Мечта о перемирии впервые явилась Райану в сражении за бейрутский Хилтон. Необыкновенное видение мирного города непрошенно скользнуло в дальний уголок его сознания. Весь день перестрелки вспыхивали то на одном этаже разгромленного отеля, то на другом. Бой на баррикаде из наваленных друг на друга ресторанных столов в одном из некогда шикарных переходов поглощал Райана всецело, не давая думать ни о чем другом. Ближе к концу дня Аркадий и Михаил подобрались к портику, где засел последний снайпер роялистов. Райан их прикрывал — он стоял во весь рост и стрелял, молясь про себя за сестру, Луизу, сражавшуюся в другом отряде христианского ополчения.
Потом стрельба прекратилась, и капитан Гомес махнул Райану, чтобы тот спускаться в вестибюль. Райан поднял голову: с крыши портика, бывшего на пятнадцать этажей выше, сыпалась штукатурка. В лучах солнца цементная пыль преобразилась — в центр зимнего сада, на точную копию тропического острова опускалось сияющее облако. Миниатюрная искусственная лагуна была полна колотого камня, сломанной мебели, выброшенной с верхних балконов. Но несколько тамариндов и экзотических папоротников уцелели. На секунду этот покинутый рай озарился сверкающей пылью, как декорации, чудесным образом уцелевшие среди развалин взорванного театра. Райан смотрел на опадающее сияние, думая, что, может быть, однажды вся пыль Бейрута опустится белым голубем и наконец накроет молчанием пушки.
Но облако послужило более практической цели. Спускаясь за капитаном Гомесом по лестнице, он увидел, как два вражеских ополченца ползут по-пластунски через лагуну — их мокрая униформа оставляла отчетливый след в пыли. Потом он и Гомес стреляли в них: солдаты оказались в ловушке; и долго еще расстреливали в щепки тамаринды, когда те двое уже лежали без движения — кровь расплылась по мелководью. Возможно, они пытались сдаться, но хроника о зверствах роялистов во вчерашней передаче положила конец всяким надеждам. Как все молодые бойцы, Райан убивал за идею.
Но все равно после каждого сражения этим летом в Бейруте Райан ошалело молчал в перерывах между боями. Сейчас он готов бы даже поверить, что тоже погиб. Другие бойцы его взвода стаскивали тела убитых к гостиничной стойке. Трупы врагов сфотографируют для листовок, листовки потом с самолета разбросают в Южном Бейруте над укреплениями роялистов. Стараясь сфокусировать взгляд, Райан смотрел на крышу портика — струйки пыли все еще сыпались с металлических балок.
— Райан! Что ты? — Доктор Эдварс, медицинский наблюдатель ООН, ободряюще хлопнул его по плечу. — Увидел чего там?
— Нет, там — ничего. Я в порядке, доктор. Странное было сияние…
— Наверняка новая бомба. У роялистов на вооружении фосфорные бомбы. Дьявольское оружие, надеемся, их запретят.
С гневным лицом доктор Эдвардс водрузил на голову голубую бронированную каску войск ООН. Райану было приятно видеть такого отважного, пусть немного наивного, человека, скорее похожего на степенного молодого священника, чем на врача. Он постоянно находился на линии фронта как обычный солдат. Доктор Эдвардс мог бы спокойно практиковать в своей Новой Англии, но он предпочел посвятить себя людям, гибнущим на забытой гражданской войне здесь, на краю света. У семнадцатилетнего Райана завязались теплые отношения с доктором Эдвардсом. Он делился с ним всеми своими переживаниями — рассказывал о сестре, о тете и даже о своих неразделенных чувствах к полевому командиру пункта связи христиан, лейтенанту Валентине.
Доктор Эдвардс всегда относился к нему с вниманием и симпатией, и Райан часто эксплуатировал добрую натуру врача, выуживая информацию о мельчайших переменах в военном союзе — миротворческие силы ООН контролировали ситуацию. Иногда Райана тревожило то, что доктор Эдвардс слишком долго находится в Бейруте. Он стал болезненно любопытен к жестокости и смерти. Уход за ранеными и умирающими будто удовлетворял какие-то его глубинные извращенные наклонности.
— Посмотрим-ка на несчастных. — Доктор Эдвардс увлек Райана к гостиничной стойке, где лежали тела врагов — их оружие и личные письма были аккуратно сложены у ног с беспощадной живописностью. — Повезет — можно будет сообщить родственникам.
Райан рванулся вперед, мимо капитана Гомеса, бормотавшего перед безучастной фотокамерой, и опустился на колени возле самого молодого солдата, темноглазого подростка с лицом херувима в громоздкой маскировочной куртке интернациональной бригады.
— Ангел? Ангел Порруа?.. — Райан коснулся упругих щек пятнадцатилетнего испанца. Они ходили с ним купаться на пляжи Восточного Бейрута.
Еще в прошлое воскресенье они вышли в море на заброшенной лодке и проплыли целых полмили, пока их не вернул флотский патруль ООН. Райан вдруг понял, что последний раз видел Ангела в зимнем саду, ползущим среди обломков в воде искусственной лагуны. Может быть, тот узнал Райана на ступеньках и пытался сдаться, а они с капитаном Гомесом открыли огонь.
— Райан, — рядом присел доктор Эдвардс, — Ты знаешь его?
— Ангел Порруа. Но он в Бригаде, доктор. Они же за нас…
— Уже нет, — заученным жестом доктор сжал плечо Райана. — Вчера вечером они сговорились с роялистами. Извини, они действительно предатели.
