Лунный бог [Эрих Церен] (fb2) читать онлайн

Эрих Церен Лунный бог

Предисловие

С именем Эриха Цéрена советский читатель встречается уже второй раз. Первой книгой Э. Церена, переведенной на русский язык, были «Библейские холмы» — яркий и увлекательный рассказ об истории археологических исследований в странах Ближнего и Среднего Востока. Э. Церен провел читателя сложным и долгим путем по «библейским» странам — по древней земле Вавилона и Ассирии, через страну шумеров, в Малую Азию, в царство свирепых хеттов и в героическую прекрасную Трою, прославленную Гомером. Далее путь пролегал через земли Сирии, Израиля и Иордании к Мертвому морю и заканчивался на территории Египта и Аравии — во владениях легендарной мудрой царицы Савской. Маршрут, выбранный автором в «Библейских холмах», не случаен: именно здесь возникли и достигли высокого расцвета древнейшие цивилизации, которые легли в основу складывавшейся тысячелетиями мировой культуры. Именно о территории древнего Междуречья, Палестины, Египта говорится в библейских легендах.

Известно, что библейская археология для многих западных ученых была и остается камнем преткновения, который заставляет их свернуть в лагерь наиболее реакционных представителей археологической науки, руководствующихся предвзятой целью во что бы то ни стало подтвердить историческую достоверность библейских повествований. Но Церен рассматривает вопрос о Библии и библейских древностях по существу и решает его исторически правильно, трезво оценивая истинную ценность археологических открытий в библейских странах.

Читатель вправе спросить, почему в предисловии к книге «Лунный бог» идет речь о «Библейских холмах». Да потому, что, по существу, «Библейские холмы» — это как бы археологическое введение ко второй книге западногерманского ученого, выходящей на русском языке^[1]. Из этого, конечно, не следует, что без ознакомления с «Библейскими холмами» нет смысла читать книгу о лунном боге. Нет, автор и здесь ссылается на археологические материалы, происходящие из библейских стран. Но, конечно, читатель, ознакомившийся с «Библейскими холмами», встретится с книгой «Лунный бог» более подготовленным к ее восприятию.

Что же представляет собой эта книга?

Для ответа на этот вопрос следует сделать небольшой экскурс в область современной библеистики — науки, рассматривающей Библию в самых различных аспектах: либо в качестве эпического памятника огромной исторической и культурной ценности (типа «Илиады» и «Одиссеи»), либо в качестве боговдохновенной священной книги, где истинно каждое слово и истинен каждый факт. Значительная часть ученых-библеистов (среди них встречаются очень авторитетные имена, например, американские археологи В. Олбрайт, Н. Глюк) признает историческую достоверность библейских рассказов и занимается поисками памятников, «подтверждающих» ее. Однако и в этом лагере апологетически настроенных реакционных ученых, прибегающих к явным натяжкам и извращениям для укрепления авторитета Библии, отдельные лица понимают, что чрезмерное усердие в поисках «доказательств» может сослужить дурную службу библеистике как науке и Библии как историческому источнику. В качестве примера подобного усердия можно привести нашумевшую в свое время и выдержавшую много изданий книгу западногерманского журналиста Вернера Келлера «И все-таки Библия права». Хотя автор ее и утверждал, что использовал все новейшие достижения геологии, астрономии, биологии, археологии и прочих наук, больше всего его занимали открытия библейской археологии, которые В. Келлер произвольно и зачастую неверно истолковывал. И вот, через несколько лет после выхода этой разрекламированной книги, Эрих Церен выпустил свои работы на ту же тему — тему библейской археологии.

Он использовал те же археологические памятники, привлек те же источники; и весь этот богатейший материал, изложенный непредвзято и рассматриваемый с позиций серьезной науки, позволил Э. Церену трезво оценить Библию как исторический памятник и степень достоверности ее сообщений и благодаря этому, по сути дела, дать серьезный отпор апологетическим и ненаучным писаниям Вернера Келлера и его единомышленников.

В предлагаемой на этот раз читателю книге Э. Церен затрагивает множество историко-религиозных проблем, но все они подчинены главной теме — истории возникновения христианской религии и личности Иисуса Христа. Фигура Иисуса Христа породила много споров и бесконечное количество исследований на различных языках. Спор идет прежде всего между сторонниками существования Иисуса как исторического лица и теми, кто считает, что Иисус Христос является продуктом религиозного мифотворчества. Многие западноевропейские ученые отрицают историческое существование Иисуса Христа, считая Иисуса астральным божеством, олицетворенным небесным светилом, мифическим богом-спасителем, подобным солнечному богу-спасителю Митре, культ которого, занесенный из Ирана в I в. н. э., широко распространился по всему античному миру. Эти последователи астральной теории находят объяснение всем евангельским событиям в символическом толковании расположения созвездий и планет на небосводе. На астральной точке зрения настаивали видные ученые Г. Винклер, А. Древе, А. Немоевский, убежденным сторонником астрального толкования евангельских текстов был известный русский ученый и революционер Н. А. Морозов. В своем труде «Христос», написанном на основе анализа Апокалипсиса («Откровения Иоанна») — раннехристианского произведения, полного фантастической символики и грозных пророчеств о гибели мира, Н. А. Морозов доказывает, что Апокалипсис — не что иное, как символическое и поэтическое описание явлений, реально происходивших на небе. Правда, Н. А. Морозов не отрицал, что образ Христа имел определенный исторический прототип, вокруг которого и сгруппировались астральные мифы.

Среди многочисленных сторонников исторического существования Иисуса Христа нет единогласия, его деятельность и личность они оценивают по-разному. Для одних он — бунтарь, вождь угнетенных масс, социальный реформатор. На такое понимание образа Иисуса Христа опиралось возникшее в середине XIX в. в Западной Европе движение «христианского социализма». С подобной революционно-социалистической трактовкой учения Иисуса Христа выступали и представители утопического социализма, например Э. Кабе и В. Вейтлинг. По их мнению, Иисус Христос и его последователи были первыми проповедниками коммунизма на земле. Для других Иисус Христос — умный, добрый, обаятельный человек, понявший, что нужно людям для того, чтобы быть счастливыми, и учивший их этому. Такое толкование личности Иисуса встречается в произведениях Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоевского, Э. Ренана. Для писателей и ученых французского Просвещения (Вольтера, Дидро, Гольбаха), которые воспринимали христианскую религию и культ Иисуса Христа как идеологию, глубоко враждебную человеческому разуму, Иисус Христос был невежественным фанатиком или просто безумцем. Со времени опубликования «Завещания» Жана Мелье, католического священника, жившего во Франции в конце XVII — начале XVIII в., большую популярность снискала выдвинутая им версия о том, что Иисус Христос был душевнобольным человеком. Мелье ссылался на евангельские тексты, из которых явствовало, что таково мнение окружающих (даже самых близких Иисусу) лиц и что мысли и слова самого Иисуса, не говоря уже о многих поступках, свидетельствуют о его ненормальности. Последователи Мелье, анализируя поведение Иисуса, находят у него все признаки тяжелого психического заболевания — паранойи. Этот диагноз был установлен известным французским врачом-психиатром А. Бинэ-Санглэ в книге «Безумие Иисуса», изданной в 90-х годах прошлого века.

Таковы основные точки зрения на Иисуса Христа как личность, реально существовавшую в определенную историческую эпоху. Для каждого из этих построений характерен один порок — отсутствие исторической объективности и одностороннее освещение фигуры Иисуса Христа при умалчивании тех данных евангельской литературы, которые противоречат создаваемому образу. А поскольку евангельские тексты содержат множество противоречивых сведений (об этом речь пойдет ниже), то для подтверждения любой точки зрения можно найти любое количество аргументов. Но и для опровержения этих взглядов можно извлечь из тех же текстов равноценное количество столь же убедительных доводов.

Вопросам происхождения христианства и тесно связанной с ним проблеме личности Христа много внимания уделено в советской исторической науке. В работах Р. Ю. Виппера «Рим и раннее христианство», С. И. Ковалева «Основные вопросы происхождения христианства», А. Б. Рановича «Раннее христианство», Я. А. Ленцмана «Происхождение христианства» сложнейшие проблемы возникновения христианской религии исследуются на основе марксистского исторического метода, позволяющего правильно вскрыть те реальные предпосылки, в результате которых сложилось христианское вероучение. Среди последних работ, посвященных специальному исследованию личности Иисуса Христа, следует назвать книгу М. М. Кубланова «Иисус Христос — бог, человек, миф?» и И. М. Крывылева «Что знает история об Иисусе Христе?», где отражена вся основная литература по этому вопросу.

Христианство как религиозное учение возникло в восточных провинциях Римской империи, в обстановке все усиливающегося гнета рабовладельцев. Народные низы, эксплуатируемые и бесправные, крестьяне, разоренные чужеземными захватчиками и своими собственными землевладельцами, население подвластных Риму земель, искалеченное войнами, обращенное в рабство, жаждали выхода из создавшегося положения. Состояние духовной приниженности привело массы угнетенных и обездоленных людей к поискам спасения «свыше», то есть к мистическому ожиданию «спасителя», который восстановит справедливость на земле. Это был сознательный уход от мучительной жизни в религиозные фантазии и мечты. Восточные культы умирающих и воскресающих богов, которые захлестнули в первые века нашей эры Римскую империю, поддерживали эти религиозно-мистические настроения. Таинственные мистерии, связанные с почитанием финикийского Адониса, фригийского Аттиса, египетского Осириса, иранского бога солнца Митры, привлекали к себе людей обещанием спасения и благополучия в загробной жизни. К числу таких спасителей был отнесен и Иисус Христос, мессия (помазанник божий).

Предполагают, что первоначально христианство представляло собой одну из сект иудейской религии, причем сложившуюся не в Палестине, а в египетской Александрии, куда после поражения в Иудейской войне бежала часть евреев. Среди этих обездоленных слоев населения, подавленных помимо всего прочего поражением в освободительной борьбе против иноземных поработителей, мессианские настроения были особенно сильны. В обстановке напряженного ожидания прихода мессии — общечеловеческого спасителя (который вне Палестины утратил черты собственно еврейского освободителя, царя из рода Давида) — люди объединялись в религиозные общины. Большинство их членов составляли рабы и городская беднота. По словам римского философа Цельса, проповедниками христианского учения было невежественное простонародье — сапожники, валяльщики, шерстобитчики — «самые грубые мужланы». Организация первых общин была очень проста. Члены общины собирались на общие трапезы и беседы, слушали проповеди и поучения. Бродячие проповедники новой веры переходили из одного селения в другое. И бесправное, обездоленное население разноплеменной Римской империи с жадностью слушало рассказы о жизни и подвиге божественного спасителя.

Судя по тому как относительно быстро распространялось христианское учение, оно, по-видимому, по сравнению с другими религиями богов-спасителей имело бóльшую притягательную силу, прежде всего потому, что обращалось с обещанием спасения ко всем верующим, независимо от их общественной и этнической принадлежности. Знаменитый тезис христианской проповеди «нет ни эллина, ни иудея, ни раба, ни свободного» раскрывает одну из самых привлекательных для того времени черт христианской религии. Кроме того, все другие боги-спасители должны были появиться на земле только в будущем, у христианства же было то преимущество, что, согласно его учению, Иисус уже приходил, жил среди людей, пострадал за них и воскрес для того, чтобы явиться на этот раз в качестве грозного мессии-освободителя, вершителя последнего справедливого суда.

Эти бунтарские мечты о возмездии, которое постигнет ненавистный Рим — олицетворение насилия, зла и пороков, — нашли свое яркое выражение в самом раннем произведении христианской литературы — Апокалипсисе, традиционно датируемом 69 г. н. э. Это произведение проникнуто ненавистью к угнетателям, пафосом борьбы со злом и, как отмечает Ф. Энгельс, здесь «есть ощущение того, что… эта борьба увенчается победой»^[2].

Итак, историческая обстановка, умонастроение масс, удачное совмещение многих компонентов, заимствованных из культов восточных богов-спасителей, обращение ко всем людям без различия, ко всем, кто нуждался в религиозном утешении и поддержке, кто уповал на приход «небесного заступника», — все это, вместе взятое, и дало христианству возможность стать первой мировой религией. Христианство возникло и распространилось в среде социальных низов и в какой-то мере было создано ими на основе мессианских настроений. Сквозь эту призму и следует рассматривать историю развития образа Иисуса Христа, который, по мнению современных теологов, является краеугольным камнем христианской веры. Отсюда шумиха вокруг открытий библейской археологии, подтверждающих то или иное свидетельство Ветхого или Нового завета. Отсюда стремление западных ученых найти «историческое зерно», подтверждающее, что у колыбели христианства девятнадцать столетий назад в маленькой Иудее стоял основатель христианского вероучения, будь то пророк, богочеловек или просто проповедник новой веры.

Однако анализ Апокалипсиса показывает, что в то время, когда он создавался, представления об Иисусе Христе как о человеке, жившем среди людей, еще не существовало. В Апокалипсисе Иисус выступает в самых фантастических образах — то небесного первосвященника, облаченного в пышные одежды иудейских царей, то агнца небесного с семью очами и семью рогами, то сына божьего, пребывающего на небесах, то победоносного предводителя небесных сил, носящего имя божественного Слова — Логоса. На небесах он в виде искупительного агнца добровольно «был заклан» за весь грешный мир, там он и родился от «жены, облаченной в солнце», подвергался вместе с родившей его преследованиям небесного дракона и пребывает на небесах у престола всевышнего, чтобы в конце времен, вступив в борьбу с дьяволом, победить его и установить вечное царство справедливости и блаженства на земле. Вся деятельность апокалиптического Иисуса Христа протекает на небесах, и лишь в заключение сын божий приходит на землю.

В Посланиях апостола Павла, произведении христианской литературы, хронологически следующем за Апокалипсисом, Иисус Христос описывается уже более реалистически. Он остается божеством, сыном бога и божественным искупителем, но уже наделен обликом человека. Однако в ранних посланиях Павла он выступает как фигура мистическая, так как там нет ни упоминаний о его проповеднической деятельности, ни ссылок на его слова. И только в евангельских текстах, которые были написаны не ранее II в. н. э., излагается биография Иисуса Христа и приводятся его проповеди.

Следовательно, развитие представлений об Иисусе Христе шло от образа символического божественного существа, выступающего в пророчествах Апокалипсиса, к образу справедливого и милосердного сына божьего в облике человека, страшной смертью купившего спасение всех людей.

Такова точка зрения большинства ученых, стоящих на позициях материалистического понимания происхождения христианства и возникновения образа Иисуса Христа.

На каких же позициях стоит автор «Лунного бога»? Назвав одну из глав введения «Не был ли Иисус из Назарета луной?», автор сразу заявляет о себе как о стороннике астрального происхождения мифа об Иисусе Христе. Не ограничиваясь доказательствами, связанными только с астральными мифами, Э. Церен проводит читателя через евангельские легенды, мифологию языческих дохристианских верований, через мощные пласты материалов по сравнительной истории религий.

Важное место в книге занимает подробный критический обзор всех христианских письменных источников, в которых встречаются сведения об Иисусе Христе, а также свидетельств о нем в произведениях авторов I–II вв. н. э.

Церен подчеркивает, что ни один из евангелистов, свидетельствующих об Иисусе Христе, не был непосредственным очевидцем событий, описываемых в евангельских повествованиях. Однако он ничего не говорит о грубых исторических ошибках евангелистов, их погрешностях в описании быта, хозяйственной жизни и географии Палестины, которые свидетельствуют о том, что люди, выступавшие в качестве свидетелей жизни и деятельности Иисуса, никогда в Палестине не были. Между тем эти бесспорные данные только подкрепили бы заключение Церена о том, что ни один из авторов евангельских текстов Иисуса не видел, не слышал и не мог быть его учеником.

Что касается упоминания имени Иисуса Христа в трудах античных историков, то Церен занимает недостаточно критическую позицию, признавая подлинным, например, то место из «Иудейских древностей» римского историка Иосифа Флавия, где говорится об Иакове, брате Иисуса. Многие ученые склоняются к тому, что это позднейшая вставка, равно как упоминание о христианах у римского историка Тацита и заметка у римского же историка Светония о подстрекателе смут среди иудеев — Хресте. Церен же доверяет этой заметке настолько, что на основании ее делает вывод о том, что через девятнадцать лет после смерти Иисуса Христа среди проживавших в Риме евреев были волнения в связи с ожиданием прихода мессии через девятнадцать лет. Даже если рассматривать упоминание Светония как подлинный текст, то из него явствует, что прямого отношения к Иисусу Христу этот отрывок не имеет, прежде всего потому, что Иисус никак не мог находиться в Риме и подстрекать иудеев к смуте спустя 20 лет после своей смерти. Что же касается самого имени Хрест, то оно было весьма распространенным среди римских рабов и вольноотпущенников.

Не совсем ясная ссылка Церена на «древнерусский перевод» «Иудейской войны» Иосифа Флавия требует краткого пояснения. Имеется несколько десятков рукописей перевода «Иудейской войны» на древнеславянский язык. В славянском переводе обнаружен ряд мест, которых не было в греческом оригинале. В них упоминается Иисус Христос, погибший чудотворец, праведник и вождь низов. Не подлежит сомнению, что Иосиф Флавий не мог писать в таком апологетическом духе о представителе христианской секты, враждебной иудейству. Кроме того, эти отрывки содержат множество погрешностей против быта и религиозных обычаев иудеев, которые не мог допустить Иосиф Флавий, великолепно знавший религию и быт своих соотечественников. Ученые признали, что это — вставки, сделанные благочестивым славянским переписчиком.

Во многих случаях Церен опирается на талмудические тексты, которые в силу своей запутанности и неясности не могут быть достоверным историческим источником. Как известно, тексты Талмуда начали записывать лишь во II в. н. э. До этого они передавались в устной традиции и на их основе строились публичные проповеди и поучения. В Мишне, одной из наиболее древних частей Талмуда, действительно несколько раз упоминается некий Иисус (не надо забывать, что имя Иешуа было весьма распространенным у иудеев): Иисус бен-Пандира или бен-Стада (сын Пандиры, сын Стады) и Иисус Ганоцри-Назорей. Однако это не дает права делать вывод, что речь идет об Иисусе Христе и вообще об одном и том же лице, тем более что при изучении других имен, встречающихся в этих текстах, выявляется их полное хронологическое несоответствие с предположительным временем существования Иисуса Христа. При этом Иисус Ганоцри выступает как человек, исповедующий фетишизм, — он «поклоняется черепице», Иисус бен-Стада — чародей, «вывезший магию из Египта», Иисус бен-Пандира — незаконнорожденный сын римского солдата Пандеры. Если предположить, что в талмудических текстах речь идет об одном лице, наделяемом различными прозвищами, то есть об Иисусе Христе, то тем более естественным окажется недоброжелательное и просто враждебное отношение к нему ревнителей иудейской религии. Ведь именно со II в. н. э. получает широкое распространение новое вероучение, вышедшее из иудаизма и отколовшееся от него, нарушившее его основные предписания — полную изолированность и замкнутость в круге «избранного богом народа». Естественно, что фигура мифического или подлинного основателя этого вероучения неизбежно вызывала глубоко отрицательное отношение у талмудистов, которые не пожалели красок, для того чтобы очернить нового вероучителя, выставив его в недостойном и унизительном виде. Однако самые искренние стремления доказать, что из талмудических текстов можно извлечь хоть какой-то материал для представления о личности и учении Иисуса Христа, пока что не привели к успеху. Из всей путаницы имен, событий и высказываний, содержащихся в отрывках из Талмуда, такой серьезный исследователь иудаизма, как автор большой работы «Иисус из Назарета» И. Клаузнер, смог сделать только один вывод: тексты Талмуда свидетельствуют не столько о жизни и учении Иисуса Христа, сколько об отрицательном отношении Талмуда к Иисусу.

Тем не менее Церен не отрицает возможности реального существования Иисуса из Назарета, «сына плотника», «мечтателя из Галилеи», преисполненного желания освободить свой народ от ига иноземных поработителей, принеся себя в жертву, как это сделал задолго до него мифический герой и мученик Самсон.

В самом начале книги автор заявляет, что ответ на вопрос о том, жил ли в действительности Иисус из Назарета, не имеет решающего значения (как положительный, так и отрицательный). Последующие страницы он посвящает рассмотрению всех тех компонентов, из которых могло сложиться представление об Иисусе Христе как спасителе, искупившем своей смертью грехи всего человечества. Церен ищет эти компоненты как в христианской, так и в языческой мифологии, восходящей к доисторической эпохе, углубляясь в дебри первобытных религиозных представлений и обрядов и извлекая оттуда дополнительные аргументы для подкрепления тезиса о том, что Иисус Христос по сути своей такое же мифическое существо, как, скажем, Син — бог луны у древних шумеров и вавилонян или Тот — лунное божество древних египтян, в отношении которых никогда не вставал вопрос о реальности их исторического существования.

Почему же встал этот вопрос в отношении Иисуса? Церен, несмотря на то что он мыслит реалистически и стремится быть исторически объективным, попадает в «евгемерическую ловушку»^[3]. Невзирая на весьма критическое отношение к евангельским текстам и другим памятникам раннехристианской литературы, он допускает возможность того, что в первой половине I в. н. э. в Иудее, находившейся под властью римского наместника, был казнен маленький незаметный проповедник одной из многочисленных сект, существовавших в то время в Иудее, смерть которого, совпав с лунным затмением, вызвала к жизни массу слухов и легенд. Они легли в основу религиозного мифотворчества и превратили незначительную и безвестную личность в великую мистическую фигуру основателя новой религии и спасителя рода человеческого.

В связи с этим представлением об Иисусе Христе небезынтересно напомнить о дискуссии, возникшей несколько лет назад между двумя историками христианства, стоявшими на позициях марксистской методологии.

В предисловии к книге «Происхождение христианства» А. Робертсона, английского ученого и коммуниста, советский историк С. И. Ковалев, давая общую высокую оценку работе, написанной на основе марксистского понимания исторического процесса, поставил в вину автору признание «рационального исторического зерна» в евангельских мифах, признание реальности существования Иисуса из Назарета. С. И. Ковалев изложил существующую в советской исторической науке точку зрения на развитие образа Иисуса Христа от фантастического сверхъестественного существа из Апокалипсиса — к человеку. А. Робертсон, отвечая на возражения С. И. Ковалева в послесловии ко второму изданию «Происхождения христианства» на русском языке, все же не отказался от мысли, что рациональное зерно «следует искать в социальных движениях, имевших место в Палестине в I веке н. э.». «Вокруг распятого вождя этого движения (движения ессеев^[4]) или, что более вероятно, вокруг слившихся легенд о нескольких вождях был создан первоначальный евангельский рассказ»^[5], — пишет А. Робертсон. И далее: «Речь идет не об обожествленном человеке. Речь идет и не об очеловеченном боге. Речь идет, как я пытаюсь разъяснить, о двух противоположных движениях: 1) о народном мессианизме, движении, которое „связывалось с именем то одного, то другого вождя и было в состоянии пережить смерть многих из них“, — одним из таких вождей был Иисус Назарянин, и 2) о мистическом культе „Христа Иисуса“, пропагандировавшемся Павлом и другими для противодействия народному мессианизму. Речь идет… об этих двух противоположных движениях… сливающихся в одно для того, чтобы выжить»^[6].

Аргументацию Робертсона в пользу «рационального зерна» евангельских мифов приводить здесь подробно нецелесообразно, поскольку есть возможность отослать читателя к его книге, вышедшей у нас двумя изданиями. Следует только отметить, что в концепции происхождения христианской религии признание исторической реальности Иисуса Христа у Робертсона не играет сколько-нибудь значительной роли, и в этом отношении позиция Церена, о которой говорилось выше, сближается с позицией Робертсона. Однако Робертсон, отталкиваясь от факта распятия реально существовавшего, с его точки зрения, вождя религиозного движения, дает глубокий анализ социально-экономических и политических условий, при которых могло зародиться и зародилось христианское вероучение как оппозиция низов, получившая религиозную окраску. Для Церена мучительная смерть Иисуса на Голгофе служит отправной точкой для углубления в дебри древнейших религий, в которых он ищет прототипы образу распятого в час лунного затмения, прослывшего благодаря этому богом. В погоне за этими данными Церен, может быть сам к тому не стремясь, в большой степени игнорирует свое собственное заявление о том, что важно не то, жил ли Иисус на земле и был ли распят, а то, как в его учении отражены исторические условия и чтó в него привнесено из мифов, легенд и древних народных верований. В центре книги Церена именно образ Иисуса Христа, а вопросы, связанные с зарождением христианства, с обстановкой той эпохи, отодвинуты на второй план.

Обращает на себя внимание манера Церена (непривычная для нашего читателя) излагать евангельские события так, словно автор полностью уверен в реальности описываемого. Таковы светлые картины детства и юности «мечтателя из Назарета», трагическое описание событий в канун праздника пасхи в Иерусалиме. Но это не более чем искусный авторский прием, помогающий автору еще больше заострить критическое замечание, которым он разрушает кажущуюся реальность того или иного факта, приведенного в евангельском тексте.

Однако нельзя обойти молчанием некоторые упущения Церена, причем замечания эти в первую очередь должны быть адресованы ему как автору «Библейских холмов», то есть образованному археологу-библеисту.

Церен не может не знать, что играющий столь значительную роль в биографии Иисуса галилейский город Назарет в первые века нашей эры еще не существовал. Во всяком случае Иосиф Флавий, приводящий названия сорока пяти городов Галилеи, о Назарете не упоминает. Название этого города не встречается и в Талмуде, хотя его книги датируются II–V вв. н. э. Археологи-библеисты не смогли обнаружить следов новозаветного Назарета. Единственный источник, где говорится о Назарете, — это евангелия, но их свидетельство ничем не подтверждено.

Еще более непонятно то, как подает Церен фигуру Понтия Пилата, прокуратора Иудеи. Существует два облика Понтия Пилата — исторический и евангелический. Античные историки характеризуют Пилата как «человека несгибаемого и беспощадно-жестокого», известного взяточничеством, насилиями, грабежами, постоянными казнями без судебных приговоров. В евангельском изложении этот жестокий, не терпящий возражений римский деспот, глубоко презирающий подвластных ему иудеев, выступает в виде скептически настроенного, ленивого, циничного, но склонного к милосердию человека. Никакой претории, во двор которой якобы, по свидетельству евангелий, был приведен Иисус для допроса, в Иерусалиме не могло быть, так как резиденция прокуратора Понтия Пилата находилась на побережье Средиземного моря в городе Цезарее. Непонятно, почему в канун пасхи римский наместник решил приехать в Иерусалим, и уж совершенно неприемлем рассказ о том, что, отмежевываясь от происходящего, Пилат, всегда охотно демонстрировавший свое глубокое пренебрежение к иудеям, умыл руки (чисто иудейский обычай). Церен ограничился евангельской трактовкой, не внеся в образ Пилата исторически достоверных черт.

Прежде всего, Понтий Пилат не мог безразлично отнестись к обвинению в том, что Иисус Христос именует себя «царем иудейским». В той обостренной и тревожной политической обстановке, которая была в Иудее, появление бунтовщика, претендующего на престол Иудейского царства, было весьма опасным. Церен считает, что в глазах Пилата самым серьезным обвинением выглядело то, что Иисус призывал уклоняться от уплаты податей и подстрекал народ к мятежу, а не претензия именовать себя царем иудейским. Но ведь если имело место подстрекательство к мятежу, то ясна его конечная цель — восстановление самостоятельного Иудейского царства. Тезис Церена о равнодушном отношении Пилата к притязаниям Иисуса на титул иудейского царя логически никак не увязывается с последующим рассказом автора о бесконечных смутах, связанных с появлением в различных областях Иудеи таких претендентов на царский престол. Церен оставляет в стороне евангельскую сцену суда над Иисусом, которая сама по себе содержит множество несообразностей и ошибок, свидетельствующих о том, что составители евангелий плохо представляли себе реальную картину судопроизводства в Иудее I в. н. э. Известно, что в Иудее существовал судебный орган — синедрион, который заседал в специальном помещении. Никакого суда в доме первосвященника, да еще в присутствии двух первосвященников, не могло быть. Заседания синедриона не могли происходить ночью. В канун праздников и тем более в праздничные дни заниматься судебными разбирательствами было категорически запрещено. А уж в канун пасхи — самого большого праздника иудеев, да еще в течение всей ночи, — это судилище никак не могло иметь место. Церена интересует только конечный результат этого судилища, требование народа «распни его!» и то, что произошло сразу после распятия, так как именно ради объяснения, которое предлагает Церен, и была задумана вся книга.

Чтобы убедить читателя в правильности своей точки зрения, Церен привлекает огромный материал. Кажется, нет страны, народа, племени, древнего или современного, верования или обряда, которое Церен не привлек бы в систему своей аргументации, если в них содержится хоть малейший намек на какую-то связь с культом умирающей и воскресающей луны, с почитанием священных деревьев, камней и т. д. В этом изобилии используемого материала заключаются и сильные, и слабые стороны книги Церена.

Автору удается нарисовать впечатляющую картину глубокой древности и известной общности религиозных представлений, уходящих своими корнями в доисторический, дописьменный период. Он прослеживает неразрывную связь древнейших образов религиозной символики с наблюдением небесных явлений, с лунным циклом, с Млечным Путем. Красной нитью проходит мысль о преемственности религиозных символов, связанных с лунным культом и переходящих из древнейших религий в более усложненном виде в религиозные представления последующих эпох. Стремясь доказать, что культ луны — один из самых древних, Церен без всяких оговорок утверждает, что он зародился в последний ледниковый период, то есть в эпоху палеолита. Между тем самые ранние погребения первобытного человека, дающие повод предполагать начатки религиозных представлений (это признают далеко не все ученые), относятся к эпохе среднего палеолита и принадлежат неандертальцам. Советский археолог А. П. Окладников, открывший погребение неандертальского мальчика в пещере Тешик-Таш (в Узбекистане), высказал предположение, что здесь видны следы зачатков солнечного культа, так как вокруг человеческого скелета в определенном порядке были расположены рога горного козла. Несомненно, что Церен в этом сопровождении увидел бы символ культа луны. Другие же исследователи полагают, что захоронение свидетельствует о зарождении примитивных религиозных представлений, связанных с охотой и начатками погребального культа.

Ни о каких отвлеченных и оформившихся религиозных представлениях, а тем более о развитой религиозной символике у неандертальцев говорить не приходится. В пещерных росписях, сделанных в верхнепалеолитическую эпоху, изображены различные животные (зубры, олени, кабаны), чаще всего — раненные копьем или дротиком. В этих изображениях ученые усматривают следы охотничьей магии, которая способствовала, по убеждению первобытных людей, удачной охоте. Эта точка зрения подтверждается этнографическими данными. У ряда народов был обычай перед охотой рисовать изображение животного, на которого охотник собирался охотиться, и поражать его копьем или палицей. Первобытные люди верили, что после этого охота пройдет успешно. Потребность в применении охотничьей магии служила лишним доказательством тому, что зависимость первобытного человека от окружающей природы была безгранично велика. Человек был еще очень слаб в своей борьбе за существование. Наука установила на основании изучения костных остатков первобытного человека, что около 50 % неандертальцев умирало, не достигнув двадцатилетнего возраста. Высокая смертность была результатом трудных условий жизни, эпидемий и частых голодовок. Очень ярко характеризует состояние доисторического человека, целиком зависевшего от окружающего мира, беседа известного норвежского путешественника Кнуда Расмуссена с эскимосским шаманом, приведенная писателем в книге «Великий санный путь». «Мы боимся, — сказал Расмуссену шаман. — Мы боимся непогоды, с которой должны бороться, вырывая пищу у земли и моря. Мы боимся нужды и голода в холодных снежных хижинах. Мы боимся болезни, которую ежедневно видим около себя… Мы боимся мертвых людей и душ зверей, убитых на лове. Мы боимся духов земли и воздуха… И мы столь несведущи, несмотря на всех наших заклинателей, что боимся всего, чего не знаем. Боимся того, что видим вокруг себя, и боимся того, о чем говорят предания. Поэтому мы держимся своих обычаев и соблюдаем наши запреты». Этот рассказ эскимоса, находящегося примерно в тех же условиях, в каких жили наши первобытные предки, прежде всего раскрывает причины возникновения религиозных верований. Страх и беспомощность перед непонятными силами природы — вот истоки веры в сверхъестественное. От удачи или неудачи на охоте непосредственно зависело дальнейшее существование первобытного человека. Отсюда такая значительная роль охотничьей магии в ранних религиозных представлениях эпохи палеолита. Поэтому толкование Цереном изображений рогатых животных в пещерных росписях как символов лунного культа и воплощения лунного серпа не выглядит научно оправданным для столь раннего времени.

Однако Церену вообще не свойственна манера аргументировать свои теоретические воззрения ссылками на какой-либо авторитет (возможно, потому, что книга его написана в научно-популярном жанре). Например, в данном случае он просто излагает свою точку зрения на зарождение лунного культа и, отправляясь от нее, прослеживает дальнейший путь развития религии луны и звездного неба. Конечно, гипотеза о почитании луны в древнейший период имеет право на существование, как и любая другая, но ее следует подкрепить аргументами. Церен этого, к сожалению, не делает, ограничиваясь чисто декларативными высказываниями.

Подобную же позицию автор занимает в вопросе о человеческом подсознании и связанных с ним явлениях. Этой сфере подсознательного, хранящей опыт тысячелетий человеческого существования, которую Церен именует «душой», он придает преувеличенное значение (стр. 113). Вряд ли советский человек нуждается в популярном разъяснении, что представляет собой «душа» с материалистической точки зрения. Физиология давно установила, что область подсознательного, которой Церен отводит столь значительную роль, является продуктом деятельности определенных областей человеческого мозга. Правда, эти явления еще недостаточно изучены, что дает простор всевозможным идеалистическим измышлениям.

И вообще следует отметить, что в последнее время для целого ряда представителей современной западной науки характерна тенденция пересмотра старых и некогда отвергнутых концепций. Так, астрально-мифологическое истолкование происхождения религии в свое время было вытеснено анимистической, преанимистической и рядом других теорий. Книга же Э. Церена целиком построена на астрально-мифологической концепции, в основе которой лежит лунная символика. Но, выступая со своей теорией лунарного происхождения христианской религии, автор уделяет серьезное внимание всем тем социально-экономическим условиям, в недрах которых складывалось мировоззрение зарождающегося христианства. Однако критическое восприятие Э. Цереном многих данных современной библеистики не мешает ему некритически подходить к астральной символике, видя всюду символы луны. Это злоупотребление методом символов опять же характерно для многих западных ученых. Так, неофрейдисты-психоаналитики отыскивают повсюду сексуальные символы, а известный американский этнограф Лесли Уайт рассматривает всю человеческую культуру как сплошную символику, причем основное отличие человека от животного, по его мнению, и заключается в способности человека к символизации^[7]. В то же время книга Э. Церена насыщена большим количеством фактов, часто малоизвестных и интересно сопоставленных.

Автор не всегда смог критически разобраться в том огромном материале, которым он оперирует. Отсюда известные натяжки, искажения, неточности, а иногда и прямые ошибки, которые могут остаться незамеченными читателем, но, несомненно, бросятся в глаза специалистам — востоковедам, античникам, астрономам и этнографам. Так, придавая преувеличенное значение влиянию религиозных представлений на быт людей древнейших эпох, Церен связывает зарождение гончарного производства и изготовление яйцеобразных сосудов с почитанием священного яйца. Здесь же можно поймать Церена на исторической неточности: он заявляет, что в древней Греции запрещалось принимать пищу или пить из сосудов, не освященных жрецами. Этот запрет касался только храмовой утвари. Далее Церен устанавливает связь между глиняными сосудами и человеческим черепом, исходя из того факта, что греческие гончары часто помещали над печью изображение отрубленной головы Медузы-Горгоны, которая, по мысли Церена, была воплощением луны, скрывшейся в камне. На самом деле этот обычай, известный из античных источников, объясняется тем, что голова Медузы считалась апотропеем, то есть магическим изображением, отвращающим злых духов (стр. 231).

В своем увлечении поисками следов лунной символики Церен иногда привлекает в качестве доказательств предметы, не имеющие никакого отношения к данному вопросу. Рассуждая о той же отрубленной голове Медузы и ее связи с лунными рыбами, он ссылается на изображение головы Медузы, окруженной рыбами, на монете греческого города Сиракузы (стр. 209). Однако на монете изображена голова нимфы Аретузы — покровительницы города.

Досадные промахи такого же рода можно найти и в рассуждениях, касающихся религиозных верований древнего Египта и Двуречья. Например, упоминание о человеческих жертвоприношениях у гробницы Осириса (стр. 221) не находит подтверждения в древнеегипетских источниках. Неверно утверждение Церена о том, что у древних египтян Сириус назывался Сотисом (стр. 308). Сотис — древнегреческое наименование Сириуса. Египтяне же называли его Сопдом.

Вызывает недоумение категоричность, с которой Церен утверждает, что в Египте (всю религию которого стало привычным связывать с культом солнца) в древнейшие времена культ луны преобладал над солнечным культом. Никаких доказательств, почерпнутых из письменных источников, автор не приводит. В поисках истины читатель вынужден продираться сквозь толщу сложнейшей религиозной символики вслед за Цереном, утверждения которого основываются лишь на искусном жонглировании символами лунной религии.

Произвольны и цифры, которыми оперирует Церен, описывая человеческие жертвоприношения. Он сообщает, что ацтеки ежегодно приносили в жертву путем отрубания головы от двадцати до пятидесяти тысяч (!) военнопленных (стр. 211). Чтобы получить такое количество военнопленных, ацтекам пришлось бы обезлюдить не только Южную, но и Северную Америку. Преувеличена, хотя автор считает ее преуменьшенной, и цифра в сотни миллионов людей, погибших во славу небесной религии, — задушенных, разрубленных, посаженных на кол, пронзенных копьем, погребенных вместе с господином или госпожой. Нельзя забывать, что в древности население земли было куда меньше, чем сейчас.

В качестве примера простой небрежности можнопривести сообщение Церена о том, что римский император Август считался сыном смертной женщины и бога Гермеса (стр. 58). У Светония (на которого ссылается Церен) написано, что Август родился от сочетания бога Аполлона с матерью императора, которой он явился в виде дракона, когда она провела ночь в храме бога.

Следует еще раз подчеркнуть, что при том необъятном материале, который использован Цереном, известный процент ошибок и неточностей совершенно неизбежен и список их может быть продолжен специалистами. Но ведь Церен адресует свою книгу не специалистам, а широким кругам читателей, которых он знакомит со сложнейшими вопросами истории древнейших верований. Вся его книга насыщена интереснейшими примерами из области сравнительной истории религий, любопытными этнографическими сведениями из жизни племен, которые и в наше время ведут еще первобытный образ жизни. Автора нельзя обвинить в излишнем самомнении, когда он в «Введении» заявляет, что его книга должна читаться как роман. Это действительно увлекательный роман о том, каким путем и почему в историю человечества вошел культ Иисуса Христа, одна из самых распространенных религий.

С особым интересом читаются две первые части книги — «Сын божий» и «Виселица», хотя они и насыщены до предела множеством разнообразных сведений и библейскими текстами. Они не затрудняют чтения, так как Церен широко и разнопланово использует их и для того, чтобы показать, как в них отражены пережитки древнейших верований (тотемизма, анимизма, астральной религии), и для того, чтобы продемонстрировать противоречивость или неисторичность сведений, которые содержатся в Библии.

Читатель вправе задать вопрос, почему Церен, критически относящийся к библейским свидетельствам, тем не менее повсюду употребляет выражения: «Это было во времена Авраама», «Во времена Соломона», «Задолго до Моисея» и т. д. Это, конечно, не более как дань традиции, сложившейся в западноевропейской науке, ибо примеры критического отношения Церена к свидетельствам Библии (как Ветхого, так и Нового завета) встречаются почти на каждой странице. Под влиянием тех же традиционных воззрений Церен отводит религии преувеличенно большую роль в жизни народов древности. Отсюда же и преувеличение им значения звездной религии, которая, по его мнению, лежит в основе всех религиозных верований, и его тезис о том, что человек издревле считал все происходящее на земле отражением небесных явлений.

Что касается третьей части книги — «Время», то читателю неискушенному придется довольно трудно, так как автор обрушивает на него огромное количество сведений и свидетельств мистическо-философского, астрономического и даже астрологического порядка. Но эта часть играет, пожалуй, самую значительную роль в книге, ибо в ней Церен наносит удар по христианскому мессианизму — учению о втором пришествии Христа — и подводит итог всему, что было сказано ранее.

Христос никогда не придет, чтобы спасти мир, ибо он никогда не воскресал, — так заключает Церен свою книгу. А Луна, последним по времени религиозным воплощением которой сделался Иисус и веру в которую в течение девятнадцати столетий исповедовал мир, продолжает «умирать и воскресать», и это действительно «пребудет до конца мира».

В современном богословии тезис о воскресении Иисуса Христа наряду с «парадоксом воплощения», с чудесами, сотворенными им, и с учением о конце мира и о втором пришествии его на землю рассматривается как центральный стержень христианской религии. В книге Церена, написанной для широкого круга читателей, опровергается и «парадокс воплощения» (божества в человеке), и воскресение на третий день, и идея второго пришествия. И вышла эта книга в Западной Германии, где поднялось реакционное движение сторонников христианской ортодоксии, не признающих никаких уступок модернизму в толковании образа Иисуса Христа. Члены этого общества — «Вероисповедное движение — никакого другого евангелия» — не только выступают в печати, но собирают массовые собрания и митинги, проходящие в накаленной атмосфере. Поэтому книга Церена явилась одновременно ответом реалистически мыслящего писателя и историка наиболее фанатичным и ортодоксальным сторонникам христианского вероисповедания.

Следует отметить, что в процессе создания книги на библейско-христианскую тематику у Э. Церена все более четко выступает его атеистическая направленность. Не случайно в письме к ныне покойному профессору Д. П. Каллистову, ответственному редактору книги «Библейские холмы», он заметил, что из-за атеистических высказываний на страницах «Лунного бога» эту книгу отказались издавать в ряде западных стран, тогда как «Библейские холмы» переведены на все европейские языки.

Может быть, имеет смысл еще раз подчеркнуть, что книга задумана Цереном как научно-популярная. Кроме того, следует помнить, что она адресована западноевропейскому читателю, воспитанному в определенных религиозных традициях. У нашего читателя, давно лишенного религиозных предрассудков, некоторые доказательства Церена могут вызвать недоумение: они покажутся ему давно известными аксиомами. Далеко не все выводы и положения, которые выдвигает автор, могут найти у нас поддержку.

Но и для нашего читателя несомненно представит интерес ознакомление с этим археолого-религиозно-этнографо-историческим повествованием, увлекательно написанным талантливым рассказчиком.

Перевод книги дается с незначительными сокращениями.

Издательство выражает глубокую благодарность за большую помощь, оказанную в работе над настоящей книгой, докторам исторических наук А. П. Каждану, С. А. Токареву, З. В. Удальцовой, М. М. Шейнману, а также Б. Функу.

А. Нейхардт

Введение, которое необходимо прочесть

Наука, полная тайн

Археология стоит обычно несколько в стороне от общественной жизни и общественного мнения.

В интересах научной точности археологи пишут свои исследования принятым у них специальным языком, и, исходя из самых различных побуждений, не слишком заботятся о том, чтобы сделать свои труды доступными для широких кругов читателей.

Это весьма досадно, особенно если иметь в виду, что археология — исследовательская наука, которая, как никакая другая, может и должна многое сказать нашему современнику. Ведь ее задача — не более и не менее как изучение прошлого всего человечества. Но это не отброшенное и забытое прошлое, к которому современность может испытывать только академический интерес. Все, что археологи извлекают из погребенных под землей в течение тысячелетий могил и пещер, все, что филологи переводят с древних языков на современные, все, что исследователи доисторических и древних эпох собирают, восстанавливают, сопоставляют и истолковывают, — все это касается непосредственно современного человека, причем в такой степени, что даже сам современный человек не в состоянии правильно это себе представить. Ибо каждый наш современник должен осознать, что ему не двадцать, тридцать или пятьдесят лет, как он полагает, а около полумиллиона.

Происхождение

Заслуживал ли древний человек наименования человека? Или жестокие обычаи человеческих жертвоприношений практиковались существами, которых еще нельзя считать людьми? Человеческие жертвоприношения никогда не совершались на начальных ступенях культурного развития. Они имеют религиозное происхождение, хотя и весьма древнее. Их возникновение находится далеко позади рубежа, датируемого примерно V тысячелетием до н. э., с которого ученые начинают эпоху письменности, — собственно, эпоху историческую. В такую же глубокую древность уходит своими корнями происхождение религиозных символов и мифологических преданий и даже первые учения о времени и пространстве.

На примере развития египетской культуры III тысячелетия до н. э. можно установить, что процесс мифотворчества в основном закончился к началу исторического периода. Далее последовало лишь усложнение и истолкование в ту или иную сторону уже существовавших традиций. При этом каждое мифическое предание было связано с религией, а следовательно, было глубоко религиозным по существу.

Так же обстоит дело и в сфере другой древнейшей культуры — у шумеров, обитавших в нижнем течении Евфрата и Тигра (современный Ирак). Великие шумерские божества тоже появились уже в доисторические времена.

Многочисленные росписи на стенах пещер и на скалах Западной Европы, возникшие в далекие доисторические времена, а также захоронения, содержащие погребальный инвентарь и окрашенные в красный цвет обезглавленные костяки, свидетельствуют о том, что происхождение религиозных представлений, в частности мысль о продолжении жизни после смерти, ведет свое начало еще от эпохи неандертальцев. Об этом же говорит историческая наука.

Небесные источники

«Человек восходит корнями к предкам, но все сущее имеет корни на небе», — гласит китайская пословица.

До нашей эры искусство и наука целиком основывались на религии неба. Из нее возникли танец и поэзия, драма и трагедия, архитектура и изобразительное искусство. Первые обозначения цифр и слов были религиозными символами. Истоки каждой религии следует искать на небесах. Это сведения о небесных светилах, составляющие содержание астрономии.

Этот удивительный вывод — результат многочисленных исследовании. Важнейшие следы, найденные в древних погребениях, ведут от земли к небу; и все это потому, что как для первобытного человека, так и для последующих поколений земной мир представлял собой лишь отражение небесного прообраза. Для первых христиан небо было родиной человеческой души. Она пришла с небес и должна снова вернуться туда. Человеческое тело — лишь временное ее пристанище. Первые христиане чувствовали себя на земле чужеземцами, временными обитателями, истинная родина которых находится на небе. То, что за пятьсот лет до христиан предполагал грек Платон^[8] считавший образцом идеального земного государства государство небесное, предполагали уже на свой лад в самом начале исторического периода представители высокоразвитых культур Ближнего Востока.

Что такое лунная религия?

Представления древнего человека о мире главным образом были связаны с небом. Это была извечная беседа со смертью и потусторонним миром. Вера в потусторонний мир и в жизнь после смерти возникла, вероятно, еще в каменном веке и с самого начала была связана с небом. Многие исследователи, живущие в разных странах и действующие независимо друг от друга, проследили связь между верой в небо и луной. Общеизвестно, что даже самые культурные народы определяли время не по солнцу, а по луне. Это было повсеместным явлением от Северной Европы до Китая, в Америке и Африке. Даже в наши дни христиане, мусульмане и иудеи устанавливают даты своих религиозных празднеств по лунным фазам.

Луна была божеством, мужским в одной стране, женским — в другой, двуполым — в третьей. Культ луны у шумеров и египтян, вавилонян и ассирийцев, хеттов и сирийцев, арабов и ханаанеян^[9], индийцев и китайцев, а также у современных народов Африки, Азии и Америки убедительно доказывает единое происхождение мировоззрения и религии, хотя религиозная символика этих народов была весьма разнообразной. Главные символы луны — бык («золотой телец»), баран (агнец), рыба и змея, а также ладья мертвых и ковчег — постоянно встречаются в различных областях земного шара и до сего дня продолжают жить в многочисленных мифах и изображениях.

На протяжении тысячелетий луна оставалась важнейшим божеством многих культур на каждом этапе их развития.

Уже первобытные народы, охотничьи племена и собиратели, которые еще не занимались оседлым земледелием, связывали своего мифического предка или родоначальника с луной. Соответственно, Адам был не человеком, а лунным героем. У первых земледельцев луна считалась дарительницей дождя и жизненной влаги, от которой зависело произрастание растений, а тем самым и получение пищи. Уже в доисторические времена значение луны для всех форм человеческой жизни — от зачатия до смерти (и даже после смерти — как владычицы потустороннего мира) — непрерывно возрастало. Ее многообразные символы невозможно перечислить.

Вавилонский бог луны Син на лунном серпе, опирающемся на символическое пятичастное изображение древа жизни, приветствует звезду Венеру

В Египте луна выступала под различными местными названиями. Она и «господин времени», и «вычислитель лет», который разделяет времена, месяцы и годы, и «господин чисел и мер», и «господин законов, слов и шрифта», который принес слово богов, упорядочил культовые обряды и таинства. Все тайны, которые скрывают небо и земля, подвластны этому Господину. Он создал богов и людей.

«Отец Нанна… Господин, кто превосходит тебя, кто с тобой может сравниться?» — говорится о луне в шумерских текстах. «Господин и герой богов, который один возвышается и на небе и на земле… Материнское лоно, которое рождает все… Милостивый отец, который взял в свои руки жизнь целой страны… который сотворил Землю, который основал святилище… отец, который зачал богов и людей… который призвал царей и дал им скипетр… который идет впереди всех… даровал всем людям свет… который принимает решения на небе и на земле… держит воду и огонь в руках и правит всеми тварями… дает пищу и питье, выращивает скот и растения, устанавливает право и справедливость. Это — сияющий Господин, тот, к кому обращается с мольбой солнечный юноша Уту, чтобы он (Господин) умилостивился».

Определенные фазы луны считались священными и почитались у всех древних народов. Особенно это относится к трехдневному периоду, когда луна невидима, и к полнолунию. В эти дни во всех городах Месопотамии прекращали работу, молились и постились; во многих местностях вообще было строго запрещено глядеть на «господина». Было широко распространено мнение, что луна умирает с исчезновением убывающего серпа и воскресает снова через три дня. Но, рождаясь вновь, вырастая и убывая, умирая и снова возрождаясь, луна создает на земле жизнь, растения, пищу, приносит дожди, наполняет великие реки и приводит в движение их воды, создает моря. Луна одновременно и владыка царства мертвых. Царство это лежит не в подземном мире, а в одной из небесных сфер, там, куда на три дня уходит умершая луна. Поэтому и мертвые идут к луне. Это было непреложной истиной для многих религий, и Плутарх^[10] сформулировал эту мысль таким образом: в царстве луны открывается путь к возобновлению жизни — к воскресению.

Священные лунные животные

Сейчас не вызывает сомнений, что в первоначальный период культа луны почитали и обожествляли тех животных, которые своими рогами и клыками напоминали ее серп и потому считались ее земным воплощением. Это были не только бык и корова — золотой телец Библии, — но и козел, баран (агнец), слон, носорог, кабан и буйвол. Очевидно, мысль о сравнении лунного серпа с рогами земного животного появилась сначала у определенного племени или в определенной местности, но затем была заимствована соседями, которые выбрали свое лунное животное, либо самое значительное из окружавшего животного мира, либо отличавшее их культ от культа других племен. Несомненно, что в ходе необъятно длительной истории человечества благодаря перемещению, смешению, разъединению отдельных племен происходили значительные изменения и в культе животных. Подобные изменения (например, золотого тельца) нетрудно проследить в Библии.

Выделяется и другая линия развития этих представлений, имевшая большое значение для культа и религии. Очевидно, она восходит к положению лунного серпа в южной части неба, где он напоминает челн. Отсюда возникает представление о небесном океане, по которому плывет лунный корабль. Из этого представления о корабле как повелителе небесного океана со временем под влиянием культа животных возникло представление о «повелителе небесного океана», «божественной рыбе» и «змее». Еще в доисторическое время в одних и тех же областях почитались наряду с лунными золотыми быками и тельцами рогатые змеи и золотые рыбы. В этом нельзя не видеть доказательства длительной истории перемещений и смешений одного и того же культа луны. Началось смешение культовых форм. Оно вызывало кровавые столкновения между приверженцами культов различных лунных животных, а в душе человека — ужас перед запретным чужим культовым животным, но завершилось тем, что возникли образы синкретических существ, в которых сочетались элементы многочисленных лунных животных. Особенно много изображений таких синкретических существ современные археологи находят на Ближнем Востоке. В истории религии и культов, все больше превращающейся в мифы, в древней литературе наряду с божественными лунными агнцами фигурируют золотые рыбы, которые, подобно пламени, горят и сияют в водах моря. В средневековых мистических представлениях эта рыба (с полным на то правом) приравнивалась к лунному животному — быку.

Таким образом, культы и мифы далекого прошлого человечества с их агнцами, змеями, рыбами и золотыми тельцами восходят своими корнями к лунной религии. Но она породила еще одно, третье, направление, имеющее большое значение. Мы имеем в виду не священного кабана с рогами в виде лунных серпов: он был вытеснен из областей Ближнего Востока (в Ветхом завете он значится среда нечистых животных, но на южных островах Тихого океана сохранил свою роль до наших дней); мы имеем в виду превращение золотого быка в священного коня. Хотя лошади лишены лунных рогов, доказательства того, что они прямые потомки лунных быков, обнаруживаются в устной традиции и в изобразительном искусстве индогерманцев от Европы до Индии настолько ясно и убедительно, что даже нет нужды их приводить. Это превращение лунного животного из быка или вола в лошадь (солнечного коня) не имело бы прямого отношения к теме этой книги, если бы лошадь не превратилась в священного осла. Под влиянием Европы и Индии семитские и африканские народы, узнавшие лошадь благодаря индогерманцам, перенесли уже готовые культовые формы на местное животное — осла. Это священное животное уже в III тысячелетии до н. э. противопоставлялось на египетских надгробных памятниках фараона Сахкура изображению священных быков. Осел особо почитается в Ветхом завете. Подобно всем первенцам мужского пола, его надлежало не приносить в жертву, а «выкупáть». Осел, как следует из текстов Библии, относящихся ко времени Моисея^[11] (около XIII века до н. э.), был священным животным. Он был священным животным и греческого бога Диониса. Культовая связь осла с лунным кораблем ясно видна, например, на ладье Диониса с рострой^[12] в форме ослиной головы. На этом священном животном, как говорится в Новом завете, христианский спаситель въехал в Иерусалим, где потом был распят. Фигура Иисуса Христа с ослиной головой — древнейшее из известных нам изображений Христа. Это — «карикатура на Христа» из римского Ватикана. Иисус с ослиной головой висит на кресте^[13]. Надпись гласит: «Алексамен молится своему богу». Ясно, что подобное изображение христианского спасителя не означает насмешку над Иисусом. Лишь наши неверные представления о древнем мире, сложившиеся в процессе длительного развития, могут склонить нас к подобному предположению.

Связи в символике

В ожесточенной борьбе, на протяжении тысячелетий сопровождавшей развитие культов, ведущее место среди лунных животных заняли бык (или золотой телец), баран (агнец) с золотым руном, священная рыба, змея и осел.

Хотя завеса, скрывающая древние культовые и религиозные формы, становится все плотнее, можно утверждать, что в конце древней истории этих форм рыба, змея, осел и агнец божий появились в символике первых христиан. Иисуса Христа сопоставляли со всеми этими древними символами лунного культа и изображали вместе с ними. Это доказывает не только внутреннюю связь христианских верований с прошлым, но и силу влияния духовного прообраза первобытной религии, действовавшего тысячелетиями. Культ луны, пройдя через многочисленные фильтры истории, воплотился в образе человека по имени Иисус Христос.

Остальные культовые животные лунной религии, например конь и бык, были забыты, подобно тому как уже во времена Моисея пришел в упадок культ золотого тельца. А со временем средневековый человек стал почитать рыбу и агнца, змею постепенно забыл, отвратительного же ему дьявола наделил копытами и бычьей головой.

Ничтожное солнце

Только позднее в религиозных и мифологических традициях под влиянием развивающихся астрономических знаний все чаще и чаще стало фигурировать солнце.

Оно не играло сколько-нибудь важной роли у египтян, шумеров или семитов. Поэтому почти нет мифов о солнце, а те, что есть, представляют собой преимущественно видоизмененные лунные мифы. В применении к солнцу они мало понятны и даже представляются абстрактными. Они выглядят как плод своеобразной ученой компиляции, как попытка придать древним народным верованиям иное направление. Религия, которая одновременно была своего рода естествознанием, в частности астрономией, конечно, должна была сообразовываться с новыми познаниями. В этом заключалась главная причина изменения представлений, происходившего на протяжении тысячелетий. Кроме того, любая религия в силу своей сущности тесно связана с традиционными представлениями и формами культа. Дважды в Египте свергали царей, пытавшихся сделать солнце главным божеством, — один раз в III тысячелетии до н. э., в эпоху пятой династии, когда фараон построил на Ниле святилище солнца, а лунному серпу отвел роль солнечной ладьи; второй раз — в XIV веке до н. э. во времена правления фараона Эхнатона, который был наказан за свое кощунство тем, что после преждевременной смерти был объявлен вне закона. В период Нового царства (главным образом, в последнем тысячелетии до нашей эры) египтяне стали праздновать во время летнего солнцестояния (следовательно, в период наибольшей жары) рождение солнца, но совершенно очевидно, что этот праздник рождества первоначально не имел к солнцу никакого отношения.

Иисус Христос, обвитый змеями (каменная плита из Иелинга — Ютландия)

В индийском культе солнечное божество Сурья играло еще меньшую роль, чем Гелиос у древних греков.

Разумеется, не всякая небесная религия была чисто лунным культом. Задолго до того как было осознано истинное значение солнца, люди почитали, видимо, определенные неподвижные звезды и движущиеся планеты, не в последнюю очередь планету Венеру (как утреннюю и вечернюю звезду). Она выступала то как мать, то как супруга, то как возлюбленная лунного серпа.

Но этим не исчерпывается древняя астрономия: древний человек уже на пороге истории имел ясное представление о годе, которое возникло у него отнюдь не под влиянием наблюдений движения солнца. Это представление сложилось у него даже до того, как он подметил, что изменение времени года сопровождается появлением на небе определенных звезд.

И самым поразительным было то, что древний человек знал: новый год наступает, когда луна умирает в определенном месте неба, а затем, на третий день, воскресает вновь. Он знал также, что место на небе, где умирает луна, представляет собой тот смертный столб, на котором был повешен его страдающий бог, на котором он умирал мучительной смертью, правда, твердо веруя в свое воскресение. Об этом и рассказано в этой книге.

Не был ли Иисус из Назарета луной?

Все отчетливее выявляется тесная связь элементов христианской религии с самыми древними понятиями и представлениями доисторического периода. Христианская символика настолько глубоко уходит своими корнями в религиозное учение о луне, существовавшее десятками тысячелетий раньше, что правомерно задать вопрос: не использовали ли христианские авторы сознательно древнейший лунный миф?

Значит ли это, что Иисус Христос выступил в качестве лунного божества, самой луны? Этот вопрос слишком серьезен, чтобы ответить на него сразу «да» или «нет». Он требует систематического рассказа о происхождении и развитии самой лунной религии. Только тогда можно установить, какие элементы христианских евангелий безусловно произошли от лунной религии, а какие — нет.

Вряд ли нужно объяснять, что между научным и теологическим мышлением лежит глубокая пропасть. То, что для исследователя древности представляется само собой разумеющимся, для человека верующего может означать святотатство. Эти два вида мышления несовместимы.

Впрочем, речь здесь пойдет не о теологии. Скорее нас интересует все мировоззрение древнего мира и создание христианского вероучения людьми — людьми, а не Иисусом Христом, ибо сам он не написал ни единого слова.

Вот почему эта книга опирается на сообщения евангелистов. При этом недостаточно указать, что то или иное положение евангелия почерпнуто из дохристианских источников — греческих или египетских. Это еще ни о чем не говорит. Разумеется, без такого указания обойтись невозможно, но важнее, может быть, ответить на вопрос, как и почему существовали эти положения в дохристианских религиях. Найти этому объяснение не всегда просто, так как начиная с III тысячелетия до н. э. почти каждое мировоззрение древности представляло собой переплетение древнейших, древних и более близких к нашему времени понятий и образов, где старое и новое сосуществовало рядом.

В дебрях первоисточников

Вот несколько примеров, взятых наугад: небо — это океан. В этом небесном море живет золотой телец, а посередине моря стоит дерево, большое, прекрасное дерево с золотыми плодами. Дерево растет вокруг гроба, плывущего по волнам. Собственно, это и есть ковчег, Ноев ковчег. В нем живые существа, да и дерево в море совсем не дерево, а камень, вернее, скала с пещерой. Там живет мертвая луна. Она воскреснет в виде рыбы, но прежде она будет обезглавлена. Голова ее висит на дереве, а дерево падает: его повалили или сожгли, но оно снова возродилось. На нем висит золотое руно барана. Но дерево это также и священное копье, которым пронзают богов; жезл, вокруг которого обвивается змея. Здесь происходит колдовство: змея превращается в жезл, а жезл в змею: это знак того, что господь пришел. Это и есть жезл, который был у брата Моисея — Аарона.

Ни единого слова нельзя понять, не так ли?

Многочисленные формы переплетений такого рода легко прослеживаются в представлениях древности. Понять их можно, только выяснив происхождение и развитие каждого элемента в отдельности. Мировоззрение древнего человека в целом полно противоречий и непонятно. Разобраться в нем можно лишь путем расчленения комплекса символов на составные части. Только тогда наука о древности от простого описания бессмысленных на первый взгляд форм и выражения мировоззрения людей перейдет к выполнению своей непосредственной задачи: к пониманию форм человеческой культуры во всех проявлениях их изменений и переплетений, борьбы и компромиссов, в конечном счете — к пониманию природы самого человека.

Далее, необходимо понять самый дух древности, который часто проявляется в загадочных понятиях, в игре слов, в сочетании представлений, как будто близких друг другу, но имеющих в основе своей различные символы. Этот дух древности объясняется на своеобразном языке, иной раз глубоко религиозном, иной раз саркастически насмехающемся над самим собой, но непременно таинственном: вы как будто видите и все же не видите, слышите, но ничего не понимаете.

Как читать такую книгу?

Ее нужно читать как роман, ибо это и есть роман: роман об истории человеческой культуры и духовной жизни. Разумеется, иной раз приходится идти длинными окольными путями, чтобы обнаружить зерно истины в каком-нибудь понятии или давно затуманенном представлении. Иначе нельзя действовать, если хочешь понять ход истории, а также силы, влияние которых сказывается и в наше время. Конечно, тот, кому не интересно, почему живому человеку втыкают в горло рыболовный крючок, чтобы потом повесить этого человека на дереве, кому безразлично, какую роль играл во всем мире священный столб, — тот может спокойно пропустить одну или несколько страниц. Но и этого человека в последующих главах может что-либо заинтересовать, и тогда он будет вынужден возвратиться назад и просмотреть пропущенное. Может быть, некоторые сочтут, что автор слишком часто проводит аналогии с представлениями древних о лунном затмении, игравшими такую большую роль в их мировоззрении. Пусть они тогда вспомнят, что смерть Иисуса сопровождалась затмением луны и что именно оно породило непоколебимую веру в пришествие спасителя.

Людям нетерпеливым я все же советую, прежде чем отложить книгу, перелистать ее или посмотреть середину. Ведь ее нельзя прочитать залпом, но это и не учебник по истории религии или археологии. Автор вообще никого не собирается поучать. Он лишь сделал попытку дать возможно полное обобщение труднейшей, но благодарнейшей работы сотен ученых, то есть сообщить некоторые сведения о достигнутых ими результатах.

Итак: одним будет достаточно пары часов для ознакомления с книгой, других затронутые в ней проблемы заинтересуют на всю жизнь. Я же, когда писал, думал и о тех и о других.

I. Сын божий

Если ты сын Кроноса, или благостный Зевс, или великая Рея, привет тебе!

Тебя называют ассирийцы трижды возлюбленным Аттисом;

Называет весь Египет — Осирисом,

А греческие мудрецы — рогатым месяцем на небе;

Люди из Самофракии — достойнейшим Адамном, на Балканах — Корибантом;

Фригийцы — Папасом, или умершим или созревшим плодородным Ере,

Или породившим плодоносное миндальное дерево флейтистом (Паном).

Из гимна сирийскому воскресающему богу Аттису

Повествователи

Беспалый и врач

Не так давно один весьма известный ученый высказал мнение, что только индиец или японец может совершенно объективно и строго научно судить об исторической личности Иисуса из Назарета. Нужно быть человеком со стороны, не причастным к христианской вере, чтобы попытаться понять значение этой фигуры и достигнуть убедительных результатов. При этом следует руководствоваться не верой и уж, конечно, не ненавистью к ней, а объективностью научного подхода, свободного от чьих-либо влияний и совершенно независимого.

Если приступить к задаче с подобными намерениями, то прежде всего придется установить, что после Иисуса Христа не осталось ни единого слова, написанного им самим. Переписка его с Абгаром, царем сирийского города Эдессы (4 год до н. э. — 50 год н. э.), была сфабрикована в III веке н. э. неким христианином из Эдессы. Заболев проказой, царь Абгар якобы написал письмо Иисусу с просьбой приехать. Иисус отклонил приглашение, но обещал прислать Абгару одного из своих учеников. Уже в конце V века н. э. было установлено, что оба письма — фальсификация.

Во времена, когда письменность еще не получила широкого распространения, люди слепо верили, что все написанное — правда. Несмотря на это, Иисус не подумал о том, чтобы изложить свое учение в письменной форме. Всем, что нам известно об учении и жизни Иисуса, мы обязаны четырем евангелистам, рассказы которых составляют основу Нового завета. Это — Марк, Лука, Матфей и Иоанн.

Относительно трех первых евангелистов следует сделать важную оговорку: они писали не независимо друг от друга. Их тексты во многом схожи и даже совпадают буквально. Но кто же из них был первым?

По мнению христианского епископа Папия, жившего сто лет спустя после смерти Иисуса во фригийском (малоазийском) городе Гиерополе, евангелист Марк был герменевтом (истолкователем) апостола Петра. Марк записывал из его речей «все, что он [еще] мог вспомнить. Марк, — пишет Папий, — не слушал господа [Иисуса Христа] и не был его учеником, но позднее… [слушал] Петра».

Следовательно, Марк мог написать свое Евангелие — «все, что он [Петр] мог [еще] вспомнить», — только после смерти Петра, то есть спустя одно поколение после распятия Иисуса. Это подтвердил во II веке н. э. отец церкви Ириней: «После смерти [Петра и Павла] Марк, ученик и переводчик Петра, изложил в письменной форме учение Петра».

Марк, «беспалый», писал свое Евангелие не в Палестинской земле, не в Иерусалиме, а в Риме, как это засвидетельствовано рядом раннехристианских церковных авторов. И написал он, по-видимому, не второе Евангелие, как это до сих пор считает церковная традиция, а первое.

По поводу времени написания Евангелия от Марка мнения христианских теологов и историков религии расходятся. По католической традиции, апостол Петр был казнен в Риме в 67 году н. э. (в тот же день, что и Павел), следовательно, Марк мог написать свое Евангелие не раньше этого. Преобладающее большинство протестантских теологов придерживается мнения, что Евангелие Марка возникло в конце 60-х годов н. э. Очевидно, оно было дополнено и закончено позднее.

Таким образом, самое раннее евангелие возникло во время последнего крупного восстания иудеев против Рима (67–70-е годы н. э.), в те дни, когда от Иерусалима после штурма римлян не осталось камня на камне и в пламени погиб Иерусалимский храм. «Все это будет разрушено, так что не останется здесь камня на камне», — так звучат пророческие слова о гибели Иерусалима, вложенные, видимо, в уста Иисуса позднее^[14].

Оба других евангелиста — Лука и Матфей — знали Евангелие Марка и пользовались им. Это значит, что их евангелия могли быть написаны только после 70 года н. э. Луку принято считать греческим врачом. Он, как и Марк, не был очевидцем жизни Иисуса. Все, что написано Лукой, частично заимствовано из Евангелия Марка, частично из (высказываний апостола Павла, который также не был очевидцем земного существования Иисуса и никогда его не видел и не слышал.

Нить обрывается

Остается последнее из трех так называемых синоптических (стоящих в одном ряду с другими) евангелий — Евангелие от Матфея.

Католическая церковь считает Матфея учеником и свидетелем деятельности Иисуса. Эта точка зрения основывается главным образом на сообщениях древних церковных авторов, согласно которым Матфей написал Евангелие на еврейском языке. От еврейского (арамейского) текста не осталось, однако, никаких следов ни в древних рукописях, ни в каких-либо цитатах. Поэтому историки религии, не являющиеся католиками, единодушны в том, что Евангелие от Матфея представляло собой текст на греческом языке и никогда не было написано на арамейском. Этот текст также не мог исходить от непосредственного свидетеля жизни и смерти Иисуса.

Итак, приходится признать, что из трех первых евангелистов ни один не мог лично знать или слышать Иисуса из Назарета. Его не знали ни Марк, ни Лука — это совершенно бесспорно, что же касается Матфея, то по меньшей мере сомнительно, был ли он учеником Иисуса Христа. Если на этом месте обрывается тонкая нить, которая непосредственно связывает нас с Иисусом из Назарета как с исторической личностью — по некатолической традиции, она безусловно порвана, — то остается только автор последнего из четырех канонических^[15] евангелий, составляющих Новый завет.

Любимый ученик

Согласно древней церковной традиции, никем не оспариваемой, Евангелие от Иоанна — самое позднее из четырех канонических евангелий Нового завета. Очевидно, оно возникло в малоазийском городе Эфесе, следовательно, опять не в той стране, где жил и умер Иисус. По католической традиции, Евангелие от Иоанна появилось в конце I века н. э., теологи других направлений датируют его 120–130 годами н. э. или десятью годами раньше.

Традиция утверждает, что автором этого Евангелия был «любимый ученик Господа», о котором говорится в самом Евангелии от Иоанна. Безоговорочно принять эту точку зрения трудно, ибо в тексте Евангелия о любимом ученике Господа говорится так, как если бы он и автор Евангелия — не одно и то же лицо. Во всяком случае не принято рассказывать о себе в подобной форме. Мнение о том, будто Иоанн и любимый ученик Иисуса — одно и то же лицо, окончательно опровергнуто сделанным недавно открытием, что по крайней мере те места Евангелия от Иоанна, где «любимый ученик» связывается с распятием Иисуса, заимствованы из распространенного в греческой литературе рассказа о смерти сына бога — Геракла^[16].

К тому же Иоанн должен был написать Евангелие в весьма преклонном возрасте — по меньшей мере восьмидесяти-девяноста лет, а если следовать некатолической традиции — ста-ста десяти лет. Это выглядит маловероятным. Возникает вопрос, почему Иоанн, если он действительно был учеником Иисуса, выждал шестьдесят лет и даже больше, прежде чем начал писать свое Евангелие. Во всяком случае нельзя целиком полагаться на память и точность изложения такого старого человека. Непонятно также, каким образом Иоанн мог так долго удерживать в памяти необычайно длинные речи Иисуса, да еще в их буквальном звучании. Ни один современный судья не придал бы большой цены запоздалым свидетельствам столь старого человека.

Но был ли вообще евангелист Иоанн свидетелем жизни Иисуса? Вероятнее всего, что нет. В таком случае у нас нет ни одного ученика Христа, который мог бы описать жизнь и смерть своего учителя на основании личных впечатлений, так как первые его ученики были простыми рыбаками и ремесленниками из Галилеи, конечно не умевшими писать и читать.

И Иоанн и Петр были неучеными людьми, как об этом сообщается в Деяниях апостолов.

Изменения текста

Из огромного и беспрестанно увеличивающегося количества работ, в которых разбираются евангелия, следует, что все четыре евангелия в том виде, в каком они дошли до нас, не представляют собой оригинала. Со временем, очевидно, кое-что было добавлено к ним, а кое-что выпущено. Это подтверждается не только открытой несколько десятилетий назад сирийской рукописью из Синайского монастыря, но и многими другими источниками.

Например, в древнейших греческих списках Евангелия от Иоанна и многих ранних переводах отсутствует рассказ о блуднице. Большинство ученых склонно считать, что предсказание о гибели Иерусалима и конце света, содержащееся в главе 13 (ст. 9–27) Евангелия от Марка, не могло возникнуть до разрушения Иерусалима в 70-х годах н. э. Далее, рассказ о явлении воскресшего Иисуса, помещенный в конце Евангелия от Марка (16, 9), приписывается известному Аристиону, который жил в Малой Азии в начале II века н. э. Древнейшее Евангелие Нового завета заканчивается рассказом о том, как три женщины обнаружили пустую гробницу Иисуса. О явлении и вознесении воскресшего Иисуса там нет ни слова. Да и по стилю добавленная позже часть отличается от основного текста Евангелия. Павел же, напротив, не упоминает ни об открытой гробнице, ни тем более о вознесении Иисуса.

Слова «Ты — Петр (Петр — буквально камень. — Э. Ц.), и на сем камне я создам церковь мою» в раннем тексте Евангелия от Матфея отсутствуют. Они представляют собой позднейшую вставку, относящуюся, самое раннее, к IV веку н. э. Вообще из Кодекса Безы, переданного в 1581 году Кембриджскому университету, явствует, что в текст трех первых евангелий впоследствии были внесены изменения и дополнения, которые убедительно доказывают, что современный текст трех первых евангелий не представляет собой первоначального варианта и что он во всяком случае не остался без изменений. Нередко в евангелиях описываются события, которые произошли после смерти Иисуса, или приводятся высказывания, которые вложены в его уста, но на самом деле отражают воззрения и обычаи значительно более позднего времени.

При таких обстоятельствах, естественно, возрастает интерес к объективным исследованиям, выясняющим на основании других источников историю жизни и смерти Иисуса из Назарета.

Историки и политики

Все, что нам известно, можно выразить одной фразой: историки и государственные деятели первых двух столетий нашей эры интересовались не личностью Иисуса из Назарета как историческим лицом, а движением христианских общин. «Из-за какого-то уже умершего Иисуса, который, как утверждает Павел, жив…». Это было все, что мог сказать об Иисусе, пожимая плечами, римский наместник Фест, когда он приблизительно через тридцать лет после распятия Христа выносил официальный приговор не совсем нормальному, с его точки зрения, Павлу.

Даже такой информированный критик, как Иосиф Флавий^[17], который очень подробно изложил историю своего народа до 65 года н. э. и досконально охарактеризовал религиозные направления и движения своего времени, — а он жил с 37 по 95 год н. э. — ни словом не упомянул ни о выступлении, ни о распятии Иисуса. После сообщения о волнениях жителей Иерусалима, вызванных планом Понтия Пилата^[18] выстроить новый водопровод, у Иосифа Флавия написано:

«Около этого времени жил Иисус, человек мудрый, если его вообще можно назвать человеком. Он совершал чудеса и стал наставником тех людей, которые охотно воспринимали истину. Он привлек к себе многих иудеев и эллинов. То был Христос. По настоянию наших влиятельных лиц Пилат приговорил его к кресту. Но те, кто раньше любили его, не прекращали этого и теперь. На третий день он вновь явился им живой, как возвестили о нем и о многих других его чудесах боговдохновенные пророки. Поныне еще существуют так называемые христиане, именующие себя таким образом по его имени»^[19].

То, что Иосиф Флавий не мог так написать, уже признано в научной литературе. Стиль, понятия и дух неизвестного автора текста противоречат обычной манере изложения ученого фарисея Иосифа. Иосиф не мог, например, написать: «То был Христос» хотя бы потому, что, как дваждысовершенно определенно указал ученейший из всех церковных писателей Ориген (III век н. э.), Иосиф не верил в предназначение Иисуса. Многие ученые вообще утверждают, что весь этот кусок был позднее вставлен христианами, а некоторые считают его фальсификацией лишь отчасти. В первой половине III века н. э. Ориген вообще не упоминает этого текста. Однако вполне можно допустить, что в этом месте Иосиф написал об Иисусе из Назарета нечто такое, что впоследствии могло вызвать недовольство переписчиков из стран христианского Запада и что они поэтому внесли изменения в текст.

На основании древнерусской копии текста Иосифа Флавия, сделанной, по-видимому, с подлинника, хотя и с последующими дополнениями христиан, была предпринята попытка восстановить первоначальный текст. Из него, очевидно, следует, что Иосиф считал Иисуса из Назарета смутьяном, колдуном и подстрекателем, который был вполне справедливо казнен за попытку поднять политическое восстание.

Единственное, вероятно, подлинное место, где Иосиф Флавий упоминает христианство, гласит:

«Будучи таким человеком, Анан полагал, что вследствие смерти Феста и неприбытия пока еще Альбина наступил удобный момент [для удовлетворения своей суровости]. Поэтому он собрал синедрион и представил ему Иакова, брата Иисуса, именуемого Христом, равно как несколько других лиц, обвинил их в нарушении законов и приговорил к побитию камнями. Однако все усерднейшие и лучшие законоведы, бывшие [тогда] в городе, отнеслись к этому постановлению неприязненно»^[20].

Это, повторяю, вероятно, единственное подлинное место у Иосифа, где к имени Иисуса не добавлено: «так называемый Христос». Далее Иосиф Флавий свидетельствует о том, какую терпимость проявили в этом случае многие образованные иудеи. Они отправились навстречу новому прокуратору Альбину, который как раз перед этим прибыл из Рима в Александрию, и самым энергичным образом жаловались ему на самоуправство первосвященника Анана и требовали его низложения. Когда Иосиф описывал это событие, у него не было желания хотя бы упомянуть очень еще незначительную христианскую общину.

Второй историк, который упоминает о христианстве, — римлянин Тацит (55–120-е годы н. э.). Некоторое время он в качестве проконсула управлял азиатскими областями Римской империи и благодаря этому вступил в соприкосновение со многими первыми христианами. Тацит вначале считал их шайкой преступников, которые, прикрываясь религией, творят бесчинства. Но, допрашивая их, он пришел к выводу, что «они — приверженцы суеверий, разрушительных и выходящих за пределы всего разумного». Далее Тацит замечает: «Христа… казнил при Тиберии^[21] прокуратор Понтий Пилат». Это известие исходит, очевидно, от самих христиан. Оно не содержит ничего, что могло бы служить доказательством исторического существования Иисуса, исходящим от язычников. Современник Тацита Плутарх датирует мифическую смерть сирийского воскресающего бога растительности Пана-Аттиса также временем правления Тиберия. Между тем этот сирийский сын бога не существовал как реальный человек, так же как и египетско-греческий Тот-Гермес — врач и спаситель и многие другие воскресающие божества. Это были божественные образы, создания религиозных писаний, которые, как и многие другие боги и сыновья богов в греческих мифах, действовали на земле, в то время как их родиной было небо.

В Илиаде Гомера упоминается Гермес, податель благ, имеющий облик царского сына, прекрасный юноша, которого божественный отец Зевс отправил на землю и который творил там чудеса, оживляя умерших с помощью жезла. Им он закрывал людям глаза (тем, кому пожелает) и снова пробуждал ото сна. Гермес — подлинно звездное божество, которого сегодня никто более не считает действительно существовавшим на земле сыном божьим.

Почему же столь многие считали таковым Иисуса из Назарета?

Обломок культовой плиты из Лагаша (Шумер), относящийся к III тысячелетию до н. э. В руках у царя Эаннатумы весы для взвешивания деяний умерших

Не потому ли, что в Евангелии содержатся сведения о месте его рождения и месте смерти? Но ведь имеются также сведения, пусть вымышленные, о месте рождения и смерти мифических богов и героев языческой древности. В древности показывали не только священные гроты, в которых родились Зевс, Дионис или другие боги, но даже детские игрушки Диониса. Таким образом удовлетворялась потребность верующих видеть конкретные доказательства своей веры.

И все же Иисуса как историческую личность упоминает помимо Тацита в 120 году н. э. римский историк Светоний. Он также не современник Иисуса, но сообщает о мессианстве^[22] в период правления императора Клавдия (41–54-е годы н. э.), то есть еще до императора Нерона: «Иудеев, постоянно волнуемых Хрестом, он [Клавдий] изгнал из Рима»^[23]. Вопрос о том, был ли этот Хрест Иисусом Христом или другим вождем мессианского движения, остается открытым. Если под ним подразумевается Иисус, то мы имеем исторически достоверное сообщение о Христе (мессии), о том, что через каких-нибудь двадцать лет после распятия Христа среди евреев, живших в Риме, существовало христианское движение.

Клубок иудейских легенд

Ученый спор о том, жил ли действительно Иисус из Назарета, тянется уже почти два столетия. За последнее время, по-видимому, все больше и больше утверждается взгляд, что в клубке мифов и легенд, которые впоследствии были сочинены вокруг личности Христа или заимствованы из других источников, должно содержаться зерно исторической истины. Но как оно выглядит с точки зрения объективного исследования?

Хотя бы в небольшой части это историческое зерно можно обнаружить в клубке легенд тенденциозной, столетиями складывавшейся иудейской книги «Толдот Иешу». В ней сказано примерно следующее: «Иешу бежал [после юности] в Иерусалим и изучал в храме „непроизносимое имя“. Но у огненных врат были поставлены медные псы, которые на каждого, кто запомнил это имя, лаяли, чтобы он его забыл [подобно легенде о львах у трона Соломона]. Чтобы избежать этого, Иешу написал имя на пергаменте и зашил его в свое бедро. Затем он собрал в Вифлееме юношей из Иудеи вокруг себя и утверждал, что он — мессия и сын бога. О своих хулителях он сказал, что они „тщеславны и хотят покорить Иудею“, и пытался доказать истинность своих утверждений тем, что с помощью „непроизносимого имени“ исцелил одного хромого и одного прокаженного. Поэтому привели его к царице Елене и обвинили его в колдовстве и обмане. Но Иешу воскресил покойника, и пораженная царица уверовала в него. Иешу отправился после этого в Верхнюю Галилею, совершил там многочисленные чудеса и привлек на свою сторону много народа. Израильские мудрецы сочли тогда необходимым, чтобы один его ученик, а именно Иуда Искариот [в других вариантах рабби Иуда ха-Хассид], выучил „непроизносимое имя“, как это сделал Иешу, для того чтобы соперничать с ним в сотворении чудес. Иуда и Иешу предстали перед царицей. В состязании чудотворцев [которое напоминает легенду о Моисее] проиграл Иешу. Царица приговорила Иешу к смерти и передала его израильским мудрецам, которые доставили его к Тиберию и заключили в темницу. Но его ученики, которым он говорил, что все, что с ним случится, уже предопределено с первого дня сотворения мира мессии, сыну божьему, и уже предсказано пророками, выступили против [мудрецов], освободили Иешу из их рук и бежали с ним в Антиохию. Оттуда направился Иешу в Египет». Далее следуют вновь рассказы о чудесах. Иешу пришел потом во второй раз в Иерусалим, чтобы там вновь выучить [похищенное у него] «непроизносимое имя». Иуда сообщил об этом в Иерусалим израильским мудрецам и сказал, что он, когда Иешу приедет в храм, преклонит перед ним колена, чтобы мудрецы могли отличить его от учеников, ибо все они были одеты в одеяния «одинакового цвета» [или, по другой версии, — ибо его ученики поклялись никогда не произносить: «Это он»]. Так и случилось. Мудрецы Израиля узнали его и заключили в темницу, для того чтобы в день праздника пасхи, который приходился на пятницу [как и во многих версиях Талмуда^[24]], повесить Иешу.

В вопросе о датировке тех мест иудейской рукописи о Иисусе из Назарета, к которым следует относиться серьезно, мнения современных ученых разделились. С одной стороны, существует точка зрения, что немногие места Талмуда, где упоминается Иисус, были добавлены позднее, и что в источниках, относящихся к периоду от I века н. э. до второй четверти II века, нет никаких упоминаний о существовании Христа и христианства. Другие оспаривают эту точку зрения, утверждая, что в ранних рукописях Талмуда содержатся ценные в историческом отношении указания, из которых следует, что «его имя было Иешуа (Иешу) из Назарета», что «он занимался колдовством» (то есть совершал чудеса, как это было принято в те дни), что он обманул и ввел в заблуждение народ Израиля, что он насмехался над речами мудрецов, которые Тору (сводную книгу законов) толковали так же, как и фарисеи, что «он имел пять учеников», что «он сказал, что не пришел изымать что-либо или присоединять к Торе», что «он в вечер перед пасхой, которая приходилась на субботу, был повешен [распят] как лжеучитель, как соблазнитель» и что «его ученики именем его исцеляли больных».

Существенные части подобных сообщений и легенд из иудейских источников были, очевидно, уже широко распространены в первой половине II века н. э., поскольку они использованы в первых исторически достоверных произведениях широко образованного философа Цельса (178 год н. э.), направленных против христианства. Правда, оригинал произведения Цельса — «Правдивое слово», — как и многие другие труды, направленные против христианства, не сохранился, но текст Цельса может быть реконструирован на основании текстов Оригена, полемизирующего с ним. Согласно Цельсу, Иисус вынужден был в качестве простого поденщика отправиться в Египет, где он и обрел всю свою мудрость, а затем объявил себя богом. Он собрал вокруг себя опустившихся людей, ставших его приверженцами, и вел с ними жалкую жизнь. Во время его позорной казни даже ученики якобы постыдно его покинули. По словам Цельса, о воскресении Христа рассказывала лишь полубезумная женщина и, возможно, еще один человек из той же шайки обманщиков, но и они либо видели все это во сне, либо придумали с начала до конца. Таков был конец его жизни, достойный ее начала.

Докеты

При всей осторожности в общем и целом было бы мало оснований полностью брать под сомнение факт исторического существования Иисуса, если бы оно не оспаривалось уже в конце I века, того самого века, когда был распят Иисус. Причем историческое существование Иисуса оспаривалось вовсе не противниками христиан, а приверженцами некоторых течений внутри раннего христианства.

