Званый ужин [Анна Дэвис] (fb2) читать онлайн

Анна Дэвис Званый ужин

Робину, моему отцу

ПРИБЫТИЕ

 Напитки в гостиной

ЗАКУСКИ

 Сыр халлуми с зеленью и соусом песто

ГЛАВНОЕ БЛЮДО

 Суп «Виши»

 Розовая форель с миндалем и паприкой

 Картофель с жареным хрустящим пастернаком

 Зеленый салат

ДЕСЕРТ

 Кокосовое желе с соусом из тропических фруктов

КОФЕ

ОТЪЕЗД

Прибытие

Дверь открылась. На пороге стояла бутылка розового стекла, с тощими руками-ногами и густо намалеванной улыбкой.

Клэрри моргнула. Бутылка обернулась худосочной блондинкой в розовом мини-платье, с тугим пучком на затылке и улыбкой, кроваво прорезавшейся сквозь сизый вечерний туман. Тильда. Вместе с туманом развеялась и ее улыбка.

— Боже правый, Клэрри… ты что здесь делаешь?

— В гости приехала.

Кроме розового бархата платья, все было жестким в облике Тильды, даже бледные локоны, намеренно выпущенные из узла, чтобы закрыть великоватые уши, оцепенели под лаком. По напудренной шее, над треугольным шрамом от прошлогодней операции, растекалось нервное багровое пятно. Тильда приложила ладонь к горлу, пряча и багровое пятно, и шрам; переступила с ноги на ногу.

— Но… у нас сегодня прием!

Черный паук медленно перебирал высокими лапками под левым глазом Тильды, держа путь к ее носу. Второй паук с той же скоростью двигался под правым глазом. На переносице они неминуемо встретятся.

Клэрри отвела глаза. А когда посмотрела вновь, распознала в пауках ресницы Тильды. Кровавые губы Тильды злобно скривились.

— Для Алекса этот прием очень много значит.

Клэрри пожала плечами; взгляд ее был пуст.

Вытянув шею, сузив болотно-зеленые глаза, Тильда всматривалась в темноту за спиной Клэрри.

— А Моррис где? Он с тобой?

— Я одна.

Клэрри напряженно следила за ртом Тильды. Красные губы безостановочно двигались, принимая формы одна интереснее другой, прокладывая морщины под толстым слоем макияжа. Пытаясь, похоже, сложиться в какие-то слова.

— Ты проделала весь путь от Ньюкасла сама?

Клэрри кивнула.

— Просто… в гости?

Клэрри вновь кивнула.

Тильда сделала глубокий вдох и скрестила руки на груди, защищаясь от вечернего холода. Бриллиант на ее пальце полыхнул в свете двух медных фонарей, сиявших по обе стороны входной двери.

— Могла бы хоть позвонить, Клэрри. Предупредить, что планы изменились. Мы ведь ожидали вас с Моррисом через две недели.

— Я одна.

— Это уже ясно. Случилось что-нибудь?

В прихожей позади Тильды возникла расплывчатая серая тень. Тень заговорила хорошо поставленным бархатным голосом:

— Кто там, Тилли? Тэкстоны?

— Нет, дорогой, это не Тэкстоны.

Неясная тень приблизилась к двери, приняв очертания Алекса.

Алекс в изумлении уставился на Клэрри:

— Бог мой, Клэрри! Каким ветром тебя занесло?

— Вот, говорит, в гости, — кисло сообщила Тильда, пропуская мужа вперед.

Алекс шагнул к порогу, и Клэрри попала в его объятия, ткнувшись лицом в кремовый свитер с такой силой, что в носу защекотало от жестких шерстинок. Получив наконец возможность поднять взмокшую голову, Клэрри сквозь вязаные ячейки свитера, сквозь Алекса, на миг ставшего прозрачным, глянула прямо в болотную ряску Тильдиных глаз.

— Алекс, дорогой, ты до сих пор не переоделся?!

Алекс отступил в сторону. Тильда, руки в боки, сверлила его возмущенным взглядом.

— Прости, дорогая. Я как раз собирался наверх, когда… — Внезапно вспомнив о Клэрри, он схватил ее за руку и повел — точнее, втащил, будто куклу, — в дом, одновременно выдергивая небольшую кожаную сумку из ее застывших пальцев. — Боже, что мы делаем! Держим бедняжку Клэрри на крыльце, как чужую. Тоже мне, родня называется.

Клэрри не сразу, но все же позволила Алексу забрать сумку и втянуть себя в дом. Захлопнув дверь, Тильда с демонстративным вздохом последовала за ними.

В гулком коридоре шаги Алекса по голому паркету отдавались эхом.

— Ну а где же Моррис? Он тоже сегодня приедет?

— Я одна.

— Вот как? Что ж, в любом случае мы тебе рады.

Изящный канделябр-бра мерцал, отбрасывая причудливые тени на стены в золотистых обоях. Клэрри вскинула голову — рассмотреть бра получше, но Алекс не собирался задерживаться. Он толкнул массивную дверь темного дерева, и кухня встретила их клубами пара и вкуснейших ароматов. Большой стол едва проглядывал под грудами зелени, очисток, ореховой скорлупы и рыбьих потрохов; миниатюрная девушка в фартучке официантки помешивала что-то булькающее в кастрюле на плите.

— Сколько еще мешать, миссис Стоун? — Несмотря на работающий под потолком вентилятор, лицо девушки пылало от кухонного жара.

Тильда процокала к плите, вырвала деревянный половник из руки девушки и нервно взболтала содержимое кастрюли.

— Кошмар! Ты что наделала? Все испорчено!

— Ну-ну, Тилли, дорогая, успокойся. Уверен, у тебя все выйдет как надо. — Алекс рассеянно пригладил пушок на голове и опустил сумку Клэрри на до блеска натертый пол.

— С каких пор ты в супах разбираешься, Алекс?! Сам посмотри! — взвизгнула Тильда и добавила громким шепотом: — А все она виновата!

«Она» означало Клэрри, но официанточка приняла шпильку на свой счет.

— Меня наняли подавать на стол, — раздраженно заявила девушка. — И я буду только подавать на стол. Так-то вот! — Растекшаяся от жары и пара тушь сделала ее похожей на панду.

Клэрри увидела свое лицо, отразившееся в сияющем боку сковородки, будто в кривом ярмарочном зеркале. Клэрри повернула голову — лицо смехотворно вытянулось; приподняла подбородок — лицо расползлось, как у борца сумо.

— Не о тебе речь, балда. Я имела в виду… Ай, ладно. Давай супом займемся, Полин. Может, удастся спасти, пока он окончательно не превратился в пудинг. — Тильда уменьшила огонь под кастрюлей и принялась медленно мешать суп, что-то бормоча под нос — то ли чертыхалась, то ли молилась.

— Предупреждаю: будете продолжать в том же духе — придется раскошелиться. — Полин с вызывающим видом застыла прямо перед Тильдой. — Повара, чтоб вы знали, получают вдвое больше.

— Угу, только повар не сотворил бы с супом такое. — Зачерпнув полную ложку, Тильда вылила густую жидкость обратно, словно это доказывало правоту ее слов. — И вообще — я не потерплю подобного отношения от какой-то соплюшки.

— Ну-ну, дамы, довольно. — Алекс шагнул вперед и разделил спорщиц, без особого успеха попытавшись придать солидность своему хилому телу. — Проблемка-то выеденного яйца не стоит. Впереди у нас грандиозный вечер, так что давайте дружить, идет? — Его взгляд метнулся от одного искаженного злостью женского лица к другому. Кашлянув с опаской, Алекс продолжил: — Тилли, с супом наверняка можно что-нибудь сделать. (Тильда фыркнула.) К тому же до прихода гостей еще полчаса. Черт, да что значит какая-то плошка супа в сравнении с нашим замечательным сюрпризом!

Не сразу сообразив, о каком сюрпризе речь, Тильда помрачнела еще больше, увидев, что муж кивнул на Клэрри. Та по-прежнему немо разглядывала кухню. Взгляд ее остановился на нижней полке буфета, забитой кулинарными книгами. (Неужто одна из них и впрямь называется «101 слезная боль»? Ах, нет. «101 сладкое блюдо» — вот как она называется.)

— Ну и куда же мы устроим Клэрри? В голубую комнату? — Алексу удалось, пусть на миг, отвлечь внимание Тильды от злополучной кастрюли.

— Лучше в зеленую. — Мысли Тильды переключились с супа на простыни. — По крайней мере там уже постелено, а мне сейчас не до белья и всего прочего.

— Ладно. Я ее отведу.

— Нет уж! Будь добр, переоденься наконец, а мне все равно надо подыскать ей что-нибудь поприличнее. — Во взгляде Тильды на черную футболку и джинсы Клэрри читалось неодобрение.

— Ты права, дорогая… — Алекс испарился с кухни.

— Тебе не нравится моя одежда?

— Она просто не годится для сегодняшнего ужина, Клэрри. Не страшно, подберем что-нибудь подходящее. — Тильда обернулась к Полин: — Присмотришь за супом ровным счетом три минуты? Ни в коем случае не доводи до кипения.

Полин скорчила гримасу.

— Надеюсь, на чаевые не поскупитесь?

Тильда развернулась к двери, и тут же лицо Полин превратилось в маску горгульи с выпученным в спину хозяйки взглядом и языком до подбородка.

Клэрри разглядывала полусдутый розовый воздушный шар — зад Тильды, вихляющий из стороны в сторону, пока они поднимались по лестнице. Тильда говорила без умолку, но Клэрри вслушивалась лишь в звуки дома: скрип-вопрос ступенек под ногами Тильды, скрип-ответ ступенек под ногами самой Клэрри; хрустальная дрожь бокалов на маленьком столике у поворота лестницы; приглушенное бряцанье на кухне; мерное тиканье старинных напольных часов на площадке второго этажа, звучащее все громче с каждым шагом Клэрри. Казалось, она поднимается не по ступенькам, а по ребрам громадного живого существа. Клэрри видела движение стен при каждом вдохе и выдохе, она напрягала слух, чтобы услышать дыхание дома.

— Клэрри! Что ты об этом думаешь? Я с тобой разговариваю! — Тильда остановилась и обернулась так резко, что Клэрри едва не налетела на нее.

— Да.

— Что — да?

— Да, Тильда.

— Ты не слышала ни единого слова, верно?! — Кулаки Тильды вновь уперлись в бока. Клэрри пожала плечами. — Какого черта я старалась, — пробурчала Тильда, преодолевая последние ступени. — С тобой говорить — только слова на ветер бросать.

— Моя гардеробная. Кажется, ты ее еще не видела. — Тильда открыла дверь в небольшую, залитую слепящим светом комнату, битком набитую людьми. Народ очередью змеился вдоль стен. Кое-кто даже толкался, отпихивая соседей локтями, — похоже, назревала драка.

— Какой цвет предпочитаешь? — спросила Тильда.

Люди оказались всего-навсего одеждой на вешалках, которые Тильда принялась передвигать.

Не дождавшись ответа, она оторвалась от своего занятия, чтобы взглянуть на Клэрри. Та молча смотрела на нее.

— Опять язык проглотила? Ладно, бог с тобой. Только на Тэкстонов так не пялься, умоляю.

— Извини.

— Да уж, извиниться не помешает. Размер какой носишь? Двенадцатый? Думаю, здесь почти все тебе впору, так что выбирай. Это нравится? — Она вытащила красное платье из легкой, струящейся материи, с вышитым на плече золотым цветком.

Клэрри насупилась.

— А это?

Сиреневое, узкое, с открытой спиной и разрезами по бокам. Клэрри стиснула губы.

— Пожалуй, ты права, это не пойдет. — Лицо Тильды сравнялось оттенком с розовым бархатом ее наряда. — Может, тебе больше нравятся брюки? — Она продемонстрировала коричневые шелковые брюки с топом подходящего цвета.

— Не знаю.

— Длинноваты, думаю… Ну хоть что-нибудь тебе здесь нравится? Хоть что-нибудь?! — Уронив штаны на пол, Тильда нервно глянула на часы.

Клэрри рассматривала бледно-голубой ковер в крошечных белых цветочках. Похоже на воду в бассейне, усыпанную конфетти. Что, если нырнуть и забыться на дне навсегда?

— Клэрри, я стараюсь как могу, а ты и не думаешь помогать. Ну же… Ага! То, что надо!

Тильда сдернула с вешалки длинное белое платье, отдаленно смахивающее на саван, и попыталась приложить его к Клэрри.

— Нет! — Клэрри вырвала платье из рук Тильды, едва не сломав той ногти, отшвырнула и застыла, сгорбившись, содрогаясь всем телом.

Тильду тоже затрясло. Она посмотрела на свою руку, словно желая увериться, что платья там действительно нет. Затем вновь подняла взгляд на Клэрри.

Когда она нашла в себе силы заговорить, голос ее дрожал от искренней тревоги:

— Что с тобой, Клэрри? Что случилось?

Клэрри лишь молча замотала головой, зажмурилась.

Медленно ступая по ковру, Тильда приблизилась:

— У тебя что-то произошло? В чем дело? С… Моррисом что-то не так? Ты поэтому приехала?

Клэрри сгорбилась еще сильнее, втянула голову в плечи, точно до смерти перепуганный ребенок. В широко раскрытых глазах застыл ужас.

— На кого ты похожа, сама посмотри! — Тильда легко дотронулась до плеча Клэрри — та отпрянула, будто от удара током, и терпение Тильды лопнуло. — Ради всего святого, Клэрри! Ну-ка, возьми себя в руки. С тобой вечно что-то случается, а помочь тебе не смей, верно? — Отвернувшись, она снова принялась срывать одежду с вешалок.

Кэрри медленно подняла голову, распрямилась, следя за мельтешением красок. Ее заворожила палитра быстро меняющихся цветов. Тильда, судя по всему, продолжала говорить — до Клэрри доносились отзвуки каких-то слов, но видела она лишь радужные пятна на полу.

— Я не позволю… слышишь? Не позволю испортить нам вечер. У Алекса отличные шансы, и сегодня он должен произвести впечатление на Брайана Тэкстона. Кто такой Брайан Тэкстон, спросишь? Тебе ни к чему это знать, но позволь сообщить, что, если Брайану понравится Алекс и он решит взять его в партнеры, мы будем на коне. На коне! Одним словом, обо мне можешь думать что угодно, но Алекса ты любишь, я точно знаю, и желаешь ему добра. А раз так — уж пожалуйста, веди себя пристойно и будь вежлива со всеми, кто рискнет с тобой заговорить. Поняла, Клэрри?

Тильда повернула голову, и Клэрри заметила, как выбившиеся из прически светлые волоски встали дыбом. Интересно, пушинки у нее на платье и слезинки в уголках глаз — настоящие или из стекла?

— Я тебя спрашиваю, Клэрри! Ты поняла?

Клэрри представила Алекса, его попытки придать лицу выражение мудрой сосредоточенности — безуспешные, поскольку Алекс всегда выглядел рассеянно-дружелюбным. Клэрри и любила его за мягкость черт. Она вспомнила его глаза, темные, блестящие, — глаза Морриса, и форму его головы, и плечи, и всю его долговязую, неуклюжую фигуру. Сходство братьев было бесспорно, и Клэрри любовалась обоими, когда они встречались. Она ценила их очевидную близость — даже в спорах они словно боролись против собственных отличий. У Клэрри не было ни брата, ни сестры, и она…

— Клэрри!

— Да. Я поняла.

Тильда вздохнула, промокнула глаза. И усилием воли расцвела радушной улыбкой гостеприимной хозяйки:

— Вот и отлично. Осталось только выбрать наряд.

Клэрри наугад кивнула на пушистую кошку, свернувшуюся клубочком на груде одежды.

— Что ж. Выбор неплохой, — сказала Тильда. — Черный мохер тебе наверняка к лицу, — добавила она, подхватив кошку, оказавшуюся длинным вязаным платьем без рукавов, с низкой горловиной.

— Ладно.

— Пошли. Времени в обрез. — Тильда схватила Клэрри за руку и потащила за собой, оставив прочую одежду кучей валяться на ковре.

Она двигалась так быстро, что ноги Клэрри едва касались пола. Так бывает в детских снах, когда твое тело вопреки силе притяжения плывет над землей, — разве что в снах тебя не дергают за руку до хруста в запястье.

— Сюда. — Тильда открыла последнюю, третью по счету, дверь в коридоре, и Клэрри шагнула прямиком в поле.

Оливково-зеленые стены, бутылочно-зеленый потолок, портьеры и покрывало на кровати — изумрудно-зеленые, как весенняя трава, в россыпи ромашек. Тильда задернула шторы и, заглянув в ванную, убедилась, что полотенца свежие.

— Ну вот, здесь тебе будет удобно. В прошлый раз, когда вы гостили у нас с Моррисом, ты сказала, что тебе нравится эта спальня. Помнишь?

— Я?

Тильду ответ не интересовал. Повернувшись к Клэрри, она захрустела сплетенными пальцами.

— Я бы предложила тебе принять душ, но гости приедут через каких-нибудь четверть часа, так что давай-ка сразу переодевайся и приводи себя в порядок. На трюмо кое-что для этого найдется — духи, косметика. Не стесняйся, бери все, что понравится. Главное, чтобы через четверть часа ты была готова. И не забудь: улыбаться, поддерживать разговор, вести себя как нормальный человек. — Она засеменила к двери. — А мне пора к Полин — не дай бог опять что-нибудь натворит.

Проследив, как закрылась дверь, Клэрри опустилась на кровать. Какой мягкий матрац… Клэрри любила спать на твердом, чтобы, просыпаясь, ощущать по утрам свое тело. Разочарованная, она поднялась на ноги.

Противоположную стену спальни занимал сосновый гардероб. Клэрри распахнула дверцы. Пусто и пыльно. Она поставила внутрь свою дорожную сумку и закрыла шкаф. Обернулась, наткнулась взглядом на репродукцию «Подсолнухов» Ван Гога, висевшую на другой стене. Цветы были не цветами, а ползучими гадами, они извивались и пищали, погибая за стеклом. Чем дольше смотрела Клэрри, тем явственнее видела лапы, зубы, усики.

— Вас нет! — громко сказала Клэрри, и мерзкие создания превратились в цветы, но картину она уже возненавидела.

Наверное, можно как-нибудь от нее избавиться… хотя бы перевернуть? С обратной стороны будет смотреться лучше. Клэрри взяла рамку за нижние углы, решительно перевернула лицом к стене и разжала пальцы. Картина упала.

Клэрри наклонилась. Стекло осыпалось в раме осколками.

— Черт!

Она положила рамку с репродукцией на кровать и согнулась пополам, собирая осколки.

Средний палец правой руки обожгло острой болью. На подушечке пальца стремительно вырастал кровавый рубин, становясь все больше. Сидя на корточках, Клэрри смотрела, как растет рубин. Сунула палец в рот, слизнула кровь и дождалась появления нового рубина. На осколках тоже блестела кровь, но только драгоценный камень на пальце был такой идеально круглой формы. А если подуть на него? Вдруг он высохнет и к гостям можно будет спуститься с рубиновым перстнем?

Гости… Вместо того чтобы сидеть тут, разглядывая порезанный палец, ей нужно приводить себя в порядок. Да, но как быть с разбитой картиной? Спрятать — и никто не увидит. Осторожно, чтобы не порезаться вновь, Клэрри собрала самые большие осколки, приподняла оборчатый край покрывала и ссыпала стекло под кровать. Туда же сунула и рамку.

Она выпрямилась, задумчиво оттирая подсохшую кровь, отряхивая пыль с ладоней. В глаза бросилось оставшееся от картины пустое место на стене. Очень заметно. Клэрри стянула свою черную футболку и повесила на гвоздь. Гораздо лучше.

Пора переодеваться. Тильда оставила платье на спинке стула у трюмо. Клэрри прикоснулась к нему — мягкое; ей понравилось. Она погладила пушистый мохер, еще раз провела ладонью, и еще. Спохватившись спустя пару минут, наконец расстегнула джинсы. Клэрри очень давно не носила платьев, но сейчас была даже рада. Будто в детство вернулась и меряет мамины вечерние наряды, пока той нет дома. Надев платье, Клэрри подошла к зеркалу и поняла, что и впрямь похожа на ребенка в одежде с чужого плеча. Разве что подложить салфеток в лифчик… Нет, она всегда презирала фальшь в женщинах. Вот Тильда — та наверняка посоветовала бы салфетки, а заодно предложила затянуть волосы и выщипать брови.

Клэрри глянула вниз, на ноги в красных кроссовках. Тильда забыла об обуви! Присев на кровать, Клэрри сняла кроссовки и носки; придется выйти к гостям босиком, а если кто-нибудь обратит внимание — она скажется хиппи. Точно.

Дальше что? Тильда упоминала о косметике. Обнаружив над трюмо светильник, Клэрри включила его, и разноцветные флакончики заиграли сотнями бликов. Очень красиво. Клэрри задумалась, любуясь игрой света. Какие духи выбрать? Спросить бы совета, да не у кого. Она выбрала самый изящный флакон и щедро плеснула на шею. Брр. Отвратительно, воняет освежителем воздуха. Придется заглушить чем-нибудь другим.

На этот раз она взяла самый неприглядный флакон. Фу-у! Такая же мерзость, если не хуже — вроде спрея от тараканов. Что же делать? Душ помог бы, но Тильда сказала, что времени нет, а уж теперь и подавно не успеешь отмыться. Клэрри закрыла глаза и нащупала третий флакон наугад. Пшикнув на шею и запястье, она узнала духи, которыми пользовалась в школе, — запах не то чтобы изысканный, но хотя бы знакомый. Сойдет. Пройдясь расческой по непослушным волосам и взбив их по бокам, она вспомнила о косметике. Накраситься? Пожалуй, не стоит. Чуть-чуть губной помады — и довольно.

Пять тюбиков губной помады предлагали оттенки от грязно-розового до почти фиолетового. Пожалуй, густо-красный, в точности как недавно красовавшийся на ее пальце рубин. Клэрри выпятила губы, но все равно промахнулась и намазала неровно — с помадой она всегда была не в ладах. Поискала глазами, чем бы вытереть; не нашла ничего. Прикинула, не прижать ли губы к зеркалу, но решила, что и без того бед в спальне натворила достаточно. Еще один взгляд в зеркало: в общем впечатляюще, хотя туфли не помешали бы. Напоследок Клэрри хотела заглянуть под кровать — убедиться, что картина не сбежала, но подумала, что это совсем уж глупо. Выключив светильник над трюмо, она шагнула к двери. Нежный мохер ласкал ее обнаженные ноги.

— Капельку странная? Капельку?! Да она совершенно чокнутая, Алекс! — Тильда щедро плеснула себе джина с тоником и сделала большой глоток.

— С ней явно что-то не так сегодня, но ты ведь знаешь Клэрри.

— Именно. Я знаю Клэрри.

— Тилли, постарайся все-таки чуточку ее полюбить. Вы обе женщины, в конце концов. Должно же в вас быть хоть что-то общее.

Тильда фыркнула:

— Ой, Алекс, я тебя умоляю. При чем здесь любить — не любить. С ней разговаривать и то невозможно.

Алекс облокотился о каминную полку, приняв утрированно мужественную позу.

— Она не такая, как мы, — только и всего. А поскольку она жена моего брата, я заставил себя смириться с ее странностями.

— Не смеши меня, Алекс. И прекрати дурить самого себя. — Тильда позвенела кубиками льда в бокале. — Ты любишь ее не больше моего… Дорогой, хватит издеваться над галстуком. С узлом все в порядке.

Алекс послушно опустил руки.

— Я выгляжу полным идиотом. — Он в очередной раз одернул жилет, хотя в том не было ни малейшей нужды.

— Не говори ерунды. Уж поверь, ты выглядишь превосходно.

— Угу. Лизоблюдом. Подручным игрока в гольф. В самый раз клюшки подносить да мячики собирать.

— Кстати говоря, гольф — идея не из худших. Уверена, Брайан Тэкстон играет.

Тильда осушила бокал.

— Тилли, ты Брайана Тэкстона в глаза не видела. Он с севера, из рабочих. Его скорее встретишь на собачьих бегах, чем на поле для гольфа.

— Вот теперь ты точно чушь несешь, дорогой. — Тильда вновь подошла к столику с бутылками, налила себе вторую порцию.

Алекс нахмурился:

— Может, притормозишь? Знаешь ведь, как на тебя действует.

Тильда покрутила бокал в руке, недоуменно разглядывая его, будто сама не понимала, откуда он здесь взялся.

— Да-да… — Она поставила бокал на поднос, защищающий стеклянную поверхность столика, который на сегодня исполнял роль барной стойки. — Я немного волнуюсь. А когда я волнуюсь, меня тянет на выпивку.

Алекс пересек гостиную и обнял жену. Потерся губами о ее лоб, игриво дернул за локон.

— Дорогая, я прекрасно понимаю, сколько сил ты вложила в этот ужин, но пойми, возьмет меня Брайан после сегодняшнего приема в партнеры или нет — не столь уж и важно. Это всего лишь дружеский жест с нашей стороны, так что давай забудем о делах и просто на славу отдохнем с друзьями. — Довольный своей речью и уверенный, что успокоил Тильду, он опустился на диван и похлопал рядом, приглашая ее присоединиться. — Жаль, Глессы прийти не смогли. Восемь — лучше, чем шесть. — Алекс приложился к бокалу с виски.

— Полностью с тобой согласна. — Тильда не спешила садиться, поглядывая на свой джин с тоником. — Но на этот счет можешь не волноваться, я пригласила Стилбурнов.

Алекс поперхнулся виски.

— Стилбурнов! — давясь кашлем, прохрипел он. — Ты пригласила Стилбурнов?!

Тильда округлила глаза.

— Да. А в чем дело? Не в то горло попало, по спине постучать?

Откашлявшись в платок, Алекс сунул его обратно в карман.

— Я их терпеть не могу, и ты это знаешь.

— Не знаю и знать не хочу. — Тильда не сумела скрыть обиду. Правая ладонь легла на треугольный шрам на горле, напоминающий улыбку; левая, с бриллиантовым перстнем, судорожно свернулась в кулак. — Разве тебе не понравилась наша прошлая встреча с ними? В День подарков, помнишь? По-моему, вы с Клайвом нашли общий язык…

— Вот уж кто лизоблюд из лизоблюдов — так это Клайв!

— А Хайди я просто обожаю.

Алекс молчал, явно в поисках убедительных доводов против Стилбурнов.

— Твоя Хайди — пустышка, — нашелся он наконец. — Завела бы, что ли, подруг, с которыми можно болтать не только о букетах и новостях моды.

— Откуда этот сволочизм, Алекс? Они ведь наши друзья.

— Угу. Друзья, которые как пить дать испохабят вечер. А он так важен для меня! — Алекс в отчаянии постучал костяшками пальцев по лбу. — Могла бы хоть посоветоваться со мной.

От последней фразы Тильда мигом пришла в себя.

— А ты… — она ткнула пальцем с розово наманикюренным ноготком в мужа, — ты мог бы посоветоваться со мной, прежде чем открывать объятия Клэрри! Да как ты вообще смеешь возражать против Стилбурнов, когда она у нас в доме!

— Она — жена моего брата. Ради всего святого, Тильда! Что я, по-твоему, должен был сделать?!

Клэрри подняла было руку, чтобы постучать в дверь гостиной, но замерла, остановленная голосами, просочившимися сквозь замочную скважину.

— Она — жена моего брата. Ради всего святого, Тильда! Что я, по-твоему, должен был сделать?!

Слова, как комары, повисли в воздухе перед Клэрри. Она попробовала разогнать их, но слова увильнули, заплясали перед глазами, сложились в абракадабру и только потом рассеялись. Но из-под двери на смену им уже лезли другие, протискивались мимо дверных петель, пробивались в микроскопические щели между досками.

— Давай позвоним Моррису, — продолжал Алекс. — Скажем, что Клэрри у нас, добралась благополучно. Заодно убедимся, что там все в порядке.

— Это еще зачем? Моррис в Ньюкасле, а наши гости приедут с минуты на минуту.

Из темных пятен-сучков на двери сложилось лицо Тильды. Клэрри видела нос — жутко длинный и острый — и тонкогубый искривленный рот. А вот эта отметина у дверной ручки — ямочка на Тильдином подбородке. Интересно, лицо Алекса здесь тоже есть?

— Тильда! Откуда нам знать, что Моррис в Ньюкасле? Клэрри сказала, что приехала одна, — и только. А вдруг что-то случилось?

— Если он не в Ньюкасле, звонить туда тем более без толку.

— Но попытаться-то можно?

— А вдруг они поругались? Желаешь банку с червями открыть?

Клэрри знала, где прячутся черви. Вся дверь была в мелких дырочках. Надо лишь приглядеться — и увидишь, как черви, извиваясь, лезут наружу.

— Вряд ли после ссоры с Моррисом она приехала бы к нам, Тильда.

— Ладно. Пожалуй, позвонить Моррису не мешает. Но только утром, хорошо? О боже, и какого черта она заявилась?

— Что ты предлагаешь? Вышвырнуть ее на улицу?

— Нет, это слишком. А вот запереть ее наверху…

— Бред.

Клэрри следила за диалогом двух лиц на деревянной панели. Похоже на кукольный театр, а в театре положено аплодировать, верно? Она подняла руки, чтобы похлопать актерам…

— Не пора ли вспомнить о велотренажере? — брюзгливо поинтересовалась Кристина Тэкстон у мужа, с пыхтением выбирающегося из такси.

— Не люблю его. На нем никуда не уедешь.

— Тоже мне довод!

— Успокойся, любовь моя.

Толстенький коротышка Брайан Тэкстон привалился спиной к каменной ограде, окружавшей сад Стоунов, и сделал несколько глубоких вдохов, успокаивая заодно и себя. Пока собирались, Кристина была в таком хорошем настроении… Впрочем, удивляться нечему — ее настроение не надежнее английской погоды.

Такси отъехало в клубах выхлопных газов, вызвав приступ кашля у Кристины. По крайней мере заткнулась!

— Бабы-таксисты. Куда только мир катится? — Взгляд Брайана проводил такси с эффектной девицей за рулем.

Машина свернула за угол и исчезла. Брайан переключил внимание на свою веретенообразную супругу, мрачно отряхивающую платье.

— Я бы тоже могла стать таксистом, если бы захотела, — буркнула Кристина.

— Любовь моя, ты не умеешь водить.

— Научилась бы.

Брайан с трудом отлепился от стены и шагнул на садовую дорожку.

— Смотри-ка, превосходное освещение. Может, и нам что-нибудь в этом роде устроить? — Он кивнул на медные лампы по обе стороны от входной двери. — Неплохая подделка под старину. И дом хорош, — добавил он, окинув взглядом фасад. — Даже странно, что у Алекса хватило средств на такое жилье.

— Во всех этих старых домах полным-полно древесных жучков и прочей дряни, — презрительно скривилась Кристина. — Наш домик гораздо лучше.

— Тебе обязательно все сравнивать? Дом хорош сам по себе. — Брайан не удивился бы, если бы жена принялась измерять входную дверь Стоунов портновским метром, строчить цифры в блокноте и радостно потирать руки, обнаруживая изъяны.

— Вот гадство, — проскрипела Кристина прямо ему в ухо.

Выругалась бы, что ли, по-настоящему. Вечно у нее «гадство», «бредни» и «пропади ты пропадом».

— Что там еще?

Кристина, извернувшись, вцепилась правой рукой в левую лодыжку, здорово смахивая при этом на скрученную половую тряпку. Взять бы да выкрутить ее и впрямь, как тряпку. Выжать досуха, развесить на веревке и забыть… надолго.

— Сам не видишь? — каркнула Кристина. — Ослеп на оба глаза?

— Что я должен видеть? Здесь темно.

— Стрелу, вот что. У меня громадная стрела на колготках. Почему ты не сказал?

— Сказал бы, если б увидел. — Брайан и сейчас, сколько ни напрягал зрение, не видел никакой стрелки. — Наверное, в такси порвала.

— Типичная ситуация, — прошипела Кристина.

— Согласен на все сто, — буркнул себе под нос ее муж.

— В таком виде я никуда не пойду! Возвращаемся. Мне надо сменить колготки! — И Кристина затопала ногами, как двухлетний ребенок.

— Еще чего. Кому нужны твои колготки, Кристина? Да на них никто и не взглянет.

Брайан решительно нажал на звонок.

Что это?! Что это за пакость скрежещет в голове Клэрри, пытается расколоть череп и выплеснуться наружу; отдается металлическим лязгом в ушах, носу, зубах? Клэрри слышала голоса и шаги в гостиной. Алекс и Тильда не должны увидеть ее здесь, на полу, под дверью! Она метнулась по лестнице на площадку второго этажа, подальше от хозяйских глаз.

Наблюдательный пункт оказался удачным — отсюда просматривались прихожая и входная дверь. Как странно глядеть на холл сверху… Клэрри опять вспомнился сон, где она плыла по воздуху.

В голосе Тильды слышалась паника:

— Алекс! Звонят! Открой скорее, я в кошмарном виде!

Медленные, гулкие шаги — это Алекс, вышел из гостиной. Клэрри видела его лысеющую макушку. Отсюда, с высоты второго этажа, он казался совсем маленьким.

За матовым дверным стеклом угадывались две фигуры, одна заметно крупнее другой. Алекс взялся за ручки, распахнул обе створки, и свет из холла залил фигуры на пороге, напомнив Клэрри фильмы о пришельцах. Гости и выглядели пришельцами, с мертвенно-бледными, в зеленцу, пятнами вместо лиц. Мужчина — низенький и круглый, наверняка неуклюжий, с бесформенной, как кусок плохо обработанного пластилина, головой. Клэрри на миг вообразила, что человечек вовсе лишен костей, передвигается на роликах, а усевшись, не может закинуть ногу на ногу. Зато крохотная женщина рядом с ним была вся целиком вырезана из кости. Вот уж кто был точно копией инопланетянки: узкое лицо, рыжеватые волосы, водянисто-серые глаза. Кажется, эти глаза уставились прямо на Клэрри в ее скворечнике.

Алекс болтал без умолку:

— Брайан, Кристина, как я рад, что вы к нам выбрались, счастлив вас видеть. Благодарю, благодарю… Что у нас тут? Ага, южноамериканское… Чудесное вино, чудесное, люблю новые марки. Впрочем, не такие уж и новые для знатоков, ха-ха… Ну, вы понимаете. Проходите, прошу вас.

Гости тоже что-то говорили, их голоса звучали смазанно, глухо. Клэрри пыталась различить слова, но тщетно, она будто находилась под толщей воды. Пара переступила порог, и Кость совершенно точно посмотрела наверх. Клэрри поняла, что обнаружена.

— Дорогая! Тэкстоны пришли!

На крик Алекса из гостиной выплыла Тильда, свежеподкрашенная, розовая, сияющая. Сверху вылитая ветка чертополоха.

— Брайан, Кристина, — это моя жена Тильда.

— Очень рада, — выдохнула Тильда. Пластилин протянул ей вялую ладонь. — Алекс так много о вас рассказывал, — полушепотом пропела она, послав восторженную улыбку костлявой супруге пластилинового Брайана. — Позвольте ваши пальто. Алекс, предложи нашим друзьям выпить.

— Кто это там, наверху? — спросила Кость-Кристина голосом, способным вдребезги разнести оконное стекло, и выстрелила пальцем вверх. Остальные задрали головы, их взгляды булавками воткнулись в обнаженные руки, лицо Клэрри — везде, где ее тело не было прикрыто одеждой.

— Клэрри, милая, а мы-то гадаем, куда ты подевалась, — с натужной улыбкой сказал Алекс. — Спускайся, познакомься с нашими гостями.

Булавки все кололи, Клэрри не могла шевельнуться. Хотела дождаться, когда булавки превратятся в глаза, но они отказывались, прочно пришпиливая ее к месту.

— Клэрри, спускайся. — Хлесткая нотка в просьбе Тильды осталась незамеченной всеми, кроме Клэрри. Уяснив, что это приказ, Клэрри поспешила оторвать ноги от пола и пошла по ступенькам вниз, невзирая на уколы булавок.

— Моя невестка, Клэрри, — сообщил Алекс по-прежнему пучеглазым Пластилину-Брайану и Кости-Кристине, после чего пригласил всех в гостиную.

Клэрри шагнула следом, но Тильда зацепила ее за локоть и отдернула назад.

— Не торопись, дорогуша, не торопись, — прошипела она, прикрывая за гостями дверь. — Ты что с собой сделала, позволь узнать? Клоуном решила прикинуться?

— Прости, — сказала Клэрри.

Исходящая от Тильды злоба страшила, как надвигающаяся гроза.

— Что на тебя нашло?!

Свалив пальто гостей у подножия лестницы, Тильда потянулась к столику у стены, за пачкой бумажных платков, и не увидела выставленный в качестве оправдания порезанный палец Клэрри.

— Иди сюда. — Одной рукой поддерживая голову Клэрри под затылок, другой Тильда принялась вытирать платком ее губы. Клэрри безропотно терпела: ни дать ни взять трехлетняя малышка, подставляющая в парке бабушке рожицу со следами шоколадного мороженого. — Желаешь вести себя как младенец, — значит, и обращаться с тобой будут, как с младенцем.

Платок расползался, бумажные ошметки лезли Клэрри в рот.

— Оближи губы, — приказала Тильда.

Клэрри повиновалась, проглотив размокшие куски салфетки.

А Тильда уже прихлопывала, приглаживала волосы Клэрри, пытаясь придать им мало-мальски пристойный вид. На несколько мгновений мир заглушили ладони Тильды, но в конце концов она сдалась:

— С твоими волосами не справишься.

— Я не виновата, — машинально отозвалась Клэрри, вспоминая, как мучилась мама, заплетая в косы непослушные кудри дочери.

Привычным жестом уткнув кулаки в бока, Тильда отступила, чтобы полюбоваться делом рук своих.

— Ладно, сойдет. Иди к ним, а я займусь одеждой и ужином.

— Да. Спасибо. — Клэрри открыла дверь и шагнула вперед.

Мгновением позже, чем следовало бы, Тильда заметила сверкнувшую из-под подола голую пятку.

— Туфли! — злобно выдохнула она, но Клэрри уже вошла в гостиную.

В комнате царила осень, все вокруг было багровым, бурым, золотым. Центр гостиной занимал ковер. Наверняка ковер-самолет, решила Клэрри. Знать бы волшебное слово — и можно улететь отсюда. В камине пылал огонь… неправильный огонь, с синими язычками, — он рождался не из поленьев, а из металлической газовой трубы. Пластилин-Брайан и Кость-Кристина, уже не такие мертвенные в рыжеватом свете ламп, чопорно восседали на очень неудобном с виду коричневом кожаном диване. Алекс исполнял роль хозяина в дальнем углу гостиной, у эркерного окна, занавешенного красновато-коричневой бархатной шторой. Клэрри с удовольствием завернулась бы в роскошный бархат, но такой фокус в присутствии гостей ей дорого обошелся бы.

— Забудем на сегодня о делах, Алекс. Для этого есть офис, а дома надо отдыхать, верно?

Клэрри изумила легкость, с которой пластилиновый рот издавал слова. Она очень старалась не пялиться на эти мягкие губы.

Алекса замечание Пластилина явно сбило с толку. Он кашлянул неловко, хохотнул, скрывая смущение.

— Верно, Брайан, верно. Итак — что тебе предложить?

— Виски. Со льдом, да побольше, как говорится.

Клэрри смотрела, как льется густо-золотистая жидкость, обволакивая звенящие ледяные кубики. Она по-прежнему стояла у самой двери, опасаясь ступить на сказочный ковер, страшась пересечь комнату под взглядами чужих людей.

— А тебе, Кристин?

— Кристина. Джин-тоник, пожалуйста.

Опять этот скрежет вместо голоса. Клэрри моргнула.

Во второй раз попав впросак, Алекс что было сил старался сохранить лицо.

— Прошу извинить, — пробормотал он, заикаясь. — Просто у меня когда-то была собака по кличке Кристин, и я по привычке… О боже! — Он побагровел. — Прости. — Потоптавшись в своем углу, он растянул лицо в улыбке и развернулся к гостям: — Прошу, ваши напитки! А-а! Вот и ты, Клэрри! — Алекс наконец заметил невестку.

Похоже, никто из троих не слышал, как она вошла. Все разом уставились на Клэрри. Кость-Кристина откровенно таращилась на ее голые ступни.

— Что предпочитаешь?

— Я?.. — недоуменно переспросила Клэрри. — Я… на поездах люблю ездить.

Кость хихикнула в ладонь, зато Пластилин расплылся в такой довольной ухмылке, что вся кожа с физиономии съехала за уши.

— Туше, дорогая. Прелестный ответ. Лично я за то, чтобы люди говорили, что думают — и думали, что говорят. — Довольный изречением, он кивнул с умным видом и пошевелил бровями, глядя на Алекса.

— Верно, — буркнул тот. Алекс злился на Клэрри за очередную неловкость, она это чувствовала. — Что ты предпочитаешь из напитков?

Клэрри пожала плечами.

— Иди сюда и выбери сама.

Клэрри бросила взгляд на ковер, на пространство пола, отделяющее ее от Алекса, и с трудом проглотила ком страха, перекрывший горло.

— Ну? Я жду.

Наполнив легкие и задержав дыхание, Клэрри осторожно двинулась по ковру. Она не знала, чего боится; знала лишь, что очень боится.

— Красивый дом, — проскрипела Кость, когда Клэрри, благополучно преодолев ковер, ступила на пол. — Давно здесь живете?

— Около пяти лет. Собственно, это наследство жены. Дом принадлежал ее родителям. После смерти отца Тильды ее мать решила, что не в силах содержать дом, и переехала в небольшую квартиру, где за ней был бы присмотр и все такое. К сожалению, она быстро угасла и в прошлом году умерла. Тяжелый удар для Тильды — они были близки с матерью. Однако мы здесь многое переделали. Практически выпотрошили весь дом и устроили все по-новому. Так, чтобы он стал нашим. Без этого не обойтись, вы согласны?

До Клэрри смутно доносились слова Алекса, но все ее внимание было приковано к выставке бутылок и бокалов. Их было так же много, как флакончиков на трюмо в зеленой комнате, — только здесь стекло было крупнее и наряднее.

— Те времена, когда дети жили с пожилыми родителями и ухаживали за стариками, канули в вечность. Все меняется в этом мире, — достиг ушей Клэрри тяжелый голос Пластилина.

Что это там, на дне бутылки? Червяк… Точнее, зеленая гусеница. А что делать, если она нырнет к тебе в бокал?

— Пойми меня правильно, Брайан. Таков был выбор матери Тильды. Мы были бы рады жить вместе с ней, но она привыкла к независимости.

В золотой бутылке закупорили солнце, а в густо-красной, наверное, спрятали органы для пересадки…

— Выбрала, что будешь пить? — спросил Алекс.

Клэрри ткнула в густо-красную. Из бутылки на нее смотрело собственное вытянутое лицо.

— Портвейн мы, пожалуй, оставим на после ужина, — негромко сказал Алекс. — Джин с тоником выпьешь? Ты любишь, я помню.

— Ладно.

С помощью блестящих, похожих на хирургические щипчиков Алекс под пристальным взглядом Клэрри бросил в бокал два кубика льда и налил бесцветной жидкости. Совершенно бесцветной. Клэрри была разочарована. Зато бокал приятно холодил ладони. Клэрри села в ближайшее к барной стойке кресло — глубокое, обласкавшее мягкой кожаной обивкой ее обнаженную спину — и уставилась в бокал. Что это там чернеет, внутри одного из ледяных кубиков?

— Я тебе говорила, что они наняли официантку на этот вечер? — Джуди Маршалл изящными пальчиками открыла бардачок, достала лак для ногтей и захлопнула отделение. — Прошу тебя, веди аккуратнее, дорогой, — сказала она, скручивая крышку флакончика. — Резкое движение может иметь плачевные последствия для обивки.

— Какого хрена ты там делаешь? — пробасил из-под усов Роджер Маршалл, лихо проходя поворот. Маневр был далек от аккуратного.

— Лак отколупнулся, котик, надо замазать. — Джуди умиротворяюще погладила его ногу. — Ты ведь любишь, когда я выгляжу идеально.

— Для меня ты всегда само совершенство. — Роджер послал жене улыбку.

— Гляди на дорогу! — приказала Джуди тоном мегеры-учительницы.

— Извини. — Он перевел взгляд на дорогу.

— Так говорила я тебе или нет?

— О чем?

Джуди вздохнула.

— Почему я должна все повторять по двадцать раз? Говорила я тебе, что они наняли официантку?

— Правда? — равнодушно отозвался Роджер.

— Да. Выделываются как могут. В последнее время Тильда жутко задирает нос — аристократку из себя строит, не иначе.

Густые брови Роджера сошлись у переносицы.

— Мне казалось, Тильда твоя лучшая подружка.

— Так оно и есть, дорогой, так оно и есть. — Джуди завернула крышку и забросила пузырек обратно в бардачок. — Мы с ней лучшие подруги. Потому-то я и считаю себя вправе высказывать любую критику по поводу ее поведения.

Роджер резко тормознул на светофоре.

— И ты ей в глаза можешь сказать, что она «выделывается» и «задирает нос»?

— Запросто. Не просто могу — именно так и скажу, при первой же возможности. Не думаешь же ты, что я стану сплетничать у нее за спиной?

Роджер покосился на жену. Чуть наклонив зеркальце над приборной доской, она подрисовывала и без того безупречно накрашенные губы.

Он открыл было рот для ответа — но в последний миг решил счесть вопрос риторическим.

— Нам, кажется, направо. Верно, дорогой? — Джуди искала, чем бы промокнуть губы.

— Не дергайся, я знаю дорогу. — Роджер свернул за угол и замедлил ход, подыскивая место для стоянки.

— Дорогой, иногда ты бываешь жутким занудой, — капризно-детским голоском пропела Джуди. — Надеюсь, сегодня этого не случится? Вон там есть местечко, видишь? За тем вульгарным чудовищем на колесах.

Ловко вписавшись в свободное место за «вульгарным» внедорожником, Роджер почти успел стереть с лица недовольство.

— Обошелся бы и без подсказок, — только и буркнул он.

— И что это означало? —Джуди резким движением подняла козырек с зеркалом.

— Ничего. — Он дернул рукоять тормоза и выключил двигатель.

Джуди выбралась из машины и, дрожа от холода и нетерпения, дожидалась, пока муж достанет с заднего сиденья шубку. Укутывая ее мехом, Роджер наклонился и приник поцелуем к шее Джуди.

— О-о! Дорогой, ты надел этот кошмарный блейзер! — вскрикнула она, поворачиваясь к нему лицом. — Боже, да у тебя еще и перхоть! — Джуди охлопала его воротник, потом взглянула в лицо мужа и с улыбкой погладила по щеке. — Шучу, радость моя, — проворковала она. — На самом деле ты у меня просто франт. — И, фамильярно дернув его за ус, первой двинулась по дорожке, оглянувшись разок лишь для того, чтобы бросить: — Нет, ты только погляди, что за железяку Тильда водрузила у себя перед домом. Что это на нее нашло?! Ничего себе скульптурка — одни яйца чего стоят.

От очередного звонка в дверь все вздрогнули.

— Я открою! — донесся из глубины дома голос Тильды.

Появление в гостиной еще одной пары гостей, представленных как Джуди и Роджер Маршалл, отвлекло Клэрри от изучения ледяных кубиков в бокале.

Имена были пустым звуком для Клэрри, пытавшейся осмыслить, где она видела человека в синем пиджаке. В нем все казалось знакомым, даже сияющие, будто форменные, пуговицы и надраенные до блеска туфли. И эти непроглядно-черные волосы… и усы как у военного… Военный… Маршалл… Маршал! Вспомнила! Усатый человек в фуражке, с угрожающе нацеленным огромным пальцем. Точно. «Ты нужен своей стране!» Китченер^[1], вот он кто! Лорд Китченер с плаката военных времен. Победоносный вояка как раз кивал в сторону Клэрри, а Алекс повторял его имя — Роджер — и говорил что-то такое про близких друзей…

— Так ты, значит, и есть та девочка, что обженила Морриса, а-а-а? Наслышан, наслышан о тебе от твоего родственника. — Вояка подмигнул Алексу.

Клэрри решила, что подмигивание ей не понравилось, и перевела взгляд на глянцево-прилизанную женскую фигуру у двери. Круэлла де Виль^[2] собственной персоной: гладко затянутые волосы, острые скулы, безупречно ровные тонкие арки бровей. Королевская осанка, властные жесты. Должно быть, и непременный мундштук таится в изящной сумочке черного бархата. Клэрри заметила, что Кость тоже изучает Круэллу, причем с очевидным неодобрением. По-видимому, Кость исповедовала методизм или что-то подобное, а Круэлла была откровенной язычницей, из тех, кто, не задумываясь, зубами сдерет шкуру с беззащитного животного.

— Что будешь пить, Джуди? — прервал мысли Клэрри голос Алекса.

— Водку с лимонадом.

Круэлла сбросила меха на руки Тильде, явив взору присутствующих шокирующее красное платье почти до полу, в сравнении с которым наряд хозяйки терялся. Тильда выжидающе потопталась, пока не сообразила, что Вояка не намерен расставаться с блейзером — не сразу, по крайней мере. Сообразив же, испарилась с недовольным бурчанием насчет «бездельницы Полин, которой следовало бы лично заниматься верхней одеждой гостей».

— За что мы ей платим, хотелось бы знать, — донеслось до Клэрри.

— Я — пас, старина, — мотнул головой Вояка. — Надеюсь на пару бокалов за ужином, но ты сам видишь, машина-то за окном. Джуди заставила сесть за руль.

— А мы приехали на такси, — самодовольно встряла Кость.

— Очень удобно. — Круэлла протянула руку за своим бокалом. — У меня личный таксист. Роджер.

— Что да, то да, — беззлобно подтвердил Вояка.

— Джуди у нас спец по части управления мужьями, — заметила вернувшаяся в гостиную Тильда, немедленно ухвативши свой бокал. — Что бы я делала без ее советов — представления не имею.

Клэрри вновь погрузилась в изучение кубиков льда и черной штучки, попавшей в западню одного из них. Распознав в черной точке крохотную мушку, Клэрри прониклась к ней состраданием. Как это, должно быть, страшно — оказаться заживо вмороженной в лед. Махонькие крылышки безупречны, но мушке уже никогда не взмахнуть ими.

— А твой муж кого-то мне напоминает, — сказала Кость Тильде. — Вот только никак не могу понять — кого?

— Кристине всегда кто-нибудь кого-нибудь напоминает, — сообщил Пластилин. — И она никогда не знает, кого именно.

— Ах ты… Это нечестно! — Кость игриво ткнула Пластилина острым локтем между ребер — во всяком случае, туда, где должны быть ребра у тех, у кого они есть. — А я вот взяла да и вспомнила, кого мне напоминает Алекс. Одного актера… да его все знают, он такой известный… Кейт… как его там… Кейт…

— Кеннет Брэнна^[3], — с кривой улыбкой подсказал Алекс.

— Точно, он! — Кость в восторге захлопала. — Тебе уже говорили?

— Было дело… разок-другой.

Проглотив последние капли своего джин-тоника, Клэрри наткнулась на предостерегающий взгляд Тильды. Ледяные кубики истекали слезами, чтобы ускорить таяние. Клэрри обняла бокал ладонями и подышала внутрь, так что стекло полностью запотело. Вот было бы здорово, если бы мушка ожила, вырвалась из ледяного плена и улетела!

— …Я-то? Я пластмассой занимаюсь. Лет уж… да что там, прилично, — говорил Вояка. — По молодости служил во флоте, но… сами понимаете, для семейного человека карьера неподходящая, да и доходы в бизнесе существеннее.

— У вас и дети есть? — неожиданно встрепенулась Кость.

— А как же. Трое. Как положено, мальчик и девочка. Плюс еще девочка в нагрузку, — отозвалась Круэлла, поспешно добавив: — Я, знаете ли, замуж рано вышла и с детьми не стала медлить. Сегодня они у моей мамы. Собственно, они всю эту неделю у нее. И кто только изобрел каникулы? Если бы не бабуля с дедулей, покоя нам с мужем не видать. А у вас дети есть?

— Нет, — ответил Пластилин так быстро, что Клэрри невольно вскинула на него глаза.

Кость что-то разглядывала на дне своего бокала.

— Брайан с Алексом, можно сказать, коллеги — в одной сфере трудятся, — прервала неловкое молчание Тильда.

— Конечно, дорогая, но сегодня вечером о работе ни слова, — с нажимом сказал Алекс, подкрепив запрет многозначительным взглядом. — Ну? Кому добавить? Роджер, ты не передумал? Сухой закон в силе?

А мушка… оживает! Клэрри завороженно следила за событиями в бокале. Лед быстро таял, превращаясь в лужицу на дне, и мушиные лапки одна за другой освобождались — и трепыхались! В совершеннейшем восторге, Клэрри даже дышать перестала. Этого не может быть! Наверное, лапки шевелятся из-за движения воды, а кажется, будто сами… Нет! Вот уже и крылышки дернулись, поначалу едва заметно, потом все энергичнее. Мушка сбрасывала оковы и выбиралась из воды. Клэрри испугалась, что той не хватит сил довести начатое до конца и она утонет, теперь уже навсегда. Не спеши, не нужно торопиться, давай потихонечку, потихонечку, беззвучно убеждала ее Клэрри, зная, до чего это глупо: ведь мушка не слышит ее и, уж конечно, не понимает. Мушке приходится рассчитывать только на себя. Казалось, прошла целая вечность, но вот наконец она внезапно и стремительно взлетела, ловко миновала край бокала и, набирая высоту, полетела по комнате.

