Книга 272211 устарела и заменена на исправленную
– Лия Слоцки? – вдруг услышала она. – Господи, простите меня. Я задержался. Снова полетела система, это бывает, знаете ли.
– Ронен Леви, – представился он. – Я главный программист, работаю в аналитическом отделе. Меня попросили проводить вас. Прошу вас, идемте. Только не отставайте.
– Когда закончите, найдите меня, и я проведу вас к выходу, – прочитал ее мысли Ронен. – Я обычно нахожусь в комнате связи. Я покажу вам, где это.
– Это отдел стратегии, – заговорил Ронен. – На этом же этаже располагается отдел безопасности. Тут постоянно крутятся оперативники. Я бы не советовал вам с ними разговаривать. Невоспитанный народ. Прямо по коридору – тир, дальше – комнаты отдыха для персонала. Кроме того, тут есть столовая, где, к слову сказать, неплохо кормят. Как видите, – он улыбнулся, – все на высшем уровне.
– Это архивы, – пояснил Ронен. – До минус пятого этажа могут доехать практически все сотрудники. Но ниже – нет-нет. Для этого нужен второй допуск секретности, или же первый. Вот сюда, – он показал на панель с кнопками, – вставляется магнитная карта, и это обеспечивает доступ к закрытым архивам. У вас тоже когда-нибудь такой будет.
– Лучше бы у вас его не было, – вмешался в разговор темноволосый мужчина в деловом костюме. У мужчины были ярко-голубые глаза, скрывавшиеся за стеклами небольших очков с серым защитным покрытием и тонкие черты лица, делавшие его похожим не на среднестатистического представителя «белых воротничков», а на киноактера. – Вы будете лучше спать. Прошу прощения, я не представился. Лейтенант Гилад Гордон, консультант и заместитель главного аналитика.
– Очень приятно, – ответила Лия. – Лия Слоцки.
– Вы, должно быть, новый секретарь капитана Землянских? Хочется верить, что вы – та, кого он искал. То есть, не поймите меня неправильно. Я имею в виду рабочие дела .
– Мне кажется, вы понравитесь капитану, – сказал он дружелюбно.
– Это уж точно, – кивнул Ронен. – Я подумал о том же.
– Кажется, я чего-то не понимаю, – произнесла Лия. – Я… замужем .
– Не волнуйтесь, – проговорил он доверительно. – Слушать программистов вам не стоит. – Он повернул голову к Ронену. – Они болтают больше всех.
– Вы только посмотрите, кто говорит! – обиделся Ронен. – Это мы-то болтаем?! Я слышал, о чем консультанты говорят за обедом!
– Аналитик программисту враг, – изрек Гилад. – Так уж сложилось исторически. – Он кивнул на открывшиеся двери лифта. – Прошу прощения, я вынужден вас покинуть. Удачи на собеседовании.
– Спасибо, – ответила Лия.
– Он хороший парень, – сказал Ронен. – Недаром капитан сделал его своим главным консультантом.
– Главным? – переспросила Лия. – У него их много?
– Конечно, – кивнул программист. – Пятеро. Вы не представляете, сколько у него работы! Иногда нужен дополнительный мозг. Хотя, зная капитана, я могу предположить, что дополнительный мозг ему нужен только для галочки…
– Вы все говорите загадками, – улыбнулась Лия, – но еще никто не сказал мне о капитане ничего конкретного.
– Будет лучше, если вы узнаете все сами. Тут ходит много слухов… в этом месте обожают сплетничать. Его сотрудники вообще не закрывают рты. Чего только стоят сплетни о его бывшей жене!
– Простите, – сказал он со вздохом. – Ну, если уж я начал… капитан лет шесть назад назад развелся с женой. И с тех пор… немного сторонится женщин. Кроме того, он много работает А некоторое время назад его назначили исполняющим обязанности руководителя отдела по ведению допросов, так что работы у него прибавилось.
– Похоже, вы тоже любите сплетничать, – рассмеялась Лия. – Как бы вы не разболтали мне какую-нибудь государственную тайну .
– Личная жизнь капитана – это самая что ни на есть государственная тайна. И не дай Бог кому-то упомянуть об этой тайне в его присутствии. Тогда этот кто-то узнает, почем фунт лиха. Вообще, у нас бытует мнение, что капитан – самый жестокий руководитель за последние лет тридцать, – продолжил Ронен доверительным тоном, наклонившись к уху новой знакомой – словно боялся, что капитан его услышит. – Он никогда и никому ничего не спускает с рук. А если его кто-то разозлит, это будет катастрофа мирового масштаба. Не дай вам Бог кому-то надеть слишком короткую юбку, слишком высокие каблуки, придти с распущенными волосами, позволить себе слишком броские украшения, опоздать на пять минут на yтреннее совещание, задержаться на обеденном перерыве… – Он посмотрел на ее юбку, и Лия перехватила его взгляд. – Да, ваш костюм не очень подходит под требования дресс-кода… но вы пока что не начали работать, так что, думаю, капитан вам это простит. В общем, он прекрасный руководитель. Но его методы устраивают далеко не всех.
– У вас, между прочим, будет отличная коллега! – снова заговорил Ронен – создавалось впечатление, что он не может молчать больше десяти секунд. Вероятно, на работе ему приходилось общаться исключительно с компьютерами, отчетами и проводами, и поэтому он ловил момент. – Ее зовут Габриэль Нафтали. Правда, сейчас она в отпуске. Но скоро она вернется, и вам будет легче. А пока вам придется осваивать работу в одиночестве. Вы справитесь!
– Там находятся общие архивы, – снова вошел в роль экскурсовода Ронен. – В той стороне – комнаты отдыха и столовая. А это – комната связи. Здесь вы сможете найти меня после того, как поговорите с капитаном. Комната открывается только изнутри – для того, чтобы открыть ее снаружи, нужен особый ключ. Но вы можете позвонить, и вам откроют. Звонок находится вот здесь. В той стороне, – он указал направо, – находится отдел по ведению допросов. Туда вам лучше не ходить. Ничего хорошего вы там не найдете. Даже капитан редко туда заходит – разве что по делам. Он предпочитает свой офис. Ему нравится вид, который открывается из окна.
– Вид, который открывается из окна? – не поняла Лия.
– Да. Очень красивый вид.
– Он умеет наводить бардак, – покачал головой Ронен. – Иногда мне кажется, что Гилад разбрасывает документы потому, что это помогает ему навести порядок в мыслях.
– Гилад, это ты? Кого там черт принес?! Я занят !
– Это Ронен, сэр, – сказал он. – Я привел госпожу Слоцки.
– Что за идиотская привычка говорить через закрытую дверь?! Входите!
– Госпожа Слоцки, – заговорил хозяин кабинета, и Лия вздрогнула. – Присаживайтесь, прошу вас. О нет, не здесь. – И он указал на кресло рядом с ним. – Поближе ко мне.
– Я могу идти, сэр? – спросил Ронен.
– Да, – ответил он. – И сделайте одолжение – обеспечьте работу системы. Меня не радует перспектива торчать тут до семи вечера. Иногда мне нужно поспать .
– Есть, сэр, – кивнул Ронен и мигом испарился.
– У вас… красивый вид из окна, сэр, – сказала Лия, попытавшись улыбнуться.
– Константин, – поправил он. – Мне он тоже нравится. Поэтому я без лишних предисловий сказал Гиладу, что мой кабинет будет находиться здесь. Он не решился спорить.
– Мне нравится ваше имя. Я люблю особенные имена.
– И я люблю особенные имена. Мы с вами пока не знакомы, но в наших взглядах уже обнаружилось два совпадения. Кстати, на картине – это Швейцария. Гилад говорит мне, что я ненормальный, так как невозможно смотреть на эту картину и не думать об отпуске. Итак, госпожа Слоцки… позвольте. Почему Слоцки? Вы ведь замужем. Госпожа… Бен Шаббат, если не ошибаюсь?
– Да. Но я решила оставить свою фамилию.
– Здесь написано, что вам двадцать пять лет, и вы замужем. У нас много работы. Я бы даже сказал, что очень много. Как к этому будет относиться ваш муж?
– Если я буду зарабатывать больше него, то положительно.
– Это хорошо. – Он снова бросил взгляд на резюме, взял ручку и сделал пару пометок на документе. – Вы не будете возражать, если я закурю?
– Я много курю, – поделился с ней он. – У меня нервная работа. Так о чем мы? Ах да. Не подумайте ничего плохого, я расспрашиваю вас о вашем браке не по личным причинам. Вы, конечно, привлекательная женщина, и с этим никто не спорит, но я не хочу, чтобы между нами было какое-то недопонимание. Я ценю свою репутацию. Вне зависимости от того, кем меня тут считают.
– Что вы, я не даже не думала об этом! – поспешила уверить его Лия, но ее щеки предательски порозовели. – Честное слово, я не сомневаюсь в вас ни на секунду…
– Да, я вижу, – кивнул Константин с едва заметной улыбкой. – В должности главного аналитика, наверное, есть что-то привлекательное и романтичное, правда?
– Я не думаю, что дело в должности, – осторожно проговорила Лия. – Скорее… в том, как вы себя преподносите .
– Надеюсь, при случае вы поясните себя. Вы знаете, чем занимался отец вашего мужа?
– Примерно, – ответила она. – Я знаю, что он был вашим коллегой… или что-то вроде того.
– А ваш муж знает о том, что вы будете работать здесь?
– Нет, – покачала головой она. – Он думает, что я работаю… адвокатом.
– Нестандартная легенда, – похвалил Константин. – Обычно мы все поголовно журналисты. Но мы опять отклонились от темы. На чем я остановился?
– На том, знаю ли я, чем занимался отец моего мужа, – напомнила Лия.
– Отец вашего мужа, госпожа Слоцки, руководил отделом по ведению допросов. Или, если вы позволите мне воспользоваться нашим жаргоном, занимал должность «комиссара». После того как он был убит, я был назначен исполняющим его обязанности. Полагаю, вам стоит быть в курсе дел. – Константин сделал пару затяжек, после чего спохватился: – Прошу прощения, я не предложил вам сигареты.
– Я не курю, – улыбнулась Лия.
– Жаль. Вам бы пошла сигарета. Я в раздумьях, Лия. К слову сказать, у вас чудесное имя, вы знаете? Можете считать, что я вернул вам комплимент. Я представлял вас по-другому. И вы, полагаю, представляли меня иначе. Теперь все мои коллеги из руководства будут завидовать тому, что в моем офисе целых две красивых женшины. С Габриэль вы познакомитесь позже, сейчас она отдыхает на Гавайях. Что вы скажете, если я возьму вас на испытательный срок, Лия? Предположим, на месяц. Нет, испытательный срок не для меня, а для вас . Вы поработаете, осмотритесь. Если решите, что вам тут нравится, я возьму вас на постоянную работу.
– Если честно, меня еще никогда не брали на испытательный срок «для себя», – рассмеялась Лия. – Только, я надеюсь, вы расскажете мне, чем я должна буду заниматься?
– Да, конечно. – Константин потушил сигарету, поднялся и прошелся по мягкому ковру. – Думаю, для начала мне следует объяснить, чем занимаюсь я. Вы примерно представляете себе, в чем заключается моя работа?
– Вы анализируете данные, прямо или косвенно связанные с исламистским террором, – предположила Лия. – Прогнозируете, предлагаете варианты решений, делаете выводы…
– Все это верно, – подтвердил Константин. – Но я люблю говорить иначе. Эта фраза принадлежит моему бывшему руководителю. Он говорил: «Моя работа состоит в том, чтобы проникнуть в голову врага и определить, каким будет его следующий шаг».
– Я познакомлю вас с доктором Нурит Мейер, она занимает пост советника руководителя отдела по ведению допросов. После нескольких бесед с ней вы получите четвертый допуск секретности и сможете работать в общих архивах. Кроме работы секретаря, вы будете заниматься работой курьера. Я бы сказал, что основной вашей работой будет работа курьера. Вы любите командировки, Лия?
– Да, я люблю путешествовать.
– Это хорошо. А между командировками вы будете помогать Габриэль. Вы предпочитаете обговорить вопрос денег сейчас или после того, как мы вернемся с экскурсии?
– Экскурсии ? – переспросила Лия.
– Я должен показать вам, как мы работаем. Со временем вы поймете, как действует система, но права на первое знакомство с отделом никто не отменял. Вы получите удовольствие. Нет ничего лучше, чем наблюдать за работающими аналитиками со стороны. Тем более, за аналитиками из моего отдела. – Он поднялся. – Я позвоню своему заместителю. Нельзя оставлять офис пустым.
– Вы уже здесь, лейтенант? – спросил Константин, заглядывая в кабинет своего консультанта. – Замените меня на четверть часа. Я хочу устроить госпоже Слоцки экскурсию по отделу. Это лейтенант Гилад Гордон, мой консультант и заместитель. Лия Слоцки, наш новый секретарь.
– Мы успели познакомиться, – кивнул Гилад.
– Если общество Габриэль вы еще хоть как-то выносили, лейтенант, то теперь вам придется выносить общество двух дам, – заговорил главный аналитик. – Я надеюсь, вы не ударите в грязь лицом.
– Мой консультант теряется в обществе красивых женщин, – пояснил он. – Но я верю в то, что когда-нибудь эта привычка себя изживет.
– Доброе утро! – жизнерадостно провозгласила Габриэль. – Лия, так? Очень хорошо.
– Габриэль Нафтали, – представилась она и, сняв с плеча сумочку, присела в одно из кресел у стола. – Ну, как ты тут справляешься? Они еще не свели тебя с ума? Во всяком случае, выглядишь свеженькой. Много работы? Сейчас мы мигом все разберем! Но только после того, как выпьем кофе.
– Кофе? – удивилась Лия. – Но ведь уже девятый час!
– Ну и что? – мотнула головой Габриэль. – Запомни, дорогая: у тебя есть право на чашку кофе с утра. И не важно, во сколько ты являешься на работу. Капитана, как я знаю, не будет пару дней. А Гилад на совещании? У нас есть двадцать минут для того, чтобы спокойно выпить кофе и пообщаться. Мы ведь должны познакомиться. Я о тебе ничего не знаю, ты обо мне ничего не знаешь. Это может плохо отразиться на нашей работе. Кстати, совсем забыла! Я привезла подарок !
– Примеряй, – велела Габриэль и, взяв ее за руку, подвела к зеркалу. – Помочь?
– Я справлюсь, – уверила ее Лия и сняла крошечные золотые клипсы. – Но только на пару минут. Не могу же я ходить в таком виде.
– Почему? – удивилась Габриэль. – Это ведь подарок!
– Да, но дресс-код…
– Я ненавижу словосочетание «дресс-код», – сказала Габриэль, поморщившись. – Его иногда нужно нарушать. Желательно, почаще. Чтобы поддерживать начальство вформе . Тебе идет!
– Спасибо большое, – сказала она. – Мне очень понравилось.
– Еще есть браслет и кольцо, но я оставила их дома. Завтра принесy. Это такая мука – просыпаться в шесть утра после отпуска!
– Габриэль! Вот это сюрприз. Я почему-то решил, что ты останешься дома до конца месяца.
– Тебе нравится, как я выгляжу? – спросила Габриэль, продемонстрировав свой костюм.
– Ты хочешь, чтобы я сказал тебе правду, или же предпочитаешь, чтобы я промолчал? – задал ответный вопрос Гилад.
– Я предпочитаю, чтобы ты не нудил хотя бы часок-другой. Я даже привезла тебе подарок. Вот он.
– Благодарю, – сказал он. – Такими темпами ты привезешь мне сувениры со всех концов света, и моя коллекция ощутимо пополнится до следующего отпуска. Константин зайдет через пару минут – он что-то забыл, и ему пришлось заехать. Почта уже готова?
– Через пару минут? – переспросила расстроенная Габриэль. – Разве он еще не улетел?
– Он взял билет на послеобеденный рейс.
– Выпьешь с нами кофе, нyдник? Почта пока не готова, но все будет сделано через полчаса.
– Что ты, какой кофе! Я боюсь, что у меня не будет времени даже на обед!
– Почему бы тебе не расслабиться? – предложила Габриэль. – Или же ты просто не хочешь пить кофе в нашей компании? Обещаю, мы ничего не скажем твоей жене.
– Доброе утро, – сказал он. – Вероятно, мои часы спешат, и сейчас не половина девятого, а половина восьмого? Если нет, я не вижу причины тому, что вы до сих пор не на рабочих местах. Лейтенант Гордон, будьте добры, объясните мне суть происходящего в двух словах.
– Я только что вернулся с совещания, – отрапортовал Гилад. – Получил рабочий план на предстоящую неделю. Передал господину директору отчеты. И теперь… собираюсь выпить кофе.
– Вы не находите, что для кофе несколько поздновато, лейтенант? Кроме того, кофе портит аппетит, а ведь обед не за горами. – Константин повернулся к Габриэль. – Приятно видеть вас отдохнувшей, госпожа Нафтали. Надо сказать, загар вам очень идет. Для полного образа человека, который только что вернулся с Гавайских островов, вам не хватает разве что гавайских бус . Костюм вы, как я уже успел заметить, сменить не пожелали.
– Не подведите меня, лейтенант, – сказал он. – Я на вас надеюсь.
– Вы сегодня припозднились? – спросил он.
– Да, сэр, – ответила она. – Я опоздала на автобус…
– … потому, что не могли подобрать серьги ? – предположил главный аналитик прохладным тоном.
– Серьги – это мой подарок, сэр, – вмешалась Габриэль.
– А мне подарок не полагается?
– Конечно, полагается, сэр, но я оставила его дома. Я не знала, что вы… навестите нас до командировки.
– Вы решили посмеяться надо мной? Одна из моих секретарей опаздывает на работу и позволяет себе надевать совершенно не подходящие для работы серьги. Вторая тоже опаздывает на работу и в очередной раз выглядит, как черт знает кто. А мой консультант в половину девятого утра собирается пить кофе! Мало того – вы сидите и треплете языками вместо того, чтобы работать!
– Но ведь мы должны познакомиться с Лией, сэр, – возразила Габриэль. – Поэтому я решила, что мы можем выпить кофе и познакомиться. Разумеется, в процессе работы, мы не будем бездельничать.
– Хорошо, – сказал он. – У вас будет достаточно времени и для того, чтобы познакомиться, и для того, чтобы поработать. Потому что вы остаетесь до семи вечера. Все трое.
– Константин, это невозможно, – возразил Гилад. – У меня срочные дела.
– Я обратился к вам по имени, лейтенант? Или же наши руководители внесли поправки в стандартные обращения к вышестоящим лицам, а я не в курсе?
– Простите, сэр, – сказал он. – Но… у меня действительно есть дела.
– У меня тоже есть дела! У меня, черт возьми, целая куча дел ! Если бы я мог позволить себе трещать о ерунде в такой час, то был бы самым счастливым человеком на свете! Я на два дня доверяю вам целый отдел, лейтенант Гордон, а вы не можете сладить с двумя женщинами? Что я должен думать? Может, мне стоит отменить командировку? Или же мне стоит оставить вас не до семи, а до восьми вечера для того, чтобы у вас было время не только выпить кофе, познакомиться и поработать, но и подумать над своим поведением ?!
– Нет, сэр, – ответил Гилад. – Вы можете на меня положиться. Все будет в порядке.
– Верните мне допуск, лейтенант. Я шел в архив. Когда-нибудь моя работа сведет меня с ума!
– Габриэль, я рискну сказать, что вы ведете себя глупо, – однажды заявил капитан Землянских на совещании в присутствии чуть ли не всего отдела. – Может, вы закончите этот спектакль? Или устроите очень длинный антракт ?
– Что он о себе думает?! – шипела она, когда они с Лией после пяти часов вечера разбирали документы. – Он, наверное, уверен в том, что вокруг него крутится Земля?!
– И что бы я без тебя делал, дорогая? – услышала Габриэль его голос.
– Нас могут неправильно понять, капитан. Давайте будем вести себя скромнее.
– У меня сломалась машина, – сказал он Лие, снимая плащ, – а Нурит меня подвезла. Подумать только, какой она сделала круг! Она могла приехать на работу раньше на полтора часа, но заехала за мной…
– Послезавтра я еду в командировку, – сказала Лия, разглядывая спину готовившего кофе мужа. – Подумать только – уже командировка! А ведь я работаю всего-то полгода.
– Куда? – коротко осведомился тот без видимой заинтересованности.
– Во Францию. На два дня.
– Во Францию – и только на два дня. Я бы обиделся на свое руководство, если бы мне предложили такую короткую командировку во Францию.
– Завтра я выйду раньше тебя, – сказала Лия. – Мне нужно успеть сделать маникюр и прическу. У меня деловой завтрак.
– Деловой завтрак ? – В голосе Йосефа послышались насмешливые нотки. – Ты будешь делать маникюр и прическу для делового завтрака?
– Нет, конечно же. Я думаю, что могу позволить себе маникюр и прическу раз в четыре месяца.
– Я не говорил, что не можешь, дорогая. А с кем ты будешь завтракать, если не секрет?
– Со своим начальником.
– Твой начальник приглашает тебя на завтрак? А он не мог просто пригласить тебя к себе в кабинет и поговорить о делах?
– Йосеф. – Она коснулась его руки. – Что ты уже себе возомнил? Это просто мой начальник, мы практически не знакомы!
– Но он приглашает тебя на завтрак. Может, ты купишь что-нибудь из одежды по такому случаю?
– Прекрати! – возмутилась Лия. – Если я покупаю одежду раз в полгода, а маникюр делаю раз в четыре месяца, это значит, что я каждый раз собираюсь на свидание?
– Если ты будешь обвинять меня в том, что я зарабатываю недостаточно, и ты не можешь позволить себе часто покупать одежду, то не стоит.
– Мне кажется, я не имею права в чем-то тебя обвинять. Я могу зарабатывать деньги на одежду и маникюр сама , если это так плохо отражается на нашем бюджете.
– Мы ведь договаривались, что ты будешь курить возле окна! – сказала она с упреком.
– Да, я забыл. Прости.
– Все будет хорошо, вот увидишь, – сказал он.
– Да уж. – Лия сделала красноречивую паузу. – Ты пойдешь спать?
– Я вымою посуду, а потом посмотрю сериал. Думаю, в ближайшие минут сорок спать я не пойду.
– Я хочу лечь пораньше, чтобы выспаться. Так что спокойной ночи.
– Сладких снов, – кивнул жене Йосеф и снова повернулся к окну.
– Госпожа Слоцки! – крикнул он, пытаясь перекричать шум толпы. – Госпожа Слоцки! Подойдите!
– Юджин Уэллс, – представился он. – Босс приехать не смог, он попросил извиниться за него. Мы встретимся в кафе. Мне велено вас довезти.
– На этом ? – ужаснулась Лия, кивнув на мотоцикл.
– А что тут такого? – пожал плечами Юджин. – Мотоцикл – это здорово! По мне – так гораздо лучше, чем неповоротливая машина.
– Скажите, вы англичанин?
– Ирландец , – поправил ее Юджин, и в его голосе послышались горделивые нотки.
– Вы, Юджин, всегда свистите девушкам? Почему бы не обратиться по имени ?
– Ну, госпожа Слоцки, – укорил он собеседницу. – Ведь я не всегда знаю, как их зовут!
– Вы не голодны, Лия? – поинтересовался Юджин.
– Нет, не очень. Может, потом закажу что-нибудь. А капитан… Константин сказал вам, когда он приедет?
– Думаю, через несколько минут. У него какие-то срочные дела в банке. Чем больше денег – тем больше проблем, вот что я вам скажу.
– Спорный вопрос, – возразила Лия. – Лучше думать о деньгах, которые есть , чем о деньгах, которых нет .
– В этом что-то есть, – ответил он.
– Вы работаете с капитаном? – спросила Лия, чувствуя, что она должна поддержать разговор.
– Я, если можно так выразиться, птица свободного полета. Предлагаю свои услуги и работаю с тем, кто больше заплатит. На данный момент это капитан.
– А чем вы занимаетесь, Юджин?
– Я специализируюсь на особых поручениях. Вот, к примеру, сейчас я буду сопровождать вас в Дамаск.
– То есть, вы работаете кем-то вроде телохранителя , – подытожила Лия.
– В том числе.
– Вы только посмотрите, какая ба… простите, какая женщина! Я просто обязан…
– Прошу прощения, я планировал приехать раньше, – услышала Лия за спиной. Капитан Землянских занял свободное место. – Думаю, если бы не «пробки», у меня это получилось бы.
– Доброе утро, босс, – поприветствовал его Юджин. – Вы голодны?
– Ты подозрительно вежлив, Юджин. Да, я голоден. Ты хочешь предложить мне заказать гадость, которую ешь ты?
– Ну почему же гадость? Это вкусно.
– И будьте так добры, то же самое для леди, – добавил он.
– Но я не голодна… – начала Лия.
– И именно поэтому вы смотрите голодными глазами на содержимое тарелки Юджина?
– Вы, конечно, уже познакомились, – снова заговорил Константин, положив сотовый телефон на стол. – Юджин сказал, что он едет с вами, Лия? Если что-то пойдет не так, по возвращении вы можете мне об этом рассказать, и я спущу с него шкуру . Я давно об этом мечтаю, но каждый раз меня что-то удерживает.
– Ничего подобного не случится, – уверил его Юджин.
– Разговаривать с полным ртом – это дурной тон, Уэллс. Тем более если за одним столом с тобой сидит дама. Не обращайте внимания на его невоспитанность, – обратился он к Лие. – Как бы я ни старался, от меня он учится только гадостям. Возьмите.
– Тут вы найдете билеты и необходимые документы. Кроме того, тут есть ценные указания, которые вам следует прочитать.
– Мы снова поедем на четыре дня, босс? – спросил он, рассматривая кофейную гущу на дне чашки.
– На двое суток. На этот раз вам не очень повезло, Лия – у вас не будет времени для того, чтобы изучить достопримечательности города. Вы когда-нибудь бывали в Дамаске?
– Никогда, – покачала головой Лия. – Но я слышала, что это красивый город.
– О да, – с готовностью подтвердил Константин, принимая от официантки кофе и доставая сигареты. – Это чудесный город. Надеюсь, что ваша командировка пройдет без осложнений, потому что бывает всякое. Сложности с документами, проблемы с номерами в отеле. Увы, далеко не все люди в мире ответственно подходят к тому, чем они занимаются. Во всяком случае, со своей стороны я сделал все, что мог. А Юджин не даст вам скучать. Правда?
– Да-да, конечно, что за вопрос? Ведь не просто так я тащусь в этот дурацкий Дамаск. То есть… ведь не просто так мне доверили такую важную работу.
– Такой тон мне нравится больше, – одобрил Константин, после чего снова посмотрел на Лию. – Габриэль постаралась выбрать отель так, чтобы вы, по возможности, не проводили слишком много времени на дорогах. В первый день вам нужно будет встретиться с джентльменом по имени Мустафа. Он должен передать вам кое-какие документы. Не бойтесь, он не заберет вас в свой гарем, хотя вы определенно в его вкусе. У него три жены. Думаю, ему этого достаточно.
– Вы уверены, что эта поездка не будет иметь плохих последствий, сэр? – осторожно спросила она.
– Простите, я больше не буду позволять себе таких шуток. На следующий день вам предстоит небольшая экскурсия по городу. Вы навестите другого джентльмена, Халеда, подробная информация о котором находится здесь. – Константин кивнул на конверт. – Он тоже передаст вам бумаги. И все, что будет требоваться от вас – это не опоздать на самолет и привезти полученное в целости и сохранности. Это важные документы, я на вас рассчитываю. Кроме того, вы познакомитесь с Яфит. Вы, если можно так выразиться, коллеги. Она поможет вам с языком. Как я понял, по-арабски вы не говорите.
– Да, – ответил Константин. Некоторое время он слушал то, что говорил ему невидимый собеседник. – Черт побери, Гилад! Я говорил тебе, что приеду на сорок минут позже! Почему у людей из моего окружения есть эта глупая привычка – портить мне настроение с самого утра?! И не надо мне говорить, что я сам его себе порчу, потому что это не так ! – Он поднялся и достал бумажник. – Если ты не можешь без меня дышать, могу тебя обрадовать – я буду через сорок минут. Я знаю, но раньше приехать не получится. Личным самолетом я не располагаю. Да, я знаю, что мы с Боазом договорились внести последние корректировки! Но ему я тоже сообщил о том, что задержусь! Такое впечатление, что у моих коллег серьезные проблемы с памятью! И после этого ты говоришь мне, что я порчу себе настроение сам?! Сколько лишнего ты наговорил мне за несколько секунд! Если тебе не жаль своего времени, подумай о времени других! К примеру, о моем !
– Прошу прощения, но я должен идти. Мой консультант не может прожить без меня и часа, а я не хочу, чтобы он разбил голову об стену. Удачной вам командировки, Лия. Я хочу, чтобы вы привезли мне документы сразу же после того, как вернетесь. А тебя, Уэллс, я хочу еще раз предупредить .
– Что вы, не стоит, босс, – ответил тот. – Я все понял с первого раза.
– Вы торопитесь, Лия? – спросил Юджин.
– Да, немного, – призналась та. – Я могу допить кофе, но потом мне нужно бежать.
– Очень жаль, – расстроился Юджин. – Я был бы рад еще немного посидеть с вами. Пообщаться , точнее. – Он посмотрел на руки Лии и запнулся. – Ох, так вы замужем. Вот это я выдал… Простите меня, прошу вас. Только не говорите боссу, а то он отрежет мне язык.
– Я помню, он сказал, что давно хочет сделать что-то подобное, – рассмеялась Лия. – Я бы сама с удовольствием пообщалась с вами. Думаю, у нас будет время поговорить. Мы ведь летим в Дамаск вместе. Скажите, вы действительно так его боитесь?
– Ох, Лия, вы плохо его знаете . Не подумайте, что я пытаюсь создать завесу тайны или что-то там еще. Просто поверьте мне на слово, хорошо? Я вижу, что вы… к нему неравнодушны. Поэтому и говорю. От него лучше держаться подальше.
– Похоже, капитан вам чем-то не угодил.
– Даже если и так, то говорить я об этом не хочу. Ладно, не буду вас задерживать. Если уж вам нужно идти, то я тоже не буду сидеть в одиночестве. – Юджин огляделся в поисках официантки. – Ну, где же она? Как можно пропадать в тот момент, когда предстоит услышать слово «счет»?
– Может быть, все-таки? – спросил он, кивая на пачку.
– Хорошо, – согласилась Лия. – Вы так вкусно курите, что я решила последовать вашему примеру.
– Иногда нужно следовать и плохим примерам, – изрек Юджин. – Босс говорит, что я беру от него только плохое. Но ведь и плохое тоже надо брать, правильно?
– Только не нужно забывать брать хорошее, – резонно заметила Лия. – Думаю, от него можно научиться и хорошим вещам.
– Вот уж не знаю, что сказать. Вы чем-то похожи на его бывшую жену, знаете? Вы такая же… – Он запнулся и сложил ладони, оставив между ними небольшой промежуток. – Такая же маленькая. Он ведь вам нравится, правда? – В его голосе послышались нотки задетого самолюбия. – Черт возьми, да что вы все в нем находите? Неужели так трудно понять: женщины интересуют его только тогда, когда он позволяет себе интересоваться женщинами?
– Ну что вы, Юджин, – сказала она ободряюще. – Думаю, капитан бы не обрадовался, услышав вас сейчас.
– Кроме того, не думаю, что у вас есть проблемы с противоположным полом, – продолжила Лия.
– Разве я это сказал? – спросил он, как показалось Лие, с намеком на вызов. – По крайней мере, я всегда уделяю женщинам надлежащее внимание. И уж точно никогда не буду поступать, как босс. Вкруг него крутится куча влюбленных женщин, а он только и делает, что работает !
– Должно быть, у вас много свободного времени, если вы можете позволить себе уделять женщинам так много внимания, – предположила Лия.
– У меня достаточно и времени, и денег, – уверил ее Юджин. – Босс тоже при желании мог бы найти время. Его пуританское поведение иногда кажется мне позерством. Хотя я не могу представить, что таким образом он будет набивать себе цену в чьих-то глазах.
– У вас разные жизненные приоритеты, – сказала Лия примирительно. – И разная работа. С таким грузом ответственности на плечах, как у капитана, сложно расслабляться. Я уже не говорю о том, чтобы уделять внимание женщинам… всем .
– Если бы вокруг меня было столько женщин, как вокруг босса, то я бы точно не успевал уделять им должное внимание. Но я все равно считаю, что ему нужно подумать над своим поведением. Я уже не говорю о том, что секс – это отличный способ расслабиться и снять напряжение. Особенно если учесть, что он занимается интеллектуальной работой. А тем, кто занимается интеллектуальной работой, секс необходим . Вы знаете, что секс повышает уровень коэффициента умственного развития?
– Нет, – покачала головой Лия, не сдержав улыбки. – А капитану вы об этом говорили?
– Говорил? Я твержу ему об этом каждый раз, когда его встречаю! Но он либо пропускает это мимо ушей, либо говорит, что если я еще раз подниму эту тему, он выбросит меня из машины на полном ходу. А еще он говорит, что секс с кем попало – это половая распущенность, что это гадко, мерзко и низко по отношению к женщине, и что он не понимает, как можно спать с женщиной, к которой ты ничего не чувствуешь. Я вот думаю – он действительно так думает или же просто читает мне нотации ?
– Вот вы где! Наконец-то я вас нашла.
– Яфит Бар. Вас я знаю, Юджин. Ну, а вы, разумеется, Лия?
– Нам пора ехать в отель, – сказала Яфит. – Лия, наверное, устала и хочет принять ванну. Минуточку.
– Сэр? – позвала она. – Все хорошо. Мы отправляемся в отель. Так точно. До связи.
– Эпоха минимализма, – улыбнулась она Лие, спрятав аппарат. – Капитан сказал, чтобы вы отдыхали и наслаждались жизнью. Чем вы любите заниматься в свободное время? Рестораны, ночные клубы, библиотеки, магазины? Ах да, кстати. Это вам.
– Это красивая чадра, – сказала она. – Я выбирала сама. Вам следует надевать это каждый раз, когда вы покидаете пределы здания. Иначе вы будете привлекать внимание.
– Капитан уже сказал вам, что сегодня будет праздничный ужин? – спросила Яфит. – Мустафа празднует свой день рождения, и вы приглашены. Он пригласил вас лично. Это большая честь.
– Если честно, я понятия не имею, кто он…
– Известная личность в определенных кругах. Деньги, нефть и все остальное.
– Я должна купить ему подарок?
– Не думаю, – рассмеялась Яфит. – Он пригашает людей для того, чтобы пообщаться. Он любит подобные мероприятия. Иногда он сам дарит гостям подарки. Миллионеры… кто их поймет.
– У меня нет вечернего платья.
– Не волнуйтесь, мы что-нибудь придумаем. – Неожиданно Яфит нажала на тормоз и недовольно крикнула, обращаясь к кому-то впереди нее: – Куда ты прешь, сирийский осел ?!
– Вот так оно и бывает, – сказала она. – Добро пожаловать в Дамаск!
– Ты просто влюбчивая дура, – сказала она своему отражению.
– Лия, ты готова? – раздался голос Яфит из-за закрытой двери. – У тебя есть десять минут.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она у Лии, когда они спускались в холл отеля.
– Я хорошо себя чувствую, но ужасно выгляжу, – вздохнула та.
– Ничего подобного, – уверила ее Яфит. – Что до мешков под глазами – в современном мире жизнь летит быстро, люди спят мало. Неудивительно, что это рано или поздно отражается на лице.
– Завтрак в холле? – недоуменно спросила Лия.
– В столовой сейчас полно народу, – пояснила Яфит.
– У меня есть вопрос, – сказала Лия, разглядывая собеседницу. – Константин… капитан сказал, что мы коллеги.
– Давай решим, что я работаю… в дипломатическом отделе .
– Ты не похожа на курьера.
– А ты, дорогая моя, не похожа на секретаря . Я могла бы представить тебя на обложке журнала в качестве фотомодели, но только не в приемной в качестве секретаря.
– Ты шутишь?
– Нет, – покачала головой Яфит. – Из тебя бы получилась отличная фотомодель. У тебя очень свежее лицо. Я думаю, ты бы рекламировала косметику. Хотя… нет. Краску для волос или шампунь. Но это мелочи. Я уверена, что тебя бы сделали лицом какой-нибудь компании. К примеру, ты бы рекламировала… нижнее белье !
– Доброе утро, – поздоровался подошедший Мустафа. – Надеюсь, я не опоздал? – Он улыбнулся Яфит. – Сегодня мы обойдемся без арабского. Я пришел к выводу, что мне следует практиковаться в других языках. Тем более, что мой иврит оставляет желать лучшего, а это нехорошо. Я тороплюсь, у меня появились срочные дела. Я хотел бы позавтракать спокойно, Лия, но, к сожалению, могу уделить вам лишь несколько минут. Не волнуйтесь, я передам вам все, что обещал.
– Все в порядке, – уверила его Лия. – Лучше пейте кофе. Он может остыть.
– Похоже, вы не выспались, – с сожалением сказал Мустафа, посмотрев на Лию. – Завтракаем мы рано, вы, думаю, к этому не привыкли. Но ничего не поделаешь, работа не ждет. Для того чтобы что-то успеть в этом мире, нужно двигаться быстро, иногда даже быстрее, чем движется сама жизнь. Так сказать, опережать ее на шаг . – Он улыбнулся. – Когда-то я занимался нефтяным бизнесом. Там именно такие законы. Если не схватите вы, схватит кто-то другой. Как поживает капитан? Надеюсь, он хорошо себя чувствует, его не мучает мигрень?
– Вы знакомы? – спросила она осторожно.
– Только заочно, но капитан уже успел произвести на меня впечатление. Держу пари, и на вас тоже.
– Да, – кивнула Лия, – и на меня.
– Если он взял вас на работу, значит, и вы его впечатлили. Но не будем тратить время.
– Здесь то, что хотел капитан, – сказал он. – Вы хотите проверить?
– Я не знаю, что там должно быть, – улыбнулась Лия, – так что мне остается поверить вам на слово.
– Хорошо. Я не вижу смысла кого-то обманывать. Обман – это в высшей степени недостойно. Так же недостойно, как и позорное отношение к своим врагам. Врагов нельзя недооценивать. Их нужно уважать . Иначе они перестанут уважать вас .
– Вы живете в Сирии или же вы тут проездом? – спросила она, после чего поспешно добавила: – Вчера мы говорили только обо мне, и, наверное, я должна принести свои извинения – это противоречило всем правилам светской беседы…
– Я много где живу, – сказал он. – Я родился в Саудовской Аравии, и кочевничество у меня в крови. Только если мои предки кочевали по пустыням, то я кочую по городам . Времена меняются, и мы должны соответствовать своему времени.
– Мне кажется, что современный человек склонен к тому, чтобы иметь постоянное место жительства, – возразила Лия. – Дом, работа, семья. Что может быть лучше, чем уверенность в завтрашнем дне?
– У восточных людей иные представления о жизни, – сказал он. – Иногда уверенность в завтрашнем дне приносит больше разочарований, чем радостей. Нужно уметь жить сегодняшним днем. Это воспитывает в нас мудрость . Не желаете?
– Женщины обычно не любят сигары, но такие им нравятся. Может, вы примете мое предложение?
– Нет-нет, благодарю, – ответила она. – Я не курю.
– Тогда, вероятно, вы присоединитесь к нашей беседе? У вас такое обеспокоенное лицо.
– Все в порядке, – улыбнулась Яфит.
– Если бы время не играло против нас, мы продолжили бы наш разговор, Лия, – снова заговорил он. – Дела не ждут. Сегодня у меня насыщенный день. А вам я советую подняться в номер и хорошенько выспаться. Вечером будет концерт, и я настоятельно рекомендую его посетить. Ведь в командировке должна быть не только деловая часть, но и культурная .
– Удачи, – кивнул он, жестом попрощался с Лией и Яфит и направился к выходу из отеля.
– Что с тобой? – не выдержала Лия. – На тебе лица нет.
– Неважно себя чувствую. Наверное, вчера съела что-то не то. Каждый раз говорю себе, что буду осторожнее в плане заморской еды – и каждый раз себя обманываю. – Она посмотрела на Лию и рассмеялась. Этот смех был таким же фальшивым, как и улыбка, которую она продемонстрировала несколько минут назад. – Немного полежу – и все пройдет. И тебе тоже советую поспать.
– Вообще-то, спать мне не хочется, – призналась она. – Я бы лучше отправилась на экскурсию в город. Я думаю, тут есть, что посмотреть.
– Конечно, есть. Но красивой женщине не стоит гулять по городу в одиночку. Особенно если у женщины не совсем восточная внешность .
– Интересно, кто же он такой, этот Мустафа?
– Лия, – сказала она, понизив голос. – Я хочу сказать тебе кое-что. Существуют две категории вопросов. Первая категория – это вопросы, на которые ты можешь получить ответ. Вторая категория – вопросы, на которые ты ответа получить не можешь . Не можешь по разным причинам, но, в основном, потому, что без этих ответов тебе будет легче жить . Ты меня понимаешь?
– Не очень.
– Мустафа – бизнесмен. Он помогает нам, собирая информацию. Письма, договора. Кроме того, Мустафа занимается кое-чем еще. – Яфит сделала паузу. – Но тебе не обязательно этого знать. Твоя миссия – забрать документы и передать их капитану.
– А почему этого не можешь сделать ты? Или же кто-то другой? К примеру, Юджин?
– Потому что у нас другая работа, дорогая, – сказала она. – Сладких снов. Я зайду вечером.
– Лия, открой, – услышала она голос Яфит. – У тебя все в порядке?
– Почему ты не открывала? – спросила она.
– Я спала, – виновато ответила Лия.
– Ты меня напугала. – Яфит положила в карман брюк сотовый телефон. – Собирай вещи. В полдень у тебя самолет.
– Самолет? Но…
– Я знаю. Планы изменились.
– Ты можешь объяснить мне, что случилось?
– Нет. Просто собирай вещи. Мы поговорим в машине.
– Я готова, – сказала Лия. – Едем?
– Держи документы при себе. И, пожалуйста, не отставай от меня ни на шаг. Оружия у тебя, разумеется, нет?
– Оружия? – удивилась Лия. – Нет, конечно.
– Так я и думала. Ничего, Юджин едет с тобой, так что опасаться тебе нечего.
– Может, ты все же расскажешь мне, что происходит? – поинтересовалась она, посмотрев на Яфит.
– Лия, – сказала она. – Ничего страшного не произошло. Просто наши планы поменялись, только и всего.
– И поэтому ты спрашиваешь у меня про оружие?
– Это привычка. – Яфит помолчала. – Все, хватит. Ты опоздаешь на регистрацию.
– Но до регистрации еще больше двух часов!
– Я рассказала тебе все, что могла рассказать, Лия. Если капитан сочтет нужным рассказать тебе больше , он это сделает. Проходи. – Она пропустила спутницу в лифт, после чего вошла сама.
– С каждой минутой это мне нравится меньше и меньше, – сказала Лия.
– Ладно, – ответила Яфит. – Но потом не говори, что ты не хотела этого слышать. Младший лейтенант Яфит Бар, руководитель оперативной группы «Н». Очень приятно . Мустафа, с которым ты общалась – международный террорист. Та информация, которую ты держишь в руках – это сведения, которыми он обменивается с нами. Очень важные сведения . Понимаешь?
– Да, – кивнула Лия. – Но при чем тут оперативная группа? Ведь… я могла взять это сама.
– А оперативная группа тут при том, дорогая, что мы уже во второй раз пытаемся ликвидировать нашего общего друга Мустафу. Но он уходит от нас. Ушел в прошлый раз, и сегодня ушел тоже. Это означает, что сейчас я должна как можно быстрее доставить тебя в аэропорт и убедиться, что ты села на самолет. И, желательно, убедиться и в том, что ты благополучно приземлилась и передала эту информацию в нужные руки. Потому что если ты встретишь друзей Мустафы – а такое может случиться – тебе придется плохо .
– И как часто у вас случаются подобные… перемены планов?
– Такое бывает часто, но мы справляемся с ситуацией. Не волнуйся. Все будет хорошо.
– До твоего рассказа я почти не волновалась.
– Ты знаешь, что любопытство сгубило кошку?
– Главное – чтобы оно не сгубило меня !
– Привет! – сказала она, откладывая бумаги. – Разве ты не должна была приехать завтра?
– Да, должна была. – Лия посмотрела на плеер. – Но планы изменились .
– По-моему, ты перенервничала, конфетка. Тебе надо расслабиться. Может, зеленый чай?
– Нет. Мне нужно домой . Кстати, почему ты слушаешь музыку посреди рабочего дня?
– Я налью воды, – сказала она, поднимаясь.
– Лия, хорошо, что вы приехали, – проговорил Гилад. Точнее, не проговорил, а прошелестел . – Мы волновались.
– Так вот она, знаменитая Лия Слоцки, – включился в разговор незнакомый Лие джентльмен. – Майор Боаз Толедано, руководитель отдела стратегического планирования. Очень приятно.
– И мне, сэр, – кивнула Лия.
– Что стряслось? – спросила Габриэль.
– Лейтенанту Гордону нужно успокоиться. Будьте добры, сделайте ему кофе.
– Может, ему еще сделать массаж и станцевать стриптиз? –фыркнула Габриэль, но поднялась и направилась к чайнику.
– Слава Богу, все целы. Документы у вас? Вам придется отправиться к капитану в гости.
– В гости , сэр?
– Капитану нездоровится, он поехал домой. У него больное сердце… Я каждый раз говорю ему, что нельзя нервничать, но с нашей работой такие запреты сложно соблюдать.
– Вот так? Без звонка?
– Он вас ждет. Вот адрес. Это в Гило. К сожалению, я не смогу отвезти вас. Вам придется взять такси. Прошу прощения. Обычно я не позволяю себе таких вещей, но сейчас я должен быть здесь.
– Только послушай, Боаз. Я предложила ему кофе, но он отказался. Тогда я предложила ему массаж и стриптиз, но он отказался. И что он попросил? Водки ! И после этого вы все еще говорите что-то насчет женской логики?
– Кажется, ты бросил курить ? – отреагировал на действия коллеги Константин. Его способность задеть за живое в самый неподходящий момент была феноменальной.
– Да, но это было неделю назад, – резонно заметил Боаз.
– Вам надо курить трубку, майор. На мой взгляд, она отлично впишется в ваш образ.
– Есть что-нибудь новое, лейтенант? – осведомился Константин.
– Ничего, – покачал головой тот. – Ты думаешь, это нормально?
– Я думаю, тебе нужно расслабиться. Хотя, конечно, я могу тебя понять. Первая операция – это всегда волнительно. Может, выпьем?
– Было бы неплохо, – кивнул Боаз, протягивая руку к пепельнице. – Мне, пожалуйста, виски. А лейтенанту надо чего-нибудь покрепче. Для успокоения нервов .
– Выпить? Да вы что! Когда на нашей ответственности десять человеческих жизней?!
– Если после стакана виски ты будешь пьян настолько, что не сможешь следить за экраном, тебе мы наливать не будем.
– Полно, капитан, – сказал Боаз и поднялся. – Вам я тоже наливаю виски?
– Да. Итак, подытожим. Три стакана. И побыстрее, майор, а то ваши чаевые останутся у меня в кармане.
– Это нормально – когда начальник штаба и главный стратег пьют… вот так? – спросил он.
– Нет, – ответил тот коротко. – И нервничать – это тоже ненормально. Но ты нервничаешь. И мы с Боазом нервничаем. Только мы нервничаем немного иначе. Пьем и отпускаем дурацкие шутки. На данный момент от нас ничего не зависит, а поэтому ты просто смотришь на экран. У тебя есть выбор – либо рвать на себе волосы и думать о том, что могло случиться самое плохое, либо выпить и расслабиться. Женщинам сюда нельзя, так что в полной мере мы расслабиться не сможем. Хотя можно пригласить Габриэль. У тебя, наверное, уже устали глаза . Что ты думаешь по этому поводу?
– Я думаю, что у тебя идиотские шутки, – заявил он. – И они убивают меня каждый раз, хотя я уже давно должен был к ним привыкнуть. Такое впечатление, будто у тебя железные нервы.
– Тебе предстоит многое понять. Всему свой срок.
– Еще шесть часов, – сказал он.
– Ты опять не спал всю ночь? – спросил майор Толедано, вглядевшись в лицо коллеги. – Что за глупая привычка – не спать в ночь перед операцией?
– Этотрадиция .
– А если тебе станет плохо, как прикажешь себя вести? Делать тебе искусственное дыхание?
– Приказываю делать все, что в ваших силах, кроме искусственного дыхания изо рта в рот, майор. К этому я не готов психологически.
– Ладно. Читать тебе нотации – это дурное дело. Ваше здоровье, джентльмены.
– Я не могу поверить в то, что пью на работе.
– Но ведь я уже все тебе объяснил, – произнес Константин, возвращая стакан на стол. – И если уж на то пошло, нервничать должен я, а не ты. Потому что если в очередной раз что-то пойдет не так, мне придется плохо.
– В очередной раз? – переспросил Гилад. – Но я думал, что… мы почти год собирали информацию об этой группировке, и я решил что мы ничего о ней не знаем.
– Я завидую людям, которые мало знают. Они спят глубоко и без кошмаров. Что скажете, майор?
– Мы долго наблюдаем за ними, – сказал он, обращаясь к Гиладу. – Это началось еще до смерти Ицхака.
– Кто такой Ицхак? – задал очередной вопрос Гилад.
– Об этом тебе расскажет твой начальник, – проговорил Боаз с улыбкой человека, который счастливо избежал неприятных объяснений. – Он отличился в этой истории так, что долго этого не забудет .
– Майор Ицхак Бен Шаббат руководил отделом по ведению допросов. Или, как любят говорить у нас, был «комиссаром».
– Хорошо, – кивнул Гилад. – Но при чем тут террористическая группировка? С каких пор этим занимается отдел допросов?
– Когда я получил пост главного аналитика, отдел собирал информацию о группировке. А Ицхак, который, как известно, не мог пройти мимо…
– Капитан, я не думаю, что следует добавлять подробности. Может, мы оставим ваши с «комиссаром» конфликты за кадром? Это не имеет отношения к истории.
– Еще как имеет , – упрямо заявил Константин, и Боаз сник, тяжело вздохнув. – Ицхак на правах бывшего аналитика помогал нам, как мог. В конце концов, он нашел какой-то сверхсекретный материал, о котором не хотел говорить, но был уверен в том, что держит в руках нечто очень важное. Майор Толедано решил, что представился хороший момент добраться до руководства группировки. «Комиссар» вызвался участвовать в операции. Он должен был встретиться с одним из руководителей группировки и получить от него информацию, о которой никто толком ничего не знал.
– Вы просто взяли и поверили ему на слово? – спросил он.
– Доступ к этим данным имел ограниченный круг людей, и майор Толедано в этот круг не входил, так что пришлось поверить. Мы отговаривали Ицхака от этой затеи, но он стоял на своем, так как был упрямым ослом. В конце концов, майор Толедано на свой страх и риск согласился и занялся планированием операции. Шансы на успех мы оценивали как пятьдесят на пятьдесят, но «комиссар» упрямился до сих пор. В назначенный день он полетел в Дамаск, а мы принялись ждать утра следующего дня для того, чтобы начать операцию. Вечером того же дня мне позвонил человек, назвавшийся Мустафой. Он представился как независимое, но заинтересованное лицо, и сообщил мне об имеющейся у «комиссара» информации. После чего сказал, что Ицхаку следует вернуться обратно, потому что, находясь в Дамаске, он подвергает опасности человеческие жизни. Разумеется, я не поверил «независимому, но заинтересованному лицу». Но Мустафа назвал мне несколько имен, которые заставили меня засомневаться. Я попросил четверть часа и сказал, что должен проверить информацию. Добытый «комиссаром» материал оказался бомбой, которая могла взорваться от любого неверного движения. Но поделиться информацией с майором Толедано я не мог, так как это повлекло бы за собой неприятные последствия – в лучшем случае я распрощался бы со своим допуском и, соответственно, с должностью. Наладить связь с «комиссаром» я не смог. А поэтому единственное, что я мог сделать – это отправиться в Дамаск и предупредить его лично.
– И ты полетел в Дамаск? Просто сорвался – и полетел? На ночь глядя?!
– Ицхак, разумеется, не принял меня с распростертыми объятиями. Он посоветовал мне возвращаться и еще раз уверил в том, что все будет хорошо. Никакие уговоры на него не действовали. Я говорил, что знаю, какой информацией он располагает, предупреждал, что любое действие повлечет за собой катастрофу. Но все было напрасно. Я злился, угрожал, говорил, что если он сейчас же не соберет вещи и не поедет со мной, то ему придется расстаться с жизнью. Но «комиссар» только качал головой. По возвращении я узнал, что Ицхака застрелили в номере отеля. Застрелили из пистолета, модель которого совпадает с моделью моего табельного оружия. И, что еще хуже – застрелили через час после того, как мы расстались. Никаких следов, никаких отпечатков пальцев – все было сработано очень чисто. Командование решило не отменять операцию, но противник уже был настороже. Думаю, о том, что было дальше, говорить не стоит.
– Да, невесело, – резюмировал Гилад. – Тебе повезло, что ты остался при погонах и на свободе…
– Это еще не конец, – продолжил Константин. – После того, как я стал главным подозреваемым, проходящим по этому делу, к нам попала кассета с записью нашего с «комиссаром» разговора. Никто до сих пор и понятия не имеет, откуда взялась эта кассета, но важен сам факт – на ней были доказательства моей вины. Можно было сказать, что такое оружие есть не только у меня, а то, что я был у «комиссара» тем вечером – это совпадение. Но вряд ли можно было отрицать тот факт, что один из собеседников угрожал другому. Контекст происходящего был известен только мне и Ицхаку, а вне контекста все выглядело как угроза. Что ни говори, а фраза вроде «собирай вещи, или живым ты отсюда не уедешь» звучит не двусмысленно. Узнай я, кто принес эту кассету, я бы перерезал ему горло, но «доброжелатель» решил остаться неизвестным. Я провел семь незабываемых суток в тюремной камере и отправился под трибунал. Трибунал решил освободить меня и передать мне работу с группировкой. Мне предстояло выяснить и то, как с ней связано убийство «комиссара», и кто это сделал, и зачем. Вот поэтому-то мы и собирали информацию почти год, лейтенант. Для того чтобы не ошибиться во второй раз.
– Интересно, кто же этот «доброжелатель», – сказал он. – Держу пари, главного аналитика он не любил.
– Я долго думал над этим вопросом, но к конкретным выводам не пришел, – ответил Константин. – Если честно, не представляю, откуда в комнате могло взяться подслушивающее устройство. «Комиссар» всегда тщательно проверял номера отелей. У него была паранойя на этой почве.
– Слушаю, – сказал он. – Что? Как?! Ведь мы знали, где будет охрана! – Он опустил голову. – Я включаю громкую связь. Капитан здесь. Опишите ситуацию.
– Докладывайте, сержант.
– У меня плохие новости, сэр, – отозвался на том конце провода женский голос. – Я бы даже сказала, очень плохие. Мы потеряли Мустафу. Он ушел с охраной. Вероятно, вышел через одну из дверей, о которой нам не было известно.
– Вы представляете, куда он мог направиться?
– Нет, сэр. Он пересел в другую машину, его личный автомобиль на стоянке отеля. Охранники клянутся, что никого не видели. Какие будут указания?
– У нас слишком мало людей, – сказал тот, – рисковать нельзя. Отбой. Ума не приложу, как такое могло получиться! Мы оцепили все выходы! Он ведь не мог испариться ?!
– Сержант, – обратился он к собеседнице, – красный код. Возвращайтесь.
– Так точно, сэр.
– Ну и дела, – сказал Боаз, глядя на то, как Гилад выключает компьютер. – Черт возьми, я был уверен в том, что на этот раз все пройдет хорошо! Я уже высказывал предположение, что кто-то регулярно докладывает Мустафе о происходящем тут. Таких совпадений не бывает.
– Хватит, майор, – ответил Константин. – Мы прекрасно поняли, что вы недовольны. – Он приложил руку к груди. – Своими причитаниями вы действуете мне на нервы, и у меня болит сердце.
– Никакого сердца! – то ли возмутился, то ли испугался Боаз. – Я ведь тебя предупреждал – надо спать по ночам! Где твои волшебные капли?
– Не надо капель, – сказал он. – Позови доктора Мейер. Она знает, что делать.
– С такими пациентами, – пробурчал Боаз, направляясь к двери, – она откроет здесь лазарет !
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.
– Я устал, – ответил Константин.
– Тебе нужно поспать.
– И что бы я без вас делал, доктор. Я так и не научился ставить уколы самому себе.
– Тебе необходимо задуматься о своем здоровье. Твой личный врач скажет то же самое.
– Он постоянно мне это говорит. Но уколы мне делаешь ты.
– Мне кажется, что все слова проходят мимо твоих ушей, – вздохнула Нурит. – Ты понимаешь, что у тебя уже не тот организм, чтобы ты мог так к нему относиться?
– Понимаю. Но ты тоже должна кое-что понять. Есть вещи, которые важнее здоровья. Это человеческие жизни . Я не могу жертвовать ими по причине плохого самочувствия. Спать по шесть часов в день – это большая роскошь. У меня нет времени для того, чтобы закурить, а ты говоришь про полноценный отдых?
– В оправданиях ты чемпион, – похвалила Нурит.
– У меня есть вопрос, доктор. Представьте себе, что вы встретили человека. Вы посмотрели на него – и у вас что-то перевернулось внутри. Он даже не успел раскрыть рта, а вы уже чувствуете что-то. Вы отмахиваетесь от этого ощущения. А потом оно возвращается. И вы ловите себя на мысли, что вам не хватает этого человека. Что вам хотелось бы видеть его рядом с собой. Вы думаете об этом посреди рабочего дня. Вечером, когда засыпаете. По дороге домой, за рулем. – Константин коснулся пальцами лба. – И что бы вы ни делали, как бы вы ни заставляли себя сменить пластинку, у вас ничего не получается. Это тоже связано с сердцем?
– Да, капитан. Только вряд ли тот укол, который я вам сделала, вылечит вас от этой болезни.
– А что это за болезнь, доктор?
– Это влюбленность .
– Ах, так вот оно что. – Он поменял позу, положив руки на подлокотники кресла. – Что же мне делать?
– Поспать . – Нурит поднялась. – Через несколько минут снотворное начнет действовать. Если сердце продолжит болеть, пожалуйста, позвони.
– Нет-нет. Я требую, чтобы ты сейчас же отправился в кровать. Берта откроет мне дверь.
– Где же ваше пальто? – удивленно спросила экономка, открывшая ей дверь.
– Я забыла его в такси. У меня выдался неспокойный день.
– Проходите, прошу вас.
– Не стой, присаживайся, – сказал он, поворачиваясь к ней. – Прошу прощения. Если бы не я, тебе бы не пришлось ехать через весь город только ради документов.
– Ничего страшного, – поспешила уверить его Лия, воспользовавшись приглашением. – Надеюсь, тебе лучше?
– Я выслушал очередную порцию добрых и никому не нужных советов и поспал.
– Вам действительно нужно побольше отдыхать, сэр, – сказала она. – В последнее время вы плохо выглядите. Почему бы вам не отдохнуть с недельку? Никуда не ездить, а просто побыть дома.
– Хватит на сегодня разговоров об отдыхе и здоровье, – отмахнулся Константин. – Я не познакомил вас. Это Берта, моя экономка. А это Лия Слоцки. Но можно просто Лия.
– Очень приятно. К нам редко заходят женщины…
– Не надо обманывать гостей, Берта, – упрекнул ее Константин.
– Как же, сэр? В последний раз женщина была тут… полгода назад.
– Надеюсь, ужин скоро будет на столе?
– И, будьте так добры, достаньте вино. Если уж вы напомнили мне, что в последний раз женщина была тут полгода назад, то очередное появление женщины стоит отпраздновать .
– Сейчас самое время заняться рабочими вопросами. Не будем же мы говорить о работе после ужина.
– Я… я не могу с тобой ужинать.
– Во-первых, я уверен, что ты голодна. Во-вторых, отказ меня обижает. В-третьих, почему? Может быть, потому, что тебя ждет муж?
– Мой муж тут не при чем, просто… я не могу ужинать с тобой вот так .
– Ты меня боишься?
– Что же, это твое личное дело. Я могу взглянуть на документы?
– Очень хорошо, – изрек он. – Тебе понравился Дамаск?
– Даже не знаю, что и сказать. Я не успела изучить город.
– А какое впечатление на тебя произвел Мустафа?
– Я никогда не завтракала с международным террористом .
– Не стоит сводить все к профессии. Каждый зарабатывает на жизнь так, как хочет и так, как может.
– Да, но… иногда эти люди убивают невинных людей. Мне не нравится об этом думать.
– Ты веришь в то, что на свете существуют невинные люди?
– Я верю в то, что у всех людей есть право на жизнь. И никто не долженрешать, кому умирать, а кому оставаться в живых. Этоаморально .
– А что ты думаешь о тех людях, которые могут помочь другим, но ничего не предпринимают? Это не аморально? Не аморально ли молчать и бездействовать, когда ты можешь что-то сказать или сделать? В этом мире много людей, которые заслуживают смерти, но они живы . Это тоже, на твой взгляд, не аморально?
– Не понимаю, как ты можешь такое говорить, – сказала она. – Они ведь тоже люди, у них есть дом, семья, дети, наконец. Ты понимаешь, что иногда они делают это потому, что у них нет другого выбора?
– Выбор есть всегда. – Константин сделал предостерегающий жест. – Давай закроем эту тему, Лия. Она мне не нравится.
– Мне тоже не нравится эта тема. И мне противно думать о том, что я имею к этому какое-то отношение. И я, и ты, и все остальные, кто с нами работает.
– Я всего лишь аналитик. – Константин кивнул на конверт. – Моя работа заключается в том, чтобы прогнозировать и делать выводы. Я делаю свою работу, а то, что с результатами моей работы делают другие, меня не касается. Угощайся, – сказал он, предлагая своей гостье сигареты.
– И все же я не понимаю, – сказала она. – Разве ты не осознаешь, что эта информация покупается за человеческие жизни?
– Я делаю то, что должен делать, – сказал он холодно. – Для того чтобы заниматься этой работой, у меня есть причины. В том числе, личные . А теперь давай поставим точку. До того, как я разозлюсь.
– Ужин готов, – сообщила она. – Прошу к столу.
– Я подумала накрыть стол на веранде, – сказала Берта, поставив на стол корзинку с хлебом. – Сегодня ее наконец-то застеклили.
– Там холодно, – ответил Константин. – Что за глупая идея – ужинать на веранде зимой?
– Просто я вспомнила, что вы с госпожой…
– Вы не находите, что в данной ситуации говорить об этом неуместно ? – заметил он сдержанным тоном, в котором можно было уловить нотки раздражения.
– Надеюсь, эти идиоты не потоптали газон, – переменил тему Константин.
– О ком вы говорите, сэр? – не поняла экономка.
– Те, которые стеклили веранду. – Он перевел взгляд на стол и принялся изучать разложенные столовые приборы. – Вы можете идти спать. Со стола я уберу сам. И не будите меня завтра, сделайте одолжение.
– Твое здоровье, дорогая. Не так часто ко мне приходят такие важные гости.
– Ты всегда так ужинаешь? – спросила Лия, подняв глаза.
– Да. Не люблю торопиться во время еды. Это производит плохое впечатление. Вкусно?
– Да, очень, – поспешила похвалить Лия. – Я не подозревала, что так голодна…
– Угощайся. А после ужина будет небольшой сюрприз .
– Сюрприз? – улыбнулась она. – Надеюсь, он не увлечет меня надолго.
– Я отвезу тебя домой, если ты припозднишься. Со своей стороны могу пообещать – силой я тебя удерживать не буду.
– А ты представляешь, что подумает Йосеф, когда увидит нас вместе?
– Во-первых, я бы не сказал, что это меня волнует, – заметил Константин, отставляя в сторону тарелку из-под первого. – Во-вторых, что он должен подумать? Я решил подвезти свою сотрудницу из аэропорта в поздний час.
– Я могу рассказать ему про ужин и сюрприз?
– Разумеется, можешь. Но стоит ли?
– Неужели Йосеф так ревнив? – продолжил Константин, наливая себе стакан воды. – Он производит впечатление уравновешенного и спокойного человека, судя по твоим рассказам. Хотя… в тихом омуте водятся черти.
– Ты думаешь, что знаешь его лучше, чем я?
– Нет. Я просто читаю людей .
– А что можно прочитать… по мне?
– Ты предсказуема, Лия. – Константин и взял со стола салфетку. – Почему тебя интересует чужое мнение?
– А тебя оно не интересует?
– Нет. А должно?
– Мне бы хотелось услышать, что ты думаешь обо мне. Если мы ужинаем вместе, можно поговорить на… более интересные темы, кроме работы и моего мужа.
– Я отвечу сразу же после того, как разолью суп. С твоего позволения.
– Иногда я думаю о том, что ты слишком наивна, чтобы быть умной, – заговорил хозяин дома, снова занимая свое место. – А иногда – о том, что ты слишком умна, чтобы быть наивной. Я налью тебе еще вина?
– Нет-нет. Похоже, мне хватит.
– Выпьем в последний раз. Я скажу важный тост.
– За то, чтобы на свете было меньше ревнивых мужей. И больше здравомыслящих , – проговорил он, салютуя бокалом – этот жест выглядел по-шутовски наигранным. – На этом свете есть вещи, за которые стоит пить.
– У тебя есть тайна ? – спросил Константин, снимая руки с клавиатуры.
– Тайна? – переспросила она.
– Да, тайна. Она есть у каждого из нас. Расскажи мне .
– Если честно, я не понимаю, о чем ты.
– Не обращай внимания, я иногда веду себя чудно. Кофе?
– Нет, благодарю.
– Я оставлю тебя в одиночестве на пару минут. Надеюсь, ты не успеешь соскучиться.
– Вижу, гостиная тебе понравилась, – услышала она за спиной.
– Ты знаешь, я представляла тебя совсем другим… в жизни.
– Я не думала, что все будет вот так, – продолжила она после некоторого колебания. – Я не думала, что мы будем ужинать, сидеть и беседовать… мне показалось, что между нами сломалась какая-то преграда.
– Правда? И какая же?
– Я бы тоже хотела знать ответ на этот вопрос.
– Сейчас по сценарию должен идти рассказ о том, как мне не везло с женщинами, – произнес он. – На самом деле, мне не повезло только с одной. Правда, не повезло по-крупному . – Он вернул чашку на стол. – Скажи мне, почему Йосеф?
– Что ты имеешь в виду?
– Он не богат, у него нет связей, он не сделал себе имя. Обычно девушки из небогатых семей выбирают более достойных мужчин. Желание самоутвердиться, узнать, что такое женское счастье. Твоя планка для Йосефа слишком высока.
– Может быть… я просто люблю его ?
– Ты знаешь, во что бы превратился этот мир, если бы браки строились только на любви?
– Думаю, люди были бы гораздо счастливее.
– Жизнь превратилась бы в кошмар . Вряд ли любовь накормит голодных детей, вряд ли любовь даст людям денег и уж точно не обеспечит светлое будущее. А ведь из-за любви люди терпят унижения, соглашаются жить в бедности, всю жизнь посвящают людям, которые их не достойны. Согласись, гораздо приятнее жить в красивом доме, иметь свою машину, целый шкаф нарядов, дорогие украшения и личную кредитную карту.
– Но ведь без любви это просто золотая клетка!
– Ты можешь сесть ближе, – сказал он, сопроводив свои слова пригласительным жестом. – Я сторонник близких контактов, особенно когда люди обсуждают такие темы.
– Итак, если нет любви, то нет и счастья, – снова заговорил Константин. – Я правильно тебя понял?
– Да, я имела в виду именно это.
– А если человек, которого ты любишь, не любит тебя? Если ты готова отдать ему все, а его постоянно что-то не устраивает? Такая любовь сделает тебя счастливой?
– Я думаю, что счастье у каждого свое, и…
– Гораздо приятнее с вежливой и равнодушной улыбкой принимать любовь и подарки поклонника, к которому ты ровным счетом ничего не чувствуешь, верно? – Он тронул ее щеку и погладил по волосам. – Иногда мне кажется, что в мире существует только одна женщина, просто каждый раз она по-разному во мне отражается…
– Отражается по-разному… как это?
