Ночь огней [Элис Хоффман] (fb2) читать постранично

Элис Хоффман Ночь огней

Саре Хоффман (1900–1985)

Лилли Лалкин (1903–1987)

Глава 1 Ночь огней

Саймон выглядывает на улицу и видит, как в окне соседнего дома движется что-то белое. Первая суббота июля; так жарко, что стрекозы садятся на карниз, не в силах летать. Саймон опирается на подоконник и приподнимается, прижав пальцы ног к плинтусу. Он различает шум океана за спутанными зарослями приморской сливы и виргинской сосны. Слышит, как белая ткань в соседском окне полощется на фоне ярко-голубого неба, как дряхлая немецкая овчарка по кличке Нельсон роет яму в грязи.

В ноябре Саймону исполнится четыре. У него есть своя комната под самой крышей, выкрашенная в синий цвет. Отсюда слышно, как его отец Андре чинит мотоцикл в сарае. Там включено радио, и музыка взвивается к небу. Внизу, на кухне, мать Саймона, Вонни, зажигает правую заднюю конфорку плиты. Плита старая, черная, половицы прогибаются под ее тяжестью. Она сохранилась еще с двадцатых годов, так же как водопровод и электричество, которое всегда мигает во время грозы. Сам дом — две маленькие спальни наверху, кухня, кабинет, гостиная, ванная и веранда внизу — коричневый, крытый плиткой, покосившийся там и сям. Потолки слишком низкие, а трубы гудят. На улице, за невысоким частоколом, растут старые сумрачные розы. Когда супруги впервые увидели дом, за год до рождения Саймона, Вонни поверить не могла, что Андре не шутит. В спальнях наверху жили летучие мыши, а под верандой — семейство скунсов. Андре только что продал свою компанию — он разрабатывал и выпускал трехколесные мотоциклы, — и они купили дом так же, как и поженились, с бухты-барахты, изумляясь собственному безрассудству. В те выходные они впервые очутились на Мартас-Винъярде^[1]. Агент по недвижимости показал дом, затем они пообедали и вернулись, чтобы осмотреть все самостоятельно. Андре немедленно спустился в погреб проверить фундамент; Вонни пошла искать мужа и пробила ногой гнилую деревянную ступеньку. Она покачнулась, но тут же восстановила равновесие — дерево как будто отпустило ее. Вонни села на другую ступеньку и заплакала. Андре с фонариком опустился на колени, чтобы осмотреть прогнившее место. На нем были белая рубашка, синие джинсы и старая черная куртка. Он нажал ногой на треснувшую доску, глядя на плачущую жену. Через два часа они купили дом.

Прошло пять лет, и Андре ни разу не пожалел о покупке. С другой стороны, в разгар зимы Вонни часто вспоминает Бикон-стрит^[2]. Она ненавидит плиту: во время готовки сквозняк вечно гасит конфорки, даже в жаркие безветренные дни. Сегодня она варит картошку для салата и воюет с плитой. Саймон снимает пижамные штаны, достает из шкафа шорты и футболку и слышит, как мать лезет в буфет за большой кастрюлей для омаров. Он пытается стянуть пижамную фуфайку, но голова застревает в вороте, так что, когда он снова может видеть, все вокруг кажется ему голубым. Наконец он стаскивает пижаму, садится и начинает одеваться. Он очень гордится некоторыми своими умениями. Ему нравится, как мать распахивает глаза, когда ему удается что-то такое, что еще неделю назад казалось невозможным. Если бы мир кончался за передней дверью, Саймону было бы все равно. Хотя не помешало бы добавить еще немножко, например сарай и ту часть каменной тропинки, по которой ему разрешено ездить на велосипеде (отец прикрутил к каждой педали по деревянному бруску). Дальше начинается утес высотой двадцать футов, а под ним — пруд с соленой водой. Вода такая мутная, что плавать нельзя, но пляж усыпан ракушками и белыми клешнями крабов; в разгар лета в кустах цветет одичавший розовый алтей.

В соседнем доме Элизабет Ренни, которой зимой исполнится семьдесят четыре, стоя у окна, держит над головой белый шарф. Широкая лужайка сквозь него кажется туманной и далекой. Тонкие занавески липнут к коже Элизабет. Ее коттедж моложе соседнего, построенного на рубеже веков. Она живет здесь, в Чилмарке, больше пятидесяти лет. Вчера вечером два скворца застряли в дымоходе, и Элизабет Ренни всю ночь слушала, как они хлопают крыльями. Она не могла уснуть, а утром наступила тишина. Проснувшись, Элизабет почувствовала, что у нее кружится голова, все сильнее и сильнее. Она гадает, могли ли скворцы подняться по трубе, не двигая крыльями. Когда она выглядывает на улицу, из-за бессонной ночи и жары с ней происходит что-то странное. Она с мая беспокоится из-за будущей зимы. Ведь она одна-одинешенька, ее дочь живет в пригороде Хартфорда, штат Коннектикут. В прошлом году правый глаз Элизабет затянула пленка, а в последнее время посередине поля зрения появилось черное пятно. По ночам ее пугают всякие глупости: поющие сверчки, ветки, скребущие по стеклу, кошка, дерущая матрас. Но теперь ей наплевать. Через шарф все выглядит белым, и ей уже не кажется, что старые кости тянут ее в могилу. Тело ее расслабляется, и она ощущает, как