— Есть! — Клэрри выпрыгнула из кресла. Бокал оказался на полу.

Муха исчезла, зато все взгляды были прикованы к Клэрри.

— В чем дело? — Голос Алекса был ровен, но во взгляде читалась тревога.

— Я только что видела, как ожила замороженная мушка.

Клэрри обвела глазами круг лиц. Бледная Тильда беззвучно шевелит губами. Круэлла растянула губы в премерзкой улыбке. Вояка, должно быть, тоже улыбается — под усами просто не видно. Морщина поперек лба Кости выражает неодобрение. И лишь Пластилин искренне заинтересован.

— Как это? — спросил он. — Расскажи, что ты видела. Что-то странное?

— Клэрри если что и видит, то исключительно странное, — прозвучал голос Тильды. — Она у нас натура артистическая.

— Но я действительно видела! — Клэрри обращалась к Пластилину, и только к нему. — В кубике льда была мушка, а когда лед растаял, мушка ожила и улетела!

— Скажем, что опоздали, потому что Макс никак не хотел засыпать, — предложила Хайди Стилбурн, пристроив голову на плече мужа и ерзая на неудобном и жестком сиденье такси. — Нет лучшего предлога для опоздания, чем младенцы. По крайней мере, лишних вопросов никто не задает — кому охота слушать о детских капризах.

— М-м.

Хайди поправила бретельки платья и извернулась всем телом, чтобы видеть лицо мужа. Клайв смотрел в пространство, занятый своими мыслями.

— Во всяком случае, эта причина лучше истинной, правда ведь? — Она повысила голос. — Пожалуй, не стоит сообщать, что за пять минут до появления такси тебя еще и в помине не было. А где ты пропадал, Клайв?

Тот свободной рукой погладил густые локоны жены, наклонился и поцеловал ее в лоб.

— Я же говорил, родная. Работал. Стоуны пригласили в последнюю минуту, а у меня было полно дел.

Хайди поправила прическу.

— Тильда позвонила еще утром, и ты это прекрасно знаешь — рядом стоял.

— Именно. Не очень-то она торопилась, так что мы для них гости второсортные. Если и понадобились, то наверняка для ровного счета. — Клайв демонстративно принялся возиться с запонками.

— Почему ты так настроен против этого ужина? — Хайди понизила голос, чувствуя, что таксист навострил уши. — Они ведь наши друзья, в конце концов.

— Дело не в этом. — Клайв, избегая взгляда жены, стряхнул воображаемые пылинки с лацканов. — Сегодня нами явно заменили какую-то другую пару, которая не смогла прийти. Мне это не по душе, только — и всего.

— Понятно. Гордыня заела. — Похоже, объяснение Хайди устроило. Она опустила ладонь на колено Клайва и легко сжала. — Не буду играть с Алексом, пока он не скажет, что я его лучший друг? Да ты у меня большой ребенок!

— Ага, а тебя заела обида, да? Ну и бесись сколько влезет. — Он убрал ее ладонь, забросил ногу на ногу и отвернулся. — Хайди, эта парочка нас использует. Ясно как божий день, а ты очевидного в упор не видишь. Или не хочешь видеть.

— Клайв, в чем дело?

Но такси уже тормозило, и Клайв увильнул от ответа, открывая бумажник. Хайди устремила взгляд на внушительный дом Стоунов, на освещенную входную дверь и окна гостиной, где не виднелись, а скорее угадывались очертания людей.

— Замороженная муха ожила… чудо Господне, да и только, — странно сдавленным голосом произнесла Круэлла все с той же премерзкой улыбкой на губах.

— Парк юрского периода в действии. — Алексу удалось выжать смешок. — Ладно. Кому-нибудь подлить?

— Все так и было. — Клэрри нагнулась за своим бокалом. — Я видела.

На пронзительную трель звонка, разорвавшую неловкую паузу, Алекс с Тильдой синхронно вскочили.

— Я открою! — выпалили они хором, но из кухни к входной двери уже прошелестели легкие шаги Полин.

— Господи, вот уж чудо из чудес, — пробормотала Тильда, распахивая дверь гостиной, чтобы поприветствовать последних гостей.

Клэрри выискивала муху, пробегая взглядом вдоль декоративного карниза, по камину, по всему потолку. Вытянув шею, она рассмотрела люстру, опустила глаза на пол. Не видно. Наверное, вылетела в дверь, прячется в вазе или задремала в бархатных складках портьеры. А может, из ледяного плена попала прямиком в синеватые языки пламени? Какой это, должно быть, ужас выжить во льду только для того, чтобы через миг после спасения обратиться в крупицу пепла. Впрочем, искать муху нет смысла. Даже если обнаружить и показать остальным, они все равно не поверят. Подумаешь, живая муха в комнате. Разве что Тильда побежит за спреем от насекомых. Главное — Клэрри знает, что это случилось; чудесное избавление мухи навечно отпечаталось во внутреннем мире Клэрри, том мире, который им никогда не постигнуть. Еще разок подняв глаза к потолку, Клэрри переключила внимание на нового, глянцевого гостя, появившегося в комнате.

Глянец был обладателем шикарной, сверкающей серебром шевелюры. (Откуда такая седина, он ведь далеко не стар? Должно быть, от предков достался испорченный ген, которым Глянец гордится и который не желает скрывать, поскольку этот изъян придает ему значительность.) Бледно-голубой костюм гостя отливал легким блеском, галстук в крапинку чуть заметно переливался. В общем и целом Глянец производил впечатление ведущего телешоу, из тех, что бросают реплики через губу, лишь изредка позволяя зрителям полюбоваться безукоризненным сиянием зубов. Даже его голос с налетом ирландского акцента, казалось, самую капельку лоснился.

Его сопровождала женщина-сетка. Таких обычно называют «пышными» или, если тактично, «соблазнительными». Нет, она не была толстой ни по каким меркам, но соблазна хватало: пухлые губы, густые, тяжелые, картинно спадающие на спину локоны. Впечатление сетки возникало не от внешности, а от ее эксцентричного наряда — подобия рыбачьего невода, наброшенного поверх шелковой комбинации. Невод спускался до самого пола, и Клэрри подмывало, склонив голову набок, вообразить гостью гамаком, натянутым между двумя деревьями, чтобы кто-нибудь мог отдохнуть в саду после обеда.

— Надеюсь, мы не безобразно опоздали, — сказал Глянец-Клайв через губу. — Не дай бог нести ответственность за подгоревший ужин. Я-то был готов к выходу час назад, но… Алекс, Роджер! Кому, как не вам, знать, сколько им требуется на «самый последний штрих» боевой раскраски!

— Ты, как всегда, преувеличиваешь, Клайв. — Сетку-Хайди супружеский выпад в восторг не привел, но она нашла в себе силы для добродушного тычка. — Он сегодня настроен критически, уж не знаю почему, — сообщила она Тильде и Круэлле. — Если серьезно, нас задержал Макс. Раскапризничался, никак не мог угомониться, а я не люблю оставлять его с нянькой, пока он не заснет.

— Прекрасно тебя понимаю, Хайди. Я поступала точно так же, когда мои были маленькими, — согласилась Круэлла.

Клэрри грызла тревога. Глянец-Клайв и Сетка-Хайди оказались давними друзьями Вояки и Круэллы. Пластилин с Костью на своем диване, словно на необитаемом острове, были исключены из разговора, и Клэрри уловила раздражение Алекса и Тильды — страх, что вроде бы сложившееся равновесие вот-вот нарушится. Ради родственников Клэрри от души надеялась, что все гости в курсе, чего от них ждут, и будут вести себя соответственно.

— За ужин не волнуйся. — Судя по авторитетному тону, Тильда решила во что бы то ни стало сохранить контроль над ситуацией. — Не так уж вы и опоздали. Моя сегодняшняя помощница по кухне заверила, что все в полном порядке. А сейчас позвольте мне…

— Помощница? Имеешь в виду ту хмурую пигалицу, которая открыла нам дверь? — перебил ее Глянец. — Сомневаюсь я, что она хоть в чем-то смыслит.

— Напрасно сомневаешься. Полин — девочка сообразительная и квалифицированная. Разве что чуточку резковата. — Сам Алекс был более чем чуточку резковат, шея у него побагровела. — А сейчас позвольте мне представить вас Тэкстонам. Клайв и Хайди Стилбурн — Брайан и Кристина Тэкстон. Ах да, и моя невестка Клэрри.

Рукопожатия, улыбки, приветствия — все как положено. Алекс вновь занялся напитками. Гроза, похоже, отступила — по крайней мере, на время. Джентльмены общались у барной стойки, за исключением Пластилина, который прочно занял место подле супруги, вполуха внимая дамскому щебету. Тильда застыла в дверном проеме, раздираемая между желанием убедиться, что на кухне действительно все в порядке, и необходимостью приглядывать за гостями.

Клэрри сочла себя вправе отдаться собственным мыслям, позволив остальным самостоятельно продираться сквозь джунгли вымученных бесед. Устремив взгляд на дыры в платье-неводе, она чувствовала на губах соленый привкус, вдыхала морской воздух и слышала крики чаек.

Со швартовочной тумбы, где она устроилась, видны были корзины для ловли омаров, рыбаки в потрепанных бурями лодчонках, шныряющих по заливу. Клэрри всего восемь лет, у нее с собой тетрадь и ручка — она пишет рассказ о море и моряках. Рассказ не о рыбаках с угрюмыми, похмельными лицами, а о флибустьерах и сокровищах, рассказ о маленьком юнге, который покачивается в гамаке, мечтая о том, как станет капитаном пиратского фрегата и найдет сундук золота. Позже учительница попросит Клэрри прочитать рассказ вслух, Клэрри выйдет к доске и, чувствуя презрительные взгляды тридцати пар глаз, прочтет рассказ от начала до конца неровной скороговоркой, автоматной очередью выстреливая фразы. Это был ее специальный «читательный» тон, тщательно отработанный дома, чтобы голос звучал точно как у других детей. Она умела читать вслух выразительно, но знала, что слишком выделяться из класса — нельзя.

— Я не могла вас где-нибудь видеть? — спросила Кость у Сетки-Хайди. — Такое знакомое лицо…

— Вряд ли. — Приткнувшись на самом краешке дивана, Сетка старалась как можно дальше держаться от Кости.

— Думаете? — Кость суженным взглядом впилась в Сетку. Та отшатнулась. — Вообще-то у меня прекрасная память на лица.

— У меня тоже, — неожиданно агрессивно отрезала Сетка. — И я точно знаю, что никогда вас не видела.

— Рано или поздно я вспомню. — Кость убежденно кивнула, скрестив руки на груди. — Уверена, что вспомню, — и тогда сразу вам скажу.

— Хайди многим кажется знакомой, — пришла на помощь Круэлла, она наклонилась, нацелив острый нос вперед, как меч. — Она ведь у нас знаменитость. Вы могли видеть ее по телевизору. Верно, Хайдс?

Сетка-Хайди вспыхнула румянцем, который в прежние времена называли «кокетливым». Собственно, вся она со своими манерами словно бы явилась из другого века — когда «леди» были «леди», а многое из того, что с тех пор стало нормой, считалось вульгарным.

— М-м-м… Я действительно пару раз появлялась на экране, но до знаменитости мне далеко. Широкой публике я не знакома. Остановите людей на улице и спросите, знают ли они меня, — уверена, ни один и слыхом не слыхивал.

— Смотря на какой улице останавливать. — Реплика Алекса, который неожиданно отвлекся от беседы с Воякой, прозвучала злобно, если не сказать ядовито. Он перевел взгляд на Кость: — Видите ли, Хайди у нас — дизайнер мирового масштаба. Скорее всего, «Хайди Стилбурн» вам ничего не скажет. А как насчет «Саскии Климт»? Слыхали? «Саския Климт» — фирменный псевдоним Хайди. Именно его носят эксклюзивные бутики, именно он с легкостью срывается с языков тысяч и тысяч пижонов по всему свету…

— О-о, Алекс, не преувеличивай. Вряд ли кто-нибудь слышал обо мне за пределами Англии.

— Лично я в восторге! — Любые разговоры о «шике» неизменно вдохновляли Тильду. Она все еще топталась на пороге, не в силах лишить себя удовольствия от беседы. — Только представьте: моя подруга — восходящая звезда мира моды!

Глянец-Клайв отклеился от барной стойки и присоединился к жене. Присев на подлокотник дивана, он одарил Сетку любовным шлепком по бедру, далеко не худосочная плоть затряслась.

— Должен сказать, что я горжусь своей старушкой. А кто бы не гордился? Между прочим, платье на ней — ее произведение. Гвоздь сезона, как говорится, улетает за сумасшедшие деньги. Во сколько вы его оценили, дорогая? В три тысячи или в четыре? — Он просунул руку за ее спиной, чтобы привлечь жену к себе, но та упитанным угрем выскользнула из его объятия и, вскочив на ноги, принялась одергивать платье.

— Извините. Прошу прощения. Мне нужно в ванную.

— Бедная детка. Такая стеснительная. — Едва за Сеткой закрылась дверь, Глянец соскользнул с подлокотника на освободившееся место. — Терпеть не может быть в центре внимания. И это при ее-то бизнесе. Просто уникально. Кстати, «морская коллекция» выходит в апреле — приглашаю всех на презентацию. Всё из веревок, точь-в-точь как ее платье.

— И все равно я ее где-то видела, — подала голос Кость. — Обязательно вспомню, дайте только время.

Клэрри тихонько бормотала, все еще пребывая во власти грез. До Пластилина, сидевшего к ней ближе всех, донеслись едва слышные слова:

— Пропой мне песню моря, как пел когда-то бурными ночами, посреди безбрежного неистового океана…

Закуски

Тильда помешала суп и попробовала прямо из половника — на удивление вкусно. Затем потянулась к полке и достала из-за заварочного чайника пачку «Силк Кат». Сигарета необходима, иначе этот вечер ей не пережить. Алексу знать ни к чему, да он и не узнает — развлекает в гостиной Тэкстонов, Маршаллов, Стилбурнов и Клэрри. Алекс пребывал в заблуждении, что Тильда бросила курить еще в прошлом году, и она предпочитала не лишать его этой уверенности. Крест на сигаретах был важной частью кампании по созданию полноценной семьи; одним из многих столь же важных условий, которые должны быть воплощены в жизнь, когда Алекс даст «добро» на безудержный секс безо всякой защиты. Стоун-младший явит себя свету совершенством, не тронутым токсинами — во всяком случае, до первого глотка воздуха. Если не считать отказа от сигарет, все было готово: детскую комнату выбрали, хотя пока и не отделали (к чему искушать судьбу? Да и что может быть печальнее, чем детская, полная игрушек, но без малыша, который бы в них играл), ясли и школу подыскали, наиболее здоровый способ родов обсудили. Нет, Стоунов не обвинишь в халатном отношении к серьезным вопросам.

Отсутствовал лишь один, наиважнейший компонент предполагаемого «пирога»: сделка с Брайаном Тэкстоном. Подумать только — этот толстомясый зануда может позволить или запретить ей иметь ребенка.

Тильда достала из ящика спички, прикурила и глубоко, с наслаждением затянулась. Попав под запрет, сигареты стали доставлять ей куда больше удовольствия — есть в них, должно быть, неудовлетворенная жажда риска.

Полин она отправила со — столовыми приборами в столовую, но та, похоже, уже справилась — в коридоре послышались шаги. Не имея ни малейшего желания делить драгоценные минуты удовольствия с прислугой, Тильда открыла заднюю дверь и выскользнула в сад прежде, чем Полин вернулась на кухню.

А здесь холодно! Весна близка, но еще не наступила. По голым рукам побежали мурашки, но Тильда и не поморщилась — даже приятно, после кухонного жара. Волны чувственной дрожи в сочетании с запретным дымом вызвали в ней ощущение собственной сексуальности. Дерн мягко пружинил под ногами. Знать бы еще наверняка, что не наступишь на какую-нибудь дрянь… Тильда села на старую садовую скамейку, лицом к дому. Как там сейчас дела, в гостиной? Находят ли гости общий язык? Ничего, справятся без нее несколько минут, а она вернется, как только докурит сигарету. Никто и не заметит ее исчезновения.

Одной рукой поднося сигарету к губам, вторую она машинально приложила к животу. Что за тоскливая пустота внутри нее, что за зияющая бездна. Тильда пожалела, что не религиозна и не может сейчас обратиться ко Всевышнему с молитвой: попросить, чтобы вечер прошел успешно и Брайан Тэкстон покинул ее дом со словами: «Милейшие люди эти Стоуны. Алекс — классный парень, вот уж на кого точно можно положиться. Все при нем: проницательность, гибкий ум, да еще и жена — отличная хозяйка!» Хозяйке, понятное дело, придется обаять его жуткую половину, но великая цель того стоит.

До чего же все это нелепо — и сегодняшний ужин, и десятки других, которые они устраивали в прошлом и будут устраивать снова и снова, обхаживая, умасливая нудных, но нужных людей; и вечный скулеж Алекса по поводу карьеры. Алекс вбил себе в голову, что они не могут позволить себе ребенка. Абсурд полнейший. Разумеется, все дело в мужской гордости. Деньги-то в семье принадлежат ей, а не ему. Никем не заработанные, эти деньги передавались от одного поколения бездельников к другому, но они мешали Алексу почувствовать себя настоящим мужчиной.

За неимением выбора Тильда вынуждена была подыгрывать. Не обсуждать решения мужа и уж тем более не сомневаться в их справедливости — неписаный закон семьи Стоунов, и Тильда держала язык за зубами, скрывая свое убеждение, что авторитету настоящего мужчины банковский счет жены не помеха.

Импотенция, ныне ставшая почти постоянным спутником Алекса, возникла вскоре после переезда в этот дом, а от помощи врачей он категорически отказывался. Тильда не сомневалась, что ему известна причина поломки «аппарата», но его ослиное упрямство делало любую попытку откровенного разговора бессмысленной. Прижатый к стенке, Алекс отбрехивался «напрягом на работе», отводил глаза, бормотал, что все вот-вот наладится, и быстренько испарялся. Спасаясь от обоюдного унижения, Тильда завела привычку уходить в спальню первой и притворяться спящей. Пусть только Брайан Тэкстон произнесет желанное «да»! Тильда не сомневалась, что Алекс вмиг выздоровеет и ее сексуальная жизнь разгорится жарче, чем в первые дни влюбленности. Если же Брайан Тэкстон откажет… ее вынужденное воздержание продолжится, а маленький Стоун так и останется мечтой.

Левая ладонь Тильды привычно накрыла треугольный шрам на горле. Ну не смешно ли: выставлять этот шрам на всеобщее обозрение, в то время как другой, куда больший шрам, скрыт глубоко внутри, неведомый и невидимый. Никому, кроме самой Тильды и Джуди Маршалл — если, конечно, Джуди сохранила секрет. А вдруг разболтала, к примеру, Хайди Стилбурн? Нет-нет, Джуди можно доверять. Тильда была знакома с ней дольше и считала человеком более надежным, чем Хайди. Джуди, не признающая недомолвок и с ходу переходящая к сути, быстро стала задушевной подругой Тильды, в то время как со слегка замкнутой Хайди настоящей близости так и не получилось.

— Заведи интрижку, дорогая, — без обиняков заявила Джуди. — А надоест — сделай любовнику ручкой и сними другого. Можешь даже двух-трех разом заиметь, только будь осторожна, не вляпайся в неприятности.

Тильда не верила собственным ушам:

— Выходит, ты…

— Я? — Джуди расхохоталась так, будто вопроса глупее в жизни не слышала. — Бог мой, дорогая! Да неужто ты всерьез думаешь, что я пережила бы последний десяток лет без невинных романчиков на стороне? — Она заговорщически понизила голос: — Сама ведь знаешь, как со временем самое притягательное в любимом человеке начинает казаться самым что ни на есть премерзким. Хочешь пример? Пожалуйста: усы моего Роджера. Если я тебя шокирую — скажи, чтобы заткнулась, но, в конце концов, мы с тобой обе уже не девочки. Так вот, когда мы с Роджером стали спать вместе, я обожала его усы, особенно ощущение там, внизу, — ну ты понимаешь. Капельку щекотно, капельку колюче — но не слишком, в самый раз. А теперь? Я ненавижу эту его щетку! У-у-у! Ты и представить себе не можешь, до чего ненавижу! Ночь за ночью, из года в год эта колючая гадость ползает по мне сверху вниз, трется между ног, и я не могу даже отключиться, вообразив кого-нибудь другого на его месте. Так что приходится искать других на стороне, молоденьких и, главное, безусых. Но я очень осторожна.

— А Роджер?..

— А что — Роджер? Полагаю, он тоже трахается в свое удовольствие.

Тильда, вновь передернув плечами от холода, остановила взгляд на огоньке сигареты, оранжево мерцающем в темноте. Она смотрела на свою руку и представляла, как ее сжимает другая рука, мужская, заметно крупнее, со шрамом на ладони и серебряным браслетом на запястье. Она пыталась отмахнуться от видения. Дуновение ветра донесло до нее хихиканье Джуди и отзвуки скрипучего голоса Кристины Тэкстон. Пора бы вернуться к гостям… Но нет — мужская рука не отпускала. А вот и вторая… легла на колено Тильды, скользнула выше, забралась под платье. Тильда стиснула веки.

Незнакомец стал частью повседневной жизни Тильды. Провожая Алекса на работу, она подставляла губы или щеку для супружеского поцелуя и махала с порога, пока он переходил улицу, садился в машину и скрывался за углом. Лишь тогда она позволяла себе один долгий взгляд в сторону человека на автобусной остановке напротив дома. Незнакомец поднимал голову и ловил ее взгляд — без враждебности, но и без особого дружелюбия, словно говоря: «Я знаю, что ты на меня смотришь, и мне плевать». От смущения у Тильды стягивало желудок и горло, она отступала внутрь, захлопывала дверь и отправлялась на кухню, завтракать в одиночестве.

И так изо дня в день, кроме выходных. Изредка автобуса дожидались и другие люди, но чаще незнакомец был один. Не сказать чтобы он занимал все мысли Тильды, но по утрам она невольно ждала встречи с ним и знала, что расстроилась бы, если бы он вдруг не появился.

До откровенного разговора с Джуди о браке, изменах и ненавистных мужниных усах Тильда не отдавала себе отчета в том, насколько важен стал для нее парень с остановки.

— Это невозможно! — упрямо твердила она в ответ. — Измена? Нет, немыслимо. Алекс — единственный, кто мне нужен.

— Да ладно тебе, Тильда! — Джуди в презрительном неверии вскинула выщипанные брови.

Тогда-то Тильда и подумала о своем незнакомце. Вспомнила его темные глаза и крупный рот. Вспомнила волнистые черные волосы, тень щетины на подбородке, золотую серьгу в левом ухе и джинсовую куртку — уродливую, но неотделимую от него.

— Вообще-то… я не прочь переспать с одним парнем… Он по утрам ждет автобус напротив нашего дома. Юнец совсем, можно сказать, мальчишка. Студент, наверное, или кто-нибудь в этом роде. Во всяком случае, слишком молод, чтобы мечтать о сексе с такой, как я. Небось считает меня старой кошелкой.

Идеальные дуги бровей взлетели еще выше.

— Ерунда. Большинство мужиков достаточно самую малость подтолкнуть — и они уже на все готовы.

— Нет. Нет и нет. Что я ему скажу? Если подумать, не очень-то мне и хочется.

— Прошу прощения! Не подскажете, который час? — крикнула через дорогу Тильда, как только тормозные огни машины Алекса зажглись перед поворотом.

Незнакомец покрутил головой. Удостоверился, что вопрос адресован ему — остановка была пуста, машина Алекса уже влилась в утренний автомобильный поток на главной дороге.

— Извините, не знаю.

Приятный голос. Глубокий. Парень вскинул руку, показывая, что часов нет. И руки у него красивые. Мимолетно улыбнувшись, он развернул газету, которую до сих пор держал под мышкой, и углубился в чтение.

«Гардиан», отметила Тильда, довольная, что не наткнулась на любителя бульварной прессы.

— Прекрасный день, не правда ли? — продолжила она.

— Правда.

Он даже не оторвал глаз от газеты. Тильда видела только черноволосую макушку. Интересно, а тело у него тоже в густой поросли? И если да — то хорошо это или плохо? Пожалуй, хорошо… лишь бы плечи не были волосатыми. Какой он длинный. И крепкий. Тильда украдкой бросила взгляд на ширинку и почувствовала, как волна жара прилила к щекам. Ей все в нем нравилось — и легкая сутулость, и небрежная поза у столба остановки. Парень был полной противоположностью ее мужа: настоящее мужское тело в отличие от каркаса Алекса.

Ноги сами понесли Тильду вниз по ступенькам и на улицу. При всем желании она не сумела бы их остановить. Протиснувшись между припаркованными машинами, пересекла дорогу и обошла никогда не просыхающую лужу у бордюра. Ее приближение не осталось незамеченным — удивленный, он поднял голову. Она ступила на тротуар, замерла рядом с ним. Он оказался ниже, чем выглядел издалека. И смотрел на нее как на чокнутую.

— Когда придет автобус? — кокетливо спросила Тильда.

— Не знаю. Скоро. Я не ношу часов. — Парень сделал попытку вернуться к газете, но присутствие Тильды явно отвлекало. — Вы тоже на автобус? — подозрительно поинтересовался он. Тильде не положено было ни подходить к нему, ни заговаривать, ни уж тем более садиться в автобус — все это не вписывалось в сложившийся порядок. Один долгий взгляд с порога и возвращение домой — вот и все, что от нее требовалось.

— Да.

— У вас входная дверь открыта.

— Да? А-а, действительно. — Сложный момент. Объяснения, как ни крути, не найдешь, но и сдаваться Тильда не собиралась. — Собственно, ближайший автобус мне не нужен. Просто подумала, что ты знаешь, как часто они ходят.

Он посмотрел на ее ноги, медленно поднял взгляд к лицу. Их глаза встретились вровень — парень был одного роста с Тильдой. Или даже чуть-чуть ниже. Вблизи его глаза оказались громадными и такими темными, что зрачки сливались с радужкой.

— Мне нужно будет поехать, но позже.

— Вон там гляньте. — Он кивнул на застекленное расписание и вновь уткнулся в газету.

— Спасибо. — Даже не оглянувшись на расписание, Тильда продолжала смотреть на парня. На его шею. На ямочку у горла чуть повыше воротника рубашки — ей хотелось лизнуть эту ямочку.

Он заметно напрягся — стараясь не замечать ее взгляд, но не в силах избавиться от назойливого внимания.

— Ты студент? — К чему этот вопрос, Тильда и сама не знала. С другой стороны, молчание становилось невыносимым.

— Автобус опаздывает, — бросил он, не отрываясь от газеты. Тильда заметила, что он читает статью о количестве часов, которые проводит перед телевизором среднестатистический британский ребенок.

— Сколько тебе лет? — Идиотский вопрос. Хуже прежнего. Может быть, он читает статью на другой странице — о статистике разводов в стране?

— Ладно. — Он так и не поднял головы. — Но только не в спальне.

Тильда смотрела на его ладони, крупные, но не мясистые. У основания большого пальца белел небольшой шрам, а на запястье блестел браслет. Смысл его слов до нее дошел не сразу. В них вроде бы и не было смысла.

— Что?

— У меня мало времени, и я не хочу этим заниматься там, где ты спишь со своим мужем.

Она все еще смотрела на его руки — взглянуть сейчас ему в лицо было немыслимо. На среднем пальце левой руки он носил кольцо, похожее на ее собственное, разве что подешевле.

Все произошло на кухне. В доме Тильду одолела робость, и она решила предложить чаю, чтобы хоть освоиться друг с другом. Наполнила чайник и поставила на огонь, но пока оба в неуютном молчании ждали, когда закипит вода, гость расстегнул пояс, рывком стянул вниз штаны и трусы.

И взял ее стоя, сзади, вынудив упереться в стену. Тильда сначала не закрывала глаза, но листок со списком необходимых покупок торчал прямо у нее перед носом, и взгляд метался по строчкам: фольга для запекания, филе цыплячьей грудки, свежий базилик, яйца, масло, зеленые яблоки, грибы… Чертов список отвлекал, и она наконец зажмурилась.

Семь внятных мыслей сложились в ее мозгу во время секса с незнакомцем, а потом вновь и вновь приходили к ней в том же порядке:

1. Я даже имени его не знаю. Как сексуально!

2. Алекс никогда не брал меня стоя.

3. Слишком светло. В темноте он не заметил бы моего целлюлита.

4. Каков его член с виду? Не успела разглядеть, он так резко начал.

5. Алекс, наверное, просто не умеет трахаться стоя.

6. Неужели кончить удастся?

7. Мог бы и поцеловать сперва.

Его ладонь нашла клитор, и все мысли Тильды улетучились.

Тильда швырнула окурок в клумбу, облюбованную соседским котом под туалет. Память о руках Дэвида не отпускала — Тильда видела их, ощущала на себе. Именно ладони запомнились ей больше всего — возможно, потому, что в какой-то момент, открыв глаза, она увидела, как эти ладони колдуют над ее телом. Вряд ли его звали Дэвидом… с тем же успехом имя могло быть каким угодно — Кейт, скажем, или Уэйн, или Клиффорд. Дэвидом она нарекла его сама, радуясь, что настоящего имени не узнала. Так куда легче убедить себя, что страдаешь по придуманному образу, а не по реальному человеку, с которым однажды трахалась на кухне.

Однажды — в буквальном смысле. Парень тут же ушел. Даже не поговорили по-человечески. В тот момент для Тильды это был наилучший вариант, но позже желание ее истерзало. Следующим утром она провожала Алекса на работу с колотящимся сердцем, однако остановка была пуста. Тильда постояла на пороге, вернулась в дом и приклеилась к окну гостиной. Парень так и не появился. Ни в тот день, ни на следующий, ни еще через день. Нашел, должно быть, иной способ добираться до работы.

Ну а потом — могло ли быть иначе — Тильда обнаружила, что беременна. Она даже не удивилась. С Алексом, бывало, умышленно шла на риск в тайной надежде «залететь», а с Дэвидом мысль о предохранении даже в голову не пришла. В дурмане тошноты и страха она ринулась с новостью к Джуди.

— Ребенка хочешь? — спросила та.

— Больше всего на свете.

— Так в чем дело?

— Алекс ни на что не способен уже четыре месяца. Мы с ним не спим.

— Признаться ему можешь?

— Нет!

— Тогда придется избавиться.

Тильда оцепенела. Ее на несколько минут разбил паралич, оставив лишь способность слушать Джуди и периодически кивать.

— У тебя ведь есть деньги? Значит, проблем не будет. Я все устрою, не переживай. Через пару недель ты и думать обо всем забудешь.

Джуди еще кое-что добавила, и эта фраза прочно засела в памяти Тильды. В глазах Джуди она уловила звериный огонь, а на зубах — пятнышко крови… или то была всего лишь помада?

— Случись такое со мной, я сделала бы то же самое — истребила бы к чертям.

Полин была на грани срыва. Густо-свекольного цвета, она без видимых причин пыхтела, как загнанная лошадь.

— Куда вы пропали, миссис Стоун? Здесь уже мистер Стоун был, вас спрашивал. Говорит, пора начинать. Все готово. Давно готово!

— Извини. Я не должна была бросать тебя одну так надолго. И не волнуйся, заплатим мы, сверх обещанного заплатим. А теперь, пожалуйста, помоги с закусками.

Все необходимое уже ждало на столе: тарелка с горой тертого халлуми^[4], миска с нарезанной зеленью и миска с чищеными грецкими орехами, блюдо с песто^[5] (приготовленным заранее) и, наконец, разноцветные бутылочки с подсолнечным маслом, ореховым маслом и с уксусом.

Близкая паника улетучилась, стоило Тильде бросить один взгляд на стол с заготовленными продуктами. Кулинар она не из выдающихся, но салаты ей удаются на славу. Создание хорошего салата схоже с ведовством: точно колдунья, ты отбираешь нужные травы, отмеряешь масло, смешиваешь с уксусом. Что ж, сейчас и черная магия пришлась бы к месту — любые средства годятся для успеха сегодняшнего ужина. Знать бы еще какой-нибудь заговор на возвращение сексуальной силы мужа. Пока Полин раскладывала по тарелкам горки сыра и щедро плюхала сверху песто, Тильда ворожила над заправкой, пытаясь превратить ее в волшебное зелье. Пусть довольный Брайан Тэкстон перед уходом похлопает Алекса по плечу и шепнет на ухо: «Решено, дружище, беру в партнеры». Пусть сгинет импотенция Алекса. Пусть его члену станет тесно, и плевать, что будет смотреться нелепо, зато настоящим мужиком.

Тильда смешала зелень с заправкой, разложила по краям тарелок. Она украшала салаты половинками грецких орехов, когда на кухню влетел Алекс — без намека на гигантскую эрекцию в штанах, но в остальном изрядно возбужденный.

— Тильда, где тебя носило?! Я уж решил, что ты умыла руки и слиняла к чертям собачьим.

— Успокойся, — невозмутимо отозвалась Тильда. И провела ладонью по его колючей щеке. — Ты что, забыл побриться?

— Ничего я не забыл! — с обидой, как вздорный мальчишка, выкрикнул он. Тильда в душе обожала эти его вспышки. — Долго еще? Нам что, вылакать весь бар, прежде чем сядем за стол?

Пропустив шпильку мимо ушей, Тильда обернулась к Полин:

— Можешь подавать закуски. Суповые тарелки отнесла?

— Да. — На лице Полин было написано облегчение: наконец дело дошло до ее прямых обязанностей. Она нагрузила поднос тарелками, подхватила его с поистине профессиональной сноровкой — откуда что взялось? — и выплыла в коридор.

— Ты в порядке, Тилли? — озабоченно спросил Алекс.

— В полном. А вот ты что-то разлохматился. Ну-ка, давай я…

Шагнув к нему, она пригладила взъерошенный светлый пух. Временами он совсем как дитя малое. Тильда уронила руку и, не устояв перед искушением, накрыла ладонью его пах и сжала слегка, надеясь на чудо воскрешения. Чуда не случилось.

Алекс отшатнулся, потрясенный:

— Что на тебя вдруг нашло, Тильда? Прекрати!

— Хочу тебя. — Слова слетели с языка, изумив даже Тильду. — Сто лет так тебя не хотела.

— Суп сразу подавать?

Полин вернулась. Схватить бы эту прыткую девку за нос и крутануть как следует или воткнуть самый острый из ножей в ее мерзкую, поросшую волосами родинку на левой щеке.

— Дождись, пока мы рассадим гостей, — и можешь подавать.

Алекс не упустил своего шанса ретироваться.

Клэрри ступила через порог в слепящее смешение красного и золотого. Пурпурные стены с позолоченным бордюром поверху, золотистые бархатные портьеры. Над камином черного мрамора — портрет седовласой, нарядной пары: женщина сидит в кресле, мужчина стоит сзади, опустив ладони на ее плечи. Клэрри решила, что старик ей подмигивает, но, рассмотрев его суровое лицо, поняла, что ошиблась. Ее внимание привлек большой круглый стол, накрытый белой скатертью, она с трудом подавила желание сбросить с него свечи в высоких канделябрах, серебряные приборы, хрусталь, тарелки и солонки. Все сбросить и упасть на стол ничком, как можно шире разбросав ноги и руки. Если бы такое было возможно. Она бы выгнула спину и, ощущая, как до боли натягиваются мышцы в паху, запустила столешницу вокруг, точно рулетку. Стол крутился бы все быстрее и быстрее, и платье с нее слетело бы, и она превратилась бы в безумный смерч, который втянул бы всех гостей в свое узкое чрево и выплюнул где-нибудь посреди страны Оз.

Клэрри мотнула головой, избавляясь от видения. В столовую она двинулась первой, и остальные гости уже наступали на пятки. Клэрри торопливо заняла место, откуда можно было разглядывать любопытную пару на портрете, и обрадовалась в душе, когда в соседнее кресло плюхнулся Пластилин. Ей нравился Пластилин.

Тильда всегда отдавала предпочтение круглым столам (в сравнении с традиционными, прямоугольными, они создают более дружескую атмосферу), и несколько лет назад Алекс купил круглый дубовый стол, за которым уместились бы все рыцари короля Артура. И тем не менее сегодня, чтобы избежать малейших недоразумений, Тильда собиралась усадить гостей в соответствии со своим планом. Утром она даже расписала этот план на бумаге, а с появлением Клэрри мысленно внесла в него изменения, решив усадить невестку между собой и Джуди, чтобы обеспечить присмотр с обеих сторон.

Реальность обманула ожидания. Не дожидаясь указаний хозяйки, гости ринулись к столу и уселись без разбору. К ужасу Тильды, невестка оказалась между Брайаном и Кристиной Тэкстон, причем Алекс упустил шанс устроиться рядом с Брайаном, а сама Тильда лишилась возможности хоть как-то влиять на чокнутую Клэрри. Ничего хорошего начало ужина не сулило.

— Суп все будут? — спросила Тильда, когда Полин внесла в столовую дымящуюся серебряную чашу. — Это «Виши». Рекомендую.

— Тильда восхитительно готовит, — сверкнул своей знаменитойулыбкой Клайв Стилбурн, опускаясь в кресло между Алексом и Тильдой. — Советую не отказываться ни от чего, приготовленного ее руками.

— Ой, Клайв, ты меня перехваливаешь. Без поваренной книги я полный ноль. — Тильда деланно смутилась, в душе проклиная чертова Стилбурна. Алекс прав — Клайв совершенно невыносим.

Тем временем Алекс взвинченной мухой вертелся вокруг стола, с бутылкой белого вина в одной руке и бутылкой красного в другой, наполняя бокалы и что-то бормоча себе под нос.

— Что это? — Скрипучий голос Кристины Тэкстон пробился сквозь звон приборов и приглушенный гул любезностей.

— Суп «Виши», — повторила Тильда.

— Нет. Что это? — Кристина ковырнула вилкой закуску.

Тильда выдавила улыбку:

— Тертый халлуми, песто, кресс-салат, фиалка, заправка и грецкие орехи.

— Замечательно! — Хайди Стилбурн поправила бретельку платья и потянулась за хлебом.

— У меня аллергия на орехи, — сообщила Кристина.

— Точно. У нее аллергия, — с набитым ртом подтвердил Брайан. В две секунды умяв половину закуски, он уже поедал взглядом суп.

— Правда? И в чем это выражается? — В глазах Джуди заплясали недобрые огоньки.

— И не спрашивайте, все равно не скажу. Как вспомню, так аппетит пропадает. — Кристина подкрепила слабеющий организм глотком вина.

Боже. Тильда злобно прищурилась. И с этим гнусным существом ей нужно подружиться? От одной мысли блевать тянет.

— Давайте уберем орехи, — предложила она осторожно.

Кристина пялилась в тарелку и принюхивалась самым оскорбительным образом. Вздумай Клэрри такое устроить — получила бы от Тильды хороший пинок под столом.

— Зелень заправлена соусом? — Кристина вновь вперила обвиняющий взгляд в хозяйку.

— Конечно.

— А в соусе случайно нет орехового масла?

— Ах да, прошу прощения, о масле-то я и не подумала. — Тильда знаком велела Полин унести преступную закуску. — В таком случае, попробуйте суп. Уверяю, в супе ничего рядом с орехами и близко не лежало.

Все они как дети, все до единого, думала Тильда, наблюдая, как ее помощница наполняет тарелки густой жидкостью. Капризничают, когда голодны, требуют добавки и боятся, что лакомства на всех не хватит. Хотя какие там дети. Скорее поросята вокруг корыта.

Она глянула на Клэрри. Странное дело — невестка вела себя приличнее всех остальных, просто потому, наверное, что еда ее не интересовала. Выудив из закуски крошечный кусочек сыра, она жевала его, упорно глядя в бокал с вином.

— Вы, должно быть, не работаете? — спросил ее Брайан между двумя ложками супа. — Или?..

Клэрри и бровью не повела.

— Клэрри! — прошипела Тильда. — Брайан задал тебе вопрос!

— Да? Извините. — Подняв голову, Клэрри лучезарно улыбнулась. — А какой?

Тильда скрипнула зубами. Какого черта Клэрри уселась именно там?!

— Я спросил, вы работаете или нет?

Клэрри на секунду смешалась.

— Нет. Не совсем.

— Расскажи о картинах, Клэрри, — через стол бросил Алекс. — Она рисует, — добавил он.

«Что ты творишь, Алекс», — подумала Тильда.

— В самом деле?

Похоже, Брайану творческая деятельность внушала благоговение. Тильда решила, что он из тех, кто ничего не смыслит в искусстве и покупает картины, исходя из их величины (побольше) и цены (повыше), а дом его, должно быть, ломится от сомнительных копий и жутких пейзажей в дорогущих золоченых рамах.

Следующий вопрос Брайана утвердил Тильду в ее мнении.

— И что за штуки вы рисуете?

Клэрри опять уставилась в бокал.

— Красные, — сказала она.

— Красные штуки? — переспросил Брайан.

Вилка Тильды застыла на полпути ко рту, листик салата спланировал на колено. Оставалось только уповать на здравый смысл Брайана. Не станет же он продолжать расспросы, демонстрируя свое невежество?

— Красные штуки? — мечтательно повторила Джуди, и Тильда едва удержалась, чтобы не удавить ее. И эта туда же! — Тебе нравятся красные картины, Клэрри? Мне, например, при мысли о красном сразу вспоминается Ротко. Клэрри, а ты не последовательница Ротко?

— Кого? — сказала Клэрри.

Как угодно, но внимание от Клэрри надо отвлечь, решила Тильда. Алекс был с ней солидарен.

— Клэрри закончила художественный факультет в Ньюкасле, — откашлявшись, объяснил он. — Там и познакомилась с моим братом Моррисом. Сейчас у него небольшая художественная галерея. Время от времени он выставляет и картины Клэрри, но в основном она рисует просто для удовольствия.

— Вот как. Значит, у вашего мужа свое дело?

Ну почему Брайан с таким упорством обращается именно к этому недоразумению?

Судя по выражению лица Клэрри, слова Алекса ни с ней, ни с ее реальной жизнью не имели ничего общего.

— Н-нет, — неуверенно отозвалась она. — У Морриса нет никакого… дела.

К счастью, собственные проблемы волновали Брайана больше, чем заморочки Клэрри.

— Мы с Кристиной подумываем о том, чтобы заказать семейный портрет. — Умудрившись за болтовней расправиться и с салатом, и с супом, он крутил головой в надежде, что Полин расщедрится на добавку. — Что-то вроде… — Он кивнул на портрет над камином. — Мне нравится. Кто это?

Не в первый раз за вечер Тильде пришло в голову, что с Клэрри стряслось что-то серьезное, но стоило Брайану сменить тему разговора, ее тревога уступила место облегчению.

— Мои родители. Портрету около пятнадцати лет. Прекрасная вещь, не правда ли?

— Тесть с тещей смотрят на нас изо дня в день, из года в год. Эдак можно и несварение схватить, но держать их в столовой все же лучше, чем в спальне, верно?

Шутке Алекса никто не засмеялся. Он просканировал лица в надежде, предлагая кому-нибудь вызволить его, но заинтересовать никого не сумел. Покраснев, Алекс зашлепал ложкой в супе.

Тильда почувствовала себя задетой. Откуда в нем такая жестокость? Откуда потребность постоянно унижать ее на людях? А последняя издевка особенно оскорбительна. Он винит во всем не только жену, но и ее родителей. Бедные папа и мама… что они ему плохого сделали?

Клэрри разглядывала суп. Какой он желтый. Вряд ли у нее получится проглотить что-нибудь настолько желтое. С красным проблем не было бы, но желтое… желтое — совсем другое дело. Кажется, Пластилин что-то говорит. Все говорит и говорит. Сначала он обращался к ней, но теперь вроде бы оставил в покое. Наедине с едой. Закуска Клэрри понравилась. Очень красиво выглядит на тарелке. Жаль портить красоту ради утоления голода, но Тильда заметит, что она ничего не тронула, и разозлится. Клэрри попробовала сыр. На вкус как резина. Ощущение странное, но не противное. Случайно уронив завиток сыра в суп, Клэрри вскинула голову — заметила Тильда или нет? Не заметила. Тильда в упор смотрела на Алекса. Похоже, она чем-то расстроена, вот только чем? Клэрри не имела представления, но не удивлялась: у Тильды вообще нервы не в порядке.

С точки зрения Клэрри, ужин проходил неплохо. Все вели себя прилично, вовсю хвалили и салат, и суп. Правда, Алекс не в настроении — то и дело откашливается и вертит ложку в руках. Клэрри надеялась, что с ней это не связано. Она чувствовала напряжение между Алексом и Тильдой, но ведь брак и есть сплошное напряжение, разве нет?

Круэлла, чего и следовало ожидать, оказалась самой шумной. Нижняя губа у нее была измазана красным вином, но это почему-то ее не смущало. Круэлла явно умеет привлечь к себе внимание. Интересно, она заигрывает с Пластилином — или издевается над ним? Трудно сказать… На остальных гостей Круэлла поглядывает плотоядно, будто все они значатся в меню ужина. Клэрри не сомневалась, что та способна проглотить и переварить любого.

Ее муж, напротив, чувствует себя не в своей тарелке — или это у него манера такая? Возможно, Вояка не в ладах со светскими любезностями и отдает бразды правления своей шустрой супруге, предпочитая слушать, пока беседа не коснется чего-нибудь ему хорошо известного — к примеру, вербовки молодежи в армию.

Стилбурны… Эти совсем другие. Сетка почти не открывает рта с тех пор, как выскочила из гостиной. Делает вид, что ловит каждое сказанное за столом слово, но интуиция подсказывала Клэрри, что эта сосредоточенность — не более чем маска, скрывающая собственные мысли. Клэрри на миг ощутила родство с Сеткой, поскольку сама нередко пряталась за такой же маской. В этой паре, несомненно, яркая половина — Глянец, не упускающий возможности блеснуть остроумием. Если шанс долго не выпадает, Глянец не стесняется и перебить собеседника. Его комические выпады никого особенно не забавляют, а ему наплевать.

Пластилин же наслаждается всеобщим вниманием. Он не привык быть душой компании, но сегодня все ловят каждое его слово. Бедняга уже побагровел от усердных стараний жевать, говорить и дышать одновременно. Изредка он громко хохочет — того и гляди, думает Клэрри, сердце откажет и он рухнет лицом прямо в тарелку (наполненную в третий раз). Кость полностью захвачена исследованием предложенных блюд. Салату, понятно, дали отставку, но и суп попал под подозрение. Каждая наполненная ложка изучается отдельно, после чего содержимое нередко отправляется обратно в тарелку. Клэрри понятия не имела, что Кость там выискивает. Быть может, в ее порцию угодило что-то живое? Или цвет супа не привлекает? Если так, Клэрри сочувствовала Кости — суп и вправду был невероятно желтым.

Клэрри плыла по озеру из супа. До сих пор ей не доводилось плавать ни в чем до такой степени желтом. И тягучем — настолько, что она двигалась как в замедленном кино. Неподалеку маленьким островком покачивался упавший в тарелку кусочек халлуми. Клэрри изо всех сил работала руками и ногами, чтобы добраться до него, но вязкая жидкость тормозила, и энергии уходило в два раза больше, чем если бы она плыла в воде. Клэрри кашляла и отфыркивалась — желтая гадость так и норовила забить ноздри. Волей-неволей она глотала суп, оказавшийся не такой уж и гадостью. Вот только дышать становилось все труднее. Наконец ей удалось одной рукой дотянуться до островка и выбраться из желтой клейковины. Она уселась на краешек сырно-резиновой кочки и уставилась на облепившую ее желтизну. Мохеровый наряд безнадежно изуродован. Неужели подвела Тильду с Алексом? Неужели испортила весь вечер?

С сырного островка все выглядело иначе, будто она попала на концерт на стадионе. Звук был повсюду, звенел в ушах, оглушал. Чуть откинув голову, она смогла заглянуть внутрь носа Пластилина и увидеть жесткие волоски, утыкавшие темно-красные стенки ноздрей. Клэрри перевела взгляд на картину. Фигуры на портрете отсюда казались темными, зловещими: морщинистые, жестокие лица, недобрый блеск в глазах. Перепуганная, Клэрри повернулась на своем островке, чтобы успокоить взгляд на Алексе.

Лицо Алекса было сплошь в дырах. Клэрри-большая никогда не замечала у Алекса проблем с кожей, а сейчас ясно представила его подростком, усыпанным ярко-красными прыщами с белыми головками, которые он давил каждое утро перед тем, как бриться. Обращался ли он к доктору за всякими лосьонами и пилюлями? Или обошелся без помощи врачей и просто перерос прыщи, забрав во взрослую жизнь память о тех днях, когда ни одна девочка не хотела с ним целоваться, а сам он ненавидел себя всякий раз, когда приходилось смотреть в зеркало? Бедный Алекс.

Круэлла затеяла рассказ о детстве, и ее винно-рубиновые губы вели собственный спектакль, эффектно складываясь, округляясь и растягиваясь. Клэрри видела крохотные обветренные лоскутки, которые обычно прячут под толстым слоем помады. Клэрри представилась бабочка, взмахивающая крылышками при каждом слетевшем с губ слове. Голос Круэллы гудел набатом в ушах малютки-Клэрри.

История Круэллы достигла кульминации, и стол взорвался хохотом. Скорее всего, слушатели отреагировали лишь вежливыми смешками, но для Клэрри-маленькой даже такая реакция едва не обернулась катастрофой, вызвав девятый вал в ее тарелке с супом. Вцепившись в спасительный обломок сыра, Клэрри удалось остаться на плаву.

— А я заперлась в туалете, когда мне было года два или три, — подала голос Сетка.

Сквозь ячейки платья-гамака Клэрри видела смуглую кожу и тоненькие светлые волоски, пробивающиеся на волю.

— Мне не разрешали закрываться, но без этого игра не получилась бы. Уж не помню, что за игра такая, только мне непременно нужно было запереться на замок. Я сто раз так делала, но в тот день замок заело и ключ не поворачивался. Я испугалась, заплакала, потом кричать начала. Не знаю, сколько я там просидела, — мне показалось, не меньше недели. В детстве ведь время по-другому идет, сами знаете. Боже, как мне было страшно. Страшнее, чем когда сирена в тумане гудит.

— И как же ты выбралась? — не выдержал Алекс. Ему, похоже, не терпелось одним махом проскочить сюжет и добраться до развязки.

— Как выбралась, не помню. В памяти один страх остался.

Да. Должно быть, это очень страшно. Ты такая маленькая — и одна, совсем одна в тесной комнатке. От крика тяжело дышать… Ребенок хрипит, задыхается, а по другую сторону двери паникуют родители, пытаются успокоить, уговаривают еще и еще раз попробовать повернуть ключ и клянут себя за то, что не вынули его из замка и не убрали от греха подальше. Или, быть может, снаружи вообще никого не было. Быть может, ребенок заходился в крике, которого никто не слышал, поскольку родители беспечно пили чай в другой части дома.

Над головой Клэрри возникло что-то громадное, из светлого металла. Тяжелая штуковина неуклонно опускалась, и Клэрри поймала свое отражение в блестящей выгнутой поверхности… громадной ложки, которую держала гигантская уродливая рука Кости. Клэрри увидела жилистую, с обвисшей кожей, шею; услышала клацанье хищных зубов. Ложка все приближалась, кривое отражение Клэрри все увеличивалось. Почему Кость взялась за суп Клэрри?!

Ответ молнией озарил сознание. Она очутилась в чужой тарелке! Непонятно, каким образом, но она очутилась в чужой тарелке. В любую секунду ее могут подцепить на ложку и проглотить!

Сырная кочка заплясала как бешеная — это ложка нырнула в суп, устроив колоссальную желтую волну, которая накрыла Клэрри с головой и затянула в водоворот. Густая масса грозила забить легкие. Еще миг — и Клэрри утонет в супе или вместо гренки попадет в желудок Кости. Неужели это конец?

Клэрри зашлась в кашле, и Брайан принялся хлопать ее по спине. Тильда не могла взять в толк, что случилось с этой чокнутой. Только что мирно-чинно хлебала суп, и вдруг на тебе — устроила целое представление. Того и гляди помрет от приступа астмы, хотя о своей астме невестка ни разу не упоминала. Какое-то время Тильда игнорировала хриплое дыхание Клэрри, решив, что та пытается привлечь к себе внимание. Но Клэрри не унималась, и Тильда уже ни думать ни о чем другом не могла, ни вникать в историю Хайди о том, как та в детстве заперлась в туалете. Клэрри дышала все натужнее, все отчаяннее. Встревоженные гости притихли; Тильде пришлось послать Полин за стаканом воды. Не воспользоваться ли случаем, про себя прикинула она, и не отослать ли Клэрри в спальню? Кашель усилился. Лицо Клэрри скукожилось, брызги слюны полетели во все стороны. Господи, да что с ней происходит, с этой ненормальной девчонкой?

От хлопков Брайана толку было мало. Похоже, он собирался расстегнуть воротник Клэрри, но воротник отсутствовал, так что Брайан остался не у дел. Гости оторвались от кресел и нависли над столом. Никто ничего не предпринимал, но каждый был готов к действию. Судя по взгляду Алекса на Тильду, он считал ее ответственной за здоровье жены его брата.