– Может быть, когда-нибудь я тебе это объясню. Но не сейчас.
– Это цветы? – спросила она.
– Да. Сухие. В углу. – Константин указал на большую вазу, стоявшую на ковре. – Берта говорит, что этот запах помогает уснуть.
– Знаешь, мне было хорошо, – сказала она. – Но…
– Но? – переспросил он, ожидая ответа.
– Но… не знаю, просто но.
– «Но» уместно только тогда, когда у него есть причина .
– Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю, Константин. Это «но» должно быть тут.
– Я хочу пить. Принести тебе воды?
– Да, если можно. – Лия обхватила колени руками и снова посмотрела на него. – А можно и вина.
– Что же. Будет вино. Я скоро вернусь.
– Если ты будешь стоять у окна в таком виде, то простынешь, – заговорил вернувшийся Константин.
– Ты не пьешь? – спросила она.
– На сегодня я свое выпил.
– У тебя шрам, – сказала она. – На груди. Откуда он?
– Я пытался вырвать себе сердце, но ничего не вышло. Я не медик. Твой муж справился бы.
– Но я когда-то хотел стать врачом. Это было давно .
– Так что это за шрам?
– Им закончилась моя прошлая жизнь и началась теперешняя. Как-нибудь я тебе об этом расскажу. Скажи, каково это – скрывать от своего мужа то, чем ты занимаешься?
– Я не думаю, что нам стоит начинать этот разговор.
– Почему бы тебе не поделиться со мной чем-нибудь личным ?
– Разве я недостаточно… – Она запнулась, подбирая нужные слова. – Разве я недостаточно поделилась с тобой… личным?
– Что может быть менее личным, чем секс совершенно безразличных друг другу людей?
– Это вопрос, который подразумевает под собой конкретный ответ, и он мне не нравится.
– Иногда я спрашиваю из любопытства .
– Это не тот случай.
– Сейчас ты напоминаешь мне Марику, – заговорил он, наконец. – Это моя бывшая жена. Ты, разумеется, слышала о ней от моих коллег.
– Какая она была?
– У вас были дети?
– У нас не было детей.
– Мне спокойно с тобой, – сказала она. – Я еще никогда не чувствовала себя так рядом с мужчиной.
– А как же твой муж?
– Иногда мне кажется, что я вышла за него замуж только потому, что его одиночество было больше него самого.
– Он вызывал у тебя жалость ?
– Вызывает и сейчас.
– А меня ты жалеешь?
– Да, наверное, – проговорила она. – Но… с тобой все по-другому. Это другая жалость.
– Женщина, которая позволяет любить себя из жалости к мужчине, и мужчина, любовь которого основана на жалости. Вы отличная пара.
– Ты отвезешь меня домой? – полюбопытствовала она.
– Завтра .
– Завтра?
– Да, дорогая. До утра у тебя еще будет возможность меня пожалеть .
– Интересно, о чем доктор Мейер хочет со мной поговорить? – предпринял очередную попытку завязать разговор Юджин.
– Я похож на доктора Мейер?
– Да будет вам, босс. Объясните мне, почему вы злитесь с самого утра?
– Ты думаешь, я наслаждаюсь твоим обществом?
– Моим обществом? – Юджин запнулся. – Но ведь я молчу, босс!
– Значит, вы не знаете, о чем со мной хочет поговорить доктор Мейер, да, босс?
– Представляю в общих чертах.
– Я сделал что-то не так?
– Слишком много вопросов даже для тебя , Уэллс.
– Подождите, бос. Мы так не договаривались!
– Прости, Юджин? Мне кажется, я не расслышал. Ты сказал, что мы так не договаривались?
– Ну конечно, не договаривались!
– Давай вернемся к началу нашего диалога. Я сказал, что не являюсь доктором Мейер, а поэтому и понятия не имею, о чем она с тобой будет говорить. Так?
– Так, – вздохнул Юджин, подумав о том, что легче у него на душе не стало. – Я не хочу, чтобы мне под ногти совали иголки.
– Вы не знаете доктора Мейер, босс! – продолжил Юджин. – Невозможно узнать, о чем она думает, и что она собирается делать…
– Доктор Мейер – психиатр . Если ты хочешь знать мое мнение, пара сеансов тебе бы не помешала.
– Спасибо, босс, – насупился Юджин. – Я вас тоже люблю.
– Не мог бы ты продемонстрировать свою любовь гробовым молчанием ?
– … найти женщину, босс.
– Что ты там лепечешь? – осведомился Константин.
– Я говорю, вам нужно найти женщину, босс. Мне кажется, вам станет легче на душе.
– Почему ты так уверен в том, что у меня нет женщины?
– Даже не знаю, – смутился Юджин. – Просто… вы так много работаете .
– Тебе не жаль мою женщину?
– Я думаю, что если вы цените женщину, то сможете пойти на какой-то компромисс, и…
– Пойти на компромисс. – Он посмотрел на Юджина. – Не знаю, зачем ты затеял этот разговор, но он меня забавляет.
– Мне кажется, ваша проблема в том, что вам не хватает любви .
– Я люблю себя . И этого мне хватает.
– Люди были бы счастливее, Юджин, если бы избавились от рабской склонности судить других по себе. Мы почти приехали. Молчи и улыбайся.
– Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь? – осведомился он. – Я ждал тебя вчера, но понял, что ты не приедешь, и отложил совещание на день. Я не стал звонить, не хотел тебя беспокоить.
– Я великолепно себя чувствую, – ответил Константин, положив руку на плечо коллеге. – Благодарю.
– Я рад, – сказал он коротко и повернулся к Юджину. – А как поживаете вы? Мы с вами давно не виделись.
– У меня все хорошо, сэр, – ответил тот. – А как дела у вас?
– Хватит обмениваться любезностями! – раздался голос Габриэль из приемной. – Пока у Лии два дня отпуска после командировки, я должна справляться одна, и я не собираюсь ждать: я должна идти за почтой!
– Почему вы нервничаете, Габриэль?
– Ох, простите, сэр, я не слышала вашего голоса, – извиняющимся тоном ответила Габриэль. – Я думала, что эти двое беседуют под дверью в свое удовольствие и задерживают меня.
– Может, мне стоит продлить ваш рабочий день? Скажем, часов до шести? Чтобы вы успели все ?
– Не стоит, сэр.
– Будьте добры, проводите Юджина до офиса доктора Мейер.
– С радостью, – ответила Габриэль и подошла к Юджину. – Идем. И побыстрее. У меня куча дел.
– Доброе утро, – поздоровался Константин, занимая свое кресло. – Как прошел день без меня?
– Кроме того, что меня свели с ума , все было отлично, – сообщил консультант. – Я уехал домой в начале девятого вечера.
– Я часто уезжаю в начале одиннадцатого, так что тебе повезло. Итак, джентльмены, давайте приступим к делу. Мне предстоит нелегкий день, и я хочу разобраться с результатами операции.
– Это показания лейтенанта Бар, – сказал он. – Она выглядела растерянной.
– Не могу сказать, что я ее не понимаю.
– Лучше расскажите, какие у вас новости, капитан, – полюбопытствовал Боаз. – Больше всего меня интересуют бумаги.
– У меня есть две новости, джентльмены. Одна из этих новостей плохая, а другая – очень плохая. Начну с плохой. Террористическая группировка «37» – это часть организации со сложным устройством, которую в наших кругах называют Седьмым отделом. Вам, майор, это название знакомо.
– Да, – кивнул Боаз. – Я слышал о нем от Ицхака. Он говорил, что раньше Седьмой отдел был серьезной организацией, но со временем ячейки потеряли связь друг с другом. Теперь это отдельные группировки.
– Хорошо это или нет, но «комиссар» ошибался. И теперь перед нами группировка «37», которая должна привести нас к Седьмому отделу. Только стоит ли нам к нему подходить? Не слишком ли высокую цену мы за это заплатим? А теперь – ко второй новости. Я прошу вас взглянуть на эти списки.
– Это имена, – подытожил майор Толедано. – Имена жертв группировки «37». Тут есть журналисты, ученые, профессора… Все имена, которые нам известны.
– А теперь переверните страницу и изучите второй список.
– Имена из первого списка мне знакомы, чего не скажешь о втором, – признался Гилад.
– Что тут делает имя «комиссара»? – поинтересовался он. – Это, конечно, я еще могу понять – он тоже был жертвой. Но почему ты разделил имена именно так?
– Люди, имена которых идут до имени «комиссара», так или иначе были связаны с ним. Кто-то раньше работал у нас, кто-то был его информатором долгие годы и успешно передавал ему сведения. Цепочка заканчивается именем «комиссара» потому, что после его смерти охота за связанными с ним людьми прекратилась, хотя многие из этих людей до сих пор живы. Более того, мне известно, где они находятся. А теперь перейдем ко второму списку. – Константин перевернул лист и снова показал его сидящим за столом. – Эти люди тоже были связаны с нами. Как вы заметили, майор, здесь есть имена бывших сотрудников наших с вами отделов. А также имена людей, которые когда-то поставляли мне информацию.
– Ты хочешь сказать, что последним в этом списке может оказаться имя одного из нас?
– Твое – вряд ли. Мое или Боаза – вполне вероятно.
– Отвратительно, – резюмировал Боаз, по-прежнему перебирая в пальцах ручку.
– Эти новости, джентльмены, приводят меня к неутешительным выводам, – снова заговорил капитан Землянских. – Во-первых, мы держим и Мустафу, и его коллег из руководства группировки за горло, но не можем ничего предпринять, так как при неудачном исходе наша работа окажется пустой тратой времени. Наша цель – Седьмой отдел. Слишком много времени и сил мы вложили в это предприятие. И второй вывод, еще более прискорбный. Информация утекает изнутри . Я просмотрел все отчеты о неудачных операциях, связанных с группировкой «37». Каждый раз не хватает самой малости, крупицы информации, но точность изъятия этой крупицы ювелирна. Если вы посылаете письмо из одной страны в другую и пишете все, кроме номера квартиры, а в нужном доме больше тысячи квартир, вряд ли письмо дойдет до адресата. Наш случай аналогичен. Это могло бы быть случайностью, если бы не повторялось больше двух раз.
– Отвратительно, – угрюмо повторил майор Толедано, подвигая к себе пепельницу. – Вы нас обрадовали, капитан. Теперь обрадуйте нас еще раз и скажите, что у вас имеются соображения по поводу происходящего.
– Вы, господа, не знаете историю о том, как Мустафа в свое время сбежал из американской тюрьмы? Его посадили в одиночную камеру, где не было ничего, кроме закрывающейся на три замка двери и небольшого отверстия под потолком для того, чтобы в камеру проходил воздух – такого отверстия, куда с трудом можно было просунуть даже руку. Мустафа попросил пару листов бумаги. Он сказал, что ему скучно, и он хочет заняться оригами – это успокаивает. Перерезал горло краем бумаги обоим охранникам – и был таков.
– Впечатляющий персонаж, – кивнул Гилад и поднялся. – Пожалуй, хватит с меня хороших новостей. Я подышу свежим воздухом.
– То есть, ты предлагаешь сидеть и ждать ? – спросил он.
– Мы можем предпринять еще одну попытку подобраться к ним. Разумеется, не сейчас, а позже. Я был разочарован результатом, майор. С другой стороны, я – это не Мустафа, и, соответственно, Мустафа – это не я. И как бы часто в свое время майор Вайзенштейн не повторял фразу о том, что аналитик должен проникать в голову врага, все зависит от ситуации. У меня есть пара мыслей по этому поводу, но у меня также имеются сомнения по поводу результатов .
– Вам, разумеется, не знакомо имя Мадлен Льюис?
– Нет.
– Она была замужем за сирийцем, одним из приближенных к «37» людей. Ицхак часто пользовался ее услугами, она поставляла ему информацию. Мустафа дважды планировал покушение на нее, и оба раза неудачно. Во второй раз его наемники организовали крушение поезда. Мадлен не нашли ни среди раненых, ни среди погибших. Насколько я знаю, теперь она живет во Франции. Проблема в том, что у нас с Мадлен есть… личный конфликт , поэтому прямо обратиться к ней я не могу.
– Давай-ка я угадаю, – предложил он. – Она твоя бывшая любовница? Она бывшая любовница Ицхака, которую вы не поделили?
– Нет, – поморщился Константин. – Сколько раз я говорил тебе, что судить по себе – это дурной тон ?
– Ты можешь послать кого-то к ней, – предложил Боаз, делая вид, что не расслышал последнюю фразу. – Пошли Лию, например. Или Юджина.
– Думаю, что Лия – наилучший вариант.
– Доброе утро, – сказала она. – Вы как раз вовремя. Вы выпьете с нами кофе, Габриэль?
– Нет, благодарю, доктор, – покачала головой та. – Мне пора бежать. Хорошего дня.
– А вам, – она посмотрела на Юджина, – одну ложечку сахара?
– Прошу прощения, я не представилась. Меня зовут Нурит Мейер, я доктор медицины, психиатр, советник руководителя отдела по ведению допросов. Хотя, думаю, капитан это уже рассказал. У меня нет вашего досье, и беседа может затянуться. Как я понимаю, вас неприятно удивило известие о том, что я хочу поговорить с вами. Наша беседа будет носить дружественный характер. Не знаю, говорил вам капитан или нет, но он хочет сделать вас штатным сотрудником.
– Штатным сотрудником ?! – удивленно переспросил Юджин. – Я впервые об этом слышу!
– Значит, я выдала секрет. – Доктор Мейер положила перед собой небольшой блокнот. – Я думаю, вы только выиграете от этого, Юджин. А пока мы побеседуем. Надеюсь, у вас нет возражений?
– У меня есть выбор, доктор? – улыбнулся он.
– Выбор есть всегда, – резонно заметила Нурит. – Но не все варианты одинаково хороши . Вы можете закурить, Юджин. И расскажите мне о том, как вы начали работать на капитана. Вы нашли его? Он нашел вас?
– Почему именно снайпер, Юджин? – спросила доктор Мейер.
– Я думал о том, что это позволит мне влиять на что-то в этом мире. Вершить человеческие судьбы.
– Вы считаете себя жестоким человеком?
– Смотря с кем сравнивать, доктор.
– С капитаном , например.
– Думаю, что по сравнению с ним я не жесток.
– Вы видели его в моменты слабости? Вы, как и остальные, видите в нем железного человека, который не верит никому, да и себе верит очень редко?
– У вас не будет сигареты, доктор?
– Прошу вас.
– Мне не кажется, – заговорил он, – что у него бывают такие моменты, хотя звучит нелогично – они бывают у всех. Во всяком случае, он не представляется мне человеком, который по ночам пьет водку и рыдает в подушку.
– Как капитан относился к своей бывшей жене?
– Он любил ее. Я завидую людям, которые способны так любить… у него даже глаза менялись, когда он на нее смотрел. Он готов был сделать все ради нее. Если бы тогда на улице стоял целый полк бездомных подростков, то он бы согласился взять домой их всех…
– А как к нему относилась она?
– Она его тоже любила, но… по-своему. Он любил ее, но подавлял. Вот она так его и любила. Как человека, который хоть и любит, но полной свободы от самого себя не дает. Но не могу сказать, что это ее не устраивало. У них были сложные отношения…
– И что же вам предложил капитан? – спросила доктор Мейер.
– Сначала я подумал, что он хочет предложить мне работу телохранителя, – сказал Юджин. – А потом понял, что к чему. Он предложил мне работу… курьера по особо важным делам, что ли. И киллера. По совместительству.
– Вы бы согласились работать в оперативном отделе, если бы вам представилась такая возможность?
– Я бы не сказал, что меня вдохновляет эта идея. Но если босс… простите, капитан хочет сделать меня штатным сотрудником…
– К вам пришел капитан Землянских, – наконец, заговорила она.
– Впусти.
– Мне нужно поговорить с тобой, – сказал он. – Прошу прощения, что прерываю беседу.
– Вы можете идти, Юджин. Мой секретарь проводит вас. – После этих слов Нурит повернулась к Константину. – Кофе, капитан?
– Благодарю, но я бы выпил холодной воды. И вам я бы посоветовал взять стакан, доктор. После моего рассказа он вам понадобится.
– Не знаю, что там с группировкой «37», но вот с сердцем у тебя точно все в порядке.
– Боюсь и думать, что из всего этого получится. Если я буду делать только то, что…
– Если ты будешь делать то, что хочешь, то будешь счастлив. Счастье – это не то, что мы лелеем и не выпускаем из мыслей в страхе, что оно станет реальностью. И если оно отличается от твоих представлений о счастье, это еще не значит, что от него нужно убегать .
– Если ты будешь так долго думать, официант отчается и покинет нас.
– Дорогая, я убедительно прошу тебя принять решение, – снова заговорил Константин. – Ты ставишь нас в неловкое положение.
– Пожалуй, я буду что-нибудь легкое, – сказала, наконец, Лия. – Салат.
– Но полчаса назад ты сказала, что голодна. Ты заботишься о моих деньгах? Оставь эту заботу мне, это мои деньги.
– О нет, при чем же здесь деньги… Просто мне не знакома половина этих названий.
– Что именно вас интересует? Мясо, рыба?
– Мясо.
– Позвольте, я помогу вам определиться с выбором.
– Я, наверное, похожа на служанку, которую впервые вывели в свет, – виновато улыбнулась Лия.
– Это не свет, дорогая. Это неплохой ресторан с достойными ценами.
– Да, но… все эти незнакомые названия блюд, женщины в вечерних платьях, танцы, куча столовых приборов, которыми надо уметь пользоваться…
– Если хотя бы половина женщин в вечерних платьях умеет пользоваться этими столовыми приборами и танцевать, с меня – бутылка самого дорогого шампанского. – Константин достал сигареты. – Я не просто так пригласил тебя именно в этот ресторан. Он будет отличной сценой .
– Отличной сценой для чего? – не поняла Лия.
– Ты долго уговаривала меня рассказать про Марику. Впервые я увидел ее в этом ресторане. Ты уверена, что хочешь послушать этот рассказ?
– Скажи, ты ей изменял?
– Нет, я ей не изменял. Но, похоже, ты ожидала услышать другое ?
– Наверное, мне никогда тебя не понять.
– Я не всегда понимаю сам себя. Что же можно сказать о других?
– Твое здоровье, дорогая, – сказал Константин. – Или ты предпочитаешь, чтобы мы выпили за нас с тобой ?
– Первый тост мне понравился больше. Он звучит более реально .
– Что ты сказала мужу перед тем, как вышла из дома в таком виде? Ты надела туфли и платье, которое отлично подходит для того, чтобы его снимать, купила новые духи, у которых тоже сосем не деловой запах… и сказала своему мужу, что у тебя банкет?
– Когда я уходила, моего мужа не было дома. Во всяком случае, я бы не стала его обманывать.
– В последнее время я все чаще ловлю себя на мысли, что мне мешает твой муж.
– Пусти ему пулю в лоб. Это будет в твоем духе.
– Я думаю о тебе . Как ты будешь жить без любимого мужа? Кому ты будешь готовить горячий ужин? Как сегодня, например?
– Почему ты молчишь? Тебе не интересно со мной? Обычно женщины в моем обществе не скучают.
– И как много их, этих женщин?
– На данный момент – одна. Я не сторонник шумных бесед. Ты хочешь от него детей?
– Я не уверена, что вообще хочу детей…
– Что по этому поводу думает Йосеф?
– Мы не говорим на эту тему.
– Вы не говорите на тему детей. Он не знает, где ты проводишь время по вечерам и по ночам, так как он работает. Не хочу показаться невежливым, но вы успеваете общаться?
– Конечно. Мы говорим… о жизни, о работе.
– Приятного аппетита.
– Будьте добры, принесите стакан воды, – попросила Лия.
– Я решил, что вы тоже не откажетесь от воды, сэр, – обратился он к Константину.
– Поменяйте местами нож и вилку рядом с тарелкой леди, пожалуйста. На ваши чаевые это не повлияет.
– Это всего лишь нож и вилка, – улыбнулась Лия.
– Это всего лишь официант, который не умеет правильно раскладывать столовые приборы. Приятного аппетита, дорогая.
– Почему ты не ешь? – спросила Лия
– Мне не хочется мяса. То есть, вы с Йосефом говорите о жизни и о работе.
– Да, – вздохнула Лия – она надеялась на то, что тема уже закрыта. – Мы мало общаемся. Мы постоянно заняты.
– Вы не говорите о планах на будущее? О личном: о семье, о постели? Ты помнишь, когда вы в последний раз занимались любовью?
– Тебе не кажется, что это слишком личная тема для ресторана?
– Нет. Ведь ты не говоришь об этом в микрофон на сцене. Если позволишь, я повторю свой вопрос. Ты помнишь, когда вы в последний раз занимались любовью?
– Может быть, неделю назад. Тебя это так интересует? Мне кажется, секс – это не самое главное…
– Деньги – это не самое главное в семье. Секс – это не самое главное в семье. Дети – это не самое главное в семье. Я не хочу лезть не в свое дело, но на чем основан ваш брак? И не говори мне, что на любви, потому что любовь тоже должна быть на чем-то основана. Вы не шестнадцатилетние дети, чтобы нести бред о светлых чувствах и смерти в один день.
– Когда я в первый раз увидел Марику, она сидела за тем столиком в углу, – сказал Константин и кивнул в направлении окна. – Там, где сейчас это странное растение в кадке. Хотя… я буду рассказывать все по порядку. Думаю, так будет честнее.
– Почему-то я не могу представить, что ты просто так подходишь к девушке и знакомишься, – сказала Лия, которая уже принялась за принесенный десерт.
– Но почему же? Что может быть лучше, чем познакомиться с женщиной в ресторане, в театре? Или, скажем, в университете?
– В библиотеке? – улыбнулась Лия.
– Конечно. Пока ты будешь объяснять женщине, как пользоваться компьютерным каталогом, ты трижды получишь возможность попросить у нее номер телефона и сделать ей миллион комплиментов.
– Значит, вот как, – понимающе закивала она, сдерживая смех. – А я-то думала, что ты был скромным молодым человеком, который всегда четко определял дистанцию между ним и женщинами…
– Конечно. Но если есть правило, то есть и исключение.
– А что было дальше?
– Сказка. Скоро я понял, что умру, если расстанусь с ней хотя бы на шесть часов. Я купил кольцо и сказал, что мы поженимся максимум через месяц, потому что дольше я ждать не согласен.
– Как здорово, – мечтательно вздохнула Лия и снова принялась за еду. – А потом?
– А потом сказка продолжилась. До того момента, как я получил должность главного аналитика. Я стал работать в два раза больше и, соответственно, в два раза больше уставать. Если я и видел Марику не спящей, то только по выходным. Да, были деньги, я был доволен тем, что добился того, чего хотел. И еще было чувство, что что-то не так. Я никак не мог понять, что же это за чувство. Конечно, в глубине души я догадывался, в чем дело. Но люди боятся признаться себе в очевидном. Тот хрустальный шар, в котором я находился все это время, разлетелся на куски тогда, когда я задал Марике вопрос: «Скажи, дорогая, ты хочешь иметь детей?». Она ответила, что хочет. Но только если у этих детей будет отец. И на роль этого отца я не подхожу. Черт знает, что я успел передумать. Я чуть не довел себя до нервного срыва этими мыслями. И с решением я затянул. Да что там говорить – опоздал. Между нами будто пробежала черная кошка. Марика отказывалась от моих подарков, уходила из дома по вечерам, по выходным ездила к знакомым и подругам. Если бы у меня хватило сил заговорить об этом прямо, не делая вид, что все хорошо… но слов этих я уже не скажу. Потом она завела любовника. Одного, второго. У меня начался сложный период на работе, и я был обязан сосредоточиться на делах. А потом Марика сказала мне, что ей надоело . Я чувствовал, что вряд ли смогу что-нибудь изменить, а даже если изменю, ей от этого будет только хуже. Впрочем, как и мне. К тому моменту нервы у меня расшатались окончательно.
– И что было потом?
– Потом ничего не было. А после того, как закончилось ничего, я встретил тебя .
– Доброе утро, – сказал он. – Прошу прощения. Сегодня я заспался.
– Я уже думала, что вам нездоровится, сэр, – облегченно вздохнула Берта. – Вы будете пить кофе?
– Не только пить кофе, но и завтракать. Я голоден как волк.
– Наверное, я вчера разбудил вас, – продолжил он. – Я пришел поздно.
– Нет-нет, сэр, – слукавила Берта – вчера ночью ей неспалось, и она помнила, что входная дверь открылась в начале третьего. – Я видела девятый сон.
– Я знаю, что вы рано встаете, и в такое время стараюсь вести себя как можно приличнее .
– Полно вам, – улыбнулась она. – Можно подумать, что вы буяните весь день. Леди спустится к завтраку?
– Леди? – Константин поднял глаза. – Откуда вы знаете, что я не один?
– Ладно, – подвел итог Константин. – Предположим, что это ничья. Леди до сих пор нежится в кровати. Спустится минут через сорок.
– Я очень рада за вас, сэр, – сказала она доверительно. – Вы помолодели…
– И что я в ней нашел? Не понимаю… а влюбился по самые уши. У меня такое ощущение, будто мне снова шестнадцать.
– Как можно знать ответ на этот вопрос, сэр? Вы можете сказать, что вы, к примеру, когда-то нашли в госпоже?
– Госпожа была женщиной моего круга. Воспитанной, богатой, умеющей хорошо одеваться, интеллигентной. А Лия – инопланетное создание. Каждый раз смотрю на нее и удивляюсь…
– По мне – так совершенно не важно, сколько у женщины красивых платьев и драгоценностей, сколько книг она прочитала и может ли отличить Баха от Вагнера. Важно, чтобы вы любили ее . И чтобы она любила вас .
– Даже не знаю, что вы скажете после того, как узнаете, что у нее есть любимый муж. – Константин сделал паузу. – Надеюсь, мир не перевернется, если я уточню: наверное , любимый.
– Если вы хотите услышать мнение женщины, воспитанной в семье верующих католиков, то я скажу, что не одобряю ваш поступок. Но ведь я хорошо знаю вас, сэр. Я вижу, что вы любите эту женщину. Так что я скажу вам – все образуется . На вашу долю выпало достаточно страданий. Вы имеете право на счастье.
– А если это счастье в постели с чужой женой ?
– Счастье бывает разным. Не люди его выдумали, и не людям о нем рассуждать. Если это ваше счастье, значит, таким оно быть и должно. Я молилась за вас, и Бог услышал мои молитвы. Кто знает – может быть, вы будете вместе, и эта женщина найдет счастье с вами?
– Знаете, Берта, я плохо помню, какой была моя мать. Но мне приятно думать о том, что она могла быть похожей на вас.
– Да что вы, сэр. И это после того, как я заставляю вас курить на веранде и ворчу по поводу того, что вы оставляете на столе в гостиной пустые конверты от писем?
– Конечно. И вы прекрасно знаете об этом. А еще вы знаете, что вы – моя самая любимая женщина. Без вас я бы пропал.
– Доброе утро. Я опоздала?
– Ты совсем не опоздала, дорогая, – покачал головой Константин. – Мы только начали завтрак. И, думаю, он не остынет, пока мы найдем тебе что-то более подходящее для повседневной обстановки. Тебе будет очень неуютно в платье Марики?
– Только если это будет неподходящий размер, – улыбнулась она.
– Ты уверен, что хочешь меня подвезти? Просто сейчас не ночь, и ты не обязан…
– Я ведь обещал, так?
– Мы вчера хорошо провели время, – снова заговорила Лия.
– Тебе понравился ресторан?
– Нет. Но мне понравилось то, что было после ресторана. И это начинает нравиться мне все больше. И поэтому мне это не нравится.
– Дорогая, ты запутала меня. Тебе понравилось то, что было после ресторана, или нет?
– Да, понравилось. Но…
– И опять это «но». Ты так любишь это слово. – Константин поправил зеркало заднего вида и в последний раз оглянулся на дом. – Лично я твоей любви не разделяю.
– Ты должен понять, что без слова «но» эти отношения не имеют права на жизнь.
– С одной стороны, ты называешь это отношениями. С другой – говоришь, что без «но» они не имеют права на жизнь. А как ты сама чувствуешь себя с этим «но»?
– Я чувствую себя ужасно, – вздохнула она. – Я и подумать не могла, что когда-нибудь попаду в такую ситуацию.
– В какую ситуацию, дорогая?
– Когда у меня есть любимый муж и… другой человек , с которым мне лучше, чем с собственным мужем.
– Тебя интересует то, как я чувствую себя в данной ситуации? И что я вообще чувствую?
– Разумеется, интересует!
– Я люблю тебя . Вот то, что я чувствую.
– Я знаю, – сказала она негромко. – Но… послушай. Дай мне немного времени. Я хочу в этом разобраться.
– Иногда я думаю о том, что зря затеял все это, – заговорил Константин. – Что будущего у этих отношений нет, что мы настолько разные, что ничто не сможет сократить пропасть между нами. Но мне так хочется верить в то, что все будет иначе. Что ты оставишь своего мужа вместе с его работой, долгами и дешевой машиной. Что ты забудешь, что такое жить в бедности, стоять у плиты и заниматься уборкой. Ты будешь покупать новую одежду каждый месяц, а не каждые полгода. Да хоть каждый день , если тебе захочется. Что ты сможешь позволить себе ухаживать за собой, не жертвуя ради этого чем-то другим. И что рядом с тобой будет мужчина, который не только говорит о любви к тебе, но и что-то делает для того, чтобы ты чувствовала себя любимой. – Он на долю секунды опустил голову к рулю. – Господи, что же мне с этим делать?.. И не говори мне, что ты этого не хочешь. В бедности не бывает счастья.
– Так уж и быть, я не буду напоминать тебе о твоей жене. Вероятно, она ушла от тебя совсем не потому, что не могла позволить себе за собой ухаживать. Просто это низко .
– А играть роль счастливой женщины и симулировать оргазм – это не низко?
– У любой лжи должны быть свои границы.
– Так, может, ты перестанешь мучить себя? Сейчас я отвезу тебя домой, поцелую на прощание, если этого не увидит твой муж, и на этом мы поставим точку? Твоя совесть будет чиста, и твоя жизнь вернется на круги своя.
– Я чувствую себя так, будто потерялась в каком-то лабиринте.
– Если это тот лабиринт, где потерялся я, то мы когда-нибудь встретимся. И я был бы рад, если бы мы встретились где-нибудь посредине. Подальше от выхода.
– Ну и дыра, – тут же высказал он свои мысли, изменив своему вежливому тону.
– Зато отсюда недалеко до госпиталя, где работает Йосеф.
– Уважающий себя и свою жену мужчина никогда не поселится в трущобах.
– Проводить тебя до квартиры? – спросил он.
– О нет, что ты. – Лия оглядела припаркованные машины. – Йосефа до сих пор нет. Неужели он еще на работе?
– Похоже, твой муж трудоголик. Совсем как я . – Он улыбнулся. – Мы замечательно провели время. Спасибо тебе.
– Это тебе спасибо. А платье… я верну его. Хорошо?
– Можешь забрать. Тебе идет этот фасон.
– Здесь жутко, – повторил он с чувством.
– Дорогая! Вот так сюрприз!
– Йосеф… доброе утро.– Лия посмотрела на него. – А где машина?
– В ремонте. Я думал, что ты спишь дома!
– Работа, милый, – сказала Лия. – Иногда она бывает важнее сна, ты знаешь сам. Кстати, знакомься. Константин. Мой начальник. А это Йосеф. Мой муж.
– Мое почтение, Йосеф.
– Взаимно. Вы подвезли мою жену. Благородно с вашей стороны.
– Если бы моя жена была такой красавицей, я бы не выпускал ее из дома без паранджи, и уж точно не доверял бы ее таксистам.
– Прошу меня извинить, я тороплюсь. Хороших вам выходных.
– Вот, взгляните, сэр, – говорила Берта, когда они сидели у камина вечером, и показывала Константину наскоро собранный свитер. – По-моему, немного криво… потом сошью набело.
– Это отличный свитер, – говорил он с видом римского императора, которому предстояло решить судьбу поверженного гладиатора. – Послушайте, Берта, а почему бы вам не связать свитер мне ?
– А где те свитера, которые я вам вязала?
– Какие?
– Я вам связала целых два свитера, сэр!
– Не помню! – упрямился Константин. – Это было слишком давно.
– И с чем же вы будете его носить?С костюмами?
– Можно подумать, что я ношу только костюмы!
– Но я даже не знаю, какой вы хотите свитер, сэр. Из какой шерсти…
– Она бывает разной?
– Да будет вам, сэр. Конечно, бывает.
– И… что теперь? – спрашивал он с сомнением в голосе. – Как ее различают?
– Ну… – Берта задумывалась, при этом украдкой глядя на Лию – та прижимала ладонь к губам, чтобы не расхохотаться. – На ощупь, сэр. И по качествам…
– То есть, я должен пойти с вами в магазин и щупать шерсть ? Да вы надо мной смеетесь!
– Значит, вот как? Вы думаете, что если я ничего не понимаю в шерсти и макраме, то надо мной можно смеяться?
– Вы знаете, что такое макраме, сэр? – спрашивала Берта, до сих пор смеясь. – Я могу сказать, что у вас уже есть ключик к женской душе!
– Точнее, его слепок, – улыбалась Лия.
– Что же, – заявлял хозяин дома глубокомысленно, – это не может не радовать.
– Береги ее, мой мальчик. Она – самое дорогое, что у меня есть.
– Дорогая, кофе еще не остыл?
– Ничего, я подогрею. Садись. Как было на работе?
– Нервно и утомительно. Вечером я тоже работаю. Так что наши планы отменяются.
– Жаль. Я думала, что хотя бы сегодня мы будем вдвоем…
– Извини, дорогая. В следующий раз.
– Знаешь, мне надоела эта квартира. Я больше не могу смотреть на эти стены.
– Пару месяцев сверхурочных, и мы найдем что-то более подходящее. – Йосеф достал сигареты и подошел к окну. – При моих доходах…
– А при моих доходах, Йосеф? При наших доходах? Неужели мы не можем переехать в нормальную квартиру?
– В другой части города? Как я буду добираться до работы? Или ты думаешь, что моя машина выдержит такие экскурсии?
– Тогда купи нормальную машину. – Лия сняла кофе с огня. – Я хочу сказать тебе, что все это уже стоит поперек горла!
– Если ты скажешь мне, что я должен сделать, я сделаю все возможное.
– Ты не понимаешь меня, Йосеф. А, может, просто не хочешь меня понять.
– Лия, что на тебя нашло? Ты плохо спала?
– На подоконнике лежат мои сигареты. Дай мне их, пожалуйста.
– Ты начала курить? – Он посмотрел на пачку. – «Camel». Неплохо. И после этого ты говоришь, что у тебя нет денег на маникюр?
– От такой жизни начнешь не только курить, – ответила она, доставая сигарету.
– Твой начальник – представительный мужчина, – заметил Йосеф. – Наверное, с ним не страшно возвращаться домой по ночам.
– Скажи, Йосеф, ты любишь меня? – спросила она.
– Я не знаю, к чему ты завела этот разговор, но мне он не нравится.
– Тебе настолько плевать на то, что происходит вокруг тебя, что ты даже не заметил, что я пришла домой в чужом платье! Я не могу больше так жить. Мне надоели разговоры о том, что все будет хорошо. В этом месяце, в следующем, через год, через два. Я вышла замуж за тебя , а не за твою работу!
– Ну, тогда, может быть, ты будешь работать одна? А я возьму на себя роль домохозяйки. Может, хотя бы мне удастся превратить эту квартиру во что-то стоящее?
– Замолчи.
– Я молчу, – покорно склонил голову Йосеф. – Ты хочешь сказать мне что-то важное?
– Я хочу сказать тебе, что больше не приближусь к этой дыре ни под каким предлогом. Я могу терпеть долго, но всему есть предел.
– Послушай, дорогая. Я устал. И ты тоже. Нам нужно выспаться и отдохнуть.
– Я совсем не устала, и этой ночью очень хорошо спала.
– Твой начальник охранял твой сон?
– Это не должно тебя волновать, – ответила она.
– Здравствуй, это я.
– Подумать только, мы попрощались пару часов назад, а теперь снова здороваемся. Что-то случилось?
– Мне захотелось тебя услышать. Ты дома?
– Я буду дома минут через сорок. Ты хочешь зайти в гости? По субботам у нас праздничный обед.
– Да, от обеда я бы не отказалась.
– Я заеду за тобой. Где ты?
– Нет-нет, я поймаю такси.
– Никаких такси, Лия.
– Я постараюсь не опоздать к обеду так, как я опоздала к завтраку. До встречи.
– Далековато, – покачал головой водитель.
– Я заплачу. Только, пожалуйста, побыстрее.
– Хозяин ждет вас в гостиной. Я, надеюсь, вы пообедаете с нами?
– Нет, благодарю. Я не голодна.
– Но мне сказали, что…
– Да какая разница, что вам сказали! Я не голодна !
– Кто грубит моей экономке? – услышала она голос Константина. – Надеюсь, это не Лия, иначе я разозлюсь.
– Я, кажется, просил тебя не заказывать такси.
– Я хотела приехать в одиночестве. Мне не хотелось никого видеть.
– И именно поэтому ты пришла сюда? Ты могла бы пообедать в кафе.
– Я пришла сюда не для того, чтобы пообедать.
– Правда? И зачем же ты пришла?
– Мне… хотелось тебя увидеть .
– Ты могла подождать до завтра. Я бы мозолил тебе глаза весь день. – Он поднялся. – Мы пообедаем на свежем воздухе. Берта, будьте добры, накройте на веранде.
– Не думаю, что стоит пить на голодный желудок, – заметил Константин. – Это плохо сказывается не только на здоровье, но и на общем самочувствии.
– Я буду делать то, что хочу. Даже если это вредит моему здоровью.
– Наверное, ты ждешь от меня одобрения ?
– Почему ты так решил?
– Ты сказала, что больше не хочешь так жить, повернулась и ушла, – заговорил Константин, разглядывая принесенную еду. – Ты ушла из дома в обнимку с сумочкой, в платье, на каблуках, не взяв с собой даже зонта и плаща. Ты думаешь, что все проблемы в этой жизни решаются именно так? А если я сейчас скажу тебе уйти?
– Я понимаю, сказать тебе нечего, – произнес Константин. – Подойдем к вопросу с другой стороны. Конечно, я не выставлю тебя не улицу. Ты будешь жить тут неделю, две. Может, даже месяц. Но я работаю двадцать четыре часа в сутки, как и твой муж. И у меня бывают такие периоды, когда я должен жертвовать личной жизнью ради работы. Иногда они затягиваются на неделю или две, иногда я могу работать в таком ритме больше месяца. И что будет тогда? Ты скажешь, что тебя не устраивает такая жизнь, и уйдешь? Одна женщина уже так сделала. Правда, до этого она имела неосторожность выйти за меня замуж .
– Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое. Я хочу собраться с мыслями, и…
– Ты должна была сделать это до того, как хлопнула дверью. Решение тебе нужно принимать сейчас .
– Что вы будете к чаю, сэр? – спросила Берта.
– Малиновое варенье.
– Малиновое?
– У нас нет малинового варения?
– Нет, сэр, – улыбнулась она. – Но я могу купить его, если хотите.
– Да, я буду вам благодарен. И, будьте так добры, постелите леди в спальне Марики. – Он помолчал. – Жаль, что у нас нет малинового варенья.
– Я не люблю малиновое варенье, – сказала она.
– Скажи мне, моя девочка, что мне делать?
– Что делать с чем?
– С тобой. С собой. Я запутался.
– И опять ты молчишь. – В его голосе слышался упрек. – Неужели тебе нечего сказать?
– Если ты скажешь, что ты хочешь от меня услышать…
– Да что-нибудь , черт возьми. Неужели я постоянно должен принимать за кого-то решения? Иногда у меня создается впечатление, будто все мое окружение от меня чего-то ждет – указаний, приказов, советов! И не дай мне Бог ошибиться, ведь без меня никто не способен на проявление самостоятельности!
– Я собираюсь в магазин, сэр. Список уже готов, но если вы хотите что-нибудь добавить…
– Что я говорил? Без меня даже не могут составить список покупок! И какой магазин? Сегодня суббота!
– Да. Но я делаю покупки в магазине, который работает всю неделю. И уже не первый год.
– Малиновое варенье. И сигареты. И принесите мне сердечные капли, если это вас не затруднит.
– Вам нельзя волноваться, сэр, вы ведь знаете.
– А еще мне нельзя пить, курить, спать по три часа в сутки. Еще мне нужны новые очки, а еще по мне соскучился мой врач, который скоро запретит мне дышать.
– А еще вам нужно нормально питаться и не пить так много кофе.
– Правда? – спросил он с улыбкой, которую вполне можно было бы охарактеризовать как опасную.
– Правда, сэр, – ответила Берта спокойно.
– В таком случае, разрешаю вам купить банку кофе без кофеина . – Константин посмотрел на Лию. – Не молчи, дорогая. Я знаю, что ты тоже хочешь заказать что-нибудь великодушной Берте.
– Да, – ответила она после паузы. – Марципан.
– Марципан? Вот что, Берта, – повернулся Константин к экономке. – Вместе с марципаном купите еще пачку сигарет. «Eve», «Vogue» или что-нибудь в таком духе. Приличным леди не пристало курить «Camel».
– Я могла бы пролежать так целую вечность.
– У тебя бы затекла шея.
– Мне кажется, что в глубине души ты романтик.
– У меня нет души.
– Почему ты так решил?
– Я слишком давно наполнял ее чем-то в последний раз.
– У тебя есть душа, и сердце у тебя тоже есть.
– Есть. Железное . Все на работе в этом уверены, да?
– Но ведь это неправда, – сказала она.
– Это правда, моя девочка. Просто ты совсем не знаешь меня. И сейчас я думаю о том, что хуже – то, что я вскружил тебе голову, или то, что ты вскружила голову мне. У моей любви есть побочный эффект: она делает несчастными всех вокруг, включая меня.
– Больше не хочу слушать эту ерунду, – заявила она.
– Поговори со своим мужем.
– О чем?
– Тебе лучше знать. Вы же муж и жена.
– Но почему именно сейчас? Я до сих пор злюсь!
– Ты устроила сцену на пустом месте, ушла, хлопнув дверью, приехала ко мне. Думаю, твой муж до сих пор не понял, что произошло. И что взбрело в голову его жене, если она так себя ведет.
– Но ведь это было совсем не…
– Не хочу слушать. Не заставляй меня думать о том, что ты боишься. Я хорошо тебя знаю, и слабой женщиной назвать не могу. Но, как ты знаешь, поступки говорят о людях лучше слов. И могу сказать тебе одно – слабой женщине рядом со мной будет тяжело. Потому что моя женщина должна соответствовать мне.
– А Марика тебе соответствовала?
– А Марика – моя женщина?
– А я? – спросила она.
– Время покажет, – коротко ответил Константин. – Или ты хочешь, чтобы позвонил я? Думаю, разговор у нас получится коротким и деловым. Судя по тому, какое рукопожатие у твоего мужа, он тюфяк, хотя хочет казаться сильным и мужественным. Так уж и быть, я не буду подслушивать ваш разговор. Проверю, не пора ли пригласить садовника и привести в порядок кусты. Думаю, четверти часа тебе хватит с лихвой. Учитывая, что дома никого нет, ты можешь покричать .
– Лия! – сказал он, не то обвиняя, не то недоумевая. – Что происходит?
– Ничего, дорогой, – ответила она и обратилась в слух.
– Тогда что это за спектакли с утра?
– Я знаю, что глупо устраивать сцены на пустом месте, но мне это было необходимо.
– Ты можешь объяснить мне, что происходит? Я не спал двое суток, и не сплю до сих пор потому, что жду твоего звонка, а ты говоришь, что тебе необходимо было устроить сцену? Что это значит?
– Я много думала последние несколько дней. Обо мне, о тебе, о нас с тобой…
– Я не понимаю, почему ты вдруг об этом задумалась. Или есть что-то, о чем я не знаю?
– Есть много того, о чем ты не знаешь, Йосеф, и это не телефонный разговор. Просто…
– Тогда приезжай, и мы поговорим нормально, глядя друг другу в глаза!
– Я не знаю, стоит ли мне об этом говорить. В общем… я думаю, нам лучше отдохнуть друг от друга .
– Отдохнуть друг от друга? – повторил Йосеф. – Мы практически не видимся!
– В том-то и дело. Мы практически не видимся, понимаешь? Мы занимаемся любовью раз в неделю, в лучшем случае… И за все время нашего брака я не знала, что такое оргазм…
– Значит, теперь знаешь ?
– Да, – ответила она. – Но дело не в этом, Йосеф. Дело… во всем. В том, что я постоянно стою у плиты. Что я не могу позволить себе ухаживать за собой. Я живу в грязной клетке без возможности выбраться наружу!
– У меня есть только один вопрос: почему ты говоришь мне об этом именно сейчас?
– Я не знаю. Просто… просто так получилось. Иногда мы встречаем других людей, и тогда все переворачивается с ног на голову. Я не хочу тебя обидеть…
– Ты меня уже обидела. Ты хочешь сказать мне что-то еще?
– Прости, что так получилось. В такой момент, и все сразу.
– Думаю, у меня не будет другого выхода, кроме как тебя простить. Я пойду спать, если ты не возражаешь. Или ты позвонишь еще?
– Я… я не знаю. Может быть.
– Если захочешь забрать вещи, то можешь приехать без звонка. У тебя есть ключи?
– Ключи? Конечно… Забрать вещи ?! Йосеф, я сказала что-то про вещи?!
– Думаю, вещи тебе понадобятся. Ты ведь ничего не взяла.
– Йосеф, я сказала, что ухожу из дома?!
– Дорогая, я хочу спать.
– Ты так спокойно об этом говоришь, будто тебе наплевать!
– Не грусти, – сказал он, присаживаясь. – Мужчины иногда несут чушь.
– Семейная ссора удалась?
– Я не понимаю, зачем во все это влезла, – сказала она, отворачиваясь. – И это жуткие цветы. Я ненавижу лилии.
– Правда? Значит, мне показалось, что запах твоих духов напоминает запах лилий.
– Ты никогда не пробовал подрабатывать ищейкой ? – спросила она.
– Рекомендуешь?
– Он сказал мне, что я могу забирать вещи. То есть, он этого не говорил, но у него был такой тон…
– Тебя подвезти? – поинтересовался он.
– Куда? – спросила она жалобно.
– Домой. За вещами.
– Господи. – Она взъерошила прическу, потом снова пригладила волосы. – Я не хочу туда возвращаться.
– Тогда мы пойдем по магазинам. Не будешь же ты ходить в одном платье. Кроме того, нам есть, что отметить. Не каждый день ты уходишь от своего мужа.
– Тебе что, так весело наблюдать за происходящим?
– Надо бы присмотреть для него вазу, – изрек он. – Да, меня это веселит. Послушай, может, мы пригласим на ужин твоего мужа? Прекрасная возможность объясниться с ним, не находишь?
– Не нахожу, – отрезала Лия.
– Ладно. Это перестает быть смешным. Итак, о чем вы договорились?
– Ни о чем. У меня сел аккумулятор. Но я успела наговорить всякой ерунды… про оргазмы и так далее.
– Про оргазмы . – Константин кивнул самому себе, задумчиво повертел на пальце перстень. – Понимаю.
– Давай прекратим этот разговор, хорошо? – попросила она. – У меня от него мигрень.
– Давай, – согласился Константин. – О чем мы будем говорить? Если мы теперь рядом, то нам нужно подыскать какую-то тему для разговора. Не будем же мы сидеть в тишине.
– Если честно, я бы хотела поспать.
– Тогда тебе лучше подняться наверх. Вечером тут прохладно. – Он снова взял цветы. – Знаешь, это, наверное, прозвучит глупо в данный момент, но мне хочется, чтобы ты осталась тут навсегда .
– Ты тоже пойдешь спать? – спросила она.
– У меня есть кое-какие рабочие дела.
– Я думала, ты… отдохнешь вместе со мной.
– Тебе нужно поспать, дорогая. Вечером мы куда-нибудь выберемся. Если тебе что-то понадобится, мой кабинет – первая комната справа от лестницы.
– Это действительно жуткие цветы, – сказала она, оглядев лилии. – Но в них что-то есть.
– Я знал, что тебе понравится. Мы купим вазу. Такую же жуткую, как и они. Это будет неподражаемый и жуткий дуэт.
– Почему бы тебе не навестить ее? – спросил Константин. – Она не отвечает на сотовый, на домашний не отвечает тоже. Тебя не интересует судьба твоей подруги?
– Она мне не подруга, – ответила Лия.
– Хорошо, с коллегой, – отмахнулся Константин. – Какая разница? Навести ее, дорогая, – перешел он на более мягкий тон. Лия каждый раз поражалась тому, как умело он меняет интонации. Постороннему человеку и в голову бы не пришло, что он делает это не случайно. – Вы выпьете по чашке зеленого чая, побеседуете по душам. Сейчас я дам тебе ее адрес.
– Думаю, мы хорошо проведем время, – сказала она.
– Хорошо, чтобы это «думаю» хотя бы пару раз передалось твоей подруге. То есть, коллеге . – Константин достал из ящика стола небольшую записную книжку, и, взяв со стола лист для заметок, написал на нем адрес. – Возьми.
– Может, стоит позвонить? – спросила она.
– Она дома. Габриэль работает тут целую вечность, и я знаю ее хорошо. А тебя знаю еще лучше , – сказал он, поднимая указательный палец. – И знаю, что ты хочешь поехать и посмотреть на то, как она живет.
– С чего бы? – смутилась Лия.
– Тебе представился случай увидеть свою… коллегу в домашней обстановке. Думаю, она произведет на тебя хорошее впечатление. Такое же, как в свое время произвел я.
– Я могу идти? – спросила она.
– Да, – ответил он. – Хорошего тебе дня.
– Здравствуй, дорогая! Не стой на пороге, проходи. У меня как раз выдался свободный вечер.
– Вообще-то, я не ждала гостей. Прости за домашний вид. Если бы ты позвонила и предупредила, что приедешь, я бы приоделась. Не смей разуваться! Моя домработница не заходила ко мне целую неделю.
– Что ты будешь пить, конфетка? – спросила она. – Чай, кофе? Может, что-нибудь покрепче?
– Водку , – сказала Лия мрачно.
– Что-то случилось? – всполошилась хозяйка.
– У меня каждый день что-то случается. Я уже не знаю, что с этим делать.
– Мартини, – молниеносно решила Габриэль. – Оставим водку для мужчин.
– Тут еще и мужчины будут? – спросила Лия обреченно.
– Господи помилуй. Зачем нам мужчины?
– Голландские, – похвасталась она. – Запас шоколада заканчивается. Пора за покупками.
– Твое здоровье, детка, – сказала она, подхватывая с блюдца дольку лимона. – Как поживает наш злой босс?
– Я приехала потому, что он интересовался, как поживаешь ты .
– Фу, кислятина, – прокомментировала она. – Я поживаю хорошо. Надеюсь, ты там без меня справлялась?
– Ну как сказать, – пожала плечами Лия, пригубив свой бокал. – Вторая пара рук не помешала бы.
– Ничего, завтра я вернусь. Думаю, капитан от меня отдохнул. Как часто он обо мне спрашивал?
– Только когда злился.
– Детка, он злится двадцать четыре часа в сутки!
– Послушай, – продолжила Габриэль. – Я вчера купила три чудесных платья. Я уже и забыла, как это здорово – ходить по магазинам в начале рабочей недели! Все куда-то бегут в деловых костюмах, а ты идешь себе спокойно по улице, размахиваешь пакетами с только что купленной одеждой и думаешь не о том, успеешь ли ты пообедать за несчастные полчаса перерыва, а о том, что бы еще купить. Ну, или где бы съесть вкусный, сытный и дорогой обед.
– Значит, у тебя все хорошо? – сделала попытку улыбнуться Лия.
– А вот у тебя, похоже, не очень, – сказала она, наконец. – Как там твой… роман ? Ты уже собрала вещички и переехала во дворец своего принца со счетом в швейцарском банке, старой «ауди» и гостеприимной постелью?
– Ты была у него дома? – подняла глаза Лия.
– Он приглашал меня и кое-кого еще на свой день рождения. Поразительно, какой он милый, когда снимает галстук. Может, в химчистке его костюм опрыскивают озверином?
– Тогда мы тоже должны звереть, – улыбнулась Лия.
– Нет, конфетка. Для этого мы с тобой не слишком часто с ним обнимаемся.
– Тогда должна звереть доктор Мейер. Они много времени проводят вместе.
– Причем тут эта ведьма?!
– О нет, нет, я не об этом! – Лия успокаивающе подняла руки. – Просто они часто завтракают и обедают вместе, иногда Константин подвозит ее на работу. Кроме того, она консультирует его… иногда.
– Консультирует? – хмыкнула Габриэль. – Интересно, на тему чего ?
– На тему допросов, думаю, – пожала плечами Лия.
– Да уж, вот что у него действительно должно получаться хорошо – так это вести допросы, – зло сказала Габриэль, прикуривая сигарету. – Удивительно, как Ицхак в свое время не забрал его к себе в отдел. Пропал такой ценный материал! А теперь этот материал стал главным аналитиком и узурпирует своих подчиненных.
– Никого он не узурпирует, не преувеличивай, – сказала она. – Если он напоминает тебе про дресс-код, это еще не значит, что он хочет тебя унизить.
– Посмотрите, кто говорит! – ахнула Габриэль. – Не ты ли еще месяц назад говорила, что не можешь терпеть своего начальника?
– Я такого не говорила, – запротестовала Лия.
– А вот насчет доктора Мейер… у них был роман, ты знаешь? Ни за что не поверю, что они принялись за старое! Хотя, если учесть, что доктор Мейер – однолюбка… сначала – ее муж, потом – наш любимый начальник… почему бы и нет.
– А как же… «комиссар»? – спросила Лия, вспоминая рассказы о романе доктора Мейер и бывшего руководителя отдела по ведению допросов – по слухам, именно благодаря этому роману доктор Мейер так быстро взобралась по карьерной лестнице.
– Ты должна понять, конфетка, – сказала Габриэль, стряхивая пепел с тонкой сигареты. – Когда женщинам приходится выбирать между «комиссаром» и капитаном Землянских, то они выберут капитана Землянских. Это аксиома. – Она тряхнула головой. – С этим надо что-то делать! Лия! – снова повернулась она к гостье. – А как ты сама это терпишь? Тебя устраивает тот факт, что он перед твоим носом завел очередной роман? Подумать только – два служебных романа! Один – со своей секретаршей, замужней женщиной, а второй – с бабой, которую он уже когда-то… Лия! Ты меня слушаешь или нет? Тебя это устраивает?
– Тебя это устраивает? – повторила она. – Где твоя гордость?
– Но у него нет никакого романа! Они просто друзья! Может, доктор Мейер иногда позволяет себе какие-то вещи, которые выходят за рамки обычного рабочего поведения, но, на мой взгляд, это просто проблески природного женского кокетства. Когда женщина видит привлекательного мужчину…
– Вот! В этом-то и дело! Неужели ты не понимаешь, что суть именно в этих намеках?
– Я не понимаю, почему это так тебя интересует.
– Потому что, деточка, я желаю тебе добра. Если уж ты позволила себе быть дурой и завела роман со своим начальником, во второй раз стать дурой тебе не позволю я . Ты должна доказать ему, что ты не очередная баба, которой он может крутить, как хочет. Ты женщина , черт возьми! Где твоя женская хитрость, интуиция, актерское мастерство? Если уж ты заводишь роман, конфетка, то это должен быть такой роман, в котором ты являешься главной героиней. Ты ведь завела роман не потому, что он этого хотел, верно? Даже если и так, пришло время изменить ситуацию.
– Мне это уже не нравится, – сказала Лия.
– Ерунда! – мотнула головой Габриэль. – Выключай телефон. Итак, план таков. Мы пойдем по магазинам, я куплю тебе что-нибудь эдакое… мы решим на месте. Ну и, разумеется, я куплю тебе какое-нибудь дорогое белье… ах да. И духи. Обязательно. Потом мы вернемся домой. Ночевать ты будешь у меня. А завтра мы поедем на работу. Разумеется, опоздаем на часок. И ты посмотришь, какие результаты приносит отключенный сотовый телефон вкупе с любовницей, которая не возвращается домой, хотя и должна быть вечером дома.
– Я даже боюсь представить, какие результаты это может принести!
– Это будет интересно. Думаю, я куплю себе очередной деловой костюм.
– С юбкой миди? – улыбнулась Лия.
– О нет! Для завтрашнего дня это не подойдет.
– Мы слишком быстро справились, – уведомила она Лию, разливая по стаканам апельсиновый сок. – И оставь, наконец, в покое телефон! Уже поздно, и наш любимый начальник видит девятый сон. А даже если нет, то, разумеется, занимается всякой ерундой. Рисует, медитирует, читает, изучает свою дурацкую медицину или пишет письма, и о тебе даже не думает. В конце-то концов, сколько можно звонить, если телефон отключен? Рано или поздно следует понять, что либо разрядился аккумулятор, либо с ним не желают разговаривать. Пей сок, а то он будет теплым и противным. – Габриэль закурила и посмотрела на ночной город. – Слушай, может, тебе рассказать что-нибудь интересное?
– Что, например?
– Смотря что тебя интересует. – Габриэль снова повернулась к ней. – Хочешь, я расскажу тебе что-нибудь про… Гилада, предположим?
– Давай обойдемся без сплетен, – попросила она. – Мне их хватает на работе.
– При чем тут сплетни, Лия? Разве тебе не интересно, чем живут люди, с которыми ты работаешь? – Она протянула руку и стряхнула пепел вниз, на улицу. – Гилад женат уже почти пять лет. Представляешь? Я бы ни за что не подумала. Его жена напоминает деревенскую бабу, не умеет одеваться и вести себя в обществе, но в ней определенно что-то есть. Она либо богиня в постели, либо… любовь зла, ничего не поделаешь. Хоть Гилад и корчит из себя скромника, я думаю, что он мог бы отхватить что-то более стоящее. Со всеми моделями, которых он фотографирует… он фотографирует, ты ведь знаешь?
– Когда-то он фотографировал природу, теперь занимается портретной съемкой. Никак не может решиться на то, чтобы организовать собственную выставку, хотя его фотографии уже не раз появлялись в разных журналах. Таланта он не лишен. – Габриэль мечтательно зажмурилась. – Вот бы он когда-нибудь предложил мне сделать фотосессию. Без одежды, разумеется.
– Гилад? Тебе? – рассмеялась Лия. – Для этого он должен как минимум прилично выпить!
– Похоже, он предпочитает фотографировать незнакомых моделей. Ну, или мужчин. Он пару раз фотографировал Константина, получилось неплохо. Кстати, конфетка. – Габриэль наклонилась к своей гостье. – А почему бы не рассказать тебе что-нибудь интересненькое про капитана?
– Я бы послушала с удовольствием, – сказала она.
– Отлично. – Габриэль приняла более удобную позу и взяла свой стакан. – С чего мы начнем? Хочешь послушать о его жене? Хотя… нет. Я расскажу тебе то, о чем он тебе точно не рассказывал. Ты знаешь, как он тут появился, детка?
– Я слышала, что он окончил университет до армии, сделал первую степень за год вместо трех лет, был боевым офицером, потом…
– Да нет, нет, Лия, – сказала она раздраженно. – Эти рассказы у всех на слуху. Ты знаешь, откуда он появился в аналитическом отделе? Ты знаешь, чем он занимался до этого?
– Нет, – ответила Лия.
– Он работал в оперативном отделе.
– В оперативном отделе? Как? Но ведь…
– А вот так. – Габриэль сделала глоток сока. Она была довольна произведенным впечатлением. – Он был обыкновенным оперативником. Не руководителем группы, не аналитиком, не стратегом и не тактиком. Он не сидел в уютном кабинете, как сейчас, а занимался – как они там говорят? – социальной работой вкупе с умеренным физическим давлением. Проще говоря, убивал террористов. Ты, наверное, слышала о том, как они работают.
– Не молчи, конфетка, – попросила Габриэль. – И пей сок. Он, разумеется, уже теплый. Я принесу лед?
– Да, если это тебя не затруднит.
– Ты переварила первую часть рассказа, детка, и я могу продолжать? Или, может, не стоит?
– Нет, продолжай! – возразила Лия твердо.
– Как мы уже выяснили, до того, как попасть в аналитический отдел, капитан работал в оперативном отделе. На самом деле, он продолжал бы там работать еще долго. Через пару лет стал бы руководителем группы, а еще года через три-четыре – руководителем отдела. У него выдающиеся организационные способности, ты согласна? – Габриэль снова взяла сигаретную пачку. – Все было бы так, если бы не одно обстоятельство. Очень неприятное обстоятельство для капитана, которое потом сослужило ему хорошую службу. В один прекрасный день он и его коллеги отправились в очередную «поездку». Никто не ждал беды, но в работе оперативников всегда бывают непредвиденные обстоятельства. Вероятно, кто-то из людей, собиравших информацию, что-то не доглядел. Это случается часто, но редко приводит к роковым ошибкам. В результате непрофессионализма собиравших информацию сотрудников капитан и еще четверо людей, которые были с ним, оказались полностью отрезанными от внешнего мира. И, что самое неприятное, в компании пятерых джентльменов, которые не были настроены точить с ними лясы. Капитан был единственным, кто вернулся оттуда живым. Точнее, не совсем живым – одной ногой на том свете, потому что недвусмысленно настроенные джентльмены успели оставить ему в подарок три пули, одна из которых чудом не задела сердце. Почему успели? Потому что капитан убил их. Всех пятерых.
– Так вот откуда у него этот шрам, – сказала Лия тихо. – Он сказал мне, что этим шрамом закончилась его прежняя жизнь и началась теперешняя…
– Да, он должен был сказать что-то пафосное. Это в его духе. Но вернемся к нашей истории. По всем правилам его должны были упрятать подальше. Но этого не случилось. Благодаря «комиссару», который узнал об этой истории. «Комиссар» рассказал об этом доктору Мейер, и та, разумеется, загорелась. У нее такое хобби – беседовать с людьми, которые совершили что-то… из ряда вон выходящее. – Габриэль улыбнулась и в очередной раз бросила взгляд на город. – Как ты понимаешь, доктор Мейер у нас имеет определенный вес. Именно благодаря ей о неизвестном оперативнике узнал майор Вайзенштейн, бывший главный аналитик. Вот так Константин появился в аналитическом отделе. А потом стал консультантом майора Вайзенштейна, а потом, когда тот ушел в отставку, занял его место.
– А откуда ты об этом знаешь? – спросила она, наконец.
– Я много знаю, конфетка, – уклончиво ответила Габриэль. – Я умею слушать и слышать. И у меня хорошая память. Нужные вещи я помню всегда. Я ведь тоже работаю в аналитическом отделе. Пусть и обыкновенным секретарем.
– Я тебе не верю, – сказала Лия. – Это ведь дико.
– Что делать, милая? Жизнь – такая штука. Иногда она бьет нас по лицу, если мы удаляемся в мир грез. Кроме того, мы работаем в таком месте, где на каждом шагу поджидают сюрпризы. Это похоже на коробку с подарком, которая обернута бесчисленными слоями бумаги. Ты хочешь добраться до подарка и не думаешь о том, что подарок может тебе не понравиться.
– Но, Габриэль, этого не может быть! Он ведь… – Она развела руками, показывая, что у нее нет слов. – Ты просто не знаешь, какой он… не на работе.
– Лия, – сказала она. – Пойми же, наконец. Он такой, каким он хочет казаться тебе сейчас.
– Ты его не знаешь.
– Послушай, милая… – начала Габриэль.
– Я не хочу слушать! – крикнула Лия, сминая салфетку и бросая ее в мусорную корзину рядом со столом. – Я уже достаточно наслушалась! – Она убрала волосы со лба и тихо вздохнула. – Идем спать, Габриэль. Уже поздно.
– Что же, будь по-твоему, конфетка. Я надеюсь, со временем ты приоткроешь хотя бы один глаз.
– Доброе утро! – поприветствовала его Габриэль. – Злой босс посадил тебя за корреспонденцию потому, что ни одна из нас не вышла на работу вовремя?
– Доброе утро, – отозвался Гилад. – Нет, Константин сказал, что пришли важные письма и попросил их найти.
– Какая честь, – сказала Габриэль, поставив сумку на один из стульев. – Наверное, это письмо от любовницы. Кстати, где он?
– На совещании. Он попросил вас придти.
– Так не пойдет. Это дурной тон – разговаривать с дамой, параллельно занимаясь какими-то другими делами. Он попросил тебя? Именно попросил?
– Да, попросил. Он в отличном расположении духа – я давно не видел его таким довольным с утра.
– То есть, ты хочешь сказать, что он не злился, и даже сказал тебе «доброе утро, Гилад» вместо «какого черта ты до сих пор не работаешь, ленивый ублюдок»?
– Да, – вторично кивнул тот.
– Мне это не нравится. Идем, Лия. Мы можем что-нибудь пропустить.
– Госпожа Нафтали, прошу вас.
– Вы отлично выглядите, – сказал он шепотом, почти коснувшись ее уха. – Вы хорошо себя чувствуете?
– Превосходно, сэр.
– Лиловый вам идет, а фасон костюма делает вас стройнее. Похоже, все остальные тоже это оценили.
– Благодарю, сэр, – улыбнулась Габриэль.
– Как я вижу, ваша стирка до сих пор не закончилась, и длинные юбки я увижу еще нескоро?
– Позвольте отнять у вас еще десять минут, дамы и господа, – поспешил навести порядок капитан Землянских. – Давайте проявим уважение к доктору Мейер. Прошу внимания.
– Благодарю вас, капитан.
– Я не думаю, – заговорила доктор Мейер, – что в этом зале есть люди, которые со мной не знакомы, но я считаю нужным представиться. Меня зовут Нурит Мейер, я – доктор медицины, практикующий врач, профессор на кафедре психиатрии. Я была советником «комиссара» Бен Шаббата, а теперь являюсь советником капитана Землянских, который исполняет обязанности руководителя отдела по ведению допросов. Думаю, у вас возникнет уместный в этой ситуации вопрос: что я делаю на этом совещании?
– Несколько недель назад капитан Землянских обратился ко мне с просьбой о помощи. На его взгляд, в отделе по ведению допросов не хватает сотрудников, тогда как штат аналитического отдела переполнен до отказа. Это приводит к путанице и спешке. Работа не делается в срок, и, что еще хуже, она выполняется не так качественно, как хотелось бы. Мы посовещались и решили, что можем позволить себе перевести определенное количество сотрудников из одного отдела в другой.
– Сержант Гай Орен, – представился молодой человек. – Мы с вами работали вместе около года назад. Я помогал вам с разбором характеристик. Я знаком с работой в отделе по ведению допросов и думаю, что без подготовки обойтись. Не профессиональной, но, по крайней мере, начальной, основной.
– Благодарю, сержант, – отозвалась доктор Мейер. – Вы можете присесть.
– Вопрос подготовки волновал капитана Землянских больше всего. Я решила провести эксперимент и создала программу интенсивного шестинедельного курса, в рамках которого будущие сотрудники отдела по ведению допросов получат необходимые навыки. После этого я занялась отбором кандидатур – просмотром ваших досье и психологических характеристик, а также изучением рекомендаций капитана, на которые он потратил немало времени. Своего личного времени, дамы и господа. – Доктор Мейер присела, сцепила пальцы и снова оглядела зал. – Мне предстояло выбрать десять человек из двух сотен. Сотруднику отдела по ведению допросов необходимы особые качества, которые есть далеко не у всех. Среди вас много достойных, дамы и господа. Это комплимент.
– Итак, – сказала она, – передо мной лежат десять характеристик. Позже я назову имена и попрошу задержаться на несколько минут: нам нужно обсудить некоторые детали. – Доктор Мейер взяла папку с характеристикой, которая лежала сверху, улыбнулась и посмотрела на Габриэль. – Вас я решила назначить руководителем группы. Капитан говорил о вашем нестандартном мышлении и организационных способностях, так что, я думаю, мы сделали правильный выбор.
