Золотая жаба Меровингов [Александр Александрович Розов] (fb2) читать постранично

1. Поэтический путь к популярности

День первый. 28 мая.

Переговорщик в антитеррористическом бюро военной жандармерии — это не должность, не профессия, и даже не призвание. Это приговор судьбы. У переговорщика нет четкого графика, нет точного алгоритма, и нет надежд на долгую счастливую жизнь. При очень удачном стечении обстоятельств можно прожить долго, но вот счастливо — черта с два. Семейная жизнь исключена по определению. Никакая нормальная женщина не свяжет свою единственную и неповторимую жизнь с мужчиной, работа которого — быть в шаге от террориста, захватившего заложников. И никакой нормальный переговорщик не свяжет свою (опять же) единственную и неповторимую жизнь с ненормальной женщиной, которая мечтает о герое, ходящем в шаге от смерти. Нет уж, на фиг! Переговорщику и на работе хватает психопатов, чтобы еще любоваться на такое чудо у себя дома! Итак, семья исключается. А одинокая счастливая жизнь – удел интравертов, людей, погруженных в себя. Переговорщик же никак не может быть интравертом. Он экстраверт, открытый и коммуникабельный, рубаха-парень, внушающий симпатию даже террористу. Так что не получается счастья. Не получается даже удовлетворенности от работы. Потому что если переговорщик спас жизни заложников, то это, как бы, само собой разумеется, а если по какой-то причине не спас, или спас не всех – то он, в глазах общественности, палач. Да! Таковы взгляды бюргеров. Не террорист виноват (что с него взять?), а переговорщик, который должен спасать (деньги же за это получает), а не спас (сволочь!).

Вот примерено о чем думал 38-летний майор Отто Турофф, сидя в салоне темно-синего микроавтобуса с эмблемой спецслужбы GIGN, мчащегося по улицам Страсбурга к точке инцидента – подземному супермаркету у станции метро Ротонда. Остальная публика в салоне представляла собой «городскую пехоту спецназа». Парни в броне и шлемах, как средневековые рыцари, только штурмовые винтовки современные «AUG-FAL». Толку, правда, от всего этого в конкретной ситуации чуть меньше, чем ни хрена…

…Приехали. Красота! Чистенький почти игрушечный антикварный микрорайон крайне аккуратно обметан желтой ленточкой, и вокруг – оцепление. На единственном проезде: блок-пост, оперативно созданный из лотков уличных торговцев всякой мелкой чепухой. Выходим из машины. И что мы видим?

Во-первых, тут спец-комиссар Пьер Журбен. Это плохо. Журбена зовут только если все непонятно. Если заложников захватил не какой-нибудь алжирский урод-мусульманин, не какой-нибудь влюбленный придурок, мечтающий воздействовать на свою ненаглядную, и не какой-нибудь обычный параноик, которого инопланетяне облучают торсионными волнами. Нет! Если пригласили Журбена, то, значит, как пишется в учебных пособиях: «заложники захвачены лицами с неясными или трудно объяснимыми мотивами». Ладно. Журбен еще полбеды. Но, во-вторых, тут еще полдюжины долбанных репортеров с телекамерами. Слетелись уже, как мухи на говно.

— Салют, Пьер, — сказал Отто Туроф, пожимая руку спец-комиссару.

— Ну, здравствуй, — ответил Журбен, — ты в курсе уже про манекенщиц?

— Про каких еще, в жопу, манекенщиц?

— А, из какого-то журнала. Эти, в супермаркете… — тут Журбен махнул рукой в сторону широких ступенек, уходящих вниз под сводчатой диагональной аркой, — …Как обычно устроили в последнюю неделю мая дефиле мод на лето, и пригласили этих, с большими сиськами, тонкой талией, длинными ногами, и мордашками, как у куклы Барби.

— Ясно, — Отто кивнул, — а сколько там народу примерно?

— До хрена, — лаконично ответил Пьер Журбен.

— Тоже ясно. А террористов сколько?

— Известно про одного. И по психотипу он реально одиночка. Поэт-проповедник.

— Снова ясно. А с чем он пришел поэтизировать и проповедовать?

— Ну, судя по изображению с видеокамер, у него что-то вроде пояса шахида, но очень мощного, и пусковой элемент взрывателя – размыкающиеся провода. Он их держит в руках обычным способом. Хрен знает, сработает это или нет, но… Ты понимаешь?

— Понимаю, — Отто еще раз кивнул, — а репортеров кто допустил к блок-посту?

— Никто. Как их отгонишь, если они не заступают за ленточку?

— Да, действительно. Но, как я пройду, если эти придурки перегородили мне проход? Может, ты шуганешь их?

— Извини, Отто, — тут Жубер развел руками, — я ничего не могу сделать. Мэр обещал, что ничего не будет скрывать от прессы. Дело в том, что по новому Уставу города-резидента общеевропейских парламентских и судебных институций, муниципалитет Страсбурга не может ограничивать деятельность свободной прессы. 19 мая Устав вступил в силу, и…

— …Жопа, — договорил майор Турофф.

— Отто, ты уж скажи им что-нибудь, ладно? Только без хамства, а то начальство…

— Я буду вежлив и артистичен, — пообещал майор-переговорщик, и незаметным быстрым движением выдернул из стаканчика на одном из брошенных лотков леденец — чупа-чупс. Палочка, а на ней шарик в белой обертке с рисунком —