Интервью, беседы [Михаил Яковлевич Гефтер] (fb2) читать постранично, страница - 3

за нее кровью.

Ну, вот это первый сюжет, да? Но он уже переходит во второй.

— Михаил Яковлевич, да. Вот я не знаю, время ли сейчас перейти, потому что мне показалось…

— Да.

— То, что вы сказали, что земной шар — он заселен…

— Да.

— И вот проблема сопротивления с этим очень связана.

— Да!

— Куда идти? Потому что можно было убежать на край света или еще что-то, а сейчас, значит, это понятие… другого порядка вообще — и все меняет.

— На край света убежать нельзя уже вот… В космос, вероятно, невозможно. Значит, выражаясь несколько таким философическим… на философическом жаргоне, можно сказать, что у человечества, у человека (у вида человека) уже утрачены ресурсы пространственные и вероятно на исходе резервы времени. То есть я имею в виду то, что раньше движение вот это самое, которое мы именуем прогрессом, — оно ведь совершалось путем включения все новых и новых… новых и новых народов, новых и новых цивилизаций — то есть оно имело не только пространственный ресурс, оно имело и резерв во времени. Переворот одного свойства — он потом опосредованно осуществлялся включением других народов; так образовывалась такая… пространственно-временная связь, такой континуум прогресса. Потом время сокращается, уплотняется, скажем: начните счет с английской революции, с американской или даже с французской — и вы увидите, какой все-таки был существенный ресурс времени у народов, осваивавших вот это… зачин этих классических революций (я уже не говорю о христианстве — тут тысячелетия).

С Октябрьской революцией время… кстати, с Первой мировой войной — явственно уплотняется; с 45-го года — последнего гигантского океанического хребта — прошло совсем немного десятилетий. Люди вынуждены жить по одним часам. Часы имеют… свойство замереть где-то около 12-ти. Жить около 12-ти невозможно, непосильно человеку! Надо начать жить как-то иначе. И… здесь возникает вот какая интересная вещь: вот если попытаться одной фразой как-то (не исчерпать, конечно, — это смешно), но выразить мудрость древних эллинов, то этой фразой было бы: «Мир завершен, но не закончен». Я думаю, что мы к этому вернулись: Мир завершен, но он не закончен; у нас есть гигантские возможности жить поколениями в незаконченном завершенном Мире. Но надо научиться этому. А это… меняет очень многое, если не все.

Скажем… вот… тоже, так сказать, давно как-то — ха! — пришедшая и застрявшая в моем сознании мысль о том, что история, собственно, себя исчерпала. Ведь история — это не все, что есть на свете — от амебы там или от большого взрыва до человека — это… История есть особая форма существования людей — внутри этого человеческого существования. Люди жили до истории, а если они жили до истории, вероятно, они могут жить и после истории. История — это как раз тяготение к единственному основанию, к единству единств; история всегда в единственном числе, она одна — мировая история. И нет ничего зазорного в том, что мы признаем какое-то неисторическое существование — наоборот! Как раз оно — в качестве оппонента истории — составляет… занимает очень важное место в запаснике человечества.

Поколение — метапоколение

Расшифровка видеозаписи, сделанной в августе 1994 года

Вот, понимаете, довольно простое желание или простое задание, скажем так: поколение, свое время, там, жизнь. На самом деле, это вещь весьма затруднительная. Во-первых, человеку затруднительно быть откровенным до конца, и было бы странным и грешным от него требовать это. Но это затруднительно и по многим другим причинам. Вот если я… память не изменяет, у Станиславского («Моя жизнь в искусстве», да?) вот он в начале где-то говорит: я родился еще при крепостном праве и еще освещались дома восковыми свечками… свечами. Вот если б вы у меня спросили: а вы? Вот чем бы вы, так сказать, начали книгу, если б захотели так начать? Видите ли, я даже затрудняюсь — что бы я сказал? Что я родился там в провинциальном городе. Что я помню про свой Симферополь? Как воду возили в бочках и продавали, да? Или во двор приносили горячие бублики с маком — как-то невыразительно это, правда? И вот я подумал, что — в чем трудность эта? Понимаете, вот когда хочешь сказать: я оттуда-то… Скажем, я из мира, которого уже нет. Вот я по прихоти судьбы есть, а мира, который мой, в котором я вырос, в котором я потерял ближайших друзей, множество близких людей, — этого мира уже нет.

И для того, чтоб мне сказать нечто подобное тому, с чего начал Станиславский, мне бы надо было бы произвести вычет: а вот за вычетом того-то вы увидите мир, которого уже нет. Давайте вычтем реактивные самолеты, с помощью которых вы можете сигануть: Европа — Северный полюс — Япония, да? быстрота. Давайте… выключим компьютеры, которые обеспечивают или обещают, может быть, обмана вам — быстрее, лучше, аккуратней, так сказать, основательней думать. Ну что же — давайте вычтем телевизоры, с помощью которых любой человек в любой точке