Дикари [Роже Мож] (fb2) читать постранично

Роже Мож

Дикари

Роже Мож

Дикари

Часть первая

Галл в Риме

Глава 1

Жнецы Суллы

Августовское солнце клонилось к закату. По склону холма с оставшимися несжатыми колосьями медленно продвигались запряженные по‑галльски бычьи упряжки, которые толкали перед собой четыре жатки[1].

– Когда мы будем на месте, – добавил он, – ты пойдешь к парикмахеру Сертию и попросишь от моего имени, чтобы он как можно скорее приготовил тебе такой же яд, какой поставил мне для сутенера Ихтиоса. А пока переведи шесть человек, которых мы задержали в покоях Домициана, в префектуру ночных стражей. Там позже и встретимся!

После этих слов галл и Кален вскочили на лошадей и выехали из дворца. Был второй час утра. Через три часа над столицей мира взойдет солнце.

Они продвигались по запруженным ночными повозками улицам в сторону Пренестинских ворот. Вскоре перед ними показались высокие стены, за которыми располагался императорский зверинец. Служебная квартира управляющего бестиарием Мезия находилась в доме напротив.

Извинившись, Сулла попросил его подержать лошадь, спрыгнул на землю и несколько раз постучал в дверь. Наконец два раба с лампами в руках открыли ее и раздраженно спросили, что он хочет.

Галл сказал им, что немедленно должен поговорить с Мезием. Те ответили, что Мезий обычно спит до шести часов утра. Тогда Сулла заявил, что он приехал из императорского дворца, поэтому им придется разбудить хозяина, невзирая на его гнев и ругань. И он показал им свернутый в трубочку указ, который держал в руке. Это сразу подействовало, и рабы проводили его в атрий, предложив сесть и оставив одну из ламп.

Скоро появился Мезий.

– Сулла, – вскричал он, – ты разбудил меня, но я рад тебя видеть! Откуда ты?

– Из императорского дворца, проездом из Помпеи; меня послал Тит. – И он развернул свиток.

– Так, – сказал Мезий, прочитав текст, – вот какой путь ты проделал с того дня, когда я видел тебя покидающим амфитеатр с кандалами на ногах. А кстати... знаешь ли ты, что Серторий со своими помощниками, которых подозревали в принадлежности к секте Христоса, однажды внезапно исчезли. Но что тебе надо от меня?

– Чтобы ты попросил своих служащих освободить от зверей один из дворов бестиария. Я внесу туда двое носилок, а потом можно будет запустить зверей снова.

Мезий посмотрел на посетителя:

– Эти носилки будут пустыми или с людьми?

– С людьми, конечно. Я не стал бы будить тебя в такую рань из‑за пустых носилок.

Служители в леопардовых шкурах, дежурившие ночью, встретили Суллу радостными возгласами, все хотели обнять его. Пока Сулла разговаривал с Мезием, носилки были внесены во двор, из которого только что вывели зверей, о чем говорили еще не убранные испражнения. Смерть тех, кто связанный и с кляпами во рту лежали в носилках, должна была источать смрад.

Сулла подошел к Калену Корбулону:

– Я попросил тебя пойти со мной, так как знаю, что ты расстроен оттого, что не смог отомстить Домициану, которому конечно же Цезарь все простит. Но я думаю, что Лацертий и другой преступник, прятавшийся под видом префекта, более виновны, чем он. У него есть одно оправдание: он был опьянен близостью трона, отданного Веспасианом его брату. Без помощи других лиц, которых ничто не заставляло ему повиноваться, Домициану не удалось бы ни погубить твоего отца, ни отправить меня на арену цирка. Таким образом, их казнью Руф будет отомщен, а его маны будут удовлетворены, и им не в чем будет тебя упрекнуть.

На глазах Мезия и других людей Сулла открыл дверцы носилок. Вытащил пленников и бросил их на землю. Потом кинжалом перерезал веревки, связывавшие Лацертия, вытащил кляп у него изо рта. Как когда‑то сутенер Ихтиос, этот тоже стал умолять галла заколоть его.

Сулла покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты узнал, что испытал несчастный Халлиль, когда умирал невиновным, надеясь этой жертвой спасти жену и дочь от лупанария, куда ты хотел их отправить. Я, возможно, смог бы простить тебе зло, которое ты причинил мне лично, но никогда не прощу убийств банкира и Менезия.

Лацертия била дрожь. Сулла почувствовал тошнотворный запах, исходивший не от животного, а от Лацертия, который от ужаса наделал в штаны.

Кален уже почти развязал Кассия Лонгина, который не произнес ни слова. Их оставили одних, закрыли дверь во двор, а затем послышался скрип блоков, на которых поднимались и опускались решетки, отгораживавшие клетки со зверями.

Сулла, смертельно уставший от всего, что произошло с тех пор, как проснулся Везувий, готовился к отъезду. Он