— Нет, Ангел был на нашей стороне…
Райан встал и пошел прочь. Он шагал сквозь пыль и обломки к островку посреди зимнего сада. Искромсанные тамаринды все еще цеплялись корнями за камни — хорошо, если доживут до зимних дождей, которые прольются сквозь пробитую крышу. Райан обернулся на тела роялистов — незваные гости, нашедшие свой конец у этой гостиничной стойки, оружие сложено рядом.
А что если бы и живые тоже сложили оружие? Представить только, солдаты всего Бейрута кладут винтовки на землю, и. туда же личные медальоны, фотографии сестер и подруг: каждая кучка — скромный жертвенник перемирию.
Перемирие. В Бейруте это слово почти совсем забыто. Об этом думал Райан, сидя на заднем сидении джипа, — капитан Гомес вел машину к христианскому сектору города. Вдоль дороги тянулись бесконечные вереницы разрушенных строений. Некоторые здания превратились в опорные пункты — их стальные решетки были залеплены плакатами и лозунгами, нечеткими фотографиями убитых женщин и детей.
С самого начала войны, тридцать лет назад, в Бейруте проживало более полумиллиона человек, и среди них — его дед с семьей, — один из многих американцев, оставивших преподавание в школах и университетах ради того, чтобы сражаться на стороне христианского ополчения. Со всего мира сюда стекались добровольцы: наемники и идеалисты, религиозные фанатики и безработные телохранители. Здесь они сражались и умирали — за ту или иную из враждующих группировок.
Под грудами мусора в глубине своих бункеров они еще умудрялись создавать семьи и растить детей. Родителям Райана не было и двадцати, когда они погибли. Тогда националисты расстреляли своих пленных, пообещав им безопасный выезд на Кипр. Только благодаря доброте индийского солдата войск ООН Райан остался жив — тот нашел младенца и его сестру в заброшенном доме и потом как-то отыскал их тетю.
Как ни трагична история конфликта, за Бейрут стоило драться — за живой город с торговыми улицами, магазинами, ресторанами. Церкви и мечети были полны прихожан — тогда они еще не превратились в груды черепицы под открытым небом. Теперь гражданское население исчезло — осталось несколько сотен вооруженных защитников, чьи семьи скрывались в развалинах. Силы ООН снабжали их продовольствием, но на тайные поставки оружия и амуниции они закрывали глаза, боясь ненароком нарушить свой нейтралитет, принять чью-либо сторону в этом конфликте.
Бесцельная эта война так затянулась, что даже мировые агентства новостей перестали интересоваться ею. Иногда в каком-нибудь обвалившемся подвале Райан находил старый номер «Таймс» или «Пари Матч» с фотографиями уличных боев, с репортажами об «агонии в Бейруте» — тогда к городу было приковано внимание всего мира. Теперь это всем надоело, только отряды потомственных ополченцев все еще сражались за контроль над руинами.
Когда машина проезжала мимо останков правительственной радиостанции, из подвального окна открыли стрельбу — короткими автоматными очередями.
— Тормози, капрал! Давай с дороги! — не выпуская пистолет, капитан Гомес другой рукой выхватил руль у Аркадия и вывернул джип на старый автобус. Сидя за спустившим задним колесом, Райан поглядывал на круживший в небе самолет наблюдателей. Он ждал, пока Гомес отыщет стрелка — какому-то сумасшедшему националисту, наверное, вздумалось мстить за брата или другого родственника. Националисты размещались в бейрутском аэропорту, в бетонной пустыне, поросшей бурьяном, куда уже десять лет не приземлялся ни один самолет. В центре города они показывались редко.
Случись перемирие, это произошло бы где-то здесь, на старой Зеленой Линии, на нейтральной территории, разделяющей враждующие стороны — христиан преимущественно на северо-востоке, националистов и фундаменталистов на юге и на западе, роялистов и республиканцев на юго-востоке; бойцы интербригады контролировали окраины. На самом деле, карта города постоянно перекраивалась командирами разных рангов в результате бартерных операций. Джип можно было обменять на грузовик помидоров, шесть ракетных установок — на видеомагнитофон.
Какой выкуп потребуется за перемирие?
— Очнись, Райан. Пора двигаться. — Гомес вернулся с пленником, им оказался засевший на радиостанции пугливый двенадцатилетний мальчик в форме националистов с чужого плеча. Держа его за спутанные волосы, Гомес втолкнул мальчишку в кузов джипа.
— Райан, присмотри за этим зверенышем — он кусается. Мы повезем его на допрос.
— Хорошо, капитан. И, если что, мы сторгуем его за пару новых видеокассет.
Мальчик со связанными руками бился от злости и страха. Ткнув его прикладом, Райан вдруг поразился собственным чувствам. Как ни мечтал он о перемирии, сейчас он испытывал истинную ненависть к этому недоростку. На ненависти и держится война. Даже доктор Эдвардс был заражен этим, и не он один. Райан уже видел эти горящие глаза наблюдателей ООН, охотящихся с фотоаппаратом за жертвами очередных зверств, или за полуживыми свидетелями жестокой контратаки — подобно жаждущим исповеди священникам. Можно ли победить ненависть, если она сидит в каждом? Боже, он и сам ощутил это, когда узнал, что Ангел Порруа был за националистов.
