Султан и его враги. Tom 2 [Георг Фюльборн Борн] (fb2) читать постранично

Георг Борн Султан и его враги ^{(Том 2)}

Часть 3

I. Новые сановники

Большие перемены произошли при турецком дворе за последние месяцы. Но они не могли задержать хода событий. Из-за неимоверных требований и жестокого обращения турецких чиновников состоявшие под владычеством султана христианские княжества восстали.

Из всех племен, томившихся под игом турок, боснийцы и болгары первыми взялись за оружие, чтобы стряхнуть ненавистное иго и положить конец неимоверным требованиям и несправедливостям турецких наместников и чиновников.

Повсюду стали появляться люди, которые подготавливали восстание и подстрекали недовольных к открытым враждебным действиям. Эти провокаторы Мансура-эфенди и его сообщники делали свое дело так ловко и с таким успехом, что действительно случилось то, чего желали эти ослепленные ревнители магометанства: восстание вспыхнуло и дало туркам повод дать волю своей ненависти к христианам во славу пророка.

Идея, которую вынашивали эти ревнители веры, наконец осуществилась. Они хотели восстановить падшее могущество и величие, еще раз заставить засверкать угасающее светило исламизма, придать ему новый блеск и славу; они очень хорошо видели и понимали, как сильно приближался к закату турецкий полумесяц при последних султанах.

При жизни султана Абдула-Меджида возлагали большие надежды на Абдула-Азиса. Последние дни жизни Абдула-Меджида были только тенью прежнего султанского величия, так говорится в сочинении «Под полумесяцем» барона Швейгер-Лерхенфельда. Бледный, больной деспот в ужасающих размерах предавался пьянству; в то время как он приказал воздвигнуть мраморный дворец Долма-Бахче, стоивший 80 миллионов франков, служившие в его свите офицеры в рваных мундирах сопровождали его императорское величество, а по молочно-белым, мраморным плитам больших лестниц дворца босиком слонялась нерадивая прислуга. Но вот наступила роковая ночь Рамазана, з которую Абдул-Меджид расстался с жизнью и таинственной кончиной завершил свое жалкое существование.

Абдул-Азис в последнее время больше, чем когда-либо, предчувствовал, что он вместе со своей империей приближается к пропасти. Дружба с западными державами казалась ему недостаточно прочной и, чтобы утвердить свое царское достоинство, он вторично обратился к владыкам востока, еще способным верить в его могущество.

Со всем почетом встретил он у Золотого Рога посла кашгарского эмира Якуба-бея, осыпал любезностью генералиссимуса афганской армии Магомета-Саддык-хана и даже принял одного подвластного ему шейха Гассира-пашу, как своего гостя в Долма-Бахче. Все эти дружественные отношения, как нам кажется, вытекали из необходимости искать себе поддержку в среде своих соплеменников и единоверцев. Насколько Абдул-Азис действовал с успехом, стараясь воспрепятствовать разрушению калифата, мы увидим впоследствии.

В безрадостном уединении проводил султан свои дни: в кругу жен и в своей мечети или наслаждался зрелищем петушиных боев.

Среди боевых петухов любимец Абдула-Азиса спесивее всех своих соплеменников носил орден Османие, не оскорбляя людей, владевших этим орденом, между прочим, дипломатов и министров, которые с тем же орденом важно поднимались по большой лестнице, ведущей в аудиенц-зал Долма-Бахче.

21-го числа месяца Джемади-эль-Ауваль{Пятый месяц у магометан.} в Константинополе ежегодно совершалось празднество в честь восшествия на престол султана Абдула-Азиса-хана.

Иностранный западный путешественник, посетивший город калифов, чтобы еще раз взглянуть на угасающий блеск бывшей мировой державы, странно чувствует себя среди торжественной вакханалии, по-видимому, предназначенной для того, чтобы заглушить вопли бедствующего народа, — и задумчивость охватывает его душу.

Наступил знойный летний вечер, за которым внезапно следует ночь. Тогда восточный семихолмовый город (как называют Константинополь в противоположность Риму) заливается морем света, волны которого отливают пурпуром. Необозримые потоки пламени бледно-розовыми полосами обрисовывают на темном небесном своде части города, мечети, дворцы, села и даже безмолвные кладбища. Словно огненные волшебные корабли, скользят суда по спокойному морю, похожему на расплавленную бронзу… Вот прекрасный сон, на несколько часов разгоняющий ужасную действительность.

Местами расставлены по улицам отряды пехоты и кавалерии, последние, однако, отдыхают от продолжительной праздничной службы, покинув своих роскошных коней, взад и вперед разгуливая по улицам. Отряды эти занимают постоянно только одну сторону улицы, другая же предоставляется публике.

И какая пестрая картина представляется здесь взору: никто, будь это даже еврей, или суннит, или измаилит, или месидей{Еврейская секта.} — никто не захотел бы упустить удобную минуту лицом к лицу увидеть