Секрет моей любви [Сандра Мэй] (fb2) читать онлайн

Сандра Мэй Секрет моей любви

Пролог

Дверь квартиры хлопнула, отгораживая их от мира, и женщина устало потянула с ноги узкую туфлю на высоком каблуке. Хорошим вечер мог бы быть бы… если бы они провели его с другими людьми. А еще лучше — врозь.

На бедро легла горячая тяжелая ладонь. Хорошо, что Карлос не может видеть выражения ее лица. Ему бы оно не понравилось, точно…

Саманта резко выпрямилась, посмотрела на мужа с упреком.

— Карлос, ты же знаешь, я не люблю этих кабацких шуточек!

В черных глазах мужа пьяная похоть мешалась пополам со злостью. Саманта тихонько вздохнула. Интересно, куда это деваются после свадьбы те милые, обаятельные парни, с которыми было так весело? Откуда берутся эти мрачные чудовища с налитыми кровью глазами, выпирающим пузом (это в двадцать пять лет!) и замашками пьяного матроса?

— Карлос, я устала. Если ты не против…

— Против! Не знаю, что ты выдумаешь на этот раз — но голова не может болеть три недели подряд. Ну, или ты действительно больна.

— Почему ты злишься?

— Потому что ты весь вечер сидела с таким лицом, словно перед тобой не мои друзья, а нечто, принесенное котом с помойки. Потому что ни слова не произнесла. Потому что… потому что я знаю, о ком ты все время думаешь!

— Карлос, не начинай, а?

Он рывком развернул ее к себе, в глазах полыхнула самая настоящая ненависть.

— Ты со мной не разговаривай так, стерва, поняла? Это у вас в Штатах принято, здесь не пройдет! Женщина должна знать свое место.

— Отпусти, мне больно. Карлос…

— Ах, больно?!

Он подхватил ее на руки и потащил в спальню. Она пыталась сопротивляться, но это было практически бесполезно. Карлос был силен, как бык. Наследственная черта. Дед Аройя до девяноста лет вязал железные пруты бантиками и гнул подковы. И Рауль…

Нет, нельзя. Даже думать нельзя. Вспоминать нельзя…

Карлос швырнул ее на кровать, навалился сверху, нетерпеливо срывая дорогое платье, жадно целуя шею и плечи. Саманта затихла, равнодушно отвернулась, уставилась в стену. Это ничего. Это надо просто перетерпеть. Представить, что все это не с ней происходит, а еще с кем-то…

Много позже, ночью, когда она лежала, отвернувшись к окну, и делала вид, что спит, Карлос мрачно произнес в потолок:

— Тебе все равно придется привыкнуть к мысли, что ты никогда не будешь с ним. И что ты — моя жена, а не его. Кроме того, не забудь — нас многое связывает. Так просто ты не уйдешь…

Утром ее долго и бурно рвало в ванной. Через пару часов Саманта Аройя узнала, что беременна. Нельзя сказать, что эта новость привела ее в дикий восторг — но определенный плюс, несомненно, был. Теперь можно с чистой совестью переехать в другую комнату и избавиться от приставаний Карлоса.

Через восемь месяцев родилась Эсамар Анжела Конча ди Аройя.

Еще через полгода Саманту арестовали…

1 ЖЕНСКАЯ ТЮРЬМА САНТА-КРОЧЕ. ЗАЛ СВИДАНИЙ

— …в следующий раз принеси курева побольше — я задолжала девкам…

— …как он кушает? Не плачет? Ты уж не ругай его, мама, ладно? Он каждую ночь мне снится…

— …не понимаю, ведь я же сделала все, как вы говорили, сеньор адвокат, я написала жалобу…

— …в груди давит — по ночам от кашля захожусь…

— …и если, сука, я, сука, узнаю, что ты, сука, без меня путался с этой hija del puta…

— …пожалуйста, привези в следующий раз двухтомник Борхеса, он стоит у меня в книжном шкафу на третьей полке, ближе к окну…

В зале свиданий стоял обычный для этого места и времени гул голосов. С двух сторон замызганной стеклянной перегородки (пуленепробиваемое стекло, само собой) сидели люди. С одной — только женщины. Молодые и старые, поблекшие и красавицы, рыжие и брюнетки, блондинки и шатенки… Все в одинаковых джинсовых рубахах — мешковатых и плохо пошитых. Напротив них, за стеклом, сидели мужья, матери, любовники, дочери, подруги, сыновья, адвокаты, соседки — посетители.

Все сжимали в руках черные эбонитовые трубки — как на старых телефонных аппаратах — и переговаривались с их помощью. Зрелище диковатое — но пуленепробиваемое стекло было еще и звуконепроницаемым. Обе стороны слышали только свои реплики.

С самого края ряда женщин в джинсовых рубахах сидела молодая девушка с изможденным и бледным до синевы лицом. Золотистые прядки волос обрамляли осунувшееся личико, в громадных синих глазах застыла тоска. Она сидела и молча смотрела перед собой. Трубки у нее в руках не было. Не было и собеседника — ее вызвали на свидание, но тот, кто просил о нем, еще не подошел.

Девушка тупо уставилась в одну точку.

Сегодня, готовясь к часу свиданий, она впервые за долгое, очень долгое время посмотрелась в зеркало — и почти равнодушно отметила, как сильно изменилась за последние две недели. Две недели, прошедшие с того ужасного дня, когда она, стоя в железной клетке зала муниципального суда города Алькой, выслушала обвинительный приговор. И тогда, и сейчас она не верила в то, что слышала. И тогда, и сейчас это было наяву, не в кошмаре, не во сне…

Саманта Аройя, 25 лет, белая, признается виновной в финансовых махинациях с целью личной наживы, а также косвенно причастной к доведению до самоубийства ее мужа, Карлоса ди Аройя, и приговаривается к наказанию в виде пяти лет лишения свободы с отбыванием всего срока в женской тюрьме Санта-Кроче…

Это было очень похоже на бред — но бредом, к сожалению, не было.

С того дня прошло две недели — всего две недели, целых две недели — и за это время она успела пережить еще одно, куда более страшное потрясение. Собственно, после этого второго потрясения она и изменилась так трагически и неузнаваемо. Пролегли глубокие морщины на чистом лбу, запали покрасневшие от слез глаза, обметало сухостью искусанные в плаче губы…

Короткая записка, которую принесли надзиратели.

«Я забрал твою дочь.»

Подписи не было — но она и так знала, кому принадлежит этот хищный стремительный почерк. Рауль ди Аройя, ее шурин, и сам походил на хищную птицу — гордого орла, жестокого коршуна, беспощадного ястреба… нужное подчеркнуть.

Смешно — когда-то она считала его самым нежным, самым трепетным любовником в мире… Не думать! Не вспоминать!

Ты запуталась, девочка. Заблудилась под жарким солнцем Испании. Захмелела от аромата апельсинов, моря и раскаленного песка. Утонула в немыслимых черных глазах…

За две недели ее густые роскошные волосы истончились и потускнели, обвисли грустными прядками. Она ужасно выглядит — ха-ха, очень смешно! Неужели в целом мире есть хоть кто-то, кого это волнует? Кто-то, кому она нужна? Кто-то, кому больно за нее…

Саманта Аройя, урожденная Джессоп, была одна на всем белом свете. У нее отобрали даже то единственное, что казалось ей незыблемо и единственно — ее. Ее собственную дочь. Эсамар Анжелу Кончу ди Аройя. Маленького ангела десяти месяцев отроду.

При этой мысли глаза Саманты наполнились слезами и она начала раскачиваться из стороны в сторону на жестком табурете, судорожно зажав стиснутые руки между коленей. Из груди вырвался тоненький, тоскливый вой. Соседки не обратили на него ни малейшего внимания, только надзирательница — здоровенная тетка с мускулистыми, почти мужскими руками и суровым лицом — легонько ткнула ее резиновой дубинкой в спину.

— Не начинай, Аройя. В изолятор захотела? Останешься без свидания.

Саманта испуганно сжалась в комочек, замолчала, глотая горькие слезы, вставшие комком в горле.

В этот момент в зал свиданий вошел тот, кого она ждала… вернее, не ждала вовсе.

Все время следствия и эти две недели к ней приходил только один человек — ее адвокат, Фил Колман. Единственный из окружения Карлоса, более того, его, Карлоса, доверенное лицо и друг, который не верил в виновность Саманты и делал все, чтобы вытащить ее из тюрьмы. Фил остался единственным ее другом в этой стране — да и на всем белом свете, наверное, тоже. Как странно: раньше ей казалось, что у нее очень много друзей…

Она почувствовала взгляд — и подняла голову. Едва удержалась от крика, отшатнулась, едва не упав с табурета. Утонула в двух черных омутах презрения и ненависти…

В глазах, которые она тысячу лет назад любила больше всего на свете.

Разумеется, этот посетитель ничем не напоминал худощавого, невзрачного Фила с его очками в золотой оправе и тонкими бледными пальцами. О, нет — этот человек был полной противоположностью Филу, да и большинству мужчин, которых знала в своей жизни Саманта Аройя, урожденная Джессоп.

Высокий, широкоплечий, атлетического сложения. Коротко стриженые волосы цвета воронова крыла, чуть прибитые сединой на висках. Смуглая чистая кожа, вечная синеватая тень будущей щетины — как у всех южан. И глаза — горящие, черные глазищи, опушенные длинными, как у девицы, ресницами. Резко очерченный рот, римский нос, брови вразлет — о, Рауль ди Аройя был настоящим испанским грандом. Всегда был. Карлос страшно завидовал внешности старшего брата. Сам-то Карлос напоминал, скорее, быка на арене корриды — крепкий, массивный, неуклюжий, с короткой шеей и маленькими глазками, сердито сверкавшими из-под косматых бровей, обладавший звериной силой и звериным же темпераментом, граничащим с жестокостью…

Как ее угораздило выйти за него замуж…

Впрочем, это совершенно неважно. Как неважно и то, что именно Рауля ди Аройя Саманта любила больше жизни, именно он стал ее первым мужчиной…

…И именно он забрал ее дочь!

Сердце билось уже не в груди — где-то в горле. Паника накрывала холодным липким покрывалом. Зачем он пришел? Еще раз выразить свое презрение и ненависть? Посмеяться над ней? Нет, на Рауля это совсем не похоже. Он умел рубить концы с одного удара, раз и навсегда — ей ли не знать! После этого человек, с которым он разорвал отношения, просто переставал для Рауля существовать. Возможно, он способен уничтожить противника — но мстить уже поверженному… нет, вряд ли.

Тогда — что?!

Что-то случилось с девочкой?!

Больное воображение и напряженные нервы рисовали жуткие картины. Кончита простудилась, подхватила неизвестный вирус, выпала из колыбельки…

Саманта метнулась вперед, схватила черную эбонитовую трубку. Ее лихорадочно горящий взгляд встретился с неприязненным и холодным взглядом мужчины, и Рауль невольно вздрогнул, словно обжегся. Впрочем, он быстро взял себя в руки и спокойно уселся на стул, поднял трубку — и поморщился, услышав ее истерический вопль:

— Что с ней?!! Что с моей дочерью?!!

Он покачал головой и ответил коротко:

— Ничего.

Надзирательница сердито опустила руку на плечо Саманте, заставив сесть обратно на табурет — впрочем, у нее и без того подгибались ноги. Ее трясло, словно в лихорадке, зубы стучали. Спокойно, Сэмми! Ты должна контролировать себя. Да, тебе никогда это не удавалось, но надо учиться. Ради дочери. Ради малышки Кончиты.

Легко было читать про себя эти мантры — но применить их на деле никак не удавалось. Слишком уж тяжело этот мужчина прошелся по ее жизни. Слишком многое она так и не успела ему высказать!

Рауль ди Аройя со скучающим и брезгливым видом оглядывался по сторонам. Запах и обстановка явно не устраивали гордого испанского аристократа, одного из богатейших людей Европы. Ничего, ничего — рано или поздно она, Саманта, заставит его познакомиться с этим заведением поближе! Когда все выяснится, когда правда выйдет наружу…

Она закусила губу до крови. Пять лет по несправедливому обвинению. Пять лет — за преступление, которого она не совершала. Пять лет — без дочери, без солнца, без свободы.

Ей не доведется увидеть первые шаги дочери, услышать ее первые слова. Она не купит ей первое «взрослое» платьице, не отведет к первому причастию…

Слезы текли по исхудавшим щекам, но Саманта их не замечала. Она из последних сил заставила себя поднести к уху трубку. — Где моя дочь? Что ты с ней сделал? Отправил в приют?

— Успокойся, истеричка.

— Отвечай, будь ты проклят!

Он уставился прямо на нее — и Саманта вынуждена была признать, что в любой ситуации этот человек потрясающе владел собой. И еще — умел заполнять собой все пространство, подчиняя себе людей. Вон, даже крикливая толстуха, чей пронзительный голос доносится сквозь толстое стекло, притихла, опасливо оглянулась на важного сеньора — и явно понизила голос.

Рауль ди Аройя был из тех людей, кого невозможно игнорировать — и забыть тоже.

Особенно — если вас с ним связывали когда-то жаркие, сумасшедшие, счастливейшие ночи любви. Особенно — если вы до сих пор помните вкус этих губ, чувственных и жестоких. Особенно — если однажды этот человек вас предал и бросил…

Под пронизывающим взглядом черных глаз своего ненавистного любовника она вдруг ощутила дикое, неуместное желание, почувствовала, как загорелась кожа на груди…

— Сядь. И прекрати вести себя, как обкурившаяся истеричка — иначе отравишься обратно в камеру, а я — в аэропорт.

Секунду в груди Саманты боролись слепая ярость и холодный рассудок. Победил рассудок. Она сейчас успокоится — и будет очень покладистой, вежливой и спокойной. Она даже, возможно, извинится за свою вспышку…

Как это сделать, скажите — если в глазах темно от злости, а в груди тесно и больно от возмущения, отчаяния и обиды?

Слезы пришлись кстати. Саманта торопливо вытерла их кулаком, в глубине души надеясь, что выглядит достаточно трогательно и беззащитно.

— Я больше не выдержу эту муку, Рауль! Скажи мне — в имя милосердия! — где моя дочь?

— Она в безопасности.

— Слава богу! Как она?

На красивом лице Рауля явственно отразилось нетерпение. Раздражение, грозящее перерасти в ярость…

— Рауль, я должна знать, я ее мать.

— Девочка здорова и счастлива — это все, что тебе нужно знать.

— Но как она, Рауль? Как кушает? Как спит? Часто ли плачет?

— Она не плачет.

— Рауль, десятимесячный ребенок не может не плакать!

— Разумеется, она плачет, когда голодна, или когда у нее мокрые пеленки, или она хочет спать — но быстро успокаивается. В остальном — у нее все хорошо. И будет хорошо.

— Она любит мишку с голубым сердечком в лапах… и желтое одеяльце…

— Саманта, ты несешь чушь! Десятимесячный ребенок не может любить одеяло, и все игрушки — а их у нее достаточно, уж поверь…

— Она всегда засыпала с ним рядом!

— Я забрал его и все ее вещи из твоего дома, успокойся.

— Забрал…

— Тогда же и забрал. Вместе с девочкой.

— Вместе… то есть, ты знал наверняка, что меня осудят, готовился к тому, что меня признают виновной…

— Какая прелесть, а?! Ты сейчас серьезно? А перед кем ты выкобениваешься, позволь тебя спросить? Разумеется, готовился — не мог же я допустить, чтобы ребенка моего родного брата воспитывали в приюте?! Хватит с нее и того, что ее мать — воровка!

— Неправда! Я невиновна!

— А я — приземистый пухлый блондин, занимающийся перепродажей подержанных автомобилей.

— Рауль, мне плевать на тебя и твое прекрасное чувство юмора! Меня заботит только моя дочь!

— Что-то она не слишком тебя заботила, когда ты прокручивала свои делишки. Скажи, ты еще в роддоме начала обдумывать преступные планы?

— Не смей так говорить!

— А то что мне будет? Мне заранее страшно.

— Почему ты меня так ненавидишь?

— А почему я должен испытывать к тебе какие-то другие чувства? Ты обворовывала меня, ты довела до самоубийства моего родного брата, ты бросила собственную дочь на чужих людей…

— Это неправда! Она осталась под присмотром доньи Клары, я же была уверена, что вскоре выйду — когда все разъяснится…

— Потрясающая наглость! Считала себя суперпреступницей? Полагала, что замела все следы? Ну, а для плохого развития событий у тебя был припасен сценарий?

— В любом случае, после приговора донья Клара привезла бы мне малышку, и я… здесь есть блок для кормящих матерей и малышей…

— Очень, очень мило. Ничего страшного в жизни Саманты Джессоп не происходит! Не докопаются до правды — отпустят, докопаются — посадят, а девочка пусть растет в тюрьме… НИКОГДА! Поняла? Ни за что и никогда я не допущу, чтобы ребенок, в чьих жилах течет кровь Аройя, провел хоть минуту, хоть мгновение в этих позорных стенах!

Саманта криво усмехнулась.

— Похоже на сцену из мелодрамы. «Никогда еще благородный дон не стоял с протянутой рукой…»

— Избавь меня от своих плоских острот.

— С кем сейчас Кончита?

— С моей женой, разумеется!

Саманта закусила губу. Про Мерседес она и забыла… и старалась не думать вовсе. Но странно, почему Рауль не назвал ее по имени, и почему в черных глазах мелькнула столь откровенная боль?

А он ведь несчастлив в браке, вдруг подумала она с каким-то усталым злорадством. Несчастлив… потому что счастлив был только с ней. Как и она с ним.

Они познакомились три года назад — целую вечность! Саманта Джессоп, хорошенькая и смешливая студентка из Огайо, приехала в Барселону и бродила по улицам красавца-города, ошалев от восторга. Высокий черноволосый парень засмеялся — и протянул ей алую, как кровь, розу на длинном стебле…

Его звали Рауль, он был из семьи настоящих испанских грандов, его предки сражались и правили странами — и он был отличным собеседником, галантным кавалером, обаятельным и современным парнем. Их с Самантой разделяли почти пять лет — когда тебе двадцать и ты влюблена, это кажется целой жизнью. Она считала Рауля взрослым, мудрым, все повидавшим мужчиной…

Никто не ждал Саманту Джессоп в Огайо. Она по Интернету послала запрос на бессрочный академический отпуск в университете — и осталась в Испании. В Барселоне — городе ее первой любви.

Устроилась на работу в один из бесчисленных музеев. Учила испанский. Танцевала по вечерам фламенко на небольшой площадке возле кофейни дона Мигеле Алонсо, прямо напротив знаменитого собора Гауди…

Снимала крошечную комнатку в мансарде доньи Химены, ходила убираться по средам к донье Кларе, жившей напротив.

Ела горячие лепешки с мясом и сыром, смеялась солнечным лучам — и все ночи проводила с Раулем, Раулем ди Аройя, первым и единственным, как она считала, своим мужчиной…

Почему первый и единственный, вроде бы до смерти влюбленный в нее мужчина, ездящий на отличной машине и приглашающий ее в дорогие рестораны, никогда не приглашал Саманту к себе, предпочитая проводить ночи в ее крошечной комнатушке — она не знала. В смысле, просто не задумывалась об этом. Кто же думает о таких пошлостях в двадцать лет, да еще и когда влюблен?

Она очень его любила. Больше жизни. И когда он ее предал — жизнь просто кончилась.

Как и все самое плохое в жизни, это случилось совершенно неожиданно. Саманта просто зашла выпить кофе в один очень уютный бар — бар, который показал ей Рауль. Место не из дешевых — но она работала, могла себе позволить иногда пошиковать. Рауль звонил с утра, сказал, что у него сегодня очень много важных встреч, так что встретиться они не смогут. Настроение у Саманты немножко испортилось — но всего лишь немножко, ведь завтра будет новый день, завтра Рауль приедет…

Он поднесла к губам хрупкую чашечку с душистым кофе, по привычке обвела взглядом зал — и окаменела.

Рауль был здесь. Он сидел за столиком у окна, напротив него сидела ослепительной красоты девица с черными прямыми волосами и алым ртом вампира, и Рауль сжима ее руку и что-то негромко и горячо говорил, а девица кивала и совершенно неэстетично шмыгала носом. На деловую встречу это не походило никак, ну просто совершенно.

Официант по-своему истолковал горячую заинтересованность Саманты этой парой. О, да, восторженно сказал официант. Это сам Рауль ди Аройя, представляете? Такая честь для нашего заведения — ведь Рауль ди Аройя один из богатейших людей Испании, отпрыск знатного рода, а у нас в Испании, до сих пор относятся к этому с большим почтением, сказал официант. И его спутница — это же божественная Мерседес Альварес, добавил официант. Прекрасная пара — истинно королевская будет свадьба.

Почему Саманта не опрокинула на себя кофе — да бог его знает. Вероятно, мышечный спазм. Единственное, что ей удалось сделать, так это спросить:

— Свадьба? Они собираются пожениться? А откуда вы об этом знаете?

О, сказал официант. Об этом все знают. Такие браки — достояние общественности. Два старинных рода собираются объединиться — это большое событие. Тем более что свадьба намечена давным-давно…

Саманта глотала слезы, не давая им вылиться из глаз.

Он готовился к свадьбе с божественной Мерседес Альварес — и встречался с Самантой, спал с ней, занимался любовью, возил по городу, гулял по ночным улицам.

Спазм отпустил — и Саманта вскочила, опрокинув-таки несчастную чашку. Выкрикнула его имя — и Рауль ди Аройя вскинул голову, побледнел, словно смерть. Слезы текли по щекам Саманты, она с трудом различала лица, но откуда-то сбоку появился молодой парень, очень похожий на Рауля, только более плотный, крепко сбитый, немного неуклюжий… Он представился Карлосом, младшим братом Рауля, попросил разрешения проводить ее и сказал, что постарается ей все объяснить.

Наверное, испанка не позволила бы увести себя. Испанка разбила бы остатки посуды об голову неверного возлюбленного, оттаскала бы за черные космы божественную Мерседес Альварес, прокляла бы Рауля ди Аройя миллионом проклятий… Но Саманта Джессоп была девушкой из Огайо. Юной и, в общем-то, невинной девушкой, впервые в жизни узнавшей вкус предательства. Она позволила Карлосу себя увести — и по дороге он действительно все ей объяснил.

— Они оба — наследники наших семей. У нас так принято, понимаешь? Ничего, что на ты? Наши семьи роднятся из века в век. Ты не принимай это близко к сердцу, Сэмми… можно, я буду так тебя называть? Ты очень красивая… Да, понимаешь, мы так живем. Когда нам нужен секс, мы находим себе хорошеньких и сговорчивых подружек, девчонок без комплексов, а когда приходит время жениться — женимся на девственнице из хорошей, благородной семьи…

Саманта посмотрела на Карлоса — и расхохоталась, до слез, до икоты, до истерики. То, что он говорил, было так унизительно, ужасно и подло, что ничего, кроме смеха уже не вызывало. Отсмеявшись, она вытерла слезы и спросила:

— Скажи, а ты сам-то понимаешь, что говоришь? На дворе двадцать первый век, люди летают в космос — а вы все еще подбираете себе наложниц и благородных супруг? Вы просто используете женщин — как шлюх, как скот, как… резиновых кукол!

Карлос покачал головой, не сводя с нее горящих глаз.

— Я не сказал, что мне это нравится. И не сказал, что живу так же. Мне проще, я младший брат. Паршивая овца, к тому же — и именно поэтому могу жить, как нормальный человек. И жениться по любви. Если бы меня любила такая девушка, как ты… мне было бы плевать на все предрассудки в мире.

Их объединили ненависть и обида — просто Саманта тогда этого еще не знала. Карлос был нежен, внимателен, совсем не заносчив — он совершенно Саманту не интересовал, но она вбила себе в голову, что таким образом сможет отомстить Раулю — уколоть его самолюбие, заставить его ревновать, да еще и остаться рядом с ним, ведь Карлос был членом семьи… Она — наивная идиотка — даже чувствовала себя в некотором роде коварной и многоопытной соблазнительницей нежно влюбленного в нее Карлоса.

На самом деле Карлос ди Аройя был гораздо опытнее по части ненависти к Раулю. В отличие от Саманты, он испытывал ее с детства. Забрать красивую игрушку у старшенького, хотя бы таким образом наставить ему рога — о, это для Карлоса было слаще всего на свете.

Они поженились через две недели — просто расписались в магистратуре…

Саманта вскинула глаза.

— С кем сейчас девочка? Кто за ней присматривает?

— Мерседес, разумеется.

— Да? Не больно она похожа на Мою Прекрасную Няню…

— …Сказала родная мамаша, сидящая в тюрьме. Вообще-то у Мерседес тоже есть дочь.

Саманта была ошеломлена. Дочь… У него родилась дочь…

— Что ж, мои поздравления вам обоим. Значит, моя дочь вам ни к чему!

— Ей нужен дом. Родной дом. Ей нужны родные люди.

— Ей мать нужна, Рауль, понимаешь ты это?! Ей нужна я!

— Уже нет.

— Ох, как же ты пожалеешь об этих словах…

— Не думаю.

— Я подам апелляцию и выйду…

— Не думаю. Обстоятельства дела слишком серьезны. Ты должна это понимать.

— Я справлюсь с чем угодно, если мой ребенок будет со мной!

— Это больше не обсуждается.

Саманта наклонилась к самому стеклу, в ее синих глазах пылала ярость.

— Что ты за человек, Рауль ди Аройя?! Человек ли ты вообще? Ведь ты сам отец — что бы почувствовал ты, если бы у тебя отобрали твоего ребенка?

Рауль тоже наклонился вперед — и на красивом лице внезапно загорелась циничная и злая усмешка.

— О, так бывает очень часто, поверь, Саманта. Особенно с мужчинами. Люди разводятся, дети остаются с матерями — как правило.

— Я ее единственный родитель. Ты не имеешь права отбирать ее у меня. Я могу потребовать твоего ареста.

— И ты всерьез полагаешь, что это мудрое решение?

— А почему нет?

— Потому что девочку тебе это не вернет.

— Возможно. Зато подарит мне массу радости, разрушит твою репутацию и подпортит тебе нервы.

Черные огненные глаза подернулись льдом презрения.

— Все мечтаешь свести со мной счеты?

Саманта горько усмехнулась. Весь мир должен вращаться вокруг Рауля ди Аройя…

— Думай, что хочешь. Я сделаю все, чтобы вернуть мою дочь.

— Побереги силы, мой тебе совет. В ближайшие пять лет они тебе понадобятся.

— У тебя нет сердца, Рауль. Нет души. Нет совести, порядочности и чести. Ничего — кроме гонора и спеси. Ты презираешь людей просто так, из прихоти. Ведь это ты меня обманул, не я тебя. И ты прекрасно понимаешь, что девочка должна быть со мной…

— Только не в тюрьме. И свои патетические завывания тоже оставь. Не строй из себя златокудрого ангела. Ты забыла? Ты преступница!

— Это нечестно! Я невиновна! Вся моя вина лишь в том, что здесь нет ни одного человека, которому я была бы дорога, кто действительно переживал бы за меня и хотел мне помочь…

— Сейчас расплачусь. Кто же это тут говорит о честности и нечестности? Женщина, которая обманывала меня, мою семью, моих друзей. Выкачивала деньги, собираясь разорить…

— Я этого не делала!

— Прекрати. Меня тошнит от твоей лжи. Я видел материалы дела — на всех бумагах стоит твоя подпись!

— Я не делала этого!

— Лжешь! Ты хоть раз задумывалась о том, что сделала? Наш банк был незыблем, как скала. Люди верили нам. Доверяли свои деньги. Ничего удивительно в том, что Карлос запил — он узнал, что его милая ангелица Сэмми практически разрушила семейный бизнес, честь нашей семьи, жизни невинных людей! Он потерял работу и свою честь…

— Честь?!

— Что, не знаешь такого слова? Где тебе…

На мгновение Саманта забыла и о Карлосе, и о суде, и даже — прости, прости, малышка! — о собственной дочери. Сердце снова разрывала боль от той самой первой в ее жизни трагедии, мучительного предательства, за которым потянуло грязным шлейфом все остальное…

— Это ТЫ говоришь мне о чести? Ты, забывший предупредить меня о свадьбе с другой женщиной? Ты — мой первый мужчина, хладнокровно вытерший об меня ноги?!

Удар попал в цель — Рауль побелел, как полотно, и отшатнулся.

— Это был вопрос семейной чести…

— О, да, я знаю. Твой брат мне все объяснил. Хорошая, целомудренная, дорогостоящая и высококлассная жена — это для семейной чести. А мое тело, мое доверие и моя любовь — это для невинного здорового секса. Ха! И этот человек еще что-то говорит о чести!!!

Теперь у Рауля побелели губы.

— Не пытайся перевести разговор на меня. То, что я с тобой… что мы… это было ужасно, да — но это не преступление!

— О, конечно! Никто ведь не умер.

— Вот именно! А то, что сделала ты… мой брат был потрясен твоим поступком! Он покончил с собой, потому что не смог перенести такого позора…

— Это ложь!

— Ты виновна, Саманта. Виновна по всем пунктам. И я не могу и не хочу испытывать к тебе хоть каплю сочувствия. Моя семья значит для меня все — а ты погубила моего брата.

— Нет!

— Да! Я все знаю. Ты потребовала развода, и он не пережил…

Саманта закрыла глаза. Бесполезно говорить с тем, кто уже все для себя решил. Рауль придумал себе красивую, благородную картинку в духе Гойи и Веласкеса — и Саманта на этой картинке где-то в левом нижнем углу, там, где черти, ад и грешники. Он ведь даже не представляет, каким адом на самом деле был брак с его братом…

— Рауль, я…

— Я не хочу больше тебя слушать. Твои оправдания… я понимаю, тебе хочется оправдаться, но давай смотреть правде в глаза: ты хотела отомстить мне за мой брак — и ты это сделала. Даже с лихвой. Тебе вполне удалось превратить мою жизнь и жизнь моей семьи в ад.

Саманта со стоном закрыла лицо руками. Все ее надежды рушились — ей не удастся переубедить Рауля. Ни в чем. Горячий южный темперамент плюс преданность своей семье — в его глазах она дважды предательница. И он хочет отомстить — а что может быть лучше, чем забрать у нее дочь?

— Рауль, ты должен меняя выслушать! Я действительно ни в чем не виновата…

— Как и все твои соседки.