Этим вечером Райан отдыхал на балконе у тетушки Веры, глядя на гавань Восточного Бейрута. Он смотрел на сигнальные огни морского патруля ООН и обдумывал план перемирия. Стараясь забыть о сражениях этого дня, о смерти Ангела, он слушал болтовню Луизы из кухни — ее живой голос перекрывал поп-музыку, передававшуюся местной радиостанцией.
Балкон был по существу его спальней — Райан спал здесь на подвесной койке, скрытой от посторонних глаз бельевыми веревками и фанерным домиком, который он еще мальчиком смастерил для своего кролика. Райан без труда мог найти для себя отдельную квартиру — в доме их пустовало много, но ему нравилась теплота семейной жизни. Эти две комнаты и кухня были его первым и единственным домом.
Молодая пара из дома напротив недавно усыновила мальчи-ка-сироту, его плач напомнил Райану, что у него-то, во всяком случае, есть родные. В Бейруте кровное родство стало редкостью. Девушки-солдаты редко задумывались о материнстве, а большинство детей были сиротами войны. Райан удивлялся — откуда только берутся эти малыши? Каким-то образом невидимая семейная жизнь продолжалась — в подвалах, в палаточных городках на бейрутских окраинах.
— Это новый сынишка Рентонов. — Сестра вышла на балкон, расчесывая длинные до пояса волосы — туго стянутые в строгий пучок, они целый день томились под военной фуражкой, — Жаль, что он часто плачет.
— Во всяком случае, смеется не реже, — Райану пришла в голову интересная мысль: — Скажи, Луиза, может ли быть ребенок у нас с лейтенантом Валентиной?
— Ребенок? Тетя, вы слышали? И что же думает Валентина?
— Понятия не имею. Так сложилось, что я с ней никогда не говорил.
— Я думаю, дорогой, ты должен спросить ее. Может, она перестанет быть эдакой элегантно надменной особой.
— Только на пару секунд. Она очень горда.
— Пары секунд достаточно, для ребенка. Или она настолько особенная, что даже не уделит тебе двух секунд?
— Она совсем особенная.
— Кто? — Тетя Вера вышла проветрить их военные куртки, любуясь выросшими детьми. — Ты обо мне говоришь, Райан, или о своей сестре?
— О куда более особенном создании, — вставила Луиза. — О женщине его мечты.
— Вы обе женщины моей мечты.
И это на самом деле было правдой. Мысль о том, что с ними может что-то случиться, страшила Райана. На улице под балконом выстроился ночной патруль — они проверяли свое снаряжение — автоматы, гранаты, ящики с минами-ловушками и детонаторами. Каждый боец — машина-убийца и отправляется на охоту за чьей-то тетей или сестрой на таком же балконе под покровом бейрутской ночи.
Санитары ООН стали меньше выдавать ампул с морфином. Несмотря на все спасенные жизни, Райан иногда негодовал на «голубые каски». Они ухаживали за ранеными, давали деньги и кров потерпевшим, искали новых родителей для детей-сирот, но больше всего они заботились о своем нейтралитете. Они окружили город — ни войти, ни выйти, — и до известной степени контролировали происходящее в Бейруте. В принципе, они бы смогли остановить войну, — но доктор Эдвардс неоднократно говорил Райану, что любая попытка миротворческих сил соответствовать своему имени неизбежно приведет к военному вмешательству других стран и, соответственно, к дестабилизации обстановки на всем Ближнем Востоке.
Вот война и продолжалась.
Ночной патруль двинулся по улице — шесть солдат по одной стороне, шесть — по другой. Они шли на звуки стрельбы.
— Ушли, — сказала тетя Вера. — Пожелай им удачи.
— Почему? — тихо спросил Райан. — Для чего?
— Что ты имеешь в виду? Райан, всегда ты нас чем-нибудь да шокируешь. Ты что, не хочешь, чтобы они вернулись?
— Хочу, конечно, но зачем тогда вообще уходить? Могли бы здесь остаться.
— Это бред. — Сестра положила ладонь на лоб Райана. — Тебе пришлось тяжело в Хилтоне, мне Аркадий говорил. Помни, за что мы сражаемся.
— Я стараюсь. Сегодня я помог убить Ангела Порруа. За что он сражался?
— Ты серьезно? Мы сражаемся за то, во что мы верим.
— Но никто ни во что не верит! Подумай, Луиза! Роялисты не хотят короля, националисты втайне надеются на раскол, республиканцы пытаются сговориться с наследным принцем Монако, христиане — все в основном атеисты, а фундаменталисты не могут сойтись ни в одном из фундаментальных вопросов. Мы сражаемся и умираем за ничто.
— А?.. — Луиза указывала щеткой на ооновский наблюдательный пост. — Ты про них не сказал. Во что они верят?
— Мир. Гармония мира. Прекращение войны во всем мире.
— Тогда ты, может быть, к ним присоединишься?
— Да, пожалуй… — Райан отбросил военную куртку и свесился с перил балкона.
Голубые каски, как тусклые фонари, отсвечивали в сумерках.
— Может, нам всем присоединиться к ООН?
— Да, Луиза, каждый должен надеть голубую каску.
И так родилась мечта.
В следующие дни Райан занялся разработкой этой простой, но революционной идеи. Главное ему было понятно, но он знал, что воплотить это в жизнь будет трудно. Сестра скептически отнеслась к его затее, а приятели из взвода просто недоумевали.
— Я понимаю, о чем ты говоришь, — заявил Аркадий, когда они сели перекурить в укрытии на Зеленой Линии. — Но если все станут ооновцами, кто же будет воевать?
