность на, ээ, чувственном уровне – имеет более непосредственную и непреодолимую природу, чем недовольство, вызванное отделкой?
Он молча кивнул.
– Конечно. Теперь твоё недовольство своим офисом довольно сильное. Поистине обжигающее. Фактически, твоё недовольство настолько сильно, что кажется, что это ты в огне, как будто ты больше не можешь находиться в собственной коже, и что лучше пусть будет всё что угодно, только не это. Теперь ты совершенно не думаешь о карьере, доме, или семье. Благодаря изменениям в твоих личных обстоятельствах всё это стало абсолютно неуместным. Убеждения и концепции исчезают и даже смерть неожиданно уменьшается. Ты очень сконцентрирован. Ты в настоящем моменте, очень осознан. Пламя уже в нескольких футах. Твоё недовольство своим офисом далеко превосходит всё, что даже лучший декоратор мог бы предоставить, согласен?
Он кивнул.
– И нет возврата, верно? Нет пути назад. Огонь уже здесь. Это факт. Ты видишь это?
Он снова кивнул.
– И ты совершенно один во всём этом. Спасения нет. Твой офис объят пламенем, и никто не может тебе помочь. Ни Иисус, ни Будда, ни Папа, ни твоя мама. Это твоё недовольство. Это твоя проблема. Это твоя агония. Это ты сейчас сгоришь насмерть, окей?
– Окей.
– Окей. Итак, что ты предпримешь?
– А?
– Твой мир горит. Весь офис в огне. Ты в безнадёжной, безвыходной ситуации. Становится больно, и будет только хуже. Думаю, можно с уверенностью сказать, что твоё недовольство теперь довольно явно. Что ты сделаешь?
– Господи, не знаю. Выпрыгну из окна?
– Правда?
– Чёрт, я не знаю. Что ещё?
– Да, наверное. Ты сидишь в этой преисподней, когда за окном голубое небо, белые облака, свобода от страданий. Это кажется единственным возможным выходом в твоих очень неудовлетворительных обстоятельствах. Но…
– Что «но»?
– Ну, в окнах тех небоскрёбов не голливудское стекло. Ты начинаешь биться об него, но оно не поддаётся. Твоё недовольство такой силы, что ты можешь переломать себе кости и проломить череп, отчаянно бросаясь на окно, и всё без толку.
– Да, и что тогда? Что произойдёт?
– Ну, очевидно, ты можешь просто погибнуть в адском пламени. Нет закона против смерти.
Он в отчаянии посмотрел на меня.
– Или, может быть, ты находишь какой-то объект, с помощью которого ты можешь выбить стекло. Или, может быть, сама интенсивность твоей – как мы называем это, неудовлетворенности? – позволяет тебе пробиться сквозь непробиваемое окно. Итак, бум!, ты разбиваешь стекло. Теперь в уравнении остаются лишь ты, яростный огонь, и падение в сто этажей на тротуар внизу. Внезапно всё становится довольно простым. Вероятно, впервые, твоя жизнь совершенно ясна.
– Да? И что тогда?
– Гореть или прыгать, я полагаю.
– Гореть или прыгать?
– Ты видишь ещё варианты?
– Гореть или прыгать, – произнёс он безжизненно.
– Когда ты становишься настолько недовольным своим офисом, что прыжок с сотого этажа на тротуар кажется лучшим вариантом, настолько недовольным, что ты выбрасываешься из окна, тогда ты знаешь уровень неудовлетворённости, необходимый для пробуждения от иллюзии.
Несколько мгновений он молчал, опустив голову, размышляя.
– Мне кажется, слово «неудовлетворенность» здесь не подходит.
– Может и нет, – согласился я. – Я называю это чистотой намерения, но и оно не совсем ухватывает суть.
– И через это прошёл каждый просветлённый мастер?
– Ты говоришь так, словно бесчисленное количество просветлённых мастеров усеивают духовный ландшафт, но таковых крайне мало, и теперь ты знаешь, почему.
– Боже… – пробормотал он, похоже, искренне пытаясь проникнуться только что услышанным. – Боже.
Я выразил мораль сей басни тремя короткими частями.
– Цена. Истины. Всё.
– Боже.
Из дополнительного материала ко второй книге трилогии Джеда МакКенны "Духовно неправильное просветление"
Интервью с Джедом МакКенной
Редактор: «Духовно неправильное просветление» странно начинается. Сначала строчка «Зовите меня Ахаб» и первая глава, потом следующие две главы, которые как-то выбиваются из общего порядка, почти отталкивают. Какой в этом был смысл?
Джед МакКенна: У меня есть много заметок и я написал большое количество материала, который не вошёл в книги. Обычно, по мере формирования книги, как и в любом творческом процессе, материал, который не подходит, выбрасывается. Я думал, так и произойдёт с некоторыми или всеми тремя первыми главами, особенно со второй и третьей, главами о Калифорнии. Я был немного удивлён, что они остались.
Р: Но вы же сами их оставили.
Дж.М: И да и нет. Я соучастник в данном процессе создания книг, но в большей степени я наблюдатель. Я получаю ясное указание и следую ему, будь то написание книг или что-то ещё. Я качаюсь на волнах океана, где разница между собой и другими становится просто теоретической. Даже в «царстве сна» мой персонаж практически полностью растворился в океане, так что, к примеру, с внешней стороны можно сказать, что Джед МакКенна написал эти книги, но с моей перспективы такого разграничения нет. Разграничения это феномен царства сна, и даже хотя я существую в нём и сочиняю книги для воображаемых читателей, я не понимаю, чем отличается одна вещь от другой, как я понимал это до пробуждения. Это касается отделённости и интегрированности, восприятия вещей отдельными там, где отдельности не существует. Это интеграция, ре-интеграция, это то состояние, по направлению к которому все постоянно движутся – от ложной отделённости обратно к единству. Это постоянное движение напоминает снижающуюся орбиту – круг за кругом, всё ближе и ближе, мы захвачены невидимой силой, непрерывно утягивающей нас внутрь, обратно к нашему центру, к единому центру всего. Именно эта сила притяжения, исходящая из самого центра «я», является источником возвратного движения Дао. Все находятся на этой орбите. Жизнь находится на этой орбите. Первый Шаг же, напротив, резко изменяет курс прочь с этой орбиты на прямое сближение. До Первого Шага мы находимся на этой орбите; после Первого Шага жизнь на орбите заканчивается и столкновение неизбежно.
Р: Столкновение с планетой?
Дж.М: Так кажется. Из космоса планета может выглядеть как Бог, или Истина, или Истинное Я, всё зависит от глаза наблюдателя, но направление всегда одно – к единому источнику, к гравитационному роднику, бьющему из центра планеты и притягивающему нас всех к себе. До Первого Шага человек удерживается на постепенно ускоряющейся, медленно приближающейся орбите. После Первого Шага человек выстреливает словно ракета к центру планеты без обдумывания последствий, только чтобы обнаружить в момент удара, что на самом деле нет ни планеты, ни притяжения, ни «я», ничего.
Никто не может объяснить это внятно, поэтому когда меня спрашивают, я отвечаю: «Идите и посмотрите сами». Сойдите с орбиты. Не беспокойтесь о попадании на планету, снижающаяся орбита доставит вас туда рано или поздно. Все хотят пробудиться за счёт ускорения или повышения своей орбиты, но, как ясно показывает результат, это ничего не меняет. Есть только один путь – вы должны сорваться с орбиты. Это Первый Шаг, и это должно быть целью человека на орбите, а не духовное просветление, или нирвана или что-либо подобное. Да, это самоубийственная гонка. Возврата нет, нет пути назад. Не останется ничего, к чему можно было бы вернуться. Если вас заботит быть счастливым всю оставшуюся жизнь, оставайтесь на орбите и думайте в терминах карма-дхарма-бесчисленных жизней, которым вы будете следовать в путешествии домой. Если вам всё это надоело, тогда пришло время отвернутся от всякой духовной мишуры и начать думать о сходе с орбиты, чтобы начать самоубийственную гонку.
***
Р:Значительная часть ваших читателей живёт в Калифорнии. Было почти больно слышать, как вы говорите, что ненавидите Лос-Анджелес и что частично причиной тому являются калифорнийцы.
Дж.М: Да. Я возвращался к этому позже в книге. Просто парень с восточного побережья злословит о западном, вот и всё. Я жил какое-то время в Монтесито и далее на север, и довольно сильно полюбил эти места, восток просто кажется мне более реальным. Когда я нахожусь в Южной Калифорнии, я могу думать только о том, чтобы поскорей выбраться оттуда, но это всего лишь личное предпочтение. У меня по-прежнему есть предпочтения, и я хотел бы подчеркнуть этот явный парадокс. Если когда-нибудь появится третья книга, там, вероятно, не будет слишком много моих личных предпочтений, либо те немногие, которые останутся, получатся очень явными и характерными. Южная Калифорния мне кажется Меккой эго. Сильное отвращение к эго это на самом деле последнее из моих самых дорогих предпочтений, и не похоже, чтобы оно исчезло. Это всё продолжающееся минимизация «я», о которой я говорил в первой книге. Я как бы веду летопись второго десятка своей жизни в качестве пробуждённого существа. Я способен предсказывать общие направления, но затем мне всё же приходится их проживать. Лохмотья «я» висят на мне клочьями. Мне почти приходится придерживать их, чтобы вообще как-то присутствовать.
Р: Вы говорите так, как будто процесс пробуждения продолжается даже сейчас.
Дж.М: В каком-то смысле. Пробуждение было давным давно, как ядерный взрыв, оно произошло со мной много лет назад. Процесс «пост-пробуждения», имеющий место с тех пор, похож на затянувшиеся последствия отравления радиацией. Ваш нос не отвалится сразу, а через какое-то время. Вы знаете, что он не пробудет долго, поэтому вы наслаждаетесь им, пока это возможно. Вы знаете, что будет, что это неизбежно, и вы не боитесь и не пытаетесь этого избежать. С другой стороны вы любите свой нос, поэтому вы, возможно, пришпилите его или приклеите скотчем, чтобы он оставался немного подольше. Я не пытаюсь ничего доказать и не защищаю своё мнение, я просто делюсь своими наблюдениями. Пробуждение совершенно, завершённо и необратимо, но никакое внешнее представление не может отобразить внутреннее состояние. С момента пробуждения в любую секунду я могу стряхнуть и стряхиваю с себя, словно мокрая собака, обрывки «я», лоскутья костюма.
Р: То есть, вы можете сбросить «я», а потом снова надеть?
Дж.М: Так и есть. Это продвинутая стадия распада, и я не могу остановить или развернуть это, но я могу попытаться выжать как можно больше пользы из того, что осталось. Полагаю, я смогу подделывать свою личность столько, сколько проживу, но внешняя оболочка становится всё тоньше. Что-нибудь из этого понятно?
Р: Значит, проблема только в том, чтобы взаимодействовать с людьми, с эго?
Дж.М: Да. У меня нет других причин напяливать свой персонаж. В этом нет такой уж проблемы, однако. Не взаимодействовать с людьми не слишком тяжёлое испытание для меня.
Р: И ведь это не теория, верно? Вы не предполагаете, вы описываете свой реальный опыт?
Дж.М: Да. Мой опыт это опыт существа без эго, которое может одеться в поношенное эго, когда нужно.
Р: И вы не видите здесь парадокса?
Дж.М: В «я» без «я»? Я бы так сказал: просветлённое состояние это не какое-то особое состояние, как обычно принято считать. Непросветлённое состояние это магическое, мистическое, непостижимое состояние. Пробуждён, значит просто пробуждён. Это не значит, что что-то добавилось, это значит, что всё убрали. Моё состояние естественное и лёгкое. Я не таскаю багажа. Я не нахожусь в заблуждении. Я не трачу свои жизненные силы, чтобы поддерживать вымышленную личность. Весь парадокс заключён в непробуждённом состоянии. Пробуждённый не имеет чего-то, чего нет у непробуждённого, всё наоборот. Непробуждённый обладает громадными структурами ложных убеждений. Он создаёт и сохраняет эти огромные сферы прошлого, настоящего и будущего, большой значимости и важности, глубокого и обширного ряда эмоциональных переживаний – всё сотканное из полнейшей пустоты. Нечто из ничего – вот магия, вот особое состояние. Непробуждённое состояние требует непрестанной самоотверженности и преданности, и кажется фантастически невероятным. Пробуждённое состояние – ничто в сравнении с этим.
Р: Звучит не очень-то весело.
Дж.М: Я никогда не говорил, что это весело.
Р: Вы говорите, что это не весело?
Дж.М.: Нет. Жизненная сила, которую я не использую для проецирования ложного «я», теперь годится для более весёлых и интересных целей. Когда весь этот мелочный эгоистический вздор остаётся позади, ему на смену приходит совершенно другая вселенная.
***
Р: Итак, вернёмся к первым выбивающимся главам…
Дж.М.: Да, именно выбивающимся. Это, может быть, отражает высшее намерение в действии. Я рассматриваю эти первые главы как общий план в фильме, предоставляющий зрителю обзор места происходящих событий. Первая глава, «Очертания проступают», что является названием первой главы «Моби Дика», похожа на удар гонга, чтобы пробудить читателя и дать ему понять, что шоу началось и что оно немного необычное, что происходит нечто иное. Затем две калифорнийские главы продолжают эту дестабилизирующую странность. Единственный вопрос, лежащий в основе этих глав, сформулирован во второй главе: «Конечно, вы все медитируете и выполняете всякие духовные практики, но ведь вы знаете, что в действительности это никуда не ведёт, верно?» Этот вопрос выбивает из колеи. Читателя это должно резко одёрнуть – он должен посадить себя за тот обеденный стол, посмотреть на собственную «Операцию ПИДЖ» и задать себе серьёзные вопросы о том, чем он на самом деле занимается со всей этой духовностью.
Р: Значит, вы намеренно старались задеть читателя?
Дж.М: Отчасти моим намерением было в самом начале сделать ему вызов. Самоубийство, нацисты, кошачье дерьмо, подростковый страх. Это забавно или обидно? Благожелательно или некрасиво? Джед наглец или нечто иное? Нравится ли он мне? А что, если нет? На ком это может отразиться?
Р: Может ли просветлённый человек вести себя так.
Дж.М: Да, может ли этот парень быть просветлённым, если он так себя ведёт? Так говорит? Вставляет этот полувоинствующий материал в самом начале книги? Где безусловная любовь? Где сострадательное сердце? Или, подождите, может быть, это мои предвзятые убеждения насчёт духовности и просветления ненормальны. Может быть, мне необходимо вернуться назад и подумать о том, на что это может быть похоже – быть просветлённым человеком в непросветлённом мире. Может, меня дезинформировали. Может, это сладкая и лёгкая версия не имеет смысла.
Кроме того, во второй книге мне хотелось бы надеяться, что читатель прочёл первую, и имеет теоретическое представление о том, что в действительности означает просветление, реализация истины, постоянное пребывание в недвойственном сознании. Вторая книга для меня более интересна, если считать само собой разумеющимся, что Джед МакКенна – просветлённое существо. Мы уже установили это в первой книге, поэтому это должно дать нам свободу исследовать, проверить, что всё это значит, что значит находиться в этом состоянии, задать хорошие вопросы – не «Этот парень просветлённый?», но «Что значит, если просветлённый человек ведёт себя таким образом? Что мне хотят показать относительно пробуждённого состояния?»