Это были докеты (от греческого слова «докейн» — казаться). Они придерживались мнения, что Иисус Христос как земной человек, претерпевший мученическую смерть, был лишь видимостью, своего рода оптическим обманом. Но их учение основывается на определенной философии: поскольку земной, материальный мир происходит от зла, то Иисус Христос как богочеловек и сын божий не мог существовать телесно.

Так, в середине II века н. э. учитель секты христиан-гностиков Маркиан заявлял, что Иисус Христос вообще родился не на земле, а пришел непосредственно с неба. Телесная оболочка, в которой он появился на земле, была лишь кажущейся, так же как его страдания и смерть.

О подобных взглядах можно было бы в наше время и не упоминать, если бы их появление на заре христианства (когда только еще получили распространение первые евангелия) не показывало, что сами раннехристианские общины были охвачены неуверенностью и сомнениями. При этом докетов нельзя считать меньшинством, которое случайно пришло к своим взглядам. К докетам восходит целый ряд течений и форм христианства, которые еще в средние века были широко распространены в Азии и Европе. Это симониане, валентиниане, василиане, маркиониты, офиты, бардзаниты, манихеи, затем присцилианиты, богомилы и катары. Их разветвленная история — это история бесчисленных гонений и процессов по обвинению в ереси, жертвы которых исчислялись тысячами тысяч и по сравнению с которыми количество первых христианских мучеников ничтожно.

Следовательно, вопрос о том, жил ли, действовал ли и страдал ли Иисус Христос на земле, уже вскоре после времени его земной жизни решался отрицательно или, как несущественный, вообще отодвигался в сторону. Для учителей христианства имели значение не внешние земные события, а то, что стояло за ними (в том мире, который, так сказать, нельзя постигнуть земным сознанием). Это была борьба за понятия и формулировки, истолкование которых и теперь относится к числу труднейших задач для историков религии. Безусловно, по степени жертвенности, по внутренней уверенности и силе веры масс верующих, возникших из маленькой общины, раннее христианство превосходит религии нашего времени. Это позволяет прийти к выводу, что христианское вероучение несомненно должно было содержать важные элементы, которые вообще сделали возможным возникновение подобного массового движения. Люди не поддаются влиянию учения, чуждого им.

Что же в конце концов можно сказать о земном существовании Христа, располагая всеми этими данными о бесспорных исторических процессах внутри христианства? Следует ли согласиться с фактом существования Христа или отвергнуть его?

В поисках ответа на этот вопрос естественно обратиться к тому, кто считается создателем христианской церкви, — к апостолу Павлу.

Павел

Начать следует с самого странного явления в истории развития духовной жизни человечества: для апостола Павла вопрос о Христе во плоти был совершенно неважен. Наиболее ранний доевангельский христианский источник — Послания Павла к различным христианским общинам — не дает никаких исторических сведений о жизни Иисуса из Назарета. Да, читая Павла, нельзя не установить удивительный с нашей точки зрения факт: Павел проповедует учение Христа, которого он никогда не видел и не слышал. Павел никогда не знал Иисуса-человека.

Павел был, по-видимому, одних лет с Иисусом из Назарета и время от времени жил также в Иерусалиме, но, вероятно, покинул Иерусалим еще до публичных выступлений Иисуса, так как ни в одном своем послании не сообщает о личных встречах с Иисусом. Вначале фанатичный противник христианства, он обратился к христианской вере после необыкновенного события в его жизни. Когда он находился на пути в Дамаск, «внезапно осиял его свет с неба». Одновременно он услышал голос Иисуса, который спросил, почему Павел его преследует. Так создалась легенда, объясняющая крутой поворот в мировоззрении ортодоксального фарисея. После духовного перелома Павел не принял нового имени и продолжал носить синагогальное имя Савул, или Саул (еврейское — Шаул), наряду с эллинистическим именем Павел, именем римского гражданина, уроженца Тарса, города в малоазийской области Киликии.

Павел стал проповедовать учение Иисуса Христа, не будучи до этого связан с христианской общиной Иерусалима. Только три года спустя он пришел в Иерусалим. Христианское учение он познал самостоятельно. Он неоднократно повторяет, что ничего не воспринял и ничему не научился ни от евреев-христиан, ни от апостолов. Его Послание к галатам^[25] полно подобных утверждений. И уж совсем ничего Павел не заимствовал от того, кто по традиции считается Кифа — скалой и первым апостолом Христа: от Петра, называемого Симоном. Напротив, между ним и Петром и его приверженцами возникали серьезные противоречия^[26].

Этот факт можно толковать по-разному, но он ясно показывает, что Иисус из Назарета не оставил после себя сложившегося, законченного учения, созданного и сформулированного им одним; что основы этого учения, изложенные ныне в евангелиях, были сформулированы уже после смерти учителя в жестоких спорах между его последователями, придерживавшимися различных взглядов. Ибо евангельские тексты были составлены лишь после смерти Петра и Павла.

Вопрос, жил ли Иисус из Назарета, по существу, сформулирован неправильно, потому что ответ на него — даже положительный — не имеет решающего значения. Правильнее поставить вопрос так: если Иисус жил и был распят, то что в его жизнеописании и учении исторические факты, а что — мифы, легенды и древние народные верования?

Исторический и мифический Иисус

Человек Иисус из Назарета — это не тот Иисус Христос, о котором рассказывается в евангелиях.

Поскольку в образ Иисуса Христа-человека привнесены черты, заимствованные из народных верований, легенд и религиозных представлений, с древнейших времен распространенных во всем мире, поскольку ему приписываются речи и деяния древних мифических героев, богов и сыновей богов, они нуждаются в тщательной проверке. Ее могли осуществить только исследования истории религии на современном уровне, после того как многосторонние работы археологов и филологов чрезвычайно расширили наши представления о древней культуре и духовной истории человечества. При этом становится все более ясным, что вряд ли можно составить объективное жизнеописание реально существовавшего Иисуса из Назарета, которое отвечало бы требованиям исторической науки. Зато о мифическом спасителе и освободителе, уходящем своими корнями в древние народные верования, можно написать целые тома. В них образ исторического Иисуса из Назарета, словно тень, все больше отступает на задний план за мифическую фигуру Иисуса Христа.

Какие же черты в образ Иисуса, в его слова и дела были привнесены его приверженцами, в частности евангелистами? Из каких источников были заимствованы слова, понятия, представления, поступки и действия, из которых сформировался образ Иисуса из Назарета — образ, вошедший в историю?

Что же исторично?

Возникает вопрос, какие сообщения евангелистов, эти единственные и наиболее древние свидетельства о жизни и смерти Иисуса из Назарета, можно признать подлинными и какие внесены позднейшими сочинителями. Постановка этого вопроса означает вторжение в область изучения полной терниев жизни Иисуса, различные проблемы которой на протяжении столетий занимают умы многих ученых. Все вопросы, касающиеся вообще жизни Иисуса-человека, были уже поставлены, и на них даны весьма разноречивые ответы.

Известные философы, медики, историки культуры и теологи давно вынесли свой приговор Иисусу из Назарета: его называли, с одной стороны, «необразованным евреем» (по мнению Вольтера), фанатиком, экзальтированным психопатом, чуть ли не эпилептиком и параноиком; с другой — властителем людей, имевшим детскую душу.

Но ни один из этих ответов, если подходить к ним с позиций научного исследования нашего времени, не может быть признан бесспорным. Каждое исследование, стремящееся осветить исторический образ Иисуса, наталкивается на стену непреодолимых трудностей. И чем глубже уходит это исследование, чем больше «освещается» жизнь Иисуса на культурном и религиозном фоне его эпохи, тем дальше отступает его исторический образ из поля зрения исследователей.

Многое из того, что представляется верующим очевидной, незыблемой истиной, по существу, является отражением мифов, сказаний, языческих верований, сложившихся задолго до Иисуса. Многие слова, якобы исходившие из уст Иисуса, когда-то приписывались героям и богам языческих верований, куда более древних, нежели сам Иисус. Повествования о жизни, страданиях и смерти Иисуса тесно переплетены с рассказами, заимствованными из мифов и верований, существовавших за века или даже тысячелетия до Христа. Вряд ли сейчас найдется хоть слово из приписываемых Иисусу, которое не породило бы сомнений: действительно ли оно было им произнесено? И если было, то каким образом оно стало известно?

Повторяю еще раз: современные исследователи истории религии, если они, конечно, не связаны слепой верой, утверждают, что жизнь Иисуса не может быть описана в виде биографии. Каждая попытка такого рода кончается неудачей из-за отсутствия конкретных исторических и хронологических сведений. Источники или неясны, или противоречивы. Период времени от рождения Иисуса до первых его выступлений полностью неизвестен. Нельзя даже точно ответить на вопрос, сколько времени длилась его общественная деятельность. В рассказах евангелистов события из жизни Иисуса по большей части происходят в неопределенное время и в неопределенном месте: «во время оно», «во едину из суббот», «в Галилее».

Одни авторы подчеркивают, что теология со все большим равнодушием относится к проблеме исторического существования Иисуса Христа. Они больше не доверяют историческим фактам, на которых в течение двух тысячелетий базируется христианская вера. Другие считают, что между христианством и Иисусом из Назарета не существует непосредственной связи, как, скажем, между Америкой и Америго Веспуччи^[27], то есть человеком, по имени которого названа эта часть света. Даже факт распятия Иисуса в Иерусалиме вызывает сомнения: одно место в Апокалипсисе^[28] дает повод предположить, что он был казнен в Риме.

По мнению некоторых исследователей, утверждение, будто христианство исходит от Иисуса из Назарета, является насилием над историей. Есть и такие, которые утверждают, что вообще ошибочно говорить о Иисусе как о человеке, ибо мы не располагаем надежными исчерпывающими источниками о его жизни. Кроме того, причины возникновения христианства понятны и без выяснения вопроса о личности его основателя. Ибо вопрос о том, жил ли Иисус из Назарета, куда менее важен, чем проблема христианства в целом. Иисус из Назарета мог быть политическим деятелем, который хотел создать на земле новое израильское государство. То, что видят в образе Христа, — это миф, сплетение различных мотивов, напоминающее ковер. Евангелисты — не историки, а поэты. Они стремились создать новую религию, завершающую длительный процесс мифотворчества. Содержание евангелий — это лишь идейная оболочка более высоко организованного вероучения, заключенного якобы в исторические формы… Приходится признать, что Новый завет еще или, вернее, уже нельзя изучить и понять. Между евангельским текстом и нами — своего рода завеса, отделяющая нас от существа дела. Толкования, изменения, сознательные и неосознанные искажения, которые появились еще в I веке н. э. и продолжаются до сего времени, по сути дела развивают дальше историю жизни Христа, которого теологи всех времен распинали много более одного раза.

Евангельские источники

Из некоторых текстов евангелий становится совершенно ясно, что Иисус не мог сказать того, что там написано. Скорее речь может идти о собственных целенаправленных высказываниях авторов текстов. То, что один автор вкладывает в уста христианского спасителя, другой отрицает или истолковывает по-иному. Неизбежно возникает вопрос, откуда евангелисты взяли все, что приписывается Иисусу из Назарета. При этом обнаруживается все отчетливее, что в евангелия включены многочисленные мифы и верования, которые восходят к многочисленным дохристианским источникам: к египетским легендам религии Исиды — Осириса, сирийским и греческим вероучениям киников и стоиков^[29], к египетской религии Сераписа и греческим мистериям, короче говоря, к широко распространенным в языческом мире древним верованиям и мифологическим циклам.

Правда, в евангелиях оставили следы и ветхозаветные и талмудические тексты. Но в то же время очевидно, как сильно повлиял на евангелия языческий мир, его представления и понятия. Благодаря многим исследователям Запад осознал бросающееся в глаза родство христианского спасителя с языческими греко-сирийскими божествами. Сопоставления такого рода часто встречаются у древнехристианских писателей, хотя они, как, например, христианский автор Юстин^[30], исходили из ошибочной посылки, будто древние языческие мифы и верования представляют собой подражание христианству. «Если мы (христиане. — Э. Ц.) утверждаем, что Логос^[31], называемый Иисусом Христом, наш учитель, который был распят, умер, воскрес и вознесен на небо, может быть сравнен с вашим (языческим. — Э. Ц.) сыном Зевса, то в этом нет ничего для всех удивительного. Когда мы говорим, что Иисус, как бог Логос, родился от бога, то это нечто общее у нас с вами (греческими и римскими язычниками. — Э. Ц.), потому что вы также называете Гермеса вестником, несущим слово бога. А если кого-нибудь удивляет, что Иисус был распят, то ведь это роднит его с вашими сыновьями Зевса, которые также страдали».

Богословы нашего времени даже считают, что если можно было бы воскресить участника языческих культовых мистерий, то ему показалось бы, что образ христианского спасителя Иисуса от рождения до вознесения на небо напоминает сцены из жизни обоих языческих спасителей — Диониса и Геракла, мистерии которых оказали влияние на все религиозное мышление умирающего античного мира. Христианские евангелия лишь использовали накопленное задолго до них наследие языческих верований. Дионис едет верхом на осле или появляется на корабле и становится повелителем моря, упоминается в связи с виноградной лозой и высохшими смоковницами. Все это относится и к Иисусу Христу.

Римская гемма с изображением двух лунных рыб. Их головы — нарождающийся и убывающий лунные серпы. Богиня, туловище которой заканчивается телами собак, занесла кормило над рыбой.

Следовательно, чтобы понять христианские евангелия, необходимо вспомнить дохристианские верования. Только тогда можно составить себе представление о масштабах религиозного синкретизма.

Боги и сыновья богов

Цари — боги

Ко времени Иисуса уже давно существовало представление о том, что смертные могут становиться богами или сыновьями богов. С доисторических времен во многих странах вожди и цари считались представителями бога на земле или даже богами. Древнейшие шумеро-аккадские клинописные таблички Двуречья сообщают, что земное царство возникло из потока, пролившегося с неба.

Первым в исторически обозримое время обожествленным царем, который именуется богом в аккадских табличках конца III тысячелетия до н. э., был, вероятно, царь Нарамсин, внук основателя аккадской (месопотамской) мировой державы Саргона Великого. Царь Нарамсин именовал себя богом Аккада и, как великие боги его времени, носил корону в форме рогов (луны). Имя Син — аккадско-вавилонское название божества луны. Так же именовали себя, как следует из древнейших надписей, многие цари третьей династии Ура. Как богам, среди которых наиболее значительную роль играла луна, этим земным царям воздвигали храмы, там ставили их статуи и приносили кровавые или бескровные жертвы. Цари-боги после земной смерти обретали бессмертие.

В древнеегипетских надписях говорится то же самое о фараонах, которые по окончании своей земной жизни как сыновья бога Гóра возвращаются на небо, чтобы там снова соединиться с небесным отцом.

Происхождение египетских царей от небесных богов понималось буквально. Уже в III тысячелетии до н. э. на барельефах изображались сцены, где небесный бог в образе фараона вступает в брак с земной царицей, чтобы зачать сына. Народные легенды подобного рода были уже сложены про царей пятой династии Древнего царства. И еще во времена Моисея (почти на тысячелетие позже) египетский бог Птах якобы говорил царю Рамсесу: «Я твой отец… я имею вид (луны) козла из Мендеса — барана — и зачал тебя от твоей благородной матери».

То же говорил и Иисус о себе; он не только «царь иудейский», но явился с неба. Понятия «сын бога» и «царь иудейский» сливаются в одно.

У греков эпические поэмы Гомера полны рассказами о небесных богах, являющихся в образе людей на землю; здесь они помогают, исцеляют, наказывают, чтобы затем снова возвратиться на небо. Когда дочь царя Навсикая встретила Одиссея, потерпевшего кораблекрушение, люди спрашивали: не бог ли это, вняв их усердным мольбам, сошел с неба и остался у них^[32].

Римская традиция за много веков до нашей эры повествовала о земных царях, которые внезапно возносились на небо и там уже, став милостивыми богами, продолжали действовать на благо своих народов. Точно так же у многочисленных примитивных народов современности есть подобные или близкие сказания, повествующие о добровольном или насильственном уходе их правителей из земной жизни на небо.

Тема земных богов продолжала существовать и в последних столетиях до нашей эры. Многие вожди и цари появляются в образах человекобогов — богов, ставших людьми, или сыновей божьих. В конце V века до н. э., например, спартанский полководец Лисандр почитался соотечественниками как бог. Ему был сооружен алтарь, где приносились жертвы. Его статуи стояли рядом с олимпийскими богами в храмах. Клеарха^[33] в IV веке до н. э. чествовали как сына Зевса. После двенадцатилетнего господства он был насильственно отправлен назад, на небо. Так же и Дионису, юноше из Сиракуз, в IV веке до н. э. поклонялись как сыну бога Зевса. Царь Филипп Македонский построил в честь своей семьи и себя самого храм, где были поставлены скульптуры из золота и слоновой кости, изображавшие царя и его ближайших родственников. При бракосочетании своей дочери Филипп поставил изображавшую его драгоценную статую тринадцатой за двенадцатью статуями греческих богов. Александр Македонский считал Геракла, сына бога, принятого на Олимп, своим предком, а жрецы ливийского святилища почитали самого Александра сыном египетского бога-царя Амона. Впоследствии и греки, основываясь на священных пророчествах, (провозгласили Александра сыном Зевса. И когда царь Александр после решительных сражений с персами принимал в Вавилоне послов из Греции, которые хотели прославить его по случаю победы, они явились перед ним с венками на головах, как перед божеством. В честь Александра были воздвигнуты культовые изображения, сооружены специальные жертвенники для воскурений, и, наконец, афиняне стали почитать его как бога Диониса.

После смерти Александра в качестве царя и спасителя Египта стали обожествлять Птолемея I. Последующие Птолемеи приказали почитать каждого правящего царя как бога. В блестящих праздничных процессиях наряду со статуями главных богов несли и культовые изображения египетских царей. В Сирии царь из династии Селевкидов — Антиох IV Эпифан (II век до н. э.), тот самый, который запретил в Палестине иудейскую религию и ввел культ Зевса, — объявил себя «ко благу явившимся богом». Каждый из Селевкидов официально имел не меньше одного божественного эпитета. Представители династии Селевкидов — Селевк I и Антиох I — после смерти почитались как боги, имевшие особых жрецов в земных святилищах.

В Риме почитали божественным полководца Фламиния, который имел своего жреца. В последние два столетия до нашей эры на Востоке считалось само собой разумеющимся оказывать божеские почести римским полководцам и наместникам; в их честь воздвигали специальные храмы. В 67 году до н. э. Юлий Цезарь по поводу кончины своей тетки Юлии произнес в Риме надгробную речь, в которой вывел происхождение всей своей семьи от богини Венеры.

На Востоке Юлию Цезарю оказывали ставшие обычными божеские почести. Греческие города в 45 году до н. э. поклонялись ему как спасителю мира и божеству. Статуя Цезаря была воздвигнута наряду с изображениями богов во всех святилищах Рима и всей Италии. Культ умершего Цезаря, официально объявленного божеством, проповедовал специальный жрец.

Один из преемников Цезаря, Антоний, претендовал на то, что он новый Дионис и Осирис. В последние десятилетия до нашей эры города и общины Передней Азии чествовали основателя мировой римской державы Октавиана Августа как спасителя. Август считался живущим на земле сыном бога Гермеса, и все его земные деяния почитались священными. Поэты и философы Рима падали ниц перед ним. Гораций умолял его подольше остаться на земле и возвратиться на небо как можно позднее. В таком же духе писали Овидий, Вергилий и Проперций. В правителе государства они видели спасителя мира — бога, сошедшего на землю к людям.

Священные рога в виде полумесяцев — гигантское каменное сооружение доисторической эпохи на территории Англии. Большой каменный круг диаметром около пятисот метров окружает два каменных кольца меньших размеров, отделенных от первого глубоким рвом. Оба рога образованы двумя аллеями каменных столбов. Левый рог начинается также в круге, образованном каменными столбами

О дне рождения божественного Августа в календарной надписи, сделанной в малоазийском городе Приене, говорилось: «День рождения бога был для мира началом радостной вести, которая от него исходила. От его рождения должно начаться новое летосчисление».

Октавиан принял официальный титул императора. Его именем римляне клялись, в его честь совершали жертвоприношения; наконец, имя Августа было вписано в священные книги жрецов. Согласно традиции, его чествовали как бога некоторые восточные провинции, находившиеся под римским владычеством. Во многих провинциях были воздвигнуты храмы в его честь и в честь богини Ромы^[34]. В Палестине царь Ирод Великий^[35] воздвиг в новом городе на море храм Августа и Ромы. В середине возвышался холм, где стоял храм Цезаря, видимый издали мореплавателям. Город назвали Цезареей.

Император Калигула, бог, ставший человеком, хотел властвовать над всем миром. Рим присвоил ему эпитет высочайшего божества — Оптимус Максимус. Калигула приказал римскому наместнику Иудеи воздвигнуть ему в Иерусалимском храме колоссальную статую. Выполнить это повеление помешала лишь преждевременная смерть императора.

Список обожествленных императоров может быть продолжен. Как раз в то время, когда жил Иисус Христос, культ земного бога достиг своего апогея, это не вызывает никаких сомнений. Для верований той поры наиболее типично отношение народа к императору Веспасиану, который в 67–69-е годы н. э. возглавил римскую армию в Иудейской войне: его умоляли исцелить слюной слепых, а прикосновением руки — охромевших.

«Сыновья бога» и «спасители», таким образом, — не редкость для языческой старины, хотя сегодня никому не придет в голову считать этих реально существовавших людей теми, за кого их принимали современники.

Земные и мифические сыновья богов

Не только цари и полководцы претендовали в то время на то, что они — сошедшие на землю боги. Врач Менекрат из Сиракуз имел обыкновение подписывать свои рецепты именем Менекрат-Зевс. В V веке до н. э. знаменитый врач и философ Эмпедокл считал себя бессмертным богом: «Я нахожусь среди вас как бессмертный бог, не как смертный, а почитаемый, как это подобает, украшенный лентами и зеленеющими венками. Когда я прихожу в цветущие города к мужам и женщинам, то должен быть почтен ими; они же идут вместе с тысячами, чтобы найти тропу, ведущую ко благу!». Эмпедокл лишь один из многих провидцев, жрецов и чудотворцев, которые уже за много столетий до Христа из поколения в поколение действовали среди людей, искавших помощи и совета, и благодаря силе их веры иногда действительно помогали.

В древности, если верить легендам, жили помогавшие людям человекобоги. Таким был Геракл, сын бога, греческий национальный герой, который просил снисхождения для людей у своего божественного отца — Зевса. Решившись выполнить свою миссию, он, спаситель, не имея родины и имущества, пошел к людям. Миролюбивому, простому, всегда готовому к борьбе сыну бога были противны ложь и зло, он помогал, где мог, и проповедовал любовь к ближнему. Во времена Иисуса культ бога-спасителя слился с культом бога врачевания Асклепия и широко распространился в общинах киников недалеко от Палестины. На глазах у матери Геракл принял смертные муки на огромном костре. Но едва пламя поднялось вверх, появилось облако, которое вознесло сына Зевса на Олимп, где боги приняли его в сонм бессмертных.

У греков даже Платон, великий философ, почитался как божество и сын девственницы. С точки зрения греков, сыновьями богов были также Пифагор^[36] и Гомер. В Деяниях апостолов рассказывается, что народ считал проповедников Павла и Варнаву божествами, и лишь с трудом удалось убедить толпу отказаться от принесения им жертв.

Воскресающие боги

Вера в умирающего и воскресающего бога была широко распространена в древности и составляла главное содержание многочисленных культовых мистерий. В ней в различных формах выражалась надежда на спасение человечества, связываемая обычно с ожиданием перемен в мире или конца света.

Воскресающим богом в Египте в III тысячелетии до н. э. был убитый братом Осирис, о котором в легенде говорилось: «Воистину, Осирис жил; воистину, живешь и ты; воистину, он не умер; воистину, и ты не умер; воистину, его не уничтожили, как не будешь и ты уничтожен».

В Вавилоне за много столетий до Иисуса почитался бог Бел-Мардук, который воскресал после смерти. В культовых церемониях, воспроизводивших смерть и воскресение бога, Бела-Мардука хватали, судили, подвергали бичеванию и затем казнили вместе с одним преступником, в то время как другого освобождали. Женщина омывала тело бога (который был, очевидно, пронзен копьем) от крови, лившейся из его сердца. Бог находился некоторое время в «горе», или «скале». Оплакивавшая его богиня-мать заботилась о нем. Но затем Бел-Мардук оживал и возвращался из «горы» назад.

Воскресающими и умирающими божествами были не только фракийско-греческий Дионис, прозванный Элевтериосом (Освободителем), но и сирийский Адонис, имя которого произошло от имени израильского бога Адонай (Господин). Сюда же следует отнести финикийского бога Эшмуна (также бога-целителя, как греко-римский Асклепий/Эскулап), Мелькарта (Геракла) из сирийского города Тира (в котором бывал и Иисус из Назарета), Сандана из Тарса (аналогичного Гераклу и считавшегося богом родного города апостола Павла), шумеро-аккадского и вавилонского сына бога Таммуза (Пастуха), которого звездная богиня Иштар-Венера освободила из гробницы и вывела из подземного мира, фригийского Аттиса и других подобных богов.

После того как верующие горько оплакивали смерть Адониса, как рассказывается о его смерти, они приносили прежде всего погребальные жертвы Адонису как умершему, но потом… на следующий день чтили его как живого и сопровождали его (из подземного мира) к дневному свету. С безграничными проявлениями скорби хоронили на празднествах изображения бога Адониса. Афины оглашались воплями женщин, оплакивавших бога, умершего в расцвете юности. В Александрии изображения бога бросали в море и с ликованием доставали обратно. В конце празднества прославляли вознесение бога на небо. Повсюду раздавались радостные возгласы: «Господь воскрес!» В сирийском Библосе церемонии воскресения проходили точно так же, как за пятьсот лет до этого в древней столице Ассирии, как в египетской Александрии или в греческих Афинах.

Часто встречающиеся изображения Адониса на античных саркофагах или покойника в виде Адониса (так в египетских верованиях умерший уподобляется Осирису) ясно свидетельствуют о вере в воскресение бога, а следовательно, и умерших. Нетрудно проследить сходство или тождество других богов дохристианского времени. Многие рассказы евангельских текстов о чудесах содержатся в мифах, связанных с греко-римским богом Асклепием. О чудесных исцелениях этого бога было известно всем людям древности.

Как Иисус из Назарета, Асклепий исцелял с помощью протянутой руки или даже пальца. Как и в Новом завете, исцеление зависело не от бога, а от веры в него больных. Как и у Иисуса, иной раз исцелялись и неверующие. Как у Асклепия, так и у Иисуса исцеленные ими слепые видели сначала только деревья. В языческих сказаниях Асклепий воскресил шестерых умерших. Обстоятельства воскресения точно такие же, как в Новом завете, где Иисус воскресил двух покойников. Христианскому спасителю присваивались те же эпитеты, что и Асклепию; он тоже «целитель», «господин над силами болезней», «спаситель».

Чародеи, нищенствующие отшельники, чудотворцы

Во времена Иисуса Аполлоний из Тианы (города в малоазийской провинции Каппадокии), нищенствуя, странствовал по Италии и Греции. Он проповедовал умеренность и самоотречение, благочестие и культ солнца, призывал жрецов отказаться от принесения в жертву животных. Он считал, что высшему божеству не следовало приносить никаких жертв, его даже не следовало называть по имени. Аполлоний творил удивительные чудеса, изгонял, как и Иисус, демонов и воскресил умершую девочку. Последователи Аполлония считали его сыном бога.

Во многих городах, особенно Греции и Малой Азии, Аполлонию воздвигали храмы, алтари и статуи; в его честь чеканили монеты; его еще высоко чтили во II и III веках н. э. римские императоры Каракалла, Аврелий и Александр Север. В конце концов Аполлония заключили в римскую тюрьму. По-видимому, он оттуда вышел. Умер он в возрасте около ста лет в Эфесе. Может быть, именно он назван в Деяниях апостолов Аполлом. Ученики Аполлония утверждали, что он явился им после смерти, а затем тело его вознеслось на небо.

В век рождения Христа многие пророки, чародеи и странствующие проповедники в Палестине и Сирии утверждали, что они боги или сыновья богов или исполнены божественного духа. Они проповедовали покаяние и совершенствование, причем обещали своим последователям спасение во время близящегося конца света. Такими «людьми бога» были поздние неоплатоники^[37]. В IV веке н. э. Ямвлих, философ-неоплатоник, благодаря своему таинственному искусству повелевать демонами идухами почитался как божественный и чудотворный учитель. Его последователь Прокл утверждал, что Ямвлих дни и ночи проводил с халдейскими заклинателями^[38] и чародеями и даже общался со светящимся призраком богини Гекаты^[39]. На одной его проповеди ученики видели, как от головы его исходило сияние в форме венца. Умея общаться с богами, он спас Афины от засухи, голода и землетрясения.

Сирийские и египетские чародеи на протяжении многих веков изгоняли злых духов из эпилептиков и других больных. Для этой цели они употребляли особые молитвенные формулы или заклинания, а также камень в перстне, отвращавший злых духов и низвергавший их в бездну. Апостола Павла один из римских военачальников также считал чародеем и предводителем мятежной толпы. Иосиф Флавий по этому поводу писал, что еще бóльшим злом для иудеев был лжепророк из Египта. Этот обманщик пришел в страну и, приняв обличье пророка, собрал вокруг себя 30 тысяч обманутых. С ними отправился он в пустыню на так называемую Елеонскую гору, с которой намеревался силой вторгнуться в Иерусалим. Далее он собирался подавить римский гарнизон и объявить себя владыкой народа; при этом он хотел использовать своих сторонников в качестве телохранителей^[40]. В другом месте Иосиф рассказывает: «Около того же времени в Иерусалим явился некий египтянин, выдававший себя за пророка; он уговорил простой народ отправиться вместе с ним к Елеонской горе… Тут он обещал легковерным иудеям показать, как по его мановению падут иерусалимские стены…»^[41].

Так опасны стали тогда уже чародеи и пророки.

Имел ли в виду Иосиф Флавий, говоря о египетском пророке, Иисуса из Назарета, который сказал нечто похожее: «И когда выходил он из храма, говорит ему один из учеников его: Учитель! Посмотри, какие камни и какие здания! Иисус сказал ему в ответ: видишь сии великие здания? Все это будет разрушено, так что не останется здесь камня на камне. И когда он сидел на горе Елеонской против храма, спрашивали его наедине Петр, и Иаков, и Иоанн, и Андрей: скажи нам, когда это будет, и какой признак, когда все сие должно совершиться? Отвечая им, Иисус начал говорить: берегитесь, чтобы кто не прельстил вас. Ибо многие придут под именем моим, и будут говорить, что это я; и многих прельстят»^[42].

Рождение

Сколько ему было лет?

Мы не знаем, когда родился Иисус. Было предпринято нескончаемое множество попыток выяснить истинную дату его рождения, но все они ни к чему не привели.

Если Иисус родился во время правления Ирода, он не мог быть к моменту казни «лет тридцати», как сообщается в Евангелии от Луки, ибо Ирод Великий умер в 4 году до н. э. (т. е. за четыре года до рождения Христа). Иисус должен был родиться по крайней мере за один-два года до смерти Ирода. В таком случае в год смерти Иисусу должно было быть не около тридцати, а около сорока лет. В Евангелии от Иоанна противники Христа говорят ему: «Тебе нет еще пятидесяти лет — и ты видел Авраама?»^[43].

С другой стороны, если Иисус родился во время переписи, проводившейся наместником Сирии Квиринием, как сообщает Евангелие от Луки, он мог появиться на свет только через десять лет после смерти царя Ирода. Следовательно, к моменту казни ему не могло быть больше 26–27 лет. Если же он умер раньше 33 года н. э., то, значит, был распят в возрасте 23–24 лет.

Подобные рассуждения делают понятным, почему историческая, а особенно богословская, наука ни одному из римских сенаторов не уделила такого внимания, как сирийскому наместнику Сульпицию Квиринию, о котором говорит Лука. Жизнь этого сенатора была детально исследована, чтобы выяснить, не находился ли он в Палестине еще до того периода, который описан в трудах историков. Известно, что по распоряжению императора Августа первая перепись была проведена Квиринием в 6–7 гг. н. э. Об этом ясно говорит Иосиф Флавий.

Когда Август в 6 году н. э. решил сместить с престола этнарха Иудеи и Самарии Архелая, сына и преемника Ирода Великого, и включить всю эту область в состав Римской империи, он назначил Квириния легатом в Сирию (об этом пишет Иосиф Флавий), чтобы переписать население и конфисковать имущество свергнутого Архелая.

Современная историческая наука не раз пыталась согласовать данные о переписи Квириния, содержащиеся в Евангелии от Луки, с известиями об избиении младенцев в Вифлееме при царе Ироде, которое должно было произойти ранее 4 года до н. э. (дата смерти Ирода). Все эти попытки оказались безуспешными, ни одна не выдержала строгой критики исторического исследования. Либо Иисус родился при царе Ироде и тогда неверна дата его рождения, связываемая с датой переписи, проведенной Квиринием, либо он родился во время переписи, через десять лет после смерти Ирода, и тогда неверен рассказ об избиении младенцев в Вифлееме.

Уже в конце II века н. э. отец церкви Климент Александрийский привел около двухсот различных суждений о дате рождения Иисуса. Сам Климент Александрийский полагает, что Иисус родился 17 ноября 3 года до н. э., то есть дата рождения Иисуса не связана ни с Иродом Великим, ни с переписью Квириния. Невозможность выяснить год рождения Иисуса открыла широкий простор для народного мифотворчества о рождении Христа.

И день рождения Христа также неизвестен

Ни Новый завет, ни предания церковников не содержат никаких сведений о дне рождения Христа. Видимо, с III века н. э. различные христианские общины отмечали рождение Иисуса 6 января. В этот день в египетской Александрии языческие общины праздновали рождение Нового года от божественной девы; в этот же день начинались греческие Дионисии^[44]. В Александрии язычники сразу же после первого крика петуха, в ожидании которого они бодрствовали всю ночь, спускались с факелами в подземную молельню (áдитон). Она находилась в храме богини Коры-Персефоны. Язычники выносили из подземелья резную деревянную статую обнаженного человека, распростертого на ложе, и при этом произносили: «В этот час ныне Дева (Кора) родила Эон» и «Дева родила, возник свет». На лбу, руках и коленях статуи были нанесены пять крестообразных знаков. После торжественного шествия изображение снова вносили в подземную молельню.

В то время как на Востоке рождение Иисуса еще очень долго отмечали 6 января, римская церковь решила передвинуть этот праздник на 25 декабря. Эту дату христиане заимствовали из солнечной религии, которая 25 декабря отмечала праздник «непобедимого солнца», или, точнее, из широко распространенного среди греков, сирийцев и римлян культа бога света Митры, которого чествовали в этот день. В календаре греческого астролога Антиоха (около 200 года н. э.) отмечено по поводу 25 декабря: «Рождение солнца, растет свет».

Эта языческая формула — lux crescit — была заимствована христианской рождественской литургией. Имеется в виду солнце, из года в год ко времени зимнего солнцеворота возрождающееся в своей непреоборимой юности.

Набатеи, жившие в области Петрейская Аравия, также 25 декабря праздновали день главного божества — Дузареса (его образ близок к солнечному божеству и к божеству растительности — Дионису). В ту же ночь, когда в Петре в долине Моисея праздновали рождение божества от Матери-Девы, хоры тиад^[45] на горе Парнас возле греческого города Дельфы призывали Диониса, страдавшего и умершего, к новой жизни.

Судя по всему, это те элементы древних языческих культов, которые вошли составной частью в христианский праздник рождества Иисуса. А когда он родился на самом деле, остается невыясненным. Во всяком случае не в декабре, ибо в этом месяце в Палестине не могло быть на поле пастухов, «которые содержали ночную стражу у стада своего», как говорится в Евангелии от Луки^[46].

Вифлеем

Точно так же мы не знаем, где именно родился Иисус. Если он появился на свет в Вифлееме во время правления Ирода Великого, как гласят Евангелия от Марка и Матфея, то перепись Квириния не могла служить поводом для переселения Марии и Иосифа из Назарета в Вифлеем. Другого же повода мы не знаем. Непонятно, почему родители Иисуса, жившие в Назарете, перебрались в Вифлеем.

Объяснение причин, по которым Иисусу надлежало родиться в Вифлееме, следует искать в другом: по свидетельству отца церкви Иеронима, в Вифлееме, расположенном в Иудее в двух часах пути к югу от Иерусалима, вплоть до периода христианства в пещере, посвященной Таммузу-Адонису, происходили мистерии, связанные с культом этого божества. Таммуз, божество вавилонско-сирийского происхождения, почитался как умирающий и воскресающий бог растительности и сын бога.

И все же вряд ли именно поэтому местом рождения Иисуса считается Вифлеем; скорее всего основной причиной было то, что, по старозаветной традиции, в Вифлееме родился царь Давид^[47], под властью которого израильское царство достигло небывалого расцвета и могущества (1000 год до н. э.). По древним иудейским верованиям, новый мессия из рода Давидова должен был восстановить великое иудейское царство, побежденное и преследуемое многими несчастьями. Легенда, связывавшая место рождения Иисуса с Вифлеемом, смыкалась с верой иудеев в то, что мессия появится именно здесь.

Не меньший интерес представляет для нас и новозаветное повествование об избиении младенцев. Оно приурочено евангелистами ко времени правления царя Ирода, а именно к тому времени, когда Ирод, собрав жрецов и фарисеев, спросил их, где должен родиться мессия. «И, собрав всех первосвященников и книжников народных, спрашивал у них: где должно родиться Христу? Они же сказали ему: в Вифлееме Иудейском, ибо так написано через пророка: „и ты, Вифлеем, земля Иудина, ничем не меньше воеводств Иудиных; ибо из тебя произойдет вождь, который упасет народ мой Израиля“»^[48].

Тем не менее сама история с избиением младенцев выглядит сомнительной, ибо мы не находим ее подтверждения в исторических источниках. Жизнь царя Ирода, его характер, его деятельность подробно описаны Иосифом Флавием, но историк нигде не сообщает об организованном по приказу Ирода избиении младенцев.

И все же царь Ирод действительно был детоубийцей, поскольку велел казнить своих сыновей. Но эти казни были совершены на основании судебных приговоров и с соизволения императора Августа, а не по произволу иудейского царя или в силу пророчества. Судебные процессы происходили под председательством или в присутствии римских послов. На процессах выяснилось, что Ирод был глубоко несчастным отцом; собственные сыновья покушались на его жизнь. Один из них, Антипатр, пытался отравить отца, что и было доказано на суде. Правда, стареющий Ирод стал очень подозрителен и вспыльчив, но это было только естественным следствием козней его сыновей и целой сети дворцовых заговоров. Кроме того, Ирод был тяжело болен и умер от горя через несколько дней после казни своего третьего сына, совершенной с явного одобрения Рима. «Несчастья, которые он перенес из-за своих детей, омрачили его душу». По всей вероятности, Ирод страдал тяжелым заболеванием печени, возможно даже раком — у него разлилась «черная желчь». О его душевном состоянии говорит попытка самоубийства (оно было предотвращено теми, кто окружал Ирода), которую он предпринял до приведения в исполнение смертного приговора Антипатру. Смертная казнь, вероятно, была бы отменена, если бы Антипатр не пытался подкупить своих стражей.

В последние дни жизни Ирода произошло еще одно событие, которое увеличило неприязнь народа к царю-сыноубийце. Двое фарисеев уговорили юношей снять золотого римского орла, повешенного по приказу Ирода над вратами Иерусалимского храма. Фарисеи указывали на то, что закон запрещал вывешивать изображения на храме. Но здесь, очевидно, имел значение и политический мотив, поскольку орел обычно украшал знамена римских легионов. Когда разнесся слух о том, что Ирод лежит при смерти, юноши спустились на веревках с крыши храма и топорами разбили золотого орла. Смертельно больной царь приказал сжечь сорок юношей вместе с их подстрекателями.

Это было незадолго до пасхи и дня смерти Ирода. «Ирод же отстранил главного жреца Матфея и велел сжечь заживо другого Матфея, подстрекавшего к мятежу вместе с остальными мужами из его окружения». Затем Иосиф Флавий добавляет слова, придающие таинственный оттенок истории всех царей мира, вплоть до кончины Иисуса Христа: «И в ту же ночь произошло затмение луны»^[49].

Астрономы нашего времени вычислили дату затмения: 13 марта 4 года до н. э., то есть перед пасхой и незадолго до кончины царя Ирода, который вошел в историю под именем Великого.

Легенда о Моисее

Вполне возможно, что эти исторические события легли в основу народных легенд, которые позднее обвиняли ненавистного Ирода в избиении младенцев в Вифлееме. Помимо евангельских рассказов об этом происшествии, в исторических трудах не обнаружено упоминаний о нем. То, что Ирод не совершил этого преступления, подтверждается и тем фактом, что, когда посланники иудейского народа жаловались римскому императору Августу на умершего Ирода и приводили все факты его жизни, говорившие против него, среди многих обвинений не прозвучало ни одного слова о таком вопиющем злодействе, как избиение младенцев в Вифлееме. А между тем историк Иосиф Флавий отнюдь не склонен защищать Ирода; напротив, он судит о царе строже, чем другие писатели.

Легенда же об избиении в Вифлееме питается из другого источника. Древние народные предания повествовали о Моисее, который освободил израильский народ из египетского плена. Фараон якобы получил предостережение от египетских жрецов, предупреждавших, что в некое время родится мальчик еврейской крови, который, возмужав, уничтожит господство египтян и сделает израильтян могущественными. Испуганный этой молвой, египетский царь приказал всех еврейских мальчиков сразу же после рождения бросать в реку. Тех же, кто нарушит это повеление и будет пытаться своих вновь родившихся детей спрятать, он велел предавать смерти со всеми их семьями^[50].

Младенец Моисей был спасен благодаря чудесным обстоятельствам. Стремление провести параллель между судьбой новорожденного Моисея и младенца Иисуса (оно скрывало политический намек на смену египетского порабощения римским) породило рассказ о преследовании новорожденного Христа Иродом. Сходство подчеркивалось введением рассказа о бегстве преследуемой семьи Иисуса в Египет. Как спаситель иудейского народа Иисус должен был прийти из Египта, подобно Моисею.

Может быть, царь Ирод выступал против тех, кто распространял мессианские прорицания, то есть предсказывал скорую гибель или падение царя.

Иуда из Галилеи

По словам серьезного, весьма образованного и старающегося быть объективным историка Иосифа Флавия, в 6 году н. э., ровно через десять лет после смерти царя Ирода, по распоряжению римских властей проводилась перепись имущества, вызвавшая в Палестине беспорядки.

Некий «Иуда из Галилеи» подстрекал в дни переписи «вместе с фарисеем Саддуком народ к мятежу, под тем предлогом, что эта перепись не принесет ничего, кроме явного порабощения, и призывал весь народ защищать свою свободу», ибо «предвечный лишь в том случае окажет иудеям поддержку, если они приведут в исполнение свои намерения». Такого рода речи были встречены ликованием «и таким образом предприятие получило еще более рискованный характер. Не было большего бедствия для нашего простонародья, как то, какое уготовляли ему вышеназванные люди. Благодаря постоянным войнам иудеи более уже не были в состоянии оказывать кому бы то ни было сопротивление; друзей, которые могли бы поддержать их в трудную минуту, также больше не было; зато происходили постоянные разбойничьи набеги и умерщвления наиболее именитых граждан… Наконец наступил голод»^[51].

Как рассказывается в Евангелии от Луки, во времена проведения переписи страна была опустошена мятежами.

Назарет

В евангелиях от Марка и Иоанна фигурирует лишь Иисус из Назарета. Он родился, по-видимому, там, где жили его родители.

Назарет был незначительным местечком в Галилее, находившимся далеко от Иерусалима, к западу от южного берега Генисаретского озера. С течением времени Назарет был полностью разрушен.

Современный Назарет (эн-Насира) расположен несколько ниже древнего, в очень живописной местности, окружен рощами финиковых пальм и фиговых деревьев, полями пшеницы и ячменя. Городок мирно дремлет, так же как и две тысячи лет тому назад, когда он находился на холме, где ныне развалины. Лежащий вдалеке от караванных путей и от дороги к морю, Назарет окружен венцом холмов и гор.

На запад уходит гряда пологих холмов, тянущаяся до Средиземного моря. На востоке видна зеленая вершина горы Фавор, а за большим Генисаретским озером возвышаются лысые желтые Гелиадские горы. Их склоны ветер из пустыни занес песком. На севере возвышаются горы Нафталис и Галилейский хребет, за которыми виднеется белоснежная гряда горных вершин Гермона, а на горизонте сияют вершины Ливанских гор. На юг и юго-запад простирается окруженная лысыми горами Израильская долина, представляющая собой море цветов и деревьев, сияющее всеми красками.

Края этой долины окаймлены священными горами, напоминающими о самых великих событиях израильской истории: холмом Морех — местом сражения героя Гедеона против мадианитян^[52] во времена Судей, и городом Гильбоа, где пал царь Саул в битве с филистимлянами^[53]. Так, окруженный горами Галилеи, вдали от жизненной суеты и поэтому теснее связанный с тысячелетним прошлым своего народа, нежели шумный Иерусалим, погрязший в мирских заботах и связанный с римлянами, лежал в дремоте две тысячи лет назад маленький городок Назарет. Может быть, в нем и родился тот мечтатель, который в славном прошлом и древних преданиях почерпнул первый стимул к помыслам об освобождении своего народа от римского порабощения, нищеты и полного отчаяния. Недаром он носил имя Иешуа — «он спасет».

Ученики Иисуса и первые христиане назывались назареянами, или, по-арабски, — назари. И сам Иисус назван в Евангелии от Матфея Иисусом Назарейским, дабы сбылось «реченное» пророками. Таким образом, все указывает на легендарного выходца из Назарета Самсона, который за тысячу лет до этого якобы освободил свой народ от филистимлян.

Сколько раз младенец Иисус повторял про себя слова древнейших священных текстов Израиля! Самсон нанес большой ущерб филистимлянам, но затем они его захватили в плен, ослепили и заковали в бронзовые цепи. В конце концов он, разрушив храм филистимлян, пожертвовал своей жизнью.

«И воззвал Самсон к господу и сказал: господи боже! вспомни меня и укрепи меня только теперь, о боже! чтобы мне в один раз отомстить филистимлянам за два глаза мои. И сдвинул Самсон с места два средних столба, на которых утвержден был дом… И уперся всею силою, и обрушился дом на владельцев, и на весь народ, бывший в нем»^[54].

За тысячу лет до Христа! В те времена это были филистимляне, ко времени Иисуса — римляне. Кто знает, не заронили ли древние сказания в душу мальчика, слушавшего их в назаретской синагоге, первые ростки желания последовать примеру великого героя и мученика Самсона!

Но мир всегда был косным и трудно поддавался убеждению: в Иерусалиме не слишком-то любили галилеян. В Талмуде о них говорилось, что они не сведущи в Торе и тугодумы, что у них своеобразные обычаи и странное арамейское произношение.

Галилея, находящаяся на самом севере Палестины, уже во времена пророка Исаии считалась «областью язычников». От Иудеи со столицей Иерусалимом она была отделена областью Самарией и развивалась иначе. В последние века до нашей эры она испытывала более сильное эллинистическое влияние, нежели вся Иудея и Иерусалим. Но главное то, что падение северного царства Израиля, в состав которого входила и Галилея, и переселение оттуда израильтян в Ассирию и Вавилонию (721 год до н. э.) вызвали значительные изменения в этническом составе населения. Страна была вновь заселена беженцами из Месопотамии, которые несомненно принесли с собой мифы и верования, распространившиеся в Галилее шире, нежели в Иудее. Таким образом, совершенно понятно, почему некоторые согласно свидетельству евангелий задавались вопросом: «Не сказано ли в писании, что Христос придет от семени Давидова и из Вифлеема… откуда был Давид? Итак, произошла о нем распря в народе. Некоторые из них хотели схватить его; но никто не наложил на него рук»^[55]. А когда кто-то из слушателей вступился за проповедующего Иисуса, то его спросили: «И ты не из Галилеи ли? Рассмотри и увидишь, что из Галилеи не приходит пророк»^[56].

Да, сам Иисус выступает против учения и распространенных в народе представлений о том, что мессия должен быть «сыном Давидовым». «Итак, если Давид называет его господом, как же он сын ему?»^[57]. Нет, мессия не должен быть родом из Вифлеема. Многочисленные места в текстах Нового завета противоречат версии о рождении Иисуса в Вифлееме: он не пророк из Вифлеема, а «пророк из Назарета Галилейского»^[58].

Паломники, которые до сей поры приходят поклониться «святой пещере» в Вифлееме, очевидно, не только отмечают неверную дату рождения Иисуса, но и почитают место, где он не был рожден.

Семья

Мы точно не знаем, кто был его отцом. Евангелие от Матфея ведет, без тени сомнения, родословную Иисуса от царя Давида до Иосифа, супруга Марии, и, таким образом, выводит происхождение Иисуса от колена Давидова. Кровная связь Иисуса с его отцом Иосифом не вызывает сомнений. Евангелие от Луки также говорит об Иосифе «из дома и рода Давидова»^[59], а в Послании апостола Павла к римлянам с полной уверенностью говорится о том, что Иисус родился от семени Давидова по плоти. Но здесь как раз и проявляется противоречие, ибо сам Иисус выступает против веры народа в то, что мессия произойдет из рода Давидова.

Евангелие от Матфея к учению о родословной Давида присовокупляет чудесную историю непорочного зачатия девы Марии от святого духа. Отсюда и начинаются догадки, кто же в действительности был отцом Иисуса.

В древнееврейской Мишне^[60] приведено свидетельство рабби Шимона бен-Ассаи: «Я нашел в Иерусалиме генеалогический свиток, где сказано: этот некий муж незаконный сын одной порочной жены». Одни ученые полагают, что это высказывание относится к Иисусу, другие оспаривают это мнение.

В евангельских рассказах о спорах Иисуса с противниками приведены порочащие его слова недоброжелателей: «Мы не от любодеяния рождены»^[61]. По истолкованию католического богословия, это высказывание следует понимать только в религиозном смысле; но нельзя считать установленным, что это так. Возможно, оно направлено непосредственно против Иисуса.

К середине II века н. э. рассказ ранних христиан о непорочном зачатии Марии от святого духа носил весьма недоброжелательный оттенок: Мириам (Марию) выгнал из дому ее муж, плотник, когда узнал, что она изменила супружескому долгу. Она скиталась с места на место и родила втайне Иисуса, истинным отцом которого был воин по имени Пантера. В Талмуде Иисус именуется сыном Пандеры, или Пантеры.

По другим версиям, Иосиф Пандера (или Пантера), римский военачальник Калабрийского легиона (происходившего из Южной Италии), который стоял в Иудее, соблазнил Мириам уйти из Вифлеема и стал отцом Иисуса. В подобного рода рассказах Мария обычно зовется «укладчицей волос» Мириам. Здесь нетрудно постигнуть механизм формирования мнений: враждебные раннему христианству круги знали, что Иисус считался сыном девы. Девой же называлась и одна из самых почитаемых богинь греческого пантеона — Афина Парфенос. Наименование Иисуса, связывавшее его с именем великой богини Афины, сначала не носило оскорбительного оттенка. Наоборот, скорее всего те греческие круги, которые приняли христианство, пытались таким образом сохранить связь нового культа со своей древней религией. Только в устах лиц, находившихся в стане врагов новой религии, эта связь приобретала оскорбительный смысл. Из сына «Парфенос» (девы) получился «бен-ха-Пантер», то есть «сын Пантеры» (зверя), а уже из этого возникла, наконец, новая версия, что Иисус был сыном римского военачальника Пантеры, или Пандеры.

Однако все эти хитросплетения со всеми их противоречиями имеют еще и совершенно особый смысл. Представление о том, что Иисус был сыном богини-девы Афины Парфенос, не могло быть порождено только стремлением сохранить связь между древней, греческой, и новой, христианской, религией. Скорее всего этот факт можно объяснить связью культа сына божьего Иисуса с древнейшей звездной религией. Ибо «сыном» такой древней богини-девы могли считать луну, умирающую утром на востоке и воскресающую на западе через три дня.

Согласно представлениям древнего учения о мироздании, богиня-дева олицетворяет утреннюю звезду, находящуюся на востоке около умирающей луны. Подобно этой утренней звезде, богиня Афина Парфенос считалась покровительницей войны и одновременно девой, поскольку не она порождала луну. Скорее всего луну могла породить вечерняя звезда, находящаяся на западе, которую древние народы почитали как материнское рождающее начало. И лишь позже место вечерней звезды в культе заняла звезда утренняя, воплощение воинственности и девственности. Совмещение представлений об этих двух божествах и создало единый образ девственной прародительницы луны. Лунное дитя этой матери-девы рождается вечерней звездой, а умирает в сопровождении звезды утренней — умирающей луны. Она же стоит и около креста.

На основании подобных представлений звездной религии, которые, однако, все больше и больше стирались еще за много веков до рождения Христа, и сложились образы родителей Иисуса: из богини войны Афины Парфенос получился римский военачальник Пантера (или Пандера), а из вечерней звезды — божественной матери — «укладчица волос» Мириам. Ибо вечерняя звезда не только порождает луну, но покровительствует играм, пению и средствам женской привлекательности: притираниям, благовониям и т. д.

Воскресение спасителя на третий день было уже давно «известно»; верование в него было унаследовано от древних. Только иудеям оно не представлялось «истинным», поскольку у них другие верования давно оттеснили лунную религию. Несомненно, она волновала еще многих, но строгая и нетерпимая иудейская религия решительно запрещала верить в лунных богов.

Тогда-то и возникли рассказы, собранные в книге «Толдот Иешу», которая выходила и под другими названиями и была широко распространена в народных кругах Израиля и Иудеи. В ней можно прочесть: «Иоканаан из рода Давида, благочестивый знаток Торы, обручился с Мириам из Вифлеема, скромной и благонравной дочерью вдовы, жившей по соседству. Но Мириам понравилась красивому и дурному человеку Пандере, пришедшему к ней в одну из субботних ночей, ко времени ее женского кровотечения. Мириам приняла его за своего жениха Иоканаана, и после безуспешного сопротивления она пала, весьма потрясенная этим поступком ее благочестивого нареченного. Когда же истинный жених ее появился, то она выразила ему свое возмущение содеянным им. Он сразу же заподозрил в этом нечестивом поступке Пандеру и сообщил об этом раби Шимону бен-Шетаху. Мириам забеременела, и поскольку Иоканаан знал, что ребенок не от него, а он не мог доказать виновность Пандеры, то он от позора бежал в Вавилон. Мириам же родила сына, которого назвала по имени брата матери своей — Иегошуа, имя которого позже стало „Иешуа“. Мальчик изучал Тору под руководством мудрого учителя. Но он был заносчив и проходил мимо мудрейших, не покрывая головы. [Согласно другим версиям, он произносил речи, в которых осуждал Моисея и Иофора^[62]]. Поэтому мудрецы называли его незаконнорожденным и объявили ребенком, зачатым во время кровотечения (то есть в нечистую пору). Мириам же подтвердила это».

Был ли Иисус из Назарета действительно незаконным ребенком? Или это был всего лишь бог луны или растительности, живший, как сообщают три первых евангелия, только один год, от весны до весны, а затем умиравший, повешенный на столбе, как многие божества луны и растительности, почитавшиеся до него? Или же Иисус был исторической личностью и лишь впоследствии ему были приданы черты божеств луны или времени года, чтобы сделать его страдания и смерть понятными для первых последователей?

По этому поводу евангелисты, вообще-то мало интересовавшиеся правдоподобной историографией и точными датами, приводят подробные сведения. Иисус из Назарета был сыном плотника Иосифа: «его считали сыном Иосифа» или: «Иисус, сын Иосифа, отец и мать которого были известны». В древней сирийской рукописи, найденной несколько лет назад в монастыре на горе Синай, есть упоминание о том, что «Иосиф, с которым была обручена Мария, зачал Иисуса, названного мессией».

По тогдашнему обычаю, соблюдавшемуся повсеместно вплоть до средних веков, Иисус обучался тому же ремеслу, что и отец, то есть плотничал. Согласно одному раннехристианскому источнику, Иисус делал кнуты для погонщиков волов и плуги (деревянные). Следовательно, Иисус происходил из народных низов, хорошо знал и испытал на себе бедность и нужду. В Назарете не было школы, которую Иисус мог бы посещать. Но, по всей вероятности, он все же слушал в назаретской синагоге толкование иудейского вероучения и запомнил его наизусть, как тогда было принято. Так Иисус сделался вероучителем, не принадлежавшим ни к одной из фарисейских школ.

Его слушатели спрашивали: «Как он знает писания, не учившись?»^[63]. Из этого можно заключить, что Иисус не умел ни писать, ни читать.

Однако этому противоречит цитата из Евангелия от Луки, где сказано, что Иисус в своем родном городе Назарете, где «был воспитан», читал в синагоге из книги пророка Исаии^[64].

Его мать звали Марией, а братьев — Иосифом, Иаковом, Симоном, Иудой^[65]. Хотя католическая церковь, проповедующая непорочность девы Марии-богородицы, утверждает, что все они были не родными братьями Иисуса, а двоюродными, все же в евангелиях Марию неизменно называют вместе со всеми братьями Иисуса. В Послании к галатам апостол Павел ясно говорит об Иакове — «брате господнем»^[66]. И эбиониты (иудейско-христианское направление, не примкнувшее к римской церкви) считали Иисуса естественно зачатым сыном Иосифа и Марии. Руководителем эбионитов был не кто иной, как Иаков, «брат господень». Иосиф Флавий, единственный небиблейский источник истории Иудеи того времени, также достаточно ясно называет Иакова «братом Иисуса»^[67]. Наряду с четырьмя братьями у Иисуса было несколько сестер, имена которых нам неизвестны.

Очевидно, отец Иисуса, Иосиф, умер довольно рано, ибо упоминается он только однажды, в повествовании о рождении Христа. Отношения Иисуса с отцом, по-видимому, были весьма доброжелательные, не в пример отношениям с матерью. Здесь обращает на себя внимание тот факт, что Иисус в своих речах никогда не упоминал о материнской любви; даже в притче о блудном сыне мать не фигурирует в рассказе о возвращении сына в отчий дом.

Весьма странным представляется и то, что Иисус никогда не называл Марию матерью. Обращаясь к ней, он говорил «женщина»: «Что ты от меня хочешь, женщина?» или, еще резче: «Что мне и тебе, женщина?»^[68]. То, что он не виделся с матерью, когда она пришла к нему, также свидетельствует о каких-то неладах между ними. Даже в свой смертный час, он, распятый на кресте, говорит матери о своем любимом ученике Иоанне: «Женщина, вот сын твой».

При этом Иисус вовсе не был женоненавистником. В его окружении наряду с учениками было несколько женщин, и богатых и бедных, ходивших вместе с учителем из города в город, из селения в селение. Несколько эпизодов из Нового завета также показывают, что он относился к женщинам доброжелательно, они же были его фанатичными последовательницами.

Весьма убедительно и чисто по-человечески выглядят рассказы о том, что мать и братья пытались отвлечь Иисуса от выполнения его миссии, хотели «удержать его», потому что «он был безумен». «Ибо и братья его не веровали в него»^[69]. Мать и братья «велели его позвать», когда он проповедовал; однако Иисус не пошел к ним: «Кто матерь моя и братья мои?»^[70]. Лишь те, кто будет исполнять волю божию, ему — мать, братья и сестры^[71]. Его собственная мать в него не верила. И Иисус решительно отошел от своей семьи.

Отношение Иисуса к матери, зафиксированное в евангелиях, противоречит евангельскому рассказу о благовещении архангела деве Марии, из коего она узнала, что у нее родится «сын божий», который воссядет на отцовском престоле Давидовом и будет царствовать вечно над домом Иакова^[72]. Это одно из тех мест евангелий, где отчетливо виден разрыв между легендой и историей.

Миф

Не всегда ясно, намеренно ли авторы евангелий — «благой вести», — часто мыслящие и ведущие свой рассказ вне исторических категорий, не сообщают достаточно точных сведений о месте и времени описываемых ими событий, или они уже сами не замечают разрыва между действительностью и мифом. И то и другое, видимо, переплетается столь тесно, что современному исследователю весьма реально угрожает опасность смешать исторические и мифологические данные.

Среди нагромождения мифологических сюжетов можно различить мотивы, связанные с легендами о Моисее и Самсоне, а также заимствования, восходящие к древнеегипетскому мифу об Осирисе.

Рассказ о непорочном зачатии и рождении от девы не имеет корней в древнеиудейских верованиях. Во всяком случае совершенно очевидно, что апостол Павел ничего не знает о непорочном зачатии. Детали этого рассказа заимствованы, скорее всего, из языческих культов. Вещие сны и видения, связанные с чудесным рождением героев или царей, как, например, сон Иосифа о рождении Иисуса, распространены главным образом в греческой и римской мифологии.

Не только евангельский рассказ о девственной, зачавшей от бога непорочной матери связан непосредственно с мифологическим циклом, имевшим хождение в языческих культах всего древнего мира, но и многие другие евангельские сюжеты. Так, история о волхвах с Востока, пришедших в Вифлеем поклониться божественному младенцу, явно перекликается со многими римскими легендами об императорах. Как восточные цари пришли к Ироду Великому, так приходили они и к Нерону. При рождении понтийского царя Митридата или при восшествии на римский престол императора Августа на небе восходит особенно яркая звезда, вызывающая изумление людей. Подобное же явление происходит и при появлении на свет Иисуса. Опасности и преследования, грозящие божественному младенцу (избиение младенцев при Ироде), особенно же его спасение, очень распространенные эпизоды в мифах звездной религии. Они представляют собой символическое истолкование астрономических явлений. Наряду с рассказом об избиении младенцев Иродом существует римская легенда о решении сената умертвить по определенному знаку всех младенцев мужского пола в тот год, когда родился император Август. Рассказ о пастухах, приведенный в Евангелии от Луки^[73], также повторяет ранее известные легенды, связанные с рождением персидского царя Кира и основателя Рима — Ромула.

Одним словом, можно утверждать, что рассказ о рождении и детстве Иисуса не отражает исторических фактов, а целиком построен на известных значительно раньше мифологических сюжетах. О детстве Иисуса никаких исторических сведений нет.

Облик

Нам неизвестно, как выглядел Иисус Христос. Те изображения, которые были сделаны много веков спустя на Западе, являются плодом фантазии художников. На них Христос предстает в самом разном обличье: на одних, например, с бородой, на других — без бороды.

Древнее изображение, найденное в городе Дура-Европос^[74] на Евфрате, представляет его белокурым юношей. Датируется оно III веком н. э. Даже в IV веке н. э. еще не был выработан определенный тип изображения Христа. Все появившиеся позднее описания его внешности относятся к области вымысла. Еще Евсевий, один из отцов церкви, в начале IV века отказал сестре императора Константина в просьбе достать ей изображение Иисуса. Возникшая в IV или в V веке н. э. легенда о том, что царь Эдессы Абгар отправил к Иисусу из Назарета художника, чтобы тот запечатлел его черты, отражает лишь определенное направление среди фальсификаторов истории христианства. Посланный царем художник якобы не смог написать лица спасителя, так как от него исходило нестерпимое сияние. Тогда Иисус приложил к своему божественному лику плащ, и на нем осталось изображение, чудесным образом перешедшее на материю. Оно и было отправлено царю Абгару.

По словам пророка Исаии, некоторые утверждали, что Иисус был некрасивым человеком: «Нет в нем ни вида, ни величия»^[75]; другие же считали, что Иисус был прекрасен.

Евангелия вообще не касаются этого вопроса. Ни один из евангелистов не пытался описать внешность Иисуса. Согласно церковно-славянской версии, греческие миссионеры утверждали, что Иисус хромал на правую ногу или что у него вообще была парализована правая сторона тела. Некоторые из отцов церкви также полагали, что Иисус был хромым или увечным. Здесь неуместно говорить о том, что в средние века дьявола изображали с конской ногой или бычьей головой, но нельзя умолчать о том, что в изображении Христа на римских мозаиках V–VI веков н. э. (например, в церкви св. Аполлинария в Равенне) правая нога спасителя выглядит хромой или искривленной в колене^[76].

Это не только напоминает хромых или искалеченных богов языческих культов, таких, как хромой Гефест у греков, египетский Птах, библейский Иаков, одноногий Тецкатлипока древних мексиканцев, но и гневного бога современных готтентотов по имени Тсуп-Гоаб («раненое колено»). Это, несомненно, отголосок древнейших представлений звездной религии, связанных с ущербной (хромой) луной, фазы которой меняются; она как бы прихрамывает.

Следовательно, и в изображении Христа проявляются сложные переплетения раннехристианских представлений с древнейшими языческими верованиями (такими, как звездный культ).

Итак, главная фигура западной культуры и религии нашей эры лишена конкретного человеческого облика. Конечно, можно вообразить себе Иисуса типичным иудейским раввином с узким лицом и довольно слабым телосложением, которого физические страдания сломили куда скорее, нежели двух разбойников, вместе с которыми он был распят. Но и это не больше чем малообоснованное предположение.

Нам не остается ничего иного, как признать, что мы не знаем, когда родился Иисус. Только на основании определенных умозаключений мы можем предположить, где он родился. Мы не знаем точно, был ли Иосиф его отцом. Жизненный путь Иисуса мы представляем себе лишь по туманным намекам, не знаем, проповедовал ли он один год или три. Мы не можем назвать с полной определенностью ни дня, ни года его смерти. Мы не имеем представления о месте, где он погребен. А уж как выглядел Иисус из Назарета, мы знаем хуже всего.

Тем не менее следует попытаться представить себе, что же произошло в предсмертные часы распятого, ибо именно тогда и случилось нечто, что дает в руки ученых ключ для выяснения этой даты и для понимания того, почему кончина Иисуса из Назарета произвела столь сильное впечатление.

Распятие

Время распятия

Первое весеннее полнолуние иудеи отмечают праздником песах (пасхи). Этот день должен напоминать иудеям об исходе из Египта в XIII веке до н. э. и одновременно о «неприкосновении к первинкам», (к перворожденным). В эту пору, как говорится в Библии, бог прошел по Египту и погубил всех первенцев (людей и животных)^[77].

Чтобы спасти от смерти своих первенцев, иудеи выбирали здорового годовалого ягненка и убивали его. Кровью ягненка они отмечали двери и пороги своих жилищ. Бог, проходивший в это полнолуние мимо домов (песах — означает «проходить мимо»), таким образом узнавал, что жертва, которую ему надлежало получить, уже принесена в виде ягненка, заменившего собой первенца. Иудеи называли эту жертву-замену пасхальным жертвоприношением. Ягненка должны были заколоть под вечер четырнадцатого дня первого весеннего месяца. На следующую ночь ягненка жарили с головой и внутренностями на огне, подавали целиком на пиршественный стол и, не раздробляя костей, съедали мясо без остатка. Оставлять что-нибудь на следующий день нельзя было.

Таким образом, дети Израиля, вышедшие из Египта, торжественно отмечали явление бога в ночь полнолуния, когда он в момент нахождения луны в наивысшем за месяц положении истребил всех первенцев, начиная с сына фараона и кончая сыном самого низкого раба^[78].

Если эта столь значительная ночь первого полнолуния весны приходилась на шаббат — субботу (то есть на седьмой, священный у иудеев день недели), то, естественно, праздник отмечался с особой торжественностью. Это была «великая суббота», и к ней готовились особенно тщательно. «День подготовления», или опресночный день, заканчивался в пятницу вечером, когда закалывали пасхального ягненка. С заходом солнца наступала пасха, и одновременно на востоке из-под горизонта поднималась полная луна.

Согласно евангелиям, вот в такой день опресноков перед великойсубботой Иисус Христос и был отведен на лобное место — Голгофу. «И заставили проходящего некоего киренеянина Симона, отца Александрова и Руфова, идущего с поля, нести крест его. И привели его на место Голгофу, что означает: „Лобное место“. И давали ему пить вино со смирною; но он не принял… Был час третий, и распяли его. И была надпись вины его: „Царь Иудейский“. С ним распяли двух разбойников, одного по правую, а другого по левую сторону его. И сбылось слово Писания: „и к злодеям причтен“»^[79].

В противоположность этому рассказу Евангелие от Иоанна сообщает, что Иисус Христос сам нес свой крест. Никто за него креста не нес, и Иоанну неизвестно имя Симона из Кирены, якобы помогшего Христу нести орудие казни. Несколько иначе Иоанн передает и надпись, сделанную на табличке: «Иисус Назорей, царь Иудейский». Эту надпись читали многие из иудеев, ибо место, где был распят Иисус, было недалеко от города и «написано было по-еврейски, по-гречески и по-римски»^[80].

Согласно Евангелию от Иоанна, по поводу этой надписи произошел спор между первосвященником и римским наместником в Иудее Понтием Пилатом: «Первосвященники же иудейские сказали Пилату: не пиши „Царь Иудейский“, но что он говорил: „Я царь иудейский“. Пилат отвечал: что я написал, то написал»^[81].

Евангелист Иоанн еще в нескольких пунктах отходит от рассказов трех других евангелистов. В то время как Марк и Матфей указывают, что Иисус умер в девятом часу, а Марк уточняет, что был третий час, когда его распяли^[82], Иоанн говорит, что еще в шестом часу Иисус находился у римского наместника Понтия Пилата: «Тогда была пятница перед пасхою, и час шестый. И сказал Пилат иудеям: се, царь ваш! Но они закричали: возьми, возьми, распни его!»^[83].

В Евангелии от Иоанна не упоминается о затмении, которое произошло в день распятия Иисуса. Однако три остальных евангелиста сообщают, что в шестом часу «настала тьма по всей земле»^[84].

Затмение

Марк и Матфей только упоминают о затмении, Лука же прямо говорит, что «померкло солнце»^[85]. Солнечное затмение упоминается и в более поздних текстах: Флегон, вольноотпущенник, написавший во II веке н. э. при римском императоре Адриане обширный труд, сообщает, что в дни правления императора Тиберия произошло полное солнечное затмение, продолжавшееся с шестого до девятого часа «при полнолунии». К несчастью, от произведения Флегона сохранились лишь отдельные отрывки, приводимые в трудах других античных авторов, так что мы можем только заметить, что в день полнолуния не может быть солнечного затмения. По всей вероятности, Флегон исходит из сведений, сообщаемых в Евангелии от Луки^[86]. Впрочем, Евсевий, епископ Кесарийский^[87], также полагал, что причина мрака — солнечное затмение. Солнечное затмение 29 года как будто подтверждается тем, что в Евангелии от Луки упомянут пятнадцатый год правления римского императора Тиберия, в который выступил Иоанн Предтеча^[88], а пятнадцатый год правления Тиберия по нашему летосчислению соответствует 28–29 году н. э. Время деятельности Иисуса определяется у трех указанных евангелистов как первый год после крещения Иисуса Иоанном, с одной весны до следующей. Значит, казнь Иисуса могла произойти в пределах 29 года, который и был годом солнечного затмения. С этим согласуется и сообщение крупного богослова святого Иринея, писавшего во II веке н. э., что Иисус Христос проповедовал лишь один год и был распят на двенадцатом месяце.

Для полной достоверности картины недостает только одного штриха: полное солнечное затмение 29 года н. э. произошло не в опресночный день перед пасхой, и вообще не в предпасхальный день, а 24 ноября.

Загадки и вопросы

Если Иисус Христос умер 24 ноября 29 года н. э., во время полного солнечного затмения, «между шестым и девятым часом», как гласит евангельский текст, то рушится достоверность рассказов о смерти и страданиях Христа в пасхальный период. Несовместимо с пасхальным временем не только солнечное затмение именно 29 года, но и любое затмение вообще. Солнечные затмения, как известно, могут происходить лишь в новолуние, когда луна проходит перед солнцем; при полнолунии солнечное затмение невозможно. Дни же, связанные с пасхой, во все времена падают на полнолуние.

Евангелист Лука и все христианские авторы последующих веков, по-видимому, ошибались, считая, что в день смерти Христа произошло солнечное затмение. Это вполне понятно, поскольку евангелисты не были астрономами, а кроме того, не присутствовали при описываемых событиях.

В пастырских посланиях Дионисия Ареопагита содержатся следующие небезынтересные сведения, адресованные епископу Смирны Поликрату: «Но допустим, что он [некий Аполлофан] отказывается верить в это, будь это от незнания дела или от невежества. Тогда поставь ему вопрос: что следует думать о солнечном затмении, которое, как каждый знает, во время распятия нашего спасителя можно было видеть везде и всюду? В это время мы оба находились в Гелиополе и были не одни, и могли сообща наблюдать это необычайное событие. Это было в пасху, во время полнолуния. А луна, несмотря на это, шла до противоположной стороны неба и затмила солнце, хотя время их совпадения еще не наступило. А после этого затмения, в девятый же час, луна вернулась на свое место в противостояние к солнцу! Напомни ему подробности! Он, наверное, вспомнит, как мы изумились, потому что луна начала с востока закрывать солнце, медленно налегла на весь солнечный диск, с тем чтобы возвратиться тем же путем, так, что наступление и отход надвигающегося диска шло не в одном направлении, а в противоположном. Это было чудо, которое случилось по этому поводу и которое можно приписать лишь Христу-чудотворцу, ему, который является первопричиной и который совершает чудеса невиданные и неслыханные».

Значит — чудо? Чудо солнечного затмения в день пасхи, в день смерти Иисуса, зафиксировано в посланиях Дионисия Ареопагита, которые на протяжении многих веков считались священными наравне с евангельскими текстами и возникшими почти в одно время с ними.

На самом деле процитированный текст, равно как и остальные послания Дионисия, принадлежат перу неизвестного автора, который под именем современника апостола Павла пятьсот лет спустя с большим успехом пустил по всему миру свои литературные фальсификации.

Только в XVII веке фальсификация была разоблачена. Еще более поздний последователь так называемого Дионисия Ареопагита, который, безусловно, верил в подлинность самого Дионисия, добавил к его трудам, по-видимому, свои собственные домыслы, приписав их тому же Дионисию.

Все последующие попытки высчитать дату других солнечных затмений и отождествить с тем, которое произошло в день смерти Иисуса, равно как и все усилия объяснить сверхъестественными причинами происшедшее затмение (как это делает псевдо-Дионисий Ареопагит), также кончились неудачей, поскольку событие, описываемое в евангельских текстах, невозможно объяснить с позиций современной науки.

И вообще, умер ли Иисус в 29 году н. э.? Важные сообщения противоречат этой дате. По сравнению с первыми тремя евангелиями Евангелие от Иоанна приводит совсем другое время проповеди Христа. У Иоанна упоминаются по крайней мере три пасхальных праздника, которые застал Иисус во время своей проповеднической деятельности, и тогда Иисус проповедовал не менее двух-трех лет, а не один год, как утверждают остальные евангелисты. Если же Иоанн Предтеча крестил Иисуса на пятнадцатом году правления императора Тиберия, то есть в 28 или 29 году н. э., то Иисус мог быть распят не ранее чем через два-три года. В таком случае год солнечного затмения, 29 год н. э., не был годом смерти Иисуса.

У отца церкви Евсевия мы встречаем именно эти рассуждения, причем он датирует события, связанные с казнью Христа, девятнадцатым годом правления императора Тиберия: «Подтверждением того, что спаситель в этом году [девятнадцатый год правления Тиберия] страдал, может считаться свидетельство Евангелия господнего от Иоанна, в котором говорится, что по окончании пятнадцатого года Тиберия протекло три года проповеднического искуса спасителя». Иоанн Малала^[89] сообщает: «В восемнадцатом году и седьмом месяце правления императора Тиберия Иисус, наш спаситель, когда ему было 33 года, был предан своим учеником Иудой Искариотом. Наш господь Иисус Христос был распят на седьмой день до апрельских календ в месяце марте, когда луна насчитывала четырнадцатый день».

Когда луна насчитывает четырнадцатый день, и в Палестине и в Риме — полнолуние.

Все остальные данные ведут к началу весны 33 года н. э. и указывают на пасхальное время. Это подтверждают и сообщения евангелистов о дне опресноков и великой субботе.

3 апреля 33 года н. э.

Насколько нам известно, с 30 по 33 год н. э. было только два праздника пасхи, которые совпали с великой субботой: 8 апреля 30 года и 4 апреля 33 года. Но в великую субботу 30 года никакого затмения не было. Остается лишь великая суббота 4 апреля 33 года. В этом году день опресноков пал на пятницу 3 апреля. Если в день смерти Иисуса действительно произошло затмение, то оно могло быть только лунным, а не солнечным. Как теперь хорошо известно, при лунном затмении полная луна вступает в тень земли. Не солнце, а луна тогда скрывает свой лик так, как это описано в одном из апокрифических евангелий^[90]: «И луна скрыла свой лик, и падали звезды».

Следовательно, наряду со всеми данными, выявляющими один-единственный день, когда могло произойти распятие Христа, сообщения евангелий о главном, что характерно для дня гибели христианского «спасителя», об астрономических явлениях, также указывают на пятницу 3 апреля, опресночный день перед великой субботой 33 года.

Хотя следует учитывать неосведомленность авторов евангелий в астрономии, современная наука, способная вычислить время любого затмения как в будущем, так и в отдаленном прошлом, подтверждает, что 3 апреля 33 года действительно произошло затмение луны. Оно было видно в Палестине; в Иерусалиме оно началось в 15 часов 44 минуты, а закончилось в 18 часов 37 минут. С восходом полной луны в 18 часов 03 минуты оно в Иерусалиме совпало почти точно с концом опресночного дня и с началом великой субботы. Затмение было частичным: тень земли не полностью закрыла луну.

Что же происходило в этот день в Иерусалиме?

Елеонская гора

Итак, представим себе: 3 апреля 33 года, в четырнадцатый день месяца нисана по иудейскому календарю жители Иерусалима готовились к великому празднику пасхи. В город стекались толпы людей из окрестных селений, как это предписывает закон: каждый иудей мужского пола ежегодно с тринадцатого года жизни должен являться «пред лице бога Израиля» во время трех главных празднеств. Все знали, что в этот раз был особенно большой праздник. Он начинался с заката солнца в опресночный день, то есть с вечера пятницы, с 12 часов по тогдашнему времени (примерно с 18 часов по нашему времени). Все четыре евангелия единодушно сообщают, что Иисус умер в опресночный день. Дома были украшены зеленью, наступала весна. Во дворах храмов теснились пасхальные ягнята, которых должны были заколоть священнослужители, чтобы у каждого на столе было праздничное жаркое. На Голгофу поспешно отправили двух разбойников, приговоренных к смерти, и с ними — странного человека, накануне ночью взятого стражей на Елеонской горе из толпы его сторонников. Некоторые из людей, близких к этому человеку, пытались оказать сопротивление, но затем обратились в бегство. Схватили же только человека по имени Иисус.

Это был, по-видимому, вождь людей, обратившихся в бегство. Однако он не оказал сопротивления и даже остановил одного из своих, ранившего солдата. В остальном все прошло очень гладко, когда стража, посланная первосвященником, проникла на Елеонскую гору, где, по сообщению некоего Иуды, укрывался Иисус с близкими ему людьми.

Елеонская гора — пологий холм к востоку от города — была известна жителям Иерусалима как место, где собирались мятежники. Отсюда они не раз угрожали спокойствию Иерусалима и мешали большим празднествам. В последние дни, например, этот Иисус поднял волнение в городе, проник со своими сторонниками в Иерусалимский храм, изгнал оттуда торговцев, продающих жертвенные дары, и многочисленных менял^[91], сломал их столы. Совет старейшин решил арестовать зачинщиков беспорядка, но те под вечер уже покинули Иерусалим. Несомненно, они находились где-то поблизости и из своего укрытия угрожали достойному проведению праздничных обрядов. Поэтому было важно своевременно, до наступления великой субботы, их обезвредить: «Только не в праздник, чтобы не произошло возмущения в народе»^[92]. С помощью Иуды удалось своевременно арестовать их вождя, тогда как остальные разбежались. Перед членами Совета старейшин Иисус заявил, что он якобы сын божий, что само по себе уже было кощунством. А перед римским наместником Понтием Пилатом на вопрос, не является ли он царем иудейским, Иисус ответил: «Ты говоришь»^[93].

Народные цари

Управлявший с 26 года н. э. Иудеей наместник римского императора Понтий Пилат, согласно евангельскому рассказу, не видел в притязаниях Иисуса на титул царя иудеев преступления, заслуживающего смертной казни. Для свободомыслящего римлянина признание Иисуса в том, что он сын божий, также не выглядело серьезным преступлением. Но обвинение было значительно более серьезным. Оно гласило, что Иисус подстрекает народ к мятежу и запрещает платить императору налоги^[94]. Кроме того, он вызвал брожение в народе, изгоняя торговцев и ростовщиков из храма. Подвергнутый допросу по этим пунктам обвинения, Иисус молчал^[95]. Пилат мог это воспринять лишь как молчаливое подтверждение справедливости обвинения, а по римским законам эти преступления карались смертной казнью через распятие на кресте.

Чем бы кончился суд, если бы Иисус отвел перед римским наместником тяжкие обвинения, выдвинутые против него? Мог ли он вообще их опровергнуть? Или Иисус хотел умереть, будучи невиновным? Многое свидетельствует в пользу того, что он хотел умереть, хотя точно знал, что обвинение в покушении на незыблемость римской власти влечет за собой один из жесточайших и мучительнейших способов казни, изобретенных человеком, — распятие на кресте.

Если судить по евангелиям, жители Иерусалима, видимо, лучше, нежели римский наместник, понимали, какую опасность таят в себе притязания Иисуса на то, что он — царь иудейский. Они хорошо знали, сколько бедствий уже не раз приносили стране подобные «цари». Иосиф Флавий рассказывает, что после смерти царя Ирода неоднократно появлялись претенденты на царский престол. Симон, один из слуг покойного Ирода, возложил на себя царский венец «и бродил с разбойниками, которых он привлек к себе», по стране, занимаясь грабежом и поджогами. Даже некий пастух по имени Афронгей (или Афронг) осмелился в смутные времена протянуть свою руку к царскому венцу. С помощью своих четырех братьев он возложил на себя царский венец и опустошал в течение длительного времени страну. Они преимущественно старались уничтожать римлян, или царских приближенных, но когда в их руки попадали евреи, из которых можно было что-нибудь выжать, они и тех не щадили. Сторонники Афронгея окружили возле Эммауса целую римскую когорту, и только благодаря помощи подоспевшего военачальника Грата их удалось отбросить. Троих из братьев наконец захватили. «Этот конец постиг их уже впоследствии; но тогда они исполосовали всю Иудею своей хищнической войной».

Из-за подобных смут, возбуждаемых претендентами на царскую власть, римский наместник в Сирии Квинтилий Вар был вынужден вмешаться и ввести в Иудею римские войска. Огнем и мечом прошлись войска по стране, и ничто не могло избежать их страшного насилия. Эммаус, жители которого бежали, был по приказанию Вара сожжен в наказание за гибель римской когорты. При поисках главарей мятежников Вар арестовал множество иудеев и наиболее виновных, около двух тысяч человек, велел распять на кресте. Две тысячи распятых из-за одного человека, который из пастухов пожелал стать царем!

Далее, в правление римского наместника в Иудее Колония появился некий галилеянин Иуда, подстрекавший народ к возмущению против римлян. Он объявил позором для иудеев то, что они платят дань римлянам и признают кроме бога смертных людей своими владыками. Он был основателем новой секты. Таким образом, Иудея была настоящим логовищем разбойников, где все время создавались шайки бунтовщиков, избиравшие себе «царя» и наносившие сильный вред государству. Соблазнители и обманщики призывали к бунту и перевороту, «туманили народ безумными представлениями и манили его за собой в пустыни, чтобы там показать ему чудесные знамения его освобождения»^[96] — так описывает обстановку Иосиф Флавий.

«Распни его!»

Следовательно, продолжает Иосиф Флавий, жителям Иерусалима давно были известны подобные «цари» и основатели сект, которые были либо пастухами, либо наемниками. Самые спокойные и разумные из обитателей Иерусалима, считавшие любое выступление против могучей Римской державы безумием, несомненно, должны были опасаться по прежнему опыту, что новый «иудейский царь» будет снова подстрекать вечно недовольных, что как раз в праздник он принесет несчастье всему Иерусалиму и собравшимся в нем со всех концов страны верующим.

В городе знали, что именно во время праздника, как всегда при больших стечениях народа, легко могут разгореться опасные вспышки народного недовольства. Однажды при подобной ситуации было убито шесть тысяч человек, в другой раз толпа растоптала и задавила свыше десяти тысяч человек. Даже если эти цифры сильно преувеличены, все же они делают понятным беспокойство Совета старейшин. Всего за несколько лет перед тем, при Архелае, преемнике царя Ирода, вспыхнул мятеж по совершенно ничтожным причинам, из-за событий, в которых был виновен скорее покойный Ирод, чем уступчивый соглашатель Архелай. Когда Архелай послал в храм воина, чтобы призвать к порядку возбужденную толпу, посланца царя побили камнями, не дав ему ничего сказать.

И вот теперь собралась большая толпа верующих. Солдаты, пытавшиеся навести порядок, были побиты камнями или тяжело ранены; после этого мятежники приступили к жертвоприношению в храме, словно ничего не произошло. Между тем были стянуты войска, и когда они подошли, «было убито во время жертвоприношения около трех тысяч человек, в то время как оставшиеся бежали, рассеявшись по близлежащим горам».

Трудно было удержать легко возбудимую толпу и враждебных ей, жестоких и беспощадных римских солдат. Имея столь печальный опыт, не только старейшины якобы потребовали от Понтия Пилата, чтобы он предал смерти нового «царя», но и те, кто был на стороне порядка и спокойствия. Именно они кричали: «Распни его!».