— Аркадий, в этом-то и все дело… — Райан уже готов был сдаться. — Ты только подумай. Снова будет чистота и порядок. Ни патрулей, ни парадов, ни военных учений — ничего этого больше не будет. Мы станем сидеть на травке у Макдональдса и жевать гамбургеры, а каждый вечер — на дискотеку.
Люди будут гулять по улицам, ходить по магазинам, сидеть в кафе…
— Звучит это как-то странно…
— Ничего странного. Начнется жизнь. Так раньше было здесь, а в других местах — так люди и сейчас живут.
— Где?
— Ну… — Это был трудный вопрос.
Подобно другим солдатам Бейрута, о внешнем мире Райан мало что знал. Сюда не приходили газеты, иностранные теле- и радиостанции глушились другими отрядами, чтобы не допустить ни малейшего влияния со стороны. Несколько лет Райан проучился в школе ООН, в Восточном Бейруте, основным источником информации о «Большой Земле» служила ему подшивка журналов сорокалетней давности, которую Райан нашел в заброшенном доме. В журналах мир представлялся погрязшим в раздоре — жестокие войны во Вьетнаме, Анголе, Иране. Возможно, эти конфликты — еще более страшные подобия бейрутской войны, — продолжаются и до сих пор.
Может быть, всему миру стоило бы надеть голубые каски? Эта мысль очень понравилась Райану. Если бы у него получилось устроить перемирие здесь, в Бейруте, тогда бы движение за мир распространилось на Африку, Азию. Каждый бы бросил свое оружие…
Как ни отмахивались его приятели, Райан упорно доказывал свое каждому встречному солдату. И всегда чувствовал подспудный интерес к своим словам, но одно обстоятельство очень мешало его пропаганде. Плакаты о зверствах, телехроника о разгромленных церквях снова и снова будоражили религиозные чувства, к тому же воду мутили всякого рода расисты и антимонархисты.
Прорваться через этот пропагандистский заслон Райану, конечно, было не по силам. Но случайно он открыл неожиданно действенное оружие — юмор.
Во время патрулирования гавани Райан рассказывал товарищам о своей мечте — о лучшем Бейруте. Когда их бригада проходила мимо командного пункта ООН, Райан, не задумываясь, взял с планшетного стола одну из оставленных там касок, снял свою фуражку цвета хаки и надел выкрашенный лазурью котелок себе на голову.
— Эй, посмотрите на Райана! — закричал Аркадий.
Началась веселая возня, ее прервали Михаил и Назар.
— Больше никакой борьбы, у нас теперь есть свои миротворческие силы!
Под одобрительные присвистывания Райан маршировал в голубой каске взад-вперед, но потом все стихли. Райан заметил, каска подействовала умиротворяюще — и на него самого, и на товарищей. Под этим впечатлением он присел у берега в пяти сотнях ярдов от центрального поста фундаменталистов.
— Райан, осторожно! — Михаил бросился за ним, но остановился — капитан Гомес подкатил на джипе к ограде порта. Все смотрели, как Райан свободно шагал вдоль берега, не боясь вражеских снайперов, которым кишели здания офисов. Он был на полпути к центральному пункту, когда показался сержант фундаменталистов, размахивая временным пропуском. Решив не испытывать дальше судьбу, Райан помахал в ответ и повернул обратно.
Когда он подошел к своим, все обступили его с новым уважением. Аркадий и Назар в голубых касках даже проигнорировали появление Гомеса — тот с угрожающим видом вышел из своего джипа. Примчался доктор Эдвардс с командного поста ООН.
— Я займусь этим, капитан, — попытался он смягчить Гомеса, — командование не станет налагать взыскание. Я знаю, Райан просто валял дурака.
Объяснить все доктору Эдвардсу оказалось гораздо легче, чем ожидал Райан. Они расположились в наблюдательном пункте — доктор Эдвардс сам попросил познакомить его с планом перемирия.
— Это замечательная идея, Райан, — явно увлеченный открывающимися возможностями, доктор Эдвардс казался едва ли не легкомысленным. — Не уверен, что это сработает, но попытаться стоит.
— Главная цель — перемирие, — подчеркнул Райан. — А присоединение к силам ООН — это только средство, но не конечная цель.
— Конечно. И ты думаешь, люди наденут голубые каски?
— Немногие, но и этого нам достаточно. Постепенно присоединятся и другие. Все устали от войны, доктор, а ничего другого здесь нет.
— Знаю, Райан. Это ужасное место, Бог свидетель. — Доктор Эдвардс потянулся через стол и сжал Райану руку, пытаясь передать ему собственные силы. — Я должен посоветоваться в Секретариате ООН в Дамаске, обсудить, насколько реальна твоя идея. Давай называть это добровольными силами ООН.
— Точно. Добровольцы голубых касок. Тогда не придется опять принимать чью-то сторону или предавать своих. И со временем все окажутся в добровольцах.
— … А война просто иссякнет. Замечательная идея, только странно, что до этого никто не додумался раньше, — Доктор Эдвардс внимательно посмотрел на Райна. — Тебе кто-то помогал? Кто-нибудь из раненых, бывший офицер?
— Нет, никто, доктор. Это пришло ко мне само, из-за всех этих смертей…
Доктор Эдвардс на неделю уехал в Дамаск — посоветоваться с начальством, а тем временем события развивались гораздо быстрее, чем Райан мог себе представить. Повсюду расхаживали бойцы в голубых касках. Все началось с шутки, родившейся в христианском отряде, а отчасти по оплошности наблюдателей ООН. Патрулируя Зеленую Линию, Райан увидел машину роялистов — солдат был в голубом берете. Через несколько дней уже в каждом отряде был свой шутник, носивший голубую каску или берет.
