Окопировался [Иван Иванович Лажечников] (fb2) читать постранично, страница - 15

Поддевкина. Жаль, а то без меня кто так скоро по городу разнесет, а я бы, между нами, как птица, как птица... Говорите же, Ксенофонт Кирыч, что такое случилось?

Разнесенский. Вы, наверно, не знаете, что у Аграфены Силаевны украли пятьдесят рублей серебром.

Резинкин и Резинкина. Украли?

Поддевкина. Вот опростоволосилась в первый раз; и подлинно не знала. А была у ней, целый час, дура, сидела!.. Стара уж становишься, Мавра Львовна.

Разнесенский. Вчера приходили к ней две особы за некиим денежным пособием... умолчу имена их... пускай потонут они во мраке неизвестности!.. Деньги уж были похищены... уста мои коснеют произнести имя похитителя... это был — отец ее!

Все. Отец!

Разнесенский. Когда она узнала это, добрая, великодушная дочь не хотела вести родителя своего на позорище света: она скрыла преступление в глубине души своей. Между тем, две вышереченные особы, которые ожидали от нее спасения, не получивши его, извергли на нее поток оскорблений, и прочее, и прочее.

Резинкин (плачет). Груня!.. Мать, что мы сделали с тобой?

Резинкина (тихо сыну). Сумасшедший!.. Помни, что между тобой и ей стоит уж алтарь Божий.

Поддевкина. Как же узнали, что деньги украл пьяница Ермилыч?

Разнесенский. Аграфена Силаевна повержена была на одр болезни; отец сделал во всем признание, он выбежал из дому, как помешанный, и хотел было броситься в реку. К счастью, скоро попался ему навстречу молодой помещик Подснежников, успокоил его, поскакал с ним за лекарем и привез обоих в своем экипаже на квартиру Мамаева. Лекарь возвратил умирающую к жизни. К довершению своего благодетельного поступка, Подснежников, сей рыцарь чести, предложил благородной, великодушной девице не только пятьдесят рублей, — вдесятеро, если ей нужно.

Поддевкина. Чай, девчонка-барышня радехонька была денежкам.

Разнесенский. Нет, вы ошибаетесь. Это девица-героиня: она не бросается на деньги, для которых некие особы готовы забыть и стыд, и совесть. Она поблагодарила господина Подснежникова, называла его благороднейшим человеком, но денег не взяла и сказала только: поздно!

Резинкин (матери тихо). Слышите ли? Я отступлюсь от этой... воля ваша, отступлюсь... пойду к ней просить прощения, буду валяться в ногах ее.

Резинкина (тихо ему). Дурак! болван! где мы возьмем деньги Поддевкиной отдать? Вспомни, чье платье на плечах твоих? А как пойдут к генералу твоему, да стащат там с тебя...

Резинкин. Не слушаюсь никого. Пускай стащат с меня платье, за которое я было продался... я и сам сброшу его... пускай выгонят меня из службы. Отказываюсь от этой невесты, она мне противна. Иду к Груне. Лишь бы она простила меня.

Разнесенский. Воскресают героические времена! (Уходят; все оставшиеся на сцене лица стоят несколько минут безмолвно.)

Поддевкина. Ну что, капитанша, между нами?

Резинкина. Срезал мою головушку, да я... недаром мать. Идем к главному начальнику, я и сына непокорного не пожалею.

Поддевкина. Идем: не пропадать же моим денежкам. И у нас благодетели есть, и Кривлякины, и Мордохины на Московской, и Простоквашины на Петербургской. Не круглая же я сирота! (Дочери.) Не кручинься, Параскевия Степановна: будет и на нашей улице праздник. (Уходит с Резинкиной.)

Прасковья Степановна. Нет, такова уж моя горемычная доля; знать, мои шелковые платья и салопы спрятать опять в сундук. (Плачет; занавес опускается.)

Явление IV

Комната в квартире столяра. Груня, Подснежников и, к концу явления, Резинкин.

Груня. Благодарить ли вас, добрый, благороднейший Владимир Петрович? Вы спасли мне жизнь, да на что она мне теперь! Я вам давеча открыла сердце свое.

Подснежников. Полноте сокрушаться. Вы еще так молоды, начали жизнь только бедностью, горем, изменою... вас ждет еще впереди любовь человека, который будет уметь ценить ваши достоинства, для которого ваше слово будет законом, ваши радости его счастьем. Послушайтесь меня: забудьте все прошедшее, доверьтесь моей любви... уедемте отсюда, в мою деревню. Клянусь, я посвящу вам жизнь свою... успокою старость вашего отца.

Груня. Не хочу вас обманывать: я люблю вас, как моего благодетеля, если позволите, как брата, но не более... сердце дважды не любит.

Подснежников. Все романтические мечты! Любимый человек, хижина, ручеек, венки из цветов, все это хорошо только в романах и песнях. Сами после скажете, что это вздор, бред, что кроме любви в жизни нужна и существенность, то есть деньги.

Груня. Деньги, да!.. Но все это хорошо с тем, кого любишь.

Подснежников. Подумайте, что за человек, кого вы полюбили... неуч, необтесанный, который покинул вас, — из чего ж? — из тридцати рублей, из нового платья... Неужели он вас выше не ценил?

Груня. Правда, из тридцати рублей! Он поступил со мною дурно, очень дурно... в нем ошибалась; но не могу, не в силах перемениться.

Подснежников. Вот редкое