– Руководителем группы? Меня?! – удивленно проговорила Габриэль, переводя взгляд с капитана Землянских на доктора Мейер. – Я… я буду работать в отделе по ведению допросов? Но ведь… уму непостижимо! Как можно просто так взять и решить что-то за кого-то? Особенно если этот кто-то – секретарь главного аналитика?!
– Я попрошу вас зачитать оставшиеся девять имен, доктор, – сказал Константин. – Впереди рабочий день.
– У Габриэль хороший вкус. Это я про твой костюм. Расскажи мне, как она живет.
– У нее обычная квартира… дорогая мебель, хрусталь, пушистые ковры… шелковое постельное белье.
– Темно-синее?
– Нет. Зеленое. Малахитового оттенка.
– Я люблю зеленый цвет. Подойди, сделай одолжение.
– О чем вы беседовали? – продолжил Константин.
– Обо всем. О жизни, о мужчинах, о платьях. Обыкновенные женские разговоры.
– А я съел ужин в гордом одиночестве: Берта попросила выходной и отправилась к сестре. Потом прогулялся, принял ванну. Ну, а после этого я немного побренчал сам для себя, попытался что-то спеть, почитал и отправился спать.
– Я не люблю, когда ты говоришь «побренчал», – сказала Лия. – Это звучит недостойно.
– В последнее время я часто ловлю себя на мысли, что наслаждаюсь твоим присутствием. Мне так спокойно, когда ты рядом. Я уже забыл, что это за ощущение. Значит, вы хорошо провели время?
– Да. Я хотела кое-что спросить.
– Скажи мне, чем ты занимался до того, как оказался здесь?
– Я был обычным аналитиком, потом стал консультантом майора Вайзенштейна, потом – его заместителем, а потом занял его место. Разве Гилад тебе не рассказывал?
– Я не об этом. Чем ты занимался до того, как оказался в аналитическом отделе?
– Тебя заинтересовало мое прошлое?
– Я подумала о том, что ничего не знаю о твоей прошлой жизни.
– Никогда не понимал, почему людей так интересует прошлое. Вместо того чтобы воспринимать человека в настоящем, они с завидным упорством копаются в старых тряпках.
– То есть, после армии ты попал в аналитический отдел? Гилад рассказывал мне, что твой бывший руководитель хорошо о тебе отзывался.
– Майор Вайзенштейн любил преувеличивать, но в его словах всегда было рациональное звено. Думаю, если бы не он, жизнь моя повернулась бы иначе. Если бы не он и доктор Мейер, будем говорить точнее. Без них меня бы тут не было.
– А где бы ты был?
– Кажется, теперь я понял, о чем вы говорили с Габриэль. Я удивляюсь, как ей удалось так долго проработать у нас – с ее любовью к болтовне она могла бы сделать карьеру где-нибудь в другом месте. К примеру, на радио – там, где треп на вес золота. Да, я на самом деле работал в оперативном отделе до того, как попал сюда. Держу пари, и о том, почему я больше там не работаю, она тебе тоже рассказала. Это самая захватывающая часть истории.
– Ты чего-то ждешь от меня? – продолжил Константин. – Оправданий, может быть?
– Я жду от тебя правды.
– Я хочу уберечь тебя от той правды, которая тебе не понравится. Тебе не обязательно знать, что когда-то я работал в оперативном отделе и не работаю там потому, что убил пятерых человек. И тебе не обязательно знать, скольких я убил до этого. Потому что это прошлое. Или тебе не по себе от того, что этими руками я когда-то убивал людей? Подойди ближе, – позвал он и встал у нее за спиной. – Красиво?
– Очень красиво, – подтвердила она.
– Иногда я думаю о том, что если я упаду вниз, то костей моих не соберет никто… во всяком случае, мне было бы интересно увидеть панораму в свободном полете.
– Подумать только, как дешево стоит человеческая жизнь, – продолжил он. – Шаг из окна, пуля в лоб, упаковка снотворного, переразанные вены – и кончено. Ты никогда не задумывалась об этом? Этот день может оказаться последним для кого-нибудь. Для меня, для тебя.
– Я предпочитаю не думать об этом.
– Мы натягиваем какие-то ниточки, потом их рвем, теряем смысл. А потом это повторяется снова. Раз за разом. Вчера, например, мне хотелось увидеть эту панораму в свободном полете вместе с тобой.
– Ты всегда так смотришь на жизнь? – спросила она. – Или твое, или ничье? Это ведь неправильно.
– Послушай меня внимательно, Лия. Я могу рассказать тебе много правды о себе. В том числе, и такой правды, после которой тебе захочется навсегда забыть мое имя. Но я не буду делать этого, потому что ты мне дорога.
– Знаешь, я думаю, что мне стоит вернуться домой на пару дней. Мне кажется, что так будет правильней.
– Все будет так, как ты захочешь. – Он помолчал. – А Габриэль надо укоротить язык. Не понимаю, зачем она затеяла эту игру «кто первый расскажет о прошлом главного аналитика – он сам или его секретарь».
– Все же этот глупый дресс-код выдумали не зря, – произнес он совсем тихо, наклонившись к ее шее.
– Я не помешаю? – спросила она с вызовом.
– Если уж вы вошли, Габриэль, присаживайтесь. О правилах хорошего тона мы поговорим в другой раз.
– Я проверю почту, – сказала она. – Там, наверное, много накопилось.
– Что все это значит? – спросила Габриэль.
– Мы беседовали, а ты вошла и даже не потрудилась постучать.
– Нет! – нетерпеливо тряхнула головой она. – Меня не волнует, с кем ты спишь! Что это значит – все, о чем говорила Нурит?
– Для тебя – доктор Мейер, – поправил Константин. – Дорогая, не ты ли хотела продвижения по карьерной лестнице? Я решил помочь тебе. Все, что написано в рекомендации – правда, от первого до последнего слова. Почему бы не добиться повышения с помощью своих более интеллектуальных, чем обладание красивым лицом и достойной фигурой, талантов?
– То есть, ты решил сделать мне приятное, а заодно и избавиться от меня?
– Избавиться? Разве я это сказал?
– Я отлично тебя знаю, поэтому тебе не требуется ничего говорить! – Она указала на него пальцем. – Это плохая идея, вот что я тебе хочу сказать! Вообще, я хочу сказать, что это все мне не нравится – начиная романом с Лией и заканчивая историей с отделом по ведению допросов! В последнее время я перестала понимать, что тут происходит. Или ты нашел кого-то, кто работает лучше меня?
– Доктор Мейер начинает курс через пару недель, а пока ты – полноправная властительница в этом офисе. – Он помолчал, после чего добавил: – Как же я могу лишить себя удовольствия каждый день видеть тебя в приемной? И кто, как не я, сможет оценить по достоинству твой новый костюм?
– И напомнить про дресс-код, – закончила Габриэль.
– Это самый уместный комплимент для офиса. Другие комплименты говорят в иной обстановке.
– Правда? В какой же?
– Если нам представится такой случай, я обязательно тебе расскажу.
– Ловлю на слове.
– Здравствуй, – сказала она, повесив сумочку на стул. – Ты не голоден?
– Добрый вечер. Нет, я уже поужинал. Но ты, наверное, голодна. Приготовить тебе что-нибудь?
– Приготовить? – рассмеялась Лия. – Когда ты в последний раз подходил к плите?
– Сегодня. На ужин паста в соусе из лосося и белое вино. А на десерт – шоколадный пирог. Так я накрываю на стол?
– Ты умеешь готовить?
– Просто я подумал о том, что ты вернешься и будешь голодна. А ужин будет ждать тебя на плите.
– Ты заболел, Йосеф? – спросила она с волнением в голосе и окинула взглядом кухню. – Ты… сделал уборку?!
– Я подумал, что тогда ты была права. На тебе и кухня, и квартира, и все остальное. А я прихожу домой только для того, чтобы поесть и поспать. Ты заслуживаешь другого отношения.
– Думаю, я все-таки поужинаю. И от шоколадного пирога я тоже не откажусь, несмотря на то, что уже десять раз давала себе обещание не есть после восьми. Тебе не было скучно?
– Нет, но я скучал по тебе.
– Ты, разумеется, ужинала в дорогих ресторанах, и после этого моя стряпня покажется тебе гадостью.
– Даже если ты и болен, твой талант прибедняться остался при тебе. Не надо полную тарелку, пожалуйста, я столько не съем.
– Выглядит аппетитно, – прокомментировала она.
– Мне кажется, за это время ты стала другой. Или я просто от тебя отвык?
– В этом-то и проблема, Йосеф. В последнее время я думала о том, что наши отношения давно изжили себя, и осталась лишь только привычка. Дело не в том, что я постоянно стою на кухне и не могу позволить себе купить новое платье. Дело в том, что мы сами не заметили, как чувства ушли. Мы увязли во всем этом – плохая квартира, плохая машина, отсутствие денег. Увязли настолько, что это стало центром нашей Вселенной. Хотя этим центром должна была быть наша любовь.
– Тебе нужен был другой мужчина для того, чтобы это осознать? – спросил он.
– Я уже давно думала об этом. Знаю, я виновата. Надеюсь, ты не будешь держать на меня зла.
– Ты говоришь так, будто уже приняла решение.
– Я оказалась в сложной ситуации, Йосеф.
– Неужели ты его любишь? И если да, то… как же я?
– Я сказала, что мне нужно подумать и все взвесить.
– Лия, но мы не можем просто так взять и разрушить то, что мы построили. Разрушить можно в один момент, а для того, чтобы построить, нужны месяцы, годы. Мы можем попытаться что-то изменить. Оставить что-то позади и начать другой путь, такой, который куда-то нас приведет. Я люблю тебя, и мне дороги наши отношения. Если у меня есть возможность что-то изменить, я это сделаю. Мы оба совершили много ошибок, но всегда есть возможность раскаяться.
– Тебе не понравилось? – спросил Йосеф, и в его голосе послышалась обида.
– Очень вкусно, правда, большое спасибо. Но у меня нет аппетита. Завтра утром я обязательно позавтракаю шоколадным пирогом.
– Но ведь ты не завтракаешь.
– Никогда не поздно начать что-то новое.
– Ты ничего не ответишь? – задал очередной вопрос Йосеф, тоже поднимаясь.
– Пожалуйста, не дави на меня. Мне нужно время. Чуть-чуть времени и покоя.
– Хорошо. Знаешь, похоже, я все-таки получу повышение. Теперь я буду получать больше, а работать меньше. И смогу больше времени проводить дома. И с тобой.
– Это здорово. – Лия закрыла дверцу холодильника и вернулась к столу. – Может, выпьем чаю?
– Только не говорите, что я буду долго жить, доктор, – сказал Константин, застегивая пуговицы рубашки. – Не для этого я прошел девять кругов Ада.
– Бросьте свои глупые шутки, – поморщился доктор. – Ваше состояние здоровья и так оставляет желать лучшего, а вы еще смеетесь. Я врач, и я должен быть циником, а не вы.
– Значит, все-таки, недолго?
– Я наблюдаю вас уже почти десять лет, а вы до сих пор не повзрослели! Почему ваша женщина должна брать вас за руку и вести на обыкновенное медицинское обследование?
– Мне необходимо, чтобы меня держали за руку. Особенно во время кардиограммы. А также тогда, когда у меня берут кровь. А это МРТ… Оно ужасно, вы знаете?
– Если вы уже оделись, Константин, то можете сесть рядом со мной. Нам нужно побеседовать.
– Неужели все так серьезно? Тогда я просто обязан присесть.
– Ваша язва настораживает меня, – начал он. – Очень внимательно следите за диетой. Это первое. Второе. Сколько раз вы говорили о том, что бросите курить? Или, по крайней мере, уменьшите количество выкуриваемых сигарет? Но вы до сих пор курите полторы пачки в день.
– Вовсе нет, только одну, – запротестовал пациент. – На большее у меня не хватает времени.
– Вот! – поднял палец доктор. – У вас нет времени. А вам нужно отдыхать регулярно. Человек не может так много работать и выдерживать такие нагрузки. Вы роете себе могилу своими же руками. Вам только тридцать три, а ваш организм изношен так, будто вам за пятьдесят! Вас устраивает перспектива инфаркта миокарда? Вы не восстанавливаетесь. У вас плохой цвет лица, вы выглядите как человек, который не отдыхал как минимум год.
– Полтора года, – вставил пациент.
– Тем более! Вам нужно уехать куда-нибудь, где не будет работы. Где не будет компьютера, телефона, факса и документов. Где будет только море или горы, чистый воздух, много солнца и женщин.
– Вы намекаете на мою распущенность?
– О нет, что вы, друг мой, – рассмеялся врач. – В этом плане вы ведете себя более чем достойно, и я прекрасно об этом знаю. И еще один момент. Вы не рассказывали мне, как обстоят дела с вашей мигренью.
– Она навещает меня… иногда. Чаще, чем хотелось бы, конечно.
– Я получил результаты МРТ и заметил небольшое затемнение в районе гипофиза. Ваш невролог – это ведь доктор Ля Пьер, да? – в курсе этого?
– Это опухоль?
– Я не хочу самостоятельно ставить диагноз. Я проконсультируюсь с доктором Ля Пьер.
– Знаете, доктор, меня восхищает эта женщина.
– Не только вас. Итак, что вы уяснили из нашей беседы? – спросил он тоном учителя старших классов.
– Я должен бросить курить и отправиться в отпуск.
– А также следить за диетой. И не нервничайте, умоляю вас. Посмотрите, как вы поседели! Лучше испытывайте положительные нервные встряски. Если вы понимаете, о чем я.
– Целиком и полностью, доктор.
– Единственное, что меня порадовало – так это результаты вашего анализа крови. Гемоглобин в норме, гормоны тоже. Но ваш цвет лица мне не нравится. Больше ходите пешком. Это полезно не только для организма, но и для души. Как человеку, увлекающемуся медитацией, вам должно быть известно, что тело и душа неразрывно связаны, и что болезни тела являются результатом отсутствия душевного равновесия. Вы живете за городом, а там гулять еще приятнее.
– Благодарю вас за то, что уделили мне время, – сказал Константин.
– Взаимно, друг мой. Поблагодарите от меня и вашу женщину, которая взяла на себя нелегкий труд заставить вас придти.
– Как ты долго, – покачала головой Лия.
– Мой доктор не может без нравоучений, – сказал Константин, тщательно обшаривая свои карманы. – Где ключи от машины, черт возьми? Я не мог оставить их в двери!
– Ты не брал машину. Мы хотели прогуляться.
– Вы с ним, наверное, сговорились. – Константин достал солнцезащитные очки. – Хорошо, будь по-твоему.
– Прогуляемся до ближайшего кафе? Я бы выпила кофе.
– Обещают похолодание, – сообщила она.
– По мне – так уж лучше потепление. Только ревматизма мне не хватало для полного счастья. Тогда бы доктор сам засунул меня в самолет и отправил в отпуск.
– Это хорошая мысль.
– Сейчас я позвоню господину директору и скажу ему: «Сэр, я уезжаю в отпуск. Будьте добры, найдите идиота, который заменит меня на двух руководящих должностях, не оставив при этом и своей должности».
– Мне кажется, отпуск бы тебе не помешал, – сказала она. – Ты так долго не отдыхал…
– Куда ты хочешь поехать? Гавайские острова, Арабские Эмираты, Франция, Италия, Испания?
– Я хочу… – Лия задумалась. – Я хочу в Швейцарию.
– О, так ты любишь лыжи. Это хорошо. Я давно не катался. Думаю, ты сможешь дать мне фору.
– Глупости! Видел бы ты, как я катаюсь!
– Но на коньках я в любом случае катаюсь лучше тебя.
– Ты еще и катаешься на коньках? Надо же. Я уже начала сомневаться, есть ли что-то, чего ты не умеешь. Смотри! Это Габриэль или мне кажется?
– Надо же! А я-то думала, что вы до сих пор в офисе. – Она посмотрела сначала на Лию, потом на Константина, и, наконец, вспомнила о своем спутнике. – Знакомьтесь, это Лиор. Это – Лия, моя коллега и подруга. А это – капитан… то есть, Константин. Мой начальник.
– Приятно познакомиться, – сказал он.
– Ваше лицо кажется мне знакомым, – заметил Константин, изучая нового знакомого в своей обычной дежурно-любопытной манере. – Я уверен, что видел вас раньше. Ах да. Вы присутствовали в качестве практиканта на моем бракоразводном процессе.
– Вы до сих пор работаете с Фридрихом? – задал очередной вопрос Константин. – Я беседовал с ним недавно. Он говорил о талантливом юристе, которого он взял на службу. Хочу уведомить вас, что вы попали в хорошие руки. Простите, нам пора идти. Надеюсь, вы выберете даме достойный подарок.
– Я выбираю подарок ему, – ответила Габриэль.
– Даже так? Ну, в таком случае, мы не имеем права вам мешать. Удачи вам во всем.
– Надо же, – заговорил Константин. – В такой компании я совсем не ожидал ее увидеть.
– По-моему, он милый молодой человек.
– Я не думал, что ее интересует такой контингент мужчин.
– Если ее интересует ее начальник, то почему бы ей не поинтересоваться адвокатами?
– Это к лучшему, – сказал он. – Она может тебя научить полезным вещам. Главное знать, когда остановиться. Послушай, дорогая. Может, мы выпьем кофе дома?
– Вы так нетерпеливы, сэр! – сказала она ему с упреком. – Подождите еще пару дней, и все будет готово.
– Да, я нетерпелив, – не отступал Константин. – Я имею право поинтересоваться, как поживает мой свитер!
– Терпение – это благодетель, – заявила Берта и достала спицы.
– Ты обещал спеть, – напомнила Лия.
– Да, сэр, это было бы неплохо, – согласилась с ней Берта. – Я давно не слышала, как вы поете.
– Ну, если мои любимые женщины просят спеть, то отказать я не могу. – Он помолчал, после чего покачал головой. – О, нет. Простите, не сегодня. Я должен закончить рисунок.
– Рисунок – это святое. – И добавила доверительным шепотом: – У нас особая иерархия.
– Я могу посмотреть, как ты работаешь? – спросила Лия.
– Вообще-то я не люблю, когда в кабинете находится кто-то посторонний, но для тебя я сделаю исключение. Думаю, я пойду спать нескоро, Берта, а поэтому я должен пожелать вам спокойной ночи.
– Спокойной ночи и вам, сэр, – ответила экономка, старательно распутывая пряжу. – Постарайтесь не засиживаться допоздна – завтра у вас будет болеть голова.
– Я вижу, тебе понравилось, – заговорил Константин.
– Тут просто чудесно! И книги… замечательно…
– Не самый лучший образец, – сказал Константин, который доставал из тонкой папки наброски. – Рисунка, я имею в виду. Я занялся этим всерьез потому, что меня убедила Нурит. Она так часто говорила мне, что у меня талант, что я решил – чем черт не шутит?
– Ты рисуешь только людей? – спросила она.
– Да. Пейзажи у меня выходят бездушно.
– И… только карандашом?
– Да. Иногда, гораздо реже – пастелью или углем. К краскам не притрагиваюсь вообще. Мне трудно чувствовать кисть.
– Старые добрые времена, – прокомментировал портрет Константин. – Это копия. Оригинал я отдал ей. Она повесила его у себя в гостиной, представляешь?
– Тут нет ничего удивительного, ты великолепно рисуешь! Ты мог бы сделать на этом целое состояние!
– В жизни человека должно быть что-то, что он делает для души. Посмотри-ка. Я хочу, чтобы ты кое-что оценила.
– Ну и ну, – сказала она, наконец. – Это ты тоже рисовал с натуры?
– Нет, – рассмеялся Константин. – Я часто рисую по памяти, добавляя… некоторые детали. Я думаю подарить ей это. Как ты думаешь, ей понравится?
– Если только она не подаст на тебя в суд за сексуальное домогательство.
– В этом нет ничего, что хотя бы отдаленно напоминает сексуальное домогательство. Искусство должно быть откровенным и чувственным, иначе это не искусство. А теперь я хочу, чтобы ты оценила кое-что еще. Пока что этот рисунок не закончен, и не в моих правилах показывать незаконченную работу, но тебе я могу это показать. Надеюсь, что сегодня я закончу, сделаю копию и вручу оригинал тому, кому он полагается.
– А кому он полагается? – поинтересовалась Лия, разворачивая очередной рисунок, после чего удивленно воскликнула: – Ах!
– А почему земной шар? – заговорила она.
– Потому что он может быть твоим. Если захочешь. Тебе нравится?
– Конечно!
– Очень хорошо. Тогда, если позволишь, я его закончу. Я – плохой собеседник во время рисования, потому что ухожу в работу с головой. Но я могу предложить тебе занятие. У меня есть несколько альбомов с набросками. Там, конечно, есть совершенно недостойные вещи…
– Нет-нет, я хочу посмотреть, – уверила его Лия.
– Когда закончишь, возьмешь остальные – они здесь.
– Ты меня напугала, Лилах, – сказала она.
– Прости, я не хотела, – виновато потупилась девушка. – Послушай, может, мне надеть платье? Почему-то мне кажется, что оно будет более уместным в театре.
– И, желательно, подлиннее. Это слишком короткая юбка.
– Ты права, – с готовностью согласилась Лилах. – Я сейчас вернусь.
– Я думаю надеть красное, – сказала она матери. – Вот это.
– Уж лучше, чем серое. Оно подходит разве что для эротических танцев при луне.
– Мама, это мое любимое платье, – обиделась Лилах. – Я надевала его на вечеринку в честь окончания четвертого курса.
– Тогда, когда я уезжала на пресс-конференцию в Австралию и не смогла приехать? Хорошо, что я этого не видела.
– Ты хорошо выглядишь, – заметила девушка. – Константин пригласил тебя на ужин?
– Нет, я его пригласила.
– Вы что, опять вместе? – спросила она. – Ты покрасила волосы, купила новое платье, два часа рассматриваешь себя в зеркало, больше часа тратишь на макияж, пользуешься его любимыми духами.
– Это его любимые духи?
– Не надо делать вид, будто ты не понимаешь, о чем я.
– То есть, я должна встречать его в джинсах и растянутом свитере? – поинтересовалась доктор Мейер. – Он не из тех мужчин, которых можно встречать в таком виде.
– Вот об этом я и говорю.
– Неужели тебе так хочется, чтобы мы были вместе, дорогая? – спросила она.
– А вот этого я не говорила, – покачала головой Лилах, воюя с «молнией». – Скажи, мама, чем он тебя не устраивает?
– Что же в нем хорошего?
– Он умен, красив, богат, воспитан, умеет поддержать беседу, хорошо понимает людей. Зарабатывает на жизнь интеллектом. Хороший любовник… наверное. Тут тебе решать, – добавила Лилах, порозовев.
– А плохого?
– Он изменчив, как змея. Ты никогда не поймаешь его за язык, никогда не упрекнешь в том, что он лжет. Он вывернется из любой ситуации, какой бы сложной она ни была.
– За психологическую характеристику вы заработали твердое «хорошо», юная леди.
– «Хорошо»? – недоуменно подняла бровь Лилах.
– Да, «хорошо». Во-первых, потому, что мне совсем не всегда хочется прятаться за чьей-то спиной. Ну, а во-вторых, потому, что капитан Землянских до сих пор любит свою бывшую жену. А такая любовь не приносит ничего хорошего.
– Ты права. Иногда я думаю о том, что мне его жаль. Хотя я даже не знаю, какой была его бывшая жена. Может, она была последней крысой?
– Нет, – покачала головой Нурит. – Она была хорошей женщиной. Но, видимо, не такой, какая ему нужна.
– А ты не такая?
– Я устраиваю его в качестве коллеги, наставника и товарища.
– Не застегивается, – сказала она с досадой.
– Открой дверь, дорогая, – попросила Нурит. – Я спущусь через несколько минут.
– Мама, я не пойду открывать дверь в расстегнутом платье!
– Застегни его по дороге, – посоветовала доктор Мейер и снова начала изучать свое лицо в зеркале.
– Добрый вечер, – поздоровался Константин, закрывая зонт. – Погода на улице просто ужасная.
– Добрый. – Лилах, поднялась на носки и поцеловала его в щеку. – Проходи. Не стой на пороге.
– Белый тебе к лицу, – заметила Лилах.
– Благодарю за комплимент. Тебе помочь?
– С «молнией», – тут же пояснил себя гость, кивнув на ее отражение в зеркале.
– Да, если можно, – сказала смущенная Лилах и повернулась к нему спиной.
– Чувствуется рука профессионала, – заметила Лилах с ноткой иронии в попытке скрыть свое смущение.
– Да, в застегивании «молний» я специалист, – подтвердил он.
– Как и в расстегивании, конечно же. Мама спустится через несколько минут. Пока я тебя развлеку.
– Довольно-таки нескромное платье для прогулки с подругами, – заметил Константин, оглядывая ее.
– Хороший ход, – оценила Лилах. – Я иду в театр со своим молодым человеком. Для театра и молодого человека это платье подходит?
– Все зависит от того, что это за молодой человек.
– Он тебе понравится.
– Думаю, пять минут для разговора у нас будет?
– О нет, только не это. Может, хотя бы в этот раз ты избавишь меня от этих проверок?
– Мы просто побеседуем. Я имею право знать, с кем ты встречаешься. Хотя бы потому, что твои кавалеры иногда забывают о том, что они мужчины, и ведут себя недостойно. А мне приходится показывать им их место. Или такого никогда не бывало?
– Бывало, – признала она. – Но с ним такого не будет.
– Это обещание мне знакомо. Не от тебя ли я его слышал?
– Я смотрю, ты обрадовался, что мама пригласила тебя на ужин, – заговорила она.
– Скорее, я был заинтригован. Она сказала, что хочет сообщить мне нечто важное, но этого лучше не делать в официальной обстановке.
– И ради этого мама пригласила тебя на ужин к нам домой? Вы не могли поужинать в ресторане? Или у тебя, к примеру?
– На данный момент ужинать у меня нежелательно.
– Это еще почему?
– Тебе не кажется, что обсуждать личную жизнь других – это признак невоспитанности?
– Так, – сказал Константин, – я понял, что разговор о невоспитанности заводить бесполезно. Кстати, ты говорила мне, что бросила курить.
– Разумеется, бросила, – кивнула Лилах.
– Тогда объясни мне, сделай милость – что в твоей сумочке делает пачка сигарет?
– Сумочка? Где она?
– На столике в прихожей. Если бы она была закрыта, то я не обратил бы на нее внимания. Хорошо еще, что ты куришь «Парламент», я не дешевую гадость.
– Только маме не говори, – умоляюще попросила Лилах.
– Ты думаешь, нам больше не о чем поговорить?
– О, я более чем уверена, что вы найдете темы для разговора!
– Мне не нравится твой тон. Или ты никогда не ужинала с нами? Это напоминало романтический ужин?
– Нет. Это напоминало рабочее совещание. А в перерывах вы строили друг другу глазки.
– Иногда ты видишь больше, чем хотелось бы, – заметил он. – Может, ты останешься с нами?
– Нет. «Призрака оперы» я не пропущу ни под каким предлогом. Но если я вернусь и обнаружу тебя в маминой постели, то дни твои будут сочтены.
– Я не понимаю, откуда у тебя эта враждебность и подозрительность. Неужели из университета? Франция меняет тебя в плохую сторону.
– Я возвращаюсь через две недели, и у тебя есть превосходная возможность меня повоспитывать.
– Зачем мне тебя воспитывать? Для этого у тебя есть мать.
– Надеюсь, ты хорошо меня понял. – Лилах направила на гостя указательный палец. – Второй раз я повторять не собираюсь.
– Добрый вечер, – сказал он после затянувшейся паузы, оглядывая хозяйку дома. – Я… – Он приложил руку к груди. – Таких перемен я не ожидал.
– Надеюсь, ты их оценил. – Это было сказано, скорее, из вежливости – доктор Мейер знала, что ее коллега позволяет себе открыто выражать эмоции только в исключительных случаях.
– Разумеется. – Константин поспешно поднялся и поцеловал ей руку. – Ты отлично выглядишь.
– Могу ответить тебе тем же. Лилах, надеюсь, наш гость не скучал?
– В моем обществе скучать невозможно. Мы говорили на серьезные темы, и я дала нашему гостю важные указания.
– Надеюсь, указания достигли адресата? – спросила она.
– Я тоже на это надеюсь, – ответила Лилах, красноречиво посмотрев на Константина.
– Иначе быть не могло, – кивнул тот, соглашаясь.
– Это ко мне, – сказала она и отправилась открывать.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.
– Неужели я так плохо выгляжу?
– Тебе надо хорошенько отдохнуть. Или, по крайней мере, выспаться.
– Увы, такой роскоши я себе позволить не могу. По крайней мере, пока.
– Именно об этом мы с тобой поговорим за ужином. То есть, не только об этом, но и об этом тоже.
– Я заинтригован. Не хочу показаться хамом, но мне не терпится сесть за стол.
– Знакомьтесь, – сказала она по-английски. – Это Нурит, моя мама. Это Константин, ее коллега. А это, – она положила руку на плечо молодого человека, – Андре. Мой друг.
– Очень приятно, Андре. Вы художник?
– Да, – недоуменно ответил молодой человек.
– У вас чувствительные пальцы. Я подумал, что вы музыкант, но для музыканта у вас слишком тонкие кисти.
– Когда-то я играл на скрипке. Но с музыкой у меня не сложилось.
– Вы любите Вебера?
– Не очень, – признался Андре. – Я бы лучше сходил на что-то более классическое. Но время от времени мне хочется отдохнуть от работы. Дело в том, что я театральный актер.
– Что же, не всем молодым людям быть офицерами, врачами и экономистами.
– Он учится на моем факультете, только на пятом курсе, – пояснила Лилах и взяла Андре под руку. – Вообще-то, мы опаздываем. Я люблю приходить раньше.
– Надеюсь, эта любовь распространяется и на возвращение домой.
– Конечно, папочка, – ответила она, перейдя на иврит.
– Она чудесная девочка, правда? – обратилась она к гостю.
– Она растет на глазах. Если бы я был на твоем месте, меня бы это пугало.
– Пока мы не сели за стол, я хочу тебе кое-что показать.
– Я дочитал всю принесенную тобой литературу, – сообщил хозяйке дома Константин, когда они вошли в ее мастерскую. – Правда, мои выписки в полном беспорядке. Мне нужно их разобрать. Вопросы у меня появятся только после того, как я наведу порядок.
– Никак не могу привыкнуть, что ты читаешь с такой скоростью, – покачала головой Нурит. – Я могла бы усомниться в том, что ты что-то усваиваешь, но выписки! Нет, тебе нужно было стать врачом. Подумать только – какой интеллект служил бы людям! Добром, – добавила она после короткой паузы.
– Может быть. Но время назад уже не повернешь.
– Здесь беспорядок, – удрученно сказала она.
– Мне кажется, в мастерской по определению не может быть порядка. Я часто разбрасываю рисунки по столу, когда над чем-то работаю. Это часть творческого процесса.
– Взгляни.
– Фантастика, – прокомментировал Константин, оглядев скульптуру. – Но ей чего-то не хватает. Венца.
– Венца? – переспросила Нурит.
– Да. Тернового. Это бы дополнило образ.
– Это идея, – сказала она. – Значит, тебе понравилось?
– Конечно. Она будто живая… Впрочем, – оборвал он себя, – я думаю, что ты уже привыкла к этому комплименту.
– К комплиментам привыкать опасно, – улыбнулась Нурит. – Надеюсь, я закончу ее через неделю. Ты хочешь забрать ее себе?
– Да. – Константин до сих пор разглядывал скульптуру. – Как это у тебя получается? Иногда я смотрю на твои работы, и мне кажется, что каждый раз какая-то часть скульптуры остается у меня внутри.
– Ты знаешь легенду о сороконожке? – спросила она – Когда-то сороконожка танцевала, а у нее спросили: «Как ты управляешься с таким количеством ног?». Сороконожка задумалась и тут же запнулась. То же самое и с искусством. Ты рисуешь так, что у людей захватывает дух при взгляде на твои картины. Вот и скульптура. Никто из нас не может сказать, как именно мы это делаем.
– На днях я беседовала с господином директором, – сказала доктор Мейер, когда курица была доедена, и на столе появился суп. – У нас был серьезный разговор о вас, капитан.
– Обо мне? – отозвался Константин, откладывая ложку и наполняя бокалы вином. – Это интересно.
– Господин директор сказал мне, что доволен твоей работой. Ему предстояло принять трудное решение: он размышлял и взвешивал все «за» и «против» почти два месяца. Вчера господин директор сообщил мне свое решение. Он решил назначить тебя руководителем отдела по ведению допросов. Это решение вступит в силу после того, как господин директор вернется из командировки. То есть, через неделю.
– Так что же… – Он запнулся. – Больше никаких рабочих дней по семнадцать часов, только один отдел и должность «комиссара»?
– Да, – кивнула доктор Мейер. – Я поздравляю вас, капитан. Если вы хотите услышать мое мнение – вы заслужили этот пост. Не думаю, что есть еще хотя бы один достойный кандидат.
– Нет, нет, – замотал головой он. – Это мне, разумеется, снится. Он не мог решить все так быстро.
– Я уверена, что он принял решение уже давно, но, как человек осторожный, долго обдумывал его.
– Ты не думаешь, что это нужно отметить? – спросил он.
– Для такого случая я припасла коньяк. Или ты хочешь шампанского?
– Коньяк подойдет.
– Это один из самых лучших вечеров в моей жизни, – сообщил он ей.
– Я рада, что мы будем работать вместе. Почему-то я подумала об этом еще тогда, когда увидела тебя впервые в комнате для допросов. – Нурит улыбнулась. – Как много воды утекло с тех пор. Жизнь летит так быстро, что мы не успеваем осознавать, что происходит вокруг.
– Ты держишь его здесь? – спросил он.
– Да. Я часто смотрю на него. Он мне нравится.
– Как-нибудь я нарисую тебя еще раз. Это будет другой образ. Более взрослый и более совершенный.
– У тебя появится такая возможность. Мы будем проводить вдвоем много времени. Наверное, даже больше, чем я в свое время проводила с Ицхаком. Не хочу бросать тебя в ледяную воду и смотреть, выплывешь ли ты.
– Ты знаешь, меня трудно напугать, и еще труднее выбить из седла. Кроме того, я быстро учусь.
– Благодарю, капитан. Может, вы мне что-нибудь сыграете?
– Мне больше по душе другая мысль. Может, мы потанцуем?
– Я даже не помню, когда танцевала в последний раз. Наверное, лет пять назад. – Она опустила голову и рассмеялась. – Ладно. Если после выпитого я устою на ногах, то постараюсь стать достойной партнершей.
– Я хотел поставить танго, – сказал он, – но в последний момент пожалел ваши ноги, доктор.
– Это поступок настоящего джентльмена, капитан, – согласилась Нурит, подавая ему руку. – Надеюсь, наш танец закончится без травм.
– Ты хочешь танцевать так, как танцуют в ресторанах, или так, как танцуют в старших классах школы?
– Вот так, – пояснил он и обнял ее за талию.
– Ах, ты об этом, – улыбнулась она и положила руки ему на плечи. – В моей школе так никто не танцевал. А в университете танцевали классические танцы.
– Что же это за школа, где нет танцев?
– Это школа при католическом монастыре.
– Так ты получила религиозное воспитание?
– Со временем часть его забылась за ненужностью.
– Какая именно?
– Так какая же? – нетерпеливо повторил Константин.
– Это слишком сложный вопрос, чтобы ответить на него в двух словах, – ответила Нурит.
– Это как-то связано с профессией? Может быть, с личной жизнью?
– Это связано со всем, – подумав, ответила доктор Мейер. – И с моими взглядами на жизнь, в том числе.
– Я подумал о том, что мы никогда не обсуждали эту тему. Если мы теперь будем проводить вместе больше времени, у нас появится возможность узнать друг друга поближе с другой стороны.
– Мне кажется, что у тебя уже была такая возможность, – возразила Нурит неуверенно, но не отстраняясь. – Но ты не воспользовался ей.
– Надеюсь, мой поезд еще не ушел, и я могу повторить попытку?
– Мне тебя не хватает. Ты находишься рядом, но я не могу до тебя дотянуться.
– Твоя мечта исполнилась?
– Да, наверное, это можно назвать и так.
– Если бы на это была моя воля, то я бы не отпускала тебя никогда, – шепнула она ему, зарывшись в его волосы. – Но даже знание человеческой души, которым обладаю я, не может позволить мне совершить чудо…
– Нет, – сказал он. – Я думаю, нам стоит остановиться сейчас.
– Я люблю тебя, – проговорила она. – Вот что меня в тебе пугает.
– Прости меня, – сказал он. – Тогда мне не нужно было позволять себе этого. Я знаю, как тебе больно. И я готов сделать все, чтобы тебе стало легче. Если я не могу излечить себя, то хотя бы попытаюсь помочь кому-то, кто рядом.
– Я думаю, мне пора, – сказал он.
– Я советую вам сделать домашнее задание, капитан, – сказала она. – Завтра я прочитаю вам очередную лекцию на тему эриксоновского гипноза. Думаю, в скором времени мы сможем начать практику.
– Домашнее задание сделано. Ты знаешь, я не люблю откладывать дела на завтра. Надеюсь, я делаю успехи?
– Ты взялся за сложное дело. Оно требует времени и совершенствования своих способностей.
– Ты во мне сомневаешься? – улыбнулся Константин, поправляя шарф.
– Ты – один из тех людей, способности которых приводят меня в недоумение, если не сказать, что пугают. Я еще никогда не встречала человека, который осваивал бы два академических курса по психиатрии за шесть месяцев.
– Я не могу отделаться от ощущения, что ты воспринимаешь меня как музейный экспонат.
– Скорее, как научный феномен, который мне хочется изучить до конца.
– Наверное, это интересно и интригующе – иметь под рукой научный феномен. – Он помолчал. – Иногда мне хочется набраться наглости и попросить тебя научить меня всему, что знаешь ты.
– Иногда мне кажется, что ты за какие-то несколько лет усвоил половину того, чему я училась всю жизнь.
– Это неправда, – покачал головой Константин. – Ты – единственный человек из моего окружения, интеллект которого заставляет меня почувствовать себя необразованным крестьянином.
– Не думаю, что стоит говорить подобные вещи, – сказала доктор Мейер, и в ее голосе послышался упрек. – Я научу тебя всему, что знаю, и сделаю это с радостью. Я люблю делиться знаниями.
– Я принесу тебе книги, – сказал он. – И про рисунок я не забыл.
– Рисунок. – Доктор Мейер кивнула. – Да, конечно. Это тоже важно.
– Прости меня. Мне кажется, что я должен сказать это еще раз.
– Я не думаю, что ты что-то кому-то должен.
– Ты права. – Константин в последний раз оглядел прихожую неуверенным взглядом, будто подумав, не остаться ли еще на некоторое время, после чего кивнул на прощание: – Спокойной ночи.
– Ты еще не спишь? – спросил Константин, снимая плащ. – Я думал, что ты уже видишь девятый сон.
– Нет, мне не спится. Кроме того, я еще не закончила смотреть альбом.
– Надеюсь, ужин прошел хорошо? – спросила Лия, не отрываясь от своего занятия.
– Доктор Мейер сообщила мне приятную новость: господин директор решил назначить меня руководителем отдела по ведению допросов.
– Правда? Это ведь замечательно! Он давно должен был это сделать, почему он медлил?
– Его пути неисповедимы, – пояснил Константин, разводя руками. – Так что совсем скоро мы с тобой полетим в Швейцарию. Или ты уже успела передумать?
– Мы будем кататься на лыжах?
– Мы успеем сделать все, что только придет в голову. Думаю, месяца нам хватит.
– Тебе дадут целый месяц отпуска?
– Думаю, после двух лет работы по семнадцать часов в день и практически без выходных я могу себе позволить месяц отпуска. Я не прошу ставить мне памятник. Это всего-то тридцать дней отпуска. Надеюсь, без меня никто не умрет, а мир не рухнет. И, если честно, мне на это наплевать. Я хочу отдохнуть. Если я еще не разучился это делать.
– Как поживает доктор Мейер? – спросила она. – От тебя пахнет ее духами.
– Правда? На самом деле, я решил, что мне не нравится моя туалетная вода, и купил другую. – Он посмотрел на нее и улыбнулся. – Мы хорошо провели время.
– Она тебя любит, – сказала она.
– Я сам в этом виноват.
– Как ты можешь быть виноват в том, что кто-то тебя любит?
– Для того чтобы это понять, нужно хорошо знать Нурит и меня.
– Когда я смотрю на вас, то думаю о том, что вы друг другу подходите. По характеру, по увлечениям, по уровню интеллекта. В такие моменты я думаю о том, что я делаю рядом с тобой. Вокруг тебя так много достойных женщин, что даже у меня разбегаются глаза…
– Каких, например? Кроме доктора Мейер?
– Например… Габриэль, – неуверенно ответила Лия после паузы.
– А что мешает тебе быть достойной женщиной? То, что ты сама не считаешь себя таковой?
– Я думаю о том, что мы разные. Мне хорошо с тобой, я не привыкла к тому, что обо мне кто-то заботится, что мне покупают дорогие подарки, проводят со мной практически все свободное время. Но между нами есть пропасть, которую мне ни за что не преодолеть. И я все чаще прихожу к мысли, что тебе нужен кто-то другой. Пройдет некоторое время, и ты разочаруешься во мне. Невозможно постоянно тянуть кого-то вверх, ты сам мне об этом говорил.
– Невозможно тянуть человека вверх, если он этого не хочет. Это противоречит законам природы.
– Господи, да ты сам противоречишь законам природы. – Лия обреченно вздохнула. – Я не знаю, что мне делать со всем этим, Константин. Я чувствую, что должна что-то предпринять, сделать серьезный шаг, который изменит все, что было до этого… но я не знаю, какой. И я боюсь. Боюсь неизвестности. И… – Она запнулась. – Того, что ты меня оттолкнешь. Этого я боюсь больше всего.
– Несмотря на то, что жизнь всеми средствами пыталась научить меня отталкивать, я все равно не умею этого делать, – сказал он, остановившись рядом с ней. – Я был готов целовать Марике ноги даже через полгода после того, как снял с пальца обручальное кольцо, хотя знал, что это бессмысленно. – Он закурил, сделал пару затяжек и присел на ковер рядом со своим креслом. – Иногда мне кажется, что она оставила меня именно поэтому. Ее раздражала моя слабость.
– Это неправда. Ты просто любил ее. Любовь меняет людей.
– Скорее, ломает, – поправил он. – У меня до сих пор есть ее номер. И до сих пор, спустя столько лет, я не уверен, что никогда не наберу его.
– Через пару месяцев после того, как мы с ней расстались, я увидел в одном из магазинов открытку. На ней была нарисована женщина. Она стояла на пустынном пляже и смотрела в морскую даль. Я купил открытку, вышел из магазина и сразу же послал ее Марике. Оставил без подписи, она знала мой почерк. А на самом рисунке, в углу, написал: «Мне до сих пор нравится твоя ложь». Думаю, она оценила.
– Бедный, – сказала она. – Зачем же так? Ты этого не заслужил, я знаю…
– Ты не понимаешь! – продолжила она, борясь с желанием перейти на крик. – Ты не можешь постоянно молчать! Почему рядом с тобой нет такого человека, который бы тебя понял? Ведь это так просто! Почему это получается у меня, а у нее это не получалось? Неужели это – не часть любви? Если люди не понимают друг друга, то почему они вообще женятся, заводят семьи? Чем муж и жена отличаются от чужих людей на улице, если один из них не может выслушать другого и понять?!
– Ты ответила на свой вопрос о достойной женщине, – сказал он. – Эта задача не требует другого ответа. Этот достаточно точный.
– У этого разговора не должно быть продолжения. Нужно оставить все, как есть.
– Послушай, дорогая, может, мы прироем ставни? – спросил он. – Становится прохладно.
– Какой ты изнеженный, – покачала головой женщина, поставила бутылку на стол и направилась к окну. – Тебе бы жить в Африке. Или где-нибудь на Гавайских островах. Что думаешь? Ты бы улыбался двадцать четыре часа в сутки, носил бы гавайские бусы и гавайскую рубашку и говорил бы всем «аллоха».
– Когда мне стукнет лет шестьдесят, я подумаю над твоим предложением. Пока что меня вполне устраивает эта страна.
– А тот факт, что мы ютимся в чужой квартире и прячемся от твоей жены, тебя устраивает?
– Главное – чтобы это устраивало тебя.
– Что ты придумал на этот раз? – задала она очередной вопрос. – «Задержался на работе»? Классика?
– Если ты хочешь испортить мне настроение, Мона, то так и скажи. Я оденусь и поеду домой. Этот вечер начался хорошо, и я не позволю тебе его испортить. Мы давно не виделись. Почему бы нам не закончить разговоры о моей жене и об очередной лжи, которую я придумал для нее?
– Симона. Сколько тебе повторять? Я не люблю, когда ты меня называешь меня Мона. И мы не виделись всего лишь неделю. Думаю, это нормальный срок. Особенно если учесть, что мы оба женатые люди.
– Неделю назад мы обсуждали эту тему вместо того, чтобы использовать возможность побыть вдвоем.
– Я чувствую себя так, будто мне шестнадцать лет, Боаз, и мы прячемся от родителей. Почему бы нам не снять номер в отеле? Зачем просить у твоего друга ключи от его квартиры, приезжать сюда?
– Лично мне тут нравится.
– Твоя проблема в том, что ты всегда ставишь личную выгоду на первое место. Тебя не волновал даже тот факт, что я замужем. Впрочем… ладно, черт с ним. Надо было заводить этот разговор пару месяцев назад, До того, как я согласилась спать с женатым мужчиной, который, помимо всего прочего, старше меня почти на двадцать лет.
– Ты, – продолжила она, – коллекционируешь женщин. А вот твой друг – или кем он там тебе приходится? – похоже, собирает дорогую посуду. Интересно, откуда он привозит этот хрусталь?
– Из-за границы. Он часто ездит в командировки.
– А еще он, похоже, коллекционирует картины и спиртные напитки, хотя к бару, судя по всему, притрагиваются редко. Равно как и к дорогому хрусталю. У тебя таинственный друг. Он здесь живет? А если не живет, то зачем он купил эту квартиру?
– Он купил ее потому, что она ему понравилась. А живет он под Иерусалимом.
– Он что, родственник Билла Гейтса?
– Нет. Просто у него такая слабость – если ему что-то нравится, он обязательно это купит.
– А что же, если ему захочется мисс Вселенную, он тоже ее купит? – Она насмешливо хмыкнула и, подойдя к окну, посмотрела вниз, на ночной Тель-Авив. – Пожалуй, ты прав: тут лучше, чем в отеле. По крайней мере, я не чувствую, что вокруг меня полно людей, и никто не будет стучать сюда с вежливыми вопросами «у вас все хорошо?», даже если на двери висит табличка «Не беспокоить».
– Почему ты не отключил телефон? – спросила она.
– Это рабочий телефон, дорогая. Мне могут позвонить в любое время.
– Что же, ты – президент или премьер-министр? – Она обиженно поджала губы и снова вернулась к изучению панорамы.
– Слушаю, – ответил Боаз, стараясь говорить как можно менее сердито.
– Здравствуй, – отозвался Константин на том конце провода. – Надеюсь, я не отвлек тебя от важных дел?
– Ты быстро делаешь выводы, а поэтому можешь додуматься сам. Не ты ли несколько часов назад лично вручил мне ключи от своей квартиры?
– Прошу прощения, если нарушил вашу романтическую идиллию. – В голосе Константина звучал откровенный сарказм – такой, на который был способен только он – и Боаз знал, чем он объясняется. – Я бы мог сказать, что мне звонила твоя жена и жаловалась на то, что у тебя отключен телефон, а ей важно тебя услышать, но я не буду этого делать. А поэтому я скажу, что мне важно тебя услышать. И увидеть тоже.
– Это не может подождать до завтра?
– Завтра я уезжаю, вернусь только в субботу под вечер.
– Неужели это что-то настолько важное? – спросил он обреченно.
– Я приеду примерно через час. Этого вам хватит для того, чтобы достойно завершить вечер любви?
– Ты перегибаешь палку. Думаю, ты это понимаешь.
– Нет. Но я хорошо понимаю, как сейчас себя чувствует твоя жена.
– Борец за честь и справедливость, который сам спит с чужой женой! – прошипел он.
– Кто-то еще спит с чужой женой? – поинтересовалась Симона, подходя к столу. – Это что, такая мода среди мужчин? Никакой морали.
– Послушай, дорогая. Мне нужно будет уйти на пару часов. Ты не будешь скучать в одиночестве?
– Уйти? – подняла брови Симона. – Посреди ночи?
– У меня есть кое-какое дело. Но я скоро вернусь, обещаю.
– И по какому же делу ты уходишь в такой час?
– Это не важно. – В его голосе послышались холодные нотки, и Симона опустила голову. – Не надо устраивать мне допрос.
– Допрос? Я просто пытаюсь узнать, куда мой мужчина…
– Мой? – переспросил Боаз. – Я не ослышался, ты сказала «мой мужчина»?
– Я просто хотела узнать, куда ты можешь пойти в такой час. По каким делам.
– Не злись, – продолжила она. – Но просто…
– Просто меня злит это глупое женское любопытство. А если я скажу тебе, куда я иду, это что-то изменит? – Он помолчал. – Интересно, когда-нибудь я найду женщину, которая не будет задавать мне лишних вопросов и стремиться узнать обо мне все, даже то, что ей знать не обязательно?
– Я больше не задам тебе ни одного лишнего вопроса, – пообещала Симона. Она поднялась, подошла к Боазу и села ему на колени, предусмотрительно отодвинув от края стола другую рюмку. – Ты ведь сам говорил, что мы редко видимся. Так почему мы до сих пор говорим о всякой ерунде? Ты, как мужчина, давно должен был прекратить эти разговоры.
– Да. Я всегда кому-то что-то должен. И это раздражает меня больше всего.
– Добрый вечер, – поздоровался Константин.
– Добрая ночь, – в тон ему ответила Симона, всем своим видом демонстрируя, что пришел он не вовремя.
– Прошу прощения за поздний визит. Меня зовут Константин. Мы ведь, как мне кажется, не знакомы?
– Симона, – ответила она, с некоторым удивлением наблюдая за тем, как новый знакомый целует ей руку. – Боаз выйдет через несколько минут.
– Надо же, – сказал он озадаченно. – Я три дня выбирал шторы для этой квартиры, а вешалку так и не купил.
– Ах, так это ваша квартира? –снова заговорила Симона, и легкая холодность в ее голосе сменилась заинтересованностью. – Наконец-то мы с вами познакомились! Пожалуйста, не стойте на пороге.
– Рад знакомству. Я о вас наслышан.
– Правда? – смущенно спросила Симона. – Надеюсь, это только хорошее.
– Да, в основном, – ответил Константин немного высокомерно. – Впрочем, лично против вас я ничего плохого не имею. Для меня главное – чтобы вы тут чувствовали себя уютно. – Он улыбнулся. – Иначе я рискую прослыть плохим хозяином.
– Все в порядке, – поспешила уверить его она. – Так хорошо я не чувствовала себя даже в пятизвездочных отелях!
– Признаться, меня обижает это сравнение. Я достаточно поездил по миру и хочу сказать вам, что половина пятизвездочных отелей выглядят такими пошлыми, будто это гарем обанкротившегося шейха.
– Простите, – поспешно извинилась Симона. – Я не хотела обидеть вас.
– Ничего страшного. В конце концов, это мои личные выводы. Судя по тому, как большинство посетителей восхищается этими отелями, ваш покорный слуга остался в меньшинстве. Я могу предложить вам выпить? Я за рулем, но вполне смогу позволить себе рюмку коньяка и не заставлять вас чувствовать себя неуютно. Я знаю, что женщины не любят пить в одиночестве.
– Боаз сказал мне, что вы живете под Иерусалимом, – сказала она. – А зачем вам квартира в Тель-Авиве?
– Изначально эта квартира была куплена для моей жены в качестве свадебного подарка. Чтобы у нее была возможность проводить тут вечера с подругами, например, устраивать чисто женские вечеринки ли что-то в этом роде. А спустя некоторое время она решила, что эта квартира нравится ей больше, чем мой дом, и решила тут остаться навсегда.
– Мы развелись, – пояснил он. – Квартира осталась у меня.
– Неужели она не захотела взять квартиру себе?
– Я отдал ей половину своих денег, и она могла купить себе десять таких квартир, – уверил ее Константин. – Кроме того, эта квартира, вероятно, напоминала ей обо мне. А также обо всех любовниках, которых она сюда приводила. Но это другой разговор, простите, я увлекся. Когда я езжу в командировки, то предпочитаю ночевать тут – отсюда ближе до аэропорта, чем от моего иерусалимского дома. Кроме того, иногда я предоставляю ее друзьям. К примеру, как сегодня. Во всяком случае, она мне дорога. Для меня это что-то вроде музея.
– Да, действительно напоминает музей, – признала она с улыбкой. – Только уютный и домашний. Мне понравился хрусталь и эти стеклянные фигурки. И ковры. Откуда вы их привозите?
– Из арабских стран. Я не могу уехать из командировки без какого-нибудь сувенира. Конечно, персидский ковер сложно назвать маленьким сувениром, который напоминает о поездке. Что до хрусталя – он из Европы. Я люблю проводить там отпуск. Ваше здоровье. И за знакомство, конечно же.
– Как бы я хотела такую профессию, которая позволила бы мне ездить по миру, – сказала она, вздыхая. – Кем вы работаете?
– Я финансовый аналитик. Но ездить по миру меня обязывает не только работа. Я люблю путешествовать.
– Разве финансовые аналитики часто ездят в командировки?
– Экономика – динамичная отрасль. Вы что-то пропустили – и вот уже вы идете вторым, а не первым. А в современном мире это чревато не очень хорошими последствиями.
– В финансах я не смыслю ровным счетом ничего, – призналась Симона. – Но поездки – это прекрасно.
– В этой профессии есть большой плюс – вы умеете считать свои деньги, и большой минус – вам приходится считать чужие.
– Добрая ночь, – сказал Константин. – Еще раз прошу прощения за наглое вторжение.
– Ты уже здесь, а поэтому просить прощения бессмысленно. – Он повернулся к Симоне. – Вы уже познакомились?
– Да, – кивнула она. – И успели побеседовать.
– К сожалению, беседу придется прервать, – сказал Константин. – Я обещаю, что не задержу вашего… что не задержу Боаза надолго.
– Я буду ждать, дорогой, – ответила Симона. – Но не обижайся, если ты застанешь меня спящей.
– Куда ты летишь? – поинтересовался он. – Или ты позвал меня на пробежку, а не на прогулку под луной?
– Я думаю, что в прогулке под луной в такую погоду нет никакой романтики, и хочу найти какое-нибудь уютное место. К примеру, кафе.
– Судя по времени, это будет бар, а не кафе, – поправил его Боаз, по-прежнему пытаясь идти наравне. – Я могу узнать, в чем дело?
– Я не люблю говорить на ходу.
– Послушай, я не могу за тобой бежать. Мне уже не тридцать и даже не сорок, и, кроме того, я сегодня вечером не сидел, сложа руки!
– Я вижу, вы устали, майор, и вечер у вас выдался нелегкий. Весь день вы работали, потом сочинили очередную сказку для своей жены и отправились развлекаться. Что ни говори, все это отняло у вас много жизненных сил.
– Не начинай, – ответил Боаз, пытаясь отдышаться. – Я не тыкаю тебя носом в твою личную жизнь, которая на данный момент тоже далека от моральных идеалов. Вот и ты не тыкай меня носом в мою.
– Твоя жизнь всегда далека от моральных идеалов, в отличие от моей. А я тебе постоянно потакаю, правда, не понимаю, зачем.
– Ты не имеешь никакого права мне это говорить. Я старше тебя почти в два раза!
– Ты знаешь, что я думаю о супружеских изменах и половой несдержанности. Обижает меня только тот факт, что так ведет себя человек, которого я уважаю.
– Ты мне льстишь. Что до супружеских измен – ты знаешь, какие у нас с Констанцией отношения. Мы оба свободные люди и можем делать все, что хотим. Что до половой несдержанности…
– Что до половой несдержанности – когда-нибудь это сослужит тебе плохую службу.
– Я не понимаю, почему человек должен отказывать себе в удовольствиях только потому, что он женат, – вернулся к скользкой теме Боаз после того, как официант записал заказ и удалился. – А теперь посмотри мне в глаза и скажи честно, Константин: тебе никогда не хотелось изменить своей женщине?
– Я не представляю, как нужно относиться к женщине для того, чтобы появились подобные желания. Можно получать удовольствие от жизни другими путями.
– Давай подойдем к вопросу с другой стороны, – доверительно заговорил Боаз. – Ты богат, умен и привлекателен. Ты знаешь, что нравишься женщинам. Далеко не пойдем – возьмем твой отдел. Неужели ты не видишь, какими глазами на тебя смотрят? И неужели у тебя никогда не возникало соблазна…
– У меня никогда не возникало соблазна, – оборвал его Константин. – А поэтому я готов подойти к вопросу с другой стороны. Я предпочитаю появляться в обществе с воспитанной женщиной, а не с той, которая позволяет себе надевать черное белье под белую блузку и пить коньяк, отставляя мизинец.
– Я не собираюсь выводить ее в свет, – сказал он. – Ладно, один-ноль в твою пользу. А что же, Лия знает, какое белье нужно надевать под белую блузку и когда можно отставлять мизинец? Или же только на меня она производит впечатление провинциальной девушки, которая не в курсе, зачем нужны десертные вилки?
– Лия, в отличие от твоего очередного увлечения , интересуется подобными вещами. Но разговор на эту тему мне кажется не очень хорошей идеей. Я думаю, что нам лучше поговорить о деле. Тебе, судя по всему, хочется вернуться, а мне рано вставать и потом не спать больше суток. Твое здоровье.
– Судя по всему, что-то стряслось, – проговорил он, изучая Константина. – И это что-то мне не понравится.
– Оказалось, что Мадлен – та самая, о которой мы тогда с тобой говорили – рассеянная девушка. Она отправилась к подруге на пару часов и забыла выключить газ. И все было бы хорошо, если бы по возвращении домой она не решила закурить. Кстати, на самом деле ее звали Эфрат Сулеймани. Какое замечательное имя.
– Это несчастный случай. Конечно, жаль ее, но бывает всякое.
– Ее подруга – бывшая коллега и хорошая подруга Габриэль, – продолжил Константин, после чего достал из потайного кармана плаща фотографию. – Она заехала за Мадлен и около двадцати минут ожидала ее рядом с домом. Вот этот молодой человек, по ее словам, вышел из подъезда незадолго после того, как наша несчастная девушка села в машину.
– Это Хасан, один из приближенных Мустафы. Зачем Мустафе понадобилось убивать ее?
– Ты задал некорректный вопрос, Боаз. Как Мустафа узнал о том, что ему надо ее убить?
– Не понимаю, – покачал головой он.
– Она спокойно жила во Франции не один год, но после того, как мы о ней вспомнили, о ней вспомнил и Мустафа. Тебе не кажется странным это совпадение?
– Ты же сам говорил, что Мустафа при желании может найти и убить, кого захочет. Что тут странного?
– То, майор, что мы катастрофически быстро теряем крупицы драгоценной информации. И она в конечном счете будет использована против нас.
– Но кто может это делать? Я? Ты? Гилад? Нурит? – Он помолчал. – Бывшая коллега Габриэль? Что бы это значило?
– Когда-то она работала тут. Еще тогда, когда майор Вайзенштейн был в седле. Корректировала информацию в архивах. А потом решила, что ей не нравится копаться в бумагах, и майор Вайзенштейн ее милостиво отпустил.
– Он был душа-человек, этот майор Вайзенштейн, – сказал Боаз. – Будь он чуть пожестче – избежал бы многих ошибок. Не пугай меня так. Я уже было подумал, что Габриэль была где-то еще до того, как появиться в твоей приемной.
– Разумеется, была – в приемной майора Вайзенштейна. – Константин улыбнулся. – Что мы будем делать теперь, майор?
– И все же мне интересно, кто сливает информацию, – сказал он. – Что самое неприятное, это кто-то из нас, потому что ни у кого больше нет доступа к предварительным планам и к промежуточным решениям. Планировать еще одну операцию? Опять тыкать пальцем в небо и осознавать, что мы ошибемся снова?
– Есть и другой вариант. Можно сидеть, сложа руки, и смиренно ждать, пока кому-то из нас пустят пулю в лоб.
– Ладно. Эти размышления я оставлю на потом. Лучше открой мне секрет. Что за личный конфликт был у вас с этой француженкой? И кто она такая?
– Это бывшая любовница Юджина. Точнее, его бывшая невеста. Они с Юджином приняли кое-какое решение, которое не устраивало меня. И в результате мне пришлось сделать так, чтобы они больше не встречались.
– Судя по всему, ты сделал что-то нехорошее, – резюмировал Боаз. – Что-то, что вполне в твоем духе.
– Я не намерен рассказывать о подробностях этой истории. – Константин взглянул на часы. – Думаю, твоя… моя… нет, все же твоя гостья уже собирается спать. Так что нам пора отправляться по домам.
– Бывшая невеста Юджина. – Боаз полез за бумажником, но Константин покачал головой и положил на стол кредитную карту. – А я-то думал, почему ты так странно отреагировал на мое предложение послать к ней Уэллса. Хотя… а почему нет, собственно?
– Это долгая история, майор. Вероятно, когда-нибудь я вам ее расскажу. Но не сейчас. Для сказки на ночь она совсем не подходит.
– Госпоже, – доверительно говорила она Лие, – иногда удавалось его уговорить на то, чтобы поехать куда-нибудь на выходные или просто взять день отпуска. Если бы не женщины, он никогда бы не отдыхал!
– Уж не заболели ли вы, сэр? – спросила она.
– Неужели вы обидите меня отказом?
– О нет, что вы. Просто это… неожиданно. – По лицу Берты можно было понять, что она никоим образом не лукавит. – Может, вы от меня чего-нибудь хотите, но сомневаетесь, что я соглашусь?
– Берта, как можно! – ахнул Константин. – Столько предположений, и все из-за одного несчастного букета цветов?
– Кроме того, – продолжил он, – мне не понравилась ваша последняя мысль. Что же, вы думаете, что я не смогу уговорить вас сделать что-либо без букета? Я просто подарил вам цветы. Знаю, что трудно представить себе меня делающим что-то просто так, но ведь все бывает впервые!
– Счета, счета, счета, – проговорил он раздраженно, открыв пару конвертов, и включил компьютер. – Такое впечатление, будто я нюхаю газ, беспрестанно жгу электричество и выпиваю всю воду из труб. А в перерывах между этими захватывающими занятиями гуляю по магазинам, скупая все, что вижу.
– В пятницу у нас будут гости, – сказал он. – Я еще не говорил вам об этом?
– Нет, – ответила Лия. – Гости? В честь дня рождения? Но ведь мы планировали отметить его… – Она запнулась. – В семейном кругу.
– Что пугает тебя в этой фразе, дорогая? – спросил Константин с улыбкой. – Да, в семейном кругу. Но я решил, что неплохо было бы отпраздновать это в кругу более широком. В последнее время мы с тобой практически никуда не выходили, и в этом исключительно моя вина. Конечно, торжество мы устроим небольшое, потому что приглашать гостей в последний момент невежливо. Запланируем на субботу, не на пятницу, так уж и быть. И я познакомлю тебя с людьми своего круга. Надеюсь, ты не против?
– Нет, конечно, нет, – согласилась Лия. – В конце концов, это твой день рождения.
– Почему я слышу нотки неуверенности в твоем голосе? Ты боишься мне возразить?
– Просто мне нужно будет купить платье, и…
– … и ты боишься упасть в глазах моих великосветских гостей, сказав или сделав что-то, что не соответствует их великосветским манерам?
– Прекрати, Константин, – упрекнула его Лия, чувствуя, что ее щеки заливаются румянцем.
– Ладно, хватит пустых разговоров. Завтра мы поедем покупать тебе платье. А теперь я вам сыграю. Как вы на это смотрите? Но сначала мы допьем вино. Думаю, пара бокалов никому из нас не повредит.
– Дорогая, я очень устал. Давай подождем с этим до выходных.
– Хорошо, что ты не говоришь, что у тебя болит голова! – ответила Лия язвительно, не сдержавшись.
– Отдыхай, дорогая, – сказал ей Константин. – Завтра нам предстоит нелегкий день. Мы должны будем составить списки гостей и поинтересоваться у каждого лично, придут ли они. Нам нужно будет продумать меню. И еще много, много важных вещей. Мы должны быть в форме. И было бы хорошо, если бы мы встали не позже восьми.
– Я посмотрю на то, как ты встанешь не позже восьми, – проговорила Лия насмешливо.
– Встану, вот увидишь. Максимум не позже девяти. Впрочем, даже если я встану в десять, то мы все успеем. Самое главное – уметь правильно распределять время. Спокойной ночи.
– Может, я почитаю тебе вслух? Ты решишь, нравится тебе это или нет, а потом я подумаю, что можно тебе предложить.
– Тебе приснился плохой сон?
– Почему ты еще не спишь? – спросила Лия.
– Тот же самый вопрос я могу задать и тебе. А я проснулся потому, что не спишь ты.
– Я подумала… Константин. – Она сделала паузу. – Ты любишь меня?
– Конечно, я люблю тебя. Довольно-таки странный вопрос, особенно в такой час.
– Ты любишь меня, несмотря на то, что я… такая?
– Какая? – В его голосе появились нотки легкого раздражения. Больше деланного, чем искреннего.
– Вот такая.
– Не такая, как Марика?
– Да, – ответила Лия. – Это, конечно, не совсем подходящая для ночных размышлений тема…
– Тогда почему ты, черт возьми, об этом думаешь?!
– Какую чушь ты иногда несешь! – Холод в его голосе неожиданно сменился не то горечью, не то отчаянием. – Зачем ты вообще это говоришь? Или ты не веришь в то, что я тебя люблю?
– Разве я это сказала? Я просто говорила о том, что…
– Да, но признайся, что такая мысль у тебя была. – Он положил голову на подушку и вздохнул. – Что же, понимаю. У тебя есть основания для того, чтобы сомневаться в моих словах.
– Я не сомневаюсь в твоих словах, – сказала она, наклоняясь к нему. – Это просто полуночные мысли. Мне не спалось, и я задумалась, только и всего. Завтра утром я забуду это, как плохой сон.
– Может быть, я действительно сумасшедший, как все говорят, и так любить нельзя, нужно оставлять что-то себе. Но я не умею любить по-другому. Если люди любят… вполсердца, то это не любовь. Это черт знает что.
– Я тоже думаю, что ты сумасшедший, – призналась она. – И меня пугает то, каким разным ты иногда бываешь. Я никогда не узнаю тебя до конца.
– Даже если я и сумасшедший, то это меня не волнует. Потому что я безумно счастливый сумасшедший.
– Завтра мы не встанем.
– Конечно же, встанем. А даже если и нет, то пусть эти гости горят синим пламенем. Мы проведем весь день в постели.
– Если мы будем восполнять недостающее, то это рискует затянуться надолго.
– Я уже говорил, что самое главное – это уметь правильно распределять время.
– Я почти одета, – рассмеялась она, поворачиваясь к двери.
– Как это – почти? Женщина бывает либо одета, либо нет. Третьего варианта не существует.
– Смокинг тебе к лицу! – выдохнула Лия восхищенно.
– Что же, надеюсь, я ослеплю не всех представительниц прекрасного пола, а только половину. А платье тебе не просто к лицу. Такое впечатление, будто дожидалось именно тебя. – Константин перевел взгляд на ее ноги. – И остается только надеяться, что ты ни разу не падала с таких каблуков.
– Вот, это тебе. – Она протянула сверток Константину и замерла, глядя на то, как он разворачивает бумагу. – С днем рождения.
– Ты, наверное, не поверишь, – сказал он, – но мне ни разу в жизни не дарили карманных часов. Давным-давно я нашел в часовой лавке карманные часы и пару месяцев собирал деньги. А потом пришел, не нашел их и расстроился. Кто-то меня опередил.
– Я боялась, что это будет банальным подарком.