Опыт Пилата

Понтий Пилат уже имел опыт общения с населением Иудеи. Едва он прибыл по приказу императора Тиберия в Иерусалим (26 год н. э.), как сразу вызвал яростное возмущение двумя своими мероприятиями. Он привез с собой значки римских легионов — пики с укрепленными на них изображениями римского орла и императора — и велел выставить их в общественных местах Иерусалима. Когда население об этом узнало, весь город охватило возмущение «издевательством над законом». Дело в том, что иудейский закон запрещал выставлять какие бы то ни было изображения. Разъяренные жители толпой пришли к Пилату и потребовали, чтобы он убрал кощунственные изображения. Пилат отказался, и тогда иудеи, не боясь угрозы смерти, легли на землю и отказались вставать, пока не будут убраны значки, оскверняющие город. В конце концов римлянину пришлось уступить, и он велел убрать военные значки.

Второй раз Понтий Пилат вступил в конфликт с населением Иерусалима, когда решил построить водопровод и воспользоваться для этого сокровищницей Иерусалимского храма. Начались новые волнения, о которых Пилат был вовремя предупрежден. Он велел переодеть часть римских солдат в гражданскую одежду и применять против зачинщиков беспорядков не оружие, а дубинки.

Когда теперь Пилат появился в Иерусалиме, народ уже шумел возле его судейского места. По знаку Пилата солдаты оттеснили крикунов. Когда они пустили в ход дубинки, началась паника, многие были убиты или затоптаны толпой^[97]. В рассказе о деятельности Иисуса евангелия упоминают по крайней мере о двух волнениях.

У римлянина Понтия Пилата было, следовательно, достаточно оснований не желать новых беспорядков из-за сына бога и «царя» Иисуса. И когда народ стал вопить: «Если отпустишь его, ты не друг кесарю; всякий, делающий себя царем, противник кесарю»^[98], казнь Иисуса стала неизбежной.

Так излагают ход событий евангелия. Этот рассказ интересен тем, что противники Иисуса выступают в нем верными сторонниками Рима, преданными императору. Но большинство иудеев, старейшины Совета, священники и фарисеи вовсе не были сторонниками Рима. Тот, кто знал, как велико было стремление Иудеи к политическому освобождению (только методы борьбы вызывали разногласия), не мог нанести более точного политического удара религиозным противникам Иисуса, чем объявив их приверженцами Рима.

С другой стороны, таким образом обезвреживались сообщения евангелий о римлянах: римляне, мол, осудили и казнили Иисуса только по настоянию иудеев. Если бы евангельские тексты изображали дело иначе, если бы они обвиняли в казни «царя» только Рим, это поставило бы первых христиан в слишком опасное положение. Римляне усмотрели бы в подобных текстах новое подстрекательство к мятежу и быстро расправились бы с теми, кто хранил и распространял евангелия. То, что религиозных противников Иисуса объявили приверженцами римского господства, означало, следовательно, что религиозной борьбе был придан политический характер.

В этом вопросе объективное историческое исследование сталкивается с политическими страстями того времени. Спустя одно поколение бóльшая часть иудейского народа погибла в борьбе с Римом. Те, кто выступал за покой и мир, истекли кровью на улицах Иерусалима вместе с повстанцами; горящие развалины города и храма погребли под своими обломками и правых и неправых (70 год н. э.).

Медленная смерть

Казнь через распятие на кресте, применявшаяся обычно к бунтовщикам против римского владычества, была самой мучительной, медленной смертью. Нередко она наступала лишь через несколько дней. Даже если преступника перед казнью бичевали, его окровавленное тело, отданное обнаженным во власть непогоды, жары и насекомых, лишенное пищи и воды, еще долго испытывало мучения. «Член за членом и капля за каплей» — таким путем обычно приходила смерть к висящему на кресте. Все распятые корчились в судорогах; руки им прибивали не за ладони, а за запястья, гвоздь пробивал нервы, и это вызывало невыносимые боли. Несомненно, смерть на кресте представляла собой дикую пытку. Даже сажание человека на кол, разрывающий внутренности, но вызывающий довольно быструю смерть, не идет ни в какое сравнение с распятием.

Только если распятым перебивали ноги, как обоим разбойникам, казненным вместе с Иисусом, смерть наступала сравнительно быстро. В таком случае человек, висящий на кресте, не имел опоры под ногами; его тело держалось только на привязанных вытянутых руках. Вся кровь уходила в нижнюю часть туловища, а легкие и сердце, лишенные крови, переставали работать.

Иисус, однако, уже был мертв, когда ему собрались перебить ноги. Согласно евангельскому рассказу, он умер так быстро — в течение двух-трех часов, — что это вызвало удивление Понтия Пилата. Вряд ли римские солдаты, привыкшие к жестокостям, развязали веревки, удерживавшие ноги распятого на опоре креста, так что тело сильным рывком дернулось вниз и казненный задохнулся. Вопрос о причинах быстрой смерти Иисуса до сих пор не выяснен и вызывает множество предположений.

Несомненно, заслуживает внимания обстоятельство, отмеченное в Евангелии от Иоанна со ссылкой на древнее пророчество, что перебивать ноги Иисусу не было необходимости. Так поступили с двумя разбойниками, ибо все трое осужденных должны были умереть в день казни, до заката солнца, то есть до наступления праздника. Они не могли дольше висеть на кресте, чтобы не осквернить великий праздник.

Быстрая якобы смерть Христа, не нуждавшегося поэтому в том, чтобы ему перебили ноги, не имеет, очевидно, ничего общего с исторической действительностью: ведь и пасхального ягненка также умерщвляли, не переламывая ему костей. Это, по-видимому, явная символика, связывающая смерть Иисуса с пасхальным жертвоприношением.

На какой высоте висел Иисус? По данным евангелий, от его рта до земли было около трех и одной трети метра. Можно предположить, что кровь и вода, хлынувшие из пронзенного копьем бока, были следствием кровоизлияния и отека легких. Можно также ясно представить себе, каким надругательствам и истязаниям подвергался приговоренный к смерти, и сравнить их с обычаями, скажем, персов: персы сажали приговоренного к смерти на трон, одевали в царские одежды, доставляли ему всевозможные утехи… затем бичевали и вешали. Можно также определить длину пути к Голгофе, местонахождение которой до сих пор вызывает споры. Можно вспомнить обычай, заставлявший осужденного самого нести поперечное бревно — не весь крест, как по традиции ошибочно изображают на религиозных картинах, а только поперечное бревно, к которому потом прибили или привязали Иисуса и вздернули на вбитый в землю столб. Можно представить себе, что продолжительные допросы и бичевание так изнурили Иисуса физически и духовно, что часть пути бревно пришлось нести за него другому. Все это очень поучительно и вызывает сочувствие к Христу.

Интересно также, что в текстах Талмуда говорится не о распятии, а о повешении. И в Ветхом завете мы встречаем упоминание о самом позорном виде казни через повешение. «Тогда все жители города его пусть побьют его камнями до смерти… Если в ком найдется преступление, достойное смерти, и он будет умерщвлен, и ты повесишь его на дереве, то тело его не должно ночевать на дереве, но погреби его в тот же день, ибо проклят перед богом (всякий) повешенный (на дереве), и не оскверняй земли твоей, которую господь, бог твой, дает тебе в удел»^[99]. Тора предусматривает наказание за святотатство — побитие камнями. После этого мертвого или умирающего подвешивают на столбе. Этот столб был похож на римский крест, который, собственно, не имел форму креста, а напоминал букву Т. Побитый камнями висел очень недолго: его вид лишь должен был устрашить окружающих. До заката солнца его тело снимали и предавали земле, ибо так предписано законами Моисея.

По-видимому, бог наблюдал за исполнением законов главным образом ночью или появлялся ночью, как при исходе детей Израиля из Египта.

Конечно, Иисуса казнили не по иудейскому, а по римскому обычаю. Погребение же казненных было делом иудеев. «Так далеко они зашли в своем злодействе, что бросили тела первосвященников непогребенными, между тем как иудеи ведь так строго чтят погребение мертвых, что даже приговоренных к распятию они до заката солнца снимают и хоронят»^[100].

Но в последний день жизни истерзанного, избитого человека, висевшего на кресте, решающее значение имели не его страдания и муки, а то, что произошло в предвечерние часы.

Скорбь луны

Представьте себе такую картину: солнце заходит, и все жители Иерусалима благочестивым жестом воздевают руки к небу. Еще западный край неба окрашен отблеском заходящего солнца, а на востоке уже поднимается полная луна, священный символ наступающего религиозного праздника. Из храма раздается протяжный звук трубы, которым первосвященник торжественнее обычного оповещает о наступлении шаббата. Но в этот самый миг жители Иерусалима с ужасом увидели наплывающую на лик полной луны кровавую тень, вестницу скорби и несчастья.

Словно пораженные молнией, замерли они у входов в свои дома, вопрошая друг друга, что означает это страшное знамение. Некоторые же, вспомнив рассказы стариков о подобных явлениях, сказали окружающим, что такие знамения ниспосылались уже и прежде и что они свидетельствуют о том, что в этот день либо умер царь, либо страшное несчастье случилось или случится в будущем. С кровавой зловещей тени, застилающей луну, взор то одного, то другого обращался к Голтофе. Но тела казненных уже сняты с крестов, скала пуста. Двое из них были разбойниками, но третий утверждал, что он — сын божий и царь. Эта лысая гора (Голгофа) лежит в сумерках, под ее склонами, согласно легенде, погребен Адам. Но сейчас Голгофа безмолвствует, ибо «царь» умер.

Смогут ли они позабыть об этом? Придется ли им по вкусу приготовленный для празднества пасхальный ягненок, хотя они знают, что ягненка Авраам принес в жертву вместо сына? Может, некоторые из них еще помнят, что ягненок заменил собой человеческое жертвоприношение? А если небо скорбит потому, что «сын человеческий» умер как невинная жертва, принесенная за грехи других людей? Вдруг этот распятый, который не сопротивлялся и не хотел сопротивляться, все-таки царь, долгожданный мессия?

Во все времена и эпохи было множество законоучителей и пророков, бродячих проповедников, подобных Иисусу Христу. Они были и до его смерти и после.

Кто знает, сколько спасителей и чудотворцев погибло на кресте, сколько легионов можно было бы из них составить. Но не было среди них такого, на смерть которого со скорбью взирало небо. Ни один не принял добровольно смерть, объявив ее жертвой за грехи всего человечества. Ни у одного не выступала так ясно и убедительно связь между смертью жертвенного пасхального ягненка и совпавшей по времени с пасхальным жертвоприношением жертвенной смертью «царя Иисуса».

Так сомкнулись вера и миф: бог разрешил Аврааму вместо сына принести в жертву ягненка; а теперь в опресночный день перед великим праздником пасхи на кресте на Голгофе висел мертвец, убитый как пасхальный агнец. Так кто же это был?

Недаром в Евангелии от Марка непосредственно после описания затмения приведен возглас римского военачальника: «Истинно человек сей был сын божий»^[101]. Ни одно слово, ни один жест, ни один вздох «царя иудейского» не произвел впечатления на привыкшего к жестокостям римлянина. Его потрясло только затмение луны. Поэтому же предатель Иуда, выдавший убежище Иисуса на горе Елеонской, охваченный ужасом, хотел вернуть «цену крови», а так как деньги не хотели брать, подбросил их в храм^[102].

Когда умирают цари

Что является мифом? Что — истиной? Лунное затмение не подвергается сомнению. Оно произошло в канун пасхи 33 года н. э., в тот год, который отец церкви Евсевий указал спустя четыре века. Оно случилось в пятницу, во вторую половину дня. Ни Евсевий, ни евангелисты, ни Флегон не имели достаточных познаний в астрономии, чтобы самим придумать затмение в канун великой субботы в Иерусалиме. Они даже не могли отличить солнечное затмение от лунного. Это может служить доказательством того, что версия с затмением не могла быть специально придумана опытным астрологом. Далее, это доказывает, что все названные авторы, хотя и не были очевидцами событий, сообщили правдоподобные сведения: именно потому, что они, не будучи сведущи в астрономии, допустили в своем рассказе ошибки. Лунное затмение должно было оставить яркий след в сознании видевших его людей и убедить их в том, что казненный Иисус был сыном божьим и царем. Рассказ об этом затмении передавался из поколения в поколение. Люди других поколений, которые не могли быть очевидцами описываемых событий, позже спутали лунное затмение с солнечным затмением 29 года н. э. Но даже это не столь важно. Важнее всего то, что затмение произошло в «день подготовления» к великой субботе. А испокон веков подобным затмениям придавали не только религиозный, но и политический смысл.

Современные археологи обнаружили в клинописных текстах вавилонян и ассирийцев — а Палестина тысячелетиями входила в орбиту их культурного влияния — описания небесных предзнаменований. В них говорится, что затмение солнца или луны предвещает смерть великого царя. Так, один оракул сообщает: «Если идет дождь в шестое сивана [о непогоде речь шла и при описании смерти Иисуса], то умрет царь мира». И ясно, что к весеннему «месяцу барана» относится другой вавилонский текст, в котором говорится относительно областей от Сирии до Египта, включая Палестину: «Если в месяц барана затемняются солнце или луна, то дела плохи в областях Египта и Сирии; владыкам этих областей грозит смерть и преследование, а также мятежи. Правители падут, войска будут уничтожаться, много грабежей и пожаров произойдет».

Греческая рукопись XV века н. э., посвященная политическому толкованию астрологии, сообщает: «Если луна затемняется, нападет гнев на всех людей. В городах будет голод, развяжутся кровопролитные войны, и сверхвеликий муж выступит против царя и скажет ему: „Я — царь!“ Затем он попадет в руки царя».

Еще за много веков до Иисуса римская религия утверждала, что и зачатие и смерть мифического основателя Рима — царя Ромула совпадали с затмениями. О затмении, возникшем в связи со смертью Ромула, сообщает Плутарх. Римские старейшины тогда призвали народ почитать Ромула, который вознесся к богам и отныне будет их милостивым богом^[103]. С солнечным затмением во время полнолуния легенда связала, хотя и неверно, убийство Юлия Цезаря.

Из жизнеописания знаменитого греческого полководца Пелопида Фиванского (IV век до н. э.) мы узнаем: «При первых же вестях о возвращении Пелопида города отправили в Фивы посольство и просили, чтобы фиванцы прислали войско во главе с этим командующим. Фиванцы охотно согласились; скоро все было готово, и полководец хотел уже выступить, как вдруг солнце затмилось, и мрак посреди дня окутал город. Пелопид, видя, что все встревожены этим грозным явлением, не счел целесообразным подвергать принуждению перепуганных и павших духом людей»^[104].

Испокон веков царей и полководцев считали представителями луны и солнца на земле. Если с этими светилами происходило нечто необычное, если им угрожало затмение, то и их представители на земле находились в опасности. Ибо то, что происходило на небе, должно было повториться на земле. Широко было распространено поверье, что смерть или падение правителя или другого великого человека должны совпасть с затмением. Намек на это мы встречаем и в «Илиаде». Поэтому затмение солнца или луны повергало всех в ужас и скорбь. Такие представления засвидетельствованы у всех народов древности — у греков, римлян, кельтов, индийцев, китайцев…

Когда Клеомброт, сын спартанского царя, который перед битвой при Саламине в 480 году до н. э. охранял пролив, чтобы помешать переправе персидского войска, приносил жертву богам, произошло затмение солнца. Потрясенный Клеомброт снял охрану с пролива и увел спартанское войско. Вскоре после этого происшествия он умер.

В конце III века до н. э. кельты (галаты) во время малоазийских походов стали свидетелями полного лунного затмения. Испугавшись гнева богов, они отказались от дальнейших набегов на Малую Азию, считая затмение грозным предзнаменованием, ниспосланным богами.

Вера и суеверие

Откуда же этот суеверный ужас перед затмением? То, что мы сегодня считаем суеверием, некогда было верой, искренней и глубокой звездной религией.

Еще в III веке до н. э. Берос, жрец вавилонского бога Бэла, высказал мнение, что лунные затмения возникают потому, что луна оборачивается к земле своей угасшей стороной. Следовательно, Берос не имел правильного представления о лунном затмении, хотя за двести лет до него Анаксагор^[105] совершенно правильно объяснил причины этого небесного явления. То, что Анаксагор изложил с «наивысшей смелостью», по выражению Плутарха, было далеко от понимания простых людей. Произведения Анаксагора были известны лишь немногим образованным людям, которые распространяли учение Анаксагора с большими предосторожностями между избранными, внушавшими доверие. Это было преступлением против религии, а они не желали попасть в тюрьму, как сам Анаксагор.

Угасшая сторона луны, о которой говорит Берос, во многих религиозных представлениях связывается с нарождением новой луны, когда, согласно многим верованиям, луна удаляется на три дня в потусторонний мир. Затмение луны в народном представлении означает особое несчастье, поскольку на небесах возникает грозная тень потустороннего мира, являющаяся предзнаменованием смерти и других сверхъестественных бед.

Чаще всего они угрожали земным владыкам, которые считались сыновьями или представителями лунного божества. В примитивных верованиях, связанных со звездной религией, они предвещали царям и вождям насильственную смерть; именно в тот период, когда умирающая луна уходила в потусторонний мир, чтобы заново возродиться через три дня, царей и вождей торжественно, с почетом, вешали, обезглавливали и просто убивали или же они сами по доброй воле перерезали себе горло или вешались. И вообще, еще долго после начала писаной истории традиция требовала, чтобы цари, вожди и пророки умирали ко времени новолуния. Примерами этого могут служить библейские Моисей и Аарон и сестра Моисея — Мириам (Мария)^[106].

Отсюда же идет и всепроникающая вера древних людей в то, что лунное затмение должно сопровождаться кончиной великого царя или правителя. Бывало, что в таких случаях народ восставал и силой заставлял правителей уходить в потусторонний мир. Стремление правителей избежать этой участи путем подмены себя рабами, собственными детьми или другими заместителями не меняло смысла древнейшего народного верования, идущего от праотцев.

История затмений убедительно показывает, какое длительное время должно пройти, чтобы постепенно исчезли глубоко укоренившиеся религиозные верования. Даже тогда, когда человеческий разум уже давно познал истинные причины небесных явлений, первобытные пережитки продолжают существовать в подсознании человека. В лучшем случае с ними стараются бороться.

В древности верили также, что во время затмения луна находится в пасти чудовища — дракона или волка. В древней Индии это невидимое чудовище носило имя Раху. Иудейский пророк Исаия, очевидно, слышал об этом чудовище. «Восстань, восстань, облекись крепостью, мышца господня! Восстань, как в дни древние, в роды давние! Не ты ли сразила Раава, поразила крокодила?»^[107] — говорит он. Древнейшие религиозные воззрения проявляются в терминологии современной астрономии. Точно так же как сегодня многие пережитки в сознании человека, живущего в просвещенном XX веке, восходят чуть ли не ко времени неандертальцев, в более поздние религиозные учения проникло древнее верование, что чудовище, которое во время затмений хочет проглотить луну, можно напугать шумом и громом.

Тысячелетиями во время затмений луны к небу над Китаем возносился грохот барабанов и рев труб, чтобы обратить в бегство чудовище, пожирающее луну. Перед решающей битвой при Пидне с македонянами римляне, несмотря на данные им астрономические пояснения… «призывая луну снова засиять, по своему обыкновению, стучали в медные щиты и сосуды и протягивали к небу пылающие головни и факелы».

Немецкие археологи, в начале XX века производившие раскопки в Борсиппе на территории древней Вавилонии, получили яркое представление о том, как древнейшие обряды, известные из первобытности, перекликаются с обрядами, бытующими еще и сейчас. Во время полного лунного затмения ученые были оглушены душераздирающими воплями труб, грохотом барабанов, ружейными выстрелами и пением.

Такой же адский шум, поднятый по случаю лунного затмения турецким и греческим населением маленького островка близ Родоса, слышал в конце прошлого столетия Людвиг Росс. А ведь прошло около двух тысячелетий после битвы при Пидне! Во главе со священниками жители целой процессией шли к церкви и пели молитвы, прося всех святых помочь луне. Старые верования не изменяются вопреки просвещению. В XVIII веке французские крестьяне, глядя на луну, закрытую тенью земли, говорили: «Господи, как она страдает!».

Североамериканские индейцы племени тлинкитов до сих пор считают, что во время затмения луне наносится большой ущерб. Все члены племени выходят из своих домов и особыми песнопениями помогают заблудившейся луне найти правильный путь. В Индонезии племя нада во время затмения луны (которое ныне истолковывается как наказание за преступления жителей земли против нравственности) бьют во все барабаны и кричат: «Помогите луне! Помогите луне!». Западноиндейское племя атапасков в Северной Америке при лунном затмении исполняет торжественный танец и поет, умоляя луну снова выйти на небо.

«Если мы хотим понять истоки эллинистического культа, мы должны обратиться к первобытным племенам, — писал в начале XX века один из историков культуры. — У готтентотов мы находим аналогии и параллели с самыми ранними верованиями греческой религии». Это относится не только к греческой религии, но и ко многим другим элементам всех современных религий, ибо религии живут своими традициями и на основе своих традиций, и не в смерти на кресте, стоявшем на Голгофе, следует искать их начало.

Фальсифицированная история

Бросается в глаза, что в истории очень часто важные события объясняются затмениями, что решающие сражения античности происходили во время затмений или непосредственно до и после них. ИГеродот^[108], и Плиний^[109] сообщают о солнечном затмении, которое произошло во время битвы мидян и лидийцев и вынудило обе стороны прекратить сражение и поспешно заключить мир. С исторической точки зрения это сомнительно.

Победа Ликофрона из Фер над фессалийцами была одержана, как сообщают, в день солнечного затмения. Если верить легенде, во время битвы при Гавгамелах, которая произошла 20 сентября 331 года до н. э. между войсками Александра Македонского и персидской армией, средь бела дня наступило полное лунное затмение. Между тем полная луна могла появиться на небе только при заходе солнца или после него. Очевидно, битва имела место одиннадцатью днями позднее.

Согласно преданию, и битва при Заме между римлянами и карфагенянами произошла при лунном затмении. В этой битве перед вратами Карфагена был разбит знаменитый полководец Ганнибал. И победа императора Веспасиана над Вителлием, через одно поколение после смерти Иисуса, также якобы сопровождалась лунным затмением.

Античные авторы передают, что и убийство Юлия Цезаря, и насильственная смерть римского императора Макрина были заранее предсказаны солнечным затмением. Император Макрин умер 8 июня 218 года, а солнечное затмение случилось через четыре месяца после этого события, 7 октября 218 года. Тем не менее Дион Кассий^[110], современник этих событий, связывал убийство императора с солнечным затмением.

В течение долгих лет историческая наука заблуждалась относительно достоверности сведений, приводимых античными авторами по поводу совпадения затмений со значительными историческими событиями. Только благодаря скрупулезным исследованиям многих ученых удалось установить, что эти совпадения не имеют под собой реальной исторической почвы. Иногда между историческим событием и связываемым с ним затмением имеется разрыв в несколько лет. Так, Геродот утверждает, что в тот день, когда войска Ксеркса^[111] двинулись из Сард в поход на Грецию, случилось солнечное затмение. Наукой установлено, что Ксеркс начал поход на Грецию весной 480 года до н. э., а наблюдавшееся в Малой Азии солнечное затмение произошло лишь два года спустя.

По норвежскому народному преданию, смерть короля Олафа Святого^[112] в сражении при Стиклштадте (29 июля 1030 года) совпала с полным солнечным затмением, которое на самом деле произошло на пять недель позже. Но это не помешало авторам легенды красочно живописать, как во время битвы наступил такой мрак, что нельзя было отличить врага от друга.

Когда в 700 году до н. э. произошло полное, видимое от Ассирии до Палестины солнечное затмение, оно ввергло осаждавшие Иерусалим ассирийские войска в страх и трепет, вызвало панику и, возможно, способствовало снятию осады с Иерусалима.

Греческая история приводит пример пагубного воздействия солнечного затмения (27 августа 413 года до н. э.) на судьбу афинского флота в битве при Сиракузах и на разгром греческой армии.

В Китае астрологов предавали смертной казни, если они своевременно не уведомляли императора о предстоящем затмении. По сведениям одного из учеников Конфуция^[113], императорский двор и сановники в ожидании солнечного затмения 14 августа 524 года до н. э. постились, не надевали парадных одежд и совершали жертвоприношения. Китайского императора Гуан У-ди (храмовое имя ханьского императора Лю-Сю, 25–37-е годы) затмение побудило пять дней не выходить из дому и издать указ: «Вид солнца и луны побуждает нас думать о том, что назрела необходимость исправить ошибки и недостатки и этим самым избежать несчастья, угрожающего нам с небес. Что касается меня самого, то я пребываю в крайнем страхе из-за содеянных мною преступлений».

О молебствиях по поводу затмений сообщает и римская история. Наиболее образованные римляне несомненно понимали, что затмение связано с совершенно естественными явлениями. Но глубоко укоренившаяся вера плохо поддается влиянию новых познаний. Чаще она прочно зиждется на древних обычаях.

Умер ли он действительно в день лунного затмения?

Дает ли все сказанное выше о затмении право ответить на вопрос о том, существовал ли Иисус Христос как историческое лицо? Вымысел, будто в день убийства Юлия Цезаря произошло затмение, не может служить подтверждением существования римского императора — подобного рода вывод был бы абсурдным; так и вымысел о затмении луны, происшедшем якобы в день смерти Иисуса, также не может быть доказательством того, что он на самом деле не жил. Напротив, из того факта, что день его смерти связывается с затмением, можно заключить, какое большое значение имел он для своего времени.

Доказано, что в день убийства Юлия Цезаря затмения не было, а в день опресноков перед великой субботой 33 года лунное затмение действительно имело место. И то обстоятельство, что оно произошло в этот день, дает ключ к пониманию того, почему смерть на кресте сделала Иисуса из Назарета столь значительной личностью.

Из истории затмений следует, что иначе и не могло быть, ибо фарисеи, отдав «царя иудейского» на распятие римлянам в тот день, когда произошло лунное затмение, действительно сделали его «царем» и тем самым — бессмертным. На вопрос о том, не было ли вставлено лунное затмение в судьбу распятого впоследствии, можно ответить отрицательно. Эту же мысль подтверждает и текст Талмуда: «В канун праздника песах повесили Иисуса (Назареянина). Сорок дней перед ним шел вестник: „Иисус Назареянин должен быть побит камнями потому, что он занимался колдовством, соблазнял израильтян и подстрекал их. Кто знает для него искупительное слово, пусть придет и говорит за него“. Но не нашли никакого искупительного слова и повесили его накануне праздника песах». А в одной флорентийской рукописи уточняется: «Накануне праздника пасхи и накануне субботы», то есть в день опресноков перед великой субботой, а поскольку был только один-единственный такой день, в который случилось затмение луны, то можно сделать вывод: это произошло в канун праздника пасхи 33 года н. э.

Только лишь совпадением дня смерти Иисуса с затмением луны в «день подготовления» можно объяснить, почему фанатичные противники Иисуса (такие, как апостол Павел) стали его сторонниками, признали в нем мессию и сына божьего. Если же в день смерти Иисуса было возможно затмение луны, то возможно и воскресение умершего на третий день, ибо оно также связано с луной.

Альберт Швейцер^[114] считает, что образ христианского спасителя можно понять только на фоне времени, в которое он действовал. Это верно. Неверно лишь, что, по его мнению, мы не можем понять ту эпоху. Ее можно понять. Недаром сотни ученых, филологов и археологов посвятили всю свою жизнь изучению античности.

Решающим явилось то обстоятельство, что затмение луны, испокон веков умирающей и воскресающей через три дня, вызвало твердую веру в исключительную миссию распятого в тот день Иисуса. И эта непоколебимая распространяющаяся вера перешагнула границы территории, жители которой верили в наступление царства мессии.

Что произошло потом

Могила

Среди обширной литературы последних веков, посвященной вопросам происхождения христианства и истории Иисуса Христа, встречаются работы ученых, которые полагают, что Иисус из Назарета при жизни никогда не считал себя мессией, что мессией его объявили ученики «после его смерти». Тем более нельзя говорить о том, что Иисус хотел распространить свое учение на языческий мир. Иисус был иудеем, не более. Занимавший многих ученых вопрос о том, почему же распятый получил после смерти такое широкое признание, находит свое объяснение в затмении, которое произошло в день его смерти. Оно-то и дает ключ к пониманию того, что произошло впоследствии.

Праздник пасхи — это день празднования освобождения от египетского рабства, то есть «день спасителя». Несомненно, что совпадение «дня спасителя» с затмением должно было раздуть в яркое пламя огонь, который давно тлел в душах иудеев, ожидавших пришествия мессии. Не удивительно, что после смерти Иисуса хлынул мощный поток религиозных сказаний, рожденный легендами всего мира.

Уже в описании последнего часа Иисуса на кресте можно найти следы греко-сирийских мифов — эпизоды и слова, связанные с культом Геракла. Так, например, Геракл прощается со своей матерью: «Не плачь, мать моя, не рыдай… меня уже зовет божественный отец… Я иду, отец». Согласно Евангелию от Иоанна, мать Иисуса стоит возле креста. Подобно тому как Геракл доверяет матери своего любимца Гилла, Христос, умирающий на кресте, говорит богородице, возле которой стоял тот из учеников, «которого [он] любил»: «Се, сын твой!», а ученику: «Се, матерь твоя!»^[115]. С этого часа ученик взял ее к себе. И подобно тому, как Геракл заканчивает свою жизнь словами: «Свершилось!», — так умирает и Иисус из Назарета: «Совершилось!»^[116].

Вероятнее всего, погребение распятого Иисуса произошло именно так, как оно описано в евангельском рассказе Иоанна. «На том месте, где он распят, был сад, и в саду гроб новый, в котором еще никто не был положен. Там положили Иисуса ради пятницы иудейской, потому что гроб был близко»^[117].

Тем самым был соблюден закон, запрещавший оставлять распятого ночью на кресте: «Погреби его в тот же день; ибо проклят перед богом (всякий) повешенный (на дереве)»^[118]. Таким образом, не было нужды в выступлении «благородного и справедливого мужа» перед римлянином Понтием Пилатом с целью добиться разрешения снять тело с креста еще до наступления ночи великого шаббата, как говорится в первых трех евангелиях^[119]. Об этом несомненно позаботились бы первосвященник и старейшины. Ведь Иосиф Аримафейский, ведший переговоры с Пилатом, был «почтенным членом синедриона». О том, что похороны неподалеку от места казни были вызваны необходимостью совершить обряд погребения как можно быстрее, явствует из Евангелия от Иоанна. Однако это вынужденное погребение дало начало религиозным таинствам.

Тот, кто хочет выяснить объективные данные, не должен поддаваться влиянию ни апологетов, ни противников Иисуса. В книге «Толдот Иешу», которая содержит отчасти враждебные Иисусу сведения и которую простые иудеи читают обычно в рождественский вечер, говорится: «В день перед наступлением праздника песах, в одну из пятниц, они повесили Иисуса (здесь следуют весьма злобные сентенции, ничего общего с исторической действительностью не имеющие. — Э. Ц.). Его тело было снято (еще. — Э. Ц.) в пятницу и сразу же погребено. Садовник Иегуда вынул его из гробницы и бросил в оросительную канаву своего сада и пустил воду. Когда его ученики пришли и не нашли тела Иисуса в гробнице, то они сообщили царице, что Иешу воскрес. Царица поверила в это и велела убить мудрецов Израиля, за то что они подняли руку на помазанника божьего. Все иудеи подняли плач, надели траур и стали поститься, узнав об этом ужасном приговоре, до тех пор пока рабби Танхума по наитию святого духа не обнаружил трупа Иешу в саду Иегуды».

В этих фантастических рассказах, сложившихся в течение веков, есть, вероятно, все же крупица исторической правды, а именно то, что под впечатлением лунного затмения в день распятия Иисуса его сторонники тайно извлекли тело из временного гроба и похоронили в другом месте. Возможно также, как предполагают некоторые ученые, что именно фарисеи и члены синедриона, знавшие писание, пожелали скрыть тело обожествленного лунным затмением «царя», чтобы оно не стало объектом поклонения простого народа. Они желали предотвратить возникновение нового святилища, подобного новой гробнице Осириса, бывшей центром, куда испокон веков стекались толпы паломников из Египта, которые почитали царя, ставшего богом.

Поэтому народному верованию пришлось искать другие пути, чтобы истолковать и сохранить для потомков необычайную историю смерти Иисуса.

Каменная плита

Вот, например, каменная плита с гробницы Иисуса. Сдвинуть камень с могилы (с могилы луны) — мотив древнего звездного мифа, перенесенный на земные события. Если сдвинуть камень с могилы, она должна оказаться (по примеру неба) пустой. Луна (а она уже действительно была видна на небе) воскресла, когда камень был сдвинут с могилы, следовательно, в гробнице ее нет, гробница пуста. Этому явлению соответствует ликийская (малоазийская) легенда о том, как некие женщины, придя к могиле умершего киренейца, обнаружили, что она пуста: «Ее мрак уже не окружает воскресшего».

Эта же тема обыгрывается в романе греческого писателя Харитона: некий муж направился с погребальным венком и дарами к склепу умершей женщины. Там он обнаружил, что камень, закрывавший вход, отодвинут. Он так испугался, что не решился войти в склеп. Окружающие также не посмели вступить под сень гробницы. Кто-то, наконец, набравшись смелости, вошел и обнаружил, что гробница пуста. Потрясенный муж с ужасом убедился, что умершая женщина исчезла.

В Новом завете написано:

«В первый же день недели Мария Магдалина приходит ко гробу рано, когда было еще темно, и видит, что камень отвален от гроба. Итак, бежит и приходит к Симону Петру и к другому ученику, которого любил Иисус, и говорит им: унесли господа из гроба, и не знаем, где положили его. Тотчас вышел Петр и другой ученик… ученик бежал скорее Петра, и пришел к гробу первый. И, наклонившись, увидел лежащие пелены; но не вошел во гроб. Вслед за ним приходит Симон Петр, и входит во гроб, и видит одни пелены лежащие. И плат, который был на главе его, не с пеленами лежащий, но особо свитый на другом месте…»^[120].

Итак, могила Иисуса была пуста.

Свидетели вознесения

Современная наука доказала многочисленные связи новозаветных рассказов с куда более древними языческими верованиями и мифами. Как древние цари, герои и боги, а также цари поэтов, подобные Гомеру, были взяты на небеса, так и Иисус возносится туда же. В Ветхом завете такого вознесения удостоились Енох и Илья^[121].

То же мы видим и в греческой мифологии. Геракл, сын Зевса, совершив свои земные подвиги, возносится на облаке в небо. Как и евангелия, герои греческих мифов и романов убедительно свидетельствуют о том, что видели вознесение на небо умершего. Когда царь Ромул исчез, римляне призывали почитать его и поклоняться ему^[122].

Свидетелями подобного вознесения были также ученики современника Иисуса Христа, Аполлония Тианского, которые утверждали, что Аполлоний явился им после своей смерти и затем вознесся на небо. По преданию, были свидетели и вознесения философа-киника Перегрина Протея (одно время бывшего христианином). После того как на Олимпийских играх Протей публично сжег себя перед огромной толпой зрителей, нашелся свидетель, клявшийся Зевсом (так по крайней, мере рассказывает известный римский сатирик Лукиан), что он не только видел своими глазами Протея после его смерти в белом одеянии с сияющим лицом, но и был очевидцем его вознесения^[123].

Воскресение на третий день

Во многих местах Нового завета Иисус из Назарета говорит о себе самом, что он будет убит, но воскреснет на третий день. Далее он говорит: «Ибо, как Иона был в чреве кита три дня и три ночи; так и сын человеческий будет в сердце земли три дня и три ночи»^[124].

Это и есть тот «знак», которого от него требовали фарисеи. Этим знаком являются три дня (а не морское чудовище, как у Ионы). Апостол Павел это подтверждает: «Он… воскрес в третий день, по писанию»^[125].

Еще за много столетий, судя по тексту Ветхого завета, это предсказывал пророк Осия: «Оживит нас через два дня, в третий день восставит нас, и мы будем жить пред лицом его»^[126].

Вавилонская религия (корни которой уходят в древние шумеро-аккадские верования) задолго до Христа знала об этом: «Три дня он покоится на небесах. Покоится ли он четыре дня на небесах? Нет, никогда он не покоится четвертый день!»

Вот она, лунная религия в чистом виде! Из всех небесных тел только луна умирает на три дня. Ни солнце, ни какое-либо другое светило — только луна! Убывающий лунный серп исчезает на востоке, чтобы через три дня или на третий день в виде новой луны воскреснуть на западе. Почти все народы мира за много веков до появления Иисуса знали, что луна умирает и заново возрождается.

Трехдневный период, в течение которого луна находится столь близко от местонахождения солнца на небе, что невидима человеческому глазу, в представлениях древних истолковывался по-разному: луна пребывала в потустороннем мире, либо высоко в небесах, либо в подземном мире, в аду, в пустыне. Люди часто наблюдали «небесный огонь», охватывавший все небо на восточной стороне небосвода, в ту пору, когда луна умирала ранним утром. Мы называем этот огонь зарей и знаем, что это заря утренняя. Три дня — средний срок отсутствия луны, который может быть больше или меньше в зависимости от широты и погодных условий, а также от местного времени.

Молодой, «воскресший» лунный серп может быть снова виден только в вечерние часы в западной стороне неба, утром же можно видеть только бледную старую луну — перед ее «смертью». Поэтому лунные божества, во все более очеловеченном виде фигурирующие в древних культах, всегда встают только вечером, а утром — никогда.

Согласно Евангелию от Марка, Иисус Христос воскресает рано утром, но никто этому не верит и не может верить. Марк неоднократно подчеркивает, что все те, кто ранним утром пришел к гробнице Иисуса, не верят в его воскресение. Не поверили в него и два ученика, шедшие в Эммаус. Под конец они сказали: «Уж третий день ныне, как это произошло». И оба ученика сказали Иисусу, не узнанному ими: «Останься с нами, потому что день уже склонился к вечеру… Тогда открылись у них глаза, и они узнали его»^[127]. Значит, только вечером они смогли узнать воскресшего.

Евангелие от Иоанна также сообщает, что Иисус явился апостолам вечером: «В тот же первый день недели вечером, когда двери дома, где собирались ученики его, были заперты из опасения от иудеев, пришел Иисус, и стал посреди, и говорит: мир вам!»^[128]. Тогда только воскресший смог вступить в круг своих учеников и показать свой серп или лук… По словам Евангелия от Иоанна: «Сказав это, он показал им руки и ноги и ребра свои. Ученики обрадовались, увидев господа»^[129].

Под словом «ребра» можно подразумевать «лук». Пальцы и руки — как «ребро» или «лук» — являются лунными символами, так же как «ребро» или «лук» служат олицетворением новой, «воскресшей», луны, показывающейся в виде ребра, лука, серпа, согнутого пальца. И Иисус Христос показывает своим ученикам руку (вместо пальца) и бок (вместо ребра или серпа).

Нет в евангельском тексте ни одного слова сожаления или сочувствия по поводу пробитых гвоздями рук (что должно вызвать удивление у непосвященного читателя). Нет ни одного восклицания ужаса по поводу бока, пронзенного копьем римского солдата. Ибо только непонимающий истинный смысл этих символов может скорбеть и возмущаться. Недаром сказано в одном из важных мест Евангелия: «Так что они своими глазами смотрят, и не видят; своими ушами слышат, и не разумеют, да не обратятся, и прощены будут им грехи»^[130].

К этому можно добавить, что воскресшая луна показывается там, где, согласно древнейшим преданиям, находится обиталище мертвых и подземное царство, — на западе. Там, и только там, происходит воскресение в вечернюю пору.

Прообраз

Мы располагаем еще некоторыми данными для отождествления Иисуса из Назарета с очеловеченным древним лунным богом. Многие древние религии усматривали в лунном серпе змею или рыбу. В Евангелии от Иоанна Иисус Христос сравнивается со священным змеем времен Моисея^[131]. До нашего времени у многих примитивных народов сохранилось представление о серпе луны как о лунной рыбе.

Известие о воскресении Иисуса на третий день как об историческом факте соответствовало, следовательно, верованиям, которые складывались в течение тысячелетий и давно укоренились в религиозном мире многих народов. Только этим объясняется «великое чудо» быстрого распространения христианства, которое произвело глубокое впечатление на отцов церкви. Оно — естественное следствие закономерностей человеческой души. Отец церкви Ириней понял эту закономерность «как учение о спасении [духа], записанное без бумаги и чернил». В основе этого учения лежит «прототип» или «прообраз». Религиозное чувство, «убеждение» или «достоверное знание», имеет свои корни не в разуме и не в сознании — напротив, оно часто противоречит сознанию, — а в глубинах души, откуда исходит ощущение, что преподносимая религиозная истина хорошо известна. Душа настойчиво требует, чтобы к ней прислушивались. Она «напоминает» о верованиях предков, и чем древнее эти верования, тем настойчивее напоминает. В каждой душе живет память о душах предков, давно умерших, которые как бы продолжают существовать в ее глубинах. В трагическом противоречии между душой и разумом человек прибегает к помощи разума, чтобы оправдать и защитить древнейшие верования, еще живущие в его сознании.

Культовая статуэтка из Ура (Шумер), обнаруженная при раскопках большого погребального кургана, датируемая III тысячелетием до н. э., изображает барана со змееподобно изогнутыми рогами, стоящего на задних ногах у стилизованного дерева жизни с большими цветами. Статуэтка, выполненная из золота, серебра и лазурита, несомненно являлась культовым предметом

С помощью разума традиционное и священное подгоняется под сложившиеся к этому времени представления и понятия. Более утонченные нравы и более высокие моральные законы вытесняют примитивные представления или придают им новый смысл. Таким образом открывается путь к дальнейшему абстрагированию понятий.

Когда молодого человека за богохульство и мятеж против власти распяли и в день его казни произошло затмение, то почти неизбежно должна возникнуть в силу тесной взаимосвязи разума с духовным наследием, оставленным древней лунной религией (уже отброшенной в область народных суеверий), новая истина — теперь уже с очевидными претензиями на историческую достоверность.

Это — одна сторона вопроса; другая — стремление к самопожертвованию, до наших дней присущее многим людям. Иисус из Назарета был твердо убежден в существовании потустороннего мира. На протяжении многих тысячелетий — у примитивных народов до сих пор — многие цари добровольно принимали смерть. Они тоже не сомневались в существовании потустороннего мира и были убеждены в том, что возродятся или воскреснут. Многие из них жертвовали собой, как в наше время африканские вожди, желая быть полезными своему народу и принести ему благословение из потустороннего мира.

Не только цари умирали для пользы своего народа. Умереть, чтобы снять грех с других, — этот обычай был широко распространен на всем земном шаре. Тысячелетиями, до Христа и после него, миллионы людей добровольно или по принуждению шли тем же путем, который избрал Иисус из Назарета.

Евангелисты даже не пытаются объяснить, почему Иисус должен был пожертвовать собой и тем «спасти» верующих, которые обретали «вечную жизнь». Евангелисты явно считают это само собой понятным. Иисус только говорит, что он пришел отдать свою жизнь, чтобы «искупить многих». Евангелие от Марка передает это так: «Ибо и сын человеческий не для того пришел, чтобы ему служили, но чтобы послужить и отдать душу свою для искупления многих»^[132].

Итак — человеческая жертва для искупления грехов других людей! Она, однако, широко применялась в древности еще задолго до Иисуса. При каждом бедствии, обрушивавшемся на человечество, — голоде, эпидемиях, опасности войны, землетрясениях, засухе и наводнениях, — убивали людей. Таким образом на их плечи перекладывались грехи современников. Эти грехи ложились на них проклятием, они умирали за всех остальных, чтобы умилостивить богов. Так это было еще в наши дни у примитивных племен Африки, и, может быть, еще и сейчас где-то тайно делается. Время от времени известия о сакральных убийствах попадают в газеты и приводят читателей в ужас. Они, качая головами, узнают о деяниях дикарей, а потом идут в церковь молиться спасителю, который своей кровью искупил их грехи.

Об этом прямо говорится в Евангелии от Иоанна: «Один же из них, некто Каиафа, будучи на тот год первосвященником, сказал им: вы ничего не знаете; и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб»^[133].

Итак, Иисус из Назарета, Павел, евангелисты и, наконец, первосвященник Каиафа, судя по всему, имели единый взгляд на то, что один человек способен своей смертью искупить грехи всего народа. Для человеческой жертвы такого рода «день подготовления» в канун великого праздника песах был особенно благоприятным.

Хотя уже во II тысячелетии до н. э. засвидетельствован обычай заменять человеческую жертву ягненком, в особенно большие праздники все же предпочитали приносить человеческую жертву. Об этом сообщает за много столетий до Христа пророк Исаия в Ветхом завете: «Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от него лицо свое… Но он взял на себя наши немощи и понес наши болезни… Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на нем, и ранами его мы исцелялись. Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на свою дорогу; и господь возложил на него грехи всех нас. Он истязуем был, но страдал добровольно и не открывал чувств своих; как овца веден он был на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так он не отверзал уст своих… Но господу угодно было поразить его, и он предал его мучению; когда же душа его принесет жертву умилостивления, он узрит потомство долговечное, и воля господня благоуспешно будет исполняться рукою его»^[134].

Само собой разумеется, что пророк Исаия не подразумевал Иисуса из Назарета, жившего и умершего на пятьсот лет позже, а имел в виду любого человека, который безропотно (очевидно, это было обязательным условием жертвенного ритуала) возьмет на себя грехи окружающих и пожертвует собой.

Значит, Иисус из Назарета не единственная в своем роде человеческая жертва, а представитель целых легионов искупительных жертв, погибавших за грехи других. Это происходило не только в Палестине или Египте, но буквально во всех странах мира.

Иисус из Назарета, однако, не только был человеком, готовым стать жертвой и принесенным в жертву, скорее он являлся «агнцем», который снимает грехи мира^[135]. Отождествление Иисуса с «агнцем» придавало ему еще большее значение: по учению египтян, баран, священное лунное животное, был в числе древнейших лунных богов. Тысячелетиями баран считался священным существом, которому поклонялись люди. В нем египтяне видели душу умирающего и воскресающего Осириса, одного из первых лунных богов, о котором в египетских текстах говорится: «Ты являешься отцом и матерью людей, они живут от твоего дыхания, едят от твоей плоти».

Третья сторона вопроса аналогична двум первым: люди вкушают мясо жертвы, едят ее плоть, пьют ее кровь. И в этом случае Евангелие обращается к одному из древнейших обычаев, когда, съедая принесенного в жертву человека, люди обретали его качества и душу. Известно, что люди съедали мясо царя, вождя, родителей, желая уподобиться им.

Львиные ворота в Микенах (Южная Греция, II тысячелетие до н. э.). По сторонам колонны стоят два льва (несомненно лунные животные)

В синагоге Капернаума Иисус сказал: «Истинно, истинно говорю вам: если не будете есть плоти сына человеческого и пить крови его, то не будете иметь в себе жизни»^[136]. Здесь имеет место аллегория — мясо превращается — в хлеб, кровь — в вино, как это было сказано во время тайной вечери перед распятием: «И, когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: примите, ядите: сие есть тело мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все; ибо сие есть кровь моя нового завета, за многих изливаемая во оставление грехов»^[137].

Конечно, теперь это аллегория, но за ней стоит бесконечно древний опыт, сохранившийся в человеческой душе от первобытного сакрального обычая съедать мясо человеческой жертвы и выпивать ее кровь. В этом смысле тайная вечеря и смерть Иисуса тесно связаны друг с другом даже во времени. Ведь дело не в том, чтó именно «понимают» простые люди в новой символике, а в том, чтó они «чувствуют», чтó знают из древнего наследия. Чувство — стихия всякой религии.

И последнее: цари и спасители не только умирают, когда затмевается луна; они не только приносят себя в жертву ради людей, предлагая вкусить своей плоти и крови. Судьба их проникает в самые глубины души человека еще и по иной причине: Иисус из Назарета умер «на древе», на кресте. Это «древо», согласно древнему верованию, находилось не только на Голгофе, но и среди звезд небесных. Там оно предстает и как древо жизни, и как древо смерти. И это «знает» древняя человеческая душа как одну из непреложных истин. Без древа в виде креста страдания и смерть Иисуса на Голгофе не имели бы завершения. А на «небесном древе» умирает не кто иной, как луна.

Следует попытаться восстановить из мрака тысячелетий древний путь к этому древу, о котором в Ветхом завете сказано: «Проклят пред богом (всякий) повешенный (на дереве)»^[138].

II. Виселица

Крест христов — это изукрашенное, избранное, полное благостных плодов дерево; все те, кто испускает дух в благочестии, должны насыщаться подобной пищей там, в блаженном просторе небесном.

Бонавентура

Крест спасителя, среди всех деревьев ты наиболее почитаем; с тобой по листьям, по цветам, по плодам не сравнится никакое другое дерево.

Страстнáя песнь ранних христиан

Небесное древо

Прообраз

Когда в самом начале весны смотришь сразу же после захода солнца на звездное небо, то, если небо не закрыто облаками, видишь в вышине громадное сияющее древо. Мощный его ствол как бы вырывается из глубины вселенной. Это древо мы называем Млечным Путем^[139]. В осенние месяцы «ствол древа» становится особенно заметным. После полуночи оно сияет над спящей землей до рассвета. Восходящее солнце при этом находится как бы между «ветвями», словно украшая «вершину» небесного древа. Оно висит в ветвях, подобно сказочному золотому яблоку. Однако представление о солнце как о золотом плоде, висящем среди ветвей, появилось позднее. В более раннее время золотым яблоком на ветвях древа считалась полная луна.

Человек, пристально наблюдающий за изменением положения ствола и ветвей небесного древа и не понимающий роли и функций солнца, непременно задумается об удивительных явлениях и загадках ночного неба. И, вероятно, рано или поздно он найдет известное сходство между изменениями, происходящими с небесным древом и земными деревьями, которые в одно время года покрыты листвой, в другое же — бесплодны, оголены и словно мертвы. Подобно древу на небе, земные деревья переживают периоды роста и замирания, плодоношения и угасания, смену времен года — лета и зимы, смену смерти и жизни в широком понимании этих слов.

Небесное древо ранней весной, вскоре после захода солнца

В начале лета вечером

В полночь ранней весной

Утром в начале осени

Перед восходом солнца ранней весной

Золотое яблоко в ветвях небесного древа в начале лета (полнолуние в полночь)

Умершая луна воскресает и появляется на небе лишь три дня спустя после «исчезновения» в лучах солнца, небесное же древо претерпевает сходную смену жизни, смерти и воскресения на протяжении целого года.

Египетское дерево

В Египте, по-видимому еще в доисторический, дописьменный, период было известно несколько священных деревьев, и в Текстах пирамид^[140] (III тысячелетие до н. э.) о них неоднократно говорится. Особенно часто упоминается сикомора (из породы фиговых деревьев). Сикомора стоит, согласно древнему тексту, «на краю неба». Это — «древо мира» близ «страны света» в восточной части неба, на нем «сидят боги». Это — сикомора «из изумруда», откуда выступает Ра, солнце. Каждый умерший должен достичь этого древа. Во многих текстах египетских погребальных церемоний упоминается сикомора, которая «охраняет бога, под которой находятся боги противостоящего неба, которая воспламенилась и обуглилась изнутри и которая обескровилась совсем». «Я взлечу подобно соколу, — говорят умершие в египетской „Книге мертвых“^[141], — и остановлюсь на прекрасной сикоморе, находящейся среди моря». В уста покойника вкладываются следующие слова, предписываемые погребальным текстом: «Я сижу под сенью благоухающей миррой сикоморы под охраной (богини) Хатор». Почти во всех областях Египта были известны священные деревья, и не только фиговые. Было священное дерево Ишед, плодоносящее, покрытое богатой листвой. К священным деревьям относилась нильская акация, финиковая пальма, тамариск и дерево, которое теперь называют христово жало. Дерево Ишед играло особенно значительную роль в религиозных верованиях и культе мертвых во многих областях древнего Египта. На листья этого дерева, которое называли также деревом жизни, бог луны Тот и богиня Зешат нанесли имена и годы правления египетских фараонов. Они начертали имя фараона «на достойнейшее дерево [в Гелиополе] письменами собственноручными». В позднейших погребальных текстах говорится, что для каждого умершего, который явится к Осирису, владыке мертвых, собственноручно начертаны самим Тотом (луной) «под древом Ишед в Гелиополисе мера лет и ход жизни его (умершего)». На египетских изображениях мы видим, как богиня, принявшая сама облик дерева, дарует умершим пищу и питье. Следовательно, в древнеегипетских верованиях дерево символизирует продолжение жизни после смерти, новую вечную жизнь за гробом. В этом древе, как полагали египтяне, «заключены жизнь и смерть».

Из ветвей священного дерева Ишед, а также из различных цветов и листьев египтяне связывали большие букеты в рост человека — букеты «владык дерева Ишед». Их освящали и раздавали жрецы Гелиополиса в дни особых празднеств. Эти «букеты жизни» приносили счастье и успех. С такими букетами египтяне обычно встречали фараона, с победой возвращавшегося из дальнего похода. Пожертвованные в храм и особым образом освященные, букеты считались символами божества, от которых исходила особая благодать и сила, приравнивавшая их к священным амулетам. Египтяне считали, что в этих букетах присутствует само божество. Во время всех праздников такие букеты вручали фараону, верховным жрецам и, несомненно, главам семейств. Мертвым также приносили букеты. Известны даже изображения, где место умершего, благословляемого божеством, занимает букет.

До наших дней сохранился этот древний культовый обычай — дарить букеты в праздники, в дни рождения, класть цветы умершему на гроб или на могилу. Но только тот, кто знает о существовании небесного древа, может понять глубокий религиозный смысл этого обычая.

Два дерева

У древних египтян священное дерево нередко упоминается в связи с Ра, богом солнца. О нем сказано, что он «расчленил дерево Ишед». После того как бог солнца Ра одержал победу над врагами, «распалось дерево Ишед в Гелиополе». Очевидно, с развитием солнечной религии появилось представление о двух деревьях, аналогичных тем, которые в более северных широтах именовались деревьями зимы и лета, смерти и жизни.

Уже в текстах пирамид III тысячелетия до н. э. встречается упоминание о двух сикоморах. Во время путешествия на восток (а не на запад, где позднее помещали обиталище мертвых) умерший достигал «обеих сикомор, которые находятся на той стороне неба». В египетской «Книге мертвых» говорится, что солнце встает между «двумя сикоморами из малахита», выходит из восточных ворот горизонта. Малахит для древних египтян был олицетворением блеска звезд, сияния Млечного Пути — небесного древа. Несомненно, под «двумя деревьями из малахита» подразумевались не земные деревья, а небесные.

Египетская символика бесконечно усложнялась по мере развития религиозных представлений, наслаивала одни символы и представления на другие. В результате символы превратились в некие самостоятельные специфические формы религиозного языка. Возможно, в раннее время под двумя деревьями из малахита понимались две ветви одного небесного древа, между которыми находится солнце в ту пору, когда в европейских широтах наблюдается зимнее солнцестояние. В храме Дендера на потолке «новогодней часовни» изображены два дерева Ишед, растущие на вершинах гор, между которыми восходит солнце.

Один из древнейших стеклянных сосудов мира, сохранившийся до наших дней, — светло-голубой кувшин фараона Тутмоса III (XV век до н. э.). На этом сосуде наряду с именем фараона изображено несколько деревьев мира, имеющих, однако, не две большие ветви, как небесное древо, а гораздо больше. Над деревьями в верхней части сосуда изображен крест с петлей наверху — анх, символ вечной жизни. Так из того, что человек видел на небе, создался целый комплекс различных символов, все более удаляющихся от представления о небесном древе, сияющем ночью на небосводе.

Легенда сохранила рассказ о том, что под священным деревом такого рода, смоковницей Матарийской, неподалеку от Каира, остановились на отдых Мария и Иосиф с младенцем Иисусом и что дерево приняло их под свою сень и укрыло от преследователей, посланных Иродом. Дерево, которое теперь можно видеть в Матарии, было вновь посажено всего несколько веков назад. Лишенное коры, с засохшими и кривыми ветвями, оно выглядит совсем мертвым (и лишь несколько зеленых побегов доказывают, что оно еще живо). Огороженное старой, полуразрушенной стеной от современных любителей сувениров, оно повергает в священный трепет многочисленных паломников, которые вряд ли знают что-нибудь о египетских священных деревьях, но, глядя на это засохшее священное дерево, испытывают глубокое душевное волнение.

Дерево шумеров

Около пяти-четырех тысячелетий тому назад в междуречье Тигра и Евфрата древние шумеры, находившиеся за тысячу километров от Нила, воспевали в гимнах Эриду^[142] прекрасное небесное древо: «Его белый хрустальный корень достигает глубины; местом его является самая середина мира, листья его — мягкое ложе Цикум, Матери. В сердце священного дома, который простирает тень свою, подобно лесу, никто не вошел, там (обиталище) могущественной Матери, шагающей по небу. И в середине всего этого находится Таммуз».

Из этого гимна явствует, что и шумеры имели в виду вовсе не дерево, растущее на земле. Это скорее дерево «могущественной Матери», шагающей по небу, белое и хрустальное дерево (вспомним малахитовое дерево египтян), которое протянулось через весь небосвод. И возле небесного древа находится Таммуз, сын «могущественной Матери». Это — дерево вселенной, дерево, растущее в «середине мира».

В одном из шумерских заклинаний мы встречаем снова упоминание о дереве: «В Эриду растет черное (?) дерево Кишкану, в священном месте созданное. Его вид подобен лазурному камню, продирающемуся через весь океан [небесный]». Шумерский клинописный знак, обозначавший «Эриду», представлял собой пальму; одной из древнейших форм шумерского алтаря была подставка с пальмовыми и финиковыми ветвями, окроплявшаяся священной водой. Священная пальма символизировала вечность и считалась деревом жизни, воплощением долголетия и бессмертия.

Ассирийцы также знали и почитали дерево жизни. Обряды при праздновании ассирийского Нового года предписывали поклонение стволу дерева, украшенному металлическими полосками. Своеобразный плоский рельеф из ассирийского города Ашшура изображает, по-видимому, божество в виде священного дерева. К северу от Ашшура в царской резиденции позднего периода найдены и восстановлены археологами росписи царского дворца, также воспроизводящие сильно стилизованное дерево, рядом с которым в различных сочетаниях изображены отдельно животные и синкретические существа с орлиной головой. Такое же дерево мира, дерево вселенной, но имеющее ветви и плоды лишь на левой стороне, изображено на одной из поздних ассирийских цилиндрических печатей. Под этим деревом помещено второе, ветви которого простерты по обе стороны ствола. Дерево жизни с листьями и плодами, расположенными по одну сторону ствола, известно уже из изображений на архаических цилиндрических печатях города Ур, находившегося близ Персидского залива.

В древних Сузах, столице Эламского царства, располагавшегося к востоку от Тигра и Евфрата, археологи обнаружили изображение пальмы с чешуйчатымстволом и пятилистной кроной, выложенное цветными изразцами на кирпичной стене. Это изображение датируется XII веком до н. э., о чем свидетельствует надпись, сделанная царским архитектором.

В парсийских^[143] мифах известно «дерево всех семян», дерево — «противник несчастья», «дерево добрых и сильных средств врачевания», растущее посреди Каспийского моря. Второе дерево, местонахождением которого также было Каспийское море (первоначально это, несомненно, было «небесное море»), называлось Хаома Гокард (или Гао Керена). Рыба, постоянно плавающая вокруг дерева, защищает его от злых духов. Мифический прообраз земного желтого дерева Хаома обладает всеми целебными свойствами и дает сок для напитка, приносящего бессмертие при воскресении умерших.

На изображениях солнечного бога Митры, религия которого погибла в борьбе с христианством, на одной стороне священного дерева помещен пылающий факел рядом с головой быка, на другой — факел погасший, опущенный вниз.

У персов богиня Ардвизура Анахита изображается с ветвью священного дерева Барасма в левой руке; персидские жрецы при совершении всех религиозных обрядов держали в руках отростки священного дерева.

Индийское дерево

Со времени открытия в Индии культуры Хараппа археологи установили, что уже в доисторическое время большое место в культовых представлениях насельников Индии занимали три различных вида деревьев.

В течение тысячелетий возникло немало вариантов священных деревьев, начиная со смоковницы и кончая деревьями Бо и Ямбу. Последнее дерево, растущее на вершине горы, поднимается прямо в небесные владения бога-творца индуизма Брахмы. На примере Индии также можно увидеть, как реальное представление о небесном древе растворяется и утрачивает свой первоначальный вид в религиозном мировоззрении, развивающемся по пути усложнения символов. Объектом почитания становится не небесное древо и его первоначальное условное изображение, а многочисленные земные воплощения этого древа в виде различных священных деревьев. Их защищают оградами и стенками от охотников за фетишами и амулетами, украшают цветными лентами, под их сенью воздвигают алтари, увивают их ветви гирляндами из цветов. Почитание деревьев так глубоко вошло в народные верования и обряды Индии, что уже много лет тому назад известные исследователи склонялись к мысли, что вера в священные деревья своими корнями уходит далеко в доисторические и дописьменные времена.

Существует предание о том, что в начале III века до н. э. ветвь священного дерева Бо была перенесена из Буддагаха (в Передней Азии) в Амурадхапура (на острове Цейлон^[144]), причем совершено это было «в час, когда падают самые длинные тени». И в этот момент на священной ветви внезапно выросли восемьдесят рук, окруженных шестицветным сиянием. Ветвь же пустила корни и стала деревом Бо, которое стоит до сих пор на Цейлоне. Следовательно, возраст этого дерева — около двух тысяч двухсот пятидесяти лет, то есть это самое древнее дерево на земле, зафиксированное историей. И все это время оно почитается как святыня буддизма.

К нему ведет «священная дорога», по которой проходят бесконечные толпы паломников. Современный посетитель, вступающий на священную землю, где стоит дерево, проходит по так называемому лунному камню. Он представляет собой пластину из твердого гранита, вырезанную в форме полумесяца и украшенную красивым орнаментом. Этому гранитному изображению больше двух тысяч лет. Священное дерево стоит на холме, поднимающемся террасами, и окружено несколькими оградами. Миллионы людей многие века, движимые глубочайшей верой, преклоняли перед ним колени и приносили ему свои горести и радости.

Китайское дерево мертвых

В Китае также существует культ различных деревьев. Их несколько видов, но все они — большие и старые деревья, растущие в священном лесу. Китайцы верят, что в середине вселенной находится чудесное дерево, у которого соприкасаются три космические зоны вселенной — небо, земля и ад. Дерево вселенной есть и у индейцев майя в Центральной Америке. Это вечнозеленая цейба. Она тянется от земли до неба, а его ветви простираются во все четыре стороны мира.

Скандинавское дерево мертвых (Эдда)

Европейское дерево

Возле местечка Фуэнкальенте в Испании археологи обнаружили на одной из скал у Ла-Пьедра Эскрита роспись, сделанную за три или два тысячелетия до нашей эры. Она изображает священное дерево, окруженное фигурами людей. Спустя примерно два тысячелетия на древнегреческих рельефах появилось священное дерево, стоящее у ворот храмов.

Грекам было известно таинственное дерево жизни с золотыми плодами, находившееся далеко на западе, которое охраняли Геспериды, дочери Ночи, вместе с драконом Ладоном — «над потоком Океана прекрасные золотые яблоки на плодоносных деревьях».

Как и греки, римляне также украшали ветви священных деревьев, вешая на них цветные ленты и дары. Еще в туманную доисторическую эпоху на территории Италии, у этрусков^[145] существовал культ деревьев. Надпись, сделанная на каменном дубе из римского Капитолия, говорила о святости дерева. Росписи в одном из склепов в Тарквиниях^[146] изображают деревья, увешанные венками и лентами. В погребениях эпохи Виллановы^[147] археологи открыли изображения деревьев с семью или девятью ветвями, сделанные из обожженной глины; на ветвях висели плоские культовые сосуды, служившие при жертвоприношениях либо светильниками, либо курильницами.

В древнегерманском эпосе, в песнях о богах и героях, жизнь после гибели мира сохраняется только в «ясене мира»; он один остается невредимым в рушащемся мире, объятом пламенем.

В одной из песен Старшей Эдды^[148] говорится:

В Песне о Вёльсунгах это дерево выступает в виде вяза, стоящего в зале Вёльсунгов. В ствол вяза вонзает Óдин^[151] (кривой) меч, то есть лунный серп. Этот вечнозеленый вяз «поднимается над крышей зала» — над крышей Валгаллы^[152]. Но и у древних германцев к священным относилось несколько видов деревьев. Наряду с ясенем и вязом, а может быть и несколько раньше, чем они, священным считался тис. Среди предметов доисторического периода, найденных в скандинавских торфяниках, большинство деревянных вещей сделаны из тиса. Согласно древнейшим представлениям, тис считался деревом смерти, да и теперь он фигурирует в погребальных обрядах. В древнегерманской мифологии тис теснейшим образом связан с Господином (Фрейром^[153]). С гибелью мира гибнет и Фрейр. Возле древнего языческого храма в Упсале (Швеция) росло могучее вечнозеленое дерево (вероятно, тис), около которого в жертву небу приносили животных и людей. В определенное время сюда собиралось все население страны. Еще сейчас в шведских деревнях можно увидеть возле крестьянской усадьбы «дерево защиты». Из многих мифов германцев явствует, что они строили свои жилища вокруг ствола священного дерева, так что оно находилось в центре дома. В норвежских загадках о «годовом дереве» есть загадка о можжевельнике, на котором сидят триста шестьдесят четыре птенца: по числу дней в тристашестидесятичетырехдневном году.

Среди наскальных рисунков Скандинавии встречается несколько изображений хвойных деревьев, а также лиственных, но без листвы, с голыми ветвями. Древнегерманская липа, под которой вершилось правосудие, рябина, орешник, можжевельник — все они играли свою роль в культе и религии. Следует также добавить дуб Вотана, или Донара, который срубил Бонифаций^[154] в 722 году в Гессенских землях. Эта смелость впоследствии стоила ему жизни. Позднее закон, изданный Карлом Великим^[155], грозил смертной казнью всем, «кто дает клятвы и приносит жертвы у источников, деревьев или в рощах». Тем не менее в разнообразных формах древний культ деревьев сохранился до наших дней во многих обрядах, суевериях и сказках.

В немецких народных сказках, собранных братьями Гримм, часто говорится о чудесном дереве. Дерево великолепно. У него листья из серебра, а плоды из сверкающего золота. Выросло оно за ночь. На нем растут золотые яблоки. Золушка прячется в дереве. Это то дерево, которое она посадила на могиле матери и которое выполняет все ее желания.

В деревьях видели покровителей семьи, их считали прибежищем души умершего и одновременно символом жизни. Жизнь человека будет защищена, если он в начале весны или в день свадьбы внесет в свой дом свежую ветку.

Дерево играет большую роль в Иванов день и на рождество, то есть в дни солнцеворотов. Рождественское дерево, увешанное золотыми и серебряными звездами и шарами, давно стало подсознательным воспроизведением усыпанного звездами небесного дерева вселенной, на котором висят солнце и луна.

Такое зрелище можно увидеть во всей его красе, если в середине рождественской ночи взглянуть на ясное небо. Через весь небосвод, с юга на север через западную сторону пролегает сверкающий мириадами искр мощный ствол небесного древа, стоящего как бы посередине «сада». И каждый, кто сведущ в астрономии, знает, что в это время солнце, находясь глубоко под горизонтом в северной стороне, подобно золотому шару висит между невидимыми ветвями этого дерева.

Историческая наука отмечает, что «елка» засвидетельствована лишь с 1605 года, а в качестве рождественского дерева только с 1642 года (то есть с конца Тридцатилетней войны) в Страсбурге и Эльзасе. Это говорит лишь об упорной борьбе римской церкви против древнего культа деревьев, который целых тысячу лет укрывался в тайниках души и только после реформации стал постепенно снова появляться. Двигаясь из германских земель и Немецкой Швейцарии, эти верования даже захватили новые страны.

Священные деревья, божьи деревья, небесное древо, деревья жизни и смерти — все они в свое время почитались во всем мире.

Тысяча лет — небольшой срок для духовного наследия человека, и священные верования, которые по крайней мере на тысячу лет старше христианства, не могли исчезнуть так легко; они возвращались, хотя римская церковь время от времени их побеждала и объявляла языческими.

Вряд ли на земле есть народ, у которого в той или иной форме нельзя было бы проследить древний культ дерева. В наше время, когда мы мыслим категориями, не связанными с небом и вытекающими из совершенно иных представлений, мы верим, будто древние народы от Нила до берегов северных морей, от Сибири, Китая и Японии до Америки почитали земные деревья и в них видели воплощения душ, духов умерших и других существ. На самом деле все земные деревья были лишь символом серебристого большого дерева на небе. И елка рождественского праздника, когда отмечается день рождения христианского спасителя, это то же «дерево», на котором умер Христос — спаситель мира.

Золотой жезл

Божественный атрибут царей

Тот, кто хочет в странствиях иметь при себе священный символ небесного дерева, не может для этой цели воспользоваться деревом-гигантом, крепко вросшим корнями в землю. Но он может срубить ствол, очистить его от ветвей и сучьев и тогда взять с собой. Именно таким образом кочевые пастушеские племена превращали священное дерево в священный столб, который они переносили с места на место. Там, где кочевники временно останавливались, они воздвигали священный столб — копию небесного дерева, а вокруг него ставили хижины и шатры.

Еще задолго до создания могущественного древнего государства на берегах Нила у египтян уже был такой священный столб, который стал впоследствии значком отдельных номов (областей), украшенным изображениями животных — божественных покровителей нома. Это изображение священного столба уже очень давно превратилось в обозначение всего священного, а впоследствии — в иероглиф, обозначающий слово «бог». Египетская богиня Зешат, связанная с культом деревьев, изображается с жезлом в руках. Верхняя часть жезла увенчана звездой с семью лучами, охваченной сверху лунным серпом.

У богов шумеров и аккадцев, а также у некоторых божеств семитов и индоевропейцев символом всякой божественной и царской власти была белая палка (часто в сочетании с красным кольцом).

На фрагментах стенной росписи огромного дворца царей Мари в среднем течении Евфрата (этот дворец был сожжен вавилонским царем Хаммурапи в первой половине II тысячелетия до н. э.) изображена звездная богиня Иштар, которая протягивает царю белый жезл с красным кольцом. Она вручает жезл в качестве символа царской власти своему представителю на земле, замещающему богов. На еще более древнем рельефе, выполненном в глине (около 2000 года до н. э.), изображена шумерская богиня в рогатом венце, с большими крыльями за спиной и с ногами совы, которая держит в каждой руке по маленькому жезлу с кольцом. Из целого ряда шумерских и аккадских клинописных значков, покрывающих жезл, явствует, что жезл — символ власти и в то же время — знак царского достоинства.

Египетский жезл с семиконечной звездой и лунным серпом

Но в Двуречье не только боги и земные владыки обладали жезлом. Простые люди также считали палку амулетом. Они вставляли маленькие колышки в расширенные отверстия ушной мочки, в нос или в губу. При раскопках в нижнем течении Тигра и Евфрата археологи обнаружили, что подобные колышки употреблялись задолго до появления здесь шумеров. Неважно, где и как носили эти колышки: на цепочке или на веревке, на руке или на затылке, или они были вдеты в отверстия, специально проткнутые в ушах и губах. Современные отсталые народы, сохранившие обряды и обычаи, существовавшие пять тысячелетий тому назад на побережье Персидского залива, возможно, уже не сознают, почему они должны подвергаться болезненным операциям, чтобы иметь возможность носить священный колышек, но что это необходимо — не вызывает у них сомнений. Отнимите у человека из такого народа колышек — и он испытает то же, что и цивилизованный христианин, у которого с шеи сорвали крест.

Священные столбы или палки и жезлы засвидетельствованы во многих странах. В одном из гомеровских гимнов бог Аполлон говорит своему брату богу Гермесу: «Подарить тебе желаю жезл процветания и богатства, прекрасный, золотой, трехконечный, защищающий тебя от Кер». «Защищать от Кер» — означает оберегать от смерти. Этот жезл получает божий сын Гермес, дароносец. Этим жезлом он закрывает глаза смертным и пробуждает спящих. Это — «золотой жезл», золотой скипетр властителя, жезл вестника. На одной вазовой росписи этот жезл украшен разноцветными (белыми и красными) шерстяными лентами, подобно тому как украшали ветви священных деревьев греки. Жезл Гермеса-Меркурия — колдовская палка — кадуцей — символ магических заклинаний. Жезл проводит своего владельца невредимым через облака, непогоду, бурю, сквозь все ужасы подземного мира.

Греческие жезлы Гермеса с изображениями двух змей (лунных серпов)

Небесное древо было и у римских авгуров^[156] — в виде жезла, закругленного наверху; при гаданиях они им «разделяли небо». Аналогичный жезл мы встречаем у жрецов древней Германии и, наконец, видим его в руках христианских епископов и кардиналов. Он и сейчас играет известную роль. Вспомните маршальский жезл или скипетр современных королей.

Вселенская колонна

Небесное древо выступает и в виде колонны, сложенной из золота, железа, алмазов, дерева и камня.

Во вселенскую колонну верили древние саксы. Ее земная копия представлялась им в виде срубленного дерева «немалого размера, поднятого вверх». Ей поклонялись под открытым небом. В просторечье эта колонна-дерево называлась Ирминсул, что означает «колонна вселенной».

В VIII веке н. э. при Карле Великом Ирминсул был разрушен во имя креста, и теперь никто не может сказать, где именно стоял священный символ саксонцев. В Тевтобургском лесу^[157] воспоминания об Ирминсуле, очевидно, продолжают жить. У подножия одной из скал Экстерштейна выбит рельеф, изображающий снятие Иисуса с креста. Люди, снимающие тело спасителя с креста, попирают ногами поверженную колонну вселенной — Ирминсул. Некоторые полагают, что рельеф символизирует победу христианства над древними языческими верованиями германцев. Но, по-видимому, рельеф на скале Экстерштейна имеет иной смысл. Чтобы понять его, достаточно взглянуть на небо. Там тоже колонна-дерево падает рядом с умирающей луной. Падение небесного древа фигурирует на многочисленных древнейших изображениях.

Священные колонны, подобные Ирминсулу, пусть меньших размеров, по всей вероятности, были довольно широко распространены у германцев. На них часто вырезали человеческие лица, показывая, что в колонне заключен дух предка или доброжелательного существа или божества. В северных областях и теперь нередко в центре крестьянского дома можно видеть такой резной столб со скамейкой. Он как бы охраняет дом, оберегает его от бед.

В преданиях азиатских народов также фигурирует «небесный столб» либо из железа, либо из драгоценных камней, но с одним существенным изменением: это не блещущее серебром небесное древо, которое простирается через все небо и поворачивается вокруг Полярной звезды, а нечто незримое, «небесный гвоздь», «стержень мира», вокруг которого вращаются все звезды. Но и эти представления теснейшим образом связаны с небесным древом, вера в которое намного старше. Таким образом, с появлением новых понятий о сущности небесных явлений происходит вполне естественный процесс: на место вполне конкретных (более примитивных) представлений (дерево, колонна, столб, камень, скала) приходят абстрактные, отвлеченные понятия (стержень мира, невидимый божий гвоздь и т. д.). Но эти более поздние представления лишены той жизненной силы, которая приписывалась раньше и приписывается сейчас небесному древу.

Священный столб прослеживается во всех странах мира, начиная от якутов («коновязь») и кончая островами Тихого океана и Южных морей. У его подножия приносились жертвы, к нему обращались с молитвами; он олицетворял либо путь к «высшему существу», либо само божество.

В провинции Ассам (Восточная Индия) в центре храма жрицы — царицы Кхаза воздвигнут столб, который проходит от земли до конька крыши. Это — «колонна бога»; она служит также алтарем, на котором совершаются многочисленные возлияния. Воздвижение новой колонны сопровождается торжественными празднествами. В колонне Кхазы слились воедино представления о высшем божестве и представления о дереве вселенной и «опоре небесного свода».

Копья из драгоценных камней, дубинки, мётлы

На Сирийском побережье у Рас-Шамры при раскопках разрушенного во II тысячелетии до н. э. древнего финикийского города, находившегося неподалеку от библейского Ханаана, французские археологи обнаружили изображение божества. Эта находка взволновала не только знатоков древних культур, но и богословов. Имя этого божества часто встречается в Библии и неизменно сопровождается страшными проклятиями, но на основе одного только Ветхого завета нельзя было судить о том, что же это за божество «нечестивых». В Рас-Шамре было найдено изображение этого божества, Баала (Ваала), что в переводе означает «господин» или «владыка». Культ Баала существовал еще до Моисея. В левой руке Баал из Рас-Шамры держал священный ствол, стилизованный в виде копья.

Это все то же копье вестника богов Гермеса, о котором говорится в гомеровской Одиссее. Еще в наше время в Индонезии древом вселенной называют копье, которым пользуются шаманы. Это перевоплотившаяся в копье стилизованная мачта индонезийских «лодок души», в которых легко угадать лежащий лунный серп. Здесь снова проявляется связь лунного серпа с небесным древом, подобно тому как в других случаях ясно выступает связь между столбом и рогами (луны). В древнейшем собрании японских мифов также фигурирует копье, но здесь это копье из драгоценных камней. Не удивительно, ведь оно сверкает и искрится в небесах.

Богатство мифов, связанных с небесным древом, неисчерпаемо в своем разнообразии. В зависимости от обстоятельств оно превращается в легендах и в палицу сына Зевса — Геракла, и в жезл бога подземного царства Гадеса (Аида). Это также и метла, вызывающая непрерывные потоки воды, если человек, пользующийся ею, не знает формулы заклинания. Лукиан рассказывает об ученике чародея, который, не постигнув всех тайн колдовского ремесла, в отсутствие учителя не сумел справиться с волшебной метлой и затопил водой весь дом. Ему не помогло и то, что в отчаянии он разрубил метлу на две части.

Небесное древо превращается также в волшебный жезл чародейки Кирки, о которой рассказывает одна из песен Одиссеи. Кирка прикосновением этого волшебного жезла превратила спутников Одиссея в стадо свиней (свинья же, или кабан, — воплощение лунного серпа). Мётлы и палки, на которых в средние века летали ведьмы, — все то же небесное древо.

Лестница, веревка, нить

Небесное древо часто представлялось людям также в виде лестницы. В древнем Египте при погребении между бинтами, спеленывавшими тело мумии, иногда вкладывали маленькую лестничку, которая должна была помочь умершему подняться к звездному небу. Согласно текстам пирамид III тысячелетия до н. э., умершие поднимаются вверх по небесной лестнице. Верхняя ее часть — веревочная — спущена с неба, нижняя — деревянная — стоит на земле.

В Ветхом завете также фигурирует небесная лестница: «И увидел во сне (Иаков): вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и вот, ангелы божии восходят и нисходят по ней»^[158].

Небесное древо-лестницу, соединяющую небо и землю, используют в своих обрядах индонезийские шаманы при лечении больных с помощью заклинаний; точно так же у племени нада на острове Флорес до наших дней сохранилось представление о крестном столбе как о «лестнице предков».

Веревочная лестница, свисающая с неба, превратилась затем в простую веревку. У многих африканских племен до сих пор сохранились предания о том, что первые люди с помощью веревки спустились с неба на землю.

В определенное время «веревка» (небесное древо) на небе исчезает («развязывается»), и представление об этом процессе получило выражение в культовых обрядах. Диодор Сицилийский^[159] сообщает: «То, что рассказывает миф об Окносе, можно видеть исполняемым в торжественном собрании; так, один из мужей закручивает большой конец веревки, а многие из присутствующих, стоя сзади, развязывают закрученный конец».

На Латинских воротах в Риме изображен Окнос, плетущий веревку, которую пожирает ослица. Окнос стареет за этим занятием, а ослица продолжает пожирать веревку. Ведь осел также лунное животное. Итак, веревку Млечного Пути пожирает лунный серп, а не солнце.

Иногда священную веревку плели из человеческих волос.

Оракул знаменитого храма Геракла в Эрифрах^[160] повелел женщинам срезать волосы, а мужчинам сплести из них веревку, на которой должны были вести священный корабль. Смысл пророчества оракула храма Геракла затемнен настолько, что понять его невозможно. Помочь может только лунная символика. Священный корабль отождествляется с лежащим лунным серпом, а тот, в свою очередь, — с человеческой головой, символом блага и плодородия (вспомним культ человеческой головы и охоту за головами). Вместо целого, как известно, можно приносить в жертву его часть, в данном случае — волосы. Скорбящие, жаждущие благополучия в новой жизни, должны их срезáть. Если же сплести из жертвенных волос (заменяющих голову) веревку, за которой должен следовать священный корабль, то благодаря этим действиям дерево жизни и смерти (небесное древо) снова подымется. Запутанный язык оракула, импонировавший людям древности, ставит в тупик современных ученых.

Веревка, наконец, это и нить. Ариадна, дочь критского царя Миноса, дала нить Тесею, когда тот направился на бой с Минотавром, чудовищем с телом человека и бычьей головой. Нить и умирающий лунный бык (Минотавр — человек с головой быка) так же связаны друг с другом, как веревка, сплетенная из волос, и лунный корабль, или лунный серп, и небесное древо. С помощью небесной нити Тесей нашел выход из (звездного) лабиринта.

Все очевидно и понятно. Но возвышенный язык мифов понятен только специалистам, прежде всего потому, что в мифах описание небесных явлений тесно переплетается с событиями земными. Возможно, что исторические события, связанные с искоренением культа лунного быка на Крите, и представления о процессах, происходящих на небе, слились в единый миф. Ибо небо всегда было самым важным для человека и все земное он считал лишь отражением его великолепия, в том числе дерево, столб, жезл, копье, дротик, лестницу, веревку, сплетенный из волос шнур и нить.

Камень и скала

Хребет Осириса

У оседлых народов, отказавшихся от кочевого образа жизни и строивших жилища уже не из дерева, а из камня, изменились и представления о небесном древе, особенно в областях, бедных лесом. Однако новые представления редко полностью вытесняют старые, устоявшиеся. Старые понятия долго борются с новыми, и те и другие какое-то время сосуществуют в различных верованиях, часто в завуалированном, символическом виде.

Развитие религии древнего Египта, которое можно проследить на протяжении трех тысячелетий, ярко показывает, как в религиозных представлениях более поздних эпох сохраняются древнейшие, можно сказать, примитивные представления. Впоследствии они сложились в противоречивый, труднодоступный пониманию сложный комплекс понятий, ритуалов и символов. Почти в каждой религии, следовавшей — и это неизбежно — духовному развитию человека, можно проследить такое противоборство старых и новых религиозных верований.

Короче говоря, столб деревянный сменился каменным.

В древнем Египте это был дэд, наиболее распространенный священный амулет при погребении умерших. Его верх чаще всего увенчан четырехчастным изображением. Иногда дэд украшен человеческими руками, фигурой бога Гóра в виде сокола, змеей или солнечным диском. Обычно две богини по сторонам столба, преклонив колени, молятся ему; иногда на нем можно увидеть рог овцы или барана, соединенный со столбом посредством змей и перьев.

Дэд с крестом жизни и воздетыми человеческими руками, поддерживающими солнечный диск (Египет)

Апотропеический^[161] символ дэда, изготовлявшийся из различных материалов: золота, лазурита, камня, дерева, считался священным знаком Осириса, его «хребтом», его «божественными останками». Иероглиф, изображающий столб Осириса, означает слова «постоянство», «продолжительность», «сохранность». Многие египтологи полагают, что дэд представляет собой стилизованное изображение ствола дерева без листьев, хотя современные научные данные не подтверждают это полностью и ряд ученых оспаривает это положение. Уже в ранний период дэд в сочетании с символами вечной жизни и спасения выступает в египетской религии в качестве важного амулета. Дэд должен защищать живых, а умерших охранять от уничтожения и помогать им в новой жизни.

Воздвижение дэда в честь появления на небе Млечного Пути (Египет)

В египетской «Книге мертвых» говорится: «Это глава о позлащенном столбе (дэде), приложенном к шее просветленного. Умерший говорит: хребет этот (животворный столб-дэд. — Э. Ц.) — твой хребет, ты, сердце которого покоится (Осирис. — Э. Ц.)! Позвонки эти — твои позвонки, ты, сердце которого покоится! Ты был привезен к месту, достойному тебя… Я приношу тебе дэд, которому ты должен радоваться. Следует произносить эту главу при позлащенном дэде, прекрасно сделанном из сердцевины сикоморы. (Здесь связь со священной сикоморой. — Э. Ц.). Следует его приложить к шее просветленного, ибо тогда он войдет во врата подземного царства». Тогда усопшего не отталкивают от врат подземного мира. Ему дают хлеб, лепешки и много мяса с алтарей бога солнца, иными словами, доброго бога Осириса. Как на небе столб исчезает, а потом возникает снова, так и в земном культе он снова появляется. Поэтому египтяне праздновали воздвижение дэда. В текстах, относящихся к коронационным торжествам XII династии (начало II тысячелетия до н. э.), описан обряд воздвижения дэда. К его верхушке привязывали ветви деревьев, символизировавшие переход от дерева к столбу. По всей вероятности, этот обряд возник задолго до II тысячелетия до н. э. В городе Мемфисе на нижнем Ниле дэд воздвигали в присутствии фараона и всей царской семьи в канун праздника бога Гора. Кульминацией торжеств был момент, когда фараон и жрецы с помощью канатов поднимали столб, лежавший на земле, пока он не принимал вертикальное положение. Более явственное подражание процессу, происходящему на небесах, нельзя себе представить.