— Я-то что могу?.. — выпалила Тильда, получив в ответ лишь презрительный взгляд мужа.

Отодвинув с дороги Брайана, Джуди уже была рядом с Клэрри.

— Наверное, что-то в горле застряло, — пробормотала Хайди.

— Глупости. Она ведь ела суп, — отрезал Алекс.

Джуди одной рукой обняла Клэрри за плечи, а другой пыталась влить в нее воду.

— Может, она больна? Может, врача вызвать? — скрипела Кристина, но никто не обращал на нее внимания.

Под ледяным взглядом мужа Тильда вынуждена была наконец двинуться к невестке, по пути отпихнув Тэкстониху резче, чем, пожалуй, следовало бы. Клэрри, откинувшись на руку Джуди, постепенно приходила в себя. Мучительные спазмы стихали, но говорить она была не в состоянии.

— Давайте-ка уложим ее в постель, — сказала Джуди.

Тильда вздохнула с облегчением. Слава богу, можно избавиться от Клэрри. К тому же предложение исходило от Джуди, а значит, Алексу не к чему будет придраться. Так и есть, кивает. Ему тоже нелегко пришлось, бедняжке.

За годы замужества Тильда здорово намучилась с Клэрри. Черт бы побрал это разделение на мальчиков-девочек. Сколько раз Алекс с Моррисом уматывали в бар, или на пару усаживались перед телевизором, упиваясь футбольным матчем, или решали (по молодости лет, правда; давно уж такого не было) сыграть партию-другую в бильярд, любезно оставляя «девочек» поболтать «о своем, о женском». Оно бы и неплохо, если б Клэрри имела хоть малейшее понятие о задушевном женском трепе.

— Вот и славненько! — в один из таких дней жизнерадостно воскликнула Тильда, хотя ее хорошее настроение упорхнуло вслед за братьями, которые в очередной раз хлопнули дверью, оставив ее в западне с Клэрри. — Как насчет завалиться на диван с бокальчиком джин-тоника? Не возражаешь?

Она изобразила самую сестринскую из своего арсенала улыбок и всерьез собралась двинуть к бару под ручку с невесткой, но та приклеилась к аквариуму, выставив палец с таким видом, словно рассчитывала сунуть его в рот громадной тропической рыбине, прожорливо обиравшей водоросли со стеклянных стенок.

— На тебя похожа, правда? — сказала Клэрри, обратив свой фирменный детски-невинный взгляд на Тильду.

Будто пощечину отвесила.

— Что?! — выдохнула Тильда.

— Совсем как ты. — Клэрри вновь уставилась в аквариум.

Решив не обращать на идиотку внимания, Тильда прошла к бару у противоположной стены комнаты и смешала два коктейля. Хотелось бы знать, надолго ли смылись мужики. «По пинте пропустим — и домой, дорогая, — пообещал Алекс при виде ее каменного лица. — В кои веки братья по кружке пива выпьют, что за преступление?» Так она ему и поверила. Пинтой, ясное дело, не ограничатся. По четыре опустошат, а то и по пять. Алекс явится красномордый, крикливый, шаткий и перебьет все, что попадется стеклянного по пути в спальню.

Разумеется, Тильда согласилась остаться с Клэрри. А как не согласишься? Торчать с ней в доме ужасно, но еще ужаснее вновь увидеть умоляющую гримасу Алекса: «Прошу тебя, Тилли, пожалуйста! Ради меня, а? Ну не настолько уж она плоха?»

Настолько. И даже хуже. Тильда приложилась к коктейлю.

— Как ее зовут? — прервал ее мысли монотонный голос Клэрри.

— Кого? О чем ты?

— О рыбке, конечно. Как ее зовут?

Тильда вздохнула.

— Ради бога, Клэрри, оставь ты этот аквариум. Иди сюда, выпей лучше. Никак ее не зовут. Рыба — она и есть рыба.

— Тогда я назову ее Тильдой, — сообщила Клэрри. — В твою честь.

Тильда едва не завизжала.

— Чего ты добиваешься, Клэрри?! К чему эти сцены тупой наивности? Вот что я тебе скажу: Алекса и Морриса можешь оскорблять сколько влезет, но со мной такие номера не пройдут!

Клэрри вмиг стала похожа на получившего пинка спаниеля.

— Прости, — сказала она. И добавила после секундного раздумья: — Но что я такого сделала, Тильда?

— Боже, дай мне силы, — пробормотала та, схватив Клэрри за плечи. — Что сделала? В данном случае… в данном, конкретном случае ты сравнила меня с рыбой — скользкой, тусклой, раскормленной, мерзкой рыбой. Только и всего.

— Да? — Клэрри уронила голову. — Но я совсем не это имела в виду.

Отговорка? Тильда пыталась уловить в щенячьих глазах лукавство, но их взгляд был чист. Нехотя Тильда вернулась к аквариуму, где Клэрри вновь ткнула в жирную тварь:

— Смотри, как она трудится, пока все остальные рыбки бездельничают. Она одна поддерживает чистоту, уничтожая весь мусор, чтобы другие могли плавать и играть в воде, где им ничего не мешает. Вот почему я и хотела назвать ее твоим именем.

И Тильда оттаяла.

Клэрри медленно открыла глаза. Ослепленная ярким светом, зажмурилась и с минуту лежала в темноте, пытаясь сообразить, что происходит. Одно бесспорно: поскольку она только что проснулась, значит, какое-то время спала. Клэрри вытянула руку вправо, надеясь найти знакомое теплое тело Морриса, но ладонь лишь вынырнула из-под покрывала, в холод.

Она повернула голову, чтобы избежать слепящих лучей, и осторожно подняла веки, будто выпуская новорожденную змейку из скорлупы. Человечек в черном пальтишке завис метрах в двух от пола. У него не было головы, но он не желал Клэрри зла, угрозы от него не исходило. Когда глаза Клэрри привыкли к свету, человечек превратился в ее черную футболку, повисшую на гвозде от картины. Клэрри повернула голову в другую сторону и увидела зеленые шторы в ромашках. Значит, то был не сон. Все правда.

Она в зеленой спальне, в доме Алекса. Тильда с Круэллой уложили ее в постель. Клэрри смутно помнила руки, раздевшие ее, старательно лишившие уютного мохерового тепла, прежде чем опустить на стылую простыню. А сколько она проспала?

В щель между шторами не пробивается ни лучика. Значит, сейчас ночь, а ослепил ее светильник, оставленный включенным на прикроватной тумбочке. И все же — сколько она здесь пробыла? Ушли, ли гости? Кто еще не спит в доме кроме нее? Возможно, она проспала всю ночь и целый день? Быть может, сейчас уже следующая ночь? Что ж… есть только один способ узнать — подняться и пройти по дому. Клэрри откинула покрывало, села на кровати. Голова чуть кружилась, горло саднило — должно быть, от кашля. Она опустила ноги на умиротворяюще пушистый ковер. Сон не освежил ее, не добавил сил; тяжелая голова, казалось, была сделана из дерева — из сосны, например, или даже из дуба, как гигантский круглый стол Тильды. Клэрри представилось, что вокруг ее головы расселись гости и наслаждаются ужином, звякая ножами и вилками до того громко, что ушам больно.

Дрожа от холода, Клэрри поискала глазами, во что бы одеться. На ней остались одни трусики. Мохеровое платье исчезло, а снять с гвоздя свою футболку она не решилась — ведь тогда на стене открылось бы пятно от жуткой репродукции Ван Гога. Съежившись и растирая покрытые мурашками руки, она наконец заметила белый банный халат на двери ванной, нырнула в него, и ей сразу стало тепло.

У выхода Клэрри помедлила немного, согревая в ладони круглую медную ручку, прежде чем повернуть ее и ступить в коридор. Дверь, на ее счастье, открылась почти бесшумно. На площадке третьего этажа горел свет. Клэрри была удивлена — она ожидала полной темноты. Наверное, специально для нее оставили, чтобы не упала с лестницы, если вздумает бродить ночью по дому. Как предусмотрительно. Она миновала две двери, остановилась на верхней ступеньке, взялась за полированные деревянные перила и медленно двинулась вниз, как можно тише, чтобы не разбудить Тильду и Алекса.

Второй этаж был погружен во мрак. Клэрри слышала тиканье напольных часов, но разглядеть стрелки не позволяла темнота. Она провела ладонью по стене в поисках выключателя. Безуспешно. А куда ей, собственно, идти? Клэрри и сама толком не знала. Быть может, на кухне осталось что-нибудь от ужина? Кажется, голод проснулся. Клэрри давно не вспоминала о еде; а чувство голода, оказывается, приятно. Хотя… шарить в холодильнике без спросу… это ведь неприлично? В конце концов, она не у себя дома. И кухня здесь не ее, и все, что в холодильнике, принадлежит не ей, а Тильде. И Алексу, конечно. Если они еще не спят, можно спросить разрешения. Где их спальня? В какую замочную скважину заглянуть, к какой щелке в двери приложить ухо, чтобы услышать похрапывание и сонное дыхание?

Что это?! Голоса? Один из них — наверняка голос Тильды. Значит, они все-таки еще не спят и можно спросить разрешения поесть. А вдруг Тильда даже спустится вместе с ней на кухню и что-нибудь разогреет? Или Алекс предложит кружку горячего молока с ложечкой меда — Моррис всегда так делает, если ей приснится кошмар или мучает бессонница. Горячее молоко с медом. Вот было бы здорово. Как будто она снова дома, с Моррисом…

— Я тебе говорила, какое ты чудо? Говорила?

Клэрри верно вычислила дверь. В крохотную щелочку пробивался свет. Ей было капельку стыдно подслушивать. Не дай бог попадет на любовную сцену. Тильда с Алексом были явно не в ладах весь вечер и сейчас, наверное, ищут примирение в объятиях. Очень может быть, что они уже в постели и…

— Конечно, радость моя. И не раз. Но комплиментов много не бывает.

А голос не Алекса! Там женщина. Круэлла. Она еще здесь? Почему? И что делает в спальне, с Тильдой?

Клэрри прижалась лицом к двери, заглянула в щелочку. И вовсе это не спальня, а ванная, с белым мраморным полом. Здесь все белое и сверкает, будто вырезано изо льда. Круэлла сидит на краю ванны с сигаретой в руке, время от времени стряхивая пепел в раковину. Тильды не видно. Нет, вот она — шагнула вперед, зажав сигарету в зубах, и наклонилась к Круэлле — прикурить. Потом выпрямилась и затянулась так глубоко, что Клэрри не удивилась бы, увидев сноп искр, разлетевшийся от горящего кончика. Тильда стояла вполоборота к двери, но, вынув сигарету изо рта и шумно выдохнув, она улыбалась — Клэрри в этом могла поклясться.

— Не забыть бы перед уходом открыть окно и включить вытяжку. Алекс взбесится, если дым учует.

— Из-за какой-то сигареты? Ради всего святого, Тильда!

— Для тебя, возможно, это просто сигарета, Джуди, а для меня куда как больше.

— Упаси нас господь от заботливых супругов!

Развернувшись, Тильда пристроилась на краешке раковины и теперь смотрела прямо в глаза Клэрри.

Клэрри съежилась в испуге, но Тильда ее, похоже, не видела.

— Как по-твоему, с ней будет все в порядке? — спросила Тильда. — Не то чтобы я в восторге от ее приезда, но ей и впрямь было плохо. Может, стоило послушать Тэкстониху и вызвать врача?

— Дай ей отдохнуть. Ты же видела — когда мы уходили, она спала как младенец.

— Все равно волнуюсь. Да и об Алексе нельзя забывать.

— Алекс тут при чем?

— Не знаю. Он меня тоже волнует — и все.

Стоило Тильде произнести имя мужа, как ладонь непроизвольно легла на горло. За вечер Клэрри видела такое не раз. И опять подумала, что шея у Тильды цыплячья. Сейчас точь-в-точь шея домашнего цыпленка, но со временем будет все больше и больше обретать сходство с недокормленной инкубаторской птицей.

— Брось ты переживать. Алекс в прекрасной форме, ну а малышка Клэрри… посмотрим. В конце концов, мы ее только что уложили. Пусть поспит.

Только что? Но это значит…

— С ней что-то не так, Джуди. Согласись, девочка она… странная.

— Ты уже говорила. Когда они с Моррисом приезжают к вам, ты только и делаешь, что твердишь о том, какая она странная и как вообще Моррис мог с ней связаться.

— Да-да, знаю, но сегодня все еще хуже. По-другому…

— Что значит — по-другому? Повторяю, всякий раз, когда они с Моррисом…

— Именно. С этого и начнем. Где Моррис? Раньше она приезжала только вместе с ним. Одна — никогда.

— Ну? А еще что?

— Джуди, да ты же ее видела. Она будто в другом мире существует. Лично я думаю, что у нее галлюцинации. А глаза?.. Как у наркоманки.

…Только что уложили. Значит, она проспала всего ничего. Несколько минут, а то и секунд… Обе по-прежнему в вечерних платьях, у Круэллы по-прежнему губы в вине, а Тильда все такая же пунцовая и измотанная. Ужин продолжается, и даже главное блюдо еще не подавали. Тильда с Круэллой отвели ее наверх, уложили и заскочили в ванную на тайный перекур. Обманщицы. Заставили ее поверить, что она в безопасности, а сами сидят тут, злословят о ней.

О ней все постоянно злословят. Вечно закрывают двери и шепчутся, думая, что она безнадежно глухая и не услышит или безнадежно тупая и не поймет. Даже Моррис иногда примыкал к заговорщикам и шептался с Тильдой и Алексом, вместо того чтобы оставаться по эту сторону дверей и слушать сплетни вместе с ней, Клэрри.

— Насколько хорошо ты знаешь эту девочку, Моррис?

— Я ее люблю.

— Но что ты о ней знаешь?

— Достаточно.

— С родителями встречался? Что они за люди?

— К чему ты клонишь?

— Быть может, с ней что-то произошло… в детстве. Ну, ты понимаешь.

— О да, отлично понимаю. Отец не насиловал Клэрри и не издевался над ней. Поменьше сериалов надо смотреть.

— У преступников, между прочим, на лбу не написано…

— И мать тоже, если на то пошло.

— Но что-то же с ней случилось, Моррис! Именно в детстве, в самом впечатлительном возрасте.

— И воспитатели ее не насиловали, и школьные учителя.

— Хочешь сказать, что лично знаешь ее воспитателей и учителей?

— Тильда, ты перегибаешь палку. Слишком далеко заходишь.

— Она что-то скрывает. Какую-то душевную травму, я тебе точно говорю. В психушке она не лежала?

— Нет.

— От депрессии страдает? Я имею в виду глубокую депрессию? Маниакальную?

— Нет.

— Джуди Маршалл знает отличного психиатра — говорят, он просто чудеса творит. Детские душевные травмы как рукой снимает. Ты не думал о том, чтобы…

— Нет.

Клэрри не нравилось, когда Моррис шептался о ней за дверью.

— Кстати, о наркотиках. Очень может быть, что у меня кое-что есть. Кое-что незаменимое, когда требуется забыть о двинутой невестке и муже-деспоте…

Ладонь Круэллы нырнула в вырез платья. Что она делает? Неужели собралась вытащить грудь и заткнуть Тильде рот?

Тильду бюст Круэллы не интересовал. Загасив сигарету в раковине, она выбросила окурок в окно.

А Круэлла уже извлекла из-за пазухи скомканный клочок бумаги. Довольная, что грудь осталась внутри, Клэрри была немного разочарована: Круэлла могла бы выудить оттуда что-нибудь позанятнее — дохлую рыбу, например… было бы похоже на картину сюрреалиста. Или дохлого кота — вот была бы жуть. Или даже дохлого далматинца. Для Круэллы — в самый раз.

Тильда отправила окурок Круэллы в окно вслед за своим и принялась рукой смывать с раковины следы преступления, приговаривая:

— Давно пора завести в ванной нормальные тряпки…

— Тильда, радость моя, — проворковала Круэлла, — ты только посмотри, какое чудное, чудное угощение приготовила для тебя твоя самая, самая лучшая подружка!

— Что?

Тильда обернулась, взвинченная, встрепанная. Сузила глаза, присматриваясь к угощению своей самой лучшей подружки.

— Джуди… Джуди! Не можем же мы…

— Это еще почему?

Клэрри приклеилась к щелке. Разглядеть бы, что там такое — в сложенных чашечкой ладонях Круэллы. Посмотреть явно есть на что, но из-за двери не видно. Ну что за досада — все равно что сидеть в кинотеатре позади какой-нибудь каланчи, закрывающей тебе большую часть экрана. Именно ту часть, где происходят самые интересные события.

— Джуди, я хозяйка приема. Я должна немедленно спуститься на кухню, иначе Полин угробит блюдо. Я должна придерживать Алекса, иначе он удавит Стилбурнов. Я должна изображать идеальную супругу перед нашим почетным гостем, этим жирным козлом. Я должна развлекать Кристину Тэкстон, чтоб ей сдохнуть. И как, черт побери, я со всем этим справлюсь, если слечу с катушек?

Тильда мельтешила как заводная. Волосы паучьими лапками лезли из узла, руки безостановочно метались — поднялись к горлу, вновь упали, сцепились, захрустели пальцами, резко взлетели к прическе в бессильной попытке привести ее в порядок. Глаза испуганно округлились, губы напряглись и поджались так, что вовсе исчезли с лица. Тильда была на распутье: то ли стоять, то ли сесть, то ли вовсе удрать из ванной. Клэрри готова была ринуться назад в спальню, долой с глаз Тильды, но ее что-то остановило. Шестое чувство подсказывало, что Тильда не уйдет отсюда, пока не приложится как следует к угощению, — что бы там ни таилось в ладонях у Круэллы. Похоже, и Круэлла это понимала: нисколько не тронутая паникой Тильды, она лишь заманчиво улыбалась.

— Дорогая моя, — тягучим сиропом полился ее голос, — к чему дергаться? Не хочешь — не надо, силком запихивать не стану. Погляди на себя со стороны, Тильда: трясешься из-за пустяков. Старый добрый Чарли вреда не принесет — если только не рванешь к столу со снежком вокруг носа. Ну же, решайся. Сразу взбодришься, вот увидишь. Тетушка Джуди плохого не посоветует.

Круэлла победила. Клэрри знала, что Круэлла знала, что победила. Наверное, знала и Тильда — на глазах унимаясь, она уже вновь пристраивалась на краю раковины.

— И сразу же назад, ладно? Алекс догадается. Клянусь, догадается.

— Вздор. Мы вправе задержаться. Мы ведь обихаживаем твою прихворнувшую невестку, не забыла?

— Она не моя невестка, а Алекса.

Тильда надулась, точно незаслуженно наказанный ребенок.

— Ладно, невестку Алекса. Какая разница? Мы при деле, а это главное.

Обиженный настрой Тильды сменялся смиренным.

— Что ж…

— Порошочек, между прочим, что надо. Я вчера пробовала, с Молли.

Тильда капитулировала. Подавшись вперед, она пожирала глазами Круэллу. А та, словно кокетливая любовница, игриво отъезжала от нее по краю ванны.

— Ладно… разве что щепотку? — Тильда будто вернулась в школьное детство. Клэрри казалось — сейчас той не больше двенадцати. — Сколько тут?

— Грамм. Нам хватит. У нас ведь, если на то пошло, всего лишь обычный ужин. Не станем же мы скакать по комнате, как тогда, в Брайтоне, верно?

Тильда вдруг вся съежилась, как пергамент от жара.

— Господи, как мне тошно, Джуди, как тошно. Если Алекс не добьется партнерства с Тэкстоном… не знаю… я просто не вынесу. Я все время думаю о ребенке. О том, которого… ты понимаешь… Словом, о детях, которых у меня пока нет. Моя жизнь… в ней такая страшная пустота, а я… я ничем не могу заполнить эту пустоту, я не могу…

— У тебя случайно нет под рукой кредитки, Тилли? Или чего-нибудь похожего — маленького, с тонким краешком?

Клэрри стало жалко Тильду. Никогда прежде она ее не жалела, а сейчас вдруг разглядела внутри тонкой розовой оболочки живое и печальное существо. Все это очень грустно, а Круэлла, занятая своим порошком, даже не замечает тоски подруги.

— Ага, отлично! Подойдет. — Она отодрала прилепленную скотчем к кафельной стене небольшую карточку.

На карточке что-то было написано. Клэрри хотела прочитать, пока Круэлла вертела картонный квадратик в руке, но буквы были слишком мелкие. К ее радости, Круэлла сама прочла надпись нараспев:

— «Если что-то любишь — отпусти. Если вернется к тебе — значит, твое. Если не вернется — никогда твоим и не было». Господи, старый добрый хиппизм. Даже не помню, где и когда я впервые прочла эту мудрость. И ты на это любуешься, сидя на толчке?

— А мне нравится, — сказала Тильда. — Хотя Алекс прицепил его ради смеха.

— Три ха-ха, мать твою.

— Ладно тебе. По крайней мере, сейчас пригодится.

Круэлла аккуратно разделила порошок на полоски и скрутила карточку в тонкую трубку.

— Умолкни, Тилли. Время повеселиться.

Обе развернулись так, что Клэрри не видела их лиц. Круэлла согнулась, длинно и шумно вдохнула. Тильда нетерпеливо нависла над ней. На Клэрри внезапно навалились холод и тоска. Тоска постороннего, тоска изгоя. С ней такое нередко случалось. Когда Тильда вновь подала голос, он звучал тихо, вкрадчиво:

— Джуди… вопрос дурацкий, понимаю, но все равно спрошу. Ты никому… никому не рассказывала о том… ну, о том случае — о Дэвиде, ребенке и… Понимаешь, хотелось бы сохранить все это в секрете. Чтоб даже Хайди не знала… чтоб никто не знал.

— Ты права, — отрезала Круэлла. — Вопрос дурацкий. Черт возьми, дверь-то открыта. Запрешь? Не хватало еще, чтобы кто-нибудь ввалился.

И наступила тьма.

Главное блюдо

Алекс выбивал пальцами дробь по столу — нервно и рассеянно, как человек, не отдающий отчета в своих действиях. Левая щека у него подергивалась. Алекс очень старался не глазеть на свои часы, зато косился исподтишка на громадный «Ролекс», украшающий волосатое запястье Роджера Маршалла. Двадцать минут. Прошло целых двадцать минут. Сколько требуется времени, чтобы отвести квелую девушку в спальню и уложить в постель?

Его не оставляло чувство, что Джуди Маршалл задумала какую-то пакость. Не доверяет он ей. Никогда не доверял. Эта дрянь только и делает, что глумится над ним. Тильда не устает напоминать, что Джуди — ее лучшая подруга, от чего он психует еще сильнее. Алекс был уверен, что Джуди известны кое-какие его грешки, которые он предпочел бы сохранить в тайне, в первую очередь от Джуди Маршалл. О нет, он не опасался ее болтливости — она слишком умна, чтобы трепаться о нем на каждом углу, — но ему претила мысль, что Джуди в курсе его пороков. В ее присутствии Алекс не чувствовал себя мужчиной, словно она кастрировала его одним лишь ехидным взглядом. А сейчас он никак не мог избавиться от подозрения, что Тильда с Джуди улизнули в одну из спален — или даже, не дай бог, в его кабинет — и сплетничают о нем, смеются над ним.

Он бросил взгляд через стол на Роджера. Бедный старина Роджер. Какой-то он… жалкий. Должно быть, годы брака с Джуди измотали его, лишили уверенности в себе, оставив на память о былом одни лишь нелепые усы. Тем не менее Роджер ему нравился. На него можно положиться — он парень прямодушный, чего никак не скажешь о Клайве Стилбурне. А все же — каково это быть мужем Джуди Маршалл? Заниматься сексом с Джуди — удовольствие не большее, чем кататься на двери.

Роджер с трудом выносил в людях нервозность. Нервничать — значит публично демонстрировать трусость, а избежать этого помогает внутренняя самодисциплина. Служба на флоте закалила его нервную систему не хуже железа. Именно флотская выучка обеспечила ему характер, без которого в бизнесе не выжить. Он ведь до сих пор выживал, верно? Что бы там ни сулило будущее, последних десяти лет у него не отнять — они надежно сохранены в прошлом. А что такое жизнь? Жизнь, собственно, и есть прошлое. Если твоя жизнь надежно хранится в прошлом, никто не сможет протянуть к ней жадные ручонки и испоганить.

— Я слышал, Херриот на грани краха, — сказал он, уцепившись за первую пришедшую в голову мысль. Ничто, в конце концов, так не возвышает собственный успех, как разговор о чужих неудачах.

— Что вы говорите! Бедняга Перси. — Брайан Тэкстон внезапно ожил, к щекам в нездоровой сетке сосудов прилила кровь. Все двадцать минут отсутствия хозяйки он провел в алчно-голодном изучении своей пустой тарелки, не издав ни звука, если не считать явственного урчания желудка. — Не скажу, чтобы я был в восторге от старого чудака, но мы с ним тыщу лет знакомы. Странное дело: месяца три назад я с ним столкнулся, и он выглядел вполне успешным. По виду никогда не скажешь, верно?

Да уж, подумал Роджер. По виду точно не скажешь. На ум моментально пришли собственные финансовые проблемы, и он с трудом сосредоточился на сидящем напротив пузане.

— Похоже, мы друг друга не поняли. Я имел в виду Майкла Херриота, а вы, Брайан, полагаю — Перси Херриота из фирмы «Херриот, Фрик и Палмер»?

— Вон оно что. Понятно. — Брайана уже занесло на повороте в более интересную для него сторону. — Перси, собственно, не из этой фирмы. Он сам по себе. Не верит в партнерство. Потому-то, если подумать, и процветает.

— Надо же — а я-то считала, речь идет о ветеринаре Джеймсе Херриоте, у него еще своя передача на телевидении. — Хайди Стилбурн невидяще уставилась в пространство перед собой, голос ее звучал бесстрастно, холодно.

— Не случилось ли чего наверху? — пробормотал Алекс. — Стоило бы проверить… — Прекратив барабанить по столу, он взвешивал все «за» и «против» своего ухода. Наконец решил не рисковать, бросая гостей в одиночестве, — и снова забарабанил в ритме еще более хаотичном, чем прежний.

Клайв Стилбурн смутно отметил, что Кристина Тэкстон подкинула новую тему для разговора — причем тему, не требующую реакции собеседников, — и теперь с удовольствием вела сольную партию. Ее монотонный бубнеж рикошетом отскакивал от сознания Клайва, не в силах пробить броню его собственных мыслей. Мыслей, направленных на его элегантную супругу, невидяще глазевшую в пространство.

Она знает.

Два простых слова заплясали перед глазами, колоколом жахнули в ушах, вынудив сердце подпрыгнуть и лихорадочно заколотиться в горле. Клайв судорожно сглотнул. Она знает, она знает, она знает.

У него пересохло во рту, а бокал был пуст. Клайв покрутил головой в поисках Полин — та маячила у окна, якобы готовая услужить, а на деле ушедшая в собственный мир. Клайв убедился в этом после нескольких бесплодных попыток поймать ее взгляд. В конце концов желанная цель была достигнута, но для этого ему пришлось постучать по бокалу, чтобы привлечь внимание официантки.

Жадно глотнув вина, он заставил себя посмотреть на жену. Та уже разглядывала не пустоту, а свой бокал, вращая его на столе за тонкую ножку. Из глаз ее исчезла бессмысленность, напугавшая Клайва пару секунд назад, но взгляд был по-прежнему задумчив, отстранен. Она знает. Что это она только что съязвила насчет Херриота? Хайди ведь никогда не язвит. И молчит весь вечер. Молчит и думает. А как обиделась, когда речь зашла о ее коллекции — даже из комнаты выскочила. Когда это Хайди обижали замечания о ее работе? Обычно она наслаждается каждым комплиментом, каждым мигом внимания к ее успеху. Она знает. Клайв представил, как ее знание в течение вечера, постепенно, складывается из крохотных кристалликов, пока не превращается в единое ледяное целое — колкость насчет ветеринара с телевидения. Сами по себе слова ничего не значили, но он уловил под их внешне нейтральным слоем другой — подспудный, желчный.

Игра окончена, Клайв. Я все знаю, подонок.

И что теперь будет? Что станет с ним позже, после этого ужина?

Клайв никогда всерьез не думал о том, чтобы ради Хайди завязать с мальчиками — он просто не прожил бы без них, как без воды или пищи. Супружество, однако, было священно: ни одному из мальчиков не позволялось покушаться на его брак. Хайди нужно было оградить от правды о его любовниках, и уж тем более от какой-либо заразы. Прежде чем жениться, Клайв все тщательно обдумал. Он никогда не платил за секс, но связи его были беспорядочными и рискованными. После свадьбы, решил он, все изменится. Строить отношения на исключительно деловой основе выгоднее и проще для обеих сторон.

Правило номер один гласило: никогда не приводить любовников к себе. На этом правиле зиждилась вся его двойная жизнь. Мальчики не имели права переступать порог его дома. В дальнем тихом квартале он снял квартирку, а щедрая наличность, уплывавшая в карман владельца, обеспечивала полную конфиденциальность и понимание, пусть ипопахивающее лицемерием. Клайв встречался там с мальчиками два-три раза в неделю. Он предпочитал держать под рукой пять-шесть любовников одновременно, каждые несколько месяцев давал одному из них отставку и заменял новеньким. Первые пять лет женатой жизни все шло без сучка без задоринки. Клайв мог с законной гордостью говорить, что его жена абсолютно счастлива, — а много ли мужчин уверенно, без крупинки сомнения повторят то же самое? Хайди имела все: прекрасный дом, успешную карьеру, замечательного, здорового малыша и внимательного, верного мужа. Чего еще желать женщине?

Изменилось все с появлением Сола. Сол… Мальчик из снов, ангел, златокудрый серфер из Австралии с влажным взглядом и телом греческого бога. Клайв таял от одного только взгляда на него. С Солом, и только с ним, Клайв позволял себе нарушать правила. Сначала по мелочи… После секса они часами не вылезали из постели. Вдвоем принимали душ. Вместе выходили из квартиры и гуляли в соседнем парке, порой даже держась за руки — если поблизости никого не было. Однажды в дождь спрятались под деревом и целую вечность целовались, а потом Клайв вдруг расплакался, и Сол слизывал его слезы. Клайв все реже встречался с другими — даже в постели с ними он тосковал по Солу. Тот твердил, что любит Клайва, и отказывался от денег, а Клайв настаивал и платил еще больше — лишь бы ни с кем его не делить.

Непредвиденная ситуация тревожила. В отношения с любовниками Клайв никогда не вкладывал душу. Мальчики просто делали то, чего Хайди никогда не удалось бы, и различались лишь тем, что один классно брал минет, а другой кончал по десять раз подряд; у кого член был на загляденье, кто мастерски вилял аппетитной задницей, кто смачно матерился, кто привлекал смирением, кто натиском, кто талантом сексуально кусаться, не оставляя следов. До сих пор Клайв не влюблялся ни в одного из парней и потому не сразу поверил в свою любовь к Солу.

Сол вторгался в его внутреннюю жизнь. Клайв лежал в постели с женой — и мечтал, чтобы рядом оказался Сол. Поднимался ночью успокоить Макса — и подолгу сидел у кровати заснувшего ребенка, вожделея Сола. В офисе он не мог сосредоточиться на работе. Родившаяся идея снять квартиру специально для Сола одновременно привлекала и пугала его.

А когда Сол переехал в эту квартиру, Клайв начал постепенно сознавать, что мальчик обрел над ним невероятную власть. Сол звонил ему на работу — что было строжайше запрещено, — выманивая из офиса в пиковые для бизнеса моменты. Он дразнил и терзал Клайва, доводя до самого края экстаза и… отталкивая, чтобы заставить умолять о любви на коленях. Клайв исподволь превращался в морального калеку, и Сол отлично понимал, что получит все, чего ни пожелает.

А пожелал он переступить порог брачной святыни Клайва.

День и час появления Сола в своем доме Клайв выбирал долго и тщательно. Хайди на пять дней уехала в Париж на встречу с клиентами. Темнело рано — стояла середина зимы, — так что Сола можно было провести в дом, не опасаясь нескромных соседских взглядов. Режим Макса облегчал задачу: малыш спал с семи вечера до самого утра.

Визит Сола вынул из Клайва всю душу. Золотой мальчик любовался мебелью, оглаживал полированные поверхности, совал нос в шкафы и разглядывал спящего Макса, а у Клайва сердце рвалось на части. Чего еще потребует Сол? Затащить к ним в постель Хайди?

Они занялись сексом на супружеской кровати — так захотел Сол. И выжал из Клайва обещание не менять к приезду жены постельное белье, хотя оба понимали, что Клайв не сдержит слово. Осквернив святыню Клайва своим присутствием, Сол хотел большего: чтобы Хайди уловила запах другого мужчины в своей постели. Клайв терял контроль над ситуацией, связь с Солом зашла слишком далеко.

Спасибо еще, Сол не напросился на ночь. Кровожадность его была утолена — на время, во всяком случае. Проводив его к выходу, Клайв достал из кармана пальто бумажник.

— Убери. — Сол отпихнул его руку с пачкой банкнот.

— Ради всего святого, есть-то тебе надо.

— Конечно, но…

Входная дверь неожиданно открылась, и все окаменели — Клайв с деньгами в протянутой руке, рдеющий недовольным румянцем Сол в горделиво-неподкупной позе и Хайди на пороге, с чемоданом в одной руке и ключом в другой.

Клайв всерьез опасался, что от натужной улыбки его лицо треснет пополам. Сообразив, что по-прежнему держит деньги, он спешно ткнул их обратно в бумажник.

— Привет, дорогая! Так быстро вернулась? Я ждал тебя только к среде.

— Не сложилось. — Хайди захлопнула за собой дверь и повернулась к мужу. — Мои модели не понравились. Я устала.

— Давай сюда. — Клайв потянулся за чемоданом, но Хайди не разжала пальцы.

— Не надо. Я сама. Кто это?

Клайв попытался сочинить объяснение, но безуспешно. Два его мира, столкнувшись как два смерча, затягивали в водоворот, и он едва удерживался на плаву — сил на мысли и слова уже не осталось.

— Я — Адонис, — сверкнул улыбкой Сол. — Рад познакомиться, миссис Стилбурн. Милая прическа.

Клайв окаменел. Он хватал ртом воздух, будто в надежде поймать испарившийся инстинкт самосохранения.

К его изумлению, Хайди захихикала, явно довольная.

— Неужели? Благодарю. И кто же это, Клайв? Кто этот очаровательный молодой человек с мифическим именем?

— Имя не настоящее, — безжизненно сообщил Клайв.

Сбросив пальто, Хайди протиснулась между мужчинами к вешалке.

— В модельном бизнесе не пробовал себя, Адонис? Ты прямо-таки рожден для него.

— Я из Австралии. Из Сиднея. — Сол избегал взгляда Клайва. — Адонис — это мой псевдоним, я под ним участвую в соревнованиях по серфингу. В Англии торчу уже полгода и соскучился по прибою.

— Еще бы не соскучиться. — Хайди поправила волосы. — Там ведь сейчас лето, верно? Ума не приложу, почему чудесным золотым пляжам ты предпочел английскую зиму.

— Ну-у… что может привязывать человека? Только любовь, не так ли, мистер Стилбурн? — Сол послал Клайву дерзкий, откровенно провокационный взгляд. И тут же сжалился, решив прекратить пытку. — Видите ли, миссис Стилбурн, я донимал вашего мужа своей любовной историей. А зовут меня Сол, и я сегодня нянчил вашего замечательного малыша. Он был примерным мальчиком и давно спит. Думаю, до утра его пушками не разбудишь.

— А чем плоха Кэролин Уилсон? — удивилась Хайди. — Почему ты решил от нее отказаться, Клайв?

Теперь слова полились из Клайва потоком:

— Дело в том, дорогая, что вчера вечером я ушел играть с Алексом в сквош, а Кэролин, как всегда, осталась с Максом и… как бы это… думаю, она привела своего приятеля — помнишь, мы его с тобой видели?.. и… словом, доказательств у меня нет, но я уверен, что они забрались в нашу спальню. Я еще не успел сменить белье — можешь сама убедиться. Пришлось позвонить в агентство. Они прислали Сола, с прекрасными рекомендациями.

— Боже, а я-то всегда считала Кэролин такой славной девочкой. Впрочем, по виду никогда не скажешь. Что ж, добро пожаловать, Сол. Надеюсь, тебе хорошо заплатили. Клайв тебя проводит — я хочу принять ванну. До скорой встречи, Сол.

Знает или нет? Клайв снова приложился к бокалу. С тех пор как Сол проник к нему в дом, этот дикий вопрос стал обыденностью, но страх от этого не уменьшился. Скорее, наоборот. Да и чему удивляться? Достаточно взглянуть на ситуацию со стороны. Вот он, Клайв Стилбурн, сидит за обеденным столом напротив человека, до недавнего времени считавшегося его лучшим другом, трясется от ужаса, что жена раскрыла его тайну, — а Сол в это время, уложив его сына, развалился на диване перед телевизором у него дома.

Пик паники прошел, и Клайв начал успокаиваться. Напомнил себе, какое бессчетное число раз терзался тем же страхом. Понапрасну. В конце концов, что такого произошло за ужином, что могло бы открыть Хайди глаза? Да ничего. Весь этот мандраж вызван одним-единственным язвительным замечанием жены, и только.

— Как зовут вашего кота? — спросила Кристина Тэкстон.

— Какого кота?

Алекс явно озадачен, хотя, если подумать, Алекс вечно выглядит озадаченным, решил Клайв.

— Вашего кота.

Алекс остановил свою барабанную дробь.

— У нас нет никакого кота.

Ну разумеется, у вас нет никакого кота, мысленно съязвил Клайв. Уж кто-кто, а Алекс не стал бы держать кота, поскольку у всех котов дурные привычки, ни малейшего понятия о приличиях и ни капли стыда. Алекс Стоун обладал великолепным, отшлифованным чувством неприятия мальчиков-«содержанок», благоденствующих за счет старых жирных мерзавцев с их женами-мегерами. Как он сказал?.. Что за слова бросил Клайву в лицо у стойки бара, после партии сквоша? Дословно: «Господи, Клайв, где твое понятие о приличиях? Тебе не стыдно?»

Разве это достойный ответ человеку, только что излившему тебе душу? Твой лучший друг, роняя слезы в кружку с пивом, делится с тобой самым сокровенным, исторгает тоску из своей злосчастной долбаной души и бросает ее тебе под ноги — а ты корчишь из себя чертова праведника и читаешь проповедь о приличиях, стыде, моральных устоях? Что ты за друг после этого?

Алекс не пожелал больше выслушать ни слова. Просто встал и ушел.

— Как это — нет кота? Он ведь под столом сидел не так давно, о мои ноги терся. Маленький такой, черный! — возмущалась Кристина.

— Прошу прощения, Кристина… Не знаю, что там под столом терлось, но кота у нас нет. — Алекс опять покосился на «Ролекс» Роджера.

Клайв невольно ухмыльнулся. Тэкстониха, должно быть, спутала с кошкой ноги придурочной невестки Алекса. Странно, конечно, что Клэрри умудрилась дотянуться под столом до кресла этой бабы, но иного объяснения нет — наверняка то была Клэрри, в своем экстравагантном мохеровом наряде.

— Алекс, дружище, — сказал он вслух, — что-то мы с тобой сквош забросили. Пора бы уже и сгонять партию-другую да поболтать по-приятельски. Лично я соскучился.

— Э-э… видишь ли, в чем дело… — начал Алекс.

— Господи Иисусе! — Кристина Тэкстон, в шоке прихлопнув рот ладонью, кивнула на дверь.

Остальные медленно повернули головы. Кое-кто из гостей приготовился к появлению в столовой пресловутого черного кота. Но на пороге неуверенно замерла Клэрри в белом банном халате.

Клэрри медлила входить, обводя взглядом круг лиц. Вычислить общий настрой не удалось — похоже, каждый существовал в собственном мирке.

Кость в ужасе пучит глаза, таращась на нее как на привидение, а ее муж выглядит откровенно голодным, и только. Вояка смотрит осуждающе — явно не одобряет выбор наряда. Глянец развеселился — зубы белоснежно сверкнули в полуулыбке, — в то время как Сетка даже не оторвала глаз от своего бокала.

Клэрри, сколько могла, избегала взгляда Алекса, почему-то уверенная, что уж он-то ее появлению точно не обрадуется. Но в глазах Алекса, когда она все-таки посмотрела на него, не было гнева — лишь недоумение и испуг. Он попросту не понимал, что происходит.

— А где Тильда и Джуди? — с трудом выдавил Алекс, словно у него в горле что-то застряло.

Клэрри вспомнила тайное заседание в ванной, тоскливый настрой Тильды и Круэллу, ехидным напевом читающую строчки: «Если что-то любишь — отпусти…»

И пожала плечами.

— А не лучше ли тебе поспать, дорогая? — снисходительно вопросила Кость. Застигнутая врасплох, она была настроена немедленно восстановить свое превосходство.

— Я выспалась.

— Но… Клэрри, я не понимаю… Где Тильда с Джуди? — Озадаченность была Алексу к лицу, его черты совершенно естественно складывались в недоуменную маску.

— Мне показалось, я проспала всю ночь и целый день, — сказала Клэрри.

Пластилин негромко хмыкнул.

— Полностью согласен. Мне тоже кажется, что с тех пор, как нам подали закуску, прошли добрые сутки.

— В самом деле, что это мы… Мне так неловко, Брайан. — Алекс и впрямь был убит стыдом. На время позабытая, Клэрри топталась в дверях, пока он окликал Полин и просил подавать вторую перемену. — Уверен, жена через минуту-другую вернется. Заболтались, должно быть. Знаете ведь, как это у женщин…

Надутая Полин протопала мимо Клэрри, одарив ее высокомерным взглядом: «Откуда ты свалилась, дорогуша?»

— А где твое платье?

Клэрри не сразу сообразила, что Алекс снова обращается к ней — он смотрел в другую сторону. Хотя переоделась-то она одна, остальные гости были при своих прежних туалетах. Глянув на халат, Клэрри вскользь подумала, что он идет ей куда больше мохерового платья.

— Где твое платье, Клэрри?

— Я не нашла его, когда проснулась.

— Оставь ее в покое, Алекс. — Пластилин с благодушной улыбкой откинулся на спинку кресла. — Бедной девочке пришлось нелегко, верно я говорю, детка? К чему формальности? Здесь ведь, в конце концов, друзья собрались, не так ли?

Алекс выжал подобие улыбки.

— Что да, то да. Садись, Клэрри. Бог с ним, с халатом.

Клэрри колебалась, вся в плену смутных опасений — словно человек, во тьме бредущий по незнакомой местности, или зверек, шмыгающий мимо ловушки. С тех пор как ее отвели наверх, что-то неуловимо изменилось в атмосфере столовой. Здесь запахло грозой. Даже в душевных словах Пластилина ей мерещился зловещий смысл. Клэрри двинулась к своему месту за столом, стараясь держаться поближе к стене, подальше от гостей. Впрочем, увлеченные общей беседой, те не обращали на нее внимания. Она добралась до цели и опустилась в кресло, радуясь, что не привлекла ничьих взглядов.

И все же что-то не так. Высунув кончик языка, Клэрри попробовала ненависть на вкус, но не смогла определить, от кого она исходит и на кого направлена. Воздух был насыщен пронзительной злобой, что таилась за улыбкой одного из гостей. Или не одного. Клэрри содрогнулась.

— Всем приветик! — В столовую впорхнула Круэлла с Тильдой на хвосте. Обе были явно под кайфом, и, когда они заняли свои места, что-то очень тяжелое, казалось, взмыло над столом и растворилось в воздухе. — Я дико извиняюсь — мы проторчали там такую уйму времени. Уж простите, что украла нашу хозяйку.

— Клэрри! Ты почему не в постели? — В блестящих глазах Тильды плавали громадные зрачки.

— Я проснулась.

— Да уж вижу. Ах ты, проказница! — Тильда игриво погрозила Клэрри пальцем и послала мужу лучезарную улыбку: — Ты нас дождался, дорогой! Прелесть моя! Вот и отлично, можно продолжать.

У меня не получится это съесть. Оно с головой. Или получится? Клэрри в упор рассматривала крупную рыбину, разложенную перед ней на белой тарелке, как на столе хирурга или патологоанатома.

— Форель! Замечательно. — Полин еще опускала тарелку на стол, а Пластилин уже радостно потирал руки.

— Жареная розовая форель с паприкой, — уточнила Тильда. — Один из наших друзей снабжает нас превосходной рыбой. Свежайшей.

— Подтверждаю, — сказал Глянец. — Помнится, я как-то пробовал форель Тильды — клянусь, ничего вкуснее не едал. Никак, однако, не удается выудить адресочек и имя парня, который их снабжает. Нас с Хайди не допускают в избранный круг клиентов таинственного рыбака.

— Глупости, Клайв. Тебе прекрасно известно, почему я не могу тебя с ним связать. — Алекс демонстративно отвернулся от Глянца. — Брайан… Кристина… Поймите меня правильно, избранная клиентура тут ни при чем. Наш приятель не торгует рыбой, он просто делится с нами по-дружески.

— Ладно тебе, Алекс, не бери в голову! — Тильда протянула Кости миску с ярко-зеленой кашей. — Уж и пошутить нельзя. Клайв шутит. Верно, Клайв?

— Разве? — отозвался Глянец.

— Что это? — Кость подцепила на кончик ложки кашеобразную зелень, будто неведомое науке и подлежащее изучению вещество.

— Миндальное пюре с приправами. — Вместе с дозой Тильда подзаправилась терпением и теперь неплохо справлялась с Костью.

— Миндаль? Исключено. — Кость с него дующей миной уронила ложку обратно в пюре, а передавая миску мужу, даже отвернулась — из страха, не иначе, что от одного вида зеленого месива ее раздует, как аэростат. Миг спустя она сообразила, что ведет себя неприлично. — Не хотелось бы никого обижать, но я привыкла видеть, что именно я ем. У меня если морковка — так морковка, фасоль — так фасоль, а картошка — так картошка. А это… это еще что такое?

На блюде, которое поставила перед ней Полин, красовалось нечто, смахивающее на обжаренный до хруста цветок со множеством коричневых лепестков.

— Картофель с пастернаком. — Тильда едва сдерживала смех.

Глядя в остекленевший желтый глаз своей рыбины, Клэрри гадала, испытывают ли боль мертвые продукты. Умершие люди, как известно, не говорят, но значит ли это непременно, что они ничего не чувствуют? Клэрри задумалась. До чего же легко и удобно предположить, что если человек умер, то он перестал быть человеком, и его, выходит, можно спрятать в землю или отправить в огонь. У него даже можно взять какой-нибудь орган и отдать живому. С другой стороны, если не избавляться от всех этих застывших, безмолвных людей, в мире не осталось бы места.

— Извини, — пробормотала она, не отрывая взгляда от рыбы.

— Ничего, дорогая, все в порядке. — Пластилин сам дотянулся до миски с салатом, которую, следуя правилам, должна была бы передать ему Клэрри.

— Ну а теперь, когда мы все снова собрались за этим прекрасным столом, позвольте мне произнести тост! — Вояка выбросил вперед руку с бокалом, вроде собрался запустить им в кого-нибудь из сотрапезников. — За хозяев этого гостеприимного дома!

— Ага, за хозяев, — эхом отозвалась Круэлла. — За Алекса и Тильду.

— Да хранит Бог их и иже с ними, — поддакнул себе под нос Глянец.

Бокалы сдвинулись и зазвенели. Звяканье стекла отозвалось острой болью в мозгу Клэрри. Стеклянный звон в сопровождении боли все длился и длился… хотя давно должен был стихнуть. Соседи Клэрри по столу глотнули вина, отставили бокалы и взялись за вилки с ножами, а муки Клэрри продолжались, и она уже готова была завизжать. Ни один человек за столом, кроме нее, не слышал этого ужаса, грозившего взорвать ее череп изнутри. Но она точно знала, что звенящий гул исходит от кого-то из них… Сбитая с толку, Клэрри извернулась в кресле так, чтобы видеть все лица и найти наконец источник пытки.

Глянец. Его лицо внезапно стало прозрачным. Черты стерлись, и Клэрри отчетливо увидела голову, полную колокольчиков: больших и маленьких, и звоночков будильников, и церковных колоколов, и упряжных и коровьих бубенчиков. Колоколов было так много, что они занимали все пространство до последнего дюйма. Выглядело все это хаосом металла. Звучало — адовой какофонией.

Бряцанье и звяканье усиливались, но никто, кроме Клэрри, по-прежнему не слышал ни звука. В страхе, что лопнут барабанные перепонки и весь ее мир погрузится в безмолвие, Клэрри с силой зажмурилась.

И все стихло. Словно ничего и не было. Открыв глаза, Клэрри обнаружила, что колокола исчезли, а лицо Глянца вновь на положенном месте. Запах его лосьона после бритья не стал слабее, но в комнате хотя бы наступила тишина. Медленно, с облегчением выдохнув, Клэрри постаралась забыть об ужасном концерте и сосредоточиться на ужине.

— Счастливая ты девушка, — громыхнул голос Пластилина у самого уха Клэрри, вырвал ее из ступора. — В том смысле, что Алекс с Тильдой у тебя в родне. Ты приболела — а они рядом, заботятся о тебе, ухаживают, несмотря на свой званый ужин.

Желудок Пластилина издал странный, низкий звук, похожий на стон. Возразить хотел?

Клэрри попыталась ответить улыбкой, но лицевые мышцы отказались повиноваться, и ей удалось лишь прищуриться, отгородившись плотной вуалью ресниц.

Сквозь сеточку ресниц Клэрри следила за едоками, дружно терзавшими розовую форель. Ни один из них не разделял ее тревоги насчет головы рыбины. Впрочем, решила Клэрри, даже если кого-нибудь и смутят желтые рыбьи глаза, он сохранит свое беспокойство в секрете — чтобы не упасть в глазах остальных.

Все умолкли, расправляясь с едой. Атмосфера сосредоточенной алчности душила. Время от времени кто-нибудь блаженно причмокивал, да мерно щелкали челюсти жующей Тильды. Клэрри решила, что в половине повисшего над столом гнета виновны тайные мысли каждого, скрытые под маской увлеченного насыщения, а в другой половине — безуспешные попытки Тильды призвать к порядку свои челюсти. Клэрри хотелось сказать Тильде, что та зря тревожится — ее щелкающие зубы не раздражали, скорее успокаивали, как тиканье ходиков. Более того, окинув взглядом стол, Клэрри заметила, что челюсти Тильды задали ритм остальным едокам, жующим теперь с тем же автоматическим постоянством. Стихни сейчас это щелканье — возможно, само время остановится. Энтузиазм едоков рябью волновал атмосферу, кругами расходился от каждого и собирался в центре стола, над свечами и приборами с приправами. Если бы Клэрри могла, она сохранила бы все до капли — на будущее. Взамен собственного отвращения к еде.

— Тебе уже лучше, Клэрри? — Заговорив с полным ртом, Пластилин заработал суровый взгляд жены. Зубы у него были в зеленом пюре, как будто он пережевывал марсианина.

— Да.

— У тебя это хроническое? — поинтересовался Вояка, прежде чем насадить на вилку порядочный кусок рыбы и с видимым трудом запихнуть его в рот.

— Я не знаю.

— Моррис, помнится, что-то такое рассказывал о твоих приступах, — продолжал Вояка.

С полным ртом он смахивал на хомяка, затолкавшего запас снеди за левую щеку.

— Говорят, я нервная. — Клэрри принялась за картофельный цветок, старательно избегая рыбьего взгляда.

— Неужели? По мне, так это мягко сказано, — вставила Тильда.

— Ну-ну, дорогая, — буркнул Алекс.

— Как дела в галерее? — спросил Вояка. — Лично мне трудно вообразить Морриса бизнесменом, однако, по слухам, успех не за горами. Черт возьми, целую вечность не видел мерзавца… э-э… прошу прощения за мой язык.

— Галерея стала больше, — сказала Клэрри. — Моррис сломал стены.

— А что, Моррис все еще при своей жуткой бороде? — спросила Круэлла. — Только без обид, но борода у него — кошмар.

Клэрри глянула на рыбу с надеждой — вдруг ответит вместо нее? Рыбина молчала, недвижимая.

— Ну скажи, Клэрри! Скажи, что Моррис сбрил бороду, — не унималась Круэлла. — Если он до сих пор этого не сделал, ты должна его заставить.

— Он сбрил, — сказала Клэрри.

— Ну слава тебе господи! — Круэлла театрально прижала ладони к груди.

— А потом и голову побрил.

— Брайан и Кристина не знакомы с Моррисом, — напомнил Алекс, вынимая хребет из форели. — Вряд ли им интересны беседы о прическе моего брата.

— А мне нравится узнавать, как люди живут, — возразила Кость. — Слушая о других семьях, можно взглянуть на себя со стороны. Помню, когда я с Брайаном познакомилась, то просто умирала — так хотела познакомиться с его родителями поближе.

Алекс скрежетнул вилкой по тарелке.

— Н-ну… бывает, в семьях вырастают совершенно разные люди. Я очень люблю Морриса, но вряд ли у нас найдется хоть что-то общее. — И он громким кашлем поставил точку на теме.

Сущая правда. У Алекса нет с Моррисом ничего общего. Больше нет.