– Подарки не бывают банальными. Бывают люди, которые не умеют ценить подарки. – Он поднялся, обнял ее и поцеловал в лоб. – Это один из самых лучших подарков, которые мне когда-либо дарили. В миллион раз лучше драгоценностей, картин, хрусталя и всего остального. Мне кажется, одна дарственная надпись могла бы стать подарком. Она вполне достойна того, чтобы ее цитировать. Хотя… нет. Самые дорогие слова лучше сохранять для себя. – Он снова сел и принялся разглядывать часы с видом любопытного ребенка. – А ведь у меня нет ни одного костюма – «тройки». С чем же я буду их носить? Наверное, пришла пора купить пару таких костюмов. Как ни крути, я повзрослел на год, и я могу себе это позволить. Ну, почему ты не спрашиваешь у меня, где я был весь день? Или ты не заметила моего отсутствия?
– Конечно, заметила! Я была занята, мы с Бертой готовили еду на вечер, но это еще не значит, что я не замечаю, что происходит вокруг! Кстати, о еде. Надеюсь, утренний сюрприз тебе понравился?
– Разумеется. Мне уже лет девять не приносили завтрак в постель. И не говорили, что есть в постели нельзя, потому что потом все простыни будут в крошках.
– И не упрекали в том, что ты не доедаешь то, что тебе приготовили.
– А вот этого говорить не стоит, потому что от завтрака отвлекла меня именно ты.
– Как мне показалось, ты был не против.
– Это уже детали. – Он отложил часы. – Итак, я сегодня был в городе. Закончил пару дел, встретился кое с кем. А потом я решил пообедать в ресторане. Я сидел, пил бренди в ожидании заказа и вдруг подумал: почему я до сих пор не купил тебе подарок?
– Подарок? Мне? На… твой день рождения?
– Это, наверное, прозвучит пафосно или даже смешно, но сегодня наш общий праздник. Потому что сейчас я ощущаю себя так, будто родился заново. И этого бы не случилось, если бы рядом со мной не было тебя. Как я уже тебе рассказывал, последние несколько лет я хоть и справляю свой день рождения, но не чувствую праздничной атмосферы. Я справляю его для своих друзей. Это повод собраться вместе, поговорить. И еще это повод для того, чтобы отогнать одиночество на второй план. – Он помолчал. – Я стоял перед этими людьми, они поздравляли меня, дарили мне подарки. А я молчал, улыбался и думал: зачем мне все это нужно? Кого я пытаюсь убедить в том, что у меня все хорошо, и что я счастлив? И на следующий день после торжества я чувствовал такую усталость, будто я постарел года на три. А теперь я сказал тебе, что я повзрослел на год, и ничто у меня внутри не пошевелилось и не прошептало: «Э, нет, ты постарел, после тридцати только стареют». Я чувствую себя так, будто мне не тридцать четыре, а двадцать четыре. Когда я увидел тебя впервые, я уже знал, что все будет так. И после того вечера у меня дома я начал чувствовать, что мое время идет не вперед, а назад. Что я не старею, вопреки всем законам природы, а становлюсь моложе. И я бы все отдал, если бы это было именно так. Если бы сейчас у меня были те силы, если бы у меня сейчас было то здоровье, то все, наверное, было бы иначе.
– Если бы что-то было иначе, то иначе было бы все, – сказала она. – И, вероятно, мы с тобой вообще не были бы знакомы. Ты не думал об этом?
– Пожалуй, да, – ответил он, помолчав. – В этом есть своя правда. Как ни крути, у меня и сейчас есть остатки здоровья. И сил у меня достаточно. Хотя бы для того, чтобы сделать тебя счастливой. А ради этого я готов даже на то, чтобы отдать остатки здоровья и сил. Я еще утром хотел тебе сказать кое-что. Когда ты выбирала платье, я смотрел на тебя и думал о том, как ты изменилась с тех пор, как мы познакомились. Почему-то до этого мне и в голову не приходило попробовать оценить тебя со стороны, глазами чужого человека. Если бы мы с тобой были знакомы до этого, потом не встречались бы, а после снова встретились, то я бы тебя не узнал. Я помню, как неуверенно ты чувствовала себя в вечернем платье, а теперь ты сидишь рядом со мной, и в тебе нет ни капли неуверенности. Наоборот, ты готова сейчас выйти и ослепить своей красотой всех мужчин, а женщин заставить скрипеть зубами от зависти и злости. Ты проводишь вечера у меня в кабинете вместе со мной, только не разглядываешь мои наброски, как прежде, а читаешь. Мы ходим в театр, в оперу, в хорошие рестораны, хотя раньше одна мысль о таком времяпрепровождении вызывала у тебя нервную дрожь. Не знаю, конечно, хорошо ли это, что я так на тебя влияю. Вероятно, не будь рядом меня, ты бы жила другой жизнью.
– Но дело, конечно, не в том, хорошо это или плохо. Дело в том, что за все время нашего общения в тебе появилось что-то свое. Что-то, на что ты опираешься и растешь. Это заметно во всем: и в том, как ты разговариваешь с Габриэль, и в том, как ты обсуждаешь с Гиладом фотографические выставки, в том, как ты беседуешь со мной, как ты болтаешь с Бертой. Ты уверена в себе и начинаешь понимать, чего ты хочешь от жизни и от себя самой. Ты больше не ждешь, что кто-то примет за тебя решение, не робеешь, если оказываешься в сложной ситуации. Я заметил это уже давно, но задумался об этом только после того, как Боаз сказал мне: «А ты, похоже, хорошо на нее влияешь». Я говорил, что научить человека любить книги – это еще не значит хорошо повлиять на него. А он ответил мне, что хорошо повлиять на человека – это значит научить его быть собой. Показать ему, с чего начинается этот путь.
– Боаз прав, – ответила Лия. – И ты прав. Это все, конечно, очень неоднозначно – я имею в виду наши отношения. И я не знаю, как мне благодарить тебя за все, что ты для меня сделал. Банальным «спасибо» тут не отделаешься.
– Банальное «спасибо» придумали для тех людей, которые не умеют благодарить без слов. Тебе слова не нужны. Так что поднимись-ка и подойди к зеркалу, потому что твой подарок уже залежался у меня в кармане.
– Надеюсь, там не табак? – спросила она с улыбкой.
– О нет. Табак я подарю на день рождения Боазу. Я уже давно уговариваю его начать курить трубку. Я подарю ему какую-нибудь дорогую трубку и не менее дорогой кисет. Привезу из Дамаска. Правда, тогда он точно разорвет меня на части. Он ведь каждую неделю повторяет, что хочет бросить курить.
– Это голубой топаз, – нарушил молчание Константин. – Я ровным счетом ничего не смыслю в драгоценных камнях, а поэтому продавец в магазине, наверное, долго пил сердечные капли после моего визита – я замучил его расспросами. – Он отдал ей мешочек. – Серьги ты, наверное, наденешь сама.
– Это прекрасно, – сказала она, посмотрела на него через плечо и добавила: – И подарок, и то, как он преподнесен.
– А как же еще дарят украшения? Ты ведь не будешь надевать колье сама. Это, по меньшей мере, неудобно.
– Я не скажу, что мне никогда не дарили украшений, но все это вручалось очень буднично… прямо в руки.
– Да, мужчины в наши дни не умеют даже дарить украшения, – констатировал Константин мрачно, хотя не без обычных для него ноток высокомерия в голосе. – Когда я еще работал обычным аналитиком, у меня был хороший приятель, один из моих коллег. Однажды мы завели разговор о женщинах. Речь зашла о том, как можно сказать женщине о любви. Я спросил у него, читает ли он своей женщине стихи, гуляет ли он с ней по городу просто так, слушают ли они музыку вместе, целует ли он ей ноги… а он сказал мне, что нет. И я искренне удивился: а как же она знает, что он ее любит?
– Да, у современных мужчин возникают серьезные проблемы, когда речь заходит о любви, – кивнула Лия. – Сейчас никто и не подумает написать любовное письмо или, предположим, спеть песню под балконом, как это делали раньше. И, что самое страшное, женщины к этому привыкли.
– У меня для тебя есть еще кое-что. Если позволишь.
– Вашу руку, леди.
– Мне кажется, это чересчур, – произнесла она. – Действительно чересчур.
– Вовсе нет. Что я могу поделать, если все это шло в комплекте? – Он замолчал, и в его взгляде промелькнула нерешительность. – Это, конечно, не обручальное кольцо. И все же, Лия. Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.
– Замуж? – переспросила она.
– Да, – ответил он таким тоном, будто это был простейший вопрос по школьной истории. – Замуж. Понимаешь?
– Понимаю, но… нет, ты не должен думать, что я этого не хочу. Хотя, конечно, это очень неожиданно, и это не решение одного дня. И… я до сих пор замужем за другим человеком, если ты помнишь.
– Нет, не помню, – ответил он язвительно. – Как ты думаешь, люди часто забывают подобные вещи?
– Ты должен понимать, что я нескоро дам тебе ответ. И то, каким он будет, зависит не только от меня.
– Да. Я все прекрасно понимаю.
– Что бы ты ни подумал, я люблю тебя. И ты это знаешь.
– Что же я могу подумать? Может, тебе не понравилось кольцо?
– Кольцо прекрасно. – Лия погладила его по щеке. – Я люблю тебя, правда. Хотя это очень сложно.
– О, ты просто женщина-героиня. – Константин обнял ее за талию, и, приподняв, посадил на комод. – Я думаю, тебе надо поставить памятник при жизни. Ради этого я готов познать искусство скульптуры.
– Перестань, – сказала она, – я почти четыре часа крутилась перед зеркалом не для того, чтобы ты пришел и все испортил!
– Я испортил? Я?! Ни один смертный не вправе портить то совершенство, что создала сама природа! Разве что немного подпортить. Но только с условием, если совершенству это понравится.
– Отличная работа, – похвалил Константин, оглядывая украшенную гостиную. – Странно видеть это спустя не один год, но у меня впервые за долгое время не возникает тягостного ощущения приукрашенного одиночества.
– Твой дом подходит для праздников, – ответила Лия. – Ты часто приглашал гостей до того, как мы познакомились?
– Да. Правда, в основном, летом, потому что в теплое время года есть возможность накрывать в саду. Обычно мы с Марикой принимали тут важных господ из финансового мира и беседовали с ними исключительно о делах. Кстати, совсем забыл тебе сказать. Для той четы, с которой ты до сих пор не знакома, я – финансовый аналитик. Габриэль – писатель. Гилад – офицер, который служит в войсках связи. Боаз – ювелир.
– Ювелир? – удивленно переспросила Лия. – Он на самом деле как-то связан с ювелирным делом?
– У его отца была фирма по обработке драгоценных камней, и он хотел, чтобы после совершеннолетия Боаз стал одним из партнеров в деле. Поэтому майору с детства внушали любовь к драгоценным камням. Насколько я помню, во время армейской службы он даже умудрился получить какое-то специальное образование, связанное с ювелирным делом. Но потом выбрал другой путь. – Константин сделал еще глоток. – Я познакомлю тебя с его женой. Интересная женщина. Она тебе понравится.
– Шикарно выглядишь, конфетка. Ну что, повеселимся? – Она повернулась к виновнику торжества. – Сколько там тебе исполнилось? Двадцать с чем-то, кажется?
– Думаю, это не имеет значения, – ответил тот. – Цифры сами по себе – это такая глупость. Если, конечно, это не приличные денежные суммы.
– Вот, держи-ка. С днем рождения, и чтобы тебе каждый год было двадцать с чем-то. В противном случае я заберу подарок обратно.
– Чудесные вещицы, – прокомментировала Габриэль, разглядывая композицию. – Долго ты это собирал?
– Начал около десяти лет назад. Первое время покупал редко, а потом стал привозить что-то из каждой поездки, или просто покупать то, что понравилось.
– Десять лет, – ахнула она. – Подумать только! Неужели ты во всем этом разбираешься?
– Я бы не рискнул сказать, что разбираюсь – это основные знания. Но для того и пополняют коллекции: это возможность с каждым разом узнавать все больше и больше. Лиор отпустил тебя в одиночестве, да еще ко мне домой?
– Лиор? – хмыкнула она. – Кто это?
– Мы поняли друг друга, – кивнул Константин. – Леди, я могу предложить вам выпить и надеяться, что хотя бы одна из вас не обидит меня отказом?
– В общем, это отличная машинка, – резюмировал Гилад. – Я недавно купил себе такой, а потом подумал, что тебе тоже пригодится. И выброси, наконец, свой старый компьютер на помойку. Это настоящий хлам.
– Только подумай, сколько бы у нас было бумаг и ежедневников, если бы не карманные компьютеры!
– Лучше об этом не думать, – покачал головой Гилад.
– Ох, эти мужчины, – покачала головой Кристина. – Если заходит разговор о компьютерных игрушках, сотовых телефонах или машинах, то они могут беседовать целыми днями.
– Хорошо еще, что они беседуют не о футболе и не о женщинах, – хмыкнула Габриэль, взяв бокал с шампанским. – Тогда бы они разговаривали, а мы бы только успевали подносить им пиво и орешки.
– У нас цивилизованные мужчины, – улыбнулась Лия. – Они беседуют о компьютерах, технике и биржевых котировках.
– Ну, как тебе тут живется? – спросила она у Лии. – Вы еще не женаты?
– Нет, мы не женаты, – ответила она, наконец. – А живется мне хорошо. Разве может быть иначе?
– Наверное, твоих предшественниц что-то не устраивало, иначе они остались бы тут. Впрочем, что за глупая тема? – Кристина повернулась к Габриэль. – Как твоя новая книга? Понемногу продвигается?
– Да. Правда, не очень активно – в последнее время мне не пишется. Нужны новые впечатления. Думаю поехать куда-нибудь. Или завести новый роман.
– Новый роман вдохновляет на новый роман, – подытожила Кристина. – По-моему, звучит неплохо!
– Добрый вечер, – поприветствовал новоприбывших Константин. – Надеюсь, вы не промокли? Дождь льет как из ведра. А днем была такая замечательная погода. Я даже думал устроить прием на свежем воздухе.
– С зимней погодой нельзя шутить, она все равно тебя перехитрит, – сказал Боаз. – Как я вижу, почти все в сборе, и не хватает только многоуважаемых Коганов? Они, как всегда, прибудут с опозданием. Как непросительно для Эвана, человека, который имеет дело с деньгами, не ценить время других людей!
– Прошу вас. Констанция Толедано. Лия Слоцки.
– Очень, очень приятно, дорогая, – заговорила она, бегло оглядев Лию, и протянула ей руку. – Неужели в этом доме снова слышен женский смех? Я пока что не знакома с вами, но уже вижу, что мужчина ваш в выборе не ошибся. – Она наклонилась к собеседнице и добавила: – Впрочем, и вы не ошиблись тоже.
– О чем вы там шепчетесь? – осведомился Боаз. – Знакомы две минуты, а уже нашлись секреты!
– Секреты есть даже у незнакомых женщин, – заметила Констанция. – И даже, представь себе, касающиеся наших мужчин. – Она посмотрела на Константина. – Я не видела тебя несколько месяцев, как ты умудрился помолодеть на десять лет? Правильные женщины каждый день совершают чудеса, так что в личной жизни у тебя, конечно же, все хорошо. Отойдем на пару минут, я хочу отдать тебе твой подарок. Мы ненадолго, – обратилась она к Боазу и Лие.
– Надеюсь, ты понимаешь, что будет, если ты женишься на этой девочке? – спросила она, понизив голос.
– Конечно, понимаю. Но в последнее время я все чаще прихожу к выводу, что мне на это наплевать.
– Она чем-то похожа на Марику. – Констанция посмотрела на Лию через плечо. – Такая же хрупкая, но заключает в себе столько же силы. Как они чудны, эти маленькие женщины. Ну, во всяком случае, я ожидала от тебя именно такого ответа, и знаю, что все непременно будет хорошо. Ты ведь мне веришь?
– Разве я могу тебе не верить? Ты не ошиблась даже тогда, когда вышла замуж за Боаза, хотя мне до сих пор кажется, что это самая страшная ошибка в твоей жизни.
– Меня не волнуют все его увлечения, – сказала она. – Я выше этого, ты сам знаешь. Только я попробую уйти, как он вцепится в меня мертвой хваткой. Я знаю эту породу мужчин.
– Мне кажется, он сам до конца этого не понимает.
– Тем лучше. – Она подмигнула ему. – Мы оба знаем, что неведение дает преимущество тому, кто хранит тайну.
– Знаешь, что это? – спросила Констанция. – Сочинения Робеспьера. Коллекционное издание. 1920 год.
– Боже мой, где ты их достала?
– Не забывай, кем я работаю, и какие у меня связи. Я бы смогла достать тебе рукописи Робеспьера с именным автографом, если бы захотела.
– Это просто фантастика. – Он пролистал одну из книг. – Они в великолепном состоянии, будто лежали в музее под стеклом! Ты просто чудо. Давно мне не дарили коллекционных книг.
– Надеюсь, место в твоей библиотеке для них найдется. А теперь давай вернемся к гостям. Как бы они не заскучали.
– Судя по твоему счастливому лицу, подарок тебе понравился, – сказал Боаз, который уже успел налить себе вина и теперь беседовал с Гиладом. – Если бы Констанция знала, каков ты на работе, то ни за что не подарила бы тебе эти книги. Ты при желании можешь устроить какой угодно террор – и красный, и черный, и белый, и зеленый, и никакой Робеспьер с тобой не сравнится.
– Ты сошел с ума! Что я буду делать с такими деньгами?
– Наконец-то починишь яхту, и в следующий раз пригласишь нас всех на импровизированный круиз, – ответил довольный Боаз.
– Этой суммы мне хватит для того, чтобы купить новую яхту!
– О, только не преувеличивай, – поморщился он. – И давай-ка переговорим с глазу на глаз, я хочу кое-что тебе сообщить. Отдыхайте и развлекайтесь, дамы.
– Как хорошо находиться в теплом доме, когда на улице такая погода! Прекрасный вечер. Как ваши дела, Габриэль? Вы хорошеете с каждым днем, и неужели вы при таком положении дел до сих пор не замужем? Где же глаза у мужчин, и есть ли они у них вообще?
– У них слишком много глаз – это главная причина, – ответила Габриэль, доставая из сумочки сотовый телефон. – Извините, я вас ненадолго покину.
– Вы не выпьете шампанского? – спросила у нее Лия.
– Нет, благодарю. Я предпочитаю безалкогольные напитки. Ваши серьги просто чудесны, дорогая. Впрочем, как и колье. – Констанция взяла Лию за руку и наклонилась, разглядывая кольцо. – Какой чистый топаз!
– Спасибо. – Лия после секундного раздумья взяла со стола бутерброд. – Вы тоже ювелир, как и ваш муж?
– О нет, меня никогда не тянуло к камням. Я искусствовед, специалист по искусству Средневековья и раннего Нового времени. Год назад защитила докторскую диссертацию. У меня своя галерея в южной части города. Константин часто бывает у меня. Приходите и вы.
– Наверное, вы и сами рисуете? – предположила Лия.
– Довольно посредственно. Я иногда думаю, что выбрала эту профессию только потому, что сама в свое время не решилась на профессиональную художественную деятельность. Знаете, как иногда несостоявшиеся писатели идут в критики для того, чтобы испоганить карьеру другим. Но у меня, конечно, другие цели. Я люблю искусство как таковое и не люблю им заниматься. А поэтому изучаю прошлое и помогаю молодым и талантливым художникам добиться успеха. И надеюсь, что рисунки вашего мужчины когда-нибудь займут достойное место в моей галерее, потому что рисует он превосходно.
– Вам придется ждать очень долго, – рассмеялась Лия. – Для этого нужно, как минимум, убедить в этом его самого. Я уже пробовала – это сложная задача.
– Да, это нелегко, – согласилась она. – Но какой талант! Некоторые люди учатся годами для того, чтобы достичь такого уровня, а он в своей жизни не взял ни одного урока рисования. – Она посмотрела на часы. – Наши последние гости опаздывают. Может, они не придут вообще? Или же господин Коган явится в гордом одиночестве, без своей несносной женушки? – Констанция сделала шаг к Лие и наклонилась к ней так, будто желая сказать что-то не для чужих ушей. – Вы не представляете, что это за женщина. Ходячая настоятельница монастыря, которая корчит из себя светскую даму, не забывая каждый раз демонстрировать полное отсутствие культуры и такта. Таскается со своим религиозным воспитанием, как с писаной торбой, и приглядывает за другими – не дай Бог они сделают что-нибудь, что выходит за рамки общественной морали. Эван, ее муж – милейший человек. Умен, богат, воспитан. Он до сих пор работает как мальчик – и все ради семьи. А это существо, даже не потрудившееся в свое время получить образование, избрало центром своей жизни кухню, грязный фартук, половую тряпку и ежегодную беременность. Я по сей день спрашиваю себя: за что Эвану такое несчастье? Он мог бы найти такую жену, при одном взгляде на которую все мужчины вокруг лопались бы от зависти! Как известно, любовь зла… думаю, она женилась на его деньгах и на его положении. На то время у него уже был приличный капитал. Но все это, конечно, между нами, дорогая, – доверительно добавила Констанция.
– Я не ем после восьми, но как же перед этим устоять? – пожаловалась она.
– Я не думаю, что пара бутербродов вас испортит, милая, – сказала Констанция. – А вот урчание в желудке вполне может испортить вам вечер. Так что забудьте про диеты и угощайтесь.
– Наконец-то мы с вами увиделись в неофициальной обстановке, – сказал Эван. – Я уже было подумал, что вы решили постричься в монахи и не принимать гостей!
– Мне требовался отдых от людей. Вы знаете, я не люблю, когда вокруг меня много шума. Знакомьтесь. Эван Коган. Рита Коган, его жена. Лия Слоцки.
– Какой прекрасный цветок вы приютили у себя, мой друг, – сказал он. – С тех пор, как мы с вами общались в последний раз, в вашей жизни произошли серьезные перемены.
– Очень приятно, госпожа Слоцки.
– И мне, госпожа Коган, – ответила Лия с вежливой улыбкой.
– Поздравляю вас, Константин, – проговорила она тем же скрипучим тоном. – Я рада, что вы женились снова. Вам надо думать о спасении своей души. И о спасении душ остальных, если вы понимаете, о чем я.
– Пока что я не женился, госпожа Коган, – заговорил Константин вежливо. – Но Лия уже живет со мной.
– Надеюсь, я не шокировал вас, госпожа Коган? – осведомился тем временем Константин. – Я знаю, что вы обо мне не очень хорошего мнения, а поэтому предпочел говорить правду. – Он приложил ладонь к груди. – Я не так религиозен, как вы, но стараюсь придерживаться определенных моральных правил. Даже любовью мы занимаемся в темноте, а не при свете.
– Ну, знаете, – сказала она, – это чересчур!
– Я сказал что-то ужасное? Умоляю вас, простите. Я не хотел заставлять вас чувствовать себя неловко в моем присутствии. Но подробности моей личной жизни, как я знаю, очень интересуют вас, и поэтому я счел невежливым уходить от темы.
– Как у вас только поворачивается язык говорить такое! Подобные темы обычно обсуждают без посторонних и, тем более, без присутствия моего мужа!
– Не думаю, что ему понравилась бы эта мысль.
– Извините, что прерываю светскую беседу, но мы припозднились, и, наверное, вам не терпится произнести первый тост.
– Вас совсем не видно в последнее время, – сказал он Константину. – Где вы пропадаете?
– У меня много дел. Но я обещаю, что в скором времени навещу вас.
– Устают не от дел, а от делишек, – поправил его Эван. – Вам давно пора бы взяться за что-то масштабное. Почему бы вам не открыть свое дело? Я вращаюсь в этих кругах уже не первый год, и глаз у меня наметан. Вы бы быстро встали на ноги, а потом растоптали без жалости всех конкурентов. – Он наклонился к уху собеседника. – Хочу уведомить вас, что дела у госпожи Землянских сейчас идут как никогда хорошо. Она послала своего партнера, Янива, этого неудачника, к чертям, и теперь распоряжается всем сама. Что ни говори, а девочка пошла в отца. И что вы думаете, она удовлетворена тем, что у нее сейчас есть? Она строит такие планы, которые в ее возрасте не снились даже мне, мужчине, в мужском мире денег! – Эван покачал головой. – Сейчас не время говорить об этом, но с какой женщиной вы расстались…
– Надеюсь, сейчас рядом с ней достойный мужчина, – ответил Константин. – Который оценивает по достоинству ее талант финансиста и не жалуется на то, что у него не жена, а постоянно желающий наполнить себя денежный мешок.
– Но ведь вы сами понимаете, как обстоят дела. Это деньги! Всегда нужно держать руку на пульсе, быть в форме. Только вы оступитесь, только продемонстрируете нерешительность и слабость – и ваши конкуренты оставят вас позади. Это жестоко, но у финансиста карьера на первом месте. Вы любили друг друга, но вы оба видели свое будущее в финансовой сфере, а не среди кучи детей. Никто не виноват, каждый выбирает то, что выбирает. – Он снова понизил голос. – Я уверен, что с Марикой вы провели много приятных минут. В отличие от меня, человека, по глупости своей решившего жениться на этом существе. Она, конечно, не изучает двадцать четыре часа в сутки биржевые котировки, одновременно обсуждая по телефону куплю и продажу ценных бумаг и акций и не имеет в голове калькулятор, как госпожа Землянских, но… – Эван обреченно махнул рукой. – Что бы там ни было, а я уже уверился в том, что для карьериста такая партия – единственная возможная. Очень хочется верить, что с этой женщиной, – он почти незаметно кивнул в направлении Лии, – у вас все сложится иначе, и вы будете счастливы. Счастье, знаете, это такая неуловимая штука… она напоминает долгосрочный вклад. Вы вкладываете и вкладываете, нервничаете, что спускаете на это слишком много средств, а потом открываете этот вклад и говорите: «А, к черту, это мне не нужно». И понимаете, что наделали.
– Мы заждались, друзья, – окликнула собеседников Констанция. – Вы заставляете нас скучать.
– Благодарю, – кивнул он и поднял голову, оглядывая гостей. – Во-первых, друзья, я хочу поблагодарить всех вас за то, что вы пришли. Мне приятно ваше внимание, и, надеюсь, вы тоже не чувствуете себя здесь лишними. Здесь давно не было гостей, и поэтому мне вдвойне приятно видеть вас. Думаю, если бы наш круг был бы более широк, у меня бы не было ощущения уюта, которое я сейчас испытываю. Конечно, это не стоит расценивать как сомнительный комплимент в адрес тех, кого в этой комнате нет. – Константин улыбнулся и переложил бокал в другую руку. – Во-вторых, вы, конечно, ждете от меня тоста, хотя ни для кого из вас не секрет, что произносить тосты для меня равносильно изощренной средневековой пытке. Но теперь я стою перед вами, держу в руках шампанское, и мне уже не отвертеться. Можно было бы сказать много чего пафосного, но я ограничусь несколькими словами. Не своими, а словами господина Когана, которые я услышал от него минуту назад. Господин Коган сказал, что счастье напоминает долгосрочный вклад. Мы раз за разом отдаем некую сумму, с досадой думая о том, что тратим много денег, но не задумываемся о процентах, которые нам принесут эти деньги. Потом мы открываем этот вклад и успокаиваемся – ну, наконец-то мы больше не будем вкладывать деньги невесть куда. И только через некоторое время мы понимаем, что были недальновидны, и что надо было думать о последствиях. Я хочу пожелать вам, друзья, не открывать долгосрочных вкладов раньше времени. Наоборот – вы должны заботиться о них и понимать, что зачастую – да что там, всегда – количество и качество получаемого зависит от наших усилий.
– Браво, друг мой, – после короткой паузы сказал Эван и, оглядев гостей, салютовал бокалом. – До дна!
– А теперь, по всем правилам светского приема, виновник торжества должен устроить нам импровизированный концерт. Думаю, к нему присоединятся и другие присутствующие музыканты, а те, кто в свое время музыке так и не научился, с удовольствием послушают.
– Почему бы и нет? Идем, дорогая, – обратился он к Лие, – ты поможешь мне навести порядок в нотах.
– У вас чудесное кольцо! – заговорил Боаз, наклоняясь к ее руке. – Я его еше не видел.
– Я редко его ношу, – ответила госпожа Коган, всем своим видом показывая, что она считает ниже своего достоинства беседовать с этим человеком.
– Великолепная вещь. Вы позволите?
– Какая изящная оправа! – продолжал тем временем играть на публику Боаз, изучая кольцо. Он с первого взгляда понял, что камень не представляет собой ровным счетом ничего ценного, но удержаться не мог. – Держу пари, оно стоило как минимум тысяч пять…
– Что вы! – воскликнула глубоко оскорбленная госпожа Коган. – Это солитер! Хоть вы и ювелир, но в камнях ничего не смыслите!
– Это действительно солитер, Боаз, – упрекнула она мужа, с достойной похвалы выдержкой сохраняя серьезное лицо. – Нет ничего более серьезного, чем недооценить украшения женщины! Ведь они нередко говорят за нее.
– Константин говорит о долгосрочных вкладах, вы, Боаз, оцениваете бриллианты, – заговорил Эван. – Хочется верить, что вы хотя бы когда-нибудь отдыхаете от работы!
– Ну и ведьма эта госпожа Коган, – покачала она головой.
– Да, пренеприятная женщина. Из тех, кто за неимением желания задуматься о своей морали и об якобы общепринятых моральных нормах думает о морали других. Думаю, я ей не понравился с первого взгляда. Когда мы с Эваном познакомились, он пригласил меня к себе на ужин. Мы пришли вместе с Марикой. Было жарко – конец лета – и Эван устроил ужин на свежем воздухе, в саду. Марика надела платье, которое при определенной доле фантазии можно было принять за пеньюар. Ничего откровенного и безвкусного – обыкновенное коктейльное платье, настолько короткое, насколько позволяет коктейльный этикет. Видела бы ты, как госпожа Коган на нее смотрела! Создалось впечатление, будто Марика пришла голой. Мы познакомились с гостями, среди которых было много важных людей – Марика тогда как раз была в предвкушении очередного шага вверх по карьерной лестнице. В какой-то момент мы с Эваном отошли для того, чтобы что-то обсудить, а Марика переходила от одного гостя к другому, принимала комплименты, улыбалась, беседовала. Видимо, госпожу Коган такое положение дел не устраивало, а поэтому в какой-то момент она отвела ее в сторону и спросила прохладным тоном, не считает ли она свое платье неуместным для вечера с таким количеством гостей-мужчин. Марика сначала не поняла, что она имеет в виду, и даже оглядела свое платье: может, с ней действительно что-то не так? А потом госпожа Коган подошла ко мне, очень невежливо прервав наш с Эваном разговор, и задала мне следующий вопрос: «Скажите, господин Землянских, что вас интересует больше – беседа о финансах или тот факт, что с вашей женой кто-нибудь из гостей может сделать нехорошие вещи ?». Сначала я спросил, что она подразумевает под нехорошими вещами: может быть, предложение партнерства? Но госпожа Коган не собиралась отвечать, и тогда я сделал очередное предположение: может, она подразумевает секс? И, так как по ее лицу я понял, что она имела в виду секс, то ответил, что моя жена вольна распоряжаться своим телом так, как ей вздумается, я не буду против. Госпожа Коган разозлилась окончательно и велела мне убираться из ее дома, потому что она не потерпит, чтобы рядом с ее детьми были такие люди, как я.
– Кошмар, – с притворным разочарованием покачала головой Лия. – Вы ушли, даже не закончив ужина?
– Перед уходом я спросил, что так разозлило госпожу Коган – может, тот факт, что я дал не тот ответ, которого она ожидала? Или же то, что мои моральные нормы более продуманы и не так слепо ориентированы на религию, как ее? Но ответа я удостоен не был, а поэтому мы с Марикой купили бутылку шампанского и отправились смотреть закат в Старом городе. Мы нашли чудесное место, откуда открывается великолепнейшая панорама – все видно, как на ладони, а нас видно не было – и занялись нехорошими вещами.
– Эван, наверное, в свое время был не прочь приударить за Марикой, – сказала она.
– Этот джентльмен отличается такой же гибкостью взглядов, как и майор Толедано. Неужели ты думаешь, что госпожа Коган просто так ходит с ним? Или ей доставляет удовольствие проводить вечера в компании такого исчадия Ада, как я?
– Неужели она ходит за ним, как надзиратель? – удивилась Лия.
– Именно так, – ответил Константин, открывая одну нотных тетрадей. – Хотя, думаю, она чувствует, что он ей не верен. Что до Марики – когда-то у нас с Эваном был… скажем так, конфликт, связанный с ней, и после этого он свысока смотрит на моих женщин. Так обычно люди смотрят на то, что им никогда не будет принадлежать. Ладно, хватит обсуждать других за спиной. Начнем, пожалуй.
– Время для танцев, – сказал он.
– Отличная мысль! – поддержала его Габриэль. К тому времени она успела выпить еще пару бокалов шампанского, и было непонятно, как она до сих пор держалась на ногах – о танцах не могло быть и речи.
– Может, тебе не стоит танцевать? – заботливо спросила Лия. – Или хотя бы сними туфли, а то ты себе что-нибудь сломаешь.
– Хорошо, – ответила Габриэль и через секунду уже снимала туфли. При этом она наклонилась к аудитории, причем повернулась к мужчинам, и в очередной раз продемонстрировала свое декольте. Лия, заметившая это, со смехом покачала головой.
– Какая музыка лучше подойдет для разминки танцоров?
– Маэстро, вальс, пожалуйста, – попросил Боаз. – Дамы приглашают кавалеров. Вы не откажете мне, госпожа Коган?
– С каких это пор вы стали дамой, господин Толедано? – спросила она, вложив в эти слова всю иронию, на которую только была способна.
– Я решил сделать первый шаг и помочь вам побороть вашу природную скромность. Может, маэстро сыграет нам что-то более… религиозное?
– Пляски шаманов? – спросила Кристина. Ни она, ни Гилад практически не прикасались к алкоголю, но всеобщее веселье действовало на них положительно. – Дорогой, ты станцуешь со мной пляску дикой шаманки?
– Если это то, о чем я думаю, милая, то лучше будет сделать это наедине, – ответил Гилад.
– Я сыграю вам пляску очень дикой шаманки и не очень дикого зороастрийца, но при условии, что потом кто-нибудь сменит меня на посту, и я тоже получу возможность потанцевать, – заговорил Константин, расправляя ноты на пюпитре. – Ну, так что? Вальс или религиозные хороводы?
– Сэр, это вас, – сказала она, подходя к Константину. – Какая-то леди.
– Леди? На рабочий телефон? Уже начало первого! Я слушаю. Да, Нурит.
– Хорошо, я буду через час. – Он отключил телефон и поднял руку в попытке привлечь к себе внимание до сих пор спорящих гостей. – Я прошу прощения, друзья, мне необходимо срочно уехать. – Он положил руку Боазу на плечо. – Господин Толедано остается за старшего. Постараюсь вернуться как можно скорее и потанцевать. Эван, вы остаетесь за старшего маэстро. Прошу вас. – Константин пригласил его за рояль.
– Будет хора! – тут же решил Эван.
– Что происходит?
– Я должен навестить Нурит, – ответил Константин, надевая плащ.
– Неужели это так важно, что ты срываешься посреди ночи, да еще и в свой день рождения? Может, хотя бы раз в году работа может подождать?
– Дорогая, когда я вернусь, мы все подробно обсудим. – Константин погладил ее по волосам, обнял за плечи и поцеловал. – Я буду через пару часов.
– Не грустите, – сказала Констанция. – Вы умеете танцевать хору?
– Нет, – рассмеялась Лия. Ее родители не были религиозными людьми, и хора была для нее пережитком прошлого, танцем, который остался в далеком детстве, вместе с поиском «секрета» на Песах и переодеваниями на Пурим.
– Ах, дорогая! – Констанция чуть крепче сжала ее локоть. – Идемте. Я встану справа, а Эван – слева. – Она наклонилась к Лие и добавила, понизив голос: – А потом вы расскажете об этом вашему мужчине, и он получит возможность сорвать на ком-то свою злость по поводу поздних отлучек в свой день рождения.
– Друзья! Вы все заметили, как господин Землянских обошелся со своими гостями. Я думаю, вы понимаете, что такое поведение недостойно джентльмена. А поэтому мы обязаны дождаться его возвращения, после чего заставить его играть и танцевать. Он обещал нам и музыку, и танцы, верно? А джентльмен должен держать слово. Господин Землянских обидится, если мы лишим его возможности сдержать слово. А если он попробует отвертеться, мы применим к нему легкое физическое давление.
– Интересно, какое легкое физическое давление можно применить к господину Землянских без страха перед тем, что это давление вернется к вам в более грубой форме? – спросил сидевший за роялем Эван.
– Положитесь на меня, друг мой. – Боаз сделал успокаивающий жест. – Я знаком с ним давно и знаю его слабые места. А пока играйте, маэстро. Организационные вопросы оставьте мне.
– Надеюсь, господин Землянских не был бы против, пригласи я его женщину на танец? – спросил Эван, подойдя к Лие. – А она, в свою очередь, согласилась бы?
– Не знаю, что сказал бы господин Землянских, а я не имею ничего против, – ответила Лия.
– Вы очаровательны, – сказал Лие Эван, когда они уже кружились в танце. – Где вы учились танцевать?
– Меня научил Константин, – ответила она.
– Он учился танцевать с детства. Получил отличное светское воспитание. По нему это видно, правда?
– Да, – согласилась Лия.
– В его поведении, конечно, есть что-то милое и консервативное, но его извечная уверенность в том, что он все делает правильно, сводит на «нет» все минусы. Вы, разумеется, работаете не в финансовой сфере?
– Нет, я юрист.
– И с его бывшей женой вы, конечно же, тоже не знакомы?
– Нет, – снова ответила Лия. – Я могу узнать, по какой причине вас это интересует, господин Коган?
– Это обыкновенная светская беседа. Мне хочется узнать вас поближе, вы кажетесь мне интересным человеком. Правда, на мой взгляд, Константину вы не очень подходите, не сочтите за наглость. Обычно его интересуют женщины другого типа. Более…
– Более воспитанные? – предположила она. – Более светские ?
– Я прошу вас не воспринимать это на свой счет, – поспешил уверить ее Эван. – Но, видите ли, Константин – человек своеобразный, и его деятельность обязывает к тому, чтобы вращаться в определенных кругах. У вращающихся в этих кругах людей особые взгляды на жизнь, в том числе, и на окружающих. И уж тем более, на жен и мужей других. Вы понимаете, о чем я?
– Не очень, господин Коган.
– Жена должна соответствовать мужу по статусу, госпожа Слоцки. В финансовой сфере это имеет огромное значение. О человеке судят не только по его делам и по его словам, но и по его внешнему виду, а также по его мужу или жене. Достойный партнер по браку для нас – часть престижа, имени и репутации. Госпожа Землянских была женщиной, которая соответствовала Константину. Кроме того, она тоже вращалась в этих кругах и была отлично знакома с этим миром, а это тоже немаловажно.
– Я уже поняла, что госпожа Землянских соответствовала Константину, господин Коган. Поняла я и то, что вы завидовали ему, потому что у него была такая жена. Но не могли бы вы объяснить мне, какое отношение это все имеет к Константину и ко мне?
– Ваш мужчина научил вас не только танцевать, но и изящно говорить гадости. Я объясню, какое отношение это имеет к вам. Вы устраиваете Константина в качестве любовницы: вы красивы, умны, умеете произвести впечатление. Но он не женится на вас. Такие люди женятся на других женщинах.
– Вам не кажется, что вы говорите лишнее, господин Коган?
– Я бы удивился, если бы вам понравились мои слова. Но давайте посмотрим на это с другой стороны. Достаточно одного взгляда на вашего мужчину для того, чтобы понять, что он любит женское внимание. И редко остается верным той, которая находится рядом с ним. Ни для кого не секрет, что в последние месяцы его брака с госпожой Землянских они оба были… как бы это сказать помягче? В творческом поиске. Вас устраивает перспектива мужа, который будет изменять вам? – Эван сжал ее руку. – Может быть, стоит подумать и решить, чего вы действительно хотите? Хотите ли вы замуж, или же вам нравится внимание мужчины, статус которого выше вашего? В таком случае, не обязательно выбирать такого человека, как господин Землянских. Есть мужчины умнее и состоятельнее. Или я не прав?
– Вы неправы в двух вещах, господин Коган. Во-первых, вы зря женились на женщине, которая не подходит вам по статусу, и из-за которой вы теперь говорите мне все это. Во-вторых, вы зря пригласили меня на танец.
– Позвольте, госпожа Слоцки, но вы ведете себя недостойно! – начал Эван, но Лия уже направлялась к одному из кресел.
– Что случилось? – спросила она удивленно.
– Все в полном порядке, дорогая. Вы можете продолжать. Или, может, сыграет кто-то другой, а я приглашу на танец вас?
– Может быть, вы объясните нам, что произошло? – заговорил Боаз, и в его голосе послышались требовательные нотки. – Наверное, леди не просто так бросила вас посреди танца?
– Леди не понравился тот факт, что ее мужчина любит женское внимание, – ответил Эван, присаживаясь. – Но разве я солгал, господин Толедано? Каждый мужчина грешит подобным, игосподин Землянских – не исключение.
– Господин Землянских – любитель женского внимания? – вмешалась в разговор Констанция. – Вы, верно, уже выпили свое, Эван. Спросите любую женщину, которая знакома с ним – он настоящий джентльмен во всем, что касается слабого пола.
– Вы – умная женщина, Констанция, – сказал он. – Неужели вы не знаете, что все мужчины по природе своей полигамны? Перед вами есть живой пример – ваш муж.
– Я прошу вас прекратить этот разговор и не предъявлять необоснованных обвинений, – произнес Боаз, и по его тону можно было понять, что он теряет терпение. – Вы, вероятно, можете похвастаться кристально чистой репутацией и твердыми моральными принципами, но хозяин этого дома – мой друг, и я запрещаю вам говорить что бы то ни было о нем за его спиной. Тем более что ваши обвинения не стоят и выеденного яйца, ибо все знают, что они лживы. Так уж и быть, я и словом не обмолвлюсь о том, что вы говорили сейчас, равно как и о том, что вы вели себя с госпожой Слоцки более чем вызывающе. Вы можете говорить все, что угодно, в мой адрес, но если вы скажете еще одно слово в адрес Константина, то я вышвырну вас отсюда без сожаления. Надеюсь, вам это ясно?
– Что на вас нашло? – не выдержал Гилад. – Мы все выпили, но это не повод для того, чтобы ссориться. Может, хватит?
– Вы говорите дело, господин Гордон, – ответил Эван. – А поэтому я считаю, что не вправе стеснять вас своим присутствием. Позвольте откланяться. Идем, дорогая.
– Каков наглец! – до сих пор злился Боаз. – Если бы Константин был здесь, то за один намек на такие речи он бы выгнал его взашей!
– Полно, любимый, – сказала Констанция, обнимая мужа за плечи, после чего обратилась к гостям: – А почему бы нам не сыграть в покер?
– Вот за это Константин выгнал бы взашей нас всех! – рассмеялась Кристина.
– Полагаю, он бы с удовольствием к нам присоединился, – возразил Боаз и повернулся к Лие: – Ну, где у нас карты, хозяйка? И, может, мы выпьем еще немного? У нас впереди вся ночь.
– Идем, подышим свежим воздухом, конфетка, – предложила Габриэль. – Тут душно. А на игру ты еще успеешь насмотреться. Их теперь и за уши от стола не оттянешь. Будут сидеть до победного конца.
– Экий фрукт этот господин Коган, – проговорила Габриэль, закуривая. – Чего он там тебе наговорил?
– Ничего такого, – пожала плечами Лия. – Просто это было сказано таким тоном, будто я уличная девка, и все, что мне нужно от мужчины – это деньги.
– Господину Когану не хватает уличных девок, – хмыкнула Габриэль. – Его жена, воспитанница пансиона благородных девиц, стесняется даже разуться при нем, и он видит уличную девку в каждой женщине. На твоем месте я влепила бы ему пощечину, да такую, чтобы он надолго запомнил.
– Чтобы господин Коган пожаловался Константину на то, что я его бью?
– Сейчас ему все равно, он занят другими вещами. – Она сцепила пальцы и посмотрела в окно. – Интересно, и что подарила ему доктор Мейер? Тебе не кажется, что он к ней ходит слишком часто?
– Я не думаю, что он поехал бы к ней просто так, оставив дома гостей, только потому, что ей этого захотелось.
– Как мне нравится твоя наивность, Лия. Где те годы, когда я была так же наивна и верила всему, что говорят мужчины? Я ничего не буду тебе говорить. Слава Богу, у тебя есть своя голова на плечах, и варит она хорошо. Но я хочу, чтобы ты внимательно пригляделась к этому мужчине, дорогая. Посмотри на него, со всеми его деньгами, с его работой, с его карьерой, с его талантами, с его отношением к жизни и с его высокомерным отношением к людям. Посмотри на женщин, которые крутятся вокруг него. А потом вспомни то, что он тебе рассказывал. Ты уверена, что любишь его, а не образ, который придумала сама, а он услужливо помог тебе его создать? Хотя, конечно, надо отдать ему должное – если он решает вскружить кому-то голову, то делает это мастерски. Ему и не надо делать для этого что-то особенное, все получается само собой. Это еще один из его талантов. – Габриэль выпустила дым через ноздри. – Думаю, если бы он был женщиной, мужчины не давали бы ему прохода, и это была бы девица легкого поведения.
– Сейчас ты будешь рассказывать мне о его романе с Нурит? – спросила она.
– Роман с Нурит тут не при чем. Надо быть взрослее и оценивать мужчин с практической точки зрения. Так, как в свое время сделала его бывшая жена, когда от него ушла.
– Прекрати, Габриэль. Ты не знаешь, какие у них были отношения, но позволяешь себе судить об этом.
– Вижу, тебя это задевает?
– Нисколько, – ответила она. – Меня задевают твои глупые россказни. Если относиться к мужчинам так меркантильно, то можно вообще не выйти замуж.
– Замуж? – переспросила она. – А он уже предложил тебе выйти замуж?
– Вот так раз. – Габриэль наклонилась вперед и, близоруко прищурившись, принялась разглядывать подарок. – Значит, замуж? Ну-ну. А с мужем ты уже развелась?
– Даже если я и не разведусь с ним в ближайшее время, то жить с ним не буду. Мне давно надо было признаться себе в том, что я его не люблю.
– Ах, конфетка, – покачала головой Габриэль. – Когда-то и я вышла замуж по большой глупости, а потом развелась. Слава Богу, у меня хватило мозгов не заводить детей. А ведь хотела до безумия. – Она сделала неопределенный жест рукой. – В общем, Лия, решай сама. А роман с Нурит у него был занимательный. Об этом трещал весь отдел.
– Удивительно было бы, если бы он хотя бы на пять минут перестал трещать, – в тон ей ответила Лия и посмотрела на часы. – Ну, и где его обещанное «я скоро буду»? – Она достала из сумочки сотовый телефон, набрала номер и недоуменно посмотрела на экран. – «Абонент отключен»? Не понимаю…
– Иногда телефон отключают тогда, когда не хотят, чтобы кто-то мешал, – проговорила она.
– Не порть мне настроение, – сказала она. – Если хочешь, оставайся здесь. Я пойду играть.
– Правильно, детка. – Габриэль приоткрыла окно еще немного и принялась изучать луну, которую почти не заслоняли облака. – Если не везет в любви, то в картах повезет обязательно.
– Добрый вечер, – сказал гость, снимая плащ. – Надеюсь, ничего страшного не случилось? Все живы и здоровы?
– Да, – устало кивнула Нурит. – Прошу тебя, проходи. Ты хочешь выпить?
– Нет, спасибо, сегодня я уже успел немного выпить, – ответил Константин, запоздало пожалев о чистосердечном признании.
– И после этого ты сел за руль?
– Я выпил немного, и, как видишь, доехал в полном здравии. Кроме того, у тебя был такой голос, что я не ехал, а летел.
– Может, кофе?
– От кофе я бы не отказался.
– Эдна, принеси мне и господину Землянских кофе. Мы будем в кабинете.
– Сколько сахара, сэр? – услужливо спросила та, посмотрев на Константина.
– Сахара не надо. Черный кофе, и, пожалуйста, покрепче.
– Где же копия Пикассо? – спросил Константин, присаживаясь в одно из кресел.
– Она мешает мне сосредоточиться.
– Наверное, я должна поздравить тебя, пусть и с опозданием, – сказала она. – И попросить прощения за то, что отняла тебя у гостей. Но мне было необходимо побеседовать с тобой с глазу на глаз. Твой подарок готов, ты можешь забрать его, когда захочешь.
– Спасибо. Заберу на следующей неделе. Так что же случилось?
– Сегодня мне позвонил один джентльмен, – начала она. – Лично ты с ним не знаком, но, думаю, слышал о нем. Его зовут Башар, он один из приближенных Мустафы.
– А, прихвостень императора, который собирает для него сплетни за жалкие подачки?
– Да, Константин. Только иногда эти сплетни на поверку оказываются ценным материалом. – Нурит положила руки на подлокотники кресла. – Башар сообщил мне две вещи. Одна из этих вещей касается меня, а вторая – тебя. Надо сказать, последняя меня удивила, потому что я услышала об этом впервые.
– Я могу узнать, что тебе рассказал этот пройдоха?
– Думаю, ты сам можешь мне об этом рассказать. Тем более что эта вещь заставила меня посмотреть на тебя совсем другими глазами и задуматься о некоторых вещах.
– Не понимаю, к чему ты клонишь, Нурит. Ты можешь сказать прямо, и таким образом мы сэкономим пять минут. Я обещал Лие, что скоро вернусь.
– Лия может подождать, потому что разговор предстоит важный. Тебе знакомо имя Салаха Абу Шарифа?
– Если ты говоришь о той истории с террористами, то я не понимаю, что тут может быть неизвестно. Ты знаешь все. – Он улыбнулся. – Если бы не Салах, мы бы с тобой не встретились.
– Когда ты, будучи сотрудником оперативной группы, встретил Салаха и четырех его коллег в тот день, это была ваша первая встреча?
– Это была ваша первая встреча, Константин? – повторила доктор Мейер. – Что бы ты сейчас ни ответил, советую тебе не лгать. Для твоего же блага.
– Нет, – ответил он. – Но рассказывать, полагаю, не имеет смысла, ты уже все знаешь.
– Я решила, что это полная ерунда, и поэтому спрашиваю тебя.
– Тут жарко. Ты не возражаешь, если я открою окно?
– Чувствуй себя как дома. – Нурит следила за его передвижениями по комнате. – Может, ты все же хочешь выпить? У меня есть хороший коньяк.
– Я уже сказал, что я не хочу пить. – Он вернулся в кресло. – Как этот сукин сын об этом узнал?
– Это его работа, – ответила она. – Ведь Мустафа ему за это платит.
– Ну, и чего ты ожидаешь от меня теперь?
– Объяснений. Не подумай, что я в чем-то подозреваю тебя, но меня шокировала эта информация.
– Тебе не в чем меня подозревать! Неужели ты не понимаешь, что он искал на меня компромат?!
– Зачем он это делал?
– Я уже сказал, что не знаю! И не представляю, где и как он мог достать подобную информацию!
– Первая часть истории произвела на тебя впечатление, – удовлетворенно кивнула доктор Мейер. – А теперь послушай вторую часть. Теперь будешь шокирован ты, и я предлагаю тебе присесть.
– Об этом, как я понимаю, никто не знает? – спросил он.
– Нет. Об этом не знает даже Лилах. Как ты понимаешь, я не собираюсь ей рассказывать.
– А теперь об этом знает Башар. И я. – Константин повертел на пальце перстень и впервые за несколько минут посмотрел на Нурит. – Ну, доктор, как вы умудрились хладнокровно убить собственного мужа, да еще таким образом? И это после того, как вы дали клятву Гиппократа?
– Виктория Бейнер. У тебя было благозвучное имя. Думаю, нам стоит выпить. Как ты на это смотришь? Только, пожалуйста, никаких психотропных средств. Я люблю пить чистый коньяк.
– Твой чудовищный цинизм заслуживает уважения, – заметила хозяйка кабинета, поднимаясь и подходя к небольшому бару. – Такое впечатление, будто я рассказала тебе о том, как я провела вчерашний вечер.
– А как же я должен реагировать, доктор? Может, заламывать руки и кричать, что вы убийца? Кроме того, я, можно сказать, понимаю ваши чувства. Убивать людей – это не такое уж высокоинтеллектуальное занятие, но в жизни бывают разные ситуации.
– А чем же занимаетесь вы, капитан, если не высокоинтеллектуальным убийством? – спросила Нурит, поставив на стол две рюмки и снова заняв свое кресло.
– Пусть будет так. Добро пожаловать в мир моих демонов, доктор. И я рад, что вы дали мне возможность заглянуть в мир ваших.
– Никогда не любила крепкие напитки, – сообщила она гостю. – Этот коньяк стоит тут уже целую вечность, и пьют его только посетители.
– У тебя, верно, были хорошие связи с полицией, – заметил Константин, возвращая свою рюмку на стол. – Будь я на месте какого-нибудь офицера, то в первую очередь подозревал тебя.
– В доме, где живут два психиатра, полно шприцов и психотропных средств. Они пытались что-то откопать, но, как ты понимаешь, ни шприца, ни аптечки не нашли, а посему через три-четыре недели развели руками. Или же им нашептали о том, чем занимался мой муж, и они решили его не трогать.
– Как доктор Абу Талиб связан с Мустафой?
– Доктор Абу Талиб – двоюродный брат Салаха Абу Шарифа. Он долго сотрудничал с «37». В основном, доставал психотропные препараты. Кроме того, у Хусни и у Салаха были связи в наших кругах. Они ограничивались парой-тройкой сотрудников аналитического отдела, которые поставляли ему информацию и одним человеком из отдела по ведению допросов.
– Ицхак. – Константин подпер голову рукой. Нурит знала, что сейчас он обдумывает сказанное и услышанное. В такие моменты его взгляд становился прозрачным – создавалось впечатление, будто капитан Землянских не перебирает в уме варианты решений и не пытается спрогнозировать возможные результаты, а размышляет над увиденной картиной или прочитанной книгой. – Я слышал, что он знал Мустафу. Не удивлюсь, что его желание наживы свело его в могилу. Но доказательствами мы не располагаем, это просто слова.
– Я знаю, что у тебя тоже есть связи с Мустафой, – сказала она.
– Мы обменялись парой писем, но я не вижу возможности выйти на более серьезный контакт. Кроме того, я не хочу этого делать. Мне хватает мыслей о тех дровах, которые наломал «комиссар». Ну, и с какой же целью Башар сообщил тебе эти интересные подробности? Вежливо предложил тебе внушить руководству, что стоит оставить в покое террористическую группировку «37» и дать ей возможность процветать? Вырисовывается отличная картина. Собрать компромат на каждого из нас и заставить всех внимательнее приглядываться друг к другу. Потом каждый заявит о том, что лучше оставить в покое группировку «37», и тогда мы перегрызем друг другу горло, начав с того, кто заговорит об этом первым. Кто же останется равнодушным к угрозе придания огласке нелестных подробностей из прошлого? Для того, чтобы это скрыть, человек может пойти на все, всех волнует только собственная спина, которую нужно прикрывать. А пока мы будем рыть друг под друга, проводя часы в размышлениях о том, кто виноват, информатор вынесет все необходимые документы из архива, и тогда руки у Мустафы будут развязаны окончательно. – Константин помолчал. – Наши с тобой истории уже известны, чистое как стекло прошлое Гилада и его непричастность к истории с «комиссаром» сами по себе подозрительны. Но что же с Боазом? Я знаком с его бывшими коллегами, у него кристально чистая репутация. Командный состав носил его на руках.
– Может быть, стоит спросить у него об этом прямо? – предложила Нурит.
– В любом случае, придется объяснить ему ситуацию. Я поговорю с ним, как только у меня будет такая возможность. Хотя вряд ли он с удовольствием расскажет мне какую-нибудь душераздирающую историю только потому, что я его попрошу. – Константин в очередной раз покачал головой, разглядывая манжеты рубашки. – Подумать только, какой ловкач этот Башар! Но подготовился он хорошо, признаю.
– Мы с тобой заговорились, – сказал он. – Мне пора домой.
– Спасибо, что пришел. Мне стало немного легче после того, как я рассказала это тебе.
– Не сказал бы, что мне стало легче при упоминании о Салахе, но я сделаю вид, что это так. – Он кивнул на прощание. – Благодарю за беседу и за пищу для размышлений, доктор.
– Удивительно, что ты не отпускаешь никаких шуток на тему психотропных средств.
– О, что ты, я не посмею. Я безмерно счастлив, что ухожу из твоего дома живым.
– Я хотел вернуться раньше, прошу прощения, – заговорил Константин. – Дело в том, что…
– В чем дело? Мне бы тоже хотелось знать. Ты мог позвонить и предупредить, что будешь поздно. Я звонила тебе, но твой телефон был отключен. С каких пор ты отключаешь личный телефон по вечерам, тем более тогда, когда уезжаешь из дома? Мне надо было сидеть и гадать, где ты и с кем ты?
– Я сказал, что уезжаю к Нурит.
– Ну конечно, ты был у Нурит, и поэтому отключил телефон.
– Я отключил телефон потому, что нам надо было поговорить. – Он поднял руку, жестом заставляя ее молчать. – Не надо устраивать сцен, Лия. Ты знаешь, какие у меня отношения с Нурит, и повода для ревности я тебе не давал.
– Ты будешь чай? – спросила она.
– Кофе, если можно. А тебе давно пора спать.
– И ты думаешь, что я легла бы в кровать и уснула, когда ты не отвечаешь на телефон? И еще Габриэль со своими россказнями…
– Что она рассказала тебе на этот раз? Во всех подробностях описала наш роман с Нурит?
– Нет, но в свете того, что от тебя снова пахнет ее духами, а также в свете твоего прошлого визита к ней…
– Лия, я хочу тебе кое-что сказать. Во-первых, будет лучше, если ты будешь пропускать рассказы Габриэль мимо ушей, потому что она городит чушь. Во-вторых, тебе стоит слушать то, что рассказываю я, потому что я лучше осведомлен о своей личной жизни. Да, у нас с Нурит близкие отношения, они уже давно перешли границу отношений коллег. Но это еще не значит, что у нас роман. Когда-то я по слабости воспользовался ее чувствами, о чем до сих пор жалею. Я хожу на лекции, которые она читает. Она дает мне литературу по медицине. Иногда мы обедаем вместе. Я не буду отрицать того факта, что Нурит ко мне неравнодушна. И, как я уже говорил, я сам виноват в том, что тогда все так получилось.
– Я все понимаю, тебе не стоит раз за разом повторять одно и то же, Константин. Но дело не в Нурит. Дело в твоей бывшей жене. – Она поставила чашки на стол и присела. – Иногда у меня такое ощущение, будто я – ее тень. Такое чувство, будто ты видишь во мне ее, и хватаешься за соломинку. Ты любишь не меня, ты любишь ее.
– Если я скажу, что ты права, то солгу. Если я скажу, что ты не права, то это тоже не будет правдой. Я до сих пор люблю ее, но это другое чувство. Ты похожа на нее, но ты – это не она. И люблю я тебя, а не ее.
– Ты даже во сне говоришь ее имя. – Лия достала из чашки пакетик. – Несмотря на все твои слова, я чувствую какую-то преграду, которая не дает тебе оставить это все. Что должно случиться? Кого ты должен встретить, что должно тебя встряхнуть? Может, я должна что-то сказать или сделать?
– Я был бы рад оставить все в прошлом, но некоторые вещи мы не в состоянии вырвать из памяти. Или из души – не знаю, как будет правильнее. Когда-то эта женщина для меня значила очень много. Когда-то я был готов умереть ради того, чтобы эти отношения, хлипкие, как карточный домик, просуществовали хотя бы еще пару дней. Не знаю, знакомо ли тебе это чувство – хотя, конечно, лучше бы не было знакомо – когда ты знаешь, чем все закончится, умом понимаешь, что конец близок, но что-то внутри предательски шепчет тебе: «Еще чуть-чуть, еще чуть-чуть. Вот видишь, вы улыбнулись друг другу, смеялись над одной шуткой, гуляли вместе, держались за руки, она поцеловала тебя на прощание. Все не так уж плохо». А потом тебе говорят: «Я решила, что мне стоит уйти. Надеюсь, ты не будешь меня держать». И ты чувствуешь, что у тебя вырвали сердце – просто взяли и вырвали, даже не спросив, не потрудившись перед этим сделать наркоз. Нет, тебе не больно, не страшно, потому что и боль, и страх уже давно пережиты. Это такая пустота, что тебе не хочется кричать, ругаться, бить тарелки. Тебе не хочется плакать. Тебе вообще ничего не хочется. Ты только спокойно говоришь себе: «Да, это конец». Еще пару месяцев назад от этой мысли можно было умереть от ужаса, а теперь ты спокойно признаешься себе в этом, и на душе у тебя не хорошо, не плохо, а просто никак. Будто тебя выпотрошили, осталась одна только оболочка. Эти ощущения прячутся где-то в глубине души, кажется, так глубоко, что их уже не достать. Но одна только мысль об этом, одно только беглое воспоминание, один незначительный образ заставляет их ожить. И, поверь мне, Лия, они не теряют своей силы. Они так же приводят меня в ужас, как и семь лет назад. И каждый раз, когда я думаю о том, что мне надо стукнуть кулаком по столу и сказать тебе: «Черт возьми, разводись с этой нищей больничной крысой и выходи замуж за меня!», именно эти ощущения меня останавливают. А стукнуть кулаком по столу я могу, тут ты можешь мне поверить.
– Тогда почему ты не сделал этого семь лет назад?
– Я тоже хочу тебе кое-что сказать, – заговорила Лия. – Пожалуйста, не думай, что я не понимаю тебя. Если бы я не понимала тебя, меня бы здесь не было. Несколько часов назад ты предложил мне руку и сердце, и, надеюсь, ты знаешь, что это ставит меня перед сложным выбором. Я приму решение, ты можешь в этом не сомневаться. Дело в том, что ты тоже стоишь перед сложным выбором. Только, в отличие от меня, то ли не осознаешь этого, то ли не хочешь принимать решение. Не ты ли говорил мне, что я изменилась после встречи с тобой, и что способна самостоятельно принимать решения? А изменился ли ты? Разве отношения – это односторонняя работа? – Она отставила чашку. – Я хочу, чтобы ты женился на мне, а не на Марике. Но на данный момент ты к этому не готов. А поэтому, Константин, мы сделаем следующее. Завтра я вернусь к себе домой. У меня будет время подумать и принять решение. И у тебя будет время. Столько, сколько ты захочешь, как ты любишь мне говорить. Мне тяжело принимать тебя таким, какой ты есть, и думать о том, что в тебе еще миллион вещей, о которых я и понятия не имею. Но я учусь с этим мириться. Я требую от тебя немного. Но, надеюсь, ты понимаешь, что для меня это важно.
– Конечно. – Он сцепил пальцы и, по-прежнему не поднимая глаз, принялся изучать пакетик из-под чая на блюдце. – Я просто хочу, чтобы ты знала: я люблю тебя. Не Марику. Не Нурит. Не Габриэль и не всех тех женщин, которые у меня были. Если бы я мог изменить свою жизнь, я бы сделал всего пару изменений, и все было бы иначе. Я был бы другим человеком с другой судьбой.
– Давай закончим этот разговор и пойдем спать, Константин, – подытожила Лия. – Я буду ждать от тебя ответа. Яхочу определенности. У тебя будет определенность. Дело за тобой.
– Да. – Он снова взял чашку. – Ты можешь подниматься. Я приду минут через двадцать. Мне хочется подумать в тишине.
– Ты оглох? – окликнула Гилада Габриэль. – Я повторяю еще раз – подойти и посмотри! Это моя подруга, – показала она фото светловолосой девушки. – Красивая?
– Да, – согласился Гилад.
– Держу пари, ты готовишь речь победителя, – сказала она.
– Мне нужно будет что-то говорить? – всполошился Гилад.
– А сказать спасибо папе, маме, любовнице и мне?
– Не пугай меня, Габриэль. Я ни за что не соглашусь на то, чтобы произносить речь. Пусть Константин сделает это за нас обоих.
– Он постоянно делает что-то за других. Может, хотя бы один раз кто-то сделает что-то за него?
– Сегодня капитан наденет форму, – снова заговорила она с мечтательными нотками в голосе.
– Почему бы тебе не признаться, что ты к нему неровно дышишь? – предложил Гилад.
– Почему бы тебе не сменить пластинку? – спросила в ответ Габриэль. – Эта уже устарела, проигрыватель устал, а Лия всегда ходит рядом, пусть даже у нее сегодня выходной. Впрочем, на и так знает, что стоит мне приложить определенное усилие – и у моих ног будут все мужчины, включая нашего начальника.
– Что? – продолжила она. – Ты мне не веришь? Я могла бы понять доктора Мейер, которой ничего не светит, или кого-нибудь еще – это зависть. Но ты ведь можешь посмотреть на это с другой стороны.
– Похоже, Константин тоже к тебе неравнодушен. Но я бы не стал утверждать с полной уверенностью.
– Или ты трепло, – сказала она, – или ты знаешь что-то, чего не знаю я.
– Что ты, что ты. Но по тому, как он на тебя смотрит… так, будто ты уже принадлежишь ему, если ты понимаешь, о чем я, можно сделать определенные выводы.
– Он так смотрит на всех женщин. – Габриэль махнула на него рукой. – Трепло. Хотя я прекрасно знаю, что он ко мне неравнодушен. Да и ты тоже. Так что лучше помолчи. Обдумывай речь.
– Вы не торопитесь? Все уже в зале. – Он оглядел Габриэль и удовлетворенно кивнул. – Так непривычно видеть вас в длинной юбке. Я рад, что белье наконец-то высохло, и вы смогли надеть свой лучший костюм. Вы неотразимы, и это правда.
– Я прошу тишины, – сказал господин директор, подняв руку, и голоса в зале умолкли.
– Я собрал здесь всех вас, дамы и господа, для того, чтобы сообщить вам о важном решении, – снова заговорил господин директор. – Мне было нелегко принять его в силу обстоятельств, в тайну которых посвящены только сидящие за этим столом, – он обвел рукой своих соседей, – но я сделал этот шаг. И я уверен, что не буду об этом сожалеть. Как известно многим из вас, господин, который сидит по правую руку от меня, почти два года выполнял работу нечеловеческого масштаба – он одновременно занимал должность главного аналитика и замещал руководителя отдела по ведению допросов. Признаю, что этот срок затянулся. Признаю и то, что этот господин держался достойно, и ни разу я не услышал от него ни одной жалобы. Разве что пару просьб о двухдневном отпуске, да, капитан? – сказал господин директор чуть тише и с улыбкой посмотрел на Константина.
– Было и такое, сэр, – согласился тот.
– К сожалению, я не могу повернуть время вспять и вернуть капитану потраченное время и нервы, – продолжил господин директор. – Моя благодарность будет иной. Капитан Землянских займет пост руководителя отдела по ведению допросов. А пост руководителя аналитического отдела займет его заместитель, лейтенант Гилад Гордон. Я думаю, что два достойных джентльмена получили достойные должности. Вы согласны со мной?
– Если уж нам представился случай, – произнес господин директор, когда аплодисменты стихли, – то следует сказать пару слов о достойных джентльменах. Сначала мы поговорим о капитане Землянских. Мы начнем с капитана – думаю, лейтенант не будет против. Звание есть звание.
– Капитан Землянских начал свой путь с того, что работал рядовым аналитиком. Через некоторое время он стал консультантом главного аналитика, потом – его заместителем, а после этого получил тот пост, который он занимает на сегодняшний день. Следует упомянуть и о том, что тогда он был самым молодым специалистом, который когда-либо занимал эту должность. На счету капитана Землянских внушительное число спланированных операций, частью из которых он, не только аналитик, но и стратег, руководил лично. К особым заслугам капитана Землянских стоит отнести последние операции по точечной ликвидации подозреваемых в связи с террористическими группировками лиц. До этого капитан не занимался точечными ликвидациями, но они были выполнены блестяще. Также капитан лично занимался допросами, что тоже было новым для него делом. Судите сами, дамы и господа – если капитан Землянских не достоин того, чтобы занять пост руководителя отдела по ведению допросов, то не могли бы вы предложить альтернативный вариант?
– Госпожа Нафтали, видимо, расчувствовалась, капитан? – спросил он вполголоса.