Мне не хочется, чтобы это звучало так, как будто я всё это тщательно продумал, потому что книги в самом деле пишутся сами. Это просто моя интерпретация того, как обстоят дела, и причин, почему я оставил всё как есть.
Р: Вы интерпретируете собственную книгу, как какой-нибудь читатель?
Дж.М: Что-то типа того. Эти главы были начальными с самого первого черновика, да так и остались. Я много раз просматривал их, спрашивая, не слишком ли, и наконец, понял, что в книге под названием «Духовно неправильное просветление», слишком было бы, вероятно, в самый раз. К тому же, я доверяю тому, что поместило их там, больше, чем тому в себе, которое хотело изменить их.
И действительно, почему не поместить их прямо в начало? Книга называется «Духовно неправильное просветление», но что это на самом деле означает? Это означает, что попасть туда и быть там это совсем не то, что нам говорили. Глядя на современную духовность, везде видишь ту же бесконечно перемалывающуюся пресыщенную чушь – любовь, сострадание, не-ум, высшее «я», уровни сознания и так далее. Вредоносная грязь, в которой, как легко видно по результатам, не возможны ни ясность, ни прогресс. Нет большего провала в истории человечества, чем духовный поиск, поиск истины, но все продолжают, как и раньше, используя те же карты и указания, те же путеводители и маршруты. Это бред. Раньше или позже ты дойдёшь до той точки, когда скажешь: «Эй, погодите, это безумие. Я хочу выйти из этого круга и начать двигаться. Как я могу вырваться из этой карусели банальных наклеек на бампер и действительно принять ответственность за свою жизнь?» Если ты читаешь книги Джеда МакКенны, значит ты стоишь на самом краю самоопределения. Не потому что это важно, или ради удовлетворения, или ради уютной следующей жизни, но просто потому, что это честно. В конечном итоге, всё, о чём мы говорим, это о честной жизни. Быть честным.
Р: Так где же выход? Как нам освободиться?
Дж.М: Вот Геркулес в Авгиевых конюшнях. Он мог провести весь остаток жизни, вычищая лопатой дерьмо, никогда так и не продвинувшись вперёд, так как дерьмо всегда прибывает быстрее, чем кто-либо способен его отгрести. Что он сделал вместо этого? Он направил русло реки так, чтобы она текла через конюшни, и одним этим действием весь навоз вымыло раз и навсегда. Вот выход: не пытайтесь бороться с заблуждением и посредственностью. Решение проблемы никогда не находится на уровне проблемы. Поднимитесь над уровнем, где существуют заблуждение и посредственность. Думайте сами. Наблюдайте сами. Увидьте бóльшую картину. Жизнь это дело одиночки. Включите свет в доме и смотрите сами, непосредственно, без мешающих и искажающих фильтров интерпретаций и посредников. Что может быть проще?
Р: Вы говорите, что люди должны…
Дж.М: У меня нет мнения насчёт того, что должен или не должен делать человек. Некоторым людям нравится запах навоза. В контексте этого разговора – большинству. Он тёплый, знакомый и безопасный. Когда начинает пахнуть говном, застоем и смертью, как в тёмном, вонючем подвале, тогда вы начинаете хотеть сделать что-нибудь, чтобы отделаться от него. Когда это происходит, вы перестаёте косить под свами и начинаете представлять свои собственные интересы. В этом смысле могу дать вам простое руководство: откройте глаза, смотрите, найдите, почему так плохо пахнет. Питайте своё недовольство. Культивируйте негативную самооценку. Повышайте чувство отвращения к духовной практике. Исходите из гипотезы, что всё, чем вы являетесь – ложь, и всё, что знаете – неверно, и попытайтесь доказать обратное.
***
Р: Как вы думаете, будет третья книга?
Дж.М: Не знаю, возможно. Мне, похоже, нравится писать, поэтому, полагаю, для меня ещё не всё окончено. Я работаю над некоторым материалом, может быть, что-то действительно материализуется.
Р: Как вы думаете, будут ли ещё сюрпризы, как с «Моби Диком»?
Дж.М: Не знаю. Я вообще не чувствовал приближение «Моби Дика», пока он не свалился мне прямо на голову.
Р:, Помимо откровений о «Моби в Дике» в «Неправильном просветлении» удивляет ещё одна вещь – вы подталкиваете читателя от просветления в сторону состояния, которое вы называете Человеческой Взрослостью.
Дж.М: Человеческая Взрослость это реальный выход. Любой, кто вовлечён в духовный поиск, в действительности ищет именно этого, но, вероятно, не знает об этом. Я хотел высказать мысль, что Человеческая Взрослость это то, чего все на самом деле хотят, но не так много людей имеют. Ребёнок должен умереть, чтобы смог родиться взрослый, а это происходит очень редко. Это катаклизм, процесс смерти-перерождения. Родившись, Взрослый Человек начинает жизнь роста и открытий. Вселенная это игровая площадка для Взрослого Человека. Так или иначе, это стало главной темой в книге, потому что всё направлено именно на это. Религия и духовность не продвигают нас ни на шаг. Просветление это путешествие без остановки. Человеческая Взрослость это странствие, исследование и игра. Это значит жить, раскрывая свой потенциал и расширяясь безо всяких ограничений. Всё хорошее, что можно сказать о просветлении, религии и духовности, является естественными качествами Взрослого Человека – воплощение желаний, поток и безусильное функционирование, основанные не на страхе позитивные эмоции, такие как благоговение, благодарность и агапе, что отражает понимание единства вещей. Очевидно, что именно этого все в действительности хотят, а не реализации истины, поэтому я попытался об этом поговорить.
Р: Вы должны испытывать огромное чувство удовлетворения от создания таких великолепных книг, но на самом деле я поднял этот вопрос из-за подозрений, что это не так.
Дж.М: Вы правы, не испытываю. У меня нет такого отношения к книгам. Нет чувства гордости или обладания, ни само-поздравительного чувства выполненного дела. В попытке ответить на этот вопрос я лишь силюсь представить себе, какое чувство или привязанность мог бы испытывать автор к этой работе. В любом случае, книги неплохи, и это всё. Я был создан, чтобы написать их, и я их написал. Они соответствуют требованиям. Я доволен, что неплохо справился, и мне больше нечего добавить. Я адекватно сыграл свою роль.
Р: Адекватно – это значит, могли справиться лучше?
Дж.М: Это значит, мог справиться хуже. Мне неплохо удалось позволить процессу работать самому. Книги такие, какие должны быть.
Р: Неужели вы совсем за пределами похвалы или оскорблений?
Дж.М: Не знаю насчёт пределов, это как-то не совсем верно. Я больше не обладаю тем аспектом «я», который можно похвалить или оскорбить, возвысить или унизить. «Смерти негде войти», что-то вроде того. Я не думаю о себе как о писателе, учителе или как-то ещё. Я просто сделал то, на что было указано. Если на это всё ещё указано, я буду продолжать это делать. Если нет, то не буду. Я в общем-то не против покончить со всей этой духовностью. Стоит повторить, что я не духовный человек. Если бы это не было нужно для написания книг, я бы не имел с этим вообще никакой связи.
Р: Странно думать о духовном мастере, учителе и авторе как о не-духовном или анти-духовном. Вам должно быть не с руки писать для этой аудитории.
Дж.М: Конечно, а теперь подумайте шире и представьте мою ситуацию, когда я пытаюсь продолжать играть эту роль передатчика. Я фактически уже почти не помню состояния до пробуждения. И это не неопределенное ощущение на чувственном уровне, это довольно конкретный и явный зазор между моей парадигмой и парадигмой непробуждённого человека, и он всё растёт, по мере того, как угасают мои воспоминания о жизни в другой парадигме.
Р: Это, должно быть, очень непросто.
Дж.М: Только когда дело касается эго. Для меня это совершенно не имело бы значения, если бы не книги. Чтобы написать книги, я должен говорить через эту пропасть, а она становится невозможно широкой.
Р: Значит, писать книги довольно трудно, поскольку…
Дж.М: Поскольку почти уже нет сопереживания. У меня практически нет воспоминаний о том, что значит верить во что-то. Большинство читателей, возможно, посмотрят на того, кто верит в телевизионных проповедников-целителей и буклеты супермаркетов так же, как я вижу каждого человека. На мой взгляд, все веры бессмысленны. Я больше не способен провести какое-либо реальное различие между достоинствами одной или другой. Они все одинаковы, потому что все – ложь. Читающие это, вероятно, смотрят на тех, кто посылает свою пенсию телепроповедникам, и удивляются, как можно быть такими легковерными, но на мой взгляд, все такие же легковерные. Я больше не вижу никакой разницы между любыми двумя человеческими верованиями, больше не способен. Нет лучшей или худшей веры, больше или меньше истинной. Это всё призраки внутри царства сна, которые не имеют реальности или плотности вне его. Не могу провести никакого другого различия, кроме этого. Но однако, похоже, моя задача пытаться говорить через это всё расширяющееся разделение, связаться с умами, которые не видят этой пропасти, или не совсем верят, что она есть. Вот что происходит: пропасть расширяется. Идея о том, что Священная Римская Церковь каким-то образом лучше, или истиннее, или правильнее, чем культ самоубийства, пропала во мне. Я больше не способен воспринимать или притворяться, что воспринимаю, подобные различия. Я знаю, что одна вера имеет больше сторонников, чем другая, но это ничего не значит. На мой взгляд человек либо в процессе пробуждения, либо нет. Это единственное различие, которое я ясно вижу. Человек либо прямо встречает реальность, либо отрицает её.
***
Р: Многие люди, познакомившись с вами в книгах, желают познакомиться с вами лично. Нам приходили некоторые довольно интересные предложения того, что люди могли бы отдать или сделать, чтобы побыть с вами хотя бы короткое время.
Дж.М: На это не было указано.
Р: Временами вы говорите как робот.
Дж.М: Даже мне так кажется, но факт остаётся фактом – я предназначен делать то, что я делаю, писать, но я не предназначен, чтобы исполнять общественную роль.
Р: Предназначен?
Дж.М: Предназначен, создан, дхармически склонен, как угодно. Мне нравится писать, но мне не нравятся люди, точнее говоря, эго. Эта антипатия к эго кажется мне нормальной. Я вовсе не считаю всё это странным, так что вряд ли это изменится. Вообще-то, я бы посоветовал каждому развить в себе такую же антипатию. Во вселенной есть только одна ложная, мелочная, боящаяся, нечестная вещь, и это эго – ложное я. Думаю, каждый, кто действительно захочет узнать его, натолкнётся на его отторжение, а это определённо движение в направлении пробуждения.
В любом случае, я частное лицо и мне нечего сказать кроме того, что есть в книгах. Я говорил об этом во второй книге. Просто не так много можно сказать, и я всё это высказал. Я могу продолжить писать, развивать темы, глубже рассмотреть некоторые вопросы, но это всё об одном. Любой, кто хочет встретиться со мной разыскать меня, задать мне вопросы, извлечь пользу из того, что, как он полагает, я могу ему предложить, действует исключительно из отрицания. Легко убедить себя в обратном, что домогательство прямых отношений с каким-нибудь нашумевшим духовным чуваком является признаком твёрдой решимости, но убеждает вас в этом Майя. Что я могу сказать кому-то? Мы уже достаточно определённо установили, что книги не оставили ни одного имеющего силу вопроса, так что же я буду, ссылаться на номера страниц? Если сейчас кто-либо придёт ко мне в поиске чего-либо, я могу ему лишь сказать: «Тебя послала Майя. Это её рука крутит тобой, поворачивает твою голову, двигает твоими губами. Тебе предстоит серьёзная работа, а ты пришёл сюда только для того, чтобы избежать этого».
Если люди не хотят серьёзно относиться к этому, это совсем не обязательно, это абсолютно их дело, но с самого начала этого проекта публикаций я чётко определил, что не позволю себе втягиваться в людские игры по избеганию. Все хотят поговорить об этом, но здесь не о чем говорить. Очень просто поехать куда-то, заплатить денег, поступиться комфортом, распластаться у чьих-то ног, подчиняться, обожать, превозносить, что угодно, и думать, что это преобразуется в нечто позитивное, какое-то движение вперёд, но это всё действия эго с целью отвлечь внимание от реальных задач с помощью занятости и пустых телодвижений; это ложные акты сдачи, позволяющие нам убедить себя, что мы смело шагаем к свету, в то время как благополучно съёжились в тени. Для этого я никому не нужен. Любой, кто имеет подлинное желание решить проблему с «я», уже имеет всё, что я могу предложить. Используйте духовный автолизис и попытайтесь выяснить истину. Всё остальное направляет в другую сторону.
Р: Вы говорите так, как будто это совсем просто, но в реальности это самая трудная вещь, которую только может совершить человек.
Дж.М: Да, это решающий момент. Здесь речь не о пробуждении, здесь речь о Первом Шаге. Если вы сделали Первый Шаг, всё остальное последует за ним. А до тех пор это всё академия. Первый Шаг это реальная отправная точка всего процесса. Всё остальное касается того, делаете ли вы Первый Шаг или нет. Чтобы дойти до Первого Шага, чтобы пересечь стартовую линию, вам нужно взрастить в себе понимание и реальное представление о силах, против которых вы поднялись – Майи, эго, природы самообмана, страха, в противном случае никакое количество преданности или посвящения нисколько не поможет. Если у вас есть только ум, и нет сердца, вы будете лишь бегать по кругу. Если в вас есть только сердце и нет ума, в лишь закопаетесь в более глубокую нору. До тех пор, пока вы не пересечёте стартовую линию, не сделаете Первый Шаг, это всё лишь хобби, как гольф или собирание марок. Сама духовность это лишь ещё один инструмент отрицания, наиболее эффективный из всех, вот почему поиск истины является величайшим провалом в истории человечества.
Вот простой тест. Если это умиротворяет и утешает, если это даёт вам ощущение тепла и уюта, если это приводит вас в приятные эмоциональные и ментальные состояния, если это покой, любовь, мир, тишина или блаженство, если это принесёт вам более светлое будущее или лучшее завтра, если это даёт вам хорошее ощущение себя или повышает вашу самооценку, говорит вам, что вы окей, говорит вам, что всё хорошо так, как оно есть, если это предполагает усовершенствовать, возвысить себя или принести вам пользу, или если это предполагает, что кто-то лучше или выше вас, если это вера, или убеждение или поклонение, если это повышает или изменяет сознание, если это борется со стрессом или углубляет расслабленность, или если это направлено на терапию или исцеление, или если это обещает счастье или избавление от несчастья, если это что-либо из этих простых вещей, тогда это не пробуждение. Тогда это жизнь во сне, а не сокрушительный выход из него.
С другой стороны, если вы чувствуете так, будто с вас живого снимают кожу, как будто вас долго-долго потрошат, если вы чувствуете, что ваша личность распутывается, если вас скручивает физически, истощается ваше здоровье и терпит крушение ваша жизнь, если вы чувствуете что внутри вас умирает любовь, если кажется, что смерть была бы лучше, тогда, возможно, это процесс пробуждения. Либо у вас несварение желудка.