Два столба, два обелиска

Итак, двум небесным деревьям соответствовали два дэда. Уже древние тексты упоминают пару столбов, в египетской «Книге мертвых» речь идет о двух дэдах. Родственным им амулетом был, по-видимому, скипетр в виде стилизованной растительной колонны, заостряющейся книзу.

Обычно он был сделан из зеленоватого камня. В «Книге мертвых» подчеркивается, что он сделан из камня. Скипетр, очевидно, символизировал плодородие, плодовитость и «постоянную свежесть юности». Одновременно в египетских текстах можно встретить любопытные аналогии. Апотропеический символ сделан из твердого камня, прочен и нерушим; точно так же неприкосновенен и умерший. Длинный скипетр мы видим в руках богинь и цариц, а связки окаменевших стеблей папируса — символы защиты и спасения — во множестве встречаются в древнеегипетских храмах, причем их количество подчинено определенной символике чисел. Дальнейшим этапом превращения дерева в столб в более позднее время был обелиск.

Два обелиска у врат храма в Луксоре (Фивы). К ним ведет Аллея сфинксов. (реконструкция)

Обелиски, огромные монументы, высеченные из цельного куска гранита, достигающие высоты свыше двадцати метров, четырехгранные, иногда с позолоченной верхушкой, с III тысячелетия до н. э. стояли, а некоторые и сейчас стоят перед вратами египетских храмов, возле алтарей, около жертвенников и во дворах святилищ. В уменьшенном виде они находятся и в некоторых гробницах, перед нишами, имитирующими дверь. Чаще всего их также ставили парами.

В наши дни самые высокие из египетских обелисков, воздвижение которых тысячелетия тому назад стоило пота и крови миллионам людей, украшают столицы современных государств — Рим, Париж, Лондон… Но только немногие знают, что эти обелиски — самое грандиозное воплощение веры в божественность Млечного Пути.

Уже тексты пирамид III тысячелетия до н. э. ярко свидетельствуют о том, что обелиск был земным отражением небесного явления. Он считался источником света, и исходившие от него лучи изображались в виде маленьких треугольников. По всей вероятности, образцом обелиска был священный камень Бен (или Бенбен). В обелиске видели обиталище бога луны, который в нем скрывается. Точно так же дэд считали вместилищем хребта Осириса. Но полное понимание этого символа возможно только при сопоставлении с луной, умирающей возле небесного древа (Млечного Пути) или на нем. Ущербная луна — бог подземного мира и владыка мертвых — это Осирис Атум, погребенный в камне. Поэтому многие египетские гробы и священные сосуды имеют форму обелиска.

Но вот представления, связанные с луной и камнем (одновременно он столб смерти), совершают поразительнейший поворот: если бог луны погребен под камнем, словно под скалой, следует отодвинуть камень, закрывающий гробницу. Если же отодвинуть камень в сторону, то окажется, что гробница пуста. Каждому станет ясно, что луна воскресла после новолуния.

Но этот же процесс можно описать совершенно иначе, если таинственное воскресение луны истолковывается только для посвященных. Когда солнце приближается к древу (Млечному Пути), в котором погребена луна, тогда, конечно, камень (древо) отодвигают, но луна к этому времени еще не воскресла. Вблизи гробницы может еще оказаться умирающая луна, которая видна ранним утром. В Евангелии от Иоанна такая ситуация описана достаточно точно: когда Мария Магдалина обнаружила пустую гробницу и увидела, что камень отодвинут, она увидела Иисуса, но он отстранил ее: «Не прикасайся ко мне, ибо я еще не восшел к отцу моему (солнцу. — Э. Ц.)»^[162]. Иными словами, он еще не воскрес окончательно. С одной стороны, в утренние часы можно видеть только луну умирающую, но не воскресшую; с другой — новый, воскресший месяц виден только в вечерние часы, как это засвидетельствовано в различных местах евангелий; при этом он находится уже на значительном расстоянии от того места, где умер, вися на столбе, где был погребен под камнем. Никто его здесь не может обнаружить воскресшим.

Огненная колонна

Камень этот — «сверкающий камень», как говорится в трагедиях Эсхила^[163]. Камень, скала и колонна должны сиять так же, как пылающее в тысячах сверкающих звезд огненное дерево, которое воплощается в горящей рождественскими свечами елке, или известный «огненный куст» Моисея из Ветхого завета.

В шумерском городе Ниппуре письменный знак для обозначения бога Бильги представлял собой постамент, из которого вырывается пламя. Это тот же огненный столп, известный из Ветхого завета: «И в утреннюю стражу воззрел господь на стан египтян из столпа огненного…»^[164].

Утром: умирающий месяц перед своей могилой. «Камень» уже «отодвинут»

Вечером: воскресший на третий день месяц покинул свою гробницу и столб мертвых

Это высказывание относится ко времени, когда Моисей вывел евреев из египетского рабства и привел в Синайскую пустыню, где стояли и стоят до сих пор те же священные менгиры^[165], что и в других местах.

Достойным земным изображением огненной колонны, становящейся все более мощной, превосходящей скалы Одиссея^[166] и Геракловы столпы^[167], не могут быть ни огненные кусты, ни сияющие камни, ни золотые или алмазные столбы; они не могут передать несравнимую прелесть этой величественной огненной колонны. Только огромные огнедышащие горы — вулканы — заслуживают того, чтобы представлять на земле Млечный Путь.

В них, наконец, вера в великолепие небес и сияющей на них скалы нашла свой земной символ: «Господь же шел пред ними днем в столпе облачном, показывая им путь, а ночью в столпе огненном, светя им, дабы идти им и днем и ночью»^[168].

Этот рассказ Ветхого завета, который прямо свидетельствует о том, что при исходе израильтян из Египта они ориентировались на действующий вулкан, задал ученым немало загадок, так как в те времена на Синайском полуострове уже не было действующих вулканов. Что же могли видеть беглецы, из какого огненного столпа «глядел» господь-бог Израиля? Весной, в пору исхода евреев из Египта, Млечный Путь со всем своим стволом ясно виден ночью на небе; днем же он, конечно, скрыт в свете солнца.

С развитием знаний небо перестало казаться человеку океаном, в котором растут деревья; оно не представлялось ему уже и звездным лугом, на котором пасутся золотые тельцы. Небо стало скорее пространством, наполненным небесными огнями, подобно тому как это предполагали и греки: воздушным пространством, полным пылающих звезд.

Священный серебристый тополь греков превратился в «солнечный венец». Век за веком развивающееся естествознание приводит к пересмотру древних религиозных представлений. На смену древнейшим лунным и звездным религиям приходит почитание солнца, правда медленно, ибо народные массы его не приемлют; вместо священного древа появляется солнечный венец. Однако, если сохраняется вера в святыни, изменения в этой вере не смущают души людей. Возмущается и протестует против новых представлений только разум. В IV веке до н. э. скульптор Лисипп выразил свое отвращение к Афинам такими словами: «Этот город эллинов, подобно розам, полон благоухания и шипов. Ибо празднества в честь солнца приводят меня в неистовство, а солнечный год пробуждает яростное негодование. И если кто-либо почитает серебристый тополь за солнечный венец, я вне себя от гнева, и мне милее умереть, нежели слушать бессмысленные бредни болтунов. Вот так здесь, в Афинах, приводят путников в полное заблуждение».

Да, над древними небесными верованиями сгущаются облака тумана. Все гуще становится эта завеса и все фантастичнее и сложнее делаются истолкования того, чтó исходит не от разума, а от души. В писаниях христианских докетов, отрицающих телесную сущность Иисуса Христа, мы находим корни древнего верования в то, что фиговое дерево сохранилось в небесном божестве и ветви его достигают тьмы; однако согласно представлениям волхва Симона, упомянутого в Деяниях апостолов^[169] и в других произведениях христианских авторов, священное дерево имеет свои корни в небесном огне над землей. Таким образом, Млечный Путь (древо) пребывает в небе, пылая вечным огнем и не сгорая. Через весь Ветхий завет проходит множество упоминаний о Млечном Пути, которые представляют собой признание его священного значения; но Ветхий завет содержит и целые потоки враждебных высказываний против него. Поэтому священные деревья и камни, о которых так много говорится в Библии, заслуживают особой главы.

Библейское древо

Оно росло в раю

История культа небесного древа начинается в Ветхом завете уже с мифа о сотворении мира: «И насадил господь бог рай в Едеме на востоке, и поместил там человека, которого создал. И произрастил господь бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево познания добра и зла. (Следовательно, было два разных дерева: дерево жизни и дерево познания. — Э. Ц.). И заповедовал господь бог человеку (речь идет только об одном человеке, об Адаме. — Э. Ц.), говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть. А от дерева познания добра и зла, не ешь от него: ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь!»^[170].

Оба первых человека нарушили заповедь бога. Искушенные змеем (речь идет только об одном змее, как будто в мире еще не было других), они съели плод дерева, «стоявшего среди сада», дерева познания добра и зла. Когда грех обнаружился, их обоих изгнали из рая. Очевидно, только тогда они ступили на землю.

Североевропейское изображение колесницы для культовых процессий с установленным на ней священным камнем (менгиром)

Об изгнании из рая как божьей каре прямо в тексте не говорится, там сказано: «И сказал господь бог: Вот Адам (по-видимому, только он, а не Ева. — Э. Ц.) стал (благодаря тому, что вкусил плод с дерева познания — Э. Ц.) как один из нас (то есть, как бог. — Э. Ц.), зная добро и зло; а теперь как бы не простер он руки своей и не взял также от древа жизни, и не вкусил и не стал жить вечно. И выслал его господь бог (опять-таки только Адама. — Э. Ц.) из сада Едемского»^[171].

Не грех, очевидно, причина изгнания Адама из рая, а опасение, что Адам (а может быть, и Ева) вкусит плодов другого дерева — дерева жизни и тем самым станет бессмертным. Вкусив плодов дерева познания, они и так уже уподобились богу, а это, видимо, не входило в его намерения, равно как и познание ими добра и зла. По тексту Ветхого завета, первородный грех заключался в том, что была нарушена заповедь бога — а именно: не делать ничего, что могло бы привести к познанию человеком добра и зла; ибо только таким путем он мог уподобиться богу. А вот от дерева жизни «ни Адам, ни Ева никогда не вкусили». Вкушать от него, кстати, им не запрещалось.

Вот что говорит по этому поводу библейский текст. По всей вероятности, лишь впоследствии одно дерево превратилось в два: дерево жизни в дерево смерти. Этим скорее всего объясняются и своеобразные противоречия, которые могли возникнуть из-за неоднократной переработки текста.

Сад на востоке, в котором росли эти деревья, находился на небе, а не на земле. Это тот же сад, о котором рассказано в шумеро-аккадском мифе: остров блаженных, расположенный на востоке за большим океаном смерти, где деревья приносят цветы и плоды из драгоценных камней, где царит вечная жизнь.

Дерево и жезл, скипетр и палка по сути своей аналогичны столбам, стоявшим возле палестинских алтарей, и большому камню, который Иисус Навин^[172] воздвиг под сенью священного дуба в Сихеме возле святилища господня. И Иисус Навин сказал всему народу: «Вот, камень сей будет нам свидетелем: ибо он слышал все слова господа, которые он говорил с нами (сегодня); он да будет свидетелем против вас (в последующие дни), чтобы вы не солгали перед (господом)богом вашим»^[173].

Еще во времена пророков библейские «сыны Израиля» верили в священное дерево — одновременно и камень, и холм, — а также в священную гору, на которой обитает бог. Множественность этих понятий отражает страстную борьбу, происходившую вокруг этих глубоко религиозных представлений; и лишь немногие из тех, кто читает Библию, могут почувствовать жесточайшую борьбу против древнейших форм верования, увековеченную в этом священном писании. Уже в Пятикнижии, в книгах, приписываемых Моисею, горит страстная и непримиримая ненависть к древним верованиям Израиля, выраженная в самых сильных словах, какие только можно подыскать: «Столбы их сокрушите!», «Не сади себе рощи из каких-либо дерев при жертвеннике господа, бога твоего, который ты сделаешь себе; и не ставь себе столба, что ненавидит господь, бог твой»^[174]. И еще: «Не делайте себе кумиров и изваяний, и столбов не ставьте у себя, и камней с изображениями не кладите в земле вашей, чтобы кланяться перед ними»^[175].

Именно в этом грех Иакова! Он может быть искуплен, если будут уничтожены все жертвенники и изображения Ашеры и столбы солнца, «ибо уставы народов (язычников. — Э. Ц.) — пустота; вырубают дерево в лесу, обделывают его руками плотника при помощи топора; покрывают серебром и золотом, прикрепляют гвоздями и молотом, чтобы не шаталось. Они — как обточенный столп»^[176].

Затем следует длинное господне проклятие израильскому народу, приверженному еще своим древним святилищам.

Многочисленные пророческие произведения последних веков до нашей эры содержат проклятия по адресу древних языческих культов. Тем же, кто ссылается на древнее священное писание, возражают: «Как вы говорите: „мы мудры и закон господень у нас“? А вот лживая трость книжников и его превращает в ложь»^[177].

«И ты найдешь меня…»

Противники древнего культа забывают, что речь идет не только о грехе Иакова, того мужа, от которого идет имя Израиля, но что Моисей и его преемник Иисус Навин также почитали скалы и камни и что возле первого Иерусалимского храма, построенного царем Соломоном, стояли два медных столба. «Этот-то Хирам соорудил также две медные колонны для наружной стены храма, в четыре локтя в диаметре. Вышина этих столбов доходила до восемнадцати аршин, а объем до двенадцати локтей»^[178].

Когда в последнее столетие до нашей эры Ирод Великий восстановил этот храм, «входные двери и их карнизы были… украшены пестрыми занавесами, на которых были вышиты узорами цветы и которые свешивались со столбов. Сверху над входом с фриза свешивалась золотая виноградная лоза, кисти которой спадали вниз»^[179].

Это та виноградная лоза, с которой, подобно греческому Дионису, сравнивается Иисус из Назарета. Это один из последних всеобъемлющих символов небесного древа. Его наличие в храме доказывает безуспешность борьбы, которую вели израильские пророки против древнейших религиозных форм. Ибо в зарождающемся христианстве развивается не только страстно осуждаемое поклонение идолам и священным предметам, против которого напрасно выступали многие мужья Израиля, но и совсем новый культ дерева и камня: райское дерево и небесная лестница повторяются в кресте и, в столбе смерти, на котором умер Иисус Христос.

По религиозным сказаниям, некоторые христианские отшельники проводили свою жизнь на верхушках высоких столбов. Их называли «святыми столпниками». Усиливающееся христианство все больше и больше обращается к кресту. И только под влиянием внутренних сил, больше чем когда-либо связанных с небесным культом древности, возле креста возникают два небесных древа, да и сам Иисус Христос также висит на дереве.

Древнейшие религиозные представления, глубоко запечатлевшиеся в душе человека на протяжении тысячелетий, снова одерживают победу. Не зная прошлого, некоторые из новых учителей ссылаются на дух, обитающий в них. Из глубочайшей веры возникают слова Иисуса, кажущиеся нам таинственными: «Подними камень — и ты найдешь меня. Расщепи дерево — и я там».

Слова эти начертаны на папирусе, который был найден в наше время в Бенизе (Египет), в древнем Оксиринхе. Он содержит некоторые неизвестные изречения Иисуса. Приведенное высказывание полностью звучит так:

«Говорит Иисус: там, где двое, там люди не остаются без бога, а там, где одинокий, — я говорю, что буду с ним. Подними камень — и ты найдешь меня. Расщепи дерево — и я там».

Возле Млечного Пути — вот где он! Там он умирает на смертном столбе, там он на третий день воскресает, и так будет до конца света.

Животные около дерева

Как это началось

Представьте себе первобытного человека, жившего десятки тысячелетий назад. Он был охотником, но и сам жил под вечной угрозой нападения. Когда наступала загадочная ночь и небо усыпáли сверкающие звезды, озарявшие темные входы в пещеры и укромные логова, где он прятался и чутко прислушивался из своей засады к ночным шорохам, он не мог не плениться игрой и переливами небесных огней. Он ничего не знал о солнечном годе, о смене зимы и лета, весны и осени, о летнем и зимнем солнцестоянии, не знал ни часов, ни инструментов, ни измерения времени, не знал про небо и его законы, не знал ничего, кроме того, что видел собственными глазами. Поставьте себя на место этого охотника, и вы поймете, что луна должна была вызывать у него удивление. Облик ее постоянно изменяется, она то увеличивается до полного диска, то убывает и, наконец, исчезает на три дня, когда проходит в стороне от солнца, а затем снова появляется в виде лунного серпа. Все это, вместе взятое, — самое удивительное явление на небесном своде, больше всего привлекающее внимание. Тот, кто по прошествии тысячелетий после начала наблюдений большого ночного светила, которое то появляется, то исчезает, видел «сияющее древо» и одновременно луну, постепенно приходил к представлению о том, что земные плоды зреют и наливаются, как и луна на ветвях древа небесного.

С глубоким изумлением первобытный человек должен был убедиться в том, что важнейшая закономерность жизни на земле — смены лета и зимы, изобилия пищи и голода, жизни и смерти — имеет объяснение и что эта закономерность как-то отражена в небесных явлениях, в частности в положении луны на древе Млечного Пути.

Шумерско-аккадский камень из Ниппура (III–II тысячелетия до н. э.) с изображением обнаженных жрецов, совершающих жертвоприношение. Внизу — горные козлы

Чтобы постичь закономерность годовых перемен, не было необходимости наблюдать солнце, так как светло бывает и тогда, когда оно скрыто за тучами. Кроме того, человек непосвященный не мог иметь представления об истинных размерах солнца: оно казалось ему не бóльшим, чем виделось глазу, такой же величины, как предметы, находящиеся на горизонте.

Для понимания «великого закона» смерти и возрождения природы достаточно было луны и древа. Солнце не могло служить первобытному человеку предзнаменованием изменений времен года, а полная луна — могла. Когда она проходит мимо обеих ветвей древа, в северных широтах разгар лета; когда луна находится возле ствола, наступает зима. В эту пору полная луна представляется зимним божеством, приносящим холод и бедствия. Полная же луна, когда она сама, словно золотой плод, висит в ветвях небесного древа, покровительствует и созреванию плодов земных.

Конечно, не только полная луна, но и лунный серп был для человека надежным указателем. Его рог, находясь на обеих ветвях, предрекал смерть земле в зимнюю пору. Если же рог месяца находился возле ствола небесного древа, значит на земле господствовало лето, лесные звери давали обильную добычу и человек был сыт. Да и сама луна представлялась людям рогатым зверем, «умирающим» возле ствола небесного древа в то самое время, когда быки и бизоны, козы и овцы, слоны и носороги отдавали свою жизнь, чтобы жил человек^[180].

Вот весь круг мыслей людей, которые в борьбе против голода и невзгод не раз терпели поражение; которые сражались каменной дубиной с мамонтами, львами, медведями и быками, чтобы добыть их мясо; которые нуждались в шкурах, чтобы не замерзнуть зимой, как тысячи их соплеменников; которые со страхом в сердце переносили невзгоды и лишения, какие не вынес бы цивилизованный человек. В поисках помощи эти люди обращались мыслями к небу — к луне и к небесному древу.

То, что происходило там, наверху, из года в год, казалось им, конечно, загадкой. Сейчас ее легко разъяснить: если солнце находится возле ствола небесного древа, то полная луна стоит «напротив», около его ветвей, в противостоянии. В это время лето. Или наоборот: если солнце проходит сквозь ветви небесного древа, возле ствола сияет полная луна. Это период зимнего солнцестояния. Известная нам система взаимосвязи построена иначе: она основывается на научных данных, накопленных человечеством. Те же, кто этих знаний не имел и не испытывал особой нужды в том, чтобы точно знать время (ведь погода тоже не пунктуальна), те обращали свои взоры к луне и небесному древу. В совокупности они составили важный показатель времени, выполнявший свои задачи в те эпохи, когда календарь еще не был известен.

Недаром нордическая Эдда называет Млечный Путь древом измерения. По нему, если учитывать состояние луны, можно было определять время. Ориентиром могла служить и полная луна, и ущербный месяц. Существуют два различных серпа луны: один гаснет, второй загорается — один умирает, другой возрождается. Но оба они находятся непосредственно вблизи от солнца, когда видимы в первый или в последний раз. Для возможно более точного определения времени важно было первое или последнее появление лунного серпа. Таким образом, следовало фиксировать тот момент, когда последний лунный серп становится все ýже и когда он появляется в виде нового серпа. Между этими моментами проходит три дня, когда обращенная к нам сторона луны не освещается солнцем и поэтому не видна.

Человек, не умевший ни читать, ни писать, не имевший вообще представления о каких-либо письменных знаках, обозначал оба лунных серпа символом, заимствованным из окружающего мира, — рогами. В конце концов человеческая фантазия создала из этих двух серпов двух рогатых зверей, стоящих возле небесного древа.

Рога на дереве

Обожествление небесного древа и лунного серпа уходит своими корнями в глубокую древность, за много тысячелетий до появления письменности, в каменный век, скорее всего в последний ледниковый период. Оно относится к самым глубоким и продолжительным впечатлениям первобытного человека. Его повсеместное распространение породило культ различных рогатых животных, олицетворявших лунный серп. Через десятки тысячелетий в настенных росписях пещер Испании и Франции были обнаружены рога быков и бизонов и опознаны как изображение типичных лунных рогов. Красноречивое подтверждение этого — находки изображений крылатых быков в святилищах Ближнего Востока вплоть до Индии и Египта. Различные племена и народы еще в доисторическую эпоху выбирали своими покровителями животных, имеющих лунные рога. Это были их родовые или тотемные животные. Наряду с быками объектом почитания были горные козлы, антилопы, северные олени и бараны. В эпоху, переходную к историческому времени, когда происходили переселения племен, каждое из них приносило с собой культ своих тотемов в области, где эти животные уже не водились.

Смешение культов явилось следствием длительного развития истории человечества, заполненной войнами, переселениями, порабощениями и уничтожением одних народов другими.

Интересно отметить, что культовое почитание свиньи, обладающей клыками в виде лунного серпа («золотой кабан»), и слона с бивнями такой же формы одно время получило широкое распространение, а затем исчезло совсем.

Сейчас предоставим слово археологическим находкам последнего столетия.

Шест с головой быка

В доисторическую и дописьменную эпохи не только архитектурные сооружения и святилища были украшены рогами и черепами быков и антилоп, которые считались лунными апотропеями. Существовал также обычай ставить шесты с навершием в виде головы дикого или домашнего быка или коровы. Уже в то время они, по-видимому, были связаны с культом великого лунного божества Осириса, который сам был «великим быком запада». «Бык запада» — это новый, нарождающийся лунный серп, который появляется после трехдневного отсутствия луны, золотой телец. Шест же с укрепленным на верхушке черепом быка в ранний период был принадлежностью культа бычьего бога Мневиса в городе Он-Гелиополь, считался его хребтом и назывался «Юн [столб] быка из Она». Этот столб — олицетворение небесного священного дерева, а следовательно, связан с лунным серпом.

По этим двум символам, а также по времени разлива Нила можно установить, какое время года и какие связанные с ним небесные явления имели наибольшее значение в доисторический период и ранние эпохи жизни древнего Египта: по современному календарю это июнь и июль, то есть те месяцы, когда «бык запада», «юный бык», находится возле ствола небесного древа.

Дэд в виде человеческой фигуры с изображением бараньих рогов, солнечного диска и двух змей, увенчанных коронами (символы Млечного Пути, луны и солнца)

Этот способ счисления времени позже был упразднен в Египте, так как не удовлетворял требованиям более точного определения начала года. В качестве отправной точки была избрана звезда Сириус в момент ее самого раннего восхода. Но бык не был забыт в культовых обрядах. С применением нового способа счисления времени, более точного (промежуток между двумя самыми ранними восходами звезды Сириус составляет почти точно год — 365 дней), особо большое значение получил лунный серп «умирающий». Когда в некоторые годы на утреннем небе впервые в лучах зари появляется Сириус, почти точно в это же время иногда появляется возле небесного древа и убывающий лунный серп. Это — серп, умирающий возле древа или в нем, имеющий форму рога или серповидного меча, сокрытого в стволе древа, как об этом сообщают многие мифы, вплоть до древнегерманских. В более широком смысле это лунный бог, умирающий возле древа. Его символом является и бычья голова, воздетая на шест.

Правда, в Египте это не обязательно должна была быть голова быка или коровы. Голова барана также олицетворяла лунное божество — Осириса. Этот божественный бык также умирает возле древа, чтобы воскреснуть на третий день.

Обожествленные животные

Многие изображения, происходящие из области Шумера и всего Двуречья, олицетворяют определенных животных возле дерева или столба.

Уже в IV–III тысячелетиях до н. э. на шумеро-аккадских печатях встречаются изображения двух баранов, стоящих по бокам стилизованного растения с восьмилепестковой розеткой, или же двух овец по бокам человека, который держит в руках две ветки с такими же восьмилепестковыми розетками. Найдены также изображения сильно стилизованных кустов с такими же розетками, по сторонам которых стоят на задних ногах фигурки домашнего или дикого быка, коровы, овцы или барана.

Можно до бесконечности описывать подобные изображения из Месопотамии: такие или аналогичные изображения найдены на всей территории Малой Азии и Сирии, вплоть до берегов Средиземноморья.

Как и в Египте, в Греции существовал обычай прибивать к священным деревьям рогатый череп быка. Впоследствии такие черепа украшали стены и фризы храмовых сооружений. Такой же смысл имеет древнегреческий обычай привязывать между рогами быка ветви деревьев.

На севере Европы также можно обнаружить рогатую голову жертвенного животного, вздетую на столб или шест. Нордическая Эдда сообщает: «Будто великолепная коза пасется под сенью огромного дерева». Козел и дерево мира в германской мифологии — понятия, связанные между собой и с богом Тором. На севере Европы, как на Ближнем Востоке и в Египте, вместо гигантской козы почитался столб с овном или с бараном египетского лунного и растительного божества Осириса, являвшимся священным жертвенным животным шумерских и многих индоевропейских племен. У германцев сын бога Хаймдал связан с бараном и деревом вселенной. Германцы же верили, что рог Хаймдала сокрыт под священным деревом, возносящимся к небу.

Если, наконец, познакомиться с таинственным миром пещерных росписей Западной Европы, где намечаются истоки культа луны и культа дерева, то здесь чувствуется влияние не тысячелетий, а десятков тысячелетий культуры и верований. Во французской пещере Лаваш около Нио археологи обнаружили осколки костей с резьбой. На одном была вырезана рогатая голова бизона в ореоле сосновых веток. Вероятно, это произведение искусства относится к последнему ледниковому периоду. С тех пор прошло не менее десяти тысячелетий, пока насельники территории Греции, живущие в пещерах, стали помещать древесные ветви между культовыми рогами.

Ткань одежды ассирийского царя I тысячелетия до н. э. На ней изображено ветвистое дерево жизни и «лунные животные»: львы, быки, фантастические существа и крылатые человеческие фигуры

Настенная роспись в пещере Ласко во Франции изображает столб, возле которого стоит смертельно раненный бизон. Это и есть главное: возле дерева умирает лунный рог, имеющий вид быка, барана, козла или, наконец, человекобога.

Следовательно, уже в дописьменный период существовала тесная связь культур Европы, Ближнего Востока, Египта, Малой Азии, Сирии. Следы древнейших культурных связей прослеживаются у шумеров, вавилонян, ассирийцев, древних насельников Индии. Эти следы до сих пор обнаруживаются у народов всего мира, ведущих первобытный образ жизни.

Самое главное

Достаточно изложить лишь основные проявления культа дерева и луны в древности, который был одновременно и наукой о звездах, и наукой о времени, и религией. Он выражался в поклонении небу, обожествлении зверей, в вере в загробный мир, в учении о воскресении и загробной жизни после смерти. В конце концов дерево и луна слились в единое божество. Возле дерева находились врата для входа умерших в потусторонний мир; там приносили жертвы предкам. Это доказывается многочисленными культовыми обрядами, распространенными во всем мире. Луна умирает на дереве, значит, там же умирает и человек.

Так божества дерево и луна — лунное дерево, как ее часто называют, — постепенно принимали человеческий облик. Промежуточной стадией было обожествление животных. Как лунные быки, лунные змеи и лунные бараны становились божествами в человеческом облике, хотя иногда еще сохранявшими звериные головы (быка, барана и др.) и постепенно освобождались от символов, связывавших их с миром животных, так происходило и с деревом. Оно также постепенно видоизменялось в мужское или женское божество. При этом вокруг пола божества происходила упорная борьба. Наряду с мужскими в одной и той же культурной среде появлялись и многообразные женские божества.

Вместе с представлениями о дереве изменялись и представления о луне. Появились изображения быков, борющихся со львами, хотя оба эти животные связаны по своему культовому происхождению с луной: бык — воплощение лунного серпа, лев — полной луны. Изображения, где одно животное, олицетворяющее луну, стремится нанести ущерб другому лунному животному, можно истолковать как борьбу двух враждующих символов лунного божества, но борьбу льва против быка, часто фигурирующую в изображениях, следует, очевидно, объяснять как-то иначе.

Лунные животные впоследствии стали олицетворять время года, превратились в божества, воплощавшие в себе более широкие понятия жизни и смерти. Уже не только луна диктовала: «умри!» и «возродись!», но еще и не солнце! Функции жизни и смерти совместились в дереве и луне. И тут мятущийся ум человека нашел существо, более всего подходящее к небесному дереву: орла.

Орел

Основные черты

Связь между деревом и луной вызвала потребность найти божественное существо, которое больше подходило бы к небесному древу или скале, нежели бык или другое животное, передвигающееся по земле. Причиной явилось, очевидно, то, что прежнее представление о небе как о безграничном море сменилось все более крепнувшим убеждением в том, что небо — это воздушное пространство, где крупные птицы больше на месте, чем быки и львы, пусть даже обладающие огромными крыльями.

Нет нужды перечислять каждое из священных животных, связанных с лунным культом и игравших определенную роль в развитии религиозных представлений древности. Но крылатые кони (солнечные кони), которые, как и египетские солнечные ладьи, не являлись изображением солнца, а были воплощением лежащего лунного серпа, напоминающего лодку, олени с деревом между рогами, кабаны с золотой щетиной и клыками в виде лунного серпа, лунные зайцы и ослы — все эти животные, считающиеся священными или считавшиеся такими прежде, выступают в мифах, гимнах и изображениях, которые без указания на связь их героев с лунным культом были бы непонятны.

Следует, однако, остановиться на том священном существе, которое дает возможность понять бóльшую часть древних верований, в особенности же религию Ветхого завета, откуда черпало силы христианство. Это орел, царь воздушного пространства.

Конечно, можно сомневаться в том, считать ли орла лунным символом, каким был небесный бык, хотя в орле можно усмотреть символ луны. Но представление об орле как о священной птице шире: орел греческого Аполлона или Зевса стал скорее атрибутом высшего божества, нежели самим божеством.

Во всяком случае орел, подобно луне, — символ воскресения (или обновления), непременный атрибут многих древних божеств. Первоначально орел не был воплощением солнца. Только позднее, когда люди отошли от древней лунной религии и перенесли все ее символы и формы культа на солнце, получившее признание как главное светило, орел сделался священным символом солнца, а затем еще более высокого божества.

Священные оракулы

Греческий историк Геродот сообщает, что у египетского священного быка Аписа — лунного быка — на спине был изображен орел^[181]. Почему — Геродот не объясняет, но упоминает о пророчестве коринфянам дельфийского оракула^[182], которое коринфяне, согласно легенде, не поняли: «Забеременеет орел в скалах и родит льва мощного, плотоядного; многим сокрушит он члены. Хорошо обдумайте это, коринфяне, занимающие прекрасную Пейрену и высоко стоящий Коринф»^[183]. Истолковать это пророчество можно таким образом: лев полной луны рождается от орла возле камня, скалы или дерева. Согласно этой версии, орел еще был в то время символом лунного серпа. Это подтверждается строками одной из песен Старшей Эдды: «Приснятся орлы — то быков предвещает!»^[184].

Плутарх, рассказывая о жизни афинского полководца Фемистокла (V век до н. э.), приводит такой случай: «Фемистокл лег спать и видел во сне, что дракон извивается по его животу и подползает к шее; коснувшись лица, он превратился в орла, обнял его крыльями, поднял и нес далеко; вдруг показался золотой кадуцей; на него орел и поставил его в безопасности, и Фемистокл избавился от ужасного страха и тревоги»^[185].

Таким образом, в различных регионах древнего мира орел и лунные животные — бык, лев и змей — были тесно связаны между собой.

В сновидении Фемистокла вместо камня, из которого в пророчестве коринфянам орел рождает льва, фигурирует золотой кадуцей, к которому орел отнес Фемистокла.

И, наконец, выявляется связь орла с зимним солнцестоянием, с тем временем, следовательно, когда лунный серп, находясь на небесном древе, как бы возвещает конец старого и начало нового года. Коринфские прорицатели «заметили двух орлов, они приближались к коринфянам, и один нес в когтях растерзанную змею, а другой летел позади с громким и вызывающим клекотом. Прорицатели указали солдатам на птиц, и все с молитвою стали призывать богов. Начиналось лето, месяц таргелион был на исходе, и близился солнцеворот»^[186].

Плутарх, оставивший нам это сообщение, знал об этом дне еще четыре века спустя после Геродота. Знал он также, что здесь речь идет о двух орлах (молодом и старом), которые прилетают с интервалом примерно в три дня, — это не нуждается в разъяснении.

Орел с львиной головой

Связь орла с различными лунными животными объясняет появление в некоторых культурных регионах древности изображений синкретических существ. Это не творения человеческой фантазии, а формы становящейся все более единой символики одного и того же лунного культа. Это смешение совершенно различных, но аналогичных по значению священных животных очень многообразно. Одна из простейших синкретических форм — орел с львиной головой и, наоборот, лев с головой орла. Такие синкретические существа выступают, в частности, в многочисленных вариантах в виде керубов (херувимов), сфинксов и грифонов на всем Ближнем Востоке. Синкретические изображения, спустя три-четыре тысячелетия после их возникновения, часто украшали порталы и колонны христианских храмов на Западе. Так, полуколонны базилики святого Флавиана Монтефьяконского (в Италии) имеют капители с изображениями орлов с львиной головой.

Человек — лев — бык — орел

При богатстве лунной символики естественно, что орел выступает вместе с быками, козами, овцами, антилопами, змеями, рыбами и конями.

Индийская Ригведа^[187] связывает орла с конем (преемником лунного быка) и с антилопой.

Известно также, что орла связывали со львом и быком.

На огромном изображении на камне из сирийского храма Тель Халава показано синкретическое существо, которое до сих пор не потеряло своего значения в христианской символике. Здесь опять-таки выступает связь орла, льва и быка, но как четвертый священный символ появляется человек. Такую же мысль мы встречаем и в Ветхом завете, в Книге пророка Иезекииля. В его видениях являются четыре существа: человек, лев, бык и орел^[188]. Это три лунных животных и как четвертый, самый поздний символ — луна в образе человека. Христианская символика отожествила четырех евангелистов с животными: Матфея с человеком, Марка — со львом, Луку — с быком, Иоанна — с орлом.

Шумерский серебряный сосуд III тысячелетия до н. э. На нем изображен орел с львиной головой (символ полной луны и лунного серпа), помещенный над львами и рогатыми животными

Таков сложный путь видоизменений, пройденных лунными символами. Этот вопрос представляет собой одну из самых сложных проблем в науке о верованиях. Очень трудно уловить и проследить происходившие частью стихийно, частью под влиянием сознательной деятельности человека изменения символов веры. Новые религиозные представления, рабски связанные с традицией и в силу известных причин неспособные от нее оторваться, наполняют старые символы новым содержанием. Но время от времени и притом уже совершенно бессознательно религия вновь возвращается к древней лунной символике.

Так, например, папа Григорий I в VI веке н. э. сказал: «Христос является человеком по своему рождению, тельцом [золотой телец] по жертвенности своей жизни, львом — по своему воскресению и орлом — по своему вознесению».

С этой точки зрения Библия — ценнейший источник для научных изысканий, у которых одна цель: через призму истории человечества познать самого человека, может быть в подсознательном стремлении снова вкусить от древа познания и таким образом познать добро и зло.

Змея на дереве

Змеиные камни и змеиные жезлы

Уже более полувека наука знает, что лунная змея, так же как рога и шипы, относится к наиболее распространенным символам лунной религии и в этом качестве еще в наши дни фигурирует в верованиях примитивных племен.

Известно также, что рыба и змея представляют собой равноценные, взаимозаменяемые символы. Ученым, занимающимся историей религии, известно, наконец, что в верованиях иудеев священная змея символизирует мессию-спасителя. В древнееврейском языке слово «нахаш» — «змея» имеет то же числовое значение, что и слово «машиах» — «мессия».

Древнеегипетская религия учила, что Осирис погребен в пещере под охраной змеи и под сенью дерева. В этом случае Осирис уже вышел за пределы звериной символики, он не лунный змей, а бог в образе человека. Однако он часто имеет те же лунные атрибуты, которые свойственны змее. Змея иногда выступала в образе «господина жизни». К ней, как и к Осирису, обращались с молитвами о даровании здоровья и долголетия. Змея же, по-видимому, наравне с быком, была первоначальным воплощением другого египетского бога луны — Атума. Аналогично проявлялась связь между камнем Атума и дэдом (хребтом) Осириса. Только змея сбрасывает кожу не раз в месяц, а раз в год. В этом также отражается превращение лунного диска, связанного с небесным древом, в божество времен года и растительности.

Палеолитический костяной жезл, найденный на территории Франции, с изображением двух рыб на одной стороне и двух змей — на другой

На берегах Нила было принято ставить перед центральными святилищами «змеиные камни»: вытянутые, закругленные сверху и сужающиеся книзу каменные памятники — стелы. Поставленные попарно, они назывались братьями. На каждом была обычно изображена змея, высоко поднявшаяся на хвосте; в поздних текстах змей именуют стражами ворот. Еще в то время, когда, по преданию, был жив Иисус Христос, на стенах египетского храма, находившегося на острове Филэ (верховья Нила), был изображен жезл, обвитый двумя змеями. Две змеи, спиралью обвившиеся вокруг жезла, были изображены также справа и слева от врат на южном фасаде святилища. Головы змей увенчивали короны Верхнего и Нижнего Египта — белую и красную. Жезл, которым египетские жрецы при совершении погребального обряда «раскрытия уст» касались губ умершего, также оканчивался змеиной головой. Змеиная голова, помещенная на жезле, считалась апотропеем, охраняющим умершего от злых духов. Из этого достаточно ясно видна тесная связь между дэдом и другими подобными символами небесного древа.

От эпоса Двуречья до нас дошло сказание о Гильгамеше, в котором фигурирует змея, обитающая у подножия дерева Хулуппу. Шумеры изображали бога-врачевателя Нингиштиду в виде змеи, обвившейся вокруг жезла.

На древневавилонских печатях сохранилось изображение дерева со змеей. Жезл со змеей уже много тысячелетий назад был распространен в Индии, да и в наши дни он играет важную роль у индийских йогов.

Из древнего Шумера или Египта символ спасения в виде жезла со змеей, олицетворяющего Млечный Путь с лунным серпом, распространился по всему миру. На Запад его следы ведут начиная с Сирии через Финикию, Ханаан, Аравию, Африку, Грецию, Италию и достигают берегов Бретани (север Франции); на Восток — через Индию, Китай, Японию, Океанию, включая Австралию, вплоть до Америки. Едва ли существует в древних религиях символ более распространенный, чем жезл со змеей.

У дерева в саду Гесперид

В представлениях жителей Греции и Малой Азии дерево также было связано со змеей. Змея охраняла дерево в саду Гесперид или находилась со своим выводком в дупле дуба Меламп.

Греки верили и в то, что змея умирает возле дерева.

Жезл со змеей фигурирует на многочисленных изображениях, посвященных богу врачевания Асклепию и малоазийскому божеству Сабазию. Так же выглядит и тирс^[189] Диониса.

Участники вакхических процессий несли тирсы, обвитые прирученными змеями, которые выползали из священных корзин.

Во многих греческих мифах упоминаются жезлы со змеями, которыми пользуются боги и сыновья богов. В одном мифе, например, рассказывается, что жезл Гермеса, представлявший собой первоначально лавровую ветвь, украшенную шерстяными нитками, служит лишь напоминанием о двух змеях, борьбу которых увидел Гермес и которых он разделил жезлом. Поэтому кадуцей — жезл, украшенный змеями, стал эмблемой мира. Удивительно, как за такими полуправдами скрывается действительность. Иногда жезл Гермеса украшен не изображением змеи, а стилизованной бычьей головой. Бычья голова — символ созвездия Тельца (быка), так до сих пор и называющегося.

И в Северной Европе также знали, что змея из года в год появляется на небесном древе. Греческий миф о змеином гнезде в стволе дуба перекликается со сказаниями Старшей Эдды.

Мир извечен и стар не только в действительности, но и в представлении людей о нем. И сейчас можно увидеть змей на ветвях небесного древа, если взглянуть на него в пору летнего или зимнего солнцестояния. Там, в ветвях, змея умирает и там же воскресает.

Это и только это объясняет, почему вплоть до средних веков на кресте было изображение змеи. Змея была олицетворением Христа, равно как рыба, золотой телец и агнец. Хотя этот факт давно уже вытеснен из сознания верующих, но в снах и фантазиях современного человека древние представления еще живут.

Один такой фантазер во время инсценировки страстей Христовых своими глазами видел, как исполнитель роли Иисуса на пути к Голгофе внезапно превратился в змею.

Гирлянды на майском деревце

При исследовании мифов и обрядов современных отсталых племен с целью выяснения, что же сохранилось от древнейших представлений о дереве жизни и змее, выявляются поразительные факты. Они могут служить ключом к пониманию древних религиозных обычаев, первоначальное значение которых со временем было забыто.

В Африке, у дагомейцев, маленькая змейка выступает в роли духа кустарника и деревьев.

На островах Южных морей, к востоку от Новой Гвинеи, распространен обычай ставить возле домов вырезанные из дерева изображения предков высотой до двух метров. Нередко такое изображение состоит из ажурно выдолбленных частей, которые производят впечатление змееподобного существа.

Рунический камень, найденный на территории Швеции, с изображением змеи и креста

У южноафриканских лесных племен пангви и уитото существует обряд посвящения в мужчины, при котором совершается ритуальный танец на «дереве пляски». На нем нарисована змея, ползущая по стволу вниз. Некую аналогию можно найти в европейском обычае украшать гирляндами майское дерево, вокруг которого пляшут юноши и девушки. Нередко гирлянды обвивают дерево наподобие змей.

И Библия

Когда Моисей беседовал с богом, явившимся ему в огненном кусте, и был призван спасти израильский народ, страдающий под игом египтян, то он усомнился в том, поверят ли ему, когда он расскажет народу о появлении бога в горящем кусте. И хотя было велено Моисею сказать, что «бог отцов ваших, бог Авраама, бог Исаака и бог Иакова, послал меня к вам»^[191], это не устранило сомнений Моисея. Он сказал: «А если они не поверят мне и скажут: не явился тебе господь?»^[192].

И тогда спросил его бог: «Что это в руке у тебя? Он отвечал: жезл. Господь сказал: брось его на землю. Он бросил его на землю, и жезл превратился в змея, и Моисей побежал от него. И сказал господь Моисею: простри руку твою и возьми его (за хвост): и он стал жезлом в руке его»^[193].

Изображение двух змей на каменных ступенях, ведущих к святилищу древних индейцев (Венесуэла)

Таким образом, доказательством того, что бог действительно беседовал с Моисеем, в Библии является жезл, последовательно превращающийся сначала в змею, а затем снова в жезл. Следовательно, жезл со змеей и огненный куст связаны между собой. А превращения жезла и змеи подтверждают истинность слов Моисея.

Видимо, здесь речь идет о том же жезле со змеей, который был поднят Моисеем в качестве апотропея в защиту от врагов Израиля. Этот же жезл был воздвигнут им в пустыне. «И сделал Моисей медного змея, и выставил его на знамя, и когда змей ужалил человека, он, взглянув на медного змея, оставался жив»^[194]. Видимо, это тот же самый жезл, который находился перед священным ковчегом Израиля. Этот медный змей был несколько веков спустя уничтожен царем Гискией (VIII век до н. э.). Еще одно подтверждение того, что в религиозных представлениях произошел резкий перелом. С ним был связан отказ от бога, который явил себя в огненном кусте перед Моисеем как бог Авраама, Исаака и Иакова.

Вышесказанным, однако, нельзя до конца объяснить превращение жезла в змею и наоборот. Оно объяснимо, только если рассматривать его в связи с небесными явлениями. Когда солнце приближается к небесному древу, жезл исчезает. Он невидим в солнечном свете, видна лишь лунная змея. Следовательно, жезл превратился в змею. Как только солнце проходит над древом, снова возникает жезл и исчезает серп (лунная змея).

Это явление было известно египетским жрецам, как гласит библейский текст: «И призвал фараон мудрецов (египетских) и чародеев; и эти волхвы египетские сделали то же своими чарами: каждый из них бросил свой жезл, и они сделались змеями»^[195].

Превращение жезла в змею не произвело никакого впечатления на фараона: египетские чародеи также знали этот секрет. Значит, это звездный миф, в котором описан процесс, происходящий в небесах с лунным серпом и небесным древом.

Доживи библейский рассказчик до наших времен, он бы с большим удивлением выслушал наше истолкование описанного им чуда с жезлом и змеей.

Но «змеиный жезл» — это также и «змеиный камень». На земле он находился возле источника Эль-Роген к югу от Иерусалима, и около него была принесена искупительная жертва, когда царь Давид находился на смертном одре. Это помогает понять, что говорится в Новом завете об Иисусе Христе: «Если я сказал вам о земном, и вы не верите, — как поверите, если буду говорить вам о небесном? Никто не восходил на небо, как только сшедший с небес сын человеческий, сущий на небесах. И как Моисей вознес змию в пустыне, так должно вознесену быть сыну человеческому. Дабы всякий, верующий в него, не погиб, но имел жизнь вечную»^[196].

Как змея не умирает на древе навеки, так и люди обретают вечную жизнь после смерти, если верят в Иисуса Христа. Вера в это — один из основных догматов христианства. В твердой вере в небесный идеал каждый истинный христианин находит вечную жизнь.

В этой вере проявляется, правда в усложненной и утонченной форме, возвращение к древнейшей религии человечества, против которой многие иудеи веками вели ожесточенную борьбу: к вере в бога, умирающего и воскресающего на столбе. Это все та же мысль, высказанная уже змеем, когда он находился с Евой у райского дерева познания: «Нет, не умрете. Но знает бог, что в день, в который вы вкусите их [плодов дерева познания], откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло»^[197].

Но это также вера в жезл жизни и исцеления, находящийся в руках современных врачей, — в жезл Эскулапа (Асклепия). Вокруг изображения жезла, символизирующего медицину, до сих пор обвивается змея.

Греческая мифология избрала не жезл, а камень для доказательства того, что сын бога может обрести бессмертие и побороть смерть, «проглотив» камень. Сам Зевс, появляющийся то в виде быка, то змеи, то орла, должен был побороть угрозу смерти. Его мать Рея вместо новорожденного Зевса дала отцу-богу Крону камень, который тот проглотил, как глотал до того всех детей, рожденных Реей, ибо опасался за свою власть.

Камень проглочен, а бог жив. Камень сдвинут с могилы, но могила пуста, и бог жив. Это все одна и та же тема — осмысление самого важного процесса, происходящего на небе. Греческая мифология сохранила для нас еще одно предание: на этом жезле, дереве (или камне) висело золотое руно ягненка.

Агнец господень

От тридцати тысяч до сорока тысяч лет

«Первый баран, созданный Матерью-Природой, не погиб, как прочие животные. Однажды он взобрался на скалу так высоко, что коснулся рогами восходящего солнца. Оно зацепилось за его рога, и с тех пор солнце водит его за собой по небу», — гласит миф североафриканского племени кабилов.

Какая же связь между бараном и солнцем, зацепившимся за его рога? Может, баран посвящен солнечному культу? На этот вопрос часто отвечают неправильно. Баран не имеет отношения к солнечному культу. Лишь его рога зацепились за солнце, как, например, у священных быков Египта солнце часто помещено между рогами (это явствует из многочисленных древних изображений быков). Бычьи рога находятся очень близко к солнцу, но не являются его символом; они скорее означают лунные серпы, убывающие и прибавляющиеся и неизменно расположенные вблизи от солнца. Точно так же и египетские солнечные ладьи, священные барки, и две змеи по сторонам солнечного диска, и орлиные крылья, и солнечные кони — символы не солнца, а скорее лунных серпов. Они размещаются слева и справа от солнечного диска и почти никогда не изображаются отдельно от него. Только когда значение солнца возросло, лунные символы отступили на задний план или стали солнечными символами. Но и тогда древнейшие изображения лунных серпов неисчезли. Это относится ко всем культовым животным с рогами, очертание которых напоминает лунный серп.

Жезл (Млечный Путь) и лунный серп весной

В июне жезл становится невидимым. На его месте появляется нарождающийся месяц (лунный серп). Жезл превратился в змею

В июле — августе солнце проходит над Млечным Путем, жезл снова становится видимым. Змея превращается в жезл-знамение, которое бог Авраама ниспослал его сыновьям

В 1907 году французский капитан Норман открыл в Сахаре в южных районах Алжира гору, скалистые склоны которой покрывали рисунки. Среди изображений встречаются и священные бараны. На одном надет ошейник, а вокруг головы — венец из лучей. Археологи определили, что этот рисунок сделан за пять тысячелетий до появления Христа, следовательно, сейчас ему около семи тысяч лет. На других североафриканских изображениях воспроизведены бараны с солнечным диском на голове. Только лишь две тысячи лет спустя после появления этих наскальных фресок на берегах Нила были возведены первые грандиозные каменные сооружения — пирамиды.

Если заглянуть в историю человечества еще дальше, то можно найти изображения коз или горных козлов, которых Плиний называет «высокогорными быками». По облику и величине они близки к рогатым баранам. «Высокогорные быки» нарисованы на стенах священных пещер Испании и Франции, их возраст измеряется несколькими десятками тысячелетий. Подобная роспись в черно-коричневых тонах была открыта в 1953 году в пещере Куньяк возле Гурдона в департаменте Ло (Франция). Роспись датируется XXX тысячелетием до н. э. Еще более древний рельеф такого же рода был обнаружен на скале Рок-де-Сэр возле Ангулема в Шаранте. Его возраст исчисляется тридцатью-сорока тысячами лет. По масштабам нашей истории столь громадный срок почти необозрим. И все же, даже в этой глубокой древности, представления людей уже были связаны с животными, имевшими рога.

Гораздо более поздним памятником, относящимся, по-видимому, к первой половине II тысячелетия до н. э., является ритуальная статуэтка барана с большими рогами, найденная в Иорданс Мюле в Силезии. Статуэтка сделана из глины и украшена различными магическими знаками. Она лежала в яме, возможно специально предназначенной для жертвоприношений, вместе с сосудами, датируемыми мегалитическим периодом. Рядом с фигуркой барана был обнаружен широко распространенный в древнем Египте и Вавилонии символический предмет в виде креста с петлей. Возможно, что баран, возле которого был найден крестообразный знак, уже в то время был символом северного божества Тора, священным животным которого позже стал баран.

Кроме того, в погребениях древних земледельцев, живших на территории современной Чехословакии, найдены фигурки быков и баранов, несомненно имевшие ритуальное значение.

Еще две тысячи лет спустя римляне ставили в числе прочих столбы, увенчанные головой барана. Баранья голова украшала бронзовые и мраморные канделябры, найденные в Помпеях^[198]. Греки изображали сына бога Гермеса (имя которого, по мнению почти всех ученых, означает: «Тот, кто произошел от камня») в виде «доброго пастыря», несущего барана на плечах. Этот образ послужил прототипом для первых изображений Христа, встречающихся в римских катакомбах.

Египетский бог-баран лепит фараона и его «ка» (душу) на гончарном круге. Богиня любви протягивает к ним крест жизни.

Тридцати- или даже сорокатысячелетняя история культового почитания барана или родственного ему животного, а культ этот был распространен во всем Средиземноморье — в Испании, Франции, Северной Африке, Египте, Греции, Италии и захватил далее всю Восточную Европу, — изложена здесь в нескольких словах. Но и они позволяют понять, что после тысячелетней истории развития культа барана весть об агнце господнем должна была найти благоприятную почву, так как человек был давно подготовлен древними верованиями к ее восприятию. Однако недостаточно говорить только о влиянии культа барана на человека; он заслуживает более глубокого рассмотрения.

Баран подобен Осирису

Уже в ранний период Древнего царства^[199] в долине Нила почитался в виде барана широко известный бог Хнум (это имя, вероятно, обозначало «баран»). Как почти все обожествленные животные, этот бог впоследствии принял постепенно образ человека с бараньей головой. Круто завитые горизонтальные рога египетского бога вызывают две ассоциации: с лежащим лунным серпом южных широт и с другим лунным символом — свернувшейся в клубок змеей. На пороге исторического периода древнего Египта змеевидные плотно закрученные рога бога-барана Хнума объединяют в себе различные символы лунного серпа: солнечную ладью, священную барку, лунную змею и прежде всего лунные рога. Находившаяся в святилище Абидосского храма на Верхнем Ниле (одного из значительнейших религиозных центров культа бога Осириса) священная барка была украшена двумя бараньими головами с солнечными дисками.

Во многих областях Египта был распространен культ барана, наряду с именем Хнума носившего другие местные имена: Херишеф, Херти и др. Херишеф (буквально: «Тот, который находится над озером») в III тысячелетии до н. э. был главным божеством города Гераклеополя Великого. Несомненно, он был связан с Осирисом. Иногда он прямо уподоблялся Осирису. Позднее главным центром культа бога-барана стал город Мендес в низовьях Нила. В наше время от него сохранились только развалины храмов на холме Тель-Роба. Несколько пустых гранитных гробниц свидетельствуют о том, что здесь находились погребения священного животного.

В Верхнем Египте священных баранов бога Хнума хоронили в каменных саркофагах в главном храме Элефантины. Жители некоторых областей, по-видимому, не приносили священных животных в жертву, а торжественно погребали после того как те умирали естественной смертью. В Мендесе наступал глубокий траур, когда священное животное умирало. По-видимому, серьезный конфликт между иудеями, жившими в колонии недалеко от Элефантины, и местным жречеством бога Хнума был вызван обычаем иудеев приносить в жертву барана вместо новорожденного младенца. Это, по всей вероятности, послужило в конце концов причиной разрушения иудейского храма на Элефантине.

Владыка животных, египетский Хнум конкурировал со священным быком Аписом. Как и Апис (его культ, несомненно, связан с рогами, олицетворявшими на земле луну), священный баран уже в эпоху христианства долго почитался во всем Египте. Центры его культа были распространены от Александрии по всему Средиземноморью и вверх по Нилу. Стела, воздвигнутая жрецами в III веке до н. э., сообщает о выборе священного барана Хнума. Барана выбирали так же тщательно, как быка Аписа. Подобно Апису, он был изъявителем божественной воли, предзнаменований и прорицаний, которые истолковывались жрецами. Из источников христианского времени известно, что в VIII веке до н. э. такой священный баран предсказал нашествие ассирийцев на Египет и последующее возвышение египетского государства.

Творец всего сущего

Подобно луне, египетский бог-баран стал богом-творцом. Правда, он не рождал, но «создавал» египетского владыку — фараона; он бог-творец, он сотворил воду и все живое, дал пищу, даровал плодородие. Как первоначально луна (это прослеживается у многих народов), баран стал «отцом отцов», «матерью матерей», «кормилицей кормилиц». Он одновременно и «владыка судьбы» со времени творения; он, как гласит храмовая надпись в Эснехе, тот самый бог, который создал вначале землю, богов и людей, все сущее на земле.

Его образ менялся и приходил в противоречие с первоначальным, как это было со многими лунными богами. Со II тысячелетия до н. э. змеевидные, круто завернутые рога были вытеснены рогами другой формы, отчасти подобными козьим, отчасти закрученными наподобие раковины улитки.

По верованиям жителей города Мендеса, баран-агнец, сходный с золотым тельцом (воплощающим могучего лунного быка), не только принадлежал к древнейшим египетским божествам, но являлся также «ка» (душой Осириса), а в некоторых областях даже почитался как Осирис.

Согласно древнему мифу, именно в Мендесе душа Осириса соединилась с душой солнечного бога Ра, воплотившись в священного барана. Здесь проступают не только следы культа лунных серпов, находящихся вблизи от солнца, но и процесс слияния лунного и солнечного культов. Наконец, священное животное с рогами стало воплощением души всякого божества и вышло за пределы своего прежнего значения, превратившись во владыку небес, которому левым глазом служило солнце, а правым — луна. В таких формах происходило развитие религиозных верований в Египте. Египетский баран Херишеф в образе Диониса и Геракла перешел в греческий пантеон. Отсюда снова открываются пути к некоторым христианским представлениям. Правда, еще ничего неизвестно о страданиях и смерти египетского агнца на столбе и о гробнице под камнем возле столба смерти, но зато египетская религия знает наряду с дэдом, священным столбом, украшенным двумя бараньими головами, еще одно священное дерево: акацию на месте погребения барана.

Баран в кусте

С миром древнейших религиозных представлений о небе, распространенных от Нила до Евфрата, связана и библейская легенда о праотце Аврааме. По-видимому, он сам был хорошо знаком с религиозными обрядами звездного культа, широко распространенного в его родном городе Уре, в частности, с известным шумерским обрядом принесения в жертву вместо человека ягненка.

Когда бог потребовал, чтобы Авраам принес ему в жертву на горе своего единственного сына Исаака, Авраам повиновался и начал приготовлять дрова для костра, на котором собирался сжечь Исаака. На третий день после повеления бога Авраам поднялся на гору к жертвеннику, положив связку дров на плечи ничего не подозревавшего Исаака и захватив с собой нож и факел. На горе Авраам воздвиг алтарь, положил на него дрова (возможно, это были всего лишь ствол и две ветки) и привязал к ним сына. Но когда он занес нож, то услышал голос ангела: «Не поднимай руки твоей на отрока». Удивленный Авраам возвел очи свои и увидел: «И вот, позади овен, запутавшийся в чаще рогами своими». Этого барана, зацепившегося рогами за куст, Авраам и принес в жертву, «вместо сына своего»^[200].

Звездный миф сквозит почти во всех строках этого библейского рассказа. Прежде всего, это видно из сопоставления единственного сына, привязанного к дровам, с ягненком (бараном), зацепившимся рогами «в чаще». Авраам «возвел очи свои», то есть, очевидно, направил взгляд на небо. А там, на небе, действительно висел баран «в кусте», который в других местах называют деревом или скалой.

Несомненно, в этом рассказе содержится зерно исторической правды, ибо в нем говорится о замене жертвоприношения человека бараном. Но следует решительно отвергнуть мысль о том, что раньше в жертву приносили людей, а не животных. Первоначально в жертву приносили не человека, а животное, священное животное, которое воплощало на земле умирающую луну. Ранние жертвоприношения носили не умилостивительный или благодарственный характер, а являлись земным подражанием «умиранию» луны на небесах: со смертью луны должно было умереть и животное, олицетворяющее ее на земле. Только когда луна приобрела уже очеловеченный облик, люди, добровольно или вынужденно, стали брать на себя роль умирающей луны.

Замена человеческой жертвы жертвоприношением ягненка (согласно библейскому рассказу, это произошло примерно в XVII веке до н. э.) могла, с нашей точки зрения, знаменовать всего лишь возвращение к более древнему обряду, правда усложненному уже представлениями о благодарственных и умилостивительных жертвах божеству потустороннего мира.

Обряд принесения первенца в жертву божеству — творцу всей жизни на земле, — получивший отражение во многих библейских текстах, оставил после себя настолько глубокий след, что учение о первенце, приносимом в виде ягненка в жертву, нашло сильный отзвук в душах людей.

Несомненно, добровольная смерть, какими бы мотивами она ни была вызвана, всегда внушала величайшее уважение. Об этом бесспорно свидетельствует вся история человечества. Умереть в качестве жертвенного агнца означало первоначально умереть в качестве бога. Агнец господень и в самом деле был самим богом. Рассуждение о том, кто же был богом-творцом в начале всего сущего, снова приводит нас к луне, к той луне, которая умирает на древе небесном, на крестном столбе.

В шумерской письменности круг с крестом внутри был знáком для слова «овца». Сменившие шумеров аккадцы, как известно из их молитв, считали, что человека, который должен умереть, следует положить на крест. Они же в страхе молились, чтобы их миновало несчастье — лунное или солнечное затмение. Они знали также, что крест — апотропеический знак защиты и спасения. Это наглядно доказывают изображения на печатях и знак креста, который ассирийские цари носили на груди. Это тот же крест, который египетские боги держат в руке: крест с петлей — символ плодородия и вечной жизни даже в потустороннем мире.

Крест и столб смерти, «сын человеческий» и «агнец господень» слились в одно понятие, происходящее из многих древних источников.

Еще древние греки знали, что золотое руно ягненка висит на востоке, на дальнем берегу Черного моря, на дубе, растущем в Колхиде, в царстве Ээта.

Чтобы вернуть золотое руно (ибо в конце концов луна должна снова воссиять на небе!), аргонавты^[201] пустились в рискованное плавание. Преодолев трудности и опасности, они возвратили золотое руно из царства Ээта. Греческий миф увлекательно рассказывает о плавании лунного корабля «Арго», который подобен змее, о двух быках, склонившихся под ярмом, которое может быть приравнено к дереву, о драконовых зубах и камнях, о громадном дереве, на котором висела баранья шкура — золотое руно.

Это одна сторона греческих верований. Другая — почитание золотого барана как животного, связанного с культом Диониса, который занимает все более значительное место в отмирающих языческих верованиях. И подобно тому как распятый Христос висит на кресте в церковных алтарях современных христиан, у языческих алтарей древних греков висел в свое время на деревянном столбе бог Дионис.

Корабли, рыбы, деревья

Корабельная мачта

В тот отдаленный период, когда еще не существовало корабельных мачт, несших паруса, древние германцы изображали на скалах лунные лодки и ладьи мертвых с деревом вместо мачты в центре судна. Это, несомненно, древнейшие религиозные памятники Северной Европы. Можно предположить, что представление о дереве, связанном с лунным кораблем, столь прочно вошло в плоть и кровь человека, что даже большие суда он украшал высокими древесными стволами, особенно во время религиозных торжеств, пока какой-то мудрец не догадался использовать этот деревянный шест для того, чтобы при помощи силы ветра заставить корабль двигаться без весел.

Судя по Одиссее мачта выступает как палица Киклопа^[202] и как жезл. Не удивительно, что, когда кораблю грозит крушение, Одиссей, чтобы не поддаться искушению сирен, велит привязать себя к мачте. Греческая мифология создала целые романы на эту тему. Наконец, лодка с деревом представляет собой и то судно, на котором умершие всех народов отправляются в подземное царство, на небеса или в ад. Вот почему в итальянских рукописях позднего средневековья встречаются изображения корабля, заполненного ангелами и людьми, с крестом вместо мачты, на котором висит христианский спаситель, правда, в иной позе, чем Одиссей.

В евангельских текстах не упоминается о том, что Христос висел на корабельной мачте. Однако эта картина непрестанно вырисовывалась из представлений, унаследованных человеком, и церковь, обычно бдительно стоящая на страже своих догматов, никогда не выступала против подобного изображения Христа. Известно, что до сих пор в южных областях Германии (а, возможно, и в других местах) часто богослужения совершают на воде, в лодках, причем в центре находится отдельная ладья с крестовидной мачтой, на которой висит фигура Христа. Этот крест большей частью окружают большие зеленые ветки. В этом случае Христос выступает как лунный корабль или корабль мертвых, существовавший в религиозных представлениях в течение многих тысячелетий. Более того, иногда христианский «спаситель» именуется не только агнцем или рыбой, но и неводом^[203].

Лунная рыба на дереве

Лунный серп лишь в экваториально-тропических местах лежит почти горизонтально. Это подало древним египтянам и шумерам мысль сопоставить его с плавающим по морю кораблем — священной солнечной или лунной баркой. Дальше на север месяц такого впечатления не производит. Здесь он скорее уподобляется рыбе, выскакивающей из вод небесного океана.

Лунная рыба до сих пор популярна у некоторых примитивных народов. Известно также, что она связана с культом Диониса и — не в последнюю очередь — с рогатым животным, козой или козленком. Последнее обстоятельство побудило вавилонян создать синкретическое лунное божество — козла с рыбьим хвостом. Отсюда берут свое начало и идентичные христианские символы — Иисус Христос в виде агнца и в виде рыбы.

Сомнения, высказываемые иногда еще и сейчас, в том, что золотая рыба была в древности символом лунного культа, объясняются прежде всего тем, что рыба тесно связана с Иисусом Христом. А между тем исследования древних религий показывают, что рыба, связанная также и с Осирисом, неотделима от лунного культа.

На древнеримской гемме по левую и правую сторону фантастического женского существа, у которого вместо ног — три собачьих туловища, расположены две рыбы. Взамен обычных рыбьих голов у них лунные серпы — у одной убывающий, а у второй — возрастающий, то есть опять-таки символ умирающего и воскресающего лунного божества.

В росписях этрусских гробниц часто встречается изображение рыбы (дельфина), олицетворяющей воскресшего к новой жизни покойника. В античности определенный вид рыбы — меч-рыба просто назывался бараном. Это указывает на связь между двумя лунными существами — рыбой и бараном (ягненком). Понятно, что рыба как лунное существо непосредственно связана с небесным древом, возле которого происходит сложный процесс смерти и воскресения.

На круглой вавилонской печати из белого агата воспроизведена интересная ритуальная сцена. Под лежащим лунным серпом и восьмилучевой звездой (планетой Иштар-Венерой) и семью маленькими шариками (семизвездием Плеяд) около небесного древа стоит козел или баран. Рядом на жертвенном столе стоит вертикально секира. На втором жертвенном столе лежит рыба, которую собирается принести в жертву жрец. Объяснить эту сцену можно только так: когда лунный серп вместе с Венерой находится возле Плеяд неподалеку от небесного древа (Млечного Пути), то рыбу, лунную рыбу, приносят в жертву. Аналогичная цилиндрическая печать также изображает лежащую на жертвенном алтаре рыбу и двух жрецов по его сторонам. Над алтарем помещен лунный серп, а слева — дерево.

Подобного рода сюжеты — жертвоприношения лунной рыбы возле дерева жизни и смерти — широко распространены на ассирийских и вавилонских печатях. Это еще одно подтверждение связи между умирающей лунной рыбой и небесным древом.

Представления об этой связи не были чужды и древним грекам. В росписи на дне килика (чаши для вина) изображены дерево и корабль, окруженный рыбами; на нем плывет Дионис.

Рыба умирает на дереве

Итак, несомненно, что в древних ритуалах и заклинаниях лунная рыба играла значительную роль. Эта рыба непременно должна была иметь шипы, как некоторые скаты. Суеверные греки и римляне полагали, что рану, нанесенную шипом ската, можно излечить, вытащив шип из раны и воткнув в дерево, лучше всего в дуб. Тогда дуб засыхает, а раненый выздоравливает. Иными словами, если лунный серп в виде шипа (или рога) находится в дереве, то оно засыхает; больной же не умирает, ибо и лунный серп претерпевает только мнимую смерть.

Если же лунная рыба умирает на дереве, то и люди, подобно рыбе, должны умереть. Ибо все, что происходит на небесах, неизбежно должно повториться и на земле, хотя бы для того чтобы человек не умер навеки, а, подобно луне, вновь возродился на дереве к жизни. В некоторых частях Полинезии людей, предназначенных к ритуальному жертвоприношению, именовали рыбами (в тех местах, где был культ лунной рыбы). То же известно и относительно острова Пасхи.

Подобные жертвоприношения людей никоим образом не обесчещивали приносимых в жертву, а, наоборот, возвышали их, приближали к божеству. На Маркизских островах в Тихом океане жертвам втыкали в рот рыболовный крючок с лесой и, подобно рыбам, вешали на дерево.

Где, как не у неба, могли люди научиться этому?

Рыбы в сетях

Правда, лучше всего рыбу ловить сетью. Поэтому и священные деревья постепенно превратились в сети. В древнеегипетских поговорках и магических заклинаниях упоминается «божественная сеть». И именно потому, что лунные рыбы умирают в небесной сети — той сети, которая протянулась через все небо в виде Млечного Пути, блещущего в небесном океане, ритуал предписывает человеческим жертвам также умирать в сетях и рыбных вершах.

Повсюду от Европы до Восточной Азии сеть была известна как символ смерти. Но одновременно она символизировала и воскресение для вечной жизни, ибо смерть лунной рыбы — смерть мнимая. Точно тот же смысл имеет и евангельский рассказ о рыбаках, улавливающих в свои сети рыб, чтобы даровать им вечную жизнь после смерти. И небесное царство сравнивается с рыболовной сетью. Правда, покойника опускают в могилу, но тропические рыбы, зарывающиеся в ил на время засухи, — яркий пример того, что и в могиле не умирают навсегда. Они лишь кажутся мертвыми. Наступает период дождей, и «вода жизни» воскрешает их. Они также служат доказательством того, что люди, как лунная рыба, не умирают навсегда. После смерти наступает новая жизнь.

О возрасте души

Пора отвлечься и оглянуться на неисчерпаемое многообразие форм одного и того же представления о мире. Ни одно явление окружающего мира никогда не вызовет у человека такого прилива фантазии и творческих усилий, какие, очевидно, вызывали на протяжении тысячелетий Млечный Путь и лунный серп. Представления о них легли одновременно в основу астрологии, религии и учений о времени. Человек создал на земле подобие древа небесного — столбы, жезлы, копья, а также их символы — из золота, кристаллов и драгоценных камней. Он выдумал огненный куст и каменные колонны, столбы и обелиски и украсил их самыми драгоценными материалами, которые смог найти на земле, чтобы воспроизвести небесное сияние. Он воспевал их, молился им и создавал амулеты, вмещавшие всю сущность небесных явлений, а амулеты эти вешал на бьющееся сердце, которое готово было все стерпеть и вынести, кроме мысли о вечной гибели после кратковременной жизни. Человеческий век был короток, так короток, что каждая частица души человека искала точку опоры, которая освободила бы его от страха смерти или во всяком случае смягчила его. Такой опорой сначала была луна, а затем и дерево с луной.

Людям нашей эпохи, которые рассчитывают дожить до старости, этого не понять. Что знают они о лунных животных, из которых мы перечислили только самых главных: быков на дереве, львов на колоннах, различных рогатых животных — антилоп, козлов, баранов. Затем идут орлы, приносящие себя в жертву при основании городов; рога, скрытые под камнями; змеиные гнезда в дупле дерева; змеи, обвившиеся вокруг жезлов богов и людей; мачты кораблей умерших; сети, полные золотых рыб… Всего не перечислить! А это только различные символы одного и того же представления о небе. У древних египтян это корова Сотис, которая воплощает Новый год; в Шумере — «жених», которого родила божественная мать «в Эанна у блестящего кедра».

Какое богатство мыслей! Какая яркость представлений, которые распространились по всему свету, тысячелетиями обогащались все новыми образами и передавались из поколения в поколение.

Но вот загадка: в Ветхом завете фигурируют четыре священных животных, которые по своему происхождению представляют один и тот же символ — лунный серп. Это орел, золотой телец, агнец и змея, не говоря уже о солнечных конях Иерусалимского храма. Если вглядеться пристальнее, то можно найти и других лунных животных, игравших в свое время значительную роль в религиозной жизни иудеев. Это прежде всего осел и почитавшийся у многих народов золотой кабан с клыками, изогнутыми подобно лунному серпу. Однако не следует перегружать внимание читателя, да и нет необходимости излагать здесь историю культа еще и этих лунных животных, связанных с небесным древом. Следы этих животных почти исчезли из Ветхого завета, равно как и следы барана, священного агнца. Объяснить сохранение культа одних животных и исчезновение культа других можно, по-видимому, лишь обратившись к ранней истории, вернее, предыстории еврейского народа. До того как различные племена евреев объединились в один народ, у каждого из них был свой тотем в виде животного. При объединении одни тотемы погибли, другие постепенно выдвинулись.

Внутренняя сторона чаши Экзекия (Греция): корабль в виде рыбы с деревом (с семью плодами) вместо мачты. Вокруг корабля играют семь рыб

По всей вероятности, такой же процесс происходил у египтян, шумеров и других народов. При возникновении первых государственных образований происходило объединение отдельных племенных общин, которые уже имели свои лунные символы. Каждое племя приносило свою культуру, свой культ, свою религию, различные по форме, но единые по смыслу.

Наше представление об истории лишено реальной связи с истинной историей человечества. Только душа человека знает о ней кое-что, ибо душе человека не две тысячи лет, как нашей истории, а гораздо больше. В Ябрунде, к северу от Дамаска, немецкий археолог открыл на одном участке сорок пять культурных слоев. Часть из них относится к середине палеолита. Только семь стоянок этого периода представляют по меньшей мере пять различных культур. Английские и американские археологи достигли аналогичных результатов в различных странах Ближнего Востока.

Какое скромное место занимает в истории человечества краткий период от рождения Иисуса Христа до наших дней!

Наша душа еще хранит воспоминания о многих этапах истории культуры и религии. Она еще ощущает, что тот или иной символ имеет двоякое значение. Поэтому она терпит орла рядом со змеей, рыбу — рядом с ягненком, быка — рядом с кораблем, дерево — рядом со скалой или столбом и жезлом. Человек ощущал, что за всей этой сложной символикой скрывается нечто главное, необходимое для избавления от страха перед смертью.

Дерево мертвых

Сходство

В пещере Ласко (Франция) среди многочисленных изображений животных археологи обнаружили один удивительный древний рисунок: перед столбом, на верхушке которого сидит птица, изображен смертельно раненный бык, а рядом — фигура падающего человека.

Отображает ли этот рисунок уже существовавшее в палеолите верование, связанное с культом небесного древа и быка? Свидетельствует ли оно о наличии сложного представления, будто человек, подобно быку, умирает возле дерева, а потом возрождается к новой жизни?

Этого мы не знаем, но известно, что кельтские друиды, найдя на священном дереве омелу, приводили к нему двух белых быков. Жрец в белом одеянии золотым серпом снимал омелу с дерева, а быков здесь же, под его сенью, убивали.

У современных африканцев, членов тайного союза Боссо-Сорокóй, существует обычай, обязывающий вновь вступающего в союз привести с собой черного быка. Быка не убивают под деревом, но поднимают на пальму и уже там закалывают. Здесь полная аналогия с процессом, который происходит на небе, когда бык умирает у небесного древа. Именно тогда начинается новая жизнь или новый период жизни, у Боссо-Сорокóй — соответственно со вступлением в союз.

В европейских сказках обычно вместо быка фигурирует змея, связанная с волшебным растением, которое приносит здоровье и жизнь (оно равнозначно дереву жизни). Это, очевидно, то же самое представление, в силу которого священное дерево находилось у египтян возле гробниц египетского Осириса, а в критских и греческих росписях склепов помещалось возле врат в новую жизнь, наступающую после смерти. Ибо подобно тому как луна приходит под сень дерева, чтобы умереть возле него, так и покойник должен достичь этого дерева и только тогда обрести новую жизнь. Очевидно, поэтому богатые египтяне клали умерших в саркофаги, сделанные из ствола священной сикоморы.

Гробница Осириса зеленеет

По этой же причине в египетских росписях встречается изображение гробницы Осириса, из тела которого вырастает дерево. «Гробница зеленеет» — сообщают иероглифы, начертанные возле росписи; а из легенд известно, что возле гроба господина мертвых, небесного быка, рос кедр.

Аттис, Таммуз, Адонис

Во Фригии, области, находящейся в Малой Азии, существовал обычай после строгого восьмидневного поста срубать в лесу пинию (сосну) и привозить в святилище богини-матери Кибелы. Дерево запеленывали, как умершего, в шерстяные ткани и украшали венком из фиалок и священными предметами. На этом столбе смерти укрепляли не табличку с надписью, а изображение юного бога Аттиса. Аттис сам не был священным деревом; им скорее была пиния, под которой умер Аттис, прекрасный возлюбленный богини Кибелы. В ночь гибели Аттиса тело его было положено на деревянные носилки. Символом Аттиса, как северного Óдина или Иисуса Христа, была лунная рыба, умирающая у небесного древа, когда само древо исчезает в лучах солнца, то есть уходит в потусторонний мир.

На третий день, который назывался днем крови, главный жрец проливал на алтарь несколько капель крови из своей руки. После этого начинались торжества, постепенно достигавшие полного неистовства. Под звуки флейт и рогов, под грохот барабанов жрецы Аттиса, кружившиеся в бешеном ритуальном танце, ножами или острыми черепками наносили себе раны и окропляли своей кровью алтарь или священное дерево. По-видимому, в этом кровавом ритуале сохранились отзвуки человеческих жертвоприношений и добровольных человеческих жертв в честь умершего бога-спасителя Аттиса и священного дерева, под которым он принял смерть. Все святилище было заполнено участниками мистерий — мистами, — во мраке оплакивавшими смерть божьего сына, пока в последнюю ночь в храме не возжигался яркий свет и главный жрец не возглашал: «Воспряньте, мисты, бог спасен, и мы обретем спасенье!». Следующий день был днем радости и ликования, а в заключение праздника устраивалось торжественное шествие, участники которого несли изображение воскресшего Аттиса.

Надгробие в виде лодки на столбе (Северное Борнео)

Правда, в этих торжествах по сравнению с более древними есть одно важное изменение: они происходили с 22 по 24 марта, то есть не были уже приурочены к летнему или зимнему солнцестоянию, к тому времени, когда луна действительно умирает у небесного древа.

Между тем жители Шумера и Аккада оплакивали смерть пастуха Таммуза, божественного жениха и возлюбленного богини Инанны (богини-девы и богини-матери), и радовались его воскресению в месяц таммуз, приходившийся на время летнего солнцестояния, то есть подражали небесному образцу; празднества в честь Адониса, возлюбленного богини любви и красоты, оплакиваемого ею в течение трех дней, происходили еще в разгар лета; в это же время кончался старый и начинался новый год у египтян. Перенесение в культе Аттиса начала нового года на весну означало решающий отрыв земного культа от представления о явлениях, происходящих на небе. Но культ и ритуалы остались прежними. Потому-то современные исследователи и призванные им на помощь астрономы не смогли при всем желании понять, почему божественный сын богини-девы умирает на небесном древе. Ибо, утратив временнýю связь с небесными явлениями, культы умирающих и воскресающих богов абстрагировались все больше, и теперь нам трудно узнать в небесном древе, возле которого умирает луна, столб, на котором умер Иисус Христос. Сейчас только языческие, неправильно толкуемые обычаи напоминают о важнейших периодах годичного перемещения солнца; а согласно этим обычаям луна умирает одиноко и незаметно у своей виселицы.

Мертвые в стволах деревьев

Раз умирающее и воскресающее божество самым тесным образом связано со священным деревом, стволом или столбом, то и умирающие на земле люди также должны быть причастны к дереву. В далекой Колхиде, где когда-то висело на дереве золотое руно ягненка, принято было подвешивать умерших с помощью веревок на деревья. «Растут рядами там многие деревья со склоненными ветвями и сучьями, на их вершинах вешают тела умерших. Отягчают еще и сегодня колхов тяжкие прегрешения в сожжении людей в пламени. Запрещено их погребать в земле и воздвигать им памятники. Но, завернув в бычьи и коровьи шкуры, следует вешать их вдалеке от города на деревья»^[204], — писал Аполлоний Родосский.

Итак, завернув в коровьи шкуры… Важно и то, что таким образом хоронили только мужчин, ибо луна была мужским божеством. Женщин хоронили, во всяком случае в последние века до нашей эры, в земле.

Древние греки украшали дом умершего ветками кипариса и сосны; в Индии в дни буддийских праздников в честь умерших большую роль играло украшенное свечами дерево смерти.

Еще с каменного века верование в священное дерево мертвых распространилось в Северной Европе и на Британских островах. Правда, здесь покойников не вешали на деревьях, но хоронили в выдолбленных древесных стволах. Появляются также погребения в распиленных по длине стволах, которые принадлежат к культу мертвых мегалитического периода, когда были воздвигнуты огромные дольмены и менгиры. В Скандинавии археологи нашли большое количество захоронений в выдолбленных дубовых стволах. В Будензее (Дания) был найден выдолбленный ствол, датированный периодом бронзы. Ствол содержал погребальный инвентарь и кости жертвенных животных.

Индейские погребения на деревьях в Небраске

Выдолбленные и распиленные стволы дубов, предназначенные для погребальных целей, найдены в больших количествах в датских могильниках, а также в районе германо-датской границы и в Дюненгребене около Бремена. И здесь удалось по различным признакам установить, что трупы покрывали шкурой либо завертывали в нее.

Гробы, представлявшие собой выдолбленные толстые стволы дубов, найдены в могильниках эпохи ранней бронзы в Ютландии и Шлезвиге. Часть из них хорошо сохранилась. Трупы, насчитывающие две-три тысячи лет, одежда и погребальный инвентарь — в удивительно хорошем состоянии. Такой гроб был найден к западу от Фленсбурга среди камней, образовывавших подобие ограды. Однако могила еще в древности была разграблена и тело умершего снова было завернуто в бычью шкуру. Шкура — наследие небесного лунного быка, связанного в древнем северном культе мертвых со священным деревом. Среди погребального инвентаря, позволяющего датировать погребение периодом поздней бронзы, находились меч, секира, золотой перстень, рог для питья, деревянная чаша и, по-видимому, копье, а также приспособление для разжигания огня.

В местечке Эгтвед (Дания) в гробу — выдолбленном стволе — был обнаружен труп женщины в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет. Этот труп также был завернут в бычью шкуру, а в ногах у него лежали завернутые в шерстяную ткань обгоревшие остатки костей ребенка шести-семи лет.

Гробы из цельного ствола дерева до сих пор делают многие народы, в частности на островах Тихого океана. На острове Бали это выдолбленный ствол сахарной пальмы. То же на острове Сулавеси и у маори Новой Зеландии. Многие народы сохраняют трупы в дупле дерева, пока мясо полностью не сгниет. Австралийское племя унматьерра верит, что спаситель Ункурта повелел хоронить умерших в деревьях.

На огромной территории от Западной Азии до Америки, включая Индию и Полинезию, существовал и существует по сей день обычай помещать трупы на деревья, столбы или деревянные помосты, пока они не сгниют. В Индонезии, Австралии, в Меланезии, Америке (у индейцев штата Небраска) и Африке трупы помещают в кроне деревьев. На острове Борнео обиталище умерших имеет форму специального сооружения в виде высокого деревянного столба, украшенного орнаментом с драконами и различными животными. Столб имеет платформу, на которую клали труп. Погребальные столбы широко распространены и среди индейцев Северо-Западной Америки. В Южной Германии, Австрии и Швейцарии вместо этого на могильном холме выставляли художественно украшенные носилки, на которых покоился труп. Колонны с вечными лампадами наверху, тоже часто встречающиеся на средневековых могилах Европы, представляют собой проявление того же видоизмененного древнего культа дерева или колонны.

Орудия умерших

Золотая пила

Когда английский археолог Вулли, открыв среди царских гробниц древнего Ура погребальную камеру шумерской царицы Шубад, стоял, потрясенный, перед покрытыми жемчугами останками одной из древнейших цариц мира (середина III тысячелетия до н. э.), он увидел рядом со скелетами двух служанок, сидевшими на корточках в голове и в ногах трупа, ценнейшие сокровища. При дальнейшем скрупулезном исследовании этого замечательного погребения, к которому относились и забитые трупами приближенных коридоры, и погребальная камера царя (его останки, правда, не удалось обнаружить), были найдены кроме огромного количества ценностей, украшений и разнообразной утвари остатки драгоценной арфы, украшенной золотом и слоновой костью. Среди изображений на этом инструменте есть фигура орла с львиной головой, парящего над двумя козлами. Далее по сторонам дерева жизни стоят два быка, причем один бык борется с рогатым животным.

В этом отношении гробница царицы Шубад не принесла никаких неожиданностей. Но ученых поразили два рабочих инструмента — пила и зубило, причем совершенно очевидно, что они не были случайно забыты строителями погребального сооружения: пила и зубило были сделаны из чистого золота.

Вот загадка! Для чего могли понадобиться царице, которая за всю свою жизнь, вероятно, ни разу не прикоснулась ни к зубилу, ни к пиле, эти предметы в загробной жизни, да еще золотые? На цилиндрических печатях более позднего времени также изображено божество, которое держит в руках пилу той же формы, что и пила из могилы царицы Шубад. На таблетке египетского фараона Нармера мы видим изображение зубила, расположенное над рыбой, между двумя бычьими головами. Зачем богу эти инструменты?

Ответ довольно прост: как божество, так и умершая царица должны иметь орудия, которыми они могли бы спилить дерево или разбить камень (скалу). На пути в загробное царство умерший должен одержать верх над деревом или скалой. Для этого-то и нужны ему такие орудия, как пила и зубило, которые сопровождали царицу Шубад в загробный мир четыре с половиной тысячи лет назад.

Много позднее индийцы объяснили этот обычай: «Это древо также именуется „самсавркса“, то есть древо мира, которое держит нас в плену жизни, это то, что необходимо преодолеть, ибо это именно и есть Самсара». Это, конечно, уже не то конкретное представление, которое фигурирует в верованиях шумеров. В религии индусов оно уже носит абстрактный, мистический характер, но тем не менее в нем сохранилась первоначальная мысль, побуждавшая древних шумеров обеспечивать умерших орудиями, которые помогли бы им срубить дерево или разбить скалу, преграждающую путь в новую жизнь за гробом.

