Глаз добрый [Николай Константинович Рерих] (fb2) читать постранично

Н. К. Рерих Глаз добрый

Глаз добрый и провидческий

1

Судьба этой книги драматична и, пожалуй, типична. Она разделила участь многих выдающихся дореволюционных изданий, поскольку была выключена из круга нашего чтения на долгие времена. На ее обложке значится: Рерих. Собрание сочинений. Книга первая. Изд-во И. Д. Сытина. Москва. 1914. Однако собранию сочинений (оно планировалось в трех томах) не суждено было осуществиться: помешала начавшаяся мировая воина. А первый том как бы ушел в подполье, став достоянием редких библиофилов.

В послесталинский период началось постепенное, на первых порах достаточно робкое, возвращение Рериха и его трудов на Родину. Отдельные произведения из несостоявшегося собрания сочинений Рериха публиковались в журнальной периодике, включались в те или иные издания Рериха. Но вот в полном виде, в том, как ее задумал и выпустил в свет автор, книга появляется впервые.

Здесь все оставлено без изменений, исключая изменившуюся после семнадцатого года орфографию. Единственное, что мы позволили: дать название тому Рериха, волею судеб превратившемуся в отдельное издание. Мы вынесли в заголовок название его статьи: "Глаз добрый". Сделано это не случайно. В статье сформулировано нравственно-эстетическое кредо художника. Своего рода девизом стали для Рериха слова Станиславского, обращенные к ученикам, — он их приводит в статье — "Умейте в каждой вещи найти не худшее, но лучшее". Впоследствии эта мысль, усиленная многовековой мощью восточной мудрости, зазвучит в первой книге Учения Живой Этики, согласно принципам которого Рерих и его семья будут строить свою жизнь: "Надо в удвоенное стекло смотреть на все доброе и в десять раз уменьшать явления несовершенства, иначе останемся прежними".

2

Разумеется, в нашем сознании Рерих ассоциируется прежде всего с его живописным творчеством, а уж потом — с литературным. Но надобно сказать, что работа над словом у Рериха шла параллельно работе с кистью, а иногда и опережала ее. Любопытно, что Рерих-писатель заявил о себе раньше, чем Рерих-живописец. Очерк "Сарычи и вороны" был опубликован, когда его автору исполнилось пятнадцать лет. А через год читатель имел возможность познакомиться с другим произведением будущего художника — "Дневники охотника".

Начинал Рерих, как и многие, со стихов. Конечно, они несамостоятельны. Баллады "Ушкуйник", "Ронсевальское сражение" написаны под влиянием Алексея Константиновича Толстого, поэта, полюбившегося художнику на всю жизнь. Эти ранние литературные опыты знаменательны тем, что в них явственно обозначился интерес к истории, к фольклору. Богатство устных народных сказаний, осмысленное и преобразованное творческим воображением художника и писателя, становится неотъемлемой частью его духовного мира.

Первый том собрания сочинений Рериха, как никакое другое его издание, отличается исключительным жанровым разнообразием. Авторская мысль движется по многим направлениям, стараясь воплотить себя все в новых и новых формах. Здесь и стихи, и темы, сюжеты которых восходят не только к отечественному фольклору ("Лют — великан"), но и монгольским источникам ("Вождь") и к восточным преданиям ("Заклятие"). Кстати, цикл стихов "Заклятие" войдет впоследствии в единственный прижизненный поэтический сборник Рериха; им откроется его книга стихов "Цветы Мории". Здесь и новеллы, свидетельствующие о добротном профессиональном знании исторического материала ("Иконный терем", "Старинный совет"). Здесь и биографические очерки ("Дедушка"), и воспоминания о художниках, близких по духу и творческим устремлениям ("Врубель", "Куинджи", "Серов"). Щедро представлена эссеистика (уже упоминавшаяся статья "Глаз добрый", "Обеднели мы", "К природе" и др.). Значительное место занимают путевые очерки, ставящие целью проникнуть в одухотворенную красоту нашего исторического прошлого ("По пути из варяг в греки", "По старине"). И, наконец, сказки. Чувствуется, что это любимый жанр Рериха. В книге они составляют целый раздел.

Следует отметить, что даже в ранних произведениях Рериха, которые он счел возможным включить в свой первый том, начисто отсутствует дух подражания и робкого ученичества. Рерих не просто осваивает тот или иной жанр, а пытается в соответствии со своими внутренними, задачами реформировать его. Обращаясь к традиционной форме сказки, он не только счастливо избегает соблазна стилизации (подстерегающего начинающих авторов), но и идет путем непроторенным и нетрадиционным. Динамизм его повествования держится не сюжетом — сюжет у Рериха прост и безыскусен, — а внутренним переживанием, мыслью, которая неотступно владеет героями рассказа. Сказка Рериха приближена к нравственно-философской притче, но она лишена категоричности поучения, столь свойственной притче. Назидательные ноты смягчены лиризмом повествования, поэтической недосказанностью.

Мысль не скользит по поверхности, она устремляется