Из дополнительного материала ко второй книге трилогии Джеда МакКенны "Духовно неправильное просветление"
Дзен и искусство самоувечья
Это сокращённое письмо, написанное Джедом МакКенной в ответ человеку, назвавшему себя «серьёзным искателем», который сделал страстное предложение передать ему всё своё имущество и самого себя в обмен на принятие в ученики.
Дорогой Уильям.
В вашем уравнении не нужно прибавлять меня, нужно вычесть вас. Начните с перепроверки своих предположений. Из вашего письма я понял, что вы серьёзный человек, серьёзный искатель. Это первое предположение, которое вам захочется подвергнуть сомнению. Вы уверены, что вы – серьёзный искатель, и вы полагаете, что я думаю о вас так же, но вы ошибаетесь. Я прекрасно различаю серьёзность, и сразу узнаю игрушку в руках Майи. Вы думаете, что вы на вершине чего-то, а единственное, на вершине чего можно находиться, это Майя, и вы пригвождены ей, словно мышь огромным домом.
Я получаю множество предложений от людей, которые хотят быть рядом со мной. Возможно, каждый человек с репутацией специалиста по духовным вопросам получает подобные предложения, я не знаю. Люди хотят бросить всё – имущество, деньги, даже саму свою жизнь. Они не знают, что с ними делать, и я полагаю, они воображают, что можно всё это вывалить на кого-то, кто кажется более компетентным, как мать, оставляющая своё дитя у порога богача. Это может показаться высшим жертвоприношением, великим актом самоотверженности, но на самом деле это последний окоп потерявшего голову страха, это эго укрепляет свою хватку на десятилетия вперёд.
Однако, ваш поступок предполагает, что вы в неприятном положении. Вам повезло. Всегда лучше быть в таком положении. Испытывать подобный дискомфорт означает скорое начало движения. Это хорошо. Эта мотивация движет путешествием пробуждения, состоящим из серии шагов, предпринимаемых не добровольно, но вынуждаемых такого рода дискомфортом, заставившим вас написать мне. Мотивация вашего письма хороша, но бросаться ко мне это не выход. Что я буду с вами делать? Какую инструкцию я вам могу дать?
Может быть, я скажу вам отрезать по унции* от своего тела каждый день до тех пор, пока вы не сможете ответить на вопрос «Что есть истина?». Это быстро сфокусировало бы ваше внимание – под вами бы загорелся огонь. Если бы вам пришлось отрезать по унции от тела каждый день, как вы думаете, сколько времени вы бы тратили на медитацию? На посещение сатсангов или на чтение последних духовных бестселлеров? Не очень-то много. Очень скоро вы бы стали машиной по просветлению. Сон и еда уменьшились бы до самого минимума. Отношения и деятельность, считавшиеся когда-то важными, были бы совсем заброшены. Вас охватила бы жгучая мания достижения одной цели. И вскоре любой вопрос, кроме «Что есть истина?», стал бы казаться вам до смешного неуместным. Вот ваш новый дзен – дзен для нового тысячелетия. Было бы интересно увидеть, сколько песочных садов и книг с афоризмами продавалось бы при таком подходе.
________
*1унция = 30г; 1фунт = 450г
________
Что есть истина? Вот единственный коан, который когда-либо кому-либо был нужен. Каждый день, когда вы не ответили на вопрос – ещё унция. Потратьте минуту и подумайте, что это могло бы значить: каждый день в определённое время садиться со скальпелем и ампутировать унцию своего тела. Вам пришлось бы быстро научиться как спрашивать и получать ответы, как работает процесс и как не работает, как его поддерживать и не мешать ему. Вам пришлось бы научиться разучиваться, и для этого вам потребовалось бы огромное количество ресурсов. Вы бы отказались от умных духовных концепций ради голых фактов, от красивых восточных фраз ради точных научных терминов. Это процесс ясного видения, а не просто попадание пальцем в небо. Ясное видение требует времени и ресурсов, и ум должен практически беспрестанно работать на уровнях, далеко выходящих за пределы повседневных.
Сработает ли это? Ну, скажем, сработало. Скажем, сработало за 500 дней. И вот, вы, отрезав себе более 30 фунтов, реализовали истину. Теперь вы знаете напрямую, сами, без малейшей возможности ошибиться, истину. Вы свободны от иллюзии, пробуждены от сна. Вы вступили в ряды духовно просветлённых. Вы смотрите на свои руки и ноги с отрезанными пальцами, на безносое лицо, безухую голову, и что вы скажете? А вот что вы скажете:
«Да, это было довольно глупо».
Я рад сообщить вам это с самого начала. Пробуждение это довольно глупо. В нём нет смысла. Оно не просто бессмысленно, оно сама бессмысленность. Кто совершил бы подобное? Только тот, кто абсолютно не мог этого не сделать. Когда вы станете человеком, который не может не сделать этого, тогда будет совсем другое дело, но пытаться делать это до того, как вы будете абсолютно должны, нелепо, как отрезать части своего тела.
Каким бы варварским и немыслимым не показался бы вам метод «по унции в день», могу вас заверить, что все, кто когда-либо пробудился от иллюзии царства сна, были одержимы в равной степени невыносимыми ментальными и эмоциональными силами. (Подумайте об этом в следующий раз, когда какой-нибудь поп-гуру будет рассказывать о моменте своего чудесного озарения: «Я гулял по парку, смеялись дети, пели птицы, как вдруг...»)
Вот где необходим процесс духовного автолизиса. Духовный автолизис в конечном счёте касается ясного видения, видения того, что есть, а это происходит тогда, когда мы перестаём видеть то, чего нет. Мы можем использовать его, чтобы поднять обычные силы ума до экстраординарного уровня, чтобы увидеть жизнь, мир и самих себя такими, какие они есть на самом деле. Многие люди могут построить ядерный реактор, написать симфонию, завоевать народы, прооперировать мозг, но очень немногие могут видеть то, что есть.
В своём письме вы упоминали слова Алана Уоттса о том, что мы это отверстия, через которые вселенная видит и переживает саму себя. Было бы более полезно сказать, что мы это плохо отшлифованные линзы, через которые вселенная, или «я»-вселенная, наблюдает себя, через которые недифференцированное создаёт иллюзию дифференцированности. Интересно поиграть с этой идеей. «Я» это искажение, намеренное искажение. Точный вариант искажения линзы создаёт точный вариант индивидуальности, «я» это само искажение. Все свойства личности, если понимать их таким образом, это изъяны, дефекты линзы, существующей для того, чтобы быть несовершенной. Иначе несовершенств не существует, поэтому было создано искусственное несовершенство – эго. Ищущий может жаждать стать совершенной линзой, но, разумеется, совершенная линза это не-линза – нет ни несовершенства, ни линзы; лишь то, что есть. Ваши несовершенства являются не только тем, кто или что вы есть, но почему вы есть. Конечность и несовершенство линзы являются причинами существования линзы. Исчезновение линзы означает, что вселенная перестаёт быть наблюдаемой, так что же мы совершаем этим актом? Кому это нужно? Кому выгодно? Всё это подкрепляет моё раннее утверждение, что пробуждение бессмысленно – обмен отделённого «я» на интегрированное «не-я», конечного бытия на бесконечное небытие – и можно сказать, что совершенство не недостижимо, но оно неизбежно. Совершенство есть то, что есть. Нет ничего другого. Поистине, нет такой вещи как несовершенство. Смысл конечных и несовершенных линз в том, чтобы создавать искусственные области конечности и несовершенства, в которых возможна игра.
(В полученном письме приводится цитата индийского мудреца для подкрепления аргумента, а затем письмо продолжается так, как будто эти слова являются доказанным фактом).
Не размахивайте передо мной мёртвыми людьми, как могущественными союзниками. Вам это не поможет. Они не смогут вступить в бой. Если вы сами не можете привести довод, вы не сможете призвать мертвеца, чтобы он сделал это за вас. Это ложный аргумент, называющийся ipse dixit: «Он сам сказал». В законодательстве это называют «свидетельство усопшего» и это недопустимо. Вы не можете передать полномочия призраку. Вы заимствуете авторитет у того, с кем нельзя поспорить не в силу его заслуг, а по причине его отсутствия. Ваш аргумент неопровержим, потому что человек, приведший его, недоступен. В говорите, что если бы он был здесь, то он мог бы привести этот довод, но его здесь нет. Вы можете заимствовать слова, идеи и цитаты у окончательно ушедших, чтобы проиллюстрировать свою мысль, но если это ваша мысль, ваша проблема, то вы сами должны приводить аргумент.
В любом случае, даже если бы он был здесь, он не смог бы привести свой довод. Я знаком с возлюбленным учителем, о котором вы говорите. Обещаю вам, что если бы он был здесь, я искромсал бы его в мелкий винегрет, поглаживая живот и почёсывая затылок. Никаких усилий не потребовалось бы. Никакого спора. Вы могли бы сделать то же самое через сутки, если бы перестали лениться и начали думать самостоятельно.
Ваша духовность это ещё одна фальшивая одежда, ещё один слой лжи «я». Ваша духовность определяет размеры вашей камеры, и тот факт, что вы не замечаете этого, говорит о том, что вы не имеете представления о том, где вы и по чьим правилам живёте. Вы не осознаёте своё истинное положение, природу своего статуса пленника. Вы отчаянно цепляетесь за свою ложь, защищая её эмоциональной энергией. Почему? Потому что эта ложь – вы. Она это то, кем вы являетесь. Не вы содержите несовершенство, вы есть несовершенство. Спросите себя, зачем вы вообще мне написали? В чём смысл? Ничто из того, что я говорю, для вас не ново. Однако, вот, вы пишете страстные письма ко мне, пытаясь вновь поставить свою ложь на ноги. Если вам нравится ваша ложь, что ж, прекрасно, но вы не сможете сделать её правдой силой своего убеждения. То, кем вы являетесь – ложь, это факт. Вы – вымышленный персонаж, с удивлением отрицающий это. То, что вам кажется вашей уникальностью, на самом деле не более чем ряд случайно установленных поворотных тумблеров, а особые свойства, которые вы называете «собой», не несут в себе ничего более особенного, чем различия между двумя снежинками в бесконечной снежной буре.
Серьёзный человек должен всегда помнить, где он и кто управляет шоу. Это дом Майи. Она контролирует всё. Она имеет все преимущества. Мы – пациенты дурдома Майи, и любая инструкция сидеть смирно и успокоить ум исходит напрямую от неё. Тишина и покой это антитезы процесса пробуждения, и тот, кто защищает мир, сострадание и спокойный ум, лишь перепродают свои дозы предпочитаемого сна. Есть даже такие популярные духовные учителя и авторы, которые увещевают ничего не делать вообще, они говорят, что само усилие это проблема, что неудовлетворённость, движущая духовным поиском, это единственная вещь, которая стоит между нами и целью поиска. Не удивительно, что подобные заявления популярны. Разве могут быть сомнения, от кого в действительности они поступают? В своём письме вы указали, что верите в важность линии преемственности учителя, так вот, есть единственная истинная линия преемственности – Майя. Если вы желаете понять линию преемственности любого духовного учителя, вам нужно просто представить его марионеткой, свисающей на ниточках, которых он не осознаёт, разглагольствующей о свободе воли, а над ним всё контролирующая рука Майи.
Даже когда вы пишете мне письмо, а я пишу вам, мы растворяемся в бочке с едким химическим веществом под названием кислород. Мы генетически запрограммированы на самоуничтожение. Наши жизни глотает время, и каждый вздох может стать последним. Неизбежный факт в том, что мы все практикуем Новый Дзен, который я описал выше. Каждый день мы теряем унцию, грам, или фунт, и однажды – пуфф! – исчезнем, словно нас никогда и не было. Есть только один коан, и для всех он один и тот же:
Что есть истина?
Ваш и т. д.
Из дополнительного материала ко второй книге трилогии Джеда МакКенны "Духовно неправильное просветление"
МАННАХАТТА
Я интересовался, что есть особенного и прекрасного в моём городе,
и вот, смотри! всплыло его исконное имя!
– Уолт Уитмен, «Маннахатта» –
Мне слишком нравится Манхэттен, чтобы поселиться в нём. Самое большее, я могу лишь пожить там несколько месяцев. Именно этим я теперь и занимаюсь. Сейчас лето 2001 года. Башни-близнецы ещё стоят, но уже ненадолго. Первая книга, «Духовное просветление – прескверная штука», уже написана, но ещё не издана.
Последние несколько месяцев я провёл в доме с собакой в Пуэрто Рико. Решив отправиться сюда, я позвонил своей сестре, которая здесь живёт, и договорился на счёт обеда. После чего она сообщила мне, что на верхнем этаже в микрорайоне Трайбека сдаются апартаменты на три месяца, если мне нужно место. Она сказала, что её друзья, которые владеют комнатой, отчаянно ищут жильца, потому что сделка через агентство в последний момент провалилась, но они всё равно поедут в путешествие.
– Хорошо, – сказал я ей. – Я позвоню Родни и попрошу всё уладить.
– Ты не хочешь сперва взглянуть?
– Ты же говоришь, всё в порядке, не так ли?
– Да, но…
– Значит, всё нормально. Увидимся за обедом на следующей неделе.
Вот яркая иллюстрация двух абсолютно несравнимых способов действия в мире: недоверие отделённого «я», и доверие интегрированного «я». Моя сестра осмотрела бы квартиру, поторговалась, может быть, пригласила экспертов проверить то и это, нашла бы альтернативу, чтобы сохранить за собой право выбора, отдала бы залог третьему лицу и наняла бы адвоката, чтобы заверить аренду. Она может называть владельцев своими друзьями, но, как она, вероятно, скажет, бизнес есть бизнес. Это самая фальшивая экономия, потому что единственное, что она экономит, это деньги, теряя при этом своё здоровье, жизненные силы, со всеми этими ужасными, основанными на страхе расчётами и манёврами. Разумеется, всё это касается не столько денег, сколько её имиджа.
Так она не только снимала бы квартиру, так она делает практически всё. Она живёт во вселенной, где в любой ситуации могут случиться тысячи плохих вещей. Она находится в состоянии постоянной бдительности. Она проводит жизнь, представляя себе, что может пойти не так, и обеспечивая, чтобы это не случилось. Для неё вселенная это враждебное место, в которой, хотя она никогда бы так не сказала, она совсем чужая и не имеет ни прав, ни возможностей. Хотя это не совсем так. В сущности, почти все признают мою сестру яркой, привлекательной и очень успешной женщиной. То, что я сейчас о ней сказал, так же верно для многих других людей. Этот способ действия видится мне как злокачественная опухоль системы – рак жизни – но возможно, он кажется нормальным и приемлемым многим людям, может, даже большинству. Не абсолютно явный страх, но больше тупой ужас, просачивается наружу из центра во все уголки человеческого бытия. Когда живёшь так, это кажется нормальным. Освободившись, не можешь поверить, что когда-то так жил.