Алекс сморщился от неожиданно острой боли в большом пальце левой ноги — и от нахлынувших воспоминаний…

Он тихо скулит, лежа на своей кровати в детской пижамке, а Моррис приподнял его левую ногу и с тревогой разглядывает кровоточащий большой палец.

— Думаю, ногтю каюк, братан.

— Больно, — всхлипывает Алекс и тянется к старшему брату за объятиями и сочувствием.

— Знаю, знаю. — Моррис крепко обнимает Алекса, гладит по голове. — Дай-ка поищу бинт. Перевяжем — и ты у нас будешь взаправдашний раненый солдат. Ну-ну, хватит хныкать.

Алекс борется со слезами: он хочет быть большим.

— Ненавижу, когда они ругаются, — говорит он.

— Ага. Я тоже.

— Я слышал, как папа на маму кричал. Только слов не разобрал.

— И поэтому подкрался к двери. — Моррис прикоснулся губами к его взмокшему лбу.

— Да. А они открыли дверь и…

— Знаю. И попали тебе по пальцу. Давай все-таки поищем бинт, идет? — Моррис собрался встать с кровати.

— Нет! Не уходи! Не бросай меня.

Моррис со вздохом взял ладони младшего в свои.

— Не надо волноваться, Алекс. Что бы ни произошло у папы с мамой, я у тебя всегда буду. Ты понял?

Ноготь Алекс и вправду потерял. И брата, кажется, тоже — несмотря на давнее обещание Морриса. За прошедшие с тех пор годы Моррис превратился в другого человека. А родители по иронии судьбы пережили все бури и сблизились в мирной старости.

— Ты даже не попробовала рыбу, Клэрри, — сказала Тильда. — Не нравится форель?

— Я не знаю.

— А ты вообще ничего не ешь, Хайди! — Тильда, как заботливая мамаша, проверяла все тарелки по очереди. — Что с тобой? Нездоровится?

— С ней все в порядке, — торопливо отозвался вместо жены Глянец. — Не правда ли, дорогая?

— В полном порядке. — Голос Сетки дрогнул. — Просто задумалась.

О чем задумалась? — спросила себя Клэрри. Быть может, она тоже внутри звенит и тренькает, как ее муж? Слова каждого из собравшихся на этом ужине скрывали больше, чем выражали. Возможно, так и положено, а она просто раньше не замечала этого за другими? Возможно, в общении важно как раз держать собеседника на расстоянии, а не открываться перед ним? Возможно, без защитного панциря всем этим людям просто не вынести бурной общественной жизни, швыряющей их с делового завтрака на званый ужин или вечеринку, когда им хочется лишь свернуться в уголке клубочком и побыть в одиночестве. Клэрри вспомнился бряцающий хаос в голове Глянца, и щеки ее запылали, словно она увидела его голым.

— …Это было так смешно, — донесся до нее голос Круэллы. — Я в первый раз попала в метро на Валентинов день. Час пик, вагон полон, а я с тюльпанами, которые купила на станции — просто потому, что они мне понравились. Вы не поверите, что мне пришлось пережить! Кто-то косился с завистью и обидой… а точнее сказать, с ненавистью и думал: «Вот повезло глупой гусыне — ее любят, поздравляют, цветы дарят, а я опять еду в пустой дом, ужинать в компании с микроволновкой». Но были и такие, кто смотрел на меня, будто говорил: «Она влюблена. Какая прелесть». А мне хотелось ответить и тем и другим: «Кретины, я сама их себе купила!» Но знаете, что самое смешное? В вагоне были и женщины с большими, просто гигантскими букетами — и они тоже смотрели на меня! И думали: «А мои цветы лучше». Нет, вы можете себе представить — мои цветы лучше! А я смотрела на них и читала их мысли: «У меня-то розы, а у нее какие-то садовые цветочки». Или: «Мои-то из шелка, вечные, а ее и трех дней не простоят». Или просто: «Нет, вы только поглядите на эту гусыню с тюльпанчиками!» Но забавнее всего то, что я тоже подхватила игру. Знаете, о чем я думала? «Мои простенькие тюльпаны прекрасны, как картина минималиста, а все ваши букеты — пошлая безвкусица. Лично я предпочла бы, чтобы мне признались в любви, подарив скромненький букетик тюльпанов». Да-да, именно так я и думала. В конце концов мне уже хотелось орать на весь вагон: «Знаю я, все знаю! Букетик у меня невзрачный и дешевый, но на черта мне цветы на Валентинов день, если муж поставил у дома новехонькое белоснежное авто, перевязанное розовой лентой с бантом и поздравлением на карточке: Единственной истинной женщине в мире».

— Дорогая, ну к чему все это?.. — За фальшивым смущением в голосе Вояки Клэрри уловила опасливое недовольство.

— А почему нет? — проворковала Круэлла. — Не вижу причин стыдиться своего очень романтичного и очень богатого мужа.

Кость то ли фыркнула, то ли икнула в ответ. Под пристальным взглядом Клэрри пальцы Кости стиснули вилку и нож с такой силой, что побелели костяшки.

— Вы рассказали ради смеха. — Вместе со словами с губ Кости брызнула слюна, спланировав на стол за ее тарелкой. — А в результате только подтвердили мое давнее убеждение, что Валентинов день — самый нелепый, торгашеский и бессмысленный праздник в году.

— Это уж слишком, дорогая, — полушепотом сказал Пластилин.

— По торгашеству День матери его переплюнет, — возразил Глянец.

— Верно. А как насчет Рождества? — добавила Круэлла. — Что может быть более нелепым и торгашеским?

— Вот о Рождестве не надо, Джуди, — прогудел Пластилин сквозь салфетку, которой он вытирал рот. — Уж если моя жена заведет речь о Рождестве, ее никому не остановить. Будем слушать до конца вечера. Я прав, дорогая?

Кость с бледной улыбкой в три глотка ополовинила бокал.

— Не волнуйтесь, я не собираюсь навязывать всем свое мнение, — пробормотала она и опять припала к бокалу.

Клэрри глазела на Кость так давно и так пристально, что у нее закружилась голова и накатила волна дурноты. Но она не отвела взгляда. Все смотрела и смотрела, и лицо Кости словно бы сдвигалось и скользило в сторону, постепенно растворяясь, пока на его месте не осталась одна лишь пустота. Пустота, которая начала принимать очертания, медленно складываясь в идеальную картинку комнаты… точнее, угла в комнате, где живет одинокий, старый человек. Здесь все было цвета засохшей горчицы — и бурый истрепанный, протертый ковер, и обои, когда-то цветастые, а теперь безжизненно-тусклые, в грязных разводах. Две рамки на треугольном журнальном столике с выцветшей кружевной салфеткой были пусты. Свет в комнату проникал из невидимого для Клэрри окна. В затхлом воздухе плавали пылинки. Откуда-то влетела гигантская навозная муха и принялась биться о стены с таким неистовством, словно решила расплющиться на одной из них.

Клэрри моргнула, и лицо Кости вернулось на место — перекошенное, настороженное: Кость знала, что находится под прицелом настойчивого внимания. Она злобно глянула на Клэрри, и та на миг вновь увидела синеватую навозную муху, бьющуюся изнутри правого глаза Кости.

Клэрри решила не обращать больше внимания на Кость и, опустив голову, уставилась в другой глаз — желтый, не дающий ей покоя, мертвый рыбий глаз. Рыбина подмигнула.

Форель так и покоилась на тарелке нетронутой. Клэрри наколола на вилку кусочек гарнира и ножом намазала его зеленым пюре. Искоса глянула на Тильду — не следит ли? — и позволила себе баловство: слизнув пюре с картошки, как мороженое на палочке, она подержала лакомство во рту, наслаждаясь миндальным вкусом. Потом медленно проглотила и мысленно увидела, как яркая зелень скользит вниз по пищеводу и окрашивает его в изумрудный цвет. Ей всегда нравилось продлевать удовольствие от еды, представляя весь процесс. Ведь пережевывание и глотание, если на то пошло, — лишь малая его часть, и очень важно понять, что происходит внутри. Еще раз покосившись на Тильду, Клэрри забросила хрустящую картошку в рот и постаралась растворить ее, не коснувшись зубами, впитав всю сладость пастернака. Форель гадливо скривилась, но Клэрри уговорила себя, что не замечает рыбьих гримас.

— …На лето я возвращался из университета домой, — включился в сознании Клэрри голос Алекса, — и работал спасателем в бассейне. Отличная работа, непыльная. Делать-то ничего особенно и не надо — посиживай себе да останавливай тех, кто вздумает бегать по краю бассейна. Правда, и нырять приходилось, вытаскивать из воды какого-нибудь идиота — но это редкость…

Клэрри порадовалась за Алекса — из вежливости или из искреннего интереса, но слушали его все очень внимательно. Алекс был в своей стихии. Глаза Тильды затуманились.

— А Тильда приходила в бассейн два раза в неделю. Кажется, по вторникам и четвергам…

— По понедельникам и четвергам, — перебила его Тильда.

— Ну пусть по понедельникам и четвергам, — раздраженно повторил Алекс. — Разумеется, я тогда не знал ее имени, но всегда смотрел, как она плавает. Она приходила одна и отмахивала свою дистанцию. Сосредоточенно так, по-деловому. На ней был бледно-голубой купальник, и, когда она плыла, волосы струились вдоль тела. Она казалась мне прекраснейшей женщиной на свете.

В мечтательной задумчивости Алекс выглядел моложе. Он вновь был там, у кромки бассейна, вновь любовался русалкой.

— Ужас как романтично! И как же ты к ней подобрался? — нетерпеливо спросила Круэлла, подталкивая Алекса к сути.

— Не сразу. Ой не сразу. Все лето представлял, как подойду к ней, придумывал, что бы такое сказать, и гадал, замечает она меня или я для нее пустое место. Знаете, как я ее в мыслях звал? Своей Русалочкой.

— Какая прелесть! — Круэлла захлопала. — А ты мне никогда не рассказывала, Тильда!

Раскрасневшаяся Тильда привычно накрыла ладонью треугольный шрам и хлопала полуопущенными ресницами.

— Словом, думал я, думал… — продолжил Алекс, — пока сама судьба не вмешалась. Иду как-то мимо книжного магазина и вижу в витрине великолепно иллюстрированное издание «Русалочки» Андерсена. Я, собственно, эту сказку никогда не читал, но точно знал, что история романтическая. Купил книжку, вложил листочек с надписью «От тайного поклонника» и за пару фунтов уговорил дежурного по раздевалке положить подарок в шкафчик Тильды. Потом осталось только ждать, что из этого выйдет.

— И она, ясное дело, сама подошла, — процедил Глянец. — Неплохо, старина, совсем даже неплохо. Признаться, никак не думал, что простак вроде тебя способен на такие красивые жесты.

— Не груби, Клайв, — кокетливо пожурила Тильда. — Это было так чудесно!

Рассказывая историю своей любви, Алекс на глазах молодел. Казалось, годы отступают, стирая морщины со лба, и вот уже Тильда смотрит в лицо прежнего застенчивого студента. Или всему виной кокаин?

Романтика… Тильде вскружила голову романтика, а не сам мальчик. Да она и внимания-то не обращала на долговязого спасателя, пока не обнаружила в шкафчике книгу. Не так давно в каком-то журнале ей попалась статья, где говорилось, что влечение основано не на том, как ты сам видишь другого человека, а на том, как этот человек видит тебя. Тильда долго размышляла над неожиданной теорией и пришла к выводу, что так оно и есть. Алекс заставил ее почувствовать себя настоящей принцессой — очаровательной, желанной. С его помощью она заново открыла себя. Увы, постепенно Алекс перестал видеть в молодой жене сказочную русалку. Тогда-то и возникли первые проблемы. День за днем, месяц за месяцем, а затем и год за годом совместной жизни исподволь окрашивали их супружество в скучные тона привычки. А Тильде так нужно было вновь стать русалкой в глазах Алекса… вновь ощутить на себе ослепительное сияние юной любви. Тильда чувствовала, что теряет его, и цеплялась за прошлые чувства с отчаянием человека, счастье которого ускользает навсегда.

Неужели там, в прошлом, действительно были они? Кажется, ничего не осталось от окрыленных любовью юнцов, которые голыми гонялись друг за другом в закрытом на ночь бассейне и безудержно любили друг друга на скользком кафельном бортике. Как давно это было. Тильда при всем желании не вспомнила бы, когда они плавали вместе, не говоря уж о том, когда занимались любовью.

— А у нас с Кристиной никакой великой истории любви, — с ноткой сожаления признался Брайан. — Наши родители были знакомы, и я знал Кристину с самого детства.

Тильда представила себе школьный двор, где играют в камешки толстый мальчишка с ободранными коленками и худущая девочка с жидкими хвостиками и гольфами гармошкой.

— У него было много подружек. Очень много, — вставила Кристина, розовощекая то ли от гордости за мужа, то ли от вина. — Он меня и не замечал совсем — до того дня, когда пришел к нам в гости со своей мамой.

— И с тех пор мы вместе. — Брайан вытянул руку за спиной Клэрри и по-хозяйски обнял жену.

Что за унылая пара, подумала Тильда. Но вечная. Уж этот брак точно заключался «до тех пор, пока смерть не разлучит». А все потому, что строился их союз не на хлипкой, туманной мечте, а на прочной реальности. Брайану и Кристине не грозят страдания от разбитых грез, поскольку разбиваться просто нечему.

— Нет никакой романтики, — заявил Клайв. — Романтика — плод фантазии поэтов и художников. — Он промокнул взмокший лоб и ослабил узел галстука. — А на самом деле ее не существует.

Услышав высказанные вслух собственные страхи, Тильда вцепилась в вилку, как в спасательный круг.

— Не говори так! Только не своди все до уровня гормонов, Клайв. Жизнь куда как сложнее.

— Правда? — процедил Алекс, покосившись на Клайва. — Не уверен.

— Вот это да! — в притворном ужасе вскрикнула Джуди. — Что за дикие вещи ты говоришь, Алекс! И это после такой трогательной истории любви. Твоя Русалочка по-прежнему рядом, не забыл? Вот она, сидит за столом напротив тебя.

Тильда вновь вспыхнула, чувствуя, как краска цвета ее платья заливает щеки, шею, треугольный шрам, грудь…

Клэрри видела в голове Тильды холм — крутой холм с разбросанными там и сям деревьями. Небо над холмом набухло черными тучами, лил безжалостный, упорный дождь. Клэрри вглядывалась в струи, гадая, прекращался ли он здесь хоть на минуту. Судя по ярко-зеленой траве, дождь шел постоянно. С ветром. Клэрри слышала треск и стон ломающихся веток. Одно деревце росло отдельно от прочих, у самой вершины холма, и больше всех страдало от стихии. Такое тонкое, слабенькое… Как оно вообще устояло? На его ветках, несмотря на пышную зелень собратьев, не было ни листочка. Странно. Кругом сплошная вода, а деревце кажется высохшим, мертвым. Где-то за толщей туч угадывалась луна, но выглянуть ей было не под силу.

Тильда чувствовала на себе взгляд Клэрри — гнетущий, пронизывающий. Попыталась отразить его собственным, полным грозного укора, но успеха не добилась. Все равно что с покойником в гляделки играть. Тильда давно заметила, что невестка таращится на всех гостей по очереди. Как ее остановить — вот вопрос. Боже, если б только она не приехала. А еще лучше, если бы ее вообще не было. Нет, вы только посмотрите на нее… пялится с открытым ртом, даже остатки пищи видны, халат на груди распахнулся — и сколько ни подавай знаки, все без толку.

С вилки в вяло поникшей руке Клэрри упал кусочек картошки и исчез где-то под столом. Опасаясь за свой ковер, Тильда согнулась пополам и принялась шарить рукой в джунглях ног и деревянных ножек, пока не обнаружила, что ботинок Брайана уже сделал свое черное дело. Дьявольщина. Тильда втихаря чертыхалась, морщась от прилива крови к голове.

— Что ты там делаешь, дорогая? — раздался сверху голос Алекса.

Тильда вынырнула на поверхность — красная, взлохмаченная.

— Ничего, — буркнула она, дергая за бахрому скатерти, чтобы высвободить зацепившуюся сережку. — Показалось, что уронила…

Клэрри, слава богу, таращится уже на Хайди Стилбурн. Тильда освободилась от прожигающего взгляда, но не от отчаянного желания закурить или… или добавить самую капельку порошка Джуди. Сейчас это невозможно, но не исключено, что чуть позже шанс появится.

Хрум, хрум, хрум. Моль работала челюстями. Пять, максимум шесть бандитов с мощными телами и мертвенно-желтыми крыльями хищно истребляли порядочный кусок кружев. Тонких кружев. Наверное, очень дорогих. И очень красивых — Клэрри решила, что ничего изящнее не видела. Хотя, если подумать, удивляться нечему. Что можно обнаружить в голове модного модельера, кроме кружев? И какая-то моль уничтожает такую красоту. Методично уничтожает, все увеличивая безобразные дыры. С такой скоростью эта шайка очень скоро все сожрет. Сама же Сетка ничего не ест.

— Знаете, я бы хотел сказать… что в восторге от сегодняшнего вечера.

Крайне неожиданное признание: застольный разговор коснулся реставрации Опера-Хаус, а Брайан вдруг разразился комплиментами. Тильда вскинула глаза на его добродушное, улыбающееся лицо. Придуривается? Или от души?..

— Лично я считаю — люди должны всегда говорить, что думают, и думать, что говорят. — Брайан покосился на нетронутую форель Клэрри. — Вот почему разделить прекрасный ужин с приятными, искренними людьми — для меня настоящее удовольствие.

Тильда как хозяйка приема порадовалась бы, если б только смогла поверить в правдивость слов Брайана. Неужто он и впрямь доволен вечером, который в глазах самой Тильды выглядел полнейшей катастрофой? Алексу, похоже, переварить признание Брайана тоже оказалось не проще, чем проглотить последний изрядный кусок форели.

— Вы бы знали, сколько вечеров мне приходится убивать в дорогущих ресторанах, в компании напыщенных ничтожеств, искушенных в светских условностях, но неспособных на простые человеческие чувства, — продолжал почетный гость. — Зато здесь, в этом доме… Признаться, я настраивался на один из таких же нудных вечеров… думал, опять пойдут разговоры о бизнесе, гольфе… в общем, опасался, что меня опять ждет никчемный треп и никчемная еда.

Ничего себе излияния… Чаша моего терпения переполнена. В последний момент успев проглотить грубость, Тильда по ассоциации вспомнила о бокалах гостей — полны ли? Ее взгляд нервно обежал стол, но тревога оказалась напрасной: Полин исполняла свои обязанности как истинный профессионал, бесшумно и незаметно. Вот и сейчас она возникла за спиной Кристины Тэкстон, долила вина в ее бокал и вновь отступила. Быть может, Брайан прав и вечер в конце концов удастся?

— И ошибся, — продолжал Брайан. — Мы говорим об истинных ценностях — любви, семье. О детстве… и все мы видели пример заботы и поддержки… когда этой девочке стало плохо, ее окружили вниманием, а потом были рады ее возвращению, несмотря на неподходящий наряд… Я уж не говорю о еде… форель просто изумительна — ни в одном ресторане такую не подадут. Прошу прощения, что отнял столько времени, но я должен был это сказать, потому что считаю честность настоящей добродетелью. По-моему, люди не должны скрывать своих чувств.

Надрался, сделала вывод Тильда. Или просто идиот. Или и то и другое.

У Пластилина были влажные карие глаза, как у животного. Клэрри узнала собаку. Скорее всего, дворняжка — судя по морде, родословной здесь и не пахло. У пса было всего одно ухо. Второе, должно быть, потерял в драке с собратьями по уличной стае. Вывалив розовый язык, пес растянулся на полу в чьем-то доме. Клэрри заметила металлическую бляху с буквами на ошейнике, но разобрать надпись не могла.

Миг спустя сцена изменилась. Рядом с псом возникла женская нога в розовой босоножке на шпильке, не скрывающей ухоженные пальцы с ярко-красными ногтями. Клэрри хотелось увидеть хозяйку собаки в полный рост, но пришлось довольствоваться только ногой до колена. Пес тоже попытался заглянуть хозяйке в лицо, после чего принялся лизать пальцы на ее ноге — сперва осторожно, затем все настойчивее. Пальцы довольно шевельнулись, и пес рьяно заработал языком. Клэрри содрогнулась от отвращения и отвела взгляд, а когда рискнула вновь посмотреть на Пластилина, то увидела только щекастое лицо с широкой улыбкой.

— В чем-то вы, конечно, правы, — обратился Клайв к Брайану, размахивая полупустым бокалом. — Честность — однаиз добродетелей и все такое… Но согласитесь, даже в таком дружеском застолье, как наше, остаются некие ограничения. Я бы сказал, запретные темы.

— То есть? Я не совсем понимаю… — Брайан сдвинул брови, силясь уловить смысл сказанного.

До чего же мерзкий субъект этот Клайв, негодующе подумала Тильда. Возражает только ради того, чтобы возразить. Сказать-то ему, по существу, и нечего. Рот кривит злобно, весь напыжился, будто вот-вот укусит.

— По-моему, Клайв имел в виду… — встрял сразу занервничавший Алекс.

— Я имею в виду, — перебил его Клайв, — что все мы бываем честны, когда честность нам выгодна. Нет проблем назвать еду великолепной, если она действительно великолепна.

— А так оно и есть, — заверил Брайан и послал Тильде улыбку. Дескать, к чему бы там Клайв ни клонил, уж я-то точно не врал насчет еды.

— Верно. Ну а если бы нет? Что, если бы все блюда сегодня оказались несъедобными и после каждого глотка тебя тянуло бы к унитазу?

— Полегче, старик, — процедил Роджер.

Тильда невольно глянула на Хайди, восседавшую с таким видом, словно ее давно уже тянет к унитазу.

— Ну, Брайан? Что бы вы сказали в этом случае? Или представьте на минутку, что с первого взгляда вы невзлюбили одного из гостей, совершенно отвратного типа. Стали бы вы нахваливать компанию и угощение? Вспомнили бы о своей честности? Неужели заявили бы хозяйке, что еда у нее дерьмо? Неужели выложили бы соседу по столу все, что о нем думаете?

— Э-э-э… — ошарашенно протянул Брайан.

Тильда потеряла дар речи. Что это на Клайва нашло? Какого черта он из кожи вон лезет, чтобы испоганить вечер?

— Клайв, дружок, ты делаешь из мухи слона. — Инициативу перехватила Джуди. — Совершенно очевидно, что ты клонишь к тому, что всегда нужен такт. Уверяю тебя, всем нам известно значение хороших манер и этикета. Свои истинные чувства мы выражаем лишь в подходящей для этого ситуации. Попасть в компанию друзей, где можно говорить все, что думаешь, — это здорово, о чем нам только что и сказал Брайан. Он рад знакомству с близкими ему по духу людьми, и он этого не скрывает. Верно, Брайан?

— Д-да, конечно. — Тот кивнул.

Тильда облегченно обмякла в кресле, но тут же вспомнила о невестке. До Клэрри, похоже, напряг за столом не дошел: она впилась немигающим взглядом в Роджера.

— Но, Брайан! Ты ведь знаешь, что твоя честность куда как глубже! — Щеки Кристины Тэкстон пошли красными пятнами, лоб блестел от испарины. Она выглядела неопрятной и взбудораженной. Глотнув вина, Кристина повернулась к Джуди: — Он бывает просто болезненно честным. Забывает и о приличиях, и о такте. Что думает, то и говорит, и плевать ему на всякую там дипломатию.

— Не скажи, дорогая. И о приличиях, и о такте я помню, но прямоту люблю, это верно. И в бизнесе, и в личной жизни.

— Всем нам нравится считать себя честными, — настаивал Клайв. — Однако открываемся мы лишь до определенной степени. Уверен, ни одному из нас не хотелось бы продолжать ужин за обсуждением проблем и наболевших вопросов каждого. Так что честность, конечно, штука хорошая, но лишь постольку-поскольку.

— К чему такие крайности, дорогой Клайв? Мы ведь за столом собрались, а не в кабинете психотерапевта.

Джуди хохотнула, следом рассмеялись и остальные.

Клэрри пропустила разговор, поглощенная изучением внутреннего мира Вояки. Ей не сразу удалось заглянуть в его голову: мешали усы, с таким упорством заслоняя ей обзор, что она готова была протянуть руку через стол и как следует дернуть за них. В конце концов усы сдались, позволив Клэрри увидеть, что творится в глубине солидного черепа.

Клэрри обнаружила там напуганного черноволосого мальчика с идеально ровным пробором, в шортах и серой нейлоновой рубашке. Опрятность облика портили сползшие к щиколоткам белые гольфы и обшарпанные ботинки с развязанными шнурками. Мальчик прижимал к груди цветастую свинку-копилку, как что-то для него бесценное, и неотрывно смотрел… нет, не на Клэрри, а на собственное отражение в большом зеркале, загадочным образом висевшем в пустом пространстве перед ним. Собственно, мальчуган стоял спиной к Клэрри — она тоже разглядывала скорее отражение, а не его самого.

Присмотревшись, Клэрри увидела нескончаемый ряд абсолютно одинаковых мальчишек, выстроившихся в зеркале. Сбитая с толку, она не сразу заметила еще одно зеркало за спиной ребенка. Два зеркала друг напротив друга, многократно повторяя свои отражения, создавали шеренгу двойников, змеей уползающую в бесконечность. В тот самый миг, когда Клэрри уяснила для себя смысл картинки, мальчуган тоже открыл собственные безбрежные возможности. Хмурое лицо его расползлось в улыбке, и он еще крепче стиснул копилку.

— Мое! Все мое! — крикнул мальчик, заставив губы всех двойников шевельнуться в унисон. — Мое! — повторил он.

Под его веснушчатым носом пробились усы, выросли, встопорщились, в пять секунд заволокли чернотой детское лицо и бесчисленных двойников и еще миг спустя обрели форму усов реального Вояки.

Клэрри вновь захотелось дернуть за них. Догадываясь, что этого никто не одобрит, она отвела глаза и постаралась вникнуть в беседу, первой скрипкой в которой опять был Глянец. Он вообще говорил много и громко — его гладкий голос то и дело нарушал ход мыслей Клэрри.

Однако голос ей было вынести проще, чем аромат его лосьона. Клэрри не любила сильно надушенных мужчин, подозревая, что парфюмерия призвана скрыть запах немытого тела. Однако у Глянца явно нет проблем с гигиеной — он безудержно поливается лосьоном, чтобы привлечь к себе внимание, заставить окружающих считаться с его присутствием. Лишенный природного обаяния, Глянец заменил его искусственным ароматом.

— Как-то в детстве, когда мне было лет одиннадцать-двенадцать, — говорил Клайв, рассеянно царапая вилкой по пустой тарелке, — родители взяли меня с младшей сестрой в гости к своим друзьям — те жили по соседству. Я ненавидел походы с родителями, но в тот раз отвертеться не удалось. Эти друзья баловали нас с сестрой. Дорогие подарки на Рождество и все такое… Короче говоря, пришлось пойти. Сначала все шло гладко, мы с сестрой, как обычно, изнывали от скуки — пока разговор не коснулся уроков вождения. Понятия не имею, с чего они вдруг завели об этом речь, зато помню, что отец хохотал, рассказывая о первом опыте матери за рулем. Мы и понять ничего не успели — а мама ударилась в слезы и принялась кричать: «Да как ты смеешь?! Унижаешь меня при каждом удобном случае. Смешиваешь с грязью на людях!» Ну и так далее и тому подобное. Но это были еще цветочки. Потом мама ни с того ни с сего — по крайней мере, нам так показалось — набросилась на отца с обвинениями в измене. «Да-да, у него интрижка на стороне!» — визжала она за общим столом, при своих детях и друзьях! Сами понимаете, нам с сестрой хотелось под землю провалиться от позора. Я так ясно помню свои ощущения… Меня не волновало, права мать или нет, — больше всего я страдал от того, что они оба выставили себя на посмешище перед чужими людьми.

— Бедный мальчик, — обратилась Кристина к своему бокалу.

— Но этим дело не кончилось, — продолжал Клайв, медленно обведя взглядом слушателей. — Когда скандал достиг апогея, к родителям присоединились и их друзья. Морин (жену звали Морин) набросилась на своего мужа: «На твоем месте, Дерек, я бы стерла самодовольство с рожи — думаешь, обвел меня вокруг пальца? Думаешь, я не в курсе твоих шашней с этой Фионой из сорок второго дома?..» Словом, сущий ад. Орали сначала по очереди — мама на отца, Морин на Дерека, — а потом уж и хором.

— Господи, а вы-то что с сестрой делали? — спросила Джуди.

— Сестра, кажется, заснула. Положила голову прямо на стол — и отключилась. А я пошел искать кота, лишь бы смыться оттуда.

Клайв помолчал для пущего эффекта.

— Мораль: мы крайне редко бываем искренними, если дело касается наших мыслей и чувств. А когда моменты искренности случаются… тогда-то и происходят катастрофы.

Только что наполненный до краев бокал Кристины Тэкстон с глухим стуком опрокинулся на стол. Тильда в бессилии следила, как красное вино пропитывает скатерть и льется на брюки Роджера Маршалла.

— Полин… — Тильда вскочила на ноги.

Опередив возражения жены, Алекс перевернул солонку, и соль тонкими струйками потекла на пятно, смешиваясь с вином в розовую массу.

— Алекс, нет!

Что за идиотский способ. Тильда не видела смысла во всех этих народных средствах.

— Соль… то, что нужно… впитывает и все такое, — бессвязно бубнил Алекс.

— Простите, — сказала Кристина. Сама она не пострадала.

— Господи, мои брюки… — Роджер вскочил и принялся возить салфеткой по штанине.

— Да помоги же, Полин! — раздраженно бросила Тильда девушке, которая беспомощно топталась рядом. — Отведи его на кухню, что ли?

— Ах да! Белое вино ведь уничтожает красное, верно? — Алекс схватил ближайшую бутылку.

— Алекс, я тебя умоляю! — Но Тильда опять опоздала. Осталось только, терзая свой шрам, смотреть, как белое вино разбавляет кашу из красного и соли на столе.

Тяжелая дверь столовой с треском закрылась за Полин и Роджером.

— Надеюсь, я не испортила брюки, — пробормотала Кристина. — Представления не имею, как это вышло.

— Не переживайте. — Тильда растянула губы в улыбке, хотя ей хотелось рыдать над своим роскошным столом. — За ужином хоть один бокал да опрокинется. Это как закон.

— Да, но почему-то обязательно мой бокал. — Кристина с тоской уставилась на пятно. — И почему я такая неуклюжая?

— Не переживайте, — повторила Тильда.

Неужели и вправду придется сдружиться с этой кошмарной бабой? Что за чучело — то святошу из себя разыгрывает, то надирается в дым.

— Когда Полин освободится, я попрошу сменить скатерть, — сказала Тильда вслух, поймав сочувственный взгляд Джуди.

— А пока нужно выпить. — Алекс потянулся за бутылкой. — Не хватало еще мучиться от жажды из-за одного неловкого жеста.

— Мы заплатим… само собой… все затраты… чистка, новые брюки… что угодно… — лепетал Брайан.

— Благодарю, дружище, — сказал Алекс, — но, думаю, все обойдется.

— Разумеется, — подтвердила Джуди, неотрывно глядя на дверь. — К тому же брюки доброго слова не стоят.

Чудный, чудный красный цвет. Соль осветлила его, превратила в розовый, но по сути он все равно остался красным. Вечно красным.

Представив, что вместо глаз у нее объектив фотокамеры, Клэрри моргнула, запечатлевая в памяти момент, когда красное попало на стол, вспыхнуло, разлилось, затопило все вокруг. Потом запустила обратный просмотр: вино вернулось в бокал, а скатерть засияла девственной белизной. Снова прокрутила вперед, нажав на паузу в тот миг, когда вино зависло в воздухе, между бокалом и столом, словно красная, готовая пролиться дождем туча. Чудный, чудный красный цвет.

Красное… Красное — не только вино на столе, красное и за столом, напротив Клэрри. Красный человек прямо перед ней, и человек этот — Круэлла. Красное платье. Что-то красное внутри — что-то странное. Клэрри его чувствовала, но никак не могла увидеть. Быть может, Круэлла тоже наслаждается красным?

Красная Круэлла в красном одиночестве. Круэллу не тронули суета за столом и тревоги остальных по поводу пролитого вина. Она застыла, безмолвная. Словно и не живая. Красная, но холодная. Велика ли, в конце концов, разница между жаром и холодом? Оба обжигают, оба причиняют боль. Клэрри заглянула в остекленевшие глаза Круэллы и не удивилась, обнаружив третий глаз, громадный немигающий глаз, заполнивший все пространство внутри ее головы. Белок гигантского глаза был прозрачен до голубизны, но зрачок был очерчен красным — густо-красным, безупречно красным. Зрачок сужался и расширялся, пульсировал размеренно, в ритме сердца.

«У нее нет сердца, — поняла Клэрри. — Сердца нет — только этот глаз, который все видит, но ничего не чувствует».

Брюки Роджера насквозь промокли в паху, с левой штанины капало. Сначала его окатили вином, потом он добавил воды, когда пытался вывести безобразное винное пятно со своих шикарных голубых брюк. В столовой он тщетно оттирал штаны салфеткой, после чего Полин утащила его на кухню, где с подозрительным энтузиазмом принялась охлопывать мокрым полотенцем, так и норовя подобраться к ширинке. Не выдержав, Роджер отобрал у нее полотенце и отпихнул настырную девицу.

— Может, все-таки помочь? — Участие в голосе Полин было пугающе разбавлено откровенным бабьим кокетством.

— Спасибо, не надо! — раздраженно рыкнул Роджер. — Сам справлюсь. — И он развернулся к ней спиной.

— По-моему, вам их лучше снять, — не унималась официантка. И что это означает? Заботу в чистом виде — или тайное желание увидеть его без штанов? — Думаю, у мистера Стоуна найдется подходящая для вас пара брюк.

— А я думаю, что вы не можете распоряжаться гардеробом Алекса, — отрезал Роджер.

— Ну и ладно. Я хотела помочь.

Полин фыркнула напоследок и вернулась в столовую, оставив Роджера в одиночку управляться с мокрыми штанами.

Пару минут он промокал брюки полотенцем и в конце концов сдался, чувствуя себя полным идиотом. Точно в детство вернулся и обмочил трусы. И откуда взялась эта тщеславная мысль, будто официантка сгорает от желания увидеть его без штанов? Какого черта такой соплячке мечтать о никчемной рухляди вроде него?

Роджер разогнулся и прошел в коридор. Штанина противно липла к ноге, в паху было холодно и мокро. Будь трижды проклята чокнутая Кристина Тэкстон, навлекшая на него этот стыд. Стыд, в котором он к тому же и не виноват — в отличие от прочих позорных моментов, где, увы, винить, кроме себя, некого.

Слава богу, что у него есть Джуди. Что бы он делал без своей Джуди? Подумать только — еще несколько часов назад он всерьез собирался оттолкнуть ее, свою единственную поддержку, свое спасение.

— Я от тебя ухожу, — сказал он, удивив самого себя внезапностью и бессмысленностью заявления.

Сосредоточенно, без намека на беспокойство, Джуди продела штырек серебряной серьги в мочку левого уха. Его слов она будто и не слышала.

— Я сказал, что ухожу от тебя, — повторил Роджер с нажимом — от злости, что его беспардонно игнорируют.

— Дорогой, застегни молнию, пожалуйста.

Джуди скользнула в платье и натянула бретельки на плечи.

Шагнув к ней, Роджер послушно исполнил просьбу.

— Ну? Как я выгляжу? — Джуди, как всегда эффектная, обернулась к нему. Грудь белела в низком вырезе, сережки матово поблескивали.

Она еще не успела накраситься. Без косметики жена всегда казалась ему гораздо моложе, ранимее. Он любил эту ее беззащитность, под слоем искусственных красок исчезавшую напрочь. Ненакрашенной Джуди не показывалась никому, кроме Роджера, — то была одна из привилегий, вытекающих из статуса ее супруга.

— Сногсшибательно. Ты всегда сногсшибательна. — Присев на край кровати, Роджер бездумно подергал за манжеты и уставился на ковер. Это еще что? Похоже на след от сигареты, хотя никто из них в спальне не курит. Прислуга, наверное. — Я пытаюсь донести до твоего сознания, что ухожу.

— Что за дурацкое выражение. — Она вновь шагнула к зеркалу, протерла лицо ярко-синим лосьоном, после чего ловко метнула использованный ватный шарик в мусорную корзину в дальнем углу комнаты. — В жизни не поверила бы, что услышу его от тебя. Сказал бы: «Я собираюсь от тебя уйти». Но «я ухожу» звучит так, будто ты выходишь за дверь, в то время как на самом деле ты сидишь на кровати и издеваешься над рубашкой.

— Джуди…

— А после ухода можно сказать: «Я от тебя ушел». Или вернее будет «Я ушел от тебя»? Или же просто «Прощай». — Перейдя к следующему этапу, она ровным слоем наносила увлажняющий крем на щеки, лоб и шею. Взгляд ее по-прежнему был прикован к зеркалу.

— Джуди, послушай, — тоненько крякнул Роджер и кашлянул, надеясь вернуть привычную хрипотцу.

Джуди завернула крышку, отложила тюбик, взяла тональный крем.

— А нужно ли, дорогой? По мне, так ты выбрал крайне неподходящее время для страданий. Через полчаса нас ждут на званом ужине, и мне вовсе не улыбается появиться у Тильды с мрачным и злобным мужем. Может, выбросишь свои проблемы из головы до возвращения? Или до завтра? А еще лучше — до следующей недели.

— А может, ты попробуешь отнестись ко мне серьезно? — Баритон вернуть не удалось, как не удалось и придать голосу желаемую убедительность.

Под слоем тонального крема лицо жены обрело матовую гладкость пластмассы. Джуди вздохнула:

— Ладно. Раз уж ты настаиваешь, поговорим сейчас. В данный момент тебе кажется — повторю твою же идиотскую фразу, — что ты от меня уходишь. Можно спросить, с чего ты это взял? Любовница достала? Ультиматум предъявила? Если так, то я тебя предупреждаю, Роджер, — не спеши жертвовать собой и всем, что тебе дорого, ради молоденькой дурочки. И пары месяцев не пройдет, как она тебе осточертеет.

— Нет! Все совсем не так… — Роджер вспыхнул. Откуда в ней эта хирургически ледяная жесткость? Все готова вскрыть, расчленить, отрезать — и рука не дрогнет.

Сузив глаза, Джуди деловито и уверенно нанесла черную обводку на веки.

— Уточни, Роджер. Все не так — в том смысле, что любовница не давит на тебя? Или все не так — в смысле, что она тебе не осточертеет?

— У меня никого нет. — У него-то точно нет. В Джуди, увы, он далеко не уверен.

— Какая жалость, — процедила она. — Проще было бы понять. В таком случае, речь идет о пресловутом кризисе среднего возраста? Боишься, что скоро сорок лет, а ты не слишком многого добился? Хочешь забыть, что у тебя трое детей, которые скоро вырастут и наплюют на твой авторитет? Мечтаешь уйти от ответственности? А я, между прочим, среди прочих достоинств особенно ценила твое чувство ответственности.

— Нет. — Прожженное на ковре пятно так и притягивало взгляд.

— Нет? Что же тогда? — Джуди вскинула брови — то ли в недоумении, то ли просто для того, чтобы накрасить ресницы.

— Стыд. — Одному Богу известно, до чего трудно было произнести это слово. Зато оно как нельзя полно и точно обрисовывало ситуацию.

— Стыд, — задумчиво повторила Джуди и поднесла к губам тюбик красной помады. — Стыд, — выдохнула она в салфетку, промокая накрашенный рот. Затем стиснула губы, выравнивая помаду, и причмокнула.

Роджер вздрогнул. Что за звук? Клацанье хирургического пинцета?

Он кивнул, не имея ни малейшего желания развивать тему. Зачем? Уйти молча будет проще. А уйти придется, несмотря на то что ему очень хочется остаться; несмотря на то что он все еще любит ее, даже такую ледяную, бесчувственную. Возможно, именно такую ледяную и бесчувственную.

— То есть тебе до того стыдно, что ты не в силах рассказать мне, отчего тебе так стыдно? — Джуди завинтила красный столбик помады обратно в тюбик. — Тебе до того стыдно, что проще уйти, чем поделиться со мной причиной своего стыда?

Он опять кивнул, презирая себя за горящие щеки, за жалкий вид нашкодившего ребенка.

— Роджер, дорогой, твоя затея бессмысленна. Я ведь знаю, что тебе вовсе не хочется от меня уходить. — Джуди выпустила в воздух ароматное облачко из флакона и прошла сквозь него. Роджер как-то поинтересовался, почему она не наносит духи прямо на шею и запястья, как другие женщины, но Джуди лишь презрительно повела бровью. Как другие? Еще чего.

Он ждал продолжения, едва сдерживаясь, чтобы не расчихаться от напитанного ароматом воздуха.

— Ты игрок, верно? — сказала Джуди, поворачиваясь наконец к нему лицом. — Сколько? Сколько ты проиграл?

Роджер онемел от изумления. Как она догадалась? Немыслимо. Исключено. Целая вечность безмолвных мук, лживых оправданий, фальшивых командировок. Бесчисленные часы в дымных казино, перед горками разноцветных фишек и колесом рулетки, которое ты молишь остановиться, а оно все крутится и крутится, будто издеваясь над тобой…

— Кто тебе сказал? — выдавил он первое, что пришло в голову.

— Никто. — Джуди села рядом на кровать, взяла его за руку, погладила тонкими, прохладными пальцами. — Я тебя слишком хорошо знаю, Роджер. Ты ничего не можешь скрыть от меня. Ну-ка, давай. Выброси из головы все эти глупые мысли об уходе и расскажи, насколько плохи твои дела.

И Роджер заговорил. Слова рвались из него таким потоком, что он и сам с трудом улавливал их смысл. Он рассказал о Париже и Амстердаме; о том, как игра захватила его, вцепилась и не желала разжать клещи, пока он не спустил все, что имел. И о том, что даже теперь, когда ничего не осталось, ее хватка не ослабла. О своем отчаянии рассказал и о том, что вот уж полгода не может смотреть в глаза жене и детям. Обо всем рассказал… Кроме тех мгновений, когда был близок к самоубийству.

Роджеру хотелось плакать, но он не плакал с шести лет и не собирался сейчас лишаться жалких оставшихся крох человеческого достоинства. Борясь со слезами, что жгли ему веки, Роджер отводил взгляд от лица жены, полного жалости. Джуди гладила его по голове, совсем как его горячо любимая и очень рано умершая мамочка. Слова иссякли, но Роджер не двинулся с места, и ладонь Джуди все скользила и скользила по его волосам.

А ему вдруг отчаянно захотелось секса. Захотелось почувствовать себя мужчиной, оказаться внутри нее. Не осмелился. Остановил страх, что она отвергнет его в тот самый момент, когда нужна ему больше всего на свете, что отмахнется, как от надоедливой мухи, буркнув что-нибудь об ужине у Стоунов, прическе и макияже, на который ухлопала столько времени.

Джуди поразила его во второй раз за вечер, когда сама взяла его руку и прижала к своей груди, а потом толкнула на спину и упала сверху, извиваясь, нашептывая что-то на ухо, расстегивая молнию на брюках.

Когда все было кончено, ее жесткая деловитость возросла многократно, и Роджер понял — ей не нужен был секс, это был всего лишь способ поднять ему дух. Оставив мужа на груде скомканных простыней, Джуди голой прошла в ванную, включила свет и встала под тугие струи душа, вздохом приветствуя грядущее повторение сборов.

Роджер лежал на спине, уставившись в потолок с трещиной, похожей на улыбку — или гримасу, если смотреть с другой стороны. Он забыл о времени. Он хотел спать, но глаза горели, стоило только опустить веки. Какое странное чувство.

Завернутая в белое полотенце, Джуди закрыла за собой дверь ванной и подняла красное платье с пола.

— Сам знаешь, дорогой, у всех есть свои маленькие секреты, — сказала она. — Каждый чего-нибудь да стыдится.

Роджер спросил бы, в чем ее секрет, если бы не боялся ответа. Он задал другой вопрос:

— И что нам теперь делать?

— Не волнуйся, — отозвалась Джуди, натягивая шелковые трусики. — Все наладится.

— Каким образом?

Джуди застегнула лифчик.

— Положись на меня. Я что-нибудь придумаю. А тебе нужно заняться собой. Сара Манетт знает отличного психоаналитика, специалиста как раз по твоей проблеме. Я ему позвоню и запишу тебя на прием.

— М-м-м.

— Поверь, дорогой, я все устрою. И прекрати, ради бога, оплакивать себя. Говорю же, секреты у всех есть. Взять, к примеру, Клайва Стилбурна…

— Клайва Стилбурна? — Роджер резко приподнялся и сел.

Джуди уже вновь устроилась перед зеркалом для второго сеанса макияжа.

— Именно. Клайв, да будет тебе известно, — бисексуал. Мальчиков снимает втихаря от жены.

Роджер заморгал.

— Что за чушь, Джуди! Где ты наслушалась подобной ерунды?

— У меня свои источники, — рассеянно ответила Джуди. — Совершенно достоверные. По самые уши увяз наш Клайв. Без ума от какого-то австралийского блондинчика.

— Господи.

— Так что не переживай, дорогой. — Джуди в зеркале послала ему ослепительную, заново накрашенную улыбку. — Твоя проблема того не стоит.

Клэрри играла с красным — возила по соли мизинцем. Сначала нарисовала улыбчивую рожицу, потом сердце. И наконец, топор. Рисовать на соли оказалось не так просто — картинки вышли нечеткими, будто из-под руки абстракциониста. Клэрри дернулась от острой боли в лодыжке — это Тильда пнула ее под столом носком туфли. Следовало бы улыбнуться, попросив прощения у хозяйки, но Клэрри рискнула нарушить правила. Улыбаться ей не хотелось.

— Бедняжка ты мой! — заворковала Круэлла. В столовую вернулся багровый Вояка и спешно прошел к своему месту, держа обе руки перед собой в тщетной попытке прикрыть мокрое пятно на штанах.

— Если хочешь, Роджер, я снабжу тебя сухими брюками, — предложил Алекс, нервно запустив пятерню в жидковатые волосы.

— Ерунда. Высохну. — Вояка с видимой неловкостью опустился в кресло.

— Роджеру вечно не везет, — продолжала Круэлла. — Если судьбе вздумается сыграть какую-нибудь злую шутку, из целой толпы она выберет именно Роджера. Помнишь, дорогой, в прошлом году в Канне мы с тобой…

Клэрри до смерти наскучили застольные разговоры, воспоминания, шутки, анекдоты из чужой жизни, звяканье бокалов. Она постаралась отключить в сознании пронзительный голос Круэллы и сосредоточиться на Алексе — тот тоже явно выпал из разговора, погрузившись в свои мысли. До чего же они разные с Моррисом. Алекс такой… обыкновенный. Вечно дергается по пустякам, переживает, что скажут люди. Вот и сейчас ерзает, кривится, моргает — в то время как Моррис уже запрыгнул бы на стол и завопил: «Тоска зеленая! Двигаем на пляж, купаться голяком при луне!»

Правда, море отсюда далеко, купаться еще холодно, а луны не разглядеть за облаками. Ну и пусть. Моррис все равно что-нибудь придумал бы. Всех завел бы, все изменил… но Морриса здесь нет, а Алекс другой.

Клэрри вонзила в него взгляд — Алекс остался последним, в чью голову она еще не заглянула. Она сосредоточилась что было сил, но Алекс отбил ее атаку. Его глаза скользнули по лицу Клэрри, и в его взгляде она прочитала: «Частная собственность. Посторонним вход воспрещен».

Ну, это мы еще посмотрим, решила Клэрри. Никто не смеет ставить ей преграды. И она поднатужилась, будто при родах, только собрав в кулак моральный дух, а не физические силы.

И дух Клэрри, внезапно очнувшись от долгой спячки, рвался на свободу, протискивался меж ребрами, что так долго служили прутьями его клетки. Он извивался и бился в груди, ускоряя ритм сердца. А сама Клэрри все тщилась проникнуть в голову Алекса; дыхание ее участилось, ногти впились в сиденье, чтобы не катапультироваться из кресла от мощи собственного напряжения.

Трудно сказать, как долго длились эти роды — то ли часы, то ли секунды, но завершились они громким хлопком в голове Клэрри. И все погрузилось во тьму.

На миг впав в панику, Клэрри тут же поняла причину кромешного мрака — она просто-напросто закрыла глаза. А когда открыла, обнаружила, что висит в воздухе над столом, прямо напротив портрета Тильдиных родителей, подбадривающих ее улыбками. Клэрри подняла руку, чтобы помахать в ответ, и поняла, что смотрит на них сквозь ладонь. Рука ее стала прозрачной. Под потолком столовой парила невесомая и невидимая Клэрри.

«Здорово!» — воскликнула невидимая Клэрри, но ее никто не услышал. Она была бесплотна и вездесуща.

А ее физическая оболочка, как оказалось, все так же сидела за столом и возила пальцем по соли.

«Эй, погляди-ка, где я!» — позвала ее бесплотная Клэрри, но Клэрри из плоти не откликнулась. Оставив в покое соль, она переключилась на нетронутую форель.

«Потрясающе. И как я раньше не додумалась? Наверное, это и называется уходом в астрал?»

Полетав немного по комнате, погладив невидимой ладонью сводчатый потолок и рассмотрев безделушки на каминной полке, Клэрри вспомнила, ради чего она, собственно, покинула свое тело.

Она порхнула к угрюмому, всеми позабытому Алексу и цепко взялась за его лицо: одну ладонь опустила ему на макушку, а вторую подсунула под подбородок. Алекс продолжал кукситься, не догадываясь о том, что с ним происходит. Его голова под руками Клэрри была до странности знакомой.

«Точь-в-точь как у Морриса», — пробормотала Клэрри.

Решение созрело у нее мгновенно, словно она всю жизнь только этим и занималась. Нужно как следует крутануть лицо против часовой стрелки, снять его, будто крышку с банки, и без проблем заглянуть внутрь.

Пока Клэрри пыхтела над его головой, Алекс потягивал вино, и рука его с бокалом невольно мешала ее планам. Клэрри уже задыхалась от усилий, а лицо даже не сдвинулось с места. Эх, была бы такая железяка, которой поддевают приржавевшие крышки, — вмиг слетело бы. Клэрри была близка к отчаянию. Алекс же, как назло, еще и расхохотался над шуткой Круэллы, и его лицо выскользнуло из ладоней Клэрри.

Клэрри воспользовалась моментом, чтобы отдышаться, а когда хохот Алекса стих до хмыканья и наконец угас, с новыми силами ухватила его лицо и решительно крутанула.

Лицо поддалось и сдвинулось с места, в точности как упрямая крышка на банке, да так неожиданно, что Клэрри едва не выронила его. Лицо оказалось на удивление увесистым, оно смахивало на стальной диск с натянутым поверх эластичным материалом. Клэрри замутило, когда лицо у нее в руках моргнуло и закашлялось, обдав ее пальцы влажным дыханием. Алекс не имел представления о том, чего лишился, и его лицо продолжало жить своей жизнью. С величайшей осторожностью Клэрри опустила свою ношу на стол и задумалась ненадолго, пытаясь представить, как выглядит лицо изнутри. Когда из оставшейся без лица головы Алекса послышалась музыка, Клэрри обернулась.

Звучал орган — но не церковный, а тот дребезжащий орган, который десятки лет назад развлекал зрителей перед сеансом в кинотеатрах.

Так и есть: в голове Алекса обнаружился кинотеатр былых времен, с полным залом терпеливо ожидающей публики и задернутым пыльным бархатным занавесом.

Из люка в полу перед серебристым экраном очень медленно появился старомодный инструмент. Коротышка старичок в желтом жилете и галстуке-бабочке наигрывал «А я люблю кокосы». Старичок играл и улыбался публике беззубым ртом. Песня закончилась, когда орган достиг уровня пола. В ответ на аплодисменты зрителей органист приподнял свой блестящий котелок и начал следующую мелодию, «Она появится из-за гор».

«Ничего себе, — произнесла бесплотная Клэрри. Старичок вновь приподнял котелок и продолжил игру. — В жизни не поверила бы, что такое может твориться в голове у Алекса».

Собираясь вернуть лицо на место, она заметила, что инструмент с органистом поехали вниз, обратно под пол.

Прикрутить лицо было проще, чем снять, да только село оно как-то неровно. Клэрри попробовала исправить положение, но лицо так и осталось кособоким. Клэрри наконец сдалась и вновь бесцельно поплыла по комнате, заглядывая гостям в уши, за пазухи и в головы.

— Почему форель не ешь? — услышала она вопрос Тильды. — Не нравится?

— Очень нравится, — ответила Клэрри из плоти.

До чего же странно слышать собственный голос со стороны. Для порхающей в воздухе Клэрри ее голос звучал тоньше, чем она привыкла. Все равно как на магнитофонной пленке — а она всегда ненавидела свой голос, записанный на магнитофон. Однако очень скоро со звуком что-то случилось, из голоса реальной Клэрри он превратился в плач ветра, завывание бури, рев тайфуна. Бесплотная Клэрри зажала невидимые уши невидимыми ладонями, но дикий звук захлестывал ее, мотал по воздуху.

