Мартовские фиалки [Филип Керр] (fb2) читать постранично

Филип Керр Мартовские фиалки

Посвящается моей матери

Первый мужчина: «Ты заметил, как ловко эти „мартовские фиалки“^[1] оттеснили на задний план ветеранов партии, вроде нас с тобой?»

Второй мужчина: «Ты прав. Кто знает, если бы Гитлер немного подождал и забрался в фургон нацистов чуть позже, он стал бы фюрером гораздо раньше».

«Черная корпорация», ноябрь 1935 года

Глава 1 Берлин, 1936 год

Странные вещи происходят иногда в темных снах Великого Искусителя…

Сегодня утром я наблюдал, как на углу Фридрихштрассе и Ягерштрассе два человека в форме СА^[2]отвинчивали от стен красные стенды «Штюрмера» — антисемитского еженедельника, издаваемого главным гонителем евреев в рейхе Юлиусом Штрейхером^[3]. Эти стенды привлекают внимание разве только очень недалеких людей, которым приятно щекочут нервы полупорнографические изображения арийских дев, изнывающих в сладострастных объятиях длинноносых уродов. Я уверен, что ни один уважающий себя человек не станет читать эту гнусную писанину.

Штурмовики бросили стенды в кузов грузовика, рядом с другими. Нельзя сказать, чтобы они обращались с ними слишком осторожно — на двух стендах стекла были уже разбиты.

Часом позже я видел, как эти же ребята снимали стенды со «Штюрмером» на трамвайной остановке у городской ратуши. На этот раз я подошел к ним и спросил, зачем они это делают.

— Из-за Олимпиады, — ответил один из штурмовиков. — Нам приказали убрать стенды, чтобы не шокировать иностранцев, которые приедут в Берлин на Игры.

Слыханное ли дело, чтобы власти так заботились о душевном покое иностранцев! По крайней мере, на моей памяти такого еще не было.

* * *

Я заехал домой на машине — у меня был старый черный «ханомаг» — и переоделся в мой единственный хороший костюм из светло-серой фланели. Когда я покупал его три года назад, он стоил сто двадцать марок, а главное, был прекрасного качества, что по нынешним временам большая редкость: теперь наши шерстяные ткани, так же как масло, кофе и мыло, делаются из заменителей. И хотя с виду они вполне приличные, однако долго их не проносишь и зимой в них прохладно, а летом, в жару, просто мучаешься.

Я взглянул на себя в зеркало, стоявшее в спальне, и достал свою самую лучшую темно-серую фетровую шляпу с широкими полями и черной лентой из ткани баратеа. Обыкновенная шляпа, но я ношу ее немного по-другому, чем остальные, как парни из гестапо — с опущенными спереди полями. Шляпа закрывает лицо, и я прохожу, куда захочу, неузнанным. Эту манеру носить шляпу придумали в берлинской криминальной полиции — или Крипо, — где я ее и перенял.

Коробку «Муратти» я сунул в карман пиджака и вышел из дому, бережно держа под мышкой статуэтку из розентальского фарфора, красиво завернутую в подарочную бумагу.

Венчание проходило в Лютер-кирхе на Денневицплац, недалеко от железнодорожной станции Потсдамерплац, в двух шагах от дома невесты. Ее отец, господин Леман, работал машинистом на станции Лертер и четыре раза в неделю водил экспресс в Гамбург и обратно. Невеста, по имени Дагмар, работала у меня секретаршей, и я представить себе не мог, как теперь буду обходиться без нее.

Но дело было не только в этом. Иной раз я подумывал: а не жениться ли мне самому на Дагмар? Она была красива, она сумела организовать мою жизнь, и мне казалось, что я ее люблю, но я, наверное, был слишком стар для нее — мне уже исполнилось тридцать восемь — да и к тому же слишком скучен. Я предпочитаю спокойную, размеренную жизнь, а Дагмар, конечно, хотелось развлечений и развлечений.

И вот она стоит, нарядная, рука об руку с этим летчиком, мужчиной, о котором женщина может только мечтать — молодым, красивым, самим олицетворением мужественного арийца в этом серо-голубом мундире, удостоверяющем его принадлежность к авиации национал-социалистов. Правда, познакомившись с ним ближе на свадебном обеде, я вскоре разочаровался: как и многие другие члены этой партии, Иоханнес Беркель чересчур серьезно относился к самому себе.

Дагмар представила нас друг другу. Прежде чем подать мне руку, Иоханнес громко щелкнул каблуками и тряхнул головой.

— Примите мои поздравления, — сказал я ему. — Вам крупно повезло — я сам готов был сделать ей предложение, но, конечно, куда там мне рядом с бравым военным.

Я пригляделся к его форме: на левом нагрудном кармане он носил серебряный спортивный значок СА и пилотский значок, а над ними — непременный ужасный значок члена партии; на левой руке у него красовалась повязка со свастикой.

— Дагмар говорила мне, что вы летали в «Люфтганзе», а затем временно поступили в распоряжение министерства авиации, но я не думал… Как ты говорила, Дагмар, кем был твой жених тогда?

— Спортивным летчиком.

— Да, именно