Двойная секира

У египтян Древнего царства (III тысячелетие до н. э.) символом божества вместо пилы и зубила стала двойная секира. Однако в период упадка Древнего царства (конец III тысячелетия до н. э.) этот символ почти исчез. В отдельных случаях знак двойной секиры был связан с созвездием Ориона, которое находится близко к стволу небесного древа, почти касается его. И действительно, в конфигурации этого созвездия, которое просматривается лучше самого древа — Млечного Пути, — легко обнаружить очертания двойной секиры. В тот период, когда к этому созвездию приближается серп молодой луны (то есть когда солнце приближается к Млечному Пути), наступает время «рубить дерево» или «разрушать скалу». Вначале лунный серп сам как бы считался орудием, которое срубало дерево. Мы-то знаем, что исчезновение Млечного Пути из поля зрения объясняется движением солнца, но люди древности приписывали это явление действию луны.

Созвездие Ориона, напоминающее секиру, воткнутую в дерево

Когда месяц спустя серп луны скрывался из вида, это означало для древних, что древо уже срублено. После того как солнце проходило через него, древо начинало постепенно вырисовываться на небе.

Умирающий месяц висит еще на ветках древа, но через три дня он появляется уже с другой стороны ствола, как бы воскреснув. «Отверни свое лицо, чтобы ты увидел Осириса», — сказано в текстах, начертанных за два тысячелетия до нашей эры на египетских саркофагах рядом с изображением созвездия Ориона. Смотри, как умирающий Осирис, небесный бык и владыка мертвых, преодолевает свою смерть! Как не умирает он, так не умрешь и ты навеки! Умирающий и воскресающий Осирис тесно связан ссозвездием Ориона, с этой двойной секирой на древесном стволе.

Критская богиня с двумя двойными топорами в руках, окруженная почитателями

По-видимому, двойная секира позднее превратилась в два топора — ведь и небесный топор (Орион) связан с двумя видами лунного серпа — убывающим и прибавляющимся. Оба топора стали символами египетской богини Нейт, супругом которой считался бог луны и растительности Мин.

Среди памятников шумеро-аккадской культуры сохранился рельеф царя Урнамму (XXI век до н. э.), где изображен сидящий на троне со своей женой Нингал бог луны Нанна, который в левой руке держит топор, а в правой — жезл и перстень. Перед ним стоит царь Урнамму. Между фигурами царя и божества стилизованное дерево. В шумерских гимнах упоминания о двойной секире встречаются очень часто.

Среди многочисленных предметов, открытых Генрихом Шлиманом^[205] и другими исследователями при раскопках древней Трои на Малоазийском побережье, найдено большое количество культовых двойных топоров из драгоценного лазурита. Сделанные из столь хрупкого и дорогого материала, они, конечно, не могли служить оружием или орудием, а предназначались для культовых церемоний, проводимых жрецами или царями.

Вверху: египетский культовый топор фараона Яхмоса I из Фив (II тыс. до н. э.). Внизу: рогатая богиня с крестом жизни в правой и священным жезлом в левой руке. (Стела из Бет-шана — Палестина)

На острове Крит археологи открыли в Аркалохори древнюю культовую пещеру, потолок которой обвалился в результате землетрясения еще в XVI веке до н. э. Три с половиной тысячелетия пещеру не трогали. В ней нашли огромное количество двойных топориков, по-видимому амулетов. Из них двадцать шесть были золотые, шесть — серебряные, а остальные несколько сот — бронзовые. При раскопках кносского дворца на Крите археологи обнаружили в «зале двойной секиры», на стенных росписях, изображения двойной секиры — священные знаки Зевса Лабрия^[206]. У критян этот священный знак назывался «лабрис»; от него, по-видимому, происходит греческое слово «лабиринт». Вероятно, первоначально оно означало не многокомнатное сооружение с запутанной системой переходов, а «дворец двойного топора», представлявший собой копию небосвода. Потому-то, для того чтобы найти выход из лабиринта, была необходима нить Ариадны. Ведь «двойной топор» и «нить», сияющие на небе, связаны друг с другом, следовательно, и на земле, в кносском дворце, эта связь должна была отобразиться в соотношении нити Ариадны и земного лабриса — священного топора.

Критяне же изображали богиню с двумя двойными секирами в поднятых руках, окруженную справа и слева поклоняющимися ей людьми.

Еще яснее проявляется на Крите связь между двойным топором и лунными рогами. Оба эти священных знака соединены на Крите в единое целое с культом дерева. По выражению одного исследователя, миносский культ быка, распространенный на Крите, существовал под знаком двойной секиры. Так же как христианство немыслимо без знака креста.

На юге Греции, в Микенах, также прослеживаются следы культа двойного топора. Печать, датируемая первой половиной II тысячелетия до н. э., выглядит так: перед виноградной лозой, увешанной гроздьями, стоит несколько человеческих фигур с двойными секирами в руках, а над ними — убывающий лунный серп, окруженный звездами. На одной греческой вазе изображен бог Гефест с молотом в форме двойного топора.

Вверху: священный баран с лучистым венцом, вырезанный на скале в Сахаре. Датируется V тыс. до н. э. Внизу: египетский воскресающий бог Осирис со змеевидными бараньими рогами на царской короне, украшенной маленькой змеиной головкой

После открытия Генрихом Шлиманом знаменитых шахтовых гробниц в Микенах, когда потрясенному миру открылись сокровища эпохи микенских царей, отделенной от нас тремя с половиной тысячелетиями, среди великолепных произведений искусства, сделанных из драгоценных металлов, были обнаружены две тонкие золотые пластины в виде бычьих голов с двойными секирами между рогами.

Символ спасения мира

Такая же двойная секира была широко распространена как символ бога грозы Тешупа на территории Хеттского царства, вплоть до Ассирии, а также в верховьях рек Тигра и Евфрата. Позднее двойной топор стал символом Юпитера Долихена. На протяжении многих веков высших божеств изображали с двойным топором в руках, причем он всегда сочетался с культом дерева и скалы. В Индии секира, называемая там секирой грома, относится наряду со священным деревом к буддийской иконографии. Следы культуры двойного топора, связанные с погребениями скорченных трупов, обсыпанных охрой, ученые находят повсеместно в Индии, странах Переднего Востока и Европы.

На севере Европы обнаружены украшения из янтаря, повторяющие мотив секиры. В каменных могильниках Германии и Дании нередко находят небольшие плоские топорики из янтаря. Их, очевидно, носили в качестве апотропеических предметов. Были найдены и каменные топорики, которые не могли иметь никакого практического применения. В Померании найден даже топорик из глины — явно символическое изображение. Гигантские топоры из глины, покрытые тонким слоем бронзы, неоднократно находили в торфяниковых могильниках. Совершенно очевидно, что эти топоры также имели лишь культовое значение, так как при первом же ударе по твердому предмету разбились бы на куски. Кроме того, они были слишком велики и тяжелы. Это были религиозные символы. Знаменитый молот германского божества Тора представлял собой каменный топор.

Каждый мужчина, способный носить оружие, отправлялся в загробный мир с боевой секирой в руках. Обычно в могилу к умершему каменный топор клали даже тогда, когда бронзовое оружие почти окончательно вытеснило более тяжелое и неудобное каменное. Следовательно, подобный топор был, по-видимому, не только отличительным признаком свободного человека, но и священным символом, который по традиции делали обязательно из камня.

В Саксонии и Тюрингии каменный боевой топор изображали на надгробиях и на плитах, закрывающих каменные могильники.

Маленькую секиру из серебра викинги носили как амулет на цепочке или на шнурке. Этот молот Тора вырезан рядом с руническими надписями^[207] или на стенах больших каменных ящиков, обнаруженных на территории Европы, начиная со Скандинавии и кончая Францией. В Южнофранцузских Альпах этот знак встречается на скалах. В Центральной Франции женщины, подвергая себя мучительной процедуре, выжигали на голове знак священного топора.

Боевая секира — полулунница (Европа)

Со II тысячелетия до н. э. вплоть до позднего средневековья топор почитали и изображали часто в виде ладьи или лунного серпа. В средневековой Европе крестьяне клали топор как символ, отвращающий несчастья, в фундамент дома или в перекрытие крыши. Топоры — «грозовые клинья» — почитались в Северной Германии в XIX веке. Верили, что они защищают от молнии. Рыбаки, живущие на берегах реки Неман в Восточной Европе, считали, что этот священный символ излечивает людей и скот от болезней. Такие формы приняла древняя вера в небесное древо, которое следовало срубить топором, чтобы достичь новой жизни.

Сожжение дерева

Как срубить большое дерево, не имея необходимых орудий из камня или бронзы, не говоря уже о железе? Ответ на этот вопрос можно найти у ирокезов индейского племени Северной Америки, которое до наших дней не знало металла. Ирокезы разводили у корней дерева костер. Когда нижняя часть ствола обугливалась, они обрабатывали ее каменным рубилом так, чтобы его можно было без труда повалить. Возможно, ирокезы руководствовались наблюдениями над звездным небом, где небесное древо исчезает в своего рода огненном круге, в лучах солнца, то есть постепенно сгорает.

О таком толковании небесных явлений свидетельствует «праздник костра» в честь бога растительности Сандона (Ваал-Тарза), ежегодно отмечавшийся в Тарсе. Во время этого празднества сжигали старое «дерево года» и сажали новое. Древнегреческое предание о священной оливе богини Афины гласит, что дерево было сожжено врагами Афин — персидскими воинами, но немедленно дало свежую ветвь длиной в локоть. При приближении врагов к городу исчезла священная змея Афины, жившая под деревом богини, и это побудило афинян без боя сдать город персам. Сквозь исторические сведения проступают очертания древнего звездного мифа: исчезает змея, дерево сожжено, но возрождается новая жизнь (зеленая ветвь погибшей оливы).

Подобно тому как огонь уничтожает старое дерево, на месте которого возникает новое дерево (новый год, новая жизнь), так еще в доисторические времена у многих племен пылали костры, на которых сжигали умерших. Представлением о небесных явлениях порождена и передача огня от старых молодым в дни зимнего и летнего солнцестояний: это кладет начало новому времени.

В одном из греческих мифов рассказывается о герое Мелеагре. Его матери было предсказано, что ее сын умрет, как только сгорит одно из поленьев. Мать немедленно вытащила его из огня и спрятала. Когда же Мелеагр в споре за шкуру вепря (не барана!) убил братьев матери, она в гневе бросила полено в огонь, и, как только оно сгорело, Мелеагр погиб.

Вновь проявляется все та же связь — сгорает дерево (исчезает в лучах солнца Млечный Путь), наступает смерть (умирает, скрывается луна), но по прошествии определенного времени луна вновь появляется, несколько раньше или позже, нежели «сгорает небесное древо», поскольку период обращения луны не совпадает с периодом обращения солнца.

На Огненной Земле (юг Южной Америки) у племени яганов существует легенда о том, как Крен (солнце), рассердившись на свою супругу Кре (луну), пригрозил ей пылающим поленом. Оба бога жили на земле и имели человеческий облик, но, испугавшись горящего полена, Кре убежала на небо, а за ней погнался ее муж, но так и не смог ее догнать. Вот еще одно предание, в основе которого лежат в завуалированном виде наблюдения неба!

Во всей Европе до сих пор распространен обычай во время зимнего солнцестояния обугливать над огнем корневище и разводить его пепел в вине. Это снадобье якобы излечивает людей и животных и защищает от удара молнии (небесного огня). К тому же (и это не удивит того, кто знает о проводимой издревле связи явлений) снадобье способствует отелу коров.

Так исчезнувшие религии древнего мира превращаются в непонятные пережитки прошлого — суеверия.

Когда близко лето!

Таким же образом стерся из памяти людской и топорик, который еще «во времена Христовы» давали иудеям, вступавшим в секту ессеев и начинавшим новую жизнь. Они получали набедренную повязку, белое одеяние и топорик, и отнюдь не потому, что все они были плотниками. Иисус из Назарета, вероятно, знал ессеев, и, возможно, в том, что его называют плотником, содержится намек на ессеев.

Был ли Иисус вначале ессеем? Одни данные говорят за это предположение, другие — против. Иоанн Предтеча также упоминает о топоре, когда пророчествует близкое пришествие царства небесного: «Уже и секира при корне дерев лежит»^[208]. Иисус предал проклятию смоковницу и велел ей засохнуть за ночь. Скорее всего, это была только притча, но понятная всем и проникавшая в души людей. Ведь срубить дерево, посадить его, приказать ему засохнуть — всё это действия, ведущие к одной цели — начать новую жизнь, приблизить наступление нового времени. Без топора, приставленного к корням дерева, без всепожирающего пламени, без засохнувшей смоковницы наступление царства небесного немыслимо!

Когда приближается лето, когда на земле смоковница отягчена большими ветками с сочными листьями, на небесах древо, находившееся в полном блеске, исчезает (сгорает или засыхает): «Так, когда вы увидите все сие, знайте, что [царство небесное] близко, при дверях»^[209]. Когда близится лето, а не в начале весны!

Возложение в древней Греции венков на жертвенных быков перед священными треножниками

В Евангелии от Марка, в рассказе о последних днях Иисуса, человек, искушенный в древних звездных верованиях, может найти еще один отблеск угасающей небесной религии. Речь идет о приходе Христа в Иерусалим, когда он приблизился к смоковнице, покрытой листьями, но не принесшей еще плодов, «ибо еще не время было собирания смокв»^[210]. И Иисус проклял дерево. Нелепым и странным выглядит проклятие дереву, которое не принесло плодов, так как еще и время для этого не пришло! На следующее утро смоковница «высохла до корней». И далее следует: «Так, и когда вы увидите то сбывающимся, знайте, что близко [царство небесное] при дверях»^[211].

Один-два дня спустя Иисус Христос умер на кресте.

Похититель дерева

В 1884 году в Бонне, находящемся на Рейне, разобрали старинное монастырское здание, и наверху, под самым скатом крыши, нашли нефритовый топор каменного века. Под его защитой от грозных небесных сил христианские монахи в течение долгих веков поклонялись кресту спасителя.

Если внимательно присмотреться к пережиткам в христианстве забытой звездной религии, почитавшей небесное дерево смерти и срубающий его топор, то можно заметить, что самая существенная разница между почитанием небесного древа и топора, с одной стороны, и креста (на котором умер христианский спаситель) — с другой, заключается в том, как воспринимались эти символы верующими.

Люди, которые много тысячелетий назад срубали священные деревья, торжественно оплакивали и погребали умирающих богов — Аттиса, Адониса, Диониса, Осириса — и были твердо уверены, что эти боги воскреснут; люди, которые срубали в Шумере дерево Хулуппу, а в Греции — деревья в священных рощах Деметры; которые рассказывали о том, как Гильгамеш срубил дерево, как сын бога Геракл срубил сосну в тот час, когда Орион, сияющий на небе, тонет в море; люди эти знали еще очень многое о небесных явлениях и хотя бы отчасти понимали, почему не следует перешагивать через ярмо или метлу, лежащие на земле. Чем бы они ни занимались, они помнили о небе, и во всем, что они написали, небо занимало ведущее место.

Сейчас же мы только знаем, что в камнях и дровах обитают привидения и духи, бесплотная нечистая сила. И так дело обстоит уже давно. Иначе христианские миссионеры, обращавшие германцев в свою веру, не сетовали бы на Гер Мона, которому народ поклонялся даже после принятия христианского учения. И миссионеры не удивлялись бы тому, что германцы — упрямый народ — считают луну похитителем дерева.

Это так, хотя и не совсем. Ибо луна похищает дерево, но при этом сама умирает.

Кончина у дерева

Жертвенные животные

Тот, кто наблюдал, как лунный серп умирает на небесном древе, мог достойно отметить это чрезвычайно важное событие только лишь подражанием ему в торжественных церемониях на земле. У древних греков был обычай приносить в жертву быка или корову, предварительно позолотив им рога. Этот торжественный обряд описан в Одиссее:

Согласно рассказу Одиссеи, Афина Парфенос, девственная богиня, в святилище которой обитала священная змея, а на щите которой иногда взамен змеи изображали рыбу, присутствует при смерти златорогой телицы.

Это соответствует явлениям, происходящим на небе: луна умирает ранним утром на востоке, где в последний раз виден убывающий тонкий золотой рог; и только там может появиться утренняя звезда — девственная богиня Венера-Афродита.

В текстах Старшей Эдды также упоминаются в связи с алтарем и святилищем златорогие коровы. О принесении коров в жертву несколько чудесных рассказов передает Плутарх. Например, в дни празднеств в честь Прозерпины у осажденных жителей города Кизика (на Малоазийском побережье) не было черной коровы для жертвы и они вылепили из теста и поставили у алтаря ее изображение. Между тем посвященная богине корова, которую специально откармливали, паслась, как и весь скот кизикинцев, на противоположном берегу пролива. Однако в день празднества она покинула стадо, добралась вплавь до города и предоставила себя для жертвоприношения.

Другая корова, наклонив голову, встала на камень, посвященный богине, когда Лукулл^[213] со своим войском форсировал реку Евфрат. Лукулл велел тут же принести ее в жертву богам.

У Плутарха же есть рассказ о римском обычае приносить в жертву коз в «день исчезновения Ромула с земли». При этом писатель приводит многозначительную дату: седьмой или девятый день июля^[214]. Конечно, ни Плутарх, ни источники, которыми он пользовался, уже не помнили истинных причин, породивших этот праздник, во время которого римляне высыпали толпой на улицу и рассаживались в тени фиговых деревьев. Плутарх просто указывает: «Обедать садятся в тени фигового дерева, и самый этот день зовут „Капратинскими нонами“, как полагают, по названию смоковницы, с которой девушка подала знак факелом [смоковница по-латыни — „капрификон“]. Впрочем, другие говорят, будто большая часть этих обрядов связана с исчезновением Ромула, ибо как раз в этот день он пропал за городом, неожиданно объятый мраком и бурей, или, как считают некоторые, во время солнечного затмения; по месту, где это произошло, день получил наименование капратинских нон. „Капра“ по-латыни — коза, а Ромул исчез, выступая перед народом близ Козьего болота»^[215].

Следовательно, во времена Иисуса Христа римляне уже по-разному объясняли происхождение праздника под фиговыми деревьями. Но из приводимых Плутархом сведений, если отбросить сообщения о военных событиях, явствует, что первая треть летнего месяца июля во время новолуния — это время смоковницы, жертвоприношения козы и смерти царя. Это то самое время, когда на небе солнце стоит у ствола небесного древа, на котором умирает луна (в виде козы). Но вот как исчез сам Ромул, об этом источники больше ничего не сообщают. По-видимому, во времена Иисуса Христа старый культ был уже непонятен или отошел в прошлое.

Голова

В пещере Шанселяд (Южная Франция) среди предметов, принадлежавших человеку, жившему за десять-двадцать тысячелетий до нашей эры, археологи обнаружили маленькую костяную пластинку, по-видимому служившую амулетом. На ней вырезана голова бизона, отделенная от туловища, и его спинной хребет. Эта находка сразу же напомнила ученым о другом спинном хребте, существовавшем примерно за десять тысячелетий до нашей эры, о священном символе египетского Осириса, небесного быка. Пожалуй, аналогии были бы недостаточно обоснованы, если бы археологи не сделали в Южной Германии поразительное открытие. Это были захоронения двух молодых самок мамонта, расположенные неподалеку одно от другого, причем точно так же, как на пластинке, в яме лежали только голова, отделенная от туловища, спинной хребет и две передние ноги. Правда, бизон и мамонт — совершенно различные животные, но у обоих есть бивни, изогнутые наподобие лунного серпа. Кроме того, в сюжетах пещерных росписей мамонт и бизон играют примерно равнозначную роль. Совершенно очевидно, что различные племена почитали различных животных, лишь бы они имели рога или бивни в форме лунного серпа.

Выбор такого животного, как мамонт, указывает на глубочайшую древность определенных культовых обрядов, связанных с захоронением головы и хребта в отдельности. Но что же могло обозначать это действие? Прежде всего, это свидетельство того, что голова животного и его хребет считались неприкосновенными частями тела и не употреблялись в пищу. Они были табу для людей, которые их захоронили.

О большем говорить нельзя, не рискуя впасть в ошибку. Но, может быть, загадку частично разъясняет то обстоятельство, что головы и спинные хребты мамонтов и бизонов сильно напоминают столбы с головами рогатых животных, которые много тысячелетий спустя появились в Египте, Греции и других областях древнего мира. Египетский иероглиф, обозначающий слово «жертва», представляет собой голову коровы или быка. При торжествах по случаю освящения святилищ богов, закладки храмов и дворцов в жертву египетским богам приносили рогатые головы.

В египетском иероглифическом письме день полнолуния изображали в виде лунного диска, покоящегося на стволе кипариса. Это выглядело так, как если бы голова (луна) была посажена на столб или на спинной хребет. По более древним представлениям, на этот столб (стебель лотоса) помещали не лунный диск, а голову рогатого животного.

В течение месяца голова (луна) постепенно исчезала на небе, ее как бы отрезáли. Под конец оставался тонкий серпик, который многие народы считали каменным ножом или серповидным мечом. Таким казался лунный серп древним египтянам. Такое же представление сложилось и у древних ацтеков, у которых была лунная богиня, «белый каменный нож». Здесь уже происходит переплетение понятий: луна на разных стадиях представляется то головой, то ножом, отделяющим эту голову. У луны на небе отрезается голова, причем отрезает ее сам лунный серп. А когда лунный серп исчезает, это означает, что голова отрезана целиком. Она покоится в потустороннем мире, она скрывается в дереве или в скале, но она воскреснет снова, вырастет и засияет.

Обезглавленные боги и цари

Вряд ли наши современники способны понять истинный смысл выражения «лунный лик». Они скорее всего весьма удивились бы, выяснив, что эта метафора подразумевает голову без туловища и ног. И пришли бы в ужас, узнав, что люди верили, будто для достойного подражания смерти луны следует рубить головы здесь, на земле.

А ведь это была в действительности самая древняя простая форма верования в воскресение из потустороннего мира. Фигуры бизонов без головы или без головы и рогов, десятки тысячелетий назад изображенные на стенах пещер ледникового и послеледникового периодов, могут быть поняты только как отражение лунных верований первобытных людей. Наукой засвидетельствовано, что с конца палеолита (около десяти тысяч лет до нашей эры, если не раньше) на территории Европы существовал обычай отрезать умершим головы и хоронить отдельно от туловища. Это не было вызвано страхом перед мертвецами — он возник позднее, — скорее это был определенный ритуал.

С древнейших времен голова стала одним из самых распространенных амулетов как символ потустороннего мира, как знак оберега от всякого зла, как символ благодати и плодородия, ибо если отрезанная голова луны снова вырастает, то она символизирует возникновение новой жизни.

На территории Южной Германии, например, еще в самом начале каменного века велась охота за головами как за самым драгоценным предметом, обладающим магической силой. Пережитки этой охоты и сейчас существуют у некоторых народов.

Согласно египетской мифологии, богине Исиде ее собственный сын Гор отрубил голову. После этого Исиду изображали в виде статуи без головы. В древнеегипетских сказках, восходящих еще к III тысячелетию до н. э., о фараоне Хеопсе, строителе знаменитой пирамиды в Гизе, и его трех сыновьях есть упоминание о быке, которому отрубили голову и которого нужно было оживить с помощью волшебных заклинаний. Соединение отрубленной головы с телом с помощью волшебных трав, корней и прочих снадобий — чрезвычайно распространенный мотив в сказках и легендах всех времен и народов. В немецких сказках, например, выступает корень жизни (вместо целого дерева), который оживляет мертвых и приращивает голову обратно к телу.

Голова Горгоны

Голову, обитающую в потустороннем царстве или в подземном мире, древние греки называли головой Горгоны, или Медузы. Она, верили греки, находится не на востоке, а на крайнем западе, у конца земли, откуда приходит ночь и где расположен вход в подземный мир. Клубок извивающихся змей служит ей волосами, из широко раскрытого рта с острыми зубами торчат кабаньи клыки; взгляд широко открытых глаз неподвижен. Весь ее ужасный облик представлялся древним грекам застывшим, окаменевшим. Несмотря на этот ужасный образ, а может быть именно поэтому, голову Медузы помещали на городских стенах, на оружии, на амулетах. Ее изображение было вделано в щит богини утренней звезды Афины-девы. Эта «окаменевшая» голова и есть та отрубленная, скрытая в скале (камне), а значит, и окаменевшая вместе с ней голова. По существу, это то же воплощение небесного древа и лунного культа, выражением которого у египтян были дэд Осириса и обелиски, где скрывался умерший Осирис.

Когда сын бога Зевса Персей отсекал голову Медузы Горгоны, чей вид превращал все живое в камень, герою пришлось отвернуть лицо и рубить не глядя, чтобы не окаменеть самому. У Медузы Горгоны было серебряное туловище, медные когти и золотые крылья. Всю спину ее покрывали длинные космы из живых змей. Две самые большие змеи обвивались вокруг пояса чудовища.

Персей одержал победу над Горгоной с помощью богини Афины (утренней звезды), находившейся, естественно, на востоке. Следовательно, голова находилась в тот момент возле утренней звезды, то есть на востоке, там, где исчезает обычно умирающий лунный серп. Принести голову Медузы означает поэтому принести смерть. И Персей, как гласит греческий миф, отомстил царю Полидекту тем, что протянул голову Медузы навстречу царю и его приближенным, и каждый, кто ее увидел, превратился в камень.

Камень и сам может быть смертоносным, когда он становится невидимым в лучах солнца, то есть когда находится в потустороннем мире. В это время простые смертные не могут смотреть на предметы, воплощающие небесное древо (камень, скалу). Плутарх сообщает, что к статуе богини обыкновенно никто не притрагивается, когда же жрица снимает ее с подножия и выносит из храма, ни один человек не смеет на нее взглянуть, но все отворачиваются, ибо не только для людей страшен и непереносим вид богини, но даже деревья, мимо которых ее проносят, делаются бесплодны или же роняют плоды до срока…

Голова Медузы и животные

Если голова Медузы олицетворяет луну, скрывающуюся в камне, то чрезвычайно интересно установить, какие же животные, по верованиям древних греков, окружали голову Медузы или выходили из нее.

Очень часто окаменевшая голова Медузы украшена змеями. На сиракузских монетах голову Горгоны окружают дельфины, то есть рыбы. Следовательно, голову Горгоны окружают лунные змеи и лунные рыбы. Из пасти чудовища часто торчат кабаньи клыки — это уже третий символ лунного серпа. Согласно мифу, когда Персей отрубил Медузе голову, из ее тела появился сын бога Хрисаор с золотым мечом в руках. Судя по наименованию, Хрисаор олицетворяет новый лунный серп. Из крови Медузы появился и Пегас, крылатый солнечный конь, равнозначный небесному быку. Если бы в мифе вместо Пегаса фигурировали бык или баран, то древним грекам и это не показалось бы бессмысленным.

У жителей Маркизских островов до сих пор существуют такие же символы лунного серпа: в челюсти черепа предка они вставляют два изогнутых рога.

Человеческий череп с Маркизских островов, украшенный кабаньими клыками

В Афинах изображение головы Медузы находилось на каменной колонне, посвященной богине Афине. И это вполне правомерно, если следовать логике идеи умирающего месяца. Ведь там, куда удаляется и где умирает убывающий лунный серп, появляются звезды, как бы выходящие из солнечного света. Только смерть луны, голова которой вот-вот будет отрублена, вызывает воскресение звезд. Умирающая луна только тогда находится вблизи солнца, когда звезды, на фоне которых она оказывается, поднимаются над горизонтом.

Так и утреннюю звезду возрождает умирающая луна, когда ее голову отрубает топор: «…когда из темени его, рассеченного искусно медяною секирою Ифеста, Афина, исшед, воскликнула громким воплем»^[216].

Следовательно, «отрубить голову» означает также зачать и родить. Обезглавливание было залогом появления не только новой луны, но и новой жизни вообще. Поэтому почти во всем мире был распространен обычай ставить на полях головы, надетые на шесты. Удобрение полей было тогда неизвестно, но если поля удобряли, то только рыбой. Если заболевал вождь или его жизни угрожала опасность, летели головы животных и людей. Они были как бы лекарством для вождя. По-видимому, если у него была мигрень, то головы рубили не считая.

Итак, всю сложную символику глубокой древности можно свести к понятиям: «голова и дерево», «голова и трава жизни», «голова и камень», «голова с кабаньими клыками», «змеи», «рыбы», «солнечные кони», «бычьи рога», «ножи». Это вновь и вновь повторяющееся в разных формах — в зависимости от расовой принадлежности, территории и уровня культуры — единое представление о связи небесного древа с трехдневным отсутствием луны, ушедшей в потусторонний мир, а затем возрождающейся к новой жизни. На одной римской гемме изображено дерево, усыпанное не золотыми яблоками, а человеческими головами — масками Вакха. Голову греческого бога возрождения Диониса в виде маски часто помещали на столбах.

Римское дерево с человеческими головами на нем (вакхические маски)

И в христианском искусстве мы часто встречаем помещенную в центре креста одну лишь голову Иисуса, без туловища. Это ли не свидетельство живучести образов, складывавшихся в глубокой древности.

Золотой крест из Ломбардии с изображением головы Христа

Не только умершим отрубали головы. Не только охотились за головами как за символами защиты и спасения, которые ставили на шестах у жилищ и на полях. Сотням тысяч людей отрубали головы, принося их в жертву богам. Ученые подсчитали, что ацтеки приносили в жертву от двадцати до пятидесяти тысяч военнопленных в год, не говоря о тех, кто добровольно жертвовал свою голову в дни больших празднеств.

У ацтеков царство мертвых символизировал человеческий череп, окрашенный кровью. Мертвые головы с оскаленными зубами производили жуткое впечатление. А на место головы в труп втыкали два кремневых ножа, имитировавшие лунные серпы. На одном только помосте для человеческих черепов, сделанном ацтеками, — возможно, они строили подобие небесного древа — археологи насчитали сто тридцать тысяч черепов. Число обезглавленных при культовых жертвоприношениях на протяжении многих тысячелетий никак не меньше ста миллионов. И эта цифра скорее занижена, нежели завышена. Такую власть имела над людьми вера в связь потустороннего мира с человеческой головой.

Конечно, массовое обезглавливание было не только жертвоприношением божеству загробного мира. Думать так было бы слишком упрощенно. Обезглавливание было скорее целенаправленным действием, призванным стимулировать новую жизнь, плодородие, изобилие еды. Обезглавливание было, собственно говоря, капиталовложением. Чтобы получить хороший урожай, в наше время на поля вывозят навоз или искусственные удобрения. В глубокой древности считали, что чем больше отрубленных голов, тем плодороднее будут поля и деревья. Жертв убивали и иными способами — сдирали с них кожу, сажали на кол, душили.

В одной шведской саге говорится о смерти короля Дональда, который был умерщвлен народом, так как в годы его правления случались неурожаи. Возможно, шведы считали своего короля богом, а если не богом, то уж, конечно, его представителем на земле. А значит, чтобы кончились неурожаи и настала новая жизнь, король должен был умереть.

Можно было бы считать эти действия чисто магическими, колдовскими, но это не отражает истинную суть мыслей, обращенных в основном к небу. Слишком ясно видна здесь связь с небесными явлениями. Скорее эти действия можно расценивать как подражание небесным процессам. Это и желание повторить на земле то, что происходит на небе, и одновременно первый, очень робкий шаг, правда еще сильно окрашенный религиозными представлениями, к познанию законов природы, и стремление воздействовать на нее с помощью имитации тех средств, которыми она сама пользуется.

Разрубленные

По мере развития представлений о лунном божестве оно стало казаться людям не одной головой, а живым существом, имеющим тело и конечности. На пути в потусторонний мир оно не только подвергалось обезглавливанию, но его еще и разрубали на несколько частей.

Египтяне знали, что их бог Осирис был убит и разрублен на части своим братом Сетом. Исиде удалось, однако, собрать вместе части тела божественного супруга и затем оживить его. В одной из областей древнего Египта небесный бык так и назывался: «разрубленный».

О боге, разрубленном на куски в период превращения полной луны в новый месяц (то есть в период отсутствия луны), египетская легенда сообщала, что он был разрублен на четырнадцать частей (то есть дней). Лунный серп в его последней стадии (нож, меч) получил истолкование как нога, ключица, ребро, кость божества. При траурных церемониях в честь Осириса, небесного быка и владыки умерших, украшения в виде лунных серпов из глины также назывались ногой и костью Осириса. И обелиски, воздвигнутые в честь Осириса, именовали камнями, хранящими ногу божества, которая одновременно была и реликвией Осириса, и символом лунного серпа. Таков знаменитый обелиск в Эдфу, хранитель божественной ноги Осириса. Что касается другого лунного бога, Хонсу, то египтянам было известно, что «его тайный образ скрывается в обелиске». Это все та же луна, укрывшаяся в дереве или камне.

Это несколько иное толкование обращения лунного диска, породившее и несколько иной культ мертвых. Он, вероятно, ненамного моложе культа головы — во всяком случае на берегах Нила он появился в доисторический период, — но его следы сохранились до сих пор.

Чтобы оказать на земле содействие скорейшему воскресению умерших в загробном мире, надо было теперь как можно быстрее превратить их в кости (как луна перед воскресением превращается в ребро или ключицу), то есть нужно было не просто обезглавить умершего, но и очистить его скелет от мяса. В этих культовых обрядах снова проявляется тесная связь отдаленных друг от друга районов земли, где от скелетов отделяли мясо.

Повсюду, в том числе и на территории Европы, археологи обнаружили следы подобных захоронений. Аккуратно сложенные кости — свидетельство того, что это были действительно культовые обряды, а не примитивный каннибализм. К захоронениям такого рода относятся и двухстепенные захоронения. На первой ступени тело сгнивало, на второй — окончательно погребали кости умершего, очищенные от мяса и тщательно сложенные.

Возможно, именно этот способ погребения и натолкнул людей на мысль о том, что чем оставлять мясо разлагаться, лучше употребить его в пищу. Каннибализм, получивший распространение во всем мире, появился не на самых ранних ступенях человеческого общества, а позднее как результат развития религиозных представлений, связанных с луной и истолкованием ее превращений. Можно предположить, что эти представления были уже у неандертальца.

Первобытный человек вообще поедал мясо своих вождей, родителей, старейшин. Толкавшие его на это причины соответствовали, наверное, различным ступеням его религиозного развития. Трудно сказать, было ли наиболее древним стимулом желание приобрести ум, силу, хитрость, дух умершего, съедая его мясо. Но для такого побуждения уже должна была существовать вера в душу. Более правильно предположить, что культовому каннибализму предшествовало совершенно конкретное представление о том, что луна в небе пожирается. Даже сейчас у осетин сохранилось поверье, что луна исчезает потому, что ее пожирают.

Это и есть «божественное пиршество». Апокалипсис Иоанна в Новом завете гласит: «И увидел я одного ангела, стоящего на солнце; и он воскликнул громким голосом, говоря всем птицам, летающим по средине неба: летите, собирайтесь на великую вечерю божию, чтобы пожрать трупы царей… трупы коней и сидящих на них, трупы всех свободных, рабов, и малых и великих»^[217]. Здесь в «великой вечери божьей» приглашают принять участие не людей, а птиц, но важно, что в тексте христианского пророчества явственно проступают архаические черты.

Древние греки представляли себе умирающего и воскресающего бога Диониса-Загрея ребенком с рогами. Как любимый сын бога Зевса он восседал рядом с богом-отцом на небесном троне. Дионис, разрубленный титанами, был превращен в козленка, а затем в быка, быком попал в руки своих врагов и был растерзан. Женщины Греции, особенно фракийские менады^[218], украшавшие головы рогами, в культовых обрядах подражали судьбе, постигшей Диониса; они разрывали на куски живых козлят, быков и, по-видимому, людей. Мясо козлят и быков, которое считалось телом самого Диониса, они тут же поедали сырым. Нечто подобное происходило и во время религиозных торжеств в честь Вакха: участники праздника Омофагий пожирали окровавленные внутренности принесенных в жертву козлят. Очевидно, и в этом культе некогда практиковались человеческие жертвоприношения^[219].

Мумия Осириса, выпустившая 28 колосьев

Между тем уже Овидий и Вергилий, да, наверное, и не только они, не понимали, почему Орфей был разорван «матерями киконскими» (киконы — фригийское племя).

Впоследствии вместо человеческого мяса в качестве жертвы богам стали поедать священных животных: быков, баранов, рыб. Скорее всего, культовый каннибализм и поедание жертвенных животных долгое время сосуществовали. Во многих странах Европы до нашего времени сохранился обычай поедать священную рыбу в дни солнцестояний, то есть когда наступает переход к новому времени года, и в день смерти Иисуса Христа.

Торжество бога

Представление о луне как о божестве обезглавливаемом, разрубаемом, приносимом в жертву, пожираемом было, очевидно, самым древним в повсеместно распространенном культе мертвых, воскресающих в загробной жизни. Со временем, когда люди поняли, что из смерти каждого зерна возникает новая жизнь, такое представление усложнилось многочисленными понятиями, связанными с земледельческими работами. Это отразилось в более поздних обрядах в честь Осириса, в так называемом празднике Хойяка. В день погребения Осириса в пещере под деревом Ишед тело Осириса клали на носилки из ветвей сикоморы. На гробнице Осириса в храме на острове Филэ начертана надпись: «Его мать Нут (небо) — сикомора, которая защищает его, и душа его должна обновиться в ветвях ее».

Возвращение умершего в новую жизнь вне зависимости от того, где и как почитался лунный бог, — это повсеместно торжество все той же луны, вырвавшейся из власти тьмы, торжество Осириса, Аписа, золотого тельца, священного барана (ягненка) и т. д. Из «ноги» бога луны Тота выходит он, подобно тому как бог вышел из «камней». И даже огненная смерть на «вертеле», как древние греки называли обелиск, не может ему помешать. Он — помазанник и остается победителем над всеми звездными силами, которые «дают знамения, сохраняют жизнь и уничтожают ее по своему соизволению».

Так выглядела египетская лунная религия вплоть до поздних времен, когда в Египте уже господствовали греки.

И все это время страдания лунного божества на земле не имели предела. Из века в век, из тысячелетия в тысячелетие умирание луны на небесном древе сопровождалось воплями тех, кого во имя умирающего божества мучали, сажали на кол, пронзали копьем, вешали… Страшный отзвук этих стенаний оживает в душах людей, когда они думают о том, кто был распят на Голгофе во искупление грехов миллионов людей.

Смерть на колу

Луна, могила которой находится в небесном древе, несомненно наводила на мысль об использовании дерева как орудия смерти. Сажали на кол, правда, не во всех странах, но у народов Ближнего Востока и Европы этот способ умерщвления применялся. В кодексе вавилонского царя Хаммурапи (XVIII век до н. э.) он назван уже просто как один из видов казни уголовных преступников. Ассирийцы, пользовавшиеся всеми видами казни, производившимися в подражание смерти луны (сооружение столбов из отрубленных человеческих голов, сдирание кожи с живых людей, разрубание их тел на части и т. д.), сажали также и на кол. В надписи царя Тиглатпаласара I (XII–XI века до н. э.), оповещающей о подавлении восстания непокорных вождей, говорится: «Их кожей я покрыл столб; нескольких из них я прибил к стене; и остальных поставил на колах вокруг столба». Итак: столб, обитый человеческой кожей, а вокруг — колы с посаженными на них людьми. За два века до этого ассирийцы, покорив царство Митанни в Северном Двуречье, посадили на кол всех захваченных ими сторонников последнего царя страны Митанни — Тушратты. Семьсот лет спустя ассирийцы, достигшие вершины могущества и прошедшие огнем и мечом от берегов Тигра до Палестины, продолжали сажать побежденных ими людей на кол.

Посаженные на кол (старинная гравюра на дереве)

У филистимлян, пришедших, по-видимому, из Европы на восток, в страну Ханаан, которую наименовали Палестиной, также существовал обычай сажать людей на кол. Известно, что Саул, первый израильский царь (XI век до н. э.), и его трое сыновей были либо обезглавлены, либо посажены на кол, либо, по сообщению Иосифа Флавия, распяты филистимлянами. Кости их израильтяне позже погребли под священнымдеревом.

Археологи установили, что и у древних германцев существовал обычай сажать на кол. В торфяниковых болотах обнаружены хорошо сохранившиеся трупы, проткнутые насквозь острым колом. Так был казнен датский король-братоубийца Абель.

Так же поступали древние кельты (галлы) и бритты. У них этот вид смерти носил характер жертвоприношения, так как они еще долго после начала писаной истории приносили человеческие жертвы. Так была убита красивая женщина благородного происхождения, которой в тело вогнали острые колышки.

Пронзенные копьем

Кол похож на копье. Вместо того чтобы сажать на кол, людей стали протыкать копьем.

У австралийцев племени аранда есть предание о том, что убывающая луна была в конце концов проткнута копьем (надета на него), а затем поджарена на костре и съедена. От нее осталась только ключица, которую бросили в озеро. И из этой косточки рождается дитя старой луны — новая луна.

Во времена императора Тиберия (чьим современником, согласно евангельской традиции, был Иисус Христос) на греческом острове Саламине в месяц афродисий жертву заставляли трижды обегать вокруг алтаря, затем тут же пронзали копьем, а труп сжигали.

Геты, жившие в придунайских областях, веря в бессмертие, ожидающее их за гробом, время от времени отправляли к своему божеству специальных вестников с просьбами и пожеланиями соплеменников. За пятьсот лет до нашей эры геты выбирали достойнейших послов, бросая избранников на подставленные снизу копья. Тех, кто был только ранен, считали людьми недостойными. Мгновенная смерть на копье считалась свидетельством того, что этот вестник угоден божеству. Владыкой загробного мира у гетов считался Залмоксис, о котором рассказывали, что он раньше жил на земле, был ничтожным рабом, а затем достиг богатства и почета и устроил себе подземное обиталище, где скрывался три года (уже не три дня!). Почитатели оплакивали его, пока он не возвратился.

Германское племя семнонов, священная роща которого, вероятно, находилась где-то вблизи реки Хафеля (северо-западнее Берлина), во время главного праздника совершало человеческое жертвоприношение. Жертву вешали и пронзали копьем. Ученые полагают, что это жертвоприношение было добровольным и что приносил себя в жертву представитель жреческо-царского рода — земное подобие бога Óдина, — следовавший примеру божества. Старый мотив расчленения на куски играл, по-видимому, какую-то роль. Очевидно, жертву в полном вооружении сначала подвешивали на дерево, а затем пронзали копьем: «…кровавый меч извлечен из одежды твоей… копье тебе в сердце ударило»^[220].

Священная пика

От копья, которым был пронзен повешенный на дереве добровольный представитель бога Óдина на земле, один шаг до священной пики, играющей большую роль в обряде крещения и посвящения в культе фригийско-малоазийской матери богов Кибелы. Подлежащий крещению новообращенный (или жрец, принимавший крещение за всех верующих) спускался в яму, прикрытую досками с пробитыми в них отверстиями. На доски ставили быка, украшенного золотыми лентами, и пронзали его священной пикой. Лившаяся из ран животного кровь струилась на человека в яме, пропитывала его одежду и волосы, заливала лицо и руки. Через помазание кровью священного животного человек очищался для новой жизни и считался приобщенным к божеству. Это, по существу, было точным воспроизведением процесса, происходившего на небесах, где у небесного древа умирает лунный бык. Его смерть даровала крестящемуся воскресение, когда кровь быка попадала ему на тело и особенно на голову.

Итак, кровь лунного быка, пронзенного пикой, капала через бревна в крестильную яму. У некоторых примитивных народов до нашего времени существуют жертвенные ямы, в которые с кольев стекает кровь.

Священное копье, известное и германскому племени семнонов и фригийцам Малой Азии, заслуживает особого внимания, если вспомнить о распятом на Голгофе, которому нельзя было переломать кости. Но только в Евангелии от Иоанна, появившемся позднее остальных, содержится упоминание о копье: «Но, придя к Иисусу, как увидели его уже умершим, не перебили у него голеней; но один из воинов копьем пронзил ему ребра, и тотчас истекла кровь и вода… Ибо сие произошло, да сбудется Писание: „кость его да не сокрушится“»^[221]. В другом месте священного писания говорится: «…воззрят на того, которого пронзили»^[222].

В иудейских легендах, кроме того, сказано, что этот пронзенный копьем (как и северный бог-спаситель Óдин) мессия должен умереть у райского дерева. Из этих же легенд явствует, что спустя тысячу лет после грехопадения Авраам подобрал злосчастное дерево познания, вырванное и брошенное богом на ограду рая, и посадил его в своем саду. Как только Авраам это сделал, голос ему возвестил, что это и есть то дерево, на котором будет распят спаситель.

Повешенный бог

Удушенные

В Эритрее (Африка) рассказывают весьма любопытную древнюю легенду. Дожди перестали увлажнять землю, и все начало погибать — растения, животные, люди… На земле воцарились голод и жажда. И тогда царскую дочь привели к священному дереву и задушили под его сенью (по другому варианту, живой закопали в землю). И дерево стало расти и тянулось вверх, пока его крона не коснулась небосвода. В тот же миг крона превратилась в змею, которая сразу же ниспослала на истомленную зноем землю обильный дождь. С тех пор у древних племен, населявших Эритрею, вошло в обычай при продолжительной засухе приносить в жертву под деревом маленькую девочку.

Если отбросить широко известный мотив превращения дерева в змею, то остается представление о том, что с появлением лунного серпа на дереве или над ним начинается новая жизнь. Человек и животные могут снова пить воду, повсюду начинает расти новая пища. Однако этому повороту к лучшему должна предшествовать гибель царской дочери, которую заживо погребали либо удушали под деревом. Пусть читателя не удивляет, что здесь в жертву приносят ребенка женского пола. Мужские и женские воплощения луны сменяли друг друга в лунных культах и религиях многих народов или сосуществовали рядом.

Человеческие жертвоприношения, часто сопровождавшие погребение царей, совершались по различным мотивам. Когда умирал царь, главной причиной жертвоприношений, несомненно, было желание отправить вместе с ним в загробный мир придворных наложниц, слуг и стражу. У древних шумеров для этого, очевидно, пользовались ядом. Но нередко — например, на Новой Гвинее, на Гебридских, Соломоновых островах и островах Фиджи — при погребении мужа удушали супругу умершего и хоронили в одной с ним могиле.

Египетские фараоны, в глубокой древности приносившие в жертву на могиле Осириса людей с рыжими волосами или с красной кожей (красный во многих древних культах мертвых считался цветом крови, цветом жизни), руководствовались прежде всего представлением о том, что убийство таких людей ведет к воскрешению Осириса. Эту же цель преследовали и мнимые человеческие жертвоприношения, которые еще в последних веках до нашей эры инсценировались при погребении царей или знатных вельмож. При этом имитировался древнейший обряд удушения жертвы.

Удушение жертвы — один из последних, а может, и последний способ ритуального убийства. Остальные способы стали применяться при казни преступников. Известно из древних заклинаний вавилонян, что барана, приносимого в жертву богам, следовало удушить. А у племени майя на Юкатане повесившегося человека считали «погрузившимся в великолепие». Согласно верованиям майя, богиня виселицы сопровождала удавленника в царство радости.

Чудо

«К Зевсу, повелителю недр земных, к гостеприимному господину усопших, приходим мы, держа в руках ветви мольбы! Мы — нашедшие в петле свою смерть», — писал греческий поэт Эсхил в V веке до н. э. В это время в греческом мифотворчестве расцветает тема трагических героинь (связанных с культом луны), которые заканчивают жизнь в петле, вися на дереве. Имена героинь, принявших подобную смерть, свидетельствуют о том, что речь шла об умирающей луне в образе женщины. Древние греки почитали богиню виселицы, которая сама повесилась. В древности она звалась Кондилеатис, что означало «Душительница света» или «Та, у которой удушили свет». Несколько позже, когда забылся истинный смысл толкования этого имени, богиню стали называть просто Повешенная. Ее всегда связывали с образом луны. Из женщин-самоубийц греческой мифологии, покончивших с жизнью при помощи петли, можно назвать Ариадну, Елену, Эригону. Подобная судьба была предопределена и для богинь утренних звезд, провожавших умирающую луну в потусторонний мир. Ариадна повесилась, будучи не в силах пережить обман Тесея, который покинул ее на произвол судьбы. Елена добровольно простилась с жизнью, повесившись на дереве. Не случайно у жителей острова Родос было святилище «Елены древесной». Узнав о смерти Икара, убитая горем Елена повесилась у его могилы. Согласно мифу, после смерти она была перенесена на звездное небо. С культом Диониса связан страшный рассказ о массовом безумии, когда впавшие в религиозное неистовство афинские девы повесились все вместе.

Дальнейшее развитие религиозного культа привело к тому, что у многих народов жены следовали за своими умершими мужьями, кончая на их могилах самоубийством в петле. Затем появилась греческая легенда, рассказывавшая о том, что тело повесившейся героини исчезло из петли. Ведь и луна, висящая на небе, исчезает. Согласно мифам, тело повешенного часто не оказывается в петле, когда его собираются вынуть. Так, у алтаря Артемиды вместо тела умершей появляется резное изображение повесившейся жертвы, скорее всего деревянный столб.

В таком виде в греческой мифологии происходит знакомое уже нам превращение луны в дерево, змеи — в жезл, Осириса — в столб. Тело повешенной исчезает, вместо него в святилище Артемиды появляется резное изображение умершей. Это уже не прежняя прямолинейная, доступная пониманию символика. Все сильнее стремление внести элемент чуда в объяснение небесных явлений. Примером может служить и евангельский эпизод с исчезновением тела распятого после его погребения: когда отодвинули камень, закрывавший вход в могилу, она оказалась пустой.

Так вокруг одного события возникает великое множество различных версий и толкований. Каждый, кто, затаив дыхание, выслушивал рассказ, передавал его дальше уже значительно приукрашенным.

Данные археологии

На острове Готланд в Балтийском море археологи обнаружили каменную плиту с рисунками. Сюжетом их было жертвоприношение через повешение. Мужчина, приготовившийся к смерти, стоит слева у двух деревьев. На шею его наброшена петля, в руках он держит щит. Совершенно очевидно, что это не преступник, а весьма достойный человек, который добровольно согласился принять смерть. Оба дерева согнуты так, что образуют некое подобие креста. Справа изображены четыре вооруженных воина, а между ними и жертвой у алтаря — две фигуры, либо слуги, либо жрецы. Как только веревки, удерживающие деревья, будут отпущены, они разогнутся и примут первоначальное положение. В тот же миг петля на шее жертвы затянется и его тело будет вздернуто вверх. Смерть наступит мгновенно.

Жертвоприношение через повешение в Северной Европе, (изображение на камне с о-ва Готланд)

Исследование погребений, обнаруженных археологами в торфяниках на севере Европы, показывает, что значительное число погребенных приняло смерть через повешение. Правда, был найден труп мужчины с размозженным затылком, но ученые установили, что сначала он был задушен. Рядом с его останками лежали кости грудного младенца.

Труп из Толлунда (Дания, I в. н. э.). Обнаженный мужчина, опоясанный кожаным ремнем, с веревкой на шее, был, очевидно, удавлен (или повешен) согласно религиозному ритуалу

Однако самое сильное впечатление производит труп, обнаруженный в торфянике в Толлунде на территории Дании. Это погребение открыто только в 1948 году. Лицо повешенного (или просто удавленного) мужчины сохранилось удивительно хорошо. С трудом можно себе представить, что он умер во времена Иисуса или немного позже. Петля, послужившая орудием умерщвления, обвивала шею трупа. Лицо умершего сохранило свою характерность: нос с горбинкой, волевой рот. Даже морщины вокруг глаз и на лбу хорошо видны. Медицинская экспертиза, произведенная примерно через тысячу восемьсот лет после смерти этого человека, установила даже, что он ел в последние двенадцать часов жизни. Нет никаких указаний на то, что покойник был преступником, очевидно, он принял смерть добровольно. По внешности судя, это мог быть один из ранних христиан Северной Европы.

Песнь всевышнего

Так начинается в Старшей Эдде одна из песен Óдина, посвященных северным богам. Это песнь всевышнего, который рассказывает в ней о себе. Девять ночей висел он на дереве! Число «девять» здесь не только число дней старой недели трехнедельного лунного месяца, насчитывавшего двадцать семь дней. В данном случае цифра «девять» показывает время смерти и зарождения новой жизни на дереве. Ведь при смене лунного месяца луна умирает в течение трех дней, три дня она как бы находится в потустороннем мире, в аду, и три дня возрождается.

Создается впечатление, что песня эта рассказывает о последних часах распятого на Голгофе, только энергично и коротко, в нескольких словах. Далее Óдин делает глоток из таинственного кубка (котелка) и чувствует прилив жизненных сил:

Óдин, после того как испил горький кубок, осушил котелок (миску), растет и возрождается вновь (подобно луне). Он дает древу крепкие прутья, могучие прутья, которые окрашены его кровью. Подобием этих обагренных божественной кровью прутьев являются руны. Óдин побывал в потустороннем мире, у начала мира; туда он скрылся, оттуда он появился.

Óдин и Вóтан — два имени одного божества; к нему же относятся и многие другие наименования. Он известен и как бог-вешатель, Владыка виселицы, Повешенный^[226].

В английском языке до сих пор сохранилось слово «gallowtree», означающее буквально «дерево-виселица». Готы, как и англосаксы, первоначально воспринимали крест христианского спасителя как виселицу. Они верили в повешенного бога и ни в коей мере не считали его смерть позорной. То же можно сказать и о семнонах, которые также не видели позора в смерти через повешение, ибо у этого наиболее древнего и уважаемого из всех племен свевов^[227] сохранились предания о добровольном удушении в честь Óдина лучших и знатнейших лиц из царского рода, а также о добровольной жертве, принесенной самим богом. Свевам было известно и копье, которое пронзило тело повешенного. Кроме того, как у всех германских племен, у свевов практиковалось жертвоприношение ягнят; они же почитали Óдина в образе рыбы и змеи.

Ничто так не облегчило принятие германскими племенами христианства, как легенда о распятом на Голгофе богочеловеке. Ведь о том, что бог воскреснет и вновь начнет расти, им было известно гораздо больше, чем верующим в Иерусалиме. Древние германцы знали и о животворном кубке, который распятый бог должен был осушить, чтобы воскреснуть, и до IX века н. э., несмотря на строжайший запрет, старались шумом и криками помочь господину Луне, которому угрожал мрак.

Германским племенам было понятно и смятение, которое охватило жителей Иерусалима, когда в день распятия Христа наступило лунное затмение. Это событие нашло отражение в отрывке Евангелия от Петра, не вошедшем в Новый завет. «Собрались вместе книжники, и фарисеи, и старейшины и услышали: весь народ шумит, и бьет себя в грудь, и кричит: „Если его смерть вызвала столь неслыханное знамение, то видите, каким он был праведником“».

Ничто из того, что преподносилось народам всей Европы под видом исторического факта, происшедшего в Иерусалиме, не было для них новым. Если бы проповедники христианства, пришедшие с юга, не захотели отнять у европейских племен священные деревья и столбы, на которых, согласно их вере, умирал и воскресал бог, и заменить их крестом, который вовсе не был крестом, то их путь к учению Христа был бы еще короче.

Ибо человек склонен верить тому, что он хорошо знает.

Ветхий завет

Германским и кельтским племенам оставалось непонятным, почему повешенный должен быть проклят перед богом, как это, по-видимому, значительно позже было написано в Пятой книге Моисеевой. Так же неясна была и сама процедура казни, ибо в Мишне сказано: «Как его повесили? Воткнули столб в землю, а снаружи торчал кусок дерева… Колышек торчал из столба около головы, и обе руки были связаны одна с другой, и так повесили его». Ни распятия, ни гвоздей, ни распростертых рук. Но он был мертв или почти мертв, до того как его повесили: прежде его побили камнями. Того, кого побивали камнями, обязательно должны были повесить. Нет нужды объяснять, почему.

Будь Иисус из Назарета казнен по иудейским обычаям, новое святое учение не дошло бы до сердца германцев. Ибо у них не было обычая побивать камнями. Их бог принимал другую казнь. Его обезглавливали или пронзали копьем, прежде чем повесить на столб. В текстах Торы встречается упоминание о человеке, которому на камне перебили позвоночник, но и в него не кидали камнями. Зато германцам была бы понятна смерть сына царя Давида Авессалома: он ехал верхом на муле; когда мул вбежал с ним под ветви большого дуба, Авессалом запутался волосами в ветвях и повис. Он висел там довольно долго, пока Иоав^[228] не взял в руки три стрелы и не вонзил «в сердце Авессалома, который был еще жив на дубе». Тогда затрубил Иоав в трубу. «И взяли Авессалома, и бросили его в лесу в глубокую яму (по всей вероятности, под дуб. — Э. Ц.), и наметали над ним огромную кучу камней. И все израильтяне разбежались, каждый в шатер свой… Авессалом еще при жизни своей взял и поставил себе памятник…»^[229].

Более понятными для германцев могли быть события, относившиеся еще к XII веку до н. э. и описанные в книге Иисуса Навина. Там идет речь о том, как надлежит вешать богов и земных царей: «Не бойтесь и не ужасайтесь; будьте тверды и мужественны… и поразил их Иисус, и убил их [пятерых царей], и повесил их на пяти деревах; и висели они на деревах до вечера. При захождении солнца приказал Иисус, и сняли их с дерев, и бросили их в пещеру, в которой они скрывались, и привалили большие камни к отверстию пещеры, которые там даже до сего дня»^[230].

Ларец бога

Скорлупа

В силу привычки людям трудно отказаться от укоренившихся понятий и представлений, когда в их жизнь входит нечто новое. В этом можно убедиться на бесчисленных примерах. Нередко современные технические новинки облекаются в формы, которые раньше использовались для совершенно иных целей. Первые электрические светильники, например, имели вид масляных и керосиновых ламп.

Подобные примеры объясняют, почему история развития форм — одно из главных вспомогательных средств, которыми пользуется археология при изучении далекого прошлого. Изучение современных форм нередко дает возможность воспроизвести формы начальные, переходные, новые заимствования, культурные связи, даты и многое другое. Это удается тем лучше, чем дальше отстоит изучаемое от современности, чем оно ближе к тем временам, когда люди были более консервативны. Способность человека быстро отказываться от традиционных форм и создавать формы новые развивается чрезвычайно медленно в процессе культурного прогресса. То же можно сказать о взглядах, культовых обычаях и нравах людей.

Египетская кружка с изображением Осириса

Это введение должно пояснить, почему черепа обезглавленных врагов использовались в качестве посуды. Несомненно, что сначала определенную роль играла потребность в сосудах для черпания и хранения воды. Такие сосуды дала людям природа в виде скорлупы больших яиц. Жители Африки уже в ранний период каменного века использовали для этой цели страусовые яйца, очень вместительные и имевшие твердую скорлупу.

Из этих яиц и из яиц других птиц, а также змей, на свет появлялись птенцы и маленькие змейки. Повсюду, где люди находили яйца, со временем появлялись новые существа. Этим объясняется верование египтян в то, что бог возник из яйца, лежавшего в болоте. Греки считали, что Леда снесла яйцо, из которого появились Елена и двое близнецов. Здесь проявляются связи земного и небесного начал: полная луна также воспринималась древними людьми как яйцо, которое исчезало и снова появлялось и из которого выходили живые существа. Еще одно учение о воскресении! В доисторическую эпоху у нубийцев был обычай класть яйцо в могилу умершего. Значительно позже египтяне вкладывали яйцо во внутренний гроб, где лежала мумия.

Доисторический глиняный сосуд, найденный в Испании, с изображением оленя с рогами в виде дерева

Египетские жрецы считали серьезным преступлением не только попытку съесть яйцо, но даже разбить его. В пасхальных обрядах современной Европы яйцо связано с пасхальным, или лунным, зайцем. В иудейскую и западнохристианскую пасхальную ночь на небе сияет полная луна, напоминающая яйцо. Часто и самого Иисуса Христа изображают в овале, имеющем форму яйца, причем голову Иисуса окружает нимб яйцевидной формы.

К христианским пасхальным обрядам принадлежит освящение веток растений (вербы и др.). Ветки, считающиеся ветвями небесного древа, закапывали в землю вместе с пасхальными яйцами или их скорлупой, что должно было придать почве плодородие. Однако первоначально этот обряд связывали только с небесными явлениями. Поэтому на священное яйцо было наложено табу. Его нельзя было разбивать, и человеку пришлось искать новую посуду для питья.

Яйцевидные сосуды

Со временем люди научились изготовлять из ила и глины сосуды, по форме напоминавшие яичную скорлупу. Их высушивали на солнце, пока они не затвердевали, а затем обжигали. Такие весьма неустойчивые сосуды, лишенные ручек (что говорит о их происхождении от яйца), были найдены в древнейших культурных слоях на огромном пространстве от Северной Европы до Африки и Азии.

Чтобы придать устойчивость яйцевидным сосудам, человек придумал для них подставки — треножники, но не попытался изменить форму посуды. Яйцевидная глиняная посуда изготовлялась для культовых целей еще долго после того, как в домашний обиход прочно вошли устойчивые сосуды, близкие по форме современным кружкам и стаканам.

По аналогии с яйцом теперь и глиняная посуда считалась священной. Еще в древней Греции запрещалось принимать пищу или пить из сосудов, не освященных жрецами. Одновременно возникла связь между глиняным сосудом и человеческим черепом. В гончарных мастерских греки помещали над печью изображение головы Горгоны.

Естественно, что жители Южного полушария, глубоко впитавшие лунную религию, культуры черепа, яйца и посуды, представляли себе луну, плоский серп которой сверкал на небе, в виде чаши, миски или другого сосуда, чью роль когда-то выполняла яичная скорлупа. Так как луна меняет свою форму, то она представлялась им то в виде полной чаши, то пустой. Германцы очень долго верили, что чаша наполняется медом. Жители Индии говорили о Соме — чаше богов, которую опустошают и наполняют вновь.

Некоторые пророки Израиля говорили о чаше скорби и страданий, которую приходится испить^[231]. Ибо когда луна-чаша появляется на небе в форме серпа, то ее смертный час близок. Поэтому, когда Иисус Христос был схвачен римскими воинами в Гефсиманском саду, он вознес такую молитву: «Отче мой! Если возможно, да минует меня чаша сия; впрочем не как я хочу, но как Ты»^[232].

Блюдо, сосуд, чаша святого Грааля по своей форме имели сходство с рогом быка. Рог до сих пор почитается и даже используется на пиршествах.

Но луна походила не только на рог и блюдо, но также и на отрубленную человеческую голову. Не было ничего более естественного, чем превратить человеческую голову в сосуд для питья.

Чаши-черепа

Как сделать из человеческого черепа чашу? Геродот в V веке до н. э. так описывал обычаи скифов придунайских и причерноморских областей: «…С головами врагов, не всех, впрочем, но ненавистнейших, скифы обращаются так: все они отпиливают ту часть головы, что пониже бровей, и потом вычищают череп изнутри; если скиф — человек бедный, он только обтягивает череп снаружи сырой бычьей кожей и в таком виде пользуется им; если он богат, то, обтянувши череп кожей, покрывает его внутри золотом и употребляет вместо чаши»^[233]. Эти обычаи, смягченные уже в соответствии с условиями V века до н. э., поражают тем, что и богатые, и бедные обтягивали бычьей кожей черепа, применявшиеся для питья. Это показывает, что и человеческий череп тесно ассоциировался в представлениях людей с лунным диском, имеющим рога. Подобного рода позолоченные и посеребренные чаши часто встречались в Европе. Ими пользовались не только северные германцы, но и лангобарды.

Кувшин фараона Тутмоса III (XV в. до н. э.) с изображением миррового дерева и креста жизни

Даже черепа христианских святых зачастую превращали в чаши. В Африке еще и сейчас некоторые племена используют для этой цели черепа своих врагов. В Латинской Америке у ацтеков чаши-черепа с инкрустированными глазами еще в позднее средневековье были символом смерти. В Европе в это время уже давно возникло мистическое представление о том, что олицетворением смерти может быть не только отрезанная голова, но и прядь волос с головы убитого.

Творение

В последующие эпохи чаши-черепа уступили место глиняным сосудам с изображением лица или черепа, свидетельствующим о связи жизни и смерти. Археологи повсюду находят такие глиняные урны, предназначавшиеся в основном для хранения останков умерших. Вместо отрезанных человеческих голов, которые раньше закапывали под священным деревом или вешали на него, теперь для этой цели употребляли чаши и священные сосуды из глины и других материалов. Но они по-прежнему оставались символом новой жизни, подобно яйцу и человеческому черепу.

Так как сосуды изготавливались теперь из глины, то возникло представление, что и люди созданы из подобного материала. Опять происходит изменение первоначального мотива: от формы сосуда к материалу, из которого сделан сосуд. Теперь божество стало гончаром: «И создал господь бог человека из праха земного»^[234]. Полное соответствие новому представлению мы находим у Павла: «Не властен ли горшечник над глиною, чтобы из той же смеси сделать один сосуд для почетного употребления, а другой для низкого?»^[235].

Из сосудов, а не из земли и глины рождалась новая жизнь. Теперь сосуд часто уподобляли материнской утробе. Но сосуд и тут играл свою роль. Грек Пиндар говорит об этом так: «Она же (Эвадна), красно-багряный пояс и урну сребряную низложив в густом кустарнике, родила боговидного младенца»^[236].

Плутарх рассказывает об одном священном сосуде, существовавшем при Иисусе: 19 атира они (египтяне) спускаются вниз, к морю. Сопровождающие их люди и жрецы несут священную корзину, в которой находится золотой сосуд. Сосуд они наполняют питьевой водой. Все кругом восклицают, что найден Осирис. Потом они смешивают с этой водой плодородную землю, добавляют ароматические травы и драгоценные специи и сотворяют лунное изображение. Лунное изображение из земли и воды, появившееся из золотого сосуда, — так угасающая языческая религия выводит возникновение Осириса из сосуда. Не забыт и рогатый скот: в тот день, когда находили Осириса, жрецы семь раз обводили вокруг храма священную корову.

В качестве символа воскресения в Египте было создано изображение Осириса в форме сосуда. Умерших египтяне сажали на сосуд. Все чаши и большие глиняные сосуды, служившие во многих странах погребальными урнами, свидетельствуют о вере в воскресение за гробом. Начиная с Шумера вплоть до возникновения христианства самые значительные божества, особенно женские, на протяжении многих тысячелетий на Евфрате и Тигре, в Малой Азии, Египте, Греции и Риме, в Южной Америке и Африке обычно изображали со священным сосудом в руках.

Сосуд был тесно связан с верой в потусторонний мир, а следовательно и с верой в существование души и духов. Широко распространены сказания о кувшинах и бочонках, в которых живут души умерших, способные воскреснуть и начать новую жизнь. Злых духов закупоривали в сосуды и запечатывали, как это сделал, по преданию, царь Соломон после сооружения храма в Иерусалиме. Дух воды, представлявший собой наполовину лошадь, наполовину рыбу, именно таким образом был заключен в сосуд. В сосуд можно было заключать золотых быков, змей, коз и овец, но не навечно: в конце концов они вырывались на свободу.

Сосуды на дереве

Когда современные археологи приступили к раскопкам могильника в Летки-Либице (Чехословакия), они наряду с обезглавленными и искалеченными человеческими останками, погребенными много тысячелетий назад, обнаружили в бесчисленных могильных холмах урны на сваях или на камнях. В сосудах находились сожженные останки людей.

В иранском могильнике в Сузах также были обнаружены в сосудах кости и человеческие черепа. Подобного рода захоронения были приняты в IV и III тысячелетиях до н. э. в Ханаане и Египте. А на берегу Нила археологи нашли человеческий скелет с отрубленной головой, которая была заменена сосудом.

Правда, по захоронениям, насчитывающим уже много тысяч лет, не всегда можно проследить связь между деревом и сосудом. Зато она ясно выявляется при исследовании быта современных примитивных народов.

Атрибутами всех празднеств древних греков еще задолго до христианства были колонна, кувшин и бык. «В шестнадцатый день месяца мемактериона (октябрь — ноябрь. — Э. Ц.)… на заре, устраивается процессия; во главе ее идет трубач, играющий сигнал „к бою“, за ним следуют повозки, доверху нагруженные венками и миртовыми ветвями, черный бык… Замыкает шествие архонт^[237]… В этот же день, облаченный в пурпурный хитон, с мечом в руке, он берет в хранилище грамот сосуд для воды и через весь город направляется к могилам»^[238]. Процессия движется к огороженным местам погребений, где высшее должностное лицо собственной рукой омывает надгробные камни и умащивает их душистыми благовониями. Потом убивают быка и приглашают умерших на пир.

Омовение и умащение погребальных колонн (у каждого умершего свое надгробие), принесение в жертву черного быка, священный кувшин из хранилища и подземный мир мертвых — все это явные символы небесного культа.

Однако язык неба, видимо, обогатился. На основе чаш, кувшинов и других сосудов возникли более крупные вместилища, в которые можно было положить расчлененные части человеческих тел, а также головы и кости земных сподвижников того, кто был тайно скрыт в дереве. В небольшие сосуды их было трудно вместить. Человек, который из поколения в поколение осмысливал традиции, размышляя о сущности дерева или двух деревьев: смерти и жизни, начал думать о двух сосудах, отличающихся друг от друга, как отличаются смерть и жизнь, и даже отождествил их с жизнью и смертью.

Так во всяком случае говорится в Илиаде:

Котлы и бочки

В священном месте храма в Дельфах некогда стоял бронзовый котел на треножнике. Это был единственный в храме сосуд, и он пользовался большим почетом. Согласно традиции, в нем находились зубы и кости змея Пифона^[240].

Котел выполнял функции оракула. От него вели начало всемирно известные прорицания дельфийского оракула. Чтобы понять прорицание, жрица — пифия садилась около котла, не касаясь его, на прикрепленную к нему балку. Она могла также стоять рядом с котлом, вытянув над ним правую руку, чтобы таким образом получить предсказание божества. Но уже в первые века нашей эры никто, очевидно, не знал, почему она это делала. Даже Плутарх, который сам был причастен к жрецам дельфийского святилища, задавал вопрос, что же происходило с пифией, когда она вступала в своего рода духовный контакт с бронзовым котлом.

В то время уже забыли, что котел — это все тот же священный сосуд, подобный кувшину, чаше, корзине, бочке, а следовательно, предмет, относящийся к потустороннему миру. Прикрепленная к нему балка свидетельствовала о связи дерева с сосудом. Египтяне отождествили бы его с могилой Осириса, им было бы понятно, почему в нем содержатся останки Пифона. По другой греческой легенде, в этом котле лежали части трупа растерзанного божьего сына Диониса, которого почитали также в виде быка. Титаны, гласит миф, сварили в котле куски тела Диониса, но Афине удалось спасти его сердце. Она принесла его отцу богов Зевсу, а тот передал сердце Семеле, от которой Дионис родился вторично.

Иногда этот котел называют котлом превращения. В нем обновляется луна, в нем обновляется ставшее человеком божество, а следовательно, и сам человек. И действительно, мясо и внутренности животных, равно как и людей, олицетворявших на земле богов, к этому времени уже не всюду поедали в сыром виде, чаще его жарили или варили. С тех пор как люди обнаружили, что вареное или жареное мясо вкуснее, чем пахнущее кровью сырое, образ священного котла получил широкое распространение. В древнегреческом мифе Пелопс был сварен в священном котле, дабы получить обновление. Та же участь постигла Ясона и его отца. Когда комплекс представлений лунной религии был вытеснен культом солнца, люди стали верить, что не луна, а Гелиос — солнце направляется каждый вечер по небу к котлу превращения и обновляется в нем.

Об обновлении в котле рассказывает миф про Медею. Правда, в нем священная тема получает несколько ироническое звучание. Искушенная в колдовстве царевна Медея, которая помогла Ясону овладеть золотым руном Колхиды, обещала дочерям Пелиаса, что, если они захотят, она превратит их отца из дряхлого старца в юного мужа. Она убила старого барана и сварила в котле его мясо с колдовскими снадобьями. Баран ожил и стал ягненком. Тогда она разрезала Пелиаса и сварила. Но дочери получили отца в таком виде, что его нельзя было даже похоронить.

В священном котле умерщвленные бараны становились опять божественными ягнятами, но это никак не удавалось проделать с престарелыми представителями человеческого рода.

В Египте даже еще в христианскую эру существовала легенда о том, как враги Осириса заманили его в ящик. Ящик забили гвоздями и бросили в воду. Но ящик зацепился за кедр, который вскоре вырос и стал большим красивым деревом. Ветви кедра обросли вокруг ящика с Осирисом и полностью закрыли его. Дерево увидел царь Библа^[241] и, придя в восторг от красоты кедра, приказал поставить его в своем дворце, где ствол с Осирисом внутри подпер крышу. Когда слух об этом дошел до богини Исиды, супруги Осириса, она явилась в Библ и вошла в доверие к царице, которая сделала ее нянькой своего ребенка. Через некоторое время Исида превратилась в ласточку. Стеная, вилась она вокруг ствола, который скрывал в себе мертвого Осириса. Затем ей удалось сдвинуть ствол из-под крыши царского дворца, словно это был большой намогильный камень, и отделить ящик с трупом Осириса от дерева. Продолжая рыдать и плакать, Исида бросилась на ящик-гроб, взяла его с собой в Египет и там вскрыла. Со слезами кинулась она на тело Осириса и поцеловала.

Эта легенда, украшенная впоследствии другими многочисленными мотивами, с течением времени утратила первоначальный смысл. Все небо теперь казалось людям дворцом, освещенным блеском звезд, и Млечный Путь они соответственно воспринимали не как дерево, а как своего рода дворцовую колонну или балку, которая подпирает и держит на себе небосвод. Сосуд же, который много лет назад был скорлупой, черепом или глиняным горшком, в конце концов превратился и у древних египтян, и у народов Северной Америки в большой гроб, ящик, спрятанный в перекрытии свода или в дворцовой колонне. Впоследствии ящик этот стал широко известен под наименованием Ноева ковчега^[242].

Змея у дерева (древняя картина из Фив) (кошка, символизирующая богиню, убивает змею, из тела которой растет дерево)

Ковчег

В первый месяц индийского года индусы (которым, скорее всего, неизвестно, что под Новый год во многих странах Европы принято употреблять в пищу карпа) совершают священный обряд. Они кладут бога Вишну в образе золотой рыбки в плошку, наполненную водой, и обращаются к нему с молитвой: «Как спас ты, о бог, в образе рыбы, тех вед, что живут в подземном мире [имеются в виду предки], так спаси и меня, о Кешава!».

Рыба Вишну растет, и вскоре сосуд становится для нее мал. Об этом сообщают древнеиндийские священные тексты. Рыбу переносят в водоем, а потом — выпускают в море. Она превращается в Великую рыбу и предсказывает наводнение — потоп. (Что полная луна предвещает наводнение, знали почти все прибрежные народы.) В индийской легенде о потопе немалую роль играет корабль-спаситель. Ману (так звали индийского Ноя) «построил судно и ходил вокруг него. Когда начался потоп, он взошел на корабль. Рыба (Вишну) подплыла к нему, и к ее рогу он (Ману) привязал корабельный канат. Затем рыба Вишну втащила корабль на северную гору: „Я тебя спасла, — сказала она. — Привяжи корабль к дереву, чтобы тебя, хотя ты и сидишь на горе, не увела с собой вода, а когда вода постепенно спадет, тогда и ты можешь потихоньку спуститься вниз…“. Потоп унес с собой все живое, один Ману уцелел».

Индийский вариант рассказа о потопе не был бы понятен, если бы в Библии не говорилось, что корабль — это ковчег, ящик и что он покоится, так сказать, на корабле, то есть на лунном серпе. Правда, и лунный серп — ладья — тоже привязан к небесному древу, но более существенно то, что к дереву был привязан и ковчег, то есть ящик. Следовательно, Вишну посоветовал индийскому Ною привязать ковчег к дереву; рыба Вишну с рогами даже подтянула ковчег к дереву; и лунный серп тоже принес ящик к дереву.

В Ветхом завете вместо дерева выступает высокая гора, вернее скала. На ней Ной соорудил каменный памятник — алтарь. Там остановился ковчег. Это все та же многократно повторяющаяся основная идея, которая прослеживается в египетском мифе о гробе Осириса, находящемся в столбе или обелиске.

Лев с орлиной головой (каменный барельеф из Мегиддо в Палестине)

Повторим еще раз, что ковчег, то есть ящик, связанный с лунным серпом (имеющим вид то корабля, то рыбы), означает ущербную луну (или новолуние), место смерти и воскресения, гроб луны или Осириса. По старому летосчислению (согласно которому год начинался и заканчивался появлением растущего лунного серпа), ящик, ковчег, чаша, гроб были тесно связаны с небесным древом — Млечным Путем или с равнозначным символом — со скалой (столбом, алтарем, горой). Кроме того, после новолуния появляется новый серп луны. Людям казалось, что он выходит из ковчега, из ящика, связанного с новой или ущербной луной, и имеет вид то корабля, то рыбы, то луны.

Ассирийский рельеф с изображением деревьев жизни, поклоняющихся им крылатых символических существ в рогатых венцах и человеческих фигур с головами орлов и священными сосудами в руках

Так и Ной с детьми выходит из ковчега, остановившегося на высокой горе. Это символ нового начала жизни. В ознаменование его бог воздвиг радугу (лунный серп) в облаке^[243].

Кто не спасется от потопа в ковчеге, сулящем воскресение, не сможет ожить, останется мертвецом навечно, — такова основная идея легенды о потопе. Только ковчег, только потусторонний символ воскресения спасет людей и все живые существа и дарует им новую жизнь. По словам Иосифа Флавия, место на горе, где остановился Ноев ковчег, армяне называли «Местом выхода»^[244]. Когда в священном писании говорится о Ноевом ковчеге, также подразумевается «место выхода».

Таковы распространенные по всему свету в бесчисленных вариантах отзвуки древнейших верований человечества. Если даже эти легенды связаны с реальным событием — большим наводнением, которое могло иметь место, все равно упорствующим в своих заблуждениях исследователям пора прекратить поиски остатков Ноева ковчега на вершинах, достигающих высоты от четырех до пяти тысяч метров.

Известно, что гора Арарат, на которой,согласно Библии, находился ковчег^[245], имеет две очень высокие вершины. Никакой потоп не может достигнуть этих вершин. Вполне допустимо, что на Арарате удастся найти символы лунного серпа в виде ладьи, подобные которым находят и в других местах, или даже имитацию ящика. «Говорят, что еще до сих пор сохранился в Армении на горе Кордуйской остаток от этого ковчега и что некоторые берут от него смолу, пользуясь ею в большинстве случаев как средством против заболеваний»^[246], — пишет Иосиф Флавий.

Но чтобы открыть настоящий ковчег, недостаточно подняться на высокие и даже высочайшие вершины; для этого скорее всего требуется экспедиция на луну. Но и там бесполезно искать ковчег: ведь это всего лишь понятие, а не реально существующий предмет. И если луны все же можно достичь, то уж найти дерево, скалу или гору, за которую зацепился ковчег, не удастся никогда.

Священные ларцы

Во многих египетских храмах в наиболее почитаемом месте на священной ладье стоял накрытый покрывалом ларец — символ лежащего лунного серпа. Во время больших празднеств жрецы выносили ларец и ставили его между огромных колонн святилища для обозрения верующих.

У греков существовал миф о ларце, в котором были заключены богиня луны Селена и Дионис. Согласно мифу, ларец был прибит волнами к берегам Лакедемона^[247]. Когда его вскрыли, то обнаружили мертвую Селену. Ее торжественно похоронили, а маленького Диониса, который остался жив, горожане вырастили. Другой миф гласит, что после чудесного рождения Адониса из миррового дерева его заметила Афродита. Она спрятала мальчика в ларце, чтобы другие боги не смогли его увидеть. Затем ларец был отдан на хранение Персефоне^[248].

Ларец Осириса, вокруг которого разрослось прекрасное дерево, ларец не обычный, а драгоценный. Это не требует пояснения. В древнеизраильском культе почитался ларец — «ковчег завета», также сделанный из ценных материалов.

Согласно Библии, бог сказал Моисею: «Сделайте ковчег из дерева ситтим; длина ему два локтя с половиною, и ширина ему полтора локтя, и высота ему полтора локтя. И обложи его чистым золотом; изнутри и снаружи покрой его; и сделай наверху его золотой венец»^[249].

Золотой венец — символ лунного серпа.

Согласно описанию Иосифа Флавия, на крышке ковчега было изваяно изображение двух херувимов. Это крылатые существа, пишет Иосиф Флавий, которых никто из смертных никогда не видал живыми. Моисей утверждал, что видел их изображения на троне бога.

К ковчегу, который бог приказал Моисею сделать, были прикреплены два длинных позолоченных шеста, также из дерева ситтим. Таким образом, ковчег был связан с деревом. Очевидно, по идее, он представлял собой трон бога. Когда ковчег отделялся от дерева, Моисей говорил: «Восстань, господи!». Когда же ковчег соединялся с деревом, он говорил: «Возвратись, господи!». Библейский текст гласит: «И отправились они от горы Господней на три дня пути, и ковчег завета господня шел пред ними три дня пути, чтоб усмотреть им место, где остановиться. И облако господне осеняло их днем, когда они отправлялись из стана. Когда поднимался ковчег в путь, Моисей говорил: восстань, господи, и рассыплются враги твои, и побегут от лица твоего ненавидящие тебя! А когда останавливался ковчег, он говорил: возвратись, господи, к тысячам и тьмам Израилевым»^[250].

Египетская священная барка с двумя бараньими головами, на рогах которых помещен солнечный диск. В центре — священный ларец из храма в Абидосе в верховьях Нила

Момент, когда была открыта священная скиния, в которой находился во времена Моисея ковчег бога, указывает на целый комплекс представлений: она была открыта во время новолуния. Сам ковчег ведь тоже символ новолуния, символ невидимой луны.

Всякого (кроме жреца), кто прикоснется к священному ковчегу, ждала неминуемая смерть. Ни об одном культовом предмете, кроме ковчега, Библия не сообщает ничего подобного. Тот, кто дотронется до него, немедленно умрет на месте, ибо ковчег — вместилище потустороннего мира, место смерти.

Когда во времена Давида ковчег завета переносили в Иерусалим и Оза протянул руку, чтобы удержать его от падения, ибо волы дернулись в сторону, то он навлек на себя гнев бога. Оза «умер… там у ковчега божия»^[251]. Это привело в трепет царя Давида. По словам Библии, он после этого отказался от намерения перевезти ковчег в «город Давидов» — Сион^[252]. Его предпочли поставить в доме одного благочестивого мужа. Там он находился три месяца, принося хозяину плодородие и богатство^[253]. Только после этого царь Давид приказал перенести ковчег в Сион. На плечах в сопровождении семи хоров ковчег внесли в Сион и поставили в специально для него воздвигнутой скинии^[254]. Иерусалимского храма тогда еще не было.

Надо полагать, что задержка на три месяца не случайна. Прибытие ковчега в город Давидов должно было совпасть с определенными небесными явлениями. «И когда несшие ковчег господень проходили по шести шагов, он (Давид. — Э. Ц.) приносил в жертву тельца и овна. Давид скакал из всей силы пред господом»^[255], обнажившись при этом перед всеми своими слугами.

Когда сын Давида царь Соломон построил первый иерусалимский храм с двумя бронзовыми колоннами и украсил его изображениями львов, быков и херувимов, ковчег был поставлен в «святая святых». По правую и левую стороны от него находились изображения двух херувимов. Это были типичные для всего Ближнего Востока фигуры крылатых синкретических существ, соединявших в себе части тела льва, быка, орла и человека. Такие же существа стояли «у врат рая». Совершенно ясно, что только эти два херувима могли стоять по обеим сторонам ковчега по аналогии с небом, где справа от него (то есть от солнца) находится растущий, а слева — убывающий лунный серп.

В Иерусалимском храме херувимы распростерли крылья над тем местом, где стоял ковчег, и сверху прикрыли его. Широко раскрытые крылья херувимов, сделанные из чистого золота, простирались от северной до южной стены храма. Двумя внутренними крылами они касались друг друга и покрывали стоящий посередине священный ковчег^[256]. Во времена Моисея перед ковчегом лежали жезлы начальников каждого из двенадцати колен Израиля^[257]. А когда жезл Аарона, за ночь зазеленев, покрылся цветами миндаля, бог приказал оставить его перед ковчегом, чтобы не погибли сыновья Израилевы^[258].

Ковчег на камне

В период борьбы против филистимлян (еще до первых царей — Саула, Давида и Соломона) ковчег завета временно оказался в руках врагов. По совету жрецов и предсказателей филистимляне вернули его с дарами народу Израиля для искупления греха. Уже тогда ковчег был пуст — в нем не было ни скрижалей с законами-заповедями, ни останков Иосифа.

Временный захват ковчега филистимлянами, — вероятнее всего, реальное историческое событие. Но, как принято в древней литературе, рассказ о нем переводится на язык звезд: филистимляне сделали новую колесницу, запрягли в нее двух молодых телиц, не ходивших еще под ярмом, и поставили на нее ковчег Израиля вместе со шкатулкой искупительных золотых даров.

«И пошли коровы на дорогу… но не уклонялись ни направо, ни налево… Жители Вефсамиса жали тогда пшеницу в долине и, взглянув, увидели ковчег господень, и обрадовались, что увидели его. Колесница же пришла на поле и остановилась там; и был тут большой камень, и раскололи колесницу на дрова, а коров принесли во всесожжение господу. Левиты сняли ковчег господа… и поставили на большом том камне»^[259].

Хотя колесницу раскололи на дрова, не дрова выступают в роли дерева. Вместо дерева фигурирует большой камень.

Правда, в следующей главе Библии говорится о том, как ковчег сняли с камня^[260]. Но не это главное. Главное здесь — культовый язык небесной религии.