Комната поплыла у нее перед глазами, предметы начали терять очертания, атмосфера сгустилась до фиолетовой черноты.

«На помощь!» — взвизгнула бесплотная Клэрри — и ее затянуло в фиолетовую дыру, всосало в пустоту ее тела, будто пылинку во чрево пылесоса. А компания за столом продолжала жевать и болтать.

И все кончилось.

Комната вернула себе привычный вид. Суровая пара взирала на всех с парадного портрета, шторы не утратили густоты золотого блеска, и горящие свечи по-прежнему отбрасывали блики на хрусталь, столовое серебро и лица гостей. Изменилась только Клэрри.

Теперь она знала все. Знала о тяжкой мысли, что мухой билась в сереньком мозгу Кости; знала о животных инстинктах Пластилина; знала о том, что власть над Воякой захватил жадный, самовлюбленный ребенок; и о том, что у Круэллы нет сердца. Клэрри теперь знала, что Глянцу нет покоя из-за колокольного перезвона, что лишенная участия Тильда в одиночку сражается со стихией и что Алекс изводит жизнь на бессмысленное представление, то поднимаясь на сцену, то уходя под нее — и так по бесконечному кругу. О да, Клэрри знала все.

На Клэрри навалилась страшная тяжесть, как на астронавта при возвращении из космической невесомости в сферу притяжения Земли. С трудом двигая неуклюжей, будто свинцовой рукой, она подняла бокал и пригубила вино. Ей больше не нравилось находиться в своем собственном, ограниченном, не способном летать теле. Но Клэрри не могла вспомнить, как ей удалось выскользнуть из ненавистной отныне плотской оболочки, и она терзалась страхом, что никогда больше не сумеет повторить этого.

А они и не догадываются о том, что она все видела и все знает. Подчищают тарелки, опускают на стол ножи и вилки. Пластилин уже ковыряет в зубах, тщетно стараясь подавить отрыжку. Тильду, похоже, заботит только скатерть: менять перед десертом или не менять? Сетка развлекается со свечой, чем определенно выводит из себя Алекса. Собрав расплавленный воск, Сетка мнет его в пальцах, скатывает в шарики, бросает обратно к фитильку и вновь собирает, мнет, скатывает…

Клэрри показалось, что рыбина пытается ей подмигнуть, но, опустив взгляд на тарелку, она обнаружила вместо форели русалочку с лицом Тильды, волосами, разбросанными по остаткам гарнира, чешуйчатым хвостом в зеленом миндальном пюре, грудью под двумя раковинами и желтыми, навеки остекленевшими глазами.

Пронзительная трель из спаренных гудков — неожиданная, грубо ворвавшаяся в застольную беседу, звон бокалов и бряцанье вилок — заставила компанию вздрогнуть, не одно сердце замереть на миг-другой и всех до единого насторожиться.

Клэрри пришла в полное замешательство. От кого из ее соседей по столу исходит этот настойчивый, гадкий электронный звук? Подозрение пало на Глянца с его колокольным оркестром, но звук, казалось, шел прямо от стола. Клэрри уже собиралась приложить к столу ухо и прислушаться как следует, когда ей пришла в голову другая мысль: что, если звон ей снится? Так ведь часто бывает: звонок будильника врывается в твое спящее сознание, а ты отмахиваешься от него, стараясь поглубже окунуться в сон. Клэрри приготовилась проснуться наконец у себя дома, рядом с Моррисом, но сон упорствовал, и будильник не унимался, заливаясь, как электронная птичка, своей размеренно-отрывистой трелью. И только заметив настороженные лица вокруг себя, Клэрри поняла, что звон слышат все. Нет, это не будильник. Это телефон. И звонит он где-то под столом. Только с какой стати Алексу и Тильде держать телефон под столом?

Клэрри уловила на лице Кости недовольство, когда Пластилин наклонился, вытащил из-под кресла дамскую сумочку скучной коричневой кожи и достал из бокового кармашка мобильник.

На глазах Клэрри лицо Кости превращалось в гранитный утес с выступом вместо верхней губы, пока ее муж отрывисто каркал в трубку:

— Брайан Тэкстон… Да… Да… Понял…

— Сколько — можно — просить.

Кость цедила слова с таким видом, будто плевалась ими.

— Может быть, мы… — Тильда неопределенно кивнула на дверь и умолкла, не закончив фразу.

— Да… минуту… да… погодите… — От Пластилина не укрылось каменное лицо жены, но и голос в трубке явно был для него важен. После недолгой внутренней борьбы Пластилин повернулся к жене спиной — трубка победила.

— Чертова игрушка! Ненавижу. Таскает с собой повсюду. — Кость обмерла. Сообразив, что помянула нечистого, в ужасе прихлопнула ладонью оскверненный рот, после чего присосалась к бокалу.

— Как я вас понимаю, дорогая, — сказала Круэлла.

— Лично я запретила Алексу пользоваться мобильником в моем присутствии, — поддакнула Тильда.

Пластилин неуклюже поднимался из-за стола, одновременно отпихивая кресло. Кресло покачнулось на задних ножках и стало заваливаться назад. Выбросив вбок руку, Клэрри остановила падение. Она видела все со стороны, как в замедленном кино. Или как на стоп-кадре, навечно запечатлевшем спортивный мировой рекорд.

— Да… минуту. — Пластилин накрыл микрофон рукой. — Прошу прощения. Это крайне невежливо с моей стороны…

— Да уж, — подтвердила Кость.

— Прошу прощения. — Пластилин повернулся к Тильде: — Если позволите, я закончу разговор в коридоре. Я быстро. Можно? — умоляюще спросил он и повторил: — Я быстро.

— Чувствуйте себя как дома, Брайан, — любезно улыбнулась Тильда и покосилась на Кость. Та свернула салфетку в тугой жгут, словно вознамерилась удавить им мужа.

— Всякое бывает, — сказал Алекс, дождавшись, когда Пластилин закроет за собой дверь.

— Это точно, — отозвалась Кость. — Вы даже не представляете себе, как часто. Подумать только — положить эту ужасную штуку в мою сумочку. Мою! Причем без спроса.

В наступившей долгой паузе Кость продолжала терзать салфетку, скручивая ее то в одну сторону, то в другую. Следуя ее примеру, остальные тоже что-то вертели в руках, старательно прислушиваясь к голосу Пластилина за дверью.

Клэрри не возражала бы чем-нибудь заняться, да только чем? Сплясать на столе? Миндальным пюре нарисовать зеленую улыбку на лице Кости? Можно, конечно, но какой смысл? Глядя на дверь в коридор, она в душе просила Пластилина закругляться со своим телефонным разговором. Если Пластилин не поторопится, Кость стиснет свое лицо в кулак и ринется в атаку на мужа.

Теперь уже все смотрели на дверь, все мечтали, чтобы сию секунду Пластилин с улыбкой вернулся в столовую. Излечить всеобщий паралич было под силу одному лишь Пластилину, и его ждали, как пришествие Святого Духа.

— У нас есть друзья, — задумчиво произнес Алекс, — которые как-то решили, что превратились в рабов технологии… угу, кажется, именно так они и выразились… и повыкидывали телефон, телевизор, видео. Отнесли на помойку, и все дела.

— И что? В семье воцарился рай? — заинтересовалась Круэлла.

— Если им верить, то воцарился. Правда, они зачастили к нам — смотреть любимые фильмы и обзванивать знакомых.

— Повсюду таскает, — бормотала Кость. — И днем и ночью.

Клэрри представила, как Пластилин и Кость рядком лежат в антикварной кровати с бронзовыми набалдашниками. Пластилин, облаченный в пижаму, тянет руку за мобильным телефоном, который надрывается под одеялом, а Кость, в простенькой байковой ночной сорочке, скулит в подушку.

— Женщины запросто обходятся без подобных игрушек, — оживилась Круэлла. — Уж нас-то с телефоном посреди званого ужина не увидишь.

— Но мужчине телефон бывает просто необходим, — возразил Вояка, чем заслужил негодование Кости: та прищурилась на него так, что от глаз остались едва видные щелочки.

— Твоя теория насчет женщин и мобильников, Джуди, — сущий вздор! — возразил Алекс, не скрывая облегчения от того, что гости опять разговорились. — Да я тысячу раз в электричках видел, как дамы вызывают по телефону своих благоверных, чтобы встретили их на станции.

— Ха! Это совсем другое дело. — Тильда, однако, не уточнила, насколько и чем именно «другое».

Осушив свой бокал, Кость громко икнула и с треском поставила бокал на стол. Клэрри удивилась, что стекло уцелело.

Струйка света из-под двери расширилась, потоком хлынула в комнату — это Пластилин открыл дверь и направился к столу, на ходу выключая телефон. Добравшись до своего места, почему-то не сел сразу, а продолжал неловко топтаться рядом.

— Ну? Сядешь ты наконец? — не глядя на мужа, спросила Кость.

— Да-да…

С удрученным видом Пластилин протиснулся к стулу, едва не рухнув на стол, когда нога запуталась в ручках сумочки. Он собирался сунуть телефон в кармашек сумки, но остановился, наткнувшись на горящий взгляд Кости. Трубка легла на стол, рядом с его пустой тарелкой.

— Что-то случилось, Брайан? — высказал Алекс волнующий всех вопрос.

— Нет… Не совсем. Собственно, ничего нового. — Пластилин медленно опустился на стул. — В наше время так сложно найти компетентный персонал. Компетентный и надежный, я имею в виду. Все норовят ободрать тебя.

— И кто на этот раз тебя обдирает? — взвилась Кость. — Какое гнусное преступление совершено против великого Брайана Тэкстона? Ну же, не стесняйся. Ты ведь помрешь, если немедленно всем не нажалуешься. Тебе наплевать, что ты обещал мне на этот вечер забыть о бизнесе. Ты ведь обещал, что оставишь чертов телефон дома. Ублюдок!

— Полин… Принеси, пожалуйста, воды миссис Тэкстон, — сказала Тильда, слегка порозовевшая от беспокойства.

— Не хочу я никакой воды. Вина, Полин.

Полин неуверенно замешкалась.

— Может, не стоит, дорогая? — Взмокший и встревоженный не меньше Тильды, Пластилин ослабил узел галстука и с трудом расстегнул пуговицу на вороге рубашки.

Кость ухватила свой бокал, не дождавшись, когда Полин наполнит его до конца.

— Будь я проклята, если позволю тебе читать мне нотации о невоздержанности, да еще при всех этих людях, — проговорила Кость.

— Ну какие нотации, Крисси?.. — промямлил Пластилин.

— Как насчет немного размяться? Приглашаю всех в гостиную на бокал-другой перед десертом! — с фальшивым энтузиазмом провозгласил Алекс.

— Лично я никуда отсюда не двинусь. И он тоже! — Кость ткнула тощим пальцем в своего злосчастного мужа.

— В таком случае, — без особой надежды на успех предложила Тильда, — можно разделиться. Кто хочет, остается за столом. Остальные перейдут в гостиную.

— Отлично! — взорвалась Кость, утопая в грозовой туче собственного красноречия. — И ты отправляйся, ублюдок. Ты же лопнешь, если не угробишь всех нытьем о каком-нибудь бедолаге из твоей мерзкой фирмы. — Кость едва не лопалась от злости, багровые ноздри раздувались. — Я так ждала этого вечера, Брайан! Я целую вечность нигде не была! Я торчу в четырех стенах, дежурю за тебя у телефона, пока ты таскаешься по приемам и вечеринкам… И вот наконец у меня выпал один-единственный шанс развлечься, а ты взял и все испортил! Тебе необходимо все испортить, ты просто не можешь иначе, верно? — Задыхаясь, она втянула слишком много воздуха, заодно проглотив и следующую порцию сарказма.

— Ну-ну, старушка, полегче на поворотах. — Вояка, похоже, запамятовал, что Кость — не его «старушка» и дело его не касается.

— Как кипящая кастрюля, — пробормотала никем не услышанная Клэрри.

— Убери со стола, Полин, — сказала Тильда и добавила в попытке разрядить обстановку: — Прошу вас, передавайте сюда тарелки.

Щекастое лицо Пластилина посерело. Он открыл рот — и тут же захлопнул, так и не решившись ничего сказать.

— Брайан? — встрепенулся Алекс.

— Я полагаю, тарелки у всех пусты? — почти взвизгнулаТильда.

— Как ты посмел сунуть свою проклятую тварь в мою сумочку? — надрывалась Кость. — Неужели для тебя нет ничего святого?

— Бурлит и бурлит, как кастрюля, — сказала Клэрри.

— Сумочка для женщины — это святыня, — раздался четкий голос Круэллы. — Это ее секрет от мужа — особенно от мужа. Секрет даже больший, чем ящик с нижним бельем.

— Прости, любовь моя. — Пластилин обмяк, окончательно пав духом.

— Как лопнувший шарик, — сказала Клэрри. На нее по-прежнему не обращали внимания.

Тильда подала знак Полин следовать за ней и со стопкой тарелок в руках направилась к выходу. Дверь за ними захлопнулась, обдав Клэрри холодом.

— Я… Я… хочу, чтобы ты знал… — Кость с трудом выговаривала слова.

— Да, дорогая? — опасливо отозвался Пластилин.

— Хочу… чтобы знал… — повторила Кость. Она вдруг побледнела и покрылась испариной. — Боже… о боже.

Под удивленным взглядом Клэрри она вскочила и бросилась к двери, зажав ладонью рот, по дороге едва не сдернув скатерть с оставшейся посудой. Миг спустя в комнате ее уже не было — только топот шагов вверх по лестнице донесся до столовой.

— Господи… — нарушил недолгую паузу Алекс. — Надеюсь, она найдет ванную…

— Простите. — Мрачный Пластилин тоже поднялся на ноги. — Пожалуй, мне лучше побыть с ней.

Уже у двери он обернулся, вытер лоб большим носовым платком.

— Еще раз прошу прощения за это… эту некрасивую сцену. — Пластилин уставился в пол, не в силах встретиться взглядом с Алексом. — Видите ли… она неважно переносит алкоголь. — Он сунул платок в карман и вздохнул. — Такое уже случалось… но довольно давно.

Он хотел что-то добавить, передумал, пожал плечами и вышел, плотно притянув за собой дверь. Медленные, тяжелые шаги сотрясли лестницу.

— Медведь, — шепнула Клэрри. — Старый, печальный медведь.

— Клэрри, милочка, ты уж больно строга. — И Круэлла прижала палец к губам, будто обращаясь к трехлетнему несмышленышу.

— Совсем как ребенок, верно?

Тильда от неожиданности вздрогнула, глянула на Полин и вернулась на кухню. До сих пор она топталась в коридоре, прислушиваясь к звукам наверху, пытаясь поймать отголоски перебранки Тэкстонов или даже рвоты… всё лучше этой мертвой тишины.

Полин сидела на табурете у кухонного стола, поигрывая незажженной сигаретой.

— Что? — рассеянно переспросила Тильда и опустилась на стул напротив. Она машинально крутила на пальце обручальное кольцо.

— Рвота и все такое. А еще говорят, с годами это проходит.

— Только если миновать каждый этап в жизни. А некоторые их перепрыгивают, — пробормотала Тильда скорее для себя, чем для Полин.

— А?

— Я хотела сказать — скорее всего, юность прошла мимо миссис Тэкстон. Вряд ли Кристина когда-нибудь напивалась, как все мы, до рвоты.

— Это почему?

Полин полезла в карман — должно быть, за зажигалкой.

— Откуда мне знать. Думаю, из-за религиозного воспитания. Во всяком случае, мне кажется, что Кристина Тэкстон однажды вечером заснула ребенком, а проснулась взрослой. Ни отрочества в промежутке, ни юности — а значит, никаких безумств, никакой несчастной любви, никаких вечеринок с пьянством и утренним похмельем.

— Какая жалость. — Полин выудила из кармана зажигалку.

— Думаю, время от времени ей хочется пережить упущенное, но поезд ушел, и в результате она просто-напросто выставляет себя на посмешище… Э-э! В доме не курить! С сигаретой в сад, Полин.

— Следом за вами? — Полин со щелчком погасила язычок пламени и недовольно уронила зажигалку на стол.

— Понятия не имею, о чем ты, — отрезала Тильда.

— Неужели? Ну а я не собираюсь морозить себе задницу. Обойдусь и без сигареты.

— Тем лучше для меня.

Обе умолкли, сверля друг друга взглядами.

Клэрри искренне хотелось помочь. У Алекса такой вид, будто он вот-вот заплачет, а Тильда, вполне возможно, уже тайком всплакнула на кухне. Клэрри давно догадалась, что званый ужин задумывался исключительно ради Пластилина. Каждый кусочек, проглоченный остальными гостями, был жертвоприношением в честь Пластилина. Ради него произносились за столом слова, ради него двигались челюсти, ради него урчали желудки. Ради него Тильда часами моталась по магазинам, набивая сумки продуктами; ради него потела над кастрюлями и сковородками. И даже крохотная мушка, позволив заморозить себя в ледяном кубике, внесла свой личный вклад в этот прием. А через час-другой каждый из едоков наведается в туалет — тоже в честь Пластилина. Ну и в честь Алекса, конечно.

Ясно и то, что прием с треском провалился, причем из-за самих Тэкстонов. Сначала телефонный звонок нарушил мирный ход ужина и стал сигналом к боевым действиям, а потом поднял злобную голову зеленый змий, окончательно добив вечер. И что теперь делать? И можно ли что-то сделать, чтобы хоть уменьшить ущерб? Клэрри обвела взглядом стол — на лицах читался тот же вопрос. Здесь каждый надеялся, что Тэкстоны наконец вернутся из ванной, им вызовут такси и Пластилин уведет жену, бормоча под нос что-нибудь малоубедительное о ее нездоровье. И все примут извинения на веру, корректно позабыв об унизительной причине «нездоровья».

— И что дальше? Что будем делать? — громко спросил Глянец.

— Подождем, пока эта… леди выблюет все без остатка и спустится к нам. — Круэлла определенно теряла терпение.

— Как это все мерзко, — пробормотала Сетка, роняя очередной катышек в пламя свечи.

— М-да… Могло быть и хуже, — не слишком убедительно сказал Вояка.

— Правда? — Алекс сорвался на крик. — Может, поделишься, каким это образом могло быть еще хуже?

Вояка пожал плечами:

— Я всего лишь хотел подбодрить. Оптимизма добавить и все такое.

«Хуже». Это слово Клэрри знала. «Хуже» — слово с длинной историей и еще более длинным будущим. Слово из тайного языка, которое мало кто отваживался произносить. «Хуже» — слово значительное, из тех, что Клэрри распознавала за милю. В ее словаре тоже было несколько таких слов, способных творить и разрушать миры.

— Знаете, когда-нибудь мы будем вспоминать этот вечер со смехом, — пообещал Глянец.

Алекс не услышал. Его взгляд был устремлен на руины так много обещавшего ужина: горки пропитанной вином соли, бокалы со следами губной помады, рыбьи кости и крошки, кляксы зеленого пюре и застывшие капли воска. Как на месте автомобильной катастрофы после отъезда машин «скорой», подумал он.

В сравнении с бедламом столовой в гостиной было особенно пусто и холодно. Тильда замельтешила по комнате, зажигая свечи, стараясь «создать атмосферу», а мысли ее по-прежнему были наверху, с Тэкстонами. Пропустив гостей, Алекс принялся смешивать напитки.

Тильда подошла сзади, сочувственно сжала локоть — он дернул плечом, отталкивая жену.

— Тебе джин с тоником, дорогая? — спросил Алекс безжизненным, скрипучим голосом. Он выглядел как мальчик, лишенный дня рождения за безобидную шалость.

— Что? Да, пожалуй. — Тильду обидел его жест, она почувствовала себя отвергнутой. Подобраться к собственному мужу оказалось не проще, чем к желанной цели, окруженной решеткой под напряжением.

— А она, часом, не пьянчужка, как по-вашему? — весело спросил Клайв.

— Ну уж нет. Пьянчужки обычно знают свою меру. — Сбросив туфли, Джуди свернулась клубочком в углу дивана.

— Похоже, она из тех, кто постоянно держит себя в узде, — едва слышно произнесла Хайди. — Сегодня ей это не удалось, только и всего.

— Чертова заноза в чертовой заднице, вот она кто, — буркнул Алекс, возясь с бутылками.

— Алекс, прошу тебя!

Тильда понимала, что муж на грани. Одно неверное слово — и он сорвется, выплеснув всю накопившуюся злость… на жену, на кого же еще.

— И что, мать твою, мне теперь делать? — Алекс отшвырнул штопор. — Просто зло берет. Стараешься, из кожи вон лезешь, чтобы ужин прошел гладко, — и все летит кувырком.

— Я тебя понимаю. — Тильда с тоской подумала о кокосовом пудинге под соусом из тропических фруктов, который дожидался на кухне. Десерт должен был стать моментом ее триумфа… должен был. Похоже, до десерта дело просто не дойдет.

— Все шло замечательно, поверь мне. Держу пари, такой форели они в жизни не пробовали. Ждите ответного приглашения. — Джуди пыталась утешить хозяев.

— Всему свое время, — согласился Клайв.

— Да какое, на хрен, приглашение! Ты что, не понимаешь, что никакого приглашения не будет! — Алекс уже кричал. — Это конец! Кто мы теперь для них? Напоминание о сегодняшнем позоре. Брайан и видеть меня не захочет. Да он на другую сторону улицы будет переходить, если меня заметит! Ему будет стыдно посмотреть мне в глаза — а все из-за его чертовой дуры!

— Ладно тебе, Алекс. Не так уж все плохо. Ты преувеличиваешь. — Но Тильда знала, что он прав. Не настолько Алекс важен для Брайана Тэкстона, чтобы тот готов был корчиться от унижения в присутствии нового партнера. Нет, о сделке можно забыть.

— Преувеличиваю? Ладно, сама увидишь.

— Надо же, — добавила Тильда. — А я-то переживала, как бы Клэрри не испортила вечер. Вот вам и судьба. Судьба и злой рок.

— Кстати, а где Клэрри? — спросил кто-то.

Никто не заметил, когда и куда она исчезла, зато теперь ее отсутствие добавило напряжения.

— Господи, а вдруг она пошла за Тэкстонами? — вскинулась Тильда. — Мало нам проблем…

— Не думаю, — беззаботно махнула рукой Джуди. — Скорее бродит себе по дому…

— Еще чего, — отрезал Алекс. — Я не желаю, чтобы она бродила по моему дому. Тилли, найди ее.

— И не подумаю! — Тильда чуть не запустила бокалом ему в голову. — Какого черта мне ее искать?

Алекс выдержал ледяной взгляд жены.

— А кому прикажешь? Как видишь, я занят. — Он дернул головой в сторону бутылок. — Кто-то же должен за ней присмотреть, от нее всего можно ожидать.

— Знаю. Но я присматривала за твоей невесткой весь вечер. Твоя очередь. — Тильда упала на стул, скрестила руки на груди и закинула ногу на ногу, всем своим видом демонстрируя, что никакие просьбы не сдвинут ее с места.

— Ладно, ладно, — буркнул Алекс себе под нос, вышел из гостиной и свернул к лестнице.

Наступившая тишина еще сильнее действовала на нервы. Первым не выдержал Клайв:

— Ты позволишь воспользоваться телефоном, Тильда? Звякну парню, который с Максом сидит, спрошу, как сын.

— С какой стати? — спросила Хайди. — Были бы проблемы, Сол сам позвонил бы.

— Убедиться никогда не вредно. — Клайв поднялся на ноги. — Заодно и перекурю в саду. Помнится, Алекс терпеть не может табачного дыма в доме.

— Я с тобой. Глотну свежего воздуха. — Роджер тоже встал.

— Он у меня такой заботливый, — сказала Хайди, как только дверь за обоими мужчинами закрылась. — Дело в том, что предыдущая нянька нас подвела.

«Боже ты мой, — подумала Тильда. — Только разговоров о детях мне и не хватало для полного счастья».

— Давай, любовь моя, давай. — Брайан гладил жену по спине, пока та со стонами исторгала из себя ужин.

Его ласка только раздражала Кристину, но попытки стряхнуть ладонь со спины успеха не имели. Никакой иной поддержки Брайан предложить не мог.

— Думаешь, я не видела, как ты на нее смотрел? — выдавила наконец Кристина.

— На кого? О чем ты, Крисси? — Брайан прекрасно знал, кого имеет в виду жена.

— На эту… как ее там… Хайди. Весь вечер на ее сиськи пялился. — Кристина отлепилась от унитаза и жалкой грудой осела в углу.

Брайан протянул ей кусок туалетной бумаги — вытереть губы.

— Глупости. Это в тебе вино говорит.

У Хайди Стилбурн и впрямь есть на что посмотреть. И грудь в порядке, и попка аппетитно виляет при ходьбе.

— Ты вечно пялишься на других. Я тебе не нужна, я тебя не устраиваю.

Ну смотрит он на женщин — что в этом плохого? Руки-то при себе держит.

— Это все твои фантазии, Крисси. Ты моя жена, как ты можешь меня не устраивать?

Кристина всхлипнула, а затем слезы хлынули потоком.

— Я не женщина… не настоящая… Я не могу подарить тебе… Не могу…

— Все, хватит. — Брайан тяжело опустился на пол рядом с женой и обнял ее, стараясь, однако, отвернуться от ее рвотного дыхания. — К чему сейчас вспоминать? Стоит тебе выпить лишнего — и ты впадаешь в отчаяние. Весь свет тебе не мил, все кажется страшнее, чем есть на самом деле.

— Да! — Кристина хлюпнула носом, уткнувшись ему в грудь. — Да!

Брайан баюкал ее, как баюкают безутешного ребенка.

— Я тебя подвела, — простонала Кристина. — Я только и делаю, что подвожу тебя.

— Ничего подобного, — солгал он.

— Подвела, я знаю. Всегда подвожу…

— Не всегда. — В этом он, по крайней мере, не солгал.

— Ты не бросишь меня, Брайан? — прошептала она чуть слышно. — Не бросишь?

Алекс включил лампу, свет ровным зеленоватым квадратом лег на фотоальбом на его письменном столе.

— Господи, какой же я лжец!

Вздрогнув от звуков собственного голоса, он медленно опустился в скрипучее вращающееся кресло черной кожи.

«Зачем я это сказал? — спросил он себя молча, и ответ не заставил себя ждать: — Затем, что это правда».

Он вынул зубочистку из маленького фарфорового стаканчика рядом с компьютером и принялся ковырять в зубах. У Алекса, сколько он себя помнил, был пунктик на зубы. Вечно ему снились кошмары, связанные с зубами, — то зубы ему раскрошат в драке, то зубы сами начнут выпадать без видимых причин, то сгниют один за другим, а то вдруг вырастут до чудовищных размеров и превратятся в клыки вампира.

«Ничего я за свою жизнь не придумал оригинального, — угрюмо решил он. — Стоит только взглянуть на мой кабинет, чтобы убедиться, до чего я заурядный тип. Взять, к примеру, это кресло — куплено, потому что в фильмах и мыльных операх только такие и показывают».

Алекс протянул руку к альбому, рассеянно отметив, какой мертвенной кажется кожа под настольной лампой.

«А лампа? Сколько раз я видел ее близнецов по телевизору? Неудивительно, что приходится пресмыкаться перед такими типами, как Брайан Тэкстон».

Он позволил себе помечтать о капитальной переделке своего когда-то обожаемого кабинета. Вытряхнуть бы все к чертям и устроить по-новому, абсолютно по-другому. Плохо ли — кабинет в виде корабельной палубы, с деревянным настилом и гамаком для отдыха, лазурными стенами в чайках, со спасательными кругами по периметру и тихо льющимся из динамиков шумом прибоя для успокоения нервов?

Его взгляд снова упал на зеленоватую ладонь, и Алекс стряхнул с себя наваждение. Еще и отделка закончена не будет, а он уже возненавидит свой кабинет. Идея идиотская — и к тому же чужая. Ладно бы он сам эту палубу придумал, а то ведь увидел в каком-то мебельном каталоге. Подобные штучки, если подумать, во вкусе старшего брата, а не младшего.

Моррис… Трудно поверить, что в былые времена братья были неразлучны, а Алекс буквально боготворил землю, по которой ступал Моррис.

Алекс открыл альбом, перевернул страницу папиросной бумаги, защищающую поверхность фотографий.

Первый снимок. Братья на пляже, в одинаковых синих плавках, взъерошенные от морского бриза. В руках у Морриса ведро и лопатка, а маленький Алекс, весь в песке, ладошкой закрывает глаза от солнца.

«Бродстейрз, 1969 год», — сообщала надпись на обороте, сделанная рукой матери. А ниже дописал отец: «Памятный день, когда Моррис потерялся».

Алекс прекрасно помнил тот случай. На пару с Моррисом они отправились в «великое путешествие». Старший объявил себя Христофором Колумбом, а младшего — помощником капитана. Имя Колумба обоим мало что говорило: какой-то моряк, открыл какие-то острова, но и этого было довольно. Моррис прокладывал путь по мелководью. Алексу едва исполнилось шесть, и плавать он не умел, так что неустрашимому девятилетнему Моррису пришлось отказаться от идеи нырнуть поглубже. Они шлепали в глубь моря, пока вода не дошла Алексу до пояса, а потом двинулись вдоль берега залива. Вскоре полотняный родительский навес уже казался цветастым квадратиком среди голов, рук, ног и шезлонгов.

Паника охватила Алекса, когда они добрались до конца залива и оказались на неведомой территории. Утром отец строго-настрого запретил им переступать границы залива.

— Это очень опасно, — предупредил отец. — Прошлым летом двоих таких же мальчиков, как вы, отливом унесло в море. Оба утонули.

Алексу и в голову не пришло усомниться в отцовских словах — для шестилетнего ребенка взрослые во всем и всегда правы.

А Моррис возьми да и заяви ему, что отец просто-напросто сочинил эту историю, чтобы они не отправились в такое замечательное путешествие. Папа обманул? Да разве так бывает? Моррис продолжал уговаривать. Сказал, что кое-что знает о потайной пещере во-он там, сразу за поворотом берега. Моррис обзывал младшего брата трусливым зайцем и девчонкой, а Алекс все ревел и ревел, растирая соленые слезы и соленую морскую воду по физиономии и бросая беспомощные взгляды в опасную морскую даль. В конце концов Моррис нырнул в глубину, а Алекс выбрался на берег и заковылял по песку, то и дело наступая на песочные замки или проваливаясь в яму, вырытую чьим-нибудь отцом.

Моррис пропал на целых два часа, хотя позже, когда береговая охрана нашла его бредущим по соседнему заливу, он утверждал, что вовсе не пропал, а заигрался в волшебной пещере и не заметил, как быстро пробежало время. От счастья, что сын нашелся, родители даже не наказали его. Алекс не забыл багровое от тревоги лицо отца и лицо матери, залитое слезами. Оба брата получили по мороженому, но Алекс все равно решил, что его обдурили. Пока Моррис развлекался в волшебной пещере, Алексу пришлось терпеть стоны и крики до смерти напуганных родителей. Ему до сих пор казалось, что он упустил что-то особенное и с тех пор так и продолжал упускать самое интересное в жизни.

О нет, подумал Алекс. Моррис не в тот день потерялся. Отцовскую приписку стоило бы перенести на одну из свадебных фотографий Морриса.

— Нет, ты только взгляни на мою невесту! Правда, она чудо? — Щеки Морриса розовели от шампанского и счастья.

— Да, конечно. Очень мила. — Алекс глянул в дальний угол зала, где радостно скакала худосочная девушка в красном. С идиотской ухмылкой на лице невеста дергалась в собственном ритме, не имевшем ничего общего с музыкой, под которую танцевали остальные. Отец Алекса и Морриса, после неудачной попытки станцевать с ней в паре, ретировался за сервировочный стол и теперь маневрировал, как вратарь, явно опасаясь какого-нибудь трюка со стороны Клэрри: вдруг запрыгнет на стол и зафутболит в него тортом?

— «Очень мила», — передразнил Моррис младшего брата. — Ну ты и сказанул, братец. Милой ее даже я не назвал бы. Зато она… она… Клэрри — это что-то! — Он обнял Алекса за плечи и кивнул в сторону полотен на задней стене галереи. — Посмотри на эти картины, брат. Смотри и учись!

Алекс послушно разглядывал гигантские красные полотна и даже, кажется, на миг проникся восхищением Морриса. В картинах не было ни формы, ни смысла, но что-то в их красных образах все же было… что-то живое и яростное. На один-единственный миг в глазах Алекса картины стали частью Клэрри; художница и ее творения слились в едином танце, языками пламени охватили стены и потолок галереи. Алекс глотнул шампанского и вытер испарину со лба.

— Ага! Ты тоже видишь, — шепнул ему на ухо Моррис.

Бородка брата защекотала шею Алексу, и он раздраженно отшатнулся.

— Что вижу? — Алекс почесал шею. — Я очень рад за тебя, но ты как был чудилой, так и останешься.

Шутка не прошла: Моррис был настроен серьезно.

— Жуть берет, да? — спросил он, глядя в глаза брата. — Моей жене, как видишь, ограничения неведомы. В отличие от обычных людей, как мы с тобой, она не умеет себя сдерживать. Самообладание не для нее.

Алекс поставил бокал на подоконник. Музыка, до сих пор вполне терпимая, внезапно стала громкой до боли в мозгу, до клацанья зубов. Алекс поморщился и вздохнул устало.

— Не надо, Моррис. Прошу тебя, не начинай. Я не хочу споров в день твоей свадьбы.

— Ха! Ясное дело, не хочешь, — фыркнул Моррис. — Драчка с женихом — это же так неприлично. Мы этого не потерпим в нашем благопристойном обществе.

— Зачем все это, Моррис? Почему ты вечно пытаешься запихать свои взгляды мне в глотку? У тебя своя жизнь, у меня своя. Я рад, что ты нашел себе жену. Честное слово, очень рад. На том и порешим, идет?

Моррис расхохотался.

— Ну и чушь же ты несешь, братец. Это ты вечно судишь меня, вечно пытаешься подсечь, превзойти. Я в жизни не встречал такого любителя посоревноваться. И такого критикана, кстати говоря. Только вот никак в толк не возьму, чего ты добиваешься — себя под меня переделать или меня под себя. — Он приблизил свое лицо к лицу Алекса и еще настойчивее заглянул в глаза.

— Ты пьян. — Алекс отстранился.

— Верно, Алекс, верно. — Моррис потянулся за бутылкой. — Шампанского?

— С удовольствием. — Алекс не без труда улыбнулся, и Моррис щедрой рукой наполнил его бокал. Шампанское полилось через край.

— Потанцуем, дорогой?

Тильда подскочила к оставшемуся в одиночестве мужу — Моррис пошел в обход по залу, наполняя пустые бокалы и подергивая плечами в такт музыке.

— Бывают моменты, когда я его ненавижу, — выдохнул Алекс, но Тильда его услышала:

— Ничего подобного. Братья всегда соперничают, это нормально. Ты его обожаешь, и при этом он доводит тебя до белого каления. — Она игриво ущипнула мужа за щеку.

— Наверное, ты права. — Алекс глянул на жену. Прелестна. Умопомрачительно хороша в этом голубом бархатном наряде. А порхает, как ангел. — Пойдем танцевать. — Он взял ее за руку — и в этот момент красный смерч, просвистев через весь зал, тяжело приземлился прямо на его изуродованный палец правой ноги.

— Ой, прости, Алекс, — раздался голос Клэрри из-под гривы необузданных кудрей. — Я тебя не заметила.

— Ничего, — процедил Алекс, кривясь от боли.

Где-то на другом конце зала, невидимый в толпе гостей, хохотал Моррис.

После отпуска в Бродстейрзе остались и другие снимки: братья с какими-то чужими ребятишками в викторианских костюмах на праздновании «Недели Диккенса» (что за неделя такая?); отец с мамой — отец дремлет в шезлонге, а мама машет руками, чтоб ее не снимали. На следующих страницах шли фотографии из старого родительского дома, со всяческих вечеринок и празднеств… Алекс не видел этих карточек уже много лет.

А почему, собственно, альбом оказался на столе? Неужели Тильда шарила по его кабинету и даже не потрудилась поставить альбом обратно в книжный шкаф, чтобы скрыть следы своего беспардонного любопытства?

Чем больше Алекс думал об этом, чем явственнее представлял жену сующей нос в ящики и полки, тем реальнее выглядела его догадка. Он уже кипел от ярости. Да как она посмела! И это после всех ее лживых слов об уважении к частной жизни каждого, о том, что человек имеет право на тайны даже от собственного супруга? Читала ему нотации, а сама не стеснялась рыскать по его кабинету?!

У Алекса руки чесались кому-нибудь двинуть — Тильде, или Моррису, или пузану Брайану Тэкстону, или Клэрри с ее безумными глазами, или этой упившейся стерве, которая разрушила его надежды. Он с треском захлопнул альбом и что было сил жахнул кулаком по столу: да провались оно все к такой-то матери! Острая боль пронзила запястье. Алекс замотал рукой, прижал к губам кулак — костяшки от удара покраснели — и взвыл, чувствуя, как злые слезы жгут веки.

Небось смеются над ним. Вся эта компания наливается запасами из его бара, поднимает на смех, хихикает и перешептывается, как школьники за партами. Быть может, уже и Тэкстоны вернулись, так что вся шайка заговорщиков в сборе. Точно. Это заговор против него. Выставив его из гостиной под предлогом поисков Клэрри, Джуди с Тильдой тут же рванули наверх и шепотом вызвали Тэкстонов:

— Он ушел, путь свободен, выходите!

И Тэкстоны выползли из укрытия, чтобы присоединиться ко всеобщему веселью. Без него, Алекса.

Ладно, пусть все не совсем так. Пусть теория всеобщего заговора абсурдна, невероятна и смахивает скорее на плод фантазии хронического шизофреника. Но крупица правды в этой мысли наверняка есть. Возможно, Тэкстоны в душе рады шансу смыться с отвратного приема. Возможно, Брайан, пристроившись на краешке ванны, в эту самую минуту превозносит Кристину за гениально сыгранную сцену, благодарит за спасение от нудного общества посредственностей, худший из которых — сам хозяин, который вбил в свою бездарную голову, что может заинтересовать кого-то как деловой партнер.

— Алекс?

Хайди объявилась. Ясное дело, кто же еще? Сучка Хайди Стилбурн, будь она трижды проклята. Заглядывает в щелку двери, а войти боится. Алексу не нужно было даже смотреть в ту сторону, чтобы это понять. Он сидел в кресле спиной к двери и не собирался, черт побери, не собирался разворачиваться.

— Алекс… это я, Хайди.

Шепчет, будто младенцу!

— Сам знаю.

О господи, не хватало только разрыдаться. Нет у него больше сил сражаться с ними. Еще эта придурочная песенка. Целый день в голове заезженной пластинкой крутится «Она появится из-за гор». Целый день, без перерыва.

— Алекс, можно с тобой поговорить? Одну минутку, не больше.

О чем поговорить? Что она может ему сказать? Проклятая мисс Успех желает побеседовать с мистером Фиаско? Саския Климт, прославленный дизайнер безобразно дорогих нарядов для дур за тридцать, желает переброситься словцом с неудачником, которому не под силу смоделировать званый ужин?

— Уходи.

— Но я за тебя волнуюсь.

— А я хочу побыть один.

Алекс старался не обнаружить слез и злости, но фраза прозвучала сдавленно — словно к виску его прижался ствол пистолета.

В наступившей тишине Алекс слышал взволнованное дыхание, а потом мягкий шелест двери по ковру. Уходит. Слава богу, решила оставить его в покое. Он выдохнул с облегчением и тут же понял, что поторопился.

— Я не уйду, пока ты не повернешься и не посмотришь на меня.

Неужели так трудно понять, что человеку хочется побыть в одиночестве? В своем собственном доме он вправе без помех уронить слезу-другую? Добьется он когда-нибудь и от кого-нибудь хоть капли уважения, которого заслуживает, о котором мечтает и которого его все с такой легкостью лишают? Алекс вздохнул, уловив аромат ее духов. Шанель, кажется… Шанель какой-то-там-номер.

— Алекс, пожалуйста.

Слезы уже текли вовсю. Алекс не выносил умоляющих женских всхлипов — тем более если не понимал, о чем его умоляют. Он медленно, но верно сдавался под ее напором. Он опять терял контроль над ситуацией.

Звучный стон сорвался с его губ. Здорово. Теперь он похож на дрессированного тюленя из водного цирка. Представление начинается. Сейчас Хайди швырнет ему на нос разноцветный надувной шар, заставит жонглировать и радостно хлопать ластами, а сама тем временем будет лучезарно улыбаться в объективы фотокамер.

«Ну а в качестве очередного трюка дрессированный тюлень по кличке Алекс выставит себя абсолютным, конченым идиотом… опять!»

И он выбирается из кресла, наступая на развязавшийся шнурок, глотая воздух вперемешку со слезами и соплями, и снова спотыкается, теперь уже о металлическую ножку кресла, и едва не грохается мордой об пол, и кашляет, кашляет, повиснув на двери, и почти слепой от слез тянет к ней руки, и тискает ее лицо, грудь, бедра, и жмется всем телом к ее веревкам, и опять плачет, и смеется, и целует ее, целует, целует, а она целует его в ответ и тоже льнет к нему, и шепчет что-то сумбурное, и не может произнести внятно, потому что ей мешают его губы.

Клэрри сменила позу, приникнув к щелочке между дверцами шкафа левым глазом — правый требовал отдыха — и радуясь от души, что вышла замуж за старшего из братьев Стоун, а не за младшего, который не мог похвастать сексуальностью даже в момент взрыва страсти, достойной как минимум трагедийного героя.

Она вовсе не собиралась залезать в шкаф — ее загнала сюда паника при звуке знакомых шагов. Паника, если подумать, оправданная — ведь Клэрри вторглась не куда-нибудь, а в кабинет Алекса, на его сугубо личную территорию, куда никто не допускался без разрешения хозяина. Вслушиваясь в шаги, Клэрри с огромным облегчением обнаружила, что страхи ее оказались напрасными: полок в шкафу не было. Собственно, там вообще ничего не было, кроме пары пиджаков Алекса на крючках. Свободного места как раз хватало для миниатюрной девушки, если, конечно, не слишком елозить, — и Клэрри мигом нырнула внутрь, не забыв оставить щелочку, по примеру персонажей из детских книжек Льюиса.

На мгновение выбравшись из объятий Алекса, чтобы захлопнуть дверь, Сетка с удвоенной энергией присосалась к Алексу, а Клэрри оставалось только оправдывать свой нечаянный вуайеризм обстоятельствами. Ей совсем не хотелось любоваться сценой страсти. Напротив, они доставили бы ей удовольствие, если бы поскорее покончили со всем этим. Пусть наиболее вероятным способом — главное, чтобы покончили. Даже без полок, шкаф не был приспособлен для отдыха, и у Клэрри уже нещадно ныла скрюченная шея.

Может, проскользнуть мимо целующейся парочки? Сетка и Алекс так увлечены друг другом, что, пожалуй, ничего и не заметят… Клэрри прикидывала шансы. Вот если бы они сдвинулись на несколько футов — можно было бы рискнуть. Каких-нибудь несколько футов отделяют ее от свободы…

Клэрри уже готовилась к броску из западни, когда Алекс резко отпрянул и вновь рухнул в кресло, а всклокоченная Сетка так и осталась стоять у двери с раскинутыми руками.

— Дорогой, что случилось? — выдохнула она.

Пригладив пятерней волосы, Алекс выудил вторую зубочистку из фарфорового стаканчика.

— Ты сука, вот что случилось.

— Не понимаю… Как ты можешь говорить такое… — Сетка шагнула вперед и пристроилась на углу стола.

Алекс отвел взгляд от ее груди, вздымающейся прямо у него перед носом, и вскинул голову:

— Ты зачем сегодня сюда пришла? Ты ведь знала, каково мне будет терпеть тебя весь вечер. — Он сунул зубочистку в рот и принялся беззастенчиво ковырять в зубах.

— Я не виновата. Тильда нарвалась на Клайва, и он принял приглашение. Что я могла сделать? — Отбросив локоны за спину, Сетка поправила сползшую бретельку платья.

Клэрри со вздохом отлепила уставший левый глаз от щелки и припала к ней правым. Конец ее надеждам на свободу. Похоже, застряла в этой ловушке надолго.

— Могла бы что-нибудь наврать — мол, неважно себя чувствуешь и все такое. Да что я тебя учу, сама ведь не дура! — Алекс выписывал зубочисткой круги в воздухе.

— Но мне так хотелось тебя увидеть. — Голос Сетки дрогнул.

Очень артистично плачет, отметила Клэрри. Искусство красиво плакать доступно не многим женщинам. Сама Клэрри относилась к тому большинству, которое от слез катастрофически дурнеет: опухшее лицо, багровые пятна, сопли, поросячьи глазки. Плачущая женщина, как правило, вызывает жалость — никак не желание. Сетке же удалось второе, если судить по реакции Алекса: тот развернул кресло и забросил ногу на ногу. Кое-что прячет, определенно. От слез глаза Сетки увеличились и заблестели. Она хорошела с каждой секундой, будто подсвеченная изнутри золотистым сиянием. На львицу похожа, решила Клэрри. На величественную, готовую к прыжку львицу.

— Я скучала по тебе, — всхлипнула она.

— Ты не имеешь права скучать по мне. И прекрати эти долбаные слезы. — Алекс с силой крутанул кресло, чтобы не видеть ее лица.

Клэрри казалось, что она смотрит мыльную оперу. Вот только самодовольство Алекса выбивается из сценария. В хорошей мыльной опере не допустят такого явного самодовольства героя. Моррис временами тоже этим страдал. Семейное. Наверное, невыносимое самодовольство передавалось в их роду из поколения в поколение.

— Не имею права? Это чувство, Алекс. Чувства не имеют ничего общего с правами. — От злости у Сетки моментально высохли слезы.

— Значит, ты не имеешь права говорить мне, что скучаешь. Не имеешь права заявляться ко мне в дом и болтаться передо мной, как… как долбаная морковка перед мордой долбаного осла, которую не схватить.

В самую точку. Осел и есть — старый упрямый осел, который вопит и фыркает, топая следом за своей морковкой.

— Почему не схватить? Вот я, совсем близко. Стоит только руку протянуть… — Сетка сама протянула руку, чтобы погладить Алекса по щеке. Он терпел несколько секунд, после чего оторвал ее ладонь от щеки — грубовато, на взгляд Клэрри, — но продолжал держать в своей руке, не замечая, что выкручивает Сетке запястье.

— Ты меня дразнишь, Хайди. Зачем ты меня дразнишь? — Слова его были по-прежнему резки, но тон их мягок. Прежде чем выпустить руку Сетки, он прикоснулся губами к ладони.

Клэрри жест одобрила — очень галантно. Если зачатки рыцарства Алексу были не чужды, то они вернулись к нему вместе с самообладанием.

— Конец нашим отношениям положил ты, Алекс. Это был твой выбор. Забыл?

Алекс возмущенно фыркнул.

— Выбор! Не смеши меня. — Он вскочил на ноги, пересек кабинет, раздвинул жалюзи на окне и прошипел, выглянув в темный сад: — Ага! Вот и твой верный муж. Помахать ему? — Он почти выполнил свою угрозу. — Да нет, вряд ли заметит — поглощен общением с нашей прелестной официанткой. Ах, как мило, набросил на нее пиджак, чтобы бедняжка согрелась. Наверное, надеется на благодарность, по-быстрому, в кустах.

— Хватит, Алекс.

— О, прости, дорогая. Пожалуйста, прости. — В голосе его звучал неприкрытый сарказм. — Какая гнусность с моей стороны — бросить тень на твоего безгрешного супружника. Гляди-ка, и Роджер тоже там. — Он отвернулся от окна и пристроился на подоконнике.

— Оставь Клайва в покое. Как подумаю, что я с ним сделала…

— Что ты сделала с ним?..

Клэрри едва уловила последнюю фразу Алекса — скорее выдох, чем слова. Ей вспомнилась Тильда в ванной комнате — жалкая, потерянная.

«Господи, как мне тошно, Джуди, как тошно… Моя жизнь… в ней такая страшная пустота, а я… я ничем не могу заполнить эту пустоту, я не могу…»

— Можешь ты оставить Клайва в покое? — отрывисто спросила Сетка.

В самом деле, оставь ты его в покое, безмолвно поддержала Клэрри. И себя заодно оставь в покое. А еще лучше — оставь в покое всех вокруг, заберись в какой-нибудь укромный уголок, побудь наедине с собой и выйди оттуда нормальным человеком, а не самовлюбленным снобом.

Алекс не внял ее немым увещеваниям.

— Ты вообще представляешь, каково это — думать о другом человеке каждую чертову минуту, просыпаться с мыслями о нем, засыпать с мыслями о нем, не иметь ни секунды покоя, потому что голова твоя забита только им? Представляешь, я тебя спрашиваю? — Алекс для пущего эффекта ткнул зубочисткой в свою голову, угодив прямо в ухо. Багровый от ярости, он продолжил, не дожидаясь ответа: — Вот во что ты превратила мою жизнь. Вот почему мне пришлось выбирать: все или ничего. Вот почему я был готов ради тебя отказаться от всего — от дома… — он повел рукой вокруг, — от семьи, от друзей. О да, у меня не осталось бы даже друзей. Джуди Маршалл, черт бы побрал ее ядовитое жало, в пять секунд настроила бы всех против меня. Но мне было бы плевать. Да-да, плевать! Потому что у меня была бы ты.

— Ты кому-нибудь о нас рассказывал? — Сетка не услышала ни слова.

— Что? — Алекс был в бешенстве от ее реакции — или отсутствия реакции.

— Ты кому-нибудь о нас рассказывал?

— Нет, конечно! Как ты могла подумать? Э-э-э… а ты?

— Нет. — Сетка разглядывала свои ногти. — Вернее… только Джуди.

Алекс пришел в такой ужас, что ужаснулась даже его задница, немедленно соскользнувшая с подоконника.

Клэрри вспомнила немигающий третий глаз и красно-винную улыбку. Снова вспомнила Круэллу с Тильдой в ванной комнате. Представила Круэллу в другой ванной — уже с Сеткой. Представила бесконечный ряд ванных комнат, и в каждой по Круэлле за закрытой дверью, с пакетиком порошка и подругой со страшной тайной.

Сетка заняла оборону:

— А почему бы мне не поделиться с Джуди? С кем и делиться, если не с лучшей подругой. — Но, судя по вниманию Сетки к своим ногтям, она понимала, что не права.

— Почему бы не поделиться с Джуди?! Боже, дай мне силы! — Алекс опять уставился в окно, словно опасаясь, что лопнет от злости, если будет смотреть на Сетку.

— Не бойся, она не расскажет Тильде. Джуди не такая, — без особой убежденности заверила его Сетка. — Она никому не расскажет. Я знаю Джуди.

— Угу. Я тоже. — К Алексу вернулась напыщенность.

Не зная, куда девать руки, Сетка взяла со стола автоматическую шариковую ручку и принялась щелкать кнопкой. Щелчок — стержень выпрыгнул. Щелчок — пропал. Клэрри эта забава здорово действовала на нервы. Вот бы выскочить из шкафа и конфисковать игрушку…

— А даже если она и расскажет Тильде — тебе-то что? — Сетке удалось взять себя в руки. — Минуту назад ты утверждал, что ради меня готов все бросить. Помнишь?

Клэрри проникалась симпатией к Сетке. Как она ловко изворачивается!

— М-да.

«М-да» Алекса было из тех бессодержательных «м-да», которые никуда не ведут.

— Алекс, дело не в том, что я тебя не люблю. — В голосе Сетки зазвучала усталость вперемешку со скукой.

Клэрри поняла, что эта тема всплывала в их спорах многократно.

— А в том, что ты не настолько меня любишь, верно? — перебил ее Алекс. — Не настолько, чтобы связать со мной жизнь. О нет, ты предпочитаешь остаться с мужем-кретином, который к тому же, позволь тебе заметить, не совсем тот, за кого ты его держишь.

— И что это значит? — Сетка заметно напряглась: разговор круто повернул в неведомую ей сторону.

У Клэрри давно чесалось между лопатками, а дотянуться никак не выходило. Нет, она не хотела проблем для Алекса с Тильдой, но за неимением иного выхода все же уповала на то, что кто-нибудь откроет дверь и прервет затянувшийся тет-а-тет. А у Алекса, похоже, чесался язык — сообщить Сетке что-то секретное о ее муже.

— Ты не слышал? Я спросила — что это значит?

— Ничего. Забудь. Он придурок, только и всего. Придурок, который слишком много на себя берет. А я из-за него вынужден валандаться с психопаткой, в которой сексапила не больше, чем в соседской кошке.

— Прекрати, Алекс. Нехорошо так отзываться о Тильде, — с фальшивым возмущением воскликнула откровенно довольная Сетка.

Алекс наконец отлепился от подоконника, подошел к ней и взял ее лицо в обе ладони, чтобы заглянуть в глаза. В этом жесте не было и намека на нежность: его пальцы натянули щеки Сетки на скулы, придав ей, увы, очевидное сходство с хомяком.

— Прекрати со мной играть, Хайди, — прошипел Алекс, не заботясь о том, что брызжет ей в лицо слюной. — И не изображай из себя святошу. Тебе насрать на Тильду — иначе ты не запрыгнула бы в постель со мной!

Сетка замычала, но, не сумев выдавить ничего членораздельного, умолкла.