Для меня это самая простая вещь на свете. Я собираюсь поехать в город, снимаю трубку и нахожу место для проживания прежде, чем мне даже в голову придёт, что надо найти место для проживания. Я получаю то, что мне нужно, до того, как я узнаю, что мне это нужно, и лучше, чем я мог бы представить. Я никогда не принимаю такое безусильное функционирование как должное, поэтому по многу раз в день меня пропитывает глубокое и искреннее чувство благодарности. Я достиг такого гладкого течения жизни главным образом благодаря почтительности, наблюдая, как всё работает, и благодаря тому, что держался подальше от своего маленького, боязливого, пресмыкающегося ума. У меня нет сильных искажений в ментальном и эмоциональном багаже, который я таскаю с собой, поэтому, полагаю, это позволяет всему работать как надо – гладко и легко.
Может быть, я простофиля? Лопух? Вовсе нет. Если дела пойдут плохо, или хозяева квартиры несправедливо удержат мой залог, или случится что-то неправильное, что может случиться в подобного рода обстоятельствах, то я сделаю ещё один телефонный звонок. Я натравлю на них адвоката-питбуля с инструкциями вызвать сожаления. А может, я просто пожму плечами и забью на это дело. Я никогда не знаю, как я буду действовать, до тех пор, пока это не произойдёт, поскольку у меня нет множества правил или руководств, где написано, как себя вести, или, может быть, только одно: терпение, дыхание, ожидание, позволение вещам войти в своё русло и тенденциям проясниться.
Я хочу сказать, что я не обязательно добросердечный человек. Я могу быть совершенным мудаком, по крайней мере теоретически, но должен сказать, этому не бывает так уж много причин. Я не думаю о вещах таким образом – сделки рушатся, люди предают друг друга, адвокаты-питбули – и они не появляются в моей реальности. В этом не было бы смысла, так как меня это ничему бы не научило. Поэтому, когда я позвонил сестре, и она сказала, что знает место, я уже всё знал о нём. Я знал, что оно будет идеальным, что с владельцами мы легко поладим, что оно будет в лучшем районе, чем я бы мог выбрать сам, и что из этого выйдет куча всего хорошего, не потому что я всё так организовал своим шикарным умишкой, но потому что я этого не делал. А если окажется, что после хорошего начала всё провалится, я не буду думать, что что-то не сработало, но что в работе нечто большее и лучшее.
У меня нет правила, которое делало бы меня хорошим парнем. У меня вообще нет правил. Правила это способ определить себя, прочертить воображаемые границы. Такие границы искусственны и легко стираются. Наши самые сильные убеждения могут стереться как слой макияжа в момент трансценденции или катаклизма, или просто небольшим изменением химии мозга. Мораль, этика – у меня их нет. Сейчас я хороший парень. Если ситуация изменится, изменюсь и я. Я бы мог страстно заявить, что я никогда, ни при каких обстоятельствах, не причиню вреда другому, но события могут развернуться таким образом, что мне сегодня придётся столкнуть детей под поезд. Я сомневаюсь в этом и надеюсь, этого не случится, но всё возможно. Да, это невообразимо, но это не значит невозможно. Невообразимые вещи происходят постоянно.
У меня свой способ действия в этом мире, и он не имеет ничего общего с правилами – ни моими, ни чьими-либо ещё. Это доверие, тенденции, отсутствие искусственных границ. Если те бедные дети должны попасть под несущийся локомотив, и этот факт станет мне ясен так, как мне становятся ясными факты, значит потребуется команда чистильщиков с сильными желудками и множеством пакетиков.
Можно было бы подумать, что я могу с уверенностью сказать, что ничего столь ужасного никогда не может случиться, и я много бы поставил против этого, но нельзя быть уверенным. Ужасные вещи происходят. Объективный наблюдатель человечества мог бы заметить, что ужасные вещи ближе к норме, чем хорошие, радостные вещи. Зачем притворяться, что это не так? Страдания и ужас являются частью жизни в царстве сна, немалой частью. Нет, конечно я не думаю, что вселенная сегодня заставит меня столкнуть детей под поезд. Но это избавляет меня от неприятностей, а не детей. Вселенная, вероятно, не воспользуется моими руками для этого, но она всё равно столкнёт тех детей.
***
Не хочу сказать, что любой может достичь высшего мастерства в искусстве и науке воплощения желаний – знаю, я сам не достиг – но могу предположить, что почти каждый, не зависимо отего положения, имеет большие возможности к развитию. Понимаю, что существуют влияющие факторы – пол, род, место, здоровье, благосостояние, карма, дхарма, удача и много других, которые могут сыграть решающую роль в степени, до которой человек может реально надеяться подняться, переопределить или разопределить себя, но я так же понимаю, что большинство людей таскают с собой много всякого ненужного хлама, который служит лишь для того, чтобы ограничить их потенциал к развитию.
Некоторые люди, поиграв с воплощением желаний, отказываются от него, когда оно перестаёт для них работать. Они хотят миллион долларов или нечто столь же незрелое, и если это не появляется, они начинают думать, что выдавали желаемое за действительное. Существуют правильные желания, и существуют желания страха, и миллион долларов это желание страха. Правильное желание подлинно и представляет собой истинное развитие уникального характера человека. И это очень важно. Открыть в себе правильные желания, значит перестать быть тем, кем вы не являетесь.
Прежде чем продолжить, должен сделать ещё одно замечание: ничто из того, о чём я говорю, будь то реализация истины, или наши истинные взаимоотношения со вселенной, не является ничем иным, как нашим естественным, принадлежащим нам по праву, непреложным качеством. Это не то, чему мы должны пойти и научиться, или заработать, или завоевать, это просто то, что есть. Дзен мастер, написавший в качестве своей эпитафии «Всю свою жизнь я продавал воду возле реки. Ха! Какая шутка!», имел в виду именно это. Это естественно. Это то, что есть. Реальность выходит за пределы наших самых необузданных мечтаний, и она может быть вашей, потому что она уже ваша. Единственное, что этому мешает, это вы.
***
Итак, я снял апартаменты на три месяца с намерением немного погрузиться в высокую культуру – театры, музеи, библиотеки, хорошие рестораны. Я очень люблю делать всё это в одиночестве. Всё вышло не совсем так, как было запланировано, но другие, лучшие, вещи получились очень неплохо, так что я был доволен. Это происходило за несколько месяцев до атаки на Всемирный Торговый Центр, поэтому ещё присутствовала атмосфера нормальности. Квартира в действительности была отремонтированным магазином – много шлифованного кирпича, ржавого железа и больших деревянных балок. Внутри было очень просторно, спальни и ванные были отгорожены, а всё остальное – кухня, столовая, официальные и неофициальные жилые площади – в одном помещении. Винтовая лестница вела на огороженный перилами верхний уровень с одного края, где владельцы держали книги и небольшой домашний офис. Из больших индустриальных окон видно было немного, обстановка на мой вкус была в слишком продуманном стиле, но всё равно это было очень хорошее жилое пространство.
Примерно в это время я получил письмо от Джолин, которая уже увидела себя в предварительном экземпляре «Прескверной штуки». Она хотела увидеть меня, поговорить со мной. Она накопила достаточно денег, чтобы совершить такое путешествие, и хотела приехать на несколько дней, даже если, сказала она, будет возможность провести со мной лишь несколько минут. Я написал в ответ, что вместо этого лучше купить рюкзак и билет EuRail и провести лето, катаясь по Европе. Ей понравилась эта идея, и она сказала, что попробует, но сперва всё равно хотела бы повидать меня.
Я согласился, и после небольшой переписки её план начал вырисовываться. Примерно за неделю или около того до своего визита она позвонила, чтобы сообщить номер рейса и время прибытия, но она ещё не нашла место, где остановиться. Не подумав, я сказал ей, что в моих апартаментах много комнат, и что она сможет остановиться здесь, пока будет в городе. Через долю секунды мой ум догнал язык.
– Погоди минутку, – сказал я. Прикрыв микрофон одной рукой, другой я потёр висок медленными круговыми (что чёрт возьми я сейчас сделал?) движениями.
– Мне нужно поговорить с твоим отцом, – сказал я. – Он там?
– Да, – сказала она нерешительно.
– Ты всё честно рассказала об этой поездке? Никаких сложностей не было?
– Нет, они знают, что я делаю.
– Хорошо, позови отца.
– Окей, – сказала она с беспокойством, – но не говорите ему, ну, знаете, ничего важного.
– Я понял. Пригласи его.
Спустя несколько мгновений её отец появился на проводе. Я представился, и мы поговорили в учтивой манере «мистер такой-то». У него было некоторое представление о том, кто я такой.
– Жожо довольно часто говорит о вас, мистер МакКенна, – сказал он, похоже, не очень-то довольный. Я сказал, что мне показалось хорошей идеей нам с ним поговорить, чтобы я мог представиться и заверить его, что я буду присматривать за его дочерью, пока она будет в городе. Я болезненно осознавал, что всё, что я говорил, звучало неверно, как будто невинный человек пытается выглядеть виновным, но ничего нельзя было поделать.
Конечно, в разговоре с её отцом не было острой необходимости. Джолин была достаточно взрослой, чтобы делать, что ей захочется, но дело было не в этом. Смысл был в том, чтобы предупредить неприятности, прежде чем они начнутся. Однако, я был благодарен, можно сказать, той ошибке, которая побудила меня поговорить с ним, так как теперь я осознал, что, наверное, в любом случае должен был бы это сделать, хоть и пока не думал об этом. Похоже, ему понравилось, что я с ним говорю, но он всё ещё остерегался. Возможно, он немного расслабился, услышав, что тот тип, который заманил его дочь в какой-то сумасшедший культ, говорил довольно разумно и ответственно. Просто предположение.
– Мы сейчас говорили с Джолин, и боюсь, я сделал небольшую ошибку.
В ответ он лишь хмыкнул.
– Я предложил ей остановиться у меня, когда она будет в городе. Здесь много свободных комнат, и это решение кажется самым безопасным и благоразумным, но, разумеется, я тут же представил себе, что это может выглядеть, ну, немного неправильно. И я решил обсудить это с вами.
На другом конце телефона раздался ещё один низкий звук, но я хотел закончить свою часть прежде, чем он начнёт свою, поэтому я поднажал. Конечно, было бы легче просто взять назад первоначальное предложение, но, отбросив все видимости, было бы намного лучше, если бы Джолин остановилась у меня, и, после секунды размышлений, я понял, что единственная видимость, о которой следовало беспокоиться, были её родители. У меня нет репутации, чтобы её защищать, а если бы и была, это, вероятно, лишь придало бы ей пикантности. Репутация Джолин должна быть в безопасности, так как она не хвастунишка и так как те, кто её знает, никогда не поверят ни во что непристойное насчёт неё.
– Ситуация в точности такова, как, я уверен, Джолин вам объясняла. Во всём этом нет ничего, ээ, – я подыскивал слово, в итоге использовав самое глупое, – романтического. В любом случае, я не должен был предлагать ей это, и я конечно же учту любые ваши пожелания на этот счёт.
Он не ответил, поэтому я продолжил, удивляясь, как я мог поставить себя в такое дурацкое положение.
– Я мог бы помочь найти ей гостиницу, или хороший мотель, или может, кто-нибудь из членов семьи мог бы её сопровождать и тоже остановиться у меня. Что бы вы ни…
Теперь заговорил он.
– Вы спрашиваете меня...?
Я прервал его. Я точно знаю, что он имеет в виду, потому что именно так выглядит ситуация и для меня тоже – как скрытая просьба ухаживать за его дочерью, или спасти его от благословления её на что-то непонятное. Я закатил глаза и продолжил тяжкую миссию.
– Я просто объясняю вам ситуацию. Что бы вы ни сказали, так и будет. Я сделал это предложение вашей дочери из дружбы и участия. У меня здесь полно места, а в городе может быть довольно непросто.
Глупо. Абсолютная глупость во всех отношениях. Но такова ситуация, и я не стал пинать себя слишком сильно. Мы ещё немного поговорили. Он немного подумал и решил, что всё в порядке, его дочь немного сумасбродна, но она хорошая девочка, и если мы собираемся делать что-либо неподобающее, то всё равно его мнение об обустройстве проживания не будет иметь значения, и что ему и его жене было бы легче знать, что Жожо не будет совершенно одна в большом городе. Он поблагодарил меня немного равнодушно, и на этом мы договорились.
Ёк.
Путешествие к шаману
Я мог либо встретить Джолин в аэропорту, либо послать за ней машину, чтобы шофёр встречал её, держа в руках табличку с её именем. Вероятно, её бы это шокировало. Но дело в том, и это очень важное дело, что путешествие к шаману является такой же частью шаманского опыта, как и сам визит. Я не шаман, конечно, но это изречение здесь полностью уместно. Эта девчонка прошла через всё, что требовалось молодой селянке с кукурузных полей, чтобы найти меня, наскрести немного денег, оторваться от семьи, от дома и полететь в один из самых устрашающих городских центров – короче, пуститься в великое путешествие. Зуд в голове должен был превратиться в мучение, чтобы вынудить её на подобное путешествие, и я не собираюсь умалять это, протащив её последние несколько футов. Моя часть начнётся с того, что я впущу её в дом.
Это не должно быть легко.
Возвращаясь из дома искусств, где давали «Зимнего гостя», я нашёл её спящей головой на своём рюкзаке возле двери лифта. Я не хотел её будить, и я не мог бесшумно пройти мимо, но мне так же не хотелось стоять и смотреть, как слюна тонкой струйкой стекает по застёжке бокового кармана. Дилемма разрешилась сама собой, когда она приоткрыла один глаз, а потом и второй.
– О, привет! – завизжала она, резко поднявшись, вытерла губы и заключила меня в объятия. – Привет привет привет привет привет!
Я поприветствовал её в ответ и, освободившись из объятий, спросил с добродушной заботой, добралась ли она живой и здоровой, что, очевидно, так и было.
Мы разместили её во второй спальне. Я дал ей запасной набор ключей, и мы пошли прогуляться по окрестностям. Найдя один прелестный средиземноморский ресторанчик, мы обсуждали её планы за оливками, греческим сыром, ягнятиной и рисом, не касаясь тем, которые она называла важными. Для этого ещё будет время. на хотела сделать кое-что ещё, пока она здесь, чего мы тоже на касались, но могу сказать, что она собиралась немного осмотреть город. Снаружи она выглядела радостной и оживлённой, но внутри, что даже такой ненаблюдательный наблюдатель, как я, мог заметить, она думала о чём-то серьёзном. Мне доставляет особое удовольствие находиться рядом с людьми в таком состоянии ума, потому что это означает, что они имеют дело с серьёзными вещами, но спешки никакой не было, поэтому я старался вести лёгкую и весёлую беседу и помочь ей расслабиться.
Смерть швейцарцам
На следующее утро она встала поздно. Я знал, что она привезла с собой кучу книг и папку распечаток из интернета, и что она работала с чтением и писанием, чтобы прийти к какому-то решению, и возможно по этой причине она легла после полуночи. Я усадил её за приподнятую барную стойку, которая была частью кухонного острова, налил ей немного сока и стал готовить омлет.