– Думаю, что так, сэр. Во всяком случае, она никогда бы не стала проявлять такое неуважение к сидящим за одним столом с ней людям просто так.
– Надеюсь, госпожа Нафтали будет чувствовать себя хорошо. – Он снова поднял голову. – А теперь, дамы и господа, пришла очередь второго достойного джентльмена, лейтенанта Гилада Гордона. Вам ведь тоже скоро предстоит надеть капитанские погоны, Гилад? Нужно соблюдать традицию – пост главного аналитика уже не один год занимают исключительно капитаны.
– Ты можешь читать, – сказал он. – Срочной работы у нас нет. Но нам нужно поговорить.
– Может, ты не будешь стоять столбом и присядешь? Твой консультант отправился перекусить. Он ведет себя как женщина – что за привычка набивать живот после нервных встрясок?
– Какой бы эта привычка ни была, она лучше привычки трепать языком.
– Что, опять старая волынка? По-моему, у нас только и разговоров, что о дресс-коде и пустом трепе.
– Если ты перестанешь нарушать дресс-код и трепаться, то наши разговоры примут другой характер.
– Свежо придание, да только верится с трудом, – надменно усмехнулась Габриэль. – Зная тебя…
– Я больше не хочу слышать от Лии ни единого слова о том, что ты рассказала ей что-то обо мне. Я могу напоминать тебе про дресс-код и спускать тебе с рук опоздания, но сейчас ты переходишь все границы. Если я еще раз, хотя бы один-единственный раз услышу от нее твое имя, то я найду способ сделать твою жизнь невыносимой. Я знаю, что майор Вайзенштейн относился к тебе хорошо, и что ты со временем приобрела особый статус. Ты можешь носить короткие юбки или даже приходить на работу голой, можешь опаздывать хоть на пять часов. Но ты не имеешь права вмешиваться в мою личную жизнь. Я выражаюсь достаточно ясно?
– Хочешь кофе? – спросила она таким тоном, будто не услышала предыдущей реплики собеседника.
– Нет, благодарю. Я ухожу через полчаса, у меня появились дела. Скажи, у тебя есть планы на вечер?
– Планы на вечер? – удивленно переспросила Габриэль.
– Ты занята? Или ты предпочитаешь проводить вечер пятницы дома в одиночестве? Я хочу принести тебе кое-что.
– Ты приглашаешь меня на свидание, или же я выдаю желаемое за действительное?
– На свидание обычно приглашают, а не напрашиваются. Или ты со мной не согласна?
– Простите, что отвлекаю вас, – сказала она. – Мне нужно поговорить с капитаном. Это не займет больше пяти минут.
– Ведьма, – прошипела Габриэль и тут же зажала рот рукой.
– Что ты сказала?
– Около пяти, хорошо?
– Если мне придется задержаться, я позвоню. И если ты еще раз назовешь доктора Мейер ведьмой, то я вырву тебе язык.
– Так точно, сэр, – сказала она. – Мы ведь теперь будем работать вместе. Мне нужно следить за языком. Он мне еще понадобится.
– Желательно было бы его немного укоротить, – заметил Константин. – До встречи вечером. Хочется верить, что ты оценишь по достоинству то, что я тебе принесу.
– О, я в этом не сомневаюсь. – Габриэль помахала ему на прощание рукой. – Чао! Приятной беседы.
– Не стоит, – сказала она, покачав головой. – У меня нет проблем со слухом, просто у меня большая квартира.
– Похоже, ты недовольна моим внешним видом? – осведомился гость. – Я зашел домой буквально на пару минут. И, конечно же, переодеться не успел. У тебя очень мило. Почему-то я так и представлял себе твою квартиру.
– Ты представлял себе мою квартиру? Неужели в твоей вечно занятой голове нашлось место и для таких мыслей?
– Только в общих деталях. Стиль, цвет. Располагает к творчеству. Ты занимаешься дизайном?
– Дизайном? – переспросила Габриэль немного брезгливо. – Нет. Я пишу, как ты знаешь.
– Этот скромный подарок принесет тебе вдохновение.
– Если ты называешь это скромным подарком, – заговорила Габриэль, – то я боюсь и думать о том, что такое в твоем понимании нескромный подарок!
– Ты можешь повесить его в приемной. Доктор Мейер увидит его, и, сразу признав мой стиль, сможет многое рассказать тебе о моих тайных желаниях.
– Я думаю, что справлюсь без доктора Мейер. А портрет я повешу в спальне. Большое спасибо!
– Отнесу позже, – сказала она. – Нужно посмотреть, куда повесить – чтобы выгодно падал свет, но не попадали прямые лучи. Идем, я тебя чем-нибудь угощу.
– Что ты будешь? Кофе? Чай?
– Думаю, для кофе поздновато, а вот от зеленого чая я бы не отказался. У тебя ведь есть зеленый чай?
– Где-то был. Нужно поискать.
– У меня выдался плохой день, – сказал он таким тоном, будто констатировал научный факт. – И сейчас мне больше всего хочется сделать две вещи.
– Правда? С чем они связаны?
– С тобой.
– Со мной? – улыбнулась она. – Каким образом?
– Самым что ни на есть прямым. Ты хочешь узнать, что это за вещи?
– Только если ты хочешь поделиться ими со мной.
– Мне хочется разорвать на тебе одежду и не слезать с тебя до самого утра.
– Да ты, похоже, пьян.
– Я уже вышел из того возраста, когда люди пьянеют от стакана виски. И из того возраста, когда люди не отвечают за свои слова.
– Значит, за свои слова ты отвечаешь.
– Ты хочешь в этом убедиться?
– Ты задаешь так много вопросов, что я не знаю, на какой из них мне нужно отвечать в первую очередь.
– Нерешительности я от тебя не ожидал. Или ты смела только тогда, когда говоришь за моей спиной?
– Это поспешный вывод. Разве я продемонстрировала тебе свою нерешительность?
– Если бы ты была смелее, то давно бы предприняла что-то дельное. Кроме коротких юбок и недвусмысленных намеков. Сколько может продолжаться эта игра в кошки-мышки? Может, еще года два или три?
– Хорошо-хорошо, – сказала она. – Предположим, ты не пьян, во что мне верится с трудом – вероятно, ты пропустил пару-тройку стаканчиков перед тем, как приехать ко мне. Во всяком случае, твое поведение кажется мне странным. Но зачем же грубить? «Мне хотелось бы разорвать на тебе одежду» – это еще куда ни шло, но вот «не слезать с тебя всю ночь»… Тебе не идет, когда ты так разговариваешь.
– В отличие от тебя, я предпочитаю говорить прямо, дорогая.
– И поэтому ты наслаждался этими спектаклями все это время? Да, дорогой?
– Ты в своем репертуаре. Даже сейчас ты хочешь сделать из происходящего спектакль.
– Надеюсь, это будет хороший спектакль, который понравится нам обоим. Может быть, ты отпустишь меня, и я приготовлю чай?
– Значит, вот в каком виде ты принимаешь гостей? – спросил он, оглядев ее.
– А ты всегда раздеваешь женщин на кухне, когда приходишь к ним в гости? И всегда разглядываешь их так нагло, будто никогда в жизни не видел обнаженной женщины?
– Нет, не всегда. Но никогда не поздно сделать что-то, чего я еще не делал.
– Ну… конечно, в этом что-то есть, – согласилась она, запустив пальцы ему в волосы и откинув голову назад. – Послушай, не надо так… послушай. А как же Лия?
– А ты видишь здесь Лию? Может, она должна придти к тебе в гости? Мы бы неплохо провели время, хоть я и не сторонник подобных вещей.
– Нет, ко мне никто не должен придти. Отпусти меня, пока мы не сделали что-нибудь… о чем ты потом пожалеешь.
– Что, например?
– Ты не ответила. Почему кто-то из нас должен об этом жалеть? Тебя заботят вопросы морали, понятия о которой у тебя никогда не было и не будет? Я предлагаю тебе руку и сердце? Я заставляю тебя делать это ради повышения? Мы будем пить зеленый чай, только и всего. Ты не просто так поставила чайник.
– Значит, мы будем пить зеленый чай? – спросила она негромко.
– Разумеется. Чайные церемонии бывают разными. Самое главное – это фантазия. Или мне уйти? Нам действительно не стоит этого делать. Мы оба об этом пожалеем.
– Я не собираюсь об этом жалеть, – сказала она, посмотрев ему в глаза. – И я хочу, чтобы ты это хорошо уяснил.
– Как скажешь, дорогая. Как я могу возразить?
– У тебя со времен твоей бывшей жены не было нормальной любовницы? – заговорила Габриэль. – Ты ведешь себя как мужчина, который не видел в глаза женщины как минимум года три.
– Ты преувеличиваешь.
– Во всяком случае, такого неугомонного любовника у меня не было уже давно.
– Да, я обратил внимание, – тут же вернул колкость Константин. – Вероятно, Лиору до неугомонного любовника еще расти и расти.
– Я говорила тебе, что мы расстались.
– Я просто констатирую факт.
– Спасибо, – поблагодарила она. – Чем мы будем заниматься?
– Тебя не устраивает то, чем мы занимались пять минут назад?
– Разве я это сказала? – Габриэль улыбнулась и провела аккуратными ноготками, покрытыми темно-коричневым лаком, от его губ ниже, в направлении шеи. – Мы отдохнем, а потом продолжим. Ты ведь останешься до утра?
– Да. Только позвоню экономке и скажу, чтобы она сегодня меня не ждала. У тебя здесь есть телефон?
– Берта? Здравствуйте. Я хотел сказать вам, что сегодня домой не приду. У меня есть дела, я закончу поздно, переночую у знакомого – не хочу садиться за руль уставшим. Я и так недавно чуть не задремал за рулем.
– Кроме того, мы с ним давно не виделись. Мы выпьем и поговорим. Простите, секунду.– Константин отвлекся. – Прекрати, – сказал он Габриэль.
– Извини, – сказала она, понурив голову.
– Нет, Берта, никаких такси. Я знаю, что я сказал, но понятия «выпить» и «поговорить» иногда обозначают беседу по душам, а не пьянку. У вас консервативные взгляды, Берта, вам это известно? У меня, конечно, тоже, но если сравнить их с вашими… Габриэль, хватит! – Константин сделал паузу и красноречиво приложил ладонь ко лбу. – Разумеется, я на работе! А где я еще должен быть? Две минуты назад я сказал вам, что у меня дела, и я закончу поздно! И где я могу говорить со своим секретарем, если не на работе? В постели, может быть?
– Вот и славно, – продолжил разговор Константин, накидывая рубашку. – Кстати, Лия не звонила? – Он бросил взгляд на отключенный телефон, который лежал на тумбочке рядом с пепельницей. – Сел аккумулятор. Берта, зачем мне вас обманывать? Мы побеседуем завтра. Не скучайте.
– Больше всего на свете я ненавижу ей лгать, – сказал он. – Она видит меня насквозь.
– До этого было лучше, – заметил Константин, поднимаясь. – Где мой галстук?
– Думаю, брюк и рубашки вполне достаточно, герой-любовник. Галстук мы найдем позже.
– Может быть, ты его спрятала, и хочешь оставить себе на память?
– У меня есть свои галстуки, еще один мне не нужен, даже если учесть, что он твой. А ты хорош, нечего сказать. Лии тебе мало, ты переспал и со мной. Кто на очереди?
– Я предлагаю не тратить время на пустые разговоры. Пока ты будешь готовить чай, я найду место для портрета. Мне кажется, он бы хорошо смотрелся над кроватью.
– Да, пожалуй, ты прав. Ту картину, что над кроватью, я верну в гостиную. Я убрала ее оттуда и до сих пор думаю о том, что там она смотрелась бы гораздо лучше. Сколько тебе сахара?
– Не стоит портить сахаром чай, тем более, зеленый.
– Хорошо, как скажешь. – Габриэль поправила халат. – Зеленый чай без сахара. Подумать только, какая гадость!
– Не скучай, малышка, я принесла еще коньяку, – сказала появившаяся на пороге балкона Габриэль. Лия вздрогнула от неожиданности. – Я тебя напугала? Прости. Садись, хватит смотреть. Голова закружится.
– У тебя тут так здорово, – сказала она Габриэль. – И так тихо!
– Расскажи мне, дорогая, как ты провела последнюю неделю. Ты подумала над моими словами?
– Габриэль, ты ведь понимаешь, что это сложно, правда?
– В чем заключается сложность? В твоем муже или в твоем любовнике? Лия, не ломай себе жизнь. Ты знаешь, скольких подобных тебе девочек он уже встречал? И я могу тебя уверить – каждый раз повторяется один и тот же сценарий.
– Какой сценарий?
– Наверное, это черт принес мою соседку снизу, – сказала Габриэль и поднялась. – Она обращается ко мне с любой проблемой – такое впечатление, что я работаю в службе спасения. Подожди минуту, конфетка. Я сейчас вернусь.
– Добрый день, госпожа Нафтали, – сказал он. – Мне нужна Лия. Она у вас в гостях?
– А кто вы, собственно, такой?
– К сожалению, я не могу вам этого сказать. Меня прислали за Лией, и мне не было поручено беседовать с вами.
– Значит, вас прислали! Интересно, кто же?
– Этого я тоже не могу вам сообщить, госпожа Нафтали. Мне жаль, но я тороплюсь. Не могли бы вы…
– Я здесь, – откликнулась Лия. – Доброе утро. Чем я могу быть полезна?
– Пройдите со мной, прошу вас. Только накиньте что-нибудь, если это вас не затруднит. Мы поедем туда, где сильные ветра.
– Что тут происходит? – задала очередной вопрос Габриэль. – Может, вы покажете свои документы, сэр? Или, к примеру, представитесь?
– Я не могу сделать ни первого, ни второго, госпожа Нафтали. Я действую по данной мне инструкции, и есть вещи, о которых мне нельзя беседовать с посторонними.
– Что за черт! – не выдержала Габриэль. – Вы вламываетесь ко мне в квартиру, даже не называя своего имени, и забираете мою подругу! Если это шутки нашего начальства, то я советую вам немедленно прекратить эту дребедень. Впрочем, сейчас я все выясню сама.
– Думаю, не стоит беспокоить начальство, госпожа Нафтали, – сказал он все тем же спокойным тоном. – Ваши руководители имеют право отдохнуть. Они тяжело работают.
– Мне это надоело, – сказала Габриэль. – Отправляйся обратно на балкон, Лия. А вы, сэр, выметайтесь. И хватит так откровенно меня разглядывать. Такое впечатление, будто я открыла вам дверь голой!
– Я бы не хотел применять силу, госпожа Нафтали, – проговорил таинственный гость, и в его голосе послышались нотки сожаления. – Но если вы продолжите вести себя подобным образом…
– Я хочу посмотреть на уважающего себя мужчину, который может поднять руку на женщину!
– Что вы делаете? – испуганно ахнула Лия.
– Не волнуйтесь. Это просто яд…
– Яд?!
– … который в малых количествах оказывает снотворное действие. Я буду благодарен вам, если вы покажете мне, где спальня.
– Там… – указала в направлении спальни Лия, чувствуя, что у нее подгибаются ноги.
– Большое спасибо.
– Когда она проснется, у нее будет болеть голова, – доверительно объяснил незнакомец потерявшей дар речи Лие. – Когда болит голова, яркий свет мешает.
– Либо вы сумасшедший, либо наемный убийца, – сделала вывод та.
– Я отвечу на все ваши вопросы в машине. Нам пора отправляться в путь.
– Скажите мне, хотя бы, как вас зовут, господин Отравитель, – заговорила она.
– Прошу прощения, я не представился. Меня зовут Махмет. На самом деле, мое имя звучит иначе, но детство я провел в Турции, и отец называл меня именем османского султана.
– Итак, вы не сумасшедший и не наемный убийца. Но, тем не менее, вы знали, что сегодня утром я пришла к Габриэль, усыпили ее и увели меня оттуда. И я не знаю, куда вы меня везете.
– У наших предков был такой обычай – когда они любили женщину, но эта женщина была своенравна и не хотела быть их женой, то они посылали своих верных людей, и эти люди похищали женщин.
– То есть, вы похитили своенравную женщину, – кивнула Лия. – Ваши предки, наверное, знали толк в любви. И в том, как нужно обращаться с женщинами. Замечательный обычай. Наверное, древний?
– Да, но мои предки не относятся к очень древним родам. А вот предки господина жили еще во времена Сасанидской империи, если не до нее. При одном взгляде на него можно понять, что это были не просто местные аристократы, а важные правители.
– Эти правители тоже похищали чужих жен? – спросила она.
– Что вы. Для этих правителей не существовало такого понятия, как «чужое». Если они видели женщину, которая им нравилась, то она уже принадлежала им.
– Похоже, со времен Сасанидской империи их нравы не изменились. Я могу закурить, Махмет?
– Разумеется, Лия. Я бы с удовольствием предложил вам свои сигареты, как это делает господин, но я не курю.
– Слово «господин» режет мне слух, – сообщила она водителю.
– Простите. Дело в том, что госпо… ваш хозяин… – В этот момент Махмет смутился окончательно и даже опустил голову к рулю. – Мы с ним беседуем на другом языке, и то слово, которым я обозначаю его сущность, в переводе звучит как «господин».
– Его можно называть просто «капитан».
– Хорошо, – с готовностью согласился Махмет. – Может быть, вы голодны? Мы могли бы остановиться и пообедать. Нам предстоит неблизкий путь, и я не хочу, чтобы вы почувствовали себя плохо. Вы очень худы и бледны.
– Куда мы едем, Махмет?
– Капитан не велел говорить, – сказал он. – Это сюрприз.
– Скажите, а кем вы приходитесь капитану, Махмет? И как он вас нашел?
– На какой вопрос я должен ответить в первую очередь, Лия?
– На второй, – вздохнула она, подумав, что к его дотошной привычке угодить придется привыкнуть.
– Мы встретились с капитаном, когда я и мои друзья решили посвятить свою жизнь священному джихаду. Нас было пятеро, к нам должны были присоединиться еще люди, но у нас ничего не получилось. Потому, что среди нас оказался… что же это за слово? Я знаю не очень приличное слово, но в вашем присутствии я не могу его употреблять.
– «Крот»? – предположила Лия.
– Крот, – задумчиво повторил Махмет. – Это такое животное, правильно? Оно живет под землей.
– Нет, – терпеливо пояснила Лия. – Так называют людей, которые передают информацию другим организациям.
– Да-да! – торжествующе воскликнул Махмет. – Вот этот… «крот» нас и выдал. Точнее, это была она. Женщина. Мой отец всегда говорил, что женщинам нельзя доверять. Но я его не послушал.
– Наверное, это была очень смелая женщина, если она… воевала вместе с вами? – предположила Лия.
– Да, – ответил он после паузы. – Не каждая женщина может оставить свой дом, посвятив себя Аллаху.
– И что было дальше?
– Меня разлучили с моими друзьями. Нас посадили в разные камеры. Я не знаю, что с ними случилось – вероятно, их убили, а, может, их купили, как и меня.
– Значит, капитан просто взял и купил вас?
– Да. Он оценил меня очень дорого, гораздо дороже, чем я стою. – Махмет назвал сумму, и у Лии потемнело в глазах. Она бы не отказалась от такой зарплаты. – Но капитан купил меня не сразу. Сначала со мной беседовал другой мужчина, не похожий на капитана. Он, скорее, был похож на… мелкого визиря? Он был низок ростом, болтлив и глуп. Иначе почему же этот человек кричал на меня даже тогда, когда я молчал и ничего не говорил?
– Наверное, это был «комиссар», – сказала она. – Он обычно лично проводит допросы наиболее… важных воинов.
– «Комиссар» – плохой человек, – покачал головой Махмет. – Он не мог объяснить, чего он от меня хочет. Потом он ушел, и со мной беседовала женщина. Это была красивая и умная женщина. Она попросила у меня прощения за то, что плохо владеет турецким, а я уверил ее в том, что могу изъясняться по-арабски. Женщина говорила со мной спокойно и ни разу не подняла на меня голоса. После этого она поблагодарила меня за помощь и ушла. Пару недель я провел в камере. Я не чувствовал себя заключенным – о моем заключении мне напоминало только то, что я не могу без разрешения покидать пределы выделенной мне комнаты. А потом я познакомилсяс капитаном. Я, конечно, сразу понял, что он – потомок древних персидских правителей, но окончательно убедился в этом только тогда, когда он заговорил на… не знаю, как на иврите называется этот язык.
– Фарси? – предположила Лия.
– О нет, нет. Это другой, древний язык. На нем сейчас уже никто не говорит, и только потомки очень древних родов знают его. Мой отец был уважаемым человеком, он дружил с учеными людьми. Он знал этот язык, поэтому его знаю и я.
– Значит, капитан говорил с вами на древнем языке. И что он вам сказал?
– Он спросил, кто я, где я вырос, чем занимаюсь и что умею делать. И я сказал правду. Как я мог лгать?
– Он сварил бы вас в котле с кипящим золотом, как делали древние персы? – предложила Лия, рассмеявшись.
– Не думаю, что в наши дни можно собрать столько золота, – возразил Махмет с серьезным лицом. – Но я уверен в том, что капитан придумал бы что-нибудь оригинальное.
– Не сомневаюсь. И вы рассказали капитану обо всем, что умеете и знаете.
– Я рассказал ему об искусствах, которые передал мне отец. Искусство тихой войны, искусство изготовления ядов…
– Хорошо, хорошо, – поморщилась она. – Ваше искусство изготовления ядов я уже оценила.
– В этом кольце находится яд, – сказал он. – Если нажать слишком сильно, можно убить человека. – И он продемонстрировал нажатие двумя пальцами в опасной близости от Лии – она невольно отодвинулась. – Не бойтесь, – рассмеялся он так, будто это было невинной шуткой. – Пока игла не вступает в контакт с кожей и кровью, яд бесполезен. А если нажать легко, то человек уснет. Это хорошее снотворное.
– Я вам верю, – сказала Лия, разглядывая кольцо. – Но мы отвлеклись от разговора.
– Я рассказал капитану обо всем, что умею, а он сказал, что покупает меня. Он сказал, что покупает только достойных. Я сказал ему, что есть люди гораздо достойнее меня. Капитан разозлился и сказал, что решать будет он, и я согласился.
– Это капитан научил вас говорить на иврите?
– Да, – с гордостью сказал Махмет. – Капитан хороший учитель! Хотя иногда бывает немного нетерпелив. И он очень разозлился, когда я попросил его обучить меня… разговорному языку. Такому, который нельзя использовать в разговоре с женщиной. Он сказал, что этот язык мне знать не обязательно, и что если он может объяснить себя, не используя его, то и я смогу.
– Думаю, в этом случае капитан не сказал вам всей правды, – заметила Лия и прикрыла глаза. – Если не возражаете, я немного посплю.
– Сладких снов, – пожелал с улыбкой Махмет.
– Добрая ночь, – сказала Лия, и Махмет вздрогнул от неожиданности.
– Лия! Хорошо, что вы проснулись! Вы голодны? Вам не холодно?
– Ну, хватит вам, – отмахнулась она, подумав о том, что успела отвыкнуть от его озабоченности «важной персоной». – Да, я голодна. Но еще больше я хочу знать, что, собственно, происходит.
– Вам здесь нравится?
– Да. Правда, мне не с чем сравнивать, я вижу яхту так близко впервые.
– Здравствуй, – сказал он, обратившись к Лие.
– Здравствуй, – ответила она тихо. – Кажется, ты спал?
– Я проснулся уже давно. Лежал и размышлял о своем. Я и понятия не имел, что ты уже здесь. Кое-кто не потрудился меня разбудить, хотя я его об этом просил.
– Твой новый друг не решился меня разбудить, – сказал он Лие, даже не потрудившись обернуться. – Как ты думаешь, его можно за это простить?
– Надеюсь, мне не нужно говорить «госпожа решила простить тебя»?
– Нет, – покачал головой Константин, после чего обратился к Махмету: – Ты свободен.
– Где он будет спать? – спросила Лия.
– Он не спит по ночам. Особое нарушение биоритмов.
– Это было невежливо – вторгаться в мою жизнь вот так, – сказала она.
– Зато теперь мы наконец-то сможем побыть вдвоем. Эйлатский залив прекрасен. Ты любишь море?
– Нет. Особенно если меня привозят сюда насильно. И я ненавижу Эйлат.
– После того разговора у меня на кухне я много думал и пришел к выводу, что нам следует побеседовать откровенно. Почему бы нам не пойти туда, где нет ветра? Думаю, там будет уютнее.
– Можно? – спросил он коротко.
– Конечно, – ответила Лия и подала ему расческу.
– Это твой натуральный цвет? Я уже говорил, что он тебе к лицу?
– Много раз.
– Я вчера немного выпил. И подумал о том, что иногда мне хочется сделать тебе больно.
– Я подумал о том, что если бы я мог ударить женщину, то этой женщиной была бы ты, – продолжил он. –Я бы даже смог убить тебя, если бы захотел.
– Отпусти меня, Константин.
– Я тебя никогда не отпущу. Иногда мне кажется, что я не отпущу тебя даже после того, как ты меня отпустишь.
– Ты пугаешь меня, – проговорила она.
– Наверное, это действительно страшно, когда кто-то тебя любит. Особенно если этот кто-то – я.
– Нет, – мотнула она головой. – Хотя иногда меня пугает и твоя любовь. Так любить нельзя.
– А как же нужно любить? Может, хотя бы одна женщина откроет мне этот секрет? Вам не нравится, когда вас считают пустым местом. Вам не нравится, когда вас считают центром Вселенной. Что вам нужно?
– Хватит повторять этот жест, – сказал Константин, и в его голосе послышался такой холод, что ей стало не по себе. – Он уже сидит у меня в печенках. Раздевайся. Или я в очередной раз должен тебя раздеть? Держу пари, твой муж не занимается подобными глупостями.
– При чем здесь мой муж?
– Я сказал, раздевайся. Потому что если я тебе помогу, то тебе это не понравится.
– Да что с тобой творится? – спросила она.
– Не зли меня, Лия. Или я должен повторить…
– Не стоит повторять. Потому что раздеваться я не собираюсь.
– Похоже, мне все –таки придется тебе помочь. Жаль, что у моей женщины проблемы с пониманием.
– Я не твоя женщина.
– Ты не представляешь, как я скучал по тебе, моя девочка, – шепнул он ей. – Я умоляю, не оставляй меня больше. Если бы я мог…
– Если ты действительно меня любишь, – сказала она, – то поклянись, что ответишь на мои вопросы, но скажешь только правду. Поклянись самым дорогим, что у тебя есть.
– Я скажу тебе правду. Но позже. Не сейчас. Я хочу прикоснуться к тебе. Мне кажется, что со времени нашей последней встречи прошли годы.
– Пять часов, – сказал он. – До рассвета всего лишь пять пресловутых часов. Я никогда не мог понять, почему часы сжимаются до размеров секунды тогда, когда они должны быть длиною в вечность.
– Если честно, я бы предпочла душ.
– Тебе здесь нравится? – спросил он.
– Да. Жаль, что здесь нельзя жить постоянно.
– Тебе это быстро наскучит.
– Ты действительно по мне скучал?
– Похоже, мои доводы не подействовали на тебя убедительно. Чуть позже я продолжу их приводить, если ты позволишь мне отдохнуть. – Константин погладил ее спину. – Я хочу нарисовать тебя.
– Прямо… вот так?
– Да. На палубе.
– Ты с ума сошел, – сказала она строго. – Ты думаешь, что я выйду на палубу в таком виде? И как отреагирует на это Махмет? Аллах позволяет ему смотреть на чужих женщин, да еще и обнаженных?
– Аллах много чего позволяет, – произнес Константин с видом знатока. Можно было подумать, что он является одним из приближенных к Аллаху и находится в курсе его дел и взглядов. – Но Махмет не увидит тебя до завтрашнего вечера. У него есть важное поручение.
– И как же он попадет на твердую землю? – полюбопытствовала она.
– Понятия не имею. У него свои секреты.
– Он что, человек-тень? Или вампир? Не спит по ночам, практически ничего не ест, перемещается незаметно для других? Он летает? У него есть жабры, и он плавает?
– Да, что-то вроде. У нас более чем выгодное сотрудничество. Мне нравится думать о том, что в нем есть что-то мистическое. В свою очередь, он думает, что что-то мистическое есть во мне.
– Я тоже так думаю, – сказала Лия.
– Ты любишь, когда тебе говорят пошлости в постели?
– Никогда об этом не думала.
– Обычно я себе такого не позволяю. Но почему-то мне хочется говорить пошлости именно тебе, хоть я и знаю, что при желании могу использовать совсем другие слова, и объясню себя гораздо лучше. Иногда мне кажется, что ты из другого мира. И мне так хочется, чтобы ты навсегда забрала меня в этот мир.
– Может быть, ты сам заберешь меня в свой мир?
– Только скажи, что ты хочешь остаться в этом мире навсегда, и я сделаю так, чтобы твое желание исполнилось. – Он приподнялся и осторожно коснулся ее лица кончиками пальцев. – Главное – чтобы ты потом не пожалела о своем решении.
– Думаю, я уже приняла это решение, просто не хочу признаться в этом самой себе.
– Я хочу, чтобы ты принадлежала только мне. Полностью. Целиком, – сказал Константин. – Если бы ты знала, как сильно я этого хочу.
– Я знаю. Но я не могу сейчас дать тебе ответ. Ты должен подождать.
– Иногда я физически чувствую, что начинаю задыхаться, когда тебя нет рядом. А если однажды я действительно задохнусь?
– Этого не случится. Я рядом. И ты можешь сказать мне какую-нибудь пошлость. Я с удовольствием выслушаю.
– Нет, – ответил он. – Пошлости будут позже. А сейчас мы выпьем. И ты сможешь задать те вопросы, на которые хочешь получить ответ. Но для начала я покажу тебе, где душ. Предупреждаю сразу – вода холодная.
– Махмета нигде нет! – сообщила Лия официальным тоном, разлеглась на диване и чуть ослабила пояс халата. – Я думала, ты пошутил.
– Ты слишком высокого мнения о моем чувстве юмора. Увы, запасы спиртного я пополнить забыл, а поэтому могу предложить тебе на выбор только виски, водку и шампанское. Вы хотите водку, леди?
– Нет, – покачала головой Лия. – Леди хочет шампанское. Послушай, а откуда ты знаешь этот… древний язык, о котором говорил Махмет?
– О, это интересная история, – сказал он. – Все началось с Ицхака. Он пришел ко мне, и сказал, что ему нужна консультация. Я согласился помочь. Ицхак рассказал мне об этом странном малом и включил запись допроса, попросив меня хорошо прислушаться. Как выяснилось, Махмет говорил не только на арабском и турецком, но использовал и еще один язык. Авестийский диалект – на нем написана Авеста, священная книга зороастрийцев. Из моих домашних книг мне удалось почерпнуть лишь немногое, а вот в библиотеке университета я нашел интересные материалы. Этот диалект когда-то был разговорным языком элиты в древней Персии, а также использовался служителями культа. У меня появилась одна мысль. Кроме того, моя страсть к языкам, которая меня точно когда-нибудь погубит…
– … и ты выучил этот язык за две недели?! – перебила его Лия. – Вот в это я точно не поверю!
– Не за две недели, – покачал головой Константин. – Чуть больше двух недель, включая выходные, а на выходных я успеваю больше. И выучил я его не полностью, только основы. Между прочим, язык очень красивый и для древних диалектов более чем мелодичный. Как по мне, так идеально подходит если не для вялотекущей беседы двух высокомерных аристократов с утра, то для какой-нибудь религиозной церемонии. На чем я остановился? Ах да. Как ты поняла, мне пришлось разыграть спектакль. И результат меня поразил. Я даже испугался, что переиграл, но потом понял, что виновата исключительно впечатлительность Махмета. Он, конечно, не принимает меня за прямого потомка Заратустры, но вся эта история про древних правителей… удивительно, и как люди в это верят?
– Разве тебе не нравится думать о том, что твои предки были великими правителями или… не знаю, визирями? – спросила она, и тут же пожалела, что сказала последнее слово.
– Мои предки, – сказал ей Константин, поднимая палец – жест был не столько предостерегающим, сколько угрожающим, – не были визирями. Они жили задолго до визирей, а после появления визирей считали позором с ними пересекаться. Они и сейчас стараются держаться подальше от мусульман.
– Конечно, конечно! Извини. Просто я вспомнила, как Махмет назвал Ицхака мелким визирем.
– Очень точное определение его рабской сущности.
– Твоя религия позволяет тебе плохо говорить о мертвых?
– Моя религия позволяет мне думать то, что я хочу думать, и делать то, что я хочу делать. Она оставляет мне выбор. Но религиозным человеком я бы себя не называл. Я просто уважаю традиции предков.
– Значит, в мире есть Добро и Зло, – сказала она, продолжая тему религии.
– Есть, – подтвердил Константин.
– И они воюют между собой, но Добро победит.
– Может быть. Нам с тобой этого не узнать.
– А на чьей стороне тогда находишься ты?
– На своей. Это такая сторона, которой вроде и нет, но она существует. Понимаешь?
– Не очень, – призналась Лия. – И все же давай вернемся к… нашему разговору.
– Что ты хочешь услышать? – спросил он. – Может, мне начать с самого начала?
– Мне кажется, это наилучший вариант.
– Как ты знаешь, я родился в Иране. В небольшом городе рядом с Тегераном. Я был единственным ребенком в семье. Мои родители жили небогато, но неприятных воспоминаний у меня не осталось. Я бы сказал, что у меня было счастливое детство.
– В тот день мы решили поехать к нашим родственникам, надо было выехать рано утром. Мы планировали ехать на пару дней. Собрали вещи. Мама взяла еду – она никогда не отправлялась в долгие поездки без еды и воды. Минуло четыре года с тех пор, как свершилась исламская революция, и мне было семь. Родители часто говорили о том, что нам следует оставить страну и переехать в другое место, но дальше слов это не заходило. А я был слишком мал, чтобы понимать, что это значит. Итак, в то утро мы выехали из дома и отправились в путь. Но мы не доехали. На одном из поворотов отец не справился с управлением… Думаю, мама умерла первой – удар пришелся на правую сторону машины. Отец умер чуть позже. Я помню, он пытался выбраться из машины, что-то говорил, но я был слишком напуган, чтобы его услышать. Мама не была пристегнута ремнем безопасности. Она была беременна, на шестом месяце. Да и не думаю, что ремень безопасности что-то изменил бы. Я пытался открыть дверь – сначала с одной, потом – с другой стороны, но ни одна из них не поддавалась. Только через сорок минут подоспела помощь. Все это время я находился там и разглядывал… – Константин запнулся. – Мне трудно было не смотреть.
– Понимаю, – сказала Лия негромко.
– Меня забрал Салах, хороший друг отца. У Салаха, как водится у мусульман, была большая семья – много детей, еще больше родственников. У Салаха были деньги. Именно благодаря ему я получил достойное воспитание, и именно благодаря ему я оказался здесь. Если бы не он, моя жизнь сложилась бы иначе. Но я предпочитаю об этом не думать. Я не скоро понял, что он как-то связан с террором. Конечно, у него было до неприличия много денег, но их при желании можно заработать законными путями. Позже выяснилось, что он – один из руководителей крупной террористической группировки, база которой находилась на территории Сирии. Я знал английский, иврит, фарси и арабский и часто участвовал в переговорах в качестве переводчика.
– Итак, ты помогал террористам, – подытожила Лия.
– Да, – кивнул Константин, – Помогал до тех пор, пока меня не начали мучить мысли о правильности моих поступков. Разрешилась моя моральная дилемма неожиданно. Однажды мы гостили в доме у одного из друзей Салаха в Дамаске. Мы сидели за столом, ужинали и беседовали. И вдруг Салах, оглядевшись, обеспокоенно позвал своего сына Юсупа. «Посмотри, куда он забрел», сказал мне Салах. «Не в погреб ли?». Я обошел весь дом, но Юсупа нигде не было. Тогда я спустился в погреб. Свет там не было, мне пришлось подождать, пока глаза привыкнут к темноте. Почти весь погреб был заставлен большими ящиками. Таких ящиков я повидал немало, и знал, что в них перевозят – там было оружие. Пока я раздумывал над тем, почему же погреб, полный оружия, оставлен открытым, я разглядел Юсупа. Он сидел рядом с одним из ящиков и держал что-то в руках. «Ну, вот ты где!» сказал я. «Пойдем наверх, тебя все ищут». Но Юсуп и не думал идти. Он до сих пор держал в руках странный предмет. Я приблизился и увидел, что это винтовка, завернутая в зеленый флаг, исламское знамя. «Отдай это мне, Юсуп», сказал я, «это не игрушка». Он поднял глаза, сжал винтовку еще крепче и покачал головой. Ему было пять лет, Лия. Всего лишь пять. Когда я увидел его глаза, у меня что-то перевернулось внутри. И я сказал себе, что сделаю все, что в моих силах – и умру, если понадобится – чтобы ни один ребенок не держал в руках оружия. С тех пор прошло много времени, а эта сцена мне до сих пор снится по ночам. И, если я сомневаюсь в правильности очередного принятого решения или думаю о том, что оно слишком жестоко, у меня в памяти возникает его взгляд. Причем не как воспоминание из далекого прошлого, а как что-то, что произошло на прошлой неделе.
– Ты говорил про личные мотивы, – вспомнила она. – Теперь я начинаю понимать.
– Я взял только документы и деньги. Больше ничего. Я решил, что все это следует оставить в прошлой жизни и начать другую, новую. Я сменил имя, сменил фамилию – взял фамилию отца, до этого у меня была фамилия матери. И стал тем, кем я сейчас. Дальше ты знаешь. Я окончил университет, начал служить. Потом попал в оперативный отдел. А потом судьба снова свела меня с Салахом. И в результате этой встречи моя жизнь снова повернула на сто восемьдесят градусов.
– Он был одним из пятерых людей, которых ты тогда убил, – довершила Лия.
– Я мог бы оставить их в живых, мог бы не убивать, ситуация вполне позволяла мне уйти. Но если бы мое руководство узнало, что я был связан с террором – а террористы обязательно рассказали бы это на допросе – то мне пришлось бы несладко.
– Как ты себя чувствуешь со всем этим? – спросила она. – Скорее, я имела в виду… как это – якобы начинать новую жизнь, когда ты знаешь, что у тебя за спиной… такое?
– Не так уж и сложно, – ответил Константин коротко. – Но я сделал то, что сделал. Теперь я – тот, кем я являюсь.
– Но ведь это неправда, – возразила Лия. – Это ложь! Ты обманываешь и себя, и других!
– Я сделал свой выбор. Когда-то его делают все.
– Меня удивляет вот что: почему я в свое время услышала начало этой истории – о том, что ты работал в оперативном отделе – от Габриэль?
– Вот уж не знаю, дорогая, почему Габриэль взбрело в голову тебе это рассказать. Кстати, ты никогда не задавалась вопросом, откуда ей это известно?
– Она знает практически все, и ее осведомленность меня не удивляет.
– Габриэль работает тут не только дольше тебя, но и дольше меня. Когда я пришел в оперативный отдел, она руководила моей группой.
– То, что ты знаешь о своей подруге – это просто легенда, – продолжил он. – Из таких легенд состоит вся ее жизнь. У этой женщины много имен и лиц. А на данный момент ее зовут Габриэль Нафтали, и она – секретарь главного аналитика.
– Почему ты молчишь? – снова заговорил Константин. – Ты сама хотела задать мне вопросы и получить на них ответы. Я выполнил свое обещание. Теперь дело за тобой. У тебя есть другие вопросы?
– Я не уверена, что хочу их задавать, – произнесла она медленно, наблюдая за тем, как он затягивается в последний раз и тушит недокуренную сигарету в пепельнице. – Как она оказалась на месте твоего секретаря?
– Майор Вайзенштейн, который занимал пост главного аналитика до меня, решил, что она должна принимать непосредственное участие в одной из операций. Вот так Габриэль Нафтали и напала на след группировки твоего нового знакомого Махмета, представилась как Нура, девушка из бедной арабской семьи, и сообщила о своем желании присоединиться к воинам джихада.
– Габриэль не показывала своего лица, она общалась со своими «коллегами» по группировке исключительно посредством Интернета. Занималась переводом денег, координировала действия, получала информацию. В какой-то момент Габриэль, как я думаю, совершила серьезную ошибку. Так или иначе, майор Вайзенштейн заменил ее другим человеком, а Габриэль предложил оставить оперативную работу и заняться чем-то другим. Майор Вайзенштейн был заинтересован в Габриэль настолько, что помог ей сделать второй допуск секретности и разрешил доступ к системам хранения данных и архивам. Вскоре после этого я занял пост главного аналитика, а через некоторое время «купил» Махмета, как любит говорить он.
– Пойми меня правильно, Лия, – сказал он. – Я не хочу, чтобы ты становилась частью всего этого. Чем больше ты знаешь, тем тяжелее тебе будет уйти. Габриэль не раз думала о том, чтобы уйти. Но теперь сделать это будет очень сложно.
– А если бы тебе предложили встать и уйти, что бы ты ответил?
– Единственное, что мне могут предложить – это пожизненный срок или пулю в лоб. Это связано не только с тем, что я успел сделать за эти годы, но и с тем, что самая важная информация хранится не в компьютере и даже не в архивах, а здесь. – Он приложил палец ко лбу. – Я – живая информационная бомба, которую нужно оберегать. И, пока я нахожусь в этих рамках, меня оберегают.
– А тебе никогда не хотелось… свободы от рамок?
– Со временем я приучил себя к мысли, что нет смысла хотеть того, чего у тебя не будет.
– Интересно, чем занимаются аналитики на пенсии, – задумчиво проговорила она.
– До пенсии они не доживают. Максимум лет до пятидесяти. Но, конечно, бывают и исключения.
– Неплохая перспектива, трудно не согласиться. А что же тогда остается женщинам аналитиков?
– Женщинам аналитиков остается жить и ценить каждую минуту своей жизни. Впрочем, это касается не только аналитиков и их женщин, но и всех людей. Проблема в том, что люди редко приходят к такому выводу. Разве что после того, как жизнь ткнет их носом в эти, казалось бы, понятные каждому человеку вещи.
– Мне кажется, это дико и неправильно, – сказала она. – Так не должно быть.
– Тем не менее, это то, что есть. – Он сжал ее пальцы. – Теперь ты понимаешь, почему я должен тебя нарисовать?
– Почему?
– Потому что я так хочу.
– Но как это связано с тем, о чем мы сейчас говорили? – невольно рассмеялась Лия.
– Никак. Думаю, я могу позволить себе время от времени сделать бессмысленный вывод.
– Может быть, ты останешься дома? Мне понравилось, как началось это утро.
– Извини, дорогая, но я не могу изменить свои планы.
– Ты так тщательно собираешься, – произнесла она с едва уловимой ноткой иронии в голосе. – Такое впечатление, будто ты идешь на свидание.
– Разве я не имею права хорошо выглядеть?
– Право на то, чтобы ходить на свидания, ты тоже имеешь.
– Ты не веришь, что я иду не на свидание? В гостиной сидит Махмет, ты можешь спросить у него, куда мы направляемся. Он не будет тебе лгать.
– Я ни в чем тебя не обвиняю, дорогой, – сказала она и поправила воротник его рубашки. – Если мой муж в свои почти пятьдесят заводит молодых любовниц, не забывая удовлетворять и свою жену – во всех смыслах этого слова – это что-то да значит.
– Это значит, что мне не нравится эта тема. – Боаз оглядел ее. – Ты не могла бы… одеться? А то Махмету придется ждать еще дольше.
– Так пусть он еще немного подождет. На часах начало шестого!
– Дорогая, мне действительно надо идти.
– Что ты думаешь по поводу этой девочки, Лии? – спросила она, разглядывая себя в зеркальной дверце шкафа и поправляя волосы.
– Милая особа, знает себе цену и далеко не глупа, – ответил он. – Но я, как и большинство остальных, полагаю, что она ему не подходит.
– А он, похоже, влюблен в нее по самые уши. Как я поняла, она его секретарь или что-то вроде того. Не думала, что Константин любит заводить служебные романы.
– Это первый на моей памяти. У меня ощущение, что добром это не кончится. Для него нет такого – золотая середина. Либо с полной отдачей, либо никак. Это касается и работы, и всего остального.
– Эван, надо сказать, привел меня в недоумение на торжестве, – проговорила она. – Он умный и вежливый человек, но пить ему нельзя. Может наговорить кучу глупостей.
– Ко всему прочему, он еще регулярно сообщает Константину, как поживает Марика.
– А тот, в свою очередь, это выслушивает. И по его лицу нельзя сказать, что эти рассказы его не интересуют.
– Эта женщина была ему дорога.
– Я знаю. – Констанция заплела волосы в косу. – Ну, хватит обсуждать других. Снир приедет в следующую пятницу?
– Во всяком случае, он обещал. Ох уж эти взрослые дети. Они заняты больше, чем я.
– Так, может, нам пора завести маленьких детей?
– Ты… хочешь детей? – спросил он.
– Может, я слишком стара для того, чтобы рожать детей? Или это испортит мою фигуру?
– Просто мы с тобой уже обсуждали это, и ты говорила мне, что не готова на такой серьезный шаг.
– А теперь готова, – ответила она и добавила негромко: – Я очень хочу ребенка. Когда-то я боялась, что он привяжет меня ко мне и тебя ко мне…
– Разве я не привязан к тебе намертво? Но дело тут не в привязи, а… в том, что с тобой я каждый раз открываю себя заново. Я люблю тебя больше жизни, дорогая. Так я не любил ни одну женщину. И, если ты хочешь детей, то у нас обязательно будут дети.
– Тебе пора идти, милый. Махмет ждет.
– Ты права. Поговорим вечером.
– У вас очень красивая жена, майор.
– Вам нравится моя жена? – улыбнулся Боаз.
– О нет, что вы! То есть, да, она мне нравится, но… в том смысле, в котором вы подумали. Она нравится всем, потому что такие женщины нравятся всем. Вам повезло, что у вас такая жена. Наверное, другие мужчины вам завидуют.
– Возможно, – согласился Боаз с ноткой снисходительности и превосходства в голосе, с удивлением понимая, что не кривит душой.
– Вот только… она грустная. Может… – Махмет сделал паузу и смущенно отвел глаза. – Может, она хочет детей? Я, конечно, в этом не уверен, потому что я не женат, – продолжил он после короткой паузы со свойственной ему ненавязчивой и вежливой откровенностью, – но мне кажется, что женщины становятся счастливее, если у них есть дети. Когда появляются малыши, у них меняется лицо, они чаще улыбаются. Они выглядят так, будто до этого им чего-то не хватало, а теперь их счастье стало полным.
– Вы правы, Махмет, – сказал он. – Вы абсолютно правы.
– Думаю, вы хотите заняться делами, – произнес Махмет, от взгляда которого не ускользнул появившийся ежедневник. – Не буду вам мешать. Если я увижу что-то интересное по дороге, то обязательно скажу вам. Пожалуйста, минут через десять поднимите голову и посмотрите в окно. Тут чудесные виды! Я вам напомню, если вы забудете.
– Вы могли бы появиться менее внезапно, – сказал Константин, разглядывая неготовый портрет. – Иди, иди, – махнул он Махмету рукой. – Хватит с меня этих почестей.
– Ты, разумеется, не разрешишь взглянуть? – спросил Боаз, кивая на рисунок.
– Не разрешу, – согласился Константин. – Я сделал только половину работы. И, похоже, закончу нескоро.
– Я могу оставить вас наедине. Честное слово, я не хотел мешать.
– Я смогу нарисовать по памяти. Правда, буду лишен удовольствия рисовать с натуры. – Тут он порывисто поднялся, словно только осознал, что к нему кто-то пришел, и пожал Боазу руку. – Здравствуй. Прости, я увлекся.
– Ох уж эти творческие люди, – покачал головой Боаз. – Наверное, стоит попросить прощения и у вас, – обратился он к Лие.
– Ничего страшного. Тем более, мне уже пора домой. Махмет ждет.
– Присаживайся, – сказал он. – Я скоро вернусь.
– Мне тоже нравится небо, – заговорил вернувшийся Константин. В одной руке он держал еще один плетеный стул, а в другой – бутылку виски.
– Вот так ты принимаешь гостей? У себя дома ты бы пригласил меня к себе в кабинет, достал бы дорогое вино или коньяк. После этого у тебя поворачивается язык называть себя эстетом? И мы, конечно же, будем пить прямо из бутылки?
– Второй пары рук я еще отрастить не успел. Сейчас схожу еще раз.
– Сиди уж! Я справлюсь сам.
– Хорошо, – похвалил сам себя Константин и аккуратно свернул работу.
– Такого лица я не видел лет пять. Наверное, даже больше, – сказал Боаз, наполняя стаканы.
– Я же просил тебя не смотреть на незаконченный рисунок! Сколько раз можно повторять, что я этого не люблю?
– Я про твое лицо. Похоже, капитан, вы заболели этой неизлечимой болезнью всерьез.
– Да, похоже, что так, – согласился он, принимая стакан. – Твое здоровье.
– Сразу о деле, или побеседуем о чем-то отвлеченном? – спросил Константин.
– Думаю, лучше побеседовать об отвлеченном после дел, – резонно заметил Боаз.
– Да, ты прав. – Он задумался и покрутил на пальце перстень. – Как ты знаешь, теперь я занял место «комиссара».
– Мои запоздалые поздравления. Меня в очередной раз отправляли по делам. Ох уж это начальство.
– Благодарю. Я знаю, что ты занимаешься делом Ицхака. Это правда?
– Занимаюсь – это сильно сказано. Ты хочешь что-то узнать?
– Я хочу, чтобы ты передал это дело мне.
– Зачем тебе эта головная боль?
– Я располагаю некоторой информацией, которая могла бы кое-что разъяснить. Но мне нужно официальное разрешение от тебя.
– Ты мог бы помочь мне сейчас, – сказал он, – не получая разрешения на ведение дела. Почему бы тебе не сделать именно так?
– Потому что у вас, майор, нет доступа к этим документам. Они находятся в архиве моего отдела. Точнее, в архиве моего бывшего отдела.
– Что документы, связанные с убийством «комиссара», могут делать в аналитическом отделе? Я думал, что они прикреплены к делу.
– Не все, – сказал он.
– Ты можешь хотя бы примерно рассказать мне о том, что это за документы? – попросил Боаз. – Я хочу иметь общее представление, не более.
– Увы, – покачал головой хозяин яхты. – Я не имею права давать тебе такую информацию.
– Я понимаю твое беспокойство, Боаз. В конце концов, я проходил главным подозреваемым по этому делу.
– Посмотри, что он припомнил, – упрекнул его майор Толедано. – Ты знаешь, что я ни на секунду не сомневался в твоей невиновности тогда, не сомневаюсь и сейчас. Но ты должен понять меня правильно. Если это что-то, о чем я могу знать, ты обязан мне сообщить.
– Я никому ничего не обязан, – прервал его Константин. – И, как я уже сказал, никакой информации я тебе дать не могу. Не потому, что не хочу. А потому, что не имею права.
– Если я узнаю, что ты в этом замешан – пеняй на себя.
– Мне кажется, ты присутствовал, когда Нурит меня допрашивала. И видел показания детектора лжи.
– Детектор лжи. Ты сам при желании смог бы им поработать. – Боаз допил виски и поставил стакан рядом с бутылкой. – Послушайте меня, капитан. На следующей неделе я передам вам дело «комиссара» Бен Шаббата. Но учтите, что с этого момента я буду следить за вами очень внимательно. И если вы оступитесь хотя бы один раз, я вам этого не прощу. Это первое. А теперь второе. Как вы понимаете, я оставлю за собой некоторые полномочия. И я должен быть в курсе новой информации. Разумеется, если я буду вправе ее видеть. Вы меня понимаете?
– Разумеется, майор.
– Я вижу, ты мне не веришь.
– Я уже сказал тебе все, что думаю по этому поводу. Если ты найдешь в архивах то, что поможет следствию, я буду рад, но решать будет господин директор. – Боаз взял бутылку, покачал головой и отставил ее в сторону. – У меня голова идет кругом от всех этих тайн. Я хочу только одного: чтобы это дело закрыли. Раз и навсегда.
– Ты, Боаз, страшный человек, – сказал он. – Ты тогда мог бы сказать, что я виновен. Одного твоего слова было достаточно – и не избежать мне тюрьмы. Но ты этого не сделал. Почему?
– Я знал, что ты невиновен. И детектор лжи ты не обманывал. Когда ты лжешь, у тебя спокойное лицо.
– Отличное наблюдение, – похвалил он и снова принялся созерцать облака. – Послушай, Боаз. Ты бы убил «комиссара», если бы тебе представилась такая же хорошая возможность, как мне тогда?
– Убил бы. Если бы я был тобой, то выкрутился бы. Наверное, тебя бережет сам Дьявол. – Он пригладил волосы и устало потянулся. – Ох, как я хочу спать. А еще я голоден. Может быть, мы пообедаем?
– Я бы и сам не отказался перекусить. Конечно, мои кулинарные способности бессмысленно сравнивать со способностями Берты, но, надеюсь, голодным ты не останешься.
– Ты закончил с работой? – спросила она мужа.
– Да, – ответил он, расстегивая рубашку. – Обычной работы у меня стало меньше, а вот бумажной…
– Что ты читаешь? – спросил Йосеф, забираясь под одеяло.
– Стендаль, – ответила она. – «Красное и черное». Читал?
– Ты же знаешь, я не большой любитель книг.
– Тебе никогда не хотелось начать читать, Йосеф?
– Не особенно. Помнится, и ты когда-то не любила читать.
– Да, но люди меняются.
– Дело в том, что ты меняешься так быстро, что я не могу за тобой угнаться. У тебя появляются новые интересы, которые я не разделяю, поэтому…
– Йосеф. – Она сделала паузу. – А ты когда-нибудь задумывался о том, что тебе интересно? Кроме работы и пустых слов о том, что тебе интересна я?
– Я думал, мы уже выяснили отношения. Или нам есть, что обсудить?
– Да, нам есть, что обсудить. Посмотри на нас. Твой мир настолько ограничен, что ты даже не думаешь выглянуть наружу, попробовать что-то новое. Я не буду говорить о том, что ты не уделяешь мне внимания, не даришь подарков, не проводишь со мной время. Мы могли бы разговаривать, но нам не о чем говорить. – Она сделала паузу. – Я думала, что что-то изменится, пыталась что-то изменить…
– Пыталась? Как именно? Завела любовника?
– Мой любовник тут не при чем. Просто этот брак изжил себя. Я не хочу ограничивать свою свободу.
– Что в нем такого, чего нет во мне?
– Я хочу, чтобы ты понял меня, Йосеф. Я не ухожу к кому-то другому. Я ухожу потому, что устала. И потому, что эти отношения мне ничего не дают.
– Как я думаю, нет смысла говорить, что я люблю тебя и хочу, чтобы ты осталась со мной. Где ты будешь жить? У него, разумеется?
– Я буду жить у мамы. – Лия посмотрела на него. – Ты реагируешь так, будто ожидал это услышать.
– Я ожидал это услышать, но не знал, когда именно это произойдет. Если тебе плохо со мной, то действительно следует положить этому конец. Да и что это за брак, если мы даже не говорили о детях?
– При чем тут дети, Йосеф?
– Мне всегда казалось, что естественное следствие развития отношений после брака – это дети. Поправь меня, если я ошибаюсь.
– Ты думаешь, живя в таком сарае и без гроша за душой, я родила бы детей? И какое у них было бы детство? Жалкие воспоминания о тесной комнате, такие, какие были у меня?
– Что же, воспоминания о большом доме и достатке лучше подойдут твоим детям. Неужели ты думаешь, что я родился вчера? Не появись в твоей жизни этот мужчина, все бы шло своим чередом. И ты не задумывалась бы о каких-то интересах, о том, что я не уделяю тебе внимания, о том, что мы разные люди. – Он мотнул головой в сторону двери. – Я устал, Лия. Если хочешь, уходи. У тебя есть ключ, завтра ты заберешь вещи. Обещаю, я не буду тебе мешать. Просто мне надоело смотреть на то, как ты мечешься от меня к нему и обратно. А теперь, пожалуйста, оставь меня в покое. Спокойной ночи.
– Проходите, – сказала она, впуская гостью. – Что-то вы поздновато, мы уже поужинали, хозяин отправился спать.
– В десять вечера? С каких пор он идет спать так рано?
– Он не очень хорошо себя чувствовал. Сейчас я поднимусь и скажу, что вы пришли.
– Прости, я тебя разбудила, – сказала она. – Ты плохо себя чувствуешь?
– У меня болит голова. – Константин толкнул дверь спальни и вошел. – Если бы ты позвонила и предупредила, что придешь, я бы дождался тебя. Хотя, судя по выражению твоего лица, ты снова поссорилась с мужем, и поэтому решение приехать было принято спонтанно.
– Я ни с кем не ссорилась.
– Но ты опять устроила ему скандал и демонстративно ушла из дома.
– У меня были причины для того, чтобы так поступить.
– Причины, причины. Много причин. Зачем ты устраиваешь скандал человеку, с которым решила расстаться?
– Меня раздражает то, что он постоянно говорит о тебе. Спрашивает, чем он хуже тебя, и…
– … не хочу слушать. – Его ладонь переместилась на левый глаз – Лие был знаком этот жест, свидетельствующий о приступе мигрени. – Завтра.
– Тебе принести что-нибудь? – спросила она.
– Посиди со мной. Не волнуйся, я скоро усну. Замечательные таблетки действуют быстро.
– Ты что, сказала ему, что навсегда уходишь?
– Спи. Утро вечера мудренее.
– Как он отреагировал на твое заявление?
– Константин, пожалуйста. – В ее голосе появились твердые нотки. – Тебе нужно отдыхать.
– Ты обещала остаться, – напомнил он. – И ты можешь спать здесь. Что там тебе нужно? Твои вещи в комнате Марики.
– Скажи, почему вы все такие? – спросила она.
– Какие?
– Невыносимые. С вами плохо, а без вас еще хуже. В каждом из вас есть что-то идиотское, с чем я не готова мириться.
– В одном ты права – такие мы все. Других ты не найдешь.
– Алло? – ответила Лия, стараясь говорить как можно менее сонно.
– Габриэль? – осторожно спросил Боаз на другом конце провода.
– Нет, это Лия.
– Ах, Лия… – Боаз, как показалось ей, смутился. – Прошу прощения, у вас похожие голоса… скажите, а… ваш руководитель сегодня не собирается выходить на работу?
– Нет, майор, – ответила она после секундного колебания. – Он плохо себя чувствует. У него мигрень.
– Что же, если так, то нет смысла вытаскивать его из постели. Прошу прощения, что побеспокоил. Передайте ему пожелания скорейшего выздоровления. Прощу прощения за то, что разбудил вас.
– Кому не спится в такую рань? – спросил Константин, переворачиваясь на другой бок.
– Это Боаз, – сказала она. – Он спросил, придешь ли ты, и я ответила, что нет.
– Только не говори, что ты отключила будильник и продолжила спать, Лия, – сказал он все тем же безразличным тоном только что проснувшегося человека.
– Отключила, – наконец, призналась она. – Но не специально… я просто очень глубоко спала.
– Ты так и уснула в одежде? – спросил Константин. – Каюсь, я виноват, не помог тебе ее снять.
– Вчера ты был не в состоянии снять одежду даже с самого себя. Тебе уже лучше?
– Да. Что ты мне вчера говорила? Ты снова поссорилась со своим мужем?
– Я рассталась со своим мужем.
– Ты вернешься ко мне? А если нет, то где ты будешь жить?
– У мамы. Мне надо подумать и кое-что взвесить. А потом я решу, где я буду жить.
– То есть, сюда ты можешь и не вернуться.
– Константин. – Она убрала со лба волосы. – Мы уже с тобой говорили об этом. Пока ты не перестанешь сравнивать меня с Марикой…
– Сравнивать с Марикой, сравнивать с Марикой! – неожиданно поднял он голос. – Я ни с кем тебя не сравниваю! Марика – это прошлое, я уже никогда не верну ее, как бы я этого ни хотел. У меня больше нет Марики. У меня есть ты. За семь лет я в первый раз решился на то, чтобы открыть женщине душу, впустить ее в свою жизнь, а эта женщина упрекает меня в том, что я сравниваю ее со своей бывшей женой! – Он вздохнул и повернулся к ней в профиль. – Делай, что хочешь. Решать тебе.
– Ты невозможен, – сказала она. – Неужели ты не понимаешь, что именно ради тебя я решила расстаться с Йосефом?
– Не преувеличивай. Я заставил тебя задуматься о ваших отношениях. А теперь, когда ты станешь свободной, тебе стоит найти подходящего человека. Такого, с которым тебе было бы спокойно и надежно.
– Сукин ты сын, – вздохнула Лия. – Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, но тебе надо говорить все это, чтобы меня разозлить!
– Ты злишься? Это что-то новое.
– Да, я злюсь, потому что ты говоришь ерунду. Если бы я хотела найти себе другого мужчину, то сейчас в твоей постели не лежала.
– И про то, что я сравниваю тебя со своей бывшей женой, ты бы тоже не говорила. А также не говорила бы о том, что я, изменив тебя, не изменился сам. Я хотел сказать, что соскучился. Надеюсь, это взаимно?
– Мы не закончили разговор, Константин, – возразила Лия, отстраняясь. – Ты до сих пор продолжаешь сравнивать меня со своей женой, и…
– … и это бред, который придумала ты сама. – Он обнял ее и привлек к себе. – Я ни с кем тебя не сравниваю. Ты – та женщина, которую я люблю, и мои бывшие женщины и жены тут не при чем. И, если уж на то пошло, ты не имеешь права отказывать человеку, который отправился от болезни и выбирается в мир живых. Это бесчеловечно.
– Ты сумасшедший, а не больной, – поправила его она. – Ради глупой провинциалки, которая, помимо всего прочего, не на один год младше тебя, ты завел служебный роман, а теперь бросаешь к ее ногам весь мир.
– А ты ради больного алкоголика, трудоголика и карьериста, который старше тебя не на один год, бросила мужа. Кто из нас поступил правильнее?
– Не знаю, – покачала головой Лия. – Иногда самые страшные ошибки оказываются правильными шагами.
– Какое чудесное утро! – сказала последняя, после чего закуталась в шаль и добавила: – Правда, чересчур свежо.
– Да, прохладно. Но какой чистый воздух!
– Расскажи мне про отца Йосефа, – попросила она. – Каким он был?
– Редким паршивцем, – ответил Константин, принимая чашку. – Солдафон, карьерист, из тех, кто любит выслуживаться и профессионально подлизывается к начальству. По образованию – врач-психиатр, получил степень, после чего пошел служить. Сначала служил обычным врачом, потом за какие-то заслуги ему дали новую должность – предложили вести допросы в тюрьмах, где держали террористов. Потом он попал к нам. Побывал на должности главного аналитика, был консультантом руководителя отдела по ведению допросов. В конце концов, ему надоело жалкое существование, и он собрал целую кучу компромата на своего руководителя, а после этого занял его место. Он, конечно, был профессионалом, надо отдать ему должное. Но как человек он был просто невыносим – ровным счетом никаких понятий о чести, не признавал ничьих авторитетов, и особенно подозрительно относился к людям, которые были либо так же умны и целеустремленны, как и он, либо еще умнее и целеустремленнее. Он видел в них тайную угрозу своему положению. Такого человека он в свое время увидел во мне, и поэтому мы не ладили. Соломинкой, которая сломала спину верблюда, стал наш роман с Нурит, за которой Ицхак пытался ухаживать задолго до меня. Но выбрала она меня, и такого оскорбления он стерпеть не мог.
– Судя по всему, Йосеф на него не похож.
– Некоторые черты характера проявляются в особых ситуациях. Вероятно, Йосеф в такие ситуации не попадал. Власть – вот что кружит голову слабым людям. Если хочешь узнать, каков человек на самом деле – дай ему либо деньги, либо власть. В такие моменты все показывают свое истинное лицо. Единицам удается остаться людьми и понять, что власть – это, прежде всего, ответственность, твои обязанности, другие люди, а только потом ты сам. Людей пьянит осознание того, что кто-то им подчиняется. Трудно сохранить человеческое лицо в такой ситуации.
– Но ведь у тебя получается.
– Расспроси сотрудников моего отдела, и они скажут тебе в один голос, что это не так.
– Им бы только писать тебе служебные записки, опаздывать и одеваться так, будто они пришли в ночной клуб. Далеко ходить не надо – можно взглянуть на Габриэль. Кстати, представляешь, Боаз подумал, что я – это Габриэль.
– С его любовью к женщинам я удивляюсь, как он различает их лица, о голосах я уже не говорю.
– Да, но ведь у нас с ней совсем разные голоса. – Лия сделала паузу, прожевывая кусочек хлеба. – Знаешь, мне почему-то проще поверить в твой роман с Габриэль, чем в твой роман с Нурит.
– Вряд ли я мог бы завести роман только ради секса. С Нурит нас объединяют взгляды на жизнь, общие интересы. В конце концов, она умнее и образованнее меня, а меня восхищают такие женщины. Если можно научиться чему-то от человека, то почему бы этого не сделать? – Он снова взял чашку. – Правда, роман наш был для меня чем-то вроде спасения от мыслей о Марике. Но это уже другой разговор. Ах да, я хотел сказать тебе, что через пару дней мне нужно будет отправиться по делам в Дамаск. Но приеду я быстро. Думаю, это будет последняя командировка перед отпуском. Скоро мы с тобой отправимся в Швейцарию. Ты еще не передумала?
– Нет, конечно, нет. – Она помолчала. – А ты можешь взять меня с собой в Дамаск?
– Я лечу всего на сутки. Тебе не будет скучно сидеть в отеле в одиночестве?
– Совсем нет, – помотала головой она. – Я буду ждать тебя и читать.
– Я люблю тебя, моя девочка. И я буду самым счастливым человеком на свете, если ты согласишься выйти за меня замуж.
– Только если ты возьмешь меня в Дамаск, – снова улыбнулась Лия.
– Я возьму тебя куда угодно. Только чтобы ты всегда была рядом со мной.
– Здравствуйте, Константин, – сказала она. – Как вы себя чувствуете?
– Великолепно, – ответил тот. – Это вам. Как я и обещал.
– Где вы нашли гвоздики?
– Это будет моим маленьким секретом, – ответил Константин, занимая одно из кресел у стола доктора. – Прошу прощения, я припозднился. Меня задержали дела. Надо найти вазу для цветов, вы так не думаете? У вас есть ваза?
– Не думаю, – сказала она печально. – Но я найду выход из положения.
– Я согласна. – Она заняла свое кресло. – Чувствуете вы себя великолепно, но вот выглядите не очень хорошо. Вы меня обманываете?
– Как я могу обманывать вас? Я действительно хорошо себя чувствую. Надеюсь, новости у вас хорошие? Или, по крайней мере, не очень плохие?
– Как часто у вас случаются приступы?
– Раз в две недели, иногда чаще. Но это не такие приступы, во время которых я не могу встать. Обычно я в состоянии перенести мигрень на ногах.
– Вам нельзя переносить мигрень на ногах. Это заметно хотя бы по тому, как вы сейчас выглядите.
– Вот уж не думал, что когда-то буду слышать от женщины, что я плохо выгляжу. – В голосе Константина появились нотки обиды. – Наверное, я старею?
– Нет, просто вы не понимаете, что должны бережно относиться к своему здоровью. И не прислушиваетесь к моим рекомендациям. А также к рекомендациям доктора Эли. Или вас не волнуют рекомендации вашего личного врача?
– В последнее время я много отдыхаю. Мои дела не позволяют мне брать долгий отпуск, по крайней мере, на данный момент. Но я работаю меньше. Кроме того, я регулярно испытываю положительные нервные встряски, как советовал доктор Эли. Извините, – поспешно добавил он, – я обычно не говорю таких вещей при женщинах, но вы сами подняли эту тему.
– Все это хорошо, Константин. Но я должна сообщить вам кое-что неприятное. Я получила результаты последних анализов, и теперь могу поставить диагноз. Пока что предварительный. Но для начала вам необходимо сделать биопсию.
– Биопсию? У меня… рак?
