Виньетки к Достоевскому [Фигль-Мигль] (fb2) читать постранично, страница - 6

не любил я воды, даже в пейзажах… “) Водобоязнь… Точно ли вы не бешеный? А если и бешеный, то что это меняет? (Хотя нам дело облегчает чрезвычайно.)

Дорогой Аркадий Иванович, вопрос о привидениях, судя по всему, придется разрешить в вашу пользу: вы ведь уже не кривляясь, наедине с собой их поминаете. (“Ведь вот, Марфа Петровна, вот бы теперь вам и пожаловать, и темно, и место пригодное, и минута оригинальная. А ведь вот именно теперь-то и не придете…”.) И насчет Родиона Романовича вы совершенно правы оказались, большою шельмой может быть со временем, когда вздор повыскочит, (“а теперь слишком уж жить ему хочется”.) И насчет вечности — у, печально даже помыслить, что и в этом вопросе ваша возьмет. (Но представьте, Аркадий Иванович, вдруг вашему автору Аркадия представлялась точно такой, как вам — вечность, ведь намекали же люди посмелее, будто подпольный человек — почти что автопортрет с зеркалом.)

И с запиской этой история до чего странная. Вообразите, Порфирий Петрович Раскольникову накануне что говорит: на всякий фантастический случай, говорит, если ручки на себя поднять придет охота, оставьте краткую, но обстоятельную записочку — так, две только строчечки, и об камне, под которым награбленное лежит, упомяните. (А вы бы с ним сошлись, с Порфирием-то, жаль, не довелось встретиться. И почему, кстати сказать, не встретились — здесь, в этой чрезвычайно жарком июле, когда каждый встречается с каждым? Прекрасная пара… то-то у Раскольникова мелькнула мысль убить “кого-нибудь из этих двух”.)

Да, предупреждает Порфирий Раскольникова, а записку оставляете вы — конечно, без подробностей, могущих заинтересовать уголовную полицию. Занятно, да? Знаете, Аркадий Иванович, мы в школе сей предмет так и трактовали: вы и — простите — Петр Петрович Лужин суть пародии, с двух сторон, на Родиона Романовича, на арифметику его и на теорию героического права, сиречь вседозволенность. А вы-то, наверное, полагаете, что это Родион Романович — пародия на вас? Что ж, он тоже простодушный молодой человек — в другом, правда, роде, самолюбивом, и до вас ему бесконечно далеко, хотя много на себе перетащил юноша, по вашему же замечанию. (Да не удивительно ли, что вы и Порфирий Петрович отзываетесь о Расвольникове одним странным словом, придумали же, “перетащить”! И такой же Порфирий напоказ буффон, совсем как вы, тоже, кстати, не пьет — а ведь не к добру это в навек климате — и тоже недавно вздумал уверять, что женится, что все уже готово к венцу; платье даже новое сшил. Ни невесты, ничего не бывало: все мираж!)

Ну так если всерьез разбираться, кто тут пародия и на что именно, уж не на безграничную ли человеческую невинность, на то самое простодушие, перед которым только встанешь как вкопанный, с разину там ртом и растопыренными руками? Особенно отличаются люди с претензией на интеллектуальное превосходство, с претензией на арифметику — что не удивительно, наверное, если подумать. От большого ума вечно отправляются на поиски либо строительство счастливой Аркадии. Ну и обнаруживают там коренное население, да, Аркадий Иванович? К взаимному малоприятному изумлению.

Дорогой Аркадий Иванович, нам очень жаль, что все так сложилось, в историческом масштабе и для вас лично. Ваши проникновенные слова (“всем человекам надобно воздуху, воздуху, воздуху-с… Прежде всего!”), рассмотренные вкупе с вашей трагической кончиной, понуждают предположить, что нечто в этом мире машало вам дышать; а учитывая ваши воззрения на мир иной, скажешь: не то что мешало, а даже конкретно допекло. Мы все понимаем. Если вам от этого полегчает, милости просим являться нам в виде привидения (о которых, впрочем, так и не известно, существуют они или нет). Примите уверения в совершенном почтении.

Опубликовано в журнале:

«Нева» 2006, №7