Пока мы играли в персонажей съёмщиков квартиры в декорациях домашнего быта, Джолин начала говорить о «важном». Она стала рассказывать мне о своих взглядах на буддизм. Послушав её несколько минут, мне стало ясно, что она пытается уговорить себя на буддизм, пытаясь продать его мне. Из того, с каким рвением она пыталась продать его мне, было так же понятно, что есть какие-то скрытые вещи, которые ещё не разрешились для неё ясностью. Она говорила так, что можно было предположить, что на самом деле она пытается убедить себя в чём-то, что она знает лучше, чем пытается поверить. Так работает отчаяние: испуганное сердце хочет взять верх над сомневающимся умом. Страх омрачает разум и даёт усилиться вере.
Я ничего не отвечал. Закончив с омлетом, я поставил его перед ней, позволяя ей продолжать. Она начала с того, что жизнь есть страдание, но этим трудно добиться успеха, если ты никогда не испытывал голода или физического недуга, более сильного, чем прыщ. Затем она коротко коснулась темы бодхисаттвы, что нельзя останавливаться, пока не освободятся все живые существа – это заставило нас чуть скривиться; потом несколько похвальных слов о внимательности и спокойствии, и в конце она заговорила о сострадании. Я мог бы сказать ей, что сострадание это лишь ещё один способ благополучно удерживать наше внимание вовне, вместо того, чтобы направить его уничтожающе внутрь, но если я не буду перебивать, уверен, она услышит те же диссонирующие нотки в своих словах, которые слышу я, и сможет разувериться в том, в чём пытается себя убедить. Может, она и хочет, чтобы я слушал её, но ей вовсе не нужно, чтобы я отвечал. Буддизм попался ей на пути в её путешествии по кругу, и если я не буду перебивать процесс, она вскоре снова окажется на дороге, разочарованная, но готовая продолжать путь.
Постепенно она сбавила обороты и стала ковыряться в омлете.
– Джолин, представь, что на этом столе большая красная кнопка, окей?
– Окей, – сказала она, оживившись новой игрой.
– Если ты нажмёшь её, погибнуть все жители Швейцарии.
Она сдержанно улыбнулась, прикусив губу.
– Окей, – сказала она настороженно.
– Никто никогда не узнает, что ты нажала её. Тебя никогда не обвинят и ты никогда не будешь связана со смертью миллионов милых швейцарцев.
– Да? И что?
– Почему её не нажать?
Лицо её прояснилось, и она начала было немедленно отвечать, но потом помрачнела и закусила нижнюю губу, сдерживая ответ. Это типа одного из тех дурацких вопросов о морали, которые вам задают в седьмом классе – совратишь ли ты друга обворовать магазин – только я не пытаюсь научить Джолин морали, я пытаюсь помочь ей пройти её.
Она ищет безопасного рая, и надеется найти его в буддизме, но какая-то часть её осознаёт, что это ложь. Вот то, что вам не говорят о сострадании, возможно потому, что сами не знают: сострадание не имеет ничего общего с пробуждением. Они никак не связаны. Сострадание прекрасно и против него трудно противостоять, но между ними нет абсолютно никакой связи. Золотое Правило Сострадания: Делай для Других. Золотое Правило Пробуждения: Думай за Себя. Нет такой вещи как сострадательный Будда. Если вы сострадаете до пробуждения, этот импульс указывает на ту область, где нечто ложное требует немедленного уничтожения. Если вы сострадаете после пробуждения, вы не пробуждены. Если вы надеетесь, что состояние пробуждения будет включать сострадание, то возможно, буддизм окажется хорошим местом, чтобы убивать время.
Я наблюдал за Джолин. Я не знаю много о человеческих существах, но я мог видеть, что происходило в её голове. Сначала она подумала, что этот вопрос имеет какое-то отношение к тому, ради чего она приехала сюда, даже хотя она не сказала мне об этом, да и сама могла быть в этом не уверена. Затем, она начала умом прокручивать очевидные ответы – они невинные люди, это просто вообще неправильно, я сгнию в аду и т. д. – не останавливаясь ни на одном. После этого она должна была просмотреть менее очевидные ответы – кармический дисбаланс, дестабилизация в Европе, безлюдные Альпы – и в конце, не найдя ни одного, если я ничего не упускаю, она стала перепроверять очевидные. Вид у неё был очень расстроенный из-за своей неспособности дать простой ответ на простой вопрос.
Причиной для выбора буддизма является лучшее понимание Майи – он принадлежит ей. Мы все купились на идею, что чтобы пробудиться, необходим посредник, ходатай, но единственный посредник это Майя. Убей ходатая. Убей учителя. Убей Будду. Сделай это сам. У тебя есть глаза, мозги, вычисляй сам, смотри сам. Это не один из путей, это единственный путь. Вот почему я принял меры, чтобы никто ко мне не привязался, не назначил меня личным спасителем, не вклинил меня между собой и реальностью. Это наша естественная склонность в этих полных опасностей водах – достать, ухватить что-нибудь и прилепить, вставить между собой и угрозой вечного небытия, которое прячется прямо под поверхностью. Мы хотим утвердить иллюзию, что мы не совершенно одни в бескрайнем море, но, разумеется, это именно то, чем мы являемся.
И здесь нет никаких «мы».
– Я бы чувствовала себя ужасно, – наконец произнесла Джолин больше вопросительно, чем утвердительно. Я придирчиво посмотрел на неё, она скорчилась и вернулась к работе. На все её ответы я уделял её придирчивым взглядом. Мне не нужен был её ответ, я лишь хотел, чтобы она подумала над этим. Я хотел, чтобы она построже присмотрелась к очевидным ответам. Что может быть более очевидным, чем причина не нажимать кнопку и убивать миллионы ни в чём не повинных людей?
И однако…
– Почему я должна нажимать на кнопку? – спросила Джолин. – Может быть, это лучший вопрос. Мне не нужна причина, чтобы не нажимать на кнопку, так как у меня нет причин нажимать её. Я просто буду жить, как будто нет никакой кнопки. Или, может, нет причины не нажимать её. Вы это хотите сказать? Блин. Я нажму на кнопку, так?
– Всё это отговорки, – ответил я. – Всё это не является ответом на вопрос – почему не нажать кнопку?
– Не знаю, – сказала она. – Почему нет?
– Будь я проклят, если знаю.
Она хлопнула кулаком по воображаемой кнопке и улыбнулась такой озорной улыбкой, будто только что сделала что-то действительно гадкое.
– Ну, вот, – сказал я с печалью, – нет больше йодля.
– Мне он никогда не нравился, – произнесла она сквозь огромную белозубую улыбку.
***
Спустя несколько дней наш быт вошёл в привычное русло, и мы стали видеться только мимоходом, либо раз или два в день за едой, обычно вне дома, на расстоянии пешей прогулки или короткой поездки на такси. Джолин тратила своё время гораздо более плодотворно, чем просто околачиваться возле старого немодного меня – она выходила наружу и завязывала знакомства. Устроившись здесь на целую неделю, она при помощи интернета выяснила, куда бы ей хотелось сходить, включая некоторые храмы, восточные и ньюэйджевские книжные магазины, и по крайней мере одно мистическое кафе. Её прогулки начинались с этих отправных точек. Она говорила с людьми и следовала указаниям. С метро она не слишком ладила, поэтому выбрасывала кучу денег на такси и нарезала круги по районам города скорее без всякой системы и определённо дорого.
Она не держала меня в курсе своей деятельности, но могу себе представить. Если она посещала храмы и разговаривала с монахами и монахинями, поначалу они могли принимать её за умненькую туристку, приехавшую в большой город из сельской местности, но потом они могли обнаружить нечто неожиданное. Они могли обнаружить, что хорошенькая маленькая девяностовосьмифунтовая Джолин голодна. Ей не нужна экскурсия или брошюра. Ей нужны конкретные ответы на конкретные вопросы. Если ей не удастся вытянуть их из нежных уст монаха, она заползёт к нему в мозг с фонариком и мотыгой, чтобы отыскать их там. Если же она не найдёт того, что ищет, монах будет выброшен, как обёртка от жвачки. Я знаю всё это, потому что я знаю что такое голод, и я знаю, что он растёт внутри Джолин. Она не ищет ни новых друзей, ни поверхностного знания, ни приятных переживаний. Она приходит в очень серьёзное расположение духа, и её аппетиты становятся очень мощными и специфическими. Не хочу сказать, что здесь происходит рождение нового вампира, но это зловеще подходящая аналогия.
Невероятность
Когда Джолин провела здесь несколько дней, я спросил её, чем она питается во время своих набегов на духовную часть города. Не удивительно, она ответила, что не многим. При возможности, она перехватывала кофе со сладостями, может, время от времени какой-нибудь салат. Я не мог вынести мысли о том, что кто-то, посетив Нью-Йорк, не попробует как следует «дели»*, поэтому я напросился на участие в сегодняшнем обеде, и мы отправились.
________
*дели – магазин деликатесов в Америке типа гастронома
________
Когда мы заходили в узенький дели, дорогу своей спиной нам преградила женщина лет около сорока, маленького роста, крепкая и строгая. Прямо в дверях она уронила на пол кожаную папку для бумаг. Я не мог обойти её и как джентльмен помочь ей поднять папку, так что нам некуда было деваться, пока она не подняла её и пошла дальше. То, что вывалилось из папки вне всяких сомнений было копией «Прескверной штуки» с чёрно-белой обложкой, какие бывают на предварительных экземплярах, вся в подчёркиваниях, до отказа забитая бумажками с заметками, перетянутая резинками. Джолин видела это так же ясно, как и я.
Мы зашли в дели. Женщина взяла номерок и стала ждать своей очереди. Я дал знак Джолин, мы развернулись и вышли. По дороге, знаю, Джолин смотрела на меня, улыбаясь открытым ртом, но я не был готов уделить внимание её изумлению, я боролся со своим.
Это было даже больше, чем слишком. Какова вероятность? Слишком астрономическая. Всего существует что-то около пятидесяти экземпляров предварительной публикации. Каковы шансы, что я, будучи в Нью-Йорке, вхожу в какое-то дели следом за какой-то женщиной так, что не могу пройти мимо, и прямо в тот самый момент, когда она роняет папку, откуда вываливается экземпляр книги, которую я только что закончил писать, обложкой кверху, чтобы я мог её узнать? Никаких. Всё это было настолько за пределами всякой вероятности, что моим первым побуждением было осмотреться в поисках скрытых камер каких-нибудь телевизионных шутников.
Я довольно хорошо сонастроен с тончайшими нюансами вселенной. Именно посредством этого тщательно развитого чувства я соотношусь с миром с безошибочной лёгкостью и доверием. Этот случай с пробным экземпляром, однако, не имеет ничего общего с нюансами. Это был оглушающий гонг, ничего тончайшего, но указывающий на что? Для какой цели? Я абсолютно не имел понятия. Это было просто огромной поразительной бессмыслицей. Событие было настолько фантастически невероятным, что я мог бы усомниться в своей памяти, если бы Джолин не видела всё так же ясно, как и я.
(Возможно, та женщина прочтёт это и вспомнит, как уронила книгу, входя в дели, и узнает теперь, что автор этой книги стоял в нескольких дюймах позади неё. Что она на это скажет?)
Мой ум сновал туда-сюда, придумывая объяснение, но тщетно. Какой смысл в таком странном происшествии? Что я должен понять из него? Неужели вселенная просто наплевала на всякие ограничения? Это настолько чрезвычайно, нелепо, неисчислимо невероятно, что можно лишь прийти к единственному выводу, что вселенная, если вы хоть чуть-чуть с ней знакомы, это на самом деле большой игривый щенок.
Я мог бы истолковать это так, что вселенная говорит мне о нашем приближении к совершенно новому способу функционирования, когда ничто не будет слишком, ничто не будет абсурдным или фантастическим. Возможно, метафора сна – вовсе не метафора. Или может, вселенная говорит мне, что книга уже в мире, что она это живое существо со своим путём, со своей судьбой. Слишком? Не достаточно? Ни одно из этих объяснений не кажется верным, но я не могу ничего сказать. Может быть, сон разгадывается прямо перед моими глазами. Это было бы излишним, и я робко надеюсь, что это не так, но кто знает. Может быть, вселенная по каким-то своим причинам хотела, чтобы я написал об этом случае, поиграл с этими умозаключениями на бумаге. Может быть, это случилось для того, чтобы я мог рассказать, что это случилось, чтобы кто-то смог чему-то научиться, читая об этом, открыть следующую дверь. Может быть, каким-то образом это было для Джолин. Я и правда не представляю. Большинство вещей проясняются со временем, но во мне нет ничего, что могло бы навести на мысль, что если что-то для меня не имеет смысла, то это не должно иметь смысла вообще. Всё имеет смысл. На протяжении нескольких лет с момента этого инцидента со мной произошла дюжина подобных не поддающихся вероятности случаев, и я остановился на теории большого игривого щенка.
Мой дядя вампир
Лёжа на кожаном диване без подлокотников, я пытался установить более глубокое взаимопонимание с «Реквиемом» Моцарта, который исполнялся полным симфоническим оркестром по DVD, наполняя комнату из системы колонок звук-вокруг. Через пару недель я собираюсь на концерт, и не люблю бездумно подходить к таким вещам. У меня есть DVD, CD и некоторые книги, которые помогут мне в моём затруднении, чтобы, оказавшись на реальном представлении «Реквиема», я имел бы хотя бы базовое знакомство с тем, чтó выражается, кем и почему, что позволит мне расслабиться и насладиться переживанием музыки, а не упустить его, пребывая всё время в голове. Я чуть-чуть знаком с «Реквиемом», но я не настоящий фанат классики, и это добавочное измерение делает всё таким приятным.
Моцарт умер, не закончив «Реквием», и существует несколько версий его окончания: мой DVD содержит версию Левина, CD – версию Мондера, но играть будут версию Зюсмайра, так что я предвкушаю интересное приключение, по крайней мере, на это надеюсь. Как потом оказалось, я себе только всё испортил – нужно было поглубже проникнуть в одну версию, вместо того, чтобы поверхностно изучать все три. Но несмотря ни на что, это было увлекательным занятием, я продолжил его, и теперь у меня есть лучшее понимание этого произведения и попыток его закончить, и с перспективы большей информированности версия Левина мне нравится больше всех.
Я надоедаю вам всем этим, чтобы объяснить, что я имею в виду, когда говорю, что приехал в Нью-Йорк, чтобы немного погрузиться в искусство. Я не бегаю по музеям, не смотрю каждую пьесу или концерт или жадно поедаю дорогую еду. В этот конкретный визит я уделил внимание «Реквиему», двум спектаклям, примерно дюжине ресторанов, Клойстерс* в северном Манхэттене, и Ботаническим Садам в Бронксе. Было ещё много чего разнообразного, я ездил на неделю в Чикаго, и во всё это я старался хорошенько окунуться, а не просто пробежаться по поверхности.
______
*музей искусств
_______
Интересно? Наверное, нет, но сейчас я лежал, запрокинув голову за край кушетки, с агапе на лице, торжественная музыка заполняла всю комнату, когда вошла Джолин и ещё кто-то. Хоть я и видел всё вверх ногами, я понял, что она привела домой заблудшее дитя. Нажав кнопку паузы, я закрыл рот и неуклюже перекатился назад и вверх, пока не принял приблизительно вертикальное положение.
