Наваждение [Елена Николаевна Ласкарева] (fb2) читать постранично, страница - 2

солнечными бликами, голубовато-прозрачные водяные струйки…

Однако вначале я обратил внимание вовсе не на нее, а на свой любимый лед. Правда, в тот раз он был искусственным.

Она несла его по коридору вагона, положив на несколько слоев газетной бумаги. От него шел дымок, а среди крупных белых кусков были заботливо пристроены два вафельных рожка с шоколадным мороженым. Видимо, она успела купить это лакомство на полустанке, где мы стояли всего три минуты.

Вдруг чей-то ребенок выскочил из купе ей наперерез, да вдобавок поезд дернулся неожиданно резко. И девушка, охнув, уронила свою ношу.

Она присела на корточки и как-то жалобно, обреченно, будто в ее жизни произошло что-то действительно страшное, проговорила, сама себя укоряя:

— Ну вот… А я так хотела его порадовать…

Голос у нее был высокий, вибрирующий, музыкальный, он показался мне похожим на пение весеннего ручья.

А ручьи просыпаются, когда тают, погибая, снега и льды, которые я так люблю… вернее, любил до этого дня.

Но в тот момент я, разумеется, не размышлял ни о чем подобном. Просто был очарован странным тембром и необычной мелодикой ее речи.

Кроме того, элементарная вежливость требовала прийти даме на помощь.

— Осторожней! — крикнул я, заметив, что она уже протянула к куску сухого льда тоненькую руку с просвечивающими сквозь полупрозрачную кожу жилочками. — Обожжетесь!

Она вскинула на меня свои круглые голубые глаза, и вот тут-то… Тут что-то во мне и переломилось.

Я почувствовал себя ныряльщиком, опустившимся слишком глубоко под воду, так глубоко, что уже не хватит сил выплыть. Но, как ни странно, мне вовсе и не хотелось выбираться на поверхность. Мне нравилось тонуть в этой неземной синеве. Вода, прежде мною презираемая, теперь показалась мне хоть и несущей погибель, но такой ласковой, такой благодатной…

— Обожгусь?! — изумилась Русалочка, и мне волей-неволей пришлось вернуться на землю. — Но ведь лед холодный!

— Это же двуокись углерода, минус семьдесят восемь с половиной градусов, — нудно забубнил я, совершенно растерявшись от ее женской логики… нет, скорее, от ее женского обаяния. — Потрогать это вещество — все равно что на лютом морозе прикоснуться к металлу. Обморожение и ожог — явления одного порядка.

— Порядка… да… с порядком у меня всегда туго. И по химии в аттестате тройка, — словно оправдываясь, произнесла девушка.

— А это не химия, это физика. Охлаждение оксида при обычном давлении…

Боже, что за глупости я нес! Нет бы представиться, завязать знакомство, сказать комплимент, пофлиртовать наконец! Но я всегда был лишен той легкости, с какой многие мужчины вступают в контакт с хорошенькими девушками… К тому же Русалочка была не просто хорошенькой. Вернее, она вовсе не была хорошенькой.

Она была — само чудо.

— А у меня и по физике троечка. — Это было сказано со вздохом, и даже вздох оказался музыкальным. — Я ничего не понимаю во всяких умных законах. Я серенькая.

«Нет, нет!» — хотелось крикнуть мне, но она уже обернула руку полой халатика. Я поспешно натянул манжету спортивной куртки до самых кончиков пальцев, и мы вместе, присев на корточки, начали собирать на газету злополучную двуокись углерода, охлажденного при нормальном давлении.

Того самого углерода, из которого при определенных условиях рождаются бриллианты…

Отодвинулась вагонная дверь, и из тамбура в наш коридор шагнул высокий молодой брюнет, похожий на супермена из голливудских боевичков.

— Бляха-муха, Тюха-Катюха! — воскликнул он и сердито, и весело одновременно. Надо сказать, весьма артистично это у него получилось. — Обыскался тебя, думал — отстала от поезда. Что это у вас тут за горы айсбергов? Гибель «Титаника» в миниатюре?

Девушка виновато подняла узенькие плечи, и ее голубые глаза сразу как-то потускнели:

— Вот… купила пломбир… уронила… не сердись…

— Не сержусь. Даже не удивляюсь, — хохотнул парень. — У Тюхи-Катюхи и руки-крюки.

— Мы сейчас все подберем, оно не растаяло еще!

— Ты что, сбрендила? — оскорбился супермен. — Думаешь, я буду с полу есть, как голодающий Поволжья? Пусть мы и с Поволжья, но мы не нищие, запомни, Катенька! И у нас есть своя поволжская гордость! Хм, во всяком случае — у меня. А вообще-то я шоколадное терпеть не могу, ты разве забыла?

— Другого не было, извини, — залепетала моя Русалочка, которую, как я понял из этого диалога, звали Катей. — Все равно, надо прибрать тут. Ты иди, я сейчас…

Парень глянул сверху вниз на меня, все еще сидевшего на корточках. Или, точнее, сквозь меня:

— Джентльмен приберет. Все равно уже взялся. Пошли.

Я видел, что бедняжка не смеет его ослушаться, но и передо мной испытывает неловкость. Мне стало ее жалко, и я кивнул, вместо того чтобы ответить этому самоуверенному красавчику резкостью.

— Конечно, приберу. Все равно уже взялся. Не беспокойтесь. Идите.

— Спасибо! — Улыбка расцвела на ее лице, как вешний бутон, а я, наверное, к этому