– Я знаю, что это противоречит правилам врачебной этики, но чувствую, что обязана это сказать. У вас аденома гипофиза. Вероятно, злокачественная. По крайней мере, анализы до сих пор указывали именно на это, да и синдромы тоже: у вас ухудшилось зрение, вы жалуетесь на недомогание по утрам. После получения результатов биопсии можно будет сказать что-то конкретное. Может быть, что я ошибаюсь, и это доброкачественная аденома. В таком случае, волноваться вам не стоит. И вам, конечно, нужно следить за своим здоровьем и сообщать мне, если вы почувствуете себя хуже. И…
– Сколько, доктор? – перебил ее Константин.
– Четыре года, если это злокачественная опухоль. Четыре с половиной, если вы согласитесь на лечение.
– Но это ведь неправда, доктор, – сказал он, и его голос впервые за все время их общения дрогнул. – Мне всего тридцать четыре. Я не могу умереть, не дожив даже до сорока!
– Мне нужно получить результаты биопсии для того, чтобы поставить вам точный диагноз. Я рассказала вам об этом только потому, что хотела подготовить вас к худшему исходу событий. Что бы ни говорили анализы, злокачественные аденомы гипофиза составляют только пять процентов от всех аденом. Будьте благоразумны. Я ни за что не поверю в то, что вы можете просто так взять и сдаться. Вы просто не имеете на это права!
– Я никогда не имел права сдаваться, доктор. Мне всегда надо было идти вперед, чего-то добиваться. На меня смотрят восхищенно, открыв рот. Мне завидуют. Я вдохновляю людей на то, чтобы они не сдавались. Я вдохновляю людей на то, чтобы они искали в себе силы. Иногда и мне хочется сесть и отдохнуть. Но у меня есть тысяча причин для того, чтобы этого не делать. Я поднял свою планку так высоко, что опускать ее уже нельзя, можно только поднимать. – Он поднял палец, указывая на потолок. – И я рвусь куда-то туда, вверх. Не потому, что от меня этого хотят окружающие, не потому, что меня вынуждают обстоятельства. Я рвусь туда потому, что этого хочу я. Мне уже не двадцать и не двадцать пять, и я знаю, что вряд ли доживу до шестидесяти, но у меня достаточно планов. Я планирую написать магистерскую диссертацию, а потом, вероятно, и докторскую. Я хочу поездить по миру – есть много мест, где я еще не был, хотя я много путешествовал. Я не до конца изучил медицину, планирую изучить пять языков. Я не прочитал и малой доли книг, которые хочу прочесть. Я не женат, у меня нет детей. И я еще не заработал достаточно денег для того, чтобы обеспечить своим детям достойное будущее. Но когда я узнаю, что мне осталось только четыре года, доктор, то я понимаю, что все эти планы останутся мечтами.
– Константин, – сказала она негромко. – Пожалуйста, послушайте меня внимательно. И запомните каждое мое слово. Я не имею права называть себя вашим другом, хотя это было бы наградой для меня. Но я успела неплохо узнать вас, и поэтому имею право сказать вам то, что вы сейчас услышите. Я еще никогда не встречала таких мужчин, как вы, хотя мужчин у меня было немало, в том числе, и достойных. Вы красивы, обаятельны, умны. Вы – сильный, упорный, целеустремленный человек, знаете себе цену и при этом воспитаны и вежливы. Вы талантливы во множестве областей, начиная с рисования и музыки и заканчивая талантом располагать к себе. У вас богатейший внутренний мир, которым вы с радостью делитесь с другими, у вас невероятная энергетика – даже короткий диалог с вами по телефону на весь день оставляет во мне ощущение приятной вечерней беседы за чашкой чая или бокалом вина. Иногда это ощущение появляется даже тогда, когда доктор Эли просто упоминает ваше имя. Я не буду скрывать: я немного влюблена в вас, как и все остальные женщины в вашем окружении. Вам тридцать четыре. Да, вы правильно сказали, вам не двадцать и даже не двадцать пять. Но это не имеет значения. У вас есть цели, у вас есть силы, у вас есть средства для того, чтобы этих целей достичь, а потом поставить новые. Но теперь у вас есть преимущество – жизненный опыт. Так неужели вы после всего, что произошло в вашей жизни, позволите себе опустить руки? Неужели это человек, с которым я делилась самым личным, и который поддерживал меня? Это ли тот человек, о котором даже доктор Эли говорит с таким искренним восхищением, как он не говорил еще ни о ком? Нет, вы не можете сдаться. У вас есть на это право, оно есть у любого из нас. Но вы не можете этого сделать. У вас есть женщина, которую вы любите, и которая любит вас. Вы женитесь, у вас будут дети. И пусть лопнут от злости ваши враги и недоброжелатели, потому что они недостойны даже того, чтобы раз в год чистить ваши ботинки. Вы не должны сдаваться не только ради себя, но и ради людей, которым вы дороги. А таких людей много, уж поверьте.
– Доктор, – заговорил он, – если бы на вашем месте был кто-то другой, то я принял бы эти слова за лесть. Но мне хочется вам верить. Я не владею женским искусством принимать комплименты, а поэтому, похоже, придется сказать банальное «спасибо». Вас не обидит такая пошлая благодарность?
– Благодарность не бывает пошлой, если она сказана от сердца, – проговорила она. – Я уверена, что и вы это знаете.
– Конечно. – Он по-прежнему сидел к ней боком, так, будто не хотел, чтобы она видела его лицо. – И да, я нагло соврал вам насчет языков. Я посчитал еще раз, и вышло шесть.
– Чему вы смеетесь? – спросил он.
– Вашей способности запоминать мелочи, а потом говорить о них в самый неподходящий момент, – ответила она, положив локти на стол. – У вас это получается так непринужденно. А чему смеетесь вы?
– Не знаю, – честно признался он. – Я иногда думаю: почему люди так редко смеются просто так? Ведь самое чудесное – это делать что-то просто так. Не привязывая это к какому-то событию, дате, времени года… – Он помолчал, сцепил пальцы и продолжил: – Я знаю, что можно сделать. Можно посадить гвоздики, выращивать их, а потом срезать и приносить вам. Вот представляете, вы работаете, осматриваете кого-нибудь. А тут я заявляюсь с букетом гвоздик и говорю: «Вот, это вам, доктор. Просто так!». Интересно, какое лицо при этом будет у пациента? Да, пожалуй, надо будет принести пару гвоздик и ему. В качестве компенсации за моральный ущерб.
– Вы точно прилетели с Марса, – резюмировала она, до сих пор пытаясь подавить смех. – Ей-богу, я еще никогда не встречала таких людей, как вы.
– Никакому другому идиоту и в голову не пришло бы добровольно покидать Марс и лететь на Землю, где так много людей и шума. Вы – потрясающая женщина, доктор. Я вам это говорил?
– Боюсь, что нет, – ответила она, пытаясь скрыть смущение под улыбкой.
– Какой же я хам! Вы – потрясающая женщина, доктор. Теперь вы это знаете.
– Вы не хам. Вы хранитель секретов, которые меня интересуют. Откуда вы привезли гвоздики?
– И все же я предпочту держать это в тайне.
– Вы должны заполнить это и подписать. Здесь подробно рассказано об осложнениях, которые могут возникнуть после процедуры.
– По правде говоря, это непростое решение, доктор.
– Взвесьте все «за» и «против». У вас есть неделя.
– Хорошо, доктор. Я не обещаю, что к тому времени успею вырастить гвоздики…
– Бросьте, – перебила его она, чувствуя, что сейчас снова начнет смеяться. – Я, в конце концов, на работе. И я врач. А вы – пациент. Это я должна продлевать вам жизнь смехом.
– Так что же, если я не врач, мне не позволено продлевать кому-то жизнь смехом? Вот теперь я точно получу диплом доктора медицины и стану смехотерапевтом.
– Очень хорошо, – кивнула она. – Из вас вышел бы отличный врач. Я советую вам внести это в ваш жизненный план.
– Теперь у меня есть дополнительная цель на будущее. И у меня есть последний вопрос. Вы действительно в меня влюблены?
– Это вас удивляет?
– Скорее, смущает. Не поймите меня неправильно, это не значит, что я не вижу в вас женщину. Но это как-то… иррационально. Хотя бы потому, что в вас безнадежно влюблен доктор Эли. Может, он уже давно выращивает гвоздики, чтобы при случае подарить их вам просто так?
– Надо же, какой мороз, – сказала она. – А ведь скоро весна! Неужели в этом году выпадет снег?
– Думаю, для снега уже поздно, – возразила Лия.
– Позволь с тобой не согласиться, – заговорил Константин, поднимая глаза от книги. У него на коленях лежала шаль, похожая на шаль Берты, только толще и теплее. – Снег в феврале выпадает часто. В этих краях он просто отменный – холодный, пушистый и лежит долго. Вполне можно играть в снежки.
– В снежки? – рассмеялась Лия.
– Конечно. Ты давно играла в снежки?
– В школе…
– Вот теперь мне захотелось снега, – сказал он. – Такого, чтобы пришлось с утра разгребать завалы и освобождать путь своей машине. Или такого, чтобы встать на лыжи и съехать отсюда, с холма, до самого города. – Он щелкнул зажигалкой и с тоской посмотрел в окно. – Но такого никогда не будет. Ладно, хватит грустить. А не выпить ли нам чего-нибудь, леди? К примеру, глинтвейна?
– В начале десятого вечера варить глинтвейн, сэр? Да что вы! Может, лучше выпьем чаю?
– Нет, – упрямо возразил Константин, – мы будем пить глинтвейн. Я знаю, что вы умеете варить глинтвейн, Берта.
– И я умею, – улыбнулась Лия, снова поднимая глаза от вязания. – Правда, я давно его не варила. Но могу попробовать.
– Ты покажешь мне, где ингредиенты? – обратилась она к хозяину дома.
– Конечно. Я даже помогу тебе готовить.
– Как именно? Будешь размешивать?
– Это единственное, что я умею. Но разве этого мало? По-моему, это самая ответственная часть процесса.
– Ты как ребенок, – сказала Константину Лия. – На ночь глядя тебе подавай глинтвейн, посиди с тобой, пока ты заснешь, почитай вместе с тобой, пока ты читаешь. Хорошо еще, что ты не просишь в три часа ночи какой-нибудь особый шоколад или не жалуешься на то, что у тебя что-то болит.
– Не вижу смысла отказывать себе в своих желаниях, когда их воплощение в жизнь мне ничем не вредит. А глинтвейн полезен для улучшения тока крови.
– Кто это может быть? – покачала головой она.
– Это ко мне, – ответил Константин. – Я открою.
– Это Фридрих, мой юрист, – представил Константин гостя. – Знакомьтесь, друг мой. Это Лия Слоцки.
– Очень приятно, госпожа Слоцки, – заговорил он. Голос у него был низкий, грудной, почти бас. – Прошу прощения за поздний визит.
– Могу предложить вам глинтвейн, вижу, вы замерзли, – сказал ему Константин. – Один стакан, и вам станет теплее. И усталость как рукой снимет.
– Да, от глинтвейна я не откажусь, – кивнул с благодарностью Фридрих. – Вы не представляете, какой там холод! Хозяин собаку на улицу не выпустит. У вас тут и так не очень людно, а сейчас такое ощущение, будто вымер весь район! И, кстати, что у вас там за армейский кордон внизу, на дороге к городу?
– Не обращайте внимания, это частое явление. Если вы поживете тут с месяц, у вас возникнет ощущение, будто начался следующий виток интифады.
– Перебраться бы вам в город, Константин! – сказал он. – Там, конечно, шумно, людно, полно машин, но… я бы не смог все это терпеть. Они останавливают каждую машину, проверяют документы, спрашивают, куда я еду. Они, верно, еще и к вам поднимаются, спрашивают, не видели ли вы кого-нибудь странного?
– Редко. Навещают и проверяют, живы ли мы еще в нашем захолустье. Не хочу задерживать вас. Поднимемся ко мне.
– Женщина ваша просто красавица, – сказал он одобрительно, просматривая бумаги. – Послушайте, мы с вами давно не виделись! Вы, друг мой, выглядите совсем больным…
– Если бы я был здоров, пригласил бы я вас к себе для того, чтобы поговорить по поводу завещания?
– Все бы вам шутить, – проговорил он неодобрительно.
– Я уже дошутился, – ответил Константин. – Теперь те бумаги, которые вы держите в руках, приобрели для меня более реальный смысл.
– Что это значит?
– У меня аденома гипофиза. Вероятно, злокачественная.
– А я ведь говорил вам, что вы тащите на себе слишком много! Но не волнуйтесь раньше времени. Насколько мне известно, аденомы часто оказываются доброкачественными, и люди живут с ними очень долго. – Он улыбнулся. – Может, врачи ошиблись, и это вовсе не аденома, а просто ваш мозг, не выдержав нагрузки, решил отрастить себе дополнительную часть? Резервную, на всякий случай?
– Меня и так считают научным феноменом, Фридрих. Вы хотите, чтобы на мне начали ставить опыты?
– Что вы, никаких опытов! Феномен – он на то и феномен, чтобы его изучали без каких бы то ни было грубых вмешательств. Итак, какие изменения вы хотите внести в завещание?
– Юридические проблемы решены? – спросила она, глянув на Константина.
– Да. Теперь самое время отправляться спать. Завтра нужно выйти на работу. Мои выходные затянулись.
– Не соблазняй меня, – ответила Лия. – Я должна довязать еще пару рядов.
– Хорошо, – согласился Константин. – Тогда я успею выпить еще глинтвейна. Надеюсь, у меня завтра не будет похмелья?
– Добрая ночь, – поздоровался Гилад. Голос у него был совершенно чужой и совсем не подходящий для такого времени суток. – Я, конечно же, разбудил тебя.
– Нет, – ответил Константин. – Что случилось?
– Я тебе расскажу, что случилось! – выпалил Гилад так, будто до этого пытался сдерживать эмоции, а теперь вдруг взорвался неожиданно даже для самого себя. – Ты должен приехать. Сейчас же!
– Приехать?
– Пожалуйста, Константин, это очень, очень важно! Это связано… да с чем это только не связано! С «комиссаром», со мной, с доктором Мейер…
– С доктором Мейер?
– Она попала в аварию, отказали тормоза или что-то вроде того. Машину проверили, и Боаз уверен, что авария произошла не случайно.
– Когда это случилось?
– Пару часов назад. Может, больше.
– И ты звонишь мне только сейчас?!
– Да, потому что я только полчаса назад об этом узнал. Я говорил с Боазом насчет личного дела «комиссара», и…
– Причем здесь личное дело «комиссара»?
– Притом, что оно пропало из архива! Исчезло без следа! Охранник заметил, что дверь в архив приоткрыта, зашел проверить. Разумеется, начал проверять наличие документов. И обнаружил, что одна из ячеек пуста. Она была закрыта, все как положено, но дела там не было! Ты понимаешь, что это значит? Это закрытый архив! Документы могут смотреть только те, у кого первый допуск и выше! Ты не представляешь, какой допрос мне устроил Боаз! Я почувствовал себя военным преступником!
– Где ты сейчас?
– В больнице, – ответил он, глубоко вдохнув. – Я буду ждать тебя снаружи.
– Слава Богу! – сказал Гилад, вздыхая с облегчением. – Как ты быстро…
– Давай присядем, – предложил Константин и сел на ступени, подобрав полы плаща.
– А теперь расскажи мне все, но только без нервов и криков.
– Вчера я работал допоздна, должен был кое-что закончить, – начал Гилад. – Только не смотри на меня так: ты сам иногда работал по выходным. Я закончил работу, отдал ключи охраннику, попрощался с ним и ушел. Когда я вернулся домой, было далеко за полночь, Кристина ждала меня и не спала. Разумеется, мы поругались. Я лег спать с мыслью о том, что завтра мы поговорим. Но когда я проснулся, ее не было дома – она уехала к подругам. Сегодня у меня должен был быть выходной, и я уже стал размышлять, куда бы мне поехать, если уж моя жена так неожиданно испарилась, но в обед мне позвонил Боаз и сказал, что я должен срочно приехать. У меня и мысли не было о том, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Я приехал, а он огорошил меня этой новостью о пропавшем досье! Он расспрашивал меня часов пять! Я думал, что поседею!
– Система должна была показать, чьим допуском воспользовались для того, чтобы открыть ячейку. Где отчеты?
– Она не работает уже несколько дней, там какое-то замыкание. Техники должны починить завтра. И камеры не работают, как назло! А этот тупица – охранник! Хорошо же для меня начался период работы на новой должности! И еще Кристина… как подумаю – тошно делается!
– Посмотри на меня, Гилад.
– Когда на твоей ответственности две трети закрытых архивов, подобных ситуаций не избежать. Тут много безответственных сотрудников. Если бы мы с тобой могли преподать урок всем, мы бы сделали это. Но это не в наших силах.
– Меня отдадут под трибунал!
– Помолчи, – сделал ему знак Константин. – Если ты будешь нервничать по поводу каждого потерянного документа, к твоим тридцати трем седых волос у тебя будет еще больше, чем у меня. У тебя есть свои обязанности. Свои – ключевое слово.
– Я не знаю, что произошло с личным делом Ицхака, но уверен – это не твоя вина. Я скажу это Боазу, я скажу это господину директору, а также черту и Богу. Под трибунал тебя никто не отдаст.
– Спасибо, – вздохнул он облегченно.
– Вот и хорошо. А теперь мы навестим доктора Мейер и выпьем кофе.
– Я бы выпил чего-нибудь покрепче, – признался Гилад. – Я уже давно об этом думаю.
– Капитан, – сказал он, протягивая руку Константину. – Я звонил вам после обеда, но вы не отвечали.
– Я плохо себя чувствовал, майор. Мне было не до телефонных звонков.
– Как я понимаю, лейтенант Гордон уже рассказал вам о том, что случилось.
– Да, я в курсе. Я считаю, что нам немедленно следует выяснить, в чем дело. – Константин заговорил тише, сделав пару шагов к Боазу. – Ты что, не видишь, что он весь на нервах? – Он покачал головой. – Со мной ты так не разговаривал бы!
– Тебя я знаю лучше, чем его, – резонно заметил Боаз. – А ты, я надеюсь, знаешь, что с недавнего времени я исполняю обязанности начальника службы безопасности.
– Мои поздравления.
– Не будем терять время, капитан. Как начальник службы безопасности, я должен задать вам несколько общих вопросов. А если учесть вашу недавнюю просьбу о передаче дела «комиссара», то общими вопросами наша беседа не ограничится.
– Простите, майор, – сказал он устало, – я могу идти?
– Вы свободны, лейтенант, – ответил за майора Константин. – Передавайте привет своей жене.
– Вот кому надо было занять должность «комиссара» – так это тебе, – сказал Константин. – Ты бы слышал, как он со мной разговаривал! Я еще никогда не видел его в таком состоянии.
– Нервная встряска полезна для душевного равновесия. Пойдем. Нам нужно поговорить.
– Может быть, поедем ко мне? – предложил Константин, когда Боаз уже вырулил со стоянки и поехал по извилистой улице, разглядывая бары и прочие заведения подобного рода вокруг. – Там можно будет поговорить в спокойной обстановке.
– Я хотел бы поговорить с глазу на глаз в месте, где нет знакомых, – возразил Боаз. – Так будет спокойнее нам обоим. Кроме того, я бы не отказался от рюмки водки. У меня выдался гадкий день.
– Может, твой рассказ о случившемся внесет какую-то ясность?
– Гилад все тебе рассказал. Я уверен, что добавить мне нечего. Разве что по поводу того, что несчастный воришка оставил дверь открытой.
– Человек с первым допуском секретности не так глуп, чтобы забыть закрыть дверь в архив. Он работает с этими документами каждый день и расскажет тебе все правила безопасности, даже если ты разбудишь его в три часа ночи.
– Сначала я предположил, что досье взяла Нурит. Но охранники не видели ее с прошлой недели, а ее допуск в кабинете. И кабинет заперт. Кроме того, доктор Мейер заглядывает в архив очень редко. Да и будет ли советник «комиссара» прокрадваться в архив? Зачем ей это нужно? И вот еще что. На время неисправности системы мы получили указание подписывать особый документ, где указываются имена входивших в архив сотрудников. И Нурит обязательно расписалась бы там.
– Притормози здесь, Боаз, сделай одолжение. Меня уже начинает укачивать.
– Значит, так, – сказал он. – Если ты не хочешь объясняться перед господином директором, тебе следует сообщить мне, чем ты занимался в вечер после нашего разговора. Я знаю, что ты вернулся домой около полудня. Что было потом?
– Ты не сказал мне, почему расспрашивал Гилада. Ты ведь знал, что он не ответит тебе ничего вразумительного.
– Гилад тесно общался с тобой. Он находился рядом каждый день по нескольку часов, а иногда даже брал твой допуск для того, чтобы достать документы из архива. И я подумал, что он может что-то знать.
– Что именно?
– Трудно сказать. Мне кажется, что меньше всех знаю о происходящем я. Итак, капитан. Я слушаю.
– Я был у Габриэль.
– У Габриэль? Так что же… не понимаю!
– Если ты хочешь услышать более подробный рассказ о том, чем мы занимались, скажи прямо. Если нет, задавай вопросы по порядку. Я готов ответить.
– То есть, ты вернулся и сразу поехал к Габриэль.
– Да.
– И ты остался у нее до утра.
– Нет. Я планировал остаться до утра, но у меня разболелась голова, я поехал домой. Сегодняшний день я провел с Лией, которая, как ты помнишь, ответила тебе с утра на телефон. Она приехала ко мне вчера вечером и осталась до утра.
– Очень хорошо, – сказал он. – Так, значит, ты спишь с Габриэль. Но как упорно ты отрицаешь все слухи!
– А что я должен делать? Повесить у себя на лбу табличку «Я сплю с Габриэль Нафтали», может быть?
– То есть, вы были вместе, но никто этого не может подтвердить. Я правильно тебя понимаю?
– Да, – кивнул Константин. – Но, думаю, ты понимаешь, что нам было не до досье «комиссара».
– Не стоит конкретизировать. У меня есть последний вопрос. Точнее, просьба. Покажи мне свой допуск, пожалуйста. Ты ведь носишь его с собой?
– Разумеется. – Константин достал бумажник и начал изучать содержимое того отдела, где находились рабочие разрешения. Он перебирал карточки пару минут, после чего вздохнул. – Черт побери, где же он?
– Где ты носишь допуск в то время, когда находишься на работе?
– Прикалываю его к пиджаку. Так, как делают все остальные.
– Ты снимаешь пиджак, когда находишься в офисе. – Боаз внимательно смотрел на помрачневшего собеседника. – Ты понимаешь, что его мог взять кто угодно? Гилад, Лия, Габриэль?
– Я хотел бы посмотреть на того, кто возьмет мой допуск без разрешения!
– Значит, это кто-то так и сделал. Иначе чьим допуском воспользовался похититель? И почему вы с Габриэль не могли этого сделать?
– Чертовски странная история, Боаз. И мне она не нравится.
– Это за выпивку, – сказал он. – Прошу прощения, капитан, мне нужно идти. Я хочу вернуться домой и немного отдохнуть. Если я не найду ваш допуск в вашем кабинете, то могу вам пообещать – вы отправитесь под трибунал уже в конце этой недели. Думаю, вы понимаете, чем чревата кража документов из закрытого архива. Вам повезет, если с вас только снимут погоны.
– Все в порядке, сэр? – спросила она.
– Нет. Но вы можете принести счет.
– Я не думала, что ты придешь. И тебя вчера не было на работе… Проблемы?
– Эй, я говорю с тобой! – сказала она. – Это из-за истории с досье «комиссара»?
– Да, отчасти.
– Ты немногословен, – резюмировала она. – Может быть, выпьем? Ты весь на нервах.
– Кофе, если тебя не затруднит.
– Сначала ты приходишь, даже не потрудившись перед этим позвонить, и набрасываешься на меня так, будто не видел целый месяц. А теперь лежишь и молчишь.
– Время от времени мне необходимо избавляться от отрицательной энергии.
– Значит, вот как. А что же Лия? С ней у тебя не получается избавиться от отрицательной энергии?
– С ней я заряжаюсь энергией положительной. Но до этого надо освободиться от отрицательной.
– А если не будет ни Лии, ни меня? В твоем энергетическом мире воцарится хаос?
– Работа помогает наводить в этих делах идеальный порядок.
– Работа вместо секса. Это в твоем духе. Тебе принести кофе в постель, или же ты соизволишь подняться?
– Сегодня в городе я видела Марику, – сказала она. – Твоя бывшая жена гуляла по магазинам в гордом одиночестве. Она похорошела, хотя мне всегда казалось, что красивее она стать уже не может.
– В субботу мы отлично провели время, – сказал он. – Я думал об этом до самого ужина.
– Мужчины думают либо о сексе, либо о еде, это известный факт, и ты – не исключение, – изрекла Габриэль, устраиваясь у него на коленях. – На этот раз ты хотя бы не уехал, пока я спала. Хотя бы потому, что вообще не остался на ночь из-за своей дурацкой мигрени.
– В прошлый раз я оставил тебе записку.
– Мне не нужны твои записки. – Она подцепила ногтем цепочку, висевшую на шее гостя. – Я давно хотела спросить у тебя, что это за медальон.
– Он охраняет меня от злых духов.
– От таких, как я?
– В том числе.
– Не думала, что ты веришь в подобные сказки.
– Я рассказываю их слишком любопытным людям.
– Родители в детстве не говорили тебе, что нехорошо трогать вещи других людей?
– Может, там яд? Вы ведь все носите с собой яд. На всякий случай. Если вы вдруг попадете в руки к тем, кто… вас не любит. Или это тоже сказки?
– Не в медальонах. Это было бы очень глупо, не находишь?
– Еще можно носить яд в кольце, например. – Габриэль взяла его за руку, погладив перстень. – Где же он?
– Если будешь много знать, тебя будет мучить бессонница.
– Неужели так трудно ответить на вопрос? – обиженно спросила она. – Сколько сахара?
– Ты знаешь.
– Ах да, я забыла. Черный, без сахара и покрепче. Прошу.
– Я хотел бы кое-что обсудить с тобой, если ты не возражаешь. Надеюсь, рабочие темы не нарушат романтическую обстановку?
– Ты не можешь без рабочих тем, и я к этому уже привыкла.
– Кстати, я звонил тебе в воскресенье около пяти. Где ты была? В такое время ты уже возвращаешься с работы, насколько мне известно.
– Меня не было. Ты мог позвонить мне на сотовый. Я гуляла с подругой.
– Правда?
– Конечно же, правда! Мы пошли в кафе, прогулялись…
– Вы проходили рядом с университетом?
– Что мне там делать? Я получила свою степень уже давно.
– Я в последний раз спрашиваю тебя, дорогая. Это правда?
– Это правда. Но если ты хочешь, чтобы я что-то придумала, то скажи – у меня с этим проблем нет.
– У меня был с собой кейс, не могла бы ты его мне принести?
– Если он понадобился тебе в десятом часу вечера, то, разумеется, принесу.
– Прошу, – сказала она и снова села.
– В каком кафе вы были? – спросил Константин, рассматривая извлеченные из кейса документы.
– На площади, там, где фонтан. Ты, наверное, знаешь.
– Неплохое место. От университета это далеко, стоит отметить.
– Ты можешь внятно объяснить мне, почему ты так часто говоришь слово «университет»?
– Это показания доктора Мейер, – сказал он. –Я кратко перескажу тебе содержание. Она встретила тебя в воскресенье в университетском саду. Она увидела тебя издалека, но хотела убедиться, что это действительно ты. И поздороваться, конечно. Она подошла к тебе и заметила, что ты не одна, а в компании молодого человека. Нурит немного смутилась, но все же подошла и поприветствовала вас. После чего поехала домой. Видишь ли, уже пару недель я посещаю ее лекции не только по пятницам, но и по воскресеньям – именно поэтому в воскресенье я начал уходить с работы немного раньше – и мы уезжаем из университета вместе, я подвожу ее. Но не сразу – после лекций мы пьем кофе. В это воскресенье меня не было, а поэтому доктор Мейер сразу отправилась домой. Она, конечно же, пошла по направлению к воротам. В такой час она не появляется в университетском саду. Мы обходили его.
– Продолжай, – сказала она прохладно.
– Я спросил у доктора Мейер, знает ли она молодого человека, который сидел рядом с тобой.
– Ты хочешь рассказать мне, кто этот молодой человек?
– Расскажи мне ты.
– Его зовут Саид. Он член террористической группировки «37». Саид торгует информацией. Меня интересует эта группировка, как ты знаешь, потому что она напрямую связана с убийством «комиссара». Так была ли ты в университете, дорогая? Или пила с подругой кофе?
– Это чушь, – заявила она. – Она может обмануть кого угодно, даже черта.
– Я бы даже не поднимал эту тему, милая. Я бы даже не думал о том, что ты как-то связана с покушением на Нурит и решил бы, что это совпадение, если бы не несколько важных моментов. В конце концов, у каждого из нас свои тайны. Среди моих, если можно так выразиться, полезных друзей тоже немало членов террористических группировок. У нас взаимовыгодное сотрудничество – я плачу им, а они доставляют мне информацию. Вероятно, и Саид доставил тебе какую-то важную информацию. Может, за деньги, может, за что-то другое, чем любят платить женщины. Если не возражаешь, я начну с самого начала. И заранее попрошу у тебя прощения за то, что это будет долгий разговор.
– Хорошо, – кивнула Габриэль. – Я слушаю.
– Если ты помнишь – а ты помнишь, конечно же – кассета с записью нашего с Ицхаком последнего разговора попала к нам сразу после того, как мы открыли дело об убийстве. Ты ведь понимаешь, о какой кассете я говорю, верно?
– Верно, – кивнула Габриэль – Это кассета из небольшого диктофона. Им легко пользоваться. А еще можно положить его хоть в ящик стола – микрофон сильный, и качество записи не пострадает. У меня когда-то такой был.
– После того, как с меня сняли обвинения – точнее, после того, как меня освободили по известным узкому кругу людей причинам – я смог спокойно вздохнуть и задумался над тем, откуда появилась эта кассета. Наш с Ицхаком разговор должен был быть личным, и никакой записи не подразумевалось. Ко всему прочему, у него была паранойя, связанная с подслушивающими устройствами. Он проверял их наличие каждый день. Я навел справки, в том числе, побеседовал с майором Вайзенштейном. Майор сказал мне, что кассета получена из достоверных источников.
– Что еще мог сказать тебе этот пройдоха? – пожала плечами Габриэль, закуривая в очередной раз. – Он сам ничего толком не знал, так еще и путал других.
– Загадка мучила меня недели две, если не больше. Я слушал запись, пытался различить какие-то посторонние шумы, другие голоса. Но ничего не заметил. Я разозлился, как и бывает тогда, когда у меня ничего не получается, и решил во что бы то ни стало найти разгадку. В архиве мне сказали, что она получена от одного из оперативников. Я настоял на том, чтобы получить отпечатки пальцев, которые с нее сняли. Кассету принесла некая Мири Ашраф. Ты с ней знакома?
– Ты думаешь, я знаю всех оперативников по именам?
– Всего лишь вопрос, не более. Я перерыл весь архив в поисках личного дела Мири Ашраф, но ничего не обнаружил.
– Такое часто бывает с оперативниками. Люди меняют биографию, меняют имена. Некоторые даже меняют внешность.
– Итак, я снова уперся в глухую стену и решил подойти к проблеме с другой стороны. Я проверил, какие оперативные группы работали с террористами из «37» – было бы логично предположить, что пожелавший остаться неизвестным оперативник принадлежит к одной из них. Группа сержанта Габриэль Нафтали была последней в списке. Я решил поинтересоваться судьбой группы. Особенно меня интересовал, как ты сама понимаешь, период между моим «увольнением» из группы и твоим появлением на месте секретаря майора Вайзенштейна. То есть, тот период, во время которого мы друг с другом не сталкивались и ничего друг о друге не знали. И я узнал интересную подробность: тебя,руководителя группы, отстранили от операции. Как такое могло произойти?
– У меня был нервный срыв.
– Майор Вайзенштейн сказал мне то же самое. Он сообщил мне название клиники, где ты находилась, и я проверил имена. Твоего имени среди пациентов не оказалось, но наша незнакомка Мири Ашраф действительно проходила курс лечения в этой клинике, и она была доставлена туда с диагнозом «нервный срыв». Совпадают не только день и номер палаты, но и время регистрации.
– Это становится интересным, – сказала она.
– Новость привела меня в замешательство, – продолжил Константин, тронув гладкую поверхность кейса. – И госпожа Удача мне улыбнулась. Конечно, легкой, почти незаметной улыбкой, но этого было достаточно. Как ты уже знаешь, я посещаю лекции доктора Мейер по пятницам. Но так получилось, что в ту пятницу у меня были неотложные дела, и придти в университет я не мог. Тогда я попросил Нурит записать лекцию на диктофон. Диктофона у нее не было, и я предложил свой. Но выяснилось, что у меня нет чистых кассет. Мне ничего не оставалось делать, кроме как отправиться в отдел оборудования – я бы не успел поехать в город и купить кассету. Молодой человек, работавший там, удивил меня следующей просьбой: «Не могли бы вы назвать номер, который указан на кассете, капитан?». Я назвал номер из шести цифр и спросил: «Скажите, вы всегда записываете номера?». На этот вопрос молодой человек ответил утвердительно, сославшись на бюрократию и дотошность начальства.
– Он хотел продемонстрировать тебе, как хорошо исполняет свои обязанности, – рассмеялась Габриэль.
– Я принес молодому человеку номер, указанный на злополучной кассете, и попросил его проверить, не значится ли он в списках. Думаю, не стоит описывать мое удивление, когда он назвал мне твое имя.
– Ерунда! Я покупаю кассеты в магазине. Зачем мне идти в отдел оборудования?
– Сначала я подумал, что тут нет ничего подозрительного. Если бы не указанная дата – день убийства «комиссара». Именно этим числом был датирован мой билет на самолет. Я взял его в спешке, потому что вначале лететь не планировал, но потом выяснились некоторые не очень приятные подробности. Я запросил список пассажиров, которые летели этим рейсом. Мы с Мири Ашраф, как выяснилось, летели в одном самолете. Если бы я знал, то обязательно подошел и познакомился. Лично мне она за все это время начала казаться привлекательной особой. Потом я запросил более полный список пассажиров – за четыре месяца. Оказалось, что госпожа Ашраф регулярно летает этим рейсом.
– И что же дальше? – спросила Габриэль, по-прежнему оставаясь в напряженной позе.
– Разумеется, я уже был уверен в том, что Габриэль Нафтали и Мири Ашраф – одно и то же лицо. Но я решил не делать поспешных выводов и стал собирать информацию о сержанте Габриэль Нафтали. Как мы уже узнали, она часто летает в Дамаск, пользуясь документами на имя Мири Ашраф. Кроме того, у Мири Ашраф есть счет в одном из банков Цюриха. Габриэль Нафтали имеет второй допуск секретности, который она получила не без помощи майора Вайзенштейна, и допуск этот позволяет ей не только наведываться в архив, но и жить там, если очень захочется. Габриэль Нафтали имеет доступ к документам, которые касаются первичных разработок операций. Она имеет доступ к именам, к стратегическим данным, к личным делам сотрудников. Я хочу показать тебе несколько отчетов за два года – это отчеты о шести операциях. – Константин положил перед Габриэль документы. – За два дня до каждой из этих операций Габриэль Нафтали – точнее, Мири Ашраф – летала в Дамаск и проводила там сутки. Зачем она летала в Дамаск за два дня до операций? Вероятно, майор Вайзенштейн мог ответить, но, увы, борьба с раком закончилась в пользу болезни. И тогда я решился на рискованный шаг. Одним из руководителей группировки «37» является джентльмен по имени Мустафа. Мы с Мустафой в хороших отношениях, я бывал у него в гостях. У него три жены, и они великолепно готовят. Мустафа – благородный джентльмен, а поэтому в обмен на кое-какие услуги он дал мне номер своего счета.
– После этого мне оставалось только выяснить, связаны ли счета Мустафы и Мири Ашраф. Для этого, дорогая, мне нужно было воспользоваться твоим неравнодушием ко мне. Я не знал, как ты хранишь документы, и хранишь ли ты их дома. У твоего сейфа шифр из двенадцати цифр, и я бы посоветовал тебе сменить его хотя бы на шифр из двадцати. Я справился с ним за десять минут. Профессионал со специальным оборудованием может сделать это за считаные секунды.
– Значит, вы копались в моих документах, капитан?
– Нет, конечно же. Документы просматривал Юджин. Я только открыл сейф. Я решил, что этот рохля будет копаться с замком больше часа. Стреляет он хорошо, признаю. Это его единственное достоинство. Итак, Габриэль, что же я узнал? Это банковские распечатки Мири Ашраф. Обрати особое внимание на даты и сравни их с датами проведения операций. Все переводы были осуществлены на следующий день после того, как неудачный исход операций был известен всей команде штаба, а также после того, как об этом было официально заявлено начальству.
– Я хотел высказать тебе свои предположения по поводу той кассеты – точнее, по поводу того, почему она появилась. Но, думаю, это понятно нам обоим. Ты преследовала цель отвлечь внимание, и я помог тебе, неожиданно сорвавшись в Дамаск к «комиссару». Именно поэтому ты тогда воспользовалась правом на молчание и не согласилась давать показания против меня, хотя принимала в планировании той операции непосредственное участие. Без ответа остается только один вопрос – зачем тебе понадобилось досье «комиссара»? Досье как таковое для тебя не представляло ценности. Ты искала только часть досье. Вот эту. – И Константин положил перед ней большой серый конверт. – Здесь находятся выписки из дела об убийстве «комиссара», которое, как ты знаешь, до сих пор не закрыто. Именно эти выписки у тебя и просил Мустафа. Я достал их из досье незадолго до того, как ты пришла в архив. Гилад, конечно, не знал о том, что неполадки в компьютерной системе архива были результатом не халатности служащих, а моих прямых действий. Не мог ведь я позволить, чтобы камера все записала. Узнай Боаз о том, что я это сделал, он очень разозлился бы и, вероятно, решил, что мы с тобой заодно. Впрочем, он уже так думает. Поэтому мне пришлось напустить на себя важности и сказать, что я владею какой-то недоступной ему информацией, а заодно и попросить дело себе. Зачем я нарушил правила безопасности закрытого архива, воспользовавшись служебным положением? Потому что сержанту Габриэль Нафтали было необходимо проникнуть в закрытый архив и взять документы, после чего снять с них копию – немыслимо, сержант, и как вам не стыдно, человеку со вторым допуском? – и вернуть на место. Но как же она могла пробраться в архив без первого допуска? Для этого я оставил свой допуск на столе перед тем, как ушел на совещание, где господин директор сказал обо мне так много лестных вещей. Я не удивился, когда сержант Габриэль Нафтали встала и вышла, потому что я знал, куда она направляется. Она слишком поздно заметила, что документов на месте нет, и, наверное, покопалась бы в деле «комиссара» еще, но времени у нее не было. Вот и причина того, почему «таинственный похититель» оставил дверь открытой. Он торопился. Только вернуть папку на место сержант не успела, потому что в этот момент в архив появился Ронен Леви. Кстати, он, в отличие от вас, сержант, расписался в документе, который охранник достал по случаю неисправности системы. А теперь мы перейдем к делу. Во-первых, верни и досье, и допуск. Во-вторых, я хочу предложить тебе сделку. Как ты на это смотришь?
– Я смотрю на это так, что мне хочется пустить тебе пулю в лоб. Я ведь могу это сделать. И никто ничего не докажет.
– Думаю, ты воспользуешься вот этим.
– Не следует хранить оружие в прикроватных тумбочках. Там его легко найти. Необходимые документы перед тобой, я снял с них копии, ты можешь уничтожить доказательства твоей вины. Кейс не заперт.
– Лучше я сама застрелюсь. Но тебе уподобляться не буду.
– Могу предложить тебе на выбор несколько способов безболезненной смерти. Тебя это интересует?
– Нет. Меня интересует моя задница.
– Именно поэтому я предлагаю тебе сделку. Я позабочусь о твоей… – Константин замолчал и нахмурился. – Я позабочусь о тебе, а ты окажешь мне услугу.
– Ах, значит, услугу? Сукин ты сын! Ты еще предлагаешь мне какие-то сделки после того, как, преспокойно копая под меня два года, достал целую кучу компромата?!
– Тогда я советую тебе воспользоваться полезной вещью, которую я принес. Потому что завтра историю, рассказанную тебе, я передам Боазу. И тогда никто не сможет что-либо изменить.
– Итак, уничтожать документы ты не хочешь. Убивать меня ты не хочешь, себя – тоже. Но на сделку ты не согласна, – подытожил Константин – Мы с тобой уже выложили все карты, дорогая. Теперь у нас нет секретов друг от друга, мы должны принять решение.
– Ладно, – заговорила Габриэль, легко подтолкнув пальцем спичечный коробок к середине стола. – Я хочу узнать, о какой сделке идет речь.
– Я обещаю обеспечить тебе безопасность. Ни одна живая душа не увидит этих бумаг и не услышит того, о чем я тебе рассказал. А ты возьмешь конверт и отдашь его получателю.
– Хороший ход. Я отдам документы, вы получите своих террористов, а меня шлепнут. Не пойдет.
– Нет, ты не понимаешь, – сказал он. – Я обеспечиваю тебе безопасность. – Две спички легли на стол. – А ты передаешь документы. – Вторая пара спичек разместилась чуть поодаль. – Мы оба что-то друг другу обещаем и выполняем обещание.
– Может, я ошиблась, ввязавшись в эти делишки, но у меня есть преимущество – я хорошо тебя знаю.
– Попробуем по-другому.
– Хватит пудрить мне мозги, – сказала она. – Ты не заплатишь столько за вшивый конверт и вшивую террористическую группировку.
– Этот чек останется у тебя. Если ты захочешь подделать мою подпись и обналичить его, это у тебя не получится. Финансовые документы я подписываю по-другому. Когда ты сделаешь то, о чем я тебя прошу, мы с тобой поедем на экскурсию в Цюрих. В банке я подпишу чек, и ты получишь деньги. Всю сумму, которую я указал. Билеты, проживание и развлечения – за мой счет.
– Я хочу, чтобы ты кое-что понял, Константин. Я тебе не верю. Твоим предложением я воспользуюсь. Но если я почувствую, что тут что-то не так – поверь мне, я найду способ разобраться с тобой тихо, быстро и эффективно.
– Верю, – кивнул он с улыбкой. – Но еще я верю в то, что все в этом мире можно купить. И Габриэль Нафтали, как оказалось – не исключение. Я был уверен в том, что ты откажешься от денег.
– Если бы ты не повторял так часто, что знаешь людей, это не было бы для тебя неожиданностью.
– Каюсь, иногда я бываю неправ, – опустил голову Константин. – Но дай мне последний шанс и позволь угадать, о чем ты сейчас думаешь.
– Я думаю, ты хочешь пойти спать, – сказал он. – Мы оба устали.
– Даже не думай! Я не прикоснусь к тебе, даже если мне приставят пистолет к виску!
– На твоем месте я бы не говорил таких вещей, потому что твой пистолет лежит рядом со мной.
– Завтра, – сказал он, – я сделаю тебе сюрприз. Я помню, ты хотела посмотреть на то, как ведут допросы. Тебе представится такая возможность. Я буду допрашивать твоего друга Саида. Вообще-то, его должна была допрашивать Нурит, но она до сих пор нехорошо себя чувствует после аварии. Держу пари, знай она, во что для нее выльется встреча с вами в университетском саду, то в тот день вообще не пришла бы на лекции. Ты хочешь поучаствовать в допросе в роли зрителя?
– Нет. Я передумала. Допросы – это не для меня.
– Но ведь когда-нибудь тебе придется проходить стажировку.
– Сегодня ты устроил мне самый настоящий допрос. Мне надо отойти от шока.
– Я, признаться, сам думал о том, что каждый сотрудник должен узнать это на собственной шкуре. Почему бы не сделать это до стажировки? Надо сказать об этом Нурит. Думаю, она оценит. А теперь пойдем спать. Уже поздно. Завтра я хочу хотя бы сделать вид, что выспался.
– Я уступлю тебе кровать, а сама посплю на диване.
– Может, сделаем наоборот?
– Если тебе так будет удобнее, то я согласна.
– А я не согласен.
– Не смотри на меня так, – сказала она. – Мне противно, что ты мной воспользовался.
– Цель оправдывает средства, Николо Макиавелли сказал это задолго до моего рождения. – Он легко приподнял ее голову за подбородок. – Но ведь ты знаешь, что я лгу так же хорошо, как и говорю правду.
– Я тебе не верю, – в очередной раз повторила Габриэль. – И ты можешь говорить все, что захочешь. Запомни: если женщина хотя бы один раз поймала тебя на лжи, она тебе больше не поверит.
– Этот мир построен на лжи. Ты обманываешь кого-то, я обманываю тебя и Лию, а Марика когда-то обманывала меня. Если мы хотим чего-то добиться, нужно хорошо изучить законы жизни и узнать, кого предстоит обмануть. И постараться сделать это тех пор, пока этот кто-то обманул тебя.
– И чего же, в таком случае, добился ты?
– Того, что мне не могут сказать «нет» даже тогда, когда это единственный возможный ответ.
– Проходите, – сказала она, посторонившись. – Муж ждет вас.
– Благодарю… – Гость сделал паузу – ему было неловко, потому что имя женщины вылетело у него из головы. – Лейла? – сказал он, наконец.
– Айша, – вежливо поправила его женщина.
– Прошу прощения.
– Я ждал вас, капитан, – произнес он. – Вы припозднились.
– К сожалению, я не мог предупредить вас звонком и сообщить, что задерживаюсь.
– Вы присоединитесь ко мне? Я собираюсь пить чай. Алкоголя, как вы понимаете, я не держу, но за качество чая ручаюсь.
– Я не могу пренебрегать вашим гостеприимством, Мустафа, – улыбнулся Константин. – Это чревато серьезными последствиями.
– Я достал то, что вы просили. Все документы тут.
– Теперь я обязан вам жизнью, – сказал он.
– Не думаю, – покачал головой Мустафа. – Ваша жизнь слишком ценна, чтобы так ей распоряжаться. В любом случае, я выполнил свое обещание.
– Что же. Теперь дело за мной.
– Это международные паспорта для ваших жен, – сказал Константин, демонстрируя хозяину кабинета содержимое конверта. – А это, – он показал чек, – обещанные мной деньги.
– Деньги можно получить после полуночи.
– Спасибо, – ответил Мустафа. – Знаете, я всегда считал себя сильным человеком. Тут вопрос не в морали, не в добре и не в убийствах. Это вера в свое дело. Когда вы делаете что-то и думаете о том, что ваши дети будут жить в лучшем мире. Верить в то, что мы делаем добро – это одно. А вот осознавать, что мы с вами делаем одно и то же, но только находимся по разные стороны баррикад – это совсем другое. Вы осознаете это, а рук все равно не опускаете. В отличие от меня.
– В этом мире не существует ни добра, ни зла, ни морали.
– Правда? А что же существует?
– Страх, – коротко ответил Константин. – Либо боитесь вы, либо боятся вас.
– Вы хорошо знаете нас, – улыбнулся Мустафа. – Не хотел бы я заполучить такого врага. Но не отказался бы от такого союзника. Вы преданы своему делу, и это главное.
– Это третий пункт нашего договора, – сказал он и положил иглу на стол. – Теперь мы с вами в расчете.
– Как этим пользуются? – спросил он.
– Достаточно одной царапины. Мгновенный паралич дыхания. Это один из самых сильнодействующих ядов растительного происхождения. Смерть наступает в течение нескольких секунд.
– Вы носите ее в воротнике, – сказал он. – Вы не боитесь случайного укола?
– Для того чтобы активизировать яд, нужно согреть иглу в руках. Ее можно сжать между пальцами на пять-десять секунд. В течение часа токсины в крови растворяются, и следов яда не остается. Все выглядит так, будто у вас произошла остановка сердца.
– Каково это – постоянно носить с собой свою смерть, капитан? – спросил он.
– Это дисциплинирует, – ответил Константин. – Раньше это подавляло, но потом я понял, что эта вещь может мне понадобиться.
– Какой чай вы пьете? – спросила она, по-прежнему не поднимая глаз.
– На ваш вкус.
– Могу предложить красный.
– Пусть будет так.
– Я до сих пор думаю о нашем договоре, – сказал он. – Вы могли бы воспользоваться моим доверием.
– Но, как вы заметили, я этого не сделал.
– Да. – Он задумчиво посмотрел на большие часы на стене. – Наверное, вы осуждаете меня?
– Вы сделали то, что хотели сделать. Вероятно, то, что должны были сделать. Вы спасли много жизней.
– Мне давно следовало покончить с этим, – продолжил он. – Не понимаю, зачем я тянул так долго… Надеюсь, вы просите мне такую вольность, но когда я ожидал вас, то смотрел в окно. И увидел вашу спутницу. Это ваша жена?
– Пока нет. Но, надеюсь, она согласится ей стать. И хочется верить, что она понимает, что это ей принесет.
– Мое время на исходе, капитан. Я хочу еще раз поблагодарить вас за все.
– Я тоже хочу поблагодарить вас. И я еще раз хотел сказать, что восхищаюсь вами. Не думаю, что на вашем месте я поступил бы точно так же.
– Не будем об этом, – покачал головой Мустафа. – Удачи вам во всем. И да поможет вам Аллах.
– Ты любишь пиво, детка? – крикнул Юджин из кухни.
– Все, что угодно, только не зови меня деткой, – ответила девушка.
– Я не успел сделать покупки. Работа, знаешь ли.
– Ты не рассказывал мне, где работаешь, – сказала она немного капризно. – За какую работу людям платят так много денег, что они покупают пентхаузы в центре Тель-Авива?
– У меня… хорошая работа, – уклончиво ответил Юджин. – Гибкий график и замечательный начальник.
– Охотно верю. – Девушка сделала пару глотков пива. – Мы пойдем на море?
– В одиннадцать вечера? Лучше мы останемся дома. Ведь нам будет, чем заняться, детка, правда?
– Я уже просила не называть меня деткой, – напомнила девушка. – Или ты забыл, как меня зовут?
– Как я могу забыть такое чудесное имя? Вероника. – Юджин салютовал бутылкой. – Предлагаю выпить за тебя.
– Поздние гости, – сказала она недовольно.
– Сейчас проверим, кого принес черт.
– А у тебя тут уютно, Уэллс, – заметила она, оглядываясь, но не снимая плаща. – Надеюсь, я не отвлекла тебя от важных дел?
– Добрый вечер! – поприветствовала ее Габриэль. – Я пришла до неподходящего момента или после?
– Этот ваш взгляд следует понимать как согласие? Не волнуйтесь, я не задержу вашего мужчину надолго. Мне необходимо с ним поговорить. Это связано с работой.
– Какие нервные у тебя женщины, – заметила она. – Похоже, я ей не понравилась. Что думаешь?
– Думаю, что она готова была выцарапать тебе глаза.
– А тебе, Уэллс, я нравлюсь?
– Что с вами со всеми сегодня? Вы решили молчать и не отвечать на мои вопросы? – Габриэль расстегнула плащ, но по-прежнему не снимала его, оставаясь стоять напротив зеркала, вполоборота к хозяину квартиры. – Ну, так что, нравлюсь я тебе или нет? Понимаю, вопрос сложный, особенно для мужчины, который видит красивую женщину.
– Ты выгнала Веронику для того, чтобы у меня об этом спросить?
– Эта дурочка ушла сама, хотя могла бы к нам присоединиться. Не знала, что тебе нравятся пуританки.
– Присоединиться? – переспросил он.
– Я решила, что это не очень вежливо – приходить к мужчине домой и сразу заговаривать о работе. Сначала можно заняться чем-нибудь другим. – Габриэль приспустила плащ с плеч, продемонстрировав отсутствие одежды. – Понимаешь, к чему я клоню, Уэллс?
– Понимаю, разумеется, понимаю…
– Вот уж не думала, что ты такой нерешительный! На словах вы все герои. Присядь-ка.
– Помнится, ты говорил, что у меня потрясная задница, – напомнила она ему. – Что ты еще плел?
– Я говорил, что тебе идут короткие юбки, потому что у тебя красивые ноги.
– А, точно. – Габриэль поставила ногу ему на бедро и наклонилась. – Больше ничего более-менее оригинального?
– Не припомню, – признался Юджин, разглядывая ее. – У тебя, похоже, началась весна?
– Весна у меня длится круглый год.
– Какое совпадение! Прямо как у меня!
– Ну, все, пока довольно.
– Может, ты предложишь мне выпить? Хотя какой из тебя джентльмен. Не то, что твой босс, который читает желания женщины по лицу.
– Это то, о чем я подумал, детка?
– Это зависит от того, о чем ты подумал, – ответила Габриэль, присаживаясь.
– Только не заливай, что ты спишь с боссом!
– Что же во мне такого, что может не понравиться твоему боссу?
– Не знаю, но ставлю бутылку коньяка на то, что это неправда!
– Даже если это и правда, к нашему разговору это отношения не имеет. У меня есть пара вещей, которые я хочу тебе сообщить. И еще я хочу кое о чем тебя попросить.
– И о чем же ты можешь меня попросить? Лично я не вижу ничего, о чем бы ты…
– Ты дашь мне выпить? Или мне отправиться на кухню самой?
– У меня есть пиво. Это тебя устроит?
– Если твои запасы спиртного настолько скудны, то вполне. – Она положила ногу на ногу и затянулась в очередной раз. – Ты давно виделся со своим ненаглядным боссом?
– Я не видел его уже сто лет. Не скажу, что я очень расстроен… – Он осекся и инстинктивно повернулся, посмотрев на дверь. – То есть, не то чтобы я очень сильно соскучился…
– Не волнуйся, он нас не подслушивает. Я спрашивала не потому, что хотела узнать, что ты совсем не соскучился. Я хотела предложить тебе работу.
– Что ты имеешь в виду?
– Я все объясню тебе сразу после того, как ты угостишь меня пивом. Может, у тебя есть вино? Мне часто говорят, что пиво мне не подходит. Что мне нужно что-то более аристократичное.
– Более аристократичное – это к боссу, – ответил Юджин и поднялся. – Я не люблю всю эту гадость.
– Ты мог бы купить что-нибудь особенное хотя бы для леди.
– Леди со мной не водятся, – уведомил гостью Юджин, сходил на кухню за чистым бокалом для пива и вернулся в зал.
– Почему-то это меня не удивляет. – Габриэль долго разглядывала налитое пиво, сделала пару глотков. – Так вот, Уэллс. У меня к тебе дело. Важное дело.
– Ты хочешь кого-нибудь заказать? – спросил он без обиняков с видом делового человека, который привык переходить сразу к сути и не ходить вокруг да около.
– Да, можно сказать и так. Только это нужно сделать как можно более естественно. Так, чтобы это выглядело как несчастный случай.
– Кто угодил тебе, детка?
– Если говорить прямо, то твой босс.
– Ты хочешь убить босса?! И как же ты это себе представляешь?!
– Убить его легче, чем ты думаешь, – ответила она спокойно, сцепив пальцы. – Хотя, конечно, для этого следует хорошо постараться. Как ни крути, а убить бывшего сотрудника оперативного отдела не так-то просто. Но его я убивать не хочу. – Она сделала паузу. – По крайней мере, пока.
– Слава Богу, – вырвалось у Юджина. – Я уже было подумал, что жалкое количество выпитого пива ударило тебе в голову. Но в чем тогда дело?
– Дело в том, что твой босс мешает мне. Скажем так – он знает достаточно много для того, чтобы серьезно мне навредить. И мне нужно предпринять решительные шаги для того, чтобы он не навредил ни мне, ни влиятельным людям, с которыми я связана.
– Этот разговор нравится мне все меньше и меньше, – сказал Юджин.
– Я передам тебе суть дела в двух словах, Уэллс. Слушай и запоминай. Я объясняю только один раз.
– Ну и ну! – сказал он, когда рассказ был закончен. – Ловко же он обвел тебя вокруг пальца! И подумать только – ты прокололась на такой мелочи…
– В нашей работе мелочей не бывает, – мрачно ответила Габриэль. – Ты согласен мне помочь?
– Ох, не хочется мне становиться боссу поперек дороги, детка, – сказал он негромко. – Ты ведь и сама знаешь, что он делает с людьми в таких случаях…
– Ты трусишь, Уэллс?
– Ничего подобного! – тут же встрепенулся он. – Но я хочу еще немного пожить… у меня есть планы на жизнь. Я хочу купить новый мотоцикл.
– Может, все обойдется, и тебе не нужно будет никого убивать. Сколько ты хочешь за свои услуги?
– У меня есть определенные… расценки, но этот случай – особенный, а поэтому я попрошу больше. Скажем… больше на треть. Идет?
– Идет, – с готовностью согласилась Габриэль.
– Ты не хочешь узнать, что это за сумма?
– Просто скажи мне, на какую сумму выписать чек.
– Давай сделаем так. Ты выпишешь мне чек на часть суммы. Предположим, двадцать процентов. Как залог. А потом, если что-то пойдет не так, я отдам тебе эти деньги.
– Да ты иногда можешь быть честным, Уэллс, – улыбнулась Габриэль. – Хорошо. Я выпишу тебе чек на двадцать процентов от суммы. Если что-то пойдет не так, ты можешь оставить его себе – это будет плата за моральный ущерб. Потому что если что-то пойдет не так, то моральный ущерб будет серьезным.
– Я прошу тебя только об одном, детка. Огради меня от праведного гнева босса, хорошо? На самом деле, я размышляю о том, стоит ли мне во все это ввязываться…
– Не стоит слишком много думать, от этого болит голова. – Она достала очередную сигарету и прикурила от зажженной Юджином спички. – Кстати, ты знаешь, как он убил того Салаха?
– Нет, – ответил он. – Мне вообще кажется, что эта история с его работой в оперативном отделе – очередная выдумка сотрудников его отдела. Он застрелил его, как и всех остальных?
– О нет, нет, – покачала головой Габриэль. – Все было иначе. Когда Салах и твой горячо любимый босс остались вдвоем в окружении четырех трупов, пистолет последнего дал осечку. К слову сказать, у него было два пистолета, но один из них он уронил во время того, как занимался остальными. Тогда он достал нож, который оперативники обычно носят под ремешком часов. – Габриэль, приподняв рукав, продемонстрировала маленький нож, прикрепленный к браслету часов, после чего улыбнулась и добавила: – Я ношу его до сих пор. Ностальгия.
– Он же совсем крошечный!
– Крошечный, – согласилась Габриэль, – но острый, как медицинский скальпель. Нам говорили, что этот нож нужен оперативнику для того, чтобы в последний момент свести счеты с жизнью. На самых первых уроках нам показывали место, куда должен попасть удар. Чтобы умереть быстро и без лишних мучений. – Она показала точку на своей шее. – Вот эти уроки, видимо, и вспомнил капитан. Правда, он решил испробовать нож не на себе, а на Салахе. Ножом он его ударил, только в точку не попал. Немудрено – я вообще не понимаю, как можно находиться в психическом и физическом здравии после того, как ты застрелил четверых за несколько секунд. Дрогнула рука, не рассчитал движения. И тогда он полоснул ему по шее – один раз, потом второй раз. Перерезал сонную артерию. Это самая жуткая смерть, которую только можно вообразить. Наверное, крови было…
– Ненавижу кровь, – признался он.
– Значит, это правда? Киллеры боятся смотреть на свою жертву?
– А я медитировать на нее должен? Ты ведь не разглядывала всех тех, кого убивала?
– Ты говоришь так, будто я убила целую армию террористов.
– А разве нет? И вообще, почему бы тебе не сделать это самой? Я чувствую, что все это не пройдет гладко.
– Чувствовать, Уэллс, должны женщины. А мужчины должны делать. Пока ты размышляешь, полагаться на интуицию или нет, тебя убьют десять раз.
– Вероятно, оперативник из тебя был хоть куда, – заметил Юджин не без ноток зависти в голосе.
– Ладно, не будем долго точить лясы. Я выпишу чек – сумму ты впишешь сам – а потом кое-что расскажу.
– Это запонка босса! – заявил он.
– Ты знаешь, какие у него запонки? Твое внимание заслуживает похвалы!
– Ты все-таки с ним спишь!
– Почему ты так решил? Может, он просто обронил запонку в офисе, а я ее бережно подобрала?
– Чтобы босс терял запонки? Он ведь не какая-то рассеянная рохля, которая витает в облаках.
– После того, как он завел роман с Лией, он все больше и больше напоминает мне рохлю. – Габриэль выписала чек и отдала его Юджину. – Держи, Уэллс. Надеюсь, ты меня не подведешь.
– Знаешь, что я подумал? А, может, вы с ним заодно? Может, вы решили меня проверить? А после того, как я сделаю то, что от меня требуется, вы от меня избавитесь?
– Он прав. Стреляешь ты хорошо, но это твое единственное достоинство. Мозгами природа тебя обделила. Я прощу тебе, что ты копался в моих документах, ничтожество. И я прощу тебе то, что ты обвиняешь меня в том, в чем я не виновата. У меня есть для тебя сюрприз, Уэллс. Ты помнишь, кто такая Эфрат Сулеймани?
– Это странный вопрос, на который ты…
– Эфрат Сулеймани работала в аналитическом отделе, в архиве. А ты завел с ней роман. Более того – ты собрался на ней жениться. Вы хотели уехать, купили билеты. Тель-Авив – Нью-Йорк. Романтика. Но вот только об этом узнал твой босс, который не счел все это романтичным.
– При чем тут босс? Ведь мы просто…
– Через пару дней Эфрат нашли мертвой у дверей ее квартиры. Стреляли в голову, так что лицо было почти неузнаваемо. И безутешный жених похоронил свою невесту.
– Я чувствую, что у этого рассказа есть продолжение, – сказал он.
– Твоя невеста, Уэллс, на самом деле была жива. По крайней мере, до недавнего времени – до того, как погибла во время взрыва бытового газа, который организовал один из подчиненных Мустафы. Жила она во Франции, поменяла имя на Мадлен Льюис. Вышла замуж за сирийца. А о твоем существовании не знала, потому что через некоторое время после своей «смерти» получила известие о том, что ты погиб в автокатастрофе. Ведь ты так любишь быстро ездить на мотоцикле, а мотоциклисты, как известно, делятся на две группы – те, кто уже на том свете, и те, кто еще по какой-то непонятной причине на этом.
– Так, – сказал он, – так. А почему я должен тебе верить?
– Конечно, это Эфрат, – сказал он, наконец. – Правда, она слегка осветлила волосы…
– Теперь ты мне веришь? Это фото сделано совсем недавно. Вот и дата. – И Габриэль указала на дату в одном из углов фотографии.
– Бред какой-то! То есть, получается, что босс… просто разыграл спектакль?
– И, как видишь, сделал это качественно. Вы просто умерли друг для друга.
– Ну, хватит, мне надоели эти разговоры. – Юджин поднялся, снова сел, взял бутылку и обнаружил, что в ней ничего не осталось. – Это просто… просто низко с его стороны!
– Как я уже говорила Лие, вы все идеализируете его.
– Ладно, Габриэль. Я помогу тебе, но при условии, что ты оградишь меня от… неприятностей.
– Как я полагаю, это намек на то, что мне пора уходить. Уже поздно, и тебе пора в кроватку. Я еще раз прошу прощения за то, что твоя кроватка сегодня будет слишком большой и холодной. – Она посмотрела на Юджина в упор. – Может, мне попробовать ее согреть?
– Ну, что ты молчишь? Может, думаешь, что я посчитаю это частью платы за твои услуги?
– Что ты, детка. Просто я волнуюсь, что завтра ты проспишь на работу.
– Отличная отговорка. Ладно, не хочешь – как хочешь. Не буду же я тебя насиловать. Это неэтично.
– Ты можешь попробовать, – предложил Юджин. – Может, у тебя получится?
– Если я попробую, у меня обязательно получится, а поэтому смысла пробовать нет. – Габриэль послала ему воздушный поцелуй. – Мы еще увидимся, Уэллс. Чао.
– Я думаю, будет лучше, если мы поговорим за чашкой кофе.
– Доброе утро, – поздоровался Константин. – Где Габриэль?
– С доктором Мейер, сэр, – ответила она. – Вы разве забыли про курс?
– Ах да, конечно. Приготовьте нам кофе, пожалуйста.
– Объясни мне, что происходит? – не выдержал он. – У тебя такой вид, будто ты вернулся из отпуска!
– Даже не знаю, – сказал он. – Просто я наконец-то выспался. Сложно поверить в то, что это случилось. Что ни говори, а девятичасовой рабочий день и нормальный сон – это непривычно.
– Я подумал, что это связано с Габриэль. Ну, или с Лией. Или… с Нурит, – добавил Боаз сконфуженно.
– В последнее время вокруг меня слишком много женщин, – кивнул Константин.
– Я хотел бы обговорить с тобой два момента. Во-первых, я хотел попросить у тебя прощения и вернуть тебе твой допуск.
– Где он был?
– В твоем кабинете, на столе. Он лежал под бумагами. Вероятно, ты просто не заметил его.
– В тот день, помнится, я торопился.
– Надеюсь, ты не злишься на меня. Предосторожности – часть моей работы.
– Досье, как я полагаю, тоже нашлось?
– Да. Теперь дело «комиссара» целиком и полностью под твоим руководством.
– Спасибо, дорогая, – поблагодарил Константин, и тот факт, что он не воспользовался прохладным «госпожа Слоцки» от Боаза не ускользнул.
– Не за что, сэр, – ответила она. – Когда я могу принести вам почту? Там есть несколько писем, которые требуют вашего личного ответа.
– Я позвоню, когда мы закончим.
– Ты решил не переходить в офис «комиссара»? – полюбопытствовал Боаз, подвигая к себе свою чашку.
– Я не могу оставить Гилада одного. Через пару недель он должен подыскать себе консультанта, и тогда я уйду с чувством выполненного долга. Хотя… – Константин с тоской оглядел кабинет и остановился на окне. – Мне будет тяжело уходить отсюда. Но к делу. Мне еще предстоит ответить на письма. Первый момент мы уже обсудили. В чем заключается второй?
– Не знаю, согласишься ли ты. В принципе, ты соглашаться не должен…
– Говори, – поторопил он.
– Я знаю, что ты долгое время занимался всем, что связано с «37». Ты знаком с ними лучше, чем кто-либо другой. Я хотел спросить тебя, согласишься ли ты на должность консультанта руководителя штаба?
– Консультанта по вопросам… ?
– Стратегии – в первую очередь. И… по социально-психологическим вопросам, если можно так выразиться. Ты знаешь, чем живут эти люди, чем они дышат, как они думают. Недаром у тебя такая широкая агентура.
– Как я понимаю, руководить операцией будет Гилад, – сказал он. – А консультантом будешь ты. Мне кажется, ты вполне подходишь на эту роль.
– Ты хочешь закончить это и заняться чем-то другим? Я хочу этого не меньше тебя. Кроме того, Гилад…
– Слишком много плохого я слышу о нем в последнее время. Ему предстоит многому научиться и многое понять. Он будет отлично справляться со своими обязанностями. Положись на меня, я хорошо его знаю.
– Так ты согласен? – спросил Боаз, возвращаясь к основной теме разговора.
– Я согласен, но при одном условии. Я хочу, чтобы с предлагаемыми мной решениями считались.
– По рукам. – Он поднялся. – Прошу прощения, у меня много дел. Спасибо за кофе. Я позвоню тебе после обеда – Нурит будет свободна, и мы сможем обсудить план операции более подробно.
– Хорошего вам дня, майор, – сказал Константин и поднял трубку телефона. – Дорогая, я закончил. Ты можешь принести письма.
– Одна из ваших задач – обеспечить безопасность курьера. – Майор Толедано стоял лицом к карте и был полностью сосредоточен на инструктаже. Капитан Землянских вошел бесшумно и остановился в дверях. – Лучшим выходом из ситуации будет держать его на расстоянии от места действия. Мы и так потеряли двух курьеров. Смысла лишний раз рисковать нет. Здесь, – Боаз указал на отмеченное зеленым флажком место, – мертвая зона. Если у вас не получится задержать курьера, нужно сделать все необходимое для того, чтобы он остался тут. Кроме того, под вашим пристальным вниманием должен находиться информатор, который, судя по полученным нами данным, тоже будет присутствовать на встрече. Увы, мы не знаем, как он выглядит, что затрудняет вашу задачу. Но вы должны сделать все возможное, чтобы документы, находящиеся у информатора, не попали в руки посредника. А если они все же попадут в руки посредника, то вы должны сделать все возможное, чтобы дальше посредника документы не ушли. Капитан! – наконец-то заметил он коллегу. – Почему вы стоите в дверях?