Ибо тот, кто наблюдает звездное небо, не может не заметить, что место, где появляется убывающий серп луны и где возникает новый серп, в течение года перемещается по большому кругу. Но между умирающим и воскресающим лунными серпами расположен ковчег господень, и он вместе с лунными серпами постепенно направляется по зимнему и весеннему звездным путям к дереву или к камню. Перед тем как ковчег бога оказывается на большом камне и раскалывается дерево, в Палестине собирают урожай (май, июнь).

Поэтому, как сказано в Библии, и обрадовались жители Вефсамиса, когда, подняв глаза, увидели, что мимо них коровы провезли ковчег господень.

Христос в терновом: венце, сидящий на камне (виньетка Альбрехта Дюрера. Пример типичного дохристианского влияния на религиозные изображения)

Гордиев узел

Дорога, по которой эти два тельца шли столь согласно, не сворачивая ни вправо, ни влево, проложена не на земле, а на небе. Положение лунного серпа, убывающего или возрастающего, и ковчега посередине указывает на положение солнца и время года. Солнце не дает указаний на время года, ибо, когда оно светит, звезд не видно, но их дает вечернее или утреннее небо, на котором появляются солнечные ладьи, солнечные кони, быки и коровы, орлы, змеи, рыбы… Они сияют ярким блеском, когда на небо выходят большие созвездия, и все они в первую очередь связаны с деревом или камнем, которые исчезают в свете солнечных лучей, когда приближаются лунные серпы и открывается гроб Осириса.

Отсюда возникла система определения времени, полностью основывающаяся на изменениях лунного диска, — лунный небесный календарь, извещавший о том, когда надо сеять и когда убирать урожай. Только в последние века до нашей эры постепенно перешли к новой, более совершенной системе измерения времени, в которой показателями служили лишь восход и заход определенных звезд: и только в религиозных представлениях и понятиях остались, пусть в затемненном виде, многие неясные представления, которые некогда были одновременно и небесной религией, и учением о времени.

Какие идеи могли быть впоследствии приданы стирающимся понятиям умирающей мировой религии, показывает фригийская легенда о Гордиевом узле. В ней рассказывается об основателе царской династии, простом крестьянине по имени Гордий, который с упряжкой быков шел как-то по дороге. Затем он привязал обоих быков к столбу (позднее — к дышлу) так, что никто не мог развязать узел. Только с приходом Александра Македонского Гордиев узел был разрублен (или повален столб, к которому были привязаны быки). Это означало, что со времен Александра Македонского произошел возврат к летосчислению, не связанному с деревом.

Миф о Гордиевом узле, хотя он сознательно, а чаще бессознательно искажался античными авторами, безупречен. Надо только уловить его смысл, и идея сразу же становится понятной. Он делает понятным то, что происходило в последние два тысячелетия в области духовной истории, философии и религии, где узел следует за узлом.

Загробный мир

Пещера у дерева

Гроб Осириса, сокрытый в дереве, вызвал позже представление о могиле, о склепе. В египетском обряде погребения Осириса этот склеп именуется пещерой под деревом Ишед. По некоторым вариантам, дерево Ишед находилось рядом со склепом бога.

В мифах племени айну (Япония) склеп фигурирует как пещера и вход в подземное царство, расположенный рядом с сосной, с которой надо прыгнуть вниз, чтобы освободиться от змеиной кожи.

В греческой Одиссее склеп выступает в образе мрачной пещеры в скале, где живет ужасное чудовище, питающееся «тюленями, дельфинами и подводными чудами»^[261]. В мифе об аргонавтах склеп — это пещера Аида, пролегающая вдоль скал, на которых растут платаны и лежит сверкающий белый иней. Аида теперь уже помещают не под землей, а поблизости от Млечного Пути.

Племя семангов, и сейчас живущее на полуострове Малакка, верит, что в пещере над высокой скалой, на которой растет дерево, находится ад.

По китайской мифологии, небо, земля и ад сходятся у чудесного дерева.

Под деревом яго члены тайных союзов в Западной Африке выкапывают яму; в легендах хауса (Восточная Африка) говорится: «Там, в далекой стране, росло большое-большое дерево. Под ним была огромная пещера; в нее могло войти несколько человек — так велика была эта пещера».

На Вао, одном из островов Новые Гебриды, местных жителей охватывает скорбь, когда наступает новолуние (то есть луна исчезает с небосвода). Они считают, что луна упала в яму и, если она больше не появится, у людей Вао не будет потомства.

Подобные представления о местонахождении потустороннего мира объясняют, почему пещеры, считающиеся обиталищем мертвых, люди так часто населяли в своем воображении змеями, быками, сказочными зверями, духами и призраками. Так, например, по древним верованиям сибирских чукчей, в царстве мертвых живут змеи. Эти представления объясняют также, почему умерших хоронили в пещерах даже тогда, когда еще не умели строить прочные жилища, и большие пещеры, казалось, были в суровом климате ценным укрытием, спасавшим человека от холода и смерти. Тем не менее люди избегали селиться в самых вместительных и удобных пещерах. Пещеры были священными местами для людей ледникового периода (об этом свидетельствуют находки археологов в Испании и Франции). Еще много тысячелетий назад люди верили, что в них находится потусторонний мир. Уверенность в том, что пещера — местонахождение потустороннего мира, объясняет, почему человек боялся войти в пещеру, если этого не требовал культ.

Египетский бык Апис — лунный серп уносит умершего в загробный мир, в пещеру темной луны

Скульптуры двух бизонов и изображения культовых танцев в пещерах Тюк д’Одубер во французских Пиренеях, созданные людьми ледникового периода, показывают, что уже тогда с культом пещер и потустороннего мира был связан небесный бык. Многие тысячелетия спустя, когда вера в небесного быка давно получила широкое распространение на большей части земного шара, покойников все еще хоронили в пещерах. Когда современные археологи проникли в пещеру Бичискала в районе Брно (Чехословакия), они обнаружили не только остатки множества сожженных человеческих трупов и обширный погребальный инвентарь (блюда, сосуды, миски), но и бронзовую скульптуру быка.

Похоронить умершего в пещере — значило ввести его в потусторонний мир, подобно тому как вводили небесного быка. В этом мире мертвые воскресали или рождались вновь. Поэтому в изменявшемся с течением времени погребальном ритуале там, где не было пещер, на яму, заменяющую пещеру, клали голову быка и нередко сажали (как это принято и сейчас) дерево. Поэтому же в легендах боги и сыновья богов нередко рождаются в пещерах и гротах. До II века н. э. восточные христиане почитали одну из пещер (древний грот Адониса) в Вифлееме как место рождения младенца Иисуса.

От хлева ко дворцу

Когда люди стали строить для домашнего скота хлева, естественно распространилось представление, будто небесные животные — быки, коровы, овцы, козы — это лунные серпы, возвращающиеся в свой хлев. Из этого хлева лунный серп снова выходит или рождается там заново. В Евангелии от Луки упоминается хлев, в ясли которого мать положила новорожденного Иисуса. На небе у ствола небесного древа также имеются «ясли» (звездное скопление в созвездии Рака, так и называемое). Созвездие же Единорога находится среди ветвей древа, между созвездиями Малого Пса и Большого Пса. Время рождения Иисуса Христа могло совпасть со временем зимнего солнцестояния, когда перечисленные участки звездного неба находятся высоко в южной стороне неба, а молодой лунный серп, как телец или овен, лежит в яслях около небесного древа.

В верованиях скандинавских народов потусторонний мир превращается в зал, обнесенный золотой сетью. В их народных сказаниях часто говорится о дубе (бог Óдин срубает его мечом) со свежей зеленой листвой, возвышающемся высоко над крышей зала. Зал, возникший из змеиной спины, — так называли его в Северной Европе и Египте. В греческом мифе рассказывается о том, как две змеи проникли в зал, где родился младенец Геракл.

Северные германцы даже точно указывали местонахождение зала: легко узнáют те, которые придут к Óдину, зал, когда увидят его: перед западными воротами висит волк, а над ним — орел. Западнее Млечного Пути сверкает самая яркая звезда — альфа Большого Пса (Сириус). Орел над воротами — это звезда в ветвях дерева. Это — зал, Валгалла в замке верховного бога^[262]. У Еврипида также говорится, что небесный зал находится у ствола небесного древа, то есть около созвездия Ориона и Сириуса. Нет ли здесь дороги, дороги к свету? Несет ли он меня вверх, в светлые небесные залы, где блестит Орион, где Сириус излучает свой мягкий свет, радующий глаз? — вопрошает он.

Затем зал превращается во дворец, о котором в немецких сказках сообщается, что в нем спит принцесса. Вокруг дворца растет колючая изгородь. Только когда принцесса пробуждается ото сна, изгородь сама собой открывается.

В сказаниях ирландцев упоминается царский замок, у ворот которого росло золотое дерево. В самом же замке стояла серебряная бочка с красным напитком.

Остров

Потусторонний мир — это, конечно, не только дворец, в который могут войти лишь благородные и сильные. Это еще и остров — остров мертвых. Когда Пифагора спросили, что такое остров мертвых, он якобы ответил: «Луна и солнце», то есть место, где одновременно встречаются ущербная луна и солнце. Поэтому остров сияет огнем. Египтяне называли его пламенным островом.

В Гермополе, городе египетского бога луны Тота, был священный участок с садом, в котором раскинулись пруды, росли пальмы и цветы. Здесь происходили празднества по случаю Нового года. Очевидно, этот священный участок египтяне создали в своем воображении по образу и подобию неба, как они его себе представляли. В древних египетских текстах упоминаются пламенный остров, древний холм и озеро ножей. Древний холм находился на пламенном острове, а остров — на озере двух ножей. На пламенном острове стояло дерево. Вероятно, под ним находилось гнездо, в котором лежало яйцо «начала времен».

Легенда гласит, что на пламенном острове из воды поднялся цветок лотоса, в котором впервые взошло солнце. Об этом говорится уже в текстах пирамид, относящихся к III тысячелетию до н. э. Но скорее всего главную роль в новогоднем празднике в Гермополе играло не солнце, а Тот, бог луны. Цари и правители на протяжении всего времени существования древнего Египта обращали свои взоры к луне. И даже в IV веке до н. э. Нехтанеб I в надписи на одном гермопольском памятнике просит счастливого царствования сначала у бога луны Тота и лишь после этого сообщает: «Ра (солнце), которое поднимается из Великого озера пламенного острова… и Нехметавай в большом святилище священного участка, и Нейт, Ахет-Ку, Великая, которая родила Ра, и все божества, которые живут во всем Хнуме (Гермополь)».

Грек Аполлоний Родосский в III веке до н. э. писал: «Впереди, у входа, раскинулся в Ионическом заливе необитаемый остров; как говорят, его широко охватывает серп, которым некогда Зевс оскопил жестокого Кроноса… другие считают, что там в глубине лежит серп, которым жнет Деметра»^[263].

Аполлоний рассказывает и о том, что остров этот движется (подобно ковчегу израильского бога) и что он находится не на земле, а в небесах, что остров этот на самом деле — дом Гефеста, описанный в Илиаде:

Это как будто Атлантида, исчезнувший сказочный остров, о котором сообщает Платон. По преданию, в центре острова в святилище Посейдона стояла медная колонна. На ней были начертаны, как на скрижалях Моисея, божественные законы. Всякий раз перед оглашением приговора, гласит легенда, к колонне подводили быка. Около текстов законов его приносили в жертву.

На земле безусловно было много островов и участков с колоннами такого рода, на которых приносили в жертву быков, но ни один из них не был Атлантидой. Морской остров Атлантида находится, скорее всего, не в земном океане, а на небесах.

Врата в загробный мир

Врата в загробный мир расположены на Млечном Пути. Они ведут в место покоя богов. Через них мертвые, лишенные своей земной оболочки, вступают в мир иной. Так полагали древнегреческие философы за несколько веков до и через несколько веков после рождества Христова. Через эти же или вторые врата души умерших возвращаются на землю. В песнях Старшей Эдды сообщается, что на вратах этих висит волк, голова которого показывает на запад. Следовательно, врата находятся на дереве или у дерева, неподалеку от созвездий Ориона и Большого Пса. Поэтому египтяне ставили обелиски у ворот храмов или сажали священное дерево около входа в гробницу Осириса. В наших широтах солнце стоит «у ворот» в период летнего солнцестояния. Другие ворота, скрытые в ветвях небесного древа, открываются в созвездии Стрельца во время зимнего солнцестояния. Во время зимнего и летнего солнцестояний и первые, и вторые ворота с примыкающей частью древа, находясь против солнца, сияют так, будто стоят на пламенном острове.

Египетские небесные врата с солнечным диском, слева — закрытые, справа — открытые

В виде крылатых врат, плывущих по небу, их знали древние шумеры. Согласно вавилонской легенде, пастух Таммуз, воскресающий бог, был одновременно и стражем небесных врат. От него тянется связь к сирийскому Адонису — «господину» — и, наконец, к Иисусу Христу, который говорит о себе: «Истинно, истинно говорю вам, что я дверь овцам… Я есмь дверь: кто войдет мною, тот спасется, и войдет, и выйдет, и пажить найдет»^[265].

Ключи в царство небесное

Когда Иакову приснилась небесная лестница, под головою его лежал камень. Он сделал этот камень жертвенником и сказал: «Это не что иное как дом божий, это врата небесные»^[266]. И в 118 псалме Ветхого завета сказано: «Вот врата господа; праведные войдут в них»^[267].

Во времена Моисея весь народ увидел облачный столб у входа в скинию, «и вставал весь народ, и поклонялся каждый у входа в шатер свой»^[268]. Священная палатка израильтян, скиния, представляется нам подражанием небесному шатру с колонной и вратами. Пророчества Иезекииля о земных подражаниях небесному святилищу, новому храму, указывают еще на одну исключительно важную роль врат: «Князь пойдет через внешний притвор ворот, и станет у вереи этих ворот… и он у порога ворот поклонится господу… и народ земли будет поклоняться пред господом, при входе в ворота, в субботы и новомесячия»^[269].

Иисус Христос говорит Петру: «И на сем камне я создам церковь мою, и врата ада не одолеют ее. И дам тебе ключи царства небесного»^[270].

Египетский бог Анубис, как об этом гласят надписи на барках-саркофагах, держал в руках ключ к этим воротам, причем уже не символический ключ — лунный серп, а настоящий.

В Риме Янус — двуликий бог — считался одним из важнейших и древнейших божеств, значение которого было уже не совсем ясно в христианскую эпоху даже самим римлянам. Между тем Янус был привратник небесных врат, только он закрывал и открывал их. Янус, неизменно изображавшийся с посохом и ключом в руках и некогда называвшийся первым царем латинян, пришел в римский культ из мрака веков. Он почитался как бог смены времен года, освящавший не только начало года, но начало дня и первый день каждого месяца, и его статуя стояла в воротах так, что он одним лицом был обращен на восток, а другим — на запад. Как творец всего и владыка ворот он являлся покровителем всех дверей и уличных переходов в римских городах. История его главного святилища на форуме в Риме восходит еще к легендарным временам. В храме Януса было двое ворот. Закрывались они только в мирное время, когда не велись военные действия, что за весь период от царя Нумы^[271] до рождения Христа случилось лишь четыре раза. Во время войны ворота были широко открыты, чтобы мимо привратника неба, державшего в руках посох и ключ, беспрепятственно могли проходить полчища умерших, павших в сражениях.

Преемника Януса, принявшего образ человека, капернаумского рыбака Петра («Петр» в переводе означает «скала» или «камень», на арамейском диалекте — «кифа»), также изображали с посохом и ключом, а иногда с рыбой в руке. Но в последнем случае скорее всего подразумевался рыбачий промысел, которым занимался Петр, именовавшийся Симоном, пока он не последовал за своим учителем и мессией. При этом имеются в виду настоящие живые рыбы из земного озера, а не символические золотые рыбы небесного океана. Однако «золотая рыба» (лунный серп) в жизни, смерти и воскресении тесно связана именно со «скалой», «камнем», который поглощает ее у «небесных врат», возле небесного древа.

Притвор египетского храма на священном острове Филэ в Верхнем Египте (I в. до н. э.) с изображением змей, обвившихся вокруг посохов. Над притвором помещено изображение крылатого солнечного диска со змеями по сторонам — символами увеличивающегося и уменьшающегося лунного серпа

Тесная связь раннехристианской символики с небесной религией проявляется и в том, что Петр-рыбак одновременно был «камнем», «скалой» и, согласно легенде, мог оживить вяленую рыбу, вернув ее к жизни. Но это не предрассудок; это все та же мысль о скале, действительно каждый день из года в год поглощающей небесную рыбу и вновь дающей ей жизнь.

Путь душ

Итак, Млечный Путь — это не только небесная дорога ко дворцу Зевса, но также, как представляли себе еще со времен Пифагора древние греки, дорога мертвых, по которой души восходят на небо из земного мира. Путь в Валгаллу, Млечный Путь, считался дорогой мертвых и у народов Северной Европы (дорога Хелл и Хильд, улица Иринга, дорога Ирминга, дорога Вóтана, дорога Господина, песчаная солнечная дорога, путь колесниц и, наконец, дорога коров). Древние персы называли Млечный Путь путем душ, а индусы — путем богов и дорогой благочестивых. У христиан Млечный Путь считался дорогой смерти благочестивых предков Ильи и Еноха. Но так как и богоматерь Мария пользовалась той же дорогой, ее назвали, наконец, путем Марии.

Греки рассказывали, что на Млечном Пути совершил свои страшные преступления Атрей и весь Танталов род. Здесь Тантал убил своего родного сына и предложил в качестве угощения его мясо богам, чтобы испытать их всеведение. Но боги не притронулись к еде. Только Деметра, не помня себя от горя по исчезнувшей дочери, съела кусок плеча. Зевс же приказал Гермесу — тому, кто произошел от камня, — снова сложить в котел куски тела Танталова сына. И Пелопс воскрес, и вышел из котла обновленным, во всем блеске своей юношеской красоты. Кусок плеча, которого у него не хватало, Зевс сотворил из сверкающей слоновой кости.

Пиндар пишет об этом так: «А как тебя (Пелопса) стало не видно, и долго искавшие люди не привели тебя к матери, то немедленно некто из завистливых соседей тайно сказал, что (боги), изрезав тебя ножом по частям, сварили в кипящей на огне воде, сваренныя мяса твои разделили по трапезам и съели»^[272].

Священный камень и культовый столб из древнеиндейского государства майя

Боги тяжко покарали преступление Тантала. Он стоял в загробном мире по подбородок в воде без пищи и воды. Если он хотел напиться, вода отступала. Если он хотел сорвать спелые плоды, которые качались над его головой, ветви вздымались вверх на недосягаемую высоту. Некоторые греческие поэты утверждали, что над Танталом висел, кроме того, большой камень, который постоянно грозил упасть ему на голову. Это было не подземное царство! Все это происходило на небе.

Атрей же, сын Пелопса, умножил проклятие, лежавшее на его отчем доме. Он убил сыновей своего брата Феста и предложил их тела на обед родному отцу. От Атрея пошел род Атридов, который в свое время царствовал в Южной Греции за мощными стенами Микен.

После того как Генрих Шлиман открыл в Микенах шахтовые гробницы близ ворот, над которыми у каменной колонны стояли два льва, на этой древней земле ведутся археологические раскопки. С тех пор открыто множество ценных погребений. Но как бы глубоко ни врезались в землю лопаты археологов, им никогда не удастся до конца проникнуть в душу Микен, почти четыре тысячи лет скрывавшуюся под землей.

Ночью, когда над Южной Грецией вспыхивают на чистом небосклоне легионы звезд, в тишине кажется, что с неба доносится какой-то звук, похожий на отдаленный, еле слышный стон, который на протяжении тысячелетий каждый год издавали мириады людей. И тогда становится понятным, почему Гелиос, бог солнца, не помня себя от ужаса, с воплем отвернулся от Млечного Пути, чтобы не видеть страшного места, где сыновья Атридов были разрезаны на куски и съедены. И куда бы ни направлял свой светлый взгляд Гелиос, всюду видел он повешенных на деревьях царских сыновей из божественных родов, проткнутых копьем, обезглавленных, растерзанных и сожженных. Их кости белели под священными столбами, в сосудах и котлах; их кровь стекала вниз по виселицам и крестам, их отрубленные головы лежали подобно яйцам в гнездах. Никому не известны имена этих принесенных в жертву и добровольно пожертвовавших собой, но лесов всей земли не хватило бы, чтобы повесить на деревьях одновременно всех тех, кто умер во славу неба.

Если вы темной зимней ночью обратите взор к небу на страшное сверкающее дерево и напряжете слух, то, возможно, тоже услышите в своем воображении этот стон и поймете, почему это дерево (или столб) стало деревом смерти: и дубом, на котором висело золотое руно, и столбом, на котором была повешена снятая с людей кожа, и виселицей, на которой, как говорится в Старшей Эдде, умер бог, пронзенный копьем. И вы увидите, что по обе стороны столба смерти зловеще горят звезды Большого Пса и Малого Пса. Как говорится в Старшей Эдде:

Дерево жизни

Щепка, от которой женщина понесла

Когда небесное древо попадает в поток солнечных лучей — будь то в период летнего или зимнего солнцестояния, — приблизительно в то же время поблизости может появиться молодой лунный серп. Происходит это вечером, когда темнеет и на небесном древе загораются огни. Ставший невидимым жезл превратился в змею, которая оказалась на том месте, где обычно виднеется древо.

Впрочем, небесное чудо можно объяснить иначе, как это сделал Аарон, когда держал ответ Моисею по поводу золотого тельца, вокруг которого плясали дети Израилевы. Когда Моисей, возвратившись с горы Синай со скрижалями, на которых были записаны божьи заповеди, в гневе бросил их перед собой, первосвященник Аарон сказал ему, что он только бросил в огонь золото: «Я бросил его в огонь, и вышел этот телец»^[274].

Итак, без отливки, без какой-либо помощи человека из небесного огня возник золотой телец. Так гласит Ветхий завет, который вновь выражается на обычном для него языке звездной религии. Да и не только Ветхий завет. О богах, которые начинают свою жизнь у древа, существует целый поток мифов.

Верование в то, что в определенный день раз в год или в два-три года божество рождается заново, получило широкое распространение. Уже в памятниках, оставшихся от первых египетских династий III тысячелетия до н. э., придается большое значение подобного рода празднествам в честь рождения богов луны, растительности или времен года. Во главе с правителями и жрецами народ выходил на торжественную процессию, чтобы приветствовать появление бога на небе, который был побежден, низвергнут, убит, а затем возродился вновь. Во время праздничных торжеств велись целые сражения с применением оружия против врагов божества, и при этом воздвигали столб Осириса.

Рождение из дерева бога Адониса (по представлениям, существовавшим в средние века)

На эту широко распространенную тему (самую простую из тех, что может рассказать небо) в Египте была создана длинная сказка, одна из прекраснейших в мире. В ней рассказывается о том, как герой Бата был предан своей женой. Его сердце находилось на кедре, и тот, кому удалось бы срубить этот кедр, убил бы и Бату. Жена-предательница посоветовала фараону срубить кедр, и Бата умер. Сердце Баты соскользнуло вниз с ветвей падающего дерева. После долгих поисков сердце Баты нашел его брат — Анубис. Он положил его в чашу, наполненную холодной водой, и Бата снова ожил, но при этом превратился в быка. В обличии быка Бата направился к фараону и увидел свою жену, ставшую царицей. Обращаясь к ней, он сказал: «Я — Бата. Ты знаешь ведь, что велела фараону срубить кедр, чтобы я не жил больше. Но вот смотри, я живу, обратившись в быка!». Царица испугалась Баты-быка и уговорила фараона принести быка в жертву во время большого праздника. Фараон опечалился, но согласился. Итак, Бату вновь убили. Но перед смертью бык наклонил голову, и две капли крови упали на землю по обе стороны дворцовых ворот. За ночь на этом месте выросли два прекрасных персиковых дерева.

Вся страна была охвачена восторгом, народ приносил жертву у персиковых деревьев. Фараон, сидя на золотой колеснице, восхищался их красотой. В этот момент коварная царица услышала голос Баты: «О ты, изменница, я — Бата. Я все же живу вопреки твоим желаниям. Ты ведь помнишь, что побуждала фараона вырубить кедр; тогда я стал быком, и ты приказала меня убить!». Царица попросила фараона срубить оба персиковых дерева и сделать из них мебель. И это желание выполнил фараон, но когда деревья рубили, в рот царицы попала отскочившая щепка, которую она проглотила. От этого царица забеременела и родила сына.

И сын был все тот же Бата, которого она предала и повелела убить. Из его крови, когда он стал быком, выросло дерево, а из щепки срубленного дерева вновь родился Бата.

Дерево, которое родит

Шумеры говорили: «В Э-анна, у сверкающего кедра, божественная мать его [Таммуза, любовника девы-матери Инанны Иштар] родила». Почитавшийся в Малой Азии и Сирии сын божества Аттис родился от плодоносящего миндального дерева. Это все тот же сын божий, труп которого лежит на носилках, тогда как ствол дерева, подобно мумии, подобно мертвому, опутан лентами.

В Индии рассказывают об Агни: «Тогда все радовались твоему совету [совет по поводу времени], когда ты, бог, родился из сухого [дерева]». И далее: «Откройся, о дерево, как лоно девственницы!».

Согласно греческой мифологии, Леда рождает своих детей, прислонясь к пальме или же под защитой ветвей пальм и лавровых деревьев. В римской легенде говорится о весталке, которая вопреки древнему закону девственности забеременела и родила двух мальчиков — Ромула и Рема, мифических основателей царского рода. Они были положены в яму возле фигового дерева на берегу Тибра, где их выкормила волчица (вспомним созвездие Пса).

Греческое племя локров вело свое происхождение от кости собаки. Согласно скандинавским мифам, человеческий род произошел от ясеня и вьющегося растения, из «детского ствола», который может иногда означать и мощный дуб. Древнегреческий поэт Геснод то же сообщает о ясене. Все мифы народов Европы и Ближнего Востока выводят происхождение богов и первых людей, равно как и луны, от священного дерева.

Такова, например, история рождения сирийско-малоазийского Адониса — Господина. Она содержит много деталей, каждую из которых пока приходится объяснять в отдельности. Дочь ливанского царя Фея (по другой версии, кипрского царя Кинира) влюбилась в своего отца и отдалась ему. Когда при свете факела ничего не подозревавший отец увидел, что вступил в любовную связь с дочерью, он бросился на нее с мечом. Но царевна (в большинстве легенд ее зовут Миррой) уже забеременела от этой кровосмесительной любви. В отчаянии она стала молить богов, чтобы они послали ей небытие: она не хочет быть ни среди живущих на земле, ни с мертвыми в подземном царстве.

До этого момента легенда весьма расплывчата, но затем суть ее проясняется: боги превратили несчастную царевну в дерево. Дерево оплакивает свой плод, пропитанный ароматами смолы, который оказывается в конце концов Адонисом — Господином. Он родился из сорванной коры миррового дерева.

Египетский столб с головой богини Хатор

Не удивительно, что и в Ветхом завете при принесении в жертву сына Исаака большую роль играет дерево (куст) и связанное с ним появление агнца. День мог быть тогда жаркий — было время летнего солнцестояния^[275].

В Мамврийской роще, где задолго до Моисея росло священное дерево господа, Авраам принес трем явившимся к нему ангелам (или «мужам») в жертву тельца. Под этим деревом сели ангелы, устами которых говорил сам бог, пославший их, и предсказали очень старой и бесплодной жене Авраама, что она «в следующем году»^[276] родит сына. Того самого сына, которого позднее Авраам должен был принести в жертву по приказанию бога и которого затем ангел заменил божьим агнцем, запутавшимся в кустах. Этот агнец и был принесен в жертву вместо сына Авраама — Исаака.

Вот сколь знаменательными и многозначительными оказываются библейские тексты, в которых проявляется стремление связать древний звездный миф о тельце, жертвоприношении сына и божьем агнце, о смерти и рождении у дерева или куста с родоначальниками израильского народа.

Владычица дерева

Итак, на смену верованиям, связанным с лунным божеством — творцом всего сущего, приходит учение о дереве, от которого произошло человечество. Во многом это учение тесно связано с луной, хотя и содержит элементы нового: если дерево рождает, оно может быть только женским обожествленным существом. Прежде верили, что вечерняя звезда Венера ежемесячно рождает на западе луну. Теперь же богиня-мать стала в представлениях людей богиней дерева. Иногда все же в этой роли по-прежнему выступает вечерняя звезда Венера, которая, находясь на Млечном Пути или поблизости от него, рождает молодой месяц.

Египетская богиня дерева кормит умерших

В Египте, например, богиня неба Хатор слилась воедино с богиней-матерью Исидой, богиней дерева, «владычицей южной сикоморы» в Мемфисе. В Дендера, по-видимому, был ее культовый символ — столб с двумя головами богини, обращенными в разные стороны. Вероятно, они олицетворяли Венеру как утреннюю и вечернюю звезду и как обе ее сущности — смерть и рождение. В обоих обличьях Хатор может находиться у дерева или в нем. Египетская Нут, богиня и госпожа всего неба, также превратилась во владычицу дерева.

Рождение из скалы

Рождает не только дерево, но и скала, камень, столб и менгир.

Одно из сказаний Южного Египта гласит, что бог луны Тот ведет свое происхождение от нескольких камней.

На берегах Нила лежали, очевидно, специальные камни, так называемые «родильные кирпичи», на которых женщины рожали. В одной из легенд говорится о том, что «судьба возносит новорожденного на „родильных кирпичах“».

В индийской Ригведе неоднократно упоминается «Агни, рожденный из камня», или «сын камня», или «родившийся из камня». Согласно джайнистской легенде, Агни скрывается в камнях и деревьях.

У Гесиода упоминается связь между деревом и скалой, а в Одиссее есть такой стих:

«…Скажи же откровенно мне, кто ты? Уж верно не отрасль славного в древности дуба, не камень от груди утеса»^[277].

Греческая легенда о потопе и Девкалионе также говорит о том, что первые люди возникли из камней. И Еврипид говорит устами девы Креусы в трагедии «Ион»: «Я родила!». А когда ее спрашивают: «Где ж и при ком? Иль мучилась одна?» — девушка отвечает: «Одна — и там, где сочеталась с богом»^[278].

Поскольку между древними культурами существует тесная преемственность, не удивительно, что и Овидий передавал легенду о возникновении человеческого рода из камней, очевидно не понимая ее происхождения.

Многочисленные рельефные изображения и скульптуры, найденные на огромной территории Римской империи, воспроизводят рождение из скалы сирийско-малоазийского бога Митры. Одна такая скульптура обнаружена в Бингене на Рейне, где когда-то стоял римский легион. Верхняя часть фигуры бога уже вышла из скалы, а нижняя еще находится в камне. Вокруг скалы обвилась змея. Переход от камня к телу божества скрыт венком из цветов. Даже в средние века верили, что petra genetrix — камень рожениц помогает разрешиться от бремени, а в Аахенском соборе сохранилась надпись, в которой говорится о животворном камне.

Камнем рожденные

Представление о рождении из скалы содержится также в Ветхом завете. В Пятой книге Моисеевой говорится: «А заступника, родившего тебя, тызабыл, и не помнил бога, создавшего тебя»^[279]. Здесь под заступником понимается твердыня, то есть скала.

Пророк Исаия несколькими веками позднее повторил: «Послушайте меня, стремящиеся к правде, ищущие господа. Взгляните на скалу, из которой вы иссечены»^[280]. Здесь и речи нет о комке глины, из которого бог сотворил человека; здесь сказано о скале, из которой был высечен человек, о скале, которая его сотворила.

Конечно, не все проповедники слова божьего среди израильтян признавали это учение. Пророк Иеремия заклеймил подобные представления: «Как вор, когда поймают его, бывает осрамлен, так осрамил себя дом Израилев, они, цари их, князья их, и священники их, и пророки их, говоря дереву: „ты мой отец“ и камню: „ты родил меня“»^[281].

Но много веков назад отвергнутая вера в созидающую и порождающую скалу пробивает себе дорогу в раннем христианстве. Сам Иисус Христос — «живой камень», который, как об этом прямо говорится, человеками отвержен, но богом избран, драгоценен^[282].

Чтобы никто не подумал, что это только притча, Иоанн Креститель говорит о старой вере Авраама: «Ибо говорю вам, что бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму»^[283], — и продолжает: «Уже и секира при корне дерев лежит»^[284]. Срубленное секирой дерево следует бросить в огонь. Тогда-то будут из камней воздвигнуты дети и придет тот, кто сильнее Иоанна, — сын божий Иисус Христос^[285].

Нет, это не только притчи! Это скорее тайное слово к верующим, скрывающееся за притчей, только верующие могут понять и поймут его правильно. Они еще помнят, что дерево — это и скала, и камень. Люди же равнодушные, поверхностные или враждебно настроенные прочтут эти слова, не понимая их подлинного смысла. Весть о мессии — не только «благая весть» евангелий, но также и весть тайная, скрытая, проникающая непосредственно в человеческую душу.

Отец и сын

Если дерево или куст, скала или камень — воплощение материнского начала, Млечного Пути, дающего начало жизни, то кто же отец? Ответить можно кратко: дитя небесного древа или скалы — луна, но в то же время лунный серп — бог-созидатель. Народившийся месяц, как и воскресший бог, это уже не прежняя луна, а скорее ее детище и наследник. Это новая луна. Но теперь в переплетении древних религиозных представлений сталкиваются различные, сложившиеся в течение длительного времени взгляды, которые, по-видимому, еще в доисторический период придавали учению о небе характер таинства. Месяц — сын небесной царицы (иногда — вечерней звезды — богини Венеры), которая как мать-девственница находилась в дереве и превратилась сначала в царицу дерева, а затем и неба. Месяц — и жених, и любовник, а отчасти и отец этой небесной богини. С ней он зачинает ребенка — новый месяц, своего сына и наследника.

Египетские богини с жезлами и петлеобразными крестами. На головных уборах у них рога и солнечный диск

Длительные исследования показали, что эти представления уходят корнями в глубокую древность, когда люди пытались представить себе процессы, происходящие на небе: луна вступает в брак с богиней Венерой. Судя по изображениям в египетском храме фараона Сети в Абидосе, имелось в виду физическое единение умирающего или уже умершего месяца со спускающейся вниз в образе сокола богиней Венерой, великой богиней. Сцена, воспроизведенная тысячелетием позже, уже в первых веках до нашей эры, в святилище Эль Каргех имеет тот же смысл, выраженный, однако, в более возвышенной символической форме. Осирис празднует священную свадьбу с соколом Исиды-Венеры. Здесь же новорожденный бог, изображенный с детским локоном.

Таким образом, луна создает самое себя. Это представление, которое сложилось, очевидно, уже в древнем Египте и в силу которого луна — «бык своей матери» — изображалась с фаллосом в руке, привело в конце концов к тому, что луну стали считать творцом всех живых существ и растений.

Египетский бог-баран, подобно быку, представлял собой воплощение мужской силы. Он давал женщинам детей, от него зависели зачатие и рождение. Он придавал форму детскому телу в материнской утробе и вместе с богиней-покровительницей родов Хекет помогал роженицам разрешиться от бремени. Он также считался отцом египетских царей. При фараонах Рамсесе II и Рамсесе III в XIII веке до н. э. существовала легенда, будто бог небес Птах, приняв обличье бога-барана из Мендеса, вступил в связь с царицей-матерью, и она зачала от него сына — нового фараона.

В Мендесе как священная реликвия хранился и фаллос Осириса. Поэтому египетские женщины, молившие послать им ребенка, обнажали живот не только перед священным небесным быком Аписом, склонялись не только перед живым быком Мемфиса, но и перед божественным бараном из Мендеса, олицетворявшим лунного бога.

Древние египтяне знали легенду о божественном баране, который вступал в любовную связь с женщинами. Самые прекрасные женщины были его подругами. Ведь божественный баран является воплощением луны, творческого начала, оплодотворения, «божественным женихом».

Священная свадьба

На берегах Евфрата и Тигра земные церемонии, сочетавшие мужчин и женщин брачным союзом, также вели свое происхождение от подражания любовному соединению луны (месяца) и Венеры (пли богини дерева) на небесах. Древнейший обычай нарекать царевну невестой лунного бога Нанны-Сина существовал в городе Уре еще в начале II тысячелетия до н. э. Найденные в Уруке ожерелья из жемчуга с именами двух жриц — одна из них была сама царица Даббатум — свидетельствуют о том, что владелицы этих ожерелий считались невестами бога, сочетавшимися священной свадьбой. Сохранились гимны, где говорится о культовых обрядах, совершаемых во время этой священной свадьбы: «Омывают госпожу для священного лона, омывают ее для Иддиндаганса [земного владыки Исина, правившего в XX–XIX веках до н. э.]. Омовение готовят для священной Инанны [богини звезды Венеры], поливают землю благовонным соком кедрового дерева. Высоко подняв голову, царь идет к священному лону Инанны, Ана-ушумгал [видимо, культовое имя царя, воплощающего бога луны и растительности], возлегши рядом с ней, ласкает ее священное тело».

Шумерские и аккадские владыки брали на себя таким образом роль мужа и любовника Инанны-Венеры на небе и праздновали священную свадьбу с ней. Роль госпожи неба исполняла при этом главная жрица или сама царица. В то же время в мистериях Инанны, которые строго соблюдались в середине III тысячелетия до н. э. правителями Ура, уже была закреплена основная идея о замещении богов луны, растительности и времени года земными царями. На протяжении тысячелетий праздновалась священная свадьба в Месопотамии. В период правления царя Набонида в Вавилоне земные представительницы царицы неба жили со своей свитой в гаремах и были тщательно изолированы от внешнего мира. Набонид сообщает, что он, «после того как посвятил и передал богам свою дочь, окружил спальню невест бога стеной и превратил, таким образом, дом в мощную крепость».

Нередко акт соития составлял основное содержание богослужения в Греции, причем его осуществляли преимущественно верховные жрицы из знатных родов. Сам акт происходил в святилище храма, причем смертная представительница богини неба отдавалась мужчине, который воплощал созидающего бога луны или божество растительности. В Элевсине, близ Афин, в последних веках до нашей эры эта церемония совершалась, видимо, лишь символически, но все равно осуществлялась ночью, при погашенных факелах. После окончания обряда служанки храма выходили из святилища к людям, ожидавшим в большом зале храма, и выносили только что народившийся священный огонь нового света, от которого возжигались огни очагов верующих. Одновременно им сообщали: «Героя-младенца родила героиня, сильная — сильного!».

Мистерии женщин

В последнем тысячелетии до нашей эры в Малой Азии, Сирии и на Ближнем Востоке в культовых церемониях проявилась склонность к обобщениям и к некоторой демократизации культа. Религия предписывала жрицам небесной богини-матери (иштаритам и гиеродулам) при их посвящении во время мистерий отдаваться молодым мужчинам. Священная проституция, практиковавшаяся в храме Иштар-Венеры города Урука, широко распространилась по всему свету. В святилищах небесной богини в Малой Азии, Сирии, Месопотамии, Армении и Ханаане жрицы приносили свою девственность в жертву богине. В Вавилоне каждая женщина независимо от ее знатности и богатства приносила эту жертву. Полученное вознаграждение она вносила в казну храма великой богини-матери. «Как бы мала ни была монета, — писал Геродот, — женщина не вправе отвергнуть ее, потому что деньги принадлежат божеству. Она следует за первым, бросившим ей деньги, и не пренебрегает никем. После сообщения и, следовательно, выполнения священного долга относительно богини женщина возвращается домой, и с этого времени нельзя иметь ее ни за какие деньги. Женщины, выдающиеся красотою и сложением, уходят из храма скоро; все некрасивые остаются там долго, потому что долго не удается им исполнить свою обязанность по отношению к богине; иные должны ждать по три и по четыре года. Подобный обычай существует и в некоторых местах на Кипре»^[286].

Считалось, что жертвующие свою девственность женщины подражали действиям Венеры-Афродиты или выступающей под другим именем богини неба. И они вели себя как заместительницы богини на земле. Поэтому, только поэтому они отдавались возле святилища совершенно незнакомым мужчинам. От Греции до Индии одно поколение женщин за другим после наступления половой зрелости отправлялось в святилище великой матери, чтобы отдаться жрецу или любому чужому человеку. Хотя в быту преступления женщин против морали часто карались даже смертью, свою девственность они дарили незнакомцу, иногда даже страннику. Все это наследие лунной религии. Ведь месяц сам странник. Представления, связанные с лунным культом, проявлялись и в том, что странник должен был покинуть территорию храма еще до рассвета.

Странник олицетворял месяц, дева воплощала госпожу неба. Здесь опять же имеет место подражательный обряд. С тех пор как человек стал мыслить, он подражает.

По-видимому, подобными требованиями культа можно объяснить и сообщение Геродота о том, что дочери лидийцев в Малой Азии зарабатывали себе приданое проституцией^[287]. В греческом Коринфе существовал благочестивый обычай посвящать женщин святилищу Венеры-Афродиты, чтобы они занимались священной проституцией и отдавали свои доходы храму. Потому и был так богат храм Афродиты в Коринфе, что более тысячи женщин постоянно служили в нем таким образом богу. Ни один человек в древней Греции не видел в этом ничего предосудительного; богобоязненный Пиндар даже воспел культовую проституцию. Во время праздника Афродисий, посвященного гетерам Афин и Коринфа, всем участникам предоставлялась полная сексуальная свобода. О силе религиозных традиций в наши дни свидетельствует индуизм, исповедующий культ быка и змеи, то есть символов пола и священной проституции.

Под каждым ветвистым деревом

То же было в Палестине. Там процветали древние культы великой матери Астарты-Венеры (в Библии она часто выступает под именем Ашеры) наряду с почитанием юного бога, которого считали олицетворением растительности. И здесь, на земле «возлюбленной страны» земные представители небесного божества праздновали священную свадьбу и культовое пожертвование девственности в форме священной проституции. Девушек, отдавших свою девственность на службу богу, называли посвященными, после жертвоприношений и танцев вокруг золотого тельца следовали культовые соединения в честь бога.

Очевидно, эти акты были связаны со священными столбами Ашеры, которые так часто упоминаются в Ветхом завете. И пророк Иеремия еще говорит: «Подними глаза твои на высоты и посмотри, где не блудодействовали с тобою?.. У тебя был лоб блудницы, ты отбросила стыд!.. Видел я прелюбодейство твое и неистовые похотения твои, твои непотребства и твои мерзости на холмах в поле. Горе тебе, Иерусалим!»^[288].

Видимо, здесь имеются в виду изображения Ашеры и алтари небесной царицы, воздвигнутые на вершинах. Их почитали еще во времена вавилонского пленения. «Они их украшают, словно готовят блудницу к пляске, и увенчивают их головы венцами. Весь Иерусалим стал блудницей! — восклицает Исаия. — Дочери Сиона разжигаемы похотью к идолам под каждым ветвистым деревом»^[289]. Пророк Осия вторит ему: «На вершинах гор они приносят жертвы, и на холмах совершают каждение под дубом… поэтому любодействуют дочери ваши и прелюбодействуют невестки ваши!»^[290]. Возмущение Исаии столь велико, что он не может сдержаться. В политическом послании, направленном против Вавилона, Исаия, полный гнева, призывает к убийству: «Готовьте заклание сыновьям его за беззаконие отца их»^[291].

Несомненно, здесь говорится о почитании той самой утренней звезды, которая считалась девственным божеством, — Инанны или Иштар. Библия требует преследования и уничтожения ее культа.

Конечно, в последние века до нашей эры речь уже идет не только о Луне и Венере, женихе и невесте, связанных с утренней звездой, и тем более не только об учении о небесном дереве или скале. Об этом напоминают теперь лишь традиционные формы культа, даже не культовое мышление. Но еще все напоминает о все более и более бледнеющем прошлом: сосуд, дерево, кровь, жертва, рождение и смерть. Никакая вера не может существовать вне жизни; она живет в людях, которые по традиции приняли ее, и развивается вместе с развитием культуры. То, что происходит на небе, прежде воспринималось как нечто конкретное, теперь же стало притчей, аллегорией, символом. С развитием земледельческой культуры многие представления сближаются с матерью-землей. Небесное древо отождествляется с сохой. Соединение мужчин и женщин происходит уже не только под священными деревьями и возле культовых камней, но и на пашне, по которой плуг влекут обнаженные женщины, чтобы передать земле свою плодовитость. На протяжении более чем двух тысяч лет поля пахали по обычаю обнаженные женщины, а мужья и жены соединялись друг с другом на обработанной земле, чтобы она дала плоды и принесла новую жизнь. Сосуд приравнивали к материнскому лону, дерево считали символом фаллоса, луну же — плодом, яблоком или бананом, фиником или бобом, который съедают, как некогда съедали луну, быка или овцу, человека и козу. И со священного дерева стекал теперь прекраснейший сок жизни — материнское молоко.

Млечный Путь

Когда богиня Рея положила огромный запеленутый камень в люльку новорожденного Зевса и отдала Крону вместо сына, бог-отец не поверил, что Рея родила ребенка: она показалась ему похожей на деву. Тогда Рея, по свидетельству греческого мифа, в гневе сжала свою грудь так сильно, что из нее брызнуло молоко. Тем самым Рея доказала свое материнство. Разгневанная богиня, однако, надавила на грудь так сильно, что молоко широким потоком разлилось по всему небу и образовало Млечный Путь.

По другой версии, Гера накормила грудью маленького Геракла, обманным путем подложенного ей Зевсом. Когда она заметила обман, то в гневе оттолкнула младенца от груди. От резкого движения молоко выплеснулось изо рта Геракла и разлилось по небу. Из капель, которые при этом попали на землю, выросли белые лилии. По другому варианту, младенец так жадно сосал грудь богини, что Гера, испытывая боль, вырвала сосок у него изо рта, и молоко испуганной богини разлилось по небу. Есть и такая версия: жадно сосущий младенец набрал в рот столько молока, что часть его пролил на небо.

У древних греков было множество вариантов легенды о Млечном Пути. При этом изменялись имена богов и постепенно исчезал первоначальный мотив рождающего и кормящего дерева. Греческие и римские авторы первых веков нашей эры знали, по-видимому, только, что Млечный Путь получил свое название потому, что спускающиеся с неба на землю души вскармливаются молоком, и потому еще, что Млечный Путь выделяется на ночном небе молочным светом.

Они, очевидно, забывали, что многие священные деревья, например смоковница, испускают молочный сок. Они уже не могли бы объяснить ни назначения так называемых молочных камней, которые до наших дней носят на шее жительницы Крита, пока кормят грудью младенцев, ни якутский эпос о Белом юноше: «Когда он увидел дневной свет, то подошел к дереву жизни и сказал: „Высокочтимая великая владычица, богиня моего дерева и моего жилища, все живое живет вдвоем, а я — один, и я хочу отправиться в путь, чтобы отыскать себе подходящую жену. Не откажи и дай мне свое благословение. Я, склонив, голову, на коленях смиренно молю тебя“. Тут листва на дереве начала шуметь, а дождь, белый как молоко, стал капать на Белого юношу, повеяло теплым ветром, дерево заскрипело, и из его корней выступила женщина зрелого возраста со строгим взором. Волосы ее были распущены, грудь обнажена. Богиня предложила юноше выпить молоко из ее груди, и как только он вкусил этого молока, так сразу стал во сто раз сильнее. Богиня посулила юноше счастье и удачу и благословила его, чтобы ни вода, ни огонь, ни железо не вредили ему».

Еще менее доступен был бы античным философам смысл апокрифических слов Иисуса: «Подними камень — и ты найдешь меня. Расщепи дерево — и я там».

Новолуние

Представление о материнских функциях рождающего дерева или скалы само по себе уже содержит указание на время зачатия новой жизни — новолуние.

Со временем, когда уже стало понятным, что между зачатием и рождением человека проходит не три дня (как на небе), а девять месяцев, празднование дня зачатия лунного младенца, рожденного деревом, было отнесено на весну или на осень, чтобы девятью месяцами позже, ко времени летнего или зимнего солнцестояния, из дерева или скалы явился новорожденный. Так нынешний мир празднует рождество Христово во время зимнего солнцестояния, а зачатие (благовещение), смерть и воскресение — в начале весны.

У народов, населявших Двуречье, новолуние, когда луна не видна, считалось днем траура, в который потусторонний мир проявляет свою власть. Во время празднования Нового года в Вавилоне царь в качестве заместителя небесного божества отправлялся на три дня в подземное святилище, дом празднеств, там вступал в борьбу со злыми духами и в конце концов побеждал их. Страдания и триумф царя-божества изображались, очевидно, в пантомиме на праздничных церемониях. Первое появление молодого месяца вызывало большую радость и отмечалось торжественными процессиями.

Новолуние было также днем помазания. У греческого комедиографа Аристофана говорится:

В Палестине новолуние, когда луна не видна, отмечалось до вечера третьего дня. На это время в дни царствования царя Саула запрещались половые сношения. Давид говорит, что женщины на три дня запрещены. Пророк Осия заявляет, что новый месяц поест грешников^[293], видимо тех, которые не соблюдали закон о воздержании.

В некоторых странах во время новолуния в подражание тому, что происходило на небе, повсеместно гасили огни очагов. Когда на третий вечер на небе появлялся молодой лунный серп, возжигали новый огонь. В эти дни запрещалось варить пищу и есть вареное. Одним словом, на дни новолуния в течение тысячелетий было наложено суровое табу.

В этом заключался и противоречивый смысл культа, отмечавшего одновременно и день воздержания, и день творения, день созидательной любви, вообще день любого начинания.

Известно, что фундаменты двух храмов в Иерусалиме были заложены именно в день новолуния^[294].

Если новолуние приходилось на начало или на конец года, то этот день считался одновременно днем созидания в смерти и в крови луны. Смерть, зачатие и рождение слились в единое понятие. Его внешним проявлением было не только молоко, текущее из груди египетской богоматери Исиды, но еще в большей степени ее кровь, та кровь, которая свидетельствовала о том, что богиня была способна породить новую жизнь.

Кровь женщины

Считалось, что ежемесячные кровотечения женщин таинственным образом соответствуют небесным явлениям, поскольку периоды обращения луны и женского цикла практически совпадают. В этот период женщина считалась табу. Женская кровь свидетельствовала о способности к зачатию и рождению ребенка, то есть к созиданию, и способствовала росту всего живого вообще. Во многих странах этой кровью окропляли поля.

Итак, женская кровь влияет на повышение урожая. Она вытекала из тела богини дерева, которое у египтян служило материалом для изготовления гробов. Ибо жизнь и смерть нераздельны. Еще и сейчас жительницы Египта, желающие иметь детей, стремятся, выполняя домашнюю работу, находиться возле древних гробниц.

Как и сейчас принято у многих отсталых народов, израильские женщины во время месячных очищений, то есть в течение семи дней, жили отдельно и считались неприкосновенными. Нарушителей этого закона карали смертью. По-видимому, позднее этот закон был смягчен и во время исхода израильтян из Египта через пустыню в землю обетованную срок воздержания ограничивался тремя днями. Но все равно женщина, находившаяся в этом состоянии, продолжала оставаться табу. Об этом свидетельствует, например, библейский рассказ о Рахили, жене Иакова, которая спрятала под верблюжье седло украденные у своего отца Лавана изображения идолов и села на них. Лаван, искавший изображения, не осмелился трогать верблюжье седло, так как дочь сказала ему, что она кровоточит. Впоследствии Иаков закопал идолов под священным дубом близ Сихема^[295].

Однако на дни новолуния, приходившиеся на конец или начало года, строгие законы, в первую очередь те, что касались женщин, по старинному обычаю, отменялись. Оно и понятно! В это время небесное древо само олицетворяет закон смерти и рождения: от него отталкивают камень, и его ломают. С периодом летнего солнцестояния на Ниле совпадало время оплодотворения и произрастания. В других странах в это время собирали урожай. Сломать куст, сломать живую изгородь (как делает в немецкой сказке принц, освобождающий принцессу), вообще сломать цветок или собрать урожай во многих странах означает половую связь мужчины и женщины.

Противоречие

В Египте новогодний праздник назывался днем младенца в гнезде. В то же время египтяне верили, что дерево смерти, на котором умирает луна, служит ей брачной постелью, на ней свершается священная свадьба. Ведь смерть дерева одновременно созидает новую жизнь. «Крест стал его [Иисуса] брачной постелью, день его горькой смерти породил тебя к сладкой жизни», — гласит гимн I века н. э. Точно так же христианские представления о деве Марии (священном сосуде, деве, получающей созидательную силу святого духа, которая породила Иисуса Христа) уходят своими корнями к священной свадьбе, связанной с мистериями, а следовательно, и к дереву, на котором Христос не только умирает, но и, как Осирис, созидает новую жизнь, будучи женихом. Теперь его невесты — католические монахини — недвусмысленно называют себя Христовыми невестами, то есть невестами умершего.

Следовательно, крест, распятие — символ не только смерти, но и созидания новой жизни. Именно созидание имели в виду древние египтяне, помещая фаллические изображения мертвого Осириса в храмах и на стенах гробниц. В митраистской религии, которую преследовали и полностью уничтожили христиане, смерть небесного быка на жертвеннике влекла за собой появление жизни и более того — воскресение мертвых.

Это одно. Но есть еще плод, приносимый деревом. По представлениям древних шумеров, луна — это плод, который возникает из самого себя. Золотые яблоки, растущие на дереве жизни в саду Гесперид, о котором рассказывали древние греки, или кокосовый орех отсталых племен современности, населяющих острова Южных морей, так же как бананы и бобы издревле считались изображением луны. Если прежде люди съедали куски мяса растерзанного животного или человека, который, по их культовым представлениям, воплощал луну, то с течением времени и изменением религиозной символики взамен стали употреблять плоды священного дерева. В знак почитания этого дерева не только совершались обряды жертвоприношения и священного соития, но и поедался плод. «Ты отец и мать людей, они живут благодаря твоему дыханию и вкушают плоть твоего тела!» — такая формула существовала уже у древних египтян. Так, из божества в облике животного и человека луна в конце концов превратилась в плод дерева. Впоследствии во время священных празднеств плод небесного древа стали заменять плодами полей и важнейшим из них — хлебом, испеченным из новой муки. Этот хлеб считался священным, как сам плод дерева. Хлеб стал символом плода священного дерева, его съедали во время ритуальных пиршеств, как когда-то торжественно поглощали куски мяса принесенного в жертву лунного животного или воплощения лунного божества — человека. Не случайно в Евангелии в конце повествования о земной жизни Иисуса говорится: «И, когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил, и, раздавая ученикам, сказал: примите, ядите; сие есть тело мое!»^[296].

Но не только небесное древо приносит плоды. Камень или скала также плодоносят, поэтому — что также свидетельствует о непрерывном развитии религиозного мышления — камень тоже может стать хлебом. Это делает понятным смысл слов, сказанных искусителем Христу, который сам был хлебом: «Если ты сын божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами»^[297].

Понятно также, почему поедание плода священного дерева и связь мужчины и женщины под деревом — акт созидания — тесно связаны между собой. Еще и сейчас некоторые формы символики, связанной с полом и пищей, идентичны. Только зная это, можно понять рассказ о рае, где людям было строго запрещено вкушать от плода дерева, росшего в райском саду.

Грехопадение

Изучение самых отсталых народов современности — пигмеев бамбути в Центральной Африке — показывает, что и у них есть миф о лунном боге Мугазе — «Отце». Пигмеи верят, что первый человек был зачат и рожден луной, ее огнем и кровью. Человек, говорят они, «дитя луны», и после смерти возвращается к ней, а звезды, сияющие в ночном небе тропиков, — это умершие люди — «лунные дети».

Сначала люди жили в раю, не испытывая нужды и страха перед смертью. Бог луны жил среди них, но они не могли его видеть. Им было запрещено смотреть на небо. Ежедневно одна девушка должна была ставить перед жилищем бога луны горшок с водой и класть дрова (очевидно, все та же тема сосуда и дерева), но видеть его она не могла. Однажды девушка из любопытства спряталась за деревом, но увидела только венец блестящего лунного бога или его руку, украшенную блестящим кольцом (несомненно, серповидной формы), когда бог луны потянулся за сосудом.

Девушка обрадовалась, что увидела бога; бог же страшно разгневался. Он послал за своими тремя детьми, первыми людьми, отчитал их за непослушание и наказал: однажды ночью бог ушел вверх по реке, и люди его больше не видели. Вместо него пришли смерть и беда. Первый ребенок, который после этого родился, умер через три дня.

В другой легенде пигмеев Центральной Африки говорится о том, что бог сказал первому человеку, которого создал, что он сотворит детей, которые населят леса. Но человек должен был запретить своим детям употреблять в пищу плоды дерева таху. Если же дети все же вкусят плодов этого дерева, то погибнут.

Люди выполняли эту заповедь бога и жили счастливо, пока одна беременная женщина, охваченная невероятной жадностью к еде, не упросила мужа принести ей плод дерева таху. Несмотря на запрет бога, он сорвал ночью с дерева таху плод, очистил его и спрятал кожуру в листве.

Но луна все видела. Она рассказала великому богу о преступлении человека. Бог разгневался и наказал людей, послав на них смерть.

Нет никаких сомнений в том, что если к этим самым примитивным племенам когда-нибудь явятся миссионеры и прочитают им из Библии рассказ о первородном грехе, то они найдут у пигмеев полное понимание.

Две с половиной — три тысячи лет назад некто, возможно собиравший и приводивший в порядок устные предания и древние легенды народа Израиля, написал в Библии строки о начале истории человечества.

«Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал господь бог. И сказал змей жене [Еве]: подлинно ли сказал бог: „не ешьте ни от какого дерева в раю?“ И сказала жена змею: плоды с дерев мы можем есть. Только плодов дерева, которое среди рая, сказал бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть. И сказал змей жене: нет, не умрете; но знает бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло. И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его, и ела; и дала также мужу своему, и он ел. И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себя опоясания»^[298].

В этом рассказе одно из первых мест занимает змей. Когда он, приняв обличье лунного серпа, находится у дерева жизни, близится новолуние. Немаловажную роль играет и само разумное дерево, которое указывает время для начала посевов и снятия урожая. Фигурирует в рассказе и плод дерева, который нельзя есть под страхом смерти. Предания повествуют, конечно, и о «глазах», которые открываются, как только с дерева срывают плод. Согласно учению древних египтян, луна имеет «глаз». Закрывает она глаз — и наступает новолуние, луна скрывается; открывает — появляется молодой лунный серп. Повсеместно распространены рассказы о слепце, который у дерева становится зрячим. «Бревно в глазу», которое в Новом завете выступает как «щепка в глазу», — это, по сути дела, глаз на древе.

Символика, связанная с деревом и луной, нашла отражение в библейском рассказе о грехопадении.

Но в эти догматы раннехристианское учение внесло революционные изменения. В Откровении Иоанна дерево жизни и его плоды, которые оно приносит каждый месяц двенадцать раз в году, служит не смерти, а «исцелению народов», обитающих в «небесном Иерусалиме». В мусульманском учении говорится также о двенадцати новых лунах, ежегодно созидаемых Аллахом.

В Новом завете прямо сказано: «И показал мне чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл, исходящую от престола бога и агнца. Среди улицы его, и по ту и по другую сторону реки, древо жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой; и листья дерева — для исцеления народов. И ничего уже не будет проклятого; но престол бога и агнца будет в нем, и рабы его будут служить ему. И узрят лице его, и имя его будет на челах их»^[299].

В древе жизни царствует агнец. Там можно его увидеть! И можно снова вкусить от плоти господнего тела. Он — и жених и одновременно плод; его плоть — это хлеб, его кровь — вино. Его можно вкусить, и это уже не грех. Учение Христа, отбрасывающее более развитые формы иудейской религии, вновь возвращается к давно преодоленной, значительно более примитивной форме культа. Поэтому христианство и вызывало столь яростную ненависть иудейских жрецов и фарисеев. И в тот миг, когда Иисус из Назарета в Капернаумской синагоге призвал своих слушателей вкусить от плоти его, он создал тем самым глубочайшую пропасть между собой и своим народом.

Вражда между женщиной и змеей

В связи с рассказом о первородном грехе в Библии выдвинут еще один тезис. Известно, что змей (лунный серп) соблазняет библейскую Еву съесть плод запретного дерева именно перед новолунием, срок которого известен лунному змею. Но это никак не объясняет, почему, по божьему предопределению, между змеем и женщиной возникает вражда. Божественное проклятие становится понятным только тому, кто вчитается в него внимательнее, чем это обычно принято.

«И вражду положу между тобою (змеем. — Э. Ц.) и между женой, и между семенем твоим и между семенем ее. Жене сказал, умножая, умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей; и к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою»^[300].

По-видимому, противоречие между змеем и Евой касается принципа продолжения рода. Как известно из мифов о змéе, распространенных во всем мире, ему достаточно сменить кожу, чтобы омолодиться. Человек же обновляется лишь через своих детей, которых Ева вынуждена рождать в муках. Поэтому для продолжения рода Ева должна испытывать влечение к своему мужу. В этом величайшее противоречие между змеем и женщиной и основа их вражды.

В Экваториальной Африке жители Руанды-Урунди рассказывают, что бог приказал первым людям не спать ночью, так как он намеревается сообщить им нечто важное. Но люди заснули, и только змей услышал слова бога, предназначавшиеся на самом деле людям: «Ты умрешь, но воскреснешь, достигнешь старости, но получишь новую кожу». С тех пор меняет кожу только змей и таким образом постоянно обновляется. Люди же, проспавшие слова бога, по его повелению живут в тяжких трудах и умирают.

Африканцы племени ниамвези (Восточная Африка) верят в то, что вначале люди были бессмертны. Постарев, они обновлялись, меняя кожу, как змеи. Забот люди не знали, но однажды некий мужчина совершил большой грех, женившись на двух женщинах сразу, и в наказание за этот проступок в мир пришла смерть.

Подобные мифы о змеях распространены повсеместно, хотя иногда доходят до нас в столь искаженном виде, что их уже никто не понимает. Они имеют хождение в Азии и у примитивных племен Америки. Все они в первоначальной религиозной основе содержат мысль, что луна не умирает, что она только «меняет кожу», как змей, люди же умирают, а обновление получают через своих детей. Это все то же противоречие между Евой и змеем. Согласно Библии, оно было вызвано первородным грехом, нарушением культового запрета о соитии под новогодним деревом и вкушении божественного плода.

Загадка змеи

Если вспомнить, что Моисей по прямому указанию своего бога воздвиг змею спасения и совершил чудо с жезлом, превратив его в змею и затем снова в жезл в доказательство того, что бог явился, то проклятие, наложенное богом на змею в начале библейской истории человечества, выглядит загадкой в истории иудейской веры. В дальнейшем в рассказе о рае это божье проклятие звучит иначе: «И сказал господь бог змею: за то, что ты сделал это (то есть искусил Еву. — Э. Ц.), проклят ты пред всеми скотами и пред всеми зверями полевыми; ты будешь на чреве твоем ходить, и будешь есть прах во все дни жизни своей»^[301].

Очевидно, змея здесь — культовое животное, преданное проклятию. Тогда, конечно, следует прийти к выводу, что этот рассказ о рае возник намного позже Моисея, скорее всего тогда, когда царь Езекия в VII веке до н. э. разрушил культовое изображение змеи, поставленное Моисеем. Тогда и весь рассказ о рае, по крайней мере в том виде, в каком он изложен в Библии, должен был возникнуть сравнительно поздно, тогда, когда более молодая иудейская теология выступила против древнего культа змеи, дерева и скалы и тем самым против сексуального характера новогодних празднеств.

Однако Мартин Лютер, который задумывался над тем, что может означать это ветхозаветное проклятие змеи, пришел к выводу, что змея до проклятия богом, обрекшего ее пресмыкаться, вероятно, держалась прямо, как петух.

Если бы Лютер в поисках ответа хотя бы раз взглянул на сверкающее небесное древо или обратил внимание на небо во время новолуния, то, наблюдая за перемещением тонкого лунного серпа, он, возможно, понял бы, как близок был к истине в своем предположении.

Фаллос Осириса

Фаллическое дерево — каменный фаллос

В древнейших религиозных мировоззрениях господствуют не только совершенно различные формы выражения одного и того же общераспространенного представления о небе, о луне и небесном древе (змея может заменять быка, рыба — барана, лошадь, осла, свинью, зайца; палец равнозначен ребру, серпу или луку; дерево заменяет скалу; колонна или столб — гору и т. д.), но и зачастую совершенно противоположные представления о половой принадлежности божеств, стоящих за этими образами. Вместо золотых тельцов выступают коровы, а деревья и скалы, рождающие подобно женщине, приобретают признаки мужского пола. Причину этого явления следует, видимо, искать в далеком прошлом, когда формировались общественные отношения и когда преобладание получало то женское, то мужское начало. В конце концов, задолго до начала исторического периода, в одном и том же культурном регионе изображения женских лунных божеств стали появляться наряду с мужскими. Дерево и скала рождают, как женщина, но они же являются носителями мужского оплодотворяющего начала.

Как дерево, так и скалу и камень почти повсеместно стали изображать в виде фаллоса. В Индии это стилизованный каменный столб, миниатюрные изображения которого еще и сегодня хранят в маленьких серебряных коробочках последователи некоторых религиозных сект. В Греции почитался Эрос в виде необработанного камня. На Делосе, где находилось одно из самых больших общегреческих святилищ, в III веке до н. э. был воздвигнут гигантский каменный фаллос, посвященный Дионису. Раскопанный в наше время столб достигает двухметровой высоты. Подобные каменные фаллические изображения ставились поблизости друг от друга. Множество их открыто при раскопках Афин и других греческих городов.

Лукиан пишет, что у двора сирийского храма в Гиерополе стояли два высоких каменных фаллических столба, которые поставил Дионис. На них Лукиан прочитал надпись: «Эти фаллосы я, Дионис, посвятил Гере, мачехе моей». О необыкновенных размерах фаллосов, которые, очевидно, привлекли внимание Лукиана, ибо он неоднократно о них упоминает, дает представление сохранившаяся до наших дней часть подобного изваяния, стоявшего на могиле царя Лидии Алиатта в VI веке до н. э. Эта часть имеет диаметр четыре метра.

Среди различных видов фаллосов, которые поставили греки в честь Диониса, пишет Лукиан, существуют и некие фигуры демонов с необыкновенно большими фаллосами, которые можно двигать с помощью натянутых струн. Подобную маленькую бронзовую фигурку с огромным фаллосом можно увидеть в гиеропольском храме, стоящую с правой стороны. «Они [египтяне], — говорит Геродот, — вместо фаллосов ввели в празднество нечто другое, именно, маленькие кумиры почти в один локоть вышиною, приводимые в движение крепкими нитками; женщины носят эти изображения по деревням, причем детородный член, лишь немногим меньший всего кумира, то поднимается, то опускается. Впереди выступает флейтист, за ним следуют женщины, воспевающие Диониса. Почему детородный член в изображении так велик и почему из всего тела он один приходит в движение, об этом существует священное сказание»^[302].

Геродот, к сожалению, не рассказывает этой священной легенды, следуя своему обычному правилу — как можно меньше говорить о божественном.

Фаллические культы

Как гигантская тень вырастает из древнего культа дерева и скалы культ фаллоса, который вначале ограничивается лишь почитанием мужской оплодотворяющей силы. О долговечном и широко распространенном существовании этого культа свидетельствуют не только фаллические менгиры Западной Европы, но и тысячи амулетов, изображающих фаллос.

Фетиши в форме фаллоса найдены в раннепалеолитических могильниках на территории Европы. Деревянный фаллос обнаружен в Пфальбау на Бодензее. В эпоху бронзы изображения фаллоса были особенно широко распространены в Европе. О том же свидетельствуют скандинавские наскальные изображения. Европейский Север знал фаллос-фетиш. Связь между фаллосом и лунным серпом прослеживается вплоть до римской эпохи. Скульптура германского бога Фрейра в шведском городе Упсала, очевидно, имела большой фаллос. У римлян фаллос был излюбленным украшением в виде подвески, нередко снабженной крыльями в доказательство его небесного происхождения.

Культы луны, фаллоса, дерева и камня соединяются в одно религиозное понятие. Там, где раньше из религиозных побуждений охотились за головами, теперь распространилась охота за фаллосами.

Регулярная охота за мужскими гениталиями засвидетельствована даже в современной Африке, в Южной Эфиопии. Половые органы способствовали увеличению мужской силы того, кто их захватывал.

Об этом знает и Библия: «Давид встал, и пошел сам, и люди его с ним, и убил двести человек филистимлян, и принес Давид краеобрезания их, и представил их в полном количестве царю, чтобы сделаться зятем царя. И выдал Саул за него Мелхолу, дочь свою, в замужество»^[303].

Правда, здесь речь идет лишь о том, чтобы представить краеобрезания, но это, по-видимому, необходимое условие для бракосочетания.

Колдуны африканского народа зулу варили (а может, продолжают так делать по сей день) гениталии мужчины, умершего в расцвете сил, изготавливали снадобье в виде порошка и рассеивали его по полям. В Японии фаллический культ был широко распространен вплоть до нашего времени. Фаллос считался там средством стимулирования роста и защиты от демонов болезней, другими словами — от смерти.

Отрезанный фаллос

Итак, становится понятным, почему египтяне изображали мумию Осириса с поднятым фаллосом. Понятно также, почему у мумии фараона Тутанхамона, роскошная гробница которого потрясланаш мир, фаллос был отдельно спеленут бинтами и приведен в вертикальное положение. Египтологи, не ослепленные блеском золота и роскошью погребения, наконец нашли объяснение весьма важному мотиву, фигурирующему в мифе о поисках Исидой частей растерзанного тела Осириса. Богиня собрала все части тела умершего супруга, за исключением фаллоса. Ведь дерево-фаллос исчезает, когда небесное древо (или скала) становится невидимым. Рыба (лунная рыба, серп), верили египтяне, пожирает его.

Поэтому древние египтяне отрезали у умершего половые органы. Аккуратно перебинтовав фаллос (или его имитацию), они клали его рядом с трупом. Легенда гласит, что труп Осириса не имел половых органов, когда приступили к его мумификации. Чтобы каждого умершего похоронить так, как был погребен Осирис, трупам отрезали фаллосы и хоронили отдельно в статуэтке Осириса. У мумии фараона Рамсеса II также не было половых органов.

Египетская легенда, к сожалению, сообщает только об этих обстоятельствах то ли из опасения разгласить одну из тайн культа, то ли из нежелания (подобно Геродоту) говорить о божественном.

Саллюстий, известный римский историк I века до н. э., сообщает более подробные сведения, связанные с культом дерева: «Затем мы срубаем священное дерево и объявляем пост, как будто бы остановился дальнейший ход времени. После этого нас кормят молоком (!), как будто мы заново родились, потом наступает радость и вновь возвращение к богам».

Вот в чем дело! Если срубают дерево, то следует срубить и фаллос, воплощающий дерево. Это почти та же идея, которая воплощена в культе топора: тот, кто окажется сильнее дерева, получит новую жизнь. И фаллос (подобно дереву) воскресает, как луна, вырастает, как она, и превращается в новое дерево. Срубить дерево — значит обрезать фаллос, для того чтобы вновь воскреснуть.

На третий день празднеств в честь Аттиса (с 22 по 24 марта), когда траур по умершему сыну божьему достигал своей кульминации, когда кровь из ран, нанесенных исступленно пляшущими людьми самим себе, брызгала на изображение бога и на дерево, молодые мужчины, которые решили стать жрецами или отшельниками, начинали бичевать себя и, достигнув наивысшей степени экстаза, отрубали себе фаллос и бросали окровавленную плоть к ногам статуи богини.

На шею статуи Дианы Италийской (Тит Ливий называет ее Дианой Тавропольской) вешали окровавленные мужские гениталии. В Риме во время гиларий^[304], проходивших 25 марта, юноши после безумных оргий в порыве экстаза отрезали себе фаллос, принося его в жертву богине. Большинство из них падало без сознания. Фаллос бальзамировали, клали в сосуд (кернос) и погребали в адитоне, подземном «брачном покое» богини. Этот сосуд часто помещали на дереве. Он сулил воскресение или возрождение к новой жизни.

Сатирик Лукиан в рассказе «О сирийской богине» обстоятельно излагает историю сирийца Комбаба, который должен был сопровождать царицу в путешествие. Понимая, что царь будет опасаться за честь царицы, сириец заранее послал царю свой отсеченный фаллос в сосуде, не объяснив, чтó он содержит. Случилось именно то, чего он опасался. Царица воспылала к нему страстью, и ему не оставалось ничего иного, как убедить царицу в том, что он уже не мужчина. Но не успокоилась ее любовь, наоборот, она еще чаще общалась с Комбабом и пыталась хоть в этом найти утешение. «Подобную же любовь и теперь еще можно встретить в Гиерополе, — саркастически замечает Лукиан. — Женщины страстно влюбляются в галлов, которые, в свою очередь, безумно к ним ревнуют; такая любовь не вызывает ничьей ревности и почитается даже священной». А замечательному сосуду с отсеченным фаллосом Комбаба было суждено сыграть в истории важную роль.

В Египте все происходило иначе. Исида, согласно египетскому мифу, не нашла фаллоса своего супруга, ибо его пожрала рыба (или же он упал в воду), но как всемогущая богиня сотворила его. Поэтому во главе торжественной процессии жрецы Осириса несли вновь созданный фаллос Осириса. Осириса же повсюду изображали с поднятым фаллосом — символом созидательной, оплодотворяющей силы бога.

Обрезание

Нельзя было ожидать, чтобы каждый верующий добровольно отсек себе фаллос ради грядущего воскресения, иначе целые народы прекратили бы свое существование. Но можно было доказать свою веру в священное животворное фаллическое дерево другим путем — отрезанием и принесением в жертву хотя бы части фаллоса, то есть обрезанием.

В Египте обрезание производилось еще в первобытные времена, во всяком случае там это очень древний обычай. Видимо, в древнейшее время обрезание производили только жрецы и цари и лишь позднее — весь народ, и возможно даже девушки. Отдельные исследователи считают, что даже в раннем палеолите обычай обрезания был распространен во всей Африке. Эта гипотеза представляется весьма обоснованной в связи с древнейшим культом дерева и жезла. Но обрезание не было специфически африканским обрядом. Оно было широко распространено в Аравии, Сирии, Малой Азии и, очевидно, даже в Европе. Воины, нападавшие в XIII–XII веках до н. э. с европейских берегов и островов Средиземного моря на страны Ближнего Востока, Сирию, Ханаан и Египет, по сообщениям египетских источников, были подвергнуты обрезанию. Напротив, Библия неоднократно подчеркивает, что филистимляне не были «обрезаны».

Вообще, ни европейские племена, ни монголы не знали обрезания. Предметом их культового поклонения был топор, которым срубили дерево, а не само дерево.

Обряд обрезания встречается, однако, в Индонезии и у индейцев Америки. Персы, тюрки (мусульманские страны вообще) также переняли этот обряд.

Там, где сейчас еще проживает несколько миллионов «обрезанных», можно найти массу аргументов в пользу этого обряда: прежде всего, якобы, его гигиеничность, но первоначальный смысл его забыт. Иногда утверждают, что он связан с достижением зрелости. Но как можно говорить о зрелости в применении к младенцам, прожившим на свете восемь дней? Скорее обрезание следует воспринимать как религиозный обряд. Человек должен был или полностью отказаться от традиции, или просто предать забвению причины ее возникновения или смысл. Человек давно выбрал последнее. Духовное наследие, помимо воли человека влиявшее на него, не позволяло ему отказаться от традиции и вынуждало выдвигать иные толкования и забывать древние первопричины.

Уже в I веке до н. э. александрийский философ Филон^[305] не мог сказать по поводу обрезания ничего иного, кроме следующего: «Хотя обрезание и означает устранение похоти и всех страстей и устранение безбожного мировоззрения, при котором дух познает возможность создания через самого себя, но именно поэтому мы и не хотим устранить закон обрезания. Ибо ведь тогда мы будем нарушать обычаи святилищ и не будем уже придавать значение тому, что откроется нам с помощью более глубокого ощущения».

Первая часть этого тезиса представляет собой не что иное, как перенесение собственных представлений на непонятное прошлое, вторая выражает заботу о том, чтобы безнаказанно не нарушалась священная традиция независимо от того, понятен ли ее смысл в настоящее время или нет.

Следы изначального смысла обряда обрезания можно, однако, еще и сейчас найти у современных отсталых племен. У австралийцев племени мурнгин при совершении обрядов, связанных с достижением зрелости, юношам говорят перед обрезанием: «Великий змей-отец [имеется в виду Млечный Путь] чует запах твоей крайней плоти и жаждет ее». Тут женщины начинают петь ритуальный гимн, чтобы воспрепятствовать Великому змею целиком пожрать юношей. Обрезание представляется формой жертвоприношения, заменяющего полное поглощение змеем.

И в этом случае Библия снова выступает как ценнейший источник для исследования культурной и духовной историй человечества.

Второй завет бога

Когда Ной после потопа покинул ковчег, бог дал ему завет: «И будет радуга (моя) в облаке, и я увижу ее, и вспомню завет, вечный между богом (и между землею) и между всякою живою душою, и между всякою плотью, которая на земле»^[306].

Примерно полторы тысячи лет спустя, когда ангелы господни обещали Аврааму под священным мамврийским деревом, что у его престарелой жены родится сын, Авраам получил новый завет. Явившись Аврааму, бог сказал, что он, всемогущий, намерен дать ему свой завет^[307]. О завете, данном Ною, бог при этом ничего не сказал, что кажется тем более поразительным, что, по древней религиозной традиции, сыны Израиля любили ссылаться на бога своих праотцев. Очевидно, первый завет уже утратил в то время свое значение. О Ное больше не говорится ни слова, древний священный и «вечный» завет, который даровал бог Ною, не упоминается. В священных писаниях Израиля нет ссылок на этот первый завет. Сынам Израиля уже не являлось более божество, заявившее, что оно — бог Ноя.

Бог дал Аврааму новый завет. Так как Авраам, судя по библейскому тексту, был современником вавилонского царя Хаммурапи, то этот новый завет можно датировать XVII веком до н. э. Его важнейшая особенность — заповедь: «Обрезывайте крайнюю плоть вашу, и сие будет знамением завета между мною и вами. Восьми дней от рождения да будет обрезан у вас в роде вашем всякий младенец мужеского пола, рожденный в доме и купленный за серебро твое, и будет завет мой на теле вашем заветом вечным. Не обрезанный же мужеского пола, который не обрежет крайней плоти своей (в восьмой день), истребится душа та из народа своего; ибо он нарушил завет мой»^[308].

Погибнет душа, если не обрежешь плоть!

Тогда Авраам взял сына своего Измаила и всех слуг, родившихся в его доме, и слуг, купленных за серебро, и весь мужской пол дома Авраамова и обрезал крайнюю плоть их в тот самый день, как сказал ему бог^[309].

Сделал ли Авраам обрезание и скоту?

Вероятнее всего, скот был кастрирован. Скорее всего, благодаря религиозной заповеди об обрезании случайно было сделано открытие, что наилучшее рабочее и тягловое животное — вол. С неменьшей степенью вероятности можно предположить, что одомашнивание животных началось за много тысячелетий до Авраама по религиозным мотивам.

Библия сообщает далее о том, что народ Израиля во время перехода через пустыню Египта в Ханаан не следовал закону обрезания. Вторично этот закон был введен при Иисусе Навине, преемнике Моисея. Вероятно, стимулом послужил мотив рассказа о путешествии Моисея, который отправился в Египет ради освобождения своего народа и которого бог решил убить во время ночлега. Несмотря на «жезл господень», который был у Моисея, и завет господа освободить его народ из рабства, бог по неизвестным причинам пожелал его убить. Но гибели Моисея воспрепятствовала его жена Сепфора. «Тогда Сепфора, взявши каменный нож, обрезала крайнюю плоть сына своего и, бросивши к ногам его, сказала: ты жених крови у меня»^[310].

Обрезание сына воспрепятствовало смерти отца. Основная идея этого рассказа такова: «Либо ты примешь вечную гибель — тебя убьет бог, либо произведешь обрезание и останешься жить и после смерти».

Жених крови

В рассказе об обрезании сына Моисея обращают на себя внимание два важных момента: «каменный нож» и «жених крови».

Применение каменных ножей (по повелению бога Иисус Навин также сделал себе каменные ножи для обрезания) могло быть связано с небесным камнем; во всяком случае здесь следует предполагать очень древнюю традицию, от которой во времена Моисея, очевидно, на время отказались, потому что Моисей в течение своей долгой жизни распространял, по-видимому, еще и другие вероучения, чуждые обряду обрезания. Причем остается открытым вопрос, был ли Моисей вообще историческим лицом, при жизни которого осуществлялись различные реформы и нововведения. Словосочетание «жених крови» явно напоминает выражение, употребленное самим Иисусом из Назарета, когда его спросили, почему он и его апостолы не следовали законам поста. Иисус ответил на это: «Могут ли поститься сыны чертога брачного, когда с ними жених? Доколе с ними жених, не могут поститься»^[311].

Иными словами: свадьба и пост несовместимы. Пост возможен только тогда, когда они лишатся его, Иисуса Христа, как жениха: в этот же день у них будет пост. В день его смерти, в пятницу, будут они поститься. Тогда наступает время поста и новолуния.

Таким образом, в учении Христа вновь проскальзывает старый мотив умирающего лунного божества. Это все тот же конфликт: можно ли мужчине вступать в связь с женщиной и вкушать плод дерева; все то же противоречие строгой культовой заповеди, способствовавшей «падению» в раю. Теперь этот конфликт разрешен: нельзя вступать в половые сношения и праздновать свадьбу, когда умирает бог, но можно вкушать плод дерева, ибо это плоть господня. Таким образом, учение Христа отрицает древний грех — грех «первородства». Закон воздержания распространяется только на половые сношения, но не на пищу. В ту пору, когда умирает «великий жених», нельзя вступать в половые сношения, но можно употреблять в пищу его плоть в виде хлеба, рыбы или пасхального агнца.

Созидание новой жизни происходит только через умирающее божество, а не благодаря соитию под деревьями или скалами. Только божество, вися на смертном столбе, призвано осуществлять акт созидания. Оно — созидающий в своей смерти, в своей крови, в своем растерзанном естестве Осирис — божественный жених, кровь которого вызывает новое время и новую жизнь. Он жених крови, приглашающий к свадебному пиршеству, к наслаждению плотью и кровью агнца.

Правда, в апостольских посланиях можно найти намеки на то, что в некоторых раннехристианских общинах на «трапезах любви» происходило половое общение. Но оно было введено отступниками, «которые занимались греховностью, противоестественными делами… святотатцы, которые таким образом загрязняли плоть и не уважали великого господа». В борьбе за новое вероучение победили не они. Они оказались скорее «позорными пятнами», потому что на «трапезах любви» ранних христиан «с ними едят и… следуют своим безбожным страстным желаниям… вызывают разобщенность, обуяны безумием и не могут овладеть духом».

Времена соития под ветвистыми деревьями прошли безвозвратно. Осталось только совместное вкушение плода! «Итак, — пишет апостол Павел в Послании к колоссянам, — никто да не осуждает вас за пищу, или питие, или за какой-нибудь праздник, или новомесячие, или субботу: это есть тень будущего, а тело — во Христе»^[312].

Такой вид принимает история райского дерева с плодом на нем, вкусив от которого Адам и Ева познали стыд и ощутили свою наготу.

Христианство, однако, свидетельствует и об ином: в этом учении не только проявились давно отвергнутые древние верования праотцев Израиля и многих других народов, но по-новому зазвучал мотив созидания в смерти. Ибо христианство говорит не только о сотворении пищи и хлеба (а также нового времени), но о большем, значительно большем: о сотворении нового человеческого рода и новой эры, освобожденной от ставших бессодержательными, часто показных заповедей, ханжества. Уже недостаточно обрезания и даже (как принято у поклонников Аттиса) отсечения всего члена. Надо следовать всему закону, а не ставшей пустой формальностью заповеди об обрезании. «Ибо, во Христе Иисусе, — поучает Павел, — не имеет силы ни обрезание, ни необрезание, но вера, действующая любовью»^[313]; «В нем (Иисусе Христе) вы и обрезаны обрезанием нерукотворным, совлечением греховного тела плоти, обрезанием Христовым»^[314]. Обрезание Христово — принесенная им жертва. Вслед за этой жертвой придет царство божие и с ним новое время.

Во многих местах апостольских посланий говорится о том, что Иисус Христос — это пасхальный агнец, который еще до «создания мира» был предназначен как агнец «непорочный и чистый» на смерть через распятие. На себе он несет грехи всех людей ко древу креста.

Иисус Христос «хочет примирить» всех с богом «посредством креста» и способствовать миру, «убив вражду» своей кровью на кресте. Он «должен вкусить смерть за всех». Ведь только кровь «очищает и освобождает» и «без пролития крови не бывает прощения (грехов)».

В этом мы видим обращение к древним законам Израиля: «Ибо Моисей, произнеся все заповеди по закону перед всем народом, взял кровь тельцов и козлов с водою и шерстью червленою… и окропил как самую книгу, так и весь народ, говоря: „Это кровь завета, который заповедал вам бог“»^[315].

Но уж если кровь тельцов и козлов и «пепел телицы» способны очистить оскверненных путем окропления их и сделать их чистыми, насколько лучше очистит «совесть» людей «от мертвых дел» кровь мессии, принявшего облик человека… Быть убитым — значит создавать новую жизнь для других. На этом же зиждется и любовь Иисуса. Вероучение Христа основано еще и на учении о приходе Эона, о смене веков, о грядущем царстве божием. Иисус знает, что оно вот-вот наступит, что оно придет неожиданно, когда начнется лето и небесная смоковница исчезнет. Его сила, свидетельствует Новый завет, за одну ночь засушила земную смоковницу; она и небесную смоковницу заставит высохнуть в положенное время.