— Да нет же, я…

— Хватит, Саманта. Ты была коммерческим директором подразделения! Карлос был влюблен в тебя, он бы и президентом банка сделал, если б смог.

— Да в том-то и дело, он специально меня им сделал, только на бумаге…

— Прекрати! Хорошо, что ты за стеклом. Я мог бы не выдержать и ударить тебя! Хочешь свалить всю вину на мертвеца? Бессовестная, лживая дрянь. Хоть раз ты подумала о тех людях, которые живут только на проценты от своих сбережений? Моей семье понадобятся годы, чтобы расплатиться со всеми, не говоря уж о репутации, которую восстанавливать гораздо дольше и гораздо сложнее.

Саманта покачнулась на стуле. Силы внезапно оставили ее. Ненависть, горевшая в черных глазах Рауля, убивала, не давала дышать.

Он наклонился ближе, почти зашептал в трубку, не сводя с нее горящих глаз:

— Когда-то мы были любовниками. Твое тело горело в моих руках, мы сливались воедино, и нам казалось, что это и есть — рай…

— Пощади, Рауль.

— Так вот, я хочу, чтобы ты знала: мне противно вспоминать об этом. Я никогда не подошел бы к тебе и на милю, если бы мог предположить, что под внешностью ангела скрывается такая лживая, подлая тварь, даже после приговора пытающаяся очернить память человека, которого уже нет на земле!

Саманта закрыла глаза. На мгновение показалось, что вокруг наступила тишина — полная, звенящая, душная… Умолк гул зала свиданий, умолкли все звуки за окном, умолкло все — осталась только вязкая, странная тишина — и гулкие, словно удары церковного колокола, слова Рауля…

Осталось одно, последнее, что может решить ее судьбу и судьбу ее дочери.

— Рауль. Ненавидь меня, презирай, проклинай. Забудь вообще о моем существовании, если это принесет тебе облегчение. Все, что угодно. Только не отбирай у меня дочь. Верни мне моего ребенка.

— Нет и миллион раз нет. Я не допущу, чтобы дочь Карлоса выросла в тюрьме под присмотром какой-нибудь грязной бабы. Забудь о ней, Саманта. Ее даже нет на материке. Прощай.

Он поднялся, чтобы уйти, а Саманта не сделала ни единого движения, чтобы остановить его, слишком потрясенная услышанным. Ее девочка… ее увезли на Форментеру! Он все-таки добился того, что ему ее отдали!

Только не сойди с ума прямо сейчас.

— Ты — чудовище, Рауль.

— Да неужели? А ты? Что за мать ты, Саманта? Хоть раз ты подумала о дочери, устраивая свои грязные козни? Задумалась, что будет с ней, если твое мошенничество выйдет наружу? О, нет, твоя жажда мести и наживы была слишком сильна, тебе стало просто наплевать на тех, кто рядом.

— Я люблю ее.

— А я о ней забочусь. Она останется со мной. Собственно, об этом я и пришел тебе сообщить — все остальное дурацкая лирика. Девочка в полном порядке, о ней хорошо заботятся, и так будет и впредь. Она вырастет умной, хорошо воспитанной и честной. Не такой, как ее мать.

Саманта криво усмехнулась серыми губами.

— Как это… разумно. Это все, что ты можешь ей дать?

— Это больше, чем дала бы ей ты.

Другая женщина вырастит ее дочь. Другая будет читать сказки на ночь…

— А любовь, Рауль?

Он осторожно опустил трубку на рычажки, выпрямился и посмотрел на Саманту сквозь стекло. Она выдержала его взгляд, потому что ей было уже почти все равно…

А потом он приблизился к стеклу, положил на него ладонь и произнес — беззвучно, но вполне ясно — всего одно слово.

НЕНАВИЖУ…

Она не помнила, как дошла до камеры. Где-то в груди разгоралась боль, жаркая и острая, словно раскаленный гвоздь, воткнутый прямо в живое, и без того измученное тело…

Когда новенькая и на третий день отказалась идти есть, соседки потребовали вызвать ей врача…

Через три дня Саманту Аройя перевели в тюремный лазарет.

2 ОСТРОВ ФОРМЕНТЕРА. ТРИ ГОДА СПУСТЯ

Волны накатывали на берег с ленивым шуршанием — шшух-шуух…

Солнце щедро заливало белоснежный песок золотом.

Листва трепетала еле-еле — ей было лень.

Впрочем, здесь, на холме, было вполне сносно. Ветерок нес с моря прохладу, кусты цветущего дрока надежно защищали от палящих лучей.

Мужчина сидел на земле тихо-тихо. Словно изваяние, замер, боясь пошевелиться.

В кольце его рук мирно спал ангел.

Ангел задумчиво держал во рту палец, у ангела были смуглые щечки и золотые локоны, а еще длинные черные ресницы, доходившие едва ли не до середины щек. Ангел был пухлым, умиротворенным и во всех отношениях замечательным.

Рауль осторожно отвел с нежного лобика, покрытого легкой испариной от крепкого сна, золотой завиток. Какая она красавица — Эсамар Анжела Конча ди Аройя! Настоящая принцесса острова Форментера.

Когда-нибудь ты ей и станешь, малышка, подумал Рауль с нежностью. Эта земля — твоя по праву. Скоро уладятся все вопросы с Мерседес, он подпишет необходимые бумаги — и станет просто управляющим на этом острове, острове, где живет маленькая принцесса Кончита…

И зачем нужны банки, самолеты, машины и бизнес — если можно пройтись по бегу синего-синего моря, сжимая в руке крошечные пальчики лучшей девочки на свете, а потом подняться на прохладную террасу старинного каменного дома, увитую виноградом и жимолостью, сесть на большую деревянную скамью и рассказывать маленькой принцессе волшебные сказки — и прекрасную правду.

О королях и рыцарях, о смелых пиратах и отважных путешественниках, обо всех Аройя, когда-либо живших на этой земле… И о прекрасных, как сон, женщинах, ждавших их на этом самом берегу.

Рауль неожиданно нахмурился и инстинктивно крепче прижал к себе девочку. Другие золотые локоны почудились ему в полуденном мареве.

Саманта. Сэмми. Ее нежный образ был безжалостно разрушен той страшной встречей в тюрьме три года назад. Рауль поежился от воспоминаний. Непрошеная жалость шевельнулась в глубине сердца, но он отогнал ее. Благополучие Кончиты прежде всего. Он обещал это ее отцу и своему брату…

В этот момент Кончита прошептала во сне:

— Мама!

Рауль вздрогнул, как от удара.

— Все в порядке, я здесь, моя сладкая.

Он знал, что она не проснется и проспит еще минут двадцать. В свои три с небольшим года она не могла, разумеется, помнить мать, с которой рассталась в младенчестве. Или могла?

Рауль бережно отнес девочку в дом и положил на широкую софу, обложив со всех сторон подушками, чтобы она не скатилась на пол. В доме было тихо. Мерседес, с которой он и после развода делил этот дом, настаивала на обязательном послеобеденном сне для всей семьи, и сегодня он был даже рад этому.

Скоро Кончита начнет задавать вопросы. А Раулю предстоит найти правильные ответы.

Воровато оглянувшись на спящую девочку, он достал из запертого в обычные дни ящика стола диск. Сел перед телевизором так, чтобы загородить экран, и приглушил звук.

Надо же, он уже стал забывать, какой красавицей была Саманта. Тогда ей было всего двадцать лет, и каждая клеточка ее тела излучала радость жизни. А еще — сексуальность. Он с трепетом вспомнил, как страстно они любили друг друга, как вдруг…

— Мама!

Он похолодел и медленно обернулся. Кончита сидела на софе, еще не проснувшись, но вполне сознательно гладя на экран. Он торопливо выключил телевизор, но малышка быстро сползла с софы, залезла к нему на колени и сама нажала нужную кнопку.

— Мама!

Она даже не понимает, что она сейчас говорит.

Всего однажды Кончита назвала мамой Мерседес, но они поправили ее и попытались все объяснить. Кончита насупилась и продолжала повторять это слово до тех пор, пока Мерседес не взорвалась. Сам Рауль тогда тщательно прятал усмешку, видя, как в малышке просыпается фамильное упрямство ди Аройя.

А еще она чертовски обаятельная девчонка. Вот и теперь она обвила его шею своими маленькими ручками и просительно заглядывала ему в глаза:

— Кончита хочет смотреть.

Что ж, если это ошибка, то он ее уже совершил. Рауль кивнул и включил пленку.

Кончита смотрела внимательно, особенно же ее позабавил момент, когда Саманта, как всегда, увлеклась танцевальными пируэтами и, разрезвившись, свалилась в небольшой утиный пруд. Наконец пленка кончилась, однако память услужливо подсказывала, что было в тот день дальше. Он тогда выключил камеру, вытащил хохочущую Саманту и целовал ее до тех пор, пока оба не начали задыхаться.

Сейчас, столько лет спустя, Рауль словно наяву ощущал воду того пруда на пальцах и вкус тех поцелуев.

Он позвал Кончиту купаться, потому что боялся ее вопросов и не готов был отвечать на них. Как ей сказать о матери? Рассказать, что она сидит в тюрьме, или придумать красивую неправду? Кто же тогда эта женщина на видео?

Рано или поздно Кончита захочет увидеть свою мать, даже если он всеми силами будет этому препятствовать.

Саманта освободится не раньше, чем года через два, так что время еще есть.

Рауль любил маленькую девочку больше жизни. Однажды она ворвалась в его застывшее сердце, растопила лед и осталась там навсегда. Теперь она значила для него все, и жизнь без нее смысла не имела.

Саманта не получит ее назад. Пока он жив, этого не случится.

— Сеньора Аройя, каковы ваши планы на будущее?

Голос офицера полиции ласково мурлыкал, но Саманта все равно почувствовала, как желудок ухнул куда-то вниз, а сердце попыталось остановиться.

За прошедшие годы она научилась контролировать себя, за последние полгода — научилась не пугаться полиции и по возможности спокойно смотреть в глаза стражам порядка… Сегодня выдержка была ей необходима. Она с усилием улыбнулась в ответ:

— Хочу загореть как следует!

— О, разумеется. Где планируете остановиться?

Он пододвинул к себе лист со списком имен. Кто там, интересно? Наркодилеры, террористы, известные педофилы? А вдруг там ее фамилия? Недавно вышедшая из заключения…

— Так в каком отеле вы остановитесь?

— Еще не знаю. Поищу что-нибудь дешевое. Друзья говорили, здесь можно недорого снять комнату.

Молодой человек не дал сбить себя с толку.

— У вас испанская фамилия.

Спокойно, Саманта, спокойно!

— Мой муж был испанцем… Он умер более трех лет назад.

Взгляд, которым наградил ее офицер, живо напомнил ей тюремных надзирателей. Тем тоже приходилось выслушивать массу неправдоподобных историй, поэтому подозрительность была у них в крови.

— У него здесь были родственники?

— Мой муж жил и работал в Барселоне. Его семья — где бы она ни жила — была против нашего брака. Они даже на свадьбу не приехали. Я понятия не имею, где они находятся и живут. Так что, с документами все в порядке? Единственное, что мне нужно, это отдых на море. Я перенесла операцию, и мне необходим покой.

Офицер с большим интересом изучил все ее лекарства, которых было немало. В основном — гомеопатия и успокоительное. Этому молодому испанцу вряд ли знакомы названия… Операция действительно была тяжелой. Собственно, из-за болезни ее и освободили досрочно. Фил Колман тоже приложил к этому руку. Фил! Благослови его Бог. Единственный ее друг… Кстати, он наверняка ее уже ждет и гадает, куда она запропастилась.

— Вас встречают?

Инквизитор из парня получился бы хоть куда.

— Нет, у меня нет здесь знакомых.

— Но вы посмотрели на часы.

— Да. Мне необходимо соблюдать режим и питаться по часам, чтобы принимать лекарство. Два часа разницы, да еще ваши расспросы — я могу пропустить время приема.

— Да, действительно. Извините. Еще пара минут.

Он мог бы и святого из себя вывести. Саманта неожиданно почувствовала слабость в ногах и стиснула горячий лоб рукой.

— Мне нужно сесть. Честно говоря, я не очень понимаю, что происходит. Полагаю, я не единственный посетитель острова Форментера? Вещей у меня немного, вы сами видите, денег тоже, так что надолго я не задержусь. Ни наркотиков, ни оружия, ничего запрещенного у меня нет. Я просто обычная женщина, приехавшая отдохнуть у моря.

— Вы не могли бы подождать здесь?

Она ненавидела эту вежливую форму обращения — «вы не могли бы…». А если не могла бы?! Она ждет уже слишком давно, слишком. Целую жизнь!

Саманта ждала. Минуты текли медленно, невыносимо… Спать хотелось безумно.

— Сеньора Аройя? Вы можете идти. Желаю приятного отдыха.

Она была свободна. Наконец-то она здесь, на Форментере. В это трудно поверить, но она уже недалеко от Кончиты. Скоро она сможет обнять ее, прижать к сердцу, услышать, как девочка назовет ее мамой. Скоро. Совсем скоро. Саманта раскинула руки и запрокинула голову к небу. Как здесь замечательно!

Офицер полиции набрал номер, дождался ответа и тихо произнес в трубку:

— Это точно она.

Рауль быстро шел по тенистой тамарисковой аллее к зданию полицейского участка. Первый звонок раздался в его доме два часа назад, и он с трудом заставил себя поверить, что это действительно Саманта.

Теперь он шел по аллее, и его дрожащие руки сжимались в кулаки. Счастье маленькой девочки зависит от его способности правильно оценить ситуацию. Времени, конечно, было маловато, но он не имеет права, не должен совершить ошибку.

Полицейский участок на острове был не особенно-то и нужен — но в последнее время туристы так и норовили приплыть на частные пляжи, которые никогда и никому в голову не приходило снабжать табличками с сообщением, что это частная собственность… Остров всегда принадлежал ди Аройя практически целиком — только землю в деревне выкупило правительство. Собственно, от непрошеных гостей и оборонял владения ди Аройя бравый парень Санчес… с которым Рауль с детства ходил в море на рыбалку.

Все тело напряглось, а сердце глухо забухало в ушах. Перед Раулем была Саманта. Он сам не ожидал, что это окажется для него таким ударом. Словно ледяной водойокатили…

Пока что она его не видела, стояла запрокинув голову, и наслаждалась солнцем. Она была очень красива. Тюрьма не смогла изуродовать ее внешность, и перед Раулем стояла красивая женщина двадцати пяти — двадцати семи лет. Подтянутая фигура излучала уверенность в себе и сексуальность. Теперь ее фигура стала еще лучше — налились груди, округлились бедра, а тонкая талия только подчеркивала эти перемены. На ней было синее, под цвет глаз, платье, а золотые волосы волной рассыпались по плечам. Ветерок играл подолом платья, обнажая сильные стройные ноги. Таксисты, которых она проигнорировала, восторженно щелкали языками, явно обсуждая достоинства неизвестной красавицы.

Забудь, приказал он себе, забудь и даже не думай.

Если она надеется, что легко отберет у него Кончиту, то ошибается. Рауль на своей земле, и его окружают люди, всегда готовые помочь. Конечно, она наверняка привезла с собой целый мешок неприятностей, но он справится.

Легко сказать, но нелегко исполнить.

Рауль постарался унять сердцебиение. Она кого-то ждет.

На другой стороне улицы остановилась машина, и Саманта приветственно вскинула руку. Из машины вышел мужчина. Фил Колман, адвокат. За последние три года они с Раулем несколько раз встречались, и адвокат не вызывал у Рауля ни малейшей симпатии. Он был удивлен, что Колман — бывшее доверенное лицо Карлоса и вроде бы его приятель — взялся защищать Саманту.

К тому же их нынешняя встреча с Самантой не похожа на деловую, совсем не похожа. Рауль неожиданно почувствовал гнев и нечто вроде ревности, видя, как пальцы мужчины поглаживают плечо Саманты. Он шагнул вперед, ехидно и насмешливо улыбаясь.

— Ба! Заключенные разгуливают по моей земле! Как интересно! Ну, и как был осуществлен побег?

Саманта побледнела и беспомощно пролепетала:

— Ты?!

Он смерил ее бешеным и презрительным взглядом — словно обжег.

— Ну да, я. Я здесь живу, знаешь ли. А ты здесь какими судьбами?

Здесь мой ребенок, черт бы тебя побрал, хотелось крикнуть ей. Вместо этого она спокойно произнесла:

— Я приехала уладить кое-какие вопросы.

Фил Колман, который — вот чудо! — судя по всему, совершенно не боялся грозного хозяина острова, официальным тоном обратился к Раулю:

— Я собирался позвонить вам, сеньор ди Аройя. Однако вначале мы с Самантой должны переговорить…

— Да? Что ж, Саманта, у меня совершенно случайно есть полчаса, мы можем все обсудить. Только без твоего бойфренда.

— Прекрати, Рауль. Ты отлично знаешь, что Фил мой адвокат…

— Ну да, и хотел бы стать не только им. Судя по взглядам, которые он на тебя бросает.

— Не будь смешным!

— А ты спроси его самого.

— Мои частные отношения с клиенткой, сеньор ди Аройя, вас не касаются.

Саманта в смятении смотрела на обоих мужчин. Неужели Рауль прав? Да нет, конечно, нет. Он просто хочет внести разлад между ней и Филом, ее другом и союзником. При чем здесь вообще какие-то личные отношения…

— Фил занимался моим делом с самого начала, он добрый и честный человек и стоит десятка таких, как ты. Он поддерживал меня в трудные минуты, и, если бы не его помощь, я бы осталась одна на всем белом свете. И еще неизвестно — осталась бы вообще…

— Как трогательно. И наверняка неплохо оплачено. Деньгами Карлоса, надо полагать.

Взгляд, который он при этом бросил на Фила, заставил того отшатнуться. Это Саманте не понравилось. Без союзника ей не выиграть битву. Фил как-то рановато испугался — это ведь даже не артподготовка, так только — обмен одиночными выстрелами.

Саманта выпрямилась и холодно посмотрела на Рауля ди Аройя.

— Не твое дело, Рауль! Мне жарко. Мы не могли бы отойти в тень? Или поедем к тебе домой?

Она выдержала его взгляд и гордилась этим, но после ощутила себя мороженым, тающим на жарком солнце. Рауль процедил сквозь зубы:

— Я сказал, что буду говорить только с тобой наедине. Или не буду говорить вовсе.

Фил Колман собрался протестовать, однако Саманта успокаивающе улыбнулась ему.

— Не волнуйся, Фил. В конце концов, за этим я и приехала, не так ли? — она дружески поцеловала его в щеку, краем глаза заметив, как передернулся при этом Рауль. — Увидимся позднее. У меня есть твой сотовый, я позвоню.

Рауль грозно прорычал:

— Нельзя ли поскорее, голубки!

Он с шутовским поклоном открыл перед Колманом дверцу его машины, но этот цирк не произвел на Саманту ни малейшего впечатления. Она улыбнулась своему адвокату и помахала ему рукой. В целом, все получилось удачно. Пока все шло даже лучше, чем они предполагали.

Они с Филом тщательно готовились к предстоящей операции. Он запасся медикаментами, теплой одеждой и игрушками для Кончиты, продал дом Карлоса в Барселоне и положил деньги на ее счет, зафрахтовал яхту…

Возможно, кто-нибудь даже счел это подозрительным — адвокат, предлагающий противоправные (пусть лишь отчасти) действия. Ибо план похищения малышки Кончиты принадлежал именно Филу Колману.

Однако теперь, когда Рауль согласен поговорить, вполне возможно, что нужда в похищении дочери отпадет.

— Спасибо, что тратишь на меня время, Рауль. Как она?

— Очень хорошо.

Саманта не обратила внимания на его неприязненный и сухой тон. Какая разница, если она в двух шагах от своей девочки?

— У тебя случайно нет ее фотографий?

Неужели Рауль не понимает, как она жаждет увидеться с дочерью? Хотя… что ему за дело до чужого ребенка.

Он молча полез во внутренний карман пиджака и достал пачку фотографий. Пальцы Саманты затряслись, и она, забыв удивиться, жадно схватила их. Впервые за три долгих года она видела свою дочь!

Солнечная девочка! Смеющаяся, задорная, счастливая. В платьице, в купальничке, снова в платьице, с хвостиками, растрепанная, на лодке, в бассейне, с игрушками…

Как много фотографий Кончиты он носит с собой! Словно любящий отец, который гордится своей дочерью. И ее девочка на фотографиях выглядит совершенно довольной жизнью.

Господи, неужели она ошибалась? Саманта еле сдерживала слезы. Ее терзали противоречивые чувства. Радость оттого, что она видела свою малышку такой безмятежно счастливой… И горе: она, Саманта, явно была здесь лишней. Рауль глядел на нее с презрительным пониманием.

— Да, Саманта, она счастлива, вполне счастлива. Хочешь испортить ей жизнь?

Она не смогла ответить — мешал комок в горле. Планы рушились, как карточные домики.

Фил Колман уверял ее, что Рауль не любит племянницу, а лишь исполняет свой долг перед ее отцом, своим братом Карлосом. На этом все их планы и строились. Если Рауль не интересуется девочкой, если любит только собственную дочь, то им будет легче увезти ее. Отсутствие нелюбимого, заброшенного ребенка заметят не сразу.

В действительности, похоже, все обстояло совсем не так. Он носит с собой целую пачку ее фотографий, он любит ее. Возможно, Кончита тоже его любит. Откуда ей знать, что дядя — злейший враг ее матери.

Саманта почувствовала острую боль в груди и поднесла руку ко рту. Рауль догадался о ее чувствах, в его глазах мелькнуло нечто вроде торжества.

— Уезжай домой, Саманта. Не мучай себя и других. Что будет с Кончитой, если ты неожиданно появишься в доме? Шок, слезы…

Она старалась не поддаваться его убедительным речам. Фил Колман не мог лгать. Он всегда стоял на страже ее интересов.

В чем же дело?

Если бы ей хоть раз пришло в голову, что она может причинить Кончите вред, она бы никогда не согласилась на похищение.

Неужели она зря приехала на этот проклятый остров?!

3 ФОНТАНЕРА. ЧАСТНЫЕ ВЛАДЕНИЯ ДИ АРОЙЯ

Саманта изо всех сил противилась очевидному. Раулю нельзя доверять, твердила она себе. Он только и ждет, что она сдастся и отправится домой, несолоно хлебавши, навсегда отказавшись от своего ребенка.

Она нахмурилась. Где-то на самом дне сознания что-то отчаянно мешало успокоиться и мыслить логически. Нечто, связанное с фотографиями. Их так много! И на всех Кончита в полном одиночестве. Почему?

Рауль на ее вопрос ответил резковато.

— Других фотографий у меня нет. Все, что было, показал.

— На них только Кончита.

— Ну да. Моя любимая племянница. И что здесь такого странного?

Как ни странно, на этот раз в его голосе не было и намека на цинизм или издевку. Несмотря на это, Саманта почувствовала, как ее охватывает холодная и безошибочная уверенность в том, что он попался.

— Очень интересно. Какой странный отец! Тысяча снимков любимой племянницы — и ни одного портрета его собственного ребенка. Должно же быть объяснение такому предпочтению?

Она послала ему обворожительную улыбку, нарочито не обращая внимания на ярость, сверкнувшую в его глазах, на неожиданный румянец на скулах, мгновенно сменившийся небывалой бледностью.

— Чем же ты сама объясняешь это? — холодно усмехнувшись, спросил он, мгновенно справившись с собой.

— Ну, например, тем, что ты заранее предполагал, что я появлюсь здесь, и собрал все ее фотографии в этом доме, чтобы показать мне…

— Жест доброй воли, не так ли?

— Только не в нашем случае. Ты ведь ясно дал понять, что дочери мне не видать, как своих ушей. Зачем же фото? Они не заменят мне ее, это ясно, а вот желание увидеться с ней разожгут. Не стоило так рисковать.

— А как насчет тщеславия? Возможно, мне просто хотелось показать, как хорошо она живет, как о ней заботятся…

— Не делай из меня дурочку, ладно? Может, кто-то о ней и заботится, но не ты. Фил рассказывал, что тебе наплевать на девочку.

— Серьезно? Он так сказал?

— Да. И я была убита этими словами, тем, что мой ребенок лишен любви.

— Но она…

— …Из рода ди Аройя, это я знаю. Поэтому и обеспечена всем необходимым. Честь семьи, как же! Но для этого вовсе не обязательно испытывать к ней симпатию, не говоря уж о любви. Она растет, как падчерица, моя дочь! Вот что ранило меня в самое сердце. Ты терпишь ее только из-за своего чудовищного тщеславия и тупой уверенности, что ты лучше, чем я…

— Ну, последнее вряд ли можно опровергнуть. Я в тюрьме не сидел.

— Это мы еще посмотрим — кто лучше. Да и от тюрьмы на твоем месте я бы не зарекалась. А что до Кончиты, то она во мне нуждается, и я здесь для того, чтобы в жизнь моей дочери вошла настоящая любовь!

— Ты только запутаешь и испортишь все на свете…

— Отнюдь! Я была дурой, что поверила тебе, позволила обмануть себя этими карточками и твоими заверениями, что она — самое главное в твоей жизни…

— Но это так и есть! — Его руки неожиданно сжались в кулаки.

— Расскажи кому-нибудь другому! — Ее лицо пылало гневом, волосы развевались. — Простой здравый смысл должен подсказывать, что собственные жена и дочь должны быть тебе гораздо ближе. Ты чудовище, если хочешь запретить ей видеться с единственным человеком, которому она по-настоящему дорога. Ты просто боишься, что правда выйдет наружу, и я докажу это. Я прекращу этот фарс! Я подам на тебя в суд и докажу, что ты удерживаешь девочку незаконно.

— Ты ошибаешься насчет моих чувств к Кончите. — Его голос дрожал от еле сдерживаемых эмоций. — И мне жаль, что ты поверила Колману. Я думаю, у него свои причины говорить так…

— О, да! Он заботится…

— Интересно знать, о ком? Попытайся догадаться сама.

— Он говорил мне, что ты хитрый. Думаю, он прав. Это ведь не простое совпадение, что ты оказался здесь? Офицер полиции, задержка, обыск — все это твоих рук дело. И пока я сидела там с холодными от ужаса руками, ты судорожно подбирал фотографии моей дочери, чтобы доказать мне, что я здесь не нужна!

— Санчес мне звонил, это верно. Мы приятели, вместе ходим на рыбалку. Он знает, что ты вдова Карлоса, это тоже правда. Но эти фотографии никто не подбирал, они со мной всегда, — он насмешливо и недобро усмехнулся. — И, кстати, я не рассчитывал встретиться с тобой раньше, чем еще через пару-тройку лет. Ты что, в бегах?

— Разумеется, нет. Я освободилась полгода назад.

— Полгода! — его удивление было явно преувеличенным. — И у тебя хватило терпения не бросаться сразу на поиски обожаемой дочери?

— Я была больна. Поэтому, кстати, и освободилась раньше времени.

— Что ж, сейчас ты вполне пристойно выглядишь.

— Хорошие врачи, хороший уход и ясная цель в жизни, вот и все.

Она больше не хотела говорить с ним. У нее не было сил. Гнев и злоба опустошают, и она старалась побороть эти чувства. К несчастью, Рауль как-то странно на нее действовал. Самоконтроль, где ты? Ау!

— В любом случае, нам надо поговорить. Я еще не совсем здорова, а эта жара способна погубить любого. Если ты не против, давай заедем в какое-нибудь кафе, где есть кондиционер…

— Что ж, если ты настаиваешь на прогулке, то моя машина неподалеку…

— Я настаиваю на встрече с дочерью. Это вряд ли можно назвать прогулкой! — холодно ответила она.

Стычка с Раулем вымотала ее так, словно она провела двадцать раундов на боксерском ринге. Что ж, даже если она выстояла сейчас, в дальнейшем силы ей все равно понадобятся, и немалые.

Рауль коротко поинтересовался, даже не взглянув на нее:

— Надолго к нам?

— Насколько потребуется, чтобы добиться того, зачем я сюда приехала.

— Что ж, тогда мы подыщем тебе уютный домик, в котором ты сможешь состариться и поседеть.

— Очень смешно, Я совсем забыла. Мне нужен номер в отеле. И позвонить Филу…

— Какой отель?

— Я не знаю. Фил должен был оставить мне адрес перед отъездом, но ты так стремительно избавился от него…

— Он обычно всегда останавливается в отеле «Валенсия». Пять звездочек, два бассейна, сауна…

Саманта не удивилась такой осведомленности Рауля. Она едва слушала его иронично звучавший голос. Она еле держалась на ногах. Ей нужны ванна и отдых, иначе она умрет на этом самом месте. Она прикрыла глаза, тяжело вздохнула и очень тихо попросила:

— Рауль, прошу тебя. Мне нужно позвонить туда. У тебя есть номер телефона отеля?

Он остановился и испытующе взглянул ей в лицо.

— Пойдем-ка в тень.

Он уверенно взял ее за руку и повел в тенистую и тихую аллею. Она вдруг подумала, что уже миллион лет не шла за ним вот так, чувствуя его крепкую руку. Когда они последний раз были вместе? Ах, да, конечно. В ночь накануне его помолвки с Мерседес. Она очень хорошо помнила ту ночь. Нежную. Жаркую. Полную любви.

Она очнулась и вздрогнула. Крепость рук Рауля дарила обманчивую уверенность в безопасности. На самом деле этими самыми руками он с удовольствием швырнет ее в клетку с голодными львами, если такая возможность ему подвернется!

Он оглянулся, и его лицо оказалось совсем рядом. Его дыхание шевелило легкие завитки ее волос, его тело будило в ней смутные желания, его близость заставляла чувствовать все острее… Неожиданно он мягко привлек ее к себе. Она закрыла глаза, не в силах сопротивляться, чувствуя себя безвольной куклой в его руках.

— Я не слишком хорошо себя чувствую.

Ее сердце проваливалось куда-то глубоко-глубоко, а вот сделать она ничего не могла. Лицо Рауля было слишком близко. Опасно близко от ее губ.

— Что ж, тогда нам действительно лучше найти кафе и передохнуть. Съесть чего-нибудь, выпить вина…

Мне нужен Фил Колман, в панике подумала она. Фил — сначала, а потом сто часов крепкого здорового сна.

Их взгляды встретились, и Рауль мгновенно стал прежним, насмешливым и циничным.