— Райан, полюбуйся, — позвал капитан Гомес из командного пункта в вестибюле телестанции. — Отвечать придется тебе…
Через улицу, возле покореженного «мерседеса» роялистский солдат в голубом берете беззаботно грелся на солнышке, откинувшись в шезлонге и положив ноги на стол.
— Совсем обнаглели… — Гомес вскинул ружье и прицелился, что-то бормоча себе под нос, потом отдал винтовку Райану. — Ему повезло — мы здесь слишком заметны. Пусть пока загорает.
Это была победа, и не последняя. Тут, конечно, сыграла свою роль и глубокая многолетняя усталость. К возвращению доктора Эдвардса каждый десятый в отряде, по подсчетам Райана, носил голубую каску или берет. Звуки орудий все еще сотрясали ночное небо, но ружейные выстрелы, казалось, звучали реже.
— Райан, в это трудно поверить, — сказал доктор Эдвардс, когда они встретились у поста ООН в порту. Он подошел к карте, исчерченной лабиринтами границ и оборонных позиций, — сегодня на Зеленой Линии не зарегистрировано ни одного серьезного инцидента. На севере от аэропорта даже установилось перемирие де-факто — между фундаменталистами и националистами.
Райан смотрел на море — солдаты из христианского отряда ныряли с понтона. Корабли ООН стояли близко от берега, не опасаясь больше шального выстрела.
— Мы плавали туда с Ангелом, — мечтательно произнес Райан, будто это было вчера.
— И сплаваете еще, с Назаром и Аркадием, — доктор Эдвардс обнял его за плечи. — Райан, ты сотворил чудо!
— Да… — Райан чувствовал себя как человек, выигравший главный приз в лотерее. На солнце стоял грузовик ООН, полный людей в голубой униформе. Было дано разрешение на формирование добровольной дружины ООН: они остаются служить в своих отрядах, но не будут носить оружие, и могут применять его только в целях самообороны. Идея прочного мира постепенно становилась реальностью.
С тех пор как Райан в первый раз надел голубую каску, прошло всего шесть недель, а в Бейруте уже воцарилось перемирие. Пушки везде молчали. Объезжая город с капитаном Гомесом, Райан изумлялся переменам. Солдаты без оружия сидели на ступеньках «Хилтона», бывшие противники братались на террасе здания парламента. Магазины вдоль Зеленой Линии поднимали жалюзи, а у здания почты образовался даже небольшой рынок. Дети высыпали из подвалов и играли среди обгорелых автомобилей. Женщины сменили военную форму на пестрые платья — это было первым признаком оживающей красоты Бейрута.
Даже лейтенант Валентина ходила в черной кожаной юбке, с помадой на губах в тон яркой блузке, на элегантно причесанной головке красовался лихо заломленный голубой берет.
Капитан Гомес остановил джип у ее командного поста и снял голубую каску в знак уважения.
— Господи! Ну, это ли не сенсация, Райан?
— Да, безусловно, — благоговейно согласился Райан, — как я мог осмелиться даже подойти к ней?
— Что? — Гомес перехватил его восторженный взгляд. — Да я не о лейтенанте Валентине, она тебя проглотит на завтрак и даже не облизнется, я говорю о сегодняшнем футбольном матче.
Он указал на свежий плакат, наклеенный поверх треснутого стекла витрины:
«Сегодня в три часа состоится встреча футбольных команд националистов и республиканцев, первая игра недавно образованной Бейрутской Футбольной Лиги.
Завтра — христиане против фундаменталистов.
Судья — полковник Мугаб из интербригады. Игра обещает быть захватывающей…»
С каской под мышкой Гомес соскочил на землю и подошел к плакату.
Тем временем Райан во все глаза смотрел на лейтенанта Валентину. Без униформы она казалась еще великолепней, автомат «узи» висел у нее на плече, как модная сумочка. Взяв себя в руки, Райан вышел из машины и направился к ней. Пусть ест его на завтрак, и на обед, и на ужин тоже — на здоровье.
Лейтенант Валентина обратила к нему свой царственный взор, заинтригованная восхищением этого застенчивого молодого человека. Но прежде чем Райан успел сказать слово, за телестанцией прогремел мощный взрыв. Землю тряхнуло, и ударная волна прокатилась по городу. На дорогу посыпалась каменная кладка, а в небо поднялось черное облако от пожара, вспыхнувшего в эпицентре взрыва, где-то на юго-западе от христианского сектора. Трехметровый секироподобный осколок вывалился из витрины, прорвав футбольную афишу, и разлетелся у ног Гомеса. Кликнув Райана, Гомес бросился к машине. Раздался следующий взрыв, теперь в Западном Бейруте, в секторе фундаменталистов. Грозди сигнальных ракет вспыхивали по всему небу, звуки начавшейся стрельбы слились с гудками машин, громкоговорители призывали к оружию.
Райан замешкался, отряхивая пыль с куртки. Лейтенант Валентина исчезла в укрытии, где ее люди уже наводили прицел пулемета.
— Капитан, что это за бомба?.. Откуда?