Джолин представила меня Заку. Это был высокий, тощий парень, немного за двадцать и чрезмерно ухоженный. Его тщательно подстриженные усики и островки бородки в совокупности с двумя кольцами в ушах придавали ему пиратский вид. Мне было больно думать, что только на бритьё и подстрижку волос каждое утро у него уходит целый час – столько времени я трачу на это в год. Я пожал его руку, пытаясь не выглядеть родителем или опекуном Джолин, и сказал, чтобы они чувствовали себя как дома.
Джолин, вытащив из холодильника пару бутылок холодного чая и передав их каждому из нас, плюхнулась на диван, с которого я только что вскочил, поэтому я выключил DVD плейер и стал раздумывать, чем мне заняться дальше. Зак стоял рядом, держа свою бутылку, а я стоял и держал свою, и мне в голову пришла мысль, что мы все здесь вместе, вместо того, чтобы быть вместе им, а мне уйти. Будучи неадекватным членом общества, моей обычной реакцией в подобных ситуациях бывает делать то, что мне нравится, предоставив людям обижаться, если они хотят. В этом случае, это означало, что я ухожу, и я уж было двинулся к выходу, когда заговорила Джолин.
– Мы познакомились с Заком в кафе, – доложила она. Я был в курсе, что прослышав про мистически ориентированное кафе неподалёку, где собирается духовно настроенный народ, сегодня утром она пошла именно туда. Не знал, что там предлагают на вынос молодых людей вроде Зака, но это меньше всего могло меня касаться. Видя, что я не отвечаю, а лишь вяло улыбаюсь, она продолжила.
– Зак когда-нибудь станет великим духовным учителем, – сказала она. – Когда он говорил в кафе, десяток человек стояли вокруг него и слушали.
Она улыбнулась мне, сверкнув озорным огоньком в глазах, и меня это немного заинтересовало. Что она притащила в наше логово и зачем?
– Я рассказала ему про вас, – сказала она, и я почувствовал, как моя голова слегка наклонилась. Я знал, что она не рассказала ему про меня, но, полагаю, что-то она ему рассказала. – Я сказала ему, что у вас очень сильные духовные убеждения, но они идут в разрез с общепринятыми, и что вы написали книгу, а он сказал, что хотел бы когда-нибудь с вами познакомиться, а я сказала, как насчёт сейчас?
Я был заинтригован, потому что знал, что за кажущейся видимостью её поступка скрывается нечто иное, и мне было интересно, что здесь в действительности происходит. Меня так же забавлял тот факт, что она играла со мной, не сообщив мне правил игры. Она привела его не для того, чтобы посмотреть, как я буду его пожирать, словно в эпизоде из фильма «Мой дядя вампир». Это было бы бессмысленно и недобро, а она не такая, значит, её маленькое озорство выходило на другой уровень, но это ничего не объясняло. Зачем она привела сюда этого молодого человека?
Чтобы не попасть в ловушку, надо попытаться уклониться от неё.
– Она немного преувеличила, – сказал я Заку. – Я просто умею заговаривать зубы. – Я начал выходить. – Извините меня, мне нужно закончить кое-какую работу.
– О чём будет ваша книга? – спросил Зак, пытаясь завязать игру. Я посмотрел на Джолин, которая глядела на меня с озорным любопытством.
– Нет никакой книги, – сказал я, – просто поиграл с некоторыми идеями…
– Джолин сказала, что вы не согласны с…
– Правда, я не слишком много знаю…
– Знаете, традиция учит нас…
– Конформизму и косности?
– Я имею в виду буддистскую традицию. Буддистская традиция показывает нам…
– Забудь традиции. Начни заново – ты гораздо лучше проведёшь время. Начни свою собственную традицию. Правда, мне пора бежать…
Он чуть усмехнулся.
– Нельзя же просто отбросить столетия…
– Конечно можно, – сказал я. – В сущности, это необходимо, иначе закончишь там же, где все всегда заканчивают. Какой в этом смысл?
Он немного неловко засмеялся и смерил меня взглядом, пытаясь определить, с кем он имеет дело. Традиция это слово для названия того, что ты принимаешь за истину не проверяя самостоятельно. Традиция это глубокая колея, образовавшаяся после долгих лет хождения по ней стада. Будда сказал то… Шанкара сказал это… Кому какая разница, что они говорили, или кто-либо говорил? Ты не знаешь, говорили ли они это, ты не знаешь, что они имели в виду, ты не знаешь, точен ли перевод, ты даже не знаешь, существовали ли они, так что же ты знаешь? Ты ничего не знаешь, а даже если и знаешь, то всё равно не знаешь. Ты самоопределяешься или нет – вот так всё просто. Слепое принятие, типичное для менталитета толпы, это почва, где укореняются все ложные верования. Вместо того чтобы полагаться на себя и определяться самому, большинство людей просто покупают всё оптом – никакого мышления не требуется.
– Джолин сказала мне, вы любите субъективный подход.
– В противоположность чему? – спросил я.
– В противоположность объективному взгляду, – сказал он. Похоже, он поймал волну энергии, так как вдруг его понесло. – Нужно увидеть всю картину, нужно понять, частью какого великого эволюционного плана мы являемся. Всё это – вся эта планета Земля и человечество и всё остальное, это как бы один великий огромный спирально саморазвивающийся эксперимент в уме Бога. Я собираюсь поехать в дзен монастырь, как только наберу денег, чтобы добраться до Киото. Предстать перед настоящим дзен мастером. Эти люди действительно знают в этом толк.
Он говорил всем телом. Его энергия распространялась вовне в руки и ноги, они придавали выразительность каждой его мысли, и всё тело двигалось вверх-вниз и туда-сюда. Ему пришлось поставить свою бутылку с чаем на пол, иначе он расплескал бы её по всей комнате. Я излишне щепетильно подложил подстаканник под его бутылку, а он даже не сбился с ритма.
– Мы смотрим на весь этот мир, как будто он реален, но в нём нет ничего реального, – оживлённо воскликнул он. – Восприятие создаёт реальность, но чьё восприятие? Моё? Ваше? Джолин?
Я в недоумении качал головой, широко раскрыв глаза.
– Нет, – продолжал он, – потому что в нас не больше реальности, чем во всём остальном. Вот всё, чему учит дзен, что нас не существует. Эго, я, ты, всё это иллюзия, видимость. Дзен уничтожает иллюзию. В этом назначение дза-дзен – сидячая медитация под руководством великого роси. Для этого предназначены коаны. Ты должен прорваться сквозь барьеры. Всё на самом деле очень просто. А из этого сделали такую сложность, что нужно приходить к ним и просить объяснить, или что-то типа этого, знаете, все эти религиозные люди, гуру и прочие, но на самом деле это так просто…
Теперь мне стало ясно, какую роль мне играть. Я бы и не подумал вести какой бы то ни было диалог с Заком, так как он был слишком настроен на внешнее выражение, даже и намёка не было на то, чтобы заткнуться и слушать. У него не было вопросов, только ответы. В любом случае, Джолин не привела бы его сюда лишь для того, чтобы я поспорил с ним на его уровне, и я начал подозревать, что причина её поступка скрывается в самой причине её приезда сюда.
– Мы все лишь частички, – продолжал Зак, не останавливаясь, – маленькие кусочки, играющие свою роль в этой пространственно-временной матрице, типа вселенского континуума, понимаете? Мы все такие маленькие, но каждый из нас как всё целое. Кажется, что всё это сейчас происходит, но нет ничего, нет вас, нет меня. В этом весь смысл дзен-буддизма и вот почему он такой крутой. Нельзя ему научиться, его нужно делать. Ты не учишься и не трудишься в поте лица, чтобы овладеть концепциями, ты сидишь и работаешь над коанами под надзором квалифицированного роси, пока вся эта иллюзия просто не перестанет существовать. Понимаете? В конечном счёте есть только сознание. Всё остальное лишь ощущения.
– Круто, – сказал я, улыбаясь и кивая, чтобы он продолжал, а краешком глаза видел то, что надеялся увидеть. На лице Джолин была нарисована вежливая, внимательная улыбка, но в её глазах я видел, что это маленькая сценка разыгрывалась так, как можно было ожидать. Ей это совсем не нравилось. Возможно, Зак казался ей лучше в кафе, возможно, она никогда раньше не видела такого человека, как Зак, или никогда не встречалась с таким подходом – с бурной и забавной духовной одиссеей.
– Есть только одна истина, понимаете? И не важно, что вы называете своим духовным путём – христианство, или буддизм, или католичество, или дзен, потому что это на самом деле всё одно и то же. Вот прямо здесь, – он указал на нас, комнату, землю, третье измерение, – всего этого нет. Это всё нереально. Реальность, она, ну, за пределами всех наших мечтаний.
Мне было понятно, как он функционирует. Я видел, что он был так поглощён исполнением своей большой выразительной роли, что для него было бы практически невозможным услышать что-либо, кроме своей следующей реплики. Я проверил эту теорию, задав вопрос из ниоткуда, чтобы Джолин тоже смогла это заметить.
– А как же война?
– Вот, вот – война! Я об этом и говорю. Если все просто, ну, вырвутся из своего эгоцентрического я-я-я образа мыслей и постараются усвоить универсальный взгляд, который, как я говорил, реален, типа как всё есть в реальности, тогда все вообще забудут про войну. Можете себе представить, какой рай бы наступил на земле, если бы каждый просто, ну, осознал бы свой потенциал? Можете себе представить?
Он посмотрел на меня и Джолин, мол, можем ли мы представить, но, слишком поглощённый собственной инерцией, он не заметил, что мы не совсем находились в том пространстве, в котором находился он.
– О войне совершенно забудут. Она станет предметом исторических книг. И вместо того, чтобы уделять всё внимание и ресурсы, ну, Пентагону, контролированию других людей и всё такое, мы можем сконцентрироваться на реально важных вещах – типа накормить людей, вылечить болезни, ликвидировать последствия наводнений и всё такое. Представляете, если все перестанут завидовать, ненавидеть, бояться и начнут собираться вместе и пытаться что-то изменить? Подумайте, каким раем мог бы стать этот мир, если больше не было бы источников загрязнений, не проливалась бы нефть, не было бы преступлений и всё такое. Это был бы рай. Это было бы похоже на небеса, только не потом, не в каком-то потустороннем мире, знаете, после вашей смерти, облака и всё такое, но прямо здесь на земле. Именно этого Бог хочет от нас, но мы совершенно всё извратили.
Он сделал паузу, чтобы набрать воздуха, и удостовериться, что мы внимаем. Очевидно, он прочёл несколько различных писаний. Нынче это не редкость – Переплавленная Духовность, Нью Эйдж Электрик. Он словно побирушка прочёсывает аллеи эзотерической философии и кидает каждую красивую безделушку, которую найдёт, в свою волшебную загадочную тележку, с жаждой поделиться своей разношёрстной коллекцией с теми, кто не может отличить бесценное от бесполезного. Думаю, если ему когда-нибудь удастся добраться до монастыря в Киото, первое, что они сделают, это подвесят его за лодыжки и вытрясут из него весь этот бессмысленный вздор, как оружие из мультяшного разбойника.
Я немного смягчил тон его речи, чтобы дать читателю представление о том, что он говорил, не используя всех знаков восклицания, которых требовала бы более точная передача. Я так же позволил себе удалить многие сотни «знаете», «как бы», «типа» и «ну». Я никогда близко не сталкивался с кафешной духовностью, если можно это так назвать, но сейчас я ей наслаждался. Личного очарования Заку было не занимать, и тот факт, что он был так возбуждён тем, о чём он говорил, делал его привлекательным для слушателей, для меня во всяком случае. Не думаю, что Джолин было так же интересно. Я посмотрел на неё и увидел то, чего не заметил Зак: Джолин смотрела прямо сквозь него. Я также видел, что всё это было спланировано как нельзя лучше – нестройное послание Зака и уникальный стиль духовного бомбардирования цели были именно тем, что ей необходимо было увидеть сейчас.
– Так что же нам со всем этим делать? – спросил я, не желая давать Заку слишком большую передышку, чтобы он не потерял свою инерцию. Секунду он смотрел на меня, желая оценить, искренне ли я спрашиваю, и, либо решив, что искренне, либо что это не важно, вновь пустился в свой дискурс. Пусть он поговорит подольше, чтобы Джолин усвоила это раз и навсегда. Я не хотел, чтобы та штука, которая в ней работала, продолжала её донимать, потому что старался быть с ней помягче. Гораздо гуманнее убить эти вещи, когда позволяет ситуация.
– Вот именно! – снова начал Зак, заразительно воскликнув. – Что мы можем сделать? В этом вся проблема. Весь вопрос, ну, духовности, религии, сводится к одному этому: что мы реально можем? Мы должны расти, развиваться. Мы должны стряхнуть с себя это, – здесь он скривил рот, скосил глаза и согнул пальцы в клешни, чтобы передать своё отвращение к тому, что большинство людей называют жизнью, – эту ничтожность, эту мелочность.
Он посмотрел на меня, мол, понятно? Следующий вопрос был у меня в глазах. Да, спрашивал мой взгляд, но как?
– Как нам это сделать? – озвучил он. – Это большой вопрос. Как нам выбраться из своих маленьких бесполезных «я» и начать наслаждаться, пожинать плоды своего истинного потенциала? Всё дело в самореализации. В общем-то, это всё, что нужно. Это звучит так грандиозно и, ну, как научная фантастика, но нет. Вот в чём дело. Это не воздушные замки или типа того. Это истина каждого из нас. Это то, кем мы являемся в реальности.
И? – сказали мои глаза.
– И, – подхватил он, – вот что мы должны сделать. Мы должны освободиться из этих крошечных скорлупок, и тогда мы сможем вступить в своё истинное вселенское Я. Вот куда всё это направлено. Всё это здесь, всё, о чём мы думаем, как обо всём, на самом деле ничто. Дзен касается именно этого – возвращения к нашему истинному состоянию, состоянию небытия. Когда мы сделаем это, придём к своему истинному состоянию, мы освобождены. И больше не вернёмся назад. Нет больше круга рождения и смерти. Нет больше кармы, страданий. Наконец, мы свободны!
Он продолжал ещё несколько минут, но стал терять энергию и немного запнулся, когда речь зашла о реальных методах достижения этого освобождения. Он благосклонно отозвался о медитации, пране, кундалини, прогулках на воздухе, хорошем питании, чтении возвышенных книг и зелёном чае. Он окинул взглядом нашу довольно престижную берлогу и посмотрел на меня так, будто я должен более честно рассмотреть свои чрезмерно стяжательские наклонности. Полагаю, Джолин не сказала ему, что квартира съёмная.