— Смотри-ка… А ты еще действуешь на меня! Кажется, и я тебе небезразличен…

Он открыл дверцу своего автомобиля и помог Саманте сесть, но теперь в его прикосновениях явно чувствовалась скрытая агрессивность. Саманте даже показалось, что он почти впихнул ее в машину.

— Расслабься. Береги силы. Во имя неба, или ада, я не собираюсь посягать на твою невинность, — грубовато бросил Рауль, усаживаясь рядом с ней.

— Разумеется. Хватило и одного раза.

— Совершенно верно.

Он замкнулся в мрачном и гордом молчании, а Саманта без сил откинулась на спинку сиденья. Закрыв глаза, она вспоминала его смуглую кожу, его чувственные губы, едва не слившиеся с ее губами в жарком поцелуе. Если бы это произошло, она не смогла бы удержаться.

Слишком слаба, слишком утомлена путешествием. Иначе, разумеется, возмутилась бы его бесцеремонностью и той легкостью, с которой он распоряжается ее жизнью. Саманта отвернулась и стала смотреть в окно. Непрошеные воспоминания роились в мозгу, играя плохую шутку с обессиленным телом. Воспоминания о прошедшей любви…

Совершенно некстати, но очень вовремя она заметила, что ее чемодан остался лежать в пыли, и закричала:

— Мои вещи!

Он остановил машину и повернулся к ней. Его глаза были черными, словно преисподняя. Саманта неожиданно вновь почувствовала странное напряжение, повисшее между ними, наэлектризовавшее воздух, стиснувшее ее сердце.

Он женат. И должен вести себя как подобает. А как подобает в подобной ситуации?

— Ничего с твоими вещами не случится, не кричи. На этом острове живут честные люди.

Его слова обожгли, как неожиданный удар ножа. Рауль вышел из машины, оставив за собой легкий аромат лимонного мыла и дорогого одеколона. Она с тоской смотрела ему вслед. Волосы все так же непокорно закручиваются кольцами. Как он только не пытался выпрямить их, хотя бы на висках!.. Ему казалось, что это придает ему несерьезный вид…

Пока он ходил за чемоданом, она наконец-то смогла вздохнуть свободно. Кислородная недостаточность, вот что это такое! И жара. Плохие новости: в течение нескольких дней ей придется выносить от Рауля все его выходки, все, что придет ему в голову. Она должна держаться.

Должна вытерпеть все и еще чуть-чуть сверх того. Ради дочки.

Они поедут на побережье и будут строить замки из песка. Купаться. Смеяться. Интересно, сколько времени уйдет на то, чтобы Кончита привыкла к ней?

Любовь к ребенку помогла ей выжить в тюрьме. Болезнь помогла понять самое главное: ничто на свете не имеет значения, только ее ребенок.

Трудности еще впереди. Им с Филом и Кончитой предстоит по морю добраться до побережья Португалии, а затем пересечь всю Европу, и только после этого вернуться в Америку. Во время этого путешествия она будет играть с девочкой, читать ей, рассказывать сказки. Кончита полюбит ее, обязательно полюбит.

Маршрут был выверен по карте. Фил лично разведал все пути отхода и обнадежил ее. Теперь все дело в ней самой. Она должна быть сильной. Если она заболеет.

— Ты выглядишь так, будто вот-вот развалишься на части. Думаю, кафе не является самым удобным для тебя местом в данный момент.

— Ты прав, гостиница подошла бы куда лучше, но мне нужно экономить.

Она прогнала от себя видение мягкой кровати, чашки кофе и горячей ванны.

— Тогда доверься моему вкусу. Если не понравится, позвонишь своему адвокатишке.

Она вздохнула и прикрыла глаза. Через некоторое время почувствовала его взгляд, слабо пошевелилась и подняла отяжелевшие веки. Рауль поспешно отвел глаза.

— Поспи. Я тебя разбужу, когда приедем.

Она бы поспорила, но веки снова налились свинцом. И все же сквозь опущенные ресницы, борясь с наплывающим сном, Саманта смотрела на Рауля, не могла больше не смотреть: классический профиль, орлиный нос, густые ресницы, черные глаза, чувственный рот. Он был в рубашке с коротким рукавом, выгодно подчеркивавшей его прекрасную мускулатуру.

Невозможно красив. Нет, не просто красив — чертовски привлекателен. Он притягивает ее даже сейчас, после стольких лет обид и унижений. Она не забыла…

Кончита совсем рядом, только руку протяни. Она добьется своего, обязательно добьется, только надо быть осторожной. И внимательной. Зачем он заботится о ней? Почему бы не отвезти ее в тот отель, который он так язвительно описывал?

Саманта заснула. Во сне ее руки были беспомощно прижаты к сердцу, словно закрывая рану, нанесенную каким-то невидимым орудием…

Рауль знал, что это за орудие. Кончита. Ее дочь. А нанес эту рану он. Рауль тряхнул головой. Надо помнить, что она не успокоится, пока не нанесет ответный удар. Тем же самым оружием. Кончита.

Он не имел никакого права разлучать мать и дочь. Никакой суд не согласился бы с этим. Даже бумаги на опекунство ему — ему! — выдали с очень большим трудом.

Саманту не лишали родительских прав. У нее должны были остаться средства на счете. Ей принадлежал дом Карлоса в Барселоне. Все формальные признаки были соблюдены.

Единственная его надежда была на то, что Саманту можно было бы обвинить в неадекватном поведении. Другими словами, в сумасшествии.

Он бросил на нее короткий взгляд, стараясь не смотреть на полную грудь, мерно вздымавшуюся под тонкой тканью. Он хотел ее. Очень. Но об этом придется забыть.

В один прекрасный день Саманта попытается похитить Кончиту. Маленькая девочка в компании двух взрослых и чужих для нее людей пересекает Европу. При этой мысли на скулах Рауля заходили желваки.

Колман — негодяй. Он не доверяет ему ни на грош.

Саманту надо держать подальше от девочки. Он должен быть уверен, что она не сможет добраться до малышки.

Неожиданная мысль заставила сердце забиться чаще, кровь ударила в виски. У него есть идея. Прекрасная идея. Одним ударом он убьет сразу нескольких зайцев.

Ведь и у него есть оружие.

Секс.

4 ВИЛЛА ФИОРИТА

— Здесь очень красиво.

Саманта с восхищением оглядывалась кругом. Вилла и в самом деле была хороша. Деревянный дом. Добротная старинная мебель. Софа так и манит раскинуться на ее подушках. Мягкие кресла. Саманта вздохнула.

— Я приготовлю чай, а потом мы поговорим, ладно? — неожиданно дружелюбно предложил Рауль.

— Отлично. Чай — это замечательно. Я пока позвоню Филу.

Ей самой не понравились извиняющиеся нотки в голосе. Потом она застыла, глядя в спину Раулю. Очень красивую, надо сказать, спину Прямую, широкую, мускулистую.

— Где-то были остатки шоколадного торта, если хочешь.

Он все так же великолепно сложен. Как раньше. Раньше…

Она заставила себя отвернуться и подумать о чем-нибудь другом. Например, с том, где она, собственно, находится. Что это за место? Саманта задумчиво присела у небольшого мраморного стола, на котором стояли чайник и чайные чашки, а также несколько заварочных чайничков самых разных форм и расцветок. Она повертела один из них в руках. Китайский.

— Рауль! Это твой дом?

Он обернулся к ней с улыбкой, заставившей ее сердце забиться чаще.

— Мой. Только я живу не здесь.

— В каком смысле?

Он не ответил, и Саманта продолжала размышлять об этом, пока он раскладывал найденный торт на тарелочки, разливал чай по чашкам. Так по-домашнему…

Рауль сел напротив. Саманта бросила взгляд на его мускулистые смуглые руки, спокойно лежавшие на скатерти, и против своей воли неожиданно ярко представила, как он обнимает ее. Как раньше. Она вспомнила их встречу и пожатие его сильной руки. Голос предательски задрожал, когда она задала абсолютно идиотский вопрос:

— Надеюсь, это не тайное прибежище твоей любовницы?

— Моей… кого?

Глупо, но она почему-то была уверена, что он не прочь именно ее сделать этой самой любовницей. Снова. Почему бы нет? Когда-то им было хорошо вдвоем…

Тело заныло от воспоминаний, и синие глаза подернулись дымкой. Только по чистой случайности Саманта зацепилась взглядом за взгляд Рауля…

Он тоже это помнит, в панике подумала она, встретившись с ним взглядом. Саманта торопливо выпалила:

— Рауль, я не знаю, зачем ты меня сюда привез, но если затем, чтобы… чтобы…

— Чтобы — что? Почему бы не рискнуть?

— Рискнуть? Ты о чем?

— Я о торте, — его безмятежная улыбка была воплощением невинности. — Я имел в виду только торт, а ты?

Она смешалась. Вряд ли она ошиблась. Желание в мужском взгляде она еще способна распознать. Особенно во взгляде Рауля. К тому же Рауль всегда был уверен, что стоит ему поманить пальцем практически любую женщину, как она тут же примчится выполнять его требования. Наверняка он учел и то, что несколько лет она была лишена общества мужчин, а значит, по его мнению, изголодалась по мужскому вниманию. Ну и наконец, он и прежде использовал ее исключительно для получения сексуального удовлетворения, горько подумала она.

— Я не голодна.

— А я очень голоден.

Она с подозрением покосилась на него. Внешне он был полностью поглощен тортом, но в его словах явно крылся иной смысл. Вот потому-то она и здесь. Рауль решил поразвлечься немного.

А она-то предположила, что он хотел помочь ей устроиться по приезде, поэтому и был так внимателен. Что ж, еще одно разочарование.

— Ладно, ты пока ешь, — устало сказала она. — А я позвоню Филу. Где телефон? Он приедет за мной и отвезет в отель. Спасибо, что покатал на машине.

— Погоди. Зачем упускать шанс? Тебе ведь надо где-то остановиться?

Тон был теплым и располагающим, а она устала до чертиков, ноги просто отказывались служит, и она вновь уселась в кресло. В конце концов, его игры она знает, и они для нее не опасны.

— Разумеется, надо, но я предпочту номер с клопами и крысами, нежели твое любовное гнездышко.

— Никогда в жизни этот дом не был любовным гнездышком, что ты опять несешь? Это просто один из четырех домов моей усадьбы. Дом для гостей, если угодно.

Она не поверила. Слишком дорогой чайный сервиз. Слишком шикарные шторы на окнах. На этой кухне хочется прожить остаток жизни. В нишах терракотовые фигурки. Тщательно подобранная мебель в комнатах. Изысканные ковры. Для гостей, как же!

— Ну и где гости?

— Дом только что достроили, еще даже не отделали до конца.

— Ну да, а чай и остатки торта принесли для полноты картины.

— Дизайнер тут прожил несколько дней.

— Ага. Блондинка, длинные ноги, красавица.

— В яблочко. И четвертый размер груди. А почему тебя это так беспокоит, Саманта?

— Пусть это беспокоит твою жену.

Она была зла на себя и на него. Бабник! Ловелас с неотразимой внешностью. Каким был, таким и остался. И ее дочь в его руках!

— Мою бывшую жену, — мягко поправил он.

— О, я не знала.

Саманта пыталась разглядеть его истинные чувства, но лицо Рауля было непроницаемым. Она слишком хорошо помнила свой собственный брак и те сложности, которые то и дело возникали вокруг него.

— Извини, Рауль, я…

— Я не хочу об этом говорить.

Неожиданно ей захотелось его утешить. Он казался… беззащитным. Это он-то? Нет, этому чувству нельзя поддаваться. Рауль опасен. И вдвойне опасен оттого, что неотразимо обаятелен.

— Я не могу бросить Фила на произвол судьбы. Он так много для меня делает…

— Не так уж и много.

— Мне надо позвонить ему и сказать, где я нахожусь.

— Послушай, это просто смешно. До города двадцать минут, но тебе здесь будет гораздо удобнее. Это мое поместье. Видишь оливковую рощу? С другой ее стороны стоит мой дом.

Сердце Саманты забилось быстрее. Что бы это значило? Если он позволяет и даже настаивает, чтобы она находилась так близко от его дома, не значит ли это, что он позволит ей увидеться с Кончитой? Или это очередная злая шутка, нечто из разряда «видит око, да зуб неймет»? Она с подозрением взглянула на него.

— Звучит заманчиво, но почему ты меня сюда все-таки привез? Принимая во внимание твое отношение ко мне… Скажи правду, Рауль.

— Это просто. Я решил, что мне не следует терять тебя из виду. Лучше уж ты будешь на острове и под моим присмотром, чем где-нибудь еще… строить разные… планы.

— Ты собираешься шпионить за мной?!

Он насмешливо прищурился.

— Но ведь ты же не собираешься делать ничего плохого, не так ли? Зачем мне за тобой шпионить? Ты приехала, чтобы повидаться с дочерью. Так чего же лучше? Почему бы тебе не поселиться в этом уютном гнездышке? И за жилье не нужно платить, и будешь совсем недалеко от дочери. Выгоднейшее предложение. Так как, принимаешь его?

— Это зависит от того, кто здесь еще будет находиться.

— Никто, кроме тех, кого ты сама захочешь пригласить.

Его пальцы почти коснулись ее руки, и каждый нерв в ее теле запел от напряжения. Глупое тело! Оно мечтало, чтобы эти пальцы касались ее кожи! Кроме того, Кончита… Она совсем рядом. Вечера они смогут проводить вместе, ходить в соседнюю деревню за мороженым…

— Это очень соблазнительно, но мне надо подумать…

Как она может ему доверять после всего, что было?

— Ты пока подумай, а я приготовлю еще чая.

— Знаешь, я уже подумала. Я не желаю, чтобы за мной шпионили. Я и так слишком долго находилась под надзором, — горько усмехнулась Саманта.

Рауль отставил в сторону бело-голубой чайник и испытующе взглянул на нее.

— Саманта, послушай. Ты устала. Плохо себя чувствуешь. Неужели тебе охота таскаться по жаре и разыскивать жалкие меблированные комнатушки, которые снял для тебя Колман?

Совершенно не хочется. Но надо. Одна мысль об этом приводила ее в уныние.

— А ты у нас кто-то вроде рыцаря Галахада? — скептически спросила она, по-прежнему, не понимая мотивов его поведения.

— Ну, это вряд ли, но взгляни на все с моей позиции. Допустим, ты заболеешь в одном из этих отелей. Как ко мне отнесутся, узнав о наших родственных отношениях?

— О, я забыла, твоя драгоценная репутация!

— Ну естественно! — абсолютно честное лицо и едкий сарказм в голосе. — Мне не простят, что я оставил без крова жену моего младшего брата. Никто и не подумает принять во внимание то, как я к ней отношусь и даже то, что она сделала.

— Ну да, конечно. — Саманта задумчиво отщипнула кусочек торта. — И, разумеется, ты не оставил мысли о суде, который мог бы передать тебе опеку над девочкой?

— Кто говорит о судах? Я думал, мы можем договориться сами.

Надежда и радость вспыхнули в ее душе, но она быстро взяла себя в руки. Ему нельзя верить!

— Вот как? Ты так заботился о том, чтобы оградить мою дочь от тлетворного влияния ее преступной матери. Что же изменилось? Кто-то повлиял на тебя?

— Ты. Я старался сделать все, что было в моих силах, чтобы избежать этого, но ты все-таки добралась сюда. Я не могу изменить того факта, что ты ее мать, и если я просто выгоню тебя, то злые языки…

— Попробую угадать. Опять твоя репутация?

— Хуже. Моя честь. Никто не поймет, что я действую в интересах Кончиты. Мне это не по душе, Саманта. Кроме того, я не могу так просто тебе отказать.

Саманта с сомнением покачала головой. Хотелось бы верить!

— Можешь считать, что я тронута.

Он невозмутимо отправил в рот последние крошки торта.

— Только не думай, что все вышло по-твоему. Кончита слишком важна для меня, чтобы я мог пустить дело на самотек. Да, возможно, вы встретитесь, но это будет происходить на моих условиях и под моим присмотром. Это ясно?

Она не отвечала, обдумывая его слова. Хорошо уже то, что он признавал ее права на Кончиту. Боже, если бы им удалось договориться цивилизованно, сколько это сэкономило бы сил, времени и средств! При мысли об этом бледное лицо Саманты озарилось улыбкой.

— Спасибо. Я согласна. Знаешь, Рауль, у меня совершенно нет желания воевать. Я просто хочу увидеть свою дочь.

— Значит, ты остаешься?

— Да.

Неожиданно до Саманты дошло, что она действительно вот-вот увидит дочь, и выдержка изменила ей. Она и плакала, и смеялась, уткнувшись лицом в ладони, а он не знал, что делать. Потом она подняла лицо и виновато улыбнулась ему, вытирая слезы, которые ручьем лились у нее по щекам. И Рауль в панике почувствовал, что ему ее жаль, что ему хочется прижать ее к себе, приласкать, утешить… Но он подавил свой порыв, вспомнив обо всех бедах, которые были делом ее рук. Впрочем, спустя мгновение он понял, что такой момент просто необходимо использовать правильно.

Он встал и обнял ее.

Сейчас он может контролировать ее действия, но этого мало. Под руководством Колмана она пойдет по судам и может преуспеть, да еще и расскажет девочке, кто она на самом деле, а этого ни в коем случае нельзя допустить. Это не входит в его планы. Кроме того, это нанесет серьезный удар психике малышки!

Он нежно и бережно отирал своим носовым платком щеки и мокрые ресницы Саманты, его ладонь случайно коснулась нежных, припухших от плача губ…

Больших усилий стоило Раулю не поцеловать ее прямо сейчас. Слишком рано. Важно не вспугнуть дичь раньше времени.

— Ну что, успокоилась? Поверь, Саманта, все будет хорошо. Давай допьем чай и пойдем осматривать поместье. Хочешь?

Ее лучистые глаза и доверчивая улыбка едва не заставили его отказаться от коварных планов.

— О, Рауль, я так рада, что мы больше не враги!

Он пошел вперед, пряча смущение. Рауль почти ненавидел себя, но поделать ничего было нельзя. Он делает это для Кончиты. Он должен защитить девочку от Саманты.

— Взгляни, отсюда прекрасный вид.

— О, боже!

Саманта забыла о слезах, восхищенно застыв в дверях. Залитая солнцем терраса окружала бассейн, вода в котором была кристально чистой, прозрачной и аквамариново-голубой. Всюду росли цветы, способные восхитить даже завсегдатая Ботанического сада, а лимонные и апельсиновые деревца бросали прохладную тень на все это великолепие.

Далеко, у самого горизонта, виднелись темно-зеленые холмы, а между ними и поместьем простиралась уютная зеленая долина, заросшая серебристыми оливами, виноградом и высокими свечками кипарисов. Один из них рос у самого бассейна и напоминал высеченную из малахита стелу, устремленную в небо.

Она прислонилась к перилам, не в силах вымолвить ни слова. Окружающая красота одновременно восхищала и вселяла тихую грусть. Саманта острее почувствовала свое одиночество и бессилие, свою чужеродность в этом великолепии.

Ничего. Она проведет здесь достаточно времени, чтобы стать своей для этого неба, этого солнца, этой великолепной природы. Она вдоволь напьется пьянящего воздуха, и он придаст ей силы.

— Тебе нравится, Саманта?

— Я в восторге.

— Можешь купаться, когда захочешь. Здесь частное владение.

Она представила, как входит в эту потрясающую воду, ласкающую все ее тело… Она купит большой надувной мяч, и они с Кончитой будут кувыркаться, смеяться, плескаться в воде…

— Кончита любит купаться?

Господи, ведь она совсем ничего не знает о дочке. Все же ей можно посочувствовать, подумал Рауль. Это не так-то просто — быть матерью ребенка, которого не видел с младенчества.

— Плавает как рыбка, — с улыбкой ответил он. — Здесь ей понравится. Ну, как ты полагаешь, здесь лучше, чем в отеле?

— Не забывай, что там я еще не была. Я уверена, что Фил подыскал что-нибудь вполне пристойное.

— Забудь о Колмане. Вот тебе роскошное бесплатное жилье. Заходи и владей, — он взял ее под локоть и повел в дом. — Здесь спальня, вон за той дверью ванная, а здесь — отдельный выход на террасу.

— Я просто не могу поверить, что это ты. Когда мы встретились, ты был гостеприимен, как чертова бабушка!

Рауль ухмыльнулся.

Его рука все еще обжигала ее кожу, и Саманта изо всех сил пыталась подавить непрошеные чувства, вызванные этим прикосновением. Рауль снова улыбнулся, на сей раз гораздо сердечнее.

— Не вини меня сильно. Я защищаю Кончиту, как умею. Просто теперь я понял, что у меня нет выбора, и в интересах девочки мы должны действовать по возможности цивилизованно.

Она чувствовала себя почти счастливой.

— Когда я увижу ее, Рауль?

— Ванная, стало быть, здесь, рядом — душ и тому подобное, а здесь спальня. — Он сделал вид, что не слышал ее вопроса. — Как тебе комната?

Шикарная комната. Ей просто повезло. Рауль отдернул темно-голубые тяжелые шторы и легкие белые занавески — комнату залил солнечный свет. Изысканная обстановка, хорошая мебель. Да, ей здесь нравилось.

Саманта произнесла несколько вежливых фраз, выражавших восхищение и благодарность, а затем повернулась к нему и сказала твердо:

— Я хочу завтра увидеть мою дочь.

— Разумеется. Пойдем наверх, покажу тебе вид с балкона.

Так просто? Этого не может быть. Они уже поднимались по лестнице, когда у Саманты наконец прорезался голос:

— Рауль! Ты правду говоришь?

Он остановился так резко, что она налетела на него со всего маху, и его сильные руки подхватили ее. Неожиданно глаза Рауля потемнели, и Саманта почувствовала, каким напряженным стало его тело. Рауль сверлил ее взглядом, потемневшим и непонятным. Могучая власть желания медленно заполняла пространство вокруг них, и вот уже ее золотистые волосы рассыпались по плечам и спине, словно в знак покорности его воле. Она пыталась произнести его имя, но из пересохшего горла вырывался лишь шепот. Все, что она могла сделать — это смотреть неотрывно в его глаза и желать его, откровенно, безмолвно и жадно желать всем телом. Голос Рауля прозвучал отрезвляюще.

— Полагаю, ты чертовски устала. Отнесу твои вещи в нижнюю спальню и оставлю тебя в покое.

О, да, она очень устала. Смертельно. Неожиданно ее обожгла мысль, что Рауль прекрасно понял безмолвный диалог их тел, распознал влечение, но все же не захотел поцеловать ее.

Она стояла посреди комнаты, красная до корней волос. Он играл с ней. Или просто не мог контролировать собственное мужское обаяние. И все же надо признать, что он чертовски привлекателен.

Возможно, она просто неправильно поняла его взгляд… Саманта стиснула виски руками, пытаясь успокоиться и мыслить трезво. Тем временем Рауль уже вносил в комнату чемоданы. Наверняка считает, что она его домогается…

— Рауль… я… мне очень неловко, что так вышло… я не очень понимала, что делаю!

— Мне тоже так кажется. Тебе надо поесть. Я привезу продукты и приготовлю что-нибудь.

Он избегал смотреть ей в глаза. Неожиданно ее охватил страх — ведь сейчас ей предстояло остаться в полном одиночестве в чужом доме.

— Рауль, а нельзя ли… — его дом в нескольких милях, у нее нет машины, она здесь как в тюрьме. — Рауль, не оставляй меня одну!

Его взгляд обжег ее. Он ничего не сказал, но ничего говорить и не требовалось. Саманта в шоке залепетала:

— Я не то… я имела в виду…

— Позже.

Он ушел, а она долго не могла оправиться от шока. Позже. Что он имел в виду? Может быть, «увидимся позже»?

Еще пару минут она просто стояла, пытаясь унять головокружение и прийти в себя. Оказывается, ничего не кончилось, все осталось по-старому: сердцебиение, волнение, трепет и желание оказаться в его объятиях…

Хоть он и бросил ее таким жестоким образом несколько лет назад, она не переставала любить его. Карлос понял это в один прекрасный день, вернее, ночь, когда полез к ней пьяный и получил решительный отпор. Тогда он пришел в бешенство.

— Это все он! Ты думаешь о нем, даже когда занимаешься любовью со мной! Ты зовешь его во сне!

Тогда она была испугана. Ибо это было правдой — она все время думала о Рауле и его ласках. Только это помогало перенести грубую животную похоть Карлоса. Она промолчала тогда, и Карлос, вне себя от ярости, взял ее силой, зажав ей рот рукой, когда она закричала от боли. С тех пор он к ней не прикасался иначе.

Саманта поежилась. Она плохо знала мужчин. Только этих двух. Братьев. Один подарил ей все самое прекрасное, что есть в телесной и духовной любви, другой показал ей все самое грязное и постыдное, что может таиться в сексе без любви.

Она просто не так поняла Рауля. Слишком долго, в течение всех лет разлуки, она привыкла думать о нем, как о своем любовнике, вот и перенесла эти мысли на реальную жизнь. Он всего лишь не дал ей упасть с лестницы, ничего более.

Идиотка. Чем забивать себе голову мыслями о сексе, думала бы о дочери!

Она глубоко вздохнула и стала распаковываться. Затем приняла душ, задернула шторы и с облегчением легла в постель.

Ну и пусть она не знает, где находится. Зато через несколько часов она увидит свою дочь. Нет, не надо ни о чем думать! Надо довериться чувствам.

Два года — долгий срок. Столько всего произошло. В темноте ее пальцы инстинктивно коснулись глубокого шрама на груди. Рядом с ним еще есть голубоватые следы от облучения…

Когда ей поставили диагноз, реакция была очень простой. Вначале — паника. Обессиливающая, убийственная сама по себе. А потом, уже похудев вдвое и почти перестав вставать с больничной койки, в один прекрасный день она поняла: я должна увидеть своего ребенка, даже если вскоре после этого мне суждено умереть!

Смерти она избежала. Выглядит она тоже нормально. Операцию удалось провести щадящими методами. Химиотерапия сильно ослабила организм, но необратимых нарушений не дала. Саманта — счастливая! У нее есть будущее, и она не уставала благодарить за это Бога. Теперь каждую минуту она проживет так, как надо. Теперь она знала цену жизни.

Близкая и реальная опасность заставила ее на многое взглянуть по-иному. Большинство из того, что казалось важным, потеряло всякий смысл, зато истинно ценные вещи вышли на первый план. Теперь ей ни за что не пришло бы в голову переживать из-за опоздания на автобус или поезд. Можно дождаться следующего.

Кончита — вот то, что действительно важно. Они будут вместе. Рауль на самом деле не думает ни о чем, кроме своей дурацкой репутации, и только она, Саманта, может действительно подарить девочке всю свою любовь без остатка.

Рауль поймет сам. Увидит их вместе и поймет. Возможно, даже добровольно отдаст ее, и тогда не нужно будет похищать девочку. Честно говоря, теперь мысль о похищении ее пугала, хотя она все еще была полна решимости.

Она улыбнулась сквозь слезы, вспомнив фотографии девчушки. Кончита прелестна. Завтра они увидятся. Завтра наступит первый день их совместной жизни. Не будет больше ни боли, ни слез, ни горя. Только она и Кончита.

Давно она не чувствовала себя такой счастливой. Жизнь снова начинала ее радовать. Саманта глубоко вздохнула и позволила наконец богу сна накрыть ее своими легкими крыльями.

5 ПРОБУЖДЕНИЕ

Вначале она не поняла, где находится. Просто забыла, в чьем доме заснула. Затем вспомнила: она на острове, в доме Рауля… Из соседней комнаты послышался шум, там кто-то ходил. Она в тревоге прислушивалась. Ключ был у Рауля. У блондинки-дизайнера наверняка тоже. У кого еще?

Боясь столкнуться в дверях с кем-нибудь чужим, может быть даже опасным, она поспешно спустила ноги с кровати и кинулась туда, где вчера раздевалась, за своими вещами. В темноте она наткнулась на столик и услышала, как рассыпались ее таблетки. Интересно, на этом прекрасном острове можно достать успокоительное?

— Саманта, ты в порядке?

Рауль. Всего лишь Рауль.

— Нет, не в порядке. То есть все нормально, — Она нащупала рассыпанные таблетки. — Пожалуйста не входи. Черт, где здесь включается свет?

— Я вхожу.

— Нет! Я не одета!

За дверью наступила тишина. Саманта схватила одеяло и завернулась в него. В следующую секунду дверь распахнулась, и на пороге возник Рауль. Он окинул ее закутанную в одеяло фигуру скептическим взглядом.

— Я налетела на столик и что-то разбила. Где включается свет?

— Слева от двери.

Она хотела шагнуть квыключателю, но в последний момент решила, что лучше уж оставаться в спасительной темноте, — Спасибо, запомню. Кстати, что ты здесь делаешь?

Он смотрел куда-то поверх нее.

— Принес поесть. Ужин. Или завтрак.

Саманта в изумлении взглянула на часы. Девять тридцать. Судя по зажженному в гостиной свету, скорее вечера, чем утра.

— Очень мило с твоей стороны, но не стоило беспокоиться. Я выйду через минуту.

Он кивнул и закрыл дверь.

Саманта зажгла свет, сбросила одеяло и попыталась унять бешено бьющееся сердце. Надо одеться.

Можно было выбрать легкомысленное и довольно вызывающее красное платье, а можно надеть короткую юбку с топом. То и другое — зеленого цвета. Правда, покупая их на распродаже в «Секонд-хенде», она была на пару килограммов худее. Ну и, разумеется, есть еще рубашка и джинсы, простые и надежные вещи.

Пусть будет юбка и топ. Саманта улыбнулась, вспомнив Рауля. На нем были кремовая сорочка, брюки цвета меда и коричневый галстук. Конечно, она должна быть в зеленом.

В конце концов, совсем неплохо, если Рауль увидит, что она достаточно хороша для Кончиты. Она втиснулась в юбку и только сейчас сообразила, что на ней нет белья. Топ слишком низко вырезан сзади, чтобы думать о лифчике, а юбка так тесно облегает бедра, что даже самые тонкие трусики будут заметны. Пока она ломала голову, Рауль поинтересовался из-за двери:

— Картошка готова, а вот что ты предпочитаешь: свежий салат или брынзу?

— Салат, пожалуйста.