— Нас предали, Райан, — наверняка роялисты сговорились с наци, — Гомес дал Райану подзатыльник и толкнул в джип. — Все эти байки о мире… Старая как мир приманка, и мы тоже на нее попались…
Однако случилось нечто худшее, чем предательство. Вооруженные солдаты заполнили улицы, занимая позиции в зданиях и укреплениях. Все кричали одновременно, стараясь перекрыть грохот боя. Мощные бомбы были установлены с расчетом на панику, растерявшиеся новобранцы стреляли в воздух — для храбрости. Сигнальные ракеты падали на город в каком-то непонятном четком порядке. В пыли среди обломков валялись брошенные голубые береты и каски.
Добравшись до дома тети, Райан застал там доктора Эдвардса с двумя ооновцами.
— К сожалению, Райан, слишком поздно.
Райан хотел пройти в дом, но доктор Эдвардс удержал его за руку. Внимательнее взглянув на этого издерганного человека, Райан вдруг понял, что на весь Бейрут лишь у него, Райана, на голове еще красовалась голубая каска, если не считать наблюдателей ООН.
— Доктор Эдвардс, я должен позаботиться о Луизе и тете. Они наверху.
— Нет, Райан, их нет там. Боюсь, они ушли.
— Куда? Господи, я же велел им оставаться здесь!
— Их взяли в заложники. С первым взрывом была десантная облава, мы и не заметили, как они появились и исчезли.
— Кто? — Недоумевающий и испуганный, Райан дико оглядывал улицу. Солдаты уже строились в подразделения. — Это роялисты или наци?
— Не знаем. Конечно, это трагично. Уже зарегистрированы страшные зверства. Но Луизу и тетю Веру тронуть не посмеют, они знают, кто ты.
— Их схватили из-за меня… — Райан взял в руки каску и посмотрел на отполированный голубой котелок: он чистил свою каску, чтобы она сияла ярче всех остальных в Бейруте.
— Что ты собираешься делать, Райан? — Доктор Эдвардс взял каску из его рук. С окончанием спектакля реквизит становится ненужным. — Тебе решать. Если захочешь вернуться в свой отряд, мы поймем.
За спиной доктора ооновец держал автомат Райана. При виде оружия и стальных наконечников пуль в нем вспыхнула забытая ярость, застарелая ненависть. Столько лет все они были ее пленниками. Ему захотелось выйти на улицы, отыскать похитителей сестры и тети и отомстить им.
— Ну что, Райан?.. — Доктор Эдвардс смотрел на него с любопытством естествоиспытателя, будто Райан был лабораторной крысой на особо важном этапе какого-то опыта. — Ты собираешься драться?
— Да, я буду драться… — Райан надел голубую каску, — но против войны. Я организую новое перемирие, доктор.
И тогда он увидел направленный на него ствол своей собственной винтовки. С холодным спокойствием доктор Эдвардс сжал запястья юноши, но только через несколько минут Райан осознал, что на него надели наручники и взяли под арест.
С час они ехали на юго-восток, мимо покинутых фабрик и палаточных городков, останавливаясь по дороге у постов ООН. С заднего сиденья бронированной машины Райан смотрел на развалины. В небе расползался дым. Стрельба стихла. Остановились, чтобы немного размять ноги, но и тогда доктор Эдвардс уклонился от разговоров. Райан предположил, что доктор подозревает его в причастности к заговорщикам, нарушившим перемирие, может, доктор вообразил, что затея с перемирием была частью хитрого плана и Райан просто воспользовался доверием молодежи…
Они миновали вторую полосу заграждений, опоясывающих город, и вскоре въехали в ворота военного лагеря, разбитого у пустовавшего санатория. Ряды палаток оливкового цвета занимали большое пространство. На крыше санатория поднимался лес радиолокаторов, тарелки телеантенн были обращены на северо-запад: все следили за Бейрутом.
Машина остановилась перед самой большой палаткой, которая была похожа на госпиталь, но там, в зеленой прохладе, не было видно пациентов, — тут размещался огромный склад оружия. Ряды высоких столов были завалены карабинами, автоматами, уставлены ящиками с гранатами и снарядами. Сержант ООН ходил вдоль гор оружия, что-то помечая в списке, будто хозяин магазина, подсчитывающий выручку.
К складу примыкала большая комната, похожая на зал теленовостей. Наблюдатели стояли у карты, передвигая цветные полоски и звезды, сверяясь со стоящими рядом мониторами.
— Можете идти, капрал. Теперь я за него отвечаю. — Доктор Эдвардс взял у солдата ружье и провел Райана в отгороженный брезентовым пологом кабинет.
Сквозь пластиковую пленку окон была видна примыкающая комната, где две женщины работали у печатного станка, раскладывая копии плакатов. На увеличенном снимке было изображено очередное зверство республиканцев — трупы женщин, расстрелянных в подземном гараже.
Увидев этот отвратительный плакат, Райан понял, почему доктор Эдвардс до сих пор избегает его взгляда.
— Доктор Эдвардс, я не знал о бомбе и о внезапном обстреле. Поверьте…
— Верю, Райан. Все хорошо, попробуй успокоиться, — сухо сказал доктор, будто разговаривая с капризным пациентом. Положив ружье на стол, он снял с Райана наручники. — Теперь ты вне Бейрута. Для себя ты действительно добился перемирия.
— Но… тетя, сестра?
— Они вне опасности. В этот самый момент, — доктор Эдвардс посмотрел на часы, — их доставили на пост ООН возле стадиона.