И потому Иисус решился; он хотел своей смертью ускорить наступление нового времени. Он выбивает из рук своих учеников оружие и позволяет себя унижать, бичевать и истязать. После этого наступает час распятия, и кровь Иисуса стекает с дерева, подобно крови знатнейших царских сыновей… Луна темнеет. Ее век кончается.

Следует еще раз вернуться к этому учению о пришествии нового времени; надо извлечь его из-под спуда тысячелетий и изучить его законы.

III. Время

Поднимается дева, которую Тевкр называет Исидой.

Она — прекрасная чистая дева с длинными волосами, которая сидит на высоких подушках на троне.

Она охраняет младенца и кормит его отваром…

Этого младенца некоторые народы называют Ису, то есть Иисусом.

Абу Машар

Крест

Измерение времени

Учение о «веках» зародилось в глубокой древности, когда человек создал первые календарные способы измерения времени. Затем оно уподобилось снежному кому, возникшему из снежинки, неудержимо росло и в конце концов, на закате языческой религии, стало властителем дум человечества.

Началось все с Луны как с простейшего показателя времени. Достаточно было подсчитать дни от одного полнолуния до другого или от появления нового лунного серпа до последующего, чтобы вычислить продолжительность синодического месяца^[316], составляющего от двадцати девяти до тридцати дней.

Восточная монета с изображением лунных серпов

Но учение о небесном древе (Млечном Пути) принесло новое измерение времени, связанное опять-таки с небом. В этом случае время измерялось периодом, за который лунный диск проходил от одной стороны древа до другой — сидерическим месяцем^[317]. Этот промежуток времени не зависел от фаз Луны и измерялся только периодом ее обращения от определенной точки на небосводе до возвращения к исходному пункту. Если избрать Млечный Путь «древом меры», то нетрудно убедиться, что каждые тринадцать-четырнадцать дней Луна проходит мимо ветвей или ствола небесного древа. Еще более точно удалось измерять время, когда в качестве ориентира избрали определенную звезду или созвездие из находящихся вблизи небесного древа и от него отсчитали время движения Луны. Если исходить из современного уровня знаний, то такой «звездный месяц» составляет двадцать семь суток, семь часов, сорок три минуты и двенадцать секунд, то есть около двадцати семи и одной трети суток. При попытке разделить такой звездный месяц на более короткие периоды, на недели, возникают трудности. Приходится округлять месяц в сторону увеличения или уменьшения. Решить вопрос, сколько дней содержит звездный месяц — двадцать семь или двадцать восемь, — было не так просто, как кажется нам сейчас. Ведь двадцать семь дней делятся только на три, а двадцать восемь дней — на четыре недели. При двадцатисемидневном месяце получалось три недели по девять дней, а при двадцативосьмидневном месяце — четыре семидневные недели. Этой семидневной неделей, исходящей из двадцативосьмидневного месяца, мы пользуемся и сейчас. Девятидневная же неделя почти исчезла из нашей памяти. Ее следы сохранились лишь в некоторых предрассудках. Тем интереснее пойти по этим следам назад, в глубокую древность.

Трижды девять

Число «девять» и сочетание «трижды девять» имели широкое распространение у многих народов. Индийцы говорили о древней дороге шириной три раза на девять, о двадцати семи обиталищах царя. У древних греков в гомеровском эпосе, в произведениях Гесиода и в «Аргонавтике» Аполлония Родосского неоднократно упоминается срок в девять дней или ночей. Римлянам, германцам и кельтам также была известна девятидневная неделя. Что же касается счисления дней звездного месяца, то в вавилонском руководстве по изучению звездного неба (VI век до н. э.) сказано по этому поводу: «Возвращение бога (луны) Сина — двадцать семь дней; измерено этим время».

Лунный серп с планетой Венерой (стенная роспись из римских катакомб)

Естественно, что символика древних религий была тесно связана с этой темой. В индийской Ригведе — книге священных знаний — двадцать семь дней звездного месяца выступают в образах двадцати семи полубогов (дневных и ночных), которые названы небесными певцами. В Ветхом завете число «двадцать семь» (двадцать семь дней) играет важную роль в рассказе о потопе: на двадцать седьмой день земля совсем высохла. Теперь становится понятным, почему, согласно библейскому рассказу, от трех отцов происходили двадцать семь детей, которые были предназначены петь «в доме господнем с кимвалами, псалтирями и цитрами в служении в доме божием»^[318]. В египетских мифах рассказывается, что труп Осириса был разрублен на двадцать семь частей. Более древней была находка, сделанная археологами в Южной Германии, у Нордлингена: под большим камнем у входа в пещеру, служившую жилищем первобытным людям, ученые обнаружили две жертвенные ямы. Одна содержала множество человеческих черепов, уложенных на специально насыпанный слой красной земли, как яйца в гнезде.

Все черепа (и это еще раз подтверждает культовый характер жертвенной ямы) были ориентированы на запад. Ученые считают, что черепа были погребены в священной яме за много тысячелетий до того, как на берегах Нила возникли первые пирамиды, а на побережье Евфрата были воздвигнуты первые зиккураты^[319].

Точно так же как количество колонн и архитектурных деталей в египетской храмовой архитектуре было подчинено священному числу двадцать семь, в первобытной культовой яме, открытой в Нордлингене, находилось двадцать семь человеческих черепов.

Можно напомнить и такой факт: известное наскальное изображение из местечка Когуль в Испании воспроизводит фаллическую фигуру мужчины, окруженную девятью пляшущими женщинами.

Треугольник

Поскольку сведения о звездах и учение о времени составляли часть представления о мире в целом, то вопрос о том, состоит ли звездный месяц из трех или четырех частей, с самого начала не мог не быть связан с проблемами культового или религиозного характера. Деление месяца на три недели не только увеличивало значение чисел «три», «девять», «двадцать семь», но и обусловливало определенную символику. В частности, если соединить три точки пути Луны по небу, то получится треугольник. Знак треугольника встречается в древней символике в самых разнообразных очертаниях. Напротив, деление пути, совершаемого Луной, на четыре равных отрезка, образует на небе крестообразную фигуру. Оба метода деления имеют свои плюсы и минусы.

Треугольник, выписываемый на небе движением луны, с располагающимся по центру древом Млечного Пути (схема)

Крест, выписываемый на небе движением луны, с располагающимся по центру древом Млечного Пути (схема)

Двадцатисемидневный звездный месяц немного точнее двадцативосьмидневного. Однако тринадцать полных двадцативосьмидневных месяцев с годом в триста шестьдесят четыре дня больше соответствуют естественной продолжительности года в триста шестьдесят пять дней, чем счисление, основанное на двадцатисемидневных месяцах. Во втором случае тринадцать месяцев дают только триста пятьдесят один день, а четырнадцать месяцев — триста семьдесят восемь дней, то есть на тринадцать или четырнадцать дней больше или меньше. Поэтому год приходится делить не на полные месяцы, а на недели. Но и в этом случае подсчет неточен, ибо тринадцать месяцев (по двадцать семь дней) и одна дополнительная девятидневная неделя дают лишь триста шестьдесят дней, а если прибавить еще одну неделю, то получится уже триста шестьдесят девять дней. Снова выходит больше чем нужно!

Греческий символ — посох и лунный серп

И все же счисление времени на основе тринадцати с половиной месяцев, состоящих из двадцати семи дней, имеет то преимущество, что совпадает с синодическим счислением, исходящим из двенадцати месяцев по тридцать дней. В сумме они также дают триста шестьдесят дней. При девятидневной неделе получится сорок таких недель, при десятидневной — тридцать шесть. Вся древняя символика пестрит подобными числами, и здесь нет необходимости подробнее на них останавливаться. Во всяком случае подобные принципы счисления времени делают ясным, почему одни народы вели счет времени по трехчастному, другие — по четырехчастному месяцу, но и те и другие пытались найти компромисс со счислением времени на основе синодического тридцатидневного месяца.

Посох, превратившийся в крест, с лежащим под ним лунным серпом

Судя по Библии, на протяжении длительного времени даже внутри замкнутых культурных областей употреблялись различные меры времени. Если же вводились новые формы, то это неизменно вызывало трения. Даже в наше время трудно изменить системы измерения времени, сложившиеся в древности, хотя они давно уже не связаны с культами и религиозными учениями. В некоторых вавилонских и ассирийских клинописных текстах подвергаются поношению необычные системы измерения времени, в которых число «семь» считалось одновременно и проклятым, и священным. Это можно объяснить лишь тесной связью представлений о времени и числах с религиозными культами. Ведь и до наших дней сохранились такие расхождения, причем не только в оценке дурной семерки, но и в правилах астрологии, которые треугольник — «тригон» — считают гармоничным, приносящим счастье, а крест — «квадрат» — дурным и несчастливым.

Крест

Для того, кто верит, что на небосводе находится древо, которое, подобно кресту, делит небо на четыре части, вполне естественно предположить, что небесное древо — ствол этого креста. Но небесное древо одновременно выступает в виде жезла, значит, чтобы разделить небо, нужно вооружиться этим жезлом.

Поэтому не лишены логики раннехристианские аллегории, которые изображали райское дерево то лестницей, уходящей в небо, то крестом.

Древнеиндейское украшение в виде пластинки с изображением креста

К кресту имеет отношение лунный серп, но с крестом связан и ягненок. Поскольку лунный серп воплощается также в быке, змее и рыбе, то у креста появляется змея, а также рыба или бычья голова.

Крест и «солнечное колесо» на глиняном сосуде каменного века

Подобно тому как один из древнейших фараонов с берегов Нила именовался змеей, на обломке эламского сосуда из древних Суз змея с крестом олицетворяет царя. Излишне говорить о том, как часто появляются вместе змея и крест, то есть лунный серп и крест, в древнейших культах и в христианской символике.

Критская монета со свастикой и изображением лунного серпа

Итак, если небесное древо одновременно столб, жезл и крест (на одной кипрской монете храма богини Астарты изображена крестовидная колонна, украшенная звездой, на которой сидят голуби), то Луна умирает как на кресте, так и на столбе и на жезле. Первоначально крест своей формой напоминал вилы. Заместителя лунного бога на земле — а впоследствии приговоренного к казни на кресте — вешали или прибивали с распростертыми руками на развилке ствола. Поэтому римляне называли крест несчастливым деревом.

Вполне правомерным для культово-религиозной символики можно считать изображение Луны и дерева в виде овечьей головы, бычьего рога, змеи или рыбы на кресте, палке, дереве, столбе. Это лишь различные символы одного и того же понятия. Наиболее ясно оно выражено, по нашим, современным, представлениям, там, где изображен лунный серп (а не его различные звериные символы) на дереве или на кресте. Так, например, на маленьком железном цилиндре, относящемся к началу христианства, над головой висящего на кресте Иисуса находится лунный серп, а над ним еще семь звезд. Это объясняет, почему на перекладине креста, на котором был распят Иисус, часто изображают рог.

В этом смысле крест — знак смерти. Возле креста находится потусторонний мир. В суевериях многих народов перекресток выступает как символ смерти и призраков.

Восьмилетний цикл

Венера и год

В далеком прошлом возникло и учение о небесной царице — планете Венере. Примерно в этот же период возникло и летосчисление, связанное с самой яркой звездой, находящейся близко к небесному древу, — с Сириусом.

Хотя счисление времени по Венере не согласуется с учением о годе (и даже как будто противоречит ему), тесная связь науки о времени и небесных явлениях с религией и культом показывает, что к моменту признания года мерой счисления времени небесная царица еще пользовалась поклонением.

Средний синодический период Венеры 583,9214 дня, то есть около 584 дней. Восемь месяцев из этого времени Венера имеет вечернюю видимость. После краткого перерыва, дней в четырнадцать, когда Венера находится в стороне Солнца в нижнем соединении, она на восемь месяцев превращается в утреннюю звезду. Затем она снова становится невидимой (верхнее соединение с Солнцем), после чего опять начинает появляться вечером.

Под влиянием учения о годе и небесном древе закон о времени обращения небесной царицы должен был достаточно рано выйти из области мифологии и религиозных представлений, если бы не открытие, что каждые восемь лет Венера появляется в одной и той же фазе, в одном и том же месте небосвода. Если, например, Венера как утренняя звезда впервые выходит из солнечных лучей в определенном месте небесного древа, то через восемь лет это происходит почти там же. В восьмилетием цикле год и период обращения Венеры гармонически совпадают. По истечении восьми лет повторяются световые фазы Луны, правда, с незначительным различием в два-три дня. Если же учесть, что периоды видимости Венеры продолжаются около восьми месяцев, становится понятным, почему новые данные о восьмилетием цикле, по истечении которого начинается новый временной период с почти теми же небесными явлениями, приобрели величайшее значение в религиозной и временной символике. Вот почему Венеру иногда стали изображать с восемью лучами.

Восьмибожие

В Египте знали восьмилетний цикл. Доказательство тому — восемь павианов, которые содержались в преддверии царского храма в Карнаке, посвященном богу луны Тоту (а не Венере); в «преддверии Тота» проводились празднества в честь Тота и торжественные церемонии по случаю наступления нового года, когда отмечалось «первое появление солнца в начальное время». В этом храмовом комплексе, согласно древним египетским текстам, возвышался «первоначальный холм на огненном острове», который находился посреди «озера ножей». Здесь снова ясно проявляется связь праздника Нового года с небесным древом, стоящим на «огненном острове». Из богатейшей символики египетских верований явствует, что на «огненном острове» вырос из воды цветок лотоса, в котором и взошло впервые солнце (или же, в другом варианте, Атум — луна). Об этом уже говорилось в текстах пирамид III тысячелетия до н. э. Вместе с солнцем или луной появились здесь и восемь богов, «великих божеств изначального времени». Эти восемь лет делились на два периода по четыре года.

Восьмилетний цикл фигурировал и в Двуречье — у шумеров и аккадцев, но в меньшей мере был связан с символикой. Известно, что со времен третьей династии Ура, в конце III тысячелетия до н. э., Вавилония имела календарь, основывавшийся на восьмилетнем цикле. У хеттов, населявших Малую Азию во II тысячелетии до н. э., те же восемь лет выступают в рассказе об Иллуянке: каждый девятый год (то есть по истечении восьми лет!) небесный бог, который сидит на троне и которому подносят кубок, высказывал возмущение и новый небесный бог свергал старого.

Древние греки также придавали особое значение восьмилетию. В гомеровской Одиссее восьмой год неоднократно упоминается как поворотный, приносящий решающие перемены. В третьей песне Одиссеи говорится:

Одиссей и сам рассказывает о своем пребывании в течение семи лет в Египте и еще одного года в Сирии у финикийского купца:

Во время плавания с финикийским купцом корабль с Одиссеем был разбит ударом молнии, которую Зевс метнул в судно. Все погибли, кроме Одиссея, который уцепился за корабельную мачту и таким образом спасся. Спасение принесла Одиссею мачта — небесное древо.

В Греции значительные события обычно происходили на восьмой год. К этому времени цари возвращались из далеких походов на кораблях, груженных завоеванной добычей. Орест мстит за убийство отца, совершенное восемь лет назад. Более того, жизни всех вождей и царей каждые восемь лет угрожала опасность. Ибо если полное обновление, происходившее на небосводе, требовало, по представлениям людей, такого же обновления земных владык, то это должно было произойти по истечении восьми лет, на девятый год.

В одной из версий легенды о критском царе Миносе говорилось, что афиняне должны были через каждые восемь лет (на девятый год) отправлять семь девушек и столько же юношей из знатных афинских домов на Крит — для принесения их в жертву. Собственно говоря, по традиции, вожди и цари должны были приносить в жертву самих себя. В последнем тысячелетии до нашей эры практиковались заменительные человеческие жертвоприношения.

У Пиндара Персефона возвращает «на девятый год дýши к сиянию верхнего солнца». Обладателями этих душ становятся доблестные цари и мужи, украшенные силой и мудростью.

Большое значение восьмилетнего цикла доказывают большие празднества в честь Аполлона, с древнейших времен проводившиеся в Дельфах, Фивах и на Крите. У фракийцев этот период так и назывался — «восьмилетие». У греков речь идет о прототипе восьмилетнего високосного круга, в который с VII века до н. э. Солон, Метон и Калипп неоднократно вносили поправки.

В греческих Фивах каждый девятый год (то есть по истечении восьми лет) праздновалась дафнефория^[322]. Торжественную процессию, шедшую к храму Аполлона Исмения, возглавлял мальчик с лавровым венком на голове. Рядом шел старик, несший жезл из оливкового дерева, украшенный ветвями лавра, цветами и шарами. Несомненно, жезл изображал небесное древо.

Восемь зим

Того, кто спросит, откуда появились племена, которые в первой половине II тысячелетия до н. э. хлынули с севера в Грецию и принесли с собой умение строить мощные укрепления, делать прекрасное оружие, золотые панцири и посмертные маски, ответ наведет на мысль о пресловутом восьмилетии. Ибо восьмилетний цикл играл большую роль у германских племен. Старшая Эдда сохранила до нашего времени древнейшие предания:

На севере Европы следы восьмилетия сохранились в обычае больших государственных жертвоприношений в Швеции и Дании, который существовал до II века н. э. Адам Бременский описал их. Во время государственного жертвоприношения в Упсале (Швеция), длившегося девять дней, приносились в жертву восемь живых существ, в том числе один человек.

В оставленном епископом Титмаром из Мерзебурга (около 1000 года н. э.) описании грандиозного государственного жертвоприношения, происходившего в датской королевской резиденции Летра на острове Зееланд, также упоминается восьмилетие: «Поскольку я узнал нечто удивительное об искупительном жертвоприношении северных мужей, то не хочу оставить это необсужденным. Есть место в этих землях, столица этого королевства, называемая Летра… где каждые девять лет в месяц январь, ко времени, когда мы [христиане] встречаем „явление господа“, собираются все и приносят в жертву своим богам девяносто девять человек и столько же лошадей, совместно с собаками и петухами, веря, что эти жертвоприношения умилостивят подземных богов и искупят совершенные преступления».

Здесь число «девяносто девять» обозначает количество месяцев в восьми годах. Во многих местах индийской Ригведы встречается то же самое число.

В древних скандинавских преданиях и песнях, а также в германском эпосе и мифологии «восьмилетие» — непременный срок при определении промежутка времени. Зигфрид служит королю Гибиху восемь лет, восемь зим находятся девы-лебеди у Виланда и его братьев, в других древних сказаниях также ясно прослеживается мотив восьми лет и другие отзвуки звездных мифов. В земельном праве древней Швеции срок в восемь лет фигурировал еще около 1300 года н. э.

Среди праздников древнеамериканских ацтеков каждые восемь лет отмечался праздник поглощения воды и хлеба, в котором большую роль играл священный танец змеи.

Даже в законах Моисея, которые в основе своей опирались на другое учение о времени, а именно на семилетний цикл, содержится указание: «И будете сеять в восьмый год, но есть будете произведения старые до девятого года»^[324].

Восемь к пяти

За восемь лет по триста шестьдесят пять дней каждый совершается пять синодических обращений Венеры, поскольку 8 × 365,25 = 2922 суток и 5 × 584 = 2920 суток.

Поэтому соотношение синодических периодов Венеры и Земли составляет восемь к пяти. В восьмилетием цикле периоды обращения Земли и Венеры почти полностью совпадают. И это открывает один из главных законов неба.

В одной из песен «Эдды» говорится: «Пять рабынь мы возьмем и слуг восьмерых высшего рода с собой на костер». В другой песне Бринхильда приказывает убить восемь прислужников и пять прислужниц.

Сакральное соотношение пяти к восьми наиболее ясно выражено в тексте Ветхого завета: «И сказал [господь] ему [Авраму]: Я господь, который вывел тебя из Ура Халдейского, чтобы дать тебе землю сию во владение. Он сказал: владыка господи! по чему мне узнать, что я буду владеть ею? Господь сказал ему: возьми мне трехлетнюю телицу, трехлетнюю козу, трехлетнего овна, горлицу и молодого голубя. Он взял всех их, рассек их пополам, и положил одну часть против другой; только птиц не рассек»^[325].

После этого Аврам, который впоследствии стал называться Авраамом, впал в глубокий сон, полный тьмы и ужаса, и во сне бог возвестил ему будущую судьбу народа Авраама^[326].

Итак, в Библии сначала Авраам задает вопрос, по каким признакам определит он, что его народ будет владеть землей обетованной; затем бог требует принесения жертвы, а когда Авраам приносит жертву, следует великое пророчество. Следовательно, жертвоприношение находится в центре библейского рассказа и принесение жертвы — необходимое условие «откровения» бога. Но есть нечто примечательное в жертве, принесенной Авраамом, — по существу, он не совершил жертвоприношения. Он лишь рассек трех жертвенных животных — и больше ничего. Он не возложил жертву на алтарь, не возжег жертвенный огонь в честь бога, то есть фактически жертвоприношения, как такового, в рассказе нет. По-видимому, рассечение также является божественным знаком и условием для божьего завета.

Каким же образом рассек животных Авраам? Он взял пять животных, в том числе трех четвероногих, но только четвероногих он рассек на две части; голубей он не тронул. Следовательно, из пяти жертв он сделал восемь жертвенных частей. Это все, что совершил Авраам во славу своего господа. Из пяти сделал восемь.

И если бы древние тексты писались сегодня, там было бы сказано прямо: «Сделай из пяти синодов моей звезды восемь лет!».

Сотисов год

class="book">Сириус
Египтяне еще в глубокой древности обратили внимание на то обстоятельство, что самый ранний предутренний восход ярчайшей звезды Сириус, находящейся вблизи ствола небесного древа и дающей возможность определять время с большей точностью, нежели само небесное древо, передвигается на один день каждые четыре года (при годе в триста шестьдесят пять дней). Известно, что египтяне к круглому году в триста шестьдесят дней прибавляли еще пять дополнительных, которые отмечались как дни рождений их великих богов. Поскольку период между двумя ранними восходами Сириуса составлял триста шестьдесят пять дней с четвертью, то за четыре года эта разница складывалась в полный день. Через каждые четыре года предутренний восход Сириуса запаздывал на один день. Таким образом, через восемь лет запаздывание выражалось уже в двух днях, через двенадцать лет — в трех и т. д.

Как ни странно, египтяне не присоединяли этот день к году после четырехлетнего периода. Они твердо вели свой календарь по году в триста шестьдесят пять дней. Естественно, что каждые четыре года начало египетского календарного года все дальше отходило от восхода Сириуса. Через сорок лет разница составила уже десять дней, а через четыреста — сто. И лишь через тысячу четыреста шестьдесят один год начало календарного года египтян, состоявшего из трехсот шестидесяти пяти дней, вновь совпадало с ранним восходом Сириуса.

Этот период продолжительностью в тысячу четыреста шестьдесят один год египтяне называли годом Сотиса, или Сотисовым годом. Они не предпринимали попыток изменить свой календарь, хотя он имел много минусов: из-за несоответствия официального календаря изменениям, происходящим в природе, смещалось время различных празднеств. Праздники, которые первоначально были связаны со сбором урожая или с посевами и, по-видимому, также с такими великими торжествами, как воздвижение столба Осириса — дэда или празднование смерти и воскресения лунного божества, — передвигались на иное время года. Земледельцам приходилось самим рассчитывать, когда начнется разлив Нила, несущий плодородный ил на египетские поля.

Если задуматься над необычным поведением египтян, свойственным далеко не всем эпохам египетской истории, нельзя не прийти к выводу, что, по-видимому, они открыли необычайно важную закономерность, имевшую для них большее значение, нежели восход Сириуса, небесное древо, умирающий и возрождающийся месяц.

По-видимому, эта закономерность имела для них столь важное значение, что заставила оставить в неприкосновенности неудобный год в триста шестьдесят пять дней и не включать в него один раз в четыре года лишний день.

При этом обращает на себя внимание тот факт, что название «Сотис», которое было дано знаменательному году, — одновременно имя богини, которая впоследствии все более сближалась с великой богиней Исидой и, наконец, полностью слилась с ней. Именно в этой богине, очевидно, скрыта тайна, почему египтяне так упорно придерживались своего традиционного года.

Великий круг

Еще в I веке до н. э. греческий астроном Гемин Родосский^[327] объяснил, что египтяне сохраняют тристашестидесятипятидневный год, не прибавляя один лишний день раз в четыре года, потому что лишь при этом условии великий праздник Исиды мог совпасть с наступлением первого дня египетского нового года.

Известно, что в течение знаменательного восьмилетнего срока почти точно завершаются пять синодических обращений Венеры, примерно по пятьсот восемьдесят четыре дня каждое. При таком летосчислении Венера каждые восемь лет (при годе, равном тремстам шестидесяти пяти дням) восходит как утренняя или вечерняя звезда в том же месте звездного неба. Солнечный год (фактически равный году Сириуса) насчитывает больше трехсот шестидесяти пяти дней (приблизительно на четверть дня). Следовательно, восемь солнечных лет составляют приблизительно две тысячи девятьсот двадцать два для, а не две тысячи девятьсот двадцать. Разница — два дня.

Таким образом, Солнце еще не завершает очередного полного обращения, когда заканчивается пятое синодическое обращение Венеры. За восемь лет Солнце недобирает двух градусов дуги, которые соответствуют примерно двум дням его пути. Следовательно, и Венера в первый день ее появления в пределах видимости возникает в другом месте. Эти точки, в которых восходит Венера как утренняя и вечерняя звезда, перемещаются по всему небосводу, подобно тому как начало египетского календарного года в триста шестьдесят пять дней передвигается на разные времена года. Словно большая стрелка часов вселенной, передвигаются точки восхождения «владычицы неба» (пять вершин пентаграммы), обходя весь круг зодиака по траектории Солнца, с плоскостью которой с небольшими отклонениями совпадают также орбиты Луны и планет.

Поэтому древние египтяне придерживались своего года из трехсот шестидесяти пяти дней: новогодний праздник должен был через определенные промежутки времени совпадать с появлением утренней или вечерней звезды, которая считалась у них богиней Исидой-Сотис. Об этом сообщает и Гемин Родосский. В египетской религии почитание владычицы неба, богини Исиды-Хатор-Сотис, и ее божественного супруга, возлюбленного или сына — бога Луны было несовместимо с високосным днем. Понятным становится, однако, и то обстоятельство, что в конце концов небесное древо, Сириус и особенно время смерти и воскресения Луны возле небесного древа все больше отступали в область религиозной мистики и в конце истории египетской религии утратили связь с реальной действительностью.

При вступлении на престол фараоны давали священную клятву, что не отменят трехсотшестидесятипятидневный год и не введут ни високосных дней, ни високосной недели. Еще в III тысячелетии до н. э. каждая попытка произвести календарную реформу терпела в Египте неудачу из-за сопротивления жречества и находившихся под его влиянием народных масс. Осталась фактически безрезультатной и календарная реформа Юлия Цезаря. Только в IV веке н. э., когда древняя египетская религия утратила былую силу, эта реформа пробила себе путь.

Великий год

Период в тысячу четыреста шестьдесят лет (или тысячу четыреста шестьдесят один год) представляет собой весьма длительный промежуток времени. Чтобы понять это, нужно представить себе, что если Сотисов год закончился бы в нашем веке, то начался бы он в ту эпоху, когда Хлодвиг основал государство франков, а остготы захватили Италию. Это дает реальное представление о том, сколько политических, культурных и религиозных сдвигов может произойти в истории человечества на протяжении лишь одного Сотисова года. Конечно, не могло быть и речи о том, чтобы в древнем Египте вели беспрерывное наблюдение за обращением Венеры на протяжении великого Сотисова года.

Вполне понятно стремление разделить столь длительный период времени на более краткие отрезки — на Сотисовы месяцы и недели. Вероятно, в древности такие попытки предпринимались неоднократно. Проще всего разделить весь Сотисов год на пять равных частей, что отвечало бы соотношению старого восьмилетнего года к пяти периодам обращения Венеры. Тогда в каждой части получилось бы по двести девяносто два года. Это число, но не лет, а дней, составляет половину синодического года Венеры.

Итак, при разделении Сотисова года на пять частей выявляется поразительное соответствие между днями и годами. И в гигантском круге большого Сотисова года земной день по масштабам Венеры преобразился в небесный год в порядке Сотисова круга. Если двести девяносто два дня синодического года Венеры стали земной мерой для смертных людей, то двести девяносто два года Сотисова круга сделались божественной мерой по небесному закону звезд. Вероятно, на основе этого закона дата рождения праотца Авраама, по библейской легенде, — 292 год после всемирного потопа.

День равен году

Если, следуя закономерностям креста, разделить Сотисов год не на пять, а на четыре части, выявится удивительное соответствие между днем и годом. Получатся четыре части по триста шестьдесят пять лет. И астрономы древности с глубочайшим изумлением должны были обнаружить в круге Сотисова года соответствие числа дней земного года (триста шестьдесят пять) числу небесных лет. И в этом случае один день уподоблялся одному году.

Итак, как день сменяется ночью и год сменяется годом, так век идет за веком. Перед лицом богов века и годы были не более чем недели, дни и даже часы. Древние египтяне поняли это еще в III тысячелетии до н. э. «Не доверяй длине года. Божественные судьи видят время твоей жизни как час», — утверждали египтяне. Человек не более чем бабочка-однодневка, и вся его жизнь, если мерить ее мерою небесных лет, ничего не значит.

То же говорили индийцы в древнейшей Ригведе. «Человеческий век для Индры — один только день». Эти же представления о несоизмеримости земного и небесного времени существовали у шумеров, вавилонян и ассирийцев, в религиозной символике которых часто смешиваются понятия дня, месяца, года и века.

Законоучитель Моисей также уподоблял день году. Это выразилось в страшном проклятии божьем: «А сыны ваши будут кочевать в пустыне сорок лет, и будут нести наказание за блудодейство ваше, доколе не погибнут все тела ваши в пустыне. По числу сорока дней, в которые вы осматривали землю, вы понесете наказание за грехи ваши сорок лет, год за день»^[328].

Крест и круг, день и год — перед лицом неба и складывающегося учения о великом веке они слились в высокое понятие небесной гармонии. Из равенства, выписанного на небе четырехчастным крестом Сотисова года, возникло число, из-за которого сотни человеческих поколений создали учение о звездах, многократно отвергали его и вновь принимали. Число это — триста шестьдесят пять дней и триста шестьдесят пять лет.

В древней хронологии фигурируют хронологические циклы продолжительностью от трехсот пятидесяти до трехсот шестидесяти пяти лет. При этом, очевидно в соответствии с различными представлениями о длительности земного года (по лунному году, годовому обращению Сириуса или солнечному году), изменяются масштабы Orbis Magnus — Великого круга.

Еще в IV веке отец церкви Августин^[329] был весьма обеспокоен появлением большого числа оракулов, которые на основании законов звездного неба предсказывали, что христианская религия просуществует не больше трехсот шестидесяти пяти лет. Из представлений о стократном кругообороте небосвода сложилось понятие о продолжительности века от 36 500 до 36 525 лет. В учениях и философских системах Передней Азии этот период назван Великим годом.

По верованиям древних египтян, по прошествии 36 525 земных лет должен завершиться полный кругооборот неба. Все звезды должны возвратиться в изначальное положение, в котором они находились при сотворении мира. Великий год на этом закончится, и начнется новый. По имени греческого философа Платона, этот цикл назывался также платоническим. Платон называл момент, когда все планеты соединятся, «завершенным временем», концом Великого года. Во всем древнем мире этот масштаб времени, Великий год, вскоре послужил основой для дальнейших хронологических умозаключений и породил многочисленные учения, основывавшиеся на еще более длительных периодах, в сотни тысячелетий. Густая сеть таких учений о веке опутала представления человека, взиравшего на небо.

День равен тысяче лет

Создается впечатление, что еще задолго до рождения Христа учение о небе содержало ясные предположения, выраженные в числах. Человек не только пытался разгадать предначертания божественной воли с помощью оракулов, толкования снов, полета стрелы, гадания по внутренностям жертвенных животных, молитв, по очертаниям дыма от сжигаемых жертв, но силился прочесть божественные знамения по движению звезд, которое теперь можно было вычислить. Это была смелая попытка выразить волю бога в формулах и числах, в периодичности восхода звезд и синодического обращения планет, их соединений и противостояний. Открывать соотношение божественных деяний и человеческой судьбы по движению созвездий, выводить из воли божества, олицетворяющего весь космос, закономерности жизни и смерти земли и переносить их на нормы человеческого поведения — вот что стало задачей звездной религии.

Среди многих попыток осмысления времени, бога и жизни далеко не последнюю роль сыграл период обращения Венеры. Согласно ставшему непреложной догмой закону о том, что перед лицом божества земной год составляет один лишь день (а земной день соответствует небесному двенадцатимесячному году), пятьсот восемьдесят четыре дня, составляющих синодический период обращения Венеры, умножались на двенадцать (число месяцев в году). Получалось огромное число — семь тысяч восемь. Этот период в семь тысяч восемь лет представлял собой не что иное, как «тысячелетнюю неделю» бога. Таким образом, исходя из представления о том, что день и год — однозначны в глазах божества, люди пришли к убеждению, что перед лицом бога и тысячелетие может выглядеть как один день.

В 89-м псалме Ветхого завета прямо говорится: «Ибо пред очами твоими тысяча лет, как день вчерашний, когда он прошел, и как стража в ночи»^[330]. Книга Ликования настойчиво повторяет эту мысль: «Ибо тысяча лет как один день пред свидетельством небес». Апостол Петр связывает тысячелетний срок с учением о гибели мира в результате потопа и пожара и уверяет: «Одно то не должно быть сокрыто от вас, возлюбленные, что у господа один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день»^[331].

Девять тысяч лет

Представление о тысячелетии как об одном дне недели в глазах бога неизбежно должно было воскресить в памяти верующих наряду с семидневной неделей гораздо более древнюю — девятидневную. Когда-то неделя бога составляла не семь, а девять тысяч лет. В египетском Сотисовом списке первое место занимает период господства (лунарного) Гефеста-Птаха, длившийся девять тысяч лет. Древние персы также полагали, что Великий год длится девять тысяч земных лет. Они делили этот период на три части, по три тысячи лет каждая. Согласно древнему иранскому учению, первый век, длившийся три тысячи лет, начался с конца «безграничного времени». Это был некий чисто духовный, бесплотный мир, расположенный вне пространства, в полном покое, не знавший борьбы. В течение второго века (следующие три тысячи лет) духовный мир, наполненный небесными прообразами, опустился в пространство. На протяжении третьего века возникло зло в лице враждебного всему сущему Аримана. Он все уничтожал, убил первого быка (луну) — единственное в мире существо, появившееся прежде человека, и, наконец, первого человека. Только из семени первого быка и первого человека возникли люди и животные, прошедшие очищение благодаря движению солнечного света.

В этом отразилось представление о том, что человек произошел от луны. В бесконечной борьбе доброго начала — бога Ормузда со злом каждый из богов старается уничтожить деяния противника. Потом духи ада злого Аримана будут полностью уничтожены небесными духами и наступит золотой век. Люди будут жить счастливо, не зная забот. Исчезнет тьма, растают тени, все сущее будет залито светом, блаженным и чистым. Наступит мировое царство бога света Митры, светлое царство истины и справедливости. Те же мысли лежат в основе христианского Откровения Иоанна.

Нагрудная пластина IX в. н. э. Крест трижды повторен в кругах двенадцатимесячного года (Рим)

Только позднее иранцы продлили Великий год до двенадцати тысяч земных лет. Великий год они разделили на двенадцать мировых месяцев, протяженностью в тысячу лет каждый. Тысячелетнее царство в их представлении было одним из мировых месяцев. Четвертый век, состоявший из трех тысяч лет, начинался, по ирано-парсийскому вероучению, с появления Заратустры и нес божественное учение о приближении спасителя мира.

В начале каждого тысячелетия этого последнего века должен появляться один из сыновей Заратустры. Семя же Заратустры сохраняется в священном озере, из которого один раз в тысячелетие купающаяся в нем девственница выпивает глоток воды, от которого беременеет. Она рождает мальчика, который, как сын Заратустры, зовется помощником или спасителем (Саошиантом). Каждый из трех сыновей, рожденных в этот трехтысячелетний период, способствует укреплению религии и благочестия, низвержению врагов. Самую значительную роль должен играть последний из трех сыновей. Он появится в конце последнего тысячелетия, чтобы вступить в последнюю тяжелую борьбу и, преодолев все трудности, стать избавителем и спасителем человечества. И час наступления его господства станет часом воскресения всех умерших.

К учениям такого рода обычно примешиваются представления о гибели третьего мирового века в результате всемирного потопа, а последнего четвертого — от пожара. То, что обычно происходит в земном году, должно в конечном итоге произойти и в мировом году: период дождей сменится летним зноем. Перенесенные в космические, мировые масштабы, исчисляемые тысячелетиями, эти обыденные перемены принимают характер мировых катастроф — всемирного потопа и гибели от мирового огня.

Великое соединение

Сатурн

Многочисленные учения о периодах отразились в мифах и легендах всего мира. Эти сложные построения можно представить себе в форме пирамиды, воздвигнутой человеческим разумом на основе известных ему сведений о небе. Картина мира начиналась с представлений о луне, небесном древе, властительнице небес, охватывала Сотисов год, Orbis Magnus, Великий год и простиралась намного дальше, сочетая в себе страх перед божественным и весьма практические умозаключения по поводу знамений божественной воли.

При этом значительную роль играли законы хронологии движений двух больших планет — Юпитера и Сатурна. Видимые простым глазом, они медленнее всех двигались по «пути богов». С ними связывались все теснее и теснее (особенно это заметно на примере Зевса-Юпитера) древнейшие мифы, берущие начало в культе луны. Этот медленно угасающий культ и связанные с ним символы отошли к двум названным планетам.

Время обращения Юпитера составляет около двенадцати лет. Поэтому в некоторых областях древнего мира земной владыка (вождь или царь) должен был умереть через двенадцать лет правления. В Южной Индии правитель, провластвовавший двенадцать лет, вешался в день великого праздничного жертвоприношения. Естественно, что цари-жрецы с величайшим интересом обратились к наиболее медленно движущейся в небесном пространстве планете — к Сатурну, сулившему им куда более длительную жизнь.

Сидерический период обращения Сатурна составляет 29,458 земного года. По свидетельству Библии, Иезекииль «был призван» стать пророком «в тридцатый год, в четвертый месяц, в пятый день месяца»^[332]. Хотя период обращения Сатурна теперь известен гораздо лучше, можно не сомневаться, что Иезекииль имел в виду именно Сатурн, так как во многих местах Библии говорится, что израильский бог — это Сатурн. При вычислении периода обращения Сатурна также обнаруживается соответствие дня и года. Синодическое обращение Луны занимает около тридцати дней, сидерический цикл движения Сатурна по всей небесной орбите — около тридцати лет. Поэтому египтяне изображали Сатурн, как и Луну, в виде быка. По-видимому, сведения о Сатурне были известны еще строителям пирамид в III тысячелетии до н. э. Поэтому древнеегипетские владыки должны были умереть на тридцатый год жизни или правления. Намек на это мы встречаем в известном «Рассказе Синухета»^[333]: «В тридцатый год, третий месяц наводнения, в день седьмой поднялся бог в горизонт свой, царь Верхнего и Нижнего Египта, Схотеперибра восшел на небо, соединился с Солнцем и тело бога [фараона] слилось с создавшим его».

Египетский праздник Сед представлял собой своего рода «обновление власти» по истечении тридцати лет, и существование этого праздника засвидетельствовано уже для первой египетской династии, начало правления которой датируется первой половиной III тысячелетия до н. э. Тем не менее это еще не свидетельствует о полном отказе от древней лунной религии и связанной с ней периодизации. Это можно заключить из высказывания одного жреца, который «после тридцатилетней службы при дремлющем Кроносе» прибыл в Карфаген и советовал из всех видимых богов особенно чтить луну как «самое главное для жизни божество». От Плиния мы знаем, что и древним кельтам был известен тридцатилетний високосный цикл. В Библии также упоминается о тридцатилетием периоде^[334].

Тригон

Из захлестнувшего весь мир потока учений о священных числах и связанных с ними циклах, разнообразных представлений о веках, Великом годе, мировом месяце, божественной неделе и т. п. выделилось, на первых порах незаметное, учение о двадцатилетием периоде. Это периодичность соединения двух больших планет с самыми длительными периодами обращения — Юпитера и Сатурна. Благодаря тому что сидерический период обращения Юпитера 11,862 года, а Сатурна — 29,458 года, местоположения этих планет, видимые глазом, совмещаются через каждые двадцать лет. Тогда оба светила в течение более или менее длительного периода, во всяком случае нескольких недель, можно увидеть примерно в одном и том же месте небосвода. Они восходят на востоке и заходят на западе. Это явление в древних рукописях, а также в работах Кеплера называется Великим соединением.

Тригон во время Великого соединения. Вверху: треугольник на 1° перемещен от Овна. Стрелки показывают направление движения. Внизу: чертеж Кеплера из книги «Тайны Вселенной», изображающий перемещение на 360°

Стремление соединить воедино двух великих представителей различных религиозных систем (в основе которых, правда, все равно лежал значительно более древний культ неба, в частности культ луны, распространенный со II тысячелетия до н. э. на всем древнем Востоке) представляет собой уже явление религиозного синкретизма более позднего времени, когда многие образы обожествленных светил постепенно сливались в единый образ невидимого космического божества, астральное происхождение которого все больше затемнялось с течением времени. Из древнейших представлений о начале и конце цикла времени возникло понятие о цикле продолжительностью в двадцать лет. Согласно арабской философии, двадцатилетняя периодичность Великого соединения Юпитера и Сатурна вызывала смену правителей на троне, восстания, государственные кризисы. В принципе это те же древние представления о связи небесных явлений с земными событиями, но облеченные в одежды иного временнóго цикла. Так возникло явление общемирового значения, которое впоследствии получило отзвук в гипотезах средневековья.

Если заняться наблюдением тех участков небесного пространства, где каждые двадцать лет встречаются две большие планеты, считавшиеся в древности самыми далекими и медлительными из звезд, то можно установить интересную картину, уже знакомую нам, однако, из учения о трехчастном звездном месяце. Точки небосвода, в которых происходит соединение Юпитера и Сатурна, довольно точно вписывают равносторонний треугольник в окружность, разделенную на двенадцать отрезков «звериного круга» (знаки зодиака). При этом каждая точка Великого соединения удалена от предыдущей и последующей на сто двадцать градусов по дуге окружности. Каждые двадцать лет одна из трех вершин треугольника Великого соединения перемещается немного дальше. Это же явление происходит последовательно с двумя другими вершинами треугольника. Таким образом, за шестьдесят лет Великое соединение описывает на небосводе треугольник. Иначе говоря, через каждые шестьдесят лет Юпитер встречается с Сатурном на одном и том же из трех участков небосвода, но с некоторым смещением. Эти шестьдесят лет фигурируют в том или ином виде в древних текстах, дошедших до нас от греков, китайцев, японцев, монголов…

Звезда Давида

Если соединить два таких треугольника, поставив один на основание, а второй — на вершину, то получится шестиконечная звезда — гексаграмма. Подобный символ был изображен на амулете вавилонского царя Куригальсу III, современника Моисея. Согласно преданию, этот знак был гербом израильского царя Давида в X веке до н. э. Отсюда его название — звезда Давида. Считается также, что этот знак наряду с пентаграммой (пятиконечной звездой) — символом планеты Венеры, — был изображен на печати царя Соломона, также жившего в X веке. Подобные же знаки встречаются на наскальных изображениях, найденных в Сахаре.

Но это еще не дает представления о том, какое значение имело Великое соединение. Если проследить изменение положения небесного треугольника, то нельзя не заметить, как медленно оно происходит. Каждой из трех вершин треугольника требуется около двухсот лет, чтобы пройти соответствующий участок круга зодиака и достигнуть следующего. Для понимания древней истории духовного развития человечества необходимо дать более подробное описание пути, проделываемого точками, где происходит Великое соединение.

Звезда Давида — печать Соломона. Гексаграмма, найденная на скале в Сахаре

Предположим, что встреча Сатурна и Юпитера происходит в начале первого знака зодиака — Овна. Тогда следующее соединение произойдет примерно через двадцать лет под знаком Стрельца. Через следующие двадцать лет соединение планет будет под знаком Льва, затем вновь произойдет под знаком Овна, но несколько дальше, чем шестьдесят лет назад. Треугольник замкнулся. На небе выписан так называемый тригон. Затем все вершины треугольника постепенно и последовательно проходят под знаками Овна, Стрельца и Льва. И по истечении двухсот лет передвигаются под следующие знаки зодиака: Тельца, Козерога и Девы. Последующие двести лет приводят вершины треугольника под знаки Близнецов, Водолея и Весов. Еще далее — знаки Рыбы, Рака и Скорпиона. И когда проходит еще двести лет, тригон занимает исходную позицию по отношению к кругу зодиака — одна его вершина находится под знаком Овна, а две остальные под знаками Стрельца и Льва. Примерно здесь он находился восемьсот лет назад (четыре раза по двести).

Таким образом, перемещение треугольника Великого соединения по кругу зодиака продолжается восемьсот лет. За это время каждая из трех вершин тригона пересекает четыре соседних знака зодиака, например первая вершина — знаки Овна, Тельца, Близнецов и Рака.

Если проследить движение по кругу зодиака каждой отдельной вершины треугольника, станет ясно, что, пройдя три раза через четыре знака зодиака, то есть через двенадцать знаков, вершина возвращается к исходному положению. Для этого ей требуется три раза по восемьсот лет, то есть две тысячи четыреста лет. В течение каждых двух тысяч четырехсот лет Великое соединение Юпитера и Сатурна проходит с каждой из трех вершин тригона весь «божественный путь» зодиака, весь годичный путь Солнца. И как на пентаграмме небесной владычицы в связи с египетским Сотисовым годом, перемещения Великого соединения представляют собой как бы стрелки громадных часов вселенной, показывающих в течение двух тысяч четырехсот лет три раза по четыре мировых часа.

До обновления времени

Итак, каждая вершина небесного треугольника находится под одним знаком зодиака двести лет. Эта периодичность Великого соединения упоминается в текстах Библии, относящихся к древнейшей генеалогии. Бог предсказывает Аврааму, что четыреста лет (то есть пятьдесят восьмилетий и в то же время продолжительность двух тригонов Великого соединения) дети Израиля будут находиться в плену в Египте^[335]. Шестьсот лет (период трех тригонов Великого соединения) — продолжительность жизни праотца семитов — сына Ноя, Сима^[336]. Согласно самаритянскому пятикнижию, такой же срок прожил Ламех после рождения Ноя. И всемирный потоп произошел на шестисотом году жизни Ноя^[337]. Иосиф Флавий прямо указывает, что длительность Великого года составляет шестьсот земных лет^[338].

Адам после рождения третьего сына — Сифа жил восемьсот лет. Восемьсот лет жил и Иаред после рождения Еноха^[339]. По-видимому, этот срок жизни был связан с отрезком времени, который требовался для прохождения всего круга зодиака.

Молодой месяц (Телец или Овен) в «яслях» близ ствола небесного древа (Млечного Пути), в котором, но древним представлениям, имелось дупло, или хлев

И это, конечно, не случайность! Ведь недаром, по словам Библии, между потопом и гибелью Содома и Гоморры прошло четыреста лет, между рождением Ноя и потопом — шестьсот лет. Вряд ли можно считать случайным и то, что в книге Бытия и книге Царств, составленных на основе представлений о различных хронологических циклах и, по-видимому, неоднократно перерабатывавшихся, указано, что между Адамом и смертью великого царя Соломона, то есть разрушением царства Давидова, прошло три тысячи двести лет (четыре раза по восемьсот). Этот же срок прослеживается и в хронологии Иосифа, когда он сообщает о рождении Адама и рождении Авраама. По-видимому, это подтверждение того, какие части мирового календаря имеют решающее значение: периоды Великого соединения и его тригонов, составляющие четырежды восемьсот лет. Со дней Авраама должно было пройти два тригона по восемьсот лет каждый, пока обновится время. И тогда бог через посредство Великого соединения явит людям знамение о том, когда он направит на землю своего нового посланника, нового законоучителя, вождя и спасителя от всех бедствий.

Сотворение мира

Каждый, кто хочет представить себе, в какой период мирового века он существует, прежде всего должен задать возрос, когда возник мир, в котором он родился, и когда появился человек. Только тогда, вооружившись знанием древнейших преданий и мифов, он сможет представить себе место эпохи, в которую живет.

На протяжении многотысячелетней истории духовного развития человечества вопрос о сотворении мира получал в различные времена различные ответы. Еще на пороге нового времени многочисленные философы и астрономы — Кеплер, Скалигер, Петавий^[340] и другие — ломали себе голову над этим вопросом. Кеплер, например, серьезно раздумывал о том, было ли в то время полнолуние, как полагают некоторые, или новолуние. «Наверное, бог не просто от скуки создал движение, — писал Кеплер, — а дал ему определенное начало, сочетав с прекрасным соединением звезд»^[341].

Итак, что же это за «прекрасное соединение»? В одном из трудов, изданных в Париже в начале XIX века, только для библейского времени от Адама до Христа насчитывается не менее ста восьми различных способов счисления времени. Даже в священных писаниях израильтян много расхождений в определении периодов времени. Иосиф Флавий, в I веке н. э. писавший историю иудейского народа, использовал и другие способы хронологической периодизации.

Нет необходимости рассматривать многообразные представления о веках. Нас интересует не их смысл, а сама мысль о веке как отражение духовной жизни людей в различных учениях о времени, следы которых ведут через все средневековье к новому времени. Хитроумные комбинации, в которых сочетаются принципиально различные понятия о циклах времени, — здесь и Сотисов год, и тригоны Великого соединения, и тысячелетнее царство, и всевозможные сочетания священных чисел: трех, пяти, семи, девяти или двенадцати, — свидетельствуют о гибкости человеческого ума и силе его фантазии, но менее всего отражают действительность. Не имеет значения и то, что двадцатилетние циклы Великого соединения переплетались с приобретавшим все большее значение числом «двенадцать», непосредственно связанным с двенадцатью знаками зодиака (отсюда учение о периодах в двести сорок, четыреста восемьдесят и девятьсот шестьдесят лет). Сюда же присовокуплялось и учение «о тысячелетнем царстве», упоминаемое в Библии. Для понимания древней истории духовного развития человечества не нужно искать обоснования связанного с ней учения о двух и трех элементах, ибо оно явно перекликается с двенадцатью знаками зодиака, разделенными на группы по три или четыре элемента, а следовательно, относится не только к религии, но и к астрологии. Только медленно, постепенно астрология отделялась от религии, приобретая черты астрономии — науки.

Частью этого процесса являются возникающие в последние века до рождества Христова в сознании людей ассоциации между древними и древнейшими учениями о циклах времени и еще неточными сведениями о передвижении Солнца в пору весеннего равноденствия по божественному пути (кругу зодиака) из-под знака Овна под знак священных Рыб. Многочисленные древнейшие символы Луны, связанные с животными, стали в это время наименованиями частей круга зодиака: Овен, Телец, Лев, Козерог, Рыбы.

Так, наконец, становится понятной связь между «веком рыб» и Великим соединением Юпитера и Сатурна под знаком Рыб, где в начале весны находится Солнце.

Великое соединение под знаком Рыб

Израильская традиция, по-видимому, придавала Великому соединению в созвездии Рыб большое значение. Еще в XV веке испанский философ и богослов Исаак бен Иегуда Арбабенель, отталкиваясь, очевидно, от сведений, сообщаемых Иосифом Флавием, писал о Великом соединении под знаком Рыб, которое произошло за три года до рождения законоучителя и освободителя Моисея и благодаря которому израильский народ освободился от египетского рабства. А за три века до Арбабенеля средневековый авторитет в вопросах иудаизма Маймонид (XII век) утверждал, что все израильтяне ожидают, что при соединении Юпитера и Сатурна под знаком Рыб появится новый мессия.

Поэтому все верующие и астрологи с трепетом ожидали наступления 1464 года, когда должно было произойти подобное Великое соединение. И даже тридцать лет спустя Арбабенель продолжал утверждать, что ожидавшийся с таким нетерпением всеми детьми Израиля мессия появился на свет, но пока живет среди людей неузнанный. И все же мессия не появился. Через двадцать лет, в 1484 году, когда произошло следующее Великое соединение, надежды на появление нового мессии возродились. За год до этого в Германии родился мальчик. Впоследствии итальянские и немецкие астрологи передвинули дату его рождения (1483 год) на год Великого соединения. Мальчика звали Мартин Лютер^[342].

Многие-многие Великие соединения до этого и после послужили поводом для религиозных и политических прорицаний. Над Великими соединениями размышляли философы ислама, многочисленные ученые и священнослужители христианства. Продолжительные трехкратные Великие соединения (не только под знаком Рыб) вызывали волнения в народе. Предпоследнее трехкратное Великое соединение произошло в 1682 году и совпало с турецкой войной и осадой Вены. Немецкий композитор Букстехуде сочинил и исполнил тогда в церкви св. Марии в Любеке кантату о самом страшном и самом радостном времени — о конце света и начале вечности. Но конец света не наступил. Мессия не явился.

Последнее трехкратное Великое соединение случилось в 1940–1941 годах. Первое Великое соединение произошло 7 августа 1940 года, второе — 20 октября 1940 года, третье — 15 февраля 1941 года под знаком Овна. Следующее простое Великое соединение произойдет в 1960 году, а трехкратное ожидается лишь в 2198 году.

Эти несколько штрихов позволяют составить представление о значении Великого соединения для истории человечества и его духовного развития. Только имея это представление, можно понять то время, когда произошло трехкратное Великое соединение в созвездии Рыб и когда так страстно ждали спасителя мира. Время это — 7 год до н. э.

Знак мессии

Еще в 126 году до н. э. и в 66 году до н. э. наблюдалось Великое соединение Юпитера и Сатурна в созвездии Рыб. Хотя их было трудно наблюдать, известие об этих небесных знамениях всколыхнуло и оживило надежды израильского народа на пришествие мессии. Выступление около 66 года до н. э. новой секты, возглавляемой «учителем праведности», который (как известно из рукописей, найденных в пещере Айн-Фешка) обещал своим последователям спасение при наступлении конца света, свидетельствует о том, что уже по крайней мере за два поколения до Иисуса Христа в Палестине напряженно ожидали чудесного избавления. Казнь «учителя праведности», которого первосвященник Иудеи нагого подверг пыткам, способствовала тому, что сторонники «учителя праведности» объявили его мессией.

И тут, в 7 году до н. э., произошло трехкратное Великое соединение царственной планеты Юпитера с планетой Сатурном — божеством времени и судьбы — в созвездии Рыб. Эти соединения на протяжении многих месяцев были видны всем верующим и астрологам. Первое из них случилось 29 мая 7 года до н. э., второе — 3 октября, третье — 5 декабря, и все поблизости от точки, где весной находится Солнце. Подобного Великого соединения под знаком Рыб не наблюдалось на протяжении восьмисот лет.

И в остальном весь год был полон тревожных событий и держал людей в напряженном и взволнованном состоянии. Он сопровождался небесными знамениями и другими происшествиями. Когда перед первым Великим соединением две большие планеты, сближаясь, впервые выступили из лучей Солнца и стали хорошо видны на сумеречном утреннем небе, произошло частичное солнечное затмение. Это было первое пророческое знамение 29 апреля 7 года до н. э. При втором Великом соединении 23 октября того же года вновь произошло затмение Солнца, находившегося в созвездии Девы, напротив Великого соединения Юпитера и Сатурна. На этот раз затмение было полным и наблюдалось во всем тогдашнем мире, начиная от Мемфиса и кончая Вавилоном.

Сомнений не было: положение звезд на небе, связываемое с приходом мессии, являло людям необычайные грозные знамения. Они уже сами по себе предрекали судьбу приходящего мессии: при подобных небесных знаках земные цари и владыки умирают насильственной смертью. Либо они гибнут в битве с врагами, либо умирают от их руки. Тому, кто был сведущ в звездных знамениях и наблюдал сложные и таинственные явления, происходившие в 7 году до н. э., судьба спасителя, мессии, еще до его появления на свет была ясна.

Напрашивалась и иная мысль. Когда в те октябрьские дни умиравшее Солнце, — а оно «умирало» втройне, ибо наступали и ночь, и осень, и затмение набрасывало на него тень, — заходило, Великое соединение проявилось во всей своей таинственности. Над восточной стороной горизонта на фоне темнеющего неба, словно не в силах дождаться полного исчезновения Солнца, его «смерти», появились два ярких светила — Юпитер и Сатурн, а в центре небосвода пролег ствол небесного древа — виселица.

Обе царственно сверкающие планеты шествовали по пути богов к своей наивысшей точке. Над землей простиралась полночь, когда Великое соединение явилось в полном блеске над спящим миром. На востоке поднималось из глубин вселенной созвездие, в древности именовавшееся Яслями и ослом (нынешнее созвездие Рака). Оно находится неподалеку от ствола небесного древа, того священного места, где происходит великое таинство страданий и смерти, созидания и рождения. И, словно указывая путь в небесном пространстве Яслям и небесному древу, им предшествовали находящиеся в близком видимом соседстве на одной прямой три звезды одинаковой величины, образующие «пояс» Ориона.

Среди многих наименований, которые эти звезды получили у различных народов, было и такое: «Три священных царя», или «Три волхва». Еще Иоганн Кеплер отметил, что чрезвычайно редкое тройное Великое соединение в созвездии Рыб тесно связано со звездной группой Трех волхвов. Правда, он имел в виду Великое соединение и, очевидно, не замечал, что Три волхва — часть созвездия Ориона, той самой секиры или топора, который должен перерубить ствол дерева жизни и смерти. Итак, в небесном пространстве брели три мудрых восточных царя, созвездие Трех волхвов, тесно связанное с Великим соединением. В Евангелии от Матфея так и сказано: «И се, звезда, которую видели они на востоке, шла перед ними»^[343]. Небо выглядело следующим образом: Ясли и Осел, а следовательно хлев, затем Три волхва, пришедшие с востока, и, наконец, возвещающее о рождении мессии Великое соединение под знаком Рыб. Знаменательное зрелище, которое не было надобности выдумывать, а которое можно было собственными глазами видеть на небе. А все, что человек видит, это «история», «историческая действительность».

Более того, в то время как Великое соединение склонялось к западу и забрезжил рассвет, на востоке появилось созвездие Девы, где рождаются египетские боги. Дева торжественно поднялась в свете наступающего утра. И в лоне ее сверкала яркая звезда, подобная колосу, наполненному зерном, и по ней назвали город, где Дева должна была родить мессию: Вифлеем (Город хлеба), священное местонахождение пещеры Таммуза. В этом месте — под знаком небесной владычицы — было сосредоточено спасение мира. «Нам известно, — писал в XIII веке ученый доминиканец Альберт Магнус, — что при восходе созвездия Небесной девы родился господь наш Иисус Христос и что все божественные таинства его воплощения, начиная с рождения и кончая вознесением на небо, были начертаны звездными письменами в небесах и предсказаны ими».

Здесь, несомненно, смешались два разных звездных мифа — один о рождении мессии в созвездии Девы, второй — о рождении мессии в хлеву, где находились ясли и осел. Согласно пророку Исайе, родила дева. Согласно евангелисту Луке, мессия при рождении находился в яслях: «И вот вам знак: вы найдетемладенца в пеленах, лежащего в яслях»^[344]. По сути дела, евангельский рассказ сродни древнеизраильской легенде о жертвоприношении Исаака Авраамом, о замене сына Авраамова агнцем, запутавшимся рогами в ветвях (и о тельце, заколотом Авраамом под деревом в Мамврийской роще). Но в рассказе о том, как Авраам заколол тельца под деревом, фигурировали не три царя, или волхва, а три мужа, устами которых говорил сам бог. Эти «три мужа» съели тельца, сидя под священным деревом, и предсказали Аврааму, что «через год» у него родится сын. Здесь речь идет о том самом времени, когда божественный младенец лежит в яслях у дерева: о времени летнего солнцестояния, когда «день наиболее жарок». В это время появляется новорожденный лунный серп в яслях возле небесного древа. Там же виден знак зодиака — знак созвездия Тельца.

И пророк Исаия, и евангелист Лука исходили в своих пророчествах и повествованиях из картины звездного неба. На небе увидели они знамение о рождении мессии и указание, где он должен был родиться. На небе появились знамения, предрекавшие смерть и муки для родившегося. На небе же отчетливо видны виселица и крест, на которых уже умерли очень многие — и на небе, и на земле.

Именно небо сообщило древним толкователям священного писания, что бог может для Авраама превратить камни в хлеб и пробудить детей из камня. Небо подало им знак считать Иисуса Христа истинным и единственным сыном Авраама, чье рождение под священным деревом было предсказано тремя мужами, после того как они съели заколотого Авраамом тельца. Небо заставило Авраама увидеть барана, запутавшегося рогами в ветвях, когда Авраам хотел принести в жертву своего сына Исаака; и небо дало понять Аврааму, что этот баран — агнец божий, кровь которого сможет смыть грехи людей и принести им освобождение.

И потому толкователи священного писания видели в агнце, ниспосланном богом, Иисуса Христа, божественного младенца, рожденного в яслях возле священного дерева, мессию, о котором пророки и Моисей предсказали: мессия будет страдать, воскреснет и принесет верующим, как и язычникам, благую весть о свете. И произойдет это один-единственный раз, когда придет «конец времен», когда наступит «день господень». Как сказано в Послании апостола Петра: «Придет же день господень, как тать ночью, и тогда небеса с шумом прейдут, стихии же, разгоревшись, разрушатся, земля и все дела на ней сгорят»^[345].

Бог времени

Мы становимся звездами, когда умираем

«Все происходящее в этом мире исполняется посредством судьбы и времени и благодаря непреложному решению самого по себе существующего Зарвана, царя и извечносущего господина; ибо с каждым в должное время происходит то, что неизбежно должно случиться». Так гласит один из иранских пехлевийских текстов, появившихся в последние века до нашей эры. Представление о том, что все сущее имеет свое время, что всем предметам и живым существам, всем событиям и судьбам отведен определенный срок, который можно вычислить, а стало быть, и предугадать, получало все более широкое распространение. Всякий конец является началом нового — такое умозаключение сделала индийская религиозная философия, перед которой широко распахнулись туманные врата учения о «карме», законах судьбы и перевоплощении душ. Согласно этому учению, прошлое неизбежно воздействует на будущее. Деяния, совершенные человеком в одной жизни, определяют форму и содержание жизни другой.

От неба и его хронологических закономерностей получали мощные стимулы пифагорейцы, орфики^[346], стоики и представители других направлений античной философии. Небо — это время, и время — это небо. Оба они бессмертны, оба вечно обновляются, каждое из них идентично другому. От этого непостижимого неба на землю и населяющих ее людей, на троны и алтари нисходит дыхание божества. Время создает все сущее, все предметы и судьбы, но оно же и уничтожает их. И по истечении срока земного бытия, освободившись от бренной земной оболочки, возвращается на небо то, что сродни ему: человеческая душа. Все древние вероучения утверждают, пусть в разной форме: мы станем звездами, когда умрем! А из звезд мы вновь превратимся в живые существа и вернемся на землю.

Подобное представление еще в глубокой древности получило распространение от Индии до далекого Запада. Оно отразилось и в более позднем культе Осириса в Египте: владыка мертвых вершил свой суд над душами умерших; по его приговору душа либо отправлялась в царство справедливости на острове в потустороннем мире, либо, отягченная грехами земной жизни, возвращалась на землю в обличье животного. «Египтяне, — пишет Геродот, — первые высказали учение, что душа человека бессмертна, что с разрушением тела она вселяется в другое животное, которое рождается в то же самое время; обошедши всех животных, морских и пернатых, душа вселяется снова в нарождающееся тело человека; круговращение совершается в течение трех тысяч лет»^[347].

Древнегреческим философам и поэтам также был известен этот период времени, который они делили на три отрезка по тысяче лет. Иные же считали, что для перевоплощения души необходимо десять тысяч лет. Известный греческий врач и философ Эмпедокл полагал, что странствие душ убийц и клятвопреступников продолжается не менее тридцати тысяч лет.

В эпитафии на гробнице сирийского царя Антиоха, погребенного на вершине Таврского хребта, на высоте около двух тысяч метров, говорится: «Душа умершего властителя возносится на небеса к трону Зевса-Ахурамазды, в то время как тело его будет пребывать в гробнице вплоть до наступления Зарван-Акарана, в день воскрешения».

Круговорот

В IV веке до н. э. греческий историк Феопомп из Хиоса учил, что совокупность вещей вследствие их круговорота остается неизменной. Согласно учению персидских магов, в результате круговорота всего сущего люди возрождаются к новой жизни, и потому, по существу, бессмертны. Аристотель понимал время как смену определенных циклов в бесконечном повторении. Подобно созвездиям и планетам, вечные силы проходят, вращаясь по кругу вселенной; необходимое циклично и неизбежно возвращается к самому себе. При этом Аристотель ссылается на почтеннейших мудрецов Греции.

Такой ход мыслей был неизбежен. Его питали накопленные людьми познания о смене времен года, о посевах и урожаях, сезонах дождей и засухи, о добре и зле. Таким было учение об Эоне, сложившееся в последние века до нашей эры. Согласно восточной философии, времена блага и времена зла повторяются периодически в твердо установленной последовательности. Добро и зло — одно неизбежно следует за другим. Каждому периоду присуща своя специфика, но его неизменно сменяет другой. И эта вечная смена одного другим, этот круговорот, согласный с ритмом звездных миров, включает и круговорот человеческих душ. Они возвращаются к новой жизни под знаком тех же созвездий, в той же телесной оболочке, с той же земной судьбой. Все, что происходит в мире, — это лишь некое подобие времени, бесконечного, как небо и жизнь. Все, что происходило однажды, неизбежно должно повториться.

Дионис на столбе. Роспись на аттической вазе

Эон

Учение об Эоне — самое внушительное в умирающем античном мире. К нему вел длинный путь через древнейшие звездные верования к залитым кровью жертвенникам, на которых люди сжигали тела собственных детей, через человеческие жертвоприношения, осуществлявшиеся до времени Римской империи. На этой фазе истории древние лунные и звездные божества превращаются наконец в единое великое божество, в котором совмещаются две основные стороны мира — светлое и темное начало, добро и зло. Как божество этот образ уже неуловим и не поддается истолкованию. В нем заключены и время, и пространство, извечный бог, вселенная и ее закономерности. С гор Ирана этот первобытный бог судьбы и вечности двинулся на запад, к берегам Малой Азии и Сирии. Там его еще можно узнать: он выступает под именем Кроноса-Сатурна, самого таинственного и отдаленного от земли звездного бога. В какой бы стране он ни появился, ему немедленно присваиваются свойства и прозвища всех значительных звездных богов. И вот в греко-египетской Александрии это божество появляется под именем Эон. Здесь его культ тесно переплетается с давно уже ставшими синкретическими и чуть ли не абстрактными представлениями о божествах, ушедших далеко от тысячелетних народных верований. Извечный бог Зарван-Эон непостижим, невидим и бестелесен. Для народных масс это всего лишь создание тонкой прослойки мыслителей и философов, заумное, неосязаемое, непонятное. Оно не дает защиты и внушает не доверие, а скорее чувство отчужденности и даже растерянности, никогда оно не станет божеством масс. Верующие еще пьют кровь жертвенного быка, посвященного умирающему богу: но для иудейской религии бог уже не тот, чье великолепие не уступает быку и чьи рога приносят благодать и победу. Для просвещенного израильтянина времена лунной религии ушли навсегда. Ныне он взывает к господу: «Не удаляйся от меня, сила моя! Поспеши на помощь мне… Избавь от меча душу мою и от псов, одинокую мою. Спаси меня от пасти льва, и от рогов единорогов, услышав, избавь меня»^[348]. Итак, бог больше уже не «священный единорог». Он не бык, не рыба, не змея и не лев! Страх одолевает человека. «Не удаляйся от меня! Поспеши на помощь мне!». Древние символы уже не способны быть опорой человеческому духу; они уже перестали быть божествами. Кто же тогда бог?

Зарница

В VI веке до н. э. в греческих городах Малой Азии впервые вспыхивает зарница, осветившая Европу и Африку. Это проблески совершенно иного отношения к окружающему миру, когда человеческий разум познает себя и делает первые усилия, чтобы вырваться из плена мифологических сказаний, религиозной веры и мрачного культа. Философы древней Ионии пытаются с помощью естествознания своего времени, вавилонской астрологии и географических познаний, полученных греческими мореходами, найти путь к науке. Фалес Милетский^[349] говорит уже не о божествах воды, а просто о воде; Анаксимен^[350] говорит о воздухе, а не о божествах воздуха, ветра или бури. Анаксимандр^[351] пытается дать объяснение движению звезд с помощью простейшего учения об элементах. Земля, по мнению Анаксимандра, свободно парит в воздушном пространстве, ибо созвездия и планеты, вращаясь по кругу, должны проходить и под нею. Анаксимандр высказал свое мнение не как догму, а как логическую гипотезу, которую нужно было еще доказать.

Ксенофан^[352], современник Анаксимандра, странствовал по всей Греции. Он учил, что боги — это плод фантазии людей, что люди создали богов по своему образу и подобию, наградили их человеческими страстями и приписали им человеческие пороки:

Если б руками владели быки, или львы, или кони,

Если б писать, точно люди, умели они, что угодно,

Кони коням бы богов уподобили, образ бычачий

Дали б бессмертным быки.

С тою породой, к какой он и сам на земле сопричислен,

Черными пишут богов и курносыми все эфиопы,

Голубоокими их же и русыми пишут фракийцы.

Истинное же божество не может быть человекоподобно. Оно вечно и едино, оно все — глаз, ухо и душа и заполняет всю вселенную, имеющую форму шара.

Начался мученический путь науки. Когда Анаксагор^[353] заявил, что луна представляет собой твердое светящееся небесное тело, покрытое равнинами, горами и ущельями, и получает свет от солнца, он был обвинен в безбожии и приговорен к смерти. Ему удалось бежать, но он умер на чужбине в одиночестве. Приговору над Анаксагором (432 год до н. э.) предшествовало решение народного собрания Афин о предании суду тех, кто не верит в богов и распространяет новые учения о явлениях природы и небесных знамениях. Естествознанием в Афинах можно было заниматься только тайно.

Однако искра становилась все ярче и перекинулась на греческих поэтов и философов. Хотя в V веке до н. э. Эсхилу^[354], обвиненному в том, что он раскрыл в своих трагедиях священные тайны Элевсинских мистерий^[355], с трудом удалось избежать смерти, несколькими десятилетиями позже Еврипид беспощадно разоблачает коварство и жестокость богов. Он обвиняет Аполлона в том, что в угоду своей похоти он насилует девочек и обрекает на смерть детей, которых тайно зачал. «Если боги свершают позорное, то они — не боги!»^[356]. Однако реакция со стороны защитников древней религии следует немедленно. Протагора^[357], так начавшего произведение «О богах»: «Что касается богов, то я не могу судить, есть они или их нет; ибо многое препятствует тому, чтобы знать об этом», изгнали из Афин, а сочинение его публично сожгли на рыночной площади. Сократ^[358], обвиненный в совращении молодежи к безбожию, был вынужден выпить чашу с ядом. Современник Сократа Демокрит^[359], пытавшийся создать учение об атомах, писал, что истинная причина возникновения веры в богов — страх перед грозой и молнией, перед кометами, солнечными и лунными затмениями и вообще перед всеми непонятными явлениями природы. Аристофан, также принадлежавший к поколению Сократа и Демокрита, высмеивал в своих пьесах народные суеверия и страх перед божественной молнией Зевса. Персонаж комедии «Всадники», раб, спрашивает другого: «В богов ты, что ли, веришь? Но какие основания?» — Второй ему отвечает: «Богам противен я, так, значит, правда, что есть они»^[360]. В другой комедии, «Лягушки», Дионис выведен не великим божеством, а жалким трусом, которому его же собственные рабы угрожают побоями^[361].

Еще одним веком позже философ Евгемер^[362] из Мессины (Сицилия) заявил, что боги — это либо персонифицированные силы природы, либо древние герои, которых сила воображения людей превратила в богов. Так, Евгемер предполагал, что Зевс на самом деле был завоевателем, умершим на Крите. Последние связи религиозных представлений со звездным небом стираются почти бесследно.

Однако древнегреческая религия еще жива, и древнее благочестие сохранилось. Когда около середины III века до н. э. Аристарх Самосский^[363] установил, что земля вращается вокруг своей оси и одновременно движется вокруг солнца, Клеанф^[364] призывал греков осудить великого ученого за неуважение к богам. Клеанф стоял на той точке зрения, что солнце обращается по кругу между точками летнего и зимнего солнцестояния, чтобы не слишком удаляться от источника питания, воды. Отсюда знаменитый римлянин Цицерон сделал впоследствии вывод, что движение планет и созвездий происходит по их собственной воле. Следовательно, они-то и являются богами.

В столкновениях между тайнами науки и тайнами религии ионийское естествознание утратило силу, присущую ему вначале. Греческая философия погрузилась в море красноречия и, научившись говорить, разучилась мыслить. Она снова обратилась к размышлениям о потустороннем мире, о человеческой душе, стала учить аскетизму, самопознанию, обузданию чувств, — ибо человеческое тело лишь тюрьма духа, — отказалась от помощи разума, чтобы открыть в себе неосознанные якобы божественные истоки. Искра, вспыхнувшая столь ярко в ионийском естествознании, погасла. Прошло больше тысячи лет, прежде чем она загорелась снова.

Осталось одно: увеличивающееся неверие в образованных слоях общества. В середине II века до н. э. Полибий^[365] писал, что римская религия — лишь орудие власти государства, с помощью которого оно держит в узде легкомысленную и аморальную толпу, запугивая ее ужасами загробного мира.

Где же бог?

Некоторые утверждали: вся вселенная, весь космос — это и есть бог. Он — единое, вездесущее, всеобъемлющее и всемогущее божество, ярче всего проявляющее свое животворное начало в солнце. Так примерно гласила последняя формула, созданная уходящим с исторической сцены древним языческим миром. Это божество (или множество богов, слитое в нем) не внемлет ни мольбам, ни воплям, ни молитвам человеческим. Об этом говорит Сенека^[366]: «Ошибается тот, кто верит, что боги не желают вредить — они просто не могут этого сделать. Равно как не могут заставить кого-либо потерпеть или не потерпеть несправедливость».

Значит, они не могут помочь человеку или исцелить его?

Нет, они не охраняют его и не помогают ему! Все, что происходит, является не проявлением божественной воли, а простой случайностью, счастьем или несчастьем, это — судьба: Тюхе^[367], фортуна, фатум. «Нас ведет рок (fatum), и уже первый час определяет то время, которое каждому из нас предоставлено».

«Все созвездия, которые ты видишь над собой, и эта, словно недвижная масса земли, на которой мы стоим и с которой тесно связана наша жизнь, они приближаются постепенно к своей зрелости и своему концу. Все имеет свой определенный срок, но в неравных измерениях; и природа все ведет к одному и тому же концу. Все, что существует, не останется, но и не исчезнет, а растворится». «Все кончается, ничто не исчезает. И смерть, которую мы так боимся и ненавидим, только видоизменяет жизнь, а не отнимает ее. Наступит день, и мы снова выйдем на свет, хотя многим, если они не забудут о своей прежней жизни, это будет неприятно… Обратись к природе: все возобновляется в ней: ничто не исчезает в этом мире, но периодически проходит и возникает снова»^[368], — пишет Сенека в другом месте.

Все предопределено, все провидено! Это подтверждается расположением созвездий, сменой времен года, дня и ночи, лета и зимы, голода и изобилия, смерти и жизни. Созвездия — владыки мира. Они определяют время вселенной, и его циклы совершают кругооборот, подобно стрелкам огромных часов. Не молитесь им, ведь часы не имеют ни сердца, ни чувств, они не услышат! Они лишь отсчитывают заранее предопределенные часы судьбы для каждого человека в отдельности, для целых народов, для владык и для нищих. Называйте то, что с вами происходит, игрой фортуны, слепого случая, слепой богини, непостоянной и несправедливой. Называйте это судьбой, роком, жребием, как хотите! Но оставьте в покое божество! Оно вас не услышит!

И вот, на протяжении нескольких веков, в просвещенном языческом мире наивная вера рушится или превращается в астрологию. Она развивается в научную теологию гибнущего язычества. Появляются первые теологические системы и канонические труды.

Первые сочинения такого рода появились в древнем Египте во II веке до н. э. и приписывались одному из древних жрецов и давно умершему фараону.

Наряду с учением о веках появляются учения о тригонах и крестах, противостояниях и соединениях планет, о приносящем удачу или несчастье расположении звезд… Духовные источники древнейших религиозных представлений, осмеянные, оплеванные, втоптанные в грязь, покрываются все более прочной коркой. И всего лишь пятьсот лет спустя после того как грек Ксенофан призвал не очеловечивать божество, снова с непреодолимой силой пробивается естественное стремление видеть в боге живое существо, которое мыслит, действует и страдает, подобно человеку. Нет на земле большего счастья, чем думать, что бог — это человек, который станет спасителем человечества. А если не он сам, то, наверное, его сын.

Смена времен

О «золотом веке»

Если бы у человечества отняли надежду на лучшее будущее, которое избавит его от страданий, оно, увидев яснее зло, что его окружает, давно погибло бы. Представления о светлом будущем в самых различных формах фигурируют в античной литературе. С ними связана легенда о «золотом веке», об острове блаженных, об Элизиуме (Елисейских полях)^[369], о потерянном рае, о стране обетованной. Эти легенды переплетаются с истолкованиями будущего, обещающими счастливое, беззаботное время. В связи с этим возникает и представление о «последних днях». Придет тот, кто свершит последний суд, наградит добрых и благочестивых и накажет злых и неправедных.

Об этом знали еще древние египтяне. В III тысячелетии до н. э. Неферреху^[370], чтец фараона Снофру, написал: «После всей несправедливости придет могучий царь, носящий на лбу урея (священную змею. — Э. Ц.). Правые займут свое место, и радость восторжествует». Клинописная табличка из Ашшура мало чем отличается от древних текстов Ветхого завета.

О начале нового века свидетельствуют клинописные тексты времени ассирийского царя Саргона II (721–705 годы до н. э.); Ашшурбанипала, последнего значительного правителя Ассирии (668–633 годы до н. э.), почитали как долгожданного спасителя и сына бога, или воплощение божества, с воцарением которого началось блаженное время: потекли дни и годы справедливости и богобоязни. Дети запели, женщины стали рожать без мучений, больные исцелились, к старцам вернулись силы, голодные насытились, нагие оделись. Когда же Ашшурбанипал возвратился из победоносного похода, его прорицатели-жрецы объявили: «Время исполнилось!». Об «исполнившемся времени» и «исполнившихся днях» (понятиях, тесно связанных с астрономическими и хронологическими вычислениями) говорится во многих ассирийских клинописных текстах и религиозных формулах, идущих от древнейших времен лунного культа.

Кубок из могильника, раскопанного в Греции, с изображением быка, пойманного в сети (Млечного Пути)

Когда македонский полководец Деметрий Полиоркет в 307 г. до н. э. вошел в Афины, греки приветствовали в его лице начало нового века, нового Эона. Так же было воспринято утверждение в Египте на престоле Птолемея Филадельфа, отпраздновавшего триумфальным шествием в Александрии свои завоевания. И когда два века спустя римский император Август (63 год до н. э. — 14 год н. э.) велел закрыть врата храма Януса на римском Форуме, римляне были убеждены в том, что наступило новое время, предсказанное древними сивиллиными книгами^[371].

Политическое пророчество (которое вовсе не является пророчеством, ибо оно уже происшедшие события изображает как предсказанные, дабы последующие предсказания казались более убедительными) здесь смешивается с древними религиозными представлениями, которые были широко распространены по всему Востоку: «Когда Египет будет подчинен Риму (что уже произошло при Августе. — Э. Ц.), людям предстанет величайшее царство извечного владыки. Придет божественный властитель, держащий свой скипетр и правящий всеми землями из поколения в поколение в течение времен. Затем мощный гнев обрушится против мужей латинских. Трое из них приведут по велению ужасной судьбы Римское государство к упадку. Все люди погибнут в своих жилищах, ибо огненный поток обрушится с небес. Горе несчастным! Когда же свершится этот день, день великого суда предвечного, величайшего из владык?».

Просвещенные и невежды, фантазеры и скептики, философы и люди неискушенные были захлестнуты, словно эпидемией, волной таких пророчеств. Подобного рода произведения передавались из уст в уста, из поколения в поколение. Говоря об италийских этрусках, Плутарх пишет, что самые мудрые среди них знали об определенном сроке, когда «при совершенно ясном и безоблачном небе острым и жалобным звуком» прозвучит труба, которая повергнет всех в ужас. Это будет означать «возникновение нового поколения и изменение мира». Согласно древнему учению этрусков, всего существует восемь веков и человеческих поколений. Варрон^[372] пишет о семи веках, уже истекших, по версии этрусков. Греческий поэт Гесиод говорит только о пяти веках.

С молоком матери всосав эти представления, люди античного мира и в старости твердили о том же. Чуть ли не все известные авторы последнего века до нашей эры пишут о конце света, о надеждах на лучшую долю в загробном мире, представление о которых тесно связано с общеполитическим положением Рима. Вергилий пишет, что в течение тысячелетия души должны пройти очищение в Элизиуме. Он пишет о «золотом веке» человечества, вслед за которым наступил «век железный», полный разрушений и жестокости. Гораций думает о проклятии пролитой крови и о первородном грехе, который лежит тяжким грузом на всех последующих поколениях. Опасаясь падения Римского государства, Гораций призывает римлян покинуть страну. Те, кто еще не совсем погряз в грехах, должны отвернуться от гибнущего мира и разыскать остров блаженных, где можно вести чистый, спокойный и безгрешный образ жизни. Стоики, гностики и астрологи усматривали в воинах, голоде и эпидемиях все признаки последней мировой катастрофы.

О воскресении мертвых

Древнеиранское вероучение гласит, что будущий спаситель человечества произойдет от семени Заратустры, и называет будущего мессию Саошиант, или Сошьяос. Он должен родиться от девственницы в конце века и совершить суд над всем миром. Уже начиная с середины последнего века до нашей эры иранское вероучение ожидало перемены во всем мире. Спаситель, который явится, победит зло с его черными силами и в обновленном мире воскресит мертвых. Умершие возвратятся в свои тела. «Грешник столь будет отличен, как черная овца среди белых». Безбожники будут на три дня отделены от остальных и отправлены в ад на страшные пытки, благочестивые же из райского блаженства будут созерцать свою жизнь на земле. Затем последует мировая катастрофа. «Звезда (змея. — Э. Ц.) Готихар падет вниз в лунном луче. Огненный поток ринется на землю и расплавит горные руды. Сквозь этот огненный поток (Млечный Путь. — Э. Ц.) должны пройти все люди, чтобы получить очищение. При этом нечестивец будет мучиться так, словно его опустили в расплавленный металл, а достойные люди не ощутят никакой боли, словно они погружены в теплое молоко, а не в огненный поток. После такого очищения все, равно как и прошедшие муки грешники, попадут в царство божие».

В своем более древнем варианте зороастрийское учение содержит мысль о том, что после всемирного страшного суда все люди станут участниками обновленной жизни нового, чудесного мира. Их тела будут вечно юными, они никогда не узнают мучений от голода и жажды. Ад же весь сгорит и одновременно очистится. Змея также сгорит.

В последние века до нашей эры иранское вероучение рисует иначе приближающееся изменение мира: люди, которых оно застанет, не умрут, а переживут происходящие перемены. Ранее же умершие воскреснут для новой жизни.

В этот длительный промежуток времени мессия-спаситель вместе со своими последователями решительно вмешается в дела мира. Через пятьдесят семь лет он воскресит всех умерших, равно праведников и грешников.

Библейский спаситель

Трудно представить себе духовный мир, в котором вырос Иисус из Назарета, если не воскресить в памяти известных по библейским текстам спасителей израильского народа, якобы освободивших израильтян от несчастий и нужды, от политического угнетения и иноземного рабства.

Иосиф, внук Авраама, освободил своих братьев, спас их от голода, одарил богатством и дал им лучшие земли в Египте. Иосиф был сыном Рахили, родившейся в Вифлееме, и бог даровал ей, бывшей до этого бездетной, сына, который обратился затем к своим братьям со словами: «Бог послал меня перед вами, чтобы оставить вас на земле и сохранить вашу жизнь великим избавлением»^[373]. Через несколько веков после смерти Иосифа, когда израильский народ был в рабстве у египтян, появился Моисей, который по воле бога вывел израильтян из Египта. Однако время шло, и пришла новая беда. «Тогда возопили сыны израилевы к господу, и воздвигнул господь спасителя сынам израилевым, который спас их, Гофониила, сына Кеназа, младшего брата Халевова. На нем был дух господень, и был он судьею Израиля». Когда же на них обрушилось новое бедствие, «тогда возопили сыны израилевы к господу, и господь воздвигнул им спасителя Аода, сына Геры». После этого появился Самегар, который освободил израильтян. За ним последовал Гедеон: «Господь, воззрев на него, сказал: иди с этою силою твоею, и спаси Израиля от руки мадианитян»^[374].

Но шло время, и израильтяне грешили против бога. Тогда он отдал их под власть филистимлян. «В то время был человек из Цоры… именем Маной. И явился ангел господень жене и сказал ей: вот, ты неплодна и не рождаешь; но зачнешь, и родишь сына… от самого чрева младенец сей будет назорей божий, и он начнет спасать Израиля от руки филистимлян… И родила жена сына, и нарекла имя ему: Самсон. И рос младенец, и благословлял его господь»^[375]. Он был наделен огромной силой, но, преданный коварной филистимлянкой Далилой, попал в руки врагов. Они ослепили его и держали в оковах, и был он слаб и беспомощен, но сила возвратилась к нему, и он воззвал к богу: «Господи боже! вспомни меня, и укрепи меня только теперь, о боже!». И, обхватив две колонны здания, где пировали филистимляне, он обрушил крышу дома на врагов^[376].