В конце концов, топ можно надеть и с джинсами.

— Стифадо будешь?

— Буду что?

Нет, юбка так юбка. Она хочет хорошо выглядеть и хочет есть. Саманта распахнула дверь. Рауль молча смотрел на нее. В руках у него была ступка с толченым чесноком.

— Я буду стифадо, если ты скажешь, что это такое.

— Мясо. Чеснок, лук, красное вино и томаты.

Они стояли совсем близко друг к другу. Фута два. Он бы предпочел двадцать. Или, еще лучше, другую виллу. Он отвел глаза и стал яростно толочь чеснок.

— Рауль, мне страшно неловко, но я… я предпочитаю натуральные продукты. Никаких химических удобрений и пестицидов. Возможно, это глупо звучит…

— Все выросло на этом острове. Все — натуральнее некуда, и никаких удобрений. Я вовсе не считаю это глупым. Люди имеют право выбирать. Я, кстати, слежу за тем, что ест Кончита.

— Я очень рада, правда. Это много для меня значит. Рауль, мне действительно очень приятно, я этого совсем не ожидала. Я имею в виду, такого отношения ко мне.

Краем глаза он видел ее плечо, золотистую кожу. Ему очень хотелось дотронуться до нее. Коснуться ее кожи губами.

Чеснок источал благоухание и витамины.

— Пошли есть. Тебе надо подкрепиться, да и мне не помешает. Кроме того нам надо поговорить о малышке, прежде чем вы встретитесь.

Он хмурился, перемешивая чеснок с лимонным соусом и специями. Странно, ему казалось, он может лучше управлять своими чувствами. Внешне он не проявлял никаких эмоций, но на самом деле у него перехватывало дыхание при каждом взгляде на Саманту. Вот и сейчас: она идет сзади, а у него мурашки по спине бегут. Рауль стиснул зубы.

Она сама должна его соблазнить. Тогда он отправится в суд и потребует лишить ее родительских прав за аморальное поведение. Если же он не сможет контролировать себя, его план сорвется.

Она легко тронула его за локоть, и он подскочил от неожиданности.

— Рауль, мне кажется, ты слишком увлекаешься готовкой. — Она улыбалась, гладя на него. — Кто же смотрит за Кончитой?

— Мерседес.

— Твоя бывшая жена? Видимо, вы в прекрасных отношениях.

Судя по тону, сама Саманта была от этого обстоятельства совершенно не в восторге. Что ж, он тоже. Хорошо, что Саманта не знает о том, что даже простое воспоминание о Мерседес способно напрочь отбить у него всякое плотское желание.

— Мы все еще живем в одном доме.

— Высокие отношения! — ирония ей удавалась с трудом.

— Это большой дом.

— Наверное, вы вместе, чтобы не травмировать дочь?

— Да… ради Лусии.

— Тогда как насчет Кончиты? Не мешает ли она вам?

Они разговаривали, и он не мог на нее не смотреть. Господи, как же она красива сейчас! И выглядит такой молоденькой, словно и не было этих лет… Никакой косметики, чистая, нежная кожа, волосы слегка растрепаны… Он помнил, как хорошо было зарываться в эту золотую волну пылающим лицом, ловя последние содрогания ее плоти, помнил, как целовал ее локоны по утрам…

— Что-то не так?

В ее голосе прозвучала тревога, когда она заметила его взгляд, устремленный на нее.

— Твои волосы. Нет, просто… Его голос прервался. Она подняла руки к волосам, и при этом движении под тонкой тканью топа четче обозначилась ее грудь. Она казалась скорее обнаженной, чем прикрытой одеждой. Рауль почувствовал, как пересохло горло.

— О, боже! Я так торопилась ужинать, что забыла про расческу. Наверное, это выглядит кошмарно? Пожалуй, стоит пойти и причесаться…

— Нет. Не надо.

Его руки слегка тряслись, хотя какое там слегка — он пролил кофе, и Саманта со смехом принялась ему помогать вытирать пол. Ее распущенные волосы коснулись его руки, он ощутил тепло ее тела…

Что она делает? Соблазняет его? Эта одежда, эти улыбки. Да, наверняка. Что ж, вскоре это станет ясно. Жертва сама спешит в ловушку.

Саманта вытирала пол, страшно радуясь тому, что может спрятать пылающее лицо. Рауль не просто выбит из колеи. Он подавлен. Он возбужден. Он вне себя. Замечательно, в такой ситуации лучше всего заговорить о другом мужчине.

— Фил тоже неплохо готовит.

— Неужели?

— Например, его спагетти болоньезе бесподобны.

— Полагаю, не все итальянцы с тобой согласятся.

Саманта только хмыкнула в ответ на его сухое замечание. Затем, словно не обращая на реакцию Рауля никакого внимания, продолжила рассыпаться в комплиментах Колману.

— Я его очень ценю. Он много для меня сделал. Не всякий адвокат так внимательно относится к своим клиентам. Думаю, я уже говорила, что своим освобождением я обязана ему.

Рауль казался полностью сосредоточенным на приготовлении ужина. Что ж, это вполне объяснимо. Как заставить его оглянуться, посмотреть на нее другими глазами, понять, что она вовсе не чудовище? Нужно вести себя более дружелюбно и открыто. Отбросить настороженность. Он должен расслабиться — и пойматься.

— Могу я чем-нибудь помочь?

— Вряд ли. Все уже готово. Мясо в духовке, рис и картофель на подходе.

Он налил себе вина. Напряжение все еще не отпускало его, это ясно читалось в неловкой позе и недоверчивых взглядах, которые он бросал на нее исподтишка. Саманта улыбнулась, как можно более непринужденно и сердечно. Вино согрело ей кровь, приятное тепло растеклось по всему телу. Неожиданно из ее ослабевших пальцев выскользнул бокал. Рауль резко дернулся, подхватил его на лету, а она окаменела от неожиданного открытия.

Ловя бокал, он нечаянно коснулся левой рукой ее плеча, и эта рука пылала. Саманта чувствовала, как этот огонь пожирает все тело Рауля, хотя внешне он был только слегка напряжен. Невидимое пламя разливалось вокруг них, и она опять, как тысячу раз раньше, почувствовала свое полное бессилие и неспособность, сопротивляться этому всепоглощающему огню. Их губы были так близки… На расстоянии одного поцелуя. Его отяжелевшая рука скользнула с ее плеча на грудь. Они все ближе и ближе друг к другу…

Неожиданно он резко убрал руку. Саманта перевела дыхание и почувствовала, как запылали ее щеки, когда он молча поставил спасенный бокал рядом со своим на стол и вытер салфеткой ее забрызганное вином плечо. Затем он также неспешно вытер руку и уставился на нее взглядом, способным парализовать кого угодно.

— Почему ты нервничаешь, Саманта?

А ты что, сам не понимаешь? Потому что безумие сгущается вокруг нас, захлестывает, скоро затопит нас с тобой…

Он помог ей, сам не желая того.

— Это из-за Кончиты, да?

— Да.

— Пойду проверю рис.

Он поднялся и унес пустой бокал, а вместе с ним и свой нечеловеческий магнетизм, заставивший ее потерять голову. Почти.

Через секунду он принес ей чистый бокал, а она в ответ выдавила подобие светской улыбки.

Ужин прошел в молчании. Саманта изо всех сил старалась не встретиться с Раулем глазами. Еда была превосходной, так что на некоторое время она получила передышку. Наконец она осмелилась взглянуть на него прямо.

— Спасибо. Я у тебя в долгу. За прием, за этот дом, за вкусный ужин.

— Что ж, в таком случае признаюсь тебе, что мне нужно твое, в некотором роде, сотрудничество. Или содействие. Это касается вашей встречи с Кончитой.

— О, нет…

— Ради бога, Саманта! Ничего ужасного я в виду не имел. Проблема в том, что она о тебе никогда ничего не слышала.

— И это все? Что ж, с этим ты справишься, а я с радостью помогу. У меня где-то с собой была моя старая фотография, я специально взяла ее с собой…

— Я имел в виду, что она представления не имеет о твоем существовании.

Пауза. Тишина. Мертвая тишина.

— Рауль… Как ты мог так поступить… с ней… со мной?

— А что я должен был ей сказать? Что мамочка ушла? Но девочка еще слишком мала, у нее даже нет понятия времени, поэтому я вряд ли смог бы объяснить, что ты вышла и вернешься через несколько лет. Кроме того, я искренне надеялся, что этого и не случится.

— Однажды она все равно спросила бы тебя обо мне.

— Знаю. Но это случилось бы не сейчас, она уже прожила бы несколько лет со мной, с Мерседес и Лусией. Пойми, она ведь не очень понимает, что такое семья, в чем ее смысл.

— Она… она зовет Мерседес мамой?

— Нет. Не забудь, Саманта, она слишком мала для каких бы то ни было объяснений сейчас. Я объяснил бы ей попозже, но ты появилась раньше, чем я мог этого ожидать. Послушай, она недавно вышла из пеленок, неужели ты хочешь, чтобы я что-то объяснял младенцу? Кроме того я не думаю, что ты хотела бы причинить ей боль своим появлением, Саманта.

Она не могла поверить своим ушам. Столько лет она потратила на то, чтобы добраться до своей дочери, и вот теперь ей говорят, что нужно обождать до тех пор, пока та вырастет, чтобы любить ее и доверять ей! Осторожно, осторожно, Саманта. Один неверный шаг — и твоя девочка будет потеряна навсегда.

— Что ты предлагаешь, Рауль?

— Саманта, я понимаю, что ты чувствуешь…

— Неужели?!

— Во всяком случае, могу представить, каково это — заботиться о ребенке, растить его, воспитывать как своего собственного, а в один прекрасный день он спросит меня, кто я такой…

Голос Рауля неожиданно прервался. Его и в самом деле это мучает, подумала она с удивившей ее саму теплотой.

— Это уже случилось с тобой, да? Тебя разлучили с дочкой?

— Это… не совсем та ситуация.

Он делал вид, что увлечен едой, но Саманта видела, что даже глоток вина дается ему с трудом.

— Как же ты с этим справился?

— А кто сказал, что я с этим справился? Я ушел из жизни Лусии и полагал, что смогу вернуться обратно в любой удобный момент. Я ошибался. Теперь я это знаю, знаю и то, что скорее пойду прямиком в ад, чем позволю кому-нибудь так же надругаться над жизнью Кончиты. Она растет в любви и безопасности, и я не позволю, слышишь, никому не позволю ломать ей жизнь!

— Теперь ты уже знаешь, какие ошибки допустил с Лусией, и можешь исправить их…

— Могу. Именно поэтому предлагаю следующее: ты придешь в мой дом, и я представлю тебя Кончите как свою старинную знакомую.

Ароматы специй. Ароматы цветов. Они витают в комнате, но она их больше не чувствует.

— Я… ты крадешь у меня момент, о котором я мечтала все эти годы. Ведь она мой ребенок!

— Я знаю. Поэтому я прошу тебя сделать именно так.

— Нет, я не стану…

— Твое счастье или ее счастье. Выбор за тобой. Для начала вы должны просто познакомиться и стать друзьями. До тех пор я не хочу, чтобы ты говорила ей, кто ты на самом деле.

Она не могла смотреть в его пылающие болью и гневом глаза. Она чувствовала, что слабеет.

— Не думаю, что могу на это согласиться. Все эти годы я ждала, когда она назовет меня мамой. Я буду смотреть на нее, по этому взгляду… по этой боли и любви все догадаются…

— Никого там не будет. Кроме меня.

— А Мерседес?

— Она редко там бывает.

— Лусия?

— Не имеет значения. Она слишком занята собственными проблемами, чтобы вникать еще в чьи-то. — Его руки неожиданно обвились вокруг ее плеч. — Попытайся, прошу. Ради Кончиты. Я ведь даю тебе шанс, Саманта. Я мог бы затаскать тебя по судам, мог бы добиться лишения родительских прав, мог бы даже лжесвидетельствовать, и к чертям мою репутацию! Но я не хочу этого. От этого проиграет Кончита. Ты ждала уже долго — подожди еще немного. Пожалуйста.

— Рауль, ты даже не понимаешь, о чем меня просишь.

Слезы подступили к самому горлу, и она, не в силах говорить, взглянула на него с немой мольбой.

Его ладонь коснулась ее щеки, и всю ее словно окатило теплой волной…

…А затем они оба с некоторым недоумением уставились на телефон, надрывавшийся в углу. Рауль снял трубку. Через мгновение брови его гневно сдвинулись, а с губ слетело несколько несомненно испанских и крайне выразительных слов. Послушав еще немного, он коротко ответил:

— Она здесь. — Он повернулся к Саманте. — Это Колман.

Она собрала все свои силы, чтобы ее голос звучал веселее.

— Привет.

— Я чертовски волновался за тебя!

— Прости, мне очень жаль…

— Где ты находишься? Ты знаешь, который час?

— Я… Фил, я совершенно потеряла счет времени. Приехала сюда и заснула…

— Куда это сюда? И что он там делает? Она слышала хриплое дыхание Фила в трубке.

— Рауль пригласил меня в свой дом. В один из своих домов. Завтра я увижу Кончиту, разве это не чудесно?

Она кивком поблагодарила Рауля, подложившего ей мяса на тарелку.

— Где?! Я должен быть там. И где ты, ради всего святого, остановилась?

— Да не знаю я этого. А ты где? Я могла бы тебе позвонить.

— Я в гостинице, у тебя есть мой номер. А теперь скажи, куда мне подъехать и когда!

— Нет, мы встретимся позднее и я тебе все расскажу. Я не собираюсь воевать и брать приступом местные скалы, Фил. Я очень устала. Мы с Раулем можем обо всем договориться полюбовно. Пожалуйста, не предпринимай ничего. На этом этапе мне твоя помощь не…

Она в изумлении уставилась на трубку. Рауль вопросительно приподнял бровь.

— Он бросил трубку!

— Этот может. Еще картофеля?

Она задумчиво подцепила на вилку румяные ломтики картофеля.

— Не понимаю, в чем дело. Раньше мы никогда не ссорились.

— Возможно, раньше ты всегда с ним соглашалась. — Рауль, прищурившись, отхлебнул вина. — В любом случае, не стоит переживать. У нас масса тем для разговора. Прежде всего, ты согласна на мои условия? Утром ты придешь через оливковую рощу ко мне домой, и мы выпьем кофе. Кончита будет играть в саду. Потом предлагаю пойти на пляж. Мои земли простираются до самого моря, и у нас есть свой собственный маленький пляж. Посмотришь, как она плавает.

— А если я скажу «нет»?

— Тогда я прикажу запереть все ворота, и ты близко к ней не подойдешь. Будешь добиваться свиданий официальным путем. Предупреждаю, легко не будет.

Больше всего ее смущали не его угрозы, а те картины, которые вызвал в воображении его рассказ. Ее малышка играет в саду. Бегает. Смеется. Они вместе играют, купаются… Саманта резко и коротко выдохнула. Он не может ее обмануть. Утром она увидит дочь.

— Я согласна.

И ничего не случилось. Ничего страшного. Только Кончита стала чуточку ближе. И Рауль тоже.

— Спасибо, Саманта. Я знал, ты сделаешь для нее все, как надо. Дождемся завтра.

— Дождемся.

6 ПЕРВЫЕ ШАГИ

За ужином он рассказывал ей об острове, и его мягкий низкий голос обволакивал ее усталое тело, согретое терпким вином.

— Кофе и бренди лучше пить на улице. У тебя крошки на губах остались.

Она кончиком языка слизнула крошку и почувствовала нежный вкус ванили, меда и корицы.

— Спасибо. На улице, должно быть, замечательно.

В ушах музыкой звучали и переливались имена. Конкистадоры и прекрасные дамы, мантильи и серенады… Однако и собственная история Рауля интересовала ее не меньше.

Когда по приезде он провел ее через сад мимо бассейна, ее поразил цвет воды, но теперь, ночью, подсвеченный подводными лампионами, бассейн еще больше напоминал огромный голубой бриллиант, лежащий на темном бархате ночи, усеянном мириадами поблескивающих звезд.

Они оказались в другом мире. Вокруг стояла невозможная, нереальная тишина, нарушаемая лишь цикадами, да почти неслышным рокотом волн.

— Как же здесь тихо. Спокойно.

— Не то, что в Америке.

Она улыбнулась в ответ. Аромат роз клубился в воздухе, и слова Рауля звучали подчеркнуто бесстрастно и неспешно.

Много веков назад воинственные пираты-венецианцы назвали этот остров жемчужиной востока. Островом Любви. Перед глазами Саманты вставали оливковые рощи и вечнозеленые сосны, стройные кипарисы и бушующие цветами поляны. Рауль рассказывал о гордых и красивых людях, о том, как исстари ценились здесь дружба и благородство, как уважали здесь гостя и умели дать отпор врагу.

Он рассказывал ей о пустынных побережьях, на которых греются стаи черепах, откладывающих по сотне яиц в песок. Рассказывал о том, как маленькие черепашки вылупившись, безошибочно находят дорогу к морю и как светятся по ночам морские волны, на которых играют дельфины.

Да. На Америку это было совсем не похоже. Дайте мне время, думала Саманта, просто немного времени, и моя душа успокоится здесь, так же как успокоилось тело.

— Должно быть, туристы не хотят отсюда уезжать.

— Что ж, у них неплохой вкус.

И она хотела бы жить здесь, неожиданно подумала Саманта. Только как раз это и невозможно. Она должна жить только в Америке, чтобы Рауль не смог добраться до нее. Саманта вздохнула.

— Надо же, и вся эта красота — твоя…

— Никто не может владеть красотой.

— Фил полагает, что это не так.

— Твой Фил — идиот. И на твоем месте я бы поостерегся, ему доверять.

— Ты к нему несправедлив. И вообще, не порти такой чудесный вечер.

Лучший вечер из всех, что у нее когда-либо были за эти годы.

— Фил был невероятно добр ко мне. Даже не представляю почему.

— Потому что ты — красавица.

Она в замешательстве вскинула на него глаза, но он был абсолютно серьезен. Сердце забилось сильнее и чаще. И она не смогла удержаться от глупого вопроса:

— Ты правда так считаешь?

— Было бы странно считать иначе.

Он торопливо отвел взгляд в сторону. Это было трудно. Вот она перед ним, вся как на ладони. Огромные лучистые глаза, осененные неправдоподобно длинными ресницами — он знал, как страсть способна затуманить их. Лицо с правильными и четкими чертами, шелковистая кожа, когда-то горевшая под его пальцами, нежно ласкавшими ее. Золотые волосы, буйной волной расплескавшиеся по плечам, и сами эти нежные плечи… Точеная спина, высокая грудь. Он помнил ее всю, не мог не помнить.

Порыв ветерка еще плотнее прижал юбку к ее длинным стройным ногам, и Рауль с тревогой подумал, что у него намечаются сложности. Она слишком сексуальна, а он слишком сильно хочет ее.

— Взгляни, Рауль, как здорово — летучие мыши!

Маленькие стремительные черные тени носились над ярко освещенным бассейном, а в его груди неожиданно вспыхнуло жаркое, всепожирающее пламя. Их взгляды встретились. Электрический разряд, или что-то вроде того, пробежал между ними; каждый мускул в его теле был напряжен как струна… Он даже не заметил, когда его руки обвились вокруг ее талии, а ее тонкие пальцы трепетно коснулись его шеи.

Они застыли, бессознательно оттягивая тот момент, когда их губы сольются в поцелуе, но и ожидание это было прекрасно, как прекрасна и нежна была ее атласная кожа, ее волосы… Он наклонялся к ней очень медленно, и стон рвался из ее груди — а Рауль очень хорошо помнил, в какое блаженное неистовство любви повергали ее его ласки раньше. Он сдерживался изо всех сил, хотя каждая клеточка его тела кричала, вопила, молила о близости, хотя все его бешеные инстинкты звали сорвать с нее одежду, прижать к себе обнаженное и трепещущее тело и любить, любить ее до беспамятства, до боли, до полного забытья…

Они смотрели в глаза друг другу, не говоря ни слова. Слова были не нужны — за них говорили их тела. Ближе, ближе…

Он никогда в жизни не испытывал такого. Целый мир, вся вселенная сошлись для него в нежных губах этой женщины. Трепещущие, теплые, жадные, они отвечали на его поцелуй. Мед и нектар твои губы, любимая, и нет ничего слаще на этом свете…

Краем сознания он отмечал, как она дрожит в его объятиях, как выгибается в сладострастной муке. Его поцелуи становились все горячее, все ненасытнее, и вот уже она отвечает ему, все более страстно, доверчиво и ненасытно.

Близость этого тела, тепло ее кожи обжигали его, заставляя разум умолкнуть, скрыться, замолчать. Теперь их тела двигались в едином томительном и зовущем ритме, и, когда он ощутил под нетерпеливыми руками опаляющий жар ее бедер, мир едва не взорвался. Он шептал ее имя в промежутках между поцелуями, она отвечала стоном, прерывистым дыханием, мольбой о любви, которой они были лишены так долго.

Ничего не было больше в этом мире, на всей этой земле — только два жарких от страсти тела, только припухшие от поцелуев губы, только ласки, одновременно сжигающие обоих и возносящие на вершины блаженства, туда, где человек становится подобен древним титанам, туда, где нет иных желаний, кроме одного: любить друг друга, отдавать и брать, постигать тайный смысл и удивляться простоте вечной истины — любовь венчает все.

Она судорожно расстегивала его рубашку. Опустив глаза, он видел ее нежное личико на фоне своей бронзовой от загара кожи, видел безумие страсти в ее глазах… Дрожа от нетерпения, он разделался с застежкой юбки, почти сорвал с нее топ, ощутил под ладонями шелковую податливость напряженной от возбуждения груди. Вне себя от желания, он ласкал ее тело, про себя отмечая, как напрягаются мышцы ее гибкой спины, как вся она бьется в его жадных руках, желая лишь одного — слиться с ним и стать единым с ним существом…

И все кончилось. Она прикрыла руками грудь и с глухим стоном рванулась назад.

— Нет, Рауль, нет!

Наткнулась на бешеный взгляд мужчины. Ей хотелось истошно кричать, выть от тоски — это ее собственное тело, выйдя из-под повиновения, восставая против призывов разума, просило, неистово требовало его горячих прикосновений.

— Нет!

Он отступил назад. Вцепился дрожащими пальцами в собственную густую шевелюру, словно хотел распрямить упрямые кудри раз и навсегда. Она отступила еще на шаг, стараясь не смотреть на этот бронзовый торс, которого всего мгновение назад жадно касались ее пальцы. Он спросил, тихо, почти бесстрастно:

— Почему, Саманта?

Она почувствовала, как дрожат ее губы. Потому что на груди у меня шрам, уродливый и пугающий, потому что я боюсь отвращения в твоих глазах и не готова его пережить…

Он резко повернулся, пошел к ступеням, ведущим в дом. О боже, нельзя так поступать с мужчинами. Они никогда этого не прощают, в панике подумала она.

— Рауль, пожалуйста!

Теперь его глаза напоминали два стальных клинка, разорвавших темноту.

— Игра, не так ли? Свести меня с ума, разбередить старые чувства, соблазнить, подчинить себе. Ну, давай, малышка, рассказывай! Я ведь не Карлос, не Колман, со мной не стоит играть таким образом. Это они могли бегать за тобой, как собачонки, пытаясь угодить тебе и твоим прихотям…

— Прости меня, прости. Я… я потеряла голову… утратила контроль над собой, прости!

Судорога пробежала по его лицу, он сдавленно выругался по-испански. Со всего маху ударил кулаком в ладонь другой руки. Она с ужасом видела, чего ему стоит сдержать свой бешеный нрав. Секундой позже его лицо окаменело, рот превратился в прямую линию, подбородок стал каменно-твердым. Она в замешательстве опустила глаза, наткнулась взглядом на оборванные пуговицы на его рубашке и сама испугалась собственной недавней страсти.

— Не терплю, когда мною играют.

— Я ничего подобного в виду не имела…

— А что ж ты тогда имела в виду?

О, если б она сама это знала! Испуганная, опустошенная, смущенная, она стояла, едва не теряя сознание от чувства полной своей беспомощности. Не ответила, выдохнула, на самом пределе, за которым только — тихий, бессильный плач:

— Я не знаю…

Несколько мучительно долгих секунд он смотрел на нее так, словно обещал ей самую страшную месть в мире, затем вновь повернулся и взбежал по ступеням в дом.

Рауль и сам не мог определить точно свое состояние. Просто знал, что лучше ему уйти именно сейчас, пока не поздно.

Пока не поздно… Еще несколько мгновений, и было бы уж точно поздно. Что с ним произошло? Почему Саманта так поступила? Вот она в его объятиях, а вот она уже потеряна навсегда. Нет, он должен любой ценой защитить от нее Кончиту. Однако мозг отказывался работать. Единственное, о чем Рауль мог думать, так это о том мучительном чувстве утраты, которое охватило его, когда эта женщина отказала ему. Обещала ему все — и не дала ничего. Ласкала и целовала его тело — и отшвырнула его от себя. Он ненавидел ее. Он ненавидел себя.

Несколько минут Саманта стояла, не в силах даже пошевелиться. Затем она увидела, как Рауль, мрачнее тучи, выходит из дома. Ее охватила паника.

— Рауль! Рауль, я… Что насчет Кончиты?

— О, мы о ней вспомнили? Вначале ты и твои прихоти, затем девочка? Господи, Саманта, как же ты эгоистична! Единственное, о чем ты думаешь, так это твои собственные планы на жизнь, твои игры с людьми, которые тебя окружают. А тебе не приходило в голову, что я вполне способен противостоять тебе? Например, просто не позволить тебе с ней увидеться?

Ее руки снова сжались у самой груди, словно заныла старая рана, нанесенная неведомым клинком.

— Нет. Ты не можешь так со мной поступить…

— Есть несколько вещей, которые я планирую с тобой проделать…

На лице Рауля вдруг вспыхнула жестокая усмешка, он резко шагнул к ней, и, прежде чем она успела опомниться, яростно притянул ее к себе, стиснув так, что она всем телом ощутила его бешенство, грубо и жадно поцеловал ее в губы, а затем оттолкнул от себя и вытер рот тыльной стороной руки.

Их обоих терзали боль, желание, ярость, обида, тоска, ревность, ненависть и любовь. Они оба чувствовали, что между ними натянута невидимая нить, сплетенная из желания и страха перед желанием. Они оба это знали. Это мучило их обоих.

Саманта стояла, закусив стиснутый до синевы кулак зубами. Ей казалось, отпусти она кулак — и упадет, рухнет без сил на землю. Ярость в глазах Рауля не стала меньше.

— А теперь убирайся отсюда.

— Кончита. Скажи, что я могу… Я должна ее увидеть!

Голос прозвенел и надломился. Секунды, которые длилось его мнимое раздумье, показались вечностью.

— Что ж, почему бы и нет? Но только все будет иначе, чем ты рассчитываешь.

— Иначе?

— Ты увидишь ее. Ты увидишь даже больше, чем могла бы желать. Увидишь, как она счастлива без тебя. Как этот остров стал для нее родным домом. Поймешь, что в любом другом уголке мира она погибнет. Увидишь, как она любит меня… И знаешь что? Ты будешь страдать, Саманта. Сильно страдать, ибо поймешь, что не нужна ей, что ее жизнь без тебя будет куда лучше, и счастливее, особенно если она никогда не узнает, что ты ее мать!

Она даже не заметила, как опустилась на пол. Казалось, все кости в ее теле превратились в желе. Дверь за Раулем закрылась очень тихо, затем она услышала, как отъехала его машина.

Не смогла встать, до ближайшего стула просто доползла. Все кончено. Она совершила ошибку, страшную ошибку. Ее длинный и долгий путь окончился, не успев начаться. Она потеряла дочь, которую даже не успела увидеть.

Хорошо. Тогда она скажет ему всю правду. Объяснит, почему она его отвергла. Да, его гордость была задета, вот он и взбесился, теперь он хочет ей мстить. Что ж, пусть узнает правду.

Нет. Она не в силах это сделать. Никто и ничто не в силах заставить ее рассказать об искалеченной груди. Это не подлежит обсуждению.

Его слова ранили глубоко. Итак, понятно, что девочке лучше живется здесь, а не в Америке… Слезы хлынули из глаз Саманты, обжигая, но одновременно принося некоторое облегчение. Она слизывала их языком, всхлипывала. Фил Колман ошибался, думая, что Рауль не обращает на Кончиту никакого внимания, они оба ошибались.

Обводя мутным от слез взглядом комнату, она заметила телефон. Надо позвонить… кому-нибудь, кто может ее выслушать! Трясущимися пальцами она набрала номер гостиницы.

— Фил? Это я, Саманта. Мне… мне нужно поговорить с тобой. Ты не мог бы приехать? Пожалуйста!

Рауль сидел на стволе поваленной оливы. Давным-давно шторм искалечил могучее дерево, однако до сих пор его ветви покрывались цветами и плодами. Рауль частенько завидовал такой жизненной силе.

Возвращаться за руль не хотелось. Первую сотню метров он проехал на чистом адреналине, но после двух или трех не слишком удачно выполненных поворотов решил выйти из машины и подумать. С таким настроем он может погибнуть, не доехав до дома, а от этого никому лучше не станет.

С самого начала он стремился избежать встречи Кончиты с Самантой. Соблазнение бывшей возлюбленной, кстати, входило в его планы. Он собирался поддаться этой женщине, чтобы потом официально обвинить ее в аморальном поведении и добиться лишения ее родительских прав. Это было жестоко и аморально. Однако это был единственный способ не отдать ей Кончиту.

Рауль стиснул зубы. Он на несколько минут потерял голову, а теперь будет вынужден часами наблюдать за страданиями Саманты и ее попытками отобрать дочь. Малопривлекательное будущее.

Он тяжело вздохнул, и ночной воздух принес аромат цветущих апельсиновых деревьев и вереска. Когда его ноги коснулись красной земли его родного острова, он неожиданно ощутил прилив сил, словно эта земля посылала ему свою любовь и поддержку.

Это земля его предков. После него она перейдет к Кончите. Так будет. Он мрачно усмехнулся. Колман проговорился, что Саманта хочет любым способом вывезти ребенка в Штаты. Именно этого он и боялся. Но его девочка выросла здесь, здесь ее корни, и только здесь она будет жить. Он отправит Саманту домой, избавится от нее. Другого выхода нет. Цель оправдывает средства.