Клэрри, не подозревавшей в Алексе подобного деспотизма, стало страшно за Сетку.

— Я больше не могу, поняла? — Алекс с трудом удерживался от крика. — Отвечай — Джуди Маршалл уже запустила свой телеграф сплетен? Еще не вся округа в курсе, я тебя спрашиваю?

Хомяк промычал что-то отдаленно напоминающее «нет».

— Хорошо вам, бабам. Раздвинули ноги — и готово. Никаких усилий. В худшем случае не понравится — ну и ладно.

Еще один невнятный звук.

— У меня не встает, понятно? На нее, по крайней мере.

Клэрри не видела глаз Сетки, но в них наверняка читалась неловкость, потому что Алекс вдруг отпрянул от нее и рухнул в кресло, стиснув теперь уже собственное лицо в ладонях. Он молчал, но дышал глубоко и часто.

Сетка провела рукой по лицу — Алекс, должно быть, причинил ей боль.

— М-да.

Еще одно из тех же «м-да». Второе за несколько минут. Сколько их придется услышать Клэрри до тех пор, пока она выберется отсюда и сможет наконец почесать между лопатками? Клэрри приняла решение, нечто вроде законного акта: как только прозвучат еще три «м-да» — она немедленно вылезает из шкафа. И никаких отговорок, закон есть закон. Согласие она подтвердила рукопожатием со своим невидимым двойником.

— И еще одно. — Алекс оторвал лицо от ладоней. — Ты уверена, что Макс не мой сын?

— Да, — без колебаний ответила Сетка. — Тебе бы этого хотелось, но это не так.

Сетка потрогала свои горящие щеки и улыбнулась. Разрушив надежды Алекса на отцовство, она совершенно успокоилась.

— В одном ты прав, Алекс, — сказала она, опустившись на корточки у его ног. — Я не настолько тебя люблю, чтобы бросить Клайва. И заметь, я живу с ним не только ради Макса. Если твой брак, как ты считаешь, мертв, то мой очень даже жив. Нам с Клайвом хорошо вместе. Мы понимаем друг друга, мы подходим друг другу в постели, а сейчас подумываем о втором ребенке. Зачем же мне от всего отказываться?

— М-да.

Раз! Первое из трех намеченных «м-да». Еще два — и Клэрри на свободе. К счастью, она не видела лица Алекса и обиды, стоявшей за этим «м-да».

Сетка понизила голос, подбавив в него интимности:

— Но я все равно тебя люблю, Алекс, я по тебе скучаю. Ты позволишь тебе помочь?

— Помочь? — переспросил он недоуменно.

— Ну да — помочь.

Клэрри предложение не понравилось. Настолько не понравилось, что ее замутило. А один из пиджаков, висевших у нее за спиной, странным образом усиливал тошноту. Аллергия, решила Клэрри. У меня аллергия на ткань, из которой сшит пиджак.

Сетке пришлось разжевывать свою мысль.

— Я хочу тебе помочь. Ну, ты понимаешь. С этой твоей… проблемой.

— Боже!

— Наверняка ничего серьезного, Алекс. Со мной все получится.

Алекс потер шею. В жар бросает, подумала Клэрри. Надо же, какое подходящее выражение. В жар бросает. Ее и саму, кстати говоря, бросает в жар — и не только от духоты.

— Не надо мне твоих одолжений. Я не калека.

Обиделся, подумала Клэрри.

— Какие одолжения? Я хочу тебя.

— М-да.

Есть! Осталось третье и последнее. Клэрри приготовилась к побегу из темницы.

— Давай прямо сейчас… — Сетка практически легла на Алекса.

— Сейчас? Ты спятила? Внизу моя жена, твой муж и Джуди Маршалл. Не забыла? — Алекс был потрясен и сконфужен.

— Ты меня больше не хочешь? — Очень кокетливо.

— При чем тут… Это непристойно!

Непристойно. В ушах Клэрри зазвучал ханжеский голос свекрови. С тем же успехом мамаша Алекса могла сидеть у него на плече и грозить пальцем.

С явственным хрустом коленей Сетка выпрямилась, демонстративно подавила зевок и пригладила платье.

— Какой же ты бываешь зануда, Алекс. Ночной колпак со шлепанцами тебе, пожалуй, пойдут. А жаль… я ведь завелась.

Она отвернулась и шагнула к двери, но замешкалась, взявшись за ручку. Ей не пришлось долго ждать.

— Да! — Алекс уже стоял рядом, пришлепнув ладонь Сетки своей, чтобы не дать ей повернуть ручку. — Да! Я тебе покажу колпак сошлепанцами, — выдохнул он ей в ухо, расстегивая ремень.

Ну что за свинство. Эти люди абсолютно не умеют вести себя на приемах. Клэрри поерзала, пытаясь дать отдых онемевшему плечу, и закрыла глаза. Снаружи неслись шелест и скрип расстегиваемой молнии, хихиканье Сетки и еще одно «Я тебе покажу» от Алекса. Напоследок приникнув к щелке, Клэрри увидела рыжую копну волос и распластанные по двери ладони Сетки. Все понятно: Алекс собрался «показать ей» прямо у двери. Стоя. Отрезав путь к бегству. Перед глазами Клэрри маячил белый зад Алекса (как у Морриса… почти), болтались хвосты рубашки. Штаны упали до щиколоток и елозили по полу, пока Алекс возился с веревками Сетки. Мелькнули белые женские трусики, резинка хлопнула по телу. Последнее, что заметила невольная зрительница, прежде чем снова закрыть глаза, — зубочистку рядом с металлической ножкой кресла.

Десерт

— Говоришь, мышка-норушка? Но держу пари — губных дел мастер.

Он выдохнул фразу вместе с морозным облачком, как только Полин вернулась в дом, — и расхохотался, сверкнув в темноте зубами. А потом заговорщически ткнул Роджера локтем в ребра, самую малость переборщив, так что тот задохнулся.

Клайв не может быть гомиком… Просто не может. Сколько раз Роджер слышал от него подобного рода шуточки. Большего любителя баб еще поискать. Как-то Клайв признался, что при взгляде на любую женщину, даже случайную прохожую, моментально представляет, как она трахается. Было время, и Роджер ему не уступал, а теперь женщины его не волнуют. Любовь к Джуди с годами лишь усилилась… а он-то считал, что будет все наоборот: как только восторг новизны пройдет, жена ему надоест, ее тело перестанет возбуждать и опротивеет. Ничего похожего. После многих лет брака Джуди превратилась для него в богиню, напрочь затмив всех остальных. С другой женщиной он себя просто не мыслил.

Оставшись в одиночестве, Роджер побрел по дорожке мимо сарая, из которого пахнуло какой-то дрянью, дальше — мимо розовых кустов. Он вдыхал свежий ночной воздух, но тяжесть из груди не уходила.

Роджер понимал, что его чувства к жене далеки от обычных. Едва ли не все друзья уже завели интрижку на стороне или подумывали о том, как бы завести интрижку на стороне. Кое-кто из них даже признавался в отнюдь не платоническом влечении к его Джуди — безнадежном влечении, разумеется! Никто не собирался посягать на жену Роджера, они просто льстили ему, хвалили его выбор — как хвалили выбор машины или нового дивана.

Клайв тоже не скрывал от него своих походов налево. Если верить Клайву, жене он изменил как минимум пять раз, причем дважды — пока она ждала их сына. Роджер измен не одобрил. Не из обостренной нравственности и не из особой симпатии к Хайди. Роджеру претило то, как Клайв описывал свои победы. Что-то было отвратительно-скользкое в конспираторском шепотке Клайва в самое ухо, словно Роджер был соучастником его паскудств, и в гнусных фразах.

— …она урчала, Роджер… клянусь, натурально урчала, как кошка…

— …абсолютно ненасытна, ей-богу, ей все было мало… на коленях передо мной ползала… умоляла еще и еще…

— …ты не поверишь, куда она хотела. Ну? Допер? Высший пилотаж, старик.

И как теперь ко всему этому относиться? В каком свете теперь предстают байки Роджера? Неужто все его урчащие кошечки были… мужиками?

Гомофобом Роджер никогда не был. Спроси его, как он относится к геям, — ответил бы, что это их личное дело, выбор каждого и так далее. Желание мужика забраться в постель с мужиком было выше его понимания, однако если кому-то хочется — на здоровье. Но чтобы Клайв Стилбурн…

Хайди Стилбурн нисколько не привлекала Роджера. Пышная грудь, пухлые губы, круглощекое лицо… на его вкус — слишком ее много, этой Хайди. Впрочем, это только на его вкус. Роджер знал, что большинство мужиков готовы отдать правую руку за шанс переспать с Хайди. Какого черта Клайву не хватает?

Скорее всего, Джуди ошиблась. И вообще — откуда она узнала?

— Для этой женщины тайн не существует, — буркнул он, сам ответив на свой вопрос. И чуть не упал, споткнувшись о невесть откуда взявшегося кота.

Грудь по-прежнему давило. Весь вечер промучившись одышкой, он надеялся, что свежий воздух поможет. Но на деле стало только хуже. Ночь, казалось, решила его прикончить.

Дом встретил Роджера странной тишиной. На кухне Полин подняла глаза от газеты, улыбнулась, и он ответил нервозной улыбкой.

— Тэкстоны спустились? — спросил он.

— Не-а. — Полин выразительно покачала головой. — А когда появятся, она десерта точно не попросит.

Полин снова уткнулась в газету, а Роджер неуверенно двинулся в сторону гостиной.

У самой двери его что-то остановило — невнятный звук? Злобное шипение? Громкий шепот? Что бы это ни было, оно донеслось из гостиной. Ладонь Роджера легла на медную ручку, повернула, очень медленно.

— Сука! — раздалось вновь. Голос… голос Клайва Стилбурна — тот самый голос, что нашептывал Роджеру о страстных ночах со страстными любовницами.

Две головы в унисон повернулись на звук открывающейся двери; две пары испуганных глаз уставились на него поверх спинки дивана. Джуди и Клайв. Наедине, в пустой комнате.

— Дорогой! А я уже начала волноваться. — Джуди пригладила волосы. Ее голос был резок и чуть заметно дрожал.

Какое странное ощущение… Роджер пересек комнату, тяжело привалился к камину и остановил взгляд на сидящей перед ним паре. Грудь давило все сильнее.

Что-то здесь не так. Но что? Сцена как сцена, вполне обыденная. Клайв и Джуди сидят по углам дивана, на благопристойном расстоянии. Джуди в той же позе, в какой Роджер ее оставил, — с поджатыми под себя ногами. И ее туфли на том же месте, рядом с диваном. Клайв развалился вальяжно — ноги врозь, одна рука вытянута вдоль спинки, во второй бокал с виски.

И все же что-то не так. Роджер кожей чувствовал — появился не вовремя. Нарушил любовный тет-а-тет?.. Сука! Не слишком нежное обращение к любовнице.

— Ну? И чем вы тут занимались? — спросил он и закусил губу, пожалев о своей беспечности.

— Поболтали немного. Верно, Клайв? — Перед ним была прежняя хладнокровная Джуди. Если бы не расширенные зрачки… — Нам было о чем поговорить.

— Например? — Роджер не сел, а рухнул в кресло, закинул правую ногу на левую, передумал, поменял ноги и поискал глазами свой бокал.

— Да так… О том о сем. — Ее жесткая улыбка совсем не понравилась Роджеру.

— А все-таки? — Свинцовая тяжесть уже добралась до горла. Голову словно зажало в тиски, казалось, если попробует двинуть шеей — что-нибудь непременно треснет.

— Я смотрю, тебе не повредит выпить, — сказал Клайв. — Позволь за тобой поухаживать. Виски? — Он поднялся и прошел к бару, оказавшись спиной к Джуди и Роджеру.

— Минералки со льдом. Я за рулем. Пожалуй, пить больше не буду.

Роджер безуспешно пытался поймать взгляд жены.

— Дорогая… — Продолжения он не придумал.

По-прежнему не глядя на него, Джуди прижала палец к губам, что во всем мире означает одно: ш-ш-ш. Ни слова.

— Джуди… — Роджер терялся в догадках. Что она хотела сказать? Ее жест вроде бы предполагал некую тайну между ним и Джуди, а не между Клайвом и Джуди, как это выглядело со стороны. «Клайв рядом, так что молчи», — говорила своим жестом Джуди, хотя еще несколько минут назад о чем-то секретничала именно с Клайвом, а не с собственным мужем.

— Держи. — Клайв протянул воду. Бокал приятно холодил взмокшую ладонь Роджера.

— Клайв у нас такой милый, — сказала Джуди. — И великодушный.

Перед глазами Роджера по-прежнему стояло лицо Джуди с прижатым к губам пальцем. Ш-ш-ш, дорогой, ш-ш-ш. Но в ее взгляде не было и намека на нежность — расширенные зрачки выдавали крайнее возбуждение.

— Великодушный? В каком смысле?

Великодушие не вписывалось в сложившийся у Роджера образ Клайва. «Сука!» — услышал он снова голос, в котором не было и намека на великодушие. Клайв вернулся в свой угол на диване и невидящим взглядом уставился в бокал. Казалось, он ничего не слышал.

— Нет, ты погляди на него — стесняется. — Джуди ущипнула Клайва за щеку, точно робкого мальчугана. Тот и отреагировал по-детски — дернулся, покраснел и отвернулся.

Джуди перевела взгляд на Роджера:

— Я поделилась с Клайвом нашей мечтой уехать куда-нибудь на пару месяцев, отдохнуть от детей, побыть вдвоем.

— А мы разве?.. — Роджер осекся.

Вот так новость. Он прокрутил в памяти весь вечер — свое признание, реакцию жены. Джуди собиралась позвонить психоаналитику, просила не переживать и обещала, что все наладится. Ни о каком отпуске речи не шло. Роджер разозлился. Могла бы сначала ему сообщить, прежде чем трепаться Клайву.

Ш-ш-ш, дорогой. В мыслях Роджера жена продолжала держать палец у губ, и он с удовольствием вообразил, как подходит к ней и смахивает этот дурацкий палец, будто сухую веточку.

— Ах, ну да. — Роджер постарался скрыть изумление.

— А Клайв рассказал, что они с Хайди как раз собираются снять виллу в Тоскане — на полгода или около того, поскольку у Клайва много работы во Флоренции.

— Ненавижу гостиницы, — угрюмо вставил Клайв. — Особенно во Флоренции. Жуткие дыры, набитые жуткими людишками.

— А мне во Флоренции попадались очень неплохие отели, — сказал Роджер, но Джуди перехватила инициативу:

— Клайв нас приглашает пожить на вилле — говорит, мы можем приехать когда хотим и оставаться сколько захотим. Как тебе?

— Прекрасно. — Радости в голосе Роджера не было, несмотря на все его старания. — Очень великодушно, Клайв.

Тот пожал плечами, лицо перекосилось в улыбке.

— А на что еще нужны друзья… — Клайв поперхнулся, закашлялся и сделал большой глоток виски.

Сука! Возможно ли, чтобы это было сказано в шутку? Может быть, Клайв рассказывал анекдот? Или Роджер ослышался? Дверь была закрыта… Нет, Роджер был уверен, что все расслышал правильно и Клайв вовсе не шутил.

Ему опять вспомнилось, как потрясла его Джуди заявлением, что все знает о его новой страсти и что все уладит. Его утешил неколебимый оптимизм жены… тогда утешил. Но сейчас Роджера грызло беспокойство, и это еще мягко сказано. Уж больно все таинственно… «Свои маленькие тайны есть у каждого», — сказала Джуди и привела в пример… Клайва Стилбурна с его любовью к мальчикам и, в частности, к какому-то блондину из Австралии…

Роджер в упор посмотрел на Клайва, отметил и нервное звяканье кубиков льда в бокале, и бисеринки пота на лбу, и улыбку — чересчур широкую, чтобы быть искренней.

— А где Хайди? — вырвалось у него. — Она знает, что ты позволил нам нагрянуть к вам на виллу когда пожелаем?

— Об этом не волнуйся, — после паузы ответил Клайв. — Она вас обоих обожает.

Роджер кивнул.

— И все же… У меня странное чувство, что ты уступил уговорам моей жены. Убеждать она умеет.

— Но, дорогой! Да разве я посмела бы…

Ее ухмылка бросала Роджеру вызов: «И что ты этим хотел сказать, дорогой?» Взгляд же откровенно призывал: «Больше ни слова. Тема закрыта».

Как далеко готова зайти его жена, чтобы сохранить жизнь, к которой привыкла, которую любит, которой наслаждается? Как далеко готова она зайти, чтобы защитить свой брак, детей, репутацию… самого Роджера, наконец? Решится ли она на ложь, угрозы, шантаж? Роджер смотрел на женщину, ставшую для него буквально всем, на женщину, без которой сам он превратился бы в ничто… без которой его бы просто не было. Водя пальцем по кромке бокала, она что-то ворковала о Флоренции, оливковых деревьях и залитых солнцем виноградниках.

Нет. Что это с ним, черт возьми? Откуда эти черные мысли? Так-то он благодарит ее за ее самоотверженность? Любая другая собрала бы манатки и бросила проигравшегося в пух и прах мужа. Любая, но не Джуди. Она убедила его не уходить и постаралась развеять его тревоги. И первым делом подумала о враче, а сейчас воспользовалась парой минут наедине с самым богатым из друзей, чтобы обеспечить им укромный уголок, где можно отвлечься и выработать планы на будущее. Наверняка это далось ей непросто. Наверняка пришлось унижаться, возможно, даже признаться кое в каких финансовых проблемах, чтобы вытянуть из Клайва приглашение. Роджер не сомневался, что она призвала на помощь весь свой шарм и острый ум и упирала на дружбу, а не на нищету семейства Маршаллов. Нет и еще раз нет. Наверняка он ослышался. Не мог Клайв обозвать ее… Должно быть, рассказывал анекдот. Точно. Это была реплика из анекдота. Никаких тайн, никакого шантажа. Шутка, только и всего.

Роджер поставил бокал на стол и принялся хрустеть пальцами, выщелкивая одну косточку за другой.

— Прошу тебя, дорогой.

— Извини. Я бы не отказался от десерта. Где Тильда?

— Думаю, болтается поблизости от ванной, караулит Тэкстонов. — Джуди спустила ноги с дивана, стряхнула несуществующие крошки, надела туфли и встала. — Пожалуй, проверю, как там дела. Заодно и остальных соберу. Пора бы закругляться. Здорово нам Тэкстониха вечер изгадила.

У самой двери она остановилась, взмахнула рукой и проворковала:

— Пока, мальчики!

Моррис как-то рассказал Клэрри об одной своей детской шалости. Ему тогда было около десяти, Алексу — почти семь. Их мать неожиданно увлеклась научно-популярным сериалом о жизни садовых птиц. Миссис Стоун до того прониклась симпатией к пернатым, что обратила внимание — впервые — на птичек в собственном саду и даже решила их подкармливать. Поначалу довольствовалась тем, что рассыпала прелые крошки по лужайке и ретировалась на кухню, наблюдая за птичьим пиршеством из окошка, но вскоре решила взяться за дело всерьез и приобрела цветной каталог птичьих кормушек, которые можно заказать по почте.

Мистера Стоуна-старшего новое хобби жены не слишком обрадовало, но, будучи приверженцем жизненного правила «чем бы дитя ни тешилось», он выделил средства на самую большую и вычурную кормушку из предлагаемых каталогом — с условием, что покупку доставят и установят без его участия.

Миссис Стоун пришла в совершеннейший восторг от «птичьего столика», занявшего добрую часть лужайки позади дома. Будь ее воля, она бы водрузила свою гордость у всех на виду в саду перед домом, однако муж едва ли не впервые в жизни стукнул кулаком по столу — и в данном случае оказался прав. На заднем дворе, если на то пошло, ни птиц, ни их почитательницу ничто не отвлекало. Она могла часами просиживать у кухонного окна, любуясь, как воробьи дерутся за крошки или лазоревки тычутся клювами в подвесную поилку. Ее завораживали игры малиновок в птичьей купальне, прыжки дроздов по ступенькам наклонного шеста и их суета вокруг крохотного домика под соломенной крышей, куда они стаскивали прутики для гнезд. Изредка ей даже удавалось подглядеть птичьи свадьбы, хотя пернатые предпочитали заниматься любовью в интимной обстановке.

Алекса птичье царство не заинтересовало — в большинстве вопросов он следовал мнению отца. Миссис Стоун, разочарованная равнодушием младшего сына к братьям нашим меньшим, утешилась восторгами Морриса — тот, казалось, был от птиц без ума.

Однако это только казалось. Напрасно миссис Стоун приняла интерес старшего сына на веру. Птицы привлекали Морриса не больше, чем Алекса. Другое дело — сама кормушка. Моррис был ею околдован. Кормушка представлялась ему волшебным миром в миниатюре, заселенным маленькими человечками, которые жили в домике под соломенной крышей, принимали ванны в купальне и сторожили свое хозяйство, забравшись на самый верх наклонного шеста. Моррис не называл человечков эльфами — байки про эльфов для девчонок. Нет, человечки скорее были ирландскими гномами, которые решили покинуть родину и поселиться в этом волшебном царстве. Насыпая в кормушку крошки и зерна, Моррис кормил гномов, а не обожаемых материных птичек. Более того, он с превеликим удовольствием послал бы этих горлопанов куда подальше. Проку от них никакого, зато ору, дерьма и загаженных перьев — выше крыши.

Если птицы изрядно доставали Морриса, то Алекс просто выводил его из себя. Жуткая зануда, и ни чуточки фантазии! Нет чтобы вести себя, как положено нормальному младшему брату, — Алекс минуты не мог прожить, чтобы с ревом, нытьем и соплями не нажаловаться мамочке с папочкой на Морриса. Молокососы должны ловить каждое слово старших братьев и таскаться за ними по пятам, исполняя любое желание. Должны. А этот молокосос, застукав Морриса за беседой с гномами, имел наглость рассмеяться! Моррис пытался оправдаться — дескать, он знает, что гномы не взаправдашние, что это игра такая, но Алекс продолжал хихикать, пока не получил хороший пинок и не помчался жаловаться.

В конце концов Алекс так достал Морриса, что тот решил как следует проучить брата: должен этот недомерок когда-нибудь понять, что такое дисциплина.

Гениальный в своей простоте план созрел моментально. Дождавшись, когда мать уйдет за покупками, Моррис стащил из холодильника яйцо и спрятал в кормушке, в домике под соломенной крышей. И стал ждать. Почти два месяца надежно спрятанное яйцо отлеживалось в тайнике, и все это время Моррис не забывал о нем ни на минуту — во всяком случае, так он рассказывал Клэрри.

Целых два месяца сама лишь мысль о яйце доставляла ему невероятное удовольствие. Время от времени он совал руку в домик, нащупывал яйцо — и снова радовался, находя его целым и невредимым.

— Это яйцо стало важнейшей вехой в моем развитии, — признавался Моррис. — Я на всю жизнь понял, как важно дождаться подходящего момента и не упустить его. Позволь ситуации созреть — и только тогда действуй. Я дал яйцу дойти до кондиции, будто это была бутылка хорошего вина.

В те мгновения, когда Моррис с яйцом в руке за спиной подкрадывался к младшему брату, он точно знал — время пришло. Во-первых, полнолуние. Во-вторых, в тот день Моррис перешагнул порог второго десятилетия, тем самым на голову опередив братца.

— Что ты там прячешь? — спросил маленький наглец — и взвыл, когда вслед за ударом о макушку и отчетливым треском по его физиономии потекла скользкая дрянь и в ноздри ударил смрад, гаже которого он не знал за все свои неполные семь лет жизни.

Моррис с безмолвной улыбкой любовался, как под зловонным желтком зеленеет пшеничная черепушка Алекса и сопливый белок ползет по его багровым от слез щекам. О-о. Это был воистину великий момент. Моррис предвкушал его задолго, а помнил еще дольше — даже через четверть века он продолжал улыбаться при воспоминании о своем триумфе.

Белоснежные сладкие сердца в озерцах густого желтого соуса выглядели несчастными, забытыми и… не к месту. Алекса не покидало чувство, что это его собственное сердце замерло перед ним на тарелке в ожидании, когда его проглотят и переварят. Пожалуй, лучше не прикасаться к десерту. Не дай бог, вывернет. Алекс оглядел остальных и понял, что не у него одного проблемы с десертом. Хайди… эту сучку Хайди Стилбурн и вовсе скрючило от вида желейного сердца. И отлично. Помучься, дорогая. Не одному мне страдать.

Десерт должен был стать апофеозом ужина и добить — в смысле, окончательно задобрить — сдвинутого на еде Брайана Тэкстона. Не будучи изобретением хозяйки, десерт, однако, поражал воображение своей необычностью. Сердца из взбитого с сахаром кокосового молока, сливок, яичных желтков, орехового ликера, ванили и желатина манили воздушностью и одновременно изумляли четкими формами. Соус из мякоти манго, апельсинового и лимонного сока добавлял изысканности. Для контраста Тильда выбрала белые тарелки (ярко-желтый пудинг на зеленом стекле выглядел пошло) и украсила свои произведения веточками мяты и маленькими спиральками цитрусовой цедры.

Еще сегодня днем, вынув сердца из формочек и нарезая ножницами мяту, Тильда не могла нарадоваться на десерт. Сейчас она злилась при виде двух пустых кресел. Какого черта старалась? Весь труд псу под хвост.

Чуть раньше, чувствуя себя незваным гостем в собственном доме, она топталась у дверей ванной и никак не решалась постучать.

— Сполосни лицо холодной водой, Крисси, — донесся изнутри голос Брайана Тэкстона. — Лучше станет, вот увидишь.

— Не могу-у-у, — провыла Кристина. — Всю косметику размажу-у-у.

— Какая косметика, черт возьми? На тебе давно ничего не осталось, Кристина!

— Не могу-у-у… Не могу! Я хочу остаться здесь. Брайан, не трогай меня!

Тильда дважды царапнула дверь.

— Да? — В голосе Тэкстона слышалось раздражение.

— Я могу чем-то помочь? — пискнула Тильда.

— Все в порядке, спасибо.

— Может быть, минеральной воды или лимонада? Говорят, хорошо для желудка. Или какое-нибудь лекарство? Я поищу в аптечке…

— Нет, спасибо, — повторил Брайан.

— Ладно… А может, Кристине лучше прилечь? Она бы вздремнула, а вы присоединились к нам за десертом…

Ее прервал жуткий рвотный звук.

— Если позволите… мы тут… Все в порядке, правда, Крисси?

Вместо ответа — еще один рвотный залп.

Сердца ходили ходуном на тяжелом подносе. Полин внесла десерт в столовую и принялась со стуком ставить тарелки на стол перед гостями. На удивление угрюмая особа, отметила про себя Хайди, однако для Клайва у нее улыбка нашлась, да и десерт перед ним не грохнула об стол, как перед остальными. Хайди постаралась вытряхнуть подозрения из головы — наверняка эта паранойя рождена чувством собственной вины за недавнюю сцену в кабинете.

— А девочка гораздо любопытнее, чем кажется на первый взгляд, — сказал Клайв, едва за Полин закрылась дверь. Безжалостно разворотив сердце, он отправил в рот полную ложку. — М-м-м… Объедение!

— Неужели? — с каменным лицом отозвалась Хайди.

— Биографию Лоуренса она знает назубок. — Клайв зачерпнул вторую ложку.

— Восторг! — прокомментировала Джуди тоном, далеким от восторженного. — Спасибо, что предупредил. — Она насмешливо повела бровью. — Боже меня упаси завести с ней беседу о литературе.

— Они так и не сказали, когда их ждать? — в который раз спросил Алекс.

— Нет. Ее все еще выворачивает. А меня, признаться, выворачивает от них обоих. — Тильда машинально набила рот десертным гарниром и скривилась от резкой пряности мяты и горько-сладкой апельсиновой цедры.

— Дорогая… — Роджер смиренно посмотрел на Джуди. — Страшно хочется выпить. Может, вернемся домой на такси, а машину я заберу утром?

Джуди шумно вздохнула.

— А может, потерпишь, милый? Ты ведь знаешь, как я ненавижу такси! В салоне вечно воняет какой-нибудь дрянью вроде пихтового освежителя воздуха, или у таксиста изо рта несет, или он без умолку языком чешет об иммиграции и шлюхах. И вообще, если ты сейчас начнешь пить, то целый вечер трезвости насмарку. — Она отковырнула микроскопический кусочек желе.

— Что ж, раз ты так считаешь, — мрачно пробормотал Роджер и уставился в тарелку, чтобы не видеть, как жена отмечает победу основательным глотком из бокала.

— То есть… не от них выворачивает, — запоздало исправилась Тильда, — а от всей этой ситуации. Надеюсь, ей станет лучше. Не очень-то приятно, наверное…

— Хватит! — Алекс не собирался так орать, само получилось. Рассеянно пройдясь пятерней по волосам, он добавил с натужным спокойствием: — Поговорили, и будет. Предлагаю забыть.

— И правильно. — У Хайди был удивленный вид, словно она не узнала собственный голос. Все это время она усердно отводила глаза от Алекса.

— Простите! — Тильда уронила ложку в центр десерта, медузой расползшегося по тарелке. — Между прочим, вы все трепались тут о них не меньше моего, но ни один из вас не ухлопал полтора дня на подготовку к ужину, который провалился. Обидно.

— Но, милая моя, он вовсе не провалился. — Джуди придвинулась к Тильде и подпустила сочувствия в голос. — Конец чуточку скомкан — только и всего.

Клайв спрятал ухмылку за салфеткой или действительно вытирал губы?

— Больше ни слова об этом. — Алекс на правах хозяина поставил в разговоре точку. — Сделаем вид, что Тэкстоны не существуют, а мы мирно ужинаем в дружеской компании. Не так уж это и сложно, учитывая, что среди нас есть настоящие асы по части притворства.

Алекс надеялся, что Хайди оскорблена. Он и рассчитывал ее оскорбить.

Оскорбилась Тильда:

— И что это означает?

— Ничего. Извини, — смешался Алекс. В попытке задобрить жену он набил рот желе и мужественно улыбнулся, чувствуя, как холодная слизь обволакивает пищевод. Алекс не любил сладкое.

— А что же с нашей крошкой? — Клайв кивнул на третье пустующее за столом кресло. — Где Клэрри?

— Представления не имею, — рассеянно отмахнулся Алекс и вдруг уловил исходящий от него откровенный запах секса и женщины. Что, если кто-нибудь заметит? Счастье еще, что Тильда далеко сидит — у нее обостренный нюх.

— Но тебя ведь бог знает сколько не было! — возмутилась Тильда. — Да и Хайди искала. Не дворец же у нас, чтобы вот так в нем исчезнуть.

— Могу лишь предположить, — буркнул Алекс, — что Клэрри не хочет, чтобы ее нашли.

— То есть… прячется от нас? — весело уточнил Роджер.

— Похоже на то. — Алекс заставил себя проглотить еще одну ложку.

— Обрадовал, — процедила Тильда.

— Откровенно говоря, я ее не виню, — вновь подала голос Хайди.

Клэрри как-то рассказала Моррису об одной своей детской шалости. (Точнее, рассказывала она неоднократно, но Моррис по доброте душевной каждый раз делал вид, будто слышит впервые.) Когда Клэрри было четыре, она несколько дней в неделю проводила в соседнем детском садике, под присмотром миссис Гринэлг, мощной особы с волосами цвета ржавчины и пристрастием к платьям-балахонам и ярко-синим теням. Клэрри нравилось ходить в садик — рисовать, бегать по лужайке, возводить стены из больших, как настоящие, пластмассовых кирпичей. А миссис Кинг в эти дни могла вздохнуть свободно: не сказать чтобы Клэрри была таким уж проблемным ребенком, но хлопот доставляла и времени отнимала прилично. А времени миссис Кинг, как женщине занятой, всегда не хватало.

Однако же воспитательницей мать Клэрри была далеко не так довольна, как садиком. Нет, она не подвергала сомнению компетентность миссис Гринэлг — просто считала, что та ноет и плачется по пустякам.

— Можно вас на одно словечко? — мямлила в конце дня миссис Гринэлг, прежде чем мать могла забрать Клэрри домой.

И «словечко» это никогда не проливалось бальзамом на сердце матери — никогда миссис Гринэлг не отдавала должное очарованию и уму ее прелестной крошки, не хвалила вежливость Клэрри и ее хорошее поведение.

— Не хотелось бы вас волновать, — смятенным шепотом начинала воспитательница, — но ваша Клэрри меня немножечко тревожит. — И пускалась в нудное описание какой-нибудь ерунды: — У нее очень странная привычка подолгу глядеть на людей… Не следует ли вам проверить ее зрение?

Миссис Кинг кипела от злости, выслушивая намеки на свое халатное отношение к здоровью дочери, после чего цедила сквозь зубы:

— Уверяю вас, миссис Гринэлг, с глазами у Клэрри все в порядке. Она открывает мир, только и всего. Пытается увидеть его по-своему.

— Не хотелось бы вас волновать, но… — звучало в следующий раз, — ваша Клэрри очень мало играет с другими детьми. Похоже, она немножечко отстает в умении общаться.

— Еще чего! — заявляла миссис Кинг, застегивая пальтишко Клэрри. — Не смейте называть мою дочь отсталой. Она единственный ребенок, не привыкший к обществу других детей! Клэрри независима и сдержанна, а эти качества нечасто встретишь в малышах, как по-вашему? Я бы на вашем месте их поощряла!

— Вы женщина занятая, — пыхтела миссис Гринэлг на другой день, нагоняя Клэрри с матерью у самого выхода. — Не хотелось бы отнимать у вас время, но я тут на досуге размышляла над проблемами Клэрри с общением… Не следует ли вам проверить ее слух? Такого рода изъяны часто остаются незамеченными годами!

— Миссис Гринэлг, я понимаю, что вы желаете только добра, — не выдержала наконец мать Клэрри. — И тем не менее — пожалуйста, оставьте свои тревоги при себе. Клэрри не отсталая, не убогая и не калека. Со слухом у нее тоже все в порядке. Вам не приходило в голову, что она не играет с детьми потому, что ей с ними просто-напросто скучно? — И миссис Кинг, за ручку со своей безупречной девочкой, удалилась, оставив потерявшую дар речи миссис Гринэлг хватать ртом воздух.

После этого случая воспитательница оставила Клэрри в покое. Подействовала и беседа миссис Кинг с дочерью.

— Клэрри, детка, — сказала мать, — постарайся все же побольше играть с другими детьми. Миссис Гринэлг хочется, чтобы ты с ними подружилась, — ну так и подружись, а то мамочка до смерти устала слушать ее нытье.

Клэрри послушалась — и, как ни странно, полюбила садик еще больше. Даже начала рассказывать о новых друзьях — большей частью о Доминике Льюисе, который был как две капли воды похож на мальчика с рекламы шоколадных батончиков «Милки-Бар».

Однако несколько месяцев спустя миссис Гринэлг, бледная и измотанная, вновь отозвала мать Клэрри «на одно словечко».

— Что на этот раз? — вопросила миссис Кинг. — Побыстрее, прошу вас, — у меня полно дел.

Бледные щеки воспитательницы на глазах багровели.

— С вашей дочерью нужно что-то делать, миссис Кинг. Я не потерплю подобного поведения в своей группе!

Миссис Кинг с трудом сдержала смех:

— И что же она натворила?

— Все дети постоянно мочатся в штанишки. Каждый день! Вот уже целую неделю!

— И при чем тут Клэрри? — У миссис Кинг зародилась мысль, что воспитательница окончательно чокнулась.

— А вы спросите у нее… У нее спросите! — Миссис Гринэлг зловеще сузила глаза.

В какой-то момент, подтирая очередную лужу, миссис Гринэлг сообразила, что странная эпидемия не затронула одну лишь Клэрри. Допрос нескольких оскандалившихся воспитанников обнаружил еще один факт: помимо Клэрри, все малыши боялись заходить в туалет, к которому давным-давно привыкли. Дальнейшее расследование выявило истинную причину детских неприятностей: Клэрри застращала всю группу «призраком», который «засел в туалете и съест любого, кто туда зайдет». В садике воцарился массовый ужас, а миссис Гринэлг начала ступать в лужи, а то и во что посерьезнее.

— По крайней мере, теперь мы убедились, что с общением у нее все в порядке. Так ведь, миссис Гринэлг? — хмыкнула миссис Кинг и повела дочь в кафе-мороженое «Луиджи».

По-прежнему в белом банном халате, но еще более всклокоченная, Клэрри рассматривала общество за столом. Ее появление явно всех удивило.

— Где ты была? — первой опомнилась Тильда. — Мы уж решили, что ты сбежала.

— И я, и Хайди искали тебя по всему дому, — добавил Алекс.

— Простите. — Клэрри прошлепала к столу и остановилась перед ним, уронив голову, сцепив руки за спиной, как школьница в кабинете директора.

— Ну и где же ты была? — настаивала Тильда.

— В шкафу.

— В шкафу? — изумился Алекс.

Сидящие за столом переглянулись. Глянец давился смехом.

— Выходит, ты пряталась? — уточнил Вояка. — А мы-то волновались.

— Нет… Я не хотела прятаться… Но пришлось.

— В шкафу? — ошарашенно повторил Алекс. — В каком шкафу?

— В твоем кабинете. — Клэрри отважно встретила его взгляд.

Алекс судорожно сглотнул, с пухлых щечек Сетки — Клэрри заметила! — схлынул румянец. Когда к Алексу вернулся дар речи, голос его звучал сдавленно, он заметно заикался.

— И… д-дол… д-долго ты там… там была?

— Очень долго. — Клэрри не отвела взгляд.

— Успокойся, дорогой. — Тильда приняла страх Алекса за гнев. И пристыдила невестку: — Клэрри, тебе не следовало соваться в кабинет Алекса. Даже я туда без него не захожу. А что ты там, собственно, делала?

— Может, оставим девочку в покое? — Сетка наконец пришла в себя.

— Нет уж. Я хочу знать, что она там делала! — Тильда повернулась к Клэрри: — Ну?

От Клэрри не укрылся приниженный вид Алекса. Умоляю, говорили его глаза. Заклинаю… Клэрри ощутила свою власть над ним. Как этой властью распорядиться — вот вопрос. Ее губы уже шевелились, а она еще не знала, что скажет.

— Фотографии смотрела. Старые снимки Алекса и Морриса. Детские.

Плечи Алекса облегченно поникли, он промокнул салфеткой лоб. Сетка тоже схватилась за салфетку — стереть кровь с искусанных губ. Клэрри отметила секретность двойного страдания — ни Тильда, ни другие гости не были посвящены в тайну Алекса и Сетки. Отметила она и снисходительные улыбки пожилой пары на семейном портрете — улыбки, смягчившие жесткие черты.

— Да, но… зачем ты полезла в шкаф? — продолжала допытываться Тильда.

В страхе, что меч все еще занесен над их головами, Алекс с Сеткой вновь замерли.

— Неважно, — сказала Клэрри. — Все это неважно.

Под обстрелом шести пар глаз она протиснулась между столом и креслом, села и отпихнула от себя тарелку с трясущимся сердцем.

— Что не важно? Ты о чем, Клэрри? — встряла Круэлла.

— Господи, да оставь ты ее в покое, — сказал Алекс. — Нам и без этих расспросов есть о чем поговорить.

— Все это неважно, — повторила Клэрри. — Важно другое. За стенами этой комнаты. В ином мире.

— Другое — что? — крикнула Тильда.

Глянец подтянул к себе отвергнутый Клэрри десерт и принялся уминать его жадными, быстрыми глотками.

— Ничего, — опередил невестку Алекс. — Признайся, Клэрри, что болтаешь всякую ерунду, чтобы привлечь внимание?

— Клайв, нам, пожалуй, пора, — неожиданно объявила Сетка. — Я волнуюсь за Макса. У него днем была температура.

— Когда это? — удивился Глянец, не прекращая поглощать десерт. — По-моему, он был совершенно здоров.

— Мне надо вам что-то рассказать. — Клэрри взглянула на Алекса. — Я для этого и приехала сегодня. Что-то вам рассказать.

— Но ты говорила, что приехала навестить нас, — возмутилась Тильда. — Что все это значит?

— Я приехала навестить вас, чтобы рассказать, — безжизненно произнесла Клэрри и снова замолчала.

— Клэрри! — Тильда теряла терпение.

— Ах, какая мы гениальная актриса! — проворковала Круэлла. — Ну, довольно. Пауза выдержана, напряжение достигнуто, можно приступать.

— Очень важно определить нужный момент, — сказала Клэрри. — Чтобы тебя слушали.

Все, как по команде, заерзали в креслах, устраиваясь поудобнее. Похоже, представление начинается. Ни один из них не имел ни малейшего понятия о планах Клэрри, но чего бы ни ждал от нее каждый, своей первой фразой она изумила всех.

— Вчера Моррис попросил меня сходить в видеопрокат за кассетами для него. Тем, кто его хорошо знает, это может показаться странным…

— Боже правый — видеопрокат! Не просто странно — это шокирует! — Глянец хохотнул и подавился, заплевав все вокруг.

Игнорируя недоуменные и насмешливые взгляды, Клэрри продолжала:

— До прошлого года Моррис отказывался покупать телевизор, но потом передумал и даже полюбил всякие викторины и американские ток-шоу вроде шоу Донахью или Опры. А полгода назад он решил купить видео. Я не расстроилась, что Моррис наконец принял современную технику, — наоборот, обрадовалась. Я очень люблю кино. Меня только удивляло, что Моррис стал настоящим фанатиком, ведь раньше он говорил, что часами пялиться в телевизор — значит добровольно портить если не мозги, то глаза. С другой стороны, за последние два года Моррис очень изменился. Мы оба изменились.

— Святые слова, — хмыкнула Тильда. — Как ни приедете, так все более сдвинутые.

— А на прошлой неделе Моррис заболел. Тяжелый грипп. По-моему, он так сильно никогда не болел. В первые дни вообще с постели не вставал — бредил, метался, потел, что-то бормотал и все такое. Вчера ему стало гораздо лучше. Температура упала, его уже не трясло. Вроде бы слабость осталась, а в остальном — он сказал, что в порядке. Он устроился на диване, набрал платков побольше и захотел посмотреть видео.

— Прости, что прерываю, — сказал Алекс, — но куда ты клонишь?

Остальные молчали, явно онемев от изумления: ни одному прежде не доводилось слышать от Клэрри больше пяти слов кряду.

— Моррис составил список, — продолжала она, и не подумав ответить на вопрос Алекса. — Список фильмов, которые ему хотелось посмотреть. Он собирался пролежать в постели еще пару дней, и поэтому список получился очень длинный и какой-то странный. «Караваджо», «Шпион, который меня любил» — это про Джеймса Бонда, «Трамвай «Желание»», «Доктор Живаго», «Крестный отец 2» и «Стар Трек 2, Гнев Хана». Ах да, и еще, конечно, «Волшебник страны Оз».

— Весьма причудливый выбор, — согласилась Круэлла.

— Моррис сказал, что хочет именно эти фильмы — и никакие другие. Утверждал, что я найду их без проблем — он видел их в ближайшем прокате. Я взяла список и пошла за кассетами. До видеотеки пешком идти пятнадцать минут. Можно взять кассеты напрокат и в газетном киоске на углу улицы, но спрашивать там не имело смысла. Выбор маленький. Какие-нибудь хиты из новых, мягкое порно, но уж никак не фильмы из списка Морриса. Но видеотека в нашем районе очень хорошая, она входит в самую крупную сеть страны. Там тоже много полок с новинками, но в глубине есть и отдельные полки с «комедиями», «иностранными фильмами», «детскими» или «мелодрамами». «Караваджо» я нашла в секции «искусство», а «Волшебника страны Оз» — в детской секции. Выбор классики оказался очень большим — я нашла и «Трамвай «Желание»», и вторую часть «Крестного отца». Но это все. Спросила у парня про другие кассеты, а он ответил, что «Доктора Живаго» уже взяли (он сам удивился), фильмы про Джеймса Бонда они больше не держат, потому что их без конца крутят по телевизору, а «Стар Трек» никогда и не держали…

Глянец звучно зевнул, Вояка демонстративно посмотрел на часы, но сбить Клэрри им не удалось. Непривычно сосредоточенная, она обвела взглядом слушателей. Тильда устало смотрела в тарелку. На лице Алекса читалось что-то среднее между недоверчивостью и презрением.

— Тот парень предложил мне попытать счастья в другой видеотеке — «Киномании». Сказал, что ее хозяин — сам киноман, поэтому и выбор там шире. К сожалению, она от нас далеко, в двух милях. Я объяснила, что меня больной муж ждет дома, и парень посоветовал доехать на автобусе. Очень внимательный человек, честное слово. Я решила, что подожду автобус десять минут, не больше, а если не придет — вернусь домой.

Алекс с каждой секундой раздражался все сильнее.

— Занимательная история, Клэрри, весьма занимательная, но вряд ли нам…

Как ни странно, на сторону Клэрри встала Круэлла:

— Пусть закончит, Алекс!

Он пожал плечами, буркнул что-то невнятное и затих.

— Автобус пришел через семь минут, так что я поехала в «Киноманию». Эта видеотека действительно больше, и выбор лучше. Целая секция посвящена Бонду. «Шпион, который меня любил» нашелся сразу — правда, одна девушка пыталась убедить меня взять фильм с Шоном Коннери в роли Бонда, а не с Роджером Муром. «Гнев Хана» оказался в секции под названием «Последние рубежи». А вот «Доктора Живаго» не было, хотя я довольно долго искала. Женщина за стойкой объяснила, что хозяин магазина очень привередлив в своих вкусах, и поскольку терпеть не может Дэвида Линна, то и не держит у себя. А персонал это не волновало, просто потому, что эти фильмы никто и не спрашивает. Я поинтересовалась, где можно все-таки найти «Доктора Живаго», и она посоветовала заглянуть в отдел видеофильмов местной библиотеки. Если уж там нет, то, скорее всего, вообще нигде нет.

— Клэрри, милочка, — отрывисто бросила Тильда, — тебе никто никогда не говорил, что хороший рассказчик должен знать, что оставить от истории, а что выбросить?

— Терпение, Тильда! — укорила ее Круэлла. — Мне вот, например, крайне любопытно. Все равно что лекцию по психологии послушать или что-нибудь в этом роде. Продолжай, Клэрри.

— Еще сорок пять минут ушло на то, чтобы добраться до библиотеки. Пришлось сначала вернуться к первому видеопрокату, а потом еще четверть часа идти пешком. Я шла и думала: «Зачем я это делаю?» Это совсем не похоже на меня — бегать по всему городу, обыскивать видеотеки в поисках каких-то кассет… А главное, это совсем не похоже на Морриса — сочинить целый список и заставить меня все их найти. Очень не похоже… Я начала размышлять о том, как сильно мы с ним изменились с нашей первой встречи. Очень сильно. Передо мной будто вся наша совместная жизнь прошла… В основном я видела хорошее: колледж искусств, открытие первой галереи, как мы ее вместе строили… и первые статьи в прессе, и первые серьезные художники, которые стали появляться в галерее, потому что о нас заговорили. А потом мне вспомнилось плохое: крах галереи, наше решение уехать в Италию на пару лет, несчастье с Индиго… и возвращение в Англию, и попытки все начать сначала… и новая галерея… Знаете, такой, как первая, она не стала.

— Минутку! — успел вставить Алекс. — Что за «несчастье с Индиго»? Ты о чем это?

Клэрри уставилась на него.

— Ах да. Ну конечно. Вы ведь ничего не знаете. Индиго — это наша дочь. Она умерла.

— Какая дочь?! Что за чушь ты несешь?! — Алекс собрался вскочить, но ладонь Сетки удержала его на месте.

— Не может… быть, — выдавила Тильда, одной рукой судорожно, до белых пятен на костяшках, вцепившись в край стола. Другая рука привычно легла на треугольный шрам.

— Клэрри, милая, придется объяснить, — подсказала Круэлла.

— Да. Все произошло в Италии. Поэтому вы и не знали… Вы помните, как мы решили покончить с прошлым. Моррис был совершенно вне себя из-за краха галереи. Вряд ли хоть кто-нибудь из родственников вспомнил о нас за те два года, что мы провели в Италии, — мы всегда считались со странностями. Паршивыми овцами.

— В самом деле, вы исчезли на целых два года. Мы слышали, что вы в Италии… — Тильда обвела взглядом стол.

— В Италии у нас и появился ребенок.

Тильда ахнула. Ладонь Сетки незаметно легла на руку Алекса.

— Девочка. Очень красивая. Я хотела назвать ее Ред, потому что очень люблю красный цвет, но Моррис настаивал на Индиго. Мне Индиго тоже понравилось, вот она и стала Индиго. А вообще оказалось, что имя и не важно вовсе. Она умерла через три месяца. Внезапная смерть во сне. С грудничками бывает.

— Ох, Клэрри, Клэрри! — всхлипнула Тильда. — Почему ты не рассказала? Подумать только — держать такое горе в себе! Я помогла бы… как-нибудь. Мы помогли бы друг другу…

— Не надо, Тильда, — оборвала ее Круэлла. — Пожалуйста, Клэрри, продолжай.

— Вообще-то об Индиго я уже все рассказала. Больше нечего. Ее ведь очень быстро не стало. Но это из-за Индиго мы вернулись в Англию и занялись новой галереей.

— Но Моррис — мой брат! Родной брат! Я его знаю — он бы обязательно мне рассказал. — Алекса зримо трясло, и пальцы Сетки сошлись вокруг его руки.

— Вы ничего незнаете ни о Моррисе, ни обо мне! — Настал черед Клэрри злиться. — Вы не давали себе труда поинтересоваться — ни один из вас! Оба слишком собой заняты, своими проблемами. Да и остальные ничем не лучше. Я все о вас знаю. Все знаю — о каждом из вас!

Часы остановились, подумала Тильда. Все кончено. Теперь уже никогда не рассветет, ночь застыла. И мы застыли вместе с ней — не двинуться, не вырваться. Ноги окаменели, руки не в силах пошевелиться. Слух отказывает — не слышу ни машин, ни птиц. Хочу уснуть, но не могу закрыть глаза. Больно.

А Клэрри продолжала:

— Когда я нашла библиотеку, я еще думала о нашей с Моррисом жизни, о том, как мы изменились, — и мне захотелось просто сунуть пакет с кассетами в первую попавшуюся урну. Но потом я решила, что это глупо и бессмысленно и что раз уж я сюда забралась, то почему бы хотя бы не спросить о «Докторе Живаго». И знаете что? Кассета с «Доктором Живаго» у них нашлась! В секции «эпопеи». Но я не была записана в библиотеку, а это, оказывается, очень долгая процедура. Пришлось всякие бланки заполнять, документы показывать и все такое, но в конце концов я отправилась домой с той кассетой, которую просил Моррис, — со всеми кассетами из его списка. По-моему, я была очень довольна собой…

— Сколько можно! — крикнул Алекс. — Я не желаю больше слышать об этих долбаных кассетах. — Казалось, еще чуть-чуть — и он набросится на Клэрри с кулаками.

— А пока я шла домой, я все и поняла. Странно только, почему я не поняла этого раньше. — Клэрри загадочно помолчала. — По правде говоря, я догадалась, только когда открывала дверь ключом. Послать меня со списком за кассетами — совершенно не похоже на Морриса. Как бы сильно он ни изменился, это на него совершенно не похоже. Понимаете, он если смотрел, то все подряд. Ему наплевать, что я принесу из видеотеки.

Алекс застонал.

— Боже, да всем наплевать, что ты принесла из видеотеки.

— Думаю, где-то в глубине души я догадалась давно. Я ведь знала, как он подавлен, знала, что с каждым днем он все больше отчаивается. Собственно, потому я и бегала по городу в поисках кассет — мне хотелось хоть чем-нибудь ему помочь. А когда открывала дверь, я уже знала наверняка. Я знала, что он сочинил весь этот список, чтобы я потратила много времени на поиски. Он подстроил, чтобы меня из дому отослать, понимаете? Чтобы ему хватило времени.

— Хватило времени — на что, Клэрри? — мягко подтолкнула Круэлла.

— Хватило времени, да… На то, чтобы набрать полную ванну, вскрыть вены и умереть. — Клэрри беспомощно пожала плечами, с печальной улыбкой глядя на Алекса.

В голове Клэрри грохотало. Она не слышала ничего, не чувствовала ничего, почти ничего не видела. Она вжалась в спинку кресла, опрокинулась и падала, падала, цепляясь за скатерть — и не могла ухватиться. Она возглавила свое войско из вилок-ложек, стекла, фарфора и подсвечников — все они последовали за ней, как верные солдаты за своим командиром, и вместе с ней рухнули на пол, зазвенели, покатились, остановились. Они замерли вместе с ней, раненые, окровавленные; кое-кто из них оказался прямо на ней — ложки и останки бокалов усыпали живот, ошметки желе облепили уши и волосы, а сверху распласталась громадная скатерть в сладких и винных пятнах, прикрыв ее ноги, стиснувшие сиденье кресла, теперь уже трехногого.

Клэрри схватилась рукой за подбородок — там, где до сих пор жгло от кулака Алекса, — пытаясь вернуть на место куда-то съехавшую челюсть. Целы ли зубы? Вряд ли. Щека онемела, а во рту все вдруг стало огромным. Что-то сочилось из уголка рта — слюна или кровь? Неужели челюсть сломана? Клэрри попробовала улыбнуться.

— Ой, — сказала она.

— Держите его!

— Прекрати…

— Господи.