— Слава Богу. Не знаю, как же так вышло. Все хотели перемирия…
Райан оторвался от плакатов, безостановочно вылетающих из печатной машины и подхватываемых тонкими руками работниц. К брезентовой стене были приколоты фотографии молодых парней и девушек в военной форме, снятых врасплох около основных наблюдательных пунктов. В самом центре висел большой портрет Райана. Собранные вместе, они напоминали обитателей психиатрической клиники.
Два санитара прошли мимо двери, толкая груженную винтовками тележку.
— Доктор, это оружие — его конфисковали?
— Нет, оно прямо с завода и направляется на поле битвы.
— Значит, война идет не только в Бейруте, — эта новость привела Райана в отчаяние. — Весь мир охвачен войной.
— Нет, Райан. Во всем мире спокойно. Оружие производят только для Бейрута. Винтовки спрячут в грузовике с апельсинами и провезут в город.
— Зачем? Это сумасшествие, доктор! Его перехватят ополченцы!
— В том-то и дело. Нам нужно, чтобы у них было оружие, и нам нужно, чтобы они продолжали воевать.
Райан хотел возразить, но доктор Эдвардс строго указал ему на стул.
— Успокойся, Райан, я тебе все объясню. Но вначале скажи, ты когда-нибудь слышал о болезни под названием оспа?
— Какая-то страшная лихорадка. Ее больше нет.
В общем-то да. Пятьдесят лет назад Комитет Территориального Оздоровления развернул широкую кампанию по ликвидации этой страшной бациллы, настоящей убийцы, погубившей десятки миллионов жизней. Над программой вакцинации работали врачи и члены правительств всех стран. Вместе они покончили с этой заразой.
— Я рад, доктор, — если бы то же самое мы могли сделать с войной.
— Да, и в принципе мы это сделали. Люди теперь не боятся оспы и могут путешествовать по всему миру. Но вирус сохранился в древних захоронениях и на кладбищах. На случай, если он объявится опять, мы храним запасы вакцины и сможем защитить людей и подавить эпидемию.
Доктор Эдвардс небрежно разрядил ружье Райана, обнаружив отличное умение обращаться с оружием, чего Райан никак не ожидал от него. Польщенный удивлением Райана, доктор Эдвардс назидательно улыбнулся ему, как учитель, все еще сохранивший привязанность к обленившемуся ученику.
— Сама по себе бацилла оспы постоянно мутирует. Мы должны быть уверены, что запасы вакцины соответствуют современным требованиям. Всемирная организация здравоохранения позаботилась о том, чтобы инфекция не исчезла совсем. В дальней стране третьего мира они специально позволили оспе развиваться, чтобы иметь возможность наблюдать мутации вируса. Там, к сожалению, люди продолжают умирать. Но это — в интересах всего человечества. Только таким образом мы всегда будем готовы к внезапной эпидемии.
Райан смотрел через пластиковые окна на карту Бейрута, на мониторы с изображением уличных боев. Хилтон опять горел.
— А Бейрут, доктор? Вы наблюдаете здесь другой вирус?
— Так и есть, Райан. Вирус войны, если угодно — военного духа. Вирус не физический, а психологический, гораздо опаснее оспы. Во всем мире — мир, Райан. Уже тридцать лет нигде не было войны. Нет армий и воздушных сил, все споры решаются путем переговоров и компромиссов. Никто и не думает о войне, ведь нормальной матери не придет в голову убить своего ребенка, если он ее разозлит. Но мы всегда должны быть готовы. Вдруг объявится очередной Гитлер или Пол Пот — мы должны быть готовы к любым неожиданностям.
— И все это вы можете сделать здесь? — Райан ухмыльнулся. — В Бейруте?
— Думаю, можем. Нам нужно знать, что заставляет людей воевать, что заставляет их ненавидеть друг друга до такой степени, чтобы убивать. Мы должны понять, как управлять их эмоциями, как подавать информацию, что стимулирует агрессию, как использовать религиозные чувства и политические интересы. Нам нужно знать даже, насколько сильно их стремление к миру.
— Достаточно сильно, доктор, может быть, даже еще сильнее.
— У тебя — да. Ты расстроил наш план, Райан, поэтому мы изолировали тебя, — доктор Эдвардс проговорил это без сожаления, будто в глубине души завидовал упорству, с которым юноша отстаивал свою мечту. — Тебе оказана особая честь, но эксперимент должен продолжаться — нам надо изучать этот ужасный вирус.
— А бомбы этим утром? Внезапный обстрел?
— Бомбы разместили мы, и старались при этом, чтобы никого не ранило. Мы всех снабжаем оружием и делали это всегда. Мы печатаем провокационные материалы, мы монтируем эти ужасные плакаты.
— Но все эти годы, доктор, — Райан думал о бывших товарищах по оружию, о тех, кто пал на его глазах в пыли и обломках, кто умер, спасая жизнь раненых друзей. — Ангел и Мойша, Азиз… Сотни погибших!
— От оспы тоже умирают только сотни. А тысячи миллионов живут. Это себя оправдывает, Райан. Мы многому научились с тех пор, как тридцать лет назад построили Бейрут.
— Все рассчитали — Хилтон, телестанцию, Макдональдс?..
— Все, даже Макдональдс. Архитекторы ООН смоделировали типичный город мира — Хилтон, систему отелей, стадион, торговый центр. Сюда со всего мира были свезены сироты и подростки всех рас и национальностей. Сначала мы должны были раскачать эту машину — в командный состав воевавших сторон были внедрены сержанты и офицеры войск ООН. Мотор завелся, и машина заработала сама по себе, не требуя почти никакого вмешательства.