Я рассказываю всё это не для того, чтобы посмеяться над Заком, или над любым человеком на уровне его восприятия. Думаю, в какой-то период я сам был таким же – взволнованным и трепещущим, жаждущим выражать и делиться, несколько схематичным, насколько позволяла доктрина. Мальчик с круглыми глазами в необъятном игрушечном магазине сверкающих новых идей. Возможно, Джолин права, через пару лет человек с энтузиазмом Зака и ярким внешним видом будет вести сатсанги. Но он не сможет долго выделывать свои сумасшедшие пассажи. Не достаточно быть хорошим исполнителем, необходимо иметь, что исполнять. Людям нужна запоминающаяся мелодия, положенная на успокаивающую, знакомую гармонию. Если он сообразителен, он прицепит свой вагончик к Адвайте – это новый популярный стиль. Он склоняется к дзен, но эта мелодия уже набила оскомину. Индустрии нужен новый дзен, и адвайта отвечает всем требованиям – звучит экзотично, несёт в себе что-то неопределённо глубокое, но не угрожающее, никого не интересуют её корни, поэтому она идёт без багажа, и ей можно придать форму, удовлетворяющую потребностям рынка. Нет, это не мечта бизнесмена, как дзен, но они это исправят, и очень скоро мы будем покупать продукты «Адвайта», трусы «Адвайта»,потолочную плитку «Адвайта». Уже стал появляться слащавый сорт адвайтской вздорной философии, и я уверен, в ней будут свои ключевые фигуры – возможно Зак когда-нибудь – которые будут писать книги и направлять нас по Пути Недвойственности. Чёрт, когда я думаю об этом, я начинаю уговаривать себя написать ещё одну книгу, что-нибудь с большим коммерческим обращением типа «Дзен и Дао Адвайты: Путь без пути не-ума к недвойственности».
Или может быть, Зак поедет в Киото, и какое-то время проведёт в монастыре. Грустно об этом думать. В голове западных людей, похоже, укрепился устойчивый ажиотаж по поводу дзен, и вскоре вы узнаёте, что спустя пять лет они возвращаются из дзен монастыря и могут меньше предъявить за эти годы, чем если бы они провели их в тюрьме или в коме. Надо отдать им должное, неудача редко останавливает их от написания книги на сей предмет.
Скорее всего юный Зак просто остановится на удобном ему уровне духовности и будет жить нормальную жизнь. В любом случае, меня волнует не Зак, меня волнует Джолин. Я удосужился проводить Зака к выходу, а Джолин неопределённо пообещала ему встретиться в кафе перед тем, как она покинет город. Когда я вернулся в гостиную, она уже ушла к себе в комнату и закрыла дверь.
Гуру книжных магазинов
В последний день визита Джолин в одном из больших городских книжных магазинов во время обеденного часа было организовано чтение и подписывание книг одного популярного автора нью-эйдж. Джолин хотела пойти и послушать, что он будет говорить. Она попросила меня пойти с ней, и я согласился, но мне не хотелось слушать, как говорит этот человек, поэтому когда мы пришли в магазин, я послал её внутрь одну, и мы договорились встретиться после.
Я пришёл на место нашей встречи рано, она – ещё раньше. Она выглядела довольно расстроенной, я хорошо понимаю, почему. Она пришла сюда в надежде что-то найти, но не нашла. Тот парень, что выступал в книжном магазине, продавал очень много книг, и она истолковала это так, что он имеет что сказать весомого. Она сделала вывод, как и многие другие, что чем популярнее учитель, тем ценнее учение.
– Ты слишком молода и красива, чтобы так раскисать, – сказал я.
– Всё нормально, – ответила она, – Мы можем пойти куда-нибудь ещё?
– Погулять или посидеть?
– Лучше погулять, наверно.
Мы шли, я молчал. Хорошо, что она печальна и сердита. Я был бы удивлён и немного разочарован, если бы она вышла с этого мероприятия в приподнятом настроении. Впрочем, я знал, что так оно и будет, но не видел причин её отговаривать. Даже наоборот. Если бы она не исчерпала своё острое желание поближе взглянуть на этого человека и на его взгляды, почувствовав, что я это не одобряю, то это было бы просто подавлением, и позже ей пришлось бы вновь иметь дело с источником этого желания, но в более пагубной форме. Процесс пробуждения это последовательность утрат иллюзий, и каждая из них причиняет боль.
Мы спустились в метро и сели в поезд. Выйдя на 81-й улице, мы направились в Центральный Парк. Мы бродили по парку, и по её поведению я понял, что она узнаёт эти места и начинает выходить из своего уныния. Ей были знакомы различные части парка по некоторым фильмам, но она всё ещё не была разговорчива, что меня полностью устраивало. Так мы дошли до музеев на Пятой Авеню и там поймали такси до дома. Но вместо того, чтобы подняться наверх, мы спустились вниз по улице в кафе, взяли кое-какие напитки, и взгромоздились на мягкий диван. Она подогнула под себя ноги, чтобы иметь возможность смотреть на меня более прямо.
Несколько минут мне не хотелось ни о чём говорить. Я знал, в каком она находилась умонастроении, и мне хотелось помочь ей немного расслабиться, при этом не лезть из кожи. Я завёл очень любовную обличительную речь о том, как негодяи из отдела маркетинга министерства новояза настолько эффективно убрали слова «маленький», «средний» и «большой» из нашего словаря, что продавцы кофе и фастфуда больше не могут их даже перевести. Если ты хочешь среднюю порцию кофе или маленькую порцию картофеля фри, объяснял я Джолин, которая слушала в пол уха, тебе придётся выучить особый жаргон каждого отдельного заведения. В одном месте маленький, средний и большой могут быть «гранд», «супер» и «президент». В другом месте это «большой» (маленький), «очень большой» (средний) и «терапия отвращения» (большой). Самое досадное это непонимающий взгляд, которым окидывает вас продавец, когда вы пытаетесь вернуться к более простым, но несанкционированным, терминам. «Значит, очень большой это средний?» – спрашиваете вы. «Нет, ээ, ну, Очень Большой это Очень Большой», – говорят вам.
Не получив ответа, я посмотрел на неё и встретил испуганный взгляд. Она уставилась на меня большими глазами, слёзы текли по её щекам. Она была абсолютно открыта, без капли смущения, не делая попыток спрятать свои чувства, позволив себе быть полностью обнажённой. Я отдал дань уважения её незащищённости ответным, таким же откровенным, взглядом. Она дышала с еле слышными стонами. Это была очень печальная молодая леди.
– Я чувствую себя такой маленькой, – сказала она хриплым шёпотом. – Такой одинокой. Я никогда не чувствовала себя так. Я не вижу конца. Я не вижу, как может стать лучше.
Я не ответил сразу. Моим естественным порывом, как и любого другого человека, полагаю, было утешить её, но она только начинала горевать по своей утерянной жизни, чувствуя отделённость от самой себя и переваривая эту неожиданную и беспрецедентную потерю, и сейчас ей не нужны были утешения, ей необходимо было пройти через это и выйти с другой стороны. То, над чем она горюет, ещё не вполне мертво, а то, что горюет, ещё не вполне родилось.
– Попытайся выйти из себя и наблюдать настоящий момент, – сказал я ей. – Знаю, это кажется трудным, ведь ты сейчас полностью погружена, но это важно. Ты должна научиться отделять себя от своего персонажа, и лучше тогда, когда это труднее всего. Любой дурак может войти в состояние наблюдения, когда вокруг безоблачное небо, весь фокус в том, чтобы сделать это, когда нависают чёрные тучи. Посмотри на эту боль, которую ты чувствуешь. Посмотри на личность, которая испытывает боль моими глазами вместо своих. Вздохни и сделай это прямо сейчас.
Она вдохнула и долго с дрожью выдыхала. Затем закрыла глаза, и я отвёл взгляд. Когда я снова посмотрел на неё, маленькая Джолин глядела на меня с такой самодовольной полуулыбкой, как человек, который пришёл с пистолетом на поножовщину. Хороший такой взгляд.
– Можно я скажу, зачем я приехала? – спросила она. – Зачем я хотела вас видеть?
– Можно я скажу? – ответил я. Секунду она оставалась неподвижной, затем кивнула. – Тебе хотелось куда-нибудь податься. Тебе хотелось найти людей, к которым можно примкнуть. Тебе хотелось где-то приземлиться, быть частью чего-то. Ты надеялась, что здесь ты это найдёшь.
Она прикусила нижнюю губу и кивнула головой.
– Что-нибудь типа буддизма, думаю. Где-то в Калифорнии?
Она молча кивнула.
– Дзен?
Снова кивок
– Ты не туда свернула, – сказал я. – Калифорния совсем не в той стороне.
Она не двигалась.
– Или ты уже знала ответ, но не хотела верить в него, и теперь я тебе его говорю. Ты уже переросла буддизм. Буддизм, даже дзен, был бы для тебя шагом назад, а здесь нет шагов назад. Мы не можем вернуться, такой альтернативы нет. Ты понимаешь это?
Она кивнула.
– Ты совершенно одна, девочка. Ты уже за пределами буддизма. Ты уже прошла тот рубеж, когда кто-либо может пойти с тобой. Ты знала, что больше не можешь быть частью чего-либо, и в порыве паники ты приехала увидеть меня, ища другой ответ. Ты хотела зацепиться за что-нибудь, может, за буддизм, может быть, за какого-нибудь популярного автора или сатсангового учителя. Может быть, за меня. Может быть, ты думала, что я смогу подхватить тебя, чем-то увлечь, сделать так, чтобы для тебя всё снова стало цельным?
Она сидела неподвижно с низко опущенной головой.
– У тебя была почва под ногами, и ты начала её терять в тот день, когда увидела коров в церкви. Теперь ты пытаешься обрести её снова, но ты уже никогда не сможешь этого сделать. Ты всплываешь наружу из тёплой грязи, в которой большинство людей проводят свою жизнь. Эта грязь – единственная жизнь, которую ты когда-либо знала, и вот теперь ты оставляешь её позади. Это очень страшно. Не трать время попусту, питая плохие мысли об этом, каждый паникует в такой ситуации. Ты не можешь не паниковать. Никто благородно не уходит под воду. Здесь нет смелости и трусости – эти слова здесь ничего не значат.
– Это и есть Первый Шаг? – спросила она.
– Да, это Первый Шаг, который на самом деле – последний. Понимаешь? Имея «Прескверную штуку» и духовный автолизис, ты не нуждаешься во мне. У тебя уже есть всё, что тебе нужно. Ты могла бы сэкономить стоимость авиабилета.
Она ни засмеялась, ни улыбнулась. В её глазах я увидел, что она уже стала взрослее, чем большинство людей.
Огни большого города
Мы вернулись домой уставшие и голодные. Я закинул что-то в рот и прилёг отдохнуть, сказав Джолин, чтобы она позаботилась о себе сама. Она уезжала завтра рано утром и была немного разочарована, поняв, что мы не собираемся ни в хороший ресторан, ни в театр, ни будем делать что-либо особенное в её последнюю ночь. Я проснулся где-то в полвосьмого и обнаружил её дремлющей на футоне. Я подтолкнул её носком ноги, и она открыла глаза.
– Привет, – сказала она.
– Привет, – ответил я. – Собирайся, мы уходим.
Она перекатилась на колени.
– Мне переодеться? – спросила она с нетерпением.
Я посмотрел на неё, как будто она сошла с ума.
– Нет, сойдёт и так.
– О, – произнесла она разочарованно, – окей.
Мы вышли и прошли насколько улиц вверх, где легче было найти такси. Я дал водителю адрес улицы. Он сказал: «Вы имеете в виду...», а я перебил: «Пусть будет Морской Порт», прежде чем он проболтался. Несколькими минутами позже мы выехали из делового района и въехали на причалы Ист Ривер. Выйдя из такси около Морского порта, мы пошли пешком на юг; высоко вдалеке вырисовывались очертания башен-Близнецов. Она заметила указатель на паром в Статен Айленд.
– Мы поедем на пароме? – спросила она.
– Разве это не кажется интересным?
Она старалась выглядеть восторженной.
– Да!
Я рассмеялся, и мы пошли дальше. Я остановился перед вертолётной площадкой.
– Что это? – спросила она.
– На что это похоже? – спросил я.
– Место для вертолёта, – сказала она.
– Именно так, место для вертолёта.
– Да, и что? Что мы здесь делаем? – спросила она.
Я заимствовал строчку из «Контакта».
– Хочешь прокатиться?
Глаза её расширились.
– Ни за что! – она здорово мне врезала.
– Ещё как.
– Ни за что!!! – вскричала она, и я отскочил от следующего удара.
– Эх, ещё как.
– Ух ты! Правда? Куда мы полетим?
– Это называется «Тур Огни Большого Города». Мы просто полетаем над Манхэттеном. Вероятно, отсюда до Статуи Свободы, вверх по Гудзону, обогнём Бронкс и вниз по Ист Ривер. Увидим город, мосты, или, ну, Джерси и Бруклин, если место попадётся плохое.
Она потемнела на несколько градусов.
– Плохое место? Сколько ещё людей...?
Я засмеялся.
– Только ты и я, девочка. Ну вот, это довольно романтично, и теперь я не хочу, чтобы ты на меня дулась…
Она толкнула меня, затем стала очень серьёзной.
– Я не могу, – сказала она тихо. – Это слишком. Это должно быть стоит тысячу долларов.
– Не совсем. В любом случае ты сделаешь мне одолжение. Мне много лет хотелось это сделать, но не в одиночестве. Ты сделаешь это для меня, так же как я сделаю это для тебя, окей?
– Правда? – сказала она почти умоляюще.
– Правда.
За несколько сотен долларов можно выпрыгнуть из самолёта на высоте две мили, и возможно остаться в живых. В пределах тысячи долларов местный лётчик-инструктор возьмёт вас с собой «Цессне» и даст порулить. Меньше чем за тысячу можно совершить ночной полёт над одним из самых великих городов мира в часы его сияющего великолепия на зафрахтованном частным образом вертолёте. Прыжки с «тарзанки», американские горки, сплав на плоту по реке с порогами – за цену в десять раз меньшую эти переживания могут быть среди самых замечательных сделок, которые человек может совершить в жизни – самыми запоминающимися и дорогими. Эти вещи будут с нами на нашем смертном ложе, а не деньги, которые мы не потратили. Стоимость этого ночного полёта не сможет существенно повлиять на стиль моей жизни, но даже если бы это были мои последние деньги, как ещё лучше я мог бы их потратить?
Мы вошли. Я оставил её на посадочной площадке, а сам пошёл улаживать дела в контору и отойти по нужде. Когда я вернулся, мы вышли чтобы поговорить. У нас было время до восхода луны, поэтому мы пошли прогуляться.
Пора дать ей то, за чем она приезжала.
– В контексте твоей личной жизни, твоего будущего, Джолин, что ты можешь сказать наверняка?
Она знала, что я хотел, чтобы она подумала над этим, и прошла целая минута, прежде чем она ответила.
– Ну, я умру, наверно.
– Наверно?
– Нет, то есть, точно. Просто странно это говорить.
– Говорить что?
– Я умру.
– В «Махабхарате» есть одна строчка, когда Кришна говорит с Карной, воином, который будет драться с Арджуной. Кришна говорит Карне, в сущности, что победа Арджуны гарантирована.
– Да, я смотрела.
– Кришна говорит ему: «Смотри, весна, почки набухли, вода искрится, все счастливы. Мы все умрём».
Она долго смотрела на меня, стараясь понять, к чему я клоню. В этом, и любом другом подобном разговоре, работают две различные динамики: видимая, которую видела Джолин, как и любой другой сторонний наблюдатель, и скрытая под поверхностью, которую вижу я, и где идёт настоящая работа. Это верно как для нас с Джолин, стоящих на тротуаре в Нью-Йорке, так и для любого разговора, который я веду, или для слов, которые я пишу. Человек, которому предназначаются мои слова, в каком-то смысле является лишь средством, связующим звеном, иногда даже не осознавая этого.