— Алекс, милый…

— Какого черта…

— Роджер, да сделай же что-нибудь!

— Да-да, вот так. Посадите его.

— Воротник! Расстегни воротник.

— Какого черта…

— Кулаком. Одно дело — пощечина…

— Ш-ш-ш. Дайте ему воды.

— Он в шоке.

— Тильда! Что ты сидишь, иди сюда!

— Какого черта…

— Тильда, подружка, поднимайся же, иди к нему.

— Курить хочу.

— Джентльмен не должен…

— Ш-ш-ш.

— В жизни ничего подобного не видел.

— А она? Что с ней?

— Пусть катится в…

— Алекс, дорогой, как ты?

— Идиотский вопрос.

— Дайте ему отойти.

— Может, на воздух вывести?

— Что я сделал, черт возьми?

— Господи! — Недоверие, отвращение и вселенская усталость отразились на лице Брайана Тэкстона — места в складках кожи хватило всем трем чувствам, в то время как лицо Кристины превратилось в маску ужаса.

— Брайан… кажется, я сейчас упаду в обморок.

— Не упадешь. Хватит с меня твоего говна на один вечер. — Он стряхнул ее руку и шагнул к столу, хрустя осколками стекла. — Бойня, — буркнул он, взглянув на лежащую навзничь с задранными ногами Клэрри. — Бардак, — добавил при взгляде на пустоглазую, оцепеневшую Тильду, так и не покинувшую своего места. — Боже, — ахнул он, переведя взгляд на Алекса, окруженного гостями. Словно его зациклило на букве «б».

— Кофе? — поинтересовалась в приоткрывшуюся дверь голова Полин.

Кофе

Отменен в связи с непредвиденными обстоятельствами

Отъезд

— Что ты делаешь?

Клэрри не выносила, когда ей мешали. Раздосадованная, она нехотя подняла голову. Так и есть, досужий зритель. Узкое лицо, блестящие глаза, козлиная бородка.

— Рисую. А на что похоже?

— А почему на полу?

Клэрри предпочла не услышать.

— Отойди. Закрываешь.

Парень опешил, замялся.

— Извини. — Он присел рядом с ней на корточки. — Я не буду мешать, только перейди в кафе. На полу сидеть не разрешается. Запрещено, понимаешь?

Клэрри смотрела на него сквозь прищур. Лицо — сплошь вертикальные линии. Горизонтальных, похоже, ни одной.

— Как тебя зовут?

— Меня?

— Да.

Он дернул плечом.

— Моррис. Прости, но тебе все-таки придется пересесть.

Клэрри была озадачена:

— Разве это не Центр искусства?

Он улыбнулся. (Первая горизонталь за все время.)

— Да, конечно…

— То есть — для искусства. Чтобы делать искусство, — настаивала Клэрри.

— Вообще-то больше для того, чтобы смотреть на искусство, — виновато возразил он.

— Правда? Только чтобы смотреть? Не делать?

Он опустил ладонь на ее плечо. На левое. Клэрри была приятна твердая сила этой ладони.

— Послушай, я здесь подрабатываю. Я должен выполнять свою работу.

Где-то она его видела. Точно, видела.

— Ты учишься в колледже искусств?

— Да. — Он убрал руку. — А тебя как зовут?

— Смешные там все, в этом колледже, — сказала Клэрри. — Тоже не любят, когда я на полу сижу. Я — Клэрри.

— Красные картины — твои? — спросил Моррис. — Большие такие?

— Мои.

Он вовсю ухмылялся. Клэрри видела его зубы — небольшие, острые.

— Диковатые немножко.

— Да, — согласилась Клэрри. — Сидят на полу когда вздумается.

Он хохотнул.

— Смешная! — И попробовал заглянуть в эскизный блокнот Клэрри, но она живо прижала его к груди. — Да ладно тебе! Дай взглянуть.

— Нет. — Клэрри слилась с блокнотом. — Это личное.

— Ну и на здоровье, — фыркнул он. Обиделся. Отгородился от нее, словно дверцу захлопнул.

Клэрри вдруг захотелось, чтобы дверца открылась.

— Хорошо. Только быстро. — И она дрожащими руками оторвала блокнот от себя.

— Моррис! — донесся издалека мужской голос. — Моррис, ты где? Помоги!

— Нужно идти. — Он выпрямился, отряхнулся. — Дуг Уиттем выставку устраивает, а я у него в помощниках. Он меня не выносит. Будет к чему придраться — в два счета вышвырнет.

Клэрри вздохнула, наблюдая, как он опять превращается в сплошную вертикаль.

— Держу пари, у тебя линия спины красивая, — сказала она. — И задницы. Хочу потрогать. Хочу нарисовать.

Клэрри издала громкий хлюп и осторожно приложила край скатерти к губам — или тому, что от них осталось. Скатерть мгновенно пропиталась красным. Поразительно, сколько из нее вытекает крови, подумала Клэрри. Машина по производству красных потоков… хотя и не сравнить с потоками красного в ванне… от Морриса. Клэрри попробовала выговорить «красное» вслух — вышло «уввашш».

Любопытнее всего то, что происходит с левой стороной ее лица. Клэрри потрогала пальцем — щека раздулась, круглая, как живот беременной. И с каждой секундой все увеличивается. Кожа натянулась как на барабане. Наверное, когда опухоль спадет, останутся растяжки. Внутри же творилось и вовсе несуразное. Каша. Океан густой жидкости, нескончаемой струйкой рвущейся наружу и пропитывающей скатерть. Вторая струйка заливала горло Клэрри, и та хлюпала, чмокала, булькала. Попытки исследовать внутреннюю сторону щеки языком (сколько зубов осталось?) ни к чему не привели — язык превратился в гигантский, ни на что не годный кусок поролона. Клэрри перестала и пытаться. Хорошо хоть, болит не сильно. Должно быть, боль придет к утру.

— Меня никто до сих пор не бил, — сообщила она Пластилину, когда он оказался рядом.

Фраза, правда, прозвучала иначе: «Ия ио во ших ой и уий».

— Вот, возьми. — Он протянул ей пакет с кубиками льда и опустился рядом на ступеньку — с очевидным усилием, пыхтя и отдуваясь. На лице Пластилина была написана тревога. И злость, но злился он не на Клэрри. Она это чувствовала. — Приложи к лицу, — добавил Пластилин, когда Клэрри принялась играть с пакетом, теребя кубики под тонкой пленкой.

Клэрри послушно прижала лед к левой щеке. Моргнула от холода.

— Позор, вот что это такое, — сказал Пластилин, Клэрри не поняла, к кому обращается — к ней или к себе. — Что бы ни случилось… Держи, Клэрри, не убирай! После драки, конечно, кулаками не машут, прошу прощения за каламбур, но все же надо как-то снять эту опухоль.

— Что бы ни случилось?.. — подсказала Клэрри. (Уо уы и шушиош?)

— А? Ах да. Я хотел сказать, мужчина не имеет права бить женщину, что бы ни случилось.

— Непростительно, — пробормотала Клэрри.

— Обстоятельства, конечно, необычные. Алекс себя не помнил, это понятно, и все равно. Мужчина не должен бить женщину.

Они помолчали. Клэрри слушала песню ветра в ветвях деревьев.

— Что мне делать? — вырвалось у нее прежде, чем она сама поняла свой вопрос. (Уо иэ эваш?)

— Не знаю, детка, — сочувственно ответил Пластилин. — Тебе здорово досталось, верно?

Клэрри сглотнула.

— Моррис был моей жизнью, — сказала она просто.

— Да, конечно. Он ведь твой муж… был. — Пластилин чуть дернулся, меняя позу — сидеть на бетонной ступени было холодно и жестко.

— Алекс поможет мне, — тихо шепнула Клэрри.

Пластилин вздохнул.

— Я бы на это не рассчитывал, детка. У него своих проблем хватает.

— Алекс поможет мне, — повторила Клэрри.

— И как мы не поняли? — Похоже, Пластилин обращался к деревьям. — Как не увидели, что тебе плохо? Это же было очевидно, а для Алекса и Тильды вдвойне очевидно! Люди не ведут себя так странно… До нас должно было дойти.

— Дойти? — переспросила Клэрри. (Уош-ши?)

— Неважно, детка.

— А что они делают?

— Алекс с Тильдой? И все остальные?

— Угу.

— Ну… Им тоже нелегко, сама понимаешь. Осознать такое… Алекс, кажется, пытался дозвониться к вам домой. По-моему, надеялся, что Моррис снимет трубку.

— Морриса нет.

— Знаю, знаю, но Алекс хочет убедиться. Его можно понять — родной брат все-таки. Ну а остальные… Тильда, кажется, вне себя. Очень расстроилась. Кто-то убирается в столовой. Моя жена вроде бы прилегла. Она сегодня перебрала, если помнишь.

Через дом или два во дворе залаяла собака. Басистое «гав» подхватило чье-то возмущенное тявканье, потом далекий вой.

— Моррис любил собак, — печально сказала Клэрри. — У вас есть собака?

— Нет. У Кристины на них аллергия.

Собачья перекличка стихла. Пластилин по-прежнему что-то выискивал взглядом в ночном небе, словно не мог заставить себя посмотреть Клэрри в лицо. Возможно, так оно и было. Возможно, слишком велик был стыд за своего собрата по полу.

— Вы любите свою жену? — спросила Клэрри.

— А? — Он все же развернулся к ней. — Да. Конечно, люблю. Не очень-то с ней просто, но мы вместе уже много лет. Она знает меня лучше, чем кто-то еще. Я ей никогда не изменял, что бы там она себе ни думала. Я бы просто не смог ее предать.

— А меня только Моррис и знал, — сказала Клэрри. — И бросил… совсем одну.

— Зачем мы здесь? — спросила Клэрри, когда Моррис принес две чашки чая из шиповника, поставил на столик и сел.

— Что ты имеешь в виду, Клэрри? Зачем мы здесь — на этой планете? В этой стране? Где — здесь? — Он был зол и очень напряжен. — К чему эти вечные недомолвки?

Клэрри потянулась за чашкой.

— Зачем ты привел меня сюда?

Зажмурившись, Моррис, похоже, считал про себя до десяти. Нехороший знак, решила Клэрри. Может, самое время спрятаться за какой-нибудь скульптурой?

Когда Моррис открыл глаза, в них стоял холод.

— Во-первых, я хочу посмотреть выставку чехов. А во-вторых… — Он кипел от возмущения. — А ты сама не догадываешься?

— О чем? Это игра такая?

— Мы здесь познакомились. Мы познакомились здесь, Клэрри!

— Мне здесь не нравится, — сказала она. — На полу сидеть не разрешают.

Моррис ухватил ее запястья с такой внезапностью и силой, что у Клэрри прервалось дыхание.

— Дорогая, — сказал он, не ослабляя хватки, — я пытаюсь вспомнить свои чувства, когда мы с тобой встретились. Знаешь, ты словно наполнила меня солнечным светом… — Моррис выпустил руки Клэрри. — Мне так нужно сейчас хоть немного солнца.

— Тебе нужно солнце? — Клэрри была озадачена. Она пошевелила руками, проверяя, целы ли запястья.

— Да.

Клэрри огляделась. Чужие люди, серые люди. Пьют кофе, едят пирожные. Старик не может прожевать корку; женщина с чернотой под глазами и впалыми щеками, уткнувшись в газету, машинально отщипывает и сует в рот кусочки морковного пирога. Тощий прыщавый юнец гасит окурок в остатках своего кофе.

— Здесь солнца нет, — сказала Клэрри. — Пойдем на выставку?

Тильда плохо справлялась с гнетом собственных горестей, но, оказывается, могла взять себя в руки и быть крайне полезной, если рядом страдал кто-то другой. Она почти видела, как горе сгущается в Алексе, растет и выплескивается наружу, окружая его кровавой аурой. Тильда смотрела, как Алекс вновь и вновь набирает номер Морриса, ошибается и набирает снова; отмечала дрожь и пальцев, стискивающих трубку, и голоса, повторяющего: «Ну ответь же, черт возьми. Ответь!» И с каждой секундой Тильда отдалялась от Алекса, словно наблюдала за ним из окна набирающего скорость поезда.

Надеюсь, он действительно умер, подумала она. Краска вины тут же обожгла шею и щеки. Какого черта… в конце концов, мы не отвечаем за свои тайные мысли. Они являются без спросу. А значит, она вправе чувствовать что угодно — лишь бы не делилась этими чувствами с Алексом.

Какой смысл притворяться, что жалеешь о смерти человека, который тебе никогда не нравился? Уж теперь-то она может быть честной хотя бы с самой собой. Абсолютно честной, какой никогда не была при жизни Морриса. Избавиться от него навсегда — все равно что бородавку извести: поначалу очень больно, зато, когда заживет, перестанет цепляться за все и кровоточить.

Тильда старалась полюбить Морриса. Очень старалась — особенно поначалу, когда только-только познакомилась с семьей Алекса и хотела понравиться. В то время она слишком нервничала, чтобы разобраться в своих чувствах к будущим родственникам, и прошло года два после свадьбы, прежде чем она полностью осознала, до чего это неприятная семейка. Говорят же — «родителей не выбирают». Что правда, то правда. Тем более — родителей мужа. Если с собственной семьей ты растешь, взрослеешь, привыкаешь к ним, учишься терпеть недостатки и ценить достоинства, то родственников в браке тебе навязывают в комплекте со свидетельством — нежеланных, неведомых. Отец Алекса — насквозь прокуренный, прихрамывающий старик, все интересы которого сводятся к автомобильной рухляди, а мать целыми днями торчит у окна древней, провонявшей котами и тухлятиной кухни и любуется на гигантскую, загаженную птицами кормушку.

Слава богу, Алекса их общество радовало не больше, чем Тильду. Со временем сложилась традиция гостить у старых Стоунов раз в году, не дольше трех дней, и принимать их у себя дважды в год, максимум по неделе. Кстати, о Стоунах… Кто-то ведь должен сообщить им о Моррисе. Впрочем, новость вполне подождет и до утра, когда Алекс немного придет в себя.

Визиты к свекру со свекровью Тильда постепенно приняла как нудную, но неизбежную повинность, как неминуемую зимнюю простуду. Моррис же — совсем другое дело. Старший брат был нужен Алексу. Как-то туманно, но нужен. Будучи единственным ребенком в семье, Тильда могла лишь догадываться о сути этой привязанности.

Встречи с Моррисом изводили Тильду непредсказуемостью — она никогда не знала, как очередная встреча с братом подействует на Алекса. Ей случалось беспомощно наблюдать, как братья сталкиваются лбами после обидной реплики. Приходилось любоваться и сценами братской любви, пьяных объятий, слезливых поцелуев. Навестив брата в Ньюкасле, Алекс возвращался либо в ореоле невыносимого самодовольства, либо отвратного самобичевания — среднее случалось редко. Если что и изменилось с женитьбой Морриса на Клэрри, то лишь в худшую сторону. Алекс был убежден, что Моррис женился исключительно из жажды высмеять саму идею брака, поиздеваться над тем образом жизни, что был так дорог самому Алексу. Разумеется, Тильда сделала попытку принять Клэрри «в лоно семьи», но то был не более чем жест доброй воли. Тильде хватило одного взгляда на будущую невестку, чтобы понять — они из разных галактик. Алекс, на ее счастье, в кои-то веки принял сторону жены. Отъезду Морриса и Клэрри в Италию все только обрадовались. Даже Алекс. (Ох, если бы не Индиго… нет, Тильда, об этом не надо.) Но теперь, со смертью Морриса, все наладится. Да. Так и произойдет. Морриса нет.

Алекс упорно набирал Ньюкасл, но Тильда знала, что ответа не будет.

— Что у вас тут? — Джуди просунула голову в дверь.

Тильда пожала плечами:

— Вот… Пытается дозвониться до Морриса.

— А-а. — Джуди прошла в комнату, остановилась рядом с Тильдой.

Алекс еще трижды набрал Ньюкасл.

— Может, лучше в полицию позвонить? — шепнула Джуди.

— Что? — Алекс швырнул трубку на рычаг. — Что ты сказала? — На Джуди был устремлен взгляд безумца.

— Алекс, дорогой… — Джуди осторожно прикоснулась к его плечу. Он сбросил ее ладонь. — Может, попробуешь позвонить в полицию Ньюкасла?

— С какой стати? — выплюнул он. — Я хочу поговорить с братом!

— Но Моррис, возможно, мертв! — сорвалось с губ Тильды прежде, чем она успела проглотить неуместные слова.

— Не смей! Не смей этого говорить! — Потыкав в кнопки, Алекс швырнул телефон об пол. Аппарат треснул, выдав напоследок механическую фразу: номер, который вы набираете, не существует. — Моррис не умер! — В глазах Алекса стояли слезы.

Джуди плавно вернулась в привычную роль дружеского плеча и жилетки для жалоб.

— Ну конечно, не умер. Всем понятно, что чокнутая девчонка наплела кучу небылиц из каких-то своих соображений… если она вообще способна соображать. Но чтобы доказать, что эта стерва врет, нужно позвонить в полицию. Пусть убедятся, что никакого тела там нет.

Джуди протянула руку. На этот раз Алекс не смахнул ее ладонь. Медленно, осторожно она подвела его к дивану и заставила сесть.

— Ты права. Да-да, ты совершенно права. — Голос Алекса звучал почти нормально.

Тильда и Джуди переглянулись; в их взглядах сквозило облегчение.

— Тильда, дорогая, набери полицию, — сказала Джуди.

Клэрри и Пластилина внезапно залило светом — задняя дверь распахнулась, и на крыльцо, наступая на подол платья, вышла Круэлла. Раскрасневшаяся и возбужденная. Круэлла была довольна — в своей стихии.

— Сучка безмозглая! — рявкнула она и подбоченилась, приняв позу праведного негодования. — Ты ведь все выдумала, так? Все от начала до конца, так?

— Что? — удивился Пластилин. — Неужели Алекс дозвонился до брата?

— Еще нет, но я уверена, что дозвонится.

Клэрри безучастно смотрела на Круэллу.

— Зачем ты это сделала, Клэрри? Разве Алекс заслужил такое?

Клэрри смотрела все так же безучастно и молча.

— Минутку, Джуди. — Пластилин промокнул лоб платком. — Давайте по существу. Алекс не разговаривал с Моррисом?

— Нет. Не разговаривал. — Круэлла не отрывала глаз от Клэрри. Отвечая Пластилину, она одновременно игнорировала его. Не твое собачье дело, намекал ее тон. — Никто не берет трубку. Мы позвонили в полицию и… знаете что?

— Что? — Клэрри решила вступить в игру.

Круэлла опустилась на корточки, чтобы быть с ними на одном уровне, и заглянула в глаза Клэрри. Облизнула губы, прежде чем продолжить:

— В полиции понятия не имеют ни о каком самоубийстве, вот что! — закончила она со вкусом.

— Клэрри? — Складки на мясистом лице Пластилина источали ужас.

— Что?

— Что за игру ты ведешь? — спросила Круэлла. — Чего ты хотела добиться от бедняги Алекса своими россказнями о самоубийстве его брата?

Клэрри нахмурилась, по лицу прокатилась волна боли.

— Ничего, — сказала она.

— Но ты согласна, что все наврала?

— Ну-ну, полегче, — забормотал Пластилин. — Зачем эта агрессия? Бедной девочке нужно отдохнуть. — Он опять промокнул лоб. — Да и мне не помешает. Все это для меня слишком.

— Ты ничего не хочешь сказать в свое оправдание, Клэрри? — Круэлла выпрямилась с легкой гримасой. Словно у нее затекли ноги.

— Нет.

Круэлла в ярости пнула ступеньку, Пластилин дернулся от неожиданности.

Стать бы птицей, с тоской подумала Клэрри, взмахнуть крыльями — и улететь, оставив позади весь этот кошмар. Ребенком ей часто хотелось летать. Но, как ни странно, не высоко в небе, не над домами и полями, а под потолком гостиной. Стены гостиной были заставлены стеллажами, и Клэрри всего лишь хотелось увидеть, что прячется на самой верхней, самой недоступной полке. Маленькой Клэрри мерещились там всяческие сокровища: пиратские клады, сказочные феи, говорящие игрушки, громадные мешки, битком набитые конфетами в ярких фантиках… Мечты оборвались с возрастом — когда Клэрри подросла и смогла заглянуть на верхнюю полку. Там было пусто.

— Клэрри, — осторожно начал Пластилин. — Детка, дело серьезное. Такое нельзя придумывать безнаказанно. Пойми, ты восстановишь против себя всех, кто тебя любит, заботится о тебе. Ну же, расскажи, где Моррис? Он тебя бросил, да?

Клэрри отняла от лица пакет и положила на ступеньку рядом со скатертью. Лед растаял, руки у нее были мокры от крови и воды. Рот перестал кровоточить — ее это разочаровало.

— Морриса нет, — устало сказала она.

— То есть он тебя бросил, — мягко заключил Пластилин.

— И кто его обвинит? — выкрикнула Круэлла. — Только не я. Страшно представить жизнь этого бедняги!

— Джуди…

— Нет, Брайан, простите. Вы слишком нянчитесь с ней. Эта лживая сучка свалилась на голову Алексу и Тильде, чтобы разгромить их прием. И ей это удалось. О да, удалось на все сто!

— Джуди, хватит. Девочке надо помочь.

— Я не лгунья, — прошептала Клэрри.

— Нет, детка. Ты просто нездорова, верно? — Пластилин хотел улыбнуться, но сил у него не хватило.

— Я не лгу! — теперь уже кричала Клэрри. — Моррис умер.

— Но ведь полиция… — возразил Пластилин.

Клэрри поднялась.

— Я не сообщала в полицию! — выкрикнула она в отчаянии. — Я сразу приехала сюда, к Тильде и Алексу. Я хотела им сразу все рассказать. Но не получилось, потому что Тильда ждала гостей. Я хотела, чтобы Алекс первым узнал.

Платью Хайди пришел конец. Когда кулак Алекса впечатался в челюсть Клэрри и девушка упала навзничь вместе с креслом, потащив за собой скатерть, картинка словно замерла на долю секунды. Хайди видела, как ее бокал завис под нелепым углом и недоеденное «сердце» соскользнуло с тарелки. Три тысячи фунтов. Стоимость платья успела вспыхнуть цифрами в мозгу Хайди, прежде чем вино и желе рванули к ней в объятия, вслед за каплями воска и осколками посуды.

Полчаса спустя, ползая по полу разгромленной столовой, собирая холеными наманикюренными пальцами остатки пиршества в мешок для мусора, Хайди испытывала странное довольство жизнью.

Мне плевать на все, поняла она неожиданно для самой себя. На платье. На весь этот бардак. На Тильду. Даже на Алекса. На бедного, несчастного, одинокого Алекса. Плевать.

Хайди провела липкой ладонью по волосам и улыбнулась.

— Клайв? — Вывернув шею, она посмотрела на мужа — тот собирал тарелки с выражением запредельной брезгливости на лице, изогнувшись над столом так, чтобы не испачкать костюм. — Давай куда-нибудь уедем, а? Куда-нибудь вроде… ну, я не знаю… вроде острова… Далеко-далеко. Подальше от цивилизации. Давай?

— Что? — Клайв затряс руками, будто рассчитывал одним движением смахнуть всю налипшую грязь. — Нашла время строить планы на лето.

Хайди разозлилась. До чего же он временами зануден — ни капли фантазии.

— Я не об отпуске, Клайв. Я о жизни. Подальше от всего этого дерьма.

Клайв шумно вздохнул.

— Ты пьяна, дорогая. Давай-ка уберем здесь и поедем домой. Спать. В жизни так не уставал.

— Ни черта ты не понимаешь. — Хайди слизнула с пальца каплю чего-то сладкого. — Ни черта.

— Ясное дело, — съязвил Клайв. Подняв последнюю тарелку, он отряхнул брюки, взял стопку тарелок со стола и направился на кухню.

— Все мужики одинаковы, — раздался сзади пьяный голос.

Оглянувшись, Хайди увидела в дальнем углу Кристину Тэкстон — на полу, с закрытыми глазами, раскинутыми ногами, из-под задравшегося платья торчали кружева комбинации и основательные белые панталоны.

— Духовность только для нас. А этим… только одного надо. Фижж… Физ-зиологии.

Хайди передернуло. «Клайв прав, — подумала она. — Пожалуй, я и впрямь перебрала».

Она подошла к Кристине, поправила ей платье и жестко спросила:

— Может, заткнешься? Сегодня всем досталось.

Роджер на кухне спорил с Полин.

— Со мной нигде так не обращались! Нигде! — возмущалась официантка. — Послали куда подальше — и за что?! За то, что я предложила подать кофе?

— Но ужин вышел… гм… не совсем обычный, — пытался урезонить ее Роджер.

— Ха! А то я не знаю! Да здесь все сдвинутые, все! Идиоты. Психи. — И она скрестила руки на груди, подчеркивая свое очевидное превосходство над компанией чокнутых идиотов.

— Думаю, вам сейчас лучше уйти, — предложил Роджер.

— Щас. Я с места не двинусь, пока мне не заплатят. — Полин вздернула подбородок. Еще чуть-чуть — и ножками затопает, подумал Роджер.

— Сколько? — сухо спросил он.

— Договаривались на пятьдесят. Но теперь меньше чем на семьдесят не соглашусь!

— Семьдесят фунтов за один вечер? — поразился Роджер.

— А сколько оскорблений? Я уж молчу про этот бардак.

Роджер подумал, что она не особо утруждалась с уборкой, но предпочел оставить это наблюдение при себе.

— У мистера и миссис Стоун большие неприятности, — разорвал он ледяное молчание. — Уверен, что они заплатят при первой же возможности. А сейчас… вы должны их понять. Обстоятельства чрезвычайные.

— Ага, до хрена чрезвычайные. Я знаю свои права. — Полин неторопливо двинулась к двери.

— Нет! — Роджер схватил ее за локоть.

— Отвали! Мне больно.

— Куда вы направились?

— Искать миссис Стоун. Я хочу получить свои деньги.

— Подождите.

Вечно одно и то же, подумал Роджер. Дом полон толстосумов, а улаживать проблемы с помощью чековой книжки придется ему. Сколько ни оглядывайся на годы жизни с Джуди — ничего, кроме бесконечных чеков, не увидишь.

Полин шагнула назад и застыла в терпеливом ожидании, пока Роджер доставал бумажник. Подбородок вернулся на место, но лицо от этого краше не стало. Помесь ласки с ящерицей, решил Роджер.

При виде чековой книжки Полин замотала головой:

— Не пойдет. Уговор был наличными. Ругнувшись про себя, Роджер полез в бумажник. Две банкноты — двадцатка и десятка.

— Придется взять чеком, — сказал он.

— Нет. Если это все, что вы можете предложить, я найду миссис Стоун. И поверьте, скажу ей все, что о ней думаю.

— Что за проблемы? — В кухню вошел Клайв со стопкой грязных тарелок в руках. — Права качаешь? — спросил он Полин с обескураживающей, на взгляд Роджера, прямотой.

— Этот джентльмен надеется отправить меня домой без денег! — В исполнении Полин «джентльмен» прозвучало как самое грязное из ругательств.

— Ничего подобного, — возмутился Роджер. — Я хотел выписать чек, но она требует наличными. Семьдесят фунтов наличными.

— Восемьдесят, — уточнила Полин. — Десятка сверху за ваш дебош.

— Да ты у нас бизнес-леди, да? — сказал Клайв. — Нашла о чем переживать. Мы не из тех, кто поднимает шум из-за такой мелочи, верно, Роджер? — Он сверкнул улыбкой и полез во внутренний карман пиджака. — По крайней мере, я не из таких. Похоже, у нашего Роджера с деньжатами туговато. Зато на дядюшку Клайва в трудные времена всегда можно положиться. — Он вытащил пачку банкнот, отсчитал три полсотни и небрежно сунул их в вырез блузки Полин. — О да. Мошны дядюшки Клайва на всех хватит… — Клайв кольнул взглядом Роджера. Тот поперхнулся, не в силах проглотить комок в горле. — Как отлично известно некой миссис Маршалл.

Минутная стрелка на Алексовом «Ролексе» (увы, поддельном) двигалась мучительно медленно, хотя секундная отщелкивала время с таким бесплодным усердием, что Алекс готов был запустить часами в мраморный камин и давить их, давить, пока стекло не превратится в пыль, а микроскопические пружины не исчезнут навсегда в очаге. Часы он уничтожать не стал. Просто сел на краешек кресла и вперил взгляд в циферблат, подгоняя минутную стрелку. Боже, боже. Парни из полиции явно не торопятся. Всего-то и нужно, казалось бы, несколько минут, чтобы сесть в машину и домчаться до дома Морриса. В конце концов, речь о самоубийстве. Да в участке наверняка добрая сотня желторотых патрульных умирают от желания взглянуть на настоящий труп. Развлечение в череде бесконечных соседских свар, субботних пьянок и штрафов за неправильную парковку. Десять минут прошло — целых десять минут, — а из полиции Ньюкасла до сих пор не перезвонили.

Тильда, нервничая, пыталась болтать с Джуди.

— Ковер в столовой придется отдать в чистку, — говорила она. — Хотя надежды вернуть ему прежний вид у меня мало.

— Сядь, дорогая, — сказала Джуди, поглядывая на Алекса — тот раскачивался взад-вперед, явно не соображая, что делает. — Алекс, милый, так только психи качаются. Прекрати, прошу тебя.

— Заткнись, — бросил он, не глядя на Джуди. — И проваливай.

— Алекс! — воскликнула Тильда.

— Хватит с меня твоего сюсюканья, похлопываний по плечу и прочего дерьма, — продолжал Алекс, не отрывая глаз от циферблата.

— Он расстроен, Тильда. Он вовсе не хотел меня обидеть. — Джуди усадила Тильду на диван, опустилась рядом и обняла ее.

— С чего ты взяла, что в курсе моих мыслей? — сказал Алекс. — Считаешь, что все знаешь?

— Джуди только старается помочь, — уткнувшись в плечо подруги, невнятно проговорила Тильда. — Все стараются помочь. Убирают вот сейчас в столовой.

— Ага. Они там убирают, а эта сука здесь торчит, сует свой нос куда не просят.

— Все в порядке, дорогая, не переживай, — шепнула Джуди, оборвав возражения Тильды.

— Ты всегда там, где беда, верно? — не унимался Алекс. — У людей проблемы — ты тут как тут. Хищница. Шакал в женском обличье. Питаешься чужими бедами, косточки подчищаешь…

Мысль о трупах и костях доконала Алекса. Он замолк.

— Мы закончили. В столовой чисто. Клайв выпроводил Полин.

Резкий аромат духов шлейфом тянулся за Хайди — не иначе как она пыталась перебить запахи рыбы, вина и мяты с цитрусовыми. У Алекса запершило в горле.

Он поднял голову. Пристальное разглядывание часов не прошло даром — вместо одного лица Хайди перед ним в воздухе плавали двенадцать идеально круглых лиц с большими, бесплодно скачущими секундными стрелками и застывшими минутными. Алекс попытался улыбнуться. Сразу не получилось, а мгновением позже улыбку стер дверной звонок. Алекс вздрогнул и зажал уши ладонями.

— Я открою, — хором сказали Хайди и Джуди.

— Алекс! Полиция! — раздался из коридора голос Клайва.

Клэрри осталась в саду одна и радовалась одиночеству. Все эти люди… как с ними трудно… они ее утомляют, вместо того чтобы поддержать. Даже Пластилин — будь он благословен, — несмотря на свою доброту к ней, слишком глуп, чтобы хоть что-нибудь понять. Хорошо, что он ушел. Сказал, что хочет проверить, как там его жена. Наверное, он устал от нее, от Клэрри. Наверное, слишком ее для него много. Клэрри не возражала — усталость была обоюдной. С нее хватит. Она обессилела, пытаясь ему объяснить. Но он так ничего и не понял.

Трава на лужайке похожа на мокрые волосы. Все равно что ступать ногами по чьей-то гигантской голове. Ночной воздух приятно студит разбитое лицо. Клэрри запрокинула голову (не без труда и боли) и увидела полную луну, круглым желтым пятном сияющую на веснушчатом лике небес. Выбросить бы вверх руки, дотянуться до нее, стиснуть, и золотистый лунный сок прольется на сад. Клэрри прошла в центр лужайки, села на траву, сложила ноги в «лотосе» и задрала голову, общаясь со своей желтой небесной подругой. Если завыть на луну — она завоет в ответ, чтобы доказать, что Клэрри не одна в этом мире? Клэрри наполнила легкие воздухом, задержала дыхание, собираясь с силами, — и испустила протяжный низкий звук, идущий из глубины живота. Звук вобрал в себя боль, страх, горечь, разочарование и унес из ее тела в черноту ночи, развеял по воздуху, оставив Клэрри опустошенной и разбитой. Она слышала, как эхо катится по крышам соседних домов, рикошетит от окон, шелестит в кронах деревьев и будит окрестных собак, ввергая их в какофонию лая, тявканья и ответного воя. Клэрри кивком поблагодарила за поддержку и сделала первый вдох, вместе с воздухом втянув в себя обратно боль, обиду, гнев, тоску, разочарование. Наполнив ими пустоту своего истерзанного тела. А когда вновь вскинула голову — поняла, что больше не одинока. Чуть поодаль, под вишней, стоял мужчина с младенцем на руках.

— Моррис? — всхлипнула она.

Алекс стоял по колено в воде, и волны шлепали его по голому, совсем еще детскому животу, вместе с воздухом он ловил открытым ртом брызги, и скулил, и ревел в голос, от страха поливая колени и пену морскую горячей струйкой. Его брат уплывал в открытое море. Алекс видел уже только голову, подпрыгивающую на далеких волнах, будто одна из тех штук — буйков, — которые не дают лодкам разбиться о скалы. Но ведь буйки привязаны ко дну, а Моррис не привязан. Моррис уплывает. Все. Даже головы не видно.

Как он хотел броситься вслед за братом; как хотел быть старше, сильнее и уметь плавать. И как в то же время ненавидел Морриса, ненавидел за то, что старший брат с легкостью нарушает отцовские запреты и ныряет навстречу опасности из-за какой-то шальной идеи, из-за сказки о волшебной пещере.

Шальная идея всегда была наготове у Морриса. Полусырая задумка насчет галереи — если Моррис вообще дал себе труд подумать — обернулась крахом, как и предсказывал Алекс, заявивший, что галерея не протянет и пяти лет. Алекс, собственно, ни минуты не сомневался, что Моррис и в Италию подался, только чтобы сбежать от злорадства младшего брата.

Но потом… потом было повторение случая с пещерой. Когда злорадство иссякло, Алекс понял, что его в очередной раз обдурили. Как же так — Моррис бросает все к чертям и в лучах заходящего солнца, будто герой мелодрамы, скрывается за горизонтом под ручку со своей шизанутой женой? Вновь бросив Алекса одного на берегу?

Они исчезли на два года. Два года чистейшего гедонизма — для них. И два года адского труда, жесточайшей экономии, грошовых подсчетов — для него. Плюс родительский скулеж и разносы, совсем как тогда, на море: «Где он, Алекс? Тебе-то он должен был сказать, Алекс? Он вернется, Алекс? Зачем он это сделал, Алекс? Почему ты не остановил его, Алекс?» О да, все в точности как тогда, на море: фантазер Моррис снова уплывает за мечтой, а послушному, благоразумному мальчику Алексу достаются родительские пинки и объедки их заботы о любимом сыне.

А что же Алекс? Хоть раз он позволил себе обзавестись мечтой (не то что уплыть)? Ближе всего он подошел к гедонизму, когда предпринял жалкую попытку уйти от жены к другой женщине. И чего добился?

Объявились Моррис с Клэрри, как и исчезли, без предупреждения. Просто однажды возникли у Алекса на пороге. Об Италии они молчали, сказав лишь, что вернулись насовсем и что неделю-другую погостят у него, пока определятся с собственным жильем. Словно это в порядке вещей — пропасть на два года, а потом свалиться на голову и ни словом не обмолвиться о своих похождениях. Странные это были дни… впрочем, они и сами странные, Моррис с Клэрри.

Клэрри безостановочно рисовала красным карандашом — за все время едва ли хоть на миг оторвалась от своего альбома, едва ли издала хоть звук. Моррис тоже был тих, не похож на себя. Явно измучен.

Однажды вечером он постучал в дверь кабинета.

— Что тебе, Тильда? — Алекс в первый раз за много дней наслаждался одиночеством и не желал никаких проблем хотя бы до ужина — то есть через час, не раньше.

— Это я, Моррис, — раздался из-за двери голос. — Можно на минутку?

Алекс нехотя закрыл детектив, сунул в ящик стола и демонстративно погрузился в разложенные перед ним бумаги.

— Заходи.

Моррис с нервной опаской, точно пугливый кот, скользнул в кабинет, притворил дверь, но к столу не подошел, оставшись у порога, разглядывая ковер.

— Что ты там топчешься? Садись. — Алекс кивнул на кресло напротив.

— Спасибо. — Моррис опустился в кресло, сложил клином ладони на коленях, но взгляда от пола так и не оторвал. — Ты очень занят. Я не хотел мешать. Просто подумал, что другого шанса застать тебя одного у меня не будет.

Алексу стало любопытно. Он даже не смог вспомнить, когда старший брат выражал желание пообщаться с ним наедине. Неужели решил поделиться какой-нибудь темной тайной? Алекс откинулся на спинку кресла, привычно достал зубочистку и сунул в рот.

— Славный кабинет. — Моррис обвел комнату рассеянным взглядом. — Удобный. Все под рукой.

— Верно, — согласился Алекс. — Мне тоже нравится.

— Не возражаешь, если я закурю? — Моррис выудил из кармана рубашки мятую полупустую пачку.

Алекс изумил самого себя.

— Кури, — не задумываясь позволил он и пододвинул фарфоровую подставку под бокал — пепельниц в этом доме не держали.

— Спасибо. — Моррис щелкнул зажигалкой, прикурил. Пальцы у него подрагивали. — Как работа? Похоже, дела идут в гору? Ты вроде как цветешь.

— То есть? Толстею? — уточнил Алекс.

— Черт, нет, конечно, — то ли хохотнул, то ли закашлялся Моррис. — Я хотел сказать — вид у тебя довольный. Уверенный. Ну, ты понимаешь.

— Пожалуй. — Алекс разогнал едкий дым. — Дела идут прекрасно. Жизнь прекрасна.

— Рад слышать, — пробормотал Моррис, сбивая пепел на подставку.

— Как насчет глотка виски для аппетита? — Алекс открыл верхнюю, стеклянную дверцу серванта.

Моррис оживился:

— Ну наконец-то, братец.

Алекс плеснул виски в два пузатых бокала, протянул один брату. Интересно. И с каждой минутой все интереснее. Когда это Моррис опускался до светской беседы?

— Тильда вроде бы тоже довольна жизнью, — сказал Моррис.

— Она в порядке.

Алекс ждал.

Моррис пригубил виски.

— М-м-м. Неплохо. Согревает. Мне всегда казалось, что пить виски — все равно что глотать огонь. Чистый?

— Разумеется.

— Послушай, Алекс… — Он опять закашлялся. — Видишь ли…

— Не спеши, Моррис. Не спеши.

— Угу. Спасибо. Видишь ли… Дела-то у нас с Клэрри сейчас не очень.

Алекс подался вперед. Поймав его взгляд, Моррис опять уставился в пол.

— Италия? — выдохнул Алекс.

— Да.

Алекс прокрутил в памяти прошедшие несколько дней. Моррис и Клэрри зримо несли на себе гнет усталости, сменившей вечно бьющую энергию, что изматывала любого из их окружения. Оба с трудом терпели и друг друга, и Тильду, и Алекса. Клэрри приклеилась к своему блокноту с эскизами, а когда Алекс пытался взглянуть на рисунки, злобно захлопывала блокнот и таращила на Алекса безумные глаза: не суйся, тебя не касается! Тильда всю неделю жаловалась на их грубость и изводила Алекса вопросами, когда же его родственники уберутся.

— Может, расскажешь? — Алекс преобразился: сплошное сочувствие и понимание.

— Нет.

Разочарованный, Алекс потянулся за бутылкой. Моррис накрыл свой бокал ладонью:

— Мне хватит.

Алекс налил себе вторую порцию, закрутил крышку.

— Нет, — повторил Моррис. — Об Италии я не хочу говорить. Италия в прошлом. Какой смысл мусолить то, с чем покончено навсегда.

— Иной раз поговорить не вредно. Помогает.

Моррис качнул головой:

— Прошлое — не проблема. Проблема — настоящее. Что мы будем делать в настоящем?

— Итак? Хочешь обсудить со мной планы? Хочешь услышать братский совет? — Алекс опять схватился за зубочистку.

— Нет. Не гони лошадей. Просто послушай, ладно? — Моррис поднялся и прошел к окну. Застыл спиной к Алексу. — Красивое дерево. Золото. Осень прекрасна, правда?

Алекс начал выходить из себя. Что за черт — похоже, Моррис решил провернуть свой обычный фокус и взвинтить его до предела.

— Ненавижу осень. Все умирает.

— Отец тоже так говорит. Ты точно такой, как отец. Во всем.

— А ты — как мать, — отрезал Алекс.

Моррис хмыкнул:

— Пожалуй. Потому-то мне и нужна твоя помощь. Из нас двоих ты — разумный сын. Ты крепко стоишь на ногах.

У Алекса потеплело на душе. Никогда прежде брат не оценивал его так великодушно.

— Чем я могу тебе помочь, Моррис?

Старший повернулся к нему лицом, присел на край подоконника.

— Я все потерял, Алекс. Все, кроме Клэрри. Не надо нам было уезжать в Италию, теперь я это понимаю. Это было бегство. Я не такой, как ты. Когда галерея развалилась, я не выдержал. Не смог здесь оставаться. Думал, лучше двигать дальше, начать все по новой. А Италия такая красивая страна…

— И чем же вы там занимались?

— Да так… всем понемножку. Вино пили, оливки ели… да мало ли. Какая разница. — Он вытащил вторую сигарету, закурил.

Зубочистка в пальцах Алекса треснула пополам.

— Теперь мне нужно начать все сначала. С нуля. С самой что ни на есть нулевой отметки. Хочу вернуться в Ньюкасл. Там мой дом, там меня знают, даже если это и немногогостоит. Там я создал себе имя, там встретил Клэрри.

— А она? Клэрри хочет возвращаться в Ньюкасл?

— Клэрри все равно, где жить. Лишь бы рядом со мной.

Алексу вспомнилась реакция Тильды на его единственное — и высказанное вскользь — предложение сменить жилье.

— Задумки уже есть?

— Да. Собственно… только одна. Насчет новой галереи.

Алекс не сдержался — фыркнул.

— Ты это серьезно? После всего, что случилось с прежней?

— Конечно, серьезно, — разозлился Моррис. — Знаешь, я передумал. Выпью, пожалуй, если ты не против.

Алекс налил, чуть-чуть.

— Спасибо.

— Моррис, откуда ты знаешь, что в этот раз выйдет не так, как в прошлый?

— Знаю. И нечего лыбиться!

— Прости. — Алекс подавил смешок. — Я слушаю.

— В прошлый раз не вышло из-за меня. Из-за моего отношения. Я скис, разочаровался. Решил, что заниматься галереей — дело нудное. Рядовое. Вроде твоего бизнеса.

Алекс скривился, но решил пропустить шпильку мимо ушей.

— Завидовал я, наверное, — продолжал Моррис. — Клэрри завидовал, другим художникам. Творчеству. На их фоне я казался себе торгашом. Зато теперь… Я сунулся в другие сферы, побарахтался, сколько мог, и понял, что в галерее я был на своем месте. Делал нужное дело — по-своему нужное. Я был защитником, поддержкой для художников. В некотором роде формировал будущее искусство.

— Ой, ради бога!

— Чересчур красиво излагаю, по-твоему? Понимаю. Только не надо отмахиваться. Я с тобой откровенен.

— Прости.

— Галерея развалилась потому, что я перестал над ней работать, вкладывать в нее себя. Я просто выключился. Пустил все на самотек. И она умерла.

Алекс помедлил с ответом и открыл рот, лишь убедившись, что речь Морриса закончена.

— И теперь ты намерен посвятить всего себя галерее? Вложить в нее всю душу, чтобы добиться успеха, которого заслуживал и первый твой проект?

— Точно, — кивнул Моррис, довольный, что брат его понял.

— И менеджеру в банке ты выложишь ту же историю? Явишься к нему за кредитом и скажешь: так, мол, и так, сэр. Я изменился. Честное слово. На этот раз у меня все получится, потому что я хочу работать. Господи, Моррис! Ты отдаешь себе отчет, что несешь?

— Я знал, что ты это скажешь. — Моррис осушил бокал и звякнул им об стол. — Я не хотел идти к тебе, но Клэрри сказала…

Алекс вздрогнул.

— Клэрри? Что сказала Клэрри?

Моррис вдохнул глубоко и выдохнул — пытался успокоиться.

— Ничего. Неважно. Я отлично знаю, что в банке на это не купятся. Не дебил.

— И?..

— И поэтому мне нужна помощь человека, который меня знает и поверит, что я справлюсь.

— Нет! Ты шутишь? — Алекс почувствовал, как сердце стукнулось о грудную клетку. Подняв глаза, он встретил взгляд Морриса — полный надежды и мольбы. — Нет, черт тебя возьми!

— Сотня, — негромко сказал Моррис. — Мне нужна сотня, чтобы поднять это дело. Я все обдумал. Все подсчитал. Сто тысяч фунтов — это все, что мне нужно.

Вы только посмотрите на него — скуксился, как первоклассник, отлынивающий от школы. Алекс свернулся в клубок — стать еще меньше человеку просто не под силу. Он обхватил себя руками, будто втиснутый в невидимую смирительную рубаху, подтянул колени к подбородку… нет, скорее согнулся пополам и уткнулся подбородком в колени. И раскачивается. Взад-вперед, взад-вперед. Он в своем мире. В своем полубезумном мире. Отгородился от остальных, покинул комнату и ушел в себя, и ему там плохо. А они все сидят, стоят вокруг него, и смотрят, смотрят, и не знают, что с ним делать. Его лицо наливается кровью, шея каменеет, кольцо собственных объятий сжимается, словно он боится взорваться изнутри.

Тильда жаждет помочь, но не знает — как?

— Что мне делать? — стонет она на ухо Джуди Маршалл.

Та задумчива и, как всегда, спокойна.

— Ничего. — Взгляд Джуди прикован к Алексу. — Оставь его.

В коридоре слышны голоса. Роджер и Клайв провожают лощеную инспекторшу Дарнли и ее до нелепости молодого напарника, долговязого сержанта Марча. Вестники несчастья, Дарнли и Марч исполнили свой долг с достойным восхищения, истинно профессиональным сочувствием. Они явно оттачивали этот стиль выразительной отчужденности, доведя его до совершенства. Голос Дарнли звучал негромко, успокаивающе. Каждую фразу она произносила медленно и осторожно, выжидая и приглядываясь к реакции слушателей, в то время как Марч хранил молчание — подчиненный и верный помощник, готовый подстраховать старшего по званию, если вдруг слова Дарнли не возымеют успеха.

Детективы были кратки, сообщив лишь голые факты.

Полиция Ньюкасла отправила двух офицеров по адресу Бишоп-террас, дом 152. Офицеры несколько раз позвонили в дверь. Не дождавшись ответа, они тщетно попытались разглядеть что-нибудь через окна, после чего по аллее обогнули дом, чтобы перелезть через ограду и попробовать попасть в дом через заднюю дверь. Окно на кухне оказалось не запертым, они смогли открыть его и забраться внутрь.

Проходя по комнатам нижнего этажа, оба постоянно выкрикивали названное имя — «мистер Стоун» и даже «Моррис». Никто не отзывался. Комнаты были практически пусты, мебели почти никакой. Не слишком уютно. В доме холодно и тихо.

Офицеры поднялись на второй этаж, мельком отметив большое количество картин на стенах. Впрочем, картинами это назвать трудно — красные пятна и мазки. Современное искусство. Зато его было так много, что стен не видно.

— Ну и место — мороз по коже, — сказал один из полицейских и содрогнулся, войдя вслед за напарником в полностью фиолетовую комнату — полностью, разумеется, за исключением красных картин. Его внимание привлек снимок в рамке: худой лысый человек в смокинге, с широкой улыбкой на лице и бокалом шампанского в правой руке, обнимает за плечи миниатюрную девушку с круглыми от удивления глазами и гривой рыжих волос.

— Боже… — донесся до него голос напарника.

Сдавленный звук.

— Вызывай шефа… Он в ванне и так себе.

Разумеется, всего этого Дарнли не рассказала. Как умолчала и о крови — а крови там наверняка хватало. Не поделилась она и сомнениями полиции Ньюкасла насчет истинной причины смерти: кое-кто высказал предположение, что мужчину убили. Всем этим пусть занимается детектив-констебль Джонсон, когда приедет брат погибшего. В конце концов, решила Дарнли, в обязанности детектива-инспектора входит лишь должным образом сообщить семье. Через минуту-другую вполне можно будет оставить этих людей, а на обратном пути в участок, если повезет, успеют заскочить с Марчем к ней домой, трахнуться по-быстрому.

— Если я верно поняла, тело мистера Стоуна обнаружила его жена? — спросила Дарнли.

— Да, — ответила Тильда. — Клэрри.

Дарнли кивнула.

— И сейчас она у вас?

— Да. Где-то здесь…

— В саду, — уточнил Брайан Тэкстон. — Девочка в шоке. От нее мало толку.

— Понятно.

Дарнли и Марч обменялись многозначительными взглядами.

— Завтра ее тоже ждут в Ньюкасле. Формальность, но без нее никак, — объяснила Дарнли. — Заявление должна сделать жена. Ну а сейчас, думаю, она нам не нужна.

Детектив Дарнли поднялась.

— Нам пора. Вам лучше отдохнуть, — посоветовала она безучастному Алексу. — Ложитесь в постель.

Алекс угрюмо фыркнул и не произнес ни слова.

— Простите, инспектор Дарнли, — вдруг сказала Джуди. — Можно вопрос? Они не нашли записки?

— Нашли.

Дарнли кивнула Марчу, тот достал из внутреннего кармана блокнот и прочитал без намека на эмоции: «К. я люблю тебя в красном. М.»

Тильда не может избавиться от кровавого наваждения в мозгу. Кровь везде, брызги крови, лужи и пруды. Со шваброй и ведром в руках, Тильда бредет по пояс в крови. А где-то там, посреди моря крови, мертвой рыбиной покачивается на поверхности тело Морриса.

Она на ощупь находит и сжимает ладонь Джуди — холодную, но спокойную и надежную.

— Вернись, — всхлипывает Алекс, раскачиваясь все сильнее.

Тильда рвется к нему, но рука Джуди удерживает ее.

Взметнув волосы и шлейф парфюма, Хайди пересекает комнату, пристраивается на подлокотнике кресла Алекса. Миг — и голова Алекса прижата к ней, и его руки сошлись на ее талии, и он заливает слезами ее грудь. Хайди наклоняет голову; ее волосы скрывают от зрителей лицо Алекса и ее собственное.

— Я люблю тебя! — с рыданием рвется из него.

Тильда дергается, будто ужаленная осой. Желудок обжигает болью, а мозг — жгучим смятением. «Я люблю тебя», — вновь обрушивается на Тильду… и она понимает, что Алекс обращается к брату. Конечно, к брату, к кому еще?.. И все же — рыдать он должен у нее на груди! Тильда возмущенно смотрит на Джуди, но та почему-то прячет глаза.

— Сто тысяч фунтов — это все, что мне нужно.

И это должно было закрыть тему, но не закрыло. Когда Алекс отхохотался над наглостью и, по правде говоря, откровенной глупостью Морриса — когда Моррис, пристыженный, покинул кабинет со словами «Забудем эти переговоры. Я ошибся. Извини» — когда Алекс остался наедине со своими мыслями, его ухмылка погасла, он достал из ящика стола лист бумаги, ручку и калькулятор.

— Моррис, есть минутка? — Алекс застал брата на кухне за чисткой картофеля для воскресного жаркого.

— Полагаю, ты в курсе, что в моем распоряжении чертова куча минуток. — Моррис не оторвался от своего занятия. — Если б я мог обжарить эти минутки в масле до золотистой корочки, как картошку, и подать на ужин — вот тогда, пожалуй, я был бы самым счастливым человеком на свете.

— Не возражаешь, если я присяду? Надо поговорить.

Моррис пожал плечами:

— Ты у себя дома, можешь сидеть где хочется, говорить когда хочется… Впрочем, если подумать, ты дома у Тильды. У нее и спрашивай разрешения.

Алекс выдвинул стул.

— Я много думал.

— Иногда полезно.

— Обдумывал наши… переговоры тем вечером.

— Какие переговоры? Я с тобой ни о чем не договаривался.

Алекс вздохнул:

— Моррис, ты меня ошарашил. Деньги немаленькие. Чего ты ожидал?

— Ничего. Повторяю — не было никаких переговоров. — Моррис отложил картофелечистку и прижал к губам порезанный палец.

Вторая попытка:

— Видишь ли, в чем дело, Моррис… Меня не вполне устроило твое объяснение краха галереи. Тебе стало скучно, ты утратил интерес — допустим. Но основная причина не в этом.

— Ты только глянь. — Моррис продемонстрировал порез. — Пораниться картофелечисткой — это надо исхитриться.

Алекс и бровью не повел.

