Мистер Черчъярд и тролль [Гай Давенпорт] (fb2) читать постранично

Гай Давенпорт Мистер Черчъярд и тролль

Когда шахматная доска в кофейне казалась праздной уловкой, чтобы скоротать часы, когда выдыхалось очарование крепостных парапетов вокруг Кастелета, с их боярышником и зеленоногими шотландскими куропатками, вдоль которых караулом вышагивали гвардейцы, когда слова артачились и не хотели ложиться на бумагу, книги отдавали затхлостью, а сплетенный воедино поток мысли завязывался узлами, мистер Чёрчъярд^[1], философ, брал коляску и ехал в Лес Троллей на долгую созерцательную прогулку.

Мужлан на козлах обычно лущил горох, извлекая стручки из шляпы.

― В Лес Троллей, говорил мистер Чёрчъярд, натягивая потуже перчатки.

Небо над ним было балтийским с северогерманскими тучами.

Копенгаген громыхал перекатами бочек, визжал колесами тележек, ухал пакетботами: лютеранские духовые оркестры, лоточники с рыбой, лязг колоколов.

А бесстыжие пострелята орали ему вслед: Либо! Или! ― и сестры грозили им пальцем: Смотри, повернется и цапнет!

Если день бывал удачным, в лесу его ждал тролль. Мистер Чёрчъярд знал, что тролль этот, странно-прекрасный, словно какой-нибудь гриб, ― целиком и полностью плод его рассудка, рожденный перенапряжением, несварением или избытком желчи, возможно даже ― первородным грехом, но все равно это был тролль.

У Сократа, этого честного человека, был свой дэймон, почему ж у мистера Чёрчъярда не может оказаться своего тролля? Он выглядывал из листвы над головой философа. Прическа у него была датской: словно пух чертополоха, аккуратная и ровная, под горшок. Когда его звали, он не приходил. Нужно было сидеть на бревне и ждать.

Лес состоял из горного ясеня и бука, которыми густо заросли все прогалины между россыпями валунов, серебристых от лишайников и зеленых от мха. Под ногами глубоко и пружинисто залегали вековые отложения перегнившей листвы, сквозь которые иногда, от самой зари времени, пробивался дикий цветочек, весь скрученный и обесцвеченный. Мы желанны в лугах, где нам разостлан ковер, где можно щипать травку, если мы ― коровы или полевые мыши, а желтые и голубые цвета ― краски греческих поэтов и итальянских художников.

Однако, здесь, в лесу мы ― чужаки. На другой стороне пролива, в Швеции есть боры с высокими деревьями, на которых растут шишки, с волками. У природы свои порядки. Лес так же отличается от бора, как луг от болота. Тут живут совы и тролли. И еще философы.

В роще Платона с утра слышен лязг садовых ножниц и скрежет граблей по гравию. Эпикур говорил о необходимости и судьбе, наблюдая, как утрамбовывают его лужайку. Аристотель и Теофраст под зонтиками от солнца собирали цветочки в митиленских лугах. А еще был швед Линней, как он себя называл, ― тот изучал природу в голландских садиках, и на него зевали жирные английские коты.

Тролль где-то здесь ― вон листья шевелятся.

Если б тут был Николай Грюндтвиг или брат мистера Чёрчъярда Питер, епископ, они бы пригласили тролля сплясать с ними веселый народный танец.

Это что там в папоротниках ― нога с хитроумными пальцами? Где один тролль, там и два. У него должна быть жена. Иного природа не потерпит. Причем, молодая. Чего ради нужно сомневаться в троллях, если даже бог все это время прячется?

Когда Амос беседовал с богом ― уж не с самим собой ли он говорил? Ибо бог скрывается в свете у всех на виду, и узреть мы его не можем.

Скрюченные пальчики среди листьев бука. Судьба должна опасть спелым яблоком. Ему не особенно хотелось увидеть тролля. Не стремился он в отчаянии и бога увидеть ― если б даже мог. Тролля он видел теперь уже дважды. Его неповторимость ― вот что важно. А дальше этого мыслить он уже не мог. Существовало чистое добро бога, вообразимее некуда, и чистая чувственность Дона Джованни, вообразимая при споспешестве плоти, и существовал чистый рассудок Сократа, который вообразить было легко, поскольку разум, этот тролльский ганглий, как и мятежные яички Дона Джованни, ― дар бога.

Мозг Гегеля в банке с формальдегидом на луне.

Тролль ― еще одна чистота, уж это, по крайней мере, ― ясно, но чистота чего? Ваш кучер, мистер Чёрчъярд, сидит вон там, за рощицей, ковыряет в носу и ждет вас.

Тролль говорил, что его зовут Зацеп. Принадлежит ли он к порядку, высшему по отношению к грибам (один из которых он сейчас жует, насколько ему видно), так же, как ангелы принадлежат к порядку, низшему по отношению к богу? Он видел это не так, как, бывает, в рисунке двух деревьев находят Наполеона: фигура его очерчена ветвями, ― а, скорее, образ проступал сквозь ткань зрения: глаза из ягод и листвы, пальцы на ногах из орешков, ноги из побегов. Вместо мужского достоинства ― желудь.

― Есть расщелины, сказал мистер Чёрчъярд, снимая цилиндр и ставя его на бревно, сквозь которые проваливаются вещи. В одном из поддельных евангелий, к примеру, Иисус выбирает из всех рыбаков, тянущих сети, Симона. Причем, с Иисусом ― его собака. Или просто собака.

― Да, Господь, отвечает