До дома он дошел пешком. Неожиданно до него донесся звук приближающейся машины. Встревоженный, он в два прыжка достиг оливковой рощи и вскоре с растущим гневом наблюдал, как к домику для гостей подъехала машина Колмана. Он разглядел бледное лицо Саманты, вышедшей навстречу Филу Колману, увидел, как она что-то тихо и торопливо ему говорит.

Затем Колман заключил ее в объятия.

7 ДОЧЬ

Если бы у нее было другое настроение, то ей бы очень понравилась дорога сквозь оливковую рощу к дому Рауля. Фил был очень мил и предупредителен, он сумел успокоить ее, так что утром она проснулась — проспав, впрочем, очень недолго — относительно отдохнувшей.

Она нервничала. Голубая майка, белые шорты, легкомысленный розовый рюкзачок за спиной — ни дать ни взять — старинная знакомая Рауля идет сквозь оливковую рощу в гости. Ощущения были такие же, как много лет назад, перед сложным экзаменом. Она почти не обращала внимания на окружавшую ее красоту, безжалостно топча кроссовками цветы, из которых в другое время наверняка набрала бы букет.

Кончита. Что, если она ее не примет? Вдруг Рауль будет настраивать ее против Саманты? Смогут ли они вообще понять друг друга?

В тюрьме она прилежно изучала испанский, но безупречное произношение магнитофонной записи и детский лепет — не одно и то же. К тому же присутствие Рауля способно сбить и более способного ученика, чем она. Он хотел заставить ее страдать… И все потому, что его мужское самолюбие было уязвлено. О, мужчины! Саманта невесело усмехнулась своим мыслям.

Дорожка стала значительно шире, и вскоре Саманта смогла разглядеть стоящий на холме дом старинной постройки, сложенный из больших камней. Открывшийся вид был так прекрасен, что она замерла одновременно в тоске и восхищении. Настоящий рай для ребенка, да и не только для ребенка.

Она нахмурилась и попыталась возразить сама себе. Если ребенок нелюбим и заброшен, то и скромный домик в Огайо, где ждет свое дитя любящая мать, будет лучше любого дворца. Она купит такой домик где-нибудь в глуши, они с Кончитой заведут цыплят…

Значительно приободрившись, она уже смелее зашагала по дорожке и вскоре остановилась перед входом в дом. Нервы снова сдали, когда она нажала кнопку звонка. Дверь открыла длинноногая красотка в джинсах и футболке.

Но это не Мерседес! — в панике подумала Саманта. Кто же это?

— Привет. Вы, должно быть, Саманта? Заходите.

Длинные Ноги излучали холодную приветливость. Или приветливый холод…

Они прошли через великолепный, отделанный мрамором холл, затем через весь дом, и здесь, когда решимость почти окончательно покинула Саманту, Длинные Ноги изрекли:

— Сеньор здесь, в саду.

Если все в доме будут относиться к ней таким образом, ей вряд ли удастся внушить Кончите хотя бы простую привязанность.

Она прошла через дивный сад, словно во сне, и, наконец, увидела Рауля, сидящего в тени раскидистого дерева. А рядом с ним… Руки Саманты взметнулись вверх, зажимая рот, стискивая горло.

Кончита.

Слезы туманили ей глаза, когда она почти беззвучно шептала:

— О, моя девочка, моя милая девочка, моя малышка, моя золотая малышка!

Она жадно пожирала глазами маленькую фигурку Кончита была одета в яркую маечку и цветастые шортики, волосики собраны в хвостик, однако несколько светлых кудряшек выбились из-под резинки и солнечным ореолом окружали личико малышки. Саманту переполняла любовь. Ее дочь прелестна. Они будут счастливы, обязательно будут, любовь Саманты сломает все преграды на пути к этому счастью!

Девочка возилась с разноцветными деревянными кубиками, и Саманта почувствовала нечто вроде гордости, что ее дочь так здорово умеет играть в одиночестве.

Больше всего ей хотелось кинуться вперед и заключить девочку в объятия. Она знала, что это невозможно, и потому стояла, превратившись в колонну, скрытая кустами, предоставленная сама себе. По крайней мере, здесь она может хотя бы не скрывать слез счастья.

Сейчас она выйдет, мило улыбнется и познакомится… Со своей дочерью!

Порыв ветра разрушил башню из кубиков, и Кончита возмущенно взвыла:

— Папа-а-а-а!

Саманта в ужасе прижала пальцы к похолодевшим губам. Рауль, обнаруживший ее присутствие только теперь, торопливо подошел к ней и тихо поинтересовался:

— Ты давно здесь?

— Достаточно, чтобы услышать… Как ты мог, как ты посмел это сделать? Какими еще способами ты пытаешься отобрать моего ребенка?!

— Я стараюсь поправлять ее, но она так решила сама. Она вообще очень решительная, и у нее есть собственное мнение, ты скоро сможешь в этом убедиться.

— Что ты хочешь этим сказать? И что ты уже наговорил про меня?

— Ничего я ей не говорил. Я вообще не собирался тратить на это время. Ладно, оставим это. Ты готова? Я собираюсь вас познакомить.

Злость, обида, все разом вылетело у нее из головы. Желудок провалился куда-то очень глубоко, а вот сердце заколотилось где-то в горле.

— Рауль, я… я готова, но… Я должна тебя предупредить. Если я замечу, что ты хоть словом пытаешься повлиять на ее отношение ко мне, я немедленно отправлюсь за Филом. Подключу адвокатов. У Кончиты должна быть возможность узнать свою мать и полюбить ее. Я ясно выразилась?

— Яснее не бывает. Полагаю, именно об этом вы договорились с Филом сегодня ночью?

Он застал ее врасплох, и она, покраснев, выдавила:

— Э-э-э, да.

— А как насчет утра? Может, он тебе еще кое в чем помогал?

Она вспыхнула от негодования.

— Как ты смеешь…

— Твое возмущение очень красноречиво. Будь осторожна, Саманта. В твоем положении нужно вести себя святее папы римского, а ты пошла по рукам. Сейчас Колман, кто следующий? Это может обернуться против тебя.

Она смерила его холодным взглядом, хотя вообще-то он был в чем-то прав. Фил хотел остаться на всю ночь. Разумеется, это был всего лишь дружеский жест, но ему стоило бы подумать, как это могут расценить другие! Например, Рауль.

— Я не желаю выслушивать твои оскорбления. Тем более, препираться с тобой. Сейчас я хочу просто увидеть мою дочь, ничего больше.

— Ты помнишь наш уговор?

— Да, да, я все помню, я скажу, что знала ее папу, я сдержу свое слово, Рауль, но и ты помни: никаких трюков!

Он усмехнулся.

— Мне они не понадобятся.

Он выглядел очень уверенным в себе. Поднял руку и помахал кому-то в доме. Через минуту из открытых дверей веранды выплыли Длинные Ноги.

— Ты не принесешь нам кофе, Химена?

— Разумеется. И апельсиновый сок для Кончиты? Я испекла бисквиты. Если хотите, принесу и их.

Рауль улыбнулся красотке, она улыбнулась ему. Саманта тоже выдавила вежливую улыбку, хотя больше всего на свете ей хотелось, чтобы Длинные Ноги исчезли с лица земли. Немедленно.

— Предупредительная девица!

Саманта подумала, что говорит точь-в-точь как ревнивая жена, и немедленно залилась краской. Какое ей дело до этой девушки?

— Она дьявольски портит мне фигуру, потому что готовит как ангел, — заметил Рауль. — А вообще она сокровище. Бриллиант среди женщин.

— Скорее, жемчужина.

— Нет, бриллиант. Бриллианты — навсегда.

— Ты хочешь сказать, что этот бриллиант навсегда останется при моей дочери?

— Химена будет оставаться здесь столько, сколько пожелает сама.

Очень интересно, он что, гарем здесь собирает? Против своей воли Саманта представила, как прошлой ночью он заявился домой, злой и возбужденный. Что, интересно, могло произойти в таком состоянии между ним и этой длинноногой нимфой?

— Надеюсь, она хорошо относится к Кончите?

— Прекрасно. Вскоре ты сама увидишь, как счастлива твоя дочь. Кончита, малыш!

Он спустился в сад и окликнул девочку. Та подняла голову, окинула Саманту безразличным взглядом и продолжала возиться с кубиками.

— Это Саманта, она знала твоего настоящего папу, еще до того, как ты родилась.

Еще один взгляд, столь же равнодушный. А чего ты ждала, одернула себя Саманта. Что она немедленно вскочит и помчится к ней, что голос крови подскажет ей, кто перед ней стоит?

Рауль, усмехнувшись, сел в удобное кресло из соломки. Саманта неловко опустилась прямо на траву, рядом с Кончитой.

— У меня есть для тебя подарок.

Саманта говорила по-испански, чем явно был удивлен Рауль. Девочка взглянула на нее в третий раз. Фамильные ресницы ди Аройя взметнулись — и Кончита опять отвернулась к своим кубикам. Этого ребёнка не подкупить. Что ж, значит, сильный характер, в некотором отчаянии подумала Саманта. Она ждала и наблюдала. Пальчики у малышки очень ловкие. Ничего общего с короткими, неуклюжими и грубыми пальцами Карлоса. Скорее, она унаследовала руки Рауля.

Саманту терзали одновременно боль и радость. Кончита очень хорошенькая. Любая мать могла бы по праву гордиться такой дочуркой. Беда в том, что она, Саманта, не любая. Она провела почти три года в тюрьме, и это еще не раз откликнется ей.

Рюкзак выскользнул из ослабевших рук, вещи рассыпались по земле. Рауль насмешливо смотрел, как она пытается запихнуть все в сумку, а она…

Она вдруг похолодела, почувствовав прикосновение маленьких пальчиков. Кончита помогала ей!

Едва заметив реакцию Саманты, девочка насупилась и отошла, но Саманта улыбнулась и протянула ей пакет.

— Спасибо тебе, ты очень здорово мне помогла. Здесь подарок для тебя.

Через минуту Кончита с восторгом рассматривала красивую куклу, одетую в нарядное платьице. Когда под платьицем обнаружился ярко-розовый купальник, девочка издала громкий вопль восторга. Кроме того, в рюкзачке куклы обнаружились щетка для волос, крем для загара, полотенце и солнечные очки.

Раулю было немедленно велено расчесывать щеткой желтые кукольные волосы, а сама Кончита, высунув язык, пыталась надеть на нее солнечные очки. Саманта чувствовала себя так, как будто выиграла миллион долларов.

Рауль с притворной строгостью посмотрел на девочку и сказал:

— А что нужно сказать?

Явно смутившись, Кончита обвила ручонками его шею и надулась, но все же выпалила:

— Большое спасибо!

Саманта, неожиданно обессилев, опустилась в плетеное кресло. В этот момент подошла Химена с большим подносом. Накрыто было на троих, и Рауль с удивлением посмотрел на девушку, ласково тронул ее за руку.

— Ты не выпьешь с нами кофе?

— Не сейчас, Рауль. Я делаю тирамису.

Уходя, она ласково потрепала Кончиту по голове, и девчушка ответила ей веселой улыбкой, отчего в сердце Саманты вонзился острейший нож ревности. Она была чужой здесь, чужой для всех. Даже для своей дочери.

— Кончита, к столу!

Рауль разливал кофе по чашкам.

— Разве она не может остаться и играть?

— Нет. Она должна быть за столом, если хочет есть.

— Но…

— Никаких «но», это правило, которому следуют в этом доме.

К изумлению Саманты, девочка спокойно поцеловала куклу, положила ее на землю и пошла за стол.

— Можно-мне-пожалуйста-кусочек-бисквита-спасибо! — Это она выпалила на одном дыхании.

— Разумеется, дорогая, но… один, Кончита!

Девочка хитро посмотрела на Рауля, взяла один кусок и разломила пополам.

— Нет, два!

Рауль не мог сдержать улыбку:

— Я еще ни разу не выиграл в наших спорах.

Саманта смерила его довольно холодным взглядом и повернулась к Кончите.

— Кончита, а как ты назовешь куклу?

— Мама!

Саманта поперхнулась, и Рауль спешно подсунул ей стакан с водой, заметив вполголоса:

— Она хочет во всем походить на Лусию, ничего больше. Это пройдет.

В этот момент Кончита подбежала к Раулю и, смеясь, затараторила что-то по-испански, а он отвечал ей, но так быстро, что Саманта ничего не могла понять. Без слов было понятно одно: эти двое любят друг друга и прекрасно обходятся без переводчиков и без посторонних.

Без нее.

Саманта глотала обжигающий кофе, не чувствуя вкуса. Фил Колман ошибался, сильно ошибался. Очевидно, что Рауль заменил девочке и мать, и отца, а она стала ему дороже всего на свете. Это светилось у него в глазах, проскальзывало в жестах. Язык мог бы соврать, но тело говорило само за себя. Фил ошибался…

— Саманта, ты в порядке? Ты хорошо себя чувствуешь?

— Я… Да, все нормально.

— Если хочешь, можешь вернуться домой, а мы пойдем на пляж, или ты пойдешь с нами?

— Я пойду с вами.

— Ты уверена?

Он забрал чашку из ее окоченевших пальцев и окликнул девочку:

— Кончита, если ты уже закончила, то можешь отправляться играть. Давай я вытру тебе губки.

— А поцелуйчик?

— Сладкая моя!

Это был сложившийся ритуал, и Самантасмотрела на него с завистью. Кончита ускакала, и Рауль повернулся к Саманте.

— Послушай меня. Перестань себя изводить, хватит, Саманта! Ты же видела достаточно, чтобы понять: твоя дочь здорова, весела, счастлива…

— …И любима!

— Да, очень любима. Зачем ты себя мучаешь? Ты же понимаешь, что со мной ее жизнь будет только лучше. Я ее официальный опекун, и вся моя жизнь посвящена ей без остатка.

Она подняла на него глаза — растерянные и полные боли.

— Я не знала, что это так… У Фила создалось впечатление, что тебе наплевать на девочку…

— Это неправда. Либо он чертовски плохо разбирается в людях, либо ненавидит меня лютой ненавистью, либо… либо он хотел, чтобы ты приехала сюда и была полностью уничтожена!

— Но зачем?!

Глаза Рауля опасно сузились.

— Возможно, он хочет, чтобы ты нуждалась в нем, и надеется, что в подобном случае ты станешь искать у него утешения.

— Но я не буду этого делать! Кончита должна узнать, кто я на самом деле.

— Зачем? Ты не думаешь, что без тебя она будет счастливее?

— Возможно, сейчас ты прав. Однако вскоре она все равно захочет узнать, кто ее мать. Она уже нуждается в этом, она зовет тебя папой, а куклу — мамой. Это ненормально, Рауль. Она не просто хочет быть как Лусия, она хочет точно знать, кто она такая и кто ее родители.

Рауль вздохнул. У Лусии те же проблемы — Мерседес позаботилась об этом, отказав ему в праве называться отцом. Однако Саманта права. Не дай бог превратиться в маленького тирана вроде Лусии. Саманта действительно могла бы стать решением проблемы…

Только никаких истерик в доме. Хватит с него.

— Я все понимаю, Саманта, но пойми и ты. Во-первых, это будет очень больно и тяжело для тебя…

— Свою боль я уже пережила! И страх пережила! И унижение! Ты, Рауль, даже представить себе не можешь, как много я всего пережила!

Его потрясла ее страстность. Рауль словно впервые взглянул в ее глаза и увидел в них такую боль и муку, такую страшную, старческую мудрость, что почувствовал непонятный трепет. Впустить ее в их с Кончитой жизнь? Разделить с ней эту боль?

— Зачем причинять себе новые страдания? Она в порядке. Будь счастлива этим и отправляйся домой.

— Я не уеду до тех пор, пока Кончита не узнает правду. Возможно, это будет тяжело. Возможно — невыносимо тяжело. Но это ее право. Я так много прошу, Рауль?

Он тут же потемнел лицом, сдвинулись на переносице густые брови.

— А это все, что ты просишь?

Теперь в его голосе были только сталь и лед, ни следа сочувствия. Во всяком случае, врать не было смысла.

— Возможно, когда она подрастет, я могла бы забирать ее на каникулы.

— До ее совершеннолетия она не покинет остров без меня.

— Что ж, тогда я обращусь в суд.

— Только деньги зря потратишь, и Колман должен это понимать. Сходи к какому-нибудь другому адвокату и узнай, наконец, правду. Кончита под моей опекой, Саманта. Ты можешь навещать ее два раза в год…

— Но этого мало!

— Тогда оставайся здесь жить. Один мой друг развелся со своей женой-итальянкой. Ребенок остался с ним, и теперь они живут на острове. Тогда его жена продала дом в Италии, оставила работу и поселилась здесь. В противном случае она не смогла бы видеть своего ребенка, Оставайся — или никогда не увидишь Кончиту.

8 НАЧАЛО ДОЛГОГО ПУТИ

Саманта сидела тихо-тихо, слушая, как Рауль читает племяннице сказку на ночь. Если отбросить в сторону все ее душевные муки, а также приступы отчаянной ревности, то день получился вполне идиллический.

Вначале они ходили на пляж. Дорога к нему вела от самого дома сквозь чудесный сад, наполненный благоуханием цветов и пением птиц. Кончита не молчала ни минуты, сама напоминая маленькую птичку. Мир дарил свои сокровища маленькой хозяйке острова. Пестрая ящерица на горячем камне, сердитая водяная крыса, нырнувшая в пруд при их приближении, акулья челюсть, выброшенная морем на берег, — все было интересно, и Рауль терпеливо рассказывал, разъяснял, показывал и учил. Они говорили по-испански, и Саманта подумала, что это будет главной проблемой для установления дружбы с дочкой. Рауль понял, о чем она думает.

— Мерседес родилась и выросла в Англии, они с Лусией говорят в основном по-английски. Кончита одинаково знает оба языка, но мы с ней чаще говорим по-испански.

Саманта ничего не ответила, только сердито посмотрела на него. Весь остаток дня она посвятила наблюдению за Кончитой.

Однажды ей даже удалось подержать дочь на руках. Она подхватила ее, когда большая волна от проходящего корабля хлынула на берег. Кончита верещала от восторга, а Саманта таяла от счастья.

День был полон горького счастья, сладкой тоски.

Теперь этот день подошел к концу. Рауль дочитал сказку, Кончита засыпала. Постепенно и его глаза закрылись, и Саманта могла беспрепятственно наблюдать за ними обоими. Сильное, мужественное, красивое лицо Рауля — и нежное личико ее дочери. Как жаль, что отцом девочки был Карлос, не Рауль! С ним она вырастет в безопасности и счастье…

Откуда эти тоскливые мысли? Кончита должна вырасти с ней, со своей матерью! Плоть от плоти, кровь от крови ее!

Рауль вздрогнул, освобождаясь от сонливости, тихо поднялся и шепнул на ухо сонной девочке.

— Спокойной ночи, Кончита. Попрощайся с Самантой.

— Спокойной ночи, Саманта.

— Спокойной ночи, Кончита, малышка.

— Спокойной ночи, Мама.

Саманта застыла на месте, Рауль тоже окаменел. Медленно, очень медленно, чтобы не разорвалось от счастья сердце, она повернулась к девочке.

Кончита заботливо укутывала куклу и целовала ее в щеку. Куклу Маму.

Рауль не мог произнести ни слова. На его глазах Саманта взлетела к небу и рухнула наземь. Он видел ее бурную радость и не менее бурное разочарование и боялся признаться самому себе, что ему жаль ее.

Саманта стремглав бросилась из комнаты, словно за ней гнались все псы преисподней. Рауль последовал за ней, недовольно хмурясь. События развивались стремительнее, чем ему бы хотелось.

Саманта съежилась на ступеньках дома. Больше всего ей хотелось оказаться далеко-далеко отсюда, а еще — спать. Часами. До самой Америки. Рауль сам не знал, почему опустился рядом с ней и тронул за плечо.

— Мне очень жаль, Саманта, правда, очень жаль, что так получилось.

— Уходи.

— Прости. Мне жаль…

Он был бессилен ей помочь. Слишком сильное разочарование постигло эту красивую женщину с глазами старухи. Рауль вздохнул и ожесточенно потер подбородок.

— Не лучший момент для тебя, я понимаю. И жаль Кончиту. Я был слеп.

— Слеп?

— Да, я не видел, что ей действительно нужно.

Саманта забыла про слезы, про боль в груди, про все на свете. Она смотрела на Рауля с надеждой, умоляюще, не веря до конца тому, что он сказал. Неужели он позволит ей остаться рядом с дочерью? Она вцепилась в его руку и заговорила судорожно срывающимся голосом:

— Рауль, ты хочешь, чтобы я уехала, но ведь это неправильно, ты же сам видишь. Ей нужна мама.

— Да, мама ей нужна. Но вот ты…

— Ты все еще считаешь меня преступницей, но это неправда. Да будь это и правдой, Кончите все равно нужна мать, ее собственная родная мать! Не Мерседес, не Химена, не любая другая, а я! Ее настоящая мать! Позволь мне стать частью ее жизни, Рауль, она нуждается во мне!

— Ты просишь слишком многого…

— Нет, если ты действительно думаешь о ней! Если ты просто мстишь, тогда другое дело, но, если ты хочешь Кончите добра, позволь мне быть с ней!

— Мне надо подумать.

— И как долго?

— Я не знаю. Сколько понадобится. Одна часть меня хочет войны…

— А другая?

— А другая очень боится, Саманта, что ты принесешь нам несчастье.

— Как я могу желать плохого моему собственному ребенку? Я буду осторожна, Рауль. Предельно осторожна. Ты сам скажешь, когда будет можно. Я буду подругой ее отца до тех пор, пока ты сам не скажешь ей правду.

— На это может уйти много времени.

— У меня в запасе целая жизнь. Разве есть что-то более важное?

— Хотелось бы верить. Вот что: я обдумаю все как следует и поступлю исключительно в интересах Кончиты. Не в твоих, Саманта. А теперь, будь добра, перестань терзать мою руку.

Она в смущении выпустила его и увидела, что от ее пальцев на его коже остались следы.

— Прости. Я потеряла голову…

— Как обычно. Ладно, у тебя был трудный день.

Не то слово, однако она ни на что этот день не променяла бы. Некоторое время Саманта сидела на ступенях. До нее доносился приглушенный разговор Рауля и Химены. О чем они говорят? Двери распахнулись, Рауль снова выглянул и с некоторым подозрением посмотрел на нее. Она утомленно улыбнулась, поднимаясь с крыльца.

— До завтра.

— Подожди, я провожу тебя.

— Я и сама отлично могу дойти!

Рука Рауля обвилась вокруг ее талии. Она ощутила тепло его тела — и его возбуждение! Ему стоит поторопиться к Химене, промелькнула в голове циничная мысль.

— Упрямая женщина! Ты слишком слаба, еле ноги переставляешь.

— И совершенно не расположена к чьему-либо обществу.

Голос Рауля был непривычно мягок, но слова звучали твердо:

— Перестань сражаться со мной. Я не могу отпустить тебя одну в таком состоянии.

— Что, опять репутация?

— Разумеется, ей будет нанесен урон, если ты помрешь на моей земле.

— О, я лучше поползу на четвереньках, чем позволю, чтобы твоя драгоценная репутация так пострадала!

— Теперь я знаю, в кого Кончита такая упрямая. Она, если уж решит что-нибудь сделать, то сделает, хоть ты умри.

Саманта слабо улыбнулась и перестала сопротивляться его помощи. Путь предстоял неблизкий, а мышцы ног болели немилосердно. Давно уже ей не приходилось столько ходить.

Через некоторое время он снова заговорил:

— Тебе было очень тяжко?

— О, да.

— Но ты собираешься повторить пытку?

— Разумеется. Было тяжко, это верно. Но и замечательно. Кончита великолепна. Я обожаю ее.

— Думаю, завтра тебе стоит отдохнуть.

— Но я хочу видеть Кончиту!

— Я знаю. Мне нужно время, чтобы все обдумать.

— А при мне ты думать не можешь?

— Не могу.

— Но я не буду мешать. Я буду играть с Кончитой…

— Саманта, я не просто не могу думать при тебе, я не могу даже сосредоточиться. Просто прими это как факт и передохни завтра. Я же вижу, что с тобой творится. Ты что, хочешь сгореть, не успев ничего добиться?

Он был прав, и Саманта ненавидела его за это. У нее даже дыхания не хватало, и, заметив это, Рауль остановился и осторожно обнял Саманту за плечи. Боясь совершить ошибку прошлой ночи, она напряженно уставилась куда-то в темноту, стараясь никак не реагировать на мягкое прикосновение его пальцев. Он отвел золотистые локоны, упавшие ей на лицо, и сказал мирно и спокойно:

— Можешь спать завтра хоть целый день.

— А ты… Рауль… ты не… ты не обратишь это потом против меня? Не скажешь, что я провалялась в кровати, вместо того чтобы быть со своей дочерью?

— Нет, Саманта. Послушай, я вовсе не собираюсь причинять тебе какой-либо вред или настраивать против тебя Кончиту. Но я не хочу, чтобы однажды ты разрыдалась на ее глазах или упала в обморок. Тебе просто нужны силы. Пойдем, осталось недолго.

Они шли, обнявшись, словно любовники. Эта мысль поразила ее, хотя она прекрасно понимала, что он всего лишь следит, чтобы она не упала, а она всего лишь держится за него, обняв за талию. И все-таки на самом деле ей хотелось утонуть в его объятиях, заснуть на его широкой груди.

На груди заклятого врага, который будет сражаться с ней за ее дочь всеми возможными и невозможными методами.

Вилла была уже неподалеку. Саманта сделала попытку высвободиться, но Рауль не обратил на это никакого внимания.

— Спасибо, Рауль. Спокойной ночи.

— Я должен убедиться, что ты добралась до своей комнаты.

— Следишь за мной? Думаешь, не устрою ли я в твоем доме оргию?

— Не думаю, что сегодня ты на это способна, но если хочешь — пожалуйста. В принципе, мне это только на руку. Суд обожает такие истории.

— Извини, я сморозила глупость. Ты очень любезен, что проводил меня и убедился, что все в порядке…

— Погоди, я помогу тебе с замками.

Некоторое время она тупо следила за его руками, а затем неожиданно тихо произнесла:

— Помнишь… Ты обещал провести меня через ад. Ты преуспел в этом.

— Саманта!

— Уходи. Просто уходи.

— Я не могу…

— Почему?!

— Не знаю. Вернее, слишком хорошо знаю, почему. Я не забыл тебя…

— Слишком поздно! Ты был нужен мне много лет назад! Ты был мне нужен, но ты, ни слова не говоря, женился на другой!

Силы покинули ее окончательно, и Саманта кинулась в спальню, глотая слезы. Заперла дверь и зачем-то приперла ее тяжелым стулом.

Через некоторое время она услышала, как закрылась входная дверь. Рауль ушел. Можно было плакать без помех.

Рауль не мог заснуть очень долго. Перед глазами стояло заплаканное лицо Саманты. Уже настало утро, а он все еще не мог отделаться от мрачных воспоминаний.

Кончита не смогла его развеселить, и Химена забрала ее с собой в деревню, «за всякими дамскими штучками». Куклу Кончита взяла с собой, и Рауль никак не мог решить, нравится ему это обстоятельство или нет.

Он не мог ее забыть! Золотые локоны, огромные синие глаза, полные слез и тоски, нежные руки, судорожно сжатые на груди… Тело. Ее прекрасное и желанное тело.

Когда он в третий раз напутал что-то в простом счете, то понял, что нужно передохнуть. Рауль направился на пляж.

Он всегда так делал, когда предстояло принять нелегкое решение. Уходил в одиночестве на берег моря и плавал до полного изнеможения.

Обратно он обычно шел с прояснившейся головой и легким сердцем. Решение приходило словно само собой и было неожиданно легким.

Он миновал сад и замер на минуту на вершине холма, чтобы еще раз полюбоваться раскинувшимся внизу великолепием. И увидел Саманту.

Ноги сами несли его к ней, в то время как разум изо всех сил размахивал красным флагом, предупреждая об опасности. Она должна отдохнуть и прийти в себя, а он, Рауль, никак не может этому способствовать. Они не могут быть вместе, не могут… однако огонь в крови уже пылал, мосты благоразумия рушились, бастионы глухой обороны рассыпались в прах…

На Саманте было очень открытое бикини, и при виде Рауля она непроизвольно прикрылась руками. После вчерашнего вечера между ними возникла странная неловкость, и он поспешил разрушить ее, отведя взгляд от ее тела.

— Не ожидал тебя здесь увидеть. Извини за вторжение. Хотел поплавать.

— О чем ты говоришь, это же твой пляж.

Она опять нервничала, видимо из-за того, что он застал ее праздно отдыхающей на пляже. Рауль почувствовал себя виноватым и попытался вложить в свою улыбку максимум дружелюбия. Ободренная Саманта заговорила чуть спокойнее:

— Я спала долго-долго. Выспалась, почувствовала себя значительно лучше и решила искупаться. Мне ужасно здесь понравилось вчера. Я хотела провести здесь весь день.

— Я бы тоже хотел. Не против, если я останусь?

— Я уйду, только если мы опять начнем выяснять отношения. Сегодня день отдыха.

— Я не буду выяснять отношения. Хочу просто поваляться на песке и ни о чем не думать. Рад, что тебе лучше.

— Ты был абсолютно прав, мне необходима передышка. Слишком долго я жила в напряжении.

— Могу себе представить.

Непрошеная жалость опять охватила Рауля, и он постарался забыть о ней. И не смотреть на ее грудь.

Саманта — его противник. Она хочет забрать у него Кончиту. Как золотится на солнце ее кожа…

— А где Кончита, Рауль?

— Скупает все розовые платья в магазинах города под руководством Химены.

— Химена хорошо с ней ладит, да? А Кончита когда-нибудь называла ее мамой?

— Один раз. Давно.

— Одного раза вполне достаточно, Рауль.

— Знаю. И Химена знает. Она сразу же все объяснила Кончите. Все наши родственные отношения.

— В каком смысле?

— Химена моя золовка.

— Она сестра Мерседес?!

— Ее муж умер полтора года назад от рака. Химена вбила себе в голову, что никогда больше не выйдет замуж и не будет иметь своих детей. Это, конечно, глупо, но, во всяком случае, она очень любит Кончиту и с удовольствием ухаживает за ней. А я желаю Химене только счастья. Она так преданно ухаживала за своим мужем! Она замечательная.