– Капитан Константин Землянских, – представился припозднившийся гость. – Консультант по стратегическим вопросам. Нет-нет, вставать не надо и, умоляю вас, не отдавайте мне честь. Если кто-то из вышестоящих лиц узнает о том, что вы так грубо нарушили дисциплину, я скажу, что это моя вина.
– Я прослушал самое главное? – осведомился Констатин, занимая кресло по соседству с доктором Мейер.
– Мы только начали, сэр, – сказал он. – Майор Толедано рассказал о сути плана в двух словах, эта информация вам известна, так что вы ничего не пропустили.
– Это хорошо, – кивнул капитан Землянских. – Прошу прощения, что перебил вас, майор. Продолжайте.
– Да, да. – Боаз снова повернулся к карте. – Главной целью, как я уже говорил, является руководитель группировки. Этого джентльмена зовут Мустафа Мухаммед Хусейни. Лейтенант Гордон, покажите фото.
– Некоторым из вас уже знакомо это лицо, – заговорил Боаз. – В прошлый раз Мустафа ушел от нас потому, что мы не получили полной картины происходящего. Аналитики тоже ошибаются. Все мы люди.
– Давайте не будем вдаваться в подробности, майор, – упрекнул его Константин.
– Капитан руководил операцией, – сказал майор Толедано, обращаясь к оперативникам. – Ему, в любом случае, виднее. Я хочу предупредить вас, что сейчас у нас нет права на ошибку. Если что-то пойдет не так, группировку «37» мы упустим окончательно. А вас, капитан, я попросил бы послушать до конца. Мне понадобится ваша консультация, но после того, как я закончу.
– Господа, – сказала она. – После обсуждения вам представится отличная возможность устроить словесную перепалку наедине. Так уж и быть, я возьму на себя роль секунданта.
– Простите, майор, – сказал он, доставая паркер. – Я нем как мертвый террорист.
– У кого-то есть вопросы? – поинтересовался майор Толедано, оглядывая оперативников.
– У меня есть вопрос, – подняла руку темноволосая девушка. – Меня зовут Яфит, я руководитель группы. Позвольте в двух словах пересказать то, что мы только что услышали, сэр. Это будет обычная встреча курьера и посредника, такая, какие наша организация проводит очень часто. С нашей стороны на встрече будет присутствовать курьер и еще несколько людей, со стороны посредника – та же самая картина. И один из людей со стороны посредника может оказаться информатором, которого нужно держать под пристальным вниманием. И я должна определить людей, которые будут за ним следить. Мне не хотелось бы возражать вам, сэр, но я подвергну опасности жизни двух людей. Мне придется оставить их в опасной зоне, хотя было бы более логичным приберечь силы на потом. А ведь еще неизвестно, окажется там информатор или нет…
– Если не возражаете, майор, я задам вопрос, – подал голос капитан Землянских. – Во-первых, у меня есть подарок для вас. Вот он.
– Очень хорошо, – констатировал факт он. – В очередной раз я оценил ваш талант по достоинству, капитан. А теперь, прошу вас, задайте мне вопрос. Мы ограничены во времени.
– Вам? – удивленно переспросил Константин. – Этот вопрос предназначается руководителю оперативной группы. Яфит… Бар, если я не ошибаюсь? Младший лейтенант Бар?
– Да, сэр, – кивнула девушка.
– Вы участвовали в прошлой операции, когда Мустафа ушел у вас из-под носа, пересев в другую машину. Вы хорошо сориентировались в нестандартной ситуации. Из вас получился бы отличный стратег. Я поговорю с нужными людьми.
– Ну, будет, – поморщился капитан Землянских. – У меня есть вопрос к вам, Яфит. Как к стратегу. И как к психологу, так как руководитель должен быть психологом. Как бы вы предпочли умереть?
– Простите, сэр? – не поняла она.
– Как бы вы предпочли умереть? Вы предпочли бы получить пулю в лоб? В висок? В спину? В сердце?
– Я бы… предпочла не умирать, сэр, – осторожно улыбнулась Яфит. – И чтобы мои подчиненные тоже остались бы в живых.
– Я солидарен с вами. Чего не скажешь о майоре Толедано.
– Развивайте мысль, капитан, – потребовал он.
– Давайте посчитаем потенциально убитых оперативников. Один из них – или нет, даже двое – будут прикрывать курьера. Два других будут следить за информатором. Ну, а третий необходим для того, чтобы осуществлять контроль над остальными и помочь сориентироваться, если что-то пойдет не так. Итого, пять человек. – Константин продемонстрировал присутствующим поднятую руку и развел пальцы. – То есть, вся группа. А если Мустафа решит ликвидировать информатора? Он понимает, что игра подходит к концу. Информатор ему больше не понадобится. Но он понадобится нам. А поэтому, майор, – повернулся он к Боазу, – я предлагаю сделать следующее. Держать информатора под прицелом не стоит. Он передаст документы, а потом в сопровождении пары-тройки подчиненных Мустафы отправится восвояси. Его можно остановить где угодно, даже в аэропорту. Со своей стороны, могу предположить – даже сказать со стопроцентной вероятностью – что Мустафа информатора не тронет. Переданная информация ему не будет интересна, потому что эти документы на тот момент превратятся в кучу ненужных бумаг. К тому времени все будет решено. – Он повернулся к Яфит. – Если, конечно, вы, лейтенант Бар, сделаете все в наилучшем виде.
– Оперативники свободны, – сказал он. – Членов руководства я попрошу задержаться.
– Твои слова не лишены смысла, – обратился он к капитану Землянских, – но что-то в них меня настораживает. К примеру, фраза «я могу сказать со стопроцентной вероятностью – Мустафа информатора не тронет». То есть, ты уверен в том, что информатор там будет, и что Мустафа оставит его в живых. Откуда тебе это известно?
– Мне кажется, мы уже поднимали эту тему. Я сказал тебе, что у каждого из нас свои источники информации, и если я говорю, что уверен, значит, это надежный источник. Или ты знаешь меня первый день? Я никогда не даю непроверенные данные.
– Да, но это уже слишком. Во-первых, история с досье. Во-вторых, история с допуском, который ты никогда не оставляешь на столе в кабинете, а теперь вдруг оставил. Теперь ты заявляешь, что осведомлен о планах Мустафы. Тебе не кажется, что это выглядит подозрительно?
– Нет. Зато мне кажется, что ты чересчур мнителен, Боаз. В конце-то концов, разве моя работа – это не пытаться думать мозгами врага и видеть те варианты, которые не видят другие?
– Твоя работа – это думать мозгами врага, с этим я согласен. Но когда ты, не задумываясь, выдаешь подобные факты, это наводит на определенные мысли.
– На какие, майор? На мысли о том, что я продаю информацию? На мысли о том, что я сговорился с Мустафой? Или на мысли о том, что вы, в отличие от меня, не умеете видеть на несколько ходов вперед, хоть вы и стратег, и вам досадно от того, что ваш далекий от стратегии коллега говорит вам такие вещи? Может, на мысли о том, что я быстрее вас делаю выводы? Что же, это моя работа.
– Я предупреждаю тебя, Константин, – сказал он. – Я не люблю, когда со мной говорят в таком тоне. Может, выводы ты делаешь быстрее меня, но темное происхождение этой информации меня не устраивает. Я могу попросить тебя объяснить, откуда она у тебя, и ты мне ответишь.
– Не думаю, – покачал головой Константин. – Потому что я вправе отказаться от тобой же предложенной мне должности консультанта. А ты можешь, в свою очередь, поступать так, как хочешь. Но учти, что сделать работу над ошибками в этот раз будет невозможно.
– Давайте объявим перемирие, господа, – диполматично предложила доктор Мейер.
– Может, тебе припомнить все твои предыдущие работы над ошибками? – спросил он. – Вспомнить анализ просчетов неудачных операций, который на поверку оказывался обычным трепом, потому что ошибки повторялись снова и снова? Где были твои источники информации? Молчали? Не существовали? И после этого у тебя поворачивается язык что-то говорить мне насчет работы над ошибками?!
– Я не собираюсь продолжать разговор, пока ты не начнешь говорить со мной вежливо, – прохладно заметил Константин, и на лице Боаза мелькнула неуверенность. – И пока ты не перестанешь обвинять меня во всех смертных грехах. Или я пришел на трибунал?
– Ты, – Боаз поднял палец, – еще отправишься под трибунал! Твои недоговорки уже сидят у меня в печенках!
– Прошу прощения, я вынужден оставить вас, – сказал он. – У меня много работы. А вам, майор, я советую поискать другого консультанта. Я не достоин этой важной и ответственной должности.
– Я найду тысячу консультантов! Слава Богу, среди них не будет ни одного огнепоклонника!
– Хорошего дня всем.
– Почему ты так ломишься? – спросила она.
– Ты бы предпочла, чтобы я прокрался сюда, как партизан?
– Партизан из тебя вышел бы отвратительный.
– Константин у себя?
– Он слушает музыку.
– Сейчас? – спросил он.
– Да, – кивнула Габриэль. – В такой час он всегда слушает музыку.
– Меня не волнует, чем он занимается, – сказал Боаз. – Я должен с ним поговорить.
– Если хочешь получить на орехи – милости прошу, – закивала Габриэль. – Только тебе следует знать, что пришел он в отвратительном настроении. Думаю, я не должна объяснять, что это значит.
– Подожди немного, – предложила Габриэль, видя замешательство гостя.
– Ты думаешь, я слоняюсь по коридору в поисках подходящего занятия?
– Я вижу, тебе не терпится. Ну, смотри. Если после этого он будет высказывать очередную порцию комплиментов мне, пеняй на себя.
– Не стойте на пороге, майор, – сказал ему Константин, не оборачиваясь. – Если вы боитесь нарушить мой покой, то вам не стоит беспокоиться, я скоро закончу. Даже при закрытой двери я слышу все, что говорят в приемной.
– Я хотел попросить у тебя прощения, – заговорил Боаз. – Я знаю, что это тебя задело…
– Минуту, майор. Это мой любимый пассаж. Классическая музыка успокаивает нервы. Возьмите за правило слушать ее каждый день. Она дает возможность сосредоточиться на внутренних ощущениях. Когда вы в последний раз задумывались о том, что вы по-настоящему чувствуете и чего вы по-настоящему хотите? Обычно в душе современного человека царит хаос.
– Никакого хаоса у меня в душе не царит, – возразил Боаз. – Но у меня нет времени для того, чтобы задумываться над этим во время рабочего дня.
– Время у вас есть, майор. Вы просто не хотите тратить его на себя.
– Константин, мы можем поговорить нормально? У меня действительно нет времени.
– Может быть, мне сменить имя? – спросил он, обращаясь, скорее, к себе, чем к собеседнику. – Это явно ассоциируется у моих коллег с огнепоклонниками.
– Я, кажется, уже попросил у тебя прощения? – напомнил Боаз.
– Тут жарко и душно, – уведомил он гостя и вернулся в свое кресло. – Ты попросил у меня прощения, это я уже слышал. Теперь ты можешь идти.
– Я по-прежнему заинтересован в тебе как в консультанте. Со своей стороны, могу пообещать, что подобных… инцидентов больше не повторится.
– У меня есть все основания тебе верить, но что мы будем делать с источниками информации, которые тебя не устраивают?
– Я смогу закрыть на них глаза, если они помогут делу.
– И это все, что может сказать по поводу подозрительных источников информации начальник службы безопасности? Может быть, все-таки стоит выделить время для тщательной проверки?
– Я доверяю тебе целиком и полностью, Константин, иначе бы ты давно уже был за решеткой, – ответил Боаз. – Прекрати этот цирк.
– У меня хорошее настроение. Не так часто майор Толедано снисходит на землю и просит прощения у таких простых смертных, как я.
– Скажи, тебе уже говорили, что за твой характер тебя можно убить?
– Ты не скучала? – спросил он. – Едем. Или ты голодна?
– Я поужинаю дома. Мама расстроится, если я откажусь от еды.
– Подумать только, – сказал он. – А ведь когда-то я ходил по этим коридорам. Сидел на лекциях, в библиотеке, пил кофе в этом кафетерии с утра, пытаясь разлепить глаза, ютился в комнате общежития. Странно порой бывает возвращаться в места, где мы давно не были…
– Они меняются, – сказала Лия. – У них другой дух.
– Да. Но что-то всегда остается неизменным. Хотя, может, это то, что осталось у нас в памяти, и это не обязательно что-то настоящее. Может, мы уже давно это выдумываем, просто не желаем себе в этом признаться. Какой-то образ, который мы лелеем из года в год, и с которым мы не в силах расстаться.
– Что до цели моего визита сюда, то ты можешь меня поздравить, – продолжил он. – Осенью я начну писать магистерскую диссертацию.
– Вот так сюрприз! Если честно, я думала, что ты, как всегда, ездил в библиотеку…
– Я принес последние документы. Теперь все бюрократические преграды позади. Как я ждал этого момента! Наконец-то у меня есть время для того, чтобы заняться собой.
– Заняться собой? – рассмеялась Лия. – Ты ведь только и делаешь, что занимаешься собой. И лекции Нурит, и все остальное…
– Хорошо, – смилостивился Константин. – У меня появилось еще немного времени для того, чтобы посвятить его образованию.
– Если бы я получила профессию, которая мне нравилась, то я бы с радостью написала диссертацию, – сказала она со вздохом.
– Ты можешь получить эту профессию сейчас, тебя никто не останавливает. Если я надумал получить вторую степень в тридцать четыре, ты можешь поступить еще раз. Что ты думаешь о литературе?
– А что я буду делать по степенью по литературе?
– Преподавать. Если уж ты во что бы то ни стало хочешь работать, я был бы рад, если бы ты выбрала более-менее спокойную профессию. Никакой юриспруденции или, упаси Боже, финансов.
– Да уж, учитель – это очень спокойная профессия!
– Зато она обогащает духовно. Как тебя, так и других.
– Ты представляешь меня в роли учителя?
– Из тебя выйдет отличный преподаватель.
– Я хотела сказать тебе спасибо за то, что ты попросил Фридриха мне помочь, – снова заговорила Лия. – Без него я бы точно увязла во всех этих бумагах…
– Не будем об этом, – покачал головой он. – Лучше поговорим о том, чем мы будем заниматься в Швейцарии. А нам осталось пара недель для того, чтобы решить. К тому времени мы окончательно разберемся с рабочими делами, я подпишу твое заявление об увольнении, и все будет хорошо.
– Если честно, мне совсем не хочется ехать в Дамаск в очередной раз, – призналась Лия. – Пусть и с Махметом, а не только с Яфит.
– Ты должна понимать, моя девочка, что есть вещи, над которыми я не властен. Я и так поднял на уши десятка два людей и воспользовался большинством своих связей для того, чтобы ты смогла уйти как можно быстрее. Обычно заявления об увольнении по собственному желанию у нас рассматривают как минимум три месяца, а потом еще долго мучают желающего уйти и приглашают его на длинные беседы. Потерпи немного. Пару недель, максимум – месяц, и ты будешь свободна.
– Может, ты поднимешься и познакомишься с мамой?
– И как ты меня представишь? Мама, это мой начальник? Это мой любовник, из-за которого я решила бросить мужа?
– Тебе придется представить меня как любовника, из-за которого ты бросила мужа, – продолжил Константин. – Если не ходить вокруг да около, дорогая, эта идея мне не нравится. Я обязательно познакомлюсь с твоей очаровательной мамой, но не в этот раз.
– Милая, – позвала она, – хватит наводить красоту, а то мужчины будут сворачивать головы, глядя на тебя. Мясо остынет!
– Я сейчас, мама, – ответила она. – А мужчины шеи сворачивают уже сейчас. Так что бояться нечего.
– Значит, они будут поворачивать их на триста шестьдесят градусов. Тебе не жаль бедняг?
– Вовсе нет. – Лия села за стол. – Что со мной будет, если я примусь жалеть всех мужчин? Одного я уже пожалела, и вот что из этого получилось.
– Ох, дорогая, – сказала она. – Я советую тебе подумать. Не руби с плеча.
– Я не рублю с плеча, мама. Этот брак был ошибкой с самого начала.
– Ну, а когда ты познакомишь меня с твоим новым ухажером?
– Мама! – сказала она с упреком, ныряя под стол и поднимая непокорный столовый прибор. – О каких ухажерах ты говоришь?
– О тех, которые подвозят тебя до дома, – ответила та. – Или ты думаешь, что я настолько стара, что ничего не вижу? Я хочу, чтобы ты поняла: я не осуждаю тебя. Ты взрослый человек, и не мне говорить тебе, что делать. Но я хочу, чтобы ты думала перед тем, как что-то предпринимаешь.
– Я понимаю, мама. Но я все обдумала.
– Так когда же ты познакомишь меня с этим джентльменом? Константин, так его зовут, верно?
– Тебе не кажется, что ты и сейчас достаточно хорошо о нем осведомлена?
– Если бы моя дочь не оставляла в прихожей записки, которые этот джентльмен посылает вместе с чудесными букетами цветов, я не была бы так хорошо осведомлена. Кроме того, – продолжила она, глядя на насупившуюся Лию, – он пару раз звонил тебе, когда тебя не было дома. Ты, верно, не отвечала на сотовый телефон, и ему приходилось звонить на домашний. Он, как воспитанный человек, всегда представлялся. А голос у него очень приятный!
– Мама, – снова заговорила Лия, но на этот раз голос ее звучал твердо. – Прекрати эти расспросы. Когда я сочту нужным, я познакомлю вас. Но пока, прошу тебя, не торопи события. И не читай записки, которые адресованы мне. Даже если я оставляю их в прихожей.
– Как я могу знать, что эта записка адресована тебе, дорогая? На ней только адрес, ничего более. Кем он работает? Сначала я подумала, что вы коллеги, но потом пришла к выводу, что у обычных адвокатов вряд ли есть деньги на такие букеты… – Посмотрев на дочь, она подняла руки, демонстрируя повиновение. – Ладно, не буду мучить тебя расспросами. Пожалуйста, ешь. На десерт будет фруктовый пирог.
– Ты хочешь, чтобы мы отключили запись? – спросила она у Константина, который стоял спиной к ней и смотрел в окно.
– Нет.
– Ты уверен, что в состоянии вести допрос? Мне кажется, что твои мысли…
– Я в состоянии вести допрос, – перебил ее Константин. – Если я смотрю в окно, это еще не значит, что мои мысли в другом месте. Я пытаюсь сосредоточиться.
– Я хочу, чтобы ты объяснил мне, что происходит, Константин.
– У меня опухоль мозга, а моя любимая женщина разводится со своим мужем, но вполне может решить, что не хочет быть и со мной. Тебя интересуют подробности?
– Опухоль мозга?
– Аденома гипофиза. На данный момент я размышляю о том, соглашаться ли на биопсию.
– Советую согласиться. Скорее всего, опухоль окажется доброкачественной. Что до Лии…
– Давай не будем о Лие. Знаю, по мне незаметно, но я весь на нервах.
– … что до Лии, я советую тебе взвесить это решение, так как по тебе заметно, что ты весь на нервах. – Нурит поднялась и подошла к нему. – Ты до сих пор любишь Марику. Ты знаешь, что ее не удастся вернуть. Ты нашел женщину, которая так похожа на нее, что может ее заменить. Но она ее не заменит. Когда ты это поймешь, тебе станет еще хуже, чем было до этого. – Она сделала пару шагов и встала напротив окна, загораживая ему вид. – Вероятно, Лия права, и права она потому, что понимает природу твоего отношения к ней.
– Ты понимаешь меня? – спросила она.
– Я предпочитаю самостоятельно делать ошибки и учиться на них.
– Как бы ты ни старался, ты не слепишь из нее вторую Марику. Да, вероятно, ты – первый нормальный мужчина, который ей встретился. Может быть, не последний, а, может, она больше таких не встретит. Но это не значит, что у тебя есть право сажать ее в клетку. Лучше не строить воздушных замков, чем каждую секунду ждать, что построенное тобой превратится в прах. – Она понизила голос. – Я хорошо понимаю людей и хорошо знаю тебя. Даже если ты совершишь ошибку, подумай перед тем, как сделать этот шаг.
– А что вы можете сказать по поводу того вечера у вас дома, доктор? – спросил он. – Это не была попытка восстановить обратившийся в прах воздушный замок? Тебе не приходило в голову, что мне хочется поменять образ железного человека на более живой образ? Что мнехочется тепла, любви, что мне хочется перестать мучить себя размышлениями о прошлом и найти женщину, которую я буду любить, и которая будет любить меня? Что мне, наконец, хочется секса хотя бы три раза в неделю? Что мне надоело заполнять свои вечера книгами и учебой? Ты не понимаешь, что я могу устать от всего этого? От работы? От проблем, от толпы людей, ждущих моих решений? Или ты, как и они, думаешь, что я возвращаюсь домой только для того, чтобы принять ванну, поменять костюм и галстук и почитать?
– Я уверен, – продолжил Константин, – что и тебе этого хочется. Но давать советы проще, чем им следовать, верно?
– Верно, – кивнула она. – Когда-то мне тоже хотелось любви и тепла. А мой мужчина воспользовался мной для того, чтобы пережить развод с женой.
– Капитан, – сказал он, посмотрев на Константина, – вы можете войти.
– Здравствуйте, Саид, – сказал он. – Меня зовут Константин. Я пришел для того, чтобы с вами побеседовать. Вы не возражаете?
– Не смею, – невесело усмехнулся собеседник.
– Вы знаете, где находитесь? – задал он очередной вопрос.
– «Моссад»? – предположил Саид.
– Нет, – улыбнулся Константин. – Вас хорошо кормили? Вам позволяли достаточно спать?
– Вас не били?
– Не волнуйтесь, – сказал он, – я не буду причинять вам боль. Я достаточно хорошо нахожу контакт с людьми для того, чтобы воздерживаться от недостойных методов. А улыбка ваша мне не нравится. Вы можете улыбнуться открыто. Я вам этого не запрещаю.
– Скажите, Константина, будь вы на моем месте, вы бы улыбались?
– По крайней мере, не жалел бы себя и был бы готов отвечать за свои поступки. Но вы назвали меня по имени. Это значит, что между нами протянулась первая ниточка, и беседа будет успешной.
– Пусть это будет у вас под рукой, – сказал Константин. – Где вы родились, Саид?
– В Дженине. Мой отец – ливанец, мать – палестинка.
– Вы получили высшее образование?
– Да, я учился во Франции на инженера, потом поехал в Египет. После этого я женился и перебрался в Газу. Там я вступил в «ХАМАС» note 1 .
– Чем вы занимались в «ХАМАСе»?
– Вы не поверите, – сказал он, – но партийной работой. Говорил речи на митингах, раздавал листовки.
– Почему вы решили вступить в «ХАМАС»? Из политических убеждений?
– И из-за них тоже. Я видел, как живет палестинский народ. Я сам отказывался от куска хлеба для того, чтобы принести его своим детям.
– Сколько у вас детей?
– Двое. – Саид помолчал. – Скоро будет трое.
– Почему вы оставили «ХАМАС»?
– У меня был серьезный конфликт на почве партийных идей.
– Здесь, – Константин указал на папку, – написано, что вы не согласились принимать участие в планировании террористических актов во время второй интифады note 2 . Это правда?
– Да, это правда. Меня сочли… недостаточно преданным воином джихада.
– Вы верите в джихад, Саид?
– Да. Но не в такой, когда одни убивают других, прикрываясь религией.
– То есть, идеология исламистского террора вам чужда.
– Этого я не говорил.
– Что вы имеете в виду?
– Я не считаю, что убийство во имя религиозных убеждений – это идеология исламистского террора. Мы с вами понимаем под террором разные вещи. Вероятно, то, что вы называете террором, для меня не террор.
– Как вы можете охарактеризовать то, чем занимается «ХАМАС»?
– «ХАМАС» дает людям деньги, дом и еду. Он дает образование детям, одежду женщинам и работу мужчинам. Не стоит ассоциировать всех террористов-самоубийц, которые взорвались на территории Израиля во время интифад, с «ХАМАСом».
– А с террором?
– И с террором тоже не стоит. Это отчаявшиеся люди, которые идут на смерть ради того, чтобы их детям дали жалкую сумму денег.
– А кто платит им деньги, Саид?
– «ХАМАС», но не только. Когда людей доводят до такого состояния, что они готовы искать еду в мусорных баках и работать по пятнадцать часов в сутки ради того, чтобы накормить семью, не стоит удивляться, что это происходит. Если до людей за чертой, – Саид сделал жест, обводя комнату и, вероятно, имея в виду Израиль, – не доходят слова, то приходится действовать другими методами.
– То есть, «ХАМАС» дает людям деньги, дом и еду за то, что эти люди убивают других людей?
– Иногда эти люди предпочитают воевать за свою свободу. Это дает им слабую надежду на то, что положение вещей когда-нибудь изменится. Их волнует судьба их народа.
– Мы с вами, Саид, ступили на тонкий лед. В другой ситуации я бы продолжил дискуссию, но мы ограничены во времени. Расскажите мне о том, как вы познакомились с Мустафой и как вы появились в группировке «37».
– Мустафа преподавал в школе, где учился мой старший сын. Познакомились мы случайно, через друзей и знакомых. Он предложил мне работу, и отказаться я не смог – тогда я был на мели, у меня не было ни гроша в кармане. Кроме того, работа эта не противоречила моим взглядам и моим моральным нормам.
– Вы знали, что он связан с террором?
– Да. Но это не тот террор, о котором вы думаете.
– А что это за террор, Саид?
– Интеллектуальный. – Он поднял глаза. – Тот самый, которым занимаетесь и вы, и ваша организация.
– Смелое заявление, – признал Константин. – Почему вы решили что мы занимаемся интеллектуальным террором?
– Потому что бороться с террором можно только одним способом – отвечать врагу тем же.
– Предположим, мы занимаемся интеллектуальным террором. Предположим, Мустафа и его коллеги тоже занимаются интеллектуальным террором. В результате в любом случае погибают люди с обеих сторон. Почему вы думаете, что интеллектуальный террор достойнее какого-либо другого террора?
– Потому что, – сказал он, – все держится именно на интеллектуальном терроре. Все это решается наверху. Наверху решают, кого убивать, а кого оставлять в живых. Точно так же, как и у вас.
– Кто, на ваш взгляд, совершает более достойные поступки – наша организация или Мустафа?
– Тот, у кого хватает ума держаться в стороне. На вашей стороне, к примеру, есть много людей, которые не хотят даже слышать слово «террор». Да, они боятся террористов-смертников на улицах, скорбят, когда кто-то погибает, но держатся в стороне. А есть люди, которые не могут держаться в стороне. Скажите, почему вы здесь, а не среди тех людей, которые держатся в стороне?
– Я здесь потому, что выполняю свой долг. Это мой долг перед самим собой, перед моей страной и перед теми людьми, которые держатся в стороне.
– Я тоже делал это потому, что это был мой долг. Как там говорил Бисмарк? Уверенность в своей правоте – на пятьдесят процентов выигранная война?
– Вы заработали в моих глазах плюс, – снова улыбнулся Константин. – Я люблю эту фразу, хотя в ней есть что-то лживое. Во-первых, я бы поспорил с тем, что в мире существуют абсолютная правота. Во-вторых, скажите, Саид, вы считаете террор войной?
– Да, считаю, – ответил он, наконец. – Но это война наемных войск. Тут все решают деньги. А также сила и положение.
– Вам знакома эта девушка? – спросил он.
– Знакома. Это Габриэль Нафтали. – Он улыбнулся. – Мири Ашраф? Салима Шхади? Если честно, я всегда путаюсь с ее именами. Они меняются чаще, чем цвет ее волос. Хорошо, что она пока что ни разу не меняла внешность.
– Предлагаю называть ее Габриэль Нафтали. Так будет привычнее для нас обоих. Итак, вы знакомы с леди. Насколько нам известно, знакомы вы с ней давно. Как вы нашли друг друга?
– Мы не находили друг друга, – сказал он. – Это она меня нашла. Через… – Он задумался. – Если я не ошибаюсь, его звали Ицхак. Да. Ицхак Бен Шаббат. Он ваш коллега, да?
– Так, значит, вас познакомил Ицхак? Как это произошло?
– Он работал с Мустафой, – заговорил он, наконец, решив, что терять уже нечего. – Он передавал ему информацию. Иногда она проходила через мои руки, но редко – тогда я практически этим не занимался.
– О какой информации идет речь?
– Выписки из досье, планы операций. Он был влиятельным человеком, у него был доступ к любой информации. Думаю, вы знаете.
– Вы уверены в том, что говорите?
– Я сам видел эти документы.
– Ицхак встречался с Мустафой?
– Даже если и встречался, то всего пару раз. Мне об этом ничего неизвестно.
– Скажите, Саид, вы слышали что-нибудь о Седьмом отделе?
– Он существует? – спросил он. – Я думал, что это что-то вроде легенды.
– Судя по нашим сведениям, Седьмой отдел – масштабная организация. Ее отделения находятся во всех странах Ближнего Востока и даже в Европе. Центрального руководства у нее нет. Она состоит из мелких группировок, которые действуют самостоятельно.
– Понимаю, – сказал он. – Точнее, не понимаю. Что вы хотите от меня?
– Я знаю, что вы были приближены к Мустафе. Вы знали его окружение. Я дам вам еще один лист бумаги, у вас будет несколько минут. В первую очередь меня интересуют имена граждан других ближневосточных стран, а не Сирии. Также меня интересуют европейцы. Люди, которые имели дело с Мустафой. Все имена, которые вы сможете вспомнить.
– Что будет с моей семьей? – спросил он.
– Все зависит от того, согласитесь ли вы нам помочь.
– Меня убьют?
– Это решение будут принимать другие люди.
– Константин, – в очередной раз назвал его имя Саид и помедлил, будто прислушиваясь. – У меня жена и трое детей. Если они останутся без отца, они погибнут. У них фактически нет крыши над головой.
– Вы думали об этом, когда соглашались работать с Мустафой?
– Вы думали о том, чего может стоить ваша война вашей семье? Я мог бы вас понять, если бы вы были одиноким человеком. Но принимать такое решение, когда на вашей ответственности жизни ваших родных? Вы понимаете суть обвинения «пособничество исламистскому террору»? А если бы вы попали в руки не к нам, а, предположим, к отделу по борьбе с террором из ЦРУ? С вами сейчас беседовали бы по-другому. И совсем не с помощью слов.
– А что будет с Габриэль? – задал он очередной вопрос.
– Это не должно вас интересовать.
– Она хорошая девушка. Ей не повезло, что она оказалась впутанной во все это.
– Как вы думаете, Саид, убивать – это плохо? Мы совершаем моральное преступление?
– Да. Потому что те люди, которых вы убиваете, не всегда настолько плохи, какими вы их считаете.
– Разве я сказал, что мы убиваем плохих людей? – спросил он.
– А каких людей вы убиваете?
– Нужных. Или не нужных. Зависит от ситуации. А теперь пишите, Саид. Время на разговоры по душам истекло. Не забывайте, зачем вы здесь находитесь, а также помните о том, кто я и зачем я тут.
– Я закончил, – сказал он. – Благодарю вас. Вы можете его забрать.
– Есть, сэр, – ответил охранник и юркнул в комнату, прикрыв дверь.
– Ты это слышала? – спросил Константин, присаживаясь.
– Если ты имеешь в виду Ицхака, то да.
– Ты… знала?
– Да, – вторично кивнула она.
– Так я и знал. Сукин сын! Пока все стояли на голове и пытались спасти его задницу, он преспокойно сливал информацию Мустафе! – Он снова посмотрел на Нурит. – А… про Габриэль ты тоже знала?
– Нет. Но зато удивилась, что знаешь ты.
– Давай сделаем вот что, – сказал он. – Во-первых, мы с тобой уже достаточно поделились друг с другом личными тайнами и продемонстрировали свою компетентность в разных областях нашей работы, а поэтому мы закончим откровенничать. И ни с кем другим откровенничать не будем. По крайней мере, до того, как начнется и закончится операция. Во-вторых, возьми запись допроса и подержи ее у себя. Пока никому не следует ее слушать.
– Как скажешь. Ты – руководитель отдела по ведению допросов, а я – твой советник. Я обязана выполнять твои указания. И я могу только посоветовать что-либо.
– Ты уже сегодня достаточно мне посоветовала. – Константин помолчал. – Мне следует попросить прощения. Я разговаривал с тобой довольно грубо.
– Мы все ждем, чтобы это закончилось, – сказала она. – И это скоро закончится. Но сейчас ты должен держаться молодцом.
– Доктор, – сказала она, обращаясь к Нурит, – вас к телефону.
– Это тайный поклонник? – спросил Константин, посмотрев на нее.
– Нет, сэр, – ответила она, – это майор Толедано.
– Майор Толедано на роль тайного поклонника не подойдет, – рассмеялась Нурит. – Уж слишком он предсказуем. Ты сможешь дать ему приличную фору.
– Это вам не Швейцария, где снег держится Бог знает сколько, – говорил Константин.
– Никогда на моей памяти не бывало снега в такое время, – не отставал Боаз.
– Даже если и будет снег, он будет противным и мокрым и растает через полчаса, – завершал не столь категоричный, но уверенный в своей правоте Гилад.
– Вот увидите, снег обязательно пойдет, – не соглашалась Лия. – И уж точно не растает через полчаса!
– После такого похолодания должен пойти снег, – авторитетно заявляла Нурит.
– Зима выдалась холодная, снег может пойти в любое время, даже в начале весны, – уверял Ронен.
– Вы шовинисты, – заявила она.
– При чем тут шовинизм? – недоумевал он. – Думаешь, я настолько глуп, что могу позволить себе самоутверждаться за счет женщины? Или это единственный аргумент, который ты можешь предложить? Подумать только – обозвать меня шовинистом!
– Берта, снег! – воскликнула она, вбегая на кухню. – Снег!
– И еще какой снег! Уже лет семь такого не видела. Да еще в конце зимы!
– Доброе утро, – поприветствовал он всех.
– Мы пойдем играть в снежки! – заявила Лия и села за стол. – Вот только позавтракаем – и пойдем.
– Значит, ты бросаешь мне вызов? Что же. Скоро мы посмотрим, кто кого.
– Тут хорошо, да? – спросил он. – Может, построим иглу и зазимуем?
– Иглу под Иерусалимом смотрелась бы интересно, – со смехом закивала Лия. – Особенно за несколько дней до конца зимы!
– Ладно, я уже понял, что ты меня не поддержишь. Гении обычно остаются непризнанными. – Константин огляделся. – Знаешь, а тут летом можно играть в бадминтон. Ты ведь умеешь играть в бадминтон?
– Нет, – грустно опустила голову Лия.
– Я тебя научу. К лету ты уже будешь неплохо играть. Бадминтон – это отличная аэробная тренировка.
– На что ты намекаешь? – притворно нахмурилась Лия, всем своим видом выражая недовольство.
– На то, что мне не помешает сбросить пару килограммов.
– Не напрашивайся на комплименты, – упрекнула его Лия, откусывая от своего бутерброда и делая глоток кофе. – За последний месяц ты похудел как минимум килограмм на шесть. Тебе надо наедаться до отвала, а потом лежать и переваривать эту еду.
– Вы с Бертой, верно, сговорились, – сказал он. – Я уже начинаю опасаться, что вы поймаете меня, свяжете и начнете кормить насильно.
– Ты будешь сопротивляться двум женщинам? Ни за что в это не поверю!
– Да, это будет непросто, – согласился Константин. – Но я тщательно продумаю план действий.
– Вы ведь промокли! Сэр! – Она с упреком посмотрела на Константина так, будто он был воспитателем и не углядел за нашкодившим ребенком. – Разве это поведение взрослых людей? Или вы хотите, чтобы у вас была ангина?
– У меня не может быть ангины, Берта. Гланды мне удалили в возрасте трех лет.
– Тогда вы, верно, хотите, чтобы у вас было воспаление легких, и чтобы вы с Лией лежали в больнице?
– Если это будет двухместная палата, то я с соглашусь провести там целую вечность. Конечно, при условии, если вы будете приносить мне нормальную еду и книги.
– Сейчас же переодевайтесь! – сказала она. – Я накрываю на стол. Надеюсь, к тому времени вы успеете согреться, и мне не надо будет носить вам сироп от кашля и жаропонижающее.
– Вы не возражаете, если мы согреемся после ужина? – спросил Константин. – Это может занять некоторое время, а я не хочу заставлять вас ждать. Это было бы невежливо.
– Не вижу в этом ровным счетом ничего смешного, сэр, – отрубила Берта. – В прошлый раз, когда у вас было воспаление легких, вы неделю провели под капельницей в больнице, а потом две недели лежали дома, и у вас не было сил даже встать с кровати!
– Какие ужасы вы рассказываете! – ахнул Константин и добавил успокаивающим тоном: – На самом деле, мне просто хотелось выспаться, а воспаление легких было как раз кстати.
– Пожалуйста, переоденьтесь, сэр, – сказала она. – А то вы действительно заболеете. И тогда уже никто смеяться не будет.
– Надеюсь, никто из нас не заболеет, – сказал Константин, откладывая книгу и выключая лампу у кровати. – Нам не следовало бродить там после того, как мы окончательно промокли. Воспаление легких – неприятная штука. Пару лет назад я решил, что могу немного побыть героем, и прогулялся вечером в расстегнутом плаще. А потом попал в больницу с диагнозом «бронхиальная пневмония» и думал, что дни мои сочтены.
– Надеюсь, теперь ты не гуляешь вечером в расстегнутом плаще?
– Ради тебя я готов погулять вечером даже без плаща.
– Я хочу, чтобы ты сделал только одну вещь ради меня, Константин, – проговорила она негромко. – Я хочу, чтобы ты был со мной.
– Ты знаешь, что я отвечу, – заговорил он. – Мое мнение осталось прежним.
– Я хочу, чтобы ты был рядом со мной всегда. Я хочу выйти за тебя замуж.
– Ты… действительно этого хочешь? – спросил он.
– Я не понимаю тебя. Сначала ты говоришь, что хочешь на мне жениться, а потом спрашиваешь, уверена ли я в том, что хочу за тебя замуж!
– Я подумал о наших с тобой разговорах о Марике…
– Да наплевать мне на Марику! – В ее голосе послышались нотки обиды. – Я ведь сказала, что хочу быть с тобой. – Она помолчала. – Я люблю тебя, это главное. Какая мне разница, с кем ты был до меня?
– И я люблю тебя, моя девочка. И пусть мне отчаянно страшно жениться во второй раз…
– Тебе надо поговорить на эту тему с Боазом. У него большой стаж. После четвертого брака у него, наверное, есть, что сказать.
– Не вижу в этом ничего веселого. Тем более что мы с ним – совершенно разные люди. Я не понимаю, зачем он каждый раз женится. Да еще и заводит любовниц.
– Ну, только не заводи свою волынку, – взмолилась она. – Сейчас это не к месту. Я уже собрала вещи. После того, как я вернусь, я за ними поеду. Точнее, мы вместе поедем, и ты познакомишься с мамой. Она, между прочим, уже много о тебе знает.
– Правда? Ты ей успела что-то рассказать обо мне?
– Нет, но мама – настоящий детектив. Она якобы случайно находила в прихожей записки, которые ты посылал мне с цветами. И еще она пару раз говорила с тобой по телефону. Она выяснила, что тебя зовут Константин, что у тебя приятный голос, что ты очень вежливый и обходительный, а также что у тебя хорошая работа и много денег, иначе ты не покупал бы такие букеты.
– Да твоя мама – настоящий Шерлок Холмс. Что же, остается надеяться, что я ей понравлюсь.
– Мы поедем в Швейцарию на следующих выходных? – спросила она.
– Мы можем поехать в Швейцарию когда угодно, хоть сейчас, если ты этого хочешь.
– Кажется, кто-то говорил о том, что мы будем греться после ужина? Или мы уже согрелись?
– Ничего подобного. Разве ты не видишь, что я дрожу от холода? В последнее время я так мерзну по вечерам. И еще этот ревматизм.
– Ах ты хитрюга, – рассмеялась она. – Когда я тут ночую, ревматизма у тебя как ни бывало! Ты ведешь себя как угодно, но только не как человек, которого мучает ревматизм!
– Сейчас у меня ломит кости, – сообщил Константин, вкладывая в эти слова всю жалость к себе, на которую он был способен. – Мне срочно нужно согреться. Это вопрос жизни и смерти.
– У тебя одно лекарство и от ревматизма, и от мигрени, и от всего остального, – сказала она с улыбкой.
– Что же я могу поделать, если так устроен этот мир?
– Он совсем крошечный! Как из него через девять месяцев вырастет ребенок?
– А еще я начал читать литературу на эту тему, – продолжил Гилад с видом абсолютно счастливого человека, который беседует сам с собой. – Лучше бы я ничего не читал, честное слово! Сейчас я боюсь больше нее. Или, если говорить точнее, я – единственный из нас, кто боится. По-моему, она вообще не боится. Она так спокойно относится к тому, что ей предстоит пережить, будто это командировка или поход по магазинам! Я бы сошел с ума, если бы забеременел. И после этого у кого-то поворачивается язык называть женщин слабым полом?
– Да, лейтенант. Готовьтесь. То, что вам предстоит пройти, будет сложнее курса боевых офицеров, который вы в свое время окончили с отличием.
– А у меня есть выбор? – Гилад посмотрел было на экран компьютера, но снова поднял глаза на Боаза. – Мне кажется, что у нее будет девочка, а не мальчик. А ей кажется, что мальчик. Как ты думаешь, женщины это чувствуют?
– Не знаю, – покачал головой тот. – Думаю, что чувствуют. А вы как думаете, капитан?
– Константин! – в очередной раз позвал Боаз. – Ты меня слышишь? Или ты тоже скоро станешь отцом, и именно об этом размышляешь?
– Что? – Константин посмотрел на него. – Отцом? Нет… отцом пока не собираюсь. Только мужем.
– Ну, вот и славно, – добродушно закивал Боаз. – Если мужем, то и до отца недалеко. Посмотрим, возможно ли такое – чтобы на свет появился человек, который будет умнее тебя.
– Майор, вы заставляете меня краснеть.
– Мог бы покраснеть хотя бы из вежливости!
– Я думаю, мы начнем, – сказал он. – Ах да. Яфит сказала, что на той дороге, по которой должны были ехать Лия с Махметом, произошла авария. Они поехали другой дорогой. Будут на месте на двадцать минут раньше.
– Почему каждый раз в последнюю минуту случается что-то такое? – недоуменно спросил Боаз, подвигая кресло к столу. – Никогда еще не было такого, чтобы все прошло гладко, точно по плану.
– Это я приношу вам несчастья, майор, – ответил Константин. – Для того чтобы отогнать злых духов, перед каждой операцией мне следует проводить сеанс медитации над священным огнем.
– По-моему, в последнее время мы все потратили такое количество нервных клеток, что нам стоит дружно отправиться к священному огню и заняться групповой медитацией.
– Мне одному не нравится, как звучит словосочетание «групповая медитация», или все об этом подумали?
– А это правда, что женщину могут положить на сохранение уже на третьем месяце беременности? – поинтересовался он таким тоном, будто читал медицинский журнал.
– Лейтенант Гордон! – возмутился Константин. – Я не хочу больше слышать разговоров о детях. По крайней мере, до того, как мы закончим.
– Вы деморализуете своих коллег, – в тон ему произнес Боаз, но уже не без доли иронии.
– Ну, если Боаз заговорил о морали, – сказал он, – то положение действительно серьезное. А помните ли вы, лейтенант, как нервничали в прошлый раз? Как я и говорил, теперь все в порядке.
– О да, – кивнул Гилад. – Теперь я нервничаю по другому поводу!
– Оставим лейтенанта размышлять о своем, – сказал он, обращаясь к Константину. – Пока наше участие не требуется. Надеюсь, что и не потребуется. Знаешь… – Он некоторое время молчал, как казалось, смутившись. – Констанция сказала мне, что хочет детей.
– И что ты ей ответил?
– А что бы ты ответил ей, будь ты на моем месте?
– Я? – Константин замолчал, и Боаз, угадав ход его мыслей, замахал руками. – Я бы хорошо подумал, но, наверное, согласился бы.
– Слава Богу. Я уже подумал, что ты снова начнешь читать мне мораль насчет любовниц!
– Это бесполезно, – заметил он. – Я хотел сказать, что тебе пора нянчить внуков, а не заводить детей, но передумал.
– Знаешь, когда я был молодым и глупым карьеристом…
– Надеюсь, ты сейчас говоришь более чем абстрактные вещи и ни на что не намекаешь?
– … когда я был молодым и глупым карьеристом, – продолжил Боаз, недовольный тем, что его перебили, – мне было абсолютно наплевать на это. Кто тогда думал о детях? Конечно, я был очень рад, что у нас с Эльвирой родился Снир…Но я был так увлечен собой, что это прошло мимо меня. Я осознал, что у меня есть сын только после того, как мы с ней развелись.
– Они с Эльвирой не общаются до сих пор? – задал очередной вопрос Константин, не отрываясь до документов.
– Нет. Они как два осла – один упрямее другого. И каждый раз находят аргументы для того, чтобы не встречаться. Но я говорил не об этом. Когда я смотрю на него в его двадцать пять, с карьерой и деньгами и без планов связать свою жизнь с какой-то женщиной, я вижу себя. И мне так хочется сказать ему: дурак, ты не понимаешь, что ты теряешь, молодость не бесконечна, а всех денег не заработаешь.
– Ты прав, – кивнул Константин. – Но ты не сможешь выбрать за него жизнь.
– А говорю я это к тому, что тебе самому уже давно пора завести семью. Не успеешь оглянуться – а тебе уже не тридцать четыре, а сорок. А потом время полетит ох как быстро!
– Прекратите, – взмолился Гилад. – Вы хотите свести меня с ума? Кто это там говорил, что не хочет слышать разговоров о детях?
– Слушаю вас, лейтенант Бар, – сказал он. – Все хорошо?
– Не совсем, сэр, – ответил далекий голос Яфит. – Все на месте, кроме Лии и ее сопровождающего. Мы ждем, но их до сих пор нет. Связаться с ними невозможно – это такой участок дороги, где связь не действует. Я думаю, они будут минут через пять. Может быть, по дороге им встретился патруль, или просто спустило колесо. Я сообщу вам сразу же, как они прибудут на место.
– Так держать, лейтенант, – похвалил Боаз и, вернув аппарат на стол, обратился к Константину и Гиладу. Куда они провалились? Они должны были приехать двадцать минут назад!
– Действительно, странно, – сказал он. – Подождем еще немного. Кто-нибудь хочет кофе?
– Да, пожалуйста, – попросил Гилад. – Мне черный. Одну ложку сахара.
– Тогда и мне, – присоединился Боаз. – Тоже черный. Но сахара не надо.
– Вы на диете, майор? – не удержался от колкости Константин, хотя она была вполне ожидаемой. – Я могу предложить вам заменитель сахара? Или вы против синтетики?
– Нет, капитан, – ответил он. – Я предпочитаю заменителю сахара групповую медитацию. Она отлично сжигает калории.
– Сэр, – сказала она Боазу. – Капитан рядом с вами?
– Да. Что случилось, лейтенант? Говорите.
– Я думаю, что ему стоит присесть, сэр, потому что…
– Говорите! – приказал Константин, делая шаг к столу. – Говорите немедленно. Что произошло?
– Мы… нашли Лию и ее спутника, – сказала она, обращаясь уже к Константину. – Случилось несчастье, сэр.
– Не тяните, лейтенант, – попросил он.
– В них стреляли. С возвышенности, мы примерно определили, откуда. Снайпер – профессионал, не оставил ни следа. Водителя задело, поцарапано плечо. Скорее всего, снайпер стрелял в Лию. Вероятно, на пару секунд растерялся, пришлось стрелять в спину. Он выпустил две пули в голову, в затылок. Она была жива около получаса после ранения. Ее спутник вызвал «скорую помощь», но врачи опоздали на несколько минут. Им пришлось констатировать смерть.
– Нет, – сказал он сначала тихо, почти шепотом, а потом неожиданно поднимая голос. – Нет, нет! Вы сошли с ума, этого не может быть! Как такое могло случиться? Какой, ко всем чертям, снайпер? Кому было нужно в них стрелять?!
– Я не знаю, сэр, – ответила Яфит. – Мы должны разобраться. Это займет время.
– Отправляйтесь к Мустафе, сейчас же, – сказал Боаз. – И делайте то, что должны. Я жду доклада.
– Так точно, сэр, – ответила Яфит.
– Пойдем, – сказал он, – я не думаю, что тебе следует здесь находиться. Я отведу тебя к Нурит.
– Я в состоянии идти сам.
– И все же я тебя проведу. – Боаз помог ему подняться и обратился к Гиладу: – Я сейчас вернусь.
– Посмотри на меня, – сказала она и вгляделась в его зрачки. – У тебя кружится голова?
– У меня ничего не кружится, – ответил он и поставил стакан на стол. – У меня… – Он сделал неопределенный жест рукой и тряхнул головой. – То есть, у меня кружится все. Что психоаналитики говорят в таких случаях?
– В таких случаях говорят пациенты. А психоаналитики слушают.
– А если мне нечего сказать?
– Значит, молчат и пациенты. Мы будем молчать вместе. Пока ты не решишь, что хочешь что-то сказать.
– Это ведь неправда, – сказал он. – Такое не могло случиться. Я… я ведь люблю ее, понимаешь?
– Я думаю, сейчас тебе лучше поспать. – Она кивнула на кресло в углу кабинета. – Приляг. Я не буду тебе мешать. Я дам тебе снотворное, и ты поспишь пару часов. Тебе станет немного легче, и мы поговорим.
– Я предпочитаю проснуться и понять, что это был один из самых страшных кошмаров в моей жизни. Или же предпочитаю заснуть и не проснуться. Хорошая мысль, да?
– Ничего хорошего в этой мысли нет. Сейчас ты находишься в состоянии шока, которое лучше всего переживать во сне. Пара часов сна пойдет тебе на пользу.
– Сейчас ты уснешь, – сказала она. – А потом мы поговорим. Мы будем говорить сколько угодно. Хоть до завтрашнего утра. Я буду говорить с тобой до тех пор, пока у тебя не закончатся слова, до тех пор, пока ты не почувствуешь, что освободился от чего-то, от чего должен освободиться. А потом все понемногу вернется на круги своя.
– К сожалению, я не поддаюсь гипнозу, доктор, – произнес Константин, не открывая глаз.
– При чем же здесь гипноз? Сейчас я дам тебе снотворное. Отдыхай и ни о чем не думай. У тебя есть на это право.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он Константина, который проснулся четверть часа назад, но до сих пор не поднимался из кресла.
– Какое это имеет значение? – пожал он плечами.
– Я ненадолго, хотел тебе кое-что сообщить. Во-первых, насчет снайпера. Он, как ты сам понимаешь, должен был стрелять не в Лию с Махметом, а в пассажиров другой машины.
– Что же, наш «крот» сам себя заказал?
– Скорее всего, «крот» предпочел на этот раз не вмешиваться. Вероятно, его уже нет в стране. Для этого у него было время – целых сорок восемь часов. Он отдал документы – разумеется, совсем не те, которые следовало отдать – в руки другому человеку и отправил его на встречу. Человек этот не должен был туда доехать. Думаю, наш «крот» хотел вручить документы лично Мустафе, а с помощью снайпера устроить суматоху и добиться своей цели – отвлечь наше внимание от происходящего и дать господам из группировки «37» еще один шанс. Если бы человека с документами убили, то, конечно, никакой сделки не состоялось бы, и операция бы провалилась. Вот только «крот» просчитался. Потому что Мустафу Мухаммеда Хусейни сегодня утром нашли мертвым в его кабинете.
– Либо он совершил самоубийство, либо у него произошла остановка сердца. Во всяком случае, выглядел он так, будто просто заснул и не проснулся. Но это не самое плохое. Его сейф пуст. Все документы, связанные с «37», испарились.
– Где его семья?
– Первым делом мы проверили, не выезжали ли они из страны – похоже, что нет. Поиски займут время. – Боаз потрепал волосы ладонью. – Впервые за все время работы тут я не представляю, что делать. Куда бежать, за что хвататься, черт возьми? – Он развел руками. – Безвыходная ситуация…
– Если ты не возражаешь, я поеду домой, – сказал он. – Мне нужно отдохнуть.
– Если у меня будут какие-то новости, я навещу тебя.
– Думаю, майор, с новостями лучше повременить, – возразила доктор Мейер – А вот отдохнуть капитану нужно обязательно.
– Здравствуй, – сказал он тихо.
– Я знаю, что у вас не принято приветствовать других во время траура, – ответил Махмет. – Мне хочется уважать традиции.
– Традиции. Самая жалкая привязанность человека. – Константин оглядел его. – Как твоя рана?
– Даже не болит. Почти, – поправил он себя, после чего осторожно добавил: – А ваша?
– И моя не болит. Почти. Юджин даже не поприветствовал вас с Лией?
– Юджин? Не понимаю! При чем же здесь Юджин?
– Вариантов слишком мало, чтобы ошибаться.
– Но Юджин не мог этого сделать! Это ведь… – Он замолчал, подбирая нужное слово. – Это ведь подло – стрелять в спину! – Махмет тряхнул головой и вытянул спину. – Он должен за это ответить!
class="book">– Мы решим этот вопрос позже.
– Мы обязательно должны его решить! – не успокаивался Махмет. – Вы знаете, что у нас делали с таким людьми? У нас…
– Знаю, – перебил его Константин. – Потом. Все будет потом.
– Я бы мог перевязать ей рану, – сказал он. – Я пытался остановить кровь, но…
– Замолчи, Махмет. Подожди меня здесь. Я сейчас вернусь.
– Бог – справедливый судья, – проговорил Константин негромко. – Мне всегда казалось, что в этой фразе есть что-то святотатственное.
– Мне тоже, – ответил Йосеф. – Если честно, я не думал, что вы придете.
– Моя религия запрещает мне посещать похороны, но я счел своим долгом придти и поговорить с вами.
– О чем?
– Мы могли бы поговорить о многом, – ответил Константин, разглядывая людей. – Знаю, у вас не принято этого говорить, но я хочу выразить вам свои соболезнования. Когда умирает близкий человек, вам хочется поделиться своим горем с другими. У меня на этот счет имеются личные соображения, но я не буду высказывать их потому, что они будут чужды вам с духовной точки зрения.
– Я пытаюсь понять вас, – сказал он. – Мне казалось, что я должен ненавидеть вас, но и ненависти к вам я не испытываю. Так что позвольте выразить соболезнования и вам. Или в вашей религии, – подчеркнул он слово «вашей», – это не принято?
– В моей религии смерть воспринимается как что-то, что рождает новый поток духовной энергии. Я думаю, это не зависит от религии, смерть в любом случае рождает что-то, потому что с концом всегда приходит начало, это закон нашей жизни. Но не думаю, что это кого-то утешит. – Константин помолчал. – Если я заставил вас страдать, Йосеф, простите меня.
– Да. – Йосеф опустил руку, в которой он держал молитвенник, и снова посмотрел на могилу. – Простите и вы меня. Не думаю, что мы можем сказать друг другу что-то еще.
– Будьте сильны. Страдания даются нам для того, чтобы мы понимали истинный смысл вещей. Иногда он открывается людям только после того, как они переживают несчастья.
– Спасибо, – ответил он и, опустив голову, сосредоточился на собственных мыслях.
– Я думаю, что в следующей жизни Лия станет солнечным светом, – сказал он, когда Константин сел за руль.
– Почему ты так решил?
– Потому что солнечный свет всегда и повсюду. Солнце светит всегда, а если оно за облаками, то оно все равно светит, только самому себе, и ждет, когда облака рассеются, и оно снова будет дарить свет другим.
– Ты веришь в переселение душ?
– Нет, – признался Махмет. – Но вы верите, а это главное.
– Слишком жестокая это кара – стать солнечным светом. Тяжело делать добро бескорыстно. Люди делают добро, но их всегда греет мысль о том, что кто-то их поблагодарит. А теперь представь себе, как тяжело быть солнечным светом. Ты даришь всем тепло. Даришь всем, потому что ты вездесущ. Но знаешь заранее, что никто тебя не поблагодарит. Кто же будет благодарить за солнечный свет? Люди не умеют благодарить за само собой разумеющиеся вещи.
– Но ведь мы можем благодарить за солнечный свет, – сказал он. – Это ведь нам ничего не стоит…
– В этом-то и беда, – ответил Константин. – Люди уверены в том, что все в этом мире чего-то стоит. А на самом деле даже человеческая жизнь не стоит и гроша.
– Капитан, – сказал майор Толедано, – не могли бы вы выйти? Я хочу сказать вам пару слов.
– Что-то случилось? – заговорил Константин. – Я могу узнать, что тут делает охрана?
– Да. – Боаз достал из кармана наручники. – Они здесь для того, чтобы проводить вас, капитан. Вы арестованы по обвинению в пособничестве исламистскому террору. Вы дали Мустафе Мухаммеду Хусейни яд, достали поддельные документы для его жен и передали документы из его сейфа в руки руководства группировки «37». Подробности мы выясним позже. А пока прошу вас пройти со мной.
– Я могу узнать, как вы пришли к таким выводам, майор?
– У меня есть даты ваших полетов в Дамаск. А еще у меня есть показания сержанта Габриэль Нафтали, которая достаточно нам рассказала. Думаю, вы были заинтересованы в том, чтобы убрать информатора, как никто другой. Если бы не решение Махмета ехать по другой дороге, работа была бы безупречной. Сержант, надо сказать, держалась молодцом. Всю вину она взяла на себя и несколько раз повторила, что вы имеете ко всему этому только косвенное отношение.
– Боаз, я все объясню, но для этого мне нужен доступ к моему сейфу. Документы, которые находятся там, прояснят картину. Я хотел сделать это позже, до этого мне следовало решить пару вопросов, но…
– Увы, ты не можешь получить доступ к своему сейфу. По крайней мере, до того, как мы не проверим его. Лейтенант Гордон, – повернулся он к Гиладу, – поможет нам это сделать. В его присутствии просмотр секретной информации будет законным. Вы ведь поможете нам, лейтенант?
– Да, – ответил тот обреченно.
– Теперь все стало понятно, – сказал Боаз. – В том числе, и твои разговоры об источниках информации. – Он помолчал пару секунд, после чего отдал наручники одному из молодых людей. – Уведите его, пожалуйста. На сегодня я свою работу закончил.
– Ваши руки, сэр, – попросил молодой человек.
– Боаз, – заговорил Константин, – я должен достать документы из сейфа. Мы теряем время, это глупо! Да нет, это просто чудовищно!
– Мы потеряли слишком много времени, капитан, – сказал он на ходу. – Простите, мне нужно подумать. Слишком многое на меня свалилось в последнее время. Я должен это переварить.
– Капитан хорошо себя чувствует? – спросил Боаз, с отвращением рассматривая камеры по обе стороны коридора. – Он что-нибудь просил?
– Нет, – коротко ответил молодой человек. – Он даже к еде почти не прикасался. Только к хлебу и воде. Он сказал, что не ест помои и предпочитает человеческую еду. И он не хочет со мной разговаривать. Сказал, чтобы я не приближался к нему, сохраняя дистанцию в три метра, иначе он за себя не отвечает.
– Другого я не ожидал услышать. Спасибо. Дальше я пойду один.
– Ты в неплохой форме, – подал он голос. – Больше ста раз?
– Сто двадцать, – поправил его Константин, поднимаясь и отряхивая ладони. – Чем могу быть полезен?
– Я пришел для того, чтобы с тобой побеседовать.
– Тут тесновато, – заметил он. – И скучно, наверное?
– О, что ты. Наконец-то я получил возможность побыть наедине с собой, и рядом нет ничего, что бы отвлекало внимание. Медитация в таком месте приносит хорошие результаты. Конечно, неделя без чего-либо, что хотя бы отдаленно напоминает книги, не была для меня приятной, но я получил возможность проанализировать свое духовное состояние.
– И к каким выводам ты пришел?
– Мне хочется принять горячую ванну, выпить бокал хорошего вина и нормально поужинать.
– Тебя должна была допрашивать Нурит, но она отказалась по личным причинам. Пойдем. Я хочу закончить это как можно быстрее. Если бы и у меня была возможность отказаться, я бы это сделал.
– Впервые вижу, чтобы кто-то сидел напротив меня в комнате для допросов и выглядел бы таким спокойным, – заметил майор Толедано. – Спорт помогает держать себя в тонусе?
– Да, – кивнул Константин. – Жаль, что в обычное время я не уделяю ему много времени. Содержимое моего сейфа уже изучили, как я понимаю?
– Мы не нашли там ровным счетом ничего интересного и полезного. Пара конвертов с деловой перепиской и другие ненужные бумаги. – Боаз отложил документы, которые он держал в руках. – Послушай, Константин. Я не знаю, о чем мы с тобой будем разговаривать. Я долго думал о том, какие темы я буду поднимать на допросе, пытался составить какой-то план, но у меня ничего не получилось. Не буду говорить о том, что я сейчас чувствую. Не буду говорить и о том, что я успел передумать за эту неделю. Я пытался осознать, как ты, именно ты и никто другой, оказался на этом месте. Я хочу спросить у тебя вот что: как у тебя хватило наглости делать все это и смотреть всем в глаза?
– Иногда люди совершают какие-то поступки, майор, потому что они верят в правильность своих намерений. Они верят в то, что эти поступки, пусть даже и не совсем законные, прольют на что-то свет, кому-то помогут, что-то решат или же откроют путь чему-то новому. Человек не может жить без веры. Ему обязательно нужно во что-то верить. Вера – это пристань. Человек живет, верит и знает, что при желании он сможет у этой пристани отдохнуть. Иногда вера эта оказывается ложной, а иногда нет. Ну, а иногда вера не открывает своего истинного лица. Так сказать, ждет своего часа.
– И какое же отношение это имеет к нашему разговору? – спросил он.
– Ровным счетом никакого. Потому что, как я уже сказал, я не имею отношения к передаче информации Мустафе. По крайней мере, в том смысле, в котором ты это понимаешь.
– Лжец! – крикнул он. – Какого черта ты лжешь сейчас, когда уже все ясно?! Или ты думаешь, что у тебя и на этот раз получится выйти сухим из воды?!
– Да, я передавал Мустафе сведения, и не раз, – продолжил он спокойно. – Иногда это были важные сведения. Иногда эти сведения могли поставить под угрозу человеческие жизни. Но это не связано с планами операций и списками сотрудников, которые передавал Мустафе информатор.
– А с чем это связано?
– С тем, что ты нашел в моем сейфе.
– Там ничего не было! Или я должен перечитывать твои деловые письма?!
– Если вы так настаиваете, майор, пусть будет так.
– Хватит темнить, – сказал Боаз твердо. – Я уже сказал, что на этот раз тебе меня не обхитрить!
– По-моему, на данный момент темнишь ты, – возразил Константин. – Я прекрасно знаю, что лежало у меня в сейфе.
– Мы ничего там не нашли, Константин, – сказал он. – И это только доказывает тот факт, что выдвинутое против тебя обвинение в полной мере соответствует действительности. А теперь расскажи мне – обещаю, это не выйдет за пределы этой комнаты. Ты убил Ицхака?
– Давайте послушаем ваше мнение на этот счет, майор.
– Я уже говорил, что я думаю по этому поводу. Но я хочу услышать от тебя правду. Сейчас это уже ничего не изменит, и ты все равно отправишься в тюрьму.
– Ты хочешь слышать правду? Хорошо. Я бы убил Ицхака. Этот человек сделал много вещей, недостойных и офицера, и специалиста по террору, и мужчины. На мой взгляд, он заслуживал смерти. Но я не убивал его, потому что у меня не было права вершить суд. Лично мне он не сделал ровным счетом ничего плохого, равно как и ничего хорошего. Было бы глупо убивать кого-то только потому, что он тебе не нравится.
– Зная тебя…
– Некоторое время назад Мустафа понял, что он устал от такой жизни, и решил уйти на покой. Он наладил хорошую связь с «комиссаром» и планировал совершить честную сделку – большое количество важной информации, которое позволило бы Ицхаку не только взять с поличным группировку «37», но и подобраться к другим частям Седьмого отдела в обмен на приличную сумму денег. Мустафа видел в «комиссаре» Бен Шаббате человека чести, но он ошибся. В последний момент Ицхак решил рассказать о сделке своим коллегам. Мустафа узнал об этом случайно. Он предупредил Ицхака, что делать этого не стоит. Предупреждал он его не один раз, но «комиссар», уверенный в своем превосходстве над Мустафой и сосредоточенный только лишь на том, что он получит, выдав группировку «37» во главе с одним из самых опасных сирийских террористов, ничего не слушал. Ему необходимо было уехать. Оставить ко всем чертям этот сирийский отель. Если бы он покинул страну, все было бы в порядке. А в результате Ицхак поплатился жизнью за то, что обманул Мустафу.
– Почему Мустафа тогда обратился именно к тебе?
– Не знаю, – честно признался он. – Меня самого это удивило.
– И скажи, пожалуйста, откуда тебе все это известно?
– А вот об этом, майор, я буду говорить лично с господином директором, если он меня об этом попросит.
– Вы уже уходите, майор? – спросил Константин, снова подвигая к себе рисунок.
– Мне здесь душно, – сказал он и в подтверждение своих слов слегка расслабил узел галстука. – И я не испытываю никакого желания разговаривать с тобой. Подумать только: главный аналитик, человек, у которого есть доступ ко всей – ко всей! – засекреченной информации, человек, который должен являть собой идеал профессионализма и чести… – Он махнул рукой. – Пустое. Если бы я знал, какой ты сукин сын, ты бы приблизился к этому месту только через мой труп!
– Это можно было бы устроить, майор, – ответил собеседник, наклоняясь над рисунком и сосредоточенно изучая незаконченные линии.
– Будь моя воля, я бы не только посадил тебя в тюрьму, но и вырвал бы тебе язык!
– Вырванный язык никогда не останавливал человека, который хочет добиться своей цели. То есть, действительно хочет. Вы понимаете, майор? На что вы готовы для того, чтобы добиться своей цели?
– Не на то, чтобы убивать.
– А как же две мусульманские семьи в арабской деревне, в той самой, где вы часто бывали во время армейской службы?
– Две мусульманские семьи в арабской деревне? – переспросил он. – Я не ослышался?
– Нет, вы не ослышались. Две мусульманские семьи. Женщины, мужчины, дети и старики. Старший лейтенант Толедано и несколько солдат, которые находились в его подчинении, купили в арабской деревне свежий сыр и возвращались в лагерь. До комендантского часа оставалось немногим больше двух часов. И вдруг выпрыгнувший из какого-то переулка мальчик бросил камень в одного из солдат. Попал в голову, в висок. Солдаты бежали за мальчиком до тех пор, пока он не привел их в дом, где жили две семьи. Только мальчика солдаты как следует не разглядели, а детей в доме было несколько. Когда старший лейтенант Толедано спросил, кто бросил в солдата камень, никто не ответил. Старший лейтенант Толедано спросил еще раз, но ответом снова была тишина. Отряд остался в районе дома, солдаты следили, чтобы оттуда никто не выходил. Что случилось с утра, майор?
– Они взорвали дом, – ответил он. – Вместе со всеми, кто был внутри. Потом выяснилось, что под домом был целый склад оружия, патронов и взрывчатки. Меня судили, оставили при звании, но отстранили. А через некоторое время я решил, что мне стоит разорвать контракт и покончить с армией.
– И ты решил придти сюда? Неплохой вариант для очистки совести.
– Откуда тебе известна эта история?
– Вы, кажется, собирались идти, майор? И вам было душно. Мы увидимся на трибунале. Вы не успеете соскучиться.
– Встаньте, пожалуйста.
– Ваше полное имя, звание, личный номер?
– Константин Натанаэль Землянских, капитан, личный номер … .
– Ваша должность?
– Руководитель отдела по ведению допросов.
– На основе имеющихся у нас доказательств, военный трибунал обвиняет вас в пособничестве исламистскому террору, передаче засекреченной информации и использовании служебного положения с целью получения личной выгоды. Вам понятна суть предъявляемых обвинений?