— Достаточно пары жутких фотографий… — Райан встал, надевая патронташ. Что бы ни думал он о докторе Эдвардсе, оставалась реальность гражданской войны, и он это признавал.
— Доктор, мне надо обратно в Бейрут.
— Уже поздно, Райан. Если тебя пустить обратно, ты сорвешь нам весь эксперимент.
— Все равно мне никто не поверит, доктор. Я должен найти сестру и тетю Веру.
— Она не сестра тебе, Райан, не настоящая сестра. А Вера — не тетя. Они, конечно, этого не знают и думают, что все вы — одна семья. Луиза — дочь французских исследователей, ее родители погибли в Антарктике. Вера была подкидышем, она выросла в монастыре под Монтевидео.
— А я?..
— Ты? Твои родители жили в Новой Скотин, в Галифаксе. Когда тебе было три месяца, они погибли в автокатастрофе. К сожалению, есть еще смерти, которые мы не в состоянии предотвратить.
Доктор Эдвардс хмуро посмотрел сквозь пластиковое окно на карту Бейрута. Дежурный сержант сидел за огромным дисплеем, самозабвенно вкалывая флажки, означающие стычки и перестрелки. Все собрались у мониторов. Офицер энергично замахал доктору Эдвардсу, и тот поспешил из кабинета. Райан уставился на свои руки, пока те двое переговаривались, и не заметил, как доктор вернулся за каской и пистолетом.
— Они сбили самолет-наблюдатель. Мне нужно идти, Райан, — бой выходит из-под контроля. Роялисты захватили стадион и теперь штурмуют пост ООН.
— Стадион? — Райан вскочил, его ружье было с ним, охраняя его по дороге из Бейрута. — Там моя сестра и тетя! Я с вами, доктор!
— Райан, все разваливается. Мы, похоже, поджигали один и тот же фитиль много раз. Ополченцы открыто стреляют в наблюдателей, — доктор Эдвардс остановил Райана на пороге. — Я знаю, ты беспокоишься, ты прожил с ними всю жизнь. Но они не…
— Доктор, это моя сестра и тетя… — Райан оттолкнул его.
Через три часа они были у стадиона. По дороге в город Райан смотрел на пелену дыма, протянувшуюся далеко в море. Под покровом этой черной мантии, что подсвечивалась вспышками от неутомимой деятельности саперных команд всех воюющих группировок, вереница машин ООН продвигалась по улицам города. Райан сидел во втором грузовике рядом с доктором Эдвардсом, но они едва слышали друг друга за воем ракетных установок. Райан понял, что разговаривать с доктором ему не о чем, он думал только о заложниках в осажденном пункте ООН. То, что война в Бейруте оказалась строго рассчитанным экспериментом, его уже мало беспокоило. Это было где-то в мертвой зоне его понимания, в черной дыре, откуда не исходило ни света, ни мыслей.
Наконец они остановились возле поста ООН в порту Восточного Бейрута. Доктор Эдвардс побежал к радиорубке. Райан ослабил ремешок каски. Он чувствовал и свою долю вины в этом бедствии — волна жестокости захлестнула город. Крысы в военной лаборатории жали на знакомые рычаги — спусковые крючки винтовок и пушек, — получая свою порцию ненависти. Его мечта о мире ошеломила их, как впервые попробованный наркотик, сбила их с толку, и теперь они были во власти неистовой ярости…
— Хорошие новости, Райан. — Доктор Эвардс стучал в лобовое стекло, приказывая водителю ехать, — христианский десант отбил стадион!
— Что с сестрой, с Верой?
— Не знаю. Во всяком случае, силы ООН снова могут действовать. Надеюсь, что все скоро будет нормально.
Позже, стоя в темном помещении склада под бетонными трибунами, Райан вспомнил это зловещее слово. Нормально?..
Вспышки фотокамер освещали тела двадцати заложников, лежащих у дальней стены. Луиза и тетя Вера находились между двумя ооновцами — отступая, роялисты расстреляли всех. Уступчатый потолок был забрызган кровью, будто невидимая публика, рассевшаяся на трибунах, чтобы поглазеть на разрушение города, тоже стала истекать кровью. «Да, — поклялся Райан, — кровь зальет весь мир».
Фотографы убрались, оставив Райана с Луизой и Верой. Скоро их изображения разбросают по разбитым улицам, расклеют на стенах уцелевших домов.
— Райан, уходим; мы должны успеть, пока не началась контратака. — Доктор Эдвардс появился из полумрака. — Я сожалею, Райан, они как-никакбыли тебе родственниками.
— Да, были…
— В любом случае, они помогли нам многое понять. Мы должны знать, где кончается терпение людей. — Доктор Эдвардс с досадой махнул в сторону тел. — В любом случае, это печально.
Райан снял каску и положил ее к ногам. Открыв затвор, он зарядил винтовку круглой стальной пулей. Он сожалел только о том, что дотор Эдвардс не лежит рядом с Луизой и тетей. Стрельба стихла, но она еще продолжится. За несколько месяцев он сможет объединить воюющих в одну силу. Райан уже думал о мире за пределами Бейрута, об этой огромной лаборатории с миллионами покорных подопытных, не готовых к опаснейшей инфекции, сконцетрированной здесь.
— Не в любом, доктор. — Он навел на доктора винтовку. — В любом случае — существует еще целое человечество.
Последние комментарии
5 часов 14 минут назад
5 часов 17 минут назад
2 дней 11 часов назад
2 дней 15 часов назад
2 дней 17 часов назад
2 дней 19 часов назад