— Бриллиант среди женщин, я помню. Бедная Химена. Должно быть, ужасно потерять мужа так рано. Все мечты, все надежды на будущее…

Саманта казалась тронутой до глубины души — и потрясенной.

— Саманта?

— Прости, я задумалась. Он быстро умер?

— Ее муж? Да, к счастью, он почти не мучился. Они оба жили с нами. Так ей было легче. Не надо было заниматься домашними делами, можно было все отдавать ему.

— Вам всем пришлось нелегко.

Рауль недоумевал, почему он все ей рассказывает. Он никогда и никому не рассказывал о Химене, и даже в собственной семье не раскрывал своих чувств, а вот перед Самантой захотел раскрыться.

— Худшие минуты я испытал, когда она прорыдала всю ночь. Я чувствовал себя беспомощным. Я готов был сделать для нее все, что угодно, но в ту минуту помочь ничем не мог.

— Никто не смог бы. Есть вещи, через которые люди проходят в одиночестве. Человек проходит сквозь испытания — и становится сильнее. Ты все делал правильно, Рауль.

— Ты так думаешь?

— Ты поддержал ее, когда она в этом нуждалась. Она тебя очень любит.

— А я — ее.

Еще бы, без Химены он бы пропал.

— Ты помогаешь ей и сейчас. Ее жизнь наполнена смыслом, ведь она заботится о вас с Кончитой, как… мама-наседка о цыплятах.

Рауль прекрасно понимал, о чем думает Саманта. Он осторожно взял ее за руку.

— Химена никогда не займет место матери Кончиты. Она попросила у меня разрешения остаться и приглядывать за домом после смерти мужа. С одной стороны, ей необходима семья, с другой — она не хочет быть обузой. К тому времени моя экономка уволилась, и я с радостью согласился на замену.

— А разве никого не шокирует, что она живет с тобой в одном доме?

— Но ведь здесь же живут и Мерседес, и Лусия. Все знают, что мы одна семья, и никого это не удивляет.

— Бедная Химена. Надеюсь, однажды счастье вновь улыбнется ей. Пойду окунусь.

Он смотрел ей вслед и вспоминал, какой веселой и полной жизни она была раньше. Услышит ли он когда-нибудь еще ее беззаботный смех?

Немного погодя Рауль скинул футболку и отправился вслед за ней. Качаясь на волнах и глядя на Саманту, он продолжал думать о Кончите. Что ж, однажды он уже принял решение — это касалось Мерседес и Лусии. Теперь Кончита.

Саманта права — девочке будет легче с родной матерью. Единственное, на что он не пойдет, так это на то, чтобы они оставались наедине. Никогда! Рауль быстро поплыл к берегу. Саманта догнала его, и они одновременно ступили на золотистый песок. Рауль подал ей руку, помогая выйти из воды, и увидел ее сияющие глаза.

— Ты принял решение! — уверенно сказала Саманта. — Ты позволишь мне остаться радом с ней и стать ее другом!

— Какого черта, откуда ты…

— Я прочитала тебя!

— Прочитала?!

— Я следила за выражением твоего лица там, в море, и поняла все. Ты принял правильное решение, Рауль!

Он медленно поднял на нее глаза:

— Только не заставляй меня пожалеть об этом. Если ты причинишь девочке вред…

— Я клянусь! Только ее интересы, только ее счастье, Рауль. И спасибо тебе.

— Я делаю это для Кончиты, не для тебя.

Честно говоря, в последнем он уверен не был. Почему-то Рауль чувствовал так, словно с его плеч свалилась тяжелейшая ноша. Они будут видеться. Узнают друг друга лучше. Безумие. И счастье.

Рауль пытался сосредоточиться, но счастливое личико и золотые кудри начисто перечеркивали эту возможность. Радость Саманты наполняла его душу светом, а еще он страстно хотел ее поцеловать.

— О, Рауль, я так счастлива!

Прежде чем они оба опомнились, Саманта обняла его и расцеловала в обе щеки, а он, не отдавая себе отчета в том, что делает, жадно приник к ее губам, и через секунду она ответила на его страстный поцелуй. Еще через мгновение она отстранилась и с некоторым смятением взглянула на Рауля.

— Не могу поверить, что я это сделала!

Он улыбнулся:

— Ты никогда не отличалась благоразумием.

— Это так. Но я это сделала!

Повернувшись, Саманта, смеясь, снова бросилась по горячему песку прямо в нежные объятия морских волн.

9 «ЦЫПЛЯТЫ»

— Думаю, надо пойти покормить зверюшек!

Рауль и Кончита пришли с утра к Саманте, как и договорились накануне. Саманта счастливо улыбалась, видя, как Кончита скачет по садовой дорожке.

— Каких же зверюшек, милая?

— Цыплятов!

— Цыплят. И еще индюшек, козочек, овечек и гусей. — В голосе Рауля звучала неподдельная нежность. — Пойдем, Саманта. Мы тебе все покажем. Кончита приберегла это от своего завтрака.

Малышка сжимала в кулачке большой кусок хлеба. Рауль повторил свои слова по-испански, и она энергично закивала, тряся золотистыми кудряшками, из которых немедленно выпали все заколки. Саманта протянула к ней руки.

— Позволь, я помогу…

Но девочка увернулась от нее, спряталась за ногу Рауля и недоверчиво глядела на Саманту немного исподлобья.

Еще слишком рано. Она просто не привыкла. Саманта знала, что это так, но обида и боль все равно терзали ее сердце.

— Дай-ка мне заколку, Саманта.

Рауль поставил на землю свой пакет с хлебом, нагнулся к девочке, собрал ее волосики вместе и мгновенно закрутил их в аккуратный хвостик, что свидетельствовало о большой практике в этом сложном деле. Девочка в ответ одарила его абсолютно солнечной улыбкой.

Через минуту они отправились в путь. Кончита ехала верхом на Рауле, ухитряясь еще и подпрыгивать у него на плечах.

— За птицами ухаживает специальный человек, так вот он сообщил, что у индюшек вылупились птенцы. Я решил, что Кончите захочется на них взглянуть.

Они шли среди виноградников и цветов, Кончита болтала ногами и использовала голову Рауля в качестве походного барабана. Наконец он подхватил ее и поставил на землю.

— Вот и они.

— Цыпляты…

Кончита в полном восторге ринулась в самую гущу перепуганных индюшат, производя среди них эффект маленькой бомбы. Саманта улыбнулась.

— Вся в меня. Такт и аккуратность… как слоник в посудной лавке.

Рауль улыбнулся в ответ.

— Всего лишь здоровый энтузиазм.

Смеясь, Рауль поймал Кончиту за руку и стал показывать ей, как правильно кормить индюшат — сначала кидать крошки дальше, а постепенно все ближе и ближе, чтобы птенцы успели привыкнуть. Вскоре пара самых отчаянных птенцов уже толкалась у ножек девочки.

— Привет, цыпляты…

— Цыплята!

— Я и говорю, цыпляты.

— Стой, не двигайся, малышка, будь очень осторожна.

Девочка превратилась в маленькую статую, шевелились только ее пальчики, крошащие хлеб.

Рауль с улыбкой протянул Саманте кусок хлеба.

Он прекрасен, подумала она, он прекрасен и добр к моей девочке.

Она пыталась понять испанскую речь, когда они с Кончитой сыпали зерно птицам и кормили остальных зверей в загоне.

Что-то привлекло ее внимание, что-то белое около клумбы.

— Глядите-ка, я нашла яйцо!

Саманта осторожно положила находку в чумазую ладошку своей дочери. Девочка в восхищении уставилась на яйцо.

— Оно тепленькое!

Рауль склонился над девочкой и мягко улыбнулся.

— Осторожно, оно очень хрупкое.

— Это тебе на завтрак, маленькая.

Саманта не могла отвести взгляд от лучистых глаз Кончиты.

— Да, да! Большое спасибо!

Саманта бросила на Рауля благодарный и теплый взгляд, но почти мгновенно отвела глаза. На секунду она представила невозможное: она, Кончита и Рауль вместе кормят «цыплятов», едят на завтрак свежие яйца и любят друг друга до конца дней своих.

Только этого никогда не будет, ибо Рауль считает ее мошенницей, обманувшей многих невинных людей, и к тому же виновницей смерти его младшего брата. Может быть, он и не против поцеловаться с ней пару раз, но никогда не позволит ей войти в его дом.

Мечта была прекрасна, действительность, как всегда, гораздо неприятнее. Еще недавно в планы Саманты входило как можно скорее увезти свою дочь отсюда… Из этого рая?

Все правильно, Рауль ведь предупреждал ее — будущее Кончиты здесь, и открывшаяся истина больно ранила сердце Саманты. Ее дочь счастлива здесь…

— А теперь мы идем в гости к Саманте!

Голос Рауля прозвучал совсем рядом, вернув ее к действительности, которая была совсем не так уж грустна. Даже наоборот. Кончита, издав боевой клич индейцев, кинулась бегом по дорожке. Рауль, подмигнув Саманте, ринулся за ней. Она слышала крик, смех, невнятную болтовню, опять счастливый детский смех и голос Рауля…

Я хочу быть с ним, вдруг отчетливо поняла она. Не только и не столько физически, нет. Иметь возможность опереться на его сильное плечо, поверить ему свои беды, обиды и боль, знать, что в его лице рядом с ней друг и защитник.

Усилием воли она удержала готовые пролиться слезы. Нельзя расслабляться. Жизнь ошибок не прощает, и слабостей тоже, не простит их и Рауль.

Уставшая после шумного купания в бассейне, Кончита почти мгновенно заснула в тени миндального дерева на лужайке, а Рауль присоединился к Саманте, задумчиво болтавшей ногами в теплой воде.

— Яйцо ей понравилось.

— Почти так же, как настоящий драгоценный камень.

— Она восторженная натура. И любопытная. Мне приходится многому учиться, чтобы поспеть за ней. Я уже неплохо разбираюсь в жуках, но червяки пока остаются для меня загадкой.

— А как насчет пчел, похожих на дирижабли? — с тревогой поинтересовалась Саманта, видя, как огромное полосатое и мохнатое создание берет курс прямо на нее. — Гудит, как реактивный самолет!

— Сиди спокойно, он тебя не тронет.

Секунду спустя громадный шмель вознамерился доказать ошибку Рауля и вошел в крутое пике. Саманта с воплем схватилась за руку Рауля, пытаясь увернуться… и через мгновение оба оказались в воде, хохочущие и фыркающие. Она поспешно кинулась к лестнице, чтобы выбраться, так как ей не понравилось уже знакомое исступление в его глазах.

Разумеется, он поймал ее прежде, чем она взялась за поручни…

Неожиданно Саманта услыхала чей-то голос. Они оба обернулись, причем Рауль все еще не выпускал ее талию. Возле бассейна стояла Мерседес.

Красавица-испанка не сильно изменилась за прошедшие годы. В последний раз Саманта видела ее в день похорон Карлоса — через неделю саму Саманту взяли под стражу…

Черные прямые волосы обрамляли бледное, почти не тронутое загаром лицо. На Мерседес были шорты и замшевая безрукавка, руки уперты в бедра, а в глазах — выражение холодного презрения. К изумлению Саманты, Рауль так и не снял руки с ее талии.

— Привет, Мерседес. Это Саманта, она…

— Вместо того, чтобы развлекаться с уголовниками, обратил бы внимание на свою племянницу.

Только по тому, как напряглась его рука, Саманта догадалась о его истинных чувствах. Голос же Рауля прозвучал совершенно спокойно.

— Кончита спит.

Раздался всплеск. Саманта обернулась и увидела девочку, постарше Кончиты, лет пяти, в розовом нарядном платьице, украшенном немыслимым количеством лент, бантиков и рюшечек.

Лусия собственной персоной. Девочка занималась тем, что целенаправленно спихивала ногой в бассейн все, что попадалось ей на пути: шезлонг, темные очки Саманты, полотенце, тапочки Кончиты, тарелку, кувшин с апельсиновым соком. Рауль рванулся к ней.

— Лусия, ради бога!

Мерседес с вызовом посмотрела на него.

— Не смей кричать на ребенка!

Девочка с истошным воплем кинулась прочь от Рауля, прижалась к ногам матери и заканючила:

— Не подходи ко мне! Мамулечка, спаси меня, мамулечка-а-а!

Саманта стояла, до глубины души потрясенная этой сценой. Рауль и Мерседес не сводили друг с друга глаз. Во взгляде женщины пылали ненависть и вызов, во взгляде Рауля — усталость, растерянность и беспомощность, да такие сильные, что Саманте немедленно захотелось обнять его, защитить.

Саманта тихонько выбралась из бассейна, не очень зная, что ей делать дальше, и боясь, как бы не проснулась Кончита, хотя Рауль и утверждал, что сейчас ее не разбудить и пушками. В этот момент Рауль прошептал:

— Забери Кончиту в дом!

Она осторожно подхватила маленькое теплое тельце, прижала к себе. Наконец-то моя дочь в моих объятиях, пусть даже по такому отвратительному поводу, счастливо думала Саманта, унося девочку. Она уложила ее в большое мягкое кресло на веранде и села рядом, буквально пожирая глазами любимое личико. Если бы не страх разбудить малышку, она покрыла бы поцелуями ее всю.

Через некоторое время Саманта решила выглянуть и узнать, что творится у бассейна. Рауль стоял над Лусией и строго говорил:

— Лусия, так вести себя нельзя!

Мерседес фыркнула в ответ:

— Она расстроилась, потому что ты забыл, что Кончита идет с нами к Марии на день рождения. Нам пришлось потратить время, чтобы зайти сюда, и теперь она пропустила выступление клоунов…

— Я говорил, что Кончита не пойдет. Ей это ни к чему, к тому же здесь ее мать…

В этот момент Кончита глубоко вздохнула и открыла сонные глазки. На несколько секунд Саманта превратилась в ледяную статую, но девочка вновь заснула, и Саманта продолжила наблюдение.

— Но ты обещал! Обещания нужно выполнять.

— Это было неделю назад, Саманта еще не появилась…

— Ты сказал, что она…

На этот раз Кончита окончательно проснулась и немедленно заревела в голос. Саманта пыталась успокоить ее, однако девочка не желала ее слушать. Рауль возник в дверях и подхватил малышку на руки.

— Она ничего не слышала, Рауль, она просто проснулась и заплакала.

— Ничего страшного, Саманта, она просто испугалась спросонья, увидев рядом с собой незнакомого человека.

Вот так. Испугалась собственной матери. У Саманты ослабели ноги. Ей очень хотелось расплакаться еще громче, чем Кончита.

Рауль ворковал с всхлипывающей и пыхтящей Кончитой, ловил губами ее слезы. А затем сделал вид, что собирается откусить ей носик и ушки. Слезы были немедленно забыты, всхлипывания уступили место радостному хихиканью.

Так просто! Если бы и она могла проделать все это. Но она нелюбима, она чужая! Я потеряла свое дитя, в тоске думала несчастная женщина. За что караешь, Господи…

Сможет ли она вернуть любовь Кончиты?

На пороге дома появилась Мерседес с крайне недовольным видом.

— День рождения, Рауль, мы должны идти…

— Я спрошу у нее.

Глаза Саманты полыхнули опасным огнем. Она не отпустит свою дочь с этой ненормальной бабой и ее кошмарной доченькой!

— Рауль! На два слова!

Он понял, что она хотела сказать.

— Не волнуйся, за рулем будет Химена, она и приглядит за Кончитой.

— Но…

— Доверься мне. Неужели я отпущу ее, куда не следует?

— Это ее не касается!

В голосе Мерседес звучала ярость. Говорила она по-английски — тоже, судя по всему, намеренно.

Рауль слегка — лишь самую малость — повысил голос.

— Она мать Кончиты! И имеет полное право знать, куда отправляется ее дочь.

— Да неужели! Эта женщина убила твоего брата, или ты забыл?!

Саманта похолодела, понимая, что Кончита все слышит. Рауль стремительно подошел к Мерседес и прошипел:

— Ни слова больше, или я дам волю собственной ярости! Сейчас я одену Кончиту, а ты подождешь ее в машине. Если она согласится ехать, то будет готова через пару минут. На этот раз ты далеко зашла, Мерседес. Слишком далеко! Когда приедешь, поговорим.

Саманта, обессилев, рухнула в кресло и уставилась пустым взглядом в стену. Он считает ее виновной в смерти брата и никогда не сможет простить, это же ясно, как ясно и то, что у нее нет и никогда не будет доказательств собственной невиновности. Ей хотелось кричать от бессилия. Он просто вежлив — как с Хименой, например.

— Рауль, я не хочу, чтобы она ехала!

— Зато я хочу. Мне надо поговорить с тобой, и как можно скорее.

— Но ты говорил, я смогу побыть с Кончитой…

— Да, но это было до этой сцены…

— Сцены? Больше похоже на Армагеддон!

— Ты преувеличиваешь, Саманта!

— Нет, если говорить о Кончите!

— Я должен уточнить кое-что. Праздник устраивают для детишек. Химена присмотрит за Кончитой. Что до Мерседес, то она кричит только на меня, на Кончиту — никогда.

— А Лусия?

— Лусию никто не интересует, кроме нее самой.

Она была потрясена таким отношением Рауля к собственной дочери.

— Рауль! Я не понимаю…

— Дай мне время, я все тебе объясню.

И он ушел с Кончитой, ласково шепча ей что-то, а затем привел ее, одетую в нарядное голубое платьице, и в его нежном взгляде явно сквозила гордость за девочку. Его девочку. Ее дочь.

Они вместе махали ей вслед и улыбались, но едва она скрылась из виду, с лица Рауля сбежала улыбка. Он вошел на веранду, тяжело опустился на софу и бросил мрачный взгляд на разгромленный бассейн, видневшийся сквозь открытую дверь. Саманта осторожно присела рядом, тронула его плечо рукой.

— Рауль, прошу тебя, не волнуйся. Я уверена, Кончита не слышала ничего, что ей не стоило бы слышать. Она заплакала… из-за меня.

— Но она могла слышать. Что ж, теперь ты уже не будешь считать это место раем. И знаешь, ты права.

Он поднял на нее глаза, в них были такие боль и усталость, что она, повинуясь исключительно инстинкту, взяла его голову обеими руками и прижала к своей груди. Ей было его жаль.

Пережитая сцена была отвратительна, и любой суд признает это. Однако теперь эта мысль не принесла радости. Она тихо гладила его темные спутанные волосы.

— Я не понимаю, если вы с Мерседес так ненавидите друг друга, то почему живете вместе? Вы же разведены, зачем превращать жизнь друг друга в ад?

Ответом был только горький и прерывистый вздох.

— Рауль, расскажи мне, я… я хочу помочь, если смогу!

Его рука судорожно вцепилась в ее плечо.

— Обними меня. Это действительно поможет.

Она так и сделала. Несколько минут они молчали, затем ей в голову пришла настолько шокирующая мысль, что она не выдержала.

— Когда ты навещал меня в тюрьме, за Кончитой приглядывала Мерседес?

— Химена. Но если бы я тогда признался в этом, ты закатила бы скандал. Ладно, пойдем уберем бассейн и выпьем по чашке чая. Я тебе все расскажу.

Они в полном молчании вытаскивали вещи из бассейна и раскладывали их на солнышке, затем вернулись в дом. Она с некоторой тревогой наблюдала, как он поднимается наверх, тяжело переставляя ноги, словно спит на ходу. Затем Саманта быстро вернулась в свою спальню, приняла душ и переоделась в футболку и легкую юбку, расчесала на скорую руку волосы и вышла в холл.

Он тоже переоделся, но настроение не улучшилось. Саманта быстро заварила чай и поставила чашки на столик перед софой.

— Садись. И рассказывай.

Он даже не удивился тому, что они сидят, как и прежде, тесно прижавшись друг к другу, и его рука лежит у нее на талии, а она склонила свою головку ему на плечо.

— Это началось давно. Ты ведь не дала мне шанса объясниться с тобой в день моей помолвки.

Дальше произошло нечто удивительное. Рауль нежно поцеловал ее в висок, а когда она, почти не дыша, вскинула на него изумленные глаза, мягко улыбнулся ей в ответ.

— Я ведь любил тебя, Сэмми. Очень любил.

— Тогда почему ты разбил мне сердце… и жизнь?

— Так было нужно.

— Рауль…

Его губы нежно, но властно прижались к ее губам. Это был задумчивый и тихий поцелуй, и она замерла, чувствуя, какое блаженство охватывает ее.

— Помнишь, как мы были счастливы. Мы любили друг друга каждый день и не могли дождаться следующей встречи. Ты в тот день была одета в джинсы и джинсовую рубашку, а волосы собрала в хвост, как сегодня в бассейне. Мы пришли к тебе…

— Не могу поверить, что ты это помнишь! Тогда я пожелала тебе спокойной ночи и заснула. А утром ты сказал, что у тебя дела на весь день и мы вряд ли сможем увидеться…

— А мне неожиданно позвонил отец. Оказалось, что он в Барселоне. Приехал по какому-то срочному делу. Мы договорились пообедать вместе. Он был чем-то встревожен, упомянул Альваресов. Наша семья уже много лет ведет дела вместе с этой семьей, я решил, что это из-за бизнеса.

— А это было из-за твоей женитьбы… Бож-же, прямо средневековье какое-то… Значит, это был брак по расчету?

— Не совсем так. Проблема была в том, что Мерседес, единственная дочь и наследница Мигеля Альвареса, попала в беду…

Саманта взглянула на него глазами, полными тоски и понимания.

— Она была беременна? От тебя?

— Нет. Не от меня. От одного туриста.

Саманта даже отшатнулась. В синих глазах зажглось понимание.

— Так, значит… Лусия — не твоя дочь?!

— Ну да. Мерседес было всего восемнадцать, она была необыкновенно хорошенькая… и не всегда благоразумная девушка. Их компания проводила время на Ибице — ты же знаешь, этот остров развлечений не так далеко отсюда. Ее соблазнил заезжий парень, после чего бесследно исчез, оставив ее «с подарком».

Саманту захлестывали негодование и ужас.

— Они заставили тебя жениться, чтобы скрыть позор? Как же ты согласился? Как ты мог, Рауль? Господи, не могу поверить, ведь я любила тебя, ты любил меня, и все это было растоптано ради какой-то молодой стервы, чтобы покрыть чужой грех… я не могу, Рауль! Ты просто крыса, жалкая крыса после этого! Пусти меня немедленно!

Она вырывалась, не помня себя, не замечая, что футболка задралась чересчур высоко, грозя полностью обнажить грудь. Рауль не выпускал ее. Он обхватил ее обеими руками, а ногой прижал ее брыкающиеся ноги к софе. Неожиданно он начал ее целовать. Некоторое время она яростно сопротивлялась, но потом затихла, замерла в его руках, поддалась его бешеным ласкам и ответила на поцелуи. Через мгновение она сама обнимала его за шею, прижавшись к нему всем телом, но неожиданная мысль словно ударила ее током.

— Погоди… Ты лжешь… Я не верю тебе! Я была там, я видела тебя, и еще праздничное меню… официант сказал… ведь все было известно заранее!

— Они все и подготовили заранее, решив мою судьбу еще здесь, на острове. Никто даже и в голове не держал, что я могу отказаться! У нас так не принято!

Она видела, как горят огнем желания его глаза, она боролась со своим собственным любовным голодом, она сходила с ума — и ненавидела этого человека. Рауль ди Аройя разрушил ее жизнь своим дурацким чувством долга. Прямиком отправил ее в руки Карлоса, грубого скота. Полтора года брака — словно в аду. Потом суд, чудовищное обвинение и два с половиной года тюрьмы. Два с половиной года разлуки с собственной дочерью!

О чем она думает?! Какая любовь? Какое доверие?

Ее глаза стали холодны как сталь, когда Саманта произнесла сквозь стиснутые зубы:

— Ладно, Рауль, попробуй вымолить себе прощение. Только старайся получше — потому что я собираюсь навсегда лишить тебя счастья быть приемным отцом Кончиты!

10 ВОЙНА

Потрясенный Рауль не сразу выпустил Саманту из своих объятий. Почему-то ему подумалось, что она вполне оправилась от своей слабости и в состоянии оказать ему достойное сопротивление. Затем пришел гнев. Никто в целом мире не смел назвать его крысой! Он всегда действовал честно!

В этот момент внутренний голос робко заикнулся о том, что Саманта, скорее всего, так не считает, более того, уверена в обратном. Впрочем, и этот голос был заглушен очень быстро. Все дело было в немыслимой близости ее тела, ее порывисто вздымающейся груди. Ему хотелось прикоснуться к ней, ласкать ее, но Рауль приказал себе сосредоточиться и даже зажмурился на мгновение. Саманта ждала, и весь ее вид говорил о мрачной решимости бороться до конца.

— Черт возьми, Саманта, тебя же не было, когда я объяснялся с семьей! Ты не представляешь, на что это было похоже.

— Ну так просвети меня!

— Неужели ты думаешь, я не говорил им о том, что влюблен и любим? Мне напомнили о моем долге, вот и все! Две семьи — моя и ее — давили на меня. Я был единственным человеком, способным им помочь, представь, единственным!

Все они были моими близкими. Я всегда очень уважал дона Мигеля Альвареса, он мой крестный, а для нас это значит очень много. И вдруг этот замечательный и достойный человек молит меня — мальчишку! — о помощи, он унижен и подавлен, ему нужно спасти единственную дочь от позора.

Это было как ночной кошмар, Саманта. В соседней комнате рыдала Мерседес, совсем девчонка. А потом они подослали ее ко мне. Она рыдала и вопила, у нее была истерика, в руках лезвие бритвы. В какой-то момент я даже испугался ее, потому что не понимал, кого она хочет убить — себя или меня.

Знаешь, что это за чувство: знать, что от тебя зависит жизнь другого человека? Наконец, я мог лишиться уважения отца, человека, которого я обожал и перед которым преклонялся больше всех на свете. Я мог потерять семью, Саманта, самое дорогое, что у меня есть, а Мерседес могла покончить жизнь самоубийством!

Рауль почти кричал. В нем перемешались боль, гнев, отчаяние и презрение — к самому себе, к жизни, которая так жестоко обошлась с ним. Постепенно он успокоился, вернее, сник и заговорил тише:

— Она кричала, что сделает аборт. Я не мог стать причиной гибели ее ребенка. Этого я бы не смог вынести. Я не понимаю, как можно убивать детей…

Наступила тишина. Он поднял глаза и увидел изменившееся лицо Саманты. На нем были написаны сострадание и жалость, но теперь это почему-то не задевало его фамильной гордости. Впервые за много лет он в них нуждался. Она тихо коснулась его волос рукой.

— Ты должен был рассказать мне об этом…

— Нет, иначе я никогда бы не сделал того, что от меня требовали. Стоило бы мне увидеть тебя, как вся моя решимость… Короче, я понял, что для спасения Мерседес, ее будущего ребенка и чести семьи я должен вычеркнуть тебя из жизни. Хорошо, что ты ненавидела меня, так я считал. Я надеялся, что смогу полюбить мою жену и ее дитя.

— И у тебя получилось?

— Нет, хотя, видит бог, я старался. Я и Лусию очень любил, и Мерседес пытался полюбить, но она всегда была далека от меня.

Его глаза потемнели, когда он вспомнил бесконечные капризы и истерики Мерседес по любому поводу. Раньше он и не предполагал, что такие люди существуют.

— Рауль, я…

— Я глава семьи. Я должен был…

— Но ведь ты не смог справиться с этим, не так ли?

— Не смог. До появления Кончиты я был просто мальчиком на побегушках. Я пытался что-то говорить, как-то влиять на Лусию, но Мерседес… Господи, я даже не знал, каким адом это может обернуться. Мне надо было оставить их в самом начале и не играть в отца семейства, которого они все равно в грош не ставили.

— Чего хочет Мерседес, Рауль?

— Денег.

— Нет, Рауль, любви. Все в этом мире хотят только любви.

— Здесь я бессилен. Я могу обеспечить ее финансово, могу быть с ней вежлив, могу устроить ей красивую жизнь — но только не любовь.

Саманта тихо вздохнула. Она ведь тоже не смогла дать Карлосу любовь, и их брак окончился катастрофой именно из-за этого.

— Вам нужно жить отдельно, Рауль. Мерседес должна разобраться в себе и найти кого-то, кто ее будет устраивать. Тебе нет никакого дела до того, как она воспитывает своего ребенка, а ты их обеих только раздражаешь. Каждая ваша встреча — повод для скандала, а кроме того, в таких условиях она никогда не найдет себе мужчину.

— Как раз об этом мы и собирались поговорить с Мерседес утром. Я хочу предложить ей переехать к отцу. Он будет очень рад, и его вторая жена тоже, особенно если с ними переедет и Химена. Жаль, конечно, потерять такую классную экономку, но так будет лучше для всех. Тут есть одна женщина, она давно просит меня подыскать для нее работу по дому. Спрошу ее…

— Ты расстанешься с Хименой?

Он улыбнулся, и ревность Саманты немедленно улетучилась.

— Я расстанусь с ее бисквитами, но зато спасу свою фигуру.

Саманта улыбалась, а сама с тоской думала, сколько жизней разрушила Мерседес своим дешевым романом. Они с Раулем могли бы быть так счастливы, могли бы иметь своих детей… Перед ней сидел мужчина, которого она любила и уважала больше всех на свете, любит до сих пор и не перестанет любить до конца своих дней.

Он своими руками разрушил свое счастье, потому что спасал чужую жизнь и честь, а теперь одинок и страдает. Ее сердце готово было раскрыться, подобно цветку, но она вовремя вспомнила очень важное обстоятельство.

Рауль не изменил своего мнения о ней. Он не против заняться с ней любовью, поцеловать ее, переспать с ней, но они по-прежнему враги.

— Саманта…

— Чай уже совсем остыл.

— К черту чай!

— Ничего уже не изменить, Рауль.

— Ты так считаешь?

Она попыталась встать, уклониться от его объятий, но вновь очутилась на проклятой софе. Рауль целовал ее, невзирая на все попытки сопротивления, и его руки скользили по ее телу, а ее нога совершенно неожиданно обвилась вокруг его бедер…

Саманта все-таки увернулась от его жадного рта и прошептала первое, что пришло ей в голову:

— Мне надо позвонить Филу…

— Позже.

— Нет, сейчас, мне нужно…

— Ты что, настолько мне не доверяешь, что должна звонить адвокату даже в такую минуту?

