Шарль Бодлер [Поль Верлен] (fb2) читать постранично, страница - 3

второго издания «Цветов зла» и, в особенности, на сонет LXIV, в котором вы найдете следующие великолепные стихи о гордости и разочаровании:

А теперь не желаете ли узнать, как наш поэт постигает и выражает упоение вином, еще одно общее место, воспетое на все лады, начиная с Анакреонта и заканчивая Шольё^[8]? Великий Гёте, который нынче у всех на устах, включил в «Западно-восточный диван» книгу чашника, истинный шедевр, хотя идеи его скорее ближе Горацию, чем Хафизу или Низами. Жорж Санд в своих «Записках путешественника», Теодор де Банвиль^[9] в «Сталактитах» исполнили, каждый на свой манер, он — лирически, она — с точки зрения философии и морали, великолепные вариации на тему этой всем известной арии. Совершенно иначе прославил вино Шарль Бодлер. Прежде всего, он посвятил ему отдельную часть сборника своих стихотворений, в которой, рассматривая различные поэтические ситуации, связанные с опьянением, он перевоплощается в нескольких персонажей и заставляет каждого из них говорить своим торжественным и суровым языком. Таким образом, взору нашему предстает все многообразие вин, если так можно выразиться, от «Вина любовников» до «Вина убийцы», а помимо них — «Вино тряпичников» и «Душа вина».

Так же и о Смерти, третьей извечной теме, увы, самой банальной из всех! Так же и о Париже, ставшем общим местом со времен Бальзака, правда, чуть менее разработанном поэтами, чем романистами. Однако же какая поэтичная тема, какой мир сравнений, образов и соответствий! Какой неиссякаемый источник мечтаний, какое обилие материала! Вот что постиг Бодлер, парижский гений, пусть это и удалось ему вопреки живущей в нем безутешной тоске по идеалу. А какие фантазии в духе Рембрандта — «Сумерки», «Маленькие старушки», «Семь стариков», — и в то же время, какой волнующий трепет вызывают в вас эти великолепные офорты, в которых столько общего с работами амстердамского мастера. Вот образец, стихотворение, которым открываются «Парижские картины»:

Что же касается крайностей мэтьюриновского сатанизма^[12], которыми Бодлеру нравилось расцвечивать свои «Цветы зла» и из-за которого отдельные заурядные господа-моралисты обвиняли его в оскорблении рационализма, то я вижу в этом сумрачном сатанизме лишь безобидный и живописный каприз художника; по поводу подобного рода капризов я могу сослаться на следующий отрывок из «Восточных мотивов»: «Пространство и время принадлежат здесь поэту. Пусть же он идет куда хочет и делает что угодно; таков закон. Пусть верит он в единого бога, или во многих богов, или ни во что не верит; пусть платит за перевоз через Стикс, пусть ходит на шабаш ведьм; пусть пишет прозой или стихами и т. д. Поэт свободен. Встанем на его точку зрения и будем исходить из нее»^[13].

Теперь же пришло время поговорить о Шарле Бодлере как о художнике.

III

Поэтика Шарля Бодлера, даже если бы он не постарался выразить ее основные принципы несколькими довольно четкими фразами, проявляется с достаточной ясностью в самих его стихах, а вкратце может быть изложена в этих строках, взятых из двух предисловий к его превосходному переводу Эдгара По, а также из других лежащих передо