Мемуары [Александр Вальпургиевич Ромашкин] (fb2) читать постранично

Ромашкин Александр Мемуары

Александр Вальпургиевич Ромашкин

Мемуары

Я - из Кронштадта (глава первая, в которой рассказывается о полной опасностей и приключений судьбе моего родителя, о том, как он познакомился со своей будущей супругой, и об их совместном путешествии через всю Европу)

Батюшку моего звали Вальпургий Порфирьевич Ромашкин. Затрудняюсь сказать, как было допущено, что ему дали при крещении имя, которого нет в святцах, но доподлинно известна причина столь необычного наречения моего родителя: он появился на свет аккурат в годовщину вальпургиевой ночи. Дед мой Порфирий Степанович был матросом российского императорского флота в третьем поколении, и о крещении отца сохранилась следующая легенда: дед пригласил в крестные отцы своего первенца боцмана Настегаева, известного на всей Балтике балагура, картежника и матершинника. Этот весельчак бросил моего будущего родителя в купель со святой водой с криками: "Плыви, сученок!". Младенец забарахтался в воде

- и впрямь поплыл, а Настегаев тут же получил от попа серебряным крестом по лбу за употребление непристойных выражений в храме божьем. Боцман не сдержался и оттолкнул обидчика - тот побежал за подмогой и завязалась жестокая драка один против пятерых, которая закончилась тем, что Настегаева завернули в рясу, как в смирительную рубашку, и долго били канделябрами по пояснице. Затем под вопли обезумевших от всей этой шумной суеты малюток и под заунывные причитания крестных матерей обряд был продолжен. Но планида моего отца была предопределена: всю последующую жизнь судьба-индейка безжалостно забрасывала его в эпицентр всевозможных потасовок, восстаний, войн и революций. Этот зловеще-игривый рок передался по наследству и мне.

Мой отец с младых ногтей служил верой и правдой Государю Императору Всея Руси, Малороссии и Чухонии (кажется, так звучал официальный титул держателя престола). Русско-японская война застала его матросом на канонерской лодке "Кореец" в дальневосточном порту Чемульпо. Ему тогда едва минуло восемнадцать. Команда канонерки называла его ласково "Валик". Про "Кореец" нужно сказать особо. Благодаря популярной песне все знают про крейсер "Варяг", но мало кому известно о том, что в неравном бою с японцами "Варяг" был в паре с "Корейцем".

По рассказу отца, события развивались следующим образом: 27 января 1904 года (эту дату я назубок знаю с детства) капитан "Корейца" построил на верхней палубе команду и зачитал полученное от японского адмирала послание о начале военных действий. Да, мой отец был одним из первых, кто узнал о начале русско-японской войны! В столице об этом узнали только через две недели: столько тогда шло сообщение от Порт-Артура до Санкт-Петербурга - и этом в нашем, двадцатом веке!

Российским кораблям был предъявлен ультиматум выйти в открытое море и сдаться. Но русские решили иначе: они вышли за пределы рейда и приняли неравный бой против шести крейсеров и восьми миноносцев японцев. После ожесточенного часового боя "Варяг" лишился почти всей артиллерии, получил пробоину ниже ватерлинии и потерял вместе с "Корейцем" двести матросов. Но и врагу досталось: наши моряки потопили крейсер "Такачихо" и миноносец, а также серьезно повредили крейсер "Асама". После часового обмена снарядами русские корабли вернулись на рейд. Командиры отправили раненых на французский крейсер "Паскаль" и приказали открыть кингстоны.

Среди раненых оказался и мой отец - он был контужен в голову. "Паскаль" двинулся в Марсель с заходом в Гонконг, Бомбей, Кейптаун и Гибралтар, но почти все путешествие отец пролежал без сознания. Он очнулся лишь при подплытии к Гибралтарской скале и, приняв пролив за широкую реку, решил, что Харон уже везет его через Стикс. В Гибралтаре французы высадили русских. Отца и других раненых должен был забрать пароход "Малайя", но он по какой-то причине запаздывал на неделю.

Эта недельная задержка оказалась для отца роковой. Не знаю, откуда, но узнал романтическую историю про сигаретчицу Кармен и солдата Хозе, и ему нестерпимо захотелось побывать в Севилье, где произошла эта драма, и сходить на бой быков. Как бы то ни было, он выпросил у командира "отпуск по ранению" и отправился на три дня на попутных бричках в Севилью.

Как гласит старинная испанская поговорка, "Кто не видел Севилью, тот не видел маравилью", то бишь чудо. И это чудо произошло в сказочном городе с юным русским моряком: на набережной Гвадалквивира, перед входом на арену для корриды, на том месте, где безумно влюбленный Хозе зарезал несчастную Кармен, папа Валик увидел ослепительной красоты смуглянку, продававшую "сигарильос" (кстати, с конца пятидесятых годов на этом месте стоит бронзовый памятник Кармен в натуральную величину). Отец влюбился в мою будущую мать с первого взгляда. Он подошел к ней покачивающейся походочкой, лихо заломил бескозырку и с уверенностью представителя великой страны, язык которой должны понимать все, спросил ее по-русски: "Тебя зовут Кармен?" Каким-то