— Лично я считаю, что галерея с самого начала была обречена на провал.

Моррис взял очередную картофелину. Нахмурился.

— То есть? Галерея работала много лет — и успешно работала.

— Успех — понятие относительное. Разумеется, галерея работала успешно, если считать успехом не слишком крупные потери. А как насчет доходов? Когда-нибудь она приносила доход? Вряд ли твою галерею можно было назвать коммерческим предприятием.

— В таком ракурсе, пожалуй.

— Ты так вел бизнес, что галерея и не могла стать коммерческим предприятием. — Алекс знал, что добился внимания Морриса.

— А как бы ты развернул галерейный бизнес, Алекс? Что бы ты сделал иначе? — Презрение в голосе Морриса перекликалось с искренним интересом.

— Дай подумать. — Алекс изобразил работу мысли. — Начать с того, что я отказался бы от благотворительности и не выставлял бы ничьи работы даром, не делая исключения ни для друзей, ни для жены.

— Не так уж я много и…

— Далее. Я не выставлял бы работы начинающих авторов. Иными словами, никаких «первых выставок».

— Но в этом же была соль моей галереи! — возмутился Моррис.

— Я бы приглашал исключительно известных мастеров, — гнул свою линию Алекс. — Художников с мировым именем.

Моррис улыбнулся.

— А каким образом я заманю их к себе? Знаменитостей не интересуют галереи вроде моей…

— Именно.

— …а они не интересуют меня. На черта мне корифеи?

— Надо брать выше, смотреть дальше, Моррис. В бизнес нельзя играть, его надо воспринимать серьезно.

— Как ты?

— Откровенно говоря — да. Как я. — Алекс вместе со стулом придвинулся к брату. — Прежде чем начать строительство здания, необходимо подготовить фундамент. В твоем случае — завязать нужные контакты, исследовать рынок, обеспечить рекламу. Договориться с хорошей рекламной компанией. Это крайне важно. Заявить о себе крупным рекламодателям и частным коллекционерам. Когда ты в следующий раз приедешь в Лондон, я представлю тебя нужным людям. Необходимо выяснить, кто выставляется в лондонских галереях, посетить частные выставки и уговорить владельцев выставиться в Ньюкасле. Найти достойное помещение. Бывший загородный склад, которым ты довольствовался, никуда не годится — галерея должна располагаться в приличной части города и в приличном здании. Привлечь на свою сторону прессу. Все это стоит денег, но и окупится…

— Алекс, я в твою схему не вписываюсь. — Моррис потер виски, словно у него от слов брата разболелась голова.

— Придется вписаться. Придется сделать все уже перечисленное и гораздо, гораздо больше. Ты ведь хочешь, чтобы твой план сработал, верно?

— Сто тысяч фунтов. — Моррис принялся чистить последнюю картофелину. — Моя душа стоит больше.

— По моим расчетам тебе понадобится минимум двести тысяч фунтов, — сказал Алекс. — Если, конечно, взяться с умом.

Одолжить двести тысяч фунтов Алексу было не по карману. Собственно, ему и сто тысяч были не по карману, но уж больно счастливый выпал шанс, чтобы его вот так просто упустить, — шанс обрести власть над Моррисом. Алекс пытался убедить себя, что помогает брату из чистейшего альтруизма, прекрасно понимая, что движут им совершенно иные мотивы. «Никак в толк не возьму, — сказал ему Моррис на свадебном приеме, — чего ты добиваешься — себя под меня переделать или меня под себя?» Вопрос занозой засел в мозгу Алекса. Тогда он не знал ответа. Теперь, похоже, нашел. Всю свою жизнь он втайне хотел стать таким, как Моррис. Ребенком мечтал играть в одни игры со старшим братом, войти в мир его фантазий. Повзрослев, завидовал детской непосредственности Морриса, непредсказуемости, верности идеалам.

Что-то изменилось тем вечером, когда Моррис попросил в долг.

Ну и какой из братьев взял верх?

Моррис получит деньги в долг, решил тогда Алекс. Получит — даже если ради этого в долг вынужден будет залезть сам Алекс. Но уж тогда Моррису придется играть по правилам младшего брата. Алекс станет его закулисным, но очень влиятельным партнером.

Странное дело — когда Моррис принял деньги, Алекс был разочарован. В глубине души он до последней минуты боялся, что Моррис швырнет ему чек в лицо. Боялся… и надеялся. Не такой уж он большой, как оказалось, его большой брат. Моррис уменьшился до размеров обычного человека. И продолжал уменьшаться.

Галерея взяла хороший старт, быстро пошла в гору. Первый год принес доход, изумивший даже Алекса. Второй год — еще выше. Успех галереи стремительно рос, а Моррис столь же стремительно уменьшался. Алекс начал потихоньку ненавидеть и то, что сотворил, и то, что по-прежнему находил в этом удовольствие.

О да, он вознес брата на вершину успеха… и вместе с тем погубил. Старший брат усох настолько, что от него остался один костюм, и разглядеть в нем Морриса можно было, лишь вооружившись мощной лупой. Это самоубийство, эта жуткая трагедия, от которой Алекс пытался отгородиться, не желая верить и понимая, что это правда… это самоубийство было рывком Морриса к свободе.

Он рассек путы и уплыл, оставив Алекса в вечной тоске по волшебным пещерам, неведомым краям, невиданным гномам.

— Моррис?

— А?..

Голос… не Морриса. Совершенно чужой голос. Клэрри вглядывалась в темноту, выискивая знакомые черты в фигуре, что шагнула к ней от дерева.

— Моррис? — повторила она, теперь уже едва слышно.

Клэрри попробовала встать. Голова закружилась, мир вокруг погрузился в рой разноцветных мушек — и через миг радужный туман рассеялся.

— Стоуны здесь живут? — спросил человек, останавливаясь перед Клэрри.

Как глупо. Глупо было спутать его с Моррисом, пусть даже на долю секунды.

— Да, — ответила Клэрри.

На руках у незнакомца спал младенец. Очень красивый малыш — белокурый и румяный, как ангел или рекламный ребенок. А Индиго нет… Незнакомец устроил малыша поудобнее. Тот даже не пошевелился.

— Милый малыш, — сказала Клэрри и посмотрела на незнакомца.

Он был гораздо моложе Морриса. Совсем молодой. Белокурый. С голубыми глазами. Заурядное лицо. Наверное, считается красавчиком, решила Клэрри. Похож на Принца из «Золушки». Принц улыбнулся, показав ровные белые зубы.

— Ага, очень милый. — И быстро добавил: — Только он не мой.

— А-а. — Клэрри вздохнула. — Жаль.

— Как сказать. Я еще молод для детей и прочего.

— Да? — рассеянно отозвалась Клэрри. Ее отвлекла другая мысль: — А как ты попал в сад?

— Задняя калитка открыта, — объяснил Принц. — Через нее. Правда, решил, что ошибся адресом. Сзади дома выглядят совершенно по-другому.

— Как и люди, — согласилась Клэрри. — Изнутри тоже. Изнутри они совсем другие, чем снаружи.

Принц засмеялся:

— Дома или люди?

— И те и другие, — рассердилась Клэрри.

Принц оглядел ее с головы до ног:

— Тебе не холодно?

Клэрри пожала плечами.

— У тебя лицо разбито, — сообщил Принц запоздало.

— Знаю.

— Что случилось? Что там происходит? — Он занервничал.

— Чего тебе надо? — вместо ответа спросила Клэрри.

— Кое-кого ищу.

Клэрри вздрогнула — ее начал пробирать холод.

— Слышал мой вой?

— Так это ты? — Принц хмыкнул. — Ничего себе легкие.

— Да, — согласилась довольная Клэрри. — Кого ты ищешь?

— Клайва Стилбурна, — сказал Принц, и его королевская улыбка погасла. — Мне нужно с ним поговорить.

Малыш у него на руках то ли вздохнул, то ли загулил во сне.

— Он там. — Клэрри кивнула на дом. — Все там.

— Боже милосердный. — Гримаса ужаса стремительно сменилась на лице Джуди Маршалл улыбкой изумления.

Застыв по разные стороны кухонного стола, они уставились друг на друга. Джуди справилась с шоком — и теперь в ее улыбке сквозило раздражение.

— Я за огоньком пришла. — Она наклонилась к газовой горелке. — А ты что здесь делаешь?

— Вредная привычка, — сказал он.

— Что именно? Курить вообще или прикуривать от горелки? — Джуди глубоко затянулась. — А это, полагаю, крошка Макс. — Она провела кончиком пальца по персиковой щечке ребенка. — Толстоват слегка, как считаешь?

— Где Клайв? — недовольно спросил Сол.

— Ах, дорогой, я в полном отчаянии. Хочешь сказать, ты не ко мне прискакал? — ехидно спросила Джуди. Она устроилась на табурете, откинувшись к стене и скрестив длинные ноги.

— С какой стати я должен рваться к тебе?

Джуди притворилась оскорбленной.

— Сладкий мой, как ты жесток. Давно ли ты был счастлив скоротать вечерок с тетушкой Джуди?

— Сожалею, но деньги мне теперь не нужны. — Сол тряхнул золотыми кудрями.

— Ну да, — фыркнула Джуди. — Вижу, дядюшка Клайв не скупится.

— Скажем так — мне ничего не нужно. Во всяком случае, от тебя.

Джуди сменила позу, покосилась на дверь.

— Однако ж и момент ты выбрал для визита. Только что здесь была полиция.

— Полиция?

— Именно. Прелестное создание, которое ты наверняка встретил в саду, укокошило своего мужа… Да-да, ты не ослышался. А муж — родной брат Алекса Стоуна. Она, разумеется, заявляет, что он сам себя порешил, но что ей остается?

Сол медленно опустился на стул и переложил ребенка на другую руку.

— Врешь.

— Да на черта мне врать? — Джуди отхлебнула джина с тоником и поставила бокал.

Сол схватил бокал и жадно опрокинул его содержимое в себя.

— Я уезжаю, — пробормотал он.

— Учитывая обстоятельства — самое мудрое решение. — Джуди кивнула. — Что бы там у тебя ни накипело, оно может подождать до более мирных времен. Устроишь сцену сейчас — зря только силы потратишь.

— Я совсем уезжаю.

— Из своей квартиры? Из Лондона?

— Совсем уезжаю. Возвращаюсь в Австралию. С меня хватит.

Джуди повела бровью:

— Попрощаться, значит, пришел?

— Точно.

— И когда же уезжаешь?

— Завтра.

Джуди вгляделась в молодое красивое лицо.

— Поспешные решения, знаешь ли…

— Я уже купил билет. По дешевке. Повезло — кто-то сдал в последнюю минуту. Но я давно об этом думал.

— Бежишь?

Сол улыбнулся:

— Ошибаешься. Сбежал я в Англию. А сейчас возвращаюсь домой.

Джуди задумчиво кивнула, загасив окурок в грязной тарелке.

— Он будет скучать, — сказала она.

— Знаю. Я тоже.

— Ой, ради бога!

— Напрасно смеешься. Я буду скучать, — негромко возразил Сол. — Я люблю его. Тебе этого не понять, верно?

— Что же это, жертва с твоей стороны? Поступаешь как порядочный человек? — поддела Джуди.

— В точку. — Сол встал. — Видишь ли, я еще и этого парнишку полюбил. Он, кстати, не толстый. Он классный.

Парень умудрился пронять даже тетушку Джуди. Она была до того тронута, что несколько секунд спустя, когда в коридор высыпали гости и принялись разбирать пальто (похоже, решение отправляться по домам созрело у всех одновременно), хотела лишь помочь австралийцу.

— Сол! — Изумление Хайди было искренним и беспредельным. — Что случилось? Что-то с Максом?!

Она бросилась к Солу, выхватила малыша из его рук, прижала к себе. Макс, разумеется, немедленно проснулся и заорал благим матом.

Кристина Тэкстон, только что восставшая из пьяного полуобморока не без помощи своего неутомимого супруга, терпеть вой Макса оказалась не в силах.

— Уберите его! — скулила она, уткнувшись носом в лацкан пиджака мужа. — Пусть он перестанет!

— Хайди, милочка. — Собранная, деловая, Джуди снова была на коне. — Давай-ка унесем Макса наверх, сменим подгузник. Ему это необходимо, судя по амбре. Свежий подгузник мы в этом доме не найдем, но как-нибудь вывернемся. Полотенце используем или еще что найдем. — Она подхватила Хайди под локоть и подтолкнула к двери.

— Но я ничего не понимаю! — запротестовала Хайди. — Почему он пришел?

Она оглянулась на Сола. Уронив голову, так что кудрявая челка упала на глаза, тот смотрел в пол.

— Клайв?

Муж тоже выглядел как-то странно: землисто-серый, он едва держался на ногах.

— У мальчика проблемы, — доверительно шепнула Джуди на ухо Хайди. — Мы с ним как раз секретничали, и он излил мне душу. Его девчонка залетела, и он в ужасе. Ему позарез нужны деньги. Вот он и не нашел ничего лучшего, как попросить их у Клайва. Для Сола он как… как старший брат. Пусть поговорят пару минут. Наедине. Ну же, пойдем, дорогая.

Хайди в восторженном изумлении округлила глаза:

— Господи, я представления не имела, Джуди. Конечно, пусть поговорят. А знаешь, Сол правильно сделал, что обратился к Клайву. Клайв его очень любит.

«Не вовремя я родилась, — думала Джуди. — Вот в военное время я бы развернулась. Я стратег и тактик одновременно. Я разрабатываю планы и организую исполнителей. Я умею создавать и умею разрушать. И я всегда попадаю в цель».

— Клайв, столовая пуста, — бросила она через плечо. — Вам с Солом там никто не помешает.

Она не сдержалась и подмигнула Солу. У того был удивленный вид. Джуди обожала удивлять людей.

Роджер по-рыбьи разевал рот, пока Джуди и Хайди с Максом на руках направлялись к лестнице.

— Не сейчас, Роджер, — едва удостоив мужа взглядом, предупредила Джуди.

Роджер смолчал. Но он видел, как она подмигнула Солу. И это ему не понравилось. Очень не понравилось.

Погруженная в мысли, Клэрри сидела на траве под вишней, где ее и нашел озабоченный Пластилин. Клэрри думала о долгом веке деревьев. Сколько они, должно быть, всего видят за свою жизнь. Эта вишня, к примеру, видела Тильду маленькой, наблюдала, как Тильда росла, как сморщивались, будто сливы-падалицы, ее родители, пока не высохли и не исчезли совсем. А что вишня помнит из судьбы дома до родителей Тильды? Дом ведь очень старый — а вдруг в прежние времена здесь жили какие-нибудь вельможи со слугами? Эта самая обычная на вид вишня, возможно, была свидетельницей любовных ссор, тайных свиданий и страшных признаний; под своей корой она, должно быть, хранит секреты всех до единого обитателей этого дома. Если отпилить кусочек и рассмотреть под микроскопом — не обнаружишь ли сплошные тайны?

Любопытная мысль. Клэрри принялась развивать идею. Деревья живые, они способны наблюдать и запоминать то, что видели. Это понятно. Что из этого следует? Быть может, деревянная мебель, сделанная из этих безмолвных наблюдателей, тоже живая? И тоже способна видеть и запоминать? Быть может, тот круглый стол, за которым сегодня собрались гости, в душе своей деревянной стонет под гнетом воспоминаний о бесчисленных званых ужинах и обедах, которые перенес за свою жизнь? Быть может, кровать, на которой Тильда с Алексом занимаются любовью — или не занимаются любовью, — получает от этих сцен удовольствие извращенца, подглядывающего в замочную скважину спальни? Быть может, деревянная вешалка для полотенец в ванной ее дома там, в Ньюкасле, следила, как вместе с кровью из Морриса уходит жизнь?.. Нет, нет, нет. Все неправильно. Мебель не может быть живой. Ее ведь делают из отдельных мертвых частей. Поверить, что мебель способна видеть и помнить, — все равно что поверить, будто отрезанные руки и ноги способны продолжать самостоятельную жизнь.

Глупая мысль. Надо забыть.

— Клэрри, давай я отведу тебя в дом. На траве ты до смерти замерзнешь.

— До смерти, — пробормотала Клэрри, разглядывая ботинки Пластилина. Красивые. Наверное, дорогие. Из итальянской кожи? Интересно, а ботинки живые? Они ведь, если подумать, сделаны из кожи коров, а коровы — живые… Да, но как же тогда быть с обувью из резины и всякой синтетики?

— Ты слышала, что полиция приезжала? — спросил Пластилин.

Клэрри качнула головой.

— Полицейские побывали у вас дома. Они… Они нашли Морриса.

Клэрри вздрогнула. Чужие люди в ее доме? Везде ходят, всюду заглядывают, бутерброды жуют рядом с телом ее мужа. Ему неприятно.

— Не надо мне было приезжать сюда, — сказала она наконец. — Надо было с ним остаться, чтобы он не ждал их там совсем один.

Пластилин с трудом опустился на корточки. Ботинки скрипнули, а сам он скривился от натуги.

— Послушай, детка, теперь это уже неважно. Понимаешь? Не имеет значения. Морриса нет. И… возможно, тебе и следовало позвонить в полицию, но теперь поздно говорить. Теперь все в надежных руках.

Клэрри сощурилась, вглядываясь в его усталое, добродушное лицо. Вообразила руки, гигантские руки. Они тянутся с небес к земле, подхватывают Клэрри, и Пластилина, и всех остальных и несут куда-то, несут.

— В чьих руках? — спросила она.

Пластилин вздохнул и сделал вид, что не услышал.

— Клэрри, постарайся запомнить, что я сейчас скажу. Это важно.

Смешной какой человек, подумала Клэрри. Думает, что его слова важны, а чужие можно пропускать мимо ушей.

Сунув руку за пазуху, Пластилин вытащил маленькую белую карточку и протянул Клэрри. Та взяла послушно, уставилась на золотое кружево буковок, из которых сложилось «Брайан Тэкстон».

— Пожалуйста, спрячь визитку куда-нибудь, где она не потеряется, — сказал он. — И если когда-нибудь попадешь в трудное положение…

— Трудное… — пробормотала Клэрри.

— Да-да. Словом, если возникнут проблемы или тебе будет плохо — пожалуйста, позвони мне. Я вроде как причастен…

Почему? — удивилась про себя Клэрри. Почему этот человек считает себя причастным к ее жизни? Она вот к его жизни нисколько не причастна.

— …и всегда готов прийти на помощь.

Улыбка Пластилина — печальная и бледная — сказала Клэрри, что он и вправду готов прийти на помощь. Почему? — вновь мелькнул в голове вопрос, но с ответом можно не торопиться. Сейчас нужно развеселить Пластилина. Клэрри улыбнулась.

— Завтра тебе придется поехать в Ньюкасл с Алексом и Тильдой. В полиции хотят с тобой поговорить, — продолжал Пластилин, с тревогой ожидая реакции Клэрри. — Это неприятно, ты должна быть готова. Боюсь, это будет очень тяжело для тебя. А ты, детка, не в том состоянии. Да и Алекс… На Алекса вообще надежды мало. Так что если тебе нужна будет там поддержка — позвони, ладно? Позвонишь?

Клэрри кивнула:

— Спасибо.

Пластилин снова улыбнулся, нежно, как ребенку, и легко сжал руку Клэрри.

— Я уезжаю, — сказал он. — Надо отвезти Кристину домой. — Он выпрямился с мучительной гримасой на лице, пожал плечами. — Что ж. До свидания?

— Да.

Клэрри проводила его взглядом и опустила глаза на карточку. Пластилин оказался из любителей изящной каллиграфии, чуждой Клэрри. У нее в глазах зарябило от золотых завитушек на мраморном фоне визитки.

Порыв ветра колыхнул листву вишни, и Клэрри вскинула голову, подставив лицо освежающей прохладе.

Вспорхнув с ее ладони, жесткий квадратик приземлился на соседней клумбе. Клэрри о нем и не вспомнила.

По Маршем-роуд от дома Стоунов двигались три машины. Два черных такси и шикарный спортивный «мерседес» цвета бирюзы. На светофоре одно такси свернуло вправо, другое влево, а «мерседес» покатил прямо.

— Надо было все-таки захватить Сола с собой, — сказала Хайди Стилбурн.

Клайв не ответил. Он вообще был необычно тих. С другой стороны, подумала Хайди, что можно сказать после кошмара этого вечера?

— Надо было настоять, чтобы он поехал с нами, — повторила она. — Сколько парню отшагать придется.

Клайв погладил лоб спящего сына.

— Он хотел пройтись. Ему есть о чем подумать.

— Вы хорошо поговорили? — помолчав, спросила Хайди.

Клайв уколол ее злым взглядом. Хайди пожалела о своем вопросе — Клайв был не в настроении развивать тему.

— Бедный Алекс, — сказал он.

— Ты дал ему денег? — против воли вырвалось у Хайди.

— Алексу?!

— Нет же! Солу.

— Тихо. Макса разбудишь.

— Не говори глупостей, в машине он спит как убитый. Помнишь, когда он только родился, мы среди ночи катались по городу, лишь бы он перестал кричать и уснул?

— Еще бы не помнить, — улыбнулся Клайв. — И почему-то всегда была моя очередь к нему вставать.

Такси с визгом завернуло за угол.

— Жалко мне эту идиотку, — сказала Хайди. — Сначала потеряла ребенка, а следом и мужа. Что с ней дальше будет?

— В психушку упекут.

— Клайв!

— Теперь куда, папаша? — бросил через плечо таксист. — По Грей-стрит или по Уитчем?

— Все равно, — ответил Клайв.

— Алексу придется опознать тело? — Хайди поежилась.

— Или Клэрри.

— Думаю, Алекс захочет сам… Ему даже полезно увидеть тело брата. Мне кажется, горе утихнет. Реальности нужно смотреть в лицо, а не прятаться от нее, верно?

Тормоза вновь лихо взвизгнули.

— Эй, полегче, — одернул шофера Клайв. — Ребенка везешь.

— Извини, папаша.

— Знаешь, я подумал над твоими словами. — Клайв искоса глянул на жену.

— Какими словами?

— Ну… насчет переезда.

— А-а! — Она небрежно махнула рукой. — Забудь. Ерунда все это. Я сама не знала, что говорила.

— А я как раз решил, что ты совершенно права.

Клайв ожил, вдохновленный. Куда только девались злобный настрой и обида. Хайди недоумевала, не в силах расшифровать неожиданную перемену.

— Может быть, нам именно это и нужно — уехать отсюда куда-нибудь очень далеко, где все новое, неизвестное. Сегодняшний вечер показал, в какой гребаной стране мы живем.

— Да, но… — Хайди замолчала. Что происходит? А как же ее бизнес и его работа? Как же дом, друзья? — Куда мы поедем? — наконец спросила она.

Глаза Клайва блестели.

— Я подумал… что скажешь насчет Австралии?

Голова спящей Кристины камнем давила на правое плечо Брайана. Плечо затекло, но Брайана это не раздражало. Кристина, если подумать, всегда была тяжкой ношей. Зато своей. Привычной. Без нее жизнь Брайана стала бы невыносимо легкой.

— Слегка перебрала, приятель? — поинтересовался таксист.

— Не волнуйтесь, ее не стошнит.

— Не-а, я не потому… Просто поболтать. Без обид, приятель. — Таксист, похоже, сам обиделся.

— Ничего, — миролюбиво ответил Брайан.

Водитель был примерно его возраста и комплекции — не из худых. Брайан заметил снимок привлекательной крашеной блондинки и двух мальчишек лет девяти-десяти. Близнецы?

— Это ваша жена с детьми?

— Ага, только фото старое. Шону четырнадцать, а Майку уж шестнадцать стукнет в апреле. Свои-то есть?

Кристина похрапывала у Брайана под ухом. Он шевельнул плечом в надежде, что жена затихнет, но она захрапела еще громче.

— Нет. Жена не может рожать.

— Жалко. — Таксист поймал взгляд Брайана в зеркальце заднего вида.

— Все в порядке. Было время, переживали, а потом смирились. Жизнь продолжается, верно?

— Это точно, приятель. Точнее не скажешь.

— Ужасный был вечер, — пожаловался Брайан. — Рассказал бы — не поверили.

— Так расскажи.

— Пожалуй, лучше не надо.

— Ладно.

— Следующий поворот направо, — сказал Брайан.

Кристина пробормотала что-то невнятное и вздохнула во сне.

— Не представляю, что бы я без тебя делал, — шепнул Брайан, опуская ладонь на щеку жены.

— Прочь с дороги, мудак! — прорычал Роджер Маршалл, яростно, но безрезультатно сигналя двухэтажному автобусу, который неспешно катил впереди «мерседеса».

— Что ты бесишься, радость моя? — спросила Джуди. — Мы ведь никуда не спешим.

— Я спешу, — бросил Роджер, не глядя на жену. — Домой. Спать.

— А какой толк орать на автобус, милый? Дом от этого ближе не станет.

Улучив момент, Роджер обогнал автобус и просвистел перекресток на красный свет.

— Я бы не возражала добраться до дома целой, милый, — проворковала Джуди. Роджер сжал пальцы на руле, но не произнес ни звука. — Она его убила, я точно знаю.

— Знаешь? И откуда ты знаешь? — Роджер проталкивал слова, будто давился ими.

— Это очевидно. Записку помнишь? «Люблю тебя в красном». Чушь собачья! Моррис такого не мог написать. Девчонка сдвинута на красном. Как пить дать зарезала его, чтобы полюбоваться на кровь. Может, даже пару набросков сделала, прежде чем сюда махнуть.

Джуди изучала ногти — не облупился ли лак? — и бросала фразы с таким небрежным хладнокровием, словно вела беседу о стоимости говядины.

— Ну а потом до нее дошло, она и сбежала в панике.

— Придержи язык. И не вздумай болтать с кем попало. — Быстрый взгляд Роджера обжег яростью. — Это не предмет для сплетен.

— Черт побери, если я с собственным мужем не могу поговорить, то с кем тогда? — Джуди хохотнула, но смех прозвучал натужно.

— Даже если дело совсем дрянь, капельку дерьма ты всегда сможешь добавить, верно? — Голос Роджера дрожал, да и сам он заметно дернулся, когда ладонь Джуди легла на его колено. — Ты ведь ни хрена не знаешь о Моррисе. А парень был не в ладу с головой, сколько я его знаю. Он сам убил себя. Давно носил в себе свою смерть.

— Вот так идея, — мурлыкнула Джуди. — По-твоему, самоубийство можно в себе носить, вроде лишней почки или желчного пузыря? — Она прыснула.

— Нашла над чем смеяться. — Роджер вдавил педаль тормоза в пол и чертыхнулся — светофор на очередном перекрестке вспыхнул красным.

— Смеяться можно над чем угодно, — усмехнулась Джуди.

Свет сменился на зеленый, Роджер дал по газам.

— О да, тебе ли не знать. Ты просто умираешь с хохоту. Особенно надо мной.

— Какой ты мужественный, когда злишься, милый.

Вмазать бы по этим искривленным в ухмылке губам — вот что будет мужественно… Роджер подавил порыв.

— Я видел, как ты подмигнула тому сопляку.

— Какому сопляку?

— Сама знаешь. Тому. Ты подмигнула.

— И не думала! — мастерски возмутилась Джуди. — А если бы и подмигнула? В чем преступление?

— Как ты можешь шантажировать друзей? Что ты за человек?

— Милый, ты говоришь ерунду.

— Я все знаю. Клайв разве что прямым текстом не сказал.

Обида Джуди выглядела вполне натурально:

— Выходит, для тебя его слово стоит больше моего? Я жена твоя, Роджер.

— Да. Жена. И да поможет мне Бог…

— Клайв Стилбурн меня не выносит, и тебе это известно. А вот знаешь ли ты, что он пытался затащить меня в постель?

Ей опять это удалось. В который раз. Злость покидала Роджера. Успокаиваясь, он прокручивал в мозгу последнюю реплику Джуди. Так хочется ей верить, но… Роджер сцепил зубы.

— Если не ошибаюсь, ты утверждала, что Клайв — любитель мальчиков?

— И девочек тоже. Клайв у нас сексуальный гигант — по крайней мере, он так утверждает. Ненасытный сексуальный аппетит. — Джуди улыбнулась.

— Ну а сопляк? Австралиец?

— Да ладно тебе, Роджер. Угомонись. Трахать нянек собственных детей — освященная веками традиция.

— А как насчет тебя? Ты тоже следуешь этой священной традиции?

Джуди игриво дернула мужа за ус.

— Хороший вопрос.

Алекс бесцельно слонялся по опустевшим комнатам своего дома. Ха! Его дома? Никогда этот дом не был его, и никогда не станет. Это дом Тильды. Коридор закончился, и Алекс двинулся вверх по лестнице, то и дело прикладываясь к бокалу. Виски, судя по всему, притупляет жалящую боль в душе. Или это защитная реакция и организм сам блокировал потоки боли, что грозили накрыть его с головой? Так или иначе, но сейчас Алекс не чувствовал ничего, кроме ужасающего оцепенения.

Что с собой делать? — вот вопрос. А что положено делать, теряя самых дорогих и близких? Облачиться в черное, запереться в комнате, погасить свет и оплакивать утрату? Деловито погрузиться в неожиданно возникшие проблемы и обдумать все, чем предстоит заняться в ближайшие дни? Позвонить родителям, вырвать их из сна и блаженного неведения?.. Сон… Провалиться в сон было бы лучше всего — но в такие минуты разве уснешь?

На первой лестничной площадке Алекс услышал, как открылась и захлопнулась задняя дверь и босые ноги прошлепали по каменным плитам кухни. Гости все разъехались… Клэрри! Он напрочь забыл о Клэрри. Все это время она была в саду, а теперь вернулась в дом. Его ищет? Нет, только не это. Видеть сейчас Клэрри выше его сил. Она наверняка захочет поговорить, ведь горе у них общее. Да разве он сможет смотреть на ее разбитое, распухшее лицо, слушать бессвязный лепет? Исключено. Шлепанье босых ног приближалось — Клэрри брела по коридору. Через пару секунд дойдет до лестницы, поднимет голову, увидит его у перил и уставится с выжидающим укором. Ангел смерти во плоти.

Нет. Алекс отступил в тень, поставил бокал на ступеньку, покрытую ковром, снял туфли и бесшумно преодолел два оставшихся пролета, касаясь ступеней ногами в такт тикающим напольным часам. Уже взявшись за дверную ручку спальни, он взмолился, чтобы Тильды там не было. Но в любом случае встретиться лицом к лицу с Тильдой легче, чем с Клэрри. Тильда — меньшее из двух зол.

— Что ты делаешь?

Тильда обернулась на его голос, но мгновенно пришла в себя и продолжила складывать вещи в небольшой чемодан.

— Я задал вопрос, Тильда.

— Собираюсь, дорогой. Мы ведь не знаем, надолго ли там задержимся, верно? — Она обошла кровать и захлопнула дверцу шкафа.

— Прекрати.

Тильда достала из выдвижного ящика стопку с бельем, пересчитала трусы, складывая их на кровать. Шелковые, хлопчатобумажные, кружевные. Большей частью белые. Цветное белье Тильда не любила, черное презирала, если только оно не требовалось под черное платье.

— Что? — Она выдвинула ящик с бельем Алекса. Мужские «боксеры» — все белые, все из хлопка, все куплены Тильдой.

— Прекрати складывать вещи. Мне надо подумать.

Алекс устало опустился в древнее зеленое кресло еще Тильдиной матери — когда дом перешел в ее руки, Тильда отказалась расстаться с этой рухлядью.

— Конечно, надо подумать. Поэтому я и собираюсь. Тебе не до сборов, но кто-то из нас должен этим заняться.

Семь пар женских трусов, семь пар мужских. Хватит на неделю. Не могут же их задержать в Ньюкасле дольше недели? Или могут? Сколько длятся все эти процедуры? Впрочем, если не хватит, белье всегда можно купить, урезонила себя Тильда.

— Прекрати! — заорал Алекс.

— Алекс.

Тильду напугала эта вспышка, но она заставила себя успокоиться. Алекс в шоке. Он не отвечает за свои слова.

— Прости, Алекс. Ты не в себе, я понимаю.

— Я в себе. — Алекс вскочил, вцепился в руку Тильды, до боли вонзил ногти ей в ладонь. — Что ты имеешь в виду? Почему я не в себе?! — Он смотрел на нее не мигая. Пальцы сдавливали ладонь Тильды все сильнее. — Я в себе, — повторил он.

— Но… я только хотела сказать…

— Ох, да что с тобой… — Алекс отбросил руку жены и сел на край кровати, спиной к Тильде.

Тильда прятала слезы, копаясь в ящике с носками.

— Я. Не. Хочу, — чеканя каждое слово, проговорил Алекс. — Я не хочу, чтобы ты ехала со мной.

— Что? — Черный носок упал на пол, но Тильда даже не нагнулась.

— Ты слышала.

— Я нашла телефон отеля «Стаффорд» — того, где мы останавливались, — оживленно начала Тильда, — когда Моррис с Клэрри… когда они… поженились.

Тильда замолчала, кусая губы. Алекс остался недвижим. И нем.

— А можно и другую гостиницу выбрать, — рискнула она продолжить. — Поспим немного, если получится, — и поедем, прямо с утра. Доберемся за каких-нибудь несколько часов. В воскресенье утром дороги не очень забиты. И Клэрри с нами, конечно.

В одной машине с Тильдой и Клэрри? Нестерпима даже мысль об этом. Да и до Ньюкасла за несколько часов не доберешься.

— Я не могу говорить об этом.

На большее его не хватило.

— Но, дорогой. Придется и подумать, и поговорить, даже если трудно.

— Ты в своей стихии, да? — Алекс был вне себя. Находиться в четырех стенах с Тильдой оказалось сложнее, чем он думал. И зачем он сбежал от Клэрри?

Тильда великодушно проигнорировала его выкрик.

— Ей все равно придется поехать. Вспомни, что сказала инспектор Дарнли. Кто-то из родственников должен… Кроме того, в полиции захотят поговорить с Клэрри.

— Заткнись, — безжизненно сказал Алекс. — И не приплетай Клэрри. Мне осточертели ваши дурацкие теории. Осточертело шушуканье за моей спиной. Мне все в этом доме осточертели. Включая тебя.

Тильда подняла носок. Рука ее дрожала.

— Итак… ты не хочешь, чтобы я ехала с тобой.

— Мать твою, дошло?!

Алекс хотел сбросить ботинки, вспомнил, что оставил их на лестнице, — и со стоном упал навзничь на кровать, накрыл глаза рукой.

— Не отталкивай меня, Алекс. Я с тобой. Я люблю тебя. — Слова удивили Тильду, сложившись сами собой. Зато такие, как надо.

Она достала из ящика второй носок, очень довольная собой.

Алекс скрипнул зубами.

Не отнимая руки от глаз, он уплыл в воспоминания о том дне, когда Хайди отказалась бросить ради него Клайва. Заново пережил горькуюбеспомощность. Вспомнил, как страдал, лежа на этой самой кровати в такой же позе — ладонью отгородившись от всего мира. Казалось, он превратился в тряпичную куклу — нет, в кучу прелых овощей. Руки — словно пара полусгнивших баклажанов, ни двинуть ими, ни вытереть мокрое лицо. Лежал неподвижно, заливая слезами волосы и подушку, думая о том, как рядом с Хайди на какой-то миг почувствовал себя… человеком, что ли. Достойной счастья личностью. Часы бежали, а он все лежал, вместе с комнатой погружаясь в темноту. Поздно вечером в спальню наконец поднялась Тильда — и завизжала при виде мужа. Решила, если верить ее словам, что он умер. А потом, разумеется, посыпались вопросы, на которые Алекс, разумеется, не ответил.

Дрожь не унималась. Память унесла Алекса еще дальше в прошлое, в тот день, когда он, тринадцатилетний, сидел на краю ванны и, не отводя глаз от своего отражения в зеркале, плашмя прижимал самый острый кухонный нож к запястью левой руки. Сначала совсем легко прижимал, потом чуть сильнее. Хотелось увидеть, как рассечется кожа, как появится кровь. Хлынет потоком или заструится тонкой струйкой? Алекс разжал пальцы правой руки. Запястье осталось нетронутым, нож стукнулся об пол. Алекс так и не достиг цели — понять, что чувствуешь, когда калечишь себя. Замечала ли когда-нибудь мама шрамы на руках старшего сына, когда Моррис надевал футболки с короткими рукавами? Задавался ли отец вопросом, откуда у старшего сына любовь ко всякому тряпью на запястьях?

Похоже, Алекс один видел и знал.

— Я боюсь! — вырвалось у Тильды.

— Чего? — глухо буркнул Алекс из-под руки.

— Ее.

Тильда отложила носок и пристроилась на кровати, опустив ладонь на ступню Алекса. Ступня дернулась. Тильда с обидой глянула на мужа.

— Знаешь ведь — я терпеть не могу, когда трогают ноги, — процедил он.

— Прости.

— Клэрри бояться не надо. — Алекс и сам это понял, лишь когда произнес вслух.

Клэрри вовсе не ангел смерти. Несчастная душа, и только. Женщина, потерявшая все, что ей было дорого. Страшного в ней — разве что следы ярости самого Алекса. Если он и должен кого бояться, так именно себя. Да еще, пожалуй, Джуди Маршалл, эту подлую дрянь, с языка которой сорвалось слово «убийство», — о да, Алекс все слышал!

— Джуди Маршалл — мерзавка, — глухо сказал он. — Она намерена вдолбить свои мерзкие мысли всем вокруг.

— Дорогой, зачем ты так?

— Пожалей Клэрри, если хочется, но не бойся ее. Она ничего страшного не сделала. Дурочка она, больше никто.

— И за это ты ее ударил? За то, что дурочка?

— Заткнись.

— Мы не знаем, что произошло на самом деле, — сказала Тильда, с трудом удерживаясь от желания сбросить руку Алекса и увидеть лицо мужа. — И не узнаем наверняка до окончания расследования.

— Расследования?

Алекс дернулся и сел на кровати.

— Конечно. Без расследования не обойдется.

— Боже. — Алекс рухнул обратно на подушки. — Это же… это частное дело. Клэрри его не убивала. Господи, пресса… шумиха… Господи.

Рука Тильды снова потянулась к его ступне.

— Вместе мы справимся.

— Нет. — Алекс отдернул ногу. — Оставь меня. Не терплю, когда меня трогают за ноги.

— Да ты, похоже, вообще не терпишь меня рядом.

— У меня умер брат.

«Дай ему время, — убеждала себя Тильда. — Не дави». Но ее уже несло:

— Я не о сегодняшнем вечере, Алекс. В последнее время ты вообще не терпишь, когда я к тебе прикасаюсь.

— Ради всего святого, только не сейчас, Тильда. — И Алекс опять отгородился от нее рукой.

Тильда поднялась и прошла в ванную, зло отшвырнув туфли в угол. Лампа над зеркалом залила мертвенным светом ее лицо, обезобразив сеткой морщин и неизвестно откуда взявшимися складками. Даже ее собственное лицо вступило против нее в сговор. Одну за другой вытащив шпильки из прически и оставив их на раковине, Тильда пригляделась к корням, отыскивая седые волосы — будто вшей искала.

— Ты не хочешь, чтобы я к тебе прикасалась. Не хочешь брать меня с собой в Ньюкасл. И как, по-твоему, после этого я вписываюсь в твою жизнь? — Ее голос дрожал.

— Никак.

— Выходит, Клэрри ты берешь, а меня нет? Меня, свою жену? Ну а родители? Кто им сообщит?

— Сообщай, если хочешь.

Налакированные волосы кололи шею, как металлическая стружка. Голова чесалась невыносимо. Тильда провела ногтями по черепу. Стало только хуже, хоть волосы выдирай.

— Не хочу ругаться, Алекс, но это нечестно.

— Честно, нечестно. Что такое честно?

— Господи, почему? Почему ты так со мной? — Тильда выскочила из ванной.

— По-другому не выходит, — ответил Алекс. — Тебе бы хотелось, чтобы я рыдал у тебя на груди, твердил, что люблю тебя и все такое… а я не могу. Больше не могу.

— Ну а мне что теперь делать? — Тильда запрыгнула на кровать, оседлала его ноги и зашипела, не обращая внимания, что брызжет слюной ему в лицо.

— А что хочешь. Мне все равно, — вяло сказал Алекс.

Тильда с трудом перевалилась через мужа, вытянулась рядом, пристроив голову у него на груди. Он не оттолкнул ее и не притянул к себе. Под ухом Тильды мерно билось его сердце, в желудке булькал ужин. Организм гнал кровь, переваривал пищу, жил. С каким удовольствием Тильда влепила бы Алексу пощечину.

— Хочу заняться любовью, — прошептала она. — Хочу, чтобы ты любил меня.

Алекс молчал. В желудке булькнуло чуть громче — и только.

— Хочу, чтобы ты любил меня. — Тильда подкрепила слова ударом кулака по его груди.

— Не могу.

Не могу — эхом отозвалось в мозгу Тильды. Она не только слышала эти слова — она их ощущала.

— То есть — не хочешь. Даже не попытаешься, верно?

— Не хочу.

Тильда плакала, роняя слезы на его рубашку.

— Я скорее умру, — добавил Алекс.

Голова Тильды давила на грудь, напоминая о той тяжести, что наполнила его, когда ему в последний раз удался секс с женой. Как же давно это было. «Удался»? Пожалуй, сильно сказано. На ужине у Стилбурнов они оба слишком много выпили, Тильда, помнится, весь вечер верещала и вообще вела себя как идиотка. Хохотала во все горло над пошлыми шуточками своего соседа, какого-то наглого карлика. Алекс же умирал от вожделения, вдыхая аромат волос Хайди, сидевшей по левую руку от него. Тогда еще, конечно, между ними ничего не было. Что это была за сладкая мука — находиться в паре дюймов от нее, но не сметь прикоснуться. Зато он отважился украдкой коситься в вырез ее блузки, давая волю фантазии.

Тильда продолжала хихикать, даже вернувшись домой. Игриво так, но нисколько не соблазнительно. Увивалась вокруг него, пока он, стащив одежду, искал и не мог найти — слишком надрался — пижаму. Может, она сама и спрятала, пока Алекс был в туалете? В конце концов он забрался в постель, потушил свет и хотел лишь одного — отключиться, но Тильда навалилась на него, извиваясь ящерицей, царапая, покусывая. И Алекс, к своему собственному смятению, возбудился так, что пришлось завершать дело внутри Тильды.

Где он чувствовал себя словно запертым в серванте: сыро, темно, толкаешь дверь, которая не желает открываться, ловишь ртом воздух, которого не хватает… До того гнусно, что Алекс не смог даже вообразить на месте жены Хайди. Так и елозил взад-вперед, будто пилой водил по куску твердой древесины, пока не выжал из себя жалкое подобие оргазма и не отвалился на спину — опустошенный, одинокий.

Воспоминание отозвалось дрожью в теле Алекса.

— Скорее умрешь, чем будешь любить меня?

Тильда, всхлипнув, отпрянула, сползла на пол и скорчилась у стены, поджав колени, уткнувшись лицом в ладони.

— Ты хоть понимаешь, что сказал? Большего оскорбления я от тебя не слышала.

— Да, — скучно согласился Алекс.

— И ты даже не извинишься? Не скажешь, что ляпнул, не подумав? Что во всем виноват этот ужасный вечер, случившееся… Не скажешь, что любишь меня, только не можешь сейчас показать свою любовь из-за… из-за импотенции? Не скажешь?

«Еще чуть-чуть — и примется на коленях умолять… Только этого не хватало», — подумал Алекс.

— Я не стану извиняться. Не скажу, что мне жаль, потому что это не так. Не скажу ничего из того, что тебе хочется услышать, потому что все это неправда. А лгать у меня нет сил.

Рот Тильды превратился в злобную щель, глаза высохли.

— Ах, вот как? Кое-что из моих слов все же правда, не так ли?

Он вздохнул:

— Ты об импотенции?

Тильда стиснула кулаки, не зная, похоже, что с ними делать.

— Алекс. Если ты не хочешь взглянуть в глаза своей проблеме, это не значит, что проблемы не существует.

— Проблемы нет. Я не импотент. Я только с тобой не могу.

Тильда не уловила и намека на злорадство в его голосе, но лучше ей от этого не стало. Скорее, наоборот. К тому же ей очень не нравилось нарастающее в душе чувство, что оба они — и Алекс, и она — теряют над собой контроль. Неужели он действительно произнес то, что произнес? Неужели она по собственной воле затеяла этот разговор?

— Со мной не можешь, — медленно повторила Тильда. — Выходит, я виновата? Я что-то не так сделала?

— Нет, — после паузы ответил Алекс. — Виноват я.

Тильда никогда не испытывала такой беспомощности. Догадка мелькнула внезапно — и догадка эта оказалась не из приятных.

— Ты не можешь со мной. Я не виновата. Виноват ты… У тебя кто-то есть!

Он не ответил. Зачем?

А не догадывалась ли она, не знала ли об измене? Сейчас Тильда поняла, что знала. Не позволяла себе знать — но знала. Догадка хранилась где-то в глубине, как рождественский подарок, ждущий своего дня. И вот он наступил, этот день, и она держит пакет в руках и собирается развернуть, не сомневаясь, что обнаружит внутри — уж очень узнаваемы очертания под оберткой.

— Кто она? — Миллионы раз миллионы обманутых жен с тем же отчаянием произносили эти слова. Тильде казалось, будто она слышит отзвуки их голосов.

— Какая разница.

— Разница есть. Для меня.

— Ты ее не знаешь.

Миллионы раз миллионы мужей-обманщиков точно так же лгали своим женам. Тильде казалось, будто она слышит отзвуки их голосов.

— Давно?

Алекс дернулся на кровати.

— Какая разница. Все кончено. Она замужем, и все кончено. Ты ее не знаешь.

— Я… — Тильда запнулась, прислушиваясь к своим ощущениям. — Я раздавлена.

— Я этого не хотел.

— Но сделал! — Боже, до чего он далек от нее. Тильде хотелось ударить его побольнее, чтобы страдал так, как заставил страдать ее. Если бы только это было в ее власти. — Я тоже тебе изменила.

Детские игры, поняла она, едва произнеся эти слова. Око за око. Зуб за зуб.

— Понравилось? — Глаза Алекса были закрыты, лицо бесстрастно.

Тильда молчала. И это все? Выходит, ему плевать? Они ведь не парочка школьниц, обменивающихся пикантными подробностями первых сексуальных опытов. Они супруги! Муж и жена.

— Я просто… — начала Тильда, облизнув пересохшие губы сухим языком, — хотела убежать от жизни. Я сделала это из-за… пустоты вокруг. Я хотела любить мужа, и чтобы он любил меня. Хотела ребенка, чтобы заботиться о нем и баловать. Я просто… хотела. И сейчас хочу… даже сейчас. А тот… случай? Я придумала себе мечту, как утешение, — и попыталась воплотить ее в жизнь. Да, сначала понравилось. Но потом стало еще хуже.

— Жаль.

Что-то изменилось в голосе мужа. Открыв глаза, Алекс смотрел на жену с… пониманием? Или с жалостью?

— У тебя было так же?

— Нет. Я любил ее. Любил и люблю. Но я ей не нужен.

— Сукин сын!

Тильда заметалась по комнате большой навозной мухой. Раскроить бы ему голову по примеру обезумевших от ярости жен в мелодрамах — сковородкой, кастрюлей, тарелкой — все равно чем, лишь бы с треском, кровью и болью. Именно так положено вести себя в подобные моменты, верно? Но она не станет ничего швырять. Она не из тех, кто портит вещи. Разве что… Она сунула руку в чемодан и вяло запустила трусами в лицо Алекса. До чего нелепый жест… Она застыла, бессильно уронив руки.

Алекс смахнул трусы с лица и встал с кровати.

— Ты куда? — выдохнула Тильда, когда он достал из шкафа пару кроссовок.

— В Ньюкасл. — Алекс нагнулся, чтобы завязать шнурки. Кроссовки выглядели дико в сочетании с вечерним костюмом и галстуком.

— Прямо сейчас?

— Да.

— Но ты не можешь… — Тильда привычно схватилась за горло.

— Извини. — Алекс шагнул из спальни, даже не оглянувшись на жену.

Она сбежала вслед за ним на второй этаж. Она цеплялась за его руку, но он лишь отмахивался, как от комара. Внезапно навалилась слабость, и Тильда, почти упав на перила, в бессилии следила, как он спускается по оставшемуся пролету.

Клэрри сидела на самой нижней ступеньке — банный халат исчез, она уже была в джинсах и свитере. Оглянувшись, криво улыбнулась Алексу разбитыми губами. (Какие у нее распухшие губы, жуть берет.) Поднялась, пропуская Алекса, и двинулась следом к входной двери.

— Ты не можешь вести машину — ты весь вечер пил! — хрипло и тонко прокричала сверху Тильда.

Алекс открыл дверь.

— Вы разобьетесь! — Тильда вонзила ногти в перила. — Или собьете кого-нибудь…

— Ничего, доедем. — Алекс придержал дверь для Клэрри.

— Когда ты вернешься?

Алекс не ответил. Он уже был на крыльце. В проеме двери Тильда увидела небо — розовое от занимающегося восхода.

— Позвонишь, когда доберетесь? Пожалуйста, Алекс!

Он все же оглянулся, пусть и на мгновение. Тильда не смогла прочесть, что написано у него на лице. Хотя, если подумать, она никогда не умела читать по его лицу.

Алекс молча кивнул и закрыл дверь.

Какой большой дом. Никогда прежде Тильда не замечала, до чего он большой, пропуская мимо ушей восторги гостей — «огромный», «громадный», — впервые увидевших ее жилье. Тильда опустилась на ступеньку и прислушалась. Тишина. Абсолютная. Словно не было никакого званого ужина, а маленькой Тильде, которой давно положено спать в своей постели, просто стало страшно одной в комнате, и она выскользнула на лестницу, чтобы поймать голоса родителей из гостиной. Минуты текли, и тишина постепенно наполнялась звуками: тикали часы на лестничной площадке, позвякивали подвески люстры, шумел бойлер, нагревая к утру воду, булькали батареи. Вот птица чирикнула, мотор на улице чихнул. Где-то скрипнула половица. Но громче всего — ее собственное дыхание. Такие обыденные, такие нормальные звуки. Как они смеют — после всего, что случилось?

Тильда поднялась и медленно двинулась вверх по лестнице. Был бы у нее ребенок — подошла бы сейчас к детской, заглянула в щелочку. Очень осторожно, чтобы не разбудить. С какой любовью смотрела бы она на спящего малыша. Клэрри была матерью. Недолго, но ведь была. Дала жизнь ребенку, держала его на руках, глядела на него, спящего, в щелочку. Зависть была непрошена, но сильна. Даже если Клэрри потеряла ребенка, она все же была матерью. И воспоминаний у нее не отнять.

Позвонить Джуди? Или еще слишком рано?

— Прости, что ударил. — Алекс открыл для Клэрри дверцу.

Не ответив, она послушно забралась на пассажирское место.

— Я сказал — прости, что ударил. — Алекс сел за руль, потер замерзшие руки.

— Ничего. — Клэрри наконец сообразила, что от нее требуется.

— Радио включить? — спросил Алекс, поворачивая ключ зажигания.

— Нет, спасибо.

— М-м-м…

Он сам хотел послушать — догадалась Клэрри и исправилась:

— Включи, пусть играет.

С мимолетной улыбкой Алекс настроился на Радио-4.

— Куда мы едем? — спросила Клэрри.

Алекс бросил на нее странный взгляд.

— В Ньюкасл, конечно. — Вывернув шею и глядя в заднее стекло, он подал машину назад.

— К Моррису? — уточнила Клэрри.

Он вздрогнул.

— Пожалуй. В некотором роде.

— Это хорошо.

На главной дороге им посигналила идущая сзади машина. Алекс поспешно включил фары — забыл! — и зевнул, потирая глаза.

— Знаешь что, — предложил он, — как только выедем из Лондона, остановимся у кафе. Позавтракаем. Хорошо?

— Да, — машинально согласилась Клэрри.

— Я бы сейчас многое отдал за чашку крепкого кофе.

— Да, — повторила Клэрри.

Он вновь глянул на нее, озадаченный.

— Ты как?

— Нормально. — Клэрри сплетала пальцы, стискивала их что было сил, разнимала ладони и вновь сплетала пальцы… — Я правильно сделала? Правильно? Что сюда приехала?

— Да, — ответил Алекс. — Ты все сделала правильно.

В конце Маршем-роуд они свернули налево. Дорога была не слишком забита.

Клэрри сощурилась — и Алекс превратился в бутылку синего стекла. Клэрри предпочла бы красную…

Примечания

1

Лорд Китченер, британский полевой командир, маршал, завоеватель Судана, главнокомандующий времен войны в Южной Африке и военный министр Великобритании в начале Первой мировой войны. Организовав беспрецедентный для этой страны набор в армию, он стал национальным символом воли к победе. — Здесь и далее примеч. перев.

(обратно)

2

Демоническая злодейка из фильма «Сто один далматинец», охотившаяся за щенками-далматинцами ради пополнения своего мехового гардероба.

(обратно)

3

Кеннет Брэнна — известный британский актер и режиссер.

(обратно)

4

Разновидность подкопченного овечьего сыра.

(обратно)

5

Густой итальянский соус на основе томатной пасты.

(обратно)

Оглавление

Прибытие

Закуски

Главное блюдо

Десерт

Кофе

Отъезд

*** Примечания ***