Кажется, что я говорю с Джолин, но на самом деле я говорю сквозь неё. Я обращаюсь сквозь оболочку к маленькому внутреннему ублюдку. (Я всегда представляю его себе как мужскую энергию, вне зависимости от пола хозяина). Маленький ублюдок прячется там, внутри, глубоко за глазами. Он подпрыгивает, машет руками, пытаясь привлечь моё внимание. Он не знает точно, чего он от меня хочет, но он думает, что я знаю, и он прав. Он хочет того, чего хочет любой революционер, замышляющий насильственный переворот: оружия и информации – вещей, которые сжигают и уничтожают, и знаний, как ими пользоваться. Мятежные силы обратились ко мне за помощью, и я тайно оказываю им её. Я рад угодить им, потому что именно этим я и занимаюсь – оказываю поддержку восстанию. Я не инициирую его, мне не нужно этого делать – оно инициирует себя само. Затем, если ему удаётся меня отыскать, в книге или лично, я дам, что ему нужно. Мне придётся немного подсластить пилюлю, чтобы Джолин смогла её проглотить, но когда она окажется в её системе, маленький ублюдок сможет не спеша переварить её. Точно так же, как в разговоре, происходит и в книгах, которые я пишу. Информация, содержащаяся в книгах, может быть предоставлена в гораздо более сухой форме, занимая гораздо меньше места, и быть гораздо менее приятной на вкус. Сомневаюсь, что я когда-либо смог выразить оригинальную мысль, или такую, которая прежде не была бы выражена многократно множеством разных способов. Весь секрет в приправе.
Битва, которая зреет в Джолин, не будет происходить между ней и маленьким ублюдком, как это может показаться, но между маленьким ублюдком и Майей. Майя на этом поле битвы будет представлена страхом, а маленький ублюдок – ненавистью. Страх против ненависти. Страх «Не-Я» против «Ненависти к Ложному Я». Вот армии противостоящие друг другу на полях Курукшетры. Вот силы, оказавшись между которыми пал Арджуна. Это единственная реальная война, а остальные – лишь тени её, и по сравнению с ней все другие конфликты – лишь метафоры.
В краткосрочной перспективе Майя почти всегда подавляет мятеж. По моим оценкам отношение её побед к поражениям больше чем 100000000:1. Используя свои многочисленные войска трюков и угощений – купить, очаровать, направить не в том направлении, или отвлечь потенциальных мятежников – она удерживает их в слишком счастливом, печальном, поглощённом или удовлетворённом состоянии, чтобы они смогли двигаться вперёд, легко и эффективно предотвращая восстание, прежде чем оно минует стадию тихого недовольства. В долгосрочной перспективе, однако, поражение Майи предопределено. Истина существует, ложь – нет. В конечном счёте, дуальность это искусственный конструкт, и когда его не станет, останется только истина. Рассматривая это таким образом, та идея, что Майя это зло, что иллюзия – негативна, что состояние сна это тюрьма, или что дуальная вселенная это нечто иное, чем величайшее и самое чудесное из всех благ, смехотворно абсурдна. За что ненавидеть Майю? Где бы вы без неё были?
Джолин сама только смутно осознаёт, что эта битва зреет в ней. В каком-то смысле, она всего лишь невинный свидетель, случайно оказавшийся между двух армий. Конечно, на этой стадии мятежники это просто небольшая кучка крестьян с вилами, но они действуют сообща. Они убедили Джолин проделать этот путь, чтобы увидеть меня, и им удалось заполучить внимание хорошо осведомлённого сторонника. Неплохо.
Разумеется, можно просто сказать, что маленький ублюдок это часть Джолин. Это так. Но можно так же сказать, что маленький ублюдок будет её смертью. И это тоже верно.
Смерть и различение
– Ты и я, Джолин, сейчас сядем в вертолёт, в эту летающую смертельно опасную западню. Должен сказать, что пилот пьян и чрезвычайно толст. Его жена только что бросила его, прихватив с собой детей. Я видел, как он рыдал в туалете, принимая таблетки. – Она хихикнула. – Мы можем умереть через несколько минут. Помнишь, как в книге я упоминал о совете из фильма «Билли Джек», который я дал одному парню?
– «Испытание Билли Джека», – поправила она меня. – я тоже его видела. «Если бы ты знал, что завтра умрёшь, какое значение всё это имело бы?» Таким был вопрос.
– Это отпущение всех грехов наперёд. Вот что такое смерть: гарантированное отпущение грехов, свобода и прощение одновременно. Если ты понимаешь факт собственной смерти, что она всегда рядом с тобой, и что это предопределено, тогда ты свободен. Это освобождение – знать, что нет и не может быть ничего твоего, знать, что тебе нечего терять. Другие люди отталкивают смерть, отрицают её, но у нас нет такой роскоши. Мы должны привлечь смерть поближе, обнять её, нести её в своём сердце и уме. Я не имею в виду напиться в дупель как школьник и на одну ночь влюбиться в экзистенциализм, я имею в виду, это как то, что ты носишь в кармане и всё время чувствуешь в своей руке. В мире есть два типа людей: выдумщики и серьёзные люди. Ты – серьёзный человек, Джолин, ты становишься серьёзной. Теперь ты – в игре, и должна играть по правилам.
– Вы всегда говорите: серьёзный человек. Что это значит?
– Фокус. Всё дело в фокусе. Ты должна научиться быть полным неудачником в 99% своей жизни. Ты можешь принять это потому, что преуспела в том одном проценте, который имеет значение. Ты должна отделаться от всех суб-идентификаций. Будь плохим человеком, плохим гражданином. Перестань формировать себя под мир. Формируй себя под свою задачу, и предоставь миру презирать тебя, или, лучше, забыть о тебе. Ты хочешь быть хорошим гражданином? Голосовать? Изучать проблемы общества?
Она подумала и кивнула.
– К чёрту. Будь плохим гражданином. А ещё лучше, не будь им вообще. Просто оставь эту идентификацию. Отсеки её. Ты хочешь быть хорошей дочерью? Подругой? Сестрой? Женой когда-нибудь? Матерью? Забудь всё это. Отпусти. Просто отрежь все эти якоря. Все мнения, которые есть у тебя о себе, как стропила твоей ложной структуры. Всё должно уйти. Всё уйдёт. Процесс начался.
Казалось, она была ошеломлена всем этим, но так и должно было быть. Редко стóит заглядывать дальше, чем на один шаг вперёд. Даже шаг после следующего всегда будет казаться невозможным. Но сейчас Джолин смотрела прямо на Первый Шаг, и тот факт, что она не впала в ступор его видом, являлся завещанием её честности и решимости. Как я указывал ранее, здесь человек может сломаться.
– В любом случае, сюда всё направлено. Вот вся твоя жизнь: твой дом, школы, сообщество и прочее, всё, что ты сделала, всё, чем ты была, будущее, выложенное перед тобой, но всё это должно быть отпущено, чтобы ты смогла двигаться дальше. И так будет. Твой выбор уже сделан. Ты не выбираешь, отпускать это или нет, ты выбираешь только бороться с процессом или нет, и смерть делает этот переход максимально лёгким. Все эти ложные слои – как твоя кожа. Она может отрываться медленно, с мучительной болью, либо можно просто сбрасывать её как змея, слой за слоем, просто давая им отваливаться. И метод позволения процесса, а не борьбы с ним, это обнять свою собственную смерть. Держи одну руку на своей смерти, а другой веди свои битвы.
– У меня нет никакого выбора? Нет никакой свободы?
– Свобода? Я не знаю, что это значит – это просто концепция. Свобода сама по себе не является вещью, это незавершённая идея. Ты должен быть свободен от чего-то. Ото чего ты хочешь быть свободной?
– Как насчёт всего этого? Всего этого процесса? Что если я не хочу этого делать? Что если я хочу, чтобы всё остановилось и пошло назад к нормальной жизни?
Я помолчал, чтобы дать ей отдышаться.
– Окей.
– Окей? Что это значит?
– Это значит окей. Сохрани этот разговор на потом. Я не твой учитель, знаешь. Я такой же, как и ты, за исключением того, что я закончил то, что ты только начинаешь. Если ты хочешь узнать, что такое вернуться назад, попробуй вернуться.
Она мощно вздохнула.
– Я не знаю, чего я хочу.
– Ты хочешь к чему-то прилепиться, – сказал я. – Это стремление привело тебя сюда. Ты хочешь присоединиться к людям, к группе, быть частью чего-то, чего-то большого, безопасного и почитаемого. Ты чувствуешь, как соскальзываешь в забвение, и ты отчаянно цепляешься, чтобы удержаться за что-то. Это очень сильное желание, и почти все поддаются ему. Это большая ловушка, именно она затягивает нас обратно, избавляя нас от смены парадигм, от точки невозврата, от Первого Шага. Как ты думаешь, это верно?
– Наверно.
Я подождал.
– Да.
Я говорил об этом в «Прескверной штуке». Мы все барахтаемся в безбрежном океане, и мы сбиваемся в кучки, чтобы убедить себя, что ситуация не такая, как на самом деле. Это притворство. Серьёзные люди желают встретить реальную ситуацию. И для этого они должны покинуть группу, перестать барахтаться и сдаться неизбежности, вместо того, чтобы жить в бессмысленной борьбе. Она должны уйти сами и позволить себе утонуть. Дальше этой точки никто не идёт. Все живут в отрицании этого, что они должны любой ценой отворачиваться от этого.
А король-то голый. Это очевидно. Любой, кто откроет глаза, увидит. Но чтобы работало всё это царство сна, люди должны видеть одежды. Не важно, как она будет выглядеть, но чтобы не было наготы. Вот против чего приходится работать Майе – против простой и очевидной истины. Что ей нужно делать, чтобы не дать людям увидеть очевидное?
Сбивать их с толку всякой чепухой.
Иудо-христианской чепухой, индуистской чепухой, буддистской чепухой, ньюэйджевской чепухой – всё это разновидности агностицизма и все они приводят к одному и тому же – духовной бестолковщине.
Всё именно так просто. На короле нет одежды. Всё это просто выдумка. Когда мы захотим перестать играть в выдумки, мы становимся серьёзными людьми. Разумеется, всё равно все утонут в одиночестве, но серьёзный человек не может вынести лжи, что океан не безбрежен, или что темнота не абсолютна, или что смерть не всегда на расстоянии вздоха. Страстное желание к чему-либо пристроиться это желание выжить, не утонуть в чёрной бездне.
Я остановился и посмотрел на неё.
– Паниковать это естественно, – сказал я, – и сейчас ты в панике. Из-за этого всё это цепляние. Ты насмерть борешься за выживание, и моя работа – помочь тебе умереть.
– Вы что же, действительно помогаете мне умереть?
– Косвенно. Я старался помочь тебе ухватиться за что-либо, чтобы ты могла сама увидеть, что это невозможно. Процесс идёт, ему не нужен я или кто-либо ещё. Теперь ты начинаешь видеть, что больше нет возможности ни к чему пристроиться. Это погоня за миражами в пустыне. Всё, за что ты пытаешься ухватиться, исчезает. Ты не можешь ни за что уцепиться, потому что не за что. Может быть, ты думала, что можно ухватиться за меня, но это также не сработало. Ты хочешь друга? Товарища? Пусть смерть будет твоим товарищем. Это единственное, что у тебя есть, что действительно твоё, чего никто не сможет у тебя отнять.
Она напряглась, пристально глядя мне прямо в глаза. Ни слёз, ни дрожащих губ. Ни присущих молодым девушкам надутых губ или самодовольных ухмылок. Появляется воин. Скоро с Джолин произойдут огромные изменения. Силы мятежников сбросят старый режим. Будет принята новая конституция, излишки и фривольности режима выдумщиков будут уничтожены. Новое правительство установит контроль, примет военные законы и конституцию военного времени, где ни для чего нет места, кроме механизмов уничтожения. Идентификация лишится сил. Предпочтения увянут. Отношения будут заброшены. Сама любовь будет забыта. Это Первый Шаг, и для Джолин он скоро наступит.
– Ты вступаешь в крутую местность. Ты будешь вести совершенно иной образ жизни, чем окружающие тебя люди. Сейчас ты чуть-чуть прикоснулась к тому, на что похоже одиночество, а дальше будет ещё больше. Но и это тоже пройдёт.
Она опустила голову и кивнула.
– И это тоже пройдёт, – повторила она.
– Боль перехода пройдёт, а не одиночество. Одиночество на самом деле станет очень комфортным.
Я поднял ей подбородок.
– Ты должна выйти за пределы тех мест, где смерть ужасна и зла. Это освобождение, но не в конце жизни, а в её течении, когда это имеет значение. Подними голову. Посмотри на меня. Я счастлив умереть в любой момент. Для меня нет разницы. Сейчас, потом, когда угодно. Я люблю факт своей смерти, он сделал возможным мою жизнь. Он дал мне возможность узнать, что моя жизнь была и что с ней делать. Если бы я знал, что вертолёт сегодня упадёт, я вступил бы на борт с радостным и благодарным сердцем.
Какое-то время мы шли молча. Непросто говорить подобные вещи подростку, у которого вся жизнь ещё впереди и который не должен размышлять о своей смертности ещё многие десятки лет, но Джолин – не обычный подросток. Она вступает в игру, а в игре есть правила.
– Твоя жизнь станет войной, – сказал я мягко. – Она уже стала. Люди боятся войны, потому что боятся смерти, но смерть это твой лучший и самый надёжный друг. Ни я, ни тибетцы, ни японцы, ни какой-то там поп гуру или кафешный мистик-практикант. Вот чему ты пришла сюда научиться. Кажется странным читать лекции красивой молодой девушке о смерти, но ты ведь не просто красивая молодая девушка, верно? Ты нечто другое. Ты сейчас это в себе обнаруживаешь, не так ли?
– Не думаю, что реально смогу это сделать.
– Ты уже делаешь это. Вот так. Каждый раз по одному шагу.
– Я боюсь, – сказала она.
– Чего?
Она подумала.
– Не знаю.
– Отлично. Выясни. Так ты узнаешь, куда идти. Следуй за страхом. Войди в него и освети. Внутри твоего страха находится следующая дверь, следующая вещь, удерживающая тебя. Пусть страх будет твоим проводником.
Она завернулась в мою руку, и мы пошли дальше.
***
Пока мы подписывали какие-то бумаги, снаружи на платформе вручную заводили комфортабельный вертолёт. Джолин заметила, что пилот в довольно хорошей форме, приятен и кажется эмоционально устойчивым. Она была взволнована каждой мелочью, и это делало всё волнующим для меня. Мы стояли снаружи и ждали, когда нас пригласят на борт, Джолин удобно повисла на моей руке. Она встала на цыпочки и прошептала мне на ухо.
– Такая славная ночь, – сказала она. – Надеюсь, мы не разобьёмся.
Я рассмеялся и с улыбкой посмотрел на неё сверху вниз.
– Нет, так просто ты не отделаешься.
Последние комментарии
1 час 9 минут назад
5 часов 17 минут назад
5 часов 34 минут назад
5 часов 54 минут назад
8 часов 36 минут назад
15 часов 59 минут назад