– Так точно.
– Вы можете задавать вопросы, сэр.
– Вы входили в число работавших с террористической группировкой «37» лиц, которой руководил Мустафа Мухаммед Хусейни, капитан. Я прав?
– Так точно.
– Вы начали заниматься этой работой еще до того, как был убит «комиссар» Ицхак Бен Шаббат. И вы проходили основным подозреваемым по делу об его убийстве. – Боаз показал господину директору тонкую папку. – Вот тут находятся материалы дела, сэр. Вы хотите на них взглянуть?
– Вас освободили за недостатком доказательств, капитан, хотя все говорило против вас. Вас освободили также и для того, чтобы вы продолжили работу с группировкой, потому что в этой работе вы к тому времени серьезно продвинулись. Военный трибунал решил пойти вам навстречу. Но вы доверия не оправдали. Больше двух лет вы передавали Мустафе и другим руководителям группировки важнейшие сведения, тем самым ставя под угрозу человеческие жизни, в том числе, и жизни ваших коллег. – Боаз старался сдерживать эмоции, но все же нервно передернул плечами. – Пользуясь положением руководителя аналитического отдела, положением человека с неограниченным доступом к засекреченной информации, вы регулярно делились этой информацией с врагом. Сэр, – снова обратился он к господину директору, – я считаю, что могу закончить на этом свой короткий монолог. Увы, сказать мне нечего. Разве что признать свою вину, как начальника службы безопасности. Я должен был относиться к этому вопросу более внимательно. Но я просто не мог подумать, что можно ожидать такого от капитана Землянских, человека, репутация которого всегда была безупречна. – Он опустил голову. – Я закончил, сэр. Спасибо.
– Капитан, – сказал он, обращаясь к обвиняемому. – Вы, вне всяких сомнений, помните, как сидели в этой комнате, на этом месте, передо мной. И я это тоже помню. Я был уверен в том, что вы невиновны, что это досадная ошибка. И поэтому я с легким сердцем наложил вето на обвинительный приговор военного трибунала. Вы знаете, что этим правом председатель закрытого трибунала может воспользоваться только один раз. И я воспользовался им ради того, чтобы спасти вашу карьеру. Я всегда был о вас хорошего мнения, капитан, это вы тоже знаете. Я считал вас одним из лучших сотрудников моей организации. Вы были преданы своему делу. Если бы я принимал такие решения в одиночку, то на ваших плечах давно были бы погоны майора, а через два-три года вы бы уже стали моим заместителем. Вы находились на первом месте в списке людей, которым я мог передать свои полномочия. Майор Толедано уже говорил о том, что у вас всегда была безупречная репутация. Что до мелких просчетов и ошибок, то их делаем мы все. – Господин директор сцепил пальцы и опустил взгляд, хотя до этого он смотрел Константину в глаза. – Я до сих пор считаю, что вы не убивали «комиссара» Бен Шаббата. И мне бы хотелось верить в то, что обвинения майора Толедано ровным счетом ничего не стоят, но на моем столе лежат доказательства вашей вины. Мне неприятно говорить это, капитан, но при всем моем уважении к вам я должен принять решение. Полагаю, вы уже знаете, каким оно будет.
– Так точно, сэр.
– Если вы хотите что-то сказать, у вас есть такая возможность.
– Мне нечего сказать, сэр. Я признаю свою вину.
– Мы удалимся для обсуждения. Возьмите материалы дела.
– Я могу узнать, что вы делаете на закрытом заседании трибунала, лейтенант Гордон? – спросил Боаз.
– Лейтенант Гордон, – снова заговорил Боаз, – это переходит все границы. Вы хотите, чтобы вас вывели отсюда силой?
– Лейтенант, – сказал господин директор, отвечая на приветствие, – мы вас не ждали, и разрешения на то, чтобы переступать порог этой комнаты, у вас не было. Но, думаю, вы объясните нам, что происходит.
– Сэр, – вежливо ответил Гилад (дышал он часто и, судя по всему, торопился, когда шел в зал заседаний), – я должен сообщить вам кое-что очень важное.
– Важнее, чем заседание закрытого трибунала, лейтенант? – подал голос майор Толедано.
– Подождите, майор. Давайте выслушаем лейтенанта.
– Я, – продолжил Гилад, до сих пор пытаясь отдышаться, – обманул должностное лицо, воспользовавшись служебным положением.
– А теперь немного поподробнее, лейтенант, будьте так добры, – сказал господин директор.
– Я присутствовал при обыске сейфа капитана Землянских в его офисе. Уполномоченный офицер достал оттуда все, кроме того, что сейчас лежит на вашем столе. Я сказал, что это принадлежит мне. Я солгал. Это вещи капитана Землянских. Он просил забрать их до того, как его арестовали, но майор Толедано запретил ему что-либо доставать из сейфа.
– То есть, вы забрали документы из сейфа в тот момент, когда уполномоченный офицер проводил обыск?
– Нет, сэр. Полчаса назад я лично открыл его и достал документы.
– Я сообщил уполномоченному офицеру шифр сейфа. Он передал вам его, лейтенант?
– Нет. Я взломал шифр.
– Как вам удалось взломать тройной шифр за пятнадцать минут?
– Вы часто открывали его при мне, и я знал две первые комбинации. Третью я угадал. Это дата рождения вашей бывшей жены и дата вашей свадьбы.
– Я не одобряю ваш поступок, лейтенант, – сказал он. – Он выглядит еще более непристойно в свете того, что вы теперь занимаете пост главного аналитика. А теперь, капитан, – повернулся он к Константину, – объясните мне, почему ваш бывший консультант позволяет себе открывать ваш личный сейф, да еще таким варварским способом.
– Здесь вы можете найти нашу переписку с Мустафой, от первого до последнего письма. Также в этой папке есть письма Мустафы и «комиссара» Бен Шаббата. Они долго общались, и общение это продолжалось до самой смерти Ицхака. Контактировали они часто и были близко знакомы. «Комиссар» Бен Шаббат продавал Мустафе информацию. Когда Мустафа понял, что «комиссар» хочет превратить это сотрудничество в выгодную только для него, Ицхака, сделку, он решил убрать его. Что и сделал в тот знаменательный вечер. Все это можно узнать, прочитав письма. А если вас это не убедит, то можно обратиться ко второй папке. Тут есть подробная информация о состоянии банковского счета «комиссара» Бен Шаббата, а также документы, связанные с финансами: чеки, расписки, договора. Кроме всего прочего, здесь есть информация о полетах «комиссара» в Дамаск и информация о встречах с Мустафой.
– Откуда у вас это, капитан?
– Эти документы получены мной от самого Мустафы, лично. Мной получено и кое-что еще. – Константин кивнул на коробку. – Здесь несколько жестких дисков – это вся база данных группировки «37». Вы можете просмотреть их, воспользовавшись одним из компьютеров в комнате связи – главный программист с радостью согласится вам помочь.
– Вот это да! – воскликнул он. – Константин, да ты ведь… – Он развел руками, не находя других слов.
– А здесь, – продолжил Константин, взяв очередную папку, – есть то, что вам не понравится, сэр. Это имена сотрудников, которые передавали информацию группировке «37». Некоторые из них уже тут не работают, некоторые – обычные служащие, а на несколько имен я бы посоветовал вам обратить пристальное внимание. Взамен Мустафа попросил у меня дать его женам и детям беспрепятственно уехать из страны, а также выписать им чек на определенную сумму.
– И яд. Для того, чтобы у него была возможность умереть с честью, – закончил господин директор.
– Так точно, сэр.
– Это бомба! – заявил он. – Теперь у нас в руках вся группировка! Ненормальный! Почему ты молчал?!
– Вероятно, потому, что вы не верили мне, майор, а я не видел смысла вас в чем-то убеждать.
– Капитан, я виноват перед вами. – Он посмотрел на Боаза. – Майор, примите надлежащие меры в отношении сотрудников, чьи имена значатся в этих списках. И позовите доктора Мейер. Думаю, нам следует сообщить ей последние новости.
– Вы, Гилад, – сказал господин директор, обращаясь к лейтенанту Гордону, и тот вздрогнул, услышав обращение по имени, – хоть и совершили недостойный аналитика поступок, но помогли нам пролить свет на это дело. Так что история о том, что вы взломали самый надежный сейф в этом здании, останется между нами. Сейф капитана Землянских еще никому взломать не удавалось. Впрочем, – нахмурился он, – почему капитана? Конечно же, майора. И, Гилад, разумеется, капитан Гордон. Но никак не лейтенант.
– Чего ты хочешь? – спросила она негромко.
– Меня уже допрашивали, – сказала Габриэль, не поднимая глаз.
– Ты голодна?
– А ты пришел для того, чтобы пригласить меня на ужин?
– Здесь паспорт на твое новое имя, билет до Парижа в один конец и подписанный чек. У тебя есть двадцать четыре часа для того, чтобы покинуть страну.
– Покинуть страну? Как ты это себе представляешь? Меня арестуют в аэропорту.
– Технические проблемы буду решать я. Но у тебя есть только двадцать четыре часа. Ни минутой больше.
– Ты хочешь сказать, что сейчас я могу подняться и уйти, и меня никто не остановит?
– Именно так. Угощайся. Я знаю, сигареты у тебя забрали.
– Не понимаю, зачем ты это делаешь, – сказала она. – На твоем месте я бы сделала все, чтобы упрятать меня подальше. Хотя тебе не пришлось бы ничего делать – это и так произошло бы.
– Мы договаривались, что поможем друг другу. Ты помогла мне, а я выполнил свое обещание.
– Если бы тогда, давным-давно, все прошло гладко, меня бы здесь не было. Мне не надо было в это ввязываться. Я чувствовала, что из этой ямы мне уже не вылезти, но что-то заставляло меня дергать тигра за усы. В этом месте всегда окажется кто-то, кто умнее тебя. А как ты узнал про Париж?
– Как-то я заметил, что вы с Гиладом занимаетесь французским. Тогда я не придал этому особого значения, но потом понял, что к чему.
– Все это гадко, – сказала она. – Так не должно было произойти.
– Уже ничего не изменить, хорошо это или плохо. Мне пора идти. Надеюсь, твои мечты сбудутся.
– Я хотела сказать тебе спасибо, – проговорила она тихо. – И… попросить у тебя прощения.
– Я попрошу, чтобы тебя проводили до выхода. Может, тебя подвезти?
– Нет-нет, – покачала головой она. – Я закажу такси. Думаю, тебе нужно отдохнуть.
– Я желаю тебе удачи. Вне зависимости от того, как повернется твоя жизнь.
– Спасибо. И тебе тоже удачи. – Габриэль снова вздохнула и опустила глаза. – И… я думаю, что у тебя все будет хорошо. Я чувствую, если говорить точнее. А я доверяю своей интуиции. Как бывший оперативник.
– Счастливо, сержант.
– Я мог бы сказать, что рад тебя видеть, но мне не хочется лгать, – заговорил Константин, и Юджин, ожидавший звука его голоса как небесной манны, вздрогнул от неожиданности.
– Босс, я знаю, что у меня нет права что-либо говорить, но…
– Да, у тебя нет такого права. А поэтому ты будешь молчать.
– Когда-то я взял тебя с улицы. Я решил дать тебе шанс получить образование, но ты этого не сделал. Тогда я решил дать тебе второй шанс. Я нашел тебя после нескольких лет молчания и предложил работу. Как я вижу теперь, ты не воспользовался и этим шансом. Сколько подарков должна сделать человеку судьба для того, чтобы он начал ценить их? Я расскажу тебе. Ни одного. Человек слишком глуп для того, чтобы понимать ценность этих подарков. Он полагает, что они падают с неба, и судьба дарит их потому, что так надо. Человек понимает только один язык – язык лишений. Когда у него что-то отбирают, он сразу понимает, насколько это было ценно. У меня многое отобрали. В чем-то я был виноват сам. Думаю, в большинстве случаев я был виноват сам. Но не в этом случае случае. Ты решил взять на себя роль судьи и лишить меня дорогого человека. Кто дал тебе право принимать такие решения?
– Босс, я…
– Я попросил тебя заткнуться, Уэллс. Слушай то, что я тебе говорю. Я не хочу сказать, что я не верил тебе. Я не хочу сказать, что я был уверен в тебе до конца. Но чего я от тебя не ожидал – так это того, что ты ударишь меня в спину. Понимаю, с тобой глупо беседовать о чести, долге и достоинстве – у тебя нет понятий об этих вещах. Однажды и я сделал бесчестную вещь, лишив тебя любимой женщины. Но я никого не убивал. Если бы ты не поверил мне, то смог бы проверить и убедиться, что она жива. Заметь, я не прячу глаза и не ухожу от ответа. На чью помощь ты надеялся? На помощь Габриэль? На помощь судьбы, на помощь случая? Ты верил в то, что это сойдет тебе с рук? Ты ошибался, Уэллс. Еще ни разу я не позволял людям, предавшим меня, уйти безнаказанными. Если люди делают мне добро, я плачу им добром, и плачу щедро. Но если люди причиняют мне боль, я забочусь о том, чтобы она вернулась к ним в двойном размере. Я сказал достаточно. Теперь я хочу послушать тебя.
– Босс, – начал он, до сих пор не поднимая глаз. – Все должно было быть иначе. По той дороге должна была проехать другая машина. Эта должна была быть машина с женщиной на пассажирском сидении и с мужчиной за рулем. Я и понятия не имел, что это окажутся Махмет и Лия, босс! Тем более что я замешкался, мне пришлось стрелять в спину, я не видел их лиц…
– Стрелять в спину, Уэллс – это очень достойно. Это демонстрирует твои представления о благородстве как нельзя лучше. Да, я знаю, что по той дороге должна была проехать другая машина. Твое признание как-то поможет Лие?
– Я просто хочу, чтобы вы поняли – я не желал зла ни Лие, ни вам! Я просто… делал свою работу…
– Делал свою работу?! Какую именно?! Стрелял в спину моей женщине?!
– Ты совершил плохой поступок, – сказал он. Юджин всегда относился к Махмету с долей снисхождения, но на этот раз ему стало жутко. – Люди не должны стрелять в спину, и они должны уметь отвечать за то, что они совершили. Я знаю, это не так уж и сложно – убивать. Просто выстрелил, просто ударил ножом. А ты знаешь, как сложно пытаться сохранить немного жизни в человеке, который вот-вот умрет? Ты знаешь, как это – сидеть рядом с этим человеком и зажимать ему рану? Ты выстрелил и убежал, как трус, Юджин. А я сидел рядом с Лией и зажимал ее рану, пока не приехали врачи и не сказали, что больше ничего сделать нельзя. Я сидел рядом с ней долго, очень долго. Она сказала мне, чтобы я оставил ее, что ей уже ничем не поможешь, что она чувствует, что умирает. Но я все равно продолжал держать. Я не мог отпустить. Потому что я знаю, как дорого стоит человеческая жизнь. Я отобрал много жизней, я хорошо это знаю. Я думал о том, каково это – умереть вот так, в чужой стране, на руках у чужого человека. И я думаю, Юджин, что твой поступок заслуживает наказания. Ты достоин той участи, которая постигла Лию.
– О чем это ты? – спросил он.
– Действительно, а о чем это он, Юджин? – заговорил Константин, поворачиваясь к нему. – Как стоит расценивать твой поступок? Это хороший поступок? Плохой? Чего ты заслуживаешь?
– Давайте не будем сходить с ума, босс, – предложил Юджин, безуспешно пытаясь унять дрожь в коленях. – Вы ведь… не убьете меня? Вы ведь здравомыслящий человек! Вы не позволите себе такого поведения!
– Почему я не могу позволить себе такого поведения, если его позволил себе ты?
– Но ведь я уже объяснял вам…
– Мне наплевать на твои объяснения. – Константин в очередной раз поднялся, но теперь Махмет, как ни странно, оставался недвижим. – Этот круг должен замкнуться навсегда, Уэллс. А поэтому у тебя есть два варианта. Либо ты сам пустишь себе пулю в лоб, либо я помогу тебе это сделать.
– Возьми, – сказал он.
– Босс, но ведь это дикость, на самом деле дикость, – сказал он. – Вы не можете так со мной поступить!
– Ты знаешь, что я могу все. Если будет необходимо, я отправлюсь в Ад для того, чтобы сделать твою жизнь невыносимой. Хотя бы один раз в жизни соверши поступок, достойный мужчины. Стреляй.
– Босс, я не могу этого сделать, – заговорил он. – Это выше моих сил.
– Хорошо. Тогда я тебе помогу.
– Повернешься спиной или посмотришь мне в глаза?
– Босс, я прошу вас, – сказал он почти шепотом. – Простите меня, я не хотел убивать ее. Я…
– Люди много говорят, Уэллс. Проблемы начинаются тогда, когда слова заменяют им поступки.
– Никогда бы не подумал, что ты настолько жалок, – сказал Константин. – Как меняются люди, когда их оставляют лицом к лицу с вещами, о которых они раньше не задумывались.
– Босс, пожалуйста…
– У тебя есть последнее желание? Ты хочешь что-то сказать?
– Можешь выйти, – обратился Константин к Махмету.
– Я только отвернусь, – сказал тот и проворно повернулся лицом к стене.
– Слушаю?
– Добрый вечер, – сказал Константин. – Надеюсь, я тебя не разбудил?
– Добрый вечер и вам, сэр, – ответила женщина вежливо. – Нет, вы меня не разбудили. С кем я говорю?
– Почему-то я был уверен, что ты меня не узнаешь.
– Константин?
– Ты все же меня узнала. И это хорошо.
– Да, прости, я… давно тебя не слышала. У тебя изменился голос. И номер. – Голос у женщины был по-прежнему напряженным и немного озабоченным. – Я могу поинтересоваться, зачем ты позвонил?
– Конечно. Но я вряд ли смогу дать конкретный ответ на этот вопрос. А в то, что мне хотелось тебя услышать, ты не поверишь.
– Даже не знаю, что сказать. Ты звонишь мне спустя семь лет после того, как мы виделись в последний раз, и говоришь, что хочешь меня услышать…
– Я подумал о тебе и решил, что было бы неплохо поинтересоваться, как у тебя дела. Но после семи лет молчания на такие темы по телефону беседовать не очень удобно. Мы могли бы поужинать. Если ты, конечно, не против.
– Нет, я не против. Завтрашний вечер тебя устроит? Часов в семь?
– Вполне.
– У тебя… что-то случилось? – спросила она после короткой паузы.
– Я просто пригласил на ужин свою бывшую жену. У тебя есть талант, Марика – находить между строк что-то, чего там нет.
– Да, но этот талант не идет ни в какое сравнение с твоими многочисленными талантами. Надеюсь, сейчас рядом с тобой такая женщина, которая удачно оттеняет их. А теперь я пойду спать. Я рано встаю – работа.
– Мне до сих пор нравится твоя ложь, – сказал он, обращаясь к невидимому собеседнику, и переломил иглу пополам.
– Слава Богу, сэр, – сказала она. – Слава Богу!
– Не волнуйтесь. Вы же знаете, что я могу пережить все.
– Если бы я знала, то не волновалась бы!
– Не стоит делать из этого мелодраму. Давайте лучше выпьем чаю.
– Чаю? Вы не прикасались к еде три дня!
– Только не это! Вы смотрели на часы?
– Никакого чая, – упрямо заявила Берта. – Если хотите, я присоединюсь к вам. Но никакого чая до тех пор, пока вы не поедите как следует!
– Хорошо. Но потом не говорите мне, что в моей бессоннице виноват я сам.
– Добрый вечер, – проговорил Константин, посчитавший нужным нарушить молчание. – Ты припозднилась.
– Пришлось задержаться на работе, – ответила Марика и заняла место напротив.
– Как ты постарел, – наконец, сказала Марика.
– Увы, с годами люди не молодеют. Чего не могу сказать о тебе. Ты великолепно выглядишь.
– Я похудела на пять килограмм. – Она улыбнулась. – Впрочем, я бы не сказала, что они мне мешали.
– Ты будешь что-то заказывать? Или сначала выпьем?
– Можно и выпить, – произнесла она. – Хотя я в последнее время практически не пью. Да и с сигаретами я завязала. Я хочу, чтобы мой ребенок родился здоровым.
– Ребенок? Ты беременна?
– Нет. Но я об этом подумываю.
– Твои мечты изменили свое направление. Конечно, прошло целых…
– Это не зависит от того, сколько времени прошло. Это зависит от человека, который рядом.
– Во всяком случае, я рад за тебя. Ну, за встречу?
– За встречу. Надо признать, седина тебе идет. Надеюсь, у тебя все в порядке со здоровьем?
– Язва, мигрень, сердце, ревматизм, давление. Все отлично.
– Господи, ты совсем себя не бережешь, – сказала она. – Ты не изменился, знаешь?
– Вы хотите сделать заказ?
– Рыбу для леди и греческий салат для меня. И поменяйте пепельницу. От ее вида меня тошнит.
– Греческий салат? Это твой ужин? – поинтересовалась Марика.
– Я не ем на ночь. У меня бессонница.
– Сердце, мигрень, язва, давление, ревматизм, бессонница. Есть что-то, что у тебя не болит?
– У меня болит даже душа. Но в последнее время все реже и реже.
– Расскажи мне о себе, – попросил он. – Мы долго не общались. Ты планируешь завести ребенка, это я уже понял. Как давно ты вышла замуж?
– Я не замужем, – ответила она коротко и усмехнулась. – У меня до сих пор травма. Я решила взвесить все «за» и «против», и пока не тороплюсь.
– Это тот самый агент по продаже недвижимости? Я слышал, что он моложе меня на несколько лет.
– На три года, – уточнила она. – Он неудачник, у него нет ни денег, ни самолюбия. Но мне уютно с ним. Он меня не подавляет.
– Зачем ты меня сюда позвал? – задала она очередной вопрос.
– Мне хотелось с тобой встретиться. Посмотреть на тебя. Спросить, чем ты живешь. Я скучал.
– От десерта ты тоже откажешься?
– От десерта? Нет, пожалуй, я присоединюсь к тебе. Если, конечно, это будет что-то легкое.
– Творожный пирог тебя устроит?
– Отличная мысль.
– Как у тебя дела на работе? – спросила она, наполнив стакан водой из принесенного графина.
– Все хорошо. Я добился того, к чему стремился.
– Не припомню, чтобы я слышала от тебя другие фразы. А меня повысили, представляешь.
– И как же ты планируешь заводить детей с плотным графиком?
– Для этого у меня есть мама. Я буду сидеть дома три года. Думаю, трех месяцев будет достаточно.
– Понимаю, – кивнул он. – Она уже давно мечтает о внуках. Ты немного изменила прическу?
– Да. Я решила, что хочу перемен. Кроме того, та прическа ассоциируется у меня… с плохими временами.
– Женщинам проще решать проблемы. Новое платье, прическа, макияж – и совсем другое настроение.
– Ты, разумеется, и не думаешь устраивать свою личную жизнь?
– Не думаю, что мне следует обсуждать это с тобой.
– Действительно. Личную жизнь ты можешь обсуждать с кем угодно, но только не со своей бывшей женой. Ты пригласил ее на ужин из спортивного интереса.
– Приятного аппетита, дорогая.
– Выглядит очень вкусно, – проговорила она.
– Ты можешь забрать и мою порцию. У меня нет аппетита. – Константин все же закурил, подвинув к себе пепельницу. – Знаешь, впервые в жизни я пришел на встречу с кем-то, не продумав диалога. И вот теперь я не знаю, что сказать. Точнее, у меня есть миллион слов, но я вряд ли скажу даже несколько.
– И все же… у тебя что-то случилось? – спросила она, после чего добавила с легкой усмешкой: – В личной жизни?
– Сделай одолжение, прекрати этот фарс.
– Знаешь, по-моему, весь этот разговор, в конце концов, перерастет в один большой фарс, – сказала она. – Я не помню, когда у нас с тобой были иные разговоры. Это было очень, очень давно. В прошлой жизни.
– Тогда давай вспомним разговоры из прошлой жизни, и фарса не будет. Во всяком случае, у меня для этого нет настроения.
– У меня, конечно, есть настроение, особенно после рабочего дня. – Марика проглотила кусочек десерта и взяла салфетку. – Итак, ты хотел сказать мне миллион слов. У меня есть две порции десерта, так что ты вполне можешь сказать даже два миллиона. Или ты уже не хочешь ничего говорить?
– Недавно я разбирал вещи в шкафу и наткнулся на письма. Ты их помнишь?
– Помню, – ответила она. – Мы их писали друг другу, а потом прятали под подушку. Я говорила тебе, что лучше использовать для этой цели красивую тетрадь и писать там по очереди, но ты не соглашался и говорил, что листы для писем выглядят романтичнее.
– Я говорил, что они выглядят эстетичнее, – поправил Константин. – Я прочитал несколько, и…
– Я понимаю. Не стоит это озвучивать.
– Надеюсь, открытка тебе понравилась? Если ты помнишь, о чем я.
– Да. Тогда я плакала две недели подряд. Мне кажется, так долго я не плакала ни разу в жизни.
– Я всегда думал, что слезы – это путь к исцелению. Если человек плачет, то отчаяние уже отступило, и он просто жалеет себя, а это уже что-то, не пустота. А бывает иначе. Бывает, что тебе так плохо, будто ты вот-вот умрешь. А слез нет и нет, они куда-то подевались. И ты думаешь: да где же они, эти слезы? А потом решаешь: ну и черт с ними. Я справлюсь и без них. Я все равно сильнее. – Константин задумчиво провел ладонью по щеке. – Мы договорились не поднимать эту тему. Я увлекся. Прости.
– Ну… а что там с письмами? – спросила она.
– Я перебрал их, перевязал лентой и сложил в шкатулку для писем. Второй десерт тоже твой, не останавливайся на достигнутом.
– Нет, спасибо. Я и так съела больше, чем достаточно. В последнее время я мало ем. Да и после рабочего дня практически нет аппетита. Остается одна усталость.
– Может быть, в таком случае мы отправимся домой?
– Только допьем вино. Думаю, тут осталось на пару бокалов.
– За то, чтобы старые письма всегда были в полном порядке и лежали на том месте, где мы могли бы их найти, – сказал он.
– Закажу такси, – сказала она и посмотрела на часы. – Сегодня я без машины.
– Подожди немного.
– Ты хочешь предложить мне альтернативный вариант?
– Я подвезу тебя.
– Это большой крюк, я сейчас живу в другом конце города.
– Я хочу еще немного побыть с тобой.
– Прошу тебя, не надо этого говорить. Ты ведь знаешь, что это просто отголоски привычки.
– Если бы это было привычкой, то я бы от нее избавился. Но привычки не снятся по ночам. И имя привычки никто никогда не говорит во сне, когда рядом спит другая женщина.
– Я прошу тебя, хватит. – Она снова открыла сумочку. – Я закажу такси.
– Нет, ты не будешь заказывать такси! Господи, какие слова я должен сказать, чтобы ты меня поняла? Посмотри на меня. – Он взял ее руки. – Если бы я тебя не любил, дал бы я тебе тогда идти?
– Я ушла сама, Константин. Я этого хотела, понимаешь?
– Но ведь это же… черт. – Он повернулся к ней спиной. – Я не знаю, что я должен тебе сказать. Я не могу так жить. У тебя никогда не было чувства, будто… у тебя отобрали что-то жизненно важное, но выбора у тебя нет, и ты должна продолжать жить?
– Было. Давно. Тогда, когда у меня был мой муж, а не тот, другой, в мыслях которого была только работа.
– У тебя будет все, что ты хочешь. Разве так не было раньше? Я читал твои мысли, выполнял каждый каприз. Я буду проводить с тобой каждый вечер. Каждую ночь. Я умоляю тебя, дай мне еще один шанс.
– Я давала тебе много шансов. Но тебя волновала исключительно твоя карьера. Может быть, ты и читал мои мысли, но ты не замечал, как я плачу в подушку. Ты уходил из дома в шесть утра, приходил в десять вечера и падал с ног от усталости, забывая поужинать. Ты не говорил мне ни слова, когда я стала отказываться от твоих подарков. Ты не сказал мне ничего даже тогда, когда у меня появились другие мужчины! Я хорошо помню, что это была за жизнь. И я не хочу такой жизни. Меня устраивает та жизнь, которой я живу сейчас. Давай будем взрослыми людьми. Невозможно вернуть былых чувств. Я знаю, что тебе больно. И, поверь, мне сейчас не легче.
– Ты хочешь, чтобы я встал перед тобой на колени?
– Боже мой, встань! – Марика взяла его за руки и помогла подняться. – Это слишком!
– А что же тогда не слишком? Как я могу заставить тебя понять, что то, о чем я говорю – правда, от первого до последнего слова?
– Дай мне сигарету, пожалуйста, – попросила она.
– Знаешь, вчера, когда я нашел эти письма, я прочитал то самое, в котором я описываю нашу первую брачную ночь. Я прочитал один абзац, а потом понял, что могу рассказать это наизусть. Я помню, как нес тебя на руках, как мне мешало твое пышное платье. Я помню, как тебя раздевал. Моя уверенность в себе куда-то испарилась, я думал, что могу быть слишком грубым. Ты казалась мне чем-то, сделанным из воздуха, чем-то, к чему нужно прикасаться с такой осторожностью, на которую не способен ни один смертный. Я думал о том, что ты со мной сделала, и ответа не находил. У меня словно… что-то появилось внутри. То, что оживает только тогда, когда ты рядом. – Он достал сигарету, помял ее в пальцах. – Если бы в нашу память можно было встроить видеокамеру, получился бы неплохой фильм.
– Ты ведь знаешь, что я не смогу сказать тебе «нет», – проговорила она тихо.
– Потому что я не хочу, чтобы ты говорила «нет». Посмотри на меня. – Он осторожно сжал ее лицо в ладонях. – Я люблю тебя. Если захочешь, я повторю эту фразу сто, тысячу, миллион, бесконечность раз. Я хочу быть с тобой. Ты – единственная женщина на этом свете, которая мне нужна. Я устал искать твое лицо в толпе чужих лиц, устал от пустых попыток найти хотя бы часть тебя в других женщинах. У меня есть все. Но пока у меня нет тебя, то я беднее самого бедного человека на свете.
– Здесь полно народу! – сказала она с отвращением. – Ты знаешь, что я не люблю подобное поведение на людях!
– Почему бы нам не поехать ко мне?
– Лучше ко мне. Асаф укатил в командировку. Вернется в начале следующей недели. И ты сможешь посмотреть, как я живу.
– У меня тесновато, – сказала она. – Но тебе должно понравиться.
– Действительно, уютно, – согласился он. – Чем-то похоже на мою старую городскую квартиру.
– Ты бы согласился переехать обратно в город?
– Только если это будет двухсотый этаж, где не будут слышны звуки с улицы.
– Что? – спросила она удивленно.
– Позволь… дальше я сам.
– Да, конечно. Я помню, просто… это было так давно.
– Пойдем. Здесь прохладно.
– Я не хочу включать свет, – сказала она. – Я перестала любить искусственный свет. Но зато у меня есть свечи. Хочешь, я зажгу?
– Хочу. Но не сейчас.
– Я чувствовала, что все так закончится, – сказала она. – И все равно пришла, черт возьми.
– А я был уверен в том, что все так закончится. Думаю, и ты тоже. Иначе бы ты осталась дома. Верно?
– Верно. – Она присела на край кровати. – Иди ко мне. Пожалуйста.
– Но ведь я еще не сказал тебе, как сильно тебя люблю.
– Он, – Константин сделал многозначительную паузу, – не целует тебе ноги?
– Нет. Он считает, что это унизительно.
– Глупец. Иногда одним лишь жестом можно передать то, чего словами не передать никогда.
– Я мог бы умереть ради того, чтобы насытиться тобой, – шепнул он ей, и она вспыхнула – Константин был единственным мужчиной, откровенность которого, пусть и совершенно естественная, как и все, сказанное им, каждый раз заставляла ее краснеть.
– Только после того, как умру я, – ответила она и подумала о том, что сейчас действительно могла бы умереть, но не до того, как она снова прикоснется к этому забытому чувству опустошенности.
– Наверное, мне следует предложить тебе выпить, – наконец, сдалась Марика. – Хочешь?
– Прямо сейчас? – спросил он рассеянно. – Не хочу.
– А чего же ты хочешь? – улыбнулась она.
– Я хочу, чтобы ты вернулась туда, где была несколько минут назад. – И Константин положил ладонь на покрывало рядом с собой. – А я вернусь в ту реальность, где я был несколько минут назад. Самым лучшим вариантом было бы не возвращаться оттуда вообще, но утром мне, увы, придется это сделать.
– Так уж и быть, – согласилась Марика и легла, обняв подушку. – Но потом мы выпьем.
– Я расскажу тебе, какой сон снится мне почти каждую ночь, – сказал он. – Я просыпаюсь, а ты спишь рядом со мной. Так, как и было раньше. На часах начало шестого, я выключаю будильник, надеясь, что он тебя не разбудил. Одеваюсь, спускаюсь вниз, пью кофе. А перед тем, как уйти, я снова поднимаюсь в спальню. Целую тебя и шепотом желаю хорошего дня. И в тот момент, когда я поднимаюсь, я испытываю непередаваемо сильное чувство страха. Мне кажется, что тебя в спальне не будет. А потом я просыпаюсь. И это такое же утро, на часах начало шестого. Только тебя рядом нет. – Он помолчал. – Я, наверное, тебе ни разу не снился. Да?
– Снился, – ответила она. – Хочешь, расскажу?
– Конечно, – согласился Константин.
– Помнишь, мы во время свадебного путешествия жили в замке в Баварии? Мне снилось, что мы ужинаем. Мы сидим на открытой веранде, вокруг ни души. Уже давно стемнело, стало прохладно. Ты снимаешь пиджак и предлагаешь мне его, но я отказываюсь. Через пару минут ты говоришь, что я могу простыть, и это испортит мне всю поездку. Но я говорю, что мне не холодно. А потом мне действительно становится холодно, и я говорю тебе: «Ладно. Так уж и быть. Если джентльмен решил замерзнуть, то я приму его пиджак». А ты улыбаешься и говоришь: «Вот. Так-то лучше. Теперь нам обоим будет теплее».
– Подумать только, – снова заговорил Константин, – мы целых три месяца разъезжали по Европе. А сейчас я и представить себе не могу, что можно провести три месяца вот так – гулять и ничего не делать.
– Как это – ничего не делать? У нас было много дел! Мы изучали достопримечательности, ходили по магазинам, покупали одежду и книги, исследовали рестораны, театры, музеи и картинные галереи. А в оставшееся время мы занимались любовью. У нас было много оставшегося времени, так что мы были постоянно заняты, – добавила она после паузы.
– Я хочу задать тебе вопрос. Личный. Можно? – спросила она.
– Ты можешь задать мне хоть тысячу самых личных вопросов.
– После меня у тебя были женщины? То есть, такие… ты понимаешь. Не только ради секса.
– Неужели ты считаешь, что я способен встречаться с женщиной только ради секса?
– Конечно же, нет! Я плохо объяснила.
– Я понял, о чем ты. Были. Но это были не те женщины. Кроме одной, пожалуй.
– Я не верю в случайности, – сказала она задумчиво. – Все, что происходит, должно было произойти.
– Как поживает твой… мужчина? Асаф, ты так его назвала? Если ты заговорила о детях, то, значит, у вас все хорошо. Повторюсь, я очень рад за тебя.
– Наверное, я соглашусь выпить. Виски тебя устроит? Мне не хочется идти на кухню за выпивкой.
– Да, конечно. – Он улыбнулся. – Ты держишь виски в спальне? Пьешь по ночам? Или по утрам?
– Твой юмор, как всегда, тонок и неуместен.
– Да, действительно, шутка была неуместной, – сказал он, изучая ее. – Ты пьешь как алкоголик. И совсем не как женщина, которая собирается завести детей.
– Ты, помимо всего прочего, еще и куришь, – снова заговорил он. – Мне кажется, я чего-то не понимаю.
– Кто же, как не ты, говорил мне, что плохие привычки делают жизнь приятнее, когда я уговаривала тебя оставить алкоголь и сигареты? Я решила, что в моей жизни не хватает приятных вещей.
– Понимаю, но не ты ли говорила мне о своих далеко идущих планах?
– Хорошо, я расскажу тебе о своих далеко идущих планах, – сказала она. – Начнем с того, что я уже давно не общаюсь с Асафом. Лет пять, если не больше. Мы жили вместе около года. Хотя нет – месяцев семь-восемь. После этого я выгнала это ничтожество, потому что оно только и делало, что тратило мои деньги. Их у меня достаточно, но это еще не значит, что я позволю кому-то садиться мне на шею. Он плакал, просил у меня прощения, покупал цветы, ползал передо мной на коленях. Но к тому времени он мне настолько опостылел, что мне было абсолютно все равно. Расставшись с ним, я с головой ушла в работу. Начинала новые проекты, заканчивала их и начинала новые. За пару лет я достигла таких успехов, о которых в свое время даже не смела и думать. Я вкладывала в недвижимость, заключала сделки, подсчитывала прибыль. Я начала писать докторат, преподаю основы финансового анализа. Мне хотелось занять себя до конца, сделать так, чтобы в моих сутках не было ни одной свободной минуты, чтобы у меня не было времени дышать и думать о том, что все, что у меня есть – это цифры, акции, деньги и биржа. Я говорила себе, что сделала выбор в пользу карьеры. Не всем стоять у плиты и нянчить детей. Я убеждала себя в том, что я – успешная деловая женщина, которая сделала карьеру в мужском мире денег, и теперь иду, на шаг, а то и на два опережая самых умных и расчетливых финансистов. Но когда я ложилась спать в два ночи для того, чтобы встать через три-четыре часа и снова куда-то помчаться, я смотрела на телефон и думала о том, что хочу позвонить тебе.
– Почему ты не позвонила?
– Я считала, что это будет проявлением слабости. Ты знаешь, я редко отступаю от принятых решений.
– Да, вопрос был лишним. Я ждал именно такого ответа.
– Был период, когда мои дела шли не очень гладко. Состояние у меня было подавленное, я не знала, что делать, мне было необходимо что-то изменить, может, встретиться с кем-то, поговорить. Тогда ощущение того, что я ошиблась, сказав тебе тогда о своем уходе, стало особенно сильным, и я сказала себе: я вернусь домой и позвоню тебе. В тот день я поехала на биржу, мне надо было уладить кое-какие дела в конторе, потому что мой секретарь был в отпуске. На бирже я встретила Эвана. Мы разговорились, и он рассказал мне, что ты встретил чудесную девушку – правда, совсем тебе не подходящую – и скоро на ней женишься, так как выглядишь абсолютно счастливым. Вечером того же дня мне позвонил один из моих коллег и предложил помощь в устройстве проекта. Проблема была решена, дела снова пошли в гору, но у меня было такое чувство, будто у меня выбили почву из-под ног. Конечно, у меня были мужчины, много. Но все они были лишними, ненужными. Только для того, чтобы быть, но не больше.
– Ну, а потом – старая известная песня. Я начала выпивать по вечерам, курить по паре сигарет в день. Потом стала пить чаще, купила пачку. Теперь я курю почти пачку в день. Правда, пью в последнее время реже. С утра болит голова, если выпью лишнего.
– И спорт, судя по всему, ты тоже забросила?
– Нет, что ты. Я просто занимаюсь реже. Ну, сегодня мы с тобой уже выполнили двухдневную норму, и это только начало, – улыбнулась она.
– А пить тебе не надо. И курить тоже. Это, по меньшей мере, портит цвет лица.
– Я жутко выгляжу, – сказала она. – У меня не только ужасный цвет лица, но и куча морщин. По мне истосковался пластический хирург.
– Это неправда, – заговорил он.
– Тебе тридцать четыре, Константин, а мне тридцать восемь, – ответила она. – Сколько бы я ни поддерживала себя в форме, сколько бы ни тратила денег, времени и сил на спорт и косметические процедуры, я старею. – Она опустила глаза и, как ему показалось, всхлипнула. – Скоро от всего этого не останется и следа. Мне скоро сорок, понимаешь? А что у меня есть? Швейцарский счет? Тысячи долларов, которыми исчисляется мое состояние? Что я сделала помимо всего этого? Мой брат женат, у него двое детей. А что сделала я?
– Я часто задаю себе подобные вопросы, но время не повернуть вспять, как бы мы этого ни хотели.
– Ты до сих пор считаешь меня красивой? – спросила она тихо.
– Я считаю тебя самой красивой женщиной на свете, потому что я люблю тебя. – Он снова сжал ее пальцы. – Скажи мне, что у меня есть возможность вернуть то, что было. Ты знаешь, как это мне нужно.
– Мы не сможем вернуть то, что было. Люди не умеют этого делать.
– Тогда скажи мне, что ты хотя бы немного разделяешь мои чувства. Я прошу тебя. Умоляю, если хочешь. Ты можешь не отвечать. Просто кивни, улыбнись, посмотри на меня, дай мне какой-то знак. Весь мой мир, вся моя жизнь сосредоточена в тебе. Мне нельзя было отпускать тебя. Это была самая страшная ошибка, которую я когда-либо совершил.
– Мне нужно время, – сказала она. – Мне нужно успокоиться и обдумать все хладнокровно. Обещаю, через несколько дней я обязательно отвечу тебе. Но не сейчас.
– Я буду ждать целую вечность, если это потребуется.
– Ну, вот и хорошо. – Марика поднялась. – Спать мне расхотелось. Может, ты хочешь взглянуть на черновик диссертации?
– Конечно. Как же ты пренебрежешь мнением такого эксперта, как я? Но только не сейчас. Сейчас я сделаю то, что уже давно замышляю.
– Что с тобой? – рассмеялся он. – Тебя давно не носили на руках?
– Если честно, я уже и не помню, когда удостаивалась такой чести в последний раз.
– А ты говоришь – выпить, диссертация. Нужно срочно исправлять положение, а диссертация будет потом. – Он поцеловал ее в шею и осторожно опустил на кровать. – Ты пахнешь так же, как и раньше. Я тебе говорил?
– Нет, – улыбнулась она, забираясь с ногами на кровать. – Но я обижусь, если все закончится словами!
– В очках слишком темно, а без них солнце слепит глаза, – уведомил он Берту. – Давайте продолжим после обеда.
– Думаю, это хорошая идея, сэр, – ответила та. – Хотя, конечно, было бы неплохо посидеть на свежем воздухе, пусть сегодня и жарковато.
– Погода отличная. – Он взглянул на небо. – Знаете, что? Я поеду в Европу. На месяц. Несколько дней на каждую страну. Возьму небольшую сумку, фотоаппарат, несколько книг, компьютер и поеду отдыхать.
– Ах, сэр. Если бы я когда-нибудь могла позволить себе вот такую вот экскурсию по Европе. Я была только в Италии, Франции и Испании, и еще в Праге и Венгрии – проездом.
– Так едемте со мной. А в Италии мы пойдем в оперу. Что скажете?
– Я бы с удовольствием поехала с вами, сэр. Но мне кажется, что вам лучше поехать одному. У вас найдутся и дела, и пища для размышлений.
– Вы правы. – Константин сцепил пальцы и посмотрел на цветущие кусты. – Вы только посмотрите, как тут все разрослось! И цветет. Может, посадить еще розы? Боже мой, да это верх безделья – думать о том, что надо покопаться в саду…
– Что вчера сказала доктор? – спросила Берта, освобождая от упаковки лежавший на столе круглый пирог.
– О, новости у меня хорошие. Слава Богу, никакой биопсии мне делать не надо. Даже если это и опухоль, то доброкачественная. Наверное, она сделала такие выводы из того, что я до сих пор не ослеп, а голова в последнее время у меня болит все реже и реже. – Константин пожал плечами, выражая недоумение. – Все же чудаки они, эти врачи. Сначала напугают до смерти, а потом говорят: все в порядке, жить будете. Если, конечно, не умрете.
– Звонит телефон, сэр, или мне кажется? – спросила она.
– Не слышу. Я подойду к аппарату. Может, позвонят еще раз.
– Сэр? – позвала Берта, повернувшись к открытым дверям веранды.
– Сэр? – повторила она. – С вами все в порядке?
– Помолчите, сделайте одолжение, – попросил он и нажал кнопку автоответчика. – Я хочу послушать это еще раз.
– Где же ты можешь быть в такой час, да еще в выходной? – произнес женский голос. – Думаю, ты просто сидел на веранде и не слышал телефонного звонка. Или же ты еще спишь. Я знаю, тебе сейчас нужно много спать и восстанавливать силы. Во всяком случае, ты прослушаешь это сообщение. Или же не прослушаешь, я сделаю тебе сюрприз, потому что я еду к тебе. После того вечера я много размышляла о тебе, о себе, о наших отношениях и пришла к выводу, что нам следует поговорить. Я жалею о некоторых вещах, которые сказала тебе тогда. Да и вообще, я жалею о многих вещах, которые тебе говорила, и о многих вещах, которые делала. Я понимаю, что мне надо было быть терпимее и мудрее. И еще… – Женщина замолчала на пару секунд, после чего продолжила: – Мы поговорим об этом, когда я приеду. А потом нам предстоит нанести важный визит.
– Здравствуйте. Я не могу ответить на ваш звонок по определенным причинам. Если вы оставите мне сообщение, я обещаю перезвонить сразу же после того, как прослушаю его. Если это дело, которое не терпит отлагательств, вы можете позвонить на мой сотовый телефон. Его номер вы можете набрать автоматически, нажав цифру «3». Убедительно прошу вас не оставлять сообщения рекламного характера.
– Это… была госпожа, сэр? – спросила Берта осторожно.
– Да, это была госпожа, – ответил он, достав сигареты и подвинув к себе пепельницу.
– Но… не понимаю. Вы снова вместе? – задала она очередной вопрос.
– Я бы тоже хотел знать ответ на этот вопрос, – ответил он.
– Я открою, – сказал он.
– Доброе утро, – поздоровалась она, посмотрев на Константина поверх больших и немного старомодных солнцезащитных очков. – Весна уже на подходе. Ну? Ты сидел на веранде или спал?
– Я сидел на веранде. Прошу прощения, я даже не успел переодеться.
– Ничего страшного. Главное, ты дома. – Она подала ему руку. – Ты выглядишь лучше, чем во время нашей последней встречи, хотя вид у тебя до сих пор усталый.
– Проходи.
– Тут все так же, как и раньше… – сказала она задумчиво, изучая обстановку. – Господи, тут все точно так же, как было семь лет назад…
– Теперь, когда ты появилась здесь, все действительно так же, как и раньше. – Он обнял ее за плечи. – Теперь все так, как должно быть.
– А вот и вы, Берта, – сказала она тепло. – Я скучала.
– И я скучала, – ответила та тихо. – Дайте-ка мне на вас посмотреть. Как вы похудели! И вы, верно, не завтракали?
– Идемте, вы должны позавтракать. Я приготовлю вам салат, и у меня есть свежий апельсиновый сок.
– Пока ты будешь завтракать, я переоденусь, – сказал Константин. – Или ты хочешь подняться со мной? Я покажу тебе новую мебель в спальне.
– О нет, нет, – покачала головой Марика, улыбнувшись. – Если я поднимусь с тобой, твое переодевание затянется надолго. Кроме того, апельсиновый сок гораздо соблазнительнее новой мебели. И нам с Бертой есть, о чем поговорить.
– Как вы поживаете? – заговорила экономка.
– В целом хорошо, – ответила Марика. – Лучше расскажите о себе. Что у вас нового? Как поживает ваша сестра? Как внуки? Дитрих уже учится в школе?
– Да. Анна говорит, что он очень способный мальчик. С Божьей помощью, все здоровы, и все меня радуют. Да разве может быть иначе? – Берта помолчала. – Хозяин очень нуждался в вас все это время. Но, думаю, вы и без меня об этом знаете.
– Тут, конечно, бывали женщины. Но я чувствовала, что вы вернетесь. Я не говорила ему об этом, но, думаю, он это чувствовал. Сердце нас не обманывает.
– С тех пор утекло много воды, но мне хочется… – На долю секунды она позволила эмоциям отразиться на лице, но быстро совладала с собой и вернулась к еде. – Хочется, чтобы все было хорошо.
– Вы так и не вышли замуж?
– Да что вы, Берта. Давайте посмотрим правде в глаза: мужчине нужна женщина, а не аппарат по деланию денег. Мужчине нужна любовь и дети, деньги он может заработать сам.
– Ну вот, я готов, – подал голос появившийся в дверях кухни Константин. – Похоже, ты еще не закончила завтрак. Может, мне стоит к тебе присоединиться? Нет, пожалуй. Просто посижу с вами.
– Вот, – сказала она, – теперь все действительно на своих местах.
– Ты действительно сделала мне сюрприз, – сказал Константин, надевая солнцезащитные очки. – И, к слову сказать, ты позвонила вовремя, потому что я собирался отобедать у Эвана.
– Пустоголовый денежный мешок с кучей деланных амбиций, – насмешливо фыркнула она. – Неужели тебе так скучно, что ты ходишь на субботние обеды к Коганам?
– О, что ты. На самом деле, у меня роман с его женой.
– Эта бородатая шутка смешит меня каждый раз, – проговорила она.
– Я могу узнать, куда ты меня везешь?
– Это сюрприз. – Марика положила руку, в которой она держала ключи, на руль. – Сейчас я кое-что скажу тебе, Константин, только сделай одолжение – не перебивай меня. Как я уже сказала, я много думала после нашей последней встречи. Видишь ли, дело в том, что до того вечера я была уверена в правильности своего решения развестись с тобой, и только сейчас поняла, что это решение было основано на неверных доводах. Ты – замечательный человек, несмотря на то, что порой бываешь невыносим, ты не такой, как все остальные мужчины, и поэтому подход к тебе нужен особый. А мне тогда не приходило в голову, что к какому-то мужчине я могу относиться иначе. Я считала, что это ко мне, к женщине, мужчины должны относиться по-особому. И я размышляла, вспоминала некоторые моменты нашей совместной жизни. Вспоминала наши ссоры, периоды, когда мы не понимали друг друга. И только теперь я осознаю, что почти всегда была не права я, а ты бился головой о стену, которую я, сама того не подозревая, воздвигла собственными руками. Я принимала за слабость твои попытки найти компромисс, злилась, когда ты, стараясь сгладить острые углы, закрывал на что-то глаза. А на самом деле злило меня исключительно то, что ты, в отличие от меня, был достаточно мудр. – Марика вздохнула. – Будь я тогда умнее и прозорливее, я бы не позволила совершить многих ошибок, которые разрушили наши отношения. Если бы я внимательнее приглядывалась к тебе, думала о том, что ты чувствуешь… – Она запнулась. – Не была бы так занята работой, то не подводила бы тебя в те моменты, когда ты нуждался в моей помощи. И уж точно не сказала бы тебе о разводе в тот самый момент, когда я была нужна тебе больше всего. Я все это время уверяла себя, что ты – единственная причина этого развода, а теперь понимаю, что причина во мне. Я дошла до того, что устраивала тебе скандалы по поводу того, что ты якобы не замечал моих любовников… Самая важная вещь оставалась для меня непонятной. Тебе, как и мне, нужен был, прежде всего, надежный тыл. Тебе нужен был человек, который поймет и поддержит. А это очень сложно. Это гораздо сложнее, чем быть умной, веселой, красивой, желанной. Тебе нужна сильная женщина. И в какой-то момент я решила, что я для тебя слишком слаба. Ты поддерживал меня всегда, даже в те моменты, когда тебе самому было так тяжело, что хотелось умереть. А я этого не делала, и обвиняла тебя в слабости. Я приняла за слабость и твое решение отпустить меня тогда, когда я решила уйти, хотя теперь понимаю, что для того, чтобы отпустить любимого человека, нужно быть очень сильным. Я носилась с убеждением, что теперь моя жизнь пойдет на лад, и что я избавилась от человека, который тянул меня вниз. А ты спокойно нес свои чувства семь лет и, веря в то, что мне будет лучше без тебя. Семь лет! Я не знаю ни одного человека, который мог бы любить женщину семь лет, осознавая, что она никогда не будет ему принадлежать. Ты просил у меня дать тебе еще один шанс. Но это неправильно. Это я должна просить у тебя дать мне еще один шанс. И я должна бояться, что ты мне его не дашь, потому что у тебя на это есть полное право. Я была бы рада, если бы у меня появилась возможность перечеркнуть эти семь лет и исправить что-то в наших отношениях, тем самым избежав такого конца. Понимаешь, я…
– Послушай меня, – сказал он. – Я не хочу и говорить о том, что из этого правда, а что – нет. Да и ты, думаю, тоже этого не хочешь. Мы оба виноваты в том, что все получилось именно так, но перечеркнуть эти семь лет невозможно. Я знаю, что тебе было нелегко со мной, потому что со мной не может быть иначе. Тебе было нелегко терпеть мою привычку пить, мириться с тем, что я не люблю говорить о работе, осознавать, что мне необходимо много времени для того, чтобы побыть в одиночестве. Мне было нелегко с тем, что ты ставила карьеру на первое место, что ты не хотела детей, что ты просила внимания в те моменты, когда я не мог тебе его уделить. Как ты говорила, в одну реку дважды не войти, и ты была права. Но это ровным счетом ничего не значит,равно как и все слова, которые мы сказали до этого. Я любил тебя, когда мы были женаты, любил все эти семь лет, люблю сейчас и буду любить до конца своих дней. Сколько бы женщин ни появлялось в моей жизни, для меня будешь существовать только ты.
– Я тоже люблю тебя. На самом деле, я никогда никого не любила кроме тебя. Все остальные – шелуха.
– К черту эту поездку, – прошептал он, расстегивая верхние пуговицы ее платья. – Давай останемся дома. Мы можем поехать после обеда. Вечером. Завтра, наконец. Умоляю. Я хочу остаться с тобой наедине.
– Каков негодник, – ответила она рассеянно, но уже через секунду уверенным жестом высвободилась. – Что ты себе позволяешь?! Ты хочешь устроить соседям бесплатный порнофильм?! Хорошо, что ты не раздеваешь меня на шоссе посреди города! Я сотню раз говорила тебе, что не люблю, когда ты делаешь подобные вещи на людях! Что на тебя нашло? Мы не виделись всего семь дней!
– Да, но до этого мы не виделись целых семь лет, – резонно заметил он.
– Похоже, нам действительно пора ехать, а то я передумаю, – сказала она. – Приоткрой окно – свежий воздух поможет тебе придти в себя и не сойти с ума от страсти.
– И что же это означает? – спросила она.
– Может быть, ты изменишь свое решение? На мебель действительно стоит взглянуть.
– Во второй раз ты меня уже не застанешь врасплох.
– Так уж и быть. Но я буду бдителен и, уж будь уверена, своего не упущу.
– Скажи, куда мы едем? – Он улыбнулся. – Неужели ты все же решила отправиться на обед к Эвану?
– О нет, я не хочу портить выходной. Мы едем к маме.
– С какой целью?
– А разве нужна какая-нибудь цель для того, чтобы ехать к маме?
– Нет, конечно, но… мне неудобно ехать с пустыми руками. Можно было хотя бы купить цветы.
– Не говори глупостей. Мама будет рада тебе и без цветов. Тем более, что она нас ждет.
– А отец?
– Папа умер три года назад. Сердечный приступ. Ты, наверное, не поверишь, но он не сказал о тебе ни одного плохого слова после того, как мы с тобой расстались. Хотя я думала, что все будет иначе. У вас были периоды, когда вы… не находили общего языка.
– Были. – Константин помолчал, разглядывая в окно проезжающие машины. – Но в одном он был прав – я должен был поменьше думать о себе и больше внимания уделять семье.
– Я хочу сказать тебе только одно: он ценил и уважал тебя. Несмотря ни на что. – Марика бросила взгляд в зеркало заднего обзора. – И он часто говорил мне, что я зря тебя… бросила.
– А ты меня бросала?
– Мама, наверное, уже наготовила еды на три полка солдат. Каждый раз, когда я уезжаю от нее, у меня такое чувство, будто я поправилась на пять килограмм.
– Обед у Эвана ничего не стоит по сравнению с одним только запахом, – шепнула Марика, занимая одно из кресел. – У мамы новая экономка, она наняла ее совсем недавно. Захава решила, что ей пора на покой, и мама не стала уговаривать ее остаться.
– Почему-то я думал, что она до сих пор живет в вашем бывшем доме.
– Дом напоминал ей об отце. Вот она и решила переселиться в городскую квартиру. Район тихий, не так уж и далеко от центра, да и все, что нужно, под рукой. – Марика повернула голову. – Мама, мы уже здесь. Прости, мы припозднились.
– Добрый день, – сказал он.
– Здравствуйте, Константин, – ответила она. – Прошу прощения, обед еще не готов. Надеюсь, вы не очень голодны?
– Если ты продолжишь мучить нас этими запахами, то мы точно кого-нибудь съедим, – рассмеялась Марика. – Тебе нужна помощь?
– У нас многое изменилось за это время, – заговорила она.
– Я оставлю вас ненадолго.
– Примите мои соболезнования, – сказал он. – Если бы я знал, то обязательно приехал бы.
– Благодарю, но мне легче переживать одной. Думаю, вы меня понимаете.
– Если честно, я чувствую, что какие-то вещи между мной и ним остались недосказанными.
– Даже если он держал на вас зло, Константин, в чем я сомневаюсь, то он простил вас. Впрочем, зачем ворошить прошлое? Давайте поговорим о вас. Надеюсь, у вас все хорошо?
– Я бы не говорил с полной уверенностью, но чувствую, что все в скором времени наладится.
– Все обязательно наладится. – Она кивнула в том направлении, куда несколько секунд назад ушла Марика. – С вами хочет познакомиться молодой джентльмен.
– Здравствуйте, сэр, – сказал мальчик и протянул новому знакомому руку. – Натанаэль.
– Очень приятно, Натанаэль. Константин. Похоже, ты недоволен. Ты не хочешь со мной знакомиться?
– Вовсе нет, сэр, – ответил он, – просто меня отвлекли. Я рисовал.
– Вот так мешают художникам, отрывая их от творчества.
– Натанаэль знал, что ты придешь, – сказала Марика. – Но мы опоздали, и он решил использовать это время для рисования.
– Значит, ты рисуешь?
– Я могу показать вам свои рисунки, – предложил он.
– Я с удовольствием посмотрю, – согласился Константин.
– Слава Богу, он сделал уборку до твоего прихода. – Марика потрепала мальчика по волосам. – Если бы Константин пришел раньше и увидел, как выглядит твоя комната, он передумал бы с тобой знакомиться!
– Только, – смутился мальчик, – не смотрите последний. Он не получился.
– Сколько тебе лет? – спросил он, не отрываясь от своего занятия.
– Семь, сэр.
– Ты отлично рисуешь. В твои годы я тоже неплохо…
– Послушай… – Он повернулся к Натанаэлю. – Надеюсь, ты простишь нас. Мы отойдем и поговорим.
– Я слушаю тебя, – проговорила она.
– Скажи мне, кто этот мальчик?
– Он ведь представился. Его зовут Натанаэль. Как ты видел, он хорошо рисует. У него фотографическая память и идеальный музыкальный слух. Читать и писать он научился в три года, и поэтому его сразу взяли во второй класс – в первом ему делать было нечего. Он учится в хорошей частной школе, и каждую неделю я слышу от его учителей, что мой ребенок – маленький гений.
– Твой ребенок?
– Да. Наш ребенок, если говорить точнее. – Марика кивнула в направлении приоткрытой двери балкона. – Это твой сын.
– Бабушка зовет к столу.
– Скажи ей, что мы скоро будем, любимый, – сказала Марика.
– Мой сын, – повторил он. – Вот это сюрприз так сюрприз.
– Когда мы расстались, я была на втором месяце беременности.
– Ты тогда как раз объясняла мне, что такое гормональный пластырь.
– Я уже размышляла о том, как тебе это объяснить и как ответить на вопрос: «А почему ты уверена, что это именно мой ребенок?».
– Думаю, нет смысла спрашивать, почему ты ничего мне не сказала?
– Думаю, ты прав.
– Он похож на меня, – сказал он. – А глаза у него твои.
– Он вылитый ты. Иногда он даже говорит, как ты, и у вас похожие жесты. А еще у него твой характер. Он упрям как черт, уже думает о себе больше, чем следует и имеет на все вещи в мире свое мнение.
– Надеюсь, мигрень он от меня не унаследовал?
– Увы, и мигрень тоже. Он много времени проводит за книгами, неудивительно, что это уже проявилось.
– Он живет здесь? – задал очередной вопрос Константин.
– Да. Но ночуем мы вместе. Иногда он приезжает ко мне, иногда я ночую у мамы. Во сне он еще больше похож на тебя. – Она хотела продолжить фразу, но в последний момент осеклась и замолчала. – Знаешь, наверное, прозвучит странно, но я ни минуты не сомневалась в том, что хочу этого ребенка. Мама не отговаривала меня, а отец… отец не очень хорошо это воспринял, но он знал, что меня переупрямить невозможно – это было бы то же самое, если бы он переупрямил самого себя. Наверное, даже хуже.
– Это уж точно, – вставил Константин, правда, без обвинительных ноток в голосе, после чего положил руку на колено. – Присядь-ка. Тебе, наверное, там неудобно.
– У меня не было никакого страха перед беременностью или перед родами, – продолжила она. – Вообще не было никаких опасений, хотя беременность, как ты понимаешь, оказалась для меня полной неожиданностью. Почему-то я сразу приняла это, без размышлений, слез или чего-то там еще. И еще я, может быть… видела в этом какую-то уменьшенную копию наших отношений. Думала, что это будет их продолжением. Что я смогу оставить себе частичку того, что было, даже разрушив все и отмахнувшись от прошлого. Мама, конечно, мне помогла. Я провела с Натанаэлем всего три месяца, и даже эти три месяца работала дома, несмотря на то, что чувствовала себя отвратительно. А потом я вышла на работу. Если бы мама не помогала мне, то пришлось бы худо.
– Нам нужно определиться с этим.
– С чем? – не поняла Марика.
– С тем, что произошло между нами за эти несколько дней. Мы должны расставить все по местам.
– Разве я не сказала, что я тебя…
– Этого недостаточно.
– Понимаешь, я чувствую себя не в своей тарелке. До тебя я не возвращалась еще ни к одному мужчине.
– Я до тебя тоже не возвращался ни к одной женщине.
– Да, вот только мужчин у меня было раза в два больше, чем у тебя женщин. Ладно, не важно. – Марика потрепала волосы. – Это начать все сначала. Понимаешь? С самого начала. С нуля. По крупицам.
– Я понимаю. – Константин обнял ее за плечи. – Поверь, мне тоже нелегко. Во мне до сих пор живы воспоминания о Лие. И, думаю, они будут жить еще очень долго. Вероятно, это неправильно, так не должно быть, и я повел себя как последний сукин сын, когда позвонил своей бывшей жене и пригласил ее на ужин после семи лет молчания. Но я люблю тебя, Марика.
– Ты сукин сын, – сказала она, – но очень умный. Если бы еще не твоя гадкая работа…
– У меня не гадкая работа, – перебил Константин.
– Если мой мужчина вынужден носить табельное оружие, у него гадкая работа.
– А если бы твой мужчина решил вернуться в армию? У него тоже было бы табельное оружие. Это не была бы гадкая работа?
– Вам, мужчинам, только и подавай возможность доказать, что вы герои.
– Хватит, – опять перебил ее Константин. – Кажется, мы договаривались не обсуждать мою работу?
– Я передумала, – ответила Марика коротко. – Я не хочу думать о том, что завтра тебя убьют.
– Меня никто не убьет. Разве что ты меня замучаешь до смерти этой неопределенностью.
– Я ненавижу твою работу, – сказала она. – Потому что она забрала тебя у меня.
– Этого больше не будет. Теперь забирать меня у тебя будет только магистерская диссертация.
– Как же ты любишь издеваться надо мной!
– Такой уж у меня характер. – Он встал. – Давай закончим разговор о табельном оружии, работе и диссертациях. Нас ждут. После обеда мы поедем в Тайное Место. Как ты на это смотришь?
– Очень даже положительно. А после Тайного Места мы поедем к тебе?
– А что ты будешь делать, если ко мне кто-нибудь ворвется, и мне нужно будет воспользоваться табельным оружием?
– Я буду подавать тебе патроны.
– Уже седьмой час, – сообщила она. – Берта ждет нас к ужину.
– Ты думаешь, что у меня есть силы ужинать? – спросил Константин после паузы, даже не поворачивая к ней голову. – Я голоден, как волк, но сил для того, чтобы спуститься, у меня не осталось. Может быть, мы поужинаем в постели?
– Мы должны спуститься, иначе мы не выйдем из спальни до утра.
– Так хорошо, что мы съездили в Тайное Место.
– Только у меня затекает шея, когда я занимаюсь любовью в машине.
– Значит, надо выдумать новую позу, – нравоучительно изрекла Марика и, сделав глоток из стоявшего на ковре бокала с вином, взяла сигареты. – Я хочу погулять вечером. Знаешь, чего я хочу? Побывать во всех местах, где мы с тобой бывали раньше. Хочется погулять с тобой.
– Я повторял это уже десять раз, но хочу повторить еще раз. Я счастлив. Очень счастлив.
– И я. – Она помолчала. – Это такое глупое, теплое счастье. Такое, будто я бродила в темном лабиринте, а теперь вышла на свет и радуюсь этому свету. Так, словно у меня нет никаких проблем. – Ее голос дрогнул, она прижала ладонь к губам. – Ты ведь тоже это чувствуешь, правда?
– Конечно. Только не надо плакать. Я рядом.
– И еще у нас есть Тайное Место. – Марика улыбнулась и посмотрела на него. – Я не плачу. Просто мне хорошо, вот и все.
– Знаю, последние пару часов ты до завидного часто повторяла это и на венгерском, и на польском.
– Не смейся надо мной!
– Как ты там говоришь?
– Да, я почти так и говорила.
– Я бы хотел выучить венгерский. Почему ты никогда не предлагала мне его выучить?
– Потому что я не хочу, чтобы ты понимал, как я тебя ругаю и что я говорю, когда очень злюсь.
– А польский?
– Тем более!
– И все же мне бы хотелось выучить венгерский. Он действительно так сложен, как говорят?
– Во всяком случае, ты точно справишься. А что мы будем делать после ужина?
– Ты ведь хотела погулять?
– А давай почитаем? – предложила она. – Погулять можно позже, ночью.
– Значит, мы вернемся в постель и будем читать. Хорошо. Апдайк? Фаулз? Миллер? Маркиз де Сад? Последнего можно почитать на два голоса.
– Только давай договоримся, что ты будешь читать с выражением. И будешь говорить особо проникновенным голосом, когда дело дойдет до эротических сцен.
– Хорошо, я буду говорить особо проникновенным голосом, когда дело дойдет до эротических сцен. Но только не увиливать. Решили?
– Решили, – согласилась она.
– Посмотрим, как ты будешь читать де Сада вслух и не краснеть.
– Почему я должна краснеть? – спросила она. – Краснеть меня заставляешь только ты.
– Еще немного – и Берте придется ужинать в одиночестве.
– Ну, этот ужин… – В ее голосе появились нотки сожаления, и она прижалась к нему. – Теперь мне не хочется никуда спускаться…
– А ведь я предлагал поужинать в постели. Не ты ли говорила, что обязательно нужно идти вниз?
– Я люблю тебя, – сказал он.
– И я. Только ответь мне на один простой вопрос – ты вообще знаешь слово «хватит»?
– Какой глупый вопрос! Конечно, нет!
– Почему-то это меня не удивляет. – Марика прикрыла глаза, нашла его губы. – Пойдем, хорошо? Мне неудобно перед Бертой. Она, конечно, уже накрыла на стол и ждет нас.
– Я ненадолго в душ, хорошо? – сказала она. – Но у меня есть один вопрос, последний. Ты, конечно, можешь не отвечать на него, это твое право. Скажи, ты… целовал ей ноги?
– Нет, – ответил он коротко.
– Почему?
– Потому что у мужчины может быть сотня жен, миллион любовниц, целая толпа любимых женщин. Но у него только одна госпожа.
Последние комментарии
10 минут 24 секунд назад
42 минут 55 секунд назад
16 часов 12 минут назад
16 часов 22 минут назад
3 дней 11 часов назад
4 дней 3 часов назад