Дневник рядового Марека (продолжение) [Др Микола Марк Михайловский] (fb2) читать постранично

Дневник рядового Марека (продолжение).

4. The unforgiven. Не прощенный. (продолжение).

… «Фи – и – и – и…» - полетело. «Бабах!» - ахнуло. Тряхнуло, ослепило и потянуло гарью.

Вот она – мощь!

Вот он – апофеоз войны!

Современный, интеллектуальный, продуктивный.

В самом центре Европы. Между Россией и Польшей.

Трупы… трупы… трупы… трупы… трупы…

Накиданные на горку человеческие черепа. «Апофеоз войны» российского художника Верещагина (по-моему).

- Ты шо там карлюкаешь? – Хряк влез в мой бункер. В свой жопой не впихнулся. – Сочиняешь письмо любимой?

- Не – е – е… Мемуары пишу. Солдатские.

- Какие-такие?

- Окопные.

- Бабла решил срубить? На писательстве?

У них – тупых хряков, в отличие от нас – гнилых интеллигентов, своя логика на «все-про все» имеется. Устное народное творчество, - называется. Обязательно, чтобы выгода была, как правило – кто-то должен быть хороший, а кто-то – плохой (иначе непонятка), любовь – в виде обязаловки (опять же), основная составляющая – сельский патриотизм с итогом в виде женитьбы и, под завершение, - куча киндеров (с «киндер-сюрпризами» во рту). В виде бонуса – авто, дача с подсолнухами и любящая зятя теща. Все это «мечты тупого Хряка» именуется.

- Точно по нас гатят. Прицельно. Разворотят и в наступление рванут, - задрожал Хряк от испуга.

- И что?

- Сдаваться придется.

- Ошибаешься, - авторитетно успокоил молодого бойца, - с моего бункера подземным ходом минуем вражеское окружение и выйдем к реке. Там – вплавь.

Округлились глаза солдатские. Произнес удивленный:

- Рябого возьмем?

- А то!

Вылез Хряк из норки. Головой вперед. В каске.

Изничтожено все было.

Вместо оставленного на просушку солдатского белья местами висели лохмотья. Рваные. В дырках от осколков.

- Что там? – обратился скорее не к нему, а к нависшей над моей головой круглой хряковской заднице (с ножками).

Хряк вылез на белый свет.

Я – за ним.

Стали рядом.

Опустили руки.

Молчали.

На месте норы Рябого виднелась ямища в человеческий рост.

Прямое попадание «Града»?

Факт.

Нет Рябого?

Однозначно.

Хряк не мог успокоиться.

Нравился ему Рябой.

Своей прямой противоположностью его привлекал.

- Мою ямку также разворотило.

- Это ты правильно сказал – ямку, а не боевое укрытие бойца на случай массированного артобстрела.

- Че теперь?

- Будешь ты, мой дорогой Хряк, с этого момента квартироваться под раскуроченной танкеткой. Как только что прибывший «салага». Чем-то вроде погорельца теперь будешь.

Заморгал Хряк, не понимая.

Обиделся.

Стало ему очень тоскливо. Во-первых, - Рябого нет, во-вторых, - родная его норка, обустроенная, пригретая, с припрятанными съестными припасами и валютным жалованьем «приказала долго жить», в третьих… Как дальше счастливо жить толстому хохлу без «где-то заныканого» от коллег сала?

- Не горюй, - утешил сослуживца, - Рябой ночью в самоволку уполз. Так и не вернулся. Загулял.

Хряк улыбнулся. Полбеды его миновало.

- И еще, - дальше приводил в чувства все еще раздосадованного бедолагу, - недельку-другую поживешь со мной в укрытии, пока себе опять норку не выроешь. Пошли, - взял его за локоть, - подкрепимся у меня в кухонном отсеке трофейной тушенкой.

Долго упрашивать не пришлось - при слове или виде еды боец добровольческого батальона Хряк всегда был впереди других.

Вот она – солдатская романтика.

Вот они – окопные будни.

Где еще, как не на войне, или точнее (с привязкой к месту и ко времени) – как не в зоне украинской антитеррористической операции (официальное название) можно полностью испытать себя и осознать всю ценность человеческой любви и взаимопомощи?

Рябого не разорвало не куски.

Рябой был при сознании и в чувствах.

Хороший он был товарищ, никогда не нарушал присягу, всегда исполнял приказы, истинный патриот и гражданин – это я о Рябом. Не довелось. Прощального салюта и скупой солдатской слезы также не было. Не потому, что берегли дефицитные патроны и мы с Хряком – как единственные друзья-сослуживцы Рябого, никогда не плакали на похоронах. Нет. По другой причине. Более простой и приятной – боец Рябой был живой. Пока живой. Все еще наш боец.

Сидел напротив и «травил тюльку» (по мелкому) нам с Хряком. Разглагольствовал. К тому же не сам, а с какой-то расфуфыренной бело-фиолетовой шмарой.

Прервал