Затем появился Самуил. Его мать Анна была бесплодна, но обратилась к богу с молитвой, обещая, если у нее родится сын, отдать его в служение богу. Самуил стал великим пророком и судьей израилевым, который помазал на царство двух первых израильских царей — Саула и Давида. При царе Давиде Израильское царство достигло большого могущества.

Но затем снова пришло несчастье. Ассирия уничтожила Израильское царство и угнала множество израильтян в Ассирию. Через полтора столетия был разрушен Иерусалим, разгромлено южное, Иудейское царство и началось «вавилонское пленение» иудеев. С тех пор Израиль уже никогда не был самостоятелен. Вместо освобождения и спасения он получил новых поработителей — иранцев, греков, сирийцев и, наконец, римлян.

Многие пророки объясняли несчастья, обрушившиеся на их народ, безбожием царей и нечестивостью жрецов, которые не препятствовали существованию древнейших культов, связанных с почитанием золотого тельца, змея, священных камней и деревьев. Одновременно эти пророки предрекали появление мессии.

Долгожданный

Один из величайших и наиболее уважаемых пророков, Исаия, прорицал еще за много веков до рождения Иисуса: «се дева во чреве приимет и родит сына… владычество на раменах его… умножению владычества его и мира нет предела на престоле Давида и в царстве его, чтобы ему утвердить его и укрепить его судом и правдою отныне и до века… Поглощена будет смерть навеки, и отрет господь бог слезы со всех лиц, и снимет поношение с народа своего по всей земле… Тогда откроются глаза слепых, и уши глухих отверзутся… И возвратятся избавленные господом, приидут в Сион с радостным восклицанием; и радость вечная будет над головою их; они найдут радость и веселие, а печаль и воздыхания удалятся… Ибо вот, Я творю новое небо и новую землю»^[377].

Пророки предостерегают и сулят избавление в одно и то же время. Захария предсказал приход владыки царей. Пророк Малахия говорит об ангеле, который подготовит путь для появления господа, и в то же время об Илье, который когда-то отправился на небо и, следовательно, вернется оттуда. «И кто выдержит день пришествия его, и кто устоит, когда он явится?»^[378]. Таким образом, изменение мира и пришествие мессии сливаются в одно понятие.

Пророк Иоиль предрекает, что «день господень» близок. Исаия заявляет, что день этот будет страшен и полон тьмы, пророк Софония говорит, что он наступит в ближайшее время. Эти пророчествующие голоса еще за сотни лет до рождения Иисуса убежденно предсказывали пришествие мессии. В VI веке до н. э. пророк Аггей предрекал: «Я потрясу небо и землю, море и сушу; и потрясу все народы, и придет Желаемый всеми народами…»^[379]. В этом же веке пророк Захария радостно воскликнул: «Ликуй от радости, дщерь Сиона, торжествуй, дщерь Иерусалима: се царь твой грядет к тебе, праведный и спасающий, кроткий, сидящий на ослице и на молодом осле, сыне подъяремной»^[380].

Мессия рождается в муках

Из поколения в поколение передается все более напряженное ожидание. Чем сложнее политическая судьба израильского народа, чем сильнее угрожает ему влияние чуждых религий, чем больше его бедствия и переживаемая им социальная несправедливость, тем громче звучат голоса верующих, именно в этих несчастьях видящих признаки приближающегося конца света и страшного суда. На протяжении веков всякий раз, потерпев очередное крушение, надежда на скорые перемены оживает с новой силой, черпая поддержку в таинственных словах древних текстов и в различных предположениях, связанных с числами и понятиями времени. В книге Левит все время со дня сотворения мира делится на семь недель. В конце шестой недели произошло вавилонское пленение после разрушения Иерусалима (586 год до н. э.), а седьмую неделю должен завершить великий карающий суд. За ним последует восьмая неделя справедливости и еще две недели перед заключительным страшным судом.

Псалмы — произведения, приписываемые царю Соломону, а на самом деле созданные разными авторами задолго до рождества Христова, — наполнены страстным ожиданием появления мессии. Нашествие надвигающихся с севера варварских народов и взятие Иерусалима, давно предрекаемые пророком Иезекиилем, должны предшествовать великой перемене. Но потом будут уничтожены языческие царства. Рассеянные по всему миру, уведенные в рабство, дети Израиля соберутся в одно место, и воцарится посланный богом мессия. Вдохновенно звучат слова: «Воззри, господи, и дай им их царя, сына Давидова, к тому времени, которое ты, о господи, избрал для того, чтобы он царствовал над Израилем, сыном твоим!»^[381].

Конец света, пришествие мессии, предположения, связанные со временем и числами, тесно переплетаются с глубоко религиозными представлениями, в которых эти перемены связаны с потусторонним царством божиим. В книге пророка Варуха проводится различие между земным и небесным царством мессии. Земное царство мессии начнется с освобождения иудеев от чужеземного гнета. Но освобождение от римского владычества будет лишь первой ступенью на пути к полному освобождению, за которым последует страшный суд и воскресение мертвых.

Согласно иудейским религиозным представлениям, мессия откроет людям все предначертания бога. Он будет судить, кто выполнял закон, а кто его нарушал. То, что не было доступно пониманию самого ученого фарисея, будет разъяснено мессией, который станет одновременно и верховным судьей на последнем страшном судилище, и царем-первосвященником. Не избавление от страданий и смерти принесет он с собой, а наказания и награды. Благочестивых ждет прекрасная и свободная жизнь на земле. Некоторым праведникам будет разрешено принять участие в пиршествах потустороннего мира, на которых блаженные будут поедать демонических змей и других чудовищ (вот как, наконец, проявились многовековые культовые запреты). А злодеев, грешников, нарушителей закона ожидает адское пламя.

В книге пророка Даниила сказано: «И многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие — на вечное поругание и посрамление. И разумные будут сиять, как светила на тверди, и обратившие многих к правде — как звезды, вовеки, навсегда»^[382]. Книга пророка Еноха, появившаяся в I веке до н. э., начинается с известия о последнем суде. Великий святой спустился с небес на землю с большой ратью ангелов, чтобы наградить праведных и избранных и покарать безбожников. Религиозный экстаз переплетается с естественнофилософскими, физическими и астрологическими представлениями, с искаженными образами, с безумными идеями, создающими отталкивающее впечатление об авторах и верующих читателях подобных произведений.

В третьей книге пророка Ездры описаны страшные события, которые произойдут при зарождении мессии. Дьявольские силы всего мира в последний раз обрушат на мир всю свою мощь, повергая людей и целые народы в бездну отчаяния. Все беды, какие только возможны, войны, вражда внутри семей, голод и горе станут уделом человечества. Пламя подымется из глубин, камни возопиют, деревья станут источать кровь. Все, на что способно болезненное человеческое воображение в совокупности с древнейшими фантастическими измышлениями о злых духах и ужасах, связанных с ними, вошло в пророческие видения и предсказания Ездры: «Ибо зло истребится и исчезнет лукавство; процветет вера, побеждено будет растление, явится истина, которая столько времени оставалась без плода»^[383].

Праведникам новый век (Эон) принесет вечную жизнь. Воскреснув, они облекутся в небесные одежды и превратятся в сонм ангелов. В будущем мире не станет пищи и питья, ибо голод и жажда исчезнут. Человеческий род прекратит размножаться. Работать никто не будет!

Часто подобные пророчества обещают возвращение в рай, где растет дерево жизни. Не будет смерти, болезней, хилости, забудутся горе и беды. «Корень зла запечатан от вас… и в конце показалось сокращение бессмертия»^[384].

Поток писаний

Поток подобных пророческих сочинений затопил не только Палестину, но захлестнул весь Восток, охватил Грецию и Рим. Их авторы не называют своих истинных имен, а подписываются именами древних, давно умерших пророков, чтобы придать своим высказываниям бóльшую достоверность. Миллионы людей верили в то, что было написано Орфеем, божественным сыном Гермеса, богиней Исидой, Пифагором и другими, и не сомневались в том, что эти сочинения либо созданы самими богами, либо по крайней мере продиктованы ими. Уже Платон выступает в своих трудах против орфических и многих других священных текстов, которые целым потоком изливались на Афины, требуя искупительных жертв для живых и мертвых, таинственно намекая на приближение последних дней мира, страшный суд и гибельные судьбы смертных. Египетский жрец II века до н. э. Манефон перечислил свыше тридцати шести с половиной тысяч книг, якобы написанных богом Тотом-Гермесом. Чаще всего эти книги представляют собой диалоги между сыном божиим Гермесом-Трисмегистом и его учеником и последователем Асклепием. Иногда они обращены к царю Амону и содержат смесь запутаннейших греко-египетских и сирийско-палестинских измышлений, основывающихся на египетской «Книге мертвых» и различного рода философиях. Так, на почве древнего Египта за несколько веков до появления христианства пышным цветом расцветают мистические учения, которые не являются ни языческими, ни монотеистическими, ни верой, ни наукой. Подобные сочинения способствовали тому, что в мире, все более насыщавшемся таинственными предсказаниями, изречениями оракулов, пророчествами, непомерно увеличивалось число одержимых. Появились бесноватые и эпилептики, бившиеся в припадках и гордившиеся этим, ибо народ относился к ним с суеверным уважением. Философские учения способствовали увеличению числа призраков и демонов, находящихся между земным человеком и божеством. Женщины массами впадали в экстаз, покидали свои дома и, возложив на себя венок из плюща, убегали в горы и леса, плясали с распущенными волосами у гробниц, разрывали на части молодых косуль и поедали сырым их мясо или хватали детенышей животных и кормили их молоком из своей груди.

Смерть и жизнь!

Нелепые россказни грозили затуманить головы даже тех людей, которые еще были способны мыслить. Чудесные непорочные зачатия смертными женщинами от богов, удивительные случаи рождения всяческих уродов, видения, призраки, трупы, от соприкосновения с которыми воскресали другие мертвецы, — потрясенная до самых оснований душа человека вернулась к своему первобытному состоянию. Сенека описал женщин, которые, сидя на ступенях Капитолийского храма, ожидали, чтобы Юпитер разделил с ними ложе: им было ниспослано сновидение, в котором они стали супругами Юпитера. От их поцелуев стерлись губы каменных статуй божества.

Чем больше папирусов, черепков с надписями, амулетов и прочих предметов извлекают археологи из засыпанных и разрушенных погребений античной эпохи и доставляют в кабинеты филологов, где их тщательно расшифровывают и переводят, тем больше потрясает нас почти неуловимый мир представлений и верований уходящей древности. Люди, увешанные амулетами, предохранявшими от колдовства и духов, толпами собирались на таинственные мистерии, исповедовали страшные мистические культы. Многочисленные амулеты, украшенные резьбой, магическими знаками и надписями, которые защищали носящего их от призраков и отвращали от него гнев богов, изобилуют в современных музеях. Это последние обломки той скалы, из которой исходили смерть и созидание.

В источниках и надписях на талисманах появляется магическое слово «Абраксас». Числовое значение этих букв составляет в сумме триста шестьдесят пять, то есть число дней одного года. Цифра триста, которой соответствует буква Т, имеющая форму креста, получает большое значение в магии и в культах. Позднее, в учении гностиков, Иисус (Машиах) приравнивается к змее (Нахаш) при истолковании его имени с помощью букв и чисел (в Евангелии от Иоанна Иисус также связан со змеей). Оба слова имеют числовое значение триста пятьдесят восемь, составляющее приблизительно число дней одного лунного года.

Плутарх считал учение о демонах одним из значительнейших достижений греческой философии. Философ Цельс^[385], неоплатоники^[386] инеопифагорейцы^[387] распространяли это учение среди народных масс, и без того до предела погрязших в суевериях. На протяжении веков по всему свету бродили шарлатаны, которые, как в каменном веке, плясками и криками доводили себя до экстаза, рвали на себе одежду и наносили себе увечья. Поистине, человеческий разум задыхался на ложных путях самовнушения, самообмана, в мучительных попытках выразить свою душу. Но был ли это конец?

Мессия

Когда же он придет?

Время движется неизменно и размеренно. Ход часов вселенной заглушает шум битв, отчаянные вопли пытаемых и приносимых в жертву, стенания несчастных слепых и убогих, гибнущих от голода и болезней, плач голодных детей, крики ярости народов, восставших против поработителей.

От африканской Нубии до островов Средиземного моря тысячи людей, гремя тяжелыми цепями, сгибаются под ударами бичей надсмотрщиков в золотых и медных копях. Измученные непосильным трудом, голодные, они добывают руду глубоко под землей. Им отказано даже в свете солнца, единственное их желание — умереть, единственная их надежда — потусторонний мир. Они гибнут, как крысы в своих норах, бормоча слова о спасении и милосердии.

Во всем Средиземноморье одно бедствие сменяется другим. Голод, эпидемии, мор косят поколение за поколением. Искусство врачевания находится на очень низком уровне, это, скорее, культ, чем обобщение опыта. Обработка земли связана с религиозными обрядами вопреки развитию техники. Войны и мятежи опустошают поля, губят масличные и фруктовые деревья. Уже в III веке до н. э. из-за уничтожения лесов и эрозии почвы некоторым областям Аттики в Греции угрожал голод и многим хозяевам пришлось покинуть свои усадьбы.

В Аттике, Македонии, на священном острове Делосе, в Сицилии и в Италии вспыхнули восстания рабов. Карательные отряды римлян разрушили в Эпире семьдесят городов, сто пятьдесят тысяч греческих граждан были проданы в рабство. Повсеместно накаляется ненависть к Риму. В 88 году до н. э. греки, примкнувшие к новоявленному Дионису, Митридату VI Евпатору^[388], перебили более восьмидесяти тысяч римлян — мужчин, женщин и детей. Два года спустя римский полководец Сулла наказал Афины: он разгромил город, обложил его непомерной контрибуцией и вывез сокровища из святилищ в Дельфах, Олимпии и Эпидавре. Все драгоценности и красивейшие статуи были увезены в Рим. Дельфы, прекраснейшая жемчужина среди греческих святынь, была низведена до уровня «жалкого святилища». Над страной греков воцарился кладбищенский покой.

Мертв был Египет, его храмы разрушались. Ветер пустыни заносил песком развалины великих городов Ассирии и Вавилонии. Легенды этих народов забыли, никто не говорил на их языках.

Умирала и прекрасная Греция. Не стало древней веры в богов. И лишь в угнетенных слоях народа жила тоска по спасителю, имя которого еще было неизвестно.

Крест, на котором он будет распят, «палка рабов», уже давно стоял повсюду. На Эсквиллине, одном из семи холмов, на которых раскинулся Рим, высился целый лес этих столбов для устрашения покоренных и обращенных в рабство людей, мечтавших о свободе и спасении. После подавления восстания Спартака в 71 году до н. э. вдоль Аппиевой дороги, ведущей из Капуи в Рим, было поставлено около шести тысяч столбов с искалеченными телами мятежников. Невозможно было представить себе, что может найтись человек, который добровольно, из любви к угнетенным и обездоленным, позволит распять себя на кресте! Одна лишь мысль об этом должна была глубоко волновать души и трогать самые черствые сердца.

Жалка, повержена в прах земля Палестины, на которой уже стоит колыбель сына плотника. Он еще мал, этот ребенок, он только учится ходить и говорить. Он еще ничего не знает о борьбе своих соотечественников против Рима; он не знает о сотнях городов и селений, которые стер с лица земли римский полководец Вар, о двух тысячах крестов, на которых висят тела повстанцев рядом с телами невинных, захваченных римлянами. Находящийся под опекой матери, младенец не подозревает, что, охваченные отчаянием, многие иудеи наложили на себя руки, ибо жизнь их стала невыносимой. Он не понимает, о чем шепчутся почтенные старцы перед Иерусалимским храмом, ограбленным римским полководцем Лицинием Крассом (54 год до н. э.); и ему неизвестно, что одиннадцать лет спустя после ограбления храма тридцать тысяч иудеев были проданы в рабство. Он не знает о бесполезной борьбе Общины сынов света^[389] против бесчестного первосвященника, который допустил пытки и казнь их Учителя праведности. В душе этого ребенка нет еще ненависти к господствующей касте законоучителей и фарисеев, до него не доносится перешептывание проданных в рабство о помазаннике божьем, о богоизбранном спасителе, который после мученической смерти возвратился как мессия и судья, чтобы спасти верующих в него перед последним судом.

Голос земли, тоскующей по началу новой эры, еще не доносится до этого ребенка, он не улавливает трепета ожидания, захватывающего все более широкие круги. Не видит мальчик и благочестивых старцев, и находящихся в экстазе женщин, которые проводят всю свою жизнь возле Иерусалимского храма, постятся и молятся о том, чтобы им, прежде чем они умрут, было дано своими глазами узреть долгожданного спасителя. Вопросы, которые волнуют всех, пока что его не занимают: придет ли долгожданный спаситель с легионами, в лаврах победителя, со сверкающим мечом в руках, чтобы освободить порабощенную страну? Или он явится в обличье нового великого законоучителя, окруженный фарисеями и первосвященниками, уверенный в себе и деле, которое ему предстоит исполнить? Или он придет как царственный отпрыск из рода Давидова, вооруженный с головы до ног и вскормленный древней мудростью фарисеев и саддукеев?^[390]. А может, он снизойдет прямо с неба, чтобы исцелить больные души и тела, избавить их от мук, голода и страха?

И последний вопрос, волновавший всех, — когда, когда же, наконец, придет мессия? — для этого ребенка еще не существует.

Смоковница поучает

Когда Иисус из Назарета начал свою проповедь, первый его призыв гласил: «Покайтесь; ибо приблизилось царство небесное»^[391]. И когда апостолы спросили его, когда же оно наступит, он ответил: «Истинно говорю вам: не прейдет род сей, как все сие будет»^[392]. Только лишь день и час не известны ему точно: «О дне же том и часе никто не знает, ни ангелы небесные, а только отец мой один»^[393].

Зато он знает, в какое время года это произойдет. Перевоплощение мира случится летом. Три первых евангелия сообщают об этом достаточно ясно: «От смоковницы возьмите подобие: когда ветви ее становятся уже мягки и пускают листья, то знаете, что близко лето. Так, когда вы увидите все сие, знайте, что близко, при дверях»^[394]. В Евангелии от Луки говорится еще точнее: «Так, и когда вы увидите то сбывающимся, знайте, что близко царствие божие»^[395].

Следовательно, по старому летосчислению, новая эра должна была наступить в конце года, когда начинается лето и новый год. Тогда свершится: не только умрет на своей виселице небесный спаситель, но и восстанут мертвые.

Очевидно, здесь сказывается не только древнеегипетское учение, связывавшее начало нового года со временем летнего солнцестояния, но и учение стоиков о мировом пожаре, происходящем летом. Это объясняется подробнее в Евангелии. Когда фарисеи спросили Иисуса о времени наступления царства божьего, он ответил: «И как было во дни Ноя, так будет и во дни сына человеческого; ели, пили, женились, выходили замуж до того, как вошел Ной в ковчег, и пришел потоп и погубил всех. Так же как было и во дни Лота: ели, пили, покупали, продавали, садили, строили; но в день, в который Лот вышел из Содома, пролился с неба дождь огненный и серный и истребил всех; так будет и в тот день, когда сын человеческий явится»^[396].

Итак, произойдет то, что однажды уже было с Содомом — на мир обрушится с неба поток огня и серы. Нет сомнений в том, что Иисус проповедовал учение стоиков о мировом пожаре, который охватит землю в летнюю пору.

Для Иисуса ясно, в какое время года наступят великие перемены, хотя неизвестен день и час, и ясно также, что они произойдут в самое ближайшее время: «Истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят царство божие, уже пришедшее в силе»^[397]. Да, он даже велит своим ученикам отправиться в путь и разнести весть о приближении небесного царства на земле: «На путь к язычникам не ходите, и в город Самарянский не входите; а идите наипаче к погибшим овцам дома Израилева»^[398]. И тут Иисус поясняет, почему апостолам не следует направляться в города язычников: «Ибо истинно говорю вам: не успеете отойти от городов Израилевых, как приидет сын человеческий»^[399]. Время не терпит, нельзя терять ни минуты!

Чудесное насыщение

Согласно легенде, не только ученики спрашивали Иисуса, фарисеи также требовали от него «знамения». Это требование выглядит достаточно странным, если учесть, что Иисус совсем недавно накормил небольшим количеством хлеба многотысячную толпу. Неужели вопрошающим все еще мало, и они ждут нового чуда? Вздыхая, Иисус удалился. Апостолам же своим он объяснил после: «Еще ли не понимаете и не разумеете? Еще ли окаменено у вас сердце? Имея очи, не видите? Имея уши, не слышите? И не помните? Когда я пять хлебов преломил для пяти тысяч человек, сколько полных коробов набрали вы кусков? Говорят ему: двенадцать. А когда семь для четырех тысяч, сколько корзин набрали вы оставшихся кусков? Сказали: семь. И сказал им: как же не разумеете?»^[400].

Если перечитать эти строки Евангелия со вниманием, нельзя не заметить, что не в чуде увеличения небольшого количества хлеба и насыщения толпы смысл происходящего, а в значении чисел, которые называет Иисус апостолам. Вся постановка вопросов Иисуса и ответов апостолов подчеркивает значение названных в диалоге чисел. В них, по-видимому, и скрывается тайна, в их правильном истолковании содержится «знамение неба». Иисус из Назарета призывает своих учеников вспомнить цифры и заставляет их повторить: пять хлебов на пять тысяч, и остаток — двенадцать. Затем семь хлебов на четыре тысячи, и остаток — семь. В этих числах небесное знамение; в них заключено тайное известие о сроке пришествия царствия небесного, а не о чуде никогда и не происходившего насыщения нескольких тысяч людей несколькими хлебами!

И когда апостолы остаются глухи к его разъяснениям, Иисус, видя, что смысл его слов не дошел до их сознания, с горечью говорит: «Как же не разумеете?».

Что же представляют собой эти числа: 5 + 7 = 12 хлебов на девять тысяч? Только для того чтобы несколько усложнить легкую загадку, эти цифры разложены на два приема, на два чудодейственных насыщения. Итак, девять тысяч на двенадцать частей (хлебов). На каждый «хлеб» приходится семьсот пятьдесят — чего же?

По-видимому, имеется в виду девять тысяч лет, взятых из иранского вероучения о веках: каждый мировой месяц продолжается семьсот пятьдесят лет. По иранскому летосчислению, мировой месяц длится не тысячу лет, а семьсот пятьдесят, следовательно, четыре таких мировых месяца составляют три тысячи лет. Таким образом, Иисус из Назарета сознательно или бессознательно опирается на иранское религиозное летосчисление. Недаром он был родом из Галилеи, которая после разгрома Израильского северного царства стала пристанищем переселенцев с Востока. Жители Иерусалима называли родину Иисуса Галилеей языческой.

Если мировой месяц длится семьсот пятьдесят лет, то, спрашивается, когда же начался и когда кончится последний из них? И на этот вопрос в Евангелии есть ответ: осталось двенадцать и семь корзин с кусками хлеба и пара рыбок. Что же это, как не девятнадцать земных лет и несколько месяцев (рыбок)? По прошествии этих лет начнется новое время, наступит царство небесное. Эти девятнадцать лет с несколькими месяцами — последний срок, который надлежит переждать. По-видимому, здесь аналогия с известным на Востоке високосным циклом, продолжающимся девятнадцать лет. Только в этом тайна рассказа о чудодейственном увеличении количества хлеба, здесь скрывается сокровеннейшее известие о грядущем изменении мира. Именно в этом положении содержится самый интересный и важный мотив всего мессианского движения Палестины. Ибо, если до конца семисотпятидесятилетнего мирового месяца осталось всего девятнадцать земных лет и несколько месяцев, то в истории Палестины можно обнаружить те знаменательные моменты, которые помогут определить начало этого последнего месяца мира. Итак, нужно оглянуться на время, близкое к 700 году до н. э.

Движение Хреста

VIII и VII века до н. э. были для всего Ближнего Востока временем тяжких потрясений и катастроф. Был разрушен и опустошен Вавилон, рухнуло древнее Эламское царство. Им наследовали мидяне и персы. Пришел конец и могущественной Ассирийской державе. В Египте под ударами завоевателей распалось царство фараонов. В Палестине в 722 году до н. э. было разгромлено северное, Израильское царство. Захватив его столицу Самарию, ассирийский царь Саргон II переселил израильтян в Ассирию, откуда они более не возвратились на родину. Это были десять из двенадцати племен («колен»), населявших «царство Давидово». Земля же израильтян была заселена уроженцами Месопотамии. По всей вероятности, Саргон II угнал в Ассирию жителей самых крупных городов и селений. Для оставшихся на месте израильтян, рыбаков и крестьян, живших в мелких поселках, страшные события, связанные с опустошением страны и нашествием чужеземцев, могли стать отправной точкой в летосчислении, подобно тому как одно из ассирийских летосчислений вело свое начало от воцарения Саргона II (721–705 гг. до н. э.). Так, в Галилее под влиянием Востока могли сложиться представления о семисотпятидесятилетнем периоде, примыкающие к иранскому учению о девятитысячелетней эре.

Следовательно, сообщение Иисуса из Назарета о том, что он накормил девять тысяч человек двенадцатью хлебами, содержит божественное знамение о времени наступления царства небесного. Для обитателей Галилеи естественным было исчислять последний семисотпятидесятилетний период не со времени Вавилонского пленения обитателей южного, Иудейского царства (586 год до н. э.), а с момента крушения северного, Израильского царства (722 год до н. э.). И этот период заканчивался в то время, когда Иисус из Назарета начал свою проповедь.

Можно допустить, что Иисус из Назарета твердо верил, что с его распятием истекал последний семисотпятидесятилетний период. Период этот можно рассматривать как эру рабства, которой, по верованиям иудеев, предшествовала эра такой же продолжительности, начавшаяся со времени завоевания земли обетованной Иисусом Навином. По нашим нынешним историческим представлениям, он закончился в 29/30 году н. э. Естественно, что Иисус и его ученики, будучи уроженцами Галилеи, входившей в северное, Израильское царство, началом последнего периода в семьсот пятьдесят лет считали страшную катастрофу, постигшую Израильское царство, — разгром его ассирийскими войсками. В Галилее под сильным воздействием восточного иранского влияния сложились совсем иные традиции, чем в Иудее, столицей которой был Иерусалим.

Именно в Галилею Иисус желает направиться со своими учениками после воскресения. Там он, как только воскреснет из мертвых, восстановит Израильское царство, уничтоженное за семьсот пятьдесят лет до того. Он ведь сам знает, что воскреснет на третий день после своей смерти. Нет ни одного слова о том, что царство его будет не от этого мира: именно Израильское царство он жаждет восстановить своим самопожертвованием! Апостолы спрашивают Иисуса совершенно недвусмысленно: «Не сие ли время, господи, восстановляешь ты царство Израилю?»^[401]. Ответ Иисуса не является ни решительным отрицанием, ни утверждением, что царство его «не от мира сего». Он просто отвечает: «Не ваше дело знать времена или сроки, которые отец положил в своей власти»^[402].

Все, что впоследствии появилось в евангелиях, представляет собой позднейшие дополнения: проповедь среди язычников, распространение учения Христа по всему миру, рассказы о чудесах, совершенных Иисусом, о царстве божьем и т. д. Иисус из Назарета был патриотом, который хотел как земной царь восстановить в прежнем блеске свою родную страну после семисотпятидесятилетнего порабощения. В таком смысле его понимали и первые ученики, видевшие в нем главу будущего царства и сами собиравшиеся играть в этом царстве не последнюю роль. Если внимательно вчитаться в труд Иосифа Флавия, то станет ясно, что в сложившейся ситуации синедрион Иерусалима мог видеть в Иисусе из Назарета и его сторонниках только опасных мятежников, угрожавших порядку в государстве. Лишь под впечатлением событий, случившихся в день казни помазанника божьего, под впечатлением лунного затмения начала развиваться религия, опиравшаяся на наследие неизраильских мифов и верований и ставшая со временем всемирной.

Поскольку было неясно, когда именно истечет последний семисотпятидесятилетний период, начавшийся со времени разрушения Израильского царства, и Иисус к тому же выступил с пророчеством относительно девятнадцати лет, многие его сторонники ожидали наступления царства божьего через девятнадцать лет после его смерти, то есть приблизительно в 50 году н. э. Это послужило истоками движения, возглавленного Хрестом в Риме, происходившего, как сообщает Светоний^[403], с 49 примерно до 52 года н. э. Движение Хреста закончилось высылкой по приказу императора Клавдия из Рима всех иудеев.

Но пламя ожидания пришествия царства божия разгоралось и охватывало все более широкие и отдаленные области языческого мира. И в этом движении, руководимом и вдохновляемом фанатиками, чаяния на создание освобожденного от римского владычества светского царства божьего на земле все больше уступали место идее мирового царства, особенно небесного. Из национального движения против Римского государства возникло христианство, которое вложило в уста мертвого Иисуса из Назарета слова, которые он, скорее всего, никогда не произносил: «Царство мое не от мира сего».

Откровение

Образ мятежника Иисуса из Назарета стал в глазах угнетенных и обездоленных всего мира светлым символом освобождения от земных страданий и отпущения прегрешений. Его жизнь и деятельность приобрели черты величия, отразившиеся в евангелиях. Уже в самые ранние списки евангелий были включены события и изречения, к которым Иисус из Назарета не был причастен. Авторам этих евангельских рассказов важна была не историческая достоверность, а внутренняя «правда» того, о чем они писали. Сложившееся теперь христианское вероучение уже не воплощало в себе политико-религиозные чаяния на будущее Израиля — они погибли в 70 году н. э. в пламени Иерусалима, — а было последствием мировоззрения, выработавшегося на земле в течение бесчисленных поколений людей.

Начало новой религии надо искать там, где впервые человек, обратив свой вопрошающий взор на небо и наблюдая изменения лунного диска, увидел рога лунного быка. Ее первая кульминация была достигнута в Египте: «Сколь истинно существует Осирис, столь истинно существуешь и ты!». Он не умирает навечно, а воскресает на третий день. Первые свидетельства этой религии — пирамиды на Ниле и культ умерших, распространенный у всех народов мира начиная с ледникового периода. Доказательства же истинности этой религии можно найти на небе.

Завершение развития христианства мы находим в Евангелии и в апостольских посланиях: «Благовестие, которое бог прежде обещал через пророков своих, в писаниях святых, о сыне своем, который родился от семени Давидова по плоти и открылся сыном божиим в силе, по духу святыни, чрез воскресение из мертвых, о Иисусе Христе, господе нашем… Как Христос воскрес из мертвых славою отца, так и нам ходить в обновленной жизни. Ибо если мы соединены с ним подобием смерти его, то должны быть соединены и подобием воскресения»^[404].

Иисус из Назарета превратился в Христа, человек стал воплощением небесного откровения: «По откровению тайны, о которой от вечных времен было умолчано, но которая ныне явлена, и чрез писания пророческие, по повелению вечного бога, возвещена всем народам для покорения их вере»^[405].

Уверенность в том, что Иисус Христос — спаситель человечества, — это не что иное, как извечная и непобедимая традиция, возникающая из остатков древних звездных религий. Выражается она в передаче людям подготовленной божьим откровением в Ветхом завете, предсказанной пророками и объявленной апостолами вести о том, что Иисус Христос, вечный сын вечного отца, истинный бог и (после земного своего рождения) истинный человек, сойдет с небес на землю, чтобы своими страданиями и смертью примирить грешное человечество со своим отцом, и что, закончив свое дело, он через три дня воскреснет, а спустя сорок дней — вновь вознесется на небо.

«Приди, господи!»

Апостол Павел знает, что Иисус вернется, все знают об этом. В первом послании Иоанна говорится: «Дети, последнее время!». Первое послание Петра содержит утверждение, что «близок всему конец!»^[406]. Апостол Иаков призывает: «Итак, братия, будьте долготерпеливы до пришествия господня… укрепите сердца ваши; потому что пришествие господне приближается!»^[407]. Павел обращается к фессалоникийцам: «День господень так придет, как тать ночью»^[408]. Он не сомневается в том, что Иисус Христос возвратится на землю еще при его жизни. Коринфян Павел увещевает: «Ожидая явления господа нашего… чтобы вам быть неповинными в день господа нашего Иисуса Христа». И далее: «Посему не судите никак прежде времени, пока не приидет господь… Время уже коротко… Приди, господи!»^[409].

Люди включают эти мысли в свои молитвы. Они отказываются от своей собственности и отдают все деньги и имущество создающейся церкви. Богат ты или беден — это теперь безразлично. Близость конца света обесценивает все земные блага. Благочестие, любовь, гостеприимство — вот что не утратило еще своего значения.

Люди нежно обнимаются и целуются, смиренно ожидая своего конца. Они готовятся принять Иисуса Христа с чистым сердцем в благочестивом спокойствии. Даже много лет спустя Тертуллиан^[410] писал, что Иисус Христос появится снова в человеческом обличье, в роскошных одеждах царя.

Павел еще и еще раз настойчиво повторяет им символ веры: «Если нет воскресения мертвых, то Христос не воскрес; а если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера наша»^[411].

От этого зависит все!

Но он воскрес! Воскрес! Он должен был воскреснуть! Иначе что стало бы с человеком, с его душой, с его надеждами, с его религиозным рвением? Можно потерять все, даже жизнь не имеет цены, лишь бы была надежда. Если Иисус не воскрес, то вера — лишь тщетность и самообман. Но душа взывает, она знает, она уверена в том, что Иисус Христос воскрес! Будь презрен разум, который может отрицать это! Разум — ничто, душа — все. И она одна владеет своим наследием. И она знает также, что господь придет с неба, оттуда, где находится и ее «родина».

Восседая по правую руку бога-отца в «облаках небесных», грядет он^[412] справа от солнца, там, где всегда появляется воскресающая луна.

Люди последующих столетий тысячами отказывались от мира и земных утех. Многие в ожидании конца света уходили в пещеры, заживо вырывали себе могилы. Там они жили в благочестивом ожидании второго пришествия. Огромное количество таких пещер отшельников обнаружено археологами в наши дни в Северной Африке, в нильской Долине царей, возле древних гробниц фараонов, высеченных в скалах. Одержимые становились «столпниками» и проводили свою жизнь, стоя на высоких столбах в ожидании господа. В Европе не проходило ни одного столетия (вплоть до наших дней), чтобы время от времени не возникали слухи о скором конце света, о приближении страшного суда и пришествии спасителя. Современные ученые собрали огромное количество дат, когда ожидались эти события.

Но они так и не произошли!

Почти две тысячи лет длится это ожидание.

Где-то и когда-то вдруг становится известно, что пришествие Христа близко. Но Иисус не появляется.

Он не пришел, когда во имя его христиане подвергли истязаниям и пыткам, сожгли на кострах у смертного столба девять с половиной миллионов христиан. Он не явился и тогда, когда во время средневековой охоты за ведьмами еще около девяти миллионов человек, в основном женщин, превратились по воле инквизиторов в живые факелы. Иисус из Назарета не пришел ни в одну из страшных годин даже тогда, когда на города Европы «пал огонь с неба», когда потомки того народа, который он когда-то стремился освободить, задыхались в газовых камерах XX века. Нет, Иисус не придет!

Но то, что видели в нем первые верующие, что они перенесли на него из своего древнего религиозного наследия, продолжает существовать. И его прообраз можно почти каждый день видеть на небе «во все дни до скончания века»^[413].

Содержание

А. А. Нейхардт. Предисловие … 3

Введение, которое необходимо прочесть … 23

Наука, полная тайн … 23

Происхождение … 23

Небесные источники … 24

Что такое лунная религия? … 25

Священные лунные животные … 27

Связи в символике … 29

Ничтожное солнце … 30

Не был ли Иисус из Назарета луной? … 32

В дебрях первоисточников … 33

Как читать такую книгу? … 34

I. Сын божий

Повествователи … 36

Беспалый и врач … 36

Нить обрывается … 38

Любимый ученик … 39

Изменения текста … 40

Историки и политики … 41

Клубок иудейских легенд … 45

Докеты … 47

Павел … 49

Исторический и мифический Иисус … 50

Что же исторично? … 51

Евангельские источники … 53

Боги и сыновья богов … 55

Цари — боги … 55

Земные и мифические сыновья богов … 59

Воскресающие боги … 60

Чародеи, нищенствующие отшельники, чудотворцы … 62

Рождение … 64

Сколько ему было лет? … 64

И день рождения Христа ташке неизвестен … 65

Вифлеем … 66

Легенда о Моисее … 69

Иуда из Галилеи … 70

Назарет … 70

Семья … 73

Миф … 78

Облик … 80

Распятие … 82

Время распятия … 82

Затмение … 83

Загадки и вопросы … 84

3 апреля 33 года н. э. … 87

Елеонская гора … 88

Народные цари … 89

«Распни его!» … 91

Опыт Пилата … 92

Медленная смерть … 93

Скорбь луны … 96

Когда умирают цари … 97

Вера и суеверие … 99

Фальсифицированная история … 102

Умер ли он действительно в день лунного затмения? … 104

Что произошло потом … 106

Могила … 106

Каменная плита … 108

Свидетели вознесения … 109

Воскресение на третий день … 109

Прообраз … 111

II. Виселица

Небесное древо … 118

Прообраз … 118

Египетское дерево … 120

Два дерева … 121

Дерево шумеров … 123

Индийское дерево … 125

Дерево монголов … 126

Европейское дерево … 128

Золотой жезл … 131

Божественный атрибут царей … 131

Вселенская колонна … 133

Копья из драгоценных камней, дубинки, мётлы … 135

Лестница, веревка, нить … 136

Камень и скала … 138

Хребет Осириса … 138

Два столба, два обелиска … 140

Огненная колонна … 143

Библейское древо … 146

Оно росло в раю … 146

«И ты найдешь меня…» … 149

Животные около дерева … 150

Как это началось … 150

Рога на дереве … 153

Шест с головой быка … 154

Обожествленные животные … 156

Самое главное … 158

Орел … 159

Основные черты … 159

Священные оракулы … 160

Орел с львиной головой … 162

Человек — лев — бык — орел … 162

Змея на дереве … 164

Змеиные камни и змеиные жезлы … 164

У дерева в саду Гесперид … 166

Гирлянды на майском деревце … 167

И Библия … 168

Агнец господень … 171

От тридцати тысяч до сорока тысяч лет … 171

Баран подобен Осирису … 174

Творец всего сущего … 176

Баран в кусте … 177

Корабли, рыбы, деревья … 179

Корабельная мачта … 179

Лунная рыба на дереве … 180

Рыба умирает на дереве … 182

Рыбы в сетях … 182

О возрасте души … 183

Дерево мертвых … 186

Сходство … 186

Аттис, Таммуз, Адонис … 187

Мертвые в стволах деревьев … 189

Орудия умерших … 191

Золотая пила … 191

Двойная секира … 193

Символ спасения мира … 198

Сожжение дерева … 199

Когда близко лето! … 201

Похититель дерева … 202

Кончина у дерева … 203

Жертвенные животные … 203

Голова … 205

Обезглавленные боги и цари … 206

Голова Горгоны … 208

Голова Медузы и животные … 209

Разрубленные … 213

Торжество бога … 215

Смерть на колу … 217

Пронзенные копьем … 218

Священная пика … 219

Повешенный бог … 220

Удушенные … 220

Чудо … 221

Данные археологии … 223

Песнь всевышнего … 225

Ветхий завет … 227

Ларец бога … 228

Скорлупа … 228

Яйцевидные сосуды … 230

Чаши-черепа … 232

Творение … 232

Сосуды на дереве … 234

Котлы и бочки … 235

Ковчег … 238

Священные ларцы … 242

Ковчег на камне … 245

Гордиев узел … 246

Загробный мир … 247

Пещера у дерева … 247

От хлева ко дворцу … 249

Остров … 251

Врата в загробный мир … 252

Ключи в царство небесное … 253

Путь душ … 256

Дерево жизни … 259

Щепка, от которой женщина понесла … 259

Дерево, которое родит … 261

Владычица дерева … 263

Рождение из скалы … 264

Камнем рожденные … 265

Отец и сын … 266

Священная свадьба … 268

Мистерии женщин … 269

Под каждым ветвистым деревом … 271

Млечный Путь … 273

Новолуние … 274

Кровь женщины … 275

Противоречие … 276

Грехопадение … 278

Вражда между женщиной и змеей … 281

Загадка змеи … 282

Фаллос Осириса … 283

Фаллическое дерево — каменный фаллос … 283

Фаллические культы … 284

Отрезанный фаллос … 286

Обрезание … 288

Второй завет бога … 289

Сделал ли Авраам обрезание и скоту? … 290

Жених крови … 291

III. Время

Крест … 295

Измерение времени … 295

Трижды девять … 296

Треугольник … 298

Крест … 300

Восьмилетний цикл … 301

Венера и год … 301

Восьмибожие … 302

Восемь зим … 304

Восемь к пяти … 306

Сотисов год … 307

Сириус … 307

Великий круг … 309

Великий год … 310

День равен году … 311

День равен тысяче лет … 313

Девять тысяч лет … 314

Великое соединение … 316

Сатурн … 316

Тригон … 318

Звезда Давида … 320

До обновления времени … 321

Сотворение мира … 322

Великое соединение под знаком Рыб … 324

Знак мессии … 325

Бог времени … 329

Мы становимся звездами, когда умираем … 329

Круговорот … 331

Эон … 332

Зарница … 333

Где же бог? … 336

Смена времен … 338

О «золотом веке» … 338

О воскресении мертвых … 341

Библейский спаситель … 342

Долгожданный … 343

Мессия рождается в муках … 344

Поток писаний … 347

Смерть и жизнь! … 348

Мессия … 349

Когда же он придет? … 349

Смоковница поучает … 352

Чудесное насыщение … 353

Движение Хреста … 355

Откровение … 357

«Приди, господи!» … 359

Примечания … 362

Примечания

1

Э. Церен написал книгу «Звездный завет», которая, по его замыслу, служит как бы астральным введением к «Лунному богу». Однако в III части «Лунного бога» астральным вопросам уделено достаточно большое внимание.

(обратно)

2

Ф. Энгельс, К истории первоначального христианства, — К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 22, стр. 478.

(обратно)

3

Евгемер — см. прим. ³⁶² на стр. 374–375.

(обратно)

4

Ессеи, или эссены — одна из религиозно-политических партий, существовавших в Иудее.

(обратно)

5

А. Робертсон, Происхождение христианства, М., 1956, стр. 287.

(обратно)

6

А. Робертсон, Происхождение христианства, М., 1956, стр. 299.

(обратно)

7

L. A. White, The Science of Culture. A Study of Man and Civilization, N. Y., 1949, стр. 22.

(обратно)

8

Платон (427–347 до н. э.) — древнегреческий философ, разработавший идеалистическую научно-философскую систему, на которой базировались все последующие построения философов-идеалистов. — Здесь и далее (кроме библиогр. сносок) прим. ред.

(обратно)

9

Ханаанеяне — жители страны Ханаан (Палестины).

(обратно)

10

Плутарх (46–126) — древнегреческий писатель, философ-моралист. Самое значительное его произведение «Сравнительные жизнеописания», где сопоставляются биографии выдающихся деятелей Греции и Рима.

(обратно)

11

Моисей — мифический пророк и вождь, который, согласно Библии, вывел народ иудейский из Египта. Законодатель древних евреев.

(обратно)

12

Ростра — носовая часть древнего корабля, которую обычно украшала скульптура, изображающая животное, человека или фантастическое существо.

(обратно)

13

Этот рисунок, выцарапанный на стене караульни римских солдат, был обнаружен при раскопках одного из императорских дворцов на Палатинском холме в Риме.

(обратно)

14

Евангелие от Марка 13, 2.

(обратно)

15

Канонические евангелия — четыре Евангелия (от Марка, от Матфея, от Луки и от Иоанна), признанные официально христианской церковью как «боговдохновенные».

(обратно)

16

Геракл — один из самых популярных героев античности, сын Зевса и смертной женщины Алкмены, прославившийся двенадцатью подвигами. В сказаниях герой выступает сильным, бесстрашным и прямодушным человеком, любящим свободу и защищающим людей от чудовищ и злых козней.

(обратно)

17

Иосиф Флавий (I в.) — иудейский историк и военачальник, перешедший на сторону римлян во время Иудейской войны (66–73). Написал два больших исторических труда — «Иудейская война» и «Иудейские древности».

(обратно)

18

Понтий Пилат (I в.) — прокуратор (правитель) Иудеи, входившей в состав римской провинции Сирии. Согласно евангельской легенде, он осудил Иисуса Христа на казнь.

(обратно)

19

Иосиф Флавий, Иудейские древности, XVIII, 3, 3.

(обратно)

20

Иосиф Флавий, Иудейские древности, XX, 9, 1.

(обратно)

21

Тиберий (I в.) — римский император, в правление которого (14–37), согласно евангельской легенде, проповедовал Иисус Христос.

(обратно)

22

Мессианство — вера в пришествие мессии (спасителя, посланного на землю богом), который уничтожит зло и установит царство справедливости. Многие социальные и национально-освободительные движения в древности облекались в форму мессианства.

(обратно)

23

Светоний, Жизнь двенадцати Цезарей, Божественный Клавдий, 25.

(обратно)

24

Талмуд — собрание догматических, религиозно-этических и правовых законоположений иудаизма, сложившееся в течение II в. до н. э. — V в. н. э. В него входят наряду с толкованием библейских текстов религиозные и обрядовые предписания, религиозные мифы.

(обратно)

25

Галаты — кельтские племена, вторгшиеся в Малую Азию в III в. до н. э. и осевшие в центральной области, получившей впоследствии название Галатии.

(обратно)

26

Послание к галатам 2, 13 и сл. Первое послание к коринфянам 1.12: 3.22.

(обратно)

27

Америго Веспуччи (1451–1512) — мореплаватель, совершивший несколько путешествий в Новый Свет.

(обратно)

28

Апокалипсис (Откровение Иоанна) — самый древний памятник раннехристианской литературы (I в.), где в фантастической форме излагаются пророчества о судьбах мира.

(обратно)

29

Киники — представители одного из течений древнегреческой философии, в основе учения которого лежала проповедь равнодушия к жизненным благам, призыв довольствоваться малым, отказ от всех завоеваний человеческой культуры. Стоики — последователи стоицизма, древнегреческого философского учения, утверждавшего, что необходимость непреложна, и видевшего свободу в добровольном подчинении ей. Стоики призывали жить согласно с природой и владеть своими страстями.

(обратно)

30

Юстин (II в.) — римский историк, автор сокращенного изложения Всемирной истории римского писателя Помпея Трога, которая до нас не дошла.

(обратно)

31

Логос — философский термин, обозначающий «слово», «дух», «разум». Философы-идеалисты придавали этому термину мистический смысл, понимая под Логосом таинственный «мировой божественный разум», «дух», «судьбу».

(обратно)

32

Одиссея, VI, 280.

(обратно)

33

Клеарх — правитель Гераклеи Понтийской (греческого города-государства на южном побережье Черного моря).

(обратно)

34

Рома — богиня, олицетворявшая господство Рима над миром. Культ богини Ромы считался государственным.

(обратно)

35

Ирод Великий (I в.) — наместник одной из четырех областей Палестины. Евангельская легенда связывает его имя с «избиением младенцев» и казнью пророка Иоанна Крестителя.

(обратно)

36

Пифагор (VI в. до н. э.) — древнегреческий математик и философ-идеалист.

(обратно)

37

Неоплатоники — последователи идеалистическо-мистического направления в поздней античной философии, истолковывавшие философию Платона в духе открытого мистицизма.

(обратно)

38

Халдейские заклинатели — вавилонские маги и жрецы, славившиеся в древности своим магическим искусством.

(обратно)

39

Геката — богиня подземного мира, владычица злых демонов и ночных призраков.

(обратно)

40

Иосиф Флавий, Иудейская война, II, 13, 5.

(обратно)

41

Иосиф Флавий, Иудейские древности, XX, 8, 6.

(обратно)

42

Евангелие от Марка 13, 1–7.

(обратно)

43

Евангелие от Иоанна 8, 57.

(обратно)

44

Дионисии — празднества в честь бога плодородия и виноградарства Диониса, сопровождавшиеся состязаниями поэтов и драматургов, театральными представлениями, вакхическими шествиями.

(обратно)

45

Тиады — жрицы знаменитого храма Аполлона в Дельфах.

(обратно)

46

Евангелие от Луки 2, 8.

(обратно)

47

Давид (XI в. до н. э.) — согласно библейской традиции, второй израильский царь, укрепивший и расширивший границы израильского царства в борьбе с соседними племенами.

(обратно)

48

Евангелие от Матфея 2, 4, 5, 6.

(обратно)

49

Иудейские древности, XVII, 6, 4.

(обратно)

50

Иудейские древности, II, 9, 2.

(обратно)

51

Иудейские древности, XVIII, 1, 1.

(обратно)

52

Мадианитяне — племя, упоминаемое в Библии.

(обратно)

53

Филистимляне — древний народ, населявший южную часть восточного побережья Средиземного моря. Упоминаются вБиблии как враги Израильского государства.

(обратно)

54

Книга судей Израилевых, 16, 28–30.

(обратно)

55

Евангелие от Иоанна 1, 42–44.

(обратно)

56

Евангелие от Иоанна 7, 52.

(обратно)

57

Евангелие от Матфея 22, 45; от Марка 12, 35; от Луки 20, 41.

(обратно)

58

Евангелие от Марка 1, 9; от Матфея 2, 23; 4, 13; от Луки 1, 26; от Иоанна 1, 46.

(обратно)

59

Евангелие от Матфея 1,1–17; от Луки 2, 4.

(обратно)

60

Мишна — древнееврейский сборник изречений книжников (преемников жрецов и пророков, которые, находясь в плену в Вавилоне, после разрушения Иерусалима в 586 г. до н. э., записывали пророчества, псалмы и переписывали «священные книги»).

(обратно)

61

Евангелие от Иоанна 8, 41.

(обратно)

62

Иофор — библейский персонаж, вождь или жрец племени, которое приютило Моисея после его бегства из Египта.

(обратно)

63

Евангелие от Иоанна 7, 15.

(обратно)

64

Евангелие от Луки 4, 16.

(обратно)

65

Евангелие от Матфея 13, 55; от Марка 6, 3.

(обратно)

66

Послание к галатам 1, 19.

(обратно)

67

См. Иосиф Флавий, Иудейские древности, XX, 9, 1.

(обратно)

68

Евангелие от Иоанна 2, 4.

(обратно)

69

Евангелие от Иоанна 7, 5.

(обратно)

70

Евангелие от Марка 3, 33.

(обратно)

71

Евангелие от Марка 3, 34, 35.

(обратно)

72

Евангелие от Луки 1, 26–38.

(обратно)

73

Евангелие от Луки 2, 8.

(обратно)

74

Дура-Европос — эллинистический город в Сирии, основанный в 300 г. до н. э. царем Селевком I. При раскопках здесь были открыты богатые здания — римские базилики и знаменитая синагога с росписями на стенах.

(обратно)

75

Книга пророка Исаии относится к значительно более раннему времени.

(обратно)

76

См. Редин Е. К., Заметки о памятниках Равенны, — «Византийский временник», 1899, т. 7, вып. I.

(обратно)

77

Исход 11, 5; 12,12.

(обратно)

78

Исход 12, 5, 6.

(обратно)

79

Евангелие от Марка 15, 21–29.

(обратно)

80

Евангелие от Иоанна 19, 17–20.

(обратно)

81

Евангелие от Иоанна 19, 21–22.

(обратно)

82

Евангелие от Марка 15, 34; от Матфея 27, 46; от Марка 15, 26.

(обратно)

83

Евангелие от Иоанна 19, 14–15.

(обратно)

84

Евангелие от Марка 15, 33; от Луки 23, 45; от Матфея 27, 45.

(обратно)

85

Евангелие от Луки 23, 45.

(обратно)

86

Евангелие от Луки 23, 44–46.

(обратно)

87

Евсевий Кесарийский (III–IV вв.) — автор многочисленных трудов по истории христианства, направленных против сторонников ересей и языческой религии.

(обратно)

88

Евангелие от Луки 3, 1.

(обратно)

89

Иоанн Малала (VI в.) — византийский историк, автор знаменитой «Хроники».

(обратно)

90

Апокрифические евангелия — памятники религиозно-легендарной литературы, тематически связанные с каноническими произведениями, но отклоняющиеся в своих сюжетах и истолкованиях от учения церкви. На церковных соборах в IV в. н. э. были отобраны произведения христианской литературы, признанные каноническими. Вся остальная обширная литература была сочтена ложной и непригодной для культового употребления.

(обратно)

91

См. Евангелие от Марка 11, 15–16.

(обратно)

92

Евангелие от Марка 14, 2.

(обратно)

93

Евангелие от Марка 15, 2.

(обратно)

94

Евангелие от Луки 23, 2.

(обратно)

95

Евангелие от Матфея 27, 12–14; от Марка 15, 4–5.

(обратно)

96

Иосиф Флавий, Иудейская война, II, 4, 2–3; 5, 1–2; 8, 1; XIII, 4.

(обратно)

97

Иосиф Флавий, Иудейская война, II, 9, 2–4.

(обратно)

98

Евангелие от Иоанна 19, 12–13.

(обратно)

99

Второзаконие 21, 21–23.

(обратно)

100

Иосиф Флавий, Иудейская война, IV, 5,2.

(обратно)

101

Евангелие от Марка 15, 39.

(обратно)

102

Евангелие от Матфея 27, 5.

(обратно)

103

Плутарх, Сравнительные жизнеописания, Ромул, XVII.

(обратно)

104

Плутарх, Сравнительные жизнеописания, Пелопид, XXI.

(обратно)

105

Анаксагор (V в. до н. э.) — древнегреческий философ-материалист, учивший, что планеты и звезды — не божества, а небесные тела, находящиеся в движении и раскалившиеся от быстрого вращения.

(обратно)

106

См. Иосиф Флавий, Иудейские древности, IV, 4, 6–7; 8, 49.

(обратно)

107

Книга пророка Исаии 51, 9.

(обратно)

108

Геродот (V в. до н. э.) — великий древнегреческий историк, прозванный «отцом истории».

(обратно)

109

Плиний Старший (I в.) — римский государственный деятель и ученый, автор знаменитой «Естественной истории», представлявшей собой многотомный энциклопедический труд.

(обратно)

110

Дион Кассий (III в.) — римский историк, автор большого исторического труда, в котором он использовал произведения древних писателей, работы которых до нас не дошли.

(обратно)

111

Ксеркс (V в. до н. э.) — персидский царь из династии Ахеменидов.

(обратно)

112

Олаф Святой (XI в.) — норвежский король, обративший население Норвегии в христианство и считающийся святым покровителем страны.

(обратно)

113

Конфуций (VI–V вв. до н. э.) — древнекитайский государственный деятель и мыслитель, основоположник философско-политического учения — конфуцианства, впоследствии ставшего государственной доктриной.

(обратно)

114

Альберт Швейцер (1875–1965) — врач, философ, писатель, музыкант, выдающийся борец за мир.

(обратно)

115

Евангелие от Иоанна 19, 26, 27.

(обратно)

116

Евангелие от Иоанна 19, 30.

(обратно)

117

Евангелие от Иоанна 19, 41–42.

(обратно)

118

Второзаконие 21, 22–35.

(обратно)

119

Евангелие от Матфея 27,57 и сл.; от Луки 23, 50 и сл.; от Марка 15, 43 и сл.

(обратно)

120

Евангелие от Иоанна 20, 1–7.

(обратно)

121

Второзаконие 34.

(обратно)

122

Плутарх, Сравнительные жизнеописания, Ромул, XXVII.

(обратно)

123

Лукиан, О смерти Перегрина, 40.

(обратно)

124

Евангелие от Матфея 12, 40.

(обратно)

125

Первое послание к коринфянам 15, 4.

(обратно)

126

Книга пророка Осии 6, 2.

(обратно)

127

Евангелие от Луки 24, 29, 31.

(обратно)

128

Евангелие от Иоанна 20, 19.

(обратно)

129

Евангелие от Иоанна 20, 20.

(обратно)

130

Евангелие от Марка 4, 12.

(обратно)

131

Евангелие от Иоанна 3, 14–15.

(обратно)

132

Евангелие от Марка 10, 45.

(обратно)

133

Евангелие от Иоанна 11, 49, 50.

(обратно)

134

Книга пророка Исаии 53, 3–7, 10.

(обратно)

135

Евангелие от Иоанна 1, 29.

(обратно)

136

Евангелие от Иоанна 6, 53.

(обратно)

137

Евангелие от Матфея 26, 26–28.

(обратно)

138

Второзаконие 21, 23.

(обратно)

139

Млечный Путь — совместное свечение многих десятков миллиардов очень далеких, а потому и неразличимых по отдельности звезд. Пролегает в северном полушарии неба по созвездиям Орла, Лебедя, Цефея, Кассиопеи, Персея, Возничего и далее по созвездиям южной полусферы Единорога, Кормы, Скорпиона, Стрельца, Щита. Местами части Млечного Пути несколько разветвляются. По некоторым религиозным представлениям — это след пролитого молока божественного происхождения или небесная дорога. В разные часы каких-либо одних суток или в одни и те же часы разных месяцев Млечный Путь занимает разные положения относительно горизонта, что вызывается суточным вращением земного шара и изменениями положений Солнца относительно звезд из-за годичного движения Земли вокруг него. На разных широтах видны или не видны те или иные части Млечного Пути.

(обратно)

140

Тексты пирамид — надписи на стенах пирамид (внутри погребальных камер), посвященные заупокойному культу египетских фараонов, в которых ритуальные формулы перемежаются мифами о богах и художественными поэтическими гимнами в честь различных божеств.

(обратно)

141

«Книга мертвых» — сборник заклинаний и гимнов, которые, по верованиям древних египтян, обеспечивали умершим благополучие в загробной жизни. Тексты «Книги мертвых» писали на папирусе или на коже и клали в гробницу.

(обратно)

142

Эриду — один из древнейших шумерских городов (древнее Междуречье), центр культа бога мирровых вод и мудрости Эа.

(обратно)

143

Парсизм — религиозное мировоззрение, тесно связанное с зороастризмом (древней религией персов, учившей, что мир представляет собой борьбу двух начал — доброго и злого и что доброе начало победит, когда настанет конец света).

(обратно)

144

Цейлон — ныне государство Шри Ланка.

(обратно)

145

Этруски — один из самых значительных народов древней Италии. Римляне заимствовали у этрусков достижения их ремесла, науки, культуры и искусства.

(обратно)

146

Тарквинии — крупный город древней Этрурии, вокруг которого расположен обширный некрополь (могильник).

(обратно)

147

Эпоха Виллановы — название культуры раннего железного века в Северной Италии (900–500 гг. до н. э.).

(обратно)

148

Старшая Эдда — древнеисландский сборник мифических сказаний и героических песен VII–XIII вв. В них изложены древнескандинавские и общегерманские мифологические представления о происхождении мира, богов и людей.

(обратно)

149

Урд — богиня судьбы у древних скандинавов.

(обратно)

150

Прорицание вельвы, 19. Вельва — вещая женщина, колдунья.

(обратно)

151

Óдин (Вóтан) — верховное божество древних скандинавов, бог ветра, бури и воины.

(обратно)

152

Валгалла — небесный чертог бога Óдина, куда дочери Óдина, воинственные валькирии привозили героев, павших в бою. Герои пировали там в обществе великих скандинавских богов.

(обратно)

153

Фрейр — бог плодородия и мира в древнескандинавской мифологии.

(обратно)

154

Бонифаций (VIII в.) — епископ римской церкви, проповедник христианства среди германцев, боровшийся с древними религиозными верованиями и обрядами.

(обратно)

155

Карл Великий (ок. 742–814) — король франков, расширивший границы франкского государства и провозгласивший себя римским императором.

(обратно)

156

Авгуры — коллегия римских жрецов, гадавших по полету и крику птиц, а также по внутренностям людей и животных.

(обратно)

157

Тевтобургский лес — горы в северо-западной части Германии, где в 9 г. н. э. восставшие германские племена нанесли поражение римскому войску.

(обратно)

158

Бытие 28, 12–13.

(обратно)

159

Диодор Сицилийский (I в. до н. э.) — древнегреческий историк, автор многотомного сводного труда «Историческая библиотека», от которого сохранилось около 15 книг.

(обратно)

160

Эрифры — греческий город на побережье Малой Азии, славившийся храмами Геракла и богини Афины.

(обратно)

161

Апотропей — буквально «предотвращающий беду», — амулет, оберегающий от злых духов, от гнева богов.

(обратно)

162

Евангелие от Иоанна 20, 17.

(обратно)

163

Эсхил, Хоэфоры, V, 590.

(обратно)

164

Исход 14, 24.

(обратно)

165

Менгиры — большие неотесанные камни, поставленные вертикально (их высота достигает свыше 5 метров). Это сооружения эпохи бронзы, скорее всего культового назначения.

(обратно)

166

Скалы Одиссея — Сцилла и Харибда, грозившие смертью проходившим мимо мореплавателям. Только Одиссей сумел провести свой корабль благополучно.

(обратно)

167

Геракловы столпы — скалы Гибралтарского пролива, которые у древних означали западную границу обитаемого мира. По преданию, Геракл, пройдя всю Европу и Ливию (Африку), в память своих странствий поставил на противоположных берегах Гибралтарского пролива два столпа (две скалы).

(обратно)

168

Исход 13, 21.

(обратно)

169

Деяния апостолов 8, 9.

(обратно)

170

Бытие 2, 8–9, 16, 17.

(обратно)

171

Бытие З, 20–23.

(обратно)

172

Иисус Навин — согласно Библии, преемник Моисея, предводительствовавший древнееврейскими племенами.

(обратно)

173

Книга Иисуса Навина 24, 27.

(обратно)

174

Второзаконие 16, 21, 22.

(обратно)

175

Левит, 26, 1.

(обратно)

176

Книга пророка Иеремии 10, 3–5.

(обратно)

177

Книга пророка Иеремии, 8, 8.

(обратно)

178

Иосиф Флавий, Иудейские древности, VIII, 3, 4.

(обратно)

179

Иосиф Флавий, Иудейские древности, XV, 11, 3.

(обратно)

180

В зимние месяцы и ранней весной около полуночи полная луна занимает наиболее высокое из всех возможных для нее положений относительно горизонта, а летом подчас даже тонет в дымке у горизонта. Серп «молодой» луны весной бывает очень высоко над горизонтом и дольше виден, чем, например, осенью, когда в первые дни после новолуния его часто даже не удается увидеть. Убывающий серп, наоборот, весной еле заметен, а осенью, предшествуя солнцу, поднимается на большую высоту. К тому же осенне-зимние ночи очень темны, летние же светлы за счет сумеречного освещения верхних слоев атмосферы солнцем, находящимся неглубоко под горизонтом. Одни и те же фазы луны происходят с изменением ее места на небе каждый следующий раз градусов на тридцать. Важно, наконец, еще и то, что описываемые автором картины имеют большие различия и для разных широт.

(обратно)

181

Геродот, III, 28.

(обратно)

182

Дельфийский оракул — знаменитое прорицалище древней Греции при храме Аполлона в Дельфах. Предсказания оракула, истолковываемые дельфийскими жрецами, играли огромную роль в политической жизни древнегреческих государств.

(обратно)

183

Геродот, V, 92.

(обратно)

184

Гренландские речи Атли, 20.

(обратно)

185

Плутарх, Сравнительные жизнеописания, Фемистокл, XXVI.

(обратно)

186

Плутарх, Сравнительные жизнеописания, Тимолеонт, XXVI–XXVII.

(обратно)

187

Ригведа — древнейший памятник индийской религиозной литературы, создававшийся на протяжении II–I тысячелетий до н. э. В нем собрано более тысячи гимнов различным богам.

(обратно)

188

Книга пророка Иезекииля I, 1–10.

(обратно)

189

Тирс — жезл, обвитый плющом или виноградной лозой, украшенный сверху шишкой. Считался атрибутом культа бога Диониса.

(обратно)

190

Речи Гримнира, 34–35.

(обратно)

191

Исход 3, 15.

(обратно)

192

Исход 4, 1.

(обратно)

193

Исход 4, 2–4.

(обратно)

194

Исход 4, 5.

(обратно)

195

Исход 7, 11, 12.

(обратно)

196

Евангелие от Иоанна 3, 12–15,

(обратно)

197

Бытие 3, 4, 5.

(обратно)

198

Помпеи — город в древней Италии, близ Неаполя, у подножия Везувия, погибший во время извержения вулкана в 79 г. Помпеи были засыпаны толстым слоем горячего пепла и потому сохранили тот вид, какой имели в момент катастрофы.

(обратно)

199

Древнее царство — период в истории древнего Египта, охватывающий III тысячелетие до н. э.

(обратно)

200

Бытие 22, 2–13.

(обратно)

201

Аргонавты — участники мифического похода древнегреческих героев под предводительством Ясона на корабле «Арго» в Колхиду за золотым руном.

(обратно)

202

Киклоп (Циклоп) — одноглазый великан по имени Полифем, захвативший в плен Одиссея и его спутников, а затем ослепленный Одиссеем.

(обратно)

203

Евангелие от Матфея 13, 47.

(обратно)

204

Аполлоний Родосский (III в. до н. э.) — древнегреческий поэт и ученый, автор знаменитой поэмы «Аргонавтика», посвященной описанию похода аргонавтов в Колхиду.

(обратно)

205

Генрих Шлиман (1822–1890) — немецкий археолог, известный своими открытиями гомеровской Трои и раскопками в древних Микенах.

(обратно)

206

Лабрий — эпитет Зевса, связанный с культом священного топора или двойной секиры (лабриса).

(обратно)

207

Рунические надписи, руны — древнейшие германские письмена, вырезанные на дереве, металле, камне. Самые древние рунические знаки относятся к III в.

(обратно)

208

Евангелие от Матфея 3, 10.

(обратно)

209

Евангелие от Матфея 24, 32–34.

(обратно)

210

Евангелие от Марка 11, 13–14.

(обратно)

211

Евангелие от Марка 13, 29.

(обратно)

212

Одиссея, III, 419.

(обратно)

213

Лукулл (I в. до н. э.) — римский полководец, прославившийся богатством и роскошью устраиваемых им пиров («лукулловы пиршества»).

(обратно)

214

Плутарх, Сравнительные жизнеописания, Лукулл, XXIV.

(обратно)

215

Плутарх, Сравнительные жизнеописания, Камилл, XXXIII.

(обратно)

216

Пиндар, 7 Олимпийская ода.

(обратно)

217

Откровение Иоанна 19, 17–18.

(обратно)

218

Менады, или вакханки — спутницы бога плодородия и вина Диониса, непременные участницы вакхических процессий.

(обратно)

219

См. Геродот, IV, 94–95.

(обратно)

220

Старшая Эдда, Гренландские речи Атли, 24.

(обратно)

221

Евангелие от Иоанна 19, 33–37.

(обратно)

222

Книга пророка Захарии 12, 10.

(обратно)

223

Старшая Эдда, Речи Высокого, 138.

(обратно)

224

Старшая Эдда, Речи Высокого, 139.

(обратно)

225

Старшая Эдда, Речи Высокого, 141,

(обратно)

226

Старшая Эдда, Речи Высокого, 145.

(обратно)

227

Свевы — собирательное название группы родственных древнегерманских племен.

(обратно)

228

Иоав — полководец царя Давида, упоминаемый в Библии.

(обратно)

229

Вторая книга Царств 18, 9–18.

(обратно)

230

Книга Иисуса Навина 10, 25–27.

(обратно)

231

Книга пророка Ездры 23, 32–33.

(обратно)

232

Евангелие от Матфея 26, 39.

(обратно)

233

Геродот, IV, 65.

(обратно)

234

Бытие 2, 7.

(обратно)

235

Послание к римлянам 9, 21.

(обратно)

236

Пиндар, 6 Олимпийская ода.

(обратно)

237

Архонт — одна из высших правительственных должностей в древнегреческих государствах.

(обратно)

238

Плутарх, Сравнительные жизнеописания, Аристид, XXI.

(обратно)

239

Илиада, 24, 527.

(обратно)

240

Пифон — мифический чудовищный змей, убитый богом Аполлоном. В честь победы над Пифоном было воздвигнуто святилище в Дельфах и учреждены игры.

(обратно)

241

Библ — древний город Финикии, центр культа умирающего и воскресающего бога Адониса.

(обратно)

242

Ноев ковчег — огромный корабль, построенный, по библейскому преданию, праотцом Ноем для спасения жизни на земле во время всемирного потопа.

(обратно)

243

Бытие 9, 18.

(обратно)

244

Иосиф Флавий, Иудейские древности, 1, 3, 5.

(обратно)

245

Бытие 8, 4.

(обратно)

246

Иосиф Флавий, Иудейские древности, 1, 3, 6.

(обратно)

247

Лакедемон (Спарта) — город в области Лаконии в древней Греции.

(обратно)

248

Персефона — древнегреческая богиня растительности, похищенная богом загробного мира Плутоном.

(обратно)

249

Исход 25, 10–11.

(обратно)

250

Числа 10, 33–36.

(обратно)

251

Вторая книга Царств 6, 7.

(обратно)

252

Вторая книга Царств 6, 9–10.

(обратно)

253

Вторая книга Царств 6, 10–11.

(обратно)

254

Вторая книга Царств 6, 17.

(обратно)

255

Вторая книга Царств 6, 13, 15.

(обратно)

256

Третья книга Царств 8, 7.

(обратно)

257

Числа 17, 6.

(обратно)

258

Числа 17, 8.

(обратно)

259

Первая книга Царств 6, 12–15.

(обратно)

260

Первая книга Царств 7, 1.

(обратно)

261

Одиссея, XII, 80.

(обратно)

262

См. Старшая Эдда, Речи Гримнира, 8.

(обратно)

263

Аполлоний Родосский, Аргонавтика, IV, 982.

(обратно)

264

Илиада, XVIII, 370.

(обратно)

265

Евангелие от Иоанна 10, 7, 9.

(обратно)

266

Бытие 28, 17.

(обратно)

267

Псалтирь 117, 20.

(обратно)

268

Исход 33, 10.

(обратно)

269

Книга пророка Иезекииля 46, 2–3.

(обратно)

270

Евангелие от Матфея 16, 18–19.

(обратно)

271

Нума — второй царь древнего Рима (по римской традиции).

(обратно)

272

Пиндар, 1 Олимпийская ода.

(обратно)

273

Гренландские речи Атли, 24.

(обратно)

274

Исход 32, 24.

(обратно)

275

См. Бытие 18, 1.

(обратно)

276

Бытие 18, 14.

(обратно)

277

Одиссея, XIX, 162.

(обратно)

278

Еврипид, Ион, III, 947.

(обратно)

279

Второзаконие 32, 18.

(обратно)

280

Книга пророка Исаии 51, 1.

(обратно)

281

Книга пророка Иеремии 2, 26–27.

(обратно)

282

Первое послание Петра 2, 4–5.

(обратно)

283

Евангелие от Матфея 3, 9.

(обратно)

284

Евангелие от Матфея 3, 10.

(обратно)

285

Евангелие от Матфея 3, 11.

(обратно)

286

Геродот, 1, 199.

(обратно)

287

Геродот, 1, 93.

(обратно)

288

Книга пророка Иеремии 3, 2–3; 13, 27.

(обратно)

289

Книга пророка Исаии 57, 5.

(обратно)

290

Книга пророка Осии 4, 13.

(обратно)

291

Книга пророка Исаии 14, 21.

(обратно)

292

Аристофан, Ахарняне, IV.

(обратно)

293

Книга пророка Осии, 5, 7.

(обратно)

294

Иосиф Флавий, Иудейские древности, XI, 4, 2.

(обратно)

295

Бытие 31, 19, 34–35; 35, 4.

(обратно)

296

Евангелие от Матфея 26, 26–27.

(обратно)

297

Евангелие от Матфея 4, 3.

(обратно)

298

Бытие 3, 1–7.

(обратно)

299

Откровение Иоанна 22, 1–4.

(обратно)

300

Бытие 3, 15–16.

(обратно)

301

Бытие 3, 14.

(обратно)

302

Геродот, II, 48.

(обратно)

303

Первая книга Царств 18, 27.

(обратно)

304

Гиларии — ежегодные празднества в честь Гилла — прекрасного мальчика, любимца (или сына) Геракла, согласно мифу, таинственно исчезнувшего в источнике. Участники празднества блуждали по окрестностям в поисках Гилла и под конец собирались у источника для жертвоприношения.

(обратно)

305

Филон Александрийский (I в. до н. э. — I в. н. э.) — иудейский философ, разработавший философско-религиозное учение, в котором сочетались догматы древнееврейской религии с идеалистическими построениями философии Платона. Учение Филона сыграло большую роль в складывавшейся идеологии раннего христианства.

(обратно)

306

Бытие 9, 16.

(обратно)

307

Бытие 18.

(обратно)

308

Бытие 17, 11–14.

(обратно)

309

Бытие 17, 23.

(обратно)

310

Исход 4, 25.

(обратно)

311

Евангелие от Марка 2, 19.

(обратно)

312

Послание к колоссянам 2, 16–17.

(обратно)

313

Послание к галатам 5, 6.

(обратно)

314

Послание к колоссянам 2, 11.

(обратно)

315

Послание к евреям 9, 19–20.

(обратно)

316

Синодическим периодом обращения планеты называется промежуток времени между двумя последовательными соединениями (положением, при котором планета находится в стороне Солнца). Синодический период Луны — промежуток времени между двумя последовательными одинаковыми фазами Луны.

(обратно)

317

Сидерическим, или звездным, периодом обращения планеты называется промежуток времени, спустя который планета возвращается на то же место звездного неба.

(обратно)

318

Первая книга Паралипоменон 25, 1–6.

(обратно)

319

Зиккураты — высокие храмовые башни древнего Вавилона, строившиеся либо в три этажа, либо в семь (по числу главных вавилонских богов).

(обратно)

320

Одиссея, 3, 305.

(обратно)

321

Одиссея, 14, 290.

(обратно)

322

Дафнефория — праздник в честь Аполлона. Медные шары, которыми был украшен жезл мальчика, возглавлявшего праздничное шествие, символизировали солнце, луну и звезды, что говорит о происхождении этого праздника от астрального культа.

(обратно)

323

О Вёлунде, 3.

(обратно)

324

Левит, 25, 22.

(обратно)

325

Бытие 15, 7–10.

(обратно)

326

Бытие 15, 12–21.

(обратно)

327

Гемин Родосский (I в. до н. э.) — греческий астроном, написавший выдающийся труд «Введение в астрономию».

(обратно)

328

Числа 14, 33.

(обратно)

329

Августин (354–430) — создатель христианской теологии, плодовитый писатель (93 труда).

(обратно)

330

Псалтирь 89, 5.

(обратно)

331

Второе послание Петра 3, 8.

(обратно)

332

Книга пророка Иезекииля 1, 1.

(обратно)

333

«Рассказ Синухета» — древнеегипетский приключенческий роман, пользовавшийся большим успехом в эпоху Среднего царства (II тысячелетие до н. э.).

(обратно)

334

Бытие 41, 46; Числа 4, 23, 35; Евангелие от Луки 3, 23.

(обратно)

335

Бытие 15, 13.

(обратно)

336

Бытие 11, 10, 11.

(обратно)

337

Бытие 7, 6.

(обратно)

338

Иосиф Флавий, Иудейские древности, 1, 3, 9.

(обратно)

339

Бытие 5, 19.

(обратно)

340

Иоганн Кеплер (1571–1630) — выдающийся немецкий астроном, открывший законы движения планет на основе гелиоцентрической системы великого польского астронома Николая Коперника. Скалигер (1540–1609) — французский гуманист, филолог и историк, уделявший много внимания изучению античности, в частности ее исторической хронологии. Петавий — католический богослов XVII в., иезуит. Среди его богословских трудов есть сочинение теолого-астрономического характера — «Уранология».

(обратно)

341

И. Кеплер, Тайны вселенной, § 142.

(обратно)

342

Мартин Лютер (1483–1546) — видный деятель Реформации, основатель протестантизма в Германии.

(обратно)

343

Евангелие от Матфея 2, 9.

(обратно)

344

Евангелие от Луки 2, 12.

(обратно)

345

Второе послание Петра 3, 10.

(обратно)

346

Пифагорейцы — представители идеалистического направления в древнегреческой философии. В основе их системы лежало учение о числах и числовых отношениях, которые признавались не только выражениями определенной величины и закономерного порядка, но идеальным началом материального мира. Орфики — последователи древнегреческого религиозно-мистического учения, считавшего, что тело — злое начало, «темница души», а душа — доброе начало, частица божества. Учение орфиков о бессмертии души было позднее воспринято христианством.

(обратно)

347

Геродот, II, 123.

(обратно)

348

Псалтирь 21, 20–22.

(обратно)

349

Фалес Милетский (VII–VI вв. до н. э.) — древнегреческий ученый и философ, родоначальник греческой стихийно-материалистической философии. Он впервые дал в своем учении чисто физическое объяснение всех явлений природы и представление о мире как о целостном единстве.

(обратно)

350

Анаксимен (VI в. до н. э.) — последователь Фалеса Милетского, развивший дальше учение о естественном происхождении вселенной. Основой, из которой все произошло, он считал воздух. До нас дошли отрывки из его труда «О природе».

(обратно)

351

Анаксимандр (VI в. до н. э.) — древнегреческий философ-материалист, последователь Фалеса Милетского. Считал, что в основе всего существующего лежит неопределенная материя, все время движущаяся и изменяющаяся в результате борьбы противоположностей. Им была впервые выдвинута мысль о бесконечности Вселенной.

(обратно)

352

Ксенофан (VI–V вв. до н. э.) — древнегреческий философ и поэт из города Колофона. От его поэмы о природе сохранилосьнесколько фрагментов, откуда явствует, что он рассматривал мир как нечто единое и цельное, но неизменное. До нас дошли его критические высказывания о богах.

(обратно)

353

Анаксагор (V в. до н. э.) — древнегреческий философ-материалист, в качестве основы всего существующего принимавший «первичные семена вещей», которые способны бесконечно делиться и из сочетания которых происходит все многообразие вещей. Он учил, что планеты и звезды — небесные тела, находящиеся в движении и раскалившиеся из-за быстрого вращения.

(обратно)

354

Эсхил (V в. до н. э.) — великий древнегреческий драматург. Из написанных им 80 трагедий сохранилось 7. Наиболее знаменитые из них: «Персы», трилогия «Орестея», «Прикованный Прометей».

(обратно)

355

Элевсинские мистерии — религиозные празднества в древней Греции, проводившиеся ежегодно в честь богини плодородия Деметры и ее дочери, богини растительности, Персефоны. Происходили в местечке Элевсин, недалеко от Афин, и проводились в таинственной обстановке.

(обратно)

356

Еврипид, Ион, Эписодий III, 340.

(обратно)

357

Протагор (V в. до н. э.) — древнегреческий философ и политический деятель. За скептические высказывания о богах был приговорен афинским судом к смертной казни, но ему удалось спастись бегством.

(обратно)

358

Сократ (469–399) — древнегреческий философ-идеалист. Из его школы вышли знаменитые философы Платон, Эвклид, Антисфен и др.

(обратно)

359

Демокрит (V–IV вв. до н. э.) — древнегреческий философ-материалист, разработавший основы атомистической теории строения материи, заложенные его учителем философом-атомистом Левкинном.

(обратно)

360

Аристофан, Всадники, Пролог.

(обратно)

361

Аристофан, Лягушки.

(обратно)

362

Евгемер (IV в. до н. э.) — древнегреческий мыслитель, написавший труд «Священная история», где объяснял происхождение богов обожествлением правителей и героев за их заслуги перед людьми.

(обратно)

363

Аристарх Самосский (III в. до н. э.) — выдающийся древнегреческий астроном. Он впервые вычислил радиус земли и был сторонником гелиоцентрической системы, за что был обвинен в оскорблении богов.

(обратно)

364

Клеанф (III в. до н. э.) — древнегреческий философ-стоик, выдвинувший против Аристарха Самосского обвинение в безбожии.

(обратно)

365

Полибий (II в. до н. э.) — древнегреческий историк, автор «Истории» в 40 книгах.

(обратно)

366

Сенека (I в. до н. э.) — знаменитый римский философ и писатель, автор философско-этических сочинений и девяти трагедий.

(обратно)

367

Тюхе (или Тиха) — богиня судьбы, удачи, благополучия, покровительница эллинистического города.

(обратно)

368

Сенека, Философские сочинения, письмо 95, 48–51; письмо 69, 6; письмо 36, 8–1,1.

(обратно)

369

Элизиум (Елисейские поля) — легендарная земля на западном краю земли, на берегу Мирового океана, где, согласно верованиям древних римлян, после смерти люди ведут блаженную жизнь.

(обратно)

370

Неферреху — автор папируса о восстании крестьян и народных низов в древнем Египте, происшедшем ок. 1750 г. до н. э. («Пророчество Неферреху»).

(обратно)

371

Сивиллины книги — сборники древних прорицаний вещих женщин-сивилл. В них были отражены религиозные представления древних греков, римлян, иудеев и ранних христиан.

(обратно)

372

Варрон (I в. до н. э.) — Марк Теренций Варрон, крупный римский ученый, писатель и политический деятель. Им написано около 600 книг по самым различным отраслям знаний.

(обратно)

373

Бытие 45, 7.

(обратно)

374

Книга Судей израилевых 3, 9; 3, 15, 31; 6, 14.

(обратно)

375

Книга Судей израилевых 13, 2, 3, 5, 24.

(обратно)

376

Книга Судей израилевых 16, 28.

(обратно)

377

Книга пророка Исаии 7, 14; 9, 5–6; 25, 8; 35, 5, 10; 65, 17.

(обратно)

378

Книга пророка Малахии 3, 2.

(обратно)

379

Книга пророка Аггея 2, 6.

(обратно)

380

Книга пророка Захарии 9, 9.

(обратно)

381

Псалтирь 17, 36.

(обратно)

382

Книга пророка Даниила 12, 2–3.

(обратно)

383

Третья книга пророка Ездры 6, 27–28.

(обратно)

384

Третья книга пророка Ездры 8, 53–54.

(обратно)

385

Цельс (II в.) — выдающийся римский ученый и писатель, противник христианства, резко критиковавший догматы складывавшегося в то время христианского вероучения.

(обратно)

386

Неоплатоники — сторонники идеалистическо-мистического направления в поздней античной философии, истолковывавшего объективный идеализм Платона в духе открытого мистицизма.

(обратно)

387

Неопифагорейцы — сторонники мистического учения, соединявшего положения пифагорейской философии с учением Платона, орфиков и религиозно-мистическими течениями восточной философии.

(обратно)

388

Митридат VI Евпатор (132–63) — царь Понтийского государства (Малая Азия), непримиримый враг Рима, ведший непрерывную борьбу с римской экспансией в Малой Азии.

(обратно)

389

Община сынов света — одна из многочисленных иудейских религиозных сект, члены которой считали, что мир разделен на два враждебных лагеря: царство света, добра и праведности (сынами которого они считали только себя) и царство тьмы, зла и кривды (его сынами считалось все остальное человечество).

(обратно)

390

Саддукеи — одна из трех древнееврейских религиозных сект. Они не верили в бессмертие души и в воскресение мертвых и были сторонниками строжайшего выполнения писаных законов Моисея.

(обратно)

391

Евангелие от Матфея 4, 17.

(обратно)

392

Евангелие от Матфея 24, 34–35.

(обратно)

393

Евангелие от Матфея 24, 36.

(обратно)

394

Евангелие от Марка 13, 28–30; от Матфея 24, 32–34.

(обратно)

395

Евангелие от Луки 21, 31–32.

(обратно)

396

Евангелие от Луки 17, 26–30.

(обратно)

397

Евангелие от Марка 9, 1; от Луки 9, 27; от Матфея 16, 28.

(обратно)

398

Евангелие от Матфея 10, 5–6.

(обратно)

399

Евангелие от Матфея 10, 23.

(обратно)

400

Евангелие от Марка 8, 17–21.

(обратно)

401

Деяния святых апостолов 1, 6.

(обратно)

402

Деяния святых апостолов 1, 7.

(обратно)

403

Светоний (I в.) — римский историк, автор книги «Жизнь двенадцати цезарей» (от Юлия Цезаря до императора Домициана), где излагаются в основном факты из личной жизни римских императоров, анекдоты и придворные сплетни.

(обратно)

404

Послание к римлянам 1, 3–4; 6, 4.

(обратно)

405

Послание к римлянам 14, 25.

(обратно)

406

Первое послание Петра 4, 7.

(обратно)

407

Послание Иакова 5, 7–8.

(обратно)

408

Первое послание к фессалоникийцам 5, 2.

(обратно)

409

Первое послание к коринфянам 1, 8; 4, 5; 7, 29.

(обратно)

410

Тертуллиан (II в.) — один из выдающихся богословов, оставивший большое количество сочинений, интересных в философском отношении и для истории церкви.

(обратно)

411

Первое послание к коринфянам 15, 13–14.

(обратно)

412

Евангелие от Матфея 26, 64.

(обратно)

413

Евангелие от Матфея 28, 20.

(обратно)

Оглавление

Предисловие

Введение, которое необходимо прочесть

I. Сын божий

  Повествователи

  Боги и сыновья богов

  Рождение

  Распятие

  Что произошло потом

II. Виселица

  Небесное древо

  Золотой жезл

  Камень и скала

  Библейское древо

  Животные около дерева

  Орел

  Змея на дереве

  Агнец господень

  Корабли, рыбы, деревья

  Дерево мертвых

  Орудия умерших

  Кончина у дерева

  Повешенный бог

  Ларец бога

  Загробный мир

  Дерево жизни

  Фаллос Осириса

III. Время

  Крест

  Восьмилетний цикл

  Сотисов год

  Великое соединение

  Бог времени

  Смена времен

  Мессия

*** Примечания ***