Она вспыхнула и вырвалась из его рук, возбужденная и разгоряченная и его ласками, и его насмешкой.

— Ты… ты сам не доверяешь мне! Ты считаешь меня преступницей, у которой отсутствует всякая мораль…

— Правильно.

— Ты считаешь, что я ложусь в постель со всяким, кто мне придется по душе…

— И это верно.

— Так вот, ты ошибаешься по всем статьям! Фил мой друг и мой адвокат…

— И еще он проводит с тобой ночи…

— Один раз! Я была совершенно разбита, а он ухаживал за мной. Он уехал в три часа ночи…

— И он никогда не спал с тобой?

— Никогда!!!

Неожиданно ярость исказила лицо Рауля. Саманта почувствовала, что бешеный смерч отрывает ее от пола и несет через всю комнату в сторону спальни. Сжимая ее в объятиях, Рауль прорычал, явно не владея собой:

— Он целовал тебя, он к тебе прикасался, а значит, то же самое могу делать и я!

Она пыталась сопротивляться, но он целовал ее все яростнее, прижимая к себе так крепко, что у нее перехватывало дыхание. Его поцелуи обжигали и лишали сил и воли.

Рауль злился на себя, на нее и на целый свет, продолжая жадно целовать ее побледневшее лицо. Он не понимал, что с ним происходит. Жалость? Гнев? Ненависть? Ревность? Но почему, почему он так бешено ревнует ее, почему она вызывает у него такое дикое желание обладать ею, почему он не владеет собой?!

То, что они уже в спальне, он заметил, когда споткнулся о кровать и повалился на нее, не выпуская Саманту из объятий.

Они сплелись в безумный, извивающийся узел, ее ноги оплели его бедра, его руки жадно ласкали ее тело. Губы Саманты Рауль чувствовал везде — на груди, на плечах, на животе, снова на своих губах. Она вырывалась от него, забыв, что сама крепко прижимается к нему. Он мечтал только об одном: сорвать с нее одежду и овладеть наконец этим любимым и ненавистным телом. Забыть, не думать о ее мужчинах, не дать думать о них и ей самой, стереть всякое воспоминание о чужих ласках своими поцелуями, своей любовью!

Он видел, что ее сопротивление уже сломлено, и, когда его нетерпеливые руки заскользили по ее бедрам, Саманта издала долгий и страстный стон. Их сердца бились с бешеной скоростью, их тела пожирало пламя страсти, и в этом огне они горели с радостью, и жаждали все новых опаляющих ласк.

Она выгнулась, скользя напряженными сосками по его груди, и сама подставила ему левую грудь.

— Поцелуй…

Он обхватил губами сосок, нежно провел языком по его поверхности… Она тихо постанывала от удовольствия, а ее руки уже скользили по его животу и бедрам, причиняя одновременно и наслаждение, и боль. Его плоть пылала, и они оба понимали, что ни один мужчина в мире не смог бы сейчас сдерживать себя.

Рауль заскользил губами по гладкой коже ее живота, вниз, вниз, к бедрам, затем нарочито медленно потянул тонкую ткань голубых трусиков… Когда она почувствовала, как его губы и язык коснулись ее плоти, то глухо застонала и сама освободилась от остатков одежды. Он чуть приподнялся над ней, шепча бессвязные, не имеющие сейчас смысла слова, скинул невесть как задержавшуюся на нем рубашку и вновь приник к телу Саманты.

— Я хочу тебя. Сейчас, немедленно!

— О, Рауль, да! Да! Да!

Она выгнулась, словно лук в руках умелого лучника, под его горячим телом, ее ноги обвились вокруг его талии, руки, скользнув по его напряженной спине, впились в его плечи, Рауль, застонав от невыносимого, убийственного блаженства, вошел в нее, растворился в жидком серебре, и оба они потеряли счет времени.

Ничего не было вокруг, и слова были не нужны, но он все-таки произносил их, то ли кричал, то ли шептал, а Саманта отвечала ему тихим эхом. Он с некоторым раскаянием подумал, что она должна хотеть более спокойной и нежной ласки, но в ту же секунду эти мысли исчезли, и осталось лишь восторженное изумление перед тем, как они превратились в единое существо, а еще пришла спокойная уверенность, что теперь ничто в мире не способно их разъединить.

Слезы текли по его лицу, и Саманта ловила их губами, а он продолжал шептать ее имя, звать ее. Все это время их тела продолжали двигаться в едином ритме, все быстрее, быстрее, быстрее, вот уже невозможно дышать и шептать, уже нет сил, и даже плакать сил не осталось, но тела все убыстряют ритм, и под стиснутыми веками вдруг вспыхивает ослепительный взрыв, и вселенная стремительно сворачивается в маленькую пылающую точку, а затем снова расцветает огромным огненным цветком…

Он очнулся, как ни странно, все на той же грешной земле и увидел тихую умиротворенную улыбку его женщины. Самой прекрасной женщины в мире.

Наверное, ей тяжело под ним, в замешательстве подумал Рауль и сделал попытку перекатиться на бок. Саманта удержала его с легким стоном:

— Не уходи…

Что-то было не так. В груди Рауля рос снежный ком странных и необъяснимых подозрений. Что-то не так. Он все же разомкнул кольцо ее рук и сел на краю растерзанной кровати. Провел рукой по глазам. Слезы. Чьи? Его? Ее?

— Куда ты?

— Приму душ.

Жаль, что он не сделал этого раньше. Холодная вода выводила из ступора, возвращала ясность мысли. Всего одной мысли, которая к тому же была довольно неприятной: как назвать мужчину, который занимается любовью с женщиной, которую презирает?

Мерседес права. Саманта разрушила их семейный бизнес и стала причиной гибели его младшего брата. Она так или иначе ускорила смерть их отца, который был потрясен случившимся и целиком отдал свои силы работе, чего ему нельзя было делать в его возрасте. Все это сделала Саманта.

А он только что занимался с ней любовью. Страсть заставила его забыть обо всем!

— Ты простудишься, Рауль!

Только сейчас, когда она подошла и окликнула его, Рауль понял, что здорово замерз. Он вылез из-под воды и завернулся в полотенце. Брови гневно сошлись на переносице. Саманта в изумлении отступила на шаг.

— Рауль…

— Что сделано, то сделано. Ошибка совершена, и обратно не переиграть.

Он хотел ранить ее, ранить как можно сильнее, а потом оставить истекать кровью на разоренной кровати.

— А ты добилась, чего хотела, да? Лишь слегка потеряла контроль над собой, но это ерунда.

В глазах женщины отразилась бездна. И без того бледное лицо ее стало белым, словно погребальный саван. Голос Саманты прозвучал совершенно безжизненно:

— Одевайся и уходи.

Он хлопнул дверью, мельком подумав, что надо бы остаться и взглянуть, как она. Нет, не надо. Она уже большая девочка и вполне может позаботиться о себе сама.

Побродив в смятении по дому и не найдя некоторых вещей, он вернулся в спальню. Саманта лежала, свернувшись клубочком — точно так же всегда спала Кончита.

— Ты лежишь на моей одежде.

Она не ответила, даже не пошевелилась, и ему пришлось самому вытаскивать из-под нее свою рубашку. Все ее тело сотрясала сильная дрожь.

— Саманта?

— Убирайся!

— Тебе что-нибудь нужно? Лекарство…

Она села и уставилась на него лихорадочно блестящими глазами.

— Да. Мне нужно. Мне нужна любовь. Мне нужен мужчина, который не будет использовать меня как подстилку. Ты хоть понимаешь, что сделал, Рауль?

— Да, я понимаю. А ты сама понимаешь, что и ты виновата в том, что случилось? Посмотри на меня!

Лучше бы он этого не требовал. Из глаз Саманты на него смотрела вся преисподняя. Мука и боль такой силы, что он отшатнулся, прикрываясь руками. Отвел глаза. Заговорил глухо и страшно.

— Мы убиваем друг друга. Мы можем быть либо вместе, либо врозь, третьего не дано. Либо ты в моей постели, либо ты уезжаешь из страны…

— Я не могу уехать! Кончита…

— Я найду способ и дам Кончите то, чего ей так не хватает. Мать. Не знаю как, не знаю когда, но найду. Забирай своего Колмана и уезжай!

— Что тебе сделал Колман?! Ты что, ревнуешь?

— Да, я ревную. Я не могу даже думать о том, что ты с другим мужчиной занимаешься любовью, что он целует тебя, просто прикасается к тебе! И еще — я слишком сильно хочу тебя. Это меня унижает…

— А если я невиновна?

— Но ты виновна.

— Если?!

Он упорно избегал ее горящего взгляда. Встал, сгорбившись, пошел к дверям. Обернулся, и его голос прозвучал сухо и отчетливо:

— Это больше не обсуждается. Я хочу, чтобы утром ты уехала. Собирай вещи.

Его тело не хотело уходить. Ноги прирастали к полу, и каждая клеточка молила «Остановись! Вернись!». В мозгу звучал отчаянный голос Саманты, женщины, которую он так страстно желал:

«А если я невиновна?!»

11 ПЛАН КОЛМАНА

Саманта лежала неподвижно, отдыхая. Ей нужно собраться с силами. Она должна доказать свою невиновность и вернуть дочь, все остальное не имеет значения. Она готова отказаться от всего остального, хотя… ревность Рауля дает ей некоторую надежду — как бы дико это не звучало.

Из этого дома придется уехать — потому что очередной вспышки всех этих испанских страстей она просто не переживет. Ничего. Гостиница, маленький тихий номер, кондиционер… Фил будет привозить ее сюда каждый день, и она будет проводить время с Кончитой, а Рауль, если ему так неймется, может работать надсмотрщиком. Она возьмет себя в руки и просто не будет обращать на него внимание.

Надо прекращать это безумие. Звонить Филу. Фил ее не подведет…

Добрый, старый Фил Колман…

Позже она позвонила доброму старому Филу Колману, и он, разумеется, тут же приехал. Они отправились в деревню и уселись за столиком в небольшом кафе.

Фил казался очень довольным тем обстоятельством, что она, наконец, уезжает из дома Рауля, и вызвался помочь собрать вещи. Однако вся его радость испарилась, когда Саманта твердо заявила, что собирается вести осаду Рауля до тех пор, пока он не позволит ей нормально видеться с дочерью. Недовольно пожевав губами, Фил предложил самый радикальный выход:

— Похитим ее и отправимся в Штаты! Сэм, мы же собирались так сделать, ты что — забыла?

— Я не могу, Фил, действительно не могу. Она едва знакома со мной, только начала привыкать, она испугается до смерти…

— Ерунда, привыкнет через пару дней! Это же ребенок. Дашь ей конфетку — и она забудет про все на свете.

— Нет. Я не стану мучить мою дочь. Как ты можешь предлагать такое?!

— Я хочу помочь тебе, только и всего. Саманта, бедняжка, тебе пришлось столько вынести за прошедшие дни! — Фил нежно коснулся ее руки. — Должно быть, ты совершенно разбита…

— Не надо делать из меня несчастную жертву, Фил! Я нормально себя чувствую. И насчет дочери… Я тебе благодарна, ты знаешь об этом, но… Я все решу сама.

Неожиданно она почувствовала, что ей неприятно его прикосновение. Почему она никогда не обращала внимания, какие у него холодные и влажные руки? Как он может быть таким бесчувственным по отношению к Кончите?

Не догадывающийся о ее мыслях Фил наклонился к ней, перегнувшись через столик.

— Послушай, Саманта, неужели ты считаешь, что вы с девочкой сможете сблизиться, если ты будешь жить в шалаше и тайно рассматривать ее через забор?

— Оставь свой сарказм. Рауль никогда не пойдет на скандал, который неминуемо разразится, если вдова его брата усядется на ступенях его дома и не сойдет с места.

— Я полагал, что могу дать тебе совет, но…

Теперь она отчетливо понимала, что его советы ей не нужны, да никогда и не были нужны, однако все еще медлила, не решаясь порвать с человеком, выручившим ее в трудную минуту. Да и не было поводов — порвать…

— Послушай меня, Саманта. Ты приехала и обнаружила, что за три года твоя дочь выросла в другой семье и вполне счастлива. Она не нуждается в тебе, Саманта. Я знаю, это больно, но… на твоем месте я бы сдался. Ничего нельзя сделать, так бывает в жизни. Возвращайся в Штаты и начни новую жизнь. Позволь мне позаботиться о тебе. Я все сделаю ради тебя! Ты никогда не задумывалась, почему я был с тобой рядом все эти годы? Никогда не думала, что именно мною движет?!

Глаза тощего адвоката разгорелись, как у кота. Фил Колман выглядел возбужденным и слегка рассерженным.

Саманта невольно отшатнулась, почти испуганная его видом.

Рауль был прав! Фил врал ей с самого начала, ему вовсе не хотелось, чтобы Кончита вернулась к матери. Саманта судорожно огляделась по сторонам — и застыла на месте. В дальнем углу таверны сидел Рауль.

Ну, разумеется. Он ведь обещал, что будет следить за ней, если почувствует, что она угрожает семье ди Аройя.

Фил Колман проследил ее взгляд и тоже заметил Рауля. Его глаза сузились.

— Что ж, такую возможность я не могу упустить. Пойду, скажу ему пару слов.

— О чем ты собираешься с ним говорить?

— О том, что ты уезжаешь с виллы и все такое. Подожди меня, я быстро.

Разговор между мужчинами затянулся, и она почти расправилась с шоколадным мороженым и фруктовым пудингом, когда Фил вернулся.

— Ну, ты готова?

— Да, конечно. Заберем вещи и поедем в гостиницу. У меня была бессонная ночь.

Стараясь не смотреть на Рауля, Саманта молча вышла вслед за Филом Колманом из кафе.

И все стало яснее ясного. Когда они приехали на виллу, Фил немедленно попытался обнять ее, прямо на пороге дома, когда она отпирала дверь. Саманта в ужасе отшатнулась, но он не отставал.

— Нет, Фил! Что ты делаешь? Ради бога…

— Ну же, Саманта, не ломайся. Увидишь, тебе понравится. Да ведь ты однажды уже была в моих объятиях.

— Ради бога, Фил!

Она отступала в панике, узнав выражение лица Фила. Она уже видела такое выражение на лице мужчины. Перед ней был второй Карлос, ее муж, грубый и похотливый. Ужас обессиливал ее, и она почти теряла сознание от страха и отвращения, когда неожиданно прозвучал негромкий и очень спокойный голос:

— Оставь ее в покое, Колман!

— Не лезь не в свое дело!

— Я сказал, оставь эту женщину, или ты очнешься в самолете, в компании бригады реаниматоров.

Колман, пятясь, отступил к машине, выругался сквозь зубы и стремительно покинул место так и не состоявшегося сражения. Рауль обернулся к Саманте и так же спокойно спросил:

— Все в порядке, Сэмми?

— Д-да…

Она уронила сумку, все содержимое которой рассыпалось, и они оба наклонились, чтобы подобрать вещи. Лицо Рауля оказалось совсем близко, его голос прозвучал встревоженно и заботливо:

— Ты правда в порядке?

— Я испугана, я унижена, я не знаю, что делать дальше, но ты меня здорово выручил, и я тебе очень благодарна.

Он обнял ее за плечи, открывая дверь.

— Мне уйти, или ты предпочтешь, чтобы я посидел с тобой?

— Я буду в порядке, как только успокоюсь. Просто… со мной уже случалось такое, но тогда все кончилось не так удачно.

Он кивнул и ушел, махнув ей на прощание рукой.

Утром Саманта проснулась пораньше и убрала весь дом, затем написала короткую записку своему адвокату — вероятнее всего, уже бывшему — о том, что свяжется с ним позднее. Это было ни к чему, но сейчас думать об этом не хотелось. Она шла к Раулю.

У самого дома она вспомнила, что на сегодня у него назначен важный разговор с Мерседес, и решила подождать в саду.

Абрикосы, миндаль, фиговые деревья и вишни цвели, источая умопомрачительный аромат, а между ними повсюду росли розы. Она вышла к огородам, где на длинных ухоженных грядках наливались соком и витаминами овощи, и с улыбкой встретила «цыплятов», которые бродили в поисках червяков по рыхлой земле.

Устав, она присела в тени раскидистой оливы и задумалась. Саманте нравилось на острове. Она изо всех сил пыталась найти хоть что-то, абсолютно неприемлемое здесь для нее самой и ее дочери, но не могла. Здесь был рай, а рай не может быть плохим.

Чужой язык, чужая культура. Смогла бы она жить на острове? Сердце Саманты забилось сильнее, когда она подумала об этом. Кончита счастлива в этом земном раю, но и Саманта не согласна быть ее мамой по выходным дням.

Было и еще кое-что. Рауль. Она любила его и желала, хотя и понимала, что он способен воспринимать ее только как сексуального партнера. Пока, во всяком случае.

Если бы он выслушал ее объяснения, ее рассказ о Карлосе! Впрочем, и тогда он воспримет это как еще одно оскорбление семьи ди Аройя и не поверит ни единому слову.

Саманта нахмурилась и поднялась с земли. Собирался дождь, и она поспешила к дому.

Дверь открыл Рауль, не Химена.

— Да?

— Я пришла повидать Кончиту.

— Не сегодня.

— Хорошо.

Он закрыл дверь, а она уселась на ступеньки и приготовилась ждать. Немного погодя дверь, вновь открылась.

— Что ты здесь делаешь, хотел бы я знать?

— Жду, когда ты переменишь свое решение.

— Дождь на улице.

— Я заметила.

Дверь закрылась. Саманта шепотом обругала местных богов за то, что именно сегодня небеса вздумали пролиться дождем, и положила на голову свой рюкзачок. Дождь разошелся не на шутку, а неожиданный удар грома заставил ее подскочить на месте.

Сверкнула молния, и Саманта пожалела, что была так непочтительна к богам. Те, судя по всему, решили провести генеральную уборку острова, и дождь превратился в настоящую стену воды.

Неожиданно она почувствовала, что на нее вода больше не попадает. Огромный зонтик раскрылся над ее головой, и Рауль хмуро буркнул:

— Иди в дом. Интересно, почему это, как только я принимаю какое-то решение, являешься ты и все переворачиваешь с ног на голову. Иди наверх, прими ванну и согрейся.

— Просто не знаю, как тебя благодарить за гостеприимство!

— Не смешно.

Вода лила с нее ручьями, и Рауль все с тем же недовольным видом удалился куда-то, а затем вернулся и принес громадных размеров махровое полотенце, в которое и завернул ее, как в кокон. После этого он сопроводил ее в роскошную ванную комнату, обложенную голубой плиткой, и ушел со словами:

— Пойду, найду какую-нибудь одежду. Положу в спальне. Будешь готова — спускайся.

Огромная ванна, в которой вполне могли поместиться и два человека, наполнялась горячей водой, душистая пена поднималась над ней шапкой, и Саманту немедленно потянуло в сон. Если она заснет сейчас, Раулю придется выломать дверь…

Насладившись ванной, она вылезла, насухо вытерлась и отправилась в спальню, изучать принесенные им вещи. Это не было одеждой Мерседес. Мужская рубашка и джинсы. Его рубашка и джинсы.

После безуспешных поисков фена она просто обернула голову полотенцем, наподобие восточного тюрбана, и присела на широкую постель, передохнуть. Раздался стук в дверь.

— Ты оделась?

— Не совсем, но вполне достаточно. Входи.

Он вошел и уселся в кресло напротив нее.

— Я хочу тебе официально сообщить, что Мерседес уехала из этого дома сегодня утром вместе с Лусией и Хименой. Кончиту они взяли с собой на день-другой погостить. Дон Мигель выделил им целое крыло дома, так что проблем не будет.

— Истерик не было?

— Как ни странно — нет. Я выписал ей чек на круглую сумму, и мы расстались почти друзьями. Я не держу на нее зла. У Мерседес была нелегкая жизнь. Ранняя беременность и жизнь с нелюбимым мужем испортят кого угодно.

— Чем она займется?

— У нее неплохо получается дизайн, так что, возможно, она займется этим. Химена тоже так считает.

— Что ж, отлично.

— Где ты собираешься остановиться?

— Нигде. Пока.

Он мрачно посмотрел в окно, затем вздохнул и поднялся с кресла. Неожиданно ее голова склонилась на подушку, и Саманта буквально провалилась в сон. Кажется, Рауль что-то говорил, кажется, накрыл ее одеялом, но этого она уже не слышала. Она спала.

Казалось, она проспала всего несколько минут, но за окном заметно потемнело. Дождь не переставал. Саманта потянулась, зевнула — и только теперь заметила, что Рауль никуда не уходил. Он смотрел на нее все еще сердито, но уже не так мрачно.

— Есть хочешь?

— Да, пожалуй, даже очень.

— Я принес фен, приводи себя в порядок и спускайся вниз. И будь любезна, смени это тоскливое выражение лица! Я предпочитаю, чтобы ты смеялась и шумела, а не чахла и бледнела в печали!

Прежде чем она пришла в себя от такого заявления, он ушел.

Волосы под полотенцем свалялись и скрутились немыслимыми кольцами, но она мужественно боролась с ними и победила. Джинсы и рукава рубашки пришлось подвернуть, кроме того, подпоясаться, чтобы не потерять брюки по дороге.

Она спустилась по лестнице и остановилась посреди гостиной. Через мгновение в ней появился Рауль, окинул ее ехидным взглядом и ухмыльнулся, а потом поманил за собой на кухню.

— Салат из брынзы пойдет?

— Еще как!

Она ела и оглядывалась по сторонам. Богатая обстановка: мраморный стол, блестящая утварь, красивые фигурки на полках… Если это дело рук Мерседес, то она действительно неплохой дизайнер.

Рауль набрал воздуха и выпалил одним духом:

— Ты заночуешь здесь, и не смей отказываться!

— Спасибо за гостеприимство. Ты уже решил, как найти Кончите мамочку?

— Нет!!

— Бедная малышка. Такая милая девочка, как больно будет смотреть на то, как она постепенно превращается в маленького капризного монстра…

— Саманта, если ты думаешь, что помогаешь мне — и себе! — таким образом, то очень ошибаешься!

— Но я МОГУ помочь, ты это знаешь. За этим я и приехала.

— Ты приехала, потому что ты самая нахальная, упрямая и своевольная женщина в мире!

— Пусть будет так.

— Что же из этого следует?

Вот теперь, в самый ответственный момент смелость и кураж оставили ее. Произнести вслух то, что она придумала, оказалось вовсе не так уж просто. Саманта отложила вилку и набрала воздуха в грудь.

— Ты сказал, что мы можем быть или вместе, или врозь. Дело в том, что я…

Язык примерзал к небу при взгляде на Рауля, а по телу, наоборот, прокатывалась жаркая волна.

— … Я готова сделать ради Кончиты все, что угодно. Полагаю, ты тоже. Мы решили, что она должна лучше узнать меня, подружиться со мной. Рауль, я знаю и то, почему ты хочешь, чтобы я уехала…

Рауль не говорил ни слова, и это помогало ей в той же степени, что и мешало. Восприятие Саманты обострилось, она почти физически ощущала, в каком напряжении находится Рауль, как он ждет ее слов.

— …Но дело в том, что я… Я не собираюсь уезжать!

Из его груди вырвался не то стон, не то вздох.

— Я хочу остаться в этом доме, Рауль, потому что это устроит нас обоих. Я познакомлюсь с Кончитой поближе, смогу стать частью ее жизни, а произойдет это гораздо быстрее, чем при периодических свиданиях, так что ты быстрее от меня отделаешься. Когда она привыкнет ко мне, когда узнает, что я ее мама, тогда я поселюсь где-нибудь на острове и смогу видеться с ней, звонить ей… ну и все такое, а она будет жить с тобой все так же счастливо и беззаботно, потому что будет знать, что ее мама радом…

Дыхание неожиданно прервалось, и Саманта обессиленно сникла, умоляюще гладя на Рауля.

Его голос был страшен.

— Ты… остаешься в доме?.. Ради Кончиты ты все-таки согласна… чтобы тебя использовали, как обычную подстилку?

Врешь ты, подумала она. Врешь ты, несчастный испанец, горделивый потомок ди Аройя! Это не просто секс, как ты хочешь представить. Однажды я сумею доказать свою невиновность, и твои чувства ко мне изменятся. Вернее… просто вернутся.

— Я задал вопрос!

— Да, если такова цена.

Она не смотрела на него, но знала, что он не сводит с нее глаз. Атмосфера вокруг сгущалась. Вдруг из его уст вырвался короткий горький смешок.

— Я согласен. Только одно условие — ты прервешь все контакты с Колманом. Все — ни звонков, ни писем, ни визитов, ничего!

— Но мне нужен адвокат, Рауль…

— Адвокат или сообщник? Он рассказал мне все, Саманта, весь ваш план, включая маршрут отступления. На твоем месте я постарался бы навсегда забыть его и его грязные игры. Они могут привести к тому, что ты никогда не увидишь свою дочь.

Саманта не верила своим ушам.

— Как он мог так поступить! Зачем?!

— Да он предупредил меня еще во время нашей первой встречи! Он никогда не хотел, чтобы ты добилась успеха, вот в чем дело.

— Но почему?

— А зачем ему чужой ребенок? Колман из тех мужчин, которые любят, чтобы женщина целиком зависела от них и подчинялась им. Пока ты была в тюрьме, все так и было, он был настоящим героем-защитником, но как только ты проявила силу воли, он почувствовал, что сдает позиции и заволновался. Он выдал тебя, чтобы обречь на провал вашу операцию. Не веришь? А если я скажу, что он даже игрушки для Кончиты заготовил вместе с теплой одеждой? Ваша яхта называется «Альбатрос». Как, по-твоему, я мог об этом узнать?

Предательство — самый мерзкий из грехов, подумала она, опустив голову и сжав руки так, что костяшки побелели.

— Я… могла потерять ее навсегда?

— Несомненно.

— Как он мог так поступить…

— У него был свой план, и ты была в нем главной целью.

— Но ты, ты… как ты мог подумать, что я причиню ей вред?! Мы же спорили с ним, и я говорила, что ни за что не решусь на это, пока девочка не полюбит меня, пока не станет мне доверять! Неужели я могла бы увезти ее от всего, что она так любит, неужели ты думаешь, что у меня нет сердца?!

— Но ведь ты тоже участвовала в составлении этого плана!

— Я уже говорила тебе. Колман сказал, что Кончита несчастна и нелюбима, что живет на правах подкидыша, сироты без прав и без ласки. Я была уверена, что моя девочка страдает, и эта мысль сводила меня с ума.

Джинсы опять попытались соскользнуть, и она подхватила их буквально на лету. Рауль тихо спросил:

— Теперь ты так не думаешь?

— Разумеется, нет. Теперь я знаю правду. Я даже в голове не держу забрать ее отсюда. Она счастлива с тобой, она тебя без памяти любит, а ты обожаешь ее. Я могу только надеяться и молиться, что она со временем полюбит и меня. Я останусь на острове, я найду какую-нибудь работу — я сделаю все, чтобы она была счастлива. Я говорю правду, Рауль. Верь мне.

Рауль молчал целую вечность, хмуро глядя на ее тонкие пальцы, судорожно комкающие рубашку на груди.

— Я верю тебе. Однако ты должна знать, что меры предосторожности все равно будут приняты. Я буду следить за каждым твоим шагом, Саманта. Этот дом станет твоей тюрьмой.

— Нашел чем пугать. Видала я тюрьму и пострашнее. В этой, по крайней мере, есть бассейн.

Его губы дрогнули в улыбке, но он не позволил себе расслабиться. Интересно, насколько у него хватит выдержки?

— Итак, ты согласна?

— Да.

Проклятые штаны! Разве она сможет вызвать у него хоть какие-нибудь чувства после того, как он видел ее в таком виде?

— Кстати, где все твои вещи? Вилла была абсолютно пуста.

— Я оставила их в кустах недалеко от коз, овец и «цыплятов».

— Значит, подождут до завтра. Ты наелась?

— Да, спасибо.

— Тогда пошли. Займешь прежнюю комнату Карлоса. В ней никто не жил с тех пор, там его вещи, но я полагаю, тебя это не очень расстроит?

Она и вспоминать про свое замужество не хочет, но что же делать, если Рауль уверен в ее вине? Саманта торопливо поправила рубашку, распахнувшуюся на груди. Рауль неожиданно зарычал:

— Прекрати немедленно!

— Что именно?

— Прекрати так сексуально выглядеть в любом барахле, которое на тебе надето!

Неожиданно она оказалась прижатой к стене, и через секунду Рауль жадно целовал ее приоткрывшиеся в изумлении губы. Вспышки молний за окном и раскаты грома довершали эту фантастическую картину. Он горячо выдохнул ей в ухо:

— В нашем соглашении было еще кое-что…

— О, да, Рауль… Отнеси меня в постель! Нет! Погоди минуту!

Она торопливо отстранилась от него и с облегчением позволила джинсам свалиться на пол. Ни секунды она в них больше не останется!

Они почти бегом миновали холл, поднялись наверх, раздеваясь на ходу, ворвались в спальню и рухнули на ковер, переплетясь руками и ногами в клубок рычащей и стонущей страсти.

Я люблю тебя, подумала она, я так люблю тебя, и я хочу жить с тобой и Кончитой всегда, до конца своих дней, даже если ты до самого конца будешь видеть во мне только сексуальный объект!

Она жадно целовала его, наслаждаясь вкусом гладкой кожи, вдыхала его запах… Рауль ласкал ее, целовал, покусывая ее губы, а его язык возбуждающе бродил у нее во рту.

Его руки властно легли на ее грудь — и тут что-то изменилось.

Он нащупал ее шрам, о котором она успела забыть, и которого сам Рауль не заметил прошлой ночью. Она увидела ужас в его глазах, шок, непонимание, и ее окатило волной стыда и отчаяния. Это конец! Теперь он будет испытывать только отвращение и жалость, ничего больше. Никогда Рауль не захочет заняться с ней любовью, он будет избегать ее как чумы, и они будут встречаться только изредка, сталкиваться на лестнице и отводить в смущении взгляд.

Слезы застилали глаза, горькая обида сжимала горло. За что, за что это все одному человеку, господи?

Саманта оттолкнула его руки и выпалила, задыхаясь:

— Я тебе отвратительна, да?! Я знаю, он омерзителен. Но это все еще я, и, если ты не в силах этого принять, тогда наши проблемы решены. Ты не будешь спать с женщиной, которую презираешь, а я не буду выполнять роль твоей подстилки!

12 ПРОЩЕНИЕ

Она попыталась встать и убежать, но он притянул ее к себе. Некоторое время они ожесточенно сражались, но в конце концов Рауль победил. Слезы хлынули ручьем, но и сквозь них Саманта с ужасом заметила, что он, отстранившись, непривычно тихо сидит около нее. Просто смотрит, не делая больше ни малейшей попытки обнять ее, утешить…

— Говорить ничего не надо. Где комната Карлоса? Покажи, куда идти, и я исчезну.

Она все еще закрывала грудь руками и вспомнила, что и в ночь их любви там, на вилле, инстинктивно делала то же самое, боясь его отвращения. Рауль откашлялся и глухо спросил:

— Что… что случилось?

— Рак.

— Саманта… Господи… Так вот что за болезнь… Поэтому ты так быстро устаешь?

— Да. Поэтому. Комната Карлоса, Рауль. Где она?

Рауль был в шоке. Он обожал ее грудь — эти два идеальных полушария, увенчанных маленькими сосками, он любил целовать ее и чувствовать, как она напрягается под его губами… Что теперь будет с Самантой? Она может умереть? Ужас окатил его ледяной волной, лишил сил, ему хотелось кричать, говорить безумные, глупые слова…

Не оставляй меня, пожалуйста, не оставляй меня, ты не можешь умереть, почему из всех тысяч женщин это случилось с тобой?! Только теперь он понял, что любит Саманту, что она ему дороже жизни!

Он увидел страх и боль в ее глазах и сделал то единственное, что пришло ему в голову: взял ее за руку, очень тихо и нежно. Бедняжка, она думает, что стала ему отвратительна. Менее сексуальна. Если бы!

— Саманта, убери руки от груди, пожалуйста.

— Нет! Ты уже видел. Хочешь еще больше унизить меня?

— Нет, я хочу совсем другого.

Он властно отвел ее руки в стороны и медленно, очень медленно, дюйм за дюймом стал целовать ее грудь. Саманта сильно вздрогнула, когда его губы коснулись шрама, но Рауль не дал ей вырваться.

Она рыдала, но теперь уже от счастья и благодарности к Раулю, с такой нежностью и любовью касавшемуся этого жуткого воспоминания о ее трагедии.

— Не плачь больше, слышишь? Саманта… а теперь… все теперь будет хорошо? Ну скажи, что все будет хорошо!

— Это так важно для тебя, Рауль?

— Ну… это важно для Кончиты.

Она улыбнулась и подумала, что и это — не худший довод, хотя она рада была бы услышать другое признание.

— Я проживу сто лет и еще три года, если только раньше не сломаю себе шею, ходя колесом.

Рауль прижал ее к себе и закрыл глаза. Сейчас он услышал самые главные слова в своей жизни, он узнал, что его любимая женщина не умрет, не оставит его раньше срока, и это наполнило его душу невыразимым облегчением.

— Пошли в кровать. Ты должна рассказать мне все.

На самом деле он и шагу не дал ей сделать, подхватил на руки и отнес в постель бережно, словно дорогую китайскую вазу.

— Когда это случилось? В тюрьме ты не выглядела больной.

— Возможно, повлиял шок оттого, что меня осудили, не знаю точно, но тогда я еще ничего не знала про опухоль. Просто слабела, мало ела, плохо спала. Потом онколог сказал, что все могло случиться из-за постоянных стрессов… из-за моего брака…

— Что ты имеешь в виду?

— Не спрашивай, Рауль. Давай оставим эту тему. Не будем об этом говорить.

— Нет, я должен знать все. Хватит секретов, Саманта.

Он так и не дал ей отвести взгляд, и она, набравшись духу, начала рассказывать. Рауль не отрывал от нее горящих глаз.

— Я совершила ужасную ошибку. Карлос был таким внимательным и предупредительным, а я потеряла голову от горя. Кроме того, он чем-то напоминал тебя, по крайней мере, мне так казалось. Только после свадьбы я поняла, что им двигали исключительно ревность и зависть, что он женился на мне только для того, чтобы ранить тебя.

— Он не ошибся. Это ранило меня в самое сердце.

— Карлос все время говорил о тебе, и это никак не могло помочь нам с ним. Я непроизвольно сравнивала вас, а Карлос… Рауль, я понимаю, что говорю неприятные вещи, но… твой брат не любил тебя. Он говорил, что ты всегда был любимчиком: в семье, в школе, среди друзей… Он страшно завидовал.

— Я не знал этого. Не думал об этом. Продолжай. Неудачный брак еще не повод для страшного стресса. Случилось что-то еще?

— Он… Он был очень груб со мной. Много пил, приходил домой и крушил все вокруг, а иногда бил меня. А еще…

— Что?!

— Он заставлял меня спать с ним. Я не хотела. Тогда он брал меня силой.

— Он… насиловал тебя?!

— Однажды. Потом еще… Нет, я не считаю себя невинной жертвой. Я просто стараюсь не вспоминать то время. Я ведь вышла за него по собственной воле, не под наркозом и не по принуждению. Да, Карлос разрушил мою жизнь, но теперь у меня началась новая. Иногда прошлое возвращается в ночных кошмарах, тогда надо собраться с силами и пережить это.

Рауль смотрел на нее с болью и уважением. Сколько ей пришлось пережить! Нет, он не позволит ей больше страдать. С нее довольно.

— Что ты почувствовала, когда тебе сказали, что у тебя рак?

— Честно? Почти ничего. Это как последний гвоздь в крышке гроба. Я просто впала в депрессию и плакала целыми днями.

— Ты боялась смерти?

— Я боялась не увидеть Кончиту. Единственное, чего я вообще в жизни боялась! Больше мне нечего было терять. Тогда-то я и решила, что пройду огонь и воду, сбегу из ада, но найду ее и попытаюсь вернуть. Для этого надо было выздороветь. Я это сделала. Теперь ты знаешь, почему я здесь и почему я так настойчива.

— Она узнает, что ты ее мать, клянусь! Подожди здесь.

— Куда ты?

— Мы должны это отпраздновать.

— Что именно?

— Твою новую жизнь!

Рауль исчез прежде, чем Саманта успела сказать хоть слово. Он стремительно сбежал по ступеням вниз, захватил на кухне шампанское и два фужера и быстро направился в спальню. Теперь он точно знал, чего хочет. Он хочет, чтобы Саманта навсегда осталась с ним, он любил и хотел ее.

Пробка вылетела с громким хлопком, и Саманта взвизгнула, счастливо смеясь. Шампанское вылилось прямо на нее, и в тот же момент Рауль оказался рядом, торопливо скидывая халат. Его глаза потемнели от страсти, и он начал медленно слизывать шампанское с ее золотистой кожи. Возбуждение, охватившее их обоих, было так велико, что он не успел добраться и до ее колена, как она уже обхватила его бедра и тихо застонала от желания.

На этот раз он любил ее медленно и нежно. Страсть не стала меньше, чувства были так же горячи, но теперь хотелось дарить блаженство, а не получать его. Хотелось прижать ее к себе, убаюкать, раствориться в ее нежности. Он словно возвращался домой из долгого и трудного путешествия.

— Я люблю тебя…

— Я люблю тебя…

Два тела стали одним, два прерывистых дыхания слились воедино, каждый вздох одного эхом отзывался из уст другого, даже сердца их стучали в одном ритме.

Страсть нарастала, и в голове Рауля метались мысли, одна другой безумнее. Так будет всегда. Она останется с ним. Ему плевать на ее прошлое. Он любит ее! Саманта!..

Все исчезло, утонув в ослепительной вспышке и затем в полной темноте. Эта темнота, подобно огромному черному океану, тихо покачивала их опустошенные и горячие тела на своих волнах, вынося их обратно в реальный мир.

Рауль с нежностью смотрел на заснувшую Саманту, слушал ее ровное дыхание, и мрачная решимость наполняла его. Он должен узнать все до конца, должен убедиться в ее невиновности. Но как?

Они были вместе уже три недели. Для маленькой девочки это целая жизнь. Саманта с улыбкой думала об этом, идя по аллее сада вместе с Раулем и Кончитой, державшейся за их руки и без конца раскачивающейся на этих сильных и любящих руках, как на качелях. Они шли в деревню.

— Раз, два, три — ап! Еще!!!

— Сладкая моя, мы уже пришли в кафе, а здесь нельзя баловаться.

Хозяин кафе и его жена всплеснули руками при виде новых посетителей:

— Ай! Какой добрый вечер, какая прекрасная маленькая сеньорина!

Хозяин церемонно проводил Кончиту за лучший столик, и Саманта усмехнулась. Везде их с малышкой встречали восхищение, улыбки и пожелания счастья и здоровья, а этот ресторанчик они особенно любили за радушие хозяев и хорошую кухню. Официант принес им меню, а Кончите — бумажную птичку. На некоторое время девочка занялась игрушкой, а когда растерзанная птичка упала на пол, Кончита немедленно получила следующую.

Когда принесли мороженое для Кончиты, она в полном восхищении уставилась на маленький бенгальский огонь, воткнутый рядом с игрушечным зонтиком и вишенкой поверх одного из шоколадных шариков.

Сколько радости могут дарить простые вещи, думала Саманта. Кончите — бенгальский огонь, мне — улыбка дочери.

Домой они возвращались по берегу моря, идя рука об руку, и Саманта в который раз подумала, что все идет совсем как раньше, в те невозможные, немыслимые, далекие времена… только теперь на плечах Рауля подпрыгивает неугомонная Кончита.

Не совсем все. Тонкая черная тень между ними — ее мнимое преступление. Маленькая стеночка недоверия, недоговоренности, неуверенности. Стена. И эту стену надо разрушить как можно скорее.

По дороге им попалась детская площадка, и Саманта вместе с Кончитой с визгом кинулись к горке. Рауль сначала снисходительно улыбался, но уже через несколько минут вопил и хохотал вместе с ними, такой же чумазый и счастливый.

В машине Рауль, удивленный необычной тишиной, оглянулся назад и тихо рассмеялся:

— Небывалый случай! Кончита заснула! Кстати, давай поужинаем завтра вдвоем?

— Ты просто хочешь покататься с горки без Кончиты, которая визжит тебе в ухо!

— Нет, я подумывал о чем-нибудь пошикарнее, чем наш поселок. А ты бы могла завтра надеть то зеленое платье, от которого у меня пересыхает горло и трясутся колени?

— Тогда придется избегать острых блюд.

— Нет, я смогу дотерпеть. До машины.

— Я уже слишком стара для заднего сиденья авто!

— У меня в машине откидывается переднее сиденье! Вылезай, дорогая. Мы дома.

Дома… Они вместе поднялись по ступеням и вошли в дом.

Весь следующий день Рауль, Саманта и Кончита провели на пляже в поисках крабов под прибрежными камнями. Это занятие девочке не надоедало никогда.

Донна Роса, новая экономка, успела подружиться с Кончитой и без уговоров согласилась посидеть с малышкой вечером. Саманта и Рауль зашли к Кончите почитать на ночь и пожелать приятных снов, и девочка благоговейно вздохнула при виде Саманты:

— Ох, какая ты красивая!

— Спасибо, конфетка, а как насчет Рауля? Он тоже красивый!

Рауль, в белом пиджаке, белой рубашке и кремовых брюках, неожиданно слегка покраснел и стал торопливо выбирать книжку, но Саманта заметила, что ее дочь смотрит на них обоих как-то необычно, серьезно и задумчиво.

Когда они вышли из комнаты, Рауль осторожно погладил Саманту по плечу.

— Ты что такая тихая?

— Я просто думаю, какая я счастливая. Ты даже не представляешь, как я рада быть с тобой и Кончитой.

Он прекрасно себе это представлял. С каждым днем их жизнь все больше напоминала жизнь счастливой семьи, но к этому примешивалась легкая горечь. Он больше всего на свете хотел убедиться раз и навсегда в невиновности Саманты. Только тогда семья и друзья смогут принять и простить ее, только тогда она сама сможет быть по-настоящему счастлива.

Ресторан на высоком берегу моря Рауль хорошо знал и очень любил. Они с Самантой прошли на открытую террасу, увитую виноградом, и сели, глядя на раскинувшийся внизу курортный городок, сверкавший и переливавшийся огнями, подобно громадному бриллианту на черной бархатной подушке ночи.

В полутьме невысокий смуглый мужчина на маленькой эстраде негромко пел печальную и страстную песню, гимн любви. Саманта была прекрасна, прекраснее всех на свете, прекраснее, чем когда-либо раньше. Рауль не мог отвести от нее глаз. Они сидели, взявшись за руки, и огоньлюбви пожирал их, не причиняя никакого вреда, а, напротив, даря блаженство.

Рауль легко коснулся губами ее руки:

— Бренди, портвейн или кофе?

— Поедем лучше домой…

Ее лицо, освещенное свечами, было прекрасным и немного грустным. Рауль не мог больше этого выносить. Сам он давно убедился, что она невиновна, слишком честна она была для этого, но для всего остального мира его Саманта оставалась мошенницей.

Они вышли и медленно пошли к машине.

— Погоди, Сэмми. Я хочу побыстрее покончить с этой историей. Расскажи мне все-таки, в чем заключалась твоя работа в качестве финансового директора. Помоги мне, Саманта. Я должен в этом разобраться.

Улыбку словно стерли с ее лица. Губы Саманты дрогнули, и она начала очень тихим и напряженным голосом:

— После свадьбы я работала финансовым консультантом в небольшой страховой компании. Карлос сказал, что хочет сделать меня финансовым директором банка ди Аройя, а я сказала, что это невозможно. Он засмеялся и сказал, что я буду только получать большие деньги, а делать ничего не придется, потому что он сам все сделает. Обычное соглашение между мужем и женой… так он сказал. Он принес мне на подпись документ — я его внимательно прочитала, все казалось в порядке. У меня не было причин не верить ему.

Потом он приносил другие бумаги, говорил, что это чистая формальность, и я их подписывала, иногда даже не читая. Знаю, это глупо, я должна была их читать, но Карлос был так убедителен, а потом родилась Кончита, и мне стало и вовсе не до того. Я верила ему. Это же ваш семейный бизнес.

— Но ни одного свидетеля у тебя не было?

— Нет, и потому моя защита ничего не смогла сделать.

— Должны же были остаться счета, папки, документы…

— После банкротства ничего не нашли. Рауль, я знаю, тебе неприятно это выслушивать, но, мне кажется, Карлос знал, что у него неприятности, и намеренно уничтожил все улики. Накануне нашей ссоры он напился и был в ярости. Тогда-то я и сказала, что подам на развод. Он ушел, его не было всю ночь. Наверное, сжег документы или бросил их в реку. А за неделю до банкротства его нашли мертвым, как ты знаешь.

— Он звонил мне за несколько дней до смерти. Сказал о разводе, сказал, что оставляет свой пост и возвращается домой, просил меня…

Рауль резко замолчал. Дурак, проклятый дурак! Ведь контейнер с вещами Карлоса, прибывший домой накануне того, что случилось, до сих пор стоит в доме… Рауль выругался и резко нажал на газ. Саманта испуганно воскликнула:

— Рауль! Что ты делаешь?

— Извини. Просто я — идиот. Вещи Карлоса были в доме все это время. И бумаги тоже!

Она сразу поняла, что он имеет в виду. Оба замолчали. Рауль излишне резко вывернул руль, придорожный кустарник заскрежетал ветвями по дверцам.

Рауль пытался сосредоточиться на дороге, но это удавалось с трудом. Он давил на газ, словно все псы преисподней гнались за ними. Возле дома машина с визгом затормозила, и он кинулся наверх, на бегу бросив Саманте:

— Скажи донне Росе, что мы дома!

Сердце его билось так, словно хотело выпрыгнуть изо рта. Все эти годы отгадка была рядом. Господи, сделай так, чтобы это оказалось правдой! Рауль ворвался в комнату Карлоса, в которую никто не входил с тех пор, как один из приятелей Карлоса разгрузил там привезенный из Алькоя контейнер.

Пещера Аладдина, а не комната! Антикварная мебель, шелковые шторы, сваленные в беспорядке картины и дорогие безделушки, старинные часы, дорогая одежда, техника, видеоаппаратура, украшения… Его брат жил хорошо. Слишком хорошо.

Рауль молчал. Если бы он хоть раз зашел в эту комнату, то уже знал бы, возможно, ответы на все вопросы. Например, откуда у Карлоса все это взялось?

Прямо напротив, у стены, стояла большая коробка с бумагами и папками. Секунду Рауль промедлил, не в, силах поверить в такую наглость собственного брата, а затем бросился вперед, расшвыривая дорогие пиджаки и норковые шубы. За спиной он услышал вскрик Саманты:

— О боже, Рауль!

— Что?! Кончита?

— Нет-нет, с ней все в порядке. Позволь, я помогу…

Он бормотал бессвязные проклятия, роясь в коробке, а затем заметил ее взгляд и замер, не в силах понять, почему так светятся ее глаза.

— Рауль… ты беспокоишься… ты хочешь, чтобы я оказалась невиновной?

— Естественно, хочу!

— Но почему?

— Потому что люблю тебя, почему же еще!

Он замер. Неужели он это сказал? Неужели он не говорил этого раньше?

Она замерла. Неужели он это сказал…

Рауль перевел дыхание и повторил уже спокойно:

— Я люблю тебя, Саманта!

Она неожиданно улыбнулась.

— А почему ты выглядишь таким удивленным? Ладно, давай разбираться дальше.

Они долго и тщательно просматривали документы и нашли, наконец, то, что искали. Утраченные счета. Письма Карлоса. Его личную чековую книжку, на которой было денег больше, чем он смог бы заработать за всю свою жизнь.

Рауль молчал, потрясенный, раздавленный подлостью брата. Ни один из документов не подтверждал причастности Саманты к чему бы то ни было. Только Карлос…

Пыльный, грязный, дрожащий от ненависти и стыда, Рауль, шатаясь как пьяный, вышел из комнаты. Его брат стал причиной неимоверных и незаслуженных страданий женщины, которую он любил.

Его брат! Его родной брат!

13 ВОЗВРАЩЕНИЕ

Саманта взяла его за руку и отвела в ванную комнату. Там она нежно и быстро раздела его, разделась сама. Вода смывала пыль и грязь с их тел, смывала обиды и боль, горькие воспоминания.

— Ты когда-нибудь сможешь простить меня?

— Виноват был Карлос, не ты…

— Но я тебе не верил…

— Он и меня поначалу провел. Ты же был в сотнях миль от него, откуда тебе было знать, как ненависть и ревность изменили его душу. Он всегда говорил, что хочет стать богаче тебя. Что ж, он нашел способ. Я единственная, на кого могло пасть подозрение. На него ничего не указывало, потому я и растерялась. Я не смогла доказать свою невиновность. Он был очень умен.

Рауль казался раздавленным, уничтоженным чувством собственной вины перед ней. Он извинялся и проклинал себя за страдания, которые ей довелось пережить. Она долго успокаивала его, затем отвела в спальню, уложила в постель. Он мрачно уставился в потолок, все его тело внезапно напряглось.

— Ты, будучи совершенно невинной, потеряла все: репутацию, здоровье, свободу и дочь…

Саманта осторожно гладила его плечо, улыбаясь своим мыслям. Как давно это было. Сколько воды утекло… Целая жизнь… и еще одна, и еще…

Ей было дано несколько попыток. Пусть некоторые были неудачными — но разве это не счастье: иметь возможность упасть, чтобы понять, найти в себе силы встать — и идти дальше?

— В итоге я получила много больше. Все, что потеряла, и кое-что еще.

Она поцеловала его плечо. Рауль застонал.

— Я не прощу себя никогда!

— Если уж простила я, простишь и ты. Я счастлива, Рауль. Ты любишь меня. Мне нечего больше хотеть. Еще только одно…

Он повернулся к ней, и в глазах у него блеснули слезы, которые он немедленно скрыл шуткой.

— Чашечку чая?

Она улыбнулась, провела рукой по его подбородку.

— У Кончиты научился? Нет, мне нужно кое-что другое…

Он поцеловал ее. С каждым следующим поцелуем его страсть становилась все яростнее, женщина же была нежной и податливой, осторожной и чуткой, и тогда мужчина тоже смягчился и немного успокоился. Совсем немного.

— Я люблю тебя.

— Я люблю тебя.

Ее голос стал эхом его голоса, затем он прервался. Рауль обнял ее, прижал к себе, и она отдалась ему, полная любви и счастья.

Они очень тщательно готовились к тому, чтобы сказать Кончите о том, что Саманта ее настоящая мама. Сейчас они сидели все вместе на диване и смотрели старый любительский фильм.

— Это Саманта. Ты узнаешь ее? Я ее знаю очень давно. Она уже тогда была моим лучшим другом, и я ее очень любил.

Кончита внимательно следила за происходящим на экране. Особенно нравилась ей сцена падения Саманты в пруд. Девочка заливалась смехом и требовала показать еще раз.

Рауль перемотал пленку и осторожно наклонился к девочке.

— Маленькая, тебе нравится Саманта?

— Очень-очень нравится!

На милом личике расцвела широчайшая улыбка. Саманта затаила дыхание. Рауль тоже нервничал, но, наконец, набрался мужества.

— Ты уже большая девочка, и я должен сказать тебе что-то особенное… Это очень важная тайна. И я решил ее открыть тебе.

Малышка вытаращила глаза, а Саманта прикрыла свои. Сердце глухо бухало в груди.

— Сладкая моя, ты теперь будешь самой счастливой девочкой в мире. — Он нежно поцеловал румяную щечку. — Саманта… она твоя мама!

Девочка посмотрела на Рауля, затем на Саманту. В глазах взрослых блестели слезы.

— Я твоя мама, маленькая.

Рауль расцепил руки, и малышка съехала по его ногам, как по горке, прямо на ковер. Саманта распахнула девочке объятия, но та неожиданно нахмурилась, повернулась и убежала в сад.

Саманта не могла вымолвить ни звука. Она словно превратилась в ледяную статую. Рауль прошел к двери в сад, и его шаги отдались у нее в мозгу гулко и мрачно. Она смотрела прямо перед собой, не видя ничего.

— Она играет с твоей куклой.

— Мамой называет?

— Нет, Дорогушей. Уже неделю. Иди сюда. Я смотрю за девочкой, так что подойди ко мне. Посиди рядом.

Она не могла. У нее не было сил.

— Мне нехорошо. Сейчас приду.

Она еле дошла до ванной. Жизнь разом вытекла из тела, силы оставили ее. Она машинально взглянула в зеркало и удивилась отражению бледной женщины с трагическими глазами. Счастье последних недель оказалось обманом, мороком, ошибкой… О, нет, они с Раулем созданы друг для друга и будут любить друг друга вечно, но Кончита… Стон прорвался из груди.

Неожиданно ей страстно захотелось к Раулю. Она повернулась и стремглав кинулась в комнату, влетела в надежное и крепкое кольцо его рук и замерла, словно испуганное и обиженное дитя, у него на груди. Он баюкал ее, гладил по голове, шептал тихо-тихо:

— Дай ей время, дорогая. Она должна привыкнуть к этой мысли.

— А если этого не случится?

— Случится, обязательно. Она тебя уже любит. Ты ей нужна. Эй, подруга, я даже ревную иногда, глядя, как две моих девочки шушукаются без меня!

Она не улыбнулась. Слишком хотелось заплакать в голос. То, что случилось только что, было горше слез, больнее боли. Неужели она никогда не сможет назвать дочь дочерью?

Они с Раулем сидели, обнявшись, и смотрели, как Кончита что-то шепчет кукле. Рауль неожиданно достал платок и шумно высморкался. Саманта бросила на него удивленный взгляд и увидела, что его темные глаза блестят от слез. Он старался скрыть их от нее. Напрасно.

— О, дорогой мой!

Она положила голову ему на плечо, а он поцеловал ее в висок.

— Я ужасно люблю тебя, милая, и хочу, чтобы Кончита тоже полюбила тебя как следует…

Телефонный звонок заставил его нетерпеливо взмахнуть рукой.

— Чертов аппарат! Я поставлю автоответчик. Не хочу оставлять тебя.

— Нет, ты должен ответить. Вдруг что-нибудь важное?

Он торопливо поцеловал ее и ушел. Саманта сидела, не шевелясь, не решаясь спуститься в сад. Кончита сама должна подойти. Если захочет. Саманта до крови закусила губу. Вот уж никогда бы не подумала, что буду ревновать к пластмассовой кукле, попыталась она усмехнуться, но из этого опять ничего не вышло. Слезы душили ее, стояли горьким комом в горле.

Мое дитя. Девочка моя. Я так долго шла к тебе. Я так долго сражалась за право вернуться к тебе, сражалась с недоверием, ложью и болезнью. Я все победила, счастье так близко, а ты одним движением рушишь все мои надежды.

Саманта прижала руку к сердцу, пытаясь унять боль. Все будет хорошо, не правда ли? В один прекрасный день все будет хорошо. Надо только потерпеть. Еще потерпеть, только и всего.

Внезапно она увидела, как Кончита, сопя, карабкается на стену из сухого песчаника, что ей категорически запрещали делать обычно. Прежде чем Саманта смогла вымолвить хоть слово, малышка оказалась на самом верху ограды, немного помедлила… и покатилась вниз.

Саманта через веранду метнулась к дочери, как молния, холодея от ужаса. Малышка же, приземлившись вполне благополучно, встала на ножки и кинулась ей навстречу с криком:

— Мамочка-а-а-а!

Саманта с размаху упала на колени возле девочки и крепко ее обняла.

— Что такое, маленькая, где болит?

— Я упала-а-а!

— Не плачь, мое солнышко. Мама сейчас поцелует, и все пройдет.

Она целовала чумазую ножку, а сердце пело и рвалось из груди, словно птица. Доченька моя! Мое дитя!

— В чем дело?!

Саманта совсем не огорчилась, когда малышка, соскользнув с ее колен, кинулась к Раулю. Слишком счастлива она была в этот миг. Кончита с гордостью демонстрировала свою ранку.

— Мамочка поцеловала, и все прошло!

— Ого! — Рауль сразу все понял. — Ну да, мамочки, они всегда так: раз — и все!

— Я рассказала Дорогуше, что моя мама приехала. Она обрадовалась.

— Я видела, Кончита. Правильно, должна же она знать.

— А ты, дядя Рауль, ты можешь теперь быть моим папой?

Рауль, перевязывавший колено девочки носовым платком, улыбнулся.

— Это надо спросить у мамы. Саманта, можно я буду папой?

— Ты правда считаешь, что об этом нужно спрашивать? Ладно, так и быть, я согласна.

Вне себя от счастья, он заключил их в объятия, двух самых любимых женщин на земле.

— Возможно, это не лучшее время, а здесь не лучшее место, но цветы, вино и преклоненные колени я обеспечу тебе позже. А сейчас я просто и прямо спрашиваю тебя: Саманта, ты согласна выйти за меня замуж? Я люблю тебя всем сердцем и хочу всегда быть с тобой. Пожалуйста, скажи «да»!

— О, Рауль, можно подумать, я когда-нибудь могла сказать тебе «нет»! Конечно, я согласна!

Кончита, которую он держал на руках, оглушительно завопила ему в ухо:

— А мамы и папы целуют своих девочек?

— Еще как! Много-много раз.

Саманта засмеялась.

— Если бы вы только знали, как я вас люблю!

Взбудораженная Кончита уснула поздно. Саманта с Раулем сидели на террасе и слушали пение лягушек в пруду. Где-то далеко слышался лай собак, и над всем ночным миром, почти неощутимый, висел рокот далекого моря.

— Еще шампанского со льдом? — вкрадчиво предложил он.

— Да! И побольше…

Он улыбнулся и потянулся к ней.

Саманта чувствовала себя немного захмелевшей и абсолютно счастливой. Она поцеловала Рауля и с радостью позволила увлечь себя в дом. Ее дом. Их дом.

Эпилог

Я расскажу тебе историю, слушай…

О первой любви, прекрасной, как рассвет, и нежной, как цветок.

О доверчивых признаниях и сдавленных стонах счастья.

О первом предательстве и первой боли, пронзающей сердце…

Я расскажу тебе историю о том, как любящий не находит нужных слов, а ненавидящий — змеей вползает в чуждое сердце.

Я расскажу тебе о великой муке и великом даре — я расскажу тебе о Любви…

Эту песню пели на Форментере много веков — но только сейчас Саманта ди Аройя понимала полностью ее содержание.

О, нет, испанский Саманты уже давно почти безупречен. Тут другое… Немножко другое…

Все песни в мире поются о любви. И лишь немногие — о твоей собственной любви.

Красивая золотоволосая женщина с глазами старухи засыпает каждую ночь на широкой груди своего мужчины. Она больше не плачет. Ей больше не нужно собирать все силы и волю в кулак. Она в надежном кольце его рук, под защитой.

За стеной спит ее дочь — маленький ангел этого благословенного острова, и кукла Дорогуша благостно смотрит на разметавшиеся золотые кудри девочки.

Женщина улыбается в темноту — и ни одно тяжкое воспоминание о прошлом больше не способно омрачить эту улыбку.

Женщина знает Главный Секрет в Мире.

Каждый проходит свой путь. На нем есть место всему — предательству боли, лжи, подвигу, ошибкам и победам. Иногда кажется, что идти по нему больше нет сил. Иногда кажется, что он ведет во тьму…

Это ничего. Это — не страшно. Надо просто набраться терпения — и ты обязательно увидишь во тьме — свет.

Свет Любви…

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Оглавление

Пролог

1 ЖЕНСКАЯ ТЮРЬМА САНТА-КРОЧЕ. ЗАЛ СВИДАНИЙ

2 ОСТРОВ ФОРМЕНТЕРА. ТРИ ГОДА СПУСТЯ

3 ФОНТАНЕРА. ЧАСТНЫЕ ВЛАДЕНИЯ ДИ АРОЙЯ

4 ВИЛЛА ФИОРИТА

5 ПРОБУЖДЕНИЕ

6 ПЕРВЫЕ ШАГИ

7 ДОЧЬ

8 НАЧАЛО ДОЛГОГО ПУТИ

9 «ЦЫПЛЯТЫ»

10 ВОЙНА

11 ПЛАН КОЛМАНА

12 ПРОЩЕНИЕ

13 ВОЗВРАЩЕНИЕ

Эпилог